автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: "Алкогольный вопрос" в сибирской деревне 1920-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Алкогольный вопрос" в сибирской деревне 1920-х гг."

На правах рукописи

Кузнецов Александр Иванович

«АЛКОГОЛЬНЫЙ ВОПРОС» В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ 1920-Х ГГ.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Новосибирск - 2005

Работа выполнена на кафедре отечественной истории Новосибирского государственного университета

Научный руководитель -

Официальные оппоненты -

доктор исторических наук, профессор

Куксанова Наталья Васильевна

доктор исторических наук, профессор

Демидов Валерий Викторович

кандидат исторических наук, доцент

Угроватов Алексей Петрович

Ведущая организация - Институт истории Объединенно-

го института истории, филологии и философии Сибирского отделения Российской Академии Наук (г. Новосибирск)

Защита состоится 21 декабря 2005 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета К 212.174.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук в Новосибирском государственном университете по адресу: 630090, Новосибирск - 90, ул. Пирогова, 2.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Новосибирского государственного университета.

Автореферат разослан « ' 1 » ноября 2005 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета ____1___

кандидат исторических наук, доцен^--"" X А. Г. Борзенков

2006 - » гзб/9

1114957

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы. Проблема неумеренного употребления алкоголя на протяжении значительной части российской истории носила весьма острый характер. Для многих наших соотечественников известная летописная формула «веселие Руси есть питие» имела роковое значение в соответствии с названием известного рассказа Л.Н. Толстого «От ней все качества».

В силу целого ряда обстоятельств: специфики отечественного менталитета, уровня культуры и материального благосостояния, особенностей природно-климатических условий - негативное воздействие данного социального феномена на развитие общества проявлялось в отличие от многих других стран особенно ощутимо.

Научная и практическая значимость исследования в немалой степени определяется связью его тематики с современными социальными проблемами. В настоящее время алкоголизация населения России приобрела масштабы социального бедствия. Алкоголизм наряду с наркоманией является важнейшим фактором физической и нравственной деградации нашего народа и угрозой национальной безопасности страны. Осмысление причин и поиск путей преодоления сложившейся ситуации актуализирует изучение ее генезиса.

Следует также отметить, что в XX в. проблема алкоголизма приобрела значительную остроту не только в России. На протяжении прошедшего столетия правительства многих стран не раз пытались снизить или вообще устранить разрушительные последствия чрезмерной алкоголизации посредством разного рода запретительных мер. Однако такого рода действия, как правило, не давали ожидаемого эффекта. Напротив, возникало множество непрогнозируемых социальных и экономических проблем, стихийное разрешение которых оборачивалось значительными издержками. В этом компаративистском контексте рассматриваемая тема приобретает дополнительную актуальность.

Собственно научно-историческая значимость исследования определяется его местом в анализе ряда проблем, имеющих приоритетное значение для понимания специфики отечественной истории. Одним из первостепенных по своей значимости объектов изучения выступает социокультурный облик советского «доколхозного» крестьянства, а также его взаимоотношения с государственной властью.

Историю России послереволюционного десятилетия правомерно рассматривать как результат взаимодействия верхов и низов, государства и общества, элитарной и массовой культур; и именно культура «безмолвствующего большинства», прежде всего наиболее многочисленной группы населения - крестьянства, выступала важным фактором трансформации российскою социу-

ма.

Обращение к периоду 1920-х гг. позволит рельефно выявить взаимосвязь алкогольной ситуации с процессами радикальных общественных преобразований, ломки традиционных институтов, дезорганизации сложившихся социальных отношений и другими специфическими феноменами, характерными для транзитивных социально-экономических систем.

Историография темы. История изучения алкогольной проблематики 1920-х гг. (как на общероссийским материалах, так и применительно к сибирской деревне) включает в себя три относительно самостоятельных периода: 1) 1920-е гг.; 2) 1930-80-е гг.; 3) современный этап (с начала 1990-х гг.).

В 1920-е гг. данная тематика подверглась обстоятельному изучению. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что в тот период развернулись интенсивные исследования негативных явлений в жизни послереволюционного российского общества, в том числе пьянства и алкоголизма. Одна из существенных особенностей литературы данного периода состоит в том, что она создавалась практическими работниками «по горячим следам» событий. Поэтому работы тех лет имеют одновременно и историографическое, и источниковедческое значение.

Из числа авторов, рассматривавших общероссийскую алкогольную ситуацию, выделяются деятели антиалкогольного движения того периода (Э. Дейчман, Ю. Ларин, Ф.Я. Несмелое, И. Страшун, Н.П. Тяпугин, Г. Фурман), правоведы (М.Н. Гернет, A.A. Герцензон, Д. Шепилов), представители медицины (В.М. Бехтерев, А.М. Коровин), статистики (Д.Н. Воронов, Д.П. Родин).

На материалах Сибири алкогольная ситуация в деревне и соответствующая государственная политика также получили определенное освещение. В частности, в публикациях статистиков А. Локтина, В. Пушкарева и А. Черкунова были обобщены результаты проводившихся в те годы анкетных обследований распространения спиртных налитков в сибирской деревне1.

В работах юриста Г.Ю. Маннса (профессора Иркутского университета) - статье «Алкоголизм» в «Сибирской советской энциклопедии»2 и главе

1 Локтин А. Распространение спиртных напитков в сибирской деревне // Статистика Сибири. Новосибирск, 1930. Вып.1; Пушкарев В. Самогонка в Алтайской губернии // Бюллетень Алтайского губстатбюро. 1923. №16; Черкунов А. Самогоноварение в Иркутской губернии (по данным анкетного обследования губстатбюро летом 1924 г.) // Справочник по Иркутской губернии. Иркутск, 1925.

2 Манне Г.Ю. Алкоголизм // Сибирская советская энциклопедия. Т.1. Новосибирск, 1929.

«Алкоголизм и борьба с ним» в неопубликованном труде «Борьба с социальными аномалиями и ее очередные задачи в Сибири» (эта рукопись была подготовлена в середине 1920-х гг. в связи с работой над «Генеральным планом по искоренению социальных аномалий в сибирском обществе на 1926-1941 гг.»)3 обосновывалась взаимосвязь динамики преступности с алкоголизацией населения, а также приводились количественные данные о потреблении водки сельским населением.

Значительный интерес представляют работы профессора Томского технологического института С.Ф. Лебедева, особенно его неопубликованный труд «Потребление алкогольных напитков, их запрет и тайное винокурение в Сибири» (1923 г.)4 и статья «Тайное винокурение в Сибири» (1927 г.), представляющая сокращенный вариант названой рукописи5. Основной предмет этих работ - самогоноварение, его производственные и экономические аспекты, воздействие на алкоголизацию крестьянства.

Определенным итогом первого этапа изучения проблемы на региональном материале стала брошюра литератора Г.А. Вяткина, где получили освещение антиалкогольные инициативы крестьян, были высказаны некоторые суждения о тенденциях алкогольного потребления в первые послереволюционные годы6.

В качестве второго этапа развития историографии рассматриваемой темы правомерно выделить 1930-80-е гг. Безусловно, на разных этапах этого периода глубина и направленность изучения алкогольной проблематики существенно различалась. Несмотря на это, рассмотрение названного временного отрезка в качестве самостоятельного периода историографии оправдывается следующими принципиальными соображениями.

Развитие отечественной гуманитаристики в этот период жестко детерминировалось общественно-политической ситуацией в стране. Коммунистическая партия поставила перед общественными науками задачу показать успехи в строительстве нового общества, в связи с чем негативные моменты советской действительности замалчивались. Это предопределило своего рода «табу» на изучение «алкогольной» тематики.

Основной сдвиг в изучении представителями общественных наук алкогольной ситуации 1920-х гг. пришелся на 1980-е гг., когда соответствующая проблематика стала находить отражение в работах публицистов (прежде всего - деятелей трезвеннического движения), медиков, социологов, юристов, экономистов. В значительной мере это было обусловлено злобо-

3 ГАНО, ф. Р-1180, on. 1, д. 709, л. 62-74.

4 Там же, ф. Р-1, оп. 2, д. 114, л. 5-22.

3 Лебедев С. Тайное винокурение в Сибири // Пищевая промышленность. 1927. №7.

6 Вяткин Г. Победа Над водкой. Новосибирск, 1931.

дневностью алкогольной тематики на тот момент.

Изменение общественно-политической ситуации в СССР во второй половине 1980-х гг. дало возможность и представителям исторической науки обратиться к противоречивым моментам советской истории.

Новым явлением стало проведение в 1987 г. в Ленинграде форума историков «Народная борьба за трезвость в русской истории», по материалам которого вышел одноименный сборник статей (в нем, в частности, статьи Н.Б. Лебиной и С.В. Ярова затрагивали алкогольную проблематику 1920-х гг.)7.

Впервые появляются посвященные алкогольной проблематике 1920-х гг. публикации историков в центральных исторических журналах -речь идет о статьях Г.А. Бордюгова и Т.П. Коржихиной*. Названные авторы рассмотрели эволюцию государственной алкогольной политики 1920-х гг., охарактеризовали ее нормативно-правовую базу, затронули негативные последствия возобновления продажи водки в 1925 г., констатировали широкое распространение самогоноварения.

В целом же в историографии рассматриваемого периода пьянство в российской и сибирской деревне 1920-х гг. рассматривалось преимущественно как «пережиток капитализма», его широкое распространение объясняли культурной отсталостью крестьян и происками «классовых врагов». Самогоноварение же трактовалось преимущественно как результат действий недовольных советской властью «кулаков». Согласно этой концепции, правоохранительные и партийные органы, при поддержке сельского актива вели в тот период успешную борьбу с пьянством.

Определенным рубежом в изучении алкогольной ситуации в деревне 1920-х гг. можно считать появление статьи М.В. Попова9. Большая ее часть посвящена борьбе с пьянством в уральской деревне 1926-1937 гг. Однако ряд выводов названного автора имеют более широкое значение - в частности, о том, что потребление алкогольных напитков в советской «до-колхозной» деревне было ниже, чем в довоенный период; об отсутствии

7 Народная борьба за трезвость в русской истории. Матер, сем., проведенного обществами борьбы за трезвость БАН СССР, ЛГУ, ЛОИИ АН СССР 18 декабря 1987 г. Л., 1989.

8 Бордюгов Г.А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, бродяжничеством в 20-30-е годы) // История СССР. 1989. №1; Коржихина Т.П. Борьба с алкоголизмом в 20-х - начале 30-х годов // Вопросы истории. 1985. №9.

9 Попов М.В. Борьба против пьянства и алкоголизма в уральской деревне // Деятельность партийных организаций Урала по коммунистическому воспитанию трудящихся: Сб. науч. тр. Свердловск, 1989.

массового пьянства в период полевых работ.

В качестве третьего этапа развития историографии выделяется период с начала 1990-х гг. по настоящее время. Радикальные перемены в общественно-политической жизни страны способствовали тому, что возникли принципиально новые возможности и для исторического изучения алкогольной проблематики. Прежде всего, следует отметить появление обобщающих работ на эту тему - исследований Н.Б. Лебиной, A.B. Николаева, С.Е. Панина, И.Р. Такалы .

Такие авторы, как И. Берлинских, В.П. Булдаков, C.B. Журавлев, A.B. Квашонкин, А.Я. Лившин, И.В. Нарский, Т.В. Привалова, А.Ю. Рожков, А.К. Соколов, И.Р. Такала, Н.М. Тихомирова в качестве отдельных сюжетов в рамках более широкой проблематики; К.Б. Литвак, С.А. Павлюченков и В.П. Попов в специальных статьях11 обратились к разработке комплекса не изучавшихся или не получивших должного освещения в более ранней историографии проблем, связанных с алкогольной тематикой применительно к советской «доколхозной» деревне на общероссийском и региональном уровне.

В числе этих проблем следует особо выделить следующие сюжеты: пьянство как феномен сельской повседневности, обусловленный особенностями крестьянского образа жизни; алкоголизация как фактор и последствие процессов социальной дезорганизации в деревне; место алкогольного потребления в повседневных практиках представителей низовой администрации и сельского актива; половозрастные особенности потребления алкоголя. Анализ названных проблем позволил исследователям сделать

10 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-30-е гг. М., 1994; Николаев A.B. Борьба с пьянством и алкоголизмом в 1894-1932 гг.: опыт отечественной истории. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Самара, 2002; Панин С.Е. Повседневная жизнь советских

* городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920-е гг.

(на материалах Пензенской губернии). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Пенза, 2002; Он же. «Пьяная» преступность в России в 1920-е годы // Со-► циологический журнал. 2002. №4; Такала И. «Веселие Руси»: история ал-

когольной проблемы в России. СПб, 2002.

11 Литвак К.Б. Самогоноварение и потребление алкоголя в российской деревне 20-х гг. // Отечественная история. 1992. №4; Павлюченков С.А. Веселие Руси: революция и самогон // Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997; Он же. Ильич в запое. О производстве и потреблении самогона в послереволюционные годы // Родина. 1997. №11; Попов М.В. Пьянство и алкоголизм среди крестьянства Урала в 192030-е годы // Уральское село в XX веке: Сборник статей и информационных материалов к «Летописи уральских деревень». Екатеринбург, 1994.

ряд новаторских выводов о специфике алкогольной ситуации в деревне 1920-х гг.

Так, В.П. Попов и К.Б. Литвак пришли к выводу, что уровень потребления алкоголя сельским населением в рассматриваемый период не превысил соответствующий дореволюционный показатель. В.П. Попов, К.Б. Литвак и В. Берлинских обосновали тезис о сохранении традиционной обрядовой мотивации и спорадичности пьянства в деревне тех лет.

В.П. Булдаков, ИВ. Нарский, С.А. Павлюченков высказали точку зрения о том, что всплеск пьянства в деревне в начале 1920-х гг. являлся компенсаторным явлением, в значительной мере обусловленным последствиями социальных катаклизмов первых послереволюционных лет, при этом потребление спиртного с весны 1923 г. упало, а затем стабилизировалось.

Значительное освещение получил феномен сельского самогоноварения, в частности, социально-экономические и медико-социальные аспекты этого явления, а также его воздействие на алкоголизацию крестьянства. Наиболее обстоятельный анализ тема самогоноварения получила в упомянутой статье К.Б. Литвака, которую следует считать образцовой по глубине анализа и критическому подходу к источникам. Основной вывод названного автора состоит в отсутствии жесткой корреляции динамики самогоноварения и «ножниц цен».

В последние полтора десятилетия определенный прогресс отмечается и в изучении алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг., однако, по большей части, в рамках изучения более широкой проблематики. Прежде всего, феномены пьянства и самогоноварения затрагивались в плане их воздействия на общественно-политическую жизнь деревни (A.B. Гайдамакин, И.И. Иконникова, В.А. Ильиных, Г.А. Ноздрин, А.П. Угроватов) и на процессы социальной дезорганизации (В.И. Исаев, Г.Х. Валиев, А.П. Угроватов); в контексте изучения культурно-бытового развития, образа жизни и нравов крестьянства (A.C. Жулаева), его социально-психологического облика (И.С. Кузнецов). Названные авторы в той или иной степени касались проблем, перечисленных нами выше применительно к российской деревне в целом.

Государственные мероприятия, направленные на противодействие самогоноварению и пьянству в сибирской деревне нашли отражение в работах, посвященных функционированию правоохранительной сферы (О.Г. Климова, H.A. Харлов, А.Б. Таранин).

В числе новейших исследований, непосредственно посвященных алкогольной ситуации и государственной алкогольной политике в Сибири 1920-х гг., выделяется брошюра Г.Х. Валиева'2, текст которой практически

12 Валиев Г.Х. Борьба правоохранительных органов Сибири с самого-

без изменений вошел в кандидатскую диссертацию названного автора в качестве параграфа «Незаконное производство алкоголя и массовое пьянство» 13.

Работы Г.Х. Валиева вводят в научный оборот некоторые новые источники по теме. Указанный исследователь приходит к обснованному выводу о взаимосвязи роста потребления алкоголя сельским населением Сибири в 1920-е гг. с сохранением традиционных алкогольных обычаев.

Однако для работ Г.Х. Валиева характерны и существенные недостатки, - прежде всего узкая источниковая база и отсутствие критического подхода к источникам. Особенно спорным является его тезис о порядковом увеличении потребления алкоголя в Сибири 1920-х гг. по сравнению с дореволюционным периодом, который не получил у названного автора убедительного фактического обоснования.

В конечном итоге мы считаем правомерным дать следующую итоговую характеристику состояния изученности темы. Безусловно, в настоящее время достигнуты определенные результаты в ее исследовании. Это выражается, прежде всего, в постановке ряда значимых проблем и во введении в научный оборот некоторого круга источников.

В то же время, отсутствуют обобщающие работы, специально посвященные алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг.; большинство авторов рассматривают лишь отдельные аспекты данной проблематики, причем, как правило, в рамках изучения более общих тем. При этом зачастую используется весьма узкий круг источников. Кроме того, даже специальные работы по теме характеризуются недостаточной разработанностью соответствующей теоретико-методологической базы. Все это обусловливает правомерность написания специальной диссертационной работы по данной теме.

Цель и задачи исследования. Состояние изученности темы определяет цель исследования, которая требует раскрыть алкогольную ситуацию в сибирской деревне 1920-х гг. и осуществление в ней алкогольной политики государства. В рамках поставленной цели предполагается решение следующих конкретных задач:

- охарактеризовать потребление алкоголя как феномен повседневной жизни деревни;

- осуществить комплексное рассмотрение сельского самогоноварения;

- рассмотреть юридические, организационные и социально-

новарением и алкоголизацией населения в 1920-е годы. Новосибирск, 2001.

13 Он же. Социальные аномалии в повседневной жизнедеятельности населения Сибири в 1920-е гг. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 2001.

политические аспекты борьбы с данным явлением;

- исследовать проблему соотношения борьбы с пьянством и «продвижения водки в деревню» в контексте становления государственной водочной монополии в сибирском регионе.

Объект исследования - сибирская деревня 1920-х гг.

Предмет исследования - алкогольная ситуация и реализация государственной алкогольной политики в сибирской деревне.

Территориальные рамки исследования включают Сибирь в административном делении 1920-х гг. (за исключением национальных районов). С начала названного десятилетия - это б губерний, находившихся под управлением Сибревкома - Омская, Томская, Новониколаевская, Енисейская, Алтайская, Иркутская (т.н. «сибревкомовская Сибирь»), С конца 1925 г. - это Сибирский край.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом с конца 1919 г. по конец 1929 г. Начальная временная грань определяется временем восстановления в Сибири большевистского режима, конечная же связана с переходом к массовой коллективизации.

Несмотря на некоторую внутреннюю неоднородность рассматриваемого периода, наличие в нем существенно различающихся внутренних этапов, очевидна и его определенная внутренняя целостность с точки зрения основных условий и факторов, воздействовавших на все сферы повседневной жизни сибирской деревни.

Методология исследования. Методологическая база диссертации имеет своей основой принципы объективности и историзма, а также социокультурный подход.

Методология исследования включает в себя, во-первых, общенаучные методы: индукции и дедукции, анализа и синтеза, описания и измерения, аналогии, экстраполяции и др.; во-вторых, специальные методы исторического исследования: историко-генетический, историко-сравнительный и историко-системный.

Важное место в методологии исследования занимают концептуальные разработки научного направления, известного как «история повседневности».

В этом контексте автор исходит из того, что алкогольное потребление, представляя собой сложную систему, взаимодействует со всеми сферами социальной реальности по принципу прямых и обратных связей. Алкогольная ситуация в обществе является специфическим отражением его социокультурного облика.

В рамках такого подхода необходима реконструкция представлений о нормах и аномалиях в сфере потребления алкоголя, присущих изучаемому социальному объекту и локализованных в конкретных хронологических рамках и, лишь сообразно с этим, дифференциация повседневных практик,

связанных с потреблением алкоголя, на нормальные и анормальные.

Изучение сферы алкогольного потребления как структуры повседневности предполагает выход на целый ряд смежных аспектов - социально-экономический, политический, юридический, социально-медицинский, демографический, социально-психологический, культурно-бытовой.

В связи с этим привлекаются методы и подходы целого ряда дисциплин - социологии, культурологии, этнографии, культурной антропологии, общей и социальной психологии, а также медицины.

Источниковая база исследования включает широкий круг опубликованных и архивных материалов, большая часть которых впервые вводится автором в научный оборот. Основной фактический материал извлечен из 47 фондов Государственного архива Новосибирской области (ГАНО), 88 периодических изданий, а также документальных и хроникальных публикаций, статистических и справочных изданий.

Основную массу использованных источников целесообразно разделить на две группы. К первой группе относятся организационно-распорядительные, протокольные и отчетно-информационные документы, возникшие в результате деятельности различных официальных организаций и учреждений - правоохранительных, советских, партийных, чрезвычайных, хозяйственных, контрольных, плановых, статистических, здравоохранения, образования.

Значительная часть этой информации отражает различные аспекты государственной алкогольной политики, прежде всего - практическую деятельность правоохранительных органов по борьбе с самогоноварением. Что же касается содержащихся в документах статистических данных, то по большей части они характеризовали результаты отдельных антиалкогольных мероприятий и недостаточно отражали общую ситуацию. Более того, самими работниками правоохранительных органов высказывались сомнения в достоверности приводимых цифр. В связи с этим наибольшую ценность для изучения динамики соответствующих правонарушений представляют обобщенные статистические материалы о работе правоохранительных органов, опубликованные в различных информационно-статистических изданиях.

Особого рассмотрения заслуживают особенности отражения в официальных материалах собственно алкогольной ситуации в сибирской деревне. По большей части здесь преобладают общие суждения по данному вопросу, однако в целом ряде документов содержатся и более содержательные оценки. Это особенно характерно для материалов правоохранительных органов, представители которых в процессе своей работы непосредственно соприкасались с деревенской действительностью. Так, в материалах межведомственных совещаний по борьбе с преступностью, а также в отчетно-обзорных материалах прокуратуры и милиции встречаются ценные

данные по рассматриваемой теме.

В частности, по этим источникам в какой-то мере можно судить о таких аспектах как динамика, мотивация и детерминация пьянства, его негативное воздействие на общественную жизнь и криминогенную обстановку в деревне, приверженность к пьянству социальных и половозрастных групп крестьянства, взаимоотношения с алкоголем сельских милиционеров, партийцев, комсомольцев, работников сельсоветов.

Значительное освещение в рассматриваемых источниках получило и самогоноварение, прежде всего производственные и социально-экономические аспекты этого явления, в частности, социальный и половозрастной состав крестьян-самогонщиков, виды используемого сырья, цены на суррогаты алкоголя и особенности их нелегального оборота. Определенное отражение нашли и организационные стороны «самогонного бизнеса», в частности, взаимодействие в нем различных социальных слоев деревни.

Количественные же показатели о масштабах потребления алкоголя и производства его суррогатов в официальных документах встречаются достаточно редко. Мы используем эти данные лишь в случае наличия в источнике прямого указания на происхождение соответствующих цифр.

Ввиду противоречивости, тенденциозности и неполноты официальных документов особую ценность в интересующем нас контексте приобретают данные проводившихся в те годы обследований деревни. Эти материалы и составляют вторую основную группу источников. Из них особую ценность для нашего исследования представляют материалы анкетных обследований распространения спиртных напитков и самогоноварения в деревне, осуществлявшихся статистическими органами14. Их первичные материалы (заполненные анкеты), к сожалению, не сохранились. Однако в нашем распоряжении имеются отчеты о результатах обследований, отложившиеся в ГАНО15, и публикации материалов обследований в журналах и статистических сборниках 1920-х гг. (в обработке В. Пушкарева,

14 Подробный источниковедческий анализ этих материалов предпринят автором в работах: Кузнецов А.И. Материалы обследований алкоголизма в сибирской деревне первой половины 1920-х гг. в фондах Государственного архива Новосибирской области // Новосибирский архивный вестник: информационно-методический бюллетень комитета государственной архивной службы администрации Новосибирской области. 2004. №13. С. 110-113; Он же. Публикации и отчеты об обследованиях алкоголизма в сибирской деревне 1920-х гг. как исторический источник // Гуманитарный ежегодник. Выпуск V. Сборник научных трудов аспирантов и соискателей. Новосибирск, 2004. С. 135-143.

15 ГАНО, ф. Р-1, оп. 2, д. 114, л. 89-97; ф. Р-1228, оп. 1, д. 13, л. 15-19.

А. Локтина и А. Меркулова).

По своим методам рассматриваемая группа источников наиболее близки к современному типу конкретно-социологических исследований. Суть обследований состояла в рассылке статистическими органами анкет добровольным корреспондентам. Основной метод обследований заключался в том, что корреспондента спрашивали не о его собственном потреблении алкоголя или производстве самогона, а просили дать сведения по этим вопросам в целом по селению. Указанным путем предполагалось рассеять подозрительность добровольных корреспондентов и получить сведения по таким щекотливым для деревенского жителя вопросам.

Достоинства рассматриваемого источника очевидны - требуемые данные получены от самого крестьянства; добровольные корреспонденты постоянно проживали в своих деревнях и досконально знали деревенскую жизнь. Обследования охватывали широкий круг вопросов, в том числе особую ценность представляют количественные данные о масштабах потребления алкоголя.

Однако вполне очевидны и недостатки рассматриваемого источника, характерные для конкретно-социологических методов вообще. В их числе отметим проблему репрезентативности данных, получаемых анкетным методом; возможный субъективизм в ответах; вопрос о корректности распространения выборочных данных на все крестьянство.

Помимо основных групп источников определенную, преимущественно вспомогательную роль, в диссертации играет ряд других их разновидностей. К их числу относятся материалы периодической печати - многоплановый синтетический источник, интегрирующий в себе различную по жанру, происхождению и содержанию информацию (в том числе статьи практических работников, официальные сообщения и документы, законодательные акты, письма, хронику, другую всевозможную информацию). Общую картину рассматриваемых процессов дополняют также используемые в диссертации материалы личного характера - воспоминания современников и письма крестьян.

В целом сконцентрированный в работе массив источников предоставляет необходимые и достаточные предпосылки для реализации сформулированных исследовательских цели и задач.

Практическая значимость. Материалы исследования могут быть применены при написании научных трудов по социальной истории советской «доколхозной» деревни, а также истории правоохранительных органов. Положения и выводы диссертации имеют и определенное прикладное значение: их можно использовать в рамках мероприятий антиалкогольного просвещения и в процессе выработки официальными структурами адекватной алкогольной политики в современных условиях.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые на

широком фактическом материале предпринят комплексный исторический анализ алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. как сложного многоаспектного явления, находящегося во взаимосвязи со многими сторонами социальной реальности. К числу наиболее существенных исследовательских задач, решенных в диссертации, следует отнести определение уровня потребления алкоголя сибирским крестьянством 1920-х гг. и характеристику социально-политического контекста самогоноварения.

Апробация результатов исследования была осуществлена автором в выступлениях на ряде научных конференций. Основные положения диссертации нашли отражение в 21 публикации общим объемом 5,2 п.л. Рукопись диссертации была обсуждена на заседании кафедры отечественной истории Новосибирского государственного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

2. Основное содержание работы.

Во введении дается обоснование актуальности работы, рассматривается историография проблемы, определяются объект и предмет, цель и задачи исследования, территориальные и хронологические рамки, методология исследования, характеризуется источниковая база, раскрывается научная новизна и практическая значимость полученных результатов.

В первой главе «Потребление алкоголя в сибирской деревне как социокультурный феномен» основное внимание уделено характеристике потребления алкоголя как значимой составляющей повседневной жизни сибирской деревни 1920-х гг.

В первом параграфе «Алкоголь в структуре сельской повседневности» автор показывает, что в 1920-е гг. динамика процессов в сфере алкогольного потребления сибирского крестьянства характеризовалась сложным соотношением традиций и новых явлений.

С одной стороны, в алкогольной ситуации сохранился значительный элемент традиционализма, преемственность по отношению к более раннему периоду. Данное положение обуславливалось такими факторами, как определенная архаизация жизни деревни в рассматриваемый период, а также глубокий традиционализм крестьянского образа жизни, стабильность условий труда и быта сельского населения, сохранение самостоятельного крестьянского хозяйства, воспроизводство крестьянских традиций и базисных черт его образа жизни (прежде всего это - цикличность жизненного ритма крестьянина и «страдный» характер его труда).

В результате имело место сохранение ряда важнейших характеристик потребления алкоголя: сезонно-календарной детерминации, обрядовой мотивации, релаксационной функции и спорадичности пьянства.

По мнению автора, это отражало доминирование традиционных представлений о «труде» и «празднике» и, соответственно, их соотношение в жизни крестьянства. Массовое пьянство, представляя собой важнейший элемент крестьянской праздничной культуры, «вмонтированный» в традиционную обрядность, было характерно прежде всего для праздников, будни же по большей части были трезвыми.

В свою очередь, в социально-психологическом плане это означало стабильное существование в сознании крестьянства мощного пласта традиционной трудовой этики. Данный фактор в существенной мере способствовало функционированию крестьянского хозяйства и его восстановлению во время нэпа.

Во втором параграфе «Алкогольные обычаи: характеристика новых явлений» показано, что несмотря на сохранение значительных элементов традиционализма в алкогольном поведении сибирского крестьянства, в рассматриваемый период были воспроизведены лишь наиболее стабильные элементы алкогольных обычаев. Внутреннее же их содержание подверглось значительной деформации, обусловленной целым комплексом факторов.

В их числе правомерно выделить следующие: разрушение традиционных механизмов нейтрализации девиантного поведения (прежде всего, в контексте общинного и семейного контроля); ближайшие и долговременные последствия революционных и послереволюционных событий (процессы дезорганизации и маргинализации общества, общий упадок нравов в период революции и гражданской войны); компенсаторные социально-психологические реакции крестьянства на негативные социально-политические процессы.

Одним из наиболее характерных проявлений деформации алкогольных обычаев стало приобщение к пьянству детей и женщин. Все это свидетельствовало о деформации традиционного распределения социальных ролей в крестьянской обрядности и, свою очередь, о значительном сбое в функционировании патриархальных крестьянских традиций, общинных и семейных форм социального контроля, существенном ослаблении их этико-регулятивных функций.

При этом многочисленные факты «пропивания» материальных ценностей отражали не только тенденцию «огрубения» нравов деревни. В определенной мере такие действия можно трактовать как разновидность поведенческих стратегий крестьянства в неблагоприятных политических условиях и даже как форму пассивного сопротивления крестьян. Одновременно подобные тенденции свидетельствовали о существенной деформации в трудовой этике немалой части крестьянства.

В третьем параграфе «Пьянство и массовые формы деструктивного поведения» рассматривается проблема воздействия алкогольной ситуации в

сибирской деревне на криминогенную обстановку.

В диссертации показано, что в рассматриваемый период на фоне процесса деформации алкогольных обычаев сибирского крестьянства наблюдался всплеск различных форм его деструктивного поведения. В числе наиболее распространенных проявлений последнего следует отметить хулиганство, ставшее серьезным общественным бедствием. Одновременно наблюдался рост преступлений против личности (увечья, убийства, изнасилования), которые чаще всего совершались под воздействием алкогольного опьянения.

Однако, по мнению автора, рост проявлений деструктивного поведения в рассматриваемый период объяснялся не только увеличением потребле- '

ния алкоголя, но и совокупностью более глубинных факторов: деградацией традиционных механизмов социального контроля; морально-психологическими последствиями гражданской войны; противоречиями N

социальной действительности.

В четвертом параграфе «Алкоголь в повседневных практиках представителей низовых структур власти» отмечается, что крестьяне воспринимали новую власть прежде всего в лице представителей сельского актива. Поэтому, как показано в диссертации, повседневные практики этого относительно немногочисленного слоя во многом определяли отношение крестьян не только к самому активу, но и к существующему политическому режиму вообще.

В рассматриваемый период неумеренное потребление алкоголя представителями сельского актива имело массовый и систематический характер. Прямым социально-политическим следствием этого явления была дезорганизация работы партийных ячеек и сельсоветов. При этом деформирующее воздействие пьянства сельского актива на общественную жизнь сибирской деревни усугублялось частыми нарушениями законности. В итоге пьянство сельского актива превращалось в одну из ключевых характеристик облика власти на местах.

Вторая глава «Сельское самогоноварение: социально-экономическая £

характеристика и воздействие на алкоголизацию крестьянства» посвящена социально-историческому анализу «самогонной» модели алкогольного потребления, функционировавшей в сибирской деревне рассматриваемого Ь периода. Основу этой модели составляли суррогаты алкоголя, полученные путем их массового и систематического нелегального (или полулегального) кустарного производства - самогоноварения.

В первом параграфе «Генезис и детерминанты самогоноварения» рассматриваются предпосылки возникновения массового самогоноварения в сибирской деревне, характеризуется генезис этого явления и детерминирующие его динамику факторы.

Как известно, в августе 1914 г. были введены значительные ограниче-

ния на производство и продажу крепких спиртных напитков. Прекращение продажи водки усложнило проблему организации крестьянского досуга. Укоренившаяся привычка российского крестьянства к алкогольной релаксации в условиях отсутствия крепких спиртных напитков способствовала тому, что сельское население обратилось к кустарному производству суррогатов алкоголя.

В дальнейшем масштабы и динамика самогоноварения детерминировались целой совокупностью факторов, среди которых правомерно выделить следующие наиболее существенные: наличие сельхозпродуктов в крестьянском хозяйстве; состояние сельскохозяйственного производства; доступность альтернативных разновидностей алкоголя; экономическая и алкогольная политика государства.

При этом динамика самогоноварения в сибирской деревне демонстрирует определенную региональную специфику. В сельских районах центральной части России определенным качественным рубежом в развитии самогоноварения был 1922 г., начиная с которого данное явление быстро усиливается, "что определялось прежде всего успехами восстановления сельскохозяйственного производства. Сельское же хозяйство Сибири после окончания гражданской войны, как известно, переживало тяжелый кризис, который затянулся до 1923 г. Поэтому в сибирской деревне самогоноварение получило твердую экономическую основу лишь начиная с названного года.

При этом характерная для данного периода диспропорция цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию («ножницы цен») объективно способствовала тому, что крестьянам было выгоднее не продавать все излишки сельхозпродуктов, а использовать значительную их часть на собственные нужды, в том числе на самогоноварение.

Во втором параграфе «Масштабы незаконного производства алкоголя в 1923-1929 гг.» выявлено, что в эти годы в сибирской деревне «самогонная» модель алкогольного потребления получила более яркое выражение в сравнении с рядом других районов страны. Это следует отметить в качестве одного из наиболее существенных проявлений региональной специфики рассматриваемых процессов. В немалой степени данное обстоятельство определялось такими факторами, как относительная зажиточность сибирского крестьянства и соответственно наличие у него необходимых хлебных ресурсов. Нельзя не учитывать и воздействия таких моментов, как отдаленность многих поселений и слабость средств сообщения, что дополнительно затрудняло контроль со стороны органов власти.

В целом на данном этапе динамика самогоноварения характеризовалась увеличением его масштабов и расширением контингента крестьян, вовлеченных в этот процесс.

Специфическим этапом самогоноварения стали последние годы рас-

сматриваемого десятилетия, когда массированное «выкачивание» хлеба у крестьян привело к заметному сокращению доли сельхозпродуктов, остававшихся в крестьянском хозяйстве. Соответственно, уменьшалась возможность их использования для изготовления суррогатов алкоголя. Одновременно с этим существенным фактором сокращения самогоноварения стала мощная «противосамогонная» кампания, развернувшаяся с февраля 1928 г. В итоге самогоноварение лишилось своей экономической базы, перестало быть массовым и систематическим явлением.

В третьем параграфе «Социальный облик сельского самогоноварения» рассматриваются социально-экономические аспекты производства и оборота суррогатов алкоголя. Как показано в диссертации, самогоноварение представляло собой сложный социально-экономический феномен. Помимо прочего его можно рассматривать как вид мелких кустарных промыслов и в то же время как разновидность «неформальной» хозяйственной деятельности и «теневой» экономической активности.

В условиях слабости промышленности и неразвитости рынка товаров самогон стал в деревне своеобразным суррогатом денег, играя значительную роль при товарообменных операциях. При этом широкое применение самогона в качестве сельской «валюты» помимо прочего, видимо, являлось одним из проявлений процесса натурализации крестьянского хозяйства.

В непосредственной же мотивации самогоноварения можно выделить две основных составляющих - стремление к восстановлению традиционного баланса спиртных напитков и выгодность торговли суррогатами алкоголя.

В рассматриваемый период прослеживались три экономических типа самогоноварения, определявшиеся целями его производства: потребительский (производство для личных потребностей), потребительско-товарный (производство одновременно и для личных нужд, и на продажу), товарный тип (производство только на продажу).

Разумеется, граница между этими типами достаточно условна, т. к. большинство самогонщиков производили суррогаты и для личного потребления, и для дополнительного заработка. Соотношение же потребительского и товарного компонентов определялось наличием рынков сбыта, доступностью спиртных напитков промышленного производства и политикой властей в сфере противодействия самогоноварению.

Значительное распространение в рассматриваемый период получил феномен «самогонного предпринимательства», которое было весьма прибыльным занятием. Определенная часть самогона, предназначенного на продажу, направлялась в города, особенно в селениях, лежащих вблизи них. Однако во второй половине 1920-х гг. все более усиливается чисто «потребительский» тип самогоноварения, который постепенно становится

преобладающим.

В целом можно констатировать, что в самогоноварении участвовали все социально-имущественные группы крестьянских хозяйств. Кроме того, широкое распространение получило косвенное участие зажиточных слоев деревни в самогоноварении, в результате чего последние получали возможность участвовать в доходном промысле и избегать репрессий, малоимущие же приобретали дополнительный заработок.

В четвертом параграфе «Историко-социологические и социально-медицинские параметры алкоголизации крестьянства» рассматривается воздействие «самогонной» модели потребления алкоголя на специфику алкоголизации сибирского крестьянства в 1920-е гг.

Начиная с конца 1922 г., наблюдался рост суммарного среднедушевого потребления и уровня потребления алкоголя сибирским крестьянством (при этом можно говорить о приоритетном воздействии роста самогоноварения на данный процесс).

Однако в связи с этим следует иметь в виду, что данному росту предшествовали два значительных сокращения этих показателей. Первое из них пришлось на конец 1914 г. и было связано с введением «формальной трезвости». В 1921-1922 гг. произошло новое сокращение потребления алкоголя вследствие уменьшения масштабов самогоноварения.

К 1927 г. суммарное среднедушевое потребление алкоголя превысило соответствующий довоенный показатель, однако уровень потребления (за счет пониженной крепости самогона) лишь сравнялся с довоенным.

С 1928 г. начался процесс сокращения масштабов самогоноварения, что в свою очередь, обусловило и сокращение потребления алкоголя сельским населением, не компенсировавшееся поступлением в деревню соответствующего количества казенной водки.

Как выявлено в диссертации, в условиях «самогонной» модели алкогольного потребления основные негативные последствия алкоголизации были связаны не с ростом потребления алкоголя как таковым, а с рядом других факторов. Из их числа следует особо выделить широкую доступность суррогатов алкоголя и негативные социально-медицинские факторы их потребления (низкое качество суррогатов алкоголя в совокупности с недостаточным питанием; участие в изготовлении самогона детей и женщин и как результат - активное приобщение их к алкоголю; стремление компенсировать пониженную крепость самогона путем единовременного употребления его большего объема).

В третьей главе «Реализация государственной алкогольной политики в сибирской деревне» рассматриваются правовые, организационные, социально-политические и экономические аспекты соответствующей политики.

В первом параграфе «Борьба с незаконным производством и оборотом суррогатов алкоголя» показано, что с переходом от «военного коммуниз-

ма» к нэпу борьба с самогоноварением сохранила свое значение одного из важных направлений государственной политики в деревне.

Она стала одним из основных направлений деятельности сибирской милиции в сельской местности, а самогоноварение (наряду с хулиганством) - одним из самых распространенных регистрируемых преступлений. Выявление самогонщиков осуществлялось посредством специальных мероприятий, прежде всего - обысков и облав, проводившихся милиционерами и сельисполнителями. Для повышения эффективности работы создавались специальные тройки и «ударные группы» по борьбе с самогоноварением. Наиболее распространенной санкцией за самогоноварение являлись штрафы. Однако на протяжении большей части рассматриваемого периода проводимые репрессивные меры давали лишь временный локальный эффект.

При этом следует иметь в виду, что в период нэпа происходило изменение соответствующей нормативно-правовой базы в сторону смягчения репрессивных санкций. С 1921 до лета 1922 г. борьба с самогоноварением осуществлялась при отсутствии четкой нормативно-правовой базы и не выделялась из борьбы с преступностью вообще. Период с лета 1922 г. по 1924 г. характеризовался интенсивной борьбой с самогоноварением уже на основе нэповского уголовного законодательства. В 1925-1926 гг. происходит снижение интенсивности борьбы с самогоноварением в связи с осуществлением политики «лицом к деревне». 1927 г. представлял собой самостоятельный этап, когда приготовление суррогатов алкоголя для личного потребления вообще не преследовалось законодательством.

В начале 1928 г. произошла радикальная трансформация в борьбе с самогоноварением, которая с этого времени приобрела существенную специфику, поскольку осуществлялась в обострявшейся социально-политической обстановке кануна и начала «великого перелома». Борьба с самогоном начала рассматриваться властями как одно из средств преодоления хлебозаготовительного кризиса и проводиться в неразрывной связи с «выколачиванием» хлеба из деревни посредством чрезвычайных мер.

Приоритетной причиной сокращения в это время масштабов самогоноварения и утратой его статуса как массового и систематического явления стала ликвидация экономической базы производства суррогатов алкоголя, которая стала закономерным итогом серии хлебозаговительных кампаний, а затем перехода к форсированной коллективизации и «ликвидации кулачества как класса».

Во втором параграфе «Самогонный вопрос» во взаимоотношениях крестьянства и государственной власти: историко-антропологический аспект» показано, что на протяжении всего рассматриваемого периода борьба с самогоноварением сопровождалась значительным количеством злоупотреблений со стороны милиции и сельских властей. Зачастую в борьбе с

самогоноварением применялось силовое давление и запугивание со стороны представителей власти. Неудивительно, что мероприятия государства по искоренению самогоноварения вызывали негативную реакцию значительной части сельского социума.

В то же время феномен самогоноварения являлся специфическим отражением психоментального облика крестьянства. Немалая его часть поддерживала самогоноварение или, во всяком случае, относилась к нему нейтрально. Взгляды крестьян на самогоноварение, помимо прочего, в какой-то мере отражали их отношение к власти и закону, более того, являлись определенным выражением их политической культуры, своеобразным индикатором «анархической тенденции» в общественных настроениях.

В третьем параграфе «Борьба с пьянством и "продвижение водки в деревню" в условиях становления водочной монополии в сибирском регионе» отмечается, что на протяжении всего рассматриваемого периода борьба с пьянством расценивалась в качестве важной идеологической задачи. До середины этого десятилетия борьба с пьянством в деревне осуществлялось прежде всего в рамках противодействия самогоноварению. С середины 20-х гг. имела место некоторая активизация культурно-просветительных антиалкогольных мероприятий. После же возобновления продажи водки в 1925 г. задачи борьбы с алкоголизмом вступили в противоречие с необходимостью расширения сбыта водки. В результате большинство мероприятий, ограничивающих распространения водки, пресекалось региональными органами власти, пропагандистские же меры не давали должного эффекта.

Период с осени 1925 по 1927 г. включительно можно определить как этап «борьбы за продвижение водки в деревню» в условиях господства в деревне «самогонной» модели алкогольного потребления. Неконкурен го-способность водки на сельском рынке, как представляется, являлась своеобразным отражением низкой эффективности «советской» экономики в условиях нэпа.

В канун же «великого перелома», в условиях эскалации репрессий, прежде всего на «хлебозаготовительном фронте», государству удалось на порядок сократить самогоноварение. Результатом стал фактический переход деревни с «самогонной» модели потребления алкоголя на «водочную».

В заключении автор формулирует итоговые выводы диссертационного исследования.

Основной вывод опровергает фигурирующий во многих исторических трудах тезис о беспрецедентном размахе пьянства в деревне 1920-х гг. Как показано в диссертации, к 1927 г. уровень потребления алкоголя лишь сравнялся с довоенным. При этом в сибирской деревне в начале 1920-х гг. произошло существенное снижение производства самогона, а рост самого-

новарения начался в 1923 г. В таком контексте рост потребления алкоголя следует интерпретировать не как увеличение пьянства как такового, а как движение к восстановлению традиционного баланса потребления спиртных напитков в деревне.

Говоря о феномене самогоноварения, автор приходит к выводу, что значимость этого феномена далеко выходит за рамки чисто алкогольной проблематики, - в нем в тугой узел сплелись все проблемы тогдашней крестьянской жизни, сконцентрировались многие социально-экономические, политические и психо-ментальные традиции и тенденции.

В целом можно говорить о том, что самогоноварение в силу множества факторов интегрировалось в социально-экономическую структуру сибирской деревни и, став ее составной частью, оказывало на нее самое разностороннее воздействие. Более того, этот феномен преодолел границы собственно повседневной жизни крестьянства и приобрел свое политическое измерение, став важным источником напряженности во взаимоотношениях крестьянства и власти.

Сущностные черты самогоноварения изначально предопределили его несовместимость с приоритетами большевистского режима. Данный феномен представлял собой массовую форму деятельности населения, не поддающуюся контролю со стороны государства, приводил к непроизводительным затратам значительных масс необходимого государству хлеба, кустарный алкоголь стал серьезным конкурентом казенной водке. Таким образом, самогоноварения являлось своеобразным неосознанным вызовом большевистскому режиму «снизу».

Резкое сокращение масштабов самогоноварения в конце 1920-х гг. привело к тому, что «самогонный вопрос» потерял значение приоритетного конфликтогенного фактора во взаимоотношениях сибирского крестьянства и власти. В итоге на этом историческом рубеже «алкогольный вопрос» в российской деревне вообще и сибирской в частности утратил свою социально-политическую актуальность, поскольку основная задача здесь - ликвидация самогоноварения - была решена, а крестьянство было вынуждено пойти на поводу у политики «продвижения водки в деревню». Борьба же с пьянством, осуществлявшаяся преимущественно на уровне деклараций, не имея в крестьянской среде какой-либо значительной поддержки, была практически сведена на нет.

В итоге можно говорить о том, что в перипетиях борьбы с самогоноварением рельефно проявилась традиционная российская коллизия. Народ -жертва насилия, но в то же время носитель анархического начала. Государство - репрессивная машина, но при этом - единственный носитель порядка в хаосе.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Кузнецов А.И. «Алкогольная» составляющая праздничной культуры сибирского крестьянства // Социология сегодня: мозаика направлений, подходов и методов: Материалы Всероссийской научной конференции «XXI век: новые горизонты гуманитарных наук», посвященной 15-летию социологического факультета Самарского государственного университета. Т.2. Самара, 2004. С. 57-61.

2. Кузнецов А.И. «Алкогольный вопрос» в сибирской деревне 1920-х гг. в отражении официальных документов: источниковедческий аспект (по материалам Государственного архива Новосибирской области) // Нбвосибирский архивный вестник: информационно-методический бюллетень комитета государственной архивной службы администрации Новосибирской области. 2005. №15. С. 187-190.

3. Кузнецов А.И. Государственно-политические факторы деструктивных тенденций в сфере потребления алкоголя сибирским крестьянством (1920-е годы) // Матер1али Перпкн М|жнародно1 науково-практичжн кон-ференци «Науковий потенщал свпу '2004». Том 30. 1стор1я. Днепропетровск, 2004. С. 18-22.

4. Кузнецов А.И. Из истории «эксполярных» экономик в России: социально-экономическая структура сельского самогоноварения в Сибири в период нэпа // Актуальные проблема науки в России. Материалы межвузовской научно-практической конференции. Вып.2. Кузнецк, 2004. С. 254259.

5. Кузнецов А.И. Материалы обследований алкоголизма в сибирской деревне первой половины 1920-х гг. в фондах Государственного архива Новосибирской области // Новосибирский архивный вестник: информационно-методический бюллетень комитета государственной архивной службы администрации Новосибирской области. 2004. №13. С. 110-113.

6. Кузнецов А.И. Методологические вопросы применения концепции девиантного поведения при изучении истории алкогольного потребления в среде российского и сибирского крестьянства 1920-х годов // Наука. Технологии. Инновации. Материалы докладов всероссийской науч. конф. молодых ученых. В шести частях. Новосибирск, 2003. 4.5. С. 22-23.

7. Кузнецов А.И. Насилие во взаимоотношениях сибирского крестьянства и власти в период нэпа в зеркале «самогонной проблемы» // Проблемы истории местного управления Сибири ХУ1-ХХ1 вв.: Материалы V Всероссийской науч. конф. Новосибирск, 2003. Ч.П. С. 68-71.

8. Кузнецов А.И. Незаконное производство алкоголя в сибирской деревне периода нэпа как междисциплинарный объект социально-исторического исследования // Образ гуманитарных и социальных исследований в XXI веке. Материалы региональной научной конференции мо-

лодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук. Новосибирск, 2004. С. 20-22.

9. Кузнецов А.И. Об уровне потребления алкоголя сибирским крестьянством в период нэпа // Материалы ХЫ международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: История. 4.2. Новосибирск, 2003. С. 159-162.

10. Кузнецов А.И. Отмена «сухого закона» и потребление алкоголя в сибирской деревне в 1920-х гг. // Материалы ХЬ международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: История. Новосибирск, 2002. С. 129-132.

11. Кузнецов А.И. Потребление алкоголя в сибирской деревне периода нэпа в отражении официальных документов: источниковедческие аспекты // Материалы Х1Л1 международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: История. 4.2. Новосибирск, 2004. С. 46-49.

12. Кузнецов А.И. Публикации и отчеты об обследованиях алкоголизма' в сибирской деревне 1920-х гт. как исторический источник // Гуманитарный ежегодник. Выпуск V. Сборник научных трудов аспирантов и соискателей. Новосибирск, 2004. С. 135-143.

13. Кузнецов А.И. Пьянство в российской деревне первых послереволюционных лет как социально-исторический феномен II Революции и гражданские войны в России и Америке: сравнительно-исторический анализ: Материалы международной научной конференции. Новокузнецк, 2004. С. 116-118.

14. Кузнецов А.И. Пьянство как фактор социальной дезорганизации в деревне на востоке России в 1920-е годы // Уральские бирюковские чтения: Сборник научных статей. Вып. 2. Из истории Южного Урала и российских регионов. Челябинск, 2004. С. 271-276.

15. Кузнецов А.И. «Самогонный вопрос»: негативные аспекты повседневной жизни сельского населения Новониколаевской губернии // Новосибирская область в контексте российской истории. Новосибирск, 2001. С. 110-113.

16. Кузнецов А.И. Самогоноварение в сибирской деревне в 1920— 1922 гг.: официальные оценки и реальные масштабы // Наука и образование 2004: Материалы Международной научно-технической конференции (Мурманск, 7-15 апреля 2004 г.): В 6 ч. Ч. 2. Мурманск, 2004. С. 231-235.

17. Кузнецов А.И. Самогоноварение в сибирской деревне 1920-х гг. как социально-исторический феномен // Материалы XXXIX Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: История. Новосибирск, 2001. С. 143-144.

18. Кузнецов А.И. Самогоноварение в сибирской деревне 1920-х гг.: социально-медицинские последствия И Сибирская деревня: история, со-

временное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.1. Омск, 2004. С. 198-201.

19. Кузнецов А.И. Самогоноварение в сибирской нэповской деревне как фактор конфликта между крестьянством и властью // Государство и личность в истории России. Материалы региональной научной конференции, Новосибирск, 24 мая 2004. Новосибирск, 2004. С. 74-82.

20. Кузнецов А.И. Сельские «партейцы» и алкоголь. Из истории повседневной жизни сибирской деревни 1920-х гг. // «Есть родина твоя...»: Материалы Международной научной конференции «Сибирь на этапе становления индустриального общества в России ( XIX - начало XX в. )» (Новосибирск, 19-21 ноября 2002 г.): Секция «Молодые историки - сибиреведы и краеведы». Новосибирск, 2002. С. 31-33.

21. Кузнецов А.И. Феномен «самораскрестьянивания» и деформации трудовой этики сибирского крестьянства в зеркале «алкогольного вопроса» (вторая половина 1920-х гг.) // Материалы XLIII Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: История. Ч. 2. Новосибирск, 2005. С. 9-12.

Кузнецов Александр Иванович

«АЛКОГОЛЬНЫЙ ВОПРОС» В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ 1920-Х ГГ.

07.00.02 - отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Лицензия ЛР No 021285 от 6 мая 1998 г Подписано в печать 17 11.2005 г.

ч

Офсетная печать Тираж 100 экз

Формат бумаги 60*84 '/„,

Уч -ИЗД.Л 1,0 Заказ No 52 Я

Издательский центр НГУ; 630090, Новосибирск-90, ул. Пирогова, 2

i

I

,1 I

!

i

i

( i

i

it

t

i

i i i í i t

Í

i

}

I

i

i

/ t

236 63

РНБ Русский фонд

2006-4 23619

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Кузнецов, Александр Иванович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ

КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

1.1. Алкоголь в структуре сельской повседневности.

1. 2. Алкогольные обычаи: характеристика новых явлений.

1.3. Пьянство и массовые формы деструктивного поведения.

1. 4. Алкоголь в повседневных практиках представителей низовых структур власти.

ГЛАВА II. СЕЛЬСКОЕ САМОГОНОВАРЕНИЕ: СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА И ВОЗДЕЙСТВИЕ НА АЛКОГОЛИЗАЦИЮ КРЕСТЬЯНСТВА.

2. 1. Генезис и детерминанты самогоноварения.

2. 2. Масштабы незаконного производства алкоголя в 1923-1929 гг.

2. 3. Социальный облик сельского самогоноварения.

2. 4. Историко-социологические и социально-медицинские параметры алкоголизации крестьянства.

ГЛАВА III. РЕАЛИЗАЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ АЛКОГОЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ.

3. 1. Борьба с незаконным производством и оборотом суррогатов алкоголя.

3. 2. «Самогонный вопрос» во взаимоотношениях крестьянства и государственной власти: историко-антропологический аспект.

3. 3. Борьба с пьянством и «продвижение водки в деревню» в условиях становления водочной монополии в сибирском регионе.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Кузнецов, Александр Иванович

Актуальность темы исследования включает в себя как практическую, так и научную стороны. Практическая значимость обуславливается связью тематики диссертации с современными социальными проблемами. В настоящее время алкоголизация населения России, став в один ряд с наркоманией, приобрела масштабы тотального социального бедствия. По единодушному мнению авторитетных специалистов, пьянство и алкоголизм являются значимым фактором деградации физического и нравственного потенциала русского народа и реальной угрозой национальной безопасности страны в целом. Государственная же алкогольная политика фактически не выполняет задач, диктуемых создавшимися условиями1.

Осмысление причин и поиск путей преодоления сложившейся ситуации обуславливают необходимость изучения ее генезиса. Как известно, алкогольные напитки долгое время играли (и продолжают играть) крайне неоднозначную роль в жизни россиян.

В связи с этим социолог Г.Г. Заиграев, один из наиболее авторитетных специалистов, занимающихся анализом алкогольной ситуации в России, обоснованно отмечает следующее: «Проблема пьянства и связанных с ним последствий для России всегда была острой, болезненной. В силу целого ряда обстоятельств: характера народных традиции и обычаев, уровня культуры и материального благосостояния, особенностей природно-климатических условий - негативное воздействие данного социального явления на развитие сферы жизнедеятельности общества проявлялось в отличие от многих других стран особенно ощутимо» 2.

На протяжении длительных периодов отечественной истории доходы от алкогольной продукции занимали значительное место в пополнении бюджета. Так, по некоторым данным, за 140 лет существования винного откупа в России «питейный» л доход казны увеличился в 350 раз .В 1913 г. винная монополия давала 26,3% дохода

1 См. об этом: ГоробецТ. Алкоголизм и безопасность социума // Безопасность Евразии. 2003. №1. С. 363; Заиграев Г.Г. Государственная политика как фактор алкоголизации населения // Социологические исследования. 1997. №4; Он же. Особенности российской модели потребления некоммерческого алкоголя // Социологические исследования. 2002. №12.

2 Он же. Особенности алкогольной ситуации в России 90-х годов // Россия: риски и опасности «переходного» общества. М., 2000. С. 84.

3 Гавлин М.Л. Роль винных откупов в формировании крупных капиталов в России XIX в. // Экономическая история: Ежегодник. 2002. М„ 2003. С.93, 108-109. бюджета, обеспечивая финансовую стабильность государства4. Последнее, будучи заинтересованным в увеличении соответствующей статьи доходов, насаждало модель алкогольного потребления с преобладанием крепких спиртных напитков.

Особое измерение проблема неумеренного употребления алкоголя приобрела в XX столетии, причем не только в России. На протяжении XX в. правительства многих стран не раз пытались снизить или вообще устранить разрушительные последствия пьянства посредством разного рода запретительных мер. Спектр антиалкогольных мероприятий варьировался от полного запрета производства и продажи алкогольных напитков (США, Исландия, Финляндия до 1932г.) до установления государственной монополии на алкоголь и ограничений его доступности для населения (Россия, Норвегия, Швеция, Финляндия после 1932 г.).

Однако «запретительные» меры, как правило, не давали ожидаемого эффекта. Напротив, возникало множество непрогнозируемых социальных и экономических проблем, стихийное разрешение которых оборачивалось значительными издержками и, как правило, восстановлением предшествующей алкогольной ситуации.

Констатируя значительную практическую актуальность темы нашего исследования, наряду с этим следует принять во внимание мнение, высказанное известным специалистом в сфере алкологии A.B. Немцовым, который, говоря о «вековой истории русского пьянства», обращает внимание на то, что «не там лежат истоки нынешнего»5. Поэтому особое внимание следует обратить на собственно научно-историческую актуальность нашего исследования, которая определяется его местом в анализе ряда проблем, представляющих собой первостепенное значение для понимания специфики отечественной истории.

Центральная проблема, возникающая при обращении к истории послереволюционного периода и, в частности, 1920-х гг. - это характер происходящих в обществе трансформационных процессов, выявление их конкретных механизмов. В данном контексте одним из первостепенных по своей значимости объектов изучения выступает социокультурный облик советского «доколхозного» крестьянства, а также взаимоотношения названной социальной группы с государственной властью.

4 Петров Ю.А. Налоги и налогоплательщики в России начала XX в. // Экономическая история: Ежегодник. 2002. М„ 2003. С. 386-387.

Ведь, как справедливо отмечается в литературе, история России послереволюционного десятилетия вообще должна рассматриваться «как результат взаимодействия верхов и низов, государства и общества, элитарной и массовой культур»; и «именно культура "безмолвствующего большинства", прежде всего российского крестьянства, выступала важным фактором и "двигателем" советской истории данного периода»6.

В свою очередь, внимание к периоду 1920-х гг. обусловлено приоритетностью изучения взаимосвязи процессов трансформации алкогольной ситуации с процессами радикальных общественных преобразований, ломки традиционных институтов, дезорганизации сложившихся общественных отношений и другими специфическими феноменами, характерными для транзитивных социально-экономических систем. В этой связи 1920-е гг., как временной отрезок, вобравший в себя сложный комплекс узловых моментов послереволюционного развития, представляет собой уникальное поле для исследования в заявленном нами предметном ключе.

Степень изученности темы. История изучения алкогольной проблематики 1920-х гг. (как на общероссийским материалах, так и применительно к сибирской деревне) включает в себя три относительно самостоятельных периода: 1) 1920-е гг.; 2) 1930-80-е гг.; 3) современный этап (с начала 1990-х гг.).

В 1920-е гг. алкогольная тематика подверглась обстоятельному изучению как на общероссийском, так и на региональном уровне. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что в 1920-х гг. развернулись интенсивные исследования негативных явлений в жизни советского общества (преступности, проституции, детской беспризорности, наркомании), в том числе проблем пьянства и алкоголизма7. Особенность литературы этого периода состоит в том, что она создавалась практическими работниками «по горячим следам», на основе эмпирических материалов. Поэтому работы авторов периода 1920-х гг. имеют равным образом и историографическое, и источниковедческое значение.

Из числа авторов, рассматривавших общероссийскую алкогольную ситуацию, выделяются деятели антиалкогольного движения того периода (Э. Дейчман,

5 Немцов A.B. Алкогольная смертность в России, 1980-90-е годы. М., 2001. С. 5.

6ЛившинА.Я., Орлов И.В. Власть и народ: «сигналы с мест» как источник по истории России 19171927 годов // Общественные науки и современность. 1999. №2. С. 99.

7 Социальные отклонения. Введение в общую теорию. М., 1984. С. 13.

Ю. Ларин, Ф.Я. Несмелое, И. Страшун, Н.П. Тяпугин, Г. Фурман)8, правоведы (М.Н. Гернет, A.A. Герцензон, Д. Шепилов)9, представители медицины (В.М. Бехтерев, A.M. Коровин)10, статистики (Д.Н. Воронов, Д.П. Родин)11.

К проблемам сельского потребления алкоголя обращались в своих работах известные исследователи проблем деревни 1920-х гг., в том числе A.M. Большаков и 12

Я.А. Яковлев . Основные тенденции сельского потребления алкоголя и самогоноварения, а также борьба с этим явлением рассматривались рядом правоведов в контек1 сте деятельности правоохранительных органов (в том числе в статьях некоторых функционеров сибирских правоохранительных структур14).

На материалах Сибири алкогольная ситуация в деревне и государственная алкогольная политика также получили значительное освещение.

8 Дейчман Э.И. Алкоголизм и борьба с ним. М.; Л., 1929; Он же. Алкоголизм и социалистическое строительство // Революция и культура. 1928. №1; Он же. Алкоголизм среди школьников // Вестник просвещения. 1927. №2; Он же. Алкоголь и дети // Алкоголизм как научная и бытовая проблема. М.; Л, 1928; Он же. Проблема, заслуживающая внимания // Большевик. 1927. №19-20; Ларин Ю. Алкоголизм и социализм. М., 1929; Он же. Алкоголизм: причины, задачи и пути борьбы. Харьков, 1930; Он же. Водка, производство и бюджет // Молодая гвардия. 1929. №1; Он же. Новые законы против алкоголизма и противоалкогольное движение. М. 1929; Несмелое Ф.Я. Алкогольный тупик. Харьков, 1931; Он же. Самогон. Харьков, 1930; Страшун И.Д. Водка - яд бедноты. М„ 1929; Он же. Задачи школы и учителя в борьбе с алкоголизмом. М.; Л., 1929; Он же. О борьбе с пьянством и алкоголизмом // Коммунистическая революция. 1928. №6; Тяпугин Н.П. Народные заблуждения и научная правда об алкоголе. М.; Л., 1930; Фурман Г. Антиалкогольная неделя // Революция и культура. 1929. №18; Он же. Борьба за трезвый СССР // Там же. 1929. №13.

9 Гернет М.Н. Преступность за границей и в СССР. М„ 1931; Герцензон A.A. Борьба с преступностью в РСФСР. М., 1928; Он же. Преступность и алкоголизм в РСФСР. М., 1930; Он же. Современная преступность и алкоголизм // Советское государство и революция права. 1930. №3. С. 130; Шепилов Д. Алкоголизм и преступность. М„ 1930.

10 Бехтерев В.М. Алкоголизм и борьба с ним. Л., 1927; Коровин A.M. Опыты и наблюдения над алкоголем. М.; Л., 1929.

11 Воронов Д.Н. Алкоголь в современном быту. М.; Л., 1930; Он же. Динамика «самогона» // Административный вестник. 1929. №3; Он же. О самогоне. М„ 1929; Родин Д.П. Обследование употребления алкоголя в сельских местностях РСФСР в 1928 г. и его итоги// Алкоголизм в современной деревне. М„ 1929.

12 Большаков A.M. Деревня после октября. М., 1925; Он же. Деревня 1914-1927. М„ 1927. С. 337-348; Он же. Советская деревня. Л., 1924. С. 66; Он же. Современная деревня в цифрах. Экономика и разнообразный быт деревни за революционный период. Л., 1925. С. 101-102; Яковлев Я. Деревня как она есть. Очерки Никольской волости. М.; Л., 1925. С. 117; Он же. Наша деревня. Новое в старом и старое в новом. М., 1924. С. 131.

13 См.: А-ин С. О самогоне, потребителях его и акцизных нарушениях // Еженедельник советской юстиции. 1923. №38; Власов В. Хулиганство в городе и деревне // Проблемы преступности. Вып.2. М.; Л., 1927; Граев-ский В., Пирогов В. О борьбе с самогоноварением и пьянством // Административный вестник. 1926. №5; Пирогов В. Борьба с самогоноварением // Там же. 1927. №9; Померанцев В. Деятельность милиции по борьбе с самогонщиной // Рабоче-крестьянская милиция. 1924. №11; Сегалов Т.Д. Пьяные драки в городе и деревне // Проблемы преступности. М.; Л., 1927. Вып.2; ХалфинВ. Борьба с самогоном. Тайное винокурение за 192224 гг. (по данным статистического бюро НКВД) // Власть советов. 1925. №31; Ширвинд Е. Борьба с социальными аномалиями // Административный вестник. 1929. №5; Якубсон. Нарушения, преследуемые в административном порядке и взыскания за них // Статистическое обозрение. 1930. №5.

14 Алимов И. Состояние преступности в Сибири // Административный вестник. 1927. №7-8; Леонидов. За революционную законность // На советском посту. 1928. №4; Он же. Пьяные дела // Настоящее. 1928. №1112. С. 13-14; Мирошник. О борьбе с самогоном // Жизнь Сибири. 1928. №3^; Он же. Не ослаблять борьбы с

В частности, в работах статистиков А. Локтина, В. Пушкарева и А. Черкунова были обобщены результаты проводившихся в 1920-е гг. анкетных обследований распространения спиртных напитков в сибирской деревне15.

В работах юриста Г.Ю. Маннса (профессора Иркутского университета) - статье «Алкоголизм» в «Сибирской советской энциклопедии»16 и главе «Алкоголизм и борьба с ним» в неопубликованном труде «Борьба с социальными аномалиями и ее очередные задачи в Сибири», подготовленном в середине 1920-х гг. в связи с работой над «Генеральным планом по искоренению социальных аномалий в сибирском обществе на 1926-1941 гг.» (хранится в фонде Сибирской плановой комиссии)17 обосновывалась взаимосвязь динамики преступности с потреблением алкоголя, а также приводились количественные данные о сельском потреблении водки.

В брошюре журналиста Г. Вяткина получили освещение антиалкогольные инициативы крестьян, были высказаны некоторые суждения о тенденциях алкогольного потребления в первые послереволюционные годы18.

Определенный интерес представляют работы профессора Томского технологического института С.Ф. Лебедева. Речь идет о его неопубликованном труде «Потребление алкогольных напитков, их запрет и тайное винокурение в Сибири», подготовленном в 1923 г. (хранится в фонде Сибревкома)19; а также о статье «Тайное винокурение в Сибири», опубликованной в 1927 г. и представляющей сокращенный вариант неопубликованной рукописи20. Основной предмет этих работ - самогоноварение, его производственные и экономические аспекты, воздействие на алкоголизацию крестьянства.

Таким образом, в работах авторов 1920-х гг. алкогольная проблематика получила значительное освещение, однако комплексного исследования алкогольной ситуации в сибирской деревне не было создано.

В качестве второго этапа изучения интересующей нас тематики мы считаем самогоном // На советском посту. 1928. №3. С. 8-9.

15 Локтин А. Какой ущерб приносит самогонка крестьянскому хозяйству // В помощь земледельцу. 1924. №4; Он же. Распространение спиртных напитков в сибирской деревне // Статистика Сибири. Новосибирск, 1930. Вып.1; Пушкарев В. Самогонка в Алтайской губернии // Бюллетень Алтайского губстатбюро. 1923. №16; Черкунов А. Самогоноварение в Иркутской губернии (по данным анкетного обследования губстатбюро летом 1924 г.) // Справочник по Иркутской губернии. Иркутск, 1925.

16 Манне Г.Ю. Алкоголизм // Сибирская советская энциклопедия. Т.1. Новосибирск, 1929. С. 60-61.

17 ГАНО, ф. Р-1180, оп. 1, д. 709, л. 62-74.

18 Вяткин Г. Победа над водкой. Новосибирск, 1931.

19 ГАНО, ф. Р-1, оп. 2, д. 114, л. 5-22. правомерным выделить период 1930-80-х гг. Безусловно, в начале, середине и конце этого периода глубина и направленность изучения алкогольной проблематики весьма существенно различалась. Несмотря на это, рассмотрение названного временного отрезка в качестве самостоятельного этапа развития историографии оправдывается следующими принципиальными соображениями.

Прежде всего, развитие отечественной гуманитаристики в этот период жестко детерминировалось общественно-политической ситуацией в стране. С начала 1930-х гг. по мере формирования в СССР тоталитарного режима возможности изучения социально-исторических аспектов алкогольной проблематики резко сократились.

Не в последнюю очередь такая ситуация была связана, по-видимому, с тем, что многие исследователи, активно работавшие в 1920-е гг., в 1930-е гг. были лишены возможности продолжать свои изыскания. Весьма показательным является, в частности, следующий факт. В постановлении бюро Новосибирского обкома от 15 мая 1938 г. «Об изъятии из книготорговой сети и библиотек общего пользования книг, брошюр и портретов, авторы которых разоблачены как враги народа» в числе про

01 чих фигурирует упоминавшаяся работа Г. Вяткина «Победа над водкой».

Коммунистическая партия поставила перед общественными науками задачу показать успехи в строительстве нового общества, в связи с этим негативные моменты советской действительности (в том числе связанные с неумеренным употреблением алкоголя) стали замалчиваться. До конца 1950-х гг. считалось, что с построением социализма причины пьянства и алкоголизма ликвидированы . Гриф же секретности с информации о реальной алкогольной ситуации в стране был снят только с конца 1980-х гг.

Рассмотренный выше политический контекст накладывал отпечаток и на социально-историческое изучение алкогольной проблематики. Как считает Н.Б. Лебина, крупный специалист по истории повседневности советского общества, «наличие пьянства, преступности, проституции, суицида в структуре российской повседневности 20-30-х гг. историки в целом никогда не отрицали, понимая абсурдность подоб

20 Лебедев С. Тайное винокурение в Сибири // Пищевая промышленность. 1927. №7.

21 ГАНО, ф. П-4, оп. 33, д. 45, л. 73.

22 Социальные отклонения. М., 1989. С. 274.

23 Социологические исследования в России (материалы социологических центров и служб). Алкогольного отрицания»24. В свою очередь, как отмечает историк Г.Н. Ульянова, с середины 1930-х до середины 1980-х гг. фактически существовал негласный запрет на изучение социальных аномалий (в том числе пьянства и алкоголизма)25.

Это, как представляется, предопределило табу на изучение культурно-бытовых и других аспектов «алкогольной» тематики, в том числе и самогоноварения. Историк А.Ю. Давыдов, касаясь проблемы самогоноварения в своей монографии о нелегальном снабжении населения в 1917-1921 гг., высказывает мнение, согласно которому «выполняя социальный заказ, исследователи советского периода старались представить масштабы самогоноварения в уменьшенном виде» .

Одновременно с этим следует обратить внимание на объективную ограниченность предметного поля советской исторической науки. Кроме того, историческое изучение алкогольного потребления в социально-культурном плане было весьма затруднительно ввиду отсутствия адекватной теоретико-методологической базы и невнимания к истории повседневности. Ведь, как отмечает В.И. Исаев, известный исследователь истории быта советского периода, «сложность и неразработанность проблематики быта, невы-игрышность ее с точки зрения политической конъюнктуры отпугивали историков, хотя

27 неоднократно отмечался огромный пробел в историографии в этом плане» .

Переходя к непосредственной характеристике историографии, для большего удобства и наглядности дальнейшего рассмотрения мы выделим в ней два проблемных блока (и отдельно рассмотрим особенности освещения каждого из них) - это, во-первых, алкогольная политика государства, во-вторых, алкогольная ситуация в деревне 1920-х гг.

В 1970-е гг. в рамках истории медицины впервые появляются статьи, имеющие

90 своим предметом государственную алкогольную политику 1920-х гг. . экономика-общество. М., 1997. С. 9.

24 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-30-е гг. М., 1994. С. 20.

25 Ульянова Г.Н. Изучение социальных аномалий, благотворительности и общественного призрения в России // Исторические исследования в России: тенденции последних лет. М., 1996. С. 405.

26 Давыдов А.Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть. 1917-1921 гг.: Мешочники. СПб, 2002. С. 104.

27 Исаев В.И. Проблемы историографии и методологии изучения повседневной жизни городского населения // Социальные проблемы сибирских городов в ретроспективе XX века. Новосибирск, 2001. С. 23.

28 Павлучкова A.B. Из истории борьбы с пьянством // Фельдшер и акушерка. 1975. №4; Лотова Е.И., Павлуч-кова A.B. К истории создания и деятельности Всесоюзного общества по борьбе с алкоголизмом // Советское здравоохранение. 1972. №2; Они же. Опыт антиалкогольного воспитания в школе в 20-30-х годах // Там же. 1976. №9.

Что же касается представителей общественных наук, то основной сдвиг в плане изучения ими алкогольной ситуации 1920-х гг. пришелся на 1980-е гг. В значительной мере это было обусловлено злободневностью алкогольной тематики на тот момент. Мощная кампания по борьбе с алкоголизмом, развернувшаяся с середины 1980-х гг. стимулировала активные дискуссии об оптимальном варианте противодействия алкоголизму в советском обществе. Это, в свою очередь, обуславливало обращение к актуальному историческому опыту. В результате государственная алкогольная политика (и, в определенной степени, алкогольная ситуация 1920-х гг.) нашли отражение в работах публицистов (прежде всего - деятелей трезвеннического движения), медиков, социологов, юристов, экономистов29.

Изменение общественно-политической ситуации в СССР второй половины 1980-х гг. дало возможность обратиться к противоречивым моментам советской истории и представителям исторической науки.

Новым явлением стало проведение обществами борьбы за трезвость в Ленинграде 18 декабря 1987 г. форума историков «Народная борьба за трезвость в русской истории», по материалам которого вышел одноименный сборник статей30.

Впервые появляются посвященные алкогольной проблематике 1920-х гг. статьи историков, в числе которых выделяются А. Афанасьев, Г.А. Бордюгов, Т.П. Коржихина, Н.Б. Лебина, С.В.Яров31. Названные авторы рассмотрели эволю

29 См. напр.: Антиалкогольная политика Советской власти до 30-х годов. - В кн.: Стратегия отрезвления / Марченко Ю.Г., Матвеев П.В., Насыров А.Н., Загоруйко Н.Г. Новосибирск, 1990. С.21-А1\ Быков В.А. Видеть проблему во всей ее сложности // ЭКО. 1985. №9; Гаплыков A.B. К истории развития законодательства о борьбе с алкоголизмом в СССР // Советское государство и право. 1989. №2; Голосенко И.А. «Русское пьянство»: мифы и реальность // Социологические исследования. 1986. №3; Лейбович O.JI. Проблема преступности в советской социологической литературе 20-х годов // История становления советской социологической науки в 20-30-е годы. М., 1989. С. 149-151; Лирмян Р. Оправданию не подлежит. Заметки социолога // Коммунист. 1985. №8; Мирошниченко Л.Д. История борьбы с пьянством и алкоголизмом в 20-30-х годах // Вопросы наркологии. 1990. №3. С. 55-59; Пархоменко А.Г. Государственно-правовые мероприятия по борьбе с пьянством в первые годы Советской власти // Советское государство и право. 1984. №4; Протько T.C. В борьбе за трезвость. Страницы истории. Минск, 1988. С. 101-126; Пьянство и преступность: история, проблемы / Лановен-ко И.П., Светлов А.Я., Скибицкий В.В. и др. Киев, 1989. С. 114-118; Углов Ф.Г. Глядя правде в глаза // Наш современник. 1987. №7; Он же. Из плена иллюзий // Роман-газета. 1988. №4; Шевердин С. Активизация человеческого фактора и борьба за трезвый образ жизни // Коммунист. 1986. №12; Он же. Из опыта борьбы против пьянства и алкоголизма // Вопросы истории КПСС. 1985. №9; Он же. От «диктатуры трезвости» к «меньшему злу»: надо ли было пачкаться в грязи // Трезвость и культура. 1988. №7; Шереги Ф.Э. Причины и социальные последствия пьянства // Социологические исследования. 1982. №2; Шереги Ф.Э., Шиленко Ю.В. Пить или быть? // Техника и наука. 1988. №2.

30 Народная борьба за трезвость в русской истории. Матер, сем., проведенного обществами борьбы за трезвость БАН СССР, ЛГУ, ЛОИИ АН СССР 18 декабря 1987 г. Л., 1989.

31 Афанасьев А. В.И. Ленин и борьба за трезвость // Наш современник. 1988. №4; Бордюгов Г.А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, цию государственной алкогольной политики 1920-х гг., охарактеризовали важнейшие элементы ее нормативно-правовой базы, затронули негативные последствия возобновления продажи водки в 1925 г., констатировали широкое распространение самогоноварения и рост потребления алкоголя в 1920-е гг.

Что же касается исторического изучения алкогольной ситуации в деревне 1920-х гг., то отдельные, самые общие суждения по этой проблематике фиксируются с конца 1950-х гг., в частности, в работах по истории российской деревни .

В последующий период применительно к сибирской деревне алкогольная проблематика нашла общее упоминание в работах, посвященных изучению деятельности правоохранительных органов (О.В. Жмакова, И. Крамаренко, Н.М. Кучемко, А.Б. Таранин, А.П. Угроватов)33, классовой борьбы и общественно-политического развития деревни (Н.Я. Гущин, В.А. Ильиных, В.И. Шишкин)34, а также проблем культурного строительства и культурно-бытового развития деревни (Л.И. Боженко, A.B. Гагарин, Э.Г. Григорьева, Т.Н. Осташко)35. бродяжничеством в 20-30-е годы) // История СССР. 1989. №1 ; Коржихина Т.П. Борьба с алкоголизмом в 20-х - начале 30-х годов // Вопросы истории. 1985. №9; Лебина Н.Б. Рабочая молодежь и антиалкогольное движение 1920-х годов // Народная борьба за трезвость в русской истории.; Яров C.B. К вопросу о причинах роста алкоголизма в 1920-х годах // Там же.

32 Конюхов Г. КПСС в борьбе с хлебными затруднениями в стране (1928-1929). М., 1960. С. 77; Поляков Ю.А. Переход к нэпу и советское крестьянство. М„ 1967. С. 466—467; Сидоров В.А. Классовая борьба в доколхозной деревне 1921-1929 гг. М., 1978. С. 82; Трифонов И. Очерки истории классовой борьбы в СССР в годы НЭПа (1921-1937). М., 1960; Трифонов И.Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. М., 1975. С. 240, 244.

33 Жмакова О.В., Угроватов А.П. О некоторых вопросах укрепления социалистической законности в Сибири в восстановительный период (1921-1925 гг.) //Проблемы истории Сибири: общее и особенное. Бахрушин-ские чтения 1990 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1990. С. 91; Крамаренко И. Стоящие на посту. Из истории алтайской милиции (1926-1972 гг.). Барнаул, 1973. С. 79-89; Кучемко Н.М. Укрепление социалистической законности в Сибири в первые годы нэпа (1921-1925). Новосибирск, 1981. С. 219-220; Таранин А.Б. Органы милиции в условиях нэпа // Сибиряки в борьбе за власть советов, за защиту социалистического отечества. Секции 1 и 2. Тез. Всесоюз. науч. конф. (4-7 июня 1990 г.). Новосибирск, 1990. С. 70-71; Он же. Участие административных органов в регулировании социально-экономических отношений в сибирской деревне (1925-1929 гг.) // Великий Октябрь и социалистические преобразования в Сибири. Новосибирск, 1987. С. 73; Стоящие на посту. Барнаул, 1967. С. 62-65; Таранин А.Б., Угроватов А.П. Борьба органов милиции Сибири с уголовной преступностью и кулацким бандитизмом в первые годы социалистической реконструкции народного хозяйства (1926-1929 гг.) // Классовая борьба в Сибири в переходный период. Тюмень, 1987. С. 99.

34 Борьба за власть советов на Алтае (исторический очерк). Барнаул, 1957. С. 181-182; Гущин Н.Я., Ильиных В.А. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е - середина 1930-х гг. Новосибирск, 1987. С. 181; Шишкин В.И. Продовольственная армия в Сибири (1920 - начало 1921 г.) // Проблемы истории советской сибирской деревни. Новосибирск, 1977. С. 49; Он же. Социалистическое строительство в сибирской деревне. Ноябрь 1919 - март 1921 г. Новосибирск, 1985. С. 198-199.

35 Боженко Л.И. Культурно-просветительная работа в Сибири в восстановительный период (1921-1925). Томск, 1967. С. 23, 185; Боженко Л.И., Гагарин A.B. Социально-политические организации в сибирской деревне (1920-1927 гг.). Томск, 1971. С. 31; Григорьева Э.Г. Некоторые вопросы становления социалистического быта сибирской деревни в период массовой коллективизации сельского хозяйства (1929-32 гг.) // Изменения в составе и культурно-техническом уровне рабочего класса и крестьянства Сибири. Тез. докл. и сообщ. Всесоюз. симпоз. (Новосибирск, 19-21 ноября 1974 г.). Новосибирск, 1974. С. 157-158; Осташко Т.Н. Сель

В 1970-е гг. советскими историками началась активная разработка проблематики образа жизни, в том числе его культурно-бытовых аспектов. В связи с этим в совместной статье новосибирских историков В.Л. Соскина, А.Н. Соскиной и Ю.Г. Фролова справедливо отмечалось, что «быт является характернейшим показателем культурного развития, в нем как бы суммируется и подытоживается культурная (и не только куль

О/Г турная) работа» .

Весьма симптоматично, что первой попыткой систематического изучения алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. стал раздел «Борьба с пьянством» в кандидатской диссертации Ю.Г. Фролова «Культурное развитие сибирского крестьянства (1920-1928 г.)». Однако ввиду более широкого предмета исследования диссертации анализ алкогольной проблематики в ней получился недостаточно глубоким. Следует иметь ввиду и то, что соответствующий фрагмент диссертации не был опубликован. И все же это была первая попытка рассмотрения алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. на основе конкретных источников.

В целом же в историографии рассматриваемого периода сформировалось следующее видение алкогольной ситуации в российской и сибирской деревне 1920-х гг.

Алкогольное потребление рассматривалось исключительно в негативном ключе через призму понятий пьянства и алкоголизма. При этом пьянство расценивалось как пережиток капитализма, бытование которого в советской «доколхозной» деревне обуславливалось культурной отсталостью крестьян и стремлением «кулачества» к дезорганизации культурной и советской работы в деревне. Самогоноварением же якобы занимались озлобленные против советской власти «кулаки», готовые даже на уничтожение хлеба, лишь бы не дать его советской власти. Правоохранительные и партийные органы, при поддержке сельского актива, занимаясь «ликвидацией родимых пятен эксплуататорского общества», активно боролись с пьянством и самогоноварением, успешно преодолевая эти явления.

Определенным рубежом в изучении алкогольной ситуации в деревне 1920-х гг. екая интеллигенция в Сибири. Конец 1919 - 1927 г. Новосибирск, 1988. С. 142.

36 Соскин В.Л., Соскина А.Н., Фролов Ю.М. Проблемы истории культуры сибирской деревни эпохи строительства социализма // Изменения в составе и культурно-техническом уровне рабочего класса и крестьянства Сибири. Тез. докл. и сообщ. Всесоюз. симпоз. (Новосибирск, 19-21 ноября 1974 г.). Новосибирск, 1974. С. 115. можно считать появление статьи М.В. Попова . Большая часть статьи посвящена борьбе (по мнению автора, целенаправленной и активной) партийных органов с пьянством в уральской деревне 1926-1937 гг. Однако ряд выводов М.В. Попова заслуживает особого внимания - в частности, о том, что потребление алкогольных напитков в советской «доколхозной» деревне было ниже, чем в довоенный период; во-вторых, об отсутствии массового пьянства в период полевых работ.

Характерное для рассматриваемого этапа историографии воздействие вненаучных факторов на изучение алкогольной проблематики весьма рельефно отразилось в следующей коллизии. Автор вышеназванной статьи дал ей следующую оценку в своей более поздней статье (1994 г.), посвященной сходной тематике: «Изучение данного вопроса было начато автором данной статьи еще в 80-е годы, однако до конца объективной картины, вследствие идеологических причин, в его публикации того времени не было « дано» .

В качестве третьего этапа изучения интересующей нас проблематики мы выделяем период с начала 1990-х гг. по настоящее время.

Разработку соответствующих проблем продолжили социологи -И.В. Бестужев-Лада, Я. Гилинский, И. Гурвич, Г.Г. Заиграев, В.В. Корченов,

-зп

А.И. Черных, Ф.Э. Шереги , высказав ряд соображений о динамике алкогольного потребления в российской деревне в 1920-е гг.

Значительный сдвиг на данном этапе отмечается и в исторических исследованиях. Радикальные перемены в общественно-политической жизни страны способствовали тому, что общественные науки (и историческая в частности) стали освобождаться от идеологических шор и партийно-государственного диктата. Началась сме

37 Попов М.В. Борьба против пьянства и алкоголизма в уральской деревне // Деятельность партийных организаций Урала по коммунистическому воспитанию трудящихся: Сб. науч. тр. Свердловск, 1989.

38 Попов М.В. Пьянство и алкоголизм среди крестьянства Урала в 1920-30-е годы // Уральское село в XX веке: Сб. ст. и информационных материалов к «Летописи уральских деревень». Екатеринбург, 1994. С. 52.

39 Бестужев-Лада И.В. Пьянство как социальная проблема. М., 1999. С. 31-32; Гилинский Я. Девиантоло-гия: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». СПб, 2004. С. 134-135; Гурвич И. Социальный контроль алкоголизации // Социальный контроль над девиантностью в современной России. СПб, 1998; Девиантность и социальный контроль в России (Х1Х-ХХ вв.): тенденции и социологическое осмысление. СПб, 2000. С. 35-37; Заиграев Г.Г. Особенности российской модели потребления некоммерческого алкоголя // Социологические исследования. 2002. №12; Корченов В.В. Социальное регулирование в сфере девиантного поведения (на примере пьянства и алкоголизма). Автореф. дис. . докт. со-циологич. наук. М„ 2000. С. 25, 29; Нагаев В.В. Человек и алкоголь: социологические, психологические и медицинские аспекты. Сыктывкар, 1994; Черных А.И. Становление России советской. 20-е годы в зеркале социологии. М., 1998; Шереги Ф.Э., Арефьев А.Л. Наркотизация в молодежной среде: структура, тенденции, на парадигмальных установок, расширились предметное поле исследований и методологический арсенал (что не в последнюю очередь было обусловлено восприятием зарубежных методологических новаций). В результате возникли принципиально новые возможности и для изучения алкогольной проблематики.

Прежде всего, следует отметить появление обобщающих работ на эту тему -исследований Н.Б. Лебиной, A.B. Николаева, С.Е. Панина, И.Р. Такалы40.

Отдельные проблемы государственной алкогольной политики 1920-х гг. (в рамках рассмотрения более широкого комплекса проблем) были затронуты в работах О.И. Горелова, В. Измозика, И.Н. Ильиной, В.А. Ильиных, Н.Б. Лебиной, B.C. Лельчука, И.Б. Орлова, И.В. Павловой, С.Е. Панина, Э.А. Стеблева, Н.М. Тихомировой, С.Б. Ульяновой, Л.В. Федоровой, Т.В. Царевской41. профилактика (социологический анализ). М., 2003. С. 88-99.

40ЛебинаН.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-30-е гг. М., 1994. С. 2047; Она же. Повседневность 1920-1930-х годов: «борьба с пережитками прошлого» // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Том 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира. М., 1997. С. 244-249; Она же. Российская повседневность в контексте концепций отклоняющегося поведения // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 1996. №2. С. 135-141; Она же. Теневые стороны жизни советского города в 20-30-х гг.// Вопросы истории. 1994. №2; Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. СПб, 2003. С. 113-118; Николаев A.B. Борьба с пьянством и алкоголизмом в 1894-1932 гг.: опыт отечественной истории. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Самара, 2002; Панин С.Е. Повседневная жизнь советских городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920-е гг. (на материалах Пензенской губернии). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Пенза, 2002; Он же. «Пьяная» преступность в России в 1920-е годы // Социологический журнал. 2002. №4; Такала И. «Веселье Руси»: из истории алкогольной проблемы в России (1900-1930-е гг.) // Нормы и ценности повседневной жизни: становление социалистического образа жизни в России, 1920-1930-е годы. СПб., 2000; Она же. «Веселие Руси»: история алкогольной проблемы в России. СПб, 2002.

41 Измозик В. Нэп через замочную скважину // Родина. 2001. №8. С. 84; Ильина И.Н. Общественные организации в политический системе СССР в 1920-х гг. // Власть и общество в России. XX век. Сборник научных трудов. М., 1999. С. 82; Ильиных В.А. Коммерция на хлебном фронте (Государственное регулирование хлебного рынка в условиях нэпа. 1921-1927 гг.). Новосибирск, 1992. С. 114; Исаев В.И. Коммуна или коммуналка? Изменения быта рабочих Сибири в годы индустриализации. Новосибирск, 1996. С. 110-115; Он же. Противоречия в развитии сферы быта рабочих в период форсированной индустриализации Сибири // Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Сб. науч. тр. Вып.1. Новосибирск, 2003. С. 119; Лебина Н.Б. «Папа, отдай деньги маме.» // Родина. 1996. №12; Лельчук B.C. 1926-1940 годы: завершенная индустриализация или промышленный рывок // История СССР. 1990. №4. С. 17; Орлов И.Б. Новая экономическая политика: история, опыт, проблемы. М., 1998. С. 126-127; Павлова И.В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск, 2001. С. 119-121; Она же. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1993. С. 214; Панин С.Е. Потребление наркотиков в Советской России (1917-1920-е годы) // Вопросы истории. 2003. №8. С. 133; Он же. «Хозяин улиц городских». Хулиганство в Советской России в 1920-е годы // Вестник Евразии. 2003. №4. С. 139-140; «Пьют партийцы и комсомольцы, и все, все». Справка информационного отдела ЦК РКП(б) И.В. Сталину. 1925 г. / Публ. О.И. Горелова // Исторический архив. 2001. №1. С. 4-5; СтеблевЭ.А. Экономика российской повседневности // Российская повседневность 19211941гг.: новые подходы. Доклады, сделанные на международ, междисциплинар. конф. 16-19 авг. 1991 г. СПб, 1995. С. 118.; Тихомирова Н.М. Самогоноварение и нелегальное распространение крепких спиртных напитков в Петрограде (1922-1924 гг.): проблемы и пути их решения // Социально-экономическая и политическая модернизация России. XIX-XX вв. Сб. ст. СПб, 2001. С. 179-180; Ульянова С.Б. «Кампанейщина» в жизни советского общества 1920-х гг. // Менталитет россиянина: история проблемы: Матер. Семнадцатой Всерос.

Для нашего исследования работы вышеназванных авторов представляют интерес прежде всего в плане осмысления различных моментов общегосударственной алкогольной политики. Проблемы же алкогольной ситуации в деревне в большинстве из них либо вообще не поднимаются, либо нашли самое общее упоминание.

В.М. Андреев, И. Берлинских, В.П. Булдаков, C.B. Журавлев, С.А. Иникова, A.B. Квашонкин, А.Я. Лившин, И.В. Нарский, Т.В. Привалова, А.Ю. Рожков,

A.К. Соколов, И.Р. Такала, Н.М. Тихомирова, C.B. Щеткин в качестве отдельных сюжетов в рамках более широкой проблематики42; К.Б. Литвак, С.А. Павлюченков и

B.П. Попов в специальных статьях43 обратились к разработке (с разной степенью глубины, источникового и методологического обеспечения) комплекса не изучавшихся или не получивших должного освещения в более ранней историографии проблем, связанных с алкогольной тематикой применительно к советской «доколхозной» деревне на общероссийском и региональном уровне.

В числе этих проблем следует особо выделить следующие сюжеты: пьянство заоч. науч. конф. СПб, 2000. С. 101; Федорова Л.В. Борьба с алкоголизмом во второй половине 20-х годов XX века (по материалам Самары) // Платоновские чтения: Сб. науч. тр. / Под ред. Кабытова П.С. Вып.У. Самара, 2003; Царевская Т.В. Преступление и наказание: парадоксы 20-х годов // Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997.

42 Андреев В.М., Жиркова Т.М. На перекрестках лет и событий. Деревня 1917-1930. Коломна, 2003. С. 211-213; Берлинских И. Крестьянская цивилизация в России. М., 2001. С. 126-136; Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 268-269; Он же. Культурные парадоксы постреволюционного времени // Россия нэповская / Под ред. ак. А.Н. Яковлева. М., 2002. С. 268; Он же. Постреволюционный синдром и социокультурные противоречия нэпа // Нэп в контексте исторического развития России XX века. М., 2001. С. 198; Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 г. М., 1998; Журавлев C.B., Соколов А.К. Повседневная жизнь советских людей в

1920-е годы // Социальная история. Ежегодник. 1997. М., 1998. С. 290-328; Иникова С.А. Советские праздники в деревне в 1925 году (по письмам крестьян в «Крестьянскую газету») // Русские народные традиции и современность. М., 1995; Она же. Советские праздники в русской деревне // Российский этнограф. Вып.З. М., 1993. С. 135-136; Квашонкин A.B., Лившин А.Я. Послереволюционная Россия (проблемы социально-политической истории 1917-1927 гг.). М., 2000. С. 182-187; Мякотин A.A. Крестьянство и советская власть в

1921-1927 гг. (по материалам средневолжских губерний). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Самара, 2002. С. 18; Нарский И.В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917-1922 гг. М„ 2001. С. 306, 424-^-28, 546-547; Привалова Т.В. Быт российской деревни (Медико-санитарное состояние деревни Европейской России) 60-е годы XIX - 20-е годы XX в. М., 2000. С. 62; Рожков А.Ю. В кругу сверстников: Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х годов: В 2 т. Т.1. Краснодар, 2002. С. 171; Скрыпни-ков A.B. Письма в «Крестьянскую газету» - источник изучения менталитета крестьянства // Менталитет россиянина: история проблемы: Матер. Семнадцатой Всерос. заоч. науч. конф. СПб, 2000. С. 115; Тихомирова Н.М. Объективные интенции к росту алкогольного потребления в послеоктябрьской России // Вестник молодых ученых. Серия: исторические науки. 1999. №1; Щеткин C.B. Милиция на Южном Урале в 1928-1929 гг. Автореф. дис. канд. ист. наук. Челябинск, 2002. С. 21-22.

43 Литвак К.Б. Самогоноварение и потребление алкоголя в российской деревне 20-х гг. // Отечественная история. 1992. №4; Павлюченков С.А. Веселие Руси: революция и самогон // Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997; Он же. Ильич в запое. О производстве и потреблении самогона в послереволюционные годы // Родина. 1997. №11; Попов М.В. Пьянство и алкоголизм среди крестьянства Урала в 192030-е годы // Уральское село в XX веке: Сборник статей и информационных материалов к «Летописи уральских деревень». Екатеринбург, 1994. как феномен сельской повседневности, обусловленный особенностями крестьянского образа жизни; пьянство как фактор и последствие процессов социальной дезорганизации в деревне; место алкогольного потребления в повседневных практиках представителей низовой администрации и сельского актива; половозрастные особенности потребления алкоголя. Анализ названных проблем позволил исследователям сделать ряд важных выводов о специфике алкогольной ситуации в деревне 1920-х гг.

Так, В.П. Попов и К.Б. Литвак сформулировали вывод, согласно которому уровень потребления алкоголя сельским населением не превысил соответствующий дореволюционный показатель. В.П. Попов, К.Б. Литвак и В. Берлинских пришли к выводу о сохранении традиционной обрядовой мотивации и спорадичности пьянства. К.Б. Литвак и В. Берлинских связывают это с консерватизмом крестьянской жизни и сильным влиянием общинных и семейных форм социального контроля; В.П. Попов - с тем, что «крестьяне-собственники не могли себе этого позволить».

В.П. Булдаков, И.В. Нарский, С.А. Павлюченков высказали точку зрения, согласно которой всплеск пьянства в деревне в начале 1920-х гг. являлся компенсаторным явлением, в значительной мере обусловленным последствиями социальных катаклизмов первых послереволюционных лет. При этом, как считает В.П. Булдаков, потребление спиртного в деревне, пережив резкий всплеск в начале 1920-х гг., с конца весны 1923 года упало, а затем стабилизировалось44; в последующие же годы «столь интенсивному поклонению Бахусу деревня уже не предавалась»45.

Значительное освещение получил феномен сельского самогоноварения, в частности, социально-экономические и социально-медицинские аспекты этого явления, а также его воздействие на алкоголизацию крестьянства, в том числе и трансформацию половозрастной динамики алкогольного потребления.

Наиболее обстоятельный анализ феномен сельского самогоноварения получил в упомянутой выше статье К.Б. Литвака, которую следует считать образцовой в плане сочетания глубины анализа и критического подхода к источникам. Пристального внимания заслуживает опыт применения количественных методов исследования, по

44 Россия нэповская., С. 268.

45 Булдаков В.П. Постреволюционный синдром и социокультурные противоречия нэпа // Нэп в контексте зволивших вышеназванному автору сделать ряд важных выводов о структуре и детерминантах сельского самогоноварения.

Итог своего исследования К.Б. Литвак видит следующим образом: «Не удалось ответить, таким образом, на главный вопрос: насколько глубоко крестьянское самогоноварение уходило своими корнями в сферу культуры и в сферу экономики. Но отрицательный результат тоже говорит о многом. Не уровень грамотности крестьян и, во всяком случае, не только цены на рожь и ряд промтоваров определяли поведение самогонщика. Видимо, необходимо изучение более тонких нюансов как в области духовной жизни крестьянина, так и его духовной деятельности». Кроме того, пишет К.Б. Литвак, «ссылка на "ножницы цен" как главный повод усиления самогоноварения недостаточна»46.

В последние полтора десятилетия определенный прогресс отмечается и в освещении алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг., однако, по большей части, в рамках изучения более широкой проблематики. Прежде всего, феномены пьянства и самогоноварения затрагивались в плане их воздействия на общественно-политическую жизнь деревни (A.B. Гайдамакин, И.И. Иконникова, В.А. Ильиных, Г.А. Ноздрин, А.П. Угроватов)47 и на процессы социальной дезорганизации

ДО

В.И. Исаев, Г.Х. Валиев, А.П. Угроватов) ; в контексте изучения культурно-бытового развития, образа жизни и нравов крестьянства (A.C. Жулаева, исторического развития России XX века. М., 2001. С. 198.

46 Литвак К.Б. Самогоноварение и потребление алкоголя., С. 85.

47 Гайдамакин A.B. Деятельность ВКП(б) по формирования сельскохозяйственной интеллигенции, (на материалах Западной Сибири). Омск, 1997. С. 100-101; Он же. К вопросу о нравственном потенциале сельских организаций ВКП(б) Сибири в 1920-1930-е годы // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Матер, сибирской науч. конф. Омск, 1996. С. 108; Иконникова И.И., Угроватов А.П. Сталинская репетиция наступления на крестьянство // Вопросы истории КПСС. 1991. №1. С. 77-78; Ильиных В.А., Ноздрин Г.А. Очерки истории сибирской деревни. Новосибирск, 1995. С. 31,42,45^17, 57-58; Угроватов А.П. Избирательные кампании в Сибири в местные органы власти в 20-е гг. // Из прошлого Сибири. Вып.З. 4.1. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1998. С. 122-124; Он же. Сельские советы Сибирского края в 1929 г. // Сибиряки в борьбе за власть советов, за защиту социалистического отечества. Секции 1 и 2. Тез. Всесоюз. науч. конф. (4-7 июня 1990 г.). Новосибирск, 1990. С. 74.

48 Исаев В.И. Молодежь Сибири в условиях формирования сталинской модели социализма (19201930-е гг.). Учеб.-методич. пособие. Новосибирск, 2000. С. 11-12, 17-25; Он же. Общество борьбы с алкоголизмом // Энциклопедия Новосибирск. Новосибирск, 2003. С. 636; Он же. Формирование городского образа жизни в процессе модернизации Сибири // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII-XX вв. Сб. материалов конференции. Новосибирск, 2003. С. 291; Исаев В.И., Валиев Г.Х. Социальные аномалии в повседневной жизни населения Сибири в 1920-е годы // Историческая наука на пороге третьего тысячелетия. Тез. докл. всероссийск. науч. конф. (Тюмень, 27-28 апреля 2000 г.). Тюмень, 2000. С. 71-72; Угроватов А.П., Скороходова Л.Ю. Хулиганство в Сибири в 1920-е гг. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.1. Омск, 2004. С. 283; Шуранова E.H. Методы проведения первой продналоговой кампании // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. Омск, 2004. 4.1. С. 280.

М.И. Мальцева)49, его социально-психологического облика (И.С. Кузнецов)50, а также антирелигиозной пропаганды (А.И. Савин, Л.И. Шишкина)51. В работах названных авторов в той или иной степени нашли отражение большинство проблем, перечисленных нами выше применительно к российской деревне в целом.

Государственные мероприятия, направленные на противодействие самогоноварению и пьянству в сибирской деревне нашли отражение в работах, посвященных деятельности чрезвычайных органов (O.A. Пьянова)52 и функционированию правоохранительной сферы (Д.А. Бугаев53, О.Г. Климова, H.A. Харлов54) в качестве отдельных сюжетов, а также в специальных статьях А.Б. Таранина и О.Г. Климовой55.

В числе новейших исследований (не считая работ А.И. Кузнецова), непосредст

49 Жулаева A.C. Некоторые факторы, воздействующие на изменение образа жизни крестьян восточносибирского региона в начале 1920-х годов // Гражданская война в Сибири. Сб. докл. и ст. науч. конф. Ноябрь 1999 г. Красноярск, 1999. С. 22-23; Она же. Образ жизни крестьян Восточной Сибири. 1920-1926 гг. (К проблеме соотношения традиций и новаций). Автореф. дис. канд. ист. наук. Красноярск, 1999. С. 18; Мальцева С.И. Социально-политические преобразования советской власти в западносибирской деревне: отношение к ним крестьянства (1923-1929 г.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 2002. С. 19.

50 Кузнецов И.С. На пути к «великому перелому». Люди и нравы сибирской деревни 1920-х гг. (Психоисторические очерки). Новосибирск, 2001. С. 144-145; Он же. Ослепление или прозрение? Социальная психология россиян в 1920-е гг. // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII-XX вв.). Бахрушинские чтения 1998 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 2001. С. 154; Он же. «Проклятьем заклейменные»? Социально-психологические предпосылки российского тоталитаризма. Новосибирск, 1994. С. 61; Он же. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920-е годы. Новосибирск, 1992. С. 59-60; Он же. Формирование «сталинизма» и менталитет сибирского крестьянства // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск, 2002. С. 54-55.

51 Савин А.И. Образ врага. Протестантские церкви в сибирской прессе. 1928-1930 гг. // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск, 2002., С. 65; Советское государство и евангельские церкви в Сибири в 1920-1941 гг. Документы и материалы. / Сост. А.И.Савин. Новосибирск, 2004. С. 53-54; Шишкина Л.И., Шишкин В.И. Образ священнослужителя русской церкви в антирелигиозном фольклоре 1920-1930-х гг. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. Омск, 2004. 4.2. С. 267.

52 Пьянова O.A. Нормативное регулирование участия революционных трибуналов в решении продовольственного вопроса в Западной Сибири (1919-1922) // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. Омск, 2004. 4.1. С. 276.

53 Бугаев Д.А. На службе милицейской. Кн.1. 1917-1925 гг. 4.1-2. Красноярск, 1993; Бугаев Д.А., Жалимов Л.С. На службе милицейской. Кн.2. 1925-1930 гг. 4.1. Красноярск, 1995. Названный автор не является историком, а его работа представляет собой своеобразное историко-публицистическое исследование о процессе формировании и работе милиции Красноярского края (в то время Енисейской губернии), основанное, как отмечает сам автор, на архивных материалах. В этой работе несколько разделов посвящены борьбе с пьянством и самогоноварением, однако освещаются эти темы весьма односторонне (приводится большое количество постановлений местных органов, описываются разного рода мероприятия милиции и т.п.), кроме того, автор не приводит ссылки на конкретные источники.

54 Климова О.Г. Милиция Западной Сибири: ее развитие и деятельность в условиях НЭПа (1921-1925). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Кемерово, 2001. С. 20-21; Харлов H.A. Деятельность милиции по предупреждению и пресечению преступлений в 20-е гг. XX в. // Милиция Сибири: Матер, региональ. науч.-практич. конф., посвященной 200-летию МВД. Кемерово, 26 марта 2002 г. Кемерово, 2002. С. 63-64; Он же. Милиция Сибири в 20-е гг. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2002. С. 18-19.

55 Климова О.Г, Борьба милиции Западной Сибири против пьянства и самогоноварения в первые годы нэпа (1921-1925 гг.) // Актуальные проблемы совершенствования деятельности органов внутренних дел в современных условиях: Вестник БЮИ МВД РФ. Барнаул, 2000. №2; Таранин А.Б. Исторический опыт борьбы с пьянством и самогоноварением в Сибири в 1920-е годы // Социальные и правовые исследования. Новосивенно посвященных алкогольной ситуации и государственной алкогольной политике в Сибири 1920-х гг. выделяется брошюра Г.Х. Валиева56 (ее текст фактически без изменений вошел в качестве параграфа «Незаконное производство алкоголя и массовое пьянство» в кандидатскую диссертацию Г.Х. Валиева о социальных аномалиях Сибири в 1920-е гг. ). Названная брошюра определяется в аннотации как «учебное пособие». Правда, возникает некоторое сомнение, можно ли вообще считать эту брошюру научным изданием: особое удивление вызывает отсутствие нумерации страниц и каких-либо структурных подразделений.

Работы Г.Х. Валиева вводят в научный оборот ряд неиспользовавшихся ранее источников. Основной вывод Г.Х. Валиева - взаимосвязь процесса роста потребления алкоголя сельским населением Сибири в 1920-е гг. с сохранением традиционных алкогольных обычаев и наличием в деревне массового самогоноварения при недостаточной эффективности борьбы с этим явлением, с одной стороны, и непоследовательностью в борьбе с пьянством в условиях возобновлением продажи водки.

Однако для работ Г.Х. Валиева характерны и существенные недостатки. В их числе следует отметить весьма узкую источниковую базу, отсутствие критического подхода к источникам, а также иллюстративно-декларативный подход - преобладание в тексте отдельных примеров из источников. Отсутствие прочной методологической базы, односторонняя трактовка пьянства и самогоноварения как социальных аномалий предопределили отсутствие серьезного концептуального осмысления исследуемых явлений и процессов.

В связи с этим некоторые выводы и суждения Г.Х. Валиева (особенно о количественных показателях алкоголизации населения) представляются нам недостаточно обоснованными. Наиболее спорным является тезис о порядковом увеличении потребления алкоголя в Сибири 1920-х гг. по сравнению с дореволюционным периодом, - он не подкреплен убедительным источниковым обоснованием.

Определенным вкладом в изучение алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. являются работы А.И. Кузнецова (автора данной диссертации), в которых побирск, 1991.

56 Валиев Г.Х. Борьба правоохранительных органов Сибири с самогоноварением и алкоголизацией населения в 1920-е годы. Новосибирск, 2001.

57 Валиев Г.Х. Социальные аномалии в повседневной жизнедеятельности населения Сибири в 1920-е гг. ложено начало систематическому изучению ряда малоисследованных проблем.

Некоторое отражение интересующая нас тематика нашла и в зарубежной историографии. В последнее время в ней все большее внимание уделяется алкогольной проблематике в истории России (прежде всего применительно к дореволюционному периоду58). Особенностью этих исследований является приоритетный интерес к государственной алкогольной политике, ее экономическим и социально-политическим аспекйадастности, Э. Kapp остановился на экономических аспектах государственной алкогольной политики 1920-х гг.59. Взаимоотношениям государства и антиалкогольного движения конца 1920-х - начала 1930-х гг. посвящена статья Д. Траншела60. Некоторые общие суждения о самогоноварении в российской деревне 1920-х гг. высказали известные советологи Д. Хоскинг и Ш. Фицпатрик61, применительно к сибирской деревне -Д. Хьюз62.

В конечном итоге мы считаем правомерным дать следующую итоговую характеристику состояния изученности алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. Безусловно, исследователями достигнуты определенные результаты в ее изучении. Это выражается, прежде всего, в постановке ряда важных проблем и во введении в научный оборот определенного объема новых источников.

В то же время, отсутствуют обобщающие работы, специально посвященные алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг.; большинство авторов рассматривают лишь отдельные аспекты «алкогольной» проблематики, причем в рамках изучения более общих тем, что, безусловно, сказывается на глубине и концептуальном осмыслении собственно алкогольных сюжетов. Зачастую используется весьма узкий круг источников, использование которых характеризуется «потребительским» подходом и иллюстративно-декларативным методом. Кроме того, даже специальные работы по теме характеризуются лишь первыми шагами в становлении адекватной теоретико-методологической

Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2001. С. 19-21.

58 В качестве наиболее фундаментальной работы по дореволюционному периоду отметим: Christian D. Living Water. Vodka and Russian Society on the Eve of Emancipation. Oxford, 1990.

59 Carr E.H. Socialism in one country. 1924-1926. Vol.1. Baltimore, 1970. C. 496^98.

60 Траншел К. Проблема пьянства в России и антиалкогольное движение в годы первой пятилетки (19281933) // История России: диалог российских и американских историков. Матер, российско-американской науч. конф. (г. Саратов, 18-22 мая 1992 года). Саратов, 1994.

61 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня. М„ 2001. С. 36-37; Хоскинг Д. История Советского Союза 1917-1991. M., 1994. С. 131.

62 Hughes J. Stalin, Siberia and the crisis of the New Economic Policy. Cambridge, 1991. P. 92, 118-119. базы, что, в свою очередь, влечет за собой недостаточно глубокое осмысление поставленных проблем.

Таким образом, следует признать, что алкогольная ситуация в сибирской деревне 1920-х гг. на настоящий момент является недостаточно изученной.

Цель исследования определяется состоянием изученности темы: рассмотреть алкогольную ситуацию и исследовать процесс осуществления алкогольной политики государства в сибирской деревне 1920-х гг. В рамках поставленной цели предполагается решение следующих конкретных задач.

- охарактеризовать потребление алкоголя как феномен повседневной жизни деревни;

- осуществить комплексное рассмотрение сельского самогоноварения;

-рассмотреть юридические, организационные и социально-политические аспекты борьбы с самогоноварением;

- исследовать проблему соотношения борьбы с пьянством и «продвижения водки в деревню» в контексте становления государственной водочной монополии в сибирском регионе.

При этом комплекс соответствующих организационно-правовых мероприятий рассматривается в контексте общегосударственной алкогольной политики как значимого фактора развития соответствующих региональных процессов.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые на широком фактическом материале предпринята попытка комплексного исторического анализа алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. как сложного многоаспектное явления со сложной детерминацией, находящегося во взаимосвязи со многими сторонами социальной реальности.

Объектом исследования является сибирская деревня 1920-х гг.

Предмет исследования - алкогольная ситуация и реализация алкогольной политики государства в сибирской деревне.

Территориальные рамки исследования включают Сибирь в административном делении 1920-х гг. (за исключением национальных районов). С начала 1920-х гг. - это 6 губерний, находившихся под управлением Сибревкома - Омская, Томская, Новониколаевская, Енисейская, Алтайская, Иркутская (т.н. «сибревкомовская Сибирь»). С конца 1925 г. - это Сибирский край (сначала в составе 16 округов и Иркутской губернии, с 1926 г. - в составе 19 округов).

Как представляется, обширный и вместе с тем весьма однородный по основным социокультурным признакам регион позволяет реконструировать достаточно полную картину изучаемых явлений и процессов.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом 1920-х гг., под которым мы подразумеваем временной отрезок с конца 1919 г. по конец 1929 г. Начальная хронологическая грань определяется временем восстановления в Сибири большевистского режима, конечная связана с переходом к массовой коллективизации.

Несмотря на некоторую внутреннюю неоднородность рассматриваемого периода, наличие в нем существенно различающихся внутренних этапов очевидна и его определенная внутренняя целостность с точки зрения основных условий и факторов, воздействующих на все сферы повседневной жизни сибирской деревни. С одной стороны, основной структурной ячейкой деревни (в отличие от последующей эпохи) продолжало оставаться самостоятельное крестьянское хозяйство с присущими ему социокультурными характеристиками. В то же время, в отличие от предшествующего периода, развитие крестьянского социума в возрастающей степени детерминировалось воздействием новых социально-экономических и политических условий коммунистического режима.

Процессы, протекающие в интересующий нас период мы рассматриваем как составную часть начального этапа модернизации образа жизни сибирской деревни, который, по мнению В.А. Зверева, протекал «предположительно в период от 1880-х или 1890-х гг. до конца 1920-х гг. - от времени распространения на Сибирь реформаторских процессов, ранее охвативших в основном Европейскую Россию, до сплошной коллекти

63 визации сельского хозяйства и массового "раскрестьянивания" » .

Методология исследования имеет своей исходной основой принцип историзма, принцип объективности и социокультурный подход.

Принцип историзма предполагает рассмотрение любого явления или процесса в развитии и взаимообусловленности с конкретно-историческими условиями. Социокультурный же подход предполагает наличие сложной взаимосвязи различных

63 Зверев В.А. Образ жизни сельского населения Сибири в начальный период модернизации российского общества: проблемы исторического изучения // Сибирская деревня: проблемы истории. Сб. науч. тр. Новосиобъективных и субъективных факторов исторического процесса, определяющих социальную жизнь, условия существования и деятельность человека.

Собственно методика исследования включает в себя, во-первых, общенаучные методы: индукции и дедукции, анализа и синтеза, описания и измерения, аналогии, экстраполяции и др.; во-вторых, специальные методы исторического исследования: историко-генетический, историко-сравнительный и историко-системный.

Обращаясь к следующему, более конкретному уровню методологии, следует напомнить, что характерной особенностью современной исторической науки является сдвиг исследовательских приоритетов к «человеческому измерению» истории, I

64 ' стремление ее «антропологизировать», наполнить «человеческим» содержанием . Наибольшее развитие названная исследовательская ориентация получила в трудах представителей французской «школы Анналов» и германской «истории повседневности» (Alltagsgeshichte)65, конституировавшись в исследовательское направление, известное в настоящее время как «история повседневности». V/

В отечественной исторической науке история повседневности как самостоятельная сфера исследований была обозначена с начала 1990-х гг. В целом в работах многих современных авторов история повседневности рассматривается как интегративный метод познания человека в истории66, предоставляющий возможность «показать дихотомию между объективным, материальным, структурным (институциональными факторами), и субъективным, культурным, символическим, эмоциональным (общественными факторами)»67. Кроме того, современная история повседневности исходит из того, что люди активно участвуют в постоянном процессе создания и переустройства структур повсео дневности .

Все большее внимание в отечественной историографии уделяется различным бирск, 2004. С. 81.

64 Гуревич А .Я. К пониманию истории как науки о человеке // Историческая наука на рубеже веков. М., 2001; Кром М.М. Историческая антропология. Пособие к лекционному курсу. СПб, 2000.

65 К новому пониманию человека в истории. Очерки развития современной западной исторической мысли. Томск, 1994.

66 См. об этом: Ястребицкая А.Л. История повседневности и проблема социокультурного синтеза (в свете зарубежных и отечественных исследований). К постановке вопроса // Социальная история: проблемы синтеза. М„ 1994. С. 75.

67 Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. М., 1999. С. 61-62.

68 Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. М„ 1999. С. 195. аспектам повседневной жизни советского общества. Как отмечает Н.Б. Лебина, внимание к сфере повседневной жизни детализировало и усложнило привычную модель российского общества 1920-30-х гг.69 В то же время следует согласиться с В.И. Исаевым в том, что «до сих пор проблемы повседневной жизни населения относятся к числу наименее изученных тем истории советского государства»70.

Одновременно с этим следует принять во внимание, что теоретическое конструирование внутреннего содержания понятия «повседневность» на настоящий момент далеко от завершения, ее трактовка остается предметом дискуссий в среде историков71, социологов72, философов73. Кроме того, недостаточно четко разграниченными являются категории «повседневность», «быт», «материальная культура».

На наш взгляд, наиболее удачно это разграничение обосновала А.Л. Ястребиц-кая, по мнению которой понятие «материальная культура» является базовым, - оно отражает сферу производства материальных благ, специфические для данной эпохи «формы присвоения мира», но также идеи, знания, творческие принципы и импульсы, вложенные в их создание. Она органически входит в «повседневность»74. Повседневность же охватывает «всю жизненную среду человека, сферу непосредственного потребления, удовлетворения материальных и духовных потребностей, связанные с этим обычаи, ритуалы, формы поведения, представления, привычки сознания»75.

По мнению Г.С. Кнабе, главная задача историка повседневности - обнаружить в бытовых реалиях отражение магистральных исторических процессов .

Изучение истории повседневности предполагает использование категории «образ жизни», под которым мы понимаем «способ или характер всей жизнедеятельно

69 Лебина Н. О пользе игры в бисер (микроистория как метод изучения норм и аномалий советской повседневности 20-30-х годов) // Нормы и ценности повседневной жизни., С. 8.

70 Исаев В.И. Проблемы историографии и методологии., С. 23.

71 Курьянович A.B. История повседневности: особенности подхода, цели и методы // История в XXI веке: Исто-рико-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества. М., 2001; Оболенская C.B. «История повседневности» в современной историографии ФРГ // Одиссей. 1990. Человек в истории. М., 1990; Сеняв-ский A.C. Повседневность как методологическая проблема микро и макро-исторических исследований (на материалах российской истории XX века) // История в XXI веке: Историко-антропологический подход. С. 50.

72 Савченко Л.А. Социология повседневности. Ростов-на-Дону, 2000; Шпак Л.Л. Социология повседневной жизни. Учеб. пособие. Кемерово, 2001.

73 Козлова H.H. Повседневность и социальное изменение. Автореф. дис. . канд. филос. наук. М., 1992; Она же. Повседневность как источник и итог социального бытия // Социально-гуманитарные знания. 2001. №6

74 Ястребицкая А.Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. 1991. Культурно-историческая антропология сегодня. М., 1991. С. 95.

75 Там же.

76 Кнабе Г.С. Древний Рим - история и повседневность. Очерки. М„ 1995. С. 5. сти данной личности, социальной группы или всего общества, детерминированный их собственной природой, общественно-экономическими и естественно-географическими условиями их жизни»77.

Говоря же об образе жизни крестьянства, мы имеем ввиду «систему осуществляемых им видов деятельности, которая детерминируется внешней средой и особенностями по самого крестьянства как социальной общности»(определение Н.Я. Гущина) . Кроме того, мы разделяем позицию В.А. Зверева, согласно которому изучение образа жизни сельского населения требует «охарактеризовать, как цельную систему, объективные и субъективные условия и факторы, составные части (в их соподчиненности и взаимопроникновении) и результаты жизненной активности этого населения»79.

Изучение истории повседневной жизни общества предполагает исследование отдельных «структур повседневности». Видный представитель «школы "Анналов"» и один из основателей «новой социальной истории» Ф. Бродель рассматривал сферу алкогольного потребления как одну из этих структур80.

Сфера алкогольного потребления, представляя собой сложную систему, взаимодействует со всеми сферами социальной реальности по принципу прямых и обратных связей. Поэтому, как отмечается в литературе, «рассматривая причины пьянства и алкоголизма, нельзя игнорировать исторический контекст, социальную и

81 культурно-психологическую картину того или иного этапа развития общества» .

Алкогольная ситуация в обществе является специфическим отражением его социокультурного облика. Как отмечают ряд исследователей, «пьянство и отношение к нему могут рассматриваться как достаточно надежный барометр состояния общества» , а «за отношением населения к алкоголю скрываются важные социально-культурные

77 Бутенко А.П. Образ жизни: содержание, проблемы и нерешенные вопросы // Вопросы философии. 1981. №11. С. 41.

78 Гущин Н.Я., Мелентьева А.П. Культурная революция в сибирской деревне и ее роль в становлении и развитии социалистического образа жизни // Культурная жизнь Сибири XVIII - XX вв. Бахрушинские чтения 1981 г. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1981. С. 18.

79 Зверев В.А. Образ жизни сельского населения Сибири в начальный период модернизации общества: проблемы исследования // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. Омск, 2004. 4.1. С. 19.

80 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т.1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М., 1986. С. 246-266.

81 Кирьяк В.А., Иванец H.H. Алкоголь в истории цивилизации (историко-психологический очерк) // Вопросы наркологии. 1999. №1. С. 56.

82 Посадский A.B. Крестьянство во всеобщей мобилизации армии и флота 1914 года (на материалах Саратовской губернии). Саратов, 2002. С. 99. процессы накопления нового опыта и поиска новых поведенческих кодов» .

Поскольку «история повседневности - сумма процессов во всех сферах жизнедеятельности общества, социальных слоев и групп»84, изучение сферы алкогольного потребления как структуры повседневности предполагает выход на целый ряд смежных аспектов - социально-экономический, политический, юридический, социально-медицинский, демографический, социально-психологический, культурно-бытовой.

Изучение истории повседневности, по авторитетному мнению Ю.А. Полякова и А.Л. Ястребицкой, предполагает междисциплинарный подход и предоставляет зна

85 чительные перспективы его применению .

В связи с этим изучение сферы алкогольного потребления как элемента повседневности требует привлечения методов и подходов целого ряда дисциплин -социологии, культурологии, этнографии, культурной антропологии, общей и социальной психологии, а также медицины86.

При изучении социальных аспектов алкогольного потребления особое внимание следует обратить на некоторые разработки социологов. Напомним, что уже в 1980-е гг. российскими социологами были выработаны подходы к изучению потреб

87 ления алкоголя как сложной системы .

Как известно, потребление алкоголя имеет различные формы и не всегда приоо водит к социально-негативным результатам . В связи с этим особого внимания за

83 Нарский И.В. «Пьяная революция»: население и алкоголь на Урале в 1917 г. // Урал и Сибирь в событиях 1917-1921 гг. Актуальные проблемы изучения (к 80-летию прекращения регулярных боевых действий на Урале): Материалы региональ. науч. семинара 24-25 апреля 1999 г., г. Челябинск. Челябинск, 1999. С. 194.

84 Черных А.И. История и социология - проблемы взаимодействия // Социологические исследования. 2001. №10. С. 22.

85 Поляков Ю.А. Человек в повседневности // Отечественная история. 2000. №3. С. 128; Ястребицкая А.Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. 1991. Культурно-историческая антропология сегодня. М., 1991. С. 98.

86 Отметим, что в России поворот к междисцигшинарности при изучении алкогольных проблем общества наметился еще в 1970-80-е гг. в медицинской среде. В частности, медики обратились к проблеме социальной обусловленности алкоголизма, его взаимосвязи с социокультурными особенностями и традициями, семейным укладом, климатогеографической и региональной обусловленности особенностей потребления алкоголя (См. напр.: Короленко Ц.П., Тимофеева A.C. Корни алкоголизма. Новосибирск, 1986; Короленко Ц.П., Завьялов В.Ю. Личность и алкоголь. Новосибирск, 1987; Лисицын Ю.П., Копыт Н.Я. Алкоголизм. М., 1983. С. 157-158; Лисицын Ю.П., Сидоров П.И. Алкоголизм (медико-социальные аспекты). М„ 1990; Семке В.Я., Галактионов O.K., Мандель А.И. Алкоголизм: региональный аспект. Томск, 1982).

87 Обзор соответствующей литературы содержится в работе: Горченко С.А. Трезвенничество как социальное явление. Автореф. дис. канд. социологич. наук. М„ 1992.

88 Левин Б.М., Левин М.Б. Алкоголизм как социальное явление // Актуальные проблемы девиантного поведения (борьба с социальными болезнями). Ежегодник. М., 1995. С. 9. служивает вопрос о применимости к изучению феномена пьянства подходов девиан-тологии. Это область социологии, изучающая девиантное (отклоняющееся) поведение89. Отметим, что понятийный аппарат девиантологии вплоть до настоящего времени разработан недостаточно, значительная часть ее базовых понятий, в том числе девиантность и ее критерии являются дискуссионными90. В связи с этим возникает вопрос о возможностях и пределах рассмотрения пьянства как формы девиантного поведения и о правомерности его интерпретации как социальной аномалии.

Для решения данного вопроса необходимо обратиться к проблеме соотношения «нормы» и «отклонения» («аномалии»). Поскольку по этому вопросу существует огромная литература, мы акцентируем внимание на следующих принципиальных моментах. В частности, провести водораздел между «нормой» и «отклонением» крайне сложно. Следует принять во внимание позицию, согласно которой в понятии нормы всегда содержится оценочный смысл, а социальное отклонение - это в значительной мере приписываемый статус91. Более того, нормативные и анормативные формы поведения дополняют и взаимоуравновешивают друг друга92.

В итоге чисто «социологический» подход к пьянству как социальной аномалии не может претендовать на методологическую основу изучения истории алкогольного потребления, что, в общем, подтверждается некоторыми историографическими примерами. В частности, подход к пьянству как форме девиантного поведения нашел наиболее концентрированное выражение в работах Н.Б. Лебиной, рассматривавшей российскую повседневность 1920-х гг. через призму дихотомии «нормы-аномалии».

Характеризуя достижения Н.Б. Лебиной, видный представитель социальной ис

89 См. об этом: Войтова Л.М. Девиантное поведение: трансформация понятий нормы и отклонения в современном российском обществе. Автореф. дис. . канд. социологии, наук. М., 2002. С. 10-16; ГилинскийЯ. Девиантоло-гия: социология преступности, наркотгома, проституции, самоубийств и других «отклонений». СПб, 2004; Он же. Социология девиантного поведения как специальная социологическая теория // Социологические исследования. 1991. №4; ГилинскийЯ., Афанасьев В. Социология девиантного (отклоняющегося) поведения. СПб., 1993; Иванов В.К. Девиантное поведение: причины и масштабы // Социально-политический журнал. 1995. №2. С. 44; Ланцо-ваЛ.А., ШуруповаМ.Ф. Социологическая теория девиантного поведения // Социально-политический журнал. 1993. №4.

90 Корченов В.В. Социальное регулирование девиаций: структура, процессы. М., 2000; Осипова О.С. Девиантное поведение: благо или зло? // Социологические исследования. 1998. №9; Смелзер Н. Социология. М„ 1998. С. 203-206; Шипунова Т.В. Система понятий социологии девиантного поведения: опыт концептуального синтеза. Автореф. дис. . канд. социологии, наук. СПб, 1997. С. 3.

91 Байбурин А.К. Некоторые вопросы этнографического изучения поведения // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985. С. 10; Новые направления в социологической теории. М„ 1978. С. 98.

92 Бачинин В.А. Антропосоциология анормативного поведения // Общественные науки и современность. 2001. №3. С. 62. тории B.C. Тяжельникова подчеркивает, что исследование повседневности в русле дихотомии нормы-аномалии «само по себе вносит существенные априорные ограничения в исследовательский процесс. Возможно, поэтому автор не смогла во многих случаях выйти на проблемы более общего плана. <.> Заданная программа исследования оказалась для автора неким "прокрустовым ложем", а попытка "вместить" в него материал привели к несколько упрощенным обобщениям. Поэтому, отмечая новаторский характер исследования Н.Б. Лебиной и отдавая ему должное, вряд ли можно признать предложенную ею стратегию исследования повседневности перспективной» . На наш взгляд, приведенные замечания равным образом справедливы и применительно к упоминавшимся работам Г.Х. Валиева.

Как обоснованно отмечается в литературе, потребность в алкоголе обусловлена комплексом социальных предпосылок: во-первых, общество производит этот продукт, человек застает его уже существующим, присутствующим в окружающем мире; во-вторых, общество «производит» и «воспроизводит» обычаи, формы, привычки и стереотипы, связанные с его потреблением94.

В данном контексте пьянство выступает как элемент ритуала, транслируемого сложившейся культурной традицией95. В связи с этим следует заметить, что совместное употребление еды и напитков - явление, выполняющее различные социальные функции, в том числе - коммуникативные и релаксационные96. В этой связи потребление алкоголя следует трактовать как элемент досуга, ведь, как справедливо отмечает Ю.А. Поляков, именно «изучая формы досуга, мы выходим на проблему ги

97 гантской важности - алкоголизм» . В данном контексте правомерной представляет

98 ся трактовка потребления алкоголя как элемента процесса рекреации .

93 Тяжельникова B.C. Повседневность и революционные преобразования советской власти // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т.2. М., 2002. С. 85.

94 Братусь Б.С. Заметки о психологии российского пьянства//Человек. 1996. №4. С. 134.

95 В данной связи определенный интерес представляет накопленный отечественной и зарубежной этнографией опыт изучения употребления спиртных напитков как формы ритуального поведения в традиционных культурах. См. напр.: Бакаева Э.О. Гушнова Э. Б.М. Алкоголь в обрядовых действиях у калмыков // Проблемы изучения традиций в культуре народов мира. М., 1990.

96 См. об этом: Морозов И.А. Традиционное застолье в структуре повседневной и праздничной жизни // III конгресс этнографов и антропологов России 8-11 июня 1999 г. Тез. докл. М„ 1999. С. 243; Общение за столом: сотрапезничество и застолье в течение веков. - Рецензия на сборник: «Общение за столом: сотрапез-ничество и застолье в течение веков. Руан, 1992» // Одиссей. Человек в истории. 1999. Трапеза. М., 1999; Социальность, рожденная за пиршественным столом // Там же.

97 Поляков Ю.А. Человек в повседневности // Отечественная история. 2000. №3. С. 130.

98 См. напр.: Фоминых С.Ф., Шевелев Д.Н., Черняк Э.И. Повседневная жизнь сибирского города в годы

Своеобразное концептуальное осмысление проблема досуговых функций пьянства в крестьянской среде получила в рамках изучения «феномена кабака» в дореволюционной российской истории. В частности, Д.В. Раев" акцентирует внимание на собственно досуговой функции кабака, американский же историк А. Кимбалл идет дальше, рассматривая кабак второй половины XIX в. не только как форму досуга, но и как «зародыш гражданского общества»100.

Как отмечается в этнологической литературе, в качестве нормы выступает любая единица аккумулируемого и транслируемого традицией социального опыта, любой содержащийся в традиции стереотип деятельности101. При такой постановке вопроса сложившиеся в социуме стереотипы поведения, связанные с употреблением алкоголя, являются, по сути дела, социальной нормой.

В таком ракурсе чередование моментов воздержания от пьянства с пьяными «загулами» в крестьянской среде можно интерпретировать как смену «правильного» и «неправильного» поведения. Как отмечает А.К. Байбурин, «целые слои и группы общества имели свои модели как "правильного", так и "неправильного" поведения <.> Во всяком обществе и во все времена первый тип поведения неизбежно перемежался вторым, ярким выражением которого был ритуал или праздник»102. В данной связи заслуживает внимание мнение Ю.М. Лотмана, согласно которому в

103 культуре существуют «правила для нарушения правил» .

Определение той или иной формы социального поведения как «отклонения» напрямую зависит от ценностно-нормативной системы конкретного общества (или социума) на каждом этапе его развития (так, существует мнение, что применительно к России пьянство как тип поведения не является девиантным104).

В связи с этим следует согласиться с высказываемым в литературе мнением, гражданской войны // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С.50.

99 Раев Д.В. Русский человек в государевом кабаке XVII в. // Государство и личность в истории России. Матер, региональ. науч. конф., Новосибирск, 24 мая 2004. Новосибирск, 2004. С. 13.

100 Кимбалл А. Деревенский кабак как зародыш гражданского общества во второй половине XIX в. // Общественные науки и современность. 2004. №6.

101 СарингулянК.С. О регулятивных аспектах культурной традиции // Советская этнография. 1981. №2. С. 100-101.

102 Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб, 1993. С. 8.

103 Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни: (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 26.

104 Кармадонов O.A. Социальная девиация как фактическая ценностно-нормативная модель // Социальночто «воссоздание психологических особенностей и характера, типа, манеры алкогольного поведения людей в прошлые эпохи можно осуществить лишь на основе соответствующих изучаемому периоду "систем отсчета"», поскольку «будучи несомненными элементами культуры эпохи, поступки, связанные с винопитием, могут, в зависимости от господствующих в данном обществе взглядов оцениваться как антикультурные феномены или же как вполне приемлемые социальные явления»105.

От историка требуется реконструкция представлений о нормах и аномалиях в сфере потребления алкоголя, присущих изучаемому социальному объекту и локализованных в конкретных хронологических рамках и, лишь сообразно с этим, дифференциация повседневных практик, связанных с потреблением алкоголя на нормальные и анормальные.

Признавая высокий эвристический потенциал истории повседневности и междисциплинарного подхода к ее изучению, следует все же учитывать, что «"повседневность" - всего лишь один "ракурс" рассмотрения общества, не способный дать решающей информации для понимания его исторической динамики, а лишь дополняющий, конкретизирующий научные подходы, вскрывающие его сущность»106. Более того, «связь между историческим процессом и повседневным бытом не очевидна с. .> Между тем такая связь существует, хотя и не всегда в открытой форме»107.

Следует, видимо, согласиться с мнением социолога И. Гурвича, согласно которому динамика потребления алкоголя должна рассматриваться как «результирующая переменная действия широкого ряда социально-экономических, социально-психологических и историко-культурных факторов», однако «действие подавляющего их большинства, может только гипотезироваться в объяснительной теоретической

1 АО модели уровня потребления алкоголя» .

В данной связи следует принять во внимание и мнение немецкого историка Д. Байрау, согласно которому «трудно увязать воедино распространение чрезмерного гуманитарные знания. 2001. №6. С. 148-150.

105 Кирьяк В.А., Иванец H.H. Алкоголь в истории цивилизации (историко-психологический очерк) // Вопросы наркологии. 1999. №1. С. 56.

10бСенявский A.C. Повседневность как методологическая проблема микро и макро-исторических исследований (на материалах российской истории XX века) // История в XXI веке: Историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества. М., 2001. С. 26.

107 Аникеев A.A. Мир и структура повседневности // Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методы изучения: Сб. матер, межрегиональ. науч. сем. Ставрополь, 2001. С. 8. пьянства, с одной стороны, и кризис политической и социальной системы, с другой», а «история пития, взятая в социальном и культурно-историческом аспекте, способна между тем под своим собственным углом зрения высветить те проблемы, которые в общем уже известны»109.

Некоторых замечаний концептуального характера требует проблема изучения реализации государственной алкогольной политики в сибирской деревне. Прежде всего следует заметить, что значительная часть ведущих зарубежных историков, работающих в ключе «новой социальной истории», высказываются за необходимость «глобальной», или «тотальной» истории, ориентированной на достижение исторического синтеза, на преодоление разрыва между историей политики, экономики и социальных структур, с одной стороны, и историей повседневности и духовной жизни во всех ее проявлениях и на разных уровнях - с другой110.

С другой стороны, отечественными авторами признается, что быт «неотделим от социально-политических и идеологических процессов»111, а «процесс становления и развития государства, его культуры, социально-экономических институтов, политической и военной сферы - все это в конечном итоге неразрывно связано с проблемой повседневности»112.

Этим обуславливается важность рассмотрения не только социально-исторических аспектов алкогольного потребления, но и алкогольной политики государства, что, в свою очередь, дает выход на целый комплекс смежных проблем.

В частности, авторы работы «История ликеро-водочного производства в России в

XX веке» склонны говорить о том, что «история производства водки на Руси имеет не 1 только экономический, но и идеологический и культурный аспекты» ". Наиболее концентрированное выражение эта идея нашла в следующем суждении Н.Б. Лебиной:

108 Гурвич И. Исторические тенденции алкоголизации., С. 185-186.

109 Байрау Д. Бахус в России // П.А. Зайончковкий (1904-1983 гг.): Статьи, публикации и воспоминания о нем. М„ 1998. С. 372.

110 Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории II Одиссей. Человек в истории. Представления о власти. 1995. М., 1995. С. 5; Гуревич АЛ. О кризисе современной исторической науки II Вопросы истории. 1991. №2-3. С. 29.

111 Аникеев A.A. Указ. соч. С. 9.

112 Самарцева Е.И. История российской повседневности: попытка осмысления некоторых граней проблемы // История российской повседневности. Матер. Двадцать шестой Всероссийск. заоч. науч. конф. СПб, 2002. С. 27.

113 Борисова A.B., Иерусалимский Ю.Ю., Рязанцев Н.П. История ликеро-водочного производства в России в XX веке (на примере Ярославского ликероводочного завода): Текст лекций. Ярославль, 2003. С. 3.

Спиртные напитки в семиотическом контексте, равно как и формы борьбы с алкоголизмом, составляют неотъемлемую часть культурно-антропологического процесса, с. .> Отрицание значимости спиртных напитков для того или иного ритуала нарушает его знаковую завершенность и меняет, а нередко и принижает его смысл, что неизбежно ведет к изменениям в ментальности населения. Не удивительно, что идеологические структуры часто манипулируют отношением народа к выпивке, прекрасно оценивая ее кодовое содержание»114.

В свою очередь, американский историк А. Мак-Ки, рассматривая действие «сухого закона» в годы Первой мировой войны, высказал точку зрения, согласно которой борьба с пьянством является отражением поиска эффективных форм социального управления115.

Необходимость рассмотрения проблем взаимоотношения государственных структур и алкоголя усиливается также рядом положений о роли водки в русской истории. В частности, как считает А.Л. Афанасьев, в России, начиная с времен Ивана Грозного, выкачивание с помощью «водочного насоса» средств из народа и, соответственно, его спаивание традиционно являлись необходимым условием для создания мощной армии и строительства государства-империи116.

Более того, в работе историка В.В. Похлебкина «История водки» обосновывается концепция, согласно которой в России государство стремилось выступать как надклассовый и независимый институт, присвоивший себе право на монопольное производство и торговлю водкой, регулирующий ее распределение в обществе. Однако, «на деле, оставаясь по характеру потребительского интереса "бесклассовой", она всегда использовалась как инструмент какого-либо одного (всегда господствующего, правящего) класса по отношению к другим. Это был мощный инструмент и удобный регулятор классового влияния. Если им умели пользоваться, и до тех пор, пока им пользовались разумно, он обеспечивал стабильность правления своему владельцу. Как только государство или господствующий класс утрачивали бразды правления и контроль за водкой, неизбежно

114 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города., С. 21.

115 Мак-Ки А. Сухой закон в годы первой мировой войны: причины, концепции и последствия введения сухого закона в России. 1914-1917 гг. // Россия и первая мировая война (матер, международ, науч. коллокв.). СПб, 1999. С. 148, 156.

116 Афанасьев А.Л. Иван Прыжов: история пьянства и трезвости в России // Общественные науки и современность. 1997. №3. С. 89-90. возникали политические смуты, вырастали противоречия, до тех пор скрытые или маскируемые"»117.

Понятийный аппарат исследования. Базовым понятием является модель алкогольного потребления - преобладающие разновидности спиртных напитков и наиболее распространенные формы их употребления.

На каждом этапе исторического развития общества в нем складывается определенная алкогольная ситуация - по определению Г.Г. Заиграева, «комплексная характеристика алкоголепотребления и его последствий, состояния производства и оборота винно-водочной продукции, степени участия государства и общества в деалкоголизации населения»118. Алкогольная ситуация, в свою очередь, характеризуется совокупностью качественных (историко-культурных) и количественных (социологических) показателей, характеризующих масштабы распространения алкоголя, специфику и динамику его потребления в изучаемой единице (стране, регионе, социуме). Охарактеризуем важнейшие из этих показателей.

Суммарное среднедушевое потребление отражает объем различных видов алкоголя, приходящегося на душу населения. Уровень потребления - это условный показатель, отражающий объем условного алкоголя, потребляемого на душу населения в год. Структура потребления включает показатели, характеризующие, во-первых, структуру непосредственного приема алкоголя - это частота (регулярность) потребления, протяженность приема алкоголя во времени, его связь с приемом пищи; во-вторых, структуру распределения общего объема потребления среди населения - т.е. распределение по половозрастным и социальным группам.

Наибольшее влияние на специфику потребления алкоголя при прочих равных условиях оказывает микросреда («алкогольный климат», или по специальной терминологии «обычаи ближайшего окружения»119), определяющая отношение к алкоголю. Микросреда формирует алкогольные обычаи.

Алкогольные обычаи - это исторически сложившиеся и передаваемые из поколения в поколение внутри отдельного микроколлектива (или более широкой группы)

117 Похлебкин В.В. История водки. М„ 1997. С. 333.

118 Заиграев Г.Г. Особенности алкогольной ситуации в России 90-х годов // Россия: риски и опасности «переходного» общества. М„ 2000. С. 84.

119 Портнов А.А., Пятницкая И.Н. Клиника алкоголизма. Л., 1973. С. 43. формы и мотивации употребления спиртных напитков. Прежде всего, это представления о формах потребления и нормы массового поведения, являющиеся следствием потребления спиртного, оценки этого поведения и самого потребления, а также наиболее массово потребляемые виды (или вид) спиртных напитков (он определяется, не в последнюю очередь, климатогеографическими и социокультурными особенностями региона). Алкогольные обычаи выполняют две основные социальные функции: являются средством стабилизации утвердившихся в данной среде форм употребления алкоголя и осуществляют воспроизводство этих форм в жизни новых поколений120.

Пьянство - это употребление спиртных напитков, сопровождающееся нарушением поведения индивидуума в обществе; алкоголизм - заболевание, заключающееся в психофизической зависимости от алкоголя.

Государственная алкогольная политика - это совокупность законодательных мер и организационных мероприятий, направленных на регулирование производства и оборота алкоголя в обществе в предпочтительном для государства русле; является частью социальной политики, экономической и правоохранительной деятельности государства.

Источниковая база исследования включает широкий круг опубликованных и архивных материалов, большая часть которых впервые вводится автором в научный оборот. Основной фактический материал извлечен из 327 единиц хранения 47 фондов Государственного архива Новосибирской области (ГAHO), 88 периодических изданий, а также документальных и хроникальных публикаций, публикаций материалов официальных органов, статистических и справочных изданий.

Как представляется, основную массу использованных нами источников целесообразно разделить на две группы. К первой группе, составившей основу источнико-вой базы, относятся организационно-распорядительные, протокольные и отчетно-информационные документы, возникшие в результате деятельности различных официальных организаций и учреждений - правоохранительных, советских, партийных, чрезвычайных, хозяйственных, контрольных, плановых, статистических, здравоохра

120 Копыт Н.Я., Сидоров Г.И. Профилактика алкоголизма. М., 1986. С. 9. нения, образования.

Сущностной чертой рассматриваемой группы источников является возможная тенденциозность, поэтому необходимым моментом их использования является общее источниковедческое правило, согласно которому «наиболее достоверны содержащиеся в документе сведения, противоречащие основному направлению его тенденциозности, а наименее достоверны - совпадающие с ним»121.

Массовость используемых официальных документов порождает два следствия. С одной стороны, возникает возможность для взаимной верификации документов различных учреждений. Одновременно с этим массовость официальных документов порождает ситуацию, которую можно охарактеризовать как «недостаток информации от ее избытка»: объем информации по алкогольной проблематике, содержащийся в рассматриваемой группе источников, очень значителен, однако эти данные в своем большинстве весьма однотипны.

Значительная часть информации отражает различные аспекты государственной алкогольной политики, прежде всего - практическую деятельность правоохранительных органов по борьбе с самогоноварением и мероприятия в рамках «продвижения водки в деревню».

Следует особо остановиться на проблемах интерпретации официальной статистики, отражающей борьбу с самогоноварением. C.B. Лебедев, известный исследователь самогоноварения того периода, отмечал, что начиная с 1920 г. по Сибири «непрерывно ведется усиленная борьба с тайным винокурением», однако «результаты ее всюду почти не фиксировались»; и лишь по Томской губернии с октября 1922 г. «был установлен строгий учет тайного винокурения и борьбы с ним»122.

В связи с этим следует отметить, что после восстановления большевистского режима в Сибири статистика преступлений начала вводиться с февраля 1923 г., сведения же за 1920-1923 гг. являются ориентировочными, поскольку должного учета в это время не было. По мнению А.П. Угроватова, показатели за указанные годы на

123 много меньше реального количества преступлений .

121 Покровский H.H. Источниковедческие проблемы истории России XX века // Общественные науки и современность. 1997. №3. С. 96, 104.

122 Лебедев С. Тайное винокурение в Сибири // Пищевая промышленность. 1927. №7. С. 200.

123 Угроватов А.П. Уголовный розыск в Сибири в 1920-1925 гг. // Актуальные вопросы гуманитарных на

Что же касается последующего периода, то, отмечает К.Б. Литвак, неравномерная раскрываемость преступлений, ударные кампании 1920-х гг., различная интенсивность работы следственных органов и судов, изменения в процессуальном праве определяют необходимость критического отношения к показателям, характеризующим количество зарегистрированных преступлений и наказаний за них, и к изучению динамики преступности на их основе124. Сами работники прокуратуры и милиции на совещаниях по борьбе с преступностью неоднократно указывали на то,

L25 что «учет преступности по уездам поставлен неудовлетворительно» , а также на несвоевременное и неточное представление данных от районных органов милиции большинство статистических данных, содержа в себе информацию о количестве проведенных рейдов, о поимке самогонщиков, о конфискации аппаратов и количестве уничтоженного самогона и браги, характеризовали результаты отдельных антиалкогольных мероприятий (например, различных кампаний по борьбе с самогоноварением, «месячников», «двухнедельников» и т.п.) и не отражали общую ситуацию. Как считает С.А. Павлюченков, «на основании подобного рода статистики нельзя выявить эффективность борьбы с пьянством»127.

Более того, самими работниками правоохранительных органов высказывались сомнения в достоверности приводимых цифр. В этом плане весьма характерно заявление старшего помощника краевого прокурора Сибири по Минусинскому округу, прозвучавшее на краевом совещании лиц прокурорского надзора Сибири в декабре

1926 г.: «Что касается точного анализа цифр <.> то произвести его невозможно, я и сам

128 не верю в них» .

В связи с этим особую ценность для изучения динамики соответствующих правонарушений представляют обобщенные статистические материалы о работе правоохранительных органов, опубликованные в различных информационно-статистических изданиях.

Особого рассмотрения заслуживают особенности отражения собственно алкоук. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1999. С. 46.

124 Литвак К.Б. Политическая активность крестьянства в свете судебной статистики 1920-х годов // Вопросы истории. 1989. №2. С. 131.

125 ГАНО, ф. Р-20, on. 1, д. 92, л. 31.

126 Там же, д. 150, л. 2.

127 Павлюченков С.А. Веселие Руси: революция и самогон., С. 213. гольной ситуации в сибирской деревне в официальных материалах.

По большей части преобладают общие оценки и суждения о «массовом пьянстве» и «самогоноварении, на которое расходуется много хлеба». Динамика алкогольного потребления и самогоноварения также часто характеризовалась общими оценками - «пьянство увеличивается», «пьянство сокращается», «самогонокурение продолжает стоять на высоком повсеместном уровне», «самогоноварение остается почти в том же положении, что и раньше, то есть в сильно развитом состоянии» и т.п.129 Встречались и более замысловатые формулировки наподобие следующей: «Самогоноварение при количественной стабильности имеет относительное умень-шениВдЩко во многих документах содержатся и более содержательные оценки. Это особенно характерно для материалов правоохранительных органов, представители которых в процессе своей работы непосредственно соприкасались с деревенской действительностью. В материалах межведомственных совещаний по борьбе с преступностью при прокуратурах различного уровня, а также в отчетно-обзорных материалах прокуратуры и милиции и, в меньшей степени, в документах советских и партийных органов, встречаются ценные суждения о специфике сельского потребления алкогВляастности, речь идет об отражении таких сюжетов, как динамика, мотивация и детерминация пьянства, негативное воздействие пьянства на общественную жизнь и криминогенную обстановку в деревне, приверженность к пьянству социальных и половозрастных групп крестьянства, взаимоотношения с алкоголем сельских милиционеров, партийцев, комсомольцев, работников сельсоветов.

Значительное освещение получило и самогоноварение, прежде всего производственные и социально-экономические аспекты этого явления, в частности, социальный и половозрастной состав крестьян-самогонщиков, виды используемого сырья, цены на суррогаты алкоголя и особенности их нелегального оборота. Определенное отражение получили и организационные стороны «самогонного» бизнеса, в частности, взаимодействие в нем различных социальных слоев деревни.

Значительный импульс сбору и систематизации сведений о самогоноварении дало секретное циркулярное письмо ВЦИКа от 30 ноября 1923 г., адресованное

128 ГАНО, ф. Р-20, оп. 1, д. 55, л. 51.

129 Там же, ф. Р-20, оп. 1, д. 150, л. 145; ф. Р-1228, оп. 1, д. 344, л. 4-9.

ЦИКам автономных и независимых республик, областей и губисполкомам РСФСР». Названный документ требовал от соответствующих органов изучения самогоноварения на подведомственных им территориях с последующим предоставлением докладов в Президиум ВЦИКа . В результате при Сибревкоме была создана специальная комиссия из представителей различных органов. Соответственно, в некоторых документах Сибревкома, губисполкомов и губздравотделов содержится разносторонний анализ различных сторон самогоноварения и направлений борьбы с ним.

Количественные же данные о масштабах производства суррогатов алкоголя и потреблении алкоголя встречаются в официальных документах достаточно редко. Мы учитываем эти данные лишь в случае наличия в документе прямого указания на источник или способ получения соответствующих цифр.

К способам же получения количественных данных также следует относиться критически. Так, мы отклоняем экспертные оценки масштабов потребления и производства алкоголя, если в соответствующем документе указывается, что они основаны на данных о работе правоохранительных органов. Элементы критики этих данных в плане их использования для изучения самогоноварения и потребления алкоголя прослеживаются уже в самих документах прокуратуры и милиции

В целом эти замечания сводятся к следующему. Во-первых, количество зарегистрированных преступлений, уголовных дел и составленных административных протоколов отражали не реальные масштабы самогоноварения и потребления алкоголя, а лишь количество зарегистрированных правонарушений в этой сфере. Во-вторых, динамика этих цифр характеризует не столько рост или снижение самогоноварения или потребления алкоголя, а прежде всего свидетельствует об усилении или ослаблении активности милиции в борьбе с соответствующими правонарушения

132 МИ .

В 1920-е гг. вообще высказывались мысли о невозможности изучения динамики самогоноварения. Так, известный краевед А.М. Большаков писал, что «уловить произ

130 Там же, ф. Р-20, оп. 2, д. 191, л. 32.

131 Там же, ф. Р-1, оп. 2, д. 114, л. 30.

132 Там же, ф. Р-20, оп. 1, д. 55, л. 51; д. 114, л. 18; д. 159, л. 17-18; оп. 2, д. 82, л. 347; д. 86, л. 42; д. 90, л. 143-144; д. 126, л. 34; д. 191, л. 32. водство самогона в сеть цифр совершенно невозможно» . В 1927 г. краевой прокурор Сибири отмечал, что изучение роста самогоноварения является «фактически невыпол

134 нимым» .

Учитывая высказывавшиеся практическими работниками 1920-х гг. соображения о том, что количество выявляемых самогонщиков было значительно меньше их фактического количества, трудно не согласиться со следующим мнением В.И. Исаева: «Соотношение же фактических и официально выявленных самогонщиков можно сравнить с

ПС айсбергом, невидимая подводная часть которого во много раз превышает видимую» .

Особенно заметны названные недостатки в сопоставлении с данными статистических органов. Например, по оценке Сибадмотдела, в 1924 г. самогоноварение было особенно развито в Енисейской губернии. Это обосновывалось тем, что там за лето 1924 г. было обнаружено 35,5% от всех обнаруженных за это время в Сибири очагов самогоноварения . Между тем, по данным Сибстатуправления наибольшее количество самогона в этом году было произведено в Алтайской губернии .

Рассмотренные особенности материалов официальных органов до известной степени заставляют согласиться с мнением Н.Б. Лебиной, согласно которой «традиционные исторические источники не могут дать представления о динамике потребления спиртного. Не ответят они однозначно и на вопрос о причинах пьянства»138.

В силу противоречивости и тенденциозности официальных источников, с одной стороны, и их объективной неполноты, с другой, при изучения качественных и количественных параметров производства и потребления алкоголя в сибирской деревне 1920-х гг. необходимо обращение к материалам, полученным в результате обследований деревни, основанных на статистических методах.

Эти материалы и составляют вторую группу источников нашего исследования. Разновидностью источников названной группы являются материалы бюджетных обследований деревни 1920-х гг. Не останавливаясь на их общеисточниковедческой

133 Большаков А.М. Советская деревня. JL, 1924. С. 66.

134 ГАНО, ф. Р-20, оп. 1, д. 182, л. 33.

135 Исаев В.И. Молодежь Сибири в условиях формирования сталинской модели социализма (1920—1930-е гг.). Учеб.-методич. пособие. Новосибирск, 2000. С. 12.

136 ГАНО, ф. Р-19, оп. 1, д. 25, л. 39.

137 Там же, ф. Р-1, оп. 1, д. 1749, л. 12.

138 Лебина Н.Б. Российская повседневность в контексте концепций отклоняющегося поведения // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 1996. №2. С. 135. характеристике , ограничимся следующими замечаниями.

Развернутая характеристика использования бюджетов как источника изучении потребления алкоголя в деревне были сформулированы в статье Д.Н. Воронова140. Суммируя эти суждения, отметим, что бюджетные обследования вообще не преследовали целей специального изучения алкоголизма, в них учитывались только денежные издержки, поэтому они отражали (и то не полностью) лишь затраты крестьян на покупку алкоголя. Судить по бюджетам о размерах потребления алкоголя можно лишь косвенно. Кроме того, в некоторых публикациях бюджетов специальная графа о расходах на алкоголь отсутствует и объединена с рядом других расхо

ДОВ141.

Особую ценность для нашего исследования представляют материалы анкетных обследований распространения спиртных напитков и самогоноварения в деревне (по терминологии того времени - обследования алкоголизма), осуществлявшихся статистическими органами. Сами анкеты, использовавшиеся при проведении обследований, не сохранились. Однако сохранились отчеты о результатах обследований, отложившиеся в ГАНО142, и публикации материалов обследований в журналах и статистических сборниках 1920-х гг. (в обработке В. Пушкарева, А. Локтина и А. Черкунова)143.

Таким образом, мы имеем дело с опосредованными результатами обследований в виде публикаций и отчетов об их результатах. С одной стороны, мы избежали необходимости самостоятельной обработки анкет, однако не все результаты обследований нашли отражение в соответствующих публикациях и отчетах.

По своим методам обследования алкоголизма наиболее близки к современному типу конкретно-социологических исследований. Суть обследований состояла в рассылке статистическими органами анкет добровольным корреспондентам. Анкеты содержали ряд вопросов, на которые корреспонденты должны были ответить. Основной метод обследований заключался в том, что корреспондента спрашивали не о его собственном

139 Наиболее обстоятельная источниковедческая характеристика бюджетных обследований содержится в работе: БокаревЮ.П. Бюджетные обследования крестьянских хозяйств 20-х годов как исторический источник. М., 1981. Помимо прочего, в названной работе отмечается, что данные о затратах на алкоголь относились к группе сведений, сбор которых был наиболее сложным - о несистематическом приобретении и потреблении мелких товаров (Там же, С. 66).

140 Воронов Д.Н. Методические замечания по изучению алкоголизма // Вестник статистики. 1928. №4. С. 88-91.

141 Например, в публикации: Бюджеты крестьян Сибирского края в 1925-26 г. Новосибирск, 1930.

142 ГАНО, ф. Р-1,оп. 2, д. 114, л. 89-97; ф. Р-1228, оп. 1, д. 13, л. 15-19.

ВИВЛНОТЙ> потреблении алкоголя или производстве самогона, а просили дать сведения по этим вопросам в целом по селению. Таким путем предполагалось рассеять подозрительность добровольных корреспондентов и получить сведения даже по таким щекотливым для деревенского жителя вопросам, как производство и потребление самогона.

Проблематику обследований алкоголизма в деревне в первой половине 1920-х гг. составили прежде всего различные аспекты самогоноварения. Впервые распространение спиртных напитков в сибирской «советской» деревне было обследовано Алтайским губстатбюро летом 1923 г. Это было и первое статистическое обследование алкоголизма в СССР. В 1924 г. Сибстатуправление произвело такое же обследование потребления алкоголя по остальным губерниям, входившим в «сибревкомовскую» Сибирь.

Данные, полученные в результате этих обследований, можно сгруппировать следующим образом: 1) масштабы самогоноварения: количество хозяйств, занимающихся самогоноварением, распространенность самогонных аппаратов и суммарное производство самогона; 2) потребление самогона: динамика самогоноварения в зависимости от сезонно-календарного времени; суммарное среднедушевое потребление; 3) социально-экономическая сторона: доходность от самогоноварения; средняя стоимость самогона; распространенность коллективных самогонных аппаратов; социальный состав самогонщиков; цели самогоноварения; 4) производственный аспект: разновидности сырья и его затраты на изготовление единицы самогона; 5) медицинский аспект: данные о содержании спирта в самогоне и о добавлении в самогон вредных веществ, усиливающих эффект опьянения; 6) социально-психологический аспект: отношение населения к самогоноварению; взгляды населения на методы ликвидации самогоноварения; 7) юридический аспект: оказывает ли население противодействие самогонщикам и ведет ли антиалкогольную работу; 8) культурно-бытовой аспект: какие группы сельского населения в большей мере были подвержены употреблению алкоголя.

Естественно, что приведенная группировка является общей, в конкретных же отчетах и публикациях материалов обследований вышеприведенные аспекты отражены с разной степенью полноты и конкретности.

Во второй половине 1920-х гг. алкогольная ситуация в деревне в силу ряда факторов приобрела определенную специфику по сравнению с предшествующим периодом. В

143 Работы этих авторов уже упомянуты нами в историографическом разделе. этих условиях ЦСУ РСФСР осуществило масштабное обследование с целью выяснения степени распространения спиртных напитков в деревне. В его рамках в 1928 г. и 1929 г. в сельских местностях Сибирского края было проведено анкетное обследование распространения спиртных напитков за предшествующий год. В марте-апреле месяце редакция «Советской статистики» рассылала вместе с газетой добровольным статистическим корреспондентам специальные анкеты с соответствующим обращением в номере газеты, в котором она указывала на важность заполнения анкеты. Кроме того, окрстатотде-лы посылали те же анкеты женорганизациям, учителям, сельским общественным работникам. Заполнив анкеты, добровольные корреспонденты должны были направлять их в Сибкрайстатотдел.

К вопросам о самогоноварении, заимствованных из обследований прошлых лет, был добавлен ряд вопросов о потреблении водки, в частности, чего население употребляло больше - водки или самогона, причины предпочтения самогона, источники получения водки, уровень ее потребления, цена бутылки водки в тайной продаже, трансформация половозрастной динамики алкогольного потребления.

Достоинства рассматриваемого источника очевидны - требуемые данные получены от самого крестьянства; добровольные корреспонденты постоянно проживали в своих деревнях и досконально знали деревенскую жизнь. Обследования охватывали очень широкий круг вопросов, в том числе особую ценность представляют количественные данные о масштабах потребления алкоголя. Публикации материалов обследований сопровождаются комментариями статистиков, в которых содержатся важные соображения в плане интерпретации результатов обследований.

Однако вполне очевидны и недостатки этого источника, характерные для конкретно-социологических методов вообще.

Прежде всего обратим внимание на проблему репрезентативности данных, получаемых анкетным методом. Число рассылаемых анкет по отношению ко всей массе сельского населения было невелико - обычно речь шла о нескольких сотнях анкет, лишь во время обследования 1928-1929 гг. рассылалось около 4000 анкет ежегодно. При этом обычно возвращалось не более половины анкет, в числе полученных анкет часть отбраковывались как недостоверные.

Помимо вышеназванных особенностей материалов обследований алкоголизма, не следует забывать и о проблеме «человеческого фактора» - возможном субъективизме в ответах, связанным не в последнюю очередь с субъективным восприятием респондентами пьянства односельчан, а также с нежеланием утвердительно ответить на вопрос о наличии самогоноварения в своем селе из боязни привлечь бдительное око милиции. Нередко противоречащие друг другу показания поступали не только из одной и той же волости, но и из одного и того же села.

В связи с этим возникает вопрос о корректности распространения выборочных данных на все крестьянство. Дело в том, что результаты, полученные из обследованной административно-территориальной единицы, показывали лишь, сколько процентов корреспондентов определенным образом ответили на тот или ной вопрос.

Таким образом, материалы анкетных обследований алкоголизма являются таким источником, относительно которого невозможно безоговорочно констатировать достоверность и репрезентативность (как и недостоверность и нерепрезентативность) информации. Как представляется, несмотря на некоторую условность количественных данных, нет оснований игнорировать данные обследований и при анализе структуры, статики, определения не абсолютных величин производства и потребления самогона, а в целом основных сторон этого явления, его роли в жизни «доколхозной» деревни.

Последним типом источников, играющим в нашем исследовании преимущественно вспомогательную роль, являются источники личного характера -воспоминания современников; письма крестьян и селькоров в газеты (как опубликованные, так и отложившиеся в архиве в виде сводок)144; материалы устной истории.

Определенную ценность для раскрытия нашей темы представляют материалы периодической печати - это многоплановый синтетический источник, интегрирующий в себе различную по жанру, происхождению и содержанию информацию (в том числе статьи практических работников, официальные сообщения и документы, законодательные акты, письма, хронику, другую всевозможную информацию).

Формулируя итоговую оценку источниковой базы нашего диссертационного исследования, можно сделать следующие выводы. Отмеченные недостатки различ

144 Источниковедческую характеристику этой подгруппы источников применительно к изучению сибирской деревни 1920-х гг. см. в работе: Кузнецов И.С. Письма селькоров как массовый источник изучения социальной психологии сибирского крестьянства 1920-х годов. // Массовые источники по истории Сибири. Бах-рушинские чтения 1989 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1989. ных групп источников, разумеется, существенно затрудняют историческую реконструкцию предмета нашего исследования. В то же время, как представляется, использованный в работе массив источников предоставляет необходимые и достаточные предпосылки для адекватной реконструкции государственной алкогольной политики и алкогольной ситуации в сибирской деревне 1920-х гг. и, таким образом, для реализации сформулированных исследовательских целей и задач.

Апробация результатов исследования была осуществлена автором в выступлениях на ряде научных конференций, основные положения диссертации нашли отражение в 21 публикации общим объемом 5,2 п.л. Рукопись диссертации обсуждалась на заседании кафедры отечественной истории Новосибирского государственного университета.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Алкогольный вопрос" в сибирской деревне 1920-х гг."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрев вопросы, поставленные в нашем диссертационном исследовании, мы считаем правомерным сформулировать следующие итоговые выводы.

В 1920-е гг. динамика процессов в сфере алкогольного потребления сибирского крестьянства характеризовалась сложным соотношением традиций и новых явлений.

С одной стороны, в алкогольной ситуации сохранился значительный элемент традиционализма, преемственность по отношению к более раннему периоду. Такое положение обуславливалось рядом взаимосвязанных факторов. В их числе следует отметить процесс архаизации жизни деревни, глубокий традиционализм крестьянского образа жизни, стабильность условий труда и быта сельского населения, сохранение самостоятельного крестьянского хозяйства, воспроизводство крестьянских традиций и структурных особенностей его образа жизни (прежде всего это - цикличность жизненного ритма крестьянина и «страдный» характер крестьянского труда).

В результате имело место сохранение ряда важнейших характеристик потребления алкоголя: сезонно-календарной детерминации, обрядовой мотивации, релаксационной функции и спорадичности пьянства.

Как нам представляется, это означало доминирование традиционных представлений о «труде» и «празднике» и, соответственно, их соотношение в жизни крестьянства. Массовое пьянство, представляя собой важнейший элемент крестьянской праздничной культуры, «вмонтированный» в традиционную обрядность, было характерно прежде всего для праздников, будни же по большей части были трезвыми.

В социально-психологическом плане это означало стабильное существование в сознании крестьянства мощного пласта традиционной трудовой этики. Это в существенной мере способствовало функционированию и самовоспроизводству крестьянского хозяйства в сложных климатических условиях Сибири в дореволюционный период, и это же дало содействовало восстановлению крестьянского хозяйства во время нэпа.

В то же время, несмотря на сохранение значительных элементов традиционализма в алкогольном поведении сибирского крестьянства, в рассматриваемый период были воспроизведены лишь наиболее стабильные элементы алкогольных обычаев, связанные с фундаментальными особенностями крестьянского образа жизни и психологии. Внутреннее же содержание алкогольных обычаев подверглось значительной деформации, обусловленной комплексом факторов.

На рубеже Х1Х-ХХ в. под воздействием процесса модернизации начал действовать ряд фаеторов, которые, с одной стороны, способствовали росту проявлений девиантного поведения, с другой стороны, разрушали традиционные механизмы его нейтрализации. Речь идет, прежде всего, о разрушении механизмов общинного и семейного контроля поведения в крестьянском социуме. В 1920-е гг. этот процесс был еще более усилился.

Важным катализатором процесса деформации крестьянских алкогольных обычаев стали ближайшие и долговременные последствия революционных и послереволюционных событий. Из их числа отметим процессы дезорганизации и маргинализации общества, общий упадок нравов в период революции и гражданской войны.

В 1920-е гг., особенно в период кануна и начала «великого перелома», деструктивным фактором, негативно воздействующим на процессы алкогольного потребления стали компенсаторные социально-психологические реакции крестьянства на негативные социально-политические процессы.

Одним из наиболее характерных проявлений деформации алкогольных обычаев стало приобщение к пьянству детей и женщин. Все это свидетельствовало о деформации традиционного распределения социальных ролей в крестьянской обрядности и, свою очередь, о значительном сбое в функционировании патриархальных крестьянских традиций, общинных и семейных форм социального контроля, существенном ослаблении их этико-регуляторных функций.

Разрушение традиционного образа жизни крестьянства и традиционной праздничной культуры грозило стиранием грани между «праздником» и «буднями» и, соответственно, необратимыми изменениями в крестьянских алкогольных обычаях. Многочисленные факты «пропивания» материальных ценностей отражали не только тенденцию огрубения нравов деревни. Прежде всего, здесь проявилась разновидность поведенческих стратегий крестьянства в неблагоприятных политических условиях, форма пассивного сопротивления крестьян. Одновременно эти тенденции свидетельствовали уже о существенной деформации в трудовой этике немалой части крестьянства

В рассматриваемый период на фоне процесса деформации алкогольных обычаев сибирского крестьянства наблюдался всплеск различных форм деструктивного поведения.

В числе его наиболее распространенных форм следует отметить хулиганство (особенно распространенное в молодежной среде), ставшее серьезным общественным бедствием. Помимо хулиганства, наблюдался рост преступлений против личности (таких как увечья, убийства, изнасилования). Эти преступления чаще всего совершались под воздействием алкогольного опьянения.

Однако, по нашему мнению, рост наиболее уродливых проявлений деструктивного поведения в рассматриваемый нами период объяснялся не только увеличением потребления алкоголя, но и совокупностью более глубинных факторов.

Предпосылки количественного и качественного роста хулиганства и насилия коренились в долговременных деструктивных тенденциях, связанных с деградацией традиционных механизмов социального контроля и в немалой степени усиленных морально-психологическими последствиями гражданской войны. Кроме того, массовые формы деструктивного поведения в значительной мере коренились в той социальной действительности, которая имела место в сибирской деревне в рассматриваемый период.

На протяжении нэпа в сибирской деревне функционировала модель алкогольного потребления, которую можно охарактеризовать как «самогонную». Ее основу составляли суррогаты алкоголя, полученные путем их массового и систематического нелегального (или полулегального) кустарного производства - самогоноварения. Значимость этого феномена далеко выходит за рамки чисто алкогольной проблематики, - в нем в тугой узел сплелись все проблемы тогдашней крестьянской жизни, сконцентрировались многие социально-экономические, политические и психо-ментальные традиции и тенденции.

Прежде всего, самогоноварение представляло собой сложный социально-экономический феномен. На наш взгляд, по своей экономической сущности самогоноварение представляло собой разновидность мелких кустарных промыслов. По сути дела, этот феномен представлял собой разновидность «неформальных» форм хозяйственной деятельности. Более того, самогоноварение, как форму экономической деятельности вне легально разрешенных форм можно считать и разновидностью «теневой» экономической активности, существовавшей в различных формах с первых лет коммунистической диктатуры.

В условиях кризиса промышленности и неразвитости рынка товаров самогон стал в деревне своеобразным суррогатом денег, играя значительную роль при товарообменных операциях. Другим направлением использования самогона был заработок денег для уплаты продналога. Широкое использование самогона в качестве сельской «валюты» являлось частью процесса натурализации крестьянского хозяйства, который, в свою очередь, являлся составляющей всеобъемлющей архаизации деревни в послереволюционный период

В непосредственной мотивации самогоноварения можно выделить две основных составляющих - во-первых, стремление к восстановлению традиционного баланса спиртных напитков, во-вторых, выгодность торговли суррогатами алкоголя.

В рассматриваемый период выделялись три экономических типа самогоноварения, определявшиеся целями его производства: потребительский (производство для личных потребностей), потребительско-товарный (производство одновременно и для личных нужд, и на продажу), товарный тип (производство только на продажу).

Граница между этими типами достаточно условна - большинство самогонщиков производили суррогаты и для личного потребления, и для дополнительного заработка. Соотношение же потребительского и товарного компонентов детерминировались наличием рынков сбыта, доступностью спиртных напитков промышленного производства и политикой властей в сфере противодействия самогоноварению.

Значительное распространение в рассматриваемый период получил феномен «самогонного» предпринимательства, которое было весьма прибыльным занятием. Определенная часть самогона, предназначенного на продажу, направлялась в города, особенно в селениях, лежащих вблизи городов. Однако во второй половине 1920-х гг. все более усиливается чисто «потребительский» тип самогоноварения, который постепенно становится преобладающим.

Говоря же о социальном составе самогонщиков, следует отметить, что сведения о процентном соотношении разных социальных групп самогонщиков весьма разноречивы. В целом можно утверждать, что в самогоноварении участвовали все группы крестьянских хозяйств. Кроме того, широкое распространение получило косвенное участие зажиточных слоев деревни в самогоноварении посредством снабжения бедноты сырьем и самогонными аппаратами. В итоге подобного «классового сотрудничества» зажиточные слои получали возможность участвовать в доходном промысле и избегать репрессий, малоимущие же приобретали дополнительный заработок.

В целом можно говорить о том, что самогоноварение в силу множества факторов интегрировалось в социально-экономическую структуру сибирской деревни, и став ее составной частью, оказывало на нее самое разностороннее воздействие.

Говоря же о масштабах самогоноварения, можно выделить три этапа соответствующей динамики, имевшей, помимо прочего, определенную региональную специфику.

Первый этап относиться к периоду 1920-1922 гг. В Сибири переход от военного коммунизма к нэпу осуществлялся медленнее, чем в других регионах. Соответственно, и экономические последствия перехода к нэпу проявились позже, что обуславливало невозможность использования значительных масс сельхозпродуктов на суррогаты алкоголя.

Следующий этап относится к 1923-1927 гг. Начиная с 1923 г. (этот год явился для сельскохозяйственного производства Сибири переломным) можно говорить о начале нового этапа в развитии самогоноварения в сибирской деревне, когда развитие самогоноварения стало реально определяться позитивными экономическими изменениями, вызванными введением нэпа. То есть в Сибири самогоноварение получило твердую экономическую базу лишь с 1923 г. Одновременно с этим колебания закупочных цен, диспропорция цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию («ножницы цен») объективно способствовала тому, что крестьянам было выгоднее не продавать все излишки сельхозпродуктов, а использовать значительную их часть на увеличение внутреннего потребления хозяйства.

Зато в последующие годы в сибирской деревне «самогонная» модель алкогольного потребления получила более яркое выражение в сравнении с рядом других районов страны, что следует отметить в качестве одного из наиболее существенных проявлений региональной специфики рассматриваемых процессов. В немалой степени это определялось такими факторами, как относительная зажиточность сибирской деревни и соответственно наличие необходимых хлебных ресурсов. Нельзя не учитывать и воздействия таких моментов, как отдаленность многих поселений и слабость средств сообщения, что дополнительно затрудняло контроль со стороны органов власти.

В целом на данном этапе динамика самогоноварения характеризовалась увеличением его масштабов и расширением контингента крестьян, вовлеченных в этот процесс.

Третий этап развития сибирского самогоноварения охватывает период от начала свертывания нэпа в начале 1928 г. до перехода к форсированной коллективизации.

Массированное «выкачивание» хлеба у крестьян всеми способами обуславливало сокращение доли сельхозпродуктов, остававшихся в крестьянском хозяйстве. Соответственно, уменьшалась возможность их использования для изготовления суррогатов алкоголя. Одновременно с этим важным фактором сокращения самогоноварения стала мощная «противосамогонная» кампания, развернувшаяся с февраля 1928 г.

В итоге самогоноварение лишилось своей экономической базы, перестало быть массовым и систематическим явлением.

Самогонная» модель потребления алкоголя предопределила и специфику алкоголизации сибирского крестьянства в 1920-е гг. На протяжении этого периода наблюдалось увеличение потребления алкоголя (в том числе применительно к периоду нэпа можно говорить о приоритетном воздействии роста самогоноварения на вышеназванный процесс).

В период нэпа, начиная с конца 1922 г., наблюдался непрерывный рост суммарного среднедушевого потребления и уровня потребления алкоголя сибирским крестьянством. Однако этому росту предшествовали два значительных сокращения вышеназванных показателей. Первое сокращение пришлось на конец 1914 г. и было связано с введением «формальной трезвости». Развернулось массовое самогоноварение, и начался рост потребления в сторону восстановления довоенных показателей. Во время «военного коммунизма» и особенно в 1921-1922 гг. произошло новое сокращение потребления алкоголя вследствие уменьшения масштабов самогоноварения.

К 1927 г. суммарное среднедушевое потребление алкоголя превысило соответствующий довоенный показатель, однако уровень потребления (за счет пониженной крепости самогона) лишь сравнялся с довоенным.

С 1928 г. начался процесс сокращения масштабов самогоноварения, который, в свою очередь, обусловил и сокращение потребления алкоголя в крестьянской среде, не компенсировавшееся поступлением в деревню казенной водки.

В условиях «самогонной» модели алкогольного потребления основные негативные последствия алкоголизации были связаны не с ростом потребления алкоголя как таковым, а с рядом других факторов. Из их числа следует особо выделить следующие широкую доступность суррогатов алкоголя и социально-медицинские последствия их потребления.

Эти последствия, в свою очередь, проявлялись по следующим основным направлениям. Во-первых, низкое качество суррогатов алкоголя в совокупности с недостаточным питанием сопровождались негативными медико-биологическими последствиями. Во-вторых, участие в изготовлении самогона детей и женщин способствовало их приобщению к алкоголю. В-третьих, значительно больший объем алкоголя стали употреблять в ходе праздников, что было вызвано стремлением компенсировать пониженную крепость самогона за счет единовременного употребления большего объема алкоголя.

Самогоноварение преодолело границы собственно повседневной жизни крестьянства и приобрело свое политическое измерение, стало важным источником напряженности во взаимоотношениях крестьянства и власти. После окончания гражданской войны в Сибири большевистский режим получил деревню, привыкшую к самогону, освоившую его производство и приобретшую опыт противодействия антисамогонным мероприятиям властей. Сущностные черты самогоноварения изначально предопределили его несовместимость с приоритетами большевистского режима.

Самогоноварение представляло собой массовую форму деятельности населения, не поддающуюся контролю со стороны государства, приводило к непроизводительным затратам значительных масс необходимого государству хлеба, кустарный алкоголь стал серьезным конкурентом казенной водке (продажа которой была возобновлена с 1925 г.).

Таким образом, самогоноварения являлось своеобразным неосознанным вызовом большевистскому режиму «снизу». Неудивительно, что с переходом от «военного коммунизма» к нэпу борьба с самогоноварением сохранила свое значение одного из важнейших направлений государственной политики в деревне. О важности этого направления свидетельствует то внимание, которое уделялось ему сибирскими официальными органами. Противодействие самогоноварению стало одним из важных вопросов на совещаниях по борьбе с преступностью различного уровня. Требования усилить борьбу с самогоноварением и пьянством фигурировали в многочисленных постановлениях партийных, советских, правоохранительных органов.

Борьба с самогоноварением стала одним из основных направлений деятельности сибирской милиции в деревне, а самогоноварение (наряду с хулиганством) одним из самых распространенных регистрируемых преступлений в сельской местности. Выявление самогонщиков осуществлялось путем проведения специальных мероприятий, прежде всего - обысков и облав, проводившихся милиционерами и сельисполните-лями. Для повышения эффективности работы создавались специальные тройки и «ударные группы» по борьбе с самогоноварением. Наиболее распространенной санкцией за самогоноварение являлись штрафы.

Однако на протяжении периода нэпа проводимые репрессивные меры давали лишь временный локальный эффект - желающих производить суррогаты алкоголя не убавлялось, а относительная простота самогонного производства позволяла крестьянам без особого труда восстанавливать его в случае необходимости. В итоге независимо от активности властей, в сибирской деревне из года в год осуществлялся своего рода круговорот, волнообразный процесс увеличения масштабов самогоноварения в осенне-зимний период и сокращения в весенне-летний.

В период нэпа наблюдался процесс трансформации соответствующей нормативно-правовой базы в сторону смягчения репрессивных санкций. С 1921 до лета 1922 г. борьба с самогоноварением осуществлялась при отсутствии четкой нормативно-правовой базы и не выделялась из борьбы с преступностью вообще.

Период с лета 1922 г. по 1924 г. характеризовался интенсивной борьбой с самогоноварением уже на основе нэповского уголовного законодательства.

В 1925-1926 гг. происходит снижение интенсивности борьбы с самогоноварением на фоне осуществления политики «лицом к деревне».

1927 г. представлял собой самостоятельный этап, когда приготовление суррогатов алкоголя для личного потребления вообще не преследовалось законодательством.

В начале 1928 г. произошла радикальная трансформация в борьбе с самогоноварением, которая с этого времени приобрела существенную специфику, поскольку осуществлялась в обострявшейся социально-политической обстановке кануна и начала «великого перелома». Борьба с самогоном стала рассматриваться властями как одно из средств преодоления хлебозаготовительного кризиса и стала проводиться одновременно с «выколачиванием» хлеба из деревни посредством массовых чрезвычайных мероприятий.

Однако фундаментальной причиной сокращения масштабов самогоноварения и утратой его статуса как массового и систематического явления был не только всплеск активности милиции в деле «борьбы с самогонкой». Приоритетное значение имела ликвидация экономической базы сельского производства суррогатов алкоголя, которая стала закономерным итогом применения в отношении деревни совокупности чрезвычайных мер, перехода к форсированной коллективизации и «ликвидации кулачества как класса».

На протяжении всего периода 1920-х гг. борьба с самогоноварением сопровождалась значительным количеством злоупотреблений, как со стороны милиции, так и сельских властей. Зачастую в борьбе с самогоноварением применялось силовое давление и запугивание со стороны представителей власти. Нередко имели место факты издевательства над задержанными самогонщиками. Неудивительно, что мероприятия государства по искоренению самогоноварения вызывали негативную реакцию значительной части сельского социума. Особое недовольство крестьян вызывали злоупотребления и произвол со стороны властей.

Резкое сокращение масштабов самогоноварения в конце 1920-х гг. привело к тому, что «самогонный вопрос» утратил значение приоритетного конфликтогенного фактора во взаимоотношениях сибирского крестьянства и власти.

В то же время следует обратить внимание и на другую сторону проблемы - а именно, на феномен самогоноварения как специфическое отражение психоментального облика крестьянства. Большая часть крестьянства поддерживала самогоноварение или, во всяком случае, относилась к нему нейтрально. Взгляды крестьян на самогоноварение, помимо прочего, в какой-то мере отражали их отношение к власти и закону, более того, являлись определенным выражением их политической культуры. Как известно, в рассматриваемый нами период в общественных настроениях крестьянства сохранилась заметная «анархическая тенденция». Этот социально-психологический феномен прослеживается по целому ряду поведенческих индикаторов. Видимо, массовое самогоноварение следует рассматривать именно в этом ключе.

В итоге мы можем говорить о том, что в перипетиях противодействия сибирских властей самогоноварению рельефно проявилась традиционная российская коллизия. Народ - жертва насилия, но в то же время носитель анархического начала. Государство - репрессивная машина, но в то же время единственный носитель порядка в хаосе.

Помимо борьбы с самогоноварением, алкогольная политика государства в отношении сибирской деревни включала в себя борьбу с пьянством и мероприятия по «продвижению водки в деревню».

На протяжении всех 1920-х гг. борьба с пьянством рассматривалась как важная идеологическая задача. Широкое распространение «алкогольного» досуга в крестьянской среде рассматривалось практическими работниками с одной стороны, как фактор, затрудняющий культурное строительство в сибирской деревне, и, с другой стороны, - как показатель сложностей этого строительства.

До середины 20-х гг. борьба с пьянством в деревне осуществлялось прежде всего в рамках противодействия самогоноварению. С середины 20-х гг. произошло незначительное расширение культурно-просветительных антиалкогольных мероприятий в деревне. Однако после возобновления продажи водки в 1925 г. задачи борьбы с алкоголизмом вступили в жесткое противоречие с необходимостью расширения сбыта водки. В результате большинство мероприятий, в той или иной мере ограничивающие распространения водки, пресекались сибирскими органами власти, пропагандистские же меры не давали должного эффекта.

Период с осени 1925 по 1927 г. включительно можно определить как этап «борьбы за продвижение водки в деревню» в условиях господства в деревне «самогонной» модели алкогольного потребления. Неконкурентоспособность водки на сельском рынке, как представляется, в целом весьма рельефно отражала низкую эффективность «советской» экономики в условиях нэпа.

В канун «великого перелома», в условиях эскалации репрессий - прежде всего на «хлебозаготовительном фронте» - государству удалось на порядок сократить самогоноварение. Результатом стал фактический переход деревни с «самогонной» модели потребления алкоголя на «водочную».

В итоге к концу 1920-х гг. «алкогольный вопрос» в российской деревне вообще и сибирской в частности утратил свою социально-политическую актуальность, поскольку основная задача здесь - ликвидация самогоноварения - была решена, а крестьянство было вынуждено пойти на поводу у политики «продвижения водки в деревню». Борьба же с пьянством, существовавшая в значительной мере на уровне деклараций, не имея в крестьянской среде какой-либо значительной поддержки, была сведена на нет мероприятиями по «продвижению водки в деревню».

Список научной литературыКузнецов, Александр Иванович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Материалы официальных органов

2. Второй краевой съезд советов Сибири (1-6 апреля 1927 г.). Газетные репортажи и документы. Новосибирск, 1991.

3. П-й Новониколаевский губернский съезд советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов 21-25 сентября 1922 г. Новониколаевск, 1922.

4. Два года работы Красноярского окружного исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Отчет Ш-му окружному съезду советов. Красноярск, 1929.

5. Два года работы Сибирского краевого исполнительного комитета советов. 19271928. Новосибирск, 1929.

6. Итоги работы советов Минусинского округа за 1926/27 г. Минусинск, 1927.

7. Контрольные цифры пятилетнего плана сибирской промышленности на 1927/28 -31/32 года. Новосибирск, 1928.

8. Материалы к докладу председателя Крайсовнархоза т.Корнева на II пленуме Краевого совета народного хозяйства. Очередные задачи сибирской промышленности 1928/29 г. Новосибирск, 1929.

9. Материалы пленума Сибкрайкома ВКП(б) (7-10 июня 1926 г.). Новосибирск, 1926.

10. Народное хозяйство Иркутской губернии (к ноябрю 1921 г.). Отчет иркутского губернского экономсовещания. Иркутск, 1921.

11. Народное хозяйство Сибирского края по контрольным цифрам на 1926/1927 г. Новосибирск, 1927.

12. Основные положения генерального плана развития народного хозяйства Сибирского края 1926/27-1940/41 гг. Новосибирск, 1927.

13. Отчет Омского губернского экономического совещания на 1 апреля 1922 г. Омск, 1922.

14. Отчет Сибирского областного бюро ВСНХ за 1920 г. Омск, 1921.

15. Первый краевой съезд советов Сибири (3-9 декабря 1925 г.) Стенограф, отчет. 4.1. Новосибирск, 1993.

16. План электрификации РСФСР. Доклад VIII съезду советов Государственной комиссии по электрификации России. М., 1955.

17. Пленум Сибирского краевого комитета ВКП(б) 3-7 марта 1928 г. Стенограф, отчет.

18. Вып. 1. Новосибирск, 1928.

19. Производственно-финансовый план Сибирской промышленности на 28/29 г. (Основные показатели). Новосибирск, 1929.

20. Протоколы президиума Госплана СССР. 1923 г. Сб. документов. 4.1. М., 1991.

21. XV съезд ВКП(б) 2 декабря 19 декабря 1927 г. Стенограф, отчет. Т.1. М., 1935.

22. Рапорт рабоче-крестьянской милиции Западно-Сибирского края к 15-й годовщине. Новосибирск, 1932.

23. Сборник важнейших решений по вопросам промышленности за 1927 и 1928 гг. Новосибирск, 1928.

24. Собрание законов и распоряжений рабоче-крестьянского правительства СССР (СЗ СССР). М., 1925. №57; 1928. №2.

25. Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства РСФСР (СУ РСФСР). М., 1926. №57.

26. Томский исполнительный комитет. Протоколы пленума губисполкома. Томск, 1923.

27. XIV съезд ВКП(б) 18-31 декабря 1925 г. Стенограф, отчет. М„ 1926.1.. Документальные и хроникальные публикации,

28. Алкоголь в ценах нашей жизни. Как мы пили раньше. и теперь // Партийный вестник. 1990. №14.

29. Алтай в восстановительный период. Сб. документов. Барнаул, 1960.

30. Борьба за власть советов в Иркутской губернии (1918-1920). Сб. документов. Иркутск, 1959.

31. Борьба за власть советов в Томской губернии (1917-1919 гг.). Сб. документальных материалов (к 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции). Томск, 1957.

32. Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 г. М., 1998.

33. Декреты советской власти. Т.2. 17 марта 10 июля 1918 г. М., 1959.

34. Декреты советской власти. Т.7.10 декабря 1919 г. 31 марта 1920 г. М., 1975.

35. Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. М., 1989.

36. Из истории борьбы с пьянством, алкоголизмом, самогоноварением в советском государстве (1917-1985 гг.). Учеб.-методич. материалы. М., 1988.

37. Из истории земли Томской. 1921-1924. Народ и власть. Сб. документов. Томск, 2000.

38. Из истории земли Томской. 1925-1929. Народ и власть. Сб. документов. Томск, 2000.

39. Иркутский губернский совет народного хозяйства (1920-1923 гг.). Материалы и документы. Иркутск, 1959.

40. Как ломали НЭП. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928-1929 г. В 5 томах. Т.1. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 6-11 апреля 1928 г. М., 2000.

41. Красен человек ученьем: материалы о воспитании и образовании детей в селениях Сибири (конец XIX начало XX вв.). Новосибирск, 1995.

42. Крестьянские истории: российская деревня 1920-х годов в письмах и документах. М., 2001.

43. Наша малая родина. Хрестоматия по истории Новосибирской области. 1921-1991. Новосибирск, 1997.

44. Новониколаевская губерния Новосибирская область. 1921-2000. Хроника. Документы. Новосибирск, 2000.

45. Письма во власть. 1917-1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. М., 1998.

46. ПисьмаИ.В. СталинаВ.М. Молотову. 1925-1936 гг. Сб. документов. М., 1995.

47. Подвиг Центросибири. 1917-1918. Сб. документов. Иркутск, 1986.

48. Сибирская милиция (1918-1919 гг.): Сб. нормативно-правовых документов. Кемерово, 1997.

49. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы. В 4 т. Т.1. 1918-1922. М., 1998.

50. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы. В 4 т. Т.2. 1923-1929. М„ 2000.

51. Советское государство и евангельские церкви в Сибири в 1920-1941 гг. Документы и материалы. / Сост. А.И. Савин. Новосибирск, 2004.

52. Советы Западной Сибири. 1919-1925 гт. Сб. документов. Новосибирск, 1980.

53. Социально-экономическое и политическое развитие Сибири в документах правоохранительных органов (1920-е гг.). Сб. документов. Новосибирск, 2004.

54. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5 т. Т.1. Май 1917 ноябрь 1929. М., 1999.

55. Шишкин В.И. Сибирская Вандея: вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 г. Новосибирск, 1997.

56. Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Документы и материалы. Март-октябрь 1917.4.2. М.; Л., 1957.

57. I. Статистические и справочные издания

58. Бюджеты крестьян Сибирского края в 1925/26 г. Новосибирск, 1930.

59. Бюджеты крестьян Сибирского края в 1923/24 году. Новониколаевск, 1925.

60. Всесоюзная перепись населения. Т. 6. М., 1926.

61. Народное хозяйство России за 1921/22 г. Статистико-экономический ежегодник. М., 1923.

62. Переселенцы, приселившиеся к старожилам и старожилы Алтайско-Томской части Сибири. Материалы статистико-экономического исследования, собранные и разработанные под руководством и ред. В.Я. Нагнибеда. Томск, 1929.

63. Сборник Сибирского статистического управления. Новониколаевск, 1921.

64. Сборник статистико-экономических сведений по Сибирскому краю. Вып. 1. Сельское хозяйство. Новосибирск, 1927.

65. Сибирская советская энциклопедия. Т.1. Новосибирск, 1929.

66. Сибирский край. Статистический справочник. Новосибирск, 1930.

67. Справочник по Иркутской губернии. Иркутск, 1925.

68. Статистический ежегодник Иркутской губернии 1922-1923 г. Иркутск, 1924.

69. Статистический обзор деятельности местных административных органов Народного комиссариата внутренних дел РСФСР. Вып.1. Апрель-июнь 1924 г. М., 1924.1.. Мемуарные публикации и материалы устной истории

70. Воспоминания А.Н. Белозерова «Записки районного служащего»: Публикация и исследование текста. Омск, 2002.

71. Голоса крестьян: сельская Россия XX века в крестьянских мемуарах. М., 1996.

72. Зольников Д.М. Времена и нравы (от гражданской войны до наших дней глазами участника событий и ученого-историка). Новосибирск, 2000.

73. Коробейников В.И. Незабываемое. Документальные очерки. Новосибирск, 1990.

74. Правда о нашей деревне. Новосибирск, 1927.

75. Семенов-Тян-Шанский В.П. Несентиментальное путешествие // Вокруг света. 1990. №10.

76. Лопухов И.П. Бородинская ячейка // Это начиналось так. Воспоминания красноярских комсомольцев двадцатых годов. Красноярск, 1981.

77. Марков Г. М. Горизонты жизни и труд писателя. М., 1978.

78. Мильчаков А.Л. Первое десятилетие. М., 1965.

79. Углов Ф. Сердце хирурга // Молодая гвардия. 1974. №1.

80. Шипулина Е.И. Жизнь была веселая. Воспоминания крестьянки (Запись С.Н. Иванова, публикация и примечания В.А. Зверева) // Моя Сибирь. Вопросы региональной истории и исторического образования: Сб. науч. тр. / Под ред. В.А. Зверева. Новосибирск, 2002.

81. V. Периодическая печать 1. Газеты

82. Алтайский коммунист. Орган Алтайского губкома РКП(б). 1920.

83. Киренская правда. Орган Киренского у кома РКП(б) и уисполкома. 1925.

84. Коммуна. Орган Анжеро-Судженского райкома ВКП(б) и райисполкома. 1925.

85. Красноармейская звезда. Орган политического управления Сибирского военного округа. 1928.

86. Красное знамя. Орган Томского окружкома ВКП(б) и окрисполкома. 1925-1926,1928.

87. Красный Алтай. Орган Барнаульского окружкома ВКП(б) и окрисполкома. 1927. 10) Красный пахарь. Орган Иркутского губкома РКП(б) и губисполкома. 1923.ф 11) Крестьянская правда. Орган Каннского укома РКП(б) и уисполкома. 1924.

88. Правда. Орган ЦК ВКП(б). 1925.

89. Сельская правда. Орган Сибкрайкома ВКП(б) и Новосибирского окружкома ВКП(б). 1926-1927.

90. Советская Сибирь. Орган Сиббюро РКП(б) и Сибревкома / Сибкрайкома ВКП(б) и Сибкрайисполкома. 1920, 1922, 1924-1928.

91. Торгово-промышленная газета. Орган ВСНХ. 1926.2. Журналы и бюллетени

92. Агитатор. Орган АПО Сибкрайкома ВКП(б). 1928. * 2) Административный вестник. Орган НКВД СССР. 1926-1927, 1929.

93. Алтайский кооператор. Орган Алтайского губернского союза кооператоров. 1924.

94. Бийский коммунист. Орган Бийского укома РКП(б). 1922-1923.

95. Большевик. Орган ЦК ВКП(б). 1926-1927.

96. Большевик. Орган Новосибирского окружкома ВКП(б). 1926.

97. Бюллетень Алтайского губисполкома. 1923.

98. Бюллетень Алтайского губстатбюро. 1921, 1923.

99. Бюллетень Барнаульского окрстатбюро. 1925.

100. Бюллетень Енисейского губернского продовольственного комитета. 1920.

101. Бюллетень Новониколаевского ГубОНО. 1925.

102. Бюллетень Новониколаевского губернского продовольственного оперативного штаба губпродтройки. 1921.

103. Бюллетень Омского губстатбюро. 1923.

104. Бюллетень Томского губплана. 1925.

105. Бюллетень Сибирского статистического управления. 1925.

106. Бюллетень Центрального статистического управления. 1924.

107. В помощь земледельцу. Орган краевого земельного управления. 1924,1929.

108. Вестник винокуренной промышленности. Приложение к журналу «Пищевая про мышленность». 1927.

109. Вестник просвещения. Орган Московского ОБЛОНО. 1927.

110. Вестник сибирской сельскохозяйственной кооперации. Орган краевого союза сель скохозяйственных и кредитных кооперативных союзов. 1926.

111. Вестник статистики. Орган ЦСУ. 1928.

112. Вестник финансов. Орган НКФ СССР. 1925.

113. Власть советов. Орган ВЦИКа. 1923, 1925.

114. Еженедельник советской юстиции. Орган НКЮ. 1923-1926.

115. Жизнь красной Сибири. Орган Сибревкома. 1920.

116. Жизнь Сибири. Орган Сибревкома/Сибкрайисполкома. 1925, 1928.

117. Известия Новониколаевского губкома РКП(б). 1921. №4.

118. Известия Омского губкома РКП(б). 1923.

119. Известия рабоче-крестьянской инспекции. Орган народного комиссариата рабоче крестьянской инспекции. 1923.

120. Известия Сиббюро РКП(б). 1924.

121. Известия Сибкрайкома ВКП(б). 1925-1926.

122. Известия Томского губкома РКП(б). 1923.

123. Коммунист. Орган Иркутского губкома РКП(б). 1925.

124. Коммунистическая революция. Орган ЦК ВКП(б). 1928.

125. Кооперативная Сибирь. Орган Сибкрайсоюза кооператоров. 1928.

126. Красная Сибирь. Орган Сибревкома. 1921.

127. Красный путь. Орган Омского губбюро РКП(б). 1920.

128. Кредит и хозяйство. Ежемесячный экономический журнал. 1925.

129. Ленинец. Орган Омского губкома РКП(б). 1924.

130. Молодая гвардия. Орган ЦК ВЛКСМ. 1929.

131. На ленинском пути. Орган Сибкрайкома ВКП(б). 1928.

132. На плановом фронте. Орган Госплана СССР. 1929.

133. На просвещенском послу. Орган Красноярского окротдела народного образования. 1926.

134. На советском посту. Орган Сибкрайисполкома. 1928-1929.

135. Народное просвещение. Орган Наркомпроса РСФСР. 1928.

136. Народное хозяйство. Орган ВСНХ. 1922.

137. Настоящее. Издание литературной группы «Настоящее». 1928.

138. Пищевая промышленность. Издание НТУ ВСНХ СССР. 1927, 1929.

139. Плановое хозяйство. Орган Госплана СССР. 1924.

140. Право и жизнь. Журнал посвященный вопросам права и экономического строительства. 1923,1927.

141. Приказы и распоряжения Енисейского губисполкома. 1922.

142. Пропагандист. Орган Агитпропотдела Сибкрайкома ВКП(б). 1928.

143. Просвещение Сибири. Орган краевого отдела народного образования. 1928-1929.

144. Рабоче-крестьянская милиция. Орган НКВД СССР. 1924.

145. Революция и культура. Издание газеты «Правда». 1928-1929.

146. Революция права. Журнал секции общей теории права и государства коммунистической академии. 1929.

147. Северная Азия. Издание общества изучения Урала, Сибири и Дальнего Востока. 1927.

148. Сибирские огни. Художественно-литературный и научно-публицистический журнал. 1922, 1925.

149. Советская жизнь. Орган Новониколаевского губисполкома. 1922.

150. Советское государство и революция права. Издание института права Академии наук СССР. 1930.

151. Социалистическое хозяйство. 1925.

152. Спутник коммунара. Орган Новониколаевского губкома РКП(б). 1923.

153. Статистика Сибири. Издание статсектора Крайплана. 1930-1931.

154. Статистический бюллетень Омского окрстатотдела. 1929.

155. Статистический бюллетень Сибкрайстатбюро. 1925-1926.

156. Статистический бюллетень Сибкрайстатотдела. 1927.

157. Статистический бюллетень Сибкрайстатуправления. 1926.

158. Статистическое обозрение. Орган Госплана. 1927, 1930.

159. Трезвость и культура. Издание ОБСА. 1930.

160. Финансы и народное хозяйство. Орган наркомата финансов СССР. 1927.

161. Финансы и экономика. Орган наркомата финансов. 1922.

162. Экономическое обозрение. Издание газеты «Экономическая жизнь». 1925.

163. Юный пропагандист. Орган Сиббюро ЦК РКСМ. 1922.

164. А.Г. Питание сельского населения Омской губернии по данным обследования в декабре 1922 г. //Бюллетень Омского губстатбюро. 1923. №1-2.

165. А-ин С. О самогоне, потребителях его и акцизных нарушениях // Еженедельник советской юстиции. 1923. №38.

166. Агапкина Т.А., Плотникова А.Л. Драка // Этнолингвистический словарь «Славянские древности». Т.2. М., 1999.

167. Алимов И. Состояние преступности в Сибири // Административный вестник.1927.№7-8.

168. Андреев В.М., ЖирковаТ.М. На перекрестках лет и событий. Деревня 1917-1930. Коломна, 2003.

169. Андреева И.В., Баско Н.В. Русская деревня XX век: Культурологический словарь. М., 2003.

170. Андюсев Б.Е. К вопросу о соотношении представлений от «труде» и «празднике» в мен-тальности крестьян-старожилов Сибири // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Сб. науч. тр. Ч.П. Омск, 2002.

171. Андюсев Б.Е. Субэтнос сибирских старожилов и особенности субэтнического характера (к постановке проблемы) // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Матер. науч.-практ. конф. Вып.4. Барнаул, 2001.

172. Андюсев Б.Е. Традиционное сознание крестьян-старожилов Приенисейского края 60-х гг. ХУШ 90-х гт. XIX вв. Автореф. дис. канд. ист. наук. Красноярск, 2002.

173. Аникеев A.A. Мир и структура повседневности // Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методы изучения: Сб. матер, межрегионал. науч. семинара. Ставрополь, 2001.

174. Аскарханов С. О борьбе с самогоном (изменение ст.ст. 140, 140а и 1406 УК) // Еженедельник советской юстиции. 1924. №3^1.

175. Афанасьев А. В.И. Ленин и борьба за трезвость // Наш современник. 1988. №4.

176. Афанасьев А.Л. Сведения об обществах трезвости Сибири и Дальнего Востока на 1911 г. // Из истории революций в России (первая четверть XX в.). Вып.1. Томск, 1996.

177. Афанасьев А.Н. Иван Прыжов: история пьянства и трезвости в России // Общественные науки и современность. 1997. №3.

178. Ахиезер A.C. Архаизация в российском обществе как методологическая проблема // Общественные науки и современность. 2001. №2.

179. Байбурин А.К. Некоторые вопросы этнографического изучения поведения // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.

180. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб, 1993.

181. Байрау Д. Бахус в России // П.А. Зайончковкий (1904-1983 гг.): Статьи, публикации и воспоминания о нем. М., 1998.

182. Бакаева Э.О. Гушнова Э.-Б.М. Алкоголь в обрядовых действиях у калмыков // Проблемы изучения традиций в культуре народов мира. М., 1990.

183. Балашов Е.М. Школа в российском обществе 1917-1927 гг.: становление «нового че-ловека».СПб, 2003.

184. Бар Г. Потребление продуктов сельского хозяйства сельским населением Запсибкрая // Статистика Сибири. Новосибирск, 1930. Вып.6.

185. Бачинин В.А. Антропосоциология анормативного поведения // Общественные науки и современность. 2001. №3.

186. Безгин Б.В. «Грех» и «преступление» в обыденном сознании русской деревни конца XIX начала XX в. // Менталитет россиянина: история проблемы: Матер. Семнадцатой Всерос. заоч. науч. конф. СПб, 2000.

187. Безнин М.А., Димони Т.М. Крестьянство и власть в России в конце 1930-х 1950-е годы // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Матер, международ, конф. (Москва, 14-15 июня 1994 г.). М., 1996.

188. Белковец Л.П., БелковецС.В. 1924 год в Сибири в докладах германского консула Вильгельма Гросскопфа // Немецкий этнос в Сибири. Альманах гуманитарных исследований. Вып.З. Новосибирск, 2002.

189. Белоусов М. Болезни деревенских партийных организаций // На ленинском пути. 1928. №13-14.

190. Белоусов P.A. Экономическая история России: XX век. Кн.1. На рубеже двух столетий. М„ 1999.

191. Беляев С.Г. Косвенные налоги, пошлины и казенные монополии в финансовой политике России периода Первой мировой войны (1914 г. февраль 1917 г. ) // Экономическая история: Ежегодник. 2001. М., 2002.

192. Берлинских И. Крестьянская цивилизация в России. М., 2001.

193. Бернштам Т.А. Будни и праздники: поведение взрослых в русской крестьянской среде (XIX-начало XX в.) // Этнические стереотипы поведения. J1., 1985.

194. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX начала XX в. Половозрастной аспект традиционной культуры. J1., 1988.

195. Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. Человек в истории. Представления о власти. 1995. М., 1995.

196. Бестужев-Лада И.В. Пьянство как социальная проблема. М., 1999.

197. Бехтерев В.М. Алкоголизм и борьба с ним. Л., 1927.

198. Боголепов М. Новый бюджет // Экономическое обозрение. 1925. №11.

199. Боженко Л.И. Культурно-просветительная работа в Сибири в восстановительный период (1921-1925). Томск, 1967.

200. Боженко Л.И., Гагарин A.B. Социально-политические организации в сибирской деревне (1920-1927 гг.). Томск, 1971.

201. Бокарев Ю.П. Бюджетные обследования крестьянских хозяйств 20-х годов как исторический источник. М., 1981.

202. Большаков A.M. Деревня после Октября. М., 1925.

203. Большаков A.M. Деревня 1914-1927. М., 1927.

204. Большаков A.M. Краеведческое изучение деревни. М., 1930.

205. Большаков A.M. Советская деревня. Л., 1924.

206. Большаков A.M. Современная деревня в цифрах. Экономика и разнообразный быт деревни за революционный период. Л., 1925.

207. Бордюгов Г.А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, бродяжничеством в 2030-е годы) // История СССР. 1989. №1.

208. Борисова A.B., Иерусалимский Ю.Ю., Рязанцев Н.П. История ликеро-водочного производства в России в XX веке (на примере Ярославского ликероводочного завода): Текст лекций. Ярославль, 2003.

209. Борьба за власть советов на Алтае (исторический очерк). Барнаул, 1957.

210. Братусь Б.С. Заметки о психологии российского пьянства // Человек. 1996. №4.

211. БрифЭ. Себестоимость в пищевкусовой промышленности в 1927-28 г. // Пищевая промышленность. 1927. №12.

212. БродельФ. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XVXVIII вв. Т.1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М., 1986.

213. Бугаев Д.А. На службе милицейской. Кн.1.1917-1925 гг. 4.1-2. Красноярск, 1993.

214. Бугаев Д.А., Жалимов JI.C. На службе милицейской. Кн.2. 1925-1930 гг. 4.1. Красноярск, 1995.

215. Буков В.А. От российского суда присяжных к пролетарскому правосудию. М., 1997.

216. Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

217. Булдаков В.П. От войны к революции: рождение «человека с ружьем» // Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997.

218. Булдаков В.П. Постреволюционный синдром и социокультурные противоречия нэпа // Нэп в контексте исторического развития России XX века. М., 2001.

219. Булкина JI.B. Социальная история крестьянства периода коллективизации сельского хозяйства в СССР (1927-1933 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Саранск, 2000.

220. Бутенко А.П. Образ жизни: содержание, проблемы и нерешенные вопросы // Вопросы философии. 1981. №11.

221. Быков В.А. Видеть проблему во всей ее сложности // ЭКО. 1985. №9.

222. Быстренко В.И. Наемный труд в сибирской деревне в 20-е годы. Новосибирск, 1997.

223. Вадейша М.В. Деревенский праздник: распределение ролей // Мифология и повседневность. Тендерный подход в антропологических дисциплинах. Матер, науч. конф. 19-21 февраля 2001 г. СПб, 2001.

224. Валежев Д. Административные взыскания // Жизнь Сибири. 1925. №3.

225. Валиев Г.Х. Борьба правоохранительных органов Сибири с самогоноварением и алкоголизацией населения в 1920-е годы. Новосибирск, 2001.

226. Валиев Г.Х. Социальные аномалии в повседневной жизнедеятельности населения Сибири в 1920-е гг. Автореф. дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 2001.

227. Введенский И.Н. Опыт принудительной трезвости. М., 1916.

228. ВертН. История советского государства. 1900-1991. М., 1995.

229. Винограде кий В.Г. «Орудия слабых»: неформальная экономика крестьянских домо-хозяйств // Социологический журнал. 1999. №3/4.

230. Винокуров М.А. Сибирь в первой четверти XX века. Освоение территории, население, промышленность, торговля, финансы. Иркутск, 1996.

231. Власов В. Хулиганство в городе и деревне //Проблемы преступности. Вып.2. М.; Л., 1927.

232. Войтова JIM. Девиантное поведение: трансформация понятий нормы и отклонения в современном российском обществе. Автореф. дис. канд. социологич. наук. М., 2002.

233. Воробьев И. Как и куда растут культурные запросы масс (Из записной книжки инспектора) // Просвещение Сибири. 1928. №5.

234. Воронов Д.Н. Алкоголизм в городе и деревне в связи с бытом населения. Обследование потребления вина в Пензенской губернии в 1912 г. Пенза, 1913.

235. Воронов Д.Н. Алкоголь в современном быту. М.; Л., 1930.

236. Воронов Д.Н. Винная монополия в Сибири в 1919 г. // Вестник финансов. 1925. №2.

237. Воронов Д.Н. Динамика «самогона» //Административный вестник. 1929. №3.

238. Воронов Д.Н. Жизнь деревни в дни трезвости (по данным земских и других анкет). Петроград, 1916.

239. Воронов Д.Н. Методические замечания по изучению алкоголизма // Вестник статистики. 1928. №4.

240. Воронов Д.Н. О самогоне. М., 1929

241. Вяткин Г. Победа над водкой. Новосибирск, 1931.

242. Гавлин М.Л. Роль винных откупов в формировании крупных капиталов в России XIX в. // Экономическая история: Ежегодник. 2002. М., 2003.

243. Гайдамакин A.B. Деятельность ВКП(б) по формирования сельскохозяйственной интеллигенции (на материалах Западной Сибири). Омск, 1997.

244. Гайдамакин A.B. К вопросу о нравственном потенциале сельских организаций ВКП(б) Сибири в 1920-1930-е годы // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Матер, сиб. науч. конф. Омск, 1996.

245. Гаплыков A.B. К истории развития законодательства о борьбе с алкоголизмом в СССР // Советское государство и право. 1989. №2.

246. Гатовский Л. О классовых задачах второго года пятилетки // На плановом фронте. 1929. 1 октября.

247. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. М., 2000.

248. ГензельС. Итоги 5-процентной выборочной сельскохозяйственной переписи 1924 г. по Сибири // Бюллетень Барнаульского окрстатбюро. 1925. №1.

249. Гернет М.Н. Избранные произведения. М., 1974.

250. Гернет М.Н. Преступность за границей и в СССР. М., 1931.

251. Герцензон A.A. Борьба с преступностью в РСФСР. М., 1928.

252. Герцензон A.A. Основные черты современной преступности // Революция права. 1929. №4.

253. Герцензон A.A. Преступность и алкоголизм в РСФСР. М., 1922.

254. Герцензон A.A. Современная преступность и алкоголизм // Советское государство и революция права. 1930. №3.

255. Гилинский Я. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». СПб, 2004.

256. Гилинский Я.И. Социология девиантного поведения как специальная социологическая теория // Социологические исследования. 1991. №4.

257. Гилинский Я., Афанасьеве. Социология девиантного (отклоняющегося) поведения. СПб, 1993.

258. Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы: политический и нравственный облик (19171920 гг.) // Отечественная история. 1997. №5.

259. Гладилин П. Приобретение промышленных товаров сельским населением в СССР в 1927/29 г. // Статистическое обозрение. 1930. №6.

260. Глазунов Д.А. Влияние переселения на правовую культуру Западной Сибири в конце XIX -начале XX в. // Сибирский плавильный котёл: Социально-демографические процессы в Северной Азии XVI начале XX века. Сб. науч. тр. Новосибирск, 2004.

261. Говоров И.В. Советское государство и преступный мир (1920-е 1940-е гг.) // Вопросы истории. 2003. №11.

262. Голосенко И.А. «Русское пьянство»: мифы и реальность // Социологические исследования. 1986. №3.

263. Горбунов Б.В. Мужские состязательные игры в контексте традиционно-бытовой культуры русского народа // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. Вып.5. Традиционные формы досуга: история и современность. М., 1994.

264. Горбунов С.П. Становление и развитие дисциплинарных отношений в милиции РСФСР (1917-1931 гг.). Автореф. дис. . канд. юрид. наук. М., 2001.

265. Гордон A.B. Хозяйствование на земле основа крестьянского мировосприятия // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Матер, международ, конф. (Москва, 14-15 июня 1994 г.). М., 1996

266. Горин Н. Русское пьянство как социально-культурный феномен // Власть. 1998. №3.

267. Горобец Т. Алкоголизм и безопасность социума // Безопасность Евразии. 2003. №1.

268. Горченко С.А. Трезвенничество как социальное явление. Автореф. дис. . канд. социолог. наук. М., 1992.

269. Горьковская З.П., Катионов О.Н. Пища русских крестьян Сибири в повседневной жизни (период капитализма) // Культурный потенциал Сибири в досоветский период. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1992.

270. Граевский В., Пирогов В. О борьбе с самогоноварением и пьянством // Административный вестник. 1926. №5.

271. Грановский М. К предстоящей винокуренной кампании // Вестник винокуренной промышленности. 1927. №3.

272. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917— 1933. М., 2001.

273. Григоров А. Винокуренная кампания // Народное хозяйство России за 1921/22 г. Ста-тистико-экономический ежегодник. М., 1923.

274. Гриневич. Беспартийные крестьянские конференции и лицо деревни // Коммунист. 1925. №1-2.

275. Гродзинский М. Профессиональная преступность и Уголовный Кодекс РСФСР // Право и жизнь. 1923. №7.

276. Громан В. Народное хозяйство с октября 1921 по сентябрь 1922 г. // Народное хозяйство. 1922. №9-10.

277. ГурвичИ. Социальный контроль алкоголизации // Социальный контроль над деви-антностью в современной России. СПб, 1998.

278. Гуревич А.Я. К пониманию истории как науки о человеке // Историческая наука на рубеже веков. М., 2001.

279. Гущин Н.Я. Сибирская деревня на пути к социализму (социально-экономическое развитие сибирской деревни в годы социалистической реконструкции народного хозяйства. 1926-1937 гг.). Новосибирск, 1973.

280. Гущин Н.Я., Жданов В.А. Критика буржуазных концепций истории советской сибирской деревни. Новосибирск, 1987.

281. Гущин Н.Я., Ильиных В.А. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е середина 1930-х гг. Новосибирск, 1987.

282. Гущин Н.Я., Мелентьева А.П. Культурная революция в сибирской деревне и ее роль в становлении и развитии социалистического образа жизни // Культурная жизнь Сибири XVIII-XX вв. Бахрушинские чтения 1981 г. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1981.

283. Давыдов А.Ю. Мешочничество и советская продовольственная диктатура 19181922 гг. // Вопросы истории. 1994. №3.

284. Давыдов А.Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть. 19171921 гг.: Мешочники. СПб, 2002.

285. Давыдов М.А. К вопросу о «голодном экспорте» хлеба из России в конце Х1Х-начале XX в. // Экономическая история: Ежегодник. 2004. М., 2004.

286. Давыдов М.И. Александр Дмитриевич Цюрупа. М., 1961.

287. Давыдов М.И. Борьба за хлеб. Продовольственная политика коммунистической партии и советского государства в годы гражданской войны (1917-1920). М., 1971.

288. Девиантность и социальный контроль в России (XIX-XX вв.): тенденции и социологическое осмысление. СПб, 2000.

289. Дейчман Э.И. Алкоголизм и борьба с ним М.; JI., 1929.

290. Дейчман Э.И. Алкоголизм и социалистическое строительство // Революция и культура. 1928. №1.

291. Дейчман Э.И. Алкоголизм среди школьников // Вестник просвещения. 1927. №2.

292. Дейчман Э.И. Проблема, заслуживающая внимания // Большевик (Москва).1927.№19-20.

293. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977.

294. Дм. М. Сельское хозяйство Сибири в 1920 г. // Красная Сибирь. 1921. №1.

295. Дмитриев В.К. Критические исследования о потреблении алкоголя в России. М., 1911.

296. Дрожилова Е. Питание сельского населения // Бюллетень Алтайского губстатбюро. 1921. №5.

297. Дроздков A.B. Заготовительный рынок Сибири в условиях нэпа (1921-1928 гг.): история становления и развития. Омск, 2002.

298. Дурнов Т. О пьяном товаре // Кооперативная Сибирь. 1928. №10.

299. Дьячков В.Л., ЕськовС.А., КанищевВ.В., Протасов Л.Г. Крестьяне и власть (опыт регионального изучения) // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Матер, международ, конф. (Москва, 14-15 июня 1994 г.). М., 1996.

300. Жигунова М.А. Изменения в питании русских сибиряков в XX веке // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.2. Омск, 2004.

301. Жиров Н.П. Сухой закон в Российской империи: миф и реальность // МВД России -200 лет. Матер, международ, науч.-практ. конф. СПб, 1998.

302. Жулаева A.C. Некоторые факторы, воздействующие на изменение образа жизни крестьян восточносибирского региона в начале 1920-х годов // Гражданская война в Сибири. Сб. докл. и ст. науч. конф. Ноябрь 1999 г. Красноярск, 1999.

303. Жулаева A.C. Образ жизни крестьян Восточной Сибири. 1920-1926 гг. (К проблеме соотношения традиций и новаций). Автореф. дис. канд. ист. наук. Красноярск, 1999.

304. Журавлев C.B., Соколов А.К. Повседневная жизнь советских людей в 1920-е годы // Социальная история. Ежегодник. 1997. М., 1998.

305. За четкую классовую линию. Новосибирск, 1929.

306. Заиграев Г.Г. Государственная политика как фактор алкоголизации населения // Социологические исследования. 1997. №4.

307. Заиграев Г.Г. Особенности алкогольной ситуации в России 90-х годов // Россия: риски и опасности «переходного» общества. М., 2000.

308. Заиграев Г.Г. Особенности российской модели потребления некоммерческого алкоголя // Социологические исследования. 2002. №12.

309. ЗапорожченкоВ.Г., ГаплыковА.В. Попытка решения проблемы пьянства в России в период Первой мировой войны (1914-1917 гг.) // Вопросы наркологии. 1998. №3.

310. Заславский П. О том, что болит // Известия Сиббюро ЦК РКП(б). 1924. №67-68.

311. Захарцев С. Трансформация традиционного крестьянского самосуда в период нэпа (На материалах Тамбовской губернии) // История российской повседневности. Матер.

312. Двадцать шестой Всероссийск. заоч. науч. конф. СПб, 2002.

313. Зашнхин А.Н. «Глядя из Лондона»: Россия в общественной мысли Британии. Вторая половина XIX- начало XX в.: Очерки. Архангельск, 1994.

314. Зверев В.А. Дети отцам замена. Воспроизводство сельского населения Сибири (1861-1917 гг.). Новосибирск, 1993.

315. Зверев В.А. Крестьянское население Сибири в эпоху капитализма (проблемы физического и социального возобновления). Новосибирск, 1988.

316. Зверев В.А. Методологические проблемы изучения образа жизни крестьянства Сибири эпохи капитализма // Методологические проблемы изучения истории Сибири. Бах-рушинские чтения 1988 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1988.

317. Зверев В.А. Мир детства и родительства в Сибири второй половины XIX первой трети XX в. по материалам М.В. Красноженовой // Сибирь на рубеже XIX - XX веков. Новосибирск, 1997.

318. Зверев В.А. Образ жизни сельского населения Сибири в начальный период модернизации общества: проблемы исследования // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.1. Омск, 2004.

319. Зверев В.А. Образ жизни сельского населения Сибири в начальный период модернизации российского общества: проблемы исторического изучения // Сибирская деревня: проблемы истории. Сб. науч. тр. Новосибирск, 2004.

320. Зверев В.А. Признаки дезорганизации общинной и семейной жизни в сибирской деревне конца XIX начала XX в. // Община и семья в Сибирской деревне XVIII - начала XX в. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1989.

321. Зверев В.А. Региональные условия воспроизводства крестьянских поколений в Сибири (1861-1917 гг.). Учеб. пособие. Новосибирск, 1998.

322. Зверев В.А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма (ис-торико-демографический анализ). Новосибирск, 1991.

323. Зверев И. О борьбе с пьянством // Алтайский кооператор. 1924. №4-5.

324. Зверева К.Е., Зверев В.А. Деревенская учительница о «темных сторонах» педагогической и медицинской культуры крестьян // «Сибирь мой край.» Проблемы региональной истории и истории образования. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1999.

325. Звягин С.П. Колчак не справился. Белогвардейские власти Сибири и тайное винокурение // Сибирская старина (Томск). 1996. №11 (16).

326. Звягин С.П. Особенности пополнения бюджета при A.B. Колчаке // Директор (Новосибирск). 1996. №3-6.

327. Звягин С.П. Правоохранительная политика A.B. Колчака. Кемерово, 2001.

328. Звягин С.П. Сибирское земство и самогоноварение в 1918-1919 гг. // История крестьянства России: Матер. Шестнадцатой Всероссийск. заочн. науч. конф. СПб, 2000.

329. Звягин С.П. Факторы, определявшие состояние преступности на территории «белой» Сибири // Сибирская милиция (1918-1919 гг.): Сб. нормативно-правовых документов / Сост. С.П. Звягин, Л.И. Петрушева, Кемерово, 1997.

330. Зиновьев В.П. Пригородная Петропавловская волость в 1920-е гг.: социально-экономическое развитие // «Сибирь мой край.» Проблемы региональной истории и истории образования. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1999.

331. ЗоткинаН.А. Хулиганство. Размышления о природе, сущности, причинах и масштабах деревенского хулиганства в дореволюционной России (по материалам Пензенской губернии) // Исторические записки: Межвуз. сб. науч. тр. Вып.5. Пенза, 2001.

332. Иванов В.К. Девиантное поведение: причины и масштабы // Социально-политический журнал. 1995. №2.

333. Иванов Т. Нужны ли дополнения к ст. 140 г. УК // Еженедельник советской юстиции. 1924. №30.

334. Иванцова Н.Ф. Западносибирское крестьянство в 1917 первой половине 1918 гг. М., 1993.

335. Иванцова Н.Ф. Сибирское крестьянство в 1917 начале 1918 гг. М., 1990.

336. Измозик В. Нэп через замочную скважину // Родина. 2001. №8.

337. Иконникова И.И., Угроватов А.П. Сталинская репетиция наступления на крестьянство // Вопросы истории КПСС. 1991. №1.

338. Ильина И.Н. Общественные организации в политический системе СССР в 1920-х гг. // Власть и общество в России. XX век. Сб. науч. тр. М., 1999.

339. Ильиных В.А. Коммерция на хлебном фронте (Государственное регулирование хлебного рынка в условиях нэпа. 1921-1927 гг.). Новосибирск, 1992.

340. Ильиных В.А. Налогово-податное обложение сибирской деревни. Конец 1920-х начало 1950-х гг. Новосибирск, 2004.

341. Ильиных В.А., Ноздрин Г.А. Очерки истории сибирской деревни. Новосибирск, 1995.

342. ИниковаС.А. Советские праздники в деревне в 1925 году (по письмам крестьян в «Крестьянскую газету») //Русские народные традиции и современность. М., 1995.

343. Иникова С.А. Советские праздники в русской деревне // Российский этнограф. Вып.З. М, 1993.

344. ИрошниковаЕ.М. Декрет ленинского Совнаркома против алкоголизма // Народная борьба за трезвость в русской истории. Матер, семинара, проведенного обществами борьбы за трезвость БАН СССР, ЛГУ, ЛОИИ АН СССР 18 декабря 1987 г. Л., 1989.

345. Исаев В.И. Коммуна или коммуналка? Изменения быта рабочих Сибири в годы индустриализации. Новосибирск, 1996.

346. Исаев В.И. Молодежь Сибири в трансформирующемся обществе: условия и механизмы социализации (1920-1930-е гг.). Новосибирск, 2003.

347. Исаев В.И. Молодежь Сибири в условиях формирования сталинской модели социализма (1920-1930-е гг.). Учеб.-методич. пособие. Новосибирск, 2000.

348. Исаев В.И. Общество борьбы с алкоголизмом // Новосибирск: энциклопедия. Новосибирск, 2003.

349. Исаев В.И. Политическая воля или правовая норма? Детерминанты в деятельности правоохранительных органов Сибири в 1920-е 1930-е гг. // Вестник НГУ. Серия: История, филология. Т. 2. Вып. 2: История. Новосибирск, 2003.

350. Исаев В.И. Проблемы историографии и методологии изучения повседневной жизни городского населения // Социальные проблемы сибирских городов в ретроспективе XX века. Новосибирск, 2001.

351. Исаев В.И. Противоречия в развитии сферы быта рабочих в период форсированнойиндустриализации Сибири // Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Сб. науч. тр. Вып.1. Новосибирск, 2003.

352. Исаев В.И. Феномен самосудов в Сибири во второй половине 1920-х начале 1930-х гг. // Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Отечественная история. 2004. №2.

353. Исаев В.И. Формирование городского образа жизни в процессе модернизации Сибири // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII-XX вв. Сб. материалов конференции. Новосибирск, 2003.

354. Исаев В.И., Валиев Г.Х. Социальные аномалии в повседневной жизни населения Сибири в 1920-е годы // Историческая наука на пороге третьего тысячелетия. Тез. докл. всерос-сийск. науч. конф. Тюмень, 27-28 апреля 2000 г. Тюмень, 2000.

355. Исаев В.И., Валиев Г.Х. Социальные болезни сибирских городов в 1920-е гг. // Социальные проблемы сибирских городов в ретроспективе XX века. Новосибирск, 2001.

356. К новому пониманию человека в истории. Очерки развития современной западной исторической мысли. Томск, 1994.

357. Калинин М.И. О водке // О пьянстве: Сборник. М., 1926.

358. Канчинский Н. Еще о ст. 140 УК // Еженедельник советской юстиции. 1924. №31.

359. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация от начала до великой победы. М., 2001.

360. Кармадонов O.A. Социальная девиация как фактическая ценностно-нормативная модель // Социально-гуманитарные знания. 2001. №6.

361. Карпов В.Г. Социальные нормы, отклонения и контроль в условиях общественных изменений (к постановке проблемы) // Актуальные проблемы социологии девиантно-го поведения и социального контроля. М., 1992.

362. Кацва И.К. К вопросу о борьбе с алкоголизмом // Административный вестник. 1927. №1.

363. Квашонкин A.B., ЛившинА.Я. Послереволюционная Россия (проблемы социально-политической истории 1917-1927 гг.). М., 2000.

364. Кивинен М. Прогресс и хаос: социологический анализ прошлого и будущего России. СПб, 2001.

365. Кимбалл А. Деревенский кабак как зародыш гражданского общества во второй половине XIX в. // Общественные науки и современность. 2004. №6.

366. Кирьяк В.А., ИванецН.Н. Алкоголь в истории цивилизации (историко-психологический очерк) // Вопросы наркологии. 1999. №1.

367. Киселев С.М. Вопросы эмиссионной политики // Кредит и хозяйство. 1925. №2.

368. Климова О.Г. Милиция Западной Сибири: ее развитие и деятельность в условиях НЭПа (1921-1925). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Кемерово, 2001.

369. Кнабе Г.С. Древний Рим история и повседневность. Очерки. М., 1995.

370. Козлов В.А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 начало 1980-х гг.). Новосибирск, 1999.

371. Козлова H.H. Введение в социальную антропологию. Курс лекций. М., 1996.

372. Козлова H.H. Выход из крестьянства: поле желания и жизненные выборы // Российская повседневность 1921-1941 гг.: новые подходы. Доклады, сделанные на между народ. междисциплинар. конф. 16-19 авг. 1991 г. СПб, 1995.

373. Козлова H.H. Горизонты повседневности советской эпохи. М., 1996.

374. Козлова H.H. Повседневность и социальное изменение. Автореф. дис. . канд. филос. наук. М„ 1992.

375. Козлова H.H. Повседневность как источник и итог социального бытия // Социально-гуманитарные знания. 2001. №6.

376. Козлова H.H. Социально-историческая антропология: учебник. М., 1999.

377. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991.

378. Конюхов Г. КПСС в борьбе с хлебными затруднениями в стране (1928-1929). М., 1960.

379. Копыт Н.Я., Сидоров Г.И. Профилактика алкоголизма. М., 1986.

380. Коржихина Т.П. Борьба с алкоголизмом в 20-х начале 30-х годов // Вопросы истории. 1985. №9.

381. Кормина Ж.В. Алкоголь, армия и нечистая сила // Мифология и повседневность. Тендерный подход в антропологических дисциплинах. Матер, науч. конф. 19-21 февраля 2001 г. СПб, 2001.

382. Коровин A.M. Опыты и наблюдения над алкоголем. М.; Д., 1929.

383. Короленко Ц.П., Завьялов В.Ю. Личность и алкоголь. Новосибирск, 1987.

384. Короленко Ц.П., Тимофеева A.C. Корни алкоголизма. Новосибирск, 1986.

385. Корченов В.В. Социальное регулирование в сфере девиантного поведения (на примере пьянства и алкоголизма). Автореф. дис. докт. социологич. наук. М., 2000.

386. Корченов B.B. Социальное регулирование девиаций: структура, процессы. М., 2000.

387. Костюк К.Н. Архаика и модернизм в российской культуре // Социологический журнал. 1999. №3/4.

388. Косых А.П., Цикунов Г.А. Коммуны Иркутской губернии в 1920-1921 гг. (Анализ уставов объединений) // Социально-политическое развитие Сибири. XIX-XX вв. Бахру-шинские чтения 1982 г. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1982.

389. Котлярова Т.А. Коммуникативные функции обряда в культуре. Автореф. дис. . канд. культурологии. Кемерово, 2000.

390. Котович JI.B. Организация общинного самоуправления у русских крестьян Сибири в конце XIX начале XX вв. // Община и семья в сибирской деревне XVIII-XX вв. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1989.

391. Котович JI.B. Регулирование поведения крестьянства Сибири в эпоху капитализма (этическая функция общины) // Культурный потенциал Сибири в досоветский период. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1992.

392. Котович JI.B. Сибирская община в 20-е гг. // Проблемы истории местного управления Сибири XVII-XX веков. Вып.П. Регионал. науч. конф. 18-19 декабря 1997 г. Тез. докл. Новосибирск, 1997.

393. Кочетков И.В. Зерновое производство в годы нэпа: действительность и возможности // Экономическая история России XIX-XX вв.: современный взгляд. М., 2001.

394. Краевая бедняцкая конференция // В помощь земледельцу. 1929. №3.

395. Крамаренко И. Стоящие на посту. Из истории алтайской милиции (1926-1972 гг.). Барнаул, 1973.

396. Красноженова М.В. Ребенок в крестьянском быту. Семейный мир детства и роди-тельства в Сибири конца XIX первой трети XX в. Новосибирск, 1998.

397. Крестьянский ребенок. Материалы к его изучению. М.; Л., 1928.

398. Криворучко И.М. Перспективы винокуренной промышленности на 1924-1925 год. // Пищевая промышленность. 1924. №9.

399. Кром М. Отечественная история в антропологической перспективе // Исторические исследования в России П. Семь лет спустя / Под ред. Г.А. Бордюгова. М., 2003.

400. Кром М.М. Историческая антропология. Пособие к лекционному курсу. СПб, 2000.

401. Крочевский A.A. Пятилетний перспективный план развития промышленных предприятий Томской губернии // Бюллетень Томского губплана. 1925. №1.

402. Кудряшев В.Н. Правосознание сибирского крестьянства в период революции и гражданской войны (1917-1920 гг.)'. к постановке проблемы // По страницам истории и судьбы: к 70-летию профессора Ю.В. Куперта. Сб. науч. ст. и матер. Томск, 2001.

403. Кудряшев В.Н. Формирование правосознания сибирского крестьянства в первой четверти XX в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 1998.

404. КудюкинаМ. «Мужик вам наплюет на вашу политику.»: отношение крестьян к власти во второй половине 20-х годов // Россия XXI. 1997. №3-4.

405. Кузнецов И. Итоги уездного съезда РКСМ // Бийский коммунист. 1923. №10-11.

406. Кузнецов И. Коммунистическое воспитание молодежи в условиях НЭП. Итоги 5-го Всероссийского съезда РКСМ // Бийский коммунист. 1922. №2.

407. Кузнецов И.С. Воздействие условий труда и быта на общественное сознание сибирского крестьянства в 20-е годы // Социальная сфера Сибири: тенденции и проблемы развития. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1992.

408. Кузнецов И.С. «Конфликт поколений» в сибирской деревне 1920-х гг. // Вопросы истории Сибири XX века. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1993.

409. Кузнецов И.С. На пути к «великому перелому». Люди и нравы сибирской деревни 1920-х гг. (психоисторические очерки). Новосибирск, 2001.

410. Кузнецов И.С. Ослепление или прозрение? Социальная психология россиян в 1920-е гг. // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (ХУП-ХХ вв.). Бахру-шинские чтения 1998 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 2001.

411. Кузнецов И.С. Письма селькоров как массовый источник изучения социальной психологии сибирского крестьянства 1920-х годов. // Массовые источники по истории Сибири. Бахру-шинские чтения 1989 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1989.

412. Кузнецов И.С. «Проклятьем заклейменные»? Социально-психологические предпосылки российского тоталитаризма. Новосибирск, 1994.

413. Кузнецов И.С. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. Новосибирск, 1995.

414. Кузнецов И.С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920-е годы. Новосибирск, 1992.

415. Кузнецов И.С. Формирование «сталинизма» и менталитет сибирского крестьянства // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск, 2002.

416. Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1948.

417. Курчатов А., Федоров И.Г. Повседневная жизнь крестьян Овсянки в 20-е годы XX столетия // Народы Приенисейской Сибири. История и современность: Матер, науч.-пракг. конф., г.Красноярск, 1-2 декабря 2000 года. Красноярск, 2001.

418. Курьянович A.B. История повседневности: особенности подхода, цели и методы // История в XXI веке: Историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества / Под общ. Ред. В.В. Керова. М., 2001.

419. Курышев И.В. Морально-правовые изменения в жизни сибирской деревни в гражданскую войну (по материалам периодической печати) // История «белой» Сибири. Тез. науч. конф. Кемерово, 1995.

420. Курышев И.В. Нравственный облик сибирского крестьянства в период гражданской войны // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Матер, сибирской науч. конф. Омск, 1996.

421. Курышев И.В. О девиантном поведении сибирского крестьянства в годы гражданской войны // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Сб. науч. тр. Омск, 2000.

422. Курышев И.В. Социально-психологический облик крестьянства Западной Сибири в годы Гражданской войны (по материалам периодической печати). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Томск, 1998.

423. Кучемко Н.М. Укрепление социалистической законности в Сибири в первые годы нэпа (1921-1925). Новосибирск, 1981.

424. Ланцова Л.А., ШуруповаМ.Ф. Социологическая теория девиантного поведения // Социально-политический журнал. 1993. №4.

425. Ларин Ю. Алкоголизм и социализм. М., 1929.

426. Ларин Ю. Алкоголизм: причины, задачи и пути борьбы. Харьков, 1930.

427. Ларин Ю. Водка, производство и бюджет // Молодая гвардия. 1929. №1.

428. Ларин Ю. Новые законы против алкоголизма и противоалкогольное движение. М., 1929.

429. Лебедев С. Тайное винокурение в Сибири // Пищевая промышленность. 1927. №7.

430. Лебина Н. О пользе игры в бисер (микроистория как метод изучения норм и аномалий советской повседневности 20-30-х годов) // Нормы и ценности повседневной жизни: становление социалистического образа жизни в России, 1920-1930-е годы. СПб, 2000.

431. Лебина Н. «Папа, отдай деньги маме.» // Родина. 1996. №12.

432. Лебина Н. «Питие определяет сознание» // Родина. 2003. №4.

433. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 192030-е гг. М., 1994.

434. Лебина Н.Б. Рабочая молодежь и антиалкогольное движение 1920-х годов // Народная борьба за трезвость в русской истории. Матер, сем., проведенного обществами борьбы за трезвость БАН СССР, ЛГУ, ЛОИИ АН СССР 18 декабря 1987 г. Л., 1989.

435. Лебина Н.Б. Российская повседневность в контексте концепций отклоняющегося поведения // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 1996. №2.

436. Лебина Н.Б. Теневые стороны жизни советского города в 20-30-х гг. // Вопросы истории. 1994. №2.

437. Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. СПб, 2003.

438. Левин Б.М. Главные факторы алкоголизации общества в условиях социальных перемен // Социологические исследования. 1997. №4.

439. Левин Б.М., Левин М.Б. Алкоголизм как социальное явление // Актуальные проблемы девиантного поведения (борьба с социальными болезнями). Ежегодник. М., 1995.

440. Левин Б.М., Левин М.Б. Крутой поворот. М., 1989.

441. Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. М., 1997.

442. Лейбович О.Л. Проблема преступности в советской социологической литературе 20-х годов // История становления советской социологической науки в 20-30-е годы. М., 1989.

443. Лельчук B.C. 1926-1940 годы: завершенная индустриализация или промышленный рывок//История СССР. 1990. №4.

444. Леонидов. За революционную законность // На советском посту. 1928. №4.

445. Леонидов. Пьяные дела // Настоящее. 1928. №11-12.

446. Леонтьева Т.Г. Вера или свобода? Попы и либералы в глазах крестьян в начале XX в.на материале Тверской губернии) // Революция и человек. Социально-психологический аспект. М., 1996.

447. Леший А. Изба-читальня в летнюю пору (Письмо к избачам) // Бюллетень Новониколаевского губернского отдела народного образования. 1925. №1.

448. Леший А. На борьбу с самогоноварением и пьянством // Агитатор. 1928. №2.

449. Лившин А.Я., Орлов И.В. Власть и народ: «сигналы с мест» как источник по истории России 1917-1927 годов // Общественные науки и современность. 1999. №2.

450. Лирмян Р. Оправданию не подлежит. Заметки социолога //Коммунист. 1985. №8.

451. Лисицын А. Обревизование судебных органов Сибири // Еженедельник советской юстиции. 1924. №39-40.

452. Лисицын Ю.П., Копыт Н.Я. Алкоголизм. М., 1983.

453. Лисицын Ю.П., Сидоров П.И. Алкоголизм (медико-социальные аспекты). М., 1990.

454. Листова Т.А. Заметки о русской свадьбе // Русские народные традиции и современность. М., 1995.

455. Литвак К.Б. Жизнь крестьянина 20-х годов: современные мифы и исторические реалии // НЭП: приобретения и потери. М., 1994.

456. Литвак К.Б. Политическая активность крестьянства в свете судебной статистики 1920-х годов // Вопросы истории. 1989. №2.

457. Литвак К.Б. Самогоноварение и потребление алкоголя в российской деревне 1920-х годов // Отечественная история. 1992. №4.

458. Локтин А. Какой ущерб приносит самогонка крестьянскому хозяйству // В помощь земледельцу. 1924. №4.

459. Локтин А. Преступность в Алтайской губернии по данным моральной статистики за 1922 и 1923 г. // Бюллетень Алтайского губстатбюро. 1923. №15-16.

460. Локтин А. Преступность в Сибирском крае // Статистический бюллетень Сибкрай-статуправления. 1926. №3.

461. Локтин А. Распространение спиртных напитков в сибирской деревне // Статистика Сибири. Новосибирск, 1930. Вып.1.

462. Ломкин A.B. Экономическая политика белого движения на юге России и в Сибири. Автореф. дис. . канд. эконом, наук. М., 1997.

463. Лосицкий А. Динамика потребления хлебных продуктов в СССР в связи с реконструкцией питания // Статистическое обозрение. 1927. №12.

464. Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни: (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. Л., 1975.

465. Логова Е.И., Павлучкова A.B. К истории создания и деятельности Всесоюзного общества по борьбе с алкоголизмом // Советское здравоохранение. 1972. №2.

466. Лотова Е.И., Павлучкова A.B. Опыт антиалкогольного воспитания в школе в 2030-х годах// Советское здравоохранение. 1976. №9.

467. Луков Е.В. К вопросу об отмене «сухого закона» на территории белой Сибири // История белой Сибири: Материалы 5-й международ, науч. конф., Кемерово, 4-5 февраля 2003 г. Кемерово, 2003.

468. Луначарский А. Месяц по Сибири. Ленинград, 1929.

469. Лурье C.B. Как погибла русская община // Крестьянство и индустриальная цивилизация. Сб. ст. М., 1993.

470. Лучанинов В. Хулиганство и борьба с ним // Еженедельник советской юстиции. 1926. №42.

471. Любимова Г.В. Возрастная символика в календарных обычаях и обрядах восточных славян (На материалах Западной Сибири XIX начала XX вв.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 1998.

472. Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. М., 1999.

473. Ляшенко. О самогоне и религии // Коммунист. 1925. №3.

474. Мак-Ки А. Сухой закон в годы первой мировой войны: причины, концепции и последствия введения сухого закона в России. 1914-1917 гг. // Россия и первая мировая война (матер, международ, науч. коллокв.). СПб, 1999.

475. Мальцева С.И. Социально-политические преобразования советской власти в западносибирской деревне: отношение к ним крестьянства (1923-1929 г.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 2002.

476. Мальцева С.И. Социокультурные аспекты в повседневной жизни западносибирских крестьян в 1920-е гг. // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Матер, науч.-практ. конф. Вып.4. Барнаул, 2001.

477. Малышева В.П., Познанский B.C. Казахи-беженцы от голода в Западной Сибири (1931-1934 гг.). Алматы, 1999.

478. Манне Г.Ю. Алкоголизм // Сибирская советская энциклопедия. Т.1. Новосибирск, 1929.

479. Мариупольский A.M. Винокурение и виноторговля в Западной Сибири в периоддействия акцизной системы (1863-1902 гг.). Барнаул, 2000.

480. Маслов М. Себестоимость в пищевкусовой промышленности // Пищевая промышленность. 1929. №4.

481. Медников В.П. Союз, закаленный в борьбе и труде. Барнаул, 1973.

482. Мендельсон А. Итоги принудительной трезвости и новые формы пьянства. Петроград, 1916.

483. Менщиков И.С. Культура западносибирской деревни перед лицом вызовов модернизации // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.2. Омск, 2004.

484. Микеладзе П. Перспективы госдоходов на 1926/27 1930/31 гг. // Финансы и народное хозяйство. 1927. №25.

485. Милов JI.B. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998.

486. Миненко H.A., Рабцевич В.В. Любовь и семья у крестьян в старину: Урал и Сибирь в XVII-XIX веках. Челябинск, 1997.

487. Миронов Б.Н. «Всякая душа празднику рада»: труд и отдых в русской деревне второй половины XIX-XX в. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX-XX века. СПб, 1999.

488. Миронов Б.Н. «Сыт конь богатырь, голоден - сирота»: питание, здоровье и рост населения в России второй половины XIX - начала XX века // Отечественная история. 2002. №2.

489. Миротворцев К.Н. Сибирь. Краткий географический и экономический очерк. Иркутск, 1924.

490. Мирошник. Не ослаблять борьбы с самогоном // На советском посту. 1928. №3.

491. Мирошник. О борьбе с самогоном // Жизнь Сибири. 1928. №3^.

492. Мирошниченко Л.Д. История борьбы с пьянством и алкоголизмом в 20-30-х годах // Вопросы наркологии. 1990. №3.

493. Мирошниченко Л.Д. Энциклопедия алкоголя. М., 1998.

494. Митюшин А.И., Угроватов А.П. Материальное положение сотрудников правоохранительных органов Сибири в 1920-е гг. // Социальные проблемы сибирских городов в ретроспективе XX века. Новосибирск, 2001.

495. Модернизация в России и конфликт ценностей. М., 1993.

496. Мокеев. Преступность в деревне // Еженедельник советской юстиции. 1925. №16.

497. Мокеев. Самогонка в цифрах // Известия Омского губкома РКП(б). 1923. №6.

498. Монастырский Б. К продовольственной кампании // Красный путь. 1920. №2.

499. Морев Н. Старое и новое // Старый и новый быт. М., 1924.

500. Морозов И.А. Традиционное застолье в структуре повседневной и праздничной жизни // Ш конгресс этнографов и антропологов России 8-11 июня 1999 г. Тез. докл. М., 1999.

501. Мочалов В. Партактив и его роль в культурном строительстве // Пропагандист. 1928. №5.

502. Мунгалов А. 5-й Всероссийский съезд РКСМ // Приказы и распоряжения Енисейского губисполкома. 1922. №15-16-17.

503. Муравлевский А. Как относятся к вам дети // Народное просвещение. 1928. №7.

504. Мякотин A.A. Крестьянство и советская власть в 1921-1927 гг. (по материалам сред-неволжских губерний). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Самара, 2002.

505. Н.К. К вопросу о распространении тайного винокурения // Власть советов. 1923. №10.

506. Нагаев В.В. Человек и алкоголь: социологические, психологические и медицинские аспекты. Сыктывкар, 1994.

507. Нагнибеда В.Я. Сельское хозяйство Томской губернии. Томск, 1924.

508. Нагнибеда В.Я. Томская губерния. Статистический очерк. Вып.1. Томск, 1920.

509. Назаров Ф.Е. Предварительные итоги основных элементов крестьянского бюджета по обследованию 1924 г. // Бюллетень Сибирского статистического управления. 1925. №2.

510. Назаров Ф.Е. Рыночный оборот крестьянских хозяйств в 1925-26 г. по данным обследования крестьянских бюджетов //Статистический бюллетень Сибкрайстатотдела. 1927. №11-12.

511. Нарский И.В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917-1922 гг. М., 2001.

512. Недобежкин C.B. Роль милиции РСФСР в борьбе с преступностью в условиях новой экономической политики (1921-1928 гг.). Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 2002.

513. Немцов A.B. Алкогольная смертность в России, 1980-90-е годы. М., 2001.

514. Несмелов Ф.Я. Алкогольный тупик. Харьков, 1931.

515. Несмелов Ф.Я. Самогон. Харьков, 1930.

516. Николаев A.A. Мелкая промышленность и кустарные промыслы в советской кооперативной системе (1920 середина 1930-х гг.). Новосибирск, 2000.

517. Николаев A.B. Борьба с пьянством и алкоголизмом в 1894-1932 гг.: опыт отечественной истории. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Самара, 2002.

518. Николаев A.B. Постановление СНК от 19 декабря 1919 года как источник при исследовании истории борьбы с пьянством // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. Сер. «История». Вып.П. Тольятти, 2000.

519. Николаев A.B., Овсянников В.А. Государственно-правовые меры против пьянства и алкоголизма в первые годы советской власти // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. Сер. «Юриспруденция». Вып.VII. Тольятти, 1999.

520. Николаев П.Ф. Советская милиция Сибири (1917-1922). Омск, 1967.

521. Николин А. Деревня о себе // Сибирские огни. 1925. №6.

522. Новомбергский Н.Я. По пути к вырождению. Социально-гигиенические очерки. СПб, 1913.

523. Новые направления в социологической теории. М., 1978.

524. О влиянии войны на некоторые стороны экономической жизни России. Петроград, 1916.

525. Обзор работы пищевой промышленности за 1926-27 г. (По данным ЦОСа и Глав-сельпрома ВСНХ СССР) // Пищевая промышленность. 1927. №12.

526. Оболенская C.B. «История повседневности» в современной историографии ФРГ // Одиссей. 1990. Человек в истории. М., 1990.

527. Общение за столом: сотрапезничество и застолье в течение веков. Рецензия на сборник: «Общение за столом: сотрапезничество и застолье в течение веков. Руан, 1992» // Одиссей. Человек в истории. 1999. Трапеза. М., 1999.

528. Орлов И.Б. Новая экономическая политика: история, опыт, проблемы. М., 1998.

529. Осипова О.С. Девиантное поведение: благо или зло? // Социологические исследования. 1998. №9.

530. Осокина В Л. Социалистическое строительство в деревне и община. 1920-1933. М., 1978.

531. Осташко Т.Н. Сельская интеллигенция в Сибири. Конец 1919 1927 г. Новосибирск, 1988.

532. Островская Л.В. Некоторые замечания о характере крестьянской религиозности (на материалах пореформенной Сибири) // Крестьянство Сибири XVIII начала XX в. (классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск, 1975.

533. Островская Л.В. Христианство в понимании русских крестьян пореформенной Сибири (народный вариант православия) // Общественный быт и культура русского населения Сибири (XVIII начало XX вв.). Новосибирск, 1983.

534. Очерки истории девиантного поведения в США и России / Под ред. проф.

535. А.Ю. Саломатина. Пенза, 2003.

536. Павлова И.В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск, 2001.

537. Павлова И.В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1993.

538. Павлова Т.А. Алкоголь и русская революция // Вопросы истории. 2000. №7.

539. Павлучкова A.B. Из истории борьбы с пьянством // Фельдшер и акушерка. 1975. №4.

540. Павлюченков С.А. Веселие Руси: революция и самогон // Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997.

541. Павлюченков С.А. Ильич в запое. О производстве и потреблении самогона в послереволюционные годы // Родина. 1997. №11.

542. Панин С.Е. Повседневная жизнь советских городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920-е гг. (на материалах Пензенской губернии). Авто-реф. дис. . канд. ист. наук. Пенза, 2002.

543. Панин С.Е. Потребление наркотиков в Советской России (1917-1920-е годы) // Вопросы истории. 2003. №8.

544. Панин С.Е. «Пьяная» преступность в России в 1920-е годы // Социологический журнал. 2002. №4.

545. Панин С.Е. «Хозяин улиц городских». Хулиганство в Советской России в 1920-е годы // Вестник Евразии. 2003. №4.

546. Панкратьев. По поводу замены ст. 1406 У г. Код. ст. 140г // Еженедельник советской юстиции. 1924. №23-24.

547. Пархоменко А.Г. Государственно-правовые мероприятия по борьбе с пьянством в первые годы Советской власти // Советское государство и право. 1984. №4.

548. Паско М.Ю. Номенклатура сибирского краевого комитета РКП(б) ВКП(б): менталитет «ответственногоработника» (вторая половина 1920-хгодов) //Проблемы истории местного управления Сибири XVI-XXI вв.: Матер. V Всерос. науч. конф. 4.1. Новосибирск, 2003.

549. Первушин С.А. Опыт теории массового алкоголизма в связи с теорией потребностей. СПб, 1912.

550. Пестов П.А. Дело не в кабаках, а культурной работе // На советском посту. 1929. №2.

551. Петров Ю.А. Налоги и налогоплательщики в России начала XX в. // Экономическая история: Ежегодник. 2002. М., 2003.

552. Пирогов В. Борьба с самогоноварением // Административный вестник. 1927. №9.

553. Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX в. М., 1987.

554. Покровский H.H. Источниковедческие проблемы истории России XX века // Общественные науки и современность. 1997. №3.

555. Поляков Ю.А. Переход к нэпу и советское крестьянство. М., 1967.

556. Поляков Ю.А. Человек в повседневности // Отечественная история. 2000. №3.

557. Померанцев В. Деятельность милиции по борьбе с самогонщиной // Рабоче-крестьянская милиция. 1924. №11.

558. Попов М.А. Молодежь Западной Сибири: опыт решения социальных проблем (19291936 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 1999.

559. Попов М.В. Борьба против пьянства и алкоголизма в уральской деревне // Деятельность партийных организаций Урала по коммунистическому воспитанию трудящихся: Сб. науч. тр. Свердловск, 1989.

560. Попов М.В. Культура и быт крестьян Урала в 1920-1941 годах. Автореф. дис. . докт. ист. наук. Екатеринбург, 1998.

561. Попов М.В. Пьянство и алкоголизм среди крестьянства Урала в 1920-30-е годы // Уральское село в XX веке: Сб. ст. и информационных материалов к «Летописи уральских деревень». Екатеринбург, 1994.

562. Портнов A.A., Пятницкая И.Н. Клиника алкоголизма. Л., 1973.

563. Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны. Екатеринбург, 2001.

564. Поршнева О.С. Российский крестьянин в первой мировой войне (1914 февраль 1917) // Человек и война (Война как явление культуры). Сб. ст. М., 2001.

565. Поршнева О.С. Социальное поведение российского крестьянства в годы первой мировой войны (1914 февраль 1917 г.)// Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000.

566. Посадский A.B. Крестьянство во всеобщей мобилизации армии и флота 1914 года (на материалах Саратовской губернии). Саратов, 2002.

567. Потребление продуктов питания городским и сельским населением Сибирского края в 1924-1925 хозяйственном году. Годовые нормы (по данным трех специальных обследований) // Статистический бюллетень Сибкрайстатбюро. 1925. №2.

568. Похлебкин В.В. История водки. М., 1997.

569. Похлебкин В.В. Чай и водка в истории России. Красноярск, 1995.

570. Привалова Т.В. Быт российской деревни (Медико-санитарное состояние деревни Европейской России). 60-е годы XIX 20-е годы XX в. М., 2000.

571. Протько Т.С. В борьбе за трезвость. Страницы истории. Минск, 1988.

572. Пушкарев В. Самогонка в Алтайской губернии // Бюллетень Алтайского губстатбю-ро. 1923. №16.

573. Пьянство и преступность: история, проблемы / Лановенко И.П., Светлов А.Я., Ски-бицкий В.В. и др. Киев, 1989.

574. Равдель А. Отчет о работе губкома РКП (от 4 до 5 губпартконференции) // Спутник коммунара. 1923. №1.

575. Раев Д.В. Русский человек в государевом кабаке XVII в. // Государство и личность в истории России. Матер, региональ. науч. конф., Новосибирск, 24 мая 2004. Новосибирск, 2004.

576. РаевичГ. Приобретение крестьянскими хозяйствами продуктов промышленности // Статистическое обозрение. 1927. №10.

577. Раевич Г. Приобретение сельским населением промтоваров личного потребления // Статистика Сибири. Новосибирск, 1930. Вып.4.

578. Родин Д.П. Время совершения преступлений в 1922 и 1923 гг. // Бюллетень ЦСУ. 1924. №91.

579. Родин Д.П. Обследование употребления алкоголя в сельских местностях РСФСР в 1928 г. и его итоги // Алкоголизм в современной деревне. М., 1929.

580. Родин Д.П. Социальный состав осужденных в 1923 году // Бюллетень ЦСУ. 1924. №93.

581. Рожков А.Ю. В кругу сверстников: Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х годов: В 2 т. Т.1. Краснодар, 2002.

582. Рожков А.Ю. Молодой человек 20-х годов: протест и девиантное поведение // Социологические исследования. 1999. №7.

583. Розов А.Н. Кулачные бои в России // Сохранение и возрождение фольклорных традиций.

584. Вып.5. Традиционные формы досуга: история и современность. М., 1994.

585. Россия нэповская / Под ред. ак. А.Н. Яковлева. М., 2002.

586. Русские. Этносоциологические очерки. М., 1992.

587. Рынков В.М. Винная монополия в автономной Сибири // ЭКО. 2000. №12.

588. Рынков В.М. Водка казенная, самогон домашний // Родина. 2002. №6.

589. Рынков В.М. Налоговая политика контрреволюционных правительств в Сибири (июнь 1918 1919 г.) // Власть и общество в Сибири в XX веке. Вып.1. Сибирская контрреволюция в годы гражданской войны. Новосибирск, 1997.

590. Рынков В.М. Самогоноварение в сибирской деревне в годы гражданской войны: социально-экономические причины и политические последствия // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Сб. науч. тр. Омск, 2000.

591. Рынков В.М. Экономическая политика антибольшевистских правительств Сибири (июнь 1918 1919 г.) // Проблемы истории гражданской войны на Востоке России. Бах-рушинские чтения 2003 г. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 2003.

592. Рязановский Ф.И. Общие тенденции в динамике торговли // Статистика Сибири. 1930. Вып.З.

593. Рязановский Ф.И. Состояние питания населения Сибирского края в 1925-1926 хозяйственном году // Статистический бюллетень Сибкрайстатотдела. 1927. №7.

594. С.П.Д. Продовольственные задачи Сибири // Жизнь красной Сибири. 1920. №1.

595. Сабанов А. Так был ли сухой закон? // Новосибирский агитатор. 1986. №21.

596. Савин А.И. Образ врага. Протестантские церкви в сибирской прессе. 1928-1930 гг. // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск, 2002.

597. Савченко Л.А. Социология повседневности. Ростов-на-Дону, 2000.

598. Савченко М.В. Быт крестьян Пензенской губернии в годы казенной винной монополии 1901-1917 гг. // Проблемы аграрной истории и крестьянства Среднего Поволжья. Сб. матер. IV региональ. науч. конф. историков-аграрников Среднего Поволжья. Йошкар-Ола, 2002.

599. Сазонов Е.А. Образ «врага народа» в партийной и государственной политике большевиков (июль 1917 июль 1918 г.). Автореф. дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 2002.

600. Самарцева Е.И. История российской повседневности: попытка осмысления некоторых граней проблемы // История российской повседневности. Матер. Двадцать шестой Всероссийск. заоч. науч. конф. СПб, 2002.

601. Сарингулян К.С. О регулятивных аспектах культурной традиции // Советская этнография. 1981. №2.

602. Сафьянова A.B. Внутренний строй русской сельской общины Алтайского края во второй половине XIX начале XX в. (внутрисемейные отношения, домашний уклад, досуг) // Русские. Семейный и общественный быт. М., 1989.

603. Северьянов М.Д. Голод в Сибири // Сибиряки за власть советов, за защиту социалистического отечества. Тез. всесоюз. науч. конф. (4-7 июня 1990 г.). Новосибирск, 1990.

604. Северьянов М.Д. Социально-политические аспекты новой экономической политики в Сибири (1921-1929 гг.). Автореф. дис. .докг. ист. наук. Иркутск, 1994.

605. Семашко H.A. Выпуск водки и наши задачи // Правда. 1925. 3 дек.

606. Семашко H.A. Почему Советская власть выпустила 40 %-ную водку // Против пьянства. ВыпЛ.М., 1926.

607. Семке В.Я., Галактионов O.K., Мандель А.И. Алкоголизм: региональный аспект. Томск, 1982.

608. Сибирская деревня. Рабочая книга для Ш-й группы школ 1-й ступени Сибири. Новосибирск, 1927.

609. Сибирский вариант программы ГУСа для сельских школ первой ступени Сибирского края. Новосибирск, 1928.

610. Сидоров В.А. Классовая борьба в доколхозной деревне 1921-1929 гг. М., 1978.

611. Скобелев К.В. Формирование менталитета сибирского крестьянства в эпоху капитализма (1861-1917 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Омск, 2002.

612. Скотг Дж. Оружие слабых: обыденные формы сопротивления крестьян // Крестьяноведе-ние. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. М., 1996.

613. Скотг Дж. Оружие слабых: повседневное сопротивление и его значение // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. Хрестоматия. М., 1992.

614. Скрыпников A.B. Письма в «Крестьянскую газету» источник изучения менталитета крестьянства // Менталитет россиянина: история проблемы: Матер. Семнадцатой все-рос. заоч. науч. конф. СПб, 2000.

615. Смелзер Н. Социология. М., 1998.

616. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Том 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира. М., 1997.

617. Соколов А.К. Об изучении социальных преобразований советской власти (19171930-е годы) // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т.1. М., 2002.

618. Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. М., 1999.

619. Сокольников Г. Новая полоса хозяйственного строительства // Социалистическое хозяйство. 1925. №4.

620. Соловьев М. Еще о недочетах ст. 140-й Уголовного кодекса // Еженедельник советской юстиции. 1924. №26.

621. Соловьев М. О классовой природе ст. 140 У г. Код в новой редакции // Еженедельник советской юстиции. 1924. №18.

622. Сорокин П.А. Современное состояние России // Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М., 1994.

623. Сорокин П.А. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

624. Соскин B.JI. Очерки культуры Сибири в годы революции и гражданской войны. Новосибирск, 1965.

625. Социальная психология. / Под ред. А.Н. Суханова и A.A. Дергача. М., 2001.

626. Социальность, рожденная за пиршественным столом // Одиссей. Человек в истории. 1999. Трапеза. М., 1999.

627. Социальные отклонения. М., 1989.

628. Социальные отклонения. Введение в общую теорию. М., 1984.

629. Социокультурные основания и смысл большевизма / Ахиезер A.C., Давыдов А.П., Шуровский М.А., Яковенко И.Г., Яркова E.H. Новосибирск, 2002.

630. Социологические исследования в России (материалы социологических центров и служб). Алкоголь-экономика-общество. М., 1997.

631. Социология преступности. М., 1966.

632. Стеблев Э.А. Экономика российской повседневности // Российская повседневность1921-1941 гг.: новые подходы. Доклады, сделанные на международ, междисципли-нар. конф. 16-19 авг. 1991 г. СПб, 1995.

633. Стоящие на посту. Барнаул, 1967.

634. Стратегия отрезвления / Марченко Ю.Г., Матвеев П.В., Насыров А.Н., Загоруй-ко Н.Г. Новосибирск, 1990.

635. Страшун И.Д. Водка яд бедноты. М., 1929.

636. Страшун И.Д. Задачи школы и учителя в борьбе с алкоголизмом. М.; Л., 1929.

637. Страшун И.Д. О борьбе с пьянством и алкоголизмом // Коммунистическая революция. 1928. №6.

638. Строев М. Эволюция форм некоторых преступлений // Право и жизнь. 1927. №5.

639. Струмилин С.Г. Очерки советской экономики. Ресурсы и перспективы. М.; Л., 1928.

640. Такала И. «Веселье Руси»: из истории алкогольной проблемы в России (19001930-е гг.) // Нормы и ценности повседневной жизни: становление социалистического образа жизни в России, 1920-1930-е годы. СПб, 2000.

641. Такала И.Р. «Веселие Руси»: история алкогольной проблемы в России. СПб, 2002.

642. Таранин А.Б. Исторический опыт борьбы с пьянством и самогоноварением в Сибири в 1920-е годы // Социальные и правовые исследования. Новосибирск, 1991.

643. Таранин А.Б. Органы милиции в условиях нэпа // Сибиряки в борьбе за власть советов, за защиту социалистического отечества. Секции 1 и 2. Тезисы Всесо-юз. науч. конф. (4-7 июня 1990 г.). Новосибирск, 1990.

644. Тихомирова Н.М. Объективные интенции к росту алкогольного потребления в послеоктябрьской России // Вестник молодых ученых. Серия: исторические науки. 1999. №1.

645. Тихомирова Н.М. Самогоноварение и нелегальное распространение крепких спиртных напитков в Петрограде (1922-1924 гг.): проблемы и пути их решения // Социально-экономическая и политическая модернизация России. XIX-XX вв. Сб. ст. СПб, 2001.

646. Топоров А. О болезнях воспитания молодежи // Просвещение Сибири. 1929. №2.

647. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988.

648. Трифонов И. Очерки истории классовой борьбы в СССР в годы НЭПа (1921-1937). М., 1960.

649. Трифонов И.Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. М., 1975.

650. Тульцева Л.А. Социально-нравственные аспекты земледельческой обрядности // Русские народные традиции и современность. М., 1995.

651. Тяжельникова B.C. Повседневность и революционные преобразования советской власти // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т.2. М., 2002.

652. Тяпугин Н.П. Народные заблуждения и научная правда об алкоголе. М.; Л., 1930.

653. Углов Ф.Г. Глядя правде в глаза // Наш современник. 1987. №7.

654. Углов Ф.Г. Из плена иллюзий // Роман-газета. 1988. №4.

655. Угроватов А.П. Избирательные кампании в Сибири в местные органы власти в 20-е гг. // Из прошлого Сибири. Межвуз. сб. науч. тр. Вып.3.4.1. Новосибирск, 1998.

656. Угроватов А.П. Нэп и законность. 1921-1929 гг. Новосибирск, 1997.

657. Угроватов А.П. Сельские советы Сибирского края в 1929 г. // Сибиряки в борьбе за власть советов, за защиту социалистического отечества. Секции 1 и 2. Тез. Всесоюз. науч. конф. (4-7 июня 1990 г.). Новосибирск, 1990.

658. Угроватов А.П. Уголовный розыск в Сибири в 1920-1925 гг. // Актуальные вопросы гуманитарных наук. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1999.

659. Угроватов А.П., Скороходова Л.Ю. Хулиганство в Сибири в 1920-е гт. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.1. Омск, 2004.

660. Ульянов Г. О нашей деревенской молодежи // Революция и культура. 1929. №24.

661. Ульянова Г.И. Изучение социальных аномалий, благотворительности и общественного призрения в России // Исторические исследования в России: тенденции последних лет. М., 1996.

662. Ульянова С.Б. «Кампанейщина» в жизни советского общества 1920-х гт. // Менталитет россиянина: история проблемы: Матер. Семнадцатой Всерос. заоч. науч. конф. СПб, 2000.

663. Ф.И.Р. Потребление продуктов питания городским и сельским населением Сибкрая в 1924-25 хозяйственном году. Годовые нормы (по данным трех специальных обследований) // Статистический бюллетень Сибкрайстатуправления. 1926. №2.

664. Федорова JI.В. Борьба с алкоголизмом во второй половине 20-х годов XX века (по материалам Самары) // Платоновские чтения: Сб. науч. тр. Вып.У / Под ред. Кабыто-ва П.С. Самара, 2003.

665. Филатов А.Т. Алкоголизм, вызванный употреблением самогона. Киев, 1986.

666. Филиппов. Призыв 1904 г. и изба-читальня // На просвещенском посту. 1926. №7.

667. Филиппов И.Т. Продовольственная политика в России в 1917-1923 гг. М., 1994.

668. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001.

669. Фомин А. Современное состояние торговли Урала, Сибири и Дальнего Востока // Северная Азия. 1927. №2.

670. Фомин A.A. Питание сельского населения в Сибири в ноябре 1920 года // Сборник сибирского статистического управления. Новониколаевск, 1921.

671. Фоминых С.Ф., Шевелев Д.Н., Черняк Э.И. Повседневная жизнь сибирского города в годы гражданской войны // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т.1. М., 2002.

672. Фукс А. Винокуренная промышленность в СССР // Пищевая промышленность. 1927. №11.

673. Фурман Г. Антиалкогольная неделя // Революция и культура. 1929. №18.

674. Фурман Г. Борьба за трезвый СССР // Революция и культура. 1929. №13.

675. Фурсова Е.Ф. Пасхальные обычаи крестьян новосибирского Приобья, Барабы и Ку-лунды // Моя Сибирь. Вопросы региональной истории и исторического образования: Сб. науч. тр. / Под ред. В.А. Зверева. Новосибирск, 2002.

676. ХалфинВ. Борьба с самогоном. Тайное винокурение за 1922-24 гг. (по данным статистического бюро НКВД) // Власть советов. 1925. №31.

677. Харлов H.A. Деятельность милиции по предупреждению и пресечению преступлений в 20-е гг. XX в. // Милиция Сибири: Матер, региональ. науч.-практ. конф., посвященной 200-летию МВД. Кемерово, 26 марта 2002 г. Кемерово, 2002.

678. Харлов H.A. Милиция Сибири в 20-е гг. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2002.

679. Холмс Л. Социальная история России: 1917-1941. Ростов-на-Дону, 1994.

680. Хоскинг Д. История Советского Союза 1917-1991. М., 1994.

681. Хренов H.A. Мифология досуга. М., 1998.

682. Царевская Т.В. Преступление и наказание: парадоксы 20-х годов // Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997.

683. Черкунов А. Самогоноварение в Иркутской губернии (по данным анкетного обследования губстатбюро летом 1924 г.) // Справочник по Иркутской губернии. Иркутск, 1925.

684. Черноморец С.А. Организация продовольственного снабжения в 1917-1920 годы. Государственно-правовые аспекты. Саратов, 1986.

685. Черных А.И. История и социология проблемы взаимодействия // Социологические исследования. 2001. №10.

686. Черных А.И. Становление России советской. 20-е годы в зеркале социологии. М., 1998.

687. Четыркин В.М. Тайное винокурение в деревне // Плановое хозяйство. 1924. №4-5.

688. Чудинов Д. Голод и кризис крестьянского хозяйства // Сибирские огни. 1922. №2.

689. Шанин Т. Формы хозяйства вне систем // Вопросы философии. 1990. №8.

690. Шевердин С. Активизация человеческого фактора и борьба за трезвый образ жизни // Коммунист. 1986. №12.

691. Шевердин С.Н. Из опыта борьбы против пьянства и алкоголизма // Вопросы истории КПСС. 1985. №9.

692. Шевердин С. От «диктатуры трезвости» к «меньшему злу»: надо ли было пачкаться в грязи // Трезвость и культура. 1988. №7.

693. Шелегина О.Н. Адаптация русского населения в условиях освоения территории Сибири (Историко-этнографические аспекты. ХУП-ХХ вв.): Учеб. пособ. Вып.1. М., 2001.

694. Шепилов Д. Алкоголизм и преступность. М., 1930.

695. Шереги Ф.Э. Причины и социальные последствия пьянства // Социологические исследования. 1982. №2.

696. Шереги Ф.Э., Арефьев АЛ. Наркотизация в молодежной среде: структура, тенденции, профилактика (социологический анализ). М., 2003.

697. Шереги Ф.Э., Шиленко Ю.В. Пить или быть? // Техника и наука. 1988. №2.

698. Шестакова Н. Преступления против личности в деревне // Проблемы преступности.1. Вып.1. М.; Л., 1926.

699. Шестеркин Б.Р. Отражение в документах социальной психологии крестьянства накануне сплошной коллективизации (1928-1929 гг.) // Политическая история в мемуарах и документальных публикациях новейшего времени (Тез. докл. межвуз. науч. конф.). Омск, 1992.

700. Шиловский Д.М. Криминогенная обстановка на территории Томской губернии во второй половине XIX начале XX вв. // Актуальные вопросы гуманитарных наук. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1999.

701. Шиловский Д.М. Полиция Томской губернии в борьбе с преступностью в 1867— 1917 гг. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2002.

702. Шиловский М.В. Особенности поведенческих стереотипов сибирских крестьян во второй половине XIX начале XX вв. // Сибирская деревня: проблемы истории. Сб. науч. тр. Новосибирск, 2004.

703. Шипунова Т.В. Система понятий социологии девиантного поведения: опыт концептуального синтеза. Автореф. дис. . канд. социологич. наук. СПб, 1997.

704. Ширвинд Е. Борьба с социальными аномалиями // Административный вестник. 1929. №5.

705. Ширяев В. Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 г. // Право и жизнь. 1927. №4.

706. Шишкин В.И. Политико-просветительная и культурная работа коммунистической партии и советской власти в сибирской деревне в период «военного коммунизма» (конец 1919 начало 1921 г.) // Большевики Сибири в трех революциях. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1981.

707. Шишкин В.И. Продовольственная армия в Сибири (1920 начало 1921 г.) // Проблемы истории советской сибирской деревни. Новосибирск, 1977.

708. Шишкин В.И. Социалистическое строительство в сибирской деревне. Ноябрь 1919 -март 1921 г. Новосибирск, 1985.

709. Шишкин В.Ф. Великий Октябрь и пролетарская мораль. М., 1976.

710. Шишкина Л.И., Шишкин В.И. Образ священнослужителя русской церкви в антирелигиозном фольклоре 1920-1930-х гг. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.2. Омск, 2004.

711. Шмелев Г.И. Аграрная политика и аграрные отношения в России в XX веке. М., 2000.

712. Шмелев К.Ф. Финансы советской власти // Финансы и экономика. 1922. №1.

713. Шпак Л.Л. Социология повседневной жизни. Учеб. пособ. Кемерово, 2001.

714. Шувалов А. Пробелы ст. 140 г. Уг. Кодекса // Еженедельник советской юстиции. 1924. №14.

715. ШурановаЕ.Н. Методы проведения первой продналошвой кампании // Сибирская деревня:история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр.: В 3 ч. 4.1. Омск, 2004.

716. Щеглова Т.К. Исторический очерк сел Алтайского края // Алтайский сборник. Вып. 16. Барнаул, 1995.

717. Щепанская Т.Б. Драки и браки // Материалы полевых этнографических исследований. Вып.4. СПб, 1998.

718. Щепанская Т.Б. Зоны насилия (по материалам русской сельской и современных субкультурных традиций) // Антропология насилия. СПб, 2001.

719. Щеткин C.B. Милиция на Южном Урале в 1928-1929 гг. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Челябинск, 2002.

720. Эдельштейн А. Изучение хулиганства и хулиганов // Еженедельник советской юстиции. 1926. №42.

721. Эйхе Р.И. О ликвидации кулачества как класса. Новосибирск, 1930.

722. Энгельгардт А.Н. Из деревни: 12 писем 1872-1877 гг. М., 1987.

723. Якимова И.А. Борьба крестьянских обществ на Алтае против открытия питейных заведений во второй половине XIX в. // Культурный потенциал Сибири в досоветский период. Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1992.

724. Яковлев М. Развернутым фронтом на тьму и невежество // Просвещение Сибири. 1928. №1.

725. Яковлев Я. Деревня как она есть. Очерки Никольской волости. M.; JL, 1925.

726. Яковлев Я. Наша деревня. Новое в старом и старое в новом. М., 1924.

727. Якубсон. Нарушения, преследуемые в административном порядке и взыскания за них // Статистическое обозрение. 1930. №5.

728. Яров C.B. К вопросу о причинах роста алкоголизма в 1920-х годах // Народная борьба за трезвость в русской истории. Матер, семинара, проведенного обществами борьбы за трезвость БАН СССР, ЛГУ, ЛОИИ АН СССР 18 декабря 1987 г. Л., 1989.

729. Яровой И.В. Экономика сибирской деревни. Материалы. Новосибирск, 1926.

730. Ярославский Ем. Чистка партии // Ленинец. 1924. №6-7.

731. Ястребицкая А.Л. История повседневности и проблема социокультурного синтеза (всвете зарубежных и отечественных исследований). К постановке вопроса // Социальная история: проблемы синтеза. М., 1994.

732. Ястребицкая A.JI. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. 1991. Культурно-историческая антропология сегодня. М., 1991.

733. Сагг Е.Н. Socialism in one country. 1924-1926. Vol.1. Baltimore, 1970.

734. Christian D. Living Water. Vodka and Russian Society on the Eve of Emancipation. Oxford, 1990.

735. Hughes J. Stalin, Siberia and the crisis of the New Economic Policy. Cambridge, 1991.