автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.01
диссертация на тему: Аналитическая традиция в структуре современной политической философии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Аналитическая традиция в структуре современной политической философии"

084613398

Санкт-Петербургский государственный университет

На правах рукописи

Орлова Татьяна Александровна

Аналитическая традиция в структуре современной политической философии

Специальность 23.00.01 - Теория и философия политики, история и методология политической науки

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук

1 8 НОЯ 2010

Санкт-Петербург - 2010

004613398

Работа выполнена на кафедре теории и философии политики Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: — доктор философских наук, профессор

Гуторов Владимир Александрович Официальные оппоненты: — доктор политических наук, профессор,

Волков Виталий Александрович;

Защита состоится «28» октября 2010 г. в 16.00 часов на заседании Совета Д.212.232.14 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 193311 Санкт-Петербург, ул. Смольного д. 1/3, 7-й подъезд, аудитория - Большой зал факультета

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. A.M. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

— кандидат философских наук, доцент Жихаревич Михаил Ефимович

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный

медицинский университет имени И.П. Павлова

Автореферат разослан

Ученый секретарь

диссертационного совета Д.212.232.14 Доктор

философских наук

1.Общая характеристика работы Актуальность темы диссертационного исследования. На протяжении 1950-х гг. прошлого столетия такие виднейшие представители политической науки как П. Ласлетг, Д. Истон1, А. Коббан, Л.Штраус, говорили о том, что политическая философия мертва. Неизбежность такого диагноза не явилась лишь констатацией того факта, что к середине XX в. не появилось выдающихся работ по политической философии соразмерных работам выдающихся философов прошлого. По мнению А. Коббана, значительно более существенной причиной упадка политической философии является тенденция «прекратить мыслить об обществе в терминах политической теории».2 Разумеется, в истории политической мысли можно наблюдать, как политические идей претерпевают изменения, развиваются, но проблема политической философии на современном этапе заключается в том, что она находится не в неком зародышевом состоянии, а вовсе не имеет оснований для существования. Коббан отмечает, что подобный феномен уже однажды имел место в истории западноевропейской философии. В эпоху эллинизма, акценты с политической теории были перенесены на другие области размышления. Этот феномен упадка политической философии, имевший место в греко-римском мире, имеет явные аналогии с ситуацией современности. «Общеизвестно, что активность государства неодолимо усиливается. Значимость общества все более и более снижается под влиянием бюрократии. Были созданы грандиозные военные машины, которые разрушают здоровье общества».3 А. Коббан отмечает, что если мы желаем обнаружить основную тенденцию некоторого исторического периода, мы должны обратить внимание на факторы, имеющие место в одно и то же время и в равной степени присущее двум оппозиционным лагерям по обе стороны железного занавеса. По его мнению, такой общей чертой является упадок политической теории. Разумеется, в тот период появился ряд работ, авторы которых писали о политических феноменах, будучи вдохновленными преставлением о государстве как силе (Г. Моргентау, Б. Рассел, Г. Лассуэл, К. Шмит). Политическая теория должна быть основана на четком представлении о том, что вопросы этического характера, которые в традиции западноевропейской философии всегда выступали основанием политико-философской рефлексии, более не имеют места в пространстве исследования политики как силы.

Является ли тот факт, что политическая философия прекратила свое развитие неким знаком, указывающим на феномен деполитизации, уже имевший место в древнем мире?

' Easton D. Decline of Modern Political Theory. // Political Science Quarterly. 1953. Vol. 68. № 3

2 Cobban A. The decline of Political Theory. // Political Science Quarterly. Vol. 68. No. 3 (Sep., 1953) p. 322

3 Ibid, p.232

Ситуация, в которой оказалась политическая философия первой половины XX в. не является необходимым следствием современного социального и политического контекста. Причина в том, что произошло нечто с самой политической мыслью.

Существует общая всем политическим мыслителям прошлого черта. Главной задачей политической философии они видели необходимость воздействия на актуальное политическое поведение. В этом смысле, политическая философия традиционно называлась практической. Другими словами, политика рассматривалась как ветвь этической теории. Политическая философия должна была ответить на вопрос о том, какая форма политической деятельности является наилучшей. Но «политическая теория заявила о необходимости прекратить дискурс в терминах долженствования; и причина, я полагаю, во влиянии двух направлений мышления, которые оказались фатальными для этического содержания политической философии. Этими моделями, которые стали доминирующими в современной мысли, являются история и наука».4 Историцизм предполагает моральные суждения исторически детерминированными. Вторая причина - ориентация на методологию естественных наук. Разумеется, функцией науки не может быть формулирование этических суждений.

Л. Штраус также полагает, что историцизм и позитивизм стали причиной кризиса политической философии, которая к середине XX в. «существует только как предмет для похорон».5 Чтобы ясно осознать причину кризиса политической философии, необходимо сопоставить «новую» политическую науку, укрепившуюся между первой и второй мировыми войнами, со «старой» политической наукой, существующей в западноевропейской традиции со времен Аристотеля. Главное изменение касается того, что современная политическая наука перестала быть практической дисциплиной, заявив о себе как о дисциплине теоретической. Это является подтверждением интуиции Коббана, что современная политическая наука более не мыслит общественные феномены в терминах политической теории, поскольку требования объективности предполагают необходимость опираться не на непосредственный политический опыт, а на так называемую научную психологию.

Степень разработанности проблемы. Аналитическая философия в России вообще изучается достаточно слабо, не говоря уже об аналитической политической философии. Существует мнение, представленное в частности в статье А. Павлова, что аналитической политической философии вообще не существует.6

4 Ibid. Р.ЗЗЗ

3 Штраус J1. Что такое политическая философия?/Введение в политическую философию. М., Логос. Праксис. 2000. с. 16

6 Павлов А. Аналитическая политическая философия? //Прогнозис.2008. № 2. С. 351

4

Некоторое внимание к данной проблематике можно проследить в работах Т.А. Алексеевой.7 Первой серьезной работой в этой области можно считать книгу В.П. Макаренко «Аналитическая политическая философия», вышедшую в 2002 году. Исследование Макаренко в своих ключевых моментах опирается на книгу Р. Гудина и Ф. Пети8. В этих работах достаточно большое значение уделяется истории развития аналитической философии и ее влиянию на состояние дел в области нормативной политической теории. Но в разделе, посвященном аналитической политической философии, внимание авторов сосредоточено исключительно на работах Дж. Ролза, которого называют главным представителем аналитической политической философии. Политико-философской теории Ю. Хабермаса Макаренко отказывает в принадлежности к аналитической традиции.9 Однако сам Ю. Хабермас неоднократно подчеркивал принадлежность своих исследований к аналитической традиции. Проблематика, вынесенная в заглавие диссертационного исследования достаточно новая, даже для англоамериканского философского дискурса, поэтому подобные противоречия, указывают на то, что методологическое самосознание современной аналитической политической философии находится на этапе становления.

Помимо работы Р. Гудина и Ф. Пети, можно отметить также работы по политической философии Д. Миллера10, С. Вольфа".

Теоретическая и методологическая база исследования. Методологические особенности данного исследования определяются характером темы диссертации. Поскольку одной из задач является попытка показать этапы развития аналитической политической философии, предметом изучения выступают тексты философов-аналитиков разных поколений. Знакомство с традицией мысли посредством текстов может считаться исследованием в области истории идей. Если же говорить о методе исследования, то в данном случае понимание текстов является, в некотором смысле, задачей герменевтической. Критический разбор и толкование текстов в то же время осуществляется на основе методологии лингвистической философии. Данное диссертационное исследование посвящено по большей части вопросам методологии современной аналитической политической философии, поскольку внимание к методологии всегда было отличительной чертой аналитической философской традиции.

1 Алексеева Т.А. Современные политические теории. М., РОССПЭН. 2007

' A Companion to Contemporary Political Philosophy. / edited by Robert E/ Goodin, Philip Pettit. Oxford. Blackwell Publishing, 2007

* Макаренко В.П. Аналитическая политическая философия. М., Праксис, 2002, с. 40

10 Miller D. Political Philosophy. Oxford University Press, 2003 " Wolff S. An Introduction to Political Philosophy. Oxford University Press, 1996

Объектом данного диссертационного исследования является традиция аналитической политической философии.

Предметом исследования является потенциал лингвистической философии для политико-философской проблематики.

Достижение данной цели предполагает решение следующих задач:

- показать связь между кризисом политико-философской мысли в XX в. и методологическими установками логического позитивизма;

- рассмотреть этапы развития аналитической философии и показать потенциал лингвистической философии для методологии политической философии;

- показать внутреннюю связь основных положений лингвистической философии и возможности нормативной политической теории;

- представить правомерность трансцендентально-герменевтического преобразования лингвистической философии, осуществленной К.-О. Апелем;

- рассмотреть вклад К.-О. Апеля и Ю. Хабермаса в современную аналитическую политическую философию.

Положения работы, выносимые на защиту:

1. В рамках лингвистической философии сформировались предпосылки возникновения нормативной политической теории, которая в первой половине XX в. переживала кризис. Кризис политической философии во многом стал следствием усиления позиций логического позитивизма.

2. Возрождение политико-философского дискурса в XX в. стало возможным только в результате пересмотра оснований логического позитивизма с позиций лингвистической философии. В рамках современной аналитической философии языка проблематика дисциплин, традиционно относящихся к сфере практической философии, стали очень тесно связаны с проблематикой теоретической философии. Этим определяется большое внимание к проблемам методологии аналитической философии.

3. Основания современной аналитической политической философии формируются на базе трансцендентально-герменевтической интерпретации лингвистической философии, что впервые было предложено К.-О. Апелем и Ю. Хабермасом.

Новизна исследования определяется:

- данная проблематика достаточно слабо представлена в современном политико-философском дискурсе, поэтому тематика данной работы представляется актуальной;

- большое внимание уделяется философским предпосылкам методологии современной аналитической политической философии;

- рассмотрением значения работ позднего Витгенштейна для политико-философской проблематики;

- рассмотрением трансцендентальной прагматики К.-О. Апеля и универсальной прагматики Ю. Хабермаса в качестве основания для современной нормативной аналитической политической теории.

Структура диссертационной работы:

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

2. Основное содержание диссертации

Глава 1. Кризис нормативной политической теории в XX в.

§1. Структура современной политической философии

Главным основанием для классификации направлений в рамках современной философии может служить отношение их представителей к феномену Просвещения. Аналитическая философия продолжает традицию Просвещения, в то время как исходным моментом всех направлений континентальной философии является его критика. В сущности, вся континентальная философия перенимает инициативу в критике Просвещения Руссо, Гердера и Гегеля. Неприязнь к рационализму становится исходным пунктом размышлений Ф. Ницше, С. Кьеркегора, экзистенциализма Сартра, Камю, феноменологии, представителей первого поколения Франкфуртской школы, структурализма, постструктурализма, постмодернизма. Руссо и Гердер некогда впервые выступили против универсализма философии Просвещения, показав, что не существует никакой универсальной природы человека, которая не зависит от языкового и культурного контекста. Философию Просвещения критиковали прежде всего за то, что все универсалистские максимы выводятся из способностей познающего субъекта, пользующегося своим разумом «монологически». Конструируемые таким образом универсалистские максимы, призванные регулировать моральный и социальный опыт индивида, принципиально неспособны воплотить подлинное интерсубъективное содержание конкретных исторически и культурно обусловленных социальных практик. Но именно в этих практиках сущность морального берет свое начало.

В ХХв. Просвещение критиковали за тоталитарные тенденции, которые могут принимать философские «истины». И. Берлин выступает с требованием плюрализма

против рационализма, который имеет тенденцию содействовать созданию в обществе «идеологических оснований» несовместимых с демократическими идеалами. М. Оукшот тоже уделил достаточно внимания критике рационализма. По его мнению, политика менее всего поддается рационализации, поскольку по своей природе ей свойственно «увязать в традиционном, случайном». Между тем, одну из величайших побед рационализм одержал именно в политике. Победа рационализма в политике означает разрушение традиций и сотворение идеологии. Просвещение критиковали и представители первого поколения Франкфуртской школы, X. Арендт, М. Фуко.

Писать о структуре современной политической философии невозможно без необходимых представлений о структуре современной философии. В западноевропейской философии существуют две основные традиции, которые различаются в вопросе о критериях научности. Г.Х. фон Вригт называет эти две традиции аристотелевской и галилеевской. Относительно научного понимания, сторонники первой традиции придерживаются телеологического способа объяснения, а сторонники второй -механистического. В XIX в. эти две традиции методологического мышления заняли противоположные позиции в ставшем наиболее актуальном вопросе о природе гуманитарных наук. Представители галилеевской традиции стали называться позитивистами. Традиция эта восходит к Юму, философии Просвещения, Миллю и Конту. Вригт выделяет следующие догмы позитивизма:

1. Методологический монизм (принцип единообразия научного метода вне зависимости от области исследования)

2. Точные естественные науки создают методологический стандарт, относительно которого измеряется степень развития всех других наук, включая, разумеется, гуманитарные науки.

3. Научное объяснение вообще понимается как «каузальное», когда масса индивидуальных случаев подводится под общие законы. Попытки же объяснять факты с точки зрения целей, стремлений и т.д. считаются ненаучными.

Эти критерии являются общими для традиции аналитической философии.

Вригт считает, что самым удачным названием для антипозитивистской или континентальной традиции является герменевтика. Разумеется, для представителей этого направления методологический монизм неприемлем. Дройзен впервые ввел классическую дихотомию объяснение - понимание, где объяснение понимается как цель естественных наук, а понимание - гуманитарных. Эти идеи разрабатывались В. Дильтеем, который назвал область применения метода понимания науками о духе. Конечно, объяснение логически предполагает понимание, но слову «понимание» («вчувствование») присущ

определенный психологический оттенок, который не может быть в полной степени подведен под требования объективности научного знания. Главным предметом спора этих двух методологических традиций стал статус социальных и поведенческих наук вообще, которые в то время находились в «младенческом состоянии». Дж. Ст. Милль писал, что состояние социальных дисциплин является «пятном на лице науки». В соответствии с требованием методологического монизма позитивизм должен был разрешить задачу обобщения методов, используемых в науке в целом и применения их к исследованию социальных феноменов. Поэтому Милль считал, что философия социальных исследований является частью философии науки в целом. Научное исследование изучает причинные отношения между фактами. В случае, если в отношении причинности возможно выявить некоторое единообразие, хотя постоянные законы в этой области еще не открыты, возможно говорить о существовании науки. Социальные феномены характеризуются как более сложные (чем и объясняется более позднее возникновение в этой области научного подхода), но, в сущности, изучение человеческого поведения должно руководствоваться теми же принципами, что и изучение, например, приливов и отливов. В изучении общества невозможно руководствоваться иными логическими основаниями, нежели в изучении природных явлений. Изучение социальных институтов возможно только посредством наблюдения регулярностей в поведении его участников и в формировании на этой основе обобщений. Так, Э. Дюркгейм отмечал, что социальные факты необходимо рассматривать как вещи, отличительной чертой которых является то, что их возможно понять только опытным путем (методом эксперимента и наблюдения). Социолог должен походить на физика, химика или физиолога, вступая в неизведанную еще область науки.

Возрождение позитивизма между двумя мировыми войнами связано с новыми достижениями в логике и философии языка. Первым этапом развития аналитической философии является логический позитивизм, хотя, по мнению Г.Х. фон Вригта, «вряд ли можно считать, что формальная логика внутренне связана с позитивизмом или позитивистской, философией науки. Связь логики с позитивизмом в нашем веке явилась скорее исторической случайностью, чем философской необходимостью».12 Вригт вообще полагает, что логический позитивизм не следует отождествлять с аналитической философией. Скорее, логический позитивизм следует считать главным источником аналитической традиции. В определенном смысле это верно, если учесть ту радикальную переориентацию, которая имела место в рамках англо-американской философии в XX в. Речь идет о возникновении лингвистической философии, которая пересмотрела, в

12 Вригт Г.Х. фон Объяснение и понимание. London, 1971. с. 47

9

частности, выводы позитивизма и логического позитивизма относительно природы социальных исследований. Тем не менее, лингвистическая философия придерживается внутренней логики позитивистского, или, правильнее сказать, новоевропейского духа философствования. Речь о том, что «вклад аналитической философии в методологию и философию науки до недавнего времени действительно осуществлялся преимущественно в духе позитивизма, если под «позитивизмом» понимать философию, защищающую методологический монизм, математический идеал научности и дедуктивно-номологическую концепцию научного объяснения».13

§2. Логический позитивизм и статус нормативных суждений

В первой половине XX в. философы-аналитики не занимались вопросами политической философии, поскольку в соответствии с установками логического позитивизма, суждения оценочного характера (суждения этики и политической философии) не подлежат проверке посредством научного метода. Но в последние десятилетия XX в. ситуация изменилась. «В аналитической традиции мысли, которая затрагивает и философские и иные дисциплины, политическая философия стала центральным предметом исследования в последние три - четыре десятилетия».14

Логический позитивизм признает только два критерия, которые позволяют выявить истинность или ложность предложений: тавтологии (в математике, логике) и дефиниции вообще, а также предложения «здравого смысла», истинность которых можно проверить ссылкой на наблюдения.

Установка позитивизма и далее, логического позитивизма, предполагала соответствующую философию сознания. Правильнее было бы сказать, что эта установка в отношении феномена сознания является негативной. Как отмечает С. Прист, несмотря на большие достижения в области науки, связанные с работами Галилея, Ньютона, Дарвина, Эйнштейна, «наука далеко не всегда объясняет движущуюся материю. Наука достигает успеха в объяснении чего - либо в той мере, в какой это является физическим объектом или, в сущности, связано с физическим объектами».15 Позитивизм и далее логический позитивизм опирается на соответствующую философию сознания - логический бихевиоризм. «Логический бихевиоризм есть теория о том, что быть в ментальном состоянии означает быть в бихевиоральном сотоянии».16 Все ментальные состояния (мышления, воспоминание, надежда и т.д.) могут пониматься исключительно как поведение, или склонностью к поведению. Соответственно, ученый должен описывать

13 Там же. С. 48

'4 A companion to contemporary political phi!osophy./edited by R. E. Goodin, P. Pettit. Oxford. Blackwell Publishing. 2007. p.xvii

" Прист С. Теории сознания. М., Идея - Пресс. 2000.С. 7

16 Там же. С. 60

поведение, иначе его рассуждения будут ничем иным как бессмыслицей. Конечно, следует различать бихевиоризм в психологии и логический бихевиоризм, но Прист справедливо отмечает, что логический бихевиоризм следует рассматривать в качестве философской легитимации бихевиористской установки в психологии. К. Гемпель, например, полагал, что все науки, в том числе психология, должны быть сведены к физике. Для этого необходимо осуществить перевод предложений психологии в предложения о поведении в терминах физики. Если предложение подлежит верификации, можно говорить о том, что оно обладает значением.

В этической теории, последователи «интуитивизма» Мура (А. Айер, Ч. Стивенсон) полагали, что этические термины и предложения являются лишь выражением эмоций, предпочтений, чувств и, значит, лишены значения. Эмотивизм в сущности повторяет утверждение Юма о невозможности логического перехода от суждений о сущем к суждениям о должном. Ценностные высказывания неподконтрольны наблюдению, но раскрываются лишь в интеллектуальном созерцании. Но никакого критерия для сравнения этических высказываний нет, а значит, конфликт между интуициями невозможно разрешить. С точки зрения логического позитивизма, такого критерия нет ввиду того, что этические понятия являются псевдопонятиями. Дело в том, что наличие некоторого этического символа в предложении (интонации, восклицательные знаки, оценочные слова) никак не влияет на его фактуальное содержание. Эти символы служат исключительно для демонстрации чувств говорящего.

В энциклопедическом словаре «Современная западная философия» представлен интересный подход к проблеме выделения этапов развития аналитической философии в XX в.: «рассматривая становление методического самосознания аналитической философии, можно выделить две фазы: т.н. «лингвистический поворот», произошедший на начальной стадии, и «когнитивный поворот», начавшийся в 1970 - е гг.»17

Реакцией со стороны политической философии на методологию логического позитивизма стала в частности позиция Уэлдона. Т.Д.Уэлдон в своей работе выразил общее убеждение философов-аналитиков первой половины XX в., заявив, что все политико-философские концепции, существующие в традиции западноевропейской философии со времен Сократа, ошибочны. Источник ошибки - невнимание к языку. Уэлдон полагает, что представители идеалистического, демократического и марксистского подходов совершили одну ошибку. Ошибка эта вытекает из достаточно примитивной веры в то, что слова, и особенно слова, используемые в дискуссиях о

" Современная западная философия. Энциклопедический словарь./ под ред. О. Хеффе, B.C. Малахова. М., Культурная революция, 2009. с. 8

политике («государство», «закон», «свобода» и т.д.), обладают значением (обозначают предмет). Политическая философия должна обнаружить и объяснить эти значения. Это ошибочное представление о значении слов явилось причиной ряда философских иллюзий. Прежде всего, это выразилось в широко распространенной в западной философии иллюзии о существовании «подлинной сущности» (essence). Примером этого заблуждения является теория идей Платона. Следуя этой теории, существуют воспринимаемые объекты, которые не являются объектами знания, но являются объектами такой способности как мнение. Задача философа, и, в частности, политического философа, показать подлинное значение слов и увидеть подлинную сущность или Идею, относительно которой существуют политические термины. Вещи, обозначенные этими именами неизменны и вечны.

Т.Д. Уэлдон утверждает, что известные споры относительно политико-философских понятий, являются в чистом виде вербальными, имеющими в основе лингвистические привычки и ничего не говорящие о фактах. Позитивистская установка достаточно ясно озвучена Уэлдоном: «слова не имеют значений в подразумеваемом смысле; они просто используются. Нет ничего божественного или магического в понятиях « справедливость» или «свобода»; они являются просто частями вербального аппарата, который мы используем для описания или критики некоторых видов человеческого поведения».18

В соответствии с требованиями логического позитивизма, относительно логики политико-философского и этического дискурса должно быть сформулировано требование субъективизма. Разумеется, тут ставится под сомнение объективистская установка предшествующих философских концепций. В сущности, объективистская установка в политическом и этическом дискурсе, предполагает существование некого критерия, который можно применять к оценке действий отдельных индивидов или политических институтов. Этический и политико-философский дискурс предполагает необходимость вынесения оценочных суждений, то есть использования в суждениях таких терминов как «хорошо», «плохо», «правильно», «заслуживающее порицания» и т.д. Требование объективности предполагает, что существует критерий, который позволяет выносить суждения оценочного характера с той же степенью уверенности, как мы выносим суждение «четыре больше, чем три; три больше, чем два».19 Приведем два суждения: «X имеет длину 6 метров» и «X лучше, чем Y». Имеет ли требование объективности

18 WeldonT. D. The Vocabulary of Politics. Baltimore, Penguine Books, 1953. P. 19 " Уэлдон делает очень интересное замечание относительно субъективизма и объективизма в анализе суждений. На самом деле, оценочные суждения не в большей степени основаны на предубеждениях, нежели

«измерительные» суждения, описывающие размеры и объемы. Вера в объективность последних есть результат представления, будто существует некий «Великий Оценщик», который знает все правильные ответы.

относительно второго суждения хоть какой-нибудь смысл? В каждом отдельном случае можно дать объяснение оценочному суждению, показав причины его вынесения, а не выводя это объяснение из некого всеобщего принципа. Анализ оценочных суждений с необходимостью предполагает: (а) соотнесение с определенным индивидом или группой; (б) контекст; (с) эти суждения не обладают «точностью», но всегда включают понятия «больше», «меньше» и т.д. Любое движение к генерализации не имеет смысла, поскольку не учитывает контекстуальность. В строгом смысле, последствия принятия этой точки зрения имеет для политической философии исключительно негативное значение. Это значит, что любые положительные достижения в исследовании политических феноменов возможны исключительно в рамках методологии эмпирической науки.

Глава 2. Значение лингвистической философии для логики социальных наук

§ 1. Логическая семантика Г. Фреге

В лингвистической философии занимает место традиционной философии сознания. Как отмечает Хабермас, «этот сдвиг в аналитической философии означает перемещение уровней исследования: социальные действия могут теперь анализироваться таким же образом как и внутренние отношения между символами».20 Если бихевиоризм, по Хабермасу, идентифицирует общество с природой посредством редуцирования действий к наблюдаемому поведению, лингвистический подход идеалистически сублимирует общество к контексту символов. «Метод лингвистического анализа применим к сфере исследования социальных действий только если внутренние отношения между символами всегда предполагают отношения действий. Грамматика языка, таким образом, в соответствии со своей внутренней сущностью, будет пониматься как система правил, обуславливающая связь между коммуникацией и возможной практикой».21 Как отмечал П. Уинч, социальные отношения должны рассматриваться на подобии логических отношений между предложениями, поскольку логические отношения между предложениями зависят от социальных отношений между людьми. Таким образом, «лингвистический анализ становится релевантным методологии понимающей социологии только после того, как логический позитивизм проходит через две стадии самокритики; обе стадии находят основания в работах Витгенштейна. Трактат выявляет трансцендентальный статус универсального языка науки. Философские исследования объявляют этот трансцендентальный «язык как таковой» фикцией и находят в грамматике обыденного языка коммуникации правила, в соответствии с которыми конституируются

20 Haberraas J. On the Logic of the Social Sciences. Blackwell. Oxford, 1988, P.l 17

21 Ibid. P. 118

жизненные формы. Можно таким образом различать трансцендентальную стадию и социолингвистическую».22 Таким образом, Хабермас утверждает, что анализ двусмысленностей основных положений философии логического позитивизма будет одновременно означать предварительную работу по конструированию нормативной этической и, далее, политико-философской теории. Если удастся обнаружить двусмысленности в положениях логического позитивизма, возможно будет говорить и о правомерности существования нормативной политической теории. Для представителей аналитической традиции современная философия начинается с момента выхода работ Г.Фреге, Б.Рассела, JI. Витгенштейна. В соответствии с этим, правильным будет начать эту главу с краткого анализа работ Г.Фреге, посвященных теории значения. В естественном языке, как и в языке математического анализа, встречаются такие конфигурации знаков, которые вызывают иллюзию, будто обозначают нечто, но на самом деле не имеют значения. Так у Фреге возникает идея создания единого логического языка. «От логически совершенного языка (записи в понятиях) надлежит требовать, чтобы каждое выражение, образованное из ранее введенных знаков в грамматически правильной форме в качестве собственного имени, действительно обозначало какой-то предмет и чтобы ни один знак не вводился вновь в качестве собственного имени, если для него не обеспечено значение».23 Фреге предостерегает от использования мнимых собственных имен приводя, в частности, пример с понятием «воля народа», используемого демагогами и не имеющего никакого значения. В науке, где мы стремимся к истине, необходимо связать понятие со значением (предметом, обозначаемым этим понятием). В противном случае наше рассуждение будет ошибочным. В идеальном языке каждому предмету должен соответствовать единственный смысл. В обыденных языках, как показал в своих примерах Фреге, дела обстоят иначе. Предмет может быть обозначен разными знаками и задан разными смыслами (знак может иметь смысл, но не иметь значения). Широко известна схема так называемого семантического треугольника Фреге: собственное имя (знак) обозначает предмет (значение знака) и выражает смысл; смысл знака задает предмет (значение знака). В языке логики каждому знаку должно соответствовать определенное значение. Если речь о предложении, то значение предложения зависит от значения его частей. Таким образом, значение предложения будет истинным, если таковыми будут как насыщенная так и ненасыщенная части. Но наибольший интерес вызывает другой «элемент» семантического треугольника: смысл знака (смысл собственного имени, мысль, смысл понятийного слова) задает значение знака (предмет,

32 Ibid. Р. 119

33 Фреге Г. О смысле и значении./Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000. с. 240

14

значение истинности, понятие)? По всей видимости, под смыслом этого слова необходимо понимать способ его употребления и интерпретации. Смысл может быть понят только в контексте коммуникативного процесса. Интерпретация системы Фреге в подобном, в сущности, прагматическом смысле, действительно позволяет разрешить множество вопросов относительно природы такого элемента семантического треугольника как смысл.

Значение предложения (истинность или ложность) задается смыслом (мыслью) в процессе вынесения суждения и его утверждения. Ведь то, «что обычно называют законами мышления, а именно, законы, по которым совершается процесс суждения, по крайней мере нормальным образом, могут быть только законами признания истинности, а не законами бытия истины».24 Таким образом, даже если ограничиться анализом утвердительно-повествовательных предложений, необходимость конструирования идеального логического языка не представляется необходимой.

§ 2. Проблема значения в лингвистической философии Л. Витгенштейна Онтология социальных фактов Дж. Серля

Лингвистическая философия как господствующее направление аналитической философии в период 1950-1970-е гг. сложилась под влиянием работ «позднего» Витгенштейна. Предметом исследования уже в «Голубой» и «Коричневой» книгах становится не логический язык, а обыденный. Это означало, что такая важная для аналитической философии категория как «значение» была поставлена в зависимость от словоупотребления в рамках соответствующих социальных практик. Тот факт, что обыденный язык оказался в центре внимания аналитических философов позволяет говорить о том, что «в лингвистической философии лидерство захватили моральные философы».25

Витгенштейн вводит центральное для его поздних работ понятие: «языковые игры - это формы языка, с помощью которых ребенок начинает осваивать употребление слов. Изучение языковых игр - это изучение примитивных форм языка или примитивных языков».26 Изучение языковых игр, следовательно, поможет нам в понимании вопросов истины, лжи, природы утверждения, вопроса, поскольку нам удастся избежать известных ошибок, связанных с неправильным словоупотреблением. Большее число примеров, которые Витгенштейн приводит в «Голубой» и «Коричневой» книгах и в «Философских исследованиях» призваны доказать то, что значение слова может варьироваться

24 Фреге Г. Логика. Введение/Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000 . с. 322

25 Никоненко C.B. Английская философия 20 в. СПб., Наука, 2003 с. 444

26 Витгенштейн Л. Голубая и коричневая книги. Новосибирск, Сиб. Унив. Изд-во, 2008 . с.45

разнообразнейшим образом в зависимости от употребления, иллюстрируя бесконечные возможности расширения языка.

Л. Витгенштейн предлагает понаблюдать за множеством разнообразнейших игр (шахматы, игры с мячом, карты и т.д.). Во всех этих играх можно наблюдать своего рода «семейные сходства». То, что позволяет нам говорить о существовании «семейных сходств» разнообразных языковых игр - это наличие правил. Значение определяется употреблением, а употребление исключает интерпретацию. Правило определяет наши действия только тогда, когда существует регулярное его употребление; в противном случае тот, кто входит в сообщество, разделяющее одну языковую игру, никогда не овладел бы ее техникой (невозможно «дать обещание», «сообщить» и т.д. лишь однажды). Разнообразные социальные практики это то, что придает значение выражению, то, что предшествует обучению этому значению. Именно разнообразие социальных практик, а не разнообразие интерпретаций (знака), создает множество языковых игр.

Не получает ли понятие социальной практики (конвенциональности) трансцендентальный статус? Контекстом для решения этого вопроса является спор философов-аналитиков, возникший по поводу поздневитгенштейновского понятия «правило». По мнению С.А. Крипке, если значение языкового выражения поставлено в зависимость от практики употребления, это значит, что выражение наделяется значением в зависимости от корректности его «исполнения» с точки зрения сообщества. Для успешной коммуникации вовсе не требуется установление фиксированных значений выражений, но вполне достаточно значения, существующего в рамках совместно разделяемой практики употребления. «Общественное согласие позволяет избавить отдельного агента речи от «семантической слепоты», создавая иллюзию стабильности значения».27

С критикой работы С. Крипке выступили знаменитые философы-аналитики Г. Бейкер и П. Хакер, авторы четырехтомного «Аналитического комментария к Философским исследованиям» (1980-1996). Не согласие, полагают они, а субъективная регулярность употребления лежит в основе стабильного следования правилу. Используемый ими риторический прием заключается в том, что « применение правила не требует посредника в виде сообщества, как раз наоборот, как только мы пытаемся такого посредника найти, возникает возможность радикального скептицизма, так как посредник требует нового обоснования, т.е. посредника, оправдывающего применение посредника и т.д. до

27 Ладов В.А.,Суворовцев В.А. Скептик, или к бессмыслице и обратно. М.,Канон+, 2008.С. 207

16

бесконечности».28 Ошибка Бейкера и Хакера достаточно очевидна. Все дело в том, что «точка зрения сообщества» не может мыслится как некая «инстанция» или формальный институт, который выносит решения о допустимости того или иного действия в данной языковой игре. То, что Крипке называет «точкой зрения сообщества» «растворено» в самом понятии правила, можно сказать, что она легитимизирует появление языковых феноменов вообще.

Начиная с позднего Витгенштейна, философия все в большей степени ориентируется на исследование в области социально-политической проблематики, поскольку язык, обыденный язык, является принципиально социальным феноменом. В период между выходом «Философских исследований» Витгенштейна и до появления универсальной прагматики Ю. Хабермаса, аналитическая традиция создала фундаментальную базу для исследований в том числе таких феноменов как политическая культура, политическое образование. Оставаясь в перспективе, заданной некогда М. Вебером, «мы упускаем существенный вопрос о том, что же, помимо производства и воспроизводства навыков, «нормативной рациональности», на поддержание которой якобы направлено социальное поведение, действует в социуме, каковы эти факторы?».29 На раскрытие этих факторов и направлен анализ Дж. Остина, Дж. Серля. Серль, продолжая линию рассуждения Остина, отмечает, что в понимании «фактов» объективного мира необходимо внести важное различение. Есть факты о мире, но есть факты, существующие только в соответствии с человеческим соглашением. Эти последние отличаются от таких фактов как: вершина Эвереста покрыта снегом. «Центральным моментом, конструирующим мост между физической реальностью и обществом является коллективная интенционалыюсть, и решающим элементом в создании социальной реальности является наложение коллективной интенциональностью функций на сущности, которые не могут обладать этими функциями без подобного наложения».30 Помимо таких «грубых» фактов, существуют такие факты как правительства, собственность, деньги, браки. Все эти факты существуют лишь постольку, поскольку мы полагаем, что они существуют. Серль называет эти факты, или социальные феномены, институциональными фактами. Главный вопрос заключается в том, чтобы выяснить структуру этих фактов, их природу. Итак, лингвистическая философия, преодолев в теории значения узкие границы логического позитивизма и укоренив феномен значения в практиках употребления, совершенно ясно

28 Ладов В.А., Суворовцев В.А. Следование правилу и скептический парадокс.//Критика и семиотика. Вып. 12, 2008. с. 111

29 В. Кирвдщенко, М. Колопотии. Джон Остин., аналитическая философия и язык как социальное явление/Дж. Остин Три способа пролить чернила. СПб., Алегейя, 2006. С.13

30 Smilh В. The construction of social reality: an exchange./ American Journal of Economics and Sociology. Volume 62. Issue 1,2003. p.285

показала различие между двумя типами фактов: присущих объектам по природе, и теми, что обретают свою природу, наделяются свойствами только в зависимости от интенциональности наблюдателя. Ткань социального вообще может быть понята только после осознания этого различения. Именно поэтому вместе с лингвистической философией в аналитической традиции вновь возрождается интерес к этической и социальной проблематике. Свою задачу Серль видит так: «как возможен объективный мир денег, собственности, браков, правительств, выборов, футбольных матчей, коктельных вечеринок и судов в мире, состоящем из физических элементов...»31 По Серлю, исследование социальных феноменов начинается с создания «двухуровневой» онтологии, описывающей уровень существования «грубых» фактов, и уровень институциональной реальности. Это значит, что « интенциональность в этой связи рассматривается как «нормативное» понятие, определяющее субъективное познание как вид познавательной деятельности, но не определяющей его сущность, которая материальна для всех видов познания».32 А вопрос о значении, как писал Серль, может быть поставлен только в том случае, если существует различие между интенциональным объектом и его внешней формой реализации. По Серлю, «любой предмет выглядит так, как мы научились его видеть в практике осуществления интенций языковой коммуникации».33

В противоположность убеждению некоторых лингвистических философов о существовании множества критериев истины, Серль утверждает укорененность языка в сфере активности сознания. Структура мышления есть тот «нулевой контекст», универсальный критерий истинности задающий значение языковым выражениям (действиям, убеждениям, желаниям, ориентациям). Исследование речевых актов и интенциональности подготовили возможность трансцендентально-прагматической интерпретации теории речевых актов, которую осуществили К.-О. Апель и Ю. Хабермас. В сущности, дальнейшие исследования шли по линии разработки концепции фоновых способностей.

31 Searle J.R. The construction of social reality. The FREE PRESS, New York, 1995. xi

32 Никоненко C.B. Аналитическая философия СПб., Изд-во СПбГУ, 2007, с. 299

33 Там же. С. 300

Глава 3. Трансцендентально-герменевтическое преобразование лингвистической философии как основание нормативной аналитической политической теории § 1. Трансцендентальная прагматика К.-О. Лпеля

В 1953 году вышла книга П. Уинча «Идея социальной науки и ее отношение к философии», которая стала, пожалуй, первой работой в области проблематики социальной и политической философии в рамках аналитического стиля мышления. Уинч одним из первых представил размышления относительно потенциала лингвистической философии для проблематики «наук о духе», свойственной в большей степени континентальным философам. Уинч заявляет о необходимости привнести в аналитическую традицию вопросы понимания социальных феноменов, разумеется, необходимо подвергнуть пересмотру позиции логических позитивистов в эпистемологии. В области эпистемологии основанием для такой трансформации послужили поздние работы Витгенштейна, и далее Дж. Остина, Дж. Серля. Уинч отмечает, что идеи Витгенштейна нужно рассматривать как своего рода революцию в философии, ведь он показал, что « философское разъяснение интеллекта и понятий, связанных с ним, требует, чтобы эти понятия были помещены в контекст отношений между людьми».34 Большая заслуга Уинча состоит в том, что он интерпретировал понятие «правило» Витгенштейна таким образом, который позволяет понимать человеческое поведение как находящееся вне компетенции эмпирических методов. Понимание мотивов и смысла действия не может мыслиться вне зависимости от языковой игры (социальной формы жизни). В противоположность наблюдаемому поведению, практические поступки индивидов невозможно даже распознать без ссылки на их цель. Апель, критикуя также возможности «эмпирико-аналитического» метода, писал, что «человеческие поступки именно в качестве того, чем они являются, нельзя описать, не понимая (имманентных) норм их успешности и не признавая эти нормы оценочными мерками».35 В этом смысле наука, предметом которой являются формы понимания, в сущности, тождественна философии. В трактовке социального факта, на смену «теориям вживания» «понимающей социологии», которая опирается неизбежно на субъективный внутренний опыт отдельного человека, Уинч предложил установку участия в практической языковой игре в качестве предпосылки «понимания». Размышление о сущности подобной установки означает одновременно осознание ее в качестве априорного условия любого возможного эмпирического исследования. Другими словами, само понимание эмпирических данных будет возможным только в том случае, если исследователю известны «правила игры», которые делают эти факты (действия)

34 Уинч П. Идея социальной науки и ее отношение к философии. М., Русское феноменологическое общество. 1996. С. 31

35 Апель К.-О. Трансформация философии. М„ Логос, 2001, с. 201

осмысленными. Но в рассуждении о таком «конституирующем мир» языковом априори, Уинч останавливается на высказанном Витгенштейне положении о существовании бесконечного множества социальных практик. Вслед за Витгенштейном Уинч приходит к своего рода релятивизму, который он переносит в область социальной науки. Философский релятивизм Уинча в некотором смысле блокирует возможность развития на основе теории языковых игр проблематики «понимания». Но существует логическая очевидность того, что с позиции релятивизма вообще невозможно говорить о существовании различных языковых игр как данных нам в качестве наблюдаемых феноменов. Апель, напротив, пишет, что на деле применяемый Витгенштейном метод анализа языка традиционную герменевтическую проблематику существенно предполагает.

К.-О. Апель предлагает рассматривать историю развития аналитической философии следующим образом: а) выявить методически-методологическую двусмысленность аналитической философии; б) выявить существующую антиномию между объективистско-физикалистской интенцией аналитической философии и мотивом анализа языка в отношении вопроса « наук о духе»; в) рассмотреть логику развития аналитической философии с точки зрения того, как проблематика наук о духе становится важной для собственно проблематики анализа языка. Работы Уинча и Апеля посвящены доказательству того, что исторической развитие аналитической философии полностью укладывается в эту схему. Наиболее выдающейся вклад в рассмотрение эвристических возможностей теории языковых игр для социально-философской проблематики, внес К,-О. Апель.

Отказ от предпосылки существования идеального логического языка и приписывание его функций правилам конкретных языковых игр, то есть практики человеческого поведения, предполагает переход на уровень прагматического исследования и, соответственно, отказ от идеалов естественнонаучного отношения к миру. В рамках практики языковой игры , прагматизации подвергаются смысловые критерии дескриптивных выражений. Апель пишет, что если мы отказываемся от принятия бихевиоральной установки по отношению к работам Витгенштейна, нам следует сделать шаг, который сам Витгентейн, в соответствии со своим представлением о «грамматическом» методе философии, не осуществил. Необходимо поставить вопрос о структуре языковых игр, который рассматривается как ключевой для «герменевтики, исходящей от Витгенштейна». Этот невысказанный самим Витгенштейном вопрос, является одним из ценнейших достижений философии. Появление Голубой и Коричневой книг, а также Философских исследований Витгенштейна, позволяет говорить о наступлении третьей стадии развития аналитической

философии, которая обращается, по словам Апеля к «герменевтике смысловых интенций», а значит, к традиционной проблематики наук о духе. «Выход за рамки Витгенштейна» происходит посредством интерпретации его понятия лишенной произвола правилосообразной деятельности, которая, в сущности, приобретает трансцендентальное значение. Собственно, в этой точке, нормативный дискурс и становится возможным. История политических идей XX в. служит тому подтверждением. Примером служит теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса, сформированная на основе проекта трансцендентальной прагматики Апеля, политическая философия Дж. Ролза, с появлением которой многие исследователи связывают возрождение интереса к политической философии в аналитической традиции. Эти главные политико-философские концепции отстаивали «права» философской традиции Просвещения в пространстве современной, то есть антипросвещенческой по своему характеру политической философии.

Итак, Витгенштейн постулировал необходимость введения «принципа конвенциональное™», но следствия этого преобразования остались неотрефлектированными. Развитие этого положения ведет к постулированию существования трансцендентальной языковой игры. Иными словами, существование языковой игры, или взаимопонимания в рамках языковой игры, связано с правилами языквой игры, но эти правила не могут быть установлены участниками с помощью конвенций впервые, поскольку природа конвенций данной языковой игры должна быть прежде обусловлена правилами. Значит, постулируется существование некого метаправила, которое не принадлежит конкретным практикам, но является «трансцендентальной языковой игрой неограниченного коммуникативного сообщества». Поворот в направлении нормативной концепции возникает тогда, когда речь заходит о природе этой идеальной трансцендентальной языковой игры. Если рассмотреть языковую игру сообщества ученых, то научный дискурс, понимаемый как процесс коммуникации, уже предполагает «минимальную» этику. Это же справедливо и в отношении всех языковых игр. Это значит, что обоснование этики будет включено в рассмотрение правил аргументации. Способное к интерсубъективному взаимопонимание языковое сообщество является единственной предпосылкой возможности доказательства значимости аргументов (научных, этических, правовых, политических, политико-философских и т.д.). Вне коммуникативного сообщества, мышление вообще не может быть наделено значимостью.

Самое очевидное положение, касающееся «нормативного» содержания рассматриваемой «минимальной этики» состоит в следующем: «в аргументативном сообществе

предполагается взаимное признание всех его членов как равноправных партнеров по дискуссии».36 Ложь или отказ от стремления к взаимопониманию делает дискуссию невозможной.

Еще одна особенность коммуникативной этики будет состоять в том, что предметом аргументации всякий раз будут «практические» потребности людей, которые на пути аргументации возможно гармонизировать между собой. Как отмечает Апель, этот момент должен пониматься составить основу «этики демократического формирования воли». Апель развивает в своих работах главный вопрос аналитической философии - вопрос о значении языковых выражений. Как было показано, этот вопрос имеет равное значение для самосознания всех научных дисциплин, в равной степени и для социальных наук.

Внимание к методу всегда являлось отличительной особенностью аналитической философии и традиции западноевропейской философии, на которую она опирается. Особенно важным представляется внимание к методу для исследований в разных предметных областях аналитической философии, будь то логика, этика, политическая философия, поскольку на современном этапе ее развития, традиционное различие теоретической и практической философии подвергнуто сомнению. Как пишет Апель, «следствие философско-языковой трансформации трансцендентальной философии заключается, по моему мнению, в снятии принципиального различия между теоретической и практической философией».37 §2. Универсальная прагматика Ю. Хабермаса

В «Теории коммуникативного действия» Ю. Хабермас, на основе трансцендентально прагматики К.-О. Апеля, создает метаэтическую концепцию - этику дискурса. Хабермас формулирует эту исходную для своей аргументации посылку так: «если уже здесь, во взаимосвязях коммуникативного действия и, стало быть, до всякой рефлексии, не выступят во множестве притязания на значимость, то на уровне аргументации нельзя будет ожидать различия между истинностью и нормативной правильностью».38 Стало быть, только осуществление этого проекта сможет создать альтернативу релятивистским этическим теориям, сформулированным в аналитической философии. Прежде всего, в практическом дискурсе необходимо найти «связующий принцип», подобный принципу индукции в дискурсе опытных наук. Все когнитивистские этики, по Хабермасу, в формулировании этого принципа следуют интуиции, высказанной Кантом: категорический императив предполагает ориентацию на неличностный и всеобщий характер моральных норм. Значит, логика моральной аргументации должна пониматься

36 Апель К.-О. Трансформация философии. М., Логос. 2001. С. 302

"Там же. С.261

38 Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., Наука. 2006. С. 91

так, что она признает недействительными те нормы, которые не получили одобрения у всех, кого они касаются. Но дабы избежать «формалистских недоразумений» в трактовке этого принципа всеобщности, необходимо говорить о формировании беспристрастного суждения, процедура вынесения которого принуждает каждого участника дискурса в защите собственной точки зрения, становиться на место всех остальных участников. Необходимо ввести принцип универсализации, который описывал бы эту ситуации универсального обмена ролями в «универсальном дискурсе». И этот принцип позволит сформулировать когнитивистскую этическую теорию, которая будет представлять собой переформулированный категорический императив: «вместо того, чтобы предписывать всем остальным в качестве обязательной некую максиму, которую я хотел бы сделать всеобщим законом, я должен предложить свою максиму всем остальным для дискурсивной проверки ее притязания на значимость».39 Это значит, что притязания на нормативную значимость должны рассматриваться как притязания на истинность. Также, обоснование этих притязаний на нормативную значимость осуществляется не монологически, а требует проведения дискурса. Предпосылки аргументации или соответствующие компетенции являются всеобщими, поэтому эти предпосылки и называются «трансцендентальными». Исходя из предпосылок аргументации, имеющих прагматический характер, Хабермас формулирует принцип универсализации и. Любая норма, претендующая на значимость, получит одобрение лишь в случае выполнения принципа II: «когда прямые и побочные действия, которые общее следование спорной норме предположительно возымеет для удовлетворения интересов каждого отдельного индивида, могут быть без какого бы то ни было принуждения приняты всеми».40 Выстраиваемая метаэтическая теория соответственно предполагает, что принцип и необходимо отличать от любых содержательных принципов или норм, которые могут быть только предметом дискурса. Принцип и как нормативно - содержательное правило аргументации имеет, по утверждению Хабермаса, формальный характер и не может показать содержательных возможностей урегулирования конфликта моральных или правовых принципов. Разумеется, выстраиваемая этика дискурса Хабермаса также не постулирует набор содержательных требований. Необходимо дополнить этическую теорию «экономным» положением. Хабермас полагает, что некоторый формализм принципа и должен быть дополнен принципом Б, гласящем, что «на значимость могут

39 Там же. С. 107

40 Там же. С. 146

претендовать только те нормы, которые получают (или могли бы получить) одобрение со стороны всех заинтересованных лиц как участников практического дискурса».41

Универсальная прагматика Хабермаса сформировалась в контексте дружеской полемики с Апелем. Хабермас полагает, что трансцендентальная прагматика с точки зрения аналитического уровня исследования может быть обвинена в «остаточном метафизическом догматизме». Общий смысл критики Хабермасом трансцендентальой прагматики состоит в том, что выведенные Апелем предельные основания аргументации представляют собой не более чем гипотетическую реконструкцию наших интуиции относительно этих правил. Этическая теория, напротив, должна быть выстроена на экономном положении, исключающем любую возможность окончательного обоснования. Далее, этика дискурса, в стремлении избежать притязаний на окончательность обоснования, занимает «неуязвимую» минималистскую позицию, предлагая исключительно процедуру дискурсивной проверки норм, притязающих на значимость. Но и в этом случае этика дискурса, как отмечает Хабермас, опирается исключительно на гипотетические реконструкции, подтверждения которых следует искать в обращении к другим теориям. В частности, философская этика должна обращаться за подтверждением своих положений к психологии развития.

В ряд когнитивистских этических теорий, по мнению самого Хабермаса надо поставить и концепцию Дж. Ролза. Ролз создал действительно уникальный вариант интерпретации кантовского понятия автономии. Завеса неведения и представляет собой возможность ситуации, где индивиды будут автономными моральными личностями. Это будет сообщество рациональных индивидов, волю которых определяет лишь разум, а не склонности. Только в этом случае возможно вынесение подлинного морального решения относительно базисной структуры общества. Хабермас отмечает, что основное логическое затруднение концепции справедливости Ролза, состоит в том, что, автономия граждан конституируется на основе прав, но «правами можно «пользоваться», лишь осуществляя их».42 Ролз же с самого начала переистолковывает основные права в как основные блага. Но «тем самым он уподобляет деонтологический смысл обязательных для нас норм телеологическому смыслу предпочитаемых нами ценностей».43 Автономию Ролз стремиться обеспечить посредством искусственно сконструированного состояния, в котором отсутствует возможность влияния на волю индивидов склонностей. Но само это допущение как раз и не предполагает автономию.

41 Там же. С. 146

42 Хабермас 10. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., Наука. 2001. С. 127

43 Там же. С. 128

Хабермас высказал ряд критических замечаний в адрес трансцендентальной прагматики Апеля, руководствуясь теми соображениями, что принятие данной позиции недостаточно обосновано. Речь шла о том, что трансцендентальная прагматика должна быть «переформулирована» в направлении создания более минималистской или процедурной концепции, которая не предполагала бы зависимости от актуализированного в данный момент способа аргументации. Тем не менее, сама дискурсивная теория этики в той степени в какой она базируется на допущениях трансцендентальной прагматики Апеля, «не является самодостаточной; она отстаивает универсалистские, то есть очень сильные тезисы, но претендует в отношении этих тезисов на относительно слабый статус».44 Выявление всеобщих предпосылок аргументации не может получить априорный смысл. Для подтверждения дискурсивной теории этики Хабермас обращается к разработанной Л. Кольбергом теории морального развития. Эта психологическая теория помогает опровергнуть различные релятивистские убеждения относительно культурных различий, поскольку сводит эмпирическое разнообразие представлений о морали разных культур исключительно к варьируемости содержаний в рамках универсальных форм морального суждения вообще. Также, теория Кольберга описывает остающиеся структурные различия как различия ступеней способности морального суждения45 Теория морально - когнитивного развития может рассматриваться как альтернатива бихевиористским и аффективным теориям морального поведения, поскольку предполагает исследование когнитивно-структурных аспектов человеческого поведения. Этот подход не отрицает того факта, что оценка поведения индивида обыкновенно осуществляется на основе социо-моральных правил, норм, законов. Акцент делается на «компетенции морального суждения, то есть на способности рефлективного мышления и участия в рациональном дискурсе».46 Кольберг утверждал, что традиционная психология, в сущности, исследовала содержание «морального поведения», в то время как его теория исследует структуру морального суждения. В теории когнитивного развития, понятие структура морального суждения отражает организацию и процесс морального мышления, способ и степень в которой моральные максимы и принципы реализуются в определенной

44 Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., Наука. 2006. с. 173

45 Кольберг выделяет преконвенциональиый, конвенциональный и постконвенциональный уровни морального развития, каждый из которых включает две ступени. Развитие индивида как переход от одной стадии морального развития к другой является инвариантным. На первой ступени (наказаний и повиновения) основой поступка является повиновение авторитету с целью избежать физического наказания; на второй ступени основой действия становятся личные инструментальные цели; далее Кольберг выделяет две ступени конвенционального уровня, когда правильным становится забота о других и поддержание социальной системы, а пятая и шестая ступени относятся к постконвенциональному уровню, где в основе поступка уважение универсальных этических принципов, необходимость которых усмотрели разумные существа.

46 Lind G., Hartman Н., Wakenhut R. Moral Development and the Social Environment. Chicago, Illinois. 1985. p. 14

ситуации. Разумеется, философским основанием теории Кольберга является этика Канта. Основные допущения его теории заимствованы из философии: когнитивизм (моральные суждения обладают когнитивным содержанием, а не выражают случайные чувственные установки), универсализм (моральные суждения притязают на всеобщую значимость) и формализм (принцип универсализации (U) представляет собой правило, которое выявляет границу того, что значимо в моральном отношении от области ценностных содержаний культуры). Теория морального развития Кольберга согласуется с этикой дискурса также потому, что исключительно процедурное определение моральной сферы, которое в дискурсивной этической теории предполагается, также опирается на допущения когнитивизма, универсализма и формализма и показывает как можно отделить содержания моральных суждений от когнитивной структуры. Шесть ступеней морального суждения, выделенных Кольбергом, можно, таким образом, рассматривать как «постепенное приближение к структурам беспристрастной или справедливой оценки релевантных в моральном отношении конфликтов, возникающих при тех или иных действиях».47 Разумеется, теория морального развития Кольберга должна

рассматриваться как основа для теории «демократической личности». «Модель» индивида, находящегося по Кольбергу на последней стадии морального развития, можно рассматривать как цель демократии. Теория развития морального суждения Л. Кольберга может применяться и к суждениям политическим. Достаточно очевидно, что развитие способности политического суждения должно рассматриваться как часть процесса развития морального суждения. В этом смысле процессы конструктивного обучения в вопросах морали и политики практически идентичны. И способность к «политическому обучению» тесно зависит от процесса морального развития, поскольку «в соответствии с уровнем морального развития, проблемные политические ситуации могут интерпретироваться различно».48 Теория морального развития рассматривается не только в качестве подтверждения дискурсивной этической теории со стороны психологии развития, но и как основание для делиберативного представления о политике. В заключении диссертационного исследования подводятся итоги, обобщаются результаты и формулируются основные выводы диссертационного исследования.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Орлова Т.А. Лингвистическая философия и ее значение для современной политической философии // Вестник СПбГУ. Сер. 6,2010, вып.1. С. 128-134

47 Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., Наука. 2006. с. 183

48Und G., Hartman Н., Wakenhut R. Moral Development and the Social Environment. Chicago, Illinois. 1985. p.

114

2. Орлова Т.А. Лингвистическая философия и ее значение для современной политической философии // Политическое образование в современном мире: традиции и перспективы. Материалы Всероссийской научной коныеренции. Факультет политологии СПбГУ, 2009. С. 188-194

3. Орлова Т. А. Аналитическая философия и политическая культура// Вестник СПбГУ. Сер. 6,2010, вып.З.

Подписано в печать 22.09.2010 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,6. Тираж 100 экз. Заказ № 1729.

Отпечатано в ООО «Издательство "ЛЕМА"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата политических наук Орлова, Татьяна Александровна

Введение.

Глава 1. Кризис нормативной политической теории в ХХв.

§ 1. Структура современной политической философии.

§2. Логический позитивизм и статус нормативных суждений.

Глава 2. Значение лингвистической философии для логики социальных наук

§ 1. Логическая семантика Г. Фреге.

§ 2. Проблема значения в лингвистической философии Л. Витгенштейна.

Онтология социальных фактов Дж. Серля.

Глава 3. Трансцендентально-герменевтическое преобразование лингвистической философии как основание нормативной аналитической политической теории.

§ 1. Трансцендентальная прагматика К.-О. Апеля.

§2. Универсальная прагматика Ю. Хабермаса.

Введение диссертации2010 год, автореферат по политологии, Орлова, Татьяна Александровна

Актуальность темы диссертационного исследования. На протяжении 1950-х гг. прошлого столетия такие виднейшие представители политической науки как П. Ласлетт, Д. Истон1, А. Коббан, Л.Штраус, говорили о том, что политическая философия мертва. Неизбежность такого диагноза не явилась лишь констатацией того факта, что к середине XX в. не появилось выдающихся работ по политической философии соразмерных работам выдающихся философов прошлого. По мнению А. Коббана, значительно более существенной причиной упадка политической философии является тенденция «прекратить мыслить об обществе в терминах политической теории».2 Разумеется, в истории политической мысли можно наблюдать, как политические идей претерпевают изменения, развиваются, но проблема заключается в том, что политическая философия находится не в неком зародышевом состоянии, а вовсе не имеет основании для существования. А. Коббан отмечает, что подобный феномен уже однажды имел место в истории западноевропейской философии. В эпоху эллинизма, акценты с политической теории были перенесены на другие области размышления. Этот феномен упадка политической философии, имевший место в греко-римском мире, имеет явные аналогии с ситуацией современности. «Общеизвестно, что активность государства неодолимо усиливается. Значимость общества все более и более снижается под влиянием бюрократии. Были созданы грандиозные военные машины, которые разрушают здоровье общества». Коббан отмечает, что если мы желаем обнаружить основную тенденцию некоторого исторического периода, мы должны обратить внимание на факторы, имеющие место в одно и то же время и в равной степени присущее двум оппозиционным лагерям по обе стороны железного занавеса. По его мнению, такой общей чертой является упадок политической теории. Разумеется, в тот период появился ряд

1 EastonD. Decline of Modern Political Theory// Political Science Quarterly. 1953. Vol. 68. № 3.

2 Cobban A. The decline of Political Theory // Political Science Quarterly. Vol. 68. No. 3 ( Sep., 1953) p. 322.

3 Ibid, p.232. работ, авторы которых размышляли о политических феноменах, будучи вдохновленными преставлением о государстве как силе (Г. Моргентау, Б. Рассел, Г. Лассуэл, К. Шмитт). Это означало, что политическая теория должна быть основана на четком представлении о том, что вопросы этического характера, которые в традиции западноевропейской философии всегда выступали основанием политико-философской рефлексии, более не имеют места в пространстве исследования политики как силы.

Является ли тот факт, что политическая философия прекратила свое развитие неким знаком, указывающим на феномен деполитизации, уже имевший место в древнем мире? Ситуация, в которой оказалась политическая философия первой половины XX в. не является необходимым следствием современного социального и политического контекста. Причина в том, что произошло нечто с самой политической мыслью.

Существует общая всем политическим мыслителям прошлого черта. Главной задачей политической философии они видели необходимость воздействия на актуальное политическое поведение. В этом смысле, политическая философия традиционно называлась практической. Другими словами, политика рассматривалась как ветвь этической теории. Политическая философия должна была ответить на вопрос о том, какая форма политической деятельности является наилучшей. Но «современная политическая теория заявила о необходимости прекратить дискурс в терминах долженствования; и причина, я полагаю, во влиянии двух направлений мышления, которые оказались фатальными для этического содержания политической философии. Этими моделями, которые стали доминирующими в современной мысли, являются история и наука».4 Историцизм предполагает моральные суждения исторически детерминированными.

Вторая причина - ориентация на методологию естественных наук. Разумеется, функцией науки не может быть выработка, подтверждение

4 Ibid. Р.ЗЗЗ. этических суждений. Наука занимается вопросами о том, как и почему возникают некоторые феномены в терминах причины и следствия.

JI. Штраус также пишет, что историцизм и позитивизм стали причиной кризиса политической философии, которая к середине XX в. «существует только как предмет для похорон».5 Чтобы ясно осознать причину кризиса политической философии, необходимо сопоставить «новую» политическую науку, укрепившуюся между первой и второй мировыми войнами, со «старой» политической наукой, существующей в западноевропейской традиции со времен Аристотеля. Главное изменение касается того, что современная политическая наука перестала быть практической дисциплиной, заявив о себе как о дисциплине теоретической. Это, пожалуй, является подтверждением интуиции Коббана, что современная политическая наука более не мыслит общественные феномены в терминах политической теории, поскольку требования объективности предполагают необходимость опираться не на непосредственный политический опыт, а на так называемую научную психологию.

Степень разработанности проблемы. Аналитическая философия в России вообще изучается достаточно слабо, не говоря уже об аналитической политической философии. Существует мнение, представленное в частности в статье А. Павлова, что аналитической политической философии вообще не существует.6

Некоторое внимание к данной проблематике можно проследить в работах п

Т.А. Алексеевой. Первой серьезной работой в этой области можно считать книгу В.П. Макаренко «Аналитическая политическая философия», вышедшую в 2002 году. Исследование Макаренко в своих ключевых о моментах опирается на книгу Р. Гудина и Ф. Пети . В этих работах достаточно большое значение уделяется истории развития аналитической

5 Штраус Л. Что такое политическая философия?/Введение в политическую философию. М., Логос. Праксис. 2000. с. 16.

6 Павлов А. Аналитическая политическая философия? //Прогнозис.2008. № 2. С. 351.

7 Алексеева Т.А. Современные политические теории. М., РОССПЭН. 2007.

8 A Companion to Contemporary Political Philosophy / edited by Robert Е/ Goodin, Philip Pettit. Oxford. Blackwell Publishing, 2007. философии и ее влиянию на состояние дел в области нормативной политической теории. Но в разделе, посвященном аналитической политической философии, внимание авторов сосредоточено исключительно на работах Дж. Ролза, которого называют главным представителем аналитической политической философии. Политико-философской теории Ю. Хабермаса Макаренко отказывает в принадлежности к аналитической традиции.9 Однако сам Ю. Хабермас неоднократно подчеркивал принадлежность своих исследований к аналитической традиции. Проблематика, вынесенная в заглавие диссертационного исследования достаточно новая, даже для англо-американского философского дискурса, поэтому подобные противоречия, указывают на то, что методологическое самосознание современной аналитической политической философии находится на этапе становления.

Помимо работы Р. Гудина и Ф. Пети, можно отметить также работы по политической философии Д. Миллера10, С. Вольфа11.

Теоретическая и методологическая база исследования. Методологические особенности данного исследования определяются характером темы диссертации. Поскольку одной из задач является попытка показать этапы развития аналитической политической философии, предметом изучения выступают тексты философов-аналитиков разных поколений. Знакомство с традицией мысли посредством текстов может считаться исследованием в области истории идей. Если же говорить о методе исследования, то в данном случае понимание текстов является, в некотором смысле, задачей герменевтической. Критический разбор и толкование текстов в то же время осуществляется на основе методологии лингвистической философии. Данное диссертационное исследование посвящено по большей части вопросам методологии современной аналитической политической философии, поскольку внимание к

9 Макаренко В.П. Аналитическая политическая философия. М., Праксис, 2002, с. 40.

10 Miller D. Political Philosophy. Oxford University Press, 2003.

11 WolffS. An Introduction to Political Philosophy. Oxford University Press, 1996. методологии всегда было отличительной чертой аналитической философской традиции.

Объектом данного диссертационного исследования является традиция аналитической политической философии.

Предметом исследования является потенциал лингвистической философии для политико-философской проблематики.

Достижение данной цели предполагает решение следующих задач:

- показать связь между кризисом политико-философской мысли в XX в. и методологическими установками логического позитивизма;

- рассмотреть этапы развития аналитической философии и показать потенциал лингвистической философии для методологии политической философии;

- показать внутреннюю связь основных положений лингвистической философии и возможности нормативной политической теории; представить правомерность трансцендентально-герменевтического преобразования лингвистической философии, осуществленной К.-О. Апелем;

- рассмотреть вклад К.-О. Апеля и Ю. Хабермаса в современную аналитическую политическую философию.

Положения работы, выносимые на защиту:

1. В рамках лингвистической философии сформировались предпосылки возникновения нормативной политической теории, которая в первой половине XX в. переживала кризис. Кризис политической философии во многом стал следствием усиления позиций логического позитивизма.

2. Возрождение политико-философского дискурса в XX в. стало возможным только в результате пересмотра оснований логического позитивизма с позиций лингвистической философии. В рамках современной аналитической философии языка проблематика дисциплин, традиционно относящихся к сфере практической философии, стали очень тесно связаны с проблематикой теоретической философии. Этим определяется большое внимание к проблемам методологии аналитической философии.

3. Основания современной аналитической политической философии формируются на базе трансцендентально-герменевтической интерпретации лингвистической философии, что впервые было предложено К.-О. Апелем и Ю. Хабермасом.

Новизна исследования определяется:

- тем, что данная проблематика достаточно слабо представлена в современном политико-философском дискурсе, поэтому тематика данной работы представляется достаточно актуальной;

- тем, что большое внимание уделяется философским предпосылкам методологии современной аналитической политической философии;

- рассмотрением значения работ позднего Витгенштейна для политико-философской проблематики;

- рассмотрением трансцендентальной прагматики К.-О. Апеля и универсальной прагматики Ю. Хабермаса в качестве основания для современной нормативной аналитической политической теории.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Аналитическая традиция в структуре современной политической философии"

Заключение

Метаэтические теории К.-О. Апеля и Ю. Хабермаса возникают как результат развития аналитической философии и становятся основанием для нормативной аналитической политической теории. Например, нормативная теория делиберативной демократии была сформулирована Хабермасом на базе основных постулатов этики дискурса. Возрождение политико-философского дискурса в аналитической философской традиции стало возможным благодаря преодолению «двусмысленностей» в положениях логического позитивизма. А трансцендентально-герменевтическое преобразование лингвистической создает возможность появления нормативной этической и, далее, политико-философской теории. Для доказательства этого положения, история аналитической философии была представлена как состоящая из трансцендентальной и социолингвистической стадий. Лингвистическая философия создает метод изучения тексов (в том числе и политических тексов). Но лингвистическая философия, как писал Ю. Хабермас, также должна рассматриваться в качестве релевантного метода понимающей социологии.240 Это положение, созвучное идеям П. Рикера относительно герменевтики социального действия, является результатом трансцендентально-герменевтического преобразования концепции языковых игр Л. Вигенштейна.

Доказательство правомерности трансцендентально-герменевтического преобразования аналитической философии одновременно создает основания для того, чтобы отнести, например, работы по этике и политической философии Ю. Хабермаса к традиции аналитической политической философии. Таким образом, озвученные во введении задачи получили посредством опыта n споров, а не только опыта. Дискуссии делают доступным опыт других индивидов.Поэтому, по словам Милля, свобода мысли особенно необходима средним людям, чтобы они смогли достичь того уровня, на который способны. Если нормативная основа общественного сосуществования представлена лишь в виде этических доктрин и традиций, их действие вскоре оказывается все менее эффективным, поскольку более значимой для индивида будет та идея, которая не доставляется преданием, но есть результат собственного опыта. Поскольку люди не умеют в совершенстве пользоваться разумом, разница мнений представляется очень полезной. Сущность либерального требования минимального государства как раз и предполагает существование такого пространства для осуществления индивидуального опыта

240 Habermas J. On the Logic of the Social Sciences Blackwell. Oxford, 1988, P.l 19 разрешение. В частности, была показана связь между кризисом политико-философской мысли в XX в. и методологическими установками логического позитивизма, показан потенциал лингвистической философии для методологии политической философии и возможность нормативной политической теории.

Список научной литературыОрлова, Татьяна Александровна, диссертация по теме "Теория политики, история и методология политической науки"

1. Адорно Т. В. Проблема философии морали. М., Республика. 2000

2. Алексеева Т.А. Современные политические теории. М., РОССПЭН.2007

3. Арендт X. Vita Activa, или о деятельной жизни. СПб., Алетейя, 2000

4. Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4 / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А. И. Доватура. М.: Мысль, 1983

5. Айер А. Язык, истина и логика. М., Канон +, 2010.

6. Апель К.-О. Лингвистическое значение и интенциональность: Соотношение априорности языка и априорности сознания в свете трансцендентальной семиотики и лингвистической прагматики. // Язык, истина, существование. Томск. 2002

7. Апель К.-О. Трансформация философии. М., Логос, 2001

8. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка. //Вопросы философии 1997

9. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата.//Известия АНСССР, сер. ЛиЯ, 1981, №4.

10. Ю.Бейкер Г.П., Хакер П.М.С. Скептицизм, правила и язык. М.,Канон+,200811 .Берлин И. Подлинная цель познания. МюБ Канон +, 2002 12.Берлин И. Оригинальность Макиавелли./Подлинная цель познания. М., Канон+,2002

11. З.Бирюков Б.В. В логическом мире Фреге /Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000

12. Бирюков Б.В. Теория смысла Г. Фреге// В сб.: Применение логики в науке и технике. М., 1960

13. Блур Д. Витгенштейн как консервативный мыслитель. Логос №5-6 (35), 2002.

14. Булыгина Т. В. О границах и содержании прагматики// Известия АН СССР, сер. ЛиЯ, 1981, №4

15. Ветров А. А. Семиотика и ее основные проблемы М., Изд-во политической лит-ры, 1968

16. Витгенштейн Л. Голубая и коричневая книги. Новосибирск, Сиб. Унив. Изд-во, 2008

17. Витгенштейн Л. Дневники 1914-1916. М., Канон+, 2009

18. Витгенштейн Л. Лекция об этике.//Историко-философский ежегодник. М.,Наука,1989

19. Витгенштейн Л. Философские исследования/ Философские работы 4.1 М.,Гнозис,1994

20. Воленьский Я. Львовско-Варшавская философская школа. М., РОССПЭН, 2004

21. Вригт Г.Х. фон Объяснение и понимание// Логико-философские исследования: Избр. тр.: Пер. с англ. М., 1986.

22. Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., Прогресс. 1988.

23. Гоготишвилли Л.А. Непрямое говорение. М., Языки славянских культур, 2006

24. Грязнов А.Ф. Феномен аналитической философии в западной культуре XX столети//Вопросы Философии, 1996, № 4

25. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб., Наука, 2006

26. Делез Ж. Эмпиризм и субъективность: опыт о человеческой природе по Юму. М., Пер Сэ. 2001

27. Дэвидсон Д. Общение и конвенциональность. М., Прогресс, 1987

28. Кант И. Критика способности суждения.СПб., Наука, 200631 .Кант И. Критика чистого разума. М., ЭКСМО,2007

29. Кант И. Критика практического разума. М., Республика, 2005

30. Кирющенко В., Колопотин М. Джон Остин., аналитическая философия и язык как социальное явление/Дж. Остин Три способа пролить чернила. СПб., Алетейя, 2006

31. Крипке С.А. Витгенштейн о правилах и индивидуальном языке. М., Канон +,2010

32. Куайн У. Две доты эмпиризма. М., Логос, Праксис, 2000

33. Куайн У. Слово и объект. М., Логос, 2000

34. Ладов В.А., Суворовцев В.А. Следование правилу и скептический парадокс .//Критика и семиотика. Вып. 12, 2008

35. Лоолер Дж. Этика, Политика и суждение вкуса: Арендт против Канта // Вестник Московского университета. Сер. 7, Философия. — 1997. —-№2.

36. Макаренко В.П. Аналитическая политическая философия. М., Праксис, 2002

37. Макинтаир А. После добродетели. М., Академический проект, 2000

38. Милль Дж. Ст. О свободе/ Пер. С англ. А.Фридмана//Наука и жизнь. 1993. №11, №12

39. Мур Дж.Э. Природа моральной философии. М., Республика, 1999

40. Никоненко C.B. Английская философия 20 в. СПб., Наука, 2003

41. Никоненко C.B. Аналитическая философия: основные концепции. СПб., Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2007

42. Остин Дж. Три способа пролить чернила. СПб., Алетейя, 2006 46.0укшот М. Рационализм в политике. М., Идея-Пресс, 2002 47.0укшот М. Рациональное поведение./ Рационализм в политике и другие статьи. М., Идея-Пресс, 2002

43. Павлов А. Аналитическая политическая философия? //Прогнозис.2008. № 2.

44. Пап А. Семантика и необходимая истина. Исследование оснований аналитической философии. М., Идея-Пресс, 2002

45. Пирс Ч. Начала прагматизма. СПб., Алетейя, 2000

46. Пирс Ч. Избранные философские произведения. М., Логос, 2002

47. Прист С. Теории сознания. М., Идея Пресс. 2000

48. Райл Г. Понятие сознания М., Идея пресс 2000

49. Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск. Изд-во Новосиб. университета. 1995

50. Рорти Р. Витгенштейн, Хайдеггер и гипостазирование языка. //Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., Наука, 1991

51. Самсонов В.Ф. К анализу гипотезы Куайна о неопределенности перевода//Тетради переводчика. Вып. 16. М., 1979.

52. Серль Дж. Открывая сознание заново. М., Идея Пресс, 2002

53. Серль Дж. Рациональность в действии. М., Прогресс Традиция, 2004

54. Соболева М.Е. Философия как «критика языка» в Германии. СПб., 2005

55. Современная западная философия. Энциклопедический словарь./ под ред. О. Хеффе, В. С. Малахова. М., Культурная революция, 2009

56. Страуд Б. Аналитическая философия и метафизика.//Аналитическая философия. Избранные тексты. М., изд-во МГУ, 1993

57. Стросон П. Значение и истина. //Аналитическая философия: Становление и развитие, (антология). "Прогресс-Традиция", 1998

58. Стросон П. Грамматика и философия //Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVIII. М., "Прогресс", 1986

59. Суворовцев В.А. Автономия логики: источники, генезис и система философии раннего Витгенштейна. Томск, изд-во Томского университета, 2001

60. Уинч П. Идея социальной науки и ее отношение к философии. М., Русское феноменологическое общество. 1996

61. Фреге Г. О смысле и значении./Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000

62. Фреге Г. Логические исследования./Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000

63. Фреге Г. Запись в понятиях./Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000

64. Фреге Г. Мысль. Логическое исследование/Логика и логическая семантика. М., Аспект Пресс, 2000

65. Фуко М. Нужно защищать общество. СПб., Наука, 2005

66. Юм Д. Трактат о человеческой природе. Соч. в 2 томах. Т. 1 .М.,Мысль, 1996

67. Штраус JI. Что такое политическая философия?/Введение в политическую философию. М., Логос. Праксис. 2000.

68. Штраус Л. Эпилог./ Введение в политическую философии. М., Логос, Праксис, 2000

69. Якушин Б.В. «Семантический треугольник» в парадигмах Г.Фреге , Ф.де Соссюра в свете коммуникативно -кибернетическго подхода//Известия АН СССР, сер.ЛиЯ, 1979 ,Т.38 ,№3

70. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., Наука. 2001

71. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., Наука. 2006.

72. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М., Весь Мир. 2008

73. Хардин Р. Пределы разума в моральной теории?/ Мораль и рациональность. М.,ИФРАН,1995

74. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., Изд-во МГУ. 1972

75. Хоркхаймер М., Т. Адорно Т.Диалектика Просвещения. Философские фрагменты. М., СПб, Медиум. Ювента, 1997

76. Хэар Р. Как же решать моральные вопросы рационально?/ Мораль и рациональность. М.,ИФРАН,1995

77. А Companion to Contemporary Political Philosophy. / edited by Robert E/ Goodin, Philip Pettit. Oxford. Blackwell Publishing, 2007

78. Analitical philosophy/ ed. Butler R.J. Blackwell, Oxford, 1962

79. Arendt H. Lectures on Kant's political philosophy. 1982. Chicago : Univ. of Chicago Press

80. Beiner R. Hannah Arendt on Judging./ Arendt H. Lectures on Kant's political philosophy. 1982. Chicago : Univ. of Chicago Press, 1982.

81. Braybrooke D. Philosophical Problems of the Social Sciences. The Macmillan company, New York, 1965

82. Canovan M. A Case of Distorted Communication: A Note on Habermas and Arendt// Political Theory, Vol. 11, № l(Feb., 1983)

83. Cobban A. The decline of Political Theory. // Political Science Quarterly. Vol. 68.No. 3( Sep., 1953)

84. Darwall St., Gibbard A., Railton P., Toward Fin de siècle Ethics: some trends/ The Philosophical Review, Vol. 1 (January 1992)

85. Easton D. Decline of Modern Political Theory. // Political Science Quarterly. 1953. Vol. 68. № 3

86. Eklund M. Inconsistent Languages// Philosophy and Phenomenological Research, Vol. LXIV,№ 2, March 2002

87. Fitzpatrick D. Searle and collective intentionality; the self-defeating nature of internalism with respect to social facts — Extentions and Criticizm/ American Journal of Economics and Sociology, Volume 62, issue 1, 2003

88. Habermas J. On the Logic of the Social Sciences. Blackwell. Oxford, 1988

89. Hare R.M. The language of morals. Oxford University Press, 1964

90. Hurley T. John Rawls and Liberal Neutrality//Interpretation. A Journal of Political Philosophy. 1999-2000. Vol. 27.№ 2

91. Kitcher P. On Interpreting Kant's Thinker as Wittgenstein's 'I'// Philosophy and Phenomenological Research, Vol. LXI, No. 1, July 2000

92. Kohlberg L. Education for a Just Society// Moral Development, moral Education and Kohlberg. Ed. By B. Munsey. Religious Education Press, Birmingham Alabama, 1980

93. Kohlberg L. Stages of Moral Development as a basis for moral Education. Birmingham Alabama, 1980

94. Language and Learning/ ed. M. Piattelli Palmarini. Harvard University Press, Cambridge, 1980

95. Lind G., Hartman H., Wakenhut R. Moral Development and the Social Environment. Chicago, Illinois. 1985

96. Miller D. Political Philosophy. Oxford University Press, 2003

97. Munsey B. Cognitive Developmental Theory of moral development// Moral Development, moral Education and Kohlberg. Ed. By B. Munsey. Religious Education Press, Birmingham Alabama, 1980

98. Nieminen H. Communication and Democracy. Finnish Learned Society, Helsinki, 1997

99. Rest J., Narvaez D., Thoma St., Bebeau M., A Neo-Kohlbergian Approach to Morality Research// Journal of Moral Education, 2000, Vol. 29, № 4

100. Searle J.R. The construction of social reality. The FREE PRESS, New York, 1995

101. Smith A. Ethics and Politics in the work of J. Habermas//Interpretation. A Journal of Political Philosophy. 1983. Vol. ll.№3

102. Smith B. The construction of social reality: an exchange.// American Journal of Economics and Sociology. Volume 62. Issue 1, 2003

103. Stroud B. Understanding Human Knowledge. Oxford University Press, 2002

104. Teobaldelli P. The Semiotic Turn in Karl-Otto Apel's Philosophy// Applied Semiotics, 1998, Vol.2 №5

105. Toulmin St. Human Understanding . Princeton University Press, 1972

106. Toulmin St. The Uses of argument. Cambridge University Press, 1969

107. Weldon T. D. The Vocabulary of Politics. Baltimore, Penguine Books, 1953

108. Wolff S. An Introduction to Political Philosophy. Oxford University Press, 1996

109. Wright C. (Anti-) Sceptics Simple and Subtle: G.E. Moore and John McDowell// Philosophy and Phenomenological Research, Vol. 65.No. 2. (Sep., 2002)

110. Zaibert L.A. Collective intentions and collective intentionality -Criticisms and Reconstructions// American Journal of Economics and Sociology, Volume 62, issue 1, 2003