Эстетико-онтологические основания раннего творчества Ф. М. Достоевского

Зелянская, Наталья Львовна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Эстетико-онтологические основания раннего творчества Ф. М. Достоевского

Год: 2003
Автор научной работы: Зелянская, Наталья Львовна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Барнаул
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

450 руб.

Диссертация по филологии на тему 'Эстетико-онтологические основания раннего творчества Ф. М. Достоевского'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эстетико-онтологические основания раннего творчества Ф. М. Достоевского"

На правах рукописи

Зелянская Наталья Львовна

ЭСТЕТИКО-ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ РАННЕГО ТВОРЧЕСТВА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Барнаул 2003

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета

Научный руководитель - кандидат филологических наук, доцент

Ольга Геннадьевна Левашова

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Юрий Васильевич Шатин

кандидат филологических наук, доцент Валентина Ивановна Габдуллина

Ведущая организация - Кемеровский государственный

университет

Защита состоится «27» мая 2003 г. в «_» часов на заседании

диссертационного совета К 212.005.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Алтайском государственном университете (656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Алтайского государственного университета

Автореферат разослан <</«£» апреля 2003 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета М.П. Гребнева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования обусловлена тем, что период конца XX века, в силу сложившихся общественно-исторических и культурных обстоятельств, прошел под знаком обострения экзистенциальных проблем и осмысления роли отдельной личности в «поствеликую эпоху». Ощущение необходимости трансформации парадигм развития, обостренное эсхатологическими ожиданиями, связанными со сменой тысячелетий, сделало значимой реинтерпретацию творчества Ф.М. Достоевского, писателя, по общему мнению, апокалиптического. Г. Гачев, рассуждая о том, когда возрастает «интерес <...> к Достоевскому», замечает, что востребуются идеи автора в эпоху примата личности и ценности индивидуального мира, оторванного «как от целого - страны, народа, государства, так и от строительства семьи»1.

Особое внимание исследователей по преимуществу привлекали и привлекают зрелые произведения автора (особенно показательно в этом отношении обращение к замалчиваемому ранее роману «Бесы»). Изучение творческого наследия писателя в последнее время, на наш взгляд, образуют два магистральных направления. Одно из них касается мировоззренческих основ творчества автора, что обуславливает рассмотрение текстов Достоевского в онтологической плоскости, другое - связано с определением специфики личности писателя, с проблемой биографизма, которую в случае с Достоевским нельзя решить в форме традиционной линейной биографии (его известная «широта», допускающая совмещение возможности «ставрогинского греха» и мечты о «положительно прекрасном человеке»).

В данном контексте наиболее целесообразным является обращение к раннему периоду творчества Ф.М. Достоевского, т.к. именно тогда начинали формироваться те идеи, которые, трансформировавшись, дали импульс для дальнейшего развития творческой манеры писателя. Относительно первого этапа литературной деятельности Достоевского со времен XIX века сложилась тенденция (заданная еще В.Г. Белинским), предполагающая по преимуществу социологический подход к его сочинениям. Во многом рассмотрение проблематики начинающего автора продолжает сводиться к социально-психологической интерпретации его первых опытов и в XX веке, тем самым акцентируя их злободневность, но подспудно сужая спектр вопросов решение, которых способствует превращению конгломерата разнотемных и разножанровых произведений в самобытную художественную систему. Нам представляется недостаточно изученным архаический пласт ранних текстов Ф.М. Достоевского, выводящий их в сферу онтологических вопросов. Появление ряда отдельных исследований, вскрывающих сложность организации ранних сочинений писателя2 симптома-

1 Гачев Г.Д. С Толстым встреча через век. М., 1999. С. 12.

2 См., например: Ветловская В.Е.. Роман Ф.М. Достоевского «Бедные люди». Л., 1988. 208 е.; Ветловская В.Е. Ф.М. Достоевский // Русская литература и фольклор (вт. половина Х1Хв.). Л., 1982. С. 17-75 и др.; Владимирцев В.П. Ф.М. Достоевский и народная загадка // Русская речь. 1994. № 5. С. 104-107; Владимирцев В.П. Ф.М. Достоевский и народная песня // Русская речь. 1991. № 5. 130-134; Владимирцев В.П. Опыт фол! -------1 ом-

тично и выражает общую тенденцию, заключающуюся в необходимости обращения к этому этапу его творческих исканий.

В целом, авторы работ, посвященных исследованию глубинных текстовых уровней, открывающих онтологическое значение проблематики раннего творчества Ф.М. Достоевского, не ставят перед собой цели создать целостную картину первого этапа его литературной деятельности с точки зрения обнаруженных архаических тенденций. Исследователи касаются только отдельных произведений, или же мифоонтологическая интерпретация является сопутствующим моментом для раскрытия других, более частных, тем.

Изучение глубинных пластов ранних сочинений Достоевского, на наш взгляд, подтверждает бахтинский тезис о том, что творчество писателя органично вписывается в контекст любой национальной культуры. Эта особенность его художественного дара определяется прежде всего категориями «писатель» и «творчество». Принимая во внимание тот факт, что Достоевский осознанно становится писателем, отказываясь от иных возможных вариантов развития собственной судьбы, в центр всех онтологически значимых для него проблем мы ставим проблему творчества, т.к. творческий процесс посредством совмещения сознательных установок и бессознательных импульсов обуславливает закономерности организации глубинных пластов создаваемых художественных произведений.

Объектом исследования является творчество Ф.М. Достоевского 1840-х годов (включая эпистолярное наследие этого периода и мемуары о писателе) как единый культурный текст. В качестве предмета работы рассматривается концепт творчество как вербально-ментальный феномен, складывающийся у писателя в первый период литературной деятельности.

Материалом настоящей работы послужили разножанровые произведения Ф.М. Достоевского 1840-х годов, письма писателя, относящиеся к этому периоду, и мемуары о жизни и творчестве начинающего автора.

В нашей работе предпринимается попытка экспликации концепта творчество Ф.М. Достоевского, что предполагает репрезентацию этого концепта на

ментария к роману «Бедные люди» Н Достоевский: материалы и исследования. Л., 1983. Т. 5. С. 74-90 и др.; Дилакторская О.Г. Петербургская повесть Достоевского. СПб.,1999. 348 е.; Доманский Ю.В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. Тверь, 1999. 93 е.; Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994. 136 е.; Михнюке-вич В.А. Русский фольклор в художественной системе Ф.М. Достоевского. Челябинск, 1994. 321 е.; Топоров В.Н. «Господин Прохарчин». К анализу петербургской повести Достоевского // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М., 1995. С. 112-192 и т.п.

самых разных уровнях художественных текстов и документальных свидетельств. Лингво-ментальная природа концепта, эксплицирующая его сложное иерархическое строение, предполагает разные уровни репрезентации творчества в текстах. Лингвальная составляющая представлена на языковом уровне посредством размышлений самого писателя о творчестве; высказываний о творчестве героев его произведений; разнообразного языкового материала, включающего в себя семантику «творчество». Ментальная составляющая творчества репрезентируется в художественных произведениях и «биографическом тексте» на самых разных их уровнях. Сюда можно отнести художественно-эстетические установки писателя; его поступки в тех или иных жизненных ситуациях; взаимосвязь собственной жизни и «жизни» персонажей; а также все то, что составляет «текстовый» уровень (мотив, сюжет, персонажи и их система, идейно-тематическое содержание и т.п.).

Научная новизна нашей работы определяется тем, что в ней впервые рассматриваются эстетические основы раннего творчества Ф.М. Достоевского как динамическая система. «Биографический текст» писателя 1840-х годов, его эпистолярное наследие и разножанровые, разнотемные произведения этого историко-литературного периода впервые исследуются нами в аспекте концепта творчество и складывающегося образа творца. Все сочинения Достоевского впервые представлены в виде принципиально разомкнутой системы, организованной в соответствии с глубинными космогоническими архетипами, проявляющимися в сюжетной ткани посредством общемифологических мотивов и тем. Архаичнейшие модели, существующие на всех уровнях текстов Достоевского, мы представляем как основу для транснационального бытования его произведений. Данное обстоятельство объясняет тот факт, что творчество писателя стало органичной частью мировой культуры.

Целью нашего исследования является создание динамичной модели, названной нами концептом творчество, которая отражает формирующееся в 1840-х годах у Достоевского представление о творческом процессе и имеет он-толого-мифологическую природу.

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Рассмотреть факты биографии Ф.М. Достоевского как семиотическую составляющую общего эпохального контекста 1840-х годов.

2. Проанализировать эпистолярное наследие Достоевского и воспоминания современников, относящиеся к интересующему нас времени, в качестве источников для реконструкции эстетических пристрастий молодого писателя.

3. Выявить степень представленности в ранних произведениях Достоевского героев-творцов и определить корректирующее влияние творческой рефлексии героев на эстетическую составляющую концепта творчество. '

4. На основании мифологического анализа рассмотреть мифоонтолоппо эстетики в ранних произведениях Достоевского.

5. Определить компоненты мифоонтологической физиологии и ее значимость в сочинениях молодого писателя.

6. Представить общую структуру концепта творчество как сложного единства биографического, эстетического и мифоонтологического начал в кон-

тексте лейтмотивности всего художественного наследия Достоевского.

В соответствии с задачами мы определяем следующие положения, выносимые на защиту:

1. В контексте требования эпохи начало творческой деятельности Ф.М. Достоевского явилось вариантом воплощения новых эстетических принципов, сочетающих романтическую теургию с «отражением действительности» «натуральной школы» в дисгармоническое единство собственного «жизнетвор-чества», которое разрешилось добровольным «отлучением» от литературы.

2. Эстетические принципы, декларируемые молодым автором в письмах (известные также из воспоминаний современников), вступали в противоречие с реалиями его творческой ситуации, что, в целом, способствовало расхождению доминантного вектора творчества Достоевского и с романтическим каноном, и с требованиями «натуральной школы».

3. Имманентное несовпадение с литературными шаблонами в ранний период писательской карьеры Достоевского обуславливало возникающую подспудно идею о писателе-самозванце («надо быть шарлатаном»), проявляющуюся в известной двойственности писателя (ощущение себя гением и искренняя боязнь «сделаться пачкуном»),

4. Художественный мир ранних произведений Ф.М. Достоевского, сущностная структура которых напрямую связана с деятельностью героя-творца, представляет собой арену для испытания творческой способности персонажа, что является актуальной проблемой для самого писателя.

5. Проблема творчества закономерно приобретает для Достоевского онтологический статус, что объясняет подчинение разворачивающегося в произведениях писателя творческого процесса законам космогонии.

6. Составляющие концепта творчество на мифоэстетическом уровне задают ракурс изображения (ситуация подглядывания) и обуславливают присутствие бинарных оппозиций (демиург / трикстер; мужское / женское), динамика взаимодействий которых в текстах Достоевского определяет всегда регрессирующее движение космогонических процессов (из-за отказа от творческой анд-рогинности).

7. Составляющие концепта творчество на мифофизиологическом уровне представляют собой ряд ситуаций, подчеркивающих отсутствие универсальной всевместимости творца (соблазнение, свадьба, инцест).

8. Концепт творчество, реконструирующийся на материале первого этапа писательской деятельности Достоевского, представляет собой систему со сложной структурой, объединяющей мифологический, художественно-эстетический и биографический уровни.

структурных элементов, проявляющихся и в эпистолярном наследии, и в художественных произведениях писателя. Так, заявленный им принцип постижения тайны приобретает статус так называемого «нарушения запрета» и проявляется в текстах сочинений в качестве ситуации подглядывания и инцестуальностщ известная двойственность Достоевского выдвигает динамику бинарных оппозиций в качестве начала, организующего сюжетное развитие (проблема двойниче-ства); провозглашенный молодым писателем примат духа, который реализовы-вается в том числе посредством отрицания разделенной любви, оборачивается изображением разрушительной в онтологическом смысле свадьбы и соблазненной музы; сомнение же в собственном соответствии идеалу творца (проблема самозванства) становится потерей андрогинной всесильности героем-творцом.

' Методологическая база исследования определяется структурно-семиотическим подходом, разработанным в трудах Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова, В.В. Иванова и т.д. В рамках структурно-семиотической методологии для нашего исследования оказался плодотворным метод мифологического анализа, который позволяет вскрыть на разных уровнях текста (личностном, сюжетном, образном, лексическом и т.п.) глубинные мифоонтологи-ческие схемы, организующие реконструируемый концепт творчество.

Практическая значимость исследования определяется возможностью применения материалов диссертации в учебном процессе, при подготовке основных и специальных курсов по истории русской литературы XIX века, в работе спецсеминаров.

Апробация работы. Материалы диссертации легли в основу докладов, прозвучавших на III, IV, V межрегиональных научно-практических конференциях «Творчество Ф.М. Достоевского: проблемы, жанры, интерпретации» (Новокузнецк, 1998, 1999, 2001), на VII межвузовской научно-практической конференции «Литература и общественное сознание: варианты интерпретации художественного текста» (Бийск, 2002). Основные положения диссертации отражены в публикациях, список которых приведен в конце автореферата.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения. Библиография содержит 360 наименований. Общий объем исследования 174 страницы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность и новизна проведенного исследования, выбор методологии, указываются объект и предмет изучения, определяются цели и задачи, формулируются основные положения диссертации и рабочая гипотеза.

Первая глава диссертации «Концепт творчество в прозе Ф.М. Достоевского 1840-х годов» посвящена выявлению составляющих концепта, определяющихся «биографическим текстом» (основу которого дает материал писем и мемуаристика) и корректирующихся посредством реализации концепта на сюжетном уровне произведений, созданных Достоевским в 1840-е годы.

В первом разделе «"Биографический текст" раннего Достоевского и его роль в формировании концепта творчество» ставится проблема биографизма. Рассмотрев имеющиеся биографии Достоевского, мы утверждаем проблематичность однозначного жизнеописания этого автора. Данное обстоятельство предполагает возможность рассмотрения досибирского периода жизни Достоевского в качестве «текста», имеющего динамичную структуру и опосредованно отразившегося в ранних произведениях.

Начало творческого пути Ф.М. Достоевского во многом определялось сложной обстановкой 1840-х годов, временем, которое можно назвать эпохой повышенной идеологической и эстетической подвижности. Подспудное ощущение власти «текущего момента», размывающего сложившиеся художественные системы изображения действительности, ставило Достоевского перед необходимостью поиска адекватных ему форм. Принципиально новый подход к слову, к построению художественного мира вызвал неприятие признанных моделей в силу того, что имманентно содержал в себе отрицание установившихся представлений о художественном творчестве и творце.

Анализ биографического текста раннего периода писательской деятельности Ф.М. Достоевского обнаруживает факт активного осмысления молодым автором феномена литературного творчества. Внешне границы представленного в письмах Достоевского концепта творчество совпадают с романтическим идеалом: примат духа над телом, культ иррациональной стороны мира, воплощенный в порывах вдохновения и в священном безумии, которые противопоставляют настоящего творца окружающему «разумному» миру с его представлениями о счастье (реализованная любовь, семья и государственная служба). Но желание романтической маргинальности, способствующей самостоятельной теургии, независимой от влияния причинно-следственных связей социума и законов материальности, оборачивается у Достоевского разрушением романтического канона: принципиальное неприятие разделенной любви превращается в пристрастие к «Минушкам»; восприятие семьи в качестве фактора, сдерживающего творчество, определяет возможность неоднозначного с точки зрения морали отношения к смерти матери (сопоставление со смертью Пушкина делает взаимозаменимыми эти две фигуры для начинающего писателя); отказ от общепринятого благополучия, карьеры приводит к необходимости писать на заказ, в спешке, что способствовало нарастанию сомнений в собственном даре и ощущению литературного самозванства. В этой связи особое значение приобретает история, связанная с кружком Петрашевского, которая привела Ф.М. Достоевского на Семеновский плац и, что знаменательно, которой заканчивается первый период его творческой деятельности. В поиске собственного творческого пути молодой писатель чувствует необходимость погружения в хаос. Бунт, казнь и ссылка начинают ряд мистификаций и самооговоров, которые сформировали миф о Достоевском.

Острое ощущение собственного социального неблагополучия и многочисленные наблюдения за явлениями современности способствовали художественному осмыслению тех проблем, которые определяли «лик мира сего». В этой связи специфика всего творческого процесса для молодого писателя, на

наш взгляд, заключается в его определенном изоморфизме творческой ситуации, представляющей принципиальную изменяемость жизни. Но вместе с тем тенденции, обуславливающие понимание Достоевским составляющих концепта творчество, существенно расходились с принципами отражения действительности, принятыми приверженцами «натуральной школы». Творческая эволюция молодого писателя, осуществлявшаяся в соответствии с логикой, намеченной уже в «Бедных людях», способствовала трансформации проблемы «маленького человека» как строго детерминированного существа в проблему возможности/невозможности реализации потенциала творческой личности, актуальную для самого писателя.

Важную роль в процессе самоидентификации сыграл читательский опыт Ф.М. Достоевского. Для определения ведущих тенденций мировой литературы, в соответствии с которыми молодой автор корректировал свои творческие установки, мы предприняли количественный анализ упоминаний в письмах Ф.М. Достоевского 1840-х годов имен различных писателей. Соотнесение количественных результатов упоминаний имен литературных деятелей в письмах Достоевского с показателями встречаемости тех же имен в материалах воспоминаний о нем обнаруживает несовпадение, что позволяет сделать предположение о двух векторах, определяющих формирование творческого облика молодого автора.

Ведущую роль для становления художественных идеалов Достоевского играет великий немецкий романтик Ф. Шиллер, что подтверждает изначально романтические установки начинающего писателя. Интересно, что показатель, основанный на материале воспоминаний, контрастирует с первоначальным результатом. Данное обстоятельство свидетельствует о существенной внешней коррекции внутренних пристрастий молодого сочинителя требованиями времени, эстетикой реализма, что отражалось на его декларативных публичных суждениях о литературе, которые только и могли остаться в памяти современников. Таким образом, все размышления Достоевского о «служении святому искусству», об идеале творца, несомненно имеющие романтические истоки, превращались в «фигуру умолчания», уходили вглубь его собственных творческих мотивировок.

О подобной же двойственности свидетельствует абсолютное отсутствие в воспоминаниях имен Гомера, Корнеля, Расина как представителей классического, образцового искусства; значительное снижение упоминаний о Шекспире, восхищавшем Достоевского именно изображением страстей, внутреннего мира человека и т.п. Однако наблюдается стабильность в случае с писателями-реалистами, например, упоминания о Бальзаке (кстати, считавшем себя романтиком) возрастают; а показатели Э. Сю остаются без изменений. '

Показательным также становится факт, что в письмах начинающего автора особую популярность приобретают Белинский (критик) и Некрасов (но, в основному качестве издателя «Современника»). Очевидная важность этих людей именно для творческого (внутреннего) становления Достоевского снимается показателями материала воспоминаний, что, видимо, также превращает эти образы в своеобразную «фигуру умолчания». Если относительно Шиллера

умолчание объяснялось несовпадением с «передовыми идеями» «натуральной школы», то в данном случае имеет место сложный процесс собственной литературной самоидентификации, в котором Белинский и Некрасов обладали статусом «третейских судей». Их отрицательные суждения о произведениях, написанных после «Бедных людей», вызывали у Достоевского сомнения в собственном даровании.

Ла первый же план в качестве творческих ориентиров выдвигаются две фундаментальные фигуры русской литературы - Пушкин и Гоголь, что подтверждают и тексты писем, и материалы воспоминаний. Но влияние этих литераторов и здесь корректируется общим читательским контекстом, реконструируемым на материале писем и воспоминаний. Круг чтения Ф.М. Достоевского необычайно широк, что само по себе производит впечатление трансформации литературной эрудиции молодого писателя в, так называемую, литературную «всеядность». Наряду с сочинениями классиков мировой культуры, философскими и богословскими трактатами Достоевский интересуется низкими жанрами фольклора, бульварными романами и т.п. Список авторов, привлекающих его внимание, начинается Гомером и заканчивается Поль де Коком.

Аксиологическая индифферентность «гениального читателя» Достоевского дает нам право соотнести его эстетическую лабораторию со сложной культурной ситуацией 1840-х годов («культурный взрыв»). Таким образом, и замеченная нами двойственность эстетических программ молодого писателя (романтизм - реализм), и выявленные в процессе анализа его читательских пристрастий оппозиции «умолчание - декларации» и «Пушкин - Гоголь» - свидетельствуют об изоморфизме процесса творческого становления Ф.М. Достоевского общей культурной ситуации, что способствовало актуализации для него проблемы творчества и создания нового «мифа о творце».

Второй раздел данной главы посвящен выявлению составляющих концепта творчество, эксплицированных на сюжетном уровне. Наибольшую ценность для понимания границ и составляющих исследуемого концепта имеют художественные произведения. В процессе творческого акта стереотипы, существующие в сознании писателя, корректируются посредством бессознательного компонента, который, в свою очередь, актуализируется в результате целенаправленной организации художественной ткани произведения. В контексте нашей проблемы актуальным становится тот факт, что в ранних сочинениях Достоевского практически все главные герои являются в то же время авторами своих художественных миров.

Анализ творческих ситуаций, присутствующих в художественных текстах Ф.М. Достоевского 1840-х годов, позволяет нам предположить некоторые наиболее значимые составляющие концепта творчество. Необходимым фактором развития творческого процесса мы считаем присутствие провоцирующего импульса, которым может стать женское либо мужское начало, берущее на себя так называемые функции «музы» (например, Варенька Доброселова для Макара Девушкина, студент Покровский для Вареньки; Клара Олсуфьевна и Голядкин-младший для Голядкина-старшего; Катерина для Ордынова; и т.п.).

Сходное действие оказывают на героя-творца книги, зачастую способствующие мировоззренческому перерождению персонажа («Станционный смотритель» и «Шинель» - на Девушкина; господин Голядкин за ширмами, во время «кутежа» с Голядкиным-младшим и перед несостоявшимся похищением невесты вспоминает о вычитанных из разных источников историях; книги играют важную роль в жизни Ордынова, мечтателя и Настеньки из «Белых ночей»; Неточки Незвановой; и т.п.).

Важную роль для стимулирования творческого импульса играет также присутствие тайны, которую узнает персонаж, причем на сюжетном уровне постижение тайны зачастую сопряжено с ситуацией подглядывания (наиболее яв-I ' ные примеры проникновения в тайну посредством подглядывания мы можем [ встретить в «Хозяйке»; в рассказе «Чужая жена и муж под кроватью»; в «Не-

точке Незвановой»; и т.п.). ' Данные факторы, призванные в художественной системе Достоевского

провоцировать творческий процесс, легко соотносятся с теми принципами, которые сам писатель формулировал в письмах в качестве необходимых атрибутов настоящего творца. Но уже в том, как эти принципы воплощаются в художественных произведениях, проявляется отмеченное нами ранее противоречие между идеалом творца, имеющим во многом романтические истоки, и реализацией этого образа в жизни, в том числе, самого Достоевского, что приводило к сомнениям в собственном даровании.

К конкретным художественным знакам данного противоречия можно отнести и предельное расширение границ понятия творчество, которое вмещает и создание идеально-ментальных феноменов, например, фактов искусства и, прежде всего, что актуально для Достоевского, литературы, и реализацию репродуктивной биологической функции. Такая полярность проявляет себя в возможности соперничества между представителями различных сфер проявления творческих потенций (Макар Девушкин, создатель эпистолярного мира, и господин Быков, желающий иметь наследника; Ползунков, замечательный рассказчик, и ремонтер, обманувший несостоявшуюся невесту Ползункова; мечтатель и жених Настеньки и т.п.).

Произведения, которые не содержат ярко выраженного соперничества, тем не менее, включают в себя факторы, смешивающие сферы духа и плоти (Голядкина считают соблазнителем Каролины Ивановны; стремление Ордыно-^ ва к Катерине, не без вмешательства Мурина, представляется всем обычной для ^ молодого человека прихотью; даже история брошенной женихом невинной Лизы из «Слабого сердца» посредством явного соотношения этого образа с карам-зинской героиней получает дополнительную снижающую коннотацию именно *" вследствие погружения в сферу плоти; и т.п.).

Свидетельством актуальности для Достоевского подобного пересечения духовного и плотского уровней проявления творческих интенций становится положение героинь, которые в произведениях выполняют функцию музы. Уже в первом романе представлена героиня обесчещенная, вследствие чего считающая себя погубленной; в аналогичном положении оказывается Катерина из повести «Хозяйка»; Марья Федосеевна из «Ползункова» и т.п. Образ «музы»

принципиально снижается, она не просто пребывает в двух пластах бытия, но и выполняет свои функции: провоцирует творческий акт (например, Варенька Доброселова оказывается нужна не только Макару Алексеевичу для порождения эпистолярного мира, но и Быков отдает предпочтение именно ей, а не московской купчихе для рождения наследника).

В связи с наполнением самостоятельной творческой активностью материальных феноменов актуальными становятся и характеристики, значимые для физиологического проявления творческих потенций, а именно, возраст (например, Девушкин в качестве доказательства своей творческой неспособности выдвигает свою старость). А также в качестве сильнейших альтернатив литературному творчеству предлагается женитьба, семейная жизнь и карьера, которая 4 зачастую маркируется своей принципиальной противоположностью именно писательскому труду: герои занимаются переписыванием (Девушкин, Голяд-кин, Шумков). Данное обстоятельство имеет прямую аналогию с взглядами са- ( мого Достоевского, высказываемыми им в письмах. ,

Таким образом, творец в произведениях молодого писателя необходимо вставал перед выбором между двумя полюсами применения своего творческого ,

потенциала, но в силу сложности воплощения духовной субстанции в плоть, герой зачастую не выдерживает своего выбора. Тот или иной материальный |

фактор (замужество Варвары Алексеевны, материальная неустроенность, выдвигающая на первый план переписывание, или любое другое требование, про- I диктованное «канцелярией» и ее представителями: пример Девушкина, Голяд-кина, Васи Шумкова, и т.д. - создает инверсированную ситуацию, актуализирующую деструктивные творческие тенденции, и герой становится жертвой своего же выбора, своего творческого прорыва. Так одной из граней интересующего нас концепта становится необходимость саморазрушения творца в процессе творческого акта, вследствие трагической невозможности одновременного вмещения им духовной и материальной сфер, представляющих собой ; онтологическую полноту феномена творчества.

Вторая глава «Онтолого-мифологическое содержание концепта творче- 1

ство» посвящена изучению глубинных архаических схем, организующих ранние произведения писателя. Логика построения данной главы определяется не- , обходимостью соотнесения составляющих концепта творчество, выявленных , посредством анализа сюжетного уровня текстов Достоевского, с архетипиче- | скими схемами, соответствующими этапам развития универсального мирового творческого процесса - космогонии. Исследование универсальных составляющих концепта, имеющих онтолого-мифологическую. природу, призвано определить возможные элементы произведений Достоевского, которые объясняют их актуальность для различных национальных традиций и культур. *

Основной задачей первого раздела «Мифоонтология эстетики Ф.М. Достоевского» является рассмотрение мифологических закономерностей, определяющих основные эстетические тенденции ранних произведений писателя. |

Началом, организующим содержательно-смысловое пространство художественного мира произведений Ф.М. Достоевского, выступают архаические тенденции, которые на сюжетном уровне зачастую актуализируются посредст-

вом подглядывания (Ордынов подглядывает в щелочку за Муриным и Катериной; «неизвестный» наблюдает за сценой, выявляющей соперничество из ревности между Юлианом Мастаковичем и сыном гувернантки и т.п.). Ситуация подглядывания в сочинениях писателя имеет двойную функцию. С одной стороны, автор выдвигает позицию подглядывающего в качестве фактора, позволяющего по-новому понять идею демиургичности творчества: вскрыть неявные законы, организующие бытие (эстетически важный принцип «тайны»), спрятать «рожу сочинителя» и явиться медиумом, транслятором изображаемых событий. С другой стороны, ситуация подглядывания, в силу архетипичности, провоцирует активизацию архаических содержательно-смысловых пластов текста, что ^ одновременно увеличивает присутствие хтонических тенденций. Данное об-

стоятельство не только объясняет восприятие Достоевского как «жестокого таланта», но и указывает на генетическую связь личного мифа о творце писателя с древнейшими космогониями, представляющими процесс рождения мира как ' саморазрушение творца (миф об Адаме Кадмоне, Тиамат, Пуруше и т.п.).

Данное обстоятельство диктует принципы, в соответствии с которыми выстраивается скрытый сюжет, и способствует (осознанному или нет) проявлению творческого самосознания автора в фактуре текста. Именно поэтому столь часто воссоздаваемая ситуация творения (как правило, в сюжете произведения совпадающая с литературным трудом) сопровождается мифологическими коннотациями, соотносится с космогонией и обуславливает необходимое для любого космогонического процесса присутствие фундаментальных бинарных оппозиций.

Начало космогонии зачастую представлено в виде двух вариантов: 1) соединение мужского и женского божества и 2) деятельность близнецов, демиурга и трикстера. В первом случае актуализируется взаимонаправленность противоположных начал, разрешающаяся единым творческим импульсом. Второй вариант акцентирует обратную векторность, соотношение «демиург - трик-стер» изначально распределяет сферы творческого влияния.

В концепте творчество, реконструируемом на основе ранних произведений Ф.М. Достоевского, нашли отражение оба варианта. Причем, в сочинениях писателя они представлены в сложном соотношении, иллюстрирующем неоднозначность и нелинейность творческой ситуации. Так, в сугубо поляризиро-ванном виде идея бинарности представлена в повести «Двойник» (Голядкин-старший и Голядкин-младший); аналогичная картина наблюдается в рассказе

* «Роман в девяти письмах» (образы Ивана Петровича и Петра Иваныча).

Несколько менее очевидно, но объективно на функциональном уровне, соотносятся в качестве двойников: Василий Ордынов / купец Алеша (в рамках

* мифологического пласта бытия) / Ярослав Ильич (в «реальном мире»); Ефимов / Карл Федорович / С-ц; и т.п. Граница между представленными в художественном пространстве произведений Достоевского бинарными оппозициями может не совпадать с границами художественного образа, потому многие герои зачастую вмещают противоположные характеристики. Например, образ Макара Девушкина расширяется за счет соотношения с персонажами, принадлежащими к сугубо материальной сфере бытия (господином Быковым, дядюшкой офице-

ра), что способствует сложному взаимодействию в нем материальных и духовных творческих интенций. Отсутствие гармонии между ними приводит к финальному разрушению эпистолярного мира, творцом которого является герой.

В рамках закономерностей, диктуемых мифологической логикой, бинарные оппозиции, рассматриваемые нами в качестве центрального принципа организации мира, обуславливают возможную двунаправленность космогонического процесса: прогрессивную (поступательное развитие) и регрессивную (деградация). Включаясь в творческий процесс, герой произведений Достоевского с неизбежностью сталкивается с ипостасностью бытия, обусловленной бинар- '

ностью его структуры. Острое ощущение напряжения, возникающего вследствие взаимодействия противоположных принципов духовного и материального * порядка создает стимул для творческой реализации (например, ощущение своей социальной маргинальное™, соединяясь с проснувшимся чувством любви, делает необходимым для Макара Девушкина переписку с Варенькой). А неспо- , собность героя объединить их в гармоничное единство (импульс свободного I творчества, проявившийся в письме от 5 сентября, сменяется добровольным от- ' казом от этой свободы после случая с оторвавшейся пуговицей) объясняет регрессирующую динамику соотношения данных оппозиций в процессе творчества. Регрессирующие космогонические тенденции способствуют исчезновению 1 дифференциальных признаков. Это происходит в силу того, что по мере струк- ( турирования мира героя-творца не происходит закономерного преодоления элементов хаоса, а напротив, появляются факторы, стимулирующие активность хтоноса.

Во втором разделе главы, называющемся «Физиологическая мифоонто-логия в произведениях Ф.М. Достоевского», предпринята попытка рассмотрения факторов, препятствующих полноценной гармонической реализации потенций героя-творца.

Герой-творец, изображаемый Ф.М. Достоевским в силу имманентной направленности на реализацию имеющегося у него творческого потенциала, обладает специфической природой, способной онтологизировать все возможные модели отношений с другими персонажами. Эмпирический материал дает основания говорить о том, что доминирующим качеством такого героя является андрогинность, т.к., предполагая принципиальное несовпадение с любым однозначным проявлением творческой векторности, она увеличивает вариативность состояний творца. Данное обстоятельство объясняет возможную разноречивость протекания созидательного процесса.

Андрогинность присуща многим персонажам Ф.М. Достоевского, пытающимся реализоваться посредством творчества (Макар Девушкин, уже в силу семантики фамилии; Мечтатель, характеризующий себя как «существо сред- * него рода»; и т.д.). Присутствие двойственных интенций, связанных с изначальной творческой универсальностью героев (андрогинностью), под воздействием разнообразных факторов оборачивается стремлением к однозначности, к обретению границ в известных, принятых формах. Но зачастую такая оформ-ленность становится инверсированностью, способствующей вырождению анд-рогинности в гомосексуальность (на подобного рода отношения между перепи-

сывающимися персонажами указывает, например, название рассказа «Роман в девяти письмах»: эпистолярный роман предполагает именно переписку влюбленных). Вырождение андрогинной гармонической природы в гомосексуальную, неспособную к конструктивному поступательному развитию, способствует росту хтонических тенденций и форм, приводящих к гибели героя-творца и его мира.

В произведениях Ф.М. Достоевского присутствуют своеобразные «точки бифуркации», стимулирующие вариативность протекания изображаемого творческого процесса. На уровне сюжета они совпадают с ситуациями испытания героя. Одним из подобных компонентов семантического пространства концепта творчество является тема соблазнения, которая зачастую дана в качестве исходного состояния героя или представлена в виде персонажей-соблазнителей. Соблазненное женское начало на уровне космогонии является наиболее соответствующим первичному состоянию изображаемой действительности-и дает импульс для развертывания творческого процесса (Варенька Доброселова, Катерина из «Хозяйки» и т.п.). Векторность протекания творческого процесса определяется чередой соблазнений самого героя-творца (примером может послужить повесть «Слабое сердце», в которой Вася Шумков «выбирает» между Юлианом Мастаковичем и Лизой). Специфика данных соблазнений связана с качествами обольстителей. Можно выделить два основных типа подобных персонажей: 1) стимулирующие творческие потенции героя (Емельян Ильич, Зи-мовейкин и т.п.) и 2) препятствующие их проявлению (его превосходительство, Юлиан Мастакович и т.п.).

Специфической чертой героев-соблазнителей, положительно влияющих на характер развития творческих потенций центральных персонажей произведений Ф.М. Достоевского, является пристрастие к алкоголю. Пьянство становится носителем дополнительных мифологических значений, выводящих данное явление в онтологическую сферу. Но приобщение к изначальному креативному состоянию мира посредством опьянения свойственно лишь героям-творцам. Состояние хмельной инверсии либо способствует эпизодическому всплеску их творческого потенциала (Макар Девушкин, Голядкин, Прохарчин, Ползунков), либо, выявляет их творческое бессилие (Ордынов). Когда же действие алкоголя перестает напоминать об изначальном первоединстве мира (посредническая функция вина), персонаж абсолютно теряет способность к самостоятельному творчеству, пьянство становится для него имманентным, приоб-^ ретает статус постоянной характеристики и вытесняет все другие, в том числе, креативные, состояния (Емеля, Зимовейкин, приближается к ним Ефимов из «Неточки Незвановой»), Такие персонажи в произведениях Достоевского вы»> полняют провоцирующую функцию.

Важной составляющей концепта творчество становятся инцестуальные отношения. Инцест - необходимая фаза любого космогонического процесса. С точки зрения мифологической логики на ранних стадиях развития космоса инцест выполняет исключительно конструктивную эволюционную функцию. Когда же космос имеет уже достаточно дифференцированную структуру, инцестуальные отношения становятся фактором, тормозящим развитие мира, т.к.

возвращают его к исходной точке, порождая многочисленные тератоморфные I существа. В произведениях Ф.М. Достоевского инцест выполняет важную сю-жетообразующую функцию. Инцестуальные отношения просматриваются: в «Романе в девяти письмах» (между Иваном Петровичем и его женой Татьяной Петровной); в «Хозяйке» (Катерина - Мурин, Катерина - Ордынов); в «Неточке Незвановой» (Неточка и ее отчим); и т.п.

Еще одной значимой частью исследуемого концепта является свадьба. С ' точки зрения онтологической, космогонической логики это событие сопоставимо с созданием мира (посредством корреляции микро - и макрокосма), т.е. > оно, по сути, есть поступательная реализация творческо-эротических потенций | мира, усмиряющая деструктивный хаос (потому Христа называют «женихом» в ^ высшем онтологически значимом смысле). В рамках реконструируемого нами концепта, формировавшегося в раннем творчестве Ф.М. Достоевского, подобное понимание существенно переосмысляется. Наиболее показателен в этом , отношении рассказ «Елка и свадьба», в котором свадьба из феномена, способствующего развитию космогонии, становится фактором, препятствующим это- 1 му процессу, и потому перевоплощается в морфологически схожее, но субстанционально противоположное явление - похороны, т.к. в мире побеждают инверсированные законы. Антиразвитие происходит потому, что роль жениха исполняет герой, являющийся проводником хтонических сил Юлиан Мастакович. |

Тема неосуществимой свадьбы, провоцирующей рост деструктивных |

тенденций, представлена также в «Двойнике» (стремление господина Голядки-на посвататься к Кларе Олсуфьевне); в «Хозяйке» (стремление Ордынова к Катерине); в рассказе «Ползунков» (замена предполагаемой свадьбы на словесную реализацию) и т.п.

В рамках концепта творчество, реализовавшегося в ранних произведениях Ф.М. Достоевского, свадьба имеет инверсированную природу: падшая невеста и демонизированный жених (Варенька/Быков; девочка/Юлиан Мастакович из «Елки и свадьбы»; Лиза / Вася Шумков и т.д.), что способствует транс- , формации свадебного действа в погребальный обряд. Тотальное нарастание деструктивных тенденций переориентирует векторность творческих интенций 1 главных героев с витальной сферы в словесную.

В заключении диссертации подведены итоги исследования концепта ,

творчество. Составляющие данного концепта обусловлены особенностями I

эпохи, в которую Достоевский начал свою писательскую деятельность. Именно на фоне ощущения необходимости перемен происходит становление Достоевского как писателя. Осознание себя творцом приводит начинающего автора к переоценке окружающего мира, собственной жизни и предшествующей литературной традиции в качестве материала для творчества. Подобная позиция объ- 1 ясняет, казалось бы, доходящую до беспринципности литературную «всеяд- | ность» Достоевского (от Гомера до Поль де Кока), его «странные», неодно- I значно толкуемые отношения с отцом и матерью (реакция на ее смерть), а также добровольный отказ от карьеры, что поставило его перед необходимостью | писать на заказ.

Первый период писательской деятельности, обнаружив перед молодым автором многочисленные противоречия, поставил вопрос о новом облике творца, адекватном эпохе. Данная проблема явно или опосредованно присутствовала во всех произведениях Достоевского, что свидетельствует о внутренней потребности прийти к решению ее и невозможности сделать это. Многочисленные герои-творцы, судьбы которых являются вариантами возможных решений проблемы творчества, в ранних сочинениях Достоевского приходят к неизбежной гибели, вследствие неспособности выдержать сопутствующую любому творческому процессу свободу. Проблема «маленького человека», актуальная для представителей «натуральной школы», становится в сочинениях молодого автора онтологической проблемой возможности / невозможности реализации потенциала творческой личности.

Осмысление именно онтологического значения творческого процесса предельно расширяет границы понятия творчество. В рамках творческой состоятельности Достоевский объединяет идеально-ментальный план (например, создание фактов искусства и, прежде всего, литературы), и план физиологический (реализацию репродуктивной биологической функции), что обнажает активность закономерностей, актуальных для архаических космогонических процессов. Социальная маргинальность героев Достоевского на самом деле оказывается несовпадением с материальностью мира. Так называемый «маленький человек», как правило, связан с материально-телесной сферой по принципу «отрицательности»: он болен (Макар Девушкин, Горшков, Ордынов и т.д.); не имеет благополучной карьеры, денег (Голядкин, Ефимов, Ползунков и т.д.); не может создать семью или несчастлив в браке (Шумков, мечтатель, Ефимов т.д.). Подобная незакрепленность в материальном мире делает героя онтологически аморфным, а потому он напряженно ищет для себя поле реализации.

Центральные персонажи Достоевского, пробудившись для созидательной деятельности, начинают создавать мир, наполненный разнонаправленными тенденциями (логика бинарности). Но имманентная неспособность гармонично их совмещать, которую мы обозначили как потерю андрогинности, приводит к тотальной хтонизации бытия. Не выдержав творческой свободы, персонаж из созидателя превращается в жертву регрессивной космогонии, стихийно продуцирующей носителей деструктивных сил и ситуации, увеличивающие энтропию.

В первый период творчества Достоевского зародились, но не получили конструктивного разрешения многие из его «проклятых вопросов». Так, по нашему мнению, именно из ранних произведений пришла в поздние проблема свободы выбора (кульминация ее - «Легенда о Великом инквизиторе»), тема лжи, самозванства, обусловившие «игровое» начало его зрелых произведений. Глубинные онтологические схемы взаимоотношений между персонажами (логика бинарности), сюжетные точки, определяющие направление развития творческого процесса, также находят отражение в поздних сочинениях писателя (например, тема двойничества, тема пьянства и т.д.), что делает важным их дальнейшее изучение. Возможность рассмотрения центральных мотивов зре-

лых произведений Достоевского в контексте заявленной проблемы творчества намечает перспективы нашего исследования.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Проблема архетипа в раннем творчестве Ф.М. Достоевского // Творчество Ф.М. Достоевского: проблемы, жанры, интерпретации. Тезисы III межрегиональной научно-практической конференции. Новокузнецк, 1998. С. 30-32.

2. К проблеме архетипа в раннем творчестве Ф.М. Достоевского // Творчество Ф.М. Достоевского: проблемы, жанры, интерпретации. Тезисы IV межрегиональной научно-практической конференции. Новокузнецк, 2000. С.51-54.

3. Архетипический пласт, организующий сюжетное развитие в рассказе Ф.М. Достоевского «Господин Прохарчин» // Человек - коммуникация - текст. Сборник научных статей. Барнаул, 2000. Вып. 4. С. 312-319.

4. Архетипический пласт повести Ф.М. Достоевского «Хозяйка» // Текст: структура и функционирование. Сборник научных статей. Барнаул, 2001. Вып. 5. С. 120-126.

5. Геронтомания Ф.М. Достоевского (четыре старухи в романе «Бедные люди») // Текст: структура и функционирование. Сборник научных статей. Барнаул, 2002. Вып. 6. С. 138-144.

6. От елки к свадьбе, или Художественные перспективы «подсмотренной реальности» (по рассказу Ф.М. Достоевского «Ежа и свадьба») // Литература и общественное сознание: варианты интерпретации художественного текста. Материалы VII межвузовской научно-практической конференции. Бийск, 2002. Вып. 7. Ч. 1: Литературоведческий аспект. С. 89-91.

Подписано в печать 10.04.2003 г Объем 1 п.л. Заказ №/й?

Печать РИЗО Бумага офсетная Тираж 100 экз.

Типография Алтайского государственного университета 656049, г. Барнаул, ул. Димитрова, 66

658 8

Q-ооЗ-А

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Зелянская, Наталья Львовна

Введение.

Глава 1. Концепт творчество в прозе Ф.М. Достоевского 1840-х годов.

1.1. «Биографический текст» раннего Достоевского и его роль в формировании концепта творчество.

1.1.1. Саморефлексия Ф.М. Достоевского в поисках динамической модели творчества.

1.1.2. Концепт творчество и литературные ориентиры Ф.М. Достоевского.

1.2. Экспликация концепта на уровне сюжета.

1.2.1. Герой-создатель.

1.2.2. Литературная рефлексия героя.

Глава 2. Онтолого-мифологическое содержание концепта творчество.

2.1. Мифоонтология эстетики Ф.М. Достоевского.

2.1.1. Пространство подсматривания как катализатор творческого процесса.

2.1.2. Проблема двойничества и реализация фундаментальных бинарных оппозиций.

2.1.3.Творческий процесс как динамика основных бинарных оппозиций.

2.2. Физиологическая мифоонтология в произведениях Ф.М. Достоевского.

2.2.1. Андрогинность.

2.2.2. Соблазнение.

2.2.3 Пьянство.

2.2.4. Инцест.

2.2.5. Свадьба.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Зелянская, Наталья Львовна

Творчество Ф.М. Достоевского, писателя специфических тем и особой поэтики, привлекало внимание исследователей разных периодов становления литературоведческой науки. Амплитуда колебания оценки данного автора (от «апостола духа» [Мережковский, 1995] до разрушителя «живой жизни» [Вересаев, 1988]) обусловлена антиномичностью его творческой личности. Г. Гачев, рассуждая о том, когда возрастает «интерес к Толстому, а когда к Достоевскому», замечает, что востребуются идеи последнего в эпоху примата личности и ценности индивидуального мира, оторванного «как от целого - страны, народа, государства, так и от строительства семьи», мира «личного сознания наедине не с миром даже, а с Богом и чортом, со своими искушениями и раздражениями, и в противостоянии всему: и Природе, и Обществу, и прочим человекам» [Гачев, 1999, с. 12].

Период конца XX - начала XXI века, в силу сложившихся общественно-исторических и культурных обстоятельств, идет под знаком обострения экзистенциальных проблем и осмысления роли отдельной личности в «поствеликую эпоху». Ощущение необходимости трансформации парадигм развития, обостренное эсхатологическими ожиданиями, связанными со сменой тысячелетий, сделало актуальной реинтерпретацию творчества Ф.М. Достоевского, писателя, по общему мнению, апокалиптического.

Особое внимание исследователей, начавших процесс переосмысления сочинений автора, привлекали его зрелые произведения (особенно показательно в этом отношении обращение к замалчиваемому ранее роману «Бесы»). В данной связи начинается активная переоценка работ о Достоевском, принадлежащих символистско-декадентской критике [Иванов, 1995; Мережковский, 1995; Белый, 1994], в которых были обозначены вопросы, ставшие проблемными для литературоведения конца XX — начала XXI века. Наряду со злободневными для эпохи самого писателя идеями, в его произведениях открывались и оживленно обсуждались темы вневременного значения, важные как для понимания сущностных проблем русского национального характера, так и для осознания потребностей всего человечества. Отмеченная еще Б.И. Бурсовым особенность Достоевского: «Писатель исключительно русской темы, Достоевский ввергал своего героя, русского человека, в бездну проблем, возникших перед человеком вообще на протяжении всей его истории. На страницах романов Достоевского оживает, в преломлении индивидуального сознания, вся история человечества, мысли и культуры» [Бурсов, 1979, с. 678], - дает возможность увидеть в его произведениях ту универсальность, которая сообщает им актуальность по отношению к разнообразно идеологически ориентированным временам.

Социальный уровень сочинений Ф.М. Достоевского и особенности психологизма достаточно глубоко были раскрыты в трудах Ю.Ф. Карякина, В.Я. Кирпотина, О.Н. Осмоловского, Г.М. Фридлендера и т.п. Данный круг проблем с неизбежностью пересекался с анализом фило-софско-мировоззренческих концепций, нашедших отражение в творчестве писателя [Белопольский, 1987; Иванова, 1995; Кирпотин, 1960, 1976, 1983; Кудрявцев, 1969; Лаут, 1996; Фридлендер, 1964 и т.д.], его литературных связей [Билинкис, 1976; Бочаров, 1985, 1999; Буданова, 1987; Вильмонт, 1984; Тарасов, 1999; Щенников, 1987 и т.д.], а также с влиянием фактов биографии [Бельчиков, 1971; Бурсов, 1979; Волгин, 1991; Долинин, 1989; Кудрявцев, 1969, 1991 и т.д.]. Перечисленные аспекты изучения творческого наследия писателя, соединяясь с исследованием его поэтики [Гус, 1971; Захаров, 1978; Зыховская, 2000; Клейман, 1985; Одиноков, 1981 и т.д.], в последнее время, на наш взгляд, образуют два магистральных направления. Одно из них касается мировоззренческих основ творчества данного автора, что обуславливает рассмотрение текстов Достоевского в онтологической плоскости [Кандауров, 1997; Карасев, 1994, 1995; Меле-тинский, 1994; Михнюкевич, 1987,1994; Подосенова, 1996; Сараскина, 1990, 1996; Спивак, 1986; Топоров, 1995 и т.д.]. Другая, тесно переплетенная с первой, линия исследований связана с определением специфики личности писателя, с проблемой биографизма, которую в случае с Достоевским (его известная «широта», допускающая совмещение возможности «ставрогинского греха» и мечты о «положительно прекрасном человеке») нельзя решить в форме традиционной линейной биографии [Бурсов, 1979; Волгин, 1991, 1998; Днепров, 1978, 1989; Нечаева, 1979; Саруханян, 1972 и др.]

В данном контексте, как нам представляется, наиболее целесообразным является обращение к раннему периоду творчества Ф.М. Достоевского, т.к. именно тогда начинали формироваться те идеи, которые, трансформировавшись, дали импульс для проблематики зрелых произведений писателя.

Относительно первого этапа литературной деятельности Достоевского со времен XIX века сложилась тенденция (заданная еще В.Г. Белинским), предполагающая по преимуществу социологический подход к его сочинениям. Во многом рассмотрение проблематики начинающего автора продолжает сводиться к социально-психологической интерпретации его первых опытов и в XX веке [Евнин, 1965; Кирпотин, 1960, 1978, 1983; Ковач, 1976; Нечаева, 1979; Удодов, 1978 и т.д.], тем самым акцентируя их злободневность, но подспудно сужая спектр вопросов решение, которых способствует превращению конгломерата разнотемных и разножанровых произведений в самобытную художественную систему.

Однако стоит заметить, что Ф.М. Достоевский пришел в литературу с очевидным намерением стать профессиональным писателем, о чем свидетельствует и целенаправленное чтение произведений других авторов с целью «извлечь умение создавать» [Баршт, 1986, 1987, 1982; Белов, 1981, 1986; Ветловская, 1988 и т.д.], и непрерывная рефлексия над природой художественного творчества. На наш взгляд, недостаточно изучены более глубинные архаичные уровни ранних текстов Ф.М. Достоевского, выводящие их в сферу онтологических вопросов. Это обуславливает появление в современном литературоведении ряда отдельных исследований, вскрывающих сложность организации ранних сочинений Достоевского. Изучение глубинных пластов раннего творчества писателя развивает бахтинский тезис о том, что произведения этого автора органично вписываются в контекст любой национальной культуры.

Прежде всего обращает на себя внимание монография В.Е. Ветловской «Роман Ф.М. Достоевского "Бедные люди"», в которой исследовательница для того, чтобы более рельефно показать особенности взаимоотношений героев и состояние изображенного мира, широко использует библейские коннотации. Первый день переписки персонажей интерпретируется ею как восьмой день после сотворения мира, что помогает переосмыслить дальнее родство главных действующих лиц как «высокое родство», сообщенное Отцом небесным, объединяющим всех людей.

Еще одна работа В.Е. Ветловской, «Ф.М. Достоевский», посвященная повести «Двойник», также представляет собой образец подробного мифологического анализа, вскрывающего глубокие архаические корни образа Голядкина-младшего, имеющего демоническую природу, восходящую, помимо всего прочего, к народным представлениям о черте.

В.А. Михнюкевич в обстоятельном исследовании «Русский фольклор в художественной системе Ф.М. Достоевского» указывает на характерный для писателя «эстетический (курсив Михнюкевича. - Н. 3.) интерес к фантастическому элементу в фольклоре» [Михнюкевич, 1994, с. 76]. Автор работы замечает о творчестве начинающего сочинителя: «Чаще всего фольклор для Достоевского в 40-50-е годы - это объективно присущая изображаемой действительности черта» [Михнюкевич, 1994, с. 85], - что позволяет органично реконструировать фольклорные элементы в текстах писателя.

Отражению народной культуры в творчестве молодого Достоевского посвящены также статьи В.П. Владимирцева «Достоевский и народная пословица»; «Достоевский и народная песня»; «Достоевский и народная загадка»; «Народные плачи в творчестве Ф.М. Достоевского»; О.Г. Дилак-торской «Формула сказки в "Хозяйке" Ф.М. Достоевского»; Г.А Левинтон «Достоевский и "низкие" жанры фольклора» и т.д.

В своей монографии «О литературных архетипах» Е.М. Мелетин-ский, анализируя в исторической перспективе трансформацию архетипов космос и хаос, герой и антигерой, прослеживает их функционирование и в творчестве Ф.М. Достоевского. «У Достоевского, - отмечает исследователь, - одновременно множатся типы двойников и разрастается борьба противоречий в душе отдельного человека, причем эти противоречия, эта борьба добра и зла имеют тенденцию, оставаясь в рамках индивидуальной души, одновременно разрастаться не только до социальных, национальных, но и до космических масштабов» [Мелетинский, 1994, с. 88]. Борьба космоса и хаоса в душе человека соотносится ученым с деятельностью «культурного героя» и трикстера [Мелетинский, 1994, с. 89], что в творчестве Достоевского «приближается к интерпретациям Юнга, относящимся к коллективно-бессознательному, к "тени" и т.п.» [Мелетинский, 1994, с. 90].

Архетипический анализ раннего рассказа Достоевского «Господин Прохарчин» предпринимает также В.Н. Топоров в работе «"Господин Прохарчин". К анализу петербургской повести Достоевского». Относительно главного героя исследователь вскрывает мифологические коннотаций, связанные с образом Кащея, с мифом о Громовержце и «умирающем и воскресающем боге», что еще раз доказывает многоуровневое построение текстов Достоевского.

Основательному изучению архетипа посвящена монография Ю.В. Доманского «Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте», в которой автор показывает варианты актуализации и инверсии архетипических значений, в том числе, и на примере ранних произведений Ф.М. Достоевского.

Активно применяет мифологический анализ для обнаружения онтологически значимых элементов текста О.Г. Дилакторская в исследовании «Петербургская повесть Достоевского», в котором на материале ранних произведений писателя изучаются специфические особенности «петербургского метатекста» Достоевского. При этом автор работы на разных уровнях проводит достаточно широкие мифологические аналогии, помогающие воссоздать общую картину «петербургского мифа», складывающегося в сочинениях писателя.

Для выявления сущностных составляющих художественного мира ранних произведений Ф.М. Достоевского мифологические параллели проводятся также в статьях И.В. Борисовой, Г.П. Козубовской «Поэтика зеркальности в "Двойнике" Ф.М. Достоевского»; В.А. Недзвецкого «Право на личность и ее тайну (Молодой Ф.М. Достоевский)»; С.М. Телегина «Миф и литература»; Н.В. Черновой «Сон господина Прохарчина. Фантастичность реальности», «"Господин попрошайка-пьянчужка": лицо и маски Зимовейкина» и т.д.

Кроме того активно изучаются с точки зрения онтологической значимости проблема смеха в ранних произведениях писателя (Д.Л. Башкиров «Метасемантика "ветошки" у Достоевского»; А.Е. Купильский «Смех, радость и веселость в романе "Бедные люди"» и т.д.) и тема любви (Т.А. Касаткина «"Другая" любовь в ранних произведениях Достоевского» и т.п.).

В целом, авторы работ, посвященных глубинным текстовым уровням, открывающим онтологическое значение проблематики раннего творчества Ф.М. Достоевского, не ставят перед собой цели создать целостную картину первого этапа его литературной деятельности с точки зрения обнаруженных архаических тенденций. Исследователи касаются только отдельных произведений, или же мифоонтологическая интерпретация является сопутствующим моментом для раскрытия других, более частных, тем.

Мы же, принимая во внимание тот факт, что Достоевский осознанно становится писателем, отказываясь от иных возможных вариантов развития собственной судьбы, в центр всех онтологически значимых для него проблем ставим проблему творчества, т.к. творческий процесс посредством совмещения сознательных установок и бессознательных импульсов [Аллахвердов, 2001; Брушлинский, 1996; Выготский, 1998; Петренко, 1997; Пономарев, 1976; Рубинштейн, 1998] обуславливает закономерности организации глубинных пластов создаваемых художественных произведений.

Объектом нашего исследования является все раннее творчество Ф.М. Достоевского 1840-х годов (включая эпистолярное наследие этого периода и мемуары о писателе) как единый культурный текст. В качестве предмета работы рассматривается концепт творчество как вербально-ментальный феномен, складывающийся у писателя в первый период литературной деятельности.

Подход к эстетико-онтологическим основаниям раннего творчества Достоевского предполагает обращение к когнитивному опыту писателя, репрезентированному в его художественных произведениях и «биографическом тексте». В современной филологии когнитивный опыт человека описывается в терминах: концепт, концептуальные структуры и системы. Общим для всех контекстов использования термина концепт является признание его лингво-ментальной природы [Аскольдов, 1997; Бабушкин, 1998; Лихачев, 1997; Солсо, 1996; Степанов, 1997, 2001]. Существует, между тем, узкое его понимание как явления, отражающего лингво-ментальное бытие слова или отдельного словарного значения [Аскольдов, 1997; Лихачев, 1997; Степанов, 1997], и широкое, как «информации относительно актуального или возможного положения вещей в мире (т.е. то, что индивид знает, предполагает, думает, воображает об объектах мира)» [Павиленис, 1983, с. 102]. Кроме того, концепт может изучаться как внесистемно [Фундаментальные., 1997; Степанов, 1997]; так и в качестве части той или иной системы: концептосферы [Лихачев, 1997]; концептуальной системы личности [Павиленис, 1983] и т.д. Различие в подходах к явлению состоит в том, эксплицируем ли мы концепт идеального носителя [Залевская, 2001] или же концепт, принадлежащий конкретному индивиду [Павиленис, 1983]. Строго говоря, концепт можно только реконструировать и реконструировать можно только концепт определенной концептуальной системы. Такое понимание характерно для исследовательской программы Р.И. Павилениса, на которую мы, главным образом, ориентируемся в исследовании.

В нашей работе предпринимается попытка экспликации концепта творчество Ф.М. Достоевского, что предполагает репрезентацию этого концепта на самых разных уровнях художественных текстов и документальных свидетельств. Предмет исследования составляет синтез тех фактов бытия писателя, которые говорят о понимании им феномена творчества. Концепт в этом смысле и есть модель такого синтеза. Другим обстоятельством, позволяющим интегрировать лингвальную и ментальную части, является анализ того, как реально происходит «врастание» концепта в ткань текстов.

Итак, лингво-ментальная природа концепта, эксплицирующая его сложное иерархическое строение, предполагает разные уровни репрезентации творчества в текстах. Лингвальная составляющая представлена на языковом уровне посредством размышлений самого писателя о творчестве; высказываний о творчестве героев его произведений; разнообразного языкового материала, включающего в себя семантику «творчество», и предполагающая для своей экспликации лингвистические методы (например, этимологический анализ и т.п.). Ментальная составляющая творчества репрезентируется в художественных произведениях и «биографическом тексте» на самых разных их уровнях. Сюда можно отнести художественно-эстетические установки писателя; его поступки в тех или иных жизненных ситуациях; взаимосвязь собственной жизни и «жизни» персонажей; а также все то, что составляет «текстовый» уровень произведений (мотив, сюжет, система персонажей, идейно-тематическое содержание и т.п.).

Биографический текст» Ф.М. Достоевского, необходимый нам для реконструкции концепта творчество, не предполагает наличие однозначной «канонической» биографии. Мы предпринимаем попытку интерпретации сведений, дошедших до нас из мемуарных источников и писем самого начинающего автора.

Проблема биографизма является достаточно сложной проблемой, требующей отдельного самостоятельного исследования, что не входит в наши задачи. По общему мнению, полноценная «научная» биография Достоевского до сих пор не написана [Летопись., 1993], хотя осмысление особенностей личности писателя, тех или иных его поступков началось еще в XIX веке (т.е. еще при жизни Достоевского). Тогда же обнаружились противоречивые эпизоды, рождающие многочисленные толкования и, по нашему мнению, исключающие возможность «строгости и научности» по отношению к биографии этого автора (из раннего периода это известная «история с каемочкой», обстоятельства смерти отца и т.п.). Уже один из первых биографов Достоевского Н.Н. Страхов, принимавший участие в издании книги «Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского», - под воздействием противоречивости облика писателя позволял себе прямо противоположные высказывания о нем.

Можно сказать, что все авторы воспоминаний о Достоевском испытали на себе влияние «культурного императива», диктующего необходимость присутствия у выдающегося литератора исключительной биографии. Сам писатель во многом способствовал этому. Ю.М. Лотман, исследуя феномен литературной биографии в историко-культурном контексте, замечает: «В 1830-1840-е гг. тип писательской биографии сделался областью не только общих размышлений и сознательных усилий, но и экспериментирования» [Лотман, 1992, т. 1, с. 373], - что обуславливало отношение писателей к своей судьбе как к материалу для творчества (как известно, Достоевский сам распространял многие сомнительные слухи о себе).

Современные исследователи биографии автора «Братьев Карамазовых» вынуждены рассматривать в качестве предмета изучения семантически «мерцающий» феномен, отраженный и творчески переосмысленный и мемуаристами, и писателями, на которых оказал влияние Достоевский (Т. Манн, С. Цвейг, Ф. Ницше, А. Камю и т.д.), и самими учеными. На наш взгляд, существующие сейчас биографии Ф.М. Достоевского можно разделить на три группы.

Прежде всего, это созданные исследователями биографические «инварианты», которые предполагают рассмотрение различных известных фактов жизни писателя и, более или менее субъективное, воссоздание его личности и судьбы [Гроссман, 1924, 1965; Белов, 1990; Бурсов, 1979; Кир-потин, 1983 и т.д.]. В данную группу также включены исследования, посвященные какой-либо одной проблеме, сквозь призму которой рассматриваются биографические события, например: тема власти рассматривается И.Л. Волгиным в монографии «Колеблясь над бездной: Достоевский и императорский дом» [Волгин, 1998]; сложные взаимоотношения Достоевского и Белинского показывает В.Я. Кирпотин в книге «Достоевский и Белинский» [Кирпотин,1976] и т.д. В этом же ряду находятся исследования, доказывающие или опровергающие тот или иной «миф» из жизни писателя, что, по сути, также является одной из версий [Захаров, 1985; Федоров, 1975].

Следующая группа включает биографии - художественные произведения, т.е. их авторы изначально сориентированы на вымысел [Басина, 1979; Брегова, 1971].

И последняя группа биографических исследований продолжает традицию Л.П. Гроссмана, которую он начал в своей книге «Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. Биография в фактах и документах» [Гроссман, 1935]. Биографические факты, воспоминания, отзывы и т.п. в такого рода работах даны без комментариев, как материал для дальнейшей обработки и интерпретаций (например: Н.Ф. Бельчиков «Достоевский в процессе петрашевцев»; И.Л. Волгин «Родиться в России: Достоевский и современники: жизнь в документах»; Н.А. Громова «Достоевский: Документы, дневники, письма, мемуары, отзывы литературных критиков и философов» и т.п.).

В этой связи мы подходим к биографии писателя как к «тексту», предполагающему возможность интерпретации фактов, мемуарных источников и эпистолярного наследия Достоевского.

Научная новизна нашей работы определяется тем, что в ней впервые рассматриваются эстетические основы раннего творчества Ф.М. Достоевского как динамическая система. «Биографический текст» писателя 1840-х годов, его эпистолярное наследие и разножанровые, разнотемные произведения этого историко-литературного периода впервые исследуются нами в аспекте концепта творчество и складывающегося образа творца. Все сочинения Достоевского впервые представлены в виде принципиально разомкнутой системы, организованной в соответствии с глубинными космогоническими архетипами, проявляющимися в сюжетной ткани посредством общемифологических мотивов и тем. Наличие архаичнейших моделей, существующих на всех уровнях текстов Достоевского, мы представляем как основу для транснационального бытования его произведений. Данное обстоятельство объясняет тот факт, что творчество писателя стало органичной частью мировой культуры.

Целью нашего исследования является реконструкция подвижной модели, названной нами концептом творчество, которая отражает формирующееся в 1840-х годах у Достоевского представление о творческом процессе и имеет онтолого-мифологическую природу.

Для достижения данной цели нам необходимо решить следующие задачи:

4. На основании мифологического анализа рассмотреть мифоонто-логию эстетики в ранних произведениях Достоевского.

5. Определить компоненты мифоонтологической физиологии и ее значимость в сочинениях молодого писателя.

6. Представить общую структуру концепта творчество как сложного единства биографического, эстетического и мифоонтологического начал в контексте лейтмотивности всего художественного наследия Достоевского.

В соответствии с задачами, поставленными для осуществления общей цели исследования, мы определяем следующие положения, выносимые на защиту:

1. В контексте требования эпохи начало творческой деятельности Ф.М. Достоевского явилось вариантом воплощения новых эстетических принципов, сочетающих романтическую теургию с «отражением действительности» «натуральной школы» в дисгармоническое единство собственного «жизнетворчества», которое разрешилось добровольным «отлучением» от литературы.

6. Составляющие концепта творчество на мифоэстетическом уровне задают ракурс изображения (ситуация подглядывания) и обуславливают присутствие бинарных оппозиций (демиург / трикстер; мужское» / женское), динамика взаимодействий которых в текстах Достоевского определяет всегда регрессирующее движение космогонических процессов (из-за отказа от творческой андрогинности).

7. Составляющие концепта творчество на мифофизиологическом уровне представляют собой ряд ситуаций и состояний, подчеркивающих отсутствие универсальной всевместимости творца (соблазнение, свадьба, инцест, пьянство).

В целом выдвигаемая нами гипотеза заключается в том, что ранний период литературной деятельности Ф.М. Достоевского предстает как система, репрезентантом сложной структуры которой является реконструируемый нами концепт творчество. Данный концепт включает в себя в качестве необходимых составляющих биографический текст, отражающий коренной эпохальный сдвиг эстетических систем, что способствовало актуализации онтолого-мифологического уровня концепта. Данный уровень обусловил специфику структурных элементов, проявляющихся и в эпистолярном наследии, и в художественных произведениях писателя. Так, заявленный им принцип постижения тайны приобретает статус так называемого «нарушения запрета» и проявляется в текстах сочинений в качестве ситуации подглядывания и инцестуальности; известная двойственность Достоевского выдвигает динамику бинарных оппозиций в качестве начала, организующего сюжетное развитие (проблема двойничества); провозглашенный молодым писателем примат духа, который реализовывается в том числе посредством отрицания разделенной любви, оборачивается изображением разрушительной в онтологическом смысле свадьбы и соблазненной музы; сомнение же в собственном соответствии идеалу творца (проблема самозванства) становится потерей андрогинной всесильности героем-творцом.

Методологическая база исследования определяется структурно-семиотическим подходом, разработанным в трудах Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова, В.В. Иванова и т.д. Данный подход предполагает необходимое присутствие внутренней организации (структуры, каждый элемент которой обладает функциональной и семантической значимостью) любого сложного феномена, имеющего статус системы. При этом подобного рода сложноорганизованной системой могут быть как литературное произведение, так и факты экстралитературного порядка: личность человека, культурный эпохальный текст и т.д. [Лотман, 1992-1992; Паперно, 1996], данный факт обусловлен принципиальной разомкнутостью и подвижностью ее структуры. Аналогичными качествами обладает реконструируемый нами концепт творчество, который, являясь лингво-ментальным образованием, обладает сложной динамичной структурой [Бабушкин, 1998; Павиленис, 1983 и т.д.].

В рамках структурно-семиотической методологии для нашего исследования оказался плодотворным метод мифологического анализа, который разрабатывался учеными в разных аспектах. Проблема соотношения мифа и ритуала обозначилась в теории «вечного возвращения» и функционирования этого принципа в мифе и ритуальном действе [Тайлор, 2000; Элиаде, 1994; Фрэзер, 1998], в выяснении взаимодействия магии и мифа [Тайлор, 2000; Фрэзер, 1998], в исследовании исторических закономерностей жанров, восходящих к обряду и мифу, а также форм культуры [Веселовский, 1989; Мелетинский, 1976, 1994, 2000; Фрейденберг, 1997, 1998]. Изучение психологии бессознательного [Фрейд, 1991; Юнг, 1997] привело к теории архетипов и символов, структурный подход позволил обозначить бинарные оппозиции, отражающие представления древнего человека о мире [Леви-Строс, 2000, 2001]; изучение языка, его семантики привело к выявлению принципов мифопорождения, текстопорождения [Потебня, 1989, 2000; Фрейденберг, 1997, 1998]. Методологическое значение имеют также работы М.М. Бахтина, представляющие собой фундаментальные исследования механизмов культуры.

В нашей работе мифологический метод дает возможность вскрыть на разных уровнях текста (личностном, сюжетном, образном, лексическом и т.п.) глубинные мифоонтологические схемы, организующие реконструируемый концепт творчество.

Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Во введении обосновывается актуальность и новизна проведенного исследования, выбор методологии, указываются объект и предмет изучения, определяются цели и задачи, формулируются основные положения диссертации, заявляется рабочая гипотеза.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эстетико-онтологические основания раннего творчества Ф. М. Достоевского"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрев эпистолярное и художественное наследие раннего периода творчества Ф.М. Достоевского, некоторые биографические факты досибирской поры и мемуары о молодом писателе, мы реконструировали, на наш взгляд, доминантные составляющие концепта творчество, формирующегося у него в это время. Составляющие данного концепта, прежде всего, обусловлены особенностями эпохи, в которую Достоевский начал свою писательскую деятельность и осмысление которой для него изначально происходило параллельно с осознанием своего литературного дара.

Сороковые годы XIX века, так называемая, эпоха «культурного взрыва» [Лотман, 1992], предполагала создание нового эстетического канона, что на уровне непосредственной исторической действительности оборачивалось страстными спорами между приверженцами различных общественных и эстетических программ и направлений (западники, славянофилы, радикально настроенное разночинство). Именно на фоне ощущения необходимости перемен происходит становление Достоевского как писателя. Осознание себя творцом приводит начинающего автора к переоценке окружающего мира, собственной жизни и предшествующей литературной традиции в качестве материала для творчества. Подобная позиция объясняет, казалось бы, доходящую до беспринципности литературную всеядность Достоевского (от Гомера до Поль де Кока), его «странные», неоднозначно толкуемые отношения с отцом и матерью (реакция на ее смерть), а также добровольный отказ от карьеры, что поставило его перед необходимостью писать на заказ.

Сложное понимание миссии служителя «святому искусству» сделало актуальным для молодого автора проблему творчества и собственной адекватности сформулированному им идеалу творца. Выбранный путь романтической противопоставленности пошлому миру с его «водевильным» счастьем в исторически объективной ситуации поиска новых эстетических систем оборачивается сходством с популярными тогда принципами «натуральной школы». Парадоксальность данного пути обусловила индивидуальность, специфичность творческих подходов Достоевского, которые не были поняты ни приверженцами старых принципов, ни подвижниками «передовых» эстетических идей, ставших особенно популярными в 60-е годы XIX века.

Именно в этом контексте мы понимаем отношение Достоевского к творческим судьбам других писателей, воплощающих для него различные варианты пути творца. Постоянная же саморефлексия молодого автора, видимо, вызвана ощущением собственного несоответствия (подкрепленным отрицательными отзывами критиков) творческому идеалу. Вылилось данное обстоятельство не только в своеобразный «уход» в сферу «бунтовщиков», аналогичную хаосу (биографический уровень), но и в творческое перерождение (уровень онтологии).

Несмотря на огромную роль злободневности в ранних сочинениях Достоевского, они обладают содержательно-смысловой структурой, сообщающей им вневременное значение. Отношение изоморфизма между творческой ситуацией и изменяющейся жизнью способствовало тому, что автор уже в первый период писательской деятельности пытается осмыслить именно онтологическое значение творческого процесса, что предельно расширяет границы понятия творчество. В рамках творческой состоятельности Достоевский объединяет идеально-ментальный план (например, создание фактов искусства и, прежде всего, литературы), и план физиологический (реализацию репродуктивной биологической функции), что обнажает активность закономерностей, актуальных для архаических космогонических процессов.

- Концепт творчество, на онтолого-мифологическом уровне структурно аналогичный космогонии, имеет связь не только с организацией художественного мира ранних произведений Ф.М. Достоевского (соотношение героя-творца и созданной им реальности), но и с формирующейся эстетикой писателя, определяющей границы творческой свободы личности. Рефлексия Достоевского о литературной деятельности с неизбежностью продолжалась в его собственных произведениях, и создаваемые им художественные образы оказывали не меньшее влияние на авторское самосознание, чем традиционные эстетические парадигмы. Социальная маргинальность героев Достоевского (кстати, не абсолютная: Голядкин имеет слугу; Прохарчин оказывается богачом; Ползунков вращается в хорошем обществе, а до падения, видимо, занимал немаленькую должность и т.д.) на самом деле оказывается несовпадением с материальностью мира. Так называемый «маленький человек», как правило, связан с материально-телесной сферой по принципу «отрицательности»: он болен (Макар Девушкин, Горшков, Ордынов и т.д.); не имеет благополучной карьеры, денег (Голядкин, Ефимов, Ползунков и т.д.); не может создать семью или несчастлив в браке (Шумков, мечтатель, Ефимов т.д.). Подобная незакрепленность в материальном мире делает героя онтологически аморфным (ср. мнение Г. Гачева о доминирующей стихии воздуха в произведениях Достоевского [Гачев, 1988, с. 380-397]), а потому он напряженно ищет для себя поле реализации.

С точки зрения социологического подхода проблема «маленького человека» легко «снималась» бы созданием некоего пути героя к успешной реализации себя в материально-телесной сфере. В травестированной форме такой исход представлен в попытке Макара Девушкина дать свой вариант финала повести Гоголя «Шинель». Однако молодой писатель представляет мир материального благополучия однозначно губительным. В его произведениях персонажи, воплощающие в себе власть «мира сего», являются проводниками хтонических тенденций (Быков, его превосходительство, Юлиан Мастакович и др.). Герои же, которые, находясь в состоянии социальной маргинальное™, пытаются обрести материальное благополучие, терпят крах (наиболее показательным примером служит судьба Горшкова из «Бедных людей» — он умирает сразу же после выигранного им судебного процесса).

В центре повествования находятся персонажи, преодолевающие социальную приниженность реализацией в творчестве, прежде всего, в литературе. Ситуация тотального несовпадения с миром материального благополучия пробуждает в них духовный потенциал, который под воздействием разного рода провоцирующих факторов (героини, книги, тайны и т.п.) преображает персонажа в героя-творца. Вследствие этого в нем актуализируется необходимая для любого творчества свобода, одновременно становящаяся испытанием героя.

Открывшаяся перед персонажем свобода переводит проблему «маленького человека» из внешней (социологической) плоскости в онтологическое пространство возможности реализации потенциала творческой личности. Это приводит к необходимости определения идеала творца, органично вмещающего самые различные проявления свободы созидания. Для Достоевского таким идеалом на протяжении всей его жизни был Пушкин. Действительно, в соответствие с логикой полноценной космогонии Пушкин реализуется с максимальной полнотой на духовном уровне (художественное творчество) и материально-телесном (семья). В этом контексте иначе может быть интерпретировано противостояние Пушкина и Гоголя в художественно-эстетической системе Достоевского. Гоголь, не имея закрепленности в «земном», в конце жизни отказывается и от творчества. Центральные персонажи Достоевского, пробудившись для созидательной деятельности, начинают создавать мир, наполненный разнонаправленными тенденциями (логика бинарности). Но имманентная неспособность гармонично их совмещать, которую мы обозначили как потерю андрогинности, приводит к тотальной хтонизации бытия. Не выдержав творческой свободы, персонаж из созидателя (активное начало) превращается в жертву регрессивной космогонии, стихийно продуцирующей носителей деструктивных сил и ситуации, увеличивающие энтропию.

Проблема творчества, являясь центральной для ранних произведений Ф.М. Достоевского, репрезентируется в них по разнообразным сценариям, приводящим, однако, к одному исходу - гибели творца. Такая закономерность в выборе предмета повествования свидетельствует об актуальности данной проблемы для самого писателя. Необходимость литературного труда в ситуации социальной неустроенности проецируется на особенности изображаемых им творческих ситуаций. Присутствующие у молодого автора сомнения в истинности своего призвания (ср. известное «новый Гоголь явился»), с одной стороны, обуславливают постоянный спор с гоголевской традицией (Достоевский пробуждает к творчеству «маленького человека»). С другой, — объясняют повторяющееся во всех произведениях испытание творца на онтологическую состоятельность. Но несовпадение с идеалом (ср. боязнь Достоевского «сделаться пачкуном» вследствие несоответствия собственным представлениям о «служителе высокому искусству») акцентирует деструктивный сценарий творческого процесса (регрессивное развитие космогонии), что определяет динамику сюжета, систему персонажей, стиль (ср. «небрежение словом» [Лихачев, 1987]) и другие компоненты художественно-эстетических установок писателя.

Присутствие в сочинениях начинающего автора, как правило, регрессирующих космогонических тенденций, связанных с поглощающими героя-творца силами хтоноса, инверсированностью мира, обусловленной ошибкой (ср. «ошибочка вышла» - Макара Девушкина) на уровне макрокосма, объясняется доминантными интенциями развития самого Достоевского-писателя, на начальном этапе творчества которого зародились, но не получили конструктивного разрешения многие из «проклятых вопросов» (лейтмотивность его творчества). Так, по нашему мнению, именно из ранних произведений пришла в поздние проблема свободы выбора (кульминация ее — «Легенда о Великом инквизиторе»), тема лжи, самозванства, обусловившие «игровое» начало его зрелых произведений. Глубинные онтологические схемы взаимоотношений между персонажами (логика би-нарности), сюжетные точки, определяющие направление развития творческого процесса, также находят отражение в поздних сочинениях писателя (например, тема двойничества, тема пьянства и т.д.), что предполагает их дальнейшее изучение. Возможность рассмотрения центральных мотивов зрелых произведений Достоевского в контексте заявленной проблемы творчества намечает перспективы исследования.

Список научной литературыЗелянская, Наталья Львовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // О современной буржуазной эстетике. М., 1972. Вып. 3. С. 11-155.

2. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.,1977.

3. Аврамец И.А. Повесть «Хозяйка» и последующее творчество Ф.М. Достоевского // Уч. зап. Тарт. гос. ун-та. единство и изменчивость историко-литературного процесса. / Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Тарту. 1982. С. 81-89.

4. Адлер А. Достоевский // Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М., 2002. С. 202-213.

5. Аллахвердов В.Н. Психология искусства. Эссе о тайне эмоционального воздействия художественных произведений. СПб., 2001.

6. Аллен Л. Достоевский и бог. СПб., 1993.

7. Аллен Л. Ф.М. Достоевский. Поэтика. Мироощущение. Богоискательство. СПб., 1996.

8. Альтман М.С. Достоевский. По вехам имен. Саратов, 1975.

9. Антонякова Д. Обрядовые действия русской свадьбы как источник фразеологии // Россия и Запад: диалог культур. М., 1997. Вып. 4. С. 312.

10. Анциферов Н.П. «Непостижимый город.» СПб., 1991.

11. Архипова А.В. Достоевский и Карамзин // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1983. Т. 5. С. 101-113.

12. Архипова А.В. Достоевский и эстетика безобразного // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1996. Т. 12. С. 49-67.

13. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997. С. 267-279.

14. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка, их личностная и национальная специфика. Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Воронеж, 1998.

15. Бамбуляк Г.В. Идея человека в раннем творчестве Ф.М. Достоевского // Литература и время. Кишинев, 1987. С. 80-91.

16. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994.

17. Баршт К.А. В каллиграфической лаборатории Ф.М. Достоевского //Литературная учеба. 1987. № 4. С. 129-134.

18. Баршт К.А. «Готика» Достоевского // Нева. 1984. № 10. С. 192195.

19. Баршт К.А. Литературный дебют Достоевского // Нева. 1986. № 9. С. 189-194.

20. Баршт К.А. «Маленькая рама» эпистолярного романа: ранние письма Ф.М. Достоевского и «Бедные люди» // Литературная учеба. 1982. №4. С. 172-177.

21. Басина М.Я. Сквозь сумрак белых ночей. Л., 1979.

22. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

23. Бахтин М.М. Человек в мире слова. М., 1995.

24. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

25. Бачинин В.А. Достоевский и Гегель (к проблеме «разорванного сознания») // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1978. Т. 3. С. 1321.

26. Бачинин В.А. Достоевский: метафизика преступления. СПб.,2001.

27. Башкиров Д.Л. Метасемантика «ветошки» у Достоевского // Достоевский и мировая культура. 1999. № 12. С. 29-39.

28. Велик А.П. Художественные образы Ф.М. Достоевского. М.,1974.

29. Белинский В.Г. Вступление // Физиология Петербурга. М., 1991. С. 6-14.

30. Белкнап Р. О традиции эпистолярного романа в «Романе в девяти письмах» Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1996. Т. 13. С. 23-29.- 32. Белов С.В. Был ли Достоевский библиофилом? // В мире книг. 1981. №2. С. 78-80.

31. Белов С.В. Гениальный читатель // Библиотекарь. 1986. № 10. С.53.56.

32. Белов С.В. Ф.М. Достоевский и его окружение: Энцикл. слов. СПб., 2001. Т. 1,2.

33. Белов С.В. Федор Михайлович Достоевский. М., 1990.

34. Белопольский В.Н. Достоевский и позитивизм. Ростов н/Д., 1985.

35. Белопольский В.Н. Достоевский и философия: связи и параллели. Ростов н/Д., 1998.

36. Белопольский В.Н. Достоевский и философская мысль его эпохи: Концепция человека. Ростов н/Д., 1987.

37. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

38. Бельчиков Н.Ф. Достоевский в процессе петрашевцев. М., 1971.

39. Бем A.J1. Статьи о литературе // Вопросы литературы. 1991. № 6. С. 67-108.

40. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского. М., 2001.

41. Бердяев Н.А. О русских классиках. М., 1993.

42. Бердяев Н.А. Смысл творчества. М.; Харьков, 2002.

43. Библейская энциклопедия. М., 1990.

44. Билинкис Я.С. Романы Достоевского и трагедия Пушкина «Борис Годунов». (К проблеме единства пути русской литературы XIX столетия) // Достоевский: материалы и исследования. JI., 1976. Т. 2. С. 164-169.

45. Благой Д. От Кантемира до наших дней. М., 1979. Т. 1. С. 405491.

46. Богатырев А.А. Элементы неявного смыслообразования в художественном тексте. Тверь, 1998.

47. Борисова В.В. К проблеме мифологизма и историзма в критике и публицистике Ф.М. Достоевского // Вопросы историзма в русской литературе XIX н. XX в. Л., 1985. С. 66-77.

48. Борисова И.В., Козубовская Г.П. Поэтика зеркальности в «двойнике» Ф.М. Достоевского // Филологические науки. Барнаул, 1998. Вып. 2. С. 14-22.

49. Бочаров С.Г. О стиле Гоголя // Типология стилевого развития нового времени. М., 1976. С. 409-446.

50. Бочаров С.Г. Переход от Гоголя к Достоевскому // Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1985. С. 161-209.

51. Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999.

52. Бражников И.Л. Мифопоэтический аспект литературного произведения. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1997.

53. Брегова Д.Д. Дорога исканий. Молодость Достоевского. М., 1971.

54. Брушлинский А.В. Субъект: мышление, учение, воображение. М.-Воронеж, 1996.

55. Буданова Н.Ф. Достоевский и Тургенев: творческий диалог. Л.,1987.

56. Буланов A.M. Философско-этические искания в русской литературе вт. пол. XIX в. («Ум» и «Сердце» в творчестве Достоевского и Толстого). Волгоград, 1991.

57. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб., 1998.

58. Бурсов Б.И. Личность Достоевского. Л., 1979.

59. Буянова Е.Г. Романы Ф.М. Достоевского. М., 1998.- 62. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М., 1982.

60. Вересаев В.В. Живая жизнь: О Достоевском и JI. Толстом: Аполлон и Дионис (о Ницше). М., 1991.

61. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.

62. Веселовский С.Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974.

63. Ветловская В.Е. Ф.М. Достоевский // Русская литература и фольклор (вт. половина Х1Хв.). Д., 1982. С. 17-75.

64. Ветловская В.Е. Истоки: Традиции русского классического реализма в творчестве Достоевского//Нева. 1981. № 11. С. 162-169.

65. Ветловская В.Е. Опыт Великой французской революции в понимании молодого Достоевского // Русская литература. 1989. № 3. С. 32-48.

66. Ветловская В.Е. Pater Seraphicus // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1983. Т. 5. С. 163-179.

67. Ветловская В.Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». Л., 1977.

68. Ветловская В.Е. Проблемы нового времени в трактовке молодого Достоевского (рассказ «Господин Прохарчин») // Литература и история: исторический процесс в творческом сознании русских писателей XVIII-XX вв. СПб., 1992. С. 117-143.

69. Ветловская В.Е. Роман Ф.М. Достоевского «Бедные люди». Л.,1988.

70. Ветловская В.Е. Социальная тема в первых произведениях Достоевского // Русская литература. 1984. № 3. С. 75-94.

71. Ветловская В.Е. Творчество Достоевского в свете литературных и фольклорных параллелей. «Строительная жертва» // Миф фольклор — литература. Л., 1978. С. 81-114.

72. Вильмонт Н.Н. Вечные спутники. М., 1966.

73. Вильмонт Н.Н. Достоевский и Шиллер. М., 1984.

74. Виноградов В.В. Школа сентиментального натурализма (Роман Достоевского «Бедные люди» на фоне литературной эволюции 40-х годов) // Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. М., 1976. С. 141-190.

75. Владимирцев В.П. Ф.М. Достоевский и народная загадка // Русская речь. 1994. № 5. С. 104-107.

76. Владимирцев В.П. Ф.М. Достоевский и народная песня // Русская речь. 1991. №5.130-134.

77. Владимирцев В.П. Ф.М. Достоевский и народная пословица // Русская речь. 1996. № 5. С. 102-105.

78. Владимирцев В.П. Народные плачи в творчестве Ф.М. Достоевского // Русская литература. 1987. № 3. С. 179-190.

79. Владимирцев В.П. Опыт фольклорно-этнографического комментария к роману «Бедные люди» // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1983. Т. 5. С. 74-90.

80. Владимирцев В.П. Поэтический бестиарий Достоевского // Достоевский и мировая культура. 1999. № 12. С. 120-134.

81. Власкин А.П. Творчество Ф.М. Достоевского и народная религиозная культура. Магнитогорск. 1994.

82. Волгин И.Л. Колеблясь над бездной: Достоевский и императорский дом. М., 1998.

83. Волгин И.Л. Последний год Достоевского. М., 1986.

84. Волгин И.Л. Родиться в России: Достоевский и современники: жизнь в документах. М., 1991.

85. Волгин И.Л. Homo substitutes: человек подмененный. Достоевский и языческий миф // Октябрь. 1996. № 3. С. 172-181.

86. Волошин М.А. Лики творчества. М., 1988.

87. Волошинов В.Н. Философия и социология гуманитарных наук. СПб., 1995.

88. Выготский Л.С. Психология искусства. Ростов н/Д., 1998.

89. Галкин А.Б. Образ Христа в творческом сознании Ф.М. Достоевского. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1992.

90. Гарин И.И. Многоликий Достоевский. М., 1997.- 94. Гачев Г.Д. Русская дума: портреты русских мыслителей. М., 1991.

91. Гачев Г.Д. Космос Достоевского // Гачев Г.Д. Национальные образы мира. М., 1998. С. 380-397.

92. Гачев Г.Д. С Толстым встреча через век. М., 1999.

93. Гиголов М.Г. Типология рассказчиков раннего Достоевского (1845-1865 гг.) // Достоевский: материалы и исследования. JL, 1988. Т. 8. С. 3-21.

94. Голосовкер Я.Э. Достоевский и Кант. М., 1963.- 99. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. 224 с.

95. Григорьев А. Достоевский и Дидро // Русская литература. 1966. №4. С. 88-102.

96. Гришин Д.В. Достоевский человек, писатель и мифы. Достоевский и его «Дневник писателя». Мельбурн, 1971.

97. Громова Н.А. Достоевский: Документы, дневники, письма, мемуары, отзывы литературных критиков и философов. М., 2000.

98. Гроссман Л.П. Достоевский. М., 1965.

99. Гроссман Л.П. Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. Биография в фактах и документах. М., Л., 1935.

100. Гроссман Л.П. Казнь Достоевского // Смена. 1992. № 12. С. 164184.

101. Гроссман Л.П. Путь Достоевского. Л., 1924.

102. Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Энциклопедия русских фамилий. М., 2000.

103. Гус М.С. Идеи и образы Ф.М. Достоевского. М., 1971.

104. Даль В. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1994.

105. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978-1980. Тт. 1-4.

106. Даревский А.И. Рассказ Ф.М. Достоевского «Елка и свадьба» на бирманском языке// Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1996. Т. 12. С. 265-271.

107. Джексон P.JI. Искусство Достоевского: Бреды и ноктюрны. М.,1998.

108. ИЗ. Джоунс М.В. Достоевский после Бахтина: исследование фантастического реализма Достоевского. СПб., 1998.

109. Дилакторская О.Г. Достоевский и Бомарше // Достоевский: материалы и исследования. J1., 1974. Т. 1. С. 265-268.

110. Дилакторская О.Г. Имена собственные в «Хозяйке» Ф.М. Достоевского // Русская речь. 1995. № 3. С. 14-18.

111. Дилакторская О.Г. Петербургская повесть Достоевского. СПб., 1999.

112. Дилакторская О.Г. Формула сказки в «Хозяйке» Ф.М. Достоевского // Русская речь. 1996. № 5. С. 96-101.

113. Днепров В.Д. Идеи, страсти, поступки. JL, 1978.

114. Днепров В.Д. С единой точки зрения. Л., 1989.

115. Долинин А.С. Достоевский и другие. Л., 1989.

116. Доманский Ю.В. Архетип: прошлое, настоящее, будущее // Горизонты культуры. Тверь, 1997. С. 47-54.

117. Доманский Ю.В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. Тверь, 1999.

118. Достоевская А.Г. Воспоминания. М., 1987.

119. Достоевская Л.Ф. Достоевский в изображении своей дочери. СПб., 1992.

120. Достоевский А.Ф. Воспоминания. М., 1999.

121. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Л., 1972-1990. Тт.1.30.

122. Ф.М. Достоевский, 1881-1981. London, 1981.

123. Достоевский Ф.М. в воспоминаниях современников. В 2-х т. М., 1990. Т. 1.

124. Достоевский в конце XX в. М., 1996.

125. Достоевский в культурном контексте XX в. Омск, 1995.

126. Ф.М. Достоевский в русской критике. М., 1956.- 132. Достоевский в современном литературоведении США. М., 1980.

127. Ф.М. Достоевский и православие. М., 1997.

128. Достоевский: материалы и исследования. JI.-СПб., 1974-2000. Тт. 1-15.

129. Достоевский: эстетика и поэтика: Словарь-справочник. Челябинск, 1997.

130. Дудкин В.В. Ф.М. Достоевский в немецкой критике. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1972.

131. Дудкин В.В. Достоевский Ницше. (Проблема человека). Петрозаводск. 1994.

132. Евзлин М. Космогония и ритуал. М., 1993.

133. Евнин Ф.И. Об одной историко-литературной легенде // Русская литература. 1965. № 3. С. 3-26.

134. Ермаков И.Д. Психоанализ литературы: Пушкин. Гоголь. Достоевский. М., 1999.

135. Жид А. Достоевский. Томск, 1994.

136. Жилякова Э.М. Традиции сентиментализма в творчестве раннего Достоевского. Томск, 1989.

137. Залевская А.А. Текст и его понимание. Тверь, 2001.

138. Захаров В.Н. Библейский архетип «Двойника» Достоевского // Проблемы исторической поэтики. Исследования и материалы. Петрозаводск, 1990.

139. Захаров В.Н. Концепция фантастического в эстетике Ф.М. Достоевского // Художественный образ и историческое сознание. Петрозаводск, 1974. С. 112-115.

140. Захаров В.Н. По поводу одного мифа о Достоевском // Север. 1985. № 11. С. 113-120.

141. Захаров В.Н. Проблемы изучения Достоевского. Петрозаводск,1978.

142. Захаров В.Н. Синдром Достоевского // Север. 1991. № 11. С. 145-151.

143. Золотоносов М.Н. Секс «от Ставрогина». Порнософический комментарий к «отреченной» главе из романа «Бесы» // Золотоносов М.Н. Слово и тело. Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста XIX XX веков. М., 1999. С. 9-79.

144. Зыховская H.JL Словесные лейтмотивы в творчестве Достоевского. Автореф. дис. . канд. филол. наук, Екатеринбург, 2000.

145. Иванов В. Лик и личины России. М., 1995.

146. Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М., 1999-2000. Тт. 1,2.

147. Иванов В.В. Достоевский и народная культура (юродство, скоморошество, балаган). Автореф. дис. . канд. филол.наук. Л., 1990.

148. Иванова А.А. Философские открытия Ф.М. Достоевского. М.,1995.

149. Иванчикова Е.А. Рассказчик в повествовательной структуре произведений Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1994. Т. 11. С. 41-51.

150. Кандауров О. Встреча трех заветов // Достоевский и мировая культура. 1997. № 9. С. 76-85.

151. Карасев Л.В. О символах Достоевского // Вопросы философии. 1994. № Ю. С. 90-111.

152. Карасев Л.В. Онтологический взгляд на русскую литературу. М., 1995.

153. Карякин Ю.Ф. Достоевский и канун XXI века. М., 1989.

154. Касаткина Т.А. «Другая» любовь в ранних произведениях Достоевского // Достоевский и мировая культура. 1998. № 10. С. 26-32.

155. Касаткина Т.А. Характерология Достоевского: Типология эмоционально-ценностных ориентаций. М., 1996.

156. Кашина Н.В. Эстетика Ф.М. Достоевского. М., 1989.

157. Киносита Т. Образ мечтателя: Гоголь, Достоевский, Щедрин // Достоевский: материалы и исследования. Д., 1988. Т. 8. С. 21-39.

158. Киносита Т. Понятие «красоты» в свете идей эстетики Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1994. Т. 11. С. 96102.

159. Кирпотин В.Я. Достоевский и Белинский. М., 1976.

160. Кирпотин В.Я. Ф.М. Достоевский. Творческий путь (1821 -1859). М., 1960.

161. Кирпотин В.Я. Избранные работы: В 3-х т. М., 1978. Т. 2.

162. Кирпотин В.Я. Избранные работы: В 3-х т. М., 1978. Т. 3.

163. Кирпотин В.Я. Мир Достоевского. М., 1983.

164. Клейман Р.Я. Вселенная и человек в художественном мире Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1978. Т. 3. С. 2141.

165. Клейман Р.Я. Сквозные мотивы творчества Ф.М. Достоевского в историко-культурной перспективе. Кишинев, 1985.

166. Ковач А. О смысле и художественной структуре повести Достоевского «Двойник» // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1976. Т. 2. С. 57-66.

167. Кожинов В.В. Размышления о русской литературе. М., 1991.

168. Козубовская Г.П. Проблема мифологизма в русской поэзии конца XIX начала XX веков. Самара-Барнаул, 1995.

169. Косенко П. День на день не приходится: Хроника молодости Ф. Достоевского, литератора // Простор. 1990. № 9. С. 67-131.

170. Криницын А.Б. О притчевой основе идей в романах Ф.М. Достоевского // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1993. № 5. С. 54-59.

171. Кудрявцев Ю.Г. Бунт или религия. М., 1969.

172. Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского: Событийное. Временное. Вечное. М., 1991.

173. Кулешов В.И. Жизнь и творчество Ф.М. Достоевского. М., 1984.

174. Кухта М.С. Специфика семантического выражения онтологических оснований мифологического сознания. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1998.

175. Купер Дж. Энциклопедия символов. М. 1995.

176. Купильский А.Е. Смех, радость и веселость в романе «Бедные люди» // Новые аспекты в изучении Достоевского. Петрозаводск, 1994. С. 144-170.

177. Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. М., 1996.

178. Левашова О.Г. В.М. Шукшин и традиции русской литературы XIX в. (Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой). Барнаул, 2001.

179. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1999.

180. Левин Ю.Д. Достоевский и Шекспир // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1974. Т. 1. С. 108-135.

181. Левинтон Г.А. Достоевский и «низкие» жанры фольклора // Литературное обозрение. 1991. № 11. С. 46- 53.

182. Леви-Строс К. Путь масок. М., 2000.

183. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 2001.

184. Летопись жизни и творчества Ф.М. Достоевского: В 3-х т. М., 1993. Т. 1-3.

185. Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3-х т. Л., 1987. Т. 3.

186. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. Смех и мировоззрение. СПб., 1997.

187. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997. С. 280-287.

188. Лихачев Д.С. Очерки по философии художественного творчества. СПб., 1999.

189. Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984.

190. Лобас В. Достоевский. М., 2000. Кн. 1,2.

191. Ломагина М.Ф. К вопросу о позиции автора в «Двойнике» Достоевского// Филологические науки. 1971. № 5. С. 8-13.

192. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.,1976.

193. Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990.

194. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

195. Лосский И.О. Бог и мировое зло. М., 1994.

196. Лосский Н.О. Ценность и бытие: Бог и Царство Божие как основа ценностей. М.; Харьков, 2000.

197. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988.

198. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1992-1993. Тт. 1-3.

199. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992.

200. Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1984.

201. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

202. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф Имя - Культура // Труды по знаковым системам. Тарту, 1973. Т. 6. С. 282-303.

203. Лукпанова Г. Достоевский и Пушкин: суета и свобода // Литературная учеба. 1983. № 2. С. 167-173.

204. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. М., 1996.

205. Манн Т. Собр. соч. в 10-ти томах. М., 1961. Т. 10.

206. Маркин П.Ф. «Невидимый» образ в творчестве Ф.М. Достоевского //Алтай. 1996. № 3/4. С. 188-196.

207. Маркин П.Ф. Повесть Ф.М. Достоевского «Хозяйка» // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1983. С. 56-65.

208. Маркин П.Ф. Символика слов-образов в ранних произведениях Ф.М. Достоевского // Филологический анализ текста. Барнаул, 1998. Вып. 2. С. 3-14.

209. Маркин П.Ф. Типология и средства художественного изображения характеров в ранних произведениях Достоевского. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1983.

210. Мединская Н.Б. Ф.М. Достоевский в американской критике 1980-1990-х гг. Томск, 1997.

211. Меднис Н.Е. Венецианские мотивы в творчестве Ф.М. Достоевского // Традиция и литературный процесс. Новосибирск, 1999. С. 311-319.

212. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.

213. Мелетинский Е.М. Достоевский в свете исторической поэтики. М., 1996.

214. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

215. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М., 2000.

216. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

217. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. М.,1963.

218. Мережковский Д.С. JT. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995.

219. Минакова A.M. Мифопоэтика писателя как аспект диалога культур // Россия и Запад: диалог культур. М., 1996. Вып. 2. С. 155-167.

220. Михнюкевич В.А. Русский фольклор в художественной системе Ф.М. Достоевского // Филологические науки. 1987. № 6. С.21-27.

221. Михнюкевич В.А. Русский фольклор в художественной системе Ф.М. Достоевского. Челябинск, 1994.- 228. Мифология. Большой энциклопедический словарь. М., 1998.

222. Мотылева T.JI. Достоевский и Толстой (о некоторых общих чертах их международной судьбы) // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1976. Т. 2. С. 208-217.

223. Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.

224. Недзвецкий В.А. Мистериальное начало в романах Ф.М. Достоевского // Достоевский и мировая культура. 1997. № 9. С. 46-56.

225. Недзвецкий В.А. Право на личность и ее тайну: Молодой Ф.М. Достоевский//Русская словесность. 1995. № 1. С. 13-21.- 233. Нейфельд И. Достоевский // Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль. М., 1994. С. 52-91.

226. Неклюдов С.Ю. Образы потустороннего мира в народных верованиях и традиционной словесности // Восточная демонология. От народных верований к литературе. М., 1998. С. 6-43.

227. Нельс С.М. «Комический мученик». К вопросу о значении образа приживальщика и шута в творчестве Достоевского // Русская литература. 1972. № i.e. 125-133.

228. Нечаева B.C. Ранний Достоевский, 1821-1849. М., 1979.

229. Новиков Л.А. Диалектика мысли, характера и слова в «Двойнике» Ф.М. Достоевского // Русская речь. 1981. № 5. С. 22-30.

230. Новые зарубежные исследования о Достоевском. М., 1982.

231. Оботурова Г.Н. Миф в структуре познания и деятельности. Ав-тореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1999.

232. Овчинников А.Г. Иван Карамазов «русский Фауст» Достоевского и образ Фауста в философской рефлексии С. Кьеркегора // Русскаялитература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001. С 149-154.

233. О Достоевском: творчество Достоевского в русской мысли 18811931 гг. М., 1990.

234. Одиноков В.Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск. 1981.

235. Осмоловский О.Н. Достоевский и русский психологический роман. Кишинев, 1981.

236. Осповат A.JT. Достоевский и раннее славянофильство. 1840-е годы //Достоевский: материалы и исследования. Л., 1976. Т. 2. С. 175-181.

237. Павиленис Р.И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка. М., 1983.

238. Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М., 1999.

239. Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский — человек эпохи реализма. М., 1996.

240. Пачини Д.-Л. О философии Достоевского. М., 1992.

241. Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. М., 1982.

242. Петерсен Д.И. Записки из подполья: Достоевский, Дюбуа и открытие этнической души // Россия и Запад: диалог культур. М., 1996. Вып. 3. С. 273-299.

243. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М., 1997.

244. Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. М., 1995.

245. Печерская Т.И. Разночинцы шестидесятых годов XIX века: феномен самосознания в аспекте филологической герменевтики (мемуары, дневники, письма, беллетристика). Новосибирск, 1999.

246. Поддубная Р.Н. Двойничество и самозванство // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1994. Т. 11. С. 28-41.

247. Подосенова О. Средневековый контекст Достоевского // Нева. 1996. №11. С. 180-185.

248. Подчиненов А.В. Модификация концепции «маленького человека» в ранних произведениях Ф.М. Достоевского // Модификация художественных форм в историко-литературном процессе. Свердловск, 1988. С. 57-58.

249. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975.

250. Пономарев Я.А. Психология творчества. М., 1976.

251. Пономарева Г.Б. Достоевский: Я занимаюсь этой тайной. М.,2001.

252. Потебня А.А. Мысль и язык. М., 1999.

253. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. М., 2000.

254. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.

255. Проскурина Ю.М. Образ автора и его стилеобразующая функция (на примере раннего творчества Ф.М. Достоевского) // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX начала XX века. Свердловск, 1989. С. 70-79.

256. Проскурина Ю.М. Повествователь-рассказчик в романе Ф.М.Достоевского «Белые ночи» // Филологические науки. 1966. № 2. С. 127-131.

257. Проскурина Ю.М. Типология образа автора в творчестве Ф.М. Достоевского. Екатеринбург. 1992.

258. Пустовойт П.Г. Религиозная символика в романах Ф.М. Достоевского// Филологические науки. 1992. № 5/6. С. 30-38.

259. Редько Н.Н. Философско-религиозный гротеск Ф.М. Достоевского // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1992. № 3. С. 29-38.

260. Розанов В.В. Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского; Литературные очерки; О писательстве и писателях. М., 1996.- 271. Розанов В.В. Уединенное. М., 1990.

261. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб., 1998.

262. Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997.

263. Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994.

264. Сальвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского. СПб., 2001.

265. Сараскина Л.И. «Бесы»: роман — предупреждение. М., 1990.

266. Сараскина Л.И. Слово звучащее, слово воплощенное (сочинители-в произведениях Достоевского) // Вопросы литературы. 1989. № 12. С. 99-130.

267. Сараскина Л.И. Федор Достоевский. Одоление демонов. М.,1996.

268. Саруханян Е.П. Достоевский в Петербурге. Л., 1972.

269. Свинцов В. Достоевский и ставрогинский грех // Вопросы литературы. 1995. № 2. С. 111-143.

270. Свительский В.А. Композиция как одно из средств выражения авторской оценки в произведениях Достоевского // Достоевский: материа-лы.и исследования. Л., 1976. Т. 2. С. 11-19.

271. Свительский В.А. Романтическая повесть Достоевского («Хозяйка») // Индивидуальность писателя и литературно-общественный процесс. Воронеж, 1978. С. 46-55.

272. Селезнев Ю.И. Достоевский. М., 1990.

273. Семиотика: Антология. М., 2001.

274. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Новосибирск, 1999.

275. Словарь исторический о русских святых, прославленных в российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. М.-СП6., 1991.

276. Слово Достоевского. М., 1996.

277. Соловьев В. Судьба Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990. С. 15-41.

278. Соловьев Е.А. Достоевский // Карамзин. Пушкин. Гоголь. Аксаковы. Достоевский. 1997.

279. Солсо P.JI. Когнитивная психология. М., 1996.

280. Спивак M.JI. Место и функция смеха в творчестве Ф.М. Достоевского // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1986. № 5. С. 70-76.

281. Степанов Ю.С. Семиотика концептов // Семиотика: Антология. М., 2001. С. 603-612.

282. Степанов Ю.С. Слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997. С. 288-305.

283. Степанова Т.А. Художественно-философская концепция детства в творчестве Ф.М. Достоевского. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1989.

284. Степанян К.А. Достоевский и язычество. М., 1996.

285. Степун Ф.А. Встречи. М., 1998. С. 43-66.- 298. Страхов Н.Н. Литературная критика. М., 1984.

286. Стрелкова И. Трактовка личности: О Ф.М. Достоевском // Литературная Россия. 1981. 4 сентября. С. 16.

287. Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск,2000.

288. Тарасов Б.Н. Непрочитанный Чаадаев, неуслышанный Достоевский. (Христианская мысль и современное сознание.) М., 1999.

289. Творчество Достоевского. М., 1959.

290. Творчество Ф.М. Достоевского: искусство синтеза. Екатеринбург. 1991.

291. Телегин С.М. Достоевский в зарубежной критике // Литература в школе. 2000. № 7. С. 7-8.

292. Телегин С.М. Жизнь мифа в художественном мире Ф.М. Достоевского. М., 1995.

293. Телегин С.М. Миф и литература // Миф литература - мифоре-ставрация. М.-Рязань, 2000. С. 3-15.

294. Телегин С.М. Основной миф у Достоевского // Литература в школе. 1998. №4. С. 44.

295. Тихомиров Б.Н. О «христологии» Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1994. Т. 11. С. 102-122.

296. Тодоров Цв. Введение в фантастическую литературу. М., 1999.

297. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

298. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М., 1995.

299. Туниманов В.А. «Милочка» С.П. Победоносцева и «Слабое сердце» Ф.М. Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1988. Т. 8. С. 243-247.

300. Турбин В.Н. Незадолго до Водолея. М., 1994.

301. Тынянов Ю.Н. Исторя литературы. Кино. М., 1977.

302. Тюнькин К.И. Страдания и радости «добрых сердец» («Бедные люди» Ф.М. Достоевского) // Вершины: Книга о выдающихся произведениях русской литературы. М., 1983. С. 123-140.

303. Тяпугина Н.Ю. Поэтика Ф.М. Достоевского: символико-мифологический аспект. Саратов, 1996.

304. Тяпугина Н.Ю. Поэтика символа и ее мифологические истоки в творчестве Ф.М. Достоевского. Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Волгоград, 1997.

305. Удодов А.Б. К спорам о повести Ф.М. Достоевского «Двойник» // // Индивидуальность писателя и литературно-общественный процесс. Воронеж, 1978. С. 37-45.

306. Унбегаун Б.-О. Русские фамилии. М., 1995.

307. Успенский Б.А. Избранные труды. М.,1994. Тт. 1, 2.

308. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб., 2000.

309. Ухтомский А.А. Письма // Новый мир. 1973. № 1. С. 251-266.

310. Федоров Г.А. Пансион Л.И. Чермака в 1834-1837 гг. // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1974. Т. 1. С. 241-254.

311. Федоров Г.А. Петербург «Двойника» // Знание сила. 1974. № 5. С. 43-46.

312. Федоров Г.А. «Помещик. Отца убили.», или История одной судьбы // Новый мир. 1988. № 10. С. 219-238.

313. Федотов Г. Святые Древней Руси. М., 1990.

314. Фрейд 3. Достоевский и отцеубийство // Фрейд 3. Я и оно. Тбилиси, 1991. Т. 2. С. 407-426.

315. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1998.

316. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

317. Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. Л., 1985.

318. Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л., 1964.

319. Фридлендер Г.М. Творческий процесс Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1996. Т. 12. С. 5-43.

320. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. М., 1998.

321. Фундаментальные направления современной американской лингвистики. М., 1997.

322. Хигир Б.Ю. Энциклопедия имен. М., 2000.

323. Чернова Н.В. «Господин попрошайка-пьянчужка»: лицо и маски Зимовейкина// Достоевский и мировая культура. 1997. № 9. С. 154-164.

324. Чернова Н.В. «Господин Прохарчин» (Символика огня) // Достоевский: материалы и исследования. СПб., 1996. Т. 13. С 29-50.

325. Чернова Н.В. Сон господина Прохарчина. Фантастичность реальности // Достоевский и мировая культура. 1996. № 6. С. 34-61.

326. Чичерин А.В. Ритм образа. Стилистические проблемы. М., 1980.335 с.

327. Чичерин А.В. У истоков одного могучего стиля // Достоевский: материалы и исследования. JL, 1976. Т. 2. С. 42-51.- 342. Шишкина Е.В. Мотивы древнерусской литературы. Автореф. дис. . канд. филол.наук. Екатеринбург, 1998.

328. Шкловский В.Б. За и против. Заметки о Достоевском. М., 1957.

329. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск,1987.

330. Щенников Г.К. Достоевсковедение сегодня: смена исследовательской парадигмы // Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001. С. 254-257.

331. Щенников Г.К. Мысль о человеке и структуре характера у Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. JL, 1976. Т. 2. С. 311.

332. Щенников Г.К. Об эстетических идеалах Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. Л., 1980. Т. 4. С. 55-67.

333. Щенников Г.К. Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» как явления национального самосознания. Челябинск, 1996.

334. Щенников Г.К. Эволюция сентиментального и романтического характеров в творчестве раннего Достоевского // Достоевский: материалы и исследования. Л.» 1983. Т. 5. С. 90-101.

335. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1994.

336. Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. М., 1999.

337. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994.

338. Эпштейн М. Парадоксы новизны. М., 1988.

339. Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. СПб., 1995.

340. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев-М., 1997.

341. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

342. Юшкова Н.А. Формирование авторской точки зрения в рассказе «Вечный муж» Ф.М. Достоевского // Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001. С. 265- 266.

343. Якубович И.Д. Неизвестный отзыв о повести «Дядюшкин сон» // Достоевский: материалы и исследования. JL, 1983. Т. 5. С. 190-191.