автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему:
Этические идеи в Англии второй половины XVI в.

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Краснов, Иван Андреевич
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.03
Автореферат по истории на тему 'Этические идеи в Англии второй половины XVI в.'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этические идеи в Англии второй половины XVI в."

Санкт-Петербургский Государственный университет

На правах рукописи

КРАСНОВ Иван Андреевич

ЭТИЧЕСКИЕ ИДЕИ В АНГЛИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI В. (Куртуазно-рыцарская традиция)

Специальность 07.00.03 - всеобщая история (история средних веков)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 1998

Работа выполнена на кафедре Истории средних веков

Исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель - кандидат исторических наук,

доцент Ю. П. Малинин

Официальные оппоненты - доктор исторических наук

Н. В. Ревуненкова;

- кандидат исторических наук М. В. Муха

Ведущая организация - Санкт-Петербургский филиал

Института Российской истории РАН

Защита диссертации состоится / У 14/^С'иР 199ji? г.

в часов на заседании Диссертационного совета К.063.57.II по

защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук в Санкт-Петербургском Государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д. 5, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского Государственного университета .

Автореферат разослан " " _ 199_ г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

Л. В. Выскочков

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная диссертационная работа посвящена проблемам куртуазно-рыцарской этики в Елизаветинской Англии (IX половина XVI -начало XVII вв.). Понятие "рыцарский" в данном случае относится не к определенной социальной группе (рыцарством в английской традиции Позднего средневековья именовалась нетитулованная часть дворянства), а к тому комплексу понятий чести, который был характерен для английской придворной элиты тюдоровско-стюартовско-го периода. Следует подчеркнуть, что елизаветинские придворные сознательно и последовательно культивировали славные рыцарские традиции прошлых столетий.

Актуальность темы исследования. Еще в классическое средневековье куртуазная культура стала не только придворным явлением, но и объединила определенную часть рыцарства (а в теории - все рыцарское сословие в целом). Двор сюзерена, конечно, занимал важное место в сознании рыцарства. Именно там честь воинственного дворянства сияла наиболее ярким светом. Но жизнь при дворе не рассматривалась как единственное условие причастности к рыцарской системе ценностей. Ведь одной из главных рыцарских добродетелей считалась доблесть, а ее можно было проявить только в военных походах.

В Елизаветинской Англии, то есть в условиях абсолютизации королевской власти, английская куртуазно-рыцарская культура (и в частности - куртуазно-рыцарская этическая система) оказалась в большей степени связана непосредственно с придворной жизнью. При этом, в связи с развитием ренессансных тенденций, увеличилась роль наемных интеллектуалов, которые выступали в роли толкователей, или даже создателей, куртуазных норм. Следует отметить, что английские авторы конца XVI - начала XVII вв., писавшие в куртуазной традиции, адресовали свои работы не только двору, но и более широким социальным слоям. Таким образом, в круг куртуазных отношений оказалась вовлечена (хотя бы и в качестве "наблюдателей") довольно большая часть елизаветинского общества. В результате слово соигЬеяае стало обозначать не только выполнение придворным своих обязанностей по отношению к государю, но и великосветское обращение в целом. Многие из ключевых для куртуазной культуры образов и сюжетов, благодаря популярной поэзии, беллет-

ристике, театру - были "своими" даже в тех кругах, которые являлись потенциальной базой для пуританской оппозиции.

Исследование елизаветинской куртуазной этики является актуальной научной задачей, поскольку работа с этой проблематикой позволяет объяснить многие ключевые моменты самоорганизации высшего слоя английского общества в период Раннего нового времени. Интерес историков к проблемам социальных элит заметно вырос за последние три десятилетия, и Англия времен правления Елизаветы I и первых Стюартов неизменно привлекает повышенное внимание исследователей, работающих в этом направлении. Это объясняется детерминирующей ролью проходивших в указанный период социальных процессов в формировании характерных уже для Нового времени отношений внутри английской правящей элиты.

Цель диссертационной работы: выявление и описание основных стереотипов елизаветинского куртуазного сознания; определение их взаимосвязи с моральными понятиями той эпохи; анализ феномена елизаветинской куртуазности как своеобразной этической системы.

Для достижения этого научного результата были поставлены следующие исследовательские задачи:

- проанализировать степень зависимости елизаветинской куртуазной культуры от традиций средневекового рыцарства, а также -выделить в ней элементы характерные исключительно для II половины XVI столетия;

- определить круг идей, которые стали базовыми для английской куртуазной этики елизаветинской эпохи. Сформулировать понятия чести в рамках данного социо-культурного феномена;

- провести сравнение елизаветинской куртуазной идеологии с прецедентами реального поведения носителей и апологетов этой идеологии. Определить роль куртуазных стереотипов в социальной психологии английского придворного;

- исследовать взаимосвязь этического и эстетического моментов в елизаветинской куртуазной культуре;

- проанализировать роль и место куртуазной культуры в английском общественном сознании II половины XVI в.

Хронологические ранки исследования определяются периодом правления Елизаветы I (1558-1603). В начале указанного периода произошла стабилизация отношений между английской короной и дворянством после нескольких лег правления юного и нуждающегося в опеке Эдуарда VI, а затем - непопулярной королевы-католички Ма-

рии. Преемник Елизаветы - Яков I Стюарт опирался на несколько иные принципы взаимодействия с дворянством и организации придворной жизни, что позволяет проводить различия между елизаветинской и стюартовской моделями двора. Однако источники, появившиеся в годы правления Якова I, все же обладают большой ценностью для исследователя двора Елизаветы.' Многие из видных деятелей ранне-стюартовской эпохи либо знали Елизавету лично, либо были знакомы с участниками важных событий времен ее правления, либо получили в те годы свое образование.

Источниковая база исследования. Круг источников по данной теме чрезвычайно широк (с чем связана определенная сложность отбора и систематизации материала). К числу источников доктриналь-ного для куртуазной литературы характера можно отнести английские и переводные трактаты о том, каким должен (а каким - не должен) быть совершенный придворный или просто благородный человек. Некоторые из произведений такого рода очень хорошо известны исследователям и часто цитируются (например, "Придворный" итальянца Б. Кастильоне, переведенный в 1561 году Т. Хоби или "Учитель" Р. Эшема, изданный в 1570 году). Помимо этих известных сочинений, существует ряд менее изученных трактатов, написанных в том же ключе, вроде "Трактата о знатности" итальянца Д. Б. Ненны (переведен в 1595 году) или "Придворной академии" А. Ромеи (переведен в 1586 году). Среди теоретических работ елизаветинской куртуаз-ности следует также назвать труды (часть из них была издана уже в Стюартовскую эпоху), разъясняющие значение различных титулов, традиций рыцарства, геральдической символики и т. д., например: "О чести воинской и гражданской" У. Сегара, "Титулы чести" Д. Сэлдена, "Разъяснение геральдики" Д. Гуиллима и пр. Процесс формирования елизаветинской куртуазной доктрины нашел яркое отражение в английской поэзии и беллетристике конца XVI - начала XVII вв.

Идеалы придворной этики и эстетики невозможно исследовать без рассмотрения произведений придворных поэтов - Э. Спенсера, Д. Лили, Д. Пиля, а также - поэтов-придворных - У. Рали, Ф. Сидни, Ф. Гревиля, Э.де Вера (графа Оксфорда). Взаимосвязь

придворной культуры и изящной литературы стала темой специального трактата Д. Паттенхэма "Искусство английской поэзии" (издан в период с 1586 по 1589 годы). В опосредованном виде влияние

куртуазной этики обнаруживается во множестве литературных произведений данной эпохи, в том числе - в драматургии Шекспира и его современников. Особое место в ряду драматургических источников занимают пьесы-"маски" - своеобразные "сценарии" придворных театрализованных мероприятий.

Значительный интерес представляют эпистолярные источники, многие из которых отображают как официальные, так и неформальные взгляды носителей куртуазной культуры на вопросы чести. Кроме того, в переписке содержатся ценные сведения о конкретных событиях в жизни видных представителей английского рыцарства 1. Информацию об этих событиях можно найти также в мемуарах или близких по своему характеру к мемуарам работах, таких как коллекция документов и воспоминания Д. Харрингтона, "Двор короля Якова" Э. Уэлдона, "Двор короля Якова X" епископа Д. Гуэмэна, "Традиционные записки" Д. Озборна и др. Большое внимание придворным событиям, в особенности - парадной стороне жизни двора Елизаветы, уделили знаменитые аглийские хронисты У. Кэмден и Д. Стоу. Некоторый интерес с точки зрения поставленной задачи представляет задокументированные картины парадных событий и развлечений елизаветинско-яковитского двора: в протоколах и описаниях церемониала, в Календаре придворных развлечений и пр. Наконец, большое значение имеют труды писателей-моралистов (например, Ф. Стаббс, С. Госсон, Т. Нэш), где зачастую можно встретить критику обычаев, которые считались нормой в рамках куртуазной культуры.

Состояние научной разработки темы. Изучение английской элиты II половины XVI - XVII вв. развивалось по нескольким направлениям. В отношении некоторых аспектов уже сложилась солидная историографическая традиция (например, быт и нравы двора Елиза-

1 Cabala or Misteries of State. L., 1654; Cabala sive serina sacra. Misteries of State and Government in letters of Illustrious Persons and Great Ministers of State. L., 1662; Original Letters of Eminent Literary Men of the Sixteenth, Seventeenth and Eighteenth Centuries, with notes by sir H. Ellis. In 4

vols. L., 1843; Original Letters, Illustrative of English History, Including Numerous Royal Letters. With Notes and Illustrati-

ons by sir H.Ellis. In 3 vols. L., 1824; Queen Elizabeth and Her

Times, a Series of Original Letters. Ed. by T. Wright. In 2

vols. L., 1839; и пр.

б

вегы), другие привлекли внимание историков несколько десятков лет тому назад. В качестве примера можно привести проблему этических взглядов елизаветинского общества, в том числе его высших слоев, в вопросах семейной и половой морали (над этой проблемой работали Л. Стоун, М. Ингрэм, Дж. Шэйрп, Л. Гоуинг и др.). Наконец, такие вопросы, как елизаветинская куртуазная мораль с точки зрения рыцарской этики предыдущих столетий, - до сих пор мало разработаны. Кроме того, ситуацию осложняет то, что тема елизаветинского двора в целом, хотя и является вполне традиционной, в свое время была предана забвению, как малозначительная. В последствии интерес к ней возобновился, но уже в ином контексте, в иной методической и идеологической системе. Так, например, жизнь двора Елизаветы достаточно хорошо описана с точки зрения фактологии в английской до-позитивистской историографии. В начале XIX в. Л. Эйкин опубликовала два своих известных труда - "Записки о дворе королевы Елизаветы" и "Записки о дворе короля Якова I". Эти работы и сегодня заслуживают высокой оценки; по своему общему уровню они вполне сопоставимы с такими значительными вышедшими в последние десятилетия биографиями Елизаветы I и описаниями ее двора, как "Все мужчины королевы" и "Жизнь и эпоха Елизаветы I" Н. Вильяиса; "Девственная королева" К. Хибберта; или "Елизавета I" Э. Сомерсет.

С середины XIX век, под влиянием концепции позитивизма, придворная жизнь отошла в разряд несерьезных для исторического исследования предметов. Историки-позитивисты предпочитали изучать королевскую власть (в том числе - ее взаимоотношения с рыцарством) лишь как политико-правовой феномен. Фактологическая база "придворной" истории продолжала пополняться за счет периферийных, зачастую вообще не исторических, исследовательских направлений. Имеются в виду, в первую очередь, исследования елизаветинской литературы. Действительно, для того, чтобы комментировать Лили, Спенсера или более демократичного Шекспира, необходимо чрезвычайно глубоко знать эпоху, от частных придворных событий и сплетен до жаргона лондонских притонов.

С середины XX в. королевский двор, аристократия, социальная элита, особенно периода Позднего Средневековья или Раннего Ново-

го времени снова привлекает внимание историков-англистов. В общем, это вполне укладывается в русло общих тенденций в западной историографии нашего столетия, связанных с влиянием французской исследовательской школой "Анналов". Для этой школы, как известно, был характерен повышенный интерес к проблемам ментальности, которые исследовались, в частности, посредством анализа вторичных, единичных явлений, посредством возрождения интереса к персоналиям, задействования достижений и методов смежных дисциплин, и т. д.

В английской историографии эти тенденции проявились, помимо прочего, в виде всплеска интереса к проблемам королевского двора, административного устройства королевской власти, в попытках переосмыслить классовую структуру тюдоро-стюартовской Англии, масштабных социальных процессов, которые протекали в данную эпоху. Следует отметить, что в последние 5-10 лет отечественные историки (пока - немногочисленные) стеши подключаться к работе в этом направлении. Далеко не последнее место в этих поисках концепции социальных процессов в Англии XVI - XVII вв. занимает проблема английского рыцарства как класса. В числе появившихся в последние десятилетия тем следует назвать такие, как: семья, вопросы пола, социальное положение женщины в Англии Раннего Нового времени, родовое и общественное понятия чести, патронаж. Проблематика собственно куртуазной этики также оказалась вовлеченной в круг интересов новейшей историографии. Однако на фоне столь напряженных дискуссий, как - о взаимоотношениях аристократии и джентри XVI - начала XVII вв., или об административных особенностях тюдоровской власти, куртуазная этика выглядит не достаточно изученной.

Среди работ, в которых рассматриваются проблемы непосредственно куртуазной (рыцарской) этики, следует назвать некоторые статьи из сборника "Английский двор от Войн Роз до Гражданской войны" (под редакцией Д. Старки), "Придворная культура и роялистская традиция в ранне-стюартовской Англии" Р. Сматса, "Тюдоровский двор" Д. Лоадеса, "Тюдоровский и яковитский турнир" Э. Янга, работу "Английская политика и концепция чести" (а также - ряд статей) М. Джеймза, большинство биографий Елизаветы I, и т. д. При этом в перечисленных публикациях ключевые вопросы куртуазной этической системы затрагиваются лишь косвенным образом.

В работах, посвященных двору, основное внимание уделяется истории двора как средоточия политической жизни страны и как центра административной системы. Исследования елизаветинской или стюар-товской концепции чести также не отводят собственно куртуазной чести центрального места, поскольку основной темой данного направления стало соотношение традиционной родовой и "новой", гражданской концепции чести в переломную эпоху английской реформации и преддверия пуританской революции. Существуют работы содержащие подробное рассмотрение литературной традиции елизаветинского двора (например, "Риторика придворных отношений в английском языке и литературе" К. Бэйтс), однако большее внимание здесь уделяется "расшифровке", трактованию куртуазной символики, чем анализу курутазно-рыцарской этической системы. Описания двора Елизаветы в данном смысле дают несколько больше для понимания английской куртуазной этики, однако, этот принцип подачи материала не предполагает структурного анализа явления. "Снабжая" читателя богатым "иллюстративным" материалом, авторы биографий выдающихся людей и описаний придворной жизни в своих комментариях как бы исходят из того, что куртуазные нормы того времени - вещь известная, сама собой разумеющаяся и не нуждающаяся в специальном изучении. А такой подход чреват появлением бессодержательных штампов и вредных в исследовательском плане стереотипов.

Помимо указанных работ, существуют "добротные" исследования по отдельным куртуазным сочинениям доктринального характера (например, "Апогей! Спенсера. Аналогии любви" У. Джонсона; "Влияние Кастильоне на ранние гимны Спенсера" Р. Ли; "Карта Аркадии" У. Дэвиса и "Старая Аркадия" Р. Лэнхэма и пр.), по образованию английского дворянства в XVI в., по отражению куртуазной культуры в театральной пьесе, и пр. В послевоенные годы появились серьезные и подробные монографии по рыцарской культуре в целом, однако хронологически они охватывают, в основном, эпоху классического Средневековья, или, в лучшем случае, раннего Возрождения ("Рыцарство" М. Кина, "Поиск вечности. Манеры и нравы в век рыцарства" Ч. Вуда, "Рыцари при дворе" А. Скальоне и т. д.). Упоминания о елизаветинско-яковитском рыцарстве фигурируют в этих монографиях лишь эпизодически, выполняя роль своего рода эпилога.

Научная новизна данной диссертационной работы заключается в

том, что она представляет исследование елизаветинской куртуазной культуры в качестве комплекса этических понятий. В работе проводится анализ структуры куртуазной ментальной системы в Англии II половины XVI в. и определяются элементы, характерные только для данной эпохи.

Практическое значение работы. Материалы и выводы данной работы могут быть использованы при чтении лекций и составлении пособий по истории английской культуры II половины XVI в.

В научном плане достигнутый результат позволяет в дальнейшем более корректно использовать терминологию, связанную с английской куртуазной культурой елиэаветинско-яковитского периода, при анализе идеологии и стереотипов поведения английского рыцарства и английской монархии. С учетом проведенного исследования можно избежать некоторых ошибок в определении традиционных и новых, социально обусловленных и индивидуальных моментов в поведении носителей елизаветинской куртуазной культуры.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, 3 глав, заключения и приложения (список использованных источников и литературы) .

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении содержится постановка и обоснование научной задачи, а также - историографический обзор.

Для решения поставленной задачи в работе последовательно рассматриваются елизаветинские куртуазные каноны с точки зрения отношения рыцаря 1) к монарху, 2) к даме и 3) к равному ему по положению. Эти три момента являются основополагающими для европейской куртуазной традиции в целом и поэтому могут служить своего рода "пробными камнями" для выделения отличительных особенностей, в частности, елизаветинской куртуазности.

Глава I "РЫЦАРЬ И МОНАРХ" открывается обзором источников и перспективных направлений исследования по вопросу о взаимоотношениях рыцаря и монарха в английской куртуазной культуре II половины XVI в.

Традиционная средневековая присяга, которая приносилась при посвящении в рыцари, обязывала "неофита" быть верным в служении своей вере, своему королю, а также- защищать девиц, вдов и си-

рот. Таким образом, верность сюзерену являлась одной из основ этого краткого морального кодекса рыцарства, который сохранялся в Англии, по крайней мере, еще в эпоху Якова ,Г.

Английское куртуазное мышление XVI - начала XVII вв. включало в себя как этические, так и эстетические концепции взаимоотношений монарха и подданных-придворных. В придворном церемониале, в турнирах, так называемых пьесах-"масках", и пр., - посредством жестов, движений, оформления помещений, выражалась идея двора как сообщества рыцарей, служащих своему монарху. Что касается лично Елизаветы, то она никогда не отказывалась принимать почести от своих подданных, будь то пьесы Лили и Пиля, поэмы Ра-ли и Спенсера, и т. д. Одним из внешних отражений ренессансной философии отношений между монархом и двором было подражание придворных своему принцу в поведении, одежде, привычках.

И все же, несмотря на сильное эстетическое начало в английской системе куртуазно-рыцарских ценностей XVI - начала XVII вв., идея рыцарского служения и верности монарху в данный период проявлялась не только в виде формальных церемониалов, обрядов, в литературе, и пр. Реальное поведение как монарха, так и рыцаря могло и противоречить писанным и неписанным кодексам чести, однако, влияние этих кодексов было существенным. Так, приговоренный к казни за восстание против Елизаветы Томас Ховард, герцог Норфолк, в самых трогательных выражениях в своем предсмертном письме наставлял своего сына всячески выполнять свой долг подданного перед королевой. Полвека спустя в сходной ситуации оказался младший современник Норфолка - знаменитый сэр Уолтер Рали, которого можно считать эталоном придворного рыцарства 1570-х годов. Уже престарелый Рали был предан Яковом на казнь за давнишнюю вину, которую можно было бы посчитать искупленой годами заточения, а также предыдущей и последующей службой английской короне. Старый рыцарь и бывший придворный в своем последнем обращении к монарху сумел удержаться от упреков.

Развитие модели куртуазных взаимоотношений между монархом и подданным-дворянином происходило по двум основным направлениям. Первое из них можно обозначить как отход от концепции "короля-рыцаря", "первого" среди если не равных, то по крайней мере -подобных себе. В результате фигура короля в некоторой мере дистанцировалась от среды рыцарства. Традиционные рыцарские уста-

новления не были забыты при дворе Якова I, однако, эти установления частично потеряли свою самодостаточность, их авторитет отчасти померк в сравнении с личной волей монарха, его взглядами, вкусами, и пр. Одной из причин такой перемены стало значительное уменьшение политической самостоятельности английской аристократии в XVI в. Другим подвергшимся трансформации в течение XVI в. стереотипом в отношениях между монархом и подданным-дворянином были воззрения на "прагматическую составляющую" этих отношений. Если средневековая куртуазная идеология трактовала рыцарское служение как преимущественно воинское, то идеальный придворный эпохи ренессанса должен был еще и непременно удовлетворять нравственные и интеллектуальные запросы своего принца.

Идеологию отношений между придворным рыцарством и монархом в Англии II половины XVI в. следует рассматривать с учетом специфики ситуации, когда монархом была женщина. В этой связи анализ особенностей поведения влиятельных английских придворных и их взаимоотношений с королевой позволяет обнаружить довольно любопытный феномен: с точки зрения системы куртуазных ценностей монаршие функции как бы частично передавались от Елизаветы к ее придворным-фаворитам: Норфолку, Лейстеру, Эссексу и пр. Речь идет о таких функциях куртуазного принца, как - предводительствовать войском рыцарей в минуты военной опасности, задавать тон в одежде (разумеется, за исключением чисто монарших регалий), манере держаться и т. п. Следует отметить, что образ монарха в английской куртуазно-рыцарской культуре был глубоко архетипич-ным: представления о нормах поведения монарха-рыцаря строились на образах из древней и средневековой истории: Давид, Александр, Юлий Цезарь, Артур, Готфрид Бульонский и т. д. Понятно, что женщина-монарх не могла полностью соответствовать этой парадигми-ческой системе.

Какую прагматическую роль выполняли елизаветинско-яковитс-кие каноны взаимоотношений рыцаря и монарха? Прагматизм рыцарской культуры I половины XVI - начала XVII вв. следует разделить на два типа. Первый - это непосредственное практическое применение конкретных придворных рыцарский установлений. Одним из наиболее ярких, хотя и частных, примеров в данном случае может служить роль рыцарской атрибутики в английской дипломатии (организация рыцарских турниров для приема посольств, прием в Орден

подвязки иностранных принцев и т. п.). Вторая прагматическая функция елизаветинской куртуазной культуры заключалась в том, что она служила способом социальной самоорганизации английской элиты.

В Главе II "РЫЦАРЬ И ДАМА" рассматриваются следующие вопросы: отношение к даме в елизаветинской куртуазной культуре; роль королевы Елизаветы в формировании специфического культа дамы в английском высшем обществе во вторую половину XVI в.; противоречия во взглядах елизаветинской элиты на отношение рыцаря к даме и возникающие в связи с этим сложности определения елизаветинского куртуазного идеала.

Глава открывается обзором источников и основных направлений исследования по вопросу о культе дамы в елизаветинскую эпоху. Английская куртуазная доктрина в данном вопросе представляла смешение традиционных (средневековых) представлений и новых -континентальных веяний. В середине XVI в. в Англии начался невиданный подъем переводческой деятельности, а также - изучения античных авторов. В результате английская куртуазная культура обогатилась множеством новых оттенков, новых понятий, и т. д. Были переведены многие рыцарские романы, которые или были написаны в предыдущую эпоху, или же рассказывали о рыцарстве, прошлых веков.

Для определения роли Елизаветы в формировании куртуазного культа в Англии II половины XVI столетия необходимо рассмотреть, что представлял из себя двор Елизаветы как модель куртуазных отношений в данную эпоху и то, каким образом Елизавета выполняла роль прекрасной дамы.

В течение всего правления Елизаветы, среди ее придворных постоянно были такие, кто пользовался ее особым расположением, имел на нее большее, чем прочие, влияние, и т. д. Состав круга этих избранных, которых современники иногда именовали "фаворитами", время от времени обновлялся. Одним, таким, как Лейстер, Уильям Сесил, Фрэнсис Уолсингем, Томас Хэттон, удалось сохранять свое положение на протяжении нескольких десятков лет (хотя в случае с Лейстером следует отметить несколько случаев охлаждения его взаимоотношений с королевой). Другие смогли "продержаться" только около одного десятилетия, например - герцог Норфолк в начале и граф Эссекс - в конце правления Елизаветы. Третьи, как

граф Оксфорд, мгновенно сделав блистательную карьеру при дворе, почти так же быстро отошли в тень.

Большинство из этих фаворитов, несмотря на то, что они несли на себе груз серьезных государственных забот, представляли свое служение королеве как куртуазно-рыцарское, обращаясь к ней даже в повседневном обиходе не только как к монарху, но и -прекрасной даме. В английской истории это совмещение функций монарха и "прекрасной дамы" было беспрецедентным, что и определило в свою очередь уникальность культа Елизаветы. Группа придворных, которая практически не принимала участия в этом "рыцарском служении", была довольно узка. В первую очередь это - убежденные протестанты Николас Бэкон, Уильям Сесил, а также его сын Роберт.

Следует отметить, что личное участие Елизаветы в формировании упомянутого культа не была пассивной. Она охотно принимала "рыцарское" поклонение и до определенных границ позволяла придворным открыто восхищаться ею именно как дамой. При этом она всячески подчеркивала свою приверженность незамужнему образу жизни, в результате чего традиционный для куртуазной культуры символ - Венера - в эпоху Елизаветы был в значительной мере потеснен образом девственной Дианы.

И все же, несмотря на восторженный культ женской красоты и добродетели, елизаветинская куртуазная этика содержала некоторые внутренние противоречия в вопросе об отношении рыцаря к даме.

В елизаветинскую эпоху были еще достаточно распространены традиционные для античности и средневековья антифеминистские идеи. Иногда они использовались в политических сочинениях как радикальных протестантов (Нокс, Гудмэн), так и католических оппонентов Елизаветы (Сэндерс, Парсонс и др.). В определенной мере они присутствовали и в куртуазной культуре той эпохи. Активное освоение английской интеллектуальной элитой неоплатонических теорий привело к тому, что любовь к женщине иногда стала трактоваться как низшее по сравнению с мужской дружбой чувство. Это позволяет констатировать ряд взаимоисключающих понятий в английской куртуазной доктрине: основанный на множестве парадигм культ дамы с одной стороны, и элементы антифеминизма в мышлении и поведении носителей елизаветинской куртуазной культуры - с другой.

Глава III "РЫЦАРЬ И РЫЦАРЬ", также, как и предыдущие главы, начинается с обзора источников и основных направлений исследования по вопросу о стереотипах взаимоотношений между рыцарем и равным ему по положению.

Концепция взаимоотношений между рыцарями в елизаветинскую эпоху была основана на синтезе идей воинской и сословной солидарности, и, с другой стороны, соперничества, соревновательности . Символом равенства рыцарей перед лицом чести можно считать продолжение во времена Елизаветы традиции средневековых рыцарских турниров, однако дух соревновательности проявлялся и в таком "институте" данной эпохи, как дуэль. В то же время понятия равенства рыцарей выступали в антиномической паре с принципом иерархичности рыцарского сообщества. Очевидная противоречивости этих идей в значительной мере определяла модели поведения елизаветинской знати, зачастую вызывая спорные, или даже конфликтные ситуации.

С проникновением гуманистических теорий добродетели в широкие слои английского общества сословные и родовые ценности рыцарства частично уступили место заимствованным у Аристотеля или Сенеки признакам благородного человека: образованность, служение на пользу общества и т. п.

Сопоставление реальных взаимоотношений между представителями английской придворной элиты с требованиями куртуазной этики не дает однозначного ответа на вопрос, можно ли рассматривать эту этическую систему как некое устойчивое мотивационное начало в поведении придворного рыцарства. Пример конфликта Уолтера Рали и графа Эссекса показывает всю сложность психологии поведения елизаветинских придворных рыцарей в тех случаях, когда куртуазные нормы вступали в противоречие с политической конъюнктурой, в конце 1590-х годов и до момента казни Эссекса в 1601 году Эссекс и Рали принадлежали к противоположным придворным фракциям и, более того, откровенно враждовали. Но когда через полтора с лишним десятка лет пришел черед Рали подняться на эшафот, он посчитал необходимым объясниться по поводу своих взаимоотношений с уже давно покойным графом. В своем прощальном слове Рали заявил, что всегда уважал Эссекса как благородного дворянина.

Если говорить о внешней стороне куртуазного поведения, то рыцарская дружба - безусловно культивировалась в придворной среде елизаветинской эпохи. Турниры, как указывалось выше, являлись

не только спортивными состязаниями, но и своего рода ролевой игрой и коммуникативным средством. Куртуазный идеал формировался на основе прецедентов, и придворные-лидеры зачастую становились куртуазными эталонами, на которые могла ориентироваться (или же оспаривать их права) остальная часть придворных. Среди елизаветинских придворных, которые теми или иными своими качествами являлись эталонами рыцарства для своей эпохи: Томас Ховард - герцог Норфолк, Роберт Дадли - граф Лейстер, Кристофер Хэттон, Томас Хиниг, Эдуард де Вер - граф Оксфорд, Томас Радклиф - граф Сассекс, Генри и его сын Филип Сидни, Генри Ли, Фульке Гревайль, Уолтер Рали, Виллоуби, Роберт Деверекс - граф Эссекс, и некоторые другие... Характерно, что все "современные прецеденты" елизаветинской куртуазной культуры были связаны непосредственно с королевским двором.

Несмотря на свою элитарность, а в чем-то даже эзотерич-ность (обряды посвящения, ритуальные собрания членов орденов и пр.) английская рыцарская культура не была совершенно изолирована от общества. Интерес к куртуазным традициям обнаруживается в самых различных социальных слоях. Часто авторитетами в теории рыцарства выступали интеллектуалы, не принадлежавшие к числу влиятельных придворных: Спенсер, Гасконь, Лили, Пиль, Грин... Многие произведения, содержащие в себе элементы куртуазной доктрины, были вполне доступны английскому обывателю.

Однако, внешний по отношению ко двору и к рыцарскому сословию "мир" проявлял также и отторжение куртуазной культуры. Естественно, куртуазная этика была неприемлема с точки зрения радикальных протестантов. Пуритан раздражал и'эстетстизм в рыцарских понятиях добродетели, и языческая символика рыцарских ритуалов, и сомнительная с точки зрения достоверности рыцарская традиция. Как показывает данный раздел главы, часть умеренно настроенных англичан разделяла это мнение. Куртуазная культура оказалась неприемлемой с точки зрения набиравших в Англии эгалитарных тенденций, что в значительной мере определило кризис королевской власти накануне пуританской революции.

Общее заключение - "РОЛЬ КУРТУАЗНОЙ КУЛЬТУРЫ В САМООРГАНИЗАЦИИ АНГЛИЙСКОЙ ЭЛИТЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI ВЕКА" - содержит вывод о целесообразности трактовки елизаветинского куртуазного по-

ведения как своего рода социальной игры, в основе которой лежало несколько различных мотивов. С одной стороны эта игра была способом времяпрепровождения и носила подчеркнуто развлекательный характер. Но в то же время куртуазная игра могла умышленно выдаваться за серьезное поведение (скажем, с целью привлечь к себе внимание королевы или соперников-придворных). И наконец, помимо симуляции приверженности рыцарской чести, имела место игра, не осознаваемая как таковая ее участниками. Последний случай представляет наиболее глубокое погружение в игру и предполагает применение методов психологического анализа.

Построенная на основе символических образов и условных понятий, елизаветинская куртуазность являлась чем-то вроде специального, шифрованного языка. Куртуазная культура, являлась "фильтром", защищающим двор от чужеродных элементов - возможных проявлений недостаточной лояльности и от случайных людей. Куртуазная этическая система с ее специфическими представлениями о совершенстве давала придворным возможность оппонировать пуританам, Общинам, графствам, состоятельным городским слоям и т. д. -с определенных нравственных позиций. Этим елизаветинская куртуазность отличалась от рыцарской культуры средневековья, которая существовала внутри в общем-то замкнутого социального пространства и не была рассчитана на какое-либо восприятие иными сословиями.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры Истории средних веков Исторического факультета СПбГУ. Основные положения работы излагались на ежегодных студенческоаспи-рантских конференциях по Истории средних веков в СПбГУ и на конференциях по проблемам придворной культуры, проводимых кафедрой Истории средних веков, а также - на заседании "круглого стола" Ассоциации медиевистов и историков раннего нового времени "Жизнь двора и его образ в литературе средних веков и раннего нового времени", проведенного в МГУ 14-15 апреля 1998 г. Кроме

того, некоторые концептуальные положения работы обсуждались на международной конференции "Эпоха Тридцатилетней войны", которая

состоялась на базе Копенгагенского университета в августе 1997 года.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:

Роль Елизаветы I в формировании специфического культа даны в английском высшем обществе второй половины XVI века. // Вестник СПбУ, сер. 2. СПб., 1997. Деп. в ИНИОН РАН N 52 796 от 08.07.97. 0,7 п. л.;

Английская куртуазная культура II половины XVI века во взаимоотношениях королевы Елизаветы с ее придворными. //Вестник всеобщей истории (РГПУ) СПб., 1997. 0,5 п. л.

Подписано к печати 07.05.98. Заказ 130 Тираж 100 Объем 1 п.л. Ц0П СПГУ. 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова,6.