автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Кант: трансцендентальное обоснование принципов права

Полный текст автореферата диссертации по теме "Кант: трансцендентальное обоснование принципов права"

На правах рукописи

Аропсон Даниил Олегович

КАНТ: ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ ОБОСНОВАНИЕ ПРИНЦИПОВ ПРАВА

Специальность 09.00.03 - История философии

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

005567954

2 9 ДПР 2015

Москва 2015

005567954

Работа выполнена в Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» в школе философии факультета гуманитарных наук

Научный руководитель: доктор филос. наук, профессор

Судаков Андрей Константинович Официальные оппоненты:

• Белов Владимир Николаевич, доктор филос. наук, профессор, Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, профессор кафедры философии культуры и культурологии

• Крыштоп Людмила Эдуардовна, кандидат филос. наук, Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Российский университет дружбы народов», ассистент кафедры истории философии факультета гуманитарных и социальных наук

Ведущая организация: Балтийский федеральный университет им. И.Канта

Защита состоится «23» июня 2015 года в 15-00 на заседании диссертационного совета Д 212.048.12 при Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» по адресу: 105066, г. Москва, ул. Старая Басманная, д. 21/4, ауд. А-401

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» по адресу: 101000, г. Москва, ул. Мясницкая, д. 20 и на сайте http://www.hse.ru/

Автореферат разослан

2015 года

Ученый секретарь

диссертационного совета

Горбатова Ю.В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Цели и задачи исследования. Согласно Канту, метафизике, т.е. априорному познанию из одних понятий, должна предшествовать критика, т.е. исследование границ компетенции разума. Чтобы то или иное понятие можно было использовать в метафизической системе, надо, во-первых, доказать, что оно не имеет случайного эмпирического происхождения, а, во-вторых, что оно не пустое, что ему соответствует некий предмет. В этом Кант видел особенность своего критического метода по сравнению с методами метафизиков прошлого. Поэтому «Метафизическим первоначалам естествознания» он предпослал «Критику чистого разума» и «Пролегомены», а «Метафизике нравов» - «Основоположение к метафизике нравов» и «Критику практического разума».

Но из вводных глав «Метафизики нравов» выясняется, что есть два разных априорных практических законодательства: этическое и правовое, причем, каждое из них, по мысли Канта, имеет свои особые метафизические основания. Соответственно, «Метафизика нравов» распадается на два больших раздела: на «Метафизические первоначала учения о праве» и «Метафизические первоначала учения о добродетели».

Однако не похоже, что критические сочинения по практической философии - «Основоположение» и вторая «Критика» - предполагают подобное разделение. Принципы практического разума исследуются в них исключительно в их связи с этикой как учением об индивидуальном долге. Кант нигде не изложил систематически перехода от критической практической философии к учению о праве.

В связи со сказанным данная диссертация преследует следующие цели:

1) Выяснить, какое место право занимает в структуре кантовской практической философии. Дать «реальную дефиницию» права.

2) Выяснить, требуют ли принципы учения о праве трансцендентальной дедукции наподобие «дедукции основоположений практического разума», проделанной в «Критике практического разума». В случае положительного ответа проделать такую дедукцию (если она возможна), либо найти рассуждения самого Канта, которые можно было бы интерпретировать в качестве таковой.

3) Кант утверждает, что «понятие права логически следует из понятия свободы во внешних отношениях между людьми». Поэтому для полноценного обоснования учения о праве требуется выяснить, что это за свобода во внешних отношениях между людьми и в каком отношении она находится к трансцендентальной идее свободы.

4) Показать, в какой связи учения о частном и о публичном праве находятся с понятием права вообще. Показать, почему разделы частного права требуют отдельных трансцендентальных дедукций.

Новизна и степень разработанности темы. В целом кантовская «Метафизика нравов», включая изложенное в ней учение о праве, долгое время не получала большого внимания со стороны исследователей, чему поспособствовали, помимо прочего, резко критические отзывы таких авторитетов, как Гегель, Шопенгауэр и Коген1.

Рост научного интереса к «Метафизике нравов» и особенно к «Метафизическим первоначалам учения о праве» наблюдается последние 30-40 лет. За это время кантовскому учению о праве посвятили свои работы такие исследователи, как Ю. Эббингауз, К. Ритгер, Г. Шольц, П. Рили, Ф. Каульбах, В. Буш, Б. Людвиг, В. Керстинг, О. Хёффе, Б. Бирд, Г. Гайзман, А. Вуд, А. Риппггайн, Б. Буттерман, Э. Ю. Соловьев и другие.

В то же время, несмотря на возросшее внимание, проблема обоснования кантовской системы права остается, по большому счету, нерешенной. Принято

1 См. Гегель Г. В. Ф. Философия права / пер. с нем. Б. Г. Столпнера. - М.: Мир книги, Литература, 2007. С. 90; Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. - M.: Московский клуб, 1992. С. 327; Cohen H. Ethik des reinen Willens. - Berlin: Bnrno Cassirer, 1904. S. 215.

считать, что в современном кантоведении имеется три противоречащих друг другу решения этой проблемы. «Тезис о независимости» гласит, что нет вообще никакой связи между кантовским учением о праве и его критической философией, и «значимость [законов права] сохранилась бы даже в том случае, если бы защищаемое в "Критике" ограничение области, где действуют законы природы, миром явлений оказалось ошибочным»2. Согласно «Телеологическому пониманию», значимость законов права основана на том, что они необходимы для достижения некоторых целей, диктуемых этикой. «Официальный взгляд» заключается в том, что этика и право равным образом вытекают из принципов практической философии, сформулированных Кантом в «Основоположении» и во второй «Критике», и подчинены одному и тому же нравственному закону, либо прямо вытекают из категорического императива.

Пожалуй, основной новаторский тезис данной диссертации состоит в том, что деление кантовской практической философии на право, моральную антропологию и учение о добродетели следует интерпретировать сквозь призму деления категорий модальности.

Актуальность исследования. В современной западной философии, прежде всего в англо-американской традиции, интерес к кантовской политической и правовой философии очевидным образом связан с тем, что многие крупнейшие современные философы политики и права, такие как Р. Дворкин, Дж. Роулз, Ю. Хабермас, Р. Нозик, О. Хёффе, в той или иной степени испытывают на себе влияние Канта.

Современные философы-либералы обращаются к философии Канта в поисках аргументов в полемике с коммунитаристами, поскольку видят в кантовской философии права пример проработанной выраженно «универсалистской» концепции (в противоположность «партикуляризму»)3.

2 Ebbinghaus J. Kant und das 20. Jahrhundert // Gesammelte Aufsätze, Vorträge und Reden. - Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1968. S. 114.

3 Cm.: Kersting ff. Jean-Jacques Rousseaus •Gesellschaftsvertrag'. - Dannstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2002. S. 118flT.

Другая особенность кантовского учения о праве, привлекающая современных философов, состоит в том, что оно включает в себя философию международных отношений. Кантовское «Публичное право» делится на «Государственное право», «Право народов» и «Право гражданина мира». Кантовской философии международных отношений добавляет веса тот факт, что в ней Кант не только впервые сделал набросок норм международного права, но и провидчески сформулировал нечто наподобие «теории демократического мира», которая ныне подтверждается эмпирически. О. Хёффе называет Канта центральной фигурой в современной философии мира.

Имеется и другая причина, делающая актуальной кантовскую практическую философию в широком смысле. В современной нео- и постпозитивистской философии познания потребность в трансцендентализме и в синтетических суждениях априори преодолевается, в широком смысле, за счет прагматизма. Независимо от того, насколько удачным было это «преодоление» в философии науки, в случае этики, права и прочих нормативных дисциплин его перспективы сомнительны. Поставить нравственные нормы в зависимость от прагматического контекста означало бы, выражаясь языком Канта, свести их к гипотетическим императивам, а значит, устранить из теории собственно нравственную составляющую. Поэтому в этой области задача трансцендентального обоснования (которую, разумеется, требуется уточнить и конкретизировать в рамках современного понятийного аппарата) вполне может сохранять актуальность.

Основные результаты исследования и тезисы, выносимые на защиту

1) Кантовское учение о праве - это учение о нравственно возможном, тогда как этика — это учение о нравственно необходимом. «Совокупность нравственно возможного» — реальная дефиниция права, позволяющая объяснить особенности кантовского учения о праве по сравнению с

этикой, понять, какое место право занимает в системе практической философии, и найти трансцендентальные основания права.

2) Право и этика опираются на одну и ту же трансцендентальную идею свободы. Однако право, в отличие от этики, логически следует из «негативного понятия свободы», не включающего принцип автономии. Кантовская «внешняя свобода» точно описывается именно этим негативным понятием.

3) Высший правовой закон не выводится из категорического императива и не является одной из его формулировок. Категорический императив - это всеобщая формула нравственно необходимого, и он делит поступки по их максимам на нравственно необходимые (предписанные) и нравственно случайные (порицаемые). Высший правовой закон - это всеобщая формула нравственно возможного, и он без остатка делит все поступки сами по себе на нравственно возможные (дозволенные) и нравственно невозможные (запрещенные).

4) Всеобщий принцип права не нуждается в отдельной трансцендентальной дедукции, поскольку наличие чего-либо нравственно необходимого предполагает, что познаваемо и нравственно возможное. Таким образом, доказательство значимости категорического императива было вместе с тем (заблаговременным) обоснованием всеобщего принципа права и естественного права вообще.

5) Частное и публичное право являются не логическими следствиями всеобщего принципа права, а результатами его применения в особенных случаях, а именно, к отношениям владения и приобретения по договору. Сами по себе понятия интеллигибельного владения и приобретения по договору не следуют из всеобщего принципа права и не конструируются с его помощью, а потому нуждаются в отдельных дедукциях.

6) Поскольку учение о праве - это учение о практически возможном, из самого этого учения не следует безусловная необходимость

существования позитивного права. Поэтому в кантовском учении о праве все-таки используется этический аргумент - но не для того, чтобы обосновать право вообще, а для того, чтобы предписать учреждение позитивного (публичного) права, т. е. вступление в гражданское состояние. В то же время публичное право не может покоиться на одних только этических основаниях: без учений о естественном и частном праве нельзя было бы даже узнать, что это такое - публичное право и гражданское состояние, и, тем самым, этике было бы просто нечего предписывать. Кроме того, хотя из учения о праве нельзя вывести безусловную необходимость вступления в гражданское состояние, из него можно вывести прирожденное право каждого принуждать к этому всех остальных.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ В главе 1 освещаются и критически анализируются современные подходы к реконструкции возможного кантовского обоснования системы права. Эти подходы были вкратце описаны выше.

Глава 2 посвящена реконструкции кантовской системы критической практической философии с целью выяснить, есть ли в ней место учению о праве.

Кантовская практическая философия впервые встает на повестку в связи с решением третьей антиномии в «Критике чистого разума». Это решение показывает, что можно, не противореча принципам спекулятивного познания, применять трансцендентальную идею свободы к явлениям в опыте. Благодаря решению данной антиномии мы можем предполагать, что причиной наших эмпирических поступков являются абсолютно спонтанные акты разума. Но эти свободные акты не могут принадлежать к чувственно воспринимаемому миру4.

4 См. Кант И. Критика чистого разума // Его же. Сочинения на немецком и русском языках/ под. ред. Н. Мотрошиловой и Б. Тушлинга. - М.: Наука, 2006. Т. 2, ч. 1. В572-574.

При этом, как показывает Кант, у причинности через свободу должны быть свои законы5: эти законы свободы тождественны нравственным законам, а долгом мы называем то, что необходимо в силу законов свободы6.

Но для доказательства значимости моральных законов надо доказать не просто мыслимость свободы, но и ее реальность. Это доказательство по-разному проделывается в «Основоположении к метафизике нравов» и в «Критике практического разума».

В самом общем виде стратегия дедукции в обоих сочинениях одинакова: доказательство практической реальности свободы используется для доказательства общезначимости морального закона. Но способ доказательства практической реальности свободы в двух сочинениях различен.

В «Основоположении» Кант вводит критерий практической реальности свободы, противопоставляя ее недоказуемой спекулятивной реальности свободы. «Каждое существо, которое не может действовать иначе, как руководствуясь идеей свободы, именно поэтому в практическом отношении действительно свободно». Кант пытается показать, что человек действительно в поступках неизбежно руководствуется идеей свободы, поскольку он может мыслить себя как члена умопостигаемого мира, а в таком качестве обладает способностью к абсолютной спонтанности. Но поскольку он еще и член чувственно воспринимаемого мира, он не подчинен нравственным законам неизбежно, а только должен им подчиниться.

Наиболее слабое место этой аргументации, по-видимому, в том, что в ней делается незаконный переход от умопостигаемой спонтанности вообще к спонтанности человеческого произволения. Чтобы обосновать нравственные законы, нужно доказать именно спонтанность произволения, но такое доказательство было бы возможно лишь в том случае, если бы произволение

5 См.: там же. В567: «Всякая действующая причина должна иметь какой-то <...> закон своей каузальности, без которого она вообще не была бы причиной».

6 См.: там же. В575: <<Долженствование [das Sollen] служит выражением [именно этого] особого рода необходимости».

было дано как особенный предмет в интеллектуальном созерцании. Кроме того, из данной аргументации остается непонятным, откуда в практической философии берется понятие долга. Кант связывает должное с практической необходимостью, но каковы строгие основания в пользу этого? Связано ли понятие долга с тем представлением о необходимости, которое у нас есть благодаря трансцендентальной схеме («необходимость - это существование представления во всякое время»), учитывая, что в качестве должных могут познаваться и такие поступки, которые не произошли во времени?

В «Критике» Кант вновь показывает взаимную обусловленность свободы и нравственного закона и делает • вывод, что вопрос лишь в том «откуда начинается наше познание безусловно практического - со свободы или с практического закона. Со свободы оно не может начинаться: мы не можем ни непосредственно сознавать ее, так как первое понятие ее негативно, ни заключать к ней от опыта, потому что опыт дает нам возможность познать только закон явлений, стало быть, механизм природы»7.

В этом корень расхождений между рассуждениями в «Критике» и в «Основоположении». В «Основоположении» Кант начал именно со свободы: он констатировал абсолютную спонтанность мышления и пытался этим доказать, что человек - член умопостигаемого мира, а потому подчинен законам нравственности. В «Критике» же Кант утверждает, что «именно моральный закон, который мы сознаем непосредственно (как только мы намечаем себе максимы воли), предлагает нам себя прежде всего» (там же). «Сознание этого основного закона можно назвать фактумом разума, так как этого нельзя измыслить из предшествующих данных разума, например из сознания свободы (ведь это сознание нам заранее не дано); оно само по себе навязывается нам как синтетическое положение a priori, которое не основывается ни на каком - ни на чистом, ни на эмпирическом - созерцании»8.

7 Там же. С. 347.

1 Там же. С. 351 (перевод изменен. -Д. А.).

Именно дедукции, проделанной во второй «Критике», а не в «Основоположениях», придерживался Кант, когда писал «Метафизические первоначала учения о праве». Это, в частности, видно из цитаты: «Мы знаем свою собственную свободу (из которой исходят все моральные законы, стало быть, как все права, так и Pflichten) только через моральный императив, который представляет собой положение, предписывающее долг»9. Кант говорит здесь, во-первых, что свобода познается благодаря «положению, предписывающему долг», а, во-вторых, что из свободы исходят моральные законы. Таким образом, приведенная цитата фактически воспроизводит сентенцию из второй «Критики», гласящую, что нравственный закон есть ratio cognoscendi свободы, а свобода есть ratio essendi нравственного закона.

Поэтому исследование оснований кантовской философии права не может обойтись без интерпретации концепции фактума разума. В кантоведческой литературе существуют разные мнения о том, что Кант имеет в виду под «фактумом разума». В диссертации предложено понимать под фактумом разума следующее положение: некие практические принципы объективно необходимы. Важно то, что фактум разума состоит в утверждении необходимости практических принципов, а не свободы воли. Положительное понятие свободы невозможно по той же причине, по которой невозможно употребление всех категорий качества, количества и отношения вне возможного опыта: по той причине, что у нас есть только чувственные созерцания и нет интеллектуального. Но с категориями модальности дело обстоит иначе: они вообще не могли бы иметь никакого применения в интеллектуальном созерцании, даже если бы оно у нас было10. Поэтому всегда, когда мы говорим «необходимое» (за исключением суждений формальной логики), мы неизбежно говорим о том, что происходит или могло бы

* Кант И. Метафизические первоначала учения о праве // Его же. Сочинения на немецком и русском языках / под. ред. Н. Мотрошиловой и Б. Тушлинга. - М.: Канон-плюс, 2014. Т. 5,ч. 1. С. 113.

Об этом см.: Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Сочинения на немецком и русском языках / под. ред. Н. Мотрошиловой и Б. Тушлинга.-М.: Наука, 2001. Т. 4. С. 629-621.

11

происходить в чувственном мире. Таким образом, чтобы подчинить волю такого рода необходимости, не нужно создавать ей, т. е. воле, ноуменального двойника, как это пришлось бы сделать, чтобы приписать ей нечувственную каузальность.

То, что действительно можно рассматривать как необходимое нечто, что случайно с точки зрения основоположений чистого рассудка, и при этом не переступать границ возможного опыта, видно на примере максим рефлектирующей способности суждения, особенно ее первой максимы. Эта максима гласит: «Всякое возникновение материальных вещей и их форм надо рассматривать как возможное только по механическим законам»11. Она позволяет познавать явления механической природы как необходимые, тогда как . с точки зрения основоположений чистого рассудка даже само существование природы случайно. Познание теоретически случайных поступков как практически необходимых требует переступать границы возможного опыта ничуть не больше, чем познание необходимости законов механики. Таким образом, познание практической необходимости, как и теоретической, осуществляется путем применения постулатов эмпирического мышления. А поскольку практическая необходимость познается априори, это познание должно начинаться с познания практической возможности, ведь «[п]ознать <„.> что-либо a priori - значит познать это на основе одной только его возможности»12.

Чтобы априори познать возможность объекта, нужно сконструировать его понятие в чистом созерцании. В случае геометрии правилами конструирования являются исключительно математические основоположения чистого рассудка, в случае математической физики к ним добавляются правила, извлеченные из эмпирического понятия материи. Познание практической возможности также должно опираться на эмпирическое понятие материи, поскольку, согласно

11 Там же. С. 593.

а Кант И. Метафизические начала естествознания // Его же. Соч.: в 8 т. М.: Чоро, 1994. Т. 4. С. 251.

12

Канту, то, что практически необходимо, должно быть возможным теоретически. Однако практически необходимым может считаться то, что теоретически случайно. Следовательно, область практически возможного уже области теоретически возможного. Поэтому для конструирования понятия с целью познания практической возможности должны применяться какие-то еще правила в дополнение к тем, что извлекаются из понятия материи и из математических основоположений. Таким дополнительным правилом является «пригодность всякого практического принципа в качестве закона природы».

Тем самым, применив постулаты модальности, получаем следующие принципы практического познания:

1. Нравственно возможно то, что совместимо с бытием всякого практического принципа законом природы.

2. Нравственно действительны те максимы произволения, которые могли бы быть законами природы.

3. Нравственно необходимы поступки, подчиненные тем максимам произволения, которые могли бы законами природы.

Таким образом, модальное значение нравственных положений, как и модальное значение познавательных суждений о природе, познается путем применения постулатов эмпирического мышления, однако не к фактически известной из опыта природе, а к ее контрфактической модификации, которую Кант называет «типом интеллигибельной природы».

Учением о практически возможном является право, учением о практически действительном - моральная антропология, а учением о практически необходимом - этика. Таким образом, метафизика нравов делится на метафизические начала учения о праве и о добродетели согласно категориям модальности (моральная антропология в качестве метафизического учения невозможна, поскольку движущие силы поступков недоступны во внешнем чувстве и, тем самым, не могут быть подведены ни под какое конструируемое понятие).

Трактовка права как учения о практически возможном косвенно подтверждается определениями, данными самим Кантом во «Введении в учение о праве»13. Если эта трактовка верна, то решается описанный в первой главе диссертации спор трех разных реконструкций кантовского обоснования права. Сторонники «тезиса о независимости» правы в том, что кантовская система права независима от принципа автономии. Это объясняется тем, что критерием практической возможности максимы является только ее конструируемость во внешнем чувстве в качестве совокупности всех возможных по ней поступков у всех лиц, тогда как принцип автономии содержит ссылку на неконструируемую каузальность воли (ее мотив). Однако приверженцы «тезиса о независимости» неверно отделяют право от кантовской критической практической философии вообще: ведь положения учения о праве являются суждениями об объективно практически возможном, и эти суждения не могли бы иметь силы, если бы не была доказана значимость объективно практической точки зрения, а это доказательство было проделано в «Критике практического разума». «Телеологическое понимание» основывается на верном наблюдении, что право и этика относятся друг к другу как условие и обусловленное, но и на неверной подмене этого логического отношения между понятиями (возможности и необходимости) реальным отношением между предметами.

. Однако и «официальный взгляд» неверен в той мере, в какой ставит право в систематическую зависимость от категорического императива. Категорический императив - это суждение о том, что нечто нравственно необходимо, тогда как право — это учение о нравственно возможном. Значит, категорический императив — это сугубо этическое положение. В то же время основоположения практической философии у Канта отталкиваются от т.н. «фактума разума», т. е. рт наличия положений о нравственно необходимом. Поэтому систематическая

" См. напр.: Кант И. Метафизические первоначала учения о праве. С. 95: «Строгое право можно также представить как возможность полного взаимного принуждения по всеобщему закону свободы».

независимость права от учения о категорическом императиве не означает, что право независимо от этики с точки зрения своей значимости.

Глава 3 посвящена реконструкции кантовской концепции свободы критического периода. Понятие свободы играет в учении о праве важную роль. Во-первых, понятие права и его «высший принцип», по утверждениям Канта, логически следуют из понятия «свободы во внешних отношениях между людьми», или просто «внешней свободы». Во-вторых, реальность свободы, как показано в диссертации, является трансцендентальным условием права.

В контексте философии права большое значение имеет анализ кантовских рассуждений о «практической» и «трансцендентальной» свободе в «Критике чистого разума». Так, рассуждения ряда сторонников «тезиса о независимости» строятся на положении, что кантовская правовая свобода связана с «практической свободой», которая якобы независима от трансцендентальной идеи свободы. В диссертации на материале второй «Критики» показано, что противопоставление практической и трансцендентальной свободы как двух разновидностей либо как двух способов рассмотрения, ошибочно (во всяком случае, в том, что касается зрелой критической практической философии Канта)14. Трансцендентальной свободе противоположна эмпирическая, или психологическая свобода. Трансцендентальная свобода — это умопостигаемая способность к абсолютной спонтанности, а эмпирическая свобода - это название определенного рода природной каузальности, такой, когда причина, действующая на тело, находится внутри этого тела, а не вне его. Кроме того, у Канта встречаются два способа рассмотрения свободы: с точки зрения практической философии и с точки зрения спекулятивной философии. Таким образом, каждый раз, когда Кант говорит о свободе, должен иметь место один из следующих случаев:

14 См., напр.: Кант И. Критика практического разума // Его же. Сочинения на немецком и русском языках / под. ред. Н. Мотрошиловой и Б. Тушлинга. - М.: Ками, 1997. Т. 3. С. 541: «Без [трансцендентальной] свободы (в последнем истинном значении), которая одна лишь бывает a priori практической, невозможен никакой моральный закон».

1. Эмпирическая свобода рассматривается в спекулятивном отношении.

2. Эмпирическая свобода рассматривается в практическом отношении.

3. Трансцендентальная свобода рассматривается в спекулятивном отношении.

4. Трансцендентальная свобода рассматривается в практическом отношении.

С точки зрения спекулятивной философии эмпирическая свобода вообще не является свободой, а является природой. Практическое рассмотрение такой свободы возможно, но оно не может дать всеобщих практических законов, а может' дать только технические предписания. Трансцендентальная идея свободы с точки зрения спекулятивной философии пуста, поскольку ей не может соответствовать никакого созерцания. Свобода вводится как постулат в практической философии для того, чтобы сделать немыслимым противоречие между практическим и теоретическим познанием.

В диссертации доказывается, что правовое учение вытекает из негативного понятия свободы, данного во «Введении в метафизику нравов», а этическое учение — из данного там же позитивного понятия свободы. Само по себе это положение не ново: его придерживались некоторые сторонники «тезиса о независимости». Однако в отличие от них автор диссертации исходит из того, что оба эти понятия относятся к трансцендентальной идее свободы как умопостигаемой способности к абсолютной спонтанности.

В «Метафизике нравов» негативное понятие свободы произволения - это «независимость его определения от чувственных побуждений», а положительное определение - это «способность чистого разума быть для самого себя практическим». Согласно Канту, «отделение учения о добродетели от учения о праве <...> основывается на том, что понятие свободы, общее им обоим, делает необходимым деление на обязанности внешней и обязанности

внутренней свободы»15. На материале кантовских рассуждений и «Метафизики нравов», а также «Лекции по этике» автор диссертации показывает, что внешняя свобода соответствует негативному понятию свободы, а внутренняя -позитивному. Любой акт человеческого произволения всегда мыслится как свободный, но о внутренней свободе речь идет, когда во внимание принимается определяющее основание этого акта, а о внешней — когда рассматриваются только его эмпирические следствия. Таким образом, понятие внешней свободы, как и негативное понятие свободы, не специфицирует определяющее основание произволения. Поэтому, будучи умопостигаемой, внешняя свобода может, тем не менее, быть ограничена эмпирически: любое ограничение моего простора для действий может считаться ограничением моей внешней свободы.

Доказательство связи права с идеей свободы показывает, что право имеет силу для разумных эмпирических существ и только для них. Если бы это доказательство не было проделано, право имело бы значимость лишь как средство этического познания (подобно тому, как значимость математики состоит исключительно в том, что с ее помощью можно познавать внешний мир). Никому ничего нельзя было бы вменить на одних только правовых основаниях.

В главе 4 рассмотрена роль концепции естественного права, которую Кант излагает в §§А-Е «Введения в учение о праве». Во-первых, осуществлено логическое выведение относящегося к естественному праву «всеобщего принципа права» из понятия внешней свободы. Во-вторых, показано, в каком смысле «закон взаимного принуждения» является «конструкцией» понятия естественного права.

В кантовской философии свободное произволение может быть ограничено (т. е. принуждено) только свободным произволением. Ведь воздействие любых стихийных природных сил с точки зрения практического разума случайно, а

15 АА 6:406.

потому не принуждает, а лишь аффицирует16. Если же мы мыслим свободное произволение как атрибут многочисленных существ, сосуществующих в едином материальном мире (что подразумевает понятие «свободы во внешних отношениях между людьми»), свободные поступки каждого из существ имеют принудительные следствия для остальных. Например, стремление человека завладеть какой-то вещью подразумевает стремление обеспечить такие условия, чтобы остальные были вынуждены отказаться от претензий на нее. Поэтому внешняя свобода каждого человека «в своей идее ограничена [...] условия[ми] сосуществования со свободой произволения других»17.

Далее, согласно Канту, свобода - это особая форма причинности. Любая причинно-следственная связь есть связь по некоторому правилу. Следовательно, произволение свободного существа подчинено некому закону. Поскольку речь идет об умопостигаемой причинности, этот закон можно мыслить только как некий всеобщий закон вообще. Следовательно, все поступки, которые рассматриваются как свободные, подчинены некоторому неопределенному, общему для них всех закону. А значит, и все поступки этих свободных существ по отношению друг к другу (в том числе акты принуждения) надо рассматривать как подчиненные всеобщему закону18.

Итак, внешняя свобода произволения каждого в своей идее ограничена внешней свободой других по некоторому всеобщему закону. Отсюда в несколько шагов выводится положение, что «правым является любой поступок, который или согласно максиме которого свобода произволения каждого совместима со свободой каждого по некоторому всеобщему закону»19. Это и есть кантовское определение всеобщего принципа права.

16 Это объясняет, почему право существует только в отношениях между лицами, а не в отношениях людей с кем и чем угодно, включая животных и вещи.

17 Кант И. Метафизические первоначала учения о праве. С. 89 (перевод изменен по АА 6:230.-Д. А.)

18 Это именно та часть кантовской системы права, объяснение которой невозможно в рамках «тезиса о независимости». Если бы свобода, на которой основано право, не была трансцендентальной свободой, то нельзя было бы объяснить, почему она должна быть организована по какому-то всеобщему закону (кроме законов природы).

Кант И. Метафизические первоначала учения о праве. С. 91 (перевод изменен.-Д. А.).

Однако в разделе о естественном праве Кант дает еще и определение «строгого права», которое он называет не логическим следствием, а «конструкцией» понятия права. В диссертации показано, что речь идет о конструировании в том же смысле, в каком конструируются геометрические аксиомы и фигуры. Принципы права могут быть сконструированы благодаря тому, что право касается исключительно внешних поступков, которые могут быть редуцированы к движениям материи в пространственном созерцании. Благодаря этому, правовые принципы, как и геометрические аксиомы, являются правилами синтеза и позволяют познавать правосообразность неограниченного числа представимых эмпирических ситуаций.

В главе 5 показана связь всеобщего принципа права с положениями частного и публичного права. Показано, что поскольку эти положения включают понятия, не выводимые из всеобщего принципа права, такие как «договор» и «государство», они не могут быть простыми логическими следствиями всеобщего принципа права.

Учение Канта о частном праве — это учение о правоотношениях, возможных в естественном состоянии. Это учение выстраивается как учение о способах владения. Кант проделывает дедукцию понятия интеллигибельного владения, тем самым он доказывает его априорную значимость. В работе реконструирован ход этой дедукции:

1. Прежде всего Кант доказывает, что «максима, согласно которой, если бы она была законом, какой-нибудь предмет произволения сам по себе (объективно) должен был бы стать ничьим (res nullius), противна праву»20. Это следует из всеобщего принципа права вкупе с определением Моего вообще. Таким образом, запрет на то, чтобы какой-либо внешний предмет мог стать Моим или Твоим, противоречил бы праву.

2. Поэтому «необходимо рассматривать всякий предмет моего произволения как объективно возможное Мое или Твое и обращаться с

и Там же. С. 125 (перевод изменен по АА 6:246. -Д. А.).

19

ним как с объективно возможным Моим или Твоим»21 (Кант называет это «правовым постулатом практического разума»).

3. Необходимое условие возможности внешнего Моего и Твоего - Это интеллигибельное владение22. Это доказывается так: если бы не было интеллигибельного владения, то я владел бы только тем вне меня, на что в данный момент направлен акт моего произволения (например, яблоком в моей руке или участком земли, на котором я стою). Но в таком случае «тот, кто <...> захотел бы вырвать у меня из рук яблоко или стащить меня с того места, где я нахожусь, нанес бы мне, правда, ущерб с точки зрения внутреннего Моего (свободы), но не в отношении внешнего Моего <...>; следовательно, я не мог бы назвать указанные предметы (яблоко и место, где я нахожусь) своими»23.

4. Следовательно, если интеллигибельного владения не существует, это противоречит «правовому постулату практического разума» (доказательство из пп. 2 и 3).

5. С теоретической точки зрения «возможность нефизического владения ни в коем случае не может быть сама по себе доказана или [созерцательно] усмотрена». Однако по той же самой причине теоретический разум не может доказать невозможность интеллигибельного владения. Поэтому предпосылка об интеллигибельном владении не противоречит условиям спекулятивного познания.

6. Следовательно, из п. 4 можно сделать вывод, что поскольку отказ от понятия интеллигибельного владения противоречит праву, то практический разум требует, чтобы мы поступали, как будто интеллигибельное владение возможно. В этом практическая возможность такого владения.

21 Там же (перевод изменен по АА 6:246. -Д. Л.).

22 Там же. С. 131.

23 Там же.

Таким образом, «правовой постулат практического разума» и прочие положения частного права - это результаты применения всеобщего принципа права к особенному случаю, а именно, к отношениям интеллигибельного владения.

Понятие договора основывается на понятии владения: договор - это передача части своей свободы произволения во владение другого лица. Таким образом, в частном праве обосновывается априорная значимость договоров, а значит - возможность перехода к публичному праву.

Учреждение публичного права Кант рассматривает как заключение договора между всеми. Можно сказать, что это акт, когда каждый дает всем остальным обещание сделать все возможное для защиты всех их прав. Таким образом, происходит всестороннее полное отчуждение внешней свободы по всеобщим законам и, соответственно, всестороннее ее приобретение: «все <...> отказываются от своей внешней свободы, с тем чтобы тотчас же снова принять эту свободу в качестве членов общности»24. Правомочие принуждать к заключению этого договора вытекает из правового постулата практического разума, ведь без его заключения каждому не может быть гарантировано Свое.

Показано, что только этика, будучи учением о практически необходимом, может обосновать объективную необходимость вступления в гражданское состояние, хотя только право может обосновать возможность патологического принуждения к этому.

Глава 6 посвящена анализу кантовских рассуждений о праве наказания и помилования. Этот анализ важен, поскольку карательная практика, с одной стороны, - это неотъемлемая часть любого позитивного права, а с другой - из кантовской концепции права не следует необходимость или даже возможность наказания нарушителя, а следует лишь возможность принуждения к правосообразному поведению.

" Там же.

В кантоведческой литературе периодически ставится проблема того, как совместить неизбежную в праве роль наказания как средства принуждения с кантовским утверждением, что карающий закон - это категорический императив. В диссертации эта проблема решается с помощью полученного в главе 2 различения права и этики. Наказание как требование категорического императива - это точка зрения этики, а наказание как одно из возможных средств ограничения внешней свободы - это точка зрения права.

По-видимому, проблема этического оправдания наказания для Канта вообще не стояла: то, что категорический императив предписывает наказать того, кто поступил плохо, было для него самоочевидно. Однако, по всей видимости, это требование не означает юридического обязательства наказывать. Скорее наоборот, право накладывает ограничения на сугубо этическое стремление к возмездию. Эта роль права имеет очень большое значение. Дело в том, что только легальность поступка, но не его моральность, может быть достоверно установлена25. Этика не может дать никакого строгого критерия для того, чтобы отличить наказуемый поступок от ненаказуемого. Таким образом, вполне последовательное применение категорического императива может, вероятно, привести к тому, что любой поступок будут рассматривать как заслуживающий наказания. Из правового закона, а не из этического императива, следует критерий допустимого принуждения (а значит, и допустимого физического наказания). Видимо, отсюда берется его пресловутый ретрибутивизм: этика требует покарать преступника, но право разрешает покарать его лишь в той степени, в какой он сам причинил несправедливость другим.

В заключении вкратце резюмированы тезисы и аргументы исследования. Предположено, что именно отделение системы права (но не его оснований) от этики позволяет Канту превратить право в оплот точности и беспристрастности в практической философии, надежно защищенный от безумств морального

25 См.: Кант И. Метафизика нравов // Его же. Соч.: в 8 т. - М.: Чоро, 1994. Т. б. С. 434.

22

сантимента. Правовой закон у Канта - это действительно «бесстрастный разум», как завещал Аристотель.

Классическая метафизика исходила из того, что все вещи обладают своей «инаковостью», а потому тот, кто вводит понятия, ответственен за то, чтобы эти понятия были адекватны предмету. Нельзя было, как это делают современные ученые, придумывать произвольные модели и оценивать их лишь по тому, как они работают, давать определения, руководствуясь не адекватностью предмету, а эмпирической наглядностью и т. д. Философия должна была стремиться рассмотреть предмет по существу. В этом смысле Кант — классический философ par excellence, ведь показать, каким образом понятие может соответствовать предмету, — одна из важнейших задач его философии. Возможно, и сегодня нам есть чему поучиться у Канта с его методом дедукции.

Работы, опубликованные автором в перечне ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК:

1. Аронсон, Д.О. Обоснование правового наказания в философии Канта [Текст] / Д.О. Аронсон // Кантовский сборник. - 2013. - №3 (45). - С. 5058. - 0,7 п.л.

2. Аронсон, Д.О. Свобода и принуждение: кантовское обоснование понятия права [Текст] / Д.О. Аронсон // Вестник РГТУ. - 2014. - №10 (132). -С. 17-25.-0,45 п.л.

3. Аронсон, ДО. Трансцендентальная дедукция в практической философии Канта [Текст] / Д.О. Аронсон // Философия и культура. — 2014. - № 11.— С. 1664-1671. DOI: 10.7256/1999-2793.2014.11.10886.-0,75 пл.

В других изданиях:

1. Аронсон, Д.О. Трансцендентальная дедукция в кантовской философии права [Текст] / Д.О. Аронсон // Философия. Язык. Культура: сб. статей. -СПб, 2013. - С. 192-202. - 0,55 п.л.

2. Аронсон, Д.О. Является ли конструктивизм Ролза кантианским? [Текст] / Д.О. Аронсон // Научный поиск. - 2012. - № 4.2. - С. 3-4. - 0,3 п.л.

Лицензия ЛР № 0208В2 от «15» октября 1993 г. Подписано в печать д^ргЛ* Формат 60x84/16

Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1.

Тираж 100 экз. Заказ №с?/ Типография издательства НИУ ВШЭ, 125319, г. Москва, Кочновский пр-д., д. 3.