автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Культурные посредники в системе европейских литературных связей эпохи Просвещения

Текст диссертации на тему "Культурные посредники в системе европейских литературных связей эпохи Просвещения"

г /.• 3°. - io НА,-з

Российская Академия Наук

ордена Дружбы Народов Институт мироной литературы им. A.M. Горького

Строев Александр Федорович

Культурные посредники в системе европейских литературных связей эпохи Просвещении

А,С-г ^

Оглавление

Введение 3

Глава 1. Социальное пространство 14

1.1. Лики авантюриста 15

1.2. Информационное пространство 28

1.3. Щеголи и философы, купцы и короли 46

1.4. Вольтер, Руссо и авантюристы 56

1.5. Тайпа и общественное мнение 70

Глава 2. Литературное пространство 76

2.1. Книги в романах и судьбе авантюристов 77

2.2. Повествовательные жанры 89

2.3. Авантюрист на европейской сцене 104

2.4. Литературные мифы (Дон Жуан, Эдип, Фауст, Вечный жид) 120

2.5. Литература и алхимия 133

2.6. Образцовое государство лотереи 148

Глава 3. Географическое пространство 163

3.1. Иностранцы в России 164

3.2 Утописта при дворе Екатерины II 170

3.3. Как переделать мир. Авантюристы, фавориты и самозванцы 187

3.4. Республика авантюристов. Бернарден де Сен-Пьер 199

3.5. Политическая навигация. Барон Билиштейн 210

3.6. Пространство утопии. Восточный принц 238

3.7. Как преуспеть в России. Казанова 250 3.8 Служить и прислуживаться 263

Заключение 280

Список цитируемой литературы

285

Введение

Еще его лет назад, на рубеже XX в., Густав Лансон предложил перейти от изучения "истории литературы" к "литературной истории". Подобный подход предполагает исследование не только произведений, но и их восприятия читательской аудиторией, критикой и писателями, анализ их взаимодействия с другими текстами, в том числе переводными. Применительно к французской культуре эпохи Просвещения данный метод стал доминирова ть, начиная с 1960-х гг. В работах Ж, Мея, Р. Демориса, Л. Верснни, А. Куле, Ф.Дслофра и др. предметом изучения сделалась не "литература генералов", а литературный процесс. Принципиально расширилась сфера исследования: ли тературная богема ворвалась в Пантеон; Кребийон-сын, Ретиф де ла Бретонн и маркиз де Сад стали признанными классиками. Анализ произведений писателей второго и третьего ряда позволил раскрыть процессы становления и развития литературного канона, выявить суть литературного новаторства именно на фоне традиции. Как показал Л. Верснни, в расхожем эпистолярном романе уже содержатся все составные элементы "Опасных связей": интрига, ситуации, имена и характеры персонажей; Лакло построил великолепное здание из готовых материалов1.

В 1980-е гг. изменился не только предмет, но и методика исследования эпохи Просвещения: она стала междисциплинарной. Литературоведы, историки, философы и социологи в равной степени "воеемнадцативечннки". В России объединение шло под флагом "семиотики культуры". Во Франции — при исследовании истории чтения и книгоиздательской деятельности (Р. Шартье), социальных объединений, общественного мнения и бита (Д. Рош), идеологических дискурсов, литературной и культурной топики. При этом структурный анализ из инструмента, служащего для интерпретации произведений, сделался полноправным элементом исторического исследования.

В 1990-е гг. изменение политической ситуации в мире позволило создать систему европейского научного сотрудничества. В этом отношении Международное общество по изучению ХУШ века до некоторой степени напоминает прежнюю Республику словесности, объединявшую ученых прошлого. Благодаря тому, что многие русские и восточно-европейские архивы открылись для западных исследователей, а русские ученые получили доступ к западным фондам, были не только найдены новые документы — стала очевидной необходимость коллективной работы в общеевропейском архивном и библиотечном пространстве, где русские и польские фонды не менее важны, чем французские и немецкие, голландские и скандинавские.

Все это позволило существенно расширить круг исследований, перейти от изучения книг к рассмотрению общеевропейской информационной системы эпохи Просвещения, дополнить печатные источники рукописными и периодическими. Научные коллективы из Франции, Германии, России и т.д. иод руководством

Англию, Италию и другие страны. Именно поэтому наша работа посвящена не только русско-французским, но, шпре, европейским связям эпохи Просвещения.

Многие компаративисты перешли от рассмотрения рецепции отдельных произведений и тем к системному анализу, от работ о великих просветителях — к многочисленным культурным посредникам. Исследования ведутся и "по вертикали", и "по горизонтали": анализируется распространение просветительских идей как в социальном пространстве, так и в географическом. Не случайно поэтому столь большой интерес последние годы вызывает деятельность Ф.М. Грамма — литератора, дипломата, доверенного лица п корреспондента Екатерины II, сосредоточившего в своих руках поставку произведений искусства и книг из Италии и Франции сначала для Саксеи-Готского, а потом и для русского двора.

Разумеется, литературные и культурные связи, объединявшие Россию и Францию, и, шире, Европу в ХУШ в., неоднократно становились предметом исследования на протяжении последних ста лет, в частности, в трудах Л. Пенго, Э. Омана, Ш. де Ларивьера, А. Лортолари, М. Турне, А. Вандаля, А. Моозера, Л. Peo, К. Миллера, М. Раеффа, Ф. Венгури, Э. Кросса, Я.К. Грота, М.П. Алексеева, П.Н. Беркова, П.Р. Заборова, Ю.Д. Левина, H.A. Конанева и многих других; им были посвящены большие международные выставки14; были выпущены монографии о Вольтере15 и Руссо в России. Подчеркнем, что для нас принципиально важно рассматривать эти контакты не как отдельные явления, а как единый процесс. Несмотря на то, что в ХУ1 и ХУП вв. Россия целенаправленно приглашает иностранцев, в первую очередь англичан, голландцев и немцев для поддержания и развития торговли и военного дела, выписывает медиков и комедиантов"5, страну воспринимают по-прежпему как варварскую и дикую Московию17. В ХУШ в. ситуация принципиально меняется. При Петре I Россия становится грозной военной силой, при Елизавете Петровне страна включается в общеевропейскую дипломатическую систему союзов и противоборств. При Екатерине II Россия по праву входит в европейское культурное пространство. Немалая роль в этом принадлежит культурным посредникам.

Отметим один существенный момент. Спор о путях исторического развития России, начатый в ХУШ в. и дошедший до наших дней, во многом следует тезисам знаменитой полемики Вольтера и Дидро: надо ли России следовать европейской модели построения общества или искать собственный вариант. Но, как показали недавние работы Ж. Дюлака и Дж. Годжи, Дидро и его окружение предлагали для России третий путь18. В традиции английских философов и экономистов (Юм, Робертсон), Дидро рассматривал "цивилизацию" не только как состояние (а именно статичную модель цивилизации, в первую очередь, французской, традиционно предлагали как образец), а как процесс. Этот процесс включал в себя

как непременное условие взаимодействие всех сторон социальной, экономической и культурной жизни. А именно: развитие промышленности и торговли, ведущее к увеличению благосостояния и потребления предметов роскоши, социальная диверсификация общества (применительно к России — освобождение крепостных и появление самостоятельного п сильного третьего сословия, усиление торгового и денежного оборота), политические реформы, основанные на личной и экономической свободе граждан, расцвет наук и искусств. В беседах с Екатериной II Дидро предлагал наряду с коренными преобразованиями (превращение Уложенной комиссии в постоянно действующий парламент, перенос столицы из Петербурга в Москву) и решение частных проблем, от улучшения деятельности полиции до платежей долгов. Именно потому, что философ понимал под цивилизацией не копирование западного образца с помощью приглашенных иностранных ученых и специалистов, а развитие страны, он думал о создании в России условий не только производства, но и, подчеркнем, широкого и квалифицированного потребления материальной и духовной культуры. Другими словами, Дидро заботился о том, чтобы в России были не только писатели и художники, но так же читатели и ценители живописи, меценаты н коллекционеры, книгоиздатели и торговцы. Один из пугей преобразования страны он видел в распространении иностранных поселений, которые могли бы стать социальной базой для новых экономических отношений. Вполне закономерно, что многие проекты переустройства России, о которых идет речь в третьей части диссертации, в частности сочинения Бернардсна де Сен-Пьера, фон Редерна, Билиштс1ша, Казановы и др., затрагивают сходные проблемы. Таким образом, в ХУШ в. философская полемика о судьбах России становилась общеевропейской: речь шла о путях развития общества. При проведении реформ на карчу ставилась репутация российской империи и западной науки. После Французской революции этот спор судьбе европейской цивилизации перейдет из области теории в практическую плоскость.

*

**

Век Просвещения вошел в историю как столетие философов, энциклопедистов. Однако, он не менее интересен кардинальным изменением общественной среды — в культуре, политике и общественной жизни тон задают выходцы из третьего сословия и женщины. Огромное число образованных людей становится полноправными гражданами европейской Республики словесности. Потому наша задача — показать механизмы передачи литературной и общественной информации, проанализировать деятельность культурных посредников. Разумеется, не всех, поскольку посредниками служили философы и монархи, писатели и ученые, актеры н масоны, книгоиздатели и журналисты,

переводчики и профессора. В качестве главного объекта изучения был выбран наиболее интересный тип культурого посредника — аваитюрист Республики словесности, который в погоне за переменчивой фортуной пробует все про^хх-сии. Искателей приключений великое множество, только Казанова в мемуарах поминает их более пятидесяти; нас же интересуют те, кто подвизался на литературной ниве.

Век Просвещения был также веком авантюристов. В этм нет парадокса, ибо культура Просвещения принципиально противоречива. Она намеревалась открыть человечеству дорогу к лучшему будущему, построить разумное общество на основах добра и справедливости. Но чем логичней стремились быть писатели и философы, тем иррациональней становились жизнь, творчество, теории. Великая утопия породила великий террор, вершиной романа воспитания стали творения маркиза де Сада, поиск высшего знания привел к расцвету мистических учений. Энциклопедисты проиграли тем, кто вслед за Руссо обращался не к разуму, а к чувствам людей.

ХУШ век пытался цивилизовать на французский манер весь крещеный мнр, превратить его во "Французскую Европу", где, как писал Л.А. Карраччноли, от Атлантики до Урала читали одни и те же книги, одинаково говорили, думали и одевались19. И на протяжении всего столетия жгучий интерес вызывали не правила, а исключения. В первую очередь — дикари и чужеземцы, начиная от "Диалога барона де Ла Онтана и американского дикаря" (1704) и "Персидских писем" Монтескье (1721) до "Микромегаса" и "Простодушного" Вольтера. Мир Востока заполоняет французскую прозу, там происходит действие едва ли не каждого пятого произведения 20. Важно мнение постороннего — чужака и чудака, вроде "Племянника Рамо" Дидро; безумец превращается в носителя иной правды, иной логики, если не в пророка21.

Чтобы понять саму себя, классическая культура определяет свои границы, описывает то, чем она не является — и постепенно проникается правотой своих антиподов, если не превращается в них. Именно в эпоху Просвещения перерастает в уверенность подозрение в том, что женщины, дети, простой парод22 — отнюдь не недоразвитые мужчины-аристократы, а самостоятельные личности. Возникает идея исторического развития, представление ó самоценности и принципиальном различии эпох, цивилизаций и культур.

Потому столь важно для понимания Просвещения анализировать маргинальные фигуры и явления, рассматривать правила через исключения. Авантюристы ХУШ столетия — зеркало, в котором отражаются тайные желания и надежды, страхи и фантазмы общества. Каковы персонажи, шарлатаны и обманщики, таковы и исторические источники. Занимаясь ими, исследовать приходится не столько общественное сознание, сколько подсознание культуры, анализировать ненаписанные тексты и непроизошедшие события.

Исторические факты и литературные произведения соседствуют с легендами, домыслами, слухами.

В последнее время французские ученые все чаще обращаются именно к этой сфере культурного менталитета Просвещения: сошлемся на работы Арлет Фарж, Шаиталь Тома, Антуана де Бека, Жан-Жака Татена. Мы вполне сознательно вторгаемся в область социальной психологии с литературоведческим инструментарием: то, что во Франции считалось достоянием историков (школа "Анналов") или философов, в России относилось по ведомству филологии. От книги Бахтина-Волошннова "Марксизм и философия языка" (1929) идет традиция рассматривать поступки как высказывания, описывать жанры речевого и бытового поведения. Соответственно, мы можем определить жанр поведения, свойственный авантюристам ХУШ в., и его основные подтипы: чудотворец, целитель, алхимик, самозванец, прожектер и т.д. Этот жанр поведения входит в общую систему ролевых стереотипов эпохи, где ему противостоят амплуа щеголя, философа или игрока.

С 1970-х гг. русская семиотическая школа (и, в первую очередь, Ю.М. Лотман) рассматривала бытовое поведение эпохи как знаковую систему. Б.А. Успенский сформулировал этот принцип как "История sub specie semiolieae". В рамках исследований по семиотике устной речи Б.М. Гаспаров и его последователи проводили нарративный анализ от дельных судеб.

Итак, в диссертации исторические события изучаются в качестве художественных текстов: выделяются повторяющиеся мотивы в биографии реальных людей и литературных персонажей, прослеживается единая логика событий, выстраивается система действующих лиц. Одновременно предлагается спектр возможностей и создается инвариант судьбы авантюриста.

Работа ведется одновременно на трех уровнях: жизнь, легенда, литература. Культурная среда ХУШ в. исследуется через сопоставительный анализ топосов, повествовательных моделей, созданных в европейской прозе и драматургии (в первую очередь французской, но также русской, итальянской и др.), в мемуарных, эпистолярных, юридических и дипломатических жанрах, в памфлетах, следственных делах и донесениях. Материалом служат как великие творепия, так и полузабытые книги, неопубликованные тексты и архивные документы.

Психологический тип авантюриста Республики словесности рассматривается в его преломлении в трех различных сферах: социальной, художественной и географической. Его жизнь предстает как три последовательных путешествия: в обществе, в культуре и мире, как путь на окраину цивилизации — в Россию. Социальное путешествие помогает понять роль искателя приключений в информационной системе Просвещения, его влияние на новую силу — общественное мнение, его взаимотношення с эмблематическими фигурами эпохи: щеголем, монархом, купцом, философом.

Страстные, ревнивые и восторженные чувства у рыцаря удачи вызывают два великих философа: Вольтер и Руссо. Литературное путешествие показывает авантюриста в романе и на сцене, сопоставляет его жизнь с повествовательными моделями эпохи, с мифами и бродячими сюжетами (Дон Жуан, Фауст, метаморфоза, травестия). Третья чаегь книга посвящена судьбам и утопическим проектам тех, кто пытался преуспеть в Российской империи.

В соответствтш с тремя сферами исследования мы выделяем три критерия, которые ограничивают понятие "авантюрист", "рыцарь удачи". Во-первых, ои выходец из третьего сословия или, реже, бедный дворянин; он поддельный граф или принц, ему не суждено стать всемогущим фаворитом. Во-вторых, и это главное, он — отнюдь не заурядный плут, а человек пишущий, литератор. В-третьих, среди многочисленных искателей приключений нас интересуют в первую очередь те, кто связан с Россией.

Путешествие на Север (Восток в культурной мифологии эпохи отдан Турции и Египту) — почти необходимая глава из жизни рыцарей удачи. Без него не могут обойтись неутомимые странники, объезжающие весь свет в поисках счастья, подобно герою басни Лафонтена, который после долгих скитаний нашел свою долю на пороге отчего дома. Даже те, кому не довелось добраться до России, как, например Аиж Гудар, посвящали ей романы и трактаты, переписывались с русскими вельможами, обращались к императрице. Интересные параллели дают приключения в Европе российских искателей удачи, сопоставления социальных типов западного авантюриста и русского самозванца. Тем самым исследование романов и судеб позволяет уточнить и дополнить картину культурных и литературных европейских св