автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Метафизика любви в дневниковом и художественном дискурсе М.М. Пришвина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Метафизика любви в дневниковом и художественном дискурсе М.М. Пришвина"

На правах рукописи

Денисова Олеся Николаевна

МЕТАФИЗИКА ЛЮБВИ В ДНЕВНИКОВОМ И ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ М.М. ПРИШВИНА

10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2УАПР 2015

005567810

Елец-2015

005567810

Работа выполнена в федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина»

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор Борисова Наталья Валерьевна

Холодова Зинаида Яковлевна доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет», профессор кафедры теории литературы и русской литературы XX века

Ковыршина Ольга Александровна

кандидат филологических наук, ФГБОУ ВПО «Липецкий государственный педагогический университет», доцент кафедры литературы

ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет им. И.С. Тургенева»

Защита диссертации состоится «20» мая 2015 года в 12.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.059.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций в Елецком государственном университете имени ИЛ. Бунина по адресу: 399770, Липецкая область, г. Елец, ул. Коммунаров, 28, ауд. 301.

С диссертацией можно ознакомиться в научном отделе библиотеки Елецкого государственного университета имени И.А. Бунина и на сайте http://www.elsu.ru/full_diss_01.html.

Автореферат разослан « апреля 2015 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

А. А. Дякина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творческое наследие писателя Михаила Михайловича Пришвина (1873 -1954) поистине неисчерпаемо. Огромную ценность для читателя представляет не только его проза, но и дневниковые книги, которые писатель вел в течение всей своей жизни.

В последние десятилетия пришвинское творчество изучается в философском, мифологическом, религиозном, культурологическом, краеведческом аспектах в работах Ф. Апановича, Н.В. Борисовой, Г.Д. Гачева,' Н.П. Дворцовой,

A.A. Дырдина, Т.Я. Гринфельд-Зингурс, H.H. Иванова, Г.П. Климовой, O.A. Ковыршиной, В.В. Кожинова, H.A. Лишовой, C.B. Логвиненко, А.И. Павловского, А.М. Подоксенова, С.Г. Семеновой, P.A. Соколовой, A.M. Стрельцова, Л.Е. Тагильцевой, Г.А. Токаревой, H.A. Трубициной, З.Я. Холодовой, Е.А. Худенко, Е. Яблокова и др.

Определенный интерес представляют работы краеведческого характера, связанные с елецким периодом в его жизнетворчестве (Л.Б. Бирюков?,,

B.П. Горлов, А.М. Дегтярев, Л.В. Калашникова, Г.П. Климова, C.B. Краснова, Т.В. Краснова, Я.В. Леонтьев, П.П. Львов, С.Б. Меренкова, Ю.Н. Палагин, Л.П. Паутова, С.А. Сионова, А.П. Черников, H.A. Чистякова и др.).

Особого внимания заслуживают дневниковые книги писателя, в которых он, осмысливая многострадальный исторический путь России, пытался определить свое место в жизненном потоке, обрести свою дорогу к бессмертию. В работах А.Н. Варламова, К.Д. Гордович, Я.З. Гришиной, Н.Ю. Доиченко, A.M. Колядиной, Л.А. Рязановой, JI.B. Юлдашевой и др. подвергается анализу дневниковый дискурс писателя.

Между тем было бы спорным утверждать, что творческое наследие Пришвина изучено достаточно полно и всесторонне. За рамками научных интересов остались сложнейшие проблемы философско-этических интенций его прозы, обращенные, в том числе, к воплощению метафизической концепции русского Эроса, столь важные для осмысления пришвинского мирообраза.

Существуют лишь небольшие по объему работы, в которых анализируются оппозиции «любовь земная/небесная» (Н.В. Борисова), «плоть/дух» (А. Варламов, Е.А. Худенко), «пол/Эрос» (Я.З. Гришина) в художественном и дневниковом дискурсах писателя.

Феномен любви в пришвинском творчестве рассматривается как в отечественной, так и в зарубежной культуре в контексте различных философских взглядов о природе Эроса (H.A. Бердяев, С.Н. Булгаков, Б.П. Вышеславцев, H.A. Ильин, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосский, В.В. Розанов, Вл. Соловьев, П.А. Флоренский, О. Вейнингер, Ф. Ницше, 3. Фрейд, А, Шопенгауэр).

Кроме того, в своих дневниках М.М. Пришвин серьезное внимание уделяет способам воплощения темы любви в творчестве наиболее ярких представителей литературы Серебряного века, в культурном пространстве которого он формировался как художник и мыслитель (И.А. Бунин, А.И. Куприн, К.Д. Бальмонт, В.Я. Брюсов, A.A. Блок и др.).

Сам писатель позиционировал себя как художник, главным делом которого было «медленное накопление любви в слове».

В своей прозе писатель создает автобиографический миф, исходной моделью которого является его собственная жизнь и любовная «одиссея». Создавая автомиф, он художественно трансформирует реальные события, любовные переживания, следуя собственной биографии как непосредственному первоисточнику.

Автобиографический миф Пришвина высвечивает его личную жизнь в единстве с творческими интенциями художника, развиваясь в особом «эктропи-ческом пространстве» (В.Н. Топоров), в котором «сквозной» герой-повествователь изоморфен автору.

Актуальность работы обусловлена недостаточным исследовательским вниманием к пришвинской метафизике Эроса, которая является смыслообра-зующим ядром его творческих интенций. Концептуальное осмысление представлений писателя о генезисе, метафизической природе и аксиологическом измерении любви не было предметом специального изучения.

Объектом диссертационного исследования стали прозаические произведения и дневниковые книги М.М. Пришвина разных лет.

Предмет исследования состоит в выявлении и атрибуции сущностных констант, определивших духовно-телесную природу пришвинского Эроса, его многомерность, противоречивость и цельность.

Материалом диссертационной работы послужили автобиографический роман «Кащеева цепь», повесть «Жень-шень», поэма «Фацелия». Кроме того, мы обращались к дневниковым книгам писателя.

Цель работы заключается в концептуальном анализе оппозиционного феномена «любви земной и небесной» в творческом наследии М.М. Пришвина.

Для достижения указанной цели необходимо решение следующих задач:

1) проанализировать различные аспекты природы и функционирования Эроса в отечественной й западной философии конца XIX - начала XX века;

2) выявить глубинные парадоксы русского и европейского Эроса, актуализированные в дневниковых книгах писателя;

3) проследить специфику воплощения темы любви в творчестве писателей и поэтов Серебряного века (И.А. Бунина, А.И. Куприна, К.Д. Бальмонта, В.Я. Брюсова, A.A. Блока, Н.С. Гумилева, О.Э. Мандельштама, М.И. Цветаевой, A.A. Ахматовой, В.В. Маяковского);

4) рассмотреть отражение философско-эстетических взглядов писателей и поэтов Серебряного века в дневниковом и художественном дискурсе М.М, Пришвина;

5) прояснить специфику воплощения главной текстообразующей оппозиции автобиографического мифа Пришвина «пол - Эрос» в романе «Кащеева цепь»;

6) проследить своеобразие поэтических средств и приемов репрезентации эротической темы в повести «Жень-шень» и поэме «Фацелия».

Теоретико-методологическую базу исследования представляют философские работы H.A. Бердяева, CJ-I. Булгакова, О. Вейнингера, И.А. Ильина,

Л.П. Карсавина, Н.О. Лосского, Ф. Ницше, В.В. Розанова, Вл. Соловьева, П.А. Флоренского, 3. Фрейда, В. Шестакова. А. Шопенгауэра. В области теории мифа и мифопоэтики мы учитывали работы А.Н. Афанасьева, В.Н. Топорова, М. Элиаде, К.Г. Юнга и других.

Важнейший посыл для анализа поэтики воплощения пришвинской метафизики Эроса мы обнаружили в трудах пришвиноведов В.В. Агеносова, Ф. Апанович, Н.В. Борисовой, А.Н. Варламова, Т.Я. Гринфельд-Зингурс, Я.З. Гришиной, Н.П. Дворцовой, A.M. Подоксенова, С.Г. Семеновой, З.Я. Хо-лодовой, Е.А. Худенко и других.

Задачи нашего исследования обусловили обращение к историко-культурологическому, системному, биографическому, мотивному и мифогто-этическому методам и подходам.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В русской философии конца XIX - начала XX века мы, вслед за В .П. Шестаковым, выделяем два основных направления в осмыслении теории Эроса: «неоплатоническое» (Вл. Соловьев, H.A. Бердяев, Л.П. Карсавин, Б.П. Вышеславцев и др.), основывающееся на возвышении и просветлении чувственности, защите личной, индивидуальной любви, понимании связи Эроса и творчества, и «ортодоксально-богословское» (П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский, H.A. Ильин и др.), ориентированное на средневековое христианское представление о любви как милости, жалости, сострадании.

2. В дневниковых книгах М.М. Пришвина мы обнаруживаем как точки соприкосновения, так и расхождения писателя с философскими представлениями русских и зарубежных мыслителей в понимании онтологической и аксиологической сущности Эроса.

3. В художественном творчестве писателей и поэтов Серебряного века обозначаются две тенденции в воплощении темы любви. С одной стороны, превалирует изображение земной, плотской, предельно-чувственной, страстной любви (И.А. Бунин, К.Д. Бальмонт, В.Я. Брюсов, Н.С. Гумилев, О.Э. Мандельштам, М.И. Цветаева, A.A. Ахматова, В.В. Маяковский), с другой - небесной - чистой, возвышенной, самоотверженной, которая может преобразить весь внутренний мир человека (А.И. Куприн, A.A. Блок).

4. В художественном дискурсе писателя наиболее отчетливо актуализирована связь пришвинской философии Эроса с метафизическими взглядами Вл. Соловьева, Л.П. Карсавина, что находит подтверждение в философско-мифологическом своеобразии романа «Кащеева цепь», в содержателыю-мотивной структуре автобиографического мифа, в системе архетипов и мифологем, в любовной инициации главного героя. В романе «Кащеева цепь» Пришвин, в том числе, обращается к мифологемам и архетипам, актуализированным в поэзии A.A. Блока, в частности, в его цикле «Стихи о Прекрасной Даме».

5. В романе «Кащеева цепь» рассматривается противостояние двух начал пришвинского жизнетворчества - плоти и духа, любви земной и небесной. Трагедия главного героя заключается в невозможности достичь духовно-телесного единства в любви.

6. В повести «Жень-шень» и особенно в поэме «Фацелия» нейтрализуется оппозиция «плоть/дух», что находит отражение в поэтике воплощения эротической темы, которая материализуется различными средствами, среди которых наиболее существенными являются мифопоэтическая символика, особая организация времени и пространства, цветопись и т.д.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые представлено концептуальное осмысление философско-этических интенций Пришвина, в центре которых - «смысл земной любви». Выявление способов художественного своеобразия жизни Эроса в дневниках и прозе писателя позволило по-новому атрибутировать аюуальные смыслы и значения пришвин-ского творчества.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что материалы работы могут быть использованы как для дальнейшего изучения творческого наследия М.М. Пришвина, так и для исследования метафизики любви в художественном дискурсе других писателей.

Практическая значимость исследования заключается в возможности его использования при подготовке лекционных курсов для вузов по истории литературы первой половины XX века, для выполнения курсовых и выпускных квалификационных работ.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации стали темами публичных выступлений на семинаре «Школа молодых ученых» по гуманитарным наукам ЕГУ им. И.А. Бунина (2011, 2013), в докладах на внутривузовских научно-практических конференций Елецкого государственного университета им. И.А. Бунина (2010, 2011, 2012), а также на областных, всероссийских и международных конференциях: «Елецкий креатив: жизнь и судьба учащихся и учителей Елецкой мужской гимназии» (Елец, 2010), «Проблемы гуманитарных и социальных наук в современном мире» (Тамбов-Липецк, 2011), «Духовные ценности и нравственный опыт русской цивилизации в контексте третьего тысячелетия» (Орел, 2011), «Роль историко-культурного наследия в развитии гуманитарных исследований в регионе» (Липецк, 2011), «Актуальные вопросы гуманитарных исследований» (Елец, 2012), «Елец в историко-культурном пространстве России» (Елец, 2012), «Перспективы развития науки и образования» (Тамбов, 2012), «Проблемы гуманитарных и социальных наук в современном мире» (Тамбов-Липецк, 2013), «Актуальные вопросы в научной работе и образовательной деятельности» (Тамбов, 2014). Ключевые положения диссертации отражены в 14 публикациях (в том числе 3 статьи опубликованы в изданиях, рекомендованных ВАК РФ).

Структура диссертационной работы. Диссертационное исследование включает введение, три главы, заключение, список литературы, состоящий из 214 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении мы определяем цели и задачи исследования, объект и предмет анализа, обосновываем актуальность темы и ее научную новизну, представляем краткий обзор критической литературы, посвященной творчеству М.М. Пришвина. Уточняется понятие метафизики любви в художественном дискурсе писателя.

Первая глава «Природа и функциональное своеобразие Эроса в фи-лософско-литературном дискурсе конца XIX - начала XX вв.» посвящена рассмотрению основной базы нашей работы - метафизики любви - в отечественной философии и литературе. Здесь же анализируются дневниковые книги Пришвина, в которых обозначены главные стратегические линии авторских представлений о «грамматике любви».

В первом параграфе «Пол и Эрос в русской философии конца XIX- начала XXвв.» рассматривается два направления (согласно исследованию В.П. Шеста-кова), по которым шло развитие теории Эроса в России - «неоплатоническое» и «ортодоксально-богословское».

Представители «неоплатонической» линии (Вл. Соловьев, В.В. Розанов, H.A. Бердяев, Л.П. Карсавин, Б.П. Вышеславцев) отстаивали индивидуальную, личную любовь, указывали на связь Эроса и творчества, видели в любви силу, способную преодолеть эгоизм, возвысить и преобразить дух и плоть.

Философы второго направления (П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский, И.А. Ильин), говоря в первую очередь о любви, одухотворяющей плоть и упраздняющей себялюбие, убеждены, что только с помощью христианской любви человек способен познать божественную сущность мира в его единстве и гармонии.

Однако эти оппозиционные подходы имеют общее начало: понимание любви как сущностной основы экзистенции, связанной с формированием «человека внутреннего» во всей его творческой, духовно-телесной полноте.

Во втором параграфе диссертации «Метафизика любви в дневниковом дискурсе М.М. Пришвина» анализируются дневниковые книги писателя разных лет, в которых мы находим как точки соприкосновения, так и расхождения с представлениями о сущности любви многих русских и зарубежных философов и психологов (Вл. Соловьев, H.A. Бердяев, В.В. Розанов, Л.П. Карсавин, Б.П. Вышеславцев, П.А. Флоренский, Н.О. Лосский, И.А. Ильин, 3. Фрейд, Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, О. Вейнингер и др.).

Дневниковый дискурс Пришвина стал вместилищем наиболее важных размышлений о метафизике любви, нашедших впоследствии воплощение в художественном творчестве.

В понимании онтологической сущности Эроса Пришвин наиболее близок к философии любви Вл. Соловьева. Писатель разделяет мысль Вл. Соловьева о воссоединении при помощи любви двух начал - мужского и женского, о преодолении любовью эгоизма, а также о любви как о телесно-духовном единстве. Пришвин размышляет о необходимости просветления и одухотворения плоти, когда любовь начинается не с плотского, а с духовного влечения.

Такое ключевое понятие философской концепции Вл. Соловьева, как всеединство, нашло глубокое отражение в художественном творчестве писателя. Любовь и красота, в представлении Пришвина, выступая в качестве основных модусов всеединства, управляют миром.

Вслед за H.A. Бердяевым, Пришвин указывает на связь любви и творчества. Писатель солидаризируется с мыслителем в понимании феномена любви как свободы, а также в осознании того, что мужчина и женщина по-разному относятся к эротическому влечению.

В дневниковых книгах много место уделено диалогу Пришвина с В.В. Розановым, «остроумнейшим философом пола». Писатель вскрывает парадоксальность философии пола у Розанова, не соглашаясь с его представлением об отрицательном отношении православия к человеческой плоти.

С христианским философом Л.П. Карсавиным Пришвина роднит тот факт, что именно любовь способствует обращению человека к Богу и является своего рода природной стихией, влекущей и властной.

Если Б.П. Вышеславцев в своих работах пишет о сублимирующей силе ;:расоты и искусства, то, по мнению Пришвина, такой сублимирующей силой в > тожественном творчестве является первая неразделенная любовь.

Под влиянием русского мыслителя-персоналиста H.A. Лосского рождаются ключевые понятия философской концепции Пришвина - «любовь различающая», «родственное внимание» и др. По мнению Пришвина, с помощью «родственного внимания» человек способен разглядеть лик любимого существа, те качества и черты, которые отличают его от других.

Подобно И.А. Ильину, Пришвин осмысливает «духовную любовь человеческую» как источник веры, познания Бога.

Не только русская, но и западная культурная традиция были в центре философских размышлений писателя. Ф. Ницше оказывается чужд Пришвину вследствие его крайнего индивидуализма и эстетизма, в отождествлении любви с эгоизмом, а также в понимании любви как простого физического удовольствия. Пришвин спорит с А. Шопенгауэром, утверждавшим, что любовь - инстинкт, направленный на продолжение рода. Пришвин полагает, что не все женщины стремятся к материнству, а ученые, поэты и художники трансформируют свою энергию в создание образов культуры и искусства. Парадоксально его отношение к 3. Фрейду. С одной стороны, можно согласиться с тем, что центральное понятие 3. Фрейда - сублимация - реализуется в творческой жизни М.М. Пришвина, когда его сексуальное влечение к женщине находит выход в писательстве (A.M. Подоксенов). Вместе с тем творческая потенция любви столь велика, что она не может вместиться в рамки такой сублимации: у При-■лмина любовь способствует возрастанию креативных возможностей человека, она меняет его, дает ему духовную и интеллектуальную мощь.

В рассуждениях Пришвина о любви и в его личном опыте рождается такое понятие, как «замороженный пол», когда существовало четкое разделение двух понятий - любви и полового влечения, а красота женщины исключала всякую мысль о физической близости с ней. Данный факт солидаризирует

Пришвина с О. Вейнингером, который также разграничивал эти два противоположных друг другу понятия.

Метафизика любви Пришвина питалась не только его талантом и опытом, но и интересом к русской и зарубежной философской мысли прошлого и настоящего. Вместе с тем, творчески откликаясь на многие философские идеи, он все же остается самостоятельным оригинальнейшим писателем-философом, который находит глубокий метафизический смысл в извечной «грамматике любви», властвующей над всеми витальными силами мира.

В третьем параграфе первой главы «Тема любви в прозе и поэзии Серебряного века» отражено художественное осмысление «вечной» темы в творчестве писателей и поэтов Серебряного века, представлено своеобразие воплощения темы любви в художественном дискурсе И.А. Бунина, А.И. Куприна, К.Д. Бальмонта, В.Я. Брюсова, A.A. Блока, Н.С. Гумилева, О.Э. Мандельштама, М.И. Цветаевой, A.A. Ахматовой, В.В. Маяковского.

В воплощении мотива глубинных противоречий телесного и духовного начал в любви мы обнаруживаем две тенденции: с одной стороны, преобладающим становится телесное, с другой - духовное начало.

В творчестве И.А. Бунина превалирует изображение чувственной, плотской любви, трагичной по причине ее конфликта с обыденным миром. Поэтому писатель обрывает любовные истории разлукой, стечением роковых обстоятельств и даже смертью героев (цикл «Темные аллеи»),

В изображении А.И. Куприна, напротив, преобладает мощное духовное начало в эротическом стремлении, способном просветлить и одухотворить личность («Олеся», «Гранатовый браслет», «Суламифь»), Наряду с этим Куприн показывает и «адскую», сладострастную любовь в повестях «Яма» и «Суламифь» (в образе героини царицы Астис), которая ведет к опустошению и духовному обнищанию души.

В поэзии символистов Серебряного века в реализации темы любви было важным показать «преодоление внутренних противоречий человека через освящение плотского начала, через обожествление Эроса». Это особенно отчетливо прослеживается в поэзии В.Я. Брюсова и К. Бальмонта. Их лирические герои всем своим существом отдаются стихии опьяняющей и блаженной страсти, которая существует как начало, коренящееся в единой природе космического и человеческого бытия. Любовь-страсть испытывает и лирический герой A.A. Блока в циклах стихов «Снежная маска», «Фаина», «Кармен», «Ямбы». Однако, в отличие от В.Я. Брюсова и К.Д. Бальмонта, Блок показывает губительность страстей, которые ведут к душевной опустошенности. Наряду с этим в творчестве Блока, в частности в цикле «Стихи о Прекрасной Даме», присутствует характерная для символистов оппозиция земного и небесного. В данном цикле отчетливо отразилось увлечение поэта философскими идеями Вл. Соловьева о Вечной Женственности. Лирический герой испытывает к своему неземному идеалу любовь-преклонение, он готов, подобно рыцарю, служить ей.

В любовной лирике О. Мандельштама телесная любовь пугает лирического героя. Она не приносит ему радости и счастья, а доставляет одни лишь

мучения. Боль от несбывшейся любви испытывают и героини лирики A.A. Ахматовой и М.И. Цветаевой. Для лирической героини Ахматовой любовь ассоциируется со страстью, борьбой; цветаевская героиня открыта любовной стихии и способна на любые жертвы ради нее.

Мотив любви-противоборства характерен также и для любовной лирики Н.С. Гумилева, его лирический герой обнаруживает стремление к духовному напряжению, к просветлению в любви.

В.В. Маяковский привносит в любовную лирику социальное содержание. Он отвергает мещанское благополучие в любви, противопоставляя ему «любовь-громаду» своего сердца. В любви он видит источник поэтического вдохновения. Она - стихия, которой подвластно все.

Феномен Эроса в философии и литературе Серебряного века, нередко противоречивый, многомерный, был объектом пристального внимания Пришвина. В своем творчестве он вступает в диалог относительно «последней правды о земной любви» со многими представителями этого сложного, хотя и не столь длительного периода в истории национальной культуры. Соглашаясь со многими из них в том, что можно выразить интегративной формулой «любящий познает суть мира», он вступает на путь собственных поисков тайны земного Эроса, приблизиться к которой писатель пытается в своем художественном творчестве.

Во второй главе «Тайна земного Эроса в романе "Кащеева цепь"» исследуется история создания романа, анализируются женские образы и мотивы, связанные с темой Эроса: судьбы, тайны, красоты, пути; рассматривается связь Эроса и природы. Определенное внимание уделяется анализу поэтики воплощения метафизики любви.

Первый параграф «История создания романа М.М. Пришвина "Кащеева цепь " как основа автобиографического мифа писателя» обращен, прежде всего, к дневниковым книгам писателя, в которых нашла свое отражение история создания автобиографического произведения.

В дневнике Пришвин называет роман вещью «брачного происхождения». В главной героине Инне Ростовцевой мы узнаем возлюбленную писателя В.П. Измалкову, а в Алпатове — самого автора. Реальными прототипами романа были мать писателя (Мария Ивановна Игнатова), дядя - Иван Иванович Игнатов (Иван Астахов), двоюродные сестры - Евдокия Николаевна Игнатова (Дунечка) и Мария Васильевна Игнатова (Марья Моревна), гимназический учитель - философ В.В. Розанов («Козел»), друг писателя - H.A. Семашко (Ефим Несговоров) и др.

В предисловии к произведению М.М. Пришвин пишет о том, что «Кащеева цепь» представляет собой его собственную жизнь «с любовью, боязнью и ненавистью». Оказывается, заключает Пришвин, в читателе находит отклик «близость автора к самому себе» и его умение приблизить остальных людей к себе таким образом, чтобы они стали совершенно родными. В дневнике М.М. Пришвина за 1953 г. указано, что своего героя он сотворил из себя самого, но только «не пешего, а крылатого».

Следует отметить, что писатель в прозе и дневниках постоянно возвращается к созданию автобиографического мифа - «исходной сюжетной модели, получившей в сознании автора онтологический статус, рассматриваемой им как схема собственной судьбы и постоянно соотносимой со всеми событиями его жизни, а также получающей многообразные трансформации в его художественном творчестве» (Магомедова, Д.М. «Я один ... и разбитое зеркало». Литературные маски Сергея Есенина [Текст] / Д.М. Магомедова // Новый филологический вестник. - 2005. - № 1. - С. 67).

Биография Пришвина претворяется в художественную ткань романа «Кащеева цепь», основу которого составляют события юности писателя -встреча и расставание с В.П. Измалковой. В результате тяжелых любовных испытаний рождается свободная личность, преобразующая мир.

Но, прежде всего, «Кащеева цепь» - это философский роман, в центре которого - личность автобиографического героя, познающего не только себя, но и окружающий его мир. Курымушка-Алпатов - натура одаренная, философствующая, рефлексирующая. Исторические реалии и подробности предстают в романе М.М. Пришвина сквозь призму восприятия главного героя, которого автор романтизирует, приподнимая «над будничностью бытия». Это повествование об эволюции внутреннего пространства человека, проходящего сложный путь соблазнов и испытаний.

Пришвин пишет историю своего героя как автобиографию, являющуюся, с одной стороны, «подлинной, до ниточки верной», с другой - «неверной». Таким образом, в романе пространство текста и жизни автора настолько тесно проникают друг в друга, что создают нечто цельное и единое — «эктропическое пространство» (В.Н. Топоров).

Во втором параграфе «Женские образы в симвалико-лшфологнческом пространстве романа» Анализируются своеобразие женских образов и способы их художественного воплощения.

Женщины в романе реальны и одновременно мифологичны. Так, образ матери героя, Марии Ивановны Игнатовой, и Розы Катценэлленбоген напрямую связаны с солярной символикой, на что указывает их внешний облик (бронзовый загар матери, ее сияющее лицо и ярко-красные волосы Розы, веснушки на ее лице). Образы Дунечки и Марьи Моревны также «вписаны» автором в природное пространство.

Первая детская влюбленность главного героя — Марья Моревйа - «высшая, неземная женщина», одновременно совмещает, в своем образе сказочную (царевна) и мифологическую (богиня весны) ипостаси. Образ Маши - Марьи Моревны — обладает особой колористикой: она ассоциируется с голубой птицей сойкой, символом неуловимого, мимолетного счастья в земном мире.

Романтический внешний облик Алены, в которую герой влюбился в Сибири, ассоциирующийся у Алпатова с легкой и свободной птичкой, сталкивается с ее мещанской сущностью, которая оказывается чуждой герою. Для реализации авторской оппозиции «романтизм/мещанство» Пришвин использует противопоставление синего и желтого цветов.

При создании образа центральной героини романа Инны Ростовцевой Пришвин обращается к лунарной символике. В этом писатель очень близок к автобиографическому мифу А.А. Блока, к циклу его «Стихов о Прекрасной Даме». Тюремная невеста Алпатова постепенно превращается в недостижимую Прекрасную Даму, с которой становится невозможной всякая физическая близость. Образ Инны создается с помощью «вещной» символики (зеленая вуаль, белая шаль, античная вазочка) и особых флористических знаков.

Зеленая вуаль олицетворяет, с одной стороны, непостижимость и тайну главной героини, с другой - надежду Алпатова на любовные отношения с ней. Белая шелковая, шитая гладью шаль означает чистоту героини, ее недоступность и страдание неразделенной любви Алпатова. В сознании героя Инна ассоциируется с античной вазочкой, такой же «совершенной» и «изящной» в своей недосягаемости и чистоте. Наряду с внешними деталями, в раскрытии образа Инны Пришвин использует и природные символы. Прекрасные розы без запаха ассоциируются с бесперспективностью любовных отношений героев, а сухие розы, сожженные Алпатовым в финале романа, означают несбывшуюся, безжизненную любовь.

Во взаимоотношениях Алпатова с Инной Ростовцевой намечается оппозиция «плоть/дух», в которой превалирует мощное духовное начало. Любовная драма героя Алпатова заключается в невозможности соединить в одно гармоничное целое тело и душу, пол и Эрос.

Женские образы в романе координируют основные духовно-творческие параметры в любовной инициации главного героя. Здесь сталкиваются различные ценностные ориентиры Алпатова: от благоговения перед женской красотой до неприятия, отталкивания (эпизод в публичном доме). Женщины воспитывают героя, вдохновляют, очаровывают и разочаровывают. Реально-исторический ракурс в создании женских образов трансформируется в сказочную, а затем в сказочно-мифологическую семантику. Формируется особое символическое пространство любовного дискурса, в котором выявляются новые знаковые смыслы в постижении земного Эроса.

В третьем параграфе «Диалог Эроса и природы в пространстве любовной инициации» указывается на связь родства героев романа с миром природных реалий.

Герои произведения живут не на фоне природы, а внутри великого природного мира, являясь его неотъемлемой частью. Обращает на себя внимание тот факт, что образ Марьи Моревны вписывается Пришвиным в природный флористический контекст. Он изображает ее на фоне зеленого хмеля с венком из лиловых колокольчиков. В славянском фольклоре существует предание про Яр-Хмеля, бога жизни, весны и любви. Венок, являющийся символом вечной любви и бесконечности рода, способен оберегать от нечистой силы, сглаза и порчи.

Для того, чтобы глубже раскрыть близость Алпатова к природе, автор вновь обращается к лунарному мифу, привлекая образы фауны, в том числе таких лунных животных, как заяц, лягушка и др. В славянской мифологии семан-з образа зайца тесно связана с «мужской эротической символикой». В хри-

стианстве заяц олицетворяет похоть. В природной мистерии, которая разыгрывается перед Алпатовым, в «хроменьком, маленьком зайчике» мы узнаем главного героя, а в зайчихе - его невесту Инну. Заяц вынужден вступить в схватку с красной лисицей, символизирующей злобу, лицемерие, порок и вероломство. Как отмечает польский исследователь Ф. Апанович, подобное необычное сопоставление человека с животным - основа пришвинской философской картины мира.

Этот эпизод глубоко символичен. Конечно, все разыгрывается в предполагаемой модальности, в семантическом пространстве «если бы»: если бы он согласился и поддался на уловки социума, если бы он отказался от собственного «Я», если бы смирился... И все же герой смог «все умершее пожалеть, полюбить и простить».

Природа пришвинского Эроса онтологична. «Смертельно влюбленный» Алпатов через природу «приходит в себя», а «через себя» наблюдает окружающий мир. «Родственное внимание» к флоре и фауне рождает неповторимые параллели между Эросом человека и природным инстинктом к продолжению рода. Все окружающее причастно к великому единству природного мира, но лишь человеку дано вырваться вперед из этой природной необходимости, разрушить оболочку своей самости, чтобы преодолеть в себе зов природы. Для этого и существует любовная дорога испытаний, чтобы познать свободу, радость и трагедию земного Эроса.

В четвертом параграфе «Мотивная структура романа "Кащеева цепь "»■ исследуется мотивный комплекс, связанный с жизнью и любовью Алпатова: мотивы судьбы, тайны, красоты, пути и др.

В мифопоэтике судьба очень редко обретает персонифицированный образ (исключениями являются античные Мойры и Парки), чаще человек сталкивается с ее знаками или атрибутами. В «Кащеевой цепи» таким атрибутом является «вещий голос», который намекает Алпатову на то или иное развитие событий. Герою не суждено обрести долгожданное счастье в любви, потому что на это «нет решения в природе», независимой от воли человека. Мотив судьбы выступает как инвариант, соединяющий в себе многие линии повествования. С ним связаны все семантические варианты: мотив пути (дороги), и красоты, и тайны любовных испытаний.

Мотив дороги обозначен символически. «Белая дорога как волшебная шаль убегающей невесты» неотступно ведет героя к встрече с возлюбленной. Следует отметить, что на этой дороге нет перекрёстков и распутий; кажется, что герою не дано самостоятельно выбрать путь любовных испытаний, что его судьба уже предрешена. Мотив пути «в пришвинской наррации - сквозной, концептуальный», он связывает все проявления Эроса: тайну, непостижимость загадки судьбы, женской красоты. «Убегающая невеста» постоянно ускользает от героя то в Йену, то в Дрезден, и он вынужден догонять ее по «белой дороге». Мотив пути в романе реализуется при помощи архетипов, среди которых особое место принадлежит образу птицы, выступающему в качестве «некоего медиатора, соотносимого с судьбой автобиографического героя» (Н.И. Лишова). На пути любовной «одиссеи» птицы сопровождают Алпатова, намекая в своих

песнях о том, что его дорога сложна, противоречива, они звенят над его головой, посылая свои тайные сигналы, сочувствуя, предупреждая о скрытых, неявленных опасностях.

«Волшебный путь» к Инне - путь испытания любовью. Он необходим Алпатову для познания себя, природы, окружающего мира. Неудача в любви приводит героя к единению с природой, где нет постоянного стремления к социальному «положению», к карьере, ко всему тому, что разрушает настоящую любовь.

Среди текстопорождающих содержательных линий особое место принадлежит мотиву тайны. Ребенок уже в начале своей жизни понимает, что существуют «тайны большие» и «тайны маленькие». Однако все-таки самая большая тайна связана с женщиной. Все прежние тайны, так мучившие Курымушку-Алпатова, блекнут по сравнению с этой великой загадкой. С детства для Алпатова все непостижимое, что он чувствовал в женщине, сосредоточилось в образе сказочной красавицы Марьи Моревны, открывшей ребенку загадку женской красоты.

Подросшего Курымушку мучила «последняя», как ему казалось, тайна физических отношений с женщинами. Художественная версия романа «Кащее-ва цепь» обращена к этой тайне, ставшей причиной первой «пощечины судьбы». Исключение из гимназии с «волчьим билетом» связано с посещением публичного дома, где он впервые понимает, что любовь не всегда идеальна. Подросток впадает в ужасное состояние «духовной болезни». И только «потаенная» в самой глубине души «неоскорбляемая» Марья Моревна спасает «своего мальчика».

С любовью связана красота, представляющая собой особый модус великого всеединства, «высшую власть на земле». Красота для Алпатова является, может быть, самой главной тайной мира. Только племянница матери, свободная и талантливая Маша, приоткрыла маленькому Курымушке, каких женщин «называют красивыми». Мотив красоты актуализирован в онтологической схеме романа, ему принадлежит важная функция: открыть глаза маленькому Курымушке на красоту окружающего мира. Красота разлита в мире повсюду, поэтому в романе М.М. Пришвина возникает образ «великого художника», который управляет переменой цветов и вступает в диалог с читателем. Красота возводит мост, связывающий телесный и идеальный миры. Являясь, как и любовь, модусом всеединства, его генетической основой, она неотделима от бытия, от его метафизического измерения.

В пятом параграфе «Поэтика воплощения темы любви в автобиографическом дискурсе писателя» рассматривается всё многообразие способов художественной реализации темы любви: особенности цветописи, специфика символики, в том числе архетипической, функции сновидческого хронотопа, пространственно-временная символика и др.

М.М. Пришвин, прослеживая любовный путь Алпатова, сознательно обращается к полифункциональной цветовой гамме, амплитудные колебания которой свидетельствуют о различных психологических состояниях героя.

Пришвинский Эрос в романе окрашен в голубой, зеленый, розовый, красный цвета. Период первой влюбленности Алпатова в «тюремную невесту» Инну Ростовцеву приходится на весну, которая окрашена для Алпатова в голубой цвет, означающий «возвышенно-идеальное, небесное и не от мира сего мечтательное чувство». В Париже после долгих раздумий о взаимоотношениях с Инной Алпатов пишет ей голубое письмо на голубой бумаге. В период влюбленности героя в Инну главенствует зеленый цвет - цвет надежды на любовь. Когда чувство любви героя достигает своего апогея, мир вокруг Алпатова сияет сочными, яркими красками. Но любовь в представлении Алпатова может быть окрашена и в розовый цвет. Отметим, что розовый цвет - смесь красного и белого, именно поэтому заключает в себе свойства двух этих цветов и символизирует, с одной стороны, любовь и страсть, а с другой - невинность и чистоту. Через розовые очки герой смотрит на мир, жаждущий любви.

Мотив любви связан с особенностями сновидческого хронотопа. Сновидения главного героя глубоко символичны, они «расшифровывают» сложный внутренний мир Алпатова, предопределяют дальнейшие события в развитии его любовных отношений. Есть в романе сны, которые повторяются в жизни героя не единожды. Пример тому - сон о волшебном дереве с золотыми листьями. Снится герою и белая шаль, иноформа героини, ассоциативно связанная с Инной. Белая шаль чудесным образом из сна «переходит» в реальность. Герой Пришвина словно спускается с одной ступеньки на другую в своих «ступенчатых» снах, предсказывающих судьбоносные события.

Следует отметить функциональную значимость художественного хронотопа с его особым темпоральным напряжением и пространственным своеобразием. Время в романе событийно, оно разворачивается в физически реальном и одновременно мифологическом пространстве, которое часто приобретает мифо-генную глубину. Здесь особое место принадлежит природным стихиям: воде, воздуху, огню.

Вода в романе Пришвина символизирует красоту и бесконечность любви. Алпатов понимает, что каждый человек - творец «своей единственной в мире волны», своей неповторимой любви. Важной оказывается ситуация погруженности Алпатова в воду в «живую ночь» в финале произведения. Глубокая символика этого эпизода связана с тем, что вода является символом полного обновления, очищения, второго рождения.

Стихия воздуха в романе символизирует духовную жизнь, свободу и чистоту. Алпатов вспоминает платоническую историю любви «уличного оборванца» Гришки к дочери соборного протопопа, основанную на духовном влечении без всякого рода чувственности. Только повзрослев, Алпатов, наконец, понял этот «потешный роман» по воздуху: звуки жалейки с рожком, которые издавал Гришка, были великой молитвой «любви по воздуху».

Огонь - амбивалентный символ, «и беспощадный, и добрый». В контексте романа этот архетипический образ наделен очистительной силой, он помогает герою избавиться от всего, что, так или иначе, напоминало Алпатову его трагичную любовь. Не случайно герой сжигает на костре все, что оставалось у не-

го от возлюбленной: бумаги, сухие розы, роскошную «белую шелковую, шитую гладью шаль».

Действительность в романе развивается в особом времени - историко-мифологическом. Восприятие времени главным героем субъективно, оно напрямую зависит от его психологического состояния. Так, в тюрьме «шерстяное, колючее время» то «медленно ползет», то «вдруг пропадает, убегая назад с огромной быстротой». Весной, когда «брачным» голосом поют синицы, время «скачет», а порой и вовсе забывается. На свиданиях с возлюбленной время вообще становится «несчитанным», и тогда «звенят в ушах серебряные колокольчики».

В романе «Кащеева цепь» выявляется главная текстообразующая оппозиция «плоть/дух», которая семантически и функционально становится константным инвариантом, формируя основные этапы любовной инициации. Автобиографический герой Пришвина, весьма близкий к автору, словно «проверяет» в своей художественной любовной неудаче реальный «брачный путь» своего творца. С помощью мифопоэтики с ее архетипами, символами, особыми знаками-намеками Пришвин создает художественное пространство, где можно выразить «несказанное», свой автобиографический миф о земной любви, о трагедии «распятого любовника». Система его мифопоэтических координат содержит функциональные константы, которые скрепляют семантико-символический каркас романа. Это типичные для Пришвина бинарные оппозиции: духовное/телесное, любовь земная/любовь небесная, духовное влечение/плотская страсть, эгоизм/альтруизм. Напряжение этих противоположностей не ослабевает. Только возвращение в мир природы оказывается лекарством от любовной катастрофы. Среди природы герой не столь одинок, как в социуме. Ему остается надежда на гармонию с окружающим миром природных звуков, запахов, стихий.

В третьей главе «Эволюция пришвинского Эроса в повести "Женьшень" и поэме "Фацелия"» рассматривается специфика поэтики воплощения земной любви. Следует отметить, что автобиографический роман «Кащеева цепь», повесть «Жень-шень» и лирическая миниатюра «Фацелия» рассматриваются нами как своеобразный метатекст, как особая «текстовая целостность», части которой, следуя в хронологическом порядке, скрепляются не только любовной темой, но и центральным в пришвинском дискурсе образом «человека любящего».

Первый параграф «Путь к земной любви в повести «Жень-шень» обращен к анализу образно-мотивной структуры произведения, с учетом особенностей хронотопа, архетипической символики и цветописи.

Здесь Пришвин вновь возвращается к созданию автобиографического мифа: в воспоминаниях героя «оживает» первая неразделенная любовь к «звезде утренней», к исчезнувшей невесте - В.П. Измалковой.

Образно-мотивная структура произведения довольно сложна, без ее исследования невозможно полноценно оценить художественное своеобразие повести. И здесь одной из главных инвариантных единиц выступает сквозной в творчестве Пришвина мотив красоты. Красота в повести Пришвина объединяет

растительный, животный и человеческий миры. Эта мысль также близка философским представлениям Вл. Соловьева о единстве всего живого на земле.

Мотив красоты тесно связан в повести с феноменом метаморфоз, широко представленных в мифологии. Находясь под сильным впечатлением от красоты грациозной ланки, герой-повествователь «силой любовного воображения» переносит черты Хуа-лу на реальную женщину. Метаморфозам в пришвинской повести подвержены не только животные, но и растения, например, корень жизни Жень-шень, способный превращаться в какое-нибудь другое растение или животное.

Любовь героя, «обнимающая собой весь мир», представлена в произведении как основа всеединства. Преодолевая боль от утраты любимой женщины, он старается разделить ее с окружающим миром, находя в этом своеобразное утешение. Всеединство онтологично, и поэтому камни, скалы, цветы и деревья - «все эти части разбитого единого существа» - очеловечиваются Пришвиным и вступают с героем в «родственную связь».

«Любовь животных» в повести имеет глубокий мифологический подтекст. Взрослый олень-самец в мифологии нередко символизирует изобилие, а его рога напоминают солнечные лучи. Олениха актуализирует символ женского начала, с которым непосредственно связан материнский инстинкт. Не случайно в повести олененок постоянно оберегается матерью и находится рядом с ней. В повести образ красавицы Хуа-лу приобретает почти антропогенное измерение, приближающее животное к границам культурного мира. Возникает необычная ментально-реальная метаморфоза, способная соединить в женщине черты прекрасного животного, а в красавице-ланке обнаружить таинственное женское начало.

Главным символом, выражающим единство мира, является корень жизни Жень-шень. Как корень растения принадлежит земле, а листья - небу, так и в жизни есть земная и небесная (божественная) любовь, между которыми в повести устанавливается очень сложный и противоречивый диалог.

Вечность представлена в повести в жизни исчезающих мгновений, красота которых многоцветна. Пришвинская цветопись в повести особенно выразительна. Доминантными являются зеленый, красный, желтый и белый цвета. И в момент первой встречи с прекрасной ланкой, и в момент последнего свидания с возлюбленной героя окружало «зеленое пространство», которое указывает на родство героев с первозданной природой. Цветовая гамма рождает особое настроение, в котором уже нет чувства трагического отказа от радостей жизни.

В повести «Жень-шень» оппозиции «плоть/дух», «любовь земная/любовь небесная» ослабляются, нейтрализуются; герой, внутренне освобождаясь, способен преодолеть трагедию «распятого любовника», найти во вновь встреченной женщине «радость о бытии другого».

Во втором параграфе «Поэма "Фацелия": от страдания к радости» исследуется эволюция духовной жизни героя поэмы, прошедшего сложный путь от страдания к обретению внутренней гармонии.

Поэму «Фацелия» Пришвин считал одним из своих любимых произведений, она была написана в год встречи со своей «вечерней» звездой, с В.Д. Лебедевой, ставшей не только женой, но и долгожданным другом.

Композиция поэмы состоит из трех частей, в которых прослеживается сложная гамма человеческих чувств и переживаний: от одиночества и отчаяния к счастью, творчеству и взаимной любви.

Ключевые мысли поэмы выражены в названиях и в эпиграфах ее трех глав. Название первой части поэмы «Пустыня» символично: пустыня - знак одиночества и отрешения от всего земного, место для размышлений.

Душевной опустошённостью проникнуты миниатюры первой части: резкая боль охотника, пережившего неудачи в любви, падение в чёрную бездну как возмездие за подмену подлинной любви человеческой бесплодной мечтательностью.

Не случайно в первой части поэмы встречается универсальный в художественном дискурсе писателя образ чёрной бездны. Этот образ ассоциируется, с одной стороны, со смертью, а с другой - со злом. Одно из самых устрашающих свойств бездны - её притягательная сила. Образ бездны полисемантичен: это и преддверие ада, и олицетворение Времени, и воплощение ужаса, сопровождающего человека. Поэтому только сильный человек способен устоять у края бездны и не броситься в неё, ведь она - «испытание силы всему живому». Главное — вовремя отойти от бездны, сохраняя в себе «страстное желание жизни».

Бесплодная пустыня побуждает к поиску Другого, того, кто сможет понять, помочь, остановить на пути к бездне. Символично, что вторая часть поэмы называется «Росстань» - мифолого-сказочный пространственный знак, символизирующий место встречи, где время и пространство сходятся в единой судьбоносной точке. В этом повествовательном фрагменте элегические мотивы сменяются раздумьями о преодолении страдания и тоски об утраченной любви. Человек должен побороть в себе чувство безнадёжности, однако сделать это не просто. Нужно усилие воли, чтобы остановиться перед «бездной», обратить свою боль в «великий мир радости», обнаружить «родственное внимание» к Другому.

Преображение человека, наконец нашедшего любовь, воплощено в третьей части поэмы «Радость». Пришвинский путник, наконец, обретает человеческое счастье, и любовь из трагической превращается в счастливую, «как у всех».

В произведении актуализированы различные виды трансформации центрального образа - водной стихии, связанной с душевной жизнью героя. В свяли с этим очень важна миниатюра «Лесной ручей». Ручей - «душа леса», где «травы рождаются под музыку», где «под звуки ручья раскрываются смолистые почки». На пути ручья (как и на человеческом пути) встречаются препятствия, но они создают жизнь: не будь их, вода бы безжизненно сразу ушла в океан, как из безжизненного тела уходит непонятная жизнь. Человеку необходимы жизненные препятствия, камни преткновения, они рождают силу у слабого челове-~ В этом контексте весьма интересным представляется образ дождя, обычного

природного явления. Пришвин связывает с ним мифологические представления об оплодотворении земли небесным дождем. Так же как природа оживает после живительного дождя, «раскрываются почки и пахнут смолистыми ароматами», так и человек от появления в своей жизни любви способен расцвести душой и «Давать жизнь другим».

Важнейшая в контексте нашего исследования оппозиция «любовь земная/ любовь небесная» приобретает особое измерение: земная стихия любви облагораживается небесной гармонией. В понимании любви как стихии М.М. Пришвин сближается с Л.П. Карсавиным, который называет любовь «всевластной, неодолимо влекущей стихией», всеединой, целостной и свободной.

Путь от страдания к радости, который проходит «распятый любовник», наполнен особой симфонической цветописью. Всегда внимательный к поэтике цвета, в «Фацелии» Пришвин особенно щедр: через цвет актуализируются ценностные ориентации лирического героя.

Мир, отмеченный гармонией цветомузыки, наполнен звуками птичьей симфонии. Символическими классификаторами временной реальности в поэме становятся птицы, знаменующие собою начало весны (зяблик, кукушка, скворец). Птицы предсказывают не только начало весны, но начало всепобеждающей любви.

Обретение утраченной любви возвращает человеку блаженное состояние включенности в природное бытие, в котором все окружающее гармонирует с его ликующим чувством единения с миром.

В заключении содержатся выводы и результаты диссертационного исследования.

Каждое из трех анализируемых нами произведений оригинально и в содержательном, и в формальном плане, каждое по-своему воплощает различные грани феномена любви. Произведения образуют целостный контекст, открывающий потаенные и, может быть, не всегда четко проявленные намерения и смыслы, способствующие глубинному прочтению текста. Автобиографический роман «Кащеева цепь» не исчерпывается ни историческими реалиями текста, ни его сюжетной сложностью, ни его философско-этическими проекциями действительности. Роман многослоен, многозначен, его смысловым ядром является автобиографический миф, аксиологический вектор которого связан с философским пониманием духовного характера Эроса, поэтому он так «неподвластен» человеческой воле, так прихотлив. Алпатов испытывает муки человека, не совпадающего с самим собой, человека, находящегося между полюсом «бездуховной плоти» и «бесплотной духовности». Любовь-страдание, любовь-испытание, несбывшаяся мечта о единстве «человека внешнего» и «человека внутреннего» рождают сложный образ «распятого любовника», сила которого - в преодолении страдания, в обретении творческого потенциала.

В романе «Кащеева цепь», в повести «Жень-шень» и поэме «Фацелия» любовь земная создает главную линию в развитии сюжета, в котором Эрос приобретает онтологический статус, являясь основным модусом всеединства.

Любовные испытания, эволюция «любовного пробега», «брачного полета» структурируют метатекст, в основе которого — опыт перевоплощения «рас-

пятого любовника» в человека гармоничного, «перекликающегося» со всем миром. Смысл его потерь, горьких неудач, унижений и побед только в одном - в метафизической правде его духовных исканий.

Путь любовных испытаний - это коварный маршрут, дорога от трагической разъединенности с возлюбленной, от «распятого любовника» к человеку любящему, который слышит симфонию всеединства. Теперь в нем действует вселенская космическая сила, способствующая возрастанию творческих способностей. Нейтрализуется, редуцируется константная оппозиция «плоть/дух», возникает феномен «воплощенного духа» и «одухотворенной плоти». Все вещественное, телесно-материальное не отбрасывается, не отрицается пришвин-ским героем, но становится символом иных важнейших субстанциональных проявлений. Главная мысль Пришвина заключается в том, что любовь нельзя сводить только к физиологическому влечению, любовь - это не страсть, это высокое целомудренное чувство, изживающее эгоизм; она всегда ценностно напряжена, ибо эта материализация «радости о бытии другого». Любящий познает суть мира, и в этом Пришвин близок к христианским представлениям о трансцендентной сущности эротического влечения.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора.

Статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК Российской Федерации:

1. Денисова, О.Н. Лунарный миф в романе М.М. Пришвина «Кащеева цепь» / О.Н. Денисова IIФИЛОШСОБ. - Вып. 15. - Елец: ЕТГУ им. И.А. Бунина, 2012.-С. 17-22.

2. Денисова, О.Н. Эрос и пол в дневниковых книгах М.М. Пришвина / О.Н. Денисова // Вестник Костромского государственного университета им. H.A. Некрасова.-Кострома, 2014. -Т. 20.-№2.-С. 127-130.

3. Денисова, О.Н. Метафизика любви в художественном дискурсе М.М. Пришвина / О.Н. Денисова // Вестник Ленинградского педагогического университета им. A.C. Пушкина. - Санкт-Петербург, 2014. - Т. 1. Филология. -№2.-С. 60-66.

Публикации в других изданиях:

4. Юрова (Денисова), О.Н. Воплощение темы любви в творческом наследии М.М. Пришвина («Кащеева цепь», «Жень-шень», «Фацелия») / О.Н. Юрова // Елецкий креатив: жизнь и судьба учащихся и учителей Елецкой мужской гимназии: сборник материалов по итогам научно-практической конференции. -Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2010. - С. 157-163.

5. Юрова (Денисова), О.Н. Мотив Эроса в творчестве М.М. Пришвина и И.А. Бунина / О.Н. Юрова // Проблемы гуманитарных и социальных наук в современном мире: сборник научных трудов Международной научно-практической конференции 21 февраля 2011 г. - Тамбов-Липецк, 2011. -С. 370383.

6. Юрова (Денисова), О.Н. Женское начало в творчестве А. Блока и М. Пришвина / О.Н. Юрова // Славянский сборник: материалы IX Всероссийских (с международным участием) Славянских чтений «Духовные ценности и

нравственный опыт русской цивилизации в контексте третьего тысячелетия». -Орел: Орловский гос. ин-т искусств и культуры, 2011. -Вып. 9. - С. 148-151.

7. Юрова (Денисова), О.Н. Поэма М. Пришвина «Фацелия»: от «Пустыни» к «Радости» / ОН. Юрова // Роль историко-культурного наследия в развитии гуманитарных исследований в регионе: сб. материалов областной научно-практической конференции по проблемам гуманитарных наук. - Липецк: Мистраль. Л, 2011. - С. 170-174.

8. Денисова, О.Н. Тайна неразделенной любви в ранних дневниках М.М. Пришвина / О.Н. Денисова // Школа молодых ученых по проблемам гуманитарных наук: сборник материалов областного профильного семинара 16-17 июня 2011. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2011. - С. 71-75.

9. Денисова, О.Н. «Звезда вечерняя» в жизни и судьбе М.М. Пришвина / О.Н. Денисова // Елец в историко-культурном пространстве России: материалы региональной научной конференции, посвященной 865-летию г. Ельца. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2012. - С. 107-112.

10. Денисова, О.Н. Символика цвета в поэтике женских образов (на материале романа М.М. Пришвина «Кащеева цепь») / О.Н. Денисова // Актуальные вопросы гуманитарных исследований: сборник материалов областной научной конференции 24-25 мая 2012 г. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2012. - С. 185188.

И. Денисова, О.Н. Мотив тайны в романе М.М. Пришвина «Кащеева цепь» / О.Н. Денисова // Перспективы развития науки и образования: сборник научных трудов по материалам Международной научно-практической конференции 28 сентября 2012 г. - Тамбов: Бизнес-Наука-Общество, 2012. - Ч. 4. -С. 20-23. '

12. Денисова, О.Н. Мотив красоты в художественном дискурсе М.М. Пришвина / О.Н. Денисова // Проблемы гуманитарных и социальных наук в современном мире: сборник материалов Международной научно-практической конференции 13 февраля 2013 г. - Тамбов-Липецк, 2013. - С. 1522.

13. Денисова, О.Н. Трансформация архетипа Анимы в произведении М.М. Пришвина «Кащеева цепь» / О.Н. Денисова // Школа молодых ученых по проблемам гуманитарных наук: сборник материалов областного профильного семинара 6-7 июня 2013 г. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2013. - С. 124-128.

14. Денисова, О.Н. М.М. Пришвин в контексте культуры Серебряного века / О.Н. Денисова // Актуальные вопросы в научной работе и образовательной деятельности: сборник научных трудов по материалам Международной научно-практической конференции 30 апреля 2014 г. - Тамбов: ООО «Консалтинговая компания Юком», 2014. - Ч. 1. - С. 56-60.

Лицензия на издательскую деятельность ИД № 06146. Дата выдачи 26.10.01. Формат 60 х 84 /16. Гарнитура Times. Печать трафаретная. Усл.-печ.л. 1,0 Уч.-изд.л. 1,2 Тираж 100 экз. Заказ 15

Отпечатано с готового оригинал-макета на участке оперативной полиграфии Елецкого государственного университета им. И.А.Бунина

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина» 399770, г. Елец, ул. Коммунаров, 28