автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.02
диссертация на тему:
Образ волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии

  • Год: 2000
  • Автор научной работы: Харитонов, Михаил Александрович
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Улан-Удэ
  • Код cпециальности ВАК: 24.00.02
450 руб.
Диссертация по культурологии на тему 'Образ волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образ волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии"

РГ5 ОД

На правах рукописи

Харитонов Михаил Александрович

ОБРАЗ ВОЛКА В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Специальность 24.00.02 - Историческая культурология

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Улан-Удэ 2000

Диссертация выполнена на кафедре культурологии Бурятского Государственного Университета.

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор Л. Л. Абаева Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Д. С. Дугаров кандидат исторических наук С. В. Данилов

Ведущая организация:

Институт этнологии и антропологии РАН

Защита состоится 5 июня 2000 г. в 10 часов на заседании совета Д. 003. 26. 03. при Институте монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения Российской академии наук (670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. М. Сахьяновой, 6)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН.

Автореферат разослан 4 мая 2000 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Традиционный мир кочевников Центральной Азии, его мировоззренческие основы представляют одну из наиболее интересных проблем в истории и культуре человечества. Хозяйственная специфика кочевой культуры существенно влияла на формирование и развитие представлений об окружающем мире, о своём месте и роли в этом мире. Кочевая культура насчитывает не одно тысячелетие. Ведь именно Центральная Азия была прародиной многих кочевых народов. Кочевой мир, находящийся в постоянном движении, был отделён от многих стационарных институтов, которые в оседлом, земледельческом мире способствовали сохранению и трансляции социальных, культовых, ритуальных представлений. Однако анализ исторического процесса позволяет говорить, что в кочевых культурах были выработаны свои социокультурные механизмы, позволяющие сохранить традиционное мировоззрение, основы кочевого хозяйства, социальные институты. Как показывает практика, кочевой мир оказался в большей степени способным к самосохранению, чем мир земледельца. В связи с этим особый интерес для исторической культурологии, представляет изучение образов кочевого мира, их символики и эволюции.

В культурах народов Центральной Азии, начиная с глубокой древности, огромное значение придавалось зооморфным символам. Периодом расцвета этих представлений можно считать эпоху развитого скифо-сибирского звериного стиля. Мы считаем, что эпоха звериных образов на этом не закончилась, а нашла своё продолжение во многих социокультурных традициях народов Центральной Азии на протяжении сотен лет.

Одним из значимых зооморфных символов в культурах народов Центральной Азии выступал образ волка. Вопрос бытования и развития этого образа, на наш взгляд, один из наиболее сложных и запутанных, так как данный образ неразрывно связан с родоплеменной символикой и проблемой становления ранней государственности на этой территории. Правильное понимание этой проблемы просто необходимо для актуализации вопросов, касающихся сущности ранних кочевых объединений Центральной Азии. Образ этого животного тесно связан со многими социальными институтами и представлениями, в частности с институтом мужских сообществ, волчья симво-

лика которого была распространена повсеместно у народов Евразии. Рассмотрение этих институтов, как неотъемлемой части символики образа волка, также входит в наше исследование. В целом, исследование культового и обрядового окружения образа волка будет способствовать рассмотрению идеологических и религиозных представлений в разные эпохи. Изучение и понимание символики этого образа будет благотворно влиять на решение многих вопросов связанных с социокультурными процессами и жизнедеятельностью кочевого мира, что делает этот вопрос особо актуальным. В то же время, эта проблема является не только частью истории, но и находит своё воплощение в мировоззрении современного мира, где символ волка получает новые смысловые потенции, которые всегда шире их данной реализации. Таким образом, правильное понимание смысловой нагрузки этого образа может, найти своё применение не только в изучении социокультурных традиций прошлого, но и будущего.

Степень изученности темы. Несмотря на значимость этого вопроса, изучение образа волка в культурах народов Центральной Азии носит фрагментарный или узкоспециализированный характер. К исследованию образа волка прямо или косвенно начали обращаться давно. Уже в дореволюционных работах исследователей и путешественников были предприняты попытки, не только систематизировать комплексы религиозных представлений о волке, но и провести типологический анализ символики этого образа у разных народов. Огромное значение для возникновения интереса к родословным преданиям центрально-азиатских народов имела публикация работы Н. Я. Бичурина', а так же фрагментов перевода "Сокровенного сказания монголов". К проблеме типологической и генетической близости родословных преданий связанных с образом волка обращались Г. Н. Потанин, И. Н. Березин2 и др. Г. Н. Потанин даже сближает термин "Бурхан", с тюркским "Пори-хан". (волк-царь).3 В то же время накапливается основной этнографический материал о представлениях связанных с волком, но зачастую в нём отсутствует системный и критический анализ. Подобная ситуация характерна и для периода 20-х -

Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. - Т. 1-2.- М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1950.

2 Потанин Г. И. Очерки Северо-Западной Монголии. - Вып. 4. - СПб., 1883. - С. 826;

Березин И. Н. Сборник летописей. История монголов. Соч. Рашид-Эддина. История Чингисхана до вошествия его на престол. - СПб., 1868. - С. 149. 1 Потанин Г. Н. Очерки Северо-Западной Монголии. - Вып. 4. - СПб., 1883. - С. 826.

4

30-х годов. Для нашего исследования представляет интерес гипотеза Г. В. Ксенофонтова, который в своей работе "Эволюция богов кочевого быта" предпринял попытку анализа происхождения животных образов у народов Сибири. По Г. В. Ксенофонтову: "Все души предков у якутов, очевидно, представлялись в образе их ездовых животных: волков и волчиц, оленей, быков и коров, жеребцов и кобылиц. Короче, потустороннее бытие человека представлялось в образе его постоянных работников и тружеников. Следовательно, у кочевых народов в основе образований понятий "бога и божественного" лежало чувство преклонения перед трудом". Таким образом, по его мнению, волк был древнейшим "богом".4

В последующие периоды образу волка уделяется достаточное внимание со стороны следующих исследователей. Образ волка в фольклоре народов Центральной'Азии изучали: Ф. Урманчеев, Р. С. Липец, В. А. Гордлевский, X. Г. Короглы, Н. А. Николаева, В. А. Сафронов и др.5 В этнографической литературе образ волка рассматривали: Л. П. Потапов, С. Г. Жамбалова, С. М. Абрамзон, В. И. Аба-ев6, и хотя работ, посвященных отдельно этому образу немного, можно говорить, что ему уделяется определённое внимание в общих работах рассматривающих традиционные верования народов Центральной Азии. В исследованиях С. П. Балдаева, Ц. Б. Цыдендамбае-ва, Г. Р. Галдановой, Д. С. Дугарова, Т. М. Михайлова, Н. А. Алек-

4 Ксенофонтов Г. В. Эволюция богов кочевого быта // Хрестес шаманизм и христианство. - Иркутск, 1929. - С. 110 - 111.

5 Урманчеев Ф. По следам Белого волка // Советская тюркология. - 1978. - №6. -С. 12 - 23; Ом же. Золотая волчья голова на знамени (к вопросу о происхождении образа волка в древнетюркском эпосе) // Советская тюркология. - 1987. - № 3. - С.68 - 73; Липец Р. С. Лицо волка благословенно... (Стадиальные изменения образа волка в тюрко-монгольском эпосе и генеалогических сказаниях) //Советская этнография. -1981. - Л'« 1. - С. 120-133; Гордлевский В. А. Что такое "босый волк"? // Избранные произведения. - Т. 2. - М.: "Восточная литература", 1961. - С. 482-504; Короглы Х.Г. Огузский героический эпос. - М.: Наука, 1976. - 240 е.; Николаева Н. А, Сафронов В.А. Истоки славянской и евразийской мифологии. - М.: "Белый волк", 1999. - С.97-130.

6 Потапов Л. П. Волк в старинных народных поверьях и приметах узбеков // Краткие сообщения института этнографии АН СССР, 1958. - Вып. 30. - С. 135-142; Жамбалова С. Г. Традиционная охота бурят. - Новосибирск: Наука, 1991. - С. 124-128; Абрамзон С. М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. -Фрунзе: Кыргызстан, 1990. - С. 302-306; Абаев В. И. Опыт сравнительного анализа легенд о происхождении нартов и римлян // Памяти академика Н. Я. Марра. - М.-Л.: Изд. АН СССР, 1938. - С.317 - 337.

сеева, В. А. Туголукова7 и др., предпринимаются попытки проанализировать комплекс верований связанных с этим образом, определить его роль в родословных преданиях и происхождении этнонимов, в частности, этнонима бурят. В работах по археологии подробно рассматриваются изображения волкообразных хищников, их стилистические особенности, семантическая нагрузка. В трудах по скифо-сибирскому звериному стилю подробно анализируются изображения волка. Среди них исследования Д. С. Раевского, М. В. Погребовой, А. К. Акишева, С. И. Руденко, Е. В. Переводчиковой8 и др. Для нашего исследования немаловажный интерес представляет статья В. Д. Ку-барева и Д. В. Черемисина, в которой изображение волка рассмотрено с эпохи неолита до позднего средневековья, с привлечением этнографических и фольклорных материалов, однако в целом эта работа носит чисто искусствоведческий характер.9 К образу волка неоднократно обращались и исследователи проблем средневековой истории Центральной Азии. Особый интерес представляют родословные предания тюркских правящих династий, в которых волк выступал в качестве прародителя, что свидетельствует уже о достаточно развитом

7 Бадцаев С. П. Родословные предания и легенды бурят. - Т. 1 .-Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1970. - 364; Бапдаев С. П. Избранное. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. -256 е.; Цыдендамбаев Ц.Б. Бурятские исторические хроники и родословные: Истори-ко-лингвистическое исследование. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. - 664 е.; Галда-нова Г. Р. Доламаистские верования бурят. - Новосибирск: Наука, 1987. - 116 е.; Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства. - М.: Наука, 1991. - 300 е.; Михайлов Т. М. Из истории бурятского шаманизма с древнейших времен по XVIII в. - Новосибирск: Наука, 1980. - 320 е.; Михайлов Т. М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. - Новосибирск: Наука, 1987. - 287 е.; Алексеев Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX - нач. XX в. - Новбси-бирск, Наука, 1975. - 200 е.; Алексеев Н. А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири (опыт ареального сравнительного исследования).- Новосибирск, Наука, 1984.233 е.; Туголоков В. А. Следопыты верхом на оленях. - М.: Наука, 1969. - 215с.

8 Погрсбова М. Н.; Раевский Д. С. Ранние скифы и древний Восток: К истории становления скифской культуры. - М.: Наука, 1992. - 260 е.; Акишев А. К., Искусство и мифология Саков. - Алма-Ата: Наука, 1984. - 176 е.; Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. - М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1953. - 387 е.; Руденко С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. - М. - Л.: Изд. АН СССР, 1960. - 351 е.; Руденко С. И. Сибирская коллекция Петра I. - Свод археологических источников. - Вып. Д 3-9. - М. - Л.: Изд. АН СССР, 1962. - 52 е.; Переводчикова Е. В. Язык звериных образов (очерки искусства евразийских степей скифской эпохи). - М.: Восточная литература, 1994. - 206 с.

9 Кубарев В. Д., Черемисин Д. В. Волк в искусстве и верованиях кочевников Центральной Азии // Традиционные верования и быт народов Сибири. - Новосибирск: Наука, 1987,-С.98 -117.

культе волка. К данной проблеме, а так же к этимологии термина Ашина обращались Л. Н. Гумилёв, С. Г. Кляшторный, X. Хауссиг, Ч. Беквис.10 К вопросу этнокультурной принадлежности образа волка в археологических культурах обращался и П. Б. Коновалов."

Исторические корни традиционных верований народов Центральной Азии, их связь с индоиранскими и индоевропейскими верованиями изучены Д. С. Дугаровым12, что позволяет нам привлекать исследования о семантике образа волка в индоевропейской традиции, для проведения сравнительно-типологического анализа представлений об этом образе в центральноазиатской традиции. Этой темой долгое время занимался Вяч. Вс. Иванов, который рассматривал образ волка как один из наиболее значимых образов в культурах индоевропейских народов, подробно рассматривал его социальную и обрядовую роль в этих культурах.13 Образы собак и волков в скифскую эпоху рассмотрены в статье А. И. Иванчика14, у народов Кавказа - в работах 10. Ю. Карпова.15 Для изучения связей образа волка с социальными институтами у народов Центральной Азии важное значение имеют работы о традиции мужских союзов. Мужские сообщества у тюркских народов изучались Г. П. Снесаревым, Р. Р. Рахимовым, у народов Кавказа Ю. 10. Карповым.16 Мужские союзы и связанные с ними ритуалы и мифы хорошо изучены в индоиранской, германской,

10 Гумилев Л. Н. Древние тюрки. - М.: Наука, 1967. - С. 21 -24; Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи Евразии. - СПб.: Фари,1994. - С.13; Haussig Н. VV. Byzantinische Quellen über Mittelasien in ihrer historischen Aussage // Prolegomena to the sources on the history of pre-islamic Central Asia. - Budapest. 1979.; Beckwith Ch. J. The Tibetan empire in Central Asia. - Princeton, 1987.

" Коновалов П. Б. К истокам этнической истории тюрков и монголов // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. -Новосибирск: Наука, 1993. -С.5-29.

12 Дутаров Д. С. Исторические корни белого шаманства. - М.: Наука, 1991. - 300 с.

13 Иванов В. В. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Известия АН СССР, серия литературы и языка. - Т. 34. - 1975. - № 5. - С. 400 -411; Иванов В. В. Сходные черты в культе волка на Кавказе, в древней Малой Азии и на Балканах //Кавказ и Средиземноморье. - Тбилиси: Изд. Тбилисского госуниверситета, 1980. - С. 57 - 64; и др.

14 Иванчик А. И. Воины-псы: мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография. - 1988. - № 5. - С. 38 - 48.

15 Карпов 10. Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. - СПб.: МАЭ РАН, 1996. - 312 с.

16 Снесарев Г. П. О реликтах мужских союзов в истории народов Средней Азии. -М.: Наука, 1964. - 9 е.; Рахимов Р. Р. "Мужские дома" в традиционной культуре таджиков. - Л.: Наука, 1990. - 157 е.; Карпов Ю. Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. - СПб.: МАЭ РАН, 1996. - 312 с.

7

греческой, латинской, а так же балто-славянской традиции.17 Однако этот вопрос все еще остается открытым в этнокультурной традиции монгольских народов.

В целом, несмотря на наличие определённых исследований семантики образа волка в культурах народов Центральной Азии, мы можем констатировать, что не одно из них не имеет комплексный характер, что позволяет утверждать, что образ волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии изучен фрагментарно, не достаточно четко определенны его социальное и культовое значения, связь с социальными институтами и т.д. В связи с этим возникает необходимость проведения комплексного исследования, опирающегося как на теоретические культурологические исследования, так и на широкую источниковую базу.

Источниковая база исследования. Источниковой базой нашего исследования являются:

1) археологические источники - наскальные рисунки, находки, а также реконструкции археологических комплексов;

2) этнографические исследования, такие как работы М. Н. Ханга-лова, С. Г1. Балдаева, С. М. Абрамзона, М. А. Алексеева, Д. С. Дуга-рова, Т. М. Михайлов, С. И. Вайнштейн и др. ;18

17 Höfler О. Kultische Gerneinbünde der Germanen. В. 1. Frankfurt a. M., 1934; Weiser L. Altgermanische Jünglingsweithen und Männerbünde. Baden, 1927; Wikander S. Der Arische Männerbund. Diss. Lund, 1938; Widengren G. Hochgottglaube im alten Iran. Uppsala, 1938. S. 311 - 351; Jeanmaire H. Couroi et Courcte. Lille, 1939; Dumézil G. Horaces et Curiaces. P., 1942; Henry P. L. Furor Heroicus // Zeitschrift fur keltsche Philologie. B. 39. 1982. S. 240 - 242; Ridley R. A. Wolf and Werewolf in Baltic and Slavic Tradition//Journal Indo-European Studies. 1976. V. 4. P. 321 -331.

18 Хангалов M. H. Общественные охоты y северных бурят. // Хангалов M. H. Собрание сочинений. - T. 1. - Улан-Удэ: Бурят, кн. Изд-во, 1958. - С. 33 - 95; Балдаев С. П. Родословные предания и легенды бурят. - Т. 1 .-Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1970. - 364; Балдаев С. П. Избранное. - Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1961. - 256 е.; Галданова Г. Р. Доламаистские верования бурят. - Новосибирск: Наука, 1987. - 116 е.; Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства. - М.: Наука, 1991. - 300 е.; Михайлов Т. М. Из истории бурятского шаманизма с древнейших времен по XVIII в. - Новосибирск: Наука, 1980. - 320 е.; Михайлов Т. М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. - Новосибирск: Наука, 1987. - 287 е.; Алексеев Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX - нач. XX в. - Новосибирск, Наука, 1975.

- 200с.; Алексеев Н. А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири (опыт ареального сравнительного исследования).- Новосибирск, Наука, 1984,- 233 е.: Абрамзон С.М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. - Фрунзе: Кыргыз-тан,1990. - 478 е.; Вайнштейн С. И. Мир кочевников Центра Азии. - М.: Наука, 1991.

- 296 с.

3) фольклорные источники - эпические произведения тюрко-монгольских народов: героический эпос бурят и монголов "Гэсэр", "Еренсей", "Аламжи Мэргэн"; калмыцкий эпос "Джангар"; узбекский - "Алпамыш"; казахский - "Кобланды - батыр"; киргизский - "Манас"; якутский - "Нюргун боотур стремительный"; алтайский - "Маадай -Кара", "Алтай Буучай"; и др., а так же сказки, загадки, пословицы;

4) исторические источники - летописи, хроники, родословные предания: легенды о происхождении рода Ашина, правящей династии уйгурского каганата; "Сокровенное сказание монголов"; "Алтан Тобчи"; записки западных путешественников; сведения собранные Н. Я. Бичуриным; и др.

Эти материала по характеру несущей ими информации очень разнообразны и содержат ценные данные, необходимые для освещения многих аспектов проблемы.

Хронологические границы исследования. Отдельно хотелось бы обозначить временные и географические рамки нашего исследования. Археологические материалы позволяют нам изучать образ волка с эпохи неолита. В то же время следы архаичных представлений сохранились вплоть до современности и так же используются в нашей работе, хотя можно говорить, что корни этих представлений сформированы до нового времени, но продолжают всё ещё своё бытование. Таким образом, основные временные рамки ограничиваются эпохой неолита и поздним средневековьем, с определённой долей условности.

Географические рамки исследования охватывают регион Центральной Азии. Но само это понятие трудно уложить в чёткие границы. Культурные границы этого региона различны для разных эпох и в нашем исследовании мы корректируем географические и культурные рамки региона, иногда выходя далеко за пределы, определённые географией. Такое расширение географических границ на наш взгляд будет способствовать решению задач поставленных при исследовании данной проблемы. Тем более, что многообразие термина Центральная Азия широко признано в науке, в проекте ЮНЕСКО "Изучение цивилизаций народов Центральной Азии (1966)" отмечалось условность понятия "Центральная Азия" и говорилось о различии между его географическим и историческим значениями.19

19 Гафуров Б. Г., Мирошников Л. И. Изучение цивилизаций Центральной Азии (Опыт международного сотрудничества по проекту ЮНЕСКО). - М.: Наука, 1976. -С. 33, 37, 70.

Исходя из вышеизложенного, наша работа своей главной целью определяет комплексное исследование образа волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии, его эволюции, символики и этнокультурных функций этого образа, а также обозначить его связь с социальными и культурными институтами. В связи с поставленной целью нами определены следующие задачи:

- систематизировать представления об образе волка, опираясь на изобразительный материал, традиционные верования и эпические произведения;

- проследить эволюцию символики образа волка;

- рассмотреть роль образа волка в традиции мужских союзов;

- определить функции образа волка в родословных преданиях;

- суммируя результаты анализа различных источников, определить семантическое значение образа волка.

Объектом нашего исследования является образ волка в системе традиционного мировоззрения народов Центральной Азии.

Предмет исследования - эволюция образа волка в социокультурных традициях народов Центральной Азии.

Методология исследования. В методологическом плане нашего исследования мы руководствовались принципами, применяемыми в исторической науке: принципом историзма, который не допускает модернизации исторических процессов и событий, но позволяет видеть их в реальном развитии и взаимосвязи; принципом объективности, который ориентирует наше исследование на всесторонний анализ и оценку фактов, относящихся к настоящей теме в их совокупности и целостности.

Методы исследования. При анализе проблем связанных с символикой образа волка применялась совокупность методов, в числе которых основными были следующие:

- исторический метод, который позволяет рассматривать изучаемые явления в развитии;

- сравнительно-исторический метод, как разновидность исторического, позволяющий путём сравнения выявлять общее и особенное в развитии символики образа волка и причины типологических сходств и различий в культурах разных народов. Здесь мы в основном опирались на историко-типологические сравнения, изучающие сходство конвергентных явлений, а также историко-генетические подходы, исследующие явления, имеющие генетическую связь в их развитии;

- аналитический метод, который позволил избежать описательного характера работы и придать ей необходимый уровень теоретических культурологических обобщений. Он использован не только в постановке и рассмотрении проблематики исследования, выявлении, отборе, структуризации и систематизации новых, ранее не использовавшихся фактических материалов, но и при анализе процессов аккумуляции и закрепления в сознании и социальной практики людей ценностных ориентаций, образов, норм, идейных императивов и табу, на основании которых осуществляются процессы регуляции коллективного существования людей, определяется баланс коллективного и личностного начал в нормах социальной активности. А также изучение и реализации воплощения социокультурного опыта сообществ в функционировании механизмов социальной коммуникации, трансляции культурного опыта, в формировании семантических кодов, языков и текстов культуры, консолидирующих образов сознания, обрядов и ритуалов и всей системы технологий социокультурного воспроизводства самих сообществ как устойчивых в пространстве и времени социальных целостностей.

- реконструктивное аналитическое моделирование социокультурного устроения исторических сообществ, структурно и функционально упорядоченных систем, способных к самоорганизации, саморегуляции и самовоспроизводству, а также к адаптивной изменчивости во времени и пространстве.

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые предпринята попытка комплексного исследования символики образа волка и её эволюции в социокультурной традиции народов Центральной Азии.

Апробация исследования. Основные положения диссертации прошли апробацию на научных конференциях: конференции "Молодая археология и этнология Сибири" (РАЭСК) (г. Чита апрель 1999 г.) доклад "Образ волка у номадов Центральной Азии"; конференции молодых учёных, посвящённой 275-летию РАН (г. Улан-Удэ апрель 1999 г.) доклад "Символика образа волка в культурах народов Центральной Азии"; межрегиональном практическом семинаре "Правовые аспекты сохранения историко-культурного и природного наследия" (г. Улан-Удэ май 1999 г.) доклад "Исторический опыт сохранения культурной и природной среды"; конференции "Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии" (РАЭСК - 2000) (г. Новосибирск февраль 2000 г.) доклад "К проис-

хождению этнонима бурят"; конференции, посвященной 5-летию БГУ (г. Улан-Удэ апрель 2000 г.) доклад "Мужские союзы в социокультурной традиции народов Центральной Азии".

Диссертация обсуждена на заседании кафедры культурологии Бурятского государственного университета и рекомендована к защите на соискание ученой степени кандидата исторических наук.

Структура диссертационной работы состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка источников и литературы. Внутри основной части используются рисунки, схемы и таблицы. Диссертация рассматривает материалы в хронологическом порядке, что позволяет проследить эволюцию образа волка.

Структура и основное содержание диссертации

Во введении обосновывается проблема и её актуальность, анализируется степень её изученности, даётся характеристика источнико-вой базы, обозначены хронологические и территориальные рамки, определяются цель, задачи, предмет, объект, методология исследования, научная новизна, теоретическая и практическая значимость.

Первая глава - "Образ волка и его эволюция на раннем этапе развития общества у народов Центральной Азии" состоит из трёх параграфов.

В первом параграфе "Образ волка в раннем искусстве кочевников: его культовая и социальная значимость", систематизируются археологические материалы: наскальные рисунки, находки изображений волка, реконструкции элементов археологических комплексов, и дошедшие до нас описания изображений этого животного в эпоху средневековья. Анализируя эти источники на примере изменений в особенностях изображения волка, проследить эволюцию и семантическую нагрузку этого образа. Систематизация этого материала даёт возможность утверждать, что для разных исторических эпох, характерны различные стилистические особенности в изображение животных, что, на наш взгляд, позволяет нам видеть в них не простую смену художественных стилей, а изменение роли этого образа в мировоззрении древнего человека. В эпоху неолита наметился переход к сакрализации образа волка. Возможно, именно в этот период форми-

руется представление о волке как о хтоническом существе, участнике "небесной охоты". Чтобы прийти к подобным выводам, мы сопоставляли изображения волка с дошедшими до нас космогоническими мифами. В то же время, доместикация волка приводит к формированию представлений о волке, как о небесном помощнике. Встречаются изображения человека и волка, и даже их совместной охоты. По-видимому, эти представления стали основой сакрализации образа волка в следующие эпохи.

В скифо-сибирском зверином стиле образ волка уже выступает как социальный символ. В основе этой символики первоначально лежит изображение охотничьего трофея - это седельные подвески, форма которых восходит к естественному способу доставки добычи с охоты; изображения свернувшегося в кольцо хищника, которое, как подтверждают этнографические источники, выступало реальным способом связывания, пойманного живым зверя. Эти и подобные им изображения выступали символами охотничьей доблести. Мы можем предположить, что эти символы обозначали совершение охотничьего подвига, который заключался в добычи живым крупного животного или хищника, и, практически, символизировали суть этого подвига. Постепенно эти символы начинают обозначать принадлежность к социальной группе охотников, а еще позднее - воинов. Насколько мы можем судить по находкам изображения волка в курганах Сая-но-Алтая в скифскую эпоху, именно образ волка становится главным социальным символом групп охотников. Следовательно, по нашему мнению, именно в этот период образ волка начинает выступать символом мужского союза.

Изображения волка в эпоху средневековья менее многочисленны и не дают нам возможность провести их глубокий анализ, однако, уже можно говорить о сохранении семантической нагрузки образа волка в этих изображениях. Более того, мы можем утверждать, что этот образ становится воинским, а позднее - государственным символом: он изображается на оружии, поясах, знамёнах кочевников средневековья. Основные этапы эволюции этого образа, основываясь на изобразительном материале, можно отразить в схеме 1.

Во втором параграфе "Образ волка в традиционных верованиях народов Центральной Азии" проводится комплексный анализ верований, связанных с образом волка. В традиционных верованиях народов Центральной Азии образ волка выступает сакральным существом. В процессе рассмотрения и систематизации этих сакральных

Схема № 1.

Становление образа волка на раннем этане развития общества.

(изобразительный материал).

характеристик, прослеживается их эволюция. Как правило, в поверьях народов Центральной Азии волк был табуизирован. Эвфемические названия отражали природные, кровнородственные и сакральные характеристики. В основе этой табуизации можно видеть представления о его небесном происхождении и сакральной, культовой связи с обществом. Это нашло своё отражение во многих культовых функциях этого образа, одной из которых являлась охранительная функция. У народов Центральной Азии была широко распространена вера в волчьи обереги, лекарства, огромное значение образу волку и его сопутствующим атрибутам придавалось также в родильных культах, где он олицетворял мужское начало, способствовал деторождению, отгонял злых духов. Охранительным, наконец, было и имя волка. Наряду с этим были развиты поверья о волке как о предвестнике счастья и богатства, а иногда беды и войн. Это зачастую связывалось с божествами, чью волю в представлениях народов Центральной Азии исполнял волк. Об особой сакрализации волка говорят также и следы его захоронений.

Существовала вера и в оборотничество. В волка мог перевоплощаться шаман, воин. Волчьи шкура воспринималась как ритуальное платье, следы которого сохранились в традиционных шаманских костюмах и головных уборах. В шаманистских традициях волк выступает в разных ипостасях. Он дух-помощник, ездовое животное, душа-двойник шамана. В основном, здесь он соседствует с другими зооморфными образами и его роль принципиально не отличается от других духов-помощников. У разных народов такой дух-помощник воспринимается по-разному: иногда он служит только сильным шаманам, связанным с верхним миром, иногда же, напротив, этот дух делает своего хозяина "несчастным".

Сакрализация образа волка порождала многие табу и запреты на его охоту. Возникают поверья о белых небесных волках. Однако развитие скотоводческого хозяйства приводило к снятию многих запретов и появлению правил регламентирующих охоту на волка. В запретах убивать волчицу сохраняются также и древнейшие архаические связи с культом земли.

Следы сакрализации волка сохранились вплоть до современности, и его основные сакральные характеристики отражены в схеме 2.

Схема №2. Образ волка в верованиях.

В третьем параграфе "Образ волка в эпической традиции народов Центральной Азии" рассмотрены эпические памятники народов Центральной Азии. В них образ волка занимает важное место, так как несёт в себе большую идеологическую нагрузку, характерную для периода военной демократии. Эпитет "волк" и другие "волчьи" имена широко распространены среди военной элиты общества. "Волчьи" эпитеты распространяются на вождей, военачальников и героев -богатырей, далее на военные дружины и даже в целом, на все войско и все мужское население. Образ волка - образ идеального воина, вмещающий в себя черты, необходимые для настоящего бойца. Волк стал символом силы и доблести воина, главным его помощником. Этот образ многофункционален и включает в себя разновременные элементы, значение которых не всегда равнозначно. Например, можно говорить, что в его символике сохранились представления о периоде, когда женщины занимали в военном искусстве равное место с мужчинами и могли принимать облик волка, но этот мотив лишь слабо просматривается только в наиболее древних эпосах.

Символика волка связана, прежде всего, с военным делом и в мирной жизни практически отсутствует, но остается в легендах и эпосе. И эти эпические мотивы были тесно связаны с мировосприятием кочевников того периода и нашли развитие в представлениях соседних этносов.

Особенно сильно культивировался образ воина-волка в те периоды, когда кочевые объединения проводили активную военную политику по отношению к другим государствам. Это использовалось ими как идеологическая основа для подготовки воинов. То есть, эпос выступал важным элементом социализации средневекового кочевника. Более того, символика этого образ была понятна всему населению, иначе в ней не было бы смысла. Агрессивная политика некоторых государств, во главе которых стояли "сыны волка", подтверждает этот факт. Смена "агрессивной" политики более мирной, приводит к отступлению хищных образов на второй план, но эпическая традиция, которая сама является результатом военной и охотничьей идеологии сохраняет подобные представление об этом образе.

Наряду с символом волка у других народов существовали свои воинские символы, которые противопоставлялись волку. Видимо, часть из них возникла и развивалась под влиянием образа волка, но большая часть имеет глубокие корни и сосуществовала наряду с этим образом.

Вторая глава "Образ волка и его функции в социокультурной традиции средневековых кочевников Центральной Азии" состоит из двух параграфов.

В первом параграфе "Традиция мужских объединений и образ волка у народов Центральной Азии", продолжая развивать вопросы, связанные с воинской идеологией и мужскими союзами, нами была предпринята попытка рассмотреть мужские союзы в традиции монгольских народов. На наш взгляд, в условиях кочевого быта функции мужских союзов выполнял институт облавных охот. Изучая реликты этого явления, мы можем утверждать, что в облавных охотах нашли своё отражение многие признаки мужских объединений. Облавные охоты были элементами мужской культуры, участие женщин в них не допускалось. Они несли в себе функции социализации подрастающего поколения, выполняли важное хозяйственное и культу-ротранслирующее значение. Вместе с тем, социальная структура облавных охот была чётко определена, в её основе лежали инициаци-онные испытания, пережитки которых сохранились в наказаниях, половозрастных обрядах, а так же в шаманской практике. Для нашего исследования большой интерес представляло функционирование обрядовой стороны облавных охот. В реликтовом феномене этих институтов, дошедших до нашего времени сохранились как инициаци-онные обряды, так и обряды имеющие в своей основе переодевания в шкуру животного, в том числе в волка. Многими исследователями эта практика связывалась с шаманистскими традициями. Сравни-телыю-типологический анализ позволяет предполагать, что, как и в индоевропейской традиции, в мужских союзах имел место обряд переодевания в волчью шкуру. Анализ эпических произведений подтверждает наше предположение о "волчьем" характере мужских союзов у народов Центральной Азии. Необходимо отметить функциональную близость социальных ролей воина и шамана. Считалось, что члены мужских сообществ имели духов - покровителей, которыми были "души погибших воинов". В обрядовой практике воин, как и шаман, использовал многие магические приёмы и мог достигать определённого психического состояния, которое можно назвать воинским экстазом, близким к шаманскому. Это воспринималось как одержимость духами: духами войны - духами кровопролития. Возможно, культ шамана и воинские культы имели в своей основе общие мировоззренческие постулаты, что обеспечивало их взаимовлияние. Более того, подобное слияние объясняет существование образа воина

"одержимого звериным духом", подражающего голосу и повадкам волка, а так же практику переодевания в волчью шкуру.

Образ волка тесно связан с небесными божествами, и мы можем предполагать наличие у тюрко-монгольских народов "волчьих богов", которые выступали покровителями воинов и охотников, часто выступали в образе громовержца.

Во втором параграфе "Символика образа волка в генеалогических сказаниях народов Центральной Азии" рассматривается образ волка и его роль в родословных преданиях. Анализируя тюркские и монгольские родословные предания, по типологической общности мы разделили их на две группы. К более древнему пласту относятся предания , связанные с образом волчицы и культом земли. Во второй группе волк неразрывно связан с солярным культом и мужским началом. Следующим этапом развития генеалогических сказаний правящих династий является тенденция перехода от волчьего культа к солярному. Связь образа волка с небесными божествами определяет и его роль в родословных преданиях, где основная функция образа волка заключается не в "рождении" рода или племени, а в обеспечении сакральной связи с небом, жизненно необходимой социуму. Образ волка выполняет также охранительные функции, он в большей степени покровитель, чем родоначальник.

Замена "волчьего" происхождения в родословных преданиях "небесным" характеризует период упадка культа волка. Его функции начинают выполнять другие образы и символы, а в институтах мужских союзов намечается смена религиозной основы - воинские культы подменяются обрядовой шаманской практикой, однако их адекватность обеспечивает сохранение многих ритуальных основ. Следы почитания волка и его социальной значимости сохраняются в традиционных верованиях и эпической культуре. Образ волка стал социокультурным символом, имеющим огромное значение для кочевых культур Центральной Азии. Кроме того, традиционные верования и культы, связанные с этим образом, имеют типологические сходства с культурами других народов.

В заключении сформулированы основные выводы по результатам проведённого исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

1. Образ волка у номадов Центральной Азии // Молодая археология и этнология Сибири. XXXIX РАЭСК. - Чита: Изд-во Забайкальского госпедуниверситета, 1999. - Ч. 2. - С. 41 - 42.

2. Воинская символика образа волка в культурах народов Центральной Азии // Философия. Социология. Культурология: Сб. тр. молодых учёных Байкальского региона. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 1999. - С. 139 - 144.

3. К происхождению этнонима бурят// Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии (РАЭСК - 2000). -Ч. 2. - Новосибирск: НГУ, 2000. - С. 114 - 115.

4. Символика образа волка в генеалогических сказаниях народов Центральной Азии // Обряд ритуал традиции народов Центральной Азии. - Улан- Удэ. 0, 7 п. л. (в печати).

5. Семантика образа волка тюркских рунических памятников // Культура Центральной Азии: письменные источники. - Вып. 4. -Улан-Удэ. 0,7 п. л. (в печати).

6. Воины-волки в социокультурной традиции Сибири и Центральной Азии // Культура. Традиции. Цивилизации. - Улан-Удэ. 1 п. л. (в печати).

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Харитонов, Михаил Александрович

Введение.

Глава 1. Образ волка и его эволюция на раннем этапе развития общества у народов Центральной Азии

§ 1. Образ волка в раннем искусстве кочевников: его культовая и социальная значимость.

§ 2. Образ волка в традиционных верованиях народов

Центральной Азии.

§ 3. Образ волка в эпической традиции народов

Центральной Азии.

Глава: 2. Образ волка и его функции в социокультурной традиции средневековых кочевников Центральной Азии

§ 1. Традиция мужских объединений и образ волка у народов

Центральной Азии.

§ 2. Символика образа волка в генеалогических сказаниях народов Центральной Азии.

 

Введение диссертации2000 год, автореферат по культурологии, Харитонов, Михаил Александрович

Традиционный мир кочевников Центральной Азии, его мировоззренческие основы представляют одну из наиболее интересных проблем в истории и культуре человечества. Хозяйственная специфика кочевой культуры существенно влияла на формирование и развитие представлений кочевников об окружающем мире, о своём месте и роли в этом мире. Кочевая культура насчитывает не одно тысячелетие. Именно Центральная Азия была прародиной многих кочевых народов. Кочевой мир, находящийся в постоянном движении, был отделен от многих стационарных институтов, которые в оседлом, земледельческом мире способствовали сохранению и трансляции социальных, культовых, ритуальных представлений. Однако анализ исторического процесса позволяет говорить, что в кочевых культурах были выработаны свои социокультурные механизмы, позволяющие сохранить традиционное мировоззрение, основы кочевого хозяйства, социальные институты. Как показывает практика, кочевой мир оказался в большей степени способным к самосохранению, чем мир земледельца. В связи с этим особый интерес для исторической культурологии представляет изучение образов кочевого мира, их символики и эволюции.

В культурах народов Центральной Азии, начиная с глубокой древности, огромное значение придавалось зооморфным символам. Периодом расцвета этих представлений можно считать эпоху развитого скифо-сибирского звериного стиля. Мы считаем, что эпоха звериных образов на этом не закончилась, а нашла своё продолжение во многих социокультурных традициях народов Центральной Азии на протяжении сотен лет.

Одним из значимых зооморфных символов в культурах народов Центральной Азии выступал образ волка. Вопрос бытования и развития этого образа, на наш взгляд, один из наиболее сложных и запутанных, так как он неразрывно связан с родоплеменной символикой и проблемой становления ранней государственности на этой территории. Её правильное решение необходимо для актуализации вопросов, касающихся сущности ранних кочевых объединений Центральной Азии. Образ волка тесно связан со многими социальными институтами и представлениями, в частности с институтом мужских сообществ, волчья символика которого была распространена повсеместно у народов Евразии. Рассмотрение этих институтов как неотъемлемой части символики образа волка также входит в наше исследование. В целом исследование культового и обрядового окружения образа волка будет способствовать рассмотрению идеологических и религиозных представлений в разные эпохи. Изучение и понимание символики этого образа будет благотворно влиять на решение многих вопросов, связанных с социокультурными процессами и жизнедеятельностью кочевого мира, что делает этот вопрос особо актуальным. В то же время эта проблема является не только частью истории, но и находит своё воплощение в мировоззрении современного мира, где символ волка получает новые смысловые потенции, которые всегда шире их данной реализации. Таким образом, правильное понимание его смысловой нагрузки может найти своё применение не только в изучении социокультурных традиций прошлого, но и будущего.

Несмотря на значимость этого вопроса, изучение образа волка в культурах народов Центральной Азии носит фрагментарный или узкоспециализированный характер. К исследованию образа волка прямо или косвенно начали обращаться давно. Уже в дореволюционных работах исследователей и путешественников были предприняты попытки, не только систематизировать комплексы религиозных представлений о волке, но и провести типологический анализ его символики у разных народов. Огромное значение для возникновения интереса к родословным преданиям центральноазиатских народов имела публикация работы Н. Я. Бичурина1, а также фрагментов перевода «Сокровенного сказания монголов». К проблеме типологической и генетической близости родословных преданий, связанных с образом волка, обращались Г. Н. Потанин, И. Н. Березин2 и другие. Г. Н. Потанин даже сближает термин «Бурхан» с тюркским «Пори-хан» (волк-царь)3.

В то же время накапливается основной этнографический материал о представлениях, связанных с волком, но зачастую в нём отсутствует системный и критический анализ. Подобная ситуация характерна и для периода 20-х - 30-х годов. Для нашего исследования представляет интерес гипотеза Г. В. Ксенофонтова, который в своей работе «Эволюция богов кочевого быта» предпринял попытку анализа происхождения животных образов у народов Сибири. По Г. В. Ксенофонтову, «все души предков у якутов, очевидно, представлялись в образе их ездовых животных: волков и волчиц, оленей, быков и коров, жеребцов и кобылиц. Короче, потустороннее бытие человека представлялось в образе его постоянных работников и тружеников. Следовательно, у кочевых народов в основе образований понятий «бога и божественного» лежало чувство преклонения перед трудом». Таким образом, по его мнению, волк был древнейшим «богом»4.

В последующие периоды образу волка уделяется достаточное внимание со стороны следующих исследователей. Образ волка в фольклоре народов Центральной Азии изучали Ф. Урманчеев, Р. С. Липец, В. А. Гордлевский, X. Г. Короглы, Н. А. Николаева, В. А. Сафронов и другие5. В этнографической литературе образ волка рассматривали Л. П. Потапов, С. Г. Жамбалова, С. М. Абрамзон, В. И. Абаев6, и хотя работ, посвящённых отдельно этому образу, немного, можно говорить, что ему уделяется определённое внимание в общих работах рассматривающих традиционные верования народов Центральной Азии. В исследованиях С. П. Балдаева, Ц. Б. Цыдендамбаева, Г. Р. Галдановой, Д. С. Дугарова, Т. М. Михайлова, Н. А. Алексеева, В. А. Туголукова7 и других предпринимаются попытки проанализировать комплекс традиционных верований связанных с этим образом, определить его роль в родословных преданиях и происхождении этнонимов, в частности, этнонима бурят. В работах по археологии подробно рассматриваются изображения волкообразных хищников, их стилистические особенности, семантическая нагрузка. В трудах по скифо-сибирскому звериному стилю подробно анализируются изображения волка. Среди них исследования Д. С. Раевского, М. В. Погребовой, А. К.

Акишева, С. И. Руденко, Е. В. Переводчиковой и других. Для нашего исследования немаловажный интерес представляет статья В. Д. Кубарева и Д. В. Черемисина, в которой изображение волка рассмотрено с эпохи неолита до позднего средневековья, с привлечением этнографических и фольклорных материалов, однако в целом эта работа носит чисто искусствоведческий характер9. К образу волка неоднократно обращались и исследователи проблем средневековой истории Центральной Азии. Особый интерес представляют родословные предания тюркских правящих династий, в которых волк выступал в качестве прародителя, что свидетельствует уже о достаточно развитом культе волка. К данной проблеме, а так же к этимологии термина Ашина обращались Л. Н. Гумилёв, С. Г. Кляшторный, X. Хауссиг, Ч. Беквис10. К вопросу этнокультурной принадлежности образа волка в археологических культурах обращался П. Б. Коновалов11.

Исторические корни традиционных верований народов Центральной Азии, их связь с индоиранскими и индоевропейскими верованиями изучены Д. С. Дугаровым12, что позволяет нам привлекать исследования о семантики образа волка в индоевропейской традиции, для проведения сравнительно-типологического анализа представлений об этом образе в центральноазиатской традиции. Этой темой долгое время занимался Вяч. Вс. Иванов, который рассматривал образ волка как один из наиболее значимых образов в культурах индоевропейских народов, подробно рассматривал его социальную и

13 обрядовую роль . Образы собак и волков в скифскую эпоху рассмотрены в статье А. И. Иванчика14, у народов Кавказа - в работах Ю. Ю. Карпова15. Для изучения связей образа волка с социальными институтами у народов Центральной Азии важное значение имеют работы о традиции мужских союзов. Мужские сообщества у тюркских народов изучались Г. П. Снесаревым, Р. Р. Рахимовым, у народов Кавказа - Ю. Ю. Карповым16. Мужские союзы и связанные с ними ритуалы и мифы хорошо изучены в индоиранской,

1 7 германской, греческой, латинской, а также балто-славянской традиции .

Однако этот вопрос все еще остается открытым в этнокультурной традиции монгольских народов.

В целом, несмотря на наличие определённых исследований семантики образа волка в культурах народов Центральной Азии, мы можем констатировать, что ни одно из них не имеет комплексный характер, что позволяет утверждать, что образ волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии изучен фрагментарно, не достаточно четко определенны его социальное и культовое значения, связь с социальными институтами и т.д. В связи с этим возникает необходимость проведения комплексного исследования, опирающегося как на теоретические культурологические исследования, так и на широкую источниковую базу.

Источниковой базой нашего исследования являются:

1. археологические источники - наскальные рисунки, находки, а так же реконструкции археологических комплексов;

2. этнографические исследования, такие как работы М. Н. Хангалова, С. П. Балдаева, С. М. Абрамзона, М. А. Алексеева, Д. С. Дугарова, Т. М. Михайлова, С. И. Вайнштейна и других18;

3. фольклорные источники - эпические произведения тюрко-монгольских народов: героический эпос бурят и монголов «Гэсэр», «Еренсей», «Аламжи Мэргэн»; калмыцкий эпос «Джангар»; узбекский «Алпамыш»; казахский «Кобланды-батыр»; киргизский «Манас»; якутский «Нюргун боотур стремительный»; алтайский «Маадай-Кара», «Алтай Буучай» и другие, а также сказки, загадки, пословицы.

4. исторические источники - летописи, хроники, родословные предания: легенды о происхождении рода Ашина, правящей династии уйгурского каганата; «Сокровенное сказание монголов»; «Алтан Тобчи»; записки западных путешественников; сведения, собранные Н. Я. Бичуриным и другие.

Эти материалы по характеру содержащейся в них информации разнообразны и содержат ценные данные, необходимые для освещения многих аспектов проблемы.

Хронологические границы исследования. Отдельно хотелось бы обозначить временные и географические рамки нашего исследования. Археологические материалы позволяют нам изучать образ волка с эпохи неолита. В то же время следы архаичных представлений сохранились вплоть до современности и также используются в нашей работе, хотя можно говорить, что корни этих представлений сформированы до нового времени, но продолжают всё ещё иметь своё бытование. Таким образом, основные временные рамки ограничиваются эпохой неолита и поздним средневековьем, с определённой долей условности.

Географические рамки исследования охватывают регион Центральной Азии. Культурные границы этого региона для разных эпох различны, и в нашем исследовании мы корректируем географические и культурные рамки региона, иногда выходя далеко за пределы, определённые географией. Такое расширение географических границ, на наш взгляд, будет способствовать решению задач поставленных при исследовании данной проблемы. Тем более, что многообразие термина Центральная Азия признано в науке, в проекте ЮНЕСКО «Изучение цивилизаций народов Центральной Азии (1966 г.)» отмечалось условность понятия «Центральная Азия» и говорилось о различии между его географическим и историческим значениями19.

Исходя из вышеизложенного, наша работа своей главной целью определяет комплексное исследование образа волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии, его эволюции, символики и этнокультурных функций этого образа, а также обозначить его связь с социальными и культурными институтами. В связи с поставленной целью нами определены следующие задачи: систематизировать представления об образе волка, опираясь на изобразительный материал, традиционные верования и эпические произведения; проследить эволюцию символики образа волка; рассмотреть роль образа волка в традиции мужских союзов; определить функции образа волка в родословных преданиях; суммируя результаты анализа различных источников, определить семантическое значение образа волка.

Объектом нашего исследования является образ волка в системе традиционного мировоззрения народов Центральной Азии.

Предмет исследования - эволюция образа волка в социокультурных традициях народов Центральной Азии.

Методология исследования. В методологическом плане нашего исследования мы руководствовались принципами, применяемыми в исторической науке: принципом историзма, который не допускает модернизации исторических процессов и событий, но позволяет видеть их в реальном развитии и взаимосвязи, принципом объективности, который ориентирует наше исследование на всесторонний анализ и оценку фактов, относящихся к настоящей теме в их совокупности и целостности.

Методы исследования. При анализе проблем, связанных с символикой образа волка, применялась совокупность методов, в числе которых основными были следующие: исторический метод, который позволяет рассматривать изучаемые явления в развитии; сравнительно-исторический метод, как разновидность исторического, позволяющий путём сравнения выявлять общее и особенное в развитии символики образа волка и причины типологических сходств и различий в культурах разных народов. В основном мы опирались на историко-типологические сравнения, изучающие сходство конвергентных явлений, а также историко-генетические подходы, исследующие явления, имеющие генетическую связь в их развитии; аналитический метод, который позволил избежать описательного характера работы и придать ей необходимый уровень теоретических культурологических обобщений. Он использован не только в постановке и рассмотрении проблематики исследования, выявлении, отборе, структуризации и систематизации новых, ранее не использовавшихся фактических материалов, но и при анализе процессов аккумуляции и закрепления в сознании и социальной практики людей, ценностных ориентаций, образов, норм, идейных императивов и табу, на основании которых осуществляются процессы регуляции коллективного существования людей, определяется баланс коллективного и личностного начал в нормах социальной активности. А также изучение и реализации воплощения социокультурного опыта сообществ в функционировании механизмов социальной коммуникации, трансляции культурного опыта, в формировании семантических кодов, языков и текстов культуры, консолидирующих образов сознания, обрядов и ритуалов и всей системы технологий социокультурного воспроизводства самих сообществ как устойчивых в пространстве и времени социальных целостностей; реконструктивное аналитическое моделирование социокультурного устроения исторических сообществ, структурно и функционально упорядоченных систем, способных к самоорганизации, саморегуляции и самовоспроизводству, а также к адаптивной изменчивости во времени и пространстве.

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые предпринята попытка комплексного исследования символики образа волка и её эволюции в социокультурной традиции народов Центральной Азии.

Структура диссертационной работы состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка источников и литературы. Внутри основной части используются рисунки, схемы и таблицы. Диссертация рассматривает материалы в хронологическом порядке, что позволяет проследить эволюцию образа волка.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образ волка в социокультурной традиции народов Центральной Азии"

Заключение

Нами была предпринята попытка комплексного исследования образа волка в социокультурной традиции Центральной Азии. Для решения поставленных целей и задач была привлечена широкая источниковая база. Привлечение археологического материала позволило нам проследить развитие образа волка на раннем этапе (с эпохи неолита), хотя есть все основания утверждать, что зарождение символики этого образа, происходило у древнего человека в более ранние периоды, начиная с эпохи палеолита, о чём можно судить, привлекая материалы из других регионов. Наше исследование, несмотря на его широту, не может проследить первоначальную основу в эволюции образа волка. В то же время, археологические материалы позволяют нам охватить один из наиболее важных периодов в эволюции этого образа, когда наметился его переход от природной, охотничьей семантики к более значимой - социокультурной. Это даёт нам возможность проследить эволюцию образа волка в качестве символа культуры.

Анализируя изображения волка, можно наметить два направления в формировании представлений, связанных с этим образом. С одной стороны, волк воспринимался как помощник, которому в последствии были приписаны сакральные характеристики. Это было связано отчасти с процессом его доместикации, а также рядом природных характеристик, которые в ходе взаимодействия с человеком воспринимались как характеристики охотника. С другой стороны, волк выступал противником, конкурентом в охоте, что тривело к формированию представлений о волке как хтоническом существе. Но т определённом этапе развития этого образа эти тенденции привели к юзникновению представлений о волке-поглотителе, что нашло своё отражение ;ак в наскальных рисунках, так и в более поздних космогонических мифах, в :оторых процесс кругообращения небесных светил представлялся в виде [ебесной охоты волка на оленя, а впоследствии этот образ был заменён ебесным охотником или чудовищем. Следы этих представлений сохранились в мифах и названиях небесных светил. Это видимо, послужило мировоззренческой основой сакрализации образа волка в следующие эпохи, когда он представал в виде существа, имеющего небесное происхождение. Исходя из этого начинает формироваться социальная символика, первоначально связанная с охотничьим хозяйством.

Изображения животных в скифо-сибирском зверином стиле свидетельствуют о глубоком символизме в мышлении носителей этой культуры. Но прежде чем образ волка стал социальным символом, в искусстве существовал период табуизации его изображения. Насколько мы можем судить, именно в этот период имели место чисто тотемические представления о волке и ритуалы, связанные с этими представлениями. Скорее всего, в это время возникло большинство запретов и ограничений в охоте на волка, а убийство волка носило ритуальный или инициационный характер. Это нашло своё развитие в скифо-сибирском зверином стиле, в котором изображения связанного или убитого зверя (седельные подвески, изображения свернувшегося в кольцо хищника и т. п.) стали выступать символами охотничьей доблести, а возможно, определяли принадлежность к той или иной социальной группе. В скифскую эпоху животные образы древнего искусства явно обладали определёнными коммуникативными качествами, они несли в себе идеи, понятные всему обществу. Образ волка становится социальным символом, обозначающим принадлежность к охотничьей группе.

Дальнейшему рассмотрению эволюции образа волка способствует эасширение источниковой базы исследования с привлечением эпических троизведений и традиционных верований народов Центральной Азии.

Мы можем говорить, что на раннем этапе развития общества произошло разделение образа волка и образа волчицы. Последний в большей степени был .вязан с материнским культом и культом земли, что нашло своё отражение в юдословных легендах и запрете на убийство волчицы. Эти же мотивы можно гроследить в наиболее древних эпических произведениях, где женщины ыступали в роли воительницы и могли превращаться в волчиц. Эти представления были характерны для эпохи матриархата и утратили своё значение с повышением в обществе роли мужчины. Образ волка становится символом мужского начала, а символом женского - выступает лисица. Видимо, в эпоху, когда ещё не произошло этого разделения, сформировались представления об оборотничестве, которое имеет своей обрядовой основой ритуал наряжения в волчью шкуру. Преставления, связанные с оборотничеством, характерны для ранних этапов развития общества, и в период средневековья они сохраняют свою ритуальную основу. Эти мотивы, широко представленные в эпических произведениях тюрко-монгольских народов, сохранились и в шаманистской традиции, в которой были распространены обряды наряжения в шкуры животных, подражание им.

Повышение роли мужчины в обществе кочевников было связано с развитием охоты и военного дела. В этот период образ волка становится мужским символом, он связан с небом и небесными культами. В родословных преданиях он начинает играть ведущую роль, и можно утверждать, что генеалогические легенды, где в роли прародителя выступает волк-самец, а не волчица, являются более поздними.

В основе представлений о волке как о мужском начале лежала его связь с традицией мужских сообществ. Волчья символика мужских союзов была широко распространена у народов Евразии. И хотя сама традиция у народов Центральной Азии рассмотрена фрагментарно, мы можем говорить о наличии таковой как у тюркских, так и у монгольских народов. Волчья символика мужских объединений у народов Центральной Азии наиболее чётко прослеживается в эпических произведениях, где образ волка выступает постоянным эпитетом вождей, богатырей, воинских дружин. Более того, в них герои-богатыри способны принимать облик волка, подражают его повадкам и голосу. Волчьи эпитеты распространяются на оружие и коня героя, а иногда и сам волк выступает в качестве ездового животного. В большинстве эпических произведениях нашла отражение эпоха мужских союзов. Для более глубокого понимания места образа волка в этой традиции нами была предпринята попытка рассмотрения мужских союзов в традиции монгольских народов. На наш взгляд, в условиях кочевого быта функции мужских союзов выполнял институт облавных охот. Изучая пережитки этого явления, мы можем утверждать, что в облавных охотах нашли своё отражение многие признаки мужских объединений. Облавные охоты были элементами мужской культуры, участие женщин в них не допускалось. Они несли в себе функции социализации подрастающего поколения, выполняли важное хозяйственное и культуротранслирующее значение. Вместе с тем, социальная структура облавных охот была чётко определена, в её основе лежали инициационные испытания, пережитки которых сохранились в наказаниях, половозрастных обрядах, а также в шаманской практике. Для нашего исследования большой интерес представляло изучение функционирования обрядовой стороны облавных охот. В пережитках этих институтов, дошедших до нашего времени, сохранились как инициационные обряды, так и обряды, имеющие в своей основе наряжения в шкуру животного, в том числе и волка. Многими исследователями эта практика связывалась только с шаманистской традицией. Но проведенный сравнительно-типологический анализ даёт нам право утверждать что, как и в индоеворпейской традиции в мужских союзах имел место обряд наряжения в волчью шкуру. Кроме того, анализ эпических произведений подтверждает наше предположение о волчьем характере мужских союзов у народов Центральной Азии. В то же время необходимо отметить функциональную близость социальных ролей воина и шамана. Члены мужских сообществ имели духов-покровителей, которыми были души погибших воинов. В обрядовой практике воин, как и шаман, использовал многие магические приёмы, а также мог достигать определённого психического состояния, которое можно назвать воинским экстазом, близким к шаманскому. Это воспринималось как одержимость духами духами войны - духами кровопролития, и достигалось в результате проведения определённых обрядов, главную роль в которых играл самый опытный воин, впоследствии его заменил шаман. Мы можем предположить, что культ шамана и воинские культы имели в своей основе общие мировоззренческие постулаты, что обеспечивало их взаимовлияние и взаимозаменяемость. Более того, подобное слияние объясняет существование образа воина «одержимого звериным духом», подражающего голосу и повадкам волка, а так же практику наряжения в волчью шкуру.

Важное место образа волка в традиции мужских сообществ определяет его роль в родословных Преданиях, эпической и историко-эпической традициях. С возникновением ранней государственности у кочевых народов этот символ переходит вначале в воинскую идеологию, а затем и в государственную символику. Он изображается на знамёнах многих кочевых государств и племенных объединений. В родословных преданиях волк неразрывно связан с солярным культом, и для генеалогических сказаний правящих династий намечается тенденция перехода от волчьего культа к солярному. Связь образа волка с небесными божествами определяет и его роль в родословных преданиях, где основная функция образа волка заключается не в «рождении» рода или племени, а в обеспечении сакральной связи с небом, жизненно необходимой обществу. Образ волка пополняет охранительные функции, он в большей степени покровитель, чем родоначальник. Этот образ тесно связан с небесными божествами, и мы можем также предполагать наличие у тюрко-монгольских народов «волчьих богов», которые выступали покровителями воинов и охотников, часто - в образе громовержца.

Замена в родословных преданиях волчьего происхождения небесным характеризует период упадка культа волка. Его функции начинают выполнять другие образы и символы, а в институтах мужских союзов намечается смена религиозной основы, воинские культы подменяются обрядовой практикой шаманизма, но их близость обеспечивает сохранение многих ритуальных основ. Следы почитания волка и его социальной значимости сохраняются в традиционных верованиях и эпической традиции. Мы можем говорить, что образ волка стал социокультурным символом, имеющим огромное значение для кочевых культур Центральной Азии. Верования, связанные с этим образом, имеют типологические сходства в культурах других народов.

 

Список научной литературыХаритонов, Михаил Александрович, диссертация по теме "Историческая культурология"

1. Абаев В. И. Опыт сравнительного анализа легенд о происхождении нартов и римлян // Памяти академика Н. Я. Марра. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1938.-С. 317 - 337.

2. Абаев В. И. «Шаман сильнее воина» // Историко-этнографические исследования по фольклору. М.: Восточная литература, 1994. - С. 11 - 19.

3. Абай Гэсэр-Хубун. Эпопея. (Эхирит-булагатский вариант). Перевод М. П. Хомонов. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. -Ч. 1. - 232 с.

4. Абрамзон С. М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. Фрунзе: Кыргызтан, 1990. - 478 с.

5. Автобиография Тимура. Богатырские сказания о Чингис-хане и Аксак-Темире. М.: ACADEMIA, 1934. - 352 с.

6. Акишев А. К. Искусство и мифология саков. Алма-Ата: Наука, 1984. -176 с.

7. Албынжи. Хакасский эпос // Героический эпос народов СССР. М.: Художественная литература, 1975. - Т. 1. - С. 461 - 532.

8. Алексеев Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX -нач. XX в. Новосибирск: Наука, 1975. - 200 с.

9. Алексеев Н. А. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири. -Новосибирск: Наука, 1980. 318 с.

10. Алексеев Н. А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири (опыт ареального сравнительного исследования). Новосибирск: Наука, 1984. -233 с.

11. Алексеев Н. А. Ийэ кыл // Мифологический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 236.

12. Алтай-Бучай // Героический эпос народов СССР. М.: Художественная литература, 1975.-Т. 1. - С. 416 - 460.

13. Алпамыш. Л.: Советский писатель, 1982. - 382 с.

14. Аргынбаев X. Народные обычаи и поверья казахов, связанные со скотоводством // Хозяйственно-культурные традиции Средней Азии и Казахстана. М.: Наука, 1975. - С. 194 - 205.

15. Артомонов М. И. Происхождение скифского искусства // Советская археология. 1968. - № 4. - С. 27 - 44.

16. Артомонов М. И. Сокровища саков. М.: Искусство, 1973. - 269 с.

17. Арутюнян С. Б. Мардагайл // Мифологический словарь. М.:

18. Советская энциклопедия, 1990. С. 337.

19. Аюпов Р. Догони девушку // Памятники отечества. 1997. - № 2.1. С. 48 55.

20. Балдаев С. П. О расселении бурятских племён и родов // Балдаев С. П. Избранное. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. - С. 71 - 77.

21. Балдаев С. П. Материалы к изучению родовых и племенных отношений у бурят // Балдаев С. П. Избранное. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. - С. 77 - 109.

22. Балдаев С. П. Легенды и родовые предания кударинских и кабанских бурят // Балдаев С. П. Избранное. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. - С. 123 -147.

23. Балдаев С. П. Несколько замечаний о Зэгэтэ Аба // Балдаев С. П. Избранное. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. - С. 147 - 150.

24. Балдаев С. П. «Спустившиеся» камни Иркутской области // Балдаев С. П. Избранное. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1961. - С. 183-206.

25. Балдаев С. П. Родословные предания и легенды бурят. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1970. - Т. 1.-361 с.

26. Балджанов П. Б. Altan Tobci. Монгольская летопись XVIII века. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1970. -415 с.

27. Банзаров Д. О происхождение имени «монгол» // Банзаров Д. Собрание сочинений. М.: Изд-во АН СССР, 1955. - С. 167 - 176.

28. Басаева К. Д. Семья и брак у бурят. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1991. - 192 с.

29. Басилов В. Н. Алпамыш // Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Российская энциклопедия, 1994. - Т. 1. - С. 62.

30. Барадин Б. Б. Бурят-монголы // Бурятиеведение. 1927. - № 3 - 4. - С. 39- 52.

31. Бардаханова С. С. Бурятские сказки о животных. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1974. - 152 с.

32. Баторов П. П., Хороших П. П. Материалы по народному скотолечению иркутских бурят. Иркутск: Изд. ВСОРГО, 1926. - 13 с.

33. Белов А. К. Славяно-горицкая борьба. М.: Центр «Здоровье народа», 1992.-Ч. 1.-136 с.

34. Белокобыльский Ю. Г. Бронзовый и ранний железный век Южной Сибири. Новосибирск: Наука, 1986. - 166 с.

35. Beckwith Ch. J. The Tibetan empire in Central Asia. Princeton, 1987.

36. Бертагаев Т. А. Об этнонимах бурят и курикан // Этнонимы. М.: Наука, 1970. - С. 130- 132.

37. Бикбулатов Н. В. Башкиры. Краткий этноисторический справочник. -Уфа: УНЦ РАН, 1995. 34 с.

38. Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1950.-Т. 1.- 380 с.

39. Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950. - Т. 2. - 335 с.

40. Будаев Ц. Б. Загадки монгольских народов. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1980.-96 с.

41. Булатов А. О. Пережитки домонотеистических верований народов Дагестана в XIX нач. XX в. - Махачкала: Дагестанское кн. изд-во, 1990. -256 с.

42. Буддийская живопись Бурятии. Улан-Удэ: Нютаг, 1995. - 209 с.

43. Бурятский героический эпос. Аламжи-Мэргэн молодой и его сестрица Агуй Гохон. Новосибирск: Наука, 1991. - 311 с.

44. Вадецкая Э. Б., Леонтьев Н. В., Максименков Г. А. Памятники окуневской культуры. Л.: Наука, 1980. - 148 с.

45. Вайнштейн С. И. Историческая этнография тувинцев. М.: Наука. 1972.-314 с.

46. Вайнштейн С. И. Мир кочевников Центра Азии. М.: Наука, 1991. -296 с.

47. Варламов О. Б. Бронзовый топор из Прибайкалья и некоторые вопросы сложения изобразительных канонов раннескифского искусства // Байкальская Сибирь в древности. Иркутск: Иркутский госуниверситет, 1995. - С. 144 - 153.

48. Widengren G. Hochgottglaube im alten Iran. Uppsala - Leipzig, 1938.

49. Wikander S. Wikander S. Der Arische Männerbund. Diss. Lund, 1938.

50. Weiser L. Altgermanische Jünglingsweithen und Männerbünde. Baden, 1927.

51. Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л.: Изд-во АН СССР, 1934. - 223 с.

52. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М.: Восточная литература, 1995. - 523 с.

53. Галданова Г. Р. Почитание животных у бурят // Буддизм и традиционные верования народов Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1981. - С.56 - 69.

54. Галданова Г. Р. Доламаистские верования бурят. Новосибирск: Наука, 1987,- 116 с.

55. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и истордко-типологический анализпраязыка и протокультуры. Тбилиси: Изд-во Тбилисского госуниверситета, 1984. - Т. 2. - С. 471 - 1328.

56. Гафуров Б. Г., Мирошников JI. И. Изучение цивилизаций Центральной Азии (Опыт международного сотрудничества по проекту ЮНЕСКО). М.: Наука, 1976,- 127 с.

57. Герасимова К. М. Ламаистский похоронный обряд в Бурятии // Вопросы преодоления пережитков прошлого и становления новых обычаев и традиций. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1969. - С. 112 - 122.

58. Гомбоин Д. Д. Характеристика сюжетов эхирит-булагатских улигеров // Типология традиционных жанров бурятского фольклора. Улан-Удэ: БНЦ СО АН СССР, 1989.-С. 32-53.

59. Гордлевский В. А. Что такое «босый волк»? // Гордлевский В. А. Избранные произведения. М.: Восточная литература, 1961. - Т. 2. - С. 482-504.

60. Горохов Н. Юрунг-Уалан. Якутская сказка // Известия ВСОРГО. Т. 15. -№ 5 - 6. - Иркутск, 1885. - С. 43 - 60.

61. Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М.: Наука, 1967. - 504 с.

62. Гумилев Л. Н. Три исчезнувших народа // Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. М.: Экопрос, 1993. - С. 343 - 357.

63. Гумилев Л. Н. Открытие Хазарии // Гумилев Л. Н. Сочинения. Открытие Хазарии. М.: ДИ - ДИК, 1996. - С. 29 - 158.

64. Гунгаров В. Ш. Легенды и предания бурят, проживающих в МНР // Исследования по исторической этнографии монгольских народов. Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1986.-С. 130- 141

65. Гусева Л. Н. Тигр в искусстве чжурчженей Приморья // Материалы по средневековой археологии и истории Дальнего Востока СССР. -Владивосток: ДВО АН СССР, 1990. С. 166 - 169.

66. Dumézil G. Horaces et Curiaces. P., 1942.

67. Добжанский В. H. Наборные пояса кочевников Азии. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1990. - 164 с.

68. Д'Оссон К. История монголов. От Чингиз-хана до Тамерлана. Иркутск: ОГИЗ Восточносибирское обл. изд-во. 1937. - Т. 1. - 252 с.

69. Дугаров Б. С. О происхождении окинских бурят // Этнические и историко-культурные связи монгольских народов. Улан-Удэ: БФ СО РАН СССР, 1983.-С. 90-101.

70. Дугаров Б. С. К вопросу о происхождении слова чингис // Монголо-бурятские этнонимы. Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1996. - С. 101-106.

71. Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства. М.: Наука, 1991. - 300 с.

72. Дьяконова В. П. Цам у тувинцев // Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX начале XX века. - JL: Наука, 1971. - С. 113 - 129.

73. Дэвлет М. А. Бегущие звери на скалах горы Суханиха на среднем Енисее // Краткие сообщения института археологии. 1982. - № 169. - С. 53 -60.,

74. Евсюкова В. В. Древнеиндийский миф о затмениях и его типологические соответствия в фольклоре тюрко-монгольских народов // Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1987. - С. 27 -35.

75. Егунов Н. П. Прибайкалье в древности и проблема происхождения бурятского народа. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1984. -Ч. 1. - 265 с.

76. Жамбалова С. Г. Традиционная охота бурят. Новосибирск: Наука, 1991.- 172 с.

77. Жаргалов Дамба. Сказания об охотах облавных. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1984. - 160 с.

78. Jeanmaire Н. Couroi et Courete. Lille, 1939.

79. Жуковская Р. JI. Бурятская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Российская энциклопедия, 1994. - Т. 1. - С. 196 - 198.

80. Зайцева И. В., Интигринова Т. П., Протопопова И. В. Экологические традиции народов Севера Баргузинской долины. Улан-Удэ: БЭЛИГ, 1999. -48 с.

81. Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе // Гумилев Л. Н. Сочинения. Открытие Хазарии. М.: ДИ - ДИК, 1996. - С. 281 - 420.

82. Зеленин Д. К. Культ онгонов в Сибири. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1936.-436 с.

83. Золоторев А. М. Пережитки тотемизма у народов Сибири. Л.: Изд-во Ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1934. - 52 с.

84. Зуев Ю. А. Древнетюркские генеалогические предания как источник по ранней истории тюрков (Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук). Алма-Ата: АН КазССР, 1967. - 18 с.

85. Иванов В. В. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Известия АН СССР, серия литературы и языка. 1975. - Т. 34. - № 5. - С. 400 - 411.

86. Иванов В. В. Сходные черты в культе волка на Кавказе, в древней Малой Азии и на Балканах // Кавказ и Средиземноморье. Тбилиси: Изд-во Тбилисского госуниверситета, 1980. - С. 57 - 64.

87. Иванов В. В. Волк // Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Российская энциклопедия, 1994. - Т. 1. - С. 242.

88. Иванов В. В., Топоров В. Н. Индоевропейская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Российская энциклопедия, 1994. - Т. 1. -С. 527 - 533.

89. Иванчик А. И. Воины-псы: мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография. 1988. - № 5. - С. 38 - 48.

90. Ильинская В. А. Образ кошачьего хищника в раннескифском искусстве // Советская археология. 1971. - № 2. - С. 64 - 84.

91. Иохельсон В. И. Очерк зверопромышленности и торговли мехами в Колымском округе. СПб., 1898. - 167 с.

92. История Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1954. - Т. 1.-495 с.

93. Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл. -М.: Наука, 1989.-360 с.

94. Калоев Б. А. Скотоводство народов Северного Кавказа. М.: Наука, 1993. 231 с.

95. Карпов Ю. Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. СПб.: МАЭ РАН, 1996. - 309 с.

96. Каратеев М. Д. Волк оборотень // «Арабески» истории. Русский взгляд. -М.: ДИ-ДИК, 1994.-Кн. 1.- С. 25 - 69.

97. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М.: Прогресс, 1987. - 384с.

98. Кенин-Лопсан М. Б. Обрядовая практика и фольклор тувинского шаманства. Конец XIX- начало XX в. Новосибирск: Наука, 1987. - 163 с.

99. Килуновская М. Е. Интерпретация образа оленя в скифо-сибирском искусстве (по материалам петроглифов и оленных камней) // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. Новосибирск: Наука, 1987. - С. 103 - 107.

100. Клеменц Д. Несколько образцов бубнов минусинских инородцев // Шаманские поверья инородцев Восточной Сибири. Иркутск, 1890. —С. 25 -35.

101. Кляшторный С. Г., Лившиц В. А. Согдийская надпись из Бугута // Страны и народы Востока. М.: Наука, 1971. - Т. 10. - С.121 - 146.

102. Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи Евразии. СПб.: Фари, 1994.- 165 с.

103. Кобланды-батыр. Казахский народный эпос // Героический эпос народов СССР. М.: Художественная литература, 1975. - Т. 2. - С. 127 - 175.

104. Козин С. А. Джангариада. Героическая поэма калмыков. М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1940.-252 с.

105. Кон Ф. Я. Предварительный отчёт по экспедиции в Урянхайскую землю // Известия ВСОРГО. Т. 34. - № 1. - Иркутск, 1904. - С. 19 - 68.

106. Козин С. А. Джангариада. Героическая поэма калмыков. М.- JL: Изд-во АН СССР, 1940. - 252 с.

107. Кон Ф. Я. Предварительный отчёт по экспедиции в Урянхайскую землю // Известия ВСОРГО. Т. 34. - № 1. - Иркутск, 1904. - С. 19 - 68.

108. Кондаков И. Я. Разные материалы, ст. Коневодство. 1958. Отдел письменных памятников Востока БИОН СО РАН, общий фонд, инв. № 2876. - Л. 5-7.

109. Коновалов П. Б. К истокам этнической истории тюрков и монголов // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. -Новосибирск: Наука, 1993 С. 5 - 29.

110. Коновалов П. Б. Этнические аспекты истории Центральной Азии (древность и средневековье). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - 214 с.

111. Кореняко В. А. Искусство древних кочевников пролог и эпилог // Гумилев Л. Н. История народа хунну. - Кн. 2. - М.: ДИ - ДИК, 1998. -С. 433-465.

112. Корепанов К. И. О локальных различиях в искусстве «звериного» стиля Среднего Поволжья и Прикамья VII III в. до н. э. // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. - Новосибирск: Наука, 1987. - С. 63-75.

113. Короглы X. Г. Огузский героический эпос. М.: Наука, 1976. - 240 с.

114. Короглы X. Мифы, легенды и предания народов Сибири // Фольклорное наследие народов Сибири и Дальнего Востока. Горно-Алтайск: ГорноАлтайский научно-исследовательский институт истории, языка и литературы, 1986. - С.83 - 109.

115. Ксенофонтов Г. В. Хрестес шаманизм и христианство. Иркутск, 1929. - 143 с.

116. Ксенофонтов Г. В. Эволюция богов кочевого быта // Хрестес шаманизм и христианство. Иркутск, 1929. - С. 103 - 120.

117. Ксенофонтов Г. В. Эллэйада. Материалы по мифологии и легендарной истории якутов. М.: Наука, 1977. - 248 с.

118. Ксенофонтов Г. В. Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. Якутск: Национальное кн. изд-во, 1992. - Т. 1. - Кн. 2. - 295 с.

119. Кубарев В. Д., Черемисин Д. В. Волк в искусстве и верованиях кочевников Центральной Азии // Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1987. - С. 98 - 117.

120. Кузьмина Е. Е. Сюжет борьбы хищника и копытного в искусстве «звериного» стиля евразийских степей скифской эпохи // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. Новосибирск: Наука, 1987. - С.3 - 12.

121. Кузьмина Е. Н. Женские образы в героическом эпосе бурятского народа. Новосибирск: Наука, 1980. - 160 с.

122. Кыдырбаева Р. 3. Генезис эпоса «Манас». Фрунзе: Илим, 1980. - 279 с.

123. Ламаизм в Бурятии XVIII начале XX века. Структура и социальная роль культовой системы / Галданова Г. Р., Герасимова К. М., Дашиев Д. Б. И др. - Новосибирск: Наука, 1983. - 236 с.

124. Липец Р. С. «Лицо волка благословенно. . .» (Стадиальные изменения образа волка в тюрко-монгольском эпосе и генеалогических сказаниях) // Советская этнография. 1981. - № 1. - С. 120 - 133.

125. Липец Р. С. Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. -М.: Наука, 1984.-263 с.

126. Ломакина И. Голова Джа-ламы. Улан-Удэ - СПб.: Агентство ЭкоАрт, 1993.-256 с.

127. Лотман Ю. М. Символ системы культур // Лотман Ю. М. Избранные статьи: в 3-х томах. Таллин: Александра, 1992. - Т. 1. - С. 191-199.

128. Маадай-Кара. Горно-Алтайск: Алтайское кн. изд-во, 1979. - 270 с.

129. Мазин А. И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов. -Новосибирск: Наука, 1984.-201 с.

130. Манас: Эпизоды из киргизского народного эпоса. М.: ГИХД 1960. -276 с.

131. Манжигеев И. А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины. М.: Наука, 1978. - 127 с.

132. Мартынов А. И. Лодки в страну предков. - Кемерово: Кемеровское кн. изд-во, 1966. - 36 с.

133. Мартынов А. И. О мировоззренческой основе искусства скифо-сибирского мира // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. -Новосибирск: Наука, 1987. С. 13 - 25.

134. Марьяшев А. Н., Рогожинский А. Е. Вопросы периодизации и хронологии петроглифов Казахстана // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. Новосибирск: Наука, 1987. - С. 55 - 59.

135. Матющенко В. И. Могильник у деревни Ростовка // Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, Г975. - С. 129 - 137.

136. Медведев В. Е. Приамурье в конце I начале II тысячелетия. Чжурчжэньская эпоха. - Новосибирск: Наука, 1986. - 205 с.

137. Михайлов Т. М. Из истории бурятского шаманизма с древнейших времен по XVIII в. Новосибирск: Наука, 1980. - 320 с.

138. Михайлов Т. М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. Новосибирск: Наука, 1987. - 287 с.

139. Мэнэс Г. О соотношении одного погребального обряда хунну и дунху в свете археологических и этнографических данных // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1993. - С. 29 - 46.

140. Нестеров С. П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху средневековья. Новосибирск: Наука, 1990. - 143 с.

141. Николаева Н. А., Сафронов В. А. Истоки славянской и евразийской мифологии. М.: Белый волк, 1999. - 310с.'

142. Новик Е. С. Аями // Мифологический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 84.

143. Окладников А. П., Запорожская В. Д. Петроглифы Забайкалья. Л.: Наука, 1969. - Ч. 1.-219 с.

144. Окладников А. П. Неолитические памятники нижней Ангары (от Серово до Братска). Новосибирск: Наука, 1976. - 328 с.

145. Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный. Якутский народный эпос // Героический эпос народов СССР. М.: Художественная литература, 1975. - Т. 1.-С. 367 -415.

146. Ольденбург С. Образа тибетского письма // Материалы по этнографии России. СПб., 1914. - Т. 2. - С. 94 - 155.

147. Петри Б. Э. Народное искусство в Сибири. Иркутск: Сиб. Госиздат, 1923.- 30 с.

148. Петри Б. Э. Промыслы карагас. Иркутск, 1928. - 54 с.

149. Петри Б. Э. Охота и оленеводство у тутурских тунгусов в связи с организацией охотохозяйства. Иркутск, 1930. - 106 с.

150. Переводчикова Е. В. Язык звериных образов (очерки искусства евразийских степей скифской эпохи). М.: Восточная литература, 1994. -206 с.

151. Плетнева С. А. От кочевий к городам. М.: Наука, 1967. - 198 с.

152. Плетнева С. А. Половецкая земля // Древнерусские княжества X -XIII вв. М.: Наука, 1975. - С. 270 - 303.

153. Плетнева С. А. Хазары. М.: Наука, 1986. - 92 с.

154. Плетнева С. А. Половцы. М.: Наука, 1990. - 208 с.

155. Плотников Ю. А., Батсайхан 3. Сабля с Гобийского Алтая // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1993.-С. 212-214.

156. Погребова M. Н., Раевский Д. С. Ранние скифы и древний Восток: К истории становления скифской культуры. М.: Наука, 1992. - 260 с.

157. Полосьмак Н. В. «Стерегущие золото грифы». Новосибирск: Наука, 1994.-223 с.

158. Попов Н. Пища тунгусов. Иркутск: Изд. ВСОРГО, 1926. - 34 с.

159. Поппе H. Н. Халха-монгольский героический эпос. M. - JL: Изд-во АН СССР, 1937.- 128 с.

160. Потанин Г. H. Очерки Северо-Западной Монголии. СПб., 1883. -Вып. 4. - 1005 с.

161. Потанин Г. Н. Письма. В 5-ти томах. Т. 4. - Иркутск: Изд-во. Иркутского госуниверситета, 1990. - 206 с.

162. Потапов JI. П. Волк в старинных народных поверьях и приметах узбеков // Краткие сообщения института этнографии АН СССР. 1958. -Вып. 30.-С. 135 - 142.

163. Прокофьева Е. Д. Шаманские костюмы народов Сибири // Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX начале XX века.-Л.: Наука, 1971. - С. 5-100.

164. Пропп В. Я. Русский героический эпос. Л.: ЛГУ, 1955. - 551 с.

165. Поэзия вагантов. М.: Наука, 1975. - 606 с.

166. Поэзия древних тюрков VI-XII веков. Стихотворная реконструкция и научный перевод И. В. Стеблевой. Художественный перевод А. В. Преловский. М.: Раритет, 1993. - 176 с.

167. Рамстедт Ю. Г. О монгольских былинах // Труды ТКОПОИРГО. Т.З. -Иркутск, 1902.-С. 44-60.

168. Рахимов Р. Р. «Мужские дома» в традиционной культуре таджиков. Л.: Наука, 1990,- 157 с.

169. Ridley R. A. Wolf and Werewolf in Baltic and Slavic Tradition // Journal Indo-European Studies. 1976. - V. 4. - P. 321 - 331.

170. Ринчен Б. Из переписки с Л.H. Гумилевым // «Арабески» истории. -Вып. 2. Пустыня Тартари. М.: ДИ - ДИК, 1995. - С. 275 - 278.

171. Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М,- Л.: Изд-во АН СССР, 1953. - 387 с.

172. Руденко С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1960. - 351 с.

173. Руденко С. И. Сибирская коллекция Петра 1. Свод археологических источников. - Вып. Д 3 - 9. - М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1962. - 52 с.

174. Савинов Д. Г. Изображения собак на оленных камнях. // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово: Изд-во кемеровского университета, 1980. - С. 319 - 328.

175. Сагалаев А. М., Октябрьская И. В. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Знак и ритуал. Новосибирск: Наука, 1990. -209с.

176. Сага о Волсунгах. М. - JL: Academia, 1934. - 225 с.

177. Санжина Д. Д. Характеристика личных имён персонажей бурятских исторических романов // Исследования по ономастике Прибайкалья. Улан-Удэ: БНЦ СО АН СССР, 1990. - С. 72 - 82.

178. Сахаров П. Д. Собачий хвост персонаж ведийского ритуального текста: факты и догадки // Кунсткамера. Этнографические тетради. - СПб.: Петербургское востоковедение, 1994. - Вып. 5 - 6. - С. 236 - 244.

179. Скрынникова Т. Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М.: Восточная литература, 1997. - 215 с.

180. Смирнов К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура саврматов. -М.: Наука, 1964. 378 с.

181. Соколова 3. П. Культ животных в религиях. М.: Наука, 1972. - 214 с.

182. Снесарев Г. П. О реликтах мужских союзов в истории народов Средней Азии. М. Наука, 1964. - 9 с.

183. Сокровенное сказание монголов. Перевод С. А. Козина. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1990. - 318 с.

184. Соловьев А. И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. -Новосибирск: Наука, 1987. 193 с.

185. Сорок девушек. Каракалпакская народная поэма. М.: Гослитиздат, 1956.-407 с.

186. Столяр А. Д. "Натуральное творчество" неандертальцев как основа генезиса искусства // Первобытное искусство. Новосибирск: Наука, 1971. -С. 144- 159.

187. Терентьев-Катанский А. П. Материальная культура Си Ся. М.: Восточная литература, 1993. - 235 с.

188. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Человек и общество / Львова Э. Л., Октябрьская И. В., Сагалаев А. М., Усманов М. С. -Новосибирск: Наука, 1989. -243 с.

189. Туголоков В. А. Следопыты верхом на оленях. М.: Наука, 1969. -215 с.

190. Тулохонов М. И. Бурятские исторические песни. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1973. - 245 с.

191. Тыдыкова H. Н., Кудачина А. К вопросу об образе волка в тюркоязычных легендах и сказаниях, а также в алтайском фольклоре // Алтай и тюрко-монгольский мир. Горно-Алтайск: Изд-во Горноалтайского института гуманитарных исследований, 1995. - С. 26 - 30.

192. Урманчеев Ф. По следам Белого волка // Советская тюркология. -1978,- №6.-С. 12-23.

193. Урманчеев Ф. Золотая волчья голова на знамени (к вопросу о происхождении образа волка в древнетюркском эпосе) // Советская тюркология. 1987. - № 3. - С. 68 - 73.

194. Хангалов M. Н. Зэгэтэ Аба - облава на зверей у древних бурят // Хангалов M. Н. Собрание сочинений. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958. - T. 1.-С.11 -32.

195. Хангалов M. Н., Клеменц Д. А. Общественные охоты у северных бурят // Хангалов M. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958. - T. 1.-С. 33 -95.

196. Хангалов M. Н., Агапитов H. Н. Материалы для изучения шаманства в Сибири // Хангалов M. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958. Т. 1,-С. 289-402.

197. Хангалов М. Н. Новые материалы о шаманстве // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. - Т. 1. - С.402 -543.

198. Хангалов М. Н. Таинственные силы шаманов и шаманок // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1959. Т. 2. -С. 179- 192.

199. Хангалов М. Н. Духи-людоеды у бурят // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд. 1959. -Т. 2. - С. 202 - 217.

200. Хангалов М. Н. Волки // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. Т. 3. - С. 25.

201. Хангалов М. Н. Поверья и приметы: Волк // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. - Т. 3. - С. 69 -70.

202. Хангалов М. Н. Чингис-хан // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. Т. 3. - С. 90 - 91.

203. Хангалов М. Н. Детские игры // Хангалов М. Н. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. - Т. 3. - С. 370 - 371.

204. Харрис Д. Римские легионеры в Китае (к постановке вопроса) // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1993.-С. 226-230.

205. Haussig Н. W. Byzantinische Quellen über Mittelasien in ihrer historischen Aussage // Prolegomena to the sources on the history of pre-islamic Central Asia. -Budapest. 1979.

206. Henry P. L. Furor Heroicus // Zeitschrift für keltsche Philologie. B. 39. 1982. S. 240-242.

207. Хомич JI. В. Представление ненцев о природе и человеке // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. Л.: Наука, 1976. -С.16-30.

208. Хомонов М. П. Бурятский героический эпос «Гэсэр». Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1976. - 188 с.

209. Хомонов M. П. Образцы общемонгольского фольклора в «Сокровенном сказании монголов» // Тайная история монголов. Источниковедение, филология, история. Новосибирск: Наука, 1996. - С. 123-127.

210. Хорлоо П. К вопросу эволюции этнических песен монголов // Актуальные проблемы современного монголоведения. Улан-Батор: Госиздат, 1987.-С. 156- 160.

211. Хороших П. П. Из шаманских воззрений иркутских бурят // Этнографический сборник. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1969. - Вып. 5. -С. 252-255.

212. Höfler О. Kultische Gemeinbünde der Germanen. В. 1. - Frankfurt a. M., 1934.

213. Худяков Ю. С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1986. - 270 с.

214. Худяков Ю. С. Вооружение Центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск: Наука, 1991. - 190 с.

215. Цыдендамбаев Ц. Б. Бурятские исторические хроники и родословные: Историко-лингвистическое исследование. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. - 645 с.

216. Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1973. - С.729.

217. Черкасов А. А. Записки охотника Восточной Сибири. Чита: Читинское кн. изд-во, 1958. - 352 с.

218. Шакарим Кудайберды-улы. Родословная тюрков, казахов, киргизов. -Алма-Ата: СП Дастан, 1990. 115 с.

219. Шаханова Н. Ж. Половозрастная стратификация традиционного общества казахов (конец XIX начало XX вв.) // Этносы и этнические процессы. Памяти Р. Ф. Итса. - М.: Московская литература, 1993. -С.137- 150.

220. Шервашидзе И. Н. К этимологии тюрк. Ашина//Взаимодействие и взаимовлияние цивилизаций и культур на Востоке. 3-я Всесоюзная конф. востоковедов. М.: Наука, 1988. - Т. 1. - С. 142 - 143.

221. Шефер Э. Золотые персики Самарканда. Книга о чужеземных диковинах в империи Тан. -М.: Наука, 1981. 608 с.

222. Штаерман Е. М. Ромул // Мифологический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 460 - 461.

223. Элиаде М. Шаманизм: Архаические техники экстаза. Киев: София, 1998.-384 с.

224. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М.: Наука, 1987. - 472 с.

225. Янушкевич А. Дневники и письма из путешествия по казахским степям. Алма-Ата: Казахстан, 1966. - 267 с.