автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.03
диссертация на тему: Особенности исторического развития лексики чешского и словацкого языков

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Тугушева, Разия Хасановна

w ВВЕДЕНИЕ

Раздел I. ЗАИМСТВОВАННАЯ ЛЕКСИКА

Глава 1. Латинизмы .

Глава 2. Германизмы

Глава 3, Мадьяризмы

Раздел II. СТИЛИСТИЧЕСКИ МАРКИРОВАННАЯ ЛЕКСИКА.

Глава 1. Архаичная лексика.

§ 1. Историзмы ф

§ 2. Фонетические архаизмы.

§ 3. Словообразовательные архаизмы.

§ 4. Лексические архаизмы

§ 5. Семантические архаизмы.

Глава 2, Книжная лексика

§1.0 взаимодействии чешского и словацкого языков в период образования словацкого литературного языка на материале частной переписки) .

§ 2. Чешская и словацкая литература древнего периода.

•• § 3. Книжные слова

Глава 3. Экспрессивная лексика.

Глава 4. Неологизмы.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Тугушева, Разия Хасановна

Чешский и словацкий языки относятся к близкородственным славянским языкам, генетическая и типологическая близость которых усилена общественно-политической, экономической и духовной близостью двух славянских народов, чехов и словаков, в процессе их исторического развития.

Наибольшая близость обнаруживается на лексическом уровне чешского и словацкого языков, который, как известно, более явно отражает внеязыковую действительность. Лексика каждого национального языка, однако, неоднородна по происхождению, по способам экспликации отдельных фрагментов языковой картины мира, стилистической и эмоциональной характеристике составляющих ее элементов, и каждый из выделенных по обозначенным параметрам пластов лексики в близкородственных языках содержит как сходные по форме и семантике, так и отличающиеся наименования. В данной работе предлагается сопоставительный анализ лексики чешского и словацкого языков с точки зрения ее генетической, стилистической и эмоциональной маркированности.

Актуальность работы обусловлена значимостью системного сопоставления лексики близкородственных языков для выявления роли внутренних и внешних факторов в становлении и развитии лексических систем каждого из конкретных сопоставляемых языков.

Теоретической и методологической базой исследования послужили достижения ученых, разрабатывающих различные аспекты проблематики - отечественных (Н.Д.Арутюнова, М.М.Бахтин, В.В.Виноградов, В.В.Колесов, Е.С.Кубрякова, Г.А.Лилич, Н.А.Лукьянова, Л.Н.Смирнов, В.Н.Телия, Н.И.Толстой, А.Г.Широкова, В.Н.Ярцева и др.), чешских (М.Докулил, Й.Филипец, Б.Гавранек, П.Гаузер, А.Едличка, М.Елинек, М.Комарек,

Я.Корженский, А.Лампрехт, В.Матезиус, Э.Михалек, И.Немец, В.Шмиляуэр и др.) и словацких (В.Бланар, Я.Босак, В.Будовичова, К.Бузассиова, Я.Доруля, А.Габовштяк, Я.Горецкий, Р.Крайчович, Ф.Мико, Й.Мистрик, П.Ондрус, Э.Паулини, Я.Станислав и др.).

Существующие на сегодняшний день лексико-семантические системы чешского и словацкого языков, представленные в толковых словарях этих языков, рассматриваются как результат исторического развития этих систем. Обращение именно к стилистически (в широком смысле этого слова) маркированной лексике двух близкородственных языков позволяет ярче отразить их развитие во времени, так как формирование или складывание самой этой стилистической расслоённости происходит в процессе исторического развития этих языков.

Развитие лексики, т.е. ее движение вперед во времени под воздействием изменений реальной действительности, человеческого мышления и сознания, а также языка в целом происходит таким образом, что какая-то часть словарного состава изменяется во времени медленнее, чем другая, т.е. какая-то часть словаря более стабильна по сравнению с другой, более изменчивой. Стабильность лексики во времени обеспечивается прежде всего основным словарным фондом (ОСФ) -наиболее древней по времени частью словаря, отражающей жизненно важные понятия человеческого бытия.

Более выразительное развитие лексики во времени идет по пути постоянного пополнения и расширения ее общего словарного состава, что происходит с развитием материальной действительности, познанием человеком окружающего мира и наименованиями самого языка, и ведет к появлению вариантов к наименованиям ОСФ, дающих человеку свободу выбора того или другого слова в той или иной ситуации, т.е. к стилистической дифференциации словаря.

С понятием выбора связано и само происхождение греко-латинского слова стиль, которое обычно связывают с обозначением "заостренного стержня из кости, металла или дерева, которым в древности и в средние века писали на восковых дощечках или на бересте" /БЭС 1991,2,415/, что не раскрывает, однако, сути самого понятия стиля. А между тем слово stilus в латинском языке означает "палочку с одним острым концом для письма по воску и с другим тупым для стирания написанного" /Д 954/. Таким образом, стиль по происхождению - это орудие письма, при помощи которого путем смазывания исходного осуществлялся выбор нужного языкового средства, подходящего варианта. Стилистическое расслоение словаря также в свою очередь изменчиво во времени, но наряду с этим - с познанием реального мира, с развитием понятий и более глубоким проникновением в духовную суть бытия - человек через стилистическую дифференциацию как бы находит в своем сознании все новые ниши для сохранения освоенных наименований. С течением времени ему становится нужным для разнообразных целей все большее число самых разных слов, особенно мастерам художественного слова, писателям и поэтам, о которых Бахтин писал, что "им нужен весь язык" /Бахтин 1975, 46/. Таким образом, словарный состав языка характеризуется одновременно и постоянством, и изменчивостью во времени, которые не "привязаны" к какой-то определенной группе слов, а, как и само время, пронизывает всю лексику. В данной работе исследуется стилистически маркированная лексика, способствующая поступательному развитию лексики современного чешского и словацкого языков в целом.

Объектом данного исследования выступают наименования, которые в словарях современного чешского и словацкого языков сегодня интерпретируются как чужие слова, т.е. заимствования, как диахронизмы или, наоборот, неологизмы, как книжные наименования или как экспрессивны, - т.е. слова, снабженные соответствующими пометами в современных лексикографических источниках чешского и словацкого языков, откуда и производился их выбор.

Предмет исследования составляют изменения лексико-семантических систем двух близкородственных языков в процессе их исторического рзвития.

Материалы исследования составляют слова, извлеченные из толковых, исторических, этимологических и других словарей чешского и словацкого языков в количестве около 5000 единиц для каждого из них.

Основной целью исследования является сравнение путей исторического развития лексических систем чешского и словацкого языков.

Указанной цели в работе подчинены следующие задачи:

1) выявить когнитивную сущность функционально-стилистического расслоения лексики как фактора, обеспечивающего ее стабильность и одновременно развитие на разных исторических этапах;

2) установить внутриязыковые причины лексико-семантических изменений словарного состава языка во времени;

3) показать сходства и различия в путях развития лексико-семантических систем чешского и словацкого языков;

4) определить особенности поступательного развития лексики чешского и словацкого языков под влиянием внешних факторов.

Для достижения поставленной цели и решения указанных задач в работе использовались традиционные методы лингвистического анализа слова: сопоставительный, сравнительно-исторический, описательный, контекстуальный, дистрибутивный, семантико-стилистический, метод компонентного анализа, а также новейшие методы когнитивного и концептуального анализа лексики.

Научная новнзна исследования состоит в том, что в нем впервые:

- осуществлено целостное описание словарного состава чешского и словацкого языков в сравнительно-историческом аспекте;

- предложена когнитивная интерпретация принципов стилистической дифференциации лексики в ее традиционном лексикографическом отражении;

- выявлена специфика архаичной лексики чешского и словацкого языков, определяемая разной степенью ее включенности в современные лексико-семантические системы этих языков;

- подчеркнуты особенности эмоционально-экспрессивной лексики чешского и словацкого языков, связанные с некоторыми различиями материального, практического и духовного опыта носителей этих языков;

- установлено, что в процессе пополнения изучаемого лексического состава новыми словами чешский и словацкий языки характеризуются неодинаковой степенью открытости иностранным словам и различиями в использовании ресурсов собственного языка.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нем осуществлен сопоставительно-исторический подход к описанию лексических систем двух близкородственных языков. Теоретический вклад в изучаемую проблематику заключается и в применении сочетания элементов системного лексико-семантического анализа с когнитивным. Предложена адекватная модель системного сопоставительного описания лексики, позволяющая вскрывать внутренние и внешние причины исторических изменений в семантике и формах слов.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации и ее выводы прежде всего могут быть использованы в вузовских теоретических курсах по общему и славянскому сравнительно-сопоставительному языкознанию, по исторической лексикологии, когнитивным аспектам современной лингвистики, семасиологии особенно чешского и словацкого языков. Помимо филологии, практические данные исследования могут оказаться полезными для других дисциплин, освещающих вопросы о роли языка в процессе познания, соотношения языка и внеязыковой действительности, языка и мышления, языка и культуры.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были представлены в докладах на XI Международном съезде славистов в Братиславе /1993/, на международных научных конференциях в Институте славяноведения и балканистики РАН /1993, 1994/, на международных научных конференциях в МГУ им. М.В.Ломоносова /1983, 1993/, на ежегодной Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов филологического факультета СПбГУ/1983, 1984, 1986, 1988, 1994, 1999, 2001/, на международной научной конференции "Славистические чтения памяти профессора П.А.Дмитриева и профессора Г.И.Сафронова" в СПбГУ /1999, 2000, 2001, 2002/. Материалы исследования нашли отражение в 50 публикациях общим объемом 40 п.л.

На защиту выносятся следующие положения:

1) В процессе исторического развития языка на фоне относительной стабильности основного словарного фонда в лексическом составе осуществляется функционально-стилистическая дифференциация словаря, которая должна быть осмыслена с современных научных позиций.

2) Поступательное развитие словаря во времени определяется изменениями материальной действительности, эволюцией человеческого мышления и сознания, формированием системы знаний человека о мире, становлением 8 самого языка и системы его лексико-семантических связей, а также уровнем национального самосознания носителей языка.

3) Заимствованная лексика, основу которой составляет когнитивная корреляция «свой - чужой», изменяется во времени в зависимости от условий исторического развития народов, характера и длительности контактов с другими народами, степени генетического родства заимствующего языка с языком, из которого заимствуются слова, а также в значительной мере от уровня национального самосознания носителей языка.

4) У диахронизмов, т.е. историзмов и частично архаизмов, обращает на себя внимание энциклопедический характер их значений, отражающий когнитивную природу слова как лексической единицы. Специфика архаичной лексики чешского и словацкого языков заключается в степени ее включенности в лексико-семантические системы современного чешского и словацкого языков.

5) Книжная лексика служит средством выражения духовного содержания, что связано главным образом с развитием литературного идиома языка. Отличия чешской книжной лексики от словацкой кроются преимущественно в специфике развития этого идиома в истории чешского и словацкого языков.

6) Развитие эмоционально-экспрессивного аспекта слова во времени идет в направлении от чувственного к интеллектуальному. Специфику эмоционально-экспрессивной лексики чешского и словацкого языков составляет соотношение в них этих двух форм познания.

7) Неологизмы наиболее ярко отражают поступательное развитие лексики языка во времени, которое заключается в ее пополнении новыми словами.

При этом чешский и словацкий языки характеризуются неодинаковой 9 степенью открытости иностранным словам, а также использования собственных потенций слова и ресурсов своего языка.

8) Специфические условия развития современного чешского и словацкого языков способствовали формированию более ярко выраженной полилексии словарного состава современного словацкого языка, по сравнению с лексикой чешского языка с ее довольно отчетливо проявляющейся полисемией.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух разделов «Заимствованная лексика» и «Стилистически маркированная лексика», которые далее делятся на главы, отдельные из которых еще дополнительно подразделяются на параграфы. В конце работы приводится список использованной литературы, насчитывающий 260 научных источников, в том числе 185 на иностранных языках, и список источников языкового материала в количестве 20 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Особенности исторического развития лексики чешского и словацкого языков"

Заключение

Язык каждого народа обладает уникальной системой слов, которые он считает своими и с которыми связывает в своем сознании все свое существование. Количество фонетических различий между чешским и словацким языками, равно как и между всеми остальными славянскими языками, в древности было незначительным, и тем не менее их было достаточно для осознания предками современных чехов и словаков своей "особости". Народ срастается с формой своего языка, с его фонетической и лексической системами, они становятся проявлением самого бытия этого народа. Закреплению соотнесенности определенного звучания с определенным содержанием в памяти народа способствует лексика основного словарного фонда - наиболее стабильной части словаря.

В процессе исторического развития форма чешских слов, по сравнению со словацкими, претерпела более существенные изменения, что еще более углубило различия между языками чехов и словаков и способствовало развитию на протяжении веков национального самосознания, особенно у словаков.

Большую роль в развитии лексики каждого языка играют заимствования, отражающие в системе номинаций значимую для человеческого сознания когнитивную корреляцию "свой - чужой", сближающую человека со всей живой природой вообще. В связи с активизацией процесса заимствования в последнее десятилетие XX века иноязычная лексика в настоящее время исследуется чрезвычайно активно как в русской, так в чешской и словацкой лингвистике. По сравнению с предшествующим периодом изучения чужих слов в исследованиях последних лет особое внимание уделяется социально-психологическим причинам.

Представляется, что в основе "отмеченности" и "выделенности" /Крысин 1996, 147/ иноязычного слова в сознании говорящих лежит закодированность в человеческой памяти особого восприятия чужого, которое часто ассоциируется и с новым. В словах, обозначающих чужие и новые предметы, человеческий слух также улавливал то, что не было свойственно его собственному языку: специфические звуки, их отличительную дистрибуцию, последовательность, сочетаемость, окраску, тональность, длительность, интонацию и т.д., не говоря уже о семантике - по сравнению со своим языком.

Через заимствованную лексику чехи и словаки постигают общечеловеческое. Заимствованная лексика чешского и словацкого языков отражает причастность чехов и словаков к мировой цивилизации.

Заимствованное слово рождается в результате контакта. История контактов чешского и словацкого языков проходит путь от прямых, устных, неосознанных и добровольных сношений с представителями других народов и языков до прямо противоположных - опосредованных, письменных, осознанных и недобровольных связей.

Иноязычная лексика очерчивает геополитическое и духовное пространство, осваиваемое носителями чешского и словацкого языков в процессе их исторического развития. Появление и функционирование большого числа германизмов в чешском и мадьяризмов в словацком связано с былым могуществом Габсбургской, Венгерской и наконец, Австро-Венгерской монархий, в состав которых входили Чехия и Словакия в прошлом. Иное положение в исследуемых языках, по сравнению с германизмами в чешском и мадьяризмами в словацком занимают заимствования из латинского языка, связывавшего чехов и словаков с общеевропейскими духовными ценностями, развивающимися в направлении от религии к науке и искусству как высших сфер познания мира.

Ни один народ в процессе своего исторического развития не обходится без заимствования слов из других языков. В прошлом в лексике чешского и словацкого языков было значительно больше слов, заимствованных из немецкого /в чешском/ и венгерского /в словацком/ языков. Это связано не в последнюю очередь с недобровольным характером заимствования. С ростом национального самосознания, с изменением общественно-политического устройства жизни чехи и словаки легко расстались с излишним балластом слов немецкого и венгерского происхождения, которые были пронизаны духом старого времени и вместо которых у чехов и словаков уже давно были в употреблении свои собственные наименования. Вместе с тем в общеупотребительном чешском языке, как представляется, "застряло" несколько больше германизмов, чем в словацком мадьяризмов. Это может свидетельствовать наряду с прочим также о неодинаковой силе отторжения двумя близкородственными языками иноязычных элементов, которая, в свою очередь, зависит от степени генетической близости заимствующих языков с языками, из которых заимствуются слова: германизмы легче входили в чешский и словацкий языки, относящиеся к той же группе языков, что и сам немецкий, чем мадьяризмы, с их особенностями финно-угорской группы языков, в словацкий.

Представляется, что насыщенность словаря иноязычными элементами в процессе исторического развития языка в значительной степени связана с уровнем развития национального самосознания его носителей. Ярчайшим подтверждением этого может служить факт ничтожно малого числа мадьяризмов в современном словацком языке, по сравнению с его прошлым.

Архаичная лексика - это несущая, опорная конструкция в корпусе словаря, развивающегося во времени. Развитие словарного состава языка во времени сопровождается двумя диалектически противоположными процессами — утратой старых слов и появлением новых наименований.

Уход слов из языка как в русской, так в чешской и словацкой лексикологиях изучается в рамках главным образом историзмов и архаизмов. Подобно русским исследователям процесса забвения слов многие чешские и словацкие лексикологи, такие, например, как Гаузер, Ондрус и др., трактуют историзмы как слова, обозначающие исчезнувшие реалии, а в архаизмах видят слова, вытесняемые из языка современными эквивалентами. В приведенных определениях историзмов и архаизмов обращает на себя внимание отсутствие в формулировках единого критерия: у историзмов акцент делается на реалиях, а у архаизмов - на собственно языковом аспекте. Вероятно, это связано с трудностями соотнесения диахронизма с одной стороны, с реальным временем, которое можно рассматривать как континуальную категорию, и с другой - с историческим или языковым временем, выступающим как дискретная сущность. Исследованный в данной работе материал, как представляется, позволяет увидеть в историзмах и архаизмах звенья одной временной цепи, отражающей развитие мира, человеческого мышления и языка в человеческом сознании: историзмы -это более отдаленная по времени и преимущественно чужая по характеру действительность, которую носители чешского и словацкого языков осваивают из научной дисциплины - истории; архаизмы - это более близкая по времени уже своя, отечественная по характеру действительность, отраженная в памятниках письменности. И наконец, прошлое не ограничивается отражением его в историзмах и архаизмах, но существует и в настоящем, подтверждением чего является наличие в современной лексике чешского и словацкого языков слов типа 1ш5Йа или ]апо§1коуес, которые носители чешского и словацкого языков сегодня соотносят главным образом уже не со временем, а с философским мировоззрением. Время здесь как бы навечно застывает в форме слова. Чаще всего это происходит со словами, образованными от имен собственных, что подтверждает тот факт, что историю, время творят люди.

В целом архаичная лексика чешского и словацкого языков в данной работе рассматривается в традиционном аспекте, т.е. в рамках существующей ее классификации, а именно - историзмы, архаизмы, а среди последних -фонетические, словообразовательные, лексические и семантические архаизмы. Некоторую новизну в исследовании архаичной лексики в данной работе, как представляется, можно отметить в том, что историзмы и архаизмы, которые и анализируются здесь преимущественно опять же в традиционном системно-структурном плане, тем не менее рассматриваются главным образом как средства сохранения и консервации накопленных человеком знаний о мире.

Е. С. Кубрякова пишет, что "номинативный акт <.> следует рассматривать прежде всего как акт формирования и акт фиксации языковой формой - словом - определенной концептуальной структуры, структуры знания" /Кубрякова 2001, 284/. Исходя из нашего материала можно отметить, что фиксация структуры знания заключается в свертывании этой структуры знания в слово как в определенную форму или в тело, по терминологии Кубряковой, что сопровождается превращением знания в значение слова или в интерпретанту. Но это свертывание характерно прежде всего для синхронии, т.е. точечного по времени момента возникновения слова. По истечении времени слово теряет актуальность своей мотивированной на момент появления формы, что для более позднего по времени, т.е. современного восприятия компенсируется, наоборот, развертыванием исходной структуры знания. На это указывают наблюдения за значениями историзмов и архаизмов чешского и словацкого языков, дефиниции которых носят обязательный энциклопедический характер, в котором и находит, на наш взгляд, отражение это развертывание структуры знания. Морфолого-словообразовательный и лексико-семантический анализ парадигматических и синтагматических отношений историзмов и архаизмов в системе чешского и словацкого языков позволил выявить некоторую их, диахронизмов, изолированность от действующей системы, по сравнению с синхронизмами, т.е. актуальными для настоящего времени единицами словаря, что находит проявление, например, в ущербности набора возможных производных от историзмов и архаизмов, отсутствии у них синонимов и антонимов, относящихся к тому же самому временному срезу, что и сами историзмы и архаизмы, и в других признаках, превращающих их со временем в средства сохранения и консервации накопленных чехами и словаками знаний в процессе их исторического развития. Таким образом, историзмы и архаизмы, как представляется, существуют в языке для отражения непрерывности времени в человеческом сознании носителей языка. Историзмы фиксируют наиболее удаленную по времени действительность, т.е. это действительность вне их собственного опыта, которую они постигают через посредство исторической науки. Архаизмы, в противоположность историзмам, - это уже более приближенное к нам реальное время, соотнесенное уже с собственным опытом чехов и словаков. В IX в. чехи и словаки приобретают свою собственную историю, с которой реальное время у них превращается в историческое и в то же время сливается и с языковым временем. При этом, вероятно, историческое время больше соотносится с языком вообще, а языковое - с его литературной формой. Чем древнее письменная форма языка, тем, вероятно, более неразрывно отражается в сознании носителей языка связь исторического и языкового времени, что характерно для осознания времени чехами, у которых историческое время сливается с языковым. У словаков в X в. в силу неблагоприятных условий их общественно-политического развития наступает разрыв между историческим и языковым временем и как результат этого - последующее отставание языкового времени от исторического (что связано, на наш взгляд, с несовсем четкой дифференциацией историзмов и архаизмов словацкого языка), нашедшее отражение в лексикографической практике. После восстановления этого разрыва время в сознании словаков развивается более ускоренными темпами, по сравнению с чехами. В этой связи для нас симптоматическим является тот факт, что именно словацкие лингвисты в настоящее время поднимают вопрос о причислении к историзмам и архаизмам уже слов 50-80-х годов XX в. /БкШапа 1995/. Из этого следует прежде всего, что для каждого национального сознания характерно свое ощущение времени.

Выделение книжной лексики в сознании носителей языка происходит на основе разграничения двух противоположных форм речи - устной и письменной. В свою очередь возникновение самого этого противопоставления в сознании носителей языка имеет исторический характер и неотделимо от истории формирования литературной формы их языка.

Устная форма речи, основу которой составляет стилистически нейтральная лексика, ориентирована преимущественно на выражение конкретных понятий земной обыденной жизни, в то время как книжные слова - это главным образом средства выражения возвышенного духовного содержания. Все высокое, духовное и отвлеченное от земного у славян в древности связывалось с религией, которая имела свой особый язык. У древних чехов и словаков языком веры сначала была латынь, а позднее на короткое время им стал старославянский язык. Таким образом, выражение высокого духовного смысла у чехов и словаков, так же как и у всех других славян, проходит путь от специфического особого самостоятельного чужого языка до растворения в своем собственном языке. Вследствие этого также выделенность книжных слов генетически сродни выделенности заимствованных слов, отмеченной выше, и недаром поэтому в разряд книжной лексики входит довольно большое число иноязычных слов, что особенно характерно для более раннего периода развития чешского и словацкого языков.

Интенцией книжности является выражение духовного, что, собственно, прежде всего и отличает письменную речь от устной. Духовное соотносится с чувством прекрасного, составляющего фундамент эстетического освоения человеком окружающего мира. Книжные слова отражают художественное вйдение человеком мира, они - средства выражения духовных смыслов.

Эстетическое освоение мира, осуществляемое человеком посредством языка, заключается в раскрытии всех потенций слова - его формы, словообразовательной структуры и всего того, что связано с его семантикой: с объективной действительностью, работой человеческого разума, способного на ассоциации, сравнения, переносы названий, из чего рождаются тропы -метафора, метонимия, синекдоха, гипербола, парафраза и т.д. В чешском языке, например, слово rov в прямом значении - это „насыпанная куча земли", слово kvas - „смесь для приготовления теста", а чешское слово rozsévac или словацкое rozsievac обозначают просто сеятеля. Одухотворение человеком этих простых земных объектов, которые стоят за указанными словами, позволяет увидеть в них другие объекты - вместо насыпанной кучи земли - могилу (для слова rov), в смеси для приготовления теста - кипение жизни (для слова kvas) и просветителя в сеятеле (для слова rozsévac/rozsievac), что сопровождается приобретением исходными словами новых духовных смыслов и книжной окраски.

Приведенные примеры демонстрируют эстетизацию простого, земного на лексико-семантическом уровне посредством вторичной номинации. Нарялу с этим духовное возвеличение объектов реального мира может находить поддержку и в словообразовательной структуре слова. Большим разнообразием языковых средств характеризуется, например, эстетизация прошлого, которая находит отражение, например, на лексическом уровне в форме книжных наименований в чешском ded или kmet, в словацком ded и kmef - все в значении „старец", где прошлое олицетворяет наименование старейшего члена рода -déd/ded или племени - kmet/kmef; на морфологическом уровне - в форме таких книжных наименований, как ч.Ьптё/сл.Ьгета в значении „бремя" или 4.bydlo как „житьё", где идею прошлого передают устаревшие суффиксы -тё/-та и dio; но в других случаях эстетизацию прошлого может передавать и устаревшая основа слова, как например, у чешского высокого слова коШШё „ристалище", восходящего к архаизму ко1Ьа „рыцарский турнир". Облагораживание, вознесение прошлого может проистекать также из контекстуальной связанности употребления слова, освященного традицией, на что указывает, например, книжное в чешском и словацком языках слово Ьа2еп"боязнь" на фоне стилистически нейтрального Б^асИ.

Понятие высокого слова тесно связано с развитием материальной основы литературного языка, т.е., по Колесову, "с массивом образцовых текстов" /Колесов 1999, 21/, который складывается у народа на протяжении веков. Краткий обзор чешской и словацкой литературы древнего периода показывает, однако, что чехи за один только XIУ в. написали, пожалуй, больше на своем языке, чем словаки на своем до конца ХУШ в. Словаки в силу неблагоприятных условий своего общественно-политического развития долго писали на чужих языках - латыни, немецком, венгерском, но главным образом на чешском, который они считали своим литературным языком. Вследствие этого формирование своего собственного, словацкого ощущения и понимания высокого слова у них началось лишь с середины XIX в., когда словаки начали писать на едином кодифицированном Л.Штуром языке. И первым шагом на пути выработки своего собственного, словацкого понимания возвышенности слова явилось отношение словаков к богемизмам, т.е. заимствованиям из близкородственного чешского языка, которые в самом большом на сегодняшний день толковом шеститомном словаре словацкого языка выступают именно как книжные наименования. Интерпретация словаками богемизмов в своем языке как высоких слов отражает большую роль чешского языка именно для письменной сферы словацкого языка. Вместе с тем трактовка богемизмов как книжных слов способствовала выведению заимствований из близкородственного чешского языка за пределы стилистически нейтрального общеупотребительного словацкого языка, что для словаков на первом этапе развития литературного языка было очень важно, чтобы получить основу для противопоставления устной и письменной форм речи, на которой можно в дальнейшем шлифовать и оттачивать стилистическое варьирование, которое складывается в процессе использования своего собственного языка на письме, что в более активной мере происходило в прошлом у чехов, чем у словаков. Чешское происхождение большинства словацких высоких наименований представляет собой самую яркую особенность разряда книжных слов в словацком языке, по сравнению с чешским.

Таким образом, словацкая книжная лексика в своей основе носит преимущественно заимствованный характер. То же самое, по существу, можно сказать и о чешской книжной лексике. Это сходство объясняется временем формирования современной книжной лексики, которое для чехов и словаков совпало с периодом их национального возрождения, когда на щит были подняты идеи былого славянского единства и словари чешского и словацкого языков стали бурно обогащаться заимствованиями, но теперь уже не из латыни, немецкого или венгерского языков, как прежде, а из братских славянских языков; так, чешский язык заимствовал в этот период высокие слова преимущественно из русского /Лилич 1982/. Для словацкого было естественным принимать слова главным образом из чешского, которые были высокими уже только вследствие того, что были богемизмами, а по форме лишь незначительно отличались от существующих параллельно подобных словацких наименований, например, ч. оЬНсе^'лицо", ?асИ1:"ставить в ряд", sefit se "смеркаться'Усл.оЬПса], radif, serif sa в тех же значениях.

К экспрессивной лексике относятся наименования, в семантике которых кроме объективно-понятийного признака "представлены в разных комбинациях компоненты оценочного, эмоционального, образного и интенсивно-количественного характера, органически связанные друг с другом" /Кузнецова 1989, 186/. Без коннотативной лексики не может обойтись ни один язык.

Номинативная и коннотативная лексика так же тесно связаны друг с другом, как разум человека с его чувствами.

Коннотативная лексика в историческом аспекте, как правило, не исследуется. Вероятно, это объясняется прежде всего объективными причинами -в памятниках письменности она манифестирована в высшей степени скупо. Вместе с тем сопоставление экспрессивной лексики чешского и словацкого языков позволяет, как представляется, увидеть движение и в этой части словаря. Общественно-осознанная экспрессивная лексика, находящая отражение в толковых словарях общеупотребительного языка, как кажется, отличается крайним консерватизмом своего развития, что на первый взгляд может показаться парадоксальным, так как в живой речи экспрессивы могут возникать на каждом шагу. Эта замедленность развития общественно-осознанной экспрессивной лексики связана, вероятно, с древностью ее формирования на основе того, что для выражения чувств, в отличие от понятий, часто оказывается достаточным звук. Недаром экспрессивы часто образуются от междометий. В каждом языке есть звуки, наиболее предрасположенные, по сравнению с другими, к выражению чувств и эмоций. И если развитие языка идет в направлении от выражения чувственного к выражению интеллектуального, что относится и к лексике, то экспрессивный ее разряд по времени формирования должен быть очень древним, что обнаруживает анализ формы чешских и словацких экспрессивов, а также и их семантики. По форме некоторые из них связаны еще с праславянской системой склонения /ч./сл.ЬаЬга "копуша, размазня"/, а по семантике подавляющее большинство экспрессивов представляет собой слова, характеризующие человека по разным признакам: внешнему виду /ч./сл.1тгЬас „горбун"/, внутренним качествам /ч./сл.паскйес „гордец, спесивец"/ и т.д., что и составляет, очевидно, исходное ядро всей экспрессивной лексики.

Изменения в номенклатурной стороне рассматриваемого разряда коннотативной лексики во времени, как представляется, связаны с тем, на что обращено выражение эмоций и оценки у носителей чешского и словацкого языков в процессе их исторического развития. Если на более ранних этапах этого развития коннотация преимущественно охватывает сферу быта, семьи, человеческих отношений, обеспечения жизнедеятельности человека вообще, то в дальнейшем появляются интеллектуальные коннотативы, отражающие все более широкое вовлечение индивидуального сознания носителей чешского и словацкого языков в общественное. В связи с этим в чешском языке, может быть, несколько больше экспрессивов второго типа, а в словацком первого. Наличие в словацком языке несколько большего, по сравнению с чешским, числа экспрессивов с обозначением лица, маркированных фоно-звуковыми особенностями, вероятно, можно объяснить тем, что в силу специфических неблагоприятных политических условий жизнь словаков в прошлом была больше ограничена преже всего семьей, где как раз чаще всего и активнее возникают экспрессивы и в которой основатель словацкого литературного языка Л.Штур видел основной источник словацкой народной поэзии /Stur 1987, 80/.

Словацкий язык большую часть своей истории просуществовал в форме свободных диалектов, основу которых составляет живая, не связанная никакими ограничениями народная речь, что и наложило отпечаток на экспрессивную лексику, которая в словацком языке, в отличие от чешского, характеризуется, например, более интенсивным использованием звукового состава или более широким распространением такого явления, как корвертируемость словообразовательных формантов, например, суффикс -к в словацком языке выступает средством образования экспрессивов на уровне всех знаменательных частей речи /chviFka, boFkaf, milky, tisko/, в отличие от чешского языка.

Развитие лексики во времени обеспечивается главным образом постоянным притоком новых слов, неологизмов. Неологизмы обнажают механизмы развития лексики, которые впоследствии скрываются временем. Они показывают, как проходило это развитие всегда, во все времена и что стимулировало это развитие как движение вперед во времени. Неологизмы свидетельствуют о том, что движущими силами развития языка вообще и лексики в частности выступают изменения в объективной реальной действительности, в процессах ее познания человеческим разумом, в уровне национального самосознания носителей языка, а также в развитии самого языка. В отличие, однако, от историзмов и архаизмов, которые указывают, по существу, на все то же самое, неологизмы дышат в унисон со временем, т.е. с текущей жизнью. Неологизмы - это наименования конкретного, явленного времени, каковыми были когда-то историзмы и архаизмы, из которых, однако, со временем выветривается аура или атмосфера жизни в определенный момент истории и они постепенно превращаются в атрибуты памяти. Чем древнее слово, тем более скрыты от нас начальные этапы его жизни в языке, что, наоборот, особенно ярко демонстрируют неологизмы, которые преимущественно и изучаются именно в аспекте вхождения их в систему действующего языка.

Среди неологизмов современного чешского и словацкого языков, как и среди чешских и словацких историзмов и архаизмов, много иноязычных слов, но только теперь - это уже не германизмы или мадьяризмы, а слова английского происхождения. Неологизация лексики, однако, обеспечивается всегда главным образом не вхождением в нее абсолютно новых чужих слов, но прежде всего процессами преобразования своих старых наименований. В связи с этим интересно отметить, что как среди архаизмов, так и среди неологизмов преобладают словообразовательные варианты к уже существющим словам. Словообразовательных формантов в языке всегда меньше, чем самих слов. Кроме того приставки и суффиксы изменяются медленнее, чем слова. Всё это способствует продолжительной стабильности исконной лексики, по сравнению с заимствованной, в процессе ее исторического развития.

Анализ лексики чешского и словацкого языков показывает, что языковое сознание у чехов выступает в более слитном, неразрывном единстве с историческим временем, по сравению со словаками, которые вследствие неблагоприятных общественно-исторических условий по существу не писали на родном языке со времен Великой Моравии до ХУШ в. В истории чешского народа также был трехвековой период существования в условиях общественно-политческой несвободы, характеризовавшийся менее активным использованием чехами своего национального языка, ограничением сфер его употребления, ослабением норм. Однако чехи подошли к этому периоду с высоко развитым литературным языком, нормы которого были закреплены в Кралицкой Библии. Период неполноценного функционирования их языка в составе Габсбургской монархии обернулся для чехов образованием такого феномена чешской языковой действительности, как своего рода "теневой" язык, т.е. оЬеспа се^та, что указывает прежде всего на непрерывность языкового развития вообще, в любых условиях, а также на то, что уровень языка всегда определяется тем, кто, что и как говорит и пишет /если пишет/ на родном языке в определенный период истории своего народа. Возрождение чешского национального языка, начавшееся с конца ХУШ в., было направлено на восстановление расшатавшихся за предшествующий период норм его письменной формы. И.Добровский, основатель современного чешского литературного языка, узаконил для письменного общенационального чешского языка формы языка Кралицкой Библии, чем, по существу, была восстановлена прервавшаяся связь времен в общественно-национальном сознании чехов.

Словаки подошли к концу ХУШ в. с тремя культурными диалектами, которые сформировались в словацком языковом пространстве на протяжении ХУ-ХУШ вв. и отражали преимущественно индивидуальное сознание словаков, в то время как их общественно-национальное сознание в этот период не было еще выграненно словацким, в языковом проявлении оно было чешско-словацким, так как писали они на языке в чешской основой. А.Бернолак, первый кодификатор словацкой письменной формы, выбрал за основу западнословацкий диалект, не обеспечивший, однако, единства форм в общенациональном масштабе, в отличие от Л.Штура, нашедшего это единство в сренесловацком диалекте. В штуровский период, по сути, впервые произошло основное функциональное разделение на устную и письменную форму языка словацкого этноса. До Штура сознание словаков определялось преимущщественно устной формой существования их языка.

Основное отличие чешской лексики заключается в более полном насыщении ее функциональной расслоённости и в более четкой стилистической дифференциации, по сравнению с лексикой словацкого языка.

Наиболее яркой особенностью словацкой лексики выступает несколько слабее семантически дифференцированная полилексия на фоне более ярко выраженной полисемии в чешском, свидетельствующей о более широком использовании смысловых потенций лексических единиц в процессе их словоупотребления.

Таким образом, непрерывное развитие лексики чешского и словацкого языков происходит в процессе их изменения во времени, отмеченного как сходными, так и отличительными признаками и способствующего формированию их функциональной расслоённости на фоне сохранения стабильности их основного словарного фонда.

Сокращения

Условные обозначения адм. административное акт. актуальное арх. архаичное венгер. венгерский герм, германское др.-в.-нем. древневерхненемецкий язык др. -н ем. др евненемецкий язык Шдр.-чеш. древнечешский язык итал. итальянский язык каиц. канцелярский стиль лат. латинский язык нейтр. нейтральное нем. немецкий язык пол. польский язык поэт поэтическое публ. публицистическое рус. русский язык словац. словацкий язык собир. собирательно ср.-в.-пем. средневерхненемецкий язык хим. химический термин чеш. чешский язык шутл. шутливо экспр. экспрессивное

Ап. год издания по порядку

Периодические издания

AUC — Acta Universitatis Carolinae: Slavica Pragensia (Praha)

JC — Jazykovedny casopis (Praha)

JS — Jazykovedné stúdie (Bratislava)

KS — Kultúra slova (Bratislava)

NR — Nase rec (Praha)

SAS — Studia Académica Slovaca (Bratislava)

SR — Slovenská rec (Bratislava)

SS — Slavica Slovaca (Bratislava) источники

1. БЭС — Большой энциклопедический словарь: В 2 т. М., 1991.

2. Д —Дворецкий И. X. Латинско-русский словарь. М., 1976.

3. Даль— Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М„ 1978—1980.

4. СЧН — Sochová Z, Postolková В. Со v slovnících nenajdete. Praha, 1994.

5. Ф — Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 1964—1973.

6. ASCS —Akademicky slovník cizích slov. D. 1—2. Praha, 1995.

V V

7. В — Bernolák A. Slowár Slowenskí: Cesko-Lafinsko-Nemecko-Uherskí. Zv. I—VI. Budín, 1825—1827.

8. G — Gebauer J. Slovník starocesky: D. 1—2. Praha, 1970.

9. HSSJ — Historicky slovník slovenského jazyka: Zv. I—IV. Bratislava, 1991—1995.

10. J—Jungmann J. Slovník cesko-némecky: D. I—V. Praha, 1989.

11. KS — Kálal K., Kálal M. Slovensky slovník z literatúry aj nárecí. Banská Bystrica, 1923.

12. KSSJ — Krátky slovník slovenského jazyka. Bratislava, 1987.

13. M—Machek V. Etymologicky slovník jazyka ceského. Praha, 1971.

14. Ottúv slovník — Ottiiv slovník naucny: Illustrovaná encyklopedie obecnych vedomostí. D. 2. Praha, 1889.

15. SCN — Nova slova v cestine. Slovník neologizmú. Praha, 1998.

16. SSC — Slovník spisovné cestiny pro skolu a verejnost. Praha, 1978.

17. SSJ — Slovník slovenského jazyka: Zv. I—VI. Bratislava, 1960—1971.

SSJC — Slovník spisovného jazyka ceského: A — porozhlédnouti se.

Sesity 1—20 (1958—1962). Praha, 1958—1971.

SSS — Synonymicky slovník slovenciny. Bratislava, 1995.

VSCS — Saling S., Ivanová-Salingová M., Maníková Z. VeFky slovník cudzích V slov. Bratislava; VeFky Saris, 1997.

Список научной литературыТугушева, Разия Хасановна, диссертация по теме "Славянские языки (западные и южные)"

1. Абдулфанова 1999 — Абдулфанова A.A. Язык визуального суждения в семиосфере православного храма // Номинация и дискурс. Рязань, 1999.

2. Арнольд 1999 — Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность / Под ред. П.Е.Бухаркина. СПб., 1999.

3. Арутюнова 2000 — Арутюнова Н.Д. Наивные размышления о наивной картине мира // Язык о языке / Под ред. Н.Д.Арутюновой. М., 2000.

4. Бабушкин 1998 — Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка, их личностная и национальная специфика: Автореф. докт. дис. Воронеж, 1998.

5. Базылев 1995 — Базылев В.Н. Онтологические проблемы языкознания XX века // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 1. М., 1995.

6. Балашова 1999 — Балашова Л. В. Социальная метафора в диахронии // III Житниковские чтения: Динамический аспект лингвистических исследований. Ч. 2. Челябинск, 1999.

7. Баранова 2000 — Баранова И. В. Семантика английских предлогов, выражающих временные отношения // Исследования по семантике предлогов / Под ред. Д.Пайар, О.Н.Селиверстовой. М., 2000.

8. Бахтин 1975 —Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

9. Бахтин 1993 — Бахтин М.М. Формальный метод в литературоведении // Бахтин под маской. Вып. 2. М., 1993.

10. Бондарко 1995 — Бондарко A.B. Значение и смысл: Проблема интенциональности // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 1. М., 1995.

11. Виноградов 1980 — Виноградов В. В. Поэтика и риторика // Виноградов В.В. Избранные труды: О языке художественной прозы. М., 1980.

12. Воронцова, Меркулова 2000 — Воронцова Т.Ю., Меркулова Э.Н. Историзм как национально-специфичная оценочная единица // Теория и практика германских и романских языков. Ч. 1. Ульяновск, 2000.

13. Воркачев 2002 — Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании. Краснодар, 2002.

14. Габовштяк 1981 — Габовштяк А. Проблема происхождения словацкого языка с точки зрения лексики // Советское славяноведение. 1981. № 5.

15. Голякова 1999 — Голякова Л.А. Подтекст как полидетерминированное явление. Пермь, 1999.

16. Гусев 1995 — Гусев Л.Ю. Метафорическое наименование фольклорного героя как способ выражения эстетического идеала // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 1. М., 1995.

17. Заботкина 1999 — Заботкина В.И. Когнитивно-прагматический подход к неологии // Когнитивно-прагматические аспекты лингвистических исследований: Сб. науч. трудов. Калининград, 1999.

18. Зеленецкий 1995 — Зелен ецкиг5 А.Л. Отношение дискретного и континуального в языке и методике языкознания // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 1. М., 1995.

19. Историческая типология 1986 — Историческая типология славянских языков / Под ред. А.С.Мельничука. Киев, 1986.

20. История венгерской литературы 1962 — Кланицаи Т., Саудер Й., Саболъчи М. Краткая история венгерской литературы. Будапешт, 1962.

21. История словацкой литературы 1970 — История словацкой литературы. М., 1970.

22. Калинин 2000 —Калинин И. В. Особенности средневековой переводческой деятельности во Франции (XIV в.) // Сопоставительное изучение языков и культур. Ставрополь, 2000.

23. Кацис, Одесский 1999 — Кацис Л. Ф., Одесский М. П. Пушкин — Коллар — Мицкевич // Изв. РАН. СЛЯ. 1999. Т. 58. № 3.

24. Ковалева 1995 — Ковалева Е. В. Причины архаизации слов // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 1. М., 1995.

25. Колесов 1999 — Колесов В.В. Жизнь происходит от слова. СПб., 1999.

26. Кравченко 1999 — Кравченко А.В. Классификация знаков и проблема взаимосвязи языка и знания // Вопросы языкознания 1999, № 6.

27. Кретинин 2000 — Кретинин C.B. Чехи и немцы в 1918—1939 гг.: Между конфронтацией и сотрудничеством // Проблемы славяноведения. Вып. 2. Брянск, 2000.

28. Крысин 1996 —Крысин Л. П. Иноязычное слово в контексте современной общественной жизни // Русский язык конца XX столетия (1985—1995). М., 1996.

29. Кубрякова 1987 —Кубрякова Е.С. Категории падежной грамматики и их роль в сравнительно-типологическом изучении словообразовательных систем славянских языков // Сопоставительное изучение словообразования славянских языков. М., 1987.

30. Кубрякова 2001 — Кубрякова Е.С. О связях когнитивной науки с семиотикой (определение интерпретанты знака) // Языки и культура. М., 2001.

31. Кузнецова 1989 —Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка. М., 1989.

32. Ларин 1974 —Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974.

33. Лилич 1982 — Лилич Г.А. Роль русского языка в развитии словарного состава чешского литературного языка. Л., 1982.

34. Лилич 1994 — Лилич Г. А. Переводы библейских текстов в истории чешского литературного языка: Начальный период // Переводы библии и их значение в развитии духовной культуры славян. СПб., 1994.

35. Лингвистический энциклопедический словарь 1990 — Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

36. Лифанов 2001 — Лифанов К.В. Генезис словацкого литературного языка. Lincom Europa, 2001.

37. Лотман 2000 — Лотман Ю.М. Русская литература и культура Просвещения. М., 2000.

38. Лукьянова 1986 — Лукьянова H.A. Экспрессивная лексика разговорного употребления. Новосибирск 1986.

39. Максимов 1992 — Словарь перестройки / Под ред. В.И.Максимова. СПб., 1992.

40. Мартинцова 1994 — Мартинцова О. Неологические процессы в аспекте ономасиологической типологии // Теоретические и методологические проблемы сопоставительного изучения славянских языков. М., 1994.

41. Миронова 1995 — Миронова H.H. Об изучении оценочного дискурса в современной лингвистике // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 2. М., 1995.

42. Мокиенко 1994 — Мокиенко В.М. Субстандартная фразеология русского языка и некоторые проблемы ее лингвистического изучения // Динамика русского слова. СПб., 1994.

43. Мыльников 1972 — Мыльников A.C. Эволюция социальной структуры чешского общества XVII—XVIII вв. // Вопросы первоначального накопления капитала и национальные движения в славянских странах. М., 1972.

44. Нещименко 1985 —Нещименко Г. П. Функциональное членение чешского языка // Функциональная стратификация языка. М., 1985.

45. Нещименко 2003 — Языковая ситуация в славянских странах. Опыт описания. Анализ концепции. М.: Наука. 2003. С. 174 и сл.

46. Нидерле 2000 — Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000.

47. Новые слова и значения 1994 — Новые слова и значения / Под ред. Н.З.Котеловой. СПб., 1994.

48. Попова 1999 —Попова Н.С. Когнитивная метафора в концептосфере языка // Связи языковых единиц в системе и реализации: Когнитивный аспект. Вып. 2. Тамбов, 1999.

49. Пражский лингвистический кружок 1967 — Пражский лингвистический кружок. М., 1967.

50. Радбиль 1995 — Радбиль Т.Б. Языковая картина мира как коррелят классической дихотомии «язык — речь» // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 2. М., 1995.

51. Раевская 1999 — Раевская О. В. О некоторых типах дискурсивной метонимии // Изв. РАН. СЛЯ. 1999. Т. 58. № 2.

52. Скляревская 1993 — Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. СПб., 1993.

53. Словацкая литература 1997 — Словацкая литература: От истоков до конца XIX в. / Под ред. А.Г.Машковой, С.С.Скорвида. Ч. 1. М., 1997.

54. Смирнов 1978 — Смирнов Л.Н. Формирование словацкого литературного языка в эпоху национального возрождения // Национальное возрождение и формирование славянских литературных языков. М., 1978.

55. Смирнов 1981 — Смирнов Л.Н. Отражение в литературно-языковой сфере борьбы за консолидацию словацкой нации (середина XIX в.) // Формирование наций в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1981.

56. Смирнов 1992 — Смирнов Л. К истории перевода Библии на словацкий язык // Международная ассоциация по изучению и распространению славянских культур: Информационный бюллетень. Вып. 26. М., 1992.

57. Смирнов 1999 — Смирнов JI.H. Традиционное и новое в опытах кодификации норм литературного словацкого языка периода его становления // Проблемы славянской диахронической социолингвистики. М., 1999.

58. Телия 1986 — Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.

59. Толстой 1988 — Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988.

60. Тугушева 1970 — Тугушева Р.Х. К истории развития торговой лексики в славянских языках: Обозначения понятия «товар» // Вопросы филологии. Ч. 2. Л., 1970.

61. Тугушева 1972 — Тугушева Р.Х. Торговая лексика в словацком памятнике XV—XVI вв. // Славянская филология. Вып. 2. Л., 1972.

62. Тугушева 1981 — Тугушева Р. К истории обозначений базара и ярмарки в славянских языках // Slavia. 1981. An. 50. N 3—4.

63. Фатеева 1997 — Фатеева H.A. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе // Изв. РАН. СЛЯ. 1997. Т. 56. № 5.

64. Ферм 1994 — Ферм Л. Особенности развития русской лексики в новейший период: На материале газет // Acta Universitatis Uppsaliensis: Studia Slavica Uppsaliensia 33. Uppsala, 1994.

65. Философский словарь 1963 — Философский словарь / Под. ред. М.М.Розенталя и П.Ф.Юдина. М., 1963.

66. Фрейдзон 1981 — Фрейдзон В.И. Некоторые черты формирования наций в Австрийской империи // Формирование наций в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1981.

67. Ховалкина 1995 — Ховалкина A.A. Дискретное-континуальное в лексической семантике как проявление одного из фундаментальныхзаконов диалектики // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и Ш перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 2. М., 1995.

68. Шайкевич 1999 — Шайкевич А. Я. Пушкин и Мицкевич: Опыт лексического сравнения // Изв. РАН. СЛЯ. 1999. Т. 58. № 3.

69. Шаповалова 2000 — Шаповалова Т.Е. Категория синтаксического времени в русском языке. М., 2000.

70. Шатуновский 1995 —Шатуновский И. Б. Описание и объяснение: Виды и принципы семантических описаний/объяснений // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф.: В 2 т. Т. 2.ф М., 1995.

71. Широкова 1998 — Широкова А. Г. Методы, принципы и условия сопоставительного изучения грамматического строя генетически родственных славянских языков // Сопоставительные исследования грамматики и лексики русского и западнославянских языков. М., 1998.

72. Юдина 2000 — Юдина Е.А. «Лексический темпоральный ориентир» как элемент языковой картины мира // Романо-германская филология. Вып. 1. Саратов, 2000.

73. Яковлев 1991 — Яковлев C.B. Взаимодействие когнитивного и • стилистического компонентов в значении слова // Когнитивные аспектылексики: Немецкий язык. Тверь, 1991.

74. Ярцева 1985 — Ярцева В.Н. История английского литературного языка IX—XV вв. М., 1985.

75. Ярцева 1986 — Ярцева В.Н. Языковые контакты в условиях близких и далеких языковых культур // Литература. Язык. Культура. М., 1986.

76. Antolôgia 1981 — Antolôgia starsej slovenskej literatury / Vyd., uvod a poznâmky J.Misianik. Bratislava, 1981.77