автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему:
Погребальная обрядность населения Южного Зауралья эпохи средней бронзы

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Епимахов, Андрей Владимирович
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Екатеринбург
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.06
450 руб.
Диссертация по истории на тему 'Погребальная обрядность населения Южного Зауралья эпохи средней бронзы'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Погребальная обрядность населения Южного Зауралья эпохи средней бронзы"

РГб од

- - АВГ 1998

На правах рукописи

Епимахов Андрей Владимирович

ПОГРЕБАЛЬНАЯ ОБРЯДНОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ ЭПОХИ СРЕДНЕЙ БРОНЗЫ

Исторические науки 07.00.06 - археология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Новосибирск - 1998

Работа выполнена в отделе археологии и этнологии Институт истории и археологии Уральского отделения РАН.

Научный руководитель:

доктор исторических наук Корякова Л.Н.

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук Бобров В.В. кандидат исторических наук Соловьев А.И.

Ведущее учреждение:

Челябинский государственный педагогический университет

Защита состоится 21.12.1998 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 200.09.01. в Институте археологии и этнографии Сибирского отделения РАН по адресу: 630090, Новосибирск-90, проспект академика Лаврентьева, 17.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН.

Автореферат разослан 19 ноября 1998 г.

Ученый секретарь специализированного совета доктор исторических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы определяется ролью памятников синташтинс-:ого типа (далее ПСТ) в системе культур средней и поздней бронзы ев-»азийской степной - лесостепной зоны, а также в синхронизации боль-иих групп явлений данной территории. Открытие этого пласта памят-1иков, во многом, изменило представление о содержании историческо-о процесса рассматриваемого периода, об уровне социально-»кономического развития и, отчасти, облике материальной культуры, юльшинство отечественных ученых считают перспективным исполь-ювание синташтинских древностей в поисках решения арийской про->лемы, что также стимулирует интерес исследователей. Столь широ-:ая известность стала поводом для включения синташтинских мате->иалов в многочисленные работы обобщающего и, даже, теоретичес-:ого характера. Однако до сегодняшнего дня не состоялась в достаточ-юм объеме публикация результатов полевых исследований (в том чис-1е и погребальных памятников), поэтому выводы авторов базируются в 5ольшей степени на общих рассуждениях, чем на анализе конкретных материалов, не сформулированы диагностирующие признаки "синташ-инской культуры", хотя термин уже вошел в широкое употребление.

Цель исследования - получение полной характеристики синташ-инской погребальной обрядности (далее ПО) и уяснение места ПСТ в мстеме культур эпохи финала средней - начала поздней бронзы, а так-<е роли носителей синташтинских традиций в историко-культурных |роцессах рассматриваемого периода.

Задачи исследования:

1. Анализ существующих точек зрения по основным вопросам интерпретации синташтинских памятников.

2. Суммирование результатов раскопок и выявление диагностирующих признаков синташтинской ПО.

3. Интерпретация выявленных различий в системе синташтинской ПО.

4. Сопоставление результатов анализа конкретных данных с раз личными моделями социальной организации.

5. Рассмотрение проблем происхождения и исторической судьбь синташтинского населения.

Хронологические и территориальные рамки.

В качестве временных рамок избран период финала средней бронзы - время функционирования Волго-Уральского очага культуроге неза (Бочкарев B.C., 1992). Восточноевропейская шкала относительной хронологии использована в качестве реперной ввиду единства историко-культурных процессов. Абсолютная хронология традиционно базируется на датировке щитковых псалиев, большая часть которых проис ходит из синташтинских и петровских памятников, хронологические рамки существования которых в свете последней серии радиокарбон ных дат могут быть ограничены XX-XVIII вв. до н. э.

Южное Зауралье на сегодняшний день остается единственной с пределах очага культурогенеза территорией компактного раслоложе ния укрепленных поселений и могильников, что, с одной стороны, тре бует объяснения, а, с другой, создает реальные возможности взаимной проверки результатов анализа разных типов археологических источников. Все рассматриваемые в работе памятники локализуются на малы> реках бассейнов р. Урал и Тобол, в ландшафтном отношении это зонг северной степи, занимающая в соответствии с современным административно-территориальным делением южную часть Челябинской и северо-восточную часть Оренбургской областей.

Источники представлены результатами раскопок пяти синташтинских некрополей, исследованных в период 1971-1996 гг. Руководителя ми полевых изысканий были В.Ф. Генинг, В.В. Генинг, Г.Б. Зданов^ (могильник Синташта), Н.Б. Виноградов (Кривое Озеро), С.Г.БоталоЕ

(Большекараганский), В.П. Костюков (Каменный Амбар-5)1 и автор (Каменный Амбар-5 и Солнце И).

Научная новизна. Впервые синташтинские погребальные памятники стали объектом монографического исследования. Для обработки материалов использованы современные программные средства2. На основе сопоставления итогов анализа наиболее полной сводки результатов раскопок некрополей с данными исследования поселений предложены варианты социологических реконструкций, делается попытка воссоздания этнокультурной ситуации в регионе и решения вопроса о происхождении синташтинских погребальных традиций.

Практическая значимость работы. Полученные результаты могут быть использованы в обобщающих работах по археологии бронзового века, а также в вузовских учебных программах по археологии, истории первобытного общества и краеведению; оформлении музейных экспозиций; при составлении охранной документации, сводов памятников.

Апробация. Основные положения и выводы диссертации изложены в докладах на XII и XIII Уральских археологических совещаниях (Екатеринбург, 1993; Уфа, 1996), на археологической секции III Международной научной конференции "Россия и Восток: проблемы взаимодействия" (Челябинск, 1995). Результаты исследования отражены в 9 публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического указателя, приложений. Прило-

' Автор считает приятным долгом высказать слова признательности Н.Б. Виноградову и В.П. Костюкову за возможность использовать результаты их раскопок, а также за полезные консультации на всех этапах исследования. Равно слова благодарности должны быть адресованы всем участникам полевых и камеральных работ.

2 Компьютерная обработка материала не могла бы состояться без заинтересованного участия М.Э. Вербовецкого, которому автор также признателен за помощь.

жения включают словарь основных терминов погребально-поминальной обрядности, код описания погребального памятника, исходные данные о размерах могильных ям, информацию базы данных по син-таштинским некрополям, иллюстративные материалы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит обоснование актуальности темы, формулировку цели и основных задач исследования, уточняет его территориальные и хронологические рамки. Здесь же показаны научная новизна и практическая ценность работы.

Глава 1. ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ СИНТАШТИНСКИХ ПАМЯТНИКОВ.

Подразделяется на три параграфа, посвященных истории изучения ПСТ, историографическому анализу и проблемам хронологии.

В истории изучения ПСТ выделяются следующие периоды. Первый (ориентировочно до 1983 года) характеризуется накоплением материала, который не рассматривался как единый. Даже исследование эпонимного погребального комплекса в первой половине 70-х гг. не позволило осознать масштабы явления и его характер. Памятник воспринимался как единичный, не имеющий аналогов феномен.

Начало исследованию синташтинских памятников положено раскопками эпонимного могильника и поселения под руководством В.Ф. Генинга в 1971-1976 гг. Это не означает, что в предшествующий период не были выявлены отдельные находки и обследованы некоторые памятники, позднее отнесенные к финалу средней бронзы. Среди таких памятников особое место принадлежит Мало-Кизильскому селищу (раскопки КБ. Сальникова) и Верхне-Кизильскому кладу, культурная атрибутация которых до сих пор далека от однозначности. Из числа других примеров могут быть названы раскопки B.C. Стоколосом могильника у села Степное, Кизильского городища и некрополя, находки предметов из разрушенных погребений у г. Орска и Березовского могильника (?).

Однако осознание "особости" этого типа памятников пришло именно в результате упомянутых работ В.Ф. Генинга, в течение которых были исследованы большая часть некрополя (СМ, СИ, CHI) и зна-

чительные площади на поселении. Сохранность культурного слоя не позволила составить полное представление о сложной структуре поселения, хотя предположение о его синхронности с могильником было сделано.

Основным содержанием второго этапа стало не только значительное пополнение коллекций из раскопок погребальных памятников, но и изучение широких площадей поселений. Установление четкой планировочной структуры поселений и высокого для эпохи бронзы Южного Зауралья уровня развития фортификации и архитектуры является заслугой археологических экспедиций Челябинского госуниверситета и Челябинского педуниверситета. Использование новаторской методики дешифрирования аэрофотосъемки больших площадей, автором которой является И.М. Батанина (Зданович Г.Б., Батанина И.М., 1995), позволило в короткий срок открыть и получить совершенно новую информацию о типах планировки укрепленных поселений, их фортификации, подтвердить хронологические построения, сделанные в полевых условиях, очертить границы распространения памятников этого типа.

К настоящему времени открыты и научно документированы 17 поселенческих памятников Южного Зауралья периода средней бронзы. Стационарные работы проводились на шести из них. Некрополей известно несколько меньше - 12. Эта цифра не может считаться окончательной, т.к. для ряда поселений пока не установлены могильники, с другой стороны известны погребальные памятники, не имеющие привязки к поселению: Березовский могильник, Карагайлы-XXVII и др. Надо оговориться, что ни в одном из перечисленных случаев нельзя исключить уничтожения поселения в результате действия антропогенных или иных факторов.

Таким образом, накоплена обширная источниковая база, качество которой, правда, неравноценно. Часть материалов введена в научный оборот с разной степенью полноты (Стоколос B.C., 1962; Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В., 1992; Костюков В.П., Епимахов A.B., Нелин Д.В., 1995; Зданович Д.Г., 1995а; Боталов С.Г., Григорьев С.А., Здано-

вич Г.Б., 1996; Епимахов А.В., 1996; Зданович Д.Г, 1997). Анализ .памятников в значительной степени затруднен несовершенством методики раскопок некоторых из них, отсутствием палеозоологических и антропологических определений, эпизодическим применением естественнонаучных методов датирования. Наметившаяся в последние годы тенденция к подлинно комплексному исследованию памятников еще не стала правилом в силу ограниченности средств.

Синташтинская историография очень велика, несмотря на сравнительно краткую историю изучения. Спектр рассматриваемых проблем включает все основные вопросы традиционного археологического исследования: происхождение, датировка, внутренняя хронология, культурная и этническая атрибутация.

В первых публикациях середины 70-х гг. В.Ф. Генингом обоснован ключевой характер синташтинских древностей в системе хронологии евразийских степей, установлено соотношение с рядом культур - ала-кульской, абашевской и культурой многоваликовой керамики (КМК), по серии щитковых псалиев и облику изделий из металла произведена датировка эпонимного некрополя XVI в. до н. э. (Генинг В.В., 1975). В этот же период автором, который сопоставил данные письменных источников с выделенными чертами ПО, предложена индоарийская атрибутация (Генинг В.В., 1977). На данном этапе синташтинские древности (в первую очередь это касается поселенческих материалов) включались в состав абашевской КИО, памятники которой уже имели к началу 70-х г.г. длительную историю исследования. Эта точка зрения сохранила свою привлекательность для ряда исследователей (Пряхин А.Д., 1995; Горбунов B.C., 1990 и др.). Однако, большинство специалистов присоединилось к мнению автора открытия эпонимного памятника о неординарности явления и необходимости его рассмотрения вне абашевской КИО.

В 70-е гг. появляется фундаментальная монография К.Ф. Смирнова и Е.Е. Кузьминой (Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е., 1977), посвященная выделению новокумакского типа памятников. В рамках предложенного

типа были объединены результаты раскопок ряда памятников Зауралья и Приуралья, в том числе и Синташтинского комплекса. Авторы уделили значительное внимание вопросам относительной и абсолютной хронологии выделенного типа памятников, его роли в формировании облика культур периода поздней бронзы. Они не обошли вниманием и проблемы этнической атрибутации и социальной организации. Несмотря на критические замечания (Стоколос B.C., 1983; Потемкина Т.М., 1983; Членова Н.Л., 1984; Клейн Л.С., 1988) на сегодня работа не потеряла своей актуальности: не подверглись существенной корректировке заключения об относительной хронологии, схема эволюции конской упряжи, гипотеза об индоиранской языковой принадлежности носителей "новокумакских" традиций и другие. Термин "новокумакский тип" (или горизонт) сохранился в современной литературе, посвященной исследованию памятников периода эпохи бронзы.

Г.Б. Зданович на протяжении ряда лет рассматривал материалы Синташты как западный вариант петровской культуры (Зданович Г.Б., 1988). Однако масштабные открытия ПСТ в Южном Зауралье 80-х -начала 90-х гг. (прежде всего, раскопки городища Аркаим) побудили автора к определению этой серии укрепленных поселений и некрополей как отдельного культурного явления. Именно в этот период возникает тезис о соотносимости данного типа памятников с ранним городом и возможности интерпретации феномена как протоцивилизации (Зданович Г.Б., 1989). Этот постулат изложен в ряде последующих работ того же автора (Зданович Г.Б., 1992, 1995, 1997; Зданович Г.Б., Зданович Д.Г., 1995 и др.) с более детальной аргументацией.

В целом, Г.Б.Зданович выделяет следующие черты синташтинского общества. Основой хозяйства, по его мнению, являются скотоводство и орошаемое земледелие при значительной роли металлургии. Уровень развития социальных отношений отражен в поселенческих комплексах, которые интерпретируются как центры формирующихся государств нового типа. Урбанистический характер поселений проявляется в функциональном зонировании ("ремесленные" кварталы) и социаль-

ном ранжировании поселенческих комплексов. Под последним понимается существование иерархии поселений (укрепленные и неукрепленные), а также наличие внутренней и внешней линий строений в пределах обводной стены городища Аркаим и некоторых других.

Мнение о значительной и, даже, определяющей роли металлургии разделяют многие авторы, но варианты организации этой отрасли производства предполагаются разные: ремесленное (Бочкарев B.C., 1995), домашнее (Григорьев С.А., 1994), "специализированное" общество металлургов (Виноградов Н.Б., 1995).

Велики разночтения в оценке уровня развития социальных отношений. Среди предложенных вариантов кроме упомянутой протогосу-дарственной интерпретации могут быть названы: протополис (квазигород) (Зданович Д.Г., 1997), вождество (Березкин Ю.Е., 1995; Бочкарев B.C., 1995; Koryakova L., 1996), раннее комплексное общество (Массон В.М., 1995), среднемасштабное общество (Березкин Ю.Е., 1995), "специализированное" общество металлургов (Виноградов Н.Б., 1995). В соответствии с этими гипотезами (часть которых не является альтернативными) авторы по-разному реконструируют социальную структуру синташтинского общества.

Актуальной проблемой остается установление демографических параметров синташтинского социума, поскольку это позволяет скорректировать подходы к анализу социально-экономического облика явления (Кожин П.М., 1994). По самым высоким оценкам численность населения наиболее исследованного синташтинского поселения Аркаим составляла около 2500 человек, что позволяет уверенно отнести рассматриваемое общество к числу среднемасштабных и даже предполагать возможность его атрибутации как акефального, т.е. лишенного выраженного властного центра. В таком случае укрепленные поселения могут выступать как церемониальные центры, служащие интеграции рассеянного населения (Березкин Ю.Е., 1995).

Генезис синташтинских традиций постоянно находится в поле зрения исследователей, большинство которых высказывается в пользу

западной ориентированности основных культурных черт. Тем не менее, на сегодняшний день предложены в качестве исходных практически все возможные комбинации археологических культур периода средней бронзы сопредельных территорий. Многими предполагается возникновение синташтинских памятников в результате миграции на местной энеолитической основе (Потемкина Т.М., 1985; Зданович Г.Б., 1989; Логвин В.Л., 1995). К числу наиболее популярных относятся мнения об участии в синташтинском культурогенезе приуральского позднеямного населения (Виноградов Н.Б., 1995) и носителей полтавкинских традиций Поволжья (Кузнецов П.Ф., 1996 и др.). Часть археологов продолжает отстаивать мнение о значительной роли абашевской культуры в сложении синташтинских традиций (Горбунов B.C., 1992; Кузьмина О.В., 1992). Автором идеи о "непосредственной стремительной миграции" из района Передней Азии как основном факторе в формировании облика синташтинского феномена является С.А. Григорьев (Григорьев С. А., 1996).

В 90-е гг. появился ряд работ, посвященных более частным аспектам функционирования ПСТ. В этом ряду должны быть упомянуты исследования металлопроизводства (Григорьев С.А., 1992; Григорьев С.А., 1994 и др.), технологии керамики (Гутков А.И., 1994; Гутков А.И., 1995), оружиеведения (Нелин Д.В., 1995; Нелин Д.В., 1996) и некоторые другие.

Таким образом, несмотря на весьма представительную по количеству серию публикаций, целый ряд общих и частных вопросов остается дискуссионным, что лишь отчасти обусловлено запаздыванием выхода в свет материалов раскопок. Актуальным остается проведение источниковедческого анализа, в частности, ПО синташтинского населения.

Проблема хронологии ПСТ может быть рассмотрена с различных точек зрения. Исключительное значение для датирования имеют находки в синташтинских погребениях щитковых псалиев с шипами (Ге-нинг В.Ф., 1975; Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е., 1977), аналогии которым выявлены в IV шахтной гробнице Микен (1-я половина XVI в. до н. э.).

Литература, посвященная этому виду упряжи, с трудом поддается обозрению, предложены различные классификации (Кузьмина Е.Е., 1994; Пряхин А.Д., 1972 и др.), сформулированы гипотезы о происхождении и распространении. На сегодняшний день Южное Зауралье является местом наиболее массовых находок псалиев, нередко сочетающихся со следами помещения колесниц в могилы.

Кроме этой категории находок, для уяснения позиции синташтин-ских памятников в системе относительной хронологии используется комплекс металлического инвентаря, который типологически может быть определен как досейминский.. Однако имеются серьезные проблемы в датировке сейминско-турбинского транскультурного феномена (Черных E.H., Кузьминых C.B., 1989), которые, как правило, решаются авторами с использованием все тех же находок псалиев. Существует. мнение и о возможности синхронизации сейминских и синташтинских древностей.

Мало полезным оказывается и сопоставление с абашевской культурой, поскольку ее хронология базируется на тех же основаниях, что и синташтинская, а стратиграфические свидетельства их соотношения отсутствуют. О возможной синхронности говорит наличие абашевских реминисценций в алакульских памятниках Притоболья. Сегодня пост-синташтинский характер последних - практически общепризнанный факт. Фиксируется сходство отдельных черт синташтинской и абашевской материальной культуры, в особенности, изделий из металла. Наличие в составе находок узко датируемых категорий (щитковых псалиев, костяных лопаточек) позволяет предполагать синхронность сравниваемых явлений.

В целом, можно отнести ПСТ к финалу средней бронзы, времени распада Циркумпонтийской металлургической провинции. Вывод базируется на предположении об одновременности протекания процессов культурогенеза на отдаленных территориях и синхронности бытования сравнительно редких категорий находок (щитковые псалии, циркульные орнаменты и др.). Правда, в современной литературе стали обычными

оговорки о "наклонной" шкале периодизации, асимметрии в развитие европейских и азиатских культур (Зданович Г.Б., Зданович Д.Г., 1995) что дало толчок выводам о возможности прямого участия позднеэнео-литического и позднеямного населения в синташтинском культурогене-зе.

Период бытования синташтинских памятников в системе традиционной "длинной" хронологии ограничивается по сегодняшним представлениям XVIII-XVII вв. до н. э. (Зданович Г.Б., 1997). Основанием для удревнения нижней границы относительно Микен стал архаичный облик псалиев и серия радиоуглеродных дат для поселений Аркаим и Куйсак. Еще большее удревнение подразумевает полученная серия анализов из могильника Кривое Озеро - XX в. до н.э. (Antony D.W., Vinogradov N.B., 1995). Косвенным свидетельством в пользу столь радикального пересмотра хронологии синташтинских памятников может служить серия дат алакульских могильников Западной Сибири, отнесенных автором раскопок A.B. Матвеевым к XX-XVIII вв. до н. э. (Матвеев A.B., 1995).

Последняя серия радиокарбонных дат вписывается в общую тенденцию удревнения культур эпохи бронзы, которая является реакцией на изменение представлений о хронологии Средней Европы, где даты по С14 соотнесены с дендрохронологическими. Для Эгейского региона эта работа еще не завершена, однако очевидно, что датировка псалиев и циркульных орнаментов тоже может быть подвергнута пересмотру. Видимо, в ближайшие годы будет поставлен вопрос об изменении всей системы абсолютной хронологии бронзового века Восточной Европы, вариант которой уже предложен (Трифонов В.А., 1996).

Глава 2. ПОГРЕБАЛЬНАЯ ОБРЯДНОСТЬ В СИСТЕМЕ КУЛЬТУРЫ ЭТНОСА.

Смерть как один из коренных параметров общественного сознания и компонентов картины мира сравнительно недавно стала предметом

внимания историков, однако для археолога, в распоряжении которого зачастую имеются только данные погребальных памятников, это верно лишь отчасти. Очевидные достоинства этого вида источников нередко создают у исследователей иллюзию информационной неисчерпаемости, с одной стороны, и порождают попытки прямого переноса результатов анализа ПО в сферу социологических реконструкций, с другой.

Хотя число работ, посвященных конкретным группам памятников, огромно, большинство авторов не ставило целью уяснить теоретические основания собственных построений, весьма ограничен и круг используемых методик и интерпретационных идей. Понимание непрямого отражения жизненных реалий в похоронных ритуалах, лишь частично зафиксированных в погребальном памятнике, имеет место, но на практике этим, как правило, пренебрегают.

Обоснование многокомпонентного характера рассматриваемого явления приведено в ряде публикаций последних лет, большая часть которых ориентирована на разработку терминологии (Смирнов Ю.А., 1985; Ольховский B.C., 1986; Ольховский B.C., 1993), другие сосредоточены на проблеме генезиса (Смирнов Ю.А., 1990), третьи рассматривают познавательные возможность данного вида источника (Пестри-кова В.П., 1990; Ольховский B.C., 1995). Наиболее последовательно терминологическое разграничение погребального обряда как системы действий и погребального памятника как овеществленного результата этих действий проведено B.C. Ольховским (Ольховский B.C., 1993). Созданный им код описания погребального памятника после небольшой доработки был использован в данной работе. Существуют два подхода в формировании списка признаков: один реализован И.С. Ка-менецким (Каменецкий И.С., 1983; Каменецкий И.С., 1986) и направлен на максимально полное отражение всех деталей, второй ориентирован на выявление статистических закономерностей, поэтому содержит статистически значимые комплексные признаки.

Построение вероятностных моделей ПО является лишь первым этапом реконструкции, и результаты анализа памятника не могут быть

прямо перенесены в социальную сферу. Тем более что в обществе одновременно функционируют (и синхронно отражаются в ритуалах) многочисленные социальные структуры - половозрастная, ранговая, имущественная и др. К тому же, список факторов, определяющих эволюцию ПО, не исчерпывается социальными и включает экологические, физиологические, индивидуальные и т.д. Поскольку погребальная практика является отражением идеального социального устройства, она может быть пережитком более древних институтов (Бишони Р., 1994).

В конечном итоге, все попытки уяснения социального устройства по данным ПО исходят из того, что посмертный статус индивида соответствует прижизненному, при этом предполагается, что трудозатраты коллектива по отношению к умершему сравнительно адекватны его роли в жизни общества. Методов оценки относительно немного - сравнение количества и состава инвентаря, сопоставление трудоемкости возведения погребальных сооружений, выявление круга вещей-маркеров статуса. Кроме того, существуют методики, позволяющие определить степень неоднородности коллектива по различиям в питании, выяснить его демографическую структуру. Ясно, что только расширение круга используемых методов, привлечение смежных данных (антропология, этнография, мифология) наряду с использованием разных видов источников позволяют повысить достоверность социальных реконструкций.

Есть прямой резон рассматривать процессуальную часть ПО как один из видов обрядов перехода (А. Ван Геннеп), что позволяет выделить основные фазы: открепление личности от ранее занимаемого места в социальной структуре, трансформация объекта, его возвращение в новом статусе.

Хотя идеология является, едва ли не самой сложной сферой для реконструкций по археологическим данным, погребальный памятник может быть использован при разработке и этого направления исследований. Восприятие памятника как текста культуры, основной характеристикой которого является универсальность, позволяет обратиться к

картине мира культуры, воплощенной в экстраутилитарном объекте, каким и является памятник.

На данном этапе изучения ПСТ имеется возможность избрать следующий порядок действий: восстановление первоначального облика погребальных памятников, определение социоинформативных признаков, создание системы "идеальных моделей" погребений, реконструкция "социально-погребальной" структуры, ее проверка результатами антропологического анализа, реконструкция элементов процессуального уровня.

Глава 3. СИНТАШТИНСКИЕ ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ПАМЯТНИКИ (источники и анализ)

Глава включает три параграфа, содержащие обзор источников, обоснование методов исследования и анализ исходных данных ПО синташтинского населения Южного Зауралья.

Источниковой базой настоящей работы стали материалы раскопок пяти синташтинских некрополей: могильников Синташта (66 могильных ям), Большекараганский (22 могильные ямы), Кривое Озеро (60 могильных ям), Каменный Амбар-5 (34 могильные ямы) и Солнце II (10 могильных ям). Всего учтена информация о раскопках 192 могильных ям, происходящих из 20 погребальных комплексов, определяемых в рамках традиционной терминологии как курганы. Перечисленные памятники сравнительно равномерно распределены по территории син-таштинской ойкумены и надежно соотносятся с конкретными укрепленными поселениями: Синташта - одноименное городище; Большекараганский - Аркаим; Каменный Амбар-5 - Ольгино; Солнце II - Устье; Кривое Озеро - Черноречье III3.

В условиях неопределенности в вопросе о длительности бытования синташтинских памятников я вынужденно рассматривал комплексы

3 Среди перечисленных поселенческих памятников только последний не изучался стационарно.

как единовременные. Единственные археологически надежные свидетельства трансформации ПО происходят из могильника Кривое Озеро, где исследованы синташтинские (ранние) и петровские (стратиграфически поздние) комплексы.

Несмотря на относительно небольшой размер выборки, обработка информации исключительно методами качественного анализа серьезно осложнена очевидной вариативностью синташтинских погребальных памятников. Ее наличие, невзирая на различия в интерпретации причин, признается всеми исследователями. Все перечисленное обусловило выбор методов исследования.

Предварительно была осуществлена формализация источника. Информация о синташтинских погребальных памятниках приведена к единой форме признаков - качественным - и организована в виде базы данных. Использованы только показатели, соответствующие требованиям статистической обработки - массовые и вариативные. Формально-статистические процедуры применены, главным образом, к двум основным блокам: погребениям (могильным ямам) и погребальным комплексам, включающим по три группы элементов. Обработка информации осуществлялась с целью уяснения характера распределения и взаимосвязи отдельных признаков ПО. Статистические операции не исчерпывают содержание исследования, во многих случаях предпочтение отдано качественному анализу, который ориентирован не только на интерпретацию выявленных закономерностей, но и на установление семантики деталей, недоступных формализации.

При анализе ПО синташтинского населения избрана логика изложения от общего (могильник) к частному (погребенный), соответствующая структуре иерархически организованной базы данных.

Для размещения могильников использовались ровные площадки первой или второй надпойменной террасы. При локализации некрополей относительно поселения предпочтение, особенно на раннем этапе (округлые городища) отдавалось северному направлению. В большин-

стве случаев площадки могильника и поселения были разделены естественной водной преградой.

Синташтинские насыпи являются результатом руинирования деревянно-земляных конструкций могильных ям в пределах округлой площадки, нередко маркированной ровиком, невысоким валом или снятием гумуса. Следы подкурганных ритуальных действий представлены находками костей животных, размещенных в неглубоких ямах либо на деревянных или берестяных (?) блюдах, керамическими сосудами и другими единичными вещевыми находками. Однако разграничение похоронной и поминальной форм обрядности на данном этапе нереально, что обусловлено методикой раскопок4.

Количество могильных ям на площадке варьирует от одной до нескольких десятков. Планировочная структура 85% многомогильных комплексов характеризуется наличием маркированного центра (1-3 наиболее крупные могильные ямы) и круговым (реже радиальным) расположением периферийных погребальных конструкций - 82% всех периферийных ям, сравнительно равномерно распределенных по секторам.

Разнообразие ориентировок периферийных могильных ям обусловлено способом организации подкурганного пространства. Преобладание СЗ-ЮВ (40%) ориентировки достигнуто за счет случаев, когда зависимость в размещении ям относительно центра не прослеживалась (главным образом, впускные погребения). Центральные конструкции ориентировались, в основном, меридионально на раннем этапе, замена на широтную ориентировку происходит в период существования петровских комплексов. Информация о расположении покойных по сторонам света более скудна в связи с ограблением почти половины могильных ям, в том числе, всех центральных. Из числа оставшихся в неприкосновенности три четверти составляют индивидуальные детские погребения. Если для позднего этапа можно говорить о доминировании традиции в ориентировании покойных головой на СЗ, то на раннем кар-

4 Более половины насыпей исследовано с применением землеройной техники

тина более вариативна. Установленным можно считать только почти полное "игнорирование" восточного и примыкающих нему секторов. С учетом того, что подавляющее большинство покойных укладывалось скорченно на левом боку, а также возможности взаимозамены в ориентировании лицом и головой, есть основания для предположения о семантической близости ориентировок, фиксируемых археологами как СЗ и ЮЗ. Установлено также, что "северо-западный канон" строго соблюдался только для женских погребений, в мужских же ориентировки в 3-СЗ-С секторе составляют лишь 65%.

Могильные ямы с точки зрения формы подразделяются на прямоугольные (соотношение длины и ширины 3/2), квадратные (1/1) и удлиненные (2/1 и более). Последние две группы составляют менее 10% общего числа. Размах вариации площади могил весьма значителен, что позволило выделить четыре группы значений (13,1 кв. м, 8,2 кв. м, 4,5 кв. м, 1,2 кв. м), надежно увязываемые с составом и возрастом погребенных. Первые две (12,5 и 20,7%) содержали коллективные или парные погребения, третья (28,3%) - индивидуальные захоронения взрослых, последняя (38,5%) - детские. По конструктивным особенностям выделены гробницы и ямы. Естественно, наибольшее число конструктивных элементов (столбы, обкладка деревом стен, ниши и пр.) характерно для крупных погребальных конструкций. В отсутствие надежных свидетельств функционирования погребальных сооружений как склепов, все погребения, в том числе и содержащие более одного покойного, считаются единовременными.

Индивидуальные захоронения составляют 52% рассматриваемой выборки, на долю коллективных приходится 24%, парных - 5%, достоверные случаи кенотафов не обнаружены. Ограбление, от которого пострадали в первую очередь крупные погребальные комплексы, видимо, несколько исказило общую картину, поскольку из числа могил первой и второй размерных групп потревожены три четверти, а третьей и четвертой - одна треть.

Надежных свидетельств социального неравенства погребенных в пределах одной могильной ямы не выявлено. Единственный вариант взаимообусловленного положения покойных - парные погребения, в которых мужчина и женщина располагались лицом друг к другу. Причем в отличие от алакульского времени (Сорокин B.C., 1962) сомнений в одновременности совершения похорон нет. Среди умерших представлены все возрастные категории, хотя их соотношение сильно варьирует в конкретных памятниках.

В условиях дефицита антропологических анализов пришлось ориентироваться на выделение комплекса инвентаря, диагностирующего половозрастные градации. Несмотря на коллективный характер погребений и ограбление, можно говорить о вооружении как атрибуте мужчин (наборы наконечников стрел, детали лука, топоры, наконечники копий). Захоронения мужчин содержали и могильные ямы с "колесничным" комплексом (следы колес, щитковые псалии, лошади), которых насчитывается 27, т.е. 14% всех погребений. Хотя 4/5 "колесничных" погребений потревожены, несомненна их связь с оружейным комплексом, дополненного редкими находками однолезвийных ножей и серповидных орудий. Видимо, список "мужских" категорий инвентаря может быть пополнен теслами, значительная часть которых, правда, обнаружена в детских захоронениях. Зато, ножи-кинжалы не соотносятся с полом покойного, и, видимо, напрасно однозначно включаются в состав оружия.

Женскими атрибутами являются различные типы украшений - желобчатые браслеты, бородавчатые бусы, подвески в полтора оборота, а также шилья и иглы5. Среди единичных находок в женских захоронениях встречены нагрудники, костяная пряжка, гагатовый кулон и др. Нет

5 Шилья и иглы в большом количестве найдены и в детско-подростковых захоронениях.

возможности сделать столь же однозначное заключение по поводу колец и перстней6.

Принадлежностью детских и подростковых погребений были амулеты из клыков лисицы и створок раковин. Однако большинство покойных этих возрастов снабжались только посудой, а в некоторых случаях были безынвентарны. Многочисленные находки пастовых бус и пронизей сопровождали не только детские, но и женские захоронения. Находки "полодиагностирующего" инвентаря (тесла и шилья) в погребениях младших возрастов могут быть истолкованы как проявление ранней (в 5-7 лет7) половой идентификации.

В положении погребенных абсолютно преобладает поза слабо скорченно на левом боку (73%) с кистями рук, приближенными к лицу. Среди единичных случаев - положение скорченно на спине, чрезвычайно характерное для восточноевропейских памятников ранней и средней бронзы. Локализация на правом боку (20%) частично объясняется наличием парных захоронений, хотя встречается и в индивидуальных и коллективных погребениях. Эта сравнительно многочисленная серия, тем не менее, не выделяется по иным обрядовым признакам из общей массы. Чрезвычайно редким и трудно диагностируемым видом являются вторичные захоронения, которые, хотя и в редких случаях, также зафиксированы для ПСТ. В том числе имеется полная аналогия погребе-ниям-"пакетам" катакомбной КИО8.

Специального внимания заслуживает так называемое "ограбление" могильных ям (47% выборки), которое коснулось, прежде всего, наиболее монументальных конструкций 1 группы - 91% и практически не затронуло детские погребения - 16%. Установлено, что срок между похоронами и нарушением покоя умерших в ряде случаев был очень кратким (до обрушения перекрытия и, даже, завершения скелетирова-

6 Например в парном погребении 39 Синташтинского могильника (СМ) перстнями были снабжены оба покойных.

7 Для более молодых возрастов упомянутые категории нехарактерны.

8 Могильная яма 30 Синташтинского могильника (СМ).

ния). Это позволяет предполагать обрядовый характер ограбления, когда "богатство" ПО выступало как средство сохранения эгалитарности коллектива (уничтожение собственности покойного), а ограбление как способ перераспределения этой собственности (Зданович Д.Г.,.1997).

Обилие и разнообразие жертвоприношений животных - одна из наиболее примечательных особенностей синташтинской ПО. Видовой состав традиционен для эпохи бронзы и, за редчайшим исключением, включает домашних животных. Количественно доминирует MPC, далее следуют лошадь, КРС и собака. Различаются и способы использования животных в ритуале: для КРС не зафиксировано ни одного случая использования туши целиком, собака, напротив, не подвергалась расчленению. В целом, наиболее часто использовались комплекты, состоящие из головы и конечностей животного (46%), которые семантически сближаются с полными тушами.

В локализации частей жертвенных животных преобладают находки на уровне перекрытия (56%). Это наблюдение особенно красноречиво для скелетов собак9 и сочетания череп и кости конечностей лошади, в том числе, "упряжные" в погребениях с колесницами и/или псалиями. На втором месте - дно и придонная часть (22%), где преобладает традиция помещения конечностей MPC в комплекте с черепом или без него. Расположение жертвенников у края ямы является поздним хронологическим признаком и относится уже к петровскому этапу. 9% наиболее крупных погребальных камер были оборудованы специальными нишами для жертвоприношений.

Виды жертвенных животных достаточно надежно соотносятся с половозрастными характеристиками погребенных. При совершении детских захоронений в жертву приносились почти исключительно особи MPC10. Этот же вид использовался при погребении женщин (возможно, добрачного возраста). Не менее достоверна связь "мужчина-

9 Данный вид жертвоприношения встречен почти исключительно на перекрытии погребальных камер или в заполнении могильных ям.

10 Значительная часть этой группы вообще не сопровождалась жертвоприношениями.

жертвоприношение коня", даже в случаях, когда погребение было коллективным. Наибольшее количественное и видовое разнообразие жертвенных животных наблюдается именно в коллективных захоронениях, а также в некоторых индивидуальных погребениях взрослых мужчин.

Таким образом, можно констатировать, что основой различий в ПО являлись половозрастные характеристики индивида. Это касается размеров и сложности погребального сооружения, локализации относительно центра, состава инвентаря и жертвоприношений11. Выделяются следующие категории населения - дети младших возрастов (до 57 лет) без различия пола, дети старших возрастов и подростки с половыми разграничениями, женщины добрачного возраста, замужние женщины, взрослые мужчины (ориентировочно с 17-18 лет). Недостаток антропологических определений не позволяет ввести более тонкие градации и не оставляет шансов на более категоричные выводы.

Основные черты ПО позволяют говорить о близости традиций ПО синташтинского населения, хотя в пределах данной работы главный акцент сделан на различия. Значительная часть инвентаря не может быть дифференцирована в соответствии с половозрастными характеристиками. Среди наиболее массовых - посуда, ножи-кинжалы, наборы астрагалов. Неспецифический характер имели и находки, связанные с производством и обработкой и металла (сопла, отходы металлургического производства, песты, абразивы).

Погребения взрослых демонстрируют неоднородность, выразившуюся в их локализации относительно центра подкурганной площадки12 и наличии редких категорий инвентаря. Наиболее надежно выделяется "колесничный" комплекс, который часто связан с центральными ямами и отличается статистически большим в сравнении с другими

" В пределах некоторых экстраординарных погребений маркеры половой принадлежности (состав инвентаря и жертвоприношений) могут выступать в сочетании.

12 Правда, и в этом случае нельзя исключить связи обрядовых черт с возрастом и обстоятельствами смерти.

мужскими погребениями количеством предметов вооружения, в том числе, и редких. Однако велика и серия отклонений от этого правила.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о значительной роли возрастных субструктур в формировании облика синташтинской ПО. Выделение группы "элитных" погребений возможно только при условии признания некоторых категорий инвентаря маркерами высокого социального статуса. Обнаружение этих "элитных" категорий не только в центральных, но и периферийных могилах порождает сомнение по поводу совпадения "элитности" центра и его высокой сакральной значимости. Трудозатраты на совершение ритуалов внутри возрастных классов сопоставимы, хотя конструкции центральных сооружений отличаются большей монументальностью. Профессиональная специализация не увязана с половозрастными градациями.

Глава 4. НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

ПОГРЕБАЛЬНОЙ ОБРЯДНОСТИ И КУЛЬТУРОГЕНЕЗА СИНТАШТИНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ

Глава состоит из трех параграфов, излагающих варианты социологической и семантической интерпретации синташтинской ПО, а также некоторые соображения по поводу генезиса и исторических судеб населения Южного Зауралья периода средней бронзы.

Первый параграф посвящен решению серии вопросов социальной жизни синташтинского населения. Не вызывает серьезных разногласий отнесение данного общества к числу комплексных (Тат1ег О.А., 1988) либо, в других терминах, к периоду поздней первобытности (Массон В.М., 1996). Среди социологических моделей, рассматриваемых в настоящей работе, должны быть названы следующие - среднемасштаб-ное и акефальное общества, вождество, протополис, раннее комплексное общество.

Особенно сложной проблемой остаются археологические критерии каждой из моделей, зачастую выделенных исключительно на этно-

графическом материале. Более того, в некоторых случаях по археологическим материалам затруднено даже разграничение раннегосударст-венных и предгосударственных форм. Основой различий в интерпретации является понимание роли элиты в жизни социума, степени ее обособленности от коллектива.

С точки зрения социологических построений среди наиболее важных черт ПСТ могут быть названы следующие. Во-первых, это монументальные системы фортификации на поселениях, организованных в виде кварталов плотной застройки. Иерархия укрепленных поселений отсутствует, наличие "сельскохозяйственной округи" пока почти не аргументировано археологически. Высокой степенью милитаризации отличаются и мужские захоронения, однако, невозможно однозначно выделить могильники, которые интерпретировались бы как сепаратные некрополи лиц особого социального статуса. Свидетельства функционирования элиты не опредмечены в поселенческих материалах и весьма размыты в ПО.

Вторым существенным признаком ПСТ является высокий уровень развития металлургии и металлообработки, хорошо документированный результатами раскопок поселений, где находки (печи, шлак, руда и др.) равномерно распределены по всей площади. В ПО металлургическая специфика общества проявляется очень скромно. В-третьих, должно быть упомянуто впечатляющее количество инвентаря и жертвоприношений животных в могильниках. Среди находок имеются категории, традиционно интерпретируемые исследователями как инсигнии власти (навершия булав, боевые топоры, колесницы и др.). Предметы роскоши не обнаружены.

Базовой отраслью хозяйства синташтинского населения было скотоводство отгонного типа. Степень подвижности ограничена высоким процентом КРС (60%) в составе стада. Такое производство не требует жесткой централизации и формирования аппарата управления, специализации групп или индивидов. Результаты анализа остеологических коллекций требуют корректировки, если скот выступал средством опла-

ты металлопотребляющей зоны за изделия из металла. Такая интерпретация предполагает признание ПСТ - следами существования "специализированного" общества металлургов.

Характер металлургического производства определяется рядом специалистов как ремесленный (Бочкарев B.C., 1995; Зданович Г.Б., Зданович Д.Г., 1995). Действительно, существование этой высокотехнологичной отрасли требует определенного уровня квалификации и доступа к минеральным ресурсам, что может реализоваться в возникновении обособленных групп. Однако в ПСТ зафиксировано отсутствие специализированных строений или кварталов на поселениях и распространение находок, связанных с металлопроизводством, в погребениях практически всех половозрастных групп в сочетании с "элитными" категориями инвентаря, а также вне таких элитных комплексов. Создается впечатление всеобщей занятости населения производством и обработкой металла. Роль элиты в этом производстве могла состоять в осуществлении контроля над источниками сырья и обменными операциями с сопредельными территориями.

Еще один ключевой аспект требует рассмотрения до выдвижения версий о модели синташтинского социума - это его демографические параметры. Расхождения (от 800-900 до 2000-3000 человек для поселения Аркаим) не столь существенны в принятии решения, поскольку очевидны сравнительно скромные размеры коллектива. Мало полезным в плане уточнения оказывается использование данных некрополей. Количество погребенных многократно меньше самых умеренных оценок числа обитателей конкретных поселений. Существование альтернативных ингумации способов погребения подтверждается наличием единичных захоронений на территории поселений, а также существованием вторичных погребений. Таким образом, выводы о социальной структуре синташтинского общества не могут базироваться на результатах анализа исключительно ПО и требуют значительной корректировки.

В связи с изложенным все построения неизбежно будут носить гипотетических характер. Практически единственным аргументом в пользу централизации власти является сложных характер и масштабность укрепленных поселений. Правда, их использование как оборонительных объектов не зафиксировано, мало того, особенности планировки серьезно затрудняют размещение скота - основного богатства скотоводов. Функционирование элиты могло быть обусловлено монополией на технологию и минеральные ресурсы металлопроизводства, позволяющей вести выгодные обменные операции. Анализ ПО позволяет констатировать отсутствие выраженной ранговой дифференциации - сопоставимы затраты на совершение ритуалов в пределах половозрастных групп, нет предметов роскоши и сепаратных кладбищ знати. Невозможно отождествить трехчастную структуру индоевропейского общества (Бенвенист Э., 1995) с синташтинскими реалиями, если, конечно, не предполагать использование "жрецами" и "пастухами" форм ПО, не фиксируемых археологами.

Если, тем не менее, рассмотреть ПСТ через призму концепции вождества, то необходимо принять максимальную оценку численности социума. Уровень сложности (число уровней иерархии поселений по самым смелым оценкам не более двух) позволяет определить данное общество как простое или минимальное вождество. Выделение "элитной" группы погребений также сопряжено с серьезными трудностями. Однако, если исходить из соотношения количества погребенных и реально умерших (от 1/8 до 1/2513), то некрополи в целом могут рассматриваться как места упокоения исключительно лиц высокого статуса.

В иных классификационных единицах более предпочтительным выглядит вариант вождества, ориентированный на интересы коллектива и возглавляемый харизматическим лидером. В паре "военное/теократическое" выбор более сложен ввиду отсутствия следов концентра-

ь Условно предполагается, что время существования поселения составляло не менее периода жизни одного поколения, т.е. число умерших равно числу одновременно живущих.

ции сокровищ и высокоспециализированное ремесла при очевидной милитаризации ПО. Правда, последнее обстоятельство могло быть обусловлено сохранением в идеологической сфере черт уже утраченных живым социальным организмом.

Коллектив с демографическими параметрами 2000-3ООО человек мог функционировать и как протополис (Зданович Д.Г., 1997) с характерными для него сильной общиной, сдерживающей развитие социальной дифференциации, и эгалитарной идеологией. Однако о достижении предгосударственного уровня, видимо, не может быть и речи. Если же принять к рассмотрению, нижний порог численности населения, то такой социум мог функционировать без формализации институтов политической власти, т.е. как акефальное общество. Фортифици-рованные центры и некрополи в этом случае выступают как результаты массовых церемоний, во время которых регулировались основные вопросы социальной жизни. Слабым местом такой интерпретации остается дальнейшая судьба населения, которая обычно трактуется как социальная деэволюция14.

Краткие итоги таковы: сравнительная скромность демографических параметров синташтинского общества позволяет исключить ран-негосударственную интерпретацию ПС Т. Поскольку за пределами изучения ПО археологическими методами остается большая часть умершего населения, возможны следующие варианты реконструкции социальной структуры в зависимости от того, какие существовали основания для посмертного отбора. В первом варианте можно предполагать существование военной элиты со слабо выраженной внутренней иерархией, т.е., определить данное общество как простое вождество. Во втором варианте элита слабо дистанцирована от остального кол-

и Парадокс заключается в том, что простое акефальное общество в эпоху поздней бронзы еще более упрощается структурно. Вместе с тем, это время наибольшего территориального расширения алакульских традиций и интеграции их носителей в евразийскую систему.

лектива, ее особость подчеркивается почти исключительно положением на подкурганной площадке, т.е., это модификация протополиса.

Выходя на пределы анализа погребальных и поселенческих ПСТ Южного Зауралья, следует отметить, что учет отношений типа "центр-периферия", где роль ядра играли носители синташтинских традиций, меняет акценты. В этом случае в качестве элитных могут рассматриваться ПСТ в целом. Возможно, именно этим обусловлено отсутствие укрепленных поселений за пределами рассмотренной территории при наличии некрополей.

Семантические аспекты ПО рассмотрены во втором параграфе главы. Несмотря на утрату вербальной традиции, индоевропейская (часто с уточнением - индоиранская и, даже, иранская) принадлежность ПСТ никем не отрицается/Единственно доступный путь - использование и.-е. аналогий и мифологических универсалий. Историками религии выделены эти всеобщие моменты восприятия смерти, которая в контексте погребальных ритуалов воспринималась не как уничтожение, а приравнивалась к семени, засеянному во чрево Матери-Земли (Эли-аде М., 1996). Цель погребения как формы жертвоприношения Земле -обеспечение непрерывности круговорота жизни. Смерть осознавалась как возвращение к первоначальному Хаосу, а задача интегрирования Космоса решалась в ходе погребально-поминальных ритуалов.

В данном случае речь может идти о погребальном комплексе как реализации картины мира. Первым шагом является обращение к пространственному коду культуры. Наиболее надежно фиксируется горизонтальная подсистема восприятия пространства. Исходным моментом построений должно быть определение Центра мира - точки наивысшей сакральности, разрыва однородности пространства (Элиаде М., 1994). Для ПСТ таким центром, видимо, является поселение, относительно которого некрополи зачастую локализовались в северном секторе и разделялись водной преградой. Такое разграничение мира мертвых и живых водным потоком имеет широчайший круг аналогий (Стикс, Лета и др.).

Через призму пространственного кода должна рассматриваться и погребальная архитектура. Сооружение может изучаться как текст, одно из основных содержаний которого модель картины мира, и сближение погребальной и поселенческой архитектуры не должно вызывать возражений тем более, что соответствие "могила-дом мертвых" имеет широкий круг и.-е. соответствий. Организация подкурганного пространства подчинена идее центра, маркированного наиболее крупными могильными ямами, ориентированными меридионально15. Периферийные конструкции ориентировались по кругу относительно центра, однако размещение покойных относительно центральной точки, видимо, не регламентировалось. Их ориентировка в СЗ и С секторах относится к тому же кругу представлений, что и локализация некрополей относительно поселения.

Схема строительства предусматривает следующие стадии преобразования природного в культурное: выделение части пространства и наложение на него ограничений; упорядочение выделенного пространства, придание ему структуры; семантизация пространства (Байбурин А.К., 1983). Вероятно, ритуалы выделения и упорядочения сопровождали только возведение отдельных курганов, в пользу чего свидетельствует сближение их планиграфии с округлоплановыми поселениями. Задание границ хорошо документировано кольцевыми ровиками, подрезкой почвенного слоя, сооружением валиков. Наличие размыканий -"входов" также сближает планировочные схемы поселения и кургана. Об этом же свидетельствует близость пропорций могильных ям и отдельных помещений в пределах построек. О высокой семантической значимости описанной планировки говорит ее сохранение в ПО ала-кульского времени. Главное отличие синташтинского "дома мертвого" от реального жилища - отсутствие входа, т.е., коммуникации двух миров. Если горизонтальная составляющая картины мира проявлена сравнительно полно, то информации о вертикальной значительно меньше.

15 Наиболее строго эта традиция соблюдалась для многомогильных комплексов.

31

Существование представлений о подземном загробном мире косвенно аргументируется размещением жертвоприношений собаки (волка) на перекрытии камеры.

Наиболее примечательной деталью интерьера усыпальниц являются столбовые конструкции. Зачастую следы центрального столба обнаружены в погребениях с колесницами. Не будет большой натяжкой включение этой детали в комплекс представлений, связанных с мировым древом (Топоров В.Н., 1980), частным проявлением которого является обряд жертвоприношения коня у дерева ашваттха. Следует отметить и практически полное игнорирование камня в качестве строительного материала, напрашивается ведийская аналогия, где дерево выступает как основной материал творения.

Доминирование положения погребенных скорчено на левом боку явно имело идеологическое обоснование. Среди предлагаемых вариантов наиболее вероятным в свете сближения семантики ритуалов погребения и жертвоприношения является интерпретация этого положения как позы адорации, значение которой сводилось к идее сакрально-сти, мольбы. Выразительная серия парных захоронений, в которых мужчина и женщина обращены лицом друг к другу, имеет подчеркнуто знаковый характер16. Реконструкция семантики данного вида погребения базируется на идее священного брака как способе возрождения индивида (Клейн Л.С., 1979) и, возможно, восходит к группе оргиасти-ческих ритуалов, имеющим целью обеспечение плодородия (Токарев С.. А., 1990).

Глубинный смысл жертвоприношения соотносится с событиями первотворения, когда любое сотворение связывалось с насильственной смертью. И.-е. источники позволяют выстроить иерархию ритуальной "ценности" живых существ: человек - лошадь - бык - баран - козел, причем два первых члена ряда не могли использоваться в пищу

16 Подтверждение - в сохранении этой традиции в период поздней бронзы, хотя и в трансформированном виде (Сорокин B.C., 1962).

(Иванов В.В., 1974). Достоверные случаи человеческих жертвоприношений в ПСТ не выявлены. Высокая ритуальная ценность коня, который в и.-е. мифологиях был атрибутом богов Солнца, грома, смерти, в синташтинских памятниках подтверждена связью этого вида жертвоприношений с наиболее крупными могильными ямами, где погребались взрослые мужчины. Столь же отчетлива взаимосвязь жертвоприношений MPC с покойными младших возрастных групп, роль которых в социально-погребальной структуре не могла быть высокой. Поскольку погребенные этой группы в большинстве не сопровождались костями КРС, то остается предположить, что и.-е. иерархия ритуальной ценности жертвоприношений реализована полностью в ПСТ.

Особая роль собаки в ПО подчеркивается единообразием ее ритуального использования. Культ собаки и волка тесно взаимосвязан в и,-е. мифологии и в синташтинских погребениях, видимо, имела место их взаимозаменяемость. Причастность собаки (волка) одновременно к миру домашних и диких животных предопределила ее роль как медиатора, в том числе и в пограничной ситуации мир живых - мир мертвых (Кербер, четырехглазые псы Авесты и др.). Симптоматична в этой связи локализация данного вида жертвоприношений между дном могильной ямы и дневной поверхностью.

Следы огненных ритуалов в синташтинской ПО при внешнем разнообразии во всех достоверных случаях зафиксированы только в надмогильном сооружении и заполнении ям. Возжигание, видимо, происходило до завершения ритуала возведения надмогильных конструкций. Изоморфность сооружения структуре Вселенной служит ключом к интерпретации огненных ритуалов, в которых огонь символизировал мировой пожар, обновление, возвращение к периоду первотворения (Лелеков Л.А., 1976), т.е., в конечном итоге, огонь выступал как залог Зессмертия человека и мира.

Генезис и исторические судьбы синташтинского населения остается в поле зрения исследователей на протяжении трех десятилетий, эднако единство достигнуто только по поводу тезиса о привнесенном

извне характере основных стереотипов. Большинство исследователей пытаются решить вопрос происхождения путем соединения разнокультурных исходных черт, поэтому в качестве генетически предшествующих перечислены все возможные культуры сопредельных территорий и их сочетания. Появление ПСТ в Южном Зауралье было частью процесса евразийской культурной трансформации (Черных Е.Е., 1988), итогом которой стал распад ЦМП, частью которой были носители ям-ных и катакомбных традиций17. Синташтинская металлообработка и, отчасти, металлургия является развитием стереотипов ЦМП.

В формирование облика синташтинской ПО, с точки зрения автора, основной вклад внесло население катакомбной КИО. Иллюстрации этого утверждения довольно многочисленны - распространение кольцевой планировки подкурганного пространства, поза адорации в сочетании с вторичными погребениями, традиция помещения повозок в могилы с заглублением колес, мышьяковистые бронзы, набор типов металлического инвентаря, отдельные категории находок (булавы, комплекс украшений и др.). Глубоко закономерным представляется сходство ПСТ с культурой многоваликовой керамики (КМК), генезис которых обусловлен глобальным процессом на рубеже средней и поздней бронзы. Исходной посылкой стала экспансия носителей катакомбных традиций в Балкано-Карпатье, что создало эффект демографической пружины, развернувшейся в восточном направлении и стимулировавшей широкие культурные трансформации (Черняков И.Т., 1996). Итогом этого процесса стало параллельное формирование ПСТ, аба-шевской КИО и КМК, а также сложение новой системы религиозных норм (Пятых Г.Г., 1992), что особенно важно в свете утверждения о конфессиональной основе сложения самой катакомбной общности (Мельник В.И., 1987).

К числу особенно сложных относится вопрос о происхождении

17 Исследователи не исключают хронологического единства позднеямных памятников Приуралья и катакомбных. Поволжья.

круглоплановых поселений со свободной площадью в центре, аналоги которым имеются на территории Анатолии и Балканах. Принятие тезиса о полицентризме генезиса данной архитектурной традиции (Мерперт Н.Я., 1995) представляется наиболее продуктивным и избавляет от гипотетических построений в вопросе о путях миграций. В развитие этого постулата предложена идея формирования округлоплановых поселков на основе принципа "активной обороны" (повозки по кругу) кочевников (Братченко С.Н., 1976; Кузьмина Е.Е., 1997).

Принципиально иную позицию в вопросе генезиса ПСТ занимает С.А. Григорьев, отстаивающий идею стремительной миграции индои-ранцев из района Северной Сирии через Южный Прикаспий и Среднюю Азию (Григорьев С.А., 1996). Аргументами ближневосточной версии являются давние традиции возведения округлоплановых поселений в Передней Азии и соседних территориях, "некурганный" характер синташтинских надмогильных сооружений, вторичный характер ряда захоронений, некоторые конструктивные особенности погребальных камер, внешнее сходства отдельных категорий инвентаря. Проигнорированы оказались многочисленные отличия материальной культуры, ПО, разница в уровне социального развития и основе хозяйства. Кроме того, С.А. Григорьевым прямо отождествляются реалии материальной культуры и реконструкции языковых общностей, что также не может не зызвать возражений.

Итак, синташтинский культурный феномен возникает в результате деструктивного сдвига, приведшего к распаду Циркумпонтийской про-зинции. В экстремальной ситуации произошла смена системы приоритетов общества. В процесс формирования ПСТ оказались вовлечены <рупные общности северного и южного блоков ЦМП, однако сложение -ювого культурного образования состоялось именно в Южном Заура-тье. Синташтинский феномен становится ядром, генерирующим новые стереотипы, получившее полное воплощение в период позднего брон-ювого века.

Миграция и освоение новой территории привели к трансформации

исходных элементов, актуализировали стереотипы, находившиеся на периферии общественного сознания, к числу которых может быть отнесено металлопроизводство, существовавшее в качестве субкультуры, а в новых условиях ставшее системообразующим. "Милитаристский" характер ПСТ и усиление роли военной элиты, возможно, являются результатом миграции и освоения новой территории, а также стремления сохранить монополию на минеральные ресурсы и технологию. С утратой актуальности этих факторов происходит "деэволюция" -угасание традиции сложных фортификационных сооружений, снижение в ПО и инвентаре количества военных черт. Трансформация системы внешних связей (отношения "центр-периферия" сменяются равноправными) повлекло падение роли элиты и вымывание из ПО свидетельств социальной стратификации. Возможно, синташтинская ПО отражает идеальную социальную структуру периода освоения территории Южного Зауралья.

Направление эволюции ПО видится в изживании наиболее "дорогостоящих" ее частей - использование миниатюрных имитаций, неполных сосудов, изготовление части инвентаря из нетрадиционных материалов специально для погребения, замена полных туш жертвенных животных частями. Происходит своего рода выработка канона, уменьшается вариативность, видимо, снижается число не фиксируемых археологически форм обрядности.

Заключение содержит описание кратких итогов исследования.

список

работ, опубликованных автором по теме диссертации

1. О хронологическом соотношении синташтинских и абашевских памятников // Археологические культуры и культурно-исторические общности Большого Урала. Екатеринбург, 1993. С.57-58.

2. Раскопки в Варненском районе Челябинской области // Археологические открытия -1993. М.: Наука, 1994. С. 129-130.

3. Археологические раскопки в Карталинском и Троицком районах Челябинской области //Археологические открытия - 1994. М.: Наука, 1995. С.203-204.

4. Новый памятник средней бронзы в Южном Зауралье // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н. э.). Самара: Изд-во СамГПУ, 1995 (в соавт. с Костюковым В.П., Нелиным Д.В.). С.156-207.

5. Погребальные памятники синташтинского времени (архитектурно-планировочное решение) II Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Часть V, книга 1. Челябинск, 1995. С.43-47.

6. Демографические аспекты социологических реконструкций (по материалам синташтинско-летровских памятников) // XIII Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Часть I. Уфа: Изд-во "Восточный университет", 1996. С.58-60.

7. Курганный могильник Солнце II - некрополь укрепленного поселения средней бронзы Устье // Материалы по археологии и этнографии Южного Урала: Труды музея-заповедника Аркаим. Челябинск: 'Каменный пояс", 1996. С.22-42.

8. К вопросу о памятниках Южного Зауралья эпохи финальной бронзы // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск: Изд-во "Рифей", 1997 (в соавт. с Костюковым В.П., Нелиным Д.В.). С.151-163.

9. Проблемы хронологии синташтинских памятников // Проблемы истории, филологии, культуры. Часть 1. История. Вып.4. М.Магнитогорск: Изд-во МГПИ, 1997. С.14-20.

СОКРАЩЕНИЯ

И.-е. - индоевропейский

КМК - культура многоваликовой керамики

КРС - крупный рогатый скот

MPC - мелкий рогатый скот

ПО - погребальная обрядность

ПСТ - памятники синташтинского типа

ЦМП - Циркумпонтийская металлургическая провинция

 

Текст диссертации на тему "Погребальная обрядность населения Южного Зауралья эпохи средней бронзы"

и и ■

//1 ¡'I \ IУ! „«Х-

V / и

Уральское отделение Российской Академии наук Институт истории и археологии

Г/

На правах рукописи

Епимахов Андрей Владимирович

Погребальная обрядность населения Южного Зауралья периода средней бронзы

07.00.06 (археология)

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Научный руководитель: доктор исторических наук Корякова Л.Н.

Екатеринбург-1998

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга 1.

Оглавление......................................................................................................С. 1 -2

Введение..........................................................................................................С.3-8

Глава 1. Основные проблемы изучения синташтинских памятников .......С.9-70

§ 1.1. История изучения памятников синташтинского типа.............С.9-31

§ 1.2. Историография синташтинской проблематики.....................С.32-59

§ 1.3. Хронология синташтинских памятников..............................С.59-70

Глава 2. Погребальная обрядность в системе культуры этноса...............С.71-86

Глава 3. Синташтинские погребальные памятники

(источники и анализ).........................................................................87-130

§ 3.1. Обзор источников...................................................................С.87-95

§ 3.2. Методы анализа источников..................................................С.95-98

§ 3.3. Анализ погребальной обрядности синташтинского населения.............................................................................................................С.98-130

Глава 4. Некоторые вопросы интерпретации погребальной обрядности и культурогенеза синташтинского населения..........................................С. 131-206

§ 4.1. Социологическая модель синташтинского общества........С. 131-161

§ 4.2. Семантические аспекты погребальной обрядности синташтинского населения.................................................................................................С. 162-186

Ориентировка.....................................................................С. 166-170

Погребальная архитектура.................................................С. 170-177

Положение погребенных....................................................С. 178-180

Жертвоприношения............................................................С. 180-185

Огненные ритуалы..............................................................С.185-186

§ 4.3. Генезис и исторические судьбы синташтинского населения.......С. 187-206

Заключение..............................................................................................С.207-210

Список источников и литературы.........................................................С.211-261

Список сокращений................................................................................С.261-264

Список сокращенных наименований памятников................................С. 265-266

Книга 2. Приложения

Список иллюстраций..............................................................................С.267-274

Иллюстрации..........................................................................................С.275-386

Приложение 1. Словарь основных терминов погребально поминальной

обрядности.....................................................................С.387-397

Приложение 2. Код описания погребального памятника эпохи средней

бронзы............................................................................С.398-403

Приложение 3. Подготовка информации к внесению в базу данных ...С.404-421 Приложение 4. База данных по погребальным памятникам эпохи средней

бронзы Южного Зауралья.............................................С.422-444

Могильники.........................................................................................С.422

Курганы...............................................................................................С.422

Могильные ямы............................................................................С.423-428

Погребенные.................................................................................С.429-433

Жертвенные животные.................................................................С.434-438

Погребальный инвентарь.............................................................С.439-444

ВВЕДЕНИЕ

Открытие в Южном Зауралье серии памятников синташтинского типа в период 80-90-х годов стало одним из ярких событий отечественной археологии бронзового века. Эта оценка может показаться завышенной, однако устойчивый интерес исследователей к этой проблематике, начало которому положено еще во время раскопок эпонимного могильника, подтверждает высказанную мысль.

Изучение этого пласта памятников, во многом, изменило представления о содержании исторического процесса на данном временном промежутке, об уровне социально-экономического развития и, отчасти, об облике материальной культуры. Причины не только в неординарности данной группы памятников и связанной и этим обстоятельством трудностью интерпретации, но и в том, какую роль сыграли носители синташтинских традиций в формировании облика двух крупнейших общностей эпохи поздней бронзы - срубной и ан-дроновской.

Материалы раскопок синташтинских погребальных памятников, начиная с середины 70-х годов, активно применялись для синхронизации больших групп явлений на территорий евразийской степи-лесостепи, а также для установления абсолютной даты многих культур. Кроме того, большинство отечественных ученых считают возможным использование синташтинских древностей в поисках решения арийской проблемы, что также стимулирует интерес исследователей.

История изучения синташтинских памятников связана с именами В.Ф.Генинга, В.В.Генинга, Г.Б.Здановича, Д.Г.Здановича, Н.Б.Виноградова и других археологов. Этот круг авторов, естественно, не исчерпывает перечень исследователей принимающих участие в обсуждении общих и частных вопросов интерпретации памятников синташтинского типа. Среди имен, требую-

щих упоминания, необходимо назвать В.С.Бочкарева, И.Б.Васильева, С.А.Григорьева, П.Ф.Кузнецова, Е.Е.Кузьмину, В.М.Массона, Н.Я..Мерперта. Материалы раскопок вошли в ряд работ обобщающего характера, в том числе зарубежных (А.Парпола, Дж.Мэллори, Д.Энтони и др.).

Однако, до сегодняшнего дня не состоялась в полном объеме публикация результатов полевых исследований (в особенности, поселенческих памятников), выводы авторов зачастую базируются на общих рассуждениях, а не на анализе конкретных материалов, не сформулированы диагностирующие признаки "синташтинской культуры", хотя термин уже вошел в широкое употребление.

Таким образом, актуальность темы настоящего исследования определяется , во-первых, ключевой ролью синташтинских памятников в системе культур средней и поздней бронзы, в том числе и в уяснении их хронологической позиции, во-вторых, отсутствием конкретных проработок по такому информационно насыщенному источнику как погребальная обрядность и, в-третьих, дискуссионностью основных проблем, связанных с интерпретацией результатов полевых исследований по частным и общим вопросам.

Среди дискуссионных проблем, связанных собственно с синташтински-ми памятниками, вопросы культурогенеза и хронологии. Далек от определенности вопрос об уровне социально-экономического развития синташтинского общества, нет единства даже по поводу хозяйственной основы существования социума, не говоря уж о степени его стратифицированности. В значительной степени это обусловлено оговоренными выше причинами, но не только ими.

Существует целый ряд объективных сложностей. С одной стороны, не всегда удовлетворяет современным требованиям качество полевых работ и публикации (например, лишь немногие исследованные могильники снабжены квалифицированными антропологическими определениями), а с другой, син-таштинские погребальные памятники характеризуются высокой сложностью и

значительной вариативностью. Осложняющим фактором является и неразработанность внутренней хронологии синташтинской погребальной обрядности.

Все изложенное позволяет сформулировать цель исследования следующим образом: получение полной характеристики синташтинской погребальной обрядности и уяснение места памятников синташтинского типа в системе культур эпохи финала средней - начала поздней бронзы, роли носителей син-таштинских традиций в историко-культурных процессах рассматриваемого периода.

В рамках настоящей работы решаются следующие задачи исследования: анализ существующих точек зрения по основным вопросам интерпретации синташтинских памятников; выявление основных диагностирующих черт синташтинской погребальной обрядности; выделение специфических черт обрядности, характеризующих различные группы населения; сопоставление реконструируемой картины с имеющимися теоретическими моделями социальной организации.

Хронологические рамки работы ограничены периодом финала средней бронзы - временем функционирования Волго-Уральского очага культурогене-за (Бочкарев B.C., 1991). Восточноевропейская шкала относительной хронологии использована в качестве реперной, поскольку в рассматриваемый период имело место единство историко-культурных процессов для этого региона. К сожалению, синхронизация культурных явлений для более широкой территорий остается камнем преткновения для специалистов. Особую сложность представляет уяснение соотношения скорости протекания социальных и исторических процессов, характера и роли внешних влияний в столь различных зонах, как степная и лесная. Это обстоятельство серьезно затрудняет создание масштабных культурно-хронологических систем, и, как следствие, решение

более частных вопросов, среди которых может быть названа и проблема син-таштинского культурогенеза.

Абсолютная хронология периода, традиционно базируется на датировке щитковых псалиев, большая часть которых происходит из круга синташтин-ских и петровских памятников. В соответствии с Микенскими аналогиями (правомерность использования которых, впрочем, признается не всеми) время их существования до последнего времени определялось около XVI в. до н. э. Однако хронологические рамки существования этого типа конской упряжи в свете новой серии радиокарбонных дат могут быть существенно изменены: ХХ-ХУШ вв. до н. э. Противоречие между "традиционными" и радиокарбон-ными датировками является одной из наиболее сложных проблем, дискуссия по которым далека от завершения. Не исключено, что датировка Микенских шахтовых гробниц также подвергнется корректировке в ближайшие годы.

В качестве территориальных рамок настоящего исследования избрано Южное Зауралье (рис.1), поскольку на сегодняшний день оно остается единственной в пределах Волго-Уральского очага культурогенеза территорией компактного расположения укрепленных поселений и могильников, что, с одной стороны, требует объяснения, а, с другой, создает реальные возможности взаимной проверки выводов, полученных при анализе разных типов археологических источников.

За пределами очерченной территории - в Южном Приуралье и Поволжье - к настоящему моменту выявлена довольно большая группа погребальных памятников, чрезвычайно близких по облику синташтинским. Одни авторы раскопок полагают возможным определить полученные материалы как вариант синташтинских (Ткачев В.В., 1995), другие видят необходимость в выделении особого потаповского типа памятников (Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1994). Однако относительная хронология памятни-

ков финала средней бронзы Зауралья, Приуралья и Поволжья остается предметом дискуссий при всей очевидности их взаимосвязи.

Все рассматриваемые в настоящей работе памятники локализуются на малых реках бассейнов р.Урал и Тобол, в ландшафтном отношении - это зона северной степи, занимающая в соответствии с современным административно-территориальным делением южную часть Челябинской и северо-восточную часть Оренбургской областей (рис.2). Ее границы, видимо, заданы не только природно-географическими, но геологическими факторами - близостью меднорудных месторождений. Таким образом, границами распространения комплексов памятников синташтинского типа на севере является р.Уй, на западе -Уральские горы, на юге - р.Суундук. Менее ясна пока восточная граница.

В качестве источников использованы материалы раскопок пяти синта-штинских некрополей, исследованных в период 1971-1996 гг. Руководителями полевых изысканий рассматриваемых памятников были В.Ф.Генинг, В.В.Генинг, Г.Б.Зданович (могильник Синташта), Н.Б.Виноградов (Кривое Озеро), С.Г.Боталов (Большекараганский), В.П.Костюков (Каменный Амбар-5) и автор (Каменный Амбар-5 и Солнце II). Всего в базе данных учтена информация о 192 могильных ямах, происходящих из 20 погребальных комплексов.

Интерес, заявляемый широким кругом специалистов, стимулировал сокращение сроков подготовки к публикации результатов полевых работ. Значительная часть корпуса источников по данной проблематике уже увидела свет. Заслуга в подготовке и издании зауральских материалов принадлежит В.Ф. и В.В.Генингам, Г.Б. и Д.Г.Здановичам, С.Г.Боталову, С.А.Григорьеву, В.П.Костюкову, Д.В.Нелину и автору настоящей работы (Генинг В.Ф., Здано-вич Г.Б., Генинг В.В., 1992; Костюков В.П., Епимахов A.B., Нелин Д.В., 1995; Боталов С.Г., Григорьев С.А., Зданович Г.Б., 1996; Епимахов A.B., 19966; Зданович Д.Г., 1997), синхронных памятников Поволжья - И.Б.Васильеву,

П.Ф.Кузнецову, А.П.Семеновой и др. (Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1994 и др.). Пока в минимальной степени этим процессом охвачены приуральские синташтинские комплексы (Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е., 1977; Ткачев В.В., 1995; Ткачев В.В., 1996). Из числа неопубликованных синташтин-ских материалов Зауралья использованы результаты раскопок могильника Кривое Озеро, осуществленных Н.Б.Виноградовым (Виноградов Н.Б., 1983-А; 1984-А; 1986-А; 1989-А; Виноградов Н.Б., 1995а; Antony D.W., Vinogradov N.B., 1995). За предоставленную возможность включить информацию в базу данных автор настоящей работы считает приятным долгом выразить автору раскопок глубокую признательность.

Следует оговориться, что при выборе вариантов социологических, демографических и семантических интерпретаций оказалось невозможным сосредоточиться на анализе исключительно погребальной обрядности. Привлечение всего корпуса данных, серьезно увеличивает шансы в построении полноценных реконструкций, поэтому сопоставления проводятся во всех необходимых случаях, тем более что все рассматриваемые некрополи надежно соотносятся с конкретными укрепленными поселениями.

Глава 1. ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ СИНТАШТИНСКИХ ПАМЯТНИКОВ

§ 1.1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ПАМЯТНИКОВ СИНТАШТИНСКОГО ТИПА

Излагая историю изучения памятников синташтинского типа, автор столкнулся с некоторыми проблемами. Во-первых, сам термин появился позднее первых систематических исследований этого типа памятников. Во-вторых, он может трактоваться расширительно и включать наряду с зауральскими материалами иные. В-третьих, в некоторых случаях культурная принадлежность памятников иначе определялась авторами раскопок и последующими исследователями. В-четвертых, продолжает сохраняться определенный параллелизм в терминологии: наряду с "памятниками синташтинского типа" широко употребляется и "новокумакский хронологический горизонт".

В силу перечисленных обстоятельств необходимо сделать следующие замечания по сути проблемы. Причины введения территориального ограничения (Южное Зауралье) разъяснены выше. Появление отдельных синташтин-ских черт или памятников за пределами очерченными границами требует своего объяснения, но не входит в задачи данной работы, поскольку это должно стать темой специального исследования. Видимо, что специфика синташтинского общества предопределила широкий круг разнообразных связей с достаточно отдаленными территориями. Контакты могли во многом облегчаться этногенетическим единством населения.

Автор не счел возможным ограничиться описанием истории изучения только погребальных памятников, поскольку практически все они увязываются с конкретными поселениями. Именно исследования последних стало ключевым в оценке погребальных комплексов и исследования синташтинского

феномена в целом. Отказ от использования материалов памятников горного дела был произведен по причине невозможности (во всяком случае, большой трудности) обоснования их культурной и хронологической принадлежности. Этот тип памятников достаточно широко представлен на территории Южного Зауралья и изучался различными авторами (Малахов М.В., 1908, с.22-27; Талицкая И.А., 1953, с.291-294; Сальников К.В., 1967, с.275-279; Черных E.H., 1970; Григорьев С.А., 1988; Григорьев С.А., 1994, с.7-9), но проблема увязки рудников с конкретными поселениями трудноразрешима на современном этапе, хотя такие попытки и предпринимаются (Виноградов Н.Б., 1995а, с.18; Зайков В.В., Зданович Г.Б., Юминов A.M., 1995).

Наряду с термином "синташтинский" в тексте используется термин "петровский". Применение последнего связывается нами только с комплексами укрепленных поселений и их некрополей. За рамками рассмотрения сознательно оставлены материалы раннеалакульского пласта, относящегося к следующему хронологическому периоду, хотя по отношению к ним нередко термин "петровский" употребляется как синоним "раннеалакульского" (например, Ткачев A.A., 1991, с. 19-20). Явление синташтинско-петровско-алакульской преемственности создает определенные терминологические сложности (Кузьмина О.В., Шарафутдинова Э.С., 1995, с.216), поскольку наиболее массовый культурно диагностирующий элемент (керамика) может сочетать в себе разновременные черты. Преодоление данной трудности возможно только при комплексном подходе к изучению каждого периода.

Культурная принадл