автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы 1910 - 1930-х гг.

  • Год: 2001
  • Автор научной работы: Давыдова, Татьяна Тимофеевна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы 1910 - 1930-х гг.'

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Давыдова, Татьяна Тимофеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТВОРЧЕСТВО Е.И.ЗАМЯТИНА 19081916 гг. В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ "СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА".

1.1. Мировоззрение писателя в начале литературной деятельности

1.2.Повесть "Уездное" (проблематика и жанрово-стилевые искания)

1.3.Философско-мифологические мотивы и особенности их художественного воплощения в повестях "На куличках" и "Алатырь".

1.4.Фольклоризм малых эпических жанров.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР РАССКАЗОВ И ПОВЕСТЕЙ Е.И.ЗАМЯТИНА 1920-х гг. В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ДАННОГО ПЕРИОДА.

2.1 .Неореализм как литературное течение

2.2.Рецепция идей Р.Ю.Майера, В.Оствальда и Ф.Ницше в произведениях Замятина об Англии.

2.3.Понимание революции: от энергии к энтропии.

2.4.Традиции русской агиографии в произведениях Замятина и его современников.

2.4.1 .В поисках града Китежа и Бога (легенда о Китеже и житийная традиция в "Знамении" и произведениях современников Замятина).

2.4.2.Грех от Бога и чудо от дьявола («Нечестивые рассказы» и "Житие Блохи")

2.5.Этические и политические проблемы в рассказах Замятина. Формы обобщения; жанрово-стилевые искания.

2.6. Национальное и общечеловеческое в замятинских повестях и рассказах.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. РОМАН "МЫ".

3.1.Жанровое своеобразие антиутопии.

3.2.Генезис романа-антиутопии "Мы" в творчестве писателя (сказки о Фите).

3.3.Перевод с португальского (История создания и публикации романа "Мы". Его восприятие критикой 1920-х гг.).

3.4.Типы мифотворчества в романе "Мы" (Жанровое своеобразие, проблематика, образы героев, стиль).

3.4.1.Литературное неомифологизаторство в романе "Мы" (Записки из стеклянного "рая").

3.4.2.Рецепция идей Ф.Ницше и Вяч.И.Иванова (аполлоническая и дионисийская концепции человека).

3.4.3.Неомифологический идеал человека.

3.4.4. Русский Фауст и Мефистохристос.

3.4.5.Сциентистский миф в романе "Мы" и трудах Н.А.Бердяева.

3.4.6."Синтетизм" стиля и его связь с замятинским мифотворчеством

3.5.Четыре варианта мифотворчества: "Мы" и «Аэлита» АН.Толстого, произведения М.М.Пришвина об Алпатове, "Мастер и Маргарита" М.А.Булгакова.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ДРАМАТУРГИЯ ЗАМЯТИНА.

4.1.Общая характеристика.

4.2.Историософские идеи и своеобразие их художественного выражения в "Огнях св. Доминика" и "Атилле".

4.3.Формы условной драмы в "игре" "Блоха".

4.4.Художественная трансформация поэтики низовых жанров в пьесах о современности.

4.5.Творчество Замятина и драматургия М.А.Булгакова: влияние и общность поисков.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ТВОРЧЕСТВО Е.И.ЗАМЯТИНА 1931-1937 гг. В

КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ.

5.1 .Творческая деятельность Замятина за рубежом.

5.2.Поиск новой художественной манеры в прозе и кинодраматургии

5.2.1 .Традиции Пушкина и Гоголя в новеллах Замятина.

5.2.2.Тема "Заката Европы" в романе "Бич Божий".

5.2.3 .Киносценарии Замятина.

5.2.3.1 .Фольклоризм и литературная реминисцентность "Стеньки

Разина".

5.2.3.2.Мифологизация истории и традиции Л.Н.Толстого в киносценарии "Царь в плену".

5.3.Неосуществленные замыслы.

 

Введение диссертации2001 год, автореферат по филологии, Давыдова, Татьяна Тимофеевна

По идеологическим соображениям с 1931 г., даты отъезда одного из крупнейших русских писателей XX века, Е.И.Замятина, за границу, где он и провел последние шесть лет жизни, автор романа-антиутопии "Мы" советскими критиками преимущественно изображался как прозаик, до революции написавший сатирические произведения о русской провинции, а после Октябрьских событий якобы ставший мелкобуржуазным антисоветчиком-памфлетистом.

О писателе создана легенда как о рационалистичном и застегнутом на все пуговицы "гроссмейстере литературы". "Вообще, Замятин — математик в литературе. <.> холодком веет от этого творчества", — утверждал И.М.Машбиц-Веров1. Однако знавший его в эмиграции М.Слоним увидел в Замятине иные черты: "Я очень полюбил его, потому что Евгений Иванович был не только замечательным писателем, но и на редкость деликатным, тонким и душевным человеком"2.Сегодня очевидно, что необходим иной, объективный, подход и к личности и к творчеству писателя.

Со второй половины 1980-х гг. в России вновь начали выходить произведения писателя, частично изданы его письма и появились статьи о его творчестве Е.Б. Скороспеловой, И.О.Шайтанова, В.А.Келдыша, О.Н. Михайлова, М.О.Чудаковой, В.А.Туниманова, А.Ю.Галушкина и других исследователей, опубликованы популярные очерки литературной судьбы Замятина, — автора этой монографии и Л.И.Шишкиной. Работы замятинистов, содержащие в себе немало ценных положений и наблюдений, раскрывают тем не менее лишь некоторые грани деятельности писателя, характеризуют один или, самое большее, два периода его творческого пути. Актуальность данного диссертационного исследования связана с тем, что настоятельной потребностью российского литературоведения является на сегодня изучение философско-мифологических и жанрово-стилевых особенностей всего творчества Замятина.

Научное значение на сегодняшний день имеют монографии российских и зарубежных литературоведов Е.Б.Скороспеловой, Б.А.Ланина, САГолубкова, О.Н.Николенко, Н.В.Шенцевой, И.М.Поповой, Д.Ричардса, А.Шейна, Э.Брауна, Т.Эдвардса, Н.Франца, Л.Шефлер, А.Гидцнер, Р.Гольдта, а также материалы Первых Российских Замятин-ских чтений (Тамбов, 1992), Юбилейных Вторых и Третьих международных Замятинских чтений (Тамбов, 1994, 1997). Ценными являются и три сборника статей — посвященный роману "Мы" на английском языке, "Вокруг Замятина" на французском и "Новое о Замятине" на русском. В 5 последнем сборнике представлены материалы симпозиума в Лозаннском университете (М., 1997). Кроме того, в 1997 г. защищена первая в России докторская диссертация И.М.Поповой на тему: «"Чужое слово" в творчестве Е.И.Замятина (Н.В.Гоголь,М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский)».

Предмет анализа у Скороспеловой, Ланина, Голубкова, Николенко — роман "Мы", Н.В.Шенцева размышляет о некоторых сторонах поэтики замятинских произведений. Ричарде в монографии "Замятин: советский еретик" (Лондон, 1962) сосредоточился на анализе проблем русской революции и неизбежного столкновения между Россией и Западом, а также эрозии личной свободы в современном обществе, разработанных в повести "Островитяне", романах "Мы" и "Бич Божий", трагедии "Атилла". Английский исследователь указал и на скрыто религиозную окрашенность замятинского понимания революции. Однако при этом вне его поля зрения осталось большинство пьес Замятина, высокохудожественных, во многом экспериментальных и заслуживающих серьезного рассмотрения в не меньшей степени, чем проза писателя. Бегло упомянуты и статьи, хотя они относятся к вершинным явлениям русской критики и эссеистики конца 1910-1930-х гг.

Американский исследователь А.Шейн, автор первой в мире научной биографии "Жизнь и творчество Евгения Замятина" (Лос Анджелес; Беркли, 1968), дал периодизацию творчества писателя, скрупулезно учел все имевшиеся к тому времени публикации его произведений и проанализировал его прозу, критику и публицистику в контексте русского литературного процесса XX в. Существенно и то, что ученый охарактеризовал связи творчества Замятина с зарубежной философией. Труд Шей-на остается и по сей день классическим. Однако при этом американский славист не воспользовался рядом материалов из российских архивов, не рассматривал драматургию Замятина и мало использовал его эпистолярное наследие.

С начала 80-х годов и по сей день в западноевропейском литературоведении наблюдается подъем интереса к русскому модернизму, в частности и к Замятину. Об этом свидетельствуют статьи Л.М.Геллера, Р.Рассела, монография АХилднер "Проза Евгения Замятина" (Краков, 1993) и фундаментальная работа Райнера Гольдта "Термодинамика как текст. Энтропия как поэтологический шифр у Е.И.Замятина" (Майнц, 1995).

Гилднер осмысливает прозу Замятина с помощью понятий игры с русской и западной литературной традицией, а также стилизации, конструирования. Рассмотрение замятинской прозы через единую для всей монографии категорию художественного пространства выявляет связанные с данной категорией модели мира, концепции человека и типы рас6 сказчиков. Особенно ценно, что польский литературовед, как и Шейн, отметила влияние на Замятина западноевропейской философии и ряда научных теорий рубежа Х1Х-ХХ веков.

Исследование Гольдта проведено в наименее изученных направлениях, Это биография писателя и обусловленные ею особенности его мировоззрения, а также связь творчества Замятина с философией. Основная цель Гольдта — показать, как на замятинское понимание энтропии повлияло учение о термодинамике. Подобный подход плодотворен, так как соответствует замятинской теории синтеза науки и искусства, разных творческих методов и направлений в литературе. Центральная задача Гольдта — на основании опубликованных и архивных источников проанализировать зарождение и "поэтологические шифры" энтропийного мышления в некоторых произведениях Замятина. Ученый рассматривает главным образом роман "Мы", пьесы "Огни св.Доминика" и "Блоха", освещает историю несостоявшейся постановки трагедии "Атилла". Даже частичное исследование замятинской драматургии Гольдтом важно, так как его предшественники, как правило, обходили именно ее. Научную ценность имеет и обширнейшая библиография, собранная немецким исследователем. Она в значительной мере дополняет не менее репрезентативный для своего времени список литературы из монографии Шейна.

Диссертация И.М.Поповой раскрывает эволюцию Замятина-писателя в ином аспекте: в ее связи с произведениями трех русских классиков — Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Достоевского. В данном ряду имен явно не хватает Н.С.Лескова, также являвшегося одним из "вечных спутников" Замятина, который написал на основе лесковского сказа о Левше пьесу "Блоха" и отчасти опирался на языковые эксперименты Лескова. В работе Поповой по традиции освещена литературная деятельность Замятина лишь 1910-1920-х гг., а эмигрантский период его творчества замалчивается. Преимущественное внимание исследовательницы обращено на прозу, драматургия же анализируется выборочно: рассмотрены лишь инсценировка "История одного города" и пьеса "Огни св.Доминика".

В последнее время творчество гонимого при жизни политического "еретика" переоценивается, но при этом далеко не все исследователи выставляют писателю высший балл. Вновь, как и в 1920-е гг., под сомнение ставится одно из его лучших произведений — роман "Мы". "Замятина сейчас многие считают классиком. Но классик, как правило, более или менее "провидец", а Замятину в "Мы" предвидеть было необязательно — достаточно было одеть в образы прогноз пролетарского писателя <.>", т.е. А.К.Гастева. На этом основании, а также с опорой на приговоры, некогда вынесенные творчеству Замятина М.Горьким и А.К.Воронским, с которыми писатель сильно расходился в оценке Октябрьских событий и 7 советских реалий первых послереволюционных лет, роман "Мы" обвиняется в иллюстративности 3.

Однако эта антиутопия — вовсе не плоская и малохудожественная иллюстрация. В таланте автору "Мы" не отказывали даже самые суровые критики. Кроме того, по точной оценке С.А.Голубкова, замятинская антиутопия "вступает в диалог со многими явлениями культурной жизни эпохи, требует достаточно широкого и содержательного контекста читательского восприятия" 4. Е.Б. Скороспелова, анализируя проблематику романа "Мы", подводит читателей к выводу о том, что он не ограничивается талантливым пародированием космической утопии поэтов Пролеткульта и мечты АХГастева о создании "нового" машиноподобного человека 5. Да, в замятинском произведении не одна, а множество проблем, и восходят они отнюдь не только к гастевским прогнозам, но и к "Фаусту" И.-.В.Гете, "Запискам из подполья" и "Братьям Карамазовым" Ф.М.Достоевского, философским работам Ф.Ницше, В.И.Иванова,

H.А.Бердяева, а также трудам немецкого физика Р.Ю.Майера и лауреата Нобелевской премии физикохимика В.Оствальда. Родословная идей "Мы" оказывается куда более богатой! Да и, кроме того, писатели далеко не всегда воплощают в литературных образах новые концепции, показателем значительности их творчества является органическое приобщение к ним. Прав И.О.Шайтанов: роман до сих пор не понят до конца, ибо "как политическое высказывание, он оказался доступнее, яснее, чем литературное произведение" б. Поэтому сегодня необходимо раскрыть то, на что в 1980-1990 годы почти не обращали внимания — художественную сторону новаторства Замятина, по существу, создателя нового антижанра в литературе XX в. и автора первого неомифологического романа 1920-х гг., периода, когда символизм существовал уже в "латентной" форме.

Предмет данной диссертации — исследование творческой эволюции Е.И.Замятина в контексте русской литературы первой трети XX в. Основные задачи диссертации — показать, что Замятин — крупнейший мастер русской литературы XX в., писатель-философ, чье творчество отразило ряд ведущих тенденций развития русского искусства слова 1900-1930-х гг. и повлияло на многих талантливых писателей; представить этапы его творческой эволюции.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

I.Опора как на известный, так и на неопубликованный материал. Впервые в отечественной филологии предметом анализа, наряду с прозой, литературной критикой и публицистикой Замятина, является также его драматургия и сценарии, то есть все творчество в целом. Этим наша диссертация отличается от работ Скороспеловой, Ланина, Голубкова, Нико-ленко, Шенцевой, Поповой, Ричардса, Гидцнер, Геллера, а также Шейна 8 и Гольдта. В исследовании анализируется большое количество замятин-ских произведений, среди которых есть и труднодоступные, часто сопоставляются их разные редакции. Привлекается и эпистолярный материал (в том числе архивный и до сих пор не изданный), а также расшифрованные А.Н.Тюриным (Нью-Йоркский университет) замятинские блокноты (записные книжки) из Бахметевского архива при Колумбийском университете (США), в которых зафиксированы философские, эстетические, литературно-критические взгляды писателя и даны первые наброски тем, идей, сюжетов, образов героев его будущих произведений. Наиболее обстоятельно рассматриваются самые характерные для каждого из этапов развития Замятина-писателя произведения: повести "Уездное" и "Островитяне", роман "Мы" и пьеса "Огни св.Доминика", народная "игра" "Блоха", дилогия из трагедии "Атилла" и незаконченного романа "Бич Божий".

2.Творческую эволюцию Замятина не раскрыть без использования аспектов теоретико-литературного подхода. По словам Л.А.Колобаевой, в "серебряном веке" русской культуры "живой духовный обмен происходил <.> между философией и литературой" 1. Кроме того, в художественную культуру нашего столетия постоянно вторгаются многочисленные концепции — философские, естественно-научные, филологические 8. Поэтому на всех этапах творческой эволюции Замятина в диссертации прослеживаются многообразные генетические и сравнительно-типологические связи его произведений с философией, естественными науками и филологией преимущественно Х1Х-ХХ столетий — работами Ю.Р.Майера, В.Оствальда, А.Шопенгауэра, Ф.Ницше, О.Шпенглера, В.С.Соловьева, Н.А.Бердяева, В.В.Розанова, а также участников ОПОЯЗа, но при этом показывается, что подлинный художник по-своему интерпретирует готовые научные идеи.

3.Произведения Замятина и других русских писателей рассматриваются в данном исследовании в тесном взаимодействии с изобразительным, театральным искусством и с кино. Как справедливо отметил А.М.Зверев, в XX столетии "необыкновенно усиливаются творческие контакты между искусствами <.>". Ранее целые эпохи в истории искусства оставались фактически мертвыми и "ожили" лишь в нашем столе9 тии .

Сказанное важно применительно к культуре средневековья, рецепция ряда черт которой очевидна в творчестве Замятина, а также близких ему своими философско-художественными принципами А.М.Ремизова и И.С.Шмелева.

4.В диссертации осуществляется герменевтический анализ прозы и драматургии писателя, позволяющий раскрыть целый субстрат традиций и переосмысленных мотивов древнерусской литературы, а также просле9 дить генетические связи замятинских произведений с древнерусской культурой, для чего в ряде случаев осуществляется герменевтический анализ. Рассмотрение наследия писателя на синхронном уровне дополняется анализом в диахронном срезе, когда речь идет о замятинских произведениях, "откликающихся" на литературное наследие Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Н.С.Лескова и русских писателей "серебряного века".

5.0собого внимания заслуживают искания Замятина в области жанра, воплотившиеся, в частности, в создании новаторских антижанров — повести-антижитии, антипатериковых рассказов и романа-антиутопии.

Теоретическая проблема антижанров почти не разработана в современном литературоведении, на что своевременно указала, в частности, в рецензии на "Теорию литературы" /1999/ В.Е.Хализева Л.А.Колобаева: "<.> было бы уместно дать развернутое теоретическое обоснование такой жанровой формы, чрезвычайно значимой в нашем столетии, как утопия и антиутопия, а в связи с этим, может быть, и поразмышлять о том, что такое "антижанр" в литературе" 10. В этой диссертации и предлагается теоретико-литературная концепция антижанров в их соотношении с пародией.

По мысли Ю.Н.Тынянова, высказанной им в статье "О пародии", эволюция литературы "совершается не только путем изобретения новых форм, но и, главным образом, путем применения старых форм в новой функции" п. Такой старой формой в новой функции и является антижанр. Художественная структура антижанра, в значительной мере определяющаяся особенностями формы "породившего" его классического жанра, наполняется, по сравнению с исходным жанром, содержанием с противоположной идейной направленностью, так как антижанр ставит под сомнение ценность идей, воплощаемых, как правило, в произведениях исходного литературного жанра. При этом антижанр является модификацией не жанровой формы, содержание которой неопределенно (романа, повести, рассказа, поэмы, драмы в видовом смысле), а такой, которая обладает достаточно определенным содержанием — утопии, апокрифа, христианской притчи, жития, патерикового, рождественского, пасхального рассказа. Читатель мысленно накладывает идейное содержание произведения антижанра на идейное содержание произведения исходного жанра, и в сознании реципиента они соотносятся так же, как части оксюморона, идея же воплощается с помощью "приема ложных отрицаний", по принципу "от противного" (выражения Замятина).

Сущность этого приема, по мысли писателя, в следующем: "В авторской ремарке вы отрицаете что-нибудь явно вытекающее из всего предыдущего построения или делаете из построения явно ложный вывод

10 и тем самым заставляете читателя с большой энергией сделать правильный вывод, запечатлеваете этот вывод в читателе как бы после некоторого спора, а такие выводы — всегда прочнее. К той же, в сущности, категории относятся иронические утверждения и отрицания" 12.

Этот литературный феномен частично охарактеризовал уже Тынянов. Он, разграничивая пародию и близкие ей формы с точки зрения направленности против и на, включил в состав пародии, существовавшей с античности ("Батрахомиомахия", приписываемая Пигрету, и "Гиганто-махия" Гегемона пародируют Гомера), пограничные литературные формы — перепев, или вариацию и подражание, а также стилизацию. Ученый утверждал, что между подражанием и пародией нет четкой грани и что "пародийность вовсе не непременно связана с комизмом" 13. О сложности отделения пародии от не-пародии пишет и М.Я.Поляков 14.

Так, лермонтовский "Пророк", по мысли Тынянова, лишен комического и является перепевом пушкинского "Пророка". Развивая мысль ученого, заметим, что Пушкин в качестве структурной основы своего стихотворения избирает псалом о призвании Богом пророка, а Лермонтов — пушкинское произведение. У Пушкина главное — гражданская миссия поэта, осуществляемая по воле Бога, а у Лермонтова — конфликт с обществом поэта, находящего понимание в природе и тем самым как бы соперничающего с Богом.

Содержание близких пародии форм — стилизации, перепева и подражания — не противоположное по отношению к содержанию произведения исходного жанра, а принципиально иное. Их целесообразно называть вариациями. Тынянов все же не поставил проблему антижанров.

Современный американский исследователь Г.Морсон, размышляя о соотношении антижанра и пародии, отождествляет эти формы: "Специфика антижанров состоит в том, что они устанавливают пародийные отношения между антижанровыми произведениями и традициями другого жанра — высмеиваемого жанра" 15. С таким определением нельзя согласиться, так как пародия, направленная против произведений какого-либо определенного жанра, — одна из разновидностей антижанра. По определению обстоятельно исследовавшего жанр пародии Вл.И.Новикова, ее структурной основой всегда является "комический образ произведений 16. Но, в отличие от пародии, антижанр не всегда обладает комической функцией. В этой связи примечательно суждение Тынянова о трагедии как пародии на комедию 17. Повесть Е.И.Замятина "Уездное" — серьезное, некомическое антижитие. Близка к такому пониманию антижанра и О.В.Быстрова, утверждающая следующее: "Предположение, что антиутопия — пародия на утопию, с одной стороны, не лишено смысла, а с другой стороны — слишком поверхностно" 18. Пер

11 спективны для разработки проблемы антижанров и размышления А.Ю.Болыпаковой по поводу жанровой модификации идиллии в творчестве В.П.Астафьева в монографии "Деревня как архетип: от Пушкина до Солженицына" /М., 1999/.

При восприятии пародии и антижанра общим оказывается их эстетический механизм и наличие критического начала. Антижанр и пародия обманывают ожидания читателей найти в старой форме привычное содержание 19. Оксюморонное соотношение в произведении антижанра между содержанием и формой и выражает критическую оценку. О похожем соотношении формы и содержания в пародии пишет Г.Е.Бен 20. "Невязка", смещение двух планов пародии (плана самого произведения и стоящего за ним пародируемого плана) была открыта уже Тыняновым . Вл.И.Новиков выявил наличие в пародии и третьего плана, представляющего собой "соотношение первого и второго планов как целого с целым. Третий план — это мера того неповторимого смысла, который передается только пародией и не передаваем никакими другими средстваля ми" . Ограничительное "только" здесь неуместно, ибо это наблюдение вполне применимо и к антижанру, важное жанрообразующее свойство которого такое же, как и в пародии — сопоставление двух миров или типов мировидения — изображенного в произведениях исходного жанра и являющегося предметом художественного переосмысления в антижанре. Однако, в отличие от пародии, антижанр, как и стилизация, перепев или подражание, т.е. вариации, может обладать вполне серьезным содержанием.

Итак, предлагаем следующую классификацию антижанров с критической направленностью: 1) комические, пародийные антижанры: сатирические, например, романы-антиутопии "Мы" Е.И.Замятина, "О дивный новый мир" О.Хаксли, "1984" Дж.Оруэлла и «Нечестивые рассказы» Е.И.Замятина, его же "Житие Блохи"; юмористические, к примеру, дружеские пародии Ю.Левитанского. Как показал Ю.Н.Тынянов, пародироваться может не жанр, а творчество какого-либо писателя, стилевое течение, направление; 2) серьезные, непародийные антижанры: "Пророк" Лермонтова, "Ванька" А.П.Чехова, опрокидывающий ценностную систему рождественского рассказа, "В Сабурове" Л.Н.Андреева и "На плотах" М.Горького, полемизирующие с ценностями пасхального рассказа, повесть-антижитие "Уездное" Замятина.

Близки антижанрам перепев, стилизация, подражание, т.е. вариации, художественные формы без критической направленности, лишенные комического и поэтому все же не являющиеся антижанрами. Это жанровые формы, отличающиеся от пародии (в современном понимании этого термина), направленные не против чего-либо, а на что-либо (в терминологии Тынянова) — какое-либо произведение, жанр, ли

12 тературную традицию, творчество того или иного писателя.

В истории литературы антижанры "вспыхивают" в периоды культурного перелома, "когда складывается необходимость перехода одного литературного направления (уже исчерпавшего себя) к другому (только складывающемуся)". Для таких эпох, по словам М.Я.Полякова, "характерно явление размыва жанров и стилей" 23, в такие эпохи возникает необходимость в отрицании старой мировоззренческой и культурной парадигм. Именно таким периодом стал рубеж XIX и XX столетий и первая треть XX века (А.П.Чехов, Ремизов, Замятин, Лунц, Платонов, Булгаков).

В данной диссертации преобладает историко-литературный подход. Главная цель работы — показать эволюцию Е.И.Замятина-писателя в контексте русской литературы первой трети XX в. Поэтому его творчество освещается в многообразных контактных, генетических и сравнительно-типологических связях с ведущими представителями русского литературного процесса как на родине, так и за рубежом. Разные типы литературных связей, существующие в замятинском творчестве, обусловливают и контекст, в котором рассматривается деятельность писателя и который на каждом ее этапе иной. Об этом, возможно, со слов самого писателя, точно написал Я.Браун: на каждом шагу своего пути Замятин "оставил не мало малых сих, которым уже не под силу подняться на следующую высшую ступень. Так на ступени "Уездного", сгущенного, уплотненного бытовизма остался А.Чапыгин, М.Пришвин, быть может, останется Всеволод Иванов, а Замятин, преодолев, идет вперед и выше <.>. На следующей ступени — высокого формального техницизма, вобравшего в себя и подновленный реализм, оставил он, в качестве незаконных детей своих, "серапионовых братьев" <.>. И традиция головного сочинительства, умного мастерства, вместо творчества, и в значительной мере, "ОПОЯЗ" и Виктор Шкловский и самоцельный техницизм (тот самый, от которого Замятин нынче отрекается в серапионах) в значительной мере обязаны своим укреплением и практическим подкреплением мастерству Замятина"24.

Творчество раннего Замятина соотносится также, помимо названных Брауном имен, с произведениями Ф.К.Сологуба, З.Н.Гиппиус, А.А.Блока, АБелого, АМ.Ремизова, В.Я.Шишкова, М.Горького, АН.Толстого, С.Н.Сергеева-Ценского.

В 1920-е гг. оно вписывается в иной контекст, который образуют, помимо произведений некоторых из перечисленных выше авторов, проза Б.А.Пильняка, В.А.Каверина, Л.Н.Лунца, В.П.Катаева, И.Г.Эренбурга, А.Грина, И.Э.Бабеля. Для данного творческого этапа особенно существенны генетические и сравнительно-типологические схождения с произведениями Замятина прозы и драматургии А.Н.Толстого, АП.Платонова и М.А.Булгакова. Кроме известной идейной близости существенным для

13 четырех писателей является и их неореализм (по другой терминологии Замятина "синтетизм") — метод, объединяющий черты реализма и символизма при ведущей роли последнего. По точной оценке С.И.Кормилова, "ни платоновский, ни булгаковский <.> художественный метод нельзя определить одним словом или понятием. Это разные творческие принципы, зачастую во многом реалистические, но и непременно "универсалистские", воссоздающие мир в его глобальных общечеловеческих, природных, космических и "запредельных" закономерно/ус стях" . На этом этапе действенными являются для Замятина и эстетические идеи, сформулированные в статьях В.Я.Брюсова, Вяч.И.Иванова,

A.А.Блока, А.М.Ремизова.

Для зарубежного периода деятельности писателя актуальны переклички его творчества с произведениями Л.Н.Толстого, М.Горького,

B.В.Каменского, А.П.Чапыгина, В.Я.Брюсова, А.А.Блока. Своеобразие творчества Замятина в том, что на всех этапах в нем синтезированы ведущие художественные методы русской литературы "серебряного века", прещде всего реалистический и модернистский (символистский), уже в раннем творчестве писателя зарождаются черты неореализма.

В отличие от работы Шейна в данной диссертации предлагается укрупненная периодизация замятинского творчества, обусловленная иным пониманием эволюции писателя. По Шейну, ранний период приходится на 1908-1917 гг., средний — на 1917-1921 гг., переходный — на 1922-1927 гг., поздний — на 1928-1935 гг. Однако целесообразно выделить не четыре, как у Шейна, а три этапа в творческом пути писателя: 1908-1916 гг., 1917-1930 гг., 1931-1937 гг. 2б, т.к. они соответствуют основным периодам биографии Замятина и, кроме того, произведения третьего и четвертого этапов, выделенных Шейном, обладают едиными идейно-художественными особенностями, что будет показано ниже. Преимущественное внимание в диссертации уделено 1917-1930 гг. как периоду наибольшей активности Замятина-писателя, но при этом освещаются также и первый и третий творческие этапы, также по-своему интересные. При осмыслении творческой эволюции Замятина внимание обращается на изображенную в произведениях каждого этапа картину мира, концепцию человека, художественный метод, искания в области жанра и стиля (особенности конфликта, сюжета, композиции, повествования, образности, языка, "диалог" с фольклором). В диссертации темы и проблемы произведений Замятина рассматриваются в идеологическом, историческом, социально-нравственном и национальном аспектах. При этом большое внимание уделяется переплетению у Замятина либеральной революционности и симпатий к западноевропейской культуре, с одной стороны, и опоры на национальные ценности — с другой, сочетанию

14 сатирического отображения негативных сторон жизни и поэтизации всего естественного в человеке.

Чтобы раскрыть своеобразие индивидуального стиля писателя, необходимо в свете достижений современной филологии охарактеризовать реалистическое и модернистское литературные направления и лежащие в их основе методы.

Перспективно в научном отношении понимание этих двух направлений и художественных методов у российских и зарубежных литературоведов В.А.Келдыша, Л.Я.Гинзбург, Р.-Д. Клюге, Л.А.Колобаевой, Л.М.Геллера, Л.В.Усенко и др. Особенно ценны монография В.А.Келдыша "Русский реализм начала XX века" (М., 1975), а также труды Л.Я.Гинзбург "О литературном герое" (Л., 1979) и "Литература в поисках реальности" (Л., 1987).

В.А.Келдыш, Л.Я.Гинзбург, Л.М.Геллер охарактеризовали в основном философскую базу и идейно-художественное своеобразие модернизма как литературного направления (эстетической системы) и метода в соотношении с реализмом на основе оппозиций "непозитивизм-позитивизм", "индетерминизм-детерминизм", "деформация — ее отсутствие".

Келдыш первым в нашем литературоведении заговорил о социальном и историческом детерминизме как основе реалистической типизации и показал сложное взаимодействие социально-исторического и субстанционального (сущностного), в том числе и антропологического, начал в творчестве ведущих писателей-реалистов прошлого и настоящего столетий — Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, И.А.Бунина. Мысль этих писателей прозревает связи между социально детерминированной индивидуальностью и субстанцией человека, локальной средой и глубинными закономерностями человеческого общежития 21.

Л.Я.Гинзбург, подобно Келдышу, трактует реализм "исторически -как направление, выраставшее из общественной жизни эпохи, соотнесенное с ее философией и наукой", принесшее с собой "новую картину мира, отнюдь не однородную, даже пеструю, и все же возникающую из некоторых общих исходных предпосылок" 28. Тесно связанная с естествознанием, историей, социологией, психологией, реалистическая литература "объявляет своей задачей установление причинно-следственных связей, своим методом — наблюдение и т.п. <.> В сущности речь шла не о подмене художественных методов научными, но о том, что реалистическая литература, создавая свои миры, избегала расхождений с современными ей научными представлениями о действительности" 29. Эстетические доктрины реализма XIX века уживались с естественнонаучным материализмом, более того, восприятие мира у писателей

15 реалистов было преимущественно позитивистским: их "объединяла общая для них ориентация на проверенные современным мышлением жизненные закономерности" 30.

Так в силу внутренней логики миропонимания возникают два важнейших признака реалистического метода. Во-первых, реализм лишен избирательности, то есть ему присущ безграничный (в принципе) охват явлений действительности 31. Во-вторых, "реализм исходил из монистически понимаемой действительности — единого источника возвышенного и низкого, прекрасного и безобразного. Он настаивал на том, чтобы приложить к этой действительности научные методы наблюдения и анализа" 32. По мнению исследовательницы, такое представление о единой, управляемой общими законами действительности и явилось основным художественным открытием реализма. Оно перестроило всю систему выразительных средств реалистической литературы.

Центральное звено в теории реализма Гинзбург связано с выявлением своеобразия картины мира и концепции человека. "Художественное направление, назвавшее себя реализмом, — это система, картина мира, созидавшаяся на основе позитивных научных представлений XIX века и на основе закономерностей обыденного сознания эпохи" 33. Социально-исторический и биологический детерминизм литературы XIX века — решающая в ее системе предпосылка изображения человека. Это позволило реализму заявить о впервые найденной правде жизни 34. "Реализм XIX века — это восприятие индуктивное, задерживающееся на частностях, резко локализованное в пространстве и во времени" 35. Так как методы Ипполита Тэна проникают в самые разные области знания, "психологический анализ овладевает романом".

Л.Я.Гинзбург делает следующие обобщения относительно форм запечатления образа человека в реализме: "<.> Исследуя характеры, поведение, обстоятельства, художник устанавливает ряды причин и следствий, он разлагает целостное явление на не видимые простым глазом элементы <.>" 36. Разнообразие воссоздаваемых в реалистических произведениях причинно-следственных связей влечет за собой язык, в значительной мере свободный от условностей, имитирующий естественную, живую речь.

Подводя итог теории реализма, разработанной Келдышем и Гинзбург, можно сделать такие выводы. Оба исследователя правомерно употребляют термин "реализм" в двух значениях — применительно к литературному направлению (в терминологии Гинзбург — эстетической системе) и методу. А художественной установкой реализма следует считать воспроизведение с помощью детерминизма видимых либо хорошо изученных наукой явлений действительности.

Предлагаемая в диссертации концепция модернизма соединяет два

16 подхода к модернизму, существующие в современном литературоведении. Первый разработан Келдышем, Гинзбург, Геллером в тесной связи с их пониманием реализма.

Келдыш в труде "Русский реализм начала XX века" на примере ряда новых явлений в России 1900-1910-х гг. (сочинения В.В.Розанова, деятельность "Религиозно-философских собраний", концепция "положительного всеединства" В.С.Соловьева, спиритуалистическая метафизика Н.А.Бердяева и др.) усматривает философскую основу модернизма в отказе от позитивизма, ставшего одним из главных противников нового миропонимания. Как следствие этого на смену детерминистской концепции человека и среды в художественном процессе эпохи приходят различные индетерминистские концепции активности человека, которые подчас соотнесены с теми или другими философскими течениями. Именно с такой концепцией выступают русские символисты в 1900-е гг., сложный духовный комплекс которых теоретически увенчивала все же мистическая доктрина. Поэтому для символистов социальная революция — лишь шаг на пути к другой, истинной — трансцендентной "революции Духа" (А.Белый). С точки зрения Келдыша, к некоторым особенностям модернистской поэтики относится воплощение лирически прихотливого, импрессионистского видения мира37.

В монографиях "О литературном герое" и "Литература в поисках реальности" Л.Я.Гинзбург характеризует модернизм как направление, объединившее множество разнородных явлений (течений) с определенной тенденцией в зарубежном и русском искусстве конца Х1Х-ХХ веков, "от русских символистов, например, с их трансцендентностью и "реальнейшими реалиями", и до литературы, объявившей мир и человека абсурдом" 38. В основе произведений модернистского направления — отличающийся от реалистического художественный метод, воплощающий определенное мировидение. Оно заключается в поисках истинной реальности, "не искаженной категориями рассудка. В этом плане задумана была перестройка всех средств художественного выражения"39. Под скрытой реальностью понималась и сверхчувственная и не потусторонняя. Поиски скрытой реальности велись с помощью новых гуманитарных научных данных — прежде всего концепций А.Бергсона, З.Фрейда, Н.Хомского. (Здесь явно недостает имен выдающихся русских и зарубежных философов А.Шопенгауэра, Ф.Ницше, В.С.Соловьева, Н.А.Бердяева, В.В.Розанова, заметно повлиявших на модернистов, недостает и имени лауреата Нобелевской премии В.Оствальда, представления которого об энтропии и энергии, как заметил Л.Геллер, "участвовали в формировании модернистского взгляда на мир" 40.) "Новая реальность, подлежащая изображению, — это своего рода магма душевной жизни; в том смысле, что речь идет об иррациональном сплаве, о хаотической

17 синхронности физических ощущений, впечатлений, проходящих образов, сознательных и бессознательных влечений, мельчайших дробных акций. Задача новой литературы — пробиться сквозь толщу стереотипов к этой первозданной реальности, которую рассудок еще не подверг искусственному и призрачному расчленению. Пробиться, минуя расчленяющую природу слова, — таков большой соблазн, представший перед литературой XX века". В русской литературе 1900-1910-х гг. (проза А.Белого и А.М.Ремизова) встречаются попытки воспроизведения иррационального мира41.

Как и Келдыш, Гинзбург считает, что отказ от детерминизма — "самый глубинный признак отхода от <.> реалистической традиции <.>"42.

В "Эстетике" Ю.Б.Борева дана разветвленная типология модернистских и неомодернистских художественных направлений (терминология автора) и тем самым детализирован тот суммарный подход к этому широкому движению в литературе конца Х1Х-ХХ вв., который характерен для работ Л.Я.Гинзбург. Борев относит к неомодернизму возникшие в основном после 1916 г. дадаизм, экспрессионизм, конструктивизм, сюрреализм, экзистенциализм, литературу "потока сознания" и абстракционизм. Важно и утверждение ученого о существовании общей для модернизма и неомодернизма философско-эстетической базы. Помимо выявленных Гинзбург интуитивизма и фрейдизма Борев усматривает эту базу также и в прагматизме, неопозитивизме, "реальной" эстетике и других новейших концепциях 43.

В связи с модернистской типизацией находится и изображение человека в литературе модернизма. По Гинзбург, отказ от детерминизма повлек за собой принципиально иную "обусловленность поведения самопрограммирующегося героя экзистенциалистов или героев, движимых силами сверхчувственными или коренящимися в бессознательном, в реликтах неизжитых архаических представлений"44. "<.> модернизм понимал под новым человеком не только новую социальную и историческую формацию, но и новое биологически-психологическое существо" 45.

А для символистской прозы, например, для романа А.Белого "Петербург", важна "первичная символическая связь образа с отвлеченной концепцией". В модернистской литературе есть "герой — символ, герой, почти равный процессу сознания <.>"46.

Модернизм, культивирующий новаторство и отказ от традиций и возвращающий "искусству традицию, но с другого хода — через стилизацию", вовсе не обязательно (хотя и часто) сопровождается внешней деформацией действительности, образной системы либо языка, при этом в литературе XX века преобладают "иррациональные формы речи (внешней и внутренней), поток сознания, подводные темы разговора, по

18 рожденные несовпадением средств выражения с интенцией говорящего", умышленная бессвязность, алогизм 47. Гинзбург под понятием деформации, очевидно, имеет в виду вторичную условность. Но более обстоятельно эта особенность поэтики модернизма разработана у исследователей, построивших его теорию на переосмысленных понятиях аристотелевской концепции искусства как подражания действительности.

Модернизм трактуется ими как "антимиметический", в аристотелевском смысле, метод, усилиями фантазии творящий собственную эстетическую реальность — так он охарактеризован немецким славистом Р.-Д. Клюге и Л.А.Колобаевой48. Близок их пониманию и подход Д.Затонского. Развивая их идеи, реалистическую типизацию следует определять как жизнеподобную, миметическую, а модернистскую — как нежизнеподобную, "антимиметическую", что не исключает возможности использования реалистами вторичной условности.

Гинзбург определила и общие принципы поэтики модернизма, тонко обрисовав при этом диалектическую связь между модернистскими и собственно реалистическими средствами выражения, присущими ряду модернистских произведений. Такое понимание близко следующей трактовке модернизма как многосоставного литературного направления, предложенной Затонским: "Направление неоднородно. Внутри него элементы сугубо модернистские сочетаются, даже переплетаются с элементами "авангардистскими". Кроме того, модернизм in statu nascendi небезн 49 различен и к реалистическим влияниям < . .>" .

Важны и сформулированный И.В.Корецкой исходный принцип символистской эстетики — "опора на собственно художественные возможности речи, усиливающие ее суггестивность, при ограничении понятийных, рационально-логических элементов", а также выявленные М.Л.Гаспаровым "два осмысления символа, литературно-риторическое и религиозно-философское, — <.> основные антиномии, определяющие диалектическую динамичность русской модернистской поэтики" 50.

При этом в некоторых отношениях подход Колобаевой более плодотворен. Так, она не считает, в отличие от Гинзбург, что художественной установкой реализма является воссоздание правды жизни и утверждает, что "реализм <.> нельзя считать монопольным обладателем художественной "правды". Модернизм <.> не исключает, а предполагает искание истины, но обретает ее на иных, по сравнению с реализмом, путях" 51.

Положения работ Гинзбург, касающиеся модернистского психологизма и стиля в узком значении термина, дополняет Колобаева. По ее мнению, "основная и общая тенденция в эволюции психологизма в литературе XX века — это отталкивание от способов аналитических в пользу синтетических, уход от прямых и рационалистических приемов в пользу

19 косвенных, сложно опосредованных и все пристальнее обращенных к сфере подсознательного" 52. Московский профессор показала также, что модернисты разных стилевых течений старались создать новый язык.

Не случайно Е.И.Замятин обогатил в своем творчестве литературный язык предшествующей эпохи за счет широкого введения диалектизмов разных региональных групп и неологизмов, а также пословиц, поговорок, речевых клише из русских народных заговоров. Насколько последовательно и обдуманно писатель проводил в жизнь свои языковые принципы, можно судить по его статьям, прежде всего, по статье "О языке", в которой обобщены основные особенности его художественной речи.

В начальный период существования модернизма для него не было подходящего термина: модернизм называли новым, или небальзаковским, реализмом. Впоследствии же возникло иное терминологическое обозначение — декадентство, модернизм. Четкое разграничение декадентства и модернизма в духе советского литературоведения второй половины 1950 — первой половины 1980-х гг. дано в статье Д.Затонского "Что такое модернизм?"

Первое понятие он прилагает "к нереалистическому искусству конца XIX — начала XX в., второе — к тому же искусству 20-60-х гг. XX в.". Этот же исследователь характеризует как составную часть модернизма и авангард, убедительно определяя при этом их сходство: неприятие реализма авангардистами "сближало "авангардистов" с модернизмом, даже включало их <.> организационно в общий модернистский поток. Все здесь пели об астральном, космическом, универсальном; все молились на бури и катастрофы. Однако отправным пунктом модернистской жалобы было отчаяние, а "авангардистского" поиска — надежда" . (Так ли это? А как быть с явно модернистской лирикой А.Блока и А.Белого, наполненной самыми разными чувствами?) "По идейной и эстетической сути своей модернизм как метод буржуазен <.>". "противоречивость, кризисность, безысходность и есть, очевидно, основное, "константное" в модернизме", — подобные заявления Д.Затонского показательны для бытовавшего в литературоведении 1950-х гг. вульгарно-социологического подхода к проблеме 54. Да и предложенное Затонским терминологическое разграничение декадентства, собственно модернизма и авангардизма основано прежде всего на хронологии, а не на художественных явлениях, которые бы отличались коренным образом друг от друга, и способно лишь еще сильнее запутать и без того непростую проблему.

Итак, синтез двух теорий модернизма — Келдыша, Гинзбург, Геллера, с одной стороны, и Д.Затонского, Клюге и Колобаевой, с другой, позволит анализировать модернистские произведения в единстве их со

20 держательно-формальных сторон.

Современная периодизация и типология русского модернизма предложена в работах Л.А.Колобаевой, Ю.Б.Борева, М.М.Голубкова, О.А.Клинга, Л.В.Усенко, В.Т.Захаровой.

Л.А.Колобаева усматривает в модернизме конца XIX — начала XX в. две фазы — символизма (1890-1900-е гг.) и постсимволизма — 1910-е гг.55. Плодотворен подход О.А.Клинга к данным фазам: постсимволизм, возникший в период "кризиса символизма", как отталкивается от наследия русского символизма, так и сохраняет в художественной практике внутренние связи с ним. При этом 1910-1917 гг. исследователь называет периодом стагнации символизма и превращения в "господствующее литературное направление", а 1917-1934 гг. — "латентным" периодом, когда традиции символизма продолжали существовать в России и эмигрантской литературе56.

Внутри обеих фаз выделяют также импрессионизм, экспрессионизм и примитивизм как стилевые течения либо определенные художественные тенденции, существующие и в более поздние периоды — в 1920-1930-е гг.

Так, Усенко понимает первое из этих явлений как течение, "пограничное с символизмом в поэзии и с романтизмом и неоромантизмом в прозе" 57. Голубков видит в импрессионизме и экспрессионизме полноправные эстетические системы, получившие развитие в модернизме в 1920-1930-е гг. По мысли исследователя, первые две системы сближает "принадлежность к модернизму, проявившаяся <.> в подчеркнутой антиреалистичности"58. Л.А.Колобаева и В.Т.Захарова считают импрессионизм определенной тенденцией в русской поэзии и прозе начала XX в. В статье Т.Л.Никольской "К вопросу о русском экспрессионизме" /1990/ проблема поставлена в наиболее общем плане. При этом исследовательница справедливо, как и М.М.Голубков, пишет о возможном воздействии экспрессионизма на творчество Е.Замятина59.

В данной диссертации не ставится задача определить, являются ли импрессионизм, экспрессионизм и примитивизм сложившимися модернистскими стилевыми течениями. Речь идет об импрессионистичности, экспрессионистичности, примитивизации как отдельных чертах "синтетического" неореалистического стиля (термин "стиль" используется здесь в искусствоведческом значении). Эти черты есть в произведениях Замятина, А.Толстого, Платонова и Булгакова, а также близких к неореалистам Ремизова, Шмелева, Пришвина, Сергеева-Ценского, Чапыгина, Шишкова, Тренева, в творчестве которых трудно провести точный водораздел между реализмом и модернизмом.

Символизм, акмеизм, футуризм в чистом виде прекращают свое существование вскоре после 1917 г., однако их представители и наследники продолжают обновлять и обогащать литературу. Еще до революции критика заговорила о неореализме — реализме, впитавшем некоторые черты модернистских направлений"60, — утверждает С.И.Кормилов.

Отстаиваемая в этой работе концепция неореализма ("синтетизма") отличается, с одной стороны, от теорий реализма "новой волны" (нового реализма) в русской литературе нашего столетия, выдвинутой В.А.Кеддышем61, с другой стороны, от концепции неореализма как новой формы реализма в итальянском искусстве середины 1940-1950-х гг.

Неореализм трактуется в данном исследовании как постсимволистское литературное модернистское стилевое течение 1920-1930-х гг., основанное на художественном методе, в котором синтезированы черты реализма и символизма при преобладании последних. Кроме прозы и драматургии Е.И.Замятина, ряда произведений И.Г.Эренбурга, В.А.Каверина, В.П.Катаева, Л.Н.Лунца, А.П.Платонова, а также М.А.Булгакова, к неореализму относится фантастика А.Грина,

A.Н.Толстого и А.Р.Беляева. Существенно, что сам Замятин в своих статьях включал в неореализм вслед за Ивановым-Разумником62 произведения Сологуба, Ремизова, И.Новикова, Пришвина, Сергеева-Ценского, Шмелева, Тренева, а также Блока, Белого, А.Толстого и писателей следующего поколения — Леонова, Каверина, Лунца.

Наше понимание неореализма родственно определению, предложенному в статье В.М.Жирмунского "Преодолевшие символизм" /1916/. Критик назвал в ней творческий метод "гиперборейцев" (т.е. акмеистов) неореализмом, ознаменованным выходом "из лирически погруженной в себя личности поэта-индивидуалиста в разнообразный и богатый чувственными впечатлениями внешний мир". В неореализме все же сохранены присущие символизму индивидуалистическая искушенность, декадентский эстетизм и аморализм, искаженное восприятие жизни63. Весьма существенно и то, что Замятин, как показала Е.Б.Скороспелова, подобно акмеистам, "отказывался от трансцендентного видения мира, но сохранял интерес к выявлению универсальных законов бытия и продолжал эксперименты символизма, которые касались проблемы художественного обобщения (интертекстуальность, не-омифологизм, использование лирических принципов организации повествования)"64. Родственную близость к акмеизму ощущал и сам Замятин, включивший в число неореалистов Ахматову, Гумилева, Мандельштама, Городецкого и Зенкевича 65.

О соединении у писателей, называвшихся неореалистами, черт реализма и модернизма писали в 1900-1910-е гг., кроме

B.М.Жирмунского, А.Белый, В.И.Иванов, Ф.К.Сологуб, Р.В.Иванов-Разумник, С.А.Венгеров. А.Белый в статье "Чехов" /1904/ утверждал, что "истинный символизм совпадает с истинным реализмом. Оба о дейст

22 венном". Белый видел философскую основу данного метода в детерминизме "в широком смысле, включая сюда и кантианство". Это, по мнению А.Белого, "дает <.> простор мистическим потребностям нашего духа"66. В статье "Символизм и современное русское искусство" /опубл. в 1908 г./ Белый среди литературных школ модернизма называет и неореализм 67. Наиболее типичной для понимания неореализма в то время была позиция критика Е.А.Колтоновской: по ее мнению, это — "творческая комбинация" старого прямолинейного натуралистического (т.е. классического) реализма и модернизма, "за счет" которого писатели нового течения обогатили "свой язык и приемы"68.

Ведущим писателем и теоретиком неореализма стал Замятин. В лекциях и статьях 1918-1920-х гг. "Современная русская литература", "О синтетизме", "О литературе, революции и энтропии", "О языке" и других Замятин, опираясь на суждения своих старших современников, сформулировал собственное развернутое понимание неореализма как "синтетического" (в гегелевском смысле) литературного течения и проследил его родословную: "В противоположность реалистам, изображавшим тело жизни, быта, — развилось течение символистов. Символисты давали в своих произведениях широкие, обобщающие символы жизни <.>.

Для них типичен — религиозный мистицизм. Из сочетания противоположных течений — реалистов и символистов — возникло течение новореалистов, течение антирелигиозное, трагедия жизни — ирония. Неореалисты вернулись к изображению жизни, плоти, быта. Но пользуясь материалом таким же, как реалисты, т.е. бытом, писатели-неореалисты применяют этот материал главным образом для изображения той же стороны жизни, как и символисты" (курсив мой. — Т.Д.). Писатель выделил такие "типичные черты неореалистов": кажущаяся неправдоподобность действующих лиц и событий, раскрывающая подлинную реальность; определенность и резкая, часто преувеличенная яркость красок; стремление, наряду с изображением быта, "перейти от быта к бытию, к философии, к фантастике", или "синтез фантастики с бытом"; показывание, а не рассказывание; лаконизм и импрессионистичность образов и сжатость языка; намеки, недоговоренности, "открывающие путь к совместному творчеству художника — и читателя <.>"; новый язык, включающий в себя "пользование местными говорами" и музыкой слова; символы. Особенно существенно следующее замятинское определение неореализма: "Реализм не примитивный, не геаИа, а геаНога — заключается в сдвиге, в искажении, в кривизне, в необъективности. Объективен — объектив фотографического аппарата"69.

Такое понимание неореалистического метода восходит к процитированной выше статье Жирмунского (совпадает здесь отмеченное обоими авторами искажение как форма символистской и, шире — обще

23 модернистской типизации). Неслучайно и то, что последняя фраза из за-мятинского определения — почти точное воспроизведение мысли А.Белого из его статьи "Символизм и современное русское искусство": "Мы (символисты. — Т.Д.) <.> протестуем, что задача литературы — фотографировать быт <.>" 70. Кроме того, Замятин явно опирается в последнем из процитированных выше фрагментов и на выдвинутый Вяч.И.Ивановым лозунг "реалистического символизма и мифа: а геаНЬш ас! геаНога" 71 — от реального к реальнейшему (лат.), означавший для художника необходимость идти от "видимой реальности" к "внутренней и

ПО сокровеннейшей" . Однако немаловажно и отличие двух концепций: Иванов видит сущность реалистического символизма в теургической попытке религиозного творчества 73, а Замятин считает задачами неореализма — проникновение в быт, опору на безрелигиозную философию.

Уже из приведенных выше цитат видно, что на творческое становление Замятина значительно повлияли как старшие, так и младшие русские символисты, вероятно, поэтому он относил к неореализму "Мелкого беса" Сологуба, "Двенадцать" Блока, "Преступление Николая Летаева" и роман о Москве А.Белого. Правда, в первый творческий период отношение писателя к Вл.С.Соловьеву, идейному вдохновителю младших символистов, и А.Белому было неоднозначным.

Замятин в повести "Алатырь" резко полемизировал с идеями Вл.С.Соловьева, оказавшими огромное воздействие на младших символистов, и критически оценил в своей рецензии 1914 г. на первый и второй сборники "Сирин" роман "гуттаперчевого" мальчика А.Белого "Петербург" за формальное трюкачество: "Легко ли это — кренделем вывернуться, голову — промеж ног, и этак вот — триста страниц передышки себе не давать?" При этом Замятин отметил и достоинства романа: "глаз острый, видны замыслы ценные: всю русскую революцию захватить — от верхов до последнего сыщика.". Замятин выделил и мастерский образ сенатора Аблеухова74. В статье, созданной после смерти Белого, Замятин дает иную, в целом высокую, оценку его творчеству и "Петербургу": Белый — единственный серьезный теоретик литературной школы русского символизма, в его книге, "лучшей из всего написанного Белым, Петербург впервые после Гоголя и Достоевского нашел своего настоящего художника"75.

Для понимания эволюции Замятина-писателя важно то, что Вл.С.Соловьев и А.Белый были интересны ему, а последний всегда "жил" в его художническом сознании. Установку на совместное творчество писателя и читателя неореализм мог унаследовать от произведений В.Я.Брюсова 1890-х гг. "<.> символ, как его понимали русские символисты, — это <.> прежде всего некий образ, требующий от чита

24 теля ответной творческой работы, то есть сотрудничества. Поэтому символ как бы соединяет автора и читателя, расширяя границы литературы и искусства. В этом <.> и заключается революционный переворот, произведенный символизмом в искусстве", — справедливо заметил Р.-Д.Клюге 76.

Синтетизм" индивидуального стиля автора "Уездного", заключающийся в соединении философской обобщенности с бытописательством, виден и в следующей выражающей творческое кредо Замятина записи в его блокнотах: "Когда я рассказываю детям волшебные сказки — они слушают с удовольствием. Но еще с большим — когда я рассказываю о их дне. И поправляют меня — очень оживленно. Так и чита

77 тели, им нужен быт, сегодняшнее" .

Несмотря на содержательность замятинского определения неореализма, сегодня оно нуждается в коррективах.

Во-первых, вероятно, вслед за критикой 1900-1910-х гг., связывавшей с неореализмом Ремизова и писателей его круга —Шмелева, Пришвина, Сергеева-Ценского, Чапыгина, Шишкова и Тренева, Замятин в своих статьях считал почти всех этих писателей, а также поэтов Клюева и Есенина неореалистами. Между тем упомянутые выше прозаики (не говоря уж о Клюеве и Есенине) не атеисты, и поэтому их нельзя отнести к неореализму. Но с неореалистами и друг с другом их сближает огцущение присутствия Бога в посюстороннем мире (пантеизм писателей ремизовского круга и близкая к ереси религиозность Ремизова (не случайно Иванов-Разумник считал Ремизова неверующим78), а также философичность, наличие черт модернистской поэтики.

Во-вторых, писатель, подчеркнув присущее этому методу «центральное понятие русского авангарда — "сдвиг"»79, т.е. искажение, кривизну и необъективность, особенно настаивал на таком предшественнике неореализма, как символизм.

Между тем в замятинских произведениях, наряду с символистскими, существенны и импрессионистические, примитивистские, экспрессионистические способы типизации и изобразительно-выразительные средства и приемы. Поэтому своевременно предложение В.Т.Захаровой расширить представления о неореалистическом течении "за счет полного и многомерного понимания сути его новаций ("встречи" реализма и модернизма шли не только по линии "реализм" — "символизм", а и по связи с импрессионизмом, экспрессионизмом)"80. Понимание замятинского неореализма как модернистского художественного метода и течения — то, что коренным образом отличает данную монографию от фундаментального исследования В.А.Келдыша "Русский реализм начала XX века", в котором творчество писателя связывается только с реализмом "новой волны", и от трактовки М.М.Голубкова, отождествляю

25 щего в монографии "Утраченные альтернативы" художественный метод автора "Мы" с одним экспрессионизмом.

Хронологические границы неореализма — 1920-1930-е гг., между тем уже в произведениях Замятина 1908-1916 гг. появляется в целом ин-детерминистская, то есть модернистская картина мира. Ее отличают религиозные сомнения и богоборчество ницшеанского типа. В эти годы у Замятина возникает концепция "органического" человека.

В первый творческий период писатель опирается прежде всего на русские традиции — Н.В.Гоголя, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Ф.М.Достоевского и Н.С.Лескова, из современников ему ближе всего А.М.Ремизов. Как и последний, Замятин активно экспериментирует в области жанра, повествования и языка и находит свою культурную "почву" в фольклоре, древнерусском искусстве, в разноречии провинции. В творчестве Замятина формируется сказово-орнаментальная стилевая манера.

Важным методологическим подспорьем для интерпретации произведений Замятина 1917-1930 гг. и других неореалистов (А.Толстого, М.А.Булгакова, А.П.Платонова), а также писателей иных литературных течений и группировок (М.М.Зощенко, И.Э. Бабеля) являются монографии Е.Б.Скороспеловой "Идейно-стилевые течения в русской советской прозе I половины 20-х гг." (М., 1979) и «Замятин и его роман "Мы"» (М., 1999).

В 1917-1930 гг. творчество Замятина становится неореалистическим. В данный период оно отличается характерным для русского символистского романа XX века неомифологизаторством. Оригинально комбинируя и переосмысливая мифологемы традиционных мифологий и "вечные" образы мировой культуры, писатель создает на этой основе свой универсалистский "авторский миф" (термин З.Г.Минц) о мире. Кроме того, у Замятина формируется и новый тип мифотворчества — сциентистское мифотворчество. Оно обусловлено изменениями в миро-видении писателя — окончательно сложившейся атеистической картиной мира — и базируется на "синтезе" видоизмененных теорий немецких физиков и философов Ю.Р.Майера, В.Оствальда (закона сохранения энергии и ее "вырождения", энтропии) с ницшевскими представлениями о двух универсальных началах — дионисийском и аполлоническом. (В 1917-1930 гг. замятинский "органический человек" превратился в тип энергийного, дионисийствующего героя.) Данную философско-художественную концепцию бытия Замятин применяет ко всем областям человеческой деятельности, и она отражена в его лучших произведениях 1920-х гг. Поэтому второй период творчества писателя продолжается до 1931 г., времени отъезда за границу. В эти годы Замятина прежде всего интересует феномен русской революции и связанные с ней проблемы

26 свободы и счастья, национальной самобытности России, создания новой человеческой "породы", соотношения цивилизации и культуры. Во-вторых, в замятинском неореализме этих лет синтезированы с реалистическими символистские, экспрессионистические и примитивистские способы типизации и изобразительно-выразительные приемы. При этом ведущими являются символистская типизация и поэтика, что видно на примере романа "Мы". Творчество писателя в данный период отличают установка на жанровый синтез, эксперимент и игру, создание произведений в форме антижанров, прежде всего романа-антиутопии; деформированная, субъективистская образность, поиск новых, отличных от ска-зово-метафорической, форм повествования и стилевых манер.

Писатель прибегает в 1917-1930 гг. к разным формам вторичной условности: в произведениях о современности — к сатирическому гротеску, подобно А.П.Платонову и М.А.Булгакову; в произведениях о дореволюционной России — к идеализирующей гиперболе, подобно И.С.Шмелеву; в романе о будущем, подобно А.Н.Толстому, к фантастике. Философско-художественные искания Замятина второго периода творчества сконцентрированы в повести "Островитяне", рассказе "Ловец человеков", романе "Мы" и пьесе "Огни св.Доминика". Эти произведения связаны, с одной стороны, с естественно-научными и философскими идеями, популярными в России в 1910-1920-е гг., с другой стороны, с литературным процессом тех лет, в том числе с замятинскими публицистикой, повестями, рассказами и сказками. А "игра" "Блоха" также обнаруживает генетическую связь с эстетическими и драматургическими новациями символистов.

Последний этап творческой эволюции Замятина приходится на 1931-1937 гг. — годы, проведенные за границей. Художественный метод Замятина в третий творческий период — по-прежнему неореализм, основанный на сциентистском мифотворчестве (создание мифов об Атилле и Стеньке Разине), при этом у писателя формируется новая стилевая манера. Среди ее примет — обращение к мотивам и образам героев произведений Л.Н.Толстого и формам его психологизма. Расширяются и сферы творческой деятельности Замятина: теперь, помимо литературы, это интенсивная работа для кино, а также выступления с лекциями о советской культуре и образе жизни.

Итак, в данной работе творчество Замятина представляется в его многообразии и эволюции как постоянно обновляющаяся художественная система, рассматриваемая в контексте преимущественно русского неореализма как модернистского литературного течения и в сопоставлении с другими течениями. Зарождению характерных для творчества Замятина философичности, интересу к мифу и установки на жанровое и стилевое новаторство посвящена первая глава диссертации.

27

Методологической основой работы является соединение культурологического, религиозно-философского, теоретико-литературного, историко-литературного и лингвостидиетического подходов. В исследовании использованы теоретико- и историко-литературные работы М.М.Бахтина, Ю.Н.Тынянова, Б.М.Эйхенбаума, Ю.М.Лотмана, Б.А.Успенского, В.Е.Хализева, А.Шейна, Д.Ричардса, Л.Геллера, Р.Гольдта, А.Гилднер и других филологов.

Практическая ценность данной диссертации состоит в том, что ее основные положения, наблюдения и выводы могут быть использованы при исследовании типологически близких явлений русской и зарубежной литературы XX столетия, в дальнейшем изучении творчества Замятина, а также при написании учебников, учебных пособий, конспектов лекций по истории русской литературы XX века. Материалы работы могут быть включены в курсы лекций и спецкурсы по истории русской литературы XX века и по теории литературы.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Евгений Замятин. М.: Знание, 1991. 64 с.

2. Русская неореалистическая проза (1900-1920-е годы). Конспект лекций. М.: Мир книги, 1996. 71 с.

3. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. Монография. М.: МГУП, 2000. 363 с. Рец.: Саидова Л.Х. Прочтем Замятина заново // Вузовские вести. М., 2000. № 22. С.9; Делова Р. Возвращение Е.Замятина (в помощь учителю-словеснику) // Дидакт. 2000. № 6. С.41-42.

4. Антижанры в творчестве Е.И.Замятина // Новое о Замятине: Сб. материалов. М., 1997. С.20-35.

5. Духовные искания в неореалистической прозе начала XX века. Повесть И.Шмелева "Человек из ресторана" // Лит. в шк. М., 1996. №6. С.43-48.

6. [Замятин Е.И. Блоха: Фрагменты текста]: Из архива БДТ(ком-ментарии) / Публ. Т.Т.Давыдовой // Федосеева Л.Г. Марина Цветаева. Путь в вечность. М., 1992. С.55-58.

7. Е.И.Замятин (вступительная статья и примечания к разделу) // Запад на Востоке: Русские писатели XX века о западноевропейской литературе: Хрестоматия. М.: Мир книги, 1992. С.134-137, 167-169.

8. Замятин дионисийствующий (Роман Мы и культура "Серебряного века") //Slavia Orientalis. Krakow, 2000. T.XLIX, №2. P/217-224.

9. Классические традиции в ранней прозе Е.Замятина // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня: Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В 2 ч. 4.2. Тамбов, 1994. С. 160163.

10.Концепция модернизма // Академические тетради. М., 1999. № 6.

28

С.269-270.

11.Миф "еретика": сегодняшний взгляд на роман Е.Замятина "Мы" // Высшее образование в России. М., 1999. № 5. С.135-140.

12.0 "Блокнотах" Евгения Замятина// Филол. науки. М., 1997. № 2. С.24-33.

13.Образность и язык романа Е.И.Замятина «Мы» // Русская словесность. 2001. № 1. С.9-14.

14.0 дневниках М.М.Пришвина // Лит. в шк. М., 1995. С.34-37.

15.Образ города в повести М.Пришвина "У стен града невидимого (Светлое озеро)" // Михаил Пришвин и русская культура XX века. Тюмень, 1998. С.181-188.

16.0 современном изучении модернизма в прозе 1920-х гг. (на примере "Рассказа о самом главном" Е.Замятина) // Русская словесность. М., 1998. №6. С.74-78.

17.0 современном изучении прозы 1920-х годов (на примере "Собачьего сердца" М.Булгакова) // Русская словесность. М., 1999. № 3. С.54-57.

18.Повесть Е.Замятина "Уездное" // Анализ литературного произведения. М.: Мир книги, 1995. С. 155-170.

19.Рецепция философских идей Ф.Достоевского, В.Соловьева и В.Розанова в повести Е.Замятина "Алатырь" // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня: Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В 6 кн. Тамбов, 1997. Кн.З. С.46-60.

20.Тема духовных исканий в прозе М.Пришвина 1900-1910-х гг. // И.С.Шмелев и русская литература XX века. III Крымские Шмелевские чтения. Тезисы докладов научной конференции 19-25 сент. 1994 г. Алушта, 1994. С.62-63.

21.Тема «заката Европы» в дилогии Е.И.Замятина об Атилле // Творческое наследие Евгения Замятина: Взгляд из сегодня: Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн.7. С.94-104.

22.Традиции русской классики в повестях И.Шмелева и Е.Замятина // И.С.Шмелев. Мир ушедший — мир грядущий. Тезисы докладов II Крымской международной научной конференции 21-25 сент. 1993 г. Алушта, 1993. С.27-28.

23."Фаустовские" мотивы в романе Евгения Замятина "Мы" // Вопросы филологии. М., 1999. № 3. С.66-72.

24.Философские мотивы в повести Е.И.Замятина "На куличках" // Филологический сборник. М: Мир книги, 1998. С.142-157.

25.Формы условной драмы в "игре" Е.И.Замятина "Блоха" // Филол. науки. М., 2000. №4. С.31-39.

26 .Чапыгин А.П. // Русские писатели XX века: Биографический словарь. М., 2000. С.737-739.

27.Шишков В.Я. // Там же. С.771-773.

29

28.".Я человек негнущийся и своевольный. Таким и останусь". Письма Е.И.Замятина разным адресатам / Публ. Т.Т.Давыдовой и А.Н.Тюрина, вступительная статья и комментарии Т.Т.Давыдовой // Новый мир. М., 1996. № 10. С.136-159.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Машбиц-Веров И.М. Евг. Замятин//На литературном посту. M., 1927. №17/18. С.60.

2 Слогам М. Е.И.Замятин//Новое рус. слово. 1957. 10 марта. № 15961. С.8.

3 История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена: Учебн. пособие для филол. ф-тов ун-тов. М., 1998. С.19-20.

4 Голубков С.А. Комическое в романе Е.Замятина «Мы». Самара, 1993. С.64.

5 Скороспелова Е.Б. Замятин и его роман "Мы". M., 1999. С.ЗЗ, 34,49.

6 Шайтанов И.О. Евгений Замятин и русская литературная традиция: Фрагменты из учебного пособия//Рус. словесность. М., 1998. № 1. С.27.

7 Колобаева Л.А. "Право на субъективность": Алексей Ремизов и Лев Шестов // Вопр. лиг. M., 1994. Вып.5. С.44.

8 Зверев A.M. XX век как литературная эпоха //Вопр. лит. М., 1992. Вып.2. С.31-32.

9 Там же. С.24,52.

10 Колобаева Л.А. Долгожданный труд по теории литературы// Вестник Московск. ун-та. Сер.9 "Филология". 1999. № 4. С.146.

11 Тынянов Ю.Н. О пародии// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.293,289.

12 Замятин Е.И. Сочинения: В 4 т. Мюнхен: A-Neimanis Buchvertrieb und Verlag, 1970-1988. T.4. C.388.

13 Тынянов Ю.Н. Указ. соч. С.290,294. м Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1986. С.298.

15 Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М., 1991. С.233.

16 Новиков Вл.И. Книга о пародии. M., 1989. С.25.

17 Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С.201,226.

18 Быстрова О.В. Русская литературная антиутопия 20-х годов XX века: проблемы жанра: Ав-тореф. дис. канд. филол. наук. М., 1996. С.13-14.

19 Тынянов Ю.Н. О пародии. С.288, 289.

20 Бен Г.Е. Пародия // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1968. Т.5. Стб.604.

21 Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии). С.201.

22 Новиков Вл.И. Указ. соч. С. 13.

23 Поляков М.Я. Указ. соч. С.275-276.

24 Браун Я. Взыскующий человека: Творчество Евг. Замятина // Сибирские огни. Новосибирск, 1923. Кн.5-6. С.237-238.

25 История русской литературы XX века (20-90-е годы). С.26.

26 А,Гилднер считает даже, что замятинские произведения, созданные после 1921 г., "не вносят ничего нового ни в идейном ни в художественном плане". См.: Gildner A. Proza Jewgienija Zamiatina. Krakow, 1993. С.146.

27 См.: Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века. М., 1975.

30

28 Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979. С.62.

29 Там же. С.64.

30 Там же. С.65.

31 Там же. С.68.

32 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. Л., 1987. С.30.

33 Там же. С.10-11.

34 См.: Гинзбург Л.Я. О литературном герое. С.81-82; Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С. 10,30.

35 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С.21-22.

36 Гинзбург Л.Я. О литературном герое. С.94,105.

37 Келдыш В.А. Указ. соч. С.202.

38 См.: Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С.37; Гинзбург Л.Я. О литературном герое. С.79.

39 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С.37-38,57.

40 Геллер Л.М. Слово мера мира: Сб. ст. о рус. лит. XX века. М., 1994. С. 184,185.

41 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С.46, 48; см.: Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса "Истории русской литературы конца XIX — начала XX в." // Вестник Московского университета. Сер. 9 "Филология". 1994. № 3. С.65.

42 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С.82.

43 Борев Ю.Б. Эстетика: В 2 т. Смоленск, 1997. Т. 1-2. T.2. С.283.

44 Гинзбург Л.Я. О литературном герое. С.84.

45 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. С.45.

46 Гинзбург Л.Я. О литературном герое. С.84, 129,143.

47 Там же. С.79,81,208.

48 Юпоге Р.-Д. О русском авангарде, философии Ницше и социалистическом реализме / Беседа с Е.Ивановой // Там же. М., 1990. № 9. С.65; Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса "Истории русской литературы конца XIX—начала XX в." // Вестник Московского университета. Сер. 9 "Филология". 1994. № 3. С.60.

49 Затонскин Д. Что такое модернизм? // Контекст - 1974. М., 1975. С.149.

50 Корецкая И.В. Андрей Белый: "корни" и "крылья" // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX — начала XX в. М., 1992. С.232; Гаспаров М.Л. Ан-тиномичность поэтики русского модернизма // Связь времен: Проблема преемственности в русской литературе конца XIX — начала XX в. М., 1992. С.262-263.

Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса "Истории русской литературы конца XIX—начала XX в. ". С.60.

52 Колобаева Л.А. "Никакой психологии", или Фантастика психологии? (О перспективах психологизма в русской литературе нашего века) // Вопр. лиг. М., 1999. № 2. С.8.

53 Затонский Д. Что такое модернизм? II Контекст - 1974. М., 1975. С.135,147.

54 Там же. С.152,166.

35 Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса "Истории русской литературы конца XIX —начала XX в.". С.61.

56 Клинг O.A. Эволюция и "латентное" существование символизма после Октября // Вопр. лиг. М, 1999. Вып.4. С.38.

57 Усенко Л.В. Импрессионизм в русской прозе начала XX века. Ростов: Изд-во Ростовск. унта, 1988. С.225.

58 Голубков М.М. Утраченные альтернативы. Формирование монистической концепции советской литературы. 20-30-е годы. М., 1992. С. 138.

59 Никольская Т.Л. К вопросу о русском экспрессионизме Н Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 178.

60 История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена: Учебн. пособие для филол. ф-тов ун-тов. С.23.

61 См.: Келдыш В.А. Указ. соч.

62 См.: Иванов-Разумник Р.В. Русская литература от семидесятых годов до наших дней. Берлин, 1923. С.380-382.

63 Жирмунский B.M. Преодолевшие символизм // Рус. мысль. М.; Пг., 1916. Кн. 12. С.52-54 (пат. 2-я).

64 Скороспелова Б.Б. Замягини его роман "Мы". М., 1999. С.25-26.

31

65 Замятин Е.И. Сочинения: В 4 т.Т.4. С.354.

66 Белый А. Чехов // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.372,374.

67 Белый А. Символизм и современное русское искусство // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.С.338.

68 Колтоновская ЕА. Сергеев-Ценский [Рец. на собр. соч. С.Н.Сергеева-Ценского] // Рус. мысль. М., 1913. № 2. С.97 (паг. 2-я).

69 Замятин Е.И. Сочинения. Т.4. С.362-363; Замятин Е.И. Избранные произведения: В 2 т. М., 1990. Т.2, с.391,382,385, 392.

70 Белый А. Символизм и современное русское искусство. С.341.

71 Иванов Вяч.И. Родное и вселенское. М., 1994.С.134.

72 На это обратил внимание и Л.М.Гехшер. См.: Геллер Л.М. Слово мера мира: Сб. ст. о рус. лит. XX века. М., 1994. С. 183.

73 См.: Иванов Вяч.И. Родное и вселенское. С. 125.

74 Замятин Е.И. Сочинения. Т.4. С.497-499.

75 Замятин Е.И. Избранные произведения: В 2 т. М., 1990. Т.2, с.280,282.

76 Юпоге Р.-Д. Указ. соч. С.65.

77 Замятин Е.И. Блокноты П Бахметевский архив Колумбийского университета. Машинопись.

78 См.: Иванов-Разумник Р.В. Русская литература от семидесятых годов до наших дней. Берлин, 1923. С.381.

79 Скороспелова Е.Б. Указ. соч. С.25.

80 Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе XX века: Автореф. дис. д-ра филол. наук. М., 1995. С.42.

32

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы 1910 - 1930-х гг."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенный в диссертации анализ прозы, драматургии, а также частично кинодраматургии, критики и публицистики Замятина в их эволюции показал, что в его творчестве своеобразно преломились традиции фольклора, древнерусской литературы и иконописи, а также ряд существенных тенденций отечественной литературной классики XIX и XX вв. Как у символистов и Л.Н.Андреева, раннего М.Горького, а также других неореалистов — А.Н.Толстого, М.А.Булгакова, А.П.Г1латонова, А.Р.Беляева и прочих — и близких им А.М.Ремизова, М.М.Пришвина, С.Н.Сергеева-Ценского, у Замятина нашли своеобразное воплощение идеи зарубежных и отечественных философов и психологов, повлиявших на духовную атмосферу в России в первой трети XX в. Это привело к созданию художественного сциентизма.

В творческий период 1908-1916 гг. революционные убеждения Замятина, члена РСДРП (б) с 1905 по 1910 гг., обусловили его критико-активистскую позицию, проявившуюся в созданных в данный период повестях о русской провинции. В эти годы формируется атеизм Замятина, который сочетается у него с частичным приятием моральной и эстетической сторон православного мировидения. Подобное противоречие отражено в наиболее значительном произведении данного этапа — повести "Уездное". В последующих повестях и рассказах писателя возникает восприятие жизни как трагедии, близкое мировидению Ф.Ницше, и полемика с шопенгауэровским призывом к безбрачию и аскетизму и пониманием любви у В.С.Соловьева как, в первую очередь, высокодуховного платонического чувства. Мировоззрение Замятина в эти годы наиболее близко идеям Розанова, поклонника, подобно Замятину и Пришвину, "естественных" ценностей жизни. Как и Бердяев, Горький, Шмелев и Ремизов, писатель размышляет о национальном своеобразии "русской души", которое объясняет этнографическими и географическими условиями. У Замятина возникает разветвленная система литературных типов. Главными среди них являются типы революционера-"еретика" и "органического" человека, близкого к природе, но воплощающего скорее отрицательные, нежели положительные, черты. Замятин творит в данный период в основном в среднем и малых эпических жанрах, в его произведениях зарождается неореалистичес

316 кий художественный метод. Существенно, что между символизмом и реализмом, использовавшим поэтику модернизма, границы были подвижными.

Ремизов и Замятин, испытывавшие большой интерес к философии, творчески обрабатывали библейские тексты, апокрифы. Это сближало их с символистами. Вместе с тем и Ремизов и его ученик были далеки от ортодоксального христианства. Наличие религиозной веры — пункт наибольших расхождений у реалистов, использовавших поэтику модернизма, — Сергеева-Ценского, Чапыгина, Пришвина, Шмелева — с неореалистами. Вместе с тем произведения писателей этих течений объединяли философичность, наличие черт импрессионизма, экспрессионизма и примитивизма.

В произведениях Замятина данного периода существенна опора на национальные средневековые культурные традиции, а также рецепция и дальнейшее развитие идей и художественных достижений реалистов — Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Н.С.Лескова и писателей-народников. В то же время уже в раннем творчестве Замятина возникает установка на жанрово-стилевые эксперименты в духе художественных достижений, с одной стороны, А.П.Чехова, а с другой — символистов и А.М,Ремизова. Он создает новаторскую повесть-антижитие с чертами перевернутой притчи. В замя-тинских произведениях первого творческого периода формируется самобытная сказово-орнаментальная манера, явившаяся основой для дальнейших стилевых исканий.

Период 1917-1930 гг. отличается наибольшей творческой активностью. Именно в эти годы формируется неореалистическое идейно-стилевое течение и Замятин становится теоретиком неореализма и крупнейшим русским писателем-философом. Он создает свои лучшие произведения, которые группируются в проблемно-тематические "триады" (термин З.Г.Минц) из рассказов, повестей и пьес: это "Островитяне", "Ловец человеков", "Общество почетных звонарей" о жизни Англии; "Дракон", "Мамай", "Пещера" о революции; роман-антиутопия "Мы", драма "Огни св.Доминика", "Рассказ о самом главном" об универсальных законах бытия; "Ёла", "Север" и "Наводнение" о севере России. Один из ведущих русских прозаиков, Замятин в данный период удачно дебютирует и в драме, о чем свидетельствует его комедия-"игра" "Блоха".

В публицистике, сказках и рассказах он осуждает "красный" террор, деятельность партии большевиков, гражданскую войну, реалии жизни первых послереволюционных лет, но все же остается сторонни

317 ком идеи космической бесконечной революции, близкой пониманию Белым революции как духовного преображения и существенно отличающейся от представлений Троцкого о перманентной революции. Концепция революции-энергии становится центральной в замятинском сциентистском мифотворчестве, которое базируется на переработанных положениях из работ немецких ученых Ю.Р.Майера и В.Оствальда. Понятия второго начала термодинамики (энтропии и энергии) оригинально соединяются у Замятина с концепцией двух универсальных бытийных начал — аполлонического и дионисийского, воспринятой как из работы Ницше, так и через ее рецепцию в эстетике "серебряного века" (у А.Белого и Вяч.Иванова). Эти понятия воплощаются с помощью библейских мифологических и литературных мифо-поэтических мотивов. Библейские мифологемы играют важную роль в "триадах" рассказов на социально-политическую тему и произведениях "северного" цикла. Благодаря этому усиливается, по сравнению с 1910-ми гг., и полностью реализуется замятинская неореалистическая установка на создание произведений с обобщенной философской проблематикой.

Замятин-прозаик и другие неореалисты совершенствуют сказ, характерный элемент поэтики русской прозы первой половины 1920-х гг. Замятин, как правило, использует сказ для раскрытия национальных русских жизненных реалий. В то же время сказ у Замятина порой сближается с комическим сказом у М.М.Зощенко, но чаще — с комически-лирическим сказом у И.Э.Бабеля. В замятинском творчестве 1920-х гг. появляются и иные манеры: основанные на повествовании книжного типа, тяготеющем к письменной речи, и игре повествователя с читателем. К первой манере писатель прибегает тогда, когда рисует инонациональную реальность (произведения об Англии) и фантастическое, лишенное национальной определенности общество будущего ("Мы").

Языковое богатство рассказов данного периода обусловлено использованием диалектных записей из блокнотов Замятина, что свидетельствует о непрекращающемся изучении писателем русской лексики во всем ее многообразии. В творчестве писателя в эти годы есть реалистические черты, но преобладает неореализм ("синтетизм"), в котором ведущими являются символистские способы типизации и изобразительно-выразительные приемы и в котором есть также экспрессиони-стичность и примитивизм.

В произведениях Замятина 1920-х гг. существует множество генетических связей и сравнительно-типологических схождений, с одной

318 стороны, с работами зарубежных и русских философов и психологов (Ф.Ницше, О.Шпенглера, З.Фрейда, Н.А.Бердяева), с другой стороны, с эстетикой и эссеистикой Вяч.И.Иванова, В.Я.Брюсова, А.А.Блока, А.М.Ремизова, прозой, драматургией и публицистикой М.М.Пришвина, М.Горького, А.Н.Толстого, М.А.Булгакова,

A.П.Платонова, Б.А.Пильняка. Замятин-писатель и кораблестроитель глубоко осмысливает ведущие тенденции в существовании России и Европы в XX в., в частности, размышляет о "метафизике" техники и техническом прогрессе, о свободе и счастье, о возможности создания совершенного, гармоничного человека. Эти размышления воплотились в романе "Мы", центральном произведении данного периода, которое участвует в своего рода диалоге идей из прозы В.Ф.Одоевского, Н.Г.Чернышевского, Ф.М.Достоевского, А.Белого, А.И.Куприна,

B.Я.Брюсова, Н.Федорова, А,А.Богданова, являясь в то же время новаторским в художественно-философском, стилевом и жанровом отношениях романом-антиутопией, главная идейная функция которой — спор с утопией.

В высокохудожественном романе-антиутопии "Мы" —опровергнуты такие утопические метаидеи, как представление о равенстве генетического потенциала всех людей (мотив "классических" носов и носов пуговицей), вера в разум (по мнению писателя, не менее важно и иррациональное начало), установка на счастье, которому Замятин вслед за Достоевским противопоставил свободу. Писатель отверг также отразившиеся в ряде утопий представления о возможности коллективной семейно-интимной жизни (любовный треугольник Д, О и Я разрушился, когда Д полюбил I) и убеждение Чернышевского в ненужности жертв в жизни общества, руководствующегося теорией разумного эгоизма. По Замятину, настоящая любовь к одному человеку или ко всему человечеству всегда жертвенна. Главный вывод, к которому пришел писатель, вероятно, под воздействием Достоевского и Ницше, следующий. Не может быть счастливым общество, руководствующееся принципом равенства для всех и не учитывающее запросов отдельных граждан.

В "Мы" Замятин показал, что и в период "латентного" существования символизма ницшевская концепция аполлонизма-дио-нисизма, генетически связанная в русской литературе прежде всего с творчеством символистов, оставалась жизнеспособной. Замятин эту концепцию творчески видоизменил, создав в "Мы" на ее основе свою типолог ию человеческих характеров. Героями "аполлонического" типа у Замятина является большая часть "нумеров". Им присущи идущие от

319 цивилизации рациональность и иллюзорность мировосприятия, их техническое творчество — некий аналог деятельности "градозиждущего" Аполлона. Но у "нумеров" есть и черты, отсутствующие в характеристике аполлонического у Ницше: установка на эволюционное развитие общества, коллективизм, то есть энтропийность. Кроме того, у Замятина свойственный ницшеанскому дионисийскому человеку поиск метафизического утешения заменен иным мотивом — верой в иррациональное. А присущее замятинским дионисийствующим революционерам, помимо стремления к познанию бытия и идеологической еретич-ности, такое свойство Христа-человека, как развитая индивидуальность и способность к жертве, отличаются от концепции дионисийства у немецкого мыслителя, сближаясь отчасти с интерпретацией "религии страдающего Бога" у Вяч.И.Иванова.

Значительность "Мы" как неомифологического романа обусловлена прежде всего творческой рецепцией Замятиным переосмысленных библейских мифологем, а также образов героев и черт поэтики "Фауста" и "Братьев Карамазовых". Пародийное дополняется в "Мы" пародическим. С "Фаустом" роман "Мы" сближает критика любой ограниченности в жизни, утверждение непреходящего значения классического искусства и мысль о могучей власти любви (история отношений Фауста и Гретхен перекликается с чувством О к Д и Д к I). В антиутопии "Мы" Замятин переосмыслил образы гетевских Фауста и Мефистофеля с помощью оригинальных концепций энергии-"диони-сизма", символизирующей революцию, и энтропии-"аполлонизма", связываемой писателем с застоем. Художественные особенности замя-тинского романа во многом унаследованы от трагедии Гете и прозы Достоевского с присущим им интеллектуализмом. Это проявилось, в частности, в насыщении текста антиутопии множеством сведений из разных областей наук — математики, физики, кораблестроения, философии и др.

Лексика и синтаксис языка "Мы" экспериментальны: в них действенны элементы созданного писателем "нового языка" и последовательное применение того принципа "совместной творческой работы автора и читателя", который Замятин-критик считал ведущей художественной установкой неореализма и который восходил к символизму. Вместе с тем широкое использование Замятиным терминологической лексики и научных понятий обнаруживает родство и с другой особенностью языка символистов—отождествлением языка и познания, благодаря чему, по их мнению, открывались "горизонты нового мироощущения" и изменялась действительность. У Замятина данный прин

320 цип подчинен его художественной задаче сциентистского мифотворчества, также открывавшего, по представлению писателя, новое миропонимание, характерное для эпохи стремительного научно-технического прогресса. Воссоздавая эту эпоху в своем романе, Замятин прибегает к психологическому параллелизму особого типа —олицетворению механизмов, уместному, когда героями литературного произведения являются горожане, живущие в технократическом обществе.

Замятин — автор классической социально-философской антиутопии, ставшей значительным фактом литературы XX в. Английские писатели О.Хаксли и Дж.Оруэлл вслед за русским прозаиком написали антиутопические романы "О дивный новый мир" и "1984". Своим новаторским произведением Замятин открывал также путь романам "Ка-щеева цепь" М.М.Пришвина и "Мастер и Маргарита"М.А.Булгакова.

Пришвин создал тип трагического цивилизованного героя-творца, "синтезирующего" в своей личности готовность Христа принести себя в жертву ради всего живого, а также энергичность, стремление к знаниям и героизм Фауста с цельностью "естественного" человека Ж-Ж.Руссо и Л.Н.Толстого. Булгаковский мастер, напоминающий Фауста творческим потенциалом, также является трагическим героем: он не выдерживает гонений и предает лучшее в себе — перестает творить. Тем самым концепция личности у Пришвина, Булгакова, как и у Замятина, резко отличается от просветительской оптимистической веры в человека у автора "Фауста".

Испытание страданием и готовностью к самопожертвованию ради любви выдерживает Маргарита, в личности которой "синтезированы" черты Гретхен и гетевского искателя и борца Фауста. Правда, в отличие от Фауста булгаковская Маргарита ищет не истину, а полноту бытия, которая для нее связана с личным счастьем.

У Булгакова, как и у Замятина, чрезвычайно активны дьявольские силы, несущие в мир хаос и разрушение. Но наказывают они грешников и разрушают во имя добра — в этом отступление обоих авторов от христианской этики и убеждений Гете.

Замятин создал в данный период и произведения других оригинальных антижанров — антипатериковый рассказ ("О том, как исцелен был инок Еразм"), антижитие, пародирующие основные идеи древнерусской агиографии ("Житие Блохи") и являющиеся житиями не праведника, а грешника и даже дьявола. Особое место в драматургии Замятина занимают комедия-"игра" "Блоха" и романтическая трагедия "Атилла". Первая из них тесно связана с эстети

321 ческими исканиями условного театра, характерными для драматургии Блока, Ремизова, а также Евреинова, Бонч-Томашевского и Вознесенского, с театральными идеями Мейерхольда и Евреинова. Замятин удачно синтезирует традиции русского фольклора — народного площадного театра и раешника (последний и явился драматургическим подобием эпического сказа), а также лубочных картинок — с эстетическими принципами итальянской "комедии масок". Анализ "Атиллы" раскрывает, наряду с мифологизаторской, и другую, идеологическую, тенденцию в существовании русской литературы советского периода — грубое руководство творческой деятельностью со стороны партийных органов, нападки рапповской критики на писателя-"попутчика". Это и привело в конце концов к тому, что политический "еретик" Замятин был вынужден покинуть Родину.

В 1931-1937 гг., проведенных за рубежом, деятельность Замятина становится более многогранной. Он сотрудничает с французским театром и кинематографом, переводит свои произведения на иностранные языки, пишет литературно-критические и публицистические статьи, выступает в Чехословакии, Франции и других странах с лекциями на разные темы культуры. Благодаря всему этому Замятин получает более широкую, чем в предыдущие десятилетия, аудиторию. Именно в 1930-е гг., при всем драматизме существования на чужбине, его творчество в более полной мере, чем раньше, становится фактом мировой культуры: английские писатели О.Хаксли и Д.Оруэлл создают, ориентируясь на "Мы", романы-антиутопии.

В мировоззрении писателя в данный период соединяются преданность идее космической бесконечной революции с неприятием тех негативных тенденций общественного развития, которые он видел в Советском Союзе; критическое отношение к западноевропейской цивилизации с верой в обновление, которое должны были принести стареющей Европе более молодые "хуны"-русские. В творчестве Замятина этих лет преобладает историческая тема. Ей посвящены большинство его сценариев и неоконченный роман "Бич Божий". В замятинской прозе этих лет развивается тенденция, зародившаяся во второй половине 1920-х гг. — переход к более простой внешне, несказовой манере, при сохранении орнаментальности. При этом в творчестве Замятина 1930-х гг., как и в его произведениях предыдущего этапа, преобладают неореалистическая субъективистская картина мира и соответствующие художественные способы ее создания (тип психологизма и хронотопа).

Роль Замятина в русской литературе первой трети XX в. трудно переоценить. В его творчестве сконцентрирован ряд ее ведущих идей

322 ных и художественных тенденций. Замятин оказал влияние на более молодых неореалистов М.А.Булгакова и А.П.Платонова, а также на собратьев по перу, входивших в литературную группу "Серапионовы братья" — К.А.Федина, В.А.Каверина, Л.Н.Лунца, М.М.Зощенко, и писателей следующих поколений — Н.Н.Берберову, А.И.Солженицына, В.Н.Войновича и других. Возможно, и В.В.Набоков испытал творческое воздействие со стороны Замятина. Своим огромным авторитетом художника слова с первоклассным талантом и европейской образованностью он близок М.Горькому, а склонностью к художественному эксперименту и созданию новых жанровых форм — А.Белому. Замятин — неподкупно честный, мужественный бунтарь и политический "еретик", писатель-философ, создавший исключительно сложные, многогранные высокохудожественные произведения.

323

 

Список научной литературыДавыдова, Татьяна Тимофеевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Произведения, наброски, письма Ё.И.Замятина

2. Булгаков М.А., Замятин Е.И., Замятина Л.Н. Из переписки (1928-1936)(Публ. В.В.Бузник)//Рус. лит. Л., 1989. №4. С.178-188.

3. Дикий А.Д. Переписка с Е.И.Замятиным и Б.М.Кустодиевым по поводу спектакля "Блоха" // Дикий А.Д. Избранное. М., 1976. С.327-396.

4. Замятин Е.И. Автобиография / Публ. А.Ю.Галушкина // Странник. М., 1991. Вып. 1. С.12-14.

5. Замятин Е.И. Алатырь // Рус. мысль. М.; Пг., 1915. № 8. С.9-38.

6. Замятин Е.И. Африканский гость / Публ. А.Н.Тюрина // Лепта. 1994. № 18. С.108-138.

7. Замятин Е.И. Бич Божий: (Черновой вариант романа) /Послесловие И.Ерыкаловой // Новый журн. Нью-Йорк, 1999. №214. С. 5-44.

8. Замятин Е.И. Блоха: Фрагменты текста.: Из архива БДТ / Публ. Т.Т.Давыдовой // Федосеева Л.Г. Марина Цветаева. Путь в вечность. М„ 1992. С.55-58.

9. Замятин Е.И. Житие Блохи. Л., 1929.

10. Замятин Е.И. Закулисы // Как мы пишем. Л., 1930. С.29-47.

11. Замятин Е.И. Из блокнотов 1914-1928 годов / Публ. А.Н. Тюрина // Новый журн. Нью-Йорк, 1988. № 172/173. С.89-127.

12. Замятин Е.И. Из блокнотов 1914-1928 годов /Публ.А.Н.Тюрина // Там же. 1989. № 175. С.103-134.

13. Замятин Е.И. Избранные произведения: Повести. Рассказы. Сказки. Роман. Пьесы. М.: Советский писатель, 1989.

14. Замятин Е.И. Избранные произведения. М., 1990.

15. Замятин Е.И. Избранные произведения: В 2 т. М., 1990.

16. Замятин Е.И. Из литературного наследия / Публ. А.Н.Тюрина // Новый журн. 1988, Нью-Йорк. № 170. С.77-86.

17. Замятин Е.И. Кончина Блока. // Записки мечтателей. Пг., 1921. №4. С.11.

18. Замятин Е.И. На куличках // Заветы. СПб., 1914. № 3. С.35324109.

19. Замятин Е.И. О Блоке: (Речь на вечере памяти Блока в Большом Драматическом театре 15 ноября 1926 г.) / Сообщение Е.Ю.Литвин // Литературное наследство. Т.92. Кн.5. Александр Блок. Новые материалы и исследования. М., 1993. С.587.

20. Замятин Е.И. О литературе и искусстве / Публ. А.Н.Тюрина // Новый журн. Нью-Йорк, 1990. № 178. С.150-193.

21. Замятин Е.И. Письма А.М.Ремизову. / Публ. В.В.Бузник // Рус. лит. 1992. № 1. С.176-180.

22. Замятин Е.И. Письма З.А.Шаховской. // Шаховская З.А. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991. С.242-248.

23. Замятин Е.И. Письмо А.К.Воронскому: К истории ареста и несостоявшейся высылки Е.И.Замятина в 1922-1923 гг. / Публ.А.Ю.Галушкина // De visu. М., 1992. №> О. С. 12-23.

24. Замятин Е.И. Послание смиренного Замутия, епископа Обезьянского // Записки мечтателей. Пг., 1921. № 2/3. С. 177-179.

25. Замятин Е.И. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1929.1. Т.1-4.

26. Замятин Е.И. Сочинения: В 4 т. Мюнхен: A.Neimanis Buchvertrieb und Verlag, 1970-1988. T.l-4.

27. Замятин Е.И. Сочинения. М., 1988.

28. Замятин Е.И. Статьи 10-20-30-х годов / Публ. А.Стрижева //Лит. учеба. 1990. Кн. 3. С.74-86.

29. Замятин Е.И. Уездное//Заветы. 1913. №5. С.46-99.

30. Замятин Е.И. Я боюсь: Лит. критика. Публицистика. Воспоминания / Сост. и коммент. А.Ю.Галушкина. М., 1999.30. ".Мне сейчас хочется тебе сказать.": Из переписки Б.Пильняка и Е.Замятина с К.Фединым // Лит. учеба. М., 1990. № 2. С.79-95.

31. И. Сочинения других писателей, произведения фольклора, памятники древнерусской литературы

32. Андреев Л.Н. Собрание сочинений: В 6 т. М., 1990-1996.1. Т.1-6.

33. Белый А. Петербург. Л., 1981. (Лит. памятники.)

34. Белый А. Собрание сочинений. Серебряный голубь. Рассказы. М., 1995.

35. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

36. Белый А. "Эпопея" // Эпопея. М.; Берлин, 1922. № 1. С.717.

37. Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. М.;Л., 1960-1963.1. Т. 1-8.

38. Бонч-Томашевский М.М. Новые маски. М., 1913.

39. Булгаков М.А. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1989-1990.1. Т.1-5.

40. Булгаков М.А. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1995-2000. Т.1-10.

41. Гете И.-В. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1976-1980. Т.110.

42. Гиппиус З.Н. Стихотворения; Живые лица. М., 1991.

43. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: В 14 т. Издво АН СССР, 1940-1952. Т.1-14,

44. Горький А.М. (Горький М.). Архив. Т.10. Кн.2. М., 1969.

45. Горький М. Две души // Летопись. Пг., 1915. № 1. С.123-134.

46. Горький М. О Е.Замятине. // Горький А.М. (Горький М.) Архив А.М.Горького. Т. 12. М., 1969. С.218, 360.

47. Горький М. Письма к читателю // Летопись. Пг., 1916. № 3. С.171-177.

48. Горький М. Письма А.Н.Тихонову // Горьковские чтения. 1953-1957. М., 1959. С.49-56.

49. Горький М. Полное собрание сочинений. Художественные произведения: В 25 т. М., 1968-1976. Т. 1-25.

50. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972-1990. Т.1-30.

51. Киево-Печерский Патерик // Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1980. С.542-554.

52. Куприн А.И. Собрание сочинений: В 6 т. М, 1991-1997.3261. Т. 1-6.

53. Литературное наследство. Т.65. М., 1958; Т.70. М., 1963.

54. Платонов А.П. Возвращение. М., 1989.

55. Платонов А.П. Собрание сочинений: В 3 т. М.„ 1984-1985.1. Т.1-3.

56. Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Ювенильное море: Повести, роман. М, 1988. С. 188-551.

57. Пришвин М.М. Дневники. 1914-1925. М., 1991-1999. Кн.1-4.

58. Пришвин М.М. Записи о творчестве И Контекст — 1974: Литературно-теоретические исследования. М., 1975. С.312-359.

59. Пришвин М.М. Люди "без дома" опасны: Из дневника 1938 года // Век. 1995. 11/23 нояб. № 44.

60. Пришвин М.М. Мирская чаша; Дневник 1930 г. М., 1990.

61. Пришвин М.М. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1982 -1986.1. Т. 1-8.

62. Пришвин М.М. Статьи 1917 — 1918 гг. // Вопр. лит. М., 1995. Вып.З. С. 175-216.

63. Ремизов A.M. Взвихренная Русь. London, 1990.

64. Ремизов А.М. Крашенные рыла: Театр и книга. Берлин,1922.

65. Ремизов А.М. Пятая язва // Литературно-художественные альманахи издат-ва "Шиповник". СПб., 1912. Кн.18. С.109-201.

66. Ремизов А.М. Соломония // Рус. лит. Л., 1989. № 2. С.119130.

67. Ремизов А.М. Сочинения: В 8 т. СПб., 1910-1912. Т.1-8.

68. Ремизов A.M. Стоять — негасимую свечу: Памяти Евгения Ивановича Замятина // Наше наследие. М., 1989. №1. С. 117-119.

69. Русский современник. М.;Л., 1924. №2.

70. Сказания русского народа / Сост. И.П.Сахаров. М.,1990.

71. Сологуб Ф.К. Мелкий бес: Роман. Рассказы. М., 1989.

72. Толстой А.Н. Аэлита: (Закат Марса). М.; Пг., 1923.

73. Толстой А.Н. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1958-1961. Т.1-10.

74. Федин К.А. Художник и общество // Рус. лит. 1992. № 2. С.164-181.

75. Фольклорный театр. М., 1988.

76. Форш О.Д. Сумасшедший корабль. М., 1990.

77. Цветаева М.И. Собрание сочинений: В 7 т. М„ 1994-1995.1. Т.1-7.327

78. Шмелев И.С. Избранное. М., 1989.

79. Эренбург И.Г. Письма Е.И.Замятину. / Публ. Б.Я.Фре-зинского // Новое лит. обозрение. М., 1996. № 19. С.171-185.

80. I. Научная и мемуарная литература на русском языке

81. Аверинцев С.С. Рай // Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. М., 1992. Т. 2. С.363-366.

82. Агурский М.С. Великий еретик (Горький как религиозный мыслитель) // Вопр. филос. М., 1991. № 8. С.54-74.

83. Адамович Г.В. Критическая проза. М., 1996.

84. Акимов В. Человек и Единое Государство: (Возвращение к Евгению Замятину) // Перечитывая заново. Л., 1989. С.106-134.

85. Алексеев И. Энергетизм // Философская энциклопедия. М., 1970. Т.5. С.563.

86. Андреев Л.Г. Импрессионизм. М.: Изд-во Моск. ун-та,1980.

87. Андреев П. Беспросветье и просвет: (Фантастические рассуждения о фантастическом романе) // Континент. Мюнхен, 1980. № 22. С.349-365.

88. Андроникашвили-Пильняк Б. Два изгоя, два мученика: Б.Пильняк и Е.Замятин // Знамя. М., 1994. № 9. С. 123-153.

89. Анненков Ю. П. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. Л., 1991.

90. Аннинский Л.А. Лесковское ожерелье. М., 1982.

91. Ануфриев А.Е. "Рассказ о самом главном" Е.Замятина в оценке критики 20-х годов // Творческое наследие Евгения Замятина: Взгляд из сегодня. Тамбов, 1994. 4.2. С.184-185.

92. Арсентьева Н.Н. Становление антиутопического жанра в русской литературе. М.: Изд-во МПГУ им. В.И.Ленина, 1993. 4.2.

93. Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. М., 1989.

94. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского; Проблемы поэтики Достоевского. Киев, 1994.

95. Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С.447-483.

96. Белая Г.А. Дон Кихоты 20-х годов: "Перевал" и судьба его идей. М., 1989.

97. Белый А. Символизм и современное русское искусство //328

98. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.338-346.

99. Бен Г.Е. Пародия // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1968. Т.5. Стб.604.

100. Бердяев H.A. Воля к культуре и воля к жизни i i Шиповник. М., 1922. № 1. С.68-80.

101. Бердяев H.A. Душа России. Л., 1990.

102. Бердяев H.A. Судьба России. М., 1990.

103. Бердяев H.A. Философия неравенства. М., 1990.

104. Бердяев H.A. Человек и машина // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М., 1994. Т.1. С.499-523.

105. Блюм А. Во власти обезьян: Евгений Замятин под советской цензурой // Рус. мысль. Париж,1996. 19-25 сент. № 4141. С.10.

106. Богданов A.B. Между стеной и бездной: Леонид Андреев и его творчество // Андреев Л.Н. Собрание сочинений: В 6 т. М., 1990. Т.1. С.5-40.

107. Богданов К.А. Заговор и загадка (К формульности заговора) // Русский фольклор. XXIX. Материалы и исследования. СПб., 1996. С.3-13.

108. БоревЮ.Б. Эстетика: В 2 т. Смоленск, 1997. Т. 1-2. С.249296.

109. Бочаров С.Г. "Вещество существования": (Мир Андрея Платонова) // Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1985.

110. Браун Я. Взыскующий человека: Творчество Евг. Замятина // Сибирские огни. Новосибирск, 1923. Кн.5-6. С.225-241.

111. Брюсов В.Я. Ненужная правда: (По поводу Московского художественного театра) // Мир искусства. СПб., 1902. Т. 7, № 4. С.67-74.

112. Брюсов и театр / Вступит, статья и публ. Г.Ю.Бродской И Литературное наследство. Валерий Брюсов. М., 1976. Т.85. С.167-189.

113. Бугров Б.С. Драматургия русского символизма. М.,1993.

114. Быстрова О.В. Русская литературная антиутопия 20-х годов XX века: проблемы жанра: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1996.

115. Великанова И.В. Особенности сатиры М.Булгакова. Повесть "Собачье сердце" // Лит. в шк. М., 1995. № 6. С.42-44.

116. Вернер В. Научно-философская деятельность Оствальда и монистическое движение // Оствальд В. Энергетический императив. СПб., 1913. С.3-14.

117. Виноградов В.В. ".Сумею преодолеть все препятствия.": Письма Н.М.Виноградовой-Малышевой // Новый мир. М., 1995. № 1.3291. С. 172-213.

118. Воронский А.К. Евгений Замятин // Воронский А.К. Литературные типы. М., 1927. С.15-38.

119. Вулис А. Поэтика "Мастера": Книга о книге // Звезда Востока. Ташкент, 1990. № 10. С.130-136; № 11. С.107-123.

120. Газизова A.A. Обыкновенный человек в меняющемся мире: Опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов. М., 1990.

121. Галушкин А.Ю. Из истории литературной "коллективизации" // Russian Studies. СПб., 1996. №2. С.437-478.

122. Галушкин А.Ю. К "допечатной" истории романа Е.И.Замятина "Мы" (1921-1924) // Темы и вариации: Сб. ст. и материалов к 50-летию Л.Флейшмана. Stanford, 1994. С.366-375.

123. Галушкин А.Ю. У "Зеленой стены": Евгений Замятин в "задержанной" эмиграции // Рус. мысль. Париж, 1997. 9/15 окт. № 4192. С. 10; 16/22 окт. №4193. С.10.

124. Гальцева P.A., Роднянская И.Б. Помеха — человек: Опыт века в зеркале антиутопии И Новый мир. М., 1988. № 12. С.217-230.

125. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М., 1994.

126. Гаспаров М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Связь времен: Проблема преемственности в русской литературе конца XIX — начала XX в. М., 1992. С.244-264.

127. Гастев А.К. О тенденциях пролетарской культуры // Пролетарская культура. М., 1919. № 9/10. С.34-45.

128. Геллер Л.М. Вселенная за пределом догмы. Лондон, 1985.

129. Геллер Л.М. Слово мера мира: Сб. ст. о рус. лит. XX века. М., 1994.

130. Гетевские чтения 1991. М., 1991.

131. Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. Л., 1987.

132. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979.

133. Гинзбург Л.Я. Устная речь и художественная проза // Семиотика устной речи: Лингвистическая семантика и семиотика. II. Тарту, 1979. Вып. 481. С.54-88.

134. ГлумовА. Нестертые строки. М., 1977.

135. Голубков М.М. Русский литературный процесс 1920-1930-х годов как феномен национального сознания. Дис. д-ра фи-лол. наук. М., 1995.

136. Голубков М.М. Максим Горький. М., 1997.

137. Голубков М.М. Утраченные альтернативы. Формирование монистической концепции советской литературы. 20-30-е годы. М.,3301992.

138. Голубков С.А. Комическое в романе Е.Замятина "Мы". Самара, 1993.

139. Гольдт Р. Мнимая и истинная критика западной цивилизации в творчестве Е.И.Замятина: Наблюдения над цензурными искажениями пьесы "Атилла" // Russian Studies. СПб., 1996. №2. С.320-350.

140. Гольдт Р. Условные и творческие аспекты знака в Блохе Е.И.Замятина // Поиски в инаком: Фантастика и русская литература XX века: Труды международного симпозиума (Лозанна, 5-7 ноября 1992) / Под ред. Л.М. Геллера. М., 1994. С.85-100.

141. Гончаров С.А. Жанровая поэтика литературной утопии // Проблемы литературных жанров: VI научная межвузовская конф. (7-9 дек. 1988; Томск) Томск, 1988. С.25-26.

142. Горбачев Г.Е. Очерки современной русской литературы. Л., 1925. (2-е изд.)

143. Горбачев Г.Е. Реалистическая проза 1910-х годов и творчество Ив.Шмелева // Шмелев И.С. Забавное приключение. М., 1927. С.З-15.

144. Горелик Г.Е. Воланд и пятимерная теория поля // Природа. Л., 1978. № 1. С.159-160.

145. Гофман В. Язык литературы: Очерки и этюды. Л., 1936.

146. Грачева А.М. Революционер Алексей ремизов: Миф и реальность // Лица. СПб., 1993. Вып.З. С.419-447.

147. Грачева А.М. Судьба России в литературе 1910-х гг. (повесть А.Ремизова "Пятая язва") // Литература и история. (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей XYIII-XX вв.). СПб., 1992. Вып.1. С.229-250.

148. Григорьев Р.Г. Новый талант // Ежемесячный журн. Спб., 1914. № 12. С.82-85.

149. Грознова Н.А. Повесть "Собачье сердце" в литературном контексте 20-х годов // Творчество Михаила Булгакова. Л., 1991. Кн. 1. С.43-63.

150. Гудзий Н.К. История древней русской литературы. М.,1956.

151. Гюнтер Г. Жанровые проблемы утопии и "Чевенгур" А.Платонова//Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С.252-276.

152. Гюнтер X. Варварско-дионисийское начало в русской культуре начала XX века // Постсимволизм как явление культуры: Международная науч. конф. (4-6 марта 1998; М.) / РГГУ. М., Вып.2. С.3-9.331

153. Давыдов Ю.Н. "Интеллектуальный роман" и философское мифотворчество // Вопр. лит. М., 1977. № 9. С. 127-171.

154. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 Т. М., 1995. Т.2 / Репринтное воспроизведение изд. 1880-1882 гг.

155. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.

156. Дворцова Н.П. Пришвин и Мережковский (Диалог о Граде Невидимом) il Вопр. лит. М., 1993. Вып.З. С.143-170.

157. Дворцова Н.П. Путь М.Пришвина "от революции к себе" и В.Розанов// Вестник Московского ун-та. Сер.9 "Филология". 1995. № 2. С.34-41.

158. Девятайкин Е.Е. Творческая эволюция Евгения Замятина (на материале дореволюционной прозы) il Советская литература в прошлом и настоящем. М., 1990. С.39-54.

159. Долгополов JI.K. Андрей Белый и его роман "Петербург". Л., 1988.

160. Долгополов Л.К. Е.Замятин и В.Маяковский (к истории создания романа "Мы") // Рус. лит. Л., 1988. №4. С. 182-185.

161. Долгополов Л.К. Роман АБелого "Петербург" и фило-софско-исторические идеи Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1976. Т.2. С.217-224.

162. Доронченков И.А. Об источниках романа Е.Замятина "Мы" //Рус. лит. Л., 1989. №4. С.188-199.

163. Дрозда М. Повествовательное мастерство Евгения Замятина // Wiener Slawistischer Almanach. 1979. № 4. С.41-53.

164. Евреинов H.H. Испанский актер XVI-XVII вв. // Испанский театр. Статьи: Барона Н.В.Дризена, К.Миклашевского, Н.Евреинова. СПб., б/г. С.20-39.

165. Евсеев В.Н. Роман «Мы» Е.И.Замятина (жанровые аспекты). Ишим, 2000.

166. Ершов Л.Ф. Ранняя сатира Михаила Булгакова // Творчество Михаила Булгакова. Л., 1991. Кн.1. С.23-43.

167. Ефремин А. Михаил Пришвин // Красная новь. М., 1930. № 9/10. С.219-232.

168. Жизнь искусства. М.;Л., 1925. № 14.

169. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Рус. мысль. М.; Пг., 1916. Кн. 12. С.25-56 (паг. 2-я).

170. Замятин на фоне эпохи / Публ. А.Н.Стрижева // Лит. учеба. М., 1994. Кн.З. С.101-121.

171. Затонский Д. Что такое модернизм? // Контекст — 1974. М., 1975. С.135-167.332

172. Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе XX века: Автореф. дис. д-ра филол. наук. М., 1995.

173. Зверев A.M. XX век как литературная эпоха // Вопр. лит. М., 1992. Вып.2. С.3-56.

174. Зверев А. "Когда пробьет последний час природы." Антиутопия. XX век // Там же. М„ 1989. № 1. С.26-69.

175. Золотоносов М. "Родись второрожденьем тайным.": (Михаил Булгаков: позиция писателя и движение времени) // Там же. 1989. №4. С.149-182.

176. Золотусский И.П. Заметки о двух романах Булгакова // Лит. учеба. М„ 1991. №2. С.147-165.

177. Зюлина О.В. Повествовательная структура прозы Е.И.Замятина. М., 1996. Автореф. дис. канд. филол. наук.

178. Иванов Вяч.И. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994.

179. Иванов Вяч.И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. М., 1995.

180. Иванов Вяч.И. Родное и вселенское. М., 1994.

181. Иванов Вяч.И. Эллинская религия страдающего бога // Новый путь. 1904. №1-3, 5,8-9.

182. Иванов-Разумник Р.В. Было или не было?: (О романе В.Ропшина)//Заветы. Спб., 1913. №4. Отд.II. С. 134-151.

183. Иванов-Разумник Р.В. Вечные пути: (Реализм и романтизм) //Там же. 1914. №3. С.93-110 (паг. 2-я).

184. Иванов-Разумник Р.В. Заветное: О культурной традиции. Ст. 1912-1913 гг. Пг., 1922.

185. Иванов-Разумник Р.В. Земля и железо: (Лит. отклики) // Рус. ведомости. 1916. 6 апр. С.2.

186. Иванов-Разумник Р.В. От редакции: [Вступление к статье А.Долинина "Акмеизм"] // Заветы. Спб., 1913. № 5. С.152-153 (паг. 2-я).

187. Иванов-Разумник Р.В. Русская литература в 1912 году // Там же. 1913. № 1. С.51-67 (паг. 2-я).

188. Иванов-Разумник Р.В. Русская литература в 1913 году // Там же. 1914. № 1. С.87-99 (паг. 2-я).

189. Иванов-Разумник Р.В. Русская литература от семидесятых годов до наших дней. Берлин, 1923.

190. Из далеких двадцатых.: (Лев Лунц — "Серапионовым братьям". 1923-1924.)//Вопр. лит. М., 1993. №4. С.236-261.

191. Ильин И.А. О тьме и просветлении: Кн. худож. критики: Бунин, Ремизов, Шмелев. М., 1991.

192. История русской литературы. XX век. Серебряный век /333

193. Под ред. Ж.Нива и др. М., 1995.

194. История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена: Учебн. пособие для филол. ф-тов ун-тов. М., 1998.

195. Каверин В.А. Эпилог: Воспоминания. М., 1989.

196. Каргашин И.А. Сказ в русской литературе. Калуга, 1996.

197. Касторский C.B. "Городок Окуров" и повесть Е.Замятина "Уездное" // Касторский C.B. Повести М.Горького "Городок Окуров", "Жизнь Матвея Кожемякина". Л., 1960. С.323-329.

198. Качоровский К. Народничество как социологическое направление // Заветы. Спб., 1913. № 6. С.75-83 (паг. 2-я).

199. Келдыш В.А. Введение к гл. "Русская литература". // История всемирной литературы: В 8 т. М., 1994. Т.8. С.21-25.

200. Келдыш В.А. Критический реализм (1890-е годы — 1907г.) // История всемирной литературы: В 8 т. Т.8. М., 1994. С.46-54.

201. Келдыш В.А. Е.И.Замятин // Замятин Е.И. Избранные произведения. М.,1989. С. 12-36.

202. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века. М., 1975.

203. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу: (Становление греческой философии). М., 1972.

204. Ким Се Ил. Комическое в прозе Е.Замятина: Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1995.

205. Клейман Р.Я. Мениппейные традиции и реминисценции Достоевского в повести М.Булгакова "Собачье сердце" // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1991. Вып.9. С.223-230.

206. Клейн Г. Звездный мир. СПб., 1911.

207. Клинг O.A. Эволюция и "латентное" существование символизма после Октября // Вопр. лит. М., 1999. Вып.4. С.37-64.

208. Юпоге Р.-Д. О русском авангарде, философии Ницше и социалистическом реализме / Беседа с Е.Ивановой // Там же. М., 1990. № 9. С.64-77.

209. Юное Э. Ницше в России. СПб., 1999.

210. Кожевникова H.A. Из наблюдений над неклассической ("орнаментальной") прозой // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1976. Т.35, № 1. С.55-76.

211. Кожевникова H.A. О соотношении речи автора и персонажа // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977. С.7-98.

212. Кожевникова H.A. Язык А.Белого. М., 1992.

213. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков. М., 1990.334

214. Колобаева Л.А. "Никакой психологии", или Фантастика психологии? (О перспективах психологизма в русской литературе нашего века) // Вопр. лит. М., 1999. №2. С.3-20.

215. Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса "Истории русской литературы конца XIX — начала XX в." // Вестник Московского университета. Сер. 9 "Филология". 1994. №3. С.58-68.

216. Колобаева Л.А. "Право на субъективность": Алексей Ремизов и Лев Шестов // Вопр. лит. М., 1994. Вып.5. С.44-76.

217. Колтоновская Е.А. Сергеев-Ценский Рец. на собр. соч. С.Н.Сергеева-Ценского. // Рус. мысль. М., 1913. № 2. С.95-110 (паг. 2-я).

218. Кольцова Н.З. "Мы" Евгения Замятина как неомифологический роман. Дис. канд. филол. наук. М., 1998.

219. Компанеец В.В. Историко-методологическое содержание категории "социалистический реализм" в курсе русской литературы XX в. // Вестник СПбГУ. Сер.2 "История, языкознание, литературоведение". 1992. Вып.2 (№9). С.55-58.

220. Корецкая И.В. Андрей Белый: "корни" и "крылья" // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX — начала XX в. М., 1992. С.225-243.

221. Крепе М. Булгаков и Пастернак как романисты: Анализ романов "Мастер и Маргарита" и "Доктор Живаго". Ann Arbor, 1984.

222. Круговой Г. Гностический роман М.Булгакова // Новый журн. Нью-Йорк, 1979. № 134. С.47-81.

223. Кузьмина Т.А. "Бог умер": личные судьбы и соблазны се-кулярной культуры // Ф.Ницше и философия в России: Сб. статей. СПб., 1999. С.133-158.

224. Курбатов В.Я. Михаил Пришвин: Жизнеописание идеи. М.,986.

225. Курносова И.М. Диалектная лексика в художественной прозе начала XX в. ( на материале произведений ИАБунина, В.В.Вересаева, Е.И.Замятина): Автореф. дис. канд. филол. наук. Воронеж, 1995.

226. Лавров А.В. Андрей Белый в 1900-е годы: Жизнь и литературная деятельность. М, 1995.

227. Лакшин В.Я. "Антиутопия" Евгения Замятина // Знамя. М., 1988. №4. С.126-130.

228. Ланин Б.А. Роман Е.Замятина "Мы". М., 1992.

229. Ланин Б.А. Русская литературная антиутопия. М., 1993.

230. Латынина Ю. В ожидании Золотого Века: от сказки к ан335тиутопии//Октябрь. М., 1989. №6.С.177-187.

231. Лахузен Т. Евгений Замятин. Теория энтропии и литературный дискурс // Рус. язык за рубежом. М., 1993. № 4. С.91-97.

232. Лахузен Т., Максимова Е., Эндрюс Э. О синтетизме, математике и прочем.: Роман "Мы" Е.И.Замятина. СПб., 1994.

233. Лебедев А. "Святой грех" Зеницы Девы, или Что мог прочитать инок Еразм (два произведения Е.Замятина в церковно-литературном контексте) // Новое о Замятине: Сб. материалов / Под ред. Л.М.Геллера. М., 1997. С.36-55.

234. Лежнев А. На правом фланге // Печать и революция. М.,1924. №6. С. 123-130.

235. Лелевич Г. Несовременный "Современник" // Большевик. М., 1924. №5/6. С. 146-151.

236. Лескисс Г.А. "Мастер и Маргарита" Булгакова (манера повествования, жанр, макрокомпозиция) // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1979. Т.38, № 1. С.52-59.

237. Ли Хенг Сук. Осмысление эстетических концепций постреволюционной эпохи в романе Е.Замятина "Мы" // XX век: Проза. Поэзия. Критика: А. Белый, И.Бунин, В.Набоков, Е.Замятин и Б.Гребенщиков. М., 1996. С.68-78.

238. Ли Хюн Сук. Мифологические мотивы в романе Е.Замятина "Мы" // Там же. М., 1996. С.59-67.

239. Листикова H.A. ".Ведет к добру, сеет отвращение ко злу" // Русская литературная сказка. М., 1989. С.5-20.

240. Литература и культура Древней Руси: Слов.-справ. М.,1994.

241. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.,1979.

242. Локс К.Г. Современная проза: Стиль. // Вопр. лит. М., 1992. Вып.2. С.227-249.

243. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994. С.8-216.

244. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Условность в искусстве // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1993. Т.З. С.376-379.

245. Л.Лунц и "Серапионовы братья"/Публ. и коммент. Г.Керна // Новый журн. Нью-Йорк, 1966. Кн.82. С.136-192; Кн. 83. С.132-184.

246. Любимова М.Ю. Е.И.Замятин в годы первой русской революции: (Из писем Замятина 1906 г.) // Источниковедческое изучение памятников письменной культуры в собраниях и архивах ГПБ. История России XIX-XX веков. Л., 1991. С.97-107.336

247. Любимова М.Ю. Е.И.Замятин и Б.А.Пильняк (материалы к биографиям) // Источниковедческое изучение памятников письменной культуры. СПб., 1994. С.98-108.

248. Майер Р. Закон сохранения и превращения энергии. Четыре исследования 1841-1851. М.;Л., 1933.

249. Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока: (Предварительные замечания) // Блоковский сборник III: Творчество А.А.Блока и русская культура XX века. Тарту, 1979. Вып.459. С.3-33.

250. Малыгина Н.М. "Мы"//Энциклопедия литературных произведений. М., 1998. С.303-304.

251. Мальмстад Д., Флейшман Л. Из биографии Замятина (новые материалы) // Stanford Slavic Studies. Stanford, 1987. Vol.1. P. 103151.

252. Маракуев H. Из истории физики XIX столетия: Очерки трудов ее выдающихся деятелей. М., 1897. С.72-75.

253. Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) // Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С.133-145.

254. Мартынов И.Ф., Клейн Т.П. К истории литературных объединений первых лет советской власти // Рус. лит. Л., 1971. № 1. С, 125134.

255. Матвеева Г., Стрижев А. Путь неприятия и боли // Современная драматургия. М., 1990. № 1. С.200-204.

256. Машбиц-Веров И.М. Евг. Замятин // На литературном посту. М., 1927. №17/18. С.56-65.

257. Мейерхольд В.Э. Статьи, письма, речи, беседы. М., 1968. С.207-229. Ч. 1: (1899-1917).

258. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. 2-е изд. М., 1995.

259. Мигунов A.C. Мимесис, объект и субъект // Эстетический опыт и эстетическая культура. М., 1992. С.31-39.

260. Минц З.Г. Блок // Русские писатели 1800-1917. М., 1989. Т.1.С.281.

261. Минц З.Г. О некоторых "неомифологических" текстах в творчестве русских символистов // Блоковский сборник III: Творчество А.А.Блока и русская культура XX века. Тарту, 1979. Вып.459. С.76-120.

262. Михайлов О.Н. Гроссмейстер литературы // Замятин Е.И. Избранное. М,1989. С. 3-27.

263. Михайлов О.Н. Мастерство и правда // Замятин Е.И. Повести. Рассказы. Воронеж, 1986. С.5-26.337

264. Михайлова M.B. Бывают странные сближенья. // Вопр. лит. М„ 1998. №2. С.83-96.

265. Михайлова М.В. Страсти по Лидии // Зиновьева-Аннибал Л.Д. Тридцать три урода. М., 1999. С.5-24.

266. Михайловский Н.К. Литература и жизнь // Рус. богатство. СПб., 1894. №2. С. 148-168 (паг. 2-я).

267. Молитвы и песнопения православного молитвослова. М.,1994.

268. Морозов М.В. Очерки новейшей литературы. СПб., 1911.

269. Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М., 1991. С.233-251.

270. Мущенко Е.Г., Скобелев В.П., Кройчик Л.Е. Поэтика сказа. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1978.

271. Мэмфорд Л. Миф машины // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М., 1991. С.79-97.

272. Недзвецкий В.А. Роман Е.И.Замятина "Мы": временное и непреходящее // Е.Замятин, А.Н.Толстой, А.Платонов, В.Набоков. М., 1997. С.4-16.

273. Неелов Е. Шариков, Швондер и единое государство: О фантастике М.Булгакова и Е.Замятина // Булгаков М.А. Собачье сердце. Роковые яйца. Похождения Чичикова; Замятин Е.И. Мы. Рассказ о самом главном. Сказки. Петрозаводск, 1990. С.359-378.

274. Николенко О.Н. Е.И.Замятин и его роман "Мы". Харьков,1995.

275. Никольская Т.Л. К вопросу о русском экспрессионизме // Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С.173-180.

276. Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М„ 1996. Т.1-2.

277. Новиков Вл.И. Книга о пародии. М., 1989.

278. Новое о Замятине: Сб. материалов. М,, 1997.277. "О политике партии в художественной литературе": Материалы совещания в ЦК РКП (б) 9 мая 1924 года // Вопр. лит. М., 1990. №3. С.154-187.

279. ОруэллД. 1984; Эссе разных лет. М., 1989.

280. Оствальд В. Философия природы. СПб., 1903.

281. Оствальд В. Энергетический императив / Пер. с нем. В.М.Познера. СПб., 1913.

282. Оцуп H.A. Евгений Замятин // Оцуп H.A. Океан времени. Стихотворения. Дневник в стихах. Статьи и воспоминания о писателях. СПб., 1994.338

283. Пантелей И.В. Традиции Ф.М.Достоевского в романах Федора Сологуба: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1998.

284. Парадоксы романа или парадоксы восприятия? // Лит. газ. 1986. 15 окт. № 42. С.4.

285. Переслегин С.Б. О геополитическом положении Европы // Звезда. СПб., 1998. № 12. С.186-198.

286. Андрей Платонов: мир творчества. М., 1994.

287. Плетнев Р.В. О Е.Замятине // Новое рус. слово. 1957. 28 апр. № 16010. С.8.

288. Полтавцева Н.Г. Философская проза А.Платонова. Ростов н/Д., 1981.

289. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1986.

290. Полякова Л.В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи: Курс лекций. Тамбов, 2000.

291. Попова И.М. "Чужое слово" в творчестве Е.И.Замятина (Н.В.Гоголь, М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский). Тамбов, 1997.

292. Постсимволизм как явление культуры: Междунар. науч. конф. (10-11 марта 1995; М.). М., 1995. Вып. 1.

293. Потапенко Н. Рец. на кн. Евг.Замятина "Островитяне". // Новая рус. книга. Берлин, 1922. №9. С. 16-17.

294. Примочкина H.H., Примочкин Б.П. М.Горький и Е.Замятин: (К истории творческих взаимоотношений) // Творчество М.Горького в художественной системе социалистического реализма: Горьковские чтения'86. Горький, 1986. 4.1. С.103-110.

295. Михаил Пришвин и русская культура XX века. Тюмень, 1998.

296. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1976.

297. Прохоров И.А. Социальные и гносеологические корни современных мифов, их природа и функция: Автореф. дис. канд. филос. наук. М., 1983.

298. Рассел Р. Гоголевская традиция и ранние повести Е.Замятина // Вестник Моск. ун-та. Серия 9 "Филология". 1995. № 2. С.13-22.

299. Резун М.А. Малая проза Е.И.Замятина: Проблемы поэтики. Автореф. дис. канд. филол. наук. Томск, 1993.

300. Робинсон А.Н. Литература Древней Руси // История всемирной литературы: В 8 т. М., 1984. Т.2. С.408-437.

301. Ровинский Д.А. Русские народные картинки. СПб., 1881.3391. Кн.1.

302. Ровинский ДА. Русские народные картинки. СПб., 1900.1. Т. 1/2.

303. Розанов В.В. Люди лунного света. М., 1990. Репринт 2-го изд. 1913 г.

304. Розанов В.В. О "народо"-божии, как новой идее Максима Горького//Вопр. лит. М., 1993. Вып. 2. С. 186-188.

305. Розанов В.В. Собрание сочинений. О писательстве и писателях. М., 1995.

306. Розанов В.В. Темный лик: Метафизика христианства // Розанов В.В. Избранные произведения. М., 1990. Т.1: Религия и культура.

307. Романовский М. Московский Художественный Театр Второй. "Блоха" // Харьковский Пролетарий. 1925. 3 июля.

308. Русская литература двадцатого века. М., 1995.

309. Русская литература XX века: Очерки. Портреты. Эссе. М., 1991. 4.1.

310. Сваровская A.C. Поэтика повести Е.Замятина "Алатырь" // Проблемы литературных жанров: VI науч. межвузовская конф. (7-9 декабря 1988; Томск), 1990. С.134-136.

311. Свентоховский А. История утопий. М., 1910.

312. Синеокая Ю.В. Восприятие идей Ф.Ницше в России: основные этапы, тенденции, значение // Ф.Ницше и философия в России: Сб. статей. СПб., 1999. С.7-37.

313. Скачков М. Пражские защитники Е.Замятина // Лит. газ. 1932. 11 марта.

314. Скобелев В.П. Приключенческая проза А.Н.Толстого 20-х годов: жанровое своеобразие и проблема пародирования // А.Н.Толстой. Новые материалы и исследования. М., 1995. С.67-90.

315. Скороспелова Е.Б. М.А.Булгаков // Статьи о русской литературе: Учебн. пособие для поступающих в МГУ им.М.В.Ломоносова. М., 1996. С.358-378.

316. Скороспелова Е.Б. Замятин и его роман "Мы". М., 1999.

317. Скороспелова Е.Б. Идейно-стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20-х гг. М., 1979.340

318. Скороспелова Е.Б. К характеристике некоторых идейно-стилевых тенденций в советской прозе первой половины 20-х годов // Филол. науки. М., 1968. № 6. С.50-61.

319. Слобин Грета Н. Проза Ремизова 1900-1921. СПб., 1997.

320. Слободнюк С.Л. "Дьяволы" "Серебряного века": Древний гностицизм и рус. лит. 1890-1930 гг. СПб., 1998.

321. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.;Л., 1961. Т.12.

322. Слоним М. Е.И.Замятин // Новое рус. слово. 1957. 10 марта. № 15961. С.8.

323. Слонимский М.Л. Корней Чуковский // Звезда. Л., 1972. № 8. С.177-188.

324. Смирнова Л.А. Русская литература конца XIX — начала XX века. Учеб. пособие для студентов педагогич. ин-тов и ун-тов. М., 1993.

325. Современный роман: Опыт исследования. М., 1990.

326. Соколов А.Г. История русской литературы конца XIX — начала XX века. 4-е изд. М., 1999.

327. Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. М., 1996.

328. Соколов Б.В. Три жизни Михаила Булгакова. М., 1997.

329. Солженицын А.И. Из Евгения Замятина: "Литературная коллекция" // Новый мир. М., 1997. № 10. С.186-201.

330. Солженицын А.И. Публицистика. Вермонт; Париж, 1989.

331. Солнцева Н.М. Китежский павлин: Филологическая проза: Документы. Факты. Версии. М., 1992.

332. Соловьев Вл.С. Россия и Вселенская Церковь // Соловьев Вл.С. О христианском единстве. М.,1994. С. 181-265.

333. Соловьев Вл.С. Смысл любви: Избр. произв. М., 1991.

334. Соловьев Вл.С., Аксаков И.С. Переписка // Рус. мысль. 1913. № 12. С.73-94 (паг. 2-я).

335. Соловьев С.М., свящ. Гете и христианство. Сергиев Посад,1917.

336. Социокультурные утопии XX века. Реферативный сб. М., 1983. Вып.2.

337. Стрельцов А.М. Цикл в художественном мышлении Замятина // Творческое наследие Евгения Замятина: Взгляд из сегодня. Тамбов, 1994. С.144-145. 4.2.

338. Стрижев А. Евгений Замятин и его исторический роман // Человек и водные ресурсы. М., 1988. С.63-69. (Нар. ун-т. Фак. "Человек и природа"; 1988. № 9).341

339. Струве Г.П. Новые варианты шигалевщины. О романах Замятина, Хаксли и Орвелла // Новый журн. Нью-Йорк, 1952. № 30. С.152-163.

340. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Париж; М.,1996.

341. Тавризян Г.М. Шпенглер О. // Современная западная философия. М., 1991. С.379-381.

342. Тамарченко А. Драматургическое новаторство Михаила Булгакова // Рус. лит. СПб., 1990. № 1. С.46-67.

343. Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня: Науч. докл., статьи, очерки, заметки, тезисы: В 6 кн. Тамбов, 19941997.

344. Творчество Евгения Замятина: Проблемы изучения и преподавания: Первые Российские Замятинские чтения (21-23 сентября 1992; Тамбов). Тамбов, 1992.

345. Тихонов Н.С. Устная книга // Вопр. лит. М., 1980. № 6. С.108-134.

346. Толковая Библия, или Комментарий на все книги Св.Писания Ветхого и Нового Завета / Под ред. А.П.Лопухина. Т.1. СПб., 1904.

347. Топоров В.Н. Петербург и петербургский текст русской литературы (введение в тему) // Семиотика города и городской культуры. Петербург / Тр. по знаковым системам. Тарту, 1984. С.4-29.

348. Трубина Л.А. ".О чем кричит миру Россия?.": Историческое сознание в русской прозе 20-х годов // Лит. в шк. М., 1995. № 6. С.11-17.

349. Туниманов В.А. Замятин // Русские писатели. 1800-1917. Т.2. М., 1992. С.320-323.

350. Туниманов В.А. Путь к поэту: Пушкин в художественных произведениях и в публицистике Евгения Замятина // Петербургский текст. СПб., 1996. С.49-66.

351. Туниманов В.А. Что там — дальше? (Достоевский и Замятин) // Рус. лит. Л., 1993. № 1. С.61-80.

352. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.,1977.

353. Усенко Л.В. Импрессионизм в русской прозе начала XX века. Ростов: Изд-во Ростовск. ун-та, 1988.

354. Успенский Б.А. Антиповедение в культуре Древней Руси // Успенский Б.А. Избранные труды: В 2 т. М., 1994. Т.1. С.320-332.

355. Утехин Н.П. Исторические грани вечных истин // Совре342менный советский роман: Филос. аспекты. Л., 1979. С.194-224.

356. Файман Г.С. "И всадили его в темницу." // Рус. мысль. 1996. 1/7 февр. №4111.0.11.

357. Фигуровский H.H. К вопросу о жанровых особенностях романа Е.И.Замятина "Мы" // Вестн. Моск. ун-та. Сер.9 "Филология". 1996. №2. С. 18-26.

358. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

359. Фриче В.М. На правом фланге. Нечестивые рассказы // Фриче В.М. Заметки о современной литературе. М.;Л., 1928. С.22-29.

360. Чаликова В.А. Антиутопия Евгения Замятина: пародия или альтернатива? // Социокультурные утопии XX века. М., 1988. Вып.6. С.134-175.

361. Чернышева Т.А. Фантастика и современное натурфилософское мифотворчество // Художественное творчество. Л., 1983. С.58-76.

362. Чудаков А. П. Комментарии К кн. "Проблема сказа в стилистике". // Виноградов В.В. Избранные труды: О языке художественной прозы. М., 1980. С.325-334.

363. Чудаков А.П. Сказ // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.382.

364. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.,1988.

365. Чудакова М.О. Общее и индивидуальное, литературное и биографическое в творческом процессе М.А.Булгакова // Художественное творчество. Вопросы комплексного изучения/1982. Л., 1982. С.133-150.

366. Чудакова М.О. Послесловие к "Собачьему сердцу" М.А.Булгакова. // Знамя. 1987. № 6. С.135-141.

367. Чудакова М.О. Творческая история романа М.Булгакова "Мастер и Маргарита" // Вопр. лит. М., 1976. № 1. С.218-253.

368. Чужак Н.Ф. Рецензия на "Рассказ о самом главном" Евг.Замятина. //Альманах Пролеткульта. М., 1925. С.170-171.

369. Чуковский К.И. Дневник. 1901-1929. М., 1991.

370. Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 6 т. М., 1965. Т.2. 1969. Т.6.

371. Чурсина Л.К. К проблеме "жизнетворчества" в литературно-эстетических исканиях начала XX века (Белый и Пришвин) // Рус. лит. 1998. №4. С.186-199.

372. Шайтанов И.О. Евгений Замятин и русская литературная традиция: Фрагменты из учебного пособия // Рус. словесность. М.,3431998. №1.027-35.

373. Шайтанов И.О. Мастер // Вопр. лит. М., 1988. № 12. С.3265.

374. Шайтанов И.О. ".Но Русь была одна." // Замятин Е.И. Мы: Романы, повести, рассказы, сказки. М., 1989. С.3-21.

375. Шайтанов И.О. Русский миф и коммунистическая утопия // Вопр. лит. М., 1994. Вып.6. С.3-39.

376. Шварцбавд С. О М.М.Пришвине // Новый журн. Нью-Йорк, 1987. № 166. С. 176-188.

377. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. СПб., 1996.

378. Шенцева Н.В. Художественный мир Е.И.Замятина: Учеб-но-методич. пособие. Йошкар-Ола, 1996.

379. Шишкина Л.И. Литературная судьба Евгения Замятина. СПб., 1992.

380. Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи — воспоминания — эссе (1914 -1933). М, 1990.

381. Шкловский В.Б. Сентиментальное путешествие. М., 1990.

382. Шмид В. "Орнаментальный текст" и мифическое мышление в рассказе Е. Замятина "Наводнение" // Шмид В. Проза как поэзия: Статьи о повествовании в рус. лит. СПб., 1994. С. 184-205.

383. Шопенгауэр А. Избранные произведения. М., 1993.

384. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: В 2 т. М., 1993. Т.1: Гештальт и действительность.

385. Освальд Шпенглер и закат Европы. М., 1922.

386. Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования: Об А.Платонове: Работы разных лет. М., 1987.

387. Эйхенбаум Б.М. Как сделана "Шинель" Гоголя // Эйхенбаум Б.М. "Сквозь литературу": Сб. ст. Л., 1924. С.171-195. (Вопросы поэтики; Вып.4).

388. Эйхенбаум Б.М. Лесков и литературное народничество // Блоха: Сб. ст. Л., 1927. С.12-15.

389. Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М.,1987.

390. Эльзон М.Д. Существовал ли обратный перевод романа Е.И.Замятина "Мы" // Рус. лит. СПб., 1997. №2. С.232-233.

391. Эренбург И. Новая проза//Новая рус. кн. Берлин, 1922. №9. С.1-3.

392. Эткинд М.Г. Б.М.Кустодиев. Л., 1960. С.167-170.

393. Яблоков Е.А. Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20-х гг. (Л.Леонов, А.Платонов, М.Пришвин): Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1990.

394. Яблоков Е.А. "Я — часть той силы." (Этическая проблематика романа М.Булгакова "Мастер и Маргарита") // Рус. лит. М., 1988. №2. С.3-31.

395. Янгиров Р. "Заветный" друг Евгения Замятина. Новые материалы к творческой биографии писателя // Russian Studies. СПб., 1996. №2. С.478-520.

396. Ященко А. Литература за пять истекших лет // Новая рус. кн. Берлин, 1922. № 11/12. С. 1-7.1.. Научная литература на иностранных языках

397. Autour De Zamiatine. Actes Du Colloque Université De Lausanne, juin 1987. Lausanne, 1989.

398. Barrat A. Revolution as Collusion: The Heretic and the Slave in Zamyatin's We // Slavonic and East European Review. 1984. Vol.62. P.344-361.

399. Brown E.J. New World, 1984 and We: an Essay on AntiUtopia. Ann Arbor: Ardis, 1976.

400. Clark K. The Soviet Novel: History as Ritual. Chicago, 1981.

401. Clowes E.W. From beyond the Abyss: Nietzschean Myth in Zamiatin's "We" and Pasternak's "Doctor Zhivago" // Nietzsche and Soviet Culture: Ally and Adversary/ Ed. B.G.Rosenthal. Cambridge, 1984. P.313-337.

402. Clowes E.W. Russian Experimental Fiction: Resisting Ideology after Utopia. Princeton; New Jersey, 1993.

403. Deutsch В. Tonic Laughter // New Republic. 1925. Vol.42, № 537. P.104-105.

404. Edwards T. Three Russian Writers and the Irrational: Zamyat-ine, Pilnyak and Bulgakov. Cambridge, 1982.

405. GildnerA. Proza Jewgienija Zamiatina. Krakow, 1993.

406. Goldt R. Thermodynamik als Textern Der Entropiesatz als poetologische Chiffre bei E.I.Zamjatin. Mainz, 1995.

407. Heller L. Les jeux et les enjeux du synthetisme: Evgenij345

408. Zamjatin et son Récit du plus important // Cahiers du Monde russe et sovietique. Juil/dec. № 27 (3/4). 1986. P.289-314.

409. Hillegas M.R. The Future as Nightmare: H.G.Wells and the Anti-Utopians. N. Y., 1967.

410. Hobzova D. Catalogue des Archives Parisiennes d'Evgenij Zamjatin // Cahiers du Monde Russe et Sovietique. 1972. Vol. 13, № 2. P.232-285.

411. Hoffînan S. Scythian Theory and Literature. 1917-1924 // Art, Society, Revolution Russia 1917-1921. Stockholm, 1979. P. 138-164.

412. Nietzsche in Russia / Ed. by B.G.Rosenthal. Princeton, 1986.

413. Niqueux M. Uezdnoe (Choses De Province) de Zamiatin et le débat sur le peuple russe après la revolution de 1905 // Autour De Zamiatine. Colloque Université De Lausanne (Juin 1987, Lausanne). Lausanne, 1989. P. 50.

414. Nivat G. Homme Nouveau et Homme Sauvage chez Zamiatine // Ibid. P.57-66.

415. Richards D.J. Zamyatin: A Soviet Heretic. L., 1962.

416. Shane A. An introduction to Alexei Remizov // The bitter Air of Exile: Russian Writers in the West 1922-1972. Berkely; Los Angeles; London, 1977. P.l-16.

417. Shane A. The Life and Works of Evgenij Zamyatin. Berkely; Los Angeles, 1968.

418. Shane A. Zamjatin the Playwright // Замятин E. Огни св.Доминика; Общество почетных звонарей. Wurzburg, 1973. Vol.4. C.V-XIII.

419. Walsh Ch. From Utopia to Nightmare. N. Y., 1962.

420. Zamyatin's We: A Collection of Critical Essays. Ann Arbor: Ardis, 1988.1. V. Архивные материалы

421. Замятин Е.И. Блокноты // Бахметевский архив Колумбийского университета. Машинопись.

422. Замятин Е.И. Блоха. Материалы к пьесе // Архив музея1. БДТ.

423. Замятин Е.И. Письмо Ю.Анненкову // РГАЛИ, ф.2618, оп.1, ед.хр.ЗО.

424. Замятин Е.И. Письмо М.Горькому. // ИМЛИ. Архив А.М.Горького. КГ-П-28-28-6.

425. Замятин Е.И. Письмо Е.Ф.Никитиной // РГАЛИ, ф.341,346оп.1, ед. хр. 90.

426. Ашукин Н.С. Рец. на рассказ Замятина "Ловец человеков" // РГАЛИ, ф. 1890, он. 3, ед.хр. 18, лл. 44-46.

427. Блок Л.Д. Письмо Е.И.Замятину // РГАЛИ, ф.1776, оп.1, ед.хр. 7.

428. Дикий А.Д. Режиссерские заметки, планы, наброски мизансцен и др. к пьесе Е.И.Замятина "Блоха", поставленной во МХАТе 2 // РГАЛИ, ф.2376, ед. хр. 26.

429. Монахов Н.Ф. Режиссерские заметки к пьесе Е.И.Замятина "Блоха" (Л., 1926), поставленной в БДТ // Архив музея БДТ.