автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему:
Языковая личность в поэтическом идиолекте Георгия Иванова

  • Год: 2009
  • Автор научной работы: Кац, Евгения Александровна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Языковая личность в поэтическом идиолекте Георгия Иванова'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковая личность в поэтическом идиолекте Георгия Иванова"

На правах рукописи

КАЦ Евгения Александровна

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ В ПОЭТИЧЕСКОМ ИДИОЛЕКТЕ ГЕОРГИЯ ИВАНОВА

Специальность 10.02.01 - русский язык

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Москва-2009

003467766

Работа выполнена на кафедре русского языка филологического факультета ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Научный руководитель: доктор филологических наук профессор Ревзина Ольга Григорьевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор кафедры начального языкового и литературного образования ГОУ ВПО «Педагогический институт Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского»

Тарасова Ирина Анатольевна

кандидат филологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник отдела корпусной лингвистики и лингвистической поэтики Учреждения Российской академии наук «Институт русского языка имени В.В. Виноградова» Шестакова Лариса Леонидовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского»

Защита состоится «13 » 2009 г. в на заседании диссертационного совета Д 501.001.19 при ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова» по адресу: 119991, ГСП-1, г.Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й учебный корпус, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки 1-го учебного корпуса ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова».

Автореферат разослан « £ » апреля 2009 г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук профессор Е.В. Клобуков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертационное исследование посвящено описанию языковой личности, представленной в идиолекте Георгия Иванова.

К настоящему времени появилось уже немало солидных научных работ, посвященных творчеству Георгия Иванова. В диссертациях Е. А. Алековой,

A. В. Трушкиной, Е. А. Якуновой рассматривались особенности отдельных периодов, приводились основательные обзоры критических и литературоведческих работ о Георгии Иванове. Изучались отдельные художественные и философские категории: в диссертации М. Ю. Гапеенковой - трагизм мироощущения; А. А. Хадынской - экфразис, то есть воспроизведение одного искусства средствами другого, как способ воплощения пасторальности; И. Н. Ивановой -особенности иронии. Специально выявлялась интертекстуальная основа поэзии Георгия Иванова: её связи с русской поэзией первой трети XX века исследовались Н. А. Кузнецовой, а с русским символизмом - А. Е. Рыловой. Монография

B. П. Крейда посвящена петербургскому периоду творчества Георгия Иванова, Т. В. Данилович - культурному компоненту его творчества в целом, М. Костовой — прозе. Перечисленные труды, включая работу I. А£изЫ, которая считается первым серьёзным научным исследованием, посвященным поэту, являются литературоведческими исследованиями. Лингвистический аспект представлен в статьях В. Ю. Прокофьевой, М. Ю. Сидоровой, И. А. Тарасовой и др., а также в монографии И. А. Тарасовой «Идиостиль Георгия Иванова: когнитивный аспект» и продолжающей её диссертации, дополненной весьма ценным для исследователя Словарём ключевых слов поэзии Георгия Иванова, который также составлен И. А. Тарасовой. Следует упомянуть диссертацию А. Л. Василевской, в которой для исследования семантической структуры идиолекта используются статистические методы. Однако в целом можно констатировать, что современная лингвистическая поэтика не располагает всесторонним описанием поэтического идиолекта Георгия Иванова, которое на современном научном уровне отвечало бы на вопрос о месте этого идиолекта в русском поэтическом дискурсе XX века.

Актуальность работы определяется необходимостью разработки эффективных методов анализа поэтического дискурса на основе современных лингвистических представлений, а также необходимостью практического описания конкретных поэтических идиолектов с применением этих методов.

Научная новизпа исследования состоит в том, что в диссертации даётся комплексное описание поэтического идиолекта Георгия Иванова. Анализ взаимодействия явлений, прежде относившихся к разным уровням описания, в рамках общей стратегии и выявление роли таких стратегий в идиолекте Георгия Иванова осуществляются впервые. К научной новизне диссертации относится и использование некоторых методов: исследование когнитивных стратегий через анализ семантических типов предикатов и модусов восприятия.

Объектом настоящего диссертационного исследования является идиолект Георгия Иванова, предметом - представленная в идиолекте языковая личность.

Материал диссертации составили 450 стихотворений из 9 основных сборников (более 26000 словоупотреблений), составленных самим поэтом и представляющих творчество Георгия Иванова в развитии («Отплытье на о. Цитеру» - 1912 г. (ООЦ12), «Памятник славы» - 1915 г. (ПС15), «Вереск» -1916 г. (В 16), «Лампада» - 1922 г. (Л22), «Сады» - 1923 г. (С23), «Розы» -1931 г. (Р31), «Отплытие на остров Цитеру» - 1937 г. (ООЦ37), «Портрет без сходства» - 1950 г. (ПБС50), «1943-1958. Стихи» - 1958 г. (Ст58)), а также цикла «Посмертный дневник» (1958 г., (ПД58)). Кроме того, привлекались стихотворения, не вошедшие в сборники. Состав поэтических сборников Г. Иванова в современных собраниях его стихотворений представлен по-разному. Мы опирались на следующее издание: Иванов Г. Стихотворения / Вступ. ст., подг. текста, состав., примеч. А. Ю. Арьева. СПб, 2005. Этот выбор обусловлен тем, что составители постарались представить подготовленные Георгием Ивановым книги, сохраняя в каждом сборнике те стихотворения, которые были в нём напечатаны впервые. Таким образом, открывается возможность проследить эволюцию поэтического идиолекта. Целостность же сборника при необходимости можно восстановить благодаря справочному аппарату, который включает первоначальное оглавление всех книг поэта.

Цель диссертации - предложить описание языковой личности, представленной в идиолекте Георгия Иванова, как совокупности когнитивных, текстовых и интертекстуальных стратегий. Поставленная цель подразумевает решение следующих задач:

1. Проанализировать семантическую структуру исследуемого корпуса текстов, выделить и описать её особенности, которые входят в реализацию основных когнитивных стратегий идиолекта.

2. Проанализировать текстовую организацию исследуемого корпуса, выявить и описать приёмы и элементы, относящиеся к действию нескольких значимых для идиолекта текстовых стратегий.

3. Выявить и описать интертекстуальные стратегии - закономерности, связанные с использованием интертекстуальных элементов.

4. Установить взаимосвязи когнитивных, текстовых и интертекстуальных стратегий и проследить их роль в формировании идиолекта Георгия Иванова: описать характерные черты и динамику языковой личности.

Теоретическую и методологическую основу диссертации составили труды отечественных и зарубежных исследователей. Наиболее важное для работы значение имели труды Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, М. Л. Гаспарова, Б. М. Гаспарова, В. П. Григорьева, М. Джонсона, Г. А. Золотовой, И. И. Ковтуновой, Дж. Лакоффа, Ю. И. Левина, Е. В. Падучевой, О. Г. Ревзиной, О. К Селиверстовой, И. А. Тарасовой, Ю. М. Лотмана, Ю. Н. Тынянова, М. Фуко, Г. Хетсо, Е. Г. Эткинда.

Решение поставленных задач потребовало обращения к различным методам исследования: лексикографическому, семиотическому, структурно-семантическому и когнитивному анализу лексики, как имманентному, так и интертекстуальному анализу. Изучение семантики осуществлялось и с помощью компонентного и концептуально-метафорического анализа [Кобозева 1999].

Также в работе введён метод количественно-семантического анализа предикатов.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нём опробован метод количественно-семантического анализа предикатов для описания поэтического мира и осуществляется описание языковой личности как реализации возможностей, предоставленных дискурсом, в сочетании с уникальными свойствами идиолекта.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что материал и результаты работы могут использоваться в курсах и пособиях по когнитивной лингвистике, лингвистическому анализу художественного текста. Отдельные наблюдения могут послужить материалом для научного комментария в последующих изданиях Георгия Иванова. Методики и результаты настоящей диссертации могут использоваться в исследованиях поэтических идиолектов других авторов. Такие исследования после сравнения их результатов позволят получить сведения о важнейших характеристиках русского поэтического дискурса и о свойствах поэтического дискурса как такового.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Для исследования языковой личности в поэтическом идиолекте продуктивно рассмотрение трёх типов стратегий — когнитивных, текстовых и интертекстуальных. При реализации различных стратегий обнаруживается взаимосвязь между ними, формирующая характерные черты идиолекта.

2. Когнитивные стратегии могут изучаться с точки зрения составляющих поэтический мир объектов и входящих в него типов ситуаций.

3. В идиолекте Георгия Иванова одна из доминантных когнитивных стратегий связана со зрительным восприятием. Эффективным методом её исследования является разделение на актуальный (ситуации непосредственного восприятия) и неактуальный модусы с дальнейшим анализом распределения воспринимаемых объектов по этим модусам.

4. Методом исследования ситуаций служит анализ семантических типов предикатов в идиолекте. Процентное содержание предикатов во всех сборниках составляет 17-21 %. Среди разных типов в идиолекте Георгия Иванова наиболее частотны предикаты состояния (в среднем 22,6 %), действия (20,8 %), процесса (16,1 %). В поэтическом идиолекте выделяются специфические способы представления ситуаций, в которых используются семантические предикаты, отличные от прототипических способов выражения этих ситуаций в языке (так, характерно использование предикатов воздействия, действия, занятия, процесса, проявления вместо состояния, существования).

5. Значимые для идиолекта Георгия Иванова текстовые стратегии включают: различные варианты организации коммуникативной структуры текстов, среди которых выделяются изменения, связанные с типом представления «я»-субъекта (от набора позиционных и ролевых «я»-субъектов к чистому «я»-субъекту, формирование единого внутреннего отправителя); различные способы связности фрагментов, включающих ситуации зрительного восприятия и эмоциональной оценки лирического субъекта; иконическая стратегия.

6. Интертекстуальные стратегии различного уровня являются неотъемлемой частью текстовой структуры изучаемого идиолекта. В поздней поэзии значимость интертекстуальных стратегий для языковой личности находит выражение в их постановке в выделенную позицию.

7. Когнитивные, текстовые и интертекстуальные стратегии взаимосвязаны. Их согласованная реализация создаёт единый образ внутреннего отправителя в идиолекте; в динамическом аспекте отражает установку языковой личности на поддержание поэтической традиции; рост индивидуально-авторского начала выражается в выделении новых зон поэтического мира (бытового окружения человека и космического пространства абстрактных сущностей), увеличении внимания к форме слова и оформленном выделении интертекстуальных элементов.

Апробация работы. Основные положения и отдельные выводы диссертации излагались в докладах на XIII, XIV и XV Международных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (секция «Филология», 2006, 2007, 2008 гг.), 10-й научной конференции «Феномен заглавия. Именование и переименование текста: мотивы, стратегии, динамика» (Москва, РГГУ, 2006), III Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, 2007), международной конференции POLYSLAV XI (Берлин, Humboldt Universität, 2007), международной научной конференции, посвященной 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ (Ереван, 2007), X Международной конференции молодых филологов (Таллин, Таллинский университет, Институт славянских языков и культур, 2008 г.), международных научно-литературных чтениях «Жизнь и творчество Георгия Иванова» (Литературный институт им. А. М. Горького, 2008 г.).

По теме диссертации опубликовано 9 научных работ, в том числе 3 статьи и тезисы 6 докладов.

Структура диссертации. Исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, насчитывающей 270 наименований, и приложения.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении описываются объект и предмет, а также материал исследования, даётся краткий обзор работ по тематике диссертации, определены цель, задачи и методы исследования, обоснованы актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, описана структура диссертации; проясняются теоретические и методологические основы работы.

В диссертации использованы некоторые понятия, которые не имеют общепризнанного единого толкования: «языковая личность», «стратегии» поэтического идиолекта и т. д. Термин «языковая личность» получил широкое распространение после выхода монографии Ю.Н. Караулова «Русский язык и языковая личность», где используется системно-ориентированный подход, при котором главным является вопрос о том, как человек реализует свою личность в языковой деятельности. В настоящей же работе применяется подход, который, следуя О. Г. Ревзиной, можно назвать текстово-ориептированным. Языковая

личность принадлежит дискурсу и выявляется по совокупности используемых когнитивных, текстовых и интертекстуальных стратегий. Стратегии понимаются как комплексы речевых действий. Когнитивные стратегии связаны с языковым представлением знания, текстовые - с приёмами построения текста, интертекстуальные стратегии относятся к любым формам присутствия в тексте других текстов и неразрывно связаны с текстовыми стратегиями.

Глава 1 «Когнитивные стратегии» посвящена описанию когнитивных стратегий языковой личности в идиолекте Георгия Иванова: в ней выявляются характеристики поэтического мира как когнитивной основы идиолекта.

Во вводном § 1.1. «Личность и мир» обосновывается когнитивный подход к описанию поэтического мира идиолекта. Выделяются две базовые составляющие поэтического мира: попадающие в него типы объектов и типы ситуаций. Мир не отражается в языке непосредственно, структура языка и конкретного текста формируется как результат концептуализации действительности. Поэтому при анализе поэтического идиолекта важно учитывать представленную в идиолекте языковую личность, реализующуюся в когнитивных стратегиях, основой которых является отбор попадающих в поэтический мир объектов и ситуаций.

§ 1.2. посвящен зрительно воспринимаемым объектам в поэтическом мире Георгия Иванова. Одной из важнейших когнитивных способностей человека является восприятие, которое становится первой ступенью последующих когнитивных операций. По объему поступающей в сознание информации лидирует зрение. В диссертации выделяются два типа (два модуса) восприятия. Актуальный модус восприятия указывает на непосредственно воспринимаемую наблюдаемую действительность, помещенную вне субъекта сознания (Кошка крадётся по светлой дорожке). Для его выделения используются четыре критерия:

1) грамматический (морфологическое время глагола - настоящее);

2) семантико-грамматический (морфологическое время глагола - прошедшее, функция видовременной формы - перфективная); 3) семантико-синтаксический (тип временного значения - актуальное); 4) содержательный (тип ситуации, учитывающий вовлечённые когнитивные способности языковой личности - ситуация непосредственного восприятия). Контексты, не соответствующие этим критериям, относятся к неактуальному модусу восприятия. Два типа восприятия соответствуют отличию объектов внешнего по отношению к воспринимающему субъекту мира от существующих внутри субъекта ментальных репрезентаций, которые также могут быть связаны с воспринимаемыми характеристиками отображаемого. Гипотеза состоит в том, что между выбранными воспринимающим субъектом предметами мира при актуальном и неактуальном типе восприятия имеется различие. Тогда и сходство предметного наполнения картин «актуального» и «неактуального» миров, и различия между ними будут показательными для определения когнитивных стратегий, связанных с представлением внешнего воспринимаемого мира в мире стихотворения и внутреннем мире воспринимающего субъекта.

Для каждого сборника был составлен частотный словник имён объектов (и значимых воспринимаемых признаков - цветообозначений), входящих в ак-

туальный и неактуальный модусы; далее имена были разбиты на группы по тематическим полям. Это позволило определить актуальные для идиолекта тематические группы («небо», «атмосферные явления», «космос», «водоёмы», «камни», «растения», «цветы», «животные», «человек», «предметы интерьера», «произведения искусства» и т.д.) и различие между объектами актуального и неактуального модуса. Эти характеристики позволяют описать изменения, происходящие в идиолекте.

Для идиолекта Георгия Иванова характерно обращение к номинациям базового уровня (звезда, цветы, снег), спецификация же характерна для тематических групп «цветы» (братки, тюльпаны и т. д.), «камни» (берилл, хризолит и т. д.), «ткани» (бархат, ситец и т. д.), «одежда» {пальто, рейтузы и т. д.), «человек» (живописец, пастух и т. д.), «животные» (мопс, горлица и т. д.), а также цветообозначений (медно-красный, лимонный и т. д.).

В сборнике «Отплытье на о. Цитеру» и других ранних сборниках наблюдается следующая тенденция: избегание специфицирующих имен, связанных с миром повседневности, и использование специфицирующих имен в поэтическом представлении денотативных пространств, не связанных с бытом, а также восточных и сказочных мотивов. В результате актуальный и неактуальный модусы восприятия сближаются и обретают однородность. Подобному эффекту способствует и то, что объём представленных зрительно воспринимаемых объектов в обоих модусах примерно одинаков. В ранних сборниках объекты актуального модуса либо связаны с усадебным помещением, предметами искусства (Мой прапрадед Василий, не вспомню я отчества, Как живой, прямо в душу глядит с полотна; Екатерининская зала следами прошлого полна; Кто этот старый русский барин И книгу он листает чью?), либо с Петербургом (Опять на площади Дворцовой Блестит колонна серебром), либо с чем-то далёким от быта жителя Петербурга начала XX века. Таковы античные пасторальные мотивы (Мне тело греет шкура тигровая), описания фламандской живописи и гравюр. Свой вклад вносят названия драгоценных камней, которые используются для описания явлений природы (небосклон бледнее сердолика, метались рубины по брызгам). Также в обоих модусах представлено множество цветобоз-начений (оранжевый, огнистый, серебряный, лиловый, чёрный, серый, алый, зеленоватый, золотой и т. д. и т. п.).

В дальнейшем объём актуального модуса сокращается. В «Розах» это лишь несколько тематических групп, в основном относящихся к природе, среди цветов выделяются синий (голубой), чёрный и розовый. Это очень лаконичный по лексике сборник. Неактуальный модус формирует пласт символических употреблений предметных имён и признаков, которые теряют некоторые общеязыковые свойства. Это, например, звёзды, которые могут быть ледяными, они персонифицируются (пустые очи звёзд бессмертных). В поздних сборниках актуальный модус всё больше ограничивается бытовым окружением человека. Однако это уже не прежний усадебный мир, который уходит в неактуальный модус (имение, кабинет, аллеи), а обычная комната (одеяло, кровать) и улица (дорожки, скамейка, рынок), одежда (брюки, пальто, шарф), предметы быта (трубочка, утюг). Неактуальный модус включает мир в ненаблюдаемых локу-

сах (особенно Россия - церковка, снег и т. д.) и особое внеземное пространство, в которое в качестве зрительно воспринимаемых объектов входят экзистенциальные отвлечённые понятия, наделённые способностью самостоятельного существования (сияние, торжество). Это расслоение (быт с одной стороны и символы - с другой) и создаёт ощущение резкого противопоставления актуального и неактуального модусов, контрастности поэтического мира, хотя оно и не прослеживается чётко во всех предметных областях.

В ранних сборниках Георгия Иванова воспринимающий субъект оказывается в некотором смысле равноудалённым от обоих модусов: ни в наблюдаемом, ни в мыслимом пространствах нет тесной связи с бьггом. Однако достаточно отчётливо фиксируется основное местопребывание воспринимающего субъекта - Россия, Петербург. Начиная с «Роз», оно сменяется Парижем и Ниццей, а Россия переносится в неактуальный модус. Такая особенность поэтического мира позволяет говорить о единстве воспринимающего субъекта в каждом периоде. Но есть и стратегия, объединяющая их в одно целое. Так, в поздних стихотворениях есть случаи, когда модус определяется как неактуальный благодаря особенностям композиции и содержательным указаниям. Однако при сохранении только грамматических критериев соответствующий фрагмент относился бы к актуальному модусу, и тогда характерные локусы поменялись бы местами: в актуальном модусе оказался бы Петербург: ...Зимний день. Петербург. С Гумилёвым вдвоем, Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты, Мы спокойно, классически просто идём... Объединяющую роль начинает играть экстралингвистическая реальность - биография автора, которая нередко попадает в поэтическую действительность как характеристика субъекта (С распроклятой судьбой эмигранта Умираю...). В идиолекте выделяется изменяющийся лирический субъект, который, однако, сохраняет целостность и обладает чертами «затекстового» автора, т. е. можно говорить о существовании в идиолекте единого внутреннего отправителя - субъекта восприятия и поэтического размышления. Это достаточно очевидно для поздних сборников, но не отмечалось для ранних.

§ 1.3. «Типология ситуаций в поэтическом мире Георгия Иванова»

посвящён второй рассматривавшейся в диссертации составляющей поэтического мира, неотрывной от объектов и их свойств. При языковой концептуализации мира человек тем или иным образом выделяет в нём различные положения вещей, объекты так или иначе связаны между собой, они обладают свойствами, которые могут быть не только статическими, но и динамическими. Поэтому для описания идиолекта важно учесть ту роль, которую играют в нём предикаты. В диссертации произведен анализ семантических типов предикатов в поэтическом идиолекте Георгия Иванова.

В параграфе приводится обзор ключевых работ, касающихся семантических типов предикатов (Л. В. Щербы, Ю. С. Степанова, В. В. Виноградова, Ю. С. Маслова, 3. Вендлера, Е. В. Падучевой, Дж. Лакоффа и М. Джонсона, О. Н. Селивёрстовой, Т. В. Булыгиной, Ю. Д. Апресяна), и исследований предикатов в языке художественной литературы. Анализ основывается на классификации предикатов, предложенной Ю. Д. Апресяном. Семантические классы

предикатов, преимущественно основанные на глагольной классификации, выделяются по совокупности формальных признаков (синтаксических, просодических свойств, сочетаемости, словообразовательных типов и др. свойств лексем, входящих в тот или иной класс). Ю. Д. Апресян выделяет следующие основные семантические классы: действия, деятельности, занятия, поведения, воздействия, процессы, проявления, события, положения в пространстве, локализации, состояния, свойства, способности, параметры, существования, отношения, интерпретации. Классификация не является исчерпывающей, и границы между классами, как отмечает Ю. Д. Апресян, могут быть размытыми. В диссертации было дополнительно выделено отношение тождества1, которое оказалось одним из признаков, отличающих художественный универсум разных поэтических сборников Георгия Иванова.

Предикат в широком смысле понимается как «лексема, обозначающая ситуацию»2. В диссертации используется более узкое понимание предикатов как «глаголов, а также различных образований с „быть" или его нулевой формой, которые могут выступать в функции сказуемого»3. Методом сплошной выборки из поэтических сборников Георгия Иванова были выписаны и по возможности отнесены к соответствующему типу все предикаты. Результаты обобщены в Таблице 1.

Предикаты составляют 17-21 % от общего количества словоупотреблений в сборниках, показывая замечательную стабильность. Наиболее распространенными являются предикаты состояния (томясь, вижу, пьяный, помнят и др.), за ними следуют действия (сказал, кладу, бросаю и др.), процессы (каплет, падает, горит и др.), свойства (сини, легки, лжив и др.), проявления (звучит, синели, зеленеющих и др.), занятия (играю, бродили, вяжут и др.), существования (нет, было, бывает и др.), отношения тождества (Но этот вечер голубой Ещё моё владенье), предикаты воздействия (томит, пригрело, заволокли и др.).

Интересный материал для анализа представляют собой данные о распределении типов предикатов по отдельным сборникам. В самом общем виде можно отметить некоторую выраженность разницы между «петербургским» и эмигрантским периодами творчества Георгия Иванова. В первой половине в целом больше используются предикаты проявления и воздействия, во второй -предикаты существования и отношения тождества.

По количеству предикатов действия на фоне самого значительного снижения процента состояний резко выделяется сборник «Памятник славы». Это сборник с нехарактерной для поэта тематикой (военная и околовоенная) и жанровыми особенностями (много стихов балладного типа), которые неизбежно вносят в поэзию Георгия Иванова необычную для него эпическую струю. При описании военного времени внимание фокусируется на событийном ряде и

1 Такие отношения не относятся к семантическим типам предикатов, однако они составляют один из основных типов логических отношений внутри предложения [Арутюнова, Ширяев: 1983], и оказалось невозможно игнорировать его при анализе.

2 Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общ. руководством акад. Ю.Д. Апресяна. М., 2004. С. ХП.

3 Семантические типы предикатов. М., 1982. С. 3.

возникает некоторое отчуждение субъекта: такой эффект достигается увеличением количества предикатов действия и уменьшением количества предикатов состояния.

Таблица 1 Типы предикатов в идиолекте Георгия Иванова

ооц 12 ПС 15 В16 Л22 С23 Р31 ПБС 50 Ст 58 ОД 58 всего

словоупотр. 2418 2456 4475 3255 3593 2095 2269 3957 1825 26343

предикаты п 508 447 895 565 665 415 488 780 315 5065

% 21 18 20 17 18 20 21,5 19,7 17 19

действие 20,5 29 22,7 12 20,1 11,3 19,9 24,6 24 20,8

процесс 23 14 11 21,8 17,7 19,7 14,7 13,2 13,6 16,1

состояние 25,4 16 22,6 24 21,2 25,3 20,7 24,5 22,2 22,6

проявление 7,9 9 5,7 8 7,8 4,5 4,9 4,4 3 6,2

воздействие 5 4,5 3,2 2,5 2,9 2 0,8 1 0,9 2,6

существование 3,2 4,2 3,3 3,7 2,7 13,2 7,6 5,9 6,3 5,2

занятие 3,7 1 9 7,8 8,4 4,7 4,3 4,2 6,3 5,8

свойство 4,9 7,6 7,3 8 7,7 9,1 9,2 5 8,6 7,3

тождество 1,6 2,2 2 2,8 1,5 3,7 3,6 5,5 2,5 2,9

% охваченного 95,2 87,5 86,8 90,6 90,1 94,3 86 88,3 87,4 89,5

Примечания к таблице 1.

1. В таблицу не вошли те типы предикатов, которые почти не представлены в идиолекте или представлены минимально и при этом распределены достаточно равномерно.

2. Приводятся: общее количество словоупотреблений в сборнике, количество предикатов и их процентное отношение к общему количеству словоупотреблений, далее - разные типы предикатов (процентное содержание относительно общего количества предикатов). В нижней строке таблицы подсчитано, какой процент предикатов сборника составляют описанные в таблице предикаты, что позволяет оценить репрезентативность выборки и выявить некоторые дополнительные особенности сборников.

Ещё один резкий скачок показателей, который сразу обращает на себя внимание, происходит в «Розах»: это 13,7% предикатов существования и 3,7% тождеств (в среднем до «Роз» эти показатели меньше, а после — больше) при

снижении процентного состава действий - 11,7%. Сборник «Розы» - первый из написанных Георгием Ивановым в эмиграции; после его выхода некоторые критики русского зарубежья объявили Георгия Иванова «первым поэтом русской эмиграции». Количественные показатели свидетельствуют об особом положении сборника и об изменениях в динамической составляющей поэтического мира Георгия Иванова. Меняется соотношение предикатов проявления и воздействия, с одной стороны (их роль уменьшается), и тождества и существования, с другой (их количество возрастает). Значительную долю предикатов существования составляет отнесённое к таковым слово нет.

Логика работы продиктовала проведение сравнительного анализа употребления предикатов у Георгия Иванова и трёх других поэтов -М. Ю. Лермонтова, В. Ф. Ходасевича и И. А. Бродского. Отбирались стихотворения, совокупный объём словоупотреблений в которых соотносим со средним объёмом одного сборника Георгия Иванова. Анализ показал, что процентное отношение предикатов к количеству проанализированных словоупотреблений держится в тех же пределах 17-21%, что и в творчестве Георгия Иванова разных периодов. Отсюда возникает гипотеза, что такой процентный состав предикатов является характерным для классической (в широком понимании) русской лирической поэзии XIX и XX веков.

При анализе текстов, включавшем отбор и классификацию предикатов, обнаружились такие особенности их. функционирования, которые можно связать с определёнными когнитивными стратегиями изучаемой языковой личности. В норме между значением глагола и описываемой им ситуацией имеется соответствие: так, в высказывании Был июль предикат существования является изосемическим, то есть называет именно то «положение дел», которое представлено во внеязыковом мире. Однако в поэтической строке Георгия Иванова Июль глядел в ото представлено то же «положение дел», но предикат здесь иной - по классификации Ю. Д. Апресяна, это предикат занятия. Подобные модификации свойственны художественной речи в целом, и это важнейшая когнитивная стратегия в поэтическом идиолекте Георгия Иванова. Описывая тип «языкового поэтического сознания» Анны Ахматовой, В. В. Виноградов особенно подчеркивал значение нерезких «семантических метаморфоз»4. Именно такими семантическими метаморфозами насыщен поэтический идиолект Георгия Иванова в той части, которая касается предикатного представления ситуаций. В диссертации поэтические ситуации описаны через типологию встретившихся у Георгия Иванова поэтических модификаций, связанных с предикатами. Основная часть модификаций группируется в нескольких типах контекстов, которые описывают такие сферы поэтического мира, как «природа», «внутреннее состояние человека», «существование человека», «деятельность человека», «артефакты» и широкую область, которую можпо обозначить как «время и пространство».

4 Виноградов В. В. О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски) // Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976. С. 371,379.

Типичные стратегии, связанные с модификацией предикатов в поэтическом идиолекте Георгия Иванова, могут быть представлены следующим образом:

1) статическая ситуация представлена как динамическая (Азалии горят закатом страстно', Сердце тонет в печали);

2) предпочтение личного безличному, проявляющееся в концептуализации природных явлений и человеческих состояний (наделение органами и способностями человека, представление в виде мифологического персонажа, физическое взаимодействие с человеком: Амур пронзил меня стрелою; И душой овладевает Одинокая печаль; Я тоской жестокой изранен)',

3) выделение в ситуации дополнительного субъекта (также в представлении природных процессов и человеческих состояний, такой субъект имеет функцию каузатора: Ночь надвигает призрак чёрный)',

4) особую роль играют зрительно воспринимаемые свойства объектов: они выводятся в более коммуникативно значимые позиции, влияют на выбор предикатов; указание на них заменяет сообщение о существовании артефактов и природных объектов (На них — голубеют знамёна', Раскрываясь, пылает розан - происходящее изменение обозначается деепричастием, а сообщение о сопровождающих его воспринимаемых свойствах (яркость, красный цвет) передаётся предикатом процесса), а также человека (Кому это надо - просиять сквозь холодную тьму)]

5) пропозиции, описывающие природные процессы и человеческие состояния, часто имеют схожую структуру, основываются на одном и том же предикате (луч зари горит прощальный", горит и отцветает закатным облаком любовь моя).

Основные изменения анализируемой стратегии в идиолекте таковы:

1) В ранних сборниках во многих пропозициях участвовали указания на световые явления, особенно активной была ситуация горения. Это можно считать верным и для поздних сборников, но в них со светом и горением начинают связываться абстрактные сущности, представляющие отвлечённые и самостоятельно существующие состояния человека или категории бытия (жизнь мою сожгла-, сияет вечное страданье).

2) С первых сборников состояния наделяются свойствами одушевлённых существ. Для первого периода творчества характерно обращение к мифологическим образам (Амур мне играет песни). С «Лампады» и «Садов» появляются ситуации, где персонифицированные состояния не взаимодействуют с человеком в пределах пропозиции, т. е. обретают новую степень самостоятельности (А школьница любовь твердит прилежно-, Глядит печаль огромными глазами). В «Розах» и далее параллельно проходит другой процесс - концептуализации состояний как среды, заполняющей пространство и еще более отчужденной от человека (Плыли в широком окне, ледяном океане печали).

3) Начиная с «Роз», в поэтический мир идиолекта входят абстрактные понятия, концептуализированные как некие сущности, наделённые зрительно воспринимаемыми признаками. Они помещаются во внеземное пространство,

которое вводится в идиолект в том же сборнике (В сумраке счастья неверного Смутно горит торжество),

4) В поздних сборниках особенно важной становится тема человеческого существования. В «Портрете без сходства» она практически вытесняет описание состояний человека. Развитие темы связано с метафорой «жизнь есть путь», которая, будучи одной из классических ключевых метафор русской поэзии, активизирует обращение к известным фактам поэтического дискурса, вводя в пространство идиолекта цельные фрагменты поэтических миров классиков русской литературы. В связи с той же темой появляется перцептивное время, позволяющее взглянуть на человеческую жизнь со стороны (Этой жизни нелепость и нежность Проходя...).

Выводы к главе содержатся в § 1.4. «Выводы».

Во-первых, необходимо отметить, что в идиолекте действительно выделяются повторяющиеся модификации. Это подтверждает их системность и позволяет предполагать, что какие-то из них могут оказаться типичными и для более широких дискурсивных общностей.

В основном представленные в модификациях типы предикатов равно присутствуют как в общеязыковом, так и в общепоэтическом способах представления ситуации. Чаще всего в идиолекте Георгия Иванова какие-либо альтернативные способы представления предлагаются для ситуаций, связанных с процессами, проявлениями, состояниями и существованиями. В текстах Георгия Иванова такие ситуации задаются другими типами предикатов. Так, ситуация «солнце взошло» (процесс) описывается как Солнце ... Своим мечом - сиянием пышным - Землю ударило плашмя (использован предикат действия); ситуация «океан шумит» (проявление) - как ...ропщет океан (предикат речевого действия); «я томлюсь и тоскую» (состояния) - как Томит вчерашняя тоска (воздействие); «вечер закончился» (существование) - Вечер растаял давно (процесс).

Среди поэтических соответствий общеязыковым способам представления ситуаций в идиолекте Георгия Иванова наиболее частотными оказываются предикаты действия, занятия, процесса, проявления и воздействия. Например, состояние «печально» передано фразой Глядит печаль огромными глазами На золото осенних тополей (предикат занятия), существование передаётся предикатом проявления в строке Чтобы где-то жизнь звенела. Примеры с остальными типами предикатов приведены выше.

Необходимо особенно выделить предикаты воздействия: этот тип в подобных ситуациях используется только как поэтический вариант, его общеязыковым употреблениям соответствий не находится. Например, ситуация «солнце пригрело землю» будет в тексте стихотворения описываться тем же типом предиката, т. е. воздействием: Всплыло печальное светлое солнце Белую землю стыдливо пригрело. Предикаты воздействия появляются преимущественно в областях, относящихся к описанию природы и состояния человека.

Таким образом, в идиолекте Георгия Иванова выделяется два типа ситуаций, классифицируемых по типам предиката в основе отражающих их пропозиций: те, для которых оказываются предпочтительными различные поэтиче-

ские модификации, и те, которые можно назвать приоритетными для специфического представления ситуации в поэтическом дискурсе. Стратегия альтернативного общеязыковому способа представления пропозиции в целом более характерна для петербургского периода творчества Георгия Иванова:

Таблица 2. Модификации предикатов в идиолекте Георгия Иванова

ооц ПС В16 Л22 С23 Р31 ПБС Ст58 ОД

12 15 50 58

л н п 508 447 895 565 665 415 488 780 315

■х модифик. 43 30 42 45 57 20 13 29 10

ч о % 8,5 6,7 4,7 8,0 8,6 4,8 2,7 3,7 3,2

с. Б среднее 7,3 3,6

Если в первой половине среднее количество модификаций относительно общего числа предикатов приблизительно равно 7,3 %, то во второй (начиная с «Роз») - 3,6 %.

Во-вторых, стратегии, связанные с модификацией предикатов в том или ином сборнике, отражают общие принципы, характерные для поэтики этого сборника. Так, анализируя пропозиции «Роз», можно отметить появление символического пространства, разбирая поздние сборники, - особую роль темы «существование человека» и т. д. Эта связь также подтверждает системность данного явления и встроенность его в структуру идиолекта.

О том же свидетельствует и распределение предикатов в актуальном и неактуальном модусе, показывающее некоторые закономерности. Общее количество предикатов в актуальном модусе со временем постепенно снижается (из поступенчатых изменений выбивается только «Памятник славы»), Т. е. пропозиции в актуальном модусе занимают большее место в раннем творчестве Георгия Иванова, уступая его позже неактуальному модусу. Это связано и с тем, что собственно контекстов с непосредственным зрительным восприятием в поздних сборниках становится меньше: их отчасти вытесняют модусы знания, воспоминания и т.д.

Распределение предикатов внутри актуального модуса демонстрирует как постоянные стратегии, так и происходящие по мере развития идиолекта изменения. Постоянные стратегии заключаются в следующем. В актуальном модусе процент предикатов проявления стабильно выше (иногда более, чем в два раза), чем в сборнике в целом. В «Вереске», «Лампаде» и «Садах» разница меньше -свидетельство того, что стратегия изображения мира как воспринимаемого в этих сборниках доминирует. Предикатов существования в актуальном модусе меньше. Последнее объясняется тем, что эксплицированные в тексте предикаты существования в актуальном модусе - это слово нет, бытийные глаголы, а прошедшее и будущее время глагола быть связано уже с неактуальным модусом. Т. е. в актуальном модусе немало пропозиций, связанных с существованием, но они присутствуют имплицитно: во всех сборниках весьма значительна роль номинативных предложений. Если учитывать в общем подсчёте нулевые предикаты, то их доля в актуальном модусе будет весьма велика - до 30-40 процентов в последних сборниках. Такое положение дел определяется свойст-

вами этого типа предложений: присутствием в их семантике позиции наблюдателя.

В ранних сборниках (до «Садов») и в «Посмертном дневнике» в актуальном модусе существенно меньше предикатов действия, чем в среднем в идиолекте. Появление этих предикатов в тексте связано с повествовательными стратегиями, которые в основном переключают время описываемых событий в прошлое, лишь некоторые из них представляя как непосредственно наблюдаемые. В поздних сборниках действий приблизительно равное количество в обоих модусах, а в «Портрете без сходства» их даже больше в модусе актуальном.

Необходимо отметить, что основные стратегии, проявившиеся в ранних сборниках, в поздних не исчезают. Благодаря появлению в идиолекте новых стратегий эмигрантский период творчества оказывается маркированным: в нём есть то, чего нет в первом периоде, обратное же зачастую неверно.

Глава 2 «Текстовые н интертекстуальные стратегии» состоит из 4 параграфов и выводов. Глава посвящена текстовым и интертекстуальным стратегиям, которые рассматривались совместно, поскольку в построении текста почти всегда присутствуют интертекстуальные элементы, используются стратегии, уже существующие в поэтическом дискурсе. §2.1. «Языковая личность в тексте и дискурсе» содержит описание текстовых стратегий, которые могут проявляться на всех уровнях текста (фонетическом, лексико-семантическом, морфологическом, синтаксическом), а также в его структурировании различными композиционными принципами (способами отбора и взаимной организации тех или иных языковых единиц). В диссертации производится анализ следующих форм организации текста: типов коммуникативных структур (представления адресанта и адресата), типов «я»-субъекта и их взаимодействия с другими текстовыми параметрами (стилистическими смыслами, лексическим наполнением), текстовой связности фрагментов, отражающих зрительное восприятие, и фрагментов, содержащих эмоционально-оценочную реакцию субъекта, иконической стратегии.

Описание текстовых стратегий существенно дополняется обращением к их интертекстуальному взаимодействию со стратегиями, представленными в классическом русском поэтическом дискурсе и в русском поэтическом языке первой половины XX века. Интертекстуальные стратегии в поэтическом идиолекте Георгия Иванова тесно переплетены с текстовыми. Во многих поэтических текстах Г. Иванова интертекстуальные стратегии наделяются правами организующего принципа.

В § 2.2. «Внутритекстовая коммуникативная структура в идиолекте Георгия Иванова» рассматривается типология коммуникативных структур и основные стратегии представления адресата и адресанта (с использованием классификации Ю. И. Левина5). Одним из организующих центров в стихотворении является лирический субъект, его связь с различными фрагментами поэтического мира и его соотношение с теми типами субъекта, которые уже

5 Левин Ю. И. Лирика с коммуникативной точки зрения // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С. 464-480.

сформированы в дискурсе. Для ранней лирики характерно широкое использование чужой речи при создании образа лирического субъекта. В ней частотны позиционные и ролевые «я»-субъекты (в терминологии О. Г. Ревзиной6). Несколько основных типов ролевых субъектов можно условно обозначить как «фольклорный» («Мы пололи снег морозный...», «Простодушные берёзки...» и др.), «мечтательный пастух» («Мечтательный пастух», «Па острове Цитере» и др.), «восточный влюблённый» (газеллы), «инок» (цикл «Солнце Божие» и др.). Анализ текстов, в которых представлены эти типы, позволяет понять некоторые принципы взаимодействия с дискурсом, характерные для Георгия Иванова. В ранний период стратегия стилизации оказывается, по терминологии М. М. Бахтина, стратегией вариации, которая, сохраняя нейтральную основу, близкую собственно авторскому стилю (настолько, насколько его возможно выделить), позволяет включить интертекстуальные элементы, утверждая тем самым их эстетическую и иную ценность.

В поздней лирике постепенно выделяется чистый «я»-субъект, который со временем всё более наделяется биографическими чертами внетекстового автора. Одной из его ярких черт является широкое использование стилистического смысла 'разговорность', маркеры которого отмечаются на разных уровнях текста: фонетическом (произносительный вариант Александр Сергеич, частицы б, ж), словообразовательном (окказионализмы, диминутивы мордочка, свечечки, орешки, тоненькой, новеньких, пёсик и т.д.), лексическом {развесив уши, обмызганной, приходится смываться), синтаксическом (разговорный эллипсис: Можно о розах, можно о пне. Можно о том, что неможется мне', вынос ремы в начало высказывания: Вас осуждать бы стал с какой же стати я; референция к конситуации в отсутствие выраженного именительным падежом семантического субъекта: Поутру Вкусно выпить кофе, прогуляться И, затеяв сам с собой игру. Средь мимоз и пальм мечтам предаться). Такая всепроникающая разговорность органична для жанра дневника и необычна для идиолекта Георгия Иванова.

Одной из черт, объединяющих разные периоды идиолекта и формирующих единого внутреннего отправителя, является тема раздвоенности «я»-субъекта. В описываемом параграфе анализируются стихотворения Георгия Иванова, которые в 1914 году, разбиваемые иногда другими стихотворениями, перепечатываются в сборнике «Горница» в таком порядке: «Болтовня зазывающего в балаган», «Фигляр», «Бродячие актёры», «Я кривляюсь вечером на эстраде...», «Бродячие гимнасты» с изменённым заголовком - «Путешествующие гимнасты», «Актёрка». Все они объединяются одной темой и одним типом «я»-субъекта: позиционный «я»-субъект, маска актёра. В пяти случаях из шести эти маски называются в заглавиях, которые сами по себе для Георгия Иванова нехарактерны и в предыдущих и последующих сборниках встречаются редко.

6 Ревзина О. Г. Системно-функциональный подход в лингвистической поэшке и проблемы описания поэтического идиолекта. Дис. ... докг. филол. наук. М., 1998. Выделяются чистый «я»-субъект, наиболее близкий внетекстовому автору, а также позиционный и ролевой типы «я»-субъекта, связанные со стилизацией и речью от лица различных персонажей.

Здесь же они последовательно называют именно главное действующее лицо -по его роду занятий. Три заглавия включают негативный оценочный компонент, свидетельствующий об отношении к этому занятию, и задают тем самым определённую точку зрения на изображаемого персонажа. Эта точка зрения играет важную роль во внутреннем сюжете, который выстраивается рядом анализируемых стихотворений.

Стихотворение «Болтовня зазывающего в балаган» открывает неоформленный цикл, представляя его героя — актёра балагана. В тексте постоянно возникают раздвоения. Слова реализуют несколько значений одновременно. Это вообще характерно для поэтического языка, но особенность этого текста в том, что различие в значениях слов часто вызвано различием в их оценке. Субъект оценки может при этом не совпадать с субъектом речи. Интересны также факты, свидетельствующие о возможной двойственности оценки, но не указывающие эксплицитно на различение субъектов этих оценок. В словосочетаниях жить пестро, блуждающий кот, неситесь в пламенном матчише и т.д. реализуются значения, за которыми закреплены коннотации 'любовь', 'веселье' и 'бесприютность'. Их сложное переплетение и взаимодействие в тексте стихотворения не позволяет понимать рефрен любовь, веселье и уют однозначно и сводить смысл стихотворения к утверждению веселья и беспечности. С первой точки зрения (маски), жизнь в балагане весела и приятна. Но в стихотворении в неявном виде есть и точка зрения человека, который играет эту роль и воспринимает такую жизнь иначе, чем изображаемый им балаганный персонаж.

В стихотворении «Фигляр» к этим двум точкам зрения добавляется третья - зрителей, которая, в отсутствие эксплицитной авторизации, вносит значительную степень неопределённости в оценочные компоненты текста. Актёр не отделён от своего персонажа, игра слита с жизнью, и нельзя однозначно определить, как он оценивает собственные действия, безразличен он к мучениям и смерти или играет в это безразличие. Одним из ключевых слов является слово играю. Оно задаёт способ прочтения текстовых событий, семантика которых противоречит коннотациям, связанным с обыденным пониманием игры как действия лёгкого и весёлого. В рамках игры слово умираю приобретает игровое значение, однако дальнейшее рассмотрение контекста стихотворения выявляет смыслы, которые поддерживают трагическое прочтение строки И, если я умираю, Все громко хлопают мне. В следующих стихотворениях постепенно разделяются я-публичное и я-частное.

Такая сложная субъектная организация создаёт трудности для интерпретаторов. Эти тексты прочитываются как прославление веселья и легкомыслия, однако одновременно в них прослеживаются и другие мотивы: жизни и смерти, настоящего и фальшивого, лёгкости и трагичности существования. Детальный лингвистический анализ позволяет разделить скрытые в этих произведениях разные точки зрения и показать, какими средствами достигается их слитность, как противоречия между ними уходят в иногда с трудом различимый подтекст.

Тема раздвоенности «я»-субъекта появится и в эмигрантском творчестве Георгия Иванова, где его лирический герой, отражая его собственную биографию, окажется в условиях противоречия между внешним и внутренним миром,

снять которое он не в силах. Эта тема может проявляться на разных текстовых уровнях, в композиции, а может выражаться в тексте явным образом: Мне исковеркал жизнь талант двойного зренья...

В § 2.3. «Зрительное восприятие и эмоции: вопросы композиции» ставятся вопросы о том, как связано зрительное восприятие с эмоциональным состоянием человека и как языковая личность выстраивает взаимодействие этих состояний в тексте.

Переход от описания зрительно воспринимаемых объектов к эмоциональной оценке воспринятого представляет собой устойчивый композиционный блок как художественной прозы, так и поэзии. Выделяется несколько основных текстовых способов связи фрагментов, описывающих зрительно воспринимаемый природный мир и эмоциональную реакцию субъекта. Приёмы, использующиеся для такой связи, могут повторяться I объединяться в одном фрагменте.

1. Многозначность. Один из способов состоит в использовании многозначной лексемы, разные лексико-семантические варианты которой реализуют значения, связанные и со зрительно воспринимаемыми объектами, и с внутренним миром человека. Такая лексема может входить в словосочетания, которые могут толковаться и как прямые номинации, описывающие состояние природы, и как метафорические, относящиеся в данном контексте к состоянию человека (Луна упала в бездну ночи ... И мрака чёрная трясина Меня объяла тяжело', Когда светла осенняя тревога... и др.).

2. Метафора. Речь идёт об одной из древнейших поэтических метафор приписывания природе человеческих свойств. Слияние человека и мира здесь оказывается ещё более полным, чем при действии стратегии, описанной выше. В некоторых случаях природный мир становится активным собеседником лирического героя (о них говорилось в первой главе). В других, напротив, человек как отдельный субъект не выражен или слабо выражен в стихотворении, а эмоциями наделяется непосредственно объект природы в пейзажном фрагменте. Некоторые тексты объединяют оба варианта (Звёзды меркли в бледнеющем небе, Всё слабей отражаясь в воде. Облака проплывали, как лебеди, С розовеющей далью редея.. //Лебедями проплыли сомнения, И тревога в сияньи померкла, Без следа растворившись в душе...).

3. Коннотации. Коннотативные значения слов и словосочетаний эксплицируются. При этом задействуются следующие техники:

а) В некоторых случаях одно из значений слова является нейтральным, а другое оценочным. Нейтральное значение связывает фрагмент с описанием природы, а оценочное позволяет переключиться на внутреннее состояние человека. Его восприятие природы обусловлено отрицательными или положительными эмоциями, которые он испытывает. Оценка и эмоция могут быть названы: Ах, ранняя весна, как мила мне ты! Какая неожиданная радость для глаз. Но могут и прятаться в разных значениях слова, превращая эту стратегию в продолжение предыдущих: Я не любим ни кем! Пустая осень! Нагие ветки средь лимонной мглы.

б) В большинстве случаев при рассмотрении дискурсивных закономерностей мы отвлекаемся от эмпирической внетекстовой реальности. Но иногда, по-видимому, обращение к ней необходимо, чтобы увидеть композиционные закономерности, связывающие пейзажные фрагменты с описанием эмоционального состояния лирического субъекта. Реакции на явления внешнего мира во многом являются порождением культуры, в том числе - традиций художественной литературы, в которых эти реакции могут зарождаться или поддерживаться со времён, когда человек воспринимал мир по-другому. Об этом афористично писал Оскар Уайльд, утверждая, что лондонские туманы не существовали для людей до того, как их открыли живописцы. Так, рядом с кладбищем кажется естественным грустить: Лёгкий месяц блеснёт над крестами забытых могил, Тонкий луч озарит разрушенья унылую груду... Но здесь грусть дополнительно соединена с влюблённостью: Ты влюблён, ты грустишь, ты томишься в прохладе ночной. Конечно, грусть связана с романтическим пейзажем, но в этом стихотворении немаловажна и мысль о бренности всего сущего, которая, опять же, достаточно естественно возникает рядом с кладбищем.

в) Различные элементы текста оказываются носителями интертекстуальных смыслов, которые связывают конкретный замкнутый текст с широким смысловым полем дискурса. В этом поле поддерживается связь некоторых повторяющихся пейзажей с определённым типом эмоциональной реакции. И выбор природных объектов, заполняющих поэтический мир, и эмоции лирического субъекта могут быть полностью или частично обусловлены стратегией, воспроизводящей имеющиеся в дискурсе образцы. Так, в стихотворении «Вечерние строфы» пространство и время - начало ночи {Месяц стал над белым костёлом ... Звезды вечера ... засветили тихие огни), сад - представлены через призму двух интертекстуальных пластов, особенно характерных для ранних сборников Георгия Иванова: христианского дискурса и поэзии символистов. Первый актуален для первой строфы, где присутствие христианского мира обозначено и в небе (Звёзды вечера пред Божьим престолом Засветили тихие огни), и на земле (костёл). Второй вступает во второй строфе, где туман концептуализируется как ткань: кружевные туманы, Белым флёром всё заволокли, что широко распространено у символистов. В описании состояния лирического субъекта (Мной владеет странная истома, Жаля душу, как прожитые дни) слово истома скорее принадлежит декадентскому дискурсу, а её воздействие на человека (его душу), по-видимому, ближе к христианской символике.

г) Интертекстуальные отсылки могут производиться и к более широкому, чем один или несколько текстов, семиотическому явлению - «петербургскому тексту»7. Стихотворение Георгия Иванова может быть построено так, что возникшая эмоция объясняется лишь через обращение к тексту-источнику и связанной с ним традиции, одновременно само это обращение поддерживает существование петербургского текста, его актуальность (см., например, стихотворение «Стучат далёкие копыта...»).

7 См. посвященный этому явлению сборник «Труды по знаковым системам». Вып. XVIII. Тарту, 1984.

д) Иногда стихотворение выстроено в едином стилистическом ключе или какой-то стиль становится доминантным. Такая стилистическая парадигма может задаваться жанром. Тогда пейзаж и эмоция создаются на некой скрепляющей всё стихотворение интертекстуальной основе. Она становится способом указания на тип восприятия мира и лирического субъекта. В идиолекте Георгия Иванова встречаются примеры закреплённости эмоции за определённым жанром: печаль и тоску должен испытывать лирический субъект элегии, спокойствие - эмоциональное состояние субъекта, находящегося внутри идиллии (В широких окнах сельский вид, ... И радость тихая воскресла).

е) Отношения конкретного текста с дискурсом, в который он включается, могут быть устроены достаточно сложным образом. Одно из поздних стихотворений позволяет увидеть борьбу разных интертекстуальных пластов, позволяющую очень ярко выразить сложное эмоциональное: состояние. В строках И не отзываются дрожью Банальной и сладкой тоски Поля с колосящейся рожью, Берёзки, дымки, огоньки... важным фактором, влияющим на читательское восприятие, является размер. В семантическом ореоле трёхстопного амфибрахия выделяется несколько семантических окрасок. Это стихотворение Георгия Иванова М. Л. Гаспаров связывает с традицией баллады, восходящей, среди прочего, к «Воздушному кораблю» М. Ю. Лермонтова, и отмечает тенденцию, которая приводит к неопределённо-трагическому ореолу8. Сочетание размера с аллюзиями к «Родине» Лермонтова в последних строках стихотворения Георгия Иванова актуализирует этот ореол, который перечёркивает обозначенное предыдущими строками равнодушие «я»-субъекта к России. Равнодушие и тоска - оба взгляда представлены в тексте. На окончательный выбор влияет знание более широкого контекста - всего сборника, один из самых распространённых мотивов в котором - ностальгия.

4. Звуковые сближения между словами со значением эмоции и словами, обозначающими зрительно воспринимаемые предметы или их признаки, также создают связь между наблюдаемым природным миром и внутренним состоянием субъекта (Весёлый ветер гонит лёд, А ночь весенняя - бледна).

5. Синтаксический параллелизм. Описания происходящего в природе и в эмоциональной сфере субъекта помещаются в позицию синтаксического параллелизма, что заставляет искать связи между ними — эти связи строятся с помощью остальных описанных механизмов (Луна упала в бездну ночи, Дремавший ветер окрылив, И стал тревожней и короче — Уже невидимый - прилив. И мрака чёрная трясина Меня объяла тяжело. И снова сердце без причины В печаль холодную ушло).

Рассмотренные механизмы демонстрируют реализацию универсальной концептуальной схемы: описание природы неотделимо от эмоционального переживания. При воплощении этой типичной ситуации на каждом этапе развития поэтического языка и в каждом поэтическом идиолекте используются разные конкретные техники, своеобразие которых подчёркивает индивидуальность описываемого периода и автора. Одна из закономерностей соположения пейза-

8 Гаспаров М. Л. Метр и смысл. Об одном механизме культурной памяти. М., 2000. С. 281.

19

жа и эмоциональной реакции субъекта на него в идиолекте Георгия Иванова проявляется почти без исключений: эмоция созвучна состоянию природного мира. Из этого есть два следствия.

Во-первых, в поэтическом мире Георгия Иванова лирический субъект находится в гармонии с природой: они дополняют друг друга, создавая эмоциональную окраску стихотворения. Во-вторых, текстовые стратегии, связанные как с внутритекстовой семантикой, так и с использованием интертекстуальных образцов, объединяются таким образом, что пейзаж и внутренний мир человека оказываются семантически однородны или близки. Такой эффект достигается благодаря следующим средствам: 1) использованию номинаций, приписывающих пейзажным фрагментам определённую эмоциональную окраску, которая затем включается и в описание эмоционального состояния субъекта; 2) концептуализации наблюдаемого пространства и внутреннего мира лирического субъекта в терминах того или иного типа дискурса (христианского, какого-либо литературного направления, жанра). В последнем случае пейзажные фрагменты обычно вводят соответствующую точку зрения и маркируют принадлежность текста к тому или иному фрагменту дискурса, задавая ключ к его восприятию, т. е. созданию и воссозданию поэтического мира. Пейзаж вообще, по-видимому, является одним из самых значимых элементов для соотнесения стихотворения с каким-то уже известным в дискурсе кодом. Так, в стихотворении «Летний вечер прозрачный и грузный» он показывает, как на небо глядел передвижник, формально в начале совпадая с авторской речью: Летний вечер прозрачный и грузный. Встала радуга коркой арбузной. Вьётся птица - крылатый булыжник.

В идиолекте формируется индивидуальная связь определённых типов пейзажа с типом эмоционального состояния наблюдающего его лирического субъекта. Эта связь обычно находит более или менее полные соответствия в дискурсе. Авторская индивидуальность Георгия Иванова проявляется скорее в отборе и соединении имеющихся элементов, чем во введении новых. Что касается закономерностей развития поэтического идиолекта, в нём наблюдается резкое уменьшение обсуждаемых композиционных элементов в эмигрантский период творчества. Эмоциональная реакция субъекта либо не оказывается в соседстве с пейзажными фрагментами, либо заменяется указанием на различного рода ментальные состояния.

В § 2.4. «Иконическая стратегия» рассматриваются случаи подобия означаемого и означающего, встречающиеся у Георгия Иванова на разных уровнях текста. Так, фонетический уровень в стихотворении «Солнце село и краски погасли...» рассматривается на примере контраста сниженного образа первой части и музыкального звучания - анафоры, ассонанса и аллитерации - второй, которая представляет внутренний мир лирического субъекта. Грамматика может иллюстрировать содержательный тезис текста, как в стихотворении «"Желтофиоль" - похоже на виолу...», где ненормативно употребляется деепричастие (подчиняясь рифмы произволу, Мне всё равно). Семантический эксперимент связан со стихотворением «Вот более иль менее», где использование событийных предикатов и предикатов тождества также ненормативно и создаёт необхо-

димос ощущение неопределённости (Вот более иль менее Приехали в имение и далее).

В лирике Георгия Иванова эта стратегия активизируется в поздний период, что указывает на появляющуюся в это время стратегию обнажения приёма. Наряду со стратегией более чёткого оформления цитат, способствующей их выделению и опознанию и превращающей некоторые поздние стихотворения в подобия центонов, иконическая стратегия активизирует внимание к форме текста. К тому же, иногда её проявления граничат с нарушением нормативности, дополнительно привлекая внимание к соответствующему текстовому элементу.

В § 2.5. «Выводы» обобщаются результаты исследования, проведённого во второй главе, где рассматривались поэтические стратегии языковой личности, действующие на уровне текста и его взаимодействия с другими текстами. Эти стратегии реализуются на самых разных уровнях строения текста: от фонетического до синтаксического, неизменно включая различные семантические эффекты.

В ранней поэзии сложная структура интертекстуальных связей создана таким образом, что стихотворения Георгия Иванова становятся естественным продолжением предшествующей и современной ему традиции, вливаясь в неё и поддерживая классические стратегии, присутствующие в дискурсе, их органичным для текста воспроизведением и сочетанием. В поздней поэзии эти принципы сохраняются, но они дополняются постановкой той или иной стратегии, того или иного приёма в выделенную позицию, которая маркирует их ценность для языковой личности. Отступление от нормы в том или ином виде также свидетельствует о том, что выделение принципов поэтической организации текста становится самостоятельной ценностью. Искусство уже не просто воздух, которым дышат, не особенно задумываясь о его составе. Это одна из основ поэтического мира, поставленная в позицию осмысления.

В Заключении обобщаются полученные результаты и делаются выводы об особенностях языковой личности в идиолекте Георгия Иванова.

Соединение разных проанализированных стратегий формирует картину изменений в идиолекте. Данное исследование подтверждает выводы предшествующих работ о выделении двух периодов творчества Георгия Иванова.

Лингвистическим обоснованием выделения этих периодов служат следующие характеристики, описанные в настоящей диссертации.

На уровне когнитивных стратегий: 1) в эмигрантском периоде уменьшается участие непосредственного зрительного восприятия в создании поэтического мира и увеличивается роль других модусов восприятия и сознания (память, знание, воображение); 2) изменяется распределение типов предикатов (становится меньше проявления и воздействия; становится больше предикатов существования, чаще встречаются отношения тождества); 3) заметно меньше используются модификации предикатов, т. е. представление ситуаций чаще строится на прототипических для той или иной ситуации предикатах

4) меняется качественный состав объектов актуального и неактуального моду-

9

сов .

На уровне текстовых и интертекстуальных стратегий можно отметить: 1) изменение локализации внутреннего отправителя (Петербург, Россия - Париж, Ницца и т.д.); 2) радикальное сокращение ролевых и позиционных «я»-субъектов, на первый план выходит чистый «я»-субъект; 3) увеличение значения стилистического смысла 'разговорность' и отчасти связанное с ним внимание к форме слова; 4) более чёткое оформление части интертекстуальных фрагментов и др.

Поэтика двух периодов во многом различна, но есть и стратегии, соединяющие идиолект в единое целое. Постоянные свойства идиолекта и стратегии, характерные для отдельных периодов, описаны ниже.

Анализ трёх типов стратегий в совокупности позволяет увидеть объединяющую их более крупную стратегию, развивающихся в идиолекте. Обнаруженная на уровне модусов удалённость воспринимающего субъекта от быта, восточные, сказочные мотивы в петербургский период соответствуют набору ролевых и позиционных «я»-субъектов, широкому использованию «чужой речи» на уровне текстовых и интертекстуальных стратегий. В поздний же период формируется однородное пространство актуального модуса и неизменный, сохраняющий тождество самому себе субъект поэтического мира. Локализация субъекта восстанавливается по контекстам актуального модуса. Россия / Петербург сменяются Парижем / Ниццей, превращая биографию внетекстового автора в основу общности двух периодов творчества. Эти особенности входят в стратегию формирования внутреннего отправителя, присущего идиолекту в целом.

Поэтический мир петербургского периода - это условная действительность, совмещающая ряд существующих в дискурсе вариантов. Формирование лирического героя лишь намечается: не определён набор объектов, окружающих его в актуальном модусе; в сборниках представлен ряд позиционных и ролевых «я»-субъектов; интертекстуальные стратегии являются неотделимой основой текстовой ткани, которая предстаёт естественным продолжением поэтического дискурса. Одновременно складываются и черты, которые будут развиваться в дальнейшем. Так, очерчивается локус Россия (с центром -Петербург), который в позднем периоде переместится в неактуальный модус, однако сохранится как важный фрагмент поэтической действительности и даже приобретёт ещё большую значимость. В «я»-субъекте может быть заложена трагическая раздвоенность. Это одно из следствий постоянно присутствующего принципа неопределённости, принципиальной многозначности как ярких качеств семан-

9 С этим наблюдением соотносятся выводы исследователей, анализировавших ключевые слова и тематику поэзии Георгия Иванова; см.: Тарасова И. А., Залесный А. Г. Два или один? (попытка содержательной интерпретации данных частотного словаря Г. Иванова) // IV Жит-никовские чтения: Актуальные проблемы лексикографирования научных исследований: Материалы межвуз. науч. конф. В 2 ч. Челябинск, 2000. Ч. 1. С. 172-179; Василевская А. Л. Семантическая структура поэзии Георгия Иванова: тематика и образный мир. Дис.... канд. фи-лол. наук. Смоленск, 2008.

тики раннего периода. Эти качества, воплощение которых было актуальной тенденцией в поэзии Серебряного века, также свидетельствуют о естественной принадлежности раннего творчества Георгия Иванова современному ему поэтическому дискурсу.

Поэтический мир эмигрантского периода представляет собой соединение бытового пространства лирического героя, недоступного ему пространства России и надмирного пространства экзистенциальных сущностей, которые постоянно присутствуют в его жизни. Бытовой слой создаётся стратегиями разных типов: отбором объектов в актуальном модусе; уменьшением количества специфически поэтических способов представления ситуаций, которые прежде маркировали всю внутритекстовую действительность как поэтическую. Далее, на текстовом уровне значительную роль играет стилистический смысл 'разговорность'. В коммуникативной структуре формируемся чистый «я»-субъект. Интертекстуальные стратегии отступают: индивидуально-авторская стратегия в данном случае определяется теми ситуациями, связанными с биографией затек-стового, реального автора, которые ложатся в основу текста.

Более значимыми интертекстуальные элементы становятся для особого пространства экзистенциальных сущностей (сияния, мирового торжества), а также искусства (музыки), которое обладает схожими с ними свойствами. Этот слой можно назвать философским. Такое надмирное пространство (бесконечность, междупланетный омут) вместе с альтернативным локусом — Россией -определяют постоянное раздвоение лирического героя и поэтического мира идиолекта. Анализ модусов и предикатных модификаций показывает оформление описанного символического пространства.

В поздний период преобладает неактуальный модус. На текстовом уровне это оформляется как преобладание фрагментов действительности, отличных от окружающих лирического героя в его обыденной жизни, или различные нарративные стратегии, которые переводят текст в прошедшее время и маркируют его принадлежность к литературе. Уменьшается количество традиционно поэтических предикатов воздействия и проявления, расширяется область абстракций — тождества и существования. На текстовом уровне наблюдается также актуализация формы, а характеристикой интертекстуальности становится оформление интертекстуальных элементов как эксплицитно «чужих».

Поэтический дискурс оказывается в позиции осмысления, выделенного собеседника в диалоге. Языковая личность уже не растворяется в нём, поддерживая его существование искусной комбинацией прежде созданных стратегий, в которые вносятся индивидуальные черты. Сочетание общепоэтических и индивидуально-авторских стратегий создаёт поэтическую действительность, где материал дискурса активно используется как видимая основа, которая осмысляется как необходимое условие существования языковой личности.

Список литературы даёт библиографическое описание цитируемых в работе источников. В приложении приводится таблица поэтических модификаций предикатов.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

1. «Друг друга отражают зеркала»: о языке поэзии Георгия Иванова // Русская речь. № 3. М., 2008. С. 23-27.

2. Связь зрительного восприятия и эмоций в поэтическом тексте // Вестник молодых ученых «Ломоносов»: Сборник лучших докладов XIII Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов». М.: Макс Пресс, 2006. - Выпуск III. С. 328-334.

3. В пространстве когнитивной поэтики: идиолект Георгия Иванова // Beiträge der Europäischen Slavistischen Linguistik (Polyslav). Band 11. München: Verlag Otto Sagner, 2008. P. 68-75.

4. Связь зрительного восприятия и эмоций в поэтическом тексте // Материалы XIII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов». Том III. -М.: Изд-во МГУ, 2006. С. 66-67.

5. Языковые средства формирования точки зрения в поэтическом тексте (на материале нескольких стихотворений Георгия Иванова) // Русский язык: исторические судьбы и современность: III Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, 20-23 марта 2007 г.): Труды и материалы / Составители МЛ. Ремнёва, A.A. Поликарпов. -М.: МАКС Пресс, 2007. С. 312.

6. Об одной стратегии текстопорождения у Георгия Иванова // Материалы XIV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Секция «Филология». М.: Изд-во Моск. ун-та, 2007. С. 43-45.

7. «Туман» и «туманный» в поэтическом идиолекте Георгия Иванова II Международная научная конференция, посвящённая 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ. - Ереван: Изд-во ЕГУ, 2007. С. 11-13.

8. Стилистический смысл 'разговорность' в «Посмертном дневнике» Георгия Иванова // Русское слово в Башкортостане. Материалы региональной научно-теоретической конференции. Уфа, 2007. С. 402—407.

9. Типы зрительного восприятия в идиолекте Георгия Иванова и их динамика // Материалы XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Секция «Филология». М.: МАКС Пресс, 2008. С. 83-85.

Подписано в печать:

03.04.2009

Заказ № 1807 Тираж -100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www.autoreferat.ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кац, Евгения Александровна

Введение.

Глава 1. Когнитивные стратегии.

§1.1. Личность и мир.

§ 1.2. Зрительно воспринимаемые объекты в поэтическом мире Георгия Иванова.

1.2.1. Восприятие как когнитивная способность.

1.2.2. Восприятие в поэтическом дискурсе.

1.2.3. Зрительное восприятие в идиолекте Георгия Иванова.

1.2.4. Выводы.

§ 1.3. Типология ситуаций в поэтическом мире Георгия Иванова.

1.3.1. Лингвистические классификации предикатов.

1.3.2. Исследования роли предикатов в языке художественной литературы.

1.3.3. Стратегии отбора предикатов: количественный аспект.

1.3.4. Стратегии отбора предикатов: сравнение.

1.3.4.1. М. Ю. Лермонтов.

1.3.4.2. В. Ходасевич.

1.3.4.3. И. Бродский.

1.3.5. Стратегии отбора предикатов: модификации.

1.3.5.1. «Отплытье на о. Цитеру» (1912 г.).

1.3.5.2. «Памятник славы» (1915 г.).

1.3.5.3. «Вереск» (1916 г.).

1.3.5.4. «Лампада» (1922 г.).

1.3.5.5. «Сады» (1923 г.).

1.3.5.6. «Розы» (1931 г.).

1.3.5.7. «Портрет без сходства» (1950 г.).

1.3.5.8. «1943-1958. Стихи» (1958 г.).

1.3.5.9. «Посмертный дневник» (1958 г.).

1.3.6. Выводы.

§1.4. Выводы.

Глава 2. Текстовые и интертекстуальные стратегии.

§2.1. Языковая личность в тексте и дискурсе.

§ 2.2. Внутритекстовая коммуникативная структура в идиолекте Георгия Иванова.

2.2.1. Типология коммуникативных структур и основные стратегии представления адресата и адресанта.

2.2.2. Ролевые «я»-субъекты.

2.2.2.1. «Фольклорный».

2.2.2.2. Инок.

2.2.2.3. Мечтательный пастух. ч 2.2.2.4. Восточный влюблённый.

2.2.2.5. Выводы.

2.2.3. Позиционный «я»-субъект.

2.2.3.1. Актёр балагана.

2.2.3.2. Выводы.

2.2.4. Чистый «я»-субъект: дневник лирического героя.

§ 2.3. Зрительное восприятие и эмоции: вопросы композиции.

2.3.1. Многозначность.

2.3.2. Метафора.

2.3.3. Коннотации.

2.3.4. Звук и смысл.

2.3.5. Синтаксический параллелизм.

2.3.6. Выводы.

§2.4. Иконическая стратегия.

§2.5. Выводы.

 

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Кац, Евгения Александровна

Настоящее диссертационное исследование посвящено описанию языковой личности, представленной в идиолекте Георгия Иванова.

К настоящему времени появилось уже немало крупных научных работ, посвященных творчеству Георгия Иванова. В диссертационных исследованиях рассматривались особенности отдельных периодов: см. [Алекова 1994]; [Якунова 2004]; [Трушкина 2004], где первая глава посвящена основательному обзору критических и литературоведческих работ о Георгии Иванове. Изучались отдельные художественные и философские категории: трагизм мироощущения [Гапеенкова 2006]. экфразис как способ воплощения пасторальности [Хадынская 2004], особенности иронии [Иванова 1998] (см. также монографию [Иванова 2006:339-417]). Специально выявлялась интертекстуальная основа поэзии Георгия Иванова: ее связи с русской поэзией первой трети XX века [Кузнецова 2001] и, конкретнее, с русским символизмом [Рылова 2006]. Монографии посвящены петербургскому периоду творчества Георгия Иванова [Крейд 1989], культурному компоненту его творчества в целом [Данилович 2000], прозе [Костова 1995]. Всё это, начиная с самой первой работы [Agushi 1970], литературоведческие исследования, лингвистические же методы используются лишь в небольшом количестве работ [Прокофьева 2002], [Сидорова 2000: 391-392, 414], [Тарасова 2006] и др., а также в единственной лингвистической монографии, посвященной Георгию Иванову — «Идиостиль Георгия Иванова: когнитивный аспект» [Тарасова 2003] (и продолжающей её диссертации [Тарасова 2004в]), дополненной весьма ценным для исследователя Словарём ключевых слов поэзии Георгия Иванова [Тарасова 2008]. Необходимо также упомянуть не учитывающую в основных своих выводах результаты работ И. А. Тарасовой диссертацию A. JI. Василевской, в которой для исследования семантической структуры идиолекта используются статистические методы [Василевская 2008]. Итак, можно констатировать, что современная лиигвистическая поэтика не располагает всесторонним описанием поэтического идиолекта Георгия Иванова, которое на уровне современных научных подходов отвечало бы на вопрос о месте этого идиолекта в русском поэтическом дискурсе XX века.

Объектом настоящего диссертационного исследования является идиолект Георгия Иванова, предметом - представленная в идиолекте языковая личность.

Актуальность работы определяется необходимостью разработки эффективных методов анализа поэтического дискурса на основе современных лингвистических представлений, а также необходимостью практического описания конкретных поэтических идиолектов с применением этих методов.

Научная новизна исследования состоит в том, что в диссертации даётся комплексное описание поэтического идиолекта Георгия Иванова. Анализ взаимодействия явлений, прежде относившихся к разным уровням описания, в рамках общей стратегии и выявление роли таких стратегий в идиолекте Георгия Иванова осуществляются впервые. К научной новизне диссертации относится и использование некоторых методов: исследование когнитивных стратегий через анализ семантических типов предикатов и модусов восприятия.

Цель диссертации — предложить описание языковой личности, представленной в идиолекте Георгия Иванова, как совокупности когнитивных, текстовых и интертекстуальных стратегий. Поставленная цель подразумевает решение следующих задач:

1. Проанализировать семантическую структуру исследуемого корпуса текстов, выделить и описать её особенности, которые входят в реализацию основных когнитивных стратегий идиолекта.

2. Проанализировать текстовую организацию исследуемого корпуса, выявить и описать приёмы и элементы, относящиеся к действию нескольких значимых для идиолекта текстовых стратегий.

3. Выявить и описать интертекстуальные стратегии - закономерности, связанные с использованием интертекстуальных элементов.

4. Установить взаимосвязи когнитивных, текстовых и интертекстуальных стратегий и проследить их роль в формировании идиолекта Георгия Иванова: описать характерные черты и динамику языковой личности.

- Решение поставленных задач потребовало обращения к различным методам исследования: лексикографическому, семиотическому, структурно-семантическому и когнитивному анализу лексики, как имманентному, так и интертекстуальному анализу. Изучение семантики осуществлялось и с помощью компонентного и концептуально-метафорического анализа [Кобозева 1999]. Также в работе введён метод количественно-семантического анализа предикатов.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нём опробован метод количественно-семантического анализа предикатов для описания поэтического мира и осуществляется описание языковой личности как реализации возможностей, предоставленных дискурсом, в сочетании с уникальными свойствами идиолекта.

Практическая значимость работы заключается в том, что материал и результаты работы могут использоваться в курсах и пособиях по когнитивной лингвистике, лингвистическому анализу художественного текста. Отдельные наблюдения могут послужить материалом для научного комментария в последующих изданиях Георгия Иванова. Методики и результаты настоящей диссертации могут использоваться в исследованиях поэтических идиолектов других авторов. Такие исследования после сравнения их результатов позволят получить сведения о важнейших характеристиках русского поэтического дискурса и о свойствах поэтического дискурса как такового.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Для исследования языковой личности в поэтическом идиолекте продуктивно рассмотрение трёх типов стратегий — когнитивных, текстовых и интертекстуальных. При реализации различных стратегий обнаруживается взаимосвязь между ними, формирующая характерные черты идиолекта.

2. Когнитивные стратегии могут изучаться с точки зрения составляющих поэтический мир объектов и входящих в него типов ситуаций.

3. В идиолекте Георгия Иванова одна из доминантных когнитивных стратегий связана со зрительным восприятием. Эффективным методом её исследования является разделение на актуальный (ситуации непосредственного восприятия) и неактуальный модусы с дальнейшим анализом распределения воспринимаемых объектов по этим модусам.

4. Методом исследования ситуаций служит анализ семантических типов предикатов в идиолекте. Процентное содержание предикатов во всех сборниках составляет 17—21 %. Среди разных типов в идиолекте Георгия Иванова наиболее частотны предикаты состояния (в среднем 22,6 %), действия (20,8 %), процесса (16,1 %). В поэтическом идиолекте выделяются специфические способы представления ситуаций, в которых используются семантические предикаты, отличные от прототипических способов выражения этих ситуаций в языке (так, характерно использование предикатов воздействия, действия, занятия, процесса, проявления вместо состояния, существования).

5. Значимые для идиолекта Георгия Иванова текстовые стратегии включают: различные варианты организации коммуникативной структуры текстов, среди которых выделяются изменения, связанные с типом представления «я»-субъекта (от набора позиционных и ролевых «я»-субъектов к чистому «я»-субъекту, формирование единого внутреннего отправителя); различные способы связности фрагментов, включающих ситуации зрительного восприятия и эмоциональной оценки лирического субъекта; иконическая стратегия.

6. Интертекстуальные стратегии различного уровня являются неотъемлемой частью текстовой структуры изучаемого идиолекта. В поздней поэзии значимость питертекстуальпых стратегий для языковой личности находит выражение в их постановке в выделенную позицию.

7. Когнитивные, текстовые и интертекстуальные стратегии взаимосвязаны. Их согласованная реализация создаёт единый образ внутреннего отправителя в идиолекте; в динамическом аспекте отражает установку языковой личности на поддержание поэтической традиции; рост индивидуально-авторского начала выражается в выделении новых зон поэтического мира (бытового окружения человека и космического пространства абстрактных сущностей), увеличении внимания к форме слова и оформленном выделении интертекстуальных элементов.

Апробация работы. Основные положения и отдельные выводы диссертации излагались в докладах на XIII, XIV и XV Международных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (секция «Филология», 2006, 2007, 2008 гг.), 10-й научной конференции «Феномен заглавия. Именование и переименование текста: мотивы, стратегии, динамика» (Москва, РГГУ, 2006), III Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, 2007), международной конференции POLYSLAV XI (Берлин, Humboldt Universitat, 2007), международной научной конференции, посвященной 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ (Ереван, 2007), X Международной конференции молодых филологов (Таллин, Таллинский университет, Институт славянских языков и культур, 2008 г,), международных научно-литературных чтениях «Жизнь и творчество Георгия Иванова» (Литературный институт им. А. М. Горького, 2008 г.).

По теме диссертации 9 научных работ опубликовано, 2 работы приняты в печать.

Структура диссертации. Исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, насчитывающей 270 наименований, и Приложения.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Языковая личность в поэтическом идиолекте Георгия Иванова"

§ 2.5. Выводы

В главе рассмотрены поэтические стратегии языковой личности, действующие на уровне текста и его взаимодействия с другими текстами. Эти стратегии реализуются на самых разных уровнях строения текста: от фонетического до синтаксического, неизменно включая различные семантические эффекты.

Примером основополагающих стратегий, проявляющихся в разных стихотворениях на разных уровнях, но, тем не менее, действующих на основе одного и того же принципа, может являться иконическая'стратегия, сополагающая явления текста с явлениями мира. В лирике Георгия Иванова эта стратегия активизируется в поздний период, что указывает на появляющуюся в это время стратегию обнажения t^ приёма. Наряду со стратегией более чёткого оформления цитат, способствующей их выделению и опознанию и превращающей некоторые поздние стихотворения в подобия центонов, иконическая стратегия активизирует внимание к форме текста. К тому же, иногда её проявления граничат с нарушением нормативности, дополнительно привлекая внимание к соответствующему текстовому элементу. Отступление от нормы в том или ином виде (грамматическом, как в случае с иконической стратегией, или словообразовательном, как в случаях неологизмов и оживления внутренней формы в «Посмертном дневнике») также свидетельствует о том, что выделение принципов поэтической организации текста становится самостоятельной ценностью.

В ранней поэзии сложная структура интертекстуальных связей создана таким образом, что стихотворения Георгия Иванова становятся естественным продолжением предшествующей и современной ему традиции, вливаясь в неё и поддерживая классические стратегии, присутствующие в дискурсе, их органичным для текста воспроизведением и сочетанием. В поздней поэзии эти принципы сохраняются, но они дополняются постановкой той или иной стратегии, того или иного приёма в выделенную позицию, которая маркирует их ценность для языковой личности. Искусство уже не просто воздух, которым дышат, не особенно задумываясь о его составе. Это одна из основ поэтического мира, поставленная в позицию осмысления.

Благодаря такому особому положению интертекстуальные элементы оказываются достаточно выделенными, для того чтобы восприниматься как участники диалога. Поэтому и языковая личность кажется более очерченной. Стратегии по

Обнаруженная на уровне модусов удалённость воспринимающего субъекта от быта, восточные, сказочные мотивы в петербургский период соответствуют набору масок - ролевых и позиционных «я»-субъектов, широкому использованию «чужой речи» - на уровне текстовых и интертекстуальных стратегий. В поздний же период формируется единый субъект (чистый «я»-субъект) и однородное пространство актуального модуса. Локализация воспринимающего субъекта достаточно чётко восстанавливается по контекстам актуального модуса. Россия / Петербург сменяются Парижем / Ниццей, превращая биографию внетекстового автора в основу общности двух периодов творчества. Эти особенности входят в стратегию формирования внутреннего отправителя, единого для идиолекта.

Соединение разных проанализированных стратегий формирует картину v изменений в идиолекте. Данное исследование подтверждает выводы предшествующих работ о выделении двух периодов творчества Георгия Иванова, поэтика которых во многом различна, но и позволяет увидеть стратегии, соединяющие идиолект в единое целое. -1'

Поэтический мир петербургского периода - это условная действительность, совмещающая ряд существующих в дискурсе вариантов. Формирование лирического героя лишь намечается: не определён набор объектов, окружающих его в актуальном модусе; в сборниках проходит ряд позиционных и ролевых «я»-субъектов; интертекстуальные стратегии являются неотделимой основой текстовой ткани, которая предстаёт естественным продолжением поэтического дискурса. Одновременно складываются и черты, которые будут развиваться в дальнейшем. Так, очерчивается локус Россия (с центром - Петербург), который в позднем периоде переместится в неактуальный модус, однако сохранится как важный фрагмент поэтической действительности и даже приобретёт ещё большую значимость. В «я»-субъекте может быть заложена трагическая раздвоенность, появляющаяся благодаря искусному использованию различных лексических и синтаксических средств, композиционным приёмам. Это одно из следствий постоянно присутствующего принципа неопределённости, принципиальной многозначности как ярких качеств семантики раннего периода. Эти качества, воплощение которых было актуальной тенденцией в поэзии Серебряного века, также свидетельствуют о естественной принадлежности раннего творчества

Георгия Иванова современному ему поэтическому дискурсу. Это свойство позже войдёт в круг характерных качеств лирического героя и будет проявляться в различных стратегиях языковой личности.

Поэтический мир эмигрантского периода представляет собой соединение бытового пространства лирического героя, недоступного ему пространства России и надмирного пространства экзистенциальных сущностей, которые постоянно присутствуют в его жизни.

Бытовой слой создаётся стратегиями разных типов. Во-первых, отбором объектов в актуальном модусе. Во-вторых, становится меньше специфически поэтических способов представления ситуаций, которые прежде маркировали всю внутритекстовую действительность как поэтическую. Далее, на текстовом уровне значительную роль играет стилистический смысл 'разговорность'. В коммуникативной структуре формируется чистый «я»-субъект. Интертекстуальные стратегии отступают: индивидуально-авторская стратегия в данном случае определяется теми ситуациями, связанными с биографией затекстового, реального автора, которые ложатся в основу текста.

Более значимыми интертекстуальные элементы становятся для особого пространства экзистенциальных сущностей (сияния, мирового торжества), а также вопросов об искусстве (музыке), которое обладает схожими с ними свойствами. Этот слой можно назвать философским. Такое надмирное пространство (бесконечность, междупланетный омут) вместе с альтернативным локусом - Россией - определяют постоянное раздвоение лирического героя и поэтического мира идиолекта. Анализ модусов и предикатных модификаций показывает оформление описанного символического пространства. При этом проведённое сопоставление модификаций предикатов внутри актуального модуса указывает на преобладание в поздний период модуса неактуального. На текстовом уровне это оформляется как преобладание фрагментов действительности, отличных от окружающих лирического героя в его обыденной жизни, или различные нарративные стратегии, которые переводят текст в прошедшее время и маркируют его принадлежность к литературе. Среди предикатов уменьшается количество традиционно поэтических воздействий и проявлений, расширяется область абстракций — тождества и существования. На текстовом уровне наблюдается также актуализация формы (в иконической стратегии), а значимой характеристикой интертекстуальности становится оформление интертекстуальных элементов как отграниченных, эксплицитно «чужих».

Поэтический дискурс, таким образом, оказывается в позиции осмысления, выделенного собеседника в диалоге. Языковая личность уже не растворяется в нём, поддерживая его существование искусной комбинацией прежде созданных стратегий, в которые вносятся индивидуальные черты. Сочетание общепоэтических и индивидуально-авторских стратегий создаёт поэтическую действительность, где материал дискурса активно используется как видимая основа, которая осмысляется как необходимое условие существования языковой личности.

Среди перспектив исследования можно назвать следующие. Сравнение с другими идиолектами позволило бы выстроить картину распределения актуального и неактуального модусов в поэтическом, а, возможно, и в других типах дискурса. Было бы интересно исследовать не только русский поэтический дискурс. Так, польская поэзия характеризуется приблизительно такое же общепоэтической лексикой, что и русская (дождь, глаз, звезда, ветер, земля и т.д. [Sliwinski 2006]). Вероятно, нечто подобное в целом характерно для европейской поэзии. Здесь встаёт множество вопросов о том, что присуще поэтическому дискурсу как части европейской культуры, а с расширением за её пределы - как таковому и т.д.

Остаются задачи выделения ключевых, а не просто тематических слов [Guiraud 1954: 64]. Интересное направление задаёт польский исследователь Владислав Сливинский, анализирующий специально выделяемые поэтические именные конструкции в польской поэзии XVI-XX вв.: «Przez poetyckie konstrukcje nominalne (PKN) nalezy rozumiec pol^czenia przymiotnikow (synchronicznie niemotywowanych) z rzeczownikami, niewyst^puj^ce w spolecznym uzusie j^zykowym i ograniczone dystrybucyjnie do tekstow wierszowanych»1 [Sliwinski 2006:23]. Он приходит к выводу, что количество поэтизмов увеличивается со временем: возрастает частотность специфических для поэтического языка именных

1 «Под поэтическими именными конструкциями следует понимать такие сочетания прилагательных (не мотивированных синхронно) с существительными, которые отсутствуют в коллективном языковом узусе и употребляются ограниченно — в стихотворных текстах». словосочетаний. Т. е. поэтический дискурс постепенно узаконивает определённые когнитивные операции, фиксирует фрагменты поэтического мира.

Широкие исследования поэтического дискурса могут более точно выявить текстовые закономерности, соотносимые с использованием разных типов предикатов, а также подтвердить или опровергнуть гипотезу о существовании константы, связанной с содержанием предикатов в поэтическом тексте.

Заключение

В настоящей работе предложен вариант описания языковой личности как совокупности когнитивных, текстовых и иитертекстуальпых стратегий в идиолекте Георгия Иванова. Различные стратегии, понимаемые как комплексы речевых действий, воплощают возможности языковой личности реализоваться в идиолекте через выбор и сочетание языковых средств, предложенных дискурсом, и внесение в него новых элементов или принципов их соединения. В основе избранного для исследования идиолекта лежат общеязыковые и общепоэтические стратегии. Такой тип идиолекта представляет особенную трудность для описания - ведь стиль иногда определяют как сумму отклонений от нормы [Kjelsaa 1983: 1], а здесь дифференциальные признаки сложно выделить в сливающихся с общепоэтическим языком текстах. Но он же представляет и особенный интерес: это богатый материал для изучения стратегий, характерных для поэтического языка первой половины XX века.

Исследование проводилось на материале 450 стихотворений 9 основных сборников, составленных самим поэтом и представляющих всё творчество Георгия Иванова в развитии («Отплытье на о. Цитеру» - 1912 г., «Памятник славы» -1915 г., «Вереск» - 1916 г., «Лампада» - 1922 г., «Сады» - 1923 г., «Розы» - 1931 г., «Отплытие на остров Цитеру» - 1937 г., «Портрет без сходства» - 1950 г., «1943— 1958. Стихи» - 1958 г.), а также цикла «Посмертный дневник» (1958 г.). Кроме того, для полноты описания различных стратегий в настоящей работе привлекались и несколько стихотворений, не вошедших в сборники.

Когнитивные стратегии языковой личности, связанные с получением, хранением и передачей знания в языке, представлены через описание поэтического ^ мира: зрительно воспринимаемых объектов и их характерных свойств и типологии вошедших в поэтический мир ситуаций.

Первая составляющая рассматривалась сквозь призму важнейшей когнитивной способности к зрительному восприятию, которая, как неоднократно отмечалось в различных работах, является одной из ведущих в идиолекте Георгия Иванова. Для этого было предложено разделение модусов восприятия на актуальный (ситуации непосредственного восприятия) и неактуальный. Сравнительный анализ объектов, попадающих в разные модусы, проводился на основании составленных по сборникам частотных словарей и распределения лексики по тематическим полям. Такой метод работы позволил увидеть как некоторые общие свойства зрительно воспринимаемых объектов, так и специфические характеристики отдельных групп и модусов восприятия.

В идиолекте Георгия Иванова повторяющимися с большой степенью частотности оказываются номинации базового уровня (звезда, цветы, снег), спецификация наблюдается в тематических группах «цветы», «камни», «ткани», «одежда», «человек», «животные», «природные явления», а также в цветообозначениях. В разные периоды спецификация проявляется по-разному. В ранних сборниках актуальный и неактуальный модус наполнены схожими объектами, общность которых в том, что многие из них мало связаны с бытом России начала XX века. Особенно это характерно для «Отплытья на о. Цитеру», где представлены драгоценные камни (аквамарины, аметисты, жемчуга и т.д.), роскошные ткани (парча, бархат, кружево), различные предметы (венки, свирели, порфира). В «Вереске» к ним примешиваются и бытовые предметы, особенно связанные с театральной темой и изображением усадеб (появляются поля «пища» и «питьё», а таюке, например, разные породы собак). Начиная с «Памятника славы», контекстов с актуальным модусом становится меньше, чем с неактуальным. В целом, в «Лампаде» и «Садах» поэтический мир в актуальном модусе, т. е. то, что непосредственно окружает субъекта восприятия, связан с помещением, предметами искусства или улицами и площадями Петербурга (часто повторяются детали интерьера - окно, ковёр, стены, кресла и т. д., обозначения произведений искусства - бюст, литографии, заставки и т. д.). Неактуальный модус более экзотичен. В обоих модусах множество разнообразных цветов и оттенков (скажем, жёлтый может быть и лимонным, и янтарно-золотым). В «Розах» происходят существенные изменения: актуальный модус резко сокращается в объёме, к тому же, в нём становится заметно меньше тематических групп. Среди цветов количественно резко выделяются розовый, синий (и голубой) и чёрный. Неактуальный модус формирует пласт символических употреблений предметныхj имён и признаков, которые теряют некоторые общеязыковые свойства. Это звёзды, которые могут быть ледяными, они персонифицируются (пустые очи звёзд бессмертных)-, розы, предметные очертания которых становятся неважными (над закатами и розами); цвет может приписываться абстрактным сущностям (синее торжество) и т.д.

В поздних сборниках актуальный модус всё больше ограничивается бытовым окружением человека. Однако это уже не прежний усадебный мир, который уходит в неактуальный модус (имение, кабинет, аллеи), а обычная комната (одеяло, кровать) и улица (дорожки, скамейка, рынок). Неактуальный модус включает мир в ненаблюдаемых локусах (особенно Россия - церковка, снег и т. д.) и особое внеземное пространство, в котором как зрительно воспринимаемые объекты находятся экзистенциальные отвлечённые понятия, наделённые способностью самостоятельного существования (сияние, торжество).

Вторая составляющая поэтического мира - типология ситуаций -рассматривалась путём исследования семантических типов предикатов, представленных в идиолекте.

Из всех сборников, кроме «Отплытия на остров Цитеру» (1937 г.), в котором новых стихотворений так немного, что он не составляет статистически значимой целостности, были выписаны предикаты (общим числом 5065) и определён их тип по классификации Ю. Д. Апресяна [Апресян 2006: 75-110].

Количественный анализ семантических типов предикатов позволил обнаружить, что во всех поэтических сборниках Георгия Иванова общее число предикатов по отношению к числу словоупотреблений в том же объёме колеблется в небольших пределах 17-21 %. Сравнение с М. Ю. Лермонтовым, В. Ходасевичем, И. Бродским, давшее те же результаты, указывает на возможное существование константы содержания предикатов в поэтическом тексте. Среди разных типов в идиолекте Георгия Иванова наиболее частотны предикаты состояния (в среднем 22,6 %), действия (20,8 %), процесса (16,1 %). Данные по отдельным типам предикатов показывают возможную вариативность показателей для идиолекта Георгия Иванова, а также, отчасти, поэтов, привлечённых для сравнения. Эти данные интерпретируются в соответствии с особенностями того или иного сборника Георгия Иванова.

Анализ предикатов также показал, что поэтический дискурс может предлагать структурирование ситуаций, альтернативное общеязыковому. Имеются в виду языковые конструкции, содержащие предикат, который специфически сочетается со своими актантами: одна и та же ситуация будет в общенациональном языке и в поэтическом языке представлена по-разному. Например, слышен шорох тростников и шепчут тростники, мне очень грустно — сердце тонет в печали. При этом выделяются типы ситуаций, которые чаще других получают альтернативное выражение, а также такие семантические типы предикатов, которые характерны именно для поэзии. Одним из самых специфически поэтических типов оказались предикаты воздействия, использующиеся для создания описаний природы и состояний человека (гнать, золотить, отуманить, одолевать и т. д.). Соответствующие контексты нередко включают коммуникативные фрагменты или иные интертекстуальные элементы, характерные для поэтического дискурса (например, метафоры «жизнь - горение», «жизнь -путь»). Это позволяет предположить, что такая стратегия является общепоэтической. Одновременно она связывает воедино разные периоды творчества Георгия Иванова: её проявление со временем уменьшается, но не исчезает совсем, тем самым сохраняя в идиолекте преемственность.

Текстовые и иитертекстуальные стратегии рассматривались совместно, поскольку в построении текста почти всегда присутствуют интертекстуальные элементы, используются те или иные стратегии, уже существующие в дискурсе. В качестве организующего начала текста изучалась коммуникативная структура идиолекта, в особенности - «я»-субъект, который объединяет все три типа стратегий, являясь необходимым центром поэтического мира, «основным „фокусом" дискурса» [Степанов 2001:34]. Представление о важнейшей роли познающего субъекта в дискурсе лежит и в основе проведённого анализа типов связи частотных фрагментов, содержащих описание зрительно воспринимаемого мира и эмоциональной реакции субъекта. Текстовая связь этих фрагментов осуществляется в идиолекте Георгия Иванова с использованием следующих средств: одновременной реализации в стихотворении нескольких значений многозначного слова; экспликации коннотативных смыслов, в том числе интертекстуальных; метафоры, приписывающей окружающей среде человеческие чувства; звуковым сближениям слов; синтаксическому параллелизму.

Результаты анализа модусов и текстовых, а также интертекстуальных стратегий позволяют увидеть одну из стратегий, развивающихся в идиолекте.

Проходит тысяча мгновенных лет, И перевоплощается мелодия В тяжелый взгляд, в сиянье эполет, В рейтузы, в ментик, в «Ваше благородие», В корнета гвардии - о, почему бы нет?.

Туман. Тамань. Пустыня внемлет Богу. - Как далеко до завтрашнего дня!.

И Лермонтов один выходит на дорогу, Серебряными шпорами звеня.

Мелодия становится цветком» (350)) В стихотворении постепенно реализуется идея перевоплощения. Сначала в тексте появляются отдельные детали, отсылающие к возможному восприятию внешнего облика и к биографии М. Ю. Лермонтова (тяжелый взгляд, сиянье эполет, рейтузы, ментик.). Читатель уже может начать догадываться, что речь идёт о конкретном человеке. Затем появляются отдельные слова - аллюзии на лермонтовские тексты (Туман. Тамань.). Они переходят в точную цитату (Пустыня внемлет Богу). И, наконец, прямое называние: в текст стихотворения входит зримый образ (И Лермонтов один выходит на дорогу) — воплощение музыки (Серебряными шпорами звеня).

Важно обратить внимание на отношение к языку, которое проявляется в проанализированных текстах. Как обычно и бывает у Георгия Иванова, приёмы, связанные с иконичностью, в последнем прижизненно составленном сборнике не кажутся резко выделяющимися, авангардистскими. Два эксперимента на грани нормативности не нарушают общего впечатления - связи стихотворений сборника с классической поэтической традицией. Исследование иконических приёмов в широком поэтическом контексте позволит больше сказать об этой связи, здесь же ограничимся указанием на то, что их выделение позволяет лучше понять процессы эволюции внутри поэтического идиолекта Георгия Иванова и увидеть один из принципов организации его стихотворений.

 

Список научной литературыКац, Евгения Александровна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Баратынский Е.А. Стихотворения. Проза. Письма. М., 1983.

2. Бродский И. Сочинения в четырёх томах. Том 2. Сост. Г. Ф. Комаров. СПб., 1992.

3. ГИ Иванов Г. Стихотворения / Вступ. ст., подг. текста, состав., примеч. А. Ю. Арьева (Новая Библиотека поэта). - СПб, 2005.

4. Жуковский В. А. Сочинения / подг. текста и прим. В. П. Петушкова. М., 1954.

5. Иванов Г.В. Собрание сочинений: В 3-х т. Т. 1. Стихотворения. М, 1994.

6. Иванов Г.В. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени. / сост., коммент., послесл. Н.А.Богомолова. М., 1989.

7. Кузмин М. Избранные произведения / Сост., подгот. текста, вступ. ст., коммепт. А. Лаврова, Р. Тименчика. Л., 1990.

8. Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений / Ред. Б.М.Эйхенбаума. Т. 1. Стихотворения. Л., 1939.

9. Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. II. Спекторский. Стихотворения 1930-1959. М., 2004. Пастернак, II: 174-175.

10. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом); Текст проверен и примеч. сост. Б. В. Томашевским. 4-е изд. Л., 1977—1979. Т. 5. Евгений Онегин. Драматические произведения. 1978.

11. СофтФорум, Уголок астронома-любителя.

12. URL: http://www.softboard.ru/index.php?showtopic=53484&view=findpost&p^410588

13. Тютчев Ф. И. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст. Н. Я. Берковско-го; Сост., подгот. текста и примеч. А. А. Николаева. Л., 1987. 448 е.: ил. (Б-ка поэта. Большая серия).

14. Тютчев Ф. И. Стихотворения. М., 1986.

15. Ходасевич В. Стихотворения / Вступ. статья Н. А. Богомолова, сост., подг. текста и примеч. Н. А. Богомолова и Д. Б. Волчека (Б-ка поэта. Большая сер.). Л., 1989.

16. Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru/

17. Яндекс. URL: http://www.yandex.ru/1. Словари

18. БАС Словарь современного русского литературного языка / Ин-т русского языка АН СССР. - М.; Л., 1948-1965. Т. 1-17.

19. Даль Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тг. М., 1999.

20. Золотова Г. А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 1988.

21. Квятковский А. П. Поэтический словарь / Науч. ред. И. Роднянская. — М., 1966.

22. КСК Краткий словарь когнитивных терминов. Под общей редакцией Е. С. Кубряковой. М., 1996.

23. Лерм. Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва «Сов. Энцикл.». М., 1981.

24. ЛитЭС Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

25. ЛЭ Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. М.; Л., 1925. Т. 2. П-Я.

26. MAC Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 1981-1984.

27. НОСС Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общ. руководством акад. Ю.Д. Апресяна. М., 2004.

28. Орехов Б. В. Идеографический словарь языка французских стихотворений Ф. И. Тютчева. Уфа, 2004.

29. СлС Словарь синонимов русского языка. В 2тт. Гл. ред. А.П.Евгеньева. Л., 1970-1971.

30. СО Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1991.

31. Тарасова И. А. Словарь ключевых слов поэзии Георгия Иванова. Саратов, 2008.

32. Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000.1. Литература

33. АГ80-1 Русская грамматика. Т. I. Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Введение в морфемику. Словообразование. Морфология. М., 1980.

34. АГ80-П Русская грамматика. Т. II. Синтаксис. М., 1980.

35. Агтекова Е. А. Поэзия Георгия Иванова периода эмиграции: (Пробл. творч. эволюции): Дис. канд. филол. наук. М., 1994.

36. Алпатов В. М. История лингвистических учений: Учеб. пособие. М., 2005.

37. Апресян В. Ю. Словарная статья глагола ГОРЕТЬ II Семиотика и информатика. Вып. 32. М., 1991. С. 16-33.

38. Апресян 1995а Апресян Ю. Д. Коннотация как часть прагматики слова // Апресян Ю. Д. Избранные труды. Том II. Интегральное описание и системная лексикография. М., 1995. С. 156-177.

39. Апресян 19956 Апресян 10. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Избранные труды. Т. II. Интегральное описание языка и системная лексикография. М, 1995. С. 348-388.

40. Апресян 1995в Апресян Ю.Д. Языковая аномалия и логическое противоречие // Апресян Ю.Д. Избранные труды, том II. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995. С. 598 - 621.

41. Апресян 2006 Языковая картина мира и системная лексикография / Отв. ред. Ю. Д. Апресян. М., 2006.

42. Арлаускайте Н. Проект когнитивной поэтики: дисциплинарные границы // Literature 2004, 46(2). Pp. 1-9.

43. Арутюнова Н. Д., Ширяев Е. Н. Русское предложение. Бытийный тип: структура и значение. М., 1983.

44. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.

45. Арутюнова Н. Д. Образ, метафора, символ в контексте жизни и культуры // Res Philologica. Филологические исследования. Памяти академика Георгия Владимировича Степанова / Отв. ред. Д. С. Лихачёв. М., 1990. С. 71-88.

46. Арьев А. Ю. Пока догорала свеча (О лирике Георгия Иванова) // Георгий Иванов. Стихотворения. СПб., 2005. С. 5-108.

47. Бабаева К. Б. Однофункциональные предикаты, их типы и роль в прозе

48. B. Набокова. Дис. . канд. филол. наук. Петрозаводск, 2001.

49. Бабушкин А. П. «Возможные миры» в семантическом пространстве языка. Воронеж, 2001.

50. Баевский В. С. Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы. М., 2001.

51. Баевский B.C., Романова И.В., Самойлова Т.А. Тематические парадигмы русской лирики XIX—XX вв. // Известия АН. Сер. лит. и яз. Т. 59, № 6. М., 2000.1. C. 19-30.

52. Баишева 3. В. Языковая личность судебного оратора Анатолия Федоровича Кони. Автореферат дис. . доктора филологических наук. Уфа, 2007.

53. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Постулаты когнитивной семантики // Известия АН. Сер. лит. и яз. Т. 56. М., 1997. № 1.С. 11-21.

54. Бахтин 1979а Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 237-280.

55. Бахтин 19796 Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 281-307.

56. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Эпос и роман. СПб, 2000. С. 11-193.

57. Бахтин М.М. Слово в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 72-233.

58. Безяева М.Г. Семантика коммуникативного уровня звучащего языка. М., 2002.

59. Бергельсон М. Б., Кибрик А. Е. Прагматический «принцип Приоритета» и его отражение в грамматике языка // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. Том 40. Вып. 4. М., 1981. С. 343-355.

60. Богомолов Н. А. Жизнь и поэзия Владислава Ходасевича // Ходасевич В. Стихотворения. Д., 1989. С. 5^48.

61. Богомолов Н. А. Талант двойного зренья // Иванов Г.В. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени. -М., 1989. С. 503-523.

62. Богомолова Н. К. Семантика синтаксиса в поэтических текстах И. Бродского (на материале сложноподчиненных предложений). Дис. . канд. филол. наук. М., 2005.

63. Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. М., 2007.

64. Булыгина Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М., 1982. С. 7-85.

65. Булыгина Т.В., Шмелёв А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

66. Василевская A. JI. Семантическая структура поэзии Георгия Иванова: тематика и образный мир: Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Смоленск, 2008. Систем, треб.: Microsoft Word. URL: http://www.smolgu.smolensk.ru/vasilevsk.doc

67. Веселовский А. Н. Из поэтики розы // Веселовский А. Н. Избранные статьи. Л., 1939. С. 132-139.

68. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959.

69. Виноградов В. В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980.

70. Виноградов В. В. К построению теории поэтического языка // Временник отдела словесных искусств. III. Поэтика. Сборник статей. Л., 1927. С. 5-24.

71. Виноградов В. В. О художественной прозе. М.; Л., 1930.

72. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVIII-XIX вв. М., 1934.

73. Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове) / Под ред. Г. А. Золотовой. М., 2001.

74. Виноградов В. В. О поэзии А. Ахматовой (Стилистические наброски). Л., 1925.

75. Виноградов В. В. Проблема образа автора в художественной литературе// Виноградов В. В. О теории худолсественной речи. М., 1971. С. 105-211.

76. Винокур 1990а Винокур Г. О. Понятие поэтического языка // Винокур Г. О. Филологические исследования: лингвистика и поэтика. М., 1990. С. 140-145.

77. Винокур 19906 Винокур Г. О. Я и ты в лирике Баратынского: (Из этюдов о русском поэтическом языке) // Винокур Г. О. Филологические исследования: лингвистика и поэтика. М., 1990. С. 241-249.

78. Винокур 1991а Винокур Г. О. О языке художественной литературы. М., 1991. С. 32—63.

79. Винокур Г. О. Наследство XVIII века в стихотворном языке Пушкина // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 328-387.

80. Винокур Г. О. Биография и культура // Винокур Г. О. Биография и культура. Русское сценическое произношение. М., 1997. С. 17-88.

81. Витковский Е. В. «Жизнь, которая мне снилась» // Иванов Г. В. Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 1. Стихотворения. М., 1994. С. 5^0.

82. Выготский J1. С. Мышление и речь. Психика, сознание, бессознательное. (Собрание трудов.) Текстологический комментарий И. В. Пешкова. М., 2001.

83. Гак В. Г. Человек в языке // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / РАН. Ин-т языкознания; Отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, И.Б. Левонтина. М., 1999. С. 73-80.

84. Гак В. Г. Этимолого-синтаксические поля в лексике // Филологический сборник (к 100-летию со дня рождения академика В. В. Виноградова). М., 1995, 1995. С. 107-117.

85. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 2004.

86. Гапеенкова М. Ю. Трагизм мироощущения в эмигрантской поэзии Георгия Иванова: Дис. . канд. филол. наук. Нижний Новгород, 2006.

87. Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996

88. Гаспаров 1997а Гаспаров М. Л. «Снова тучи надо мною.»: методика анализа // Избранные труды. Т. II. О стихах. М., 1997. С. 9-20.

89. Гаспаров 19976 Гаспаров М. Л. Художественный мир М. Кузмина. Тезаурус формальный и тезаурус функциональный. // Избранные' труды. Т. II. О стихах. М., 1997. С. 416^133.

90. Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М., 2004.

91. Гаспаров M. JI. Литературный интертекст и языковой интертекст // Известия АН. Сер. лит. и яз. Том 61, № 4. М., 2002. С. 3-9.

92. Гаспаров М. Л. Метр и смысл. Об одном механизме культурной памяти. М., 2000.

93. Гинзбург Л. О лирике. Л., 1974.

94. URL: http://belolibrary.imwerden.de/books/litera/ginzburgoIirike.htm

95. Голенищев-Кутузов И.Н. Литература Испании и Италии эпохи барокко // Го-ленищев-Кутузов И.Н. Романские литературы. Статьи и исследования. М., 1975.

96. Григорьев В. П. Поэтика слова. На материале русской советской поэзии. М., 1979.

97. Григорьев В. П. Будетлянин. М., 2000.

98. Григорьев В. П. От редактора // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. М., 1994. С. 3-9.

99. Григорьева А.Д. Поэтическая фразеология конца XVIII начала XIX века (именные сочетания) // Образование новой стилистики русского языка в пушкинскую эпоху. М., 1964. С. 3-121.

100. Григорьева А.Д. Слово в поэзии Тютчева. М., 1980.

101. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1995.

102. Данилович Т. В. Культурный компонент поэтического творчества Георгия Иванова: функции, семантика, способы воплощения. Минск, 2000.

103. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. Благовещенск, 2000.

104. Демьянков В. 3. Прагматические основы интерпретации высказывания // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. Том 40. Вып. 4. 1981. С. 368-377.

105. Демьянков В. 3. Предикаты и концепция семантической интерпретации // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 39, № 4. М., 1980. С. 336-346.

106. Демьянков В. 3. Текст и дискурс как термины и как слова обыденного языка // Язык. Личность. Текст. Сб. ст. к 70-летию Т. М. Николаевой / Ин-т славяноведения РАН; Отв. ред. В.Н.Топоров. М., 2005. С. 34-55. URL: http://www.infolex.ru/Textidis.html

107. Диброва Е. И. Пространство текста в композитном членении // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999. С. 91-138.

108. Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантического описания / Под редакцией К. Киселёвой и Д. Пайара. М., 1998.

109. Ермакова О. Б. Концептуализация цвета в русском языке. Дис. . канд. филол. наук. М., 2007.

110. Женетт Ж. Фигуры. В 2-х томах. Том 2. М., 1998.

111. Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, стратегии, интертексты / Отв. ред. JI. Г. Панова. М., 2005.

112. Заманская В. В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания. Екатеринбург, 1996.

113. Захаров А. Н. О раннем поэтическом мире Г.Иванова // Филологические науки. 1995. № 1. С. 5-15.

114. Захаров А. Н. Поэтический мир Георгия Иванова 1930-1950-х гг. // Филологические науки. 1996. № 1. С. 23-34.

115. Земская Е. А., Китайгородская М. В., Ширяев Е. Н. Русская разговорная речь. М., 1981.

116. Золотова Г. А. Композиция и грамматика // Язык как творчество. Сборник статей к 70-летию В. П. Григорьева. М., 1996. С. 284-296.

117. Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982.

118. Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.

119. Золян С. Т. О соотношении языкового и поэтического смыслов. ЕР., 1985.

120. Золян С. Т. Семантические аспекты поэтики адресата // Res Philologica. Филологические исследования. Памяти академика Георгия Владимировича Степанова / Отв. ред. Д. С. Лихачёв. М., 1990. С. 351-356.

121. Иванова И. Н. Ирония в художественном мире Георгия Иванова Дис. . канд. филол. наук. Ставрополь, 1998.

122. Иванова И. Н. Ирония в поэзии русского модернизма (1890-1910 годы). Ставрополь, 2006.

123. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и коммуникативные тактики русской речи. М., 2003.

124. Ицкович В.А. Очерки синтаксической нормы. М., 1982.

125. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002.

126. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987

127. КГ Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004.

128. Кибрик А. А., Плунгян В. А. Функционализм // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под ред. А. А. Кибрика, И. М. Кобозевой и И. А. Секериной. М., 2002. С. 276-339.

129. Кобозева И. М. Что именует абстрактное имя? // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. М., 1999. № 5. С. 155-158.

130. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика: Учебник. М., 2000.

131. Ковалёва Н. А. Русское частное письмо XIX века. Коммуникация. Жанр. Речевая структура. М., 2001

132. Ковина Т. П. Особенности идиостиля И. С. Тургенева: художественно-стилистическое использование слов в функции предиката. Дне. . канд. филол. наук. М., 2006.

133. Ковтунова И. И. Очерки по языку русских поэтов. М., 2003

134. Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис. М., 1986.

135. Ковтунова И. И.Принцип неполной определенности и формы его грамматического выражения в поэтическом языке XX века // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Грамматические категории. Синтаксис текста. М., 1993. С. 106— 154.

136. Ковтунова И. И. Категория лица в языке поэзии // Поэтическая грамматика. Том I / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова / И. И. Ковтунова, Н. А. Николина, Е. В. Красильникова (отв. ред.) и др. М., 2005. С. 7-72.

137. Кожевникова Н. А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986.

138. Кожина Е. Ф. Искусство Франции XVIII века. Л., 1971.

139. Корман Б. О. О соотношении понятий «автор», «характер» и «основной эмоциональный тон» // Корман Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы. Предисл. и составл. В.И. Чулкова. Ижевск, 1992. С. 41-45.

140. Кормилов С. И. Сонеты Георгия Иванова // Вестник МГУ. Сер.9. Филология. 1997. №2. С. 38^19.

141. Костова М. Между играта и откровението: Прозата на Георгий Иванов. София, 1995.

142. Красных В. В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Курс лекций. М., 2001.

143. Крейд В. П. Георгий Иванов. М., 2007.

144. Крейд В. П. Георгий Иванов: этюды и эпизоды // Новый журнал. 2004. № 237.

145. Крейд В. П. Петербургский период Георгия Иванова. Ныо-Йорк, 1989.

146. Кронгауз М. А. Семантика: Учебник для вузов. М., 2001.

147. Кубрякова Е. С. Языковая картина мира и особенности её влияния на сознание человека//Русское слово в русском мире: сборник статей. М., 2004. С. 29-39.

148. Кубрякова Е. С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика. Доклады VIII Международной конференции. Т. 1. М., 2001. С. 72-81. URL: http://ww4v.philology.ru/linguistics l/kubryakova-01 .htm

149. Кубрякова Е. С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова ПАМЯТЬ //Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 85-91.

150. Кузнецова Н. А. Творчество Георгия Иванова в контексте русской поэзии первой трети XX века Дис. . канд. филол. наук. Магнитогорск, 1999.

151. Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М., 2007

152. Кустова Г. И. Перцептивные события: участники, наблюдатели, локусы // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / Отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, И.Б. Левонтина. М., 1999. С. 229-238.

153. Лавров А., ТименчикР. «Милые старые миры и грядущий век». Штрихи к портрету М. Кузмина // Кузмии М. Избранные произведения. Л., 1990. С. 3-16.

154. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. М., 2004.

155. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём. М., 2004.

156. Левин 1998а Левин Ю. И. Г.Иванов «Хорошо, что нет царя.» // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998.

157. Левин 19986 Левин Ю. И. Лирика с коммуникативной точки зрения // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С. 464-480.

158. Левин 1998в Левин Ю. И. Структура русской метафоры // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998.

159. Леденева В. В. Особенности идиолекта Н. С. Лескова. Монография. М., 2000.

160. Лейни Р. Н. Экзистенциальная ирония в творчестве Вл. Ходасевича и Г. Иванова// Филологические этюды. Вып. 3. Саратов, 2000. С. 69-71.

161. Леонтьев А. Н. Потребности, мотивы, эмоции // Психология мотиваций и эмоций. Под ред. Гиппенрейтер Ю.Б, и М.В. Фаликман. М., 2006. С. 57-79.

162. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. М., 1972.

163. Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб, 2000. С. 14-285.

164. Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. Вып. XVIII. Тарту, 1984. С. 30—45.

165. Лотман Ю. М. Художественная природа русских народных картинок // Лотман Ю. М. Статьи по семиотике культуры и искусства (Серия «Мир искусства»). СПб., 2002. С. 322-339. URL: http://philologos.narod.ru/lotman/lubok.htrn

166. Лукин В. А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. М., 2005.

167. Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М., 2003.

168. Марков В. Ф. Русские цитатные поэты: Заметки о поэзии П.А.Вяземского и Георгия Иванова // Марков В. Ф. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. СПб., 1994. С. 214-232.

169. МасловЮ. С. Вид и лексическое значение глагола в современном русском литературном языке // Известия АН СССР. Отделение лит. и яз. Том VII. Вып. 4. М.; Л., 1948. С. 303-316.

170. Минц 3. Г., Безродный М. В. Данилевский А. А. «Петербургский текст» и русский символизм // Труды по знаковым системам. Вып. XVIII. Тарту, 1984. С. 78-92.

171. Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А. Блока // Учёные записки Тартуского университета. Труды по знаковым системам, VI. Вып. 308. Тарту, 1973. С. 387-417.

172. Мокульский С. Commedia dell'arte // Литературная энциклопедия: В 11 т. М., 1929-1939. Т. 5. [М.], 1931. Стб. 437-442. URL: http://feb-web.ru/feb/litenc/en-cyclop/le5/le5-4372.htm

173. Мокульский С. Пастораль // Литературная энциклопедия: В 11 т. — М., 1929—1939. Т. 8. — М., 1934. — Стб. 471-475. URL: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le8/le8-4711 .htm

174. Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. М., 1981.

175. Некрасова Е. А. Олицетворение // // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. М., 1994. С. 13-104.

176. Нефёдова Е.А. Экспрессивный потенциал языковой (диалектной) личности // Вопросы русского языкознания. Вып. 7. Русские диалекты: история и современность / Сост. Галинская Е. А., Шевелева М. Н. М., 1997. С. 220-229.

177. Никитина Е. В. Текстовые функции и лексико-семантическое наполнение глагольных предикатов в форме прошедшего времени (На материале рассказов И.А. Бунина). Автореферат дис. канд. филол. наук. М., 2004.

178. Николаева Т. М. Функции русского «я» в индоевропейской перспективе // Вербальная и невербальная опоры пространства межфразовых связей: Коллективная монография. М., 2004. С. 167-177.

179. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Грамматические категории. Синтаксис текста. М., 1993.

180. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. М., 1994.

181. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. М., 1995.

182. Падучева Е. В. «Когнитивные» идеи в теоретической семантике // Конгресс «Русский язык: исторические судьбы и современность», М., 2007. Систем, треб.: Acrobat Reader. URL: http://\vww.lexicograph.ru/files/cognit2007fin.pdf

183. Падучева E. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: Референциальные аспекты семантики местоимений. М., 2008.

184. Падучева Е. В. К когнитивной теории метонимии // Труды международной конференции Диалог'2003. URL: http://www.dialog-21.ru/Ar-chive/2003/Paducheva.htm

185. Падучева Е. В. Наблюдатель как Экспериент «за кадром» // Труды Международного семинара Диалог 2000 по компьютерной лингвистике и её приложениям. URL: hUp://www.dialog-21.ru/materials/archive.asp?id:=63-35&y=2000&vol=6077

186. Падучева Е. В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996.

187. ПановаЛ. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М., 2003.

188. Петрова Н. В. Текст и дискурс // Вопросы языкознания. М., 2003. № 6. С. 123— 131.

189. Плунгян В. А. Общая морфология: Введение в проблематику: Учебное пособие. М., 2003.

190. Плунгян В.А., Рахилина Е.В. Полисемия служебных слов: предлоги через и сквозь II Русистика сегодня. № 3. М., 1996. С. 3-20.

191. Постовалова В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. М., 1988. С. 8-69.

192. Прокофьева В. Ю. Локус «Россия» в эмигрантской поэзии первой волны (на материале творчества Г.Иванова) // Вестник ОГУ. 2002. № 6. С. 35-40.

193. Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. Опыт историко-этнографического исследования. М., 2000.

194. Пуришев Б. Рококо // Литературная энциклопедия: В 11 т. М., 1929-1939. Т. 9. М., 1935. Стб. 744-753. URL: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-7442.htm

195. Рахилина Е.В. Основные идеи когнитивной семантики // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под ред. А. А. Кибрика, И. М. Кобозевой и И. А. Секериной. М„ 2002. С. 370-389.

196. Ревзина О. Г. Из лингвистической поэтики (деепричастия в поэтическом языке М. Цветаевой) // Проблемы структурной лингвистики 1981. М., 1983. С. 220-233.

197. Ревзина О. Г. Системно-функциональный подход в лингвистической поэтике и проблемы описания поэтического идиолекта. Дис. . докт. филол. наук. М., 1998.

198. Ревзина 1999а Ревзина О. Г. Поэтический мир М. Цветаевой в произведениях 30-х годов (цикл «Куст» и поэма «Автобус») // Творчество и Коммуникативный процесс. № 6. Jerusalem, 1999. URL: http://www.nicomant.fils.us.edu.pl/jrn/19-99/j6/6.2/rewzina.htm

199. Ревзина 19996 Ревзина О. Г. Язык и дискурс // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. М., 1999. № 1. С. 25-33.

200. Ревзина О. Г. О понятии коннотации // Языковая система и её развитие во времени и пространстве: Сборник научных статей к 80-летию профессора Клавдии Васильевны Горшковой. М., 2001. С. 436-446.

201. Ревзина О. Г. Загадки поэтического текста // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста: Сб. ст. к юбилею Галины Александровны Золотовой. М., 2002. С. 418-433.

202. Ревзина 2004а Ревзина О. Г. Лингвистика XXI века: на путях к целостности теории языка // Критика и семиотика. Вып. 7. Новосибирск, 2004. С. 11-20. URL: http://www.nsu.ru/education/virtual/cs7revzina.htm

203. Ревзина 20046 Ревзина О. Г. Понятийный аппарат лингвистики дискурса // Русский язык: исторические судьбы и современность. II Международный конгресс исследователей русского языка. М., 2004. С. 410—411.

204. Ревзина 2005а Ревзина О. Г. Дискурс и дискурсивные формации // Критика и семиотика. Вып. 8. Новосибирск, 2005. С. 66-78.

205. Ревзина 20056 Ревзина О. Г. Языковая личность в дискурсе. Спецкурс для студентов филологического факультета МГУ.

206. Ревзина О. Г., Шрейдер Ю. А. Материалы к лингвистической теории связного текста// Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 175—191.

207. Рыбина Е. А. Афористические выражения в интертексте : Сравнительный анализ русского и английского газетно-публицистического дискурса : автореферат дис. кандидата филологических наук : 10.02.20. М., 2006.

208. Рылова Анна Евгеньевна Георгий Иванов и русский символизм: Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 Шуя, 2006.

209. Рябцева Н. К. Язык и естественный интеллект / РАН. Ин-т языкознания. М., 2005.

210. Санников В. 3. Об одном виде семантического согласования в русской фразе // Язык: изменчивость и постоянство. Сборник статей. К 70-летию Л. Л. Касаткина. М., 1998.

211. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 2002.

212. Северская О. И. Метафора // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. М., 1994. С. 105-190.

213. Седов К. Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. М., 2004.

214. Селиверстова О. Н. Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикативных типов русского языка // Семантические типы предикатов. М., 1982. С. 86-157.

215. Семантические типы предикатов. М., 1982.

216. Семёнова С. Г. Два полюса русского экзистенциального сознания. Проза Георгия Иванова и Владимира Набокова-Сирина // Новый мир. М., 1999. №9. URL: http://magazines.mss.rU/novyimi/1999/9/semen.html

217. Сергеева Е. В. Особенности словоупотребления в раннем творчестве Г. Иванова // Известия РАН. Сер. лит. и яз. Т. 55. М., 1996. № 4. С. 62-66.

218. Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999. С. 12-53.

219. Серио П. В поисках четвертой парадигмы // Философия языка: в границах и вне границ / Ю. С. Степанов, П. Серио, Д. И. Руденко и др. Науч. ред. тома Д. И. Руденко. Харьков, 1993. Т. 1. С. 37—52

220. СерманИ. 3. О поэтике Ломоносова: (Эпитет и метафора) // Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы. М.; Л., 1962. С. 101-132. URL: http://feb-web.ru/febupd/lomonos/critics/ling/ltl/ltl-10l-.htm

221. Сивкова А.В. Идиостиль Н.В. Гоголя в аспекте лингвокогнитивной поэтики. Автореферат дис. . канд. филол. наук. Калининград, 2007.

222. Сидорова М. Ю. Грамматическое единство художественного текста: проза и поэзия. Дис. . доктора филол. наук. М., 2000.

223. Смирницкий А. И. Лексикология английского языка. М., 1956.

224. Соловьёв B.C. Философия искусства и литературная критика. М., 1991.

225. Стародворская Е.В. Иронические высказывания как источник информации о семантической структуре слова // Словарь, грамматика, текст в свете антропоцентрической лингвистики: сборник науч.тр. Выпуск 3 / Под ред. О.Л.Михалёвой. Иркутск, 2005. С. 163-169.

226. Степанов Ю. С. В мире семиотики // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанова. М.,2001. С. 5-42.

227. Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения (семиологическая грамматика) / Под ред. д-ра филологических наук Ю. Н. Караулова. М., 2004.

228. Степанов Ю. С. Система и текст // Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998. С. 477-770.

229. Тарасова И.А. Идиостиль Георгия Иванова: когнитивный аспект. Саратов, 2003.

230. Тарасова 2004а Тарасова И. А. Категории когнитивной лингвистики в исследовании идиостиля // Вестник СамГУ, 2004. № 1 (31). С. 163-169.

231. Тарасова 20046 Тарасова И. А. Модель индивидуальной поэтической концептосферы: базовые единицы и когнитивные структуры. // Русский язык: исторические судьбы и современность. М., 2004. С. 146-147.

232. Тарасова 2004в Тарасова И. А. Поэтический идиостиль в когнитивном аспекте: На материале поэзии Г. Иванова и И. Анненского: Дис. . д-ра филол. наук. Саратов, 2004.

233. Тарасова И. А. «Каждый бы подумал, как подумал Пушкин»: когнитивные механизмы интертекстуальности // Художественный текст как динамическая система. М, 2006. С. 95-103.

234. Тарасова И. А. Жанр дневника в поэзии Георгия Иванова // «Жанры речи»: Сборник науч. ст. Саратов, 2009. в печати.

235. Теньер J1. Основы структурного синтаксиса. М., 1988.

236. ТестелецЯ.Г. Введение в общий синтаксис. М., 2001.

237. Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика. Сост., вст. ст. и общ. ред. Ю. С. Степанова. М., 1983. С. 355-369.

238. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996.

239. Топоров В. Н. Петербург и петербургский текст русской литературы (введение в тему) // Труды по знаковым системам. Вып. XVIII. Тарту, 1984. С. 4-29.

240. Трушкина А. В. Особенности поэтического мира Георгия Ивановна 1920-50-х годов: Дис. канд. филол. наук. М., 2004.

241. Тынянов Ю. Н. Блок // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 118-123.

242. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М., 2004.

243. Урысон Е. В. Проблемы исследования языковой картины мира: Аналогия в семантике / Рос. академия наук. Ин-т русского языка им. В.В. Виноградова. М., 2003.

244. Успенский Б. А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 142-148.

245. Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. М. 2000.

246. Фатеева Н. А. Поэт и проза: Книга о Пастернаке. М., 2003.

247. Ферран М. О так называемом «самостоятельном» деепричастии в современном русском языке // Славистика: синхрония и диахрония. Сборник научных статей к 70-летию И. С. Улуханова. Под общ. ред. В. Б. Крысько. М., 2006. С. 34-41.

248. Фокина М. В. Общеязыковые и индивидуально-авторские способы и средства выражения предиката (на материале текстов М.Цветаевой и Б.Пастернака). Дис. . канд. филол. наук. Саратов, 2006.

249. Фрумкина Р. М. Об отношениях между методами и объектами изучения в современной семантике (в связи с изучением семантики цветообозначений) // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 149-174. ,

250. Фрумкина Р. М. Статистическая структура лексики Пушкина // Вопросы языкознания. М., 1960. № 3. С. 78-81.

251. Фулсерон И.И., Брейар Ж. Местоимение «я» и построение дискурсивных связей в современном русском языке // Вербальная и невербальная опоры пространства межфразовых связей: Коллективная монография. М., 2004. С. 147 165.

252. Фуко М. Археология знания. СПб., 2004.

253. Хадынская А. А. Экфразис как способ воплощения пасторальности в ранней лирике Георгия Иванова: Дис. канд. филол. наук. Тюмень, 2004.

254. Хадынская А. А. Экфразис как способ выражения пасторальности в ранней лирике Георгия Иванова. Автореферат дис. . канд. филол. наук. Тюмень, 2004.

255. Хетсо Г. Стиль и норма // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 585. Тарту, 1981. С. 48-61.

256. Цыпин О. А. Типология предикатов в русском языке (на материале драматических текстов Александра Вампилова). Дис. . докт. филол. наук. Тамбов, 2003.

257. Чейф У. Л. Значение и структура языка. М., 1975.

258. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под ред. А. А. Кибрика, И. М. Кобозевой и И. А. Секериной. М., 2002. С. 340-369.

259. Чернейко JI. О. Смысловая структура художественного текста и принципы её моделирования // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста / Сборник статей, посвященный юбилею Г. А. Золотовой. М., 2002.

260. Чудаков А. П. Предметный мир литературы (К проблеме категорий исторической поэтики) // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 251-291.

261. Чумирина В.Е. Тактические приёмы моделирования пространства в художественном тексте. М., 2005.

262. Шадрина А. А. Эстетическое функционирование лексики, обозначающей артефакты, в поэзии Сербряного века. Саратов, 2006.

263. Шанталина Ю. А. Речевая репрезентация мотива движения в поэзии Н.С.Гумилева (лингвокогнитивный аспект). Автореферат дис. . канд. филол. наук. Самара, 2007.

264. Шапир М. И. Три реформы русского стихотворного синтаксиса: (Ломоносов

265. Пушкин — Иосиф Бродский) // Вопр. языкознания. 2003. № 3. С. 31-78.

266. Шмелёв Д.Н. Стилистическое употребление форм лица в современном русском языке // Избранные труды по русскому языку. М., 2002. С. 289-310.

267. Шмелев А. Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.

268. Шор Р. Баллада // Литературная энциклопедия: В 11 т. М., 1929-1939. Т. 1.- М.: Изд-во Ком. Акад., 1930. Стб. 307-311. URL: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/lel/lel-3072.htm

269. Щерба Л. В. О частях речи в русском языке // Русская речь. Новая серия. Л., 1928. II. С. 5-27.

270. Эйхенбаум Б. М. М. Ю. Лермонтов // Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений /Ред. Б. М. Эйхенбаума, Т. 1. Стихотворения. Л., 1939. С. V-LII.

271. Эткинд Е. Г. Материя стиха. Париж, 1985.

272. Якобсон Р. О. В поисках сущности языка // Семиотика. М., 1983. С. 102-117.

273. Якобсон Р. О. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. М., 1983. С. 462-482.

274. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.,1994.

275. Якунова Е. А. Своеобразие художественного мира ранней лирики Георгия Иванова: Дис. . канд. филол. наук. Череповец, 2004.

276. Янко Т. Е. Человек и мир в коммуникативной структуре предложения // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / РАН. Ин-т языкознания; Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левоитина. М., 1999. С. 207-220 .

277. Янко Т. Е. Коммуникативные стратегии русской речи. М., 2001.

278. Agushi I. The Poetry of Georgij Ivanov // Harvard Slavic Studies. Vol. 5. Cambridge, Massachusetts, 1970. P. 109-158.

279. Bozic R. Recenica i stih u poeziji Iosifa Brodskog, doktorski rad. Zagreb. 2007.

280. Carroll J.B. Human Cognitive Abilities: A Survey of Factor-Analytic Studies. Cambridge University Press, 1993.

281. Dijk T. A., van. Cognitive processing of literary discourse. // Poetics Today, 1, 1979. P. 143-160. Систем. треб.: Acrobat Reader. URL: http://www.dis-courses.org/01dArticles/Cognitive%20processing%20of%201iterary%20discourse.pdf

282. Dirven R. Cognitive linguistics. Essen, 2000.

283. Fischer O., Nanny M., ed. The Motivated Sign: Iconicity in Language and Literature 2. 2000.

284. Guiraud P. Les Caracteres statistiques du vocabulaire. Essai de methodologie. Paris, 1954.

285. Kjetsaa G. A norm for the use of poetical language in the age of Puskin: a comparative analysis / Meddelelser, № 33. Oslo, 1983.

286. Lakoff G., Johnson M. Why cognitive linguistics requires embodied realism // Cognitive linguistics. № 13 (3). Berlin, New York, 2002. P. 245-263.

287. Maeder C., Fischer O., Herlofsky, W. J. Outside-in, Inside-out: Iconicity in Language and Literacy 4. Universite catholique de Louvain (1970- ), Universiteit van Amsterdam, Universitat Zurich, 2004.

288. Markov V. Georgy Ivanov: nihilist as light-bearer // Karlinsky S. (ed.) The Bitter Air of Exile: Russian Writers in the West. 1922-1972. Berkley, 1977.

289. Muller W. G., Fischer O. From Sign to Signing: Iconicity in Language and Literature 3. Friedrich-Schiller-Universitat Jena, 2003.

290. Nanny M., Fischer O., ed. Form Miming Meaning: Iconicity in Language and Literature. 1999.

291. Ortony A., Clore G.L., Collins A. The Cognitive Structure of Emotions. Cambridge University Press, 1990.

292. Poetics Today (Literature and the Cognitive Revolution). Vol. 23, Number 1. 2002.

293. Stockwell P. Cognitive Poetics: an Introduction. London, 2002.

294. Sliwinski W. Poetyzmy z rzeczownikami oznaczaj<\cymi twory przyrody nieozy-wionej w wierszach polskich od XVI do XX w. // LingVaria. Krakow, 2006. № 2. S. 2333.

295. Tsur R. Toward a theory of cognitive poetics. Amsterdam etc.: North-Holland, 1992.

296. Ungerer F., Schmid H.-J. An Introduction to Cognitive Linguistics. London, New-York, 1996.

297. Verdonk P. Painting, poetry, parallelism: ekphrasis, stylistics and cognitive poetics //Language and Literature. Vol. 14 (3). Sage Publications, 2005. P. 231-244.