автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Археология Мери (К предыстории Северо-ВосточнойРуси)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Археология Мери (К предыстории Северо-ВосточнойРуси)"

АКАДЕМИЯ ИДУ,К СССР ОРДЕНА ТРУДОБОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ

На правах рукописи

ЛЕОНТЬЕВ Андрей Евгеньевич

АРХЕОЛОГИЯ МЕРИ

(К предыстории Северо-Восточной

Руси)

Исторические науки 07.00.06 — археология

Авторефе(К1Т диссертации на соискание учена,I степени доктора исторических наук

МОСКВА - Н)<)1

Р.и'огп выполнена в Огдетс счпп.тип-русгко?. и средневековой археологии Института археология ЛИ СССР

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук Кочкуркина С. И.; доктор исторических наук Лебедев Г. С. доктор исторических наук Хорошев А. С.

Ведущая организация — Государственный Исторический музей.

1та состоится « ^ » 1991 г.

в У { часов на заседании специализированного совета Д002. 18.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте археологии АН СССР — г. Москва 117036, ул. Дм. Ульянова, 19, 4 этаж, конференц-

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии АН СССР.

/6 ,

Автореферат разослан «' ■. Г^ О С/; -/- 1991

/

Ученый секретарь специализированного

совета 3. М. Сергеев».

зал.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования определяется значением археологических источников для изучения истории лесной зоны Восточной Европы в эпоху, предшествовавшую образованию древнерусского государства. Несмотря на традиционность мерянской проблематики в русской археологии многие современные представления об истории финно-угорских племен I — начала II тыс. н. э. далеко не полны и не всегда достоверны. В свете новых данных требуют переосмысления некоторые положения утвердившихся в пауке концепции этногенеза и этносоииалыюн истории мери, древнерусской колонизации Севецо-Востока в конце IX—XI вв., возникновения в составе Руси Ростовского княжества.

Цели и задачи исследования

.1. Выявление основных этапов истории, мери в VII ■— начале XI вв., от. ее появления в летописных районах озер Неро и Плещееве до окончательного разрушения мерянской этносоциальной общности в эпоху Древней Руси.

2. Изучение географии расселения отдельных мерянеких-племен на территории Верхнего Поволжья и Волго-Клязь-минского междуречья.

3. Исследование материальной культуры мери, динамики ее развития. •

4. Выявление специфических черт начальной истории' Северо-Восточной Руси, связанных с предыдущей эпохой мери:

5. Введение в научный оборот новых археологических материалов,

Источники исследования

Основу диссертации составили данные, полученные в результате полевых исследований автора. Использованы также многочисленные опубликованные материалы, музейные коллекции и архивные фонды. В ряде случаев с разрешения авторов привлечены неопубликованные материалы археологических раскопок и разведок последних лет. Проанализированы и сопоставлены с археологическими наблюдениями немногочисленные свидетельства письменных источников и некоторые данные топонимики и этнографии.

Научная новизна работы

1. Впервые упомянутое в летописи финское племя меря охарактеризовано как особая этносоциальная общность. Показан неоднородный в этническом, культурном и социальном плане состав финского населения обширной территории, охватывающей западную часть Волго-Клязминского междуречья, Ярославское Поволжье, Костромское Заволжье. Уточнены границы «мерянской земли», выявлены отдельные заселенные районы с присущими им особенностями.

2. Подтверждена объективность летописных сведений о мере, заселявшей берега озер Неро и Плещеево. Эта группа населения по уровню социально-экономического развития превосходила остальные мерянские племена.

3. Пересмотрена концепция автохтонности мери. Современные археологические данные не подтверждают культурную и хронологическую преемственность финского населения 2-й половины I тыс. н. э. и племен предшествующей дьяковской культуры раннего железного века.

4. Впервые на конкретных археологических материалах показан ход процесса ассимиляции мери, сложение новой древнерусской системы расселения в традиционных освоенных районах, историческая преемственность первых русских городов н селений с ранее существовавшими мерянскими поселками.

5. В диссертации по-новому рассматриваются некоторые вопросы интерпретации археологических источников примени-, тельно к решению конкретных исторических проблем,

Практическая ценность работы

Выводы диссертации могут быть использованы в трудах по финно-угорской и средневековой археологии, а также I! исследованиях по истории Северо-Восточной Руси домонгольского периода.

Апробации работы

Основные положения диссертации изложены в публикациях, а также в выступлениях автора на заседаниях Отдела славяно-русской и средневековой археологии Института археологии АН СССР, Сектора древнейших государств Института истории АН СССР, Отдела археологии ГИМа, всесоюзных археологических конференциях, V междупарод-ном' конгрессе славянской археологии н VI международном когрессе финно-угроведов.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, пяти глав (1—5) и заключения. В приложение вынесены списки источников, литератур!,I, сокращений и альбом иллюстраций (138 таблиц, карт, рисунков).

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ Введение

Посвящено историографии п характеристике сложившихся в науке взглядов на историю мери, ее этническую и языковую принадлежность, роль в процессе становления СевероВосточной Руси и древнерусской народности.

В обобщающих трудах историков меря рассматривается в числе прочих фннно-угорских племен, вошедших в состав Древней Руси. Авторы, как правило, ограничиваются констатацией фактов, отраженных письменными источниками. Признается факт существования мери как особого народа, известного уже в VI в., в IX в. бывшего одним из союзников северных славянских племен и затем вошедшего в состав

Древней Руси как один из данников. Следует отметить вышедшую в 1872 г. работу Д. А. Корсакова «Меря и Ростовское княжество». Некоторые выводы автора долгое время сохраняли свое значение. Сведения о мере с той или иной степенью полноты привлечены и проанализированы в современных исследованиях А. II. Насонова, В. Т. Пашуго, А. В. Кузы, В. А. Кучкина.

Изучение мери началось с выяснения ее этнической принадлежности. Во второй половине XIX в. был поднят вопрос о родстве исчезнувшего племени с известными финно-угорскими народами. Основой для построения гипотез служили в основном данные топонимики Верхнего Поволжья. Были высказаны две точки зрения. Согласно первой меря была близка, если не идентична, черемисам (мари) (И. А. Износ-ков, Т. С. Семенов, С. К- Кузнецов). По второй версии меря была родственна угорским народам Приуралья (Д. Евро-пеус, П. Д. Шестаков). Топонимия как особый источник для исторических построений использовалась и в современных работах (А. И. Попов, Б. А. Серебрянников), в том числе и в сопоставлении с данными археологии (Е. И. Горюнова, П. Н. Третьяков, В. В. Седов). Особым исследованием, посвященным мере, явилась монография О. Б. Ткаченко «Мерян-ский язык» (1985 г.), основанная на изучении фонетики и лексики русских говоров на профессиональных жаргонов, сложившихся на бывшей мерянской территории.

Мерянская тема традиционна для русской археологии. Уже в 1871 г. в Трудах I археологического съезда было опубликовано исследование А. С. Уварова «Меряне и их быт по курганным раскопкам». В ее-основу были положены материалы раскопок 1851—1854 гг., когда в окрестностях старейших русских городов Северо-Востока Ростова, Суздаля и Переславля было раскопано свыше 7000 курганов. В историческом очерке были привлечены сведения письменных источников и местных легенд, а для выяснения территории расселения мери автор привлек данные топонимики. «Меряне...» А. С. Уварова были первым опытом комплексного изучения разнородных источников для решения конкретной исторической проблемы и долгое время оставались единственным обобщающим исследованием в области русской средневековой археологии.

Важным исследованием, затрагивающим проблемы истории мери, была работа А. А. Спицина «Владимирские курганы» (1905 г.), в которой известный русский археолог пере-,

смотрел- некоторые устаревшие к тому времени положений А. С. Уварова.

В дальнейшем шло постепенное накопление новых архео; логических материалов. Памятники открывали и исследовали А. А. Спицин, Д. Н. Эдинг, В. И. Смирнов, А. Ф. Дубы-нин, О. Н. Бадер, Б. Н. Траков.

В 1932—1937 гг. в связи со строительством волжских электростанций было проведено сплошное обследование по берегам Волги и на близлежащих территориях. Поселения 1 тыс. п. э. исследовал П. Н. Третьяков, автор раскопок Березняковского городища и ряда других известных памятников. Результаты работ были изложены им в монографин 1940 г., в которой помимо материалов Поволжья были рассмотрены данные исследований в бассейнах озер Неро и Плещеево. В дальнейшем ученый неоднократно обращался к проблемам археологии финских племен.

Изучение финно-угорских древностей продолжила Е. И. Горюнова. Результатом ее многолетних исследований явилась вышедшая в 1961 г. монография «Этническая история Волго-Окского междуречья» — первая в историографии книга, полностью посвященная финно-угорским племенам, из которых особое внимание уделено мере. В работе был использован практически весь известный фонд археологических, этнографических и письменных источников. Многие выводы автора основаны на собственных наблюдениях и опыте многолетних раскопок.

Некоторые вопросы истории мери были рассмотрены в двух работах П. Н. Третьякова: «Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге» (1966 г.) и «У истоков древнерусской народности» (1970 г.). Ряд выводов Е. И. Горюновой и П. Н. Третьякова в современной науке до сих пор остаются определяющими.

В последнее двадцатилетие мерянская проблематика в той или иной степени затрагивалась в работах В. В. Седова, Е. А. Рябинина, Л. А. Голубевой, И. В. Дубова, А. Е. Леонтьева, В. А. Лапшина. Благодаря полевым изысканиям Д. А. Крайнова, В. П. Глазова, К. И. Комарова и других исследователей гораздо полнее стала археологическая карта. Изучен ряд новых, ранее неизвестных финских памятников I — начала II тыс. н. э. (А. Е. Леонтьев, И. Л. Станкевич, Е. А. Рябинин, Д. А. Крайнов, Л. В. Кольцов, Н. Н. Моше-нина, П. Н. Травкин). Значительные успехи достигнуты в изучении соседних земель веси (Л. А. Голубева, Н. А. Ма-

каров, А. H. Башенькин) и мари (Г-. А. Архипов). Принципиально новые данные, подчеркнувшие своеобразие дьяковской культуры раннего железного века, были получены при изучении городищ бассейна р. Москвы (К. А. Смирнов, Р. Л. Розенфельдт, И. Г. Розенфельдт, А. Ф. Дубинин," Н. А. Кренке). Объем научной информации вырос весьма значительно, что позволило на новом уровне знаний вновь вернуться к, казалось бы, решенным вопросам истории и археологии мери.

ГЛАВА 1 источники

Письменные свидетельства. Первое упоминание мери содержит труд византийского автора VI в. Иордапа «О происхождении и деяниях готов», где в списке 13 покоренных Германарихом (IV в.) северных племен отчетливо читаются этнонимы «меря» (merens) и мордва (mordens). Общепризнанным считается, что данный перечень народов находит параллели в русской летописи, указывая помимо названных племен также «чудь» и «весь». Таким образом, по мнению исследователей, Иордан поделился географическими знаниями своего времени о далеких народах Восточной Прибалтики и Поволжья, вряд ли, впрочем, восходящих к эпохе Германарпха: передвижения и войны готов происходили значительно западнее. По предположению Е. Ч. Скржинской, Иордан, по-видимому, использовал данные итинерария —■ «дорожника» VI в. с последовательным перечислением народов по торговому пути от Балтики до Каспия и Северного Причерноморья.

Ключевым этнонимом для подобного толкования текста служит «Thiudos», воспринимаемый как «чудь». Но «Thiudos» соответствует готскому слову «народ», что не исключает возможность ошибки Иордана, принявшего близкое по значению слово за особый этноним. Расшифровка «васи-набронков» как веси в некоей географической области (Vas in Abronkas) основана на созвучии. Остальные этнонимы не ндентефицируются. Таким образом, нет строгих доказательств того, что список Иордана указывает на финские племена от Балтики до Среднего Поволжья. Гипотеза не подтверждается и археологическими данными, которые не дают

возможности предполагать существование в середине I тыс. н. э. подобного торгового путп.

Между тем факт упоминания мери и мордвы бесспорен. В качестве гипотезы можно допустить, что источником Иордану послужили сведения о торговых маршрутах из Причерноморья в Поволжье. Это означает обращение к той же идее «дорожника», но отражавшего не предполагаемый Вал-тнйско-Волжский путь, а реально существовавший традиционный путь по Дону или из Поднепровья на Оку. Находки византийских монет и вещей «готского стиля» па Средней Волге и в бассейне Оки, более позднее упоминание мордвы у Константина Багрянородного указывают на возможность включения южной окраины финских земель в сферу черноморской торговли. Наконец, только таким образом можно объяснить включение мери и мордвы в перечень северных племен: подобная трактовка подразумевает южное происхождение информации.

При этом, вслед за Ю. В. Готье, следует допустить обитание мери в VI в. южнее той области, в которой застала ее летопись. Речь может идти о близком соседстве с мордвой, вероятнее всего в окском правобережье. Такое предположение кажется вполне корректным и находит подтверждение в археологических материалах, но требует дальнейшей разработки.

В Повести временных лет и Новгородской первой летописи меря упоминается в недатированной части и статьях 859, 862, 882 и 907 гг. Источники не уделяют ей особого внимания, рассматривая вместе с другими иноязычными народами, и сообщают о мере следующее:

— меря жила на оз. Ростовском (Неро) и Клещино (Плещеево);

— меряне были первыми жителями Ростова;

— в числе северных племен меря платила дань варягам;

— вместе с союзниками изгнала варягов;

— возникший в земле мери Ростов вошел в состав державы Рюрика;

— меря приняла участие в походе Олега на Смоленск и Киев;

— вместе со словенами и кривичами меря получила «устав» Олега о данях;

— меря была в составе дружин Олега в походе на Константинополь, Ростов в числе других городов получил часть византийской дани.

Сравнение имеющихся сведении с сообщениями- о других финских племенах близкой судьбы (чудь, весь, мурома) показывает, что, несмотря па единую событийную канву, известия о них различаются в существенных деталях. При однозначном отношении летописи к иноязычным народам Руси такой подход позволяет предполагать объективность источников. Для авторов последующих столетни сведения о забытых племенах IX — начала X в. не имели особого значения даже при отмеченной историками тенденциозности в освещении событий времен Рюрика и Олега.

В освещении летописи меря представлена как народ, связанный с северными соседями, имевший контакты с варягами, способный вести определенную политику, обладавший военным потенциалом. Можно заметить, .что сведениям летописи противоречат выводы нсторико-археологическнх исследований о малочисленности, разрозненности и относительно низком уровне социально-экономического развития мери, явно не способной быть не только союзником, по и достойным упоминания данником. В дальнейшем будет показано, что современные археологические источники позволяют снять это противоречие.

Возможное упоминание мери есть также у Адама Бремен-ского в перечислении народов Восточной Европы и Скандинавии (пнгп).

Данные археологии и топонимии. В настоящее время известно свыше ста древних поселений и могильников, принадлежавших финским племенам Волго-Клязьминдкого междуречья и бассейна Верхней Волги. Дополнительную информацию дают древнерусские памятники X—XI вв., в материалах которых прослеживаются элементы субстратной финской культуры. На карте археологических памятников VI — начала XI в. отчетливо.выделяются два густозаселенных района озер Неро и Плещеево. Археологические наблюдения отражают объективную исторически сложившуюся реальность, так как в других, не менее тщательно обследованных местностях рассматриваемой территории подобная концентрация синхронных поселений не отмечена.

К аналогичному выводу приводит картографирование субстратных ойконимов с формантом — «бол» (Кнбол, Шурскол и др.), принадлежавших, по мнению специалистов, мере. Концентрация таких названий наблюдается в районе оз.-Неро, где чаще, чем в других местах, встречаются и иные ойконимы с неясной этимологией, возможно, также восходящие к эпохе

мери. Сохранение былых названии подразумевает прямые контакты разноэтинческого населения, так как в отличие от «вечных» гидронимов, ойкоипм живет и исчезает вместе с поселением, в лучшем случае переходя в название урочища. Живучесть реликтовых названий в условиях давно и плотно заселенной ростовской округи косвенно свидетельствует о большой интенсивности здешних славяно-мерянскпх связей по сравнению с остальной территорией Северо-Восточной Руси.

Таким образом, археологические и топонимические данные согласуются с известиями Повести временных лет. Все три источника указывают район Ростовского озера как центр мери,

ГЛАВА 2 ЛЕТОПИСНЫЕ РАЙОНЫ

«...на Ростовском озере меря...» Бассейн оз. Неро отличается разнообразными и удобными для человеческого обитания условиями. По археологическим данным озерный район был заселен в эпоху неолита и с тех пор на протяжении 6,5 тыс. .чет не пустовал. Неолитические стоянки тяготели к приустьевым участкам притоков, в эпоху бронзы район обитания расширился — поселения вышли за пределы озерной котловины.

Памятники дьяковской культуры раннего железного века представлены типичными для своего времени небольшими городищами и несколькими селищами, расположенными в условиях более спокойного рельефа. Поселения отличает незначительный культурный слой слабой насыщенности, что свидетельствует об их относительной недолговременности. Причиной этому являлись, по-видимому, экстенсивные формы хозяйства дьяковцев, ведшие к истощению природных ресурсов и. как следствие, переходу на новый участок территории.

Датировка рапнедьяковских поселений на основании данных немногочисленных раскопок и сравнения с материалами близких памятников определяется обширными рамками: VIII—VI вв. до п. э. — первые века н. э.

Динамика развития раппедьяковского населения на протяжении по крайней мере тысячелетия во многом остается неясной. Отчетливо прослеживается центробежная тенденция расселения: в сравнении с эпохой бронзы заметно постепен-

ное распространение поселений от озера вверх по озерным притокам. Прежнее территориальное единство исчезло. Городища располагались в относительной удаленности друг от друга, а общие размеры освоенной территории увеличились и составляли около 2 тыс. кв. км. Численность населения по весьма приблизительным подсчетам можно определить по верхнему пределу до I тыс. чел. Материальная культура дья-ковцев оставалась глубоко традиционной.

Сложившаяся в дьяковское время система расселения в дальнейшем развития не получила. В отличие от других территорий, где городища оставались распространенным типом поселений на протяжении всего I тыс. и. э., в бассейне оз. Неро рядовые укрепленные поселки больше не возобновлялись и не возникали.

Памятники второй четверти — середины I тыс. н. э. практически не изучены. Известны лишь несколько селищ, возможно, относящихся к указанному периоду, территориально не связанных ни с дьяковскими, ни с более поздними мерян-скими поселениями. Будущие исследования позволят более подробно охарактеризовать это «смутное время», но сам факт разрушения дьяковской городищенской системы расселения свидетельствует о происходивших серьезных этносоциальных изменениях.

В VII в. на берегах оз. Неро появляются мерянские поселения. Единая хронологическая и культурная принадлежность памятников подтверждена археологическими материалами. Всего известно 19 селищ и одно городище. Для селнш характерно расположение на пологих склонах возвышенностей коренного берега озера или, реже, в аналогичных ситуациях на реках Сара, Устье, Которосль. Несколько поселков занимали участки озерной террасы. Поселения отличают крупные размеры — от 1 до 8 га. Исключения редки.

Наиболее заселенным было западное побережье озера, где выявлены две территориальные группы поселков на коренном берегу и тяготеющие к ним поселения в пойме. Особняком стояло Сарское городище. Восточное побережье было освоено слабее, но в расположении известных памятников также можно видеть указание на существовавшие локальные группы поселений. В целом плотность заселения была такова, что с места любого из высоко расположенных селений можно было видеть не только ближние, но и дальние поселки на противоположном берегу озера. Три селища удалены от озера на 15—20 км. В общей системе расселения онц

были пограничными. Площадь освоенной территории в зависимости от выбранного для оценки критерия, могла составлять от 988 до 1404 кв. км, а для основного ядра поселений без учета площади озера — от 109 до 149 кв. км.

Итак, в сравнении с ранним железным веком в системе расселения произошли принципиальные изменения:

1. Сократилась охваченная основными поселениями территория. На смену центробежной тенденции пришла центростремительная: поселения вновь потянулись к озеру.

" 2. Исчезли небольшие городцы. На смену им пришли неукрепленные поселения значительно более крупных размеров. Единственное городище — Сарское — по площади и системе укреплений отлично от своих предшественников.

3. Возросла плотность населения.

4. Не прослеживается свойственная ранним городищам жесткая приуроченность к пойменным лугам и господствующим высотам близ ппх.

Совершенно очевидно, что никакой преемственности между дьяковской и мерянской системами расселения не прослеживается. Что касается численности населения, то, сравнивая общие площади поселений обеих эпох, можно полагать, что число жителей возросло на порядок и исчислялось уже не в сотнях, а в тысячах человек.

Возросшая численность и плотность населения отразила иной уровень развития хозяйства. Анализ природных условий п ландшафтной приуроченности мерянских поселений показал, что сложившаяся система расселения отражает возможности населения заниматься разнообразной хозяйственной деятельностью (скотоводство, огородничество, охота,, добыча железной болотной руды) при возможной специализации некоторых поселков. Однако ведущую роль в экономике мери играло земледелие, что подтверждается очевидным тяготением основных поселений к участкам с наиболее плодородными почвами. Не случайно сложившаяся позднее сельская округа древнерусского Ростова в первую очередь охватила прежние мерянские земли.

Социальная структура меряиского общества отразилась в существовании следующих частей системы расселения:

— отдельные освоенные участки в границах одного поселения;

— собственно поселение;

— гнездо поселений;

— центральное укрепленное поселение.

Выявленная таксономическая цепочка «участок» — «поселение» — «гнездо поселений» могла соответствовать делению общества на большие семьи (или патронимии), общины, группы родственных общин. Не исключено, что земли отдельных общин имели строгие границы в рамках племенной территории. Это делает понятным механизм образования территориальных групп поселений. Новые поселки располагались близ первоначальных, не используя имевшиеся возможности более широкого расселения в удобной местности. Предложенная расшифровка гипотетична, но кажется вполне реальной, имея параллели в этнографических материалах.

Особое положение занимало Сарское городище. Расположение с учетом естественных оборонительных рубежей указывает на сознательный выбор места именно для укрепленного поселения. Как элемент общей системы расселения Сарское отличают следующие особенности:

1. Городище не входит ни в одну из территориальных групп. Своей округи близ городища не возникло, несмотря на удобные для освоения места.

2. При значительных для своего типа памятников размерах городище тем не менее уступало по площади основным селищам, но, судя по насыщенности культурного слоя, превосходило остальные поселения по интенсивности жизни.

Можно полагать, что Сарское городище не принадлежало ни одной из общин и в прямом смысле было отчуждено от существовавшей общинной организации, являясь общеплеменным центром.

«...На Клещине озере меря же...». Естественной границей между бассейнами озер Неро и Плещеево (Клещино) является Нерльская низина. Мерянские памятники Плещеева озера по всем особенностям схожи с нерскими. Известно 11 селищ и одно городище. В их расположении прослеживается та же ландшафтная приуроченность и тенденция к образованию территориальных групп. Как и на оз. Неро, отдельные поселки выходят в пойму озера, а вокруг единственного возможного центра округи — Александровой Горы, несмотря на удобную для заселения местность, сохранялась свободная зона радиусом 1,5 км. Различия между двумя соседними районами в основном в количественных характеристиках. На Плещеевом озере не столь очевидны локальные группы поселков, в среднем меньше их размеры, не так отчетливо выделяется центральное поселение. Александрова Гора даже при условии особого положения городища среди, окружаю^.

(цих селищ несопоставимо с Сарским городищем ни по размерам, ии по богатству известных археологических материалов. Несмотря на естественный рубеж между двумя озерными районами, их можно считать частями единой мерян-ской территории. Расстояние между крайними поселениями обеих групп составляет всего 25 км. Географическая близость, сходство поселенческих систем и общая культурная принадлежность памятников позволяет предполагать существование единой этносоциальной общности. Это мог быть союз двух родственных племен или две обособленные, благодаря географическим особенностям, группы общий, входивших в одну племенную организацию. Последний вариант кажется более предпочтительным. В таком случае Сарское городище выступало в роли общего центра что вполне возможно, учитывая неординарность самого памятника.

В свете изложенных археологических данных известный летописный текст о расселении мери можно понимать как указание на единство мерянской территории и одновременно на подчиненность клещинскон группы населения («меря же»).

Материальная культура мери. В этом разделе анализируются материалы исследованных мерянских селищ. Раскопки затронули 11 памятников в бассейнах оз. Неро и Пле-щеево, большинство из которых обследованы автором данной работы. На поселениях вскрыто от 30 до 504 кв. м, в общей сложности 1830 кв. м.

Селища являются однослойными памятниками. Их исследование затруднено постоянной распашкой, что в большинстве случаев не дает возможности выявить стратиграфиро-ванные комплексы. К тому же культурный слой рядовых поселений отличается небольшой мощностью. Однако раскопки подтвердили культурное единство мери, что отразилось в тождестве керамики, типологической близости основных категорий находок, сходстве зафиксированных приемов домостроительства.

Керамика мери. В работе использованы данные обработки наиболее представительных коллекций 6 памятников, насчитывающие в общей сложности 7643 фрагмента. Вся керамика лепная. По характеру обработки поверхности и составу керамической массы в зависмости от состава и размеров примесей выделено 4 группы изделий: лощеные, заглаженные (замытые), шероховатые, грубые. Подсчеты показали преобладание у мери гладкостенной посуды группы 2, 3. Доля лощеной (1 группа) и грубой (4 группа) керамики

Значительно колеблется, что, видимо, -отражает специфику гончарного производства отдельных поселении. Орнамент для мерянской посуды не характерен. Изредка встречаются защипы или насечки по краю венчика.

Отличительной чертой керамики мери является способ оформления венчиков. Характерна прямосрезапная, иногда с внешним выступом или скругленная кромка без утолщений и налепов. Вертикально поставленный или слабо отогнутый венчик не имеет резких изгибов. Эти признаки свойственны подавляющему большинству сосудов независимо от их формы и размеров и являются определяющими для мерянской керамики, служащей основным критерием при опознании мерянских поселений.

С учетом пропорций н особенностей профиля выделены 5 типов сосудов. Анализ керамики подтвердил справедливость мнения Е. И. Горюиовой о преобладании у мери сосудов приземистых «кубовастых» форм, хотя не обязательно мисковидных. В этом отношении ростовские и плещеевские памятники лишены своеобразия: выявленные формы порознь н вместе известны у других финно-угорских народов Поволжья. Региональной особенностью культуры рассматриваемого района, возможно, является относительно высокая доля керамики хорошей выделки.

Гончарная керамика распространения у мери получить не успела. На ряде селищ встречены лишь отдельные фрагменты изготовленных на круге сосудов.

Вещевой материал селищ немногочислен и представлен предметами обычных для финно-угорских древностей форм. В диссертации рассмотрены пожи, наконечники стрел, пряслица, части зернотерок и другие бытовые предметы, а также известные украшения, височные кольца, подвески, булавки, ремесленные инструменты. Нужно отметить, что следы существования металлообрабатывающих ремесел отмечены почти на всех исследованных селищах.

О постройках мерянских поселений в большинстве случаев приходится судить по неясным остаткам в распаханном культурном слое. В двух случаях на селищах Шурскол 3 н Кустерь были вскрыты две наземные срубные постройки размерами 4X4 м с заглубленными в грунт нижними венцами, и, в одном случае, глинобитным полом. Для всех известных строений характерны насухо сложенные печи-каменки. Материалы селищ показывают, что материальная культура мери в основных чертах сохраняла традиционный для финских

Народов Поволжья облик. Оригинальные черты отличают некоторые изделия мелкой пластики (подвеска-уточка, пряжка и подвеска, изготовленные в найденных литейных формах, гребень с конскими головками), но о степени их характерности именно для мери на основании незначительного числа наблюдений судить трудно.

Хронология исследованных памятников определяется в рамках VII—X вв. Ранняя дата подтверждена находками наконечника ремня и костяного псалия (селища Новотроицкое и Шурскол 3), поздняя — пластинчатым браслетом, фрагментами гончарной керамики, ножом с вварным лезвием (Пужбол, Львы, Татищев Погост, Максимицы 3).

ГЛАВА 3

«...НА ГОРОДИЩЕ НА РЕЦЕ САРЕ...».

ПЛЕМЕННОЙ ЦЕНТР

В главе рассмотрены материалы известного Сарского городища и могильника, включая результаты исследований последних лет.

Историческая топография городища, его укрепления и постройки. Городище находилось к югу от оз. Неро в глубокой излучине р. Сары и занимало среднюю часть вытянутого холма, высота которого доходила до 20 м. Четыре поперечных вала делили территорию поселения на три части, из которых средняя, площадью около 9 тыс. кв. м была первоначальной. Оба ограждающие ее вала были насыпаны на матернке, отсюда происходят и более древние находки VII в. В дальнейшем при расширении территории поселения образовались две боковые огражденные площадки каждая площадью не менее 6500 кв. м. Судя по находке шиферного пряслица в основании 3-го вала, последнее строительство городищенских укреплений велось не ранее середины X в. Примерно в то же время возникает неукрепленная часть поселения — «посад» размерами около 5000 кв. м, охвативший часть террасы у подножия холма. Общая площадь Сарского городища к концу X в. достигала 2,7 га. Приводимая цифра приблизительна — учтены лишь известные данные. Внушительными были укрепления городища. Высота трех исследованных валов составляла от 2,3

до 6 м при глубине рвов до 3 м. В основании насыпей были положены обожженные стволы деревьев.

Постройки. Всего на поселении обнаружены остатки 12 построек. Из них 2 находятся на «посаде», остальные па средней площадке городища. Восемь строений могут быть отнесены к наземным с выровненным полом, 2 — к полуземлянкам, 2 — к наземным, по имеющим полуземляночную часть. Кроме этого известны 4 очага, о связи которых с определенными сооружениями данных пет. По имеющимся данным большинство сооружений относится к позднему периоду жизни на городище и датируется X в. Для общей характеристики Сарского городища важно отметить упорядоченность расположения построек хозяйственного назначения в центральной части поселения. Здесь не прослеживается обычная для городищ скученность строений по периметру площадки. Выявленная особенность дает возможность предполагать существование на городище особой хозяйственной или общественной зоны, откуда происходит значительная часть богатого вещевого материала памятника.

Могильник и сезонный лагерь «гостей». С Сарским городищем исторически связаны два археологических памятника. Один из них — могильник, который располагался в 100 м юго-западнее поселения и занимал площадь 1 га. Сведения сохранились лишь с незначительной части погребений. Частично удалось восстановить обряд и инвентарь 17 захоронений. Из них 11 женских, 6 мужских; 12 по обряду ингумации, 5 — кремации. Данные о деталях обряда не известны. Лишь в одном случае зафиксирован обряд погребения остатков кремации в свертке бересты. Помимо находок, входящих в определимые комплексы погребений, в коллекциях Ростовского и Ярославского музеев сохранилась значительная серия предметов, происходящих из разрушенных погребений.

Инвентарь могильника подтверждает начальную датировку поселения — вторая половина VII в. Поздние погребения относились к периоду IX—X вв. (более точное определение хронологии затруднено). Погребальный инвентарь отличался традиционностью. Все известные находки представлены обычными для финских племен формами. Это наконечники копий с удлиненным ромбовидным пером, топоры-кельты, ножи с прямой спинкой, фитильные трубки и т. д. То же с украшениями, среди которых наиболее характерными, определяющими облик племенного костюма, являлись

1С

височные втульчатые кольца и кольца с заходящими концами, спирали головных венчиков, шумящие подвески. Можно полагать, что похоронный ритуал достаточно строго фиксировал обязательные элементы в одежде и сопутствующем инвентаре погребенных. Два погребения, судя по инвентарю, принадлежали женщинам-лнтейщицам.

С Сарским городищем связан еще один необычный археологический памятник. Это остатки стоянки пли сезонного лагеря, располагавшегося в 150—200 м от городищенского посада на выступе террасы противоположного левого берега р. Сары. Площадь стоянки невелика — около 300 кв. м. Особенности культурного слоя предполагают существование 1—2 недолговременных построек, поблизости от которых находился очаг несвойственной мере конструкции в виде чашеобразного выложенного камнями углубления.

Своеобразны находки па территории лагеря. Необычно мало керамики, отсутствуют следы трудовой деятельности. Вместе с тем представительна коллекция предметов вооружения: 17 наконечников стрел, 6 доспешных пластин, наконечник ножен боевого ножа, рогатина, части стремени и плети. Найдены н другие вещи, обычные для мужского инвентаря: фитильные трубки, оселки, 2 весовые гирьки, части поясного набора. Украшения единичны. Судя по находкам 3 дирхемов, младший из которых чеканен в 902/903 г., лагерь существовал в начале X в. Хронология других предметов не противоречит предложенной датировке.

Археологический комплекс памятника лишен определенной этнической окраски. Керамика из-за фрагментарности и малочисленности не информативна, а найденные предметы имели различное происхождение и широкое бытование. Никаких собственно мерянских черт у памятника пет.

В истории Сарского городища возникновение и недолгое существование сс-зонпоп стоянки было лишь кратким эпизодом. Обитатели лагеря были скорее всего «гостями» — купцами пли дружинниками. Появление подобного лагеря буквально V подножия племенного центра является подтверждением широких торговых н, возможно, политических связей мери.

В е щ е в о и мате р пал город и щ а и могильника. В разделе анализируется коллекция находок из раскопок разных лет, насчитывающая около 2 тыс. предметов. В обзор включены вещи, найденные на территории могильника, так как его связь с поселением неоспорима. Все предметы рас-

смотрены по категориям с возможными определениями типа, датировок и культурной принадлежности.

Основные категории вещей представлены достаточно многочисленными сериями. Среди орудий труда и оружия это ножи, наконечники копий и стрел, топоры (проушные и втуль-чатые), орудия специализированных ремесел (кузнечного, бронзолитейного, деревообрабатывающего), сельскохозяйственные орудия (серпы, косы), бытовые предметы (пряслица, иглы и иголки, ключи, замки, ножницы, фитильные трубки, кресала, различного рода кузнечные поделки, гребни), детали конского снаряжения. Показательны находки таких редких изделий, как меч, части кольчуги и шлема.

С торговлей связаны находки коромысла весов и стандартных слитков бронзы и оловянисто-свинцового сплава. На городище обнаружены также два монетных клада начала IX в. (раскопки 1854 г. и 1930 г.) и 9 отдельных куфических монет VII — начала X в.

Многочисленны и разнообразны украшения и металлические детали одежды. Это височные кольца (преобладают проволочные втульчатые разнообразных размеров), головные венчики, бусы, гривны, браслеты, перстни, пряжки и части поясных наборов, шумящие подвески, сюльгамы, подковообразные фибулы, булавки, пронизки.

Керамика Сарского городища в основном представлена теми же формами лепных сосудов, которые известны по материалам окружающих селищ. Отличием является большее количество хорошо выделанной посуды, доля которой, по. данным раскопок 1981 г., доходила до 60%. Гончарная керамика малочисленна и не серийна, видимо, вся она была привозной. Помимо обломков древнерусской посуды с характерным линейным и волнистым орнаментом, известны отдельные фрагменты болгарских красноглиняных кувшинов с полосчатым лощением.

Анализ материалов Сарского городища позволяет придти к следующим выводам.

Некоторые вопросы истории мери и ее племенного центра. 1. В материальной культуре первоначального периода конца VII—VIII вв. преобладали традиционные черты, свойственные всем финским племенам волжского правобережья. В могильниках мордвы, муромы и на других сопредельных территориях известны такие украшения как сюльгамы, подвески-пирамидки, дисковидные бляхи «с дверцей», застежки с крылатой иглой, спиральные головные

венчики. Обычны орудия труда и оружие: топоры-кельты, ножи с прямой спникои, ромбовидные п трехлопастные наконечники стрел, копья с «пламевидиым» и двушинным пером. Меряиская керамика по своим характерным признакам — приземистости, прямому срезу венчика, широкому применению мелких примесей в глине, замытой поверхности отсутствию орнамента — находит аналогии в культуре соседних финских пародов. Но уже в ранних погребениях сарского могильника появляются этпоопределяющие собственно мерян-скис украшения: разнообразные по размерам втульчатые височные ко.'п,на, сосуществующие с обычными проволочными кольцами с цесомкнутымп концами.

В начале IX в. с вовлечением в сферу международной торговли у мери появились европейские изделия и восточные серебряные монеты. Весь импорт сосредотачивался на Сар-ском городище, что подчеркивает высокий статус центра в сравнении с рядовыми поселками. Первые привозные предметы были немногочисленны и относились к числу престижных, какими могли быть не только украшения и бытовые вещи, но и качественные орудия труда или оружие (про-ушные топоры, ножи с трехслойным клинком). Нарастающие изменения в материальной культуре становятся все заметнее и, по крайней мере с середины X в., приобретают качественный характер. В обиход входят новые орудия труда и оружие, различные ранее неизвестные бытовые предметы (ножницы, ключи, замки, калачевндные кресала). О более глубоком усвоении культурных новаций свидетельствуют попытки мерянских кузнецов постичь секреты пакетной сварки (по данным металлографических анализов).

Современные данные не позволяют оценить, насколько глубоко затронула аккультурация мерянское население рядовых селищ. Отмеченные изменения фиксируются в основном благодаря материалам Сарского городища. Это не случайно — жизнь центрального поселения наиболее полно отражала происходившие изменения.

2. По данным анализа вещевого материала городище воз-' никло 13 VII в., вероятнее всего в конце столетия. Приводимая иногда в литературе более ранняя дата основания поселения — VI в. — известными материалами пе подтверждается. Учитывая аналогичную датировку ранних слосг, селищ, можно полагать, что система расселения мери на побережье оз. Неро сложилась в относительно короткое время.

Археологические материалы Сарского городища указывают на развитие разнообразных ремесел (железо- и деревообработка, бронзолитейное, костерезное и др.), а также на занятия жителей сельским хозяйством (земледелие, скотоводство) и промыслами (охота, рыболовство). Но такая характеристика малоинформативна. Комплексный характер хозяйства был обычен для многих поселений 2-й половины 1 тыс. п. э. п с той или иной степенью полноты отражен в материалах других памятников. В данном случае следует обратить внимание на серийность сарских находок, связанных с металлообработкой. Практически исчерпывающий набор инструментов и сырья для кузнечного, бронзолитей-ного и ювелирного дела, сосредоточенного на сравнительно небольшой площади, свидетельствует о большей интенсивности развития этих ремесел нежели на окружающих селищах, где подобного рода находки представлены обычно единичными экземплярами. Однако преувеличивать роль городища как производственного центра нельзя. При комплексном характере хозяйства, скромных по сравнению с селищами размерах Сарское городище не могло полностью обеспечивать округу ремесленной продукцией в условиях, когда экономический потенциал любого поселения определялся прежде всего числом трудоспособных жителей. Но вполне вероятно, что сарским ремесленникам принадлежал приоритет в изготовлении некоторых сложных кузнечных и ювелирных изделии.

Как особому типу поселения Сарскому городищу были свойственны две отчетливо отразившиеся в археологическом материале функции: военная и торговая. Первая проявилась в наличии сложной, дважды обновлявшейся системы укреплений, а также в богатой и разнообразной коллекции предметов вооружения (96 находок без учета инвентаря могильника). Ни на одном из синхронных поселений, включая городища соседних финно-угорских земель, такое количество оружия не известно.

Столь же очевидно выявляется функция городища как центра торговли. Помимо явного импорта в виде монетного серебра и слитков металла среди сарских находок имеется привозное оружие и орудия труда, разнообразные украшения и бытовые предметы. Как и в ситуации с оружием, подобной концентрации импорта нет ни на одном из исследованных финских памятников окружающих территорий. По полноте и хронологическому диапазону сарская коллекция инозем-.

пых изделий сравнима с материалами таких известных древнерусских памятников, как Старая Ладога, Рюриково городище, Гнездово.

3. Являясь несомненно процветающим поселением, значн- «а

тельно отличаясь от своего окружения, Сарское, тем не менее, до конца своего существования оставалось племенным центром мери озер Неро и Плещеево и в значительной степени сохранило свой традиционный облик. Несмотря на внушительную для городищ своей эпохи площадь и постоянное расширение территории (за 300 лет почти в 3 раза), Сарское городище уступало по размерам многим ближним селищам. Это отличало племенной центр от раннегородскнх древнерусских центров, в том числе и возникшего поблизости Ростова. Для городов характерна тенденция к постоянному росту за счет нового населения и абсолютное превосходство в размерах над окружающими поселками, что отражало не только социально-административное, но и экономическое главенство.

Время запустения Сарского городища — начало XI в., совпадает с периодом исчезновения других мерянских поселков.

ГЛАВА 4

В БАССЕЙНЕ ВОЛГИ И КЛЯЗЬМЫ

В современных научных работах мерянская земля очерчивается в широких пределах Волго-Клязьмпнского междуречья, Угличского и Ярославского Поволжья, Костромского Заволжья. На этнической карте Восточной Европы эта территория заключена между землями веси на севере и муромы на юге, балтско-финскими (позднедьяковскими) и славянскими племенами культуры сопок (словене) на западе и юго-западе, черемисами (марн) и предками коми на востоке и северо-востоке. В этом обширном и разнообразном по природным условиям пространстве район озер Неро и Плещеево — всего лишь один из многих освоенных финнами во второй половине 1 тыс. н. э. Данные археологии позволяют выделить несколько основных исторических территорий.

Суздальско-Юрьевское ополье. Расположено в междуречье левых притоков р. Клязьмы — Нерли и Колокши. С севера и юга границами служат реки Селекша и Клязьма. Размеры территории составляют приблизительно 80X40 км.

Это особая природная зона с богатыми почвами и некоторыми характерными признаками лесостепи. Крупные лесные массивы отсутствуют. Господствующий рельеф — холмистый плосковершинпый с многочисленными оврагами и балками.

Па территории Ополья известно 7 городищ и 8 селищ, которые могут быть датированы VI—X вв. Городища по своим параметрам мало отличаются от своих предшественников раннего железного века и, как показывают данные обследований, в большинстве случаев наследуют им, занимая те же места. Размеры укрепленных поселений 2-й половины 1 тыс. и. э. не превышают 5 тыс. кв. м. Прослеживается равномерное достаточно свободное расположение городищ по основным рекам Ополья. Расстояния между соседними поселками составляют от 16 до 32 км. Исключение представляют два близко расположенные городища на р. Колокша (Выжегша и Лазаревское), но эти два памятника исторически взанмосвязанны.

Неукрепленные поселения известны на р. Клязьма и Перли — в тех местам, где впоследствии возникли русские города Суздаль и Владимир. Некоторые селшца по своему расположению на пологих склонах берегов и размерам (площадь 4—6 га) схожи с мерянскими поселениями оз. Неро (Кнбол, 1, Спасское, Кузелка). В других районах Ополья селища не обнаружены, но в будущем можно надеяться на их открытие, так как бассейны рек Колокша, Селекша и Гза до конца не обследованы.

Городища и селища относятся к одному хронологическому периоду. Однако какой-либо закономерности в их взаимном расположении не прослеживается. Неукрепленные поселения, не обнаруживая тяготения к городищам, явно проявляют тенденцию к концентрации на ограниченной территории и, вполне возможно, составляли собственную локальную поселенческую систему.

Земли юго-западного пограничья мерянской земли пустынны. Поселения VI—X вв. не известны в бассейнах левых притоков Клязьмы, Покши, Киржача, Шерны. Зона запустения совпадает с северной границей распространения балтекой гидронимии (по В. В. Седову) и соответствует границе между мерянскими и позднедьяковскими племенами, далее к северо-западу протянувшейся по водоразделу р. Дубна и р. Нерль Волжская до Волги.

Раскопки велись на городищах Выжегша и Малодавыдов-ское, селищах Сунгирь и Кибол 1.

Городище Выжегша расположено в бассейне р. Колокши. Имеет две огражденные валами площадки. Культурный слой отложился только на внутренней, площадь которой составляет 3600 кв. м. Полученные во время раскопок 1984— 1986 гг. данные позволяют определить хронологию и культурную принадлежность памятника.

Керамика городища при некоторых особенностях по основным характеристикам близка мерянской посуде памятников озер Неро и Плещеево. Орудия труда и оружие представлены распространенными у финских племен Поволжья формами (ножи с прямой спинкой, мотыжка, ромбовидные и трехлопастные наконечники стрел, тигли, литейные формочки). Обычны украшения: шумящие подвески, спираль накосника, браслет, сюльгама с короткими «усами». Вскрыты остатки постройки с прямоугольной печыо-каменкой, ряд типичных для городищ рассматриваемой эпохи крупных хозяйственных яма. Материалы городища подтверждают принадлежность поселения финнам и позволяют датировать памятник VII—IX вв. Не исключено, что поселок продолжал существовать и позднее, но твердых доказательств этому пока нет. В культуре населения прослеживаются некоторые позднедьяковские элементы (отдельные фрагменты керамики с резко отогнутым, украшенным защипами венчиком, глиняные поделки, миниатюрные сосудики), что объяснимо, если принять во внимание близость Выжегши к границам позднедьяковской культуры.

Источниками, характеризующими внешние связи городища являются два клада — монетный и вещевой, которые, судя по положению в культурном слое, являются частями единого сокровища. Первый клад, состоявший из 1274 целых и рубленых серебряных монет обнаружил и обработал А. В. Фомии. По данным исследователя, клад датируется 40-ми годами IX в., младшие монеты чеканены в 841/842 г. Тем самым устанавливается и датировка второго клада, состоявшего из 14 слитков оловянисто-свинцового сплава (13 целых, 1 обрублен), браслета того же сплава и прямоугольного оселка. Слитки представляют собой трапециевидные в сечении бруски с продольной треугольной выемкой в узкой части. Длина целых экземпляров 19,5—20,5 см, высота от 0,4 до 0,6 см. Вес большинства колеблется в пределах от 129 до 140 г. Содержание олова в слитках от 68 до 95%, в одном случае 50%,

Отливки были сделаны в трех деревянных формах,индивидуальными признаками которых служили специфические «резы» в нижней части изложниц. В результате лицевая сторона одних слитков оказалась орнаментированной ромбовидными контурными углублениями, другие были помечены двумя косыми выпуклыми полосками, третьи остались гладкими. К числу привозных изделий принадлежат также ланцетовидные наконечники стрел, найденные поблизости от клада.

Олово являлось предметом европейской торговли. СлИтки, подобные найденным, известны лишь в единичных фрагмен-тированных экземплярах (Старая Ладога, Сарское, Поповское городище на р. Унже). Отсутствие первичных отливок в зонах интенсивной торговли и ремесленного производства объяснимо: сырье быстро шло в переработку. Поэтому- все немногочисленные сохранившиеся слитки найдены па периферии европейской торговли. Расположенное в глубине Волго-Клязьмниского междуречья на небольшой речке городище Выжегша ие могло быть самостоятельным центром торговли. Скорее европейский импорт попадал сюда в результате посреднических контактов. По всем данным наиболее вероятным посредником было Сарское городище. Путь от оз. Неро до Выжегши пролегал через заселенный район Плещеева озера и, в результате, делился на два небольших отрезка пл. 60—70 км каждый. Связь указанных районов в силу отмеченной географической близости и единой линии исторического развития всей области более чем вероятна.

Не исключено, что тем же путем попало на Выжегшу и арабское серебро. Предложенный А. В. Фоминым Для Данного случая вариант поступления куфических монет из бассейна Оки через Клязьму, то-есть прямым путем с Востока, вероятен, но не более. Письменные и археологические источники показывают, что в IX — цачале X вв. волжский бассейн был поделен между двумя крупными экономическими областями. Зона европейской (циркумбалтийской, по Г. С. Лебедеву) торговли захватывала Верхнее Поволжье, включая мерянские земли. Выжегский клад входит в группу верхневолжских кладов этой территории (Углич, Сарское, Угодичи, Тимерево). В зону традиционной восточной торговли входило Нижнее и Среднее Поволжье, Прикамье, бассейн Дона и близкие к его верховьям земли вплоть до правобережья Оки. В летописи существование крупнейших экономических сфер отразилось в известном сообщении о варяжской и хазарской, данях, в котором перечни подчиненных племен отчасти соог-

ветствуют отметенным областям и направлениям торговых связен. Естественно предположить, что обе экономические области, не будучи изолированными, тем не менее имели своп особенности п внутренние связи в них преобладали над внешними. Отсюда возможность обращения какой-то части куфических монет независимо от прямых сношений с Востоком того или иного региона. Арабское серебро, как известно, служило общим для Восточной и Северной Европы средством платежа и обмена.

Второе исследованное городище Ополья — Малодавыдов-ское, расположено на левом берегу р. Ирмес, правого притока р." Нерль Клязьминская. Размеры огражденной с напольной стороны рвом и валом площадки около 4000 кв. м в 1929 г. и 1939 г. Раскопки памятника вел А. Ф. Дубынпп. Исследования показали, что на поселении сохранились отложения нескольких хронологически не связанных исторических периодов: раннего железного века слой с сетчатой керамикой, последней четверти 1 тыс. н. э. н древнерусский не ранее второй половины XI в. Приводимая информация получена в результате ознакомления с отчетом о раскопках и сохранившимися коллекциями, так как материалы памятника полностью не опубликованы.

При наличии сходных форм лепная керамика мерянского слоя Малодавыдовского городища в целом разнообразнее более однородной но составу посуды городища Выжегша. В коллекции есть обломки сосудов, напоминающих ленную керамику древнерусских селищ X — начала XI вв. суздальской округи (по В. Д. Лапшину). Вещевой материал мерянского времени представлен обычными предметами финского круга древностей. Примечательна серия бронзовых проволочных височных колец. Среди них 4 обычных кольца с несомкнутыми концами, одно муромское в позднем варианте с вытянутым ушком небольшого размера и два втульчатых мерянских. Последние были обнаружены в разных горизонтах: одно в верхнем пахотном, другое — среди находок в заполнении наземной постройки. Е. И. Горюпова полагала, что постройка относится к VI—VII вв., но бронзовый широкоссредннныи перстень и дирхем 918/919 г. (половинка) датируют комплекс X в.

Кажется обоснованной предложенная А. Ф. Дубининым общая хронология мерянского слоя памятника — VIII—X вв. Среди известных находок нет датируемых вещей более раннего времени. Обнаруженные на городище височные кольца

позволяют предполагать связи с ростовской \lcpeft и, более отдаленные, с муромскими землями Поочья по крайней мере в X в.

Па других городищах Ополья велись лишь рекогносцировочные исследования. Отмечено присутствие отложений как с сетчатой, так и с неорнаментированной лепной керамикой) однако ни в одном случае не удалось зафиксировать хронологическую преемственность этих слоев (Якиманское, Тень-ковское). IIa Горинком городище слой с сетчатой керамикой оказался перекрыт насыпыо вала.

Информация о селищах Ополья скудна, памятники остаются практически неизученными. Поэтому ставить вопрос .о их культурном своеобразии, сравнивать с городищами преждевременно. Результаты последних разведок подтвердили мнение II. II. Воронина об однородности керамического материала селищ. Среди найденной на поселениях керамики представлены, в основном, традиционные сосуды с прямым или слабо отогнутым венчиком, но есть и другие формы. Находки из слоя селища Сунгирь (раскопки Н. Н. Воронина) представлены, в основном, бытовыми предметами. Там же обнаружен стандартный брусок медного сплава — еще одно свидетельство включения финского населения Волго-Клязьмннекого междуречья в сферу международной торговли.

Памятники Поклязьменья.

В лесистой местности по среднему _ и нижнему течению р. Клязьмы ниже устья р. Нерль древние поселения тяготеют к муромскому пограничыо. По правобережью на протяжении 200 км известны всего 4 селища на р. Тара и Не-рехта и 3 небольших городища (обследования В. П. Глазова). Этническая принадлежность п датировка большинства памятников недостаточно ясна.

Полноценные раскопки велись только на малом Пиро-вом городище близ древнерусского города Ярополча Залес-ского. Нижний горизонт памятника, содержавший сетчатую керамику, автор раскопок J1. А. Михайлова датирует VII— III вв. до н. э., верхний горизонт — VI—VII вв. н. э. На основании аналогий немногочисленным находкам городище отнесено к числу дьяковских (позднедьяковских). Однако по своему географическому положению Пирово городище ближе нижнеокским памятникам городецкой культуры, нежели дьяковским городищам Москворечья и Верхней Волги. Керамика

городптцл лишена своеобразия и имеет широкий круг аналогии, в том числе п муромских и мерянских древностях. По в данном случае проявились скорее временные признаки, нежели этнические. Отнести городище к числу мерянских или муромских затруднительно уже потому, что период существования поселения лишь верхним хронологическим пределом соотносится с периодом формирования летописных племен как особых этносоциальных общностей. Вполне вероятно, что поселения на правобережье Клязьмы принадлежали какой-то .незначительной местной группе населения родственного поздпегородепким пли позднедьяковским племенам.

Группа памятников на р. Теза н Лух.

Па левобережье Клязьмы выявлена крупная территориальная группа памятников в низовьях р. Теза и среднем течении р. Лух. Па территории 2оХ'10 км находятся известные грунтовые могильники Холуйский, Хотпмльскии, Кочкинскпй, 8 селищ и 2 городища (раскопки и обследования А. А. Спн-цына, Б. II. Гракова, А. Ф. Дубынина, Е. II. Ерофеевой, П. II. Травкина). Поселения отличаются небольшими размерами (менее 1 га) и расположены в сходных топографических условиях: на уступах невысоких береговых террас и крупных дюнах в поймах рек. Компактность расположения памятников в благоприятной для освоения местности позволяет предполагать их принадлежность самостоятельной группе населения, освоившего край в VI—VIII вв. (по данным раскопанных могильников).

Вопрос об этносе населения, оставившего могильники на р. Теза и Лух, исследователями решается по-разному. Е. И. Горюнова считала Холуйский и Хотпмльскии могильники мерянскими, А. Ф. Дубинин — муромскими. При изучении материалов Кочкинского могильника к аналогичному выводу пришли Е. Н. Ерофеева, П. Н. Травкин, А. В. Уткин. Этническая близость жителей левых притоков Клязьмы и муромы Поочья, по данным погребального инвентаря и обрядности могильников, кажется несомненной. Тем не менее это разные группы населения, занимавшие разные географические районы. Земля муромы имеет четкую природную границу по р. Ушна, к северу от которой муромские памятники не известны. Сто километров, отделяющие мурому от рек Теза и Лух, приходятся иа заселенную, часто заболоченную местность и обширный участок Окско-Клязьминской поймы.

А. Ф. Дубинин наметил границу между муромой и мереи по правому притоку Клязьмы р. Тара. По па правобережье меряискис памятники отсутствуют. По современным дйнйым вероятным геогра([)ическим рубежом территорий летописных племен является р. Уводь, левый, соседний с рекой Нерль приток Клязьмы.

Некоторые авторы полагают мерянским еще один памятник — Новлеискнй могильник. Он расположен за пределами бассейна Клязьмы на р. Ушпа, притоке Оки и уже в силу своего географического положения тяготеет к территории, муромы, па что указывал его исследователь — П. 1£. Макаренко. Нужно отметить, что муромскими по происхождению являются щитковые височные кольца, найденные во всех погребениях могильника, где были встречены украшения этой категории.

В работе приведены также сведения об исследованных на р. Лахость городище у дер. Максимка (И. Л. Станкевич, В. И. Вишневский) и селище у дер. Микшино в среднем течении р. Уводь (П. Н. Травкин). Эти памятники по ряду признаков можно отнести к мерянским. В целом, как показали результаты разведок (Е. М. Молодцова, К- И. Комаров, П. Н. Травкин), обширный район волжского правобережья к востоку от р. Которосль в 1 тыс. п. э. был слабо освоен.

Поволжье.

В диссертации рассмотрены данные о поселениях второй половины 1 тыс. н. э. на прилегающей к Волге территории от устья р. Нерль до г. Юрьевна в пределах предполагаемого расселения мери. Использованы полученные в разное время данные разведок и раскопок Г1. Н. Третьякова, Е. И. Горю-нопой, Д. А. Краниова, Л. В. Кольцова, К- И. Комарова, И. Л. Станкевич, собственные наблюдения автора. Следует отметить, что изменение береговой линии Волги из-за образования водохранилищ привело к разрушению многих ранее известных археологических памятников.

Густая для своей эпохи сеть поселений на отдельных участках волжского побережья сложилась еще в раннем железном веке. В дальнейшем прослеживается преемственность поселений, занимавших удобные места в основном близ устьев многочисленных волжских притоков. Селища VI—Хвв. располагались поблизости от раннедьяковских городищ. Известны многослойные памятники, сохранившие разновременные отложения. Немногие известные на Волге и ее притоках

городища рассматриваемого периода имеют площадь до 2,5 тыс. кв. м. Селища в среднем крупнее городищ, по их размеры в современном состоянии не превышают 1 га. Все известные памятники этого типа плохо сохранились, и, вероятно, истинная площадь некоторых поселении была большей.

Всего на более чем 400-кнлометровом отрезке Волги известно 42 поселения VI—X вв., принадлежавших дорусскому населению. Наибольшая плотность населения наблюдается в угличском течении Волги до устья Мологп, где отмечены локальные близко расположенные группы поселений. Белым пятном навсегда осталась затопленная Моложско-Шекснин-ская низменность. Обследования 30-х годов охватили лишь незначительную часть этого важного исторического района. Ниже по течению Волги памятники расположены мелкими группами, разделенными большими расстояниями:' городище Березняки с тремя селищами поблизости, через 40 км два селища на противоположных берегах — Попадышское и Устье. Более плотно освоенная территория находится в районе села Диево Городище — 5 поселений на 25 км. Эта территория недостаточно изучена и, учитывая 3 сохранившихся здесь топонима на «бол», можно ожидать открытия новых памятников.

Начиная от Костромы сохранившиеся памятники единичны. За г. Юрьевен Волга резко уходит к югу в сторону устья Оки. Финские поселения рассматриваемого времени на этом участке не известны.

Данные о культуре локальных групп финского населения Верхнего Поволжья указывают на его этническую неоднородность. В группе поселений между Ярославлем и Костромой наиболее ранним является памятник, известный как стоянка Усть-Черная (раскопки И. А. Юдиной). По хронологии и общему облику находок Усть-Черная близка известному Без-воднинскому могильнику и может быть датирована VI — VII вв. Характер памятника неясен. При большом количестве вещевых находок в топком культурном слое очень мало бытовых остатков: керамики, пряслиц, следов ремесленной деятельности. В этом отношении «стоянка» напоминает более поздний сезонный лагерь у Сарского городища.

Второй известный памятник той же территориальной группы — селище. Ввсденское содержит отложения нескольких хронологических периодов. Верхний, основной, слой И. Л. рганкевич датирует X—XII вв. Учитывая отмеченные

автором раскопок комплексы лепной керамики, в составе которой хорошо представлена гладкостенная мерянскаи посуда, не исключено, что древнерусское поселение возникло на месте предшествующего финского поселка. В коллекции селища есть несколько предметов VI—VII вв.

На участке Волги от устья Шексны находятся два известных археологических памятника: Попадышское селище Красный Холм и Бсрезпяковское городище, исследованные П. II. Третьяковым и Е. И. Горюновой. Материалы поселений в значительной степени определяют современные представления о ходе этнической истории верхневолжского региона. В научной литературе поселения рассматриваются то как позднедьяковские, то как мерянскне. В двойственности оценок нет противоречия: по концепции Е. И. Горюновой, мерянская культура генетически связана с предшествующей дьш 015С1 ой. Однако обращение к коллекциям памятников показало, что эта точка зрения требует корректировки.

Попадышское селище оказалось типичным позднедьяков-ски.м памятником, сопоставимым с аналогичными памятникам!! Москворечья и Волги выше устья Нерлп. В культурном и хронологическом отношении состав находок однороден — «грузики», ножи с горбатой спинкой, плоские двушип-ные наконечники стрел, булавки со спиральными головками, множество костяных орудий, глиняные поделки. В керамике преобладают фрагменты сосудов высоких пропорций с «воронкообразным горлом» п присущей им орнаментацией края венчика защипами или насечками (тип 5 дьяковской керамики по И. Г. Розенфельдт). Вместе с тем среди селищенских находок есть предметы, происхождение которых скорее всего связано с мерей. В их числе два втульчатых височных кольца. Датируется Попадышское селище VI—VII вв. Аналогичное поселение находилось на противоположном берегу Волги у с. Устье.

Для Березняковского городища важно определение датировки. В коллекции находок имеется серия предметов, бытование которых не укладывается в признанные хронологические рамки существования поселения — V—VI вв. и датируются VII—X вв. (по И. Г. Розенфельдт). Кроме того, известны находки сетчатой керамики и ряд пещей, относящихся к- нерпой половине 1 тыс. и. э. Среди керамики имеются как фрагменты сосудов мерянского облика, так и отмеченные выше специфические позднедьяковские формы. Неоднородность || хронологическая несовместимость известных

материалов, а также некоторые нолевые наблюдения об особенностях залегания культурного слоя позволяют предполагать три самостоятельных периода заселения городищенской площадки. В разное время существовали: 1. Поселок раннего железного века, культурный слой которого был уничтожен позднее при строительстве вала и планировке площадки и в переотложенном состоянии сохранился на склонах. 2. Городище V—VI вв. Напластования этого времени составили основной культурный слой памятника и все сохранившиеся остатки построек. 3. Поселение, видимо недолговременное, периода IX—X вв. Сооружения этого времени были уничтожены распашкой, а отложения перемешались с более ранним слоем. Городище V—VI вв. по всем признакам можно полагать позднедьяковским, последнее по времени поселение относилось к эпохе мери.

В работе рассмотрены также материалы других памятников угличского и ярославского течения Волги, известных по исследованиям разных лег. Это селища Пеньково (Л. В. Кольцов), «Медвежий угол» (Стрелка) в Ярославле (Н. IT. Воронин), Килпно, городище Грехов ручей (П. Н.Третьяков), Оленнно (А. В. Кашкпн). За исключением селища Килино, керамика и предметы из слоя которого принадлежат мере, остальные поселения сохранили остатки двух хронологических периодов: раннего железного века и VII—X вв. при не всегда ясной стратиграфической ситуации. Более определенная картина была выявлена при раскопках городища «Копок» на р. Кубрь близ Ярославля, где II. Л. Станкевич зафиксировала разделенные слои раннедьяковского времени с сетчатой керамикой и мерянекого поселка с соответствующей керамикой и инвентарем.

В последнее время получены данные о связях мери с сопредельной весыо. В самобытной культуре местного населения бассейна Шскспы р. Суда и Бслозерья выявились элементы волжского происхождения. Керамика пополжско-фннского облика, по определению и подсчетам П. А. Макарова, составляет до 55% керамических комплексов некоторых белозерских поселений конца IX — третьей четверти X вв. В могильниках и на поселениях по р. Суда помимо керамики встречены характерные шумящие украшения и втульчатые височные гольца, ранние экземпляры которых автор раскопок А. Н. Башенькпн склонен датировать VIII — нач. IX вв.

Заволжье.

Особым районом мерянскоп земли считается Костромское Заволжье, охватывающее бассейны двух крупных левых притоков Волги—Костромы и Унжн. Археологические памятники мсрянского времени в Заволжье немногочисленны. Известно несколько локальных групп поселений. Наиболее крупная, состоящая из 5 крупных селищ и городища у с. Унорож, занимала северный берег Галичского озера и верхнее течение озерного истока р. Векса. Другой освоенный район находился в среднем течении р. Унжн, где па протяжении 22 км известны 3 городища, 3 селища и близ одного из них могильник. Еще одна группа поселений выявлена на р. Андоба. левом притоке р. Костромы: городище и 3 селища. Ряд памятников зафиксирован на мелких притоках Волги и Костромы. Несмотря на вероятность обнаружения новых археологических объектов, проведенные широкие обследования (К. И.Комаров, A. F. Леонтьев, Е. А. Рябинин, Г. А. Архипов, В. В. Сидоров, Ю. Н. Урбан) показали, что новые открытия вряд ли изменят сложившееся представление о слабой заселенности края в рассматриваемую эпоху.

Лучше других изучены памятники унженскоп группы. Самым ранним из них является могильник у с. Попово. Автор раскопок Е. А. Рябинин датирует его третьей четвертью 1 тыс. п. э. при наиболее вероятном времени функционирования в VI—VII вв. Все погребения были совершены по обряду трупосожження с помещением остатков кремации в округлые ямы поперечником до 1,2 м и глубиной до 0,7 м. Могильник размещался на окраине большого поселения того же времени. Синхронные слон VII в. частично сохранились и на расположенном в 2 км от селища Поповском Ухтубуж-ском городище (раскопки А. Е. Леонтьева).

В материальной культуре населения Унжн VI—VII вв. прослеживаются два компонента. Первый представлен керамикой. предметами быта, орудиями труда, оружием, украшениями, свойственными финнам Поволжья. Вторая не столь представительная группа древностей по своему происхождению связана с финно-угорскнм миром Прикамья, или, шире, Западного Приуралья. К предметам этого круга относится округ.тодонпая керамика, некоторые характерные формы ножей и наконечников стрел, украшении и амулет-птичка па могильника,

Дальнейшая история унжснского района прослеживается по материалам верхнего слоя Поповскою городища, датируемого IX и. По-прежнему особенностью культуры являлось сочетание камских н волжских элементов с преобладанием последних. Но в отличие от более раннего времени наблюдается новое явление — синтез культурных традиций. Этот процесс отчетливо проявился в гончарном производстве. Некоторые плоскодонные сосуд 1.1 были изготовлены пз глины с прпмесыо ракушки, то есть по технологии, характерной для округлодонной посуды ломонатовской и родановскоп культур. Таким же образом были сделаны некоторые льячки. И наоборот, в керамической массе одного пз округлодонных сосудов в качестве примеси была использована мелкая дресва — обычная примесь для плоскодонной посуды у финнов Поволжья. Приведенные факты, а также присутствие округлодонной керамики в комплексах всех построек IX в. можно считать свидетельством не только экономических, по и этнических тесных контактов с населением камского бассейна.

Тем не менее район Унжи со всеми особенностями пограничной территории был частью волжского культурного региона. Население оказалось вполне жизнеспособным. Прослеживаются внешние торговые связи. Среди привозных вещей есть часть свпнцово-оловяннстого слитка типа выжег-шевскнх. Местная культура не только сохранила традиционные элементы, по и создала новые, сугубо свои. Среди украшений — это браслетообразные височные кольца, изготовленные пз двух перевитых бронзовых проволок с последующей проковкой концов.

Совершенствуется кузнечное дело, наблюдаются изменения в керамике. Помимо привычных мнсковидпых сосудов появляются более грубые горшковпдпые. Выработался особый тип гончарных изделии: прямоугольные керамические плиткп с заглаженной поверхностью, часто с желобком по краю («блюда»). Подобные плитки найдены на Чертовом городище в Поветлужье, Дурасовском на Волге и уже упоминавшемся Введенском селище.

Известное Дурасовское городище IX — начало X вв. (раскопки Е. И. Горюиовой) расположено в низовьях р. Стержи, левого притока Волги. Несмотря на некоторое различие в наборах посуды, коллекции раскопок позволяют говорить о культурной близости населения Дурасовского и Поповского городищ. Однако в отличие от Унжи на Волге совер-

Шепно пе чувствуется слияния Прикамья. В то же времЯ в обоих районах прослеживаются связи с Поветлужьем.

Сходные археологические характеристики: размеры, ремесленная деятельность жителей, удаленность от других подобных укрепленных поселков — предполагают одинаковый социальный статус двух названных городищ. По-видимому, эт были те редкие постоянные поселения, которые служили Петрами слабозаселенных местностей. Такое положение могло сложиться в условиях экстенсивных форм комплексного хозяйства, когда время существования обычных поселков определялось периодом от освоения определенной территории до истощения ее первичных природных ресурсов. В сущности, это дальнейшее развитие сложившейся в раннем железном веке системы хозяйствования (по Ю. А. Краснову) и, как следствие, тон же системы расселения.

Самым поздним из исследованных финских памятников Заволжья является могильник у дер. Большое Молочное на р. Костроме. Все 9 открытых погребений (раскопки В. В.Сидорова) были совершены по обряду трупосожжения. В 6 слу-чаах остатки кремации были помещены в ямы с меридиональной ориентировкой, в одном — с широтной. Дважды захоронения были обнаружены прямо под дерном. В состав погребального инвентаря входила керамика, побывавшие в огне разрозненные детали одежды, украшения, ножи.

Керамика плохого обжига сохранила традиционную приземистость, но четкость формы, свойственная более раннему времени, оказалась утраченной. В данном случае проявилась общая для поздней лепной керамики тенденция к огрублению (П. II. Третьяков, П. А. Макаров). Среди найденных в погребениях предметов крупные очковидные шумящие подвески двух типов, цилиндрические шумящие подвески, спиральные пропизкп, широкосерединный перстень с привесками, кольцевидная застежка, ширококонечный пластинчатый браслет. На основании находок могильник датируется концом X—XI вв.

Принадлежность памятника местному финскому населению сомнений не вызывает. Примечательно сохранение обряда кремации, который для этого времени являлся анахронизмом: в могильниках соседних финских племен, да и в курганах древнерусского населения сожжение покойных позже конца X в. почти не встречается. Материалы могильника при всех ощутимых новациях в составе погребального инвентаря свидетельствуют о сохранении самобытности костромских

фиштр. вплоть до начала древнерусской колонизации. Период функционировании могплышка не отделен сколько-нибудь "существенным промежутком времени от появления в конце XI в. первых костромских курганов.

Обзор археологических памятников второй половины 1 тыс. и. э. Волго-Клязьмннского междуречья и прилегающих областей Верхнего Поволжья позволяет сделать следующие выводы.

1. Материалы исследованных поселении показывают, что пи в одном случае не зафиксирована хронологическая преемственность отложении раннего железного века и периода второй половины 1 тыс. п. э. Па всех раскопанных городищах слои с сетчатой керамикой оказывался уничтоженным более поздним строительством (Березняки, Малодавыдовское, Вы-жепна, Попово). Па городище «Копок» прослежена очевидная хронологическая несовместимость напластовании обеих эпох. Пет комплексов сетчатой керамики на поздпедьяков-ском Попадышском селище, материалы которого, в свою очередь, не нашли отражения в памятниках окружающей территории последующих столетий.

Приведенные факты, так же как и данные о различии систем расселения дьяковского и мерянского времени, показывают, что тезис об автохтонности мери, ее генетической связи с предшествующими дьяковскими племенами подтверждения не находит.

2. География археологических памятников указывает на существование локальных районов расселения финских племен с разной степенью развитости поселенческих структур. Подтверждается известный вывод о том, что освоенные местности разделяли обширные необжитые пространства. При всей неполноте информации о большинстве локальных групп поселений можно' констатировать, что ничего подобного сложной системе расселения па оз. Перо и Плещееве в других районах не было. Исключение представляют лишь окрестности Галпчского озера, где выявлены крупные селища и городище. В других местах продолжали существовать небольшие городища, известные как тип поселений со времен дьяковской культуры. В некоторых случаях вблизи них возникали селища, но, как правило, укрепленные поселки были лишены округи. Иногда городища разделяло несколько километров, и тогда их можно рассматривать как единую территориальную группировку, но чаще это расстояние измерялось десятками километров.

Отдельные группы селшц отмечены в Ополье и некоторых участках волжского побережья. По своему расположению они не обнаруживают взаимосвязи с городищами, и вопрос о культурной и этнической близости населения тех и других поселков остается пока открытым.

3. Неравномерное заселение обширной территории способствовало возникновению региональных различий в культуре населения. Эго объясняется как особенностями исторического развития, гак и несхожими направлениями внешних связей отдельных районов.

По облику материальной культуры большое сходство между собой обнаруживают памятники озер Неро и Пле-щеег.о п бассейна р. Клязьмы, во многом перекликаясь с древностями муромы. Характерная приземистая керамика с примесью песка п мелкой дресвы в глине, замытой или подлощенпой поверхностью по мере приближения к муромским областям в силу общности керамических традиций утрачивает значение этпоонределяющего признака.

Другой крупной культурной областью являлось Костромское Заволжье. В отличие от первого региона, где, как у соседней муромы, в погребальном обряде сосуществовали обычаи ингумации и кремации, здесь известны только захоронения по обряду трупосожжения (Попово, Подольское, Б. Молочное). Наблюдаются отличия в составе керамических комплексов, орудий труда, украшений, вызванные иным направлением постоянных внешних связей. Таким образом, получило новое подтверждение принятое деление мери на две основные группы — центральную и костромскую, однако критерии, положенные в основу выделения, иные, нежели использовались ранее (материалы костромских курганов конца XI—XII вв.).

Особенности культуры свойственны и другим локальным районам, преимущественно пограничным. На Волге в VI— VII вв. ощущается влияние позднедьяковской культуры, памятником которой является Поиадьинское селище. То же, но в меньшей степени, наблюдается в верховьях р. Колокша (городище Выжсгша). Существование внутренних не столь заметных по археологическим материалам связей между отдельными освоенными районами подтверждается находками прямоугольных керамических «блюд», известных на памятниках Волги, Унжи, Ветлуги.

Общими для всех регионов были традиции в изготовлении керамики, основные формы орудий труда и бытовых предме-

tob: топоры-кельты, ромбовидные наконечники стрел, ножи с прямой спинкой, фитильные трубки, инструменты-лона-точки, «пешни». Среди украшений это шумящие подвески, изготовленные в наборной технике, спиральные пронизкн, проволочные височные кольца, спиральные головные венчики. Перечисленные предметы, строго говоря, не являются этно-определягощими, но с очевидностью подчеркивают принадлежность мери к обширной культурной области волжско-окских финнов, в которую входили также мордва, мурома и, с некоторыми особенностями, вызванными давними этнокультурными связями с Прикамьем, мари.

4. На основании имеющихся данных очерчивается граница мерянской земли. С запада она проходила по Волге, возможно, захватывая левобережье. В VI—VII вв. соседями мери, жившими местами чересполосно, было поздпедьякоп-екое население, затем — славяне, оставившие после себч погребальные памятники — сопки. Далее к югу за устьем Нерлп граница с теми же позднедьяковекнми племенами проходила по водоразделу с р. Дубна и в районе с р. Колокша выходила на Клязьму. Затем тянулась вдоль Клязьмы до устья р. Уводь и вдоль нее до Волги. При неясной ситуации на участке Волги от Кпнешмы до Юрьевца восточный рубеж пролегал по р. Упжа, близко сходясь в верхнем се течении с землями мари в Понстлужье. Северная граница не восстанавливается. Можно полагать, что слабо освоенная окраина мерянской территории (пограпнчье с весью?) охватывала земли от Унжи до Чухломского озера и в дальнейшем, протянувшись к западу, включала левые притоки низовьев р. Шексны (современное Пошехонье) и Волги, а также правые притоки р. Костромы: Согожу, Ухтому, Обнору, Касть и ряд других.

Приведенные выводы требуют комментария. Отсутствие территориального единства и существование культурных различий у разных групп населения ставит вопрос о правомерности выделения единой мерянской земли. Следует отметить, что при всех внутренних различиях обширная мерянская область выявляется как самостоятельная в сравнении с соседними землями. Археология и топонимика соседних территорий мари, муромы, позднедьяковских племен имеют свои особенности (Л. Ф. Дубинин, Г. А. Архипов, II. Г. Розенфельдт, В. В. Седов, А. И. Попов). Таким образом выделение особой мерянской области земли на этнической карте Восточной

Европы второй половины 1 тыс. н. э. отражает историческую реальность этого времени.

Тем не менее проблема этнической целостности финского населения этой территории остается. Нет оснований полагать, что племенная организация, прослеженная у летописной мери озер Неро и Плещеево, была единой для всей мерян-ской земли. Скорее речь может идти о сосуществовании небольших субэтннческих групп в рамках более крупной общности. В ряду таких субэтносов, занимая особое положение по уровню развития, находилась и ростовская меря.

Выявленная картина расселения и взаимоотношений финских племен отражает ситуацию, которая складывалась I! Волго-Клязьмписком междуречье и Поволжье на протяжении нескольких столетий до появления славянского населения. Образование древнерусского государства, охватившего и мерянскую землю, изменило историческую обстановку. В новых условиях развитие мери оказалось прерванным.

ГЛАВА 5

В СОСТАВЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА

Летописной вехой начала истории Северо-Восточной Руси является 862 г., когда в числе пародов и городов державы Рюрика были названы меря и Ростов. При всей условности летописной даты сам факт вхождения северо-восточных земель в состав древнерусского государства во второй половине IX в. у историков сомнений не вызывает. Однако по археологическим данным время образования Северо-Восточной Руси не совпадает с периодом древнерусской колониза-. цнп края, которая широко развернулась лишь со второй половины X в.

Различие между летописной и археологической периодизацией связано, очевидно, с тем, что источники в силу своей специфики отразили два разных исторических процесса. Политический акт включения мери в состав государства еще не означал начала древнерусской колонизации. Речь шла об установлении дани, выполнении мерей союзннческпх(?) обязательств. Сложившаяся к середине IX в. этносоциальная структура финских племен при этом не затрагивалась. В такой ситуации объяснимо возникновение государственного центра повой территории — будущего Ростова и поселе-

ним типа Михайловского и Тпмерева с незначительным, но явно военизированным населением (погосты?), однако широкого распространения такого рода форпосты не получили.

Что касается древнерусского освоения Волго-Клязьмин-ского междуречья, то заселение новых территорий было в основе своей самостоятельным историческим явлением и шло по мере укрепления государственной власти па финских землях. Не случайно тема Северо-Восточной Руси после долгого перерыва возникает на страницах летописи только при описании событий конца X в., когда под 988 г. указано о передаче Ростова во владение Ярослава Владимировича. Именно в этот период происходит становление города Ростова п его округи, получают развитие древнерусские поселения в других районах Ростовского кпнжссгва.

Общая концепция древнерусского расселения восходит к трудам ученых XIX в. и с тех пор остается практически неизменной: славяне двигались вдоль рек, занимали обширные пустующие области, мирно соседствуя с малочисленными аборигенами.

Как показывают археологические' данные, в реальности не течение рек и наличие свободных земель определяли направление колонизации. Города и новые поселения возникли прежде всего в наиболее обжитых мерянских районах с отнюдь не малочисленным, по тем временам, населением. Каким образом происходило освоение мерянских земель, видно на примере Ростова и его округи.

Первоначальные древнерусские поселения во споим топографическим характеристикам идентичны мерянским и располагались в той же местности. Их этпоопределяющими и фонологическими признаками являются некоторые особенности лепной и наличие гончарной керамики, а также тяготение к поселкам курганных групп с погребениями по обряду групосожжения. Территориальная взаимосвязь древнерус-:ких и мерянских памятников прослеживается в двух вариантах.

1. Новые поселения возникают в непосредственной близости от мерянских и зачастую граничат с ними.

2. В более редких случаях древнерусские поселки выросли ia месте прежних мерянских.

При отчетливой тенденции к охвату основной мсрянской территории на озерном побережье и большей плотности расселения некоторые прежде освоенные места на окраинах и з озерной пойме оказались заброшенными. В то же время

шел постоянный процесс расширения ростовской округи: селища и курганы XI—XII вв. отмечены в ранее пустынных местностях. Складывалась новая система расселения, но на первом этапе ее становления еще сохранялись мерянекпе поселки.

Неоднозначность этносоциальной ситуации X — начала XII вв. проявилась в сосуществовании двух центров — мерян-ского' Сарского городища и древнерусского Ростова. Город возник, как н указывается в летописи, на месте рядового мерянского поселка в неудобной местности на низкой береговой террасе, что было, видимо, определено какими-то субъективными, малопонятными современному исследователю причинами. Результаты проведенных в последнее время раскопок показали, что датировать меряиский слой Ростова можно временем не позднее середины X в. В дальнейшем начинается собственно городской период его истории, отмеченный в археологических материалах появлением новой, отличной от мерянскон, лепной и гончарной керамики, характерных предметов городской древнерусской культуры, а также возникновением в конце столетия традиционной для русских городов усадебной планировки.

Ростов рос вместе со своей округой. По данным раскопок п наблюдений за культурным слоем городская территория в первой половине XI в. составляла не менее 15 га, а в последующие полтора столетия увеличилась более чем в 10 раз.

Совершенно очевидно, что Ростов в сравнении с Сарским городищем имел иную социальную природу, (ср. гл. 3). Два сосуществовавших центра при несомненном политическом господстве Ростова возглавляли две несхожие этносоциальные структуры в процессе их смены.

Окончательное разрушение племенной организации мери произошло в княжение Ярослава Мудрого. К концу X в. Волго-Клязьминское междуречье перестало быть только финской окраиной Руси, о чем свидетельствует появление в Ростове князей — сначала Ярослава, затем Бориса. Возникновение княжеского стола означало рост феодализации Северо-Востока (В. А. Кучкин). В сложившейся исторической обстановке прежняя племенная организация была анахронизмом, ненужным древнерусской феодальной системе. Юридическое оформление сложившихся отношений произошло около 102! г., когда Ярослав подавил волнения в Суздале н «уставн ту землю». «Та земля» — безусловно Ростовская в своих общих границах, как она воспринималась в XI в. По-видимому,

«Устав» Ярослава регулировал и территориально-земельные отношении (В. А. Кучкпп), среди прочего окончательно узаконив отторжение исконных мерянскпх владений. Во всяком случае, первая половина XI в. является предельно допустимой поздней датой всех финских археологических памятников Волго-Клязьминского междуречья. В это время пустеет и Сарское городище.

На Плещеевом озере древнерусское расселение шло в тех же .формах. Первыми были освоены прежние меряпскпе участки побережья. Уже в XI в. здесь возникла развитая поселенческая система, не уступавшая, а по плотности населения на северо-восточном побережье превосходившая гнезда поселений вокруг Ростова. Появились предпосылки для возникновения города — административно-политического центра округи. Однако эта возможность оказалась реализованной лишь при Юрии Долгоруком (1152 г.). Очень вероятно, что замедленный ход событий был следствием политики Ростова, влиятельного старшего города, державшего в подчинении богатых соседей. Корни зависимости, в XI—XII вв. давно забытые, могли уходить в эпоху мери, когда весьма вероятной была общая племенная принадлежность обоих озерных районов. В период становления Ростовского княжества былая подчиненность сохранилась.

В Ополье Суздаль и его округа также унаследовали наиболее освоенную часть бывшей финской территории. Даже возникший позднее Владимир и его пригородные селения заняли местность, в которой ранее существовали меряпскпе поселки. Материалы сунгирского могильника конца X—XI вв. (раскопки П. Н. Мошенииой) указывают на возможность перерастания одного из таких поселков в древнерусский, возможно, за счет появления новых жителей.

Существование групп финского населения среди жителей древнерусских поселений подтверждается данными раскопок курганов и селищ. Однако оценка роли финского компонента в этногенезе древнерусской народности в силу специфики археологических источников не всегда может быть оценена однозначно. Так, по общепринятому мнению, известные ярославские курганы (Мнхайловское, Тнмерево, Петровское) оставлены разноэтничным населением, в составе которого преобладали финны. Но анализ материалов тимеревских курганов- не позволяет согласиться с таким выводом. Определимые финно-угорские элементы в инвентаре и погребальной обрядности немногочисленны и разнородны по своему про-

похождению. По существу, их появление явилось следствием того же процесса аккультурации — взаимообогащения культур, который отмечен в синхронных древностях мери. Необходимо учесть, что серьезные исторические перемены, связанные с колонизацией и формированием государства вели к изменению сложившихся этнических стереотипов, в самом широком спектре — от первичным элементов материальной культуры до этнического самосознания. Поэтому примени тельпо к ярославским курганам давать этнические определения путем механического перебора прежних признаков невозможно.

В условиях складывания новой этнической общности — древнерусской народности — могли появиться новые религиозные культы и обряды. Возможно, с этим связано появление в погребениях курганов глиняных лап и колец, часто, но без серьезных оснований приписываемых мере. Новая обрядность, распространившаяся вХ — начале XI вв. на широкой территории от Ярославля до Суздаля, явно не была связана с какими-либо локальными этническими группами.

Сложившаяся в эпоху мери география расселения и территориальные связи определили не только формирование основных районов Ростовского княжества, но и его первоначальные границы. Еще во второй половине XI в. ростовские рубежи (по В. А. Кучкину) находились в тех же местах, где проходила граница мери с позднедьяковскими племенами и муромой. Не принимая в расчет связи мери с населением бассейна Шексны, трудно объяснить изначальное вхождение в состав Ростовского княжества Белозерья. События собственно русской истории IX—XI вв. не дают возможности понять, каким образом мог отойти к Ростову этот северный ■край, окруженный владениями Новгорода.

Некоторые курганные группы X—XI вв. с мерянскими элементами в инвентаре и погребальной обрядности возникли в ранее не заселенных местах. По-видимому, это было связано с миграцией пли, в условиях феодализации, упорядоченным переселением жителей из центральных районов Ростово-Суздальского княжества.

Дальнейшая ассимиляция мери в древнерусской среде, освоение окраинных финских земель (Поволжье, Костромское Заволжье) продолжалось до XIII в. уже в иных исторических условиях. Этот период в работе не рассматривается. Он подробно освещен в трудах П. Н. Третьякова, Е. И. Горюновой, В. В. Седова, Е. А. Рябинина.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ подведены итоги исследования, подробно. изложенные в соответствующих главах. Основные выводы можно свести к следующим положениям.

В VI—IX вв. в Верхнем Поволжье и Волго-Клязьмннском междуречье произошли существенные изменения в этническом составе и культуре финского населения, приведшие к образованию меряпекои этнокультурной общности. Вопреки устоявшейся гипотезе данные археологии не подтверждают непосредственное родство мери с племенами дьяковской культуры раннего железного века. Отдельные группы меряп-ского населения были неоднородны по происхождению, имели различное социальное устройство и свою специфику хозяйства, но определяющие черты культуры отличали мерю от окружающих пародов.

Права летопись, указавшая оз. Ростовское (Неро) и Клс-щино (Плещесво) как основную меряпскую область. Это был наиболее освоенный и густозаселенный район, составлявший единую племенную территорию с широкими внешними связями. По своим потенциальным возможностям ростовская меря в соответствии с летописной традицией вполне могла быть достойным участником событий начальной русской истории.

Сложившаяся в эпоху мери география расселения, внешние и внутренние связи отдельных районов во многом определили особенности формирования первоначальной территории и центров Ростовского княжества в X — первой половины XI в. История мери явилась, по сути, предысторией Северо-Восточной Руси.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Поповское городище. Раннесредневековые древности Верхнего По-юлжья. Материалы работ Волго-Окском экспедиции ПА ЛИ СССР. ■— ■1., 1989, С. 6—106.

2. «Город Александра Поповича» в окрестностях Ростопа Великого '/Вестник МГУ, 1974, сер. История, № 3, С. 85—95.

3. О времени возникновения Сарского городища //Вестник МГУ, 1974, •ер. История, № 5, С. 68—73.

4. Классификация ножей Сарского городища //СА, 1976, № 2, С. 33—45.

5. Узменские жернова //СА, 1979, № 2, С. 271—274.

6. Этапы и формы ассимиляции летописной мери //СА, 1980, № 2, 1 67—79 (в соавт. с Е. А. Рябнниным).

7. Скандинавские вещи в коллекции Сарского городища //Скандннав-кпн сборник, XXVI, 1981, С. 141—149.

К. J'en.: Булкин В. А., Дубов П. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX—XI ни. — Л., 1978 //СЛ, 1982, № 2, С. 277— 287 (в соавт. с Л. В. Кузоп, Т. Д. Пушкиной).

9. Древнерусские поселения Верхней Мологп //Археологические исследования в Верхневолжье. — Калинин, 1983, С. 56—71.

10. Новые данные о костромских курганах //СА, 1984, № 4, С. 176—196.

11. Поселения мери и славян на оз. Неро //К.СИА, 179, М., 1984, С. 26—32.

12. Стратиграфия и хронология культурного слоя Ростова Великого //Археологические памяпшки па территории РСФСР. — М., 1985, С. 105— 1 12.

13. Историческая топография Ростова Великого //Тезисы .докладов Всесоюзной археологической конференции. — Баку, 1985, С. 76.

14. Волжско-Балтпйский торговый путь в IX в //КСИЛ, 183, М., 1986, С. 3—9.

15. Волго-Окская экспедиция в 1977—1983 гг. //КСИА, 188, М„ 1980, С. 3—20 (в солвт. с 13. В. Сидоровым, И. В. ИслановоЛ).

1(1 Ростов. Предпосылки возникновения древнерусского города //Труды пятого международного конгресса славянской археологии, T. I, вып. 2а, М„ 1987, С. 151 — 157.

17. Городище Выжегша в Юрьевском районе Владимирской области. //Задачи советской археологии. Тезисы докладов Всесоюзной археологической конференции. — М., 1987, С. 149—150.

18. Археологические памятники ростовской мери //Проблемы изучения древнерусской культуры (расселение и этнокультурные процессы на Северо-Востоке Руси). M., 1988, С. 6—32.

19. Городище Выжегша и происхождение выжегшевского клада. — Там же, С. 94—102.

20. Железные изделия городища и могильника у дер. Попово //Ранне-средневековые древности Верхнего Поволжья. Материалы работ Волго-Окской экспедиции ИА АН СССР. М„ 1989, С. 171—184 (в соавг. с Л. С. Розановой, Е. А.. Рябнппным).

21. Рец.: Рябпшш Е. А. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. — Л., 1986 //СА, 1989, № 3, С. 277—279.

22. Тимерево. Проблема историчской интерпретации археологического памятника //СА, 1989, № 3, С. 79—86.

23. Финно-угорское население Костромского Поволжья во второй половике 1 тыс. н. э. //Материалы VI Международного конгресса фшшо-угроведов, T. I, М., 1989, С. 64—68. (в соавт. с Е. А. Рябшшным).

24. Некоторые вопросы начальной истории Северо-Восточной Руси //VI Международный конгресс славянской археологии. Тезисы докладов советской делегации. М., 1990, С. 41.

25. Так кто же насыпал Ярославские курганы? //Краеведческие записки, Ярославль, 1991.

Полевые исследования:

26. Результаты археологической разведки в районе Ростова Великогс //АО 1969, М., 1970, С. 74 (в соавт. с Т. А. Пушкиной).

27. Работы на Сарском городище. //АО 1972, М., 1973, С. 73.

28. Раскопки Сарского городища и разведки в Ярославской обласп //АО 1973, М, 1974, С. 63.