"Дух музыки" в философии культуры русского символизма

Корж, Юлия Викторовна

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: "Дух музыки" в философии культуры русского символизма

Год: 2005
Автор научной работы: Корж, Юлия Викторовна
Ученая cтепень: кандидата культурологии
Место защиты диссертации: Москва
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

450 руб.

Диссертация по культурологии на тему '"Дух музыки" в философии культуры русского символизма'

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Дух музыки" в философии культуры русского символизма"

МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ И МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Государственный институт искусствознания

«ДУХ МУЗЫКИ» В ФИЛОСОФИИ КУЛЬТУРЫ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА

24.00.01 - теория и история культуры

Липореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

На правах рукописи

КОРЖ Юлия Викторовна

Москва 2005

Работа выполнена в Государственном институте искусствознания Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации

Научный консультант -

доктор философских наук, профессор

Кондаков Игорь Вадимович

Официальные оппоненты: доктор философских наук,

профессор

Астафьева Ольга Николаевна

доктор искусствоведения, доцент

Аркадьев Михаил Александрович

Ведущая организация- Российский институт культурологии

Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации

Защита состоится 7 февраля 2005 г. в [£_ часов на заседании диссертационного совета Д.210.004.01 в Государственном институте искусствознания МК РФ по адресу: Москва, Козицкий пер., д. 5.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного института искусствознания.

Автореферат разослан « К М&ух^ 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор философских наук, профессор I Е.В. Духов

2006-4

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования

Тема вынесенного на защиту исследования представляется актуальной в нескольких отношениях. Во-первых, общий интерес к культуре Серебряного века и к его феномену - русскому символизму - продолжает сохраняться и даже усиливаться в связи с публикацией новых текстов, появлением новых интерпретаций и архивных разысканий, которые вводят в научный и культурный оборот множество новых артефактов и оценок, исподволь меняющих историческую картину русской культуры XX в. Во-вторых, продолжающийся на рубеже XX и XXI вв. и даже усиливающийся кризис литературоцентризма в русской и европейской культуре впервые ярко и остро заявил о себе как раз столетие тому назад, а именно на рубеже ХЕХ -XX вв., что проявилось в выдвижении на первый план культуры невербальных форм культуры, и прежде всего музыки, в формировании философии культуры, одним из ключевых концептов которой стал «дух музыки». В-третьих, наблюдающийся сегодня в русской и мировой культуре поворот к аудио- и видео- культуре (в противоположность ее вербализованным аналогам) во многом коренится в культурно-исторических процессах, получивших свое первоначальное развитие и осмысление в философии культуры русского символизма.

Объект и предмет исследования

Объектом диссертационного исследования является русский символизм, представляющий собой многомерный культурный феномен, обладающий собственной философской рефлексией, многозначной и внутренне противоречивой. В данном случае русский символизм рассматривается не только и не столько как художественное направление или течение, не только как эстетическая или религиозная доктрина, но как целостный феномен культуры, сложившийся исторически последовательно и закономерно в результате сложного взаимодействия многих культурных факторов (включая собственно художественно-эстетические, историко-философские, этико-религиозные и др.).

1 Кондаков И.В. «Образ мира, в слове явленный»: волны литературоцентризма в

истории русской культуры // Циклические ритмы М.,2004

мгтри^ чу^ууре. искусстве.-

*ОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ

сикл потека

оУКад

самого символизма, но и всей русской культуры рубежа XIX - начала XX вв., а также во многом творческой реинтерпретацией всей мировой культуры (от античности до начала XX в.), выступила как форма культурного синтеза и философского обобщения, далеко выходящая по своему значению за пределы породившей ее эпохи - Серебряного века, став одним из важнейших достижений культурологической и философско-эстетической мысли всего XX века.

Особое внимание как предмету исследования в диссертации уделено концепту «дух музыки» как особой категории культуры русского символизма, выполняющей интегративную функцию в философском самосознании культуры. «Дух музыки», в качестве культурфилософской метафоры введенный в символистский обиход Ф. Ницше (в его ранней работе «Рождение трагедии»), стал для русских символистов тем специфическим понятием-символом, с помощью которого можно было говорить о специфике музыки в ряду других искусств; о формах и способах достижения культурного синтеза; о путях развития искусства и культуры будущего; о творческих интуициях художника и мыслителя; о глубинных механизмах культурного и цивилизационного развития во всемирном масштабе; о теургии как мистическом процессе культурно-религиозного сотворчества художника-мыслителя и Творца, как символ сопричастности национальной и мировой культуры высшим, трансцендентным сферам бытия, вечности.

Состояние научной разработанности проблемы

Следует отметить, что, наряду с исследованием разнообразных частных моментов в истории и теории русского символизма, происхождения ключевых идей, мотивов и образов, наполняющих произведения русских символистов, большое место в исследованиях последнего времени стали занимать общие вопросы - философского и культурологического плана. Больше стало работ междисциплинарного характера, в том числе затрагивающих в компаративистском ключе проблемы взаимодействия и синтеза различных искусств, обращающихся к символическому языку. Эта тенденция заметна как в работах отечественных, так и зарубежных ученых.

Вместе с тем ощущается недостаток работ обобщающего характера, раскрывающих ключевые культурфилософские проблемы русского символизма. Среди таких проблем находится и проблема, вынесенная в заглавие настоящей диссертации. «Дух музыки», о котором идет речь в нашем исследовании, - это одновременно и концепт культуры, и интенция самосознания русского символизма, и концепция культурного синтеза (включая синтез искусств), и воплощение принципа синэсгетизма, пронизывающего не только все искусства и культуру в целом, но и само всемирное бытие. В этом отношении русский символизм выступил преемником культурфилософских идей А. Шопенгауэра, Р. Вагнера, Ф. Ницше, Вл. Соловьева, нередко рефлексировавших различные виды искусства и творчества через призму их «музыкальности», сопричастности музыке.

За последнее время вышли в свет работы, в которых философско-музьпсальные идеи получили свое обоснование и развитие. Здесь можно назвать исследования отечественных ученых - О.Н. Астафьевой, М.А. Аркадьева, Т.В. Антиповой, А.И. Бандуры, Л.Л. Гервер, А. Гозенпуда, З.Р. Жукоцкой, К.В. Зенкина, Г.В. Крауклиса, Т.Н. Левой, Ф.Н. Лунёвой, Ю.Ю. Милёшиной, И.А. Мыльниковой, А. Л. Порфирьевой, Н.И. Поспеловой, М.Е. Тараканова, О.М. Томпаковой, В.П. Шестакова и др. Среди зарубежных исследователей необходимо назвать такие значительные имена, как А. Ханзен-Лёве, Л. Силард, Ф. Лаку-Лабарт, С. Фридрих, Д. Борхмайер, Ю. Мурашов, Ю. Курзель, Д. Шнеллер, Р. Бартлет, П. Хоффман, Г. Лангер, П. Дэвидсон, А. Пайман, Д Рицци, М. Дьёндьёши, Н. Бржоза и др.

Вместе с тем все эти исследования, так или иначе перекликающиеся с темой настоящего исследования, касаются по преимуществу частных, во многом разрозненных аспектов культурфилософии русского символизма и не претендуют на культурологическое обобщение в отношении всего русского символизма. Этим определяются цель и задачи представляемой диссертации.

Цель я задачи исследования

Целью настоящего диссертационного исследования является осмысление «духа музыки» как категории культуры (культурологического концепта) в философии русского символизма, ее генезиса и места в самосознании отечественной и мировой культуры на рубеже XIX - XX вв., ее роли в дальнейшем развитии культурологической мысли в России и Европе.

В соответствии с поставленной целью в диссертации ставятся и решаются следующие культурологические задачи:

• выявление культурно-исторического генезиса «духа музыки» как категории культуры (концепта) и философско-эстетических предпосылок становления данной категории в истории мировой и русской культуры;

• раскрытие смысловых границ и культурфилософского контекста представления, функционирования и интерпретации категории «дух музыки» у русских символистов и их предшественников, философствовавших на темы

музыки и ее места в культуре (А Шопенгауэра, Р. Вагнера, Ф. Ницше, Вл. Соловьева);

• анализ исторического происхождения категории «дух музыки» как закономерной философско-эстетической реакции на кризис литературоцентризма в русской и европейской культуре (наряду с возникновением в это же время «заумного» поэтического языка, «беспредметного» изобразительного искусства, театрального «дионисийства» и т. п. и др. феноменов невербальной культуры);

• изучение роли концепта «дух музыки» в создании целостного стиля культуры символизма и формировании универсальной философско-эстетической концепции культурного синтеза, включающей в себя, наряду с «духом музыки», концепты «всеединства» и «синтеза искусств», принципиальные для символистского миропонимания и предполагающей онтологизацию музыки в системе культуры;

• определение национально-культурного своеобразия русского символизма и его культурфилософского самосознания (по сравнению с символизмом западноевропейским), сложившегося в рамках становления и развития философии культуры русского символизма, в частности самого концепта «дух музыки»;

• анализ индивидуальных культурфилософских интерпретаций концепта «дух музыки» у различных представителей русского символизма -Вл. Соловьева, Вяч. Иванова, А. Белого, А. Блока, А Скрябина, о. Павла Флоренского и их влияния на последующее развитие русской философии музыки (в частности, в философских концепциях А. Лосева и М. Бахтина).

Теоретико-методологическая основа исследования

Диссертационное исследование выполнено в междисциплинарном проблемном поле - на стыке культурологии, эстетики, истории философии и искусствоведения (в частности музыкознания). Наиболее адекватными философии культуры русского символизма автору диссертации представляются феноменологические и герменевтические методы изучения феноменов культуры. В этом отношении принципиальным для осуществления данного исследования представлялось обращение к философскому наследию И.Г. Фихте, А. Шопенгауэра, Р. Вагнера, Ф. Ницше, В. Дильтея, Г. Риккерта, С. Аскольдова, Н. Бердяева, Ф. Степуна, Х.-Г. Гадамера, В. Беньямина и др. Важным для понимания эзотерического контекста культурофилософии русского символизма и ряда теософских идей (в частности, в творчестве А. Скрябина) было для автора знакомство с многотомным трактатом Е. Блаватской «Тайная доктрина» и антропософскими сочинениями Р. Штейнера, оказавшего сильное влияние на зрелое и позднее творчество А. Белого.

определяющее влияние. Важными для диссертации оказались и работы М.М. Бахтина, в частности его эстетико-философские изыскания 1920-х гг., в том числе обращенные к осмыслению принципа полифонизма, идейно-эстетического многоголосия в культуре.

Из современных отечественных исследователей культуры на автора диссертации в теоретико-методологическом отношении повлияли С.С. Аверинцев, B.C. Библер, Н.К. Бонецкая, М.Л. Гаспаров, Вяч. Вс. Иванов, И.В. Кондаков, A.B. Лавров, Т.Н. Левая, Ю.М. Лотман, А.И. Мазаев, З.Г. Минц, A.B. Михайлов, BJI. Рабинович, В.В. Сербиненко, Ю.С. Степанов, В.Н. Топоров, H.A. Хренов, В .П. Шестаков, много сделавшие для понимания места символа в истории культуры и в системе культуры, семиосферы и концептосферы как символического пространства культуры, для обоснования методов анализа символистских текстов культуры.

Из современных западных исследователей большой методологический интерес для автора диссертации представляли Л. Силард, А. Ханзен-Лёве, Д. Шнеллер, Ф. Лаку-Лабарт, У. Эко, М. Депперман, П. Дэвидсон, Э. Клюс, А. Цинк, Д. Рицци, А. Пайман, М. Юнггрен, М. Цимборска-Лебода в некоторые др., внесшие большой вклад в изучение философии культуры и художественного творчества русских символистов, предложившие оригинальные подходы к интерпретации русского символизма в целом и отдельных его культурфилософских мотивов и идей.

Особое выражение благодарности должно быть высказано диссертантом по адресу тех ученых, которые лично приложили немалые усилия для того, чтобы выносимая на защиту работа сложилась в ее настоящем виде. Среди них М.Е. Тараканов и А.И. Абрамов, на разных этапах руководившие написанием диссертации, Г.В. Крауклис, 3. Дёринг и А. Ханзен-Лёве, консультировавшие автора по различным аспектам исследования.

Положении, выносимые на защиту

1. В диссертационном исследовании «дух музыки» рассматривается в качестве внемузыкальной культурфилософской категории, возникновение которой было возможно исключительно в рамках своеобразной культуры русского символизма, стремившейся к поиску универсального интегрального языка культуры.

2. Русский символизм рассматривается в диссертации не только как идейно-эстетическое и стилевое направление в литературе, искусстве, музыке и философии, выросшее из позднего романтизма и обособившееся от него, но и как целостный феномен культуры, сложившийся исторически закономерно в результате сложного взаимодействия многих культурных факторов (включая собственно художественно-эстетические, историко-философские, этико-религиозные и др.). Поэтому в центре внимания автора находятся: культурфилософский дискурс символизма, феномен культурного синтеза и

смысловое пространство русского символизма, в значительной мере определенное его рецепциями античности.

3. Становление концепта «дух музыки» в философии культуры русского символизма во многом было обусловлено прямым и косвенным влиянием Р. Вагнера, Ф. Ницше и Вл. Соловьева, различные аспекты и мотивы творчества которых выступают в качестве кулыурфилософского контекста русского символизма. В диссертации делается принципиальный акцент на качественное отличие Вагнера, Ницше и Соловьева как реальных исторических личностей и творцов культуры от фигур «Вагнера», «Ницше» и «Соловьева», явленных в творчестве русских символистов.

4. Одной из важнейших особенностей русского символизма является принцип синэстетизма, обоснованный Вл. Соловьевым. Через призму соловьевской философии всеединства, в свете названного принципа русские символисты, по мнению диссертанта, трактовали и категорию «дух музыки», тем самым дополняя и пересматривая идеи Шопенгауэра и Ницше в русле национальных философских традиций, достигая парадоксального синтеза ницшеанства и «соловьевства».

5. Как доказывает автор диссертации, вершиной культурфилософии русского символизма явилась онтологизация музыки, рассматриваемой как «истинная сущность вещей», как глубинная основа бытия. Именно онтологизация музыки, понимаемой как высшее, наиболее символическое искусство, по мысли русских мыслителей Серебряного века, размыкает границы между искусством и религией, между философией и культом, между человеческим и божественным, беспредельно широко раздвигая границы эстетического.

Научная новизна работы.

В диссертации впервые в отечественной и западноевропейской культурологии исследуется «дух музыки» как ключевая категория культуры русского символизма. Впервые раскрывается культурно-исторический и историко-философский генезис этого концепта в истории мировой и русской культуры, анализируется культурфилософский контекст функционирования этого понятия-символа, выявляется сложное переплетение историко-философских и культурных традиций, эстетических и культурологических теорий, лежащих в основании соответствующих концепций русского символизма.

(выражение Н. Бердяева). Выдвижение на первый план самосознания культуры музыкально-философских ассоциаций и представлений, включая категорию «дух музыки», впервые осмысляется как проявление кризиса вербализованных культурных форм, в частности - литературоцентризма русской и европейской культуры, как стремление проникнуть в глубинные пласты культуры, представляющиеся сознанию человека рубежа XIX - XX вв. «невыразимыми», «несказуемыми», иррациональными, как попытка концептуализации «культурно-бессознательного» и «культурно-трансцендентного».

Впервые «дух музыки» как концепт русского символизма анализируется - во всей своей многозначности и ассоциативной емкости - во взаимодополнительных феноменологическом и герменевтическом аспектах, наиболее адекватных для осмысления «музыкально-философской ипостаси» различных феноменов культуры. Кроме того, рассматривается складывающаяся уже в XIX в. (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Р. Вагнер) и получившая дальнейшее развитие в XX в. (Вяч. Иванов, А. Скрябин, А. Белый, Г. Чулков и др.) тенденция онтологизации музыки, рассматриваемой как глубинные основания бытия, как «истинная сущность всех вещей» (Ф. Ницше), как первооснова всех искусств и скрытый смысл философского знания.

Теоретическая и практическая значимость работы

Материалы диссертационного исследования позволяют, по мнению автора, по-новому взглянуть на строение и смысл философии культуры русского символизма; раскрыть ее феноменологию и герменевтику, онтологию и эпистемологию, переосмыслить символистскую морфологию искусства. Анализ феномена синестезии и принципа синэстетизма, заявивших о себе в философии и творческих достижениях русского символизма, как считает диссертант, позволяет осмыслить и объяснить острый кризис литературоцентризма, впервые заявивший о себе в творчестве русских символистов и получивший свое дальнейшее развитие на протяжении XX века; исследователю заметен и явный поворот культуры - как русской, так и мировой - к невербальным ее формам (в том числе и музыкальным, и беспредметным, и «заумным»).

Идеи диссертации, ее выводы и обобщения могут быть использованы при чтении общих и специальных курсов по истории русской культуры, особенно Серебряного века, а также для теоретических разработок в области эстетики, теории искусства, истории философии, музыки, литературы России и Европы.

Апробация работы

отечественной философии и истории и теории культуры РГГУ, на факультете музыкального театра Байройтского университета. Культурологическая концепция автора была апробирована на многочисленных международных и всероссийских конференциях: в том числе доложена на международных конференциях Немецкого вагнеровского общества, действительным членом которого является автор диссертации, на международной конференции молодых учёных «Studium in Deutschland» (Бонн, 1997); на интернациональном симпозиуме «Женщина будущего: женские образы и женские голоса в творчестве Р. Вагнера» («Das Weib der Zukunft») (Байройт, 1997), на международной конференции «Also wie sprach Zarathustra? Westöstliche Spiegelungen im kulturgeschichtlichen Vergleich» (Аугсбург, 2004).

В виде отдельных докладов основные положения диссертации излагались автором на перечисленных ниже научных конференциях в России: «Теория литературы: кризис системности?»: Первые поспеловские чтения (Москва, МГУ им. Ломоносова, 1993); «Культурология: предмет, подходы, язык» (Москва, РГГУ, 1994); «Религия, культура и этика: теологические, исторические, социологические аспекты» (Москва, РГГУ, 1994); «Актуальные проблемы истории, философии, литературы» (научные чтения, посвящённые Н.Г. Чернышевскому в Саратове, организованные Саратовским, государственным университетом им. Н.Г. Чернышевского, 1994); «Искусство рубежа XIX-XX веков (Памяти М.В. Алпатова)» (Москва, ГИИ, 1995); «Смыслы культуры», (СПб.: Санкт-Петербургский государственный технический университет, 1996) и др.

Принципы и подходы, обоснованные в диссертации, были использованы автором в его преподавательской деятельности в РГГУ (в рамках курсов «История культуры России» и «История музыкальной культуры»), в Высшей школе культурологии МГУКИ («Русская музыкальная культура»), в Музыкальном училище им. Гнесиных («Культурология», «Музыкальная эстетика»).

Материалы диссертации нашли отражение в 15 научных публикациях автора общим объёмом свыше 11 п. л., список которых приведен в заключение данного автореферата, а также в многочисленных (свыше 40) газетных статьях по проблемам культуры и искусства, связанным с темой диссертации, которые были опубликованы диссертантом в 1990-е годы в газетах «Культура», «Экран и сцена», «Вечерний клуб» и др.

Структуре работы

Диссертация состоит из Введения, трёх глав (разделенных на 9 параграфов). Заключения и Библиографического списка источников и научной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определены актуальность и степень разработанности темы исследования, круг привлекаемых источников, поставлена научная проблема, сформулированы методологические принципы диссертации и обоснована её актуальность, научная новизна, теоретическое и практическое значение.

В первой главе «РУССКИЙ СИМВОЛИЗМ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ» затрагиваются различные аспекты философии культуры русского символизма, а также очерчивается широкий исторический и идейный контекст, в котором это течение оформилось во всём ему присущем своеобразии и неподражаемости.

В первом параграфе главы «Культурфилософский дискурс символизма» даётся обобщённая характеристика символизма как культурной эпохи, определяется место символизма в истории мировой культуры, сопоставляются характерные особенности западноевропейского и русского символизма, прослеживаются пути развития русской культуры в постсимволистский период, во многом сформировавшиеся под влиянием символизма и его культурфилософских идей.

Русский символизм возник на рубеже 80-90-х гг. XIX в. и просуществовал до середины 20-х гг. XX в. как ведущее идейно-художественное и религиозно-философское течение Серебряного века, определившее собой все крупнейшие художественно-эстетические, религиозно-философские и - косвенно - социально-политические достижения этой самостоятельной и самобытной эпохи в истории российской культуры.

Философия культуры русского символизма - одно из важнейших интеллектуальных достижений отечественной культуры конца XIX - начала XX вв. и важнейший итог развития национальной культурфилософской традиции за всю ее предшествующую (почти двухвековую) историю. Место её в истории отечественной культуры во многом обусловлено тенденцией, последовательно заявившей о себе в Серебряный век русской культуры: выработать «целостный стиль культуры» «во имя свободы творчества и во имя духа», ради «освобождения духовной культуры от гнета социального утилитаризма», господствовавшего в 60-70-е гг. XIX в. в кругах левой интеллигенции (Н. Бердяев).

Символистскую философию характеризует неприятие строгих дефиниций, четких и определенных понятий, отталкивание от научных представлений о мире как законченной системе явлений. Вместо логических построений, обычных для философского знания, русские символисты апеллировали к нарочито аморфным, расплывчатым категориям, не сводимым к научной пошггийности. Таким образом, русская философия рубежа XIX -XX веков - это не религиозно-мистическое учение, не художественная

импровизация на вольные темы, не журнальная эссеистика, взятые по отдельности, - это и одно, и другое, и третье одновременно, а главное - это философия, хотя и особого рода, соединившая в себе разные виды творчества и воображения, разные типы мышления, мировосприятия. Это философия, мыслительным инструментом которой является символика, разветвленная и детализированная система художественно-эстетических идей-образов, поддающихся лишь заведомо многозначной, плюралистичной интерпретации и оценке. Говоря другими словами, это философия как искусство.

Разрабатывая теорию символизма и дефилируя его основное понятие -символ - младосимволисты внесли непосредственный вклад в становление герменевтики. Символистская герменевтика резко отличается от герменевтики В. Дильтея или Г. Шпета, поскольку стремится породнить «точные науки» и «науки о духе», видя в них взаимодополняющие формы отношения к миру. Вячеслав Иванов выделяет в герменевтике два уровня -высший и низший. Задача «низшей герменевтики» - определение смысла каждого элемента языка в исследуемом тексте, и здесь автор требует «неуклонного соблюдения норм», присущего точным наукам. Высшая герменевтика напрямую связана с «универсальным синтезом», присущим русскому символизму. По Иванову, она «восходит по ступеням обобщения от эмендации и интерпретации текста к объяснению и оценке всего произведения, далее - всего автора, потом всего представляемого им направления й литературного рода, наконец - к характеристике духа эпохи и даже к философскому истолкованию той или другой стороны античного [понимай: народного. -ЮЖ.] сознания и творчества в целом» .

Суммируя наблюдения над «герменевтикой мифа» Вяч. Иванова, венгерский исследователь Л.Силард пишет: «Стандартный для символистов оборот «живое слово» скрывает представление о тексте как о живом существе, облик которого рисовался предельно детализированным и символичным. Общение с текстом уподоблялось общению с возрождаемой-воскрешаемой личностью, которое сопрягает в себе Ты и Над-Ты, и поведение которой непредсказуемо»3.

Второй параграф первой главы посвящён «Феномену культурного синтеза в русском символизме». Попытка найти интегральный стиль культуры, связывающий воедино философию, религию, искусство и понимаемую весьма широко «общественность» (научную и художественную, философскую и религиозную) - как деятельность по преимуществу культурную, а не социальную, - должна быть признана успешной, хотя и не реализованной до конца. Впервые в истории русской культуры интеграция стиля, культурный синтез осуществлялись не на почве так или иначе интерпретируемой социальности, т.е. рефлексии действительности, но как

2 Иванов Вяч. И. Дионис и прадионисийство. - СПб., 1994. - С. 261.

3 Сшард JI. Проблемы герменевтики в славянском литературоведении XX в. (Фрагмент) // Studia Slavica (Hungaricae). - Budapest, 1993. - Т. 38 / 1-2. - С. 181.

самосознание культуры. Характерно, что представителей русского символизма интересовали не сами по себе философия или религия (ортодоксальные церковные доктрины представлялись профанацией Божественной Истины), не политика и даже не искусство, но прежде всего процесс: философствования, религиозно-мистических исканий (богоискательство), художественного творчества, политических преобразований и т.п. — т.е. свободной творческой интерпретации неких первичных текстов и эстетических форм. Таким образом, философия складывалась и развивалась не как система понятий и категорий, а как процесс философствования — свободный, индивидуально-неповторимый, художественно-ассоциативный, творческий.

Рассматриваемый нами культурный синтез включает также синтез различных культурфилософских традиций — как зарубежных, так и национальных. Возникнув не без влияния французского символизма и позднего немецкого романтизма, эта философия, тем не менее, была специфически русским, национально своеобразным явлением. Даже влияние такого философского кумира русских символистов, как Ф.Ницше, было переосмыслено в духе русской философской традиции (прежде всего В.Соловьева). Ярким примером переосмысления и художественно-философской рефлексии могут служить образы и творчество Р. Вагнера и Ф. Ницше. Как писал Бердяев, «Ницше воспринимался, как мистик и пророк». В эпоху Серебряного века важным был авторитет Ницше-эстетика, пропагандиста и критика вагнеровского творчества и теорий, автора эссе «Рождение трагедии из духа музыки», оказавшего - вместе с самим Вагнером - большое влияние на философию русского символизма, а через нее и на художественное творчество символистов. Не будет преувеличением сказать, что русские символисты имели дело с Ницше и Вагнером как русскими мыслителями, - настолько их взгляды и произведения были переосмыслены и трансформировались в контексте русской культуры (по сравнению с ними же как деятелями немецкой и - шире - общеевропейской культуры).

Заметной и важной составляющей синтетического мировоззрения символистов является религиозно-мистический компонент. О необходимости религии для искусства - вслед за Вл. Соловьевым - много рассуждает В. Иванов: «Истинное символическое искусство прикасается к области религии, поскольку религия есть прежде всего чувствование связи всего сущего и смысла всяческой жизни. Вот отчего можно говорить о символизме и религиозном творчестве как о величинах, находящихся в некотором взаимоотношении»4. Справедливыми - применительно к русскому символизму и его «поэтической философии» - являются выводы А.Ф. Лосева о внутреннем, интуитивно-мистическом познании сущего, его скрытых глубин через символ, образное умозрение и непосредственное переживание мира; о роли специфической категории «духа времени»; о философском восприятии мира в единстве его положительных и отрицательных сторон,

4 Иванов Вяч. И. Родное и вселенское. - М., 1994. - С. 143.

радости и страдания, гармонии и хаоса; о своеобразной ориентации русской философии на жизнь, лишенную вульгарного практицизма (характерны такие своеобразные категории русского символизма, как «творчество жизни», «художник жизни», «мистерия жизни», человек как «живая форма», «общественное переустройство» и т. п.).

Парадоксальным предстает в интерпретации мл ад ос имво листов синтез религии и музыки (а подчас и магии). А Белый не случайно находит возможным говорить о «музыкальной религии» и называть музыку «главным корнем религии»5. Философское видение мира то и дело размывалось изощренными мистическими озарениями, даже оккультными увлечениями; дополнялось мифологическими параллелями; смешивалось с религиозно-духовными исканиями, похожими на художественные импровизации. Неслучайны у символистов тавтологические взаимоопределения искусства и религии. А.Белый, например, пишет, что искусство «становится путем к наиболее существенному познанию - познанию религиозному» и тут же добавляет, что сама «религия есть система последовательно развертываемых символов»6. Иными словами, искусство — это предварительная форма религии; религия же - это высшая форма искусства. Подобная интерпретация взаимосвязи разных форм культуры встречается и у Вяч. Иванова, и у Д.Мережковского, и у П.Флоренского, очень близкого многими своими идеями философии русского символизма.

Парадоксальное мировоззрение символистов характеризуется тенденцией кулътуроцентризма. Проблематика культуры как некоего Целого, некоего «пространства» трансформируется в личностную, персональную задачу-загадку человеческого бытия. Культурное пространство мыслится как пространство метафизическое (по терминологии А.Лосева, вне-пространственное и вневременное), метаисторическое. Присущий символистской культуре и культурологии пафос одновременности преодолевает линейное, историческое время, синтезирует разновременные этапы, эпохи, миры в глобальное, всеохватное единство, тяготея в такой всеохватности к идее мифа (особенно занимавшей Вяч.Иванова и А.Белого). Вспомним здесь и концепцию всеединства В.Соловьева, очень популярную среди русских символистов и оказавшуюю сильное влияние на их философию. По мнению В.Библера, в XX веке культура нередко трактуется как «общение культур»7 и возникает органическая многосоставная целостность, культурный синтез, со-временный на века — в прошлое и будущее, воплощающий вечность.

Философию символистов Серебряного века отличала тесная связь с эстетикой и непосредственно с художественным творчеством, причем во

5 Бугаев Б. На перевале. VI. Против музыки // Весы. 1907. № 3. С. 58. См. также с. 57-60.

6 Белый А. Символизм как миропонимание. М„ 1994. С. 247.

Библер В.С Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры. М., 1991. С. 148 и далее.

многих случаях чрезвычайно трудно провести границу между собственно философией и символистской художественной прозой или поэзией.

В третьем параграфе «Античность как культурное пространство русского символизма» выясняется значение и характер античных рецепций в эпоху Серебряного века. В то время античным искусством и античной философией были увлечены не только символисты (Д. Мережковский, В. Брюсов, Вяч. Иванов, А. Скрябин, М. Врубель, М. Кузмин и др.), но и представители позднего русского авангарда - вплоть до П. Филонова, И. Стравинского и К. Ваганова, что можно рассматривать как дань обобщенному гуманитарному образу греческой классики, веками выступающей в роли непреходящего образца для последующих художественных направлений и творческих исканий.

В сознании и подсознании символистов культура становится тем метафизическим и метаисторическим пространством, в котором воплощается пафос одновременности разновременных этапов, диалог культурных эпох, традиций и стилей. Другими словами, культура понимается ее творцами как общение культур. Ситуация, складывающаяся в культуре первой четверти XX века, оказывается в чем-то родственной ситуации Возрождения. Недаром Н.Бердяев называл русскую культуру Серебряного века «настоящим культурным ренессансом, религиозным, философским, художественным»8. «Реиессансна* культура тяготеет к свертыванию прошлого и будущего в бесконечности настоящего, к синхронизации, иначе говоря, к пространственному истолкованию времени и истории»9.

Итак, в начале XX века в европейской культуре поляризуются два направления в восприятии и культурных рецепциях античного; условно обозначим их как ритуально-мифологическое и эстетическое, или, используя терминологию Ницше, весьма популярную в то время, -дионисийское и аполлоническое. Обе взаимоисключающие, на первый взгляд, линии сосуществуют параллельно, что особенно наглядно проявляется в русской культуре начала века. Первое направление реализуется в символизме, второе - в неоклассицистски ориентированных стилях искусства.

Обращение русских символистов к античным образам, сюжетам, мотивам, сама воссоздаваемая атмосфера античности («дионисийство», «аполлонийство» и т. п.) выступали как условные коды культуры, транспонировавшие современность в вечность, как средство обретения мировоззренческого универсализма и пути нового мифотворчества

«А так как древнейшую и испытаннейшую форму целенаправленного высвобождения дионисийского начала видели в ритуале - именно ритуальные формы искусства играют в период символизма ведущую

* Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х томах. Т. 2. М„ 1994.-С.90.

9 Боткин JI.M. Из наблюдений над творческим мышлением Леонардо да Винчи И Советское искусствознание'82. М.Д984.Вып.2(17). - С. 185.

роль»10. В первую очередь здесь следует назвать дифирамб и трагедию, получивших специфическую интерпретацию и развитие в русском символизме (в частности, у Вяч. Иванова).

Вторая глава «КУЛЬТУРФИЛОСОФСКИЙ КОНТЕКСТ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА» состоит из трёх параграфов, которые выявляют значение Р. Вагнера, Ф. Ницше и Вл. Соловьёва для символистского мировоззрения, обрисовывает их роль в становлении идей А. Белого, В. Иванова, А. Блока и др., а также показывает несхожесть подлинных Вагнера, Ницше и Соловьёва с их образами и интерпретациями их идей русским символизмом.

Для культуры Серебряного века Ф. Ницше, к примеру, являлся отнюдь не философом, а поэтом, автором поэмы «Так говорил Заратустра». Его ведение мира, поразившее символистов, казалось пророчеством, откровением, доступным лишь художественным или религиозным гениям.

И Вагнер не всегда присутствовал в их сознании как композитор. Да и как философ, как теоретик музыки и театра он означал в представлениях русских поэтов и мыслителей начала XX века отнюдь не то, с чем дискутировали русские музыканты в классическом XIX веке, и тем более не то, что думал о себе он сам.

Впрочем, и Вл. Соловьев понимался символистами не как чистый философ: он был для них и «рыцарем-монахом», и поэтом-мистиком, и теургом, й жизнетворцем, и живым символом переходной эпохи.

В первом параграфе «"Преодоление музыки": Рихард Вагнер в русской культуре Серебряного века» обращается внимание на некоторые положения эстетики и философии немецкого композитора, а также изучается его роль в русской культуре рубежа XIX - XX веков.

Всеобъемлющее влияние немецкого композитора объясняется, по мнению диссертанта, тем, что для русских символистов «Вагнер» сам был олицетворением «духа музыки» — категории, подчеркнем, абсолютно внемузыкальной, метафизической, ибо музыка, взятая в своей метафизической сущности, стоит над искусством, - вровень с самим Бытием, как высшее из его таинств.

Именно как «введение» в музыкально-философское творчество Вагнера рассматривали русские символисты философию Ницше. Русской культуре рубежа веков Ф.Ницше и Р.Вагнер являются как неразлучная пара: один дополняет и развивает другого и один без другого немыслим, хотя в реальной жизни отношения их выглядят далекими от безоблачно-дружеских. Зародившись в 1869 г. как боготворящая страстная дружба со стороны Ницше, она за 10 лет превратилась в испепеляющую личную ненависть, сопровождающуюся тотальным отторжением и остранением вагнеровских

Стояновский М.Ю. Символ у Вячеслава Иванова: традиция и специфика. Автореф. дисс.... к. филол. н. - М., 1996.

идей. Особенностью уникальной дружбы-вражды явилось то, что более страстный ее участник стал ее летописцем, составив ей тем самым мировую славу. Эволюцию Ницше от вагнерианства к антивагнерианству можно проследить по его работам от «Рождения трагедии» (1872) до «Казус Вагнер» (1888).

Взаимоотношения Р.Вагнера и Ф.Ницше имели одну особенность, можно даже сказать, странность. Так и не породив ни одной совместной работы, они оказали заметное влияние на европейскую культуру. Они длились сравнительно недолго, и из перспективы более чем столетней удаленности трудно сказать, что было для истории культуры важнее: дружба или ее разрыв. В западноевропейской традиции значение разрыва представляется более важным. М.Хайдеггер в 1938 г. настоятельно требовал понимать его «как необходимый поворотный пункт нашей [немецкой. - ЮЖ.] истории». Современный исследователь Ф. Лаку-Лабарт считает разрыв Ницше и Вагнера «важнейшим философским событием»11. Очевидно, для всей западноевропейской культуры это положение сохраняет свой смысл, в то время как для русской (и всей российской) культуры важнейшим моментом, напротив, является дружба и взаимовлияние двух великих немцев. В русской культурной традиции о разрыве отношений между Вагнером и Ницше говорится редко и глухо, - так, как если бы этот факт не представлял никакого интереса для истории культуры!

При упоминании Ницше в контексте русской вагнерианы следует отметить парадоксальную связь, почти тождество двух представителей немецкой культуры, находившихся друг с другом в весьма сложных (как идейных, так и человеческих) отношениях. Ницше и Вагнер становятся в России полумифическими фигурами, — чем-то вроде Пифагора или Сократа в древней Греции. Например, символистскому воображению Андрея Белого фигура базельского профессора является в различных мифологических одеждах. В книге «Арабески» вагнеровское влияние на молодого Ницше отражено в таком виде: «Он [Ницше] пытался быть Зигфридом: есть легенда, что Вагнер, осознавая героя, зарисовал в нем черты экс-профессора Ницше, поднявшего над Европою на рубеже двух эпох страшный меч: меч духовной войны»12.

Вагнер явился в русской культуре Серебряного века как символическая фигура бесстрашного творца, теурга, своего рода «сверхчеловека» культуры, которому дозволено все, которому все подвластно. Соответственно, его музыка или музыка в его трактовке, или даже философия музыки — вовсе не разновидность звучащего искусства, но нечто вроде неоплатонической «музыки сфер» — эйдосы как онтология мироздания, как иррациональный смысл сущего. (Следует отметить, что подобная интерпретация музыкального

11 Лаку-Лабарт Ф. Música ficta (Фигуры Вагнера). СПб., 1999. С. 12. См также: С. 130 и далее.

12 Белый А. Кризис культуры // Фридрих Ницше и русская религиозная философия: В 2 т. Минск, 1996. Т. 1. С. 116.

искусства, характерная для младосимволистов, восходит к Ницше, к его «Рождению трагедии из духа музыки».)

Во втором параграфе второй главы «"Воплощение музыки": Фридрих Ницше в русской культуре Серебряного века» продолжается рассмотрение культурфилософского присутствия немецких «властителей дум» в пространстве русского символизма. На первый план выдвигается фигура философа и классического филологога Ф. Ницше.

«Музыка... - пишет Ницше, - если рассматривать ее как выражение мира, есть в высшей степени обобщенный язык, который даже во всеобщности понятий относится приблизительно так же, как эти последние к отдельным вещам». Сравнивая музыку с «истинной сущностью всех вещей», Ницше, далее, подчеркивает, что музыка «тем и отличается от всех остальных искусств, что она не есть отображение явления или, вернее, адекватной объективности воли, но непосредственный образ самой воли и поэтому представляет по отношению ко всякому физическому началу мира -метафизическое начало, к всякому явлению - вещь в себе. Сообразно с этим мир можно было бы с равным правом назвать как воплощенной музыкой, так и воплощенной волей; из чего понятно, почему музыка тотчас же придает повышенную значительность всякой сцене действительной жизни и мира; и это, конечно, тем более, чем более аналогична ее мелодия внутреннему духу данного1 явления»13.

Автор «Заратустры» предстает у А. Белого, охотно размышляющего о символическом союзе философа и музыканта, то Ноем, то Зигфридом. По его мнению, Ницше всю жизнь призывал к музыке: «Сначала он зовет к Вагнеру: Вагнер выводит из искусства жизнь будущего», т. е. осуществляет синтез искусств, намечает пути всеобщего объединения культуры. Намечает, но не идет по нему, оставаясь «всего лишь» художником и не становясь теургом. Такой слабости истинный философ-пророк простить не может, считает Белый: «Тогда Ницше бросает Вагнера. Зовет к музыке, минуя искусство: приглашает пропеть свою жизнь» 14.

Вагнер для русских символистов (как, впрочем, и Ницше) — не самоценный предмет интерпретации, но лишь великолепный повод для культурфилософских штудий, для осмысления противоречивого смысла творчества, для понимания границ искусства и возможности его выхода за собственные пределы, преодоления своей ограниченности. И в этом качестве и Ницше, и Вагнер, каждый по-своему становятся действующими лицами русской культуры, более того - ее неотъемлемой составляющей.

Заключительный параграф второй главы «"Пресуществление действительной жизни": Владимир Соловьёв у истоков русского

13 Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М„ 1990. Т. 1. С. 118,119.

Белый А. Символизм как миропонимание. С. 175.

символизма» посвящён основной идее философа, сыгравшей важную роль в становлении культурфилософии младосимволистов, а именно всеединства.

Фигура В. Соловьева была символическим явлением русской культуры: ни до, ни после него не было мыслителя такого масштаба, который бы так мощно сфокусировал, стянул воедино различные, даже взаимоисключающие тенденции русской, да и всей мировой культуры, который бы с такой убежденностью и творческой силой реализовал на практике свою концепцию всеединства как магистральный и спасительный путь как национально-культурной, так и всемирной истории, а не только чаемый ими идеал. Символической фигура В. Соловьева была и в другом отношении: именно он стоит у истоков того универсального, интегративного языка культуры, который позволял одновременно говорить о философии и религии, о нравственности и искусстве, об истории и Откровении - с помощью одного и того же набора предельно емких и многозначных символов. Соловьев стоит у истоков феномена синестезии, ставшего основой искомого русскими символистами синтеза искусств, и принципа синэстетизма во взаимодействии искусств между собой в широком контексте культуры.

Названный принцип имел для философии культуры русского символизма особое значение. По Соловьеву, «поэтичность», «живописность», «музыкальность» - это не атрибуты того или иного искусства (поэзии, живописи, музыки), не проявления в искусстве различных реальностей (вербальной, зрительной, звуковой), - а свойства цельного художественно-эстетического воображения, - причем не одних лишь художников, но и их аудитории (читателей, зрителей, слушателей).

Однако такое цельное художественно-эстетическое воображение трудно представить дифференцированным по разным видам искусства и средствам изобразительности / выразительное«, поскольку и поэтические, и изобразительные, и музыкальные ассоциации могут родиться вокруг одного и того же предмета или нескольких, во многих или в одном и том же художественном сознании, в разное время и под влиянием различных обстоятельств. Это значит, что «поэтичность», «живописность» и «музыкальность» - свойства человеческого воображения, тесно взаимосвязанные между собой. Подобно истине, добру и красоте, образующим в «созвучии» или в «союзе» друг с другом универсальное триединство культуры, где истина почти тождественна добру и красоте, -«поэтичность», «живописность», «музыкальность» составляют триединство искусства и творческого воображения. Саш вариативность этих свойств, воображаемых так или иначе - в зависимости от различных причин и

мотивов, свидетельствует о том, что для понимания «общего смысла искусства» все они несущественны.

Наиболее содержательные и глубокие процессы искусства, с точки зрения Соловьева, разворачиваются либо на том уровне творчества, где различение слова, краски и звука не имеет ни значения, ни смысла (художественная интуиция, произвольная ассоциативность, культурно-бессознательное), либо на границе между свойствами отдельных искусств (между поэзией и музыкой, между живописью и словесностью, музыкой и живописью и т. п.). Подлинное искусство, будучи понято, интерпретировано и оценено в терминах «поэтичности», «живописности» или «музыкальности», на самом деле реализуется, по Соловьеву, в постоянных категориях красоты, различные грани которой характеризуют свободные ассоциации с поэзией, живописью и музыкой, т. е. со словесностью, видимостью и слышимостью.

Ницшеанскую метафору «дух музыки» русские символисты переосмыслили через призму соловьевской философии всеединства, в свете принципа синэстетизма.

Во втором параграфе третьей главы «Дух "духа" искусств»: Концепт "дух музыки" в философии русского символизма»

непосредственно рассматривается категория «духа музыки» в трактовке русских символистов.

Философию символистов Серебряного века отличала тесная связь с эстетикой и непосредственно художественным творчеством, причем во многих случаях чрезвычайно трудно провести границу между собственно философией и символистской художественной прозой или поэзией. Для адекватной передачи картины мира, зыбкого и загадочного в этой своей недоступности, язык символических форм (особенно форм, невербальных по своей природе) оказывается наиболее подходящим и универсальным. Отсюда — настойчивое стремление символистов выйти за пределы слова, словесности в область изобразительного искусства (живописи, архитектуры, скульптуры), театрального искусства (более всего - танца). Особенно велика их потребность перенестись в область музыки, обратиться к осмыслению и поэтическому преломлению различных музыкальных форм и жанров, понять организующую роль ритма в поэзии и в прозе, окунуться в мир звукописи в стихе, в поток музыкальных образов и ассоциаций.

Особой музыкальностью стиха отличались поэтические произведения К. Бальмонта, В. Брюсова, А. Блока, А. Белого, для которых словесная ткань искусства была специфической разновидностью музыки. Наконец, характерно обращение русских символистов к категории «духа музыки» — практически непредставимой абстракции, заведомо лишенной какой бы то ни было понятийной или вербальной природы. Заметим, что в трактовке русских символистов «дух музыки» — это еще и абсолютно внемузыкальная категория. Она практически не связана с музыкой как звучащей материей, с музыкой как видом искусства (т.е. с музыкой как таковой).

Подобного рода интерпретация музыки как особого рода духа опирается на философскую традицию Шопенгауэра и Ницше, которых русские символисты хорошо знали. Выделяя музыку среди других искусств и явлений культуры, автор «Мира как воли и представления» полагал, что «музыка в противоположность другим искусствам есть не отпечаток идей, а отпечаток самой воли, объектность которой представляют идеи; вот почему действие музыки настолько мощнее и глубже действия других искусств: ведь последние говорят только о тени, она же - о существе»15. Музыкальное творчество далеко от всякой рефлексии и сознательной преднамеренности, поэтому приложение к нему понятий и категорий теоретического мышления бесплодно: музыка - это вещь в себе, бессознательное выражение внутренней сущности мира, квинтэссенции жизни. Она - средоточие всеобщего, лишенного вместе с тем абстрактности понятий, а потому «для всего физического в мире показывает метафизическое»16. Такое понимание музыки дает Шопенгауэру возможность не только сблизить музыку и философию (эта аналогия восходит еще к Платону), но и прямо отождествить музыку с предметом философии, что весьма импонировало младосимволистам.

Понятие «духа музыки» появляется впервые у Ницше как знак всеобщего и универсального содержания бытия, от которого зависят любые явления, но смысла которого в принципе не способны передать. Придавая внеэтический (т.е. чисто эстетический) характер «духу музыки», Ницше объясняет сущность античной трагедии и генезис самого трагического.

Русским символистам (например, Вяч. Иванову) гораздо важнее узреть «дух музыки» в самой жизни: ведь музыка (отчасти и поэзия) - «искусство двигательное, не созерцательное, а действенное, и в конечном счете не иконотворчество, а жизнетворчество». Так, вслушиваясь в революционные процессы эпохи, Вяч. Иванов находит в музыке А. Скрябина «дух» и «стихию революции». «Дух музыки» в окружающей предреволюционной и революционной действительности отнюдь не гармоничен и не безоблачно-прекрасен: неслучайно в музыке Скрябина звучит «страшная песня древнего, родимого хаоса». Через творчество Скрябина Вяч. Иванов прозревает гибель «героического гуманизма», неистовство и разрушение.

А. Блок, выступивший в 1919 г. с докладом «Крушение гуманизма», не только склонился перед крахом гуманистических ценностей и принципов, но и оправдал агуманность революции «музыкой масс», «насыщенной музыкой атмосферой», «верностью иному музыкальному времени», «музыкальной подготовкой нового культурного движения» и т. д. «Дух музыки» революции в восприятии Блока далек от какого-либо благозвучия: это, скорее, какие-то «музыкальные шумы и гулы», звучащие «в голосах стихий, в голосах варварских масс и в голосах великих художников века», «дикий хор», она невыносима и даже смертельна для многих.

15 Шопенгауэр А. Собр. соч.: В 5 т. М., 1992. Т. 1. С. 255.

16 Там же. С. 259.

Перефразируя некоторые идеи Р. Вагнера, Блок предсказывает будущее новому типу личности, «новой человеческой породе». Чтобы выжить, человек XX века, по мысли Блока, должен быть безраздельно вписан в стихию движения варварских масс, движим революционными потрясениями века и стать артистом трагического театра мировой воли, играть жизнь. Так, «дух музыки», в интерпретации представителей русского символизма, раскрывал и тревогу, и поиск, и переходность, и невоплощенность, и трагическую незаконченность русского Серебряного века, чреватого страшной революцией и крушением гуманизма.

Третий параграф третьей главы диссертации «Истинная сущность всех вещей» связан с осмыслением и интерпретацией феномена онтологизации музыки в русской культуре.

Цельность культуры, удовлетворяющей самим своим существованием всем требованиям человеческой природы, включая всевозможные чувства и мысли, проявления воли, по убеждению Вл. Соловьева и его последователей, является залогом того, что она станет всемирной, общечеловеческой, поскольку она будет одновременно выражать высокую степень единства человечества и развитие свободной множественности. Вместе с тем подобное выражение цельности, по мысли философа, уже не может ограничиваться человеческим содержанием: она становится, пользуясь крылатым выражением Ницше, «слишком человеческим», или, по Соловьеву, «более чем человеческим» (т.е. свфхчеловеческим, надчеловеческим, трансцендентным), вводя людей «в актуальное общение с миром божественным».

Так, музыка, по словам Соловьева, имеет «более духовный характер» (по сравнению не только с зодчеством, но и с ваянием и с живописью), а потому реализуется в присущих ей материальных формах, а именно «воплощается уже не в самом веществе и не на нем, а только в движении и жизни вещества -в звуке»17. Впрочем, «движение и жизнь» чего-либо - вещества или общественной массы, культуры или творческой мысли - есть, с точки зрения Соловьева и русских символистов, именно бытийственная характеристика любой семантики - естественнонаучной, социальной или культурной (в частности, статики и динамики, конфликтности, единства и борьбы противоположностей, гармонии и дисгармонии целого, порядка и хаоса).

Идеи и принципы культурного синтеза, в частности, открытие Вл. Соловьевым синестезии культуры и действительности как объединяющей и организующей мир, невидимой эстетической гармонии, предполагали именно возвышение над «прозой жизни», над ее отрицательными сторонами (ложью, злом, безобразием и т. д.), над тем, что сам Соловьев называл «организациями низшего порядка». Способность художника провидеть «музыку сфер» в самом «немузыкальном» материале действительности (в войне и революции, в пошлом быте и грубой повседневности) делало его пророком и теургом.

17 Соловьев B.C. Философские начала цельного знания II Ом же. Соч.: В 2 т. 2 изд. М., 1990. Т. 2. С. 151 - 152.

Цельная культура, о создании которой - вслед за Вл. Соловьевым -мечтали символисты, начинает, таким образом, сливаться с самим бытием, становится тождественной миру в целом. Именно возвышение над грубой материальностью, преодоление пошлой повседневности и обретение идеала означали для них наиболее полную и адекватную бытийственность культуры и, в частности, искусства; обретение ими сущностной глубины мироздания, прорыв к онтологическим (идеальным) основам бытия.

Признание музыки высшим и в то же время наиболее отвлеченным видом искусства (и культурного творчества вообще), концентрированным выражением цельной культуры ставило ее в иерархии искусств и других культурных форм, отстаиваемой символистами, на высшую ступень, в одном ряду с философией. Выше музыки находится лишь религия. Подобное выделение музыки среди иных явлений культуры в качестве глубинного смыслового пласта мира, объективно содержащего в себе ритм и динамику мироздания, импульсы движения жизни, диктат мировой воли и воплощающего интуитивно прозреваемые творцом-художником смыслы бытия, превращало музыку в онтологическую реальность, пронизывающую собой мироздание во всех его, в том числе культурных, проявлениях и представляющую собой «истинную сущность всех вещей» (Ф. Ницше).

Развитие локальных цивилизаций и мирового всеединства, сам ход всемирной Истории в конечном счете подчинены глубинным музыкальным интенциям сущего. В этом духе трактуют музыку - вслед за А. Шопенгауэром, Р. Вагнером, Ф. Ницше - А. Белый, Вяч. Иванов, А. Блок, Г. Чулков и др. символисты, в том числе и величайший представитель русского символизма в музыке - А. Скрябин. Его замысел «Мистерии», а затем и «Предварительного Действа» представляет собой уникальную попытку опереться на музыку как онтологическую первооснову мира в стремлении к его преобразованию творческой волей художника-демиурга.

Развивая идеи В. Соловьёва и младосимволистов, о. Павел Флоренский представлял высшим проявлением синестезии храмовое действо, воплощающее в себе синтез искусств и приобщающее к трансцендентному. Восстановление целого культуры он видел на путях гармонического равновесия света, звука и слова. Единство зримого и слышимого, изображения и музыкального восприятия, по Флоренскому, - это синтез внешнего и внутреннего, пассивного и активного соучастия бытию, синтез откровения и явления как свидетельств Безусловного. В этом смысле философская антропология Флоренского сближает антроподицею с теодицеей, а философию культуры - с философией культа.

В Заключении диссертации подводятся предварительные итоги проведенного исследования и определяются перспективы дальнейшего изучения философии культуры русского символизма.

По теме диссертации автором опубликованы 15 научных работ общим объёмом свыше 11 п. л.:

1. Корж Ю.В. Наложение нескольких стилистических моделей в «Царе Эдипе» Стравинского как пример претворения западноевропейских традиций в русской музыке II Русская музыка: наследие и современность. Тезисы докладов к научно-теоретической конференции. Нижний Новгород, 1992. - С.76 - 78 (ОД пл.).

2. Корж Ю.В. Античность как культурное пространство в русском символизме // Смыслы культуры. Международная научная конференция. IIIS июня 1996 г. Тезисы докладов и выступлений. СПб., 1996. - С.334 - 337 (0,4 п.л.).

3. Корж Ю.В. «Античный маятник» европейской культуры // Молодая наука на рубеже веков: Сб. статей молодых учёных РГГУ / Сост. А.Ю. Бахтурина, О.В. Саприкина. М„ РГГУ, 1997. - С.19 - 33 (1,5 п. л.).

4. Корж Ю.В. Неоклассицизм // Культурология. XX век: Словарь. СПб., 1997. - С.307 - 312 (0,5 п. л.).

5. Корж Ю.В. Русский символизм как явление культурного синтеза // Человек в контексте культуры: Сб. научных статей. Ставрополь, 1998. Вып. 1.- С.94-102 (0,8 п. л.).

6. Корж Ю.В. Неоклассицизм // Культурология. XX век. Энциклопедия: В 2 т. СПб., 1998. Т.2. - С. 83 - 86 (0,5 п. л.).

7. Корж Ю.В. Рихард Вагнер - «дух музыки» Серебряного века. // Mitteilungen der Deutschen Richard-Wagner-Gesellschaft. No 2, 1998. -C.5-12 (0,6 п. л.).

8. Корж Ю.В. Рихард Вагнер: «дух музыки» Серебряного века // Человек в контексте культуры: Сб. научных статей. М.; Ставрополь, 1999. Вып 2. - С. 110 -115 (0,6 п. л.).

9. Корж Ю.В. Феномен культурного синтеза в русском символизме // История мысли: Историография / Под ред. И.П. Смирнова. М., 2005. Вып. 3. -С. 58 - 73 (1 п. л.).

10. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Р. Вагнер в русской культуре Серебряного века // Общественные науки и современность. 1996. № 1. -С.159 -170 (1,2 п. л.).

И. Корж Ю.В., Кондаков И.В. «Дух музыки» в философии русского символизма // Общественные науки и современность. 1996. №4. - С. 152 -162(1 п. л.).

12. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Символизм // Культурология. XX век: Словарь. СПб., 1997. - С.409 - 413 (0,5 п. л.).

13. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Символизм // Культурология. XX век: Энциклопедия: В 2 т. СПб., 1998. Т.2. - С.201 - 203 (0,5 пл.).

14. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Фридрих Ницше в русской культуре Серебряного века // Общественные науки и современность. 2000. № 6. -С. 176-186(1 пл.).

15. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Целостность человеческого бытия в контексте концепции всеединства и теории синэстетизма Вл. Соловьева // Мир психологии. 2004. № 4. - С. 28 - 41 (1,5 п. л.).

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.06.2000 г. Подписано в печать 27.12.2004 Тираж 100 экз. Усл. печ. л. 1,5

Печать авторефератов 730-47-74,778-45-60

РНБ Русский фонд

2006-4 2552

р— 8 в О

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Корж, Юлия Викторовна

Введение

СОДЕРЖАНИЕ

Глава I. РУССКИЙ СИМВОЛИЗМ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ

1.1. Культурфилософский дискурс символизма.

1.2. Феномен культурного синтеза в русском символизме.

1.3. Античность как культурное пространство русского символизма.

Глава II. КУЛЬТУРФИЛОСОФСКИЙ КОНТЕКСТ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА.

2.1. «Преодоление музыки»'. Рихард Вагнер в русской культуре Серебряного века.

2.2. «Воплощение музыки»: Фридрих Ницше в русской культуре Серебряного века.

2.3. «Пресуществление действительной жизни»: Владимир Соловьев у истоков русского символизма.

Глава III. СИНЭСТЕТИЗМ В ТЕОРЕТИЧЕСКОМ И ТВОРЧЕСКОМ САМОСОЗНАНИИ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА 3 Л.«Искусство как первоединая деятельность»: Принцип синэстетизма В л. Соловьева в русском символизме.

3.2. «Дух "духа" искусств»: Концепт «дух музыки» в философии русского символизма.

3.3. «Истинная сущность всех вещей»: Онтологизация музыки в русской культуре.

Введение диссертации2005 год, автореферат по культурологии, Корж, Юлия Викторовна

Актуальность темы исследования

Тема вынесенного на защиту исследования представляется актуальной в нескольких отношениях. Во-первых, общий интерес к культуре Серебряного века и к главному его феномену - русскому символизму — продолжает сохраняться и даже усиливаться в связи с публикацией новых текстов, появлением новых интерпретаций и архивных разысканий, которые вводят в научный и культурный оборот множество новых артефактов и оценок, исподволь меняющих историческую картину русской культуры XX в. Во-вторых, продолжающийся на рубеже XX и XXI вв. и даже усиливающийся кризис литературоцентризма! в русской и европейской культуре впервые ярко и остро заявил о себе как раз столетие тому назад, а именно на рубеже XIX - XX вв., что проявилось в выдвижении на первый план культуры невербальных форм культуры, и прежде всего музыки, в формировании философии культуры, одним из ключевых концептов которой стал «дух музыки». В-третьих, наблюдающийся сегодня в русской и мировой культуре поворот к аудио- и видео- культуре (в противоположность ее вербализованным аналогам) во многом коренится в культурно-исторических процессах, получивших свое первоначальное развитие и осмысление в философии культуры русского символизма.

Объект и предмет исследования

1 Кондаков И.В. «Образ мира, в слове явленный»: волны литературоцентризма в истории русской культуры // Циклические ритмы в истории, культуре, искусстве.- М., 2004 целостный феномен культуры, сложившийся исторически последовательно и закономерно в результате сложного взаимодействия многих культурных факторов (включая собственно художественно-эстетические, историко-философские, этико-религиозные и др.).

Предметом исследования в настоящей работе стала философия культуры русского символизма (по преимуществу - младосимволизма, особенно показательного в философском и культурологическом отношении). Культурфилософия русского символизма, будучи самосознанием не только самого символизма, но и всей русской культуры рубежа XIX - начала XX вв., а также во многом творческой реинтерпретацией всей мировой культуры (от античности до начала XX в.), выступила как форма культурного синтеза и философского обобщения, далеко выходящая по своему значению за пределы породившей ее эпохи - Серебряного века, став одним из важнейших достижений культурологической и философско-эстетической мысли всего XX века.

Особое внимание как предмету исследования в диссертации уделено концепту «дуд: музыки» как особой категории культуры русского символизма, выполняющей интегративную функцию в философском самосознании культуры. «Дух музыки», в качестве культурфилософской метафоры введенный в символистский обиход Ф. Ницше (в его ранней работе «Рождение трагедии»), стал для русских символистов тем специфическим понятием-символом, с помощью которого можно было говорить о специфике музыки в ряду других искусств; о формах и способах достижения культурного синтеза; о путях развития искусства и культуры будущего; о творческих интуициях художника и мыслителя; о глубинных механизмах культурного и цивилизационного развития во всемирном масштабе; о теургии как мистическом процессе культурно-религиозного сотворчества художника-мыслителя и Творца, как символ сопричастности национальной и мировой культуры высшим, трансцендентным сферам бытия, вечности.

Состояние научной разработанности проблемы

За последние годы как в российской, так и в западноевропейской науке накоплен большой опыт осмысления и интерпретации русского символизма -как в его художественно-эстетическом, так и культурфилософском своеобразии. Среди наиболее значительных исследований по проблематике русского символизма и его философии культуры следует назвать таких российских ученых, как С.С. Аверинцев, Н.А. Богомолов, Н.К. Бонецкая, С.А. Венгеров, А.В. Вислова, M.J1. Гаспаров, J1.K. Долгополов, Е.В. Ермилова, Вяч. Вс. Иванов, JI.A. Колобаева, И.В. Корецкая, Н.В. Котрелев, О.А. Кривцун, А.В. Лавров, Ю.М. Лотман, Д.М. Магомедова, А.И. Мазаев, Д.Е. Максимов, З.Г. Минц, А.В. Михайлов, Ю.С. Степанов, В.Н. Топоров, Н.А. Хренов и др. Следует отметить, что, наряду с исследованием разнообразных частных моментов в истории и теории русского символизма, происхождения ключевых идей, мотивов и образов, наполняющих произведения русских символистов, большое место в исследованиях последнего времени стали занимать общие вопросы - философского и культурологического плана. Больше стало работ междисциплинарного характера, в том числе затрагивающих в компаративистском ключе проблемы взаимодействия и синтеза различных искусств, обращающихся к символическому языку. Эта тенденция заметна как в работах отечественных, так и зарубежных ученых.

Вместе с тем ощущается недостаток работ обобщающего характера, раскрывающих ключевые культурфилософские проблемы русского символизма. Среди таких проблем находится и проблема, вынесенная в заглавие настоящей диссертации. «Дух музыки», о котором идет речь в нашем исследовании, - это одновременно и концепт культуры, и интенция самосознания русского символизма, и концепция культурного синтеза (включая синтез искусств), и воплощение принципа синэстетизма, пронизывающего не только все искусства и культуру в целом, но и само всемирное бытие. В этом отношении русский символизм выступил преемником культурфилософских идей А. Шопенгауэра, Р. Вагнера, Ф. Ницше, Вл. Соловьева, нередко рефлексировавших различные виды искусства и творчества через призму их «музыкальности».

За последнее время вышли в свет работы, в которых философско-музыкальные идеи получили свое обоснование и развитие. Здесь можно назвать исследования отечественных ученых - Т.В. Антиповой, А.И. Бандуры2, JI.JI. Гервер3, А. Гозенпуда, З.Р. Жукоцкой, К.В. Зенкина, Г.В. Крауклиса, Т.Н. Левой4, Ф.Н. Лунёвой, Ю.Ю. Милёшиной, И.А. Мыльниковой, А. Л. Порфирьевой, Н.И. Поспеловой, О.М. Томпаковой и др. Среди зарубежных исследователей необходимо назвать такие значительные имена, как А. Ханзен-Лёве5, Л. Силард6, Ф. Лаку-Лабарт, С. Фридрих7, Д. Борхмайер8, Ю. Мурашов9, Ю. Курзель10, Д. Шнеллер, Р. Бартлет11, П. Хоффман12, Г. Лангер, П. Дэвидсон, Д. Рицци, М. Дьёндьёши, Н. Бржоза и др.

2 Бандура А.И. Александр Скрябин.- Челябинск, 2004. - 384 с.

3 Гервер JI.JI. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века). - М., 2001. - 248 с.

4 Левая Т.Н. Русская музыка начала XX века в художественном контексте эпохи. - М.,

1991; Она же. Космос Скрябина // Русская музыка и XX век. / Ред.-сост. М.А. Арановский. -М., 1997.

5 Ханзен-Лёве А. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. /Пер. М.Ю. Некрасова. - Спб., 2003. - 816с.

6 Силард Л. Герметизм и герменевтика.- СПб., 2002

7 Friedrich, S.: Das auratische Kunstwerk: zur Asthetik von Richard Wagners Musiktheaters-Utopie. - Tubingen, 1996. - 232 S. (Theatron; Bd. 19)

8 Borchmeyer, D.: Das Theater Richard Wagners, Idee-Dichtung-Wirkung. - Stuttgart, 1982; Он же: Wagner-Literatur - eine deutsche Misere. Neue Ansichten zum „Fall Wagner" / Forschungsreferate. 2. Folge. (3. Sonderheft). - Tubingen, 1993; Он же: Nietzsches Wagner-Kritik und der D6cadence // In: Richard Wagner 1883 - 1983: Die Rezeption im 19. und 20. Jahrhundert. Gesammelte Beitrage des Salzburger Symposions. - Stuttgart, 1984.

9 MuraSov, J. : Im Zeichen des Dionysos: zur Mythopoetik in der russischen Moderne am Beispiel von VjaCeslav Ivanov. - Munchen, 1999. - 328 S.

10 Kursell, J.: Schallkunst: eine Literaturgeschichte der Musik in der filihen russischen Avantgarde. - Munchen, 2003. - 344 S.

11 Bartlett, R.\ Wagner and Russia. (Cambridge studies in Russian Literature) - Cambridge Univ. Press, 1995.- 405 p.

12 Hofmann, P.: Richard Wagners politische Theologie: Kunst zwischen Revolution und Religion. - Paderborn, 2003. - 308.S.

Весьма интересен недавно вышедший сборник статей «Russisches

1 'Х

Denken im europaischen Dialog» под редакцией Марии Депперман, знатока русского серебряного века и творчества Андрея Белого в частности. Сборник составлен по материалам международного симпозиума с одноимённым названием и призван поднять заинтересованность немецкоязычных читателей русской философией XIX - XX веков. Вошедшие в книгу статьи охватывают «широкий спектр традиций и особенностей русского философского мышления». Работы немецких, венгерских, нидерландских и русских авторов посвящены философии религии, самоопределению России (парадигма «Россия и Европа»), философии искусства и языка, философии общества и политики. Почётное место в книге отведено Вл. Соловьёву -«антиподу Ницше, мыслителю мирового формата и основателю российской школы религиозной философии» [274, Ш]. О нём размышляют JI. Мюллер, Б. Гройс и X. Гляйкснер. Статья Б. Гройса посвящена проблеме «рас-субъективации сознания» и отталкивается от герменевтической работы Г. Шпета «Сознание и его собственник». Философским контекстом для рассуждений автора служат «теоретическая философия» Вл. Соловьёва, «панпсихизм» С. Аскольдова и культурфилософия М. Бахтина.

Непосредственно русскому символизму в названной книге посвящена работа специалиста по славистике и герменевтике Лены Силард «Esoterische Konzeptionen in der Asthetik und Poetik des russischen Symbolismus»14 [там же, 204 - 211]. В ней выясняется роль эзотерики в формировании модели мироздания у младосимволистов, её влияния на концепцию символа и представления о назначении поэта и поэзии. Неслучайно в числе предтечей символизма А. Белый называет представителей различных эзотерических школ (Рейсбрук, Пико-де-Мирандола, Дж. Бруно, аббат Тритгейм, Т.Б. Парацельс, Агриппа Неттесгеймский, ван Гельмонт, Генрих Кунрат, Роберт Флудд) [5; 460]. Характерен и совет А. Белого в разграничении понятий

13 „Русская мысль в европейском диалоге» - перевод заглавий иностранных исследований мой - Ю.К. эмблемы и символа обратиться к „Royal Masonic Cyclopaedia" [там же]. Силард обращает влимание на эзотерические компоненты в концепции символизма, нашедшие претворение «в теории и практике искусства» [274; 205] и подчёркивает, что подобная «трансплантация» ни в коем случае не является «явлением исключительно русским»15. Автор статьи указывает на восприятие символа как монады в творчестве младосимволистов, консолидирующихся вокруг издательства «Мусагет». «Стремясь преодолеть пропасть между духовным и материальным, они развивали софио- и монадологию», - пишет Силард. Термин «монада» был заимствован у Лейбница, однако сильно трансформирован. По Вяч. Иванову, истинный символ-монада обладает душой и внутренним развитием: с онтологической точки зрения он бесконечен, с семантической - неисчерпаем, с лингвистической - соразмерен несказанному [там же, 207].

Темой другой статьи Л.Силард, методологически очень ценной для настоящей работы, «Проблемы герменевтики в славянском литературоведении XX в.» [174] является выведение русского варианта герменевтики, противоположного линии Дильтея и Шпета. Основоположником «русской герменевтики» является Вячеслав Иванов, а продолжателями - М. Бахтин и Ю. Лотман. Статья помогает взглянуть на творчество Иванова и русскую философию в целом с несколько иной точки зрения, вписать мифотворческие поиски Иванова в контекст герменевтической традиции.

В диалог о русской герменевтике с Л.Силард вступает Н. Бонецкая. Её статья «М. Бахтин и идеи герменевтики» [81] строится на идее несводимости бахтинской слишком персоналистской теории интерпретации текста, сформулированной в его поздних работах, к нормам «немецкой науки о

14 «Эзотерические концепции в эстетике и поэтике русского символизма»

15 Аналогичным эзотерическому погружению российской интеллигенции рубежа XIX -XX веков (достаточно упомянуть популярность учений Е.П. Блаватской и Р. Штейнера) по мнению Силард являются такие общества, как „The Hermetic Order of the golden Dawn" в Англии, „L'Ordre de la Rose Croix Catholique du Temple du Graal" во Франции с соответствующими ответвлениями и подгруппами в Германии и других частях Европы. духе», как именует автор герменевтику. Анализ герменевтических проблем философии Бахтина (как мы помним - наследника В. Иванова) автор статьи проводит с позиций учения Х.-Г. Гадамера, следуя логике его основополагающего труда «Истина и метод».

Перу М. Депперман принадлежит и обширное исследование-диссертация «Andrej Belyjs asthetische Theorie des schopferischen Bewustseins: Symbolisierung und Kriese der Kultur um die Jahrhundertwende»,6[222]. В центре её внимания - ощущение кризиса в художественном сознании в культуре рубежа XIX - XX веков, которое прослеживается на примере творчества Андрея Белого - характерного представителя категории poeta doctus. Автор книги считает, что тип poeta doctus (заимствованный ею из поздней античности и обозначающий всесторонне образованного художника, сочетающего занятие искусством с научной деятельностью), характерен для кризисных эпох вообще и особенно для русской культуры серебряного века. Действительно, поэзия этого периода неразрывно связана с философией искусства и концентрацией внимания на проблемах художественого творчества. Она, как никогда до этого нуждается в саморефлексии. По мысли автора книги, Белый относится к типу рефлектирующего поэта, характерному для европейского авангарда начала XX столетия, как, например, Р. Музиль и Г. фон Гофмансталь в Австрии, Г. Бенн и Т. Манн в Германии, прерафаэлиты в Англии, и после них - Т.С. Элиот и Вирджиния Вульф, во Франции - А. Жид и П. Валери. Все названные «поэты-теоретики» проявили себя не только непосредственно в художественном творчестве, но и в критической эссеистике, посвященной духовной ситуации своего времени, и - в первую очередь - поэтике. Депперман также останавливается на тенденденциях кризиса европейской культуры 1900-х гг. и его рефлексии в творчестве Рильке, Музиля, Гофмансталя и Тютчева.

16 «Эстетическая теория творящего сознания у Андрея Белого: символизация и кризис культуры на рубеже веков»

Современники В. Иванова жаловались на несоответствие между провозглашаемым им идеалом большого, всенародного искусства и эзотерической неясностью его собственного искусства, доступного лишь посвященным. Выход в свет первой книги его статей «По звёздам» (1909) заметно укрепил авторитет Иванова как одного из ведущих теоретиков литературы. С другой стороны, неудовлетворённость сложностью и зашифрованностью poeta doctus достигла нового уровня и нашла выход в двух параллельных линиях критики, нацеленных на социальные и философские особенности его эстетической системы. Социальная линия ярко выразилась в двух статьях Мережковского - «Земля во рту» и «Балаган и трагедия»17. Символист старшего пооколения - оспаривал пророчество Иванова о близящемся духовном возрождении России, высказанное им в очерке «О русской идее». Другой критик Иванова Н.И. Николаев, сам о том не догадываясь, выступал в антивагнеровском ключе, инкриминируя Иванову неспособность осознать, что «обновление религиозного сознания есть задача этико-социальная, а не эстетическая»18. П. Мокиевский19 критиковал Иванова с философских позиций, опровергая ивановскую теорию искусства в самой её основе ^утверждая её несостоятельность в качестве метода философского или объективного познания .

Характерные тенденции в советском «иванововедениии» связаны не в последнюю очередь с желанием избежать укоренившегося идеологического подхода. Широким аналитическим исследованиям обычно предпочитали публикации архивных материалов. П. Дэвидсон [101; 126] отмечает также тенденцию изучать Иванова скорее в сопоставлении с его «канонизированными» современниками, Блоком и Брюсовым, нежели как

17 Мережковский Д. Земля во рту / «Речь». - 1909. - № 314 (15 ноября);

Он же. Балаган и трагедия. / «Русское слово». - 1910. - № 211 (14 сентября). - с. 2 - 3.

18 Николаев Н.И. Новые принципы литературной критики. «По звёздам», соч. Вяч. Иванова // Эфемериды. Статьи по вопросам искусства, театра и литературы, критические этюды, литературные очерки, наброски, впечатления. - Киев, 1912. - с. 379

19 Мокиевский П. Теория познания философов и дьявольский сплав символистов . // «Русское богатство». - 1910. - № 11 (ноябрь). - С. 112 - 120 (отд. 2) самостоятельное художественное явление. (Например, непропорционально велик объём литературы, посвященной отношению Блока с Ивановым). По мнению Дэвидсон, в советских исследованиях более подчёркивалась роль Иванова в истории литературы, чем раскрывался его собственный то поэтический мир. Эту тенденцию Поражают труды Н.В. Котрелёва, С.С. Гречишкина, А.В. Лаврова, а также многочисленные архивные публикации на страницах «Ежегодника Рукописного отдела Пушкинского дома». «В целом исследования на Западе и в Советском Союзе продвигались параллельными путями, редко пересекаясь. Русские учёные, как правило, были не осведомлены о работе, проделанной на Западе; обзоры западных исследований по русской литературе, появлявшиеся в Советском Союзе, в большинстве своём, касались ограниченного круга работ и носили откровенно критический характер» [101; 127].

В последнее десятилетие ситуация изменилась. Увидели свет книги воспоминаний Л. Ивановой об отце В. Иванове (1990), С. Соловьёва о его дяде B.C. Соловьёве, почти полностью переиздано наследие русских символистов, публиковавшееся в различных журналах на рубеже XIX - XX вв. Активный вклад в понимание идей и текстов русского символизма внесли зарубежные исследователи Лена Силард, Мария Депперман, Ааге Хансен-Лёве, Э.Клюс, Андреа Цинк. Труды некоторых из них изданы в России на русском языке. Иной язык, иное мышление, иная методология и контекст исследований представляют несомненный интерес для российского читателя, стремящегося выглянуть за рамки отечественной науки.

Лена Силард исследовала связь между ивановской концепцией диониссизма и теорией карнавала М.Бахтина, а также русскую герменевтику; Памела Дэвидсон обстоятельно изучает мировоззрение и поэзию русски^символистов сквозь призму восприятия ими Данте и средневековой католической традиции; работы о символистском театре опубликованы Даниелой Рицци и Марией Цимборска-Лебода. В «Истории русского символизма», написанной Эврил Пайман, впервые отводится В. Иванову «должное место на фоне всей той эпохи» [там же, 128].

На фоне В.Иванова, Белого, Блока, Скрябина Эмилию Метнеру -основателю издательства «Мусагет» и, наряду с Ивановым, важнейшему теоретику младосимволизма - исследователями уделено сравнительно мало внимания. Поэтому чрезвычайно важна монография М. Юнггрена «Русский Мефистофель. Жизнь и творчество Эмилия Метнера», недавно переведённая на русский язык. Автор книги доказывает решающее во многих случаях влияние Метнера на поэтику, эстетику и идеологию А. Белого периода 1902 -1910 гг., а также открывает возможность проследить развитие идей русского символизма в учении К.Г. Юнга и на фоне декораций триумфального шествия Гитлера к власти. По мнению шведского учёного, Э. Метнер «разглядел внутреннее родство символизма Белого и психологии Юнга, которую воспринимал как дальнейшее развитие этого русского движения. И в том, и в другом случае символ интерпретировался как преодоление катастрофического разрыва между интеллектом и чувством, между духом и природой во внутреннем мире современного человека, как наведение моста между ними, ведущего к воскрешению и возрождению» [204, 5-6]. ЗАНИМАЕТ

Важное место среди зарубежных исследований русского символизмаУ* книга Г. Лангер «Kunst - Wissenschaft - Utopie : Die „Uberwindung der Kulturkrise" bei V. Ivanov, A. Blok, A. Belyj und V. Chlebnikov»20[258]. Ha примере творчества В. Иванова, Блока, А. Белого и В. Хлебникова автор реконструирует и прослеживает различные модели преодоления кризиса культуры, ощущавшегося многими её представителями на рубеже ХТХ - XX веков, а также анализирует концепцию искусства каждого из них. У Вячеслава Иванова это дихотомия «органическая культура» (варварство) -«критическая культура» (эллинство), где символизм связывается с возрастанием роли «органической культуры» — единственной, способной

20 «Искусство - наука - утопия: «Преодоление кризиса культуры» у Вяч. Иванова, А. Белого, А. Блока и В. Хлебникова» преодолеть упомянутый кризис. В творчестве Блока Лангер находит последовательный отказ от исцеляющей функции искусства, или т.н. amor fati. Напротив, Андрей Белый понимает искусство как творческий анализ, иными словами - научное сотворчество, в процессе которого наука растворяется (= претворяется) в искусстве. Весьма интересна позиция исследователя по отношению к творчеству Хлебникова, скрытая близость коего символизму становится тем очевиднее, чем тщательнее и глубже проводится его анализ. По мнению Лангер, Хлебников являет собой пример «имажинального» преодоления кризиса эпохи; органическое языковое искусство становится у него мифическим примером новой науки.

Книга А. Цинк «Andrej Belyjs Rezeption der Philosophie Kants, I

Nietzsches und der Neukantianer» [294] посвящена, как это следует из её названия, философским рефлексиям Э. Канта, Г. Риккрта и Ф. Ницше в творчестве А.Белого. Две части книги носят заголовки «Философия и теория символизма» и «Философия и художественное творчество». Однако художественное творчество Белого представлено единственным произведением - романом «Петербург».

Следует отметить диссертацию Й. Баэра «Arthur Schopenhauer und die russische Literatur des spaten 19. und fruhen 20. Jahrhunderts» , анализирующую влияние Шопенгауэра на русских писателей и поэтов второй половины XIX века. Автор рассматривает многообразные проявления данного влияния в тексте произведений И. Гончарова, Н. Лескова, С. Андреевского, В. Гаршина, А. Чехова, И. Бунина, Л. Андреева, К. Случевского, А. Апухтина, А. Голенищева-Кутузова, К. Фофанова, И. Анненского, а также символиста Ф. Сологуба. Что касается остальных символистов, то их творчество остаётся за пределами исследования «по причине избытка материала». В книге преобладает «описательный» подход к материалу, анализ и философская рефлексия «шопенгауэринизмов» в

Философия Канта, Ницше и неокантианцев в творчестве А. Белого».

22 «Артур Шопенгауэр и русская литература конца ХТХ - начала XX вв.». русской литературе практически отсутствует. Однако не будем забывать, что книга Баэра выпущена в 1980 г, когда Шопенгауэр в России ещё числился в «реакционерах» и, по словам автора, такая тема, как взаимосвязь Шопенгауэра и русской культуры «ни в ком из советских учёных не могла найти понимания и поддержки» [208, 5].

Широкую панораму влияния идей и искусства Вагнера на русскую культуру содержат (возникшие независимо друг от друга) исследования А. Гозенпуда «Рихард Вагнер и русская культура. Исследование» [91] и Р.Бартлетт «Wagner and Russia. (Cambridge studies in Russian Literature)»[211]. Обе книги, как советского автора, так и английского, стремятся к объективности и используют богатейший материал. Для настоящей работы они имеют высокую ценность.

Значительную поддержку в настоящей работе оказала диссертация швейцарского культуролога Д. Шнеллера «Richard Wagners „Parsifal" und die

Erneuerung des Mysteriendramas in Bayreuth : die Vision des Gesamtkunstwerks

01 als Universalkultur der Zukunft» [277]. Неординарным для произведения научного жанра выглядит уже подзаголовок: «Видение Gesamtkunstwerk'a как универсальная культура будущего». По своему внутреннему духу и пафосу книга близка русскому символизму. Целью автора является показать, что фактом основания байройтского фестиваля и постройки театра Вагнер сотворил „Mysterienstatte" (место [для разыгрывания] мистерий). «Однако искусство Вагнера - лишь средство [курсив Д. Шнеллера], лишь путь к Откровению всеобщей Истины. Содержание данного откровения - не плод измышления Вагнера, оно вытекает из реального мифического праисточника. Вагнеровское искусство не есть религия [курсив Д. Шнеллера] и не пытается ею стать, оно есть орудие её пресуществления в настоящем,» — заявляет Шнеллер в предисловии к книге [там же, 20]. Свою задачу исследователь видит не в изолированном анализе отдельных составляющих

23 «Парсифаль» Рихарда Вагнера и обновление мистериальной драмы в Байройте: видение Gesamtkunstwerk'a как универсальная культура будущего».

Gesamtkunstwerk'a (как то поэзии, музыки, драмы имманентной, внутренней - и «внешнего» сценического действия, а также декораций и режиссуры), но в некоем «общем обзоре», где важно и протекание фестиваля, и архитектура театра, поскольку они тоже направляют и определяют реальное переживание драмы.

Перечисленные выше исследования, так или иначе перекликающиеся с темой настоящего исследования, касаются по преимуществу частных, во многом разрозненных аспектов культурфилософии русского символизма и не претендуют на культурологическое обобщение в отношении всего русского символизма. Этим определяются цель и задачи представляемой диссертации.

Цель и задачи исследования

В соответствии с поставленной целью в диссертации ставятся и решаются следующие культурологические задачи:

• выявляется культурно-исторический генезис «духа музыки» как категории культуры (концепта) и философско-эстетические предпосылки становления подобной категории в истории мировой и русской культуры;

• раскрываются смысловые границы и культурфилософский контекст представления, функционирования и интерпретации категории «дух музыки» у русских символистов и их предшественников, философствовавших на темы музыки и ее места в культуре (А.Шопенгауэра, Р. Вагнера, Ф. Ницше, Вл. Соловьева);

• объясняется историческое происхождение категории «дух музыки» как закономерной философско-эстетической реакции на кризис литературоцентризма в русской и европейской культуре (наряду с возникновением в это же время «заумного» поэтического языка, беспредметного» изобразительного искусства, театрального «дионисийства» и т. п. и др. феноменов невербальной культуры);

• изучается роль концепта «дух музыки» в создании целостного стиля культуры символизма и формировании универсальной философско-эстетической концепции культурного синтеза, включающей в себя, наряду с «духом музыки», концепты «всеединства» и «синтеза искусств», принципиальные для символистского миропонимания и предполагающей онтологизацию музыки в системе культуры;

• определяется национально-культурное своеобразие русского символизма и его культурфилософского самосознания (по сравнению с символизмом западноевропейским), сложившееся в рамках становления и развития философии культуры русского символизма, в частности самого концепта «дух музыки»;

• рассматриваются индивидуальные культурфилософские интерпретации концепта «дух музыки» у различных представителей русского символизма - Вл. Соловьева, Вяч. Иванова, А. Белого, А. Блока, А. Скрябина, о. Павла Флоренского и их влияние на последующее развитие русской философии музыки (в частности, в философских концепциях А. Лосева и М. Бахтина).

Теоретико-методологическая основа исследования

Большое значение для настоящего исследования имели труды А.Ф. Лосева, особенно его ранняя работа «Музыка как предмет логики», во многом отталкивавшаяся от философии русского символизма, оказавшей на ученого определяющее влияние. Важными для диссертации оказались и работы М.М. Бахтина, в частности его эстетико-философские изыскания 1920-х гг., в том числе обращенные к осмыслению принципа полифонизма, идейно-эстетического многоголосия в культуре.

Из современных исследователей культуры на автора диссертации в теоретико-методологическом отношении повлияли С.С. Аверинцев, B.C. Библер24, Н.К. Бонецкая, М.Л. Гаспаров, Вяч. Вс. Иванов, И.В. Кондаков, А.В. Лавров, Т. Левая, Ю.М. Лотман, А.И. Мазаев25, З.Г. Минц, А.В. Михайлов, Ю.С. Степанов, В.Н. Топоров, Н.А. Хренов, много сделавшие для понимания места символа в системе культуры, семиосферы и концептосферы как символического пространства культуры, для обоснования методов анализа символистских текстов культуры. Из современных западных исследователей большой методологический интерес для автора диссертации представляли Л. Силард, А. Ханзен-Лёве, Д. Шнеллер, Ф. Лаку-Лабарт, У. Эко, М. Депперман, П. Дэвидсон, Э. Клюс, А. Цинк, Д. Рицци, Э. Пайман, М. Юнггрен, М. Цимборска-Лебода и некоторые др., внесшие большой вклад в изучение философии культуры и художественного творчества русских символистов, предложившие оригинальные подходы к интерпретации

24 Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры - М., 1991. - (На путях к гуманитарному разуму).

Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма.- М., 1992, русского символизма в целом и отдельных его культурфилософских мотивов и идей.

Научная новизна работы.

Идея «духа музыки» оформилась в России под влиянием различных традиций, в числе которых можно назвать античную эстетику, философские традиции платонизма и неоплатонизма, западноевропейскую культурфилософию Шопенгауэра, Ницше и Вагнера, преломленные через призму их интерпретации В л. Соловьёвым - «мистиком и пророком» (выражение Н. Бердяева). Выдвижение на первый план самосознания культуры музыкально-философских ассоциаций и представлений, включая категорию «дух музыки», впервые осмысляется как проявление кризиса вербализованных культурных форм, в частности литературоцентризма русской и европейской культуры, как стремление проникнуть в глубинные пласты культуры, представляющиеся сознанию человека рубежа XIX - XX вв. «невыразимыми», «несказуемыми», иррациональными, как попытка концептуализации «культурно-бессознательного» и «культурно-трансцендентного».

Теоретическая и практическая значимость работы

Материалы диссертационного исследования позволяют, по мнению автора, по-новому взглянуть на строение и смысл философии культуры русского символизма; раскрыть ее феноменологию и герменевтику, онтологию и эпистемологию, переосмыслить символистскую морфологию искусства. Идеи диссертации, ее выводы и обобщения могут быть использованы при чтении общих и специальных курсов по истории русской культуры, особенно Серебряного века, а также для теоретических разработок в области эстетики, теории искусства, истории философии, музыки, литературы России и Европы.

Апробация работы

Основные идеи и результаты диссертационного исследования были обсуждены на заседаниях сектора музыки и сектора эстетики и теории искусства Государственного института искусствознания; кафедр истории отечественной философии и истории и теории культуры РГГУ, на факультете музыкального театра Байройтского университета. Культурологическая концепция автора была апробирована на многочисленных международных и всероссийских конференциях: в том числе доложена на международных конференциях Немецкого вагнеровского общества, действительным членом которого является автор диссертации, на международной конференции молодых учёных «Studium in Deutschland» (Бонн, 1997); на интернациональном симпозиуме «Женщина будущего: женские образы и женские голоса в творчестве Р. Вагнера» («Das Weib der Zukunft : Frauengestalten und Frauenstimmen im Werk R. Wagners») (Байройт, 1997), на международной конференции «Also wie sprach Zarathustra? West-ostliche Spiegelungen im kulturgeschichtlichen Vergleich» (Аугсбург, 2004), а также в виде отдельных докладов на перечисленных ниже научных конференциях в России: «Теория литературы: кризис системности?»: Первые поспеловские чтения (Москва, МГУ им. Ломоносова, 1993); «Культурология: предмет, подходы, язык» (Москва, РГГУ, 1994); «Религия, культура и этика: теологические, исторические, социологические аспекты» (Москва, РГГУ, 1994); «Актуальные проблемы истории, философии, литературы» (научные чтения, посвящённые Н.Г. Чернышевскому в Саратове, организованные Саратовским государственным университетом им. Н.Г. Чернышевского, 1994); «Искусство рубежа XIX-XX веков (Памяти М.В. Алпатова)» (Москва, ГИИ, 1995); «Смыслы культуры», (СПб.: Санкт-Петербургский государственный технический университет, 1996) и др.

Материалы диссертации нашли отражение в 15 публикациях автора общим объёмом свыше 11 п. л., список которых приведен в заключение данного автореферата, а также в многочисленных газетных статьях по проблемам культуры и искусства, опубликованных диссертантом в 1990-е годы в газетах «Культура», «Экран и сцена», «Вечерний клуб» и др.

Структура работы

Диссертация состоит из настоящего Введения, трёх глав, Заключения и Библиографического списка источников и научной литературы.

В первой главе «РУССКИЙ СИМВОЛИЗМ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ», состоящей их трех параграфов, рассматриваются различные аспекты философии культуры русского символизма, в частности, культурфилософский дискурс русского символизма и феномен культурного синтеза, характерный для него, а также очерчивается широкий исторический и идейный контекст, в котором это течение оформилось во всём ему присущем своеобразии и неподражаемости.

Вторая глава «КУЛЬТУРФИЛОСОФСКИЙ КОНТЕКСТ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА» состоит из трёх параграфов, которые выявляют значение соответственно Р. Вагнера, Ф. Ницше и Вл. Соловьёва для символистского мировоззрения, обрисовывает их роль в становлении идей А. Белого, В. Иванова, А. Блока и др., а также показывает несхожесть подлинных Вагнера, Ницше и Соловьёва с их образами и интерпретациями их идей русским символизмом.

Третья глава диссертации «СИНЭСТЕТИЗМ В ТЕОРЕТИЧЕСКОМ И ТВОРЧЕСКОМ САМОСОЗНАНИИ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА» также состоит из трех параграфов. Первый из них - «Искусство как первоединая деятельность» — посвящен обоснованию принципа синэстетизма Вл. Соловьева. Во втором параграфе третьей главы «Дух "духа" искусств: Концепт "дух музыки" в философии русского символизма» непосредственно рассматривается категория «духа музыки» в трактовке русских символистов. Третий параграф третьей главы диссертации «Истинная сущность всех вещей» связан с осмыслением и интерпретацией феномена онтологизации музыки в русской культуре.

В Заключении диссертации подводятся предварительные итоги исследования и определяются перспективы дальнейших исследований русского символизма.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Дух музыки" в философии культуры русского символизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью настоящего диссертационного исследования являлось осмысление «духа музыки» как категории культуры (культурологического концепта) в философии русского символизма; ее генезиса и места в самосознании отечественной и мировой культуры на рубеже XIX - XX вв.,; философско-эстетических предпосылок становления подобной категории в истории мировой и русской культуры; ее роли в дальнейшем развитии культурологической мысли в России и Европе. В ходе анализа разнообразного культурно-исторического материала нам удалось прийти к некоторым выводам и обобщениям, представляющим предварительные итоги проведенного культурфилософского исследования.

1. Русский символизм рассматривается в диссертации не только как идейно-эстетическое и стилевое направление в литературе, искусстве, музыке и философии, выросшее из позднего романтизма и обособившееся от него, но и как целостный феномен культуры, сложившийся исторически закономерно в результате сложного взаимодействия многих культурных факторов (включая собственно художественно-эстетические, историко-философские, этико-религиозные и др.). Поэтому в работе исследовались по преимуществу культурфилософский дискурс символизма; феномен культурного синтеза и смысловое пространство русского символизма, в значительной мере определенное его рецепциями античности и ее переосмыслением в дальнейшей истории европейской культуры.

2. Культурфилософия русского символизма, будучи самосознанием не только самого символизма, но и всей русской культуры рубежа XIX - начала XX вв., а также будучи во многом творческой реинтерпретацией всей мировой культуры (от античности до начала XX в.), выступила как форма культурного синтеза и философского обобщения, далеко выходящая по своему значению за пределы породившей ее эпохи - Серебряного века, став одним из важнейших достижений культурологической и философско-эстетической мысли всего XX века.

3. «Дух музыки», в качестве культурфилософской метафоры введенный в символистский обиход Ф. Ницше (в его ранней работе «Рождение трагедии из духа музыки»), стал для русских символистов тем специфическим образом-понятием-символом, с помощью которого можно было говорить о специфике музыки в ряду других искусств; о формах и способах достижения культурного синтеза; о путях развития искусства и культуры будущего; о творческих интуициях художника и мыслителя; о глубинных механизмах культурного и цивилизационного развития во всемирном масштабе; о теургии как мистическом процессе культурно-религиозного сотворчества художника-мыслителя и Творца, о символической сопричастности национальной и мировой культуры высшим, трансцендентным сферам бытия, вечности, божественного Промысла.

4. В диссертации «дух музыки» рассматривается в качестве внемузыкальной культурфилософской категории, возникновение которой стало возможно исключительно в рамках своеобразной культуры русского символизма, стремившейся к поиску универсального интегрального языка культуры, к синтезу искусств и интеграции расколотой, мозаичной культуры эпохи модерна. Категория «дух музыки» понимается в диссертации как своеобразный базовый концепт русского символизма, выполняющий интегративную функцию в культурфилософском самосознании отечественной и мировой культуры, в движении человечества по направлению к своему всеединству.

5. Становление концепта «дух музыки» в философии культуры русского символизма во многом было обусловлено прямым и косвенным влиянием Р. Вагнера, Ф. Ницше и Вл. Соловьева, различные аспекты и мотивы творчества которых, тесно переплетаясь между собой, выступают в качестве культурфилософского контекста русского символизма. В диссертации был сделан принципиальный акцент на качественное отличие

Вагнера, Ницше и Соловьева как реальных исторических личностей и творцов культуры от фигур «Вагнера», «Ницше» и «Соловьева», явленных в творчестве русских символистов.

6. Одной из важнейших особенностей русского символизма является принцип синэстетизма, обоснованный Вл. Соловьевым. Через призму соловьевской философии всеединства, в свете названного принципа русские символисты трактовали и категорию «дух музыки» как высшее воплощение синэстезии в ряду других искусств и культурного творчества вообще, тем самым творчески пересматривая и развивая идеи Шопенгауэра и Ницше в русле национально-русских философских и художественно-культурных традиций, достигая парадоксального синтеза ницшеанства и «соловьевства» в своей философии культуры. Как это показано в диссертации, подобный культурный синтез не объясним простым философским эклектизмом, поскольку в нем осуществляется творческое переосмысление первоначальных философских идей и концепций, трансформирующихся в русском символизме до неузнаваемости.

7. Историческое происхождение и оформление в русской культуре концепта «дух музыки» объясняется в диссертации как закономерная философско-эстетическая реакция на кризис литературоцентризма в русской и европейской культуре (наряду с возникновением в это же время «заумного» поэтического языка, «беспредметного» изобразительного искусства, театрального «дионисийства» и т. п. и др. феноменов невербальной культуры). В диссертации были рассмотрены индивидуальные культурфилософские интерпретации концепта «дух музыки» у различных представителей русского символизма - Вл. Соловьева, Вяч. Иванова, А. Белого, А. Блока, А Скрябина, о. Павла Флоренского и др.; было отмечено их влияние на последующее развитие русской философии культуры и, в частности, философии музыки (в частности, в философских концепциях А. Лосева и М. Бахтина).

8. В диссертации было показано, что вершиной культурфилософии русского символизма явилась онтологизация музыки, рассматриваемой как высшая, наиболее обобщенная и синтетическая форма искусства в ряду других видов искусства и культурного творчества в целом, позиционируемой как «истинная сущность вещей» (Ф. Ницше), как глубинная основа бытия, что сближает музыку, с одной стороны с религией, а, с другой, с философией. Именно онтологизация музыки, по мысли русских символистов, размыкает границы между искусством и религией, между философией и культом, между человеческим и божественным.

9. Продолжающийся на рубеже XX и XXI вв. и даже усиливающийся кризис литературоцентризма в русской и европейской культуре впервые ярко и остро заявил о себе как раз столетие тому назад, а именно на рубеже XIX - XX вв., что проявилось в выдвижении на первый план культуры невербальных форм культуры, и прежде всего музыки, в формировании философии культуры, одним из ключевых концептов которой стал «дух музыки». Наблюдающийся сегодня в русской и мировой культуре эстетический поворот к аудио- и видео- культуре (в противоположность ее вербализованным аналогам) во многом коренится в культурно-исторических процессах, получивших свое первоначальное развитие и осмысление в философии культуры русского символизма, в частности, в связи с концептом «дух музыки».

Дальнейшее изучение концепта «дух музыки» и драматических процессов онтологизации музыки в истории культуры XX - XXI вв., развития кризиса «литературоцентризма» и вытеснения вербализованных форм культуры новыми невербальными ее формами - задача последующих междисциплинарных гуманитарных исследований.

Список научной литературыКорж, Юлия Викторовна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Александр Блок Андрей Белый, переписка. - М., 1940.

2. Бальмонт К. Д. Светозвук в природе и световая симфония Скрябина. -М., 1996.-24 с.

3. Александр Блок, Андрей Белый: Диалог поэтов о России и революции / Сост., вступ. ст., коммент. М.Ф. Пьяных. М., 1990. - 686 с.

4. Б. Белый А. На перевале. VI. Против музыки // Весы. 1907. № 3.

5. Белый А. Символизм. М., 1910. - 633 с.

6. Белый А. Сирин учёного варварства (по поводу книги В. Иванова «Родное и вселенское»). Берлин, 1922. - 24 с.

7. Белый А. Пути культуры // Вопросы философии. -М., 1990. N 11.

8. Белый А. Жизнь, миропонимание, поэтика. / «Литературное обозрение» Специальный выпуск / Сост.М.Л. Спивак, Л.Ф. Кацис. -1995. № 4/5,200 с.

9. Белый А. Начало века. М.: В/О «Союзтеатр» СТД СССР, 1990.

10. Ю.Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994.

11. Белый А. Проблемы творчества: Статьи, воспоминания, публикации. -М.: Советский писатель, 1988. 830 с.

12. Белый А. Кризис культуры // Фридрих Ницше и русская религиозная философия: В 2 т. Минск, 1996. Т. 1.

13. Белый А. Душа самосознающая.- М., 1999.

14. Н.Бердяев Н. Самопознание.- М., 1990.

15. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма.- М.,1990.

16. Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990.

17. Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х томах. Т. 2. М„ 1994

18. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. I., 1989.

19. Блок А. А. Собр. соч. В 8 т. М.— Л., 1962. Т. VI.

20. Блок А. А. Искусство и революция. / сост. и прим. JI. Асанова М., 197921 .Блок А.А. Записные книжки 1901—1920. М., 1965

21. Блок А.А. О литературе. 2-е изд.- М., 1989

22. Вагнер Р. Избранные статьи / ред., прим., вст. И пояснит. Ст. Р. И. Грубера. М. 1935. - 107 с.

23. Вагнер Р. Избранные работы.- М.,1978.

24. Вагнер Р. Моя жизнь. Мемуары. Т. 3. 1912

25. Вагнер Р. Моя жизнь. Мемуары. Письма. Дневники. В 4-х томах.- Т. 4. -М., 1912

26. Вагнер Р. Вибелунги. Всемирная история на основании сказания. / Пояснит, ст. Э. Метнера. М., 1913.

27. Вячеслав Иванов. Архивные материалы и исследования. М., 1999. -488 с.

28. Дурылин С. Вагнер и Россия. О Вагнере и будущих путях искусства. -М., 1913

29. Иванов Вяч. И. Борозды и межи. Опыты эстетические и критические. -М., 1916.-351 с.

30. Иванов Вяч. И. Стихотворения и поэмы. JL, 1976. - 559с.

31. Иванов Вяч. И. Собрание соч. В 4 т.- т. 4. Брюссель, 1987. - 800 с.

32. Иванов Вяч. И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. - 428 с.

33. Иванов Вяч. И. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994

34. Иванов Вяч. И. Скрябин. М., 1996. - 12 с.

35. Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. М.: Мысль, 1990

36. Nietzsche und Wagner: Stationen einer epochalen Begegnung. / Hrsg. von D. Borchmeyer und J. Salaquarda. In 2 Bd.- Frankfurt am Main und Leipzig, 1994.- 1418 S.

37. Nietzsche, F. Der musikalische Nachlass. Barenreiter-Verlag Basel, 1976

38. Friedrich Nietzsche : Der Fall Wagner. Schriften Aufzeichnungen -Briefe. / Hrsg. und Nachwort von D. Borchmeyer. - Frankfurt am Main, 1983.-641S.

39. Павел Флоренский и символисты: Опыты литературные. Статьи. Переписка / Сост., подготовка текстов и комментарий Е.В. Ивановой. М., 2004.

40. Письма В. С. Соловьева. В 4 т. СПб., 1911. - Т. 3.

41. Русские пропилеи. Т.4. - М., 1917

42. Русские пропилеи. Т.6. - М., 1919

43. Скрябин А.Н. Письма. М., 1965. - 720 с.

44. Соловьев Вл. С. Сочинения : В 2 т. 2-е изд. - М., 1990. - Т. 2.

45. Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика. М., 1991

46. Вл. С. Соловьёв: pro et contra / Сост., вст. ст. и примеч. В.Ф. Бойкова. -СПб., 2000. 896 с.

47. Флоренский П.А., свящ. Философия культа // Богословские труды.- М., 1977.-Сб. 1.

48. Флоренский П.А. Соч.: В 2 т. М., 1990 (Приложение к журналу «Вопросы философии»).- Т. 2 .У водоразделов мысли. 448 с.

49. Флоренский П.А. Иконостас. М., 1994. - 255 с.

50. Флоренский П.А. Храмовое действо как синтез искусств // Священник Павел Флоренский. Избранные труды по искусству. М., 1996. - С. 201 -216

51. Флоренский П.А. Автореферат // Флоренский Павел, свящ. Собр соч. В 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994.

52. Флоренский П.А., свящ. У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики) // Собр соч. В 4-х т. Т. 3. Ч. 1. М., 1999.

53. Флоренский П.А., свящ. У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики) // Собр соч. В 4-х т. Т. 3. Ч. 2. М., 1999. 623 с.

54. Флоренский П.А., свящ. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии // Собр. соч. М., 2000. 446 с.

55. Флоренский П.А., свящ. Философия культа. М., 2004.

56. Хомяков А.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. М., 1994

57. Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., 1988

58. Шопенгауэр А. Собр. соч. В 5 т. М., 1992. Т. 1.

59. Volfing (Эмилий Метнер) Борис Бугаев против музыки // «Золотое руно». 1907. - № 5. - С. 56-62

60. Литература на русском языке:

61. Аверинцев С.С. Гномическое начало в поэтике Вяч. Иванова // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. - С. 3 - 12

62. Аверинцев С.С. Образ античности в западноевропейской культуре XX в. Некоторые замечания // Новое в современной классической филологии. М., 1979.

63. Аверинцев С.С. Единство общечеловеческого культурного предания как тема поэзии и мысли Вячеслава Иванова // Вячеслав Иванов -Петербург Мировая культура. / Сб.ст. - Томск-Москва, 2003,- С. 5 -14

64. Александрова А. Блок и дионисово действо В. Иванова // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. - С. 13 - 30

65. Альтман М. С. Разговоры с Вячеславом Ивановым. СПб., 1995. - С.9 -285

66. Алыпванг А.А. Рихард Вагнер. М., 1938.

67. Андрей Белый. Публикации. Исследования. М., 2002. - 366с.

68. Асоян Ю., Малафеев А. Открытие идеи культуры (Опыт русской культурологии середины XIX начала XX веков). - М., 2000 - 344 с.

69. Бакст Л.С. Пути классицизма в искусстве//Аполлон. 1909. -N3.

70. Бандура А.И. Александр Скрябин.- Челябинск, 2004. 384 с.

71. Бандура А.И. Иные миры Александра Скрябина. М., 1994. - 24 с.

72. Бандура А.И. Творческая вселенная А.Н. Скрябина : Автореф. дисс. . канд. искусствовед. М., 1993 - 25 с.

73. Барас К.В. Эзотерика «Прометея» // Нижегородский скрябинский альманах: Сборник.- Н. Новгород, 1995.- С. 100 118.

74. Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. М.: Прогресс. Универс., 1993.-365 с.

75. Баткин Л.М. Из наблюдений над творческим мышлением Леонардо да Винчи // Советское искусствознание'82. М.,1984.- Вып.2(17).

76. Бачелис Т. Заметки о символизме. М., 1998.

77. Бёрд Р. Обряд и миф в поздней лирике Вяч. Иванова (О стихотворении «Милы сретенские ночи») // Вячеслав Иванов Петербург - Мировая культура. / Сб.ст. - Томск-Москва, 2003.- С. 179-193

78. Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры М., 1991. - 176 с. - (На путях к гуманитарному разуму).

79. Бонецкая Н. М. Бахтин и идеи герменевтики // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1995. - Т. 40 / 1-4. - С. 183 - 226

80. Варакина Г. Эстетические воззрения Ницше и Вагнера на страницах русских художественных журналов «серебряного века». // Россия и Запад : Диалог или столкновение культур : Сб. ст. / Сост. В.П. Шестаков; Ред. А.В. Вислова. М., 2000. - С. 180 - 204

81. Венцлова Т. О мифотворчестве Вячеслава Иванова: «Повесть о Светомире царевиче» // Культура и память: Третий международный симпозиум, посвященный Вячеслав Иванову. Т.2: Доклады на русском языке / Под ред. Ф. Мальковати. - Firenze, 1988 - С. 28-46

82. Вислова А. В. «Серебряный век» как театр : Фенеомен театральности в культуре рубежа XIX XX вв. - М., 2000

83. Воспоминания об Андрее Белом / Сост. В.М. Пискунова. М., 1995. -591 с.

84. Вячеслав Иванов Петербург - Мировая культура. / Сб.ст. — Томск-Москва, 2003.- 250 с.

85. Гайденко П. П. Об авторе и его герое // Соловьёв С.М. Владимир Соловьёв: Жизнь и творческая эволюция. М., 1997. - С. 382 - 422

86. Гаспаров M.JI. Избранные статьи. М.,1995.

87. Гервер JI.JI. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века). М., 2001. - 248 с.

88. Глебов И. Скрябин. СПб., 1921. - 51с.

89. Гозенпуд А. Рихард Вагнер и русская культура. Исследование.-JI., 1990.

90. Горнфельд А. Вагнер и Достоевский. // «Русские ведомости» 1913. -№ 114. - С. 2

91. Горчаков Н.А. История советского театра. Нью-Йорк, 1956.

92. Гофман И. Gesamtkunstwerk как главная движущая идея искусства 20 столетия. // Москва Берлин / Берлин - Москва, 1900 - 1950. (М. -Berlin - Munchen, 1996. - С. 31 - 37

93. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. 3-е изд.Л.,1990.

94. Данилевский Р.Ю. Русский образ Фридриха Ницше. (Предыстория и начало формирования) // На рубеже XIX и XX веков: Из истории международных связей русской литературы. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Д. Левина. Л., 1981.

95. Друскин М.С. Рихард Вагнер. М., 1958

96. Друскин М.С. Подлинный Вагнер («Летучий голландец» в Малом оперном театре). // М. Друскин Очерки. Статьи. Заметки. Л., 1987. -С. 281 -286.

97. Дьёндьёши М. К вопросу Блок и Ницше // Studia Slavica (Hungaricae). -Budapest, 1998. Т. 43 / 1-2. - C.135 - 150

98. Дьёндьёши М. К проблеме «Блок и Вагнер» // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 2000. - Т. 45 / 1-4. - С. 245 - 260

99. Дэвидсон П. Вячеслав Иванов в русской и западной критической мысли (1903 1995) // Studia Slavica (Hungaricae). - Budapest, 1996. - Т. 41/1-4.-С. 111-132

100. Ермилова Е. В. Теория и образный мир русского символизма. М., 1989

101. Емельянов Б.В., Новиков А.И. Русская философия серебряного века: Курс лекций. Екатеринбург, 1995. - 284 с.

102. Жирмунский В.Ф. Немецкий романтизм и современная мистика. -СПб., 1996.-215 с.

103. Жукоцкая З.Р. Свободная теургия: культурфилософия русского символизма. М., 2003. - 288 с.

104. Юб.Зенкин К.В. Музыка в философско-эстетических воззрениях Вячеслава Иванова. Прогнозы и реальность. // Вячеслав Иванов творчество и судьба: К 135-летию со дня рождения / Сост. Е.А. Тахо-Годи. - М., 2002. -с. 299-305

105. История русской литературы, XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды, Е. Эткинда. М.: Прогресс, 1994. 702 с.

106. Исхакова С.З. Дематериализация музыки: "воображаемые" звуки в творчестве позднего Скрябина. // "Новое литературное обозрение", М., 1994, №9.-С. 373 -375

107. Казанский Н.Н. Вячеслав Иванов как переводчик Эсхила// Вячеслав Иванов Петербург- Мировая культура. / Сб.ст. - Томск-Москва, 2003.-С. 15-24.

108. Кантор В. К. «Перед лицом русской истории XX столетия» (сергей Аверинцев и Вячеслав Иванов). // «Вопросы литературы», М., 2003.- № 4 -С. 331 -343

109. Ш.Келдыш Ю.В. Музыкальная полемика. // Русская художественная культура конца XIX начала XX века (1908 - 1917). - Кн.З.- 1977. - С. 288

110. Кёнигсберг А. К. Оперы Вагнера «Летучий голландец», «Тангейзер», «Лоэнгрин». М.-Л., 1967

111. Клюс Э. Ницше в России: Революция морального сознания. -СПб., 1999

112. Н.Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М.: Аспект Пресс, 1997.-687 с.

113. Кондаков И.В. «Вертикаль» и «горизонталь» в культурфилософии Вячеслава Иванова // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М., 1996.-С. 262-273

114. Кондаков И.В. Соловьёвская концепция всеединства в историческом контексте русской культуры // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры, исследования. Вып. XIX. Владимир Соловьёв. -М., 1996- С. 44-63

115. Кондаков И.В., Корж Ю.В. Рихард Вагнер в русской культуре Серебряного века// Общественные науки и современность. 1996. № 1.

116. Кондаков И.В., Корж Ю.В. «Дух музыки» в философии русского символизма // Общественные науки и современность. 1996. № 5.

117. Кондаков И.В., Корж Ю.В. Символизм // Культурология. XX век.

118. Энциклопедия. СПб., 1998. Т. 2.

119. Коренева М. Властитель дум // Ницше Ф. Стихотворения. Философскаяпроза. СПб., 1993.

120. Кошарный В. П. Революция как проблема русского религиозно-философского сознания первой половины XX века (историко-философский анализ) / Дисс. д-ра филос. М., 1995

121. Кутьина Е., Лаушкина С. А.Н. Скрябин и философская мысль конца Х1Х-начала XX в. Соборность. Общее дело. // Учёные записки, вып. 3. Гос. мемориальный музей А. Н. Скрябина. М., 1998. - С. 5 - 17

122. Кюи Ц.А. «Кольцо нибелунга». Критический очерк. СПб., 1889

123. Лавров П.Л. Шопенгауэр на русской почве // Социальная теория исовременность. Вып. № 13. Философия А. Шопенгауэра. М., 1993. -с.95-141

124. Лаку-Лабарт Ф. Musica ficta (Фигуры Вагнера). СПб., 1999

125. Левая Т.Н. Русская музыка начала XX века в художественном контекстеэпохи.-М., 1991, 166 с.

126. Левая Т.Н. Космос Скрябина // Русская музыка и XX век. / Ред.-сост.

127. М.А. Арановский. -М., 1997. С. 123 - 150

128. Левик Б. Предисловие // Рихард Вагнер. Валькирия. М., 1971.- С. 5 - 11

129. Лихтенбергер Г. Взгляды Вагнера на искусство. // «Мир искусства»1899.-№7-8.-С. 107-128

130. Лиштанберже А. Рихард Вагнер как поэт и мыслитель. М., 1905.

131. Лосев А.Ф.Страсть к диалектике. М., 1990

132. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура.- М., 1991.

133. Лосев А.Ф. Философский комментарий к драмам Рихарда Вагнера //

134. Лосев А.Ф. Форма Стиль - Выражение. - М., 1995. - С. 667 - 732

135. Лосев А.Ф.Мировоззрение Скрябина // Лосев А.Ф. Форма Стиль

136. Выражение. М., 1995. - С.733 - 780

137. Лосев А.Ф. Владимир Соловьёв и его время. М., 1990.

138. Лунёва Ф.Н. Проблема синтеза музыки и живописи в творчестве

139. Чюрлёниса. / Дисс. к. искусствознания. СПб., 1996.

140. Магомедова Д.М. Вячеслав Иванов и А.А. Фет // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. - С. 167 - 174

141. Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма.- М., 1992

142. Маркус С. История музыкальной эстетики : В 2 т. М., 1968

143. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа.- М.,1976; М.,1995.

144. Милёшина Ю.Ю. Природа в музыке (как проблема мироотношения художника).// Музыкальное искусство XX века: Творческий процесс. Художественные явления. Теоретические концепции. (Вып. 2). -Научные труды МГДОЖ им. Чайковского. Сб. 9. - М., 1995. - С. 50 -65

145. Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестверусских символистов. // Творчество А.А. Блока и русская культура XX века. Учёные записки Тартусского гос. ун-та. Вып. 459. Тарту, 1979. -с. 76-120

146. Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. СПб., 1999. - С. 334 - 361; 444546.

147. Минц З.Г.Александр Блок и русские писатели. СПб., 2000. - 784 с.

148. Михайлов А.В. Ранние работы А.Ф. Лосева о музыке // Вопросы классической филологии. вып XI. - М., 1996. - с.249 - 258

149. Михайлов М. Великий катализатор: Ницше и русский неоидеализм //

150. Иностранная литература». 1990. - № 4.- С. 197- 204

151. Михайловский В.Г. «Лоэнгрин». Опыт анализа вагнеровскоймузыкальной драмы. М., 1923.

152. Мораняк-Бамбурач, Н. Вячеслав Иванов и Всеволод Мейерхольд // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. - С. 175 - 192

153. Музыкальная эстетика Германии XIX века : В 2 т. Т.2 - М., 1982

154. Мыльникова И.А. О «Мистерии» А. Скрябина // Музыкальная классикаи современность. Л., 1983. - С. 45 - 62

155. Мыльникова И.А. Статьи Вяч. Иванова о Скрябине // Памятникикультуры. Новые открытия : Ежегодник 1983. Л., 1985. - С. 88 - 120

156. Мышьякова Н. Музыка как образ в русской культуре XIX века. //

157. Вопросы литературы», М., 2003.- № 4 С.287 - 300

158. Нири-Роджерс Э. К проблеме метафоризации в философских текстах: мотив грома у Вико и у Андрея Белого » // Studia Slavica (Hungaricae). -Budapest, 2000. Т. 44 / 1-2. - С. 123 - 144

159. Обломиевский Д.Д. Французский символизм. М.: «Наука», 1973. - 301с.

160. Павловская М. Примирение, синтез и высшее единство в книге Иванова

161. Rosarium" // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. -С. 199-208

162. Пайман А. История русского символизма. М.: Республика, 1998. - 415 с.

163. Пирцхалава Н.И. Проблема рецепции античности в современнойзападноевропейской драматургии (по мотивам адаптаций

164. B.Газенклевера, Б.Брехта и Ж.Ануя софокловой "Антигоны"). / Дисс. на соискание ученой степени канд. филол. наук. Тбилиси, 1984.

165. Поспелова Н.И. Скрябин и символизм: Автореф. дисс. М., 1989

166. Порфирьева A.JI. "Неоклассицизм" Стравинского // Эволюционныепроцессы музыкального мышления. JI.,1986. - С. 101 - 118

167. Порфирьева А.Л.Вячеслав Иванов и некоторые тенденции развития условного театра в 1905-1915 годы // Русский театр и драматургия 1907-1917 годов. Л.,1988. - С. 37 - 53.

168. Примочкина Н.Н. Эстетические воззрения А. Блока и вопросы развития культуры (1917 1921). / автореф. дисс. М., 1978

169. Римский-Корсаков Н.А. Вагнер. Совокупное произведение двух искусств или музыкальная драма. // Римский-Корсаков Н.А. Полное собр. соч. Литературные произведения. Т. 2. М., 1963

170. Рихард Вагнер: Сб.статей / Ред.-сост. Л. Полякова. М., 1987. - 230с.

171. Рихард Вагнер и судьба его творческого наследия. .: Сб. ст. / Ред.-сост.

172. Э. Махрова, Р. Поль. СПб., 1998. - 159 с.

173. Рихард Вагнер и Россия.: Сб. ст. / Ред.-сост. Э. Махрова, Р. Поль. СПб.,2001.- 151 с.

174. Русская художественная культура: Контуры духовного опыта / Отв. ред.

175. C. Т. Вайман. Спб., 2004. - 320 с.

176. Сабанеев Л.Л. Воспоминания о Скрябине. М., 2000. 390 с.

177. Сарабьянов Д.В. История русского искусства конца XIX начала XXвека. -М.,1993.

178. Сендерович С.Я., Шварц Е.М. Закулисный гром: О замысле «Лолиты» ио Вячеславе Иванове // Wiener Slawistischer Almanach. № 44. - 1990. -с. 23 - 47

179. Сербиненко В.В. Русская религиозная метафизика (XX век): Курслекций. М.: Изд-во РОУ, 1996. - 112 с.

180. Сербиненко В.В. Владимир Соловьев: Запад, Восток и Россия.- М., 1994.

181. Серов А.Н. Рихард Вагнер и его реформа в области оперы. // Серов А.Н.

182. Избранные статьи. Т.2. - М., 1957

183. Сигети А. «Тайная свобода» А. Блока и Н. Бердяева // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1998. - Т. 43 / 1-2. - C.151 - 160

184. Силард Л. Проблемы герменевтики в славянском литературоведении XXв. (Фрагмент) // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1993. - Т. 38 / 1-2.-С. 173-184.

185. Силард, Л. О структуре Второй симфонии А. Белого// Studia Slavica

186. Hungaricae). Budapest, 1967. - Т. 13. - С. 315-322

187. Силард, Л. «Орфей растерзанный» и наследие орфизма // Studia Slavica

188. Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. - С. 209 - 246

189. Силард, Л. О влиянии ритмики прозы Ф. Ницше на ритмику прозы А.

190. Белого (Так говорил Заратустра" и "Симфонии").// Studia Slavica (Hungaricae).-Budapest, 1973.-Т. 17 / 1-3. С. 289 - 313

191. Синеокая Ю.В. Российская ницшеана // Ницше: pro et contra / сост.,вступ. ст., примеч. и библиогр. Ю.В. Синеокой. СПб.: РХГИ. 2001.-С. 7-34

192. Синеокая Ю.В. Философия Ницше в России (конец XIX начало XXвека). Дисс. к. ист. философии. - М., 1996

193. Сиднева Т.В. Христос или Дионис? (Духовный облик Скрябина с позиций христианской догматики) // Нижегородский скрябинский альманах: Сборник.- Н. Новгород, 1995.- С. 100 118

194. Соловьёв С.М. Владимир Соловьёв: Жизнь и творческая эволюция. М.,1997.-430 с.

195. Стасов В.В. Собрание сочинений. Т. 3. СПб., 1894.

196. Степун Ф.А. Встречи. М., 1998. - С. 121 - 182.

197. Стояновский М.Ю. Символ у Вячеслава Иванова: традиция и специфика.

198. Автореф. дисс. к. филол. М., 1996. - 16 с.

199. Стравинский И.Ф. Хроника. Поэтика. М., 2004. - З68.с.

200. Тишунина Н.В. Западноевропейский символизм и проблема взаимодействия искусств: опыт интермедиального анализа: Монография.- СПб., 1998

201. Томпакова О.М. Скрябин и поэты Серебряного века. Вячеслав Иванов.1. М., 1995. 18 с.

202. Томпакова О.М. Скрябин в художественном мире Москвы конца XIXначала XX века. Новые течения. М., 19997. - 38 с.

203. Томпакова О.М. Зовущий к свету: Александр Скрябин в Англиию М.,1999.-40 с.

204. Трубецкой Е.Н. Владимир Соловьев и его дело //Книга о Владимире

205. Соловьеве.- М., 1991. С. 460 - 482.

206. Ф. Ницше и философия в России: Сборник статей. СПб., 1999.

207. Филлипов А.А. Проблемы творчества позднего Вагнера (от «Тристана» к

208. Парсифалю») : Дисс. к. искусствоведения. -М., 1988

209. Фирсов В.В. Музыкальное мышление А.Н. Скрябина в период 1909 -1915 г.г. : Автореф. дисс. канд. искусствовед. М., 1985 - 24 с.

210. Ханзен-Лёве А. Концепции «жизнетворчества» в русском символизменачала века // Блоковский сборник XIУ : К 70-летию З.Г. Минц. -Тарту, 1998.-С. 57-85

211. Ханзен-Лёве А. Мифопоэтический символизм. Космическая символика.

212. Пер. М.Ю. Некрасова. Спб., 2003. - 816с.

213. Холопов Ю.Н. Русская философия музыки и труды а.Ф. Лосева //

214. Вопросы классической филологии. вып XI. - М., 1996. - с.240 - 248

215. Хомерики Г.Г. Миф об Эдипе и его софокловская интерпре-тация (Мифопоэтическая семантика противоположностей): Дисс. на соискание ученой степени канд. филол. наук.- Тбилиси, 1984.

216. Цимборска-Лебода М. Эстетическая мысль Вячеслава Иванова в контексте теории и антропологии театра XX века // Studia Slavica (Hungaricae). Budapest, 1996. - Т. 41 / 1-4. - С. 279 - 290

217. Чередниченко Т.В. Тенденции современной западной музыкальнойэстетики. -М.,1989.

218. Шлегель Ф. Эстетика, философия, критика. Т.1. - М.,1983.

219. Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура.

220. Литература, музыка. / Ж. Кассу, П. Брюнель, Ф. Клодон и др.; Пер. с фр.- М., 1998

221. Эткинд Ф.М. Эрос невозможного : Развитие психоанализа в России. -М., 1994.-С. 7-80.

222. Эткинд А. Содом и психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М.: «ИЦ - Гарант», 1996. - 413 с.

223. Юнггрен М. Русский Мефистофель. Жизнь и творчество Эмилия Метнера / пер. с англ. А. Скидана, пер. с нем. Г. Снежинской. СПб., 2001-288с.

224. Литература на иностранных языках:

225. Adorno, T.W.: Versuch liber Wagner. Berlin & Frankfurt am Main, 1952.204 S.

226. Andrej Bely Pawel Florenski ".nicht anders als uber die Seele des anderen": der Briefwechsel; Texte./ Hrsg. von F. und S. Mierau. -Ostfildern, 1994. - S. 7 - 85; 110-181.

227. Angerer, M.: Musikalischer Asthetizismus. Analytische Studien zu Skrjabins

228. Spatwerk. Tutzing, 1983. - 124 S.

229. Baer, J.T.: Arthur Schopenhauer und die russische Literatur des spaten 19. und fruhen 20. Jahrhunderts. ( Slavistische Beitrage. Bd. 140) - Miinchen, 1980.- 194 S.

230. Barth, H./ Mack, D./ Voss, E.: Wagner . Leben und Werk in zeitgenossischen Bildern und Dokumenten.- Atlantis Musikbuchverlag, 1998.- S. 145 250

231. Barthelmes, В.: Musik und Religion im russischen Symbolismus. // In: Musik und Religion. / hrsg. von H. de la Motte-Haber. Laaber-Verlag, 1995.- S. 136-162.

232. Bartlett, R.: Wagner and Russia. (Cambridge studies in Russian Literature) -Cambridge Univ. Press, 1995.- 405 p.

233. Bermbach, U.: Der Wahn des Gesamtkunstwerks. Richard Wagners politisch-asthetische Utopie. Frankfurt am Main, 1994. - 372 S.

234. Bloch, E.: Philosophie der Musik. // Bloch, E.: Geist der Utopie. Suhrkamp, Frankfurt am Main, 1980. - S. 49 - 208.

235. Borchmeyer, D.: Nietzsches Wagner-Kritik und der Decadence // In: Richard Wagner 1883 1983: Die Rezeption im 19. und 20. Jahrhundert. Gesammelte Beitrage des Salzburger Symposions. - Stuttgart, 1984. - S. 207-216.

236. Borchmeyer, D.: Das Theater Richard Wagners, Idee-Dichtung-Wirkung. -Stuttgart, 1982

237. Borchmeyer, D.: Wagner-Literatur eine deutsche Misere. Neue Ansichten zum „Fall Wagner" / Forschungsreferate. 2. Folge. (3. Sonderheft). -Tubingen, 1993. - S. 1 - 62

238. Borchmeyer, D.: Goethe Der Zeitburger. Munchen / Wien, 1999. - S. 334 -360

239. Borchmeyer, D.: Richard Wagner : Ahasvers Wandlungen. Frankfurt am Main und Leipzig, 2002. - 646 S.

240. Dahlhaus, C.: Wagners Konzeption des musikalischen Dramas.- Regensburg,1971.-121 S.

241. Dahlhaus, C.: Klassische und romantische Musikasthetik. Laaber, 1988

242. Dahlhaus, C.: Richard Wagners Musikdramen. -Stuttgart, 1996.- 240 S.

243. Deppermann, M.: Andrej Belyjs asthetische Theorie des schopferischen

244. Bewustseins : Symbolisierung und Kriese der Kultur um die Jahrhundertwende. Miinchen, 1982. - 256 S. ( Slavistische Beitrage, Bd. 150)

245. Deppermann, M.: Russland um 1900: Reichtum und Krise einer Epoche im

246. Umbruch. // Alexandr Skrjabin und die Skijabinisten II. Musik-Konzepte, Heft 37/38. -Munchen, 1984. S.61 - 106.

247. Deppermann, M.: „Die groBe Loslosung" // Studia Slavica (Hungaricae).

248. Budapest, 1998. T. 43 / 1-2. - C.l 15 - 134

249. Die Symbolisten und Richard Wagner. / Hrsg. von W. Storch. Berlin, 1991.216 S.

250. Dohring, S.: Zur musikdramaturgischen Konzeption von Wagners „Ring".//

251. Bayreuth. Aus einer 800jahrigen Geschichte./ Hrsg. von R. Endres. Koln, Weimar, Wien: Bohlau, 1995. - S. 223 - 225. (Bayreuther Historische Kolloquien, Bd. 9)

252. Dohring, S / Henze-Dohring, S: Oper und Musikdrama im 19. Jahrhundert.1.aber, 1997. (Handbuch der musikalischen Gattungen; Bd. 13)

253. Donington, R.: Richard Wagners „Ring des Nibelungen" und seine Symbole.

254. Musik und Mythos. Stuttgart, 1976. - 280 S.

255. Eger, M.: „Wenn ich Wagnern den Krieg mache." Der Fall Nietzsche unddas Menschliche, Allzumenschliche. Wien, 1988. - 312 S.

256. Farber, R.: Der Kunstler Richard Wagner zwischen Romantik und Moderne. Epochenanalysen und Rezeptionen im Vergleich. Frankfurt am Main, 2003 - 196 S.

257. Fischer, J.M.: Richard Wagners „Das Judentum in der Musik" : eine kritische

258. Dokumentation als Beitrag zur Geschichte des Antisemitismus. Frankfurt am Main und Leipzig, 2000. - 380 S.

259. Friedrich, S.: Parsifal 1882 Kunstreligion und Religionskunst: Zur Asthetikdes Biihnenweihfestspiels. Рукопись.

260. Friedrich, S.: Die Philosophie der Kunst bei Schopenhauer und Nietzsche./

261. Vortrags Manuskript. - 13 S.

262. Friedrich, S.: Das Festspiel als Synthese des „auratischen Gesamtkunstwerks"

263. Vortrags Manuskript. - S. 20 - 26.

264. Friedrich, S.: Das auratische Kunstwerk: zur Asthetik von Richard Wagners

265. Musiktheaters-Utopie. Tubingen, 1996. - 232 S. (Theatron; Bd. 19)

266. Gerlach, R.: Musik und Jugendstil der Wiener Schule 1900-1908. Laaber1. Verlag, 1985.-330 S.

267. Godlewskaja, M.M.: Richard Wagner in St. Petersburg. (Каталог выставки)-Bayreuth, 1993.

268. Gorner, R.: Nietzsches Kunst. Frankfurt am Main und Leipzig, 2000.

269. Hillesheim J. Die Welt als Artefakt: Zur Bedeutung von Nietzsches "Der Fall

270. Wagner" im Werk Thomas Manns. (Studium zur Deutschen Literatur des 19. und 20. Jahrhunderts. Bd. 13), 1989.

271. Hirsbrunner, Т.: Von Richard Wagner bis Pierre Boulez. Essays. Anif /1. Salzburg, 1997.-S. 9-74.

272. Historisches Worterbuch der Philosophie / Hrsg. von J. Ritter und K. Griinder.- Bd. 10. Darmstadt, 1998. - S. 710 - 746.

273. Hofmann, P.: Richard Wagners "Parsifal". Kunstreligion oder religiose

274. Kunst? // Theologie und Philosophie.- Heft 1. Freiburg, 2002. - S.73 -109.

275. Hofmann, P.: Richard Wagners politische Theologie: Kunst zwischen

276. Revolution und Religion. Paderborn, 2003. - 308.S.

277. Hudek, F.-P.: Die Tyrannei der Musik (Nietzsches Wertung des wagnerischen

278. Musikdramas).- 1989. S. 34-40.

279. Jackel, K.: Richard Wagner in der franzosischen Literatur. In 2 Bd. -Breslau, 1931, 1932,283 und 312 S.

280. Kaiser, J.: Leben mit Wagner.- Munchen, 1990.- 351 S.

281. Kelkel, M.: Esoterik und formale Gestaltung in Skrjabins Spatwerken //

282. Alexander Skrjabin / Hrsg. von O. Kolleritsch. Graz, 1980. - S. 22 - 49 (Studien zur Wertungsforschung. Bd. 13.)

283. Kiem, E. / Holtmeier, L. (Hg.) : Richard Wagner und seine Zeit. Laaber,2003.-407 S.

284. Kienzle, U.: Das Weltuberwindungswerk. Wagners „Parsifal" ein szenischmusikalisches Gleichnis der Philosophie Arthur Schopenhauers. Laaber, 1992 (Thurnauer Schriften zum Musiktheater Bd. 12)

285. Klein, R.: Solidaritat mit Metaphysik? (Ein Versuch tiber diemusikphilosophische Problematik der Wagner-Kritik T.W. Adornos)./ Epistemata: Reihe Philosophie. Bd. 86 . - Wurzburg, 1991 - 380 S.

286. Kluge R.-D.: Westeuropa und Russland im Weltbild Aleksandr Bloks. -Munchen, 1967. 393 S.

287. Kluge R.-D.: Richard Wagner in Russland. Ein Problemaufriss. (Vortrageam Slavischen Seminar der Universitat Tubingen, № 11 в) Tubingen, 1996.

288. Knigge, A.: Die Lyrik VI. Solov'evs und ihre Nachwirkung bei A. Belyj und A. Blok. Amsterdam, 1973. - 302 S.

289. Kohler, J.: „Der letzte der Titanen". Richard Wagners Leben und Werk.1. Miinchen, 2001.- 856 S.

290. Kunze, S.: Zeitstrukturen in Wagners Musikdrama. // In: „Der fliegende Hollander" Programmheft П./ Hrsg. von W. Wagner Bayreuth, 1980. - s. 71-84.

291. Kursell, J.: Schallkunst: eine Literaturgeschichte der Musik in der friihen russischen Avantgarde. Miinchen, 2003. - 344 S. (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 61)

292. Kurzke, H.: Thomas Mann. Epoche Werk - Wirkung. - Miinchen, 1985.- S.9.187

293. Langer, G.: Kunst Wissenschaft - Utopie : Die „Uberwindung der Kulturkrise" bei V. Ivanov, A. Blok, A. Belyj und V. Chlebnikov. -Frankfurt am Main, 1990. - 608 S.

294. Mader, J.: Von der Romantik zur Post-Moderne: Einfiihrung in die Philosophie II. Wien, 1992. - S. 29 - 71.

295. Mann, Т.: Wagner und unsere Zeit : Aufsatze, Betrachtungen, Briefe.

296. Frankfurt am Main, 1963. 188 S.

297. MuraSov, J.: Im Zeichen des Dionysos: zur Mythopoetik in der russischen

298. Moderne am Beispiel von Vjaceslav Ivanov. Miinchen, 1999. - 328 S.

299. Nietzsche-Handbuch : Leben, Werk, Wirkung / Hrsg. von H. Ottmann.

300. Stuttgart Weimar, 2000. - 561 S.

301. Overhoff, K.: Wagners Nibelungen-Tetralogie. Eine zeitgemaBe Betrachtung.1. Salzburg, 1976.- 115 S.

302. Peil, P.: Die Krise des neuzeitlichen Menschen im Werk Richard Wagners. -Koln- Wien, 1990. (Bohlau Philosophica 9). 496 S.

303. Piitz, A.: Von Wagner zu Skrjabin: Synastatische Anschauungen in Kunst und

304. Musik des ausgehenden 19. Jahrhunderts. Kassel, 1995. - 237 S.

305. Richard Wagner in Selbstzeugnissen und im Urteil der Zeitgenossen./zusammengestellt und hrsg. von M. Hiirlimann. Ziirich, 1972. - 411 S.

306. Richard Wagner: Von der Oper zum Musikdrama. ftinf Vortrage / hrsg. von S.

307. Kunze. Bern & Miinchen, 1978. - 96 S.

308. Richard Wagner: das Betroffensein der Nachwelt; Beitrage zur Wirkungsgeschichte / hrsg. von D. Mack. Darmstadt, 1984. - 399 S.

309. Richard-Wagner-Handbuch / hrsg. von U. Muller und P. Wapnewski.1. Stuttgart, 1986.

310. Richard Wagner im russischen Musikleben / Gesellschaft fur Deutsch

311. Sowietische Freundschaft. Abteilung Kunst. №2

312. Richard Wagner „Der Ring des Nibelungen": Ansichten des Mythos. / Hrsg.von U. Bermbach und D. Borchmeyer. Stuttgart, Weimar, 1995. - 195 S.

313. Ries, W.: Nietzsche zur Einfiihrung. Hamburg, 1995.- 152 S.

314. Russisches Denken im europaischen Dialog / M. Deppermann (Hrsg.).1.nsbruck Wien, 1998. - 329 S.

315. Safranski, R.: Nietzsche : Biographie seines Denkens. Miinchen - Wien,2000. 399 S.

316. Schadewaldt, W.: Richard Wagner und die Griechen. // Richard Wagner: das

317. Betroffensein der Nachwelt; Beitrage zur Wirkungsgeschichte / hrsg. von D. Mack. Darmstadt, 1984. - S. 238 - 247.

318. Schneller, D.: Richard Wagners „Parsifal" und die Erneuerung des

319. Mysteriendramas in Bayreuth : die Vision des Gesamtkunstwerks als Universalkultur der Zukunft- Bern, 1997. 373 S.

320. Schmidt, M.: Komposition als Symbol (Uberlegungen zu Skrjabins 5.

321. Klaviersonate op.53) . // Alexandr Skrjabin und die Skrjabinisten II. Musik-Konzepte, Heft 37/38. Miinchen, 1984. - S. 44 - 52

322. SeelenReich : Die Entwicklung des deutschen Symbolismus 1870 1920. /

323. Hrsg. von I. Ehrhardt und S. Reynolds. Miinchen, 2000. S. 7 - 216

324. Seelig, W.: Ambivalenz und Erlosung. „Parsifal". Bonn, 1983.

325. Abhandlungen zur Philosophie, Psychologie und Padagogik; Bd. 188)

326. Strocke-Friedrichs, M.: Antropologische Ansatze im Kunstwerk der Zukunft

327. Richard Wagners. // In: Musik im Diskurs.- Band 11.- Kassel, 1995.- S. 207 -223.

328. Szilard, L.: Esoterische Konzeptionen in der Asthetik und Poetik desrussischen Symbolismus. // Russisches Denken im europaischen Dialog / M. Deppermann (Hrsg.). Innsbruck - Wien, 1998. - S. 200 - 211.

329. Theorie des literarischen Jugendstils. / Hrsg. von Jiirg Mathes. Stuttgart, 1984.-280 S.

330. Uber Wagner. Von Musikern, Dichtern und Liebhabern: Eine Anthologie / Hrsg. von Nike Wagner. Stuttgart, 1995. - 379 S.

331. Vyacheslav Ivanov: poet, critic and philosopher / Ed. by R.L. Jackson and L.

332. Nelson, jr. New Haven, 1986. - 474 p.

333. Vogel M. Nietzsche und Wagner (Ein deutsches Lesenbuch). Bonn, 1984.

334. Voss, E.: Wagner und kein Ende : Betrachtungen und Studien. 1996. -Zurich und Mainz. - 407 S.

335. Wapnewski, P.: Parzival und Parsifal, oder Wolframs Held und Wagners

336. Erloser // In: Richard Wagner : Von der Oper zum Musikdrama.- Bern & Munchen, 1978.-S. 47-60.

337. Wege des Mythos in der Moderne : Richard Wagner „Der Ring des

338. Nibelungen". Munchen, 1987. - 263 S.

339. West, J.: Russian symbolism. A study of Vyacheslav Ivanov and the Russiansymbolist aesthetic. New Fetter Lane London EC4, 1970. - 250 p.

340. Wilberg, P.-H.: Richard Wagners mythische Welt. Versuche wider den Historismus.- Freiburg i. Br., 1996.- 391 S.

341. Wolf, W.: Richard Wagners Verhaltnis zu Schopenhauer, Ludwig II. und

342. Bismark.// Beitrage zur Musikwissenschaft. Heft 3. - Berlin, 1982. - S. 202-217.

343. Zimmermann, M.: „Traumerei eines franzosischen Dichters" Stephane Mallarme und Richard Wagner. Munchen - Salzburg, 1981.

344. Zink, A.: Andrej Belyjs Rezeption der Philosophie Kants, Nietzsches und der

345. Neukantianer. Munchen, 1998. - 387 S. ( Slavistische Beitrage, Bd. 368)

346. Основные публикации автора по теме диссертации:

347. Корж Ю.В. Античность как культурное пространство в русском символизме // Смыслы культуры. Международная научная конференция. 11-13 июня 1996 г. Тезисы докладов и выступлений. СПб., 1996. - С.334 - 337 (0,4 п.л.).

348. Корж Ю.В. «Античный маятник» европейской культуры // Молодая наука на рубеже веков: Сб. статей молодых учёных РГГУ / Сост. А.Ю. Бахтурина,

349. В. Саприкина. М., РГГУ, 1997. С.19 - 33 (1,5 п. л.).

350. Корж Ю.В. Неоклассицизм // Культурология. XX век: Словарь. -СПб., 1997.-С.307-312 (0,5 п. л.).

351. Корж Ю.В. Русский символизм как явление культурного синтеза // Человек в контексте культуры: Сб. научных статей.- Ставрополь, 1998. Вып.1.-С.94-102 (0,8 п. л.).

352. Корж Ю.В. Неоклассицизм // Культурология. XX век. Энциклопедия: В 2 т. СПб., 1998. Т.2. С. 83 - 86 (0,5 п. л.).

353. Корж Ю.В. Рихард Вагнер «дух музыки» Серебряного века. // Mitteilungen der Deutschen Richard-Wagner-Gesellschaft. - No 2, 1998. - C. 5-12 (0,6 п. л.).

354. Корж Ю.В. Рихард Вагнер: «дух музыки» Серебряного века // Человек в контексте культуры: Сб. научных статей. М.; Ставрополь, 1999. -Вып 2. С. 110 -115 (0,6 п. л.).

355. Корж Ю.В. Феномен культурного синтеза в русском символизме // История мысли: Историография / Под ред. И.П. Смирнова. М., 2005. - Вып. 3. -С. 58-73 (1 п. л.).

356. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Символизм // Культурология. XX век: Словарь.- СПб., 1997. С.409 - 413 (0,5 п. л.).

357. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Символизм // Культурология. XX век: Энциклопедия: В 2 т. СПб., 1998. Т.2. С.201 - 203 (0,5 п.л.).

358. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Фридрих Ницше в русской культуре Серебряного века // Общественные науки и современность. 2000. № 6. - С. 176-186(1 п.л.).

359. Корж Ю.В., Кондаков И.В. Целостность человеческого бытия в контексте концепции всеединства и теории синэстетизма Вл. Соловьева // Мир психологии. 2004. № 4. - С. 28 - 41 (1,2 п. л.).1п.л.).