автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.05
диссертация на тему:
Этико-антропный принцип в культуре

  • Год: 1996
  • Автор научной работы: Кедров, Константин Александрович
  • Ученая cтепень: доктора философских наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.05
Автореферат по философии на тему 'Этико-антропный принцип в культуре'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этико-антропный принцип в культуре"

Российская Академия наук Институт философии

г- -

, I ».;,(

На правах рукописи

Кедров Константин Александрович

Этико-антропный принцип в культуре

Специальность 09.00.05. - этика

Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени доктора философских наук

Москва 1996

Работе выполнена в Институте философии РАН Официальные оппоненты:

доктор философских наук В.Л.Рабинович

доктор философских наук Л.В. Коновалова

доктор философских наук ' В.П. Зииченко

Ведущая организация - кафедра философии Московского государственного педагогического института.

Защита состоится " " _ 1996 г в_часов на

заседании Специализированного совета Л-002.29.04. по защите диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук при Институте философии РАН по адресу: 119842, Москва, ул. Волхонка, 14.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института философии РАН

Автореферат - диссертация в форме научною доклада разослан "_" . _ 1996 г.

Ученый секретарь Специализированного совета кандидат философских наук

Э.Ткачев

Обцая характеристика диссертаци Данная диссертация - итог двадцатилетних исследований гуманитарных аспектов современной космологии., связанных прежде всего с онтологическим обоснованием космической этики. Основные полевения работы вопли в книгу "Поэтический космос" (М.,Сов.писатель,1989,480 е.).

Труды Вернадского, Циолковскги, Чижевского с разных сторон ведут к этому выводу, хота исходные их посылки сугубо космологические и чисто формально относятся к негуманитарной сфере естествознания. Тем более ценно, что обцерелигиозная этика Льва Толстого, индуистская этика Махатмы Ганди, протесттантская этика Альберта Швейцера, католическая этика Тейяра де Оардена и православия этика С.Булгакова и. Н.Бердяева зиждется на тех ке космологических основаниях. В XX векэ космос и человек, а вернее человек-космос стад - общей точкой соприкосновения основных религий. В диссертации для обозначения этой общей точки Альфа-Омега (в терминологии Тейзра де Оардена) предложен термин Нопо со5я!сиз.

Актуальность темы и цель исследования Поскольку основные полонения навей работы были напечатаны в 1580-82 гг. в статьях "Звездная книга", "Космичекий миф и литература", "Звездный сад", "Восстановление погибовго человека", они подверглись предварительной апробации в ряде критических статей. Так доктор философии В.Вколенка в книге. 'Космический век" (К., 1986) отмечает, что гипотеза о существовании единого космического кода ( в навей терминологии - кетакода) высказана таксе американским

физиком Хейнцем Пейдяелсом и профессором Лильского цни"врси7вта Б.Ве (Франция), К этому следовало бы такве добавить учение Е). Л о ткана о семиосфере. Поскольку все зти работы появились после публикации наших трудов об антропной космической икворсии и мвтакоде, есть все основния считать, что тема диссертации была весьма актуальна для целого ряда гуманитарных и естественных наук уяе в начале 80-х годов. Что ше касается нашего времени, то здесь полностью оправдался прогноз в послесловии к навей книге: "Давайте попробуем разобраться. Ведь многое из подобных концепций в скором времени наводнит сферу массовой информации, а также книги, вузовские аудитории и вообще сферу культуры" (с.436).

К сожаления, массовость всегда имеет оборотнув сторону: ненаучность и псевдонаучность. Не избежали такого искажения и многие из наших идей. Книга "Поэтический космос", изданная в 1939 г. тирааом в 20000 экз., мгновенно разоел?сь и стала бибилографической редкостью, Естественное велание переиздать труд в новые, бесцензурные времена в расширенном виде без эзопова сзыка не увенчалось успехом из-за кризиса в печатании серьезной научной литературы.

Для автора очень важно, что в названии "Поэтический космос" по принципу анаграммы влокено два вакнейвих аспекта антропно-космической инверсии; этика и поэзия (ло-этический космос). Космический духовный опыт Д.Блока, В.Хлебникова, 0. Белого и некоторых сегодняшних поэтов оказался весьма созвуче* прозрениям крупнейших философов-космистсв XX века.

Споры вокруг наконец-то вохедоего в обиход научной

мысли антропного принципа мирзданиа выявили среди физиков, философов, космологов и богослозов два ПрОТИВОПОЛОВНЫХ истолкования данного открытий. Это сторонники сильного и слабого антропного принципа. Вторые подразумевать что вселенная согласована таким образом в си.гу пока неведомых нам законов так, что в ней вполне возмогно, закономер ->, и давэ нвизбезно появление разумной визни. Первые считапт, что согласованность мироздания на уровне микро- и макромира объяняется не физическими законами, а присутствием в ней разумного воспринимающего субъекта - человека. При всех различиях обе школы признаат вавность антропного принципа как такового.

Однако и та, и другие почти полностьа игнорирупт антрс-пность мироздания, выявлвннун в области гуманитарного знания, а такае религиозного и эстетического образа мира. Мзнду тем, антропкый принцип иироздания таит в себе не только физический, космологический и религиозный смысл, но и не менее существенный для человечества этический рспэкт. Категорический императив Канта, музыка сфер Пифагора, монады Лейбница и знаменитая сфера Николая Кузанского, где центр везде, округньсть нигде, а оадиус бесконечен, вдруг оказывается не только образом вселенной, но превде всего образом Нопо согнись, вселенского человека. Монет ли человек быть- нв вселенским, оставаясь человеком? К физико-космологической согласованности мироздания добавилась согласованность антропно-космологичвская, и она требует особого осмысления.

Расшифровка генетического кода всего яивого, осуществленная генетиками в 50-х гг., открывает еще более глубокую

согласованность человека и мироздания не только на атомарном, но и на молекулярном, генетическом уровне. Случайна ли четырехбуквенное™ генетического кода или это ливь часть общекосмического метакода, где особую роль играет и четыре стороны света и четырехмерный образ пространства-времени Нинковского - Эйнвтейна, и особо значимые дли кизненного цикла четыре фазы луны? Открытие Юнгом архетипических первоатоков коллетивного бессознательного и в частности архетип четырехконечного креста опать *е заставляет вспомнить о четырех основаниях гензтичзг-кого кода.

Красота звездного неба как этическая категория не является неожиданным для философии, Музыка сфер Пифагора в равной мере символизрует и гармонический строй мироздания, и упорядоченность в человеческих отношениях. Позднее это было унаследовано Платоном и стало обцим, широко цитируемым положением. Зри-<мая и незримая гармония космоса как доказательство бытия Божия присутствует и у блаженного Августина, и у Василия Великого и Иоанна Златоуста. В эстетике Шеллинга и в этике Канта звездное небо едва ли не единственный и чуть ли не самый веский аргумент в пользу высвей упорядоченности мира, а стало быть и человеческих отновений,

В трудах Исаака Ньвтона была предпринята первая попытка обнаружить и расвифровать астрономический код Библии, Не менее интересны системы Якоба 59ме и Сведенборга, основанные на параллелизме духовного и космического миров. Совсем неожидан набег в те же области астронома H.A.Морозова. Его труды "Иисус Христос", "Откровение в грозе и буре" хотя и основаны на неверных исторических предпосылках, тем не менее от-

крывавт методику расшифровки астрономического кода Библии.

Только сейчас в культурой обиход начинавт входить гран-одиозные космо-этические системы русских писателей XX века, глубоко прочувствовавших космическуи новизну специальной и общей теории относительности: Андрея Белого, В.Хлебникова, А,Введенского. Они, по сути дела, открыли методологию эстетическг 1 и этического обаивания иовпго космоса с, казалось бы, недоступными для человека релятивистскими скоростями, где время и пространство переставит быть символами устойчивой вечности, подвергаясь прямо-таки апокалиптическим изменениям, вплоть до превращения в нуль. Именно эти писателя, мыслители и поэты стали искать и находить во внутреннем мире человека реалии, как бы параллельные тем состояниям мироздания, которые открылись в новой физике и космологии.

Исповедуя разные этические ценности, они тем не менее оказались едины в новом ощущении, которое мы назвали бы космическим «чувством. Отсюда пролегал путь к космической зтике, требующей от каждого индивида полного преображения слуха и зрения от земного (данного) к космическому (сотворенному и преобрааеннсму творческой личностью). Результатом такого лрвобрагения стало зарождение мета-метафоры и космической этики. Процесс формирования последней еще не завероен, хотя прочное основание залокено в трудах русских кос-мистов Н.Федорова, Циолковского, Чияевского, Вернадского.

Йнтропный принцип мироздания, воведший ныне в обиход всей культуры, конечно же, не умещался в пределах естествознания и требовал гуманитарного оскыления. Не удивительно, что середина XX зека стала раек для философской мысли, выведшей из недр физики и космологии. Принцип дополнительности Бсра, принцип неопределенности Гейэенберга позволяет по-новому

- в -

взглянуть на привычные неразрешимые дилеммы этики. Маленькая книжечка Норберта Винера "Творец и робот" открывает совершенно неожиданные аспекты в отношениях между Творцом и его творением,-" между Богом и человеком. Во всех этих трудах фактически открыта новая методология. Достижения в физике, космологии, математике, кибернетике перекодированы в иное, человеческое, гуманитарное из мерение. Речь идет не о приевшемся всем банальном родстве гуманитарных и негуманитарных наук, а о третьей, космической области человеческого познания, обозначенного нами как метакод к ме-тамегафора. Этика становится здесь не только геологической, не только социальной, но и космической.

Здесь возникает еще один, на первый взгляд совервен-но неожиданный аспект этики. Условно его можно обозначить как неэтичность всякого языка описания вне философского принципа дополнительности, а косвенным образом - вне культурологического пространства, возникшего в последние годы вокруг теорем Гвделя о неполноте. Это означает, что космическая этика требует совмещений двух противоположных точек зрения в духе принципа дополнительности, когда речь идет о проблемах ценностей. С другой стороны следует ясно осознавать неполноту всякого описания не только в математических языках, но и в лпбой системе этики, выраженной словесно или в символах, образах и метафорах. Космическая этика требует открытости лобой системы для диалога и ■ осознания неполноты своих представлений о Боге, мире и человеке.

Отсвда тяготение к метафорическому языку поэзии, который обладает дополнительностью в воровском смысле и неопределенностью в гбделевском обозначении по определении. Предвосхищая даль-нейзий ход исследования, заметим, что такой открытостью обладает

язык Нагорной проповеди Христа, апофатическое богословие, эстетика Казимира Малевича, увенчавшаяся "Черным квадратом" - знаком абсолптной открытости и совмещенности дау.; противополояностей -черного и белого - в одной пространстве.

Такой многозначности и п-мерностьп обладает звездное небо. будучи перекодировано во множестве языков и религий на бесчисленное множество этических притч, оно таи не менее остается прежде всего тем, что Юнг обозначил как кевыраэмуи тайну. Из одних и тех яе комбинаций звезд можно образовать бесконечное множество разных фигур созвездий. Почему человечество выбрало именно эти? Вопрос этот мояно сформулировать еще сложнее, но и проще: почему Больна Медведица именно Большая Медведица? Ясно, что отвечая на это, мы погрузимся в индоевропейскую мифология и в конечном итоге вместо звездного неба получим незримое небо, где вместо созвездий сия-вт зйдосы Платона, категорический императив Канта или архетипы са- ' мого Юнга,

В каидой главе книги прежде всего выявляется астрономический и космичекий код исследуемого текста. Одновременно он соотносится с некой архетипической основой в пограничной сфере меяду подсознанием и сознанием. Вернее, дается два варианта прочтения: один (выявленный) для сознания в пределах су-

пгу

чествующей логики, другой ('выявляемый) как бы проецирует осознанное в сферу бессознательного, И теперь уяе прочитывается только па уровне метаметафоры. Метаметафора, проецируемая в сферу осознанного, пороядает антропо-космичкские структуры, каждая *з которых есть вариант образа Нояо Соев1саз -Человека Космического. Главная аэ цель в каядом из этих случаев - соприкоснуться с космической этикой этого много-

личностного индивида, будь то индуистский Лурува, древнекитайский Паньгу, ацтексткий Виракоча, христианский Богочеловек или ницшеанский Человекобог, Однако наибольвий инторес представляет для нас этика современно, о Кото Со8в1си8. Она вряд ли нувдается в особых комментариях, поскольку это либо образ, либо сама яизнь таких выдающихся деятелей культуры, как Л.Толстой, П,Флоренский, Ганди, А.Швейцер. Этика Льва Толстого, в основных положениях принятая Эйнштейном, и теория относительности взаимосвязаны. И более того, толстовская этика порождающим творческим истоком для грандиозных космологических открытий века, поскольку в результате этих открытий в корне меняется представление о местч, занимаемом человеком в мироздании. Если в космологических моделях Ньютона и даме Канта человек - соринка на ничтожной пылинке по имени Земля, то в космологии Зйнвтей-на, Фридмана, Дирака. Шредингера, Гейзенберна и Бора, эта соринка даяе на физической уровне иохет быть равна космосу.

Ванным методологическим новшеством является рассмотрение современных комологических моделей в эстетическом ракурсе. Скажем, сценарий подлета к черной дыре, созданный современными космологами в эстетическом преломлении, вдруг оказывается одним из вариантов "Смерти Ивана Ильина" Л,Толстого. То, что происходит с пространством и временем в субъективном восприятии умирающего (сжатие, туннель, ты/а, выворачивание, свет в конце туннеля) является вполне объективным изменением пространства и времени при полете с релятивистскими скоростями. Мы не наставиавм на тождественности столь разнополюсных явлений, как умирание, увы, неизбежное

для каждого живучего, и полет со .скоростью 300000 км\свк, возможный для нас только в возражении, Но вряд ли целесообразно полностьв игнорировать такое сходство. Ведь з конечной итоге авторы научных космологических моделей тоне леди, О это значит, что полностью уйти от субъективизма невозмон-но и в математике, и в физике, и в космологии. эенорв-нте-знания'/. Бот тут-то и выявляется некая обцая архетипическая, метакодовая основа, где субъектно-объектное мерцание превращает человека в свет, а свет в человека. Сыотрите финал книги П.Флоренского .Мнимости в геометрии", Там, правда, в мироздание превратятся предметы, кчациеся со световыми скоростями. Мы продолнили этот сценарий для человека, но тут-то и выявилась истина, не высказанная, но закодированная самим Флоренским. Человеку не нужно мчаться со скоростьв свота - достаточно вообразить, Разница между рациональным воображением космологов и интуитивным прозрением Ивана Ильича - это как бы два варианта одной действительности, соединяемых по принципу дополнительности в единый код - метакод (в навей терминологии).

Знаменательный спор Зйнптейна и Бора о том, возможен ли абсолштно объективный прибор, нз вяиящий не объект исследования а момент соприкосновения с ним, закончился, как известно, победой бора. Высяснилось, что даве в воображении такой прибор измыслить - нельзя. Исследуя, влияем.

Проще говоря, все объективное мироздание возникает из этики, поскольку лвбое субъективное явление окраьоно той или иной оценкой, а оценка всегда этична. Если мироздание плохо,значит плохи мы сами. Ничего нового в таком постулате нет. 5 христианстве - это пояснение об изначальной греховности че-

- 10 -

ловека, преодолев которую он стал бы бессмертных,

Нава методология заклпчается в тон, что мы ицем в духовном мире человека и человечества,- проще говоря, в культуре,- те моменты, когда человек, преодолевая свов "греховность", вдруг обретает все мироздание. В силу неизвестных для нас причин это могут быть только моменты или ограниченные периоды в жизни отдельной личности, народа или всего человечества. Уникальность, сивминутность таких состояний только увеличивапт их ценность, Собранные воедино, ОНГ становятся неким пунктиром личного бессмертия человекаа. Мы не на-стиваем, что это бессмертие объективно в физическом, космологическом и биологическом смыслах, однако нав долг указать, что в принципе такая возможность не исклвчается в космологических моделях нового времени. Что касается культуры в . целом, то она вся зиждется на признании и даже утверждении такой возможности. В отличие от простсй рациональной этики космическая этика может быть выражена только языком искусства, Момент зарождения такой этики в диалоге Христа с апостолами, когда они просят учителя изъясняться прямо, Христос же объясняет им, что человеческий разум несовервенен и может воспринять истину только косвенно, через притчу. То, что в первые века христианства кажется несовервенством разума, может оказаться высвим совервенством спустя два тысячелетия.

Отсвда неуспех этического эксперимента Льва Толстого, когда он попытался очистить четыре Евангелия от мифа. И отсвда же головокружительный успех его этики в умах величайвих лвдеЛ столетия. Непротивление злу насилием, конечно же, противоречх1 опыту и здравому смыслу, но от этогс принцип не стал менее при-

- и -

твгательныи для Томаса Канна, Ганди, Картина Литера Кинга. Эта этика заловила основу дли выживаемости цивилизации в условиях абсолютно непригодных для жизни. Этика не может быть абсолютно разумной и выполнимой. Она всегда простираемся в космическую область беспредельного, запредельного и подсознательного.

Йнтропный принцип мироздания не вмещается в пределы естествознания, поскольку антропность подразумевает этику и эс-' тетику, а это ухе удел всей культуры в целом, вклвчая религию, мистический и эстетический опыт. Космос антропен, поскольку его существование подразумевает Ново Sapiens как неизбежное и обязательное явление. Человек космичей, поскольку его полное бытие подразумевает бытие всего космоса. Таков по крайней мере человек этический едва ли ни во всех известных системах этики. Такова же этика христианства, гласящая: "что толку человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою погубит". Там ве четко обзначена внутренняя антропность космоса: ' "ибо Царство Божие внутри нас есть".

Здесь мы подходим к сердцевине навей методологии, согласно которой антропность космоса познается человеком при выворачивании, когда внутреннее станосится внешним, в внешнее - внутренний. Вернее выворачивание (антропная инверсия) снимает противополовность внутреннего и внешнего. Космос становится антропно вовнутрённым, а дува объективирована и космична. Все главы книги - это лиаь разные аспекты антропной инверсии, или антропного выворачивания дуви в космос, йнтропный принцип мироздания, пройдя сквозь культуру в целом, возвращается космологии как этико-антропный.

- 12 -Источники

Учение Лейбница о монадах заставило вспомнить аналогичные модели в современной космологии (планкион, макисмон, фрмднон), а затеи понять, что космос-частица это и еще и сам человек, весь, без расчленения на тело и дуву.

Книга "Мнимости в геометрии" Павла Флоренского, стоив-вая автору жизни, убедила нас в правильности выбранной методологии, Флоренский спроецировал композиции "Божественной комедии" Данте на теории относителности Зйнвтейна и привел к ряду важных открытий. Мы же изначально исходили из недостаточности и дане ущербности дозйнвтейновских взглядов на ыв-сюноложение человека во вселенной.

Космологические взгляды Льва Толстого в его произведениях и этико-религиозных грудах оказали огромное влияние на автора. Именно они пробудили интерес к более глубокому исмсле-нии православного эстетического канона в трудах несогласного с Толстым Павла Флоренского: "Иконостас", "Обратная перспектива".

Мы не смогли бы проникнуть в зтико-космические глубины Зйнвтейна, не изучив самым тщательным образом труди Б.Кузнецова "Эйнвтейн" и "З'.'вды об Эйнвтейне",

Изучение трудов самого Зйнвтейна стало для н&с возможным ливь после выхода собрания его трудов, куда вовли не только специальные, но и этико-философские работы ученого.

Книга Ганди "Моя жизнь" при всей кажущейся простоте изложения открыла безграничную силу ненасилия. Ненасилие и Любовь выступают здесь как космическая сила.

Это в своя очередь возвращает к "Этике" Бенедикта Спинозы,

где Разу«, Лвбовь и Свет - три кита всей вселенной. Изложенная методом евклидовой геометрии, она призывает задуматься о возмэя-ности этики неевклидовой.

Тут весьма серьезным подспорьем для автора стал кьерке-горовский анализ библейского совета о жертвоприношении Авраама. Кьеркегор в конечном итоге реиал теологическув проблему выбора между верой и этикой, разумеется, в пользу веры. Однако для нас гораздо важнее был сам ход суждений о добре и эле. .Зтика Аврааиа, так же как этика Иова, находится на пересечении двух параллелей в неевклидовом космосе. Здесь неизбежно следует вспомнить Достоевского и его героя - математика Ивана Карамазова, догадавшегося, что природа челове-' чяская и правда Бовия пересекавтся где-то в четвертом измерении.

Отсюда особый интерес к знаменитому докладу математика Германа Минковского, где впервые была вычерчена "линия мировых событий" в четырехмерном континууме пространства-времени. Здесь каждый момент лвбого фзического события получает статут вечности. Поэтому возник вполне естественный вопрос: относится ли это как-либо к объектам не только физическим, но еце и биологическим, но еце и к духовным?

Структуральные модели пространства-времени у Леви-Строс-са и Лотмана вели к однозначному выводу о том, что и категории пространства основаны на этических предпосылках (право -лево, верх - низ и т.д.). От напего внимании не могло ускользнуть, что кенеь всего исследована структуралистами оппозиция внутреннего - вневного, Скажем, в Новом Завете "внцт-: реннее" есть вместилище Царства Божия, а тьма вневняя есть

царство дьявола.

Интерес к доступный разделен топологии вполне понятен. Ведь выворачивание, снимавшее оппозиции внутреннего и внешнего, весьма важная топологическая модель. Знаменитая кантовекая дилемма с двумя перчатками в мировом пространстве и невозможностью определить, какая из них правая, а какая девая, привела нас к неожиданной догадке: правое становится левым, а левое правым при выворачивании наизнанку,

Анализ фридмановской модели Больвого взрыва с точки зрения структуральной поэтики не оставлял сомнения п том, что это ничто иноз, как выворачивание микро в макро. При выворачивании во вне меньвее вмещает больвее. Частица вовнутрилет вселенную. При выворачивании внутрь больвее вмещается в меньвее, что лежит в основе многих магических действ и составляет дуву тропа в поэзии. Речь, конечно, идет не л физике и космологии в их прямом значении, а о языке современной космологии, который зиждется на тех же первоатомах, что и язык искусства.

Нас же больве интересуют своеобразные этические фонами, лежацие в основании всякого метафизического описания. Они не могут Сыть названы так же, как фонемы Бодузна де Куртене, не могут обозначаться, как звуки вне существующего слова. Одна-1 ко сущестесание таких семантических полей становится все более очевидным, При вывлении на поверхности смысла они всегда сводимы к оппозиции "хорошо - плохо", хотя подразумевается при атом "жизнь - смерть". Фраза "и сказал Бог: Да будет..." уме подра-аумевает оценочное предпочтение аизни и отрицание смерти.

Принцип благоговения перед жизнью в трудах Альберта Ввейце-ра сам по себе не был открытием после этики Льва Толстого и

Махатмы Ганди, Но в сочетании с богословскими работами философа о таинстве Евхаристии и с его весьма своеобразным пониманием музыки Баха этика Евейцера приобретает общекосмическое звучание, котрое не всегда ощутимо у его великих предяественни-ков.

Таким образоы, диссертация имеет множество и< эков, где главное место принадлевит "Этике" Спинозы, этическим трудам Ганди, Швейцера и Льва Толстого на Фоне достивений космологии XX века.

Научная новизна йнтропный принцип мироздания до сих пор считался открытием современной космологии, Иеяду тем, само слово "антропный" говорит о некорректности такой терминологии в рамках чистого естествознания, "йнтропный" не может быть вне этическим. Задолго до открытий антропного принципа Эйнвтейн назвал красоту -критерием достоверности научной гипотезы. Красота - начало всякой упорядоченности, то есть Космоса. Упорядоченность всегда этична. В любой модели мирзданиа обязательно присутствует вообраваемый наблюдатель. Однако только в учебнике по Физике наблюдатель бесстрастна стоит с часами и линь фиксирует время, Наблюдатель - существо, наделенное той или иной этикой и эстетикой, а, стало 'быть, он и определяет, какова будет предлагаемая космологическая модель вселенной, йнтропный принцип мироздания требует этического обоснования и находит его в космической этикэ Толстого, Ганди и Ивейцера.

Зтико-антропный принцип мироздания открывает для нас Совервенно новую перспективу в осознании, каково же на самом

деле местоположение человека во Вселенной. Рассматриваете альтернативная космологическая модель, где человек не внутри мироздания, а в результате космической переориентации оказы-ваетсо внутри-вовне. Хотя для этого нет еце термина в современном аэыке. Поэтому нами предложено несколько терминов,' ин-сайтаут, выворачивание, космическая инверсия, обретение космоса,

Осозанив относительности категорий "внутреннее" и "вне/ внее" открывает перед человеком новый субъектно-объектный образ мироздания. Возникает новая, малоизученная область познания, где понятия "субъект" и "объект" относительны н взаимозаменяемы, Это довольно широкая область, вклвчавцал религиозный, эстетический и просто личностный опыт, в настоящее время заполнена полушарлатанской, варалатанской и псевдонаучной литературой. Объясняется это тем, что серьезная наука долгов время отворачивалась от ускользавцэй субъвктно-объектной реальности. Эткко-антропный принцип открывает объективнув и даже косми-ческув значимость субъективного знание,

Иевозмояна корректная космология все этики. Поэтому ан-тропный принцип мироздания является по сути своей принципом этико-антролшм. Следовательно этика "наблвдателя" влияет на мироздание, а правильнее сказать, тот или иной образ ми-;, роздания невозможен без человека и его этики. Например, Ф.Энгельс в финале "Диалектики природы" дает картину вечно бессмысленно гибнуцей и вечно бессмысленно возник&вмй вселенной. В такой вселенной вполне допустимы любив этические срывы. Тезис Достоевского "если Бога нет, то все дозволено", ко-

нвчно же, не означает, что атеисты безнравственны. Он означает, что бессмысленной вселенно?. наиболее созвучны бессмысленные поступки. Этико-антропный принцип мироздания не косет возвратить или воскресить умершего Бога Ницпе, но он возвращает этику как космическое явление. У антропной вселенной есть смысл и цель - появление и существование человека. Поско --ку неантро-пных образов мироздания нет и не может быть в пределах языка, то можно лишь говорить об антропных или антиантропных моделях в космологии. Бессмысленный образ вечно возникавшей и вечно гибнущей вселенной тоже антропен. Это вселенная отчаявшегося сознания, отпавшего от рая "жизни бояеско-всемирной" (©.Тютчев).

Со времен Ньютона до времен Эйнштейна эта этическая дилемма решалась методом расцепления. Есть Ньютон физик и космолог, есть Ньютон богослов. Во вселзнной Ньютона человек лишь ничего не значащий, неразличимый объект, исчезновение или появление которого ничего не меняет в бесстрастной системе координат (3 + 1), Ньютон богослов с этим решительно не согласен. Поэтому он ищет и находит в Библии то, что вдохновило его на закон всемирного тяготения. Это третье - нечто -есть звездное небо. То же самое произошло с Кантом. Его космологическая модель с неодушевленными газами и массами материи никак не соотносится с его этикой. Критикуя ограниченность чистого, а также практического разума и оставаясь в их пределах, Кант, в конечном итоге, находит две тождественные реальности, которые стали мостом между его этикой и его космологией: звездное небо н?д человеком и моральный закон внутри человека. Напрашивается вывод: звездное небо, воспринятое

как сообщение и послание, рано или поздно открывает пытливому разуму некий всемирный код. Это метакод - ядро космической этики.

Кант доказал, что нельзя прочесть метакод чистим и практическим разумом. Отсюда путь от космологии к эстетике. Эстетика Канта требует космической метафоры, и она реализуется в полной мере в "Фаусте" Гёте. Метафорически это человек меяду Богом и Дьяволом, поскольку каадый его поступок зависает в бессмысленной бесконечности вселенной Ньвтсча. Как только рухнула ньютоновская система координат (абсолютное трехмерное пространство + абсолютное одноразмерное однонаправленное необратимое время), Фауст получил возможность обретений космоса не только в своем Я, но и в том, что он считал своим не-Я в мироздание. Пространство-время Минковского-Зйнвтейна вернуло человеку Вселеннув, которая так же подвижна, изменчива, как его внутренний мир.

Космическая этика не может быть формулируема и постулируема в пределах традиционного языка. Однако можно назвать некоторые косвенные признаки, свойственные наиболее крупным «семистам XX века. Свда входят: нестяжание, благоговение перед жизнью, благоговение перед творениями космоса, природы и человека, преображавшая творческая деятельность, постоянное стремление к слиянии с вечной "бокеско-всемирной" аизньи мироздания, что в свои очередь требует постоянного познания, постоянного отказа от очевидного. Нагорная проповедь Христа есть наиболее яркое ее воплощение в слове по апофатическому принципу с частицей "не" и по принципу дополнительности в сопоставлении несопоставимого: Царства земного и Царства небесного. Стоит только вспомнить, что

грамматика лвбого языка - это говорящее пространство и время, и станет ясно, что круиение абсолитного пространства и времени в космологии XX века открывает зозмояности для совершенно нового прочтения известных текстов. Нет грамматики, которая передавала бы все нюансы релятивистского пространства-времени. А ведь это и есть Царство света, бегущего со скоростью 300000 кн/сек. Здесь-то и появляется естественное стремление к новому, 'заумному" языку ц Хлебникова, а позднее к заумной грамматике обзриутов, Нестяяание требует .постоянного отказа от превних форм и постоянного обновления языка. "Не вливавт зино новое в мехи старые", В математике это половение увенчалось теоремами Гёделд о неполноте, в физике - принципом дополнительночти, в этике - полисемантическим евангельским постулатом: "Познайте стину, истина сделает вас свободными", Зтика требует свободы, свобода влечет к постоянному поиску истины, а истина требует расширения и обновления традиционного языка в культуре,

В современной культуре и на уровне искусства, и на уро-нв естествознания торжествует этико-антропная модель мироздания, где человек является всем космосом, а космос - кандым отдельным человеком. Хотя модель такого космоса есть у Николая Кузанского и Лейбница, она никгда не имела столь внушительного подтвергдения из области субъективного опыта и объективных наук, йнтропный принцип мироздания нельзя считать подарком коскологов. Они просто вернули человеку то, что ему всегда принэдлегало, Й именно - всю Вселеннув, "Звездная книга" Грандиозный этический переворот перевил в Шлиссельбургс-кой крепости астроном Н.А.Морозоь, приговоренный к поаизнен-

ному заключений. Цинга и туберкулез унесли визни сокамерников. Та яа участь кдала и его. Единственная книга, разрешенная узникам, - Библия, Атеист и материалист Морозов почувствовал связь основных библейских свхетов с движепиеы звезд и планет, Б то во время ок осознал, что рхавчина на замках камеры и алый цвет его крови в равной мере обязана звездам, поскольку все яелезо образуется в космосе при взрывах сверхновых звезд. Это открытие настолько потрясло ученого, что он поцеловал рвавый болт, как символ своего космического родства, Духовное потрясение исцелило от смертельной болезни, а вся дальнейшая деятельность Морозова была в основном направлена на расшифровку астрономического кода Библии. Неожиданным для астронома оказалось подтвренден.че подлинности упоминаемого в Новом Завете лунного затмения во время крестной смерти Христа.

Изучая труды Морозова, мы пришли в дальнейшем к выводу о существовании единого астрономического кода в самых разных слоях культуры у разных народов. Этот код мы назвали МЕТЙК0-№.

Все архаичные слои культуры буквально пронизаеы метако-дом. В атом смысле фольклор, существовавший до письменности, все-таки имел свои "письменность" - это огненные письмена ночного неба. В Апокалипсисе говорится, что в последний времена небо свернется, как свиток, и исчезнут звезды, луна и солнце. А спустя полтысячелегие Магомет с гневом скажет о лвдях, липенных воображения, которые, увидев небо, свернувшееся, как свиток, скаяут" "это всего лишь облака". "9 есть Альфа и Омега",- говорит Бог Иоанну. Для Иоанна, как и для его предвес-твенника Даниила, небо есть развернутый свиток, где огненны-

ми письменами звезд, планет и созвездий пияется история мироздания.

Сохранилось древнее преданна о рабби йкибв. Когда римские солдаты сжигали его на костре, обернув в свиток, учитель обратился к ученикам с вопросом: "Что вы видите?" - "Свиток сгорает, а буквы улетавт на небо",- отвечали ученики.

Человек . его кома - это свернутый свиток неба. Буквы, сияющие над головой, письмена созвездий. Еще далеко по времени до знаменитого изречения Канта о звездах над головой и моральном законе внутри, но соверпенно очевидно, что этот дискурс уяе присутствует. На вопрос, почему этика связана со звездами, не мовет ответить сегодня даже К.Г.Юнг, но трудно отказаться от мысли, что этика по природе своей космична.

Принцип антропности фиксирует космологически и физически необъяснимую сегодня согласованность мироздания на уровнях макро и ыикро. Не менее загадочно проявляет себя антропность в гуманитарной культуре. Соотнесенность каждого человека со всем мирозданием - зто аксиома для всех религий, однако кав-дая яркая личность открывает эту.истину для себя по-своему, /!ля Морозова это было открытие астрономического кода в Библии, для С.Есенина - поэтическое открытие метакода в начертаниях букв древнерусского алфавита. Символы единения человека и Космоса: ижица, фита,- яз. "Ияица есть ни что иное, как человек, вагавщий по небесному своду. Он идет навстречу идущему от фигуры буквы Я (закон движения - круг). Волнообразная линия в букве Фита означает место, где оба должны встретиться. Человек, идущий по небесному сзоду, попадает головой в голову человеку, идущему по земле". Вместе они образуют "чашу косми-

ческих обособленностей". Зто есть знак того, что "опрокину-тость заили сольется... с опрокинутостьв неба". (Есенин С, Собр.соч. В 6 т.,т.5. И., 197С, с.182).

Ипомнаемая Есенным "ча&а космических обособленностей" заставляет вспомнить сразу четыре чави: чагу Будды, часу Грааля, чаву Двемшид и чашу Евхаристии. Все они есть символ причастности человека ко всему мирзданив, Верхняя часть чави Джемвид символизирует вселенную, нижняя - человека. Каждой точке неба соответствует точка тела. Овен - голова, голнце -сердце, луна - легкие, Примерно о том же говорит и Есенин; "Туловище человека не напрасно разделяется на два световых круга, где верхняя часть,., подлежит солнечному влияния, а нижняя - лунному. Здесь в мудрый узел завязан ответ значении тяготения человека к пространству, здесь скрываотся знаки нашего послания, прочитав грамоту которых, мы разгадаем, что в нас, пока колесо нашего нозга движет Лука, что мы мыслим в ее пространстве и что в пространство Солнца мы начинаем только просовываться".

Чаша - знак обретения человеком всего мироздания через некую узкую горловину в центре. Космическое посвящение - проход в иное, бесконечное пространство через пространство узкое. Спуск Данте к центру ада, погружение героя в колодец или дупло, некоторые ощущения людей, переживших клиническую смерть, -все зто сливком хорошо известно, чтобы быть предметом специального изучения. Гораздо интереснее рассмотреть с культурологических позиций знаменитый световой конус мировых событий Мин-ковского - Эйнштейна.

Здесь проход через нулевую горловину был бы возможен ливь

!

при сверхсветовых скоростях, А воображаемое приближение к таким скоростям создает мир настолько причудливый и изменчивый, что перед ним меркнет любая художественная фантазия, В финале "Мнимостей в геометрии" такуи мысленную работу проделал П.Флоренский и пришел к выводу, что любое тело, проходя через горловину нуля, обретет бесконечность, вывернется во вселенную. На уровне мысли и духовного переживания такое посвящение пережили многие известные люди, в том числе А.Блок.

Поединок со смертью Мистерия смерти и воскресения - это первое слово, произнесенное человеком в мироздании. В нем генетический код всей культуры. С чем пришел человек во Вселенную? Какой опыт всего живого запечатлен в атом мистериальнои действе? Зто то, что дано всему живому на земле: зачатие, рождение, смерть. Эти три ключевые момента могут рассматриваться как маска, снятие маски и узнавание. Если в жизни зачатие (маска) предшествует рождению (снятие маски), а рождение предшествует смерти (узнаванию), то в мистерии ход событий вполне обратим. Смерть может стать маской, а рождение узнаванием. Сценическая имитация в ритуале рождения, зачатия и смерти требует внезапного преображения привычного времени и просторанства. При этом внутреннее должно стать внешним, большее пространство - вместиться в пространство меньшее. Топология с легкостью проделывает такое с геометрически правильными телами,'преобразуя шар в тор, а тор п вар. Выворачивание с геометрически неправильными живыми телами выглядит намного сложнее. Бутон выворачивается в цветок, зерно - в колос, Младенец, вывора-

чиваясь из материнского чрева, обретает бесконечное пространство, доселе ему не ведомое. На духовном хе уровне это монет вызвать амбивалентное ощущение тоски и радости, как у Тптчева: "Час тоски невыразимой!... Все Вь> мне и а во веек". Процесс выворачивания в архаических ритуалах типа погребения Костромы или воскресения Озириса мыслился, как роды, как скерть, как зачатие. При этом роды были смертью, а смерть оказывалась рождением; зачатие отождествлялось с погребением зерна •з земле, которое опять хе увенчивалось родами - воскресением. Всякое зерно становилось колосом, всякая лягушка - царевной.

Современному человеку нужно большое усилив, чтобы общеизвестную ?илософскув истину - "человек есть Вселенная" -снова пережить на уровкэ осязаемого действа. Если бы вместо коипаса, указывавшего на Север или Иг, у нас был компас, да-вадй направление внутреннего и внешнего, то простой поворот стрелки на 180 градусов означал бы, что небо стало нутром, а нутро - небом. Для древнеегипетского жреца это вполне привычное кистериальное действо. Богиня Нут "ежедневно рождаот солнечный диск, выходпций из ее лена, и ежедневно поглощает его ртом", В "Книге мертвых" говорится: "Я - твоя мать Нут, & простерлась чад тобой под этим моим именем "Небо", и так ты входишь ко мне в рот, и так выходишь из моего лона..." (Топоров В.Н., "Несколько параллелей к одной древнеегипетской мифологеме. - В кн.: "Древний Восток", СПб.,1980, с.75),

Этика воскреиэния от "Книги мертвых" до Декалога, от Декалога до Нагорной проповеди неизменна. Это выворачивание через самопожертвование. Зтика выворачивания в субъоктно-объект-

нов мерцание - это миф буддизма, индуизма, даосизма, гамлетовской рефлексии ("быть или не быть"). Зло как отсутствие добра известно и апофатике христианства. Дсбро .. зло здеь два незнакомых друг другу слова, взятые из соседнего метаязыка для обозначения неведомого.

Преодоление бездны Космоса стало настоящим подвигом для многих доятелей русской культуры ХиШ-Х1Х вв. Гревник из роман Ф.Достоевского "Братья Карамазовы" бредет по вселенной, где Бога нет, а стало быть, по утверждении автора, в такой мироздании "все дозволено". Действительно, в без-антропной вселенной этика не имеет космического обоснования. Физики и космологи могут продолжать спор, является ли мироздание антропшш или этико-антропным, но в се культурологические модели вселенной являотся эткко-антрапиыми по определения. Но, строго говора, и не антропная вселенная Ньютона -Канта - Лаппласа без человека немыслима, поскольку и в ней присутствувт воображаемые наблюдатели с часами и линейками для отсчета воображаемого абсолютного пространства и не мв-нви воображаемого абсолютного времени. Минимальная антропность есть и в такой вселенной, но самое поразительное, что в ней есть и этика, да еще какая. Главное этическое свойство такой вселенной четко обозначил А.С.Пувкин в словах о "равнодуоной природе". Поскольку для описания безвизнвнных масс материи нужны какие-то антропоморфные существа с часами, то у этих существ должна быть этика. Какова ве главная добродетель воображаемого наблюдателя во вселенной Папласа или Ньютона? Он дол-вен быть точен, не подвержен никаким эмоциональным всплескам, т.е. равнодувен, что и зафиксировал Пувкин:

- 26 -

И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть и равнодушная природа красой вечной сиять, Существование Природы в таком мироздании все ке желательно, поскольку должен же кто-то наблюдать за всем этим великолепием, Но Природа должна четко знать свое место, во всем подражать Вселенной, т.е. быть равнодушной. Равнодушие как свойство демоническое еще более четко обозначил и.0.Лермонтов: ...презрительным окинул оком творенье Бога своего, и на челе его высоком не отразилось ничего, "Дэмон")

Идеальный наблюдатель из учебника фзики. Ему запрещено чувствовать, но разрешено думать. И.С.Тургенев види.' мысленным взорам некую подземную храмину. Не храм, а именно храмину. Посредине ее величественная фигура женщины. "Кто ты?" - спрашивает входящий. - "Я природа". - "О чем твои мысли?" - "Я думаю о ток, как усовершенствовать кожку блохи," - отвечает каменное изваяние металлическим голосом. Одним словом, "природа не храм, а мастерская", - как говорил Базаров. Человеку в этой всаленной тоже отведена роль; Он не только наблюдатель с часами, но еще и "работник". Работник в мастерской в отличие от человека в храме должен быть равнодушным роботом, Зто идеал, хотя и недостижимый. В. этой храмине-мастерской свои жрецы и свои подвижники. Таков Н, Федоров, превративший мастерскую смерти и воскрешения в некую ан-

■ ч

тимистериш, где главная добродетельобщая трудовая повинность

по оживлении умерших отцов и расселение их в бесконечном и пустом космосе. "Воскресение и вознесение (перенести бесчисленные поколения отцов на бесчисленные, чуждые теперь еще нам миры, чтобы сделать их своими) есть для настоящего вреыенита форма, которая должна заменить дантовскую в виде ад?, чистилища, рая" (Федоров Н.Ф..Сочинения, Н.,1982, с,545). Кроне того, согле ;о Циолковскому, существует своеобразный закон сохранения радости и страдания в мироздании. Количество радости а сумме строго равно количеству страдания. Таким образом, в сумме количество радости и страдания во вселенной равно нулю. Каждый атом бесконечно блаяен, но в целом вселенная равнодушна, поскольку погружена в яакув суммарнуь мировую нирвану.

Материалистический буддизм Циолковского и материалистическое христианство Федорова - две вполне закономерные модели неантропного мироздания, где ничто или нечто по срвнению с куда более совершенной макровселенной и микроатомом, Атоы в отличие от человека бесконечно уравновешен. Человек же, вечно мятущийся и страдающий, в лучшем случае обречен на подраваьие этим величественным макро- и микрообразам безмерного совершенства. На самом деле и христанство, и буддизм далеки от подобной картины мира, поскольку эти системы преаде всего этичны. Этика заселения космоса не .равна этике воскресения. Для воскресения нужна любовь, а не заводы и мастерские. Гениальный утопист Федоров и гениальный изобретатель Циолковский сделали все возмояное для одувевления неантропного мироздания. В результате мы получили то, что имеем: спутники и ракеты. И боль-иего уже не получим. Категорический императив ракетами не освоишь. И все ае вольно или невольно "вирус" этики был занесен в

стерильно чистое мироздание Лапласа - Ньютона, Вместо первого толчка появились-таки бесконечно блаженные, и бесконечно доб-ропамятные, и бесконечно злопамятные атомы. Вселенная стала этичной, но не антропной.

Мистериальный и религиозный дувевный опыт зиждется на иных основаниях. Есть смерть прежде смерти физической и рождение после физического рождения. Второе рождение в отличие от первого завершается не смертью, а Вечной Визнью, Человек, переживвий свои снерть в момент посвящения, уже не богтса смерти физической. Такое эстетическое опережение драмы жизни и смерти коренится в самых глубинных и даже архаичных пластах культуры на уровнях обряда инициации.

Известна старообрядческая легенда о праведном перевозчике, Однажды в бурную ночь, в непогоду, в дом его постучался странник с просьбой перевезти на другую сторону. Пересилив страх, лодочник отправился в опасное плавание. Когда лодка благополучно причалила к другому берегу, странник хотел отблагодарить перевозчика достойной платой, "Нет,- ответил тот,- я перевожу бесплатно и надевсь, что за это Cor повлет мне легкую смерть". - "Оглянись",- сказал странник. Лодочник оглянулг ся и увидел ка другом берегу свое бездыханное тело, Бессре-бренничество лодочника есть плата за безболезненное преодоление смерти. Судя по наблвдениям доктора Ноуди, этот архетип глубоко коренится в лабиринтах коллективного бессознательного. Некоторые из переживвих клиническую смерть видят внизу свое бездыханное тело, поднимаются над ним или даже перевагивают через него. Однако эта мифологема существенно отличается от старообрядческой легенды, поскольку здесь для преодоления смер-

ти но требуется никакой этической платы. Индустриальное воскрешение отцов по Федорову было бы возможно лишь при условии преодоления "небратских" отношений между людьми. Этика, хотя и за скобками, но присутствовала, не говоря уже о личном нестяжательстве, подвижничестве и бессребренничестве самого философа, В новой мифологеме клинического бессмертия этика или ничего не значит, или почти ничего не значит.

"Человек - это эволюция, познающая самое себя",- утверждал биолог Джулиан Хаксли. Так кто же она такая, эта Эволюция? И почему у нее вдруг такая настоятельная потребность познавать себя? Она, конечно, отличается от равнодувной природы, говорящей металлическим голосом, ибо ей присуща этическая страсть к познанию. Все-таки научная мысль последовательно, подобно караыазовскому грешнику, движется из ледяной безжизнан-ной пустыни к антропному и даже этико-антропному мироздания. Однако в пределах добровольных самоограничений, именуемых парадигмой науки, полный уход из неантропной вселенной практически левозмовен. Наука на монет себе позволить эмоциональный, почти молитвенный вскрик приговоренного к смерти: "Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь,- какая бесконечность" (Достоевский О.И.,Поля.собр,соч. в 20 т.,Л,,1973, т.8, с.52). Но она не может себе позволить и дерзкий выкрик Рас-кольникова: "Я не верю в будущую жизнь". И в будущую жизнь, и в отсутствие таксвой надо верить, а вера это уже удел гуманитарного знания: религия, искусство, богословие и где-то на границе между ними философия, Достоевский в отличие от Джулиана Хаксли твердо убежден, что эволюция - категория этическая. Я этика эволюции - преодоление смерти.

- 30 -

^Возлюбить ближнего человека, как самого себя, по заповеди Христовой, невозможно. Закон личности на земле связывает... Но если это окончательная цель человечества.,.- то, следственно, человек, достигая, оканчивает свое земноь ».уцествование. Итак, челоеек есть на зечле существо только развиваищееся, следовательно, не оконченное, а переходное.

Но достигать такой великой цели, по моему рассуждении, совершенно бессмысленно, если при достижении всё угасает и исчезает, то есть если не будет низни у человека и по достижении цели. Следовательно, есть будущая, райская жизнь.

Какая она, где она, в каком центре, в окончательном ли центре, то есть в лоне всеобщего синтеза, то есть Бога? - Мы не знаем, мь- знаем только одну черту будущей природы будущего существа, котрое вряд ли и будет называться человеком" (Достоевский Ф.М..Т.2Э, с.1?2-1?3).

Это еще не этико-антропное мироздание, поскольку Бог соприкасается с человеком только в свойстве бесконечной либви, В человеке зто свойство почти не развито, разве в светлоа будущем, "Мы знаем только едну черту будущей природы будущего существа, котрое вряд ли и будет называться человеком. Эта черта предсказана и предугадана Христом - великим и конечным идеалом развития всего человечества" (Достоевский Ф.Н., та« же). Здесь уже рукой подать до точки Омега Тейяра де Шардена, Ь эволюции человек все яв богоподобен, но только в эволюции. 5ряд ли сегодня кого-нибудь заманишь в рай с точкой Омега. И верующие, и атеисты эволюцкями сыты по горло. Нечто неразрушимое, матричное, как генетический код в живом, Кант называет это нечто "категорический императив" и он не догадывается о со-

отнесенности этого неразрушимого с постоянством звездного неба. Мы обозначили это неразрушимое термином МЕГйКОД - единый код аивого и всего мироздания в целом. Генетический код в процессе эволюции может выявляться, но не изменяться. Всякое изменение будет мутацией, а все мутации злокачественны, онкогенны - Туликовы. Такой же антимутационный принцип з псновг чтики. Заповедь о любви к ближнему монет з процессе эволюции раскрываться или затемняться, но не изменяться.

Можно, конечно, возразить, что сущестзушт иные религии, где заповеди другие, В индуизме, например, по утверждении Махатмы Ганди, доминирует либовь ко всему живому, чего, по мнению великого учителя зизни, он не нашел в христианстве. В буддизме при всех пересечениях с христианством все яе господствует не любовь,.а отречение от привязанностей к чему-либо -кандая из этических религиозных систем внутри себя достаточно совершенна и обязвтельно замкнута через точку Яльфа-Омвга на все мироздание. Но это вовсе не значит, что космология христ-ианстваства, буддизма, мусульманства, иудаизма антропна. Ди-стоевский справедливо отмечает, что существо, наделенное бас-конечеой любовью к ближнему, уже не человек, а нечто другое. Принципиальная новизна зтико-анвропного принципа мироздания в том, что человек в нем присутствувт таким, каков он есть здесь и сейчас, а не только в прошлом "золотом веке" или в будущей Визни Вечной.

3 современной космологии важную роль играет бесконечность мгновения. В моделях космологических описаний это чрезвычайно похоже на уже существующий религиозный и эстетический опыт. Вот как об этом рассказывает князь Нышкин: "В этот

момент мне как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет. Вероятно,- прибавил он, улыбаясь, - вто та же секунда, в которув не успел пролиться кувин с водою эпилептика Магомета, успевшего, однако, э ту секунду обозреть все жилища Аллаховы".

Самое интересное, что описание "бесконечно длящегося мгновения" как физической реальности, вполне доступно современной физике и космологии. Правда, это происходит лишь на уровне макро- и микромира в царстве релятивистских скоростей. И все ве описание дается человеческим языком, а картина эта открывается наблюдателю, пусть воображаемому , но наделенному человеческими свойствами воспринимать пространство-время, думать о нем и находить образы его описания. "Из эйнштейновской теории мы знаем, что область настоящего конечна, что она тем дольве длится, чем дальве удалено от нас место событий" (В. Гейзенберг.Цит.по кн,: Франкфурт У.И, "Специальная и общая теория относительности", 11., 1568, с.47). Ясно, что физик XX века Гейзенберг, поэт XIX В.Куковский, писатель Достоевский, Магомет как автор Корана пользуются одной и той же архетипи-ческой структурой, дабы обозначить бесконечно длящееся мгновение. Общее здесь - МЕТАКОД,

"И голос был, что времени больве не будет",- для князя Нывкина это означает не конец света, как думают многие толкователи Апокалипсиса, а конец времени, которое может наступить в любую минуту для достигвего озарения. Еще ч^етче эта идея очерчена в философских беседах Л.Толстого, переданных нам его современниками.

"- Религия есть отновение человека к остальному миру. Это

отновение не может быть к миру чувственному, который в пространстве и времени, и то и другое бесконечны... Следовательно, отновение возможно к целому вне времени и пространства, ... Говорил о жизни вне времени, о той, что только здесь на зенле есть проплое и будущее, а там нет" (Меньвиков И.О. Из записных книжек.- В альм,"Прометей", 19В0, N 2, с.2 251), "Что значит "будущая жизнь"? Можно верить в жизнь, но для жизни вечной наие понятие "будущая" совервенно неприло-жимо" (В кн.: Гольденвейзер А.Б. "Вблизи Толстого", Н.,1959, с.17).

Однажды Л.Толстой сформулировал эту мысль еще яснее; "Прежде всего про состояние после смерти нельзя сказать, что оно будет. Бессмертие не будет и не было, оно есть" (Таи же, с.229).

Боги наказали Прометея не за то, что он открыл ллдям тайну огня, а зз то, что, разгласив тайну мистерий, он научил смертных не бояться смерти. Эта мистерия существует на разных уровнях от детской игры в мкимув смерть и мнимое погребение, от игры до обряда инициации, от обряда дс древних мистерий, от мистерий до прасюнета христианской культыры в целом. На личностном уровне эстетическое осознание своей причастности к вечной жизни вселенной в той или иной мере свойственно многим крупным писателяи. Однако этико-антропное ощущение не только причастности к мироздания, но и полная персонификация вселенского огня в своем Я больще всего присуща лирике Й.Фета. Поэт был не просто переводчиком и толкователем Канта. Он создал в стихах свов поэтическув мистерии, где далеко вагнул за пределы инициации-посвящения пушкинского Про-

рока:

Не тек, Господь, могуч, непостиаим ты пред моим мятущимся сознаньем, что в звездный день твой светлый Серафим громадный вар зажег над мирозданьем... Нет, ты могуч и мне непостиаим тем, что я сам, бессильный и мгновенный, нову в груди, как некий Серафим, огонь сильней и ярче всей вселенной, Огнелицый Ангел встречает у порога смерти могучего Ахиллу из "Соборян" Н.Лескова. Ахилла "вылетел из самого себя", здесь ве вступил с Ангелом в борьбу, "боролся и одолел", Не бунт против Бога, а единоборство с Космосом. При всей своей бесконечности космос не только меньве Бога, но и меньве человека. Таков зтихо-антропный масвтаб культуры.

Обретение Космоса В свое время Петр I поразил вообравение россиян, выставив нв обозрение Готторпский глобус. Зримый образ мироздания Бруно - Коперника - Галилея, где человек, увы, ливь безучастный маленький зритель вселенского планетария, подавляющего своей бесконечностью, Другой глобус подарил человечеству Л. Толстой: "Глобус этот был вивой колеблющейся вар, не имеющий размеров, Вся поверхность вара состояла из капель, плотно сватых мевду собой... В середине Бог, и кавдая капля стремится расвириться, чтобы в наибольвих размерах отравать его. И растет, и свивается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает". Такой хрустальный глобус вполне

совпадает с моделью Николаи Казанского: "Вселенная есть сфера, где центр везде, а радиус бесконечен". Капли ыожно сравнить с монадами Лейбница. Центр, отраженный в к;_адой капле, и все капли, отражаемые центром, могут быть обозначены знаменитой точкой Альфа-Омега в тангенциональной спирали Тейара де Зарде-на, Это модель этико-антропиой вселенной, где, несмотра на кру-вение системы Птолемеи, человек всегда в центре, когда он с Богом, и всегда во всей мироздании, когда он в себе, Эта модель срхвтиЛна. Она есть в индуизме - тат твам аси (то есть ты) и в христианстве - "Царство Божие внутри вас". Этика здесь обратно пропорциональна и по отновении к личности, и по отно-венив к человеку.

Я Космос

Космос 9

Согласно Л.Толстому коперниковский переворот, произо-ведвлй в астрономии, должен произойти внутри личности:

"С тех пор, как найден и доказан закон Коперника, одно признание того, что движется не солнце, а земля, уничтожили космографив древних,,.

Как для астрономиитрудность признания движения земли состояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли и такого же чувства неподвижности планет, так и для истории трудность признания подчинения личности законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности",

- 36 -

Толстой низводит и Птолемея, и Коперника на земли, превращая космологии в этику, В конечном итоге Толстой так и не уступил Копернику земли как один из важнейших центров вселенной. Знаменитая запись в дневнике о том, что земля "не вдоль скорби", а один из прекраснейших миров, где происходит нечто чрезвычайно важное для всего мироздания, передает в сжатом виде его зтико-антропнув космологии, "Вожжи Богородицы", как августовские паутинки, незримо протянуты во вселенной, где Бог управляет всеми по законам свободы. После Бога только человек, после человека только Вселенная.

Бездны ницшеанской нигилистической этики, увлеквие многих в начале века, не затронули мир неокантианца Андрея Белого, Однако категорический императив не мог оставаться в апо-фатическом безвидном облике, окруженный молчанием. Даже у Канта он, в конечном итоге, навел адекватное воплощение в звездном небе. Звездное небо Канта - это типичная антропная модель мирсздания. Оно всегда на недоступной высоте, всегда над человеком. В то же время моральный закон внутри. Никакой физической и даже космологической соотнесенности неба и человека, а в то же время явная согласованность между тем, что бесконечно далеко вовмэ, в небесах, и тем, что бесконечно близко, внутри. Как отмечал в своих проповедях Майстер Зкхарт, Бог блиме к человеку, чем сам человек к себе. Такая согласованность бесконечно отдаленного и бесконечно близкого на микро- и макроуровнях и называется сегодня ангропностьв. У физики и космологии нет никаких "вожжей Богородицы" для соединения всего сущего в областях недосягаемых друг для друга. Эту недосягаемость при очевидной согласованности они и обо-

значили термином антропность, имея в вида, что только при такой согласованности или только благодаря такой согласованности возможно или даже неизбежно возникновение навей Вселенной, навей солнечной системы, навей земли, визни на земле и в конце концов человека. В этическом мире Канта согласованность между моральным законом внутри и небом вовне такве декларирует антропность. Просто есть человек, который эту согласованность чувствует.

На .чисто визуальном уровне Андрей Белый с легкость!) преодолел и даже соединил две бесконечно отстоящие друг от друга бездны. Взойдя на пирамиду Хеопса, он перевил очень странное "посвящение", когда вез вселенная и все звездное нвбо оказались объятыми изнутри: "Я был сам над собой, под собой, в точке прежнего я образовалась дыра. <...> Я был весь разлитый во всем Зодиак. <...> Для мена эта вывернутость наизнанку связалась с поворотным моментом всей визни; последствие "пирамидной болезни" - перемена органов восприятия; жизнь окрасилась новой тональностьв, как будто восходил на рябые ступени одним, совел же другим".

Впоследствии такое ве выворачивание перевил на Луне астронавт Эдгар Нитчел. Он не только почувствовал себя частьв вселенной, но что главное - вселенная стала частьп его самого.

Твтчевское "все во мне и я во всем" здесь уве пройденный этап. "ВсВ" в образе звездного неба становится всеобъеы-пемым, но и это сказано сливком просто. Ведь не обнимаем ве <ы собой свое п. Здесь "под" и "над" - понятия товдествен-ше, как "внутреннее" и "внеянзе". При выворачивании они шимавтев и требувт другого обозначения, Мы обозначили это

- 38 -

термином "антропнаа инверсия".

Вселенная Велимира Хлебникова

Совсем недавно появились сообщения в печати, что геометрия напей Вселенной оказалась неевклидовой. Хотя эти данные нуждаются в подтверждении и уточнении, уместно вспомнить рассуждения математика по образовании Ивана Карамазова: "Если Бог есть, и если он действительно создал земли, то как нам совершенно известно, создал он ее лишь по евклидовой геометрии, а ум человеческий с понятием лишь о трех измерениях пространства. Нзжду тем находились к находятся даме теперь философы, которые сомневаются в том, что вся вселенная или, еще обширнее, зсе это бытие было создано лишь по евклидовой геометрии, осмеливаются деке мечтать, что две параллельные линии, которые, по Евклиду, ни за что не могут сойтись на земле, может быть,и сошлись бы, где-нибудь в бесконечности..." Речь идет скорей всего о высмеянной в то время "Воображаемой геометрии" Н.Лобачевского.

Вэлимир Хлебников утверждал, что в языке есть "доломерие Лобачевского". Язык Пушкина он считал евклидовским. До публикации и произнесена знаменитого доклада Г.Минковского говорилось следующее; "Отныне пространство само по себе и время само по себе обратились в простые тени, и только какое-то единство их обоих сохранит независимую реальность" (1908 г.). Для Хлебникова уже в 1905 г. единство пространства-времени означало, что слух и зрение должны слиться в одно доселе неизвестное чувство. Для Хинковского и Эйнштейна это означало крушение абсолютного времени отдельного от абсолптного простран-

ства. Речь идет о вещах, казалось бы, абсолютно разных, поскольку пространство-вреия Нинксвского выявляет себя лишь при релятивистских скоростях, а стало быть не воспринимается человеком на уровне чувства. Однако здесь присутствует некая антропная согласованность на уровне язь'иа описания,

В своем "заумном языке" Хлебников моделирует 7 состояния вселенной, где наши представления о пространстве и времени в принципе дают сбой. Язык сегодняшней науки немеет при описании такого явления, как "сингулярность" в глубинах черной дыры. Это блистательно описал И.Шкловский в статье "Что было, когда ничего не было4. Об зту кантовскуш стену разбива-естся любой лоб. А времени и пространства до взрыва как бы еще нет. Здесь уместно вспомнить разъяснение к новой космологии, данное самим Эйнштейном; "Программа теории поля обладает огромным преимуществом, заключающимся в том, что отдельные понятия пространства (обособленного от пространства-времени) становятся излиишими, В этой теории пространство - это ничто иное, как четырехиерность поля, а не что-то существующее само по себе, В этом состоит одно из достихений ОТО, ускользнувшее, насколько нам известно, от внимания физиков" (Эйнштейн А,, 1957, т.4, с.330).

Как бы отвечав Ивану Карамазову и даяв соглашаямь с ним, Эйнштейн утверлдал,' что "человеческий разум не способен вое- . принимать четыре измерения" (там хе, с.244). Однако человеческий разум таков, что стоит ему сказать "нельзя", как он тотчас хе туда устремится. Вся поэзия В.Хлебникова - это попытка обаить антропное пространство-время Иинковскго - Пуанкаре - Эйнитейнв (визионерская утопия "Ка", "Доски судьбы",

- 40 -

"Звездная азбука"), Canee главное в этом мире, что человек здесь вивет одновременно в проялом, будущем и настоящем. Об этом яснее других рассказал космолог Ф.Зигель в книге "Неисчерпаемая бесконечность": "Han простракстванно-временной мир Минковский предложил представить по аналогии с железнодорожным графиком. Тогда каждому объекту, в том числе и человеку (разрядка нава - К,К,), в четырехмерном мире Нинковского будет соответствовать некоторая кривая, которуо он предложил называть мировой линией. Так, например, всякий человек в мире Минковского сразу представлен всей своей жи-зньв от момента появления на свет до смерти".

Таким образом, тело Человека космического напоминает строение частицы-вселенной (планкион, фридмок, максимон). Он также похож на волну-частицу в квантовой физике. Это.человек (частица), но он волна (мироздание), Зтс волна (мироздание), но он частица (человек). Принцип дополнительности на внтроп-нокосмологическом уровне давно известен как дуалистическое единство Отца и Сына в христианской теологии. Сын - это Отец небесный, а Отец - это Сын, Никто не эиает Сына, кроме Отца, никто не знакт Отца, кроме Сына, Во времени он существует "прежде всех век", как древнектайский старик-младенец, Его этика - это жертва. Отец жертвует Сына ради людей. Сын приносит себя в добровольную жертву, будучи Отцом. Сыновья жертва есть жертва Отца.

Антропоморфизм считался изжитой стадией в космологии и физике, начинав с эпохи Просвещения. Однако религиозная космологическая память никогда не отступала от аитропного принципа. Это ярко воплощено в правослаиой литургической поэзии.

"Бездну заключивый, яко мертв зрится"; "Тебя на водах повесившего всю земли неудержимо, ныне Тварь видима на лобнем месте висиыа". В пасхальном слове Иоанна Хрк;остома ад "взял землю, а обрел небо", когда впустил в свои пределы воплотившегося, умершего и воскресшего Христа.

На психологическом, религиозном и эстетическом уровнях чувство антропо-космичности было свойственно людям крайне далеким от космологии. Протопоп Аввакум, сидя в остроге, в ночь на страстную пятницу почувствовал, как тело его разрастается, вмещая "небо, звезды и всю вселенную", а затем "весь широк и пространен под небом стал". "Так добро и любезно на земле ле-вати и светом покрыту быти". Вовнутрение мироздания по Аввакуму - это разрастание до пределов Христа-Вселенной, Иное дело вовнутрение космоса у Державина в оде "Бог". Он - частица вселенной, находящаяся в середине ее. Отражая Бога, он вмещает в себя и Ангелов, и низших тварей земли. Вовнутрение мира по Тютчеву - "все во мне и я во всем" - вызывает то- • ску невыразимую, ибо "душа не то поет, что море". Быть причастным к жизни Божески-всеыирной хотя бы на миг" - высшее счастье для человека. Здесь явно утеряна былая гармония, когда Вселенная была не "всепоглощаювей и миротворной бездной", а макрокосмическим телом Бога-Человека или Человека-Бога в разных религиозных системах. Трагическая модель разъединенного, рассеченного Космоса господствовала до XX века. Геометрия Лобачевского подарила надежду на восстановление утраченного единства Человека и Космоса.

Если очевидный постулат о параллельных линиях оказался обманом, таким же обманом может оказаться очевидная разъеди*

ненкость человека и космоса. Это прекрасно понимает математик-богоборец Иван Карамазов у Достоевского, Он рассматривает "воображаемую геометрию" Лобачевского как явное доказательство бытия Бсжия. Пребывание во вселенной Ньютона - тяже-лейшве в наказание для умершего грешника: "Хоть в ад, хоть в рай, только уберите меня из этой скучищи",- таков вопль грешника в притче Ивана Карамазова,

Новая космология XX века не вернула человеку антропомор-фноя мироздание, но подарила ему зтико-антропный принцип.

Перечислим очевидны« вещи, которые человечегиво отвергло по мере космологического созревания:

очевидно, что земля плоская, но она круглая; очевидно, что солнца вращается вокруг земли, но зто не

так.

Перейдем к возможному отказу от других очевидностей, неизбежному при космологическом выворачивании:

очевидно, что человек отдельно от космоса, но при выворачивании вновь образуется двуединое тело Человек-Кссыос;

очевидно, что человек меньше вселенной, но при выворачивании меньшее (человек) вмещает собою большее (мироздание),

Вопрос о том, насколько объективны наши понятии о верхе и низе, правом и левом и .наконец, внутреннем и внешнем. Например, крушение абсолютности "верха-низа" стало реальностью, как только человек оказался в невесомости, где верха и низа нет. Это предсказал Циолковский.

Кант, Пастер, Вернадский самым тщательным образом рассмотрели .оппозицию правого-левого. Оказалось, что субъективен

- 43 -

оппозиция имеет вполне объективный смысл. Все молекулы ДНК закручены влево. Знаменитый вог.рос Канта о том, может ли правая перчатка стать левой, имеет ответ: может - при выворачивании. Выворачивание ведет к оппозиции "внутреннее - внешнее". В космосе есть области, где внутреннее и внешнее рокируются на макроуровне, Зто области черных дыр в момент мь- генного пересечения горизонта мировых событий воображаемым наблюдателем и просто мир релятивистских скоростей. На микроуровне это модель частицы, вывернутой во вселенную, - максимон, фридмон, планкион. В культуре это новая модель вовнутрения мироздания. Вкратце она умещается в метаметафорическуа формулу: "Человек - это изнанка неба, небо - зто изнанка человека". Останется ли такая модель в области гумантарного знания или мы действительно на пороге перехода от Ново sapiens к Hono cosaicus, покажет время. Нам представляется, что вероятнее второй вариант. Если рубикон между внутренним и внешним будет психологически преодолен, каждый человек снова станет центром вселенной, вмещающей в себя все мироздание. Адам вернется ь Эдем, ибо звездное время во все времена считалось зримым образом рая. Гениальное прозрение Канта о тождестве звездного неба над головой и морального закона внутри наполняется новым смыслом.

Физико-космологическая антропность вселенной подразумевает лишь известную согласованность макро- и микромира, выходящую за пределы физико-математического обоснования. Обоснование следует искать в человеке Воображаемые человечки с часами из учебников физики - зто еще не люди. Их единственная добродетель - вовремя смотреть на часы. Если вместо чаловеч-

ка поставить Андрея Белого на пирамиде, Эдгара Митчела на Луне и, наконец, Христа на Голгофе или на Фаворе, то картина Судет другая, Антропный принцип мироздания станет этикоантролным, и это будет точнее.

Апробация результатов

1. Доклад по некоторым аспектам этико-антропного принципа в культуре был прочитан на международной конференции в университете г.Лозанны (Швейцария) в апреле 1991 г.

2. Диссертации в несколько ином виде дважды обсуждена на кафедре русской литературы Литературного института СП СССР в 1983-84 гг. и получила одобрение кафедры .

3. Доклад "Этико-антропный принцип мироздания в культуре" в Летней школе Ин-та философии АН СССР (Красновидово) в 1985 г.

4. Доклад "Космическая переориентация человека" дважды читался в Институте истории естествознания - в 1980 и 1S83 г.

5. Сообщения на межвузовских конференциях в Литературном ин-те СП СССР: "Космос Блока". "Космос Хлебникова", "Космос Есенина", а также развернутый доклад "Человек и Космос в культуре" (1980 -85 гг.)

6. Фестиваль международного авангарда в г.Иматра (Финляндия) в 198В г., доклад "От Ново sapiens к Ново cosaicus".

7. Доклад на тему "Метаэтика авангарда" прочитан на международном фестивале современного искусства в г.Тарасконе (Франция) в августе 1989 г.

6. Ученым советом общества "Знание" утвержден цикл лекций по теме диссертации. С 19В6 по 1989 гг. прочитано около

300 лекций с обсуждением их в научных аудиториях некоторых ЧШ с естественно-научным уклоном, а также в творческих союзах Москвы.

9. В 1992 г. в ИМЛИ ЙН СССР на конференции по русскому сосмизму прочитан доклад "Антропная инверсия".

10. В 1993 г. сообщение на Мандельвтамовской 'нференции НУЛИ АН СССР "Космос Мандельвтама".

11. В 1995 г. на кафедре Теоретической физики МГК доклад 'Зтико-антропный принцип в культуре".

Диссертация в форме научного доклада излагает основное удержание следующих публикаций:

I. Монографии.

1. а) "Поэтический космос". М., Сов.писатель,1989.480 е., !5 п.л.

б) "Поэтический космос" на японском яз. Токио, Иванэм :вкем, 1934, 326 е., 25 п.л.

II. Статьи в монографиях и общих сборниках.

1. Сеятель очей, - В кн.: "Красная книга культуры. I.: Искусство, 1989, 1,5 л.

2. Уход и воскресение героев Толстого. - В кн.: В мире олстого. М., Сов.Писатель, 1978, 1,5 л.

3. "Евгений Онегин" в системе образов мировой литерату-ы. - В кн.: В мире Пувкина. Н,, Сов,писатель,1976, 1,5 л.

4. Поединок со смертью, - В кн.: В мире Лескова. М., Сов. исатель, 1982, 1,2 п.л.

5. Космос Сергея Есенина. - В мире Есенина. Н..Сов.писл-

тель, 1984, i,5 п.л,

6. Космический миф и литература, - В кн.: Писатель и жизнь. Сов.писатель, 1381, 1,5 п.л.

7. Религия и атеизм: неизбежность диалога. - В кн.: Будущее религии. У,, АН СССР, Ин-т философии, 1991, 0,5 п.л.

III, Статьи в энциклопедиях - 1 п.л.

1. ЛиЭ, Т.10. - Канон.

2, Лермонтовская энциклопедия,

а) Мотивы ухода.

б) Нотивы смерти.

в) Религиозные мотивы.

IU. Статьи в толстых журналах.

1, Звездный сад. - Театр, 1980, N 11, 1 п.л.

2. Восстановление погибшего человека, - Новый мир, 1981, Н 10, 1 п.л.

3, Звездная книга. - Новый мир, 1962, N9, 1 п.л.

4. Звездная азбука Велимира Хлебникова. - Литературная учеба, 1983, N 3, 1 п.л.

5. Теория метакода. - ВНИИТЗ, 1993, 1п.л.

6, Метаиетафора, - Литературная учеба, 1984, N 1, 0,5 п.л.

7, Обретение космоса. - Советиш геймланд, 1984, К 4.

8. Христос и Фрейд. - Альи."Апрель", 1992, 1,5 п.л. Всего по теме напечатано около 70 п.л.