автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.15
диссертация на тему:
Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения

  • Год: 2005
  • Автор научной работы: Лукин, Александр Владимирович
  • Ученая cтепень: доктора исторических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.15
450 руб.
Диссертация по истории на тему 'Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения"

ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ МИД РОССИИ

ииуиб2018

На правах рукописи

ЛУКИН Александр Владимирович

ЭВОЛЮЦИЯ ОБРАЗА КИТАЯ В РОССИИ И РОССИЙСКО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ (ХУШ-ХХ вв.)

Специальность: 07.00.15 - история международных отношений и внешней политики

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 2006

003062018

Работа выполнена в Центре Азиатско-тихоокеанского региона Дипломатической академии МИД России

Научный консультант: Бажапов Евгений Петрович

доктор исторических наук, профессор,

Заслуженный деятель науки России

Официальные оппоненты: Делюсин Лев Петрович

доктор исторических наук, профессор

Ли Владимир Федорович

доктор исторических наук, профессор

Михеев Василий Васильевич

член-корреспондент РАН, доктор экономических наук.

Ведущая организация: Институт стран Азии и Африки

при МГУ имени М.В.Ломоносова

Защита состоится « ъ /^¿¿(¡СсХ. 2006 г. в ил асов на заседании диссертационного совета Д.209.001.01 в Дипломатической академии МИД России по адресу: Москва, Б.Козловский переулок, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Дипломатической академии МИД России

Автореферат разослан « » 2006 г.

Ученый секретарь ( ^

диссертационного совета " Чг с__(

доктор политических наук, профессор А.Г.Задохин

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Изучение роли общественного мнения, будь то массовых представлений или мнений политической и научной элит, в выработке внешней политики стало важной составной частью исследований международных отношений по крайней мере со времен выхода в свет в 1921 г. знаменитой книга У.Липпмана "Общественное мнение"1 В современном мире идеи поощрения культурного многообразия и создания "мировой деревни" зачастую рассматриваются как не противоречащие друг другу идеалы. В связи с этим понятен интерес к сравнительному изучению восприятия друг друга жителями различных, но особенно соседних стран, даже если на первый взгляд конструируемые образы кажутся несопоставимыми. Известный специалист по китайской философии Ду Вэймнн верно заметил: "Принимая во внимание фрагментацию современного мира, изучение взаимных представлений является жизненно важным шагом к формулированию более всеобъемлющей и последовательной ценностной ориентации, разделяемой различными культурами. Хотя развитие новых политических и административных структур, способных примирить различные интересы, - цель труднодостижимая, ее предпосылкой является

1 Walter Lippmann, Public Opinion (New York: Macmillan, 1960), первая публикация 1921 г.; К. Е. Boulding, "National Images and International Systems," The Journal of Conflict Resolution, Vol. 3, No. 2, June 1959. P. 120-131; Ernst B.Haas, Allen S.Whiting, Dynamics of International Relations (New York: McGraw-Hill, 1956); David J. Finlay, Ole R. Holsti, and Richard R. Fagen, Enemies in Politics (Chicago, II: Rand McNally, 1967); Ross Stragncr, Psychological Aspects of Internationa! Conflict (Belmont, CA: Brooks/Cole, 1967); Joseph de Rivera, The Psychological Dimension of Foreign Policy (Columbus, OH: Charles E. Merrill, 1968); Robert Jervis, The Logic of Images in International Relations (New York and Oxford: Columbia University Press, 1970); Robert Jervis, Perception and Misperception in International Politics (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976); Christer Johnsson (ed.), Cognitive Dynamics and International Politics (London: Francos Pinter, 1982); Richard J. Kerry, The Star-Spangled Mirror: America's Image of Itself and the World (Savage, MD: Rowman and Littlefield, 1990); Benjamin I. Schwartz, "The Chinese Perception of World Order, Past and Present," in John K. FaiTbank (ed.), The Chinese World Order: Traditional China's Foreign Relations (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968).

стремление заинтересованных сторон понимать и ценить радикально различные мировоззрения"1.

Взаимное восприятие играет весьма важную роль в отношениях между соседями, связанных долгой и непростой историей отношений. К таким странам, безусловно, принадлежат Россия и Китай. После распада Советского Союза и последующих политических перемен в России изучение представлений населения о зарубежных странах приобрело еще большее значение, поскольку демократизация дала возможность общественности, и особенно различным элитам, выражать свою точку зрения, в том числе и по вопросам внешней политики, такими способами, как голосование на выборах, лоббирование и использование СМИ.

Объектом диссертационного исследования является процесс формирования и эволюции образа Китая в России как динамичного феномена духовной жизни российского общества, оказывавшего существенное влияние на внутриполитические дискуссии в России и СССР, на внутреннюю и внешнюю политику страны.

Предметом диссертационного исследования является процесс формирования шаблонов в российских подходах к Китаю в различные исторические периоды, их сравнительный анализ и изучение их воздействия на российское общественное сознание и внешнюю политику государства. Образ Китая столетиями играл важную роль в российской мысли. Представления об этой стране не только влияли на внешнеполитические концепции, но часто (иногда как часть более общей идеи "Востока") становились своеобразной точкой отсчета для различных российских идей и теорий о самой России, ее месте в мире, будущем своей страны и ее сущности.

Научная и практическая значимость исследования заключается в ее теоретических и прикладных аспектах. Изучение эволюции образа Китая в России важно как с теоретической, так и с практической точек зрения. Как пример исследования одного из элементов российской политической культуры оно может внести значительный вклад в дискуссию о проблемах преемственности и изменений в российской политике. Практическая же значимость настоящей работы заключается в выяснении современных российских намерений и ожиданий в отношении Китая. Это позволит более

1 Tu Wei-ming, "Chinese Perceptions of America," in Michael Oksenberg and Robert B. Oxnam (eds.), Dragon and Eagle: United States-China Relations (New York: Basic Books, 1973). P. 87.

точно прогнозировать будущие внешнеполитические шаги России по отношению к своему великому восточному соседу и его реакцию на них, а также моделировать развитие международных отношений в Северо-Восточной Азии.

Результаты исследования могут служить базой для развертывания широкой программы научного изучения эволюции образа иностранных государств в России, а также России за рубежом. Результаты подобных исследований способны повысить уровень работы по улучшению международного имиджа России, а также по выработке оптимального внешнеполитического курса России.

Материалы диссертации могут быть использованы в учебных планах, лекционных базовых и специальных курсов факультетов международных отношений системы высшей школы и институтов повышения квалификации.

Степень разработанности проблемы. Несмотря на значение российско-китайских отношений и наличие многочисленных работ, посвященных этой теме, всеобъемлющего исследования образа Китая в России и его влияния на внешнюю политику еще не проводилось. Если взять трех великих соседей - Россию, Китай и США, - мы обнаружим многочисленные исследования образа Китая и России в США , образа США и России в Китае2, и образа США в России1.

1 Бажанов Е.П. Движущие силы политики США в отношении Китая М., 1982; Бажанов Е.П., Бажанова Н.Е. Позолоченное гетто (очерки о жизни в США эмигрантов из Китая, Кореи и Японии). М.: Наука, 1983; Harold Isaaks, Images of Asia: American Views of China and India (Harper and Row, 1972); Warren I. Cohen, "American Perceptions of China," in Michael Oksen-berg and Robert B. Oxnam (eds.), Dragon and Eagle: United States-China Relations; John K. Fairbank, China Perceived: Images and Politics in Chinese-American Relations (New York: Alfred A. Knopf, 1974); Hongshan Li, Zhaohui Hong (eds.), Image, Perception, and the Making of U.S.-China Relations (New York: University Press of America, 1998); Jianwei Wang, Limited Adversaries: Post-Cold War Sino-American Mutual Images (Oxford: Oxford University Press, 2000); Benjamin Botchway, The Impact of Image and Perception on Foreign Policy: An Inquiry into American Soviet Policy during Presidents Carter and Reagan Administrations, 1977-1988; Carnegie Endowment for International Peace, The American Image of Russia.

2 Новгородская НЛО. Становление и модификации дипломатического стереотипа русского государства в империи Цин в XVII - середине XIX в. М.,1987 // Автореф. канд. дис.; Lu Nanquan, "Chinese Views of the New Rus-

Однако всесторонние исследования образа Китая в России практически отсутствуют. Исключение составляют несколько работ, посвященных отдельным периодам в истории или конкретным социальным группам и личностям. Две из них посвящены зарождению образа Китая в русском государстве в XVII в. - весьма полная статья А.Каппелера "Формирование русского образа Китая в XVII в" и более краткие тезисы Е.И.Качанова "Образ Китая в России в XVII в." (последние даже не снабжены научным аппаратом)2. Наиболее полная работа по XVIII в. - монография Б. Мэггс "Россия и "китайская мечта": Китай в русской литературе XVIII века"3. В ней рассматривается разнообразная литература - художественная проза, поэзия, переводы западных описаний Китая, отчеты и путевые заметки как русских, так и иностранных членов российских миссий в Китае; кроме того, обсуждается влияние Китая на русскую архитектуру и искусство. Однако временные рамки этой работы строго ограничены XVIII в. и она мало касается вопросов политики. Некоторые общественно-политические аспекты использования образа Ки-

sia," in Sherman W. Garnett (éd.), Rapprochement of Rivalry? Russia-China Relations in Changing Asia (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Pcace, 2000), Tu Wei-ming, "Chinese Perceptions of America"; Liu Liqun, "The Image of the United States in the Present-Day China," in Everette E. Dennis, George Gerbner, and Yassen N. Zassoursky (eds.), Beyond the Cold War: Soviet and American Media Images (Newbury Park: Sage Publications, 1991). P. 116-125.

1 Бажанов Е.П. Америка: вчера и сегодня. В 2-х т. М.: Известия, 2005; Павловская А.В. Россия и Америка. Проблемы общения культур. М.: Издательство Московского университета, 1998. Richard M. Mills, As Moscow Sees Us: American Politics and Society in the Soviet Mindset (Oxford: Oxford University Press, 1990); Eric Shiraev, V. M. Zubok, Anti-Americanism in Russia: From Stalin to Putin (New York: Palgrave, 2000).

2 Andreas Rappeler. Die Anfaenge eines russischen Chinabildes im 17. Jahrhundert, in: Saeculum. Jahrbuch fuer Universalgeschichte 31 (1980). P. 27-43. Кычанов Е.И. Образ Китая в России XVII в. // Вестник Восточного института. Спб., 1997. № 2(6). Т. 3. С. 70-80.

3 Barbara W. Maggs, Russia and "Le Rêve Chinois": China in Eighteenth-Century Russian Literature (Oxford: The Voltaire Foundation, 1984). См. также мои статьи "The Initial Soviet Reaction to the Events in China in 1989 and the Prospects for Sino-Soviet Relations," The China Quarterly, 125, 1991. P. 119-136 и "Китаеведение и политика " // Восток. 1991. № 2. С. 216-221.

тая в России XVIII в., а также влияние на него теорий европейских просветителей затронуты О.Л.Фишман в книге "Китайский сатирический роман"1. Общие работы о восприятии Китая в России в XIX в. практически отсутствуют", хотя некоторые важные сведения по этой теме можно найти в книгах и статьях, посвященных российско-китайским отношениям3, российской внутренней политике и мысли, особенно в связи с развитием Сибири и Дальнего Востока;4 российскому подходу к Азии в целом5, и теме Китая в сочинениях отдельных русских писателей6. Важные сведения и размышления о восприятии Китая отдельными российскими китаеведами, а также политиками, общественными деятелями и представителями артистических кругов ХУШ-Х1Х вв. содержатся в монографии ГТ.Е. Скачкова "Очерки истории русского китаеведения" 7 и в ряде работ Н.А.Самойлова8. Образ Китая в Советском Союзе и его роль во

1 "Китай и европейское просвещение" в книге О.Л.Фишман. "Китайский сатирический роман". М., Наука, 1966. (Глава "Китай и европейское просвещение", С. 139-168).

2 Исключением здесь является небольшая заметка Л.П.Делюсина "Что для русских Китай?" // Россия и современный мир. 1998. № 4. С. 123-133.

Например, Michel N. Pavlovsky, Chinese-Russian Relations (New York: Philosophical Library, 1949); S. С. M. Paine, Imperial Rivals: China Russia and Their Disputed Frontier (Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1996).

4 Mark Bassin, Imperial Visions: Nationalist Imagination and Geographical Expansion in the Russian Far East, 1840-1865 (Cambridge: Cambridge University Press, 1999).

5 Например, A. Lobanov-Rostovsky, Russian and Asia (Ann Arbor, MI: George Wahr, 1965); Nikolas V. Riasanovsky, "Asia through Russian Eyes," in W. S. Vucinich (cd.), Russia and Asia: Essays on the Influence of Russia on the Asian Peoples (Palo Alto: Hoover Institution Press, 1972).

6 Например, Шифман А.И. Лев Толстой и Восток. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1971 - в этой книге сеть отдельная г лава по Китаю; Алексеев М.П. Пушкин и Китай // В кн. "А.С. Пушкин и Сибирь", М. - Иркутск, 1937; Сербинснко В.В. Место Китая в концепции культурно-исторических типов Н.Я.Данилевского // XIV научная конференция "Общество и государство в Китае". Тезисы и доклады. М., 1983. Т. 2. С. 225231. ;

7 Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М.: Наука, Главная едакция восточной литературы, 1977.

Самойлов Н.А. Азия (конец XIX-XX начало века) глазами русских военных исследователей // Страны и народы Востока. Спб., 1994. Вып. 28. С.

внутренней политике рассматриваются лишь Г. Розманом1. Однако проведенный Г.Розманом анализ дискуссий о Китае в брежневскую и постбрежневскую эпоху, весьма тщательный и информативный для своего времени, в значительной мере устарел в связи с тем, что после отмены цензуры в СССР исследователям стало доступно большое количество новой информации и документов. Кроме того, в своем анализе Г.Розман ограничился лишь советскими научными публикациями и не рассматривал другие источники. Специального всеобъемлющего исследования образа Китая в России после распада Советского Союза не проводилось, однако некоторые авторы касались этой темы либо в общем плане, либо концентрируясь на отдельных проблемах. Среди них Г.Розман, затронувший эту тему в нескольких довольно кратких и общих статьях; Е.П.Бажанов, автор, возможно, наиболее информативного и объективного, но, к сожалению, слишком короткого и неполного обзора российских взглядов на Китай, и А.Д.Воскресенский, которому зачастую не удается отделить собственные взгляды на Китай от чужих мнений и практических вопросов двусторонних отношений2. Общий недоста-

292-324; Самойлов Н.А. Образ Китая в России: историография вопроса и методология изучения. , 1999; Самойлов Н.А. Китай в геополитических построениях российских авторов конца XIX - начала XX вв. // В сб. "Россия и Китай на дальневосточных рубежах". Издательство АмГу, 2001. С. 452-45; Самойлов Н.А. Россия и Китай // В сб. "История России. Россия и Восток". СПб., «Лексикон», 2002.

C. 502-574.

1 Gilbert Rozman, "Moscow's China-Watchers in the Post-Mao Era: The Response to a Changing China," The China Quarterly, June 1983. P. 215-241; A Mirror for Socialism: Soviet Criticism of China (Princeton: Princeton University Press, 1985); "Chinese Studies in Russia and Their Impact, 1985-1992," Asian Research Trends, No. 5 (1994), P. 143-160.

2 Gilbert Rozman, "Turning Fortress into Free Zones" and "Sino-Russian Relations: Mutual Assessments and Predictions," in Sherman W. Garnett (cd.), Rapprochement of Rivalry? Russia-China Relations in Changing Asia (Washington,

D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2000); Eugine Bazhanov, "Russian Policy toward China," in Peter Shearman (ed.), Russian Foreign Policy since 1990 (Boulder, CO: Westview Press, 1995); Evgeniy Bazhanov, "Russian Perspectives on China's Foreign Policy and Military Development". P. 7089; Alexei Voskressenski, The Difficult Border: Current Russian and Chinese Concepts of Sino-Russian Relations and Frontier Problems (New York: Nova

ток всех вышеперечисленных работ заключается в том, что их авторы рассматривают восприятие Китая в России либо в ограниченный исторический период, либо в отдельных профессиональных группах и у отдельных выдающихся деятелей (ученых, писателей, политиков) и не дают всеобъемлющего анализа эволюции российских представлений о Китае на протяжении длительного времени. В то же время лишь такой всеобъемлющий анализ может способствовать пониманию связи российских представлений о Китае с более общим российским взглядом на мир и с российской политической культурой в целом и дает возможность обсуждать проблемы преемственности и изменений российских политических представлений на конкретном примере эволюции образа Китая в России.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

Впервые в научной литературе (как отечественной, так и зарубежной)

- проанализирован процесс формирования образа Китая в России с момента его зарождения до конца XX в.;

- исследована роль образа Китая в выработке российской политики в отношении этой страны от зарождения российско-китайских связей до конца XX в.;

- проведен сравнительный анализ моделей образа Китая в России в различные исторические периоды у разных групп населения;

- на основе сравнительного анализа сформулированы выводы о некоторых механизмах преемственности и инновации в российских представлениях о внешнем мире;

- определены и обоснованы пути и механизмы формирования образа Китая в современной России;

- выявлены сущность и содержание современного образа Китая в России, основанного как на советском образе этой страны, так и на исторических и заимствованных представлениях, которые ре-интерпретировались под влиянием доминирующей политической культуры советского периода и геополитических реалий России;

- на примере образа Китая в современной России показано постепенное отмирание советской политической культуры и ее влияния на генезис новых российских представлений;

Science Publishers, 1995). P. 67-85; "The Perceptions of China by Russia's Foreign Policy Elite," (Issues and Studies 33, No. 3 (March 1997), P. 1-20).

- обоснованы поиски объяснений новых реалий в досоветской и иностранных культурах, элементы которых заимствуются или "возрождаются" не как изолированные и самодостаточные элементы, но реинтерпретируются и ассимилируются доминирующей культурой постсоветской российской политической науки;

- для анализа структуры образа страны, его основных элементов, взаимосвязей между ними впервые применен системный междисциплинарный подход;

- спрогнозировано влияния образа Китая на российскую политику в отношении Китая и российско-китайские отношения.

Методологические основы исследования. Во второй половине XX в. в общественных науках преобладали механистические подходы. Одним из них была теория рационального выбора, рассматривавшая индивидов как четко работающие механизмы, чьи интересы не зависят от времени и пространства. Другой столь же популярный, но гораздо более старый, подход представлял человеческое общество как взаимодействие различных институтов, в котором личности были всего лишь компонентами институционального механизма. Оба подхода пропагандировались в многочисленных публикациях, значительную часть которых занимали графики и формулы, призванные отобразить константы общественной жизни. Авторы этих публикаций не жалели усилий на то, чтобы превратить исследование общества в точную науку, и некоторые даже утверждали, что достаточно мощный компьютер сумеет вывести всеобъемлющее уравнение человеческого поведения. Расцвет подобных теорий в нашем мире понятен, так как он отражает общую механистическую направленность западной (особенно протестантской англосаксонской) цивилизации, находящейся в высшей точке ее развития и влияния. Проблема, однако, в том, что результаты всей этой деятельности, поглощающей значительные ресурсы, предназначенные для развития общественных наук и высшего образования, зачастую оказывались оторванными от реальности и не могли ответить на многие вопросы общественной жизни и полигики.

Одна из наиболее серьезных попыток применить «рациональный» подход к исследованию внешней политики была предпринята так называемой реалистической школой, основатель которой Г.Моргентау сформулировал ее принципы в фундаментальном труде "Политика между нациями". Как и его коллеги-рационалисты в других сферах общественных наук, Г.Моргентау в сущности воскресил некоторые упрощенные воззрения XIX в., когда деятель-

ность человеческого общества еще пытались объяснить единственным универсальным принципом. Согласно Г.Моргентау, "политический реализм полагает, что политикой, как и обществом в целом, управляют объективные законы", коренящиеся в вечной и неизменной "человеческой природе", и основной закон политики состоит в том, что "государственный деятель мыслит и действует соответственно интересам, определяемым властью"1. При всей амбициозности школы политического реализма ей не удалось исключить субъективные факторы из обоснования внешней политики.

Данное исследование исходит из того, что главная ошибка "рационалистов" - в искусственном расширении пределов возможного при исследовании общества. Они забывают о фундаментальных философских пределах человеческого знания, для расширения которого человек вынужден использовать собственный разум, несовершенный и склонный к заблуждениям. Считать "интересы" и "власть", существующими вне представлений людей - это, по словам У.Липпмана, "наивный взгляд наличный интерес", при котором "забывается, что и личность, и интерес каким-то образом постигаются и что по большей части они постигаются обычным образом". У.Липпман объясняет: "Доктрина личного интереса обычно не учитывает познавательную функцию. В своем настойчивом убеждении, что люди в конечном итоге все меряют своей меркой, она не замечает, что представления людей о себе и окружающем мире являются не инстинктивными, а приобретенными" . Идея о том, что интересы определяют поведение или влияют на него, может быть принята лишь при понимании того, что интересы - это "ценности, выраженные в поступках"3.

Поскольку при изучении общества и исследователь, и исследуемые - люди, обладающие собственной "познавательной функцией", границы познаваемого здесь должны быть намного уже, чем в естественных науках. Здесь неприменимы точные формулы. Это, однако, не означает, что в общественной сфере невозможно найти вообще никаких закономерностей или логики. Наоборот, ограничение собственных амбиций с самого начала - путь к значительно лучшему пониманию функционирования общества. Хорошим при-

1 Hans J. Morgenthau, Politics among Nations (New York: Alfred A. Knopf, 1964). P. 4-5.

2 Lippman, Pitblic Opinion. P. 180.

J Haas, Whiting, Dynamics of International Relations. P. 27.

мером здесь служит язык. Ни одним языком невозможно овладеть, выучив лишь правила грамматики, поскольку в любом из них, в отличие от математики, из правил всегда есть исключения. Тем более невозможно создать систему грамматических правил, применимую ко всем языкам мира. Однако в каждом языке есть достаточно грамматических правил, которые дают возможность в той или иной степени им овладеть. Более того, знание некоторых правил одного языка способно помочь выучить другой язык, особенно если он родственен тому, на котором вы уже говорите, и чем больше языков вы уже знаете, тем легче вам овладеть еще одним.

Язык общества - его культура, то есть система представлений, ценностей, отношений, стереотипов и образов, общих для людей из различных групп. Возможно, что в каждом конкретном случае индивидуум делает субъективно рациональный выбор (хотя даже это довольно сомнительно), но его вера в рациональность собственного выбора определяется не всеобщим законом, а культурой. То, что рационально для мусульманского фундаменталиста, совершенно иррационально для американского либерала, хотя они могут жить по соседству друг с другом.

Большинство существующих культурных систем, частью которых являются образы других стран, имеют намного более глубокие корни, чем современные рационалистические идеи. Они развивались в ходе истории и менялись со временем. Люди воспринимают свои представления от родителей, окружения и других социальных групп, через которые они проходят в процессе социализации, но они также постоянно переосмысляют и реинтерпретируют эти представления под воздействием различных влияний и личного интеллектуального развития, благодаря чему культура находится в процессе постоянных изменений. Для понимания внутриполитического развития и внешней политики страны, крайне важно знать грамматические правила ее политической культуры. Чтобы предсказать или оценить реакцию конкретного политика на то или иное событие, необходимо понимать, какие культурные шаблоны определяют его подход к делу. Реконструкция языка культуры важна и с теоретической, и с практической точки зрения. В области теории она дает материал для определения и анализа культурных шаблонов в истории и настоящем страны, а также для сопоставления культурных шаблонов разных стран и лучшего понимания того, как культура воздействует на различные общества. В практическом смысле изучение шаблонных подходов к разным политическим ситуациям,

принятым в дайной политической культуре, дает возможность предсказывать реакцию руководства страны, политических партий, отдельных политиков и населения в целом на конкретные события или действия другой страны, тем самым создавая прочную основу для политического прогнозирования.

Вышеприведенные идеи стали основой для альтернативного подхода к международной политике. Развивавшие его англоязычные авторы обычно основывались на сочинениях У.Липпмана и К.Боулдинга1, хотя корни этого подхода можно найти в значительно более ранних теориях, например в концепции "коллективных представлений" Э.Дюркгейма, анализе идеологии, проведенном К.Марксом, или в идеях В.Гумбольдта о социальном характере языка. Согласно этому подходу, "мы действуем соответственно тому, каким мир представляется нам, а не обязательно в соответствии с тем, каков он на самом деле"2, а "действия людей в каждый конкретный момент определяются тем, каким образом им представляется мир"3. Это ставит исследование политических образов в центр политологии, поскольку "люди, чьи решения определяют политику и действия наций, руководствуются не "объективными" фактами ситуации, что бы под этим ни понимать, а своим "видением" ситуации"4.

Для нужд данного исследования потребовалось упорядочить существующую в общественных науках терминологию. Хотя в общественных науках существует междисциплинарная тенденция изучения того, что У. Липпман называл "картинками у нас в голове" и их связи с поведением, общепринятой терминологии здесь пока не создано. Различные социологи, социальные психологи, историки и политологи пользуются такими терминами, как "образы" ("images"), "убеждения" ("beliefs"), "представления" или "репрезентации" ("representations"), "элементы восприятия" ("perceptions"), "установки" ("attitudes"), "ценности" ("values"), "ментальности"

1 Lippman, Public Opinion; К. Е. Boulding, The Image (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1956). См. также Егорова-Гантман E., Плешаков К. Концепция образа и стереотипа в международных отношениях // Мировая экономика и международные отношения. 1988. № 12. С. 19-33.

2 К. Е. Boulding, "National Images and International Systems," The Journal of Conflict Resolution, Vol. 3, No. 2, June 1959. P. 120.

3 Lippman, Public Opinion. P. 25.

4 Boulding, "National Images and International Systems". P. 120.

("mentalities" или "mentalités" французской "школы Анналов") и "стереотипы" ("stereotypes") для описания одного и того же феномена или его различных аспектов. В данной работе употребляется термин "образ", наиболее широко распространенный во внешнеполитических исследованиях для комплексного описания представлений индивидуума или членов группы о другой стране. Термины "представление", "восприятие" и "установка" также использовались, обычно в узком смысле, для отображения некоторых частных аспектов более широкого образа страны - причем "представление" и "восприятие" были отнесены (как это обычно делается) к чисто познавательному аспекту (например, представление, что Китай является угрозой), а понятие "установки" употреблялось как представление, ориентированное на действие (отношение к конкретной внешнеполитической акции Китая). Термин "стереотип" часто (но не всегда) имеет уничижительный оттенок "неверного" и "несправедливого" обобщения, иногда с сознательным намерением оскорбить, и следовательно, подразумевает субъективное отношение исследователя. В связи с этим его употребление было намеренно сокращено, и он использовался лишь при крайней необходимости в этом общепринятом смысле.

Совокупность представлений каждой личности составляет индивидуальную систему представлений. Общие элементы индивидуальных систем представлений членов группы составляют субкультуру данной группы. Общие представления, характерные для жителей государства или общества в конкретный период составляют культуру этого государства или общества в целом. Говоря об образе Китая у политической партии или другой группы, мы имеем в виду совокупности тех элементов представлений индивидуальных членов этой группы о Китае, которые для них являются общими. Под образом Китая в России понимаются представления о Китае, которые разделяют большинство россиян в данный период времени. Поскольку и системы представлений, и культура - сложные структуры, в которых отдельные образы не обязательно связаны между собой логически, чтобы понять (или реконструировать) индивидуальный образ, зачастую необходимо рассмотреть более широкую их систему. Так, например, для верного понимания взглядов различных политических групп современной России на Китай необходимо рассмотреть более широкие политические концепции, общее ввдение этими группами мира и места России в нем, а иногда - современную российскую политическую культуру в целом.

Чтобы понять внешнюю политику страны, необходимо исследовать ее образ внешнего мира и ее собственной роли в этом мире. Важной частью этого подхода к изучению внешней политики является рассмотрение "страны" или любого института не как отдельных действующих лиц или, более точно, обладателей коллективных образов, а как системы, состоящие из многочисленных индивидуумов с собственными индивидуальными представлениями. Ложность институционализма, а именно "стереотип, приписывающий человеческую природу неодушевленным или коллективным институтам", была названа У.Липпманом "глубочайшим из всех стереотипов"1. Поэтому фокус внешнеполитических исследований с анализа абстрактных "национальных интересов" должен быть смещен на процесс выработки различных концепций интересов отдельными влиятельными личностями, группами и общественностью, обладающими неодинаковыми, часто противоречивыми представлениями, а также на анализ внешней политики как на "продукт конкурирующих образов и соответствующего потока информации, поступающей от различных организаций"". Тот факт, что конкретное представление принадлежит отдельному индивидууму, не означает, что оно не может быть ни с кем разделено. Напротив, общие представления в некоторых случаях становятся основой для существования группы. Если это - представления о других странах или целях внешней политики, такая группа может стать участником процесса принятия внешнеполитических решений. Однако группы обладают "политической значимостью лишь тогда, когда они выказывают желание придать существующим внутри них установкам всеобщий характер, в некоторой степени подчинить им все общество"3. Разумеется, существуют такие представления, включая и образы других стран, которые разделяет большинство населения или большинство членов правящей элиты. В этом (и только в этом) смысле можно говорить о национальных образах или "национальных целях".

В то время как направление внешнеполитических исследований, изучающее образы, представляется наиболее, если не единственно, теоретически оправданным и практически применимым подходом, то возражения вызывают работы многих исследователей,

1 Lippman, Public Opinion. P. 159.

2 Allen S. Whiting, China Eyes Japan (Berkeley: University of California Press, 1989), P. 16.

3 Haas, Whiting, Dynamics of International Relations. P. 25.

хотя и убежденных в значимости образов, но все же допускающих, что где-то существует некая "истинная" реальность, с которой всегда можно сверить образ, установив тем самым его достоверность1. Они утверждают, что хотя "образ и восприятие - могущественные организующие концепции в сознании тех, кто принимает решения, а иногда и широкой публики, помогающие совладать со сложными и отдаленными, но важными для национальной безопасности иностранными феноменами", но не одни только образы и представления определяют решения во внешней политике 2 . Например, Р.Джарвис в своем необычайно подробном исследовании посвящает много места доказательству того, что международное окружение не определяет поведения государства, а интересы и позиции правящей бюрократии - политические предпочтения отдельных политиков. Свидетельством этого, по его мнению, является тот факт, что и индивиды, и государства в одинаковых ситуациях ведут себя по-разному. С другой стороны, он также утверждает, что образы не могут быть единственным фактором, влияющим на принятие решения, поскольку и то, "что два действующих лица обладают одинаковыми представлениями, не гарантирует, что их реакция будет одинаковой"3. Эти аргументы выглядят неубедительными. Социальная реальность - не научная лаборатория: здесь не бывает совершенно одинаковых ситуаций и представлений. Чтобы иметь одинаковые представления, двое людей должны в течение всей жизни находиться в совершенно одинаковых условиях и пройти совершенно одинаковый процесс социализации, а это невозможно даже для близнецов. Но даже и это условие вряд ли покажется достаточным, например, тем, кто не верит в исключительно биологическую и общественную природу разума.

В целом, в данном случае значительные усилия прилагаются для доказательства или опровержения довольно очевидных вещей. Существование некоего "истинного" мира - чисто философская проблема, не имеющая отношения к исследованию внешней политики, поскольку даже если этот "истинный" мир существует, для деятелей, осуществляющих внешнюю политику, как и для всех про-

1 Cm., nanpHMCp, Boulding, "National Images and International Systems". P. 120.

2 Allen S. Whiting, China Eyes Japan, p. 18; Robert Jervis, Perception and Misperception in International Politics (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976). P. 31.

3 Jervis, Perception and Misperception in International Politics. P. 18-31.

прочих людей, он существует в образах, которые только и имеют значение для их действий. Более того, понимание представлений (или культуры в целом) как всего лишь одной из многих переменных при принятии решений, как фактора, влияющего на независимо существующую "политическую структуру", обнаруживает нежелание сделать второй логический шаг после признания того, что механистический подход XIX в. в общественных науках не работает1. Этот шаг, который особенно трудно дается англо-американским исследователям политики, по-прежнему находящимся под влиянием разнообразных механистических теорий, оказался гораздо легче для французского политолога Ж.-М. Данкена, который, в полном соответствии с дюркгеймианской традицией, заметил, что "политическая вселенная" - это "вселенная представлений"2, поэтому неудача попыток исследовать политическую вселенную методами, применимыми к "физической вселенной", является результатом не беспомощности или неловкости, а неадекватности самого принципа. К этой негативной причине, по мнению Ж.-М.Данкена, можно добавить еще одну позитивную: чтобы последовательно исследовать политические феномены, необходимо признать их природу как факт сознания, поскольку "вне сознания нет ничего политического"3.

В этом подходе, как бы амбициозно он ни звучал, нет ничего экстраординарного. Он вовсе не отбрасывает значение таких факторов, как интересы, геополитическое противостояние, "национальная безопасность" или "баланс сил" при выработке внешней политики, но всего лишь полагает, что они, как и другие политические феномены, являются не более, чем концепциями или образами, не существующими вне сферы представлений, и целиком обусловленными культурой. Возможно, люди в целом, в том числе и те, кто принимает решения, обычно действительно руководствуются интересами (хотя и "иррациональные" эмоции также не следует сбрасывать со счетов): политик, как правило, заинтересован в усилении своей власти (или влияния, или богатства, или того и другого, хотя мне изредка приходилось встречать и людей, искренне стремившихся изменить общество к лучшему). Но

1 Gabriel A.Almond and Sidney Verba, The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1963). P. 34.

2 Jean-Marie Denquin, Science politique (Paris: Presses Universitaires de France, 1992). P. 76.

3 Ibid. P. 80.

менить общество к лучшему). Но во всех этих случаях ими движут не абстрактные внешние интересы, а собственное культурно обусловленное понимание того, в чем состоят их интересы, что укрепляет их власть, или какие действия пойдут на пользу обществу. Это понимание значительно различается от культуры к культуре: одни считают, что могут усилить свою власть, повысить благосостояние и статус, выиграв президентские выборы, другие - путем строительства пирамид, а третьи (например, викинги) - захватив в набегах больше сокровищ и закопав их в землю, чтобы использовать в следующей жизни.

Понимание относительности концепций, управляющих политическим поведением, не означает, что политики должны прекратить бороться за то, во что они верят, или, более точно, действовать в соответствии с убеждениями. В любом случае, это невозможно. Однако четкое понимание относительности даже самых общепризнанных и глубоко укоренившихся политических концепций позволит выяснить, каким образом различные культуры, а также бывшие или будущие поколения могут относиться к нашим целям, и взглянуть на наше собственное общество и культуру со стороны. Этот подход может привнести в современную политику чуть больше терпимости и понимания иных культур.

Если теоретические дискуссии о роли образов во внешней политике относительно редки, значение практических исследований образов других стран и их политики де-факто признано исследователями международных отношений. В существующей литературе можно обнаружить различные подходы к анализу образов других стран и их влияния на внешнюю политику. Некоторые авторы изучают развитие представлений о внешнем мире отдельных лидеров. Это уместно для таких стран и периодов их истории, как Замбия при К.Каунде или Китай при Мао Цзэдуне, когда лидер практически единолично определял внешнеполитический курс1. Однако даже в подобных случаях нелишне проанализировать также и представления элиты и населения в целом, поскольку любой лидер подвержен некоторым влияниям, принимает решения на основе информации, которую ему предоставляют другие, и ни один автори-

1 Cm. Stephen Chan, Kaunda and Southern Africa: Image and Reality in Foreign Policy (London: British Academic Press, 1992); Yawci Liu, "Mao Zedong and the United States: A Story of Misperceptions," in Hongshan Li, Zhaohui Hong (eds.), Image, Perception, and the Making of U.S.-Chira Relations.

тарный вождь не находится у власти вечно. В некоторых работах подробно исследуется образ отдельных стран в других странах в конкретный, ограниченный узкими временными рамками исторический период либо с использованием исключительно одного вида источников1. Издавались также сборники статей, авторы которых рассматривают образы другой страны у конкретных групп населения (ученых, журналистов), по конкретным аспектам жизни (рынок, экономические реформы), в ограниченные периоды, или в связи с конкретными проблемами и событиями (например, влияние миссии Дж.Маршалла или войны во Вьетнаме на образ Китая в США)2. Публиковались также сборники документов, такие, как письма, газетные статьи и научные исследования, иллюстрирующие преобладающие мнения по отношению к другой стране3.

1 Например, Robert McClellan, The Heathen Chinese: A Study of American Attitudes toward China, 1890-1905 (Columbus: Ohio State University Press, 1971); Stuart Miller, The Unwelcome Immigrant: The American Image of the Chinese, 1785-1882', Gerwin Strobl, The Germanic Isle: Nazi Perceptions of Britain (Cambridge: Cambridge University Press, 2000); Thomas H. S. Lee, (ed.), China and Europe: Images and Influences in Sixteenth to Eighteenth Centuries (Hong Kong: The Chinese University Press, 1991); Michel Mervaud, Jean-Claude Roberti, Une infinie brutalité: ¡'mage de la Russie dans la France des XVIe et XVlIe siècles (Paris: (Institut D'Etudes Slaves, 1991); Mary Gertrude Mason, Western Concepts of China and the Chinese, 1840-1876 (Westport, CN: Hyperion Press, 1973).

2 Yanmin Yu, "Projecting the China Image: News Making and News Reporting in the United States"; Mei-limg Wang, "Creating a Virtual Enemy: U.S.-China Relations in Print"; Kailai Huang, "Myth or Reality: American Perceptions of the China Market"; Jiafang Chen, "Expectation Meets Reality in Social Change: China's Reforms and U.S.-China Relations"; Hong Shanli, "The Unofficial Envoys: Chinese Students in the United States, 1906-1938"; Simei Qing, "American Visions of Democracy and the Marshall Mission to China"; Guoli Liu, "China-U.S. Relations and the Vietnam War," in Hongshan Li, Zhaohui Hong (eds.), Image, Perception, and the Making of U.S.-China Relations.

3 Например, Eugene Anschcl (ed.), The American Image of Russia, 1775-1917 (New York: Frederick Ungar, 1974); Benson L. Grayson (ed.), The American Image of China (New York: Frederick Ungar, 1978); R. David Arkush, Leo O. Lee (eds.), Land without Ghosts: Chinese Impressions ofAmerica from the Mid-Nineteenth Century to the Present (University of California Press, 1989); Olga Peters Hasty, Susannc Fusso (ed.) America through Russian Eyes, 1874-1926 (Yale: Yale University Press, 1988).

Настоящее исследование следует более всестороннему подходу таких авторов, как А.Уайтинг, Ду Вэймин, К.Колман и Л.Страхан, которые анализируют национальный образ другой страны как комплексный феномен, включающий образы из истории и современной жизни, во многом несходные, а зачастую и противоречащие друг другу представления членов социальных групп и сторонников различных идеологических направлений, представления как элит, так и широких слоев населения, и используют разнообразные источники (политические документы, газетные статьи, научные исследования, воспоминания, теле- и кинофильмы, и т.д.)1. Они анализируют "сознание" страны, глазами которой воспринимается другая страна, обращая внимание на "слияние исторических и культурных сил, сформировавших психологическую среду", в которой формировались образы последней"2. В данной работе использовался самый широкий круг источников. Однако в связи с тем, что интерес к Китаю в широких слоях населения России (за исключением некоторых регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока, граничащих с Китаем) невысок, образ этой страны недостаточно представлен в российской массовой культуре. Наибольшую часть источников составили газетные статьи и научные труды о Китае. Впрочем, где было возможно, использовались также и примеры из художественной литературы и кино, мемуарной литературы, данные опросов общественного мнения и другие источники. Кроме того, автор использовал собственные интервью с политиками, учеными и дипломатами, которые в то или иное время активно участвовали в принятии решений, касающихся отношений с Китаем.

На протяжении столетий Россия и Китай несколько раз меняли характер двусторонних отношений с дружеских на враждебные и обратно. Неудивительно, что в России в разные исторические периоды и даже в один и тот же период у представителей различных социальных и политических групп и различных идеологических течений существовали разнообразные, зачастую противоположные образы Китая. Эти образы нередко формировались под влиянием общих политических воззрений их обладателей и их понимания ми-

1 Cm. Allen S. Whiting, China Eyes Japan (Berkeley: University of California Press, 1989); Craig S. Coleman, American Images of Korea (Elizabeth, NJ: Hol-lym, 1990); Lachlan Strahan, Australia's China: Changing Perceptions from the 1930s to the 1990s (Cambridge: Cambridge University Press, 1996).

2 Tu Wei-ming, "Chinese Perceptions of America". P. 88.

ра и места России в нем. Часто пример Китая играл роль символа во внутриполитических дискуссиях. Все эти факторы в разной степени определяют современное видение Китая теми, кто влияет на российскую политику в отношении этой страны.

Целью настоящего исследования является реконструкция и интерпретация образа Китая в постсоветской России и оценка его роли в выработке российской внешней политики и во внутриполитической борьбе. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

- оценить с позиций сегодняшнего дня проводившиеся в царской России и СССР анализы образа Китая;

- выявить закономерности и шаблоны в российском подходе к Китаю;

- продемонстрировать их роль в выработке современной российской политики в отношении КНР;

- продемонстрировать их роль в выработке современной российской политики в отношении КНР;

Сформулировать предложения, которые способствовали бы укреплению общественной поддержки курса на российско-китайское стратегическое партнерство.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования прошли апробацию на научных конференциях, круглых столах, теоретических и методологических семинарах в МГИМО(У) МИД РФ, Дипломатической академии МИД РФ, ДВГУ, Институте востоковедения РАН, зарубежных университетах и научных центрах. Материалы настоящего исследования широко использовались автором при разработке и чтении лекционных курсов для студентов МГИМО(У) МИД РФ («Современные политические системы и культуры», «Кланы в политическом процессе России в конце XX - начале XXI вв.»), ДВГУ («Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения»), Институте европейских культур («Политические процессы в современной России»),

И. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Диссертация состоит из теоретического введения, четырех глав, заключения и библиографии.

Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, освещается степень ее разработанности, определяются объект, предмет и цель исследования, ставятся его задачи, формулируются

элементы новизны и основные положения, выносимые на защиту. Показаны теоретическая и практическая значимость работы, возможности использования ее результатов.

Первые две главы, посвященные эволюции образа Китая соответственно в дореволюционной России и в СССР, основаны не только на источниках, но и на предшествующей литературе. Их главное назначение - обобщить существующий материал и представить его в определенной последовательности, создающей основу для реконструкции шаблонов российского восприятия Китая, а также для анализа влияния истории на современные российские представления о Китае.

В главе первой - «Образ Китая в царской России» проводится анализ зарождения и эволюции образа Китая в России. В первом параграфе - «Первые сведения и зарождение образа» - показан процесс проникновения первых сведений о Китае на Русь в XV в., а также поступление более полных сведений в XVI и XVII вв. Подвергается критике мнение Е.И.Кычанова о том, что "Россия XVII в. располагала целостным и в своей основе достоверным образом Китая"1. И поддерживается вывод А. Каппелера, считающего, что ранний русский образ Китая оставался фрагментарным, упрощенным и поверхностным2.

В параграфе - «Китай и дихотомия "Восток-Запад" - в европейской формулировке» рассматривается процесс возникновения в России целостного образа Китая в XVIII в.

Далее рассматриваются представление о Китае, как о далекой и непонятной стране, сложившемся в русском обществе в начале XIX в., и различные стороны образа Китая во второй половине XIX - начале XX вв. В отдельных параграфах первой главы анализируются представление западников о Китае как негативном примере для России и мира; идеи сторонников особого пути России об уникальном характере китайской цивилизации, способной многому научить остальной мир; генезис мифа об особых дружественных отношениях России с Китаем, а также представление о Китае как о слабой и коррумпированной стране и о России, несущей западную цивилизацию в Азию, сложившиеся в военных кругах во второй

1 Кычанов Е.И. Образ Китая в России XVII в. // Вестник Восточного института. СПб., 1997. № 2(6). Т. 3. С. 78.

2 Andreas Kappeler. Die Anfaenge eines russischen Chinabildes im 17. Jahrhundert, in: Saeculum. Jahrbuch fiier Universalgeschichte 31 (1980). P. 41.

половине XIX в. Во второй части главы рассматривается распространившееся в некоторых кругах общества, в особенности на Дальнем Востоке России, представление о китайцах как нежелательных иммигрантах, а также китайское влияние на русскую культуру и общественную мысль во второй половине XIX - начале XX вв.

На основе анализа образа Китая в России делаются следующие заключения. Образ Китая в царской России сложился под действием ряда влияний: европейской мысли, собственной истории России и внутриполитических и интеллектуальных дебатов, а также контактов россиян с китайцами. Итогом стало уникальное сочетание представлений. Наибольшее влияние на складывающийся российский образ Китая оказали европейские теории и взгляды. Образ Китая в России невозможно понять вне общего контекста европейских идей того времени. Например, представления российских западников не следует рассматривать как проявление чисто российских страхов перед Востоком и сложившегося в России пренебрежения к азиатам. Глядя на Европу в целом, можно легко заметить, что идея о бесполезности, отсталости и застоя восточной (в том числе и китайской) культуры преобладала в Европе с конца XVIII в., времени, когда западная цивилизация стала восприниматься на самом Западе как единственная носительница мирового прогресса. Эти представления о Китае стали составной частью доминирующей в Европе со времен Просвещения веры в то, что европейский путь развития - единственно возможный способ прогресса цивилизации (идет ли речь о религии, духовности, экономике или науке и технике). Они стали частью европейской системы убеждений и широко представлены во всевозможных европейских сочинениях XIX в. Вместе с другими европейскими идеями они пришли из Европы в Россию.

Для тех россиян, кто верил, что все существенное в общественном развитии связано с европейской цивилизацией, ценности, не известные в Европе или считавшиеся европейцами несущественными, казались бессмысленными или даже несуществующими. Русские западники, которые хотели спасти Россию, включив ее в широкий поток мирового развития, представленного исключительно Европой, стремились увести Россию подальше от застойного Востока и, естественно, самым радикальным образом отвергали восточную культуру, негативно, по их мнению, влиявшую на Россию.

Представления ПЛ.Чаадаева о Китае и Индии не отличались от обычных европейских представлений о Востоке. Мысли о Китае А.И.Герцена, Н.Г.Чернышевского и других радикальных мыслителей также были в большой степени заимствованы с Запада. Вполне очевидно, что идеи о противостоянии Востока Западу, Азии Европе, были заимствованы В.С.Соловьевым из античных и раннехристианских источников. Он и его последователи, подобно раннехристианским мыслителям, предрекали грядущее уничтожение западной цивилизации варварами-азиатами как воплощение библейского предсказания о конце света. На эти корни подобных теорий указал один из почитателей В.С.Соловьева, поэт М.А.Волошин, назвавший одним из источников собственных идей предсказания отцов церкви о вторжениях варваров и конце света.

Однако с этой заимствованной интеллектуальной традицией сочетались собственно российские воспоминания об угрозе нашествий степных кочевников и монгольском владычестве. В рамках этого слияния идей Россия рассматривалась как третий Рим, а поднимающиеся народы Азии - как новая волна варваров, покончивших с первым и вторым Римом, или монголов, угрожавших всему христианству. Широко распространенное представление о том, что Россия, принеся себя в жертву, спасла Европу от монгольского нашествия, сыграло свою роль в возникновении идеи о российской европеизирующей роли в Азии. В видоизмененной форме ее можно найти в сочинениях многих авторов от А.И.Герцена до А.Н.Куропаткина, считавших, что Россия различными способами должна либо защитить себя и Европу от китаизации, либо первой нанести удар по пробуждающейся "желтой расе".

Экспансионистский европоцентризм таких авторов, как Н.М.Пржевальский, А.Я.Максимов и др., с их желанием силой навязать прогрессивные европейские ценности неспособным к самостоятельному прогрессу варварам для их же пользы, также не был исключительно российским явлением. Он был крайне характерен для европейской идеологии времени территориального колониализма, и в поэтической форме наиболее ярко выражен таким выдающимся автором, как Р.Киплинг. Как верно заметил Д.Схиммельпеннинк ван дер Ойе, Н.М.Пржевальский был "империалистом в классической европейской традиции XIX века", которым двигало "сильное чувство миссии цивилизатора"1. Российский

1 Схиммельпеннинк ван дер Ойе. Неизвестный Пржевальский. С. 219, 217.

путешественник всего лишь пытался не допустить отставания своей страны от прогрессивной Европы, оградив ее интересы от прочих "цивилизаторов".

Идея о "желтой угрозе", вызвавшая стремление к ограничению китайской иммиграции, также возникла не в России. Как пишет автор исследования о распространении данной концепции Ж.Декорнуа, в последнем десятилетии XIX в. "желтая опасность" стала "дежурной темой газетного киоска" в Европе и США1. В Германии в своих выступлениях и письмах (в том числе к Николаю И) к ней постоянно обращался кайзер Вильгельм II и она практически стала идеологической основой дальневосточной политики этой страны после японо-китайской войны 1894-1895 гг.

Примерно в то же время во многих странах мира распространяется страх перед массовой китайской иммиграцией, порождаемый ростом численности низкооплачиваемых китайских рабочих. Запрет на импорт китайской рабочей силы стал первым ограничением иммиграции в США. Аналогичное отношение к китайским иммигрантам набирало силу в Австралии, в некоторых районах которой китайское население во второй половине XIX в. составляло до 15 процентов. Это привело к принятию в 1901 г. "Акта об ограничении иммиграции", который позже получил известность как "Политика белой Австралии". Даже пристрастие к восточному мистицизму и духовности зародилось не в России. Подобно другим модам, оно пришло в Россию из Европы, было общеевропейским явлением и имело в приверженцах европейских знаменитостей, среди которых русские (такие, как Е.П.Блаватская) составляли меньшинство.

Представления русских антизападников о Китае гораздо более оригинальны. Их далекие корни можно проследить в китаефи-лии некоторых деятелей Просвещения, но эта связь проявляется лишь в общей позитивной оценке Китая. Цели и социально-идеологическая основа их взглядов были абсолютно иными. Европейские китаефилы-просветители считали, что пример просвещенного китайского абсолютизма может способствовать развитию в Европе светской цивилизации, основанной на науке и образовании. Для русских антизападников китайская цивилизация, наоборот, была доказательством возможности пути развития, альтернативного европейскому, основанного на иных принципах и цешюстях.

1 Decornoy J. Peril jaune, peur blanche. Paris. 1970. P. 35.

Несмотря на большую самостоятельность, этот подход также сохранял тесную связь с идеологией евроцентризма, широко распространенной в то время, особенно с представлением о застывшем характере Востока. Ни борец против евроцентризма Н.Я.Данилевский, ни такие поклонники китайской культуры, как В.П.Васильев и Д.И.Менделеев, не отвергали идею о превосходстве европейской культуры и цивилизации в большинстве сфер, да и саму концепцию культурного прогресса и превосходства одной культуры над другой. Они лишь считали, что европейская цивилизация не во всем превосходит китайскую, а в некоторых отношениях, наоборот, отстает. В.П.Васильев и его сторонники также верили, что это превосходство лишь временное, и что китайцы имеют все шансы в будущем догнать и даже превзойти европейцев.

Даже в сочинениях предтечи евразийства Э.Э.Ухтомского все еще сохраняется представление о европейском образовании как единственно истинном. Конфуцианство, по его мнению, может быть лишь хорошей основой для его лучшего усвоения. Тем не менее, антизападный подход к Китаю был намного более собственно российским явлением, он основывался на особенностях российской истории и географии и был связан с появлением в XIX в. славянофильских теорий, антипрогрессизма К.Н.Леонтьева и официальной концепции об уникальном характере российского самодержавия. Из известных авторов в XIX в. лишь Л.Н. Толстой считал всю китайскую цивилизацию в целом не только равной, но даже предпочтительной альтернативой европейской цивилизации.

Ко времени падения Российской империи в России сложились определенные представления о Китае, характерные для различных общественных кругов и идейных направлений. Китай мог восприниматься как:

1) Деспотическая империя, основанная на беззаконии, всевластии монарха и чиновничества, мир бесплодный, застойный и враждебный России и европейской цивилизации, способный их разрушить.

2) Уникальная цивилизация с отличной от западной, но глубокой и своеобразной культурой.

3) Слабая и больная страна, объект колониальных захватов и источник обогащения России.

4) Страна, стоящая на пороге позитивных перемен, способная в будущем преодолеть трудности и даже превзойти Запад в своем развитии.

5) Страна, в которой зарождается народное движение, способное сбросить деспотизм и вывести общество из застоя.

6) Потенциальный союзник в противостоянии с Японией и европейскими державами на Дальнем Востоке.

7) Потенциальная угроза российскому Дальнему Востоку, главным образом из-за своего избыточного населения.

8) Страна восточных мудрецов, мистиков и философов, познавших истину значительно глубже, чем рационалисты-европейцы.

Многие из этих часто противоречивых представлений, из которых любой заинтересованный мог выбрать несколько на свой вкус в соответствии со своим общим мировоззрением, в новых формах возродились в послереволюционный период.

Во второй главе - «Эволюция образа Китая в СССР» - последовательно анализируется роль образа Китая в мировоззрении идеологов большевиков в 20-е - начале 30-х годов XX в. Рассматриваются различные представления о характере китайского общества в большевистском руководстве и вызванная этими различиями борьба по «китайскому вопросу». Отдельно от официальных представлений партийных руководителей и активистов на основе газетных публикаций, литературных произведений, театральных постановок и других источников реконструируется образ Китая и китайцев, существовавший в советском обществе в целом. Отдельному анализу подвергается получившая широкое распространение в научных кругах теория «азиатского способа производства» и ее политический подтекст.

Далее дается анализ изменений в официальном образе Китая в 1930-е годы и представлений о Китае И.В.Сталина. Задача понять, каким Китай видели в Советском Союзе и как этот образ использовался во внутриполитических дискуссиях в тот период, не проста, поскольку с ходом монополизации власти в СССР первоначально правящей группой большевистских вождей, а затем одной личностью, различные мнения по любой проблеме все жестче и жестче подавлялись. С конца 1930-х годов и до смерти И.В.Сталина официально существовало только одно мнение: мнение вождя. Тем не менее, некоторые различия в подходах все же существовали, и их порой удавалось выражать завуалированными способами. Эти различия, их причины и влияние на выработку внешнеполитического курса подробно анализируются в работе.

Далее в главе рассматривается образ Китая в первые послес-талинские годы (1953-1955), когда китайский опыт оценивался в

СССР наиболее позитивно. Подробно анализируется начало неофициальных дискуссий между руководством СССР и КНР и роль критики политики КПК во внутриполитической борьбе в КПСС. Внимание уделяется также образу Китая в широких слоях советского общества, сложившемуся под влиянием этой полемики и конфликтной ситуации на границе. На материале литературных произведений, статей в прессе, публицистических работ (как официальных, так и диссидентских) показано, что в конце 1960-х годов в советском обществе сложилось искреннее, хотя во многом и не обоснованное, представление о Китае как о мощной враждебной силе, готовой в любой момент совершить агрессию и способной нанести серьезный урон СССР.

Период после начала реформ в КНР отмечен новым изменением образа этой страны в СССР и новым его использованием во внутриполитических дискуссиях. В работе выделяются две тенденции в оценке китайских реформ советскими наблюдателями в конце 1970-х - большей части 1980-х годов: как ведущих к капиталистическому перерождению и как направленных на совершенствование социализма. С первой тенденцией в основном ассоциировались сторонники жесткого курса в СССР, противники либерализации и прозападной внешней политики, со второй - сторонники реформ социализма.

Далее в работе рассматривается реакция советского руководства и общественных кругов на события на площади Тяньаньмэнь 1989 г., совпавшие с историческим визитом в КНР М.С.Горбачева, а также влияние этих событий на изменение образа Китая в СССР. Показано также представление о Китае, как части «таинственного Востока», существовавшего в некоторых кругах советской интеллигенции. В выводах суммируются различные стороны многогранного образа Китая, существовавшего в советский период. Обосновывается, что в разные периоды советской истории различные общественные и политические группировки представляли Китай как:

1) Естественный союзник революционной России в борьбе с мировым империализмом.

2) Важнейший и ближайший друг СССР и вторая по значению социалистическая страна мира.

3) Враждебный диктаторский режим с огромным, но оболваненным пропагандой населением, готовый потерять значительную его часть для установления мирового господства путем развязывания мировой ядерной войны, стремящийся к территориальным за-

хватам, в особенности к отторжению и заселению прилегающих районов СССР.

4) Право-ревизионистский режим, фактически перешедший на позиции империализма и демонтирующий социалистические преобразования.

5) Социалистическое государство, успешно проводящее рыночные реформы в духе НЭПа, опыт которых крайне важен для СССР.

6) Твердолобая коммунистическая геронтократия наподобие брежневской, которая, стремясь сохранить власть, отказалась проводить политические реформы и подавила оппозицию. Эти действия являются предупреждением советской оппозиции о том, какой путь могут избрать советские консерваторы.

7) Успешный социалистический режим, который в отличие от горбачевского смог обеспечить рост уровня жизни населения, в то же время сохранив основы социализма и дав отпор реставрации капитализма.

8) Страна восточной мудрости, глубокой философии и мистики, тонкой поэзии, гадания, боевых искусств и т.п.

Все эти компоненты могли причудливо переплетаться во взглядах отдельных специалистов, политиков, социальных групп и населения в целом.

Две последующие главы основаны главным образом на новом материале и источниках, привлечение которых дает возможность всестороннего и последовательного анализа эволюции образа Китая в России в последнее десятилетие XX в.

В третьей главе исследуется образ Китая в российских приграничных районах. В ней описываются широко распространившиеся в этом регионе страхи перед так называемой китайской "демографической экспансией" (якобы возможным заселением российского Дальнего Востока китайскими иммигрантами, которые в будущем могут провозгласить эти земли китайской территорией), а также перед планами захвата российских территорий в процессе демаркации границы, которые якобы вынашивал Пекин. В главе показывается, как эти настроения, возникшие на фоне глубокого экономического кризиса, резкого падения производства, значительного сокращения рабочей силы и серьезного оттока населения с российского Дальнего Востока, использов;шись региональными властями в их борьбе за голоса местного электората, и как они проникали в некоторые московские политические круги. В ней разъяс-

няется, каким образом "китайский вопрос" стал одной из главных политических проблем на российском Дальнем Востоке и в отдельных областях Восточной Сибири и на некоторое время превратился в источник конфронтации между рядом региональных лидеров и высшим руководством в Москве, оказывая непосредственное влияние на китайскую политику федерального центра.

В четвертой главе - «Образ Китая в России после распада Советского Союза» - речь идет о различных подходах к Китаю как на федеральном уровне, так и в российском общественном мнении. В ней отмечается, что среди московских политиков и политических аналитиков существовагга различные, зачастую противоположные взгляды на китайские экономические реформы и на направление, в котором должна осуществляться политика России в отношении Китая в частности и Азии в целом, в свете растущей экономической и военной мощи Китая. В главе объясняется, как эти различные подходы взаимодействовали друг с другом, как они использовались различными силами и группировками во внутриполитической борьбе и как представления о Китае и китайском народе менялись вместе с общими изменениями в российском общественном мнении о текущей ситуации в России, ее месте в мире и ее перспективах на будущее.

В параграфе «Общественное мнение о Китае: источники и эволюция» рассматриваются источники и содержание образа Китая в массовом сознании россиян. Образ Китая в массовом сознании формируется не научными публикациями. Его основные источники — СМИ (особенно ориентированные на массового читателя) и популярная литература. В этих источниках можно найти различные представления о Китае. В целом Китаю, стране, имеющей с Россией одну из самых протяженных в мире сухопутных границ, в российских СМИ за все последнее десятилетие XX в. уделялось непропорционально малое внимание. В то время как в каждом номере центральных газет и в любой крупной сводке теленовостей можно было найти 1-2 корреспонденции из США или Европы, число репортажей из Китая или комментариев на китайские темы было обычно намного меньшим. Даже в газетах, чаще всего публиковавших информацию об этой стране, число таких статей варьировалось от 1 -2 до 10 в месяц. Тема Китая обычно широко освещалась в период визитов высокопоставленных делегаций или во время определенных событий, попадавших в фокус внимания мировых СМИ (таких, как американо-китайский конфликт во время президентских выборов на

Тайване в марте 1996 г., передача Гонконга Китаю в 1997 г., демонстрации членов секты "Фалуньгун" и т.п.) Во время двусторонних визитов на высоком уровне во всех важнейших колонках новостей и программах появлялась также официальные сообщения позитивной направленности о подписанных договорах и двустороннем сотрудничестве, а также различные статьи и комментарии о китайских экономических реформах, культуре и искусстве. Вся прочая информация о Китае в российских СМИ была довольно фрагментарной. В ней не просматривается общего враждебного отношения к Китаю, которое некоторые исследователи находят в США и которое существовало в советской печати в 70-е - начале 80-х годов XX в., а в 1990-е годы было характерно для российских дальневосточных СМИ. В то время как отдельные отзывы о Китае в российских СМИ нередко были тенденциозными и политизирюванными, а порой просто непрофессиональными и ошибочными, общая картина отражает широкое разнообразие подходов. В одном и том же центральном издании без труда можно было найти различные мнения о китайских экономических реформах и китайской внешней политике, сообщения о нарушениях прав человека могли соседствовать с мнением, что сильная власть полезна для развития страны, а репортажи об успешной торговле оружием - с заявлениями, что Китай в будущем может представлять военную угрозу. Такой плюрализм обусловлен широким использованием разнообразных источников: информации и комментариев западных СМИ, собственных корреспондентов в Китае, российских и зарубежных специалистов по Китаю, представителей российского правительства, различ ных политических сил и заинтересованных групп. Важным фактором являлось также отсутствие какого-либо доминирующего мнения о Китае в обществе.

Среди самых популярных китайских тем в российских СМИ были репортажи и комментарии об экономическом сотрудничестве, которые в целом позитивно оценивали положение в Китае и подчеркивали значение экономического сотрудничества для преодоления безработицы в России, роли внешней торговли и т.д. Появлялись также описания китайских экономических успехов, обычно указывавшие на Китай как на пример для России или страну, где экономические реформы (в отличие от России) принесли процветание. Часто встречались упоминания о китайской культуре как важном средстве привлечения туристов, при этом Китай нередко стереотипно представлялся страной древней мудрости и восточной мистики, и в мистическом свете подавались гимнастика ци-гун, у-

шу, китайский буддизм, даосизм и т.д. В то же время часты были и сенсационные материалы об арестованных на российской территории китайских преступниках, нарушителях границы, браконьерах и наркоторговцах, из которых могло возникнуть впечатление, что Китай экспортирует преступность в Россию. В других статьях Китай описывался как отсталое восточное общество с низкими жилищными и гигиеническими стандартами, источник эпидемий в российских приграничных районах.

Отсутствие общей тенденции не исключает наличия широко распространенных стереотипов, которые нередко можно было найти в самых положительных комментариях. Наиболее известные из этих стереотипов представляли китайцев как людей прилежных и трудолюбивых, но в то же время не слишком сообразительных и с налетом провинциализма (в противоположность европейцам). Кроме того, Китай изображался как страна с громадным населением, готовым хлынуть в другие страны, в первую очередь Россию.

За десять постсоветских лет широко распространилось мнение о крайне низком качестве китайских товаров, породившее множество анекдотов. Китайские фильмы и культурные события в России были редки. Они популярны в основном среди знатоков и довольно узкого круга любителей восточной культуры, за исключением фильмов о кун-фу, которые производятся в основном в Гонконге и рисуют довольно искаженную картину Китая. Все эти разнообразные источники, наряду со СМИ, создавали основу образа Китая у российской общественности.

Оживленные дискуссии о Китае и российской политике в отношении этой страны, которые велись среди политической элиты, проходили на фоне фундаментальных изменений в российском общественном мнении о месте России в мире между Востоком и Западом. Эти изменения оказывали существенное влияние на массовые представления о Китае. Исследовать перемены в отношении населения к Китаю нелегко, поскольку соответствующие вопросы редко включаются во всероссийские опросы общественного мнения. Однако доступные данные позволяют выделить две основные тенденции, характерные для 1990-х годов: 1) растущий интерес и позитивные оценки китайской экономики и Китая в целом (особенно в сравнении с западным миром); 2) растущую озабоченность возможностью конфликта густонаселенного и мощного Китая и слабеющей России в будущем.

В целом Китай видится значительной частью населения России одним из наиболее дружественных государств, в то же время немало россиян считают, что Китай представляет угрозу. Опасения относительно Китая наиболее сильны на Дальнем Востоке. Это подтверждает, что вопрос миграции китайцев в Россию и их расселение в дальневосточном регионе, реальное или мнимое, является основным источником антикитайских настроений.

В то время как общий образ Китая у российского населения за последнее десятилетие стал более позитивным, он не повлиял на отношение к жителям этой страны, особенно к конкретным китайцам, которые знакомы россиянам. Россияне, особенно в районах, удаленных от китайской границы, о китайцах по-прежнему очень мало знают. Большинство встречались с ними нерегулярно, главным образом на рынках, и, хотя значительное количество россиян считало, что деятельность китайцев способствуют оживлению местной торговли, многие либо относились к ним негативно, либо не имели своего мнения.

Для большинства российских наблюдателей в 1990-е годы положительные результаты экономических реформ в Китае были настолько очевидны на фоне российского кризиса, что в российских оценках этих реформ практически невозможно встретить их отрицание (такие идеи были распространены до распада СССР, особенно среди сторонников общества западного типа). Мнение о том, что Китай движется вперед, оставляя Россию позади, и что две страны по сравнению с прошлым поменялись местами, распространилось не только среди широкой публики, но и среди большинства специалистов и журналистов.

Среди сторонников китайских реформ одну из наиболее активных и заметных групп составляли сторонники Народно-патриотического союза России, возглавлявшегося КПРФ. Взгляды на Китай большинства патриотов-некоммунистов близки к взглядам сторонников КПРФ, хотя первые часто выражали их более эмоциональным языком в таких "патриотических" газетах, как "Советская Россия", "Завтра" и др. Иногда взгляды "патриотов" и коммунистов совершенно совпадают, и такие термины, как "социализм" и "сильное государство" (символом которого служит Китай), становятся у них практически синонимами. Ряд сторонников "национальной идеи" исходят не из коммунистических постулатов, но из близкого к традиционалистам XIX в. принципиального понимания того, что Россия должна быть ближе к Востоку, чем к Западу. Сторонники

китайских реформ отнюдь не обязательно являются приверженцами программы КПРФ или "национально-патриотического лагеря". К ним принадлежат и многие из тех, кто выступает за рыночную экономику и нормальные отношения с Западом, но считают российские экономические реформы неэффективными и провалившимися, а китайский путь перехода к рынку — более успешным.

Другая группа авторов, в целом признавая успех китайских реформ, утверждала, что методы их проведения, выработанные в специфических условиях Китая, вряд ли были применимы в СССР. Они также часто отмеч;али, что китайские реформы не смогли решить всех проблем страны, и их результаты, вопреки утверждениям их сторонников, вовсе: не идеальны. С подобными оценками выступали известные специалисты-востоковеды Л.С.Васильев, Е.П.Бажанов, Г.Ф.Кунадзе и В.Г.Гельбрас.

Мнения по вопросу о том, какими должны быть отношения России с ее усиливающимся соседом, намного более разнообразны. Наиболее горячие сторонники китайских реформ и поклонники китайского опыта, естественно, активно выступали за тесные отношения между Россией и Китаем.

Некоторые российские исследователи высказывали мнение, что китайско-российский союз неизбежен, но не по идеологическим, а по геополитическим причинам. Стремление к близким отношениям с Китаем не является привилегией сторонников компартии или национал-патриотов. Характерно оно и для некоторых сторонников либерального лагеря.

Другая большая группа российских исследователей и политиков, чаще всего позитивно оценивая китайские реформы, в области внешней политики выступает за то, чтобы Россия проводила сбалансированный курс, сотрудничая как с Западом, так и с Китаем и прочими странами Азии, извлекая выгоду из своего срединного положения между Востоком и Западом. Одни из них видят необходимость такой политики в том, что китайские реформы, успешные на данный момент, еще далеко не решили всех проблем страны, и поэтому будущее Китая остается неясным. Другие полагают, что именно успехи Китая, его растущая индустриальная и военная мощь, могут стать проблемой для России, если российская политика будет слишком односторонней.

Антикитайскую позицию, так же как и прокитайскую, в 1990-е годы в России занимали люди, придерживающиеся различных, часто противоположных взглядов по другим вопросам. В этом слу-

чае контраст, пожалуй, наиболее ярок, так как озабоченность в отношении Китая в основном высказывается двумя группами, находящимися на противоположных краях политического спектра: во-первых, радикальными западниками, стремящимися превратить Россию в часть западного мира и его верного союзника, и рассматривающими Китай как враждебную антизападную силу, и, во-вторых, крайними националистами, для которых даже Китай кажется слишком прозападным, а союз России с любой страной означает подчинение чуждым интересам.

Хотя озабоченность китайской "демографической экспансией" по России в целом проявлялась гораздо слабее, чем в приграничных регионах, ее время от времени выражали некоторые журналисты, исследователи, политики и общественные деятели, люди разных, зачастую противоположных политических взглядов, от радикальных западников до крайних националистов.

Страх перед китайской "демографической экспансией" время от времени находил свое выражение на страницах центральных газет и журналов. Сенсационные, порой оскорбительные заголовки, такие, как "Тихая оккупация" и "Китай завалил Россию наркотиками" не были исключением даже для солидных центральных газет.

Впрочем, изображение китайских мигрантов как угрозы и на федеральном уровне, и в приграничных регионах, представляло лишь одну из множества тенденций. Многие политики, ученые и журналисты в Москве не столь озабочены этой проблемой. Некоторые даже видят в иммиграции источник дешевой рабочей силы, которую следует использовать для развития российских приграничных регионов.

Идеи о китайской угрозе часто подвергают критике журналисты, описывающие незаконные действия российских властей по отношению к китайцам, или объясняющие страхи перед китайской экспансией внутрироссийской ситуацией и политическими играми дальневосточных политиков.

В конце XX в. в России появилось новые подходы к Китаю. Некоторые из них можно рассматривать как возрождение старых концепций и страхов, существовавших в советский период и даже раньше, до 1917 г. Из времен царской России пришли представления о Китае как об особом друге в противостоянии с Западом, или как о враждебной Западу силе, угрожающей России как восточному форпосту Западной цивилизации, а также о России как стране, имеющей, с одной стороны, особые связи с Востоком, но, с другой,

опасающейся китайской "демографической экспансии", грозящей заселением российского Дальнего Востока "желтой расой". Идею союза с Китаем как с "социалистической" страной против "империалистического" Запада и страх перед китайским военным вторжением можно рассматривать как заимствованные из советских времен. Однако во всех этих случаях говорить о прямом заимствовании было бы слишком поверхностно. Здесь, как и в случае с представлениями о Китае на российском Дальнем Востоке, более ранние концепции использовались как привычное и удобное средство понимания совершенно новой ситуации, нового типа взаимоотношений со старым соседом. В принципиально новых обстоятельствах, они были существенно изменены, и иногда применяли и для выражения совершенно иных значений. Так, пришедшее из XIX в. представление о Китае как об особом друге и об уникальной роли России на Востоке трансформировалось в идею "стратегического партнерства" России с Китаем и другими восточными странами (в первую очередь, с Индией) в качестве противовеса американскому господству в мире. Некоторое влияние теории "желтой опасности" можно увидеть в сочинениях современных российских радикальных западников, которые рассматривают Китай как недемократическую, жестокую страну, представляющую реальную угрозу России в противоположность более предпочтительному в политическом и культурном отношении Западу. Однако вся аргументация современных западников, и прежде всего, их вера в фундаментальное превосходство западных "демократических" и "рыночных" идей, отражает современные реалии и сильно отличается от обоснований теорий о "желтой опасности" XIX в. Советская идея союза с китайским коммунистическим "младшим братом" против мирового империализма трансформировалась в готовность некоторых сторонников коммунизма в постсоветской России признать в Китае вождя мировых "прогрессивных" и "социалистических" сил во всемирной борьбе с "империалистическим" и "эгоистическим" Севером. Распространившийся в 60-е годы XX в. страх перед китайским военным вторжением превратился в популярные в некоторых кругах разговоры о возможной китайской угрозе в относительно отдаленном будущем и опасения того, что продажи российского оружия приведут к превосходству китайских вооруженных сил над российскими. Как и на Дальнем Востоке страны, российские представления конца XX в. о Китае отражают и преемственность, и изменения в российской политической культуре.

В Заключении формулируются выводы исследования.

1. Новый российский образ Китая, появившийся в результате фундаментальных изменений 90-х годов XX в. как в Китае, так и в России, повлиял на официальный подход Москвы к Пекину. Более того, влияние представлений общества и элиты на официальную политику (включая и политику в отношении Китая) в России 1990-х годов было гораздо сильнее, чем в советский период, так как ее новая политическая система характеризовалась значительно более высоким уровнем участия общественных и политических групп в политическом процессе.

2. Сразу же после распада СССР российская дипломатия интересовалась в основном отношениями с Западом и, увлекшись вхождением в "общий европейский дом", позабыла о восточном направлении. Представители МИДа постоянно подчеркивали приоритет Запада и свое желание сделать Россию равноправным членом западного сообщества.

Однако очень скоро российское руководство вынуждено было сместить приоритеты. Это было сделано под давлением с разных сторон, оказанным силами, отношение которых к китайской политике Москвы, как и к внешнеполитическому курсу в целом, было резко отрицательным. Значительную заинтересованность в связях с Китаем высказывали представители российской военной индустрии, серьезно пострадавшей от экономической политики правительства во главе с Е.Т.Гайдаром. Активной лоббистской группой стали производители оружия.

Другой источник влияния на руководство - политические силы, представленные в Государственной Думе. Здесь, особенно в 1995-1999 гг., велико было влияние КПРФ и ее союзников, а также позитивно настроенного по отношению к Китаю Комитета по международным делам. Влияние научного сообщества на китайскую политику руководства также не следует преуменьшать, хотя оно выражалось скорее не прямо, а путем создания определенной общественной атмосферы в результате публикаций в прессе, выступлений по телевидению и т.п. В то же время в самих правительственных кругах по мере знакомства с китайскими достижениями отношение к этой стране менялось.

Важную группу давления, выступавшую против российско-китайского соглашения 1991 г. о границе, а также за ограничение китайской миграции, составили лидеры некоторых приграничных регионов, прежде всего Приморского и Хабаровского краев. Их

влияние в основном проводилось через личные встречи с руководителями страны, финансирование кампаний в СМИ, а также через Совет Федерации. Именно их позиция привела к отмене в 1994 г. безвизового режима пересечения границы, и, хотя в пограничном вопросе они не добились полного успеха, но привлекли к нему внимание всей страны. Кроме того, влияние региональных властей при Б.Н.Ельцине было настолько велико, что они имели возможность принимать некоторые односторонние меры в отношении пограничного режима.

3. Равносоставляющая всех этих влияний привела к тому, что и российский президент, и руководители внешнеполитического ведомства в документах стали уделять все больше внимания роли Китая для России. Приблизительно с середины 1990-х годов официальный российский подход к отношениям с Китаем и Азией в целом сблизился с позицией сторонников сбалансированного курса и рав-ноудаленности от мировых центров силы. Российское руководство все более склонялось к активизации восточного направления внешней политики, стремясь использовать его как противовес не всегда гладким отношениям с Западом.

4. Концепция многополярного мира, получившая официальное признание в Москве, выражает ее желание избежать мировой гегемонии США. Эта концепция была принята и Пекином, что выразилось в подписании китайским лидером Цзян Цзэминем в апреле 1997 г. российско-китайской Декларации о многополярном мире и формировании нового международного порядка (с российской стороны декларацию подписал президент Б.Н.Ельцин).

Тем не менее, это российско-китайское согласие весьма далеко от антиамериканского фронта, за который ратуют российские коммунисты. Российская сторона, заинтересованная в стабильном сотрудничестве с США, постоянно разъясняет, что развитие российско-китайского конструктивного партнерства не направлено против интересов какой-либо страны или группы стран, оно не означает и не может означать создания какого-то блока или альянса. Россия и Китай, которым необходимо сотрудничество с другими странами мира, включая Запад и США, в совместном заявлении, принятом по итогам московского саммита в ноябре 1998 г., вновь подчеркнули: "Формирующееся российско-китайское стратегическое взаимодействие не является союзом и не направлено против какой-либо из третьих стран".

Аналогичные заявления сопровождали подписание российско-китайского договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве в июле 2001 г. Этот беспрецедентный договор (Китай не имеет подобного всеобъемлющего договора ни с одной другой страной), как справедливо подчеркивали обе стороны, не означает создание союза. Он не содержит обязательств по взаимной обороне, какие содержались в советско-китайском договоре о дружбе, союзе и взаимопомощи, заключенном советскими и китайскими коммунистами в 1950 г., или в советско-китайском договоре о дружбе и союзе, заключенном в 1945 г. Кремлем с правительством Чан Кайши. Москва и Пекин постарались избежать прошлых ошибок и не принимать на себя чрезмерные обязательства, которые содержались в договорах 1945 и 1950-х годов, переставших работать задолго до истечения их официального срока действия.

5. Устранение административного хаоса ельцинской эпохи как на федеральном уровне, так и в отношениях между федеральным центром и регионами, стало одной из основных целей президента В.В.Путина. Придя к власти, он безотлагательно приступил к проведению административной реформы. Эти перемены сыграли позитивную роль в отношениях России с Китаем.

В.В.Путин продолжил линию на активизацию азиатской политики. Китай стал рассматриваться в Москве как наиболее важный из азиатских партнеров. Было признано, что практическим связям с Азией ранее уделялось мало внимания, в результате чего Россия перестала восприниматься как глобальная держава. Новым руководством был сделан акцент на ускоренном развитии отношений с азиатскими странами, чему стало придаваться не меньшее значение, чем связям с Западом.

Цель создания многополярного мира, которой посвящена Московская декларация, подписанная во время четвертого российско-китайского саммита в апреле 1997 г., свидетельствует об общем представлении обеих стран о том, какой мировой порядок им следует поддерживать. В основе ее лежит серьезная озабоченность усилением США, угрожающим подорвать мировой порядок, возникший в результате Второй мировой войны. Обе стороны обеспокоены явным желанием США утвердить однополярную структуру мира, гегемонистской политикой Вашингтона, ослаблением роли ООН и его Совета Безопасности и отстранением тех его членов, которые не входят в возглавляемые США союзы (а именно - России и Китая), от принятия решений по важным международным вопросам.

Очевидно, что сближение России и Китая, в значительной степени обязано озабоченности международной ситуацией, которую разделяют обе страны. В целом можно полагать, что Россия и Китай в первом десятилетии нового века продолжат сближение. Силы, рассматривающие Китай как угрозу - радикальные националисты или радикальные западники - почти не имеют шансов прийти к власти. Власть в Кремле сохраняют сторонники политики баланса между Западом и Востоком. Курс на создание более тесного российско-китайского союза может создать слишком много проблем и для российских, и для китайских связей с Западом, в сотрудничестве с которым обе страны нуждаются для продолжения экономических реформ. Подобная политика почти наверняка столкнется с серьезными возражениями с китайской стороны и в любом случае окажется невыполнимой.

6. Современный образ Китая в России - сложная система, состоящая из многообразных представлений на различных уровнях. Можно говорить о многочисленных субобразах Китая, имея в виду образы в различных регионах России и у различных групп населения. В то время как содержание любых образов подвержено постоянным изменениям иод влиянием иных культур, образ другой страны в целом более стабилен по сравнению с другими представлениями, поскольку основные внешние факторы, влияющие на него (такие, как географическое положение, соотношение размеров, мощи и количества населения двух стран), остаются неизменными или примерно одинаковыми на протяжении длительных исторических периодов и редко меняются радикально.

7. На протяжении более трех с половиной веков российско-китайских отношений баланс сил между двумя государствами фундаментально изменялся лишь дважды. Со второй половины XVII в. до середины XIX в. оба государства были достаточно сильными, но Россия была слишком удалена от Дальнего Востока и заинтересована в стабильности на своих восточных границах, в связи с чем обе стороны старались придерживаться условий Нерчинского договора, по которому Россия утратила некоторые территории. Во второй половине XIX в. усиление России и упадок Китая изменили ситуацию, и Россия получила возможность действовать с позиции силы. Ситуация доминирования России в целом продолжалась до конца XX в., за исключением короткого периода гражданской войны, когда в обеих странах царил хаос. Даже когда Китай стал единым и относительно сильным в период правления Мао Цзэдуна, ему все равно приходилось относиться к более сильному

приходилось относиться к более сильному Советскому Союзу как к "старшему брату". Только к концу 60-х годов XX в. Пекин почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы переломить ситуацию. В 80-е и 90-е годы XX в. политическое единство Китая было дополнено ускоренным экономическим ростом, в то время как Советский Союз пребывал в стагнации, а потом распался. Таким образом, в конце XX в. Китай впервые в истории превзошел Россию по экономической мощи и, возможно, по общему влиянию в мире.

8. Естественно, образ Китая в России также менялся вслед за изменениями в геополитической ситуации. Но эти перемены совершались не автоматически. Эволюция представлений всегда включает сильный элемент преемственности. Новые представления не возникают ниоткуда; они падают на плодородную почву уже существующей культуры, благодаря чему возникает новый оригинальный синтез, чаще всего являющийся результатом модификации старых представлений. Хорошая модель развития представлений -древнерусские летописи, в которых всякий предыдущий летописный свод включался в новый очередным составителем, добавлявшим новые подходы и интерпретации и вносившим изменения в предыдущие разделы в соответствии с имеющимися у него информацией и пониманием событий. Точно так же новые системы представлений и политические культуры включают в себя старые, и таким образом прошлое продолжает жить в них. Это не означает, что новые системы не содержат ничего отличного от старых. Во-первых, они включают представления о новых событиях и феноменах, которые ранее были недоступны для интерпретации. Эта новая информация интерпретируется в соответствии со старой системой представлений, но все же добавляет в нее новые элементы. Во-вторых, сами старые представления реинтерпретируются в новой системе. В ходе этого процесса одни старые представления изменяются, другие отбрасываются, потому что они больше не считаются важными, третьи добавляются. Различие с летописями здесь в том, что изменения в системах представлений отдельных лиц, а затем и в культурах, происходят постоянно, и их срез в данный момент времени может быть реконструирован лишь как аналитическая модель.

Анализ эволюции представлений позволяет говорить о трех основных моделях их реинтерпретации: зеркальное отрицание (новое представление диаметрально противоположно старому), возврат к более старому представлению и заимствование представления из внешнего источника (например, из иностргтной культуры). Как

правило, эти способы отражают субъективное восприятие, в реальности же не бывает ни чистого отрицания, ни возврата к старому, ни заимствования, а только взаимодействие новых элементов с существующей культурой, ведущее к обновлению многокомпонентной культурной системы. Такая эволюция систем представлений идет постоянно, но в эпохи радикальных социальных перемен и непосредственно перед ними она резко ускоряется.

Развитие образа Китая в России является типичным примером эволюции представлений. В нем можно найти значительную степень преемственности между некоторыми представлениями о современном Китае и их историческими предшественниками. Например, начиная с XVII в. в российском обществе существовало представление, что отношения России с Китаем резко отличаются от отношений Китая с другими великими державами своим особо дружественным характером. В некоторые периоды это представление было доминирующим, в другие - лишь одним из множества конкурирующих, но оно никогда не исчезало. Защитники "особых отношений" зачастую знали о своих предшественниках, имевших аналогичное мнение. В XIX в. они ссылались на документы и договоры предшествующего периода, в конце XX в. зачастую цитировали знаменитых китаефилов ХЕХ в., таких, как Д.И.Менделеев, ЛН.Толстой и др., в то время как коммунисты опирались на официальные теории советского периода, разделявшие мир на два противоположных лагеря: прогрессивный социалистический с центром в Москве и загнивающий капиталистический.

В концепциях китаефобов, представляющих Китай как угрозу российскому Дальнему ¡Востоку и России в целом, также можно заметить преемственность. Отношение к Китаю как к враждебной, отсталой (по сравнению! с цивилизованным Западом) стране, которая понимает лишь язык силы, популярное в России во второй половине XIX в., позже широко распространилось в СССР в эпоху конфронтации конца 60-х - начала 70-х годов XX в. и снова возродилось после распада Советского Союза. Сторонники этого подхода в советскую эпоху активно пользовались идеями своих предшественников XIX в., а современные борцы с китайской "демографической экспансией" часто ссылаются на теоретиков "желтой угрозы" ХЕХ и начала XX вв. и даже советских диссидентов, предсказывавших будущую войну с Китаем.

9. В то же время преемственность никогда не принимает форму механического заимствования, и поэтому образ Китая в России

не остается неизменным. Вполне ясно, что сторонники мирных отношений с Китаем конца XVII и XVIII вв., второй половины XIX в., советского периода и постсоветской России, руководствуются различными мотивами. Они не наследуют от предшественников образ мысли, а скорее используют авторитет наиболее известных из них, чтобы доказать свою точку зрения, которая зачастую основана на совершенно ином мировоззрении. Например, те, кто предостерегал от конфронтации с Китаем в ХУП-ХУШ и XIX вв., считали, что Россия недостаточно сильна для такого конфликта и не имеет особых интересов на Дальнем Востоке. По большей части это были европоцентристы, полагавшие, что военные действия на Востоке отвлекут внимание России от ее западных границ. Во второй половине XIX в., когда Россия на Дальнем Востоке стала более могущественной, чем Китай, сторонники "особых отношений" с Китаем (а зачастую и с Востоком в целом) нередко стремились использовать российско-китайский союз как противовес другим державам (особенно Японии и Великобритании) в этом регионе. В тот момент идея вредности отвлечения внимания от европейского направления преобразовалась во мнение, что Россия, даже сильная, все равно не сможет освоить крупные территории, отторгнутые от Китая. В советский период Китай рассматривался в рамках биполярного коммунистического мировоззрения как часть социалистического мира. Хотя и считавшийся "младшим братом", он был вторым по величине социалистическим государством, важным союзником в мировой борьбе с империализмом. В конце XX в. некоторые сторонники дружбы с Китаем снова утверждали, что Россия слишком слаба и не может себе позволить конфликтов, другие рассматривали Китай как крупную силу и союзника России в борьбе с влиянием и политикой Запада. В конце XIX в. "желтую угрозу" понимали в основном как демографическое проникновение или как моральную проблему (россиянам и даже европейцам грозила опасность превратиться в бездуховных "китайцев"), в то время как страхи военного "желтого вторжения" распространялись мыслителями и поэтами, не имевшими особого влияния на практическую политику. В конце 60-х - начале 70-х годов XX в. эти страхи возникли вновь, но на вполне практической основе: пограничные конфликты с Китаем происходили в реальности, и мнение о неизбежности большой войны распространилось и в советском обществе, и среди руководителей страны. В постсоветской России, несмотря на слабость страны, ожидания войны с Китаем практически исчезли, уступив место

страху перед китайской "демографической экспансией" и опасениями относительно того, что сильный Китай в будущем предъявит претензии на российские земли.

10. Таким образом, обращение к более старым представлениям оказывается намного более сложным процессом, чем простой возврат. В результате возникает новая система, частично состоящая из старых представлений, частично - из новых. Два других способа эволюции представлений, а именно зеркальное отрицание и заимствование из внешнего источника, осуществляются аналогично. Например, может показаться, что после революции 1917 г. образ Китая в России изменился на свою противоположность. Благодаря заимствованным с Запада марксистским теориям он превратился из нецивилизованной застойной страны, в лучшем случае заслуживающей защиты, а в худшем - территориального раздела, в дружественную нацию, борющуюся против империалистического господства, и потенциально важного союзника в борьбе с мировым империализмом. В то же время между мессианскими коммунистическими идеями создания союза мирового пролетариата и угнетенных народов мира для борьбы с миром империализма (преимущественно Западным) и мессианскими теориями некоторых дореволюционных сторонников идеи уникальности России, подобно Э.Э.Ухтомскому считавших, что Россия должна вступить в союз с восточными странами, угнетаемыми Западом, чтобы во главе с Белым царем в Петербурге бороться с нездоровым западным влиянием, можно найти и элемент преемственности. Кроме того, более старые представления о вероятном китайском демографическом вторжении пережили революцию 1917 г. Они подтолкнули И.В.Сталина на то, чтобы очистить советский Дальний Восток от китайцев, и сыграли определенную роль в китайской политике Н.С.Хрущева.

Современные российские националисты, призывающие к антизападному союзу, часто ссылаются на дореволюционных сторонников российской уникальности. Однако последние чаще всего признавали, что западная цивилизация выше восточных, и видели миссию России не в борьбе с западным влиянием, а в эксклюзивном распространении преимуществ высшей (западной) цивилизации на Востоке. В этом смысле современные националистические теории о неизбежной конфронтации между развитым Западом и антизападным союзом неразвитых и эксплуатируемых стран, возглавляемых Москвой и Пекином, имеют в качестве непосредственного источника советскую теорию всемирного "фундаментального противоре-

чия" между социализмом и капитализмом, а вовсе не российские антизападные теории XIX в.

11. Представления современных российских либералов-западников о Китае внешне могут показаться заимствованными с Запада, но в действительности и они в основе происходят из того же, советского источника. Например, когда Е.Т.Гайдар утверждает, что миссия России - защитить Запад от враждебного недемократического Китая в борьбе "цивилизованного" западного демократического и отсталого авторитарного восточного миров, это очень напоминает обновленную советскую концепцию "коренного противоречия современного мира", в котором полюса добра и зла поменялись местами (конфронтация между прогрессивным мировым социализмом и империалистическим Западом превратилась в конфронтацию между "цивилизованным" Западом и недемократическим Китаем). Хотя такой "демократический" образ мира возник на Западе и заимствован оттуда, он нашел особенно плодородную почву среди российских "демократов", воспитанных на советских учебниках. Поэтому он укоренился в России в наиболее откровенной и радикальной форме. Более того, эта теория также напоминает традиционное российское представление о том, что Россия спасла христианскую цивилизацию от варварского татарского вторжения.

Главным источником системы представлений российских «демократов» является доминирующая политическая культура периода, непосредственно предшествовавшего настоящему. Элементы традиционных и заимствованных представлений также играют роль, но существующая культура преобразует их, фильтруя сквозь свое сито. В образах других стран элемент преемственности, как правило, особенно силен, что определяется относительной стабильностью объективных геополитических факторов. Даже в случае радикальных идеологических изменений эти факторы нередко влияют на новые представления, вынуждая их вернуться к признанию реалий и приспособиться к ним. Так случилось в России после 1917 г., когда новая большевистская концепция союза с угнетенным китайским народом не помешала Москве проводить прагматическую политику в Китае и рассматривать китайское население российского Дальнего Востока как потенциальную угрозу. Концепция "вечного братства" начала 50-х годов XX в. также не помешала Москве через несколько лет вернуться к проведению тяжелых переговоров по ряду вопросов, оставшихся от прошлого, а представление о Китае как "недемократическом" противнике свободной России и Запада, кото-

рое первое время доминировало в постсоветском российском руководстве, постепенно сменилось представлением о Китае как о полезном партнере и даже потенциальном союзнике и противовесе Западу.

Таким образом, современный образ Китая в России сформировался на основе советского образа этой страны, а также исторических и заимствованных представлений, которые реинтерпретирова-лись под влиянием доминирующей политической культуры советского периода и геополитических реалий России. По мере того, как новое поколение, выросшее в постсоветском культурном окружении, становится социально активным, советская политическая культура постепенно отмирает и ее влияние на генезис новых представлений уменьшается. Поиск объяснений новых реалий гораздо чаще идет в более старой досоветской и иностранных культурах, хотя внешне в некоторых кругах общества советская идеология становится даже более популярной. Однако природа представлений такова, что эти заимствованные или "возрожденные" объяснения используются не как изолированные и самодостаточные элементы, а реинтерпретируются и ассимилируются доминирующей культурой, в данном случае новой постсоветской российской политической культурой.

Основное содержание и результаты исследования отражены в следующих публикациях автора (общий объем -145,2 пл.):

1. Лукин A.B. Невежество против несправедливости. Политическая культура российских «демократов» (монография). М. «Научная книга», 2005. - 31,4 п.л.

2. Лукин A.B. Образ Китая в России и российско-китайские отношения (монография). М.: Восток-Запад, 2006 - 38 п.л.

3. Alexander Lukin. The Bear Watches the Dragon: Russia's Perceptions of China and the Evolution of Russian-Chinese Relations since the Eighteenth Century (монография). Armonk, New York: M.E.Sharpe, 2003 - 35 h.ji.

4. Лукин A.B. Китайские политологи о книге Горбачева. // Народы Азии и Африки», №3,1989. С. 133-138. - 0,5 п.л.

5. Лукин A.B. Дискуссия о традиционной культуре в Китае. // Институт востоковедения АН СССР. Материалы XXI научной конференции «Общество и государство в Китае», т. 3, 1989 г. С.200-210.-0,5 п.л.

6. Лукин A.B. Китаеведение и политика // Восток, №2, 1991. С. 216-21.-0,3 пл.

7. Лукин A.B. Представления «демократических» групп о внешнем мире // Мировая экономика и международные отношения. №8, 1995. С. 104-110.-1 п.л.

8. Лукин A.B. Образ Китая в России до 1917 г. // Проблемы Дальнего Востока, №5 и №6, 1998. - 2,5 п.л.

9. Лукин A.B. Россия-Китай // Международная жизнь, №12, 2001. С. 78-88.- 1 п.л.

10. Лукин A.B. Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения // Неприкосновенный запас. №3, 2003. С. 35-41.-0,5 п.л.

11. Лукин A.B. Россия, США, Китай и война в Ираке. Международная жизнь. №4,2003. С. 96-115. - 1 п.л.

12. Лукин A.B. Шанхайская организация сотрудничества: проблемы и перспективы // Международная жизнь. №3, 2004. С. 96115. - 1. п.л.

13. Лукин A.B. Российский подход к Китаю на рубеже веков и перспективы российско-китайских отношений // Северовосточная и Центральная Азия. Динамика международных и межрегиональных взаимодействий, М., 2004. - 2 п.л.

14. Лукин A.B. Отношение к Китаю в СССР в 50-60-е годы XX века // Общество и государство в Китае. Специальный выпуск, Москва, Восточная литература, 2004. С. 76-84. - 0,5 п.л.

15. Лукин A.B. Образ Китая в российском общественном сознании: преемственность и эволюция // Полис. №6, 2004. С. 70-88. -1 п.л.

16. Лукин A.B. Образ Тайваня в России и перспективы российско-тайваньских отношения // На пути к созданию механизма обеспечения мира и стабильности в Тайваньском проливе. М., 2005. С.109-122. - 1 п.л.

17. Лукин A.B. Шанхайская организация сотрудничества: структурное оформление и перспективы развития / В соавторстве с А.Ф.Мочульским // М., МГИМО-университет, 2005. -1,5 пл.

18. Лукин A.B. Российский подход к Китаю на рубеже веков: проблемы и решения / В соавторстве с С.Ф.Санакоевым // М., МГИМО-университет, 2005. - 2 п.л.

19. Лукин A.B. Демографическая ситуация и миграционная политика на российском Дальнем Востоке: национальная безопасность,

интеграционные процессы, соотечественники за рубежом. Аналитический доклад // М., МГИМО-университет, 2005. - 6,5 пл.

20. Лукин А.В. Развитие и стабильность в Северо-Восточной Азии. Аналитический доклад // М., МГИМО-университет, 2005. - 6 п.л.

21. Alexander Lukin. The Image of China in Russian Border Regions and Russian-Chinese Relations // Asian Survey, т. 38, No.9, 1998. C. 821-835.- 1 п.л.

22. Alexander Lukin. Russia's Image of China and Russian-Chinese Relations // East Asia. An International Quarterly, 1999, т. 17, №.1.C. 5-39.-1,5 п.л.

23. Alexander Lukin. Russian Perceptions of the China Threat // Herbert Yee, Ian Storey (eds.), The China Threat: Perceptions, Myths and Reality (London: RoutledgeCurzon, 2002), pp. 86-114. -1,5 пл.

24. Alexander Lukin. Russia between East and West // Mezhdu-narodni Problemi, Vol. 55,2003, No.2, pp. 159-185. - 2 пл.

25. Alexander Lukin. Russo-US Rapprochement and Sino-Russian Relations After September 11.// Danny Paau and Herbert Yee (eds.), Return of the Dragon: US-China Relations in the 21s' Century (Frankfurt am Main: Peter Lang, 2005), pp. 137-165. - 1,5 п.л.

26. Alexander Lukin. The Initial Soviet Reaction to the Events in China in 1989 and the Prospects for Sino-Soviet Relations // The China Quarterly, №1, 1991. С. 119-36. - 1 пл.

27. Alexander Lukin. Russian Views of Korea, China, and the Regional Order in Northeast Asia // Charles K. Armstrong; Gilbert Roz-man; Samuel S. Kim; Stephen Kotkin (eds.) Korea at the Center: Dynamics of Regionalism in Northeast Asia (Armonk NY: M.E.Sharpe, 2006), pp. 15-34. - 1,5 пл.

28. Лукин А. Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения // Исследование российско-китайских отношений на рубеже столетий (на китайском яз.). Пекин, Миньцзу чу-банше, 2001. С.25-88. - 2 пл.

Подписано в печать 20.03.2006. Объем 2 п.л. Тираж 100 экз.

Отпечатано в Дипломатической академии МИД России

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Лукин, Александр Владимирович

Введение.

Глава 1 Образ Китая в царской России.

Первые сведения и зарождение образа.

Китай и дихотомия «Восток-Запад» в европейской формулировке.

Образ Китая в России XVIII века.

Образ Китая в начале XIX века.

Китай в построениях западников.

Китай в концепциях революционеров-демократов.

Китай в работах славянофилов и консерваторов:.

Генезис мифа об особых дружественных отношениях с Китаем.

Представление о Китае как о слабой и коррумпированной стране.

Представление о России как стране, несущей западную цивилизацию в Азию и Китай.

Представление о китайцах как нежелательных иммигрантах.

Китайское влияние во второй половине XIX - начале XX вв.

Выводы.

Глава 2 Эволюция образа Китая в

СССР.

Большевистское мировоззрение и политика Москвы в Китае в 20-х - первой половине 30-х годов.

Образ Китая и китайцев в советском обществе в 20-30-е годы.

Концепция азиатского способа производства.

Восприятие Китая в СССР в 30-е годы.

Сталин и Китай после победы КПК.

Образ Китая в начале 50-х годов.

Начало неофициальных дискуссий о Китае в СССР.

Критика маоизма и образ Китая в СССР.

Две тенденции в оценке китайских реформ.

Официальная советская реакция на события на площади Тяньаньмэнь 1989г.

Китай как часть «таинственного Востока» в представлениях советского общества.322 Выводы.

Глава 3 Образ Китая в российских приграничных регионах.

Открытие границы и первые годы приграничного сотрудничества.

Вопрос «демографической экспансии».

Отношение к демаркации границы.

Мнения в поддержку сотрудничества.

Общественное мнение.

Выводы.

Глава 4. Образ Китая в России после распада Советского Союза.

Общественное мнение о Китае: источники и эволюции.

Общие знания о Китае.

Общественное мнение о возможности использования китайского опыта в России.

Представления россиян о месте России между Востоком и Западом и Китай.

Общественное мнение об отношении Китая к России.

Общественное мнение о желательности сотрудничества с Китаем.

Китайские реформы глазами российских экспертов.

Сторонники китайских реформ.

Сторонники китайских реформ с оговорками.

Сторонники тесной дружбы или союза с Китаем.

Сторонники сбалансированной политики.

Преставления о Китае как угрозе России.

Китай в концепциях сторонников Западной ориентации.

Китай в построениях российских националистов.

Выводы.

Глава 5. Образ Китая и российская внешняя политика.

Образ Китая в России и внешняя политика России в конце XX - начале XXI веков.

Мотивация российско-китайского сближения.

Образ Китая и российская политическая культура.

 

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Лукин, Александр Владимирович

Актуальность темы исследования

Изучение роли общественного мнения, будь то массовых представлений или мнений политической и научной элит, в выработке внешней политики стало важной составной частью исследований международных отношений по крайней мере со времен выхода в свет в 1921. г. знаменитой книги У. Липпмана «Общественное мнение».1 В современном мире идеи поощрения культурного многообразия и создания "мировой деревни" зачастую рассматриваются как не противоречащие друг другу идеалы. В связи с этим понятен интерес к сравнительному изучению восприятия друг друга жителями различных, но особенно соседних стран, даже если на первый взгляд конструируемые образы кажутся несопоставимыми. Известный специалист по китайской философии Ду Вэймин верно заметил: "Принимая во внимание фрагментацию современного мира, изучение взаимных представлений является жизненно важным шагом к формулированию более всеобъемлющей и последовательной ценностной ориентации, разделяемой различными культурами. Хотя развитие новых политических и административных структур, способных примирить различные интересы, -цель труднодостижимая, ее предпосылкой является стремление

1 Walter Lippmann, Public Opinion (New York: Macmillan, 1960), первая публикация 1921 г.; К. К. Boulding, "National Images and International Systems," The Journal of Conflict Resolution, Vol.3, No.2, June 1959, pp. 120-131; Ernst B. Haas, Allen S. Whiting, Dynamics of International Relations (New York: McGraw-Hill, 1956); David J. Finlay, Ole R. Holsti, and Richard R. Fagen, Enemies in Politics (Chicago, II: Rand McNally, 1967); Ross Stragner, Psychological Aspects of international Conflict (Belmont, CA: Brooks/Cole, 1967); Joseph de Rivera, The Psychological Dimension of Foreign Policy (Columbus, OH: Charles E. Merrill, 1968); Robert Jervis, The Logic of Images in International Relations (New York and Oxford: Columbia University Press, 1970); Robert Jervis, Perception andMisperception in International Politics (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976); Christer Johnsson (ed.), Cognitive Dynamics and International Politics (London: Frances Pinter, 1982); Richard J. Kerry, The Star-Spangled Mirror: America's Image of Itself and the World (Savage, MD: Rowman and Littlefield, 1990); Benjamin I. Schwartz, "The Chinese Perception of World Order, Past and Present," in John K. Fairbank (ed.), The Chinese World Order: Traditional China's Foreign Relations (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968). заинтересованных сторон понимать и ценить радикально различные мировоззрения".2

Взаимное восприятие играет особенно важную роль в отношениях между соседями, связанных долгой и непростой историей отношений. К таким странам, безусловно, принадлежат Россия и Китай. После распада Советского Союза и последующих политических перемен в России изучение представлений населения о зарубежных странах приобрело еще большее значение, поскольку демократизация дала возможность общественности и особенно различным элитам выражать свою точку зрения, в том числе и по вопросам внешней политики, такими способами, как голосование на выборах, лоббирование и использование СМИ.

Объект и предмет исследования

Объектом диссертационного исследования является процесс формирования и эволюции образа Китая в России как динамичного феномена духовной жизни российского общества, оказывавшего существенное влияние на внутриполитические дискуссии в России и СССР, на внутреннюю и внешнюю политику страны.

Предметом диссертационного исследования является процесс формирования шаблонов в российских подходах к Китаю в различные исторические периоды, их сравнительный анализ и изучение их воздействия на российское общественное сознание и внешнюю политику государства. Образ Китая столетиями играл важную роль в российской мысли. Представления об этой стране не только влияли на внешнеполитические концепции, но часто (иногда как часть более общей идеи "Востока") становились своеобразной точкой отсчета для различных российских идей и теорий о самой России, ее месте в мире, будущем своей страны и ее сущности.

2 Tu Wei-ming, "Chinese Perceptions of America," in Michael Oksenberg and Robert B. Oxnam (cds.), Dragon and Eagle: United States-China Relations (New York: Basic Books, 1973), p. 87.

Научная и практическая значимость исследования

Изучение эволюции образа Китая в России важно как с теоретической, так и с практической точек зрения. Как пример исследования одного из элементов российской политической культуры оно может внести значительный вклад в дискуссию о проблемах преемственности и изменений в российской политике. Практическая же значимость настоящей работы заключается выяснении современных российских намерений и ожиданий в отношении Китая, что позволит более точно прогнозировать будущие внешнеполитические шаги России по отношению к своему великому восточному соседу и его на них реакцию, а также моделировать развитие международных отношений в СевероВосточной Азии.

Степень разработанности проблемы

Несмотря на значение российско-китайских отношений и наличие многочисленных работ, посвященных этой теме, всеобъемлющего исследования российского образа Китая и его влияния на внешнюю политику еще не проводилось. Если взять трех великих соседей - Россию, Китай и США, - мы обнаружим многочисленные исследования образа Китая и России в США,3 образа США и России в Китае, и образа США в России5. Однако всесторонние исследования образа Китая в России

3 Harold Is-aaks, Images of Asia: American Views of China and India (Harper and Row, 1972); Warren I. Cohen, "American Perceptions of China," in Michael Oksenberg and Robert B. Oxnam (eds.), Dragon and Eagle: United States-China Relations; John K. Fairbank, China Perceived: images and Politics in Chinese-American Relations (New York: Alfred A. Knopf, 1974); Hongshan Li, Zhaohui Hong (eds.), ¡mage, Perception, and the Making of U.S.-China Relations (New York: University Press of America, 1998); Jianwci Wang, Limited Adversaries: Post-Cold War Sino-American Mutual Images (Oxford: Oxford University Press, 2000); Benjamin Botchway, The Impact of Image and Perception on Foreign Policy: An Inquiry into American Soviet Policy during Presidents Carter and Reagan Administrations, 1977-1988', Carnegie Endowment for International Peace, The American Image of Russia.

4 И.Ю.Новгородская. Становление и модификации дипломатического стереотипа русского государства в империи Цин в XVII - середине XIX в. М.,1987, Автореф. канд. дис.; Lu Nanquan, "Chinese Views of the New Russia," in Sherman W. Garnett (ed.), Rapprochement of Rivalry? Russia-China Relations in Changing Asia (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2000), Tu Wei-ming, "Chinese Perceptions of America"; Liu Liqun, "The Image of the United States in the Present-Day China," in Everette E. Dennis, George Gerbner, and Yassen N. Zassoursky (eds.), Beyond the Cold War: Soviet and American Media Images (Newbury Park: Sage Publications, 1991), pp.116-125.

5 A.B.Павловская. Россия и Америка. Проблемы общения культур. M., Издательство Московского университета, 1998. Richard M. Mills, As Moscow Sees Us: American Politics and Society in the Soviet Mindset (Oxford: Oxford практически отсутствуют. Исключение составляют несколько работ, посвященные отдельным периодам в истории или конкретным социальным группам и личностям. Две из них посвящены зарождению образа Китая в русском государстве в XVII в. - весьма полная статья А.Каппелера "Формирование русского образа Китая в XVII в" и более краткие тезисы Е.И.Качанова "Образ Китая в России в XVII в." (последние даже не снабжены научным аппаратом)6. Наиболее полная работа по XVIII в. -монография Б. Мэггс "Россия и "китайская мечта": Китай в русской литературе XVIII века".7 В ней рассматривается самая разная литература -художественная проза, поэзия, переводы западных описаний Китая, отчеты и путевые заметки как русских, так и иностранных членов российских миссий в Китай; кроме того, обсуждается влияние Китая на русскую архитектуру и искусство. Однако временные рамки этой работы строго ограничены XVIII в., и она мало касается вопросов политики. Некоторые общественно-политические аспекты использования образа Китая в России XVIII в., а также влияние на него теорий европейских просветителей затронуты в О.Л.Фишман в книге "Китайский сатирический роман"8. Общие работы о восприятии Китая в России в XIX веке практически отсутствуют9, хотя некоторые важные сведения по этой теме можно найти в книгах и статьях, посвященных российско-китайским отношениям,10 российской внутренней политике и мысли, особенно в связи с развитием

University Press, 1990); Eric Shiraev, V. M. Zubok, Anti-Americanism in Russia: From Stalin to Putin (New York: Palgrave, 2000).

6 Andreas Kappeler. Die Anfaenge eines russischen Chinabildes im 17. Jahrhundert, in: Saeculum. Jahrbuch fuer Universalgeschichtc 31 (1980), pp. 27-43. Е.И.Кычанов. Образ Китая в России XVII в. Вестник Восточного института. №2 (6). T.3, Спб. 1997, сс.70-80.

7 Barbara W. Maggs, Russia and "Le Rêve Chinois": China in Eighteenth-Century Russian Literature (Oxford: The Voltaire Foundation, 1984). См. также мои статьи "The Initial Soviet Reaction to the Events in China in 1989 and the Prospects for Sino-Soviet Relations," The China Quarterly, 125, 1991, pp.119-136, и "Китаеведение и политика ". - "Восток", 1991, №.2, сс. 216-221.

8"Китай и европейское просвещение" в книге О.Л.Фишман. Китайский сатирический роман. M., Наука, 1966. (Глава "Китай и европейское просвещение", сс.139-168).

9 Исключением здесь является небольшая заметка Л.П.Делюсииа Что для русских Китай? - Россия и современный мир. 1998. №4, сс. 123-133.

10 Например, Michel N. Pavlovsky, Chinese-Russian Relations (New York: Philosophical Library, 1949); S. С. M. Paine, Imperial Rivals: China Russia and Their Disputed Frontier (Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1996).

11 19

Сибири и Дальнего Востока; российскому подходу к Азии в целом, и теме Китая в сочинениях отдельных русских писателей. 13 Важные сведения и размышления о восприятии Китая отдельными российскими китаеведами, а также политиками, общественными деятелями и представителями артистических кругов ХУШ-Х1Х вв. содержатся в монографии П.Е. Скачкова "Очерки истории русского китаеведения" 14 и в ряде работ Н.А.Самойлова15. Образ Китая в Советском Союзе и его роль во внутренней политике рассматриваются лишь Г. Розманом16. Однако проведенный Г.Розманом анализ дискуссий о Китае в брежневскую и постбрежневскую эпоху, весьма тщательный и информативный для своего времени, в значительной мере устарел в связи с тем, что после отмены цензуры в СССР исследователям стало доступно большое количество новой информации и документов. Кроме того, в своем анализе Г.Розман ограничился лишь советскими научными публикациями и не рассматривал другие источники. Специального всеобъемлющего исследования образа Китая в России после распада Советского Союза не проводилось, однако некоторые авторы касались этой темы либо в общем плане, либо концентрируясь на отдельных проблемах. Среди них Г.Розман, затронувший эту тему в нескольких довольно кратких и общих статьях; Е.П.Бажанов, автор, возможно, наиболее информативного и объективного, Mark Bassin, Imperial Visions: Nationalist Imagination and Geographical Expansion in the Russian Far East, 1840-1865 (Cambridge: Cambridge University Press, 1999).

12 Например, A. Lobanov-Rostovsky, Russian and Asia (Ann Arbor, Ml: George Wahr, 1965); Nikolas V. Riasanovsky, "Asia through Russian Eyes," in W. S. Vueinich (ed.), Russia and Asia: Essays on the Influence of Russia on the Asian Peoples (Palo Alto: Hoover Institution Press, 1972).

13 Например, А.И. Шифман. Лев Толстой и Восток. M., "Наука", Главная редакция восточной литературы, 1971 - в этой книге есть отдельная глава по Китаю; М.П. Алексеев. Пушкин и Китай. - в кн. "А.С. Пушкин и Сибирь", М. - Иркутск, 1937; В.В. Сербиненко. Место Китая в концепции культурно-исторических тииов Н.Я.Данилевского. XIV научная конференция "Общество и государство в Китае", тезисы и доклады, M., 1983, т.2, с. 225-231.

14 П.Е. Скачков. Очерки истории русского китаеведения. М., "Наука", Главная редакция восточной литературы, 1977.

15 Н.А. Самойлов. Азия (конец XIX-XX начало века) глазами русских военных исследователей. Страны и народы Востока. Вып. 28. СПб., 1994, сс.292-324; Н.А.Самойлов. Образ Китая в России: историография вопроса и методология изучения. http://\vvvvv.orient.pii.ru/conferences/aprill999/Q54.html. 1999; Н.А.Самойлов. Китай в геополитических построениях российских авторов конца XIX-начала XX вв. В сб. Россия и Китай на дальневосточных рубежах Издательство АмГу, 2001, сс.452-45; Н.А.Самойлов. Россия и Китай. В сб. История России. Россия и Восток. СПб., «Лексикон», 2002, сс. 502-574.

16 Gilbert Rozman, "Moscow's China-Watchers in the Post-Mao Era: The Response to a Changing China," The China Quarterly, June 1983, pp. 215-241; A Mirror for Socialism: Soviet Criticism of China (Princeton: Princeton University Press, 1985); "Chinese Studies in Russia and Their Impact, 1985-1992 "Asian Research Trends, No. 5 (1994), pp. 143-160. но, к сожалению, слишком короткого и неполного обзора российских взглядов на Китай, и А.Д.Воскресенский, которому зачастую не удается отделить собственные взгляды на Китай от чужих мнений и практических вопросов двусторонних отношений 17 . Общий недостаток всех вышеперечисленных работ заключается в том, что их авторы рассматривают восприятие Китая в России либо в ограниченный исторический период, либо в отдельных профессиональных группах и у отдельных выдающихся деятелей (ученых, писателей, политиков), и не дают всеобъемлющего анализа эволюции российских представлений о Китае на протяжении длительного времени. В то же время, лишь такой всеобъемлющий анализ может способствовать пониманию связи российских представлений о Китае с более общим российским взглядом на мир и с российской политической культурой в целом, и дает возможность обсуждать проблемы преемственности и изменений российских политических представлений на конкретном примере эволюции образа Китая в России.

В данном диссертационном исследовании содержится попытка заполнить этот пробел путем комплексного исследования образа Китая в России. Этим обусловлена научная новизна диссертационного исследования. Впервые в научной литературе исследуется эволюция образа Китая в России на протяжении трех веков и его роль в выработке российской политики по отношению к Китаю. Поскольку основной объем книги содержит весьма конкретное и детальное описание и анализ внутрироссийских дискуссий о Китае, было бы уместно посвятить

17 Gilbert Rozman, "Turning Fortress into Free Zones" and "Sino-Russian Relations: Mutual Assessments and Predictions," in Sherman W. Garnett (ed.), Rapprochement of Rivalry? Russia-China Relations in Changing Asia (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2000); Eugine Bazhanov, "Russian Policy toward China," in Peter Shearman (ed.), Russian Foreign Policy since 1990 (Boulder, CO: Westview Press, 1995); Evgeniy Bazhanov, "Russian Perspectives on China's Foreign Policy and Military Development," pp. 70-89; Alexei Voskressenski, The Difficult Border: Current Russian and Chinese Concepts of Sino-Russian Relations and Frontier Problems (New York: Nova Science Publishers, 1995), pp. 67-85; "The Perceptions of China by Russia's Foreign Policy Elite," (issues and Studies 33, No. 3 (March 1997), pp. 1-20). несколько страниц настоящего введения краткому обсуждению некоторых общих теоретических основ данного исследования.

Методологические основы исследования

Во второй половине XX века в общественных науках преобладали механистические подходы. Одним из них была теория рационального выбора, рассматривавшая индивидов как четко работающие механизмы, чьи интересы не зависят от времени и пространства. Другой столь же популярный, но гораздо более старый подход представлял человеческое общество как взаимодействие различных институтов, в котором личности были всего лишь компонентами институционального механизма. Оба подхода пропагандировались в многочисленных публикациях, значительную часть которых занимали графики и формулы, призванные отобразить константы общественной жизни. Авторы этих публикаций не жалели усилий на то, чтобы превратить исследование общества в точную науку, и некоторые даже утверждали, что достаточно мощный компьютер сумеет вывести всеобъемлющее уравнение человеческого поведения. Расцвет подобных теорий в нашем мире понятен, так как он отражает общую механистическую направленность западной (особенно протестантской англосаксонской) цивилизации, находящейся в высшей точке ее развития и влияния. Проблема, однако, в том, что результаты всей этой деятельности, поглощающей значительные ресурсы, предназначенные для развития общественных наук и высшего образования, зачастую оказывались оторванными от реальности и не могли ответить на многие вопросы общественной жизни и политики.

Если поговорить с политиком или дипломатом, они почти наверняка скажут, что-либо никогда не читали никаких теоретических работ, а если и читали, то забыли их сразу же после окончания университета, поскольку все эти теории оказались никак не связанными с тем, с чем приходится сталкиваться в практической работе. Дипломат, отправляющийся в другую страну, скорее станет читать книгу, посвященную исследованию ее истории, культуре или политике (подпадающую под категорию «региональных исследований», к которой "чистые теоретики" относятся с презрением), либо очерк журналиста, описывающий традиции, обычаи и политические нравы этой страны. Политик-практик также скорее возьмет в руки биографическое исследование или журналистское описание того, как "все реально происходит", чем сборник графиков, объясняющих, как все происходить должно. Причина этого не в том, что люди практические презирают теории, или в том, что любое теоретизирование о человеческом обществе бесполезно на практике, а в том, что теории, преобладающие в современной общественной и политической науке, сами стали могущественными институтами, развивающимися по собственным законам и обращающим мало внимания на реальный мир.

Одна из наиболее серьезных попыток применить «рациональный» подход к исследованию внешней политики была предпринята так называемой реалистической школой, основатель которой Г.Моргентау сформулировал ее принципы в фундаментальном труде "Политика между нациями". Как и его коллеги-рационалисты в других сферах общественных наук, Г.Моргентау в сущности воскресил некоторые упрощенные воззрения XIX века, когда деятельность человеческого общества еще пытались объяснить единственным универсальным принципом. Согласно Г.Моргентау, "политический реализм полагает, что политикой, как и обществом в целом, управляют объективные законы", коренящиеся в вечной и неизменной "человеческой природе", и основной закон политики состоит в том, что "государственный деятель мыслит и действует соответственно интересам, определяемым властью" 18 . При всей амбициозности школы политического реализма ей не удалось исключить

18 Hans J. Morgenthau, Politics among Nations (New York: Alfred A. Knopf, 1964), pp. 4-5. субъективные факторы из обоснования внешнеполитических политики. Эта неудача весьма четко просматривается на самых первых страницах знаменитой книги Г.Моргентау. Назвав "тщетными и жульническими" попытки объяснить внешнеполитические решения их мотивацией, Г.Моргентау приводит в пример Н.Чемберлена и У.Черчилля. По его мнению, политика умиротворения Чемберлена "вдохновлялась благими мотивами", но оказалась катастрофически неудачной и принесла "неслыханные страдания миллионам людей". В то же время политика Черчилля была "гораздо выше с моральной и политической точек зрения", несмотря на то, что была "намного менее универсальной по масштабам и была гораздо более узко направлена на достижение личной и национальной власти"19. Известно, что идеалист - обычно плохой политик (хотя и циник может быть совершенно политически несостоятелен), но это не доказывает, что мотивация не имеет никакого значения. Парадоксально, но Г.Моргентау, невзирая на все его "реалистическое" желание исключить мораль из предмета политологии, по сути подменяет объяснение политических действий их оценкой. Тот факт, что политика Н.Чемберлена (по мнению Г.Моргентау) была неэффективной или морально неверной, не означает, что ее можно объяснить, не зная стоящих за ней мотивов. Добавив в свою теорию политического реализма нравственный элемент, "считающий рациональную внешнюю политику хорошей внешней политикой" , Г.Моргентау создает не инструмент исследования политической реальности, способный привести к заключениям о возможных будущих действиях, а механизм сравнения реальности с абстрактным теоретическим образцом. Им могут эффективно пользоваться те, кто хотел бы узнать, является ли, например, политика Китая рациональной, или "хорошей" с "реалистической" точки зрения. Однако,

19 ш, р. 6.

201Ыс1, р. 8. для тех, кому необходимо знать, почему китайское правительство действует так, а не иначе, какие шаги оно намерено предпринять, и какой может быть его реакция на те или иные меры другой страны, "реализм" не дает внятных ответов. Поэтому реализм может использоваться внешнеполитическими советниками-реалистами (которые при этом рискуют, что их неверно поймут и даже усомнятся в их истинных побуждениях, если те, кому совет предназначен, видят ситуацию существенно по-иному, чем они сами), но не может быть применен для объяснения или прогнозирования внешнеполитических шагов деятелей, придерживающихся иного мировоззрением.

Разумеется, можно заключить, что политика Н.Чемберлена была "иррациональной" и неэффективной, особенно, если делать это постфактум, зная последующий ход событий. Но едва ли без анализа "его рациональности", то есть без понимания его политических воззрений и, возможно, более широких моральных представлений и его мировоззрения на фоне политической культуры британского общества того времени, возможно понять, почему он проводил именно такую политику, упорно продолжая делать уступки А.Гитлеру, хотя для многих было очевидно, что немецкий вождь готовится к войне. Другой аргумент Г.Моргентау против субъективных факторов состоит в том, что мотивацию всегда трудно уловить, поскольку непросто знать даже собственную мотивацию, не говоря уж о мотивации других людей21, Что ж, это верно. Но что это означает? В мире есть много того, что трудно понять, и многое, чего мы, вероятно, никогда не поймем до конца. Возможно, люди никогда не поймут фундаментальных основ физического мира, того, как вселенная функционирует "на самом деле". Но ученые все равно исследуют те свойства физического мира, которые могут быть поняты в данный момент, и способны расширить наше понимание, а не изобретают вместо этого

21 Ibid, р. 6. собственный "всеобщий закон", который работает только в искусственной вселенной их воображения. Осознание трудностей не должно вести к отказу от верного подхода к проблеме и к принятию неверного. В сущности, такое осознание лишь придает исследованию реалистичности и практичности.

Данное исследование исходит из того, что главная ошибка "рационалистов" - в искусственном расширении пределов возможного при исследовании общества. Они забывают о фундаментальных философских пределах человеческого знания, для расширения которого человек вынужден использовать собственный разум, несовершенный и склонный к заблуждениям. Считать "интересы" и "власть" существующими вне представлений людей - это, по словам У. Липпмана, "наивный взгляд на личный интерес", при котором "забывается, что и личность, и интерес каким-то образом постигаются, и что по большей части они постигаются обычным образом". У.Липпман объясняет: "Доктрина личного интереса обычно не учитывает познавательную функцию. В своем настойчивом убеждении, что люди в конечном итоге все меряют своей меркой, она не замечает, что представления людей о себе и окружающем мире являются не инстинктивными, а приобретенными"22. Идея о том, что интересы определяют поведение или влияют на него, может быть принята лишь при понимании того, что интересы - это "ценности, выраженные в поступках"23.

Поскольку при исследовании общества и исследователь, и исследуемые - люди, обладающие собственной "познавательной г функцией", границы познаваемого здесь должны быть намного уже, чем в естественных науках. Здесь неприменимы точные формулы. Это, однако, не означает, что в общественной сфере невозможно найти вообще никаких закономерностей или логики. Наоборот, ограничение собственных

22 Lippman, Public Opinion, p. 180.

23 Haas, Whiting, Dynamics of International Relations, p. 27. амбиций с самого начала - путь к значительно лучшему пониманию функционированию общества. Хорошим примером здесь служит язык. Ни одним языком невозможно овладеть, выучив лишь правила грамматики, поскольку в любом из них, в отличие от математики, из правил всегда есть исключения. Тем более невозможно создать систему грамматических правил, применимую ко всем языкам мира. Однако в каждом языке есть достаточно грамматических правил, которые дают возможность в той или иной степени им овладеть. Более того, знание некоторых правил одного языка способно помочь выучить другой язык, особенно если он родственен тому, на котором вы уже говорите, и чем больше языков вы уже знаете, тем легче вам овладеть еще одним.

Язык общества - его культура, то есть система представлений, ценностей, отношений, стереотипов и образов, общих для людей из различных групп. Возможно, что в каждом конкретном случае индивидуум делает субъективно рациональный выбор (хотя даже это довольно сомнительно), но его вера в рациональность собственного выбора определяется не всеобщим законом, а культурой. То, что рационально для мусульманского фундаменталиста, совершенно иррационально для американского либерала, хотя они могут жить по соседству друг с другом.

Большинство существующих культурных систем, частью которых являются образы других стран, имеют намного более глубокие корни, чем современные рационалистические идеи. Они развивались в ходе истории и менялись со временем. Люди воспринимают свои представления от родителей, окружения и других социальных групп, через которые они проходят в процессе социализации, но они также постоянно переосмысляют и реинтерпретируют эти представления под воздействием различных влияний и личного интеллектуального развития, благодаря чему культура находится в процессе постоянных изменений. Для понимания внутриполитического развития и внешней политики страны, крайне важно знать грамматические правила ее политической культуры. Чтобы предсказать или оценить реакцию конкретного политика на то или иное событие, необходимо понимать, какие культурные шаблоны определяют его подход к делу. Реконструкция языка культуры важна и с теоретической, и с практической точки зрения. В области теории она дает материал для определения и анализа культурных шаблонов в истории и настоящем страны, а также для сопоставления культурных шаблонов разных стран и лучшего понимания того, как культура работает в различных обществах. В практическом смысле изучение шаблонных подходов к разным политическим ситуациям, принятым в данной политической культуре, дает возможность предсказывать реакцию руководства страны, политических партий, отдельных политиков и населения в целом на конкретные события или действия другой страны, тем самым создавая прочную основу для политического прогнозирования.

Вышеприведенные идеи стали основной для альтернативного подхода к международной политике. Развивавшие его англоязычные авторы обычно основывались на сочинениях У.Липпмана и К.Боулдинга24, хотя корни этого подхода можно найти в значительно более ранних теориях, например в концепции "коллективных представлений" Э.Дюркгейма, анализе идеологии, проведенном К.Марксом, или в идеях В.Гумбольдта о социальном характере языка. Согласно этому подходу, "мы действуем соответственно тому, каким мир представляется нам, а не обязательно в соответствии с тем, каков он на самом деле" , а "действия людей в каждый конкретный момент определяются тем, каким образом им ла представляется мир" . Это ставит исследование политических образов в центр политологии, поскольку "люди, чьи решения определяют политику и

24 Lippman, Public Opinion; К. Е. Boulding, The Image (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1956). См. также Е.Егорова-Гантман, К.Плешаков, Концепция образа и стереотипа в международных отношениях, «Мировая экономика и международные отношения», №12,1988, сс. 19-33.

25 К. Е. Boulding, "National Images and International Systems," The Journal of Conflict Resolution, Vol. 3, No. 2, June 1959, p. 120.

26 Lippman, Public Opinion, p. 25. действия наций, руководствуются не "объективными" фактами ситуации, что бы под этим ни понимать, а своим "видением" ситуации"27.

Для нужд данного исследования потребовалось упорядочить существующую в общественных науках терминологию. Хотя в общественных науках существует междисциплинарная тенденция изучения того, что У. Липпман называл "картинками у нас в голове" и их связи с поведением, общепринятой терминологии здесь пока не создано. Различные социологи, социальные психологи, историки и политологи пользуются такими терминами, как "образы" ("images"), "убеждения" ("beliefs"), "представления" или "репрезентации" ("representations"), "элементы восприятия" ("perceptions"), "установки" ("attitudes"), "ценности" ("values"), "ментальности" ("mentalities" или "mentalités" французской «школы Анналов») и "стереотипы" ("stereotypes") для описания одного и того же феномена или его различных аспектов. В данной работе употребляется термин "образ", наиболее широко распространенный во внешнеполитических исследованиях для комплексного описания представлений индивидуума или членов группы о другой стране. Термины "представление", "восприятие" и "установка" также использовались, обычно в узком смысле, для изображения некоторых частных аспектов более широкого образа страны - причем "представление" и "восприятие" были отнесены (как это обычно делается) к чисто познавательному аспекту (например, представление, что Китай является угрозой), а понятие "установки" употреблялось как представление, ориентированное на действие (отношение к конкретной внешнеполитической акции Китая). Термин "стереотип" часто (но не всегда) имеет уничижительный оттенок "неверного" и "несправедливого" обобщения, иногда с сознательным намерением оскорбить, и следовательно, подразумевает субъективное отношение исследователя. В

27 Boulding, "National Images and International Systems," p. 120. связи с этим его употребление намеренно было намеренно сокращено, и он использовался лишь при крайней необходимости в этом общепринятом смысле.

Совокупность представлений каждой личности составляет индивидуальную систему представлений. Общие элементы индивидуальных систем представлений членов группы составляют субкультуру данной группы. Общие представления, характерные для жителей государства или общества в конкретный период составляют культуру этого государства или общества в целом. Говоря об образе Китая у политической партии или другой группы, мы имеем в совокупность тех элементов представлений индивидуальных членов этой группы о Китае, которые для них являются общими. Под образом Китая в России понимаются представления о Китае, которые разделяют большинство россиян в данный период времени. Поскольку и системы представлений, и культура - сложные структуры, в которых отдельные образы не обязательно связаны между собой логически, чтобы понять (или реконструировать) индивидуальный образ, зачастую необходимо рассмотреть более широкую их систему. Так, например, для верного понимания взглядов различных политических групп современной России на Китай необходимо рассмотреть более широкие политические концепции, общее видение этими группами мира и места России в нем, а иногда - современную российскую политическую культуру в целом.

Чтобы понять внешнюю политику страны, необходимо исследовать ее образ внешнего мира и ее собственной роли в этом мире. Важной частью этого подхода к изучению внешней политики является рассмотрение "страны" или любого института не как отдельных действующих лиц или, более точно, обладателей коллективных образов, а как системы, состоящие из многочисленных индивидуумов с собственными индивидуальными представлениями. Ложность институционализма, а именно "стереотип, приписывающий человеческую природу неодушевленным или коллективным институтам", была названа

•у Q

У.Липпманом "глубочайшим из всех стереотипов" . Поэтому фокус внешнеполитических исследований с анализа абстрактных "национальных интересов" должен быть смещен на процесс выработки различных концепций интересов отдельными влиятельными личностями, группами и общественностью, обладающими неодинаковыми, часто противоречивыми представлениями, а также на анализ внешней политики как на "продукт конкурирующих образов и соответствующего потока информации, поступающей от различных организаций" . Тот факт, что конкретное представление принадлежит отдельному индивидууму, не означает, что оно не может быть ни с кем разделено. Напротив, общие представления в некоторых случаях становятся основой для существования группы. Если это представления о других странах или целях внешней политики, такая группа может стать участником процесса принятия внешнеполитических решений. Однако группы обладают "политической значимостью лишь тогда, когда они выказывают желание придать существующим внутри них установкам всеобщий характер, в некоторой степени подчинить им все

->л общество". Разумеется, существуют такие представления, включая и образы других стран, которые разделяет большинство населения или большинство членов правящей элиты. В этом (и только в этом) смысле можно говорить о национальных образах или "национальных целях".

В то время как направление внешнеполитических исследований, изучающее образы, представляется наиболее, если не единственно, теоретически оправданным, и практически применимым подходом, возражения вызывают работы многих исследователей, хотя и убежденных в значимости образов, но все же допускающих, что где-то существует

28 Lippman, Public Opinion, p. 159.

29 Allen S. Whiting, China Eyes Japan (Berkeley: University of California Press, 1989), p. 16.

30 Haas, Whiting, Dynamics of International Relations, p. 25. некая "истинная" реальность, с которой всегда можно сверить образ, установив тем самым его достоверность31. Они утверждают, что хотя "образ и восприятие - могущественные организующие концепции в сознании тех, кто принимающей решения, а иногда и широкой публики, помогающие совладать со сложными и отдаленными, но важными для национальной безопасности иностранными феноменами", не одни только образы и представления определяют решения во внешней политике. Например, Р.Джарвис в своем необычайно подробном исследовании посвящает много места доказательству того, что международное окружение не определяет поведения государства, а интересы и позиции правящей бюрократии - политические предпочтения отдельных политиков. Свидетельством этого, по его мнению, является тот факт, что и индивиды, и государства в одинаковых ситуациях ведут себя по-разному. С другой стороны, он также утверждает, что образы не могут быть единственным фактором, влияющим на принятие решения, поскольку и то, "что два действующих лица обладают одинаковыми представлениями, не гарантирует, что их реакция будет одинаковой"33. Эти аргументы выглядят неубедительными. Социальная реальность - не научная лаборатория: здесь не бывает совершенно одинаковых ситуаций и представлений. Чтобы иметь одинаковые представления, двое людей должны в течение всей жизни находиться в совершенно одинаковых условиях и пройти совершенно одинаковый процесс социализации, а это невозможно даже для близнецов. Но даже и это условие вряд ли покажется достаточным, например, тем, кто не верит в исключительно биологическую и общественную природу разума.

В целом, в данном случае значительные усилия прилагаются для доказательства или опровержения довольно очевидных вещей.

31 См., например, Boulding, "National Images and International Systems," p. 120.

32 Allen S. Whiting, China Eyes Japan, p. 18; Robert Jervis, Perception and Misperception in International Politics (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976), p. 31

33 Jervis, Perception and Misperception in International Politics, pp. 18-31.

Существование некоего "истинного" мира - чисто философская проблема, не имеющая отношения к исследованию внешней политики, поскольку даже если этот "истинный" мир существует, для деятелей, осуществляющих внешнюю политику, как для и всех прочих людей, он существует в образах, которые только и имеют значение для их действий. Более того, понимание представлений (или культуры в целом) как всего лишь одной из многих переменных при принятии решений, как фактора, влияющего на независимо существующую "политическую структуру", обнаруживает нежелание сделать второй логический шаг после признания того, что механистический подход XIX в. в общественных науках не работает 34 . Этот шаг, который особенно трудно дается англоамериканским исследователям политики, по-прежнему находящимся под влиянием разнообразных механистических теорий, оказался гораздо легче для французского политолога Ж.-М. Данкена, который, в полном соответствии с дюркгеймианской традицией, заметил, что "политическая вселенная" - это "вселенная представлений"35, поэтому неудача попыток исследовать политическую вселенную методами, применимыми к "физической вселенной", является результатом не беспомощности или неловкости, а неадекватности самого принципа. К этой негативной причине, по мнению Ж.-М.Данкена, можно добавить еще одну позитивную: чтобы последовательно исследовать политические феномены, необходимо признать их природу как фактов сознания, поскольку "вне сознания нет ничего политического"36.

В этом подходе, как бы амбициозно он ни звучал, нет ничего экстраординарного. Он вовсе не отбрасывает значение таких факторов, как интересы, геополитическое противостояние, "национальная безопасность" или "баланс сил" при выработке внешней политики, но всего лишь

34 Gabriel A.Almond and Sidney Verba, The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1963), p. 34.

35 Jean-Marie Denquin, Science politique (Paris: Presses Universitaires de France, 1992), p. 76.

36 Ibid, p. 80. полагает, что они, как и другие политические феномены, являются не более, чем концепциями или образами, не существующими вне сферы представлений, и целиком обусловленными культурой. Возможно, люди в целом, в том числе и те, кто принимает решения, обычно действительно руководствуются интересами (хотя и "иррациональные" эмоции также не следует сбрасывать со счетов): политик, как правило, заинтересован в увеличении своей власти (или влияния, или богатства, или того и другого, хотя мне изредка приходилось встречать и людей, искренне стремившихся изменить общество к лучшему). Но во всех этих случаях ими движут не абстрактные внешние интересы, а их собственное культурно обусловленное понимание того, в чем состоят их интересы, что увеличивает их власть, или какие действия пойдут на пользу обществу. Это понимание значительно различается от культуры к культуре: одни считают, что могут увеличить свою власть, повысить благосостояние и статус, выиграв президентские выборы, другие - путем строительства пирамид, а третьи (например, викинги) - захватив в набегах больше сокровищ и закопав их в землю, чтобы использовать в следующей жизни.

Понимание относительности концепций, управляющих политическим поведением, не означает, что политики должны прекратить бороться за то, во что они верят, или, более точно, действовать в соответствии с убеждениями. В любом случае, это невозможно. Однако четкое понимание относительности даже самых общепризнанных и глубоко укоренившихся политических концепций позволит выяснить, каким образом различные культуры, а также бывшие или будущие поколения могут относиться к нашим целям, и взглянуть на наше собственное общество и культуру со стороны. Этот подход может привнести в современную политику чуть больше терпимости и понимания иных культур.

Если теоретические дискуссии о роли образов во внешней политике относительно редки, значение практических исследований образов других стран и их политики де-факто признано исследователями международных отношений. В существующей литературе можно обнаружить различные подходы к анализу образов других стран и их влияния на внешнюю политику. Некоторые авторы изучают развитие представлений о внешнем мире отдельных лидеров. Это уместно для таких стран и периодов их истории, как Замбия при К. Каунде или Китай при Мао Цзэдуне, когда лидер практически единолично определял внешнеполитический курс37. Однако даже в подобных случаях нелишне проанализировать также и представления элиты и населения в целом, поскольку любой лидер подвержен некоторым влияниям, принимает решения на основе информации, которую ему предоставляют другие, и ни один авторитарный вождь не находится у власти вечно. В некоторых работах подробно исследуется образ отдельных стран в других странах в конкретный, ограниченный узкими временными рамками исторический период либо с использованием исключительно одного вида источников38. Издавались также сборники статей, авторы которых рассматривают образы другой страны у конкретных групп населения (ученых, журналистов), по конкретным аспектам жизни (рынок, экономические реформы), в ограниченные периоды, или в связи с конкретными проблемам и событиям (например, влияние миссии Дж. Маршалла или войны во Вьетнаме на образ Китая в США).39 Публиковались также сборники документов, такие,

37 См. Stephen Chan, Kaunda and Southern Africa: Image and Reality in Foreign Policy (London: British Academic Press, 1992); Yawei Liu, "Mao Zedong and the United States: A Story of Misperceptions," in Hongshan Li, Zhaohui Hong (eds.), Image, Perception, and the Making of U.S.-China Relations.

38 Например, Robert McClcllan, The Heathen Chinese: A Study of American Attitudes toward China, 1890-1905 (Columbus: Ohio State University Press, 1971); Stuart Miller, The Unwelcome Immigrant: The American Image of the Chinese, 17851882; Gerwin StrobI, The Germanic Isle: Nazi Perceptions of Britain (Cambridge: Cambridge University Press, 2000); Thomas H. S. Lee, (ed.), China and Europe: Images and Influences in Sixteenth to Eighteenth Centuries (Hong Kong: The Chinese University Press, 1991); Michel Mervaud, Jean-Claude Roberti, Une infinie brutalité: l'mage de la Russie dans la France des XI'le et XVlie siècles (Paris: (Institut D'Etudes Slaves, 1991); Mary Gertrude Mason, Western Concepts of China and the Chinese, 1840-1876 (Westport, CN: Hyperion Press, 1973).

39 Yanmin Yu, "Projecting the China Image: News Making and News Reporting in the United States"; Mei-limg Wang, "Creating a Virtual Enemy: U.S.-China Relations in Print"; Kailai Huang, как письма, газетные статьи и научные исследования, иллюстрирующие преобладающие мнения по отношению к другой стране40.

Настоящее исследование следует более всестороннему подходу таких авторов, как А. Уайтинг, Ду Вэймин, К.Колман и Л. Страхан, которые анализируют национальный образ другой страны во всей комплексный феномен, включающий образы из истории и современной жизни, во многом несходные, а зачастую и противоречащие друг другу представления членов социальных групп и сторонников различных идеологических направлений, представления как элит, так и широких слоев населения, и используют разнообразные источники (политические документы, газетные статьи, научные исследования, воспоминания, теле- и кинофильмы, и т.д.)41. Они анализируют "сознание" страны, глазами которой воспринимается другая страна, обращая внимание на "слияние исторических и культурных сил, сформировавших психологическую среду", в которой формировались образы последней"42. В данной работе использовался самый широкий круг источников. Однако в связи с тем, что интерес к Китаю в широких слоях населения России (за исключением некоторых регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока, граничащих с Китаем) невысок, в связи с чем образ этой страны недостаточно представлен в российской массовой культуре, наибольшую часть источников составили газетные статьи и научные труды о Китае. Впрочем, где было возможно, использовались также и примеры из художественной

Myth or Reality: American Perceptions of the China Market"; Jiafang Chen, "Expectation Meets Reality in Social Change: China's Reforms and U.S.-China Relations"; Hong Shanli, "The Unofficial Envoys: Chinese Students in the United States, 1906-1938"; Simei Qing, "American Visions of Democracy and the Marshall Mission to China"; Guoli Liu, "China-U.S. Relations and the Vietnam War," in Hongshan Li, Zhaohui Hong (eds.), Image, Perception, and the Making of U.S.-China Relations.

40 Например, Eugene Anschel (ed.), The American Image of Russia, /775-/9/7 (New York: Frederick Ungar, 1974); Benson L. Grayson (ed.), The American Image of China (New York: Frederick Ungar, 1978); R. David Arkush, Leo 0. Lee (eds.), Land without Ghosts: Chinese Impressions of America from the Mid-Nineteenth Century to the Present (University of California Press, 1989); Olga Peters Hasty, Susanne Fusso (ed.) America through Russian Eyes, 1874-1926 (Yale: Yale University Press, 1988).

41 См. Allen S. Whiting, China Eyes Japan (Berkeley: University of California Press, 1989); Craig S. Coleman, American Images of Korea (Elizabeth, NJ: Hollym, 1990); Lachlan Strahan, Australia's China: Changing Perceptions from the 1930s to the 1990s (Cambridge: Cambridge University Press, 1996).

42 Tu Wei-ming, "Chinese Perceptions of America," p. 88. литературы и кино, мемуарной литературы, данные опросов общественного мнения и другие источники. Кроме того, автор использовал собственные интервью с политиками, учеными и дипломатами, которые в то или иное время активно участвовали в принятии решений, касающихся отношений с Китаем.

На протяжении столетий Россия и Китай несколько раз меняли характер двусторонних отношений с дружеских на враждебные и обратно. Неудивительно, что в России в разные исторические периоды, и даже в один и тот же период у представителей различных социальных и политических групп и различных идеологических течений, существовали разнообразные, зачастую противоположные образы Китая. Эти образы нередко формировались под влиянием общих политических воззрений их обладателей и их понимания мира и места России в нем. Часто пример Китая играл роль символа во внутриполитических дискуссиях. Все эти факторы в разной степени определяют современное видение Китая теми, кто влияет на российскую политику в отношении этой страны.

Главной целью настоящего исследования является реконструкция и интерпретация образа Китая в постсоветской России и оценка его роли в выработке российской внешней политики и во внутриполитической борьбе. Необходимость такого акцента на современности обусловлена двумя причинами. Во-первых, несколько достаточно успешных попыток анализа образа Китая в царской России и СССР уже были осуществлены43. Во-вторых, общая идея данной книги - не систематическое изучении конкретных исторических периодов, но анализ и объяснение состояния российско-китайских отношений и перспектив их развития путем выяснения закономерностей и шаблонов в российском подходе к Китаю и демонстрации их роли в выработке российской политики в отношении Китая.

43 См. примечание 5.

Структура диссертации

Исследование состоит и теоретического введения, четырех глав, заключения и библиографии. Первые две главы, посвященные эволюции образа Китая соответственно в дореволюционной России и в СССР, хотя и содержат важную новую информацию, не являются исчерпывающими и не задумывались как таковые. Они основаны не только на источниках, но и на предшествующей, иногда более подробной литературе, и их главное назначение - обобщить существующий материал и представить его в определенной последовательности, создающей основу для реконструкции шаблонов российского восприятия Китая, а также для анализа влияния истории на современные российские представления о Китае.

Две последующие главы основаны главным образом на новом материале и источниках, привлечение которых дает возможность всестороннего и последовательного анализа эволюции образа Китая в России в последнее десятилетие XX века. В главе 3 исследуется образа Китая в российских приграничных районах. В ней описываются широко распространившиеся в этом регионе страхи перед так называемой китайской "демографической экспансией" (якобы возможным заселением российского Дальнего Востока китайскими иммигрантами, которые в будущем могут провозгласить эти земли китайской территорией), а также перед планами захвата российских территорий в процессе демаркации границы, которые якобы вынашивал Пекин. В главе показывается, как эти настроения, возникшие на фоне глубокого экономического кризиса, резкого падения производства, значительного сокращения рабочей силы и серьезного оттока населения с российского Дальнего Востока, использовались региональными властями в их борьбе за голоса местного электората, и как они проникали в некоторые московские политические круги. В ней разъясняется, каким образом "китайский вопрос" стал одной из главных политических проблем на российском Дальнем Востоке и в отдельных областях Восточной Сибири, и на некоторое время превратился в источник конфронтации между рядом региональных лидеров и высшим руководством в Москве, оказывая непосредственное влияние на китайскую политику федерального центра.

В главе 4 речь идет о различных подходах к Китаю как на федеральном уровне, так и в российском общественном мнении. В ней продемонстрировано, что среди московских политиков и политических аналитиков существовали различные, зачастую противоположные взгляды на китайские экономические реформы и на направление, в котором должна осуществляться политика России в отношении Китая в частности и Азии в целом, в свете растущей экономической и военной мощи Китая. В главе объясняется, как эти различные подходы взаимодействовали друг с другом, как они использовались различными силами и группировками во внутриполитической борьбе и как представления о Китае и китайском народе менялись вместе с общими изменениями в российском общественном мнении о текущей ситуации в России, ее месте в мире и ее перспективах на будущее.

В Заключении подводятся итоги исследования. В нем обсуждаются шаблоны в представлениях о Китае в России, показывается, как эти шаблоны влияют на практическую политику Москвы в отношении Пекина и какое влияние они могут оказать в будущем. В ней также анализируются возможные варианты российской политики в Восточной Азии в свете существующих в России представлений о растущей роли Китая в этом регионе.

Научные результаты диссертационного исследования, выносимые на защиту:

- выявление процесса формирования образа Китая в России с момента его зарождения до конца XX века;

- сформулированные и обоснованные автором пути и механизмы формирования образа Китая в современной России;

- обоснование сущности и содержания современного образа Китая в России как основанного на советском образе этой страны, а также исторических и заимствованных представлениях, которые реинтерпретировались под влиянием доминирующей политической культуры советского периода и геополитических реалий России.

- обоснование автором постепенного отмирания советской политической культуры ее влияния на генезис новых российских представлений на примере образа Китая в современной России;

- обоснование автором роли поиска объяснений новых реалий в досоветской и иностранных культурах, элементы которых заимствуются или "возрождаются" не как изолированные и самодостаточные элементы, но реинтерпретируются и ассимилируются доминирующей культурой постсоветской российской политической культурой;

- применение системного междисциплинарного подхода для анализа структуры образа страны, его основных элементов, взаимосвязей между ними;

- авторский прогноз влияния имиджа Китая на российскую политику в отношении Китая и российско-китайские отношения.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования прошли апробацию на научных конференциях, круглых столах, теоретических и методологических семинарах в МГИМО(У) МИД РФ, Дипломатической академии МИД РФ, ДВГУ, Институте востоковедения РАН, зарубежных университетах и научных центрах. Материалы настоящего исследования широко использовались автором при разработке и чтении лекционных курсов для студентов МГИМО(У) МИД РФ («Современные политические системы и культуры», «Кланы и в политическом процессе России в конце XX начале XXI вв.»), ДВГУ («Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения»), Институте европейских культур («Политические процессы в современной России»). По теме диссертации была опубликована монография "Медведь наблюдает за драконом. Российские представления о Китае и эволюция российско-китайских отношений с XVIII в." ("Армонк", 2003, на английском языке); аналитические записки: "Шанхайская организация сотрудничества: структурное оформление и перспективы развития" (В соавторстве с А.Ф.Мочульским, М., МГИМО-университет, 2005); "Российский подход к Китаю на рубеже веков: проблемы и решения" (В соавторстве с С.Ф.Санакоевым, М., МГИМО-университет, 2005); главы в коллективных монографиях: "Сближение между Россией и США и российско-китайские отношения после 11 сентября" (в кн. Возвращение дракона", Франкфурт, 2005, на английском языке); "Китайская угроза: представления, мифы и реальность" (в кн. "Китайская угроза: представления, мифы и реальность", Лондон, 2002, на английском языке); "Отношение к Китаю в СССР в 50-60-е годы XX века" (в сб. "Общество и государство в Китае". Специальный выпуск, Москва, Восточная литература, 2004.); "Российский подход к Китаю на рубеже веков и перспективы российско-китайских отношений", (в сб. "Северовосточная и Центральная Азия. Динамика международных и межрегиональных взаимодействий, М., 2004); "Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения" (в кн.: "Исследование российско-китайских отношений на пороге XXI века", Пекин, 2001, на китайском языке); научные статьи: "Шанхайская организация сотрудничества: проблемы и перспективы" ("Международная жизнь", №3, 2004); "Образ Китая в российском общественном сознании: преемственность и эволюция" ("Полис". №6, 2004.); "Эволюция образа Китая в России и российско-китайские отношения" ("Неприкосновенный запас", №3, 2003); "Образ Китая в российских пограничных регионах"

Asian Survey", 1998, т. 38, No.9, на английском языке); "Российский образ Китая и российско-китайские отношения" ("East Asia. An International Quarterly", 1999, т. 17, №.1, на английском языке); "Образ Китая в России до 1917 г. ("Проблемы Дальнего Востока", №5 и №6, 1998), а также в многочисленных статьях и выступлениях в СМИ.

 

Список научной литературыЛукин, Александр Владимирович, диссертация по теме "История международных отношений и внешней политики"

1. Источники1. Документы:

2. Белевы путешествия чрез Россию в разные Асиятския земли, аименно: в Испаган, в Пекин, в Дербент и Константинополь. Пер. с франц.1. М.Попов. СПб., 1776).

3. Вести-куранты. 1600-1639 гг. М., "Наука", 1972.

4. ВКП (б), Коминтерн и Китай. Документы. Тт. 1-2, М., "Буклет", 19941996.

5. Дипломатический вестник. Специальный выпуск, январь 1993.

6. Ея Императорского Величества Наказ комиссии о сочинении проектанового уложения. М., 1767.

7. Китайское уложение, перевод А. Леонтьева, 2 тт. СПб., 1778-1779;

8. Тайцин гурунь и Ухери коли, то есть все законы и установлениякитайского (а ныне маньчжурского) правительства, перевод А. Леонтьева,1. СПб., 1781-1783.

9. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. Из архива Льва

10. Троцкого. Бенсон, 1988, т.З.

11. Обращение клуба избирателей Таганского и Пролетарского районов(Москвы) к народным депутатам СССР. Рукопись. 7 июня 1989.

12. Обстоятельное описание происхождения и состояния маньджурскагонарода и войска, в осьми знаменах состоящего, перевод И.К. Россохина и

13. А.Л. Леонтьева, СПб., 1784.483

14. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). 29 июля - 9 августа 1927г. Стенографический отчет. Вып. 1. Л. 1927.

15. Пекинская декларация Российской Федерации и Китайской

16. Народной Республики. — "Проблемы Дальнего Востока", № 5, 2000.

17. Переписка Вильгельма II с Николаем II. М. 1923.

18. Полное собрание российских летописей, СПб., 1853. т.6.

19. Путешествие и журнал по указу великих государей, царей и великихкнязей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича, отправленного из

20. Москвы в Китай, господина Эбергарда Избраннедеса посланником в 1692году, марта 14 дня. «Древняя Российская Вивлиофика», изданная

21. Н.Новиковым, изд. 2, 1789, т. VIII, сс.360-475, т. IX, сс.381-461.

22. Пятнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии(большевиков). М.-Л., Государственное издательство, 1927

23. Российско-китайская граница: документы, аргументы, факты. М.,"Независимая газета", 1997.

24. Русско-китайские отношения в XVII веке. Т.1, 1608-1683. М.,"Наука", 1969.

25. Сборник писем и мемуаров Лейбница, относяшихся к России и

26. Петру Великому. Издал В. И. Герье. СПб., 1873.

27. Сборник российско-китайских договоров. 1949-1999. М., Терра1. Спорт, 1999.

28. Советско-китайские отношения, 1917-1957. Сборник документов. М.,

29. Издательство восточной литературы, 1959.

30. Книги и научные монографии:

31. Амальрик А.А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?

32. Амстердам. Фонд им. Герцена, 1969.484

33. Антидот (Противоядие). Полемическое сочинение Екатерины II,

34. Осьмнадцатый век. Книга 4. М., 1869.

35. Арбатов Г.А. Затянувшееся выздоровление (1953-1985 гг.)

36. Свидетельство современника. М., "Международные отношения", 1991, с.86.

37. Арин О. Азиатско-тихоокеанский регион: мифы, иллюзии иреальность. М., "Флинта", "Паука", 1997.

38. Аристотель. Политика. — Аристотель. Сочинения в 4-х тт. М.,"Мысль", 1983, т. 4.

39. Бабурин СП. Российский путь. Становление российскойгеополитики кануна XXI века. Статьи, выступления, интервью 1990-1995.1. М., 1995.

40. Бажанов Е.П. Актуальные проблемы международных отношений.

41. Избранные труды в трех томах. Т.2., М., «Паучная книга», 2002.

42. Бажанов Е.П. Штаб. (Записки о работе в ЦК КПСС и о партии вцелом). Рукопись.

43. Белинский В.Г. Собрание сочинений в 9 томах. М., "Художественнаялитература", 1976-1982.

44. Бовин А.Е. XX век как жизнь. М., Захаров, 2003.

45. Бовин А.Е., Делюсин Л.П. Политический кризис в Китае: события ипричины. М., 1968.

46. Борисов О. Советский Союз и маньчжурская революционная база(1945-1949). М., Мысль, 1977.

47. Булгаков М.А. Зойкина квартира. - Собрание сочинений в 5 т., М.,"Художественная литература", 1989, т.З, с.77-149.

48. Булгаков М.А. Собрание сочинений в 5 т. М., "Художественнаялитература", 1989, т. 1.

49. Бурлацкий Ф.М. Вожди и советники. О Хрушеве, Андропове и нетолько о них... М., Издательство политической литературы, 1990.485

50. Бурлацкий Ф.М. Маоизм или марксизм? М., Издательствополитической литературы, 1967.

51. Бухаров Б.И, Вопросы дальневосточной политики США. М.,

52. Издательство АН СССР, 1959.

53. Бухаров Б.И. Политика США в отношении Китайской Народной

54. Республики (1949-1953). М., Издательство АН СССР, 1958.

55. Вавилов Н.И. Пять континентов. М., Государственное издательствогеографической литературы, 1962.

56. Васильев В.П. Открытие Китая и другие статьи академика В.П.1. Васильева. СПб., 1900.

57. Великая Россия. Сборник по военным и общественным вопросам.

58. Под ред. В.П. Рябушинского. Кн. 1, М., Типография П.П. Рябушинского,1910.

59. Венюков М.И. Очерки современного Китая. Спб., Типография1. В.Безобразова, 1874.

60. Вересаев В.В. Полное собрание сочинений. Т.6, М., «Недра», 1930.

61. Витте С Ю . Воспоминания. - Петроград, 1923.

62. Владимиров О. Советско-китайские отношения в сороковыхвосьмидесятых годах. М.,"Международные отношения", 1984.

63. Владимиров О.Е., Ильин М.А. Эволюция политики и идеологиимаоизма в 70-х - начале 80-х годов. М., "Международные отношения",1980.

64. Владимиров П.П.. Особый район Китая. 1942-1945. М., АПН, 1973.

65. Волкогонов Д.А. Маоизм: угроза войны. М., 1981.

66. Вольтер и Екатерина П. СПб., 1882.

67. Воронцов В.Б. Китай и США. М.. «Наука», 1979,

68. Воронцов В.Б. Тихоокеанская политика США. 1941-1950. М., 1967.

69. Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского

70. Союза. М., "Советская Россия", 1991.486

71. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М., "Евразия", 1995.

72. Галенович Ю.М. Москва-Пекин, Москва-Тайбэй, М.: Изографус,2002.

73. Гельбрас В.Г. Азиатско-тихоокеанский регион: проблемыэкономической безопасности России. М. Институт микроэкономики при1. Минэкономики РФ. 1995.

74. Гельбрас В.Г. Экономическая реформа в КНР. М., "Международныеотношения", 1990.

75. Георгиевский СМ. Важность изучения Китая. СПб., 1890.

76. Георгиевский СМ. Принципы жизни Китая. СПб. 1888.

77. Герцен А.И. Сочинения в 30 тт. М., ГИХЛ, 1954-1959.

78. Гиппократ. Избранные книги. М., "Сварог", 1994.

79. Говорухин СС. Великая криминальная революция. М.,"Андреевский флаг", 1993, с. 12-13.

80. Гончаров И.А. Фрегат "Паллада". — И.А. Гончаров. Собраниесочинений. М., "Правда", 1952, т. 5, с. 246-254; т. 6, с. 75-117.

81. Грибоедов А.С Горе от ума. М., "Наука", 1988, с. 105-106.

82. Данилевский Г.П. Сочинения, т. XIX. СПб. 1901.

83. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные иполитические отношения славянского мира к германо-романскому. С-Пг.

84. Типография брат. Пантелеевых. 1888.

85. Делюсин Л.П. Россия и Китай: от конфронтации к партнерству.1. Москва. "Эпикон", 1999.

86. Деникин А.И. Русско-китайский вопрос. Военно-политический очерк.

87. Варшава, Типография Варшавского учебного округа, 1908.

88. Деревянко А.П. Российское Приморье на рубеже третьеготысячелетия. Владивосток. "Дальнаука", 1999.

89. Державин Г.Р. Сочинения. Л., "Художественная литература", 1987.487

90. Джилас М. Новый класс. Анализ коммунистической системы, Нью1. Йорк, 1958.

91. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Л.,"Наука", 1972-1990.

92. Дугин А.Г. Основы Геополитики. Геополитическое будущее России.1. М., "Арктогея", 1997.

93. Желтая опасность. Составитель Б. Дьяченко. Владивосток. "Ворон",1996.

94. Записка Ф.Ф. Мартенса "Европа и Китай". "Красный архив", 1927,1. Т.1 (20).

95. Записки А.И. Кошелева. Под ред. Н.И. Цимбаева. М., Издательство

96. Московского университета, 1991.

97. Зюганов Г.А. Верю в Россию. Воронеж, "Воронеж", 1995.

98. Зюганов Г.А. География победы. Основы российской геополитики.1. М., 1997.

99. И не распалась связь времен... М., "Восточная литература", 1993,

100. Иакинф (Н.Я. Бичурин). Китай в гражданском и нравственномсостоянии. СПб., Типография военно-учебных заведений, 1848.

101. Ивин А. Китай и Советский Союз. Москва, Государственнойиздательство, 1924?., с. 104.

102. Идее И. и Брандт А. Записки о русском посольстве в Китай (16921695), М., Наука, 1967.

103. Ильин М,А, Пекин — враг мира, разрядки и международногосотрудничества, М,, "Знание", 1982.

104. Китай: традиции и современность, М., "Наука", 1976,

105. Китайские реформы и Россия, Под ред. A.M. Круглова, М,, Институт

106. Дальнего Востока, 2000, в 2 тт,

107. Ковалевский Е,П. Путешествие в Китай. Ч.1-2. Спб., Типография1. Королева и К, 1853.488

108. Козлов П.К, Труды экспедиции Императорского русскогогеографического общества по Центральной Азии, совершенной в 18931895 гг. под начальством В.И.Роборовского, 4.2. Отчет помощниканачальника экспедиции П.К.Козлова. СПб., 1899.

109. Козлов П.К. Труды экспедиции Императорского русскогогеографического общества по Центральной Азии, совершенной в 18931895 гг. под начальством В.И.Роборовского. 4.2. Отчет помощниканачальника экспедиции П.К.Козлова. СПб., 1899.

110. Козырев А.В. Преображение. М., "Международные отношения",1995.

111. Кокин М.Д., Папаян Г.К., "Цзин-тянь". Аграрный строй древнего

112. Китая. Л., Ленинградский институт Востока, 1930.

113. Коммунистический Интернационал и китайская революция.

114. Документы и материалы. М., "Наука", ГРВЛ, 1986.

115. Коржавин Н.М. Времена. Франкфурт-на-Майне, Посев, 1978.

116. Корнилов Л.Г. Кашгария или Восточный Туркестан. Опыт военностатистического описания. Ташкент. Типография Штаба Туркестанскоговоенного округа, 1903.

117. Корнилов Л.Г. Очерк административного устройства Синьцзяна.

118. Сведения, касающиеся стран, сопредельных с туркестанским военнымокругом. Ташкент, Типография Штаба Туркестанского военного округа,1901.

119. Коростовец И. Я. Китайцы и их цивилизация. СПб., Изданиекнижного магазина М.М. Ледерле, 1896.

120. Краснов П.П. Борьба с Китаем. Популярный очерк столкновения

121. России с Китаем в 1901 году. Спб., 1901.

122. Крузенштерн И.Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и1806 годах на кораблях "Падежда" и "Пева". Владивосток.

123. Дальневосточное книжное издательство, 1976.489

124. Кулик Б.Т. Советско-китайский раскол: причины и последствия. М.,1. ИДВ РАН, 2000.

125. Куропаткин А.Н.. Русско-Китайский вопрос. СПб., Типографиятоварищества А.С. Суворина, 1913.

126. Кутузов П. Желательные основы русско-китайского сближения.1. СПб., 1900.

127. Кушелев Ю. Монголия и Монгольский вопрос. СПб., Русскаяскоропечатня, 1912.

128. Лактанций. Божественные установления. — В.М. Тюленев.

129. Лактанций: христианский историк на перекрестке эпох. СПб., "Алетейя",2000.

130. Левитов И. Желтая Россия. СПб., 1901.

131. Левитов И.С.. Желтороссия как буферная колония. СПб.,

132. Типография инженера Г.А. Верштейна, 1905.

133. Ледовский A.M. СССР и Сталин в судьбах Китая. Документы исвидетельства участника событий 1937-1952. Москва. "Памятникиисторической мысли", 1999.

134. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е издание. В 55-ти тт. М.,

135. Государственное издание политической литературы, 1963-1978.

136. Лисянский Ю.Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годахна корабле "Пева". Владивосток, Дальневосточное книжное издательство,1977.

137. Ломоносов М.В. Сочинения, М.-Л., ГРКЛ, 1961.

138. Ломоносов, М.В. Полное собрание сочинений, М.-Л., Издательство1. АПСССР, 1959.

139. Лоренц Ф.К. Руководство к всеобщей истории. 4.1. Спб., 1841.

140. Лукин В.П. С тревогой и надеждой: 1994-1995. М., "Сампо", 1995.

141. Мадьяр Л.И. Экономика сельского хозяйства в Китае. М.-Л.,

142. Государственное социально-экономическое издательство, 1931.490

143. Максимов А.Я. Наши задачи на Тихом океане. Политические этюды.

144. СПб., Типо-литография П.И. Бабкина, 1894.

145. Мартене Ф.Ф. Россия и Китай. СПб., 1881.

146. Маршак Я. Стихи, сказки, переводы. Т. 1. М., Государственноеиздательство художественной литературы, 1955.

147. Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. М., Государственноеиздательство художественной литературы, 1955-1961.

148. Медведев В.А. Распад. Как он назревал в "мировой системесоциализма", М., "Международные отношения", 1994.

149. Мелагин Ю. Мейерхольд. Темный гений. М., "Вагриус", 1998.

150. Меликсетов А.В. Социально-экономическая политика Гоминьдана в

151. Китае (1927-1949). М., "Паука", 1977.

152. Менделеев Д.И. Заветные мысли. М., "Мысль", 1995.

153. Мережковский Д.С. Больная Россия. Избранное. Л., 1991.

154. Мережковский. Д.С. Полное собрание сочинений. Т. 14, М., 1914.

155. Миграционная ситуация на Дальнем Востоке России. М.,

156. Московский центр Карнеги, 1996.

157. Митрофанов А.В. АнтиПАТО. Повая идея российской геополитики.

158. Тактика и стратегия на современном этапе. (Доклад), (М., 1996).

159. Митрофанов А.В. Шаги новой геополитики. М., "Русский вестник",1997.

160. Монтескье Ш. Л. О духе законов. М., "Мысль", 1999.

161. Мост над рекой времени. Сборник произведений русских икитайских авторов. М., "Современник", 1989.

162. Мостовая Н.А. Экспортная индустриализация и структурные сдвигив экономике "новых индустриальных стран Азии". Хабаровск, 1986.

163. Некоторые проблемы демаркации российско-китайской границы. М.,"Независимая газета", 1997.

164. Пекрасов А.С. Приключения капитана Врунгеля. М., Детгиз, 1958.491

165. Одоевский В, Ф, 4338 год. Петербургские письма. Спб.1840.

166. Одоевский В.Ф. Повести и рассказы. М., 1959.

167. Певцов М.В. Очерк путешествия по Монголии п севернымпровинциям внутреннего Китая. Там же. Кн. 7, 1883.

168. Певцов М.В. Путевые очерки Чжунгарии - Записки Западно

169. Сибирского Отделения Императорского Русского Географического

170. Общества", кн. 1, Омск, 1879;

171. Певцов М.В. Труды Тибетской экспедиции. Издание

172. Императорского Русского Географического Общества. СПб., 1895.

173. Перспективы Дальневосточного региона: китайский фактор. М.,

174. Московский центр Карнеги, 1999.

175. Платонов А.П. Избранные произведения. Рассказы. Повести. М.,"Мысль", 1983.

176. Погодин М.Н. Историко-политические письма и записки впродолжении Крымской войны. М., В.М. Фриш, 1874.

177. Подберезкин А.И. Русский путь. М., "Духовное наследие", 1996.

178. Поэзия серебряного века (1880-1925). М., "Художественнаялитература", 1991.

179. Пржевальский И.М. Из Зайсана через Хами. Спб., 1883.

180. Пржевальский П.М. От Кяхты на истоки Желтой реки. Спб., 1888.

181. Пржевальский П.М. Путешествие в Уссурийском крае. СПб., 1870.

182. Пушкин А.С. Золотой том. Собрание сочинений. М., "Имидж", 1993.

183. Пясецкий П.Я. Путешествие по Китаю в 1874-1875 гг. через Сибирь,

184. Монголию, Восточный, Средний и Северо-западный Китай. Т. 1-2. М.,

185. Университетская типография (М.Катков), 1882.

186. Радек К.Б. История революционного движения в Китае. М., 19261927.

187. Радищев А.Н. Письмо о китайском торге. — Полное собраниесочинений, СПб., 1907, т. 2, с. 201-242.492

188. Самойлов Д.С. Обычные слова. М., "ЭКСМО-Пресс", 2000.

189. Самойлов Э.В. Фюреры: общая теория фашизма. Калуга, "СЭЛЗ",1993.

190. Сатирические журналы Н.И. Новикова, под ред. П.Н. Беркова, М.-Л.,1951.

191. Сахаров А.Д. Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании иинтеллектуальной свободе. - А.Д.Сахаров в борьбе за мир. Франкфурт-на1. Майне, Посев, 1973.

192. Собчак А.А. Хождение во власть. Рассказ о рождении парламента. Л.,«Час пик», 1991, с. 31.

193. Солженицын А.И. Публицистика в трех томах. Том 1. Статьи и речи.

194. Ярославль, Верхне-Волжское книжное издательство, 1995, с. 154-155.

195. Солженицын А.И. Публицистика в трех томах. Том 1. Статьи и речи.

196. Ярославль, Верхне-Волжское книжное издательство, 1995.

197. Солженицын А.И. Россия в обвале. М., Русский путь, 1998.

198. Соловьев B.C. Собрание сочинений. СПб. 1901-1908.

199. Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата. 1893-1922.1. Минск.Харвест.2003.

200. Спафарий Н.Г. Описание первые части вселенныя именуемой Азии,в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы ипровинции. Казань, Типо-литография Императорского университета, 1910г.

201. Спафарий-Милеску П.Г. Сибирь и Китай. Государственноеиздательство «Картя молдовеняскэ», Кишинев, 1960.

202. Сталин И.В. Сочинения. В 13-ти тт. М., Государственноеиздательство политической литературы. 1947-1953.

203. Столповская А. Очерк истории культуры китайского народа. М.,1891.493

204. Столповская А, Очерк истории культуры китайского народа. М.,

205. Типография М.П. Щепкина, 1891.

206. Столыпин П. А. Речи в Государственной Думе (1906-1911).

207. Типография министерства внутренних дел (Пг., 1916).

208. Субботич Д.И. Задачи России на Дальнем Востоке.(Письмо генерала

209. Д.И.Субботича к Военному Министру А.Н.Куропаткину в октябре 1903 г.)

210. Амурская дорога и наша нолитика на Дальнем Востоке. Ревель, 1908.

211. Тимковский Е.Ф. Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и1821 годах. Т.1-2. СПб., 1824.

212. Титаренко М.Л. Россия и Восточная Азия: вопросы международныхи межцивилизационных отношений, М., "Кучково поле", 1994.

213. Ткаченко Б.И. Россия - Китай: восточная граница в документах иматериалах. Владивосток. "Уссури", 1999.

214. Толстой Л. П. Полное собрание сочинений, М., 1928-1952.

215. Тренин Д.В. Китайская проблема России. М., Московский центр1. Карнеги. 1998.

216. Трояновский О.А. Через годы и расстояния. М., "Вагриус", 1997.

217. Тужилин А.В. Современный Китай. СПб., Типография

218. Императорского училища глухонемых, 1910.

219. Уваров Десятилетие министерства народного просвещения, 18331843. СПб., 1864.

220. Ухтомский Э.Э. Из китайских писем. Спб., 1901.

221. Ухтомский Э.Э. К событиям в Китае. Об отношениях Запада и

222. России к Востоку. СПб., "Восток", 1900.

223. Федоров Н.Ф. Собрание сочинений в 4-х томах. М., "Прогресс","Традиция", 1995-1999.

224. Федоров П.Ф. Сочинения. М., "Мысль", 1982.

225. Фишман О.Л. Китайский сатирический роман. М., Наука, 1966.494

226. Хейфец А.Н. Советская Россия и сопредельные страны Востока(1918-1920). М., "Наука", 1964.

227. Хомяков А.С. Русский мир. М., "Эксмо", 2003.

228. Хрущев Н.С. Воспоминания. Время, люди, власть. М., "Московскиеновости", 1999.

229. Чаадаев П.Я. Философические письма. — П.Я. Чаадаев. Полноесобрание сочинений и избранные письма. М., "Наука", 1991, т .1.

230. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений. СПб., Типография1. М.М.Стасюлевича, 1906.

231. Чуйков В.И. Миссия в Китае. М., Воениздат, 1983.

232. Шахназаров Г.Х. Наедине с вождями и без них. М., "Вагриус", 2001.

233. Шелгунов Н.В. Цивилизация Китая. В кн. Н.В.Шелгунов. Сочинения.

234. Т.2. СПб. Типография В.Димакова, 1871.

235. Шин И.А. Новые индустриальные страны Азии. Социальнополитические сдвиги и рабочий класс. М., "Наука", Главная редакциявосточной литературы, 1989.

236. Статьи в научных и популярных журналах:

237. Админин А., Деваева Е., Российский Дальний Восток. Внешняяторговля и иностранные инвестиции. - Проблемы Дальнего Востока, 1995,№ 5 .

238. Англия и Китай. Библиотека для чтения. Спб. 1834. 3 отд.

239. Андрианов В.Д. Новые индустриальные страны Азии в мировомкапиталистическом хозяйстве. — Проблемы Дальнего Востока, № 2, 1988,с. 81-91.

240. Антонович М.А. Рецензия на роман Циттера "Лиц-Пайо или рассказо китайской жизни". — Современник. СПб. 1861, JSr22.

241. Арбатов А.Г. Россия: национальная безопасность в 90-е годы. —

242. Мировая экономика и международные отношения, Х28-9, 1994.495

243. Афанасьев Е.В., Логвинов Г.С. Россия и Китай: на нороге третьеготысячелетия. — Международная жизнь, 1995, №11-12.

244. Балюк И.А. К вонросу о возможности использования китайскогоопыта экономических преобразований в условиях России. — В сб.: Китай.

245. Китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы.

246. Сборник докладов и сообщения участников V международной научнойконференции. Москва, 12-14 октября 1994. М., 1995.

247. Безгласый В. (В.Ф.Одоевский) Петербургские письма. —

248. Московский наблюдатель. 1835, ч.1, сс.55-69.

249. Березин И.Н. Китай и отношение к нему Европы. — Современник.1. Т.72. 1858.

250. Березной А.А. Международные компании Гонконга, Тайваня и

251. Южной Кореи. — Проблемы Дальнего Востока. №4, 1982, сс.202-209.

252. Биккепин Н.Б. Открывая помер. — Свободная мысль, JNT» 1, 2000.

253. Бовин А.Е. Истина против догмы. — Повый мир, Ко\0, 1963.

254. Богатуров А.Д. Самоопределение нации и потенциал международнойконфликтности. — Международная жизнь, Ш2,1992.

255. Богомолов О.Т. Опыт хозяйственных преобразований в Китае(анализ ситуации). — Рабочий класс и современный мир, №3, 1989, с.44-66.

256. Богомолов О.Т. Социалистические страны на переломном этапемирного экономического развития. — Коммунист, №5, 1987, с. 102-111.

257. Братищев В. Осведомление, или некоторое поверение Вольтеровых о

258. Китае примечаний, собранное в краткую Братищева бытность в Пекине. —

259. Опыт трудов Вольнаго Российского собрания при Императорском

260. Московском Университете, 1783, т. 6, ее. 39-62.

261. Брутенц К.Н. В Доренко ли дело? — Свободная мысль, №1, 2000.

262. Бурлацкий Ф.М. Междуцарствие, или хроника времен Дэн Сяопина.— Иовый мир, №4, 1982, с.205-228.496

263. Бурлацкий Ф.М. Француз, ей-богу француз! — Общество игосударство в Китае. Специальный выпуск. М., Восточная литература,2004.

264. Васильев Л.С. Китай на рубеже III тысячелетия: конфуцианскаятрадиция или марксизм-маоизм? — Восток, JNro5, 1992.

265. Винокуров А.А. Куда плывет корабль "Россия"? Опытгеополитического анализа. — Свободное слово, Ш 6, 1999, ее. 85-90.

266. Войтинский Г.Н. К конференции Института тихоокеанскихсношений в Иосемите. — Тихий океан, № 3, июль-сентябрь 1936.

267. Войтинский Г.Н. Сонротивляется ли Китай? — Тихий океан, № 4,октябрь-декабрь 1935.

268. Волошин М.А. Предвестия великой революции. — М.А. Волошин.

269. Жизнь — бесконечное познание. М., Педагогика-Пресс, 1995.

270. Гельбрас В.Г. КНР после Дэн Сяопина: проблемы экономическогоразвития. — Восток, N^16, 1995.

271. Делюсин Л.П. Вступительная статья. — Цин Жу-Цзи. Нсторияэкономической агрессии американского империализма в Китае.

272. Делюсин Л.П. Реформы в Китае и марксизм. — Восток, №5, 1992, ее.51-63.

273. Делюсин Л.П. Телефильм "Хэшан" и дискуссия о роли традиций вмодернизации Китая. — Китай: от закрытого общества к открытому миру.

274. М.,ИНИОНРАН, 1995, ее. 98-131.

275. Евгеньев К. Китай поеле капитуляции Японии. — Большевик, N2 7-8,апрель 1946, ес.57-66.

276. Есипович Я.Г. Последние годы китайской империи. —

277. Отечественные записки. СПб., 1858. Т.117. №3.

278. Забровская Л.В. Проект "Туманган" и его возможные последствия.— В сб. "Китай, китайская цивилизация и мир. Нстория, современность.497перспективы". Тезисы докладов IV научной конференции. (Москва, 6-8октября1993г.).М., 1993,4.1.

279. Загорский А.В., Злобин А.А., Солодовник СВ., Хрусталев М.А.

280. Россия в новом мире. — Международная жизнь. №5, 1992, сс.5-13.

281. Заграничные известия. — Современник. СПб., 1856, сс.228-230.

282. Занегин Б.П. Китайская революция на геополитических весах. —

283. Китайская традиционная культура и проблема модернизации. Тезисыдокладов V научной конференции "Китай, китайская цивилизация и мир.

284. История, современность, перспективы" (Москва, 12-14 октября 1994 г.). М.,1. ИДВРАП, 1994,4.1.

285. Занегин Б.Н. Между прошлым и будущим (геополитические основывзаимодействия Китая с Россией и Соединенными Штатами). — Китай и

286. Россия в Восточной Азии и АТР в XXI веке. Тезисы докладов VI научнойконференции "Китай, китайская цивилизация и мир. История,современность, перспективы" (Москва, 11-13 октября 1995 г.). М., ИДВ1. РАП, 1995,4.1.

287. Иванов В.И. Экономический потенциал и внешнеэкономическиесвязи "новых индустриальных стран" тихоокеанского региона —

288. Тихоокеанский регионализм: концепции и реальность. Под ред. В.И.

289. Иванова и К.В. Малаховского, М., "Паука, 1983, глава 14, ее. 186-216.

290. Карасин Г.Б. Россия и Китай на пороге тысячелетия. —

291. Международная жизнь, Х^б, 1997.

292. Китай и китайцы. — Московитянин, М., 1852, Хо24, отд.7.

293. Кропоткин П.А. Поездка из Забайкалья на Амур чрез Манчжурию.— Русский вестник, М., 1865. Т.1, сс.664-681.

294. Кулик Б.Т. Ключи к успеху реформ: опробовано в Китае. —

295. Обозреватель, JV212, 1994.

296. Ларин В.Л. Россия и Китай на пороге третьего тысячелетия: кто жебудет отстаивать наши национальные интересы? Взгляд с Дальнего

297. Востока. — Проблемы Дальнего Востока, №1, 1997.

298. Левада Ю.А. Социалистическая революция в Китае и ее буржуазныекритики. — Советское китаеведение, № 1, 1958, ее. 153-160.

299. Ледовский A.M. Записки дипломата. — Проблемы Дальнего Востока,№1,1991.

300. Лихачев В.П. О стратегическом нартнерстве России с Китаем. —

301. Проблемы Дальнего Востока, №2, 1997.

302. Лукин В.П. Стратегическое партнерство России и Китая —предсказуемая реальность. — Проблемы Дальнего Востока, №3, 1997.

303. Лукьянова М.И., Японское владычество и борьба с ним на острове

304. Формоза. — Красный интернационал профсоюзов, № 6, 1929.

305. Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие. —

306. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. Второе издание, Т. 13.

307. Маркс К. Революция в Китае и Европе. — К. Маркс, Ф. Энгельс.

308. Сочинения, 2-е издание, 1957, т. 9.

309. Масленников В. Китай на восьмом году освободительной войны. —

310. Мировое хозяйство и мировая политика, № 10-11, 1944, с.47.

311. Меликсетов А.В. Большой скачок в экономическом и культурномразвитии Китайской Пародной Республики. — Советское китаеведение,№4,1958, ее. 5-14.

312. Миллер Г.Ф. Изъяснение сумнительств находящихся припостановлении границ между Российским и Китайским Государствами7197 года. — Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах, апрель1757, ее. 305-321.499

313. Митрофанов А.В. Внешнеполитические взгляды партий. ЛДПР. —

314. Международная жизнь, №11-12, 1995, с. 15-16.

315. Мольтрехт А.К. Четыре месяца зоологической и этнологическойработы среди дикарей Центральной и Южной Формозии. — Известиярусского императорского географического общества. СПб, 1916. Т.2.1. Вып.1.

316. Морозов Е.Ф. Большой евразийский проект. — Русскийгеополитический сборник, Х22, Мытищи, 1996, с. 19.

317. Носов М.Г. Российский Дальний Восток и Китай. — Доклад,представленный 28 июня 1995 г. На семинаре "Проблемы безопасности инациональной идентификации в постсоветском пространстве".

318. Московский центр Карнеги. Москва, 1995.

319. Носов М.Г. Российский Дальний Восток и Китай: проблемысегодняшнего дня и перспективы сотрудничества. — В сб.: Миграционнаяситуация на Дальнем Востоке России. М., Московский центр Карнеги,1996.

320. Обручев В.А. Китай и Европа. — Современник. Т.82.1861.

321. Письма из Китая. — Современник. СПб., 1847, №1, отд. 4.

322. Письма Н.Я. Бичурина к М.Н. Погодину. Публикация П.Е. Скачкова,— Советское китаеведение, МЗ, 1958.

323. Плеханов Г.В. К аграрному вопросу в России. — Сочинения, М.-Л.,

324. Государственное издательство, 1926, T.XV.

325. Портяков В.Я. "Китайцы идут? Миграционная ситуация на Дальнем

326. Востоке России". — Международная жизнь, 1996, №2, с. 79-86.500

327. Портяков В.Я, Миграционная ситуация на Дальнем Востоке России.— В сб.: Миграционная ситуация на Дальнем Востоке России. М.,

328. Московский центр Карнеги, 1996.

329. Преображенная Россия в новом мире. Научно-нрактическаяконференция МИД РФ. — Международная жизнь, №3-4, 1992.

330. Пыпин А.Н. Китайская имнерия по описанию миссионера Гюка.

331. Статья вторая. — Совеременник, 1857, T.LXII, №3, отд.5.

332. Рогачев И.А. Россия-Китай: сотрудничество, обращенное в XXI век.— Проблемы Дальнего Востока, №4, 1996.

333. Рогачев И.А.. Россия-Китай: принципы и параметры партнерства. —

334. Проблемы Дальнего Востока, №3, 1997.

335. Розен А. Кровавое сорокалетие (Формоза 1895-1935). — Тихий океан,1935, № 3, с. 105-122; № 4, ее. 86-97.

336. Симония П.А. Уроки китайских и южнокорейских реформ. —

337. Свободная мысль, №9, 1996.

338. Скачков П.Е. Ведомость о китайской земле. — В сб.: Страны инароды Востока. Вып.2. М., 1961.

339. Сорокин К.Э. Россия и игра геополитических интересов в ареале

340. Великого океана. — Политические исследования, №4, 1994.

341. Сорокин К.Э. Россия и многополярность: "время обнимать, и времяуклоняться от объятий. — Политические исследования, №1, 1994.

342. Софроний (Грибовский). Известие о Китайском, ныне Манджуро

343. Китайском государстве. — Чтения в Императорском Обществе историидревностей российских при Московском университете, №1, 1861.

344. Титаренко М.Л. Китайские реформы: пример, вызов или угроза

345. России? — (Материал к докладу). Москва, ИДВ РАН, апрель 1997,неопубликованная рукопись.

346. Титаренко М.Л. Национальные интересы России на Дальнем Востокеи перспективы сотрудничества в АТР. — В сб.: Проблемы глобальнойбезопасности", Москва, ИНИОН РАН, 1995, сс.297-315.

347. Тренин Д.В. Россия-Китай: военный аспект отношений. — Доклад,представленный 19 марта 1997г. На семинаре "Военные аспектыроссийско-китайских отношений: перспективы, пределы и проблемыстратегического взаимодействия". М., Московский фонд Карнеги, 1997.

348. Трофименко Г.А. Отношения России и США в Восточной Азии. —— США: экономика, политика, идеология, № 1, 1996.

349. Троцкий Л.Д. Заметки от 25 июня 1927 г. — Коммунистическаяоппозиция в СССР, т.З.

350. Троцкий Л.Д. Перспективы и задачи на Востоке. — Речь натрехлетнем юбилее Коммунистического Университета Трудящихся

351. Востока 21 апреля 1924. В. кн. Л.Д.Троцкий. Запад и Восток. Вопросымировой политики и мировой революции. М.. 1924.

352. Тулишин. Описание путешествия, коим ездили китайскиепосланники в Россию, бывшие в 1714 году у калмыцкого хана Аюки на

353. Волге. Перевод И. Россохина. — Ежемесячные сочинения и известия оученых делах, №. 2, 1764.

354. Фонвизин Д.И. Та Гио, или Великая наука, заключающая в себевысокую китайскую философию. — Собрание сочинений, т. 2, М., 1959.

355. Хмелевской Н. Отношения европейцев к Китаю в последние 20 лет.— Отечественные записки, 1861, т. 13 5 отд. 1.

356. Яковлев А.Г. Две тенденции в строительстве нового миропорядка и

357. Китай. — Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность.502перспективы. Тезисы докладов IV научной конференции. (Москва, 6-8октября 1993 г.). М., ИДВ РАН, 1993, 4.1.

358. Яковлев А.Г. Международная политическая обстановка в СВА иположение России в Регионе. — Проблемы Дальнего Востока, № 2, 1995.

359. Яковлев А.Г. Международная политическая стабильность в АТР и

360. Китай. — Проблемы Дальнего Востока, №5, 1995.

361. Яковлев А.Г. Международно-политические факторы развитиястратегического взаимодействия России и Китая в XXI веке. — Россия и

362. Китай: перспективы партнерства в АТР в XIX веке, М., 2000, т. 6, с. 35.

363. Яковлев А.Г. Россия и Китай как субъекты мировой политики. —

364. Обозреватель, .№19-20, 1994.

365. Яковлев. А.Г. Китайская угроза России — миф или реальность? —

366. Проблемы и потенциал устойчивого развития Китая и России в XXI веке.

367. Тезисы докладов VII научной конференции "Китай, китайскаяцивилизация и мир. История, современность, перспективы" (Москва, 25-27сентября 1996 г.). М., ИДВ РАП, 1996, 4.1.

368. Диссертационные исследования

369. Брежнев А.А. Россия и крестьянская война тайпинов в Китае (18501864 гг.). Канд.дис.М.,1982.

370. Материалы сети "Интернет".

371. Городницкий A.M. Марш хунвэйбинов.http://www.bards.ru/archives/part.asp?id=4410

372. Илларионов А.П. Тайна китайского экономического чуда. —

373. Бюллетень по проблемам экономической и социальной политики. М.,2503.1998. http://ww\v.libeitarium.ru/libertariuin/l ptchina china503

374. May B.A. Ha примере Китая мы видим, что бухаринский лозунг"Обогащайтесь!" может начать работать. Выступление на круглом столе"Россия и Китай: опыт реформирования", 6.06.2000,http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=71

375. Самойлов П.А. Образ Китая в России: историография вопроса иметодология изучения. 1999.http://www.orient.pii.ru/conFerences/april 1999/054.html

376. Ясин Е.Г. Заключительное слово на круглом столе "Россия и Китай:опыт реформирования", 6.06.2000, http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=741. Литература1. На русском языке:

377. Алексеев М.П. Пушкин и Китай. - Пушкин в странах зарубежного

378. Востока. М., «Наука», 1979.

379. Барсуков Н. Жизнь и труды Погодина. СПб., 1888-1910.

380. Белкин Д.И. А.С. Пушкин и китаевед о. Иакинф (Н.Я. Бичурин). —

381. Народы Азии и Африки, № 6, 1974.

382. Белкин. Д.И. "Письмо о китайском торге" А.Н.Радищева, "Проблемы

383. Дальнего Востока", №2, 1987.

384. Белов Е.А. Россия и Китай в начале XX века. Русско-китайскиепротиворечия в 1911-1915. М., ИВ РАН, 1997.

385. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., "Наука",1990.

386. Вальденберг В.Е. Государственные идеи Крижанича. СПб., 1912.504

387. Галенович Ю.М. "Белые пятна" и "болевые точки" в историисоветско-китайских отношений. М., ИДВ РАН, 1992.

388. Гельбрас В.Г.. Китай в Восточной политике России. —

389. Политические исследования, 1997, № 4, ее. 166-173, № 5, ее. 170-178,

390. Гельбрас В.Г. Китайская реальность России. М., "Муравей", 2001.

391. Гельбрас В.Г.. Китай в Восточной политике России. — Политическиеисследования, 1997, №4, ее. 166-173, № 5, ее. 170-178.

392. Гольденвейзер. А.Б. Вблизи Толетого. М., 1959.

393. Гумилев Л.П. Поиски вымышленного царства, М., 1970.

394. Гусев B.C. Петр Бадмаев: крестник императора, целитель, дипломат.1. М., "Олма-Пресс", 2000.

395. Делюсин Л.П. Что для русских Китай? - Россия и современный мир.1998.№4,сс.123-133.

396. Дэн Сяопин. О строительстве социализма с китайской спецификой.

397. Дэн Сяопин. Основные вопроеы современного развития Китая. М.,

398. Издательетво политической литературы, 1988.

399. Дятлов В.П. Повая китайская диаспора в Сибири как вызовнациональной безопасности России. - Восток, № 1, 1999, ее. 118-129.

400. Дятлов В.И. Синдром "Желтой опаеноети" в современной России. —

401. В сб.: Материалы первого учредительного заседания постояннодействующего ееминара "Россия в АТР". Иркутск, 1996.

402. Егорова-Гантман Е.В., Плешаков К.В., Концепция образа истереотипа в международных отношениях. — Мировая экономика имеждународные отношения, JN212, 1988, ее. 19-33.

403. Екимов А.А. Менделеев о Китае. — Советское китаеведение, 1958,.№4, ее. 230-235.

404. Ермаченко И.О. Япония и Китай в русской прессе 1904-1905 гг.:динамика образов в контексте общественной самооценки. — В сб.:

405. Межкультурный диалог на евразийском пространстве. История народов.505государств и международных связей на евразийском пространстве сквозьтысячелетия. Материалы международной научной конференции. Уфа, РИО1. БашГУ, 2002, ее. 145-151.

406. Забияко А.П. Этническое сознание как субъективный факторвзаимоотношений России и Китая: теоретические и прикладные аспекты.— Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып.З. Благовещенск,1. АмГУ, 2002.

407. Завадская Е.В. Китайские аллюзии в сочинениях Н.Ф.Федорова. —

408. XX научная конференция "Общество и государство в Китае". Тезисы идоклады. М., 1989. Ч 1.

409. Запоев Т.Ю. Символический образ Китая в творчестве

410. В.Г.Белинского. — В. сб.: Дальний Восток и Центральная Азия. М.,

411. Институт востоковедения АН СССР, 1985, ее. 148-157.

412. История Китая. Под ред. А.В. Меликсетова. М., Издательство

413. Московского Университета, 1998, с. 637.

414. История российской духовной миссии в Китае. Нод ред. Л.

415. Тихвинского, B.C. Мясникова, А.С. Ипатовой и Д. Ноздняева. М.,

416. Издательство Свято-Владимирского Братства, 1997.

417. Картунова А.И. Нолитика Москвы в национально-революционномдвижении в Китае: военный аспект (1923 - июль 1927), М., ИДВ РАН, 2000.

418. Книга о Владимире Соловьеве. М,,1991.

419. Кобзев А.И. "О противоречивом образе Китая у B.C. Соловьева. —

420. XV научная конференция "Общество и государство в Китае". Тезисы идоклады. М., 1984 т. 1, ее. 189-191.

421. Кычанов Е.И. Образ Китая в России XVII в. Вестник Восточногоинститута. №2 (6). Т.З, Спб. 1997.

422. Кычанов Е.И.. Образ Китая в России XVII в. Вестник Восточногоинститута. №2 (6). Т.З, Спб. 1997, сс.70-80.506

423. Ларин А.Г. "Ретроспектива: китайцы в России". — Миграция, № 1,1997.

424. Ларин А.Г. Китайцы в России. М., ИДВ РАН, 2000, с. 55.

425. Ларин А.Г. Модель российско-китайских отношений. Левая версия.

426. Ларин В.Л. Дальний Восток России в фокусе китайской политики. —

427. Вестник ДВО РАН, №2, 2000, с. 18-19.

428. Ларин А.Г. Китайцы в России. М., ИДВ РАН, 2000.

429. Ларин В.Л., Нлаксен Е.А. Приморье: перспективы развития черезпризму общественного мнения. — Россия и АТР, JV2l(3), июнь 1993.

430. Ларина Л. Восприятие стран Восточной Азии на российском

431. Дальнем Востоке. — International Conference on Maritime Folklore in Asia.1. Мокро, 2003, pp.113-118.

432. Линь Цзюнь. Советская дипломатия и Китай в 20-е годы. Подокументам архива МИД России. — Новая и новейшая история, № 3, 1997.

433. Лисевич И.С. Первый художественный перевод с китайского в

434. России. — Народы Азии и Африки, №5, 1963.

435. Лукин А.В. Китаеведение и политика. — Восток, №.2, 1991, ее. 216221.

436. Макогоненко Г.П. Николай Новиков и русское просвещение XVIIIвека.М.-Л., 1952.

437. Мамаева Н.Л. Коминтерн и Гоминьдан. 1919-1929. М., Росспэн, 1999.

438. Медведев Р.А. Китай в политике СССР и США. — Народы Азии и1. Африки, №5,6, 1989.

439. Миллер Г.Ф. О первых Российских путешествиях и посолиствах в

440. Китай. — Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах, июль 1751,ее. 15-55.

441. Милль Дж. Основы политической экономии. М., "Прогресс", 1980.507

442. Миндогулов В.В. Что думают жители Дальнего Востока о российскокитайских приграничных отношениях? — Социологические исследования,№10, 1995, СС.115-117.

443. Мировицкая Р.А. Китайская государственность и советская политикав Китае. Годы тихоокеанской войны, 1941-1945. М., "Памятникиисторической мысли", 1999.

444. Морозов А.В., Мингалеев P.P., Новиков Д.Е., Внешнеполитическийкурс России на Дальнем Востоке в оценке либеральной прессы (1906-1914).— В сб.: Россия в XVIII-XX веках.М., Книжный дом "Университет", 2000,ее. 232-247.

445. Мясников B.C. Договорными статьями утвердили. Дипломатическаяистория российско-китайской фаницы. XVII-XX вв. М., РИО

446. Мособлупрполиграфиздата, 1996.

447. Мясников B.C. Положение в сфере безопасности в Северо

448. Восточной Азии. — Проблемы Дальнего Востока, №5, 1996.

449. Невский Н.А. Материалы по говорам языка цоу. М.-Л., Издательство1. АН СССР, 1935.

450. Невский Н.А. Материалы по говорам языка цоу. Словарь диалектасеверных цоу. М., "Наука", 1981.

451. Никифоров. В.Н. Восток и всемирная история. М., "Наука", 1975.

452. Новгородская Н.Ю. Становление и модификации дипломатическогостереотипа русского государства в империи Цин в XVII - середине XIX в.

453. М.,1987, Автореф. канд. дис.

454. Овсянников В.И. Азия и общественно-политическая мысль

455. России. — Восток, 1992, №4, сс.63-68.

456. Овсянников В.И. Восток в обш;ественно-политической мысли России(середина XIX в.) Научно-аналитический обзор. М., ИНИОН АН СССР,1990.508

457. Павловская А.В. Россия и Америка. Проблемы общения культур. М.,

458. Издательство Московского университета, 1998.

459. Пак Б.Д. Корейцы в Российской империи. М., Международный центркорееведения. МГУ, 1993.

460. Панцов А.В. Тайная история советско-китайских отношений.

461. Большевики и китайская революция (1919-1927). М., "Муравей-Гайд",2001.

462. Плаксен Е.А. Интеграция Приморья в экономическую структуру

463. АТР. Общественное мнение населения и особенности взглядовруководства. Россия и АТР", декабрь 1993, JY*>2 (4).

464. Платонов Ф. Москва и Запад в XVI-XVII вв. Л., "Сеятель", 1925.

465. Попов Н.А. Они с нами сражались за власть советов. Китайскиедобровольцы на фронтах гражданской войны в России. Лениздат, 1959.

466. Рехо К. "Педелание". Лев Толстой и Лао-цзы". — Проблемы

467. Дальнего Востока, № 6, 2000.

468. Рыбаковский Л.Л., Захарова О.Д., Миндогулов В.В. Иелегальнаямиграция в приграничных районах Дальнего Востока: история,современность, последствия. М., 1997.

469. Рыбаченок И.С. Дальневосточная политика России 90-х годов XIX в.на страницах русских газет консерватевного направления. — Внешняяполитика России и общественное мнение. М., Институт истории СССР,1988, ее. 125-146.

470. Самойлов И.А. Азия (конец XIX-XX начало века) глазами русскихвоенных исследователей. — Страны и народы Востока. Вып. 28. СПб.,1994,сс.292-324.

471. Самойлов Н.А. Азия (конец XIX-XX начало века) глазами русскихвоенных исследователей. Страны и народы Востока. Вып. 28. СПб., 1994.509

472. Самойлов Н.А. Китай в геополитических построениях российскихавторов конца Х1Х-начала XX вв. — В сб.: Россия и Китай надальневосточных рубежах Издательство АмГу, 2002, сс.452-45.

473. Самойлов Н.А. Место и роль работ М.Георгиевского вформировании образа Китая в России в 80-х годах XIX в. — Филология иистория стран Азии и Африки. СПб., СПбГУ, 1994

474. Самойлов Н.А. Россия и Китай. — В сб.: История России. Россия и

475. Восток. СПб., «Лексикон», 2002, ее. 502-574.

476. Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русскойисторической науке XVIII-XX вв. СПб., Дм. Буланин, 1996.

477. Семенов И.Е. Проблема российской оккупации Маньчжурии в 19001904 гг. в освещении русских общественно-политических журналов. — Всб.: Путь в науку. Вып.7, Под. Ред. А.М.Селиванова. Ярославль,

478. Ярославский государственный унтверситет, 2002, ее. 97-100.

479. Сербиненко В.В. Место Китая в концепции культурно историческихтипов Н.Я. Данилевекого. — XIV научная конференция "Общество игосударство в Китае". Тезисы и доклады. М., 1983 т. 2, ее. 225-231.

480. Сербиненко В.В. Китайская тема в "Семирамиде" А.С. Хомякова". —

481. XVI научная конференция "Общество и государство в Китае". Тезисы идоклады. М., 1985, т. 2, ее. 198-204.

482. Сербиненко В.В. Место Китая в концепции культурно-историческихтипов Н.Я.Данилевского. — XIV научная конференция "Общеетво игосударство в Китае". Тезисы и доклады. М., 1983, т.2, ее. 225-231.

483. Сербиненко В.В. Проблема соотношения китайской и японскойкультур в Вл. Соловьева. — XV научная конференция "Общество игосударство в Китае". Тезисы и доклады. М., 1984 т. 1, ее. 183-188.

484. Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., "Наука",

485. Главная редакция восточной литературы, 1977.510

486. Стручков А.А., Устинов В.М. Яркое проявление пролетарскогоинтернационализма. — Советское китаеведение, 1958, №4, с, 16.

487. Самойлов Н.А. Китай в геополитических построениях российскихавторов конца XIX - начале XX вв. — Россия и Китай на дальневосточныхрубежах, сс.453-454.

488. Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Неизвестный Пржевальский."Ариаварта",Я«1, 1997.

489. Схиммельпеннинк ван дер Ойе. Д. Свет в Востока. — Родина, №11,1995.

490. Ткачева Г.А. Иммигранты на Дальнем Востоке России в 20-30-е годы

491. XX века. — Вестник ДВО РАН, Кч5, 1997.

492. Трубин В. Исторические корни миграционной ситуации вдальневосточном регионе. — Доклад на семинаре "Проблемы миграции игражданства в постсоветском пространстве", Москва, 19.09.1995,

493. Московский центр Карнеги. Фонд Карнеги за международный мир, М.,1995, с. 11.

494. У Сю-цюань. О вооруженной агрессии США против Китая. М.,1. Госполитиздат, 1950.

495. Фельгенгауэр П.Е. Оружие для Китая и национальная безопасность

496. России. - Россия в мировой торговле оружием: стратегия, политика,экономика. М., Московский центр Карнеги, 1996."Хождение затри моря" Афанасия Никитина. Л., "Наука", 1986.

497. Шафрановская Т.К. Путешествие Л. Ланга в 1715-176 гг. в Пекин иего дневник.- "Страны и народы Востока". Вып. 2. М.,1961.

498. Шифман А.И. Лев Толстой и Восток. М., "Наука", Главная редакциявосточной литературы, 1971. Алексеев М.П. Пушкин и Китай. — А.С.

499. Пушкин и Сибирь, М. - Иркутск, 1937.

500. Штейнгауз А.И. Китай и Корея в русско-японских отношениях 18761894 гг. в освещении русской прессы и публицистики. — Россия и страны511

501. Востока в середине Х1Х-начале XX вв. Иркутск, Иркутскийгосударственный педагогический институт, 1984, ее, 19-32.

502. Энциклопедия "Слова о полку Игореве", т.5, СПб, "Дмитрий1. Буланин", 1995.

503. Цинь Бэнь-Ли. История экономической агрессии американскогоимпериализма в Китае. М., "Иностранная литература", 1951.

504. Черкасский Л.Е. Маяковский в Китае. М., "Наука", 1976.

505. Чуев Ф.И. Молотов. Полудержавный властелин. М., "ОЛМА1. ПРЕСС", 2000.

506. Чуев Ф.И. Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф.И.Чуева. М.,1991.

507. На западноевропейский языках

508. Almond, Gabriel, Verba, Sidney, The Civic Culture: Political Attitudesand Democracy in Five Nations. Princeton, 1963.

509. Anschel, Eugene, (ed.). The American Image of Russia, 1775-1917 (New

510. York: Frederick Ungar, 1974). Grayson, Benson L., (ed.). The American Imageof China (New York: Frederick Ungar, 1978).

511. Arkush, R. David, Lee, Leo O., (eds.). Land without Ghosts: Chinese

512. Impressions of America from the Mid-Nineteenth Century to the Present(University of California Press, 1989).

513. Bassin, Mark, Imperial Visions: Nationalist Imagination and

514. Geographical Expansion in the Russian Far East, 1840-1865 (Cambridge:

516. Batjargal, B, New Entrepreneurs in Post-Soviet Russia, D. Phil Thesis,1. Oxford University, 1998.512

517. Bazhanov, Eugine, "Russian Policy toward China," in Peter Shearman(ed.), Russian Foreign Policy since 1990 (Boulder, CO: Westview Press, 1995),

518. Bazhanov, Evgeniy, "Russian Perspectives on China's Foreign Policy and

519. Military Development," pp. 70-89.

520. Bell, John, A Journey from St. Petersburg to Pekin, 1719-1722 (New

522. Botchway, Benjamin, The Impact of Image and Perception on Foreign

523. Policy: An Inquiry into American Soviet Policy during Presidents Carter and

524. Reagan Administrations, 1977-1988; Carnegie Endowment for International

525. Peace, The American Image of Russia.

526. Boulding, K. E., "National Images and International Systems," The

527. Journal of Conflict Resolution, Vol.3, No.2, June 1959, pp. 120-131.

528. Boulding, K. E., The Image (Ann Arbor: University of Michigan Press,1956).

529. Chan, Stephen, Kaunda and Southern Africa: Image and Reality in

530. Foreign Policy (London: British Academic Press, 1992).

531. Coleman, Craig S., American Images of Korea (Elizabeth, NJ: Hollym,1990).

532. Dawson Raymond, The Chinese Chameleon: An Analysis of Europeanconceptions of Chinese civilization (Oxford: Oxford University Press, 1967).

533. Decomoy J., Peril jaune, peur blanche. Paris. 1970.

534. Dennis, Everette E., Gerbner, George and Zassoursky, Yassen N. (eds.).

535. Beyond the Cold War: Soviet and American Media Images (Newbury Park: Sage1. Publications, 1991).

536. Denquin, Jean-Marie, Science politique (Paris: Presses Universitaires de1. France, 1992).

537. Ebrey, Patricia Buckley, The Cambridge Illustrated History of China(Cambridge: Cambridge University Press, 1996).513

538. Elleman, Bruce A., Diplomacy and Deception. The Secret History ofSino

539. Soviet Diplomatic Relations, /P/7-7P27(Armonk, NY: М.Е.БЬаф, 1997).

540. Fairbank, John K, (ed.). The Chinese World Order: Traditional China's

541. Foreign Relations (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968).

542. Fairbank, John K., China Perceived: Images and Politics in Chinese

543. American Relations (New York: Alfred A. Knopf, 1974).

544. Finlay, David J., Holsti, Ole R., and Fagen, Richard R. , Enemies in

545. Politics (Chicago, II: Rand McNally, 1967).

546. Garnett, Sherman W. (ed.). Rapprochement of Rivalry? Russia-China

547. Relations in Changing Asia (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for

549. Garnett, Sherman W. (ed.). Rapprochement of Rivalry? Russia-China

550. Relations in Changing Asia (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for

552. Goncharov, Sergei N. , Lewis, John W. and Xue Litai, Uncertain

553. Partners: Stalin, Mao, and the Korean War (Stanford, California: Stanford1. University Press, 1993).

554. Guy, Basil, The French Image of China before and after Voltaire (Geneva:

555. Institut et Musee Voltaire. Les Delices, 1963).

556. Haas, Ernst B, Whiting, Allen S., Dynamics of International Relations(New York: McGraw-Hill, 1956.

557. Hasty, Olga Peters, Fusso, Susarme, (ed.) America through Russian Eyes,1874-1926 (Yale: Yale University Press, 1988).

558. Herder, J.G. von. Outlines of a Philosophy of the History of Man, transl.by T. Churchill (New York: Bergman Publishers, No date).

559. Homage, Bill, The Yellow Peril: A Squint at Some Australian Attitudestoward Orientals (Dubbo, N.S.W.: Review Publications, 1976).

560. Isaaks, Harold, Images of Asia: American Views of China and India(Нафег and Row, 1972).514

561. Jervis, Robert, Perception and Misperception in International Politics(Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976).

562. Jervis, Robert, The Logic of Images in International Relations (New Yorkand Oxford: Columbia University Press, 1970).

563. Johnsson, Christer (ed.). Cognitive Dynamics and International Politics(London: Frances Pinter, 1982); Kerry, Richard J., The Star-Spangled Mirror:

564. America's Image of Itself and the World (Savage, MD: Rowman and Littlefield,1990).

565. Kappeler, Andreas. Die Anfaenge eines russischen Chinabildes im 17.

566. Jahrhundert, in: Saeculum. Jahrbuch fuer Universalgeschichte 31 (1980), pp. 2743.

567. Kedourie, Elie, Nationalism (London: Hutchinson & Co., 1961).

568. Krizhanich Yuriy, "Historia de Sibiria," в кн. Сибирь в XVII веке, подред. А.А. Титова, М., издательство Г. Юдина, 1890, с. 115-121.

569. La Mothe le Vayer, Oeuvres (Geneve: Slatkine Reprints, 1970), vol. 2, pp.197-200.

570. LeClerc, Nicolas-Gabriel, Yu le grand et Confucius, histoire chinoise(Soissons, 1769).

571. Lee, Thomas H. S., (ed.), China and Europe: Images and Influences in

572. Sixteenth to Eighteenth Centuries (Hong Kong: The Chinese University Press,1991).

573. Lee, Thomas H.C. (ed.) China and Europe: Images and Influences in the

574. Sixteenth to Eighteenth Centuries (Hong Kong: The Chinese University Press,1991).

575. Li Hongshan, Hong Zhaohui (eds.). Image, Perception and the Making of

576. U.S.-China Relations (New York: University Press of America, 1998).

577. Lippman, Walter, Public Opinion (New York: Macmillan, 1960).

578. Lobanov-Rostovsky, A., Russian and Asia (Ann Arbor, MI: George Wahr,1965).5151.rtholary, Albert, Le mirage Riisse en France аи XVIII siecle (Paris:

580. Lukin, Alexander, "The Initial Soviet Reaction to the Events in China in1989 and the Prospects for Sino-Soviet Relations," The China Quarterly, pp.119-136.

581. Lukin, Alexander, The Political Culture of the Russian "Democrats"(Oxford: Oxford University Press, 2000), p. 218.

582. Maggs, Barbara Widenor, Russia and "Le Reve Chinois": China in

583. Eighteenth-century Russian Literature (Oxford: The Voltaire Foundation, 1984).

584. Mason, Mary Gertrude, Western Concepts of China and the Chinese,1840-1876 {Wesipou, CN: Hyperion Press, 1973).

585. McClellan, Robert, The Heathen Chinese: A Study of American Attitudestoward China, 1890-1905 (Columbus: Ohio State University Press, 1971).

586. McLane, Charles В., Soviet Policy and the Chinese Communists: 19311946 (New York: Columbia University Press, 1958).

587. Mervaud, Michel, Roberti, Jean-Claude, Une infinie brutalite: I'mage dela Russie dans la France des XVIe et XVIIe siecles (Paris: (Institut D'Etudes1. Slaves, 1991).

588. Mill, John Stuart, Principles of Political Economy with Some of Their

589. Application to Social Philosophy (London: Longmans, Green and Co., 1929).

590. Miller, Stuart, The Unwelcome Immigrant: The American Image of the1. Chinese, 1785-1882.

591. Mills, Richard M., As Moscow Sees Us: American Politics and Society inthe Soviet Mindset (Oxford: Oxford University Press, 1990).

592. Minakir, Pavel, "Chinese Immigration in the Russian Far East: Regional,

593. National and International Dimensions," in Jeremy R. Azrael and Emil A. Pain(eds.). Co-operation and Conflict in the Former Soviet Union: Implications for

594. Migration (Santa Monica, CA: RAND, 1996).516

595. Mitrofanov, Alexei, Russia's New Geopolitics (Boston, MA: Harvard

596. University, John F.Kennedy School of Government, 1998).

597. Morgenthau, Hans J., Politics among Nations (New York: Alfred A.1. Knopf, 1964), pp. 4-5.

598. Oksenberg, Michael and Oxnam, Robert B. (eds.). Dragon and Eagle:

599. United States-China Relations (New York: Basic Books, 1973).

600. Ouvaroff, S., "Projet d'une academie asiatique," in Etudes de philologie etde critique. 2nd ed. (Paris: Typoraphie de Firmin Didot Freres, 1845)

601. Paine, S. C. M., Imperial Rivals: China Russia and Their Disputed

602. Frontier (Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1996).

603. Pavlovsky, Michel N., Chinese-Russian Relations (New York:

605. Pavlyatenko, Viktor N., Economic Infiltration of China, Japan and the

606. ROK in the Russian Far East, (Moscow, 1994), Unpublished manuscript.

607. Polland, Sydney, The Idea of Progress: History and Society (London: C.A.1. Watts, 1968), p. vi.

608. Quesnay, Francois, "Despotism in China" Le Despotisme de la Chine., in

609. Lewis A. Maverick, China a Model for Europe (San Antonio, TX: Paul

610. Anderson Company, 1946), Vol. 2, pp. 109-318.

611. Riasanovsky, Nikolas V., "Asia through Russian Eyes," in W.S. Vucinich(ed.), Russia and Asia: Essays on the Influence of Russia on the Asian Peoples(Palo Alto: Hoover Institution Press, 1972), pp. 3-29.

612. Riasanovsky, Nikolas V., "Asia through Russian Eyes," in W. S. Vucinich(ed.), Russia and Asia: Essays on the Influence of Russia on the Asian Peoples(Palo Alto: Hoover Institution Press, 1972).

613. Rivera, Joseph de. The Psychological Dimension of Foreign Policy(Columbus, OH: Charies E. Merrill, 1968).

614. Rogger, Hans, National Consciousness in Eighteenth-century Russia(Cambridge, MA: Harvard University Press, 1960).517

615. Rozman, Gilbert, "Chinese Studies in Russia and Their Impact, 19851992," Asian Research Trends, 1994, No. 4, pp. 143-160.

616. Rozman, Gilbert, "Moscow's China-Watchers in the Post-Mao Era: The

617. Response to a Changing China," The China Quarterly, June 1983, pp.215-241.

618. Rozman, Gilbert, "Moscow's China-Watchers in the Post-Mao Era: The

619. Response to a Changing China," The China Quarterly, June 1983, pp. 215-241.

620. Rozman, Gilbert, A Mirror for Socialism: Soviet Criticism of China(Princeton: Princeton University Press, 1985).

621. Rozman, Gilbert, Russian Populist Reactions in 1993-94 to the Coming ofthe Chinese, Paper presented to the conference "Recent Demographic Trends in

622. Eastern Siberia: The Question of Chinese Immigration", December 12-13, 1994,1. Atlanta, Georgia.

623. Schimmelpenninck van der Oye, David H., "The Asian Vision of Prince

624. Ukhtomskii", in C. Evtulov, B. Gasparov, A. Ospovat, M. Von Hagen, eds.,

625. Kazan, Moscow, St.Petersburg: Multiple Faces of the Russian Empire (Moscow:

627. Sergounin, Alexander A., Subbotin, Sergey V., "Sino-Russian Military

628. Cooperation: Russian Perspective", Regional Studies, 1997, Vol.15, №4, 1997.

629. Sergounin, Alexander A., Subbotin, Sergey V., "Sino-Russian Military

630. Co-operation: Russian Perspective", Regional Studies, Vol. 15, No. 4, 1997.

631. Shiraev, Eric and Zubok, V. M., Anti-Americanism in Russia: From Stalinto Putin (New York: Palgrave, 2000).

632. Spence, Jonathan P., The Search for Modern China (New York: W.W.1. Norton, 1990).

633. Stragner, Ross, Psychological Aspects of International Conflict (Belmont,1. CA: Brooks/Cole, 1967).

634. Strahan, Lachlan, Australia's China: Changing Perceptions from the1930s to the 1990s (Cambridge: Cambridge University Press, 1996).518

635. Strahan, Lachlan, Australia's China: Changing Perceptions from the1930s to the 1990s (Cambridge: Cambridge University Press, 1996).

636. Strobl, Gerwin, The Germanic Isle: Nazi Perceptions of Britain(Cambridge: Cambridge University Press, 2000).

637. Voskressenski, Alexei, "The Perceptions of China by Russia's Foreign

638. Policy Elite," {Issues and Studies 33, No. 3 (March 1997), pp. 1-20).

639. Voskressenski, Alexei, The Difficult Border: Current Russian and

640. Chinese Concepts of Sino-Russian Relations and Frontier Problems (New York:

642. Wang Jianwei, Limited Adversaries: Post-Cold War Sino-American

643. Mutual Images (Oxford: Oxford University Press, 2000).

644. Whiting, Allen S., China Eyes Japan (Berkeley: University of California1. Press, 1989).

645. Whiting, Allen S., Soviet Policies in China, 1917-1924 (New York:

647. Widmer, Eric, The Russian Ecclesiastical Mission in Peking during the

648. Eighteenth Century (Cambridge, Mass: Cambridge University Press, 1976).

649. Willan, T.S., The Early History of the Russia Company: 1553-1603(Manchester: Manchester University Press, 1955), p. 1.

650. Wilson, Kevin, Dussen, Jan van der (eds.). The History of the Idea of

651. Europe (London and New York: Routledge, 1995).

652. Wu, William F. , The Yellow Peril: Chinese Americans in American

653. Fiction, 1850-1940 {EamdQn, Conn.: Archon Books, 1982).

654. Yee, Herbert and Storey, Ian (eds.) The China Threat: Perceptions, Mythsand Reality {London: RoutledgeCurzon, 2002).1. Ha китайском языке:519

655. Лю Дэси, Сунь Янь, Лю Суну, Сулянь цзети хоуды чжунэ гуаньси.(Китайско-российские отношения после распада СССР). Харбин, 1996.520