автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Хаос и космос в книге стихов Н.А. Заболоцкого "Столбцы"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Хаос и космос в книге стихов Н.А. Заболоцкого "Столбцы""

На правах рукописи

ЗОЛОТАРЕВА Ксения Александровна

ХАОС И КОСМОС В КНИГЕ СТИХОВ Н. А. ЗАБОЛОЦКОГО «СТОЛБЦЫ»

Специальность 10 01 01 —русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ООЗ1Т5Тэа

Воронеж — 2007

003175798

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Воронежский государственный университет»

Научный руководитель

доктор филологических наук, профессор Никонова Тамара Александровна

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор Михеичева Екатерина Александровна,

кандидат филологических наук, доцент Мегирьянц Татьяна Анатольевна

Ведущая организация

Воронежский государственный педагогический университет

Защита состоится 14 ноября 2007 г в 14 00 часов на заседании диссертационного совета Д 212 038 14 в Воронежском государственном университете по адресу 394006, г Воронеж, пл им Ленина, 10, ауд 18

С диссертацией можно ознакомиться в зональной научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан « (О » октября 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета

О А Бердникова

Н А Заболоцкий (1903—1958) пользуется устойчивой репутацией поэта-философа, стоявшего несколько в стороне от литературного потока своего времени Это утверждение воспринимается почти без доказательств, несмотря на то, что биографически и творчески поэт был связан с эпохой, диктовавшей решение именно тех задач, нестандартное решение которых обеспечило неповторимость художественного мира Н А Заболоцкого Объектом нашего исследования стала первая стихотворная книга «Столбцы», отразившая структурно и содержательно процесс становления одного из ведущих поэтов неклассического XX столетия Переходное явление не только в творчестве Н А Заболоцкого, «Столбцы» несут на себе отчетливую печать исчерпанности поэтики и мировидения Серебряного века и столь же отчетливый поиск новых путей художественного слова и нового отношения к миру Это обстоятельство осознавалось, в первую очередь, самим художником, относившимся к «Столбцам» очень ревностно и продолжавшим работать над ними до конца своих дней

Судьба поэта Н А Заболоцкого в критике сложилась в полном соответствии с эпохой сначала внимание к скандальному выступлению ОБЭРИУтов, затем молчание, естественно возникшее вокруг репрессированного поэта, наконец, недолгая популярность его поэзии последних лет Во второй половине XX в поэзия Н А Заболоцкого нечасто становилась предметом монографического изучения давали о себе знать и арест, и очевидная невозможность для критики оценить творчество поэта под нужным углом зрения

В научной литературе долгое время безраздельно бытовало мнение о четком разделении творчества поэта на два этапа — «ранний» и «поздний» Демаркационная линия, по сути, проводилась в соответствии с трагическим сбоем в ритме жизни — до лагеря и после Ранние стихи рассматривались как дань формальному экспериментаторству одаренного, но идейно не окрепшего поэта (И Роднянская, 1959, А Турков, 1966, И Ростовцева, 1984, А Македонов, 1987) В последнее время эта тенденция не столь актуальна большинство исследователей сходится во мнении о целостности творчества поэта, о «едином» Н А Заболоцком, прошедшем сложный эволюционный путь, на котором «Столбцы» ознаменовали рождение художника с оригинальным поэтическим даром и своеобразной мировоззренческой позицией (В Микушевич, 1994, И Роднянская, 1996, И Лощилов, 1997, Е Степанян, 2002, А Панфилов, 2005)

Творчество Н А Заболоцкого было и остается в сфере интереса исследователей, которые рассматривают его и с историко-литературной, и с лингвистической точек зрения в последнее десятилетие появились работы, изучающие мифопоэтические основы поэзии Н А Заболоцкого (К Пче-линцева, 1992, 1996, 1999, 2001, Е Перемышлев, 1995, А Гик, 1996, И Лощилов, 1997, 2005, В Мароши, 2000, В Редькин, 2003, О Мороз, 2006), достаточное внимание уделяется взаимоотношению творчества поэта с другими видами искусств живописью, музыкой, кино (В Альфонсов, 1982, 2006, А Домащенко, 1986, С Левченко, 1986, К Степанова, 1988, 2001, Е Степанян, 1989, Н Гашева и О Рыбьякова, 1993, Е Кибешева, 2003, И Карабутенко, 2005, И Лощилов, 2005, О Мороз, 2006), актуальным остается вопрос о сходстве и различиях, соотношении Н А Заболоцкого и ОБЭРИУтов (А Герасимова, 1988, И Васильев, 1990, Ж -Ф Жак-кар, 1995, G Roberts, 1997, Л Кацис, 2000, В Шубинский, 2001, А Коновалова, 2004, И Лощилов, 2005, Ю Орлицкий, 2005) В последние годы появился ряд работ, посвященных связям поэзии Н А Заболоцкого с русской и зарубежной литературой XVIII—XX вв (например, А Герасимова, Т Игошева, 1996, Н Шром, 1990, 1999, А Кобринский, 2000, Е Эткинд, 2000, В Шубинский, 2001, А Машевский, 2003, В Гусев, 2005, А Павловский, 2003, Е Раскина, 2003, Н Сироткин, 2003, А Кротков, 2005, И Минералова, 2005, И Ростовцева, 2005, М Стояновский, 2005), изучается язык и метрика стихотворений Н А Заболоцкого (Е Красилыш-кова, 1983, 1997, 2001, 2003, С Кекова, 1986, 1987, 2003, Т Воробьева, 1997, Л Вершинина, 1998, Л Кретова, 2003)

Что касается монографий о творчестве Н А Заболоцкого, то их корпус на рубеже веков увеличился незначительно к не потерявшим свою актуальность работам И Ростовцевой (1984), А Македонова (1987) добавилась ценная исследовательско-биографическая книга сына поэта, Никиты Заболоцкого (1998), важной вехой в изучении творчества Н А Заболоцкого стала монография И Лощилова (1997), необходимо также назвать учебное пособие Т Игошевой (1999), которое по широте тем, актуальности и глубине исследования вполне сопоставимо с монографией

Зарубежные исследования охватывают широкий круг тем, хотя в центре внимания были и остаются «Столбцы» А -М Ripellino, 1968, Е Фары-но, 1973, 1991, I Masing-Dehc, 1974, 1987, F Bjorling, 1977, А Юнггрен,

1981, D Goldstein, 1993, S Pratt, 2000, M Каратоццоло, 2002, 2003, 2005, Й Баак, 2003, К Platt, 2003, К Скандура, 2005

Общим итогом осмысления творчества Н А Заболоцкого в критике можно считать констатацию двух моментов философичности его художественного поиска и уникальное даже для XX в стремление соединить на равных основаниях два типа познания мира — гуманитарное и естественно-научное Две эти составляющие позволяют нам говорить о гносеологической направленности поэзии Н А Заболоцкого в качестве его главной творческой интенции и определяют исследовательский, поисковый характер «Столбцов»

«Парадоксальность места, занимаемого Заболоцким в русской словесности XX века, состоит в том, что имя поэта, похоже, с годами только набирает вес в литературном сознании»'

Меняются методологические подходы ученых, наследие Н А Заболоцкого осмысляется в широком общекультурном и собственно поэтическом контексте, но необходимость научного освоения и углубленного изучения творчества поэта сохраняется, так как оно вызывает противоречивые толкования До сих пор сохраняется мнение о «разных» Н А Заболоцких («раннем» и «позднем»), совершенно далеких друг от друга, многие общие и частные аспекты его творчества остаются неизученными Необходимость целостного взгляда на творческий путь Н А Заболоцкого определяет актуальность предлагаемой работы

Целью нашего исследования является выявление основных аксиологических механизмов художественного мира Н А Заболоцкого, реализованных в первой стихотворной книге поэта Поставленная цель предполагает решение следующих задач

— уяснение причин переосмысления Н А Заболоцким базовых основ традиционного миропонимания, »

— выявление специфики новых форм отражения мира, вызванных этим переосмыслением,

— исследование образной структуры «Столбцов», выстроенной с помощью кристаллической техники как приема для воспроизведения мировоззренческих позиций Н А Заболоцкого,

— реконструирование сюжета книги, определение функций лирического субъекта и основных ее персонажей

1 Лощи юв И Е Феномен Николая Заболоцкого Хельсинки, 1997 С 11

Объектом исследования является первая поэтическая книга Н А Заболоцкого «Столбцы», история ее формирования, а также примыкающие к ней, хронологически и по сходству осмысляемых проблем, стихотворения и поэмы При необходимости привлекаются и более поздние тексты Н А Заболоцкого, включая прозаические

Предметом исследования является изучение базового принципа построения художественного текста и познания мира Н А Заболоцкого, определенного нами как кристаллическая техника

Научная новизна работы состоит в использовании понятия кристаллическая техника как термина, позволяющего анализировать творчество Н А Заболоцкого в целом, мотивно-образную и структурную организацию «Столбцов», в частности Кристаллическая техника есть способ создания художественной картины мира, отраженной в «Столбцах», способ формирования гносеологической позиции Н А Заболоцкого, выстраивающего собственный микрокосм, в основе которого взаимоотношения Хаоса и Космоса

Теоретико-методологической базой диссертации стали положения, выдвинутые в трудах отечественных и зарубежных исследователей В Альфонсова, М Бахтина, А Веселовского, Л Гервера, Л Гинзбург, А Гуры, Т Дмитриевой, Д Лихачева, А Лосева, Ю Лотмана, 3 Минц, Р Тименчика, В Топорова, М Сапарова, Е Фарыно и других Методика исследования использует приемы системного, историко-генетического, культурно-исторического, сравнительного, мифопоэтического и интертекстуального подходов к тексту

Теоретическая значимость работы определяется введением термина кристаллическая техника, позволяющего рассмотреть творчество Н А Заболоцкого как динамически развивающееся художественное целое в парадигме Хаос—Космос Это определяет практическую ценность исследования, результаты которого могут быть использованы для уточнения общей концепции творчества Н А Заболоцкого в лекционных курсах по истории русской литературы, при разработке спецкурсов, семинаров, учебных пособий, посвященных поэзии 20—30-х гг XX в Основные положения, выносимые на защиту: 1 Книга Н А Заболоцкого «Столбцы» воссоздает художественную картину мира, в которой Хаос не противопоставляется Космосу, а прочно связан с ним фундаментальными бытийными основаниями Поэтому со-

стояние Хаоса не воспринимается Н А Заболоцким как катастрофа, в системе его представлений мир неуничтожим целое не может аннигилировать, ибо каждая его частица несет информацию об универсуме и воспроизводит себя по общим законам целого Хаос рассматривается Н А Заболоцким как естественное (до- и/или /гост-гармоничное) состояние мира, распространяющее свои законы на все сферы бытия и быта

2 Раннее творчество Н А Заболоцкого не ограничено рамками авангарда, и в этом его отличие от ОБЭРИУтов Д И Хармса и А И Введенского, работавших в пространстве между авангардом и модернизмом «Столбцы» являют себя на обратном пути от авангарда к модернизму Авангард, рассчитывающий на эпатаж, скандал, заведомое запутывание и непонимание ради мгновенной реакции, поражающего впечатления, не соответствовал мировоззренческим позициям Н А Заболоцкого

3 Для более точного воспроизведения картины мира, воссоздаваемой Н А Заболоцким, мы вводим термин кристаллическая техника, почерпнутый нами из области живописи и переосмысленный применительно к поэтическому творчеству Использование кристаллической техники позволяет увидеть единство, взаимопроникновение деталей быта, фрагментов жизни, Хаоса и Космоса Их взаимоотражения, многочисленные корреляции рождают не только сквозные сюжеты книги, но и новое Целое

4 Н А Заболоцкий создал новую жанровую разновидность— книгу стихов, отличающуюся от символисткой, но не отвергающую сделанного ими Как и символисты, Н А Заболоцкий выстраивал свой универсум, реализуя мироустановочные позиции, заново моделируя действительность Однако подчеркнутой субъективности символистов Н А Заболоцкий противопоставил собственные задачи эпической значимости

5 «Столбцы» воспроизводят способ мироотражения Н А Заболоцкого, универсальные принципы которого существенно уточняют традиционные представления о его творчестве в целом

Апробация работы. Основные результаты диссертации отражены в девяти публикациях автора, докладывались на Международных конференциях молодых филологов (Тарту (Эстония), 2002, 2003, 2004, 2005), на Второй Всероссийской научной конференции «Русская литература и философия постижение человека (Липецк, 2004), на Международной летней школе по авангарду, посвященной столетию со дня рождения Д Хармса (Санкт-Петербург, 2005), на VIII Международной научной конференции

молодых ученых Института литературы им Т Шевченко Национальной академии наук Украины (Киев, 2005), на Международной научной конференции «Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах» (Волгоград, 2006) Текст диссертации обсуждался на кафедре русской литературы XX века Воронежского государственного университета

Структура и объем работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и Библиографического списка, включающего 391 источник Общий объем исследования — 207 страниц

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его цели и задачи, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, методологические основы, раскрывается история вопроса, аргументируется избранная терминология, обозначаются стоящие перед исследователем текстологические задачи

Во Введении изложена история текста книги стихов «Столбцы», обозначены его варианты, ставшие предметом анализа в диссертации «Столбцы» впервые были изданы в 1929г, в книгу вошло 22 стихотворения 1926—1928 гг С ужесточением политической ситуации и с началом травли самого Н А Заболоцкого, особенно после выхода Торжества Земледелия в 1933 г, опубликовать книгу с прежним составом стихотворений было невозможно Подвергнутая вынужденной жесткой авторской правке, она получила название «Столбцы и поэмы», объединив «обновленные» «Столбцы» с поэмами Торжество Земледелия, Безумный волк и Деревья, была заново структурирована И это не единственный пример работы Н А Заболоцкого над содержанием первой книги стихов

В соответствии с авторской правкой «Столбцы» известны в следующих редакциях рукописный сборник «Арарат» (1928), «Столбцы» (1929), Корректура 1933 г, Свод 1948 г, Свод 1952 г, Свод 1957 г Свод 1958 г называют «литературным завещанием» Заболоцкого, так как он составлен за восемь дней до смерти, 6 октября 1958 г В соответствии с авторской волей его и можно считать основной редакцией той Книги, которую поэт писал всю жизнь

Мы, по преимуществу, опираемся на «Столбцы» 1929 г, привлекая материалы из других сводов Анализ авторской правки стихотворных тек-

стов, изменений, вносимых поэтом в структуру «Столбцов», наконец, сам факт настойчивого обращения к первой книге убеждают, что «Столбцы» претерпевали те или иные изменения не только в силу внешних обстоятельств Гораздо важнее понять те внутренние, творческие причины, которые заставляли Заболоцкого возвращаться к «Столбцам», что, по сути, и сделало их единым текстом, наиболее полно отражающим эволюцию художника

«Столбцы», разделенные Н А Заболоцким на четыре неравные части, последовательно развертывают главную мысль поэта Первая часть — своеобразное введение в тему, в ней мотивы эроса и танатоса сгущены до предела, обозначая начало и конец человеческой жизни и принадлежность человека двум мирам — плотскому и духовному Вторая часть разрабатывает тему смерти — момент перехода от одного мира к другому, ее ядро составляют стихотворения Офорт и Черкешенка Третья часть наиболее развернута и представляет борьбу танатосных и эротических мотивов, т е саму жизнь, но с преобладанием плотского, эротического начала Четвертая часть — заключение, в котором три текста Купальщики, Незрелость и Народный Дом представляют три возможности разрешения главной проблемы книги

Купальщики в борьбе плотского и непорочного находят некое равновесное положение, эротизм обнаженных тел снимается омовением в реке, освобождающим от греха

Второе стихотворение Незрелость разрабатывает другую модель — отказ от плотской любви ради творчества, который едва ли для Н А Заболоцкого может быть рассмотрен как безусловная победа духа творец, продолжая жить в своих произведениях, обретает онтологическое бессмертие, становясь добычей смерти на уровне массового, а не элитарного сознания

В Народном Доме через тему эроса и танатоса Заболоцкий пытается уравновесить бытовое и бытийное Героям стихотворения неведомы онтологические переживания Они уходят в бытовое и плотское от бытийного и общезначимого

Но что за дело до судьбы, когда в крови волненье, когда, как мыльные клубы, несутся впечатленья9

Но не случайно автор заканчивает стихотворение, а значит и всю книгу, зарождением новой жизни девочка «ручку выбросила теплую / на приподнявшийся живот» Заболоцкий, таким образом, проводит четкую грань во всей книге рефлексия по поводу жизни и смерти — прерогатива поэта, художника Обычные же люди самой жизнью сопротивляются распаду и уничтожению Так было, и так будет, уверен Н Заболоцкий, ибо человек получил этот завет после потопа, когда мир рождался из Хаоса «И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Бытие 9, 1)

Тематика и проблематика стихотворений выходят за рамки бытописания (на эту мысль может натолкнуть обилие рельефно обозначенных деталей быта и точная датировка текстов), они выстраивают онтологически значимый сюжет «Столбцы» подчинены Н А Заболоцким осмыслению основных проблем человеческого бытия — соотношению жизни и смерти, пересечениям плотского и духовного, родового и индивидуального и пр Таким образом, эрос и танатос выполняют в «Столбцах» и сюжетообразую-щую функцию, обозначая временные пределы человеческой жизни

Первая глава «Формирование кристаллической техники» раскрывает специфику новых форм отражения мира, найденных Н А Заболоцким Первая его книга своей структурой воспроизводит мир после разрушения, мир в состоянии Хаоса Онтологический, не бытовой характер этой модели подчеркивают эрос и танатос, обозначая человеческую жизнь в сюжете мироздания (книги), восстанавливаемого автором с помощью особого приема— кристаллической техники

В «Столбцах» люди, животные, вещи — это варианты некого единого целого, существующего объективно, независимо от индивидуального бытия Их сущности отражаются друг в друге, в совокупности проявляя общий смысл универсума Вот почему основной принцип построения «Столбцов»— повторяемость, постоянное движение, на каждом новом этапе, на новом витке смысла, отсылающее к уже освоенному Любой образ, любой мотив в «Столбцах» с большой вероятностью позволяет читателю предположить наличие его парного элемента Речь идет не о «чистом», дословном повторении (хотя и это случается достаточно часто), а о сохранении интегральных качеств образа, отражающего значимую часть общей картины мира

Однако повторы, цитирование самого себя — не только часть структуры «Столбцов», они та связь, которая соединяет раннее творчество поэта с поздним Внимательный читатель обнаружит в поздних стихах поэта образы, недвусмысленно отсылающие к первой книге Образы, даже отдельные слова, характерные для «Столбцов», позволяют Н А Заболоцкому совместить в стихотворении несколько культурных пластов, изобразительных планов, точек зрения

Таким образом, парность — необходимый элемент в структуре поэтического мира, связанного дихотомическим единством, парность оказывается проявлением цельности универсума, уберегает от распада Единичность же несет разрушение, ведет к гибели, танатосу

«Столбцы» эпичны в основном замысле человек оказывается в них на главных ролях лишь постольку, поскольку он часть универсума, а потому двойствен по определению, исходно Эмотивный компонент почти снят, авторская позиция с трудом проясняется Люди, животные, города, реки, предметы и явления действительности, сны, видения, планеты, звезды обладают для Н А Заболоцкого одинаковой эстетической (и этической') ценностью и входят в сферу его интересов как равновеликие, образуя в «Столбцах» такую художественную реальность, которая несет в себе память целого Поясним это положение, являющееся для нас исходным

Знаковой фигурой для понимания «Столбцов» является художник П Филонов Его творческие установки многое открывают в книге Н А Заболоцкого, делая содержательными отдельные мотивы и технические приемы Мировоззренческая близость поэта и художника сказалась и на глубинном уровне Сходство взглядов П Филонова и Н А Заболоцкого, способность последнего «видеть мир глазами художника и мыслить пространственными образами»2 повлияли, прежде всего, на мировоззрение поэта, хотя известны и живописные работы Н А Заболоцкого в русле филоновской «аналитической» школы

«Живописный закон» Филонова, его аналитизм привлекли Н А Заболоцкого установкой на сделанность, рациональность появления и обдуманность каждого образа В единстве этих тщательно прописанных, наделенных расширяющимся смыслом и как бы завершенных фрагментов возникает нечто большее и сущностное, чем просто следование манере П Фило-ова, — целостная, оригинальная картина мира

3 ЗабоюцтшН Н ЖизньН А Заболоцкого М, 1998 С 88

На общую концепцию у Н А Заболоцкого «работает» все живопись выступает в «Столбцах» как формо- и смыслообразующий элемент, это не только визуализация стихотворений — столбцов — как «аккуратной колонки строк» (Н Н Заболоцкий), но и поэтическая живописность, колори-стика

Поэтика «Столбцов» тяготеет к изобразительности в той мере, в которой этот принцип позволяет использовать кристаллическую технику как прием, моделирующий мир книги— мир плоский, с мнимой глубиной перспективы, выходы «вверх/вниз» симулятивны, звуки, эмоции, смена ночи и дня, движение небесных светил визуализированы В результате изображение словно отдаляется от читателя, смена зрительной перспективы вызывает совмещение его внешнего и внутреннего планов Эту изобразительную и метафоризирующую особенность поэтики Н А Заболоцкого мы и называем кристаллической техникой, суть которой— в принципиальной инвариантности образов, их многомерности, повышенной аллю-зивности и мифологичности отдельных образов, обеспечивающих культурно-историческую многослойность каждого фрагмента текста

Таким образом, кристаллическая техника Н А Заболоцкого вводит нас не только в живописное поле Живопись для поэта сопряжена с музыкой, несмотря на то, что живопись и музыка внешне антагонистичны упорядоченность, видимая структурированность (и структурность) живописного полотна словно бы естественно противостоят стихийности музыки, ее «слишком» природному началу Так противостоят друг другу порядок и стихия, Хаос и Космос Однако кристаллическая техника Н А Заболоцкого позволяет обнаружить тяготение к универсуму в столь разных сферах искусства благодаря музыкальному ритму, который поэт ищет и обретает в мире Это не «музыка сфер», не «музыка миров», как было у символистов, это сфера быта, увиденного в момент его трансформации В результате в «Столбцах» звук передается как визуальный образ (например, «летает хохот попугаем», Белая ночь, щветочек музыки в руке», Часовой), а визуальный образ, в свою очередь, передается звуком («а кругом — громовой, цилиндров бряцанье / и курчавое небо», Офорт, «пролетарий на коне / гремит, играя при луне», Часовой) Системное использование кристаллической техники ведет к тому, что неоднозначность, множественность, амбивалентность становится определяющей характеристикой всей образной структуры книги

Вторая глава «На пересечении эроса и танатоса. "Столбцы" как опыт структурирования Хаоса» состоит из двух разделов и раскрывает содержательное значение кристаллической техники как способа структурирования Хаоса, исследует образы и мотивы, организующие единое пространство текста книги

Авторская стратегия держит читателя «Столбцов» в постоянном напряжении Ее суть — в постоянной перекличке корреспондирующих образов, сквозных мотивов, которые устанавливают межтекстовые связи, «собирают» стихотворения «Столбцов», как обрывки мироздания, в единый текст — универсум

Раздел 2 1 «Корреспондирующие образы в "Столбцах": функция и значение» посвящен исследованию образов и мотивов, которые организуют единое пространство текста книги, связывая между собой стихотворения «Столбцов» В нем рассматриваются образы коня/лошади, кукушки, сирены, попа, покойника и их функционирование, а также мотивы сна, эроса и смерти

Например, одип из самых частотных образов в «Столбцах» — образ коня/лошади Конь встречается в книге в шести стихотворениях {Движение, Обводный канат, Игра в снежки, Цирк, Часовой, Пир), лошадь — в четырех (Бродячие музыканты, Болезнь, На даче, Цирк) Помимо прямо поименованных коней и лошадей, в «Столбцах» присутствуют и образы, связанные с юшадыо ассоциативно Взаимоотношения человека и коня в «Столбцах» развиваются в двух направлениях 1) конь подчеркнуто нематериален, помещенный в Вечность, он связан не с человеком, а с Космосом, важной доминантой образа в этом случае оказывается его одухотворенность (см Пир, Обводный кант, Бродячие музыканты), 2) конь соединен с человеком, зачастую образуя с ним некое «кентаврическое» единство, меняющее структуру и функционирование образа (см Часовой, Движение, Игра в снежки, Цирк) Так, «пролетарий на коне», по сути, портрет, изображение некоего полководца из Часового, поглощает «частное» свойство — способность греметь, а именно «гром» и «звон» издают копыта коня во всех стихотворениях «Столбцов» Кроме того, в образе «пролетария на коне» явлена травестия иконописного образа Георгия Победоносца

В стихотворении Движение антитезой, определяющей развитие сюжета, оказывается неподвижность/движение, что является дальнейшим развитием «кентаврической» тенденции «движущиеся руки» (контаминация

человека и коня) и восемь сверкающих ног передают быстрое движение, как в живописи футуристов Статуарность же извозчика, напротив, подчеркивается сравнением «как на иконе» и глаголами «сидит», «лежит» Эта же схема работает и в стихотворении Игра в снежки изображающие погибших «мальчишки» и якобы замерший «мужик» подчеркивают динамику коня

Отдельную группу составляют стихотворения, в которых человек превращается в коня (Офорт, Красная Бавария, Болезнь) Подобная метаморфоза у Н А Заболоцкого оказывается возможной в пограничных ситуациях болезни, сна, алкогольного опьянения Но если в Болезни появление лошади приводит к выздоровлению больного, то в Офорте контаминация копя и человека порождает оксюморонный образ живого покойника, что «по улицам гордо идет» Конь в этом случае сохраняет смысл символа жизни

Включенность копя в парадигму 'смерть/жизнь' является одним из важнейших мотивов «Столбцов» В стихотворении На даче сопряжены оба этих начала Сюжет его составляет рождение ребенка по пути к врачу, в тарантасе, запряженном тройкой лошадей В результате появление ребенка, его окончательное отделение от матери, вызывает смерть лошади она как бы отдает младенцу свою жизнь В стихотворении Цирк, напротив, движутся и копь, и его наездник— дитя, так как движение в контексте книги и есть жизнь

Фигура копя/лошади в «Столбцах» может быть рассмотрена и как бытийный образ (связывающий воедино рождение и смерть), и как культурный (традиции изображения лошади в разных видах искусства, например у П Филонова и футуристов), и как реалистически-бытовой

Не менее важен в книге Н А Заболоцкого сюжет, обозначенный образом кукушки (стихотворения Белая ночь, Часовой, Свадьба, Бродячие музыканты и Купальщики) Если в Свадьбе о кукушке говорится как о предсказательнице будущего, в соответствии с народно-мифологическими представлениями, то в Часовом это уже небольшой маневровый узкоколейный паровоз Возможны и ассоциации с часами с кукушкой, на что так же косвенно может намекать название стихотворения Часовой Во всех этих случаях Н А Заболоцкий опирается на естественную омонимию, легко выявляемую читателем

Но значительно более интересны случаи обнаружения с помощью кристаллической техники скрытых жизнесозидающих связей в макрокосме Н А Заболоцкого Так, в нем с образом кукушки прочно связана тема свадьбы (и шире, интимных отношений), однако при этом в «Столбцах» сама же кукушка вносит элемент целомудренности, противостоит плотской любви, по сути, становясь стержнем нового сюжета

В Белой ночи находим концептуально важный образ «кукующих соловьев» «Сращение» соловья с кукушкой не случайно, оно опирается на архаическое знание Соловей и кукушка «тесно связаны друг с другом в народных представлениях, часто выступают в фольклорных текстах как брачная пара и наделяются сексуальной символикой»3 Таким образом, кукующие соловьи должны бы нести эротический смысл, но логика кристаллической техники позволяет увидеть в них иной смысл Если исходить из средневековой традиции, а также родовой принадлежности слов «соловей» и «кукушка» в русском языке, то можно предположить, что кукующие соловьи есть некое андрогинное существо, конечное по своей сути, а потому неспособное произвести потомство По античной традиции соловьи пола женского, их «сращение» с кукушкой приводит практически к тому же результату потомство, в соответствии с известной повадкой этой птицы откладывать яйца в чужие гнезда, выращивает кто-то другой, а кукушка утрачивает право наследования Таким образом, используя разные культурные коды, мы постигаем механизм создания образа кукующего соловья — явления умопостигаемого, противоречащего жизни В данном случае эрос равен танатосу

Связанное с образом кукушки переплетение мотивов эроса и танатоса проявляется не только в Белой ночи Не являются исключением и стихотворения Бродячие музыканты и Купальщики

Стихотворение Купальщики могло бы быть одним из самых «эротических» в книге Построенное на изображении бытовой сцены, оно использует ее привычное «живописное» описание обнаженный мужчина прыгает в воду, «кукушку в руку спрятав» Впрочем, эротический посыл ситуации не реализован, а сам сюжет выстроен «от противного» Кукушка спрятана в руке, «спрятана» она, как эхо, и в названии стихотворения — купалыци-

3 ГураА Коитус в символическом языке у славян// Балтийский филологический курьер Калининград 2003 №3 С 122

кам «отзывается» двумя первыми слогами кукушка Купание в итоге оборачивается вовсе не оргией, а омовением, снимающим грехи

В сюжете кукушки у Н А Заболоцкого соединились два противостоящих друг другу начала тезис — кукушка — символ любви и смерти, антитезис — то значение образа, которое рождается в художественной логике Н А Заболоцкого Его кукушка обретает новый смысл в контексте целого, родового, в контексте человеческой жизни Эротическое у Н А Заболоцкого лишено плотского, сниженного значения, потому что оно не рассматривается в отрыве от целого, а целое, как мы помним, у Н А Заболоцкого отражается в любой его составляющей Таким образом, связь части и целого в «Столбцах» всегда явлена, наглядна, дистанция между эросом и тана-тосом равна человеческой жизни

Мотивы эроса и танатоса тесно связаны с образом кочующей из стихотворения в стихотворение сирены, которая в пространстве книги реализует идею продажной любви, иллюзорности, призрачности, обмана При дневном свете девки разительно отличаются от своего ночного облика (сирены), теряется их волшебность и нереальность, становятся видны изъяны «на солнце кожа шелушится, / облуплен нос», «клубки оранжевых волос» оказываются «мочалом», «грудь» превращается в «грудки» (Ивановы)

Неизменной спутницей девоккирен является гитара, что сближает их с попом Поп также телесен, как и сирены, он постоянно поет и/или ест, его атрибут — это гитара и «чугунный крест из серебра» (Болезнь)

В «Столбцах» присутствует еще один герой, который совмещает в себе характеристики сирены и попа — оживший покойник из Офорта, один из самых загадочных персонажей книги Однако реальный комментарий частично снимает покров тайны В 1920-х гг XX в в Ленинграде и Москве действовала шайка «попрыгунчиков», пугающая и грабящая прохожих в ночные часы в глухих местах Под ожившим покойником в Офорте вполне может подразумеваться такой ночной кладбищенский грабитель Его поймали, поэтому «ведут под уздцы», а он «молитву поет / и руки ломает наверх» В этом действии Н А Заболоцкий соединяет идиомы «заламывать руки» (клясться, «божиться») и «ломать комедию» (играть, обманывать) То есть покойник пытается доказать свою невиновность Очевидно, в таком контексте «медные очки» и «перепончатые рамы» суть метафора оков, веревок, которыми опутали покойника, чтобы он не сбежал Молитва вводит его в ассоциативное поле попа По высказанной Р В^гЬгщ и дополненной

А Юнггрен версии, в Офорте описывается ситуация торжественных похорон, поэтому на них обязательна фигура священника Однако его функции берет на себя сам покойник И если поп «поет, как бубен», «визжит», «воет» и «ревет», как сирена, то покойник поет «голосом трубным», более подходящим попу

Мнимый покойник-вор вполне встраивается в парадигму мнимых сирен — девок и мнимых священников — попов Во всех этих образах содержится интенция двойного прочтения с одной стороны, оживший, «воскресший» покойник, мифологическая сирена, отвечающий за духовную сферу священник, а с другой стороны, сниженная, бытовая семантика — вор, проститутка, пьющий и поющий на свадьбе поп

Раздел 2 2 «Кавказ и Ленинград, эрос и танатос: Черкешенка как смысловое ядро "Столбцов"» посвящен анализу стихотворения, давшего имя всей книге В рукописном сборнике «Арарат» (1928) оно называлось Столбец о черкешенке В 1929 г Столбец о черкешенке стал просто Черкешенкой, а «Столбцы», сохранившись в названии всего сборника, обрели еще и статус структурообразующего приема

Анализ Черкешенки и ее связей в смысловом пространстве книги показывает, как в столбце (отдельном стихотворении и значимом фрагменте книги) пересекаются несколько сквозных сюжетных линий Черкешенка содержит ядро сюжета, мотивы, образы, которые переводят внешне бытовой материал на онтологический уровень

Черкешенка ассоциативно связана со стихотворениями Футбол, Пекарня, Лето, Белая ночь, Незрелость, Свадьба, Часовой, Пир, Офорт, Красная Бавария, Ивановы, На лестницах, Баллада Жуковского, Искушение, Обводный канал, Бродячие музыканты, Фигуры сна, что превращает ее в некий ключ, с помощью которого прочитываются другие тексты

Один из значимых мотивов Черкешенки — столкновение пространства Ленинграда (города) и Кавказа (нетронутой природы) Сюжет стихотворения образует история черкешенки, задавленной городом Судьба героини, естественной на фоне Кавказа, трагична Источник трагического не в пространстве города, а в самой черкешенке, его отторгающей Эту мысль рельефно оттеняют «девки-сирены» (Ивановы), которые тоже «сидеть не могут взаперти», но легко находят свое место на улицах, где черкешенка погибает

Ленинград увиден глазами черкешенки Кавказ «выплывает» в город, но не в парадную его резиденцию, а в «провал парадный Ленинграда» «Провал парадный» легко ассоциируется с некрасовским парадным подъездом С другой стороны, как «провалы» могут быть обозначены ленинградские дворы-колодцы, далеко не «парадные» атрибуты города, а его задворки Кроме «горизонтального», актуализируется противопоставление Кавказа и Ленинграда «по вертикальной оси» Кавказ — горы — «пяти-сосцовая громада», которая величественно «выплывает», а Ленинград оказывается «провалом» Кавказа, «дыркой от бублика»

Останавливает внимание неожиданное определение Кавказа — «пяти-сосцовый» «Сосцы» — своего рода зеркальное отражение вершин в воде, которой так много в Ленинграде, направленное вниз, а не вверх Это зрительно значимая смена векторов движения в первой части стихотворения действие разворачивается на Кавказе, где Эльбрус качает «вершиной» (движение вверх), а во второй, «ленинградской», его заменяют «сосцы» (движение вниз)

Но «сосцы» естественным образом вызывают представление о вскармливании, материнском молоке Атрибуция сосцов Кавказу, явно входящему в символическую сферу мужского и представляющему собой своего рода знак мускулинной культуры, придает ему черты андрогинности Кавказ оказывается как бы неким совершенным в своей ¿)в>'полости, двуединости прародителем, прародиной Отсюда уже единожды восстанавливался мир и порядок после потопа (вспомним название первого рукописного сборника Заболоцкого, «прародителя» «Столбцов», — «Арарат»), Кавказ функционирует в книге как символ вероятности появления нового Ноя, хотя его «голубок веселый» пока еще спит в Фигурах сна Южные минеральные источники, питающие Кавказские горы, по сути, противопоставлены губительным северным водам И это еще одна мотивация гибели вскормленной на Кавказе черкешенки

Как всегда у Н А Заболоцкого, цепь ассоциаций может быть дополнена новыми звеньями Так, пять горных вершин («пятисосцовый») актуализируют ассоциацию с Пятигорском, указывая на лермонтовский слой стихотворения, намек на который таит в себе та же черкешенка Причем в читательской памяти возникает не только роман «Герой нашего времени» и, в частности, главы «Бэла» и «Княжна Мери», но и судьба самого поэта Смерть Лермонтова, убитого на дуэли, ассоциативно связывает дуэль Пе-

чорина и Грушницкого и смерть заколотой кинжалом Бэлы, соединяя литературный слой с биографическим

Сгущение танатосных мотивов поддерживает напряженный тон стихотворения, подготавливая смерть черкешенки, которая описывается весьма характерным образом «и трупом падает она, / смыкая руки в треугольник» «Треугольник» рук — это, с одной стороны, молитвенный жест, выражающий смирение, покорность сложившимся обстоятельствам С другой стороны, руки, сомкнутые треугольником, — это жест, характерный для ныряния (волевого действия) Черкешенка будто бы сама ныряет в бездну себя, в пучину рвущегося навстречу ей Терека («Но Терек мечется в груди / ревет в разорванные губы») От нее остается «трупик известковый» уменьшительное «трупик» коррелирует с «тельцем», «глазками» и «лобиком» цыпленка из стихотворения Свадьба, вновь актуализируя сквозную тему невинной жертвы и собственного выбора такой судьбы

«Треугольником», «домиком» складывают руки покойника, черкешенка же сама «смыкает» руки Самоубийство в «Столбцах» вовсе не рассматривается как греховное действо К уже упомянутому цыпленку из Свадьбы добавим кота-самоубийцу из стихотворения На лестницах — они вызывают сочувствие и одобрение, но никак не порицание за тот выбор, который они сделали Мир, выпавший им на долю, непригоден для жизни, изменить они его не могут и поэтому уходят из него (вариантом их решения является отказ от продолжения рода, от потомства) Таким образом, самоубийство рассмотрено не в религиозном ключе, а как часть мировоззренческой системы Н А Заболоцкого автор видит уход из/от жизни как волевой акт, знаменующий протест против несовершенного мироустройства

«Известковый трупик» черкешенки и «треугольник» рук связывают стихотворение с Часовым, в котором геометрическая фигура превращается в геометрическое тело— конус Мыши, сопровождающие 'сон/смерть' часового, развивают тему их лица «похожи» на «трупик» черкешенки «треугольностью» и «меловостью» «Щели каменные плит» делают мышей очевидцами и другой смерти — форварда из Футбола там «с плиты загробная вода / стекает в ямки вырезные» В «Столбцах» 1929 г слово «плита» использовано лишь дважды и только в значении «надгробная» В Своде 1958 г ее омоним модифицирует танатосный сюжет «Там от плиты и до сортира / Лишь бабьи туловища скачут» Обездушенные «бабьи туловища» также относятся, скорее, к миру мертвых, чем к миру живых

«Конус» дает новое ответвление сюжета смерти «Конусообразность» шинели часового (Часовой) отзывается в стихотворении 1927 г Баллада Жуковского (оно было включено автором только в рукописный сборник «Арарат» и никогда не издавалось) В нем к царю, чья «восточная порфира / полмира вытоптала прочь», приходит отомстить утопленник, унося с собой его «любовницу-жену» Царь «ломает руки» так же, как это делал покойник в Офорте, но ни мольбы, ни заклинания не спасают, так как все уходит «под горку» — под могильный бугор (под треугольник)

Лирический субъект Черкешенки обладает весьма характерной чертой Цветовая мета— «от света белый»— рождает многочисленные связи и пересечения Определение «белый» в качестве атрибута лирического субъекта находим не только в Черкешенке, но и в финале стихотворений Пир, На лестницах

Позиция и поза героев, обозначенные одинаковой формулой «я стою», резюмируют центростремительность сюжета, оказываются как бы осью, на которую нанизывается происходящее Ситуация многократного возвращения может быть истолкована как утверждение общности танатосных мотивов и как их преодоление Мысль о принципиальной незавершенности та-натосного сюжета подтверждает стихотворение Незрелость В обращении его героя младенца к девочке «Закрой же ножки белой тканью», — скрыт не только парафраз скандально знаменитого брюсовского стихотворения, но и отказ от «материальной» жизни и любви «Костер» разума для него несоизмеримо важнее «красот» соблазнительницы

Как часто бывает у Н А Заболоцкого, раз найденный образ со сменой контекста обретает все новые оттенки смысла Так, отмеченность «белым», обладая отрицательными коннотациями в одних стихотворениях («бледная сирена» в Красной Баварии, безумие Белой ночи, «бельмо» месяца и «белые тела» младенцев, обуреваемых страстями, в Фигурах сна), в других выступает частью антиномии (Черкешенка, Пир и На лестницах) В Черкешенке «белизна» героя усиливается тем, что он «в море черное» глядит «Чернота» моря, с одной стороны, обусловлена ночной темнотой, с другой — словно бы извлечена из известного топонима Таким образом, географическое пространство (север-юг) сжимается до одной точки, некой «середины», смыкая воедино Кавказ и Ленинград, северное и южное моря

Таким образом, стихотворная строка «и мир двоится предо мною» по сути программная для всей книги «Раздвоение» мира в поэтическом кос-

мосе Н А Заболоцкого в итоге приводит к единству в силу своей дихото-мичности часть может дать представление о целом, сохраняя в себе все его свойства «Два огромных сапога», вызывая в памяти поговорку «два сапога— пара», актуализируют идею смысловой одинаковости, идентичности части и целого

Вместе с тем, мир двоится не сам по себе, а лишь в глазах героя, обладающего индивидуальным, иным вг/дением, в котором единый, цельный мир всякий раз предстает новым «Новизна» зависит от субъективных качеств личности точки зрения, осведомленности в ситуации, знании о целом и т д Поэтому у Н А Заболоцкого массовое (как правило, «не знающее») восприятие во многом отличается от «знающего глаза» художника, поэта Объективно существующий мир вбирает все индивидуальные различия, обозначая конечную победу миропорядка (Космоса) над хаотическим бытом, который индивидуальное зрение может принимать за онтологическое состояние мира

В Заключении подводятся основные итоги исследования, намечаются перспективы дальнейшее работы

По теме диссертации опубликованы следующие статьи

В изданиях, рекомендованных ВАК

1 Золотарева К А «И мир двоится предо мною » инвариантные образы в «Столбцах» Н Заболоцкого / К А Золотарева // Вестник Воронежского государственного университета Серия Гуманитарные науки — 2006 — №2,ч 2 — С 319—325

В других изданиях

2 Золотарева К А Модификации петербургского текста в поэтическом мире «Столбцов» Н Заболоцкого / К А Золотарева // Сборник студенческих работ материалы науч студ конф 2000 г Шестидесятилетию филол фак ВГУ посвящается Вып 3 —Воронеж, 2001 —С 92—100

3 Золотарева К А Антропоцентрический мир Н Заболоцкого в «Столбцах» / К А Золотарева // Русская филология 14 сборник научных работ молодых филологов — Тарту Tartu Uhkooli Kirjastus, 2003 — С 132—138

4 Золотарева К А «Кристаллическая техника» Н Заболоцкий и П Филонов/К А Золотарева//Русская филология 15 сборник научных работ молодых филологов — Тарту Tartu Ulikooli Kirjastus, 2004 — С 122—127

5 Золотарева К А Человек в поэтическом мире «Столбцов» Н Заболоцкого / К А Золотарева // Русская литература и философия постижение человека материалы Второй Всероссийской научной конференции (Липецк, 6—8 октября 2003 г) в 2 частях / отв ред В А Сарычев — Липецк ЛГПУ, 2004 —Часть 2 — С 117—123

6 Золотарева К А «Кукующие» соловьи и кукушки в «Столбцах» Н Заболоцкого / К А Золотарева//Русская филология 16 сборник научных работ молодых филологов — Тарту Tartu Ulikooli Kirjastus, 2005 — С 112—117

7 Золотарева К А Сирена, поп, покойник корреспондирующие образы в «Столбцах» Н Заболоцкого / К А Золотарева // Мортира и свеча материалы международной летней школы по авангарду, посвященной столетию со дня рождения Даниила Хармса / под ред А Кобринского — Пос Поляны Уусикирко Ленинградской области, 2005 — С 40—50

8 Золотарева К А «Зачем же лошадь стала ты9» о трансформациях одного образа в «Городских столбцах» Н Заболоцкого / К А Золотарева // Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах материалы Международной научной конференции, г Волгоград, 12—15 апреля 2006 г / Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН, ВолГУ — Волгоград Издательство ВолГУ, 2006 — С 563—568

9 Золотарева К А «И вздрогнул поп, завыл и вдруг » о функциях пения в «Столбцах» Н Заболоцкого / К А Золотарева // Русская филология 17 сборник научных работ молодых филологов — Тарту Tartu Ulikooli Kirjastus, 2006 — С 85—90

Подписано в печать 09 10 2007 Формат 60x84/16 Уел печ л 1,5 Тираж 100 экз Заказ 2091

Отпечатано с готового оригинала-макета в типографии Издательско-полиграфического центра Воронежского государственного университета 394000, г Воронеж, ул Пушкинская, 3

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Золотарева, Ксения Александровна

Введение.

Глава 1. Формирование кристаллической техники.

Глава 2. На пересечении эроса и танатоса. «Столбцы» как опыт структурирования Хаоса.

2.1. Корреспондирующие образы в «Столбцах»: функция и значение.

2.2. Кавказ и Ленинград, эрос и танатос: Черкешенка как смысловое ядро «Столбцов».

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Золотарева, Ксения Александровна

Н. А. Заболоцкий пользуется устойчивой репутацией поэта-философа, стоявшего несколько в стороне от литературного потока своего времени. Это утверждение воспринимается почти без доказательств, несмотря на то, что именно их осмысление поможет понять своеобразие поэта, особенность его творческого поиска и внутреннюю зависимость от эпохи, диктующей решение именно тех задач, которые обеспечили неповторимость художника. Объектом нашего исследования стал первый стихотворный сборник поэта, отразивший структурно и содержательно процесс становления Н. Заболоцкого в качестве одного из ведущих поэтов неклассического XX столетия. Как переходное явление не только в творчестве Заболоцкого «Столбцы» несут на себе отчетливую печать исчерпанности поэтики и ми-ровидения Серебряного века и столь же отчетливый поиск новых путей художественного слова и нового отношения к миру. Это обстоятельство осознавалось самим художником, относившимся к «Столбцам» очень ревностно и продолжавшим работать над ними до конца своих дней.

Судьба поэта Н. А. Заболоцкого в критике сложилась в полном соответствии с эпохой: сначала внимание к скандальному выступлению ОБЭРИУтов, затем молчание, естественно возникшее вокруг репрессированного поэта, наконец, недолгая популярность его поэзии последних лет, внешне акцентированная внезапной смертью в 1958 году. Во второй половине XX века поэзия Н. Заболоцкого нечасто становилась предметом монографического изучения: давали о себе знать и арест, и очевидная невозможность для критики оценить творчество поэта под нужным углом зрения.

В научной литературе долгое время безраздельно бытовало мнение о четком разделении на два этапа — ранний и поздний. Линия демаркации, по сути, проводилась в соответствии с трагическим сбоем в ритме жизни — до лагеря и после (См.: [Македонов 1987, Роднянская 1959, Ростовцева 1984, Турков 1966]). Сейчас некоторые исследователи выделяют три и даже четыре этапа его творчества (см., например, [Джимбинов 2005, Кекова 20036]). Зачастую «одного Заболоцкого побивают другим, руководствуясь при этом собственными художественными (не без примеси все той же "социальности") пристрастиями. В годы нервных отношений с традицией, когда кажется, что традиция окостенела, автоматизировалась, что она навязывается извне, превозносится Заболоцкий, автор "Столбцов", а поздний Заболоцкий превращается в "судорожного имитатора" (разумеется, не от хорошей жизни). Во времена усталости от революционных потрясений (художественных и политических), от разнузданности и вседозволенности ситуация зеркально меняется, и на коне уже оказывается Заболоцкий-"классик"» [Панфилов 2005: 75]. Большинство исследователей сходится во мнении о целостности творчества поэта, о «едином» Заболоцком, прошедшем сложный эволюционный путь ([Колкер 2003а, Лощилов 1997, Мику-шевич 1994, Панфилов 2005, Роднянская 1996, Степанян 2000]).

Корпус биографической и мемуарной литературы о Заболоцком ([Воспоминания 1984, Гинзбург 1987, Дижур 1995, Ермолинский 1990, Озеров 1994, Роскина 1980, Солонович 1994, Старшинов 1988, Чуковский 2005 \ Шварц 1990]) в последнее десятилетие дополнила ценная исследова-тельско-биографическая книга сына поэта, Никиты Заболоцкого, вышедшая двумя изданиями [Заболоцкий Н. Н. 1998, Заболоцкий Н. Н. 2003], а также многочисленные статьи: [Заболоцкая 2003, 2005, Либединская 2005, Минц К. 2001, Николаева 2003, Попов 2005, Семибратов 2003, Синельников 2002, Солонович 2005].

1 Переиздание.

Исследователей продолжают интересовать сходства и различия, связи Заболоцкого и ОБЭРИУтов ([Кацис 2000а, Коновалова 2004, Лощилов 2005а, 2005д, Минц К. 2001, Орлицкий 2005, Шубинский 2001, Roberts 1997]), начало этому направлению исследования положили [Герасимова 1988, Васильев 1990а, 1990в, 1991,Жаккар 1995].

Огромный комплекс работ посвящен связям поэзии Заболоцкого с русской и зарубежной литературой XVIII—XX веков {зарубежная литература: [Герасимова (б. г.), Машевский 2003]; русская классическая литература: [Гусев 2005, Дзядко 2004, Домащенко 1986, Кедровский 1985, Павловский 2003, Полякова 1979, Ростовцева 2005, Смирнов И. П. 1969, Шром 1990, 1999, Шубинский 2001]; Серебряный век: [Альфонсов 1996, Игошева 1996, Кибешева 2007, Кобринский 2000, Кушнер 2003, Минерало-ва 2005, Михайлов 2003, Раскина 2003, Соколова 2003, Стояновский 2005]; Заболоцкий и Хлебников: [Кротков 2005, Слинина 1970, Эткинд 2000]; Заболоцкий и его современники (Замятин, Зощенко, Платонов, Поплавский) [Корнилов 1997, Лосев В. 1991, Лошманова 2005, Сироткин 2003, Строкина 2005, Чагин 2005]; Заболоцкий и современная литература: [Запевалов 2003, Фоняков 2003]).

Весьма показателен увеличившийся интерес к поэмам Заболоцкого (особое внимание уделяется поэме Рубрук в Монголии): [Антонов 2005, Бойко 20056, Ермоленко 2003, Игошева 2003, 2005, Редькин 2003, Скоро-панова 2005а, 20056, Шайтанов 2003, 2005, Яблоков 2003].

Уделяется внимание и связям творчества поэта с другими видами искусств: живописью ([Альфонсов 1982, 2006, Гашева 1993, Домащенко 1986, Карабутенко 2005, Степанян 1989]), музыкой ([Кибешева 2003, Левченко 1986, Мороз 2006, Степанова 1988, 2001]), кино ([Лощилов 20056]).

Мифопоэтические основы поэзии Заболоцкого стали предметом интереса многих ученых: [Гик 1996, Лощилов 1997, 2005д, Мароши 2000,

Мороз 2006, Перемышлев 1995, Пчелинцева 1992, 1996а, 19966, 1999, 2000а, Редькин 2003]. Библейские мотивы рассматривают [Кибешева 2006, Смоленцев (б. г.), Сотникова 1994].

Остается стабильным интерес лингвистов: [Воробьева 1997, Вершинина 1998, Кекова 1986, 1987, 2003 Красильникова 1983, 1997, 2001, 2003, Кретова 2003]. Среди защищенных в последние два десятилетия диссертаций количество исследований с точки зрения языка ([Воробьева 1997, Кекова 1987, Кретова 2003, Остренкова 2003]) не уступает историко-литературным2: [Домащенко 1986, Игошева 1994, Подгорнова 2000, Пчелинцева 1996а, Кибешева 2007].

Что касается монографий о творчестве Заболоцкого, то их корпус на рубеже веков увеличился, к сожалению, незначительно: к [Куняев С. Ю. 1986, Турков 1966], не потерявшим актуальность [Македонов 1987, Ростовцева 1984] добавились [Заболоцкий Н. Н. 1998, Лощилов 1997, Goldstein 1993, Pratt 2000]. Также следует назвать учебное пособие Т. Игошевой [Игошева 1999], которое по широте тем, актуальности и глубине исследования вполне сопоставимо с монографией.

Зарубежные исследования охватывают широкий круг тем, хотя в центре внимания были и остаются «Столбцы»: [Баак 2003, Каратоццоло 2002, 2003, 2005, Скандура 2005, Фарыно 1973, Faryno 1991, Юнггрен 1981, Bjor-ling 1977, Goldstein 1993, Masing-Delic 1974, 1987, Piatt 2003, Pratt 2000, Ripellino 1968, Roberts 1997].

Особый интерес представляют работы, в которых исследуется связь творчества Заболоцкого с живописью; описывая и идентифицируя чисто формальные моменты (например, аналитическое разъятие, фантасмагорическую атмосферу, изобразительную пластичность), основное внимание ученые направляют на идейную близость позиций П. Филонова и Н. Забо

2 В последнее десятилетие явно преобладают диссертации, имеющие лингвистическую направленность. лоцкого [Альфонсов 2006, Гашева 1993, Степанян 1989]. Обнаруживая близкие принципы строения образа у Заболоцкого и Филонова, Н. В. Гашева и О. А. Рыбьякова находят «функциональную зависимость каждого из частных смыслов от одной системы, в которой обнаруживаются повторяющиеся сходства. Образы того и другого создаются из четких элементов в организованные системы. В то же время присутствуют напряжение, космические, метафизические параметры осмысления проблем» [Гашева 1993: 49]. Исследовательницы приходят к выводу, что поэт и художник «типологически близки основными проблемами образного мира и некоторыми чертами структуры художественного образа. В центре внимания того и другого — процессы осмысления действительности, анализ состояния сознания, его движения» [Гашева 1993: 55].

Концепции человека в художественном мире «Столбцов» посвящены статьи [Васильев 19906, Васильев 2005, Каратоццоло 2002, Лосев В., Ло-щилов 2005е, Сироткин 2003, Эткинд 1986, Яблоков 2004]. Е. Эткинду представляется, что мир «Столбцов» лишен индивидуальности, в нем действует только обезличенная масса, и даже «я» повествователя отсутствует. Он отвечает на вопрос: «Куда же подевались личности людей? Какая сила уничтожила их? Таких античеловеческих сил — несколько. Из них первая, наиболее ярко изображенная, — материально-потребительская: мясо, рыба, тесто, одежда, вино. Другая нивелирующая сила— массовые городские развлечения. Третья — устойчиво-традиционная рутина, укрепляемая современным государством» [Эткинд 1986]. Ученый делает вывод, что «Центральный художественный факт "Столбцов" — стертость "героя" в мире стихий, враждебных человеку как личности, замещение героя-человека толпой, вещами или натюрмортами» [Эткинд 1986].

Е. Яблоков рассматривает функционирование образов «мальчиков» и «девочек» в первой книге Заболоцкого; неопределенность социальновозрастного статуса персонажей рассматривается им как черта «примитивистского» стиля, он делает важное наблюдение, что «детская» образность в «Столбцах» имеет два основных аспекта реализации, условно называемые им «сатирической» и «философской» линией. По мнению Яблокова, «"детский" мир Заболоцкого — это бытие отнюдь не блаженное и органически-"цельное"; этот мир принципиально неблагополучен, "недоразвит", болезненно иррационален. В этом смысле "детскость" — и впрямь "недоношенность": она сопряжена с вопиющей дисгармонией отношений между телесной, душевной и духовной сферами» [Яблоков 2004].

И. Лощилов указывает, что каждое стихотворение «Столбцов» имеет антропоморфную структуру, а сборник как целое — теоморфен [Лощилов 2005е]. По мнению М. Каратоццоло, для истолкования «Столбцов», в которых заострено внимание на анатомических особенностях, на плоти и человеческой внешности, важное значение имеет свод интерпретаций еврейской Каббалы [Каратоццоло 2002]. И. Лощилов, рассматривая мифологические основания поэтического мира Заболоцкого, также считает необходимым привлекать для изучения «Столбцов» Каббалу, карты Таро и учения Папюса, указывая, что «поэт был знаком с популярной в начале столетия литературой по оккультным наукам, хотя и не оставил прямых письменных свидетельств об этом знакомстве» [Лощилов 1997: 44]. Он предлагает возможную интерпретацию «Столбцов» в контексте оккультной парадигмы.

В. В. Лосев, размышляя об антропоморфизме Заболоцкого, приходит к выводу, что «аналитическое разъятие, разъединение как поиск первоосновы мира, начального уровня связи и взаимозависимости его элементов — лишь первый и закономерный этап на пути к грядущему синтезу, объединению» [Лосев В. 1991: 41. Подчеркнуто В. Лосевым. —К. 3.].

В работах К. Ф. Пчелинцевой «Столбцы» рассматриваются как неомифологический текст. Основная коллизия раннего творчества Заболоцкого, по ее мнению, состоит в том, что «изображая мир в момент грандиозного катаклизма, сопровождающегося смешением разных социальных и культурных пластов жизни, автор вольно или невольно воспроизводит сюжет максимально приближенный к основному годовому ритуалу, сценарий которого включает парад "чужих сил", активизацию сил хаоса, когда границы между "своим" и "чужим" теряют свою непроницаемость, размываются» [Пчелинцева 2001а: 278]; поэтому «хронотип "Городских столбцов" как бы воспроизводит архетипичную ситуацию пересоздания мира из лиминально-го хаоса, наступающего в момент переходного состояния от одной социальной эпохи к другой» [Пчелинцева 19966: 38].

В учебном пособии Т. В. Игошевой «Столбцам» посвящена первая глава, в которой эта книга рассматривается в литературном и научно-философском контексте. Исследовательница анализирует конфликт автора с нэповским мещанством, указывая на его романтическую природу. Описывая художественный метод, «которым сработаны "Столбцы"» [Игошева 1999], Т. Игошева отмечает важную особенность книги: «на читателя. в первую очередь, производило впечатление не то, "что" увидел поэт, а то "как" он это увидел» [Игошева 1999], по ее мнению, «чрезвычайно важной, и даже ключевой художественной находкой оказывался алогизм, который избавлял поэта от бесполезной, избыточной, с точки зрения обэриута, необходимости отображать предметы и явления в их "наивном реализме"» [Игошева 1999. Курсив Т. Игошевой. — К. 3.]. Размышляя об особенностях механизма рационального познания Заболоцкого, Т. Игошева приходит к выводу, что «новая художественная реальность, созданная в акте игрового синтеза аналитически добытых результатов, одновременно является и особой моделью мироустройства. И это свойство делает его способом познания действительности» [Игошева 1999].

Важной вехой в изучении творчества Заболоцкого является монография И. Е. Лощилова. Утверждая, что «поэзия Николая Заболоцкого представляет собой один из самых загадочных феноменов в истории русской литературы XX века» [Лощилов 1997: 7], исследователь ставит перед собой задачу исчерпывающе охватить весь творческий путь поэта; инструментом такого познания становятся «Столбцы». В монографии утверждается, что в «Столбцах» представлен неомифологический образ мира, но неомифоло-гизм Заболоцкого коренным образом отличается от символистского мифотворчества. В раннем творчестве Заболоцкого, по И. Лощилову, миф рождается внутри треугольника автор— лирический субъект— читатель. Центральная мифологема поэзии Заболоцкого, по мнению И. Лощилова, — одинический миф неполного знания (исследователь напоминает, что Один, согласно скандинавской мифологи, повесился на Мировом Древе, принеся себя в жертву, чтобы обрести знание рун). Истинное знание в этой системе координат по определению вечно и запредельно миру. Миф развертывается в виде сюжета о передаче этого знания как зашифрованного сообщения в результате инициационных операций [Лощилов 1997, гл. 3]. Автор как демиург микро-универсума книги обладает полным знанием и передает его читателю зашифрованным в комбинации столбцов. Поэтому «мифопоэти-ческий субстрат этой поэзии сохраняется неизменным и доступен для реконструкции несмотря на то, что эпоха требовала от поэта резкой перемены литературной стратегии. Текст Заболоцкого — как раннего, так и позднего — представляет собой результат взаимодействия индивидуальности художника и культурного кода, диктуемого эпохой» [Лощилов 1997: 255. Курсив И. Лощилова. — К. 3.].

Парадоксальность места, занимаемого Заболоцким в русской словесности XX века, состоит в том, что имя поэта, похоже, с годами только набирает вес в литературном сознании» [Лощилов 1997: 11].

Общим итогом осмысления судьбы творчества Н. Заболоцкого в критике можно считать констатацию двух моментов: философскую направленность его художественного поиска и уникальное даже для XX века стремление соединить на равных основаниях два типа познания мира — гуманитарное и естественно-научное. Две эти составляющие позволяют нам говорить о гносеологической направленности поэзии Н. Заболоцкого в качестве его главной творческой интенции и определяют исследовательский, поисковый характер «Столбцов».

Одно из их главных, определяющих свойств «Столбцов» — неоднозначность. Это основополагающее свойство проявляется на всех уровнях архитектоники книги, влияет на читательское восприятие, обусловливает исследовательский поиск. Многогранность, проявляющая себя в каждом образе, в каждой детали, предопределена принципом построения «Столбцов», обозначаемым нами как кристаллическая техника.

Меняются методологические подходы ученых, наследие Заболоцкого осмысляется в широком общекультурном и собственно поэтическом контексте, но необходимость научного освоения и углубленного изучения творчества Заболоцкого сохраняется, так как оно вызывает противоречивые толкования, до сих пор сохраняется мнение о «разных» Заболоцких («раннем» и «позднем»), совершенно далеких друг от друга, многие общие и частные аспекты его творчества остаются неизученными. Необходимость целостного взгляда на творческий путь Заболоцкого определяет актуальность предлагаемой работы.

Целью нашего исследования является выявление основных аксиологических механизмов художественного мира Н. Заболоцкого, реализованных в первой стихотворной книге поэта. Поставленная цель предполагает решение следующих задач: уяснение причин переосмысления Н. Заболоцким базовых основ традиционного миропонимания; выявление специфики новых форм отражения мира, вызванных этим переосмыслением; исследование образной структуры «Столбцов», выстроенной с помощью кристаллической техники как приема для воспроизведения мировоззренческих позиций Заболоцкого; реконструирование сюжета книги, определение функций лирического субъекта и основных ее персонажей.

Объектом исследования является первая поэтическая книга Н. Заболоцкого «Столбцы», история ее формирования, а также примыкающие к ней, хронологически и по сходству осмысляемых проблем, стихотворения и поэмы. При необходимости привлекаются и более поздние тексты Н. Заболоцкого, включая прозаические.

Предметом исследования является изучение базового принципа построения художественного текста и познания мира Н. Заболоцкого, определенного нами как кристаллическая техника.

Научная новизна работы состоит в использовании понятия кристаллическая техника как термина, позволяющего анализировать поэзию Н. Заболоцкого в целом, мотивно-образную и структурную организацию «Столбцов», в частности. Кристаллическая техника есть способ создания художественной картины мира, отраженной в «Столбцах», способ формирования гносеологической позиции Н. Заболоцкого, выстраивающего собственный микрокосм, в основе которого взаимоотношения Хаоса и Космоса.

Теоретико-методологической базой диссертации стали положения, выдвинутые в трудах отечественных и зарубежных исследователей В. Аль-фонсова, М. Бахтина, А. Веселовского, JL Гервер, Л. Гинзбург, А. Гуры,

Т. Дмитриевой, Д. Лихачева, А. Лосева, Ю. Лотмана, 3. Минц, Р. Тимен-чика, В. Топорова, М. Сапарова, Е. Фарыно и других. Методика исследования использует приемы системного, историко-генетического, культурно-исторического, сравнительного, мифопоэтического и интертекстуального подходов к тексту.

Теоретическая значимость работы определяется введением термина кристаллическая техника, позволяющего рассмотреть творчество Н. Заболоцкого как динамически развивающееся художественное целое в парадигме Хаос—Космос. Эти же обстоятельства определяют практическую ценность исследования, результаты которого могут быть использованы для уточнения общей концепции творчества Заболоцкого в лекционных курсах по истории русской литературы, при разработке спецкурсов, семинаров, учебных пособий, посвященных поэзии 20—30-х годов XX века.

Совокупность текстов, составляющих «Столбцы», мы считаем необходимым и важным обозначить как книга. Настаивая на таком определении жанровой принадлежности, мы учитываем не только опыт современных исследователей, занимающихся проблемами художественной циклизации (М. Н. Дарвин, К. Г. Исупов, А. Карпов, И. Козлов, Л. Е. Ляпина, О. В. Ми-рошникова, И. В. Фоменко и др.), но и историю создания самой книги, взгляды Заболоцкого на собственное творчество.

Выскажем ряд доказательств. Книга предполагает не только совокупный взгляд на реальность, но нечто большее: созидание собственного мира [Карпов А. 1979], она «существует в сознании творца как цель или сверхзадача еще до ее написания. Образ будущей книги служит организующей осью творческого сознания писателя» [Григорьянц 1993: 9], поэтому в книге реализуется мироустановочная позиция, на которую цикл претендовать не может. По определению И. В. Фоменко, сборник представляет собой объединение самостоятельных стихотворений, соотнесенных друг с другом, но обладающих самоценностью, они вступают в диалогические отношения, оставаясь при этом независимой единицей контекста [Фоменко 1989].

История создания «Столбцов» говорит о том, что эта книга не собиралась из разных стихотворений, объединенных общими темами, идеями или синхронностью написания, а созидалась, строилась как единый текст3 с продуманной композицией, структурой, механизмами взаимодействия между стихотворениями.

Обозначить целое, основанное на объединении автором относительно самостоятельных стихотворений в художественное единство с определенной композицией и лирическим сюжетом можно как лирический цикл. Очевидная разница текстовых объемов (цикл — книга) служит основанием для их не только формального различения. В цикле и в книге отражаются разные формы художественного мышления.

Перед Заболоцким стояла задача, для решения которой необходимо было совокупное знание о мире — он как демиург выстраивал свой универсум, пытаясь решить проблемы реальности, т. е. ставя перед собой задачи эпической значимости. Книга стихов как раз и давала возможность стать моделью действительности, преодолев естественную для лирики субъективность.

Принципиальная установка Заболоцкого была в том, что поэту следует писать «не отдельные стихотворения, а целую книгу. Тогда все становится на свое место» [Воспоминания 1984: 105], т. е. создаваемая картина мира объективируется, обнаруживая не замеченные ранее связи и закономерности. Важно так же и то, что название следующей после «Столбцов» книги Заболоцкого, вышедшей в 1937 году, — «Вторая книга», т.е.

3 В этом заключается очень важное отличие «Столбцов» 1929 года от «Столбцов и поэм», узаконенных в Своде 1958 года (подробно см. ниже).

Столбцы» были его первой книгой, в которой обозначены почти все миро-устроительные принципы поэта — и содержательные, и формальные.

Само название «Столбцы» задает определенный алгоритм развития сюжета книги, устройства ее композиции, взаимодействия образов. По воспоминаниям И. Синельникова, в это название Заболоцкий вкладывал идею «дисциплины и порядка» [Воспоминания 1984: 105], которые проявлялись для него не только на смысловом уровне, но и на уровне графическом — столбец как «аккуратная колонка строк» [Заболоцкий 1995: 76], т. е. таким названием автор структурировал свою книгу «изнутри» и «снаружи», давая читателю своеобразный ключ к тексту. Как известно, роль названия в функционировании книги очень велика: по мнению М. Н. Дарвина, «будучи первообразом или предтекстом всей книги стихов, оно создает смысловой потенциал, развертывающийся в перспективе художественного движения цикла. <.> Заглавие формирует читательский угол зрения, создает необходимый фон для эмоционального восприятия» [Дарвин 1987].

Одна из первых проблем, с которой сталкивается исследователь «Столбцов» — проблема основной редакции текста. «Столбцы» существуют во множестве авторских редакций и вариантов, два из которых могут претендовать на относительное равноправие.

Столбцы» были впервые изданы в 1929 году 4, тогда в книгу вошло 22 стихотворения, написанных с 1926 по 1928 год. При жизни Заболоцкого они больше никогда не переиздавались, хотя он много раз готовил их для повторного издания. С ужесточением политической ситуации и с началом травли самого Заболоцкого, особенно после выхода Торжества Земледелия в 1933 году, опубликовать их в прежнем виде возможности не было. Поэтому книга подвергается жесткой правке со стороны автора. Впрочем, объяснять все внесенные исправления только лишь гнетом цензуры (и са

4 Далее эту редакцию будем обозначать как Столбцы-29. моцензуры) вряд ли целесообразно. «"Страсть к улучшению", заставлявшая поэта вновь и вновь возвращаться к своим стихам, характерна не только для "Столбцов", но для всего творчества Заболоцкого» [Скандура 2005: 141]. Мысль поэта о том, что следует писать «не отдельные стихотворения, а целую книгу» [Воспоминания 1984: 105], определяла его стремление к некоторой идеологической «унификации» — сменившиеся мировоззренческие установки диктовали новые способы построения этой единой книги. «Ограничившись лишь примером "Столбцов", следует признать определенную правоту Г. Маргелашвили и Анджело Марии Рипеллино, утверждавших, что бесконечные переделки Заболоцкого только вредили этим замечательным стихам» 5 [Скандура 2005: 142].

Заболоцкий существенно переделывает стихотворения, переименовывает {Красная Бавария — Вечерний бар с 1957 года), перемещает их в пространстве книги, вообще удаляет или заменяет другими. В результате первая книга теряет свое имя, стихотворения разделяются на «Городские столбцы» и «Смешанные столбцы», а сборник получает название «Столбцы и поэмы», объединив «обновленные» «Столбцы» с поэмами Торжество Земледелия, Безумный волк иДеревья. 17 стихотворений «Столбцов» плюс 8 новых составили «Городские столбцы».

В соответствии с вносимой правкой «Столбцы» известны в следующих редакциях: рукописный сборник «Арарат» 1928 года, Столбцы-29, Корректура 1933 года, Свод 1948 года, Свод 1952 года, Свод 1957 года и окончательный Свод 1958 года6. Свод-58 называют «литературным завещанием» Заболоцкого, так как он составлен им за восемь дней до смерти, 6 октября 1958 года, в нем поэт устанавливает окончательную, основную редакцию той Книги, которую он писал всю жизнь: «Внимание! Это долж

5 См.: [Ripellino 1968], Маргелашвили Г. Г. Подвиг Николая Заболоцкого // Несгорающий костер. Тбилиси, 1973. С. 632—675.

6 Далее — Свод-58. на быть итоговая рукопись полного собрания стихов и поэм. Я успел перепечатать только поэмы и часть стихотворений. Название:

Н. Заболоцкий. Столбцы и поэмы. Стихотворения.

Делится на две части:

Часть первая. Столбцы и поэмы (1926—1933).

Часть вторая. Стихотворения (1932—1958).

Следует допечатать.

Все столбцы по венецианской книжке. Там все тексты в порядке. Заполнить «Стихотворения» по оглавлению, которое лежит в черном бюваре с застежкой. В тетрадях этого бювара найдутся все тексты, перечисленные в оглавлении. Таким образом составится полная рукопись столбцов, поэм и стихотворений. Стихов примерно 170 и поэм 3. В конце рукописи надо сделать следующее примечание.

Примечание. Эта рукопись включает в себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в 1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно. Тексты настоящей рукописи проверены, исправлены и установлены окончательно; прежде публиковавшиеся варианты многих стихов следует заменить текстами, приведенными здесь.

Н. Заболоцкий. 6 октября 1958 года. Москва» [Заболоцкий 1995: 847—848. Разрядка и курсив Н. Заболоцкого. —К. 3.].

Все редакции «Столбцов» сведены вместе в разделах «Другие редакции и варианты» и «Примечания» в Полном собрании стихотворений и поэм Н. Заблоцкого [Заболоцкий 2002], где за основу в соответствии с волей автора берется Свод-58, и в статье К. Скандуры «Систематизация авторских редакций и вариантов сборника Заболоцкого "Столбцы"» [Скандура 2005], где исследовательница, основываясь на Столбцах-29, избирает хронологический принцип, который позволяет более естественным образом проследить этапы переработки «Столбцов». К. Скандура делает вывод, что «правка 1948 года— самая радикальная. <.> Правка 1952 г. — мотивированная скорее литературными, а не политическим соображениями» [Скандура 2005: 155].

Столбцы-29 полностью воспроизведены в книге Н. Заболоцкого «Огонь, мерцающий в сосуде.» [Заболоцкий 1995]; в собраниях сочинений, других книгах и сборниках стихотворения, как правило, печатаются в соответствии с волей автора (см., например, [Заболоцкий 1983, Заболоцкий 2002]).

Итак, основные отличия «Столбцов» редакции Столбцы-29 и Свод-58, помимо правки внутри стихотворений, перемены порядка их следования, а также изменения названия книги, состоят в том, что в 1948 году Заболоцкий удаляет стихотворения Море, Черкешенка, Лето, Пир, Фигуры сна, а в 1957 году добавляет в состав «Городских столбцов» стихотворения Болезнь, Игра в снежки, Рыбная лавка, На лестницах, Самовар, На даче, Начало осени, Цирк, которые также были написаны в конце 20-х — начале 30-х годов.

Таким образом, исследователи, по сути, имеют дело с двумя разными книгами стихов и стоят перед выбором, какую из них принять за точку отсчета. Мы в своем исследовании, по преимуществу, опираемся на «Столбцы» 1929 года, естественно, с привлечением материалов из других сводов. Анализ авторской правки стихотворных текстов, изменения, вносимые поэтом в структуру «Столбцов», наконец, сам факт настойчивого обращения к первой книге убеждает, что «Столбцы» претерпевали те или иные изменения не только в силу внешних обстоятельств, гораздо важнее понять те внутренние, творческие причины, которые заставляли Заболоцкого возвращаться к «Столбцам», что, по сути, и сделало их текстом, наиболее полно отражающим эволюцию художника.

Десять стихотворений, вошедших затем в «Столбцы», изначально составляли рукописный сборник 1928 года «Арарат»: Море, Офорт, Столбец о черкешенке (в «Столбцах» — Черкешенка), Баллада Жуковского (в «Столбцы» включено не было и никогда не издавалось), Часовой, Новый быт, Лето, Движение, На рынке, Размышления на улице (в «Столбцах» — Ивановы). Но изменение структуры книги повлекло за собой и смену названия. Столбец о черкешенке стал просто Черкешенкой, а «Столбцы» стали общим именем и обозначением структуры.

Первая книга Заболоцкого своей структурой воспроизводит мир после разрушения, мир в состоянии Хаоса. Онтологический, не бытовой характер этой модели подчеркивают его конечные точки — эрос и танатос. Так обозначены границы сюжета мироздания {книги), восстанавливаемого автором с помощью кристаллической техники. В хронотопичном и до предела онтологизированном названии книги «Арарат» открыто реализовыва-лась идея возрождения мира после потопа — из Хаоса. Но авторская установка Заболоцкого состоит все же не в том, чтобы давать готовые ответы, поэтому такое прямолинейное программирование читательской рецепции не могло его удовлетворить. Он находит, несомненно, более многогранное, глубокое и полифункциональное название — «Столбцы».

Онтологические (и хронотопические) задачи, заложенные в начальном названии «Арарат», новое имя книги тоже реализует, только другим путем, к тому же само слово столбцы актуализирует дополнительные значения, оттенки смысла, мифопоэтические, культурные связи. Столбец «прочерчивает» вектор движения, за ним «угадывается образ столба (столпа) — мировой энергетической вертикали» [Лощилов 1997: 250. Курсив И. Лощилова. — К. 1], ему делегируются функции Мирового Древа — центра мира и воплощения мироздания в целом» [Словарь языческой мифологии]. В Мировом Древе соединяются Древо Жизни и Древо Познания (грехопадения и смерти) [Тресиддер 1999: 76—77]. «Столбцы», таким образом, выстраивают целостную картину мира, претендуя на полное знание о нем, — от зарождения до распада, от рождения до смерти, включая весь путь человеческого бытия.

Столбцы не только узкая колонка напечатанных/написанных строк, так называется и свиток пергамента — форма приказного делопроизводства в государственных учреждениях XVI—XVII веков. И если мифопоэтичес-кие коннотации, отмеченные нами выше и зафиксированные исследователями, кажутся естественными при анализе стихотворной книги, то «производственный» и канцелярский смыслы слова столбец внешне этому противоречат. Однако культура, понимаемая не только как область художественного, сохранила память об утраченных исторических реалиях. Таким образом, вполне по Заболоцкому, название (слово) книги таит в себе непознанные или неосознанные связи мира, подталкивает к познанию.

Многозначность слова столбец порождает важную проблему перевода названия книги на другие языки. Так, при переводе на английский язык исследователям приходится выбирать один из аспектов смысла (отдавая предпочтение тому или иному варианту, исследователь, естественно, решает непростую научную задачу), в результате в англоязычной литературе «Столбцы» представлены как Columns (столбец, колонка) и Scrolls (свиток, п послание, скрижали) .

Е. Г. Эткинд считает, что название «Столбцы» призвано напомнить о Хлебникове, применительно к рукописям которого Бенедикт Лившиц, на

7 Варианту Columns отдают предпочтение I. Masing-Delic, S. Pratt; Scrolls — D. Goldstein, G. Roberts. Некоторые исследователи используют транслитерацию — записывают слово Столбцы латиницей. пример, использовал слово столбцы, а значит «Заболоцкий хотел даже названием своей книги помянуть учителя» [Эткинд 1986].

S. Pratt делает интересные наблюдения о функционировании корня столб-/столп- в произведениях Заболоцкого. По ее мнению, ассоциация слова столбец с открытием (откровением) и метафизическими поисками знания дает возможность для специфического и значимого его использования в других текстах, где этот корень связан с описаниями души или духа и понятием бессмертия 8 [Pratt 2000: 110]. В пример исследовательница приводит поэму Торжество Земледелия, стихотворения 1936 года Вчера, о смерти размышляя и Север, а также мрачное воспоминание Заболоцкого о друзьях-ОБЭРИУТах, написанное в 1952 году— Прощание с друзьями [Pratt 2000: 110—111]. По ее мнению, в поэзии Заболоцкого понятие столбца имеет особый резонанс, но этот резонанс превосходит очевидную концепцию о столбце как колонке печатных строк, охватывая идеи духовной идентичности, бессмертия, искусства и религии, идеи, полностью соблюдающие эстетические и теологические принципы декларации ОБЭРИУ9 [Pratt 2000: 111].

Ключевое понятие нашего исследования — кристаллическая техника — органично соединяет достаточно разнородные понятия, отражает дихотомию «сделанности» и «естественности». Кристалл как нечто естественное, «природное» и в высшей степени соразмерное дает импульс развития и схему, законы построения текста, техника же в данном случае не противопоставляет себя самородному и саморазвивающемуся, но при

8 «The association of stolbets with revelation and a metaphysical quest for knowledge clears the way for other peculiar and meaningful uses of the root stolb-/stolp- in Zabolotsky's works. In several cases, the root is associated with descriptions of the soul or spirit and notions of immortality» [Pratt 2000: 110].

9 «Nonetheless, the fact remains that the notion of a column carries special resonance in his works, and this resonance goes beyond the obvious concept of a column of print to encompass ideas about spiritual identity, immortality, art, and religion, ideas fully in keeping with the aesthetic and theological principles of the Oberiu Declaration» [Pratt 2000: 111]. спосабливает его законы к собственным возможностям. В результате человек становится способным творить по законам того, что развивается самопроизвольно, не копировать, а создавать. Это принципиально важно для Заболоцкого, желающего избавить творчество от навязчивых повторений и копирования реальности: «Конкретный предмет, очищенный от литературной и обиходной шелухи, делается достоянием искусства. В поэзии столкновение словесных смыслов выражает этот предмет с точностью механики» [Заболоцкий 1995: 184].

Термин кристаллическая техника почерпнут нами из области живописи, переосмыслен по отношению к поэтическому творчеству и вполне успешно применен к исследованию поэтики Н. Заболоцкого. Способы построения живописного полотна практически без ущерба методом аналогий переносятся на поэтическое творчество. Суть кристаллической техники состоит в том, чтобы разделить реальный мир на мельчайшие частицы, а затем из осколков бытия составить полноценную картину мира, основанную на мировоззренческих установках автора, на выстраданной мысли, идее. Материал, с которым работает Заболоцкий, — мир уже разделенный, разбитый на калейдоскопичные элементы Хаоса.

Возможность применения понятия кристаллическая техника к поэзии Заболоцкого определяется важной особенностью его стихов, заключающейся в том, что живопись выступает в «Столбцах» как формо-и смыслообразующий элемент. Развитию этой мысли посвящена Первая глава данной работы. Рассуждая о живописи, соразмерной поэзии Заболоцкого по энергетике, движению, современности, И. Карабутенко вспоминает цикл Б. Григорьева «Расея», картины И. Босха, Рудольфа Френца и приходит к выводу, что в «Столбцах» «эффект, впечатление, "катарсис" возникают за счет чисто графических, живописных, более того — технических деталей, типа зернистости холста, царапин, кракелюров, промывок бумаги чуть ли не до первоначальной белизны, — то есть отнюдь не пустяковых технических деталей, как правило, не воспринимаемых не подготовленными, не обученными созерцать произведения искусства зрителями» [Карабутенко 2005: 243].

Столбцы» строятся таким образом, что мир не отражается в них, а воспроизводится в соответствии с мыслью автора, с его пониманием того, по каким законам это должно происходить. Сходным образом работал П. Филонов; он продекларировал свои основные принципы в письме к Вере Шолпо: «Т. е. если я пишу, допустим, сапог или голову старика, то могу, хочу и сумею написать их как мастер настолько точь-в-точь, что натуру не отличишь от картины, но если я как исследователь захотел или в силу внутренних предпосылок, известных мне или неизвестных, в силу каких-либо явлений или процессов, происходящих в этом лице или сапоге, вынужден и обязан написать мое понимание того, что я знаю, вижу и чувствую относительно этих лица и сапога, то все, что по отношению к ним происходит у меня в мозгу, я и пишу и имею на это право, и сумею это сделать, и моя аналитическая интуиция мастера-исследователя-изобразителя изобретет для их изображения совершенно новые, ни у кого не бывшие форму и цвет.

Все существующие течения пошлите ко всем чертям и действуйте как исследователь-натуралист (как в точных научных дисциплинах). Основою учения о содержании примите вот что: «видящий глаз» видит только поверхность предметов (объектов), да и то видит только под известным углом и в его пределах, менее половины поверхности (периферии); всей периферии глаз охватить не может, но «знающий глаз» видит предметы объективно, т. е. исчерпывающе полно по периферии, безо всяких углов зрения» [Цит. по: Ковтун 1979: 228—229].

Знающий глаз» — та важная формула, которую мы заимствуем у П. Филонова и в которой в концентрированном виде представлена идея всестороннего и глубокого, совокупного, знания автора о мире, о его единой структуре; она снимает симуляцию сиюминутного постижения: мир уже познан, задача автора — лишь адекватно его воспроизвести.

Заболоцкому близка эта позиция П. Филонова, он использует собственную метафору, сходную со «знающим глазом» по значению — «голый глаз». В декларации ОБЭРИУ поэт призывал: «Посмотрите на предмет голыми глазами, и вы увидите его впервые очищенным от ветхой литературной позолоты. Может быть, вы будете утверждать, что наши сюжеты нереальны и нелогичны? А кто сказал, что "житейская" логика обязательна для искусства? <.> У искусства своя логика, и она не разрушает предмет, но помогает его познать» [Заболоцкий 1995: 185. Выделено Н. Заболоцким. —К. 3.].

Полное знание творца о мире собирает разрозненные частицы бытия и быта в «Столбцы», которые образуют органическое целое, новое единство, существующее по своим законам. Сюжет книги, метафизический по сути, реализуется как лирический (через движение, переклички мотивов, пучки ассоциаций, метафоры), но перед Заболоцким стоит эпическая задача восстановления мирозданья, решением которой стала кристаллическая техника, структурирующая Хаос, позволяющая обнаружить в его противоречиях и нестыковках ранее не замеченные связи.

Выход в свет «Столбцов» в 1929 году породил шквал откликов: рецензий, критических статей, фельетонов — по большей части резко отрицательных, в узнаваемой стилистике РАПП. По свидетельству сына, «стремясь не падать духом, он [Н. Заболоцкий. — К. 3.] выписывал на отдельный лист бумаги относящиеся к нему определения критиков: "певец-ассенизатор", "отщепенец-индивидуалист", "половой психопат" и тому подобные. В компании друзей он важно зачитывал этот перечень, и все весело смеялись и шутили, хотя догадывались, что скоро им будет не до смеха»

Заболоцкий Н. Н. 1998: 145]. Тогда статьи А. Селивановского, Ю. Либе-динского, П. Незиамова, А. Горелова и других не предвещали ничего хорошего, с ними надо было как-то считаться. Сейчас они тоже воспринимаются как пасквиль, и есть большой соблазн заключить, что эти критики были слепы, ничего не поняли или поняли неверно. Однако, справедливости ради, надо сказать, что если прочитать эти статьи заново, «соскоблив» с них налет социального заказа, то откроются крупицы очень важного, точно почувствованного современниками: «Стихи Н. Заболоцкого — те же могильные огоньки, светящиеся подлинной поэзией. Поэзией отчаяния. Н. Заболоцкий — один из наиболее реакционных поэтов, и тем опаснее то, что он поэт настоящий» 10 [Горелов 1930: 16].

Мир, изображаемый Н. Заболоцким, настолько зрим и осязаем, настолько фактурен, ощущаем, что затягивает читателя, заставляет его почувствовать себя внутри (притом что автор-то как раз остается снаружи). Чем узнаваемее приметы каждодневного «бытия», тем сильнее желание назвать их нереальными, абсурдными, «выдуманными». Классическая литература XIX века все же щадила человека: «Береги честь смолоду» не просто эпиграф к повести Пушкина, а руководство к действию для ее героев и их литературных наследников. Инсаровы хоть как-то реабилитировали Рудиных и Лаврецких, а Великое «Пятикнижие» Достоевского оставило ответы почти на все нравственные вопрошания человека.

Заболоцкому же и его поколению достался мир, в котором «классическая» литература и «классическая» реальность уже были разобраны на куски, ревизированы, приговорены, чему немало поспособствовали деятели Серебряного века. Классическое наследие уже с середины XIX века подвергалось сомнению, человек в результате остался наедине с самим собой, более того — на нулевой точке миростроительства. В исторической ретро

10 Здесь и далее курсив в цитатах наш, кроме особо оговоренных случаев. спективе все это уже в той или иной форме было, и французы меняли свой календарь, начиная отсчет не от Рождества Христова, а от революции 1789 года, не от Бога, а от человека и его земных потребностей.

В этой ситуации Заболоцкому приходится выстраивать свою собственную систему ценностей, искать свою форму взаимоотношений с миром. У него было несколько возможностей: отвергнуть мир, отречься от социума и заточить себя в «башне из слоновой кости», оставленной символистами, попытаться изобрести «нового» Адама, не уничтожив «старого», постараться мерить старыми мерками меняющийся мир — или честно признать, что мир таков, каков он есть: страшный и неуютный 11, мало приспособленный для людей. Выбор Заболоцкого был трезв и бескомпромиссен и отражал позицию целого поколения, прошедшего искусы Серебряного века и потрясения революционных лет.

Был в России в XX веке один почти не замеченный (из-за кратковременности и эфемерности существования) социокультурный тип — человек раннесоветский. Не "раныпий человек", немного потертый интеллектуал Серебряного века, допевающий свою козлиную песнь среди тупых пролетариев. Не "совок" в привычном понимании — не знающий альтернативы обществу, в котором он вырос. Не то и не другое. Раннесоветская культура очевидна в своих артефактах: Бабель, "Двенадцать стульев", Зощенко, театр Мейерхольда, селедки Штернберга, женщины Дейнеки, первая симфония Шостаковича. А вот стоящий за всем этим (сформированный всем этим?) человеческий тип мало представим. Его нельзя привязать к определенным годам рождения— скажем, приписать принадлежность к этому типу всем, встретившим Февраль и Октябрь подростками. Не схо

11 Здесь как нельзя кстати вспомнить часто цитируемые строки Н. Олейникова из стихотворения «Генриху Левину по поводу влюбления его в Шурочку Любарскую» (1932): «Страшно жить на этом свете, / В нем отсутствует уют, — / Ветер воет на рассвете, / Волки зайчика грызут», и, что еще более важно, так редко цитируемую концовку: «Дико прыгает букашка / С беспредельной высоты, / Разбивает лоб бедняжка. / Разобьешь его и ты!». дится: Даниил Хармс — едва ли раннесоветский человек. Даниил Андреев — точно нет. А вот Николай Олейников, родившийся еще в 1898-м, успевший поучаствовать в гражданской войне, он, пожалуй, соответствует основным параметрам. Кто еще? Лидия Гинзбург. Варлам Шаламов. (Ну а Платонов? — это индивидуальная мутация раннесоветского человека, безумная внутривидовая вариация, вроде двухметрового огурца. Каковым, собственно, и приличествует быть гению).

На самом деле таких людей было довольно много. <.> Приметы: конструктивный, инструментальный подход к культуре, жесткий взгляд на мир и человека, при этом — способность увлекаться самыми глобальными миропреобразовательными идеями. Что еще? Естественный демократизм, известная широта и терпимость в том, что касается бытового поведения, но очень часто — нетерпимость идейная. Заболоцкому почти все перечисленные черты присущи. Собственно, все, кроме бытовой терпимости» [Шу-бинский 2005].

Оказавшись один на один с миром, Заболоцкий ищет новые формы его отражения. Е. А. Яблоков полагает, что «в поэзии Заболоцкого получают травестийную форму духовные искания Серебряного века» [Яблоков 2004], и это отталкивание понятно: с одной стороны, предреволюционные модернисты не смогли сказать ничего нового о мире, в котором всем им пришлось жить после 1917 года,— о мире, притязающем на новизну, но имеющем те же самые, старые, корни; с другой стороны, «эстетика ОБЭРИУ была, конечно же, глубоко укоренена в русской литературе, и далеко не все представители этого круга (и далеко не во все периоды) были равнодушны к поискам этих корней» [Шубинский 2001].

Среди претензий критиков 1930-х годов было то, что Заболоцкий свободно смешивал высокий слог и низкий штиль, в котором пафосный «труда и творчества закон» не отменял метафоризации и парадокса («кушетка

Евой обернулась»), их не удовлетворял язык «Столбцов». Но «когда язык представляет собой ограниченный набор стереотипов, банальностей, лозунгов, призывов, слоганов, клише, такой язык может исполнять только одну функцию — функцию оглупления и одурачивания человека. Про такой язык нельзя сказать даже, что он выполняет коммуникативную функцию, скорее он служит сокрытию мысли» [Маслоу 1999: 307]. Для правдивого и точного отображения реальности нужен другой язык. Заболоцкий это остро чувствует, испытывая сопротивление новой реальности, в том числе и идеологическое. Чтобы понять мир в новых реалиях и противоречиях, он делает свою поэзию зримой, перелицовывает стершиеся метафоры, одним эпитетом взрывает привычные значения слов. Современники это чувствуют, но оценить по достоинству пока не могут. Так, Незнамов издевательски пишет, что Заболоцкий «снижает Фауста до Кузьмы [Так в тексте! — К. 3.] Пруткова и, оставаясь фантастом, тут же подмигивает своим фантасмагориям» [Незнамов 1930]. Этим «подмигиванием» автор достигает желаемого эффекта: знающий («знающий глаз» П. Филонова/«голый глаз» Н. Заболоцкого) — поймет, а иные увидят только фантастическую картинку, гротеск, абсурд, устрашающе-нереальное описание быта или проявление психической патологии автора.

Фауст и Козьма Прутков кажутся критику чрезмерно далекими от современности, а для Заболоцкого они как раз родственно близки и, каждый по-своему, во многом являются для него ориентирами. В этом совмещении космической трагедии Гете и предельно «обытовленных», примитивно-философских сентенций вымышленного автора-героя и есть весь Заболоцкий: две равноценные части, половинки целого, составляют ту художественную реальность, которую он воссоздает. «Художественная задача, реализуемая автором "Столбцов", может быть сформулирована как "изображение мыслей в виде условного расположения предметов и частей их" (Н. Заболоцкий). Из этой творческой установки следует основной принцип конструирования художественного образа, который строится либо на "лобовом" столкновении двух эстетически противоположных начал: "бытийного" и "бытового", — либо (и в этом оригинальное слово Н. Заболоцкого) путем замещения "бытийного" "бытовым" ("мысль в виде предмета"). Придав, таким образом, своим философским размышлениям о сущности бытия, о глубинах человеческого сознания псевдосоциально-конкретный облик, мистифицировав читателя мнимым бытописательством, Заболоцкий в значительной степени предопределяет характер интерпретации своей лирики в 1929—30-х гг., а именно то, что экзистенциальность "Столбцов" не входит в литературно-критическое сознание своей эпохи» [Шром 1990: 128—129. Разрядка Н. Шром. — КЗ.].

Наблюдения Заболоцкого над реальностью приводят его к неутешительным выводам. Мир не гармоничен, не счастлив, не красив, не добр, не духовен и — не исправим. По крайней мере, в «Столбцах», потом, чуть позже, Торжество Земледелия даст утопическую модель, укажет вектор возможного движения к гармонии, а пока «.я не учитель жизни. Наверное, когда-нибудь буду им, когда отвердею. Но пока — нет. Ночные Беседы 12 — это та же тоска, которую испытываем и ты, и я, и множество нам подобных. То же самое только в стихах. Ответов я еще не давал. Я их и сам не знаю и признаюсь в этом. Так же и я мечусь, и, может быть, в этом-то и заключается объективная лицемерность моя, что по временам я нахожу успокоение именно в самом процессе писания» [Заболоцкий 1995: 116—117. Из письма невесте Е.В.Клыковой, будущей жене, от 29 октября 1929 года].

Но в этом мире приходится жить. Заболоцкий ищет те точки соприкосновения, которые помогут не потерять себя. Он, как может, структури

12 Ночные Беседы — первая редакция поэмы Торжество Земледелия. рует эту вышедшую из-под контроля реальность. Творчество, отречение от плотских удовольствий и плотской любви постулируются как способы защиты, предотвращения «скатывания» в небытие. Пока мир поддается систематизации, он еще в пределах сознания человека, еще подчиняется ему. Эту интенцию почти уловил А. Горелов:

Взбесившийся хаос просвечивает сквозь вещность Заболоцкого.

Предметы мира земного только таинственные иероглифы мира потустороннего.

Если мир теряет свою закономерность, если нарушаются элементарные законы физики, то без труда можно себе представить как. "Ополоумев от вытья, / Огромный дом, виляя задом, / Летит в пространство бытия"» [Горелов 1930: 16].

Верно оценив суть мировосприятия Н. Заболоцкого, критик ошибается в его адресности. «Иероглифы мира потустороннего» — терминология символиста, а он реалист, естественник. Все «иероглифы» для него означают ровно то, что должны означать.

Заболоцкий сомневается в базовых основах прежнего миропонимания: кто сказал, что естественное состояние вселенной — гармония? Реальный опыт подсказывал, что современный ему мир находится в состоянии Хаоса. Вот почему сюжеты, описываемые Заболоцким, структурированы Хаосом. Отдельные картинки, детали, кусочки жизни, пространства и времени через взаимопроникающие и взаимоотражающие, коррелирующие элементы связываются вместе, и из отдельных элементов рождается Целое. Как кристалл, который растет, связывая самоподобные элементы. И именно в термине кристаллическая техника происходит соединение традиционно поэтического познания мира (через слово) с социально-психологическим эффектом, который программирует всякий говорящий. В. Долинский фиксирует это важное для нас наблюдение «естественника», хотя и гуманитария: «Сознание наделяет слова смыслом благодаря полям ассоциаций, проявляющим психофизический и социокультурный универсум. Речь неоднозначна в той мере, в какой это угодно говорящему (слушающему)» [Долин-ский 2005: 98. Курсив В. Долинского. — К. 3.].

Поэтому абсурд, часто трактуемый как прямолинейно-оценочный принцип ОБЭРИУтов, не может быть истолкован как отказ от познания и к «Столбцам» не применим. С точки зрения Н. Заболоцкого, то обстоятельство, что в современном ему мире причинно-следственные связи нарушены, поведение героев не предсказуемо или «слишком», до оскомины, предсказуемо, люди и животные обмениваются обличиями, — не казус, не случайность, не взгляд стороннего наблюдателя на бессмысленный, нелепый, распадающийся мир, а интегральное свойство хаотичного мира. Из его обрывков поэт, как в калейдоскопе, собирает новые причудливые картинки, проходя к скрытой правде целостной в своей объективной сути реальности. Это качество мировосприятии Н. Заболоцкого отмечено исследователями, но, как правило, истолковано как доказательство несовпадения с программой ОБЭРИУ. Так, А. Чагин пишет, что Заболоцкий «не принимал раздробленности мира, часто весьма характерной для сюрреалистического письма; сюрреалистический образ всегда оказывался у него частью целостной, неразделимой поэтической картины, где реальность и над-реальное существовали на равных (эта целостность замысла очевидна в "Часовом", "Свадьбе" и во многих других стихотворениях)» [Чагин 2005: 226].

С нашей же точки зрения, любое стихотворение в «Столбцах» несет знание о целом, которое есть мир в своем становлении, npomo-Mwp. Однако этот становящийся мир уже отягощен знанием, отраженным в истории культуры, в естественно возникающих ассоциациях. Современный Хаос помнит об утраченном Космосе. Поэтому север и юг, Ленинград и Кавказ еще не разделились, они слиты в едином «яйце», младенец отвергает искушение девочки-души потому, что он еще зародыш, еще недоразвит, он недоносок, а вместе они — «недоносок или ангел», откликающийся в Белой ночи и являющий себя в кунсткамере (Черкешенка, Незрелость, Белая ночь). И Иуда еще не рожден {Фокстрот), и вся мировая история еще может пойти по другому пути, заново. Круг замкнется, из Хаоса, возможно, вновь родится Космос. Но должно пройти время, чтобы мир для этого «созрел», если это вообще возможно, пока он тот же самый недоносок, еще не соединившийся с душой.

В хаотичном мире поэт и перевоплощается в творца, выступает в роли истинного демиурга, ибо наделен знанием об утраченной гармонии. Имея дело с Хаосом, поэт не воссоздает свой мир как отраженную реальность, а творит ее сам, из разрозненных кусочков бытия/быта составляет новое полотно, перекраивает, сшивает вновь получившиеся детали заново, по своему замыслу.

Коренные основы бытия предаются в «Столбцах» переосмыслению. Любовь воспринимается исключительно как любовь плотская, физическая, что не противоречит общему хаотическому состоянию мира. Одухотворенная любовь — прерогатива Космоса, а не Хаоса. Вера заменяется ее ритуальными проявлениями, главный знак которых — поп.

Ребенок, младенец, традиционно воспринимаемый как существо если не без-греховное, то вне-греховное, не знающее добра и зла, tabula rasa, у Заболоцкого изначально уже развращен, гадок, нагл. «Младенец негладко обструган» {Новый быт) — в этой строчке предельно сконцентрирован весь пафос поэта. В ней и анаграмматическое «нагл», отраженное в «на-гладко», и живое, осязаемое описание этого «гладкого» младенца, и намек на «народный» фразеологизм с весьма обсценным значением. Фигуры сна вторят этому описанию младенца, в них он еще и «ласкает призрачных подруг». Младенец из Незрелости — не в счет. Он, «незрелый», один из «перевернутых» двойников, столь характерных для «Столбцов».

Из этого хаотичного набора отдельных фрагментов мира поэт создает свою Книгу по одному ему известной схеме, предполагающей множество решений. Все исследователи творческого наследия Заболоцкого с неизбежностью сталкиваются с тем, что, следуя за объектом своего изучения, начинают выстраивать собственную логику книги стихов Заболоцкого. В результате появляется масса теорий, которые, зачастую, основываясь на одних и тех же поэтических фактах, постулируют противоположные идеи. Вместе с тем в заболоцковедении сложился некий круг общепризнанных концепций, и сведения, входящие в него, воспринимаются уже a priori. Впрочем, набор констант также время от времени подвергается ревизии. Поэтому есть большой соблазн заключить, что Заболоцкий оставил для своих исследователей целый набор ключей, на вкус каждого.

Столбцы» разделены Заболоцким на четыре неравные части:

1 — Красная Бавария (авг. 1926), Белая ночь (июль 1926), Футбол (авг. 1926);

2 — Море (ноябрь 1926; в сборнике «Арарат» дата 4.XI.1926), Офорт (янв. 1927; в сборнике «Арарат» дата 25.1.1927), Черкешенка (янв. 1926; в сборнике «Арарат» дата 30.1.1927), Лето (авг. 1927; в сборнике «Арарат» дата 27. VIII. 1927);

3 — Часовой (февр. 1927; в сборнике «Арарат» дата 26.11.1927), Новый быт (авг. 1927), Движение (дек. 1927; в сборнике «Арарат» дата 6.12.1927), На рынке (дек. 1927; в сборнике «Арарат» дата 18.12.1927), Пир (янв. 1928), Ивановы (янв. 1928; в сборнике «Арарат» дата 29.1.1928), Свадьба (февр. 1928), Фокстрот (март 1928), Фигуры сна (март 1928), Пекарня (апр. 1928), Обводный канал (июнь 1928), Бродячие музыканты (авг. 1928);

4— Купальщики (сент. 1928), Незрелость (сент. 1928), Народный Дам (1927—1928).'

Нетрудно заметить, что не хронология положена в основу распределения стихотворений по частям. Суть нашей гипотезы состоит в том, что содержание «Столбцов» подчинено Н. Заболоцким осмыслению основных проблем человеческого бытия — что есть жизнь и что есть смерть. Взаимоотношения, пересечения эроса и танатоса выполняют сюжетообразующую, ограничивающую пределы человеческой жизни, функцию. Первая часть — своеобразное введение в тему; в ней мотивы эроса и танатоса сгущены до предела, начала и концы сходятся. Вторая часть разрабатывает тему смерти, ее ядро составляют стихотворения Офорт и Черкешенка, в которых смерть является вектором развития сюжета. Третья часть представляет переплетение танатосных и эротических мотивов, но с преобладающей концентрацией эроса. Четвертая часть — заключение, в котором представлено три модели разрешения основной проблемы книги.

Купальщики в борьбе плотского и непорочного находят некое равновесное положение, оказываясь над схваткой: эротизм, связанный с обнаженными телами, снимается омовением в реке, освобождающим от греха.

Второе стихотворение Незрелость разрабатывает другую модель — отказ от плотской любви ради творчества, который едва ли для Н. Заболоцкого может быть рассмотрен как безусловная победа духа: творец, продолжая жить в своих произведениях, обретает онтологическое бессмертие, становясь добычей смерти на уровне массового, а не элитарного сознания.

В Народном Доме через тему эроса и танатоса Заболоцкий пытается уравновесить бытовое и бытийное. Героям стихотворения неведомы онтологические переживания. Они уходят в бытовое и плотское от бытийного и общезначимого, живут, хохочут, поют, играют на гитаре, веселятся, пьют:

Но что за дело до судьбы, когда в крови волненье, когда, как мыльные клубы, несутся впечатленья?

Народный Дом

Герои стихотворения подчиняются естественному течению жизни — от эроса к танатосу. Заканчивается стихотворение, а значит и вся книга, зарождением новой жизни: девочка «ручку выбросила теплую / на приподнявшийся живот».

Заболоцкий, таким образом, четко проводит грань: рефлексия по поводу жизни и смерти — прерогатива творца, поэта, художника. Обычные же люди своей жизнью, даже не регламентированной и ими не осмысленной, сопротивляются распаду и уничтожению. Так было, и так будет, уверен Н. Заболоцкий, так как человек получил этот завет после потопа, когда мир рождался из Хаоса: «И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Бытие 9; 1).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Хаос и космос в книге стихов Н.А. Заболоцкого "Столбцы""

Заключение

Книга Н. А. Заболоцкого «Столбцы» отражает особую организацию понимания мира, в соответствии с которым Хаос не противопоставляется Космосу, а прочно связан с ним в силу определенной упорядоченности своей структуры. Важно помнить, что в мировосприятии Н. Заболоцкого уравнены естественно-научное и гуманитарное знания. Разные науки формируют совокупное представление о мире, в котором действуют разнонаправленные связи, рождаются новые, реализующие себя внутри разорванного универсума. Не только Космос, но и Хаос, как ни странно, стремится к равновесию, хранит в себе интенцию к упорядоченности (хотя на первый взгляд это утверждение кажется абсурдным) именно благодаря тому, что неустойчивые организации восприимчивы к управлению.

Поэтому состояние Хаоса не воспринимается Н. Заболоцким как катастрофа. В системе его представлений мир неуничтожим: целое не может аннигилировать, ибо каждая его частица несет информацию об универсуме и воспроизводит себя по общим законам целого. Хаос рассматривается Н. Заболоцким как естественное (до- и/или яост-гармоничное) состояние мира, распространяющее свои законы на все сферы бытия и быта. Хаотичные частицы бытия, сложившись определенным образом, всегда могут организовать новую систему: Н. Заболоцкий моделирует свой вариант упорядочиваемого универсума.

Для более точного воспроизведения картины мира, воссоздаваемой Н. Заболоцким, мы вводим термин кристаллическая техника, который позволяет анализировать поэзию Н. Заболоцкого в целом, мотивно-образную и структурную организацию «Столбцов», в частности. Кристаллическая техника есть обозначение гносеологической позиции и способа построения текста, формирующих художественную картину мира с особыми принципами взаимоотношения Хаоса и Космоса. Использование кристаллической техники позволяет увидеть единство, взаимопроникновение деталей быта, фрагментов жизни, Хаоса и Космоса. Их взаимоотражения, многочисленные корреляции рождают не только сквозные сюжеты книги, но и новое Целое.

Необходимо отметить, что раннее творчество Н. Заболоцкого не ограничено рамками авангарда, и в этом его отличие от товарищей по ОБЭРИУ, Д. Хармса и А. Введенского, работавших в пространстве между авангардом и модернизмом. «Столбцы» являют себя на обратном пути: от авангарда к модернизму. Авангард, рассчитывающий на эпатаж, скандал, заведомое запутывание и непонимание ради мгновенной реакции, поражающего впечатления, не соответствовал художественным задачам Н. Заболоцкого. Авангардное искусство ждет быстрой эмоциональной реакции (в любом ее проявлении), поэтому оно агрессивно, Н. Заболоцкий тоже использует этот способ привлечь внимание читателя, но именно привлечь, а не отвлечь: его поэзия направлена на то, чтобы вызывать желание постичь суть изображаемого, вникнуть в систему мировидения автора. Гротеск, яркие, необычные (непривычные) тропы, переплетение мотивов, корреляция образов — то, что мы называем кристаллической техникой, — призваны сконцентрировать читательское внимание на самом важном, повлиять на восприятие таким образом, чтобы сложилась цельная картина поэтического универсума «Столбцов».

Н. Заболоцкий создал новую жанровую разновидность — книгу стихов, отличающуюся от символисткой, но не отвергающую сделанного ими. Как и символисты, Н. Заболоцкий выстраивал свой универсум, реализуя мироустановочные позиции, моделируя действительность. Однако подчеркнутой субъективности символистов Н. Заболоцкий противопоставил собственные задачи эпической значимости.

Цельность собственного поэтического творчества всегда была для Н. Заболоцкого важной, может быть первоочередной, задачей. Литературное завещание поэта, направленное на то, чтобы окончательно установить корпус текстов, способных адекватно отразить мировидение их создателя, зафиксировало все его поэтическое наследие как единую книгу. «Столбцы», заняв свое место среди других текстов, объединившись с поэмами, образовав новое целое (!), остались направляющей всего поэтического творчества Н. Заболоцкого, вектором развития его книги.

В «Столбцах» Н. Заболоцкий представляет универсальный способ мироотражения, формирует и формулирует самобытный взгляд на мир. Именно это свойство первой книги поэта позволяет экстраполировать представленные в ней основы миропонимания Н. Заболоцкого на все его творчество.

Список научной литературыЗолотарева, Ксения Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Заболоцкий 1983: Заболоцкий Н. А. Собрание сочинений: в 3 т. / Н. А. Заболоцкий. — М., 1983—1984. — Т. 1—3.

2. Заболоцкий 1984: Заболоцкий Н. А. «Пушкин никогда не подражал языку народному» (Н. Заболоцкий о народности поэзии) / Н. А. Заболоцкий ; вступ. заметка и публикация Р. Романовой // Вопросы литературы. — 1984. — № 5. — С. 278—282.

3. Заболоцкий 1995: Заболоцкий Н. А. «Огонь, мерцающий в сосуде.» : Стихотворения и поэмы. Переводы. Письма и статьи. Жизнеописание. Воспоминания современников. Анализ творчества / Н. А. Заболоцкий. — М. : Педагогика-пресс, 1995. — 944 с.

4. Заболоцкий 2002: Заболоцкий Н. А. Полное собрание стихотворений и поэм. Избранные переводы / Н. А. Заболоцкий ; вступ. ст. Е. В. Степанян ; сост., подг. текста и примеч. Н. Н. Заболоцкого. — СПб.: Академический проект, 2002. — 768 с.

5. Заболоцкий 2003а: Заболоцкий Н. А. Ночные беседы/ Н.А.Заболоцкий ; публикация, подготовка текста и вступ. заметка С. Лурье // Звезда. — 2003. — № 5. — С. 58—64.

6. Адамович 1937а: Адамович Г. Литературныя беседы / Г.Адамович// Последшя новости: ежедневная газета.— Париж.— 1937.— № 5872 (четверг, 22 апреля). — С. 2.

7. Адамович 19376: Адамович Г. Литература въ СССР/ Г.Адамович// Последшя новости: ежедневная газета.— Париж.— 1937.— №6123 (четверг, 30 декабря). — С. 3.

8. Азбукина: Азбукина А. В. Символическое осмысление образа соловья в контексте русской поэзии начала XIX века// А. В. Азбукина// Музей Е. А. Боратынского. — Режим доступа : http://tatar.museum.ru/Boratynsky Clubs2225Tez.htm. — 6 октября 2007 г.

9. Алексеев 1929: АлексеевН. Под эстетическим нажимом / Н.Алексеев// Комсомольская правда. — 1929. — № 282 (7 декабря). — Режим доступа : http://loshch.livejournal.eom/40661.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

10. Альфонсов 1982: Альфонсов В. Н. «Чтобы слово смело пошло за живописью» (В. Хлебников и живопись) / В .Н. Альфонсов // Литература и живопись. — Л. : Наука, 1982. — С. 205—226.

11. Альфонсов 2006: Альфонсов В. Н. Заболоцкий и живопись / В. Альфонсов // Альфонсов В. Слова и краски : очерки из истории творческих связей поэтов и художников, 2 изд., дополненное. — СПб. : Сага ; Азбука-классика ; Наука, 2006. — С. 191—250.

12. Амстердам 1930: Амстердам А. Болотное и Заболоцкий: фельетон/ А. Амстердам // Резец. — 1930. — № 4. — С. 12—14.

13. Аналитическая живопись: Аналитическая живопись Павла Филонова (К 120-летию со дня рождения художника) // Голос России. — Режим доступа : http://wAvw.vor.ru/culture/cultarch244rus.html. — 6 октября 2007 г.

14. Аннинский 2003: Аннинский Л. Николай Заболоцкий: «Я сам изнемогал от счастья бытия» / Л.Аннинский// Завтра.— 2003.— № 12.— Режим доступа: http://zavtra.ru/cgi/veil/data/denlit/088/81.html.— 6 октября 2007 г.

15. Анциферов 1991: АнциферовН. П. «Непостижимый город.»/ Н. П. Анциферов. — М., 1991. —333 с.

16. Багрицкий 1965: Багрицкий Э. Письма. / Э. Багрицкий ; публикация Е. А. Динерштейна // Литературное наследство. Т. 74. Из творческого наследия советских писателей. — М., 1965. — С. 435—466.

17. Бахтин 1979: Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского/ М. М. Бахтин. — М. : Советская Россия, 1979. — 318 с.

18. Бахтин 1986: Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / М. М. Бахтин // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. — М., 1986. — С. 150.

19. Бек 2003: Бек Т. Николай Заболоцкий: далее везде / Т. Бек // Знамя. — 2003.— №11.— Режим доступа: http://magazines.russ.ru/znamia/2003/ 11/bek-pr.html. — 6 октября 2007 г.

20. Белый 2005: Белый А. Поиск «нового зрения»: скрытый спор Заболоцкого с Пушкиным / Александр Белый // «И ты причастен был к сознаньюмоему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого.— М. : РГГУ, 2005. — С. 43—67.

21. Беляева 1997: Беляева Н. В. Экология природы и души : материалы к изучению творчества Н. Заболоцкого в 6 классе / Н. В. Беляева // Русская словесность. — 1997. — № 2. — С. 64—69.

22. Бенчич 1996: БенчичЖ. Инфантильное как эстетическая и этическая категории / Ж. Бенчич. — Russian Literature XL (1996). — С. 1—17.

23. Бескин 1933: Бескин О. О поэзии Заболоцкого, о жизни и о скворешни-ках / О. Бескин // Литературная газета. — 1933. — № 32 (260). — С. 2.

24. Блюм 2000: Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора 1929—1953 / А. В. Блюм.— СПб.: Академический проект, 2000.— С. 201—203.

25. Бойко 2005а: Бойко С. «Непрожеванное представление о мирозданье: Николай Заболоцкий в послевоенной критике / С. Бойко // «И ты при-частен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого. — М. : РГГУ, 2005. — С. 43—67.

26. Бойко 20056: Бойко С. Пародическое цитирование в «Безумном волке» Н. Заболоцкого / С. Бойко // Вопросы литературы. — 2005. — № 1. — С. 124—134.

27. Бровар 1991: Бровар В. В. «А бедный конь руками машет» : о языке поэзии Н. Заболоцкого) / В. В. Бровар // Русская речь. — 1991. — № 2. — С. 27—32.

28. Вагинов 1999: ВагиновК. К. Полное собрание сочинений в прозе/ К. К. Вагинов ; сост. А. И. Вагинова, Т.Л.Никольская и В. И. Эрль ; вступительная статья Т. Л. Никольской ; примеч. Т. Л. Никольской и

29. B. И. Эрля. — Спб. : Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999. — 590 с.

30. Вайман 2002: Вайман С. Т. Идея художественной переходности /

31. C. Т. Вайман // Искусство в ситуации смены циклов : междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах /отв. ред. Н. А. Хренов. — М. : Наука, 2002. — С. 284—296.

32. Вартанов 1982: Вартанов А. С. О соотношении литературы и изобразительного искусства / А. С. Вартанов // Литература и живопись. — Л. : Наука, 1982. —С. 5—30.

33. Васильев 1990а: Васильев И. Е. Взаимодействие метода, стиля и жанра в творчестве обэриутов / И. Е. Васильев // Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в советской литературе. — Свердловск. — 1990. — С. 52—60.

34. Васильев 19906: Васильев И. Е. Концепция человека и формы художественной условности в творчестве раннего Заболоцкого / И. Е. Васильев// О жанре и стиле советской литературы.— Калинин, 1990.— С. 131—140.

35. Васильев 1990в: Васильев И. Е. Литературное окружение раннего Заболоцкого: стилевые аспекты взаимодействия и взаимовлияний / И. Е. Васильев // Художественный опыт советской литературы: стилевые и жанровые процессы. — Свердловск, 1990. — С. 39—51.

36. Васильев 1991: Васильев И. Е. Обэриуты. Теоретическая платформа и творческая практика / И. Е. Васильев. — Свердловск, 1991. — 94 с.

37. Васильев 2000: Васильев И. Е. «И грянул на весь оглушительный зал.» (О стихотворении Н. Заболоцкого «Офорт») / И. Е. Васильев // Филологический класс. — Екатеринбург, 2000. — № 8. — С. 38—41.

38. Васильев 2005: Васильев И. Е. Архетип младенца и его семантические корреляты в творчестве Н. Заболоцкого / И. Е. Васильев // «И ты причас-тен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого. — М. : РГГУ, 2005. — С. 68—76.

39. Васильева 1995: Васильева Г. М. Мотив «древа жизни» в «Фаусте» И. В. Гете / Г. М. Васильева // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. — Новосибирск, 1995. — С. 159—167.

40. Вершинина 1998: Вершинина Л. Н. Глаголы в составе творительного сравнения в ранней лирике Заболоцкого / JI. Н. Вершинина // Молодая филология : сборник научных трудов / под ред. В. И. Тюпы. — Новосибирск, 1998. —Вып. 2. —С. 189—193.

41. Веселовский 1989: Веселовский А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Ве-селовский. — М., 1989. — С. 293.

42. Витенсон 1934: Витенсон М. О «правде жизни», о классовой борьбе в литературе и задачах критики/ М. Витенсон// Звезда.— 1934.— №2. —С. 166—172.

43. Вихлянцев 1930: Вихлянцев В. Социология бессмыслинки / В. Вихлянцев // Сибирские огни. — 1930. — № 5. — С. 143—144.

44. Волков 1998: Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским / С. Волоков. — М.: Издательство «Независимая Газета», 1998. — С. 153—156, 210, 252.

45. Воробьева 1997: Воробьева Т. А. Лексико-семантическая организация поэтического текста : (на материале творчества Н. А. Заболоцкого) : ав-тореф. дис. канд. наук / Т. А. Воробьева. —Череповнец,1997. — 18 с.

46. Воспоминания 1984: Воспоминания о Н. Заболоцком. — М. : Советский писатель, 1984. — 462 с.

47. Гашева 1993: ГашеваН. В. Заболоцкий и Филонов (К проблеме типологических схождений в творчестве) / Н. В. Гашева, О. А. Рыбьякова// Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя. — Пермь, 1993. — С. 47—57.

48. Геллер 1999: Геллер Л. Теория Хао<->рм.са / JI. Геллер // Wiener slawis-tischer almanach. — 1999. — Band 44. — С. 67—123.

49. Герасимова 1988: Герасимова А. Обэриу: проблема смешного/ А.Герасимова // Вопросы литературы. — 1988. — № 4. — С. 48—79.

50. Герасимова 2003: Герасимова А. Подымите мне веки, или Трансформация визуального ряда у Н. Заболоцкого / А. Герасимова // Умка и бро-невичок Live. — Режим доступа: http://www.umka.ru/liter/950425. html. — 6 октября 2007 г.

51. Герасимова: Герасимова А. Заболоцкий и Рабле / А. Герасимова. // Умка и броневичок Live. — Режим доступа: http://www.umka.ru/liter/ 950417.html. — 6 октября 2007 г.

52. Гервер 2001: ГерверЛ. Л. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века) / JI. JI. Гервер. — М. : Индрик, 2001. —248 с.

53. Гик 1996: Гик А. Семантика мифологемы «душа» в ранних стихах Н. Заболоцкого / А. Гик // Семантика русского языка в диахронии. — Калининград, 1996. — С. 68—77.

54. Гинзбург 1987: Гинзбург Л .Я. Заболоцкий двадцатых годов / JI. Я. Гинзбург // Гинзбург Л. Я. Литература в поисках реальности. — Л., 1987. — С. 135—146.

55. Гоголь 1994: Гоголь Н. В. Собр. соч. в 9 т.— Т. 3. Повести. — М., 1994. — 560 с.

56. Горелов 1930: Горелов А. Распад сознания/ А.Горелов// Стройка.— 1930.—№ 1. —С. 16.

57. Григорьянц 1993: Григоръянц Е. И. Книга в культуре. Проблема функционирования книги и понимания книжного текста : автореф. дис. канд. филос. наук / Е. И. Григорьянц. — СПб., 1993. — 16 с.

58. Гройс 1997: Гройс Б. Тоталитаризм карнавала / Б. Гройс // Бахтинский сборник-III — М., 1997. — С. 76—80.

59. Губайловский 2004: Губайловский В. Нежная дикость / В. Губайловский // Новый мир. — 2004. — № 12. — Режим доступа : http://magazines.russ.ru/ novyimi/2004/12/gubail20.html. — 9 сентября 2007 г.

60. Гулливер 1933: Гулливеръ Поэз1я Н. Заболоцкаго / В.Ф.Ходасевич, Н. Н. Берберова // Возрождение — Vozrojdenie — La Renaissance : ежедневная газета. — Париж. — 1933. — № 2935 (четверг, 15 июня). — С. 4.

61. Гура 2003: ГураА. Коитус в символическом языке у славян /А. Гура// Балтийский филологический курьер. — Калининград: Издательство КГУ. — 2003. — № 3. —С. 121—132.

62. Давыдов 2000: Давыдов Д. От примитива к примитивизму и наоборот: русская наивная поэзия XX века / Д. Давыдов // Арион. — 2000. —4. — Режим доступа : http://magazines.russ.rU/arion/2000/4/davydov. html. — 6 октября 2007 г.

63. Даниленко: Даниленко В. П. Художественная картина мира Н.Заболоцкого / В. П. Даниленко // Даниленко В. П. Основы духовной культуры в картинах мира. — Режим доступа : http://www.islu.ru/danilenko/ articles/zabolotskkart.htm. — 6 октября 2007 г.

64. Данин 1947: Данин Д. Мы хотим видеть его лицо / Д. Данин // Литературная газета. — 1947. — № 67 (2382, 27 декабря). — С. 3.

65. Даниэль 2002: Даниэль С. М. Сети для Протея: проблемы интерпретации формы в изобразительном искусстве / С. М. Даниэль. — СПб., 2002. —С. 219—221.

66. Дарвин 1986: Дарвин М. Н. Изучение лирического цикла сегодня/ М. Н. Дарвин // Вопросы литературы. — 1986. — № 10. — С. 220—230.

67. Дарвин 1987: Дарвин М. Н. Художественный мир «Сумерек» Е. А. Баратынского / М. Н. Дарвин. — Режим доступа: http://www.nsu.ru/ education/virtual/darvinsumer.htm. — 6 октября 2007 г.

68. Дарвин 1988: Дарвин М. Н. Русский лирический цикл : проблемы истории и теории : на материале поэзии первой половины XIX в. / М. Н. Дарвин. — Красноярск: Издательство Красноярского университета, 1988. — 137 с.

69. Дарвин 2001: Дарвин М. Н. Семиотика текста в системе художественного творчества (поэт, рукопись, книга) / М. Н. Дарвин // Критика и семиотика. Вып. № 3/4 / Институт филологии Сибирского отделения РАН. —2001. —С. 172—177.

70. Дзядко 2004: Дзядко Т. «Но это описать нельзя»: функция реминисценций в ранних стихах Н. А. Заболоцкого / Т. Дзядко // Русская фило-логия-15 : сборник научных студенческих работ.— Тарту, 2004.— С. 115—121.

71. Дижур 1995: Дижур Б. Мой друг— Коля Заболоцкий / Б. Дижур// Урал. — 1995. — № 12. — С. 235—240.

72. Дмитриев: Дмитриев А. Хаос, фракталы и информация/ А.Дмитриев. — Режим доступа : http://www.cplire.ru/win/InformChaosLab/tuto-rial/Science%20and%20Lifefiles/07105044.htm. — 6 октября 2007 г.

73. Дмитриева 2000: Дмитриева Т. Н. Жертвоприношение: поиски истоков / Т. Н. Дмитриева // Жертвоприношение: ритуал в культуре и искусстве от древности до наших дней. — М. : Языки русской культуры, 2000. — С. 11—22.

74. Домащенко 1986: Домащенко А. В. Проблема изобразительности художественного слова (на материале лирики Ф. И. Тютчева и Н. А. Заболоцкого) : автореф. дис. . канд. филол. наук/ В. А. Домащенко.— М., 1986. —25 с.

75. Друзин 1929: ДрузинВ. Рец. на: Н.Заболоцкий. «Столбцы». Стихи. Издательство писателей в Ленинграде. 1929 г./ В. Друзин// Краснаягазета.— 1929.— №86 (2114) (суббота, 6 апреля, вечерний выпуск.). — С. 4.

76. Дубицкий 1930: Дубицкий С. Береги здоровье, но берегись Заболоцкого / С. Дубицкий // Литературная газета. — 1930 (24 сентября). — Режим доступа : http://loshch.livejournal.eom/42427.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

77. Дымшиц 1937: Дымшиц А. О двух Заболоцких (В порядке обсуждения) / А. Дымшиц// Литературная газета.— 1937 (15 декабря).— Режим доступа : http://loshch.livejournal.eom/42795.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

78. Дымшиц 1963: Дымшиц А. Модернизм— враг творчества/ А. Дымшиц // Знамя. — 1963. — № 6. — С. 189—203.

79. Ермилов 1933: Ермилов В. Юродствующая поэзия и поэзия миллионов (О «Торжестве земледелия» Н. Заболоцкого) / В. Ермилов // Правда. — 1933. — № 199 (5725) (пятница, 21 июля). — С. 4.

80. Ермолаев 1949: Ермолаев О. Потоки юбилейного пустословия/ О. Ермолаев // Литературная газета. — 1949. — № 74 (2561). — С. 3.

81. Ермолинский 1990: Ермолинский С. А. Из записок разных лет/ С. А. Ермолинский. — М. : Искусство, 1990. — 254 с.

82. Жаккар 1995: ЖаккарЖ.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда / Ж.-Ф. Жаккар ; пер. с фр. Ф. А. Перовской. — СПб. : Академический проект, 1995. — 471 с. — (Серия «Современная западная русистика»).

83. Желтова 2004: Желтова Н. Ю. Проза первой половины XX века: поэтика русского национального характер : дис. . д-ра филол. наук / Н. Ю. Желтова. — Тамбов, 2004. — 424 с.

84. Жюльен 1999: Жюльен Н. Словарь символов / Н. Жюльен.— Челябинск, 1999. —497 с.

85. Заболоцкая 2003: Заболоцкая Н. Н. Воспоминания об отце / Н. Н. Заболоцкая // Вопросы литературы. — 2003. — № 6. — С. 265—272.

86. Заболоцкий Н. Н. 1990: Заболоцкий Н. Н. История неизвестного текста перевода «Слова о полку Игореве» / Н. Н. Заболоцкий // Прометей. — 1990. — Т. 16. — С. 361—363.

87. Заболоцкий Н. Н. 1998: Заболоцкий Н. Н. Жизнь Н.А.Заболоцкого/ Н. Н. Заболоцкий. — М.: Согласие, 1998. — 592 с.

88. Заболоцкий Н. Н. 2003: Заболоцкий Н. Н. Жизнь Н.А.Заболоцкого/ Н. Н. Заболоцкий. — изд. 2-е, дораб. — СПб. : Logos, 2003. — С. 463— 465, 473—474.

89. Заболоцкий Н. Н. 2005а: Заболоцкий Н. Н. К истории создания поэмы Н. А. Заболоцкого «Торжество Земледелия» / Н. Н. Заболоцкий // «И ты причастен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого. — М.: РГГУ, 2005. — С. 9—26.

90. Завалишин 1954: Завалишж В. После Бунина / В. Завалишин // Новое русское слово. — Нью-Йорк. — 1954. — Vol. XLI (25 апреля). — С. 8.

91. Завалишин 1959: Завалишин В. Николай Заболоцкий / В. Завалишин // Новый журнал. — 1959. — Кн. 58. — С. 122—134.

92. Записки 1958: Записки Ляпсуса // Крокодил. — 1958. — № 1. — С. 7.

93. Звезда 1929: Звезда эстетизма// Комсомольская правда.— 1929.— № 276 (30 ноября). — Режим доступа: http://loshch.livejournal.com/ 41272.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

94. Зенкевич 1929: Зенкевич М. Обзор стихов/ М.Зенкевич// Новый мир. — 1929. —№6. —С. 216—219.

95. Ивановский 2006: Ивановский И Фрагменты (из книги «Почтовая лошадь») / И. Ивановский. // Зарубежные записки. — 2006. — № 8. — Режим доступа : http://magazines.mss.ru/zz/2006/8/ii 12.html. — 6 октября 2007 г.

96. Игошева 1994: Игошева Т. В. Эволюция поэтического метода в творчестве Н. А. Заболоцкого : автореф. дис. . канд. филол. наук / Т. В. Игошева. — СПб., 1994. — 21 с.

97. Игошева 1996: Игошева Т. В. Н. А. Заболоцкий и символизм: к изучению вопроса / Т. В. Игошева // Русская литературная критика серебряного века. — Новгород, 1996. — С. 26—30.

98. Игошева 1999: Игошева Т. В. Проблемы творческой эволюции Н. А. Заболоцкого : пособие к спецкурсу / Т. В. Игошева. — Режим доступа : http ://edu.novgorod.ru/data/educat/lib/4/0/00040/itv.26100202.doc? nowrap=l. — 6 октября 2007 г.

99. Казарина 2004: Казарина Т. Поэтика «Столбцов» Николая Заболоцкого: вступление авангарда в эпоху самокритики / Т. Казарина // Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарная серия. — 2004. — № 3 (33). — С. 114—132.

100. Каратоццоло 2002: Каратоццоло М. Риторика тела в сборнике Николая Заболоцкого «Столбцы» / М. Каратоццоло // Текст: восприятие, информация, интерпретация : текст как система. — М., 2002. — С. 215—224.

101. Карпов А. 1979: Карпов А. Книга стихов / А. Карпов// Литературная учеба. — 1979 —№4. —С. 179—186.

102. Карпов И.: Карпов И. П. Двоемирие Николая Заболоцкого / И. П. Карпов. — Режим доступа : http://lib.userline.ni/samizdat/16300.

103. Кац 2000: КацЮ. «Читайте, деревья, стихи Гезиода» (Заболоцкий и геология) / Ю. Кац // Поэзия и ноогенетика. — 2000. — Режим доступа : http://www.geocities.com/SoHo/Hall/7820/ktz/ — 6 октября 2007 г.

104. Кацис 2000а: Кацис Л. Пролегомены к теологии ОБЭРИУ/ JI. Кацис // Кацис JI. Русская эсхатология и русская литература. — М. : ОГИ, 2000. — С. 467—488.

105. Кацис 20006: Кацис Л. Эротика 1910-х и эсхатология обэриутов/ JI. Кацис // Кацис JI. Русская эсхатология и русская литература. — М. : ОГИ, 2000. — С. 489— 511.

106. Кедровский 1985: Кедровский А. Е. А. А. Фет в творческом восприятии Н. Заболоцкого / А. Е. Кедровский // А. А. Фет. Традиции и проблемы изучения. —Курск, 1985. — С. 77—91.

107. Кекова 1986: Кекова С. В. Поэтический язык раннего Заболоцкого: Ре-конструкция системы категорий мироощущения / С. В. Кекова // Функционирование языка в разных видах речи. — Саратов : Издательство Саратовского университета, 1986. — С. 93—99.

108. Кекова 1987: Кекова С. В. Поэтический язык раннего Заболоцкого (опыт реконструкции): автореф. дис. . канд. филол. наук / С. В. Кекова. — Саратов, 1987. — 19 с.

109. Кекова 2003: Кекова С. В. Николай Алексеевич Заболоцкий. 1903— 1958 / С. В. Кекова // Кекова С. В., Измайлов Р. Р. Сохранившие традицию: Н. Заболоцкий, А. Тарковский, И. Бродский : учебное пособие. — Саратов : Лицей, 2003. — С. 3—54.

110. Кибешева 2003: Кибешева Е. И. Образы звучащего мира в структуре книги Н. А. Заболоцкого «Городские столбцы» / Е. И. Кибешева // Актуальные проблемы современной филологии. Литературоведение. — Киров, 2003. —С. 97—102.

111. Кибешева 2007: Кибешева Е.И. Раннее творчество Н.Заболоцкого и символизм: автореф. дис. .канд. филол. наук/ Е. И. Кибешева.— М., 2007 —23 с.

112. Ковтун 1979: Ковтун Е. Ф. Из истории русского авангарда (П. Н. Филонов) / Е. Ф. Ковтун // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977. —Л. : Наука, 1979. — С. 216—235.

113. Козлов 2006: Козлов И. В. Книга стихов Ф. Н. Глинки «Опыты священной поэзии» : проблемы архитектоники и жанрового контекста: автореф. дис. . канд. филол. наук/ И.В.Козлов.— Екатеринбург, 2006 — 24 с.

114. Колкер 2003а: Колкер Ю. Два Заболоцких / Ю. Колкер // Крещатик : ли-тературно-художественый журнал. — 2003. — № 3 (21). — С. 285—309.

115. Колкер 20036: Колкер Ю. Заболоцкий: жизнь и судьба: к 100-летию со дня рождения поэта / Ю. Колкер. — Режим доступа: http://loshch. livejournal.eom/29072.html# cutidl. — 6 октября 2007 г.

116. Колкер 2003в: Колкер Ю. Николай Алексеевич Заболоцкий: «Образ мирозданья». Творчество и жизнь Н. А. Заболоцкого. К 100-летию со дня рождения / Ю. Колкер. — Режим доступа : http://loshch.livejournal.com/ 29353.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

117. Колкер 2003г: КолкерЮ. Поэзию он любил больше своей славы: к 100-летию со дня рождения Николая Заболоцкого / Ю. Колкер // Русская Германия. — 2003. — № 8/358. — С. 22.

118. Коновалова 2004: Коновалова А. «Реальное искусство» Н.Заболоцкого и эстетика обэриутов / А. Коновалова // Вельские просторы. — 2004. — Режим доступа : http://www.hrono.ru/text/2004/konol204. html. — 6 октября 2007 г.

119. Корниенко 1997: Корниенко Н. В. Основной текст Платонова 30-х годов и авторское сомнение в тексте (От «Котлована» к «Счастливой Москве») / Н. В. Корниенко // Современная текстология: теория и практика. — М.: Наследие, 1997. —С. 176—192.

120. Корнилов 1997: Корнилов В. Неужто некуда идти? : между Зощенко и Заболоцким/ В.Корнилов// Литературная газета.— 1997.— №20, —С. 12.

121. Красильникова 1983: Красильникова Е. В. О некоторых линиях эволюции поэтического языка Н. А. Заболоцкого / Е. В. Красильникова// Проблемы структурной лингвистики. 1983.— М., 1986.— С. 163—181.

122. Красильникова 1991: Красшьникова Е. В. Птицы. Образные связи в поэзии Н. А. Заболоцкого / Е. В. Красильникова // Поэтика и стилистика, 1988—1990. —Вып. 1. — М. : Наука, 1991. —С. 165—172.

123. Красильникова 1997: Красильникова Е. В. О словообразовательных моделях производных в «Столбцах» Н. А. Заболоцкого / Е. В. Красильникова// Явление вариативности в языке.— Кемерово, 1997.— С. 204—219.

124. Красильникова 20056: Красильникова Е. В. Мир природы в поэзии Н. А. Заболоцкого / Е. В. Красильникова// «И ты причастен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого.— М. : РГГУ, 2005. —С. 107—111.

125. Кретова 2003: Кретова Л. Н. Элементы идиолектной семантики в ранней лирике Н. А. Заболоцкого (На материале глагольной лексики) : автореф. дис. . канд. наук / JI. Н. Кретова. — Барнаул, 2003. — 21 с.

126. Кобринский 2000: КобржскийА. А. Заболоцкий и М.Зенкевич: обэ-риутское и акмеистическое мироощущение / А. А. Кобринский // Кобринский А. А. Поэтика ОБЭРИУ в контексте русского литературного авангарда. В 2-х ч. — Т. 2. — М. — 2000. — С. 90—97.

127. Колдобская 2001: КолдобскаяМ. Павел Филонов. Стратегический секрет русского авангарда / М. Колдобская// Новое время.— 2001.— №46. — С. 38—41.

128. Кротков: Кроткое А. Собрание насекомых: этимологический анализ Хлебникова и Заболоцкого / А. Кротков. — Режим доступа: http://exlibris.ng.ru/koncep/2005-06-02/6insects.html. — 6 октября 2007 г.

129. Кувшинов 2004: Кувшинов Ф. В. Художественный мир Д. И. Хармса: структурообразующие элементы логики и основные мотивы : автореф. дис. канд. филол. наук / Ф. В. Кувшинов. — Елец, 2004. — 20 с.

130. Куняев С. Ю. 1986: Куняев С. Ю. Огонь, мерцающий в сосуде/ С. Ю. Куняев. — М. : Современник, 1986. — С. 96—123.

131. Кушнер 2003: Кушнер А. Заболоцкий и Пастернак / А. Кушнер // Новый мир. — 2003. — № 9. — С. 174—181.

132. Лебина 1994: ЛевинаН. Б. В отсутствие официальной проституции/ Н. Б. Лебина // Лебина Н. Б., Шкаровский М. В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. — 40-е гг. XX в.). — М. : Прогресс-Академия, 1994. —С. 179—215.

133. Левченко 1986: Левченко С. Я. Роль музыкальной ассоциативности в формировании стиля Н. Заболоцкого / С. Я. Левченко // Индивидуальность авторского стиля в контексте развития литературных форм. — Алма-Ата, 1986. — С. 50—57.

134. Лессинг 1957: ЛессингГ. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии/Г. Лессинг.—М., 1957. —519 с.

135. Лесючевский 1989: Лесючевский Н. О стихах Заболоцкого / Н. Лесючев-ский // Литературная Россия. — 1989. — № 10. — С. 10.

136. Либединский 1930: Либединский Ю. Сегодня попутнической литературы и задачи ЛАПП/ Ю. Либединский // Звезда.— 1930.— № 1.— С. 176—190.

137. Лившиц 1989: Лившиц Б. Полутороглазый стрелец: воспоминания/ Б. Лившиц. — Л., 1989. — С. 688.

138. Лихачев 1984: Лихачев Д. С. Заметки к интеллектуальной топографии Петербурга первой четверти двадцатого века / Д. С. Лихачев // Труды по знаковым системам. — Тарту. — 1984. — Вып. 18. — С. 72—77. — (Ученые записки Тартуского университета).

139. Лосев А. 1982: Лосев А. Ф. Проблема вариативного функционирования живописной образности в художественной литературе / А. Ф. Лосев // Литература и живопись. — Л. : Наука, 1982. — С. 31—65.

140. Лосев В. 1991: Лосев В. В. Об антропоморфизме А.Платонова и Н. Забооцкого / В. В. Лосев // Развитие и формирование жанров в советской литературе: межвузовский сборник научных трудов. — М., 1991. —С. 35—42.

141. ЛотманМ. 1971: Лотман М. Ю. Об одном стихотворении Н. А. Заболоцкого / М. Лотман, А. Нахимовский // Русская филология-3 : сборник научных студенческих работ. — Тарту, 1971. — С. 62—75.

142. Лотман М. 1979: Лотман М. Ю. О соотношении звуковых и смысловых жестов в поэтическом тексте / М. Ю. Лотман // Труды по знаковым системам. — Тарту. — 1979. — Вып. 11. — С. 98—119. — (Ученые записки Тартуского университета).

143. Лотман Ю. 1984: Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города / Ю. М. Лотман // Труды по знаковым системам. — Тарту. — 1984. — Вып. 18. — С. 30—45. — (Ученые записки Тартуского университета).

144. Лотман Ю. 1992: Лотман Ю.М. Культура и взрыв/ Ю. М. Лотман. — М. : Гнозис ; Прогресс, 1992. — 270 с.

145. Лотман Ю. 1996: Лотман Ю.М. Н.А.Заболоцкий: «Прохожий»/ Ю.М. Лотман// Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии.— СПб., 1996.— С. 239— 252.

146. Лотман Ю. 1999: Лотман Ю.М. Семиосфера/ Ю. М. Лотман.— СПб. : Искусство-СПб, 1999. — 703 с.

147. Лощилов 1991: Лощилов И. Е. Принцип «словесной машины» в поэтике Даниила Хармса / И. Е. Лощилов // Эстетический дискурс: семио-эстетические исследования в области литературы. — Новосибирск, 1991. —С. 152—158.

148. Лощилов 1997: Лощилов И. Е. Феномен Николая Заболоцкого/ И. Е. Лощилов. -— Хельсинки, 1997. — 312 с.

149. Лощилов 2003а: Лощилов И. Е. О стихотворении Н. Заболоцкого «Зеленый луч» (1958)/ И. Е. Лощилов// Сетевая словесность.— Режим доступа : http://www.netslova.ru/loshilov/zabzel.html. — 6 октября 2007 г.

150. Лощилов 2005в: Лощилов И. Е. О некоторых неочевидных источниках поэтического мира Николая Заболоцкого: два сюжета/ И. Е. Лощилов // Культура и текст : сборник научных трудов международной конференции. Том 1. — Барнаул, 2005. — С. 67—75.

151. Лощилов 2005г: Лощилов И. Е. О стихотворении Н.Заболоцкого «Disciplina clericallis» / И. Е. Лощилов // Sub Rosa. In Honorem Lenae Szilard. Koszonto konyv Lena Szilard tiszteletere : сборник в честь Лены Силард. — Budapest, 2005. — S. 423—432.

152. Лощилов 2005е: Лощилов И. Е. Телесная мотивика в поэзии Заболоцкого / И. Е. Лощилов // Телесный код в славянских культурах / под ред. Н. В. Злыдневой.— М. : Институт Славяноведения РАН, 2005.— С. 94—106.

153. Луконин 1949: Луконин М. Проблемы советской поэзии (Итоги 1948 года) Доклад на собрании поэтической секции Союза советских писателей в Москве. / М. Луконин // Звезда. — Л., 1949. — № 3 (март). — С. 181—199.

154. Ляпина 1990: Ляпина Л. Е. Литературный цикл в аспекте проблемы жанра / Л. Е. Ляпина // Проблемы литературных жанров. — Томск, 1990. —С. 26—28.

155. Макаров 1947: Макаров А. Поворот к современности: «Новый мир» №№ 1, 2, 3 за 1947 / А. Макаров // Литературная газета. — 1947. — № 21 (2336, суббота, 24 мая). — С. 2.

156. Македонов 1987: Македонов А. В. Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы / А. В. Македонов. — Л. : Советский писатель, 1987.— 367 с.

157. Малахов 1934: Малахов С. Поэзия социалистического реализма/ С. Малахов // Борьба за стиль : сборник статей / Государственная Академия Искусствознания. Институт Литературоведения. — Ленинград : ОГИЗ ; ГИХЛ, 1934. — С. 116—177.

158. Мальчукова 1987: Малъчукова Т. Г. Природа и культура в поэзии Николая Заболоцкого/ Т. Г. Мальчукова// Север. — 1987. — № 2. — С. 106—112.

159. Мандельштам 1997: О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935—1936) // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1993 год: материалы об О.Э.Мандельштаме.— СПб., 1997.— С. 32—185.

160. Марков 1994: Марков В. Ф. Можно ли получать удовольствие от плохих стихов или о русском «чучеле совы»/ В. Ф. Марков // Марков В. Ф. О свободе в поэзии. — СПб., 1994 — С. 278—291.

161. Мароши 1995: Мароши В. В. Сюжет в сюжете (имя в тексте)/ В. В. Мароши // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. — Новосибирск, 1995. — С. 177— 188.

162. Мароши 2000: Мароши В. В. Имя и петербургский миф: Заболоцкий / В. В. Мароши// Мароши В. В. Имя автора (историко-типологическиеаспекты экспрессивности). — Новосибирск : Издательство Новосибирского университета, 2000. — С. 313—322.

163. Маслоу 1999: Маслоу А. Г. Мотивация и личность / А. Г. Маслоу ; пер. с англ. А. М. Татлыбаевой. — СПб. :Евразия,1999. — 480 с.

164. Микушевич 1994: Микушевич В. Только лепет и музыка крыл : Terra incognita Николая Заболоцкого / В. Микушевич // Труды и дни Николая Заболоцкого. — М., 1994. — С. 101—113.

165. Миллер-Будницкая 1934: Миллер-Будницкая Р. Потомки луддитов/ Р. Миллер-Будницкая // Звезда. — 1934. — № 4. — С. 177—193.

166. Минц 3. 1984: Минц 3. Г. «Петербургский текст» и русский символизм / 3. Г. Минц, М. В. Безродный, А. А. Данилевский // Труды по знаковым системам. — Тарту. — 1984. — Вып. 18. — С. 78—92. — (Ученые записки Тартуского университета).

167. Минц 3. 2004: З.Г.Минц Поэтика русского символизма/ 3. Г. Минц. — СПб. : Искусство-СПб., 2004 — 478 с.

168. Минц К. 2001: Минц К. Обэриуты // Вопросы литературы. — 2001. — № 1. —С. 277—294.

169. Миронец 1985: МиронецН.И. Песня в комсомольском строю/ Н. И. Миронец. — М., 1985. — С. 259.

170. Мирошникова 2002: Мирошникова О. В. Лирическая книга : архитектоника и поэтика (на материале поэзии последней трети XIX века) / О. В. Мирошникова. — Омск : Омский государственный университет, 2002. — 140 с.

171. Мифы 1992: Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т.— М., 1992. —Т. 1. —С. 427.

172. Мороз 2004: Мороз О. Н. Н. Заболоцкий и его концепция «воспитания души» / О. Н. Мороз // Этика и социология текста : сборник статей научно-методического семинара «TEXTUS».— Вып. 10.— СПб.— Ставрополь: Изд-во СГУ, 2004. — С. 209—213.

173. Международной научной конференции, г. Волгоград, 12—15 апреля 2006 г. / Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом) РАН, ВолГУ. — Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2006. — С. 222—228.

174. Набоков 1999: Набоков В. В. Интервью Альфреду Аппелю, сентябрь 1966 г. / В. В. Набоков ; пер. с англ. С. Ильина // Набоков В. В. Собрание сочинений американского периода : в 5 т. Т. III. — СПб. : Симпозиум, 1999. —С. 589—621.

175. Незнамов 1930: Незнамов П. Система девок / П. Незнамов // Печать и революция. — 1930. — № 4. — С. 77—80.

176. Неймирок 1956: НеймирокА. О современной лирике в Советском Союзе (1953—1956). Часть II: Ключи/ А. Неймирок// Грани: журнал литературы, искусства, науки и общественно-политической мысли. — 1956.—№31. —С. 128—142.

177. Николаев 1936: Г. Н. Большой поэт / Г.Николаев// Меч: еженедельная газета.— Варшава.— 1936.—№20 (104) (воскресенье, 17 мая). — С. 5.

178. Николаева 2003: Николаева Т. К. Леонид Дьяконов: «О Заболоцком я знаю больше всех!» / Т. К. Николаева // Герценка: Вятские записки. — Вып. 4. — Киров, 2003. — С. 80—87.

179. Новиков 2000: Новиков В. Поэтика восхищения. Рец. на: Светлана Руссова. Н. Заболоцкий и А. Тарковский. Опыт сопоставления. — Киев : Издательский дом Дмитрия Бураго, 1999. — 118 с. / В. Новиков// Знамя. — 2000. — № 6. — С. 234—235.

180. Озеров 1994: Озеров Л. Труды и дни / Л. Озеров // Труды и дни Николая Заболоцкого. — М., 1994. — С. 27—65.

181. Орлицкий 2005: Орлицкий Ю. Свободный стих Заболоцкого в контексте стихотворной поэтики обэриутов / Ю. Орлицкий // «И ты причастен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого. — М. : РГГУ, 2005. — С. 112—120.

182. Остренкова 2003: Остренкова М. А. Сравнение в поэзии Н.Заболоцкого: структура, семантика, функционирование : автореф. дис. . канд. филол. наук / М. А. Остренкова. —Ярославль, 2003. — 18 с.

183. Парамонов 1979: Парамонов Б. Буква «Живот» (Молодой Заболоцкий) / Б. Парамонов // Грани : журнал литературы, искусства, науки и общественно-политической мысли. — 1979. — № 111/112. — С. 330—350.

184. Парнис 2000: Парнис А. Е. О метафорах мавы, оленя и война: к проблеме диалога Хлебникова и Филонова / А. Е. Парнис // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911—1998).— М. : Языки русской культуры, 2000. — С. 637—695.

185. Перемышлев 1994: Перемыитев Е. В. В «двойном освещении» / Е. В. Перемышлев // Труды и дни Николая Заболоцкого. — М., 1994. — С. 70—76.

186. Перемышлев 1995: ПеремыитевЕ. В. В «двойном освещении»: «Петербургский миф» в поэзии Н.Заболоцкого/ Е. В. Перемышлев// Октябрь. — 1995. — № 2. — С. 186— 188.

187. Перцов 1958: Перцов В. Голоса жизни: Ответ критику из «Тайме»/

188. B. Перцов // Литературная газета. — 1958. — № 108 (3919). — С. 3—4.

189. Петров Г. 1958: Петров Г. Кандидат былых столетий, полководец новых лет/ Г.Петров// Мосты.— Mtinchen.— 1958.— № 1.—1. C. 193—222.

190. Плат 2000: Плат К. М.-Ф. Н. Заболоцкий на страницах «Известий»: к биографии поэта 1934—1936 годов// К. М.-Ф. Плат// Новое литературное обозрение. — 2000. — № 4. — С. 91—107.

191. Подгоронова 2000: Подгорнова Д. В. Стиль лирики Н. А. Заболоцкого : автореф. дис. . канд. наук / Д. В. Подгорнова. — М. :Лит. ин-т им. А. М. Горького, 2000. — 16 с.

192. Подорога 1995: Подорога В. Феноменология тела: введение в философскую антропологию / В. Подорога. — М. : Ad Marginem, 1995. —344 с.

193. Полякова 1979: Полякова С. В. «Комедия на Рождество Христово» Дмитрия Ростовского — источник «Пастухов» Н. Заболоцкого / С.В.Полякова// Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 33: Древнерусские литературные памятники.— Л.: Наука.— 1979.— С. 385—387.

194. Попов2005: ПоповЮ. Г. Караганда Николая Заболоцкого/ Ю.Г.Попов// Простор.— 2005.— №12.— Режим доступа: http://prstr.narod.ru/texts/numl205/popovl205.htm. — 2 января 2007 г.

195. Поэзия 2000: Поэзия и живопись : сборник трудов памяти Н. И. Хард-жиева. — М. : Языки русской культуры, 2000. — 848 с.

196. Пурин 1996: Пурин А. Метаморфозы гармонии: Заболоцкий/ А. Пурин// Воспоминания о Евтерпе : статьи и эссе.— СПб., 1996.— С. 189—204.

197. Пчелинцева 1992: ПчелинцеваК. Ф. Народно-мифологические истоки творчества Н. Заболоцкого / К. Ф. Пчелинцева // Литература и фольклор. Проблемы взаимодействия. — Волгоград : Перемена, 1992. — С. 95—103.

198. Пчелинцева 1996а: Пчелинцева К. Ф. Фольклорная и мифо-ритуальная традиции в «Городских столбцах» Н. Заболоцкого /: автореф. дис. канд. филол. наук К. Ф. Пчелинцева. — Волгоград, 1996. — 17 с.

199. Пчелинцева 19966: Пчелинцева К. Ф. Хронотоп ритуального действия в пространственно-временных образах «Городских столбцов» Н. Заболоцкого / К. Ф. Пчелинцева // Филологический поиск. — Волгоград, 1996. — Вып. 2. — С. 33—38.

200. Пчелинцева 20016: Пчелинцева К. Ф. Об одном стихотворении Н. Заболоцкого / К. Ф. Пчелинцева // Филологические науки. — 2001. — № 1.— С. 111—113.— Режим доступа: http://loshch.livejournal.com/ 23581.html. — 30 июня 2007 г.

201. Райе 1976: Райе Э. О поэзии Николая Заболоцкого / Э. Райе// Грани : журнал литературы, искусства, науки и общественно-политической мысли. — Possev-Verlag, Frankfurt-am-Main. — 1976. — № 102. — С. 121—146.

202. Роднянская 1959: РоднянскаяИ. Поэзия Н.Заболоцкого / И.Роднянская// Вопросы литературы. — 1959. —№ 1. —С. 121—137.

203. Роднянская 1989а: Роднянская И. «Столбцы» Николая Заболоцкого в художественной ситуации двадцатых годов / И. Роднянская // Роднянская И. Художник в поисках истины.— М. : Современник, 1989.— С. 343—364.

204. Роднянская 19896: РоднянскаяИ. Post Scriptum: Заболоцкий— отрочеству / И. Роднянская // Роднянская И. Художник в поисках истины. — М. : Современник, 1989. — С. 365—373.

205. Розенталь 1933: Розенталъ С. Тени старого Петербурга («Звезда» №№1—7 за 1933 год)/ С. Розенталь// Правда.— 1933.— №236 (5765). —С. 4.

206. Роскина 1980: Роскина Н. Николай Заболоцкий / Н. Роскина // Роски-на Н. Четыре главы : из литературных воспоминаний. — Paris : YMCA-PRESS, 1980. — С. 61—98.

207. Ростовцева 1983: Ростовцева И. «В целомудренной бездне стиха.» / И.Ростовцева / Поэзия: альманах. Вып. 37.— М. : Молодая гвардия, 1983. —С. 68—73.

208. Ростовцева 1984: Ростовцева И. И. Николай Заболоцкий: опыт художественного познания. — М. : Современник, 1984. — 304 с.

209. Ростовцева 2005: Ростовцева И. Заболоцкий в Традиции / И. Ростовцева // «И ты причастен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого. — М. : РГГУ, 2005. — С. 77—91.

210. Руднев 1999: Руднев В. П. Словарь культуры XX века/ В. П. Руднев. — М. : Аграф, 1999. — 384 с.

211. Русские художники: Русские художники : электронная энциклопедия / ЦИТ СГГА. — Режим доступа : http://www.ssga.ru/eruditesinfo/ art/artists/0653 .html. — 27 мая 2007 г.

212. Сажин 2002: Сажин В. Рец. на: Н. Заболоцкий. Полное собрание стихотворений и поэм. Избранные переводы. — СПб. : Академический проект, 2002. — 768 с. / В. Сажин // Новая русская книга : критическое обозрение. — 2002. — № 2 (13). — С. 15—17.

213. Сандлер 1991: Сандлер С. Письмо Н.Н.Заболоцкому, 22 апреля 1978 г./ С. Сандлер// Сандлер А. С., Этлис М. М. Современники ГУЛАГа: книга воспоминаний и размышлений. — Магадан, 1991. — С. 264—270.

214. Сапаров 1982: Сапаров М. А. Словесный образ и зримое изображение (живопись — фотография — слово) / М. А. Сапаров // Литература и живопись. — Л. : Наука, 1982. — С. 66—92.

215. Седакова 1995: СедаковаО. О Заболоцком / О. Седакова// Круг чтения : литературный альманах. — 1995. — Вып. 5. — С. 83—84.

216. Селивановский 1929: Селивановский А. Система кошек (О поэзии Н. Заболоцкого) / А. Селивановский // На литературном посту. — 1929. —№ 15. —С.31—35.

217. Сельвинский 1936: Селъвинский И. 12 часов 1 минута 16 февраля 1934 года / И. Сельвинский // Эдуард Багрицкий : альманах / под ред. Влад. Нарбута. — М.: Советский писатель, 1936. — С. 378—384.

218. Семенова 1989: Семенова С. Г. Человек, природа, бессмертие в поэзии Николая Заболоцкого / С. Г. Семенова // Семенова С. Г. Преодоление трагедии: «Вечные вопросы» в литературе. — М. : Советский писатель, 1989. —С. 299—317.

219. Синельников 2002: СинельниковМ. И. Там, где сочиняют сны/ М. И. Синельников // Знамя. — 2002. — № 7. — С. 151—177.

220. Слинина 1970: Слинина Э. В. Тема природы в поэзии В. Хлебникова и Н. Заболоцкого / Э. В. Слинина // Ленинградский гос. пед. университет им. А. И. Герцена : учёные записки. Т. 465: Вопросы методики и истории литературы. —Псков, 1970. — С. 51—57.

221. Словарь 1999: Словарь мифов. — М. : ФАИР-ПРЕСС, 1999. — 432 с.

222. Словарь языческой мифологии: Словарь языческой мифологии славян. — Режим доступа : http://www.swarog.ru/?m=mith. — 6 октября 2007 г.

223. Солонович 1994: Солонович Е. М. Итальянский эпизод / Е. М. Соло-нович // Труды и дни Николая Заболоцкого. — М., 1994. — С. 94—100.

224. Сотникова 1994: Сотникова Т. Религиозные мотивы и образы в поэзии Николая Заболоцкого / Т. Сотникова // Труды и дни Николая Заболоцкого. — М., 1994. — С. 83—88.

225. Старшинов 1988: Старшинов Н. В Голицино, в былые годы / Н. Стар-шинов // Юность. — М., 1988. — № 12. — С. 88—90.

226. Степанов 1929: Степанов Н. Л. Рец. на: Н.Заболоцкий. Столбцы. 1929 г. Издат. Писателей в Ленинграде. Тираж 1200 эк., 72 стр., цена 1 р. 10 к. / Н. Л. Степанов // Звезда. — 1929. — № 3. — С. 191—192.

227. Степанов 1937: Степанов Н. Л. Новые стихи Н.Заболоцкого/ Н.Л.Степанов// Литературный современник.— 1937.— № 3.— С. 210—218.

228. Степанова 1988: Степанова К. П. Концепция музыки в творчестве Н. Заболоцкого / К. П. Степанова // Художественная традиция в историко-литературном процессе. — Л., 1988. — С. 82—92.

229. Степанова 2001: Степанова К. П. Слово и музыка как до-логические фигуры мира: («Столбцы» и поэмы Н. Заболоцкого) / К. П. Степанова // Культура и текст. — СПб., 2001. — С. 212—218.

230. Степанян 1989: Степанян Е. «Мы поставим на улицах сто изваяний.»: Н.Заболоцкий и П.Филонов/ Е. Степанян// Творчество.— 1989. —№ 12. —С. 1—3.

231. Степанян 2002: Степанян Е. Метаморфозы зрения / Е. Степанян // Заболоцкий Н. А. Полное собрание стихотворений и поэм. Избранные переводы. — СПб.: Академический проект, 2002. — С. 5—30.

232. Степанян 2005: Степанян Е. Заболоцкий: форма, перспектива, свет/ Е. Степанян// «И ты причастен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого. — М. : РГГУ, 2005. — С. 92—106.

233. Степун 1922: Степун Ф. А. Освальд Шпенглер и Закат Европы/ Ф. А. Степун // Освальд Шпенглер и конец Европы. — М. : Берег, 1922. — Режим доступа: http://www.magister.msk.ru/library/philos/ shpngl04.htm. — 6 октября 2007 г.

234. Тарасенко: Тарасенко В. В. Метафизика фрактала / В. В. Тарасенко.— Режим доступа : http://wvm.philosophy.ru/library/fki/TARAS.html. — 6 октября 2007 г.

235. Тарасенков 1933: ТарасенковА. Похвала Заболоцкому/ А. Тарасенков // Красная новь. — 1933. — № 9. — С. 177—181.

236. Тарасенков 1934: Тарасенков А. Поэт и муха / А. Тарасенков// Литературная газета.— 1934 (10 декабря).— Режим доступа: http://loshch.livejournal.eom/43253.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

237. Тарасенков 1935: Тарасенков А. Графоманское косноязычие / А. Тарасенков // Знамя. — 1935. — № 1. — С. 192—197.

238. Тарасенков 1938а: ТарасенковА. На поэтическом фронте / А. Тара-сенков // Знамя. — 1938. — № 1. — С. 252—267.

239. Тарасенков 19386: ТарасенковА. Новые стихи Н. Заболоцкого / А. Тарасенков// Литературная газета.— 1938 (26 февраля).— Режим доступа: http://loshch.livejournal.eom/43253.html#cutidl. — 6 октября 2007 г.

240. Твардовская 2002: Твардовская В. А. Твардовский глазами М.Синельникова/ В.А.Твардовская// Знамя.— 2002.— №11.— С. 210—218.

241. Терапиано 1951: ТерапианоЮ. О поэзии Н.Заболоцкого/ Ю. Терапиано // Новое русское слово. — Париж, 1951. — Vol. XVI (воскресенье, 18 ноября, № 14450). — С. 4.

242. Тименчик 1984: ТименчикР.Д. «Поэтика Санкт-Петербурга» эпохи символизма/постсимволизма / Р. Д. Тименчик // Труды по знаковым системам. — Тарту. — 1984. — Вып. 18. — С. 117—124. — (Ученые записки Тартуского университета).

243. Тимофеев 1929: Тимофеев Л. Рец. на: Н.Заболоцкий. Столбцы. Л. : Изд-во писателей в Ленинграде. 1929г./ Л.Тимофеев// Октябрь — 1929. — № 5. — С. 207—208.

244. Токарев 2002: Токарев Д. В. Курс на худшее: абсурд как категория текста у Даниила Хармса и Сэмюэля Беккета. — М. : Новое литературное обозрение, 2002. — 336 с.

245. Топоров 2004: Топоров В. Н. Из истории петербургского аполлиниз-ма: его золотые дни и его крушение / В. Н. Топоров. — Москва : ОГИ, 2004. — 259 с.

246. Тресиддер 1999: Тресиддер Дж. Словарь символов/ Дж. Тре-сиддер. — М. : ФАИР-ПРЕСС, 1999. — 448 с.

247. Турков 1965: ТурковА.М. Николай Заболоцкий / А. М. Турков// Заболоцкий Н. А. Стихотворения и поэмы / вступ. ст., подгот. текста и примеч. А. М. Туркова. — М. — Л., 1965. — С. 5—58. — («Библиотека поэта». Большая серия).

248. Турков 1966: Турков А. М. Николай Заболоцкий / А. М. Турков.— М. : Художественная литература, 1966. — 143 с.

249. Турков 1981: ТурковА.М. Николай Заболоцкий: жизнь и творчество: пособие для учителей / А. М. Турков. — М.: Просвещение, 1981. — 143 с.

250. Урбан 1978: Урбан А. А. Стихи-собеседники/ А А. Урбан — Л.: Детская литература, 1978. — С. 128—142.

251. Урбан 1979: Урбан А.А. Образ человека— образ времени: Очерки о советской поэзии / А. А. Урбан. — Л. : Художественная литература, 1979. —328 с.

252. Усиевич 1933: УсиевичЕ. Под маской юродства / Е. Усиевич// Литературный критик. — 1933. — № 4. — С. 78—91.

253. Ученик 1929: Ученик Пушкина или акробат из «Звезды»// Комсомольская правда. — 1929. — № 248 (26 октября). — С. 3.

254. Faryno 1991: FarynoJ. Введение в литературоведение / E. Фарыно/ Wst^p do literaturoznawstwa. Wydanie II: poszerzone i zmienione. — Warszawa : Panstwowe Wydawnictwo Naukowe, 1991.

255. Faryno 1996: FarynoJ. «Алогизм» и полисемантизм авангарда (на примере Малевича)/ J. Faryno// Russian Literature— 1996.— Vol. XL. — С. 91—120.

256. Филиппов Г. 1974: Филиппов Г. В. Стихотворение Н.Заболоцкого «Змеи»: пространственно-временные аспекты / Г.В.Филиппов// Лирическое стихотворение: анализы и разборы : учебное пособие / отв. ред. Ю. Н. Чумаков. — Л., 1974. — С. 94—98.

257. Фоменко 1983: Фоменко И. В. «Последняя любовь» Н.Заболоцкого как лирический цикл / И. В. Фоменко // Эстетика и творчество русских и зарубежных романтиков: сборник научных трудов. — Калинин, 1983. —С. 162—182.

258. Фоменко 1989: Фоменко И. В. Поэтика лирического цикла: автореф. дисс. докт. филол. наук / И. В. Фоменко. — М., 1990 — 31 с.

259. Фоменко 1992: Фоменко И. В. Лирический цикл : становление жанра, поэтика / И. В. Фоменко. — Тверь : Тверской государственный университет, 1992. — 124 с.

260. Ходасевич 1991: Ходасевич В. Ф. Ниже нуля / В. Ф. Ходасевич // Ходасевич В. Ф. Колеблемый треножник : избранное. — М. : Советский писатель, 1991. — С. 597—603.

261. Чипизубова 2003: ЧипизубоеаМ. И. Театральный дискурс XX века : словарь-справочник / М. И. Чипизубова. — Краснодар, 2003. — 127 с.

262. Чуковская 1997: Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой : в 3 т. — М. : Согласие, 1997.

263. Шабаршин: Шабаршин А. А. Введение во фракталы / А. А. Шабаршин // http://fractalworld.xaoc.ru/nomyarticle/ctchaossb.html. — 6 октября 2007 г.

264. Шайтанов 2003: Шайтанов И. «Лодейников»: ассоциативный план/ И. Шайтанов // Вопросы литературы. — 2003. — № 6. — С. 168—181.

265. Шайтанов 2005: Шайтанов И. «Лодейников»: ассоциативный план сюжета / И. Шайтавнов// «И ты причастен был к сознанью моему.» : проблемы творчества Николая Заболоцкого.— М. : РГГУ, 2005.— С. 27—42.

266. Шварц 1990: Шварц Е. Живу беспокойно.: из дневников/ Е. Шварц. — Л. : Советский писатель, 1990. — 752 с.

267. Шошин 2003: Шошин В. А. Николай Заболоцкий и Грузия/ В. А. Шошин // Николай Заболоцкий и его литературное окружение : материалы юбилейной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Н. А. Заболоцкого. — СПб. : Наука, 2003. — С. 40—49.

268. Шром 1999: Шром Н. И. Чужое слово в антиавторском дискурсе: Пушкин и Заболоцкий / Н. И. Шром // Пушкинский сборник: к 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина. — Вильнюс, 1999. — С. 128—138.

269. Шубина: Шубина Н. А. Филонов. Жизнь. Творчество / Н.А.Шубина. — Режим доступа: http://members.tripod.com/~shubinagallery/ library/filonov-life-creativity/introduction.htm. — 6 октября 2007 г.

270. Шубинский 2001: Шубинский В. «Прекрасная махровая глупость» (Лидия Гинзбург, обэриуты и Бенедиктов) / В. Шубинский // Новое литературное обозрения. — 2001. — № 49. — С. 406—416.

271. Шубинский 2005: Шубинский В. Карлуша Миллер / В. Шубинский // Октябрь. — 2005. — № 6. — Режим доступа : http://loshch.livejournal.com/ 51150.html# cutidl. — 6 октября 2007 г.

272. Эпштейн: Эпштейн М. Поэзия Заболоцкого / М. Эпштйен. — Режим доступа : http://www.litera.ru/stixiya/articles/497.html. — 6 октября 2007 г.

273. Эткинд 1973: Эткинд Е. Г. Н.Заболоцкий. «Прощание с друзьями»/ Е. Г. Эткинд // Поэтический строй русской лирики. — Л. : Наука, 1973. —С. 298—310.

274. Эткинд 1990: Эткинд Е.Г. Два «движения»— две эстетики/ Е. Г. Эткинд // Литературная учеба. — 1990. — № 6. — С. 155—157.

275. Эткинд 2000: Эткинд Е. Г. Заболоцкий и Хлебников / Е. Г. Эткинд // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911—1998).— М. : Языки русской культуры, 2000. — С. 405—427.

276. Эткинд 2001: Эткинд Е.Г. Проза о стихах / Е. Г.Эткинд.— СПб. : Знание, 2001. —448 с.

277. Юнггрен 1981: Юнггрен А. Обличья смерти: к интерпретации стихотворения Н. Заболоцкого «Офорт» / А. Юнггрен // Scando-Slavica. — 1981. — Т. 27. — Р. 171—179.

278. Якобсон 1998: Якобсон Р. Новейшая русская поэзия/ Р.Якобсон// Якобсон Р. Грамматика русской поэзии.— Благовещенск, 1998.—1. C. 121—165.

279. Яснов 2004: Ясное М. От Робина-Бобина до малыша Русселя/ М. Яснов// Дружба Народов.— 2004.— №12.— Режим доступа: http://magazines.russ.ru/dmzhba/2004/12/iasl2.html. — 6 октября 2007 г.

280. Bjorling 1977: Bjorling F. Ofort by Nikolaj Zabolockij. The Poem and the Title / Fiona Bjorling // Scando-Slavica. — T. 23. — 1977. — P. 7—16.

281. Goldstein 1993: GoldsteinD. Nikolai Zabolotsky. Play for mortal stakes/

282. D. Goldstein. — Cambridge : Cambridge University Press. — 1993. — 306 p.

283. Masing-Delic 1974: Masing-Delic I. Some Themes and Motifs in N. Zabolockij's «Stolbcy»/ Irene Masing-Delic// Scando-Slavica.— 1974.— Vol. 20 —C. 13—25.

284. Masing-Delic 1987: Masing-DelicI. "The chickens also want to live": a motif in Zabolockij's Columns I Irene Masing-Delic// Slavic and East European Journal. — 1987. — № 8. — Vol. 31. — P. 356—369.

285. Nagy 1996: Nagy G. Poetry as Performance. Homer and Beyond/ G. Nagy. — Cambridge, 1996. — P. 35—36.

286. Pratt 2000: PrattS. Nikolai Zabolotsky: Enigma and Cultural Paradigm/ Sarah Pratt. — Evanston, Illinois: Northwestern University Press. — 2000. —316 c.

287. Ripellino 1968: Ripellino А.-М. Diario con Zabolockij / Angelo Maria Ripellino // Ripellino A.-M. La letteratura come itinerario nel meraviglioso. — Torino : Giulio Einaudi Editore, 1968. — C. 251—266.

288. Roberts 1997: Roberts G. The last Soviet avant-garde: OBERIU— fact, fiction, metafiction / Graham Roberts. — Cambridge : Cambridge University Press, 1997. —274 p.