автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Характеристики интериоризованного дискурса

Полный текст автореферата диссертации по теме "Характеристики интериоризованного дискурса"

На правах рукописи

005052944

ПОГРЕБНЯК Юлия Владимировна

ХАРАКТЕРИСТИКИ ИНТЕРИОРИЗОВАННОГО ДИСКУРСА

10.02.19 — теория языка

^ ' 0 4 ОПТ 2012

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Волгоград — 2012

005052944

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный социально-педагогический университет».

Научный консультант — доктор филологических наук, профессор

Карасик Владимир Ильич.

Официальные оппоненты: Ионова Светлана Валентиновна, доктор

филологических наук, профессор (Волгоградский государственный университет, профессор кафедры русского языка);

Катермина Вероника Викторовна, доктор филологических наук, профессор (Кубанский государственный университет, профессор кафедры английской филологии);

Черничкина Елена Константиновна, доктор филологических наук, профессор (Волгоградский государственный социально-педагогический университет, профессор, заведующая кафедрой теории и методики обучения иностранным языкам).

Ведущая организация — Саратовский государственный университет им. Н.Г.Чернышевского.

Защита состоится 29 ноября 2012 г. в 10.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.027.01 в Волгоградском государственном социально-педагогическом университете по адресу: 400131, г. Волгоград, пр. им. В.И. Ленина, 27.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного социально-педагогического университета.

Текст автореферата размещен на официальном сайте Волгоградского государственного социально-педагогического университета: http://www.vspu.ru 28 августа 2012 г.

Автореферат разослан 14 сентября 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

Н.Н. Остринская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа выполнена в русле теории дискурса и филологической герменевтики. Объектом исследования является интериоризован-ный дискурс, понимаемый как отражение автором художественного произведения мыслей и чувств персонажа, направленных на него самого, не предназначенных для других. Предмет исследования — способы репрезентации внутренней речи и когнитивных структур сознания индивида-персонажа в художественном тексте.

Интериоризованный дискурс — создаваемая автором художественного произведения модель когнитивно-эмоционального восприятия и освоения мира субъектом. Субъект интериоризованного дискурса — явление многоуровневое и многоплановое, которое включает в себя такие психологические понятия, как «Я», «самость», и такие литературоведческие категории, как «авторское сознание», «квазисознание персонажа», «интенция автора», «читатель» и др. Лингвопсихологическим критерием выделения интериоризованного дискурса выступает эгоцентрич-ность, т. е. направленность высказывания субъекта на самого себя. При этом воображаемый субъект-персонаж может быть назван «квазисубъектом», обладающим «квазисознанием», т. к. является вымышленным.

Интериоризованный дискурс выражается как запись автором художественного произведения мыслей персонажа, выраженных в виде голосовой или внутренней речи героя либо не находящих такого выражения. Автор в зависимости от замысла придает мыслям персонажа определенную степень упорядоченности, тем самым задавая определенную степень интериоризации дискурса. Под интериоризованным дискурсом мы понимаем не только собственно внутренний монолог, но и внутренние образы, частично произносимые высказывания героя, шепотную речь, эмоциональные переживания, находящие то или иное выражение в структуре текста.

Особенностью интериоризованного дискурса в текстах художественных произведений является то, что внутренние мысли субъекта, которые, как правило, не получают вербального выражения в реальной жизни, за исключением шепотной речи и голосовой речи «для себя», облекаются в словесную форму автором произведения. Автор представляет непроизнесенные мысли и переживания персонажа от лица самого персонажа в тексте художественного произведения.

Актуальность темы исследования обусловлена следующими моментами:

1) потребностью в переосмыслении подходов к моделированию дискурса на базе современных теорий дискурса, необходимостью лингвистического осмысления результатов, полученных в смежных областях зна-

3

V

ния — психологии, когнитологии, семиотики, философии художественного творчества и др.;

2) важностью понимания глубинных смысловых механизмов, лежащих в основе построения художественного произведения;

3) необходимостью изучения растущего многообразия форм и жанров современной художественной литературы, возрастающей ролью психологизма в описании персонажей и недостаточной освещенностью новых литературных жанров в науке о языке;

4) важностью моделирования когнитивных процессов в сознании индивида, отраженных в художественном представлении и требующих экспликации в лингвистике,

В основу выполненного исследования положена следующая гипотеза: интериоризованный дискурс является средством экспликации внутреннего мира персонажа, имеет особые, только ему присущие лингвистически релевантные свойства и характеристики и может быть объективно описан с помощью специальных методов лингвистического анализа.

Целью работы является построение интегральной модели интерио-ризованного дискурса и комплексное описание его характеристик.

Осуществление этой цели предполагает решение следующих задач:

1. Определить конститутивные признаки интериоризованного дискурса.

2. Разработать алгоритм его анализа.

3. Установить условия возникновения интериоризованного дискурса.

4. Описать когнитивные и художественно-литературные характеристики данного типа дискурса.

5. Установить формы и функции интериоризованного дискурса.

6. Построить его типологию.

7. Описать структурно-семантические и стилистические особенности интериоризованного дискурса.

8. Определить его место в структуре современного дискурсивного пространства культуры.

Научная новизна выполненного исследования заключается в том, что впервые предлагается интегральная модель интериоризованного дискурса, в которой определены его структурно-семантические и прагматические параметры, описан его базовый концепт «Я», раскрыты психологические условия его функционирования, определено его место в системе координат «автор — персонаж — читатель», что позволяет существенным образом уточнить онтологические параметры данного типа дискурса. Впервые выделяются когнитивные основания и языковые средства текстовой реализации разных видов интериоризованного дискурса, обеспечивающие своеобразие его форм. Также впервые проводится комплекс-

ное описание интериоризованного дискурса как стилистического средства, являющегося мощным орудием создания и раскрытия образа персонажа и обеспечивающего его единство с автором произведения.

Степень разработанности проблемы. Так как интериоризованный дискурс представляет собой моделирование работы сознания и внутренней речи индивида автором художественного произведения, то, как любое многоаспектное явление, его следует рассматривать комплексно с нескольких сторон.

Такой аспект интериоризованного дискурса, как особенности когнитивной деятельности человека, сопряженные с процессами речепорож-дения, неоднократно являлся объектом изучения в психолингвистике. В научной литературе сложилась традиция рассмотрения внутренней речи с позиций модели порождения речи. А. Р. Лурия, А. А. Леонтьев, Т. В. Аху-тина, Н. И. Жинкин, А. А. Залевская, 10. Н. Караулов, Ж. Пиаже, П. Я. Гальперин, С. Д. Кацнельсон, Е. Ф. Тарасов сходятся во мнении о том, что существует некоторый «промежуточный язык» между мышлением и вербализованным высказыванием, который в определенной степени соотносится с внутренней речью человека. В работах Д. Л. Спива-ка, К. Прибрама, Т. Н. Ушаковой, Дж. Брунера особое место уделяется единицам промежуточного уровня.

Вопросам психологических условий возникновения автокоммуникации посвящены работы таких ученых, как И. А. Бескова, В. А. Петровский, В. В. Кучеренко, В. Ф. Петренко и А. В. Россохина, Ч. Тарт, Л. И. Спивак и Д. Л. Спивак. Предпринимались попытки описания способов реализации когнитивных процессов в художественном произведении. В научной литературе рассматривались в основном различные аспекты анализа внутренней речи, а также вопросы языкового моделирования когнитивных процессов в художественном произведении.

В трудах Ю. М. Лотмана,М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Г. П. Щед-ровицкого, И. П. Ильина, У. Эко, Н. Д. Голева, И. А. Щировой, В. И. Шаховского, Ю. М. Сергеевой, С. Хоружего, Г. И. Богина, Р. Барта, Е. А. Яр-киной, C.B. Ионовой исследуются некоторые характеристики художественно трансформированной внутренней речи и языковой имитации реальной работы сознания. При этом указываются особенности взаимодействия автора, персонажа и читателя в художественном произведении.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что данное исследование вносит вклад в развитие лингвистики текста, теории дискурса и филологической герменевтики, характеризуя специфику художественного текста.

Предложенная в работе типология интериоризованного дискурса позволяет систематизировать языковые формы художественного моделирования когнитивных процессов и выявить языковые маркеры иссле-

дуемого дискурса. Базой для такой систематизации впервые выступают концептуальные основы интериоризованного дискурса, для описания которого привлекаются данные смежных наук. Учитываются сущностные характеристики интериоризованного дискурса: смысловые и структурные, жанровые, а также специфика расслоения авторского Я, отражающаяся в особенностях субъектно-объектной организации текстового целого.

Теоретическая значимость диссертационного исследования также состоит в выявлении роли когнитивных условий формирования интериоризованного дискурса, что вносит определенный вклад в теорию современной когнитивной лингвистики. Важными для лингвостилистики представляются уточнение признаков интериоризованного дискурса, выделение основных его разновидностей, а также выявление связи между когнитивными основаниями формирования интериоризованного дискурса и различными его признаками и типами.

Выполненная работа базируется на теоретических трудах в области когнитивной лингвистики и когнитологии (Арутюнова 1981,1999, 2011 ; Вежбицкая 1996; Карасик 2005; Лакофф 1988, 2004 а, б; Степанов 2007; Лангакер 1992; Пинкер 2004; Демьянков 2005; Караулов 1981,1987,1989; Джемс 2001; Kosslyn, Ganis, Thompson 2006; Fodor 1976, 1998; Hermans 1987, 2001 a, b; Dennett 1998; Trabasso, Broek 1985; W. Kintsch, Britton, Fletcher, E. Kintsch, Mannes, Nathan 1993; E. Kintsch 1990; Churchland 1992; Pinker 1997; Vinueza 2000; Lakoff, Johnson 1980; Langacker 2008; Neisser 1976; Anderson 1976; Jackendoff 1983; Goffman 1974; Taylor 1989; Bruner, Oliver, Greenfield 1966; Chomsky 1968; Skinner 1957;Tulving 1985 и др.); психолингвистики (Лурия 1998; Леонтьев 1974; Гальперин 1957; Черниговская, Деглин 1984; Белянин 2000; Гинзбург 1974; Зимняя 1974; Сахарный 1989; Горелов 2001; Сорокин 1985; Brown 1991; Carón 2004; Field 2003, 2005; Gernsbacher 1994; Harley 2001 и др.); лингвосемиотики (Лотман 1996; Эко 1998, 2005; Барт 1989; Фуко 1977 и др.); теории текста и дискурса (Карасик 2002, 2007, 2010; Сахарова 2011; Олянич 2004; Левицкий 2006; Смирнов 1995; Мельчук 1999; Мыркин 1993; Гальперин 2008; Clark 1994; Goldman 1997; Bott 2007; Dijk 1980; Gumperz 1982 и др.); лингвостилистики (Дементьев 2010; Скребнев 2003; Будагов 1967; Белянин, Ямпольский 1982 и др.); интерпретации художественного текста (герменевтики) (Богин 1986, 1989, 1993, 2001; ван Дейк, Кинч 1988;Шлейер-махер 2004; Iser 1999 и др.); теории художественного текста (Виноградов 1959; Бахтин, 1986, 1996; Падучева 1995; Барт 1994, 2004; Щедровицкий 1995; Пищальникова 1991; Молчанова 1988; Арнольд 1978;Рикёр 1998, 2000; Якобсон 1975, 1987; Barthes 1999; Hirsh 1999; Lacan 1999; Foucault 1977; Brooks, Warren 1943; Fraser 1964 и др.); лингвопрагматики (Пирс 2000; Clark, Bly 1995; Osgood 1980 и др.); литературной критики (Ильин

1998; Винокур 1927; Матвеева 2003; Frye 2000, 2001; Gary 2010; Wolfreys 2006 и др.); философии языка (Реферовская 1997, 1983; Кассирер 2001; Пастернак 2009; Радченко 2005; Геллнер 1962; Юнгер 2004, 2005; Сёрл 2010; Хайдеггер 1993; Портнов 1994; Bordieu 1991 и др.); теории языка (Арутюнова 1998; Гаспаров 1996; Гумбольдт 1985; Вайсгербер, Гадамер 1991; Fludei-nik 1993; Bloomfield 1933 и др.).

Практическая ценность выполненного исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в курсах по языкознанию, стилистике, риторике, в спецкурсах по психолингвистике, лингвистике текста и теории дискурса, филологической герменевтике, а также могут быть полезны специалистам в области когнитивной психологии.

Методологической основой исследования является положение о диалектической взаимосвязи языка и мышления, а также учение о рефлексии как базе возникновения и основе существования интериоризованно-го дискурса.

Для решения поставленных в диссертации задач использовались следующие методы: метод контекстуального, интерпретативного и интроспективного анализа; метод дефиниционного анализа и сравнительно-сопоставительный структурно-семантический анализ художественных текстов, классификационный подход; метод моделирования, суть которого состоит в разработке критериев выделения интериоризованного дискурса и в комплексном описании его свойств и характеристик; метод концептуального анализа, который заключается в выявлении ключевых слов и концептов отдельных отрезков интериоризованного дискурса и построении психологической доминанты личности того или иного персонажа, а также в выявлении на базе этого основной идеи художественного произведения в целом.

Материал исследования. Материалом исследования послужили фрагменты интериоризованного дискурса из текстов художественной литературы современных русскоязычных и англоязычных авторов XX — начала XXI в. общим объемом около 15000 страниц. В качестве единицы анализа рассматривался текстовый фрагмент, представляющий собой акт осознанной либо неосознанной автокоммуникации, по Ю. М. Лотману.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Конститутивными признаками интериоризованного дискурса выступают а) необходимость характеристики персонажа через его мироощущение, противопоставленное осмысленному логически упорядоченному повествованию, описанию или рассуждению; б) диффузный характер ассоциаций, перетекающих друг в друга и образующих смысловой континуум; в) алогизм линейного построения высказываний, отличаю-

щихся неразвернутостью и незавершенностью; г) предельный субъективизм мировосприятия.

2. Интериоризованный дискурс представляет собой лингвистическую модель раскрытия внутреннего мира персонажа и включает следующие способы характеристики героев литературного произведения: а) внутренняя речь героя; б) описание сновидений; в) обрывочные эмоциональные реакции; г) мечтания, предположения и воспоминания; д) поток сознания.

3. Мотивационной основой возникновения интериоризованного дискурса является стремление персонажа к устранению возникшего в силу каких-либо внешних и/или внутренних обстоятельств душевного дискомфорта, стремление путем перехода в качественно другое, субъективное измерение реальности, сопряженное с сильными эмоциональными переживаниями персонажа, часто с измененными состояниями сознания, достичь целостности Я, иногда путем изменения личности.

4. Интериоризованный дискурс предполагает выделение двух его взаимосвязанных сторон: а) когнитивные процессы и их речевые проявления (обрывочность, хаотичность, нелогичность, многоплановость, одновременность разворачивания мысли, эклектичность, диффузность, ассоциативность, интимность, смысловая размытость, эмоциональность, символичность); б) их реализация в художественном произведении в виде 1) прямой речи (внутренний монолог, внутренний диалог либо реплика); 2) несобственно-прямой речи; 3) условно интериоризованной речи; 4) «потока сознания», представляющего собой синтез первых трех форм.

5. Функции интериоризованного дискурса подразделяются на 1) когнитивно-семантические, присущие языку вообще и интериоризованно-му дискурсу в особенности (мыслеоформление, ведение внутреннего диалога, тематическое и рематическое структурирование реальности, эмоционально-волевое самовыражение); 2) психологические, связанные с отображением внутреннего состояния субъекта (самоидентификация, саморегулирование, самопонимание); 3) художественно-композиционные, направленные на раскрытие замысла художественного произведения (психологизация образа, устранение автора из повествования, имитация естественности изображения образа, детализация и создание целостности образа, интимизация и индивидуализация повествования, актуализация лейтмотива).

6. Типология интериоризованного дискурса может быть построена на основании следующих критериев: а) структурно-жанровые типы (интериоризованный дискурс с преобладанием понятийной, эмоционально-оценочной либо образной составляющей); б) глубина интериоризации (низкая, средняя и высокая степень); в) способы введения интериоризованного дискурса в художественное произведение (прямое и косвенное

указание на наличие интериоризованного дискурса); г) структурные разновидности взаимодействия автора и персонажа в художественном произведении (слова автора предшествуют интериоризованному дискурсу, тематически обрамляют его, чередуются с ним либо тесно с ним переплетены); д) субъектпо-адресатное взаимодействие (обращение к себе как к другому лицу; обращение к так называемому второму Я или каким-либо аспектам Я; к образу другого персонажа художественного произведения; к прецедентному для какой-либо культуры образу, представленному в сознании субъекта; общение с персонифицированным образом неживого предмета или абстрактного явления).

7. Интериоризованный дискурс имеет следующие языковые особенности: а) лексико-грамматические (обрывающиеся фразы, короткие предложения; лексические и грамматические повторы; вопросительные конструкции; поэтические формы; наличие неологизмов — «складные» и «сборные» слова, намеренное искажение первоначальной формы слова; наличие иноязычных элементов; звукоподражание; нарушение правил пунктуации; нарушение правил разделения на фразы; нарочито полные и развернутые формы; смешение языковых средств различной стилевой и регистровой направленности; б) графические (написание с новой строки, графическое выделение ключевого слова или абзацев курсивом, жирным шрифтом или прописными буквами, растягивание букв или слогов путем их дефисного написания и повтора, использование знаков препинания вместо слов); в) стилистические (глоссолалия и эхолалия; кодовое перечисление; заместительные слова и междометия; стилистически значимое многоточие).

8. Существует система взаимодействия слов автора, речи персонажей и интериоризованного дискурса персонажей в тексте художественного произведения. Выделяются два типа взаимодействия смыслов интериоризованного дискурса и внешнего диалога персонажа: а) внешний диалог и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу (они взаимодополняют друг друга либо контрастируют друг с другом); б) внешний диалог и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу. Аналогичным образом противопоставляются два типа смыслового взаимодействия слов автора и интериоризованного дискурса персонажа: а) слова автора и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу и взаимодополняют друг друга; б) слова автора и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу. По интериоризованному дискурсу того или иного персонажа можно выстроить смысловое поле личности этого персонажа, определить ведущие темы в сознании того или иного героя, определить доминантные места его личности.

9. Характеристики интериоризованного дискурса соотносятся с особенностями современной культуры: персонализация, сетевой характер,

клиповость, символический и виртуальный характер, гетерогенность, антигенеалогичность, темпоральная изменчивость, преодоление однозначности, множественность, переход границы между возможным и невозможным, скачок в непознанно вероятностное, скрещивание различных версий эволюции, бесконечно разветвляющееся смыслопорождение, использование нереференциальной модели знака (симулякра) и нелинейного принципа сочетаемости знаков, неограниченная игра означающих, разрушение границ между различными областями знания.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались автором на международных научных и научно-практических конференциях: «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград, 2006); «Language, Individual & Society» (Солнечный Берег, Болгария, 2010), «Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингво-дидактики» (Волгоград, 2010, 2011), «Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории» (Санкт-Петербург, 2006), «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-2» (Волгоград, 2008), «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-4» (Волгоград, 2010), «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-5» (Волгоград, 2011); межрегиональных и региональных научных и научно-практических конференциях: «Лингвистика и межкультурная коммуникация» (Волгоград, 2004), «Актуальные проблемы современной лингвистики и лингводидак-тики» (Волгоград, 2007); межвузовской научно-практической конференции «Проблемы гуманизации и гуманитаризации образования в высшей школе» (Волгоград, 2004); на семинарах научно-исследовательской лаборатории ВГПУ «Аксиологическая лингвистика», а также на заседаниях кафедры русского языка как иностранного Волгоградского государственного социально-педагогического университета. По теме исследования опубликовано 43 работы общим объемом 45,0 п. л., включая монографию и 16 статей в журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии, а также списка справочных источников и списка источников текстовых примеров. В первой главе определяются конститутивные признаки интериоризованного дискурса. Вторая глава посвящена когнитивно-семантическим и литературно-художественным характеристикам рассматриваемого дискурса. В третьей главе описываются его художественно-композиционные формы и различные группы его функций (когнитивно-семантические, психологические и художественно-композиционные функции). В четвертой главе определяются жанры и типы интериоризованного дискурса. В пятой главе анализируются языковые особенности интериоризованного дискурса — лексико-грам-матические, графические и стилистические. В заключении диссертации

подводятся итоги работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, обосновываются актуальность темы, научная новизна, выдвигается научная гипотеза, доказываются теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту, определяются материал и методы исследования, а также приводятся данные об апробации исследования.

В первой главе «Конститутивные признаки интериоризованного дискурса» интериоризованный дискурс рассматривается как модель когнитивных процессов, дается обзор основных направлений исследования внутренней речи и процессов порождения высказывания, лежащие в основе интериоризованного дискурса, определяются критерии выделения и признаки интериоризованного дискурса и приводится психологическое обоснование условий его функционирования.

Интериоризованный дискурс мы рассматриваем как отражение автором внутренней речи и мыслей, переживаний персонажа в тексте художественного произведения. Интериоризованный дискурс отражает процессы автокоммуникации, где объектом, на который направлено высказывание, является собственное Я субъекта. Центральным концептом интериоризованного дискурса является концепт «Я», роль которого в структуре личности невозможно преувеличить.

Интериоризованный дискурс включает в себя те явления психической жизни человека, которые не предназначены для других, а протекают и в определенной степени фиксируются субъектом как нечто, направленное на собственное Я. Естественно, что такие явления намеренно или ненамеренно скрываются от стороннего наблюдателя и не всегда находят вербальное выражение. По этим причинам их изучение весьма затруднительно. Интериоризованный дискурс в текстах художественных произведений моделирует мысли и внутреннюю речь персонажей. Автор выражает эти мысли и чувства от лица самого персонажа.

Основным признаком и критерием выделения интериоризованного дискурса является эгоцентричность, т. е. направленность личностно релевантной мысли и/или высказывания субъекта-персонажа на самого себя. Интериоризованный дискурс есть определенное представление отраженной рефлексии другого человека автором художественного произведения.

Интериоризованный дискурс обладает рядом других признаков, обусловленных отсутствием необходимости кодирования и декодирования информации при автокоммуникации, — максимумом искренности, ми-

нимумом нормированное™, отсутствием игры и театральности, социальных ролей и социальных дистанций.

Мотивационной основой интериоризованного дискурса следует рассматривать стремление субъекта-персонажа разобраться в себе, своих мыслях, поступках, желаниях, стремлениях и т. д. Соответственно, основной ценностью исследуемого дискурса является достижение душевного комфорта и благополучия, согласия внутреннего мира с внешним, восстановление нарушенной «Я-структуры».

Интериоризованный дискурс может быть назван именно дискурсом, потому что он приобретает коммуникативную функцию, так как обращен к читателю через автора художественного произведения и может рассматриваться как явление в большей степени лингвистическое, нежели психологическое. В основном он присутствует в художественной литературе, что связано с его специфической функцией — описать духовный мир человека.

Изучение интериоризованного дискурса как художественного явления предполагает рассмотрение двух его взаимосвязанных сторон — 1) сами когнитивные процессы и их частичные речевые проявления (включая внутреннюю речь), условия их порождения, их взаимосвязь и взаимодействие и 2) их реализация в художественном произведении, т. е. та система характеристик, которая сделала возможной художественную реализацию авторского представления о человеческой психологии.

Если рассматривать интериоризованный дискурс с психолингвистических позиций модели речепорождения, то первый этап — побуждающий, мотивационный как создающий психолого-эмоциональную основу будущего высказывания, несомненно, важен для описания интериоризованного дискурса. С понятием интериоризации следует связывать второй этап схемы порождения речи — формирующий, который расчленяется на смыслоформирующий и мыслеоформляющий (по И. А. Зимней, 1985) и план внутреннего программирования (по А. А. Леонтьеву, 1969). Таким образом, с интериоризованным дискурсом мы связываем

1) этап формирования замысла (начальный этап внутреннего программирования), где формируется лишь самый общий смысл высказывания;

2) собственно внутреннее программирование, где формируется смысл высказывания в тема-рематическом, субъектно-предикатном ключе;

3) внутреннюю речь, в которую может развернуться, а может и не развернуться внутренняя программа и которая имеет свернутый, аморфный, предикативно-агглютинативный характер по сравнению с развернутой речью; 4) шепотную и голосовую речь, обращенную «к себе».

В отличие от внутренней речи, рассматриваемой как один из этапов речепорождения высказывания и широко исследуемой в психолингвистике, интериоризованный дискурс включает в себя все виды мыслитель-

ных операций субъекта, направленные «на себя» и выраженные лингвистическими средствами (от формирования замысла высказывания до его реализации в шепотной речи или голосовой речи, направленных на себя).

Первый аспект анализа делает необходимым выделение следующих теоретических положений психолингвистики как базовых для рассмотрения интериоризованного дискурса.

1. Существует некий метаязык, или промежуточный язык, который является связующим звеном между языком и мышлением и в определенной степени отражает процессы мышления.

2. Этот язык обладает рядом особенностей, таких, например, как универсальность, анизотропность, образность, непроизносимость, сжатость и др.

3. Данный язык имеет своеобразные единицы, которые разные авторы называют по-разному: логогены (Т. Н. Ушакова), образы (А. А. Залев-ская), голограммы (К. Прибрам), элементарные частицы (Д. Л. Спивак), психологические репрезентации (С. Э. Поляков) и др.

Этот универсальный язык мысли моделируется интериоризованным дискурсом, который рассматривается нами как выражение лингвистическими средствами внутренней речи и мыслей героя художественного произведения. Автор художественного произведения обращается к ин-териоризованному дискурсу для того, чтобы эксплицитно показать глубокие внутренние переживания персонажа, раскрыть истинные (в соответствии с замыслом произведения) мотивы его поступков.

В художественном произведении ситуация возникновения интериоризованного дискурса связана с определенным психологическим настроем персонажа, часто сопряженным с измененными состояниями сознания, и показывает напряженную внутреннюю духовную работу персонажа, ведущую к перестройке его личности.

В приведенном ниже примере один из героев произведения, следователь по профессии, страдает алкогольной зависимостью, что сильно мешает его работе, и не может признаться в этом самому себе, несмотря на то, что другие сослуживцы ему указывают на это. Он пытается думать о работе, но не может остановить мысли об алкоголе. Эта зависимость персонажа является лейтмотивной в характеристике данного образа, так как на протяжении всего произведения герой возвращается к мыслям о спиртном.

«Я не алкоголик, — подумал Валентин Николаевич, с трудом отводя глаза от заманчивых прозрачных "чекушечек ". — Хочу — пыо, хочу — не пью. Сейчас вернусь в прокуратуру, позвоню операм, а вдруг чего-то нарыли. Дело на контроле у начальства, придется поднапрячься» (Тарасевич 2008: 226).

Далее в произведении внутренняя речь персонажа становится все более критической по отношению к себе, т. к. он понимает, что не может

не думать о «чекушечке», и в конце романа герой признается себе в том, что он действительно болен алкогольной зависимостью и что по его вине появилась новая жертва преступника, которого он не смог найти.

«Л алкоголик, — вздохнул Валентин Николаевич, доставая сотовый телефон. — Я окончательно спился. И, может, этого мальчика в овраге просто не было бы, если бы я меньше выпивал и больше работал. Как же все это случилось? Одно завершенное уголовное дело отметишь, второе... А теперь уже попался. Надо найти смелость признаться в этом хотя бы самому себе» (Там же: 261).

Проведенное исследование позволило установить, что типологические группы измененных состояний сознания — 1) искусственно вызываемые: индуцированные психоактивными веществами; 2) психотехнически обусловленные: религиозные обряды, аутогенная тренировка, осознанные сновидения, гипнотический транс, медитативные состояния; 3) спонтанно возникающие в обычных для человека условиях (при значительном напряжении, прослушивании музыки, спортивной игре или в необычных, но естественных обстоятельствах) — находят свое выражение в интериоризованном дискурсе.

Также в интериоризованном дискурсе выражаются следующие критерии возникновения измененных состояний сознания: 1) переход от преимущественной опоры на вербально-логические, понятийные структуры, к отражению в форме наглядно-чувственных (довербальных) образов; 2) изменение эмоциональной окраски отражаемого в сознании внутреннего опыта, сопровождающее переход к новым формам категоризации; 3) изменение процессов самосознания, рефлексии и внутреннего диалога; 4) присутствие во внешнем диалоге фрагментов внутреннего диалога; 5) изменение восприятия времени, последовательности происходящих во внутренней реальности событий, частичное или полное их забвение.

В приведенном ниже отрывке представлен пример искусственно вызываемого измененного состояния сознания, выраженного в интериоризованном дискурсе. Главный герой романа Татарский, наевшись мухоморов, впадает в измененное состояние сознания, пытается ответить на ряд других волнующих его философских вопросов. В измененном состоянии сознания Татарский приходит к осознанию себя; ответы на ранее казавшиеся трудными вопросы становятся легкими и очевидными. Собственный мозг предстает Татарскому в образе светящегося шара с ответвлениями, здесь также присутствует образ электрической лампы и огонька быстро вращающейся сигареты. Эмоциональное напряжение от непонимания устройства жизни, которое сопровождает героя на протяжении всего романа, сменяется эмоциональным расслаблением от внезапного озарения, выраженного внутренним диалогом («Значит, никакой

смерти нет, — с радостью подумал Татарский. — Почему? Да потому, что ниточки исчезают, но шарик-то остается\»), который ведется героем на фоне нарушения внешней речи (Мне бы хопить вотелось поды!).

Татарский <...> заметил, что думать стало сложно и даже опасно, потому что его мысли приобрели такую свободу и силу, что он больше не мог их контролировать. Ответ сразу же появился перед ним в виде трехмерной геометрической фигуры. Татарский увидел свой ум — это была ярко-белая сфера, похожая на солнце, но абсолютно спокойная и неподвижная. Из центра сферы к ее границе тянулись темные скрученные ниточки-волоконца. Татарский понял, что это и есть его пять чувств. Волоконце чуть потолще было зрением, потоньше — слухом, а остальные были почти невидимы. Вокруг этих неподвижных волокон плясала извивающаяся спираль, похожая на нить электрической лампы, которая то совпадала на миг с одним из них, то завивалась сама вокруг себя светящимся клубком вроде того, что оставляет в темноте огонек быстро вращаемой сигареты. Это была мысль, которой будет занят его ум.

«Значит, никакой смерти нет, — с радостью подумал Татарский. — Почему? Да потому, что ниточки исчезают, но шарик-то остается!»

То, что ему удалось сформулировать ответ на вопрос, терзавший человечество последние несколько тысяч лет, в таких простых и всякому понятных терминах, наполнило его счастьем. Ему захотелось поделиться своим открытием с Гиреевьш, и он, взяв его за плечо, попытался произнести последнюю фразу вслух. Но его рот произнес что-то другое, бессмысленное — все слоги, из которых состояли слова, сохранились, но оказались хаотически перемешанными. Татарский подумал, что ему надо выпить воды, и сказал испуганно глядящему на него Гирееву:

— Мне бы хопить вотелось поды! (Пелевин 2005: 55—56).

Художественный дискурс подвержен моделированию с позиций «ин-териоризации / экстериоризации». Можно построить поле «интериори-зации / экстериоризации» дискурса в художественном произведении. Когнитивно-психологическое моделирование дискурса с позиций «инте-риоризации / экстериоризации» неразрывно связано с другими аспектами моделирования дискурса, например, с позиций «свой / чужой», «реальный / виртуальный, вымышленный» и др.

Интериоризованный дискурс — это очень сложное синтетическое явление, в котором происходит взаимоналожение дискурсивного, психологического и художественного планов существования личности.

Во второй главе «Когнитивно-семантические и литературно-художественные характеристики интериоризованного дискурса» рассматриваются такие характеристики, как обрывочность, хаотичность, нелогичность, многоплановость, одновременность разворачивания мысли, эклектичность, диффузность, ассоциативность, интимность, смысловая размытость, эмоциональность и др.

Интериоризованному дискурсу присущи определенная степень бессознательности, образность, эгоцентричность, связанная с реализацией концепта «Я», специфический хронотоп, символичность.

В интериоризованном дискурсе в определенной степени находят свое отражение бессознательные психические процессы личности, что определяется 1) низким уровнем самоконтроля в силу сознательной установки субъекта на ослабление психической деятельности или, чаще, в силу измененного или аффективного состояния психики; 2) спонтанностью, указывающей на отсутствие вполне осознаваемого мотива высказывания; 3) стремлением субъекта обрести психическую целостность, которая возможна лишь в нахождении связи между сознанием и бессознательным; 4) широким контекстом интерпретации интериоризованного дискурса, интертекстуальностыо, полисемантикой, полистилистикой, которые также указывают на то, что границы сознания максимально расширяются и субъект прорывается в сферу бессознательного; 5) стремлением субъекта найти объяснение многим сложным явлениям действительности, отыскивая новые пути и средства, такие, например, как выход в другие плоскости измерения — прорыв в бессознательное через измененное состояние психики.

Образность, понимаемая как совокупность образов, как способность дискурса генерировать и поддерживать образы, является важным свойством интериоризованного дискурса. Основной единицей построения исследуемого дискурса является образ как сложная многоуровневая психическая конструкция. Именно через формирование и актуализацию образа реализуются основные функции интериоризованного дискурса — самоидентификации и самоконтроля личности.

Концепт «Я» всегда очень индивидуален и в интериоризованном дискурсе находят свое отражение его глубинные признаки: ощущение целостности и единства Я, присущее психически здоровому человеку; присутствие в одном теле одной личности с ее психофизическими ощущениями; ощущение собственной уникальности, обособленности от не-Я, также присущее психически здоровым людям; наличие активного, деятельнос-тного начала в структуре субъекта; ощущение человеком своей способности влиять на ход событий; ощущение субъектом внутренней свободы, в том числе свободы выбора.

Хронотоп интериоризованного дискурса представляет собой очень сложное образование, так как в нем переплетены хронотопы реальной жизни (персонаж показан в реальной жизни и в общении с другими людьми), хронотопы саморефлексии (иные, вымышленные миры, куда «путешествует» сознание героя), хронотоп конкретного художественного произведения (автор вносит элементы своего пространственно-временного видения той или иной ситуации). В интериоризованном дискурсе про-

слеживается релятивистское понимание хронотопа. Хронотоп также может быть интериоризован. Часто имеется хронотопическая точка кризиса, перелома. Взаимодействие хронотопов интериоризованного дискурса способно рождать новые смыслы, которые следует учитывать при анализе художественного произведения.

Символичность интериоризованного дискурса проявляется в возможности многозначного понимания его смысла, возможности прочтения интериоризованного дискурса по вертикали, в глубину, слиянии двух планов бытия — внешнего (естественного языка) и внутреннего (глубинного содержания), в неопределенной форме его выражения.

В приведенном ниже отрывке, представленном как сон главной героини Надежды, прослеживаются такие характеристики интериоризованного дискурса, как символичность, хаотичность, нелогичность, многоплановость, одновременность разворачивания мысли, диффузность, ассоциативность, интимность, эмоциональность как мифологичность, образность, бессознательность и др. Узнав, что ее любимый мужчина Егор собирается жениться на другой женщине, Надежда, не вполне понимая, что она делает, под влиянием сильных эмоций едет в деревню к деду Егора, неосознанно ища у него поддержки. Впечатления от реальной поездки (мальчик на лодке перевозит героиню и тетку с корзинами через реку Мету, расположенную недалеко от Петербурга; дед Егора вместе со своей собакой встречает Надежду, поит ее чаем с травами и укладывает спать) преобразовываются в мозгу женщины в состоянии сна в причудливые картины, где происходит смешение различных хронотопов. Реальный хронотоп (современные окрестности Петербурга, где протекает река Мета) переплетается в сознании героини с мифическим хронотопом царства мертвых, где находятся реки Ахеронт (река скорби) и Лета (река забвения) (Они смешивали в походном котелке воду Ахеронта, Леты и Меты...).

Здесь также представлены символические образы — река как «граница между светом и потусторонним миром, туман как символ неизвестности, "серой зоны" между реальностью и ирреальностью» (Книга символов. иЯЬ^Ир^/шшш.зутЬо^Ьоок.гу).

Десятилетний мальчик предстает в образе Харона, старца, перевозящего души умерших через реку Ахеронт (откуда нет возврата), который требует плату в виде жизни сына главной героини.

Общую картину загробного царства дополняет образ собаки, которая в загробном мире часто исполняла либо роль проводника душ умерших, либо охраняла ворота ада.

Я сбросила грязный плащ, сапоги и, как была в новой юбке и толстом джемпере, так и улеглась на дедов топчан. Он набросил на меня какую-то шубейку, и я, измученная дорогой и самъши мрачными размышлениями, почти мгновенно уснула. Снился мне все тот же Ахеронт, клубящийся

холодным туманом. Я проста десятилетнего мальчишку на лодке отвезти меня обратно в Петербург, но он требовал с меня непомерную плату в виде Димкиной жизни и заливисто смеялся, когда я в ужасе бежала от него на берег. А на берегу веселились все та же тетка с корзинами и Иван Игнатъич. Они смешивали в походном котелке воду Ахеронта, Леты и Меты с какими-то снадобьями из теткиных корзин, кипятили ее на костре, а потом пили это зелье и превращались в собак, таких же серо-голубых, как туман, клубящийся над рекой. «Вот откуда взялся дедов пес!» — поняла я и проснулась с головной болью и, как мне показалось, нечеловечески усталой (Демидова 2006: 273).

Характеристики интериоризованного дискурса в разной степени представлены в различных его формах и типах.

Третья глава «Формы и функции интериоризованного дискурса» посвящена рассмотрению его художественно-композиционных форм и функций. Исследуемый дискурс имеет следующие художественно-композиционные формы: 1) прямая речь (внутренний монолог, внутренний диалог либо реплика); 2) несобственно-прямая речь; 3) условно ин-териоризованная речь. Особую форму интериоризованного дискурса представляет «поток сознания», где указанные три формы могут быть совмещены.

В приведенном ниже примере представлена несобственно-прямая речь главного героя романа В. С. Маканина «Один и одна» Геннадия Павловича с элементами его «потока сознания». Очень переживая по поводу своего одиночества, он мысленно представляет перспективу жизни с женщиной, как он считает, более низкого социального статуса, чем он сам.

Он предвидел жизнь с некоей Зиной, которая была, скажем, официанткой в кафе и которая выдумывала бы и рассказывала своим подружкам в белых кокошниках, как вчера вечером они с Генкой ссорились, а затем еле помирились. Зина с фантазией, что поделать! А подружкам в кокошниках её рассказы нравились. И поскольку отношения с Геннадием Павловичем были ровные и самые понятные, Зина сильно бы их усложняла, выдумывая какие-то сцены, ссоры, будто бы пьяные похождения Геннадия Павловича, особенно же как он, сильно перебравший, явился домой и как она его укладывала спать, жалела и обстирывала. Зина не видела бы в своих рассказах ничего дурного, она вовсе не оговаривала Геннадия Павловича и не добивалась от подруг жалости или сострадальческой доли — она полагала просто, что такова жизнь, интеллигент ведь, подрался в ЖЭКе с монтером, а мне опять — разнимай, опять же вино, блевотину его ножом соскабливаю с пальто, легко ли, говорила бы, всхлипывая, Зина по телефону, в то время, как рядом Геннадий Павлович, ничего нынче, кроме боржоми, не пивший, мирно посапывал на уютном диване, в полудреме придавив щекой «Римскую эпиграмму» в подлиннике.

Он подобрал этот осколок своих былых мыслей — рой — и теперь за него держался. В сущности, он терял себя; он завершапся как личность, вероятно, считая, что рой — вершина его размышлений (Маканин 1988: 100—101).

В приведенном выше отрывке показано, как в мысли главного героя, представленные автором, вклинивается вымышленная речь вымышленной женщины (как вчера вечером они с Генкой ссорились, а затем еле помирились ), перемешиваясь с внутренней репликой самого Геннадия Павловича (Зина с фантазией, что поделать!), и заканчивается заключением автора, отчасти, по нашему мнению, выражающего мысли самого главного героя, понимающего, что, попав в ловушку своих мечтаний, он проживает пустую жизнь (Он подобрал этот осколок своих былых мыслей — рой — и теперь за него держался. В сущности, он терял себя; он завершался как личность, вероятно, считая, что рой — вершина его размышлений).

Функции иптериоризованного дискурса подразделяются на следующие группы.

1) Когнитивно-семантические, присущие языку вообще и интерио-ризованному дискурсу в особенности (мыслеоформление, ведение внутреннего диалога, тематическое и рематическое структурирование реальности, эмоционально-волевое самовыражение).

В приведенном ниже отрывке главная героиня самостоятельно расследует убийство молодой женщины и выстраивает ход своих внутренних рассуждений при помощи внутренней речи, тем самым формируя и оформляя свои мысли.

Я припомнила чьи-то шаги в доме и слышанное мной недавно в кухне мужское покашливание, и у меня зародились определенные подозрения. Спуститься с мансарды можно было двумя путями. Через кухню и снаружи дома, где по стене дома поднималась прочная лестница. Если это Виктор покашливал в кухне, значит, он зачем-то спускался с мансарды. А учитывая, что Любка куда-то исчезла, то возможно, что он зашел к ней и они ушли вместе (Калинина 2006: 37).

2) Психологические функции, связанные с отображением внутреннего состояния субъекта. Прослеживается определенная иерархия психологических функций иптериоризованного дискурса: а) функции самоидентификации — включают в себя группу подфункций самонаблюдения, самовосприятия, осознания себя; б) функции саморегулирования (самоконтроля) — включают в себя группу подфункций самопланирования, самооценки, самовнушения, самопоощрения, самозащиты, самоподдержки, самоутешения, самооправдания, самоиронии, самообвинения, самоответа, самоупрека, самокритики, самокоррекции; в) функции самопонимания — включают в себя группу подфункций саморефлексии и самопознания.

В приведенном ниже отрывке прослеживается реализация функций самопланирования (но придётся, видимо, начинать жизнь с чистого листа...), самонаблюдения и самокритики главной героини романа (—Это пастила какая-то, а не ноги. — Зефир какой-то в шоколаде, а не руки). После измены мужа Наташа понимает, что жизнь надо менять.

«Слабость сильного человека — его семья, — думала Наташа, стоя в бабкиной ванной под холодным душем. — Всю жизнь чувствовала себя сильной, но придётся, видимо, начинать жизнь с чистого листа... Эх, попросила я у Ионы нескромной судьбы, так муж сразу любовницу завёл...»

— Это пастила какая-то, а не ноги. — Наташа рассматривала себя в зеркало в ванной бабушки Моркокиной. —Зефир какой-то в шоколаде, а не руки. — И Наташа с отвращением отвернулась от зеркала (Борминская 2008: 92).

Психологические функции интериоризованного дискурса также можно условно разделить на две группы в соответствии с уровнями потребностей личности: а) функции, связанные с удовлетворением физиологических и элементарных эмоциональных потребностей; б) функции, связанные с удовлетворением высших духовных потребностей.

Например, в следующем отрывке главная героиня романа задумывается о том, что такое счастье и как его найти в жизни.

«День, ночь и утро, просыпаешься, а ощущения счастья нет, — вздыхала Наташа Тупицина, правя роман. — Просто нет ощущения счастья. Сладкий сон и суровая реальность так далеки друг от друга! — отвечала она себе, прислушиваясь к крепкому храпу супруга из приоткрытой спальни. — Пожалуй, радует лишь забавное каре с косичкой, которое изобрёл для меня стилист Тодчук» (Там же: 235).

Здесь прослеживаются функции, связанные с удовлетворением высших духовных (в данном случае — поиск счастья) и элементарных эмоциональных (радость героини по поводу своей новой прически) потребностей.

3) Художественно-композиционные, направленные на раскрытие замысла художественного произведения (психологизация образа, устранение автора из повествования, имитация естественности изображения образа, детализация и создание целостности образа, интимизация и индивидуализация повествования, актуализация лейтмотива).

В приведенном ниже отрывке представлена функция детализации и одновременного создания целостности образа через его углубление, а также интимизации и индивидуализации повествования. Главная героиня романа знакомится с новым женихом своей подруги. Комичность образа создается путем его детализации: смешная профессия жениха — проктолог и его предложение девушкам обращаться к нему как к специалисту; намеренно затянутое перечисление слов, которые мужчина, по

мнению главной героини, произносит манерно (вероятно, он говорит вместо «крем» — «крэм», вместо «музей» — «музэй», вместо «фанера» — «фанэра» и т. д.)\ длинный ноготь на мизинце, который, по предположению главной героини, он отращивал всю жизнь лишь только для того, чтобы ковыряться им в носу, и др.

— Да, Пулъхэрия верно сказала, я — проктолог, так что если у вас какие-то проблемы с этим, милости прошу! — проговорил он бархатным, густым баритоном, назвав Пулъхерию — Пулъхэрией (вероятно, он говорит вместо «крем» — «крэм», вместо «музей» — «музэй», вместо «фанера» — «фанэра» и т. д.) и пикантно отведя мизинец с длиннющим ногтем (все остальные были аккуратно подстрижены), манерно поскреб лоб, который в этот момент пересекла глубокомысленная вертикальная складка. «Он, верно, отращивал этот коготь всю жизнь. Интересно, зачем?» — подумала я и тут вспомнила рассказ мисс Бесконечности о тихой хорошей девочке Лиде Сопрыкиной, которая все время ковыряла в носу. Надо же, какие порой глупые мысли приходят в голову! (Богданова 2008: 85).

Также в приведенном выше примере во внутренней речи персонажа представлены очень интимные мысли о ногте, которые обычно не обсуждаются с другими людьми, и очень индивидуальные ассоциации (образ Лидочки Сопрыкиной — девочки из интерната для умственно отсталых детей — странным образом пересекается в сознании главной героини с образом жениха ее подруги.)

Все вышеперечисленные функции способствуют общей цели автора — усилению художественного воздействия на читателя и активизации, оптимизации читателя.

В четвертой главе «Жанры и типы интериоризованного дискурса» приводится типология интериоризованного дискурса по различным основаниям.

• По структурно-жанровым типам выделяются:

1) Интериоризованный дискурс с преобладанием понятийной составляющей, который имеет такие жанровые подтипы, как констатация или описание фактов, перечисление мыслей, часто в форме вопросов, размышление, внутреннее рассуждение, анализ высказываний и поступков своих или другого человека, предположение, порицание и упрек.

В приведенном ниже отрывке представлен такой жанровый подтип интериоризованного дискурса с преобладанием понятийной составляющей, как размышление. Главный герой Оболенский, прогуливаясь по древневосточному базару, размышляет на предмет того, как обокрасть самого эмира.

— Не-е... так дело не пойдёт, — вслух размышлял Оболенский, толкая ослика пятками и двигаясь вдоль фруктовых рядов. —Дедушка Хайям поднял бы меня на смех, если б узнал, что я обворовываю жалких простофиль.

Спасибо, не надо... Не надо! Не хочу я персиков! Вот обокрасть самого эмира... Это задачка для настоящего Багдадского вора, а мелочиться на торгашах, работягах да фермерах — несерьёзно... Пацан, ты чё, глухой?! Я тебе два раза сказал — нет! Не хочу я твой сладкий, спелый, розовый, пушистый персик! Эх, не успел я выяснить у гражданина Шехмета в караван-сарае насчет эмирского дворца. Город большой, леший знает, в каком квартале его искать... А найти надо, ибо там — гарем! Очень возбуждающее слово... (Белянин 2004: 58).

2) Интериоризованный дискурс с преобладанием эмоционально-оценочной составляющей, который имеет такие жанровые подтипы, как выражение эмоций и выражение оценок. В приведенном ниже примере главный герой испытывает одновременно и страх, и радость, и чувство преклонения перед правителем государства, который соизволил посетить мастерскую по переписыванию книг, где работает главный герой.

Госсподи!.... Госссп...! Радости-то, страху-то, радости-то!... Да я...! да куда же мне...! да Госссподи! ...да где же Никита Иваныч, язви его!.. Не понимает, что ли?! (Толстая 2003: 62).

3) Интериоризованный дискурс с преобладанием образной составляющей, который имеет такие жанровые подтипы, как образ-предположение, образ-воспоминание, образ-фантазия, образ-проекция, образ-план, образ-сюжет, образ-сновидение. Интериоризованный дискурс сновидений сохраняет основные смысловые черты самих сновидений. К числу его основных характеристик можно отнести их обрывочность, эклектичность, абсурдность, нереальность, символичность, спонтанность и непроизвольность, индивидуальную ассоциативность, акцентуацию мелких деталей. Например, в следующем отрывке из произведения Б. Аку-нина «Турецкий гамбит» представлены перечисленные выше характеристики интериоризованного дискурса сновидений.

Вот и утром 18 июля, в день важный и примечательный, о чем позже, Варя проснулась с улыбкой. Даже еще не проснулась — только ощутила сквозь зажмуренные веки солнечный свет, только сладко потянулась, и сразу стало радостно, празднично, весело. Это уже потом, когда вслед за телом проснулся разум, вспомнилось про Петю и про войну. Варя усилием воли заставила себя нахмуриться и думать о грустном, но в непослушную спросонья голову лезло совсем другое, в духе Агафьи Тихоновны: если б к Петиной преданности прибавить соболевскую славу, да зуровскую бесшабашность, да таланты Шарля, да фандоринский прищуренный взгляд... Хотя нет, Эраст Петрович сюда не подходил, ибо к поклонникам, даже с натяоккой, причислить его было нельзя (Акунин 1998: 104).

Варя попадает на линию фронта в поисках своего жениха Пети. Но молодой девушке, окруженной блестящими мужчинами, не хочется думать об ужасах войны и о Пете, спросонья спонтанно и непроизвольно ей в голову лезут приятные мысли о выборе поклонника. Варя делает

акцент на наиболее понравившихся качествах различных мужчин, с которыми ей доводится общаться, и сама понимает абсурдность своих мыслей — нельзя смешать в одном мужчине все положительные черты. Упоминание символического образа Агафьи Тихоновны из «Женитьбы» Н. В. Гоголя свидетельствует о самоиронии главной героини.

• По глубине интериоризации условно выделяется низкая (представлена в виде шепотной и голосовой речей персонажа, направленных «на себя»), средняя (представлена в виде внутренней речи персонажа, смоделированной автором художественного произведения) и высокая (представлена автором произведения в виде мыслей персонажа в форме его несобственно прямой речи и/или условно интериоризованной речи) степени интериоризации.

Например, в следующем отрывке представлена относительно высокая степень интериоризации дискурса:

А Геннадий Павлович, засыпая, думал так и думал этак: мысль, истончаясь, становилась уже сном и во сне снова мыслью. Грубый Даев даже в минутные приятели не годился, однако вот выставить его Геннадий Павлович почему-то не спешил, может быть, ему, Геннадию Павловичу, уже доставляло известное удовольствие убедиться, что во внешнем мире перемен нет и что Даев, случайно выхваченный из потока улицы, по-прежнему банален и ничтожен, как сама улица. Даев случаен, но и не случаен. И быть может, это уже во сне, за границей сна и совсем уж на краешке сознания подползла та притихшая мысль, что Даев с его деловитостью и суетностью поможет и впрямь найти некую милую женщину, почему же нет?— всё вместе складывалось в ощущение, в котором засыпающий Геннадий Павлович чувствовал себя щедрый, гостеприимным и объяснял кому-то и как бы даже разводил во сне руками, говоря:

— Да пусть. Пусть приходят... (Маканин 1988: 15—16).

• По типу введения интериоризованного дискурса в художественное произведение выделяются следующие группы: прямое указание автора на наличие интериоризованного дискурса при помощи слов (чаще глаголов и наречий), связанных с ментально-чувственной деятельностью субъекта; косвенное указание на наличие интериоризованного дискурса при помощи описания действий (обычно физических), которые косвенно связаны с ментально-чувственными процессами, находящими отражение в интериоризованном дискурсе; отсутствие указания автора на наличие интериоризованного дискурса. В приведенном ниже примере интериоризованный дискурс вводится при помощи глагола физического действия (разводил руками).

И, мягко улыбаясь, Геннадий Павлович разводит руками: видишь, мол, не сержусь, и не сетую, и говорю, мол, о собственной гибели вполне спокойно (Там же: 95).

• По структурным типам взаимодействия автора и персонажа в художественном произведении можно выделить следующие типы интерио-ризованного дискурса: слова автора предшествуют интериоризованно-му дискурсу; слова автора тематически его обрамляют; слова автора чередуются с интериоризованным дискурсом персонажа; слова автора и интериоризованный дикурс персонажа тесно переплетены. В приведенном ниже отрывке слова автора чередуются с интериоризованным дискурсом персонажа.

ИСанчес, закрывшись, сел на унитаз и задумался, вспоминая, как в банке с пшеном обнаружил довольно странный улов — крупную чёрную стекляшку, похожую на необработанный минерал.

— Неужели это счастье, которого я просил?.. — Включив воду на полную мощность, он умылся и сразу почувствовал облегчение. — Кому же продать бриллиант, если он подлинный?! — Глубокая морщина прорезала переносицу вора, да так и осталась на ней до конца жизни... (Борминская 2008: 147).

В приведенном выше примере слова автора служат своеобразным комментарием к интериоризованному дискурсу, выраженному прямой речью персонажа — вора Санчеса, который украл у старушки фамильный черный бриллиант: — Неужели это счастье, которого я просил?.. — и обдумывал, как с ним поступить дальше: — Кому же продать бриллиант, если он подлинный?!

Общение персонажа с самим собой часто маскируется воображаемым общением с другими объектами, которые наделяются субъектом способностью общаться. Выделяются следующие типы субъектно-адресатного взаимодействия в интериоризованном дискурсе: 1) обращение к себе как к другому лицу; 2) обращение к так называемому второму Я или каким-либо аспектам, сторонам сущности Я; 3) обращение к образу другого персонажа художественного произведения; 4) обращение к прецедентному для какой-либо культуры образу, представленному в сознании субъекта; 5) общение с персонифицированным образом неживого предмета или абстрактного явления. В представленном ниже отрывке наблюдается внутреннее конструирование образа неживого предмета одним из персонажей и общение с ним.

«Уходи!» — пропела входная дверь, которую он закрыл за собой бережно, точно в комнате больной; «уходи» — скрипел лифт, и гремели ступени лестницы под ногами, и пел ноябрьский ветер в ушах, когда он бежал по тёмной улице, точно прячась от беды и не зная, где от неё скрыться. Уходи, спасайся, это не для тебя, не трогай её, не вмешивайся в жизнь этой женщины (Рой 2009 а: 296).

В приведенном выше примере неодушевленные предметы наделяются способностью говорить в сознании одного из героев произведения. Слово уходи, сказанное главной героиней в его адрес, становится очень

значимым для влюбленного в нее героя произведения и находит отзвук в его сознании таким странным образом — через звучание неживых предметов.

Фактически все отмеченные случаи представляют общение субъекта-персонажа с самим собой.

В пятой главе «Языковые особенности интериоризованного дискурса в контексте дискурсивного пространства современной культуры» рассматриваются языковые характеристики интериоризованного дискурса, вытекающие из его смысловых особенностей.

К лексико-грамматическим особенностям интериоризованного дискурса относятся 1) обрывающиеся фразы, короткие предложения; 2) лексические и грамматические повторы; 3) вопросительные конструкции; 4) поэтические формы; 5) неологизмы — «складные» и «сборные» слова, намеренное искажение первоначальной формы слова; 6) иноязычные элементы; 7) звукоподражание; 8) нарушение правил пунктуации; 9) нарушение правил разделения на фразы; 10) смешение языковых средств различной стилевой и регистровой направленности.

В интериоризованном дискурсе часто можно наблюдать вкрапления в лексику нейтрального стилистического регистра сленговых или других разговорных форм.

Например, в следующем отрывке главная героиня романа Лика Вронская, посещая Музей Достоевского в Санкт-Петербурге, поражается тому, как грубо личность великого писателя используется продавцами сувениров. Во внутренние мысли героини вклиниваются не свойственные ей, современной писательнице, слова компьютерного сленга «Сцуколияили праффо имееццо?», которые представляют собой парафразу известного речения Расколышкова из «Преступления и наказания» — «Тварь ли я дрожащая или право имею... ?».

Решив вначале осмотреть экспозицию, а заодно отыскать не очень занятую сотрудницу музея, с которой можно будет пообщаться, Лика подошла к киоску, достала портмоне. И недовольно поморщилась. Современная мода на современный ширпотреб уже и здесь. Кружки с цитатами, комиксообразные открытки. Выглядит как насмешка, уничижение, что ли... Или это попытка приобщить молодежь к творчеству великого писателя на ее языке? Но есть ведь вещи, которые при адаптации теряют первоначальный смысл, выхолащиваются.

«Еще бы шлепнули на кружку надпись на сленге udaff.com. Что-то вроде: Сцуко ли я или праффо имееццо?» — все не могла успокоиться Лика, штурмуя, кто бы сомневался, очередной участок убийственно высокой лестницы (Тарасевич 2008: 233).

Интериоризованный дискурс также имеет некоторые графические особенности, такие как написание с новой строки, графическое выделение ключевого слова или абзацев курсивом, жирным шрифтом или

прописными буквами, растягивание букв или слогов путем их дефисно-го написания и повтора, использование знаков препинания вместо слов.

Например, в приведенном ниже отрывке Валера, один из сотрудников ночного клуба, хозяйкой которого является Арина Балованцева, завладев паспортом своей начальницы, узнает истинную информацию о ее личности. Эта информация очень значима для молодого человека, т. к. он тайно влюблен в Арину и пытается узнать как можно больше о ее жизни, которая для него окутана тайной.

Автор использует написание с новой строки для того, чтобы показать, насколько сильно Валера заинтересован в чтении Арининого паспорта.

Паспорт. Валера получил в руки Аринин паспорт. Немедленный ксерокс всех страниц в двух экземплярах — вот что от него требовалось.

И Валера метнулся.

Но паспорт. Паспорт.

Арины Балованиевой.

Арины.

Валера его никогда не видел. Нельзя отксерить все страницы, не развернув их. А развернув, не прочитать. Там и читать-то на некоторых нечего. На некоторых же слов совсем мало, они автоматически взглядом фиксируются.

Да.

Ничего не нарушал Валера, открывая главный Аринин документ. Это была работа (Нестерина 2008: 308—309).

Следующие стилистические особенности интериоризованного дискурса связаны с редукцией языковых элементов: 1) кодовое перечисление; 2) заместительные слова и междометия; 3) стилистически значимое многоточие, которое используется в следующих случаях: а) персонажу эмоционально трудно говорить и/или думать на какую-либо тему; б) персонаж сталкивается с поразительными фактами; в) персонаж выражает сожаление и разочарование; г) персонаж указывает на какие-либо эмоционально значимые для него последствия; д) персонаж выражает сильное сомнение, неуверенность; е) персонаж выражает сильное возмущение.

Часто в интериоризованном дискурсе какое-нибудь короткое слово может заменять целый спектр мыслей и эмоций. Например, в следующем отрывке главная героиня Ира выражает смешанные чувства по поводу увиденного ею в кладовке огромного паука. В одном восклицании Футы! можно прочитать такие эмоции Иры, как страх, брезгливость, досаду по поводу причиненных неудобств.

Фу-ты! — воскликнула она и спрыгнула со ступенек лестницы на пол. Паук также приземлился на паркет. Перебирая конечностями, он потрусил в сторону кухни (Леонтьев 2008: 24).

В интериоризованном дискурсе можно наблюдать такие стилистические приемы, как глоссолалия и эхолалия, которые используются в художественной литературе как стилистический прием для описания напряженной внутренней работы сознания и бессознательных слоев личности. Особенно широко эти стилистические приемы используются в «Улиссе» Дж. Джойса.

В приведенном ниже отрывке в интериоризованном дискурсе главного героя мистера Блума происходит как бы обработка впечатлений за большую часть дня 16 июня 1904 г., описанного в романе: посещение скачек, похорон школьного товарища Дигнама, бара, хозяйками которого являются две очаровательные женщины мисс Дус и мисс Кеннеди, которые ассоциируются в его голове с золотом и бронзой, атласом и розой и кукушкой в часах. В баре Блум слушает песню, которая трогает его до глубины души. Кроме того, в этом эпизоде прослеживается другая сюжетная линия — Блум постоянно думает о своей несчастной семейной жизни с Молли Блум и о том, что она ему изменяет. Блум написал письмо другой женщине Марте и ждет встречи с ней. Слова Blue Ыоот. — О Блум, заблумшая душа (пер. В. Хинкиса, С. Хоружего) встречаются часто в интериоризованном дискурсе этого героя и звучат как основная мысль произведения.

Автор создает эффект «мешанины мыслей» при помощи неполных фраз, сборных слов (напр., hoofirons — цокопыт (пер. В. Хинкиса, С. Хоружего)), глоссолалии и эхолалии, представленных в этом отрывке не в чистом виде как феномены психики, а именно как стилистические приемы. Причудливые слова не лишены полностью смысла, как в чистом виде глоссолалии, а содержат намеки на размытый в сознании героя смысл. Во фразе My eppripfftaph. Be pfrwritt. — Будет напррпффис. Моя эпррритапфффия (пер. В. Хинкиса, С. Хоружего) угадывается смысл — моя эпитафия будет написана. Во фразе Clapclop. Clipclap. Clappyclap. Goodgod henev erheard inall. — Хлопхлоп. Хлохлохлоп. Хлоппоплоп. Господи никог давжиз нионнеслы (пер. В. Хинкиса, С. Хоружего) угадывается смысл — никогда в жизни не слышал.

BRONZE BY GOLD HEARD THE HOOFIRONS, STEELYRINING IMPERthnthn thnthnthn.

Chips, picking chips off rocky thumbnail, chips. Horrid! And gold flushed more.

A husky fifenote blew.

Blew. Blue bloom is on the

Gold pinnacled hair.

A jumping rose on satiny breasts of satin, rose ofCastille.

Trilling, trilling: I dolores.

Peep! Who's in the... peepofgold?

Tink cried to bronze in pity.

And a call, pure, long and throbbing. Longindying call.

Martha! Come!

Clapclop. Clipclap. Clappyclap.

Goodgod henev erheard inall.

Deaf bald Pat brought pad knife took up.

A moonlight night call: far: far.

I feel so sad. P. S. So lonely blooming.

Listen!

The spiked and winding cold seahorn. Have you the? Each and for other plash and silent roar.

<...>

Then, not till then. My eppripfftaph. Be pfrwritt.

Done.

Begin!

(Joyce).

За бронзой золото цокопыт заслышало сталезвон. Беспардон дондон-дон.

Соринки, соскребая соринки с заскорузлого ногтя. Соринки.

Ужасно! И золото алостью залилось. Сиплую флейтой ноту выдул. Выдул. О Блум, заблумшая душа. Золотых корона волос.

Роза колышется на атласной груди, одетой в атлас, роза Кастилии.

Трели, трели: Адолорес. А ну-ка, кто у нас... златовлас?Звонок сожалеющей бронзе жалобно звякнул. И звук чистый, долгий, вибрирующий. Долгонегаснущийзвук. <...>.

Марта! Приди!

Хлопхлоп. Хлохлохлоп. Хлоплоплоп. Господи никог давжиз нионнеслы.

Пэт лысый глухарь принес бювар нож забрал. Зов ночной в лунном свете: вдали, вдали. Я так печален. P. S. Я одинокий облумок. Чу!

Моря звучащий горн, витой, рогатый, прохладный. У тебя? Себе а потом другой плеск и беззвучный рев. <. . .>.

Вот тогда, но не прежде чем тогда. Будет напррпффис. Моя эпррри-тапфффия. Кончил. Начинай! (Джойс 2006: 274—275).

Интериоризованный дискурс является средством эксплицитной характеристики героя произведения, которое призвано реализовать авторский замысел, не давая читателю готовых оценок личности того или иного персонажа, а предоставляя возможность ему самому делать выводы и давать оценки. Наиболее четко особенности интериоризованного дискурса как стилистического средства проявляются в характере его взаимодействия с экстериоризованным (т. е. вербализованным) дискурсом персонажа (персонажей) и автора произведения.

Выделяются два типа взаимодействия смыслов интериоризованного дискурса и внешнего диалога персонажа:

1) Внешний диалог и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу: а) взаимодополняют друг друга; б) контрастируют друг с другом.

Приведенный ниже отрывок представляет собой пример смыслового контраста слов персонажа, предназначенных для своей жены, и слов, предназначенных для самого себя. Жена привыкла делать все, как она хочет, не принимая возражений мужа. В этот раз она пригласила экстрасенса, чтобы «очистить» их квартиру. Мужу, профессору Астраханцеву, человеку неконфликтному, эта идея не нравится, но он не озвучивает те высказывания-возражения, которые зреют в его голове (Нужно было просто любить меня; Наверняка какая-нибудь шарлатанка. С кучей тараканов в голове; Поклонница Стивена Кинга, окончившая ускоренные курсы НЛП), дабы не провоцировать свою жену на конфликт.

— Ты просто злишься. Несколько лет я искренне пыталась спасти наш брак. Не знаю, что нужно было сделать, чтобы ты стал нормальніш мужем!

«Нужно было просто любить меня», — подумал Астраханцев, а вслух сказал:

— Давай не будем кричать, хорошо? А то твоему специалисту придется разгребать тут целую кучу всего. — Он знал, что если его жена приняла решение, изменить ничего не удастся. Придется идти на компромисс. — Значит, он приедет завтра, верно?

— Да. И это не он, а она, — ответила Амалия, облизав губы. Гнев ее быстро угас, как всегда бывает с поддельными страстями. — Ее зовут Люда. Она подруга моей подруги из Питера.

«Наверняка какая-нибудь шарлатанка, — решил Астраханцев. — С кучей тараканов в голове. Поклонница Стивена Кинга, окончившая ускоренные курсы НЛП» (Куликова 2010: 111).

2) Внешний диалог и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу. Однако какая-то ассоциативная связь может присутствовать. В приведенном ниже отрывке главный герой романа Валера, будучи влюбленным в свою начальницу — владелицу ночного клуба Арину, желая знать все о ее личной жизни, очень сильно озадачен временным исчезновением этой женщины. Он жаждет получит хоть какую-то информацию о местонахождении своей начальницы у ее ближайшего помощника Виктора и даже уже обращается к нему по имени (— Вить... — позвач он спину Рындина), но вовремя понимает, что не имеет права задавать такие вопросы, являясь всего лишь одним из работников ночного клуба. Вместо желаемого, уже внутренне сформированного вопроса (А где Арина, скажи?), который однако мог показаться странным Вик-

тору, Валера быстро придумывает вполне безобидный вопрос (— Вить, а ты был уже в симуляторе боя?) и озвучивает его. В этом случае интерио-ризованный дискурс и внешний диалог персонажей идут как бы параллельно, не соприкасаясь по смыслу. Однако все смысловое пространство художественного произведения является связующим механизмом для них, способствуя реализации замысла автора. Не связывая по смыслу инте-риоризованный дискурс персонажа Валеры и его внешний диалог с Виктором, автор показывает, насколько главный персонаж любит владелицу ночного клуба, насколько чувствует себя ниже ее во всех аспектах, боясь вызвать хоть какие-то подозрения о своих чувствах к ней у других.

— Вить... — позвал он спину Рындина.

«А где Арина, скажи?» — хотел спросить Валера. Хотел. «А тебе зачем?» —■резонно поинтересовался бы Витя. И действительно, зачем она нужна охраннику? Арина Леонидовна ведь даже зарплату сама не выдает.

— Чего? — Витя развернулся и был уже возле Валеры.

— Вить, а ты был уже в симуляторе боя?— спросил вдруг Валера. — Или тебе спортзала хватает тряхнуть адреналином?

Валера говорил -— и смотрел, смотрел, изучал. Вообще все это время — эти самые январь и начало февраля — Витя был молчалив и спокоен. Как всегда. Ну, может, чуть более молчалив, еще сильнее спокоен. В общем, держался супер. А Валере очень хотелось знать, как переживают тоску такие великие мужчины. Или нет тоски — и переживать нечего? И ни на каком Арина Леонидовна не на курорте с Быковым... (Нестерина 2008: 110).

Также выделяются два типа смыслового взаимодействия слов автора и интериоризованного дискурса персонажа:

1) Слова автора и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу и взаимодополняют друг друга.

В приведенном ниже отрывке из рассказа С. Хилл «Попеть и потанцевать» описывается жизнь немолодой женщины Эсми после смерти ее матери. Женщина была эмоционально очень зависима от своей матери, и после своей смерти мать постоянно присутствует в сознании главной героини. Узнав, что по завещанию ей переходит J6, ООО, Эсми строит планы на будущее, что выражено в ее интериоризованном дискурсе (.. .she would buy a car and learn to drive, buy a washing machine and a television set, she would have a holiday abroad and get properly fitting underwear and eat out in a restaurant now and again, she would... —... она купит машину и научится водить, купит стиральную машину и телевизор, поедет отдыхать за границу и подберет подходящее нижнее белье и будет ходить в ресторан сейчас и потом, она будет...), который внезапно обрывается и начинается другой интериоризованный дискурс Эсми, которая думает уже как ее

мать (But she ш over fifty, she should be putting money on one side herself now, saving for her own old age. — Но ей больше пятидесяти, теперь ей одной придется откладывать деньги на старость).

Таким образом, автор, противопоставляя два типа интериоризован-ного дискурса героини — ее собственный интериоризованный дискурс и ее же интериоризованный дискурс, окрашенный влиянием матери, показывает, как в сознании героини борются два начала — ее собственное Я, стремящееся жить самостоятельной жизнью, и Я, привыкшее постоянно прислушиваться к мнению матери.

And now here was J6, ООО. For a moment or two it had gone to her head, she had been quite giddy with plans, she would buy a car and learn to drive, buy a washing machine and a television set, she would have a holiday abroad and get properly fitting underwear and eat out in a restaurant now and again, she would...

But she was over fifty, she should be putting money on one side herself now, saving for her own old age, and besides, even the idea of spending made her feel guilty, as though her mother could hear, now, what was going on inside her head, just as, in life, she had known her thoughts from the expression on her face (Hill 1978: 196—197).

И вот у нее было J6, ООО. Секунду или две, как она это осознала, у нее закружилась голова от планов, она купит машину и научится водить, купит стиральную машину и телевизор, поедет отдыхать за границу и подберет подходящее нижнее белье и будет ходить в ресторан сейчас и потом, она будет...

Но ей больше пятидесяти, теперь ей одной придется откладывать деньги на старость, и, кроме того, даже сама идея траты денег заставила ее почувствовать себя виноватой, как будто ее мать могла слышать теперь, что происходит в ее голове, точно так же, как при жизни она знала ее мысли по выражению лица (перевод мой. — Ю. П.).

В то же время в представленном выше отрывке слова автора прямо связаны по смыслу с интериоризованным дискурсом героини. Автор четко указывает, где присутствует интериоризованный дискурс самой Эсми (— for а moment or two it had gone to her head, she had been quite giddy with plans. — Секунду или две, как она это осознала, у нее закружилась голова от танов), а где — интериоризованный дискурс той же Эсми, но находящейся под влиянием своей матери (...even the idea of spending made her feel guilty, as though he rmother could hear, now, what was going on inside he rhead, just as, in life, she had known her thought sfrom the expression on her face. — ... даже сама идея траты денег заставила ее почувствовать себя виноватой, как будто ее мать могла слышать теперь, что происходит в ее голове, точно так же, как при жизни она знала ее мысли по выражению лица).

В данном контексте автор не считает нужным заставлять читателя разгадывать, когда Эсми находится под влиянием своей умершей мате-

ри, а когда она думает самостоятельно, очевидно, делая акцент на самом интериоризованном дискурсе героини, в котором контрастно противопоставлена борьба двух личностей — Эсми, думающей самостоятельно, и Эсми, думающей как ее мать. Весь рассказ построен на контрасте этих двух типов интериоризованного дискурса. В конце рассказа Эсми освобождается от влияния своей матери. В нем интериоризованный дискурс является ведущим стилистическим приемом.

2) Слова автора и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу.

В приведенном ниже отрывке главный герой рассказа Г. Бейтса «Как тщетно обольщаются мужчины», молодой парень Франклин, вступает в любовную связь с миссис Пэлгрейв во время пляжного отдыха. Одновременно он влюбляется в юную няню детей миссис Пэлгрейв Хайди и приглашает ее на ужин в то время, когда миссис Пэлгрейв ненадолго уезжает по своим делам. Вернувшись, миссис Пэлгрейв узнает об отношениях молодых людей и отправляет Хайди на ее родину в Германию. Франклин сильно переживает, что навсегда потерял Хайди, к которой у него возникли чувства.

Слова автора о том, как Франклин поздоровался с мистером и миссис Пэлгрейв, и о том, как он шел вдоль пляжа, которые предшествуют внутреннему монологу Франклина, на первый взгляд, не связаны с инте-риоризованным дискурсом Франклина. Однако читатель, ознакомившись с содержанием рассказа, выстраивает ассоциативную цепочку смысловых связей между интериоризованным дискурсом персонажа и словами автора — Франклин и миссис Пэлгрейв ненавидят друг друга после этого инцидента, поэтому они сухо здороваются ради приличия.

В отрывке A few minutes later he was striding along the beach, out of the hot bristling sunlight into the shadow of the pines and then out into the heat of the sun again. — Несколькими минутами позже он шагал вдоль пляжа, скрываясь от палящего солнечного света в тени сосен и опять попадая под жгучее солнце читатель может усмотреть ассоциацию с сильными чувствами, которые, подобно палящим лучам солнца, волнами накрывали молодого человека, хотя такие ассоциации можно назвать индивидуальными.

И в других словах автора His echoless voice was arid with despair. The white stretch of sand in front of him was as flat and lifeless as the salt flats he had seen in the evening sun. — Его беззвучный голос был сух от отчаяния. Белая полоска песка перед ним была такая же скучная и безжизненная, как соляные залежи, которые он видел в лучах заката представлено уже более прямое указание на эмоциональное состояние Франклина. Его душа иссыхает без любви, жаждет встречи с Хайди, но не может найти ее, т. к. молодой человек не знает адреса этой девушки.

В этом отрывке можно видеть взаимное усиление влияния интерио-ризованного дискурса и слов автора, Франклин повторяет про себя имя любимой девушки. Слова автора о встрече молодого человека с миссис Пэлгрейв используются для усиления выражения отчаяния Франклина. Описание автором иссушенного солнцем пляжа также наводит читателя на мысль о любви Франклина, которая была жестоко выжжена миссис Пэлгрейв.

Таким образом происходит усиление эмоционального накала этого эпизода.

Franklin, as Mr. And Mrs. Palgrave passed him, stiffened himself to say "Good afternoon " but in the moment of passing she turned with equal stiffness and stared at the sea.

A few minutes later he was striding along the beach, out of the hot bristling sunlight into the shadow of the pines and then out into the heat of the sun again.

"Heidi, " he kept saying to himself. "Heidi, " His echoless voice was arid with despair. The white stretch of sand in front of him was as flat and lifeless as the salt flats he had seen in the evening sun. "Heidi — Heidi — Oh! God, Heidi, where can I find you?" (Bates 1978: 78).

Франклин, когда мистер и миссис. Пэлгрейв прошли мимо него, напрягся, чтобы сказать «Добрый день», и, когда они поравнялись, она также напряженно ответила и стала пристально смотреть на море.

Несколькими минутами позже он шагал вдоль пляжа, скрываясь от палящего солнечного света в тени сосен и опять попадая под жгучее солнце.

«Хайди», — повторяй он про себя. «Хайди», — его беззвучный голос был сух от отчаяния. Белая полоска песка перед ним была такая же скучная и безжизненная, как соляные залежи, которые он видел в лучах заката. «Хайди — Хайди — О! Боже, Хайди, где же я могу найти тебя?» (перевод мой. — Ю. П.).

Интериоризованный дискурс вступает в очень сложное взаимодействие со словами автора и персонажей в следующих случаях:

1. Интериоризованный дискурс персонажа строится на фоне эксте-риоризованного диалога персонажа с учетом третьего наблюдателя.

2. Интериоризованный дискурс персонажа дан в его же интериори-зованном дискурсе. Чаще всего это те случаи, когда персонаж думает во сне. Таким образом осуществляется внутреннее конструирование образом субъекта своей речи, обращенной к образу объекта, но не нашедшей звукового выражения в рамках произведения.

3. Конструирование субъектом-персонажем интериоризованного дискурса другого персонажа — адресата, обращенного к субъекту.

4. Реконструирование персонажем-субъектом слов другого персонажа-адресата, произнесенных адресатом ранее и находящих определенный резонанс в душе субъекта. В этом случае чужие слова мыслятся субъектом как вторично обращенные к себе.

5. Озвучивание персонажем своего интериоризованного дискурса, т. е. некоторая экстериоризация интериоризованного дискурса.

6. Персонаж предполагает интериоризованный дискурс другого персонажа. Для введения такого типа интериоризованного дискурса в произведение часто используются такие слова, как типа, мол, будто.

1. Интериоризованный дискурс используется автором как средство описания чувств или мнений представителей класса или группы лиц. Это, если так можно сказать, собирательный интериоризованный дискурс.

8. Персонаж намеревается сделать свой интериоризованный дискурс экстериоризованным в подходящей для этого ситуации. Это случаи внутреннего проговаривания слов, обращенных к собеседнику, которые субъект планирует произнести в будущем.

9. Квазиинтериоризованный дискурс персонажа представляет собой фрагменты общения персонажа с другим персонажем, замаскированные под общение с самим собой.

В приведенном примере прослеживается реконструирование персонажем-субъектом слов другого персонажа-адресата, произнесенных адресатом ранее и находящих определенный резонанс в душе субъекта. Главная героиня, дизайнер по роду занятий, вспоминает слова своего заказчика, объяснявшего отказ от сотрудничества с ней (Уверен, что причина моего решения вам известна...). Воссоздавая эти слова в своем сознании вторично, она понимает их истинный смысл: причина отказа — ложные подозрения в ее нечестности.

Так вот почему заказчик отказался иметь с ней дело!

«Уверен, что причина моего решения вам известна...» — вспомнила она слова Можарова и дёрнулась, как от удара хлыстом (Рой 2009 а: 280).

Рассматриваемый нами интериоризованный дискурс—явление комплексное и многоплановое, что подтверждается его сложным характером взаимодействия с экстериоризованным дискурсом, разнообразными способами представленности в художественном произведении.

При анализе интериоризованного дискурса следует у читывать смысловое пространство художественного произведения в целом. Взаимодействие пространств художественного текста в целом и интериоризованного дискурса в пределах этого текста дает важную информацию для понимания замысла автора произведения.

Как и любое стилистическое средство, интериоризованный дискурс следует подвергать тщательному рассмотрению в пределах художественного произведения. При его анализе следует учитывать все аспекты этого явления: глубину интериоризации, жанровую специфику, формы интериоризованного дискурса, пути его введения в текст художественного произведения, хронотопическое и смысловое взаимодействие интерио-

ризованного и экстериоризованного типов дискурса в пределах художественного произведения; следует проводить анализ базовых характеристик и функций, которые выполняет тот или иной отрывок интериори-зованного дискурса, а также анализ интериоризованного дискурса с точки зрения субъектно-объектных отношений и его языковых особенностей, отражающих специфику смысловых.

Доля интериоризованного дискурса в современной культуре увеличивается, что связано с общей тенденцией возрастания интереса к личности и анализу всех аспектов структуры Я субъекта.

В заключении диссертации подводятся итоги выполненного исследования.

Сложность рассматриваемого нами явления обусловлена сложностью строения Я, которое лежит в основе интериоризованного дискурса.

В Я учитываются разные аспекты — его существование в различных хронотопах, сознательное и бессознательное, уровни организации личности, расслоение Я. Моделирование дискурса с позиций «интерио-ризации / экстериоризации» дает возможность поэтапного рассмотрения всех слоев Я — структуры личности субъекта-персонажа в художественном произведении.

В некоторых жанрах художественной литературы, особенно в литературе психологизма, где описание личности персонажа является главной задачей, интериоризованный дискурс представлен особенно широко.

Тезис о том, что человек, будучи существом социальным, испытывает потребность в общении с себе подобными, не подвергается сомнению. Интериоризованный дискурс глубоко индивидуален. Замкнутость сознания на самом себе, полное или частичное отсутствие выхода на другие субъекты и взаимодействия с ними по каким-либо причинам обусловлены часто социальной обстановкой, отсутствием искренности общения либо интереса к общению с другими со стороны самого субъекта или других субъектов. При отсутствии общения, полном либо частичном, создается крайняя напряженность сознания, что проявляется в аффективных состояниях и неадекватных поступках личности. Замкнутое на себе сознание ищет выход не вне, а внутрь себя, открывая богатый мир подсознательного и бессознательного,тем самым компенсируя естественную потребность в общении.

Широкое присутствие интериоризованного дискурса в современной литературе вызвано индивидуализмом сознания, который характерен в основном для западных стран и становится все более типичным для России. Можно утверждать, что именно индивидуализм вызывает к жизни интериоризованный дискурс.

Направленность интериоризованного дискурса на Я делает его популярным в современной культуре, также ориентированной на анализ

внутренних резервов человеческой психики и раскрытие творческой энергии субъекта. Расширение границ сознания, выход в бессознательное, поиск новых форм выражения и интерпретации богатого накопленного опыта поколений заставляют людей обращаться к внутренним, еще неизученным ресурсам человека.

Такие характеристики современной культуры, как клиповость, ри-зоматичность, хаотичность, нелогичность, многоплановость, одновременность разворачивания мысли, креативность, эклектичность, диффуз-ность, ассоциативность, интимность, эмоциональность, образность, символичность, определенная степень бессознательности, специфический хронотоп и др., обусловленные обращением человека к глубинному пласту своей психики, в полной мере находят отражение в интериоризо-ванном дискурсе. Именно в интериоризованном дискурсе, порождаемом глубинными слоями психики человека, моделируется прогнозирование субъектом будущего.

На основании вышеизложенного можно сделать прогноз: доля инте-риоризованного дискурса в культуре будет расти, т. к. уже сегодня намечается тенденция расширения рамок его применения.

Выяснение типологически общих черт интериоризованного дискурса, а также частных его черт в различных авторских реализациях способствует дальнейшему изучению когнитивной структуры творческого сознания и индивидуальных авторских стилей, так как в создаваемом отдельным писателем интериоризованном дискурсе наиболее ярко проявляется специфика его творчества. Ведь именно на уровне интериоризованного дискурса происходит реализация очень тонких смысловых элементов, что, в свою очередь, открывает дальнейшие теоретические и практические перспективы современного исследования текста с субъектной «доминантой» для литературоведения, психолингвистики, лингвистики, когнитивистики.

В области когнитивистики изучение интериоризованного дискурса сопряжено с центральными проблемами когнитивного подхода, определенными В. В. Петровым и В. И. Герасимовым: 1) структуры представления различных типов знания; 2) способы концептуальной организации знаний в процессах понимания и построения языковых сообщений (Петров, Герасимов 1988), так как именно в интериоризованном дискурсе отражены представления автора художественного произведения о способах приобретения знаний индивидом и их хранения и выражения.

Также изучение интериоризованного дискурса в плане когнитивной науки интересно с точки зрения способов работы сознания индивида. Субъективность мышления того или иного человека находит яркое отражение в интериоризованном дискурсе через такие категории когнити-

вистики, как набор концептов, организация концептосферы, картина мира, фреймы, сценарии, смысловые доминанты, ассоциативные цепочки и др.

В плане психолингвистики представляется важным рассмотрение особенностей интериоризованного дискурса с позиций порождения речевого высказывания, так как элементы модели речепорождения в художественном произведении являются своеобразным отражением представлений о реальном процессе порождения высказывания.

В области литературоведения исследование интериоризованного дискурса связано с разработкой таких вопросов, как дальнейшее изучение категорий «автор», «персонаж», «читатель», описание сложной системы их отношений в различных вариациях (автор — читатель, автор — персонаж, персонаж — автор и др.), соотношение реального, вымышленного и художественного хронотопов, уточнение категорий диалогичности и адресованности художественного произведения, описание форм речи и выразительных средств в литературном произведении, исследование способов построения и реализации авторского замысла и его интерпретация.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монография

1. Погребняк Ю.В. Характеристики интериоризованного дискурса: моногр. Волгоград : Изд-во ВГСПУ «Перемена», 2012. - 262 с. (16,5 п л.).

Статьи в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки России

2. Погребняк Ю. В. Структурно-смысловые характеристики интериоризованного дискурса // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер. «Филологические науки». — 2008. — № 5 (29). — С. 16—20 (0,5 п. л.).

3. Погребняк Ю. В. Особые случаи реализации интериоризованного дискурса // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер. «Филологические науки». — 2010. — № 5 (49). — С. 19—22 (0,6 п. л.).

4. Погребняк Ю. В. Взаимодействие автора и персонажа в интериоризован-ном дискурсе // Вестн. Иркут. гос. лингв, ун-та. Сер. «Филология». — 2011. — № 1 (13).—С. 105—110(0,7 п. л.).

5. Погребняк Ю. В. Образная составляющая интериоризованного дискурса // Вестн. Вят. гос. гуманит. ун-та. Филология и искусствоведение. — 2011. — № 1 (2).— С. 14—17 (0,6 п. л.).

6. Погребняк Ю. В. Языковые особенности интериоризованного дискурса // Изв. Юж. фед. ун-та. Филологические науки. — 2011. — № 2. — С. 107—113 (0,6 п. л.).

7. Погребняк Ю. В. Психологические функции интериоризованного дискурса // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. — 2011. — № 2. Т. 1. Филология. — С. 199—206 (0,6 п' л.).

8. Погребняк Ю. В. Образность как признак интериоризованного дискурса II Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2. Языкознание. — 2011. —№ 1 (13). — С. 276— 279 (0,5 п. л.).

9. Погребняк Ю. В. Графические особенности интериоризованного дискурса // Мир науки, культуры, образования. — 2011. — №5 (30). — С. 313—315 (0,5 п. л.).

10. Погребняк Ю. В. Интериоризованный дискурс в измененных состояниях сознания // Вестн. Челяб. гос. ун-та. Филология. Искусствоведение. Вып. 61. — 2011. — № 37 (252). — С. 99—103 (0,6 п. л.).

11. Погребняк Ю. В. Художественно-композиционные формы интериоризованного дискурса // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: Филология. Журналистика. — 2011. — № 2. — С. 87—89 (0,4 п. л.).

12. Погребняк Ю. В. Стилистическая редукция в интериоризованном дискурсе//Вестн. Краснояр. гос. пед. ун-та им. В. П. Астафьева. — 2011. — №4. — С. 237—241 (0,5 п. л.).

13. Погребняк Ю. В. Пространственно-временное моделирование интериоризованного дискурса // Вестн. Оренбург, гос. ун-та. — 2011. — № 11 (130). — С. 44—48 (0,5 п.л.).

14. Погребняк Ю. В. Нетипичные случаи взаимодействия интериоризованного и экстериоризованного дискурса в художественном произведении // Мир науки, культуры, образования. —• 2012. — № 1 (32). — С. 349—351 (0,6 п. л.).

15. Погребняк Ю. В. Механизмы функционирования интериоризованного дискурса // Вестн. Иркут. гос. лингв, ун-та. Сер. «Филология». — 2012. — № 2 (19).— Иркутск: ООО «Репроцентр AI, 201». —С. 207—212 (0,7 п. л.).

16. Погребняк Ю. В. Интериоризованный дискурс сновидений // Вестн. Орл. гос. ун-та. Сер.: Новые гуманитарные исследования. — 2012. — № 4 (24). — С. 149—151 (0,5 п. л.).

17. Погребняк Ю. В. Художественные функции интериоризованного дискурса // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер. «Филологические науки». — 2012. — № 6 (70). — С. 50—54 (0,8 п. л.).

Статьи в сборниках научных трудов, материалов научных конференций, научных журналах

18. Погребняк Ю. В. Интериоризованная речь как основа лингвопсихологи-ческой классификации дискурса // Проблемы лингвокультурологии и теории дискурса: сб. науч. тр. — Волгоград: Перемена, 2003. —С. 173—177 (0,5 п. л.).

19. Погребняк Ю. В. Единицы интериоризованного дискурса как основание его жанрово-стилистической классификации // Единицы языка и их функционирование: межвуз. сб. науч. тр. — Саратов: Изд-во «Научная книга», 2004. — Вып. 10.— С. 161—164 (0,5 п. л.).

20. Погребняк Ю. В. Некоторые особенности интериоризованного дискурса и их учет в практике обучения языку // Проблемы гуманизации и гуманитариза-

ции образования в высшей школе: материалы межвуз. науч.-практ. конф. — Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2004. — С. 157—160 (0,3 п. л.).

21. Погребняк Ю. В. Субъектная перспектива интерноризованного дискурса в текстах художественных произведений//Лингвистика и межкультурная коммуникация: материалы регион, науч. конф. Поволжья и Сев.-Кав. региона. — Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2004. — С. 218—221 (0,3 п. л.).

22. Погребняк Ю. В. Структурно-лингвистические особенности интерноризованного дискурса в текстах художественных произведений // Единицы языка и их функционирование: межвуз. сб. науч. тр. — Саратов: Изд-во «Научная книга», 2005. — Вып. 11. — С, 189—192 (0,4 п. л.).

23. Погребняк Ю. В. Концепт «Я» в интериоризованном дискурсе // Язык. Культура. Коммуникация: материалы Междунар. науч. конф. — Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2006. — Ч. 2. — С. 291—295 (0,4 п. л.).

24. Погребняк Ю. В. Вербализация бессознательного в интериоризованном дискурсе // Вести. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2. Языкознание. — 2006. — Вып. 5. — С. 178—181 (0,5 п. л.).

25. Погребняк Ю. В. Интериоризованный дискурс и русская языковая картина мира // Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории: материалы V Междунар. науч.-практ. конф. 12—14 апр. 2006 г. — СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2006. — С. 141—143 (0,3 п. л.).

26. Погребняк Ю. В. Функциональные характеристики иатериоризованной речи // Актуальные проблемы современной лингвистики и лингводидактики: сб. науч. ст. по итогам межрегион, науч.-практ. конф. 19 апр. 2007 г. — Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2007. — С. 155—160 (0,4 п. л.).

27. Погребняк Ю. В. Теоретические основы анализа интерноризованного дискурса // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-2: сб. ст. — Волгоград: Изд-во ФГОУ ВПО «ВАГС», 2008,—Т. 2.— С. 18—21 (0,5 п. л.).

28. Погребняк Ю. В. Теоретическое моделирование интерноризованного дискурса // LINGUA MOBIL1S. — 2010. — № 1 (20). — С. 101—107 (0,5 п. л.).

29. Погребняк Ю. В. Специфические функции интерноризованного дискурса II Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 8 февр. 2010 г. / ВолГУ; ВГПУ. — Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2010. — С. 243—249 (0,5 п. л.).

30. Погребняк Ю. В. Структурно-жанровая специфика интерноризованного дискурса // Аксиологическая лингвистика: проблемы языкового сознания и коммуникативной деятельности: сб. науч. тр. / под ред. Н. А. Красавского. — Волгоград: «Колледж», 2010. — С. 183—191 (1,2 п. л.).

31. Погребняк Ю. В. Подходы к классификации интерноризованного дискурса // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-5: сб. ст. — Волгоград: Изд-во ФГОУ ВПО «ВАГС», 2010. — С. 172—173 (0,4 п. л.).

32. Погребняк Ю. В. Понятийная составляющая интерноризованного дискурса // Современные проблемы лингвистики и лингводидактики: концепции и перспективы: материалы Междунар. заоч. науч.-метод, конф. г. Волгоград, 15 апр. 2011 г.: в 3 ч. — Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2011. — Ч. 2. — С. 95—100 (0,5 п. л.).

33. Погребняк Ю. В. Эмоцноиально-оценочная составляющая интериори-зоаанного дискурса // Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 8 февр. 2011 г. / ВолГУ; ВГПУ. — Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2011. — С. 158—161 (0,3 п. л.).

34. Погребняк Ю. В. Обучение иностранных студентов структурно-семантическим особенностям интериоризованного дискурса // Новій колегіум: Науковий інформаційний журнал. — 2011. — № 1 (62). — Видавець ПФ «Колегіум». — С. 85—88 (0,3 п. л.).

35. Погребняк Ю. В. Особенности художественного хронотопа интериоризованного дискурса // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-4: сб. ст. / отв. ред. Г. Г. Слышкин; ФГОУ ВПО «ВАГС». — Волгоград: Информресурс, 2011, —С. 156—162 (0,6 п. л.).

36. Погребняк Ю. В. Глоссолалия и эхолалия в интериоризованном дискурсе // Филологические науки. Вопросы теории и практики: науч.-теор. и прикл. журнал. №4(11). — Тамбов: Грамота, 2011. — С. 129—133 (0,9 п. л.).

37. Погребняк Ю. В. Выражение «самости» в интериоризованном дискурсе// Научное мнение. — 2011. — № 8. — С. 29—32 (0,5 п. л.).

38. Pogrebnyak Yu. V. Space-time characteristics of interior discourse // Journal oflnternational Scientific Publication: Language, Individual & Society. 2010. —Vol. 4. Part 2. —C. 255—266. URL: http://www.Science-journals.eu. (1,3 п. л.).

39. Погребняк Ю. В. Обучение иностранных студентов формам интериоризованного дискурса // Грани познания: электрон, науч.-образоват. журнал ВГПУ,— 2010. — № 5 (10). — URL: http://www.grani.vspu.ru (0,7 п. л.).

40. Погребняк Ю. В. Базовые характеристики интериоризованного дискурса // Грани познания: электрон, науч.-образоват. журн. ВГПУ.— 2011. — № 3 (13). — URL: http://www.grani.vspu.ru (0,5 п. л.).

41. Погребняк Ю. В. Символичность интериоризованного дискурса // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-6: сб. ст. / отв. ред. И. С. Бессарабо-ва, Ю. Г. Семикина. — Волгоград: Изд-во ФГБОУ ВПО «РАНХиГС». Волгоградский филиал, 2012. — С. 298—305 (0,8 п. л.).

42. Погребняк Ю. В. Аспекты анализа интериоризованного дискурса как стилистического средства // Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 8 февр. 2012 г. / ВолГУ, ВГСПУ. - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2012. — С. 247—251 (0, 4 п. л.),

43. Погребняк Ю. В. Структурно-семантнческие типы взаимодействия слов автора и интериоризованного дискурса// Научное мнение: науч. журн. — 2012. — №4.— С. 12—16 (0,6 п. л.).

ПОГРЕБНЯК Юлия Владимировна

ХАРАКТЕРИСТИКИ ИНТЕРИОРИЗОВАННОГО ДИСКУРСА

Авторефер ат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Подписано к печати 02.07.12. Формат 60x84/16. Бум. офс. Гарнитура Times. Усл. печ. л. 2,4. Уч.-изд. л. 2,5. Тираж 120 экз. Заказ ТГС/ГЦГ

Издательство ВГСПУ «Перемена» Типография Издательства ВГСПУ «Перемена» 400131, Волгоград, пр. им. Ленина, 27

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Погребняк, Юлия Владимировна

Общая характеристика работы.

Глава I. Конститутивные признаки интериоризованного дискурса.

1. Определение понятия «интериоризованный дискурс».

2. Критерии выделения и признаки интериоризованного дискурса.

3. Аспекты анализа интериоризованного дискурса.

4. Психологическое обоснование условий функционирования интериоризованного дискурса.

5. Когнитивно-психологическое моделирование интериоризованного дискурса.

Выводы по главе 1.

Глава II. Когнитивно-семантические и литературно-художественные характеристики интериоризованного дискурса.

1. Вербализация бессознательного в интериоризованном дискурсе.

2. Образные характеристики интериоризованного дискурса.

3. Реализация концепта «Я» в интериоризованном дискурсе.

4. Специфика хронотопа интериоризованного дискурса.

5. Символичность интериоризованного дискурса.

Выводы по главе II.

Глава III. Формы и функции интериоризованного дискурса.

1. Художественно-композиционные формы интериоризованного дискурса.

2. Типология функций интериоризованного дискурса.

2.1. Когнитивно-семантические функции интериоризованного дискурса.

2.2. Психологические функции интериоризованного дискурса.

2.3. Художественно-композиционные функции интериоризованного дискурса.

Выводы по главе III.

Глава IV. Жанры и типы интериоризованного дискурса.

1. Структурирование жанров интериоризованного дискурса.

1.1. Интериоризованный дискурс с преобладанием понятийной составляющей.

1.2. Интериоризованный дискурс с преобладанием эмоционально-оценочной составляющей.

1.3. Интериоризованный дискурс с преобладанием образной составляющей.

2. Структурно-смысловые типы интериоризованного дискурса.

2.1. Классификация интериоризованного дискурса по глубине интериоризации.

2.2. Типы введения интериоризованного дискурса в художественное произведение.

2.3. Структурные типы взаимодействия слов автора и персонажа в художественном произведении.

2.4. Типы субъектно-адресатного взаимодействия в интериоризованном дискурсе.

Выводы по главе IV.

Глава V. Языковые особенности интериоризованного дискурса в контексте дискурсивного пространства современной культуры.

1. Лексико-грамматические характеристики интериоризованного дискурса.

2. Графические особенности интериоризованного дискурса.

3. Стилистическая редукция в интериоризованном дискурсе.

4. Глоссолалия и эхолалия в интериоризованном дискурсе.

5. Интериоризованный дискурс как стилистическое средство.

5.1. Интериоризованный дискурс в системе координат автор — персонаж — читатель».

5.2. Стилистическое взаимодействие смыслов интериоризованного дискурса и внешнего диалога персонажа.

5.3. Смысловое взаимодействие слов автора и интериоризованного дискурса персонажа.

5.4. Сложные случаи структурно-смыслового взаимодействия интериоризованного и экстериоризованного типов дискурса в художественном произведении.

5.5. Анализ интериоризованного дискурса как стилистического средства.

6. Место интериоризованного дискурса в пространстве современной культуры.

Выводы по главе V.

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Погребняк, Юлия Владимировна

Современная научная парадигма предполагает изучение какого-либо явления, в том числе лингвистического, с позиций различных областей знания. Описание различных типов дискурса предполагает многогранный взгляд и многоаспектный анализ этого явления.

Категория субъекта выступает на первый план в рамках антропоцентрической парадигмы и рассматривается с разных позиций в различных областях современного гуманитарного знания.

Под интериоризованным дискурсом мы понимаем особый тип дискурса, выделяемый на основании лингво-психологического критерия эгоцентричности, т. е. направленности высказывания субъекта на самого себя. Интериоризованный дискурс моделирует освоение мира субъектом «изнутри», в отличие от экстериоризованного дискурса, который, напротив, изображает освоение мира субъектом «извне».

Данная работа выполнена в русле теории дискурса и филологической герменевтики. Объектом исследования является интериоризованный дискурс, понимаемый как отражение автором художественного произведения мыслей и чувств персонажа, направленных на него самого, не предназначенных для других. Предмет исследования - способы репрезентации внутренней речи и когнитивных структур сознания индивида-персонажа в художественном тексте.

Интериоризованный дискурс - это создаваемая автором художественного произведения модель когнитивно-эмоционального восприятия и освоения мира субъектом. Субъект интериоризованного дискурса - явление многоуровневое и многоплановое, которое включает в себя такие психологические понятия, как «Я», «самость» и такие литературоведческие категории, как «авторское сознание», «квазисознание персонажа», «интенция автора», «читатель» и др. Лингвопсихологическим критерием выделения интериоризованного дискурса выступает эгоцентричность, т. е. направленность высказывания субъекта на самого себя. При этом воображаемый субъект-персонаж может быть назван «квазисубъектом», обладающим «квазисознанием», так как является вымышленным.

Интериоризованный дискурс выражается как запись автором художественного произведения мыслей персонажа, выраженных в виде голосовой или внутренней речи героя, либо не находящих такого выражения. Автор в зависимости от замысла придает мыслям персонажа определенную степень упорядоченности, тем самым задавая определенную степень интериоризации дискурса. Под интериоризованным дискурсом мы понимаем не только собственно внутренний монолог, но и внутренние образы, частично произносимые высказывания героя, шепотную речь, эмоциональные переживания, находящие то или иное выражение в структуре текста.

Особенностью интериоризованного дискурса в текстах художественных произведений является то, что внутренние мысли субъекта, которые, как правило, не получают вербального выражения в реальной жизни, за исключением шепотной речи и голосовой речи «для себя», облекаются в словесную форму автором произведения. Автор представляет непроизнесенные мысли и переживания персонажа от лица самого персонажа в тексте художественного произведения.

Актуальность темы исследования обусловлена следующими моментами:

1) потребностью в переосмыслении подходов к моделированию дискурса на базе современных теорий дискурса, необходимостью лингвистического осмысления результатов, полученных в смежных областях знания - психологии, когнитологии, семиотики, философии художественного творчества и др.;

2) важностью понимания глубинных смысловых механизмов, лежащих в основе построения художественного произведения;

3) необходимостью изучения растущего многообразия форм и жанров современной художественной литературы, возрастающей ролью психологизма в описании персонажей и недостаточной освещенностью новых литературных жанров в науке о языке;

4) важностью моделирования когнитивных процессов в сознании индивида, отраженных в художественном представлении и требующих экспликации в лингвистике.

В основу выполненного исследования положена следующая гипотеза: интериоризованный дискурс является средством экспликации внутреннего мира персонажа, имеет особые, только ему присущие лингвистически релевантные свойства и характеристики и может быть объективно описан с помощью специальных методов лингвистического анализа.

Целью работы является построение интегральной модели интериоризованного дискурса и комплексное описание его языковых, когнитивных и художественно-литературных характеристик.

Осуществление этой цели предполагает решение следующих задач:

1. Определить конститутивные признаки интериоризованного дискурса.

2. Разработать алгоритм его анализа.

3. Установить условия возникновения интериоризованного дискурса.

4. Описать когнитивные и художественно-литературные характеристики данного типа дискурса.

5. Установить формы и функции интериоризованного дискурса.

6. Построить его типологию.

7. Описать структурно-семантические и стилистические особенности интериоризованного дискурса.

8. Определить его место в структуре современного дискурсивного пространства культуры.

Научная новизна выполненного исследования заключается в том, что впервые предлагается интегральная модель интериоризованного дискурса, в которой определены его структурно-семантические и прагматические параметры, описан его базовый концепт «Я», раскрыты психологические условия его функционирования, определено его место в системе координат «автор - персонаж - читатель», что позволяет существенным образом уточнить онтологические параметры данного типа дискурса. Впервые выделяются когнитивные основания и языковые средства текстовой реализации разных видов интериоризованного дискурса, обеспечивающие своеобразие его форм. Также впервые проводится комплексное описание интериоризованного дискурса как стилистического средства, являющегося мощным орудием создания и раскрытия образа персонажа и обеспечивающего его единство с автором произведения.

Степень разработанности проблемы. Так как интериоризованный дискурс представляет собой моделирование работы сознания и внутренней речи индивида автором художественного произведения, то, как любое многоаспектное явление, его следует рассматривать комплексно одновременно с нескольких сторон.

Такой аспект интериоризованного дискурса, как особенности когнитивной деятельности человека, сопряженные с процессами речепорождения, неоднократно являлись объектом изучения в психолингвистике. В научной литературе сложилась традиция рассмотрения внутренней речи с позиций модели порождения речи. А. Р. Лурия, А. А. Леонтьев, Т. В. Ахутина, Н. И. Жинкин, А. А. Залевская, Ю. Н. Караулов, Ж. Пиаже, П. Я. Гальперин, С. Д. Кацнельсон, Е. Ф. Тарасов сходятся во мнении о том, что существует некоторый «промежуточный язык» между мышлением и вербализованным высказыванием, который в определенной степени соотносится с внутренней речью человека. В работах Д. Л. Спивака, К. Прибрама, Т. Н. Ушаковой, Дж. Брунера особое место уделяется единицам промежуточного уровня.

Вопросам психологических условий возникновения автокоммуникации посвящены работы таких ученых, как И. А. Бескова, В. А. Петровский, В. В. Кучеренко, В. Ф. Петренко и А. В. Россохина, Ч. Тарт, Л. И. Спивак и Д. Л Спивак.

Предпринимались также и попытки описания способов реализации когнитивных процессов в художественном произведении.

В научной литературе рассматривались в основном различные аспекты анализа внутренней речи, а также вопросы языкового моделирования когнитивных процессов в художественном произведении.

В трудах Ю. М. Лотмана, М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Г. П. Щедровицкого, И. П. Ильина, У. Эко, Н. Д. Голева, И. А. Щировой , В. И. Шаховского, Ю. М. Сергеевой, С. Хоружего, Г. И. Богина Р. Барта, Е. А. Яркиной исследуется некоторые характеристики художественно-трансформированной внутренней речи и языковой имитации реальной работы сознания. При этом указываются особенности взаимодействия автора, персонажа и читателя в художественном произведении.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что данное исследование вносит вклад в развитие лингвистики текста, теории дискурса и филологической герменевтики, характеризуя специфику художественного текста.

Предложенная в работе типология интериоризованного дискурса позволяет систематизировать языковые формы художественного моделирования когнитивных процессов и выявить языковые маркеры интериоризованного дискурса. Базой для такой систематизации впервые выступают концептуальные основы интериоризованного дискурса, для описания которого привлекаются данные смежных наук. Учитываются сущностные характеристики интериоризованного дискурса: (смысловые, структурные и жанровые), а также специфика расслоения авторского "Я", отражающаяся в особенностях субъектно-объектной организации текстового целого.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит также в выявлении роли когнитивных условий формирования интериоризованного дискурса, что вносит определенный вклад в теорию современной когнитивной лингвистики. Важным для лингвостилистики представляется уточнение признаков интериоризованного дискурса, выделение основных разновидностей данного типа дискурса, а также выявление связи между когнитивными основаниями формирования интериоризованного дискурса и различными его признаками и типами.

Выполненная работа базируется на теоретических трудах в области когнитивной лингвистики и когнитологии (Арутюнова 1981, 1999, 2011; Вежбицкая 1996; Карасик 2005; Лакофф 1988, 2004 а, б; Степанов 2007; Лангакер 1992; Линкер 2004; Демьянков 2005; Караулов 1981, 1987, 1989; Джемс 2001; Kosslyn, Ganis, Thompson 2006; Fodor 1976, 1998; Hermans 1987, 2001 a, b; Dennett 1998; Trabasso, Broek 1985; W. Kintsch, Britton, Fletcher, E.Kintsch, Mannes, Nathan 1993; E.Kintsch 1990; Churchland 1992; Pinker 1997;Vinueza 2000; Lakoff, Johnson 1980; Langacker 2008; Neisser 1976; Anderson 1976; Jackendoff 1983; Goffman 1974; Taylor 1989; Bruner , Oliver , Greenfield 1966; Chomsky 1968; Skinner 1957; Tulving 1985 и др.); психолингвистики (Лурия 1998; Леонтьев 1974; Гальперин 1957; Черниговская, Деглин 1984; Белянин 2000; Гинзбург 1974; Зимняя 1974; Сахарный 1989; Горелов 2001; Сорокин 1985; Brown 1991; Caron 2004; Field 2003, 2005; Gernsbacher 1994; Harley 2001 и др.); лингвосемиотики (Лотман 1996; Эко 1998, 2005; Барт 1989; Фуко 1977 и др.); теории текста и дискурса (Карасик 2002, 2007, 2010; Сахарова 2011; Олянич 2004; Левицкий 2006; Смирнов 1995; Мельчук 1999; Мыркин

1993; Гальперин 2008; Clark 1994; Goldmanl997; Bott 2007; Dijk 1980; Gumperz 1982 и др.); лингвостилистики (Дементьев 2010; Скребнев 2003; Будагов 1967; Белянин, Ямпольский 1982 и др.); интерпретации художественного текста (герменевтики) (Богин 1986, 1989, 1993, 2001; ван Дейк, Кинч 1988; Шлейермахер 2004; Iser 1999 и др.); теории художественного текста (Виноградов 1959; Бахтин, 1986, 1996; Падучева 1995; Барт 1994, 2004; Щедровицкий 1995; Пищальникова 1991; Молчанова 1988; Арнольд 1978; Рикёр 1998, 2000; Якобсон 1975, 1987; Barthes 1999; Hirsh 1999; Lacan 1999; Foucault 1977; Brooks, Warren 1943; Fraser 1964 и др.); лингвопрагматики (Пирс 2000; Clark, Bly 1995; Osgood 1980 и др.); литературной критики (Ильин 1998; Винокур 1927; Матвеева 2003; Frye 2000, 2001; Gary 2010; Wolfreys 2006 и др.); философии языка (Реферовская 1997, 1983; Кассирер 2001; Пастернак 2009; Радченко 2005; Геллнер 1962; Юнгер 2004, 2005; Сёрл 2010; Хайдеггер 1993; Портнов 1994; Bordieu 1991 и др.); теории языка (Арутюнова 1998; Гаспаров 1996; Гумбольдт 1985; Вайсгербер, Гадамер 1991; Fludernik 1993; Bloomfield 1933 и др.).

Практическая ценность выполненного исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в курсах по языкознанию, стилистике, риторике, в спецкурсах по психолингвистике, лингвистике текста и теории дискурса, филологической герменевтике, а также могут быть полезны специалистам в области когнитивной психологии.

Методологической основой исследования является положение о диалектической взаимосвязи языка и мышления, а также учение о рефлексии как базе возникновения и основе существования интериоризованного дискурса.

Для решения поставленных в диссертации задач использовались следующие методы: метод контекстуального, интерпретативного и интроспективного анализа; метод дефиниционного анализа и сравнительно-сопоставительный структурно-семантический анализ художественных текстов, классификационный подход; метод моделирования, суть которого состоит в разработке критериев выделения интериоризованного дискурса и в комплексном описании его свойств и характеристик; метод концептуального анализа, который заключается в выявлении ключевых слов и концептов отдельных отрезков интериоризованного дискурса и построении психологической доминанты личности того или иного персонажа, а также выявлении на базе этого основной идеи художественного произведения в целом.

Материал исследования. Материалом исследования послужили фрагменты интериоризованного дискурса из текстов художественной литературы современных русскоязычных и англоязычных авторов XX - начала XXI в. общим объемом около 15000 страниц. В качестве единицы анализа рассматривался текстовый фрагмент, представляющий собой акт осознанной либо неосознанной автокоммуникации, по Ю. М. Лотману.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Конститутивными признаками интериоризованного дискурса выступают а) необходимость характеристики персонажа через его мироощущение, противопоставленное осмысленному логически упорядоченному повествованию, описанию или рассуждению; б) диффузный характер ассоциаций, перетекающих друг в друга и образующих смысловой континуум; в) алогизм линейного построения высказываний, отличающихся неразвернутостью и незавершенностью; г) предельный субъективизм мировосприятия.

2. Интериоризованный дискурс представляет собой лингвистическую модель раскрытия внутреннего мира персонажа и включает следующие способы характеристики героев литературного произведения: а) внутренняя речь героя, б) описание сновидений, в) обрывочные эмоциональные реакции, г) мечтания, предположения и воспоминания, д) поток сознания.

3. Мотивационной основой возникновения интериоризованного дискурса является стремление персонажа к восстановлению возникшего в силу каких-либо внешних и / или внутренних обстоятельств душевного дискомфорта, стремление путем перехода в качественно другое, субъективное измерение реальности, сопряженное с сильными эмоциональными переживаниями персонажа, часто с измененными состояниями сознания, достичь целостности «Я», иногда путем изменения личности.

4. Интериоризованный дискурс предполагает выделение двух его взаимосвязанных сторон: а) когнитивные процессы и их речевые проявления (обрывочность, хаотичность, нелогичность, многоплановость, одновременность разворачивания мысли, эклектичность, диффузность, ассоциативность, интимность, смысловая размытость, эмоциональность, символичность), б) их реализация в художественном произведении в виде: 1) прямой речи (внутренний монолог, внутренний диалог, либо реплика); 2) несобственно-прямой речи; 3) условно интериоризованной речи; 4) «потока сознания», представляющего собой синтез первых трех форм.

5. Функции интериоризованого дискурса подразделяются на 1) когнитивно-семантические, которые присущи языку вообще и интериоризованному дискурсу в особенности (мыслеоформление,, ведение внутреннего диалога, тематическое и рематическое структурирование реальности, эмоционально-волевое самовыражение); 2) психологические, связанные с отображением внутреннего состояния субъекта (самоидентификация, саморегулирование, самопонимание); 3) художественно-композиционные, которые направлены на раскрытие замысла художественного произведения (психологизация образа, устранение автора из повествования, имитация естественности изображения образа, детализация и создание целостности образа, интимизация и индивидуализация повествования, актуализация лейтмотива).

6. Типология иитериоризованного дискурса может быть построена на основании следующих критериев: а) структурно-жанровые типы (интериоризованный дискурс с преобладанием понятийной, эмоционально-оценочной либо образной составляющей), б) глубина интериоризации (низкая, средняя и высокая степень); в) способы введения иитериоризованного дискурса в художественное произведение (прямое и косвенное указание на наличие иитериоризованного дискурса), г) структурные разновидности взаимодействия автора и персонажа в художественном произведении (слова автора предшествуют интериоризованному дискурсу; тематически обрамляют его, чередуются с ним, либо тесно с ним переплетены); д) субъектно-адресатное взаимодействие (обращение к себе как к другому лицу; обращение к так называемому второму «Я», или каким-либо аспектам «Я»; к образу другого персонажа художественного произведения; к прецедентному для какой-либо культуры образу, представленному в сознании субъекта; общение с персонифицированным образом неживого предмета или абстрактного явления).

7. Интериоризованный дискурс имеет следующие языковые особенности: а) лексико-грамматические (обрывающиеся фразы, короткие предложения; лексические и грамматические повторы; вопросительные конструкции; поэтические формы; наличие неологизмов - «складные» и «сборные» слова, намеренное искажение первоначальной формы слова; наличие иноязычных элементов; звукоподражание; нарушение правил пунктуации; нарушение правил разделения на фразы; нарочито полные и развернутые формы; смешение языковых средств различной стилевой и регистровой направленности; б) графические (написание с новой строки, графическое выделение ключевого слова или абзацев курсивом, жирным шрифтом или прописными буквами, растягивание букв или слогов путем их дефисного написания и повтора, использование знаков препинания вместо слов); в) стилистические (глоссолалия и эхолалия; кодовое перечисление; заместительные слова и междометия; стилистически значимое многоточие).

7. Существует система взаимодействия слов автора, речи персонажей и интериоризованного дискурса персонажей в тексте художественного произведения. Выделяется два типа взаимодействия смыслов интериоризованного дискурса и внешнего диалога персонажа: а) внешний диалог и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу (они взаимодополняют друг друга либо контрастируют друг с другом); б) внешний диалог и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу. Аналогичным образом противопоставляются два типа смыслового взаимодействия слов автора и интериоризованного дискурса персонажа: а) слова автора и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу и взаимодополняют друг друга, б) слова автора и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу. По интериоризованному дискурсу того или иного персонажа можно выстроить смысловое поле личности этого персонажа, определить ведущие темы в сознании того или иного героя, определить доминантные места его личности.

8. Характеристики интериоризованного дискурса соотносятся с особенностями современной культуры: персонализация, сетевой характер, клиповость, символический и виртуальный характер, гетерогенность, антигенеалогичность, темпоральная изменчивость, преодоление однозначности, множественность, переход границы между возможным и невозможным, скачок в непознанно вероятностное, скрещивание различных версий эволюции, бесконечно разветвляющееся смыслопорождение, использование нереференциальной модели знака (симулякра) и нелинейного принципа сочетаемости знаков, неограниченная игра означающих, разрушение границ между различными областями знания.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались автором на международных научных и научно-практических конференциях «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград, 2006); «Language, Individual & Society» (Болгария, 2010); «Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики» (Волгоград, 2010, 2011); «Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории» (Санкт-Петербург, 2006); «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире - 2» (Волгоград, 2008); «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире - 4» (Волгоград, 2010); «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире - 5» (Волгоград, 2011); на межрегиональных и региональных научных и научно-практических конференциях «Лингвистика и межкультурная коммуникация» (Волгоград, 2004); «Актуальные проблемы современной лингвистики и лингводидактики» (Волгоград, 2007); на межвузовских научно-практических конференциях «Проблемы гуманизации и гуманитаризации образования в высшей школе» (Волгоград, 2004); на семинарах научно-исследовательской лаборатории ВГСПУ «Аксиологическая лингвистика», а также на заседаниях кафедры русского языка как иностранного Волгоградского государственного социально-педагогического университета. По теме исследования опубликовано 43 работы общим объемом 45 п. л., включая монографию и 16 статей в журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии, а также списка справочных источников и списка источников текстовых примеров. В первой главе определяются конститутивные признаки интериоризованного дискурса. Вторая глава посвящена когнитивно-семантическим и литературно-художественным характеристикам рассматриваемого типа дискурса. Во третьей главе описываются его художественно-композиционные формы и различные группы его функций (когнитивно-семантические, психологические и художественно

Заключение научной работыдиссертация на тему "Характеристики интериоризованного дискурса"

Выводы по главе V

Языковые особенности интериоризованного дискурса вытекают из его смысловых особенностей. К лексико-грамматическим особенностям интериоризованного дискурса можно отнести 1) обрывающиеся фразы, короткие предложения; 2) лексические и грамматические повторы; 3) вопросительные конструкции; 4) поэтические формы;

5) неологизмы — «складные» и «сборные» слова, намеренное искажение первоначальной формы слова; 6) иноязычные элементы; 7) звукоподражания; 8) нарушение правил пунктуации; 9) нарушение правил разделения на фразы; 10) смешение языковых средств различной стилевой и регистровой направленности.

Интериоризованный дискурс также имеет некоторые графические особенности, такие как написание с новой строки, графическое выделение ключевого слова или абзацев курсивом, жирным шрифтом или прописными буквами, растягивание букв или слогов путем их дефисного написания и повтора, использование знаков препинания вместо слов.

Следующие стилистические особенности интериоризованного дискурса связаны с редукцией языковых элементов: 1) кодовым перечислением; 2) использованием заместительных слов и междометий;

3) употреблением стилистически значимого многоточия, которое используется в следующих случаях: а) персонажу эмоционально трудно говорить и / или думать на какую-либо тему; б) персонаж сталкивается с поразительными фактами; в) выражает сожаление и разочарование; г) указывает на какие-либо эмоционально значимые для него последствия; д) выражает сильное сомнение, неуверенность; е) выражает сильное возмущение.

Часто в интериоризованном дискурсе можно наблюдать такие стилистические приемы, как глоссолалия и эхолалия, которые как психические феномены не находят четкого объяснения в науке, но широко используются в художественной литературе как стилистический прием для описания напряженной внутренней работы сознания и бессознательных слоев личности.

Интериоризованный дискурс является средством эксплицитной характеристики героя произведения, которое призвано реализовать авторский замысел, не давая готовых оценок личности того или иного персонажа, а предоставляя возможность читателю самому делать выводы и давать оценки. Наиболее четко особенности интериоризованного дискурса как стилистического средства проявляются в характере его взаимодействия с экстериоризованным (т. е. вербализованным) дискурсом персонажа (персонажей) и автора произведения.

Выделяются два типа взаимодействия смыслов интериоризованного дискурса и внешнего диалога персонажа: 1) внешний диалог и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу: а) дополняют друг друга; б) контрастируют друг с другом; 2) внешний диалог и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу, однако какая-то ассоциативная связь может присутствовать. Можно также выделить два типа смыслового взаимодействия слов автора и интериоризованного дискурса персонажа: 1) слова автора и интериоризованный дискурс связаны друг с другом по смыслу и дополняют друг друга; 2) слова автора и интериоризованный дискурс не связаны друг с другом по смыслу.

При анализе интериоризованного дискурса следует учитывать смысловое пространство художественного произведения в целом. Взаимодействие пространств художественного текста в целом и интериоризованного дискурса в пределах этого текста дает важную информацию для понимания замысла автора в художественном произведении.

Как и любое стилистическое средство, интериоризованный дискурс следует подвергать тщательному рассмотрению в пределах художественного произведения. При его анализе следует учитывать все аспекты этого явления: глубину интериоризации, жанровую специфику, формы интериоризованного дискурса, пути введения интериоризованного дискурса в текст художественного произведения, хронотопическое и смысловое взаимодействие интериоризованного дискурса и экстериоризованного дискурса в пределах художественного произведения, необходимо проводить анализ базовых характеристик и функций, которые выполняет тот или иной отрывок интериоризованного дискурса, анализ интериоризованного дискурса с точки зрения субъектно-объектных отношений, а также с точки зрения его языковых особенностей, которые отражают специфику его смысловых особенностей.

Доля интериоризованного дискурса в современной культуре увеличивается, что связано с общей тенденцией возрастания интереса к личности, к анализу всех аспектов структуры Я субъекта.

Заключение

Интериоризованный дискурс мы рассматриваем как отражение автором внутренней речи и мыслей, переживаний персонажа в тексте художественного произведения. Интериоризованный дискурс репрезентирует процессы автокоммуникации, где объектом, на который направлено высказывание, является собственное Я субъекта. Центральным для интериоризованного дискурса выступает концепт «Я», роль которого в структуре личности невозможно преувеличить.

Интериоризованный дискурс включает в себя те явления психической жизни человека, которые не предназначены для других, а протекают и в определенной степени фиксируются субъектом как нечто, направленное на собственное Я. Естественно, что такие явления намеренно или ненамеренно скрываются от стороннего наблюдателя и не всегда находят вербальное выражение. По этим причинам их изучение весьма затруднительно. Однако в текстах художественных произведений эти явления представлены довольно полно и находят свое выражение. Естественно, что в текстах художественных произведений это уже не непосредственные психические явления, не собственно внутренняя речь, а некая ее модель, которая дает нам представление о том, как видится субъектом (в данном случае автором произведения) внутренний мир человека. Интериоризованный дискурс в текстах художественных произведений моделирует мысли и внутреннюю речь персонажей. Автор выражает эти мысли и чувства от лица самого персонажа.

В основе выделения интериоризованного дискурса лежит положение о тесной связи языка и мышления. Выделяемый многими исследователями промежуточный язык, являющийся переходным этапом между языком и мышлением и обладающий рядом специфических характеристик универсальность, анизотропность, образность, непроизносимость, сжатость и др.), моделируется интериоризованным дискурсом.

В художественном произведении ситуация возникновения интериоризованного дискурса связана с определенным психологическим настроем персонажа, часто сопряженным с измененными состояниями сознания. Интериоризованный дискурс показывает напряженную внутреннюю духовную работу персонажа, часто ведущую к перестройке его личности.

Способность человека к рефлексии, и особенно к саморефлексии, является философско-психологическим основанием построения интериоризованного дискурса. Сложность рассматриваемого нами явления обусловлена сложностью строения Я, которое лежит в основе построения интериоризованного дискурса. В Я учитываются разные аспекты — его существование в различных хронотопах, сознательное и бессознательное, уровни организации личности, расслоение Я. Моделирование дискурса с позиций «интериоризации / экстериоризации» дает возможность поэтапного рассмотрения всех слоев Я-структуры личности субъекта-персонажа в художественном произведении.

В некоторых жанрах художественной литературы, особенно в литературе психологизма, где описание личности персонажа является главной задачей, интериоризованный дискурс представлен особенно широко.

Пространство художественного произведения может быть смоделировано с позиций интериоризации / экстериоризации. Автор выбирает определенную степень интериоризации / экстериоризации дискурса персонажа в соответствии со своей творческой волей. Поле «интериоризации / экстериоризаци» дискурса необходимо рассматривать во взаимодействии с другими полями художественного произведения, такими как «сознательное / бессознательное», «реальное / ирреальное», «свое / чужое» или «Я / другой» и др., а также во взаимосвязи с хронотопической организацией произведения и с учетом системы координат «автор — персонаж — читатель», т. к. эти аспекты построения художественного произведения способны порождать новые смыслы, которые следует учитывать при анализе интериоризованного дискурса. Интериоризованный дискурс имеет свои особые признаки и характеристики, такие, например, как обрывочность, диффузность, определенная доля бессознательности, ассоциативность, образность, символичность, эклектичность, сжатость и др., которые будут усиливаться по мере «движения» по полю «интериоризации / экстериоризации» в сторону интериоризации и, соответственно, ослабевать по мере движения в сторону экстериоризации.

Интериоризованный дискурс имеет формы (прямая речь, несобственно-прямая речь, условно интериоризованная речь и «поток сознания») и группы функций (когнитивно-семантические, психологические и художественно-композиционные), отличные от форм и функций экстериоризованного дискурса, которые также будут усиливаться по мере «движения» по полю «интериоризации / экстериоризации» в сторону интериоризации.

Представленные в работе структурно-смысловые типы (по глубине интериоризации дискурса; по типам введения интериоризованного дискурса в художественное произведение; по структурному взаимодействию автора и персонажа; по субъектно-адресатному взаимодействию в художественном произведении) и жанровые типы интериоризованного дискурса (интериоризованный дискурс с преобладанием понятийной составляющей; интериоризованный дискурс с преобладанием эмоционально-оценочной составляющей; интериоризованный дискурс с преобладанием образной составляющей) не являются исчерпывающими и могут быть изменены и дополнены.

Выделенные в работе языковые особенности (лексико-грамматические, графические и стилистические) интериоризованного дискурса — не прямое, а опосредованное художественной волей автора произведения отражение смысловых особенностей интраперсональной коммуникации.

При анализе интериоризованного дискурса следует учитывать смысловое пространство художественного произведения в целом. Интериоризованный дискурс, являющийся мощным стилистическим средством эксплицитной характеристики персонажа художественного произведения, обязательно следует рассматривать в системе координат «автор — персонаж — читатель» для понимания замысла автора в художественном произведении, для определения его идиостиля.

Направленность интериоризованного дискурса на Я делает его популярным в современной культуре, также ориентированной на анализ внутренних резервов человеческой психики, на раскрытие творческой энергии субъекта. Замкнутость сознания современного человека на самом себе, полное или частичное отсутствие выхода на другие субъекты и взаимодействия с ними по каким-либо причинам обусловлены часто социальной обстановкой, отсутствием искренности общения либо отсутствием интереса к общению с другими со стороны самого субъекта или со стороны других субъектов. При отсутствии общения, полном либо частичном, создается крайняя напряженность сознания, что проявляется в аффективных состояниях и неадекватных поступках личности. Замкнутое на себе сознание ищет выход не вне, а внутрь себя, открывая для себя богатый мир подсознательного и бессознательного, тем самым компенсируя естественную потребность в общении.

Широкое присутствие интериоризованного дискурса в современной литературе вызвано индивидуализмом сознания, который характерен в основном для западных стран и становится все более типичным для России. Можно утверждать, что именно индивидуализм вызывает к жизни интериоризованный дискурс. Расширение границ сознания, выход в бессознательное, поиск новых форм выражения и интерпретации богатого накопленного опыта поколений заставляют людей обращаться к внутренним, еще неизученным ресурсам человека.

Такие характеристики современной культуры, как клиповость, ризоматичность, хаотичность, нелогичность, многоплановость, одновременность разворачивания мысли, креативность, эклектичность, диффузность, ассоциативность, интимность, эмоциональность, образность, символичность, определенная степень бессознательности, специфический хронотоп и др., порождаемые обращением человека к глубинному пласту своей психики, в полной мере находят отражение в интериоризованном дискурсе. Именно в интериоризованном дискурсе, порождаемом глубинными слоями психики человека, моделируется прогнозирование субъектом будущего.

На основании вышеизложенного можно сделать прогноз — доля интериоризованного дискурса в культуре будет расти, т. к. уже сегодня намечается тенденция расширения рамок его применения.

Выяснение типологически общих черт интериоризованного дискурса, а также частных его черт в различных авторских реализациях дает возможность для дальнейшего изучения когнитивной структуры творческого сознания и индивидуальных авторских стилей, поскольку именно в создаваемом отдельным писателем интериоризованном дискурсе наиболее ярко проявляется специфика творчества этого писателя. Ведь именно на уровне интериоризованного дискурса происходит реализация очень тонких смысловых элементов. Это, в свою очередь, открывает дальнейшие теоретические и практические перспективы современного исследования текста с субъектной доминантой для литературоведения, психолингвистики, лингвистики, когнитивистики.

В области когнитивистики изучение интериоризованного дискурса сопряжено с центральными проблемами когнитивного подхода, определенными В. В. Петровым и В. И. Герасимовым: 1) структуры представления различных типов знания; 2) способы концептуальной организации знаний в процессах понимания и построения языковых сообщений [Петров, Герасимов, 1988], т. к. именно в интериоризованном дискурсе отражены представления автора художественного произведения о способах приобретения, хранения и выражения знаний индивидом.

Изучение интериоризованного дискурса в плане когнитивной науки интересно также с точки зрения способов работы сознания индивида. Субъективность мышления того или иного человека находит яркое отражение в интериоризованном дискурсе через такие категории когнитивистики, как набор концептов, организация концептосферы, картина мира, фреймы, сценарии, смысловые доминанты, ассоциативные цепочки и др. В плане психолингвистики представляется важным рассмотрение особенностей интериоризованного дискурса с позиций порождения речевого высказывания, т. к. элементы модели речепорождения, представленные в художественном произведении, являются своеобразным отражением представлений о реальном процессе порождения высказывания. В области литературоведения исследование интериоризованного дискурса связано с разработкой таких вопросов, как дальнейшее изучение категорий «автор», «персонаж», «читатель», описание сложной системы их отношений в различных вариациях (автор — читатель, автор — персонаж, персонаж — автор и др.), соотношение реального, вымышленного и художественного хронотопов, уточнение категорий диалогичности и адресованности художественного произведения, описание форм речи и выразительных средств в литературном произведении, исследование способов построения и реализации авторского замысла и его интерпретация.

Список научной литературыПогребняк, Юлия Владимировна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абелюк Е. С., Поливанов К. М. История русской литературы XX века: Книга для просвещенных учителей и учеников: в 2 кн. Кн. 1 : Начало XX века. — М. : Нов. лит. обозрение, 2009. — 296 с.

2. Аветисова С. О. Лексико-семантические аспекты интерпретации внутренней монологической речи: на материале текстов американской литературы XX в. и их русских переводов : дис. . канд. филол. наук. — Краснодар, 2005. — 185 с.

3. Автономова Н. С. Открытая структура: Якобсон — Бахтин — Лотман — Гаспаров. — М. : Рос. полит, энцикл., 2009. — 503 с.

4. Автономова Н. С. Познание и перевод. Опыт философии языка — М. : Рос. полит, энцикл., 2008. — 704 с.

5. Адмони В. Г. Система форм речевого высказывания. — СПб. : Наука, 1994. — 151 с.

6. Андреева В. А. Текстовые и дискурсные параметры литературного нарратива (на материале современной немецкоязычной прозы) : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — СПб., 2009. — 35 с.

7. Арнольд И. В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста // Иностранные языки в школе. — 1978. — № 4. — С. 23—31.

8. Арутюнова Н. Д. Будущее в языке // Лингвофутуризм. Взгляд языка в будущее / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. — М. : Изд-во «Индрик», 2011 — С. 6—11.

9. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. — М. : Наука, 1976. — 383 с.

10. Арутюнова Н. Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. — 1981. — № 4. — С. 356—367.

11. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. — М. : Яз. рус. культуры, 1999. — 896 с.

12. Ахманова О. С. О психолингвистике. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1957. — 64 с.

13. Ахутина Т. В. Единицы речевого общения, внутренняя речь, порождение речевого высказывания // Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М. : Наука, 1985. — С. 99—115.

14. Аюпова С. Б. Категории пространства и времени в языковой художественной картине мира (на материале прозы И. С. Тургенева) // Филол. науки. — 2011. —№ 1. —С. 43—45.

15. Бабушкин А. П. «Возможные миры» в семантическом пространстве языка. — Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 2001. — 86 с.

16. Барсук Л. В. Психические закономерности познания и их отражение в речевой организации индивида // Проблемы психолингвистики: слово и текст. — Тверь : Твер. гос. ун-т, 1993. — С. 19—23.

17. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов / пер. Г. К. Косикова // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв.: трактаты, статьи, эссе. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1987. — С. 387—422.

18. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: пер. с фр. / сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. — М. : Прогресс, 1989. — 616 с.

19. Барт Р. Империя знаков: сб. заметок по итогам путешествия по Японии / пер. Я. Г. Бражниковой. — М. : Праксис, 2004. — 143 с.

20. Барт Р. Миф сегодня // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М. : Прогресс: Универс, 1994. — С. 72—130.

21. Барт Р. Эффект реальности // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М. : Прогресс: Универс, 1994. — С. 392—400.

22. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М. : Худож. лит., 1975. 504 с.

23. Бахтин М. М. Собрание сочинений: в 7 т. — Т. 5. Работы 1940—1960 гг. — М. : Рус. словари, 1996. — 731 с.

24. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — 2-е изд. — М. : Искусство, 1986, —445 с.

25. Безлепкин Н. И. Философия языка в России: К истории русской лингвофилософии. — СПб. : Искусство-СПБ, 2002. — 272 с.

26. Белякова Н. А. Чужое слово во внешней и внутренней речи: на материале англоязычного художественного текста: дис. . канд. филол. наук. — СПб., 2005.— 164 с.

27. Белянин В. П. Основы психолингвистической диагностики (Модели мира в литературе). — М. : Тривола, 2000. — 248 с.

28. Белянин В. П. Психолингвистические аспекты художественного текста. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1988. — 120 с.

29. Белянин В. П. Системность лексики текста как отражение системности картины мира автора // Психолингвистические исследования: звук, слово, текст. — Калинин : Калин, гос. ун-т, 1987. — С. 135—144.

30. Белянин В. П. Психологическое литературоведение. Текст как отражение внутренних миров автора и читателя. — М. : Генезис, 2006. — 320 с.

31. Белянин В. П., Ямпольский Л. Т. Экспериментальное выявление психологического тезауруса жанра текста // Общение: структура и процесс. — М. : Ин-т языкознания АН СССР. — 1982. — С. 90—100.

32. Бердяев Н. А. Самопознание (опыт философской автобиографии). — М. : Междунар. отношения, 1990. — 336 с.

33. Березина Т. Н. Пространственно-временные особенности внутреннего мира личности : дис. . д-ра психол. наук. — М., 2003. — 382 с.

34. Берестнев Г. И. Лингвистика сновидений // Лингвофутуризм. Взгляд языка в будущее / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. — М. : Изд-во «Индрик», 2011. — С. 403—413.

35. Бескова И. А. Эволюция и сознание: новый взгляд. — М. : Изд-во «Индрик», 2002. —256 с.

36. Бескова И. А., Герасимова И. А., Меркулов И. П. Феномен сознания. — М. : Прогресс — Традиция, 2010. — 367 с.

37. Бессонова С. Ю. Характеристика индивидуального стиля внутреннего диалога при чтении художественной литературы и его формирование у студентов гуманитарного вуза: дис. . канд. психол. наук. — Пятигорск, 1998. —209 с.

38. Бибихин В. В. Язык философии. — М. : Яз. слав, культуры, 2002. — 416 с.

39. Бобырева Е. В., Черничкина Е. К. Дискурсивные особенности коммуникативной компетенции.— Волгоград : Парадигма, 2011. — 263 с.

40. Богатова С. М. Пространство, управляющее временем (опыт когнитивной интерпретации хронотопа) // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: Лингвистика и межкультурная коммуникация. — 2010. —№2. — С. 34—39.

41. Богин Г. И. Субстанциальная сторона понимания текста. — Тверь : ТвГУ, 1993, — 137 с.

42. Богин Г. И. Схемы действий читателя при понимании текста. — Калинин : КГУ, 1989. —70 с.

43. Богин Г. И. Типология понимания текста. — Калинин : КГУ, 1986. — 86 с.

44. Богин Г. И. Обретение способности понимать: Введение в филологическую герменевтику. — М. : Психология и Бизнес ОнЛайн, 2001. — URL : http://www.superlinguist.com/index (дата обращения: 14.03.2012).

45. Бойко С. С., Тюпа В. И. Литература и ментальность // Филол. науки. — 2010. — № 1, —С. 120—124.

46. Болотнова Н. С. Коммуникативная стилистика текста. Словарь-тезаурус. — М. : Флинта, Наука, 2009. — 386 с.

47. Бонецкая Н. К. «Образ автора» как эстетическая категория // Контекст: Литературно-теоретические исследования / отв. ред. Н. К. Гей. — М. : Наука, 1986. —С. 241—268.

48. Борботько В. Г. Принципы формирования дискурса. От психолингвистики к лингвосинергетике. — М. : Эдиториал УРСС, 2006 . — 288 с.

49. Борев Ю. Б. Теория художественного восприятия и рецептивная эстетика // Художественная рецепция и герменевтика. — М. : Наука, 1985. — С. 3—68.

50. Брандес М. П. Стиль и перевод (на материале немецкого языка). — М. : Высш. шк., 1988. — 127 с.

51. Бровина А. В. Сопоставительный анализ языковых средств выражения несобственно-прямой речи в немецком и русском языках: дис. . канд. филол. наук. — Екатеринбург, 2003. — 214 с.

52. Брунер Дж. Онтогенез речевых актов / пер. с англ. В. Голода // Психолингвистика. — М. : Прогресс, 1984. — С. 21—49.

53. Бубличенко М. М. Тайны второго «Я», или Подсознание правит миром. — Ростов н/Д.: Феникс, 2008. — 234 с.

54. Будагов Р. А. Литературные языки и языковые стили. — М. : Высш. шк., 1967, — 376 с.

55. Бутакова Л. О. Авторское сознание как базовая категория текста: когнитивный аспект : дис. д-ра филол. наук. — Омск, 2001. — 459 с.

56. Вайсгербер Й. Л. Родной язык и формирование духа. — М. : Эдиториал УРСС, 2004. — 232 с.

57. Вдовина Г. В. Язык неочевидного. Учение о знаках в схоластике XVII века. — М. : Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2009. — 648 с.

58. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. — М. : Рус. словари, 1996. — 416 с.

59. Вербицкая М. В. Теория вторичных текстов (на материале современного английского языка). — М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. — 220 с.

60. Виноградов В. В. Избранные труды. Т. 5. О языке художественной прозы. — М. : Наука, 1980. — С. 57—98.

61. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. — М.: Гослитиздат, 1959. С. 5—84.

62. Винокур Г. О. Критика поэтического текста. — М. : Гос. акад. худож. наук, 1927. — 134 с.

63. Войшвилло Е. К. Понятие.— М. : Изд-во Моск. ун-та, 1967. — 284 с.

64. Воркачев С. Г., Воркачева Е. А. Метафора в семантике концепта happiness // Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания. — Волгоград : Колледж, 2002. — С. 40—45.

65. Ворожбитова А. А. Теория текста: Антропоцентрическое направление. — М. : Высш. шк., 2005. — 368 с.

66. Выготский JI. С. Мышление и речь. — 5-е изд., испр. — М. : Лабиринт, 1999. —352 с.

67. Гадамер X. Г. Язык и понимание. Актуальность прекрасного. — М. : Прогресс, 1991. — 652 с.

68. Гаибова М. Г. Пути и способы выявления образа автора во внутренней речи персонажа : учеб. пособие для фак. ун-тов и пед. вузов. — Баку : АГУ, 1984.147 с.

69. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. —6-е изд.

70. М. : Эдиториал УРСС, 2008. — 144 с.

71. Гальперин П. Я. К вопросу о внутренней речи // Доклады Академии педагогических наук РСФСР. — 1957. — №4. — С. 55—59.

72. Гарин И. И. Век Джойса. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2002. — 848 с.

73. Гаспаров Б. Н. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования.

74. М. : Нов. лит. обозрение, 1996. — 352 с.

75. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо — Психо — Логос. — М. : Прогресс: Культура, 1995. —480 с.

76. Геллнер Э. Слова и вещи. Критический анализ лингвистической философии и исследование идеологии. — М. : Изд-во иностр. лит., 1962. — 344 с.

77. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики / общ. ред., послесл. и коммент. Л. М. Скрелиной. — М. : Погресс, 1992. — 224 с.

78. Гинзбург Г. Л. Знаковые проблемы психолингвистики // Основы теории речевой деятельности / отв. ред. А. А. Леонтьев. — М. : Наука, 1974. — С. 81—105.

79. Гинзбург Е. Л., Пестова В. А., Степанов В. Г. Операция сжатия как средство форсированной реконструкции текста // Теория речевой деятельности. — М. : Наука, 1968. — С. 101—104.

80. Гирин Ю. Н. Системообразующие концепты культуры авангарда // Авангард в культуре XX века (1900—1930 гг.). Теория. История. Поэтика : в 2 кн. (под ред. Ю. Н. Гирина). — М. : ИМЛИ РАН, 2010. — Кн. 1,— С. 77—156.

81. Гоготишвили Л. А. Теория П. Флоренского о корреляции изобразительных и языковых приемов (обратная перспектива и «круглый» дискурс) // Вопр. философии. —2010.—№ 11, —С. 114—124.

82. Голев Н. Д. О внутренней форме художественного текста (на материале рассказов В. М. Шукшина) // В. М. Шукшин. Жизнь и творчество : тез. докл. IV Всерос. науч.-практ. конф. — Барнаул : Изд-во АГУ, 1997а. — С. 113— 115.

83. Головачева А. В. Стереотипные ментальные структуры и лингвистика текста. — М. : Ин-т славяноведения РАН, 2000. — 161 с.

84. Горбов А. А. Топ-метод экспресс-номинации эконом-класса: о русских именных композитах с атрибутивным элементом в препозиции к вершине // Вопр. языкознания. — 2010. — № 6. — С. 26—36.

85. Горелов И. Н., Седов К. Ф. Основы психолингвистики. — М. : Лабиринт, 1998, —256 с.

86. Горелов И. Н., Седов К. Ф. Основы психолингвистики. — М. : Лабиринт, 2001. —304 с.

87. Гостев А. А. Образная сфера человека. — М. : ИП РАН, Всерос. науч.-исслед. центр традиционной народной медицины «ЭННОМ», 1992. — 194 с.

88. Греймас А. Ж., Фонтаний Ж. Семиотика страстей: от состояния вещей к состоянию души / пер. с фр. — М. : Эдиториал УРСС, 2007. — 336 с.

89. Гримак Л. П. Общение с собой: начала психологии активности. — М. : Политиздат, 1991. — 320 с.

90. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. — М. : Прогресс, 1985. — 448 с.

91. Гусева Г. В. Типологические характеристики вербализованной внутренней речи : дис. . канд. филол. наук. — Тула, 2002. — 176 с.

92. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени // Его же. Собрание сочинений; пер. с нем. В. И. Молчанова. — М. : Гнозис, 1994. — Т. I, —162 с.

93. Дейк Т. А. ван и Кинч В. Стратегии понимания связного текста / пер. с англ. В. Б. Смиренского // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивныеаспекты языка / под ред. В. В. Петрова, В. И. Герасимова. М. : Прогресс, 1988. —С. 153—211.

94. Дементьев В. В. Теория речевых жанров. — М. : Знак, 2010. — 600 с.

95. Демьянков В. 3. Когниция и понимание текста // Вопр. когнитивной лингвистики. — 2005. — № 3. — С. 5—10.

96. Демьянков В. 3. Продуцирование, или порождение речи // Краткий словарь когнитивных терминов / Е. С. Кубрякова, В. 3. Демьянков, Ю. Г. Панкрац и др. / под общ. ред. Е. С. Кубряковой. — М. : Филол. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова, 1996.— С. 129—134.

97. Демьянков В. 3. Интерпретация как инструмент и как объект лингвистики // Вопр. филологии. — 1999. — № 2. — С. 5—13.

98. Джемс У. Личность // Психология самосознания: хрестоматия. — Самара : Изд. Дом «БАХРАХ-М», 2007. — С. 7^4.

99. Джемс У. Психология / пер. с англ. — М. : Педагогика, 1991. — С. 56—80.

100. Дубровский В. Н. Концепции пространства — времени. — М. : Наука, 1991. — 168 с.

101. Дымарский М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX—XX вв.). — М. : Эдиториал УРСС, 2006.296 с.

102. Дымарский М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст.

103. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. — 281 с.

104. Жане П. Психический автоматизм. Экспериментальное исследование низших форм психической деятельности человека. — СПб. : Наука, 2009. — 500 с.

105. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. — М. : Наука, 1982. — 157 с.

106. Жинкин Н. И. Язык. Речь. Творчество. — М. : Лабиринт, 1998. — 366 с.

107. Журавлев И. В., Никитина Е. С., Сорокин Ю. А. и др.. Психосемиотика телесности. —М. : Либроком, 2009. — 152 с.

108. Зайцева И. А. Формирование художественного психологизма в прозе М. Ю. Лермонтова : дис. канд. филол. наук. — М., 1983. — 199 с.

109. Залевская А. А. Актуальные подходы к психолингвистическому исследованию лексики // Проблемы психолингвистики: слово и текст. — Тверь : Твер. гос. ун-т, 1993. — С. 5—18.

110. Залевская А. А. Индивидуальное знание. Специфика и принципы функционирования. — Тверь : Изд-во Твер. гос. ун-та, 1992. — 136 с.

111. Залевская А. А. Информационный тезаурус человека как база речемыслительной деятельности // Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М. : Наука, 1985. — С. 150—170.

112. Залевская А. А. Концептуальная интеграция как базовая ментальная операция // Слово и текст: психолингвистический подход. — Тверь : Твер. гос. ун-т, 2004. — Вып. 2. — С. 56—71.

113. Залевская А. А. Роль теории в экспериментальных психолингвистических исследованиях лексики // Психолингвистические исследования: звук, слово, текст. — Калинин : Калин, гос. ун-т, 1987. — С. 34—49.

114. Зимняя И. А. Речевая деятельность и психология речи // Основы теории речевой деятельности / отв. ред. А. А. Леонтьев. — М. : Наука, 1974. — С. 64—72.

115. Зимняя И. А. Функциональная психологическая схема формирования и формулирования мысли посредством языка // Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М. : Наука, 1985. — С. 85—98.

116. Зись А. Я., Стафецкая М. П. Обострение интереса к смысловой интерпретации искусства и методологические искания герменевтики //

117. Художественная рецепция и герменевтика. — М. : Наука, 1985. — С. 115—133.

118. Измагурова В. JI. Внутренний диалог как механизм развития сознания : дис. . канд. психол. наук. — М., 2006. — 193 с.

119. Изотова Н. В. Представление сновидений в прозе А. П. Чехова // Лингвофутуризм. Взгляд языка в будущее / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. — М. : Изд-во «Индрик», 2011. — С. 435—447.

120. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. — М. : Интрада, 1998. — 254 с.

121. Ильинова Е. Ю. Концептуализация вымысла в языковом сознании и тексте : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — Волгоград, 2009. — 41 с.

122. Ионова С. В. Аппроксимация содержания вторичных текстов: дис. . д-ра филол. наук. — Волгоград, 2006. — 459 с.

123. Ионова С. В. Когнитивный подход к исследованию текстовой эмотивности // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2: Филология. Журналистика.2000, —Вып. 5. —С. 116—121.

124. Ионова С. В. Фомирование смысловой доминанты вторичного текста // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2: Языкознание. 2002. — Вып. 2. — С. 68—77.

125. Исенбаева Г. И. Методология порождения вторичного текста: когнитивный аспект : дис. . д-ра филол. наук. — Уфа, 2010. — 417 с.

126. Кандинский В. В. Точка и линия на плоскости. — СПб. : Азбука-классика, 2005. —С. 63—232.

127. Карасик В. И., Прохвачева О. Г., Зубкова Я. В. и др.. Иная ментальность.

128. М. : Гнозис, 2005. — 352 с.

129. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград : Перемена, 2002. — 480 с.

130. Карасик В. И. Языковые ключи. — Волгоград : Парадигма, 2007. — 520 с.

131. Карасик В. И. Языковая кристаллизация смысла. — Волгоград: Парадигма, 2010. — 422 с.

132. Караулов Ю. Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. — М. : Наука, 1989. — С. 3—8.

133. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М. : Наука, 1987.263 с.

134. Караулов Ю. Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. — М.: Наука, 1981. — 366 с.

135. Kapp Д. История, художественная литература и человеческое время // Философия и общество. Научно-теоретический журнал. — 2011. — № 1 (61).1. С. 160—179.

136. Кассирер Э. Философия символических форм. — Т. I. Язык. — М.— СПб. : Универ. кн., 2001. 271 с.

137. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. — Л. : Наука, 1972. —213 с.

138. Киклевич А. К. Язык — личность — диалог (некоторые экстраполяции социоцентрической концепции М. М. Бахтина) // Диалог, карнавал, хронотоп. — 1993. — № 1 /2/. — С. 9—19.

139. Кириллова Т. В. Внутренняя речь в аспекте интраперсональной коммуникации : дис. . канд. филол. наук. — Самара, 2011. — 183 с.

140. Клюканов И. Э. О системном анализе коммуникативной деятельности // Проблемы психолингвистики: слово и текст. — Тверь : Твер. гос. ун-т, 1993.1. С. 139—150.

141. Ковтун Е. Н. Поэтика необычайного: художественные миры фантастики, волшебной сказки, притчи и мифа (на материале европейской литературы первой половины XX века) : моногр. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1999. — 308 с.

142. Коледа С. Моделирование бессознательного. Практика НЛП в российском контексте. — М.: Ин-т общегуманит. исследований, 2000. — 224 с.

143. Колесов В. В. Образность «Слова»: энциклопедия «Слова о полку Игореве»: в 5 т. — СПб. : Дмитрий Буланин, 1995. — Т. 3. — С. 338—342.

144. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. — М. : Просвещение, 1972. — 113 с.

145. Костина А. В. Тенденции развития культуры информационного общества: анализ современных информационных и постиндустриальных концепций. URL : http://www. zpu-journal. ru/e-zpu/2009/4/KostinaInformationSociety/.

146. Кравченко А. В. Язык и восприятие. Когнитивные аспекты языковой категоризации. — Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2004. — 206 с.

147. Красавский Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. — Волгоград : Перемена, 2001. — 495 с.

148. Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? — М. : Гнозис, 2003. —375 с.

149. Кучеренко В. В., Петренко В. Ф., Россохин А. В. Измененные состояния сознания: психологический анализ // Вопр. психологии. — 1998. — № 3. — С. 70—78.

150. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи. Что категории языка говорят нам о мышлении. — М. : Яз. славян, культуры, 2004. — 792 с.

151. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов / пер. с англ. Р. И. Розиной // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка / под ред. В. В. Петрова, В. И. Герасимова. — М. : Прогресс, 1988. — С. 12—51.

152. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. — М. : Эдиториал УРСС, 2004. — 256 с.

153. Лангаккер Р. У. Когнитивная грамматика. — М. : ИНИОН РАН, 1992. — 56 с.

154. Левина С. Д. Модально-референциальные аспекты модернистского текста: на материале произведений М. А. Булгакова и В. В. Набокова: автореф. дис. . канд. филол. наук. — СПб., 2001. — 28 с.

155. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. — М. : Республика, 1994. — 384 с.

156. Левицкий Ю. А. Лингвистика текста. — М. : Высш. шк., 2006. — 207 с.

157. Леонова H. М. Прагматика обращенности внутренней речи в немецких и русских художественных текстах : дис. . канд. филол. наук. — Тамбов, 2005. — 162 с.

158. Леонтьев А. А. Слово в речевой деятельности. — М. : Наука, 1965. — 245 с.

159. Леонтьев А. А. Язык, речь, речевая деятельность. — М. : Просвещение, 1969. —214 с.

160. Леонтьев А. А. Основные проблемы и направления исследования речи // Основы теории речевой деятельности / отв. ред. А. А. Леонтьев. — М. : Наука, 1974. — С. 328—332.

161. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. — М. : Смысл, 1999. — 288 с.

162. Леонтьев А. А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания / 2-е изд., стер. — М. : Эдиториал УРСС, 2003. — 312 с.

163. Леонтьев Д. А. Психология смысла. — М. : Смысл, 2007. — 511 с.

164. Леонтович О. А. Методы коммуникативных исследований. — М. : Гнозис, 2011. —224 с.

165. Липовецкий M. Н. Паралогии. Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920—2000-х годов / Научное приложение. Вып. LXX. — М. : Нов. лит. обозрение, 2008. — 848 с.

166. Лихачев Д. С. Очерки по философии художественного творчества. — СПб. : Рус.-Балт. информ. центр «БЛИЦ», 1996. — 158 с.

167. Ловчинский Н. А. Образы пространства в современной русской постмодернистской поэзии: автореф. дис. . канд. филол. наук. — Волгоград, 2010. — 12 с.

168. Логинов А. В. Вопросительное предложение во внутренней речи персонажа художественного произведения. — Мичуринск : МГПИ, 2007. — 175 с.

169. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. — М. : Академ, проект, 2008. — 303 с.

170. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек. Текст — Семиосфера

171. История. — М. : Яз. рус. культуры, 1996. — 447 с.

172. Лукин В. А. Художественный текст. Основы лингвистической теории и элементы анализа. — М. : Изд-во «Ось — 89», 1999. — 192 с.

173. Лурия А. Р. Основные проблемы нейролингвистики. — М. : Либроком, 1998. —256 с.

174. Лурия А. Р. Язык и сознание. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1979. — 319 с.

175. Львов А. В. Духовный опыт сновидений: в поисках философской онейрологии // Экзистенциональный опыт и когнитивные практики в науках и теологии / под ред. И. Т. Касавина, В. П. Филатова, М. О. Шахова. — М. : Альфа-М, 2010. — С. 499—509.

176. Макаров М. Л. Основы теории дискурса. — М. : Гнозис, 2003. — 280 с.

177. Максимов В. И. Стилистика и литературное редактирование / под ред. В. И. Максимова. — М. : Гардарики, 2007. — 651 с.

178. Мамардашвили М. Формы и содержание мышления. — М. : Азбука, 2011.288 с.

179. Матвеева Н. И. Нарративная структура англоязычного художественного дискурса : на материале романов «потока сознания» начала XX века : дис. . канд. филол. наук. — М., 2003. — 192 с.

180. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа / РАН. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — 3-е изд., репринт. — М. : Вост. лит., 2000. — 407 с.

181. Мельчук И. А. Опыт теории лингвистических моделей «СМЫСЛ-ТЕКСТ». — М. : Яз. рус. культуры, 1999. — 346 с.

182. Миллер Дж., Хомский Н. Введение в формальный анализ естественных языков. — М. : Эдиториал УРСС, 2003. — 64 с.

183. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного / пер. с англ. М. А. Дмитровской // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка / под ред. В. В. Петрова, В. И. Герасимова. — М. : Прогресс, 1988.

184. Молчанова Г. Г. Методы исследования в межкультурной коммуникации: символ как когнитивная память культуры // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2011. — № 1. — С. 7—24.

185. Молчанова Г. Г. Семантика художественного текста (импликативные аспекты коммуникации). — Ташкент: ФАН, 1988. — 163 с.

186. Москальчук Г. Г. Структура текста как синергетический процесс. — М. : Эдиториал УРСС, 2003. — 296 с.

187. Музычук Т. Л. Структурно-семантическая организация и языковые средства выражения невербальной речи персонажа в эмоциональном диалоге художественной прозы : автореф. дис. . канд. филол. наук. — М., 2004. — 21 с.

188. Мурзин Л. Н., Штерн А. С. Текст и его восприятие. — Свердловск : Изд-во Урал, ун-та, 1991. — 171 с.

189. Мыркин В. Я. Язык — речь — контекст — смысл. — Архангельск : Изд-во Помор, гос. ун-та, 1993. — 100 с.

190. Мягкова Е. Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического исследования. — Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1990. — 109 с.

191. Набоков В. Джеймс Джойс «Улисс» (1922) / пер. Е. Касаткиной // Лекции по зарубежной литературе. М. : Независимая газета, 2000. — С. 367—464.

192. Назарец В. H., Сиднин И. Н. Формы выражения подтекста в речи персонажей художественного произведения // Текст как реальность: содержание и форма. — Тула, 1994. — С. 2—8.

193. Некрасова Е. А., Бакина М. А. Языковые процессы в современной русской поэзии. — М. : Наука, 1982. — 312 с.

194. Никифорова Е. Б. Семантическая эволюция лексической системы русского языка: тенденции, векторы, механизмы. — Волгоград : Изд-во ВГПУ «Перемена», 2008. — 327 с.

195. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / под ред. В. JI. Иноземцева. — М. : Academia, 1999. — 640 с.

196. Новикова А. В. Лингвистический анализ реализации возможных миров в художественном тексте : дис. . канд. филол. наук. —Пермь, 2010. — 170 с.

197. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8: Лингвистика текста / отв. ред. Т. М. Николаева. — М. : Прогресс, 1978. — 479 с.

198. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9: Лингвостилистика / отв. ред. И. Р. Гальперин. — М. : Прогресс, 1980. — 430 с.

199. Олянич А. В. Презентационная теория дискурса. — Волгоград : Парадигма, 2004. — 508 с.

200. Омелькина О. В. Несобственно-прямая речь как лингвопрагматическая категория (на материале немецкоязычной прозы) : дис. . канд. филол. наук. — Самара, 2007. — 150 с.

201. Остин Дж. Избранное / пер. с англ. Л. Б. Макеевой, В. П. Руднева. — М. : Идея-Пресс, Дом интел. кн., 1999. — С. 247—289.

202. Падучева Е. В. В. В. Виноградов и наука о языке художественной прозы // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. — 1995. — Т. 54. — № 3. — С. 39^8.

203. Падучева Е. В. Говорящий как наблюдатель: Об одной возможности применения лингвистики в поэтике // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. — 1993. — Т. 52.—№3, —С. 33—44.

204. Папина А. Ф. Текст: его единицы и глобальные категории. — М. : Эдиториал УРСС, 2002. — 368 с.

205. Пастернак Е. JI. Формирование основных направлений французской лингвистической мысли XVIII века. — М. : ЛИБРОКОМ, 2009. — 208 с.

206. Петров В. В., Герасимов В. И. На пути к когнитивной модели языка (вступительная статья) // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23: Когнитивные аспекты языка / под ред. В. В. Петрова, В. И. Герасимова. М. : Прогресс, 1988. — С. 5—11.

207. Петров Ю. А. Азбука логичного мышления. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1991. — 104 с.

208. Петровский В. А. Человек над ситуацией. — М. : Смысл, 2010. — 559 с.

209. Пиаже Ж. Генетический аспект языка и мышления / пер. с фр. Н. Уфимцевой // Психолингвистика. — М.: Прогресс, 1984. — С. 325—335.

210. Пиаже Ж. Психология интеллекта. — СПб. : Питер, 2004. — 192 с.

211. Линкер С. Язык как инстинкт. — М. : Эдиториал УРСС, 2004. — 456 с.

212. Пирс Ч. С. Начала прагматизма. — М. : Алетейя, 2000. — 352 с.

213. Пищальникова В. А. Концептуальный анализ поэтического текста. — Барнаул : Алтайск. гос. ун-т, 1991. — 88 с.

214. Погребняк Ю. В. Вербализация бессознательного в интериоризованном дискурсе // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. — Сер. 2: Языкознание. — 2006. — Вып. 5, —С. 178—181.

215. Погребняк Ю. В. Взаимодействие автора и персонажа в интериоризованном дискурсе // Вестн. Иркут. гос. лингв, ун-та. Сер.: Филология.—2011.—№ 1 (13). —С. 105—110.

216. Погребняк Ю. В. Концепт «Я» в интериоризованном дискурсе // Язык. Культура. Коммуникация: материалы Междунар. науч. конф. — Волгоград : Волгогр. науч. изд-во, 2006. — Ч. 2. — С. 291—295.

217. Погребняк Ю. В. Образная составляющая интериоризованного дискурса // Вестн. Вят. гос. гуманит. ун-та. — Филология и искусствоведение. — 2011. — № 1 (2). —С. 14—17.

218. Погребняк Ю. В. Психологические функции интериоризованного дискурса // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. — 2011. — № 2. — Т. 1: Филология. — С. 199—206.

219. Погребняк Ю. В. Стилистическая редукция в интериоризованном дискурсе // Вестн. Краснояр. гос. пед. ун-та им. В. П. Астафьева. — 2011. — №4. —С. 237—241.

220. Погребняк Ю. В. Структурно-смысловые характеристики интериоризованного дискурса // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер.: Филологические науки. — 2008. — № 5 (29). — С. 16—20.

221. Погребняк Ю. В. Теоретические основы анализа интериоризованного дискурса // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире-2: сб. ст. — Волгоград: Изд-во ФГОУ ВПО «ВАГС», 2008. — Т. 2. — С. 18—21.

222. Погребняк Ю. В. Теоретическое моделирование интериоризованного дискурса // LINGUA MOBILIS. — 2010. — № 1 (20). — С. 101—107.

223. Погребняк Ю. В. Языковые особенности интериоризованного дискурса // Изв. Юж. фед. ун-та. Сер.: Филологические науки. — 2011. — № 2. — С. 107—113.

224. Поляков С. Э. Мифы и реальность современной психологии. — М. : Эдиториал УРСС, 2004. — 496 с.

225. Полякова Т. А. Сновидческий хронотоп в сказке Г. Д. Гребенщикова «Царевич» // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: Филология. Журналистика. — 2011.—№2. —С. 90—93.

226. Попова 3. Д. Синтаксическая система русского языка в свете теории синтаксических концептов. — Воронеж : Истоки, 2009. — 209 с.

227. Попова 3. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. — М. : ACT: Восток — Запад, 2007. — 314 с.

228. Попова 3. Д., Стернин И. А. Семантико-когнитивный анализ языка. 2-е изд., перераб. и доп. — Воронеж : Истоки, 2007. — 252 с.

229. Попова 3. Д., Стернин И. А. Язык и национальная картина мира. 3-е изд., перераб. и доп. — Воронеж : Истоки, 2007. — 61 с.

230. Попова JI. Г. Внутренняя и внешняя речь автора и персонажа в немецких и русских художественных текстах // Филол. науки. 2002. — № 4. — С. 93— 99.

231. Попова JI. Г. Прагматика воспроизведения внутренней и внешней речи в немецких и русских художественных текстах: дис. . д-ра филол. наук. — Мичуринск, 2002. — 482 с.

232. Портнов А. Н. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX—XX вв. — Иваново : Иван. гос. ун-т, 1994. — 367 с.

233. Потебня А. А. Мысль и язык // Слово и миф. — М. : Правда, 1989. — С. 17—200.

234. Прибрам К. Языки мозга. — М. : 1975. — 464 с.

235. Проскурина Е. Н. Временная организация романов Г. Газданова // Филол. науки.—2010.—№ 1.с. 42—51.

236. Психолингвистика : учебник для вузов / под общ. ред. Т. Н. Ушаковой. — М. :ПЕР СЭ, 2006. —415 с.

237. Радченко О. А. Язык как миросозидание: Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. — М. : Эдиториал УРСС, 2005. — 312 с.

238. Реферовская Е. А. Линвистические исследования структуры текста. — Л. : Наука, 1983. —216 с.

239. Реферовская Е. А. Философия лингвистики Гюстава Гийома: курс лекций по языкознанию. — СПб. : Акад. проект, 1997. — 128 с.

240. Рикёр П. Время и рассказ. — Т. 1: Интрига и исторический рассказ. — М. : Универ. кн., 1998. — 313 с.

241. Рикёр П. Время и рассказ. — Т. 2: Конфигурация в вымышленном рассказе. — М. : Универ. кн., 2000. — 224 с.

242. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. — М. : Акад. проект, 2008. — 697 с.

243. Россохин А. В. Рефлексия и внутренний диалог в измененных состояниях сознания. Интерсознание в психоанализе. — М. : Когитоцентр, 2010. — 304 с.

244. Руднев В. П. Теоретико-лингвистический анализ художественного дискурса : дис. . д-ра филол. наук. — М., 1996. — 210 с.

245. Руднев В. П. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы.

246. М. : Территория будущего, 2007. — 528 с.

247. Румянцева И. М. Психолингвистические механизмы и методы формирования речи : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — М., 2000. — 40 с.

248. Савина С. Н. Внутренняя речь как средство характеристики персонажей в стиле художественной литературы // Вопр. романо-германской филологии.

249. Киров, 2002. — Вып. 2. — С. 71—75.

250. Салимова Р. М. Модальность внутренней речи в английских и русских текстах : дис. канд. филол. наук. — Уфа, 2007. — 163 с.

251. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / пер. с фр., предисл., примеч. В. И. Колядко. — М. : Республика, 2000. — 638 с.

252. Сартр Ж.-П. Слова: автобиографическая повесть. — М. : Азбука-Классика, 2006. — 304 с.

253. Сахарный Л. В. Введение в психолингвистику: курс лекций. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. — 184 с.

254. Сахарова О. В. Речевые модели будущего в жанрах личностно ориентированного дискурса // Лингвофутуризм. Взгляд языка в будущее / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. — М. : Изд-во «Индрик», 2011. — С. 124—131.

255. Селиванова Е. А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации : моногр. учеб. пособие. — Киев : ЦУЛ, «Фитосоциоцентр», 2002. — 336 с.

256. Сенющенков С. П. Проблема интериоризации в истории отечественной психологии : дис. канд. психол. наук. — М., 2009. — 306 с.

257. Сергеева Ю. М. Внутренняя речь как особая форма языкового общения : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — М., 2009. — 35 с.

258. Сергеева Ю. М. Стилистические функции изображенной внутренней речи в художественном тексте // Коммуникативная лингвистика и межкультурная коммуникация : материалы Междунар. науч.-практ. конф. — М. : Ун-т Н. Нестеровой, 2006. — С. 143—147.

259. Сергеева Ю. М. Использование стилистического приема «внутренняя речь» в английской романтической драме // Сборник материалов научной сессии. — М. : МПГУ, 2008. — С. 161—165.

260. Сергеева Ю. М. К вопросу о сущности понятия «нададресат» в интраперсональном общении индивидуума // Профессиональная коммуникация: вербальные и когнитивные аспекты: сб. докл. Междунар. науч.-практ. конф. — М. : РИПО ИГУМО, 2007. — С. 67—70.

261. Серкин В. П. Методы психосемантики: пособие для студентов вузов. — М. : Аспект Пресс, 2004. — 207 с.

262. Сёрл Дж. Р. Философия языка. — М. : Эдиториал УРСС, 2010. — 208 с.

263. Скребнев Ю. М. Основы стилистики английского языка. — М. : ACT, 2003. —224 с.

264. Слышкин Г. Г. Лингвокультурные концепты и мегаконцепты : моногр. — Волгоград : Перемена, 2004. — 340 с.

265. Смирнов И. П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака). — СПб. : СПбГУ, 1995. — 193 с.

266. Солоухина О. В. Концепции «читателя» в современном западном литературоведении // Художественная рецепция и герменевтика. — М. : Наука, 1985. — С. 212—239.

267. Солсо Р. Когнитивная психология. — СПб. : Питер, 2002. — 592 с.

268. Сорокин Ю. А. Психолингвистические аспекты изучения текста. — М. : Наука, 1985. — 168 с.

269. Спивак Д. Л. Измененные состояния сознания: психология и лингвистика.

270. СПб. : Изд. дом «Ювента»; Филол. фак. СПбГУ, 2000. — 296 с.

271. Спивак Д. Л. Лингвистика измененных состояний сознания. — Л. : Наука, 1986. —92 с.

272. Спивак Л. И., Спивак Д. Л. Измененные состояния сознания: типология, семиотика, психофизиология // Сознание и физическая реальность. — 1996.1. Т. 1.—№4. —С. 48—55.

273. Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры. — М. : Акад. проект, 2004. — 992 с.

274. Степанов Ю. С. Концепты: тонкая пленка цивилизации. — М. : Яз. славян, культур, 2007. — 248 с.

275. Субботский Е. В. Развитие индивидуального сознания как предмет исследования экспериментальной психологии // Психол. журн. — 2002. — №4,—С. 90—102.

276. Тарасов Е. Ф. Тенденции развития психолингвистики. — М. : Наука, 1987.166 с.

277. Тарасов Е. Ф., Уфимцева Н. В. Знаковые опосредователи мышления // Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М. : Наука, 1985.1. С. 51—1.

278. Тарасов Е. Ф., Уфимцева Н. В. Методологические проблемы исследования речевого мышления // Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М. : Наука, 1985. — С 8—31.

279. Тарт Ч. Измененные состояния сознания / пер. с англ. Е. Филиной, Г. Закарян. — М. : Эксмо, 2003. — 288 с.

280. Тоффлер Э. Третья волна. М. : ACT, 1999. — 261с.

281. Тоффлер Э. Шок будущего / пер. с англ. — М. : ACT, 2002. — 557 с.

282. Тураева 3. Я. Лингвистика текста.Текст. — М. : Просвещение, 1986. — 126 с.

283. Улыбина О. Б. Сон как интертекст (на материале произведений русской литературы первой трети XIX века) // Кормановские чтения : материалы Междунар. конф. «Текст 2000» (Ижевск, апр., 2001). — Ижевск: Удмуртский гос. ун-т, 2002. — Вып. 4. — С. 44—49.

284. Успенский Б. A. Ego Loquens: язык и коммуникационное пространство. — М. : РГГУ, 2012. —344 с.

285. Ушакова Т. Н. Речь и язык в контексте проблем когнитивного развития // Когнитивные исследования : сб. науч. тр. — М. : Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. — Вып. 3. — С. 237—253.

286. Фатеева Н. А. Интертекст в мире текстов. Контрапункт интертекстуальности. — М. : КомКнига, 2007. — 282 с.

287. Федоров А. В. Очерки общей и сопоставительной стилистики. — М. : Высш. шк., 1971. — 196 с.

288. Фоменко Е. Г. Лингвотипологическое в идиостиле Джеймса Джойса: автореф. дис. . д-ра филол. наук. — Запорожье, 2006. — 42 с.

289. Фрейд 3. Психология бессознательного. — 2-е изд. — СПб. : Питер, 2006.400 с.

290. Фридман Ж. И. Язык и сознание. — Воронеж : Истоки, 2006. — 53 с.

291. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / пер. с фр. В. П. Визгина, Н. С. Автономовой; вступ. ст. Н. С. Автономовой. — СПб.: A-cad, 1994.

292. Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления / сост., пер. с нем. и ком. В. В. Бибихина. —М. : Республика, 1993. —447 с.

293. Хайдеггер М. Исток художественного творения. — М. : Акад. проект, 2005. —526 с.

294. Хоружий С. С. «Улисс» в русском зеркале // Собрание сочинений : в 3 т. / Дж. Джойс. Т. 3: Улисс: роман. Ч. III / пер. с англ. В. Хинкиса и С. Хоружего.

295. М. : ЗнаК, 1994. — С. 363—605.

296. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. — 3-е изд. — СПб. : Питер, 2003. — 608 с.

297. Цивьян Т. В. Модель мира и ее лингвистические основы. — М. : КомКнига, 2006. — 280 с.

298. Цурганова Е. А. Традиционно-исторические и современные проблемы литературной герменевтики // Современные зарубежные литературоведческие концепции (герменевтика, рецептивная эстетика). — М., 1983. —С. 12—26.

299. Цурикова Л. В. Проблема когнитивного анализа дискурса в современной лингвистике // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1: Гуманитарные науки. — 2001,—№2, —С. 128—157.

300. Черепанова И. Ю. Дом колдуньи. Язык творческого Бессознательного. — М. : «КСП+», 1999. — 416 с.

301. Черниговская Т. В., Деглин В. Л. Проблема внутреннего диалогизма (нейрофизиологическое исследование языковой компетенции) // Ученые записки Тартуского университета. Труды по знаковым системам. Вып. 17. — Тарту: Тарт. гос. ун-т, 1984. — С. 48—67.

302. Чернявская В. Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: учеб. пособие. — М. : Либроком, 2009. — 284 с.

303. Чугунова С. А. Теории образности в когнитивной психологии // Слово и текст: психолингвистический подход. — Вып. 2. — Тверь : Твер. гос. ун-т, 2004.-С. 160—169.

304. Шабес В. Я. Событие и текст. — М. : Высш. шк., 1989. — 175 с.

305. Шаховский В. И. Лингвистическая теория эмоций : моногр. — Волгоград : Изд-во ВГПУ «Перемена», 2008. — 418 с.

306. Шкловский В. Б. Энергия заблуждения: Книга о сюжете // Избранное: в 2 т. — М. : Худож. лит., 1983. — Т. 2. — С. 308—636.

307. Шлейермахер Ф. Герменевтика. — СПб. : Европ. Дом, 2004. — 242 с.

308. Шмид В. Нарратология. — М. : Яз. славян, культуры, 2003. — 312 с.

309. Щедровицкий Г. П. Избранные труды. — М. : Шк. культ, политики, 1995. — 800 с.

310. Щирова И. А., Гончарова Е. А. Многомерность текста: понимание и интерпретация: учеб. пособие. — СПб. : Книжный дом, 2007. — 472 с.

311. Щирова И. А. Языковое моделирование когнитивных процессов в англоязычной психологической прозе XX века : дис. . д-ра филол. наук. — СПб., 2001. —394 с.

312. Щур Г. С. Теории поля в лингвистике. — М. : Наука, 1974. — 254 с.

313. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. — М. : Симпозиум, 2005. — 512 с.

314. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / пер. с итал. А. Г. Погоняйло и В. Г. Резник. — Будапешт. — М. : Петрополис, 1998. — 432 с.

315. Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения, размышления. — М. : Харвест, 2003. —496 с.

316. Юнгер Ф. Г. Язык и мышление. — СПб. : Наука, 2005. — 306 с.

317. Юрченко В. С. Философия языка и философия языкознания: Лингвофилософские очерки. — М. : Эдиториал УРСС, 2008.

318. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против».

319. М. : Прогресс, 1975. — С. 193—230.

320. Якобсон Р. О. Нулевой знак // Избранные работы. — М., 1985. — С. 222.

321. Якобсон Р. О. Работы по поэтике / сост. и общ. ред. М. Л. Гаспарова. — М. : Прогресс, 1987. —464 с.

322. Яркина Е. А. Речь персонажа и ее виды // XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего. — 2007. — Вып. 9. — С. 92—94.

323. A Map of Misreading. — N. Y. : OxfordUniversity Press, 1975. — 206 p.

324. Anderson J. B. Language, memory, and thought. — Hillsdale, NJ. : Lawrence Erlbaum, 1976. — 546 p.

325. Barthes R. The death of the author // Modern Criticism and Theory: A Reader.

326. Harlow, England: Longman, 1999. — P. 145—160.

327. Bloomfield L. Language. — Chicago: Chicago U. P, 1933. — 564 p.

328. Bordieu P. Language and Symbolic Power. — Oxford: Polity, 1991. — 173 p.

329. Bott S. Information structure and discourse modeling Text // University Pompeu Fabra. — Barcelona, 2007. — 174 p.

330. Brown A. S. A review of the tip-of-the-tongue experience // Psychological Bulletin. 1991. —№ 109. — P. 204—223.

331. Bruner J. S., Oliver R., Greenfield P. M. Studies in cognitive growth. — N. Y. : Wiley, 1966. —343 p.

332. Caron J. An introduction to Psycholinguistics. — Belmont: Thomson Wadsworth, 2004. — 208 p.

333. Chomsky N. Language and mind. — N. Y. : Harcourt Brace, 1968. — 117 p.

334. Churchland P. M. A Neurocomputational Perspective: The Nature of Mind and the Structure of Science, Cambridge, Massachusetts: MIT Press, 1992. — 341 p.

335. Clark H. H. Discourse in production // Handbook of psycholinguistic research. — N. Y. : Academic Press, 1994. — P. 985—1021.

336. Clark H. H., Bly B. Pragmatics and discourse // Handbook of perception and cognition. Vol. 1 : Speech, language, and communication. — 2nd ed. — San Diego: Academic Press, 1995. — P. 371—410.

337. Dennett D. C. The intentional stance. — Cambridge, MassachusettsLondon, England : A Bradford Book. The MIT Press, 1998. — P. 213—226.

338. Derrida J. Structure, sign and play in the discourse of the human sciences // Modern Criticism and Theory: A Reader. — Harlow, England: Longman, 1999. — P. 89—103.

339. Dijk T. A. van. Text and Context. Explorations in the Semantics and Pragmatics of Discourse. — London, N. Y. : Longman, 1980. — 292 p.

340. Field J. Language and the Mind. — Oxford, U. K. : Routledge, 2005. — 147 p.

341. Field J. Psycholinguistics. — London: Routledge, 2003. — 231 p.

342. Fludernik M. The fictions of language and the languages of fiction: the linguistic representation of speech and consciousness. — London, N. Y. : Routledge, 1993. — 536 p.

343. Fodor J. A. The language of thought. — Hassox (Essex, England) : Harvester, 1976, —214 p.

344. Fodor J. A. Concepts: Where Cognitive Science Went Wrong. — Oxford : Clarendon Press, 1998. — 174 p.

345. Foucault M. What is an Author? / Trans. Donald F. Bouchard and Sherry Simon // Language, Counter-Memory, Practice. Ed. Donald F. Bouchard. Ithaca.

346. N. Y. : CornellUniversity Press, 1977. — P. 124—127.

347. Fraser G. S. The modern writer and his world. — London: Penguin, 1964. — 427 p.

348. Frye N. The Archetypes of Literature // The Norton Anthology: Theory and Criticism / ed. Vincent B. Leitch. — N. Y. : Norton, 2001. — P. 1445—1457.

349. Frye N. Anatomy of Criticism: Four Essays. — Princeton. PrincetonUniversity Press, 2000. — 400 p.

350. Gary D. Literary Criticism: a new history. — Edinburgh: EdinburghUniversity Press, 2010. —344 p.

351. Gernsbacher M. A. Handbook of Psycholinguistics. — San Diego : Academic Press, 1994. — 1174 p.

352. Goffman E. Frame Analysis: An Essay on the Organization of Experience. — Cambridge : HarvardUniv. Press, 1974. — 586 p.

353. Goldman S. R. Learning from text: Reflections on the past and suggestions for the future // Discourse Processes. — 1997. — № 23. — P. 357—398.

354. Gumperz J. Discourse Strategies. — Cambridge: CambridgeUniversity Press, 1982. —244 p.

355. Harley T. Psychology of Language. — East Sussex : Psychology Press, 2001.528 p.

356. Hermans H. J. M. Self as organized system of valuations: Toward a dialogue with the person // Journal of Counseling Psychology. — 1987. — Vol. 34(1). — P. 10—19.

357. Hermans H. J. M. The construction of a personal position repertoire: method and practice // Culture & Psychology. — 2001. — Vol. 7(3). — P. 323—365.

358. Hermans H. J. M. The dialogical self: toward a theory of personal and cultural positioning // Culture & Psychology. — 2001. — Vol. 7(3). — P. 243—281.

359. Hirsch E. D. Faulty perspectives // Modern Criticism and Theory: A Reader. — Harlow, England : Longman, 1999. — P. 230—240.

360. Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. — Princeton : PrincetonUniv. Press, 1990. — 504 c.

361. Iser W. Das fictive und da imaginare perspektiven literarischer Anthropologic. — Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1991. — 522 S.

362. Iser W. The reading process: a phenomenological approach // Modern Criticism and Theory: A Reader. — Harlow, England : Longman, 1999. — P. 188—205.

363. Jackendoff R. Semantics and Cognition. — Cambridge: Press, 1983. — 240 p.

364. Kintsch E. Macroprocesses and microprocesses in the development of summarization skill // Cognition and Instruction. — 1990. — № 7. — P. 161—195.

365. Kintsch W., Britton B. K., Fletcher C. R., Kintsch E., Mannes S. M., Nathan M. J. A comprehension-based approach to learning and understanding // The psychology of learning and motivation. — Vol. 30. — 1993. — P. 165—214.

366. Kosslyn S. M., Ganis G., Thompson, W. L. Mental imagery and the human brain // Progress in Psychological Science Around the World. Vol. 1: Neural, Cognitive and Developmental Issues. — London : Psychology Press, 2006. — P. 195—209.

367. Lacan J. The insistence of the letter in the unconscious // Modern Criticism and Theory: A Reader. — Harlow, England : Longman, 1999. — P. 61—87.

368. Lakoff G., Johnson. M. Metaphors We Live By. — Chicago, London : Univ. of Chicago Press, 1980. — 354 p.

369. Langacker R. W. Cognitive Grammar: A Basic Introduction. — N. Y. : OxfordUniversity Press, 2008. — 562 p.

370. Neisser U. Cognition and Reality. — San Francisco: Freeman, 1976. — 192 p.

371. Osgood С. E. Lectures on language performance. — N. Y. : Springer Verlag, 1980. —276 p.

372. Pinker S. How the Mind Works. — N. Y. : W. W. Norton, 1997 — 635 p.

373. Skinner B. F. Verbal Behaviour. — N. Y. : Appleton Century Crafts, 1957. — 514 p.

374. Taylor C. Sources of the self: The making of the modern identity. — Cambridge: HarwardUniversity Press, 1989. — 601 p.

375. Trabasso Т., van den Broek P. Causal thinking and the representation of narrative events // Journal of Memory and Language. — 1985. — №24. — P. 612—630.

376. Tulving E. Memory and consciousness // Canadian Psychologist. — 1985. — №26. —P. 1—11.

377. Vinueza A. Sensations and the Language of Thought // Philosophical Psychology. — 2000. — № 13. — P. 373—392.

378. Wolfreys J. Modern British and Irish criticism and theory: a critical guide. — Edinburgh : EdinburghUniversity Press, 2006. — 203 p.

379. Zwaan R., & Radvansky, G. A. Situation models in language comprehension and memory // Psychological Bulletin. — 1998. — 123. — P. 162—185.

380. Jahn M. Narratology: A Guide to the Theory of Narrative. English Department, University of Cologne, 2005. — URL: http://www.uni-koeln.de/~ame02/pppn.htm#N8#N8 (дата обращения: 22.11.2011).

381. Pogrebnyak Y. V. Space-time characteristics of interior discourse // International Scientific Publication: Language, Individual & Society. — 2010. — Vol. 4. P. 2. URL : http://www.science-journals.eu (дата обращения: 25.12.2010). — P. 255—266.

382. Simon H. literary criticism: a cognitive approach // Bridging the Gap. Where Cognitive Science Meets Literary Criticism. A special issue edited by Stefano

383. Franchi and Güven Güzeldere. Vol. 4, issue 1 of the Stanford Humanities Review. Updated 8 April 1995. — URL : http://www.stanford.edu/group/SHR/4-1/text/simonl. html) (дата обращения: 06.10.2011).

384. Sontag S. The aesthetics of silence. — URL : http://www.ubu.eom/aspen/aspen5and6/threeEssays.html#sontag (датаобращения: 18.11. 2010).

385. Список справочных источников

386. Большая советская энциклопедия. — URL : http://bse.sci-lib.com/article092016.html (дата обращения: 17.03.2011).

387. Большой энциклопедический словарь. — URL : http://slovari. yandex.ru (дата обращения: 02.05.2011).

388. Вовк О. В. Энциклопедия знаков и символов, 2006. — URL : http://www.znaki.chebnet.com/slO. php?id=699 (дата обращения: 10.10.2011).

389. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. — URL : http://www.classes.rU/all-russian/russian-dictionary-Ozhegov-term-30155.htm# efremova (дата обращения: 15.11.2011 ).

390. Книга символов. — URL : http://www.symbolsbook.ru/Article. aspx?id=481 (дата обращения: 20.08.2011).

391. Комлев Н. Г. Словарь иностранных слов, 2006. — URL : http://dic.academic.ru/dic.nsi7dicfwords/33851 (дата обращения: 17.03.2011).

392. Корсини Р., Ауэрбах А. Психологическая энциклопедия. — URL : http://mirslovarei.com/contentpsy/LICHNYJ-MIF-32590. html (дата обращения: 28.07.2011).

393. Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия / под ред. проф. А. П. Горкина. — М.: Росмэн, 2006. — URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/encliterature (дата обращения: 04.09.2011).

394. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А. Н. Николюкин. — М. : НПК «Интелвак», 2001. — 799 с. (ЛЭТП).

395. Литературная энциклопедия: в 11 т. — М., 1929—1939. — URL: http://slovari.yandex.ru (дата обращения: 21.09.2011).

396. Новые современные афоризмы. — URL: http://newfraza.pp.ua/7Aforizmyobinformacii (дата обращения: 16.05.2011).

397. Психологический словарь. — URL: http://dic.academic.ru/contents.nsf/psihologic/ (дата обращения: 20.09.2011).

398. Психологос. Энциклопедия практической психологии. — URL: http://www.psychologos.ru (дата обращения: 25.03.2011).

399. Скоропанова И. Мини-словарь постмодернистской терминологии. — URL: http://philolog.pspu.ru/module/magazine/do/mpub (дата обращения: 18.04.2011).

400. Словарь литературоведческих терминов. — URL : http://www. textologia. ru/slovari/literaturovedcheskie-terminy (дата обращения: 17.03.2011).

401. Словопедия. Новейший философский словарь. — URL: http://www.slovopedia.eom/6/208/771048.html (дата обращения: 15.02.2011).

402. Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Сов. энцикл., 1984. — 1600 с. (СЭС).

403. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. — URL : http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Ozhegov-term-30155.htm#ushako v (дата обращения: 17.03.2011) (ТСУ).

404. Список источников текстовых примеров

405. Акунин Б. Турецкий гамбит. — М. : Захаров, 2005. — 272 с.

406. Арбатова М. Визит нестарой дамы: проза, пьесы. — М. : Эксмо, 2004. — 464 с.

407. Белянин А. О. Багдадский вор. — М. : АРМАДА : Альфа-книга, 2004. — 438 с.

408. Богданова А. Самая шикарная свадьба. — М. : Эксмо, 2008. — 320 с.

409. Борминская С. Вы просили нескромной судьбы? Или Русский фатум. — М. : Эксмо, 2008. — 320 с.

410. Володихин Д. М. Созерцатель. — М. : ACT, 2005. — 268 с.

411. Гайворонская Е. М. Давай попробуем вместе. — М. : ЗАО «Центрполиграф», 2006, —413 с.

412. Демидова С. Мужчина-подарок. — М. : Эксмо, 2006. — 320 с.

413. Демидова С. У счастья ясные глаза. — М. : Эксмо, 2008 — 315 с.

414. Joyce James. Ulysses / пер. С. Хоружего, В. Хинкиса. Избранное. М. : Терра, 1997. — URL : http://www.james-joyce.rU/ulysses/ulysses-text.htm#8 (дата обращения: 10.07.2011).

415. Джойс Дж. Улисс / пер. с англ. В. Хинкиса, С. Хоружего. — СПб. : Азбука-классика, 2006. — 992 с.

416. Добровольская Ю. Любовники. — М. : ЗАО «Центрполиграф», 2008. — 349 с.

417. Донцова Д. А. Бассейн с крокодилами. — М. : Эксмо, 2002. — 352 с.

418. Донцова Д. А. Дама с коготками. — М. : Эксмо, 2010. — 320 с.

419. Донцова Д. А. Ночная жизнь моей свекрови. — М. : Эксмо, 2010. — 416 с.

420. Донцова Д. А. Привидение в кроссовках. — М. : Эксмо, 2009. — 320 с.

421. Калинина Д. Амазонки под черными парусами. — М.: Эксмо, 2011. — 320 с.

422. Калинина Д. Призрак с хорошей родословной. — М. : Эксмо, 2006. — 352 с.

423. Кизи К. Пролетая над гнездом кукушки: Книга для чтения на английском языке. — СПб. : КОРОНА принт, КАРО, 2004. — 432 с.

424. Кларк А. Экспедиция на Землю : сб. на англ. яз. — М. : Изд-во «Менеджер», 2003. —208 с.

425. Кудрявцев J1. В. Лабиринт снов : сб. — М. : ACT : Ермак, 2003. — С. 182.

426. Кудрявцев Л. В. Мир крыльев : сб. — М. : ACT : Ермак, 2003. — С. 285.

427. Куликова Г. Нежный фрукт. — М. : Астрель: ACT ПОЛИГРАФИЗДАТ, 2010. —315 с.

428. Ланска Е. Wampum. — М. : Эксмо, 2009. — 384 с.

429. Леонтьев А. Кровь троянского коня. — М. : Эксмо, 2008. — 381 с.

430. Литвиновы А. и С. Трансфер на небо. — М. : Эксмо, 2008. — 288 с.

431. Лукьяненко С. Последний дозор. — М. : ACT: М., 2006. — 394 с.

432. Лукьяненко С., Васильев В. Дневной дозор. Посторонним вход разрешен. — М. : ACT: ЛЮКС, 2005. — 221 с.

433. Лукьяненко С., Васильев В. Дневной Дозор. Чужой для иных. — М. : ACT: ЛЮКС, 2005, —219 с.

434. Маканин В. С. Один и одна. — М. : Современник, 1988. — 317 с.

435. Митра Р. Н. Очень банальная страсть: на англ. яз. — М. : Изд-во «Менеджер», 2002. — 336 с.

436. Муратова Н. Кольцо океанской волны. — М. : Эксмо, 2008. — 352 с.

437. Нестерина Е. Разноцветные педали. — М. : Эксмо, 2008. — 384 с.

438. Рой О. Амальгама счастья. — М. : Эксмо, 2009. — 320 с.

439. Рой О. Муж, жена, любовница. — М. : Эксмо, 2009. — 320 с.

440. Тарасевич О. Роковой роман Достоевского. — М. : Эксмо, 2008. — 315 с.

441. Толстая Т. Н. Кысь. — М. : Подкова, 2003. — 320 с.

442. Устинова Т. В. Седьмое небо. М. : Эксмо, 2010. — 352 с.

443. Чалова Е. Найти друг друга. — М. : ЗАО «Центрполиграф», 2009, —285 с.

444. Durrell L. Nunquam. — London : Faber and Faber, 1970. — 285 p.

445. Gaarder J. Sophie's world. — London : Phoenix, 1995. — 436 p.

446. Huxley Al. Crome Yellow. — N. Y. : Bantam Books, 1992. — 154 p.

447. Joyce J. Ulysses. — URL: http://www.james-joyce.ru/ulysses/ulysses-text-eng.htm (дата обращения: 20.07.2011).

448. Making it all right. Modern English short stories. — M. : Progress Publishers, 1978, — 458 p.