автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественная мотивация поведения героев Ф.М. Достоевского

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Логвинов, Михаил Иванович

Введение

Глава I Рациональное и эмоциональное в художественной мотивации поведения героев Ф. М. Достоевского.

1.1. Историко-психологический подход к мотивации поведения литературных героев.

1. 2. "Philosophia et theologia cordis" и художественная феноменология рационального и эмоционального в свете "реализма в высшем смысле".

Глава II Художественная мотивация поведения героев в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы".

2. 1. Художественная феноменология поведения "человека идеи" в романе "Преступление и наказание".

2. 2. Художественная мотивация поведения героев романа

Братья Карамазовы".

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Логвинов, Михаил Иванович

Творчество Ф. М. Достоевского было осмыслено в науке о литературе в рамках самых различных подходов - от психоаналитической традиции (Бем 2001) до экзегетического прочтения романов как литературоведами (Касаткина 2003), так и богословами (Дунаев 1997). Привнесенный в отечественное литературоведение плюрализм методов закономерно повлек за собой разнообразие исследовательских выводов и литературоведческих парадигм, в которых отражаются и получают осмысление отдельные черты и качества многогранного творчества исследуемого нами автора, синтезировавшего материал разнообразных культурно-исторических традиций (Фридлендер 1980: 18).

Творческое наследие писателя — это та сфера, в которой осознала себя русская философская мысль конца XIX - начала XX века, поэтому по сложившейся традиции философствования о России автор "Бесов" являлся для эпохи серебряного века конгениальным мыслителем, "Достоевским-философом". В течение двух последних десятилетий автор "Братьев Карамазовых" стал осознаваться как религиозный писатель. Слава гениального знатока человеческой души пришла к писателю еще при жизни, поэтому "Достоевский-психолог" и "реалист в высшем смысле", то есть реалист в духовной реальности - законный и закономерный литературоведческий "портрет" автора "Преступления и наказания".

Абстрагируясь от семиотического различения понятий "текст" и "произведение" как в русском, так и французском изводе, отметим, что моделируемые в различных культурных системах-наррадигмах означаемые текстов Достоевского соответствуют их означающим, относящимся к "большому времени". Поэтому литературоведческая работа с текстами "великого пневматоло-га" (еще один "образ" писателя, предложенный Н. Бердяевым) требует знакомства и творческого диалога с авторами целого ряда фундаментальных работ, к которым могут быть отнесены исследования М. М. Бахтина (1979), В. Н. Белопольского (1998), Н. А. Бердяева (2001), А. М. Буланова (2003), С. Н. Булгакова (1996), Г. А. Вялого (1973), В. Е. Ветловской (19/7), Я. Э. Голосовкера (1963), Л. П. Гроссмана (1925, 1959), Р. Гуардини (1994), В. Н. Захарова (1985), В. И. Иванова (1994), Ю. Ф. Карякина (1989), Т. А. Касаткиной (1996), В. Я. Кирпотина (1970, 1980), Р. Лаута (1996), Н. О. Лосского (1994), Е. М. Мелетинского (2001), Д. С. Мережковского (1995), Р. Я. Назирова (1982), О. Н. Осмоловского (1981), В. В. Розанова (1996), Л. И. Сараскиной (1996), В. Н. Топорова (1995), Г. Флоровского (1998), Г. М. Фридлендера (1979) и мн. др.

Все многообразное научное наследие по различным аспектам творчества Достоевского-художника трудно охватить, но в современной литературоведческой работе нельзя не упомянуть и оставить без внимания одно из ведущих направлений отечественной науки о литературе — исследование проблемы "христианство и русская литература". Результаты научной деятельности в этом направлении отражены как в монографиях (см., напр.: Дунаев 2003, Есаулов 1995, Звозников 2001, Лаут 1996, НагтеВ 1993 и др.), так и в сборниках научных трудов, как-то: "Достоевский и православная культура" (1994), "Христианство и русская литература" (1994, 1999), "Русская литература XIX века и христианство" (1997), "Евангельский текст в русской литературе XVIII — XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр" (1994), "Ф. М. Достоевский и православие" (1997) и др.

Без сомнения, поведение героев Достоевского неоднократно выступало в перечисленных выше работах как объектом, так и предметом исследования. Однако чаще всего анализ поведенческих актов персонажей проводился в рамках определенной аналитической доминанты, дававшей возможность свести все многообразие поступков действующих лиц и их оснований к ограниченному набору "поведенческих архетипов", обусловливаемых объяснительными возможностями теории (романа-трагедии, полифонического романа, идеологического романа, следовательно, в поведении героя отражается проблема "вины и возхмездия" (В. И. Иванов, Д. С. Мережковский), социальная обусловленность слова "героя-носителя слова о себе и мире" (М. М. Бахтин) или идея, влияющая на мировосприятие героя, как полагал Б. М. Энгельгардт и др.). Поэтому актуальной на современном этапе развития литературной науки представляется попытка комплексного междисциплинарного исследования оснований поступков героев Достоевского с позиций авторской характерологии и антропологии. Следует признать, что вне перечисленных выше концепций поведение персонажей исследуемого автора представляет собой мало изученный феномен, для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить лишь некоторые положения литературоведов о мотивах поступков действующих лиц.

Поскольку наиболее важные суждения исследователей о поведении героев приводятся и осмысляются нами в основной части работы, здесь упоминаются лишь наиболее характерные идеи ученых, которые в их совокупности являются более чем противоречивыми. После утверждения в литературоведении мысли о том, что персонаж в романах Достоевского — это "человек идеи", "герой-идеолог", важное положение о "поэтике поведения" действующих лиц в исследуемых нами романах было высказано JI. Я. Гинзбург (1977: 418): "в романе XIX века наибольшей, вероятно, непредрешенности (выделено нами — М. Л.) достигают поступки и мотивы у Достоевского, ибо у него вообще принципиально другая логика мотивации, подвластная движению идей, воплощенных его героями". В определенном смысле, данная исследовательская установка и оценка поступков действующих лиц в романах Достоевского находит отражение в большинстве известных нам работ. Так, Г. С. Померанц (1990: 110) утверждал, что поступки "трансцендентных героев" всегда остаются "несколько странными", немотивированными или же не всегда или недостаточно мотивированными. По убеждению Н. М. Чиркова (1967: 93), писатель "постоянно выдвигает необъяснимый остаток при объяснении поступков своих героев", а Ю. Борев (1961: 141), напротив, полагал, что автор "все время подменяет один мотив другим". Существуют и более категоричные суждения, например, Г. А. Бялого (1979: 36), утверждавшего, что поведение героев Достоевского — это "психологический парадокс". Не менее спорным, по нашему мнению, является суждение исследовательницы о художественной мотивации поведения одного из героев в романе "Бесы": "Мотивация поведения Ставро-гина заключается в отсутствии мотивов (?) его поступков" (Алейникова 2003: 144).

Особое место в ряду работ о творчестве исследуемого нами автора занимают труды русских религиозных философов и зарубежных руссистов XX столетия. Первые анализировали поведение героев Достоевского с точки зрения так называемой "глубинной мотивации", присущей его романам, т. е. с позиций религиозной антропологии. Именно поэтому столь важное значение в настоящей работе имеют суждения Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, Н. О. JIoc-ского, В. В. Розанова, Г. Флоровского и мн. др.

Работы зарубежных руссистов привлекают внимание современных отечественных исследователей по нескольким причинам. Во-первых, важно то, что зарубежные литературоведы примкнули к традиции русского "литературоведения в эмиграции" и развили его идеи и положения, т. е. проанализировали интересующую современных ученых проблематику во второй половине прошлого века, когда в России доминировали концепции "социально-психологического детерминизма" (ср. работы, приведенные в реферативных сборниках "Достоевский в современном литературоведении США" (1980), "Новые зарубежные исследования о Достоевском (страны капитализма)" -1980; также заслуживает самого пристального внимания монография Р. Лаута (1996), опубликованная в России через четыре десятилетия после ее выхода в свет, а также Р. Гуардини (1994) и др. труды).

Литературоведение конца ХХ-начала XXI века уже отошло от практики объяснения поведения героев в терминах социального детерминизма построения типологии характеров, но с подобной практикой можно столкнуться при объяснении мотивов поступков персонажей Достоевского. Так, например, совершено справедливо отмечая, что мотив, побуждающий героя к действию, -это "важнейшее звено в том органическом единстве, которое представляет собой художественный образ в романе Достоевского" и что "через этот мотив с наибольшей полнотой проявляются главнейшие сущности характеров (философская, социальная, психическая)", а также что именно "мотив поведения героя <.> вводит нас в сложнейшую специфику художественной ткани произведения" (романа "Преступление и наказание" — М. Л.), М. Я. Ермакова (1990: 12) пишет об "окружающей среде", толкающей героя на действие, расчёте на полезность поступка, связанном с "невозможностью быть подлецом" и т. д., сводя проблему художественной мотивации поведения героя к экстринсивным мотиваторам и основывая свои суждения на принципе социального детерминизма поступков, что, конечно, нивелирует значимость поставленной проблемы. Принимая во внимание своеобразие психологизма Достоевского (см.: Буланов 2003), основанного на принципах "реализма в высшем смысле", подобный подход покажется минимум недостаточным, максимум - неверным. И дело не в том, что различного рода "детерминизмы" стали не в моде в постсоветском литературоведении, а в том, что, желая постичь гениальную художественную феноменологию эмоций в романе и критику писателем социального детерминизма социологической формации XIX века, мы не можем обращаться именно к критикуемым Достоевским концепциям. Ведь современные автору мыслители полагали в духе ньютоновской картины мира, что в характере макрообъекта без остатка отражена и однозначно проявлена природа составляющих его элементов, что "личность есть совокупность общественных отношений или коллективных представлений, основы её сознания состоят из усвоения норм и знаний, поэтому сознание изменяется до этих основ при соответствующих воздействиях извне и преобразованиях общественной среды", — такова логика рассуждений, свойственная социологии и социальной философии позапрошлого столетия (Шкуратов 1997: 297). Нет необходимости указывать на то, что именно против такого рода социального "обусловливания" поступков и подобного понимания личности и зависимости человека от среды была направлена вся критика в творчестве "великого пневматолога".

Следует отметить, что несмотря на бесспорную ценность исследований зарубежных авторов, рассматривающих важнейшие философские и психологические особенности творчества и поведения героев в текстах Достоевского, они недостаточно внимательны, на наш взгляд, к художественному своеобразию его романов. Так, например, в одной из обративших на себя внимание ученых работ, в которой предпринимается попытка найти "базовый компонент грамматики человеческого поведения по Достоевскому" (Джоунс 1998), "придание особого веса психологическому фактору в фантастическом реализме" настолько преобладает над эстетической обусловленностью "интимной связи между эмоциями и словом" в поведении героев, что исследователь предлагает спроецировать эмоциональные стратегии реальной жизни на художественный текст, ".эмоциональные стратегии, используемые нами во взаимоотношениях в реальной жизни, переносятся на наше отношение к повествовательным голосам литературных текстов и их героям <.> если не исходить из некоего клубка эмоциональных переживаний, наподобие того, который обыкновенно переживается реальным человеком, то невозможно по достоинству оценить Достоевского" (Джоунс 1998: 50). Спорным является утверждение, согласно которому эмоциональные стратегии и фреймы ситуаций определенного культурного стиля могут быть наложены на стереотипы процессов поведения "чужого" — в герменевтическом смысле - текста без нарушения их собственной логики, поскольку не требует более доказательств тезис о том, что каждой культурной системе и эпохе свойственны свои собственные механизмы кодирования эмоций и чувств (ср.: Luhmann 1992).

В отличие от М. Джоунса, Т. А. Касаткина (1996) исходит из назревшей необходимости подойти к типологии умонастроений через систематизацию эстетических категорий в контексте типологии характеров. Тот вариант исторической эстетики, который разработан исследовательницей на основе литературоведческой аксиологии, базируется на феномене эмоционально-ценностной ориентации. Подобный подход к поведению литературного героя является, по нашему мнению, весьма перспективным для литературной науки.

Вместе с этим, следует подчеркнуть, что поведение литературного героя - это сложный и многоплановый феномен, в котором находят отражение как сугубо эстетические, так и историко-психологические факторы. Поэтому для его исследования необходим комплексный подход. Таким подходом является, на наш взгляд, научная парадигма, разработанная А. М. Булановым (1992), предметом исследования которой выступает художественная феноменология "ума" и "сердца" в поведении персонажа и соотношение рационального и эмоционального в психоментальной структуре действующих лиц (см.: Буланов 2003).

Истоками" данной концепции являются, во-первых, святоотеческое учение о "сердце" (см.: Буланов 1994), работы П. Д. Юркевича "Сердце и его значение в духовной жизни человека" и "Из науки о человеческом духе", опубликованные в Трудах киевской духовной академии за 1860 г., направленные против философского радикализма в объяснении человеческой природы, нашедшего отражение в "антропологическом принципе" философии Н. Г. Чернышевского. Во-вторых, работы русских философов-антигегельянцев XIX столетия (см.: Звозников 2001: 73). Одним из источников феноменологии "ума" и "сердца" в литературе могут быть признаны философские идеи Б. Паскаля, утверждавшего, что у "сердца" есть "свои разумные причины (основы), которые не знает разум" (Kiing 1995: 72), а также исследование учения о "сердце" в христианской мистике (см.: Вышеславцев 1990, Лосский В. 1991).

Данный подход предоставляет новые возможности для научного исследования. Во-первых, поскольку в рамках феноменологии художественного изображения "ума" и "сердца" осмысляется художественная феноменология рационального и эмоционального в психоментальной структуре личности героя, в нем открывается путь для формирования и утверждения гуманитарной парадигмы в современных исследованиях эмоций, о необходимости создания которой пишут современные психологи. "Обсуждение гуманитарной парадигмы показывает, что в настоящее время она представляет собой разработанную методологию научного познания, существенно отличающуюся от естественнонаучной парадигмы. Можно предположить, что именно неосознанность психологией своего объекта и метода как гуманитарных приводит в целом к ее кризисному состоянию. Мы считаем, что надо попытаться подойти к изучению эмоций с гуманитарных позиций. Тем более, что природа самого объекта познания — психики человека — подсказывает такой подход. По всем своим свойствам психика человека — объект гуманитарной науки <.> психология знания (в том числе знания об эмоциях) - духовный феномен, поэтому их необходимо пополнить специфическим гуманитарным методом" (Васильев 1992: 88).

Во-вторых, поскольку в художественной феноменологии "ума" и "сердца" находит отражение не только психологический субстрат - соотношение ratio и emotio в поведении героя, — исследование в рамках обозначенного подхода делает возможным изучение религиозной проблематики в художественном тексте, отражающейся в "поэтике выражения веры" у Достоевского.

Осмысляя роль "сердца" в философии Паскаля, немецкий теолог X. Кюнг так формулирует его значение в религиозном познании: «Чувство в данном случае, очевидно, не имеет ничего общего с сентиментальностью или чувствительностью. В большей степени, чем "чувство", то, что противопоставляется Паскалем "разуму", отражает слово "сердце". Но и под "сердцем" не понимается лишь иррационально-эмоциональное в противоположность рационально-логическому, "душа" в противоположность "духу". Под "сердцем" подразумевается духовный центр личности, символически обозначенный при помощи телесного органа, ее внутренний деятельный центр, исходная точка личностного отношения к Другому, орган осознания человека в его целостности. Под "сердцем" понимается человеческий дух, но не потому, что он является теоретически мыслящим и делающим выводы, а потому, что выступает как самопроизвольный, интуитивно и экзистенциально познающий, оценивающий в целостности, и в широком смысле любящий (или ненавидящий) дух. Отсюда становится понятным наиболее часто цитируемая, но не всегда хорошо переводимая, языковая игра Паскаля: ".у сердца свои разумные основания, которых не знает разум.". В этом логика сердца: у "сердца" свой собственный разум. Истина познается не одним разумом, но и сердцем»1 (Kung 1995: 72). По своим исходным посылкам философия Паскаля, примкнувшего к традиции "philosophia et theologia cordis", подготовленной Платоном и Павлом и идущей от Августина через Бернхарнда к Данте и средневековой мистике, была близка творческим принципам Достоевского. Как и философ, автор "Братьев Карамазовых" утверждал, что очевидность не доступна математической логике рассудка, но только интуитивно и целостно познающему и страдающему "сердцу". Достоевский, как и Паскаль, был убежден в том, что сердце, а не рассудок чувствует Бога. "В этом природа веры: Бог познается сердцем, а не умом" (Kung 1995: 81).

Сердце" в творчестве "великого пневматолога" - это абсолютный центр личности героя, но в художественной реальности посредством метафоры-мифологемы "сердце" описывается также сфера чувств и мотиваций: "В художественной "номенклатуре" нет дифференциации эмоционально-сердечных проявлений, зато в художественной семантике "сердце" укореняется в качестве "ближайшего органа душевной жизни", продуцирующего истинное проявление истинных человеческих качеств" (Буланов 1994: 282). В современном литературоведении можно встретить и другое понимание проблемы диалектического соотношения "ума" и "сердца" и их роли в творчестве Достоевского.

Так, называя философские антиномии "рассудок - натура", "теория -жизнь", восходящие к основной оппозиции "ум - сердце", "тощей антитезой", Г. К. Щенников (1976: 8) заметил: «Коллизия "разума и сердца" занимает его (Достоевского - М. J1.) не как вечное свойство человека, а как источник его

1 ""Sentiment", "Gefuehl" hat hier offensichtlich nichts mit Sentimentalitaet oder Gefuehlsduselei zu tun <.> Noch besser als "Gefuehl" fasst das Wort "Herz" (coeur) das zusammen, was Paskal der "Vernunft" ("raison") entgegensetzt. Auch "Herz" meint nicht das Irrational-Emotionale im Gegensatz zum Rational-Logischen, nicht eine "Seele" im Gegensatz zum "Geist". Herz meint jene - durch das koerperliche Organ symbolisch bezeichnete -geistige Personnenmitte des Menschen, sein innerstes Wirkzentrum, den Ausgangspunkt seiner dynamisch-personalen Beziehungen zum Anderen, das exakte Organ menschlicher Ganzheitserfassung Herz meint durchauss den menschlichen Geist: aber nicht insofern er rein theoretische denkender, schlussfolgender, sondem insofem er spontan praesenter, intuitiv erspuerender, existentiell erkennender, ganzhaft wertender, ja im weitesten Sinn liebender (oder auch hassender) Geist ist. Von daher \ersteht man Pascals vielleicht meist zitiertes, aber kaum gut zu uebersetzendes Wortspiel richtig- <.> "Das Herz hat seine (Vernunft-) Gruende, die die Vernunft nicht kennt, man erfaehrt das in развития, возрождения <.>Достоевский не противопоставляет безоговорочно интуицию разуму. Борьба между рассудком и сердцем у героев Достоевского — это коллизия самосознания и самопроявления, имеющаяразнообразные варианты». Без сомнения, головное и сердечное непосредственно связаны в романах пятикнижия с философской проблемой самосознания личности, однако не стоит забывать и об истинной иерархии личности и характера, в структуре которых ум (рассудок, разум, когниция), сердце (духовный центр личности -ruah, эмоциональное, интуитивное) и воля имеют первостепенное значение и определяют характер процессов осознания себя в мире (онтология, гносеология, праксиология) и мира в себе (аксиология). Автору "Преступления и наказания", преследовавшему цель "найти человека в человеке", не было чуждо духовное учение о "сердце" человеческом, и, более того, он сумел ассимилировать в своем творчестве как философскую, так и религиозную антропологию. Поэтому в литературоведческом исследовании, требующем адекватной эстетическому феномену методологии анализа, нельзя не учитывать подход, в основе которого лежит познание феноменологии рационального и эмоционального, обусловливающей художественную мотивацию поведения героев: "Если в творческом сознании писателя существует корреляция "ума" и "сердца", то соответственно и мотивация поведения должна так или иначе опираться на это соотношение, по преимуществу выбирая рациональные или эмоциональные мотивы поведения" (Буланов 2003: 38).

Достоевский разрабатывает собственную характерологию, в которой важнейшее место занимает механизм взаимодействия рационального и эмоционального" (Буланов 1994: 280). Следовательно, исследование художественной мотивации поведения героев Достоевского, основанное на авторской характерологии и художественной антропологии, представляет собой актуальную научную задачу современного литературоведения. Комплексное междисциплинарное исследование этого аспекта, насколько нам известно, в науке о tausenden Dingen". Das also ist die Logik des Herzens: das Herz hat seine eigene Vernunft! Wir erkennen die Wahrheit nicht mit der Vernunft allein, sondern auch mit dem Herzen" (Kung 1995:72). литературе отсутствует, поэтому важно уяснить, какие мотивирующие силы психики выступают в исследуемых нами романах в качестве первопричинных, т. е. в качестве мотиваторов поведенческих актов героев Достоевского.

Актуальность исследования обусловлена, таким образом, необходимостью уяснения принципов и закономерностей художественной мотивации поведения героев Ф. М. Достоевского, важностью исследования "грамматики человеческого поведения" в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы", основанного на авторской характерологии и художественной антропологии, а также недостаточным освещением данной темы в исследовательской литературе.

Объектом настоящей работы является художественная феноменология рационального и эмоционального в текстах романов Достоевского "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы".

Предмет диссертационного исследования - художественная мотивация поведения героев исследуемых романов, т. е. роль художественного соотношения "логики ума" (ratio) и "принципов сердца" (emotio) в динамическом процессе формирования мотива поступков действующих лиц.

Цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы определить художественные детерминанты поведение "трансцендентных героев", установить художественное своеобразие мотивации поведения героев в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" и выяснить, как и в какой степени художественная феноменология рационального и эмоционального обусловливает мотивацию поступков персонажей.

Цель обусловливает поставленные задачи: 1) определить пути, дающие возможность подойти к исследованию художественной мотивации поведения литературных героев в рамках исто-рико-психологического подхода к изучению психоментальной структуры личности человека определенного культурного стиля поведения, разработать методику исследования поведения героев Достоевского в рамках гуманитарной парадигмы исследования рационального и эмоционального;

2) установить художественную доминанту изображения личности и доминанту художественного изображения в текстах Достоевского, а также принципы, обусловливающие "поэтику поведения" героев в исследуемых нами романах;

3) исследовать влияние психологического стиля "великого пневматолога" на стереотипы процессов поведения героев или, что то же, проанализировать своеобразие поведения персонажей в свете психологизма Достоевского;

4) выявить специфику мотивации поведения героев в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" в свете художественного метода Достоевского, обозначенного автором как "реализм в высшем смысле", и охарактеризовать систему основных мотиваторов поведения действующих лиц в романах;

5) разработать мотивационную модель (парадигму) поведения героев-идеологов.

Научная новизна работы состоит в междисциплинарном характере описания содержания и объема понятия "художественная мотивация поведения героев" и применении исследовательских принципов парадигмы "эстетического эмотивизма" (феноменологии художественного изображения рационального и эмоционального) к поведению героев Ф. М. Достоевского, в определении критериев художественной мотивации в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" и разработке мотивационной модели поведения героев-идеологов.

Методологической базой исследования являются историко-функциональный и историко-типологический методы, а также концептологи-ческий подход современной лингвокультурологии.

Теоретической основой диссертации являются труды о литературном герое (Гинзбург 1977, 1979), монографии А. М. Буланова (1992, 2003), посвященные осмыслению роли художественных концептов "ум" и "сердце" в русской классике и художественной феноменологии рационального и эмоционального в литературе XIX века, и Т. А. Касаткиной (1996) о характерологии Достоевского, а также отечественные и зарубежные работы по психологии эмоций и мотивации поведения.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в разработке одной из актуальных проблем современного литературоведения, имеющих прямое отношения к таким вопросам теории литературы, как авто-рология, художественная характерология и антропология, а также в том, что автором предпринимается попытка реализовать в работе междисциплинарный подход к эстетическому феномену и внести определенный вклад в развитие, с одной стороны, гуманитарной парадигмы в исследовании психоментальной структуры личности определенного культурного стиля поведения, а с другой — "исторической эстетики", типологии умонастроений и характеров.

Прикладная ценность исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в практике преподавания русской литературы в школе и вузе, при разработке лекционных и специальных курсов и семинаров, а также при изучении творчества Ф. М. Достоевского в современных школах различных уровней.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Художественная мотивация поведения героев в исследуемых романах обусловливается художественной феноменологией рационального и эмоционального, символически репрезентируемой в текстах романов посредством метафоры-мифологемы и культурной универсалии "сердце" и метафоры "ум". Есть основания полагать, что именно метафора "сердце", а не категория "соборность", выступает в качестве категории этнопоэтики, нашедшей отражение в художественном дискурсе Достоевского.

2. "Сердце" является ключевым художественным концептом текстов Достоевского и наполняется в творчестве автора пятикнижия широким спектром значений - от эмоционального интеллекта до хранилища религиозного чувства, при этом ценность последнего заключается в его мотивирующем поведение качестве, поэтому в изображении эмоциональной и рациональной сферы находит отражение и художественная феноменология религиозной интенциональности героев. Основным "структурным принципом" романов "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" в аспекте художественной мотивации поведения героев является форма волевого акта, а его содержанием — "сердечная брань". Следовательно, художественной доминантой изображения личности в романах необходимо признать антиномии "ума" и "сердца", а доминантой художественного изображения выступает "антиномия личной воли".

Учитывая соотношение рационального и эмоционального в психоментальной структуре личности действующих лиц романов, можно утверждать, что особенностью моделирования характеров героев-идеологов Достоевского является интровертированная эмоциональная доминанта. Своеобразие психологического стиля Достоевского в художественном моделировании парадигмы поведения героев состоит в том, что их поведенческие акты изображаются и оцениваются автором на уровне "этического поступка", поэтому особое значение в мотивации поведения действующих лиц придается художественной феноменологии религиозной интенциональности, личному волевому выбору и "нравственной вменяемости".

Поскольку в тексте "Преступления и наказания" противопоставление "ума" "сердцу" снимается и автором изображаются антиномии самого "сердца", можно утверждать, что в романе нашли отражение не только обусловливающие поведение главного действующего лица "искажения ума", но и влияние на мировосприятие "ошибок сердца", которые влекут за собой искажение. В поведении героя-идеолога на уровне феноменологии религиозной интенциональности отражается влияние на поступки помыслов". Это находит выражение в художественных средствах изображения преступления Раскольникова — в соотношении художественной мотивации поведения и сюжетной прагматики: в поведении героя доминирует греховное состояние души, это и является в системе романа наказанием за нравственное преступление (поступок-мысль, поступок-желание), проявлением которого становится убийство. В авторской системе координат преступление - это результат проявления болезни-греха вовне, которое изображено таким же образом, как оно описывается в православной литературе, поэтому "преступление" в романе равнозначно "наказанию". Роман "Преступление и наказание" — это христианская трагедия удаления человеческой души от Бога. Трагический пафос романа зиждется на изображении "борьбы Бога с дьяволом в сердце героя", решающую роль в которой играет религиозная интенция героя-идеолога в "сердечной брани", т. е. направленность свободной воли к благу или греху. Исследование поступков главного действующего лица сквозь призму художественной феноменологии рационального и эмоционального - это один из возможных подходов к изучению романов Достоевского в аспекте проблемы "литература и христианство". В поведении Ивана Карамазова находят отражение две противоречивые установки, восходящие к "логике ума" и "принципам сердца". Это рассудочная "логика" и желание оставить за собой "право желать", с одной стороны, и тяга к "живой жизни", стремление подчиниться промыслу "вопреки логике". Мировоззрение героя с большим преувеличением может быть названо социалистическим, атеистическим или антидеистическим. Логика поведения Ивана — это, с одной стороны, логика освобождения себя от рационально недоказуемой вины - в поведении героя-метафизика (}бнаруживается эмоционально-ценностная ориентация скептицизма, по Гегелю, препятствующая развитию "очевидности сердца". С другой стороны, все мотивационные детерминанты поведения героя в романе обусловливаются, по нашему мнению, феноменом религиозного сомнения, в котором пребывает Иван, осмысленным и изображенным автором как в философском, так и в религиозном ключе. Именно религиозное сомнение, а не атеизм или богоборчество влияет на поступки среднего брата.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественная мотивация поведения героев Ф.М. Достоевского"

Заключение

В работе определены подходы к исследованию художественной мотивации поведения литературных героев в рамках историко-психологического подхода и гуманитарной парадигмы изучения рационального и эмоционального, установлена художественная доминанта изображения личности и доминанта художественного изображения в текстах Достоевского. В диссертации проанализировано своеобразие поведения персонажей в свете психологизма автора "Братьев Карамазовых", разработана мотивационная модель (парадигма) поведения героев-идеологов и выявлена специфика мотивационных детерминант поступков персонажей в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" в свете "реализма в высшем смысле".

Исследование художественной мотивации поведения литературных героев - это один из возможных путей становления и развития гуманитарной парадигмы в современных исследованиях проблематики соотношения рационального и эмоционального в психоментальной структуре личности. С другой стороны, изучение художественной феноменологии рационального и эмоционального в литературных текстах представляет собой актуальную исследовательскую задачу самой науки о литературе.

Важность этой проблематики для творчества Ф. М. Достоевского трудно переоценить: соотношение рациональных и эмоциональных комплексов в психоментальной структуре личности действующих лиц обусловливает стереотипы процессов поведения героев, а художественная феноменология ratio и emotio является основой художественной мотивации поведения.

При этом немаловажным для поэтики поведения героев автора "Братьев Карамазовых" является то обстоятельство, что художественная мотивация поведения исследуемых персонажей включает не только психологический субстрат, но и религиозную и философско-этическую проблематику, находящую отражение в феноменологии художественного изображения эмоций и чувств, поэтому проблематика религиозной интенциональности воплощается в художественном тексте как один из мотиваторов участия в сюжетном движении.

Поведение литературного героя - это содержательно наполненная форма в текстовой структуре, обусловленная культурной парадигмой, психотипом и методом литературного автора, а также выражением авторской психоидеологии - стилем. Поведение героев определенного автора включает несколько уровней, а именно: уровень культурных универсалий; типологический, свойственный определенному культурному типу и обусловленный стилем поведения людей-носителей свойств того или иного психотипа, а также авторскую доминанту, обусловленную категориями поэтики писателя.

Доминантой персонажеобразования в текстах романов пятикнижия выступает метафора-мифологема, культурная универсалия и категория этнопо-этики русской литературы "сердце" и метафора "ум" vs. "рассудок"/"разум".

Соотношение "ума" и "сердца" в текстах исследуемых нами романов репрезентирует на уровне культурных символов и категорий поэтики художественную феноменологию рационального и эмоционального в основании поступка; в этом качестве "ум" — это не только дискурсивное мышление, но и всякое рационально обоснованное решение, а "сердце" - эмоциональный и духовный центр личности.

Соотношение рациональных и эмоциональных комплексов в процессе принятия решения и действии, нашедших отражение в художественной феноменологии ratio и emotio, — это основа художественной мотивации поведения героев Достоевского в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы".

Все многообразие поступков действующих лиц романов и совокупность мотиваторов поведенческих актов героев имеют общую точку пересечения в авторской системе координат, которую мы обозначили афоризмом Св. Августина: "Deum et anima scire cupio. Nihil plus? Nihil omnio". Поэтому каждый поступок героя совершается в заданном векторном "отношении", определяемом как моральное, — в отношении предстояния Богу в каждом волевом акте.

Структурным принципом" романа Достоевского в аспекте поведения героев является, с одной стороны, форма волевого акта героя, а с другой -"сердечная брань". Такое понимание может быть признано верным, если исходить из мысли, согласно которой в качестве ключевых художественных концептов текстов исследуемых нами романов выступает художественный концепт 'СЕРДЦЕ' и базовый культурный концепт 'ВЕРА', имагинативная составляющая которого воплощается в них посредством образа "сердечной брани" (метафора-мифологема и культурная универсалия "сердце" возникла в составе культурного концепта 'ВЕРА').

Сердце" как эмоциональный и духовный центр личности наполняется в творчестве "великого пневматолога" широким спектром значений — от "эмоционального интеллекта", до хранилища религиозного и нравственного чувства, при этом ценность религиозного чувства заключается не в самом чувстве . ("вера без дел мертва"), а в бессознательном процессе мотивации, значимость же мотивационного процесса состоит в фактическом результате, который он производит. На этом базируется один из принципов художественной мотивации поведения героев Достоевского, согласно которому художественная феноменология религиозной интенциональности представляет собой один из ее уровней. Таким образом, автор "Преступления и наказания" не смещает акценты в психологическую плоскость, а напротив, психологический стиль "реалиста в высшем смысле" дополняется "метафизическим пространством" и, следовательно, дополнительным измерением в психоментальной структуре личности героя.

В исследовании художественной мотивации поведения литературных героев, вообще, и персонажей Достоевского, в частности, наиболее продуктивными нам представляются три подхода в их взаимосвязи, а именно: моти-вационный, согласно которому эмоции и чувства являются элехментом мотива-ционной сферы и влияют на поведение; морально-психологический, представители которого утверждают, что эмоциональное в личности имеет непосредственное отношение к морали и нравственным диспозициям; а также антропологический подход к религии, в рамках которого акцентируются вопросы о взаимосвязи религии и чувственно-эмоциональной сферы.

Эмоциональные состояния героев Ф. М. Достоевского представляют собой формы осознания себя и мира, способ ориентации в бытии. Эмоции героев - это способ осознания своего "бытия-в-мире" (Ж.-П. Сартр). Именно поэтому идеи и теории героев становятся идеей-страстью и получают статус образов сознания и личностных смыслов, обусловливая эмоционально-ценностные ориентации персонажей. Героям "великого пневматолога", по известному высказыванию, не надо миллиона, им надо "мысль разрешить". И с удивительным постоянством трансцендентные герои бьются над решением трех важнейших вопросов - о существовании Божием, свободе воли и бессмертии души, заражаясь "космологическими идеями" и заряжаясь мотивирующей силой эмоциональной сферы, неминуемо и неизбежно впадая в трагические антиномии рассудка и не имея возможности отрешиться от этих вопросов или же решать их холодным рассудком, потому что образы сознания, как доказал К. Г. Юнг, являются настолько же идеями, насколько эмоциями. Поэтому основные "идеи" героев — Бог, свобода, бессмертие - являются основными эмоциональными ценностями.

Художественная мотивация поведения героев в романах "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" отражает одно из основных положений "историософии" Достоевского, согласно которой ход мировой истории — это борьба двух начал в человеческом мире и отдельной личности, в котором царит свобода и которой довлеет выбор выбора, то есть необходимость "свободного сердечного воления".

Для понимания художественной феноменологии религиозной интенциональности в поведении исследуемых нами героев важно учитывать хорошо разработанную в христианском богословии тему греха, а также роль "ума" и сердца" в борьбе со страстями и помыслами, меняющими поведенческие установки и характеристики личности.

Есть все основания утверждать, что традиция "philosophia et theologia cordis" является как основой художественной доминанты изображения персонажей в исследуемых нами романах, так и средством для раскрытия глубинных процессов осознания героями себя в мире и мира в себе. Художественная мотивация поведения героев Достоевского хотя и может быть исследована как с позиций позитивной науки, так и с точки зрения религиозной антропологии, но большего внимания, на наш взгляд, заслуживает подход, который дает возможность учитывать все особенности поэтической антропологии исследуемого автора. Таким подходом является метод, выработанный в данной работе в рамках выбранной нами в качестве методологической основы парадигмы.

Романы "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы", как и творчество Достоевского в целом, антропоцентричны, а художественной антропологии автора свойствен религиозный характер. Исследуемые романы содержат как универсальные черты, свойственные большинству писателей второй половины XIX века, так и уникальные особенности стереотипов процессов поведения, как то: доминирование изображения законов психической жизни в свете философии и теологии сердца. При этом сложность сюжетно-композиционных средств и богатство психологического плана романов служит основой для "метафизического изхмерения" текста, изображения "борьбы Бога с дьяволом" в сердце героя.

В результате анализа текста романа "Преступление и наказание" было установлено, что на уровне сюжетной прагматики поведение героя-идеолога обусловлено, с одной стороны, особенностями поэтики романа — инверсией причины и следствия в соотношении временного и причинно-следственного плана действия. С другой стороны — доминантой самосознания персонажа, которая может быть обозначена как эмоционально интровертированная. Исходя из сильной позиции текста, мы проводили анализ поведенческих актов героя в силовом поле соотношения художественных концептов "преступление" и "наказание". Результаты свидетельствуют о том, что данные понятия не являются ^ не взаимообусловленными величинами в сочинительном ряду. В тезаурусе автора "преступление" является синонимом "наказания". Преступление — это состояние греха, возникшее в результате уже совершенного этического поступка и являющееся наказанием, результатом и логическим завершением которого становится преступление (убийство). В поведении героя-идеолога сосуществуют две эмоционально-ценностные ориентации. Рассогласованность "ума" и "сердца" — основная характеристика поведения Раскольникова, но это состояние отражается в "сердце", в самости.

Поскольку противопоставление "ума" "сердцу" в романе кажущееся, антиномия рационального и эмоционального в поведении героя-идеолога снимается. Поэтому в романе изображено и осмысленно воздействие на мировосприятие не только "искажений ума", но и влияние на самосознание "ошибок сердца", которые влекут за собой искажение.

В работе предпринимается попытка смоделировать парадигму поведения героя-идеолога, которая отражена в представленной нами мотивационной модели, включающей несколько элементов: 1) идеологическую мотивационную установку, 2) абстрактный мотив, 3) процесс формирования конкретного мотива, 4) этический поступок, 5) деяние, 6) рациональное обоснование поступка . (мотивировка) и 7) обнаружение истинного мотива. Разработанная модель включает в себя основные характеристики процесса формирования мотива преступления Раскольникова и соответствует многоуровневой структуре текста и поведения героя, в котором находит выражение "метафизическая антиномия личной воли", психологический прагматизм состояний сознания и прагматика внешних событий, обусловленных "метафизической антиномией сердца".

Особенно важную роль для соотношения сюжетно-композиционной прагматики романа и художественной мотивации поведения героя играют принцип контрапункта и две нарративные стратегии текста, раскрывающие процесс субъективного переживания времени героем.

Роман "Преступление и наказание" — это христианская трагедия удаления человеческой души от Бога. Трагический пафос романа зиждется на изображении "борьбы Бога с дьяволом в сердце героя", решающую роль в которой играет религиозная интенция героя-идеолога в "сердечной брани", т. е. направленность свободной воли к свету или греху. Исследование поступков главного действующего лица сквозь призму художественной феноменологии рационального и эмоционального — это один из возможных подходов к изучению романов Достоевского в аспекте проблемы "литература и христианство".

В тексте романа "Братья Карамазовы" художественная мотивация поведения героев обусловливается как несубъектными формами выражения автора — жанровыми принципами, включающими черты архитектоники житийного повествования, так и субъектными — действующие лица романа изображаются как духовное единство, соборная личность.

В поведении Ивана Карамазова находят отражение две противоречивые установки, восходящие к "логике ума" и "принципам сердца". Это — рассудочная "логика" и желание оставить за собой "право желать", с одной стороны, и тяга к "живой жизни", стремление подчиниться промыслу "вопреки логике".

Мировоззрение героя с большим преувеличением может быть названо социалистическим, атеистическим или антидеистическим. Логика поведения Ивана - это, с одной стороны, логика освобождения себя от рационально недоказуемой вины. В поведении героя-метафизика может быть обнаружена эмоционально-ценностная ориентация скептицизма, препятствующая развитию "очевидности сердца". С другой стороны, все мотивационные механизмы поведения героя в романе обусловливаются, по нашему мнению, феноменом религиозного сомнения, в котором пребывает Иван, осмысленным и изображенным автором как в философском, так и в религиозном ключе. Именно религиозное сомнение, а не атеизм или богоборчество влияет на поступки среднего брата.

Религиозное сомнение вызывает диссонанс в духовно-душевной организации действующего лица (на рациональном и эмоциональном уровне, а также в сфере религиозной интенциональности) и обусловливает поведенческие акты: не дает обрести целостность и гармонию в соотношении ума, сердца и воли, так как для их достижения необходим личный духовный опыт — опыт духа, и сердца, и сознания, и совести сразу.

Поведение Алеши Карамазова, кроме единственного эпизода после смерти старца Зосимы, когда младшего брата охватывает сомнение в справедливости устройства мира Божьего, не включает никаких побуждающих к "отрицательному" действию мотиваторов. В поведении младшего брата все духовные изменения происходят "по-детски" стихийно: не успев "взбунтоваться", он переносится в Кану Галилейскую и встает после сна "твердым на всю жизнь бойцом".

В отличие от младшего брата герой-метафизик, сомневающийся в содержании религиозного опыта, "поглощен проблемой". Однако сомнение героя не является концом религии, его приход представляет опасность лишь для "детской беспомощной религии настроений" (И. А. Ильин). Если рассмотреть те эпизоды романа, в которых герой-метафизик "искушает" героя-послушника в этом ключе, становится очевидным, что именно таким носителем религиозного опыта настроений является Алеша. В этом состоит отличие в художественной мотивации поведения Ивана и младшего брата.

В заключение отметим, что традиция "philosophia et theologia cordis", к которой восходит исследование художественной феноменологии рационального и эмоционального и мотивации поведения героев Достоевского, является одним из немногих методологических путей, дающих возможность подойти к анализу эстетического феномена с соответствующих его неоднородной природе позиций.

Список научной литературыЛогвинов, Михаил Иванович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997.

2. Аверинцев С. С. София-Логос. Словарь. Второе, испр. издание. Киев, 2001.

3. Автономова Н. С. Рассудок. Разум. Рациональность. М., 1988.

4. Алейникова Е. А. Художественная мотивация поведения Николая Став-рогина в романе Ф. М. Достоевского "Бесы" // Актуальные проблемы современной духовной культуры: Сборник науч. тр. Волгоград, 2003. — С. 143-146.

5. Аллен Луи. Достоевский и Бог. СПб., 1993.

6. Аллен Луи. Ф. М. Достоевский: Поэтика. Мироощущение. Богоискательство. СПб., 1996.

7. Альми И. Л. Еще об одном источнике замысла романа "Преступление и наказание" // Русская литература. 1992. № 2. - С. 95-100.

8. Амелин Г. Г., Пильщиков И. А. Новый Завет в "Преступлении и наказании" Ф. М. Достоевского // Логос. Философско-литературный журнал. — 1992. № 3. С. 269-279.

9. Андерсон Р. О композиции романа "Преступление и наказание" // Русская литература. 1993. № 4. - С. 114-117.

10. Андерсон Роджер. Природа вещей у Достоевского и Толстого // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания: Вып. 11. — Воронеж, 1998. С. 37-45.

11. Андо Ацусу. "Преступление и наказание" Достоевского в свете Библии (литературно-художественное наследство Юрия Васильева) // Русская литература XIX века и христианство: Сб. науч. статей. М., 1997. — С. 328-336.

12. Андреев Д. Л. Роза мира. М., 1993.

13. Анненский И. Ф. Книги отражений. М., 1979.14