автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественные функции стилизации в романе серебряного века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественные функции стилизации в романе серебряного века"

На правах рукописи

Журавлева Наталья Васильевна

Художественные функции стилизации в романе серебряного века

Специальность 10.01.01 -русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Воронеж - 2004

Работа выполнена в Воронежском государственном университете.

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Мущенко Екатерина Григорьевна.

кандидат филологических наук. доцент Бердникова Ольга Анатольевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук.

профессор Кройчик Лев Ефремович.

кандидат филологических наук. доцент Слинько Марина Анатольевна

Ведущая организация: Липецкий государственный

педагогический университет

Защита состоится Л^и^иЯ- 2004 г. в ^ на заседании

диссертационного совета Д 212.038.14 в Воронежском государственном университете по адресу: 394006. Воронеж. пл. Ленина. 10. ауд. 14

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук профессор

«/% лил^лгуд 20041

В.А.Свительский

Стилизация была одной из характерных примет русского искусства рубежа веков. Под ее влиянием оказались не только литература, но и живопись, и театральное искусство, и музыкальное творчество. Увлечение стилизацией в искусстве совпало с процессом обновления романного жанра в русской литературе, что не могло не сказаться на своеобразии новой романной формы. В романах художников-модернистов, в силу специфики их миропонимания, стилизация1 стала одним из основных формообразующих факторов. Особенно показательны в этом отношении романы «Огненный ангел» В.Брюсова, «Серебряный голубь» А.Белого, «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» М.Кузмина.

Актуальность настоящего диссертационного исследования определяется тем, что в нем на материале модернистской романной прозы осуществлена попытка изучения явления стилизации, широко распространенного в художественной культуре России конца XIX - начала XX века.

Исследователи, изучавшие модернистский роман конца XIX - начала XX века (Л.Долгополов, Л.Силард, С.Ильев, Н.Барковская), не сосредоточивались на проблеме стилизации и на том, какова ее роль в формировании жанрового своеобразия модернистского романа. Исключение составляют работы, в которых затрагивается вопрос о функциях стилизации в романе А. Белого «Серебряный голубь»: это «Поэтика сказа» (Е.Мущенко, Л.Кройчика, В.Скобелева (1987)), статьи-К.Сёке «Двуплановость и две формы повествования романа Андрея Белого «Серебряный голубь»»(1977) и В.Паперного «Андрей Белый и Гоголь»(1983).

Объектом исследования стало явление стилизации и се роль в формировании жанра модернистского романа и образа мира в романной прозе В.Брюсова, А.Белого, М.Кузмина.

Предмет работы - романы «Огненный ангел» В.Брюсова, «Серебряный голубь» А.Белого, «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» М.Кузмина, а также теоретические работы указанных авторов.

Цель диссертации - определить, функции стилизации в произведениях названных писателей.

Цель исследования диктует свои задачи:

1. Осмысление проблемы стилизации в литературе и художественной культуре Серебряного века.

2. Определение степени воздействия стилизации на структуру романов указанных авторов на разных этапах существования символизма.

3. Выяснение тех эстетических и поэтико-структурных задач, которые решаются в романах этих авторов посредством стилизации.

Научная новизна исследования заключается в рассмотрении феномена стилизации как 1) жанрообразующего фактора модернистского

романа в русской литературе; 2) способа кого

БИБЛИОТЕКА

еагит

I СП

формирующего художественный мир писателей (В.Брюсова, Л.Белого и М.Кузмина), представляющих различные тенденции символизма.

Методологической основой исследования послужили философские и литературоведческие работы, в которых рассматривается специфика художественного сознания конца XIX - начала XX века в России (Вл.Соловьев, Н.Бердяев, Л.Долгополов, Г.Стернин, Г.Почепцов и др.), работы по теории стилизации (Ю.Тынянов, М.Бахтии, П.Сакулин, Ю.Лотман, В.Троицкий, К.Долинин, Ю.Минералов, И.Минералова, Л.Кубасов и др.), труды по истории и теории символизма (Е.Ермилова, А.Пайман, Л.Колобаева, А.Ханзен-Леве, З.Минц, Н.Пустыгина, И.Минералова, В.Сарычев и др.), исследования, посвященные возникновению и становлению романа как жанра (М.Бахтин, Е.Мелетинский, В.Кожинов, Н.Рымарь, Н.Лейтес), работы о русском модернистском романе (Л.Долгополов, Л.Силард, С.Ильев, Н.Барковская и ДР-).

Анализируя художественные тексты, мы руководствовались историко-литературным, сравнительно-типологическим и структурно-семантическим методами, разработанными в трудах М.Бахтина, Д.Лихачева, Ю-Лотмана, С.Ильева и др.

Теоретическая значимость работы заключается в установлении значения стилизации для модернистского романа русской литературы.

Практическое значение. Наблюдения и выводы, предложенные в диссертации, могут быть учтены в дальнейших исследованиях по теории романа, а также при изучении творчества В.Брюсова, А.Белого и М.Кузмина и других писателей Серебряного века. Материалы работы могут быть использованы в вузовских курсах, спецкурсах, семинарах по истории русской литературы, в школьном преподавании литературы.

Положения, выносимые на защиту:

1. Русский модернистский роман, будучи по определению жанром, откликающимся на любые значимые события современной художественной жизни, активно использовал стилизацию, являвшуюся одним из факторов, определивших поиск способов художественного познания периода рубежа веков.

2. Присутствие стилизации в исследуемых романах обусловлено общей для символизма тенденцией восприятия и переживания реальности как искусствоподобного феномена. Но в каждом из них стилизация также выполняет функцию воплощения мировидения, характерного как для конкретного автора, так и для того этапа эволюции русского символизма, которое он представляет.

3. В романе В.Брюсова «Огненный ангел» стилизация является средством художественного воплощения идеи о свободном от всякого рода догм стремлении к познанию как универсальном свойстве человека.

4. В романе А. Белого «Серебряный голубь» стилизация служит основным средством воссоздания образа реальности как процесса приобщения героя и автора к народной истине.

5. Стилизованно воссозданный «авантюрный» мир романа М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» является художественным выражением исчерпанности познавательной модели символизма в постсимволистскую эпоху.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на научных конференциях в Воронежском областном институте повышения квалификации и переподготовки работников образования, в статьях, опубликованных в научной периодике.

Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы.

Содержание работы Во Введении обосновывается тема, ее актуальность, научная новизна, методологические основы, обозначаются имеющие отношение к теме работы основные историко-литературные проблемы, формулируются цели и задачи диссертационного исследования, основные положения, выносимые на защиту.

Период рубежа XIX-XX веков был определен Н.Бердяевым как «культурный ренессанс», одним из характерных признаков которого, по его мнению, было появление особого типа человека, более ориентированного на жизнь духовную, и даже мистическую, чем на реальность социальных отношений. Новое искусство, в свою очередь, определяет, как свою приоритетную задачу, восстановление «мистической связи человека с бесконечным» (Д.Мережковский).

Закономерно, что это понимание реальности и человека воплотилось в специфической модели мира, представленной в символистском искусстве. Мир, в понимании символистов, кроме своего реального измерения, обладает некой мистической углубленностью, содержащей в себе подчас первопричины всего, что проявляется вовне. Опирающийся на интуицию художник, в отличие от носителя рационального сознания, познает реальность во всей полноте ее как видимых, так и лишь ощущаемых, угадываемых проявлений.

Субъектом познания может быть также герой символистского произведения. Для осуществления этой функции он должен быть наделен более тонкой, чем у обычных людей, интуицией, стремлением к познанию тайн бытия, а также поставлен автором в ситуацию, когда граница между видимой и трансцендентной реальностями ощущается особенно остро. Таким образом, можно говорить о познавательной модели символизма, одним из компонентов которой является герой такого типа, а другим -реальность, обнаруживающая свою мистическую подоплеку.

Символистская картина мира нашла свое воплощение в форме модернистского романа, который возникает в русской литературе раньше, чем обновленный реалистический роман.

В эпоху рубежа XIX-XX веков стало очевидно, что романная форма нуждается в обновлении, которому необходимо предшествует изменение

концепции единства человека и мира, определяющей современный для данной эпохи тип романного мышления. Процесс жанрового обновления романа идет как внутри реализма, так и в модернизме. Сторонники и той, и другой эстетических систем сознательно отталкиваются от традиционного классического русского романа XIX века. И, если обновление романа в этот период в реалистической прозе идет через малые эпические жанры, где вызревает концепция единства человека и мира (Е.Мущенко), то в модернизме автор «пытается сконструировать, алхимически синтезировать из разнородных осколков целостность жизни, миф бытия» (Н.Рымарь).

Модернистский роман возникает раньше, чем обновленный реалистический роман: уже на рубеже веков появляются произведения Д.Мережковского, Ф.Сологуба, В.Брюсова, А.Белого. Очевидно, в немалой степени этому способствовал универсализм, свойственный символистскому миропониманию, требовавший художественной формы, которая соответствовала бы этой установке. Но при всех различиях в путях достижения результата - создания новой романной формы, и реализм, и модернизм (последний в большей степени) в построении ее прибегают к использованию элементов «чужих» литературных форм (как относящихся к другому времени, так и принадлежащих другим авторам) -то есть к стилизации.

Стилизация активизируется в период «интенсивного разрушения окостеневших эстетических систем, что часто выливается в борьбу с традиционными методами, жанрами, стилями, в формирование новых эстетических концепций, течений» (Е.Мущенко). В разных сферах художественного творчества обращение к стилизации продиктовано в значительной степени именно полемикой с «ближайшей традицией». Художники «Мира искусств» противопоставляют себя передвижникам, всему демократическому искусству прошлого. Игорь Стравинский объясняет свои попытки стилизовать музыку XYI-XYШ веков желанием убежать от предшественников в музыке - романтиков. В.Мейерхольд полагал, что стилизация должна стать основным художественным приемом нового театра, который он противопоставлял приему копирования, «фотографирования», характерному для неприемлемого для него «натуралистического» театра.

Стилизация служит средством формирования нового художественного языка. Знаменитый «билибинский стиль» сложился на основе стилизации мотивов народного лубка, вышивок, резьбы по дереву, древнерусской миниатюры. Стравинский полагал, что обращение к музыке предшественников вполне закономерное явление в периоды поиска нового музыкального языка.

Формирование нового стиля через стилизацию и в рамках творчества отдельных художников, и в масштабах всего искусства целых периодов (как правило, кризисных) - закономерное для художественного процесса явление. Стилизация здесь выступает в своей традиционной, а не специфической для данного периода функции.

Распространение стилизации стало возможным также в силу новых качеств эстетической культуры, проявившихся на рубеже веков и не характерных для предшествующего периода. Эти качества выразились, главным образом, в гибкости восприятия и эстетической терпимости (Д.С.Лихачев).

Художественная культура рубежа веков, стремилась к

самоосознанию, уяснению своего места в контексте мировой культуры, что выразилось в главенствующих тенденциях развития культуры на протяжении XX века, определившихся в художественном и философско-теоретическом творчестве русских символистов: в стремлении к новизне и обращенности в прошлое, в ориентации на по-иному понимаемые, но в основном классические традиции (О.Клинг). Классические традиции были представлены в литературе того времени через стилизацию, реминисценции, культурные отсылки.

Кроме того, широкое распространение стилизации в этот период было обусловлено тем, что она была одним из частных осуществлений в сфере искусства идеи синтеза, составлявшей культурную парадигму модернизма (Л.Геллер). Художники, представлявшие это направление, мечтали о новом синтетическом искусстве - «инструментарии магического действа» (И.Минералова) - и искали пути воплощения этой мечты, преимущественно, через синтез жанров, стилей и даже разных видов искусств.

К числу специфических для России рубежа веков причин активизации стилизации следует также отнести следующую: актуальность проблемы культуры. По мнению Л.Колобаевой, «многие явления русской литературы серебряного века определялись по сути и по форме в зависимости от того, в каком отношении к проблеме культуры они стояли» (Л.Колобаева). Отношение символистов выразилось в идее «синтеза» культур, а также в ориентации на культуры классической древности. В художественной практике эти идеи воплощались, в том числе, в стилизациях и реминисценциях.

Учитывая, что стилизацию в современном литературоведении определяют более или менее широко в зависимости от объема стилизуемого плана, полагаем необходимым оговорить, что мы понимаем под стилизацией. В анализе избранных произведений мы руководствовались следующим определением: стилизация - намеренная и явная имитация того или иного обобщенно воспринимаемого стиля. Под стилизуемым планом следует понимать не только словесный стиль, но, прежде всего, художественный стиль, который, по определению М.Бахтина, «работает не словами, а моментами мира и жизни, ценностями мира и жизни, его можно определить как совокупность приемов формирования и завершения человека и его мира».

Подразумевая, что объектом стилизации является стиль, уточним, что стилем обладают как социально и исторически определенная речь, так и литературные произведения конкретного автора, целого литературного

направления. национальной литературы и т.д. Говоря о художественной словесности. необходимо помнить. что стилевое своеобразие отдельного произведения или их совокупности проявляется не только на речевом уровне. но «представителями» стиля могут выступать типичные для него мотивы. герои. характерные сюжетные ситуации. типичным также может быть художественное пространство. в пределах которого существуют персонажи и совершаются действия. Тогда стилизация «вовсе не требует непременно цитат или полуцитат из реальных текстов художника. то есть реминисценций. Обрисовывается именно конфигурация стиля. стиль как принцип - словесное воплощение может быть продуктом творческой фантазии автора» (Ю.Минералов).

Основанием для выбора романов «Огненный ангел». «Серебряный голубь» и «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо. графа Калиостро» служит тот факт. что их авторы представляют. с точки зрения современного литературоведения. последовательно сменяющие друг друга этапы развития русского символизма. При этом во всех трех романах присутствие стилизации было очевидно как для первых их читателей. так и для современных исследователей. Кроме того. в каждом из привлеченных для анализа произведений находит воплощение один из вариантов символистской познавательной модели.

Глава первая «Роман В.Брюсова «Огненный ангел» как воплощение мифа о познании»

Существует устойчивая давняя традиция соотносить роман «Огненный ангел» с жанром исторического романа (З.Ясинская. 1964; Л.Чмыхов. 1974; Б.Пуришев. 1974; С.Гречишкин. 1980; А.Белецкий. 1993). Исследователи. оценивающие его по норме этого жанра. как правило. фиксируют. как фактор положительный. моменты совпадения брюсовского романа со стандартом исторического жанра. и с неудовлетворением отмечают факты отклонения от этого образца.

История была одним из самых серьезных увлечений ВЛ.Брюсова с ранней юности. поэтому появление в его творчестве произведений на историческую тему было вполне закономерным. В ходе занятий историей основывающийся на символистском миропонимании В.Брюсов формирует специфическую концепцию исторического процесса. которая. по мнению Л.Колобаевой. стала выражением общей для «символистов-неоклассицистов» идеи синтеза культур. Вся история человечества. согласно его представлениям. вписывается в «четыре гигантских круга» (VII. 436). Главное событие каждого последующего круга есть усвоение опыта круга предыдущего. В четвертом круге происходит поэтапное усвоение опыта античности. Средневековье стало первым этапом. который сменился эпохой Новой Европы. сам же В.Брюсов и его современники живут уже в новейшую эпоху. События. совершающиеся на границах этих эпох. особенно привлекательны с точки зрения их яркости и драматичности. Смена Средневековья эпохой Новой Европы стала предметом художественного освоения в романе «Огненный ангел».

Обилие исторических деталей заставляет, как правило, соотносить роман «Огненный ангел» с жанром исторического романа. Но по другим, более существенным, жанровым признакам это произведение все-таки не может быть причислено к ним. Например, персонажи романа, имеющие реальные исторические прототипы, не реализуют тех сюжетообразующих потенций, которые предусматриваются для героев такого типа жанром исторического романа. Здесь они выступают почти деталью общего исторического фона. Не формируют сюжет и перечисленные лишь вскользь политические события, потрясавшие Германию времен Реформации. То есть, кроме скрупулезного воссоздания культурного фона эпохи, никаких иных признаков традиционного исторического романа в «Огненном ангеле» нет. Но в этих «отклонениях» от жанровой нормы воплотилось брюсовское понимание истории, так как для него история - это, прежде всего, история культуры в широком смысле (но художественная составляющая культуры выдвигается автором на передний план), а политические события интересны лишь как одно из прочих проявлений своеобразия культуры данного периода. В.Л.Брюсов ищет единства во всех проявлениях культуры данного исторического периода, как материальных, так и духовных. Это искомое им единство, провоцирующее все формы культуры (и политические также), есть стиль эпохи.

Если своеобразие конкретного периода истории определяется единством стиля, то исторический процесс в целом подчиняется закономерностям циклической повторяемости событий, их аналогичности друг другу. Метод установления исторической истины в поиске аналогий, ассоциаций, а не в выведении исторических последствий из исторических предпосылок. «Расширение» сознания, следствием которого будут «новое искусство и новая наука» (Брюсов, VI, 54), по выражению самого Брюсова, наблюдает он в современности и находит аналогичный процесс в другом времени - в XVI веке, на стыке средневековой и ренессансной культур.

В.Брюсов, как и создатель традиционного в сегодняшнем понимании исторического романа, пытается определить, каков механизм исторического развития, какие человеческие побуждения «запускают» этот механизм. И делает вывод, что эти побуждения не могут быть связываемы лишь с одной конкретной исторической эпохой. В историческом процессе функционируют, определяя его, универсальные человеческие стремления. Например, историю «двигает» вечная человеческая страсть постижения истины. Постоянно «расширяющееся сознание», вбирающее новые стороны истины, делает эту страсть и неутолимой, и вечной. Процесс поиска истины непрерывен и характерен для любого исторического периода. Но в наиболее эмоциональных своих формах страсть познавать, безусловно, проявится в периоды «расширения» сознания, характерные для кризисов истории.

Таким образом, история представлена в романе В.Брюсова «Огненный ангел» в самом масштабном измерении: не как политические события эпохи Реформации, не как социальные противоречия этого времени, а как один из этапов поиска истины на очередном историческом «круге».

По сути мифологический взгляд В.Я.Брюсова на историю как на последовательность реализаций некоего универсального сюжета нашел воплощение в форме символистского романа, представляющего собой роман-миф (С.Ильев).

Роман В.Л.Брюсова «Огненный ангел» - сложное структурное целое, образованное множеством стилизационных пластов. Субъектами повествования в романе являются Издатель, современник автора, и главный герой романа - Рупрехт, европеец XYI века. Первый повествователь выражает себя во фрагментах «Предисловие к русскому изданию» и «Объяснительные примечания», второй - в «Заглавии автора», «Посвящении автора», «Предисловии автора» и шестнадцати главах самой «правдивой повести».

Источником стилизации, содержащейся в «Предисловии» и «Объяснительных примечаниях», может быть определен «научный текст» в широком смысле. В этих фрагментах автор создает образ носителя научного сознания, переводящего эмоциональный рассказ Рупрехта в регистр сухого повествования историка, оценивающего события с высоты знания, накопленного за триста последовавших за ними лет. Источником стилизации, содержащейся во фрагменте «правдивой повести», являются характерные для европейского XVI века жанры авантюрного жизнеописания, притчи, жития и исповеди. Религиозные жанры исповеди, притчи, жития являлись частью культурного сознания эпохи средневековья. Жанр авантюрной автобиографии сформировался позднее - уже в эпоху Возрождения. Но в совокупности они составляли тот жанровый репертуар, которым располагали для восприятия и оценки действительности люди переходного периода европейской истории - периода Реформации. Таким образом, одна из художественных задач, которую автор решает посредством стилизации, состоит в том, чтобы создать исторически конкретные образы людей, носителей характерного для своего времени и места пребывания сознания.

При этом следует особо оговорить, что историческая конкретность для автора заключена в особенностях мышления, обусловленных жанровыми схемами средневековой словесности и стилем пластических искусств этого времени. Рупрехт оценивает события, опираясь на жанровые схемы словесного искусства этого периода, и смотрит на мир глазами художников XYI века (П.Брейгель, И.Босх).

Представление В.Брюсова о том, что человек определенного исторического периода формируется художественной культурой этого периода, вытекало из общего для русского символизма взгляда на реальность как на эстетический в своей основе феномен. Следствием такого взгляда было представление о познающей силе искусства и его преимуществах в этом смысле перед наукой. В романе это представление выражается в композиционном противопоставлении двух точек зрения на рассказанную историю. Носители «средневекового» сознания (Рупрехт) и научного сознания (современный Издатель) соотнесены в романе как участник событий, переживший их эмоционально, и комментатор-рационалист,

лишивший их личностной оценки Рупрехта и таким образом выхолостивший их реальный смысл.

Вне поля зрения Издателя в силу присущего ему рационализма оказался тот поиск мистического знания, который ведет главный герой. Для Издателя сюжетная линия, связанная с оккультными опытами Рупрехта и Ренаты, выражает характерную для средних веков склонность к суевериям.

Герой не одинок в своем стремлении познать тайны мира. По-своему ищут истину Рената и Генрих, автор вводит в роман в качестве персонажей Фауста - легендарного героя, вечно томимого жаждой познания, а также Лгриппу Нетесгеймского - реально существовавшего ученого-мистика. Реминисцентно, как устанавливает С.П.Ильев, в романе присутствуют «странники иных миров» герой «Божественной комедии» Данте и гомеровский Одиссей.

Движение к истине Рупрехта - это поиск героя-индивидуалиста, отталкивающегося от всяких коллективно сформированных представлений о ней. Герой не только не сверяется с традиционной религиозной моралью, но открыто нарушает ее нормы, декларируя свободу человека в выборе пути, ведущего к истине. Именно герой такого типа отвечал представлениям «старших символистов» о мире индивидуума как источнике красоты и истины.

Общее стремление всех перечисленных героев, при разнообразии путей постижения истины, которыми они идут, позволяет включить их в один смысловой ряд. Смысловые ряды и являются основным структурным признаком символистского романа - романа-мифа (С.П.Ильев). Отдельный смысловой ряд, формирующий миф о познании, составляют стилизованно воссозданные жанры жития, причти, исповеди и автобиографии, так как каждый из них также связан с поиском истины - нравственным самоопределением человека. Но, стилизуя указанные жанры, автор демонстрирует также их неадекватность новой реальности, а значит, непригодность для ее осмысления. Герои романа живут в кризисную эпоху, чреватую переменами (в сознании, в том числе), живут с ощущением приближения новой истины, которую ищут через ереси, разрушающие догматические построения старой веры. Аналогии с современной В.Брюсову Россией были очевидны, о чем он напишет: «В душе своей мы усматриваем, чего не замечали прежде: вот явления распадения души, двойного зрения, внушения; вот воскрешающие сокровенные учения средневековья (магия) и попытки сношения с невидимым (спиритизм). Сознание, видимо, готовится торжествовать еще одну победу».

Спроецировав через стилизацию современные процессы «расширения сознания» в европейский шестнадцатый век, автор не только утверждает аналогичность этих процессов, но и пытается средствами искусства познать их сущность. В результате своего художественного исследования он приходит к заключению, что страсть познавать вечна, а определение путей, ведущих к истине, является прерогативой тех, кто к ней стремится.

Во второй главе «Поиск «истинной России» в романе А. Белого «Серебряный голубь»» роман «Серебряный голубь» рассматривается с точки зрения того. какими стилями формируется «среда преломления» (М.Бахтин) авторского слова.

Тематически роман примыкает к многочисленным произведениям русской литературы. повествующим о хождении интеллигенции в народ. С другой стороны. в нем обозначена широко обсуждавшаяся на рубеже веков проблема исторического выбора России западного или восточного путей развития.

Композиция романа определяется схемой сопоставления восточного и западного начал и попыткам главного героя приобщиться поочередно то к одному. то к другому. Этой схеме отчасти подчиняется и организация художественного пространства: события романа разворачиваются в пределах трех основных топосов: в селе Целебееве. в котором художественно воплощается восточная идея. и имении Гуголево. выражающем ориентацию России на культурный Запад. Одним из основных топосов является город Лихов - место сектантских собраний.

Идейная самостоятельность трех топосов (Целебеева. Гуголева. Лихова) подчеркивается стилистическими особенностями повествования. Каждый из них имеет своего «представителя» - рассказчика. описывающего события и героев в своей. присущей лишь ему стилевой манере.

Автор через стилизацию формирует характерологическое своеобразие каждого рассказчика. В образе целебеевца превалируют черты. связанные с русской деревней. с суждениями и взглядами. характерными для деревенского жителя. В стиль целебеевца автор. желая подчеркнуть его большую. чем прочих рассказчиков. приближенность к народу. включает элементы фольклорного стиля. Гуголево связано с дворянским. не русским. бытом и ассоциируется с Западом. поэтому гуголевский рассказчик - недовольный новыми порядками человек. с ностальгией вспоминающий прежние времена. Лиховский рассказчик - гражданин уездного города. человек с некоторым образованием. не отягощенный предрассудками фальшивой народности. не слишком сочувствующий +барской ностальгии. но ко всему относящийся серьезно и рассудительно. Необходимо подчеркнуть. что стиль лиховского и целебеевского рассказчиков включает стилизационно воспроизведенные черты речевой манеры гоголевских повествователей и рассказчиков (субъектов повествования из «Миргорода». «Повести о том. как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»). При различиях в характерах. все три рассказчика являются выходцами из демократической среды и воплощают народную точку зрения на описываемые события русской истории начала XX века: политические волнения. крестьянские бунты. религиозные искания. Речевая манера представителей демократического большинства становится для автора той средой. через которую преломляется его слово о современной России.

Но основным субъектом повествования выступает условный книжный повествователь. Фрагменты повествования, отданные этому четвертому субъекту речи, по своим характеристикам не могут быть отнесены к сказовой форме. Здесь не учитывается реакция возможных слушателей, эта речь не может быть определена как импровизационная, скорее она ориентирована на письменный строй повествования. Субъекта речи невозможно идентифицировать с точки зрения его принадлежности к определенному социуму, в его «слове» нет сведений о его характере. Отсутствие специфических черт в образе книжного повествователя говорит о большей приближенности его к автору. Этот субъект речи выражает себя в своеобразном ярко-живописном стиле, характеризующемся чрезмерным количеством колоритных неологизмов и нетрадиционных метафор. Позиция книжного повествователя сближается с авторской позицией, а также с позицией главного героя романа Петра Дарьяльского, стиль размышлений которого подчас очень трудно отличить от стиля повествователя.

Своеобразие стиля романа заключается в том, что основной субъект речи в нем - книжный повествователь - постоянно как бы устраняется, то уступая право рассказывать о событиях трем рассказчикам, то имитируя речь того или иного персонажа в форме несобственно-прямой речи. Эти «стилевые колебания» подчиняются определенной закономерности. Описывая природные явления, рассуждая о судьбе России, повествователь, как правило, придерживается книжно-литературного стиля. Но, как только в поле его зрения попадает кто-либо из героев или группа героев, обладающих некоторыми социальными признаками, он начинает имитировать стиль этого героя или группы.

Полагаем, что «стилевые колебания» отражают как безуспешность попыток автора стать на народную точку зрения в оценке событий российской жизни начала века, так и безуспешность усилий главного героя Дарьяльского открыть для себя настоящую подлинную Россию. О том, насколько авторитетна для автора народная точка зрения, можно судить по особенностям стилизации в «Серебряном голубе», а точнее, по той степени условности, которую она создает. Авторское слово в этом произведении нередко преодолевает не одну, а три «среды преломления»: речь демократического большинства, а также стиль гоголевских рассказчиков и фольклорный стиль. Подчеркнутая таким образом условность в изображении представителей народной среды есть свидетельство того, что «мужицкая Россия» не открылась автору так же, как и герою. Народ в романе говорит то стилем Гоголя, то фольклорным стилем, то «ядреным», «пересыщенным» (Г.Белая), искусственно созданным (стилизованным) языком. Нередко мужицкая речь передается как невразумительные мычание и бормотание (подглавка « В чайной»).

«Средой преломления» для авторского слова в романе также выступают тексты русской литературы XIX века - произведения А.Пушкина, Н.Гоголя, Ф.Достоевского, Л.Толстого. Некоторые персонажи

«Серебряного голубя» соотнесены автором с уже открытыми до него литературными типами. Причем он воспринимает русскую литературу XIX века как единый текст и поэтому не старается представить образ конкретного персонажа, а создает обобщенные образы, соединяющие в себе свойства героев нескольких произведений и даже нескольких авторов.

Отсылки к текстам Н. Гоголя более многочисленны, чем указания на произведения других русских классиков. Причиной столь значительного гоголевского присутствия в «Серебряном голубе» был тот факт, что сама личность Гоголя и созданные им художественные образы являлись частью индивидуального мифа А.Белого о России. Он полагал, что говорить об исторической судьбе России, не упомянув автора, представившего в своем творчестве наиболее яркое художественное воплощение образа России, было немыслимо: «Непостижимо, неестественно связан с Россией Гоголь, быть может, более всех писателей русских, и не с прошлой Россией он связан, а с Россией сегодняшнего и еще более завтрашнего дня» (А.Белый).

Отталкиваясь от субъективно понимаемого гоголевского образа России, А.Белый в романе «Серебряный голубь» создает миф об Апокалипсисе как состоянии современной ему России. Согласно его точке зрения, социальные потрясения (осмысливаемые им как события апокалиптического характера) будут сопутствовать России до тех пор, пока не осуществится мистерия личностного преображения. Тот ужас, полагает автор мифа, который расползается по России, на самом деле, мнимость, призрак, маска, скрывающая истинный лик реальности, до созерцания которого доберется лишь тот, кто сам обретет свой настоящий лик, сам преодолеет свою маску.

Основная функция стилизации в романе заключается в том, чтобы подчеркнуть условность, мнимость изображенной реальности. В контексте создаваемого автором «Серебряного голубя» мифа, условность становится сродни мнимой, кажущейся действительности, скрывающейся под маской.

Попытка такого преображения явлена в судьбе главного героя романа - Петра Дарьяльского. Но процесс преображения сводится к «переодеванию», к перемене масок — герой «прикидывается» то барином, то наемным работником столяра Кудеярова, но своего истинного лица так и не обнаруживает.

Необходимо заметить, что миф А.Белого о судьбе России вмещает в себя «аргонавтский» миф, обнаруживающий свое присутствие в романе характерными мотивами («зари», «тайны» и т.п.), а также в сюжетной линии, связанной с судьбой главного героя Петра Дарьяльского. Но в романе этот миф выступает не только в функции «дешифратора» текста «Серебряного голубя», но и как объект изображения. «Аргонавт» Дарьяльский терпит поражение в романе. В таком финале для героя видится отношение автора к этому типу на этапе переосмысления «аргонавтского» мифа. «Аргонавтекий» миф, оформившийся в 1903 году, к моменту окончания «Серебряного голубя» был в значительной степени переосмыслен и изжит.

Но Петр Дарьяльский должен быть соотнесен не только с типом «аргонавта», но и инвариантным по отношению к нему характерным для символизма типом искателя истины, познающего реальность в ее существе, а не в видимых формах. В сюжетной линии, связанной с главным героем, воплотилось стремление А.Белого отразить процесс постижения тайны России через приобщение к народной истине.

Третья глава «Авантюрность как «формула мира» в романе М.Кузмипа «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» посвящена рассмотрению того, как стилизация формирует мир романа М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро».

В основе фабулы романа лежит реальная жизненная история знаменитого итальянского авантюриста XYШ века, путешествовавшего по Европе под именем графа Калиостро.

Форма романа включает схематично воссозданную жанровую структуру авантюрно-плутовского романа. Стилизация именно этого жанра в произведении, героем которого стал Калиостро, является художественным воплощением представления М.Кузмина о необходимом соответствии формы содержанию, которое он сформулировал в статье «О прекрасной ясности. Заметки о прозе». Полагая, что каждое содержание требует соответствующей формы, а последняя, в свою очередь, не может существовать без традиционно присущих ей содержательных элементов, он для биографии знаменитого авантюриста «авантюрного» XYШ века выбирает наиболее адекватную ей форму - жанр авантюрно-плутовского романа.

В работе для определения особенностей этого жанра привлекается классификация М.Бахтина, основой которой являются специфика освоения пространственно-временных отношений в художественном произведении и принципы оформления главного героя.

Относительно пространственных характеристик образа мира, развернутого в романе, можно сказать, что несмотря на нарочитую точность в указании мест остановок главного героя, мы имеем дело с авантюрным пространством. Характер того или иного пространственного локуса (Петербург, Лондон, Париж и т.д.), упомянутого в романе, не определяет логику изменения судьбы главного героя, что характерно для авантюрного жанра. Калиостро, несмотря на многочисленные перемещения, попадает в одни и те же стандартные ситуации, испытывает одни и те же трудности, которые создают ему люди, представители разных национальных культур, но носители общих для всего человечества пороков. Автор разворачивает историю жизни Калиостро так, что ее события не находятся в существенной связи с тем пространством, в пределах которого они совершаются. Такой способ создания образа соответствует тому, который характерен для жанра авантюрного романа.

Свойством авантюрного повествования также является установка на событийную занимательность, «чудесность» совершающегося, на

всевластие случайности. капризы которой находятся лишь в ведении судьбы. История Калиостро развернута как цепь неожиданных событий. не мотивированных ни его социальным положением сына купца. ни реальными обстоятельствами европейской истории XVIII века.

Жизненный путь героя авантюрного романа не вписывается в поток биологического времени. связанного с процессами возрастных изменений. совершающихся с ним. Говоря о биологическом возрасте Калиостро. необходимо заметить. что. несмотря на то. что роман охватывает весь его жизненный путь. автор не показывает его ни последовательно взрослеющим или стареющим. ни мудреющим. Меняется фон. на котором действует Калиостро. Изменения его обусловлены многочисленными переездами героя из страны в страну. встречами с разными людьми. Но сам главный герой никаких последовательно-логичных перемен. связанных с этими пространственными перемещениями и с общением с теми или иными людьми. в своем внешнем облике или во взглядах на жизнь не обнаруживает.

Подобно герою авантюрно-плутовского романа. кузминский Калиостро подчас кажется менее интересным. чем те события. свидетелем которых он становится в тех или иных посещаемых им странах. Автором на него возлагается функция связывать самодостаточные эпизоды. в совокупности которых разворачивается национальное разнообразие мира. что также характерно для авантюрно-плутовского романа.

Необходимо заметить. что Калиостро не меняется в авантюрном пространстве. связанном с его географическими перемещениями. Но в том ирреальном пространстве. где была определена его судьба талантливого человека. где пролегают. по выражению повествователя. «пути Духа». герой изменяется. Из энтузиаста. горячо верящего в свою способность изменить судьбу человечества к лучшему. он превращается в скептика. озабоченного поддержанием своей репутации преуспевающего чудотворца. Автор показывает героя существующего в авантюрном пространстве. но при этом дает понять. что его жизнь протекает и в неком мистическом пространстве Вечности. Но судьбе главного героя не суждено реализоваться в этом направлении. в чем видится преднамеренность. нуждающаяся в объяснении с точки зрения общего смысла романа. Сама фигура легендарного Калиостро - мистика. ученого. чародея. масона. магнитезера - в контексте символистского произведения должна была бы спровоцировать направление сюжета. связанное преимущественно с оккультной деятельностью героя. с поиском им мистического знания. Но. заявив о намерении рассматривать биографию героя в проекции на сферу. где пролегают «пути Духа». автор демонстративно нарушает обещание. Сюжетная линия. связанная с движением героя по пути познания тайн мира. не получает своего развития. а намечается лишь как возможная. При этом реализуется в полной мере линия. связанная с авантюрными приключениями Калиостро в авантюрном окружении.

По своему потенциалу (обусловленному его легендарным ореолом) Калиостро может быть отнесен к характерному для символизма типу искателя истины, исследующего реальность в ее мистической глубине. Автор романа, не позволив этому потенциалу реализоваться, указал как исчерпанность этого типа, так и на исчерпанность познавательной модели символизма. Созданный в романе о Калиостро мир - это мир всеобщего плутовства, мир, утративший свою мистическую глубину, в котором не помышляют о поисках абсолютной истины.

Стилизация в романе М.Кузмина является средством моделирования реальности как мира утратившего потребность в духовном знании. Активность человека в этом мире проявляется в движении чисто внешнего характера - перемещении в географическом пространстве, тогда как мистическое измерение реальности скорее предполагается, а не изображается.

Символистский «панэстетизм» (З.Минц) в романе М.Кузмина выражен с максимальной определенностью: здесь любой факт реальности автор стремится представить как уже эстетически воплощенный, для чего прибегает к стилизации. Биография реального Калиостро, в его понимании, складывается в готовую фабулу авантюрно-плутовского романа. Национальное своеобразие обстановки и людей в эпизодах «остановок» в той или иной стране, посещавшейся героем, подчеркивается через их соотнесенность с самыми популярными текстами соответствующей национальной литературы. События и герои «английской» остановки соотнесены с текстами О.Голдсмита и Ч.Диккенса, «немецкой» - И.Гете, Э.ТАГофмана и Ф.Шиллера, «русской» - Ф.Достоевского и Л.Толстого, «французской» - с романом А.Лессажа «Похождения Жиль Бласа из Сантильяны». То есть, в соответствии с принципами панэстетизма, автор воссоздает не образ реальности, а образ преломленной стилем предшественников реальности.

В Заключении подводятся итога исследования.

Основное содержание работы раскрывается в следующих публикациях:

1. Журавлева Н.В. Историчны ли «исторические» романы ВЛ.Брюсова? / Н.В.Журавлева // Вестник ВОИПКРО: Проблемы гуманитарных и естественных наук. - Вып.1. - Воронеж: Изд-во ВОИПКРО, 1998.-С. 13-18.

2. Журавлева Н.В. «Игра» как принцип общения у символистов/ Н.В.Журавлева // Культура общения и ее формирование: Материалы V региональной научно-методической конференции «Культура общения и ее формирование» (Воронеж, 20-21 апреля 1998 г.) - Вып. 5. - Воронеж: Истоки, 1991.-С.89-90.

3. Журавлева Н.В. Диалог Востока и Запада в романе А.Белого «Серебряный голубь» / Н.В.Журавлева // Культура общения и ее

формирование: Материалы VI региональной научно-методической конференции «Культура общения и ее формирование» (Воронеж, 19-20 апреля 1999 г.) -Вып. 6. - Воронеж: Истоки, 1999. - С.190-191.

4. Журавлева Н.В. Стилизация в русском искусстве конца XIX-начала XX века / Н.В.Журавлева // Вестник ВОИГЖРО - Вып. 7. -Воронеж: Изд-во ВОИПКРО, 2001. - С. 104-112.

5. Журавлева Н.В. Художественно-эстетические взгляды М.Кузмина / Н.В.Журавлева // Вестник ВОИПКРО - Вып. 8. - Воронеж: Изд-во ВОИПКРО, 2002. - С. 166-169.

6. Журавлева Н.В. Образы средневековой живописи в романе В.Я.Брюсова «Огненный ангел» / Н.В.Журавлева // Вестник ВОИПКРО -Вып. 9. - Воронеж: Изд-во ВОИПКРО, 2002. - С. 77-80.

7. Журавлева Н.В. Особенности формы романа М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» / Н.В.Журавлева // Вестник ВОИПКРО -Вып. 10. -Воронеж: Изд-во ВОИПКРО, 2003. - С. 165-176.

Заказ 234. Сдановпечап. 17.03.04. Формат 60 x 84 1/16 Объем 1,0 у.пл. Тираж 100

Лицензия ИД №06550 от 16.01.02

ВОИГЖЮ 394043 Воронеж, ул. Березовая роща, 54

«2-5998

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Журавлева, Наталья Васильевна

1. Введение

2. Роман В.Брюсова «Огненный ангел» как воплощение мифа о познании

3. По «инной Рии» в романе А.Белого «Серебряный голубь»

4. Авантюрность как «формула мира» в романе М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Журавлева, Наталья Васильевна

Русская литература рубежа XIX-XX веков столкнулась с проблемой воплощения реальности, новизна которой определялась надвигавшимся социальным кризисом, специфическими настроениями в области общественной мысли, радикальными переменами в сфере духовного сознания российского общества.

Подъем общественных и духовных интересов, проявившийся во всех видах искусств и в философии, а также появление «душ очень чутких ко всем веяниям духа» (34, с. 685) позволили Н.Бердяеву назвать этот период русской истории «культурным ренессансом» (Там же, с. 684). Одним из определяющих признаков русского ренессанса, по его мнению, было появление нового типа человека, более ориентированного на внутреннюю жизнь: «Внутренний духовный переворот был связан с переходом от исключительной обращённости от «посюстороннему», которая долго господствовала в русской интеллигенции, к раскрытию «потустороннего»» (Там же, с. 685).

Традиция сосредоточенности искусства на видимой реальности социальных отношений прерывается тогда, когда наступает момент осознания потребности в исследовании мистической глубины реальности. В одном из первых манифестов символизма Д.С.Мережковский подчеркивает необходимость и определяет, как одну из задач нового искусства, восстановление «мистической связи человека с бесконечным» (210, с. 174).

Специфику видения реальности художника-символиста А.Белый раскрывает в своих рассуждениях о кризисе, проявившемся в современной жизни: «Мы чувствуем не только, что видим и осязаем, но и то, что никогда не видали глазами, не осязали органами чувств; в этих неведомых, несказуемых чувствах открывается перед нами мир трансцендентной действительности» (31, с. 210).

Закономерно, что это понимание реальности воплотилось в специфической модели мира, представленной в символистском искусстве. Мир, в понимании символистов, кроме своего реального измерения, обладает некой мистической углубленностью, содержащей в себе подчас первопричины всего, что проявляется вовне. Опирающийся на интуицию художник, в отличие от носителя рационального сознания, познает реальность во всей полноте ее как видимых, так и лишь ощущаемых, угадываемых проявлений.

Субъектом познания реальности может быть также герой символистского произведения. Для осуществления этой функции он должен быть наделен более тонкой, чем у обычных людей, интуицией, стремлением к познанию тайн бытия, а также поставлен автором в ситуацию, когда граница между видимой и трансцендентной реальностями ощущается особенно остро. Таким образом, можно говорить о познавательной модели символизма, одним из компонентов которой является герой такого типа, а другим - видимая реальность, обнаруживающая свою мистическую подоплеку.

Символистская картина мира нашла свое воплощение в форме модернистского романа, который возникает в русской литературе раньше, чем обновленный реалистический роман.

Известно, что в конце XIX века жанр романа в русской литературе находится в кризисе, который проявляется не столько в отсутствии произведений этого жанра, достаточно полно представленного, например, писателями-натуралистами, сколько в ощущаемом образованным читателем их низком эстетическом уровне. Причиной такого ощущения было то, что авторы-романисты предлагали читателю произведения традиционной формы, которая ощущалась как неадекватная запросам современности. Сама же современность обладала всеми признаками «романной» эпохи - «эпохи наиболее драматичного отчуждения между человеком и миром» (272, с. 81) -требующей от писателя понимания действительности в единстве новых формирующихся внутриобщественных, личностно-общественных связей. Было очевидно, что романная форма нуждается в обновлении, которому необходимо предшествует изменение концепции единства человека и мира, определяющей современный для данной эпохи тип романного мышления (126, с. 466).

Процесс жанрового обновления романа идет как внутри реализма, так и в модернизме. Сторонники и той, и другой эстетических систем сознательно отталкиваются от традиционного классического русского романа XIX века.

И, если обновление романа в этот период в реалистической прозе идет через малые эпические жанры, где, как устанавливает Е.Г.Мущенко (Мущенко, 1986), вызревает концепция единства человека и мира, то в модернизме автор «пытается сконструировать, алхимически синтезировать из разнородных осколков целостность жизни, миф бытия» (272, с. 81).

Авторы-модернисты больше чем реалисты преуспели в создании нового романа: уже на рубеже веков появились произведения Д.Мережковского, Ф.Сологуба, В.Брюсова, А.Белого. Очевидно, в немалой степени этому способствовал универсализм, свойственный символистскому миропониманию, требовавший художественной формы, которая соответствовала бы этой установке. И символисты вполне закономерно пришли к роману, который «никогда не ограничивается исследованием отдельных граней или процессов действительности.Его интересуют именно связи между гранями и процессами жизни, он ищет «всеобщую связь явлений»» (169, с. 140).

Необходимо заметить, что при том уже немалом количестве работ (большинство из которых написаны уже в постсоветсткое время, так как прежде отечественное литературоведение сосредоточивалось на искусстве реалистическом), посвященных искусству модернизма в России, концептуальных исследований жанра модернистского романа не так много. Очевидно, этот факт объясняется тем, что большая часть прозы русского модернизма, за исключением отдельных романов, например, «Петербурга»

А.Белого, «Мелкого беса» Ф.Сологуба, которым и посвящались литературоведческие труды, не имела эстетической ценности в глазах критиков и литературоведов (126, с. 521). Разумеется, говорить о явлении русского модернистского романа на основе изучения нескольких произведений не считалось целесообразным.

Но при всех различиях в путях достижения результата — создания новой романной формы, и реализм, и модернизм (последний в большей степени) в построении ее прибегают к использованию элементов «чужих» литературных форм (как относящихся к другому времени, так и принадлежащих другим авторам) - то есть к стилизации.

Давно установлено, что стилизация активизируется в период «интенсивного разрушения окостеневших эстетических систем, что часто выливается в борьбу с традиционными методами, жанрами, стилями, в формирование новых эстетических концепций, течений» (229, с. 69). В этот период стилизация, с одной стороны, содействует упрочению традиций, обеспечивает преемственность культуры, «сохраняет старое для нового» (178, с. 239), а с другой, проверяет традицию на прочность. Например, эстетизм XX века, по выражению Л.Гинзбург, «возвращал искусству традицию, но с другого хода - через стилизацию» (66, с. 79).

Тяга к стилизации - к использованию стилистических приемов другого времени, обращение к «чужим» авторским стилям, стилизация элементов формы другого искусства - была явлением, в значительной степени определившим своеобразие литературно-художественного процесса рубежа веков. Под ее влиянием оказались не только литература, но и живопись, и театральное искусство, и музыкальное творчество. Причем во всех сферах искусства это было связано, в первую очередь, с отношением к художникам-предшественникам, с решением вопроса о наследии, о ближайшей традиции, выразившей себя в искусстве XIX века.

Художники «Мира искусств» противопоставляют себя передвижникам, всему демократическому искусству прошлого, чье показное направленство», по выражению А.Бенуа, было «оплеухой Аполлону» (145, с. 137). «Ретроспективными мечтателями» назвал С.Маковский «мирискусников» за преобладание в их журнале интерпретаций художественных сокровищ прошлого и нападки на современных художников-реалистов, и это определение имело в начале века весьма широкое хождение. В творчестве конкретных художников ретроспективность выразилась в живописном «фантазировании» в определенном, чаще устаревшем, стиле. В галантных сценах картин К.Сомова проявляется иронически интерпретированный стиль рококо, в его же «Арлекине и даме» — стилизация мотивов итальянской комедии масок. Произведения Е.Лансере, предпочитавшего в начале века несовременные сюжеты, отнесены к разновидности «исторических стилизаций» (337, с. 155). А.Бенуа, также отдававший предпочтение историческим сюжетам, но уже из времен Людовика XIV и Петербурга XVIII- начала XIX веков, воплощает их отчасти средствами стиля ландшафтной живописи, характерного для русского искусства рубежа XVIII-XIX веков. Знаменитый «билибинский стиль» сложился на основе «стилизации мотивов народного лубка, вышивок, резьбы по дереву, древнерусской миниатюры» (Там же, с. 35).

Игорь Стравинский, автор музыкальных произведений, эпатировавших в свое время утонченных меломанов, в 10-е годы создает балет «Пульчинелла», стилизуя целые его фрагменты под музыку Перголези. Сам он объясняет свои попытки стилизовать музыку XVI-XYIII веков желанием убежать от предшественников в музыке - романтиков. «Романтика, - пишет он, - есть достояние XIX века, а мы живем в противоположную эпоху» (120, с. 53). «Романтическая музыка исходит из чувств и фантазии, моя исходит из движения и ритма» (Там же, с. 81). Сам же факт обращения к музыке предшественников Стравинский считает вполне закономерным явлением в периоды поиска нового музыкального языка: «Не имеем ли мы здесь, в сочинениях, которые заслуживают определенного внимания и которые сочинены под влиянием музыки прошлого, скорее дело с поиском, нежели с простой имитацией так называемого «языка классики»» (Там же, с. 78).

Кроме того, И.Стравинский не избежал другого увлечения эпохи: он пытается стилизовать в своей музыке не только «чужие» музыкальные формы, но и формы другого искусства, что лежало в русле решения общей задачи модернизма - создания синтетического искусства. Свои «японские романсы» он сочиняет на подлинные японские стихотворения VIII и IX веков, что уже было способно шокировать публику, не привыкшую к такой литературе. Но эксперимент не ограничивается лишь попыткой расширить жанровые границы романса привлечением этих «странных» стихов. Композитор пытается передать в музыке и стиль японских стихотворений: такому их свойству, как отсутствие ударений, он находит в музыке соответствие — отсутствие акцентов, что приводит, по его мнению, к ощущению у воспринимающих такое музыкальное произведение своеобразной «линейной перспективы японской декламации» (Там же, с. 20). Синтезом искусств также увлекается современник И.Стравинского композитор А.Скрябин, прибегая для этого к стилизации. Его деятельность в контексте общих для эпохи поисков синтетического искусства подробно рассматривает И.Минералова (212).

В обсуждениях эстетических программ, в философских дискуссиях, посвященных будущему искусства, в начале века понятия «стилизация» и «синтез», как правило, употребляются в одном ряду. Например, С.Городецкий пишет в своей статье 1909 года: «Но необходимость теперь же найти пути для дальнейшего развития беллетристики заставляет искать синтеза самым разнообразным образом. Крайним выражением этого стремления может служить так называемый стилизованный рассказ. За последнее время он приобрел у нас права гражданства, между прочим, благодаря опытам Ауслендера. Сущность его сводится к упрощению общего рисунка и подчинению всего отдельным, тщательно отмечаемым подробностям» (74, с. 74).

Нельзя не заметить, что С.Городецкий несколько шире истолковывает понятие «стилизация», чем это делает современное литературоведение. На отсутствие единства в истолковании этого понятия указывает и критик начала века: «Слово «стилизация», которое когда-то кто-то произнес шепотом, стало модным словом. С ним носятся как с писаной торбой и в области театра, и в области литературы — и те, кто примитивно понимает этот термин в смысле голого воспроизведения старины, грубой подделки старья, и те, кто правильно соединяет с этим термином идею символа, синтеза и условности» (121, с. 6).

А. Белый полагает, что стилизация есть разновидность схематизации действительности, неизбежной для искусства, не способного справиться с действительностью во всей ее полноте. «Благодаря такой схематизации, творец художественного произведения имеет возможность высказаться, хотя менее полно, но зато точнее, определеннее» (29, с. 90). То есть в исследуемый нами период под стилизацией понимали не только воспроизведение образа «чужого» стиля, но и новый способ отражения реальности.

Сходно понимал ее и В.Мейерхольд, полагавший, что стилизация должна стать основным художественным приемом нового театра. Он противопоставлял его приему копирования, «фотографирования» (207, с. 117), характерному для неприемлемого для него «натуралистического» (Там же) театра. Мейерхольд так определяет стилизацию: «Под «стилизацией» я разумею не точное воспроизведение стиля данной эпохи или данного явления, как это делает фотограф в своих снимках. С понятием «стилизация», по моему мнению, неразрывно связана идея условности, общения и символа. «Стилизовать» эпоху или явление значит всеми выразительными средствами выявить внутренний синтез данной эпохи или явления, воспроизвести скрытые характерные их черты, какие бывают в глубоко скрытом стиле какого-нибудь художественного произведения» (Там же, с. 109). По его мнению, стилизация должна стать основным методом создания образа мира на сцене: натуру следует не фотографировать, а «синтезировать, стилизовать» (Там же, с. 145), так как для зрителя особым эстетическим удовольствием является процесс «добавления воображением недосказанного» (Там же, с. 115). Натуралистический театр лишает его этого удовольствия, из-за чего В.Мейерхольд ставит выше него даже примитивный театр, как создающий более утонченное искусство, побуждающее зрителя к сотворчеству: «Почему средневековая драма могла обходиться без всякого сценического устройства? Благодаря живой фантазии зрителя» (Там же, с. 117).

Другой замечательный реформатор театра начала XX века, Н.Н.Евреинов, создатель знаменитого Старинного театра, так объяснял влечение своих современников к стилизациям: «Театрально-взыскательный человек не в силах «ходить в гости» в наше время: его нервы не выдерживают идентичности наших домашних «театров для себя». Его влеченье за границу, на грязный восток, чуть не к «черту на кулички», вытекает порой из простого желания видеть вокруг себя иные одежды» (Цит. по: 257, с. 104). Сам Н.Евреинов не только ставит старинные пьесы, но и пытается реконструировать «старинного» зрителя и «старинного» актера со всем набором «старинных» выразительных средств, соответствующих эпохе средневековья. Причем он полагает, что возможно представить себе человека того времени, уяснив тот принцип взаимоотношения между реальностью и искусством, который создает стиль искусства средневековья, вообще, и театрального действа, в частности. «Прежде всего, участвующие лица понимают каждый воплощаемый ими тип определенно простым; ни с какой сложностью характера они считаться не желают; раз действующее лицо злодей, то уж злодей «без остатка»: в олицетворении таких наивных актеров он страшен «до смерти», рычит зверем, таращит глаза, скалит зубы, должен навести ужас не только на остальных участников, но и на зрителей; наоборот, раз надобно изобразить «смешного малого», то уж такой актер не щадит сил, чтоб позабавить публику, хотя бы совершенно неуместными гримасами, прыжками, «выкрутасами», словом, снабжает воплощение комического типа всеми атрибутами клоунады» (Там же, с. 106). Средневековая публика, в отличие от современной, также представляется более наивной, с непосредственным энтузиазмом сочувствующей происходящему на сцене: «Средневековая толпа несомненно желала прежде всего все слышать и все уразуметь, что говорится со сцены; отсюда необходимость говорить громко, внятно и не торопясь; ни о каком «говорке», ни о каких «полутонах» не может быть и речи. Затем такая публика любила и требовала, чтобы актер старался, именно старался играть» (Там же, с. 106). В своем спектакле «Поклонение волхвов» режиссер, чтобы облегчить современному зрителю переход к средневековому восприятию, включает в пьесу своеобразное обрамление - средневековую толпу, следящую за событиями, разворачивающимися перед ней на паперти старинного собора. Таким образом он организует оригинальное действо — «театр в театре», в сущности представляющее собой стилизацию фрагмента средневекового быта.

Сам Н.Евреинов, как причину своего обращения к отжившим театральным формам, называет стремление преодолеть автоматизм восприятия известных предметов. Задачу современного театра он видит не столько в том, чтобы обратить внимание зрителя на то, что прежде оказывалось вне его зрения, а в том, чтобы изменить само зрение: «Чтобы возвратить интерес к надоевшему предмету, надо найти подход к нему, новые глаза для него. Нужен акт преображения не предмета, а нас самих в отношении к нему» (Там же, с. 107). Через стилизацию он возрождает театральные формы, утратившие свою актуальность для его современников, но представлявшиеся адекватными культуре и человеку определенного времени, соответствовавшие его пониманию мира. Помогая своему современнику в поисках «нового зрения», Н.Евреинов сознательно сбивает фокус его мировосприятия, демонстрируя его неабсолютность и неединственность. Через осознание этого факта, очевидно, полагает он, придет и потребность в поиске этого «нового зрения».

Г.Почепцов в своем исследовании «История русской семиотики», рассматривая деятельность Н.Евреинова по преобразованию театра, относит ее к частному проявлению общего для русской культуры того времени процесса поиска нового художественного языка (257). Значительные изменения в идеологической сфере (науке, этике, религии, политике), обозначившиеся на рубеже веков и повлекшие за собой изменение картины мира, потребовали нового художественного языка, адекватного изменившейся реальности. Словесное искусство этого периода особенно активно отходит от «нейтральной повествовательной нормы» (228, с. 6) в силу обострившегося несоответствия нового идеологического содержания средствам художественного воплощения, предлагаемым ближайшей литературной традицией. Стилизация в эту эпоху стала одним из средств формирования адекватного изменившейся социальной и идеологической реальности художественного языка.

Таким образом, в этот период через стилизацию искусство ищет новые художественные средства для отражения новой действительности, пытается обрести новый, «свой» стиль. Стилистическое разнообразие, господствовавшее в это время, «освобождая искусство от тирании одного стиля, сделало возможным возникновение в начале XX века новых течений в области театра, живописи, музыки, поэзии» (178, с. 238).

Формирование нового стиля через стилизацию и в рамках творчества отдельных художников, и в масштабах всего искусства целых периодов (как правило, кризисных) - закономерное для художественного процесса явление. Стилизация здесь выступает в своей традиционной, а не специфической для данного периода функции.

Закономерной была активизация стилизации и с точки зрения тех естественных колебаний, которым подчиняется жизнь художественного сознания. Ю.М.Лотман замечает, что для художественного сознания рубежа веков особенно была характерна «ориентированность на знаковое восприятие мира» (190, с. 75). Объяснение этому он видит не столько в изменении внеположенной литературе реальности, сколько в закономерностях существования художественного сознания, описываемых, по его мнению, формулой «переход от риторической ориентации к стилистической» (Там же, с. 72). Художественное сознание риторического типа стремится к столкновению в пределах текста знаков разных систем, частным проявлением чего является смешение стилей или обращение к несовременному или чужому, по отношению к «нулевому» для эпохи, стилю. В период доминирования риторического сознания ощущение структурной значимости стиля в искусстве особенно явственно. Риторическое художественное сознание сменяется стилевым, не допускающим стилевого смешения в пределах одного текста, а значит, ослабляющее значение категории стиля в данную эпоху.

Возможным распространение стилизации стало также в силу новых качеств эстетической культуры, проявившихся на рубеже веков и не характерных для предшествующего периода. Эти качества выразились, главным образом, в гибкости восприятия и эстетической терпимости (179, с. 227). Как следствие, расширяется «диапазон художественного опыта, который становится предметом рецепции» (133, с. 93) и осознается через стилизацию.

Несомненно, художественная культура рубежа веков, стремилась к самоосознанию, уяснению своего места в контексте мировой культуры, что выразилось в главенствующих тенденциях в развитии культуры на протяжении XX века, но определившихся в художественном и философско-теоретическом творчестве русских символистов: стремлением к новизне и обращенностью в прошлое, ориентацией на по-иному понимаемые, но в основном «классические» традиции (138). Классические традиции были представлены в литературе того времени через стилизацию, реминисценции, культурные отсылки.

Создается «диалогическая ситуация» (230, с. 72), необходимая для всякого переходного периода, характеризующегося состоянием временной неустойчивости, преодолеть которую возможно лишь в том случае, если вокруг окажется как можно больше «внешней, всеобъемлющей целостности мира, культуры, искусства, литературы» (Там же, с. 72). К традиционному фактору эстетической полноценности произведения - единству замысла и воплощения - добавляется отношение к данному тексту как «части общего культурного текста, авторская идея, таким образом, становится ценной не столько сама по себе, сколько своей близостью к общим идеям, уже существующим в других текстовых воплощениях» (Там же, с. 74).

Кроме того, широкое распространение стилизации в этот период было обусловлено тем, что она была одним из частных осуществлений в сфере искусства идеи синтеза, составлявшей культурную парадигму модернизма (62, с. 175). Художники, представлявшие это направление, мечтали о новом синтетическом искусстве - «инструментарии магического действа» (212, с. 52) - и искали пути воплощения этой мечты, преимущественно, через синтез жанров, стилей и даже разных видов искусств. И.Минералова особо подчеркивает тот факт, что явление стилизации не было новым для искусства, но в этот период она выполняла новую для себя функцию — способствовала синтезу искусств, формированию нового синтетического искусства (Там же, с. 173).

К числу специфических для России рубежа веков причин активизации стилизации следует также отнести следующую: актуальность проблемы культуры. По мнению Л.Колобаевой, «многие явления русской литературы серебряного века определялись по сути и по форме в зависимости от того, в каком отношении к проблеме культуры они стояли» (142, с. 117). Отношение символистов выразилось в идее «синтеза» культур, а также в ориентации на культуры классической древности (Там же). В художественной практике эти идеи воплощались, в том числе, в стилизациях и реминисценциях. Культура стала той «авторитетной и отстоявшейся средой преломления» (15, с. 235), которая вызвала необходимость оперирования условным словом. По выражению М.М.Бахтина, «в эпохи доминирования условного слова, прямое, безоговорочное, непреломленное слово представляется варварским, сырым, диким словом. Культурное слово — преломленное сквозь авторитетную, отстоявшуюся среду слово» (Там же, с. 235).

Влияния феномена стилизации не избежали и представители реалистического направления в литературе. Например, А.В.Кубасов подтверждает этот факт своим исследованием, в финале которого делает вывод относительно творчества А.П.Чехова: «Стилизация — доминирующий конструктивный принцип стиля прозы Чехова. Она определяет основные особенности поэтики писателя и позволяет глубже постичь его художественную философию» (150, с. 384). Но известно и мнение самого авторитетного реалиста того времени, Л.Н.Толстого, о реминисцентности литературы, а также о стилизации, хотя он не оперирует этим понятием, высказанное в его знаменитой статье «Что такое искусство». Отделяя для себя истинное искусство от неистинного, он в числе приемов, которыми пользуется последнее, называет «заимствование», то есть использование в словесном творчестве «всякого рода легенд, саг, старинных преданий» (302, с. 129). Это лишь подобие творчества, по мнению Л.Н.Толстого, которое способны переваривать люди с извращенным эстетическим вкусом, но явление это весьма распространенное. Среди них есть откровенно глупые, пошлые и бездарные, но им отдают дань «люди начитанные и талантливые, да еще выработавшие технику своего искусства» (Там же, с. 129). Но в этом случае, по мнению Толстого, искусство лишается своего смысла, потому что художник не заражает читателя чувством, которое испытал сам. Он «передает только то чувство, которое ему было передано произведением прежнего искусства, и потому всякое заимствование целых сюжетов или различных сцен, положений, описаний есть только отражение искусства, подобие его, а не искусство» (Там же, с. 132).

Как было замечено выше, под стилизацией в начале XX века в некоторых ситуациях понимали нечто большее, чем в современном искусствоведении. А именно, нередко понятие «стилизация» противопоставляли понятию «копирование», «фотографирование» реальности. Сегодня «стилизацию» скорее противопоставляют «копированию стиля». Имеет смысл определить объем понятия стилизации для наших дальнейших рассуждений.

Стилизацию в современном литературоведении определяют более или менее широко в зависимости от объема стилизуемого плана.

По классификации М.М.Бахтина стилизация относится к тем художественно-речевым явлениям, для которых характерно наличие двуголосого слова, направленного «и на предмет речи как обычное слово и на другое слово, на чужую речь» (15, с. 215). То есть под стилизуемым планом М.Бахтин понимает чужой словесный стиль, а именно, литературный стиль, что отграничивает стилизацию от сказа, воспроизводящего социально или индивидуально определенную речевую манеру.

Более широко определяет стилизацию В.Ю.Троицкий: «Стилизация — это сознательное, последовательное и целенаправленное проведение характерных особенностей разговорного стиля, присущего какой-то общественно-политической или этнографической группе, либо литературного стиля, свойственного писателю какого-то течения, занимающему определенную общественную или эстетическую позицию» (304, с. 168).

К.А.Долинин отталкивается от самого широкого определения стилизации: «Стилизация - намеренная и явная имитация того или иного стиля, полное или частичное воспроизведение его важнейших особенностей» (90, с. 255). При этом автор определения уточняет, что «термин «стилизация» обычно употребляется для обозначения особого типа авторской речи» (Там же), указывая тем самым на распространённость ограниченного традицией отечественного литературоведения понимания явления стилизации.

А.В. Кубасов также подчеркивает факт отсутствия единства в понимании стилизации у современных исследователей: «Говоря о стилизации, в одних случаях подразумевают жанр, в других она оказывается синонимом процесса, в третьих — качеством литературного произведения, в четвертых - неким конструктивным доминантным принципом стиля, могущим проявляться в различных жанрах» (150, с. 6).

В дальнейшем мы намерены не ограничиваться узким пониманием стилизации, сводящим его лишь к обозначению особого типа авторской речи. Под стилизуемым планом мы будем понимать не только словесный стиль, но, прежде всего, художественный стиль. М.М.Бахтин так пишет о соотношении этих двух явлений: «Собственно словесный стиль (отношение автора к языку и обусловленные им способы оперирования с языком) есть отражение на данной природе материала его художественного стиля (отношение к жизни и миру жизни и обусловленного этим отношением способа обработки человека и его мира); художественный стиль работает не словами, а моментами мира и жизни, ценностями мира и жизни, его можно определить как совокупность приемов формирования и завершения человека и его мира» (16, с. 168).

Оттолкнувшись от утверждения, что объектом стилизации является стиль, уточним, что стилем обладают как социально и исторически определенная речь, так и литературные произведения конкретного автора, целого литературного направления, национальной литературы и т.д. Говоря о художественной словесности, необходимо помнить, что стилевое своеобразие отдельного произведения или их совокупности проявляется не только на речевом уровне, но «представителями» стиля могут выступать типичные для него мотивы, герои, характерные сюжетные ситуации, типичным также может быть художественное пространство, в пределах которого размещаются персонажи и совершаются действия. Тогда стилизация «вовсе не требует непременно цитат или полуцитат из реальных текстов художника, то есть реминисценций. Обрисовывается именно конфигурация стиля, стиль как принцип - словесное воплощение может быть продуктом творческой фантазии автора» (211, с. 234).

Для адекватной интерпретации произведений, использующих стилизацию, необходимо учитывать, что автор сознательно преломляет свои интенции в «чужом стиле», преследуя определенные художественные и идеологические цели. Таким образом, правильность истолкования произведения напрямую зависит от того, будет ли обнаружена «среды преломления» (15, с. 235), тот второй план, который, по замыслу автора, является диалогизующим фоном для содержания первого плана.

Поскольку речь в настоящей работе пойдет о романе серебряного века, необходимо отметить, что исследований, посвященных прозе русских символистов, существует не так много, как трудов об их поэзии или философско-эстетических исканиях. О жанровом своеобразии романа в их творчестве написано еще меньше, чем об особенностях прозы вообще. Многочисленные работы, посвященные творчеству А.Белого, обязательно затрагивают его роман «Петербург», но говорят не столько о своеобразии символистского романа как жанра, сколько об этом вершинном произведении начала века, которое необходимо истолковывать, учитывая, что его автор один из писателей-символистов, а также теоретиков символизма в искусстве.

Рассмотрев романы В.Брюсова «Огненный ангел», А.Белого «Серебярный голубь» и Ф.Сологуба «Мелкий бес», Л.Силард справедливо отмечает, что проза русских символистов характеризуется взаимопроникновением лирики и эпики. Исследователь в своих рассуждениях отталкивается от утверждения, что символисты ставят перед собой задачу создания таких художественных структур, с помощью которых можно передать «характер соотнесенности временного, явленного с вневременным, «вечным»» (282, с. 266). В процессе анализа каждого романа Л.Силард устанавливает, в какой степени каждый из них выполняет эту задачу. Наиболее успешным, с этой точки зрения, по ее мнению, является роман Ф.Сологуба, в котором автору удалось перевести социально-историческую действительность в метафизический план. Но общий вывод исследователя заключался в признании, что русский символизм не сумел создать романную форму, способную воплотить связь «временного» и «вечного».

Но, по мнению С.Ильева и Н.Барковской, символистский роман все-таки сложился в определенную жанровую форму, представленную несколькими произведениями. Необходимо оговориться при этом, что Н.Барковская делает такой вывод с весьма существенной оговоркой, о чем будет сказано ниже. Выводы этих исследователей относительно своеобразия жанровой формы символистского романа содержатся в работах «Русский символистский роман» (С.Ильев, 1991) и «Поэтика символистского романа» (Н.Барковская, 1996).

С.П.Ильев считает символистский роман разновидностью романа модернистского. Но не все романы, написанные авторами-символистами, обнаруживают в себе жанровые признаки символистского романа, а значит, могут быть к нему причислены. «Модернистский роман можно назвать символистским только при условии, что в его системе фундаментальное место принадлежит категории символа и диалектически связанной с ней категорией мифа» (123, с.5). При этом С.Ильев опирается на понимание символа, представленное в работах А.Белого, согласно которому он не сводится только к образу, но «создается как результат развернутых эмблематических рядов - вербальных, логических, культурно-исторических, идеологических значений, символов и коннотаций <.> И символом будет не образ, а субъективное авторское представление переживаемого им эстетического феномена» (Там же, с. 7). Для того чтобы выяснить, имеем ли мы дело с символистскими романами, необходимо «подвергнуть анализу их композицию и структуру с точки зрения символа и мифа» (Там же, с. 5). По мнению С.Ильева, исследованные им романы Ф.Сологуба («Тяжелые сны» и «Мелкий бес»), В.Брюсова («Огненный ангел») и А.Белого («Петербург») обнаруживают в своей структуре признаки жанра символистского романа — «эмблематические ряды», выстраивающиеся в символистский миф о реальности. В тексте такого типа «ряд разворачивается как вербальные обозначения — знаки абстрактных (аниконических) и конкретных (иконических) явлений, завершающихся безобразным обобщением универсального масштаба (в пределах изображенной в произведении действительности)» (Там же, с. 158).

Н.Барковская указывает на то, что ее предшественником в изучении символистского романа (С.Ильевым) не решена задача «выявления взаимосвязи художественных структур, свойственных отдельным произведениям» (11, с. 4). Последовательно проанализировав романы Д.Мережковского (составившие трилогию «Христос и Антихрист»), Ф.Сологуба («Мелкий бес», «Творимая легенда»), В.Брюсова («Огненный ангел» и «античные» романы), А.Белого «Серебряный голубь», «Петербург», «Крещеный китаец», «Москва»), исследователь выделяет структурные принципы организации их произведений, воплощающие отдельные стороны художественно-философского мышления символизма: метаисторизм, антилогия, эйдетический принцип построения художественного мира, энергийность художественной формы, принцип ипостасности автора, героя и читателя. Но свое исследование автор, тем не менее, завершает неожиданным выводом (как нам представляется, не вытекающим из предшествующих рассуждений), что символистский роман не сложился в особый жанр со своими канонами, т.к. его суть не в устойчивости и завершенности (что требуется всяким жанром), а в стремлении выхода за пределы оформленного и воплощенного. Характерно устойчивым Н.Барковская находит то, что композиционно символистские романы складываются из двух уровней, причем для создания верхнего уровня содержания используются традиционные жанровые разновидности романа. Символистские романы, по ее мнению, обретают полноту только в контексте: историческом, культурно-художественном, биографическом. Кроме того, они не отделимы от поэзии их авторов: для каждого из прозаических произведений символистов существует поэтическая параллель, тематически связанная с определенным романом и необходимая для его истолкования. «Символистский роман» - это, скорее, не жестко определенный жанр, а некое семантическое поле, некий текст, состоящий из ряда произведений, написанных в одну эпоху, авторами одного литературного течения и раскрывающих некий общий круг проблем сходными художественными средствами в сходной структурной форме» (И, с. 282).

В своем исследовании мы намерены использовать ценные выводы Н.Барковской о своеобразии формы отдельных романов авторов-символистов. Но в понимании жанра символистского романа мы будем основываться на определении С.Ильева, считая его достаточно логичным и закономерно вытекающим как из эстетических задач символизма, так и из убедительного анализа романов Ф.Сологуба, В.Брюсова и А.Белого, структурная однотипность которых представлена в работе этого исследователя как очевидность.

Для анализа мы берем три романа трех авторов-символистов. Роман «Огненный ангел» В. Брюсова, которого принято относить к числу так называемых «старших символистов» (некоторые исследователи называют его «главным автором литературно-эстетических концепций раннего русского символизма» (119, с. 172)). Следование за чужим стилем, как эстетический эксперимент, увлекает В.Брюсова еще в юношеские годы, когда он пытается «дописывать» известные произведения в стиле их авторов (226). К более позднему периоду относится его подражание-мистификация «Египетским ночам» А.С.Пушкина. Тонкое ощущение чужого стиля и талант стилизатора, «способность к «стилю» и форме» (68, с. 331) во многом определили специфику творчества В.Брюсова. Л.Силард так говорит об этом: «В его искусстве сказывается острая потребность мышления стилями, противопоставлявшаяся эпохой рубежа века «бесстильному» XIX веку не только в литературе, но и в живописи» (282, с. 268-269).

А.Белый, которого относят к числу «младших символистов», прибегает к стилизации в романе «Серебряный голубь», по поводу которого сам автор откровенно признавался, что тот явился «итогом семинария» по гоголевским

Вечерам накануне Ивана Купалы» (25, с. 317). Этот роман и выбран нами для исследования.

Также мы считаем логичным обратиться к одному из романов «последнего русского символиста» (106, с. 107) - М.А.Кузмина. Во-первых, потому что его автор также (даже в большей степени, чем В.Брюсов и А.Белый) отдает дань стилизации. В 1908 году, как считает В.Марков, термин «стилизация» «стал уже прочной частью критического лексикона и постоянным соседом или «имитации» и «подделки», или «эстетства»» (204, с. 136) в рецензиях на произведения М.Кузмина. У одних его современников стилизаторские опыты вызывали восхищение, например Б.Эйхенбаум называет его «мастером стилизации» (334, с. 349). А.Ахматова ставила это М.Кузмину в вину, так как видела в его стилизаторстве легкомыслие в отношении к литературному труду (232, с. 173). Но стилизаторский талант М.Кузмина ни у кого не вызывал сомнения.

Положение М.Кузмина относительно литературных школ и течений до сих пор остается неопределенным, каковым оно было и при его жизни. Как известно, его не признавали «за своего» ни символисты, ни акмеисты. О.А.Лекманов определяет ему место на периферии акмеизма — в «околоакмеистическом круге» (172, с. 46), но отмечает, что М.Кузмин раньше более последовательных акмеистов разрабатывает в своем творчестве «вариант противостояния изощренной сложности младосимволизма» (Там же, с. 47). Е.В.Ермилова, напротив, считает, что М.Кузмин был более последовательным символистом, чем многие из «бесспорных» символистов в «осуществлении в своем творчестве принципа «верности вещам», представляя как бы полюс в символизме. В его благоговейно-умиленном «приятии мира», уважения к «тварному» было мало общего с приятием мира акмеистами» (100, с. 124). Очевидно, что у М.Кузмина находились общие точки творческого соприкосновения как с символистами, так и с акмеистами.

Обоснованность своего намерения рассматривать роман М.Кузмина в ряду романов авторов-символистов мы хотим подкрепить мнением авторитетного исследователя закономерностей эволюции русского символизма. З.Минц пишет о том, что М.Кузмин не может быть причислен ни к «старшим», ни к «младшим» символистам, но «и организационно, и по субъективному мироощущению, и в восприятии современников» (215, с.8) он связан с символизмом. «Срединность» его положения была отражением кризиса в символизме, что и делает творчество этого автора особенно интересным для нас, так как позволяет исследовать эволюцию романного жанра, а также значение стилизации в этом процессе в символистском искусстве на его заключительном этапе. Для исследования мы возьмем один из самых удачных его романов «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро». При этом следует особо оговорить тот факт, что выбранный нами роман не относится к жанровой разновидности символистского романа в том его понимании, которое предлагает С.Ильев.

Актуальность настоящего диссертационного исследования определяется тем, что в нем на материале модернистской романной прозы осуществлена попытка изучения явления стилизации, широко распространенного в художественной культуре России конца XIX - начала XX века.

Исследователи, изучавшие модернистский роман конца XIX - начала XX века (Л.Долгополов, Л.Силард, С.Ильев, Н.Барковская), не сосредоточивались на проблеме стилизации и на том, какова ее роль в формировании жанрового своеобразия модернистского романа. Исключение составляют работы, в которых затрагивается вопрос о функциях стилизации в романе А.Белого «Серебряный голубь»: это «Поэтика сказа»(1987), авторы которой (Е.Мущенко, Л.Кройчик, В.Скобелев) определяют значение сказовой стилизации в этом произведении; статьи К.Сёке «Двуплановость и две формы повествования романа Андрея Белого «Серебряный голубь»»(1977) и

В.М.Паперного «Андрей Белый и Гоголь»(1983), посвященные выявлению значения стилизации гоголевских текстов в нем.

Научная новизна исследования заключается в рассмотрении феномена стилизации как 1) жанрообразующего фактора модернистского романа в русской литературе; 2) способа реализации принципов русского символизма на разных этапах его существования; 3) фактора, формирующего художественный мир писателей (В.Брюсова, А.Белого и М.Кузмина), представляющих различные тенденции символизма.

Цель диссертации - определить, функции стилизации в произведениях названных писателей.

Цель исследования диктует свои задачи:

1. Осмысление проблемы стилизации в литературе и художественной культуре Серебряного века.

2. Определение степени воздействия стилизации на структуру романов указанных авторов на разных этапах существования символизма.

3. Выяснение тех эстетических и поэтико-структурных задач, которые решаются в романах этих авторов посредством стилизации.

Методологической основой исследования послужили философские и литературоведческие работы, в которых рассматривается специфика художественного сознания конца XIX - начала XX века в России (Вл.Соловьев, Н.Бердяев, Л.Долгополов, Г.Стернин, Г.Почепцов и др.), работы по теории стилизации (Ю.Тынянов, М.Бахтин, П.Сакулин, Ю.Лотман, В.Троицкий, К.Долинин, Ю.Минералов, И.Минералова, А.Кубасов и др.), труды по истории и теории символизма (Е.Ермилова, А.Пайман, Л.Колобаева, А.Ханзен-Леве, З.Минц, Н.Пустыгина, И.Минералова, В.Сарычев и др.), исследования, посвященные возникновению и становлению романа как жанра (М.Бахтин, Е.Мелетинский, В.Кожинов, Н.Рымарь, Н.Лейтес), работы о русском модернистском романе (Л.Долгополов, Л.Силард, С.Ильев, Н.Барковская и др.).

Анализируя художественные тексты, мы руководствовались историко-литературным, сравнительно-типологическим и структурно-семантическим методами, разработанными в трудах М.Бахтина, Д.Лихачева, Ю.Лотмана, С.Ильева и др.

Объектом исследования стало явление стилизации и ее роль в формировании жанра модернистского романа и образа мира в романной прозе В.Брюсова, А.Белого, М.Кузмина.

Предмет работы — романы «Огненный ангел» В.Брюсова, «Серебряный голубь» А.Белого, «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» М.Кузмина, а также теоретические работы указанных авторов.

Теоретическая значимость работы заключается в установлении значения стилизации для модернистского романа русской литературы.

Практическое значение. Наблюдения и выводы, предложенные в диссертации, могут быть учтены в дальнейших исследованиях по теории романа, а также при изучении творчества В.Брюсова, А.Белого и М.Кузмина и других писателей Серебряного века. Материалы работы могут быть использованы в вузовских курсах, спецкурсах, семинарах по истории русской литературы, в школьном преподавании литературы.

Положения, выносимые на защиту:

1. Русский модернистский роман, будучи жанром, откликавшимся на любые значимые события современной жизни, активно использовал стилизацию как фактор художественного познания в период рубежа XIX-XX веков.

2. Присутствие стилизации в исследуемых романах обусловлено общей для символизма тенденцией восприятия и переживания реальности как искусствоподобного феномена. Но в каждом из них стилизация также выполняет функцию воплощения мировидения, характерного как для конкретного автора, так и для того этапа эволюции русского символизма, которое он представляет.

3. В романе В.Брюсова «Огненный ангел» стилизация является средством художественного воплощения идеи о свободном от всякого рода догм стремлении к познанию как универсальном свойстве человека.

4. В романе А.Белого «Серебряный голубь» стилизация служит основным средством воссоздания образа реальности как процесса приобщения героя и автора к народной истине.

5. Стилизованно воссозданный «авантюрный» мир романа М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» выразил исчерпанность познавательной модели символизма в постсимволистскую эпоху.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественные функции стилизации в романе серебряного века"

Заключение

Стилизация в культуре серебряного века представляла собой явление, во многом определившее художественное сознание этого периода: она получила распространение не только в литературе, но и в искусствах театральном, музыкальном, а также в живописи.

Стилизация стала эстетическим выражением стремления к обновлению, которое проявилось не только в сфере искусства, но и в общественно-политической жизни России. Обращение к стилизации было продиктовано стремлением искусства осознать свою новизну в сопоставлении, а порою и противопоставлении с искусством XIX века как эстетически, так и идеологически.

Искусство рубежа веков проецирует себя не только на «ближайшую» традицию, но стремится к определению своего места в контексте мировой культуры, что выразилось в обращенности в прошлое, ориентацией на по-иному понимаемые, но классические традиции, представленные через стилизацию. Таким образом, через максимальное расширение культурного контекста, преодолевается состояние временной неустойчивости, характерное для всех рубежных эпох.

Значительные изменения в социально-политической жизни России, революционные достижения естественных наук сформировали новую картину мира, нуждающуюся в эстетическом освоении средствами нового художественного языка, который вырабатывается в этот период в том числе и через стилизацию.

В сфере модернистского искусства стилизация являлась средством воплощения идеи синтеза, составлявшей культурную парадигму модернизма. Через синтез жанров, стилей и даже разных видов искусств художники-модернисты формировали новое синтетическое искусство.

Увлечение стилизацией в искусстве совпало с активными поисками новой романной формы в литературе этого периода и эти поиски в некоторой степени определило. Влияние стилизации на форму модернистского романа оказалось более значительным, чем ее роль в обновлении формы романа реалистического.

В романе «Огненный ангел» В.Брюсов через синтез стилизационно воспроизведенных жанров исповеди, авантюрной автобиографии, жития и притчи создает структуру, воплощающую авторский миф о стремлении познавать разные грани реальности как универсальном свойстве человека. Актуальность проблемы познания обусловливалась процессами в сфере духовной жизни России рубежа XIX-XX веков, определяемыми символистами как «кризис сознания», столкнувшегося с необходимостью осмыслить стремительно усложняющуюся реальность.

Исходя из характерных для символизма представлений о цикличности исторического развития, В.Брюсов проецирует современную ему ситуацию в европейский XVI век - период Реформации, находя в нем аналогичный «кризис сознания».

Сделав одним из основных субъектов повествования европейца XVI века, автор предлагает взглянуть на события того времени изнутри сознания их участника, а также показать, как эти события провоцируют изменения внутри него. Стилизуемые в романе жанры исповеди, притчи, жития, с точки зрения автора, суть художественно зафиксированные формы сознания человека эпохи средневековья, через призму которых он неизбежно воспринимает реальность. Неадекватность этих форм новой изменившейся реальности показана через их нарочитое разрушение, знаменующее, в свою очередь, процесс «расширения сознания».

Сознание человека периода Реформации противопоставлено также стилизованно воссозданному сознанию современного историка-комментатора, являющегося вторым субъектом повествования в романе. Противопоставлением двух точек зрения на события автор выражает мысль о недостаточности рационального подхода к познаваемой действительности и утверждает примат познания интуитивного, проникающего за внешнюю оболочку вещей в сферу мистического.

Главный герой - Рупрехт - прерывает свой путь солдата-авантюриста в большом пространстве реального внешнего мира и оказывается в топографически меньшем пространстве, обнаруживающим, тем не менее, свое вертикальное - мистическое измерение. Герой совершает свой поиск вдоль этой познавательной вертикали, обнаруживая готовность принять истину и от Дьявола, и от Бога. Путь Рупрехта — это путь героя-индивидуалиста, осмеливающегося отказаться от ограничивающих его поиск норм средневековой морали.

В воссозданной автором романа «Огненный ангел» картине мира каждый вовлечен в процесс постижения истины. Кроме вымышленных героев - Рупрехта и Ренаты, его участниками оказываются исторически реальные лица, герои легенды, а также реминисцентно упоминаемые литературные персонажи, что подчеркивает авторскую идею об универсальности стремления к познанию.

Мистический поиск главного героя романа А.Белого «Серебряный голубь» также определяется универсальными задачами человечества, стремящегося к достижению главной общественной цели - постижению Мировой Души, тайна которой, согласно мифологии А.Белого, имманентна тайне России. Обсуждать тему России вне контекста творчества Н.В.Гоголя, по мнению А.Белого, невозможно. Стилизация гоголевских повествовательных форм в этом произведении указывает на демонстрируемую автором преемственность в воплощении этой темы. Будучи субъективно истолкованными А.Белым, мотивы гоголевских произведений ложатся в основу формируемого романом «Серебряный голубь» мифа о судьбе России.

Тема хождения интеллигенции в народ в романе преломляется специфическими представлениями автора о соотношении общего и индивидуального. Главный герой - Дарьяльский - движим стремлением разгадать тайну России, разглядев ее через оболочку реальности русской жизни. Как и герой романа В.Брюсова, он совершает мистический поиск, но, в отличие от брюсовского персонажа-индивидуалиста, стремится отождествить его с общественными исканиями, воплощенными в практике религиозной общины.

На фабульном уровне герой стремится слиться с народной массой, приобщиться к той истине о России, которая, как ему кажется, определяет ее существование. Стремлению героя параллельны проявляющиеся на V1 повествовательном уровне попытки автора взглянуть на события современной российской жизни с точки зрения представителей демократического большинства. В частой и недостаточно мотивированной смене субъектов повествования (близкого автору книжного повествователя и рассказчиков из демократической среды), в обилии фрагментов несобственно-прямой речи сказывается тщетность попыток автора удержаться на народной точке зрения. Герою также не удается приобщиться к народной истине, которая для него ассоциируется с искомой им тайной России. г

В контексте воплощаемого романом мифа о судьбе России и о значении апокалипсических испытаний для нее, причиной неудачи главного героя и его гибели является неспособность духовно преобразить себя, преодолеть свою «оформленность». Согласно авторскому мифу, скрывающаяся под маской-формой истинная реальность обнаруживает себя для тех, кто, в свою очередь, сумел избавиться от всех масок, как совокупности форм, и обрести свое истинное лицо.

Проблема исторического выбора России в романе рассматривается не только с точки зрения оппозиции «Восток - Запад», но и как необходимость 4 преодоления старой России ради обновленной. Стилизация, объектом которой являются произведения русской литературы XIX века, через демонстрацию условности изображаемого подчеркивает несостоятельность той России, которая существует в прежних устаревших формах.

В романах В.Брюсова «Огненный ангел» и А.Белого «Серебряный голубь» стилизация является средством моделирования мира, обладающего трансцендентным измерением, универсально-мифологические закономерности построения которого выясняются в процессе деятельности познающего героя. Оба произведения относятся к жанровой разновидности символистского романа, своей формой утверждающего статус человека как участника событий вселенского масштаба и соотносящего каждое событие его частной у- жизни с событиями универсального характера.

Роман М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» не относится к числу символистских романов, следовательно, не предполагает обусловленный этим жанром масштаб рассмотрения человека. Иронически освещая традиции символизма, М.Кузмин дает понять, что его понимание мира и человека отличается от представлений символистов.

Попытка М.Кузмина развернуть историю жизни своего героя в параметрах символистского романа носит игровой характер неосуществившейся возможности. Заявив о намерении рассматривать биографию героя в проекции на сферу, где пролегают «пути Духа», автор демонстративно нарушает обещание. Адекватной истории жизни Калиостро становится форма авантюрно-плутовского романа, стилизованно воссозданная в произведении М.Кузмина.

Стилизация в романе М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» является средством моделирования реальности как мира утратившего потребность в духовном знании. Активность человека в этом мире проявляется в движении чисто внешнего характера - перемещении в географическом пространстве, тогда как мистическое измерение реальности скорее предполагается, а не изображается.

Во всех трех романах стилизация также стала средством выражения характерного для русского символизма «панэстетизма» (З.Минц), сущность которого заключалась в представлении о мире как об «эстетическом феномене». Стилизация предполагает не непосредственное отражение, а воспроизведение уже отраженной, эстетически освоенной реальности. В.Брюсов смотрит на человека средневековья сквозь призму жанров средневековой литературы и делает предметом изображения в своем романе этого «литературно освоенного» человека. А.Белый в романе «Серебряный голубь» изображает «старую» Россию как эстетически уже оформленную в произведениях русской литературы XIX века. В романе М.Кузмина представление о примате искусства над действительностью выражено с максимальной определенностью: здесь любой факт реальности автор стремится представить как уже эстетически воплощенный. Биография реального Калиостро, в его понимании, складывается в готовую фабулу авантюрно-плутовского романа. Национальное своеобразие обстановки и людей в эпизодах «остановок» в той или иной стране, посещавшейся героем, подчеркивается через их соотнесенность с самыми популярными текстами соответствующей национальной литературы.

Стилизация стала средством демонстрации того, что символизм в этот период перешел в фазу «самопознания/самоотрицания» (Пустыгина, 1975, с. 145). В романе В.Брюсова «Огненный ангел» объектом пародийной Ч стилизации являются положения философии «младосимволистов». «Аргонавтский» миф, один из «частных» (Там же) мифов символизма, являвшийся образным воплощением философско-эстетических представлений «младосимволистов» в первые годы XX века, становится предметом изображения в «Серебряном голубе» А.Белого. Взгляд М.Кузмина на символизм, воплощенный в романе «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро», представляет собой взгляд с позиции максимального философско-эстетического остранения. Предметом рефлексии в этом романе являются не «частные» символистские мифы, а символистское V миропонимание в целом, которое, по мнению М.Кузмина, уже не является адекватным новой реальности.

Таким образом, стилизация в романах В.Брюсова «Огненный ангел», А.Белого «Серебряный голубь» и М.Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» стала средством воплощения как общих свойств символистской картины мира, так и ее вариантов, своеобразие которых, в свою очередь, обусловливалось как спецификой мироотношения авторов исследованных нами произведений, так и особенностями эволюции русского символизма в целом. У

Список научной литературыЖуравлева, Наталья Васильевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Августин Аврелий. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий / Августин Аврелий. -М.: Республика, 1992.-335 с.

2. Айхенвальд 10. Валерий Брюсов / 10. Айхенвальд // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. - С. 387400.

3. Азизян И.А. Диалог искусств Серебряного века / И.А. Азизян. М.: Прогресс-Традиция, 2001. - 400 с.

4. Андрей Белый. Проблемы творчества: Статьи. Воспоминания. Публикации. М.: Сов. писатель, 1988. - 830 с.

5. Андрианов С. Критические наброски / С.Андрианов // Вестник Европы. 1910. - №7. - С. 3 83-3 91.

6. Аннинский JI. Серебро и чернь. Русское, советское, славянское, всемирное в поэзии Серебряного века. / Л.Аннинский. — М.: Книжный сад, 1997.-219 с.

7. Асоян Ю. Открытие идеи культуры: Опыт русской культурологии середины XIX начала XX в. / Ю.Асоян, А.Малафеев. - М.: ОГИ, 2000.-342 с.

8. Баженов А. «Там флейты фебовой серебряные звуки, там и проклятых сребреников звон.»: «Серебряный век» как отражение революции / А.Баженов//Москва.-2001. № 1.-С. 186-210.

9. Баран X. Поэтика русской литературы начала 20 века: Сб. статей / X. Баран. М.: Издат. группа «Прогресс» — «Универс», 1993. - 368 с.

10. Ю.Барковская Н.В. «Остраненное» стилевое содержание романа А. Белого «Крещеный китаец» XX век / Н.В. Барковская // Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века (1900-1930гг.). Екатеринбург: Изд-во Урал. Лицея , 1994.-С. 125-138.

11. Н.Барковская Н.В. Поэтика символистского романа / Н.В. Барковская. Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. пед. ун-та, 1996.-288 с.

12. Барковская Н.В. «Симфонии» А. Белого (диалектика метода и стиля в аспекте литературной традиции) / Н.В. Барковская // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX начала XX века. - Свердловск: Изд-во Свердловского пединститута, 1987. -С. 108-120.

13. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М. Бахтин. — М.: Художественная литература, 1975. 502 с.

14. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М.Бахтин. — М.: Сов. Россия, 1979.-320 с.

15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества /М.М. Бахтин. М.: Искусство, 1979.-241 с.

16. Библиография В.Я. Брюсова. 1884-1973 // Сост. Э.С. Даниелян. -Ереван: Изд. Ереванского ун-та, 1976. 503 с.

17. Библия'.Книги священного писания Ветхого и Нового завета. M.,j

18. Бидерманн Г. Энциклопедия символов / Г.Бидерман. — М.: Республика, 1996. 335 е.: ил.

19. Белецкий А. Первый исторический роман В.Я. Брюсова /А. Белецкий // Брюсов В.Я. Огненный ангел. М.: Высш. школа, 1993.-С. 380-421.

20. Белая Г. А. Историческая продуктивность художественного открытия и стиль / Г.А. Белая // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982. - С. 377-401.

21. Белая Г.А. К проблеме романного мышления / Г.А. Белая // Советский роман: Новаторство. Поэтика. Типология. М. Наука, 1978.-С. 179-197.

22. Белая Г.А. Проблема активности стиля: К исследованию исторической продуктивности стилей 20-х годов / Г.А. Белая // Смена литературных стилей (На материале русской литературы XIX-XX веков): Сб. статей. -М: Наука, 1974.-С. 122-178.

23. Белая Г.А. Слово в языке и слово в стиле / Г.А. Белая // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. — М.: Наука, 1982.-С. 401-419.

24. Белый А. Мастерство Гоголя: Исследование / А. Белый. М.: МАЛП, 1996.-351 с.

25. Белый А. Начало века. Воспоминания / А. Белый. В 3-х кн. - Кн. 2. - - М.: Художественная литература, 1990. - 687 с.

26. Белый А. «Огненный ангел» / А. Белый // Брюсов В.Я. Огненный ангел. М.: Высш. школа, 1993. - С. 376-380.

27. Белый А. Серебряный голубь / А. Белый. М.: Художественная литература, 1989.— 463 с.

28. Белый А. Символизм как миропонимание. -М.: Республика, 1994. -528 с.

29. Белый А. Собрание сочинений. Воспоминания о Блоке / А. Белый. -М.: Республика, 1995.-510 с.

30. Белый А. Собрание сочинений. Стихотворения и поэмы / А. Белый. -М.: Республика, 1994. 559 с.

31. Бердяев Н.А. Астральный роман. (Размышления по поводу романа А.Белого «Петербург») / Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. Собрание сочинений в 4 т. Paris: YMCA-PRESS, 1989. - т. 3. - с. 430-441.

32. Бердяев Н.А. Русский соблазн. ( По поводу «Серебряного голубя» А. Белого) / Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. Собрание сочинений в 4 т. Paris: YMCA-PRESS, 1989. - т. 3. - с. 413-430.

33. Бердяев Н.А. Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал «Путь»/ Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. Собрание сочинений в 4 т. -Paris: YMCA-PRESS, 1989. т. 3. - с. 684-708.

34. Бицилли П.М. Трагедия русской культуры: Исследования. Статьи, Рецензии / П.М. Бицилли. М.: Русский путь, 2000. - 605 с.

35. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры / П.М. Бицилли. СПб: Мифрил, 1995. - 242 с.

36. Богомолов Н.А. Авантюрный роман как зеркало русского символизма / Н.А. Богомолов // Вопр. литературы. — 2002. № 6. — С. 43-56.

37. Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: Статьи и материалы / Н.А. Богомолов. — М.: Новое литературное обозрение, 1995. — 367 с.

38. Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха / Н.А. Богомолов, Дж. Малмстадт. М.: Новое литературное обозрение, 1996.-317 с.

39. Богомолов Н.А. Петербургские гафизиты / Н.А. Богомолов // Серебряный век в России. Избранные страницы. М.: Радикс, 1993.-С. 167-211.

40. Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм: Исследования и материалы / Н.А. Богомолов. М.: Новое лит. обозрение, 2000. - 549 с.

41. Боева Г.Н. Идея синтеза в творческих исканиях Леонида Андреева: Дис. на соиск. ст. к-та филологических наук. -Воронеж, 1996. 145 с.

42. Божович В.И. Традиции и взаимодействие искусств. Франция. Конец XIX начало XX века / В.И. Божович. - М.: Наука, 1987. -320 с.

43. Борев Ю.Б. Художественный стиль, метод и направление / Ю.Б. Борев // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982. - С. 76-90.

44. Бочаров С.Г. О стиле Гоголя / С.Г. Бочаров // Теория литературных стилей: Типология стилевого развития нового времени. М.: Наука, 1976. - С. 409-446.

45. Брюсов В.Я. Автобиографическая проза. Письма / В. Брюсов. М.: OJIMA-ПРЕСС Звездный мир, 2002.-415 с.

46. Брюсов В.Я. Собр. соч.: В 7 т. / В. Брюсов. — М.: Худож. лит., 1973-1975.-Т. 1-7.

47. Брюсов В.Я. Из моей жизни / В. Брюсов. М., 1927. - 128 с.

48. Гете И.В. Страдания юного Вертера / И.В.Гете // Гете И.В. Собр. соч.: В 10т.-М.: Худож. лит., 1978.-С. 7-102.

49. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М.: Сов. Писатель, 1990. -720 с.

50. Булгаков С.Н. Апокалипсис Иоанна / С.Н. Булгаков // Антихрист (Из истории отечественной духовности): Антология. М.: Высшая школа, 1995.-с. 277-309.

51. Быков Л. Русская поэзия начала XX века: стиль творческого поведения (к постановке вопроса) / Л. Быков // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы

52. XX века (1900-1930гг.). Екатеринбург: Изд-во Урал. Лицея , 1994.-С. 163-174.

53. Бычков В.В. Эстетические пророчества русского символизма / В.В. Бычков. (http//www.philosophy/ru/library/bychkov/sym-ru.html).

54. Валентинов Н. Два года с символистами / Н. Валентинов. — М.:

55. XXI век Согласие, 2000. - 384 с.

56. Вартанов А.С. О соотношении литературы и изобразительного искусства / А.С. Вартанов. // Литература и живопись: Сб. статей. — Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1982. С. 5-30.

57. Виноградов В.В. Стиль Пушкина / В.В. Виноградов. — М.: Наука, 1999.-704 с.

58. Винокур Г.О. Биография и культура / Г.О. Винокур. М., 1926. -115 с.

59. Волошин М.А. Автобиографическая проза. Дневники / М.А. Волошин.-М.: Книга, 1991. -416 с.

60. Выготский JI. Психология искусства / JI. Выготский. — Спб: Азбука, 2000.-416 с.

61. Гаспаров MJI. Примечания к роману «Юпитер поверженный» / M.JI. Гаспаров // Брюсов В.Я. Собр. соч.: В 7 т. М.: Худож. лит., 1974.-Т. 5.-С. 542-556.

62. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Соседи России. Польша, Литва, Эстония / Г.Д.Гачев. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 384 с.

63. Гелл ер Л. Слово мера мира: Сборник статей о русской литературе XX века / Л. Геллер. М.: Изд-во «Мик», 1994. - 485 с.

64. Герасимов Ю.К. Об изучении русского литературного модернизма / Ю.К. Герасимов // Русская литература. 1982. - № 2. — С. 83-84.

65. Гервер Л.Л. Контрапунктическая техника А. Белого / Л.Л. Гервер // Лит. обозрение. 1995. - № 4/5. - С. 192-196.

66. Гиндин С.И. Программа поэтики нового века: О теоретических поисках В.Я. Брюсова в 1890-е годы / С.И. Гиндин // Серебряный век в России. Избранные страницы. -М.: Радикс, 1993. С. 87-117.

67. Гинзбург Л.Я. О литературном герое / Л.Я. Гинзбург. Л: Сов. писатель, 1979. - 379 с.

68. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе / Л.Я. Гинзбург. М.: INTRADA, 1999.-414 с.

69. Гиппиус 3. Одержимый. О Брюсове / З.Гиппиус // Брюсов В.Я. Дневники. Автобиографическая проза. Письма / В.Я.Брюсов. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир, 2002.- С. 317-341.

70. Гиршман М.М. Стиль литературного произведения / М.М. Гиршман // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982. - С. 257-301.

71. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. / Н.В. Гоголь М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952. - Т. 1.

72. Гоголь Н.В. Мертвые души / Н.В. Гоголь // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952.-Т.5.

73. Гоголь Н.В. Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем / Н.В. Гоголь // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952.-Т.2. - С. 193-247.

74. Голдсмит О. Векфильдский священник / О. Голдсмит // Голдсмит О. Избранное. М., 1978.

75. Городецкий С. Ближайшая задача русской литературы / С. Городецкий // Золотое руно. 1909. - №4. - С.69-75.

76. Гофман Э.Т.А. Новеллы / Э.Т.А.Гофман. М.: Худож. литература, 1983.-400 с.

77. Гречишкин С. Ранняя проза В.Я. Брюсова / С. Гречишкин // Рус. лит. 1980. - №2. - С. 200-208.

78. Гречнев В.Я. Рассказ о синтезе жанров на рубеже XIX-XX веков: К вопросу о причинах смены жанров / В.Я. Гречнев // Русская литература. 1987. - № 1. - С. 131 - 144.

79. Григорьев A.JI. Мифы в поэзии и прозе русских символистов / A.JI. Григорьев // Литература и мифология: Сб. статей. Л.: Изд-во Лен. гос. пед. ин-та, 1975. - С.

80. Григорьев А.Л. Символизм / А.Л. Григорьев, С.С. Гречишкин // История русской литературы: В 4 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1983.-С. 419-480.

81. Гройс Б. Русский авангард по обе стороны «черного квадрата» / Б.Гройс // Вопр. философии. 1990. - №11. - С. 67-73.

82. Гусарова А. Мир искусств / А.Гусарова. Л.: Художник РСФСР, 1972.- 158 с.

83. Гудзий Н. К. Юношеское творчество Брюсова / Н.К.Гудзий // Литературное наследство. Т. 27-28. - М., 1937. - С. 198—238.

84. Гужиева Н.В. Книга и русская культура начала XX века (Брюсов)/ Н.В. Гужиева // Русск. литература. 1983. - № 3. - С. 156-167.

85. Гужиева Н.В. «Русские символисты» литературно-книжный манифест модернизма / Н.В. Гужиева // Русск. литература. - 2000. -№ 2. - С. 64-80.

86. Диккенс Ч. Приключения Оливера Твиста / Ч. Диккенс. М.: Просвещение, 1985. - 367 с.

87. Днепров В.Д. Черты романа XX века / В.Д. Днепров. М.-Л.: Сов. писатель, 1968. - 548 с.

88. Добужинский М. Встречи с писателями и поэтами / М. Добужинский // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993.- С. 354367.

89. Долгополов Л.К. Андрей Белый и его роман «Петербург» / Л.К. Долгополов. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-е, 1988 — 416 с.

90. Долгополов Л.К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX — начала XX века / Л.К. Долгополов. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-е, 1977. - 368 с.

91. Долинин К.А. Интерпретация текста / К.А. Долинин. М: Наука, 1985.-459 с.

92. Доронченков И.А. «Красавица, как полотно Брюллова». О некоторых живописных мотивах в творчестве М. Кузмина / И.А. Доронченков // Русская литература. — 1993.- № 4.- С. 158-176.

93. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы / Ф.М. Достоевский // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 12 т. -М.: Правда, 1982.-Т. 12.

94. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание / Ф.М. Достоевский // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 12 т. М.: Правда, 1982. - Т.5.

95. Драгомицкая Н.В. Стилевой переход как закономерность творческого процесса / Н.В. Драгомицкая // Теория литературныхстилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982. - С. 320-343.

96. Дронов В. Творческие искания Брюсова «конца века» / В. Дронов // Валерий Брюсов. Проблемы мастерства: Сборник научных трудов. Ставрополь: Изд-во Ставр. пед. ин-та, 1983. - С. 12-23.

97. Евгеньев Н.Н. Модернистские течения и поэзия межреволюционного десятилетия / Н.Н. Евгеньев, Б.В. Михайловский, З.С. Паперный // Русская литература XIX — начала XX века. 1908-1917.-М., 1972.-С. 215-371.

98. Елистратова А. Английский роман эпохи Просвещения / А. Елистратова. М. Наука, 1966.- 613 с.

99. Ермилова Е.В. О Михаиле Кузмине / Е.В.Ермилова // Кузмин М.

100. A. Стихи и проза. М.: Современник, 1989. - С. 3-22.

101. Ермилова Е.В. Поэзия «теургов» и «принцип верности вещам» / Е.В. Ермилова // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX начала XX века. - М: Наука, 1975. - С. 187-206.

102. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма / Е.В. Ермилова. М.: Наука, 1989. - 176 с.

103. Ерофеев В. Ученые мира об Андрее Белом, или во мне происходит разложение литературоведения (Драматическое эссе в стихах) / В.В. Ерофеев // Ерофеев В.В. В лабиринте проклятых вопросов: Эссе. М.: Союз фотохудожников России, 1996. - С. 599-613.

104. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика /

105. B.М. Жирмунский. СПб: Аксиома. Новатор, 1996.- 230 с.

106. Жирмунский В.М. Анна Ахматова и Александр Блок / В.М. Жирмунский // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. - С. 323-355.

107. Жирмунский В.М. Валерий Брюсов и наследие Пушкина. Опыт сравнительно-стилистического исследования / В.М.Жирмунский //

108. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. — JL: Наука, 1977.- С. 142-205.

109. Жирмунский В.М. Метафора в поэтике символистов / В.М.Жирмунский // Новое лит. обозрение. 1999. - № 35. - С. 222249.

110. Жирмунский В. Преодолевшие символизм / В.М.Жирмунский // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. JL: Наука, 1977.- С. 106-134.

111. Жолковский В.М. Блуждающие сны: Из истории русского модернизма: Сб. статей./ В.М.Жолковский М.: Сов. писатель, 1992.-432 с.

112. Зайцев Б. Андрей Белый / Б.Зайцев // Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент. В.Крейд. М.: Республика, 1993. - С. 182-191.

113. Замятин Е.И. Андрей Белый / Е.И.Замятин // Замятин Е.И. Избр. пр-я. М.: Сов. Россия, 1990. - С. 464 - 468.

114. Ю.Замятин Е.И. О синтетизме / Е.И.Замятин // Замятин Е.И. Избр. пр-я. -М.: Сов. Россия, 1990. С. 410-418.

115. Затонский Д.В. Искусство романа и XX век / Д.В. Затонский. — М.: Худож. лит-ра, 1973. 536 с.112.3атонский Д.В. К проблеме модернизма / Д.В. Затонский // О литературно-художественных течениях 20 в.: Сб. ст-й. — М.: Наука, 1966.-С. 156-176.

116. Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм: Мысли об извечном коловращении изящных и неизящных искусств / Д.В. Затонский. Харьков: Фолио; М.: ACT, 2000. - 256 с.

117. И.Затонский Д.В. Художественные ориентиры XX века / Д.В. Затонский. М.: Сов. писатель, 1988. - 413 с.115.3носко-Боровский Е. О творчестве М.Кузмина / Е.Зноско-Боровский // Аполлон 1917. - № 4-5. - С. 25-44.

118. Зоркая Н.М. На рубеже столетий: У истоков массового искусства в России 1900-1910 годов / Н.М.Зоркая. М.: Наука, 1976. - 298 с.

119. Иванов Вяч. Вс. Постсимволизм и Кузмин / Вяч. Вс. Иванов // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М.: Языки русской культуры. - Т. 2: Статьи о русской литературе. - 2000. - С. 201-203.

120. Иванова Е.В. Самоопределение раннего символизма / Е.В.Иванова // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX-начала XX века. -М.: Наука, 1975.-С. 171-186.

121. Игорь Стравинский публицист и собеседник. - М.: Советск. композитор, 1988. — 504 с.

122. Измайлов А.А. На переломе: Литературные размышления / А.А. Измайлов. СПб.: Изд-во жур-ла «Театр и искусство», 1908. - 59 с.

123. Ильев С.П. Комментарий / С.П. Ильев // Брюсов В. Огненный ангел. М.: Высшая школа, 1993. - С. 465-478.

124. Ильев С.П. Русский символистский роман: Аспекты поэтики / С.П. Ильев.-Киев: Лыбидь, 1991.- 172 с.

125. История всемирной литературы: В 9 т. М.: Наука, 1984. — Т. 2.

126. История русской литературы. XX век. Серебряный век / Под ред. Ж. Нива и др. М.: Прогресс, 1995. - 702 с.

127. История русского романа: В 2 т. М.-Л.: Наука, 1964. - Т.2. — 644

128. Каган М.С. Морфология искусства. Историко-теоретическое исследование внутреннего строения мира искусства / М.С. Каган. — Л.: Искусство, 1972. 440 с.

129. Казин А. Л. Гносеологическое обоснование символа Андреем Белым / А.Л. Казин // Вопросы философии и социологии. Л., 1971. - Вып. 3.- С. 71—75.

130. Казин А. Л Неоромантическая философия художественной культуры. (К характеристике мировоззрения русского символизма) /А.Л.Казин//Вопросы философии. 1980. - № 7. - С. 146—154.

131. Карбутенко И.М. Кузмин. Вариации на тему «Калиостро» / И.М. Карбутенко // Кузмин М. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро. — М.: Худ. Литература, 1990. С. 5-17.

132. Карнович Е.А. Калиостро в Петербурге / Е.А. Карнович // Карнович Е.А. Собр. соч.: В 4 т. М.: Терра, 1995. - Т. 4. - С. 250277.

133. Карсавин Л.П. Культура средних веков/ Л.П. Карсавин. Киев: Символ-Airland, 1995.- 198 с.

134. Келдыш В. На рубеже художественных эпох: О русской литературе конца XX века / В.А. Келдыш // Вопр. лит. 1993. -Вып. 2.-С. 92-105.

135. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века / В.А. Келдыш. -М.: Наука, 1975.-280 с.

136. Киселева Л.Ф. О стилевой доминанте / Л.Ф. Киселева // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. — М.: Наука, 1982.-С. 301-320.

137. Клименюк Н. Мистификация как прием / Н. Клименюк // Новое лит. обозрение. 1999. - № 37. - С. 434-444.

138. Клинг О. Борис Пастернак и символизм / О. Клинг // Вопр. литературы. 2002. - № 2. - С. 25-59.

139. Клинг О. Серебряный век через сто лет: «Диффузное состояние» в русской литературе начала XX века / О. Клинг // Вопр. литературы. - 2000. - №6. - С. 83-113.

140. Клинг О. Эволюция и «латентное» существование символизма после Октября / О. Клинг // Вопр. литературы. — 1999. № 4. - С. 37-64.

141. НО.Кожинов В. Происхождение романа / В. Кожинов. М.: Сов. писатель, 1963. - 439 с.

142. Колобаева JI.A. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков / Л. А. Колобаева. М.: Изд-во МГУ, 1990. -333 с.

143. Колобаева JI.A. Русский символизм / JI.A. Колобаева. М.: Изд-во МГУ, 2000. - 296 с.

144. Комер У. «В виде холубине»: Источник трех сектантских песен в романе А.Белого «Серебряный голубь» / У. Комер // Лит. обозрение. 1995. - № 4/5.- С. 153-155.

145. Коппер Дж. Мистик среди схоластов: Андрей Белый и средневековый мистицизм / Дж.Коппер // Лит. обозрение. — 1995. -№4/5.-С. 192-196.

146. Корецкая И.В. «Мир искусства» / И.В. Корецкая // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века. М.: Наука, 1982.-С. 124-141.

147. Нб.Кормилов С.И. Русская метризованная проза 1900-х годов / С.И. Кормилов // Изв. Рос. АН. Сер. «Литература и язык». — 1992. — Т. 51.-№4.-С. 27-39.

148. Косиков Г.К. К теории романа (роман средневековый и роман нового времени) / Г.К. Косиков // Проблемы жанра в литературе средневековья. М.: Наследие, 1994. - С. 45-88.

149. Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. М.: Советская энциклопедия, 1972. - Т. 6, 7.

150. Кретов П.В. Категория смерти и онтологический миф культуры русского символизма: А. Белый «Петербург» / П.В. Кретов // Жизнь. Смерть. Бессмертие. СПб, 1993. - С. 85-87.

151. Кубасов А.В. Проза А.П. Чехова: искусство стилизации: Монография / А.В. Кубасов. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1998.-399 с.

152. Кувакин В.А. Религиозная философия в России: Начало XX века/ В.А.Кувакин. М.: Мысль, 1980. - 309 с.

153. Кузмин М. Критическая проза / М.Кузмин // Кузмин М. Проза. -Т. X. Oakland: Вегке1еу Slavic Specialties, 1997. - 423 с.

154. Кузмин М. Письмо в Пекин / М. Кузмин // Кузмин М. Стихи и проза. М.: Современник, 1989. - С. 391-397.

155. Кузмин М. Парнасские заросли / М.Кузмин // Кузмин М. Стихи и проза. М.: Современник, 1989. - С. 397-403.

156. Кузмин М. Скачущая современность/ М. Кузмин // Кузмин М Стихи и проза М.: Современник, 1989. - С. 403-405.

157. Кузмин М. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро / М. Кузмин //Кузмин М. Стихи и проза. М.: Современник, 1989. С. 306-384.

158. Кузмин М. Эссеистика. Критика / М.Кузмин // Кузмин М. Проза и эссеистика: В 3 т. Т. 3. - М.: Аграф, 2000. - 786 с.

159. Кулешов Ф.И. Лекции по истории русской литературы конца XIX начала XX века: В 2 ч. / Ф.И.Кулешов. - Минск: Изд-во БГУ, 1976, 1980.

160. Курилов В.В. Проблемы стиля в советском литературоведении / В.В. Курилов // Литературные направления и стили. М.: Изд-во МГУ, 1976.-С. 47-54.

161. Лавров А.В. Андрей Белый / А.В. Лавров // История русской литературы: В 4 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1983. - Т. 4. - С. 549-575.

162. Лавров А.В. Андрей Белый в 1900-е годы: Жизнь и литературная деятельность / А.В. Лавров. — М.: Новое литературное обозрение, 1995.-335 с.

163. Лавров А.В. Дарьяльский и Сергей Соловьев: О биографическом подтексте в «Серебряном голубе» А. Белого / А.В. Лавров // Новое литературное обозрение. 1994. - № 9. - С. 93-110.

164. Лавров А. В. Мифотворчество «аргонавтов» / А.В. Лавров // Миф — Фольклор — Литература. Л. Наука, 1978. - С. 137—170.

165. Лавров А.В. Проза поэта / А.В. Лавров // Брюсов В. Избранная проза.-Л., 1989.-С. 4-18.

166. Лавров А.В. «Милые старые миры и грядущий век»: Штрихи к портрету Михаила Кузмина / А.В. Лавров, Р. Тименчик // Кузмин М. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1990.-с. 5-32.

167. Лавров А.В. Проза поэта / А.В. Лавров // Брюсов В. Избранная проза.-М.: Современник, 1989.-С. 5-20.

168. Лавров А.В. Юношеская художественная проза Андрея Белого / А.В. Лавров // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник. 1980. — М.: Наука, 1981.-С. 107-149.

169. Лапшин Н.П. «Мир искусств»: Очерки истории и творческой практики / Н.П. Лапшин. М.: Искусство, 1977. - 343 с.

170. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра: Жанровые закономерности развития прозы в 60-70-е годы / Н.Л. Лейдерман. -Свердловск: Среднеуральское кн. изд-во, 1982. 254 с.

171. Лейдерман Н.Л. Жанровые системы литературных направлений и течений / Н.Л. Лейдерман // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: Сб. научных трудов. Свердловск: Изд. Свердл. гос. пед. ин-та, 1988. - С. 4-17.

172. Лейтес Н. С. Роман как художественная система / Н.С. Лейтес. -Пермь: Изд. Пермского ун-та, 1985. 80 с.

173. Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы / О.А.Лекманов. Томск: Водолей, 2000. - 703 с.

174. Ленобль Г. История и литература / Г. Ленобль. М.: Наука, 1977. -301 с.

175. Лесаж А.Р. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны / А.Р.Лесаж Минск: Изд-во АН БССР, 1957. - 797 с.

176. Литвин Э.С. Валерий Брюсов/ Э.С. Литвин // История русской литературы: В 4 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1983. - Т. 4. - С. 480-519.

177. Литературное наследство: Валерий Брюсов. М., 1976. - Т. 85.

178. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М.Кожевникова и П.А.Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.

179. Лихачев Д.С. Контрапункт стилей как особенность искусства // Лихачев Д. Литература реальность — литература: Статьи. — Л.: Сов. писатель, 1984.-С. 230-241.

180. Лихачев Д.С. Несколько мыслей о «неточности» искусства и стилистических направлениях // Лихачев Д. Литература — реальность — литература: Статьи. Л.: Сов. писатель, 1984. — С. 220-230.

181. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979.-360 с.

182. Лихачев Д.С. Система литературных жанров Древней Руси // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе: Сб. статей. Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1986. - С. 57-79.

183. Лобанов В. Кануны. Из художественной жизни Москвы в предреволюционные годы / В. Лобанов. М.: Сов. художник, 1968. -294 с.

184. Ломтев С.В. Первый роман Брюсова и его значение для становления эстетического идеала писателя / С.В. Ломтев // В. Брюсов: Исследования и материалы. Ставрополь: Изд-во Ставр. гос. пед. ин-та, 1986.-С. 101-107.

185. Лосев А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф.Лосев // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. - С. 21-187.

186. Лосев А.Ф. Логика символа / А.Ф.Лосев // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. - С. 247-275.

187. Лосев А.Ф. Материалы для построения современной теории художественного стиля / А.Ф.Лосев // Контекст — 1975. М., 1977. -С. 211-240.

188. Лосев А.Ф. Модернизм и современные ему теории / А.Ф.Лосев // Контекст. М., 1990. - С. 25-55.

189. Лосев А.Ф. Некоторые вопросы из истории учений о стиле / А.Ф.Лосев // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1993. — №4. -С. 51-71.

190. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф.Лосев. М.: Искусство, 1976. - 368 с.

191. Лотман Ю.М. Иконическая риторика / Ю.М.Лотман // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера -история. -М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 74-87.

192. Лотман Ю.М. Риторика — механизм смыслопорождения / Ю.М.Лотман // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст семиосфера - история. - М.: Языки русской культуры, 1999.-С. 46-74.

193. Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия / Ю.М.Лотман // Лотман Ю.М. В школе поэтическогослова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. - С. 325-249.

194. Лотман Ю.М. Текст в процессе движения / Ю.М.Лотман // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек Текст - Семиосфера - История. - М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 105-111.

195. Лотман Ю.М. Условность в искусстве / Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский. // Лотман Ю.М. Избр. статьи: В 3 т. Таллинн,1993.-Т.З.-С. 376-379.

196. Лукач Д. Теория романа / Д.Лукач // Новое лит. обозрение. —1994.-№9.-С. 13-78.

197. Львов-Рогачевский В.Л. Андрей Белый. Серебряный Голубь / В.Л.Львов-Рогачевский // Современный мир. 1910. - № 9. - С. 168-170.

198. Маковский С.К. На Парнасе Серебряного века / С.К.Маковский. — М.; Екатеринбург: Наш дом L Age d'Homme: У-Фактория, 2000. -393 с.

199. Максимов Д. Брюсов. Поэзия и позиция. Л.: Сов. писатель. Лен. отд-е, 1969.-240 с.

200. Максимов Д. Поэзия и проза Александра Блока / Д. Максимов. — Л.: Советский писатель, 1975. — 256 с.

201. Малмстадт Д. Кое-что об Андрее Белом / Д. Малмстадт // Новое лит. обозрение. -2000. № 41. - С. 204-212.

202. Мандельштам О.Э. Конец романа / О.Э. Мандельштам // Мандельштам О.Э. Собр. соч. в 4 т. М.: «ТЕРРА» - «TERRA», 1991.- Т. 2.-С. 266-270.

203. Марков Б.В. Храм и рынок: Человек в пространстве культуры / Б.В. Марков. СПб: Алетейя, 1999. - 304 с.

204. Марков В.Ф. Беседы о прозе Кузмина / В.Ф. Марков // Марков В.Ф. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. СПб.: Изд-во Чернышева, 1994.-С. 163-170.

205. Марков В.Ф. Поэзия Михаила Кузмина / В.Ф. Марков // Марков В.Ф. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. СПб.: Изд-во Чернышева, 1994. - С. 59-162.

206. Масленникова О.Н. Пластический жест в прозе Андрея Белого / О.Н.Масленников // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново: ИГУ, 1998. - С. 109-115.

207. Медведев П.Н. (Бахтин М.М.) Формальный метод в литературоведении / П.Н. Медведев // Михаил Михайлович Бахтин. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. М.: Лабиринт, 2000. - С. 195-349.

208. Мейерхольд В.Э. Статьи. Письма. Речи. Беседы / В.Э.Мейерхольд. -М.: Искусство, 1968. 144 с.

209. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа / Е.М. Мелетинский. М.: Наука, 1986. - 320 с.

210. Мень А.В. Православное богослужение. Таинство. Слово и образ /А.В.Мень.-М.: СП «Слово», 1991.-191 с.

211. Мережковский Д.С. Акрополь: Избранные литературно-критические статьи / Д.С.Мережковский. М.: Книжная палата, 1991.-352 с.

212. Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (поэтика и индивидуальность): Учеб. для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / Ю.И.Минералов. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999.-360 с.

213. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма: Учебное пособие / И.Г. Минералова. М.: Флинта: Наука, 2003.-272 с.

214. Минц З.Г. Граф Генрих фон Оттергейм и «Московский ренессанс». Символист Андрей Белый в романе «Огненный ангел»

215. B.Брюсова/ З.Г.Минц // Андрей Белый. Проблемы творчества: Статьи. Воспоминания. Публикации. М.: Сов. писатель, 1988. —1. C. 215-241.

216. Минц 3. Г. К проблеме «символизма символистов» / З.Г. Минц // Учен, записки Тартутского госуниверситета, 1987. Вып. 740.- С. 104-118.

217. Минц 3. Г. Об эволюции русского символизма (К постановке вопроса: тезисы) / З.Г.Минц // Учен, записки Тартутского госуниверситета, 1986. — Вып. 735.- С. 7-24.

218. Минц 3. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов / З.Г.Минц // Творчество А.А.Блока и русская культура XX века. Блоковский сборник (III). Учен. зап. Тарт. гос. н-та, 1979. Вып. 459.-Тарту, 1979.-С. 76-110.

219. Мирза-Авакян М. Л. Поэтика символа в русском модернизме конца XIX—начала XX вв. / М.Л.Мирза-Авакян // Историко-филологический журнал (АН Арм.ССР), 1972. № 3. - С. 95—109.

220. Михайлов А.В. Проблема стиля и этапы развития литературы нового времени/ А.В.Михайлов // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982. - С. 343-376.

221. Михайлов А.В. Роман и стиль / А.В.Михайлов // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. — М.: Наука, 1982.-С. 137-204.

222. Михайловский Е.Б. Символизм / Е.Б.Михайловский // Русская литература конца XIX начала XX века. 1901-1907. - М., 1971. -С. 229-318.

223. Михайловский Н.К. Литературная критика: Статьи о русской литературе XIX начала XX века / Н.К.Михайловский. - М.: Художественная литература, 1989. — 600 с.

224. Можнягун С.Е. О модернизме / С.Е. Можнягун. М.: Искусство, 1974.-240 с.

225. Мочульский К. Андрей Белый / К.Мочульский // Мочульский К. А.Блок, А.Белый, В.Брюсов. М.: Республика, 1997. - С. 257- 367.

226. Мочульский К. Валерий Брюсов / К.Мочульский // Мочульский К. А.Блок, А.Белый, В.Брюсов. М.: Республика, 1997. - С.375-439.

227. Муравьева И.А. Век модерна: Панорама столичной жизни / И.А.Муравьев. СПб: Издательство «Пушкинского фонда», 2001. - 272 с.

228. Мущенко Е.Г. Поэтика сказа / Е.Г. Мущенко, В.П. Скобелев, Л.Е. Кройчик. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1987. - 288 с.

229. Мущенко Е.Г. Функции стилизации в русской литературе конца XIX- начала XX века / Е.Г.Мущенко // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 6. — Воронеж, 1996.-С. 67-76.

230. Мущенко Е.Г. О некоторых особенностях художественного сознания в России начала XX века. // Вестн. Воронеж, ун-та. Сер. 1. Гуманитарные науки. — 1996. -№2.-С. 71-77.

231. Мущенко Е.Г. «Живая жизнь» как эстетическая универсалия серебряного века / Е.Г. Мущенко // Фил. зап. Воронеж, 1993. -Вып. 1.-С. 41-49.

232. Мущенко Е.Г. Путь к новому роману на рубеже 19-20 веков / Е.Г. Мущенко. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1986. - 185 с.

233. Неклюдова М.Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX начала XX века / М.Г. Неклюдова. - М.: Искусство, 1991.-305 с.

234. Нефедьев Г.В. Русский символизм и розенкрейцерство. Статья первая / Г.В. Нефедьев // Новое лит. обозрение. 2001. - № 51. — С. 167-196.

235. Нефедьев Г.В. Русский символизм и розенкрейцерство. Статья первая / Г.В. Нефедьев // Новое лит. обозрение. 2001. - № 56. — С. 149-179.

236. Нефедьев Г.В. Русский символизм: от спиритизма к антропософии: Два документа к биографии Эллиса / Г.В. Нефедьев // Новое лит. обозрение. 1999. - № 39. - С. 119-140.

237. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого / Ф. Ницше. — М.: Интербук, 1990.-301 с.

238. Новиков Вл. Книга о пародии / Вл. Новиков. М.: Сов. писатель, 1989.-540 с.

239. Пайман А. История русского символизма / А. Пайман М.: Республика, 2000. - 415 с.

240. Паперный В.М. Из наблюдений над поэтикой Андрея Белого: лицемерие как текстопорождающий механизм / В.М. Паперный // Славяноведение. 1992. - №6. - С. 39-44.

241. Паперный В.М. Андрей Белый и Гоголь: Статья вторая / В.М. Паперный // Ученые записки Тарт. гос. ун-та. Вып. 620. — Тарту, 1983.-С. 85-99.

242. Певак Е.А. Проза и эссеистика М.А. Кузмина / Е.А. Певак // Михаил Кузмин. Проза и эссеистика: В 3-х т. Т. 1. — М.: Аграф, 1999.-С. 5-68.

243. Песонен П. Тексты жизни и искусства: Статьи по русской литературе / П.Песонен. Helsinki: Helsinki Univ. Press., 1997.- 194 с.

244. Пестрев В.А. Модификации романной формы в прозе Запада второй половины XX столетия / В.А.Пестрев. Волгоград: Изд-во Волг. гос. ун-та, 1999. - 312 с.

245. Петров В. Калиостро: Воспоминания и размышления о М. А. Кузмине / В.Петров // Согласие. 1993. - №7. - С. 167-188.

246. Петров С.М. Русский исторический роман XIX века / С.М. Петров М.: Художественная литература, 1984. — 374 с.

247. Пинский JI.E. Магистральный сюжет: Ф. Вийон, В. Шекспир, Б. Гарсиан, В. Скотт / JI.E. Пинский. М.: Советский писатель, 1989. -416 с.

248. Пискунова С. Культурологическая утопия Андрея Белого / С. Пискунов, В. Пискунов // Вопр. литературы. 1995. - Вып. 3. - С. 217-246.

249. Погорелова Б. Валерий Брюсов и его окружение / Б. Погорелова // Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент В. Крейд. М.: Республика, 1993. - С. 24-46.

250. Подгаецкая И.Ю. Границы индивидуального стиля / И.Ю. Подгаецкая // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982. - С. 32-60.

251. Поливаев К.М. Борис Пастернак и Андрей Белый. «Сестра моя жизнь» и «Серебряный голубь» / К.М. Поливаев // Лит. обозрение. -1995.-№4/5.-С. 156-157.

252. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля / Г.Н.Поспелов. — М.: Изд-во МГУ, 1970. 330 с.

253. Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года / Г.Г. Почепцов. М.: Лабиринт, 1998. - 333 с.

254. Пресняков О. От личности автора к его стилевой структуре (А.Белый «Петербург») / О.Пресняков // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века (1900-1930гг.). Екатеринбург: Изд-во Урал. Лицея , 1994. - С. 111-125.

255. Пуришев Б. Брюсов и немецкая культура XYI века / Б.Пуришев // Брюсов В.Я. Собр. соч.: В 7 т. Т. 4. - М.: Художественная литература, 1974. - С. 328-340.

256. Пустыгина Н. К изучению эволюции русского символизма / Н.Пустыгина // Тезисы I Всесоюзной (III) конференции «Творчество А.А.Блока и русская культура XX века». Тарту: Изд-во Тарт. гос. ун-та, 1975. - С. 143-147.

257. Пустыгина Н. Об одной символической реализации идеи «синтеза» в творчестве Андрея Белого: 1. Начало 900-х годов / Н.Пустыгина // Учен, записки Тартутского госуниверситета, 1986. -Вып. 735.-С. 113-123.

258. Пушкин А.С. Пиковая дама / А.С.Пушкин // Пушкин А.С. Собр. соч.: В 3 т. М.: Художественная литература, 1987. — Т.З. - С. 188211.

259. Рабинович В. Урок Августина: жизнь текст / В.Рабинович // Августин Аврелий. Исповедь: Абеляр П. История моих бедствий. -М.: Республика, 1992. - С. 224-259.

260. Раков В.П. Релятивистская поэтика Серебряного века (Подступ к проблеме) / В.П.Раков // Потаенная литература: Исследования и материалы. Вып. 2. - Иваново: ИГУ, 2000. - С. 77-98.

261. Розин В. Семиотические исследования / В.Розин М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2001. -256 с.

262. Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты / В.П.Руднев. М.: Аграф, 2003. — 608 с.

263. Русская литература и эстетика конца XIX- начала XX в.: Проблема человека: Сборник статей. Липецк: Изд-во Липецкого гос. пед. инт-та, 1991.- 151 с.

264. Русская литературная критика начала века: современный взгляд: Сборник обзоров. М.: ИНИОН АН СССР, 1991.-222 с.

265. Русская литература конца XIX начала XX вв.: 1907-1917 / Ред. коллегия: Б.Я.Бялик (отв. ред) и др. - М.: Наука, 1972. - 736 с.

266. Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. С.А.Венгерова: В 2 кн. М.: XXI век - Согласие, 2002.

267. Русская литература XX века: Учебное пособие / Под ред. Е.Г.Мущенко, Т.А.Никоновой. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1999.-800 с.

268. Рымарь Н.Т. Введение в теорию романа / Н.Т. Рымарь. -Воронеж: Изд. ВГУ, 1989. 272 с.

269. Рымарь Н.Т. Поэтика романа / Т.Н.Рымарь. Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1990. - 256 с.

270. Сакулин П.Н. Филология и культурология / П.Н. Сакулин. — М.: Высшая школа, 1990.-239 с.

271. Сарабьянов Д.В. История русского искусства конца XIX начала XX вв.: Учеб. пособие / Д.В. Сарабьянов. - М.: Изд-во МГУ, 1993. -320 с.

272. Сарабьянов Д.В. Стиль модерн: Истоки. История. Проблемы / Д.В. Сарабьянов. М.: Искусство, 1989. - 293 с.

273. Сараскина Л.И. «Бесы»: роман-предупреждение / Л.И. Сараскина. -М.: Сов. писатель, 1990.-480 с.

274. Сарычев В. А. Эстетика русского модернизма: Проблема «жизнетворчества» / В.А. Сарычев. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1991. -320 с.

275. Сёке К. Двуплановость и две формы повествования романа Андрея Белого «Серебряный голубь» / К.Сёке // Acta universitatis Szegediensis. Материалы и сообщения по славяноведению. -Szeged, 1977.-С. 86-91.

276. Сёке К. Элементы стиля модерн в эссеистике А.Белого «Луг зеленый» / К. Сёке // Лит. обозрение. 1995. - № 4/5. - С. 196-200.

277. Серебряный век в России. Избранные страницы: Сб. статей / Редкол.: Вяч. Иванов, В.Топоров, Т.Цивьян. М.: Радикс, 1993 . -340 с.

278. Силард Л. Поэтика символистского романа конца XIX начала XX веков. В.Брюсов, Ф.Сологуб, А.Белый / Л. Силард // Проблемы поэтики русского реализма XIX века. — Л. Изд. ЛГУ, 1984.-С. 265-288.

279. Скатов Н.Н. «Некрасовская книга» Андрея Белого / Н.Н. Скатов // Андрей Белый. Проблемы творчества: Статьи. Воспоминания. Публикации.-М.: Сов. писатель, 1988.-С. 151-193.

280. Слинько М.А. «Античные» романы В.Я. Брюсова: историко-литературный смысл, художественная структура, традиции: Дис. на соиск. ст. к-та филологических наук. Воронеж, 1997. - 212 с.

281. Слободнюк C.JI. «Дьяволы» «серебряного» века: Древний гностицизм и русская литература. 1980-1930 гг. / C.JI. Слободнюк.- СПб: Алтейя, 1998. 425 с.

282. Смена литературных стилей: На материале литературы XIX-XX веков. М.: Наука, 1974. - 388 с.

283. Смирнова JI.A. Реальность и фантазия в прозе Андрея Белого / JI.A. Смирнова // Белый А. Избранная проза. М.: Советская Россия, 1988.-С. 3-16.

284. Смирнова JI.A. Русская литература конца XIX начала XX века / JI.A. Смирнова. - М.: Просвещение, 1993. - 383 с.

285. Соколов А.Н. Теория стиля / А.Н. Соколов. М.: Искусство, 1968.-220 с.

286. Соловьев Вл. Общий смысл искусства / Вл. Соловьев // Соловьев Вл. Соч. в 2 т. Т. 2. - М.: АН СССР. Институт философии. Изд-тво «Мысль», 1990. - С. 390-405.

287. Соловьев Вл. Русские символисты / Вл. Соловьев // Соловьев Вл. Литературная критика.-М.: Современник, 1990.-С. 144-155.

288. Соловьев Вл. Смысл любви / Вл. Соловьев // Соловьев Вл. Соч. в 2 т. Т. 2. - М.: АН СССР. Институт философии. Изд-во «Мысль», 1990.-С. 493-548.

289. Соловьев Вл. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории Вл. Соловьев // Соловьев Вл. Соч. в 2 т. — Т. 2.- М.: АН СССР. Институт философии. Изд-во «Мысль», 1990. С. 635-763.

290. Старикова Е. Реализм и символизм / Е. Старикова // Развитие реализма в русской литературе: В 3 т. М., 1974. - Т. 3. - С. 165 -246.

291. Степанов Ю. Константы: Словарь русской культуры: Опыт исследования / Ю.Степанов. М.: Шк. «Языки русской культуры», 1997.-824 с.

292. Степун Ф. Памяти Андрея Белого / Ф. Степун // Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.: Республика, 1993.-С. 191-203.

293. Стернин Г.Ю. Художественная жизнь России на рубеже XIX- XX веков / Г.Ю. Стернин. М.: Искусство, 1970. - 293 с.

294. Стравинский Игорь. Диалоги. JL: Музыка. Ленингр. отд-е. -414 с.

295. Тагер Е.Б. Возникновение модернизма / Е.Б. Тагер // Русская литература конца XIX- начала XX века. М., 1968. - С. 189-212.

296. Тарланов Е.З. Социальный тип дилетанта в литературной жизни рубежа веков / Е.З. Тарланов // Рус. литература. — 1998. № 3. — С. 43-56.

297. Тимофеев А.Г. М.А. Кузмин в полемике с Ф.М. Достоевским и

298. A.П. Чеховым / А.Г. Тимофеев // Серебряный век в России. Избранные страницы.-М.: Радикс, 1993.-С. 141-166.

299. Толстой Л.Н. Что такое искусство / Л.Н. Толстой // Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. -М.: Художественная литература, 1983. — Т. 15. -С. 41-222.

300. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное / В.Н. Топоров — М.: Издат. группа «Прогресс» «Культура», 1995. - 624 с.

301. Троицкий В.Ю. Стилизация / В.Ю. Троицкий // Слово и образ. — М: Просвещение, 1964. С. 164-195.

302. Тургенева А. Андрей Белый и Рудольф Штайнер / А. Тургенева // Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент.

303. B. Крейд. М.: Республика, 1993. - С. 203-219.

304. Тынянов Ю.Н. О пародии / Ю.Н. Тынянов // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. - С. 284310.

305. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) / Ю.Н. Тынянов // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977.-С. 198-227.

306. Урнов Д.М. Диалектика становления стиля / Д.М. Урнов // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. — М.: Наука, 1982. С. 60-75.

307. Успенский Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. — Спб: Азбука, 2000.-352 с.

308. ЗЮ.Уэллек Р. Теория литературы / Р. Уэллек, О. Уоррен. М.: Прогресс, 1978.-328 с.

309. Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов / Н.А.Фатеева. М.: Агар, 2000. - 280 с.

310. Хализев В.Е. Теория литературы. Учебное пособие / В.Е. Хализеев. М.: Высшая школа, 1999. - 398 с.

311. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / А. Ханзен-Лёве. — СПб.: Академический проект, 1999. 512 с.

312. ЗМ.Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / Й. Хейзинга. -М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. -458 с.

313. Ходасевич В. Конец Ренаты / В. Ходасевич // Брюсов В.Я. Огненный ангел. — М.: Высш. школа, 1993. — С. 365-376.

314. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы / М.Б. Храпченко. М.: Сов. писатель, 1972. -408 с.

315. Челлини Б. Жизнь Бенвенуто Челлини, написанная им самим /

316. Б.Челлини. М.: Художественная литература , 1987. - 495 с. 318. Черных И.Б. Стиль / И.Б. Черных // Литературный энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 420-422.

317. Чистякова Э.И. О символизме Андрея Белого / Э.И. Читякова // Вестник Моск. ун-та. 1978. - №3. - С. 39-48.

318. Чмыхов JI.M. Историзм или мифотворчество? (О роли концовок в исторических романах В.Брюсова и Д.Мережковского) / JI.M. Чмыхов // Брюсовский сборник. Ставрополь: Изд. Ставр. гос. пед. ин-та, 1976. - С. 3-27.

319. Чмыхов JI.M. Некоторые вопросы брюсовской теории исторического романа / JI.M. Чмыхов // Брюсовский сборник. -Ставрополь: Изд-во Ставр. гос. пед. ин-та, 1974. — С. 3-37.

320. Цветаева М. Пленный дух (Моя встреча с Андреем Белым) / М. Цветаева // Цветаева М.И. Об искусстве. — М.: Искусство, 1991. -С. 215-233.

321. Цветаева М. Нездешний вечер / М. Цветаева // Литературная Грузия. 1971. - № 7. - С. 17-23.

322. Шайкевич А. Петербургская богема (М.А. Кузмин) / А. Шайкевич // Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент В.Крейд. — М.: Республика, 1993. — С. 236-245.

323. Шаповалов М.А. Валерий Брюсов / М.А. Шаповалов. — М.: Просвещение, 1992. 160 с.

324. Шмаков Г. Блок и Кузмин / Г. Шмаков // Блоковский сборник. -II Тарту, 1972. - С. 341-360.

325. Шпенглер О. Закат Европы / О. Шпенглер. М.: Искусство, 1993. -303 с.

326. Шпренгер Я. Молот ведьм / Я. Шпренгер, Г. Инститорис. М.: СП «Интербук», 1990. - 352 с.

327. Штейнер Р. Мистерии древности и христианство / Р. Штейнер. — М.: М.: СП «Интербук», 1990. 123 с.

328. Шыряев В.И. Концепция истории в творчестве Брюсова / В.И. Шыряев // Вестн. моек, ун-та. Сер. 10. Филология. 1975. - №2. -С. 16-29.

329. ЗЗЗ.Эйдинова В. Стиль художника: Концепция стиля в литературной критике 20-х годов / В.Эйдинова. -М.: Худ. лит., 1991.-284 с.

330. Эйхенбаум Б.М. О прозе М.Кузмина / Б.М.Эйхенбаум // Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1987. - С. 348-351.

331. Эллис. Итоги символизма / Эллис // Весы. 1908. - № 3. - С. 4552.

332. Эллис. Русские символисты / Эллис. Томск: Водолей, 1998. -288 с.

333. Энциклопедия русской живописи / Под ред. Т.В.Калашниковой. — М.: OJIMA-ПРЕСС, 2001. 351 е.: ил.

334. Эпштейн М.Н. Ирония стиля: Демоническое в образе России у Гоголя / М.Н. Эпштейн // Новое лит. обозрение. 1996. - № 19. -С. 129-147.

335. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX XX веков / М.Н. Эпштейн. - М.: Сов. писатель, 1988. - 414 с.

336. Эстетика: Словарь / Под общ. ред. А.А. Беляева. — М.: Политиздат, 1989.-447 с.

337. Эткинд А. Горький и Безбедов: Подтекст «Серебряного голубя» в «Климе Самгине» / А. Эткинд // Новое лит. обозрение. 1997. - № 24.-С. 30-52.

338. Эткинд А. Содом и Пхисея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века / А. Эткинд. -М.: ИЦ- Гарант, 1996.-413 с.

339. Эткинд А. Хлыст: Секты, литература и революция / А. Эткинд. -М.: Новое литературное обозрение, 1998. 685 с.

340. Эткинд Е. Единство «серебряного века»: О русской литературе конца XIX начала XX веков / Е. Эткинд // Звезда. - 1989. - №12. -С. 185-194.

341. Юнггрен Магнус. Генрих Геш: эпизод из жизни Андрея Белого: О символизме и символистах / Юнггрен Магнус // Нов. лит. обозрение. 2000. - № 43.-С. 191-198.

342. Юрьева З.О. Андрей Белый: преображение жизни и теургия / З.О. Юрьева// Рус. литература. 1992. - №1. - С. 58-68.

343. Ясинская З.И. Исторический роман Брюсова «Огненный ангел» / З.И. Ясинская // Брюсовские чтения 1963 года. Ереван: Айастан, 1964. - С. 101- 112.