автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Художественный опыт Маяковского и осетинская поэзия 20-х годов
Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный опыт Маяковского и осетинская поэзия 20-х годов"
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ)
На правах рукописи
ГАГЛОЙТЭ Лиана Павловна
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОПЫТ МАЯКОВСКОГО И ОСЕТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ 20-Х ГОДОВ
Специальность 10.01.02 — литература народов СССР (советский период)
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Са нкт-Петербург 1994
Работа выполнена на кафедре русской литературы Тбилисского государственного университета имени И. Джавахишвили.
Научный руководитель — доктор филологических наук,
профессор Д. А. Тухарели
Официальные оппоненты — доктор филологических наук,
профессор Н. Г. Джусойты, доктор филологических наук Л. И. Емельянов
Ведущая организация — Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований
Защита диссертации состоится 1994 Г-
в ¡У- && часов на заседании специализированного совета Д.002.41.01 по защите диссертаций на соискание ученой стопени кандидата филологических наук при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН по адресу: 199164, Санкт-Петербург, наб. Макарова, 4.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института р(сской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
Автореферат разослан „
-Я^^АЯ_1994 г.
Ученый секретарь специализированного совета
кандидат филологических паук В. К. ПЕТУХОВ
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Вопрос о влиянии русской поэзии 20-х годов на различные национальные поэзии того же периода неоднократно рассматривался в отечественном литературоведении, но главным образом применительно к поэзии "многочисленных народов" (украинского, белорусского и т.д.), 3 этом плане все еще недостаточное внимание уделяется поэзии "малых народов", жизу:цих з России, в том числе народов Кавказа. Уежду тем углубленное и детальное изучение многообразного влияния русской поэзии XX зека в лице ее наиболее ярких представителей на поэзию "малых народов",' которая, в свою очередь, включает з себя самобытных художников слова, позволяет точнее и полнее представить характер ТЕОр-ческпх взаимоотношений поэтов различного национального с:лада и раскрыть'существенные грани общего процесса становления и развития на территории России многонациональной поэзии новейшего времени. Особого внимания с этой точки зрения заслуживает специальное изуче,-ив преломления художественного опыта,В.Цаяковского в осетинской поэзии 20-х годов, которое позволяет ввести в научный оборот новые историко-литературные факты и наблюдения, обогаца;здие и уточняющие имеющиеся научные представления о характере и своеобразии всей многонациональной поэзии в России XX века.
Цельл исследования является сопоставительный анализ художественного опыта В.Маяковского и осетинской поэзии 20-х годов, выявление воздействия этого опыта на творчество осетинских поэтов.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые всесторонне .освещается вопрос об освоении многообразного художественного опыта В,Маяковского такими замечательными творческими индивидуальностями в осетинской поэзии, как А.Ьолайе-фырт ■ (А.Кубатпев) и М.Камбердиев. Такой подход позволил полнее и конкретнее раскрыть творческие индивидуальности этих поэтов и отчетливее выделить те черты поэзии самого В.Маяковского, которые возымели особенное воздействие на становление и развитие осетинской поээигя 20-чс годов как органической части поэзии новейшего времени. В кастоя'Цвй работе впервые также систематизировав: отдельные наблюдения относительно того, чем и как обогатил художественный опыт В.Маяковсгсго осетинскую поэзию 20-х годов п целом, выделены основные этапы этого процесса вплоть до современности.
В диссертации привлекаются к анализу самые разнообразные печатные и рукописные материалы: литературные произведения и их фрагменты, критические статьи, письма, периодика разных лет и т.д. Широко используются архивные документы.
Методологической и методической основой диссертации являются выработанные современны!/, литературоведением источниковедческий, текстологический, историко-литературный и сравнительно-типологический методы исследования.
Практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при построении курса истории осетинской литературы, а также курса литератур народов Российской Федерации. Диссертация может послужить основой для спецкурса по проблемам русско-осетинских литературных связей 20-х - 30-х годов.
Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на научных конференциях в Доме Дружбы народов АН ГССР (Тбилиси, октябрь 1963), в Тбилисском государственном университете им. И.Джавахишвили'(октябрь 1Ш9), Ташкентском педагогическом, институте русского языка и литературы (октябрь 1969), Северо-Осетин- . ском государственном университете (ордноникидзе /ныне - Владикавказ/, октябрь 1939 и октябрь 1991), Таджикском государственном университете им. В.И. Ленина (Душанбе, май 1990, октябрь 1992), Чечено-Ингушском государственном университете (Грозный, май 1991), Рижском пединституте русского языка и литературы (Рига, октябрь 1990), Измаильском педагогическом институте (Измаил, май 1991), Институте русской литературы (Пушкинский дом) РАН (Санкт-Петербург, май 1993), Московском государственном университете им. М.Ломоносова (шосква, июнь 1993). Креме того они использовались диссертантом в спецкурсе "Русско-осетинские литературные связи" на кафедре русского языка и литературы Юго-Осетинского государственного педагогического института им. А.Тибилова (Цхинвали). Работа обсуждалась на заседаниях кафедры русской литературы Тбилисского университета и кафедры русского языка и литературы Юго-Осетинского педагогического института. Основное содержанке диссертации отражено в 16-ти публикациях.
Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения,.содержит 193 страницы машинописного текста. Список использованной литературы- включает 116 наименований на русском и осетинском языках.
СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во введении обосновывается актуальность избранной теш, дается историко-литературный обзор материалов по теме диссертации, устанавливаются цель и задачи работы, определяется ее структура.
В первой главе "Императив времени и осетинская революционная поэзия" рассматривается состояние осетинской литературы прел- и постоктябрьского периода в соотнесении с ее "важнейшей традицией - борьбой за свободу" (Д.Мамсуров). Отмечается, что если в поэзии 1907 - 1915 годов эта традиция заметно ослабла, уступив место медитативному началу, то в канун революций 1917 года предчувствие "неслыханных перемен, невиданных мятежей" затронуло всех без исключения художников слова, вызвав сходную творческую реакцию у Цомака и Нигера, Г.Шишева л С.Багараева, А.Токати и Г.Ьаракова,
Понимание революции как высшего проявления духовности, конкретной исторической реализации чаяний и надежд народа-труженика, выраженных о поразительной силой в его мифологии и фольклоре, привело многих осетинских писателей в самую гу:цу "справедливой битвы" (Г.Вараков), к организации партии "Кермен" (по имени легендарного народного заступника), а после установления Советской власти - к участию в организации культурного строительства в Северной и Южной Осетии (издание газет, журналов и т.п.). Тем не менее,' несмотря на подобную "прямизну" прихода писателей в резолюцию, с осознанием дальнейших перспектив развития революционной поээки дело обстояло гораздо сложнее. Слова Нигера: "Знаю, надо петь во весь голос ныне, но какова эта песня? Втого я еще не ведаю ясно" (подстрочный перевод) отражали обцее умонастроение осетинских поэтов старпего поколения в постреьолюциоиний период. Неслучайно большинство из них уходит в своем творчестве преимущественно в стихию национального фольклора (Г.Ьараков, Г.'Лалиев, ДДетагуров, Нигер), как бы отдавая новому поколению поэтов право создавать "новый песни бсрьСи за новую жизнь" (Цомак).
Однако трудности мировоззренческого и художественного порядка в осв I-нии действительности испытывали и,молодые поэты, "вчерашние крестьянские парни,стоявшие фактически мл^гу городом и аулом, новостройкой и дедовскими башьями".*
^Тедеты Р. Осетинская советская поэзия (20-е годы). - финвали, I975.-C.ei.
Поиски новых тем и средств выразительности приводили их либо в поле притяжения лирики С.Есенина (М.Камбердиев, К.йарнион), либо "к перепевам русской по&зии 70-х, 80-х годов, как это случилось с авторами сборника (1925). Хотя последние и декларировали в предисловии свое полное понимание существа происходящих процессов, призывая к ломке устоявшихся в осетинской дореволюционной литературе стереотипов отношения к действительности, их поэтическая практика по существу была ориентирована на рефлексию и медитацию. Защищаясь от обвинений в "грусти и есенинщине", К.Зарнион писал об этом: "Невозможно, чтобы народ, который всю жизнь жил, еле сводя концы с концами, внезапно стал радостным, а литература есть не что иное, как отражение жизни .
Проблема нового звукоизвлечения иэ струн поэтического фан,дыра, ощущаемая представителями обоих поколений (ср.:"Фандыр сломался" у С.Кулаева, "Отлош покуда свой фандыр" у Г.Баранова) напрямую была связана с недостаточностью простого отражения жизни в условиях Становления принципиального нового, активлого типа общественного сознания. Чтобы решить ее, следовало учиться, рас- • ширять свой поэтический кругозор, как на то указывали критики (Г.Ьекоев, С.Дканаев),^ искать тот образец, тот конкретный художественный опыт, который был бы способен помочь "разметать старые ритмы и образы".0 Таким примером для осетинской поэзии, как показ-: но в исследовании, и является творчество Владимира Маяковского.
Во второй главе "Первый осетинский последователь Маяковского" на фоне споров и дискуссий вокруг Маяковского и футуризма впервые рассматривался в историко-литературном плане творческая деятельность Л.Болг?йе-фырта (А.Кубатиева), "рпньшэ всех из осетинских
^Фарнион К, Критик® шмв литературы тыххаей//Хурзаерин.-1926. - № 23.
^Ьекоев Г. Надо больше учиться, меньше писать/Дитературон-кри-тиксн уацтае. - цхинвали, 1982. - С.137. Дзанайты С. Лхуир ^:сь£езы//Раэмае.- 1920. - !' 2. "Вехер И. Открыватель мира //Правда. - 1940.
писателей, - как с некоторой оглядкой констатировала критика того времени, - поспришвшего требования революционной жизни, ее мотивы,.. Ясно, что он последователь Маяковского и все ошибки и достижения Маяковского передаются и ему..."
Приверженность поэта "ошибкам и достижениям" Маяковского началась, вероятно, во время пребывания его в Москве в начале 20-х годов, где он увлекся футуризмом, причем' вначале не тем его революционным вариантом, который был воспринят на уровне декларации авторами "2си."г а крайними его формами, свойственными поэтической практике раннего Маяковского. Так, его стихи "Похороны Христа" с подзаголовком "Из жизни баптистов" несут на себе явный слоцы футуристической формальной изо-цренности: епатаж, гротескность и специфичность образов ("гной из носа", "запавшие рты", "проклятое кирное чрево" и т.д.), языковое экспериментаторство. В то же время их роднит с футуризмом банковского ориентация но на "освобождение от реальной действительности"^, как того требовали отцы русского футуризма, а на своеобразную связь с ней посредством сгуцения автором реальных черт и признаков погрязших "в навозной жиже" людей до отрицательного художественного субстрата, Тем не менее понятно, что протест лирического героя, оправленный в нарочито натуралистический антурэ?х(что дало основания критику С.Дзганаеву говорить впоследствии о "затхлом духе Маяковского11),* не вызывал при всех богоборческих (идущих, в частности, из нартского эпоса) и свободолюбивых традициях п осетинской литературе особого энтузиазма у общественности тех лет.
Преодоление поэтом крайностей футуристической эстетики намечается в стихотворении "К хозяйке" (опубликовано в сборника "С")1 ставшем настоящим знамением времени, той с гной "революцией в поэзии", к которой так стремились многие авторы сборника,
*Кулаты С. Хурзсерии. - 1930, - № 06.
^Лившиц Б. Полутороглазьй стрелец. - М., 1933. - С.14.
3
Дэанайты С. Раастдзинад. - 1930. - № 161.
- б -
Недаром Г.Ьекоев, остро критиковавший издание в целом, восторженно отозвался о стихотворении как об "единственном, представляющем серьезный интерес, т.к. в нем налицо настроение подлинное, искреннее. Мысль яркая, вполне современная... Радует в нем особенно оригинальность формы"^. Действительно, стихотворение разительно отличалось от других публикаций сборника злободневность» теш (раскрепощение женщины-горянки), динамичной напряженностью речи нового лирического героя, возвещающего своей соотечественнице о начале новой жизни и призывающего ее обрести достойное место в ней жестким императивом рубленых строк, не затемненных нарочитыми вульгаризмами.
Резкий скачек в сторону жизнерадостного, экстатического мироощущения, зазвучавшего в унисон с доминантным настроением эпохи, был обусловлен несомненной ориентацией осетинского поэта на революционную поэзию Маяковского. Подтверждением отому служат новые стихи Болайе-фырта, вышедшие в Москве в виде отдельного поэтического сборника под характерным названием "Обрывки Октябре" (1927).
Заряженные необычайной энергией, как бы почерпнутой из клско- . чущих строк "Оды революции", "Нашего марша", "Левого марша" и других произведений Маяковского 1918 - 1920-го годов с их острым, праздничным восприятием революции как свободного творчества, стихи сборника явились долгожданным развитием (после затянувшейся в осетинской'революционной поэзии паузы) тех потенций, которые били заложены в предверии "великих потрясений" Цомаком, Г.Бараковнм, А.Токати и другими талантливыми поэтами.
Революционные события в Осетии ("Обрывки Октября"), празднование победы порабошеьного народа ("Май"), свободного труда ("I мая"), Красная площадь, увиденная через призму ее революционной истории ("Красная площадь"), обращения к мирному труженику ("К хозяйке", "Соха Оордзсна") - поэтические темы сборника, освоенные череп опыт пореволюционного Маяковского необычными лирическими средствами, мощной актуализацией эмоционально-чувственного романтического начала. Присутствие его стало необходимым условием воплощения нового соотношения искусства и революционного сознания » осетинской поэзии 20-х годов.
о
' Ьекоев Г. Указ. соч. - СЛ15.
Особенно впечатляюща в атом смысле поэма "Обрывки Октября", своеобразная квинтэссенция чувств и переживаний автора, давшая название, всему сборнику. С первых строк поэмы видно ее генетическое родство со "150000000" Маяковского, воспринимаемое и как пряная учеба и как особая созвучность осетинского поэта романтическому мироощущению Маяковского. Несмотря на внешнюю несопоставимость масштаба описываемых революционных действ (у Маяковского - вся Россия, земной шар, у Болайе-фырта - часть Осетии, Дигора), такое мироощущение преломлялось у последнего в сходной с Маяковским антитетичности условно-символических,гиперболизированных образов двух миров: старой, алдарской Дигории (к которой по родовитости фамилии относился и сам автор) и "черного люда", влекомого на ее штурм таким же, что и в "150000000'' единым порывом разрушения и мшения в качестве подлинной религии человечества. Изображений этого люда прямым, творящим историю с субъектом (что было впервые в осетинской поэзии) автор достигает идентичным с поэмой Маяковского приемом полифонически фиксированной рабноголосицы людей, шумов, пальбы, - всего того, что Маяковский называл "распирающим грохотом революции"^, который сквозь годы, несмотря на все саше разные оценки свершившегося в Октябре события, доносит трагическую его правоту на осетинском жизненном материале. И еще одно наблюдение говорит о олизости поэтического мира Болайе-ффта Маяковскому - это неожиданный прорыв чистейшей лирической ноты в конца поэмы, когда измученным, но победившим, как тогда казалось, людям, по контрасту открывается вдруг красота реального мира: "Небо - молочная пленка /Звоном солнца/ день наступил/Оглядись -/Щекочет глаза/ Свежевыпавший снег,..". Данный авторам как аналог наступления счастливого "завтра", где будет место и положительным человеческим эмоциям,-такой прием раскрывал природу нового эпоса революции, его глубокое лирическое начало, выражением которого оставалась все еще усложненная и намеренно заземленная метафора.
* Желанием скрыть свое происховденио, вероятно, было обусловлено взятиь поэтом псевдонима "Болайе-фырт", буквально означающего "сын Бола",
2 Маяковский В.6.Собр.соч. в 13-ти т.т. - Т.ХП.-М., 1565.-С.85.
Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и . страницы.
Дальнейшим приближением к новому эстетическому идеалу предстают в сборнике стихи "Соха Фордзона". В них романтически-отвлеченное воспевание революционной Осетии, победной поступи "больноруких потных воинств" уступает место жизненной конкретности агитационной поэзии Маяковского (впервые освоенной в стихотворении "К хозяйке"), с ее задачей доходчивости изображения, открытой публицистичности, точного воплощения политически значимой идеи. Дыхание же совсем иного стилевого потока, соотносимого с новациями Маяковского периода написания поэмы "В.И.Ленин", чувствуется в "Красной площади" с ее новой интонацией размышления, оценки уже сделанного. Здесь больше внутри- и меледу-строчных пауз, больше продуманности в подборе лексики. Рассказ об истории площади, поданный через опущения глубоко взволнованного автора, свидетельствовал о переходе А.Ъолайе-фырта к созданию нового, подлинно лирического эпоса революции, в котором заметна та же, что у Маяковского, тенденция: эволюция от условно-аллегорической формы "Обрывков Октября" к прямому и непосредственному изображению жизни "без отвлеченных поэтических приемов, гипербо- . лы, виньеточного самоценного образа" (I, 2В). Это позволяет говорить о типологической общности "плавания в революцию, дальше" двух художников слова.
Сборник "Обрывки Октября" был неоднозначно воспринят осетинской гритикой. Кроме восторженных отзывов, было и много замечаний в адрес поэта. В основном они связывались с футуристической его практикой: с "вывернутыми неперекосяк строками", "языковыми неправильностями": "у Волайе-фырта есть поэтический талант. Единственно, ему надо выбрать себе правильный путь и никому не подражать. Вероятно, на Болайе-фнрта оказал влияние футуризм, Маяковский. Оутуризм родился в городах и сейчас переживает последние минуты. Осетинскому трудовому народу ни к чему футуристические изыски, он их и не поймет".*
2 '
А.Болайе-фырт тяжело переживал такие упреки. Между тем необычный интонационный сдвиг, графически адекватно оформленный,
1 Тибылты A.A. Ъолайе-фырт. "Хжс!'. Реценэия//£ндиуаеп -1928.-М.
— С.62.
Хурзаерин. - I92B. - № 2Б.
имея источником принципиальную ударность стиха и его сознательную опору на ударение, выглядит естественным порождением тематической необычайности изображаемого, глобальности охвата чувств и событий. Что же касается "языковых неправильностей", то здесь действительно масштабность и неожиданность авторского ассоциативного видения, приводящие часто к "техническим сложностям" речи (С.Кулаты), использованию "странной помеси осетино-дигор-ских слов" (А.Т^былты) и необычных конструкций (с инверсионным словопорядком, частыми пропусками служебных элементов, соединением субъекта и предиката в одно слово и т.д.), соотносились с родовыми признаками футуристической эстетики, но преязде всего с теми ее принципами,которые развил Маяковский, Специальные исследования языка и стиля русского поэта,^ проливают свет на многие характерные особенности типа речи у Болайе-фырта. То жя, что у Маяковского стремление "к предшлению синтаксиса, при котором нет различия между словом и предложением"^, находит объяснение в интуитивном общении поэтом неправильностей живого "языка улицы", в желании воссоздать его с целью лаконичного развертывания сложного содержания"^. Но тогда демократичность языка поэта оценил лишь критик Г.Вексев: "Особая прелесть стихотворений Болаева заключает-' ся в том, что в них чувствуется тема современной жизни, чувствуется даже в самой форме стиха. Язык совершенно простой, почти разговорный (подчеркнуто мной-JI.r.) и в то же время красочный..."^.
Конец 30-х годов поэт встретил на родине. Новое понимание цели и назначения искусства закономерно привело его к "живой" работе в газете. Энергичная деятельность Л.Болайе-фырта на посту заведующего литературным отделом ("Хурзаерин"), затем редактора в осно?-ванной вместе с К.Фарнионом газете "Болшевиксн аивад", направленная, как показывают факты " против выдумки, эстетизации и психо-
^ См.: Якобсон Р. О чешском стихе преимущественно в сопоставлении с русским//Сборник по теории поэтического языка.-fJ. ,1923. Вып.5.; Винокур Г. Ы&гкобский - новатор языка.-ti; 1943; Тимофеева В.В. Язык поэта и время. Поэтический язык Маяковского.-А.-Л., I9ö2.
2 Вин:..сур Г. Указ, соч. - С.122.
^ Уин алев i0. О поэтической речи Цалков'ского//В мире Маяковского. - ii., 121.4. -С.Уо.
^ 1>ексев Г. Ук;^. соч. - С. IIb.
ложества искусства-за агит, за квалифицированную публицистику и хронику" (I, 28), способствовала распространению влияния Маяковского на молодых, только вступивших на стезю литературы осетинских поэтов уже в таком, опосредованном виде. В то же время публицистика А.Болайо-фырта при всей его ортодоксальности как адепта нового искусства, сохраняла объективные критерии в отношении прошлой осетинской литературы (статьи в защиту К.Хе-тагурова, Цомака).
Участвуя в бурных литературных и уходящих за пределы литературы дискуссиях, Болайе-фырт продолжал работать в плане собственно поэтическом. Анализ отрывков из поэм "На отрогах Кавказа", "Песня Матэ" и стихотворения "Дадим трибуну женщинам" дает основание говорить о достижении поэтом нового уровня художественности, ■в котором то,что шло от Маяковского, трансформировалось, сливаясь с элементами стиховой структуры народного эпоса, образуя таким образом его индивидуальную творческую манеру. Оказалось, что опора на Маяковского позволила Болайе-фырту воскресить некоторые черты национального стиля, но уже в новом качестве, через эмоциональное субъективно-оценочное восприятие его лирическим героем окружающего мира.
Таким образом, поэт в своем творчестве эволюционировал от дореволюционного отрицания и новаторских.приемов Маяковского в области ,}ормы до освоения достижений постреволюционного творчества русского поэта. Путь этот был плодотворен для эстетического освоения осетинской действительности 20-х годов, дав образец действенного' искусства с принципиально новыми для осетинской поэзии . возможностями синтеза идеи и образа, метра и ритмики.
В третьей главе "Художественный опыт Маяковского в формировании поэзии М.Камбердиева" впервые рассматривается творчество осетинского поэта "второго призыва" (как называл поколение "детей революции" А.Луначарский) в свете его разнообразных творческих связей и притяжений, среди которых особое внимание уделяется линии, ведущей к личности и поэтическому примеру Маяковского. Родственное поэзии Еслайе-фырта "климатическим" (Б.Пастернак) ощущением новиз-. нл жизни (их упоминали в критике даже в одной футуристической уп-. ряжке)* творчество М.Камбердиева представляло, тем не менее,, иной
1 Дэанайты С. Растдэинад. - 1928. - №30.
уровень постижения мира и человека, отличаясь как характером своей связи с предществугощей национальной традицией, так и-соот-ветственно-точками соприкосновения с художественным опытом Маяковского.
Печать нового социального мирочузствия отличает ранние (1925-1926) стихи М.Каыбердиева. В них нет и намека на идз.о борьбы за свободу, на апогее развития которой произошла "состыковка" поэзии А.Болайв-фнрта с поэзией Маяковского. Безмятежность, красота Божьего мира, родного края в единстве его бытия во времени и пространстве, впервые увиденные вне какого-либо второго плана} "созерцающая, чувствующая душа" (Гегель) составляют характерные черты его лирики, позволившей себе быть "запетой-по-другому,, без слез"* в изменившихся общественно-исторических условиях. Они угадываются ужо в названиях стихотворений ("Весна пришла", "Ночью в поле", ''Сенокос", "В страду") и первого его лирического сборника "Свирель", выпущенного М.Камбердиеаым совместно со "старшим собратом" Нигером и К.Фарнионом (1927). На гармоничности поэтического мира поэта, радости ощущения бытия, позитивности взгляда на мир, ставшими новым состоянием авторского сознания в осетинской литературе,зиждилась возможность скорого, можно сказать, стремительного освоения поэтом художественного опыта Маяковского.
Особенностью этого- процесса, диктуемого как извне (поэт в первых рядах коммунистического движения и ему 17 лёт), так и логикой его внутреннего развития, желанием вырваться за пределы идиллической "пастушеской" лирики-в мир больших страстей и социальных катаклизмов, было то, что он соприкасался с другими, тоже весьма сильными,векторами его поэзии - приверженностью К.Хетагу-рову, русскому классическому стиху, (хорошо ему знакомом, с дет-г ства), лирике М.Кольцова и С.Есенина. ¡Злияние последнего., "увлекая общим с Маяковским бунтарским духом" (И.Ильинский), отразилось у Камберднева в особой отточенности, одухотворенности ткани стиха, в анимист'ичности образов ("звезды, смеющиеся тыщами" /"Ночью в поле'/, "вечер, в полудреме голубой обнимающий лаской"
* Строки из стихотворении К.Хетагурова "Завещание": "О, если б народу родному Муе долг оплатить удалое;?,/ Тогда б я запел по-другому, Запел бы без боли, без слез" Шер.л.Озерова).
/"Вечер тихий"/ и т.д.), в постепенном прорисовывании из системы мироощущения поэта контуров лирического героя, то озорного в его отношениях с миром ("Ветер"?, то полного жалости к облетевшему дереву ("Плачь, дерево") и собственному "я" ("Горит в трухлявом теле...", "Знаю"). Вместе с тем влияние С.Есенина вносило некий тревожный диссонанс в лирику М.Камбердиева, типологически сближая последнюю с предшествующей осетинской демократической поэзией с ее конфликтом человека и среды ( не случайны содержательные и формальные параллели мевду стихотворением "Знаю" и одноименным произведением Коста Хетагурова).
С другой стороны, поиски активных форм отражения действительности* в рамках национальной традиции тоже возвращали М.Камбердиева в негативно-оценочный строй прежней осетинской поэзии. Происходило это уже не через смятение чувств прежде гармоничного мира его лирического героя, а на ином - объектном - уровне, через 'социально-окрашенное осмысление прошлого,вызыная изменения в структуре стихов и пргаодя к преобладанию в них повествовательного начала (наброски к поэме "Ьесправно") и фольклорной традиции ("Красноармейская").
Первые симптомы нащупывания нового тзорческого метода соотносятся у осетинского поэта с идейно-эстетическим опытом .Маяковского на уровне типологических параллелей ("Октябрьское") и прямой у него учебы ("Новая армия"). Лиро-эпическая природа первого произведения, напоминая стиль зрелого Ыаяковскаго периода "Хорошо!" (особенно в плане отожествления лирического "я" с участниками революционных боеБ), свидетельствовала о готовности М.Камбердиева к освоению поэзии нового социального качества. Это происходит во второй части стихотворения, когда своеОразное размышление-воспоминание сменяется "эмоциональным взрывом".
Однако подлинным восхождением на новую ступень охвата бытия явилось для М.Камбердиева стихотворение "Новая армия". В отличие от "Октябрьского" оно несло в себе черты нового времени как в облике лирического героя- победителя(Свободного от власти обстоятельств, так и в мажорно-императивной интонации всего произведения. Оформленное в стиле "внешнего эстетизма" (А.1-адеев) стиха Маяковского, "распространявшегося" тогда на страницах "Комсомольской правды", оно свидетельствовало также о принятии молодым поэтом г.ктивнс-преобразующей фуккции искусства, его роли в приближении
и утверждении будущего, которое "не придет само, если не примем мер" (У, 121). Об этом он открыто заярит в стихотворении "Поэту". Найденная линия поведения лирического героя, его взаимоотношения с миром /именно в этот период поэт попадает у критика С.Джа-наева в стан футуристов/, атмосфера "игры, маневров" (Р.Теде™), стали в дальнейшем сознательно культивируемой доминантой в творческом облике М.Камбердиева.
Обретение искомого поэтичекогэ "баланса" в отношениях между авторским "я" и современностью (достигнутое во многом за счет отказа от внутренней сложности), осознание своих общественных функций, чему непосредственно способствовало влияние "громового ' стиха" и примера Маяковского во время учебы М.Камбердиева в Москве, на рабфаке искусств (19,27 - 1930), приводит поэта к перестройке многих структурообразующих элементов в своей поэзии. Его поэтика, основанная ранее на принципе созерцательности, сдвигается в сторону динамичности. Мир предстает в его стихах сверхподвижним, легко поддающимся перекомпановке под напором волевой энергии человека-созидателя "новых отношений" к "нсвнх любовей".^ Метафоры огрубляются, стук сердца подобен "Еыстрелу'', приход солнца "окрашен кровью", "тучи надвигаются войском". Такие тропы были немыслимы для пантеистического мкроо1цущения раннего М.Камбердиева. ?ит-мико-метрическая основа его поэзии, подчиняясь новым интонациям при зыва, прямых обращений к.сверстникам, сельским труженикам, к миру приобретает новые формы акцентного стиха.
Эволюционирует и образная система. В диссертации подробно рассмотрены изменения, коснувшиеся ключевых для поэзии М.Камбердиева образов "солнца" и "родины". Образ "солнца", сквозной у поэта, проходит путь от ласкового, приятного атрибута природного мира до символа активного вершителя судеб Земли, должного подчиниться созидающей силе самого человека. Интересно,что М.Камберди-ев, идя дорогой Маяковского в снижении образа (что особенно ощутимо в русских стихах - "Арест солнца", "Стройка"), приходит к сближению образа "солнца" с присущим осетинскому фольклору восприятием его как всесильного божества, владеющего тайной лоцекого счастья (поэма "Охота за солнцем").
^ По поручению редакции "Молодой гвардии" М.Камберциев написал , заметку "Девузки в коммуне", посвященную вопросам семьи и морали,, эпнгриром к кстсзой стояли слова Маяковского: "СгЛчас/подкилется/ /социализм/ живым,/настоя ^им./псзвяошчкм" (СРФ СС12ГЛ. 5.34).
Подобную же динамику имеет в стихах М.Камбердиева и образ "родины*. Бывший для него единым целым в пространстве и во времени ("мир - это наше большое.село"), он очень скоро раскалывается в социальном ("Новая армия"), а затем в национальном своем измерении ("Пылай", Кавказ!"). С течением времени "абстрактнейшее стремление к новому" (В.Ленин) наполняется у поэта все более конкретным жизненным содержанием. Солидаризируясь с аналогичной у Маяковского тенденцией к борьбе не просто с прошлым, а со всем, "что в нас ушедшим рабьим вбито", М.Камбердиев готов "предать огню" некоторые из ветхозаветных обычаев ("Закон крови", "Дэера-ссе", поэма "Клятва"). В последних произведениях поэта тема отвергаемого национального прошлого вступает во взаимодействие с фольклорными мотивами, поэтическими переосмысленными (поэма "Двуглавый", стихотворение "Кинжал").
Прослежена в диссертации и характерная для времени 20-х годов эволюция чувства любви поэта в родине. М.Камбердиев не забывает, подобно Маяковскому, в Москве свои "багдадские небеса". В то же время его обращения к родной аомле ("Горам"), связанные с темой ностальгии и долга перед родиной осетинской классики, уже несут в себе волевые интонации стиха Маяковского, передающие уверенность молодого автора в ясности своих отношений с породившим его народом ("Родине"). Однако "болезненное отщепенство от нации в революционном настроении" (Н.Бердяев), отразившееся в творчестве Маяковского, проявилось и в поэзии М.Камбердиева. "Вэнуэдание чувств" проходит у него по линии сворачивания одного из самых крамольных для того времени мотивов в теме родины - мотива ностальгии ("Песня тревоги") в противовес одическому воспеванию нового отечества ("Люблю", поэма "Гизельдон"). Образ*родины"претерпевает в этих произведениях значительную эволюцию; от "племени маленького Ир" - к "Родине нашей всей" и, соответственно, от клятиы лирического героя служить Осетии, ее народу - к присяге верности "тво-, рцам кипучей жизни" ("Славлю"), Поступившись национальным именем родины, бывшим для него отнюдь не пустым звуком, а потом и своим' собственным именем ("Ты кто? Я советский, скажу я в ответ..."). М.Кабердиев после долгих и непростых поисков пути объединения двух одинаково, дорогих ему чувств - к родине и к революционным преобразованиям жкяни - находит компромиссный, как ему кажется, отвечающий духу времени вариант в поэме "Гизельдон", Опираясь
на опыт предшественников в изображении жизни своей родины в прошлом и на опыт Маяковского, он стремится к синтезу человеческой жизни и истории, лирически проникновенного, сыновнего чувства к родине—с гордостью за то, что она становится новым как тогда ему представлялось, обетованным краем, частью "родины нашей всей".
Последние два года жизни М.Камбврдиева, омраченнче тежелой болезнью - туберкулезом, при всей драматичности его положения дают, тем не менее, основания предполагать, что Маяковский до конца оставался в сфере духовных притяжений М.Камбердиева и как пример поэта нового типа и как образ человека, равного самому себе даже перед лицом смерти. По существу, он следовал в своей публицистике, работая во Владикавказской газете "Власть труда", принципам Маяковского-лефовца: "... в наше время к литературе предъявляется главное и основное требование - это наличие опре- • деленной установки. !1е может быть искусства для искусства, поэзии для поэзии". Он оставался им верен и в своей поэтической практике.
"Привыкнув быть полезным", но уже не находя в душе созвучного эпохе порыва к праздничному чувству обновления, М.Камбердиев предпочитает лучше молчать, чем дать излиться "страданиям молодой обреченной души".'* Он не предъявляет жизни "перечне взаимных болей, бед и обид". Единственный прорыв "меланхолишки черной" ("На берегу Терека.,.") прозвучал у поэта в регистре "трагической нотки" Маяковского (Б.Пастернак), его "стремления к мужественности" (А.Луначарский) . Прерывистый ритм, как бы передающий затрудненное дыхание автора, в то же время обнаруживает с трудом сдерживаемую боль. Горечь ее'призвана затушевать попытка прочтения собственной судьбы в контекст? трагической судьбы революционеров той эпохи. Эвфемистическое использование М.Камбердиевым образа "жизни-лодки", любимейшего у Маяковского, в значении крушения жизни свидетельствует о том, что смерть Маяковского стояла пере^ духовным взором поэта, не позволяя ему самому "растечься слезно^ лужей".
* Из письма М.Камбердиева к Т.Оселян. СРЗ СОИГИ. Ф. 34.
"Мобилизованность и призванность" не только талантом, но и революцией диктовала М.Камбердиеву свои условия, поэтому последний сборник стихов, который он правил ужа умирающим, автор назвал словом "Радость", давая тем самым ключ к пониманию всего неповторимого мира своей поэзии, В сборник вощли самые разнообразные по тематике и настроению произведения (поэма "Клятва", отрывки из поэмы "Чаяниэ", мужественные строки, посвященные смерти друга С.Багарати, шутливые "Нерадивой хозяйке", солнечные "Люблю", "Призыв" и др.). Но в целом он вновь свидетельствовал о неизменной привераднности поэта сложившемуся представлению об искусстве, совпадавшему с данным Маяковским определением искусства как "радости, мастером кованой". Таким он и остался в истории осетинской литературы - поэтом доселе в ней небывалого радостного, солнечного мироощущения. Оно не было связано с "невидением реальных противоречий действительности".* Романтический тип творчества Ы.Камбердиава был существенным условием адекватного отражения иной, духслной реальности жизни народа, поверившего в скорое пришествие царства справедливости. Как отмечается современными исследователями, "Оптимистическая, солнечная, открытая тональность творчества художников тех лет вовсе на была данью "казенному реализму", "социальной мифологией", она была отражением "эмоционально-психологической действительности мироощущения народа".2
Необходимость изображения этой действительности, ощущаемая Камбердиевым как глобальный социальный заказ эпохи во многом через^пример Маяковского, понлияла на развитие художественного мышления осетинского поэта, жестко ограничив богатый потенциал его поэтического самовыражения."Но несмотря на это,творчество М.Кам-бердиева вывело осетинскую литературу на качественно иной уровень освоения мира и человека.
В заключении обобщаются выводы по трем главам диссертации и намечаются пути дальнейшего изучения рецепции художественного опыта Маяковского в осетинской поэзии.
* Джусойты Н, Мысост Камбардиев//Известия ЮОШШ, Вып. ХУЛ. цхинвади, 1971.
р
Искриицкая И.Ю. Возвращение Маяковского (актуальные проблемы творчества поэта}// Вестник Лоск.ун-та. Сер.У. Филология.-1991 - № 4. - С.5.
Задача соэдаЖия новой поэзии, отвечающей требованиям революционного времени, во многом была разрешена благодаря обращения к примеру и художественному опыту В.Маяковского таких разных художников слова как Агубечир Болайе-фырт и Мысост Камбердиев.
Историчес!?ий взгляд на литературу советского времени требует признать, что, при всех издержках, освоение поэтического мира Маяковского помогло осетинской литературе: вырваться за пределы тем и образов общедемократической лирики} расширить возможности художественного постижения мира и человека в прочессв исторических преобразований, явиз их я единства и гармоничной соотнесенности друг с другом; ответить тем самым на художественный императив времени, передав те глобальные чаяния¡ с которыми человечество вступало в XX век.
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЩУЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:
1.0 лирике Маяковского // Фидиуаег. - Цхинвали, 1963. - № 7.
- С.70-71,
2. "... Я творцам кипучей жизни жизнь и песню отдаю"// Фидиуаг.
- Цхинвали, 1966. - № II. - С.93-94.
3. М.Камбердиав и В.Маяковский // Труды Тбилисского университета. Литературоведение. - Тбилиси, 1966. - С. 57-66.
4. "Мой путь - стальная полоса..." (К истории нескольких стихотворений осетинского поэта 20-х годл (¿.Кембордиаты) //известия ЮОНИИ АН ГССР. ХХХШ вып. - Цхинвали, - С.70-82.
б. Художественный опыт В.Маяковского и эволюция творчества А.Болайе-фырта// Актуальные вопросы нежнационалных отношений: План работы и тезисы докладов республиканской конференции молодых ученых 21-23 ноября 1986 года. - Тбилиси, 1966. - С. 58-60.
6. Творчество Коста фарннона в свете русско-осетинских литературных связей// Проблемы интерпретации художественного произведения в свете межнациональных связей: Тезисы докладов межвузовской научной конференции 24-27 октября 1989 года. - Ташкент, 1969, - С. 70-71.
7. Коста Фарнион - осетинский Маяковский// Литературоведение
Ш: План работы и тезисы докладов республиканской научной конференции ТГУ ии.И.Джавахишвили и высших учебных заведений ГССР 13 - 15 декабря 1969 года. - Тбилиси, 1969. - С. 62-64.
В. Маяковский и осетинская поэзия 20 - 30-х годов// Языковые контакты и литературные связи: Тезисы докладов республиканской научной конференции молодых ученых (май 1930г.). - Баку, 1990. -С. 16-17.
9. Осетинская поэзия 20-30-х годов и опыт Маяковского// Маяковские чтения: Тезисы докладов региональной научной конференции. -Грозный, 1990. - С. 78-79.
10. Нигер о Маяковском и его осетинских последователях// Проблемы писательской критики: Материалы вторых варзобских чтений. - Душанбе, 1990. - С. 32-33.
11. Рецепция творчества В.Маяковского и его последователей в осетинской критике как отражение проблем русского маяковско-йедения// Актуальные проблемы изучения и преподавания славянских.
литератур: Тезисы докладов научно-практической региональной конференции 23-24 мая 1991 года. - Измаил, 1991. - С. 41-43.
12. Первый осетинский последователь В.Маяковского//Осетино-ведение: история и современность: Тезисы докладов первой международной научной конференции 12-18 октября 1991 года. - Владикавказ, 1991. - С. 32-34.
13. Поэт-футурист в, качестве критика (страницы творчества Агуечира Ьолайе-фырта)//Писатель - критик - писатель: Материалы третьих варзобских чтений "Проблемы писательской критики". - Душанбе, 1992. - С. 114—117.
14. Из истории рецепции Маяковского в Осетии 30-х годов// Известия ЮОНИИ АН Грузии. ХХХУ вып. - Дхинвали (I п.л., в печати) .
15. Художественный опыт М.члковского в осетинской поэзии 20-х годов//Русская литература, - СПб., 1993. - № 3. - Изложение докладов, прочитанных на конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Владимира Маяковского, в ИЕЛИ (Пушкинский дом) РАН 31 мая 1993 года, (ОД п.л., в печати).
16. О некоторых аспектах "присутствия" Маяковского в творческой судьбе М.Камбердиева//2)е VdU- М., 1993. - № 7. - С. - Изложение докладов, прочитанных на конференции "Маяковский в историко-литературном контексте XX века" в МГУ им. М.В. Ломоносова
8 июня 1993. года.
J/K,