Межкультурное взаимодействие этносов Байкальского региона

Бураева, Ольга Владимировна

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Межкультурное взаимодействие этносов Байкальского региона

Год: 2005
Автор научной работы: Бураева, Ольга Владимировна
Ученая cтепень: доктора исторических наук
Место защиты диссертации: Улан-Удэ
Код cпециальности ВАК: 07.00.07

450 руб.

Диссертация по истории на тему 'Межкультурное взаимодействие этносов Байкальского региона'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Межкультурное взаимодействие этносов Байкальского региона"

На правах рукописи

Бураева Ольга Владимировна

МЕЖКУЛЬТУРНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЭТНОСОВ БАЙКАЛЬСКОГО РЕГИОНА (XVII - начало XX в.)

специальность 07.00.07 -этнография, этнология и антропология

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Улан-Уда-2005

Диссертация выполнена в отделе истории, этнологии и социологии Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН

Научный консультант:

доктор исторических наук Балд а но Марина Намжиловна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН Лам ин В ладим ир Александрович

доктор исторических наук Бауло Аркадий В икторович

доктор исторических наук, профессор Наумов Игорь В ладим ирович

Ведущая органгоация:

Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств

Защита состоится 8 декабря 2005 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 003.027.01 при Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН (670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, д. 6)

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН (г. Улан-Уда, ул. Сахьяновой, д. 6)

Автореферат разослан 6 ноября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор исторических наук

Ц.П. Ванникова

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Проблема взаимодействия культур, давно уже ставшая предметом пристального внимания исследователей, в сегодняшнем мире приобретает очевидную актуальность. Достаточно указать на развитие процессов глобализации: возникновение все более совершенных технологий, обеспечивающих новые возможности для «встречи» культур, расширение спектра и усиление интенсивности процесса взаимодействия культур и т.д., чтобы понять значимость дальнейшей разработки указанной проблемы. Такие вопросы, как условия и предпосылки межкультурных взаимодействий, характер и специфика осуществления этого процесса в разных конкретно-исторических условиях, формы проявления и социальные последствия влияния (взаимовлияния) культур, несомненно, имеют не только чисто научный, теоретический смысл, связанный с пониманием указанного феномена как такового, но и приобретают нередко острый, с точки зрения социальной значимости, общественного резонанса, смысл. Такого рода заостренность, наряду с прочими основаниями, обусловлена и тем фактом, что упомянутые процессы происходят одновременно и наряду с развитием социальных тенденций, противоположных по своему характеру и направленности: тенденций, связанных с ростом интенсивности в поиске культурного самоопределения сообществ, групп, индивидов в современном поликультурном пространстве, с активным обсуждением вопросов культурной идентичности, этнонационального и иных форм самосознания. Очевидно, что эти проблемы тесно переплетаются с вопросами сохранения культурных традиций в условиях неизбежного возникновения новаций (в том числе в связи со встречей культур), с задачей более глубокого осмысления тех базовых оснований (исторических, социальных, социально-психологических, этнографических и пр.), которые предшествовали той или иной социокультурной практике, во многом определили формы ее явленности в сегодняшнем многовекторном, поликультурном пространстве.

Ни одна этническая общность не может существовать в абсолютной изоляции от других народов. Практически каждый этнос в той или иной степени открыт для контактов и восприятия

РОС I , ''НАЛЬНАЯ

о ТСКА С.исерЗург

культурных достижений других этносов и одновременно готов поделиться собственными достижениями и ценностями. Совместное проживание на территории Байкальского региона в течение более трех столетий разных по образу жизни и культуре народов - русских, бурят, эвенков, тофаларов - не могло не привести к взаимодействию и взаимовлиянию.

Рассмотрение конкретного примера развития материальной культуры, средств труда, хозяйства, духовной культуры местного населения в условиях взаимодействия с русскими, без всякого сомнения, актуально. Большой интерес вызывают суть и ход данного процесса, его конкретное содержание, характерные черты и особенности, значение для судеб местного и русского населения. Все это позволит в рамках изучения единой проблемы взаимодействия русского народа с другими народами нашей полиэтничной страны проанализировать воздействие социально-экономических, политических, этнических, экологических факторов на процессы таких взаимодействий, выявить в них общие закономерности и специфические особенности.

Способность одного народа осваивать достижения другого - важный показатель жизнеспособности его культуры. Эта способность не только обогащает этнос, но и позволяет щедро делиться своими духовными ценностями с другими, обеспечивает взаимодействие и взаимопонимание людей, их восприятие инонациональных ценностей. Являясь составной частью мировой культуры, каждая этническая культура взаимодействует как партнер и соучастник в создании общечеловеческих духовных ценностей.

Межкультурный дискурс настолько важен, что без учета особенностей проявления, локального формирования в конкретных культурных ареалах, механизмов протекания и, главное, моделирования гармоничных межкультурных парадигм, трудно выстроить цивилизационное единство России и закрепить непротиворечивость и совместимость разных картин мира. Диалоговые интенции, включенные в российский национальный дискурс и отвечающие общественному настроению, укрепляют социальное и нравственное здоровье полиэтничного общества, отражают культурный уровень и культуротворческую динамику, которые свойственны современной России.

Исследование особенностей взаимодействия

представителей этноконтактных групп (этносов) актуализировано как современным уровнем развития этнологического знания, так и социально-практической потребностью в обеспечении межконфессионального и межэтнического согласия.

Степень изученности проблемы

Работ, специально посвященных проблеме межкультурного взаимодействия народов Байкальского региона, в отечественной историографии пока не было. Хотя отдельные аспекты затрагивались в трудах по истории, этнографии, фольклору, лингвистике русских, бурят, эвенков и тофаларов.

Историографический анализ литературы позволяет выделить четыре основных периода: период XVIII в., период XIX -начала XX в., советский и постсоветский.

К работам первого периода следует отнести записки служилых и работы участников академических экспедиций.

Первыми исследователями народов Сибири нужно и должно считать первопроходцев. Донесения служилых и промышленных людей содержали сведения о покоренных народах, оценку их экономического состояния, их отношения между собой и с русскими служилыми, которые позволили нам сделать выводы о том, как зарождались и развивались взаимоотношения русского и коренного населения Байкальского региона в XVII в. Противоречивый характер русского влияния на хозяйственную жизнь коренного населения мы прослеживаем в трудах ученых XVIII в. И. Гмелина, Г.Ф. Миллера, С.П. Крашенинникова, П.С. Палласа, И.Г. Георги. А взгляд на коренные народы как «неисторические», малокультурные не позволил исследователям того времени отразить влияние их культур на русских.

Для второго периода характерны, кроме описаний, рассуждения о судьбах народов Сибири, об их общности, труды исследователей богаты фактическим материалом.

Яркую страницу в изучении народов региона открыли декабристы Д.И. Завалишин, H.A. Бестужев, Г.С. Батеньков. Их статьи и заметки проникнуты большой симпатией к бурятам, которых они включили в число активных созидателей родного края, они видели необходимость не только в передаче им передовых достижений русской культуры, но и в заимствовании

многовекового опыта местных народов. ПЛ. С ловцов в своих исследованиях пришел к выводу об исторической общности судеб населения Сибири и России. Путешествия и исследования П. Ровинского и А.П. Щапова подчинены одной задаче - выяснению судеб русского народа в Сибири. А.П. Щапов подробно описывает тип населения, происшедший путем смешения русских с бурятами. О хозяйстве и быте бурят, русских, эвенков и тофаларов в XIX в., о культурных заимствованиях, об изменении образа жизни писали Н.И. Бакшевич, И.С. Поляков, НМ. Астырев, И.А, Молодых, П.Е. Кулаков, ВВ. Птицын, ГМ. Осокин, И.И. Серебренников, В.К. Андриевич.

Во второй половине XIX в. идеологами сибирского областничества Г.Н. Потаниным и НМ. Ядринцевым настойчиво высказывалась мысль о «самобытном» развитии Сибири после присоединения к России. Они наиболее близко подошли к пониманию классовой сущности царизма, увидели причины вымирания аборигенов в эксплуатации их купцами и чиновниками, а не в стеснениях русскими колонистами. Наряду с правильными выводами (о естественном историческом ходе процесса взаимодействия и взаимовлияния русских и бурят, о роли русского языка в этнокультурных связях) Н.М. Ядринцев делает явно противоречащие своим мыслям выводы (о делении народов на высшие и низшие, о потере русскими своих национальных особенностей и др.). Тем не менее, его работы интересны фактическими материалами. Свой вклад в изучение взаимосвязей русских и бурят внесли А.В. Потанина, И.А. Подгорбунский, М.Н. Хангалов, А.И. Термен, МЛ. Богданов.

В советское время объектом исследования ученых стала классовая борьба и культура непосредственных производителей материальных благ, т.е. трудовых масс русских, бурят, эвенков и тофаларов. Большим событием явился выход в 1937 г. книги А.П. Окладникова, в которой он впервые отметил разницу между политикой царизма и отношениями, складывающимися между простыми людьми. Особо следует выделить труды Ф.А. Кудрявцева, ЕМ. Залкинда, Б.Д. Цибикова, В.И. Шункова, в которых на большом фактическом материале показаны процесс заселения, хозяйственного освоения и экономического развития края, изменения в хозяйстве и быте бурят и эвенков, роль русского

народа в развитии коренных народов. Новые научные материалы, введенные в научный оборот, были обобщены в «Истории Бурят-Монгольской АССР», «Очерках истории культуры Бурятии», «Истории С ибири».

В 1959 г. вышел сборник статей ведущих ученых БКНИИ, посвященный 300-летнему юбилею вхождения Бурятии в состав России. В статьях ЕМ. Залкинда, И.А. Асалханова, В.И. Шункова, Ц.Б. Цыдендамбаева, А.И. Уланова, М.П. Хомонова и других нашли отражение вопросы прогрессивного значения присоединения бурят к России, влияния на хозяйственные и общественные отношения бурят, о развитии у них земледелия, о влиянии русского языка на бурятский, об отражении дружбы с русскими в бурятском народном творчестве, о русских заимствованиях в улигерной поэзии бурят. В сборнике, посвященном 325-летнему юбилею присоединения Бурятии к России, Г.Л. Санжиев отметил изменения, произошедшие в жизни бурят после 1917 г.

Т.М. Михайлов и Д.Д. Нимаев в своих трудах обратили внимание на влияние православия на бурят, изменение верований, подчеркнули, что Российское государство сыграло положительную роль в процессе консолидации разных родоплеменных и территориальных групп бурят в единую бурятскую народность.

В трудах ГМ. Василевич, Б.О. Долгих, Е.М. Залкинда, В .А. Туголукова, A.C. Шубина, ВВ. Беликова по истории и этнографии эвенков содержатся материалы о связях русских с эвенками в области материальной культуры, об изменениях образа жизни, о численности и местах их расселения.

Практически все исследователи тофаларов пишут в основном о быте, традиционной культуре этого народа. Тем не менее, о взаимоотношениях русских с тофаларами писал еще И.Г. Георги. Он упомянул об уплате ясака, о казачьей службе по охране границы приписанных к Удинскому острогу тофаларов, о том, что все они крещены, об изменениях в похоронном обряде. О русских заимствованиях в быту, о торговых отношениях говорили Ю. Штубендорф, Б.Э. Петри. Преобразования в быту карагасов в советский период исследовал МА. Сергеев. В.П. Кривоногое констатировал сильное обрусение современных тофаларов. JI.B. Мельникова, изучая быт и культуру тофов, отмечает влияние

христианских обычаев на их похоронную обрядность, рассматривает изменения в жизни после 1930-х гг.

Для этого периода характерна марксистско-ленинская трактовка истории и исторических процессов, классовый подход к культуре.

С конца 1980-х гг. начинается новый период в исследовании проблемы межкультурного взаимодействия народов Байкальского региона. Для работ этого периода характерно многообразие методологических подходов, позволяющих взглянуть на изучаемую проблему с разных сторон.

Межэтническое взаимодействие в Бурятии на примере взаимоотношений русских, бурят и эвенков в контексте социально-психологических аспектов исследуется в работе А.Д. Карнышева.

Наибольшее внимание уделяется в последние годы изучению проблемы взаимодействия русского, бурятского, эвенкийского и тофаларского языков (еще в 1980 г. Элиасовым был составлен словарь русских говоров Забайкалья.) Современные исследователи Г.А. Дырхеева, БЖ. Будаев, ДЛ. Шагдаров, О.М. Козина обращаются к проблемам бурятско-русского двуязычия, заимствованным словам, к проблеме взаимодействия языков на уровне говоров и т.д. В 1999 г. в Новосибирске вышел «Словарь говоров старообрядцев (семейских) Забайкалья», где зафиксировано немало бурятских заимствований в говорах семейских. В 2000 и 2003 гг. вышли этимологические словари русских диалектов Сибири и русских заимствований в языках Сибири А.Е. Аникина.

ИВ. Рассадин провел интересное исследование хозяйственной деятельности, быта, материальной и духовной культуры тофаларов XIX - XX вв., вплоть до наших дней, проследил изменения в жизни этого народа в результате взаимодействия с русскими.

И.П. Башаров исследует процесс взаимодействия русского и аборигенного населения региона в промысловой культуре.

В монографии «Хозяйственные и этнокультурные связи русских, бурят и эвенков в XVII - середине XIX в.», вышедшей в Улан-Удэ в 2000 г., а также в статьях нами приведены результаты изучения проблемы взаимодействия народов Байкальского региона в XVII - первой половине XIX в.

Таким образом, несмотря на разработку различных аспектов проблемы, комплексного исследования в рассматриваемых временных рамках не было.

Субъектом исследования определено русское (старожилы - крестьяне, семейские, казаки) и коренное население региона -буряты (западные и восточныеX эвенки, тофалары.

Объект исследования - процессы этнокультурного взаимодействия этносов Байкальского региона в ХУП - начале XX в.

Предмет исследования - межэтнические отношения в хозяйственно-бытовой, материальной и духовной культуре в процессе непосредственного общения представителей этносов.

Цель и задачи исследования. Цель - историко-этнографическое комплексное исследование межкультурных связей русских, бурят, эвенков и тофаларов в ХУП - начале XX в. Исходя из поставленной цели, нам и ставятся следующие задачи:

• Исследовать характер межэтнических контактов в хозяйственной сфере и выделить формы взаимодействия народов;

• Изучить отражение этих связей в хозяйстве (земледелие, скотоводство, промыслы и ремесла)этносов;

• Выявить комплекс русских заимствований в материальной культуре (жилище, пища, одежда) коренного населения;

• Рассмотреть комплекс заимствований в русской материальной культуре;

• Проанализировать процесс взаимодействия в духовной культуре;

• Уточнить роль православия в развитии культурных связей;

• Исследовать особенности процесса взаимодействия в верованиях и обрядах;

• Показать отражение культурных связей в языках народов региона;

• Рассмотреть процесс формирования группы-посредника межкультурного взаимодействия - карымов;

• Определить основные каналы взаимодействия этносов Байкальского региона.

Научная новизна диссертационного исследования определяется его предметной областью. За исключением отдельных работ и статей, посвященных проблеме взаимовлияния русских и бурят, русских и тофаларов, в отечественной литературе нет ни одной монографической работы, в которой проблема межкультурного взаимодействия этносов Байкальского региона -русских, бурят, эвенков и тофаларов - была бы подвергнута специальному изучению. Впервые в отечественной литературе предпринят анализ межкультурного взаимодействия народов Байкальского региона в категориальном поле этнологии, что позволило проследить конкретное проявление общих закономерностей межэтнического взаимодействия. Автор впервые в отечественной историографии систематизировал и обобщил всю совокупность известных источников, ввел в научный оборот новые архивные материалы, проанализировав характер и значение влияния культуры коренных народов на культуру русского населения.

Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования ее для методологических и теоретических положений при разработке программ по гармонизации межэтнических связей, оптимизации взаимоотношений народов России. Работа послужит основой для изучения современных связей русских, бурят, эвенков, тофаларов. Исследовательский материал может быть использован в учебном процессе вузов и школ, в преподавании спецкурсов, лекций и семинаров по истории, этнографии и культурологии.

Хронологические рамки исследования охватывают период со времени первых контактов русских служилых людей с эвенками и бурятами (с 20-х гг. ХУП в.) до 20-х гг. XX в. - времени установления советской власти в регионе.

Территориальные рамки охватывают территорию Иркутской губернии до 1851 г., с 1851 г. - это территория Иркутской губернии и Забайкальской области. Предложенное нами определение Байкальского региона представляет собой в настоящее время совокупность пяти политико-административных образований: Иркутской области, Усть-Ордынского Бурятского автономного округа, Республики Бурятия, Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа. Они объединены по

принадлежности к бассейну оз. Байкал, геополитической и экономической взаимосвязи, значительному сходству их природных условий и социокультурных особенностей.

Источниковой базой для написания работы послужили письменные источники• неопубликованные документальные материалы, нарративные свидетельства современников, материалы периодической печати, летописи, статистические сведения; изобразительные источники; музейно-вещевые, полевые материалы автора. Автор использовал как уже введенные в научный оборот, так и новые источники. Характер и содержание этих источников различны, но все они несут значительную информационную нагрузку и в своей совокупности образуют репрезентативную основу для изучения межэтнического взаимодействия народов Байкальского региона.

Основой диссертационного исследования являются опубликованные и неопубликованные письменные источники. Нами были изучены архивные документы, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), Российском государственном историческом архиве (РГИА), Государственном архиве Иркутской области (ГАИО), Национальном архиве Рбспублики Бурятия (НАРБ), Государственном архиве Читинской области (ГАЧО). В НАРБ были изучены фонды: 1 - Кудинская степная Дума, 2 -Селенгинская степная Дума, 3 - Балаганская степная Дума, 4 -Верхоленская степная Дума, 5 - Кударинская степная Дума, 7 -Баргузинская степная Дума, 55 - Хонхолойское сельское управление, 8 - Хоринская степная Дума, 69 - Куналейское волостное правление, 83 - Мухоршибирская Николаевская церковь, 120 - Кудинская степная Дума, 129 - Агинская степная дума, 207 - Тарбагатайское волостное правление, 262 -Селенгинский Троицкий монастырь, 270 - Главный тайша Агинской степной Думы, 320 - Баргузинская инородная тунгусская управа. Для нашего исследования особый интерес представили годовые отчеты о деятельности Дум, состоянии земледелия, посевах и урожае зерновых, картофеля, овощей, отчеты экономических магазинов о выдаче зерна, состоянии скотоводства, статистические сведения о числе ремесленников, отчеты о численности и движении населения, числе оседлых бурят и

эвенков, количестве юрт и домов, проведении ярмарок, кочующих бурятах, эвенках, тофаларах, крещеных «инородцах», дела по искам о краже скота и имущества, распространении христианства между бурятами и эвенками. В ГАИО были исследованы материалы фондов: 24 - Главное управление Восточной Сибири, 50 - Иркутская духовная консистория, 151 - Ленская бурятская инородная управа, 152 - Хенхедурское бурятское родовое управление, 293 - Русское географическое общество. Сибирский отдел, 593 - Редакция газеты «Восточное обозрение», 609 -Серебренников Иван Иннокентьевич (1906-1919). Краевед и правитель ВСОРГО, 148 - Очеульская эвенкийская инородная управа. Мы использовали статистико-экономические сведения по истории, экономике, этнографии Сибири, материалы, собранные И.А. Подгорбунским, И.И. Серебренниковым, М. Бородкиной и др. о быте бурят, карагасов, эвенков, русских. Статистические данные получены нами го фонда 609 ГАИО и фондов степных Дум НАРБ.

В фондах ГАЧО- 10 - Нерчинская воеводская канцелярия, 29 - Урульгинская инородная управа, 282 - Церкви Забайкальской области - о крещении бурят и эвенков, о числе кочующих и оседлых инородцев, сведения о численности населения по вероисповеданиям. Использованы фонды РГАДА: 24 - Сибирский приказ и управление Сибирью, 1121 - Иркутская приказная изба. В РГИА ф. 1281 - Совет министра, созданный для рассмотрения отчета сибирского генерал-губернатора М.М. Сперанского и рассмотрению предложений по реорганизации управления Сибирью, содержит ведомости о состоянии землепашества и т.д.; ф. 1264 - Первый Сибирский комитет - содержит переписку об отчетах и сметах по Департаментам и МВД. В ЦВЖ ИМБТСО РАН мы работали с ф. 1 - архив УД. Онгодова. Архивные документы позволили нам воссоздать достаточно полную картину хозяйственной жизни этносов, их быта.

Д.И. Завалишина, H.A. Бестужева, А.Е. Авдеевой. П.А. Словцова, П. Ровинского, А.П. Щапова, П.Е. Кулакова, H.A. Молодых, Г.М. Осокина, Н. Астырева, И.И. Серебренникова, В.К. Андриевича, НМ. Ядринцева, A.B. Потаниной, И.А. Подгорбунского, М.Н. Хангалова, Б. Барадина и др.

Свидетельства современников содержат ценные этнографические материалы и статистические сведения об этносах региона, описание хозяйственных связей русского и коренного населения, семейно-бытовых, реальных событий, отражающих зарождение и развитие контактов народов. Их сведения во многом субъективны и передают информацию в контексте взглядов авторов, но для нас особенно важно, что они отражают повседневное содержание межэтнических отношений, психологический фон в общении между этносами региона.

Периодическая печать представлена центральными и местными газетами и журналами. Нами были использованы материалы из газет «Московские ведомости» (1864 г.), «Иркутские епархиальные ведомости» (1863-1908 гг ), журналов «Древняя и новая Россия», «Этнографический бюллетень», «Труды православных миссий Иркутской епархии», «Труды Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела Русского географического общества», «Записки ВосточноСибирского отдела Императорского Русского географического общества», «Сибирская живая старина», в которых опубликованы статьи и заметки краеведов и ученых, м иссионеров.

Бурятские исторические хроники Т. Тобоева, В. Юмсунова, Д.-Ж. Ломбоцыренова, Ц. Сахарова носят печать официальных докладных. Бурятские летописцы были знатоками прошлого своих родов, хорошо знали монгольскую историю, имели представление и о русской истории. Для написания своих работ привлекали в качестве источников не только деловые бумаги, хранящиеся в бурятских административных управлениях и личных архивах должностных лиц, но и исторические легенды и предания бурят, услышанные из уст знатоков старины, монгольские летописи, русскую историческую литературу, содержащую как исследования, так и публикации монгольских рукописей и русских исторических документов. Указанные летописи содержат сведения о

заимствованиях бурятами у русских в материальной и духовной культуре, о взаимоотношениях с царской администрацией и т.д.

Нами также использованы научные труды по теме. Это работы Ф.А. Кудрявцева, Е.М. Залкинда, Т.М. Михайлова, Ю.Б. Рандалова, Г.Р. Галдановой, Л. Линховоина и других, отражающие научные представления XX в.

В работе использованы материалы музейно-вещевых коллекций музеев Восточной Сибири: Иркутский областной краеведческий музей, Усть-Ордынский краеведческий музей, Ольхонский краеведческий музей, Баргузинский краеведческий музей, Кяхтинский краеведческий музей им. академика В.А. Обручева, Джидинский краеведческий музей, Хоринский краеведческий музей, Курумканский краеведческий музей, краеведческий музей народов севера Бурятии (п. Багдарин), Этнографический музей народов Забайкалья (г. Улан-Удэ), Читинский областной краеведческий музей. Агинский краеведческий музей. Экспонаты из коллекций музеев (домашняя утварь, одежда, предметы быта, жилище) явились важным подспорьем в реконструкции быта, материальной и духовной культуры конца XIX - начала XX в.

С этой же целью нами использовались изобразительные источники - рисунки и фотографии, сделанные исследователями XIX - XX вв., с которыми мы ознакомились в фондах музеев, а также в опубликованных трудах.

Полевые исследования проводились автором в районах Иркутской области и Республики Бурятия, Усть-Ордынского Бурятского автономного округа и Агинского Бурятского автономного округа. В Иркутской области обследован Ольхонский район, в Усть-Ордынском БАО - Эхирит-Булагатский, Боханский, в Республике Бурятия - Баунтовский, Баргузинский, Курумканский, Хоринский, Кяхтинский, Джидинский, Закаменский, Заиграевский, Тункинский, в Агинском БАО -Дульдургинский, Агинский, Могойтуйский районы. Материалы полевых экспедиций (сведения, полученные от информаторов и сохранившиеся материальные свидетельства этнокультур) явились частью реконструктивного материала и позволили восстановить картину быта, хозяйства, материальной и духовной культуры изучаемых народов.

Методология и методика исследования. Основу исследования составили труды отечественных и зарубежных этнологов, историков, философов, культурологов. Теоретические позиции ученых, изучавших проблему взаимодействия этносов с позиции истории и этнографии (Ю.В. Бромлей, С.А. Токарев, H.H. Чебоксаров, С.А. Арутюнов, В.И. Козлов и др.), культурологии и философии (ММ. Бахтин, Э.С.Маркарян, A.A. Деревянченко,С.Г. Ларченко и др.) стали базовыми для диссертационного исследования. Методологической основой исследования является принцип историзма в понимании этноисторических процессов, способствующий выявлению основных закономерностей развития этноса, помогающий установить конкретные исторические состояния изучаемого объекта, исходный пункт и результат, движущие силы, сам механизм и условия процесса его развития. Принцип историзма в работе определяет диалектическое видение такого сложного объекта как этнос и дает возможность анализировать его не как неизменную, неподвижную, статичную, а как постоянно развивающуюся систему, находящуюся в контексте исторического процесса.

Раскрытие данной темы также предполагает взаимодействие с предметными областями истории, философии, культурологии, языкознания. Широко применялись междисциплинарный, сравнительно-исторический, описательный методы, применяемые в этнографических исследованиях. Ретроспективный метод позволил обратиться к прошлому для выявления зачатков тенденций межкультурных взаимодействий, присущих современности.

С помощью синхронного анализа мы смогли рассмотреть явление (межкультурное взаимодействие) в статике, целостно и как систему С помощью диахронного - проследить явление в динамике и сегменгарно. Для изучения эволюции системы мы использовали последовательность синхронных срезов, т.е. уже комбинирование двух методов. Системность в подходе к проблеме межэтнического взаимодействия делает возможной реализацию в исследовании диалектического метода. Кросскультурный метод позволил нам исследовать культуры в сравнении. И, наконец, метод сравнительной лингвистики позволил реконструировать быт и хозяйство этносов через лексические заимствования.

Апробация. Основные положения и выводы диссертации содержатся в монографиях, статьях и сообщениях, опубликованных автором. Результаты исследования обсуждались на научно-практических конференциях: международных - «Традиционная культура народов Байкальского региона: возрождение и развитие» (Улан-Уда, 1-5 июля 1999 г.), «Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии» (Улан-Удэ, 29 июня-2 июля 2000 г.), «Православие и культура этноса» (Москва, 9-13 октября 2000 г.), третья "Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи" (Улан-Удэ, 26-28 июня 2001 г.), ежегодный международный семинар "Этносоциальные процессы в Сибири: евразийский аспект" (Улан-Удэ, 13-15 сентября 2001 г.), «Мир Центральной Азии» (Улан-Удэ, 13-15 июня 2002 г.), научно-практическая конференция, посвященная 100-летию со дня рождения профессора СВ. Шостаковича «Россия и Восток: взгляд из Сибири в начале третьего тысячелетия» (Иркутск, 17-19 мая 2002 г.), научный семинар «Байкальский регион и геополитика Центральной Азии: история, современность, перспективы» (Улан-Удэ, 20-23 января 2003 г.), научный семинар «Город в системе этнокультурного взаимодействия» (Улан-Удэ, 1-4 апреля 2003 г.), V Конгресс этнографов и антропологов России (Омск, 9-12 июня 2003 г.), «Забайкалье в системе АТР» (Чита, 2-5 сент. 2003 г.), VI Конгресс этнографов и антропологов России (Санкт-Петербург, 28 июня-2 июля 2005 г.), 9 всероссийских и региональных в 1998-2005 гг.

Общий объем публикаций составил около 50 п.л.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, библиографического списка литературы, источников, заключения, приложения (терминологических словарей, фотограф ий).

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновываются актуальность темы, цель и задачи исследования, предмет, научная новизна и практическая значимость, хронологические и территориальные рамки исследования, раскрываются основные направления методологического и методического обеспечения диссертации, проводится анализ литературы и источников.

Глава 1 «Проблемы взаимодействия культур» состоит га трех параграфов.

В первом параграфе «Понятийный аппарат исследования» уточняется значение понятий, используемых в исследовании, выясняется сущность понятий этнос, культура, этническая культура, материальная культура, духовная культура, межэтническая миксация, межэтническая коммуникация, верования, обряды.

Этнос является объектом изучения философии, этнологии и смежных с ней дисциплин - этносоциологии, этнической экологии, этнопсихологии, этнической демографии и т.д. Как в мировой, так и в отечественной этнологии не сложилось общепринятого определения сущности и строения этноса. Дискуссии, темой которых является определение понятия «этнос», продолжаются и в настоящее время.

Все существующие на сегодняшний день теории и концепции этничности можно свести к трем основным подходам к пониманию этнического феномена - примордиалистскому, инструменталисте кому и конструктивистскому.

В данных концепциях по-разному ставится вопрос относительно основы этнической самоидентификации. Теории прим ордиалистского подхода можно подразделить на два направления: природное (социобиологическое) и эволюционно-историческое.

Этнос в примордиализме - это общее понятие, научный термин, который призван характеризовать общности людей, выступающих в истории и реальной жизни в своих конкретно-исторических формах. Среди наиболее важных предпосылок формирования этноса являются общность языка и общность территории. Большое значение в процессе формирования имеют специфические компоненты его материальной и духовной культуры Это, прежде всего, такие явления культуры, для которых характерны традиционность и устойчивость: обычаи, обряды, нормы поведения и т.д. Сформировавшись в ходе этногенеза, этническое самосознание выступает не только важнейшим показателем этнической принадлежности, но и как сила, объединяющая членов этноса и противопоставляющая их другим этносам. Таким образом, понятие этнос относится к группам

людей, обладающих едиными идентификационными признаками, традиционно передаваемыми из поколения в поколение. В современном русском языке такому пониманию термина «этнос» в известной мере соответствует понятие «народ».

Этот подход был развит в работах академика Ю.В. Бромлея. Этнос у Бромлея - «исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая многопоколенная совокупность людей, обладающих общими, относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)».

Одним из вариантов отечественных примордиалистских концепций является концепция Л.Н. Гумилева. Основной акцент в его теории делается на идее, что этнос представляет собой физическую реальность, облаченную в социальную оболочку. История человечества рассматривается как последовательная цепь многочисленных этногенезов, причиной которых являются пассионарные толчки - своего рода микромутации, вызывающие появление особо энергичных и деятельных людей - пассионариев, объединенных общими целями и интересами. Истоки мутационных процессов находятся в биосферных явлениях земли. В процессе роста этнос проходит несколько стадий от м олодости до старости и смерти, что обусловлено затратам и энергии пассионарности.

Прим ордиалисты подчеркивают в этничности аффективную сторону сознания, обусловливающую глубокую эмоциональную привязанность людей к своему этносу. Объяснение этому наука пытается дать лишь в последнее время, когда социальные психологи стали разрабатывать теорию аффилиации (потребности в принадлежности к группе).

В середине 1970-х гг. в западной этнологии получила широкое распространение другая трактовка этничности, в соответствии с которой она рассматривалась как инструмент, используемый политическими лидерами для достижения своих интересов. Подобное понимание этничности, типичное для политологических исследований межэтнических отношений, сложилось в рамках политологии, социологии власти и политической антропологии. В этом значении этничность

понимается как идеология, создаваемая политической элитой для мобилизации масс в борьбе за власть.

И нет рум е тал истс кий подход ориентирован не на поиск объективных оснований этничности (инструментализм принимает этнос как факт, данность), а на выявление тех функций, которые выполняют общность и этносы. Его сторонники объясняют сохранение этнических групп потребностями людей в преодолении отчуждения, характерного для современного общества массовой культуры, потребительских ценностей и прагматизма.

Этнос в конструктивизме понимается как общность людей на основе культурной самоидентификации (самоопределения) по отношению к другим общностям, с которыми она находится в фундаментальных связях. Отличительной особенностью этой концепции этноса и этничности по сравнению с другими концепциями является не добавление в определения этих понятий новых признаков, а введение в любой подобный перечень элемента «представления об этих признаках». Признаками этнической общности являются не общее происхождение, а представление или миф об общей судьбе общности, а также вера в то, что это - «наша» культура, а не сам по себе очерченный культурный облик, который без веры ни о чем не говорит.

Все рассмотренные выше подходы к этничности не носят взаимоисключающего характера, и поэтом у перспективным способом исследования проблемы этничности является интеграция их наиболее важных аспектов.

Говоря об этносах, невозможно обойти, проблему культуры. Этносы вырабатывают уникальные образцы культуры, которые изучаются многими науками. Проблемы материальной и духовной культуры этносов и их специфика нашли отражение в работах СЛ. Арутюнова, М.Н. Губогло, Л.Н. Когана, Э.С. Маркаряна, К.В. Чистова и других. В них выявлены основные отличительные особенности этносов, связанные с социальными и природными факторами, показана роль культуры в их жизнедеятельности, а также в формировании этнического сознания и самосознания.

Культура в исследованиях отечественных культурологов и философов 1950-60-х гг. - это совокупность материальных и

духовных ценностей, представляющих опредмеченные результаты различных видов человеческой деятельности и лишенных органической связи между собой, кроме той, которая возникает в этой деятельности (А.И. Арнольдов).

Для Э.С. Маркаряна характерен взгляд на культуру как совокупность норм, регулирующих социальную деятельность, представляющих способ деятельности, который есть «система внебиологически выработанных механизмов и средств, которая актуализируется и становится общепринятой... благодаря своему свойству закрепляться в традиции».

Понимание культуры как некоторой сферы самоорганизации человека, в основу которой положена его творческая деятельность, является общим для Э.А Баллера, Н.С. Злобина, Л.Н. Когана, В.М.Межуева.

Представителем ценностного подхода к культуре является Н.З. Чавчавадзе: «.... Культура (и любой ее феномен)есть соединение идеальной ценности с ее материальным носителем».

А.К. У ледов, анализируя проблему культуры как специфического социального феномена, охватывающего общественную жизнь в целом, отмечал, что культура не структурная часть целого, а некоторое качественное состояние общества в данный момент и на каждом этапе его развития.

Западный исследователь Э. Гидденс подчеркивал, что культура не существует вне общества, равно как и общество немыслимо вне культуры.

Литературоведческие и эстетические работы филолога, философа и искусствоведа ММ. Бахтина легли в основу диалогического подхода к изучению процессов, происходящих в культуре.

Говоря о современной концептуализации понятия «культура» на Западе, следует отметить, что она осуществляется по двум различным, хотя и взаимосвязанным направлениям. Первое из них достаточно подробно разработано школой Т. Парсонса. Культура считается лишь одной составляющей набора аналитических конструктов, предназначенного для интерпретации социального действия. Культура обеспечивает «аналитическую плоскость» структурирования для ценностей наряду с биологией,

выполняющей ту же роль для требований организма; психологией -для индивидуальных потребностей; обществом - для институтов.

Второе направление можно проследить в работах К. Леви-Строса. Культура считается упорядоченной, селективной областью феноменов, противоположной «природному». «Природное» рассматривается как материал для культуры -способности человека специфическим образом «метить» окружающий его м ир как свою «среду».

Понятие этническая культура акцентирует внимание исследователей только на этнической специфике свойственных этнической общности культурных явлений и понимается как совокупность этнодифференцирующих и этноинтегрирующих характеристик данной культуры (этнические константы и ценностные ориентации).

Этническая культура проявляется буквально во всех областях жизни этноса: языке, воспитании детей, одежде, устройстве жилища, рабочего места, домашнем хозяйстве, фольклоре. На формирование этнической культуры оказывают влияние природные условия, язык, религия, психический склад этноса. Важным элементом этнической культуры является самоназвание народа (этноса).

Таким образом, этническая культура - это совокупность культурных элементов и структур, обладающих этнической спецификой и выполняющих этнодифференцирующие функции. Она рассматривается в качестве локального разнообразия культуры человечества, отражающего многообразие внебиологических институционализированных форм деятельности, направленных на адаптацию человека к окружающей среде.

В целом культура представляет собой целостный системный объект, обладающий сложной структурой. При этом само бытие культуры выступает как единый процесс, который можно разделить на две сферы: материальную и духовную. Материальная культура - объекты (предметы, вещи), материально существующие в пространстве в определенные временные периоды: орудия труда, жилище и хозяйственные постройки, пища, одежда и украшения, средства транспорта и связи. Духовная культура - выработанная коллективным разумом людей вся система производственных навыков; народных знаний; традиций и

обычаев, связанных с хозяйственной, социальной и семейной жизнью человека; различных видов искусств, народного творчества, религиозных представлений и верований, которая передается как обязательная информация от поколения к поколению через рассказ, показ, существующие формы воспитания.

Не менее важным для нашего исследования является уяснение понятия межэтническое взаимодействие. Многочисленные этнокультурные исследования свидетельствуют, что этнические изменения происходят в результате многочисленных многообразных культурных контактов между народами, а содержание межэтнических взаимоотношений во многом зависит от способности их участников понимать друг друга и достигать согласия, которое в основном определяется этнической культурой каждой из взаимодействующих сторон, психологией этносов — участников контактов. В этнологии эти взаимоотношения получили название межэтническая коммуникация, под которой понимается обмен между двумя или более этническими общностями материальными и духовными продуктами их культурной деятельности, осуществляемой в различных формах. Из всей совокупности отношений между этническими группами этнологами обычно исследуются межкультурные взаимодействия.

В работе используется также термин межэтническая миксация, означающий смешение нескольких неродственных этносов в ходе их интеграции, в результате которого возникает новое этническое образование. Новая этническая общность сочетает элементы культур вошедших в него этносов. Термины верования и обряды - достаточно устоявшиеся. Верования - это относительно систематизированные представления людей о существовании сверхъестественных сил и их влияние на судьбы и жизнь людей. Обряды - действо (церемония), имеющее регламентацию, связанное с важнейшими событиями социальной, семейной и духовной, в том числе религиозной жизни этноса.

Во втором параграфе «Концептуальные подходы к изучению межкультурных взаимодействия этносов» проводится анализ подходов к проблеме межэтнического взаимодействия в отечественной и зарубежной науке. Научно-исследовательские

подходы к проблеме межэтнического взаимодействия

классифицируются нам и следующим образом:

1. Философский подход. При описании общества и исторического процесса используются понятия «общество вообще», «отдельный социальный организм», «культура», «социальное пространство», «социальное время», «группа - транслятор культуры», «локальная группа». Межкультурные взаимодействия - это развитие отдельных социальных организмов от субъект-объектных к субъект-субъектным отношениям. Переход осуществляется через формирование общего для взаимодействующих сторон объекта деятельности.

2. Культурологический подход. Культурологи рассматривают процесс взаимодействия между субъектами социокультурной деятельности с целью передачи или обмена информации посредством принятых в данной культуре знаковых систем (языков), приемов и средств их использования. В настоящее время ученые все больше включают в орбиту своего научного анализа проблематику провинциальных культур, занимаясь такими вопросами, как соотношение традиции и инновации в культурном процессе, взаимное притяжение и взаимное отталкивание в диалоге культур.

3. Этнологический подход. Основное внимание исследователей сосредоточено на концепции этноса, и межэтническое взаимодействие рассматривается, в соответствии с ней, как с одной из сторон жизни этноса, тем или иным образом определяющей изменения в его жизнедеятельности и направляющей (в качестве критерия этих изменений) общую парадигму исследования проблемы существования этноса.

4. Психологический подход. В качестве объекта исследования изучаются обычно небольшие группы - коллективы, а иногда группы испытуемых в специально создаваемых условиях. В рамках этого подхода различается ряд социально-психологических. При сравнительно-культурном подходе исследования направлены на выявление общего и особенного в культурах контактирующих этнических групп, влияния культуры на формирование облика народа, начиная с особенностей когнитивных процессов и заканчивая особенностями социального характера, проявляющимися в

поведении, отношении. При конфликтологическом подходе основной предмет изучения - конфликт этносов, крайняя форма проявления напряженности между этническими общностями. К этому аспекту рассмотрения вопросов межэтнического взаимодействия можно отнести и теории этноцентризма как явления, потенциально содержащего возможность крайних форм проявления напряженности во взаимоотношениях. В рамках социальной, этнической и кросс-культурной психологии исследуются процессы социальной перцепции и атрибуции на уровне межгруппового (межэтнического) общения в контексте общих перцептивных и атрибутивных процессов, обусловленных включенностью в этническую культуру (перцептивный и атрибутивный подход). В спектре психологических подходов особый интерес вызывают динамический (объединяет теории, которые сфокусированы на последствиях контакта этносов и культур, включая этнические процессы и «культурный шок» как предмет исследования) и аксиологический (факт взаимодействия на уровне этносов понимается как взаимообмен на уровне этнических культур, имеющий экзистенциально-динамическую ценность. Основные понятия, вводимые в обиход науки - это диалог культур, который рассматривается как диалог сознаний (диалог метафор), культурный полъыорфюм,шс№пог\\чъ<:'к.аъ значение которого является основным предметом при исследовании межэтнического взаимодействия) подходы.

5. Этнос оциологический подход Объектом исследования являются большие группы людей - народы или диаспоры - в естественных условиях. В центре внимания находятся межгрупповые процессы и явления, их обусловленность культурными, политическими, экономическими, психологическими дехерминантами. В поле зрения и другие виды взаимодействия, поэтому социологи включают в изучение отношение к ценностям, нормам, другой культуре, готовность к адаптации имежкультурным взаимодействиям.

6. Синергетический подход. Междисциплинарное направление научных исследований, задачей которого является познание принципов самоорганизации различных систем. На основании

синергетического подхода к проблеме межэтнического взаимодействия противоположные тенденции наций к объединению и разъединению получают рациональное объяснение с помощью законов социальной самоорганизации.

Теоретико-методологические ракурсы указанных подходов к рассмотрению проблемы межэтнического взаимодействия могут быть различными, в той или иной предметной парадигме могут быть использованы различные, взаимно дополняющие друг друга концептуальные основания и методы исследования проблемы.

Основным в нашем исследовании является этнологический подход, предоставляющий базовое основание для формулирования гипотез исследования. Динамический и сравнительно -культурный анализ общего и особенного контактирующих этносов позволяет выявить те или иные особенности данного контакта и его этнокультурных последствий.

В третьем параграфе «Типология межкультурных взаимодействий» рассматриваются несколько направлений построения типологии взаимодействия культур: по ввдам контактов (непосредственные или опосредованные), по конечным результатам взаимодействия (ассимиляция, синтез, трансформация, сохранение в неизменном виде), по масштабам единиц взаимодействия (взаимодействие глобальных культур или цивилизаций, локальных этнических культур, субкультур в рамках единой культуры, взаимодействие индивидов, принадлежащих к различным культурам).

Глава II «Хозяйственные связи этносов» состоит из четырех параграфов. В первом параграфе «Земледелие» рассматривается процесс взаимодействия этносов в одном из основных видов хозяйственной деятельности русского населения, а впоследствии - бурят и эвенков. Проблемы хозяйственного освоения Прибайкалья рассматривались в трудах Е.М. Залкинда, Ф.А. Кудрявцева, В.И. Шункова, И.А. Асалханова. Наша задача заключалась в обобщении наработанного материала и выявлении специфических черт земледельческой культуры бурят, ее изменения под воздействием привнесенной русской культуры, которая, в свою очередь, также испытала на себе влияние.

Буряты знали земледелие, производя посевы проса, гречихи, ячменя в небольших размерах. В результате военных

действий земледелие у них исчезает и возрождается только в XVIII в., но уже под несомненным русским влиянием. Однако к концу века имел место упадок земледелия, вызванный тем, что с бурят стали брать оброк. Это сокращение побудило власти принимать меры для восстановления бурятского земледелия. К концу XVIII в. забайкальские буряты начинают заниматься землепашеством. Успехи особенно заметны были у балаганекой, идинской и аларской групп бурят.

Пионерами земледелия становились родовые начальники, к чему их всемерно побуждали власти. Но росла запашка и в неимущих хозяйствах, уже неспособных прокормиться за счет одного скотоводства. А потребность в деньгах, в которых нуждались представители всех социальных групп бурятского общества, способствовала развитию новой отрасли хозяйства.

Система земледелия и орудия у бурят были такими же, как у русских. Приемы земледелия бурятское население воспринимало от окружающего русского крестьянства и своих сородичей, приступивших к нему ранее. Широкое распространение получили в первой половине хлебозапасные магазины.

В параграфе подробно рассматривается процесс распространения земледелия у разных групп бурят, рост посевов по ведомствам, распространение сельскохозяйственных орудий. Способы ведения хозяйства и орудия труда не претерпели серьезных изменений и продолжали оставаться во второй половине XIX в. примитивными: деревянная соха-рогалюха. соха-колесу ха, сабан, плуг, борона. В конце XIX в. стали распространяться веялки, молотилки, сеялки, но они не получили широкого распространения до проведения Транссибирской железной дороги.

Буряты применяли свою технологию облагораживания почвы, которая сводилась к обильному удобрению полей навозом и искусственному орошению. С экономической точки зрения, такая агротехника была прогрессивной, опережавшей свое время.

В разной степени в Иркутской губернии было развито огородничество. Как русские, так и буряты разводили капусту, табак, коноплю, огурцы, морковь, свеклу, редьку, горчицу, горох, арбузы, дыни, лук, чеснок, пом идоры, тыкву, брюкву.

Бурятское население, перенимая и постепенно усваивая от русских земледельческие приемы и навыки земледельческого

хозяйства, приобретали у них не только орудия, но и зерно. Поэтому в бурятском языке можно встретить целый ряд русских слов, обозначающих хлебные и другие растения, сельскохозяйственные орудия.

Что касается эвенков, то до прихода русских земледелие не было им известно. До второй половины XVIII в. хлебопашество было уделом лишь немногих семей, проживавших в селениях Мальцевском, Нероновском и Сухановском вместе с русскими крестьянами. В начале XIX в. из баргузинских эвенков 93 человека были выделены в разряд «оседлых земледельцев». Эвенки восприняли земледельческие орудия: плуги, бороны, косы, серпы и вилы. Вместе с предметами эвенки заимствовали и их названия. Хлебопашество постепенно увеличивалось, и уже в первой половине XIX в. у эвенков были заложены устойчивые основы земледелия. К концу XIX в. более чем у 60 % всех тунгусов земледелие стало основным занятием.

С каждым десятилетием бурятский улус и эвенкийское стойбище все больше включались в общую хозяйственную жизнь Восточной Сибири. И на их примере можно проследить межкультурное взаимодействие этносов.

Рост колонизации, развитие внешней и внутренней торговли, зарождение промышленных предприятий, увеличение населения в городах (купцы, ремесленники, чиновники) и на заводах (рабочие), необходимость обеспечения продовольствием ссыльнокаторжных и военных частей - все это повышало спрос на продукты сельского хозяйства. Эти же потребности вызывали у представителей царской администрации Восточной Сибири стремление насаждать земледелие путем административных воздействий как на русское, так и на бурятское и эвенкийское крестьянство. На рубеже XIX - XX вв. наряду с тем, что земледелие становится одним из основных видов хозяйства западных бурят и части эвенков, земельные реформы приведут к росту бурятского национального движения.

Во втором параграфе «Скотоводство» рассматриваются инновации в животноводстве как результат взаимодействия народов региона.

Скотоводство в крае находилось исключительно в руках местных бурят и их соседей монголов, которые снабжали русское

население как молочным,так и мясным скотом. Приемы и способы ведения скотоводческого хозяйства в Иркутской губернии и Забайкальской области не были одинаковыми. Они различались у бурятского и русского населения.

Еще в XVII в. отдельные бурятские роды заготавливали сено, но в небольших размерах. О бытовании сенокошения у бурят до прихода русских говорит и бурятская терминология, связанная с этим видом деятельности. Более широко сенокошение начинает практиковаться в XVIII в. В конце XVIII и первой половине XIX в. в скотоводческом хозяйстве бурят происходят качественные изменения, связанные с ограничением перекочевок и развитием сенокошения.

Характерно, что сенокошение быстро развивалось у западных бурят, которые были менее обеспечены скотом, так как падеж скота на их хозяйстве сказывался более сильно и восстановить его поголовье было труднее. В Забайкалье преобладало пастбищное скотоводство на подножном корму, но и здесь увеличивалась заготовка сена для подкормки скота зимой.

Несомненным достижением бурят следует считать удобрение и орошение им и своих сенокосов Удобренные сенокосы у бурят назывались утугами. Во многих районах они еще и орошались, наряду с обычными неудобренными сенокосными угодьями. Утужная система значительно повышала урожайность естественных сенокосов, улучшала состав травостоя и качество сена.

Унавоживание лугов в русских селах было новым явлением. И было заимствовано у бурят не раньше 1870-1880-х гг. Характерно, что утуги существовали в тех русских селениях, которые были расположены вблизи бурятских улусов.

Многие русские крестьяне скотоводческих районов вели свои хозяйства по типу бурят. Содержание скота здесь было чисто бурятским.

Старожилое русское население многое почерпнуло из бог атой скотоводческой практики бурят в новых для русского крестьянства условиях. Русские приобретали скот местной породы и усваивали различные навыки ведения скотоводческого хозяйства в местных условиях. Некоторые нерчинские казаки, особенно из числа богачей, обзаведясь огромными стадами скота, даже

перешли к кочевому образу жизни, тогда как буряты уже начинали его оставлять.

Бывшие хлебопашцы, превратившись в скотоводов, мало чем отличались в быту от бурят. Приспосабливаясь к новым условиям жизни, русские перенимали у бурят вместе с самими понятиями названия из области скотоводства. Род занятий заставлял заимствовать дифференцированную скотоводческую лексику бурят, названия животных по отношению к ним как к производителям, слова, определяющие признаки домашних животных, названия лошадей по масти.

По-бурятски они научились и стали делать разные вещи, относящиеся к конской сбруе, - треножники, узды и пр. Подражая бурятам, русские приучали, по всем правилам бурятского наезднического искусства, самых диких степных лошадей резко останавливаться и стоять без привязи на одном месте. Они также заимствовали все принадлежности седлания лошадей вместе с бурятскими названиями.

У бурят произошли значительные изменения под влиянием русских. Во-первых, ослабла зависимость от произвола стихии. Широкое распространение сенокошения вследствие ограничения кочевок, переход к стойловому содержанию скота уменьшили зависимость хозяйства от природных условий. При сенокошении пользовались привозными из европейской части России косами, совершенствуя их. Русские крестьяне со временем тоже стали пользоваться поливными лугами. Эвенки и тофалары начали разводить лошадей и коров, закупая скот у бурят.

В третьем параграфе «Промыслы» мы рассматриваем заимствования, которые имели место в процессе приспособления к природной среде региона русской промысловой культуры. Этот локальный вариант интересен тем, что в нем представлены все основные промысловые направления: пушная охота, добыча копытных, тюленя, рыболовный промысел, в его речном и озерном (приближенном к морскому) вариантах. Кроме этого, в данном

регионе добывающими промыслами издревле занимались местные народы - эвенки, буряты, тофалары, что обусловило протекание межкультурного обмена в отрасли.

Русское население смогло адаптироваться к сибирским условиям, используя внутренние резервы и опыт автохтонного населения, заимствуя у них необходимые элементы. Заимствования в добыче копытных были обусловлены природным фактором. От эвенков и бурят был воспринят прием ловли кабарги и изюбря с помощью манка, подкарауливание на природных солонцах, применение самострелов на тропах. У эвенков промысловики покупали охотничьи ножи, изделия из кожи. Процесс заимствования у бурят и эвенков прекрасно иллюстрируется русской промысловой лексикой. Процесс адаптации в рыболовстве и промысле на нерпу у русских происходил путем изменения традиционных форм, но во взаимодействии с промысловыми приемами и знаниями бурят и эвенков. Русские восприняли от эвенков обматывание крючков шерстью животных, бурболки, бормаши. Претерпели изменения средства передвижения и жизнеобеспечения. Русские промысловики активно пользовались эвенкийскими лыжами, палками, использовали приспособления для переноски тяжестей (поняга), нарты, берестяные лодки, охотничью обувь и одежду, строили охотничьи жилища - чум. От бурят была воспринята постройка охотничьей юрты.

Буряты, эвенки и тофалары, в свою очередь, стали активнее применять огнестрельное оружие во время охоты, появились ловушки (пасти, кулемы). Эвенки восприняли все орудия лова, связанные с сетью, от русских. Тофалары переняли от русских и бурят ловлю рыбы с помощью лучин.

Собирательство было широко распространено у коренных народов региона. Русские познакомились с новой флорой и заготавливали черемшу, сарану, мангир, ранее им неизвестные. Новым, но достаточно стабильным промыслом стал для бурят извоз.

В четвертом параграфе «Ремесча» мы рассматриваем процесс взаимодействия в ремесленной области, который вовсе не означал обязательных заимствований. Оно проявлялось, скорее всего, в обмене услугами. Так, русские предпочитали отдавать бурятам шкуры и шерсть для обработки, считая их искусными

мастерами в этом деле, приобретали ювелирные изделия бурятских кузнецов, предпочитали пользоваться услугами бурятских бондарей.

Русское влияние на бурятские промыслы сказалось незначительно. Скорее даже некоторые промыслы пришли в упадок. В то же время у бурят появились плотники, которые делали сани, телеги, сохи и другие сельскохозяйственные орудия, строили дома. Буряты переняли у русских такой способ обработки кожи, как дубление, стали заквашивать шкуры и кожи. Возможно, ими заимствован у русских и такой вид кожемялки, как кожемялка горизонтально-вытянутой формы. С эвенками и тофаларами связь выражалась в обмене товаров, произведенных в домашнем хозяйстве.

Глава III «Взаимодействие в материальной культуре»

состоит из трех параграфов. Первый параграф «Поселения, жилище и хозяйственные постройки» посвящен анализу процесса взаимодействия этносов в области образования поселений и строительства жилищ.

Жилище и тесно связанные с ним хозяйственные и бытовые постройки представляют собой один из основных элементов материальной культуры, которая создается людьми в процессе коллективного труда, преобразования окружающей естественно-географической среды и активной адаптации к ней. Среда эта в результате человеческой деятельности в ходе истории приобретает все большие черты культурного ландшафта, образованного возделанными полями, пастбищами, дорогами, искусственными каналами и водоемами, разного рода насаждениями, а также самими жилищами, сгруппированными в поселения. Жилищу, входящему наряду с пищей и одеждой в систему жизнеобеспечения любой этнической общности, в сложном взаимодействии общества и природы принадлежит одно из важнейших мест.

Мы рассматриваем трансформацию поселений и жилищ русских, бурят, эвенков и тофаларов в результате изменений в хозяйственной области, культурного обмена знаниями, приемами строительства.

Уже с начала XVIII в. наметились изменения в образе жизни бурят. Развитие земледелия и сенокошения у бурят имело

большое значение для перехода их к оседлости, что привело к строительству домов русского типа.

По мере освоения обширных земель русским населением, роста числа городов и населенных пунктов, развития промышленных предприятий и распространения хлебопашества буряты начали селиться компактнее, образуя нередко значительные улусы. В их жизни все большее значение приобретали города, крупные села как экономические центры, в которых сосредоточивались производственные, административные, торговые и культурные учреждения. Наметился переход бурят на полукочевой, а отчасти и на оседлый образ жизни. Однако в разных районах Бурятии характер поселений и формы жилищ были своеобразными, что объясняется природно-климатическими условиями и особенностями социально-экономического развития.

Переход к занятию земледелием не мог не сказаться на образе жизни бурят. Среди них развивались различные переходные формы - таборного кочевья к оседлости. Этот процесс сказывался и в домашнем быту. Войлочные юрты стали вытесняться деревянными, строили теплые зимовья. Развивалось строительство дом ов русского типа.

Разумеется, с ростом народонаселения увеличивалось число жилищ. Причем это увеличение было качественным, т.е. наряду с ростом количества юрт стало больше рубленых домов.

Русское влияние не было равномерным: оно сильнее сказывалось в тех местностях, где буряты ближе соприкасались с русскими, и слабее там, где это соприкосновение было сравнительно менее близким. Так, русское влияние среди балагане к их бурят было заметнее, чем среди тункинцев. В Тункинском ведомстве влияние заметнее всего сказывалось в тех местах, где бурятские улусы чаще перемежались с селениями русских крестьян и казаков. Такое же явление происходило и в Забайкальской области.

В начале XX в. бурятские поселения Западного Забайкалья имели вид маленьких деревушек, разбросанных по речным долинам и нагорьям. Основным типом жилища здесь еще в XIX в. стал бревенчатый дом, родственный русским срубным жилищам. Принцип и техника были заимствованы у местных русских крестьян. Первые дома в хотонах были построены с помощью

русских плотников. Однако в конце XIX - начале XX в. наряду со срубными избами бытовало традиционное жилище - войлочная юрта. В юртах жили преимущественно на летних пастбищах, но в некоторых улусах много юрт оставалось в хотонах (у семей, не вышедших в летники). Летом из деревянных домов они переходили в юрты, которые стояли во дворе.

С начала XX в. в Западном Забайкалье в связи с развитием товарного земледелия и сенокошения, с усилением экономических связей с городом, началось интенсивное строительство жилых домов. Богатые и зажиточные буряты строили срубные дома, бедные же оставались в ветхих избушках, называемых «земъе» (искаженное от рус. «зимовье»), В этот период войлочные юрты окончательно вытесняются деревянными жилищами. Даже на летних пастбищах вместо войлочных юрт стали строить небольшие четырехстенные срубы с низкими крышами и без окон.

Новым в расселении и жилищах у бурят явились заимки, возникшие в первую очередь у зажиточных. Они строились около покосов и пашен. Иногда туда на зиму перегонялся скот, так как сено с отдаленных покосов не возили в зимники, а складывали на заимках. Заимки были индивидуальные и групповые.

В улусах появились лавки, погреба, хлебозапасные магазины или склады, школы, здания управ, ведомств, церкви и миссионерские станы, а в конце XIX в. - пожарные сараи.

В начале XX в. войлочные юрты слегка модернизировали: часть верхнего отверстия юрты закрывали остекленной рамой, так как вместо очага стали топить маленькие печки из плеточного камня, которые вскоре научились делать из кирпича, пользовались и железными печками. На юго-западной стороне юрты рядом с дверью стали прорезать небольшие оконца. А появление в бурятском языке русских названий, связанных с внутренним устройством дома, говорит об укоренении этих реалий в быту.

Кочевой образ жизни сложился у эвенков в результате ведения ими промыслово-оленеводческого хозяйства, требующего периодической смены оленьих пастбищ и охотничье-рыболовных угодий.

Уже с XVII в. некоторые эвенки, потеряв оленей, начали оседать около русских, якутских и бурятских поселков, занимаясь мелкой работой. Одни из них жили в голомо на краю поселка,

РОС. НП'Н'ИилЬНАЯ ви», « V . ТЕКА < (итецбу^г

и» нк

другие, глядя на соседей, строили себе деревянные дома (гулэ). Такие же дома появились на местах, где бывали ярмарки. По мере упрочения связей с русским оседлым населением эвенки чаще строили жилища по типу местных русских изб (в Катангском районе, Забайкалье, верховьях Лены). Эвенки Забайкалья, занимавшиеся скотоводством, строили юрту бурятского типа. Тунгусы, проживавшие чересполосно с русскими и совместно с ними в деревнях Урульгинской, Мальковской и Оловской управ, сильно подверглись влиянию русского населения. К концу XIX в. значительное большинство осевших в деревнях эвенков имело дома и хозяйственные постройки русского типа.

Переход к жизни в жилище оседлого типа у бурят, эвенков и тофаларов осуществлялся постепенно, причем на первых этапах отмечались оба типа. Заимствование у оседлого русского населения конструкции, техники постройки, планировки и отделки жилья - явление довольно распространенное. В дальнейшем жилища традиционного типа начинают использоваться сезонно (летом) как хозяйственные помещения. Рядом с чумом или войлочной юртой повсеместно вырастает четырехстенная изба.

Этнические традиции проявлялись главным образом в интерьере, однако и здесь к началу XX в. произошли существенные изменения. Культурные взаимовлияния сказались в планировке и функциональном использовании помещений. В сельской местности получает распространение жилище с планировкой городского типа. Намечаются тенденции увеличения камерности с функциональным обособлением необходимых помещений (кухни, спален).

В целом уже в конце XVIII - первой половине XIX в. обнаруживаются значительные инновации в области материальной культуры коренных народов региона. Степень этого влияния определялась двумя обстоятельствами: длительностью соседства с русской деревней и распространением земледелия, которое усиливало контакты и влекло за собой переход к оседлому образу жюни, стимулировавшему изменения во многих сторонах материальной культуры.

это попадало в бурятское и эвенкийское общество. Не будет преувеличением сказать, что родовая верхушка явилась своего рода двигателем прогресса в бурятских улусах и эвенкийских стойбищах.

Второй параграф «Пища, домашняя утварь» рассматривает процессы взаимодействия в пище народов региона. Пища - это тог элемент материальной культуры, в котором более других сохраняются традиционные черты, с ним более всего связаны представления народа о своей национальной специфике, и в то же время он легче и быстрее других поддается заимствованиям, вариациям,модификациям и новациям.

Пища как одна из важнейших сторон материальной культуры народов представляет большой интерес для изучения многообразных этнических процессов. Она самым непосредственным образом связана с социально-экономическими условиями жизни общества, определяется ими и в то же время обладает устойчивостью национальных форм, длительной сохранностью исторически складывающихся традиций.

Значительно расширились контакты русских с иноэтничным населением при продвижении за Урал. В этом регионе существенно различались возможности обеспечения продовольствием в благоприятных и неблагоприятных для земледелия зонах. В местностях, где климатические условия позволяли заниматься сельским хозяйством, восстанавливался традиционный хозяйственно-культурный тип. В некоторой мере рацион пополнялся за счет местных продовольственных ресурсов и кулинарных навыков коренных жителей, но без изменения системы питания.

Русские, переселившиеся в Сибирь, в основном сохранили свою традиционную мучную пищу, однако в тех районах, где преобладали промыслы, пища их под влиянием географической среда и окружающего населения включала новые компоненты.

На первоначальном этапе освоения Сибири большую роль играли новшества, связанные с включением в рацион переселенцев продуктов местной флоры и фауны (дикий лук - мангир, черемша, дикий чеснок, сарана и др., мясо диких животных и птиц). Лук, сарану, кипрей заготавливали на зиму, засаливая или засушивая. Продукты охоты и рыболовства были первостепенными в питании.

В пищу употребляли медвежатину, оленину, зайчатину, куропаток, гусей, различную рыбу (щук, карасей, осетров, стерлядь).

У местного населения были заимствованы способы приготовления и хранения пищи, в частности сушение, или вяление, и квашение рыбы. От местного населения были восприняты основные способы заготовки сушеной рыбы и ее названия.

По примеру бурят русские приготовляли секту, т.е. варили кровь животного и, смешивая кровяной сверток с жиром, ели с таким же удовольствием, как и буряты. Сибиряки познакомились с чаем уже в XVIII в., который позднее стал одним из самых распространенных напитков в России. В Забайкалье из кирпичного чая варили очень питательный чай - затуран Пшеничную муку прожаривали на вытопленном внутреннем жире-сырце баранины или говядины, затем добавляли молоко и процеженную заварку зеленого кирпичного чая, доводили до кипения, и чай готов. Любители пили слегка подсоленным. Этот способ приготовления чая явно заимствован у бурят, как и само слово затуран (бур. зутараан).

Русское население употребляло тарасун. Подобно бурятам, русские «сидели арака» - делали вино, только не из кобыльего, а из коровьего м олока, но по все правилам бурятского винокурения и со всеми бурятскими принадлежностями или орудиями этого процесса, опять с усвоением и всех бурятских названий, относящихся к этому делу предметов. К выпивке молочного вина в западных районах применялись выражения «архидачигь» или «духорянить», связанный с обрядом вежливости - духорян, соблюдавшийся западными бурятами в обязательном порядке.

Успехи полеводства в XVIII - начале XIX в. позволили воссоздать традиционную основу русской народной кулинарии с привычным соотношением растительных и животных продуктов, хотя доля мясных продуктов в питании населения региона была выше. Продуктовая база расширялась путем акклиматизации новых овощных и садовых культур. Для этого периода характерно преобладание традиционной русской кулинарии, превращение новаций в традиции и появление местных новаций. К середине XIX в. процесс адаптации системы питания можно считать в основном

завершенным, и в дальнейшем на созданной базе шло ее совершенствование и развитие.

Под влиянием изменения типа хозяйства сглаживается принципиальная разница между рационом бывших скотоводов и исконных земледельцев. У первых увеличивается количество растительной пищи, у вторых -мясных блюд.

В условиях сибирской зимы представлялось возможным проводить замораживание - термическую обработку и консервацию продуктов с помощью холода («засекание» во льду). Некоторые приемы замораживания русские заимствовали у народов Сибири, а некоторые придумали сами (замораживание пе льм ене й, м олока).

В параграфе подробно рассмотрена пища русского населения, занимавшегося промысловой деятельностью. Наряду с традиционными продуктами и блюдами, русские охотники и рыбаки употребляли в пищу и воспринятые от коренных народов. При этом инновации можно разделить на две группы. К первой относится снедь и блюда, воспринятые от автохтонных народов и широко употребляющиеся в пищу русским населением. В них не прослеживается специфика питания в условиях промыслов. Видимо, в пищевой набор охотников и рыбаков они попали уже как часть местного варианта русской кухни в целом и их заимствование не связано с промыслами. Примером может служить арушенъ - творог в виде маленьких лепешек, засушенный в печке, который употреблялся с чаем. Название схоже с бурятским аарул, что может свидетельствовать о заимствовании этого продукта у бурят. А.Д. Батурин называет этот вид снеди в перечне основных продуктов, которые русские брали с собой на охоту в начале XX в.

• Во вторую групп>' входят те виды заимствованной пищи, которые, с одной стороны, приспособлены к приготовлению и употреблению именно в условиях охоты или рыбалки, а с другой -

* не получили широкого распространения в обычной кухне, т.е. употребляются в основном только на промыслах. К таким можно отнести расколотку. Сыроедение замороженных продуктов, отмечает В.А. Липинская, вошло в систему питания русских в Восточной Сибири в результате возникшего под влиянием неблагоприятных природных условий дефицита продуктов земледелия. Отсутствие данного дефицита в Прибайкалье и

нетрадиционность этого кушанья для русских, по всей видимости, и обусловили редкое употребление расколотки (или строганины) в домашних условиях. Однако в условиях зимней рыбалки это блюдо, фактически не требующее приготовления и снабжающее организм необходимыми питательными веществами, было довольно популярно.

В XVIII в. западные буряты начали употреблять в пищу зерновые: ячмень, ярицу, пшеницу, которые составляли уже важную часть пищевого рациона. Для агинских же бурят хлеб еще в конце XIX в. считался лакомством, его подавали к чаю маленьким и ломтикам и.

Сначала буряты выпекали пресный хлеб, затем научились печь из квашеного теста. Из пресного пекли в золе домашнего очага ржаные и ячменные лепешки, делали лапшу для заправки мясных супов. Из дрожжевого теста на кислом молоке стали вы пекать бурятские шаньги.

Изменения в пище начались, когда получило широкое распространение земледелие. В употребление вошли хлебные и мучные изделия: хлеб (хшэзмэн), булки (булка), ковриги (хубэрэг, хубэриг\ калачи (халааша), лепешки (лепешко), оладьи, блины (бэлины), лапша (лабшаа), крупы (хурпээ). С развитием огородничества в пище появляются картофель (хартаабха), лук (пуугX чеснок, капуста, морковь (чорхоог, морхообко), огурцы (гурсэ). В конце XIX - XX в. у бурят, перешедших к хлебопашеству, главным в питании становится хлеб, на втором месте-мясная пища, на третьем -молочная.

Основной пищей забайкальские и некоторых предбайкальских бурят были мясо и молочные продукты. Нижнеудинские, окинские и другие буряты, занимавшиеся в основном охотой, употребляли мясо диких животных и зверей. Прибрежные жители Байкала в значительной мере питались рыбой.

К концу XIX - началу XX в. пища бурят стала более разнообразной, расширился ассортимент блюд: вошли в употребление пельмени, котлеты, щи и другие продукты.

Русские, переселившиеся в Сибирь, в основном сохранили свою традиционную мучную пищу, однако в тех районах, где преобладали промыслы, пища их под влиянием географической среды и окружающего населения включала новые компоненты.

В результате культурных контактов народов происходит взаимное обогащение пищевых рационов. Если структура пищи контактирующих народов различна, заимствование развивается в обе стороны, по линии преобладающих компонентов. Русские, где бы они ни поселялись, обогащали рацион народов, с которыми соприкасались, главным образом, хлебными изделиями и блюдами растительного происхождения, сами же с легкостью усваивали местные блюда из рыбы и мяса.

Бурятская и эвенкийская национальные кухни тоже испытали на себе влияние русской. Русское влияние сказалось и на изменении пищевого рациона сибирских аборигенов. Так, в большем количестве стал употребляться хлеб. Буряты и эвенки научились у русских хлебопечению. Два русских дорожных способа печения хлеба - колобками в золе и лепешками у огня -перешли к эвенкам. Печение колобков - хлебов из кислого теста в золе - было характерно для эвенков к западу от линии Лена-Байкал. На востоке было распространено печение пресных лепешек. Стали употреблять в пищу картофель, овощи, прочно вошли в их рацион некоторые овощные блюда.

Однако в силу старых традиций и ограниченности хозяйства бурятское, эвенкийское итофаларское население нечасто употребляло в пищу овощи, картофель, сахар, рыбу, свиное мясо и другие продукты.

В третьем параграфе «Одежда» рассматривается процесс трансформации одежды русских, бурят, эвенков и тофаларов в результате культурного взаимодействия.

В истории национальных культур одежда занимает особое место. Над созданием народного костюма трудились многие поколения, отражая в нем многообразие своего жизненного уклада. В одежде запечатлены эпохи, история народа, его культурно-бытовые взаимосвязи с соседями, взаимодействие с природно-географ ической средой.

Освоение широких пространств с различными природными условиями, многообразие межэтнических связей, появление

специфического хозяйственного уклада у отдельных групп русских новоселов не могли не сказаться на их одежде. Изменения выражались в выработке своеобразных черт костюма, в которых новое, возникшее на чужбине (иногда заимствованное), сочеталось со старым, принесенным с собой из родных мест. Изменения происходили довольно медленно: постепенно появлялись региональные особенности.

Русскими были усвоены наиболее рациональные типы одежды местного населения. У эвенков они переняли обувь и охотничий костюм. В частности, русские промысловики иногда имели верхнюю одежду с капюшоном - камлейку, сшитую из рыбьих или китовых кишок и украшенную тонкими ремешками или выделанную из оленьей или лосиной кожи. Камлейки шили ниже колен. Они были удобной недорогой одеждой, предохраняющей от ветра и сырой погоды. Зажиточные буряты начинают переходить к ношению русской одежды.

Русские заимствовали целый набор обуви у коренного населения: как кожаной, так и меховой, в том числе из меха диких животных, прежде не характерной для русской культуры. Одни виды обуви были приспособлены для пешей ходьбы, другие - для лыж. Общим для них являлась короткая голяшка, что присуще производственной обуви эвенков. Часто короткая голяшка имела разрез сбоку. Маленькая длина и разрез голяшки облегчали сушку обуви в походных условиях. Носили такую обувь, заправляя под брюки, штанины которых внизу перевязывались, что защищало от попадания снега.

Одежда бурят XVIII в. еще не носила следов заимствований. Но уже в начале XIX в. изменения очевидны. Зажиточные буряты начинают переходить к ношению русской одежды. Распространению среди бурят русской одежды и обуви способствовало появление в крае предприятий обрабатывающей промышленности, продукция которых сбывалась и аборигенам. Вместо кожи и шерсти для изготовления одежды все больше применялись сукна и хлопчатобумажные ткани. В Иркутской губернии буряты носили платье, шапки и русские сапоги, в Забайкалье - монгольское платье, сапоги и малахаи. Летом почти все буряты носили одежду из тканей: бумажные и шерстяные ткани покупали у русских, шелковые - у китайцев.

При постепенном переходе бурят к оседлости появились совершенно новые формы одежды (зипуны, сарафаны, сапоги), для их изготовления использовался материал домашнего и фабричного производства. Например, в Предбайкалье стали изготовлять зипун - верхнюю мужскую одежду - из шерстяной вязаной, а затем валяной ткани. Ткань для зипунов отдавали валять русским или, в редких случаях, валяли сами. Способ валяния ткани зипунов отличался от традиционного бурятского, применяемого при изготовлении войлока.

Распространение одежды городского типа - рубахи, пиджаки, брюки, сапоги и др. - повысило спрос на ткани и изделия фабричного производства. Внедрение и распространение такой одежды были обусловлены частично христианизацией, проводимой миссионерами среди бурят Иркутской губернии, а также желанием богатой прослойки бурят выделиться одеждой среди остальной массы населения и приблизиться к представителям господствующего класса, каковыми были в этом крае русские чиновники и купцы.

Ткани покупали, в основном, на ярмарках, устраиваемых в Иркутске, Киренске, Верхнеудинске, Нерчинске, Баргузине и Кяхте. Приобретала добротные ткани и носила одежду городского типа только зажиточная часть бурятского населения, а остальная довольствовалась одеждой из дешевых тканей- дабы, ситца.

Во второй половине XIX в. в Сибири значительно оживляется торговля, обусловленная прежде всего развитием капитализма в России. Постепенно снижается, а в конце XIX в. падает значение кяхтинской торговли. Это было вызвано ограниченным ввозом китайских тканей. Распространение получают русские товары - хлопчатобумажные и льняные ткани, сукно.

Поселения русских на территории эвенков в XVII в. положили начало тесным взаимодействиям, отразившимся в одежде. Русские заимствовали от эвенков обувь и охотничий костюм, эвенки - прежде всего, рубашку, которую стали шить по русскому образцу как для мужчин, так и для женщин. Словоурбакэ позже стало обозначать не только рубашку, но и женское платье. Образцом для последнего была русская женская сарафанная рубаха, но эвенки внесли в нее и свое: во-первых, ее отличала

обшивка верхней части переда и спинки полосками ткани другого цвета с сохранением привычных линий (затем эти части превратились в отрезную кокетку, которую всегда шили из другого материала); во-вторых, характерной была обшивка подола широкой каймой с узкими полосками, что впоследствии превратилось в оборку. Вторым из более ранних элементов русской одежды, проникшей к эвенкам, были мужские штаны (,истан-иштан), которые стали шить из ровдуги и покупного материала, но раскраивали их по привычке в виде двух ноговиц, пришитых к натазникам. Так как ноговицы были вверху узкими, в их верхней части и в шагу начали вставлять полоску. Первые суконные кафтаны в XVIII в. полностью повторяли крой ровдужных. Позже эвенки Подкаменной и Нижней Тунгусок и верхневигимские на места прежних швов и обшивок нашивали полоски ситца. Раньше всех к эвенкам попали русские головные платки (пилат, билат), но подвязывали их они по-своему. Зимой во время переездов на торговые пункты теплые шали надевали на голову и мужчины. Другую русскую одежду (брюки, жилеты, пиджаки и юбки с кофтами) раньше других начали шить эвенки, лишившиеся оленей и осевшие около русских поселков. Некоторые из этих элементов одежды попадали в тайгу.

Среди эвенков, числящихся на охране границы и живших рядом с русскими, в быт вошли мужские картуз, рубашка, штаны и вязаные шерстяные чулки, которые носили с поршнем или к которым пришивали обувь из лосиной ровдути типа русских чирков.

Близкое соседство и частые сношения с русскими с золотых приисков оказали большое влияние на одежду тофов, в особенности мужскую. Многие ходили в русских суконных кафтанах, подпоясывались кушаком и носили сапоги. В общее употребление входили суконные шапки на вате, с широким козырьком. Шуленги и старшины носили шинели с коротким, покрывающим только плечи крагеном (для крагена старались приобрести концы сукна, на которых находились фирменные знаки фабрик, или вотканные в само сукно, или наклеенные золотыми или серебряными бумажными буквами).

Покрой русской одежды, крестьянские ткани, фабричные материалы русского производства, вытеснившие в XIX в.

китайские, имели большое значение для развития одежды у народов Сибири. Русские картузы, платки, платья стали употребляться оседлыми бурятами, эвенками, тофаларами. Русское же крестьянство использовало в своем обиходе многие части одежды местного населения. Во многих местах, особенно в таежных районах, русские охотники использовали местные типы обуви, одежды или делали свою по их образцу. Тем не менее, традиционный костюм исчез не сразу и не полностью, он подвергся сильной трансформации при сохранении основных характерных черт. Изменения касались, в первую очередь, материала одежда, ее украшений, реже - ее конструктивных особенностей, а также обуви и головных уборов. В регионе имела широкое распространение традиционная одежда русских, бурят, эвенков и тофаларов, однако ее коснулись изменения, выразившиеся в проникновении русских городских форм. К тому же традиционная одежда имела ярко выраженные классовые различия.

Глава IV «Развитие евшей в духовной культуре» состоит из трех параграфов.

Первый параграф «Роль православия в развитии этнокультурных связей» рассматривает процесс распространения христианства среди бурят, эвенков и тофаларов.

Появление русских в регионе нарушило религиозную однородность населения. Наряду с политеистическими, анимистическими и шаманскими традиционными верованиями коренного населения в крае утверждается православие.

Систематическое распространение православия началось с 1681 г., с основания Даурской миссии. Крещение сначала совершалось во многом формально, требовалось лишь соблюдение элементарных требований. Однако в XIX в. уже наблюдаются изменения в хозяйстве, быте, так как крещеные селились в русских селениях, занимались земледелием, вступали в браки с русскими.

Христианство не разрушало религиозного миропонимания бурят и эвенков. Наряду с Христом, Николаем-угодником и другими христианскими божествами в умах местных жителей продолжали жить тэнгрии, хаты, духи. Культ Николая Угодника был особенно распространен в тех ведомствах, где получило наибольшее развитие земледелие - среди идинских, кудинских, аларских, тункинских и кабанских бурят.

В казачьей церкви в Тунке имелся образ святого Николая, привезенный из русского острожка с Косогола, с бурятским типом: редкой бородой и усами, назад зачесанными волосами и медными украшениями в буддийском стиле с неизменным лотосом. 9 мая этот образ в особенности привлекал бурят, почитавших в нем Цаган-Убукгуна (седого старика), о котором у них существовало много легенд, сходных со сказаниями о святом Николае Чудотворце.

Интересный случай имел место в Тунке, где находится священная скала Буха-нойона. Ламы на одном из выступов скалы построили буддийскую кумирню, а православные миссионеры в 1861 г. на другом выступе скалы - часовню, посвятив ее святому Парфению. Таким образом, в буддийской кумирне Буха-нойону молились буддисты, в православной часовне - крещеные буряты, а буряты-шаманисты продолжали устраивать свой традиционный тайлаган.

К христианским датам приурочивались производственно-религиозные обряды шаманистов. Например, накануне Пасхи буряты срезали гривы и хвосты лошадям, обрызгивая вином шаманских богов - покровителей лошадей. Святому Николаю, покровителю земледелия, посвящали тайлаган перед посевом и хлебоуборкой. Так, буряты янгутского рода перед выездом в поле молились по-русски Николаю-бурхану и одновременно совершали обряд по-бурятски, окуривая богородской травой и пихтовой корой лошадь и телегу с семенами, в поле брали с собой буханку хлеба, брызгали водкой. По случаю засухи организовывался крестный ход по засеянным полям, в котором принимали участие и некрещеные буряты. В XVIII в. в быт буря 1 и эвенков постепенно внедряются русское летосчисление и календарь.

Распространению среди бурят христианского учения способствовали перевод и издание христианской литературы на бурятском языке. Эта литература так или иначе распространялась в бурятских улусах, читалась частью бурят и в устной форме становилась известной многим людям. В сознании шаманистов оставались идеи христианского учения, которые смешивались с шаманскими, а в ряде случаев и с буддийскими. В результате происходило изменение в шаманистском мировоззрении, возникал определенный синкретизм не только в идеологической системе, но

и в культовой практике. Следствием влияния христианства явилось двоеверие. Известно немало случаев, когда буряты исповедовали шаманизм и православие или ламаизм и шаманизм.

Принятие христианства бурятами и эвенками, переселение их в русские деревни или переход на оседлый образ жизни, занятие земледелием, учеба в русских школах и т.д. объективно способствовали развитию культурных связей между русскими, бурятами, эвенками, взаимодействию и взаимовлиянию как в материальной, так и в духовной областях жизни. О более тесных культурных связях русских и тофаларов можно говорить, только начиная с начала XX в. Можно говорить о положительной роли христианства в развитии культуры бурят и эвенков. Распространение грамоты, побуждение к занятию земледелием, помощь в освоении земледельческих навыков было возможным во многом благодаря распространению христианства среди бурят и эвенков. А вовлечение бурят и эвенков в орбиту экономических, политических и культурных связей Восточной Сибири и всего Российского государства способствовало усилению этих связей с русским народом. Пребывание русского, бурятского, эвенкийского и тофаларского народов в едином конфессиональном пространстве существенно способствовало развитию межэтнических связей, сокращению этнокультурной дистанции.

Во втором параграфе «Верования и обряды» мы проводим анализ заимствований в религиозных представлениях народов региона.

В ХУП в. шаманизм господствовал у всех этнических групп бурят, эвенков и тофаларов. Главное и характерное в этой религии - обожествление сил природы и умерших предков, вера в то, что в мире существует множество богов и духов и с помощью шаманов можно влиять на них для обеспечения счастья, благополучия и здоровья, отвращения беды. Наряду с ним существовали и более ранние формы религиозного верования - поклонение солнцу, огню, воде, животным и др.

Хозяйственная адаптация русского населения к новой среде обитания должна была повлечь за собой и изменения в религиозных представлениях. Например, не могло не измениться положение и содержание промыслового культа. Его актуализация

усиливалась в связи с тем, что православие было слабо приспособлено к религиозным нуждам промысловиков.

Приспособление системы традиционных верований русских к новым условиям протекало при непрерывном взаимодействии с коренными народами региона - бурятами, эвенками, что не могло не отразиться на их содержании. О тесном взаимодействии русских с тофаларами в этот период говорить не приходится. И хотя традиционные верования тофаларов - шаманизм и поклонение духам-хозяевам гор и вод - схожи с верованиями бурят и эвенков, но утверждать, что русские заимствовали их от тофаларов вряд ли возможно.

Для того, чтобы обезопасить себя от негативного воздействия, необходимо было просто следовать правилам общения с духами-хозяевами: просить разрешения для остановки на отдых, угощать в случае приема пищи на их территории. Так как в ведении этих духов обычно находилась небольшая территория, то на ход промысла оказывать влияние они не могли. Свое недовольство они проявляли, мешая спать во время привала.

Имели место и заимствования. Все они были основаны на том, что анимизм - неотъемлемая часть религиозного мировоззрения каждого народа, и духи бурят и эвенков являются реально существующим и и для русских, и наоборот. Речь идет не о полном пантеоне божеств того или иного народа, который отражает реалии его собственной жизни и не будет весь востребован другим народом, а о духах, олицетворяющих лес и водоемы как промысловые угодья, занимающие одинаково важное место в жизни и русских, и бурят, и эвенков. Таким образом, все они стоят перед единым миром сверхъестественного, при этом каждый народ владеет знаниями, позволяющими контактировать только с определенной ею частью. Остальное ему незнакомо, но от этого оно приобретает только большее значение.

В силу этого представитель соседнего этноса рассматривается как носитель знания, позволяющего задабривать и просить помощи у незнакомых божеств, при этом часть заимствованной культовой практики применяется и для задабривания собственных духов-хозяев местности. Поэтому русские промысловики, нуждаясь на промысле в нерациональных способах обеспечения удачи, использовали любую информацию о

правилах поведения в угодьях, в том числе и полученную от бурят и эвенков. Так, например, если возлияние духам-хозяевам спиртного являлось традиционным для русской культуры, то выполнение его путем брызганья по сторонам с кончиков пальцев свидетельствует о заимствовании. Заимствованным считается и запрет проливать кровь рыбы на лед во время подледного лова, в противном случае хозяин будет недоволен, и рыба будет плохо ловиться. Этому русских научили буряты. В язык русских промысловиков прочно вошло слово бурхаи в значении «дух-хозяин», или место, где совершают ему подношения.

Результатом контакта русских промысловиков с бурятами и эвенками стало почитание духов умерших шаманов. Речь не идет о перенимании всей системы представлений об этой категории духов, существующей у соседних народов. Русское население относилось к шаманам как к людям, обладающим сверхъестественными способностями, и потому считало сакральными их захоронения, а дух шамана воспринимался как дух-хозяин данной местности.

Почитали и почитают русские священные места бурят и эвенков на дорогах, у рек и на горных перевалах. Они воспринимаются как места, где необходимо совершить символическое подношение духу-хозяину местности - монеты, сигареты, спички, стреляные гильзы и другое - просить хорошей дороги, помощи. Такие представления были широко распространены среди русских С ибири.

В мировоззрении русских сохранялось много суеверий, остатков языческих народных воззрений, которые «оживились», не в последнюю очередь благодаря особенностям жизни и контактам с аборигенам и.

Ключевыми образами промыслового культа являлись духи-хозяева местности. Их образы сформировались в результате трансформации традиционных русских представлений о хозяевах стихий - лешем и водяном, а также контактов с коренными народами - бурятами и эвенками. Религиозные верования, связанные с животными, действовали в основном в форме запретов, смысл которых носителями был уже утрачен, и их соблюдали на основе формулы «если нарушить, то удачи не будет». Генетически большинство этих запретов восходит к

представлениям о воскресении добытых животных и связанным с ними правилам уважительного обращения с добычей.

Рассматривая пережитки промыслового культа у русского населения, необходимо отметить, что они функционировали в основном на трех уровнях: артельном, семейном и индивидуальном.

Русские в районах тесного проживания с бурятами и эвенками относились к действительности через призму их мировосприятия. Отношения между людьми находились в одном культурном поле, определялись символическим языком, который был немногословен, конкретен.

Наблюдались факты вторжения (правда, проявлялся он только внешне) буддизма в религиозные представления русских.

Бесконфликтность сосуществования на стыке культур требует, как минимум, уважения религиозных представлений и обычаев соседнего народа, а в лучшем - принятия их Последнее очень важно при длительном проживании народов на одной территории, поскольку определяет уровень комфортности в сфере межкультурной коммуникации. Все это и присутствует в сложившемся культурном комплексе Байкальского региона.

Таким образом, синкретизм религиозных воззрений русских, бурят и эвенков явился источником опыта толерантности, залогом мирного существования и положительного межкультурного взаимодействия.

Третий параграф «Язык как составная часть межэтнической коммуникации». Своеобразие отражения этнических процессов в области духовной культуры определяется, помимо иных факторов, теснейшей связью большинства ее форм с языком. Язык принадлежит к числу наиболее устойчивых этнических признаков, наименее жестко детерминированных социально-экономическими факторами. С другой стороны, язык отражает историю народа, характер и интенсивность его связей с соседями, степень его внутреннего единства и культурного развития, социальную дифференциацию, следовательно, этнический облик культуры в конкретный период развития того или иного этноса.

В прямой зависимости от того, какие именно особенности духовной культуры оказываются в конкретной этнокультурной

ситуации для данного этноса наиболее важными, находится его способность к усвоению «чужих» форм и культурных ценностей. Как правило, подобное усвоение (если оно только не связано с ассимиляцией, способной изменить направление этого процесса) осуществляется в тех случаях, когда тот или иной этнос исторически готов сам образовать сходные новые формы или переработать уже готовые, существующие, созданные в аналогичной ситуации другим этносом.

Формы культурной взаимосвязи народов были многообразными. Хозяйственные, административные, торговые и бытовые связи способствовали тому, что русские крестьяне овладевали бурятским, а буряты - русским языком. В XVII - XVIII вв. бурятский язык оказывал более сильное влияние на лексику говоров русских старожилов, чем последние на язык бурят. Во-первых, прибывшие на новое место сталкивались с иным растительным и животным миром и все названия заимствовались у местных жителей. К приходу русских большая часть мест, гор, рек, озер, долин, ключей, речек носила бурятские и эвенкийские названия. Русские восприняли еще в конце XVII в. Во-вторых, общие экономические интересы заставляли русских и бурят общаться на одном из их языков и малочисленное по сравнению с аборигенами пришлое русское население овладевало бурятским языком При торговле, аренде земли, общих сельскохозяйственных работах, при извозе в основном общались мужчины, поэтому почти все русское мужское население знало бурятский язык, в отличие от женщин и детей, которые либо плохо владели им, либо вовсе не знали его. Первые поселенцы больше занимались скотоводством и учились у бурят этой отрасли хозяйства. Перейдя к земледелию и оседлому образу жизни, буряты приглашали к себе в улусы русских. В период уборки урожая «в наймы» к бурятам шла русская молодежь. Русские крестьяне арендовали земли у бурят под пашни и сенокос. Среди бурят жили русские ремесленники: печники, плотники, столяры, шорники. В русских деревнях было много ясачных, в семьях которых говорили на двух языках -русском и бурятском.

Из русских лексических заимствований в бурятском разговорном языке преобладают обиходно-бытовые и производственно-хозяйственные слова, обозначающие домашнюю

обстановку и утварь, продукты питания, одежду и обувь, упряжь и гужевой транспорт, надворные постройки и столярное дело, предметы и явления из области полеводства и огородничества, торговые изделия и финансы.

Наиболее многочисленные заимствования, принятые из бурятского языка в разговорный русский и насчитывающие десятки словарных единиц, также относятся к области хозяйства и быта: термины животноводства, предметы и понятия бытовых и этнографических особенностей.

Достаточно беглого взгляда на факты взаимных языковых заимствований, чтобы понять, что русские и буряты вступали в контакт на здоровой почве и обогащали друг друга трудовым и жизненным опытом. Если буряты усвоили от русских предметы, понятия и их названия, связанные с полеводством, оседлой обстановкой и товарно-денежными отношениями, то русские переняли у бурят предметы, понятия и их названия, связанные с животноводством и местными сибирским и условиями.

Бурятское население, перенимая и постепенно усваивая от русских земледельцев приемы и навыки земледельческого хозяйства, приобретало у них не только орудия, но и зерно. Поэтому в бурятском языке можно встретить целый ряд русских слов, обозначающих хлебные и другие растения.

Эвенкийские названия носят реки и речки. К ранним заимствованиям следует отнести названия некоторых домашних и диких животных и птиц. Русские учились у коренных жителей познавать природу края, в результате чего словарный запас охотников значительно пополнился. В русский язык забайкальцев вошли эвенкийские слова, характеризующие местность. Большое место в языке русского населения занимают эвенкийские слова, обозначающие названия предметов домашнего обихода и хозяйственного инвентаря. Из эвенкийского языка в разговорную речь русских вошли слова, которые всесторонне характеризуют человека.

В эвенкийском же языке в изучаемый период немного заимствованных слов. Они связаны с обозначением предметов домашнего быта и хозяйства, охотничьего снаряжения, построек, одежды, предметов питания и т.д.

Русские лексические заимствования в тофаларском языке представляют следующие лексико-семантические группы: 1) охотничье вооружение и снаряжение; 2) механизм оружия; 3) предметы домашнего быта, хозяйства крестьян; 4) постройки, сооружения; 5) посуда; 6) одежда, обувь; 7) предметы питания; 8) игры, развлечения, музыкальные инструменты; 9) общественно-культурная жизнь; 10)единицы измерения; 11) населенные пункты, заведения; 12) живая и неживая природа; 13) счет, отвлеченные понятия.

Существование среди населения региона людей (исключая специальный институт толмачества), знающих два и более языков и функционально применяющих их, можно отнести к элементам зарождения новых отношений. Поскольку интегрирующие и дифференцирующие свойства представляют диалектическое единство, то зарождение в XVII в. в полиэтничной сибирской среде двуязычие выступало, с одной стороны, как средство этнокультурного сближения, а с другой - консолидационных процессов этносов Сибири.

Глава V «Межэтническая микеация» рассматривает процесс возникновения и развития особой группы смешанного населения - карымов.

Этнические процессы в таких социальных микроячейках, как семья, отличаются особой активностью в тех случаях, когда эти ячейки возникают в результате брачных союзов между представителями разных этносов. Вместе с тем, уже само число таких браков - один из существенных показателей этнического сближения народов.

Установлению контактов между русскими, бурятами и эвенками способствовало не только близкое соседство деревень и улусов, но и начавшееся с середины XVII в. смешение населения.

Совместная жизнь в крае разных по духу народов, с особенностями, присущими каждой отдельной расе в верованиях, обычаях, образе жизни не могла не вызвать взаимодействия, результаты которого интересны как для науки, так и для простого наблюдателя.

В период интенсивного завоевания бурятских и эвенкийских земель к местному населению применялись неизбежные в подобной исторической обстановке методы силового

давления. Но уже с середины XVIII в. российское государство переходит от периода завоевания к периоду интеграции местного населения в политическую, экономическую и культурную жгонь страны, обеспечивая ему официальное поощрение и покровительство, создавая условия для его дальнейшего этнокультурного развития.

В Забайкалье браки русских поселенцев и бурятских женщин поддерживали основанные в этом крае монастыри, стремившиеся таким образом обеспечить оседлость крестьян и тем самым усилить развитие земледелия в пограничных сибирских районах. Большой размах приобрела деятельность Троицко-Селенгинского монастыря. Ему было предоставлено право селить на своих землях беглых и ссыльных русских и крещеных бурят. Чтобы укрепить основанные деревни, монастырь покупал у бурят «жен и девиц» (выплачивая за них калым) и после крещения выдавал замуж за поселившихся на монастырских землях крестьян.

Крещение породило особую группу населения: были целые поселения, заселенные метисами, свободно владевшими русским и бурятским языками. Карымы селились обычно в русских деревнях. Браки, завязывавшие узы родственных отношений между русскими и бурятскими семьями, вели к основанию прочной дружбы между ними. Смешанные браки наложили отпечаток и на внешний облик коренного забайкальца.

Немаловажную роль в межэтническом контактировании играло соседство как в широком смысле (в зонах межэтнических контактов), так и в более уз ком (соседство по улице, по сельскохозяйственным угодьям и т.д.).

Нередкими во второй половине XVIII в. были смешанные русско-эвенкийские семьи. Они оседали в русских селениях и вели хозяйство по русскому типу: имели дома, пахотные земли, сенные покосы.

В Юго-Восточной Сибири, по мнению А.П. Щапова, в верховьях Ангары до Братского порога, особенно в верховьях Лены до реки Илги, по реке Иркут, славяно-русская народность подверглась заметному видоизменению. В изменении ее главным образом действовали не столько физико-географические, сколько этнографические условия, не столько климат, почва или вообще физическая экономия края, сколько физиологическое смешение

славяно-русской народности с монголо-бурятским и отчасти тунгусским племенем. Самое характерное явление в этнографической организации восточно-сибирского населения представляли так называемые «ясачные».

Таким образом, сформировалась особая группа населения (карымов) - посредник общения культур, занимающая промежуточное положение между культурами и являющаяся носителем билингвизма и бикультуризма. Благодаря деятельности группы-посредника, знание об иной культуре становилось массовым.

В Заключении подведены итоги исследования и сделаны следующие выводы:

1. Межкультурное взаимодействие русского, бурятского, эвенкийского и тофаларского этносов Байкальского региона является следствием социально обусловленных исторических реалий совместной жизнедеятельности в этноконтактной зоне.

2. В процессе миграции русские вошли в контакт с представителями самых разных культур - бурятами, эвенками, тофаларами. Активная адаптация к новым условиям сопровождалась у русских перестройкой традиционного образа жизни, появлением новаций, в том числе и заимствованных в культуре местных народов.

3. Природные климатические факторы оказали влияние, прежде всего, на культуру жизнеобеспечения: хозяйственную деятельность, жилище, пищу, одежду. Наиболее чутко реагировала на изменения природных условий производственная деятельность этносов.

4. Сложившиеся в XVII в. предпосылки для развития культурного диалога реализовались в достаточно интенсивные культурные связи в последней трети XIX -начале XX в.

5. Принятие христианства западными бурятами, эвенками и тофаларами объективно способствовало развитию культурных связей между ними. Пребывание в едином этноконфессиональном пространстве способствовало развитию межэтнических связей, сокращению этнокультурной дистанции.

6. Русские в районах тесного проживания с коренным населением относились к действительности через призму их м ировосприятия.

7. Синкретизм религиозных воззрений этносов Байкальского региона явился источником толерантности, залоге»! мирного существования и положительного межкультурного взаимодействия.

8. Каналами, по которым осуществлялось заимствование в культурах этносов Байкальского региона, являлись «физические каналы»: торговцы, казаки, ремесленники, зажиточные слои общества, карымы, батраки, отходники.

9. Байкальский регион является в настоящее время одним из стабильных районов, в котором проявляется гармоничный полиэтничный характер общества. Это исторически сложившееся поле диалога культур Востока и Запада, уникальный опыт взаимодействия народов, имеющих разный опыт освоения региона, исповедующих разные религии, имеющих разный аксиологический багаж.

В Приложении даны терминологические словари поселений и жилища, одежды, пищи, фотографии.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

Монографии•

1. Бураева О.В. Этнокультурное взаимодействие народов Байкальского региона в XVII - начале XX в. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - 27 п.л.

2. Бураева О.В. Хозяйственные и этнокультурные связи русских, бурят и эвенков в XVII - середине XIX в. - Улан-Уда: Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. - 12 п.л.

3. Бураева О.В. Глава «Земледелие» (С. 122-135) // Буряты / Отв. ред. ЛЛ. Абаева, НЛ.Жуковская /Кол. авт. -М.: Наука, 2004. -633 с.

Статьи:

1. Бураева ОБ. Быт и экологические традиции забайкальских эвенков в XIX веке // Забайкалье в геополитике России. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2003. - С. 130-131.

2. Бураева ОБ. Взаимодействие культур русских и бурят (XVII - XIX вв.) (к постановке вопроса) // Проблемы истории и культурно-национального строительства в Республике Бурятия. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1998. - С. 206208.

3. Бураева ОБ. Взгляды А.П. Щапова на внутреннее развитие старообрядческой общины в XVII - первой половине XVIII в. // Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи. - Улан-Удэ, 2001. - С. 19-22.

4. Бураева О.В. Влияние христианства на развитие этнокультурных связей русских, бурят и эвенков (XVII -середина XIX в.) // Проблемы традиционной культуры народов Байкальского региона. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999.-С. 24-26.

5. Бураева О.В. Вопросы русско-бурятского этнокультурного взаимодействия в трудах А.П. Щапова // Мир Центральной Азии. Мат-лы междунар. науч. конф. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2002. - Т. 1. Археология. Этнология.-С. 103-108.

6. Бураева О.В. Вопросы этнокультурного взаимодействия русского и коренных народов Байкальского региона в трудах исследователей XVII - XX вв. // Межкультурное взаимодействие народов Байкальского региона. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. - С. 3-22.

7. Бураева О .В. К вопросу об отношении православной церкви к буддизму в Бурятии // 250-летие официального признания буддизма в России: Тез. докл. науч. конф. 16-17 июля 1991. -Улан-Удэ: Бурят, ин-т обществ, наук. Бурят, буддолог. ассоциация, 1991.-С. 64-67.

8. Бураева ОВ. Культурное взаимодействие русского и коренного населения Забайкалья в XVII - XIX вв. // Народы Бурятии в составе России: от противостояния к согласию (300 лет Указу Петра I). - Улан-Удэ: ОАО Республиканская типография,2002.-Ч. II.-С. 37-43.

9. Бураева О.В. Культурное взаимодействие эвенкийского и русского населения Забайкалья в XVII - XVIII вв. // V Конгресс этнографов и антропологов России: Тез. докл. - М., 2003.-С. 151.

10. Бураева О.В. Межэтнические браки бурят и русских в первой половине XIX в. // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. - Т. I. Археология. Этнология. - С. 292-297.

11. Бураева О.В. Межэтническое взаимодействие в Бурятии // Республике Бурятия - 80 лет. Мат-лы регион, науч. конф-Улан-Удэ: Изд.-полигр. комплекс ВС ГАКИ, 2003.-С. 88-96.

12. Бураева О.В. О начальном этапе развития этнокультурных связей русских и бурят (XVII - начало XVIII в.) // Культурно-бытовые традиции бурят и монголов. - Улан-Удэ: АН СССР. Сиб. отд-ние. Бурят, науч. центр. Ин-т обществ, наук, 1988. -С. 128-142.

13. Бураева О.В. Образование в Бурятии в XIX веке // Цирендоржиевськ1 читання - 2000. 36ipHHK наукових статей. -Киев, 2000.-С. 18-28.

14. Бураева О.В. Православие и другие конфессии в Бурятии // CD-ROM «Бурятия: история, культура, современное общество». -М.:Изд-во ИКАР, 2003. - 1 п.л.

15. Бураева О.В. Проблема присоединения Сибири к России и евразийцы // Евразия: наследие древних цивилизаций. -Культурный космос Евразии: Сб. науч. ст. - Новосибирск, 1999.-Вып. 1.-С. 117-118.

16. Бураева О.В. Развитие здравоохранения и просвещения у бурят в первой половине XIX в. // Актуальные проблемы истории интеллигенции Бурятии. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1999. -С. 30-45.

17. Бураева О.В. Религиозные организации в Бурятии // Россия и Восток: взгляд из Сибири в начале тысячелетия.Мат-лы итез. докл. к междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 100-летию со дня рожд. проф. СВ. Шостаковича. Иркутск, 17-19 мая 2002 г.-Иркутск, 2002.-С. 199-204.

18. Бураева О.В. Роль православия в развитии этнокультурных связей русских и бурят // Исторический вестник. - М.; Воронеж, 2001. -№ 2-3 (13-14). Спец. вып. Мат-лы междунар. науч. сим п. «Православие и культура этноса» (М., 9-13 окт. 2000 г.).-С. 406411.

19. Бураева О.В. Роль православных монастырей в хозяйственном освоении Забайкалья // Русская православная церковь в

Сибири: история и современность. Мат-лы конф., посвящ. 350-летию с. Посольское и Посольского Спасо-Преображенского монастыря, 24-26 янв. 2003 г., г. Улан-Удэ. -Улан-Удэ:Изд-во БНЦ СО РАН, 2003. - С. 32-34.

20. Бураева О.В. Роль христианства в развитии этнокультурных связей русских и бурят (XVII - середина XIX в.) // Православие и культура этноса. Междунар. науч. сим п. 9-13 окт. 2000 г. г. Москва: Тез. докл. - М.: Старый сад, 2000. - С. 137.

21. Бураева ОВ. Русский этнос в межкультурном взаимодействии // Русский этнос в XX веке. - Новосибирск: Изд-во Новосибирского гос. ун-та, 2004. -С. 186-192.

22. Бураева О.В. Семейно-бытовые отношения русских, бурят и эвенков в первой половине XIX в. // Народы Бурятии в составе России: от противостояния к согласию (300 лет Указу Петра I). - Улан-Удэ: ОАО Республиканская типография, 2003.-Ч. IV.-С.76-83.

23. Бураева О.В. Социологическое исследование межкультурного взаимодействия народов Байкальского региона // Российский гуманитарный научный фонд и фундаментальная наука в Сибири. Матер, регион, науч. конф. - Улан-Удэ: ИМ БИТ СО РА H ; В ига M аг истра РЦМ П, 2004. - С. 140-149.

24. Бураева ОВ. Традиции и инновации в питании русского населения Байкальского региона (XVII - начало XX вв.) // Вестник БГУ. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос ун-та, 2005. -Сер. 4., вып. 10.-С. 43-61.

25. Бураева О.В. Хозяйственные и культурные связи русских и бурят в XVIII веке // Этнологические исследования. - Улан-Уда: Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. - Вып. 1. - С. 79-93.

26. Бураева ОВ. Этнокультурное взаимодействие народов Байкальского региона // Отчет по программе фундаментальных исследований Президиума РАН «Этнокультурное взаимодействие в Евразии». -М., 2004. -С. 121.

27. Бураева ОВ. Этнокультурное взаимодействие народов Бурятии // Байкальский регион и геополитика Центральной Азии: история, современность, перспективы. Матер.

междунар. науч. семинара-совещания. - Иркутск: Оттиск, 2004.-С. 95-102.

28. Бураева ОБ., Балдано МН. Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии // Культурологические исследования в Сибири. - Омск, 2000. -№2.-С. 181-183.

29. Бураева ОБ., Балдано М.Н. Этносоциальные процессы в Сибири: евразийский аспект // Культурологические исследования.-Омск,2002.-№ 2.-С. 153-156.

30. Бураева ОБ. Межкультурное взаимодействие в Байкальском регионе // Формирование толерантности и библиотеки: Мат-лы регион, науч.-практ. конф. 25 нояб.2004 г., г. Улан-Удэ. -Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2005. - С. 58-62.

31. Бураева ОБ. Православие у бурят // Этнографическое обозрение.-2005,-№ 5.-С. 100-122.

Подписано в печать 02.11.2005 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Объем 3,6 печ. л. Тираж 100. Заказ № 115.

Отпечатано в типографии Изд-ва БНЦ СО РАН 670047 г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

РНБ Русский фонд

2007-4 1840

ь*. 4

ДО ЯНВ 2Ö06

*. / " ___1 «•""*

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Бураева, Ольга Владимировна

ВВЕДЕНИЕ. ф

ГЛАВА I. ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КУЛЬТУР.

§ 1. Понятийный аппарат исследования.

§ 2. Концептуальные подходы к изучению межкультурных взаимодействий этносов.

§ 3. Типология межкультурных взаимодействий.

ГЛАВА II. ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СВЯЗИ ЭТНОСОВ.

§ 1. Земледелие.

§ 2. Скотоводство.

§ 3. Промыслы.

§ 4. Ремесла.

ГЛАВА III. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ.

§ 1. Поселения, жилище и хозяйственные постройки.

§ 2. Пища, домашняя утварь.

§ 3. Одежда.

ГЛАВА IV. РАЗВИТИЕ СВЯЗЕЙ В ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЕ.

§ 1. Роль православия в развитии этнокультурных связей.

§ 2. Верования и обряды.

§ 3. Язык как составная часть межкультурной коммуникации.

ГЛАВА V. МЕЖЭТНИЧЕСКАЯ МИКСАЦИЯ.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Бураева, Ольга Владимировна

Ни одна этническая общность не может существовать в абсолютной изоляции от других народов. Практически каждый этнос в той или иной степени открыт для контактов и восприятия культурных достижений других этносов и одновременно готов поделиться собственными достижениями и ценностями. Совместное проживание на территории Байкальского региона в течение более трех столетий разных по образу жизни и культуре народов — русских, бурят, эвенков, тофаларов - не могло не привести к взаимодействию и взаимовлиянию.

России и закрепить непротиворечивость и совместимость разных картин мира. Диалоговые интенции, включенные в российский национальный дискурс и отвечающие общественному настроению, укрепляют социальное и нравственное здоровье полиэтничного общества, отражают культурный уровень и культуротворческую динамику, которые свойственны современной России.

Исследование особенностей взаимодействия представителей этноконтактных групп (этносов) актуализировано как современным уровнем развития этнологического знания, так и социально-практической потребностью в обеспечении межконфессионального и межэтнического согласия.

Степень изученности проблемы.

Историографический анализ литературы позволяет выделить четыре основных периода: период XVIII в., период XIX - начало XX в., советский и постсоветский.

К работам первого периода следует отнести записки служилых и работы участников академических экспедиций.

Опираясь на их данные, мы убеждаемся в том, что сближение коренного и русского населения в области материального производства явилось основой для их взаимного сближения в сфере социальной жизни, домашнего быта, духовной культуры. Несмотря на противоречивый характер демографических, экономических, социальных и культурных явлений, очевидна прогрессивная

Г.Ф. Миллер рассматривал присоединение Сибири как процесс «добровольно-принудительный», в котором завоевание и добровольное подчинение взаимно переплетались и обусловливали друг друга. Взаимоотношения русских с народами Сибири Миллер характеризует, как стремление действовать, «смотря по обстоятельствам, лаской или принуждением, подчинять еще непокоренных»1. Миллер обращает внимание на такой способ подчинения сибирских народов, как подкуп и угощения. Автор считает одним из средств укрепления русской власти и искоренения «непорядков и злоупотреблений» в Сибири христианскую православную церковь. Меры духовных властей к искоренению беззаконий, по мнению л

Миллера, установили добрые нравственные начала в Сибири .

Интересные этнографические сведения оставил С.П. Крашенинников. В «Дорожном журнале» он дал краткое описание встречавшихся населенных пунктов. В Селенгинске ему довелось встретиться с потомками от смешанных браков между русскими и бурятами. Большое внимание было уделено описанию Итанцинского и Баргузинского острогов, приписанных к ним

У И. Гмелина имеются сведения о взаимоотношениях коренного населения края и местной русской администрации. Он сообщает о нахождении под стражей в Братском остроге около 50 бурят и эвенков за попытку поднять восстание против острога и русских селений на Ангаре, что в 1733 г. среди роль России. деревень3.

Миллер Г.Ф.История Сибири. - М.; Л., 1937.-Т. 1.-С. 275.

2 Миллер Г.Ф. История Сибири. - М.; Л., 1941. - Т. 2. - С. 73.

3 С.П. Крашенинников в Сибири. Неопубликованные материалы. - М.; Л., 1966. - 241 с. бурят происходили волнения, и многие из них, признанные виновными, были схвачены и увезены в Иркутск1.

И. Гмелин обратил внимание на то, что многие русские жители Итанцинского острога питались тем, что торговали произведениями ювелирно-кузнечного ремесла, используя то благоприятное положение, что они жили близко от бурят. Гмелин отметил наличие бурят в составе городского населения.

Во второй половине XVIII в. Петербургская Академия наук организовала серию научных экспедиций для изучения страны, включая Сибирь. Из числа ученых, посетивших в 1768-1779 гг. Бурятию и собравших большой этнографический материал, особого внимания заслуживают С.П. Паллас и И.Г. Георги. В их капитальных трудах2, получивших мировое признание, мы находим ценные сведения о взаимодействии и взаимовлиянии русских и бурят.

И.Г. Георги, отметив наличие в Иркутске небольшого бурятского предместья, сделал вывод, что оттеснение бурят русскими колонизаторами от городов в 70-х гг. XVIII в. не было доведено до конца, его завершение он отнес к началу XIX в. У И.Г. Георги мы встречаем сообщение о пожаловании шуленг, зайсанов и тологоев кинжалами (или кортиками) для «приведения сих начальников в большее у народа уважение и почтение», о торговле с россиянами, об открытии в 1772 г. в Иркутске оспенного дома, о проведении прививок среди коренных жителей3. С.П. Паллас сообщал, что западные буряты в значительной части привыкли к оседлому образу жизни, что с первой половины XVIII в. у них начинает восстанавливаться земледелие, о торговых отношениях русских и бурят, зарождении плотницкого дела у бурят, охране границ бурятами, содержании станций от Верхнеудинска до Читы бурятами4.

1 Гирченко В. П. Русские и иностранные путешественники XVII, XVIII и первой половины XIX вв. о бурят-монголах. -Улан-Удэ, 1939.-С. 24.

2 Паллас С.П. Путешествие по разным провинциям Российского государства в 1768-1774 гг. - СПб., 1788. - Ч. III; Георги И. Описание всех обитающих в Российском государстве народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей. - СПб., 1799. - Ч. IV.

3 Георги И. Указ. соч. - С. 24, 25, 35.

4 Гирченко В.П. Указ. соч. - С. 34, 35, 42, 43.

Ценность работы М. Татаринова1 в обстоятельном описании жизни бурят и русских в 60-е гг. XVIII в. Татаринов дал интересные сведения о жилище и пище бурят и русских, о хозяйстве и торговле, об охране границ «братскими казаками», о новокрещеных, о нравах.

Взгляд на коренные народы Сибири как «неисторические», малокультурные не позволил исследователям того времени отразить влияние культуры бурят и эвенков на русское население.

Ученый Адольф Эрман, путешествуя по Сибири, в 1829 г. проезжал по Бурятии. В труде «Кругосветное путешествие по Северной Азии.» он дал характеристики русских, бурят, тунгусов и особенно ценные - метисов.

А.И. Мартос в «Письмах о Восточной Сибири» рассматривал захват Прибайкалья и Забайкалья как «необходимую и справедливую месть свирепым дикарям» после убийства в 1650 г. посла Заболоцкого. По его мнению, переход сибирских народов под власть российской державы был для них весьма благотворным. Взамен независимости они обрели покой, тишину и покровительство законов.

Н.В. Паршин, писавший в 30-е гг. XIX в., тоже рисует картину благоденствия. По его словам, сибирские народности «не в пример американским, истребленным европейцами, живут, благоденствуют под кроткой десницей царя, оставленные на приволье степей сибирских, с их обычаями, верою и правами, и приняты в великое семейство сыновей России»4.

Большой вклад в изучение народов Байкальского региона внесли декабристы. Основным источником их этнографических изучений были наблюдения, дружеское общение, беседы, записи рассказов местных жителей,

1 Описание о братских татарах, сочиненное морского корабельного флота штюрманом ранга капитана Михаилом Татариновым. - Улан-Удэ, 1958. - 88 с.

2 Гирченко В.П. Указ. соч. - С. 67.

3 Мартос А.И. Письма о Восточной Сибири. - М., 1827. - 291 с.

4 Паршин Н.В. Поездка в Забайкальский край. -М., 1844.-С. 142. преданий, легенды. Д.И. Завалишин рассматривал исторически сложившиеся отношения между Россией и Сибирью как отношения метрополии и колонии. Главное достоинство Сибири как колонии заключалось, по его мнению, в том, что она представляла собой как бы естественное продолжение территории России. А колонизацию вообще он считал процессом добровольного переселения и «существенным условием развития и процветания колонии». История присоединения и освоения Сибири была историей быстрого исчезновения, «таяния» «инородческих» племен. Причиной уменьшения населения, считал Д.И. Завалишин, были действия русских отрядов, изменение привычных местных условий жизни при соприкосновении с европейцами. Аборигены становились жертвой эпидемий и алкоголизма. Однако оговаривался он, русский народ не являлся угнетателем. Говоря о русских старожилах, Завалишин отметил, что они во многом переняли образ жизни местных жителей, жили в основном за счет охоты, экстенсивного скотоводства, неохотно занимались домашним хозяйством, в том числе земледелием1. В л представлении Г.С. Батенькова , Сибирь - не колония, а часть России, и русское население не порывало своего единства и общности с центром. Лишь в одном Сибирь оставалась, по его мнению, колонией: в отношении к местному населению, т.е. «этнографически». H.A. Бестужев связал происхождение многих отрицательных черт у аборигенов с влиянием ссыльнопоселенцев, а ухудшение материального положения трудовых слоев - с насильственными и другими несправедливыми акциями правительственных органов, пришлых элементов, произволом и самоуправством родовой знати. Он рассказал о том, как буряты делали первые опыты перехода на земледельческое хозяйство. В описании производственных деталей, обычно выпадающих из поля зрения историков, заключается ценность описаний Н. Бестужева, хорошо подмечен процесс сближения между русскими и бурятами, основой которого была взаимная передача производственного опыта. Статьи и заметки Н. Бестужева

1 Завалишин Д.И. Письма о Сибири // Московские ведомости. - 1864. № 232.

2 Русские пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы. - Т. 2. - М., 1916. проникнуты глубокой симпатией к бурятам. Он включает бурят и другие сибирские народы в число активных созидателей родного края, видит необходимость не только передачи им более передовых достижений русской культуры, но и заимствования многовекового опыта местных народов1.

Большую ценность имеют выводы П.А. Словцова, касающиеся отношений между русским и народами Сибири . Основной его тезис -историческая общность судеб населения Сибири и России. Словцов считал, что местное население объективно содействовало успехам русского продвижения на восток, и также рассматривал сибирский край как неотъемлемую часть России, а не как колонию. По мнению П.А. Словцова, христианское просвещение было великой целью, исторической миссией России. Однако просвещение — не только обряд крещения. В это понятие он вкладывал широкий практическо-политический смысл: материальная помощь «для обзаведения всем нужным в быту, обучение грамоте и «житейским мастерствам», заведение школ и перевод книг на местные языки. Для П.А. Словцова сибирские народы - «соотчичи», а не чужие «инородцы», у них нет истории, но они имеют будущее в содружестве и под руководством России.

Период конца 60-х - первой половины 70-х гг. XIX в. связан с пребыванием в Сибири П. Ровинского и А.П. Щапова. Все путешествия и исследования П. Ровинского подчинены одной задаче - выяснению судеб «русско-славянского племени» в Сибири. Основные вопросы, стоящие перед Ровинским, можно свести к следующим положениям: «Насколько русский народ сам развит, чтоб не подчиниться подавляющему влиянию большинства и быть проводником цивилизации? Насколько Восток способен к принятию этой цивилизации и, что, наконец, происходит от неизбежного взаимодействия Востока и Запада?»3.

Ответ на эти вопросы должно было дать изучение русского населения в тех местностях, где оно проживало вкрапленным среди местного населения.

1 Бестужев H.A. Бурятское хозяйство // Декабристы в Бурятии. - Верхнеудинск, 1927. - С. 11-13.

2 Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. - Кн. I. - СПб., 1886.

3 Азадовский М. Пути этнографических изучений Восточно-Сибирского отдела русского географического общества // СЖС. - Иркутск, 1926. - Вып. 2 (VI). - С. 37.

Для П. Ровинского такими местами стали Балаганский район, Тункинский край и особенно селения семейских в Забайкалье, пограничные казачьи пункты, Нижнеудинск. В основе исследований П. Ровинского лежал сбор архивных и статистических данных, но они, писал исследователь в отчетах, еще не способны дать понятие о том, «что за тип и что за жизнь выработались от взаимодействия разнородных элементов».

Несмотря на то, что П. Ровинский объехал значительные пространства, собранные им материалы сравнительно незначительны. О путешествиях мы имеем ряд небольших путевых очерков, опубликованных частью в изданиях Отдела, частью - в российских изданиях. Для нас особо ценны очерки о Тунке, где автор знакомит с топографией села, подробно рассказывает о крещении бурят, их образе жизни, о том, что ждет их впереди, русских миссионерах, влиянии «инородцев» на русских, движении народонаселения у бурят и русских в 1864, 1866, 1872 гг., земледелии и зверином промысле жителей Тунки, сибирском наречии, впитавшем в себя разные русские наречия и множество слов и оборотов от «инородцев»1.

Дальнейшие шаги в этом направлении сделаны уже другим исследователем - А.П. Щаповым. Именно А.П. Щапова следует считать первым исследователем, поставившим вопрос о взаимодействии русского и «инородческого» населения. Он собрал огромный фактический материал по этнографии русских и бурят, который черпал из многочисленных архивов волостей и «инородческих дум», архивов ВСОРГО, сгоревших в 1879 г., использовал и личные наблюдения. В центре его трудов «Историко-этнографические и этнологические заметки о сибирском населении», «Историко-этнографическая организация русского народонаселения» лежит проблема метисации2. А.П. Щапов нарисовал удручающую картину постепенного обнищания и даже вырождения русского населения, очутившегося среди «туземных» племен. По мнению А.П. Щапова, перевалив

1 Ровинский П. Очерки Восточной Сибири. Ч. Тунка // Древняя и новая Россия. - СПб., 1875. - Т. 3. - № 11. - С. 230255; № 12.-С. 381-388.

2 Щапов А.П. Историко-этнографическая организация русского народонаселения // Собр. соч. - СПб., 1906. - Т. 2. - С. 398480; Он же. Этнографическая организация русского народонаселения // Собр. соч. - СПб., 1906. - Т. 2. - С. 365-397.

Урал и оторвавшись от своего корня, русская народность в Сибири оказалась неустойчивой как в физическом, так и в моральном отношении, и не смогла противостоять натиску чуждой, оказавшейся более сильной крови. А.П. Щапов подробно описал «ясачных» - население, возникшее вследствие смешения русского племени с бурятским1.

В 1853 г. И. Бакшевич, совершив поездку в Тункинский край, собрал л сведения о быте и хозяйстве крестьян и бурят . П.А. Кропоткин в 1865 г. проехал через Тункинский край в Окинский караул. Он подробно описал историю края, его население: ясачных, казаков, бурят, их быт, религиозную жизнь, «корнотских братских», быт которых представлял переходную ступень от степного бурята к оседлому русскому . И.С. Поляков, описывая Тункинскую котловину, Саяны, сообщил о занятиях, быте, обрядах, культурных взаимовлияниях русских и бурят, о явлениях метисации. П. Кларк, член-сотрудник отдела РГО, сделал краткие заметки о тунгусах Верхоленского округа, об изменениях в образе жизни, в быту после прихода русских4. И. Лопатин составил краткий отчет о Витимской экспедиции в 1865 г., где написал об орочонах, изменении их образа жизни, новых занятиях (о найме на золотые прииски косить сено, рубить дрова, рыть шурфы), изменении их обычаев5.

Хозяйство и быт русских, бурят и эвенков описаны в работах членов ВСОИРГО Н.М. Астырева, И.А. Молодых и П.Е. Кулакова, В.В. Птицына, Г.М. Осокина, И.И. Серебренникова, В.К. Андриевича6. Особо заслуживает внимание работа Г.М. Осокина. Совместная жизнь и постоянное общение в крае разных по духу народностей не могли не вызвать взаимодействия. Г.М.

1 Щапов А.П. Собр. соч. - Доп. том. - Иркутск, 1937.-С. 113-119.

2 Бакшевич И. Описание реки И р кута от Тун ки до впадения в Ангару // Зап. СО РГО.-СПб., 1856.-Кн. 1.-С. 1-53.

3 Кропоткин П.А. Поездка в Окинский караул // Зап. СО РГО. - Иркутск, 1867. - Кн. IX, X. - С. 1-95.

4 Кларк П. Очеульские и тутурские тунгусы в Верхоленском округе // Зап. СО ИРГО. - Иркутск, 1863. - Кн. VI. - С. 87-97.

1 Лопатин И. Краткий очерк о действиях Витимской экспедиции 1865 г. // Зап. СО РГО. - Иркутск, 1867. - Кн. IX, X. - С. 508-526.

6 Астырев Н.М. 11а таежных прогалинах. Очерки жизни населения Восточной Сибири. - М., 1891; Молодых И.А., Кулаков П.Е. Труды по участию отдела на Всероссийской выставке в 1896 г. Иллюстрированное описание сельского населения Иркутской губернии. — СПб., 1896; Птицын В.В. Селенгинская Даурия. Очерки Забайкальского края. - СПб., 1896; Осокин Г.М. На границе Монголии. Очерки и материалы по этнографии Юго-Западного Забайкалья. - СПб., 1906; Серебренников И.И. Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия (Статистический очерк). - Иркутск, 1913; Андриевич В.К. Краткий очерк истории Забайкалья от древнейших времен до 1762 г. - СПб., 1887.

Осокин отметил, что прежде чем установились дружеские отношения между русскими и бурятами, прошло много лет, что русские первопроходцы быстрее утратили свои бытовые особенности, чем буряты. Буряты же отчасти принудительно, с другой стороны - добровольно, в силу сложившихся обстоятельств, поддались взаимодействию. Результатом смешения населения явилось изменение «психической сферы жизни». Г.М. Осокин сообщил о карымах, заимствованиях в народном эпосе русского населения, взаимных обменах суевериями, повериями, положительных и отрицательных результатах влияния русских на бурят в конце XIX - начале XX в., аренде русскими пахотных и луговых земель, строительстве бурятами домов, их внутреннем убранстве.

Во второй половине XIX в. идеологами сибирского областничества Г.Н. Потаниным и Н.М. Ядринцевым настойчиво высказывалась мысль о «самобытном» развитии Сибири после ее присоединения к России. Развивая свои взгляды, они исходили из представления о полном отрыве русских переселенцев в Сибири от метрополии, в результате чего под воздействием местных естественно-климатических условий и в процессе активного смешения с местным населением русские старожилы утратили принесенные их предками культурные традиции и превратились в особый этнический тип с присущими именно ему специфическими чертами культуры семейного быта и психологии.

Защита прав «туземного» населения стала одним из действенных принципов программы сибирских народников. Они были наиболее страстными пропагандистами демократического решения «инородческого вопроса», наиболее близко подошли к пониманию классовой сущности колонизаторской политики царизма, увидели причины вымирания «инородцев» в эксплуатации их купцами и чиновниками, а не в стеснениях их русскими колонистами1.

В работе «Сибирские инородцы, их быт и современное положение» Н.М. Ядринцевым была высказана мысль, что «везде в Иркутской губернии и особенно в Забайкальской области, постоянно совершается

1 История Сибири. - Л., 1968. - Т. 3.-С. 164. естественноисторический процесс местного этнологического видоизменения русской народности, вследствие постоянного социально-бытового смешения русского населения с бурятским племенем»1. Автор выразил опасение за судьбу славян в Сибири. Как правильно заметил Н.М. Ядринцев: «.восприятие и преобладание инородческих признаков зависит от числа русских и инородцев и численного преобладания того или другого племени, как и процентного отношения в той или другой местности»2. Автор высказал мысль, что увеличению благосостояния бурят должно содействовать распространение между ними просвещения, к которому они имеют и охоту, и способности. По мнению Н.М. Ядринцева, необходимо, чтобы большее число бурят посещало школы, в которых обучение ведется на русском языке, а не на бурятском, потому что знание русского языка еще теснее свяжет бурят с русскими, неразрывно с которыми им суждено жить навеки, а для этого необходимо возможно полное их слияние с русским народом. При этом исследователь отметил, что буряты охотно изучают русский язык при сближении с русскими, но если им будут запрещать собственный язык - этого они никогда не поймут.

В своем исследовании Н.М. Ядринцев использовал материалы из трудов С.П. Палласа, А. Эрмана, Э. Шперка, А.П. Щапова, что свидетельствует о большом интересе автора к положению и быту коренного населения, его связям с русским народом, тщательном изучении работ по данной проблеме. Вслед за А.П. Щаповым он дает подробную характеристику «ясачных».

Наряду с правильными научными выводами (о естественном историческом ходе процесса взаимодействия и взаимовлияния русских и бурят, роли русского языка в этнокультурных связях) Ядринцев делает и явно противоречащие своим же мыслям выводы (о делении народов на низшие и высшие, потере русскими в Сибири своих национальных особенностей и пр.). Тем не менее, работа Н.М. Ядринцева заслуживает внимания исследователей

1 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение: Этногр. и стат. исслед. с приложением стат. таблиц. - СПб.: Изд. И.М. Сибирякова, 1891.-С. 175.

2 Там же.-С. 187. фактическим материалом, собранным автором в результате личных наблюдений и знакомства с трудами других исследователей.

Внесла свой вклад в изучение взаимосвязей русских и бурят A.B. Потанина, русская путешественница, верный друг и спутник во всех путешествиях Г.Н. Потанина1. По ее наблюдениям буряты местами совсем усвоили русский язык. В этих случаях, замечает она, бурятский язык дольше сохраняется между женщинами. Говоря о религии, автор отмечает, что там, где влияние русских велико, почти все буряты крещены, но исполняя православные обряды, буряты не оставляют и своей религии, что они скрывают от русских и в особенности от духовенства. У A.B. Потаниной мы встречаем сведения о том, как изменилось под влиянием русских проведение свободного времени у бурят.

Несомненный интерес может представить для исследователя и работа H.A. Подгорбунского «Буряты»2. Автор разделил историю бурят на 2 периода: I период - с 60-х гг. XVII в. до 1819 г., II период - 20-е гг. XIX в. до конца XIX в. Характерной чертой I периода, по мнению H.A. Подгорбунского, являлось то, что правительство смотрело на бурят как на платежную силу и заботилось только о ясачном сборе. Этому периоду было присуще всеобщее господство права грубой физической силы, вымогательства и насилия по отношению к местному населению. Пример насилия и несправедливости показывали воеводы. Бурят грабили не только открытой силой, но и путем ростовщичества и спаивания их. Средством для спекуляции служили даже натуральные повинности. Указанные обиды и притеснения принесли к концу первого периода печальные плоды: сначала началось разочарование, затем идеализирование старых порядков, бывших при владычестве монголов, и, наконец, симпатии к монголам и желание во всем, даже в религии, походить на них3. Характерной чертой второго периода являлось то, что правительство оставило свой прежний взгляд на «инородцев», как на платежную силу, и

1 Потанина A.B. Рассказы о бурятах, их вере и обычаях. - 2-е изд. - М., 1912. - С. 22.

2 Подгорбунский И. А. Буряты (Исторический очерк) // Зап. ВСОИРГО. - 1889. - Т. 1. - Вып. 2. - С. 34-39.

3 Там же.-С. 46-47. начало смотреть на них, как на полноправных граждан1. Усилилась просветительская деятельность, которая выразилась в распространении грамотности и в просвещении их христианством. Двухсотлетнее сожительство не могло остаться бесследным как для русских, так и для бурят. До прихода русских у бурят были свои обычаи, привычки, верования, словом, совершенно другой образ жизни. При взаимодействии с русскими культурными центрами и с различными слоями русского общества буряты волей-неволей должны были знакомиться с ними. А так как в этом строе было много практичного, то явилось естественное желание кое в чем подражать русским. Сначала подражание это касалось чисто внешних сторон нового строя. Затем следовало усвоение более существенных сторон нового образа жизни и более существенных и важных русских обычаев. Хотя, к сожалению, здесь наряду с хорошим усвоилось и много дурного; к тому же на первых порах дурного даже больше, чем хорошего. Причину этого И.А. Подгорбунский видел в действии рокового закона, по которому низшему цивилизируемому племени прививаются сначала отрицательные стороны цивилизации2. По мнению исследователя, новые обычаи и привычки не в одинаковой степени коснулись всех бурят. Северобайкальские буряты больше поддались русскому влиянию, чем буряты южнобайкальские. Но процесс изменений далеко не закончился. Он продолжается и по настоящее время (конец XIX в. - О.Б.), писал И.А. Подгорбунский, и в обязанности культурного общества входит забота о том, чтобы эти изменения привели к наиболее лучшим и наиболее справедливым результатам. Исследование А.И. Подгорбунского представляет собой исторический очерк о бурятах после присоединения их к России. Подробно освещен процесс завоевания, быт бурят, взаимоотношения с русскими в области духовной культуры.

Бурятский ученый М.Н. Хангалов больше интересовался этнографией бурят. Но и он не обошел вниманием вопроса взаимовлияния русского и

1 Там же. - С. 48.

2 Там же.-С. 60-61. бурятского населения. Говоря об их взаимоотношениях, он больше внимания уделил материальной культуре. Что же касается этого процесса в области духовной культуры, он рассматривал только область просвещения1.

Большой интерес представляют для нас бурятские исторические хроники . Они были написаны в 30-90-е гг. XIX в. на старомонгольском языке. Сохранившиеся из них частично были опубликованы до революции 1917 г., большая же часть увидела свет в советское и постсоветское время на современном бурятском и русском языках. Бурятские летописцы приводят сведения о заселении бурятских земель, русских заимствованиях в материальной и духовной культуре бурят, охране границ бурятскими казаками, взаимоотношениях бурятской верхушки с сибирской администрацией, принятии христианства бурятами и селениях крещеных, создании школ и оспопрививании.

По мнению А.И. Термена, основной задачей правительства по отношению к «инородцам» являлось плотное единение «инородцев» с коренной Россией посредством общей культуры и тесно связанных экономических интересов. Этим путем достигалось политическое объединение, и на окраинах создавалась плотность, которая в силах противостоять наступающим извне элементам. В своем труде «Среди бурят Иркутской и Забайкальской области» А.И. Термен подробно остановился на проблеме взаимоотношений русских и бурят. Соприкосновение с Россией, отметил А.И. Термен, означало для них изменение быта, приобщение к европейской культуре. «Влияние России грубое вначале, культурное впоследствии, но носящее в себе зачатки европейской культуры, успело метаморфизировать бурят Иркутской губернии более близкой к русскому элементу» . Этот «контактный метаморфоз» сказался, прежде всего,

1 Хангалов М. Н. Собр. соч. - Улан-Удэ, 1958.-Т. 1.

2 Тобын Тугулдэр. Прошлая история хоринских и агинских бурят; Юмсунов Вандан. История происхождения одиннадцати хоринских родов; Ломбоцэренов Дамби Жалсан. История селенгинских монгол-бурят; история шаманки Асуйхан, 1832; Гемпилон Долсам-Доржо. История образования подгородного рода; Дамбаев Доржо. Доклад о происхождении одиннадцати хоринских родов; Сахаров Цэдэбжаб. История перекочевки в Баргузин в 1740 г. баргузинских бурят с севера Байкала под предводительством Ондрея Шибшеева // Бурятские летописи. - Улан-Удэ, 1995.

3 Термен А.И. Среди бурят Иркутской и Забайкальской области. Очерки и впечатления. - СПб., 1912. - С. 24-25. в изменении быта, в материальной (в одежде, в хозяйстве, в пище) и духовной культуре (в области просвещения и религии).

В бурятской научной среде Базар Барадин был, пожалуй, одним из первых, кто затронул вопросы взаимодействия культур. Он обратил внимание на закономерность общения народов и их взаимное обогащение. По мнению Барадина, каждая культура обладает самобытностью и несет для мировой культуры нечто естественное и необходимое. Пути взаимодействия культур закономерны, так как имеют единую направленность - совершенствование сущности человека1.

В советское время объектом исследования ученых стала классовая борьба и культура непосредственных производителей материальных благ коренного и русского населения. Авторы общих работ по этнографии и истории народов региона, касаясь названной проблемы, обычно склонны были видеть только обнищание и вымирание коренного населения. В других случаях, когда ставился вопрос о прогрессивном включении в состав России, речь, как правило, шла об одностороннем положительном влиянии русского населения на аборигенов, что принижало роль коренного населения. Кроме того, в качестве субъекта такого прогрессивного хозяйственного влияния выставлялось все русское население, независимо от его места в производстве и классовой принадлежности.

Большим событием явился выход в 1937 г. книги А.П. Окладникова Л

Очерки из истории западных бурят-монголов» . Автор собрал обширный документальный материал по истории бурят в XVII в. А.П. Окладников впервые отметил разницу между политикой царизма и отношениями, складывавшимися между бурятами и русскими.

1 Барадин Б. Бурят-монголы. Краткий исторический очерк оформления бурят-монгольской народности. - Верхнеудинск, 1927.

2 Окладников А.П. Очерки из истории западных бурят-монголов. - Л.: ОГИЗ, 1937. - 425 с.

Ф.А. Кудрявцев писал о завоевании бурят, но большое внимание уделил положительному влиянию русского народа на хозяйство, общественные отношения и культуру бурят1.

Особую ценность представляют работы Б.Д. Цибикова «К вопросу о добровольном присоединении Бурят-Монголии к России» и «Нерушимая дружба бурят-монгольского и русского народов» . По мнению автора, в Забайкалье присоединение носило добровольный характер, а для истории западных бурят предлагается сложная схема. Б.Д. Цибиков пишет о совместной борьбе против монгольских ханов, о развитии дружбы на основе хозяйственного и культурного взаимовлияния русских и бурят.

В.И. Шунков в труде «Очерки по истории земледелия Сибири (XVII в.)» на основе обобщения конкретного исторического материала попытался решить основную задачу работы - определить вклад в развитие производительных сил Сибири, сделанный в XVII в. русским земледельцем, благотворность факта вхождения народов Сибири в состав Русского государства для их дальнейшего развития и установить характер взаимоотношений трудовых масс русского народа и народов Сибири. Автор показал, как русский земледелец передавал свои трудовые навыки коренному населению, заимствуя при этом его знание местных условий, его умение приспособиться к ним, его достижения. В этом взаимном обмене, по мнению В.И. Шункова, выразилось одно из благотворных последствий совместной жизни русского народа и других народов Сибири. А в силу отсутствия резкой социальной противоположности не оказалось и резкого противопоставления их друг другу. Вот почему русские даже малые (одно -, двухдворные) деревни мирно существовали и развивались в окружении ясачных юрт. Это создавало условия для сближения русского и ясачного населения, облегчало взаимную передачу трудового опыта и рождало общность интересов как в сфере производства, так и в сфере социальных отношений3.

1 Кудрявцев Ф.А. Роль русской культуры в развитии бурят-монгольского народа в XVIII-XX вв. - ВИ. - 1946. № 10. - С. 8594.

2 Цибиков Б.Д. К вопросу о добровольном присоединении Бурят-Монголии к России. - Улан-Удэ, 1950. - 60 е.; Он же. Нерушимая дружба бурят-монгольского и русского народов. - Улан-Удэ: Бурмонгиз, 1957. - 108 с.

3 Шунков В.И. Очерки из истории земледелия Сибири (XVII в.). - М., 1954. - С. 7, 12, 17.

Новые научные материалы, введенные в оборот, были обобщены в «Истории Бурят-Монгольской АССР», «Истории Сибири» (т. 2)1. Это и история заселения, хозяйственного освоения, экономического развития, с изменениями в хозяйстве бурят и эвенков, с ролью русского народа в развитии коренных народов Байкальского региона. л

Исследование Е.М. Залкинда «Присоединение Бурятии к России» дает большой материал по вопросу о ходе присоединения Западной Бурятии и Забайкалья к России, о влиянии присоединения на хозяйственное и общественное развитие бурят.

В 1959 г. вышел сборник трудов Бурятского комплексного научно-исследовательского института, посвященный 300-летию «добровольного вхождения Бурятии в состав России». В статьях ведущих ученых института Е.М. Залкинда, И.А. Асалханова, В.И. Шункова, Ц.Б. Цыдендамбаева, А.И. Уланова, М.П. Хомонова и других нашли отражение вопросы прогрессивного значения присоединения бурят к России, влияния на хозяйство и общественные отношения бурят, развитии земледелия у бурят, влияния русского языка на бурятский, отражение дружбы с русскими в бурятском народном творчестве, о русских заимствованных словах в улигерной поэзии бурят3.

В 1985 г. вышла статья Г.Л. Санжиева «Добровольное вхождение Бурятии в состав Российского государства и его историческое значение»4, в которой он писал, что 325 лет назад бурятский народ навеки связал свою судьбу с судьбой русского народа, как началось совместное освоение края, как стал меняться образ жизни бурят, какие изменения происходили в жизни бурят после Октябрьской революции 1917 г.

И.А. Асалханов в статье «Хозяйственное и общественное развитие бурят после вхождения Бурятии в состав России»5 на основе опубликованных

1 История Бурят-Монгольской АССР. - Улан-Удэ, 1954. - Т. 1; История Сибири. - Л., 1968. - Т. 2.

2 Залкинд Е.М. Присоединение Бурятии к России. - Улан-Удэ: Бургиз, 1958. - 320 с.

3 Тр. БКНИИ. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1959. - Вып. 1.-146 с.

4 Санжиев Г.Л. Добровольное вхождение Бурятии в состав Российского государства и его историческое значение // Дружба навеки. - Улан-Удэ, 1985. - С. 6-19.

5 Асалханов И.А. Хозяйственное и общественное развитие бурят после вхождения Бурятии в состав России // Дружба насеки. - Улан-Удэ, 1985. - С. 20-35. документальных источников показал, как происходил процесс присоединения бурятских земель, хозяйственное и культурное сотрудничество русского и бурятского населения.

Д.Д. Нимаев1, анализируя этнодемографические процессы в Бурятии в XIX - начале XX в., заметил, что в процессе межэтнического общения между бурятами и русскими культурное влияние не было односторонним. Автор отметил языковое взаимодействие, распространение христианства в Сибири со второй половины XIX в., изменение методов и средств привлечения местных народов в лоно православной церкви. Особо подчеркнуто, что включение Бурятии в состав Российского государства сыграло, в конечном счете, положительную роль в процессе консолидации различных родоплеменных и территориальных групп в единую бурятскую народность.

Т.М. Михайлов в монографии «Бурятский шаманизм: история, структура, л социальные функции» уделил внимание влиянию христианства на бурятский шаманизм и изменениям в верованиях бурят в конце XIX — начале XX в.

О хозяйственных и бытовых связях забайкальских русских (семейских) в XIX - XX в. и бурят писал в своих работах Ф.Ф. Болонев3.

В 1970-е гг. вышли труды Е.М. Залкинда, А.Н. Копылова, Л.М. Дамешека, посвященные христианизации местного населения и влиянию на культурное развитие народов4. В 1999 г. вышла монография В.Т. Михайловой «Православие в духовной культуре бурят (30-е гг. XVII в. - 1917 г.)», в которой автор рассмотрела процесс включения бурят в систему общерусской культуры, обусловленной православным миропониманием и этикой.

1 Нимаев Д.Д. Этнодемографические процессы в Бурятии в XVII - XIX вв. // Актуальные проблемы истории Бурятии: Тез. докл. и сообщ. - Улан-Удэ, 1987. - С. 34-41; Он же, Этнодемографические процессы в Бурятии в XIX - начале XX в. // Бурятия. XVII - начало XX в. Экономические и социально-культурные процессы. - Новосибирск, 1989. - С. 69-84.

2 Михайлов Т.М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. - 288 с. См. также: Михайлов Т.М. Влияние ламаизма и христианства на шаманизм бурят // Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири.-Л.: Наука, 1979.-С. 127-149.

3 Болонев Ф.Ф. Хозяйственные и бытовые связи семейских с местным и пришлым населением Бурятии в XIX- начале XX вв. // Этногр. сб. БИОН. - Вып. 6. - Улан-Удэ, 1974. - С. 56-66.; Он же. Взаимовлияние культур русского и аборигенного населения Восточной Сибири//Изв. СО АН СССР. Сер. ист., филол., филос. - 1985.-Вып. 3. -№ 14.-С. 37-43.

4 Залкинд Е.М. Общественный строй у бурят в XVIII - первой половине XIX в. - M.: Наука, 1970; Копылов А.Н. Очерки истории культурной жизни Сибири XVII - начала XX в. - Новосибирск, 1974; Дамешек Л.М. Русская церковь и народы Сибири в первой трети XIX в, // Социально-экономическое развитие Сибири XIX - XX вв. - Иркутск, 1976. - С. 39-45.

Авторы коллективного труда «Этнография русского крестьянства Сибири. XVII - середина XIX в.»1 описывают русские поселения в Сибири, жилище и хозяйственные постройки, одежду, пищу, семью и семейный быт сибирского крестьянства, в том числе и в Предбайкалье и Забайкалье, отмечая изменения в быту под влиянием местных жителей.

Петербургский исследователь JI.P. Павлинская в своем очерке о бурятах в XIX в., говоря об этнокультурном взаимодействии с русскими, акцентирует внимание на сочетании двух хозяйственно-культурных типов русских и бурят, образовавших неразрывный симбиоз, на сотрудничестве в торговой деятельности, на распространении русского языка, смешанных браках.

В трудах Г.М. Василевич, Б.О. Долгих, Е.М. Залкинда, В.А. Туголукова, A.C. Шубина, В.В. Беликова3 по истории и этнографии эвенков содержатся материалы о связях русских с эвенками в области материальной культуры, об изменениях образа жизни, о численности и местах их расселения.

Практически все исследователи тофаларов пишут в основном о быте, традиционной культуре этого народа. Тем не менее, о взаимоотношениях русских с тофаларами писал еще И.Г. Георги. Он упомянул об уплате ясака, казачьей службе по охране границы приписанных к Удинскому острогу тофаларов, о том, что все они крещены, об изменениях в похоронном обряде. О русских заимствованиях в быту, торговых отношениях говорили Ю. Штубендорф, Б.Э. Петри. Преобразования в быту карагасов в советский период исследовал М.А. Сергеев. В.П. Кривоногов констатировал сильное обрусение современных тофаларов. JI.B. Мельникова, изучая быт и культуру тофов, отмечает влияние христианских обычаев на их похоронную обрядность, рассматривает изменения в жизни после 1930-х гг.

1 Этнография русского крестьянства Сибири. XVII - середина XIX в. - M.: Наука, 1981. - 269 с.

2 Павлинская JI.P. Буряты // Сибирь: этносы и культуры (Народы Сибири в XIX в.). - M.; Улан-Удэ, 1995. - Вып. 1. - С. 549.

3 Василевич Г.М. Эвенки: историко-этнографические очерки (XVI11 — начало XX в.). — Л., 1969; Беликов В.В. Эвенки Бурятии: история и современность. - Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1994; Шубин A.C. Краткий очерк этнической истории эвенков Забайкалья (XVII - XX вв.). - Улан-Удэ, 1973; Он же. Эвенки Прибайкалья. - Улан-Удэ: Изд-во Бэлиг, 2001. - 120 е.; Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. - M., 1960; Туголуков В.А. Следопыты верхом на оленях. - M., 1969; Он же. Межэтнические связи и культура приангарских эвенков в XVII - XVIII вв. // Проблемы этногегеза и этнической истории аборигенов Сибири. - Кемерово, 1986. - С. 148-158.

Необходимо отметить, что наибольшее внимание уделяется в последние годы изучению проблемы взаимодействия русского и бурятского языков. Еще в 1980 г. Элиасовым был составлен словарь русских говоров Забайкалья . Современные исследователи Г.А. Дырхеева, Б.Ж. Будаев и др.3 обращаются к проблемам бурятско-русского двуязычия, заимствованным словам, к проблеме взаимодействия языков на уровне говоров и т.д. В 1999 г. в Новосибирске вышел «Словарь говоров старообрядцев (семейских) Забайкалья»4, где зафиксировано немало бурятских заимствований в говорах семейских. В 2000 и 2003 гг. вышли этимологические словари русских диалектов Сибири и русских заимствований в языках народов Сибири А.Е. Аникина.

Практически все исследователи тофаларов писали в основном о быте, традиционной культуре этого народа. И.В. Рассадин провел интересное исследование хозяйственной деятельности, быта, материальной и духовной культуры тофов в XIX - XX вв., вплоть до наших дней, проследил изменения в жизни этого народа в результате взаимодействия с русскими5.

1 Карнышев А.Д. Межэтническое взаимодействие в Бурятии: социальная психология, история, политика. - Улан-Удэ: Издво Б ГУ, 1997.- 184 с. Элиасов Л.Е. Словарь русских говоров Забайкалья. - М.: Наука, 1980.-472 с.

3 Социолингвистические исследования в Бурятии. - Улан-Удэ, 1982. - 131 е.; Дырхеева Г.А., Будаев Б.Ж., Бажеева Т.П. Бурятский язык: современное состояние (социолингвистический анализ). - Улан-Удэ, 1999. - 142 е.; Дырхеева Г.А. Бурятский язык в условиях двуязычия: проблемы функционирования и перспективы развития. - Улан-Удэ, 2002. - 188с.

4 Словарь говоров старообрядцев (семейских) Забайкалья / Под ред. Т.Б. Юмсуновой. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1999. - 540 с.

5 Георги И. Описание. - СПб., 1799. - Ч. 3. - С. 19-20; Штубендорф Ю. О карагасах // Этнограф, сб. - 1858. - С. 1-18; Петри Б.Э. Оленеводство у карагас. - Иркутск, 1927. - 45 е.; Он же. Бюджет карагасского хозяйства. - Иркутск, 1928. - 72 е.; Он же. Промыслы карагас. - Иркутск, 1928. - 54 е.; Сергеев М.А. Некапиталистический путь развития малых народов Севера. - М; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. - 590 е.; Кривоногое В.П. Этнические процессы у малочисленных народов Средней Сибири. Красноярск, 1998. - С. 10-62; Мельникова Л.В. Тофы. - Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1994. - 304 е.; Рассадин И.В. Хозяйство, быт и культура тофаларов. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - 189 с.

И.П. Башаров исследует процесс взаимодействия русского и аборигенного населения региона в промысловой культуре1.

Объект исследования — процессы этнокультурного взаимодействия этносов Байкальского региона в XVII - начале XX в.

Цель и задачи исследования. Цель - историко-этнографическое комплексное исследование межкультурных связей русских, бурят, эвенков и тофаларов в XVII - начале XX в. Исходя из поставленной цели, нами ставятся следующие задачи:

• Изучить отражение этих связей в хозяйстве (земледелие, скотоводство, промыслы и ремесла) этносов;

• Рассмотреть комплекс заимствований в русской материальной культуре;

• Проанализировать процесс взаимодействия в духовной культуре;

• Уточнить роль православия в развитии культурных связей;

1 Башаров И.П. Русская промысловая культура Восточного Прибайкалья (конец XIX - начало XX в.). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - 162 с.

• Исследовать особенности процесса взаимодействия в верованиях и обрядах;

• Показать отражение культурных связей в языках народов региона;

• Рассмотреть процесс формирования группы-посредника межкультурного взаимодействия - карымов;

• Определить основные каналы взаимодействия этносов Байкальского региона.

Хронологические рамки исследования охватывают период со времени первых контактов русских служилых людей с эвенками и бурятами (с 20-х гг. XVII в.) до 20-х гг. XX в. - времени установления советской власти в регионе.

Источниковой базой для написания работы послужили письменные источники: неопубликованные документальные материалы, нарративные свидетельства современников, материалы периодической печати, летописи, статистические сведения; изобразительные источники', музейно-вещевые, полевые материалы автора. Автор использовал как уже введенные в научный оборот, так и новые источники. Характер и содержание этих источников различны, но все они несут значительную информационную нагрузку и в своей совокупности образуют репрезентативную основу для изучения межэтнического взаимодействия народов Байкальского региона.

55 - Хонхолойское сельское управление, 8 - Хоринская степная Дума, 69 -Куналейское волостное правление, 83 - Мухоршибирская Николаевская церковь, 120 - Кудинская степная Дума, 129 - Агинская степная дума, 207 -Тарбагатайское волостное правление, 262 - Селенгинский Троицкий монастырь, 270 - Главный тайша Агинской степной Думы, 320 - Баргузинская инородная тунгусская управа. Для нашего исследования особый интерес представили годовые отчеты о деятельности Дум (1824-1904 гг.), состоянии земледелия, посевах и урожае зерновых, картофеля, овощей, отчеты экономических магазинов о выдаче зерна, состоянии скотоводства, статистические сведения о числе ремесленников, отчеты о численности и движении населения, числе оседлых бурят и эвенков, количестве юрт и домов, проведении ярмарок, кочующих бурятах, эвенках, тофаларах, крещеных «инородцах», дела по искам о краже скота и имущества, о распространении христианства между бурятами и эвенками. Отчеты получили распространение главным образом в XIX в. Проблема достоверности отчетов ставится редко, тем не менее, мы старались совместить их данные с другими известными.

В ГАИО были исследованы материалы фондов: 24 - Главное управление Восточной Сибири, 50 - Иркутская духовная консистория, 151 - Ленская бурятская инородная управа, 152 - Хенхедурское бурятское родовое управление, 293 - Русское географическое общество. Сибирский отдел, 593 -Редакция газеты «Восточное обозрение», 609 — Серебренников Иван Иннокентьевич (1906-1919). Краевед и правитель ВСОРГО, 148 - Очеульская эвенкийская инородная управа. Мы использовали статистико-экономические сведения, материалы по истории, экономике, этнографии Сибири, сведения, собранные И.А. Подгорбунским, И.И. Серебренниковым, М. Бородкиной и другими о быте бурят, карагасов, эвенков, русских. Статистические данные получены нами из фонда 609 ГАИО и фондов степных Дум НАРБ. Начало регулярному статистическому описанию губерний в губернаторских отчетах было положено во второй четверти XIX в.

В фондах ГАЧО: 10 - Нерчинская воеводская канцелярия, 29 -Урульгинская инородная управа, 282 - Церкви Забайкальской области -исследованы документы о крещении бурят и эвенков, о числе кочующих и оседлых инородцев, сведения о численности населения по вероисповеданиям. Использованы фонды РГАДА: 24 - Сибирский приказ и управление Сибирью, 1121 - Иркутская приказная изба. В РГИА ф. 1281 - Совет министра, созданный для рассмотрения отчета сибирского генерал-губернатора М.М. Сперанского и предложений по реорганизации управления Сибирью, содержит ведомости о состоянии землепашества и т.д.; ф. 1264 - Первый Сибирский комитет - содержит переписку об отчетах и сметах по Департаментам и МВД. В ЦВРК ИМБТ СО РАН мы работали с ф. 1 - архив У.Ц. Онгодова. Архивные документы позволили нам воссоздать достаточно полную картину хозяйственной жизни этносов, их быта.

Опубликованные источники в исследовании представлены свидетельствами современников и публикациями бурятских летописей. К свидетельствам современников относятся дневники, записки, исследования ученых, путешественников, бытописателей XVIII - XIX в. И. Гмелина, И.Г. Георги, С.П. Палласа, Г.Ф. Миллера, С.П. Крашенинникова, А. Эрмана. В качестве источников мы используем труды М. Татаринова, А.И. Мартоса, Н.В. Паршина, Д.И. Завалишина, H.A. Бестужева, А.Е. Авдеевой. П.А. Словцова, П. Ровинского, А.П. Щапова, П.Е. Кулакова, И.А. Молодых, Г.М. Осокина, Н. Астырева, И.И. Серебренникова, В.К. Андриевича, Н.М. Ядринцева, A.B. Потаниной, И.А. Подгорбунского, М.Н. Хангалова, Б. Барадина и др.

Периодическая печать представлена центральными и местными газетами и журналами. Нами были использованы материалы из газет «Московские ведомости» (1864 г.), «Иркутские епархиальные ведомости» (1863-1908 гг.), «Иркутские губернские ведомости» (1858 г.), журналов «Древняя и новая Россия» (1875 г.), «Восточное обозрение» (1896 г.), «Этнографический бюллетень» (1923 г.), «Сибирский вестник» (1822-1823 гг.), «Этнографическое обозрение» (1910 г.), «Жизнь Бурятии» (1926-1929 гг.), «Труды православных миссий Иркутской епархии» (1885 г.), «Труды Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела Русского географического общества» (18981903 гг.), «Записки Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества» (1889 г.), «Сибирская живая старина» (1926 г.), в которых опубликованы статьи и заметки краеведов и ученых, миссионеров. С ослаблением бюрократической опеки и усилением социальной активности сословий и отдельных лиц многократно возросла социоинформационная, культурная и политическая роль периодической печати. С учетом того, что периодические издания выражали интересы, идеологию и позиции разных групп правящего класса и интеллигенции, газеты и журналы классифицируют по их социально-политической направленности. Обычно выделяют консервативно-монархические (официальные и общественные), либерально-буржуазные, демократические (социалистические) и общекультурные издания.

Бурятские исторические хроники Т. Тобоева, В. Юмсунова, Д.-Ж. Ломбоцыренова, Ц. Сахарова носят печать официальных докладных. Бурятские летописцы были знатоками прошлого своих родов, хорошо знали монгольскую историю, имели представление и о русской истории. Для написания своих работ они привлекали в качестве источников не только деловые бумаги, хранящиеся в бурятских административных управлениях и личных архивах должностных лиц, но и исторические легенды и предания бурят, услышанные из уст знатоков старины, монгольские летописи, русскую историческую литературу, содержащую как исследования, так и публикации монгольских рукописей и русских исторических документов. Указанные летописи содержат сведения о заимствованиях бурятами у русских в материальной и духовной культуре, о взаимоотношениях с царской администрацией и т.д.

В работе использованы материалы музейно-вещевых коллекций музеев Восточной Сибири: Иркутского областного краеведческого музея, Усть-Ордынского краеведческого музея, Ольхонского краеведческого музея, Баргузинского краеведческого музея, Кяхтинского краеведческого музея им. академика В.А. Обручева, Джидинского краеведческого музея, Хоринского краеведческого музея, Курумканского краеведческого музея, краеведческого музея народов севера Бурятии (п. Багдарин), Этнографического музея народов Забайкалья (г. Улан-Удэ), Читинского областного краеведческого музея, Агинского краеведческого музея. Экспонаты из коллекций музеев (домашняя утварь, одежда, предметы быта, жилище) явились важным подспорьем в реконструкции быта, материальной и духовной культуры конца XIX - начала XX в.

С этой же целью нами использовались изобразительные источники — рисунки и фотографии, сделанные исследователями XIX - XX вв., с которыми мы ознакомились в фондах музеев, а также в опубликованных трудах.

Полевые исследования проводились автором в районах Иркутской области и Республики Бурятия, Усть-Ордынского Бурятского автономного округа и Агинского Бурятского автономного округа. В Иркутской области обследован Ольхонский район, в Усть-Ордынском БАО - Эхирит-Булагатский, Боханский, в Республике Бурятия - Баунтовский, Баргузинский, Курумканский, Хоринский, Кяхтинский, Джидинский, Закаменский, Заиграевский, Тункинский, в Агинском БАО - Дульдургинский, Агинский, Могойтуйский районы. Материалы полевых экспедиций (сведения, полученные от информаторов и сохранившиеся материальные свидетельства этнокультур) явились частью реконструктивного материала и позволили восстановить картину быта, хозяйства, материальной и духовной культуры изучаемых народов.

Методология и методика исследования. Основу исследования составили труды отечественных и зарубежных этнологов, историков, философов, культурологов. Теоретические позиции ученых, изучавших проблему взаимодействия этносов с позиции истории и этнографии (Ю.В. Бромлей, С.А. Токарев, H.H. Чебоксаров, С.А. Арутюнов, В.И. Козлов и др.), культурологии и философии (М.М. Бахтин, Э.С. Маркарян, A.A. Деревянченко, С.Г. Ларченко и др.) стали базовыми для диссертационного исследования. Методологической основой исследования является принцип историзма в понимании этноисторических процессов, способствующий выявлению основных закономерностей развития этноса, помогающий установить конкретные исторические состояния изучаемого объекта, исходный пункт и результат, движущие силы, сам механизм и условия процесса его развития. Принцип историзма в работе определяет диалектическое видение такого сложного объекта как этнос и дает возможность анализировать его не как неизменную, неподвижную, статичную, а как постоянно развивающуюся систему, находящуюся в контексте исторического процесса.

С помощью синхронного анализа мы смогли рассмотреть явление (межкультурное взаимодействие) в статике, целостно и как систему. С помощью диахронного - проследить явление в динамике и сегментарно. Для изучения эволюции системы мы использовали последовательность синхронных срезов, т.е. уже комбинирование двух методов. Системность в подходе к проблеме межэтнического взаимодействия делает возможной реализацию в исследовании диалектического метода. Кросскультурный метод позволил нам исследовать культуры в сравнении. И, наконец, метод сравнительной лингвистики позволил реконструировать быт и хозяйство этносов через лексические заимствования.

Апробация. Основные положения и выводы диссертации содержатся в монографиях, статьях и сообщениях, опубликованных автором. Результаты исследования обсуждались на научно-практических конференциях: международных - «Традиционная культура народов Байкальского региона: возрождение и развитие» (Улан-Удэ, 1-5 июля 1999 г.), «Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии» (Улан-Удэ, 29 июня-2 июля 2000 г.), «Православие и культура этноса» (Москва, 9-13 октября 2000 г.), третья «Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи» (Улан-Удэ, 26-28 июня 2001 г.), ежегодный семинар «Этносоциальные процессы в Сибири: евразийский аспект» (Улан-Удэ, 13-15 сентября 2001 г.), «Мир Центральной Азии» (Улан-Удэ, 13-15 июня 2002 г.), научно-практическая конференция, посвященная 100-летию со дня рождения профессора C.B. Шостаковича «Россия и Восток: взгляд из Сибири в начале третьего тысячелетия» (Иркутск, 17-19 мая 2002 г.), научный семинар «Байкальский регион и геополитика Центральной Азии: история, современность, перспективы» (Улан-Удэ, 20-23 января 2003 г.), научный семинар «Город в системе этнокультурного взаимодействия» (Улан-Удэ, 1-4 апреля 2003 г.), V Конгресс этнографов и антропологов России (Омск, 9-12 июня 2003 г.), «Забайкалье в системе АТР» (Чита, 2-5 сент. 2003 г.), VI Конгресс этнографов и антропологов России (Санкт-Петербург, 28 июня-2 июля 2005 г.), 9 всероссийских и региональных в 1998-2005 гг.

Общий объем публикаций составил 49 п.л.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Межкультурное взаимодействие этносов Байкальского региона"

Заключение.

При проведении данного исследования мы исходили из концепции форумности культур, т.е. признания того, что человечество состоит из множества независимых, абсолютно равноправных культур, понятых как локальные культуры.

В ходе своего исторического развития локальные культуры (этнокультурные сообщества) так или иначе вступают во взаимодействие с иными культурами. Предпосылкой этнокультурных взаимодействий становится первичный контакт культур, имеющий шансы на переход к продолжительной коммуникации, что предполагает расширение поля взаимодействия - от уровня индивидуальных, межличностных контактов к контактам на уровне семьи, рода, локальной культуры в целом.

Первой стадией взаимодействия выступает налаживание реального диалога культур, что невозможно без выработки общего кода общения, будь то язык или обряд. В ходе формирования общего кода общения, параллельно с ним, происходит и такой важный процесс, как складывание особой, на начальных этапах общения весьма немногочисленной группы-посредника межкультурного взаимодействия, являющейся носителем не только билингвизма, но и как его следствие - бикультурализма.

В качестве второй стадии межкультурного взаимодействия выделяется этап, когда знание об иной культуре, благодаря деятельности группы-посредника, становится массовым, будучи переданным традиционно сложившимися в культуре средствами общения. Наступает период полномасштабного контакта культур, которые в данном случае выступают в качестве целостных образований, поскольку общение протекает во всех важнейших сферах культуры - языке, религии, мифологии, нормах обычного права и т.д. На данной стадии происходит дальнейшая трансформация инокультурных элементов.

Третий этап взаимодействия - складывание в каждой из взаимодействующих сторон образа «иного» - иной религии, иной мифологии, иного языка и, в конечном счете, иной культуры. При этом стремление осознать специфику иной культуры является, прежде всего, обогащением культуры принимающей, поскольку процесс актуализации еще более усиливается. Отдельные элементы «иного», так или иначе адаптированные к содержанию культуры-реципиента, могут со временем потерять инокультурные черты и стать «своими», но коренным образом изменившимися.

Заключительным этапом межкультурного взаимодействия является этап усвоения или отторжения тех или иных элементов культуры-донора, хотя в любом случае налицо процесс взаимопроникновения и взаимовлияния культур. Происходит либо трансформация культуры-реципиента, стимулом для которой послужили контакты с культурой-донором, при этом трансформация ведет к видоизменению или актуализации отдельных составляющих культуры, либо заимствование, когда культура достраивает собственный структурный ряд. Не исключен синтез культур, когда имеет место взаимное достраивание, обычно при условии многолетнего сосуществования двух или более культурных систем. При этом элементы культуры могут изменять свое содержание, подчиняясь правилам функционирования той структуры, в составе которой оказались.

Все эти этапы мы прослеживаем в Байкальском регионе.

В процессе миграции русские вошли здесь в контакт с представителями самых разных культур - бурятами, эвенками, тофаларами. Активная адаптация к новым условиям сопровождалась у русских перестройкой традиционного образа жизни, появлением новаций, в том числе и заимствованных в культуре местных народов.

Природные климатические факторы оказали влияние, прежде всего, на культуру жизнеобеспечения: хозяйственную деятельность, жилище, пищу, одежду. Наиболее чутко реагировала на изменения природных условий производственная деятельность этносов.

В области экономики первоначально самостоятельное существование разных хозяйственно-культурных типов (ХКТ) со второй половины XVIII в. сменяется активным вовлечением бурятского населения в земледельческое хозяйство. Этому способствовал и ряд государственных указов и распоряжений, обеспечивающих для бурят режим наибольшего благоприятствования в этой деятельности. Занятие земледелием требовало от них овладения новыми технологиями, что в исторической перспективе означало для бурятской культуры быстрое преодоление стадиальной дистанции. При этом скотоводство оставалось для бурят основным видом хозяйствования. У эвенков в начале XIX в. были заложены основы земледелия.

Буряты и эвенки перенимали у русского населения навыки землепашества, приобретали на первых порах зерно, земледельческие орудия. Однако буряты не ограничились простым восприятием, а совершенствовали технику земледелия, введя искусственное орошение и удобрение пашен навозом.

Русское влияние сказалось на разложении натурального хозяйства бурятского населения, на развитии товарно-денежных отношений. Оно повысило культуру основной отрасли бурятского хозяйства - животноводства. В этой области влияние было обоюдным. Старожилое русское население многое почерпнуло из богатой скотоводческой практики бурят, что нашло отражение в скотоводческой терминологии. Русские закупали у бурят скот — лошадей и коров, научились у них делать конскую сбрую.

Но и животноводство у бурят претерпевает значительные изменения под влиянием русских. Во-первых, ослабла зависимость от произвола стихии. Широкое распространение сенокошения вследствие ограничения кочевок, переход к стойловому содержанию скота уменьшили ослабить зависимость хозяйства от природных условий. В добыче кормов у бурят наблюдается новшество - утуги. При сенокошении пользовались привозными из европейской части России косами, совершенствуя их. Русские крестьяне со временем тоже стали пользоваться поливными лугами. Эвенки и тофалары начали разводить лошадей и коров, закупая скот у бурят.

В целом уже в конце XVIII - первой половине XIX в. обнаруживаются значительные инновации в области материальной культуры коренных народов Юго-Восточной Сибири. Степень этого влияния определялась двумя обстоятельствами: длительностью соседства с русской деревней и распространением земледелия, которое усиливало контакты и влекло за собой переход к оседлому образу жизни, стимулировавшему изменения во многих сторонах материальной культуры.

Судя по архивным данным, проводниками русской культуры была верхушка бурятского и эвенкийского общества. Именно родовые начальники и богатые люди строили русские дома, приобретали русскую мебель и утварь, а уже через них все это попадало в бурятское и эвенкийское общество. Не будет преувеличением сказать, что родовая верхушка явилась своего рода двигателем прогресса в бурятских улусах и эвенкийских стойбищах.

В результате культурных контактов народов происходит взаимное обогащение пищевых рационов. Русские, где бы они ни поселялись, обогащали рацион народов, с которыми соприкасались, главным образом хлебными изделиями и блюдами растительного происхождения, сами же с легкостью усваивали местные блюда из рыбы и мяса.

Бурятская, эвенкийская и тофаларская национальные кухни тоже испытали на себе влияние русской. Русское влияние сказалось и на изменении пищевого рациона сибирских аборигенов. Так, в большем количестве стал употребляться хлеб. Стали употреблять в пищу картофель, овощи, прочно вошли в их рацион некоторые овощные блюда.

Однако в силу старых традиций и ограниченности хозяйства бурятское, эвенкийское и тофаларское население нечасто употребляло в пищу овощи, картофель, сахар, рыбу, свиное мясо и другие продукты.

Покрой русской одежды, крестьянские ткани, фабричные материалы русского производства, вытеснившие в XIX в. китайские, имели большое значение для развития одежды у народов Сибири. Русские картузы, платки, платья стали употребляться оседлыми бурятами, эвенками, тофаларами. Русское же крестьянство использовало в своем обиходе многие части одежды местного населения. Во многих местах, особенно в таежных районах, русские охотники использовали местные типы обуви, одежды или делали свою по их образцу. Тем не менее, традиционный костюм исчез не сразу и не полностью, он подвергся сильной трансформации при сохранении характерных основных черт. Изменения касались в первую очередь материала одежды, ее украшений, реже - ее конструктивных особенностей, а также обуви и головных уборов. В регионе имела широкое распространение традиционная одежда русских, бурят, эвенков и тофаларов, однако ее коснулись изменения, выразившиеся в проникновении русских городских форм. К тому же традиционная одежда имела ярко выраженные классовые различия.

Принятие христианства бурятами и эвенками, переселение их в русские деревни или переход на оседлый образ жизни, занятие земледелием, учеба в русских школах и т.д. объективно способствовали развитию культурных связей между русскими, бурятами, эвенками, взаимодействию и взаимовлиянию как в материальной, так и в духовной областях жизни. Более тесные культурные связи русских и тофаларов начинаются с начала XX в. Можно говорить о положительной роли христианства в развитии культуры бурят и эвенков. Распространение грамоты, побуждение к занятию земледелием, помощь в освоении земледельческих навыков было возможным во многом благодаря распространению христианства среди бурят и эвенков. А вовлечение бурят и эвенков в орбиту экономических, политических и культурных связей Восточной Сибири и всего Российского государства способствовало усилению этих связей с русским народом. Пребывание русского, бурятского, эвенкийского и тофаларского народов в едином конфессиональном пространстве существенно способствовало развитию межэтнических связей, сокращению этнокультурной дистанции.

Синкретизм религиозных воззрений русских, бурят, эвенков и тофаларов явился источником опыта толерантности, залогом мирного существования и положительного межкультурного взаимодействия.

Формы культурного взаимодействия народов были многообразными. Хозяйственные, административные, торговые, бытовые, семейные связи способствовали тому, что русские крестьяне овладевали бурятским и эвенкийским языком, а буряты и эвенки - русским. В XVII - XVIII в. бурятский и эвенкийский языки оказали сильное влияние на лексику русского языка. В свою очередь большое влияние русского языка испытали на себе бурятский, эвенкийский и тофаларский языки.

Существование среди населения региона людей (исключая специальный институт толмачества), знающих два и более языков и функционально применяющих их, можно отнести к элементам зарождения новых отношений. Поскольку интегрирующие и дифференцирующие свойства представляют диалектическое единство, то зарождение в XVII в. в полиэтничной сибирской среде двуязычий выступало, с одной стороны, как средство этнокультурного сближения, а с другой - консолидационных процессов этносов Сибири.

Смешанное население почти одинаково владело русским и бурятским, русским и эвенкийским языками и воспринимало хозяйственные и социально-бытовые черты обоих народов. Таким образом, сформировалась особая группа населения (карымов) - посредник общения культур, занимающая промежуточное положение между культурами и являющаяся носителем билингвизма и бикультурализма. Благодаря деятельности группы-посредника знание об иной культуре становилось массовым.

Таким образом, межкультурное взаимодействие русского, бурятского, эвенкийского и тофаларского этносов Байкальского региона является следствием социально обусловленных исторических реалий совместной жизнедеятельности в этноконтактной зоне.

Сложившиеся в XVII в. предпосылки для развития культурного диалога реализовались в достаточно интенсивные культурные связи в последней трети XIX - начале XX в.

На основании анализа приведенного материала мы можем выявить каналы, по которым осуществлялось заимствование в культурах этносов Байкальского региона. Известно, что культурное заимствование не происходит само собой, без взаимодействия конкретных лиц - носителей этнической культуры. Следовательно, понятие «физического канала» не только материально, но и подразумевает существование определенных социальных, профессиональных и иных групп и лиц, переносящих заимствования, которые могут относиться как к этносу-донору, так и этносу-реципиенту. В Байкальском регионе ими были торговцы, казаки, ремесленники, зажиточные слои общества, карымы, батраки, отходники.

Байкальский регион является в настоящее время одним из стабильных районов, в котором проявляется гармоничный полиэтничный характер общества. Это исторически сложившееся поле диалога культур Востока и Запада, уникальный опыт положительного взаимодействия народов, имевших разный опыт освоения региона, исповедовавших разные религии, имевших разный аксиологический багаж.

Неопубликованные источники

Национальный архив Республики Бурятия (НАРБ

Ф. 1 - Кудинская степная Дума ^ /

Ф. 2 - Селенгинская степная Дума

Ф. 3 - Балаганская степная Дума

Ф. 4 - Верхоленская степная Дума

Ф. 5 - Кударинская степная Дума

Ф. 7 - Баргузинская степная Дума

Ф. 8 - Хоринская степная Дума

Ф. 55 - Хонхолойское сельское управление

Ф. 69 - Куналейское волостное правление

Ф. 83 - Мухоршибирская Николаевская церковь

Ф. 120 - Кудинская степная Дума

Ф. 129 - Агинская степная дума

Ф. 207 - Тарбагатайское волостное правление

Ф. 262 - Селенгинский Троицкий монастырь

Ф. 270 - Главный тайша Агинской степной Думы

Ф. 320 - Баргузинская инородная тунгусская управа

Государственный архив Иркутской области (ГАИО)

Ф. 24 - Главное управление Восточной Сибири

Ф. 50 - Иркутская духовная консистория

Ф. 151 - Ленская бурятская инородная управа

Ф. 152 - Хенхедурское бурятское родовое управление

Ф. 293 - Русское географическое общество. Сибирский отдел

Ф. 593 - Редакция газеты «Восточное обозрение»

Ф. 609 — Серебренников Иван Иннокентьевич (1906-1919). Краевед и правитель ВСОРГО

Ф. 148 - Очеульская эвенкийская инородная управа

Государственный архив Читинской области (ГАЧО)

Ф. 10 - Нерчинская воеводская канцелярия Ф. 29 - Урульгинская инородная управа Ф. 282 - Церкви Забайкальской области

Российский государственный архив древних актов (РГАДА)

Ф. 24 - Сибирский приказ и управление Сибирью Ф. 1121 — Иркутская приказная изба

Российский государтсвенный исторический архив (РГИА)

Ф. 1281 - Совет министра

Ф. 1264 — Первый сибирский комитет

Центр восточных рукописей и ксилографов ИМБТ СО РАН (ЦВРК ИМБТ СО РАН)

Ф. 1 - личный архив У.Ц. Онгодова

Список научной литературыБураева, Ольга Владимировна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Berry J.W. Immigration, acculturation and adaptation // Applied psychology: An international review. 1997. Vol. 46 (1). P. 5-34.

2. Bochner S. The social psychology of cross-cultural relations // Cultures in Contact: Studies in Cross-Cultural Interaction / Ed. by S. Bochner. Oxford: Pergamon Press, 1982. P. 5-44.

3. Gmelin Samuel Gottlieb. Reise durch Rußland zur Untersuchung der drei Naturreiche. T. 3. Reise durch das nordlieche Berien in den Yahren 1770-1771 bis im April 1772. - SPb., 1774. - 508 s.

4. Hechter V. Internal colonialism. The Celtic Fringe in British Development, 1536-1966. London, 1975.

5. Van den Berghe P.L. The Ethnic Phenomenon. N.Y., Oxford,1981.

6. Абрамзон C.M. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. Фрунзе: Кыргызстан, 1990. - 478 с.

7. Авдеева Е.А. Записки и замечания о Сибири. (Соч. К.П. с приложением старинных русских песен). М., 1837. - 156 с.

8. Александров В.Б. Общечеловеческие ценности: диалог культур // Культура и ценности. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992. - С. 1726.

9. Алексеев H.A. Отражение этнокультурных контактов в традиционных верованиях бурят и тюрков Сибири // Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий: Тез. докл. обл. науч. конф. по этнографии. Омск, 1984. - С. 67-71.

10. Андриевич В.К. Краткий очерк истории Забайкалья от древнейших времен до 1762 года. — СПБ.: Военная тип., 1887. 237 с.

11. Аникин А.Е. Тунгусо-маньчжурские заимствования в русских говорах Сибири. Новосибирск, 1990. - 90 с.

12. Аникин А.Е. Тунгусо-маньчжурские, бурятские и монгольские заимствования в сибирских русских говорах // Развитие и взаимодействие диалектов Прибайкалья. Улан-Удэ, 1988. - С. 89-107.

13. Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. — М.; Новосибирск: Наука, 2000. 768 с.

14. Антропова В.В. Лыжи народов Сибири // СМАЭ. М.; Л., 1953.-Т. 14.-С. 5-36.

15. Арнольдов А.И. Человек и мир культуры. М.: МГИК, 1992. - 240 с.

16. Арсеньев В.Р. К проблеме реконструкции иноэтничных культурных стереотипов // Фольклор и этнография: Проблемы реконструкции фактов традиц. культуры. Л., 1990. - С. 191-193.

17. Артановский С.Н. Историческое единство человечества и взаимное влияние культур. Философско-методологический анализ современных зарубежных концепций. М.: Просвещение, 1967. - 268 с.

18. Арутюнов С. А. Адаптивное значение культурного полиморфизма// ЭО. 1993. № 4. - С. 41-56.

19. Арутюнов С.А. Инновации в культуре этноса и их социально-экономическая обусловленность // Этнографические исследования• развития культуры. М., 1985. - С. 55-62.

20. Арутюнов С.А. К проблеме этничности и интерэтничности культуры // СЭ. 1980. № з. С. 66-72.

21. Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989. - 247 с.

22. Арутюнян Ю.В. Социально-культурные аспекты развития и сближения наций в СССР (программа, методика и перспективы исследования) // СЭ. 1972. № 3. - С. 3-19.

23. Асалханов И. А. Влияние вхождения Бурятии на f хозяйственное и общественное развитие бурят // Тр. БКНИИ. Улан-Удэ,1959.-Вып. 1.-С. 21-38. ф 24. Асалханов И.А. О бурятских родах в XIX веке // Этногр. сб.

24. Вып. 1. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. - С. 68-88.

25. Асалханов И.А. Социально-экономическое развитие Юго-Восточной Сибири во второй половине XIX в. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1963.-493 с.

26. Асалханов И.А. Хозяйственное и общественное развитие бурят после вхождения Бурятии в состав России // Дружба навеки: Сб. ст. / Отв. ред. Г.Л. Санжиев. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1985. - С. 20-35.

27. Асалханов И.А. Хозяйство нойона И.И. Пирожкова во второйполовине XIX в. // Тр. БКНИИ. Улан-Удэ, 1962. - Вып. 10: Из истории народов Бурятии.-С. 141-156.

28. Астырев Н. На таежных прогалинах. Очерки жизни населения Восточной Сибири. М.: тип. Д.И. Иноземцева, 1891. - 450 с.

29. Афанасьева Е.Ф. Эвенкийско-русский тематический словарь. Улан-Удэ: Бэлиг, 2000. - 56 с.

30. Бадмаев A.A. Ремесла агинских бурят (к проблеме этнокультурных контактов). Новосибирск: Институт археологии иэтнографии СО РАН, 1997. 160 с.

31. Бадмаева Р.Д. Бурятский народный костюм. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1987. - 142 с.

32. Байбурин А., Беловинский Л., Конт Ф. Полузабытые слова и значения: Словарь русской культуры XVIII XIX вв. - Спб.; М.: Европейский Дом, Знак, 2004. - 680 с.

33. Балл ер Э.А. Преемственность в развитии культуры. М.: А Наука, 1969.-294 с.

34. Балто-славянские этноязыковые контакты. Сб. ст. / Отв. ред. Т.М. Судник. М.: Наука, 1980. - 291 с.

35. Балханов И.Г. Двуязычие и социализация. Улан-Удэ: Изд.-полигр. комплекс ВСГАКИ, 2002. - 253 с.

36. Ш 37. Басаева К.Д. Поселения и жилища аларских бурят (втораяполовина XIX начало XX в.) // Из истории хозяйства и материальной культуры тюрко-монгольских народов. - Новосибирск: Наука, 1993. - С. 52-89.

37. Батоев Б.В. русско-бурятский словарь для учащихся и студентов. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1998. - 192 с.

38. Батуев Б.Б. Буряты в XVII XVIII вв. - Улан-Удэ: Изд-во ОНЦ «Сибирь», 1996. - 104 с.

39. Батурин А.Д. Соболиный промысел // Соболиный промысел на Северо-Восточном побережье Байкала. Верхнеудинск; JL, 1926. - С. 103-145.

40. Башаров И.П. Заимствованные элементы в русской промысловой культуре Восточного Прибайкалья // Межкультурное взаимодействие народов Байкальского региона / Отв. ред. О.В. Бураева. —ь Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. С. 55-73.

41. Башаров И.П. Русская промысловая культура Восточного Прибайклья (конец XIX начало XX в.). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005.-162 с.

42. Башаров И.П. Пережитки промыслового культа у русских старожилов Восточного Прибайкалья // Межкультурное взаимодействие народов Байкальского региона / Отв. ред. О.В. Бураева. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. - С. 85-104.

43. Беликов В.В. Эвенки Бурятии: история и современность. — ф Улан-Удэ, 1994.- 175 с.

44. Беловинский JI.B. История русской материальной культуры. — М.: Вузовская книга, 2003. 424 е.: ил.

45. V 48. Березницкий C.B. Этнические компоненты верований иритуалов коренных народов Амуро-Сахалинского региона. — Владивосток: Дальнаука, 2003.-486 с.

46. Беркович H.A. Племя, народность, народ: Социально-философское исследование. СПБ.: Наука, 2001. - 170 с.

47. Бестужев Н. Гусиное озеро: Статьи. Очерк. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1991. - 112 с.

48. Бестужев H.A. Бурятское хозяйство // Декабристы в Бурятии. Ä -Верхнеудинск, 1927.-С. 11-13.

49. Бетрозов Р.Ж. Происхождение и этнокультурные связи адыгов / Науч. ред. д-р ист. наук С.Х. Мафедзев. Нальчик: Нарт, 1991. -166 с.

50. Библер B.C. Культура, диалог культур (Опыт определения). -• ВФ. 1989. -№ 6. - С. 18-26.

51. Богданов М.Н. Очерки истории бурят-монгольского народа. -Верхнеудинск: Бурят.-монгол. изд-во, 1926.-233 с.

52. Болонев Ф.Ф. Взаимовлияние культуры русского и аборигенного населения Восточной Сибири // Изв. СО АН СССР. 1985. - Сер. ист., филол. и филос. - Вып. 3. - № 14. - С. 37-43.

53. Болонев Ф.Ф. Оседлые буряты и ясачные в русских волостях Забайкалья // Межкультурное взаимодействие народов Байкальского региона / Отв. ред. О.В. Бураева. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. -С. 35-55.

54. Болонев Ф.Ф. Русско-бурятские этнокультурные контакты и ф взаимовлияния в Западном Забайкалье в XIX начале XX века //

55. Этнография народов Сибири и Монголии=Сибирь болон Монголын ард тумний угсаатны зуй. Улан-Батор; Улан-Удэ, 2000. - С. 41-63.

56. Болонев Ф.Ф. Хозяйственные и бытовые связи семейских с местным и пришлым населением Бурятии в XIX и начале XX века // Этногр. сб. Вып. 6. - Улан-Удэ, 1974. - С. 56-66.

57. Бородкина М. Очерки хозяйственной жизни Баргузинского края (опыт составления экономического календаря) // Очерки по изучению Прибайкалья. Иркутск, 1926. - С. 5-36.

58. Бородкина М.В. Рыбацкий быт в Прибайкалье (Посольский район)//СЖС. Иркутск, 1926.-Вып. 1 (5).-С. 165-200.

59. Бранский В.П. Социальная синергетика и теория наций. Основы этнологической акмеологии. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургской Акмеологической Академии, 2000. - 106 с.

60. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. - 412с.

61. Бромлей Ю.В. Этнографическое изучение этнических ф функций культуры // Традиции в современном обществе: Исследованияэтнокультурных процессов / Отв. ред. JI.M. Дробижева, М.С. Кашуба. -М.: Наука, 1990.-С. 5-16.

62. Брук С.И., Кабузан В.М. Этнический состав населения России (1719-1917 гг.) // СЭ. 1980. № 6. - С. 18-34.

63. Бурят-монгольско-русский словарь / Сост. K.M. Черемисов. -М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1951. 852 с.

64. Бурятско-русский словарь / K.M. Черемисов. М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1973. - 803 с.

65. Буряты / Отв. ред. JI.JI. Абаева, H.JI. Жуковская. М.: Наука, 2004. - 633 с.

66. Ф 68. Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых еенасельников. Харьков: тип. губ. правления, 1889. - 345 с.

67. Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Ч. 1. Приангарье / Отв. ред. И.В. Маковецкий, Г.С. Маслова. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1971. - 198 е.: прил.

68. Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Ч. 2. Забайкалье / Отв. ред. И.В. Маковецкий, Г.С. Маслова. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1975. - 152 е.: ил.

69. Бычков О.В. Особенности промыслового быта русских в Восточной Сибири в XVII веке // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII XIX вв. (историко-археологические исследования): Сб. науч. тр. - Владивосток, 1994.-Т. 1.-С. 105-122.

70. Вайнштейн С.И. Историческая этнография тувинцев: Проблемы кочевого хозяйства. М.: Наука, 1972. - 314 с.

71. Василевич Г.М. Производственный костюм эвенков Нижней и Подкаменной Тунгусок как исторический источник // Одежда народов Сибири. Д.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1970. - С. 137-165.

72. Василевич Г.М. Эвенки: Историко-этнографические очерки (XVIII начало XX в.). - Наука. Ленингр. отд-ние, 1969. - 304 с.

73. Васильев В.Н. Краткий очерк быта карагасов // Этногр. обозрение.-М., 1910.-Кн. ЬХХХГ- № 1-2.-С. 46-76.

74. Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб.: Лань, 1999. - 478 с.

75. Взаимосвязи балтов и прибалтийских финнов: Сб. ст. / Ред. кол. Р. Грабис и др. Рига: Зинатне, 1970. - 226 с.

76. Волошина Т.А., Астапов С.Н. Языческая мифология славян. -Ростов-на-Дону, 1996. 444 е.: ил.

77. Воскобойников М.Г. Некоторые данные по этнографии эвенков Бурятии // Этногр. сб. БКНИИ СО АН СССР. Улан-Удэ, 1961. -Вып. 2.-С. 29-43.

78. Вяткина К.В. Очерки культуры и быта бурят. Л.: Изд-во Наука. Ленингр. отд-ние, 1969. - 218 с.

79. Галданова Г.Р. Доламаистские верования бурят. -Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. 113с.

80. Галданова Г.Р. Закаменские буряты: Ист.-этногр. очерки (вторая половина XIX первая половина XX вв.). - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1992. - 183 с.

81. Геденштром М. Отрывки о Сибири. СПб., 1830. - 165 с.

82. Георги И. Описание всех, обитающих в Российском государстве, народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей. СПб., 1799. - Ч.3.-116 с.

83. Георги И. Описание всех, обитающих в Российском государстве, народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей. СПб., 1799. - Ч.4.-376 с.

84. Герасимова K.M. Культ обо как дополнительный материал для изучения этнических процессов в Бурятии // Этногр. сб. Улан-Удэ, 1969.-Вып. 5.-С. 105-144.

85. Герасимова K.M., Галданова Г.Р., Очирова Г.Н. Традиционная ® культура бурят. Учеб. пос. Улан-Удэ: Бэлиг, 2000. - 144 е., ил.

86. Гирченко В. Русские и иностранные путешественники XVII, XVIII и первой половины XIX веков о бурят-монголах. Улан-Удэ: Бурят.-монгол. изд-во, 1939. - 92 с.

87. Гирченко В. Страница из истории христианизации бурятского населения в конце XIX-го века // Жизнь Бурятии. Верхнеудинск, 1926. -№ 1-3.-С. 98-107.

88. Горюшкин Л.М., Миненко H.A. Историография Сибири дооктябрьского периода (конец XVI начало XX в.). - Новосибирск:

89. Наука. Сиб. отд-ние, 1984. 317 с.

90. Грысык Н.Е. Севернорусский «знающий» (знахарь, колдун) // ф Традиционные ритуалы и верования. М., 1995. - Ч. 1.

91. Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. -М.: Танаис ДИ-ДИК, 1994. 552 с.

92. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Танаис ДИ-ДИК, 1994.-544 е.: ил.

93. Гуревич П.С. Философия культуры: Учеб. пос. для студентов гуманитарных вузов. 2-е изд. - М.: Аспект Пресс, 1995. - 288 с.

94. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в t 4 т. -М.: Русский язык, 1991. -Т. IV. -684 с.

95. Дамбаев Г.Э. Современное жилище баргузинских бурят // Этногр. сб.-Вып. 5.-Улан-Удэ, 1969.-С. 11-15.

96. Дамениа О.Н. Культура и ее национальные формы // ВФ. -1981. № 6. С. 111-118.

97. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. - 574 с.

98. Дарбаев Доржо. Доклад о происхождении одиннадцати хоринских родов (перевод Ц. Ванчиковой) // Бурятские летописи / Сост. Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванчикова. Улан-Удэ, 1995. - С. 170-176.ф 100. Дежкин В.В. Охота и охотничье хозяйство мира. Справ, пос.

99. М.: Лесн. пром-сть, 1983. 358 с.

100. Декабристы в Бурятии. Верхнеудинск, 1927. - 108 с. •W 102. Декабристы о Бурятии. Статьи, очерки, письма- Улан-Удэ:

101. Бурят, кн. изд-во, 1975. 230 с.

102. Джидалаев Н.-И.С. Далекое-близкое: Об исторических связях народов Дагестана с древними болгарами. Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1989.-79 с.

103. Дмитриев В.А. Русско-северокавказский контакт (К определению «канала» заимствований в материальной культуре) // Межэтнические контакты и развитие национальных культур. Сб. ст. М.,1985.-С. 34-43.

104. Дмитриев В.А. Типы этнокультурных заимствований на Северном Кавказе // Субэтносы в СССР: Сб. науч. тр. JI., 1986. - С. 2948.

105. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в.-М., 1960.-621 с.

106. Дондуков У.-Ж.Ш. Влияние русского языка на развитие и обогащение лексического состава бурятского языка. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1974. - 99 с.

107. Доппельмаир Г.Г. Парнокопытные: изюбрь, лось, косуля, северный олень, кабарга // Соболиный промысел на северо-восточном побережье Байкала. Материалы Баргузинской экспедиции Г.Г. Доппельмаира 1914-1915 гг. -Верхнеудинск ; JL, 1926.-С. 177-196.

108. Дронова Т.И., Истомин К.В. Межэтническое взаимодействие в Печорском крае: ненцы, русские (устьцилёмы) и коми-ижемцы // ЭО. -2003.-№5.-С. 54-67.

109. Дьяченко В.И., Ермолова Н.В. Эвенки и якуты юга Дальнего Востока. XVII XX вв. - СПб., 1994. - 158 е.: ил.

110. Евсенин И.А. Карагасы: Краткий очерк. Красноярск, 1919.22 с.

111. Жамбалова С.Г. Профанный и сакральный миры ольхонских бурят. Новосибирск: Наука. Сибирская изд. фирма, 2000. - 400 с.

112. ИЗ. Жамбалова С.Г. Традиционная охота бурят. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. - 174 с.

113. Жамбалова С.Г. Этнографический музей народов Забайкалья (Путеводитель). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - 81 с.

114. Жамцарано Ц. Путевые дневники 1903-1907 гг. / Отв. ред. Ц.П. Ванчикова. Сост.: В.Ц. Лыксокова, Ц.П. Ванчикова, И.В. Кульганек. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2001.-382 с.

115. Жеребцов Л.Н. Этнические и культурно-исторические связи коми с финноуграми и самодийцами. Докл. на заседании Президиума Коми филиала АН СССР 26 дек. 1974 г. Сыктывкар, 1974. 45 с.

116. Жизненный потенциал этнокультурного развития современной Сибири / Под ред. В.И. Бойко. Барнаул; Новосибирск; М.: Изд-во АРНЦ СО РАО, 1999. - 189 с.

117. Забайкалье. Свод материалов комиссии для исследования местного земледелия и землепользования под председательством статс-секретаря Куломзина / Сост. Н.И. Разумов. СПб.: Изд. Комитета министров, 1899.-373 е.: ил.

118. Загорский A.B. Культурные заимствования как массовый коммуникационный процесс // Организация массовых информационных процессов. М., 1988. - С. 66-78.

119. Залкинд Е.М. Нерушимая дружба бурят-монгольского и русского народов. Улан-Удэ: Бурят.-монгол. изд-во, 1943. - 31 с.

120. Залкинд Е.М. Общественный строй бурят в XVIII первой половине XIX в.-М.: Наука, 1970. -400 с.

121. Залкинд Е.М. Присоединение Бурятии к России. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958. - 318 с.

122. Занькевич В. Население Иркутской губернии, его быт и занятие//Вопросы колонизации. СПб., 1912. -№ 10.-С. 172-186.

123. Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина / Отв. ред. М.В. Нечкина. М.: Изд-во АН СССР, 1951. - 739 с.

124. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография / Пер. с нем. — М.: Наука, 1991.-507 с.

125. Зеленин Д.К. Культ онгонов в Сибири. М.; Л., 1936. - 436 с.

126. Злобин Н.С. Культура и общественный прогресс. М.: Наука, 1980.-303 с.

127. Злобин Ф. Взгляд на Даурию и в особенности на Нерчинские горные заводы // Сибирский вестн. Ч. 1. — СПб., 1823.

128. Зориктуев Б.Р. Прибайкалье в середине VI начале XVII века. -Улан-Удэ, 1997.-103 с.

129. Зориктуев Б.Р. Современный быт бурятского села. — Новосибирск, 1982. 112 с.

130. Зотов А.П. Словарь эвенкийских топонимов Баунтовского района. — Улан-Удэ: Изд-во ОАО «Республиканская типография», 2001. -14 с.

131. Иванов В.Н. Народы Сибири в трудах Ф.Я. Кона. -Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1985. — 174 с.

132. Идее И., Бранд А. Записки о русском посольстве в Китай (1692-1695). М.: Наука, 1967. - 404 с.

133. Идее Избрант, Бранд Адам. Записки о русском посольстве в Китай (1692-1695) / Вступ. ст., пер. и комментарии М.И. Казанина. М.: Гл. ред. вост. лит-ры, 1957.-404 с.

134. Из истории переводческого дела в Иркутской епархии // Иркутские епархиальные ведомости. 1908. -№ 2,4, 6, 12-13, 14-15.

135. История Бурят-Монгольской АССР / Под ред. А.П. Окладникова. Улан-Удэ, Бурят.-монгол. гос. изд-во, 1951. - Т. 1. - 574 с.

136. История Сибири: В 5 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1968. -Т. 3. Сибирь в эпоху капитализма. - 530 с.

137. История Сибири: В 5 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1968. -Т. 2. Сибирь в составе феодальной России. - 538 с.

138. История Усть-Ордынского бурятского автономного округа / Отв. ред. Л.М. Дамешек. -М.: Прогресс, 1995. 543 с.

139. Каган М.С. Философия культуры. СПб, 1996. - 415 с.

140. Казаринов П. Нация и область в этнографии Сибири // Этногр. бюллетень. Иркутск, 1923. - № 3. - 6-9.

141. Карнышев А.Д. Межэтническое взаимодействие в Бурятии: социальная психология, история, политика. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1997.- 184 с.

142. Катанов Н.Ф. Поездка к карагасам в 1890 г. СПб.: скоропечатка П.О. Яблонского, 1891. - 96 с.

143. Керимов Э.А. Очерки истории этнографии Азербайджана и русско-азербайджанских этнографических связей (XVIII XIX вв.). -Баку: Элм, 1985.- 128 с.

144. Коган JI.H. Народная культура в историческом развитии # системы культуры // Изучение истории культуры как системы.

145. Новосибирск, 1983. С. 52-58.

146. Козина О.М. Отражение влияния кочевой культуры в лексике старообрядцев Забайкалья // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии: Мат-лы междунар. науч. конф. Улан-Удэ, 2000. - Т. 3: Языки. Фольклор. Литература. - С. 92-99.

147. Козлов В.И. Этнос и культура (к проблеме соотношения национального и интернационального в этнографическом изучении культуры) // СЭ. 1979. № 3. - С. 71-86.

148. Константинов A.B., Константинова H.H. История Забайкалья (с древнейших времен до 1917 года): Учеб. пос. по региональномуф компоненту образования. Чита: AHO «ЦНОП»; Изд-во ЗабГПУ, 2002. 248 е.: ил.

149. Коротеева ВВ. Репродуктивное поведение этнических групп в инонациональной среде // Межэтнические контакты и развитие национальных культур: Сб. ст. М., 1985. - С. 107-117.

150. Костомаров Н.И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа: Утварь, одежда, пища и питье, здоровье и болезни, нравы, обряды, прием гостей. М.: Экономика, 1993. - 398 с.

151. Косыгин И. Очерки распространения христианства тункинскими бурятами на Торской степи за истекшее пятидесятилетие (1827-1877) // Тр. православных миссий Иркутской епархии. Иркутск, 1885. - Т. 3.-С. 558-593.

152. Кропоткин П. Поездка в Окинский караул // Зап. СОИРГО. -Иркутск, 1867. Кн. IX, X. - С. 1-95.

153. Ксенофонтов Г.В. Хрестес. Шаманизм и христианство (Факты и выводы). Иркутск, 1929. - 143 с.

154. Кудрявцев Ф. Роль русской культуры в развитии бурят-ф монгольского народа в XVIII XIX веках // ВИ. - 1946. № 10. - С. 85-94.

155. Кудрявцев Ф.А. История бурят-монгольского народа (от XVII в. до 60-х годов XIX в.): Очерки. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1940. - 242 с.

156. Кулаков П.Е. Буряты Иркутской губернии // Изв. ВСОИРГО. -Иркутск, 1896.-T. XXVI.-№4-5.-С. 118-166.

157. Культурно-бытовые процессы у русских Сибири XVIII -начала XX в. Сб. ст. Новосибирск: Наука, 1985 . - 237 с.

158. Культурные традиции народов Сибири: Сб. ст. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. - 260 с.

159. Курилов В.Н., Люцидарская A.A. К вопросу об исторической психологии межэтнических контактов в Сибири в XVII в. // Этнические

160. Ф культуры Сибири. Проблемы эволюции и контактов: Сб. науч. тр. / Отв.ред. И.Н. Гемуев, A.M. Сагалаев. Новосибирск, 1986. - С. 26-46.

161. Ларионов Д. Очерк экономической статистики Иркутской губернии. Иркутск, 1870. - 380 с.

162. Ларченко С.Г. Социальные детерминации этнокультурного развития. Новосибирск: Изд-во НИИ дискретной математики и• информатики, 1999. 170 с.

163. Ларченко С.Г. Теоретико-методологические принципы программы исследования межкультурных взаимодействий // Методологические проблемы научно-исследовательских программ: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1983. - С. 88-92.

164. Ларченко С.Г., Еремин С.Н. Межкультурные взаимодействия в историческом процессе. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. — 173 с.

165. Лебедева A.A. Русские Притоболья и Забайкалья. Очерки материальной культуры. XVII начало XX в. - М.: Наука, 1992. - 134 с.

166. Лебедева В.И. Хозяйственный быт Приангарья (XIX начало ф XX в. // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. - Ч. I.

167. Приангарье. Новосибирск: Наука, 1971. - С.78-95.

168. Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию: Учеб. пос. М.: Ключ, 1999. - 224 с.

169. Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с фр. М.: Наука, 1983.-536 с.

170. Лежнин П.Д. Богатства Приамурья и Забайкалья. Чита, 1922.-355 с.

171. Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. - 101 с.

172. Лихачев Д.С. Россия // Позиция. М., 1990. - Вып. 2. - С. 1531.

173. Логиновский К.Д. О быте казаков Восточного Забайкалья // Живая старина. СПб, 1902. - Т. 12, вып. 2. - С. 182-200.

174. Ломбоцыренов Дамби-Жалсан. История селенгинских монгол-бурят (перевод Б. Доржиева, Ш. Чимитдоржиева) // Бурятские летописи / Сост. Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванчикова. Улан-Удэ, 1995.ф -С. 103-132.

175. Люцидарская A.A. Старожилы Сибири. Историко-этнографические очерки. XVII начало XVIII в. - Новосибирск, 1992. -197 с.

176. Магометов А.Х. Этнические и культурно-исторические связи алан-осетин и ингушей. Орджоникидзе: Ир, 1982. - 62 с.

177. Мазин А.И. Быт и хозяйство эвенков-орочонов (конец XIX -начало XX в.). Новосибирск: Наука. Сиб. изд. фирма, 1992. - 154 с.

178. Мазин А.И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов: (конец XIX начало XX в.). - Новосибирск, 1984. - 201 с.

179. Маковецкий И.В. Деревянное зодчество Среднего Приангарья Ä (XVII XX вв.) // Быт и искусство русского населения Восточной

180. Сибири. Ч. 1. Приангарье / Отв. ред. И.В. Маковецкий, Г.С. Маслова. -Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1971.-С. 106-143.

181. Максимов А.Н. Русские инородцы. М.: тип. A.B. Васильева, 1901.-111 с.• 179. Максимович J1. Географический словарь Российскогогосударства. М., 1804. - Ч. 2. - 874 стб.

182. Малков А. Из записок забайкальского миссионера // Православное обозрение. 1867. - нояб.

183. Манжигеев И.М. Янгутский бурятский род. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1960. - 230 с.

184. Маргошвили Л.Ю. Культурно-этнические взаимоотношения между Грузией и Чечено-Ингушетией в XIX начале XX в. - Тбилиси: Мецниереба, 1990.-253 с.

185. Машанова Л.В. Из истории промыслов Забайкалья конца XVII начала XVIII века // Этногр. сб. - Вып. 6. - Улан-Удэ, 1974. - С. 98-106.

186. Межкультурный диалог: Лекции по проблемам межэтнического и межконфессионального взаимодействия / Под ред.

187. М.Ю. Мартыновой, В.А. Тишкова, Н.М. Лебедевой. М.: Изд-во РУДН,2003.-406 с.

188. Межнациональные связи и взаимодействие культур народов СССР. Таллин: Изд-во «Ээсти рама», 1978. - 129 с.

189. Межуев В.Н. Культура и история: Проблемы культуры в философско-исторической теории марксизма. М.: Политиздат, 1977. -199 с.

190. Межэтнические контакты и развитие национальных культур: Сб. ст.-М., 1985.- 195 с. ф 190. Межэтнические связи населения Марийского края / Редкол.:w

191. Г.А. Сепеев (отв. ред.) и др. Йошкар-Ола, 1991. - 152 с.

192. Мельхеев М.Н. Топонимика Бурятии: История, система и V происхождение географических названий. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во,1969.- 186 с.

193. Миротворцев К. Карагасы: Статистико-экономический очерк. Иркутск, 1921. - 25 с.

194. Миротворцев К.Н. Иркутские «Ясачные» в освещении статистических цифр. Статистический этюд // Материалы Иркутского Губернского Статистического Бюро. Иркутск: Изд. Иркут. Губ. Статс. Бюро, 1923. - Вып. XII. - 36 с.

195. Михайлов В.А. Земледелие бурят в XVII первой половине

196. XIX века. Улан-Удэ, 1998. - 62 с.

197. Михайлов К. Общинный быт у крестьян Забайкальской области Восточной Сибири. 24 с.

198. Михайлов Т.М. Бурятия в период создания единого Монгольского государства // Актуальные проблемы истории Бурятии.• Улан-Удэ, 1990. С. 11 -21.

199. Михайлов Т.М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. - 288 с.

200. Михайлов Т.М. Влияние ламаизма и христианства на шаманизм бурят // Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири (вторая половина XIX начало XX в.) / Отв. ред. И.С. Вдовин.ф Л.: Наука. Ленинград, отд-ние, 1979. С. 127-149.

201. Михайлов Т.М. Из истории поселений идинских бурят // Из истории хозяйства и материальной культуры тюрко-монгольских народов. Новосибирск: Наука, 1993. - С. 36-52.

202. Михайлов Т.М. На поприще православного миссионерства // Выдающиеся бурятские деятели (XVII нач. XX в.). - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2001.-Вып. 2.-Ч. 1.-С. 162-167.

203. Михайлов Т.М. Юго-Восточная Сибирь в отношениях с Центральной Азией в XIII XVII вв. // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. - Новосибирск, 1989. - С. 85-89;

204. Михайлова В.Т. Православие в духовной культуре бурят (30-е гг. XVII 1917 г.). - Улан-Удэ: Изд-во ВСГТУ, 1999. - 174 с.

205. Михайлова С.М., Коршунова О.Н. Традиция взаимовлияния культур народов Поволжья. Казань: Фан, 1997. - 109 с.

206. Монгольско-русский словарь / Под общ ред. А. Лувсандэндэва. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1957. - 716 с.

207. Нагишкин Д. Баргузинская тайга: Экономический очерк. -Верхнеудинск: Книгоизд-во объед. Прибайкальского союза кооперативов, 1917.-32 с.

208. Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. Синергетика исторического процесса. -М.: Наследие,1996.- 183 с.

209. Народы Сибири / Под ред. М.Г. Левина, Л.П. Потапова. М.;- Л.: Изд-во АН СССР, 1956. 1083 с.

210. Наумова O.E. Иркутская епархия: XVIII первая половина XIX в. - Иркутск: Изд-во ИГТУ, 1996. - 208 е.: ил.

211. Национальная одежда эвенков. Якутск, 1994. - 23 с.

212. Нестерова C.JI. Роль двуязычия в процессе взаимодействия # национальных культур (На материалах этносоциологическихисследований в МССР). М., 1976. - 29 с.

213. Нимаев Д.Д. Этнодемографические процессы в Бурятии в XIX начале XX в. // Бурятия. XVII - начало XX в. Экономические и социально-культурные процессы. - Новосибирск, 1989. - С. 69-84.

214. Нимаев Д.Д. Этнодемографические процессы в Бурятии в XVII XIX вв. // Актуальные проблемы истории Бурятии: Тез. докл. и сообщ. раб. совещ- Улан-Удэ, 1987. - С. 34-41.

215. Овсянников О.В. О средневековых русских лыжах // КСИА. -* Вып. 125. Памятники славяно-русской археологии. М., 1971. - С. 37-39.

216. Окладников А.П. Об исторических истоках дружбы русского ф и бурятского народов // В братской семье народов. Улан-Удэ: Бурят, кн.изд-во, 1974.-С. 23-45.

217. Окладников А.П. Очерки из истории западных бурят-монголов. -Д.: ОГИЗ, 1937.-425 с.

218. Описание о братских татарах, сочиненное морского корабельного флота штюрманом ранга капитана Михаилом Татариновым. -Улан-Удэ, 1958.-88 с.

219. Описание первой публичной выставки, бывшей в Иркутске в а 1858 г. // Иркутские губернские ведомости. 1858. - 13 март.

220. Осокин Г.М. На границе Монголии. Очерки и материалы к этнографии Юго-Западного Забайкалья. СПб.: тип. A.C. Суворина, 1906.-304 с.

221. Отражение межэтнических связей в народном декоративном искусстве удмуртов. Сб. ст. Ижевск, 1984. - 118 с.

222. Отчет о состоянии Иркутской духовной миссии в 1881 г.Иркутск, 1882.

223. Очерки истории культуры Бурятии / Отв. ред. Е.М. Залкинд, ф Н.В. Ким, Т.М. Михайлов. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. - Т. 1. —490 с.

224. Павлинская JI.P. Буряты // Сибирь: этносы и культуры V (Народы Сибири в XIX в.). М.; Улан-Удэ: Изд.-полигр. комплекс

225. ВСГАКиИ, 1995.- Вып. 1.-С. 5-49.

226. Павлинская JI.P. Коренные народы Байкальского региона и русские. Начало этнокультурного взаимодействия // Народы Сибири в составе государства российского. СПб., 1999. - С. 165-271.

227. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. СПб., 1788. - Ч. 3, половина первая. 1772 и 1773 годов / Перевел Василий Зуев. - 624 с.

228. Ф 228. Памятная книжка Забайкальской области на 1890 год. Чита:изд. Забайкальского обл. стат. комитета, 1890.

229. Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и особенности эволюции: (На примере Западного Кавказа). СПб.: Европ. дом, 1996. - 302 с.

230. Парсонс Г. Человек в современном мире / Пер. с англ. М.:• Прогресс, 1985. 432 с.

231. Паршин В. Поездка в Забайкальский край. M., 1844. - Ч. 1.143 с.

232. Паршин В. Поездка в Забайкальский край. М., 1844. - Ч. 2.208 с.

233. Патканов С.К. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири. Ч. 1. - Вып. 2. - СПб., 1906. - 209 с.

234. Пименов В.В. Системный подход к этносу (к постановке проблемы) // Расы и народы. Ежегодник. 1986. - Вып. 16.

235. Пименов В.В. Этнология: предметная область, социальные функции, понятийный аппарат // Этнология. Учебник для вузов / Э.Г. Александренков, Л.Б. Заседателева, Ю.И. Зверева и др. -М.: Наука, 1994.

236. Письма из Посольского монастыря. Иркутск, 1883.

237. Письма о Восточной Сибири Алексея Мартоса. М., 1827.291 с.

238. Подгорбунский И.А. Буряты (Исторический очерк) // Зап. ВСОИРГО по этногр. 1889. - Т. 1, вып. 2. - С. 1 -62.

239. Подгорбунский И.А. Буряты (Физический тип и духовная личность бурят). Иркутск, 1903. - 32 с.

240. Политковская Е.В. Как одевались в Москве и ее окрестностях в XVI XVIII веках. - М.: Флинта; Наука, 2004. - 176 е.: ил.

241. Полиэтнические общества: проблемы культурных различий: Сб. ст. / Отв. ред. C.B. Прожогина. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2004.• -Ч. 1.-369 с.

242. Полиэтнические общества: проблемы культурных различий: Сб. ст. / Отв. ред. C.B. Прожогина. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2004. -Ч. 2.-369 с.

243. Полтораднев П. Пушной промысел в Тункинском районе // Жизнь Бурятии. Верхнеудинск, 1929. - № 10-12. - С. 36-45.

244. Попов В. Декабристы К.П. Торсон и братья Бестужевы по воспоминаниям селенгинской бурятки Жигмыт Анаевой // Жизнь Бурятии. Верхнеудинск, 1926.-№ Ю-12.-С. 90-92.

245. Потанина А. Рассказы о бурятах, их вере и обычаях. М.: Посредник, 1912. - 62 с.

246. Ф 248. Потанина A.B. Буряты // Из путешествий по Восточной

247. Сибири, Монголии, Тибету и Китаю. М., 1895. - 1-47.

248. Потапов Л.П. Историко-этнографический очерк русского населения Сибири в дореволюционный период // Народы Сибири. Этногр. очерки.-М., 1956.-С. 115-214.

249. Прибавления к «Иркутским епархиальным ведомостям».• 1887. -№ 18; 1888.-№4.

250. Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири / Отв. ред. В.А. Александров. М.: Наука, 1974. - 295 с.

251. Проблемы межэтнического взаимодействия народов Сибири / Отв. ред. И.Н. Гемуев, A.A. Бадмаев. Новосибирск: Изд-во Ин-та арх. и этнограф., 2002. - 131 с.

252. Проблемы этногенеза и этнической истории аборигенов Сибири. Сб. науч. ст. Кемерово: Кемеров. гос. ун-т, 1986. - 157 с.

253. Радде. Озеро Байкал // Вестн. РГО. 1857. - Ч. 21. - С. 107149

254. Радлов В.В. Из Сибири. Страницы дневника / Пер. с нем. -М.: Наука, 1989.-749 с.

255. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1971. -251 с.

256. Рассадин В.И. Этапы истории тофаларов по языковым данным // Мат-лы конф. «Этногенез народов Северной Азии» / Отв. ред. Е.И. Убрятова. Вып. 1. - Новосибирск, 1969. - С. 223-226.

257. Рассадин И.В. Хозяйство, быт и культура тофаларов. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - 203 с.

258. Ринчино Э.-Д. Великая революция и инородческая проблема в Сибири // Документы, статьи, письма. Улан-Удэ, 1994. - 236 с.

259. Ровинский П.А. Сообщение о поездке по Ангаре и Лене // Изв. ВСОИРГО. Иркутск, 1871. - T. II. - № 3.

260. Ф 265. Рогачев М.Б. Межнациональные браки как фактор этническихпроцессов у коми (На примере языковой жизни молодых коми-русскихсельских семей). Докл. на заседании Президиума Коми фил. АН СССР 21 фев. 1985 г. Сыктывкар: Коми фил. АН СССР, 1985. - 21 с.

261. Руднев В.В. Межэтнические контакты и культура жизнеобеспечения // Межэтнические контакты и развитие национальных• культур: Сб. ст. М., 1985. - С. 5-14.

262. Рузавин Г.И. Методология научного исследования. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 1999.-317 с.

263. Рукавишников И.А. Очерки хозяйственного быта бурят Селенгинской Даурии. Иркутск, 1923. - 39 с.

264. Русские старожилы Сибири: Историко-антропологический очерк / Отв. ред. В.В. Бунак, И.М. Золотарева. М.: Наука, 1973. - 189 с.

265. Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь / Сост. Г.М. Василевич. М.: ОГИЗ, 1948. - 331 с.

266. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981.607с.ф 272. Рыбаков С.Г. Армакские тунгусы (Селенгинского уезда,

267. Забайкальской области) // Тр. ТКОПОИРГО. СПб., 1903. - T. VI. - Вып. 1.-С. 50-82.

268. Рыбаков С.Г. К характеристике семейного быта у крещеных инородцев Цонгольской инородной управы (Усть-Киран) // Тр. ТКОПОИРГО. T. V, вып. II. - СПб., 1903. - С. 46-48.

269. Сабурова JI.M. Культура и быт русского населения Приангарья: Конец XIX XX в. - JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1967. -280 с.

270. Сабурова Л.М. Русское население Приангарья // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. — 4.1. Приангарье. -Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1971. С. 28-77.

271. Сажин В.В. Определение компактности расселения этносов // СЭ,- 1984. №5.-С. 94-97.

272. Саянский промыслово-охотничий район и соболиный промысел в нем: Отчет Саянской экспедиции департамента земледелия, работавшей в 1914-1916 гг. под начальством старшего специалиста по промысловой охоте Д.К. Соловьева. Петроград, 1920. - 458 е.: ил.

273. Сборник документов по истории Бурятии: XVII век / Сост. Г.Н. Румянцев, С.Б. Окунь. Улан-Удэ, 1960. - Вып. 1. - 493 с.

274. Ф 281. Селищев A.M. Забайкальские старообрядцы. Семейские.1. Иркутск, 1920. 82 с: ил.

275. Серебренников И.И. Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия (Статистический очерк). Иркутск, 1913. - 48 с.

276. Серебренников И.И. Покорение и первоначальное заселение Иркутской губернии. Иркутск, 1914. - 80 с.

277. Сибирь, её современное состояние и её нужды: Сб. ст. / Под ред. И.С. Мельника. СПб., 1908. - 294 с.

278. Сибирь: этносы и культуры (Народы Сибири в XIX в.)/ Отв. ред. З.П. Соколова. М.; Улан-Удэ: Изд.-полигр. комплекс ВСГАКиИ, 1995.-Вып. 1.-148 с.

279. Сибирь: этносы и культуры / Отв. ред. З.П. Соколова.- М.; Улан-Удэ: Изд.-полигр. комплекс ВСГАКиИ, 1998. Вып. 3.-159 с.

280. Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений. Учеб. пос. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 1999. - 203 с.

281. Сирина A.A. Катангские эвенки в XX веке: расселение, организация среды жизнедеятельности. — М., 1995. — 200с.

282. Сирина A.A. Катангские эвенки в XX веке: расселение, организация среды жизнедеятельности. 2-е изд., испр. и доп.- М.; Иркутск: Оттиск, 2002. 286с.

283. Словарь говоров старообрядцев (семейских) Забайкалья / Под ред. Т.Б. Юмсуновой. Новосибирск: Изд-во СО РАН, Науч.-изд. центр ОИГГМ СО РАН, 1999. - 540 е.: ил.

284. Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири: В 2 кн. -СПб., 1881.-Кн. 1. С 1585 по 1772 год.-326 с.

285. Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири: В 2 кн. — СПб., 1886. Кн. 2. С 1772 по 1823 год. - 364 с.

286. Смолев Я. Три табангутских рода селенгинских бурят // Тр. ТКОРГО.-М., 1900 (1898).-Т. 1,вып.З.-С. 79-135.

287. Современные этнические процессы в СССР / Отв. ред. Ю.В. Бромлей. М.: Наука, 1977. - 2 изд. - 562 с.

288. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности — М.: Смысл, 1998. 386 е.: ил.

289. Соловьев С.М. Соч.-М., 1991.-Кн. 6, т. 1-12.-671 с.

290. Социологический энциклопедический словарь. На русском, английском, немецком, французском и чешском языках. Ред.-коорд. акад. Г.В. Осипов. М.: Изд. группа ИНФРА - НОРМА, 1998. - 488 с.

291. Спасский Г. Забайкальские тунгусы // Сибирский вестн. Ч. 18.- 1822.

292. Спиридонова И.Е. Этнокультурное взаимодействие и межнациональные отношения в Якутии. Новосибирск: Наука, 2002. — 101 с.

293. Сусоколов A.A. Влияние совместного расселения на вероятность межэтнических контактов (К методике измерения) // СЭ. -1979. № 1.-84-91.

294. Суханов И.В. Обычаи, традиции и преемственность поколения. -М.: Политиздат, 1976. -216 с.

295. Таболина T.B. Этническая проблематика в современной американской науке. Критический обзор основных этносоциологических концепций. -М.: Наука, 1985. 152 с.

296. Термен А.И. Среди бурят Иркутской губернии и ® Забайкальской области: Очерки и впечатления. СПб., 1912. - 144 с.

297. Термен А.И. Среди бурят Иркутской губернии и Забайкальской области: Очерки и впечатления. СПб.: типография МВД, 1912.-130 с.

298. Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-антропологической антропологии. М.: Наука, 2003. - 544 с.

299. Тобын Тугулдэр. Прошлая история хоринских и агинских бурят (перевод Н.Поппе) // Бурятские летописи / Сост. Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванчикова. Улан-Удэ, 1995. - С. 5-35.

300. Тойнби А. Постижение истории: Сб. / Пер. с англ. М.:

301. Прогресс, 1991.-731 с. ф 308. Токарев С.А. Ранние формы религии и их развитие. М.,1964.

302. Токарев С.А. Религия в истории народов мира. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1976. - С. 197.

303. Толерантность и культурная традиция / Под ред. М.Ю. Мартыновой. М.: РУДН, 2002. - 447 с.

304. Традиционная пища как выражение этнического самосознания / С.А. Арутюнов, Т.А. Воронина. М.: Наука, 2001. - 2931. Л е., ИЛ.

305. Туголуков В.А. Межэтнические связи и культура приангарских эвенков в XVII XVIII вв. // Проблемы этногенеза и этнической истории аборигенов Сибири. - Новосибирск, 1986. - С. 148158.

306. Туголуков В.А. Следопыты верхом на оленях. М.: Наука, 1969.-215 е.: ил.

307. Туголуков В.А., Шубин A.C. Колхозное строительство у эвенков северной Бурятии и его влияние на их быт и культуру // Этногр.ф сб. Улан-Удэ, 1969. - Вып. 5. - С. 42-64.

308. Тугутов И.Е. Материальная культура бурят: Этнографическое исследование. Улан-Удэ, 1958. - 214 с.

309. Туров М.Г. Хозяйство эвенков таежной зоны Средней Сибири в конце XIX начале XX в.: Принципы освоения угодий. - Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун-та, 1990. - 173 с.

310. Уарзнати B.C. Культура осетин: связи с народами Кавказа. -Орджоникидзе: Ир, 1990. 189 с.

311. Убугунов А. Улус «Заглик» Боханского хошуна и аймака // Жизнь Бурятии. Верхнеудинск, 1926. - № 10-12. - С. 84-89.

312. Уварова Т.Б. Этнокультурный облик России: исторические ^ традиции взаимодействия народов: (По материалам отеч. этногр. лит.).

313. Науч.- аналит. обзор / РАН. ИНИОН. М.: ИНИОН РАН, 1995. - 40 с.

314. Удимова Н. К изучению одежды русских тункинцев (Из материалов Тункинской экспедиции ВСОРГО) // СЖС. Иркутск, 1926. -Вып. 1 (5).-С. 201-210.

315. Украинско-молдавские этнокультурные взаимосвязи в период социализма / Л.Ф. Артюх и др. Киев: Наук, думка, 1987. - 379 с.

316. Федоров В.В. Рыболовные снаряды неолитической эпохи из долины р. Оки // СА. 1937. -№ 2. - С. 61-70.

317. Философский энциклопедический словарь / Ред.-сост. Е.Ф. Губский, Г.В. Кораблева, В.А. Лутченко. М.: ИНФРА-М, 1997. - 576 с.

318. Фишер И.Э. Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием. СПб., 1774. - 631 с.

319. Фольклор и этнография: Пробл. реконструкции фактов традиц. культуры: Сб. науч. тр. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. - 231 с.

320. Хангалов М.Н. Несколько данных для характеристики быта северных бурят // Собр. соч.: В 3 т.- Улан-Удэ, 2004. Т. I. - С. 169-185.

321. Хангалов М.Н. Обосинские таежные охотники // Собр. соч.: В 3 т. Улан-Удэ: Изд-во ОАО «Республиканская типография», 2004. - Т. II.-С. 40-45.

322. Харташкина Р.Ж. Взаимодействие русского и бурятского языков: На материале говоров русских старожилов и бурят Иркутской области. Учеб. пос. Иркутск, 1977. - 121с.

323. Хозяйство, культура и быт эвенков Бурятии. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1988.- 150с.

324. Хороших П.П. Материалы по орнаменту ольхонских бурят // СЖС. Иркутск, 1926.-Вып. 1 (5). - С. 211-215.

325. Цибиков Б.Д. К вопросу о добровольном присоединении Бурят-Монголии к России. Улан-Удэ: Бурят.-монгол. гос. изд-во, 1950. -60 с.

326. Цибиков Б.Д. Нерушимая дружба бурят-монгольского и русского народа. Улан-Удэ: Бурят.-монгол. изд-во, 1957. - 108 с.

327. Цыбиков Г.Ц. Забайкальское бурятское казачье войско (Исторический очерк) // Избр. тр. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991 - С. 152-162.

328. Цыдендамбаев Ц.Б. К взаимовлиянию русского и бурятского языков // Взаимовлияние языков в Бурятии / Отв. ред. Л.Д. Шагдаров. -Улан-Удэ, 1978.-С. 49-54.

329. Цыдынжапов Ц., Бадуева Е. Бурятская кухня. Улан-Удэ: Бурят кн. изд-во, 1991. - 95 с.

330. Чавчавадзе Н.З. Культура и ценности Тбилиси: Мецниереба, 1984.- 171 с.

331. Чебоксаров H.H., Чебоксарова H.A. Экология и типы традиционного сельского жилища // Типология основных элементов• традиционной культуры. М.: Наука, 1984. - С. 34-64.

332. Чегодаев А. Разведение кабарги // Охота и охотничье хозяйство. 1987. -№ 10.

333. Челышев Е.П. Теоретические и методологические аспекты изучения взаимодействия культур востока и запада // Взаимодействие культур Востока и Запада: Сб. ст. М.: Наука, 1987. - С. 3-20.

334. Черкасов А. Записки охотника Восточной Сибири. СПб.: Изд-во A.C. Суворина, 1884. - 680 с.

335. Черкасов А. Из записок сибирского охотника. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1987. - 571 с.

336. Черкасов A.A. Записки охотника Восточной Сибири. Чита,ф 1958.-352 е.: ил.

337. Чистов К.В. Этническая общность, этническое сознание и некоторые проблемы духовной культуры // СЭ. 1972. № 3. - С. 73-85.

338. Шагдуров Ю.П. Государство и религиозные конфессии Бурятии в 20-30-х гг. // Исследования по истории Сибири, Центральной и Восточной Азии. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1998. - С. 65-82.

339. Шахеров В.П. Торгово-промышленное освоение Юго-Восточной Сибири в конце XVIII начале XIX в. // Социально-экономическое развитие Бурятии. XVII - начало XX в. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. - С. 26-43.

340. Шашков С. Буряты Иркутской губернии // Иркутские губернские ведомости. 1858. №3.-16 янв.

341. Шелегина О.Н. Адаптация русского населения в условиях освоения территории Сибири (Историко-этнографические аспекты. XVII XX вв.): Учеб. пос. - М.: Логос, 2001. - Вып 1. - 184 е.: ил.

342. Шелегина О.Н. Адаптация русского населения в условиях освоения территории Сибири (Историко-этнографические аспекты. XVIIф XX вв.): Учеб. пос. - М.: Логос, 2002. - Вып 2.-160 е.: ил.

343. Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Иркутск, 1949. - Т. 1. -595 е.: ил.

344. Широкогоров С. Этнос. Исследование основных принципов этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923.

345. Широкогоровы С.М. и E.H. Отчет о поездках к тунгусам и ороченам Забайкальской области в 1912 и 1913 гг. // Изв. русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии. М., 1914. - Сер. 3. -№3.

346. Шмулевич М.М. К истории крестьянской колонизации и возникновения русских сел в Западном Забайкалье в XVIII первой

347. А половине XIX века // Этногр. сб. Вып. 6. - Улан-Удэ, 1974. - С. 84-97.

348. Шмулевич М.М. Очерки истории Западного Забайкалья. XVII середина XIX в. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1985. - 285 с.

349. Шмулевич М.М. Троицко-Селенгинский монастырь. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1982. - 63 с.

350. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность. -М.: Мысль, 1998. 663 с.

351. Штубендорф Ю.П. О карагасах // Вестн. ИРГО. 1854. - Ч. 12.-Отд. 2.-С. 229-246.

352. Шубин A.C. К вопросу об этнографических особенностях в материальной культуре эвенков севера Бурятии // Этногр. сб. Вып. 6. -Улан-Удэ, 1974. - С. 44-49.

353. Шубин A.C. Краткий очерк этнической истории эвенков Забайкалья (XVII XX вв.). - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1973. - 108 с.

354. Шубин A.C. Эвенки Прибайкалья. Улан-Удэ: Бэлиг, 2001.117с.

355. Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибири (XVII век). М.: Изд-во АН СССР, 1956. - 431 с.

356. Щапов А.П. Историко-географические заметки о Сибири (1873 г.) // Собр. соч.: Доп. т. к изд. 1905-1908 гг. Иркутск: Вост.-Сиб. обл. изд-во, 1937. - С. 174-197.

357. Щапов А.П. Историко-географические и этнологические заметки о сибирском населении (1872 г.) // Собр. соч: Доп. т. к изд. 19051908 гг. Иркутск: Вост.-Сиб. обл. изд-во, 1937. - С. 83-173.

358. Щапов А.П. Историко-этнографическая организация русского народонаселения // Собр. соч. СПБ., 1906. - Т. 2. - С. 398-480.

359. Щапов А.П. О русско-сибирской народности // Изв. СОИРГО. -Иркутск, 1872-1873.

360. Щапов А.П. Эгоистические инстинкты в Ленской народной общине: бурятской улусной, оседло-инородческой и русско-крестьянской // Собр. соч.: Доп. том к изд. 1905-1908 гг. Иркутск, 1937. - С. 224-257.

361. Щекатов А. Географический словарь Российского государства. М., 1801.-Ч. 1.- 1300 стб.

362. Щукин Н. Буряты // Журнал МВД. 1849. - Ч. 25, № 3. - С. 423-448; ч. 26, № 4. - С. 69-103.

363. Щукин Н. Очерк торговли в Нерчинском крае. СПб., 1860.

364. Эвенки бассейна Енисея / Отв. ред. В.И. Бойко, В.Г. Костюк. -Новосибирск: Наука. Сиб. изд. фирма, 1992.-205 с.

365. Эрдынеева Э.Д. Русские говоры в Бурятии (лексикологический и социолингвистический аспекты). Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1992.- 124 с.

366. Этническая толерантность в полиэтнических регионах России / Под ред. Н.М. Лебедевой. М.: РУДН, 2002. - 288 с.

367. Этнографические аспекты изучения современности. Л.: Наука. Ленинград, отд-ние, 1980. - 176 с.

368. Этнографические исследования развития культуры / Отв. ред. А.И. Першиц, Н.Б. Тер-Акопян. -М: Наука, 1985.-264 с.

369. Этнография русского крестьянства Сибири: XVII середина XIX в. / Отв. ред. В.А. Александров. - М.: Наука, 1981. - 269 е.: ил.

370. Этноконтактные зоны в европейской части СССР: (География, динамика, методы изучения): Сб. ст. / АН СССР, Моск. фил. Геогр. о-ва СССР; Ред. и авт. предисл. И.И. Крупник. М.: МФГО, 1989.- 163 с.

371. Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII XX вв.). Тез. докл. и сообщ. междунар. науч. конф. 19-20 июн. 2003 г. -Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 2003. - 305 с.

372. Этнокультурные контакты народов Сибири. Л.: Наука, 1984.- 144 с.

373. Этнокультурные связи мордвы. Дооктябрьский период: Межвуз. сб. науч. ст. Саранск, 1988. - 112 с.

374. Этнокультурный облик России: исторические традиции взаимодействия народов (по материалам отечественной этнографической литературы). Науч.-аналит. обзор. М.: ИНИОН РАН, 1995. - 40 с.

375. Этносоциальное развитие Республики Саха (Якутия): Потенциал, тенденции, перспективы. Новосибирск: Наука, 2000. — 277 с.

376. Этносоциология: Учеб. пос. для вузов / Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов A.A. М.: Аспект Пресс, 1998. - 271 с.

377. Юмсунов Вандан. История происхождения одиннадцати хоринских родов / Пер. Н. Поппе) // Бурятские летописи / Сост. Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванчикова. Улан-Удэ, 1995. - С. 36-102.

378. Ядринцев Н.М. Культурное и промышленное состояние Сибири. СПб., 1884. - 32 с.

379. Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение: Этнографические и статистические исследования с приложением статистических таблиц. СПб.: Изд. И.М. Сибирякова, 1891.-308 с.

380. Язык и религия в межэтническом взаимодействии // Информационный бюллетень / Отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 1996. - № 3.

381. Янков А.Г. Сибиряки карымы: к вопросу о сибирской идентичности // Сибирь. Проблемы сибирской идентичности / Под ред. А.О. Бороноева. - СПб., 2003. - С. 98-103.

382. Яркова E.H. Межэтнические отношения: типологии социокультурных программ // Мир психологии. 2001. № 1. - С. 219-229.