автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика времени и пространства в русской поэзии последней трети XVIII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика времени и пространства в русской поэзии последней трети XVIII века"

На правах рукописи

Маслова Анна Геннадьевна

ПОЭТИКА ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА В РУССКОЙ ПОЭЗИИ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVIII ВЕКА

Специальность 10.01.01 Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

9 ОКТ 2014

Киров-2014

005553239

005553239

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Вятский государственный гуманитарный университет»

Научный консультант: доктор филологических наук, доцент

Поздеев Вячеслав Алексеевич

Официальные оппоненты: Алпатова Татьяна Александровна, доктор филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Московский государственный областной университет», кафедра русской классической литературы, профессор

Лазареску Ольга Георгиевна, доктор филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет», кафедра русской литературы, профессор

Приказчикова Елена Евгеньевна, доктор филологических наук, доцент, ФГАОУ ВПО «УрФУ имени первого Президента России Б. Н. Ельцина», кафедра фольклора и древней литературы, профессор

Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет имени С. А. Есенина»

Защита состоится 11 декабря 2014 в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.041.04 на базе ФГБОУ ВПО «Вятский государственный гуманитарный университет» по адресу: 610002, г. Киров, ул. Красноармейская, 26, ауд. 104.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ «Вятский государственный гуманитарный университет» и на сайте: http://ds.vggu.ru/wp-content/ ир1оас!5/2014/05/сМ55ег1асуа-та51оуо.]-а^..рс1Г

Автореферат разослан < » и.7_2014 года

Ученый секретарь .1

диссертационного совета /У

кандидат филологических наук, доцент ¿у Лицарева Ксения Станиславовна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Период последней трети XVIII — начала XIX века ознаменован сменой крупнейших культурных эпох: традиционализм, господствовавший в литературе на протяжении нескольких столетий, уступает место индивидуальному художественному мироосмыслению. На рубеже ХУШ-Х1Х веков на смену классической пространственно-временной модели, для которой характерно представление о времени как линейном и однородном и «вера в возможность планомерной деятельности и предсказуемость всех событий»1, приходит новое романтическое мировоззрение, для которого категории дисгармонии и хаоса становятся определяющими, а классический постулат о всегда разумном и закономерном течении времени и человеческой жизни подвергается сомнению2. Процесс перехода от одного типа мировидения к другому совершался в культурном сознании на протяжении нескольких десятилетий и сопровождался постепенной перестройкой литературной жанровой системы, образно-тематическим обновлением во всех видах искусства, формированием нового отношения к человеку и окружающему пространству.

Актуальным является обращение к исследованию процессов, связанных с изменением отношения художественного сознания к таким категориям бытия, как время и пространство. Существенная значимость анализа художественного времени и художественного пространства в русской поэзии последней трети XVIII века обусловлена весомой ролью названных категорий в переходном процессе формирования новых способов отражения действительности и перестройки жанровой системы русской поэзии.

Разностороннее изучение филологических научных работ, посвященных анализу литературного процесса XVIII века, показывает, что проблема художественного времени и пространства в произведениях писателей и поэтов конца XVIII века до сих пор остается за рамками исследовательского внимания, несмотря на неоднократные указания в различных трудах на то, что именно в период перехода от эпохи Просвещения к романтизму происходит открытие Времени, не поддающегося разумному упорядочиванию3. Этот же период характеризуется особым вниманием к истории, что подчеркивается авторами научного сборника «Проблемы историзма в русской литературе, конец XVIII- начало XIX в.» (Н. А. Жирмунской, Г. П. Макогоненко Ю. М. Лотманом, Н. Д. Кочетковой)4. Все это предопределяет научную значимость и актуальность данного исследования.

Объектом исследования в реферируемой работе является система пространственно-временных отношений в русской поэзии последней трети

1 Шутая Н. К. Типология художественного времени и пространства в русском романе ХУШ-Х1Х вв.: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2007. С. 13.

2 Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига: Зинатне, 1988. С. 43-96.

' Хапизев В. Е. Указ. соч.; Федоров Ф. П. Указ. соч.; Зверева Т. В. Взаимодействие слова и пространства в русской литературе второй половины XVIII века. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2007.

4 XVIII век. Сб. 13. Проблемы историзма в русской литературе: конец XVIII- начало XIX века. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1981.

XVIII века и система пространственно-временной организации ведущих жанров русской поэзии обозначенного периода.

Предметом исследования являются изменения художественного времени и художественного пространства в русской поэзии в период смены классицистического мировосприятия романтическим.

Материалом исследования являются поэтические тексты 1760-1790-х годов. При выборе авторов и художественных текстов для анализа мы руководствовались в первую очередь хронологическими критериями. В качестве нижней границы периода последней трети XVIII века выделяются 1760-е годы, так как именно в это время складываются определенные тенденции, которые повлекли за собой существенные изменения в поэтической системе. Более проблематичным оказывается выделение верхней границы. В данном случае избран подход, предложенный П. Е. Бухаркиным в методологических исследованиях по периодизации русской литературы XVIII века5, согласно которому главным критерием отнесения того или иного писателя к периоду последней трети XVIII века является степень связанности литераторов с традициями XVIII века и то, насколько они состоялись уже в 1790-е годы. Придерживаясь этого подхода, мы обращаемся к анализу некоторых произведений Г. Р. Державина, Н. М. Карамзина и А. Н. Радищева, написанных в XIX веке. Этим же объясняется обращение к творчеству С. С. Боброва, книга которого «Рассвет полночи» была опубликована в 1804 году, но большинство произведений этой книги создавалось в XVIII веке и посвящено знаменательным событиям именно этого столетия. Таким образом, в сферу исследовательского анализа включаются поэтические произведения М. М. Хераскова, Е. В. Херасковой, А. А. Ржевского, Г. Р. Державина, М. Н. Муравьева, В. И. Майкова, Н. А. Львова, В. П. Петрова, Е. И. Кострова, И. Ф. Богдановича, В. В. Капниста, Н. М. Карамзина, И. И. Дмитриева, А. Н. Радищева, С. С. Боброва и других авторов, публиковавших свои произведения в журналах, рассматриваемых в диссертации.

Цель работы состоит в исследовании поэтики пространства и времени произведений различных поэтических жанров и литературных направлений и выявлении основных особенностей и изменений в системе пространственно-временных отношений в русской поэзии последней трети XVIII века, ведущих к формированию нового способа художественного отображения действительности.

Обозначенная цель предполагает решение следующих исследовательских задач:

• анализ художественного времени и пространства поэтических текстов различных жанров классицистической поэзии с целью установления тех пространственно-временных особенностей, которые подвергаются изменениям в последующий период развития русской поэзии;

• исследование поэтических текстов последней трети XVIII века с точки зрения отражения в них авторского взгляда на время и пространство с целью

5 Бухаркин П. Е. Русская литература XVIII века: хронологические границы и проблема периодизации // Литературная культура России XVIII века. Вып. 2. СПб.: Изд-во СПбГУ, Факультет филологии и искусств, 2008. С. 27-28.

изучения общей пространственно-временной художественной картины мира, характерной для культурного мировоззрения рассматриваемой эпохи, а также выявления индивидуально-авторских особенностей мировосприятия;

• анализ поэтических текстов отдельных жанров, а также произведений, объединенных общей тематикой, в синхронии и диахронии с целью исследования процессов становления новых способов художественного изображения мира и человека в поэзии переходного периода и изменений пространственно-временной структуры поэтических произведений;

• включение в сферу исследования проблем, мало изученных литературоведческой наукой XX века: духовно-религиозных текстов и системы поэтических произведений масонских авторов, чьи позиции не совпадают в своих художественных установках ни с поэтикой классицизма, ни с сентиментапист-ским художественным методом.

Степень изученности проблемы

Среди современных исследований можно назвать лишь единичные работы, в которых анализируется художественное время или художественное пространство отдельных поэтических произведений или авторов XVIII века. Существенные замечания об общекультурном отношении к словесному искусству как средству овладения пространством и временем в классицистическую эпоху и последующей трансформации сложившихся представлений в последние десятилетия XVIII столетия представлены в монографии Т. В. Зверевой «Взаимодействие слова и пространства в русской литературе второй половины XVIII века» .

Одной из наиболее значимых работ в русле исследования функционирования категории времени в поэзии XVIII века является монография В. Н. Топорова, посвященная анализу творчества М. Н. Муравьева7. В ней М. Н. Муравьев представлен как поэт времени, в творчестве которого выявляется особый «текст времени, века-жизни». Под «текстом времени» исследователь подразумевает в первую очередь особенности поэтических размышлений над временем. В поэзии М. Н. Муравьева отмечаются такие черты времени, как относительность, неоднородность и субъективность, а также рассматривается своеобразие поэтического «переживания» времени8.

Исследованию образа времени в русской поэзии конца XVIII- начала XIX века посвящена кандидатская диссертация О. В. Алексеевой , автор которой вслед за В. Н. Топоровым выявляет вклад русских поэтов конца XVIII - начала XIX века в создание «текста времени».

Еще один современный исследователь, обращающийся к изучению поэтики времени и пространства в русской поэзии XVIII века, - А. В. Петров.

6 Зверева Т. В. Взаимодействие слова и пространства в русской литературе второй половины XVIII века. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2007.

'Топоров В. Н. Из истории русской литературы. Т. II: Русская литература второй половины XVIII века: Исследования, материалы, публикации. М. Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. Кн. II. М.: Языки славянской культуры, 2003.

8 Там же. С. 349-372.

' Алексеева О. В. Категория времени в русской поэзии конца XVIII - начала XIX в. : автореф. дис. ... кавд. филол. наук. СПб., 2007.

В своей монографии «Новогодняя поэзия в России (от Тредиаковского до Бенедиктова)»10 автор доказывает, что актуализация темы времени происходит в связи с разработкой поэтами XVIII столетия новогодней тематики. В работе А. В. Петрова показывается эволюция новогодней темы и чувства переживания времени в эонической поэзии XVIII века. В другой монографии - «Поэты и история: Очерки русской художественной историософии»11 - А. В. Петров обращается к проблеме восприятия русскими поэтами XVIII века исторического времени и исследует чувство истории, складывающееся в этот период.

Мифопоэтическое пространство русской поэзии XVIII века исследуется в работах Т. Е. Абрамзон12.

Некоторые замечания об особенностях художественного пространства в жанре эпиталамической оды XVIII века (например, изображение царства, или храма, любви и связь данного образа с топосом «золотого века»; мотив преображения российского пространства под влиянием династической любви, закрепленной браком) сделаны в специальной работе А. В. Петрова13.

В ряде исследовательских работ встречаются отдельные наблюдения над художественным временем и пространством некоторых стихотворений XVIII века14.

Обзор научных источников, близких к тематике данной диссертации, показывает, что целостного исследования, посвященного проблеме изучения поэтики времени и пространства в русской поэзии последней трети XVIII века, до сих пор не предпринималось.

10 Петров А. В. Новогодняя поэзия в России (от Тредиаковского до Бенедиктова). Магнитогорск: МаГУ, 2009.

11 Петров А. В. Поэты и история: Очерки русской художественной историософии: XVIII век. Магнитогорск: МаГУ, 2010.

12 Абрамзон Т. Е. Поэтические мифологии XVIII века (Ломоносов, Сумароков, Херасков, Державин). Магнитогорск: МаГУ, 2006; Абрамзон Т. Е. Поэтические мифологии XVIII века: Ломоносов, Сумароков, Херасков, Державин : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2007.

" Петров А В. Эпиталама в русской литературе XVIII века: Очерки по исторической поэтике жанра. Магнитогорск: МаГУ, 2012.

14 Алексеева Н. Ю. Русская ода: Развитие одической формы в XVII-XVIII веках. СПб.: Наука, 2005; Алпатова Т. А. Образ Царского Села в русской литературе конца XVIII — начала XIX в. (Г. Р. Державин и ранний А. С. Пушкин) // Творчество Г. Р. Державина. Специфика. Традиции: Научные статьи, доклады, очерки, заметки. Тамбов: Изд-во ТГПИ, 1993. С. 174-181; Боева Л. И. Художественное время и пространство в оде Г. Р. Державина «Бога // Творчество Г. Р. Державина. Специфика. Традиции: Научные статьи, доклады, очерки, заметки. Тамбов: Изд-во ТГПИ, 1993. С. 5-14; Ларкович Д. В. Г. Р. Державин и художественная культура его времени: формирование индивидуального авторского сознания. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2011; Левицкий А. А. Образ воды у Державина и образ поэта // XVIII век. Сб. 20. СПб.: Наука, 1996. С. 47-71; Литература русского предромантизма: мировоззрение, эстетика, поэтика / Т. В. Федосеева, А. В. Моторин, А. И. Разживин, А. Н. Пашкуров, А В. Петров, В. В. Биткинова, Н. И. Недашковская, Ю. Г. Дорофеева / под ред. Т. В. Федосеевой. Рязань: Ряз. гос. ун-т им. С. А. Есенина, 2012; Мейор А. Г. Пространство и время: Державин и Пушкин (Стихотворение Державина «Евгению. Жизнь Званская») // XVIII век. Сб. 20. СПб.: Наука, 1996. С. 79-86; Мовнина Н. С. Идеальный топос русской поэзии конца XVIII - начала XIX века // Русская литература. 2000. №3. С. 19-36; Николози Р. Петербургский панегирик XVIII века: Миф - идеология- риторика. М.: Языки славянской культуры, 2009; Саськова Т. В. Пастораль в русской поэзии XVIII века. М.: Изд-во МГОПУ, 1999; Сахаров В. И. Миф о золотом веке в русской масонской литературе XVIII века // Вопросы литературы. 2000. № 6. С. 149-164; Стенник Ю. В. Композиция и план державинского «Водопада» // Г. Р. Державин и русская литература / отв. ред. А С. Курилов. М.: ИМЛИ РАН, 2007. С. 3 8-50.

Научная новизна работы определяется тем, что в диссертации впервые исследуются особенности пространственно-временной организации ведущих жанров русской поэзии 1760-х годов и анализируются способы преобразования художественного времени и пространства жанровой системы русской поэзии в период 1770-х- 1790-х годов. Впервые выявляются значимые пространственно-временные образы, отражающие специфику философских взглядов поэтов масонского и сентиментального направлений. Для анализа привлекаются малоисследованные источники: поэтические тексты, опубликованные в периодических журналах М. М. Хераскова, Н. И. Новикова, Н. М. Карамзина. Исследование известных текстов (например, поэзии Г. Р. Державина, Н. М. Карамзина, А. Н. Радищева) в контексте тенденций и закономерностей, выявленных при анализе поэтики времени и пространства поэзии 1760-х- начала 1780-х годов, осуществляется с новых позиций. Это позволяет увидеть новаторство Державина, Карамзина и Радищева в русле пространственно-временной организации стихотворений, исследовать изменения художественного времени и пространства при изображении человека и окружающего мира в их поэзии, соотнести пространственно-временные образы с философскими взглядами ведущих поэтов последней трети XVIII века и сравнить их с мировоззренческими представлениями, отразившимися в поэзии предыдущих десятилетий. В представленной диссертации также впервые выявляется конструктивная роль хронотопической организации образной системы поэтической книги С. С. Боброва «Рассвет полночи» в отражении авторской мифопоэтической картины мира.

Теоретическая значимость. В диссертации выделены ведущие жанры поэзии последней трети XVIII века, дана характеристика их пространственно-временной организации, показаны изменения, способствующие преобразованию жанровой системы. Так как анализ художественного времени и пространства литературных произведений предполагает выход на внетекстовый уровень, в диссертации осуществляется исследование мировоззренческих основ творчества ведущих поэтов и направлений и изучается система пространственно-временных образов, способствующих раскрытию той или иной концепции. В работе выделяются классицистическая, масонская и сентиментально-романтическая модели мировидения, а также разнообразные переходные виды. Подобный подход позволяет отразить как магистральные пути осмысления и отображения пространственно-временных отношений в русской поэзии, так и периферийные явления. Теоретическая ценность такого подхода обусловлена тем, что в представленную систему могут быть вписаны явления, по каким-либо причинам не учтенные в данном исследовании.

Исследование системы пространственно-временных отношений русской поэзии последней трети XVIII века может послужить образцом дня анализа поэтики пространства и времени в поэзии других периодов, а также представляется значимым при монографическом анализе творчества поэтов второй половины XVIII -начала XIX века, так как открывает новые горизонты для подобных исследований.

Практическая значимость работы обусловлена тем, что материалы исследования могут использоваться в вузовском учебном процессе при чтении курсов по истории русской литературы, культурологии, а также при разработке

специальных курсов, посвященных изучению истории русской поэзии XVIII века, масонской литературы, творчества Г. Р. Державина, М. М. Хераскова и других поэтов рассматриваемой эпохи. Материалы диссертации могут использоваться при руководстве индивидуальной научно-исследовательской работой студентов и аспирантов.

Методология исследования. При анализе поэтических текстов применяется комплексная методика, включающая различные подходы к филологическому анализу. В основе исследования лежит системный подход, в рамках которого используются методы: культурно-исторический, сравнительно-исторический, сравнительно-типологический, структурный, интертекстуальный, мифопоэтический, метод о&ьяснигельной герменевтики. Художественное время и художественное пространство исследуются в поэтических произведениях последней трети XVIII века с применением методологии, выработанной в рамках исторической поэтики.

Теоретической базой исследования являются труды ведущих теоретиков и историков литературы М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Д. С. Лихачева,

A. В. Михайлова, С. Н. Бройтмана, В. Н. Топорова, а также работы ученых, изучавших и изучающих историю русской литературы XVIII века: Г. А. Гуков-ского, Д. Д. Благого, Г. П. Макогоненко, В. И. Федорова, Ю. И. Минералова,

B. И. Сахарова, О. Б. Лебедевой, Н. Д. Кочетковой, А. В. Петрова.

Положения, выносимые на защиту

1.В процессе перехода русской культуры от классицистического типа мировосприятия к романтическому происходят серьезные изменения в организации художественного времени и пространства литературных произведений.

2. Структурные трансформации пространственно-временных отношений сыграли в перестройке жанровой системы русской поэзии последней трети XVIII века определяющую роль. Это обусловлено тем, что в «высоких» жанрах русской поэзии изменяется позиция субъекта речи, занимавшего в классицизме отстраненное внешнее положение и наблюдавшего за изображаемой действительностью с особого идеального «фокуса». Приближение точки зрения субъекта речи к изображаемому объекту, возможность смены точек зрения в процессе изображения позволяют показать объект в его многообразии и противоречивости.

3. Обращение к проблемам, волнующим каждого человека в его индивидуальном бытии, предопределяет интерес к проблеме времени в журналах М.М.Хераскова начала 1760-х годов, где время представлено в разных аспектах: время, имеющее объективные характеристики и противостоящее вечности; субъективно воспринимаемое время индивидуального бытия человека; время историческое, в котором выделяется общечеловеческая история, соответствующая христианской концепции, и история российского государства в XVIII веке. Преодолению односторонности в изображении действительности способствует публикация поэтических произведений не отдельными стихотворениями, а «подборками», состоящими из текстов разных жанров.

4. Систему жанров и пространственно-временных отношений в журналах Н. И. Новикова конца 1770-х- начала 1780-х годов определяет масонская философия. Характерными хронотопическими образами, отражающими масонскую концепцию самосовершенствования «внутреннего» человека, становятся

образы суточного времени, мифологемы пути и храма. Ведущая хронотопиче-ская ситуация, лежащая в основе пространственно-временной организации жанров масонской поэзии, - ситуация границы, открывающая антиномическую сущность человека и омраченного его грехопадением мира.

5. Монолитный хронотоп одического жанра разрушается в поэзии Г. Р. Державина, который вводит в пространство «высокой» оды фигуру автора. Субъективная позиция лирического героя в духовно-религиозной поэзии Державина открывает возможности для отражения противоречий и сомнений человека. В героико-патриотической оде Державина отражается новое историческое сознание, проявляющееся в стремлении автора осмыслить пути национальной истории, преодолеть односторонность классицистической абсолютистской историософии, рассматривающей российскую историю XVIII века в отрыве от древнерусской истории.

6. В поэзии Г. Р. Державина представлена особая трактовка образа зимы: суровая зима играет роль в формировании русского духа, закаленного и стойкого, умеющего дать отпор врагам. Зимнее время становится мифопоэтическим знаком, характеризующим русского человека, в том числе и самого поэта.

7. Поэзия Державина в целом рисует образ мироздания, сформировавшийся в художественном сознании переходной эпохи. В центре этого мира оказывается сам поэт, имеющий как представитель просветительской эпохи четкие этические ориентиры, а пространство, открывающееся его взору, отличается предельной заполненностью, пестротой и многообразием, далеко не всегда поддающимся систематизации, поэтому окружающий мир и происходящие в нем события чаще хаотичны, чем гармоничны. Силой, придающей этому пространству единство, признается не только Бог (что было характерно для средневекового сознания) или монарх (как в классицистическом мировосприятии), но и сам человек, в первую очередь поэт, скрепляющий отдельные фрагменты бытия в целостный мир в своем творчестве.

8. В поэзии сентименталистов появляется новый тип художественного пространства — пространство воображения, мечты, противостоящее и реальному времени-пространству, ограниченному в связи с ограниченными возможностями человека, и пространству вечности, с которым типологически соотносится небесное пространство, предполагающее вертикальную направленность, возвышение души к Богу. Пространство мечты не ограничено и не направленно: здесь возможно все, и воображение может направляться в любые сферы быта и бытия.

9. Камерная направленность поэзии сентименталистов предопределяет внимание к малым пространствам и мельчайшим подробностям человеческой жизни, поэтому ведущим типом пространства становится пространство собственного дома, предполагающее включение в круг изображаемых объектов близких друзей и возлюбленной, а наиболее значимым временным отрезком оказывается мгновение.

10. Отход от классицистического мировосприятия получает отражение в поэтическом творчестве А. Н. Радищева, который, заостряя внимание на изображении непреодолимых жизненных противоречий, остается верен идеалам Просвещения, отдавая поэтическому Слову роль гармонизирующего и упорядочивающего начала.

В то же время Слово у Радищева, в отличие от эпохи классического периода, когда оно воспринималось как средство воздействия на внешнюю реальность, обретает иную функцию: оно становится средством творения себя, своего внутреннего мира, что характерно уже для постклассицистического художественного сознания, обратившегося к изображению внутреннего мира человека.

11. Тенденция к мифологизации художественного пространства и времени проявляется в творчестве С. С. Боброва: в основе мифологии авторского сборника «Рассвет полночи» оказывается миф об умирающем и воскресающем Боге, этот миф находит выражение в акцентуализации моментов изменений и переходов. Ведущими в поэзии Боброва становятся такие пограничные ситуации, как смена правителей, преобразования пространства («где прежде... ныне там...»), установление мира (при этом фиксируется момент преодоления войны), смена дня и ночи (семантика борьбы света и тьмы), времен года, лет и столетий. Само название сборника отражает мифологическое содержание книги.

12. Смена классицистического мировосприятия романтическим отразилась в изменении роли художественного времени, которое в романтической пространственно-временной картине мира играет концептуальную роль, тогда как для классицизма характерно стремление исключить время из художественного мира литературных произведений, зафиксировать остановку времени или актуализировать идею цикличности исторического времени. Время, включенное в хронотоп поэтических произведений, отражает такие свойства земного бытия, как изменчивость, текучесть, непостоянство. На фоне всего этого ценность обретают отдельные мгновения жизни и ценности, значимые во все времена (такие как истина, добродетель, любовь, красота), которые стремится удержать и закрепить поэт с помощью слова. Все большую роль в хронотопе отдельных произведений начинает играть авторское время-пространство, характеризующееся субъективным мировосприятием. На место обобщенных классицистических картин приходят конкретные зарисовки отдельных фрагментов жизни человека и природы, ценностно значимым становится изображение внутреннего мира человека (индивидуальных переживаний, сомнений, противоречивых и изменчивых чувств).

Апробация результатов исследования

Работа прошла апробацию в ходе чтения учебных курсов по дисциплине «История русской литературы». Результаты исследования были представлены в докладах на международных научных конференциях в Польше, Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Екатеринбурге, Липецке, Костроме, Вологде, Кирове. Материалы диссертации были опубликованы в форме статей в рецензируемых журналах в Москве, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Костроме, Саранске, Петрозаводске, Кирове (всего 15 статей в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией); в двух монографиях, получивших положительные отзывы рецензентов, один из которых опубликован в издании, рекомендованном ВАК («Известия УрФУ», 2013); в разделах коллективных монографий и статьях, изданных в Польше, Екатеринбурге, Москве, Костроме, Липецке, Казани, Кирове, Вологде, Тамбове.

Струюура работы. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность обращения к исследованию поэтики времени и пространства в русской поэзии последней трети XVIII века, рассматривается степень изученности проблемы, определяются предмет, материал, цель, задачи, методология, научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, структура работы.

Первая глава диссертации «Категории времени и пространства в литературоведении» посвящена обоснованию методологии анализа художественного времени и пространства в лирических жанрах, на которую ориентируется реферируемое исследование.

В первом параграфе первой главы «Время и пространство как предмет и содержание искусства» рассматривается роль пространства и времени в искусстве в различные периоды развития общества: архаическую эпоху, средневековье, эпоху Нового времени, выявляются особенности пространственно-временных представлений в религиозной и научной картинах мира, при этом внимание обращается на целый ряд исследований, посвященных данным проблемам15. В период, анализируемый в диссертации, происходит грандиозный поворот художественного сознания от традиционализма, характерного для средневековой культуры и эпохи классицизма, к индивидуальному мироосмыс-лению, ставшему ведущим в романтическом художественном мышлении. В новой (перешагнувшей стадию традиционализма) и новейшей литературе задачей автора становится попытка закрепить в произведении свое индивидуальное видение, отразить в словесном тексте себя и свое время.

В параграфе «Понятийный аппарат исследования художественного времени и художественного пространства» уточняется отношение автора реферируемой работы к таким литературоведческим терминам, как «поэтика», «поэтика времени и пространства», «художественное время» и «художественное пространство», «хронотоп художественного произведения».

В параграфе «Исследовательские подходы к анализу художественного времени и художественного пространства» выявляются принципы исследования художественного пространства и времени в литературном произведении в целом и в поэтических произведениях в частности.

Исследование художественного времени и пространства предполагает комплексный подход к литературному тексту как явлению определенной культурной и исторической эпохи, определенного рода и жанра, в потенциальном

15 Аверинцев С. С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (Общие замечания) // Античность и Византия. М.: Наука, 1975. С. 266-285; Аскин Я. Ф. Проблема времени. Ей философское истолкование. М.: Мысль, 1966; Аскин Я. Ф. Время и творчество // Пространство и время в искусстве: межвуз. сб. науч. тр. Л.: ЛГИТМИК, 1988; Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984; Зелинский А. Н. Конструктивные принципы древнерусского календаря. М.: Подворье Русского на Афоне Свято-Пантелеймонова монастыря, 1996; Ка-нафьева В. В. Время, онтология, язык. Саратов: Научная книга, 2006; Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время. В поисках утраченного. М.: Языки русской культуры, 1997; Третьяков Н. Н. Образ в искусстве. Основы композиции. Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001; Трубников Н. Н. Время человеческого бытия. М.: Наука, 1987.

плане имеющему как объективное, общечеловеческое, общенациональное, так и конкретно-социальное, субъективное, индивидуальное содержание. Подходы к анализу произведений различных литературных родов существенно отличаются, что связано с эстетической спецификой эпического, драматургического и лирического рода.

В лирическом произведении значимы как образная система, так и форма стиха, интонация, грамматическое и графическое оформление. При характеристике поэтического художественного пространства принято говорить о таких типах пространств, как плотное или разреженное, заполненное или пустое, «свое» или «чужое», вертикальное или горизонтальное, сужающееся или расширяющееся, закрепленное за определенным локусом или безграничное, текущее непрерывно или останавливающееся в значимых временных точках-мгновениях. Точка зрения лирического субъекта может быть абстрактной (или идеальной), отдаленной или приближенной, неподвижной или движущейся.

Наряду с подходами, учитывающими специфику литературного рода изучаемого объекта, обнаруживается целый ряд аспектов, которые приемлемы в исследовании любых родов и жанров. В любом литературном произведении (вне зависимости от рода) проявляются абстрактное (обобщенное) ми конкретное художественное время и пространство (данные типы могут сочетаться в пределах одного произведения). Обобщенный характер художественного времени и пространства обусловлен вневременной сутью конфликта в произведении. Абстрактным предстает пространство в классицистической поэзии. Конкретизация изображенного пространства - достижение последующих эпох, и важно увидеть, как в русской поэзии постепенно менялся подход к изображению пространства. Огромную роль в этом направлении сыграла поэзия Г. Р. Державина, что показывается в соответствующей главе реферируемой диссертации.

Конкретное пространство локально и активно влияет на суть изображаемого. Это, как правило, конкретное географическое место (Петербург, Москва, Париж) или не менее конкретная топографическая реалия (город, деревня, дворянская усадьба, родной дом, гостиница, замок и т. п.). Эти реалии в художественном тексте насыщаются ценностным смыслом, и многие из них входят в литературу именно в XVIII веке, когда начинают формироваться «петербургский» и «московский» тексты русской литературы, складывается ценностно значимое противопоставление города и деревни, зарождается усадебный текст русской лиггературы. Художественное время конкретизируется изображением определенной, узнаваемой по тем или иным деталям исторической эпохи, обозначением дат, возраста персонажа (линейно-хронологическое историческое время), а также обозначением времени года или времени суток (циклическое время). Все это находит отражение в поэзии последней трети XVIII века и характеризуется в соответствующих параграфах диссертации.

Независимо от литературного рода анализ художественного времени и пространства может осуществляться на образном уровне. В литературных произведениях присутствуют образы времени биографического (детство, юность, зрелость, старость), исторического (характеристики смены эпох и поколений, крупных событий в жизни общества), космического (представление о вечности

и вселенской истории), календарного (смена времен года, будней и праздников), суточного (день, ночь, утро, вечер), и все это представлено в поэзии последней трети XVIII века. В литературных произведениях выделяются отдельные локусы и хронотопы (локусы дома, порога, площади, леса, степи, городские «тексты» - петербургский, московский и пр.), исследуется мифопо-этическое пространство-время и хронотопически ориентированные мифологемы («золотого века», сада, мгновения и вечности, дороги-пути, «нового года», хаоса и космоса, профанного и сакрального и др.).

Непосредственную связь с художественным временем имеет проблема изображения вечности в словесном произведении. Литература, с одной стороны, стремится конкретизировать изображаемое, выделить единичные явления из потока действительности, запечатлеть их уникальность и индивидуальность, но с другой, -отвлекаясь от конкретики, обращаясь к «вечным» образам и архетипам, - искусство выходит за пределы индивидуальных переживаний «здесь и сейчас».

Пространственно-временные отношения в литературе отражают особенности картины мира, характерной для того типа культуры, к которому принадлежит автор, а также значимые категории индивидуальной пространственно-временной модели автора. Так, для классического мировидения, отразившегося в произведениях искусства классицизма, характерно преобладание пространственных образов и невнимание к проблемам времени, которое изначально представлялось линейным и однородным. В классическую эпоху успешно развивались пластические виды искусств, в первую очередь архитектура. Вера в незыблемость камня, облеченного в форму, активно противостояла идее умирания, увековечивая время в пространстве. Мотивы монументов, памятников, статуй широко представлены в поэзии классицистов и в творчестве Г. Р. Державина, на что указывал Л. В. Пумпянский16. Центральной категорией при характеристике человека в классицизме является категория Разума, направленного на упорядочение реальности и способного овладеть пространством и временем. Причина и следствие в этом случае оказываются в строгой зависимости друг от друга, утверждается идея предсказуемости всех событий.

Романтическое мировидение связано с открытием дисгармонии в мире, с открытием времени, не поддающегося разумному упорядочиванию. Конец XVIII века отмечен идеями разочарования в незыблемости камня, в его вечности. Все большее место в европейской и русской культуре начинает занимать музыка, вытесняющая на второй план пластические виды искусства. Период последней трети XVIII века уникален также тем, что категории времени и пространства в литературе постепенно начинают обретать индивидуальные свойства, так как этот период связан с проникновением в поэзию индивидуального чувства.

Все вышеобозначенное важно для выявления художественных особенностей поэтики пространства и времени отдельного произведения, творчества автора, характеристики типологических особенностей литературного жанра, направления и культурно-исторических представлений определенной эпохи.

16 Пумпянский Л. В. Классическая традиция. Собр. трудов по истории русской литературы. М.: Языки русской культуры, 2000. С. ISO, 247.

Во второй главе «Русская поэзия 1760-1770-х годов: поэтика времени и пространства» рассматриваются особенности художественного времени и пространства русской поэзии обозначенного периода. Задачей первого параграфа данной главы «Поэтика хронотопа торжественной похвальной оды, адресованной царствующим монархам» является выделение особенностей поэтики хронотопа классицистической торжественной оды (в частности, хвалебной оды, адресованной царствующим монархам) с целью рассмотрения последующих изменений в системе пространственно-временной организации оды, проявившихся в последней трети XVIII века, и определения влияния данного фактора на перестройку поэтической системы русской лирики.

Обобщение и систематизация некоторых выводов ученых об особенностях пространственно-временной организации русской торжественной оды и анализ конкретного поэтического материала (торжественных од В. П. Петрова, В. И. Майкова, Е. И. Кострова) с точки зрения избранного аспекта позволяют выделить существенные характеристики хронотопа хвалебного панегирика в честь царствующей особы. Идеальное настоящее, наступившее благодаря действиям царствующего монарха, существует непрерывно, оно может лишь совершенствоваться, расширяя свое влияние в горизонтальной плоскости (отсюда яркие панорамные картины бескрайних российских просторов в одах Ломоносова и его последователей и обязательные географические и этнографические перечисления, показывающие настоящее и будущее блаженство космически масштабного мира). Мрачное прошлое, в котором царил некий пространственный хаос, благодаря космогоническим, по сути, действиям монарха-демиурга, сумевшего преодолеть мрак и воссоздать необходимую гармонию и целостное организованное пространство, сменилось прекрасным настоящим, которое не подвержено воздействию времени, гармония наступила навсегда. Мотив преображения пространства- один из наиболее часто повторяющихся мотивов

" Абрамзон Т. Е. Поэтические мифологии XVIII века: Ломоносов, Сумароков, Херасков, Державин : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2007; Алексеева Н. Ю. Русская ода: Развитие одической формы в ХУН-ХУШ веках / Ин-т русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. СПб.: Наука, 2005; Бухаркин П. Е. Православная Церковь и русская литература в ХУШ-Х1Х веках (Проблемы культурного диалога). СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996; Бухаркин П. Е. Поэзия М. В. Ломоносова: стилистика и проблематика торжественной оды II Литературная культура России XVIII века. Вып. 4. СПб.: Филол. ф-т СПбГУ, 2011. С. 33-47; Гафаров Р. М. Автор и герой в контексте литературно-общественного движения XVIII века: моногр. Уфа: Гилем, 2009; Живов В. М. Государственный миф в эпоху Просвещения // Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры, 2002. С. 439-460; Зверева Т. В. Взаимодействие слова и пространства в русской литературе второй половины XVIII века. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2007; Клейн И. Русская литература в XVIII веке. М.: «Индрик», 2010; Кочеткова Н. Д. Тема «золотого века» в поэзии Г. Р. Державина // Г. Р. Державин и его время : сб. науч. тр. Вып. 2. СПб.: Всерос. музей А. С. Пушкина, 2005. С. 8-17; Петров А. В. Поэты и история: Очерки русской художественной историософии: XVIII век. Магнитогорск: МаГУ, 2010; Пумпянский Л. В. Классическая традиция. Собр. трудов по истории русской литературы. М.: Языки русской культуры, 2000; Успенский Б. А. Царь и Бог (Семиотические аспекты сакрализации монарха в России) И Успенский Б. А. Избр. труды. Т. I. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.

панегириков в честь монархов. Важнейшим свойством одического хронотопа является идея преодоления времени. Утверждая мысль о непрерывности установившегося с приходом нового монарха «счастья россов», одические поэты XVIII века используют мифологическую циклическую концепцию времени, фиксирующую идею повторения, а следовательно, и неизменности: каждый новый монарх - продолжатель дела строителя Новой России Петра I, и залогом будущего процветания державы является рождение новых потомков Петра Великого и их преемственность на российском престоле. Для достижения наибольшего эффекта при изображении идеального правления ода органически вбирает в себя хронотоп идиллии, и общим местом торжественных од становится изображение «золотого века». Авторское положение относительно описываемого мира — «мысленное видение» с точки зрения некоего абстрактного «фокуса истины», достичь которого возможно только в состоянии «парения», или одического восторга. Изображаемый мир воспринимается в единстве всеохватного зрения, в нем нет места неидеальным реалиям обыкновенной жизни. В силу своего соответствия единой истине одические объекты лишены индивидуальности.

Второй параграф второй главы «Роль художественного времени и пространства в изображении духовного начала человека в русской философской поэзии» посвящен исследованию особенностей поэзии 1760-1770-х годов, обращающейся к духовной и философской проблематике. Категория духовности одновременно является и онтологической универсалией («вечное и духовное» бытийные начала), и антропологической категорией (духовное начало человека, соотносящееся с плотским началом или противостоящее ему). Само понятие духовности, таким образом, рассматриваемое в антропологическом аспекте, оказывается антиномичным, так как заключает в себе идею границы, подчеркивающую принадлежность человека как миру земному, так и миру идеальных духовных сущностей. В связи с этим в художественном изображении духовной стороны человеческого бытия огромную роль играют пространственные и временные образы, выражающие идею границы, а также такие хроното-пические категории, как мгновение/вечность, конечность/бесконечность, движение/неподвижность и т. п.

В эпоху классицизма Вселенная признается изначально разумной и упорядоченной во всех ее сферах, и в связи с этим граница между божественным духовным бытием и духовным началом человека не ощущается. Стремясь внести упорядоченность в земное мироустройство, гармонизировать жизнь человека в ее земном воплощении и духовном бытии, привести к единству мир божественный, идеальный, вечный и мир временный, в котором пребывает человек, эпоха классицизма не уделяет внимания изображению внутреннего мира человека.

Ценность духовного (у классицистов — разумного) в человеке зависит от способности управлять своим разумом, направлять его в полезное русло служения Отечеству и Богу, противостоять вмешательству непредсказуемого случая. Благодаря разуму, воле мир обретает цельность и упорядоченность, духом (разумом) человек может возвыситься до понимания богоосмысленности мира, способен проникнуть в тайны беспредельного мироздания (М. В. Ломоносов «Вечернее размышление...» и «Утреннее размышление о Божием величестве»).

Человек призван подниматься духом в высшие сферы. Мир же материальный, низкий, согласно теоретическим концепциям классицистов, не мог являться объектом философской и поэтической рефлексии и намеренно исключался из сферы поэтического изображения. Следствием этого является одностороннее, «плоскостное» изображение духовного начала, которое воспринимается не изнутри, а как бы сверху, с позиции внешнего наблюдателя, в тесной связи с внешним духовным бытием, и граница между внешним и внутренним миром хотя и осознается, но остается за рамками поэзии и не находит образного воплощения.

Но уже в произведениях А. П. Сумарокова точка зрения лирического субъекта начинает смещаться. Обращаясь к поэтическому осмыслению человеческого бытия, Сумароков взглянул на эти проблемы не с точки зрения божества и природы, а с позиций человека. Открытие А. П. Сумарокова в этой области будет продолжено в творчестве его последователей — поэтов, сплотившихся вокруг журналов М. М. Хераскова «Полезное увеселение» и «Свободные часы», в творчестве поэтов-масонов и перейдет на новый качественный уровень изображения духовного начала человека в поэзии Державина. Это рассматривается в соответствующих частях реферируемого исследования.

В третьем параграфе второй главы «Пространственно-временная картина мира в поэзии журналов "Полезное увеселение" (1760-1762) и "Свободные часы" (1763)» внимание уделяется анализу поэзии и жанровой специфики произведений, представленных в названных периодических изданиях. В этом параграфе выделяются четыре раздела.

В разделе «Исследовательские подходы к анализу журнальных поэтических текстов» определяются основные принципы исследования журнальной поэзии начала 1760-х годов, представленной в изданиях М. М. Хераскова. При анализе поэзии данных журналов следует иметь в виду, что в эпоху классицизма, в рамки которой вписывается поэтика журналов «Полезное увеселение» и «Свободные часы», отдельный поэтический текст определенного жанра предназначался для выражения определенных (как правило, заранее заданных поэтической традицией) тем и мотивов. Стихотворения в журнальных подборках печатались целыми циклами, что предполагает сознательную установку авторов на читательское восприятие каждого из текстов в соответствующем контексте. В одном цикле могли помещаться произведения, утверждавшие противоположные идеи, и только на основании исследования различных текстов в их совокупности можно объективно судить об особенностях мироощущения того или иного автора или группы поэтов в целом.

В журналах М. М. Хераскова ведущее место отводилось проблемам, связанным с частной жизнью человека, что свидетельствует о наличии в литературе рассматриваемого периода другой, не связанной напрямую с государственной идеологией, поэзии, в которой находит выражение иное представление о мироздании, исходящее из точки зрения частного, негосударственного человека.

Обращаясь к творчеству поэтов, близких М. М. Хераскову, необходимо учитывать тот факт, что все они в той или иной степени были связаны с масонским течением, о чем есть документальные свидетельства, хотя и относящиеся к более позднему времени. В связи с этим пространственно-временную картину

мира в поэзии журнала «Полезное увеселение» возможно рассматривать не столько в русле классицистической картины мира, уточняя устоявшиеся в литературоведении идеи, сколько в качестве первоначального этапа формирования художественной картины мира русской масонской поэзии. Такой подход предлагается В. И. Сахаровым, считающим, что русская масонская поэзия (и шире-масонская литература) должна быть выделена как особое направление русской литературы второй половины XVIII - начала XIX века1 .

В разделе «Жанровая система журнальной поэзии 1760-х годов: особенности художественного пространства и времени» ставится задача описания пространственно-временной картины мира в поэтических произведениях, опубликованных в журналах М. М. Хераскова, что предполагает всесторонний и комплексный анализ текстов разных жанров, посвященных различным темам. В данной части диссертации выделяются особенности поэтики хронотопа лирических жанров, представленных в журналах.

Обращаясь к жанру похвальной оды, поэты, печатающиеся в журналах М. М. Хераскова, следуют традиционной государственной идеологии, ориентируясь на сложившийся в классицистических одах хронотоп, и используют устоявшиеся в русской оде пространственно-временные топосы.

Более широко представлены жанры писем (посланий) и эпистол. В целом жанр послания в поэзии журналов М. М. Хераскова предполагает некую идеальную позицию автора и адресата, размышляющих об общих вопросах существования частного человека. Их рассуждения сосредоточиваются вокруг абстрактных проблем бытия и не касаются индивидуальных переживаний. Жанр философского письма-послания призван отразить действия человеческого разума и не затрагивает чувства, то есть не предполагает субъективной авторской точки зрения. Лишь в редких случаях можно наблюдать включение в подобные произведения автобиографических деталей или элементов личных эмоционально-психологических переживаний.

Так, говоря об особенностях хронотопа жанра посланий, писем или эпистол, следует отметить, что речь в данном случае идет о некоем абстрактном идеальном пространстве, лишенном какой-либо конкретики. Субъект, от лица которого ведется рассуждение, выступает с позиции абстрактной, надындивидуальной, выражая точку зрения, разделяемую предполагаемым адресатом-единомышленником. Диалогическая природа письма может предполагать также и наличие полемической позиции, когда субъект, обращающийся к адресату, выдвигает аргументы, подтверждающие неверность суждений воображаемых противников истины, утверждаемой в произведении. Категория художественного времени в жанре посланий не имеет существенного значения. Тот факт, что автор письма обращается к адресату «здесь и сейчас», не предполагает какой-либо конкретизации момента времени и окружающего пространства, это «здесь и сейчас» носит абстрактный, обобщенный характер и происходит, по существу, «вне времени» и «вне пространства».

18 Сахаров В. И. Русская масонская поэзия (к постановке проблемы) // Масонство и русская литература XVIII - начала XIX в. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 66-118.

Из жанров духовно-религиозного характера наиболее подходящим для выражения внутренних душевных переживаний оказался жанр переложения псалмов, который уже М. В. Ломоносовым избирался исходя из желания «как-то выразить свои чувства и мысли по поводу жизненных обстоятельств»19, передать свое настроение в адекватной художественной форме. Переживания, становящиеся предметом лирических медитаций поэтов «Полезного увеселения» и «Свободных часов» в жанре переложения псалмов, несмотря на обращение к традиционным темам, - глубоко личные, ведь ситуация духовного общения с Богом предполагает исповедальность, откровенное выражение личных сомнений и чувств. Главное, что составляет основу религиозного чувства для авторов журналов, — убеждение в том, что все происходящее с человеком в его земной жизни является благом, даже если человек не может понять этого. Хронотоп духовно-религиозной поэзии предопределен самой ситуацией общения с Божественной силой и имеет вертикальную направленность, выход в сакральное время-пространство.

Наряду с торжественными одами, переложениями псалмов и дружескими стихотворными посланиями на страницах «Полезного увеселения» и «Свободных часов» широко представлены пасторальные жанры. Основой хронотопа пасторальных жанров (идиллий, эклог, буколик) является идиллический топос, восходящий к архетипу цветущего сада-рая, «золотого века». Пастухи и пастушки безмятежно наслаждаются естественными чувствами на лоне прекрасной природы вдали от социальных бурь и потрясений. Категория времени в идиллическом топосе не является определяющей. Здесь функционирует, как правило, только суточное время. Повторяемость сменяющих друг друга счастливых дней предопределяет ведущее ощущение безвременности, вечно текущего, непрекращающегося «золотого века», не имеющего никакой хронологической приуроченности.

Пасторальные жанры в чистом виде не были распространены в русской поэзии в XVIII веке, они вступали в контакт с другими жанрами, трансформировались, наполнялись новыми смыслами, что показывается, в частности, в исследовании Т. В. Саськовой20 и подтверждается целым рядом поэтических текстов из журналов М. М. Хераскова начала 1760-х годов.

Среди поэтических текстов журналов М. М. Хераскова особое место занимает любовная лирика, в которой широко разрабатываются приемы соотнесения внутреннего состояния лирического субъекта с внешним пространством. Идиллический топос предполагает гармонию внутреннего и внешнего пространств, что воплощается в идиллиях и эклогах. Однако в некоторых произведениях пасторальных жанров, а также в большинстве любовных произведений других жанров авторы «Полезного увеселения» сосредоточивают внимание на трагических противоречиях, связанных с любовными переживаниями. С этой целью в стихах природные законы противопоставляются человеческой жизни. В произведениях поэтов «Полезного увеселения» и «Свободных часов», разрабатывающих любовную тематику, формируются приемы изображения субъек-

" Западов А. В. Поэты XVIII века (М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979. С. 98.

20 Саськова Т. В. Пастораль в русской поэзии XVIII века. М.: Изд-во МГОПУ, 1999.

тивного восприятия пространства и времени. Любовная страсть - противоречивое чувство, разрывающее сердце, - нередко приводит влюбленного человека к дисгармонии с окружающим миром и с самим собой. Эта идея лежит в основе поэтического противопоставления внутреннего состояния лирического субъекта любовной поэзии окружающему пространству и зависимости восприятия этого пространства от того, рядом находится объект страсти или нет. Нередко идиллия оборачивается своей противоположностью, например в произведениях А. А. Ржевского, опубликованных в «Свободных часах».

Рассматривая некоторые наиболее широко представленные в журнальной поэзии 1760-х годов жанры, можно сделать вывод об особенностях их пространственно-временной организации. Ведущей точкой зрения во всех жанрах остается, как и в поэзии классицизма, абстрактная позиция субъекта речи, внешняя по отношению к описываемому объекту, поэтому объект оценивается в соответствии с идеальными представлениями о свойствах человеческого бытия и мира. Однако уже в этот период начинает нарушаться классицистический принцип чистоты жанра, наблюдается взаимопроникновение жанров (элегии и оды, идиллии и оды, идиллии и элегии, анакреонтики и нравоучительной оды).

Значительный сдвиг в изображении человека и окружающего пространства, преодоление отстраненной позиции субъекта, характерной для классицизма, отмечается в поэзии, призванной отразить любовные чувства. Страдания влюбленного сердца переживаются лирическим субъектом индивидуально, «изнутри», поэтому в произведениях данной тематики появляется новая для классицизма точка зрения - субъективная позиция автора. Так, уже в начале 1760-х годов, задолго до появления в русской литературе Н. М. Карамзина и Г. Р. Державина, поэты начинают обращаться к проблемам индивидуального человеческого бытия, стремятся выразить в поэзии противоречивые чувства человека, далеко не всегда подчиняющиеся разуму. Поэты приспосабливают сложившиеся в классицизме формы для выражения нового содержания.

Третий раздел третьего параграфа второй главы «"Текст времени" и историософские концепции в поэзии авторов "Полезного увеселения" и "Свободных часов"» обращается к характеристике такой важной составляющей пространственно-временной картины мира, как представления писателей о времени. В поэтических произведениях различных жанров (дружеских письмах, эпистолах, стансах, сонетах, ровдо, духовных и философских одах) авторы размышляют о времени и вечности, о месте этих категорий в человеческом бытии в целом и в жизни каждого отдельного человека в частности. Время на страницах университетских журналов 1760-х годов осмысляется в нескольких аспектах: время как свойство земного бытия в противовес вечности - бытию Божественному; время историческое, причем в данном случае выявляется два уровня осмысления: с одной стороны, история человечества в целом, с другой - история Российского государства, и эти две концепции в сознании авторов «Полезного увеселения» не совпадают; время в субъективном восприятии отдельного человека.

Пространственно-временная картина мира, нашедшая выражение в текстах университетских журналов начала 1760-х годов, не укладывается в классицистический образ мироздания, в котором человек гармонично вписан в кос-

мически масштабный мир, не подверженный воздействию времени. В «Полезном увеселении» тема осмысления времени становится одной из ведущих. Поэты затрагивают целый спектр проблем, связанных с восприятием времени: время предстает как понятие амбивалентное. С точки зрения, отвлеченной от жизни отдельного человека, время воспринимается как вселенский закон, существующий на земле в противовес небесной Божественной вечности, и как время историческое, в котором период «мрачной» российской истории сменяется периодом благоденствия или, в другом плане восприятия, время «золотого века» первочеловека сменяется «железными» временами современности.

Время в субъективном восприятии отдельного человека представлено разноаспектно. Авторы университетских журналов начала 1760-х годов разрабатывают темы «перемен» (из лучшего состояния в худшее и наоборот), суеты жизни (как бездарно потраченного времени), ожидания смерти (несущей переход к блаженному состоянию вечности). Но в некоторых текстах наблюдается смещение позиции автора, и индивидуальное бытие человека, воспринятое с субъективной позиции, «изнутри», уже не трактуется однозначно: оно не может быть воспринято ни как изначально негативное, обреченное на бессмысленность существования и смерть, ни как однозначно положительное, устремленное к вечному блаженству. Человек оказывается в ситуации, когда осознание неизбежности смерти приводит его, с одной стороны, к мысли о переходе в лучший мир вечности, а с другой - к осознанию своей устремленности именно к земной жизни, какой бы бессмысленной она ни казалась.

В четвертом разделе реферируемого параграфа «Пространственно-временные мифологемы и образы, отражающие мировосприятие авторов университетских журналов» выявляется роль пространственно-временных образов в выражении философских взглядов поэтов. В поэзии начала 1760-х годов появляются символические образы пути и храма, которые более широко будут представлены в поэтических публикациях масонских журналов Н. И. Новикова и И. В. Лопухина. Храм символизирует пространство добродетели, пространство дружбы. Образ пути отражает различные пути человека, наделенного свободой выбора и избирающего по своей воле путь добродетели или порока. Последний трактуется как путь неистинный, ведущий «к гробу». Но человек не всегда способен выбрать добродетельный путь, хотя внутренне стремится к нему: в этом случае возникает образ лабиринта, из которого требуется найти выход к истинному пути. Лабиринт символизирует человеческие страсти, суету повседневной жизни, лишенной смысла.

Таким образом, начало 1760-х годов - это отправной период формирования в литературе образа человека, не вписывающегося в какую-либо схему обобщенного классицистического характера. Далеко не всегда главным конфликтом, с которым приходится сталкиваться человеку, оказывается конфликт «между личной склонностью и чувством долга перед некоторой надличностной силой (обществом или государством)»21. Нередко человек оказывается в кон-

21 Самородницкая Е. И. Классицизма поэтика // Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий. М.: Изд-во Кулагиной; 1тгас1а, 2008. С. 94. •

фликте с самим собой, одновременно желая любви и не желая этого «жестокого» чувства. Но чаще всего он вовлекается в ситуацию, когда его идеальное представление о мире сталкивается с неприспособленной для идеального существования реальностью. В поэтических текстах журналов «Полезное увеселение» и «Свободные часы» создается образ человека, осознавшего неизбежность смерти, бессмысленность всех действий и всей жизни в целом, но желающего тем не менее продолжать быть и обрести смысл собственного существования. Подобная ситуация в XX веке была определена как ситуация экзистенциальная.

В третьей главе диссертации «Поэтика хронотопа масонской поэзии 1770-1780-х годов» анализируется поэтика времени и пространства поэзии, представленной в журналах масонского направления «Утренний свет» (17771780), «Московское ежемесячное издание» (1781), «Вечерняя заря» (1782), «Магазин свободнокаменщической» (1784), «Покоящийся трудолюбец» (1784).

В первом параграфе третьей главы «Онтологическая и антропологическая сущность жанровой системы масонской поэзии» рассматриваются особенности хронотопа поэтических текстов, отражающих масонское мировосприятие.

Спектр поэтических жанров, представленный в масонских журналах, незначительно отличается от того, что печаталось в журналах М. М. Хераскова в начале 1760-х годов (торжественные оды и стихи «на случай», духовно-религиозные оды, переложения псалмов, молитвы, сонеты, рондо, стансы, размышления, стихотворные письма, идиллии, анакреонтические песни и стихи, притчи, эпиграммы и пр.), однако поэты-масоны проявляют особый интерес к одним жанрам и темам и редко обращаются к другим. Так, наиболее широко представлены жанры, связанные с духовно-религиозной и нравственно-философской тематикой, сравнительно реже - оды, посвященные царствующим особам, и произведения любовного содержания. Значительное снижение интереса к текстам любовной тематики и расширение спектра духовно-философской поэзии во многом отличает журналы собственно масонского направления от университетских журналов 1760-х годов.

В масонском литературном творчестве оказывается важным то пространство, в котором функционирует художественный текст, поэтому масонскими авторами избираются литературные жанры с соответствующей «содержательной формой». В масонских журналах наиболее часто представлены поэтические произведения, типологически восходящие к ветхозаветной и новозаветной литературной традиции. Это группа литературных жанров, в которых человек соотносится с вечным началом и высшими силами бытия. В произведениях данного типа проявляется особое внимание к изображению духовного начала человека, устремленного к Богу, и в этом смысле такие тексты имеют непосредственную связь с онтологической и антропологической проблематикой.

К жанрам указанного типа следует отнести такие жанры поэзии XVIII века, как переложения псалмов, духовные оды (которые следует отделять от переложений песен Давида), духовные гимны и песни, молитвы. Кроме того, к этой же группе могут примыкать произведения с соответствующим содержанием, написанные в форме сонетов, стансов, рондо, и стихотворения, жанр которых определяется масонами как размышление (также развивающее соответ-

ствующие онтологические и антропологические мотивы и образы). Онтологическая проблематика масонских поэтических произведений связана с признанием Бога как Великого Архитектора Вселенной, Строителя мирового храма бытия и Творца человека. Мир немыслим вне идеи Бога, который раскрывает себя через натуру, в том числе и через человека.

Для псалмов и других жанров духовно-религиозной поэзии характерна особая хронотопическая ситуация, актуализирующая важные аспекты религиозной мистерии в целом и масонского ритуала в частности. «Содержательная» сущность пространственно-временной ситуации, связанной с созданием, «внутренним чтением» или произнесением вслух духовно-религиозных текстов, характеризуется направленностью вверх, в небесное пространство, и в беконеч-ность - вечное бытие Бога. Данная ситуация соотносима с мифопоэтическим пространством, в котором время и пространство сливаются воедино, выходя за пределы профанического времени и пространства22. Как место, в котором проходит работа масонской ложи, символически считается сакральным пространством, отделенным от окружающего профанного мира, так и момент, когда человек' (или его душа) вступает в диалог с Богом, считается моментом сакральным, отделенным от обычного, повседневного времени.

Центральное место в масонском учении занимает концепция человека, поэтому и поэтические произведения масонских авторов сосредоточены на антропологической проблематике. Человеку, сотворенному, как и весь мир, из безграничного Божественного милосердия и любви, предначертана особая миссия, в соответствии с которой человек выделен из всего тварного мира. Человеку дан Разум и свободная воля, чтобы он стремился в своем земном бытии «реализовать заложенную способность достижения "обожения"»23, то есть уподобиться Творцу. «Не создан к вечному истленью, / Но в образ Божий человек», - пишет М. М. Херасков в «Переложениях начальных глав из Премудростей Соломоновых». Но человек одновременно принадлежит двум мирам-духовному и плотскому, поэтому в человеке выделяется два уровня: внешний и внутренний, плотский и духовный.

Антропологическое содержание наиболее ярко раскрывается в жанре философской оды, восходящей к ветхозаветным текстам пророков (в первую очередь Экклезиаста), а также к новозаветной тематике евангельского обновления мира и человека. Данная тематика разрабатывается также в форме сонетов, стансов, рондо, в жанре тренической элегии. Обострение внимания к двойственной природе человека, являющегося одновременно в духе и плоти, небесном и земном, «внутреннем» и внешнем, сакральном и профанном, подчеркивает значимость в хронотопе масонских поэтических произведений пограничной ситуации перехода, а также образов, отражающих бинарность всего сущего (противостояние земного и небесного, света и тьмы, добра и зла и т. п.).

Широко распространенным оказывался также жанр эпистолы. В эпистолах, как и в философских одах, в большей степени раскрываются противоречия

22 Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: Семантика и структура. М.: Наука, 1983. С. 257-258.

23 Аржанухин С. В. Философские взгляды русского масонства: по материалам журнала «Магазин свободнокаменщический». Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1995. С. 143.

земного существования, в котором «внутренний» духовный человек, устремляющийся в Храм Истины, обречен на страдания во внешнем плотском мире. В текстах эпистол вскрывается противостояние света и тьмы, райских небесных чертогов и бездны хта, «внутреннего» (духовного) и «внешнего» (плотского), но с более близкого расстояния, хотя говорить об интимном, индивидуальном выражении чувств, как это свойственно сентименталистам, в применении к этому типу посланий нельзя. Как правило, в духовно-философских посланиях масонов затрагиваются вопросы далеко не частного характера.

Третья группа жанров, наиболее часто встречающаяся в масонских журналах, - это притчи, басни, нравоучительные сказки и повести в стихах, идиллии, анакреонтические оды, эпиграммы, которые образуют группу этологиче-ских (или нравоописательных) жанров. К этой же группе примыкают загадки и эпитафии. Особое внимание следует обратить на жанр эпитафии, связанный с важной для масонов темой смерти. Эпитафия призвана напомнить о бренности земного человеческого существования и утвердить истинные этические ценности. Эпитафии также напоминают о необходимости проявления масонской «любви к смерти». Одна из эпитафий адресована самой смерти, и в ней, в соответствии с христианской концепцией, утверждается, что жертва Христа несет человечеству бессмертие.

В параграфе «Мифопоэтика суточного и календарного времени в поэзии масонских авторов)> анализируются образы суточного и календарного времени в произведениях, представленных в масонских журналах конца 1770-х— первой половины 1780-х годов. Значимость солярно-суточной мифологии подчеркивается выбором названий ведущих журналов, издававшихся в типографии Н.И.Новикова в конце 1770-х- начале 1780-х годов: «Утренний свет» и «Вечерняя заря»; различные смыслы мифологии времени суток раскрываются и в поэтических текстах, печатавшихся в масонских периодических изданиях.

Символический смысл названия журнала «Утренний свет» частично открывается читателю в Предуведомлении к первому номеру журнала. Утренний свет трактуется как предвосхищение восхождения Солнца правды и вера в торжество просвещающего Духа, достигающего своего зенита в полдень и закономерно сменяющего утренние сумерки. Полдень — это Божественное явление в мир, к которому необходимо готовиться, просвещая свой разум и очищая душу. Непосредственно с символической семантикой заглавия журнала связаны поэтические строки стихотворения В. И. Майкова «Ода ищущим мудрости», напечатанного в февральском номере «Утреннего света» за 1778 год. В соответствии с концепцией восприятия масонскими авторами утра как предвестника Солнца правды, или Судного дня, В. И. Майков в «Оде ищущим мудрости» выражает веру в то, что злые силы отступят: мрак непросвещенности, тьма заблуждений и пороков рассеются с первыми солнечными лучами, идущими с Востока и озаряющими братьев, стремящихся к духовной близости с Богом.

Смысл названия «Вечерней зари» также обозначен издателями в Предуведомлении к журналу, где подчеркивается, что разум человека XVIII века настолько слаб, что свет его «едва можно уподобить и вечернему свету», так как он слишком далеко удалился от того света, который сиял над первым Адамом.

Свет же мудрости первого Адама соотносится с полдневным светом. Путем спасения от замутнения разума, наступившего вследствие грехопадения, является познание себя через познание и исправление своих нравственных действий. «Вечерний свет», «вечерняя заря» - это та искра мудрости, которая сохранилась в человеческой душе, несмотря на всю окружившую ее тьму. Мудрость для масонов - это не просто способность к рациональному познанию мироздания, это способность к «высшему» знанию. В русле концепции масонского духовного движения, идущего с Запада на Восток в поисках истинного знания, или утренней зари, предвещающей грядущую победу дневного света (Высшей Мудрости), вечерняя заря - это символ начала пути. Вечерний свет открывает стремящимся к правде путь к свету полдневному (истинному).

Символика суточного времени широко используется в масонской поэзии и связана с аллегорическим изображением важнейших граней масонского миропонимания, что доказывается в реферируемой диссертации на примере большого количества текстов, опубликованных в анализируемых журналах.

Наряду с утренним светом и вечерним временем суток широко представлен и образ ночи, которая является символическим изображением всей земной жизни, безрадостной судьбы человека, бессильного в борьбе с роком. Наступление ночи призвано напомнить человеку о предстоящей смерти: «Чтоб день, скрываясь в мрачну ночь, / И солнце, в бездну погружаясь, / Нам дали знать, что с света прочь / Идем мы, с телом разлучаясь. / Всех смертных смерти мрак скрывает, / Из ссылки в Рай иль в ад вселяет», - пишет неизвестный автор «Размышления обращающегося на путь истины», опубликованного в «Вечерней заре» [Вечерняя заря, 1782, ч. I, с. 31].

В отличие от солярно-суточной мифологии, непосредственно связанной с масонским ритуалом и поэтому широко представленной в поэзии, опубликованной в периодических изданиях Н. И. Новикова, образы календарного времени используются масонскими авторами, как правило, в соответствии с устоявшейся в классицизме традицией. Так, в идиллии «Деревенская жизнь» [Покоящийся трудолюбец, 1784, ч. И, с. 219-220] воссоздается типичный идиллический хронотоп с безмятежно текущим циклическим временем в защищенном от непредсказуемых бурь и страстей пространстве, где каждое время года несет свои радости сельскому жителю, занятому крестьянским трудом. В эпистоле Семена Боброва «Осень» [Покоящийся трудолюбец, 1785, ч. III, с. 170— 174] времена года соотносятся с возрастами человеческой жизни, а пролетающий календарный год в целом аллегорически представляет краткость земной жизни. Однако, в соответствии с признанием масонами бессмертия души, это — не повод для печали, так как после смерти возможно «Зреть весну, не числятся где веки, / Где дни суть неба дни, где не мерцает свет» [Покоящийся трудолюбец, 1785, ч. III, с. 173].

Очевидно, что календарные образы играют в масонской поэзии не столь важную роль, как мифологемы, связанные с солярно-суточной символикой. Весна, аллегорически отождествляемая с эпохой «золотого века», с пространством райского Эдема, служит символом блаженной вечности. Быстрая смена времен года подчеркивает скоротечность человеческой жизни, а каждое время

года, согласно мифопоэтической традиции, соответствует определенному возрасту человеческой жизни. Но если для профана грядущая зима (смерть) - повод ужасаться, то масон знает об ожидающем его блаженстве вечной весны.

Более значимой для отражения масонских идей является символика суточного времени, которая широко используется в масонской поэзии и связана с аллегорическим изображением важнейших граней масонского миропонимания. Поэты вольнокаменщического братства ориентируются как на древнейшую мифологическую традицию, так и на ветхозаветную и христианскую образность. Смена дня и ночи символизирует борьбу злого и доброго начал, противостояние Божественного небесного райского сияния и греховной тьмы, влекущей в бездну ада. В то же время в сферу интересов масонских поэтов включаются достижения отечественной и европейской классической поэзии, в частности символика торжественной, духовной и научно-философской оды, пасторальных жанров. Такой подход к поэтической образности позволяет масонским авторам раскрывать новые возможности поэтического слова, что закладывает основы для дальнейшего развития и преобразования русской поэзии.

Третий параграф третьей главы «Роль пространственно-временных образов в выражении масонского мировосприятия» выявляет наиболее значимые образы, отражающие важнейшие идеи масонской философии. Образы пути и храма широко представлены в произведениях масонских авторов. В мифопоэтической традиции храм - сакральное пространство, отделенное от профанно-го мира. В масонских поэтических текстах Божественное пространство представляется в образе храма, чертогов, горнего града. В масонстве храм - это место проведения официальных масонских заседаний, встреч, церемоний. Храм предстает как аналог защищенного пространства, в котором, в отличие от всего окружающего мира, царят истинная дружба, добродетель и любовь.

В трактовке мифопоэтического образа пути масоны близки христианской традиции. Путь понимается в духовном смысле как путь души, идущей через жизненные испытания к Божественному свету. Главным испытанием для масона становится огранка неотделанного камня собственной души, в символическом смысле путь масона - это его путешествие, или странствие от низших степеней к более высоким. Истинный путь в соответствии с осознанием высокого предназначения человека, призванного уподобиться Богу, - это духовный путь возвышения, «обожения». Семантика образа пути тесно связана с идеей духовных исканий. Подчеркивается, что путь истины труден, но тот, кто искренне ищет духовного сближения с Творцом, преодолеет с Его помощью все препоны и окажется в светлом храме Премудрости.

Испытания, которые должна пройти душа человека в земном мире, актуализируют особое внимание к проблеме катастрофичности мира, для писателя-масона характерно ощущение противоположности человека миру24. Жизнь земная ассоциируется в масонской поэзии с пространством мрака, изгнания, узами, ограничивающими свободный полет светлой души к Богу. Путь земной

24 Николаев Н. И. Внутренний мир человека в русском литературном сознании XVIII века. Архангельск: Изд-во Помор, гос. ун-та, 1997. С. 103.

жизни воспринимается масонскими поэтами как путь к смерти, освобождающей и ведущей к вечному бытию в гармоничном Божественном пространстве.

Осмысление противоречий человеческой души и поиск способов их преодоления - одна из важнейших тем масонской поэзии. Основным локусом в произведениях, связанных с этой тематикой, становится внутреннее пространство человека. Неизвестный автор стихотворения «Размышление стремящегося к вечности», пишет: «Я внутренних врагов, о Творче мой, имею, / Над ними одержать победы не умею. / О сколько брани я во внутрь себя терплю! / Небесного ищу, небесное люблю: / Но свойством тела я к земному преклоняюсь, / Стремлюсь ко Господу, но скоро отторгаюсь» [Вечерняя заря, 1782, ч. III, с. 308].

Наиболее близкий путь к Богу — общение с Ним наедине, в связи с чем топос уединения становится одним из концептуальных в масонской поэзии. Уединенным размышлениям о величии Творца предается лирический субъект стихотворения М. М. Хераскова «Сельская муза», наслаждающийся каждой мельчайшей деталью тварной природы. Один из стансов, напечатанный в «Вечерней заре» в мартовском номере, обращен непосредственно к прославлению уединения: «О ты, приятное мое уединенье! / Ты гонишь от меня тщету мирских сует...» [Вечерняя заря, 1782, ч. I, с. 200-202]. Уединение в мире природы становится средством спасения от ложных земных сует, способом увидеть «Софии свет» и ощутить сердечную радость, подобную «небесной радости», которую «Бог имел в созданья бытия»; для этого человек, заботящийся о своей душе, «жизнь свою спешит в пещеру затворить, / Коль смертных к счастию нельзя уговорить» [Утренний свет, 1780, ч. IX, с. 237-238].

Переменчивость и непредсказуемость земной жизни соотносятся в масонской поэзии с традиционными поэтическими образами: бурным морем, тяжкими оковами, а обретение спокойствия и слияние с Богом - с образом желанного берега, освобождением. Борьба плотского и духовного начал в человеке, анти-номичность мира и человека, потерявших гармонию в результате грехопадения Адама, выражаются, как правило, антитезами света и тьмы, противопоставлением сельского и природного естественного пространства пространству города.

Взгляды масонов на прошлое, настоящее и будущее каждого человека в отдельности и человечества в целом также находят отражение в поэзии, в которой рисуются картины Страшного суда, создаются образы небесных чертогов, вечного блаженства души, соединившейся с Божественным духом, проповедуется «любовь к смерти». Сама смерть ассоциируется с образами дверей к блаженству, ворот в вечность.

Четвертая глава «Поэзия Г. Р. Державина: своеобразие художественного времени и пространства» посвящена творчеству Г. Р. Державина, открывающего новые пути в русской поэзии.

В первом параграфе четвертой главы «Преобразование художественного времени и пространства ведущих жанров русской поэзии» исследуется вклад Г. Р. Державина в преобразование духовно-религиозной, торжественной панегирической и героико-патриотической, а также анакреонтической од. Отмечаются изменения пространственно-временной организации этих жанров в творчестве Г. Р. Державина. Реферируемый параграф имеет четыре раздела.

В разделе «Особенности пространственно-временной организации торжественных од Державина, посвященных царствующим монархам» рассматриваются изменения, внесенные Г. Р. Державиным в жанр хвалебного панегирика. Изменения в первую очередь связаны с введением в одическое пространство фигуры автора, непосредственно воспринимающего действительность, его субъективное время начинает вторгаться в до этого неизменную картину вечно настоящего, однородно текущего «златого века». Это можно увидеть уже в «Фелице» (1782), где показывается размеренная повседневная жизнь императрицы и текущая по совершенно иным законам изменчивая, не отличающаяся предсказуемостью и постоянностью привычек жизнь обыкновенного человека. В других известных текстах Державина, посвященных Екатерине II («Благодарность Фелице», «Видение мурзы», «Изображение Фелицы»), не наблюдается такой особенности хронотопа, как противопоставление идеального и реального миров, однако и в них нет прославления «златых времен», которые установились благодаря преобразовательной деятельности императрицы «здесь, сейчас» и «навсегда». В похвальную оду проникает мысль о несоединимости реальности с идеалом, а ведущая идея классицизма — установление гармонии в мире с помощью Разума — подвергается сомнению, недаром в художественном мире державинской похвальной оды реальное и идеальное пространство не совпадают.

Во втором разделе первого параграфа четвертой главы «Трансформация художественного хронотопа героико-патриотической оды» выявляется вклад Г. Р. Державина в развитие героико-патриотической оды, в художественное осмысление истории и особенностей национального сознания.

Одическое пространство теряет одноплановость в связи с расширением роли повествовательного начала, введения сюжетных элементов, которые позволяют одическому автору не только с восторгом изливать свои высокие чувства, но и изображать событие и связанные с ним окружающие явления: природу, размышления и чувства персонажей, включенных в художественное пространство произведения, и даже чуждые поэтической сфере величественных жанров повседневные занятия человека. Авторская точка зрения, приближаясь к объекту, позволяет показать его в отдельных подробностях, красках, звуках, но при этом пространство уже не предстает как единое, охватываемое одним панорамным взглядом целое, а поворачивается разными гранями, мир изображается многосторонне. Наиболее ярко эта особенность проявилась в стихотворении «Осень во время осады Очакова» (1788).

В творчестве Державина отражается новое историческое сознание, рассматривающее историческую жизнь нации в движении, в развитии лучших качеств ее отдельных представителей и народа в целом, поэтому в пространственно-временной организации оды особое место начинает занимать отражение прошлого русского народа, его героической истории. Это уже не аллегорические сцены, являющиеся своеобразной параллелью настоящим событиям, как было в традиционных текстах, создававшихся во времена М. В. Ломоносова. Это история народа, способствующая формированию особых качеств русского характера, имевших решающее значение в период грандиозных событий современной Державину эпохи. Такая позиция Державина отразилась во всей полноте в оде «На взятие Измаила» (1790).

Третий раздел реферируемого параграфа «Изменение пространственно-временной позиции автора в духовно-философской поэзии» обращается к проблеме осмысления и художественного изображения Божественного бытия и духовного начала человека в поэзии Г. Р. Державина. В поэтические тексты проникает индивидуальное авторское чувство, раскрывающее душевные сомнения лирического субъекта и его искреннее чувство к Богу.

Безусловно, в наиболее стройном виде образ мироздания представлен в державинской оде «Бог». Г. Р. Державин выражает в этом стихотворении близкие классицистам идеи противопоставления бесконечного вечного духа временному земному бытию человека и величественности человеческой души, отражающей в себе Бога. В первых строфах, пока речь идет о Боге как первоначале всего сущего, мир предстает в своих классически отлитых, застывших пластических формах. Первые шесть строф оды создают теоцентристский образ мира, но как только в этот мир вторгается «я» обычного человека-поэта, картина изменяется. На место Бога как центра Вселенной приходит человек, который ощущает себя носителем духа божьего и становится центром мироздания: «Я связь миров повсюду сущих, / Я крайня степень вещества; / Я средоточие живущих, / Черта начальна божества». Но антропоцентрическое восприятие Вселенной не является устойчивым в оде. В последней ее строфе, как часто бывает у Г. Р. Державина, нарушается возвышенно-монументальная интонация, автор, только что говоривший о себе как средоточии Вселенной, вновь ощущает себя «слабым смертным», обыкновенным поэтом, не способным прославить Божество. Последняя строфа разрушает только что выстроенную гармоничную антропоцентрическую модель мира, вновь пространство выстраивается по вертикали, где автор — обычный смертный на земле, сомневающийся в своих возможностях, а Бог- далеко в горних мирах. Субъективная позиция автора, выражаемая с седьмой по десятую строфы местоимением «я», заменяется в середине одиннадцатой строфы объективной позицией стороннего наблюдателя, обобщенным третьим лицом множественного числа. Высказывается мысль о необходимости для человека постоянно возвышаться к своему Создателю, который неизменно остается единым центром бытия. Мысль о необходимости предаться власти Благого Бога является сквозной в поэзии Державина.

Следует обратить внимание на тот факт, что, несмотря на постоянную обращенность поэта к горнему миру и выстраиванию картины мироздания в соответствии с теоцентрической концепцией, взгляды Державина далеко не всегда могут прочитываться однозначно. Стойкой убежденности поэта в бессмертии человеческой души, призванной соединиться с Богом после освобождения от телесной оболочки, противостоят многочисленные зримые образы смерти как последней черты, заставляющие читателя сомневаться в философской концепции гармоничного единства смерти и вечной жизни. В особенности это подтверждают последние выведенные Державиным на аспидной доске строки, в которых картина мироздания предстает в самых безнадежных формах.

По нашему мнению, для объективного понимания державинского взгляда на проблему смерти и бессмертия человеческого духа необходимо иметь в ввду важнейший в эстетическом плане факт изменения авторской точки зрения при

изображении духовного начала человека в поэзии. Внутренний мир человека рассматривался в предыдущие эпохи лишь с позиции внешнего наблюдателя, душа человека в ее земном временном воплощении либо полностью противопоставлялась Вечному бытию Духа, либо отражала в себе Высшее бытие, и лишь на этом основании обретала величие. И в том и в другом случае мир человеческой души представлялся всегда в одной плоскости и только в ее соотнесении с внешним, бесконечным духом.

Г. Р. Державин открывает новые грани в изображении жизни, в том числе и духовного бытия человека. С одной стороны, по-прежнему репрезентативной остается позиция внешнего наблюдателя, когда душа в ее земном бытии кажется ничтожной в сравнении с бесконечным и вечным Духом. Но наряду с этим появляется и другая точка зрения: это позиция изнутри, переживаемая не столько бесплотным творческим духом, парящим над жизнью, сколько духом, облеченным плотью и кровью. Поэт воспринимает свое бытие не только и не столько разумом, возвышающимся над плотским миром к Богу, сколько теми органами чувств, которые непосредственно присущи человеку в его материальном, земном воплощении. Недаром именно в поэзии Державина материальный мир предстает во всем богатстве красок, звуков и роскошных застолий.

Духовное начало человека у Державина не противостоит плотскому, а имеет ценность именно постольку, поскольку облечено в плоть и способно наслаждаться радостями земной жизни. Душа человеческая в художественном сознании Г. Р. Державина неотделима от материальных впечатлений, ее пространственно-временное положение - позиция «между», на границе духа и плоти, она является необходимым в мировом космическом строении звеном, осуществляющим связь между духовным и материальным миром, и в этом ее величие. Новая концепция человека позволяет поэту рубежа ХУШ-Х1Х веков также по-новому взглянуть на мир материальный, который входит теперь в поэзию на равных правах с миром высоких идеальных сфер бытия.

Четвертый раздел первого параграфа четвертой главы «Личность поэта (автобиографического героя) как центр художественного пространства в анакреонтических одах» выявляет новаторство Г. Р. Державина в жанре анакреонтической оды. Важное открытие Державина, раскрывшее потенциал анакреонтики, - создание авторского мифа о поэте Державине. В совокупности анакреонтические стихи создают миф о Поэте, наслаждающемся любовью красавиц и общением с музами. Державин подчеркивает невозможность иного образа жизни для человека, стремящегося сохранить свою внутреннюю цельность и творческую свободу и не желающего поступиться своими убеждениями. Неоднократно утверждается, что правда и честность неугодны на государственной службе, и Поэту не место там, где идет битва за богатство и чины. Автобиографическому герою «Анакреонтических песен» свойственна творческая свобода, безграничная любовь к людям, близким поэту по духу, горячее сердце, способность ощущать все радости бытия, что выразилось в красочном поэтическом восхвалении роскошного материального мира природы и сельской деревенской жизни с ее богатыми застольями и обыденными радостями. Так, и в жанре анакреонтической оды в центре оказывается фигура автора.

Во втором параграфе «Художественное восприятие земного человеческого бытия и окружающего мира» анализируется система пространственно-временных представлений в поэтической картине мира Г. Р. Державина. Данный параграф включает три раздела.

В разделе «Время как объект поэтической рефлексии» подчеркивается, что открытие времени совершается в поэзии Державина на разных уровнях, причем в его поэтическом мире сосуществуют два противоположных взгляда на проблему времени: с одной стороны, это классическая модель, отражающая идею победы над временем, с другой - романтическое восприятие неумолимо текущего времени, ощущение непредсказуемости и изменчивости всего сущего.

Державин обращает внимание на ужасающую разум непреодолимость жизненных антиномий, таких как конечность, мгновенность человеческого существования и бесконечность, божественность полета мысли и души. В его поэзии находит зримое воплощение мысль о несоответствии желаемой гармонии и действительного хаоса. В то же время душа Державина не смиряется с ощущением дисгармонии, и вера в то, что праведники будут вознаграждены, а носители зла наказаны, что Бог не оставляет этот мир и под держивает в нем порядок, всегда сопровождает поэта.

Само время представляется в традиционных мифопоэтических образах: переменчивого, непостоянного ветра («На выздоровление мецената»), воды, льющейся в море-вечность («На смерть князя Мещерского») или стремглав падающей в бездну («Водопад»), реки («Соловей»), краткой тени- мига («На кончину великой княжны Ольги Павловны»), колесницы («Колесница») и колеса- «Колеса движешь быстротечны вратящейся природы всей» («Изображение Фелицы»). Нетрадиционным образом, передающим державинское ощущение конечности человеческой жизни и ее далеко не всегда разумного течения, становится сопоставление жизни людей с игрой в горелки («Горелки»): «На поприще сей жизни склизком / Все люди бегатели суть: / В теченьи дальном или близком / Они к мете своей бегут».

Нередко в поэзии Державина поводом для размышлений о времени и возможном его преодолении (то есть бессмертии) становится смерть, чаще всего - кого-либо из близких ему людей или прославленных деятелей, или смерть неожиданная, поражающая разум своей абсурдностью. Открывается целая группа подобных произведений ранней одой «На смерть Бибикова», входящей в цикл «Читалагайских од», а завершается самым последним стихотворением «Река времен...», написанным поэтом в предощущении собственной смерти. Несомненной вершиной в этом цикле является ода «Водопад», поводом к написанию которой стала смерть Г. А. Потемкина. Быстротекущее время в системе ценностей державинского мира имеет, как правило, негативную оценку, так как соотносится со смертью. Лексема «время» во многих случаях или сопровождается эпитетом «злобное», или употребляется в контексте, отражающем эту же идею «злого» начала.

В своем творчестве Г. Р. Державин совмещает разные актуальные для его эпохи мировоззренческие концепции, при этом пессимистический взгляд на разрушающее все на своем пути время не может удовлетворить поэта, он, как и

другие представители века Просвещения, ищет путь разумного постижения проблемы жизни и смерти, времени и вечности.

Способы противостояния времени, предлагаемые Державиным, сводятся к нескольким типологическим моделям. С одной стороны, поэт предлагает не «терзаться» мыслями о смерти и радоваться каждому мгновению бытия, наслаждаться всеми благами жизни (эпикурейская традиция), с другой - призывает к умеренности и добродетельности (традиция, восходящая к барочному мотиву memento mori). Эти модели поведения можно условно обозначить как «житейские» правила, позволяющие обычному человеку жить в гармонии с собой и с окружающим миром. На более высоком уровне противостоит смерти и быстро-летящему времени неизменная в художественном мире Державина идея Вечности, вечного присутствия Бога в безграничной Вселенной, заботящегося о гармонизации мироздания. Поэт, осознавший трагическую противоречивость мира и его непознаваемость с помощью разума, в отличие от рационалистов стремится узнать Бога сердцем, чистой душой.

Между временем человеческой жизни и вечностью стоит некая граница («двери вечности», «мета», «порог», «река, через которую переправляются души в царство мертвых» и пр.). Державин верит, что граница преодолима. Залогом бессмертия, безболезненного перехода из мира земного в вечный мир горний становится память потомков, которая достигается честным служением Отечеству и добрыми делами, а также поэзия - аналог любого творчества.

Во втором разделе второго параграфа четвертой главы «Времена года в поэзии Г. Р. Державина» анализируются поэтические образы, обозначающие календарные сезоны.

Названия времен года встречаются в заголовках нескольких стихотворений Державина, относящихся к разным жанрам: «Желание зимы» (1787), «Осень во время осады Очакова» (1788), «Возвращение Весны» (1797), «Весна» (1804), «Лето» (1804), «Осень» (1805), «Зима» (1805). Кроме того, времена года и разнообразные их приметы упоминаются и в других произведениях. Изображение времен года, безусловно, неотделимо от зарождающейся в последней трети XVIII века пейзажной лирики, однако поэзия Державина, сохраняющая связь с предшествующей традицией, не отвергает и аллегорической функции природных образов, поэтому времена года нередко несут мифологическую нагрузку. Традиционное мифологическое содержание свойственно временам года в жанрах похвальной оды и анакреонтической лирики, где преобладают весенне-летние картины. Как и большинство' поэтов конца XVIII - начала XIX века, Державин использовал сюжеты из мира природы с дидактической или онтологической целью. Так, ежегодная смена времен года является напоминанием о движении времени, о его скоротечности, о неотвратимости «осенних» лет жизни и смерти.

Картины осени и зимы в творчестве поэта, в соответствии с жизнеутверждающей концепцией бытия, не становятся поводом для мрачных мыслей о несправедливости мироустройства и беззащитности человека перед грозящей смертью. Яркий образ русской осени воссоздан Державиным в знаменитом стихотворении «Осень во время осады Очакова» (1788). Изображенная в этом стихотворении зима не ужасает русских воинов, идущих на штурм крепости.

Поэт выражает веру в победу и прославляет «румяну Осень», «радость мира», которая не воспринимается как предшественница зимы и смерти, а наоборот, является залогом непобедимости россов, ведь сами они - «в зиме рождённы под снегами», что будет отмечено в оде «На взятие Измаила».

Так, зима вписывается в комплекс концептов, составляющих основу русского нащюнального характера и русского образа жизни. Недаром именно при изображении зимы Державин широко использует приемы и образы русского фольклора. Это мы видим не только на примере уже рассмотренных произведений, но и в других текстах поэта. В шуточном стихотворении «Желание зимы» (1787), Зима предстает в образе русской барыни-кумы «в шубеночке атласной», лихо прогоняющей злую бабу Осень, залившую все улицы дождями. Зимнее пространство становится определяющим и для характеристики самого Державина. В обращении к художнику «Тончию» (1801), пожелавшему нарисовать портрет знаменитого лирика своей эпохи, поэт просит изобразить его «в натуре самой грубой», «в жестокий мраз, с огнем души, в косматой шапке, скутав шубой».

В третьем разделе второго параграфа реферируемой главы «Поэтизация пространства: роль орнитологических образов в творчестве Г. Р. Державина» представлен анализ образа птиц в поэзии Державина, что обусловлено таким открытием поэта, как изображение конкретных реалий окружающего мира, с которыми русский человек сталкивается в своей повседневной жизни.

Державин в своей поэзии широко использует богатый пласт орнитологических образов, не ограничиваясь устоявшимися моделями, а наоборот, углубляя и расширяя художественно-изобразительные возможности этого традиционного для поэтического мышления спектра мифологем и символов. Вызывает особый интерес тот факт, что спектр орнитологических образов в творчестве Державина в сравнении с другими поэтами XVIII века необыкновенно широк. Об этом свидетельствуют уже сами названия некоторых стихотворений: «Ласточка» (1792-1794), «Соловей» (1794), «Павлин» (1795), «Снигирь» (1800), «Лебедь» (1804), «Соловей во сне» (1797), «Пеночка» (1799), «Заздравный орел» (1791, 1801), «Голубка» (1801), «Чечетка» (1805), «Синичка» (1809). В различных стихах упоминаются и другие птицы.

Обилие разнообразных птиц в стихах Державина свидетельствует о преодолении Державиным условности пейзажных зарисовок, об отходе от стандартных клише, присущих классицизму. Образы птиц у Державина способны передавать самые различные смыслы и настроения: от чувства величия и восторга до иронии и сатиры; от освященного божественным огнем состояния поэтического вдохновения до нежнейших любовных переживаний; от восхищения истинно русским самобытным характером мужественных современников до любовного взгляда на русских красавиц. В поэзию Державина проникают многочисленные подробности окружающего мира, предстающего перед нами в ярких красках и звуках, мы видим богатую личность самого поэта и его современников.

В пятой главе «Пространственно-временные образы и мифологемы в русской поэзии 1790-х годов: традиции и новые тенденции» анализируются поэтические произведения 1790-х годов и некоторые факты литературного процесса начала 1800-х годов. В литературном процессе данной эпохи выделяется

сентиментальное направление, расцвет которого связан с именем Н. М. Карамзи-на| объединившего в издаваемых им журналах и альманахах поэтов и писателей, обратившихся к изображению частных тем и камерных чувств.

В первом параграфе пятой главы «Пространственно-временные образы в поэзии Н. М. Карамзина» рассматривается вклад Карамзина в преобразование художественного времени и пространства русской лирики. Мироощущению Н.М.Карамзина периода конца 1780-х- середины 1790-х годов, как заметал Ю. М. Лотман, свойственно противопоставление дисгармоничному материальному пространству внутреннего мира человеческой души25. В стихах 1780-х годов часто появляется хронотопический образ «здесь», подразумевающий земное пространство. Сквозным становится этот образ в стихотворении «Часто здесь в юдоли мрачной...» (1787). Мир «здесь» распадается на царство природы, живущее по Божественным законам, и мир человеческой жизни, в котором не существует гармонии. В «Весенней песни меланхолика» (1788) рисуется картина природы, радующейся приходу весны, и этому настроению противопоставляется внутреннее состояние «печалью отягченного» человека, «уныло» бродящего по лесам.

Миру человеческой жизни «здесь» противопоставляется не только мир природы, где царят Божественные законы, но и пространство «там», в небесах, за пределом смерти: «Счастье истинно хранится / Выше звезд, на небесах; / Здесь живя, ты не возможешь / Никогда найти его» («Счастье истинно хранится...», 1787). Страдание не вечно, ведь после смерти «в страны блаженства вознесемся, / Где нет болезни, смерти нет» («Господину Д<митриеву> на болезнь его», 1788).

Мотив недолговечности любых благ на земле сохраняется в творчестве Карамзина и в последующие годы. Земная жизнь человека в поэзии Карамзина и в раннем творчестве, и в более поздние годы оценивается негативно. Неоднократно во многих стихах звучит мысль о невозможности счастья на земле или о его кратковременности, жизнь земная воспринимается как сон.

Н. М. Карамзин, стремясь отразить в поэзии неоднозначность человеческой психологии, показывает и иной взгляд на «тот» мир. В стихотворении «Кладбище» (1792) звучат два голоса. Для одного кладбище - «мертвая юдоль», страшное пространство, заполненное соответствующими, вселяющими ужас реалиями. Для другого - это «обитель вечного мира», где царят свет, спокойствие и тишина.

Субъективное восприятие иного мира свойственно влюбленному сердцу. Взаимная любовь и верность на земле награждается счастливым соединением и в ином мире. Но для человека, не способного разлюбить ту, которая платит ему обманом и неверностью, и в другом мире нет надежды на блаженство, смерть не может утешить его, так как и там он обречен на одиночество: «И в вечности я зрю пустыню для себя: / Я буду там один! Душа не умирает; / Душа моя и там все будет тосковать / И тени милыя искать!» («К неверной», 1796).

В то же время для любящего, не способного обрести любовь в реальном мире, остается пространство, где все возможно, — это пространство мечты. Про-

25 Лотман Ю. М. Поэзия Карамзина // Карамзин Н. М. Поли. собр. стихотворений / вст. ст., подгот. текста и примеч. Ю. М. Лотмана. М.; Л.: Сов. писатель, 1966. С. 5-52.

странство мечты и воображения — новый тип художественного пространства, появляющийся в лирике сентименталистов. Возможная разлука с любимой не может принести горя по-настоящему любящему сердцу, так как в разлуке возможно предаваться мечтам о будущем соединении влюбленных душ («К верной», 1796).

Пространственно-временная картина мира в поэзии Н. М. Карамзина выстраивается не только по вертикали (противопоставление божественного горнего мира пространству «низа», земной человеческой жизни), но и в ином направлении, которое можно условно определить как углубление в созданный воображением внутренний мир, уникальный в своей индивидуальности.

Второй параграф пятой главы «Поэтика времени и пространства литературных "безделок" 1790-х годов» посвящен анализу поэтики хронотопа наиболее популярного в творчестве сентименталистов жанрового вида, получившего название «безделки», а также исследованию концептуальных для сентименталистов пространственно-временных образов.

Н. М. Карамзин, продолжая развивать открытия авторов поэтических произведений 1760-1780-х годов и пролагая новые пути изображения человека, стал одним из зачинателей популярного в 1790-е годы интереса писателей к жанрам и темам, далеким от гражданских, политических и общественных проблем. Поэтам 1790-х годов свойствен повышенный интерес к малым формам, названным Н. М. Карамзиным и его современниками «безделками». Среди «безделок», или «поэтических мелочей», встречаются произведения самых различных жанров. В сборник Н. М. Карамзина «Мои безделки» (1794) включены и прозаические произведения (I часть), и стихотворные тексты, созданные в жанрах дружеского послания, песни, оды, баллады, эпиграммы, рондо, надписи и др. (II часть). Главное качество, которое отличает данные произведения от произведений тех же жанров классицистической эпохи, — намеренное отстранение автора от общественно-политического и гражданского содержания, камерная направленность поэзии. Оформляется новый взгляд на человека и его внутреннюю жизнь, ценность обретает каждое мгновение человеческого существования.

Одним из наиболее популярных и известных изданий, широко представивших творчество разных поэтов, обращавшихся к поэтическим «безделкам», стал альманах «Аониды, или Собрание разных новых стихотворений» (17961799). Обыкновенная жизнь, окружающая изо дня в день каждого человека, повседневные чувства и занятия, размышления, касающиеся частного существования и далекие от грандиозных дум о судьбах мира, - таковы объекты поэтической рефлексии авторов «Аонид».

Анализ поэтики времени и пространства представленных в «Аонидах» поэтических «безделок» позволяет выявить новые по сравнению с предыдущим периодом способы изображения мира, обозначить линии преемственности и новые тенденции в трактовке ведущих категорий человеческого бытия.

В новой поэзии появляется особый тип пространства - пространство воображения. Бескрайние просторы пространства мечты предстают в стихотворении Н. М. Карамзина «Бедному поэту» (1796); поэт-чародей способен творить богатства и красоту, в реальности ничего этого не имея, а мечте противопоставлен реальный мир, в котором все ничтожно. Идея мечты начинает наполняться в поэзии

сентиментализма смыслами, сопряженными с положительным, утешительным началом в противовес предшествующей литературе, когда мечта понималась как опасный обман, уводящий в мир иллюзий. У Н. М. Карамзина «обман» оказывается желанным, он несет ощущение счастья, утешает в бедности.

Большому миру, под которым подразумевается уже не государство и не высшие сферы бьггия, а забавы и роскошь света, противопоставляется камерный мир скромного жилища бедного поэта, предающегося мечтам «в укромной хижинке своей» (Н. М. Карамзин «К бедному поэту»).

Поэтизация малого пространства присутствует и в поэзии И. И. Дмитриева, называющего свое жилище «смиренный домик мой» («К Г. Р. Державину по случаю кончины супруги его», осень 1794); «смиренная обитель» («Послание Н.П.Румянцеву», 1798). Малое пространство любезнее сердцу лирического героя, если он находится рядом с милой. В стихотворении И. И. Дмитриева «Видел славный я дворец...» предпочтение отдается не роскошным дворцам, а шалашу, где ожидает героя любимая. Это стихотворение можно считать программным для лирики камерного типа. Здесь провозглашается ценность обыкновенной жизни, далекой от общественной борьбы и государственных забот.

Малое пространство оказывается хрупким и незащищенным в большом мире, где все подвержено воздействию времени. Поэты провозглашают ценность каждого мгновения, обреченного на исчезновение: «Мил, любезен василечек — / Рвя, доколе он цветет; / Солнце зайдет, и цветочек... / Ах! Увянет, опадет!» (И. И. Дмитриев «Пой, скачи, кружись, Параша!..»). Единственное спасение в этом изменяющемся мире - наслаждаться той радостью и красотой, которая существует «здесь и сейчас», «жить в сей день для дня сего», как пишет Н. М. Карамзин в «Послании к А. А. П. [Александру Алексеевичу Плещееву]», и «украшать» эту жизнь с помощью воображения, или прекрасных мечтаний.

Художественный хронотоп поэтических «безделок» противоположен одической пространственно-временной организации. Воспаряющему одическому автору, выступающему от лица нации, противопоставлен поэт, не претендующий на выражение общегосударственных и общечеловеческих идеалов. На смену всеохватному взору поэта-одописца, приходит новая точка зрения: художник с любовью рассматривает близкий ему мир. Демиургические функции монарха, преображающего пространство и останавливающего время, замещаются идеей преображения мира с помощью художественного воображения и сохранения недолговечной красоты в пространстве души и творчестве.

Третий параграф пятой главы «Просветительская позиция А. П. Радищева в восприятии времени» обращен к исследованию проблемы осмысления времени в поэзии А. Н. Радищева. Время в произведениях А. Н. Радищева предстает как объективное свойство мироздания, как время историческое и как время в субъективном восприятии отдельного человека.

Во взглядах А. Н. Радищева переплетаются просветительская и христианская концепции истории. А. Н. Радищев в своем поэтическом творчестве остается верен идеалам Просвещения, несмотря на частое появление в его произведениях трагических мотивов, отражающих непреодолимость жизненных противоречий, изображающих распространение страданий и кровопролитий в

мире. Возможно, поэзия становится для Радищева средством утвердить истинные ценности словом. Поэтическое слово сохраняет за собой роль мощнейшего средства упорядочивания реальности - роль, отводимую словесному творчеству классицистами. Но если для поэтов классицистической эпохи слово служило средством преодоления времени, то у А. Н. Радищева функция слова меняется. Поэт воздействует словом не на внешнюю реальность, понимая, что время не можегг быть ему подвластно. Слово становится средством творения себя, своего «я», упорядочивания своего внутреннего мира, преодоления сомнений, и в этом смысле творчество А. Н. Радищева занимает свое место в переходном периоде русской поэзии, обратившейся в последней трети XVIII века к изображению внутреннего мира человека.

В четвертом параграфе пятой главы «.Усложненная образность как средство мифологизации художественного пространства и времени в творчестве С. С. Боброва» уделяется особое внимание исследованию художественного хронотопа поэтической книги С. С. Боброва «Рассвет полночи». Для С. С. Боброва, использующего в своей поэзии достижения предшественников в области аллегории и мифологической образности, в то же время характерно построение собственной авторской мифологии, опирающейся на индивидуальное мифомышление поэта.

Особую мифологическую модель мира создает С. С. Бобров в составленном им самим сборнике поэзии «Рассвет полночи» (1804), в который вошли произведения, написанные им в период с середины 1780-х годов. «Рассвет полночи» можно было бы определить как книгу стихов, предполагающую не просто подбор избранных произведений, но особое их расположение, когда композиция создает определенный контекст, отражающий авторское мировосприятие.

Центральным хронотопическим образом сборника является образ полночи, вынесенный в заглавие. «Полночь» в бобровском мировосприятии является мифологемой, актуализирующей самые различные смыслы. На поверхности оказывается историософский смысл, обусловленный именованием Российской державы страной «полночи», и «рассвет полночи» означает расцвет России в. XVIII столетии, которому способствовали монархи, начиная с Петра I, что отмечал В. Л. Коровин26. Эта идея становится ведущей в первых двух частях поэтической книги Боброва, но этой идеей не исчерпывается значение «полночи».

Полночный час символизирует смену столетий, смену эпох, а также, учитывая огромное количество произведений, посвященных новому году в анализируемой книге стихов, и смену лет. В контексте мифологических представлений это отсылает к семантике одного из самых значимых в сезонно-аграрном архаическом мышлении мифа об умирающем и воскресающем боге; этот миф тесно связан с солярной мифологией, циклом человеческой жизни, столкновением сил порядка и хаоса, обновлением царской власти. Весь спектр данной семантики представлен в «Рассвете полночи» С. С. Боброва.

Наблюдения над художественным хронотопом поэзии С. С. Боброва позволяют сделать вывод о преобладающем внимании писателя к категории вре-

26 Коровин В. Л. Семен Сергеевич Бобров. Жизнь и творчество. М.: Academia, 2004. С. 68.

36

мени, причем время является неотъемлемой характеристикой земного пространства, которому противостоит Божественное пространство вечности. Пространство в поэзии С. С. Боброва распадается на две сферы: земное и небесное. Небесное является пространством вечной весны и Полдня, это пространство Божественное. Для земного пространства характерен неумолимый ход времени, проявляющийся в смене дней и ночей, сезонов, лет и столетий, в возрастах человеческой жизни, неизбежно приближающейся к старости и смерти.

Хронотопический образ «рассвета полночи» отражает систему взглядов С. С. Боброва на движение времени и истории. Следуя мифопоэтической традиции, поэт уподобляет историю человечества смене суточного времени. Вечерние сумерки знаменуют грехопадение, ночное время суток - жизнь в изгнании из райской обители, рассвет- конец мира, предвещающий Полдень и вечную жизнь праведных в обновленном Божественном мире. Земная жизнь каждого отдельного человека вся по существу является лишь подготовкой к вечной жизни и трактуется как пребывание души в бренной темнице ради очищения, которое и есть рассвет полночи, то есть преодоление тьмы страстей и пороков, освобождение от «полночного» состояния. Можно уловить во взглядах Боброва связь с масонским мировосприятием, мифопоэтический образ «рассвета полночи» в чем-то близок масонскому «утреннему свету», но, безусловно, сложнее и многограннее.

Для выражения системы своих взглядов С. С. Бобров использует практически весь арсенал художественных средств, имеющихся в поэзии, в его творчестве присутствуют различные эстетические «языки», но внешний эклектизм поэтической манеры Боброва обусловлен новаторской по существу задачей писателя: создать свою особую художественную концепцию мироздания, в основе которой лежат древние, архаические представления. В чуждом глубинным принципам мифологизма аллегорическом искусстве XVIII века не было выработано приемов для достижения задуманной Бобровым цели. Он стал первооткрывателем на этом пути, но остался не понятым своими современниками. Тем знаменательнее интерес к фигуре Боброва в начале XX века, когда мифологизм становится одним из определяющих принципов культуры.

В Заключении подводятся итоги исследования.

Период последней трети XVIII века характеризуется сменой пространственно-временных представлений, что отражается в литературных памятниках эпохи. Трансформируется пространственно-временная организация поэтических текстов, меняется отношение к традиционным образам.

Уже в начале 1760-х годов в творчестве поэтов, публиковавшихся в журналах М. М. Хераскова «Полезное увеселение» и «Свободные часы», наблюдается изменение художественного изображения действительности. Поэты ощущают ограниченность отдельных жанров, не способных отразить мир и противоречивую душу человека во всей полноте, поэтому публикуют произведения не отдельными текстами, а поэтическими «подборками», объединяющими разные жанры и дающими возможность показать различные стороны мировосприятия. Одновременно наблюдаются тенденции к разрушению целостности жанров, включению в тексты, требующие «высокого» парения или отвлечен-

ных рассуждений, не свойственных им субъективных элементов. В поэтических текстах наблюдается смещение позиции автора, и индивидуальное бытие человека, воспринятое с субъективной позиции, «изнутри», уже не трактуется однозначно. Человек оказывается в ситуации, когда осознание неизбежности смерти приводит его, с одной стороны, к мысли о переходе в лучший мир вечности, а с другой - к осознанию своей устремленности именно к земной жизни, какой бы бессмысленной она ни казалась. Авторы журналов М. М. Хераскова разрабатывают поэтические приемы изображения внутреннего мира человека, и одним из наиболее продуктивных приемов оказывается прием противопоставления: чувства влюбленного противопоставляются окружающему пространству.

В масонской поэзии продолжаются художественные поиски в сфере изображения сложной и противоречивой человеческой природы. Разрабатывается целый комплекс пространственно-временных мифологем и образов, способных символически отразить философию масонов. Представления о Божественном бытии и Божественном пространстве выражаются символическими образами, связанными с солярной мифологией, топосами храма, горнего града, безграничного небесного пространства. Мифологема пути отражает движение души человека к Богу. История человечества рисуется масонскими авторами как движение от момента падения в «ночь» и смерть (грехопадение Адама и изгнание из рая) к Полдню воскресения и торжества света (Страшный суд и обновление мира).

Художественные поиски в области обновления жанровой и образной систем русской поэзии продолжаются в творчестве Г. Р. Державина. В первую очередь преобразования коснулись жанра торжественной похвальной оды. В торжественной оде Державина классическая мифологема «золотого века» теряет пространственно-временную закрепленность «здесь и сейчас», обретает черты сказочного пространства, недостижимого в реальности и возможного лишь в воображении. Ведущая идея классицизма - вера в установление гармонии в мире с помощью разума - подвергается сомнению, в связи с чем в державинских похвальных одах пространство реальное и пространство идеальное не совпадают.

Меньшим изменениям подвергается хронотоп героико-патриотических од, но и в этом жанре у Г. Р. Державина проявляются особенности нового мироощущения. Осмысляя исторические события современности, поэт стремится показать историческую жизнь нации в движении, в развитии лучших качеств ее отдельных представителей и народа в целом. Одическое пространство подвергается трансформации в связи с изменением пространственного местоположения воспринимающего субъекта, который помещается вблизи объекта. Это позволяет автору ввести в пространство оды картины пейзажа и быта, размышления о смерти и бессмертии, описание чувств отдельных героев, сообщить автобиографические подробности.

Смена авторской точки зрения в державинской оде вносит существенные изменения и в хронотоп духовно-религиозной оды. Человек, остающийся наедине со своими вопросами и сомнениями, обречен искать силы для гармонизации земного бытия в себе самом, через познание Бога, который приходит на помощь страждущему. Однако несовершенство человеческой природы не позволяет в земном мире достичь полной гармонии, и в этом - трагическое противоречие

земного человеческого бытия. Г. Р. Державин, размышляя над этими вопросами, утверждает величие человека, способного возвышаться в своем стремлении к Богу. Поэт убежден в изначально разумном устройстве мира, однако если в период расцвета рационализма тезис о торжестве Божественного Разума являлся аксиомой, то Державину приходится преодолевать возникшие сомнения, бороться с противоречиями, открывшимися его сознанию в эпоху кризиса рационализма. Пережив немало жизненных потрясений и разочарований, поэт приходит к христианскому осмыслению трагичного земного существования человека.

Н. М. Карамзин, рисуя земную жизнь, представляет ее в традиционных образах бушующего моря и мрачной юдоли, сравнивает со сном. Лирический герой Карамзина надеется обрести покой и блаженство в пространстве вечности, перейдя за границу земной жизни. Но ожидание смерти - вовсе не утешительное занятие, поэтому герой карамзинской лирики устремляется в пространство воображения, мечты, где находит все необходимое для счастья.

В поэзии сентименталистов утверждается право человека на самые обыденные желания, на «невысокие» мечты, и выражается эта мысль в новых жанровых образованиях, объединенных под названием «безделки». Художественный хронотоп поэтических «безделок» противопоставлен пространственно-временной организации «высоких» жанров. Лирический герой стихотворений, обращающихся к темам, которые волнуют человека в его повседневной жизни, не воспаряет «мысленным взором» в высокие сферы, предпочитая свой малый мир необъятному пространству Вселенной. Место чертогов и храмов занимают хижины и смиренные домики. Круг желанной читательской аудитории сужается до близких друзей и возлюбленной, а свойственное человеку стремление к гармонизации мироздания направляется не на преобразование внешнего мира, а в пространство воображения. В творчестве авторов поэтических «безделок» особую ценность обретают отдельные мгновения жизни, и, понимая неотвратимость ухода этих мгновений в небытие, поэты стремятся удержать их в своей памяти, придать им статус вечности, закрепив в поэтическом произведении. Таким образом, сама поэзия становится средством противостояния времени.

Другое направление поэзии, отличающееся вниманием к усложненной и архаизированной форме, проявилось в творчестве А. Н. Радищева и С. С. Боброва. Слово у Радищева обретает особую функцию: оно становится средством творения себя, своего внутреннего мира, что характерно уже для постклассицистического художественного сознания, обратившегося к изображению внутреннего мира человека. В поэзии С. С. Боброва концептуальную роль играет время, изображаемое в постоянном движении. Заглавие поэтической книги С. С. Боброва «Рассвет полночи» не просто акцентирует взгляд на политической идее преобразования России в XVIII веке, но отражает мифологическое содержание сборника, в котором изображается постоянно изменяющаяся жизнь, что свидетельствует о движении к полдневному состоянию (то есть к вечности), это движение передается с помощью мифологемы «рассвет полночи».

Поэзия 1790-х- начала 1800-х годов прокладывает пути для романтической и реалистической линий развития литературы, но также «заглядывает» и в модернистскую эпоху, перекидывая мост в Серебряный век русской поэзии.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК

1. Маслова А. Г. Пространственно-временная картина мира в поэзии Г. Р. Державина конца XVIII века// Вестник ВятГТУ. 2008. № 3 (1). С. 101-104. (0,5 печ. л.)

2. Маслова А. Г. Анакреонтическая ода как средство создания поэтического автопортрета в творчестве Г. Р. Державина // Вестник ВятГТУ. 2010. № 1 (1). С. 70-73. (0,5 печ. л.)

3. Маслова А. Г. Времена года в поэзии Г. Р. Державина // Преподаватель XXI век. 2010. № з. ч. 2. С. 317-324. (0,5 печ. л.)

4. Маслова А. Г. Трансформация хронотопа героико-патриотической оды в творчестве Г. Р. Державина // Вестник МГОУ. Серия «Русская филология». 2010. № 6. С. 62-66. (0,6 печ. л.)

5. Маслова А. Г. Проблема времени в русской поэзии конца XVIII века о скоротечности и суетности жизни // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2011. № 2 (1). С. 333-339. (0,5 печ. л.)

6. Маслова А. Г. Пространственно-временные символы и мифологемы масонской поэзии (по материалам масонских журналов 1770-1780-х гг.) // Вестник ВятГТУ. 2011. № 4 (1). С. 124-128. (0,5 печ. л.)

7. Маслова А, Г. Изображение человека и его земного бытия: жанровая специфика поэзии журнала «Полезное увеселение» // Известия УрГУ. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2011. № 4 (96). С. 218-228. (0,5 печ. л.)

8. Маслова А. Г. Пространственно-временная картина мира в русской поэзии начала 1760-х годов (по материалам журнала «Полезное увеселение») // Вестник МГОУ. Сер. «Русская филология». 2011. № 6. С. 107-112. (0,5 печ. л.)

9. Маслова А. Г. Восприятие земного человеческого бытия в поэзии Г. Р. Державина // Уч. зап. Петрозаводского гос. ун-та. Сер. «Общественные и гуманитарные науки». 2011. № 7 (120). Т. 2. С. 36-39. (0,5 печ. л.)

10. Маслова А. Г. Преобразование художественного пространства русской торжественной оды в последней трети XVIII века // Вестник Костромского государственного университета. 2011. № 5-6. С. 154-158. (0,5 печ. л.)

11. Маслова А. Г. «Силою вышнею держусь»: теоцентристская картина мира Г. Р. Державина // Гуманитарные науки и образование. 2012. № 1 (9). С. 70-74. (0,5 печ. л.)

12. Маслова А. Г. Поэтическое творчество Н. М. Карамзина в контексте масонской поэзии XVIII века // Вестник Костромского государственного университета. 2012. № 4. С. 128-131. (0,5 печ. л.)

13. Маслова А. Г. Мифопоэтика суточного времени в русской масонской поэзии XVIII века // Вестник Костромского государственного университета. 2013. №1. С. 113-116. (0,5 печ. л.)

14. Маслова А. Г. Жанровая система масонской поэзии XVIII в. // Известия Уральского федерального университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2013. № 4 (120). С. 145-158. (0,5 печ. л.)

15. Маслова А. Г. Жанровая система русской поэзии начала 1760-х годов: поэтика пространства и времени // Вестник ВятГТУ. 2013. № 4 (1). С. 91-96. (0,5 печ. л.)

Монографии

16. Маслова А. Г. Поэтическое творчество Г.Р.Державина в контексте литературно-эстетических исканий конца XVIII- начала XIX века. Киров-Изд-во ВятГГУ, 2010. 295 с. (18,4 печ. л.)

Рецензия: Пржазчикова Е. Е. К юбилею Г. Р. Державина // Известия Уральского федерального университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2013. №2(114). С. 230-237.

17. Маслова А. Г. Поэтика времени и пространства в русской поэзии 17601780-х годов. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2013. 212 с. (12,32 печ. л.)

Публикации в международных изданиях

18. Маслова А. Г. Пространственные мифологемы и хронотопические образы русской поэзии 1760-х годов // Materialy VIII Mi^dzynarodowej naukowi-praktycznej konferencji «Dinamika naukowych badañ- 2012». Vol.12. Filologiczne nauki: Przemysl. Nauka I studia. P. 61-64. (0,25 печ. л.)

19. Маслова А. Г. Роль немецкой культуры в поэзии Г.Р.Державина (опыт обобщения исследовательских источников) // Диалог культур - культура диалога: материалы междунар. науч.-практ. конф., Кострома, 6-10 сент. 2010 г. / под ред. Л. Н. Ваулиной. Кострома; Дармштадг, Минск; Могилев; Познань; Ванадзор: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2010. С. 330-336. (0,5 печ. л.)

Методические рекомендации

20. Маслова А. Г., Охотина Г. А. Жанр оды в русской литературе XVIII века: метод, рекоменд. Киров, 2004.40 с. (в соавт. с Г. А. Охотиной) (2,5/1,2 печ. л.)

Публикации в других изданиях

21. Маслова А. Г. Образы птиц в поэзии Г. Р. Державина // Труды кафедры русской литературы: сб. науч. тр. Вып. 5. Киров, 2006. С. 5-21 (1,0 печ. л.)

22. Маслова А. Г. Своеобразие пространственно-временной организации стихотворения Г. Р. Державина «Осень во время осады Очакова» // Духовные традиции русской культуры: история и современность (к 265-летию со дня рождения Г. Р. Державина): коллект. моногр. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2008. С. 212-217. (0,4 печ. л.)

23. Маслова А. Г. Символы времени в поэзии Г. Р. Державина // Русское литературоведение на современном этапе: материалы VII Междунар. конф. М.: РИЦ МГТУ им. М. А. Шолохова, 2009. С. 254-256. (0,2 печ. л.)

24. Маслова А. Г. Роль художественного времени и пространства в изображении духовного начала человека в русской философской поэзии XVIII века // Духовность как антропологическая универсалия в современном литературоведении: коллект. моногр. по материалам Всерос. науч.-исслед. конф. Киров-Изд-во ВятГГУ, 2009. С. 60-66. (0,5 печ. л.)

25. Маслова А. Г. Продолжение литературно-эстетических поисков В. К. Тредиаковского в поэтическом творчестве Г. Р. Державина // В. К. Тредиа-ковский - филолог, писатель, публицист: сб. науч. работ, подгот. по материалам конф., посвящ. творчеству В. К. Тредиаковского (16 дек. 2009 г.). М.: Гос. ин-т рус. яз. им. А. С. Пушкина, 2009. С. 239-246. (0,5 печ. л.)

26. Маслова А. Г. Военные события екатерининской эпохи в поэтическом изображении Г. Р. Державина // Г. Р. Державин и диалектика культур: материалы Междунар. науч. конф. (г. Лаишево, 13-15 июля 2010 г.). Казань: Казан, гос.

ун-т, 2010. С. 65-69. (0,3 печ. л.)

27. Маслова А. Г. Проблема бессмертия в художественном мире русской поэзии последней трети XVIII века // Слово и текст в культурном сознании эпохи: сб. науч. тр. Ч. 6. Вологда: Легия, 2010. С. 142-146. (0,4 печ. л.)

28. Маслова А. Г. Время как объект поэтической рефлексии в творчестве Г.Р.Державина // Вестник Рязанского гос. ун-та им. С. А. Есенина. 2011.

№ 1/30. С. 105-118. (0,8 печ. л.)

29. Маслова А. Г. Образ человека в русской поэзии 1760-х годов // Интерпретация образа человека как лингвистическая проблема Киров: Изд-во ВятГТУ,

2011. С.76-84 (0,5 печ. л.).

30. Маслова А. Г. Роль сказочного пространства в трансформации художественного хронотопа классицистической оды (Ода Г. Р. Державина «Фели-ца») // Вопросы языка и литературы в современных исследованиях: материалы Междунар. науч.-практ. конф. «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие. XII Кирилло-Мефодиевские чтения», 17 мая 2011 г. М.; Ярославль: Ремдер, 2011. С. 545-550. (0,4 печ. л.)

31. Маслова А. Г. Творчество Г. Р. Державина в восприятии автора и критических оценках XVIII-XIX вв. // Феномен творческой неудачи. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2011. С. 102-118 (1,0 печ. л.)

32. Маслова А. Г. «Где добродетель обитает?» (вопрос о местонахождении царства Фелицы в поэзии Г. Р. Державина) // Екатерина великая: писатель, историк, филолог: сб. науч. работ, подгот. по материалам Четвертых науч. чтений, посвящ. творчеству Екатерины II. М.: Ин-т рус. языка им. А. С. Пушкина, 2011.

С. 258-264. (0,5 печ. л.)

33. Маслова А. Г. Отражение предромантического мировоззрения в пространственно-временной картине мира Г. Р. Державина // Русская литература и философия- постижение человека: материалы Третьей Всерос. науч. конф. (Липецк, 810 окг. 2009 г.): в 2 т. Т. 1. Липецк: РИЦ ЛГПУ, 2011. С. 135-140. (0,4 печ. л.)

34. Маслова А. Г. Художественный хронотоп русской торжественной оды: связь с государственной идеологией и мифологией // Дергачевские чтения 2011. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности: материалы X Всерос. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рожд. И. А. Дерга-чева, Екатеринбург, 6-7 окг. 2011 г.: в 3 т. Т. 2. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2012. С. 232-237. (0,3 печ. л.)

35. Маслова А. Г. Проблема веры и неверия в поэзии Г. Р. Державина // Г. Р. Державин и диалектика культур: материалы Междунар. науч. конф. (Казань- Лаишево, 13-15 июля 2012 г.). Казань: Казан, ун-т, 2012. С. 29-33. (0,3 печ. л.)

36. Маслова А. Г. Поэзия Г. Р. Державина: Субстанциальные и предметные ситуации // Вестник лаборатории аналогической филологии / гл. ред. И. П. Карпов. Вып. 5. Йошкар-Ола: Марийский гос. ун-т; Лаборатория аналитической филологии, 2012. С. 68-78 (0,8 печ. л.).

37. Маслова А. Г. Пространственно-временные образы и символы в поэзии Н. М. Карамзина//' Н. М. Карамзин: писатель, ученый, публицист. М.: Ин-т рус. яз. им. А. С. Пушкина, 2012. С. 121-126. (0,5 печ.л.)

38. Маслова А. Г. Герменевтические поиски «ключа» к прочтению последнего восьмистишия Г. Р. Державина // Чтение как искусство: герменевтический аспект. Киров: «Радуга-ПРЕСС», 2013. С. 190-197. (0,5 печ. л.)

39. Маслова А. Г. Духовно-нравственные заветы Е. И. Кострова - поэта и переводчика XVIII столетия // Духовно-нравственные заветы Е. И. Кострова -поэта и переводчика XVIII столетия. I областная научно-практическая конференция. Слободской, 2013. С. 8-14. (0,4 печ. л.)

40. Маслова А. Г. Нравственный идеал в поэзии Е. И. Кострова // Духовный потенциал русской литературной классики: сб. науч. ст. М.: ИИУ МГОУ, 2013. С. 28-33.(0,4 печ.л.)

Подписано в печать 17.09.2014 г. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 2,5. Тираж 150 экз. Заказ № 106.

Отпечатано

в полиграфическом цехе Издательства ВятГГУ, 610002, г. Киров, ул. Ленина, 111, т. (8332) 673-674