автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
"Псевдодокументализм" в русской неподцензурной прозе 1970-1980-х годов

  • Год: 2010
  • Автор научной работы: Поливанов, Александр Сергеевич
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему '"Псевдодокументализм" в русской неподцензурной прозе 1970-1980-х годов'

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Псевдодокументализм" в русской неподцензурной прозе 1970-1980-х годов"

'46

На правах рукописи

ПОЛИВАНОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ

«ПСЕВДОДОКУМЕНТАЛИЗМ» В РУССКОЙ НЕПОДЦЕНЗУРНОЙ ПРОЗЕ 1970-1980-Х ГОДОВ (Вен.В. Ерофеев, С.Д. Довлатов, Э.В. Лимонов)

Специальность 10.01.01 - Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2010

2 8 ОКТ 2010

004611424

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы новейшего времени Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

Кандидат филологических наук, доцент Бак Дмитрий Петрович

Официальные оппоненты:

Доктор филологических наук, профессор Черняк Мария Александровна Кандидат филологических наук, доцент Солдаткина Янина Викторовна

Ведущая организация:

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Защита состоится «_28_»_октября_2010_ года в_часов

на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3, 125993 Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан «_»_2010 года

Ученый секретарь совета,

кандидат филологических наук, доцент

В.Я. Малкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В настоящей работе исследуются «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева, «Невидимая книга» С.Д. Довлатова и «Это я - Эдичка» Э.В. Лимо-нова. Эти произведения объединены в особую группу на основании двух факторов: они содержат автобиографические элементы и принадлежат авторам, представляющим неподцензурную литературу советской метрополии и русского зарубежья.

Не будет преувеличением сказать, что «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева, «Это я - Эдичка» Э.В. Лимонова и целый ряд произведений С.Д. Довлатова оказались важнейшими текстами позднего советского периода и в значительной степени повлияли на формирование «образа эпохи» в глазах современников и потомков. Литературные репутации этих авторов обладают рядом сходных черт: не случайно в научной и критической литературе встречаются упоминания о соответствующих биографических мифах: «мифа о Веничке», «мифа об Эдичке», «довлатовского мифа». При этом отличительной особенностью этих «мифов» стало то, что они формировались прежде всего за счет произведений, содержащих автобиографические элементы, в которых главные персонажи эксплицитно соотнесены с авторами.

Актуальность темы. В отечественном литературоведении последнего времени все больше внимания уделяется осмыслению наследия 19701980-х годов. Часть писателей и поэтов этой эпохи уже с середины 1990-х годов воспринимаются как классики русской литературы: по их произведениям защищаются диссертации, их творчество изучают на персональных семинарах и именных конференциях (например, в РГГУ регулярно проходят Сапгировские и Приговские чтения).

Однако исследованию внутренних связей между произведениями этой эпохи посвящено сравнительно мало работ. После всплеска интереса к «возвращенной» литературе в начале 1990-х годов, когда критика зани-

малась в первую очередь выстраиванием новой иерархии писателей в условиях отсутствия цензуры, насущная необходимость сравнительного анализа «Москвы - Петушков», романа «Это я - Эдичка» и произведений С.Д. Довлатова пропадает. Между тем, именно эти внутренние связи позволяют понять, какие процессы развивались в неподцензурной литературе на уровне синхронии, каким образом она развивалась, эволюционировала.

Отдельно необходимо отметить, что за последнее десятилетие были опубликованы несколько обобщающих работ, посвященных самиздату1. Однако все они носят либо мемуарный, либо энциклопедический характер, в них не рассматриваются сложные связи между текстом и биографиями и/или литературными репутациями писателей.

Степень разработанности темы. Хотя активное изучение творчества интересующих нас авторов началось лишь в 1990-е годы XX века, произведениям Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова посвящены уже сотни научных исследований, по ним защищены десятки диссертаций. Библиография работ, связанных с темой нашей диссертации, будет дана в списке использованной литературы. Во введении же уместно перечислить лишь те исследования, которые дают общий взгляд на историю русской неподцензурной литературы советского времени и рассматривают авторов поэмы «Москва - Петушки», «Невидимой книги» и романа «Это я - Эдичка» в единой перспективе.

В дело осмысления русской литературы последних десятилетий советского времени значимый вклад внесли несколько пособий для студентов, посвященных новейшей русской литературе. Так, в трехтомнике Н.Л.

' Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950 - 1980-е.: в 3-х т. М. 2005; Долинин В.Э., Иванов Б.И., Останин Б.В., Северюхин Д.Я. Самиздат Ленинграда: 1950-е - 1980-е. Литературная энциклопедия. М., 2003; Преодоление немоты: ленинградский самиздат в контексте независимого культурного движения 1953 - 1991. СПб., 2003. 136 с.

Лейдермана и М.Н. Липовецкого2 Вен.В. Ерофеев и С.Д. Довлатов вписываются в контекст русского постмодернизма: Вен.В. Ерофеев называется одним из его основателей, а С.Д. Довлатов - писателем, которого интересуют темы, связанные с «важнейшими художественно-философскими сюжетами постмодернизма, вырастающими вокруг проблемы симуляции и симулякров, с одной стороны, и диалога с хаосом - с другой»3. Именно в контексте постмодернизма рассматриваются произведения Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова и в других учебных пособиях4.

Произведения С. Д. Довлатова и Э. В. Лимонова сравниваются в нескольких критических работах первой половины 1990-х годов5, однако сравнения эти носят по большей части формальный характер - основанием для них служит общая для обоих авторов тема современной эмиграции, а не сходство их творческих принципов.

Цель настоящей работы - доказать существование в русской неподцензурной прозе 1970-1980 годов корпуса текстов, основанных на едином творческом принципе, который в данном исследовании будет определяться как «псевдодокументализм», особое сочетание автобиографической достоверности событий и художественного вымысла (точное определение см. ниже).

Распространение творческого принципа псевдодокументализма связано с разделением литературы на подцензурную и неподцензурную. При восприятии текста, опубликованного в официальной печати, у критика или читателя неизменно возникает ощущение сходства или различия между реальным, биографическим обликом автора, его литературной репутацией с одной стороны и судьбой и характерами героев - с другой (даже

2 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950 - 1990 годы:

В 3-х т. М„ 2006.

3 Там же, Т. 2. С. 601-602.

4 См. например, Скоропанова И.С. Указ. соч. М., 2005. 608 с.

5 См. например, Дарк О. Указ. соч.; Чайковская В. Линии судьбы в современной прозе //

Вопросы литературы. 1993. №46. С 3-27.

если судьба и характер героя основаны на автобиографическом материале). О любом советском подцензурном авторе второй половины XX века, от А.Т. Твардовского и К.М. Симонова до В.М. Шукшина и Ю.В. Трифонова, читателю известно немало фактов: место рождения, уровень образования, жанровые пристрастия, особенности стиля, названия ранее опубликованных произведений, литературные премии, правительственные награды и многое другое.

В случае же восприятия неподцензурного текста читатель оказывается в информационном вакууме. Какие бы то ни было сведения об авторе он может получить только из самиздатского текста. В 1970 - 1980-е годы это понимают и сами неподцензурные писатели, многие из которых вводят биографическую информацию непосредственно в сам текст. Именно это и провоцирует сложное сочетание вымысла и достоверности в прозаических произведениях означенной эпохи.

Методологическая база исследования. Термины, обозначающие особое сочетание правды и вымысла в художественных произведениях, многочисленны. Тем не менее, в диссертации вводится еще один - творческий принцип псевдодокументализма. Необходимость его введения заключается в том, что в диссертации он прилагается к конкретной эпохе, которая и определила его специфику.

В зарубежном литературоведении принято деление на fiction (художественная, вымышленная литература) и non-fiction (нехудожественная). Non-fiction нельзя переводить как документальную прозу, так как в систему жанров non-fiction входят, в частности, энциклопедии, научные статьи, самоучители, литературная критика. В наиболее общем виде определение литературы non-fiction звучит так: «литература без участия вымысла»6.

Произведения Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова принадлежат в большей степени к литературе fiction, чем к non-fiction.

6 Чупринин С. Русская литература сегодня. Жизнь по понятиям. М., 2007. С. 583.

Тем не менее, в текстах указанных авторов используется большое количество автобиографического материала, писатели стараются убедить читателей в том, что их произведения носят мемуарный характер.

С большей степенью точности принципу псевдодокументализма соответствуют два других термина. Для обозначения документально-художественной литературы в исследованиях последних лет используется понятие semi-fiction (полухудожественная) литература, то есть литература, основанная на фактах, но в которой есть и выдуманные автором персонажи или события.

Кроме того, существует и термин autofiction7: под ним подразумевается, что автор выступает в произведении под собственным именем и ведет рассказ от первого лица; однако, определяя свое произведение как роман, повесть, рассказ или поэму, автор не настаивает на документальной достоверности рассказываемого, оставляя читателю возможность самому выбрать стратегию толкования.

В диссертационной работе будет показано, что и эти термины не вполне применимы для описания литературной ситуации 1970 - 1980-х годов, главной особенностью которой было сосуществование подцензурного и неподцензурного корпуса текстов.

В диссертационной работе учитывался также термин, введенный в научную литературу французским социологом Ф. Леженом, - «автобиографическое соглашение»8. Под ним понимается, как отмечает переводчик Лежена на русский язык Б. Дубин, «договор, который повествователь, чаще всего уже в первых строках своего самоописания, как бы заключает с мысленным или исторически конкретным адресатом, когда представляет

7 Термин С.Дубровски, активно используемый на протяжении последних трех десятилетий французскими литературоведами. (См., например, Doubrovsky, S. Autobiographie / vérité / psychanalyse// Doubrovsky, S. Autobiographiques: de Corneille à Sartre. Paris, 1988. P. 61-79).

8 Лежен Ф. В защиту автобиографии. // Иностранная литература. 2000. №4. С. 77-102.

ему себя самого, поясняет смысловую задачу и литературную оптику своей будущей книги»9.

Определение «псевдодокументализма» по отношению к своим собственным произведениям применялось С.Д. Довлатовым. Приведем развернутую цитату из интервью писателя, в которой он формулирует собственную литературную позицию: «Дело в том, что тот жанр, в котором я, наряду с другими, выступаю, это такой псевдодокументализм. Когда все формальные признаки документальной прозы соблюдаются, то художественными средствами ты создаешь документ. Например, любая жалоба, написанная малограмотной советской женщиной в домоуправление по поводу ее водопровода или крана на кухне, - это невероятно выразительный документ, по стилю, по тону. Вот попытка создания такого документа - это уже творческая задача. Одно дело его сфотографировать, зафиксировать и процитировать, а другое его воссоздать. Скажем, Зощенко создал тот язык, которым он писал, хотя этот язык был очень созвучен тому, что в те годы можно было услышать на улице, и я пишу псевдодокументальные истории, надеясь, что они время от времени вызывают ощущение реальности, что все это так и было, хотя фактически на сто процентов этого не было, это все выдумано. (...) Во всяком случае, правды и документальной правды и точности в моих рассказах гораздо меньше, чем кажется. Я очень многое выдумал»10.

В настоящей диссертационной работе будет учитываться определение «псевдодокументализма», данное С.Д. Довлатовым, но термин будет пониматься несколько иначе. Мы будем считать, что псевдодокументализм как творческий принцип заключается в том, что автор, обычно выступающий в произведении под своим именем, одновременно и настаивает на документальной достоверности рассказываемого, и дает понять, что его произведение необходимо воспринимать как fiction, вымышленную

9 Там же, с. 78.

10 Глэд Д. Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье. М., 1991. С. 319

литературу. В этом объединении двух противоречивых задач заключается отличие псевдодокументализма от autofiction.

Псевдодокументализм дает возможность писателям создавать ситуацию противоречивого узнавания/неузнавания биографических подтекстов произведения, что составляет дополнительную (помимо сюжетной) интригу художественных текстов. Творческий принцип псевдодокументализма возникает в силу особого статуса неподцензурных текстов: автор в условиях самиздата не имеет возможности представить себя читателю, дать свой внехудожественный образ.

Те или иные черты, близкие к принципу псевдодокументализма в нашем понимании, легко обнаруживаются в литературе разных эпох. Характерные черты такого принципа можно найти, скажем, в рассказе В.М. Гаршина «Четыре дня», написанном в 1877 году. В этом рассказе повествование ведется от первого лица, причем повествователь максимально сближен с автором - так же, как и сам Гаршин, он участвует в боевых действиях в рамках Русско-Турецкой войны (1877 - 1878). Про повествователя сказано, что он - «барин», так же, как и сам В.М. Гаршин. Однако в конце рассказа становится понятно, что Иванов (так зовут повествователя в «Четырех днях»), хоть и похож на В.М. Гаршина, но все же не полностью списан с него: у Иванова ампутируют ногу, в то время как ранение самого Гаршина хоть и было серьезным, но не привело к таким последствиям.

Намерение автора одновременно и сблизить героя (повествователя) с самим собой, и показать принципиальные различия можно найти и в других произведениях русской литературы: от повести М. Горького «Детство» до романа «Как закалялась сталь» H.A. Островского.

Стремление к нарочитому смешению правды и вымысла, художественной игры с документом можно найти и в советской подцензурной литературе второй половины XX века. Так, на стыке документальной и ху-

дожественной литературы после войны работал В. Катаев". Из-за этого совершенно логичным выглядит и то, что критики, когда им было необходимо дискредитировать авторов, которые использовали принцип псевдо-документализма в неподцензурной литературе, сравнивали их творческие установки с установками такого «официального» автора как В. Катаев. Вот как определял творчество С.Д. Довлатова не принимавший довлатов-ских взглядов на литературу В. Бондаренко: «Этакая псевдодокументальность, приблизительная вспоминательность, когда в свои шальные рассказы он вставлял абсолютно подлинные имена. Даже скандальный катаев-ский мовизм "Алмазного венца" был прикрыт псевдонимами»12.

Принципы псевдодокументализма использовались писателями и на рубеже XX - XXI веков. Например, повесть С.М. Гандлевского «Трепанация черепа» наполнена историческими фактами, в ней упоминаются друзья и знакомые самого писателя, повествование ведется автором от первого лица. Однако уже с самого начала - с эпиграфа - начинается «игра с правдой», похожая на ту, которая есть в произведениях Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова. Приведем этот эпиграф целиком: «Я люблю, когда врут! Вранье есть единственная привилегия перед всеми организмами. Ф.М. Достоевский»13.

1 '«Именно здесь, в повести "Маленькая железная дверь в стене" Катаев впервые соединил в одном художественном поле документ и вымысел, смело перемешал времена и пространства, установил фамильярный контекст между своим лирическим героем и легендарной фигурой, окруженной поклонением», - написано в учебнике Лейдермана и Липовец-кого (Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Указ. соч. Т.2. С. 345). На тех же принципах построена не только повесть «Маленькая железная дверь в стене», но и самое известное произведение В. Катаева послевоенного времени - «Алмазный мой венец». Подробный разбор книги воспоминаний писателя см. в книге Котова М., Лекманов О. В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В.П. Катаева Алмазный мой венец. М, 2004. 288 е.).

12 Бондаренко В. Плебейская проза Сергея Довлатова // Наш современник. 1997, №12. С. 258).

13 Гандлевский С.М. Трепанация черепа. // С.М. Гандлевский Порядок слов. Екатеринбург, 2000. С. 117.

Таким образом, псевдодокументализм 1970-1980-х годов вписывается в широкий контекст произведений, которые строились одновременно и на документе, и на вымысле. В данной работе будет показано, что сопоставление правды и вымысла в произведениях неподцензурной литературы 1970 - 1980-х годов оказалось абсолютно уникальным явлением. Это и заставляет нас применить особую терминологию и ввести понятие «псев-додокументализма» как особого творческого принципа.

Основные особенности литературной ситуации в СССР во многом определялись цензурой, которая ко второй половине XX века привела к разделению культуры на официальную и неофициальную, подцензурную и неподцензурную. Эти две культуры существовали как будто бы в параллельных мирах, хотя на самом деле связи между ними были достаточно крепкими, причем изучение этих связей еще только предстоит современной науке.

Неподцензурная литература послевоенного времени в современной науке обычно сводится к понятию «самиздат» (участники самиздата предпочитают писать его с большой буквы Самиздат), в который, в свою очередь, входит и «тамиздат». «Удивительна судьба Самиздата: став инфраструктурой независимой мысли в СССР, он послужил одним из главных источников того идейного многообразия, которое захлестнуло страну в последние годы Перестройки, и как будто бесследно растворился в прошлом»14, - пишет во введении к «Антологии самиздата» В. Игрунов, подчеркивая, что эта литературная эпоха и эпоха общественной мысли навсегда ушли в прошлое. «Иные книги изданы тиражами, не многим превосходящими их тиражи в Самиздате, но, все же, они доступны»15, подчеркивает он главную особенность неподцензурной литературы советского времени. В СССР неподцензурные авторы писали свои произведения, точно зная, что они не могут быть опубликованы, не дойдут до широкого

14 Игрунов В. Введение//Антология самиздата. М., 2005. Т. 1. 4.1. С. 9.

15 Там же, с. 10.

читателя. Фигура автора не может быть публично предъявлена читателю: неподцензурный автор не может давать интервью, не может устраивать литературные вечера, о нем, как правило, вообще ничего неизвестно.

Поэма «Москва - Петушки», роман «Это я - Эдичка» и произведения С.Д. Довлатова были написаны авторами, которые точно знали, что их тексты не могут появиться в подцензурной советской литературе. В романе «Это я - Эдичка» описывается, как рассказчик отправляет из США свои стихотворения в советский журнал «Новый мир». Характерны его мысли: «Письмо в редакцию журнала "Новый мир" написал я из озорства и любви к скандалу. Почти будучи уверен в том, что стихи мои не напечатают, не отказывал я себе в удовольствии поморочить голову и тем и другим»16. (и редакторам «Нового мира», и эмигрантской общественности, которая не могла представить, что эмигрант может послать стихи в советский журнал)

Вен.В. Ерофеев не делает и этого: он ни разу в своей жизни не пытается опубликовать произведения в официальной печати. Для него как будто не существует ни «Нового мира», ни «Октября», ни других журналов, нет Союза писателей, нет официальных наград, нет самого статуса - советский писатель.

Эта установка на подпольность, существование в параллельной системе характерны не только для указанных нами авторов, но для всего поколения (теми же принципами руководствовались, в частности, объединение СМОГ, группа «Московское время», поэты «лианозовской школы» и многих других). Распространение литературных произведений по каналам самиздата, а не в официальной литературе, приводило к различиям в поведении авторов подцензурной и неподцензурной систем. У «официальных» авторов существовал внелитературный образ: открывая книгу поэта или прозаика, входящего в Союз писателей, читатель мог узнать его биографию из словарей или справочников, понять его видение мира из интер-

16 Лимонов Э.В. Это я - Эдичка. М., 1990. С. 35.

вью, опубликованных в газетах и журналах, сравнить поступки героев его произведений с поступками самого автора. Биография такого автора была явлена читателю, подъем писателя по карьерной лестнице сопровождался соответствующими атрибутами: выходами книг, премиями, литературными вечерами. Таким образом у читателя появлялось поле для сравнения внелитературного образа писателя с образами героев его произведений.

Литературное поведение андерграундного писателя принципиально иное. В повести С.М. Гандлевского «Трепанация черепа» читаем: «...И этого урока нам хватило. И потом - почти двадцать лет - вплоть до горбачевской перестройки - ни я и никто из литераторов, знаемых, любимых или уважаемых мной, в эти Александрийские библиотеки носу не казал, близко к ним не подходил! (...) Я имею честь принадлежать, и сейчас, я не паясничаю, а говорю вполне серьезно, действительно, имею честь принадлежать к кругу литераторов, раз и навсегда обуздавших в себе похоть печататься. Во всяком случае в советской печати»17. Показательна и другая цитата: «Речь уже идет не о рукописях, отвергнутых цензурой, а о рукописях, изначально не предназначенных для цензуры. Люди начинают "писать в самиздат", как раньше "писали в стол"»18, отмечал А. Даниэль.

В неподцензурной литературе складывается своя система ценностей - успех того или иного автора невозможно измерить спросом (тиражами) на его книги, полученными премиями, количеством писем от читателей и т.д. В неподцензурной культуре ценится не только качество текстов, но и гражданская позиция автора. «Правильная» (то есть, по советским критериям, «неправильная») биография писателя становится одним из важнейших критериев отбора19. Однако читателю узнать о биографии того или

17 Гандлевский С.М. Трепанация черепа// Гандлевский С.М. Порядок слов. Екатеринбург, 2000. С. 169.

18 Даниэль А. Указ. соч.

" См. например, признание В. Игрунова: «У меня нет сомнений, что вполне ученические стихи Юрия Галанскова вряд ли войдут в поэтические антологии или хрестоматии русской литературы. Но они, несомненно, составляют важную часть антологии самиздата. Прежде всего, потому что эти стихи читались на площади, тогда, когда это было крамо-

иного неподцензурного писателя оказывается сложно. Практически у него есть только два источника. Во-первых, читатель может узнать что-либо об интересующем его авторе у того, кто передал ему самиздатскую копию (таким образом, этот источник можно назвать слухами). Во-вторых, подробности биографии писателя можно почерпнуть из самих произведений. Однако этому источнику читатель может доверять лишь отчасти, ведь с помощью художественных текстов неподцензурный писатель пытается выстраивать свою литературную репутацию.

Таким образом, феномен литературной эпохи 1970-1980-х годов заключается в том, что в читательском восприятии неподцензурного текста отсутствует разность потенциалов между внелитературным образом автора и автором, предъявленным читателю в самом произведении.

Распространение текстов по каналам самиздата приводит к многоуровневой адресованности произведения. Если автор подцензурного произведения хорошо представляет себе своего читателя, то в условиях неподцензурной литературы никто не может даже предположить, к кому попадет тот или иной текст, будет ли он широко распространен или затеряется при очередной перепечатке. Между тем, изначальный набор читателей определен довольно строго: сразу после написания произведения автор несет его своим друзьям, участникам кружка - будь то случайно объединенные вокруг фигуры автора люди (как в случае Вен.В. Ерофеева) или литературный кружок («Московское время», СМОГ, «Горожане»), Этот кружок в неподцензурной литературе отчасти выполняет функции критики. Кружковость поэтики становится, как, например, и в первой трети XIX века20, литературным фактом, который требует своего специального изучения.

лой, переписывались и перепечатывались молодьми людьми, которые смутно чувствовали свое отпадение от удушливой советской казенщины. (Игрунов В. Указ. соч. С. 5).

20 См., например, работы O.A. Проскурина (напр., Проскурин O.A. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 2001.462 с.)

Пока не существует общепринятого термина для обозначения соотношения между автором автобиографического псевдодокументального текста и его одноименного персонажа. В критической литературе, посвященной творчеству С.Д. Довлатова, Вен.В. Ерофеева и Э.В. Лимонова, можно встретить понятия «автор-герой»21, «автобиографический герой»22, «автопсихологический персонаж»23, «живой автор»24, «отсутствие разделения на героя и автора»25, «полная идентичность героя писателю»26, «герой-повествователь»27, «авторская маска»28, «писатель-персонаж»29. В диссертационной работе принимается одно универсальное разграничение: герои произведений называются ставшими общеупотребительными уменьшительными именами (Веничка, Эдичка), а авторы - фамилиями с инициалами (Вен.В. Ерофеев, Э.В. Лимонов). Герой прозы С.Д. Довлатова будет по той же логике именоваться Довлатовым, но в каждом случае будет специально оговорено, что имеется в виду именно герой, а не автор.

Помимо псевдодокументализма, в диссертации большое внимание будет посвящено явлений, которые обычно описываются с помощью понятий «литературный быт» и «литературная репутация». Начало изучению литературного быта в русском литературоведении было положено Б.М. Эйхенбаумом, который впервые поставил вопрос о социальном бытовании литературы. Б.М. Эйхенбаум переместил смысловые акценты с проблемы

21 Дарк О. Указ. соч. С. 219-232.

22 Эпштейн М. Постатеизм, или бедная религия. // Октябрь. 1996. №9. С. 158-165.

23 Сухих И.Н. Сергей Довлатов: время, место, судьба. М., 1996. С. 234.

24 Там же, с. 239

23 Вайль П., Генис А. Искусство автопортрета//Звезда. 1994. № 3. С. 177. Почти то же пишет и И.З. Серман: «Главный герой довлатовской прозы — он сам» (Серман И.З.. Гражданин двух миров // Звезда. 1994. №3. С. 189).

26 Брыкина Н.Ф. Алкогольный миф поэмы Венедикта Ерофеева «Москва - Петушки»: неоднозначность прочтения. // Теоретико-методологические проблемы литературоведения. С. 171-175.

27 Берг М. Литературократия: Проблемы присвоения и перераспределения власти в литературе. М., 2000. 342 с.

Скоропанова И.С. Указ. соч., с. 167.

29 Иванова Н. Книга мертвых // Знамя. 2001. №1. С. 233.

«как писать» на проблему «как быть писателем»30. Поэтика произведений стала восприниматься не только как имманентная литературная система, но и как результат сложного взаимодействия различных явлений - как текстуальных, так и выходящих за рамки текста (социальный и профессиональный статус писателя, уровень образования, его финансовое состояние и т.п.)31. Исследованием литературного быта первой половины XIX в. много занимался и Ю.М. Лотман32.

В качестве рабочего определения понятия «литературный быт» воспользуемся интерпретацией, данной Б.В. Дубиным: «Быт как набор специфических коммуникативных ситуаций, которые исследователь в конечном счете ставит в связь с поэтикой данного текста, автора, группы, направления. При этом или "быт" наделяется качествами источника либо стимула текста, группы текстов, манифестов и др., или действительность в глазах исследователя, напротив, "подражает литературе", "ведет" себя как модель»33.

Понятие литературной репутации впервые систематически введено в научную литературу И. Розановым в работе «Литературные репутации» (1928). В ней говорится о новых «областях» изучения истории литературы, которые обратятся к социологическим причинам создания того или иного произведения - теории и истории литературных репутаций34.

У понятия литературной репутации пока нет единого определения -оно не зафиксировано в соответствующих словарях. Как отмечает А.И.

30 Эйхенбаум Б.М. Литературный быт // Эйхенбаум Б.М. Мой временник. Маршрут в бессмертие. М„ 2001. С. 51.

31 Ср. замечание Л.Я. Гинзбург в записной книжке 1927 года.: «Да, разумеется, «имманентность литературной эволюции» дала трещину, и разумеется, много точек, в которых «формалисты» могли бы дружески пересечься с социологами литературы». (Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 31).

32 См., в частности, тексты из раздела «Культура и программы поведения» в первом томе избранных статей Ю.М. Лотмана: Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Т. I. Таллинн, 1992. С. 248-385.

33Дубин Б.В. Сюжет поражения (несколько общесоциологических примечаний к теме литературного успеха) // Новое литературное обозрение. №25. 1997. С. 129.

34 Розанов И. Литературные репутации. М., 1990. С. 16.

Рейтблат35, после статей Розанова в России не появляется работы, в которой автор бы дал свое понимание литературной репутации. В то же время и у Розанова это понятие дано в схематическом виде. Можно сказать, что под «литературной репутацией» он понимает в большей степени «известность», «популярность», что связано с употреблением этого слова в начале века. В частности, Розанов пишет: «К деятелям прошлого они (поколения новаторов - А.П.), наоборот, беспощадно суровы и торопятся хоронить самые громкие репутации».36

А.И. Рейтблат обозначает литературную репутацию как «представления о писателе и его творчестве, которые сложились в рамках литературной системы и свойственны значительной части ее участников (критики, литераторы, издатели, книготорговцы, педагоги, читатели). Литературная репутация в свернутом виде содержит характеристику и оценку творчества и литературно-общественного поведения писателя»37.

При этом необходимо помнить, что для разных читателей (как по уровню образованности, так и по степени «приближенности» к автору) литературная репутация писателя может формироваться различными способами. В разные периоды развития литературы может доминировать либо позиция критиков, либо просто знатоков и меценатов, либо рынка. «На более поздних стадиях развития литературы имеет место, как правило, взаимодействие всех этих инстанций, а также, нередко, цензуры, политической власти, общественных организаций, церковных институтов и т.д.» 38, - отмечает Рейтблат.

Можно сказать, что та или иная степень завершенности литературной репутации проявляется в клише, которыми определяют творчество того или иного писателя или его конкретное произведение. Если литера-

35 Рейтблат А. Как Пушкин вышел в гении // Рейтблат А. Как Пушкин вышел в гении: Ис

торико-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М., 2001. С. 51

70.

36 Розанов И. Указ. соч. С. 18.

37 Рейтблат А. Указ. соч. С. 53.

38 Рейтблат А. Указ. соч. С. 52.

турная репутация представляет собой «выжимку» характеристик творчества и поведения писателя, то клише - это своеобразная выжимка из выжимки, передающая только самое характерное и запоминающееся. При этом для разных социальных групп эти клише могут быть различны.

Исследование литературной репутации часто связано с анализом литературной позиции писателя. Под этим термином мы будем понимать «совокупность собственных литературных установок автора, объединяющих его поэтическое творчество и литературно-бытовое поведение»

39

Отметим, что термин литературная репутация шире, чем литературная позиция, - последняя почти всегда является составляющей частью литературной репутации, но репутация никогда не ограничивается только позицией автора. В условиях неподцензурной литературы особенно интересными представляются пути формирования литературной репутации -как традиционные и хорошо изученные (журналы, предисловия к произведениям), так и нетрадиционные - вплоть до рекламных текстов на обложках. Также источником для формирование репутации может оказаться появление произведения в том или ином кругу, том или ином самиздатов-ском журнале, а также представления, закрепленные в устных рассказах и т.д.

Диссертационное исследование опирается на положения и выводы, содержащиеся в работах Ю.М. Лотмана40, А.И. Рейтблата41, Ю.Н. Тынянова42, Д.М. Магомедовой43. При анализе дневников Вен.В. Ерофеева мы

39 Хитрова Д.М. Литературная позиция Баратынского 1820 - первой половины 1830-х годов. Автореф. дисс. ...канд. филолог, наук. М., 2005. С. 8.

40 Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С. 804817.

41 Рейтблат А.И. Указ. соч.

42 Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Ю. Н. Тынянов. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.; Тынянов Ю.Н. Пушкин и Тютчев // Там же; Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции.

43 Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. М., 1997. 221 с.

также обращались к работе Р.Д. Тименчика «Анна Ахматова в 60-е го-

44

ДЫ» .

В работе также рассматривается проблема адресатов того или иного произведения. Этой проблеме, так называемой «сегрегации читателей», которые могут воспринимать текст по-разному в зависимости от своей образованности, начитанности, а также степени знакомства с обстоятельствами личной жизни автора, посвящен целый ряд работ. Чаще всего анализ сегрегации читателей проводится на материале русской литературы первой половины XIX века (или, скажем еще определеннее, на примере творчества А.С.Пушкина), и - в контексте интертекстуапьности - в поэзии Серебряного века. Укажем здесь лишь несколько работ, которые использовались при написании диссертационной работы. Прежде всего это книга O.A. Проскурина «Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест»45, а также ряд статей И.А. Пилыцикова, например, «О "французской шалости" Баратынского»46 и «Nomina si nescis...: (Структура аудитории и "домашняя семантика" у Пушкина и Баратынского)»47.

Источниковая база работы. Основными источниками для диссертационной работы послужили произведения Вен.В. Ерофеева, С. Д. Довла-това и Э.В. Лимонова, написанные в 1970 - 1980-е годы, в необходимых случаях привлекается материал записных книжек и дневников писателей. В работе анализируются не только сами произведения, но и литературная критика - как опубликованная в Советском Союзе в период перестройки, так и эмигрантская. В случае С.Д. Довлатова особую группу текстов пред-

44 Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 60-е годы. М., 2005. 784 с.

45 Проскурин O.A. Указ. соч.

46 Пильщиков И.А. «О "французской шалости" Баратынского» // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Новая серия, [Вып. I.]. Тарту, 1994. С. 85 -111.

47 Пильщиков И.А. Nomina si nescis...: (Структура аудитории и «домашняя семантика» у Пушкина и Баратынского)' // «На меже меж Голосом и Эхом»: Сб. статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян. М., 2007. С. 70-81.

ставляет эпистолярное наследие писателя, а в случае Э.В. Лимонова - его публикации на политические темы, блог в «Живом журнале».

Общие положения, выносимые на защиту:

1. Введение в научную литературу понятия принцип «псевдодоку-ментализма» позволяет адекватно описать соотношение между достоверностью и вымыслом в неподцензурных прозаических произведениях 1970 - 1980-х годов, содержащих автобиографические элементы.

2. Для «псевдодокументализма» как творческого принципа характерно то, что автор автобиографического произведения одновременно и настаивает на документальной достоверности рассказываемого, и дает понять, что его произведение необходимо воспринимать как fiction, вымышленное повествование.

3. Псевдодокументализм получает достаточно широкое распространение в неподцензурной литературе в 1970-1980-х годах вследствие появления особого типа авторского поведения: неофициальный автор не желает публиковать свои произведения в официальной печати и в то же время ищет возможности познакомить читателя с фактами собственной биографии.

4. Принцип псевдодокументализма позволяет Вен.В. Ерофееву, С.Д. Довлатову и Э.В. Лимонову в условиях ограниченного распространения их художественных текстов целенаправленно формировать и модифицировать собственный «автобиографический миф» и, таким образом, конструировать собственную литературную репутацию.

5. Присутствие творческого принципа псевдодокументализма в неподцензурных произведениях авторов 1970 - 19 80-х годов приводит к многочисленным случаям неразличения либо прямого отождествления автора и героя в критике и литературоведении. Таким образом, история

вымышленного героя начинает восприниматься как часть биографии автора.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем предпринята попытка целостного описания русской неподцензурной прозы 1970 - 1980-х годов. На основе анализа основных случаев использования принципа псевдодокументализма доказывается тесная взаимосвязь между «самиздатской» литературой в СССР с одной стороны, и литературой русской эмиграции - с другой. В работе также впервые анализируется характер взаимосвязей между литературными репутациями неподцензурных писателей 1970 - 1980-х годов и биографиями их вымышленных героев.

Теоретическая и практическая значимость работы

Теоретическая значимость предпринятого исследования заключается в том, что в нем обосновывается понятие «принцип псевдодокументализма», использование которого позволяет описать взаимосвязь между рядом неподцензурных произведений 1970-1980-х годов.

Практическая значимость работы обусловлена возможностью использования ее результатов при разработке лекционных курсов по истории русской литературы новейшего времени, а также спецкурсов, посвященных проблемам неподцензурной литературы, в том числе творчеству отдельных авторов - Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова, Э.В. Лимонова.

Структура работы определяется целью, задачами и методологическими установками данного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Главы построены по хронологическому принципу: от наиболее раннего произведения («Москва - Петушки», 1970, первое издание - 1973) к наиболее

позднему («Это я - Эдичка», изд. 1979). Произведения С.Д. Довлатова 1980-х годов рассматриваются во второй главе, так как в контексте исследования псевдодокументализма их невозможно анализировать в отрыве от «Невидимой книги» (изд. 1977), дебютного произведения писателя, изданного за рубежом.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении очерчивается круг проблем, рассматриваемых в диссертации, определяются актуальность и новизна темы, кратко характеризуется степень ее изученности, формулируется цель работы. Во введении также обосновывается необходимость введения в научную литературу нового термина - принцип «псевдодокументализма». Этот термин необходим для описания особого типа соотношения правды и вымысла в автобиографических произведениях русской неподцензурной прозы 19701980-х годов.

В первой главе - «Псевдодокументализм первой половины 1970-х годов: "Москва - Петушки" Вен.В. Ерофеева» - анализируется природа псевдодокументализма в поэме «Москва - Петушки» Вен. В. Ерофеева и влияние этого творческого принципа на литературную репутацию писателя.

Глава включает в себя два раздела: «"Москва - Петушки" Вен.В. Ерофеева: опыт прочтения глазами "владимирцев"» и «Литературная репутация Вен.В. Ерофеева: до и после "Москвы - Петушков"».

В первом разделе выявлены особенности использования писателем биографических деталей. Кроме того, в нем выделены намеки, адресованные друзьям и знакомым Вен.В. Ерофеева - кружку «владимирцев», первых читателей поэмы. Особое внимание в параграфе уделено сопоставлению биографий героя (Венички) и автора (Вен.В. Ерофеева). Для выполнения поставленной задачи в диссертации была предпринята попытка прочтения поэмы глазами ближайших друзей писателя: сначала в произ-

ведении были найдены отрывки, которые имели для друзей Вен.В. Ерофеева дополнительные («другие») смыслы, а потом, с помощью воспоминаний и дневников «владимирцев», а также записных книжек самого Вен.В. Ерофеева, был реконструирован их читательский опыт. На основе этой реконструкции был сделан вывод о том, что ближайшие друзья Вен.В. Ерофеева воспринимали образ Венички не так, как читатели, далекие от автора. «Владимирцам» поэма была дополнительно интересна тем, что в ней содержались намеки на реальные обстоятельства жизни писателя. Однако есть в произведении Вен.В. Ерофеева и отрывки, в которых писатель хочет показать «владимирцам», что его поэму следует читать как плод фантазии автора, как художественное произведение с вымышленными персонажами Одним из таких персонажей, по всей видимости, является возлюбленная Венички, хотя ряд ее черт позволяет «владимирцам» думать, что за этим образом кроется прототип - Юлия Рунова.

Постоянное сопоставление содержания поэмы с реальными обстоятельствами жизни автора и его друзей порождает дополнительную интригу произведения. При этом даже читатель, далекий от Вен.В. Ерофеева, понимает, какую важную роль в произведении играет домашняя, кружковая семантика. Он может обнаружить намеки, адресованные исключительно «владимирцам», но не может понять их смысл.

Во втором разделе подробно анализируется литературная репутация Вен.В. Ерофеева до и после «запуска» поэмы «Москва - Петушки» в самиздат. На основе записных книжек писателя, которые исследователями еще детально не анализировались, показано, как Вен.В. Ерофеев постепенно осознавал свою принадлежность к неподцензурной культуре.

Первые упоминания неподцензурных авторов в записных книжках Вен.В. Ерофеева появляются в начале 1970-х годов, затем их количество резко возрастает. Это позволяет предположить, что с распространением поэмы «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеев становится «своим» в под-

польных кругах столицы: его приглашают на «квартирники», дают читать запрещенную литературу.

Из-за отсутствия достоверной информации о писателе о нем постепенно начинают складываться легенды. Значительная часть этих легенд связана с образом Венички из поэмы «Москва - Петушки»: если для создания персонажа Вен.В. Ерофеев использовал собственную биографию, то после обретения поэмой известности уже Веничка влиял на восприятие биографии своего автора. Таким образом, персонаж, созданный на основе игры с характером и биографией автора, уже к середине 1970-х годов оказался важнейшим источником формирования литературной репутации Вен.В. Ерофеева.

Впоследствии, к началу 1980-х годов, Вен.В. Ерофеев начинает восприниматься читателями неподцензурной литературы как автор одного произведения, которое к 1980-м годам начинает терять свою актуальность и определяется современниками как «классика» советской неподцензурной литературы. В конце 1980-х годов этому дополнительно способствует первая официальная публикация поэмы. Из отзывов на «Москву - Петушки» конца 1980-х годов видно, что это произведение воспринимается критиками исключительно в контексте «возвращенной», но никак не актуальной литературы.

Вен.В. Ерофеев делает попытку избавиться от такого рода репутации: он пишет и публикует в журнале «Континент» «Вальпургиеву ночь», объявляет о больших творческих планах в интервью 1980-х годов. Однако избавиться от литературной репутации одного произведения писателю не удается: этому способствует и первая официальная публикация поэмы, и постановка «Москвы - Петушков», осуществленная в Москве. Кроме того, большинство планов писателя остались нереализованными.

Во второй главе - «От "Невидимой книги" к "Филиалу": особенности псевдодокументализма у С.Д. Довлатова» - анализируется использование творческого принципа псевдодокументализма у С.Д. Довлатова.

Глава включает три раздела: «Сергей Довлатов и Вен. В. Ерофеев: история взаимоотношений», «"Невидимая книга": жизнь и литература» и «Повтор у С.Д. Довлатова как признак псевдодокументализма».

В первом разделе анализируется история взаимоотношений С.Д. Довлатова и Вен.В. Ерофеева, собраны отклики С.Д. Довлатова о поэме «Москва - Петушки» до и после написания им основных своих произведений. Этот раздел (так же, как и раздел «Вен.В. Ерофеев и Э.В. Лимонов: история взаимоотношений» в третьей главе) необходим в диссертации, поскольку именно начиная с поэмы Вен.В. Ерофеева принцип псевдодокументализма начинает активно использоваться в неподцензурной литературе. Следовательно, необходимо установить, было ли использование этого принципа другими авторами сознательным осмыслением идей Вен.В. Ерофеева, либо псевдодокументализм зародился практически одновременно в разных культурных локусах и у разных авторов под воздействием внелитературных обстоятельств.

В разделе показано, что С.Д. Довлатов выделял поэму «Москва -Петушки» среди всей «самиздатской» литературы. В письмах к друзьям, в выступлениях на литературные темы он постоянно приводил Вен.В. Ерофеева в качестве примера «гениального» писателя, который не покинул Советский Союз, а остался в стране в статусе неофициального писателя. С.Д. Довлатов сравнивает Вен.В. Ерофеева с А.И. Солженицыным, русским писателем, добившемся наибольшего успеха среди эмигрантов, покинувших СССР в «третью волну» эмиграции.

Анализ всех высказываний С.Д. Довлатова о Вен.В. Ерофееве позволяет установить, что ленинградский писатель, скорее всего, прочитал поэму, либо уже эмигрировав из СССР, либо собираясь эмигрировать. Таким образом, «Невидимая книга», первое произведение С.Д. Довлатова, изданное за рубежом (его публикация во многом способствовала отъезду писателя за границу), писалась С.Д. Довлатовым в то время, когда он еще не прочел «Москву - Петушки». Между тем, именно в «Невидимой книге»

С.Д. Довлатов впервые нащупывает тот творческий принцип, который называется в работе «псевдодокументализмом». Об активном поиске своего способа соединения правды и вымысла С.Д. Довлатовым в этот период можно судить, в частности, по активной переписке писателя, в которой он постоянно старается объяснить, в чем он видит ценность собственных сочинений.

Все последующие книги писателя были написаны уже под влиянием поэмы «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева, которую С.Д. Довлатов мог отметить именно за то, что она основана на творческом принципе, близком к его собственному.

Во втором разделе анализируется «Невидимая книга». Именно это произведение представляется наиболее интересным с точки зрения формирования литературной репутации С.Д. Довлатова. Построенная на биографическом материале, «Невидимая книга» написана в расчете на зарубежного читателя и по существу знакомит мир русской эмиграции с С.Д. Довлатовым. Писателю важно было показать свою принадлежность к ленинградским неподцензурным литературным кругам, подчеркнуть свое знакомство с писателями, уже ставшими известными на Западе (прежде всего И. Бродским, а также И. Ефимовым, В. Марамзиным и многими другими). Именно в этих целях С.Д. Довлатов и использует принцип псевдо-документализма, а часть книги стилизует под фрагменты из собственных записных книжек.

Для анализа «Невидимой книги» был использован тот же принцип, что и для анализа поэмы «Москва - Петушки». Сначала из произведения были выбраны отрывки, которые могли восприниматься читателями, знакомыми с С.Д. Довлатовым, по-другому, нежели читателями, далекими от автора. Потом это восприятие было реконструировано с помощью воспоминаний тех людей, которые оказались героями книг писателя. Работа, проделанная в данном разделе диссертационной работы, позволяет понять, как организовано повествование у С.Д. Довлатова: каким образом он

соединяет правду и вымысел, как он выстраивает автобиографический миф.

В третьем разделе анализируется одна из основных особенностей псевдодокументализма С.Д. Довлатова - использование одних и тех же микроновелл в разных художественных текстах. Попадая в новый контекст, эти микроновеллы прочитываются по-другому, так как С.Д. Довла-тов намеренно подчеркивает в них ту или иную характерную черту. При этом стоит учитывать, что микроновеллы каждый раз пересказываются С.Д. Довлатовым с вариациями - иногда незначительными (на уровне стилистики), а иногда весьма существенными (на уровне композиции, состава персонажей и т.д.).

За счет этих микроновелл С.Д. Довлатов достигает эффекта «обнажения приема»: писатель сознательно демонстрирует, каким образом строится у него повествование, каким образом он использует принцип псевдодокументализма, варьируя в разных рассказах сюжеты из собственной жизни. Подобным образом С.Д. Довлатов описал и важные этапы собственной биографии: например, к эпизоду встречи с женой писатель обращается сразу в трех произведениях - и во всех трех дает разные варианты истории этого знакомства. При этом, как показывает анализ воспоминаний современников С.Д. Довлатова, ни один из этих вариантов не является правдой.

Подчас «кочевание» микроновелл из одного произведения в другое преследует и иные цели. В частности, с помощью изменения имен в ряде микроновелл С.Д. Довлатов показывает свое отношение к тому или иному человеку. Кроме того, он искусственно расширяет свой круг знакомств (например, заменяя в микроновелле про свадьбу Веру Панову, которую писатель знал лично, на Олыу Берггольц, с которой С.Д. Довлатов знаком не был). Анализ такого рода изменений позволяет доказать, что переносы микроновелл из одного сборника рассказов в другой не были случайными:

с их помощью С.Д. Довлатов пытался управлять своей литературной репутацией, создавал определенный автобиографический миф.

В третьей главе диссертационной работы - «Псевдодокументализм как способ создания скандальной литературной репутации: "Это я - Эдич-ка" Э.В. Лимонова» - анализируется творческий принцип псевдодокумен-тализма у Э.В. Лимонова. Эта часть работы включает два раздела: «Вен.В. Ерофеев и Э.В. Лимонов: история взаимоотношений» и «Псевдодокументализм в романе "Это я - Эдичка"».

В первом разделе анализируются причины негативного отношения Вен.В. Ерофеева к Э.В. Лимонову и, что более важно для нашей темы, причины ответной неприязни. Вен.В. Ерофеев, судя по высказываниям в интервью конца 1980-х годов, считал стиль Э.В. Лимонова пошлым, а его произведения - лишенными писательского таланта (Вен.В. Ерофеев с большой неприязнью относился к произведениям, в которых авторы активно использовали мат или пытались эпатировать читателя «запретными» темами).

Автор романа «Это я - Эдичка», в свою очередь, в нескольких мемуарных книгах, интервью и собственном блоге в «Живом журнале» писал, что его собственные произведения должны цениться гораздо больше, чем поэма «Москва - Петушки». Э.В. Лимонов считает Вен.В. Ерофеева автором одного произведения, которое, к тому же, больше не является актуальным для российской культуры.

Тем не менее, можно достоверно установить, что Э.В. Лимонов был знаком с произведением Вен.В. Ерофеева еще до того времени, когда начал писать прозу (до романа «Это я - Эдичка» Э.В. Лимонов писал только стихи). В диссертационной работе показывается, что поэма «Москва -Петушки» значительно повлияла на стиль, образы и творческие установки дебютного романа Э.В. Лимонова. Для того чтобы это доказать, в работе приведены сходные по ряду признаков отрывки из поэмы «Москва - Петушки» и романа «Это я - Эдичка». Их сравнение и позволяет установить,

что Э.В. Лимонов заимствовал особенности произведения Вен.В. Ерофеева, перерабатывая их в соответствии с собственным стилем и художественными задачами романа «Это я - Эдичка».

Во втором разделе рассматривается использование принципа псев-додокументализма в романе «Это я - Эдичка». В качестве дополнительного материала привлекаются также романы автобиографического цикла Э.В. Лимонова: «У нас была великая эпоха», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй». Как и в предыдущих главах, в романе Э.В. Лимонова были выделены отрывки, которые могут по-разному читаться теми, кто был знаком с автором, и читателями, ничего не знающими о писателе. Затем была предпринята попытка реконструкции читательского опыта близких к Э.В. Лимонову людей.

Использование принципа псевдодокументализма позволяет Э.В. Лимонову создать в своих произведениях видимую автобиографичность. Как и Вен.В. Ерофеев и С.Д. Довлатов, писатель творит из своей биографии художественное произведение. При этом Э.В. Лимонов использует реальные сюжеты из собственной биографии гораздо чаще, чем Вен.В. Ерофеев и С.Д. Довлатов. Тем не менее, и Э.В. Лимонов показывает читателю, что его произведение стоит читать как художественное - прежде всего, за счет наделения псевдонимами людей из круга русской эмиграции. Постоянные ссылки на документы, точные даты и места событий, которыми наполнен роман, приводят к тому, что читатель начинает воспринимать и полностью вымышленные отрывки произведения как действительно произошедшие - как с Эдичкой, так и с Э.В. Лимоновым.

Автобиографический Эдичка из романа позволяет Э.В. Лимонову приобрести репутацию «литературного хулигана». С помощью использования принципа псевдодокументализма Э.В. Лимонов добивается того, что эмигрантская критика начинает обсуждать, что именно из описанного в романе произошло на самом деле, а что - было выдумано автором. Многие из критиков (например, А. Генис и П. Вайль) настаивают на том,

что в своем произведении Э.В. Лимонов изобразил исключительно себя самого, вымышленного в его герое нет ничего. Таким образом, автору романа "Это я - Эдичка" удается то же, что Вен.В. Ерофееву и С.Д. Дов-латову - выдать художественный вымысел за литературный факт, смешать до неразличения свою судьбу с судьбой литературного героя.

На основе интервью писателя более позднего времени - 1990-2000-х годов - показано, как Э.В. Лимонов пытался избавиться от устойчивой связи с Эдичкой. Автор романа «Это я - Эдичка» неоднократно объяснял журналистам, что Эдичка - всего лишь персонаж, наделенный именем автора. Слишком тесная связь между автором и героем начала тяготить Э.В. Лимонова, так как мешала его политической карьере: оппоненты лидера запрещенной Национал-большевистской партии неоднократно обвиняли писателя в гомосексуализме, хулиганстве, нарушении законов. Эти упреки появляются в прессе каждый год: таким образом, можно утверждать, что изменить свою репутацию Э.В. Лимонову не удалось, художественный вымысел оказался сильнее правды.

В заключении предпринята попытка комплексного подхода к творческому принципу псевдодокументализма трех авторов, произведения которых анализируются в диссертации. В этой части работы подведены основные итоги исследования, намечены перспективы дальнейшего изучения данной темы.

Изложенные в диссертации идеи нашли отражение в докладах автора на:

- конференции молодых филологов в Тарту в 2009 г.;

- конференции молодых филологов в Таллине в 2010 г.;

- докладах на научном семинаре под руководством Д.П. Бака «Эйхенбаум: литературный быт, литературное поведение, литературная репутация».

По материалам диссертации были опубликованы следующие статьи:

- Поливанов A.C. Записные книжки Вен.В. Ерофеева как один из источников поэмы «Москва - Петушки» // Вестник РГГУ. №2, 2010. С. 185- 194.

- Поливанов A.C. «Эта девушка вовсе не девушка», или к кому едет главный герой поэмы «Москва - Петушки» // Studia Slavica X. Таллин, 2010. С. 157- 168.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Поливанов, Александр Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Псевдодокументализм первой половины 1970-х годов: «Москва -Петушки» Вен.В. Ерофеева.

1.1. «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева: опыт прочтения поэмы глазами «владимирцев».

1.2. Литературная репутация Вен.В. Ерофеева: до и после «Москвы

Петушков».

ГЛАВА 2. От «Невидимой книги» к «Филиалу»: особенности псевдодокументализма у С.Д. Довлатова.

2.1. Сергей Довлатов и Вен. В. Ерофеев: история взаимоотношений.

2.2. «Невидимая книга»: жизнь и литература.

2.3. Повтор у С.Д. Довлатова как признак псевдодокументализма.

ГЛАВА 3. Псевдодокументализм как способ создания скандальной литературной репутации: «Это я — Эдичка» Э.В. Лимонова.

3.1. Вен.В. Ерофеев и Э.В. Лимонов: история взаимоотношений.

3.2. Псевдодокументализм в романе «Это я — Эдичка».

 

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Поливанов, Александр Сергеевич

В настоящей работе исследуются «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева, «Невидимая книга» С.Д. Довлатова и «Это я - Эдичка» Э.В. Лимонова. Эти произведения объединены в особую группу на основании двух факторов: они содержат автобиографические элементы и принадлежат авторам, представляющим неподцензурную литературу советской метрополии и русского зарубежья.

Не будет преувеличением сказать, что «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева, «Это я - Эдичка» Э.В. Лимонова и целый ряд произведений С.Д. Довлатова оказались важнейшими текстами позднего советского периода и в значительной степени повлияли на формирование «образа эпохи» в глазах современников и потомков. Литературные репутации этих авторов обладают рядом сходных черт: не случайно в научной и критической литературе встречаются упоминания о соответствующих биографических мифах: «мифа о Веничке», «мифа об Эдичке», «довлатовского мифа». При этом отличительной особенностью этих «мифов» стало то, что они формировались прежде всего за счет произведений, содержащих автобиографические элементы, в которых главные персонажи эксплицитно соотнесены с авторами1.

Актуальность темы. В отечественном литературоведении последнего времени все больше внимания уделяется осмыслению наследия 1970-1980-х годов2. Часть писателей и поэтов этой эпохи уже с середины 1990-х годов

1 Уже в 1992 году О. Дарк, анализируя общие мотивы в «новой прозе» (С.Д. Довлатов, Э.В. Лимонов, М.С. Харитонов), писал: «Довлатовское пьянство, харитоновский гомосексуализм, лимоновское хулиганство предстают заповедниками красоты. Из жизни они или из литературы, определить уже невозможно. Повторяя круг, они переходят из литературы в жизнь и обратно. Авторы канонизируют себя, как персонажей. Все вспоминающие их говорят о "фольклорном герое", человеке-легенде». (См. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов. 1992. №5-6. С. 223)

2 Так, за последнее десятилетие вышло несколько учебных пособий, посвященных исключительно литературе второй половины XX века - как подцензурной, так и неподцензурной. См., например: Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. М., 2004. 608 е.; Современная русская литература / С.И. Тимина, В.Е. воспринимаются как классики русской литературы: по их произведениям защищаются диссертации, их творчество изучают на персональных семинарах и именных конференциях (например, в РГГУ регулярно проходят Сапгировские и Приговские чтения).

Однако исследованию внутренних связей между произведениями этой эпохи посвящено сравнительно мало работ. После всплеска интереса к «возвращенной» литературе в начале 1990-х годов, когда критика занималась в первую очередь выстраиванием новой иерархии писателей в условиях отсутствия цензуры, насущная необходимость сравнительного анализа «Москвы - Петушков», романа «Это я — Эдичка» и произведений С.Д. Довлатова пропадает. Между тем, именно эти внутренние связи позволяют понять, какие процессы развивались в неподцензурной литературе на уровне синхронии, каким образом она развивалась, эволюционировала.

Отдельно необходимо отметить, что за последнее десятилетие были опубликованы несколько обобщающих работ, посвященных самиздату3. Однако все они носят либо мемуарный, либо энциклопедический характер, в них не рассматриваются сложные связи между текстом и биографиями и/или литературными репутациями писателей.

Степень разработанности темы. Хотя активное изучение творчества интересующих нас авторов началось лишь в 1990-е годы XX века, произведениям Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова посвящены уже сотни научных исследований, по ним защищены десятки диссертаций. Библиография работ, связанных с темой нашей диссертации, будет дана в

Васильев, О.Ю. Воронина и др. М., 2010. 352 е.; Русская литература XX века: в 2 т. Т. 2: 1940-1990-е годы / Л.П. Кременцов, Л.Ф. Алексеева, Н.М. Малыгина и др.; М., 2003. 464 е.; Черняк М.А. Современная русская литература. СПб, 2004. 336 е.; Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950 - 1990 годы: В 3-х т. М., 2006.

3 Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950 - 1980-е.: в 3-х т. М. 2005; Долинин В.Э., Иванов Б.И., Останин Б.В., Северюхин Д.Я. Самиздат Ленинграда: 1950-е - 1980-е. Литературная энциклопедия. М., 2003; Преодоление немоты: ленинградский самиздат в контексте независимого культурного движения 1953 - 1991. СПб., 2003. 136 с. списке использованной литературы. Во введении же уместно перечислить лишь те исследования, которые дают общий взгляд на историю русской неподцензурной литературы советского времени и рассматривают авторов поэмы «Москва - Петушки», «Невидимой книги» и романа «Это я — Эдичка» в единой перспективе.

В дело осмысления русской литературы последних десятилетий советского времени значимый вклад внесли несколько пособий для студентов, посвященных новейшей русской литературе. Так, в трехтомнике Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого4 Вен.В. Ерофеев и С.Д. Довлатов вписываются в контекст русского постмодернизма: Вен.В. Ерофеев называется одним из его основателей, а С.Д. Довлатов — писателем, которого интересуют темы, связанные с «важнейшими художественно-философскими сюжетами постмодернизма, вырастающими вокруг проблемы симуляции и симулякров,.с одной стороны, и диалога с хаосом - с другой»5. Именно в контексте постмодернизма рассматриваются произведения Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова и в других учебных пособиях6.

Произведения С. Д. Довлатова и Э. В. Лимонова сравниваются в нескольких критических работах первой половины 1990-х годов7, однако сравнения эти носят по большей части формальный характер - основанием для них служит общая для обоих авторов тема современной эмиграции, а не сходство их творческих принципов.

Цель настоящей работы - доказать существование в русской неподцензурной прозе 1970-1980 годов корпуса текстов, основанных на едином творческом принципе, который в данном исследовании будет определяться как «псевдодокументализм», особое сочетание

4 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Указ соч.

5 Там же, Т. 2. С. 601-602.

6 См. например, Скоропанова И.С. Указ. соч. М., 2005. 608 с.

7 См. например, Дарк О. Указ. соч.; Чайковская В. Линии судьбы в современной прозе // Вопросы литературы. 1993. №46. С 3-27. автобиографической достоверности событий и художественного вымысла (точное определение см. ниже).

Распространение творческого принципа псевдодокументализма связано с разделением литературы на подцензурную и неподцензурную. При восприятии текста, опубликованного в официальной печати, у критика или читателя неизменно возникает ощущение сходства или различия между реальным, биографическим обликом автора, его литературной репутацией с одной стороны и судьбой и характерами героев — с другой (даже если судьба и характер героя основаны на автобиографическом материале). О любом советском подцензурном авторе второй половины XX века, от А.Т. Твардовского и K.M. Симонова до В.М. Шукшина и Ю.В. Трифонова, читателю известно немало фактов: место рождения, уровень образования, жанровые пристрастия, особенности стиля, названия ранее опубликованных произведений, литературные премии, правительственные награды и многое другое.

В случае же восприятия неподцензурного текста читатель оказывается в информационном вакууме. Какие бы то ни было сведения об авторе он может получить только из самиздатского текста. В 1970 -1980-е годы это понимают и сами неподцензурные писатели, многие из которых вводят биографическую информацию непосредственно в сам текст. Именно это и провоцирует сложное сочетание вымысла и достоверности в прозаических произведениях означенной эпохи.

Методологическая база исследования. Термины, обозначающие особое сочетание правды и вымысла в художественных произведениях, многочисленны. Тем не менее, в диссертации вводится еще один - творческий принцип псевдодокументализма. Необходимость его введения заключается в том, что в диссертации он прилагается к конкретной эпохе, определившей его специфику.

В зарубежном литературоведении принято деление на fiction (художественная, вымышленная литература) и non-fiction (нехудожественная). Non-fiction нельзя переводить как документальную прозу, так как в систему жанров non-fiction входят, в частности, энциклопедии, научные статьи, самоучители, литературная критика. В наиболее общем виде определение литературы non-fiction звучит так: «литература без участия вымысла»8. С. Чупринин видит истоки современной русской литературы non-fiction в произведениях А. Болотова («Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков»), А. Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву») и Н. Карамзина («Письма русского путешественника»), а в XX веке в числе авторов, использовавших non-fiction, называет И. Эренбурга («Люди, годы, жизнь») и А.И. Солженицына («Архипелаг ГУЛАГ»).

Произведения Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова принадлежат в большей степени к литературе fiction, чем к non-fiction. Тем не менее, в текстах указанных авторов используется большое количество автобиографического материала, писатели стараются убедить читателей в том, что их произведения носят мемуарный характер.

С большей степенью точности ему соответствуют два других термина. Для обозначения документально-художественной литературы используется понятие semi-fiction (полухудожественная), то есть литература, основанная на фактах, но в которой есть и выдуманные автором персонажи или события. Кроме того, существует и термин autofiction9: автор в произведениях такого рода выступает под собственным именем и ведет рассказ от первого лица;

8 Чупринин С. Русская литература сегодня. Жизнь по понятиям. М., 2007. С. 583.

9 Термин С.Дубровски, активно используемый на протяжении последних трех десятилетий французскими литературоведами. (См. Doubrovsky, S. Autobiographie / vérité / psychanalyse// Doubrovsky, S. Autobiographiques: de Corneille à Sartre. Paris: PUF, 1988. P. 61-79; Lecarme, J. L'autofïction: un mauvais genre?// Autofictions & Cie/ dir. S. Doubrovsky, J. Lecarme et Ph. Lejeune. Colloque de Nanterre, 1992, RITM, №6; Colonna, V. L'Auto fiction. Essai sur la fïctionalisation de soi en littérature. These EHESS, 1989; Gasparini, P. Est-il je? Roman autobiographique et autofiction. Seuil, 2004; Vilain, P. Défense de Narcisse. Grasset, 2005.) однако, определяя свое произведение как роман, повесть, рассказ или поэму, автор не настаивает на документальной достоверности рассказываемого, оставляя читателю возможность самому выбрать стратегию толкования. В диссертационной работе будет показано, что и эти термины не вполне применимы для описания литературной ситуации 1970 - 1980-х годов, главной особенностью которой было сосуществование подцензурного и неподцензурного корпуса текстов.

В диссертационной работе учитывался также термин, введенный в научную литературу французским социологом Ф. Леженом, — «автобиографическое соглашение»10. Под ним понимается, как отмечает переводчик Лежена на русский язык Б. Дубин, «договор, который повествователь, чаще всего уже в первых строках своего самоописания, как бы заключает с мысленным или исторически конкретным адресатом, когда представляет ему себя самого, поясняет смысловую задачу и литературную оптику своей будущей книги»11.

В диссертационной работе намеренно не используется термин

1 О альтернативно-биографическая литература», описанный С. Чуприниным . Под этим термином подразумевается изложение неканонических биографий известных людей. Таким образом, к альтернативно-биографической литературе относятся, например, «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова и «Тайные записки A.C. Пушкина« М. Армалинского, но не произведения, построенные на автобиографическом материале.

Определение «псевдодокументализма» по отношению к своим собственным произведениям применялось С.Д. Довлатовым. Приведем развернутую цитату из интервью писателя, в которой он формулирует собственную литературную позицию: «Дело в том, что тот жанр, в котором я, наряду с другими, выступаю, это такой псевдодокументализм. Когда все формальные признаки документальной прозы соблюдаются, то

10 Лежен Ф. В защиту автобиографии. // Иностранная литература. 2000. №4. С. 77-102.

11 Там же, с. 78.

12 Чупринин С. Указ. соч. С. 31. художественными средствами ты создаешь документ. Например, любая жалоба, написанная малограмотной советской женщиной в домоуправление по поводу ее водопровода или крана на кухне, — это невероятно выразительный документ, по стилю, по тону. Вот попытка создания такого документа - это уже творческая задача. Одно дело его сфотографировать, зафиксировать и процитировать, а другое его воссоздать. Скажем, Зощенко создал тот язык, которым он писал, хотя этот язык был очень созвучен тому, что в те годы можно было услышать на улице, и я пишу псевдодокументальные истории, надеясь, что они время от времени вызывают ощущение реальности, что все это так и было, хотя фактически на сто процентов этого не было, это все выдумано. (.) Во всяком случае, правды и документальной правды и точности в моих рассказах гораздо меньше, чем кажется. Я очень многое выдумал»13.

В настоящей диссертационной работе будет учитываться определение «псевдодокументализма», данное С.Д. Довлатовым, но термин будет пониматься несколько иначе. Мы будем считать, что псевдодокументализм как творческий принцип заключается в том, что автор, выступающий в произведении под своим именем, одновременно и настаивает на документальной достоверности рассказываемого, и дает понять, что его произведение необходимо воспринимать как fiction, вымышленную литературу. В этом объединении двух противоречивых задач заключается отличие псевдодокументализма от autofiction.

13 Глэд Д. Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье. М., 1991. С. 319. Стоит отметить, что псевдодокументализм в его довлатовском определении не один раз подвергался критике. В частности, А. Пекуровская в довлатовский псевдодокументализм совсем по-другому: «"Псевдодокументализм" таким образом, оказывается неким механизмом, который самопроизвольно, то есть без особого вмешательства его творца, совершает отбор фактов и их эволюцию (мутацию) в сторону вымысла» (Пекуровская А. Когда случилось петь С.Д. и мне. СПб, 2001. С. 281). Впрочем, отметим, что вся книга Пекуровской направлена на то, чтобы дискредитировать творческие принципы С.Д. Довлатова, а также показать читателю «изнанку» художественных произведений, уличить писателя в обмане, лжи, специальном переставлении фактов для того, чтобы предстать в своих произведениях наиболее выгодным образом.

Псевдодокументализм дает возможность писателям создавать ситуацию противоречивого узнавания/неузнавания биографических подтекстов произведения, что составляет дополнительную (помимо сюжетной) интригу художественных текстов. Творческий принцип псевдодокументализма возникает в силу особого статуса неподцензурных текстов: автор в условиях самиздата не имеет возможности представить себя читателю, дать свой внехудожественный образ.

Те или иные черты, близкие к принципу псевдодокументализма в нашем понимании, легко обнаруживаются в литературе разных эпох. Характерные черты такого принципа можно найти, скажем, в рассказе В.М. Гаршина «Четыре дня», написанном в 1877 году. В этом рассказе повествование ведется от первого лица, причем повествователь максимально сближен с автором - так же, как и сам Гаршин, он участвует в боевых действиях в рамках Русско-Турецкой войны (1877 — 1878). Про повествователя сказано, что он - «барин», так же, как и сам В.М. Гаршин. Однако в конце рассказа становится понятно, что Иванов (так зовут повествователя в «Четырех днях»), хоть и похож на В.М. Гаршина, но все же не полностью списан с него: у Иванова ампутируют ногу14, в то время как ранение самого Гаршина хоть и было серьезным, но не привело к таким последствиям.

Намерение автора одновременно и сблизить героя (повествователя) с самим собой, и показать принципиальные различия можно найти и в других произведениях русской литературы: от повести М. Горького «Детство» до романа «Как закалялась сталь» H.A. Островского.

Стремление к нарочитому смешению правды и вымысла, художественной игры с документом можно найти и в советской подцензурной литературе второй половины XX века. Так, на стыке документальной и художественной литературы после войны работал В. Катаев15. Поэтому

14Гаршин В.М. Рассказы. М., 1980. С. 14.

15«Именно здесь, в повести "Маленькая железная дверь в стене" Катаев впервые соединил в одном художественном поле документ и вымысел, смело перемешал времена и пространства, установил фамильярный контекст между своим лирическим героем и совершенно логичным выглядит и то, что критики, когда им было необходимо дискредитировать авторов, которые использовали принцип псевдодокументализма в неподцензурной литературе, сравнивали их творческие установки с установками Катаева. Вот что писал о творчестве С.Д. Довлатова не принимавший довлатовских взглядов на литературу В. Бондаренко: «Этакая псевдодокументальность, приблизительная вспоминательность, когда в свои шальные рассказы он вставлял абсолютно подлинные имена. Даже скандальный катаевский мовизм "Алмазного венца" был прикрыт псевдонимами»16.

Принципы псевдодокументализма использовались писателями и на рубеже XX - XXI веков. Например, повесть С.М. Гандлевского «Трепанация черепа» наполнена историческими фактами, в ней упоминаются друзья и знакомые самого писателя, повествование ведется автором от первого лица. Однако уже с самого начала - с эпиграфа - начинается «игра с правдой», похожая на ту, которая есть в произведениях Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова. Приведем этот эпиграф целиком: «Я люблю, когда врут! легендарной фигурой, окруженной поклонением», - написано в учебнике Лейдермана и ' Липовецкого (Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Указ. соч. Т.2. С. 345). На тех же принципах построена не только повесть «Маленькая железная дверь в стене», но и самое известное произведение В. Катаева послевоенного времени - «Алмазный мой венец». Подробный разбор книги воспоминаний писателя см. в книге Котова М., Лекманов О. В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В.П. Катаева Алмазный мой венец. М, 2004. 288 е.).

16 Бондаренко В. Плебейская проза Сергея Довлатова// Наш современник. 1997, №12. С. 258). В сноске отметим также, что В. Бондаренко, главная задача которого заключалась в том, чтобы объяснить, каким плохим писателем (и человеком) был С.Д. Довлатов, вряд ли случайно вспомнил именно про В. Катаева. Ведь С.Д. Довлатов не единожды подчеркивал свою принадлежность к ленинградской, а не московской школе. Это же подчеркивали и друзья писателя: «Довлатову, так же как его однокашникам Битову, Бахтину, Вольфу, Голявкину, Грачеву, Ефимову, Марамзину, Нечаеву, Попову, повезло с наставниками. В этом смысле их литературная судьба началась куда счастливее, чем у москвичей, где главным патроном молодых был Катаев, чей гремучий стиль вполне соответствовал рептильной морали стилиста», - писал о том поколении Л. Лосев (см. Лосев Л. Русский писатель Сергей Довлатов // Лосев Л. Солженицын и Бродский как соседи. СПб., 2010. С. 601).

Вранье есть единственная привилегия перед всеми организмами. Ф.М. Достоевский»17.

Таким образом, псевдодокументализм 1970-1980-х годов вписывается в широкий контекст произведений, которые строились одновременно и на документе, и на вымысле. В данной работе будет показано, что сопоставление правды и вымысла в произведениях неподцензурной литературы 1970 - 1980-х годов, оказалось абсолютно уникальным явлением. Это и заставляет нас применить особую терминологию и ввести понятие "псевдодокументализма" как особого творческого принципа.

Основные особенности литературной ситуации в СССР во многом определялись цензурой, которая ко второй половине XX века привела к

разделению культуры на официальную и неофициальную, подцензурную и 18 неподцензурную . Эти две культуры существовали как будто бы в параллельных мирах, хотя на самом деле связи между ними были достаточно крепкими, причем изучение этих связей еще только предстоит современной науке19.

17 Гандлевский С.М. Трепанация черепа. // С.М. Гандлевский Порядок слов. Екатеринбург, 2000. С. 117. Слова, процитированные С.М. Гандлевским, произносит Разумихин из «Преступления и наказания». Кажется вероятным, что для Гандлевского важно было и продолжение речи Разумихина: «Соврешь - до правды дойдешь! Потому я и человек, что вру. Ни до одной правды не добирались, не соврав наперед раз четырнадцать, а может, и сто четырнадцать, а это почетно в своем роде; ну, а мы и соврать-то своим умом не умеем! Ты мне ври, да ври по-своему, и я тебя тогда поцелую. Соврать по-своему - ведь это почти лучше, чем правда по одному по-чужому; в первом случае ты человек, а во втором ты только что птица!» (Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. М., 1983. С. 121.)

18 В диссертационной работе будут использоваться термины подцензурная и неподцезнурная литература, а не официальная/неофициальная, так как они кажутся нам точнее. Критику широко распространенной оппозиции официальная/неофициальная еще в середине 1990-х годов дал М. Айзенберг: «Показательно, что "вторая" литература до сих пор не может найти приемлемого самоназвания. Это и понятно. Такие определения, как "неофициальная" (а еще хуже "подпольная"), очень неудачны, потому что невольно подводят какое-то общее идеологическое основание. Но если и есть у второй литературы общая характеристика, то выясняется она апофатически, то есть с помощью ряда отрицаний. И прежде всего отрицаний общих платформ». (Айзенберг М. Некоторые другие / М. Айзенберг Взгляд на свободного художника. М., 1990. С 39-40).

1 Определяя особенности самиздата, А. Даниэль вспоминал: «При этом одно и то же произведение может быть последовательно фактом домашней, кружковой и самиздатской

Неподцензурная литература послевоенного времени в современной

90 науке обычно сводится к понятию «самиздат» (участники самиздата предпочитают писать его с большой буквы - Самиздат), в который, в свою очередь, входит и «тамиздат». «Удивительна судьба Самиздата: став инфраструктурой независимой мысли в СССР, он послужил одним из главных источников того идейного многообразия, которое захлестнуло страну в последние годы Перестройки, и как будто бесследно растворился в

Л 1 прошлом» , — пишет во введении к «Антологии самиздата» В. Игрунов, подчеркивая, что эта литературная эпоха и эпоха общественной мысли навсегда ушли в прошлое. «Иные книги изданы тиражами, не многим превосходящими их тиражи в Самиздате, но, все же, они доступны»22, литературы, может перейти из неподцензурной литературы в "официальную" (не затрагивая лавины перестроечных публикаций, сошлюсь, например, на судьбу русского перевода романа Хемингуэя "По ком звонит колокол" или на новомировские публикации отдельных искандеровских рассказов из цикла "Сандро из Чегема"). Или, наоборот, из подцензурной литературы в неподцензурное распространение (рассказы Солженицына после изъятия их из библиотек или просто самодельные копии малотиражных или не переиздающихся книг)». (См. Даниэль А. Истоки и смысл советского самиздата// Антология самиздата: в 3-х т. М., 2005. Т.1. С. 37).

20 Этот термин мы будем понимать так же, как и А. Даниэль в интервью «Истоки и смысл советского самизадата»: «Мне кажется, что под словом "самиздат" имеет смысл подразумевать не сам текст, а способ его бытования. (.): самиздат - это специфический способ бытования общественно значимых неподцензурных текстов, состоящий в том, что их тиражирование происходит вне авторского контроля, в процессе их распространения в читательской среде. Автор может лишь "запустить текст в самиздат", дальнейшее не в его власти"». (Антология самиздата: в 3-х т. М., 2005. Т.1. 4.1 С. 17.) В этом определении важно, что не любые рукопись или дневник, распространяемые внутри какого-либо кружка, можно назвать самиздатом. Справедливости ради отметим, что определение А. Даниэля неоднократно подвергалось критике. Например, А. Шубин после цитирования данного определения отмечал: «У меня как научного червя сразу возникли вопросы, что считать "специфическим бытованием", а что "не специфическим". Но в остальном самиздат 1980-х годов ничуть не хуже машинописных листков предыдущего периода». (Шубин А. [Рецензии] // Неприкосновенный запас. 2005. №5. с. 156). Подробнее об истории самиздата см. Терц А. Литературный процесс в России // Континент. 1974. №1. С. 143-189; Иванов Б. В бытность Петербурга Ленинградом. О ленинградском самиздате // Новое литературное обозрение. 1995. №14. С. 188—199.

21 Игрунов В. Введение // Антология самиздата. М., 2005. Т. 1. 4.1. С. 9.

22 Там же, С. 10. Примечательно,'что участники самиздата не могут определиться с точной датой завершения этого культурного явления. Так, А. Даниэль считает, что самиздат постепенно уступил тамиздату к середине 1980-х годов (см. процитированную выше статью «Истоки и смысл советского самиздата»), А. Шубин считает, что самиздат закончился во время перестройки (Шубин А. Указ. соч. С. 156). А поэт и культуртрегер Д. Кузьмин считает, что самиздат перестал существовать в 1992-1994 годах: «Эпоха подчеркивает он главную особенность неподцензурной литературы советского времени. В СССР неподцензурные авторы писали свои произведения, точно зная, что они не могут быть опубликованы, не дойдут до широкого читателя. Фигура автора не может быть публично предъявлена читателю: неподцензурный автор не может давать интервью, не может устраивать литературные вечера, о нем, как правило, вообще ничего неизвестно.

Поэма «Москва - Петушки», роман «Это я — Эдичка» и произведения С.Д. Довлатова были написаны авторами, которые точно знали, что их тексты не могут появиться в подцензурной советской литературе. В романе «Это я — Эдичка» описывается, как рассказчик отправляет из США свои стихотворения в советский журнал «Новый мир». Характерны его мысли: «Письмо в редакцию журнала "Новый мир" написал я из озорства и любви к скандалу. Почти будучи уверен в том, что стихи мои не напечатают, не отказывал я себе

23 в удовольствии поморочить голову и тем и другим» . [ЭЯ 35] (и редакторам «Нового мира», и эмигрантской общественности, которая не могла представить, что эмигрант может послать стихи в советский журнал)

Вен.В. Ерофеев не делает и этого: он ни разу в своей жизни не пытается опубликовать произведения в официальной печати. Для него нет ни «Нового мира», ни «Октября», ни других журналов, нет Союза писателей и т.д.

Эта установка на подпольность, существование в параллельной системе характерны не только для указанных нами авторов, но и для всего поколения (например, объединения СМОГ, группы «Московское время», поэтов «лианозовской школы» и многих других). Распространение литературных произведений по каналам самиздата, а не в официальной литературе, самиздата завершилась. Ее концом можно считать 1992—1994 годы, когда три самиздатских журнала — "Митин журнал", "Вавилон" и "Сумерки" — не без структурных изменений перешли на типографский способ производства». (См. Кузьмин Д. В. Литературный периодический самиздат рубежа 80 - 90-х гг. // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература. С. 215).

23 Здесь и далее ссылки на роман «Это я - Эдичка» указываются по первому полному изданию произведения в России (Лимонов Э.В. Это я - Эдичка. М.: Глагол. 1990. 257 е.); Ссылки на это издание будут даваться не в сносках, а внутри основного текста с пометой [ЭЯ] плюс номер страницы. приводило к различиям в поведении авторов подцензурной и неподцензурной систем. У «официальных» авторов существовал внелитературный образ: открывая книгу поэта или прозаика, входящего в Союз писателей, читатель мог узнать его биографию из словарей или справочников, понять его видение мира из интервью, опубликованных в газетах и журналах, сравнить поступки героев его произведений с поступками самого автора. Биография такого автора была явлена читателю, подъем писателя по карьерной лестнице сопровождался соответствующими атрибутами: выходами книг, премиями, литературными вечерами. Таким образом у читателя появлялось поле для сравнения внелитературного образа писателя с образами героев его произведений.

Литературное поведение андерграундного писателя принципиально иное. В повести С.М. Гандлевского «Трепанация черепа» читаем: «.И этого урока нам хватило. И потом - почти двадцать лет - вплоть до горбачевской перестройки — ни я и никто из литераторов, знаемых, любимых или уважаемых мной, в эти Александрийские библиотеки носу не казал, близко к ним не подходил! (.) Я имею честь принадлежать, - и сейчас, я не паясничаю, а говорю вполне серьезно, - действительно, имею честь принадлежать к кругу литераторов, раз и навсегда обуздавших в себе похоть печататься. Во всяком случае в советской печати»24. Показательна и другая цитата: «Речь уже идет не о рукописях, отвергнутых цензурой, а о рукописях, изначально не предназначенных для цензуры. Люди начинают "писать в самиздат", как

О ^ раньше "писали в стол"» , - отмечал А. Даниэль.

В неподцензурной литературе складывается своя система ценностей — успех того или иного автора невозможно измерить спросом (тиражами) на его книги, полученными премиями, количеством писем от читателей и т.д. В неподцензурной культуре ценится не только качество текстов, но и гражданская позиция автора. «Правильная» (то есть, по советским критериям, «неправильная») биография писателя становится одним из важнейших

24 Гандлевский С.М. Трепанация черепа // Гандлевский С.М. Порядок слов. Екатеринбург, 2000. С. 169.

25 Даниэль А. Указ. соч. критериев отбора . Однако читателю узнать о биографии того или иного неподцензурного писателя оказывается сложно. Практически есть только два источника. Во-первых, читатель может узнать что-либо об интересующем его авторе у того, кто передал ему самиздатскую копию (таким образом, этот источник можно назвать слухами). Во-вторых, подробности биографии писателя можно почерпнуть из самих произведений, однако этому источнику читатель может доверять лишь отчасти, ведь с помощью художественных текстов неподцензурный писатель пытается строить свою литературную репутацию.

Таким образом, феномен литературной эпохи 1970-1980-х годов заключается в том, что в читательском восприятии неподцензурного текста отсутствует разность потенциалов между внелитературным образом автора и автором, предъявленным читателю в самом произведении.

Распространение текстов по каналам самиздата приводит к многоуровневой адресованности произведения. Если автор подцензурного произведения хорошо представляет себе своего читателя, то в условиях неподцензурной литературы никто не может даже предположить, к кому попадет тот или иной текст, будет ли он широко распространен или затеряется при очередной перепечатке. Между тем, изначальный набор читателей определен довольно строго: сразу после написания произведения автор несет его своим друзьям, участникам кружка — будь то случайно объединенные вокруг фигуры автора люди (как в случае Вен.В. Ерофеева) или литературный кружок («Московское время», СМОГ, «Горожане» и многие другие). Этот кружок в неподцензурной литературе отчасти выполняет функции критики.

26 См. например, признание В. Игрунова: «У меня нет сомнений, что вполне ученические стихи Юрия Галанскова вряд ли войдут в поэтические антологии или хрестоматии русской литературы. Но они, несомненно, составляют важную часть антологии самиздата. Прежде всего, потому что эти стихи читались на площади, тогда, когда это было крамолой, переписывались и перепечатывались молодыми людьми, которые смутно чувствовали свое отпадение от удушливой советской казенщины. Эти стихи воодушевляли мужественных людей на гражданские поступки, следствием которых были преследования со стороны власти, утрата свободы и даже гибель - да и сам Галансков погиб в заточении» (Игрунов В. Указ. соч. С. 5).

Кружковость поэтики становится, как, например, и в первой трети XIX века27, литературным фактом, который требует своего специального изучения.

Пока не существует общепринятого термина для обозначения соотношения между автором автобиографического псевдодокументального текста и его одноименного персонажа. В критической литературе, посвященной творчеству С.Д. Довлатова, Вен.В. Ерофеева и Э.В. Лимонова, можно встретить понятия «автор-герой»28, «автобиографический герой»29,

30 " 31 автопсихологическии персонаж» , «живои автор» , «отсутствие разделения на героя и автора»32, «полная идентичность героя писателю»33, «герой-повествователь»34, «авторская маска»35, «писатель-персонаж»36 и «двойник

3 7 писателя (Борр^аг^ег)» . В диссертационной работе принимается одно универсальное разграничение: герои произведений называются ставшими общеупотребительными уменьшительными именами (Веничка, Эдичка), а авторы - фамилиями с инициалами (Вен.В. Ерофеев, Э.В. Лимонов). Герой прозы С.Д. Довлатова будет по той же логике именоваться Довлатовым, но в каждом случае будет специально оговорено, что имеется в виду именно герой, а не автор.

Помимо псевдодокументализма, в диссертации большое внимание будет посвящено явлений, которые обычно описываются с помощью понятий «литературный быт» и «литературная репутация». Начало изучению

27 См., например, работы O.A. Проскурина (напр., Проскурин O.A. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 2001. 462 с.)

28 Дарк О. Указ. соч. С. 219-232.

29 Эпштейн М. Постатеизм, или бедная религия. // Октябрь. 1996. №9. С. 158-165.

30 Сухих И.Н. Сергей Довлатов: время, место, судьба. М., 1996. С. 234.

31 Там же, с. 239

32 Вайль П., Генис А. Искусство автопортрета // Звезда. 1994. № 3. С. 177. Почти то же пишет и И.З. Серман: «Главный герой довлатовской прозы — он сам» (Серман И.З. Гражданин двух миров // Звезда. 1994. №3. С. 189).

33 Брыкина Н.Ф. Алкогольный миф поэмы Венедикта Ерофеева «Москва - Петушки»: неоднозначность прочтения. // Теоретико-методологические проблемы литературоведения. С. 171-175.

34 Берг М. Литературократия: Проблемы присвоения и перераспределения власти в литературе. М., 2000. 342 с.

35 Скоропанова И.С. Указ. соч., с. 167.

36 Иванова Н. Книга мертвых // Знамя. 2001. №1. С. 233.

37 Пекуровская А. Указ. соч. С. 265. литературного быта в русском литературоведении было положено Б.М. Эйхенбаумом, который впервые поставил вопрос о социальном бытовании литературы. Б.М. Эйхенбаум переместил смысловые акценты с проблемы «как оо писать» на проблему «как быть писателем» . Поэтика произведений стала восприниматься не только как имманентная литературная система, но и как результат сложного взаимодействия различных явлений — как текстуальных, так и выходящих за рамки текста (социальный и профессиональный статус писателя, уровень образования, его финансовое состояние и т.п.) . Исследованием литературного быта первой половины XIX в. много занимался и Ю.М. Лотман40.

В качестве рабочего определения понятия «литературный быт» воспользуемся интерпретацией, данной Б.В. Дубиным: «Быт как набор специфических коммуникативных ситуаций, которые исследователь в конечном счете ставит в связь с поэтикой данного текста, автора, группы, направления. При этом или "быт" наделяется качествами источника либо стимула текста, группы текстов, манифестов и др., или действительность в глазах исследователя, напротив, "подражает литературе", "ведет" себя как модель»41.

Понятие литературной репутации впервые систематически введено в научную литературу И. Розановым в работе «Литературные репутации» (1928). В ней говорится о новых «областях» изучения истории литературы, которые

38 Эйхенбаум Б.М. Литературный быт // Эйхенбаум Б.М. Мой временник. Маршрут в бессмертие. М., 2001. С. 51.

39 Ср. замечание Л.Я. Гинзбург в записной книжке 1927 года.: «Да, разумеется, «имманентность литературной эволюции» дала трещину, и разумеется, много точек, в которых «формалисты» могли бы дружески пересечься с социологами литературы». (Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 31).

См., в частности, тексты из раздела «Культура и программы поведения» в первом томе избранных статей Ю.М. Лотмана: Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Т. I. Таллинн, 1992. С. 248-385.

41Дубин Б.В. Сюжет поражения (несколько общесоциологических примечаний к теме литературного успеха) // Новое литературное обозрение. №25. 1997. С. 129. обратятся к социологическим причинам создания того или иного произведения - теории и истории литературных репутаций42.

У понятия литературной репутации пока нет единого определения — оно не зафиксировано в соответствующих словарях43. Как отмечает А.И. Рейтблат44, после статей Розанова в России не появляется работы, в которой автор бы дал свое понимание литературной репутации. В то же время и у Розанова это понятие дано в схематическом виде. Можно сказать, что под «литературной репутацией» он понимает в большей степени «известность», «популярность», что связано с употреблением этого слова в начале века. В частности, Розанов пишет: «К деятелям прошлого они (поколения новаторов -А.П.), наоборот, беспощадно суровы и торопятся хоронить самые громкие репутации».45

А.И. Рейтблат обозначает литературную репутацию как «представления о писателе и его творчестве, которые сложились в рамках литературной системы и свойственны значительной части ее участников (критики, литераторы, издатели, книготорговцы, педагоги, читатели). Литературная репутация в свернутом виде содержит характеристику и оценку творчества и литературно-общественного поведения писателя»46.

При этом необходимо помнить, что для разных читателей (как по уровню образованности, так и по степени «приближенности» к автору) литературная репутация писателя может формироваться различными способами. В разные периоды развития литературы может доминировать либо позиция критиков, либо просто знатоков и меценатов, либо рынка. «На более поздних стадиях развития литературы имеет место, как правило, взаимодействие всех этих инстанций, а также, нередко, цензуры, политической

42 Розанов И. Литературные репутации. М., 1990. С. 16

43 Например, этого понятия нет в Литературном словаре терминов и понятий. См. Литературный словарь терминов и понятий. М., 2001. 821 с.

44 Рейтблат А. Как Пушкин вышел в гении // Рейтблат А. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М., 2001. С. 51-70.

45 Розанов И. Указ. соч. С. 18.

46 Рейтблат А. Указ. соч. С. 53. власти, общественных организаций, церковных институтов и т.д.» 47, -отмечает Рейтблат.

Можно сказать, что та или иная степень завершенности литературной репутации проявляется в клише, которыми определяют творчество того или иного писателя или его конкретное произведение. Если литературная репутация представляет собой «выжимку» характеристик творчества и поведения писателя, то' клише — это своеобразная выжимка из выжимки, передающая только самое характерное и запоминающееся. При этом для разных социальных групп эти клише могут быть различны.

Исследование литературной репутации часто связано с анализом литературной позиции писателя. Под этим термином мы будем понимать «совокупность собственных литературных установок автора, объединяющих его поэтическое творчество и литературно-бытовое поведение» 48.

Отметим, что термин литературная репутация шире, чем литературная позиция, — последняя почти всегда является составляющей частью литературной репутации, но репутация никогда не ограничивается только позицией автора. В условиях неподцензурной литературы особенно интересными представляются пути формирования литературной репутации -как традиционные и хорошо изученные (журналы, предисловия к произведениям), так и нетрадиционные - вплоть до рекламных текстов на обложках. Также источником для формирование репутации может оказаться появление произведения в том или ином кругу, том или ином самиздатовском журнале, а также представления, закрепленные в устных рассказах и т.д.

Диссертационное исследование опирается на положения и выводы, содержащиеся в работах Ю.М. Лотмана49, А.И. Рейтблата50, Ю.Н. Тынянова51,

47 Рейтблат А. Указ. соч. С. 52.

48 Хитрова Д.М. Литературная позиция Баратынского 1820 - первой половины 1830-х годов. Автореф. дисс. .канд. филолог, наук. М., 2005. С. 8.

49 Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С. 804-817.

50 Рейтблат А.И. Указ. соч.

Д.М. Магомедовой . При анализе дневников Вен.В. Ерофеева мы также с ч обращались к работе Р.Д. Тименчика «Анна Ахматова в 60-е годы» .

В работе также рассматривается проблема адресатов того или иного произведения. Этой проблеме, так называемой «сегрегации читателей», которые могут воспринимать текст по-разному в зависимости от своей образованности, начитанности, а также степени знакомства с обстоятельствами личной жизни автора, посвящен целый ряд работ. Чаще всего анализ сегрегации читателей проводится на материале русской литературы первой половины XIX века (или, скажем еще определеннее, на примере творчества А.С.Пушкина), и — в контексте интертекстуальности — в поэзии Серебряного века. Укажем здесь лишь несколько работ, которые использовались при написании диссертационной работы. Прежде всего это книга O.A. Проскурина «Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест»54, а также ряд статей И.А. Пилыцикова, например, «О "французской шалости" Баратынского»55 и «Nomina si nescis.: (Структура аудитории и "домашняя семантика" у Пушкина и Баратынского)»56.

Источниковая база работы. Основными источниками для диссертационной работы послужили произведения Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова, написанные в 1970 - 1980-е годы, в необходимых случаях привлекается материал записных книжек и дневников писателей. При этом в работе анализируются не только сами произведения, но и литературная критика - как опубликованная в Советском Союзе в период перестройки, так и

51 Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Ю. Н. Тынянов. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.; Тынянов Ю.Н. Пушкин и Тютчев // Там же; Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции.

52 Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. М., 1997. 221 с.

53 Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 60-е годы. М., 2005. 784 с.

54 Проскурин O.A. Указ. соч.

55 Пильщиков И.А. «О "французской шалости" Баратынского» // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Новая серия, [вып.] I, Тарту 1994. С. 85 - 111.

56 Пильщиков И.А. Nomina si nescis.: (Структура аудитории и «домашняя семантика» у Пушкина и Баратынского)' // На меже меж Голосом и Эхом: Сб. статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян, М., 2007. С. 70—81. эмигрантская. В случае С.Д. Довлатова особую группу текстов представляет эпистолярное наследие писателя, а в случае Э.В. Лимонова — его публикации на политические темы, блог в «Живом журнале».

Общие положения, выносимые на защиту:

1. Введение в научную литературу понятия принцип «псевдодокументализма» может позволить адекватно описать соотношение между достоверностью и вымыслом в неподцензурных прозаических произведениях 1970 - 1980-х годов, содержащих автобиографические элементы.

2. Для «псевдодокументализма» как творческого принципа характерно то, что автор автобиографического произведения одновременно и настаивает на документальной достоверности рассказываемого, и дает понять, что его произведение необходимо воспринимать как fiction, вымышленное повествование.

3. Псевдодокументализм получает достаточно широкое распространение в неподцензурной литературе в 1970-1980-х годах вследствие появления особого типа авторского поведения: неофициальный автор не желает публиковать свои произведения в официальной печати и в то же время ищет возможности познакомить читателя с фактами собственной биографии.

4. Принцип псевдодокументализма позволяет Вен.В. Ерофееву, С.Д. Довлатову и Э.В. Лимонову в условиях ограниченного распространения их художественных текстов целенаправленно формировать и модифицировать собственный «автобиографический миф» и, таким образом, конструировать собственную литературную репутацию.

5. Присутствие творческого принципа псевдодокументализма в неподцензурных произведениях авторов 1970 - 1980-х годов приводит к многочисленным случаям неразличения либо прямого отождествления автора и героя в критике и литературоведении. Таким образом, история вымышленного героя начинает восприниматься как часть биографии автора.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем предпринята целостного описания русской неподцензурной прозы 1970 - 1980-х годов. На основе анализа основных случаев использования принципа псевдодокументализма доказывается тесная взаимосвязь между «самиздатской» литературой в СССР с одной стороны, и литературой русской эмиграции — с другой. В работе также впервые анализируется характер взаимосвязей между литературными репутациями неподцензурных писателей 1970 - 1980-х годов и биографиями их вымышленных героев. .

Структура работы определяется целью, задачами и методологическими установками данного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Главы построены по хронологическому принципу: от наиболее раннего произведения («Москва -Петушки», 1970, первое издание - 1973) к наиболее позднему («Это я — Эдичка», изд. 1979). Произведения С. Д. Довлатова 1980-х годов рассматриваются во второй главе, так как в контексте исследования псевдодокументализма их невозможно анализировать в отрыве от «Невидимой книги» (изд. 1977), дебютного произведения писателя, изданного за рубежом.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Псевдодокументализм" в русской неподцензурной прозе 1970-1980-х годов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В диссертационной была предпринята попытка анализа творческого принципа псевдодокументализма в ранних произведениях трех авторов: Вен.В. Ерофеева, С.Д. Довлатова и Э.В. Лимонова. Все эти произведения были опубликованы в Советском Союзе в конце 1980-х — начале 1990-х годов на волне популярности «возвращенной литературы». «Этот всплеск интереса к "неизвестному авангарду" был обусловлен историко-литературным (читай "научным") стремлением к полноте картины, а также причинами эмоционального свойства: естественным желанием восстановить справедливость, воздать по заслугам тем, кто десятилетиями (часто — до самой смерти) оставался в безвестности - от "чинарей" до "лианозовцев"400», - отмечал Д.П. Бак в статье, посвященной особенностям поэтики современной поэзии.

Предпринятое в диссертации исследование позволило, на наш взгляд, доказать, что этот неизвестный (до перестройки) широкому советскому читателю авангард был не просто обособленным набором произведений, но литературной системой, а между текстами, даже далекими друг от друга по месту написания, существовали внутренние взаимосвязи, которые остаются в современной науке практически неизученными. Одним из таких принципов, связывающих тексты в единую систему, оказался творческий принцип псевдодокументализма, который в силу ряда его особенностей, нельзя свести ни к non-fiction, ни к auto-fiction.

Анализ поэмы «Москва - Петушки», предпринятый в первой главе диссертационной работы, позволяет сделать вывод о том, что Вен.В. Ерофеев наделяет чертами собственной биографии своего героя, а других персонажей поэмы делает похожими на своих друзей, одновременно с этим наделяя их чертами, несвойственными прототипам. Можно говорить о том, что и убивая Веничку в конце поэмы, Вен.В. Ерофеев специально отделяет себя от своего

400 Бак Д.П. Просто сложно просто // Арион, 2003. №2. С. 185. героя. Именно эта особенность произведения, заключающаяся в том, что автор поэмы одновременно и настаивает на документальной достоверности рассказываемого, и дает понять, что его произведение необходимо воспринимать как fiction, вымышленную литературу - является важнейшим приемом, использованным в «Москве - Петушках». Этот прием в дальнейшем получит развитие в творчестве других авторов неподцензурной литературы.

Анализ литературной репутации Вен.В. Ерофеева после публикации «Москвы - Петушков» в самиздате позволяет сделать вывод о том, что Веничка, воспринятый как авторское alter ego стал оказывать влияние на литературную репутацию писателя, читатели стали объединять в образе «Венички Ерофеева» самого писателя и его героя. Литературная, игра, предпринятая в «Москве - Петушках», приводит к тому, что даже несмотря на активную творческую деятельность Вен.В. Ерофеева в конце 1980-х годов, во время перестройки он все равно воспринимается как автор одного произведения, но произведения, которое стало популярным настолько, что породило «миф о Веничке».

Анализ «Невидимой книги» С.Д. Довлатова, осуществленный во второй главе диссертационной работы, позволяет сделать вывод о том, что писатель использует принцип псевдодокументализма сходным с Вен.В. Ерофеевым образом. Уже в самом начале «Невидимой книги» С.Д. Довлатов провозглашает принцип «обойдемся без нотариуса», однако при этом он пытался убедить читателя в том, что в его жизни было все именно так, как он описал, приводя в пример афиши, цитаты из писем, внутренние рецензии на его произведения и т.д.

В дальнейшем принцип псевдодокументализма станет одним из главных в творчестве писателя. Он - единственный из трех анализируемых нами авторов, кто теоретически пытается обосновать свой творческий принцип в письмах и интервью эмигрантским изданиям. Для того чтобы подчеркнуть условный документализм своих произведений, С.Д. Довлатов прибегает к повторам (лексическим, сюжетным, биографическим), которые переходят из одного цикла или сборника рассказов в другой в несколько видоизмененном виде. Таким образом, писатель демонстрирует, насколько условна «правда» в его текстах и как близка его поэтика к жанрам устных рассказов, в том числе и анекдотов. Анализ псевдодокументализма у С.Д. Довлатова позволяет доказать, что при разработке своих художественных принципов он использовал приемы, впервые в неподцензурной литературе появившиеся в «Москве - Петушках» Вен.В. Ерофеева. Тем не менее, некорректно будет говорить о полном заимствовании принципа: С.Д. Довлатов именно в середине 1970-х годов, то есть одновременно со знакомством с «Москвой - Петушками», начинает искать возможности соединения художественного и документального материала. Возможно, именно поэтому С.Д. Довлатов так высоко и оценил «Москву - Петушки»: в поэме предпринималась та же попытка.

Анализ сходств романа «Это я - Эдичка» Э.В. Лимонова и поэмы «Москва - Петушки» Вен.В. Ерофеева позволяет доказать, что поэма повлияла на ряд художественных приемов, использованных в романе. Этот вывод особенно важен, если учитывать, что впоследствии Э.В. Лимонов с пренебрежением отзывался как о Вен.В. Ерофееве, так и о поэме «Москва -Петушки», называя свой вклад в русскую литературу гораздо более значимым.

Одним из художественных приемов, позаимствованных Э.В. Лимоновым у Вен.В. Ерофеева, является псевдодокументализм. Так же как Вен.В. Ерофеев и С.Д. Довлатов, Э.В. Лимонов играет с читателем на узнавании/неузнавании деталей собственной биографии и биографий окружающих его людей. Э.В. Лимонов больше, чем другие авторы, рассматриваемые в этой работе, придерживается фактов, которые читатель может проверить. В частности, Э.В. Лимонов упоминает собственные статьи и статьи о своем творчестве с указанием, где с ними можно ознакомиться. В романе эта правдивость является художественным приемом: с помощью нее

Э.В. Лимонов добивается того, чтобы читатель воспринял как правдивые и эпизоды, которые он проверить не может. С помощью большого числа вымышленных фамилий, за которыми без труда узнаются знакомые Э.В. Лимонова, писатель показывает, что его произведение необходимо прочитывать не столько как документальное, сколько как художественное. Для этого же писатель наполняет «Это я — Эдичка» аллюзиями на другие произведения мировой культуры, прямыми цитатами из них.

Анализ произведений трех авторов позволяет сделать вывод, что творческий принцип псевдодокументализма активно использовался в неподцензурной русской прозе 1970-1980 годов. Все три автора с помощью максимального сближения историй героев с собственными биографиями преследуют как внутритекстовые, так и внешние цели.

К первым стоит отнести внесение в произведения дополнительной интриги: читатель над каждым эпизодом думает: «А было ли это на самом дел». Ко второму типу целей относится построение особого типа литературной репутации, так как и читатели, и критики начинают смешивать авторов и героев. В диссертационной работе показано, что все три автора специально добивались такого эффекта, так как он позволял им конструировать собственный автобиографический миф в условиях ограниченного распространения их художественных текстов в Советском Союзе или в среде русской эмиграции.

Как показано в диссертационной работе, псевдодокументализм мог возникнуть только при существовании разделения литературы на подцензурную и неподцензурную. Не имея доступа к традиционному читателю (Вен.В. Ерофеев писал свою поэму лишь для узкого круга «владимирцев», С.Д. Довлатов в «Невидимой книге» обращался к совершенно незнакомой ему среде русской эмиграции, Э.В. Лимонов не мог поверить в то, что его произведение опубликуют вообще: как эмигрантские издания, так и советские; в интервью он признавался, что писал вовсе не для русского, а для американского читателя401), писатели вынуждены были рассказывать о своей биографии внутри художественных текстов.

Несмотря на сходные черты псевдодокументализма трех авторов, каждый из них использовал его в своих целях в зависимости от той литературной ситуации, в которой он оказался. Псевдодокументализм Вен.В. Ерофеева привел к созданию «мифа о Веничке», мифа, в котором нет различия между автором и героем. Когда Вен.В. Ерофеев пытался избавиться от репутации автора одного произведения, он попытался придумать дистанцированного от себя героя (Гурвича из «Вальпургиевой ночи»), но критики увидели в нем лишь продолжение Венички из «Москвы -Петушков»402.

Творческий принцип псевдодокументализма С.Д. Довлатову в «Невидимой книге» понадобился для того, чтобы показать новой и незнакомой ему литературной среде основу его собственного творчества, а также для того, чтобы продемонстрировать свой литературный статус. В дальнейшем С.Д. Довлатов использовал псевдодокументализм для того, чтобы подчеркнуть связь своего творчества с устными жанрами, в том числе и анекдотом.

Главная задача псевдодокументализма Э.В. Лимонова - эпатаж читателя. Псевдодокументализм нужен писателю, чтобы запутать читателя, создать у произведения дополнительную интригу, строящуюся на вопросе: «а было ли все описанное в романе на самом деле?»

После исчезновения цензуры и воссоединения эмигрантской литературы и литературы метрополии псведодокументализм перестает выполнять свои функции: отныне писатель предъявлен читателю, он может свободно купить его книги, прочитать критические отзывы на его

401 См., например, интервью А. Шаталову («Хочу умереть молодым» // Книжное обозрение, 1990. №21. С.5)

402 Бондаренко В. Подлинный Веничка (разрушение мифа) // Дети 1937 года. - М. 2001. С. 586-608. произведения, узнать о точке зрения писателя на те или иные вопросы из интервью. Таким образом исчезает главная особенность этого принципа: репрезентация в художественном произведении двух типов автора (биографического автора и автора-героя).

Полиадресованность прозаических текстов продолжает существовать и в современной литературе (каждое произведение по-разному читается родственниками и друзьями писателя и незнакомыми ему людьми), но ее значение существенно снижается, полиадресованность перестает восприниматься как литературный факт, она вытесняется из литературного центра.

Таким образом, явление псевдодокументализма в русской прозе второй половины XIX века имеет свои четко очерченные рамки: с 1970 года, когда в самиздате начинает распространяться поэма «Москва - Петушки», до второй половины 1980-х годов, когда в России публикуется «возвращенная» литература.

 

Список научной литературыПоливанов, Александр Сергеевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Авдиев И. Венедикт Ерофеев: Биография в цитатах / И. Авдиев // Новое литературное обозрение. 1996. №18. С. 150-160.

2. Бродский И. Конец прекрасной эпохи / И.А. Бродский. М. : Азбука-классика, 2009. 144 с.

3. Без автора. В России издана антология Регуло Бурели // Коммерсант. 1996. 11 окт. С. 12.

4. Выжутович В. Подросток Савенко 60 лет интервью с Э. Лимоновым. / В. Выжутович // Московские новости. 2003. 16 сент. №36. С. 11-12.

5. Гандлевский С.М. Трепанация черепа / С.М. Гандлевский // Порядок слов: стихи, проза, пьеса, эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 2000. С. 117-257.

6. Гаршин В.М. Рассказы / В.М. Гаршин // М.: Правда, 1980.388 с.

7. Глэд Д. Беседы в изгнании Русское литературное зарубежье / Д. Глэд. М.: Книжная палата, 1991. 320 с.

8. Евтушенко Е. Братская ГЭС / Е. Евтушенко. М. : Советский писатель, 1967. 240 с.

9. Довлатов Фильм. / Пятый канал. [СПб : б.и.], 2008. - 1 вк.

10. Довлатов С. Записные книжки / С.Д. Довлатов. New York: Слово-Word, 1990. 154 с.

11. Довлатов С. Интервью / С.Д. Довлатов // Юность. 1974. №6. С. 41-67.

12. Довлатов С.Д. По собственному желанию / С.Д. Довлатов // Нева. 1973. №5. С. 8-19.

13. Довлатов С. Ремесло. Наши / С.Д. Довлатов. Л.; Таллинн: Домашняя библиотека «Звезды». 1991. 152 с.

14. Довлатов С. «Литература в опасности — это нормально» / С. Довлатов // Литературная газета. 1990. 15 авг. №33. С. 8.

15. Довлатов С. Невидимая книга / С. Довлатов. Ann Arbor: Ardis, 1977. 92 с.

16. Довлатов С. Ослик должен быть худым / С. Довлатов // Новый американец. Нью-Йорк. 1980. №№ 30—33.

17. Довлатов С. Ремесло: повесть в двух частях / С.Д. Довлатов. Ann Arbor: Ардис, 1985. 142 с.

18. Довлатов С. Речь без повода. или Колонки редактора / С. Довлатов. М.: Махаон, 2006. 432 с.

19. Довлатов С. Соло на ундервуде: записные книжки / С.Д. Довлатов. Paris: Третья волна, 1980.

20. Довлатов С. Соло на ундервуде: Записные книжки. / С. Д. Довлатов. Holyoke: New England Publishing Co, 1983.

21. Довлатов С.Д. Эпистолярный роман с Игорем Ефимовым / С.Д. Довлатов, И.М. Ефимов. М. : Захаров, 2001. 462 с

22. Ерофеев Вен.В. Записки психопата / Вен.В. Ерофеев. М.: Захаров, 2004. 272 с.

23. Ерофеев Вен.В. Записные книжки. Книга первая / Вен.В. Ерофеев. М.: Захаров, 2005. 672 с.

24. Ерофеев Вен.В. Записные книжки. Книга вторая / Вен.В. Ерофеев. М. : Захаров, 2007. 480 с.

25. Ерофеев Вен.В. Малая проза / Вен.В. Ерофеев. М. : Захаров, 2005. 96 с.

26. Ерофеев Вен.В. Москва Петушки / Вен.В. Ерофеев. М. : Захаров, 2005. 144 с.

27. Ерофеев Вен.В. Москва Петушки / Вен.В. Ерофеев. — М. : Вагриус, 2003. 576 с.

28. Ерофеев Вен.В. Москва Петушки / Вен.В. Ерофеев // Трезвость и культура. 1988. №12; 1989. № 1-3.

29. Ерофеев Вен.В. Москва Петушки / Вен.В. Ерофеев// Весть: Альм. М. : Кн. Палата, 1989. С. 418-506.

30. Ерофеев Вен.В. Москва Петушки / Ред. и предис. В. Муравьев. М. : Интербук, 1990. 128 с.

31. Ерофеев Вен.В. Оставьте мою душу в покое: Почти все / В.В. Ерофеев. М.: Изд-во АО "Х.Г.С.", 1997. 416 с.

32. Ерофеев Вен. В. Сумасшедшим можно быть в любое время (Интервью JI. Прудовского с В.В. Ерофеевым)/ Леонид Прудовский // Ерофеев Вен.В. Мой очень жизненный путь. М.: Вагриус, 2008. С. 489508.

33. Ерофеев Вен.В. Умру, но никогда не пойму. (интервью И. Болычева с В.В. Ерофеевым) / Игорь Болычев // Ерофеев Вен.В. Мой очень жизненный путь. М.: Вагриус, 2008. С. 518-524.

34. Лен С. Слава Лен Электронный ресурс.: блог в «Живом журнале» / Лен С. Электрон. Дан. Режим доступа: http://slava-len.livejournal.com/

35. Лимонов Э. В плену у мертвецов / Э. Лимонов. М.: Ультра. Культура, 2002. 438 с. (Жизнь гапрещенных Людей) 37. Лимонов Э. Книга Мертвых / Э. Лимонов. СПб.: Лимбус пресс, 2000. 288 с.

36. Лимонов Э. Моя политическая биография / Э. Лимонов. СПб.: Амфора, 2002. 312 с.

37. Лимонов Э. Подросток Савенко / Э.В. Лимонов. М. : Амфора, 2002.310 с.

38. Лимонов Э. Стихотворения / Э.В. Лимонов. М. Ультра. Культура, 2004. 416 с.

39. Лимонов Э. У нас была Великая Эпоха / Э.В. Лимонов // Знамя. №11, 1989. С. 4-77.

40. Лимонов Э. Эдуард Лимонов Электронный ресурс.: блог в "Живом журнале" / Э.В. Лимонов. Электрон. Дан. Режим доступа: http://limonov-eduard.liveiournal.com/

41. Лимонов Э. Это я Эдичка / Э.В. Лимонов. М. : Глагол, 1990. 257 с.

42. Лимонов Э. А Лимонов-то и не. [интервью Я. Могутина с Э. Лимоновым] [Электронный ресурс] / Ярослав Могутин // Электрон. Дан. Режим доступа: http://www.nbp-info.ru

43. Лимонов Э. «Хочу умереть молодым [интервью А. Шаталова с Э. Лимоновым] / А. Шаталов // Книжное обозрение, 1990. №21. С.5.

44. Лимонов Э. «Я не такой, как Эдичка, да и он, естественно, не подонок. Просто возмущенный, бунтующий.» (Интервью Д. Гордона с Э. Лимоновым) / Дмитрий Гордон // Бульвар Гордона. 2007. 27 окт. №44. С. 5-6.

45. Москва — Петушки Фильм. / реж. П. Пиотковский // [Варшава : б.и.], 1991.-1 вк.

46. Сапгир Г. Очередь / Г. Сапгир // Театр. 1991. №9. С. 103.

47. Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба: сб. ст. / Сост. А. Ю. Арьев. СПб. : "Звезда", 1999. 462 с.

48. Тосунян И. Венедикт Ерофеев: «Безвозвратно ушли в прошлое те времена, когда меня не существовало» / Ирина Тосунян // Газета. 2002. 21 июля. С. 8.

49. An Orphan Asylum and a Fifth Avenue 'Farmhouse' // The New York Times. 1997. 31 aug. P. 18.1.. Мемуары

50. Авдиев И. Некролог, «сотканный из пылких и блестящих натяжек» / И. Авдиев // Континент. 1991. №67. С. 318-323.

51. Авдиев И. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. / И. Авдиев // Театр. 1991. №9. С. 103-116.

52. Алейников В. Довлатов и другие / В. Алейников. М. : София, 2006. 192 с.

53. Алейников В. Пир / В. Алейников // Знамя. 2005. №3. С. 9-90.

54. Алейников В. СМОГ / В. Алейников. М.: Объединенное Гуманитарное Издательство, 2008. 632 с. (Частный архив)

55. Аловерт Н. Фотопортреты Леонида Лубяницкого / Нина Аловерт // Русский базар. 2009. 22-28 января. №4 (666). С. 27-28.

56. Арьев А. После стихов / А. Арьев // Звезда. 1994. №3. С. 156162.

57. Арьев А. Театрализованный реализм: о повести Сергея Довлатова «Филиал» / А. Арьев // Звезда. 1989. №10. С. 19-20.

58. Бондаренко В. Плебейская проза Сергея Довлатова / Бондаренко В. // Наш современник. 1997. № 12. С. 257-270.

59. Вайль П. Без Довлатова / П. Вайль // Звезда. 1994. №3. С. 162165.

60. Вайль П. Довлатов на Бродвее: Воспоминания о писателе. / П. Вайль // Иностр. Лит. 1995. №6. С. 170-174.

61. Вайль П. Из жизни новых американцев / П. Вайль // Довлатов С. Речь без повода. или Колонки редактора. М. : Махаон, 2006. С. 512.

62. Генис А. Довлатов и окрестности / А. Генис. М.: Вагриус, 2004. 288 с.

63. Генис А. На уровне простоты / А. Генис // Малоизвестный Довлатов. СПб.: АОЗТ Журнал Звезда, 1997. С. 465-474.

64. Генис А. Первый юбилей Довлатова / А. Генис // Звезда. 1994. №3. С. 165-168.

65. Ерофеева Г. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. / Г. Ерофеева//Театр. 1991. №9. С. 87-89.

66. Ефимов И. Неповторимость любой ценой / И. Ефимов // Звезда. 1994. №3. С. 154-156.

67. Зибунова Т. Добро пожаловать в гости! Электронный ресурс.: блог в "Живом журнале" / Т. Зибунова. Электрон. Дан. Режим доступа: ЬЦр:/ДЬЗ .liveiournal.com/

68. Зибунова Т. Добро пожаловать в гости Электронный ресурс.: персональный сайт / Т. Зибунова. Электрон. Дан. Режим доступа: http://zibunova.narod.ru/

69. Иваницкая Е. Новые русские мальчики / Е. Иваницкая. Знамя. 1992. №Ю. С. 205-209.

70. ИгнатоваЕ. Венедикт/Е. Игнатова//Нева. 1993. №1. С. 218.

71. Ковалова А. Довлатов / А. Ковалова, Л. Лурье. СПб: : Амфора, 2009. 441 с. (Серия "Главные роли").

72. Кривулин В. Поэзия и анекдот / В. Кривулин // Звезда. 1994. №3. С. 122-123.

73. Любчикова Л. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. / Л. Любчикова // Театр. 1991. №9. С. 80-86.

74. Муравьев В. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. / В. Муравьев И Театр. 1991. №9. С. 90-95.

75. Найман А. Персонажи в поисках автора (Памяти Сергея Довлатова) / А. Найман // Звезда. 1994. №3. С. 127-128.

76. Ольшанский О. Манхэттенский странник: на 65-летие Эдуарда Лимонова / Олег Ольшанский // Русская жизнь. 2008. 28 февр. №4. С. 35-38.

77. Пекуровская А. Когда случилось петь С.Д. и мне. / А. Пекуровская. СПб. : Симпозиум, 2001. 432 с.

78. Попов В. Кровь единственные чернила / Попов В. // Звезда. 1994. №3. С. 141-154.

79. Про Веничку: книга воспоминаний о Венедикте Ерофееве / Н. Фролова и др.; под ред. А. Плигина. М. : Пробел, 2008. 296 с.

80. Рохлин Б. Скажи им там всем / Б. Рохлин // Малоизвестный Довлатов. СПб. : АОЗТ Журнал Звезда, 1997. С. 414-422.

81. Седакова О. Несказанная речь на вечере Венедикта Ерофеева / О. Седакова//Дружба народов. 1991. № 12. С. 264-265.

82. Седакова О. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. / В. Муравьев // Театр. 1991. №9. С. 98-102.

83. Семин В. Страницы из переписки последних лет / В. Семин // Новый мир. 1988. №1. С. 226.

84. Скульская Е. Большой человек в маленьком городе. / Е. Скульская. // Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба / Сост. А. Ю. Арьев. СПб. : "Звезда", 1999. С. 411-423.

85. Скульская Е. Перекрестная рифма / Е. Скульская // Малоизвестный Довлатов. СПб. : АОЗТ Журнал Звезда, 1997. С. 474 -496.

86. Смирнов И. Творчество до творчества / И. Смирнов // Звезда. 1994. №3. С. 121-122.

87. Фролова Н. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве. / Н. Фролова // Театр. 1991. №9. С. 74-79.

88. Фроммер В. Иерусалим "Москва - Петушки" Электронный ресурс. / В. Фроммер // Иерусалимский журнал. - 1999. №1. Электрон. Дан. Режим доступа: http://www.antho.net/ir/l. 1999/13 .html

89. Цибульский М. О Владимире Высоцком вспоминает Леонид Давидович Лубяницкий / М. Цибульский // Владимир Высоцкий Электронный ресурс. Веб-сайт. 2007. 21 июля. Режим доступа: http://v-vysotsky.narod.ru

90. Шмелькова Н. Последние дни Венедикта Ерофеева / Н. Шмелькова. М. : Вагриус, 2002. 320 с.

91. Штерн Л. Довлатов добрый мой приятель / Л. Штерн. СПб. : Азбука-классика, 2005. 352 с.

92. Щапова де Карли Е. Это я Елена. Интервью с самой собой / Е. Щапова де Карли. М. : Глагол, 2008. 364 с.1.I. Критика

93. Авдиев А. Предисловие (последний дневник) / А. Авдиев // Новое литературное обозрение. 1996. №18. С. 161-168.

94. Берггольц О. Разговор о лирике / Ольга Берггольц // Литературная газета. 1953. 16 апр. С. 3.

95. Баранов В. Ох, уж этот великий «пост»! Полемические заметки о том, как «зачисляют» в классику и отлучают от нее / В. Баранов //Знамя. 1993. № 6. С. 205-208.

96. Бондаренко В. Подлинный Веничка (разрушение мифа) / БондаренкоВ. //Дети 1937 года. М. : ИТРК, 2001. С. 586-608.

97. Вайль П. Без Довлатова / П. Вайль // Звезда. 1994. № 3. С. 162-165.

98. Вайль П. Э. В Москву! Эдуард Лимонов / Петр Вайль, Александр Генис // Синтаксис. Париж, 1980. №20. С. 118-123.

99. Вайль П. Искусство автопортрета / Петр Вайль, Александр Генис // Звезда. 1994. №3. С. 177-180.

100. Вайль П. Пророк в отечестве / Петр Вайль, Александр Генис // Независимая газета. 1992. 14 мая. С. 7.

101. Вайль П. Страсти по Ерофееву / Петр Вайль, Александр Генис. //Книжное обозрение. 1992. 14 февраля. №7. С. 8-9.

102. Вайль П. Хранитель алфавита. / Петр Вайль, Александр Генис // Литературная газета. М., 1990. №37. С. 8.

103. Вольф С. Е. Довлатову / С. Вольф // Звезда. 1994. № 3. С. 128-130.

104. Вяльцев А. Литература и мораль / А. Вяльцев // Знамя. 1993. №6. С. 193-195.

105. Генис А. Благая весть: Венедикт Ерофеев / А. Генис // Звезда. 1997. №6. С. 227-229.

106. Гудман У. О книге С. Довлатова "Компромисс" / У. Гудман // Звезда. 1994. № 3. С. 200-201.

107. Дабагян Э. Неудобный посол / Эдуард Дабагян // Независимая газета. 2001. 27 окт. С. 12.

108. Дарк О. Миф о прозе / Олег Дарк. // Дружба народов. 1992. №5-6. С. 219-235.

109. Ефимов И. Сергей Довлатов как зеркало русского абсурда / Игорь Ефимов // Дружба народов. 2000. №2. С. 200-206.

110. Зорин А. Опознавательный знак / А.Л. Зорин // Театр. 1991. №9. С. 119-122.

111. Зорин А. Пригородный поезд дальнего следования / А.Л. Зорин // Новый Мир. 1989. № 5. С. 256-258.

112. Иванова Н. Книга мертвых // Н.Б. Иванова // Знамя. 2001. №1. С. 233-235.

113. Иванова Н.Б. По ту сторону вымысла / Н. Б. Иванова // Знамя. 2005. №11. С. 3-28.

114. Карпов А. По течению: Читая повести Э. Лимонова «У нас была великая эпоха» и С. Довлатова «Филиал» / Карпов Алексей // Литературная газета. 1989. №51. 20 дек. С. 4.

115. Без автора. Коротко о книгах // Континент. 1977. № 14. Рец. На кн. : Москва — Петушки / В.В. Ерофеев. — Ами. Jerusalem, 1973. С. 453.

116. Курицын В. Четверо из поколения дворников и сторожей / Курицын В. // Урал. 1990. №9. С. 98-109. Рец. на кн. : "Москва - Петушки" / Ерофеев B.B. - М.: Интербук, 1990. 128 с.

117. Кучкина О. Любить пересмешника // Ольга Кучкина // Комсомольская правда. 1989. 5 апр. С. 3.

118. Лакшин В. Беззаконный метеор / В. Лакшин // Знамя. 1989. №7. С. 225-227.

119. Лосев Л. Русский писатель Сергей Довлатов / Лев Лосев//Русская мысль. 1990. 31 августа. С. 12.

120. Нехорошев М. М. Веллер и Довлатов: битва героев и призраков //М.М. Нехорошев. Нева. 1996. № 8. С. 183-191.

121. Померанцев В.М. Об искренности в литературе / В. Померанцев / Новый мир. 1953. №12. С. 218-245.

122. Попов Е. Случай с Венедиктом / Е. Попов. // Ерофеев В.В. Москва Петушки. М. : Вагриус, 2003. С. 3-6.

123. Серман И. Театр Сергея Довлатова / И. Серман // Грани. 1985. № 136. С. 138-162.

124. Сухих И. Голос О ремесле писателя Д. / И. Сухих // Звезда. 1994. №3. С. 180-187.

125. Топоров В. Дом, который построил Джек (о прозе Довлатова) / В. Топоров // Звезда. 1994. №3. С. 174-177.

126. Урнов Д. Плохая проза / Дмитрий Урнов // Литературная газета. 1989. 8 февр. С. 4-5.

127. Чайковская В. Линии судьбы в современной прозе // В. Чайковская. Вопросы литературы. 1993. №4. С 3-27.

128. Цветков А. Ультимативный конформизм / Цветков А. // Знамя. 1998. №6. С. 225-229.

129. Proffer C.R. Writing in the Shadow of the Monolith / C.R. Proffer / New York review of books, 1976, February 19.1.. Научная литература

130. Авдиев И. Клюква в сахаре / И. Авдиев. // Новое литературное обозрение. 1996. №21. С. 276-287.

131. Алексеева JI. История инакомыслия в СССР / JI. Алексеева // мини-сайт в рамках проекта «Мемориал». Режим доступа: http://www.memo.ru/history/diss/books/ALEXEEWA/index.htm, свободный.

132. Айзенберг М. Взгляд на свободного художника / Михаил Айзенберг — М.: ТОО «Гэндальф», 1997. 272 с.

133. Бавин С. "Самовозрастающий Логос" (Венедикт Ерофеев) / Бавин С. М. : Российская государственная библиотека, 1995. 45 с. (Процесс осмысления).

134. Банникова Н.В. Сергей Довлатов заложник жанра? (к истории анекдота одного рассказчика) / Н.В. Банникова // Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве. СПб. : Изд. СПбГУ, 2008. Т.2 Ч. 2. С. 150-157.

135. Бак Д.П. Просто сложно просто / Д.П. Бак // Арион, 2003. №2. С. 183 187.

136. Берг M. Литературократия: Проблемы присвоения и перераспределения власти в литературе. / М. Берг. М. : Новое литературное обозрение, 2000. 342 с.

137. Богомолов H.A. Венедикт Ерофеев и его комментатор / Богомолов H.A. // Новое литературное обозрение. 2006. №82. С. 445448. Рец. На кн. : Записные книжки. / В.В. Ерофеев. М.: Захаров, 2005. 672 с.

138. Брыкина Н.Ф. Алкогольный миф поэмы Венедикта Ерофеева «Москва Петушки»: неоднозначность прочтения / Н.Ф. Брыкина // Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве. СПб. : Изд. СПбГУ, 2008. Т.2 Ч. 2. С. 171-175.

139. Вайль П. Л. Бродский о Довлатове / П.Л. Вайль // Звезда. 2000. №8. СПб. : 2000. С. 148-150.

140. Веснина Б.: Говорит Москва. Лианозовская группа ЭЯектронный ресурс. / Б. Веснина // Электрон. Дан. - Режим доступа: http://www.ruthenia.ru

141. Власов Э. Бессмертная поэма Венедикта Ерофеева «Москва Петушки». Спутник писателя. / Э. Власов. // Ерофеев В. Москва - Петушки. М. : Вагриус. 2003. С. 124-574.

142. Вознесенская O.A. Проза Сергея Довлатова: проблемы поэтики: Диссертация на соискание степени кандидата филологических наук. М., 2000.

143. Воронцов В.Ю. Благословение и веник: образ героя поэмы Вен. Ерофеева «Москва Петушки» / В. Ю. Воронцов // Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве. СПб. : Изд. СПбГУ, 2008. Т.2 Ч. 2. С. 175-183.

144. Гайсер-Шнитман С. Венедикт Ерофеев «Москва -Петушки», или «The Rest is Silence». Lavica Helvetica, Band 30. Frankfurt am Main New York - Paris: Peter Lang, 1989. 56 c.

145. Гаспаров Б. Встань и иди / Б. Гаспаров, И. Паперно // Slavica Hierosolymitana. Jerusalem: The Herbrew University. 1981. №V— VI. C. 387-400.

146. Генис А. Собрание сочинений: в 3 т. // А. Генис. Екатеринбург: У-Фактория, 2003. Т.2: Расследования. 512 с.

147. Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. / Л.Я. Гинзбург. СПб. : Искусство-СПб, 2002. 768 с.

148. Долинин В.Э. Преодоление немоты: ленинградский самиздат в контексте независимого культурного движения 1953-1991. / В.Э. Долинин, Д.Я. Северюхин. СПб: изд-во им. Н.И. Новикова, 2003. 136 с.

149. Дубин Б.В. Сюжет поражения (несколько общесоциологических примечаний к теме литературного успеха) / В.Б. Дубин //Новое литературное обозрение. №25. 1997. С. 129.

150. Живолупова Н.В. Проблема свободы в исповеди антигероя: От Достоевского к литературе XX века (Е. Замятин, В. Набоков, Вен. Ерофеев, Э. Лимонов) / Н.В. Живолупова // Поиск смысла. Н. Новгород, 1994. С. 180-208.

151. Жолковский А. Интертекстуал поневоле / А. К. Жолковский // Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, стратегии, интертексты / Отв. Ред. Л.Г. Панова. М.: РГГУ, 2005. С. 309-326.

152. Жолковский А. Графоманство как прием (Хлебников, Лебядкин, Лимонов и другие) / А.К. Жолковский // Блуждающие сны и другие работы. М. : Наука, 1994. С. 54-70.

153. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. / Н.А. Кожевникова. М. : Институт русского языка, 1994. 335 с.

154. Конрад Д. Самиздат / Д. Конрад // Вопросы литературы. 1993. №4. С. 149-175.

155. Котова M. В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В.П. Катаева «Алмазный мой венец» / Котова М., Лекманов О. M .: Аграф, 2004. 288 с. (Символы времени)

156. Кучина Т.Г. Построение прошлого: повествователь и автобиографический герой в прозе Сергея Довлатова // Русская словесность. 2008. №2. С.25-28.

157. Кучина Т.Г. Поэтика русской прозы конца XX -начала XXI в.: Перволичные повествовательные формы: автореф. Дис. . д-ра филологических наук / Кучина Татьяна Геннадиевна. Ярославль, 2008. 42 с.

158. Кучина Т.Г. «Я»-повествователь как «ненадежный читатель» автобиографического претекста в русской прозе конца XX — начала XXI в. // Филологические науки. 2007. №2. С. 14-21.

159. Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва Петушки» Венедикта Ерофеева / Ю. Левин // Materialen zur Russishen Kultur. 1996. №2. 95 с.

160. Лежен Ф. В Защиту автобиографии // Ф. Лежен // Иностранная литература. 2000. №4. С. 110-122.

161. Лейдерман Н.Л. Современная русская литература: 1950 1990 годы: в 2-х т. / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. М. : Академия, 2003. Т.2. 688 с.

162. Летопись жизни и творчества В. Ерофеева // Живая Арктика. Хибины. 2005. №1. 147 с.

163. Липовецкий М. Апофеоз частиц, или диалоги с Хаосом: Заметки о классике, Венедикте Ерофееве, поэме «Москва

164. Петушки» и русском постмодернизме / М. Липовецкий. // Знамя. 1992. №8. С. 214-224.

165. Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3-х т. / Ю.М. Лотман. Таллинн: Александра, 1992. 3 т. Т.1. 480 е.; Т.2. 480 е.; Т.З. 496 с.

166. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. СПб. 1997. С. 804-817.

167. Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока / Д.М. Магомедова. М. : Мартин, 1997. 221 с.

168. Николина H.A. Поэтика русской автобиографической прозы. / H.A. Николина. М. 2002. 424 с.

169. Пильщиков И. А. О «французской шалости» Баратынского / И. А. Пильщиков // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Новая серия, вып. I, Тарту: 1994. С. 85—111.

170. Пильщиков И. A. Nomina si nescis.: (Структура аудитории и «домашняя семантика» у Пушкина и Баратынского) / И. А. Пильщиков // «На меже меж Голосом и Эхом»: сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян / под общ. ред. Л. Зайонц. М. : 2007, 70—81.

171. Плотникова А.Г. Традиции русской классической литературы в творчестве С.Д. Довлатова: автореф. Дис. . канд. филологических наук / Плотникова Анастасия Геннадиевна. М. : 2008. 21 с.

172. Поливанов A.C. Записные книжки В.В. Ерофеева как один из источников поэмы «Москва Петушки» / A.C. Поливанов /

173. Вестник РГГУ. М.: РГГУ, 2010. №2. С. 185-194 («Филологические науки. Литературоведение и фольклористика»).

174. Поливанов A.C. «Эта девушка вовсе не девушка», или к кому едет главный герой «Москвы — Петушков»? Таллинн, 2011. С. 115-123.

175. Поливанов A.C. Этапы и эволюция прижизненной литературной репутации В.В. Ерофеева: дипломная работа. / A.C. Поливанов. М., 2007. 97 с.

176. Попович Н.О. Художественная концепция мира и человека в русской прозе конца XX века (Венедикт Ерофеев, Саша Соколов, Татьяна Толстая) : автореф. Дис. . канд. филологических наук / Попович Наталья Олеговна. М., 2008. 26 с.

177. Проскурин О. Записки читателя Электронный ресурс.: блог в «Живом журнале» / О. Проскурин. Электрон. Дан. Режим доступа: http://o-proskurin.liveiournal.com/

178. Проскурин O.A. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест / O.A. Проскурин М.: Новое литературное обозрение, 2001. 462 с. (Научная библиотека).

179. Рейсер С.А. Все мы вышли из гоголевской «Шинели» / С.А. Рейсер // Вопросы литературы. 1968. №2. С. 184-187.

180. Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи / А.И. Рейтблат. М. : Новое литературное обозрение, 2001. 336 с. (Научная библиотека).

181. Рогов К. «Невозможное слово» и идея стиля: О творчестве Е. Харитонова. / К. Рогов // Новое литературное обозрение. 1993. №3. С. 265-273.184. > Розанов И. Литературные репутации / И. Розанов. М. : Советский писатель, 1990. 464 с.

182. Русская литература XX века: в 2 т. / Л.П. Кременцов и др. под ред. Л.П. Кременцова. М. : Издат. Центр Академия, 2003. Т.2. 464 с.

183. Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба (итоги Первой международной конференции «Довлатовские чтения») / Сост. А. Ю. Арьев. СПб. : «Звезда», 1999. 320 с.

184. Современная русская литература / С.И. Тимин и др.; под ред. С.И. Миминой. СПб. : Филологический факультет СПбГУ; М.: Издат. Центр Академия, 2010. 352 с.

185. Соловьев В. Довлатов вверх ногами / В. Соловьев, Е. Клепикова. М. : Коллекция «Совершенно секретно», 2001. 192 с.

186. Сухих И.Н. Сергей Довлатов: время, место, судьба. / И.Н. Сухих. СПб.: Культинформ пресс. 1996. 382 с.

187. Сухих И. Соседи по алфавиту / И. Сухих. // Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба / Сост. А. Ю. Арьев. СПб. : «Звезда», 1999. С. 102-110.

188. Терц А. Литературный процесс в России // Терц А. // Континент. 1974. №1. С. 143-189.

189. Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы / Р.Д. Тименчик. М. : Водолей Publishers, 2005. 784 с.

190. Тынянов Ю.В. О литературной эволюции / Ю.В. Тынянов // На литературном посту. 1927. № 10. С. 42—48.

191. Хализев В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. изд. 5-е. М. : Академия, 2009. 432 с. (Высшее профессиональное образование)

192. Хитрова Д.М. Литературная позиция Баратынского 1820 первой половины 1830-х годов. Автореф. дисс. .канд. филолог, наук / Д.М. Хитрова. М., 2005. 26 с.

193. Черняк М.А. Современная русская литература: учеб. пособие. / М.А. Черняк // СПб.: ААГА, 2004. 336 с.

194. Чупринин С. Русская литература сегодня. Жизнь по понятиям. / С. Чупринин. М. : Время, 2007. с. 291.

195. Шталь Е. Владимирские страницы Венедикта Ерофеева /Е. Шталь // Москва Петушки Электронный ресурс. — Электрон, журн. - [б.д.]. Режим доступа: http://vnvw.moskva-petushki.ru

196. Эйхенбаум Б.М. Литературный быт // Эйхенбаум Б.М. Мой временник. Маршрут в бессмертие. М. : 2001. С.

197. Эпштейн М. Кто убил Веничку Ерофеева? / М. Эпштейн // Новое литературное обозрение. №78. 2006. С. 64-80.

198. Эпштейн М.Н. После карнавала, или Вечный Веничка // Н.М. Эпштейн. // Золотой век. 1993. №4. С.84-92.

199. Яблоков А. Е. «Благая весть» Вен. В. Ерофеева. История. Текстология. Поэтика: дипломная работа. М. : б. и., 2003. 127 л.

200. Doubrovsky, S. Autobiographie / vérité / psychanalyse // Doubrovsky, S. Autobiographiques: de Corneille à Sartre. Paris: PUF, 1988. P. 61-79.

201. Ryan-Hayes K.L. Contemporary Russian Satire / Karen L. Ryan-Hayes. Cambridge. 1995. 304 p. (Cambridge Studies in Russian Literature)

202. Stevanovic V, Wertsman V. Free voices in russian literature, 1950s-2980s. A Bio Bibliographical Guide. New York, 1987.

203. The Third Wave: Russian Literature in Emigration. Ann Arbor, 1984. 237 p.

204. V. Справочные и информационные издания

205. Литературная энциклопедия терминов и понятий / сост. А.Н. Николюкин. М. : Интелвак, 2001. 821 С.

206. Русские писатели 20 века: биографический словарь / сост. П.А. Николаев. М. Большая Российская энциклопедия; РандевуАМ, 2000. 808 с.