автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему:
Социально-политические представления о демократии в российской периодической печати марта-октября 1917 г.

  • Год: 2003
  • Автор научной работы: Жданова, Ирина Анатольевна
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.02
450 руб.
Диссертация по истории на тему 'Социально-политические представления о демократии в российской периодической печати марта-октября 1917 г.'

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Жданова, Ирина Анатольевна

Введение.,.

Глава 1. Принцип народного суверенитета в прессе весны - лета 1917 г.

1.1. Отсрочка созыва Учредительного собрания и тема «темноты народа».

1. 2. Проблема абсолютизма масти: «конституционность» и «самодержавие народа».

1.3. Народный суверенитет в условиях «временного» политического режима:

Воля Его Величества Революционного Народа»

Глава 2. Проблемы демократии в прессе в условиях социальнополитических конфликтов весны - лета 1917 г.

2.1. Проблема демократии в международном контексте.

2.2. Соотношение идей демократии и социализма.

2. 3. Представления о демократизации и демократическом государстве.

2.4. Тема «высших ценностей» при демократии.

Глава 3. Изменение представлений о демократии к осени 1917 г.

3.1. Вопрос о диктатуре летом 1917 г.

3.2. Представления о правопорядке при демократии.

3. 3. Идеи временного -парламента и предпарламентаризм.

3. 4. Влияние представлений о выборах на авторитет Учредительного собрания.

 

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Жданова, Ирина Анатольевна

Актуальность научной проблемы. Политическая борьба в периоды кардинальных социально-политических изменений отражает и порождает разнообразие и сложность в содержании социально-политических представлений. Поэтому для получения знаний о развитии общества имеет большое значение изучение представлений, особенно тех, которые были центральными в политической борьбе.

Представления о демократии в России после революции 1905 г. могли лишь минимально соотноситься с политической практикой. Победа Февральской революции воспринималась в 1917 г. как реальная возможность развития демократии. Поэтому идея демократии стала чрезвычайно популярна. Все основные политические силы при обсуждении текущей политической практики и перспектив развития страны апеллировали к идее демократии и боролись за утверждение того или иного понимания демократии. В результате в содержании идеи демократии сосредотачивались центральные, наиболее важные социально-политические проблемы. Таким образом, идея демократии была системообразующей для развития политического процесса в 1917 г.

События 1917 г. в исторических исследованиях рассматриваются при использовании термина демократия в различных его значениях. При этом зачастую не учитывается специфическое пространство смыслов 1917 г. Недостаточно на сегодняшний день и знаний о нем. Изучение представлений масс о демократии в 1917 г. привело историков к выводу о господстве антибуржуазного и нелиберального содержания в идеалах демократии в массовом сознании. Возникает вопрос, насколько в 1917 г. поле значений политической культуры масс отличалось от поля значений в идеологии. Представления о демократии в идеологии 1917 г. до сих пор специально не анализировались как целостная система. Историческое знание без такого анализа остается неполным, поскольку на определение направления политического развития влияли не только представления масс, но и структура общего идеологического пространства и занимавшие в нем исключительно важное место представления о демократии. В результате остается недостаточно изученным вопрос о причинах провала либеральных принципов демократии в 1917 г. 4

Таким образом, чтобы понять динамику развития политического процесса после Февраля и определить перспективы укреплений либеральной демократии в 1917 г., необходимо исследовать, каковы были доминирующие представления о демократии в поле идеологического производства, как система представлений о демократии была связана с политической практикой февральского режима и как эта система изменялась в течение периода утверждения идеи демократии в политической борьбе Февраля -Октября 1917 г.

Объектом исследования является периодическая печать как целостное идеологическое пространство. Это позволяет расширить поле идеологии 1917 г. от традиционно изучаемых партийных идеологий до более широкого и разнообразного идейного пространства, тесно связанного с политической практикой.

Предмет исследования - система социально-политических представлений о демократии.

Хронологические рамки исследования - 27 февраля - 25 октября 1917 г., т.е. период между двумя кардинальными изменениями политического режима. Первое создало условия для бурного роста популярности демократических идей, а второе декларативно разрывало с предшествующей политической практикой, но произошло в ее идеологическом контексте.

Цель исследования - охарактеризовать развитие системы социально-политических представлений о демократии в прессе марта - октября 1917 г. ив итоге установить: во-первых, как отличалась структура представлений о демократии в идеологии 1917 г. от структуры представлений масс о демократии, и, во-вторых, как особенности представлений о демократии в идеологии этого периода повлияли на возможности укрепления либеральной демократии в 1917 г.

Задачи исследования:

- установить содержание представлений о демократии в интерпретациях принципа народного суверенитета, утверждавшегося в прессе весны - лета 1917 г.;

- установить содержание демократических целей, идейных ориентиров и ценностных установок в видении проблем демократии в связи с развитием основных социально-политических конфликтов в течение весны - лета 1917 г.;

- определить, как изменялись в прессе представления о демократии от весны к осени 1917 г. под влиянием опыта демократизации государства. 5

Методологические и теоретические основы исследования.

При исследовании вопроса о возможностях укрепления либеральной демократии в 1917 г. в теоретическом плане диссертация опирается на общее положение либеральных концепций демократии, согласно которым для успешного развития демократии необходимо укрепление в политической практике и политической культуре институционально-правовых принципов, главные из которых: признание и обеспечение прав и свобод граждан, функционирование свободных выборов на основе всеобщего и равного избирательного права.

В изучении материалов периодической печати в диссертации применяется качественный контент-анализ. Исследование представлений в прессе находится в рамках интеллектуальной истории. В этой сфере исследований широкое применение находят контекстуальный метод и семиотически ориентированный культурологический подход,1 которые более всего подходят для изучения связи представлений о демократии с политической практикой 1917 г. Контекстуальный метод предполагает анализ политических идей как связанных с общим идейным пространством и политической практикой рассматриваемого периода, здесь основное внимание уделяется не текстам великих мыслителей, а авторам «второго» и «третьего» ряда, поскольку их представления более подходят для характеристики базисных идей изучаемой культуры 2

Для анализа представлений о демо!д>атии как целостной системы данное исследование опирается на культурологический семиотически ориентированный подход К.Гирца. Он подчеркивает особую важность идеологий в периоды, когда общество находится в состоянии глубокой трансформации и прежние идейные ориентиры и ценности теряют смысл. Идеологии создают и организовывают политическую сферу, предлагая концепты и модели, которые делают возможным постижение нового политического порядка и постановку политических целей для действия. Исследование культуры, согласно Гирцу, заключается в установлении схем интерпретации и выяснении их воздействия на ситуацию3

1 Репина Л.П. Культурный поворот в интеллектуальной истории // Выбор метода: Изучение культуры в России 1990-х годов. М., 2001.28-36. 2

Wilson N.J. History in crisis? Recent directions in historiography. L., 1999. P.75-76.

3 Geertz C. The interpretation of Cultures. N.Y., 1973. P.5-24, Chapter 8. 6

В диссертации анализируются высказывания в контексте политической полемики 1917 г. об актуальных политических событиях и процессах. Содержание представлений о демократии изучается в идейном, ценностном и институциональном аспектах. Уделяется внимание символической функции политического языка. В выявленных представлениях о демократии устанавливается взаимосвязь различных аспектов, базовые значения и зависимость от хода политического процесса, т.е. изменение во времени и факторы, влиявшие на него.

Историография проблемы.

Советская историография в целом рассматривала проблему демократии в идеологии 1917 г. в соответствии с классовым разделением на демократию буржуазную и социалистическую (пролетарскую, советскую). При таком подходе принципы правового государства теряли свое универсальное значение и становились «буржуазными». Для этого подхода в советской историографии к проблеме демократии в идеологии 1917 г. характерно высказывание историка революции ПВ.Волобуева. В начале 1990-х гг. он писал: «.хотя большевистская критика буржуазной демократии того времени - начала XX века и периода первой мировой войны - была в основном правильной, все же непростительно, что в демократии проглядели ее универсальные ценности». «Правильная» же критика большевиков «буржуазной демократии» исходила из положения марксизма; «Демократия является формой государственной власти того или иного класса - буржуазии или пролетариата - и потому одновременно выступает и как форма их диктатуры».1

Такой взгляд советской историографии снимал противопоставление демократия -диктатура в качестве аналитического, и оставлял выбор для 1917 г., как и для других периодов, для которых можно говорить о классовом обществе, только между разными типами диктатуры. Неудивительно поэтому, что в советском обществоведении к началу 1990-х признавалось, что «серьезных научных работ, посвященных истории идей «социалистической демократии», их истоков, практически нет», и ставилась задача

1 Волобуев П.В. Октябрьская революция: путь к демократии или диктатуре // Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. С. 147-152. 7 разработки социалистической теории демократии путем наполнения традиции буржуазной демократии «иным классовым содержанием».1

В целом в зарубежной историографии, в том числе российской эмиграции, господствовало противопоставление демократии и диктатуры. До начала 1960-х гг. основным был либеральный подход, главными идейными источниками которого выступали концепции революции, представленные в работах П.Н.Милюкова и А.Ф.Керенского. Господствовавшей в советской историографии с 1930-х гг. концепции перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую революцию в либеральном направлении западной историографии противопоставлялась концепция прихода к власти большевиков как насильственного прерывания преобразования России по пути либерального демократического государства. А.Рабинович так описывал представление в этой историографии о событиях 1917 г.: «.хорошо организованный переворот сравнительно небольшой изолированной кучки руководимых Лениным радикальных фанатиков», «военный путч, лишенный всякой массовой поддержки».2

С начала 1960-х гг. благодаря наступлению «оттепели» в Советском Союзе, «разрядке» в мировой политике и начавшимся контактам западных и советских ученых в западной историографии революции стал набирать силу «ревизионистский» подход, в рамках направления социальной истории. Основное внимание уделялось представлениям масс. В 1980-е гг. «ревизионизм» являлся главенствующим в зарубежной историографии революции. Кризис советской политической системы, выявившийся в середине 1980-х гг., привел к кризису социального направления в зарубежной историографии, поставив вопрос о его ограниченности в анализе политических процессов. В ходе дискуссии между историками социального и политического направления во второй половине 1980-х в западной историографии укрепилось мнение о необходимости искать новый «угол зрения» в соединении этих подходов 4

1 Ковлер А.И. Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории. М.,

1990. С. 10, 87. 2

Рабинович А. Большевики приходят к власти. М., 1989. С.7.

3 Acton Е. Rethinking the Russian Revolution. L., 1990. P.39-46.

Розенберг У.Г. История России конца XIX - начала XX вв. в зеркале американской историографии // Россия Х1Х-ХХ вв. Взгляд зарубежных историков. М., 1996. С.9-19. s

В выявлении ограниченности социального направления в историографии занимала значительное место проблема альтернативности в историческом процессе, в том числе и проблема альтернативы «демократия или диктатура» для 1917 г. По мнению ЦХасегавы, чтобы ответить на вопрос, почему один вариант развития реализовался, а другой - нет, социальный подход недостаточен, необходим анализ политической сферы и идеологии.1 Р.Пайпс, один из самых непримиримых критиков ревизионистского направления, указывая на его недостаточность, ссылался на факт крушения СССР, который не был вызван массовым недовольством, но был следствием политических решений руководства.2 После господства социальной истории к началу 1990-х гг. в западной историографии российской революции была восстановлена в правах проблематика традиционной политической истории.

С исчезновением СССР проблема альтернативности в историческом развитии стала актуальной и в российской историографии революции 1917 г. В конце 1980-х -1990-е гг. стал актуальным вопрос о демократических альтернативах Октябрю в развитии февральского режима. В российской историографии заняла одно из центральных мест проблема «демократия и диктатура», которая пришла на смену господства классового подхода к анализу проблемы политического режима. Был поставлен вопрос, «как решала и почему не решила задачу утверждения демократии в стране Февральская революция»3

В 1990-е гг. исследователи часто определяли демократическую альтернативу, следуя тому или иному политическому направлению 1917 года. Одни видели альтернативу в политике меньшевиков и эсеров,4 другие - либералов.5 В проблеме демократической альтернативы особое место отводилось Учредительному собранию, о чем речь пойдет ниже.

Наиболее распространенным мнением отечественных историков по проблеме «демократической альтернативы Октябрю» было признание слабости такой

1 Дискуссия// Анатомия революции. СПб., 1994. С.49. 2

Пайпс Р. Три «почему» русской революции. М., СПб., 1996. С. 18. з

Волобуев П.В. Историческое место Февральской революции // 1917 год в исторических судьбах России. ML, 1992. С. 10.

Иоффе Г. Семнадцатый год. М., 1995; Ненароков А Упущенная возможность единения демократических сил при решении вопроса о власти // Меньшевики в 1917 г. Т. 3. Ч. L М., 1996. С. 13-70.

Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997. 9 альтернативы и признание предопределенности октябрьской развязки грузом трудноразрешимых социально-экономических проблем и проблем, связанных с антивоенным настроением масс, а также поддержкой большевиков со стороны масс.1

В целом эти выводы соответствовали выводам советской историографии и, с другой стороны, они соответствовали выводам зарубежной историографии «ревизионистского» направления 1960-1980-х гг., где Октябрь признавался предопределенным массовой поддержкой лозунгов большевиков и особенностями социально-экономического и социо-культурного развития России.

Однако появление вопроса о демократической альтернативе Октябрю в круге проблем российской историографии первой половины 1990-х гг. привело и к новой постановке проблемы демократии в 1917 г. Как самостоятельный и целостный предмет исследования в историографии выступили представления о демократии в период марта -октября 1917 г. Так, в статье 1997 г. Б.й. Колоницкий обратил внимание на то, что при изучении проблемы демократической альтернативы Октябрю самостоятельно представления о демократии не исследовались. В связи с этим он отметил необходимость «квалифицированного "перевода" историков» для термина «демократия» в источниках 1917 г. При этом Колоницкий добавил, что «далеко не всегда перевод может быть дан». Последнее пессимистическое замечание можно объяснить недостатком знаний о тех условиях, которым подчинялось употребление слова «демократия» в 1917 г. в тех или иных контекстах, то есть, в конечном итоге, недостатком знания о политической культуре 1917 г. как целостной системе.

Колоницкий отметил важную структурную особенность представлений о демократии в 1917 г. - использование слова «демократия» для обозначения не только политического порядка, противоположного диктатуре, но и для обозначения субъекта

1 Волобуев П.В. 1917 год: была ли альтернатива? // Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа? М., 1991. С.139-150; он же. Историческое место Февральской революции //1917 год в исторических судьбах России. М., 1992. С.3-16; он же. Октябрьская революция: путь к демократии или диктатуре // Россия в XX веке: историки мира спорят. М., 1994. С.147-152; Булдаков В.П. Путь к Октябрю // Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа? М., 1991. С. 19-49; Гусев К.В. К вопросу о демократической альтернативе Октября // Октябрьская революция. Народ: ее творец или заложник? М., 1992. С.30-47; Леонов С.В. Октябрьская революция и демократия в России И Россия в XX веке: историки мира спорят. М., 1994. С.249-255; Сорокин А.К. От авторитаризма к демократии // Полис. 1993. №3. С. 166-175; он же. Несостоявшийся транзит (от авторитаризма к демократии) // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. М., 1999. С.458-490.

10 социального действия - народа как трудящихся, партий и организаций, противоположных «буржуазии».1 Он не указал при этом, какое из двух значений было доминирующим.

Колоницкий присоединился к выводам американского историка У.Г.Розенберга о преемственности институциональных процессов складывания нового государства от февральского периода к большевистскому2 По заключению Колоницкого, большевики при создании модели «советской демократии» использовали идеологические структуры, созданные в февральский период, когда «глубокая авторитарно-патриархальная традиция часто приспосабливалась к новым модным идеологическим построениям, а иногда и деформировала их».3 Это утверждение поддерживается с другой стороны в эта же годы исследованием В.П.Булдакова о социальных механизмах, направленных в течение 1917 г. на восстановление системы власти патерналистского типа4

Проблема преемственности в структуре власти нуждается во всесторонней разработке, в том числе большое значение имеет исследование политической культуры 1917 г. Это было признано для исследований революции 1917 г. в историографии в середине 1990-х гг. в связи с задачей обновления методологического инструментария.

Дело в том, что в западной историографии в исследовании различных исторических проблем в предшествующее время как один из подходов утвердилось новое направление культурной истории, связанное с «лингвистическим поворотом», и уделяющее особое внимание анализу языка и символики. В рамках этого направления культура трактуется в антропологическом смысле, как система ценностей и понятий. Это направление смещает исследовательскую междисциплинарную ориентацию от помещения политики и идеологии в социальный контекст - как это практиковалось в рамках направления социальной истории в зарубежной историографии и в рамках марксистского подхода в советской историографии, - к применению социо-культурных методов с особым вниманием к языку. Этот новый подход придает больший вес ряду

Колоницкий Б.И. «"Демократия" как идентификация: к изучению политического сознания Февральской революции // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. М., 1997. С. 116. 2

Розенберг У.Г. Создание нового государства в 1917 г.: представления и действительность // Анатомия революции. 1917 г. в России: массы, партии, власть. СПб., 1994. С.97.

Колоницкий Б.И. «"Демократия" как идентификация: к изучению политического сознания Февральской революции // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 116.

Булдаков В.П Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

11 традиционных, направлений исследований, таких как история идей, и к возрождению интереса к политической истории в целом.1

В середине 1990-х гг. в западной историографии отмечалось, что этот новый подход, не пришедший еще в исследование революции 1917 г., может привести здесь к новациям. В частности, для политической истории 1917 г. исследование комплекса взаимосвязей между понятиями «класс» и «народ», исследование функционирования политического языка в социальной и политической практике может дать ответ на вопросы, почему социализм стал господствующим направлением в 1917 г., что понимали под «демократией» различные социальные группы, какие концепции и в каком направлении обусловили демократизацию государства в период марта - октября 1917 г 2

Осуществленные в рамках этого направления новой культурной истории работы были опубликованы Колоницким и английским исследователем О.Файджесом, исследовавшими политическую культуру 1917 г. в отношении массовых представлений. Они сделали вывод о господстве нелиберального содержания в политической культуре и в представлениях о демократии масс. В работах констатируется, что западный язык демократии в политической культуре 1917 г. приобретал классовое содержание, демократия понималась не в терминах политических институтов, а в терминах социального конфликта «верхов» и «низов», или «буржуазии» и «демократии». В этом смысле демократизация сферы государственного управления означала устранение из нее «буржуазных» элементов, то есть установление власти Советов. Поскольку «буржуазия» противопоставлялась «демократии», то репрессии против «буржуазии» не считались нарушением демократических принципов. В итоге доминирование языка социалистов, языка классовой борьбы революционизировало общество, более всего служило культурной и психологической подготовке к гражданской войне, поскольку ориентировало массовое сознание на борьбу с внутренним врагом, политическим и социальным. Враг «слева» такой культурой исключался. Более всего это служило утверждению у власти большевиков.

Дэвид-Фокс М. Введение: отцы, дети и внуки в американской историографии царской России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Императорский период. Антология. Самара, 2000. С. 17-20.

Smith S. Writing the History of the Russian Revolution after the Fall of Communism // The Russian Revolution: The Essential Readings. L.,200l. P.261-280.

12

Колоницкий и Файджес не исследовали специально позиции идеологов, но отметили противоречивость в их деятельности. Так, они указали, что умеренные социалисты, заявлявшие о стремлении приостановить углубление революции, в то же время культивировали революционные традиции, революционную символику. С одной стороны, умеренные социалисты преследовали тактическую задачу достижения соглашения с «буржуазией» посредством коалиции, но, с другой, - заявляли о своей стратегической цели уничтожения капитализма и активно использовали в своей пропаганде классовый язык. Авторы отметили, что культ социализма был чрезвычайно распространен в 1917 г., он был свойственен даже либералам, церковнослужителям и правым, и хотя возможны были разные толкования социализма, но, по мнению авторов, все это вносило свой вклад в антибуржуазную направленность революции.1

Таким образом, выводы Файджеса и Колоницкого, основанные на применении методов новой культурной истории, подтверждают положения советской историографии, зарубежной и современной российской социальной истории о господстве классового, антибуржуазного, нелиберального содержания в представлениях о демократии в массовом сознании. Однако сделанные ими выводы нельзя распространить на поле идеологии 1917 г., поскольку авторы его специально не исследовали. Тоже можно отнести к исследованию В.ПБулдакова, которое проведено в рамках социальной истории, но обращается и к проблеме представлений политиков. Булдаков отмечает, что либеральная политическая элита придерживалась принципов западной демократии и, таким образом, не считались с народными представлениями, которые имели патерналистский характер. Остается при этом неясным, какое место в общем идеологическом пространстве занимали либеральные идеи, ведь социалисты в 1917 г. тоже принадлежали к политической элите.

Таким образом, вопрос о том, насколько и как различались системы представлений о демократии в массовом сознании и в идеологическом пространстве, остается не проясненным.

Figes О., Kolonitskii В. Interpreting the Russian Revolution. The Language and Symbols of 1917. L., 1999; Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 г. СПб., 2001. Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

13

В отличие от историографии представлений о демократии в массовом сознании, историография представлений о демократии в идеологии марта - октября 1917 г. фрагментарна и противоречива. В историографии изучались идеологии отдельных партий и политических направлений, а сама проблема представлений о демократии отходила на второй план.

В связи с этим далее в историографическом обзоре будут представлены отдельные вопросы, имеющие отношение к исследованию представлений о демократии в идеологии 1917 г. Они сгруппированы в два комплекса проблем. Первый относится к определению доминировавших в 1917 г. идей и ценностей, второй связан с выяснением их влияния на политическую практику.

В литературе, посвященной политическим идеям 1917 г., господствует подход, при котором разногласия между политическими направлениями выдвигаются на первый план, тогда как для выяснения факторов политических изменений важно установить также и общие идеи. Обращают на себя внимание противоречия в характеристике идеологий партий 1917 г.

В западной историографии кадеты зачастую представали как слишком «радикальная» партия с точки зрения либерализма, указывалось, что им были свойственны общие для российской интеллигенции склонности к утопизму, презрению к «буржуазии», но также радикальными считались и демократические идеи кадетов, для воплощения которых Россия признавалась не готовой.1 Это мнение было откорректировано в работах Т.Риха и У.Розенберга, которые указали, что для российской политической ситуации кадетские идеи были недостаточно радикальны. В кадетской идеологии «надклассовое™» Риха видел источник слабости партии в условиях обострения социальных конфликтов.2 Затем Розенберг, подчеркивая центральное значение тезиса о «надклассовом» характере партии в ее идеологии, в отличие от многих других исследователей, показал, что в кадетской идеологии существенное место занимали «левые» мотивы, представленные сильным «левым» крылом партии3

1 В работах Л.Шапиро, Р.Пайпса, Дж.Биллингтона. См.: Загородников А.Н. Павел Милюков и западная историография о российском либерализме // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000. С.449-461. 2

Riha Т. A Russian European. Paul Miliukov in Russian Politics. L., 1969. P.335-337. J Rosenberg W.G. Liberals in the Russian Revolution. The Constitutional-Democratic Party. 19171921. Princ., 1974; Rosenberg W.G. Kadets and the Politics of Ambivalence, 1905-1917 // Essays on Russian Liberalism. 1972. P. 139-163.

14

В советской историографии «надклассовость» и «левизна» в идеологии кадетов игнорировалась, кадеты выступали исключительно как классовая «буржуазная» партия. Н.Г.Думова, наиболее тщательно изучившая идеологию и деятельность кадетов в 1917 г., присоединялась к выводу Розенберга, что кадетская «буржуазная» идеология доминировала в политической философии нового режима весной 1917 г. Это представляется более чем сомнительным, поскольку, как в результате такого «доминирования» кадетский лидер П.Н.Милюков вынужден был уйти из правительства, и оно пополнилось социалистами?

Думова считала, что Розенберг преувеличивал значение «левых» взглядов в кадетской партии. О том, что кадеты декларировали весной 1917 г. на своих партийных съездах приверженность социализму, Думова вообще не упоминает, однако же, вслед за Розенбергом указывает, что кадеты только к лету 1917 г. готовы были сформулировать свою приверженность «буржуазным» принципам. В работе Думовой не говорится, что кадеты на прошедшем в конце июля партийном съезде, где дебатировался вопрос о социалистической идее в кадетской идеологии, так и не отказались формально от идеи социализма. С другой стороны, Думова обращает большое внимание на то, что поддержкой идеи диктатуры кадеты в 1917 г. поставили под вопрос свою приверженность демократическим идеалам. В традиции советской историографии она делала вывод, что такая непоследовательность в отношении демократических принципов свойственна «буржуазному» либерализму.1

В современной российской историографии стало возможным серьезно анализировать и декларируемую кадетами «надклассовость», и даже приверженность кадетов социалистическому идеалу, однако это относится пока не к 1917 г., а к периоду до 1917 г. и эмиграции 2 Этот важнейший для политической идеологии 1917 г. вопрос, связанный с выяснением проблемы популярности социалистических идей, нуждается в дальнейшем исследовании.

Неясности остаются и относительно идеологии эсеровской и меньшевистской партий. Крупнейший западный специалист по истории эсеровской партии в 1917 г.

Думова Н.Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и Февральской революции.

М., 1988. 2

Сперкач А.И. П.Н.Милюков против правых кадетов («новая тактика» и идеологические аспекты раскола конституционных демократов) // П.Н.Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000. С.396-414.

15

О.Рэдки считал, что эсеры в 1917 г. не были верны партийной идеологии. По его мнению, эсеровские интеллектуалы удовлетворились после Февральской революции политической свободой, согласились с откладыванием аграрной реформы до Учредительного собрания, которое тоже откладывалось. Рэдки использовал для характеристики эсеровской идеологии общепринятый тезис о том, что эсеры в 1917 г. приняли меньшевистскую концепцию демократической революции как «буржуазной».1

Обобщая к началу 1990-х данные западных исследований об эсерах, М.Хильдемайер считал, что политика партии эсеров определялась умеренными взглядами правого крыла, которое шло за умеренными меньшевиками, и вследствие этого отверг мнение А.Гершенкрона о том, что в эсеровской доктрине реализм подчинялся утопизму. Хильдемайер согласился с выводом Рэдки об изменении теоретических основ политики партии к октябрю 1917 г. в сторону либеральной демократии, хотя, указывается, что это не нашло отражения в политической программе эсеров.2 Такое же мнение о несоциалистическом характере идеологии эсеров в 1917 г. господствовало в советской историографии.3

В постсоветской российской историографии эсеровской партии в 1917 г. более всего внимание привлекли взгляды лидера эсеров В.М Чернова. А.А.Федоренко, следуя традиции советской историографии, полагал, что Чернов в 1917 г. придерживался умеренных взглядов, что он видел основную задачу социалистов в создании союза с «либеральной буржуазией», и лишь осенью пришел к выводу о тщетности таких надежд.1 К.В.Гусев, напротив, доказывает, что взгляды Чернова на характер революции 1917 г. были близки к ленинским, поскольку Чернов считал, что революция вышла за рамки буржуазно-демократической, но не дошла до социалистической. Политическая практика эсеров, по Гусеву, находилась в рамках меньшевистской концепции буржуазной революции. Но при этом он отметил, что, с другой стороны, меньшевики

1 Radkey О.Н. Chernov and Agrarian Socialism Before 1918 // Continuity and change in Russian and Soviet thought. Cambridge, 1955. P.63-80; Radkey O.H. The Agrarian Foes of Bolshevism. Promise and Default of the Russian Socialist-Revolutionaries. February to October 1917. N.Y., 1958.

Хильдемайер M. Шансы и пределы аграрного социализма в российской революции И Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. С. 125-134.

Быстрянский В. Меньшевики и эсеры в русской революции. Пг., 1921; Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М., 1975; Спирина М.В. Крах мелкобуржуазной концепции социализма эсеров. М., 1987; Алексеева Г.Д. Народничество в России в XX в. (Идейная эволюция). М., 1990.

16 позже обвиняли эсеров в максимализме, вынуждавшем меньшевиков к деформации политического курса.2

Тезис о том, что эсеры подчинились меньшевистской концепции революции не согласуется с выводами исследователей меньшевистской партии, которые констатируют существенный крен меньшевистской политики в 1917 г. в сторону их союзников эсеров. В частности, в связи с тем, что вхождение в состав Временного правительства в начале мая произошло в противоречии с идеологией меньшевистской партии, под влиянием эсеров, согласившихся с идеей участия в правительстве. З.Галили полагает, что крах меньшевистской политики в 1917 г. связан с тем, что меньшевики изменили своей собственной идеологии, согласно которой революция 1917 г. должна была быть буржуазной, следовательно, в состав правительства меньшевикам вступать было нельзя.3 Противоречивость идеологии меньшевиков в 1917 г. отмечает и другой крупнейший исследователь партии - Л.Хеймсон4 Воплощением этой проблемы идеологии меньшевиков в 1917 г. является сам факт, что главный идеолог партии Ю.О.Мартов большую часть периода марта - октября 1917 г. находился в оппозиции официальной политике партии, в связи с чем идеи Мартова вызывают особый интерес историков5

Так же как в западной историографии, в советской историографии меньшевики и эсеры выступали в качестве партий, придерживающихся парламентских принципов демократии. Социалистические основы идеологии эсеров и меньшевиков в советской историографии отрицались на том основании, что объективно эти партии считались «мелкобуржуазными», более того, эсеры и меньшевики периода осени 1917 г.

1 Федоренко А. А. Политическая концепция В.М.Чернова. М., 1999. С. 135. 2

Гусев К.В. В.М.Чернов. Штрихи к политическому портрету (Победы и поражения Виктора

Чернова). М., 1999. С.65. 3

Галили 3. Лидеры меньшевиков в русской революции. М., 1993; Галили 3. Меньшевики и проблема коалиционного правительства: позиция революционных оборонцев и ее политические последствия // Анатомия революции. СПб., 1994. С.98-115; Галили 3. От группы кружков до зенита политического влияния // Меньшевики в 1917 году. Т. 1. М., 1994. С.70-104; Галили 3. Апрельский кризис // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. М 1997. С. 160-167.

4 Хеймсон Л. Меньшевики: политика и проблема власти в 1917 г. // Меньшевики в 1917 году. Т.3.4.2. М., 1997. С. 17-58.

Иоффе Г.З. Ю.О.Мартов // Россия на рубеже веков: исторические по|Ш>еты. ML, 1991. С.281-295; Савельев П.Ю., Тютюкин СВ. Юлий Осипович Мартов (1873-623): %Шовек и политик // Новая и новейшая история. 1995. № 5. С. 130-166; Урилов Й.Х. ЗОО.Мартов: историк и политик. М., 1997.

17 причислялись к лагерю «буржуазной контрреволюции»,! несмотря на то, что даже осенью 1917 г. эсеры и меньшевики боролись с кадетами, «буржуазией» и «буржуазной контрреволюцией» не менее интенсивно, чем с «максимализмом» большевиков.

В постсоветской российской историографии партии эсеров и меньшевиков более не считаются кошрреволюционными, но критика в их адрес за эволюцию в 1917 г. «вправо» присутствует существенно2 Так, П.В.Волобуев отметил, что меньшевики и эсеры в 1917 г. стремились к установлению не «буржуазно-демократической республики», а «демократической республики нового типа». Однако он добавил, что это стремление выражалось «лишь на словах, а не на деле».3

С другой стороны, в современной российской историографии 1917 г. в традиции предшествующей зарубежной и советской историографии зачастую эсеры и меньшевики рассматриваются как сторонники западного парламентаризма наряду с кадетами в противоположность приверженности большевиков социализму. И поэтому провал либеральных идей в России, которые, получалось, поддерживались тремя из четырех крупнейших партий 1917 г., объясняется низким уровнем правового сознания масс,

1 Быстрянский В. Меньшевики и эсеры в русской революции. Пг., 1921; Комин В.В. Банкротство буржуазных и мелкобуржуазных партий России в период подготовки и победы Великой Октябрьской социалистической революции. М.„ 1965; Соболева Г1.И. Октябрьская революция и крах социал-соглашателей. М., 1968; Рубан Н.В. Октябрьская революция и крах меньшевизма. М., 1968; Астрахан Х.М. Большевики и их политические противники в 1917 г. Л., 1973; Банкротство мелкобуржуазных партий России 1917-1922 гг. 4.1. М., 1977; Непролетарские партии России в 1917 г. и в годы гражданской войны. М., 1980; Великий Октябрь и непролетарские партии. М., 1982; Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции. М., 1982; Большевики в борьбе с непролетарскими партиями, группами и течениями. М., 1983; Непролетарские партии России: Урок истории. М., 1984; Борьба ленинской партии против непролетарских партий и течений. Л., 1987; Спирин Л.М. Россия 1917 г. Из истории борьбы политических партий. М., 1987; Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989; Рабочий класс России, его союзники и политические противники в 1917 г. Л., 1989. 2

Волобуев П.В. Историческое место Февральской революции // 1917 год в исторических судьбах Роееии. М., 1992. С.3-16; Ненароков А. Упущенная возможность единения демократических сил при решении вопроса о власти // Меньшевики в 1917 г. Т.З. 4.1. М., 1996. С.13-70; Иоффе Г. Семнадцатый год. М., 1995; Лавров В.М. "Крестьянский парламент" России: (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917 - 1918 годах). М., 1996; Злоказов Г. И. МеньшевисКко-эсеровский ВЦИК Советов в 1917 году. М., 1997; Гусев К В. В.М.Чернов. Штрихи к политическому портрету: (Победы и поражения Виктора Чернова). М., 1999; Тютюкин С.В. Меньшевизм: Страницы истории. М., 2002.

Волобуев П. В. Историческое место Февральской революции // 1917 год в исторических судьбах России. М., 1992. С.9-10.

18 которому соответствовали только идеи большевиков.1 Иногда большевики продолжают выступать единственной «советской» партией, а «либералами» называются наряду с Милюковым даже такие деятели как Чернов и Мартов, и в сконструированном таким образом контексте делаются выводы о причинах провала «буржуазно-демократической государственности» в 1917 г.

Что касается большевистской партии, то, также как в отношении других партий, для данной работы существенна необходимость помещения ее идеологии в контекст общераспространенных в 1917 г. идей.

В 2000 г. опубликована работа Й.Л.Архипова о психологии и политической мифологии политической элиты Февральской революции, где говорится об идее демократии. Она сначала отождествляется с идеей торжества права, причем как имеющей общенациональный характер. А затем представления о демократии в «политической мифологии» характеризуются как идея о хорошем обществе с неопределенным содержанием. В идеях о демократии левых политиков Архипов видит лишь некий бессодержательный знак.3 Эти выводы не выдерживают никакой критики не только потому, что они противоречивы сами по себе, и потому что они противоречат известным фактам о том, что в идеологическом пространстве 1917 г. выдвигались различные концепции демократии. Но не понятно также, каким образом левые политики могли оперировать идеей демократии, не вкладывая в нее никакого определенного смысла?

Ценности как базовые социальные установки в политической культуре исследовались в основном в работах о российской интеллигенции. Революция 1917 г. присутствует в них как результат предшествующего периода господства утопизма и радикализма, недостаточного веса в политической культуре ценности личности и права. Однако вопрос о ценностях в течение самого 1917 г. не исследовался, в том числе, в представлениях о демократии.

1 Кудинова Н.Т. Отечественная историография революции 1917 г. в России (1917 - 1995 гг.).

Хабаровск, 1998. С.216-218,221-222. 2

Смирнов Н.Н. Февраль и российская государственность // Россия в XIX-XX вв. Сб.статей к 70-летию со дня рожд. Р.Ш.Ганелина. СПб., 1998. С.309-315. з

Архипов ИЛ. Российская политическая элита в Феврале 1917 г.: Психология надежды и отчаяния. СПб., 2000. С. 197-199.

19

Таким образом, подводя итог рассмотрения первого комплекса историографических проблем, необходимо признать, что вопрос о господствовавших идеях и ценностях в представлениях о демократии в идеологическом пространстве 1917 г. остается недостаточно исследованным.

Второй комплекс проблем, существенных для темы диссертации, связан с выяснением влияния демократических идей и ценностей на политическую практику. Это выводит исследование на уровень определения возможностей и ограничений либерально-демократической перспективы развития в 1917 г.

В этом направлении исследовал в современной историографии институциональные процессы американский историк У.Розенберг. Анализируя взаимодействие политических идей российских либералов и представлений рабочих, он изучал практику «демократии участия» в сфере государственного регулирования отношений «труда и капитала» в 1917 г.1

Исследуя реформу в железнодорожном ведомстве, Розенберг определил практику государственного управления, выстроенную в виде цепочки обладающих властными полномочиями представительных организаций служащих и рабочих, как изменение понимания властного начала после Февральской революции в сторону «демократии участия», которая, однако вскоре привела к тому, что демократическая власть на железных дорогах стала действовать, мннуя правительственный кабинет. Однако Розенберг не рассматривает, какой смысл имела эта демократизация не только для либералов, но и для социалистов. Поэтому «демократия участия» выступает как либеральная идея, искаженная последующей практикой масс2 Очевидно, что если рассматривать «демократию участия» в социалистической идейной перспективе, то выводы будут другими.

Процедуры регулирования социального конфликта в экономической области У.Розенберг считает приоритетной темой по отношению к собственно политическим процедурам. По его мнению, в отличие от механизмов посредничества в социально

Розенберг У.Г. Создание нового государства в 1917 г.: представления и действительность // Анатомия революции. 1917 г. в России: массы, партии, власть. СПб. 1994. С76-97; он же. Государственная администрация и проблема управления в Февральской революции // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. М. 1997. С. 119-130. Розенберг У.Г. Государственная администрация и проблема управления в Февральской революции /У 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. М. 1997. С.119-130.

20 экономической сфере, в качестве инструмента политического посредничества в 1917 г. хорошо работала избирательная система.1 С этим нельзя согласиться по следующим причинам. Выборы в общенациональном масштабе (в Учредительное Собрание) до Октября лишь планировались, а если говорить об избирательной системе на местном уровне, то новые органы местного самоуправления были образованы только к осени, и то не везде. Выборы в Советы и функционирование этих органов не могут являться искомым механизмом регулирования социального конфликта, так как Советы представляли собой органы одной из сторон этого конфликта, и их отдельное в качестве выборных органов всероссийского масштаба существование при отсутствии общегосударственного представительного органа могло вести лишь к обострению социального конфликта. Отсутствие процедур политического регулирования социального конфликта в общероссийском масштабе является важнейшей проблемой, требующей изучения. Ниже об этом речь пойдет специально при рассмотрении проблемы парламентаризма в 1917 г.

Надо отметить, что для исследований политической культуры 1917 г., и в частности для данного диссертационного исследования, представляет большой интерес методологический подход Розенберга, в рамках которого государство понимается как складывающееся в процессе альтернативного развертывания противостоящих друг другу совокупностей системных взаимодействий, в процессе переговоров, конфликтов, где большое значение имеют социально-политические представления.2

В противоположность этому подходу Розенберга, в современной российской историографии институциональные процессы исследовались зачастую вне связи с комплексом социально-политических представлений, господствовавших в 1917 г. В результате чего выносились суждения об альтернативах в политическом процессе, совершений нереалистические, как, например, указания на возможность продолжения работы Государственной думы и утверждение о возможности правительственного единовластия из-за организационно-технической слабости Петроградского Совета для весны 1917 г. в работе Н.А.Коваленко,3 утверждение о возможности созыва в 1917 г. 5-й

1 Розенберг У.Г. Создание нового государства в 1917 г.: представления и действительность //

Анатомия революции. СПб. 1994. С.83-84. 2

Розенберг У.Г. Создание нового государства в 1917 г.: представления и действительность // Анатомия революции. 1917 г. в России: массы, партии, власть. СПб. 1994. С.79.

Коваленко Н.А. 1917 год: аощр подходы и взгляды. М., 2001. С.69-114.

21

Государственной думы для обеспечения политической стабильности в работе В.П.Булдакова.1 В указанных примерах переосмысление властных отношений происходит в рамках консервативного направления политической мысли 1917 г., не влиятельного тогда по части институциональных решений.

Другой пример представляют исследования институциональных процессов на местном уровне в работах Г.А.Герасименко, который считает общественные исполнительные комитеты весны - лета 1917 г. более «демократичными», чем новые органы местного самоуправления, которые пришли им на смену, поскольку, среди прочего, выборы в общественные комитеты никак не регламентировались. Герасименко считает ошибкой правительства, что эти временные органы, образованные по принципу корпоративного представительства, были заменены органами местного самоуправления, избранными на основе всеобщих выборов, полагая, что общественные комитеты могли лучше конкурировать с советами, являвшимися также органами корпоративного представительства.2 Однако само укрепление общественных комитетов и советов необходимо рассматривать в связи с тем, что Временное правительство затянуло публикацию закона о выборах в местное самоуправление, и, следовательно, здесь надо говорить о том, как влияли условия политической практики на представления о демократии.

С другой стороны, рассуждения о легитимности политических институтов 1917 г. в современной российской историографии зачастую путем простого игнорирования представлений социалистов и масс о демократии игнорируют основной тезис советской историографии, в которой доказывалась легитимность перехода власти к Советам для представлений 1917 г. В отношении представлений масс такой подход был давно отвергнут в западной историографии в исследованиях социальных историков. На наш взгляд, необходимо установить, насколько переход власти к Советам соответствовал структуре общего идеологического пространства в 1917 г., а не только идеям большевиков, как это представлено в советской историографии. Главное место здесь

1 Булдаков В.П. Красная смута. М., 1997. С. 177. 2

Герасименко Г.А. Земства в русской революции 1917 года // Россия в XX веке: Реформы и революции. Т.1. М., 2002. С.284-299; Он же. Общественные исполнительные комитеты в революции 1917 г. // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 145-159; Он же. Народ и власть. 1917. М., 1995; Он же. Первый акт народовластия в России. М., 1992.

22 принадлежит вопросу об Учредительном собрании и других формах представительства и парламентаризма.

Исследованию представлений об Учредительном собрании как демократическом институте посвящены обстоятельные труды в историографии. Важные для нашей темы представления политических партий также исследовались, но пресса привлекалась недостаточно систематически. Вне зависимости от оценок, главную ответственность за оттягивание созыва Учредительного собрания весной 1917 г. российские и зарубежные историки возлагают на либералов и первое либеральное Временное правительство. Однако же отмечается и амбивалентность позиции всех других основных политических сил в вопросе о сроках созыва Учредительного собрания.1 Этот важный для развития политического процесса и для характеристики представлений о демократии в 1917 г. вопрос нуждается в уточнении.

В вопросе об авторитете различных форм представительства в 1917 г. в советской историографии советская линия парламентаризма высоко оценивалась в деле подготовки перехода власти к Советам в Октябре. Государственное совещание, Демократическое совещание и Предпарламент рассматривались в контексте курса большевиков на вооруженное восстание, выступая как парламентское прикрытие «буржуазной диктатуры».2

В постсоветской историографии вопрос о парламентаризме получил различные трактовки. Появились два новых обстоятельных исследования о советском парламентаризме. В работе В.М.Лаврова впервые были представлены как самостоятельный политический фактор съезды Советов крестьянских депутатов,

1 Рубинштейн Н. К истории Учредительного собрания. М., Л., 1931; Знаменский О.Н. Всероссийское Учредительное Собрание. JL, 1976; Скрипилев Е.А. Всероссийское Учредительное Собрание. М., 1982; Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание. М., 1997; Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание и демократическая альтернатива // Анатомия революции. СПб., 1994. С.134-148; Radkey О.Н. Russia Goes to the Polls. The Election to the Ail-Russian Constituent Assembly, 1917. L., 1990.

Минц И.И. История Великого Октября. Т.2. М., 1968; Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 2. Л., 1967; Старцев В.И. Крах керенщины. Л., 1982; Ознобишин Д.В. Буржуазная диктатура в поисках парламентского прикрытия // Исторические записки. М., 1974. Т.93. С. 113-148; Славин КФ К^рс власти в сентябре 1917 г. и образование Временного Совета Республики (Пре^ашамента) // Исторические записки АН СССР. 1957. Вып.61. С. 35-61.

23 которые, однако, не смогли, по его заключению, донести чаяния крестьян до уровня государственной политики.1

Г.И.Злоказов опубликовал обобщающее исследование о деятельности В ЦИК 1-го созыва. Он присоединился в выводах к заключению германского историка О.Анвайлера, что Советы стали заменителем отсутствующих в 1917 г. парламентских учреждений, стали недостающим национальным парламентом. Однако в отличие от германского историка, Злоказов не считает, что Советы не подходили для этой роли. Он критикует «соглашательское» меныпевистско-эсеровское руководство ВЦИК за нереализованный парламентский потенциал Советов в дооктябрьский период, из-за чего не была воплощена в жизнь «здравая идея» Зиновьева о создании «комбинированного типа» Республики Советов и Учредительного собрания, «как бы синтеза народного и официального парламентаризма». При этом Злоказов не принимает и последующего перерождения Советов в парламентское прикрытие однопартийной диктатуры.2 Таким образом, проблема парламентаризма 1917 г. трактуется Злоказовым с радикально-левых позиций, преимущество отдается советскому парламентаризму.

Несоветские формы парламентаризма в марте - октябре 1917 г. также анализируются в современной российской историографии. Впервые получило специальное рассмотрение в большом исследовании Демократическое совещание в работе С.Е.Рудневой. В трактовке роли Совещания она указала на признававшуюся в 1917 г. необходимость парламента и в связи с этим сделала вывод о наличии в 1917 г. «демократической традиции», при этом не связывая исследованную линию парламентаризма с вопросом об Учредительном собрании.3

А.Н.Медушевский, в отличие от традиции советской историографии, которая рассматривала Предпарламент в противопоставлении Учредительному собранию, представил Предпарламент в контексте подготовки к Собранию. Он указал на возможную роль Предпарламента в выработке законопроектов к Учредительному собранию и в достижении общественного консенсуса на основе обеспечения правовых форм переходного периода. Само учреждение Предпарламента, по мнению

1 Лавров В.М. "Крестьянский парламент" России (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917 - 1918 годах). М., 1996.

2 Злоказов Г.И. Меньшевистско-эсеровский ВЦЖ Советов в 1917 году. М., 1997. С.294-295.

Руднева С.Е. Демократическое Совещание (сентябрь 1917 г.): История форума. М., 2000.

С.244-249.

24

Медушевского, является показателем присутствия в обществе рациональной идеи формирования социального согласия, однако из-за растущей анархии Предпарламент не смог стать источником стабильности.1

А.Б.Николаев исследовал проблему парламентаризма в 1917 г. через процесс конкуренции различных линий парламентаризма: советской, цензовой, расширенно-советской и общегосударственной. Первые проекты общегосударственного предпарламентаризма он обнаруживает только во время Апрельского кризиса. Николаев отмечает сложную связь предпарламентаризма с идеей Учредительного собрания. С одной стороны, учреждение временного парламента могло восприниматься как подмена Собрания, с другой, - учреждение временного парламента могло консолидировать общество на оказавшемся слишком долгом пути к Собранию, путем объединения двух конкурирующих линий парламентаризма - цензовой и советской. По мнению Николаева, Государственное совещание августа 1917 г. сыграло большую роль в укреплении идеи создания временного общегосударственного парламента. Создание же Предпарламента в октябре не смогло сыграть роль умиротворяющего фактора, потому что правительство перед ним не было ответственно.2

Подход Николаева, предполагающий выделение нескольких линий парламентаризма в 1917 г., позволяет выявить условия легитимности для каждой из линий парламентаризма в представлениях о демократии в 1917 г. В диссертации в рамках этого подхода исследуется, каковы были шансы общегосударственного парламентаризма по сравнению с другими конкурирующими линиями, и как это влияло на авторитет Учредительного собрания. Кроме того, по проблеме авторитета Учредительного собрания в диссертации исследуется вопрос, каковы были в 1917 г. представления о выборах как демократическом институте, и особенно, в связи с выборами,

Медушевский А.Н. Стратегия конституционной революции в условиях социального кризиса (Либерализм в канун Учредительного собрания) // Либеральный консерватизм: история и современность. М., 2001. С.55-78. 2

Николаев А.Б. Исторический опыт российского парламентаризма: Государственное совещание 1917 г. // Историк и революция. Сборник статей к 70-летию со дня рождения О.Н.Знаменского. СПб., 1999. С. 161-175; он же. «Парламентский» проект В.В.Шульгина // Россия в 1917 году: Новые подходы и взгляды. СПб., 1994. Вып.2. С.36-42; он же. Подготовка созыва Государственного совещания II Рабочий класс России, его союзники и политические противники в 1917 году. Л., 1989. С.271-278.

25 проходившими в течение 1917 г. в органы местного самоуправления. Этот вопрос, в отличие от хода выборных кампаний 1917 г.,1 специально не изучался.

Отдельно необходимо выделить вопрос о праве и правопорядке в 1917 г. Законодательство февральского периода в области прав и свобод в западной историографии традиционно высоко оценивалось, отмечалась и проблема специфических условий, в которых оно должно было реализоваться - острый социальный конфликт и несоответствие правовых норм менталитету масс. Идеи самих законодателей признавались почти идеальными с точки зрения принципов либеральной демократии, и поэтому неудача в деле внедрения этих принципов объяснялась неготовностью к ним народного правосознания.2 В советской историографии, напротив, посредством установления преемственности между февральским и большевистским периодами, исследовалось правотворчество масс для обоснования легитимности последующего утверждения норм революционного права.3

Правовые нормы нуждаются в гарантиях посредством функционирования системы легитимного насилия. Существующие работы по этой теме имеют целью оправдание большевистского переворота тем, что Временное правительство осенью 1917 г. проводило «карательную политику».4

Однако само проведение правительством репрессивной политики осенью, как и общеизвестный отказ от применения насилия со стороны государственной власти весной 1917 г., нуждается во всестороннем объяснении на уровне исследования идеологии. В этой связи важно изучить, как представления о демократии влияли на представления о правопорядке.

Колоницкий в своей монографии отметил, что проведенная в марте амнистия для уголовных преступников воспринималась в массовом сознании в контексте ожиданий

Малышева С.Ю. Временное правительство России. Современная отечественная историография. Казань, 2000. С.86-87. 2

Константиновский Б.А. Законодательство Февральской революции // Записки русской академической группы в США. Т.З. Н.-Й. 1969. С.185-206; White H.J. Civil Rights and the Provisional Government// Civil Rights in Imperial Russia. Oxf., 1989. P.287-312.

Токарев Ю.С. Народное правотворчество накануне Великой Октябрьской социалистической революции (март-октябрь 1917 г.). М.,Л, 1965. 4

В том числе, в традиции советской историографии в последние годы, напр.: [Скрипилев Е.А.] Развитие русского права в период от Февраля до Октября 1917 г. // Развитие русского права во второй половине XIX - начале XX в. М., 1997. Раздел И. С.251-363.

26 наступления «нового мира», моральное устройство которого не предполагает существования преступников. Он указал, что такому завышенному уровню ожиданий способствовали заявления «некоторых лидеров революции», в частности А. Ф.Керенского.1

Возникает вопрос, было ли это свойственно только «некоторым лидерам» и господствовало только в массах или являлось общераспространенным среди лидеров тоже. И если верно второе, то каковы были последствия такого ожидания появления идеального общества для представлений о демократии, когда выяснилось, что общество не идеально.

Таким образом, если относительно представлений масс о демократии в историографии достигнут высокий уровень обобщения, в частности, в работах Колоницкого и Файджеса, то система представлений о демократии в идеологии 1917 г. в целом и ее связь с политической практикой не представлена в историографии специальным исследованием, тогда как в этой проблеме остается ряд недостаточно изученных вопросов.

Источннкован база исследования.

Периодическая печать Петрограда и Москвы марта-октября 1917 г. представляет собой огромный текстовый массив. Печать функционировала в условиях очень широкой свободы слова. Характер источника - современного событиям и постоянно отражающего их - позволяет проследить в представлениях о демократии изменения в зависимости от хода политического процесса. В прессе учитывались господствующие идеи, давались толкования и оценки событиям и процессам, идеологически обосновывались политические цели.

В отличие от политических брошюр, периодическая печать, кроме публикации агитационных материалов, была постоянным полем для дискуссий. В отличие от стенограмм съездов, конференций, собраний, материалы прессы содержат больше теоретических положений. При этом в прессе публиковались статьи авторов брошюр, речи, произносившиеся на собраниях, материалы с их интерпретацией, статьи известных политиков, общественных деятелей, публицистов. Партийная печать отражала официальную позицию партий, а также внутри- и межпартийные разногласия.

1 Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 г. СПб., 2001. С.35-37, 57, 78.

27

Таким образом, полученные при изучении прессы выводы в высокой степени репрезентативны для характеристики общей системы представлений о демократии в идеологии марта - октября 1917 г. и выяснения вопроса об изменении этой системы в течение рассматриваемого периода.

Библиографический указатель «Периодическая печать в России в 1917 году» (JL, 1987) дает основные сведения об изданиях. Специальных работ, посвященных прессе марта-октября, не много. В советской историографии тщательно изучена большевистская печать,1 а небольшевистская получила общую характеристику политизированного свойства.2 В современной историографии только началось источниковедческое исследование небольшевистской прессы марта-октября. Недавно защищена кандидатская диссертация Ю.В Ткаченко, посвященная печати московской организации партии эсеров. Однако Ткаченко ошибочно причислил газету «Власть народа» к числу периодических изданий эсеровской московской организации (газета была непартийной), сама эта газета очень слабо присутствует в его исследовании.3

Исходя из цели исследования отбор изданий осуществлялся по принципу совпадения как минимум двух, из следующих трех критериев:

1) Критерий содержания подразумевает включение в корпус источников изданий, посвященных социально-политической проблематике или имеющих соответствующие разделы.

2) Критерий представительности влиятельных общественно-политических групп.

3) Критерий влиятельности издания. Он учитывался по частоте упоминаний в прессе, а не по тиражу, поскольку исследовалось не влияние прессы на массы, а содержание идеологии. Упоминание издания в статьях, заметках и обзорах прессы на страницах периодической печати свидетельствует о том, что позиция упоминаемого издания является важной для общего идеологического пространства.4

1 Большевистская печать в дооктябрьский период. М., 1959; Большевистская печать. Краткие очерки истории. 1894-1917. М., 1962; Астрахан Х.М. и др. «Правда» в 1917 г. М., 1962.

Окороков А.З. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. М., 1970; Смирин Т.Е. Периодическая печать в 1917 году: к методологии изучения // Октябрьская революция. Народ: ее творец или заложник. М., 1992. С. 405-416. з

Ткаченко Ю.В. Печать московской организации партии социалистов-революционеров в феврале - октябре 1917 года. Дисс. на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2000. С.58-Б.

Соответственно в круг анализируемых в данной работе изданий не была включена «бульварная» пресса. Она не представляла политических групп и не привлекала заметного внимания других изданий, она считалась в «солидных» и политических изданиях

28

В результате для анализа были отобраны следующие издания:

Непартийные издания:

Известия» Петроградского Совета (и ЦИК) и «Известия» Московского Совета; народнический журнал «Русское богатство» («Русские записки»), лево-либеральный журнал «Вестник Европы», консервативно-либеральные журналы, издававшиеся П.Б.Струве - «Русская мысль» и «Русская свобода», журнал широкого круга идей с преобладанием либерально-консервативного направления «Народоправство», правая националистическая газета В.Пуришкевича «Народный трибун»; крупные общественно-политические газеты: петроградские «Биржевые ведомости», «Новое время», «Русская воля»; московские «Русские ведомости», «Русское слово», «Утро России», «Власть народа».

Партийные издания:

Органы ЦК партии кадетов газета «Речь» и журнал «Вестник партии народной свободы»; орган ЦК партии эсеров газета «Дело народа», орган Московского комитета партии эсеров газета «Труд», орган Петроградского комитета партии эсеров газета «Знамя труда» (ставшая в сентябре левоэсеровской), правоэсеровская фракционная газета «Воля народа»; газета народно-социалистической партии «Народное слово»; орган ОК (ЦК) партии меньшевиков «Рабочая газета», газета «Вперед» меньшевистских комитетов Московской организации и Центральной области, право-меньшевистские - газета «День» и журнал «Дело», меньшевиков-интернационалистов - журнал «Летучий листок меньшевиков-интернационалистов» и газета «Искра»; газета группы правых социал-демократов Г.В.Плеханова «Единство»; газета социал-демократов интернационалистов «Новая жизнь» («Свободная жизнь»); большевистские газеты - орган ЦК и ПК РСДРП(б) «Правда» («Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий», «Рабочий путь») и орган Московского Комитета и Московского Областного Бюро ЦК «Социал-демократ».

Материалы общественно-политических газет 1917 г. по содержанию можно разделить на две большие категории. Это, во-первых, публикации авторские и редакционные, представляющие интерпретацию событий и идей, а также маргинальной по отношению к идеологическому пространству 1917 г. Безусловно важным является изучение содержания материалов «бульварной» прессы для выяснения содержания массовых представлений, поскольку тиражи ее были велики в марте - октябре 1917 г., т.е. эти издания были востребованы массовым читателем. На сегодняшний день материалы «бульварной» прессы почти не исследованы.

29 пропагандирующие определенные взгляды. Эти материалы являются основными для исследования. Во-вторых, в газетах публиковалось большое количество информационных материалов - резолюции, протоколы, стенограммы разнообразных съездов, совещаний, заседаний. Эти публикации привлекаются в исследовании в качестве дополнения к публикациям первой категории. Они, с одной стороны, активно комментировались в прессе и, с другой, представляли собой часть единого информационного поля прессы 1917 г.

В отличие от газет, откликавшихся на каждое событие, журналы публиковали обзоры политических событий по довольно большим периодам или посвященные какому-либо отдельному аспекту. Особое значение для исследования имеют два журнала, издание которых началось после Февральской революции и имело специальные цели идейной пропаганды - «Русская свобода» и «Народоправство».

По политическим направлениям издания в данном исследовании разделяются в соответствии с тем делением, которое господствовало в 1917 г. Политические силы и периодические издания, как правило, представали в качестве, с одной стороны, «цензовых», «буржуазных» (реже - «либеральных») и, с другой стороны, «демократических», «социалистических». Это разделение активно использовала социалистическая печать. Несоциалистическая вынуждена была его принять.

В данном исследовании будут использованы соответствующие этому основному политическому разделению 1917 г. нейтральные определения. Прессу «цензовых элементов» будем называть либеральной и правой, а «демократические» издания -советскими, социалистическими. Но не всегда данное основное деление отражает все разнообразие позиций, поэтому в данной работе используются и иные определения, характеризующие более подробно политическое направление изданий.

Кроме материалов периодических изданий в диссертационном исследовании использовались издававшиеся в 1917 г. брошюры; документальные сборники и источники личного происхождения.

Научная новизна работы заключается в представлении результатов первого в историографии исследования развития представлений о демократии в идеологии 1917 г. Впервые систематически проанализированы материалы основного массива периодической печати Петрограда и Москвы марта-октября 1917 г. как целостное идеологическое пространство. В научный оборот введены новые источники по проблеме

30 изучения представлений о демократии, которая является одной из важнейших для исследования идеологии в 1917 г.

Получены новые знания о господстве социалистического идеала в представлениях о демократии в прессе весны 1917 г. Установленный факт признания идеи социализма кадетами вносит изменение в историографию идеологии кадетской партии. Установленное доминирующее положение эсеровской концепции демократии в социалистической прессе, заставляет пересмотреть положение историографии о подчинении эсеров меньшевистской концепции революции.

В результате исследования получено новое знание о структуре представлений о демократии в прессе и его изменении во времени. Установлено господство в прессе весны 1917 г. социального представления о демократии, определяемого через социальный субъект властвования, а не институционально-правового содержания. Установленное господство социалистического идеала и социального представления о демократии позволило получить новое знание о соответствии структуры представлений о демократии в печати весны 1917 г. структуре представлений, установленной в историографии массового сознания марта-октября 1917 г., что позволяет лучше понять обстоятельства господства в 1917 г. антибуржуазных настроений масс.

Получены новые знания о причинах оттягивания созыва Учредительного собрания весной 1917 г. в связи с установленным фактом общего убеждения в прессе всех основных направлений о необходимости отложить созыв Собрания. Это позволяет отказаться от тезиса о преимущественной ответственности за отсрочку созыва Собрания кадетов и первого либерального состава Временного правительства.

Впервые проанализировано содержание ценностных установок в идеале демократии в 1917 г. Получены новые знания о господстве противопоставления индивида - благу «целого», которое ставилось выше интересов индивида.

В диссертации впервые проанализировано изменение под воздействием политической практики общей системы представлений о демократии в идеологии в течение марта-октября 1917 г. Установлены условия развития двух противоположных тенденций: с одной стороны, тенденции укрепления диктаторских настроений, а, с другой, тенденции изменения характера представлений о демократии от социального к институционально-правовому. Получены новые знания о связи репрессивной политики правительства летом-осенью с представлениями о демократии весной 1917 г., согласно

31 которым демократия несовместима с репрессиями, и при необходимости их применения режим должен стать диктаторским. На основе изучения представлений о демократии в идеологии 1917 г. получены новые знания по вопросу о перспективах укрепления либеральной демократии к октябрю 1917 г. в связи с выводом о том, что развитие представлений о демократии в сторону институционально-правового понимания было блокировано отсрочкой созьюа Учредительного собрания.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов и выводов для изучения истории политической культуры России начала XX в., истории российской революции 1917 г., при написании научных трудов по этим темам, при чтении лекционных и специальных курсов по отечественной истории. Работа имеет также значение для историко-теоретических изысканий, связанных с изучением генезиса демократии.

Апробация исследования. Диссертация обсуждалась и рекомендована к защите на заседании кафедры отечественной истории нового времени Российского государст$еЩй>Р<* гуманитарного университета. По материалам диссертации оАубликованв-пярР статей. Результаты исследования были представлены в выступлениях Да |j|||^yшрбдаеЙ, конференции «П.Н.Милюков: историк, политик, дипломат»

Москва, май 1#99г.} гффоссийской научно-практической конференции «Либеральный ф#серв<^зм: М:т^|^я#^о^ременность>> (Ростов-на-Дону, май 2000 г.). испо^ованньуийрто1я)|1к:ов и литературы.

8 основной ^аоти диссертации последовательно решаются задачи, поставленные во #едении. itfepefca глава посвянфна анализу представлений о народном суверенитете, щгоф^й # большинстве изданий признавался базовым принципом демократии. В ней рассматриваются представления о народном суверенитете в связи с провозглашенной целью созыцк* Учредительного Собрания в аспекте проблемы срока его созыва; представления о народном суверенитете в аспекте институционально-теоретическом в интерпретщЩя* npeCffci роЛЙ» « Эадэч Учредительного собрания и о государственном устройстве, кйИиорШйР -Учредительное собрание должно установить; вопрос о формах Йрямой демократий в с проблемой проявления народного суверенитета до

Учредительного собрания. диссертации: введение, три главы, заключение, список

32

Во второй главе анализируется содержание демократических целей, идейных ориентиров и ценностных установок, которые определяли представления о будущем демократическом государстве и процессе его демократизации. Представления о демократии анализируются в контексте проблемы разворачивания социально-политических конфликтов весной - летом 1917 г., как во внешнеполитических, так и внутриполитических темах, наиболее актуальных в прессе, в том числе по вопросу о соотношении идей социализма и демократии.

В третьей главе анализируется проблема выбора политических средств как реакции на множество развивавшихся конфликтов. В главе выясняется, как изменялись представления о демократии и диктатуре от весны к осени 1917 г. под влиянием опыта демократизации государства. Устанавливается взаимосвязь между широким распространением летом диктаторских настроений и идеями о правопорядке при демократии. Анализируются идеи о представительных органах по проблеме учреждения временного парламента до Учредительного собрания. Рассматриваются интерпретации в прессе проблемы созыва Учредительного собрания в связи с представлениями об институте демократических выборов.

Все даты приводятся по старому стилю. В оформления цитат все выделения особым шрифтом являются выделениями источника.

33

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социально-политические представления о демократии в российской периодической печати марта-октября 1917 г."

Заключение

Структура представлений о демократии в идеологии 1917 г., с одной стороны, определяла развитие политической практики февральского режима, и, с другой стороны, сама испытывала ее влияние, изменяясь под воздействием опыта. Анализ материалов прессы марта - октября 1917 г. позволяет сделать выводы о конкретном содержании и динамике этого сложного двухстороннего процесса.

Содержание представлений о демократии в прессе весны 1917 г. характеризуется преобладанием представления о народе как о состоящем из социальных групп, а не индивидов, и о большинстве народа как социологически понимаемом большинстве, а не определяемом посредством индивидуального голосования. В связи с этим находится господство в интерпретациях прессы оппозиции демократия/буржуазия, где слово «демократия» означало трудящихся и социалистические партии, заявлявшие о преимущественном представительстве интересов трудящихся, а также органы специального представительства трудящихся - Советы в первую очередь. Оппозиция демократия/диктатура занимала меньшее место.

Представления о власти народа испытывали сильное влияние предшествующего Февральской революции опыта, особенно в социалистической прессе. Так, по характеру власти противопоставление самодержавия и республики (демократии), которое было в весенней прессе одним из центральных, часто являлось противопоставлением родственных понятий, поскольку власть оставалась абсолютной, менялся только субъект власти: на место царя ставился «народ». В социалистической прессе такое представление господствовало. В либеральной прессе доминирующим было представление о необходимости разделения властей и установления конституционных гарантий прав и свобод граждан, тем не менее, и в либеральной прессе для определения «демократии» использовалось выражение «самодержавие народа», обозначающее структурную близость понимания власти народа и свергнутого царского самодержавия.

Дискуссии в прессе весны - лета 1917 г. о проектах государственного устройства, в частности об учреждении должности президента и о «самодержавности» парламента, указывали на то, что проблема абсолютизма осталась наиболее острой для России и после победы Февральской революции. Главной проблемой будущей российской демократии виделась опасность концентрации государственной власти в одном институте.

В социалистической прессе при убеждении в «самодержавности» парламент:, «народ» оставался суверенным по отношению к парламенту, большое значение придавалось формам прямой демократии, которые могли соперничать с парламентом. Это приобретало большое значение в политической практике временного февральского режима. Проявление воли «Его Величества Революционного Народа» для социалистической печати должно было предшествовать проявлению воли «всего народа» в Учредительном собрании.

Политическая практика до Учредительного собрания, в условиях режима, который имел характер временного, способствовала укреплению стихийных форм проявления воли народа. Даже кадетская пресса в дни апрельского кризиса посчитала возможным проявление «воли народа» как вынесение «вотума доверия» правительству со стороны уличной «толпы».

Таким образом, в прессе весны 1917 г. господствовало социальное представление о демократии, определяемое через социальный субъект властвования, и представление о проявлении воли народа вне парламентских процедур. То есть, институционально-правовое понимание демократии было слабым.

Кроме того, весной 1917 г, преобладали утопические представления о преображении всего мира в связи с революцией в России и о немедленном перевоплощении общества в идеальное, для которого не требуется даже система наказаний при объявлении господства воли народа и декларировании прав и свобод.

Этот круг представлений повлиял на утверждение в прессе всех основных политических направлений в начале революции убеждения в необходимости отложить выборы в Учредительное собрание. Народ, которому при демократии должна была принадлежать власть, представлялся, с одной стороны, «темным», и поэтому признавалось необходимым его просвещать в течение длительной избирательной кампании. Но, с другой стороны, народ представлялся идеализированно, поэтому опасность развития конфликтов осознавалась слабо. Кроме того, революционная традиция определила стратегию социалистов на оттягивание созыва Учредительного собрания, чтобы посредством стихийной борьбы провести демократизацию государства.

Утверждение весной 1917 г. в прессе всех основных политических направлений необходимости отложить созыв Собрания позволяет отказаться от тезиса о

357 преимущественной ответственности за отсрочку созыва Собрания кадетов и первого либерального состава Временного правительства.

Суть проблемы заключается в фундаментальном противоречии в представлениях о демократии: с одной стороны, имело место стремление к воплощению демократических принципов, а, с другой стороны, страх перед результатами этого воплощения, в результате чего все основные политические силы предпочли не отдавать свою судьбу в руки «темного» народа, а принять иные способы влияния на направление политического развития страны.

Оттяжка созыва Учредительного собрания способствовала укреплению неправового понимания демократии. Это усугублялось еще и тем, что Временное правительство затянуло с изданием законов о выборах в органы местного самоуправления.

В результате наибольшие шансы укрепиться в представлениях о демократии имело такое понимание демократизации государства, которое предполагало решающее влияние на государственную политику советских организаций и социалистических партий, представлявших трудящихся как «большинство народа». Это значение «демократизации» весной 1917 г. было распространено не только в социалистической прессе, но также в либеральной и правой, особенно в конце апреля - начале мая в связи с «демократизацией» правительства путем включения в него социалистов как советских представителей.

Господство противопоставления «демократии» и «буржуазии» в прессе создало устойчивую связь между социализмом и демократией, демократической республикой, которую, по наиболее распространенному мнению, должно было провозгласить Учредительное собрание. В идее демократии тема социализма в периодической печати занимала одно из центральных мест. Весной 1917 г. большинство периодических изданий, включая кадетские и другие либеральные и правые издания, признавали социализм идеальной целью демократии. Этот факт вносит коррективы, как в определение идеологии кадетской партии, так и в определение обстоятельств популярности социализма в 1917 г. Только летом кадетские издания стали отказываться от социалистического идеала.

В прессе было представлено три целостных оригинальных концепции демократии, опирающихся на опьгт политической практики февральского периода Либеральный проект П.И.Новгородцева исходил не из принципа народного суверенитета, а из

358 принципов свободы и права, и обосновывал млею автономии, самодеятельности и активного участия индивида в социально-политической жизни.

Эсеровская концепция на основе идеи народного суверенитета утверждала проект перехода к социализму посредством отождествления принципов народного суверенитета и права, а народа - с трудящимися как большинством народа. Эта концепция предполагала при установлении народовластия возможность периодического установления диктатуры в интересах трудящихся, в концепции ставшись цель слияния общества и государства в условиях демократии.

Третьей концепцией был проект неоякобинской диктатуры, главным вариантом которого была республика Советов. С эсеровским проектом его роднило представление о демократии гак власти социологически понимаемого большинства народа, «трудящихся». Однако право понималось в «буржуазном» смысле, а не в эсеровском революционном, поэтому из идеи демократии специально исключались правовые принципы.

В социалистической прессе доминировала эсеровская концепция демократии, что было связано с господством базового для интерпретаций политического и социального мира противопоставления «демократии» и «буржуазии», которое было ядром эсеровской идеологии. В связи с этим можно сделать вывод о необходимости корректировки распространенного в историографии тезиса о подчиненности эсеровской идеологии в 1917 г. концепции меньшевиков в направлении противоположной интерпретации.

Господство в прессе весны 1917 г. социалистического идеала и неправового представления о демократии, позволяет сделать вывод о соответствии структуры представлений о демократии в печати весны 1917 г. структуре представлений о демократии, установленной в историографии массового сознания марта-октября 1917 г. Это помогает лучше понять обстоятельства господства в 1917 г. антибуржуазных настроений масс.

Под воздействием новой политической практики представления в прессе в течение 1917 г. изменялись в двух противоположных направлениях. С одной стороны, укреплялись диктаторские настроения, а, с другой, - институционально-правовое понимание демократии.

359

Укреплению диктаторских настроений способствовали господствовавшие ценностные ориентиры, характерные для деспотических режимов. В прессе 1917 г. «народ», «государство», «нация», «демократия» как «целое» противопоставлялись индивиду. В либеральной прессе сохранялась приверженность идее индивидуальной свободы, но либеральное направление мысли оказалось также подвержено общему противопоставлению индивида - благу «целого». В прессе всех направлений в значительной степени пренебрегалась ценность личности во имя общего блага, которое определялось целями военными или классовыми. Распространенными были представления о демократии так обществе, которое требует великих жертв, гибели отдельных личностей. Интересы индивидов морально не признавались, индивиды призывались к жертвам во имя «целого», «государства» и/или «революции». Слабыми были и идеи плюрализма в представлениях о демократии.

Укрепление диктаторских настроений происходило и под воздействием политической практики февральского режима. Во-первых, в связи с развитием борьбы за правительственную власть, на которой сосредотачивались представления о реализации всех политических целей при отсутствии парламента. Во-вторых, в связи с распространенной дилеммой демократия или репрессии, согласно которой наказание считалось не свойственным демократическим режимам, и при необходимости его применения режим должен стать диктаторским.

Под воздействием опыта происходило укрепление институционально-правового понимания демократии. Во-первых, в связи с развитием летом - осенью 1917 г. кампании по выборам в органы местного самоуправления и появлением их на политической сцене в качестве новых демократических органов. Признание их демократичными было основано на принципе всеобщих выборах, а не на социологическом понимании большинства народа, на котором было основано признание демократичности Советов и советский идеал демократии. Во-вторых, укрепление институционально-правового понимания демократии происходило в связи с осознанием необходимости ускорения созыва Учредительного собрания и все большим распространением от весны к осени 1917 г. идей о необходимости учреждения временного общегосударственного парламента до Учредительного собрания в целях создания механизма для регулирования конфликтов вокруг определения политических целей и контроля над деятельностью правительства.

350

В итоге из-за откладывания Учредительного собрания либерально-демократическая линия развивалась медленно и оставалась слабее диктаторской. Откладывание Учредительного собрания стало фактором, который поддерживал слабость институционально-правовых представлений о демократии. Если бы для подготовки Учредительного собрания не было потеряно три первых месяца, то проведение выборов в него могло бы способствовать укреплению либерально-демократических принципов в противоположность укреплению диктаторских настроений и принципов советской демократии. Но сама потеря этих трех месяцев была предопределена господством утопических представлений о демократии в начале революции вследствие отсутствия демократического опыта. Запаздывание политической модернизации России до 1917 г. предопределило запаздывание в развитии либерально-демократической практики февральского режима и в укреплении институционально-правового понимания демократии.

361

 

Список научной литературыЖданова, Ирина Анатольевна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Периодические издания 1917 г.

2. Биржевые ведомости (утр., веч. вып.). Ежедневная газета. Вестник Европы. Ежемесячный журнал.

3. Вестник партии народной свободы. Еженедельный журнал, орган ЦК конституционнодемократической партии. Вестник права. Еженедельный журнал адвокатуры. Власть народа. Ежедневная газета.

4. Воля народа. Ежедневная газета фракции правых социалистов-революционеров. Вперед. Ежедневная газета, орган меньшевистских комитетов Московской организации и

5. Центральной области. Дело. Ежемесячный журнал фракции правых меньшевиков. Дело народа Ежедневная газета, орган ЦК партии социалистов-революционеров. День. Ежедневная газета фракции правых меньшевиков.

6. Единство. Ежедневная газета социал-демократической группы Г.В.Плеханова1. Единство».

7. Новая жизнь (Свободная жизнь). Ежедневная газета социал-демократов интернационалистов.

8. Новое время. Ежедневная газета.

9. Правда («Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий», «Рабочий путь»). Ежедневная газета, орган ЦК и Ж РСДРП(б).

10. Рабочая газета. Ежедневная газета, орган ОК (ЦК) меньшевиков.

11. Речь. Ежедневная газета, орган ЦК конституционно-демократической партии.

12. Русская воля (дневн., веч. вып.). Ежедневная газета.

13. Русская мысль. Ежемесячный журнал.

14. Русская свобода. Еженедельный журнал.

15. Русские ведомости. Ежедневная газета.

16. Русское богатство (Русские записки). Ежемесячный журнал.

17. Русское слово. Ежедневная газета.

18. Социал-демократ. Ежедневная газета, орган Московскою Комитета и Московского Областного Бюро ЦК РСДРП(б).

19. Труд. Ежедневная газета, орган Московского комитета партии социалистов-революционеров.

20. Утро России. Ежедневная газета.12. Опубликованные источники

21. Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. М., 1999. 320 с.

22. Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов: Стенографическийотчет. М., Л, 1927.355 с. Гессен И.В. В двух веках // Архив русской революции. Т.22. М., 1993. 424 с.363

23. Гиппиус 3. Дневники. В 2-х кн. Кн.1. М„ 1999.736 с.

24. Государственное Совещание: Стенографический отчет. М., Л., 1930. XXIV, 372 с. Дан Ф.И. К истории последних дней Временного Правительства // Летопись революции.

25. Кн.1. Берлин, 1923. С.161-175. Декреты советской власти. T.l. М., 1957.626 с. Керенский А.Ф. Дело Корнилова. М., 1918. VI, 194 с.

26. Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М., 1993. 384 с.

27. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. Т.31-34. М., 1969.

28. Мельгунов С.П. Как большевики захватили власть: Октябрьский переворот 1917 г.

29. Лондон, 1984. 390 с. Милюков П Н Воспоминания. М., 1991. 528 с. Милюков П.Н. История второй русской революции. М., 2001.767 с. Меньшевики в 1917 году / Под общ.ред. З.Галшш, А.Ненарокова, Л.Хеймсона. В 3-х т.

30. Т. 1-3. М., 1994-1997. Набоков В. Д. Временное правительство f! Архив русской революции. T.l. М., 1991. С. 9-96.

31. Новгородцев П.И. Введение в философию права. Кризис современного правосознания. М., 1996. 269 с.

32. Программы политических партий России: Конец XIX начало XX вв. М., 1995. 464 с. Протоколы Центрального Комитета и заграничных групп конституционно-демократической партии / Под ред. Щ.Галай, М.Стокдейл, О.В.Волобуева,

33. В.В.Журавлева, Н.И.Канишевой, Т.Ф.Павловой, А.К.Сорокина, В.В.Шеяохаевн В 6-ти т. Т.З: 1915-1920 гг. М., 1998. 590 с. Розанов В.В. Собрание сочинений. Мимолетное. М., 1994. 541 с. Сорокин П.А. Заметки социолога. СПб., 2000. 300 с.

34. Станкевич В.Б. Воспоминания. 1914-1919. Ломоносов Ю.В. Воспоминания о мартовскойреволюции.1917 г. М., 1994. 287 с. Суханов Н.Н. Записки о революции. В 3-х т. Т.1-3. М., 1991.

35. Съезды и конференции конституционно-демократической партии / Под ред. О.В.Волобуева, Ш.Галай, В.В.Журавлева, НИ. Канш девой, А.К.Сорокина,

36. B.В.Шелохаева. В 3-х т. Т.З. Кн.1: 1915-1917 гг. М., 2000. 831 с.

37. Троцкий Л.Д. История русской революции. В 2-х т. Т.1: Октябрьская революция. 4.1. М.,1997. 320 с.

38. Трубецкой Е.Н Государственная мистика и соблазн грядущего рабства: (По поводу статей П.Б.Струве и Н.А.Бердяева) // Национализм. Полемика 1909-1917. М., 2000.1. C.212-219.

39. Февральская революция 1917 года: Сборник документов и материалов / Сост.

40. О.А.Шашкова. Отв.ред. А.Д.Степанский, В.И.Миллер. М., 19%. 353 с. Франк C.JX Философские предпосылки деспотизма // Опыт русского либерализма:

41. Антология. М., 1997. С.240-263. Церетели И.Г. Кризис власти. М., 1992. 272 с.2. Литература

42. Астрахан Х.М. Большевики и их политические противники в 1917 г. Л., 1973. 456 с.

43. Астрахан XJV1.7 Заславский Б Е. и др. «Правда» в 1917 г. М., 1962. 275 с.

44. Астрахан Х.М., Бережной А.Ф. и др. Большевистская печать в борьбе за власть Советов: (Март октябрь 1917 г.). Л., 1960. 281 с.

45. Банкротство мелкобуржуазных партий России 1917-1922 гг.: Сб.науч.трудов. В 2-х ч. / отв.ред. И.И.Минц. 4.1. М., 1977.209 с.

46. Белков А.К., Веревкин Б.П. Большевистская печать в период подготовки и осуществления Великой Октябрьской социалистической революции: (Март -октябрь 1917 г.) // Большевистская печать: Краткие очерки истории. 1894-1917. М., 1962. С.432-564.

47. Большевики в борьбе с непролетарскими партиями, группами и течениями: Материалы конф., Калинин, май 1983 г. / Отв.ред. К.В.Гусев. М., 1983. 239 с.

48. Борьба ленинской партии против непролетарских партий и течений: (Дооктябрьский период): Историогр.очерки / Отв.ред. А.Н.Шмелев. Л., 1987. 206 с.

49. Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. 376 с.

50. Булдаков В.П. Путь к Октябрю // Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? М., 1991. С. 19-49.

51. Великий Октябрь и непролетарские партии: Материалы конф., Калинин, май 1981 г. / Под общ.ред. И.И.Минца. М., Калинин, 1982. 255 с.

52. Волобуев П.В. Историческое место Февральской революции // 1917 год в исторических судьбах России. М., 1992. С.3-16.

53. Волобуев П.В. Октябрьская революция: Путь к демократии или диктатуре И Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. С.147-152.

54. Волобуев П.В. 1917 год: Была ли альтернатива? Н Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? М., 1991. С. 139-150.

55. Галили 3. Апрельский кризис // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: От новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 160-167.

56. Галили 3. Лидеры меньшевиков в русской революции: Социальные реалии и политическая стратегия. М., 1993. 429 с.

57. Галили 3. Меньшевики и проблема коалиционного правительства: Позиция революционных оборонцев и ее политические последствия И Анатомия революции. 1917 г. в России: массы, партии, власть. СПб., 1994. С.98-115.

58. Галили 3. От группы кружков до зенита политического влияния И Меньшевики в 1917 году. 1.1. М., 1994. С.70-104.

59. Гальперина Б. Д. Частные совещания Государственной Думы // Непролетарские партии России. М., 1989. С.111-117.

60. Герасименко Г.А. Земства в русской революции 1917 года // Россия в XX веке: Реформы и революции. Т.1. М., 2002. С.284-299.

61. Герасименко Г.А. Первый акт народовластия в России: Общественные исполнительные комитеты (1917 г.). М„ 1992.349.

62. Герасименко Г.А. Народ и власть: 1917. М., 1995.285 с.

63. Герасименко Г.А. Общественные исполнительные комитеты в революции 1917 г. // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: От новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 145-159.

64. Гусев К.В. Партия эсеров: От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М., 1975. 383 с.

65. Гусев К.В. К вопросу о демократической альтернативе Октября /У Октябрьская революция. Народ: ее творец или заложник? М., 1992. С.30-47.

66. Гусев КВ. В.М.Чернов. Штрихи к политическому портрету: (Победы и поражения Виктора Чернова). М., 1999.207 с.

67. Думова Н.Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и Февральской революции. М., 1988. 246 с.

68. Дэвид-Фокс М. Введение: Отцы, дети и внуки в американской историографии царской России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Императорский период. Антология. Самара, 2000. С.5-47.

69. Европейское социалистическое движение. 1914-1917: Разрубить или развязать узлы? / Отв.ред. Р.П.Г ришина, И.И.Костюшко. М., 1994. 304 с.

70. Загородников А.Н. Павел Милюков и западная историография о российском либерализме // П.Н.Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000. С.449-461.

71. Злоказов Г.И. Меньшевистско-эсеровский ВЦИКСоветов в 1917 году. М., 1997. 336 с.367

72. Знаменский ОН. Всероссийское Учредительное Собрание: История созыва и политического крушения. JL, 1976. 364 с.

73. Иоффе Г.З. Ю.О.Мартов // Россия на рубеже веков: Исторические портреты, М., 1991. С.2В1-295.

74. Иоффе Г. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995. 236 с.

75. Коваленко Н.А. 1917 год: Новые подходы и взгляды. М., 2001. 336 с.

76. Ковлер А.И. Исторические формы демократии: Проблемы политико-правовой теории. М., 1990.256 с.

77. Колоницкий Б.И. Борьба с петроградской буржуазной печатью в дни корниловского мятежа // Рабочий класс России, его союзники и политические противники в 1917 году. Л., 1989. С. 297-304.

78. Колоницкий Б.И. "Демократия" как идентификация: К изучению политического сознания Февральской революции // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: От новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С.109-118.

79. Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры российской революции 1917 г. СПб., 2001.350 с.

80. Комин В. В. Банкротство буржуазных и мелкобуржуазных партий России в период подготовки и победы Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1965. 644 с.

81. Константиновский Б.А. Законодательство Февральской революции: (Очерк по истории русского права) И Записки русской академической группы в США. Н.-Й., 1969. Т.З. С. 185-206.

82. Кудинова Н.Т. Отечественная историография революции 1917 г. в России (1917 -1995 гг.). Хабаровск, 1998. 307 с.

83. Лавров В.М. "Крестьянский парламент" России: (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917 -1918 годах). М., 1996.240 с.

84. Леонов С.В. Октябрьская революция и демократия в России Н Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. С.249-255.

85. Леонов С.В. Советы сквозь призму внутрипартийных дискуссий в РСДРП (б) (март -апрель 1917 г.) // Общественные организации в политической системе России в 1917 1918 годов. М., 1991. С.76-85.368

86. Листиков С.В. Конец самодержавия и проблема выбора пути: (Русская пресса 1917 года об американском опыте) // Первая мировая война: Пролог XX века. М., 1998, С.304-319.

87. Малышева С.Ю. Временное правительство России. Современная отечественная историография. Казань, 2000.208 с.

88. Малышева С.Ю. Российское Временное правительство 1917 года. Отечественная историография 20-х середины 60-х годов. Казань, 1999.168 с.

89. Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997.650 с.

90. Медушевский А.Н. Стратегия конституционной революции в условиях социального кризиса: (Либерализм в канун Учредительного собрания) // Либеральный консерватизм: История и современность. М., 2001. С.55-78.

91. Минц И И. История Великого Октября. В 3-х т. Т.2: Свержение Временного правительства. Установление диктатуры пролетариата. М., 1978. 1008 с.

92. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII начало XX в.). В 2-х т. Т.2. СПб., 1999. 566 с.

93. Ненароков А. Упущенная возможность единения демократических сил при решении вопроса о власти //Меньшевики в 1917 г. Т.З. 4.1. М., 1996. С.13-70.

94. Непролетарские партии России: Урок истории / Под общ. ред. И.Н.Минца. М., 1984, 566 с.

95. Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции: Материалы конф., Калинин, май 1981. / Под общ.ред. И.И.Минца. М., Калинин, 1982.253 с.

96. Непролетарские партии России в трех революциях: Сб.сгатей / Отв. ред. К.В.Гусев. М., 1989.246 с.

97. Непролетарские партии России в1917г. ив годы гражданской войны: Материалы науч. симпозиума / Под общ.ред. И.И.Минца. М., 1980. 243 с.

98. Николаев А.Б. Исторический опыт российского парламентаризма: Государственное Совещание 1917 г. // Историк и революция: Сб.сгатей к 70-летию со дня рождения О.Н.Знаменского. СПб., 1999. С. 161-175.

99. Николаев А.Б. «Парламентский» проект В.В.Шульгина // Россия в 1917 году: Новые подходы и взгляды. Вьш.2. СПб., 1994. С.36-42.369

100. Николаев А.Б. Подготовка созыва Государственного совещания Н Рабочий класс России, его союзники и политические противники в 1917 году. Л., 1989. С.271-278.

101. Оболенская С В. Фрэнк С. Народная юстиция, община и R-ультура русского крестьянства 1870-1900 И История ментальностей, историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С.233-239.

102. Ознобишин Д.В. Буржуазная диктатура в поисках парламентского прикрытия // Исторические записки. М., 1974. Т.93. С. 113-148.

103. Окороков А.З. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. М., 1970. 414 с.

104. Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. В 2-х кн. / Отв.ред. А.Л.Фрайман. Кн.2. Л., 1967. 611 с.

105. Пайпс Р. Три «почему» русской революции. М., СПб., 1996.94 с.

106. Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание: История рождения и гибели. М., 1997.368 с.

107. Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание и демократическая альтернатива// Анатомия революции. 1917 г. в России: массы, партии, власть. СПб., 1994. С. 134-148.

108. Рабинович А. Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде. М., 1989.416 с.

109. Репина Л.П. Культурный поворот в интеллектуальной истории // Выбор метода: Изучение культуры в России 1990-х годов. М., 2001. С.28-36.

110. Розенберг У.Г. Государственная администрация и проблема управления в Февральской революции //1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: От новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 119-130.

111. Розенберг У.Г. История России конца XIX начала XX вв. в зеркале американской историографии // Россия XIX-XX вв.: Взгляд зарубежных историков. М., 1996. С. 8-28.

112. Розенберг У.Г. Создание нового государства в 1917 г.: Представления и действительность // Анатомия революции. 1917 г. в России: массы, партии, власть. СПб., 1994. С.76-97.

113. Рубан Н.В. Октябрьская революция и крах меньшевизма: (Март 1917 1918 гг.). М., 1968. 400 с.

114. Рубинштейн Н. К истории Учредительного собрания. М., Л., 1931. 128 с.370

115. Руднева С.Е. Демократическое Совещание (сентябрь 1917 г.): История форума. М., 2000. 256 с.

116. Савельев П.Ю., Тютюкин С.В. Юлий Осипович Мартов (1873-1923): Человек и политик // Новая и новейшая история. 1995. № 5. С.130-166.

117. Скрипилев Е.А. Всероссийское Учредительное Собрание. М., 1982. 216 с.

118. Скрипилев Е.А. Развитие русского права в период от Февраля до Октября 1917 г. // Развитие русского права во второй половине XIX- начале XX вв. Раздел П. М., 1997. С.251-363.

119. Славин Н.Ф. Кризис власти в сентябре 1917 г. и образование Временного Совета Республики (Предпарламента) // Исторические записки АН СССР. М., 1957. Вып.61. С.35-61.

120. Смирин Г.Е. Периодическая печать в 1917 году: К методологии изучения // Октябрьская революция. Народ: ее творец или заложник. М., 1992. С. 405-416.

121. Смирнов Н.Н. Февраль и российская государственность // Россия в XIX-XX вв. Сб. статей к 70-летию со дня рождения Р.ШГанелина. СПб., 1998. C.309-3I5.

122. Соболева П.И. Октябрьская революция и крах социал-соглашателей. М., 1968. 351 с.

123. Сорокин А.К. Несостоявшийся транзит. (От авторитаризма к демократии) // Русский либерализм: Исторические судьбы и перспективы. М., 1999. С.458-490.

124. Сперкач А. И. П.Н. Милюков против правых кадетов: («Новая тактика» и идеологические аспекты раскола конституционных демократов) // П.Н.Милюков: Историк, политик, дипломат. М., 2000. С.396-414.

125. Спирин JI.M. Россия 1917 г. Из истории борьбы политических партий. М., 1987. 334 с.

126. Спирина М.В. Крах мелкобуржуазной концепции социализма эсеров. М., 1987.204 с.

127. Старцев В.И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. JL, 1980. 256 с.

128. Старцев В.И. Крах керенщины. JL, 1982. 271 с.

129. Ткаченко Ю.В. Печать московской организации партии социалистов-революционеров в феврале октябре 1917 года. Дисс. на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2000.219 с.

130. Токарев Ю.С. Народное правотворчество накануне Великой Октябрьской социалистической революции (март-октябрь 1917 г.). М., JI., 1965. 186 с.

131. Тютюкин С.В. Меньшевизм: Страницы истории. М., 2002. 560 с.371

132. Урилов И Х. Ю.О.Мартов: Политик и историк. М., 1997. 470 с. Федоренко А.А. Политическая концепция В.М.Чернова. М., 1999.160 с. Флоринский М.Ф. Кризис государственного управления в России в годы первой мировой войны. Л., 1988. 208 с.

133. Хеймсон Л. Меньшевики: политика и проблема власти в 1917 г. // Меньшевики в 1917 г.

134. Т.3.4.2. М., 1997. С.17-58. Хильдемайер М. Шансы и пределы аграрного социализма в российской революции // Россия в XX веке. Историки мира спорят. М\, 1994: С.125-134.

135. Acton Е. Rethinking the Russian Revolution. L., 1990.229 p.

136. Figes O., Kolonitskii B. Interpreting the Russian Revolution. The Language and Symbols of1917. L., 1999. 198 p. Geertz C. The interpretation of Cultures. N.Y., 1973.470 p. Held D. Models of Democracy. Stanford, 1987. 321 p.