автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Странные превращения в мотивной структуре малой прозы Н.В. Гоголя 1830 - 1840 - х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Странные превращения в мотивной структуре малой прозы Н.В. Гоголя 1830 - 1840 - х гг."

На правах рукописи

ВОЛОКОНСКАЯ Татьяна Александровна

СТРАННЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ В МОТИВНОЙ СТРУКТУРЕ МАЛОЙ ПРОЗЫ Н. В. ГОГОЛЯ 1830-1840-Х ГГ.

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 О ИЮЛ 2014

Саратов 2014

005550434

Работа выполнена на кафедре общего литературоведения и журналистики федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Саратовский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Прозоров Валерий Владимирович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русской, зарубежной литературы и методики преподавания литературы ФГБОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия» Кривонос Владислав Шаевич

кандидат филологических наук, начальник отдела контентной поддержки и мониторинга Управления информатизации и телекоммуникаций ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет имени Гагарина Ю. А.» Изотова Евгения Валерьевна

Ведущая организация: ФГАОУ ВПО «Национальный исследовательский

Томский государственный университет»

Защита состоится «24» сентября 2014 г. в УМ ь час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 на базе ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского» (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке имени В. А. Артисевич и на сайте ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского»

http://www.sgu.ru/sites/default/flles/dissertation/2014/05/26/dissertaciya_t._a._volokon skoy_podpis.pdf.

Автореферат разослан «_»_20_года

Ученый секретарь диссертационного совета

Общая характеристика работы

Изучение поэтики гоголевских текстов на рубеже ХХ-ХХ1 веков подразумевает выстраивание целостной онтологической концепции, присущей Гоголю. Как отмечает Андрей Белый, «говорить содержательно о центральном сюжете творчества Гоголя - значит: говорить о содержании мировоззрения Гоголя»1. По мнению М. Я. Вайскопфа, право исследователя проводить параллели между организацией художественной реальности гоголевских текстов и авторским стилем находит основание «в отчетливом осознании им [Гоголем]

своего творческого процесса как рефлексии и в осмыслении конструируемой им

2

художественной реальности как реальности своего внутреннего мира» .

Сюжет Гоголя в исследовательских интерпретациях традиционно наделяется двумя особенностями. Первая из них - динамический потенциал его художественной реальности, «сплошная превращаемость» ее составляющих, которую отмечают М. Н. Виролайнен, М. Я. Вайскопф, А. X. Гольденберг, В. А. Зарецкий, А. И. Иваницкий, А. Д. Синявский. Второе важнейшее свойство -восприятие отдельных элементов гоголевского мира как странных, непонятных, разрушающих причинно-следственные и пространственно-временные связи, обладающих неявной природой, которая предполагает вмешательство потусторонних сил, - об этом говорят С. А. Гончаров, В. М. Маркович, Ю. В. Манн, К. В. Мочульский. Основной стилистический прием писателя может быть охарактеризован как «остранение» (термин В. Б. Шкловского3) -«эстетический принцип, согласно которому знакомое изображается как незнакомое и странное, привычное - как непривычное и удивительное»4.

Понятия «странный» и «превращение» сближаются в обозначении значимого для Гоголя сюжетного элемента в работах В. Ш. Кривоноса, однако исследователь не выделяет особо мотива странных превращений, который, на

1 Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование. М.; Л., 1934. С. 6, 79.

2 Вайскопф М. Поэтика петербургских повестей Гоголя. (Приемы объективации и гипостазирования) // Вайскопф М. Птица тройка и колесница души: работы 1978-2003 годов. М., 2003. С. 50.

3 См.: Шкловский В. О теории прозы. М., 1929. С. 13 и далее.

4 Гюнтер X. Остранение // Поэтика: слов, актуал. терминов и понятий / гл. науч. ред. Н. Д. Тамарченко. М., 2008. С. 154.

наш взгляд, является осевым для внутреннего сюжета Гоголя. Странное предполагает отклонение от общепринятой нормы, противопоставление себя окружающему, вызывает особую реакцию со стороны наблюдающих его, подразумевает активное действие сверхъестественных сил и нарушение законов логики; превращение подразумевает изменение формы или сути явления, подмену одного фрагмента действительности другим, а также искажение общего миропорядка, исконной божественной гармонии. Составное понятие «странное превращение» в контексте гоголевских произведений оказывается тесно связанным одновременно с потусторонним миром (и в частности - его демонической областью) и с психическим состоянием свидетеля метаморфозы.

Мотивный анализ текстов Гоголя представляется нам продуктивным, так как предполагает комплексное изучение всех уровней: от конструктивно-стилистических приемов автора и композиционно-фабульной организации до психопоэтики и мифолого-архетипической составляющей. Во внутреннем сюжете гоголевских произведений мотив странных превращений становится комплексной единицей текста; в качестве его манифестаций выступают мотивы бегства от черта, сдвига и разрушения границ, сна и пробуждения, заколдованного места, чудесного рождения, испытания, живых вещей и многие другие. Кроме того, странные превращения у Гоголя имеют тенденцию соединяться в цепочку, отдельные звенья которой выходят за пределы внутренней реальности текста, поэтому интересующий нас мотив оказывается в том числе и метаописательной категорией, характеризующей стиль повествования, а также изменения повестей в авторском и читательском сознании.

Исходя из всего вышеизложенного, мы формулируем тему диссертационного исследования как «Странные превращения в мотивной структуре малой прозы Н. В. Гоголя 1830-1840-х гг.», подразумевая и составной характер мотива странных превращений, реализуемого через систему переплетающихся алломоти-вов, и его стержневое значение для развития сквозного гоголевского сюжета.

Актуальность исследования обусловлена возможностью синтезировать различные исследовательские концепции на основе выявления единого сюжета

гоголевских текстов. На данном этапе гоголеведения эта работа приобретает особое значение, так как после двухсотлетнего юбилея писателя обнаружилось формирование новой традиции литературоведческого изучения его творчества как с идейно-образной, так и с композиционной точек зрения. Публикация Полного собрания сочинений и писем Гоголя в 23 томах, осуществляемая в настоящий момент коллективом ИМЛИ РАН во главе с Ю. В. Манном, демонстрирует возвращение исследователей к учету авторской воли в определении границ гоголевских циклов и, следовательно, к постижению целостного художественного высказывания, которое представляет собой каждый из них. В этом отношении важность мотива странных превращений, указывающего направление, в котором развивалась творческая мысль писателя, представляется нам бесспорной.

Научная новизна работы состоит в том, что в поэтике произведений Гоголя выделен сквозной комплексный мотив, изучение которого открывает причины и методы перехода писателя от одного прозаического цикла к другому. Прослеживается взаимозависимость между особенностями художественной реальности повестей и авторской манерой ее изображения. Определяются основания частой у Гоголя реинтерпретации собственных произведений, а также контекстуальные изменения их смыслового наполнения в восприятии читателей.

Цель исследования - выявить роль мотива странных превращений в становлении и развитии художественной онтологии и антропологии Гоголя.

Для достижения поставленной цели необходимо выполнить следующий ряд задач:

1) исследовать круг наиболее устойчивых манифестаций комплексного мотива странных превращений в структуре произведений Гоголя;

2) на лексико-стилистическом, сюжетно-образном и идейно-композиционном уровнях текстов проследить, в какой степени движение внутреннего сюжета писателя зависимо от перемен в его отношении к странным превращениям действительности;

3) охарактеризовать причины и последствия отклонения читательского восприятия от авторской воли в установлении структуры и состава

гоголевских циклов (разрушение сборника «Арабески», выделение цикла «Петербургские повести»);

4) определить возможные варианты выбора человеком своего пути в художественном мире Гоголя, а также функцию деятельного приобщения к искусству и религии в осуществлении этого выбора.

Материалом диссертации являются прозаические циклы Н. В. Гоголя 1830-1840-х гг., в которых постепенно формируется понимание писателем собственной деятельности как миссии спасения мира - вывода его из-под власти демонических сил. Основное внимание в работе уделяется сборнику «Арабески» и вышедшему из него циклу «Петербургские повести». Малороссийские циклы «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», а также примыкающие к петербургским текстам повесть «Коляска» и отрывок «Рим» привлекаются к исследованию с точки зрения сквозных мотивов и идей, которые формируют единый сюжет, связанный с мотивом странных превращений. Дополнительным материалом становится эпистолярное наследие писателя, способствующее обозначению семантического диапазона понятия «странное превращение».

Объект исследования - художественная онтология и антропология Гоголя, получающие свое воплощение в циклах его повестей.

Предмет исследования - формы реализации мотива странных превращений в гоголевских текстах, указывающие на изменения в авторской концепции мира и места человека в нем.

В основу методологии работы положены, в первую очередь, принципы имманентного анализа художественного текста, необходимость которых была сформулирована А. П. Скафтымовым в статье «К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы»: «Только само произведение может за себя говорить. Ход анализа и все заключения его должны имманентно вырастать из самого произведения»5. Кроме того, необходимой составляющей нашего исследования становится сопоставительный анализ

5 Скафтымов А. П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Скафтымов А. П. Поэтика художественного произведения / сост. В. В. Прозоров, Ю. Н. Борисов. М„ 2007. С. 27.

гоголевских произведений в рамках цикла, а также в различных контекстах, в которые их помещают автор или читатели. Наряду с этим в диссертации использованы элементы биографического, мифопоэтического,

культурологического, психологического и структурно-семиотического методов. Мы не применяем в работе принципы сравнительно-исторического метода, поскольку в фокусе нашего интереса находятся не пути возможного заимствования Гоголем идей восприятия мира, а формы реализации этих идей в рамках художественной реальности его текстов.

Методологическую основу диссертации составили теория хронотопа М. М. Бахтина, теория автора М. М. Бахтина, Н. Т. Рымаря и В. П. Скобелева, теория семиосферы Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского, наблюдения в области мотивологии А. Н. Веселовского, представителей новосибирской и саратовской филологических школ. Культурологической основой стали исследования в области обрядов перехода и инициации в их культурном и литературном бытовании (работы А. ван Геннепа, В. Тэрнера, О. М. Фрейденберг, Е. М. Мелетинского, Л. Д. Бугаевой). Историко-литературная база представляет собой исследование поэтики гоголевских текстов в трудах Андрея Белого, Ю. М. Лотмана, Ю. В. Манна, А. Д. Синявского, М. Я. Вайскопфа, В. Ш. Кривоноса и др.; отдельно необходимо отметить работу В. Н. Топорова о Петербургском тексте русской литературы. Ядром словарно-энциклопедической базы являются «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля, современный вариант толкового словаря под редакцией С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой, «Литературная энциклопедия терминов и понятий» под редакцией А. Н. Николюкина, «Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий» под редакцией Н. Д. Тамарченко.

Источниками текстов Гоголя стали Полное академическое собрание сочинений в 14 томах 1937-1952 гг. и Полное академическое собрание сочинений и писем в 23 томах, выходящее в свет с 2001 г. Произведения и письма Гоголя главным образом цитируются по 14-томному собранию, однако в главе, посвященной сборнику «Арабески», цитирование осуществляется по третьему тому 23-томного

собрания, в котором состав сборника был восстановлен в полном объеме. Первая редакция повести «Портрет» цитируется по 23-томному собранию, вторая - по 14-томному; повести «Невский проспект» и «Записки сумасшедшего» цитируются по 23-томному собранию во второй главе исследования, по 14-томному - в третьей главе. Кроме того, в работе используется научно-вспомогательный аппарат издания сборника «Арабески» в серии «Литературные памятники».

Теоретическая значимость исследования заключается в изучении сквозного сюжета гоголевских произведений, а также истории их критического и литературоведческого восприятия с точки зрения комплексного мотивного подхода.

Практическая значимость состоит в возможности использования материалов исследования при разработке общих историко-литературных курсов и спецкурсов для студентов филологических факультетов высших учебных заведений, на уроках литературы в средней школе, а также при научном издании и комментировании произведений Гоголя.

Положения, выносимые на защиту:

1. В становлении и развитии онтологического и антропологического аспектов гоголевской картины мира наблюдается прямая зависимость от перемены отношения писателя к странным превращениям действительности. Изначально допуская, что человек может использовать энергию странных превращений для благого преобразования мира, если обладает силой воли и созидательным потенциалом гения, Гоголь впоследствии приходит к утверждению демонической сути таких метаморфоз, способствующих отклонению мира от божественной гармонии.

2. В текстах Гоголя мотив странных превращений выступает как комплексная категория, реализуемая посредством многочисленных алломотивов, изображающих, а в какой-то степени и формирующих «ирреальную реальность» (Ю. В. Манн) его художественного мира.

3. Сборник «Арабески» и цикл повестей 1842 г. служат отражением двух последовательных этапов гоголевского решения проблемы странных

превращений. «Арабески» выражают неудачную попытку позитивного использования метаморфоз средствами искусства. Цикл повестей 1842 г. демонстрирует целенаправленный выход из-под власти странных превращений, который оказывается доступен автору и читателям в их движении к «Мертвым душам», но не персонажам, замкнутым внутри герметичного пространства метаморфоз.

4. Мотив странных превращений определяет и пути трансформации гоголевских циклов в читательском сознании: разделение «Арабесок» на публицистическую и художественную половины, выделение «Петербургских повестей» из цикла 1842 г. Если в первом случае разрушение текстового единства происходит в том числе и с участием Гоголя, то во втором появление неавторского цикла кардинально меняет суть художественного высказывания писателя, подменяя сотериологическую картину мира эсхатологической концепцией, которая становится основой петербургского мифа и Петербургского текста русской литературы.

5. В результате кризиса, вызванного переоценкой проблемы странных превращений, Гоголь противопоставляет их демонической силе необходимость деятельного духовного роста личности, обозначаемого им как «чудное преображение». Основными ориентирами человека на этом «вертикальном» пути становятся подлинное искусство и искренняя вера как две формы бытия в Боге.

Апробация основных научных результатов и выводов проходила в рамках работы семинара «Проблема интерактивности в филологии и журналистике» под руководством проф. В. В. Прозорова (2008-2014 гг.), на заседаниях кафедры общего литературоведения и журналистики Национального исследовательского Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского, а также на научно-практических конференциях различного уровня: Всероссийская конференция молодых ученых «Филология и журналистика в XXI в.» (Саратов, 20092011, 2013-2014 гг.), Литературные Хлестаковские чтения (Саратов, 2012 г.),

Межвузовская научно-практическая конференция молодых исследователей «Литература в системе культуры» (Тверь, 2012 г.), XXXIII Зональная конференция литературоведов Поволжья (Саратов, 2012 г.), Научная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых в рамках Международного молодежного научного форума «ЛОМОНОСОВ - 2013» (Москва, 2013 г.). По теме диссертации опубликованы 9 работ, из них 4 статьи — в журналах, включенных в Перечень ведущих рецензируемых научных изданий, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией при Министерстве образования и науки Российской Федерации, 5 статей - в сборниках по материалам научных конференций.

Структура диссертационной работы обусловлена поставленными задачами и состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 220 наименований.

Основное содержание работы Во введении указываются тема диссертации, актуальность и новизна исследования, цели и задачи, очерчивается степень разработанности проблемы. Определяются предмет, объект и материал исследования, методология и основной круг источников. Обозначается теоретическая и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту. Даются сведения об апробации центральных выводов исследования и опубликованных по теме статьях. Описывается структура диссертации.

В первой главе «Странные превращения в художественном мире Н. В. Гоголя: семантический диапазон понятия» изучаемый мотив анализируется в контексте эпистолярного наследия писателя, а также циклов «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород». Прослеживается постепенное формирование онтологической и антропологической концепции Гоголя, для которой мотив странных превращений имеет стержневое значение. Данный мотив оказывается своеобразным вектором изменений в картине мира писателя, что закономерно находит отражение в поэтике его произведений.

и

В первом параграфе «Объем понятия "странное превращение" в письмах Н. В. Гоголя» рассматривается динамика отношения писателя к странным превращениям действительности, интерес к которым сопровождает его на протяжении всей жизни. Личная переписка Гоголя демонстрирует его неугасающее внимание ко всему удивительному и непонятному, за которым он подозревает присутствие потусторонней силы, что определяет выбор эпитета «странный». Вторжение странного в размеренный распорядок жизни воспринимается как масштабная метаморфоза пространства и его обитателей. Изначально Гоголь не воспринимает это как угрозу - наоборот, понимание жизни как цепочки странных превращений определяет направление его творческого развития. По его мнению, только изображение оригинальных, контрастных друг другу фрагментов реальности способно поразить и увлечь за собой читателя. Однако с самого начала мотив странных превращений в письмах Гоголя приобретает и негативный оттенок, указывая на возможность рассеяния человека под влиянием метаморфоз, раздробления его сознания и души и уклонения с правильного пути. Склонность человека к странным превращениям кроется в силе его воображения; в сущности, мир переживает трансформацию именно в сознании наблюдателя.

В гоголевской концепции личности появляется противопоставление обычного человека, подверженного воздействию странных превращений, и гения, способного усилием воли охватить все противоречия и отразить их в целостной картине мира. Но наблюдения за конфликтами и спорами, возникающими в результате столкновения индивидуальных мировоззрений, каждое из которых объявляется единственно верным, дискредитируют в глазах писателя эту идею. Неразумная погоня за мечтой делает человека невольным пособником дьявола, который пользуется всеобщим переходным состоянием, чтобы превратить установленный Богом порядок в хаос. Единственный путь спасения от нечистой силы Гоголь видит в деятельном духовном подвиге, нравственном очищении и избавлении от одностороннего взгляда на действительность.

Вектор сотериологической концепции Гоголя направлен от индивидуального совершенствования к коллективному возвращению идеалов, поэтому миссия писателя, в его понимании, состоит в том, чтобы средствами искусства демонстрировать читателю гибельность следования странным превращениям и необходимость ориентации на божественную гармонию. Духовное преображение получает обозначение «чудное», которое становится этическим антонимом понятию «странное» и предполагает просветление сознания и восстановление связей личности с историей. В письмах последних лет жизни Гоголь изображает свою литературную деятельность как миссию борьбы со странными превращениями и стоящим за ними дьяволом ради восстановления Божьей гармонии в мире.

Второй параграф «"Заколдованное место" как сфера действий странных превращений в малороссийских циклах Н. В. Гоголя» сконцентрирован на анализе устойчивой манифестации изучаемого мотива - мотиве заколдованного места, то есть «порогового» пространства, в котором происходит взаимодействие нормального и потустороннего миров, сопровождаемое странными превращениями. Художественный интерес Гоголя к этому феномену формируется от простых описаний метаморфоз в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» к поискам их первопричин в «Миргороде». Движение авторской мысли соответствует и хронологическому развитию странных превращений, усложняющихся и приобретающих большую власть над миром во втором цикле. Полярная картина мира в «Вечерах...» подвергается постепенному разрушению, обитаемое пространство и потусторонние топосы перемешиваются и сливаются. В «Миргороде» демонстрируется дальнейшее дробление этого пространства на взаимно отчужденные зоны, в равной степени недостоверные в глазах автора и читателя. Вмешательство нечистой силы в жизнь человека совершается повсеместно, порождая пестрый, хаотичный характер метаморфоз. Первопричина этого взаимодействия миров - в глобальном уничтожении границ между нормальным и противоестественным. Дробный, склонный к непрерывным изменениям хронотоп становится достаточным условием для восприятия

разнородных в остальном повестей как единого цикла, следовательно, на момент работы над «Миргородом» писатель уже сознательно воспринимает проблему странных превращений действительности как одну из важнейших для своего творчества.

Возникновение «заколдованного места» - результат существования особых персонажей-медиаторов, в природе которых человеческое и потустороннее слиты и уже не подлежат разделению. Характеристике одного из таких персонажей посвящен третий параграф «Кузнец Вакула в повести Н. В. Гоголя "Ночь перед Рояедеством" как образ "порогового" человека». Смешанное происхождение героя подкрепляется амбивалентностью его поступков: будучи благочестивым титором и церковным живописцем, Вакула в то же время наделен хтонической профессией кузнеца и для достижения своих целей пользуется помощью нечистой силы. Как бы ни был набожен герой, потусторонняя часть его природы исподволь подталкивает его к странным мыслям и поступкам. Проблема выбора таким персонажем своего пути демонстрирует необходимость сознательного отказа от собственных слабостей в пользу нравственного совершенствования, актуализируя этический аспект гоголевской антропологии.

Специфика реализации мотивов заколдованного места и «порогового» человека указывает на возникновение единого гоголевского сюжета - вторжение потусторонних сил в обитаемое пространство с целью разрушить исконно существовавшую в нем гармонию, расчленив мир на отдельные зоны, каждая из которых является результатом разнообразных странных превращений.

Вторая глава диссертации - «"Странные" циклы Н. В. Гоголя: от "Арабесок" к "Петербургским повестям"» - посвящена следующей стадии развития гоголевского сюжета. В «Арабесках» мотив странных превращений оказывается не только внутренним лейтмотивом произведений, но и композиционной осью целого цикла. Мир представляется в сборнике как совокупность взаимно остраненных зон, но в такой раздробленности заключен и положительный потенциал. Гоголь размышляет над возможностью обратить энергию метаморфоз на восстановление утраченной гармонии. Крушение этой

идеи становится причиной последовательных трансформаций «Арабесок» в авторский цикл повестей 1842 г., а затем - в читательский цикл «Петербургские повести», приобретающий эсхатологический смысл в контексте гоголевского творчества.

В первом параграфе «Апофеоз странных превращений в сборнике "Арабески" как причина кризиса эстетической онтологии Н. В. Гоголя»

рассматривается самый оптимистичный этап в развитии гоголевской картины мира. Мотив странных превращений в «Арабесках» становится принципом авторского отбора материала: из всего массива событий выделяются те, в которых явления и характеры изображаются как исключительные, то есть остраненные по отношению друг к другу. «Лоскутному» характеру бытия противостоит в сборнике фигура гения, способного могучим усилием воли охватить разом все контрасты и претворить их в иерархически организованную, но живую систему -отражение высшей, равномерно объемлющей мир логики. Воображение художника оказывается способным перевоплощать мир в новые формы. Чудесным инструментом такого преображения становится искусство.

Мотив странных превращений предопределяет сам ход работы писателя над составом и композицией «Арабесок». Состав и структура сборника переживают ряд последовательных трансформаций, Гоголь включает в него три новых петербургских текста. В итоге происходит реинтерпретация публицистических статей: выраженный в них позитивный смысл странных превращений вступает в резкую оппозицию с их негативной трактовкой в художественных произведениях цикла. В контексте целого сборника странные превращения утрачивают положительное значение и принимают вид дьявольских махинаций с реальностью. Таким образом, «Арабески» фиксируют целый пласт сменяющих друг друга авторских идей, скрепляя их в сложном, пронизанном внутренними конфликтами единстве.

Размышления о смысле заглавия сборника прямо связывают центральную для «Арабесок» тему искусства и мотив странных превращений. Все свойства, присущие арабеске как искусствоведческому понятию, идеально отвечают

художественному замыслу Гоголя и, будучи вынесены в заглавие, правильным образом настраивают читателя на встречу с книгой, суть которой и составляет изображение бесконечных метаморфоз действительности. «Арабескам» в полной мере оказываются свойственны противоречивость жанровых форм и содержания, неустойчивость, недовоплощенность, повышенная внутренняя динамика, закономерно переходящая в распад сборника.

Расчленению целостной картины мира на фрагменты в «Арабесках» сопутствует выстраивание особой хронологии изображаемой реальности. Этому аспекту поэтики цикла посвящен второй параграф «Категории времени и вечности в поэтике "Арабесок"». «Время повествования» в сборнике оказывается важнее и могущественней «времени события». В рамках «Арабесок» сознательно нарушается хронологическая последовательность, удаленные друг от друга по времени события описываются в сходной риторической манере, историческое явление трактуется как приближение человечества к вечным смыслам и ценностям или удаление от них. Прошлое главным образом предстает в качестве безграничного хранилища мнимых или подлинных истоков настоящего, поэтому история становится важна не сама по себе, а как предыстория конкретного происшествия. Такое преодоление времени в пользу вечности становится для Гоголя актом подражания Христу, само рождение которого обнулило историю мира.

Однако в художественных произведениях цикла метаморфозы времени способствуют полному крушению всех систем координат. Датировка и выстраивание текстов в хронологической последовательности являются принципиально невозможными, история подменяется индивидуальной памятью, прошлое становится недостоверным. Особенности хронотопа гоголевских повестей демонстрируют прямую зависимость от мотива странных превращений: мгновенные метаморфозы видимой действительности представляют собой переключение из одного пространственного плана в другой, сопровождаемое остановкой сюжетного времени. В итоге хронотоп характеризует не столько реальность произведения как замкнутый на себе мир, сколько состояние

авторского сознания, этот мир создающего. Поэтому замыкающие цикл «Клочки из записок сумасшедшего» оказываются точной и горькой автопародией, остраняющей все идеи «Арабесок». Разрушение хронологии в дневнике Поприщина обусловлено прогрессирующим безумием персонажа, а выход в вечность, который он осуществляет в конце повести, разрушает его сознание, не подготовленное к обретению истины.

Третий параграф - «Распад "Арабесок" и проблема петербургского цикла» - исследует цепь трансформаций, осуществивших переход от сборника «Арабески» к рецептивному циклу «Петербургские повести». В критических откликах на «Арабески» происходит окончательное разделение сборника на публицистическую и художественную половины, причем отношение к статьям оказывается преимущественно негативным. Петербургские тексты получают различные оценки критиков, их толкование осуществляется в соотношении с повестями «Миргорода». На неустойчивый характер «Арабесок» указывает и история научного изучения этого сборника: литературоведы XX в. традиционно отделяют петербургские повести от публицистических текстов, попытки восстановления «Арабесок» в последнее десятилетие (в третьем томе Полного собрания сочинений и писем в 23 томах, в издании серии «Литературные памятники») оборачиваются их включением в контекст разных гоголевских произведений, подвижностью состава самого цикла.

В 1842 г. Гоголь окончательно разрушает сборник «Арабески» и вводит петербургские тексты в новый цикл повестей. Произведения в нем расположены в такой последовательности, чтобы по мере их чтения происходил пространственный и мистический выход из заколдованного места, олицетворением которого становится Петербург, к божественным идеалам, открывающимся в перспективе трилогии «Мертвые души». Однако неудача в работе над поэмой и смерть писателя ретроспективно смещают смысловые акценты в цикле, способствуя повторной автономизации петербургских текстов в рецептивный цикл, закрепившийся в читательском и научном восприятии. В контексте отечественной классической культуры он выступает одним из истоков

так называемого Петербургского текста русской литературы и эсхатологического мифа о Петербурге. Поэтому можно говорить о том, что традиция выделения цикла «Петербургские повести» нарушает авторскую волю Гоголя, актуализирует в его произведениях не христианскую, а архаичную картину мира и оставляет Петербург во власти странных превращений.

В четвертом параграфе «Две редакции повести Н. В. Гоголя "Портрет": от причин к результатам странных превращений» соотнесение двух версий одного произведения дает представление о способах перехода петербургских текстов из «Арабесок» в новое единство с принципиально иными художественными задачами. По сравнению с первым вариантом повести, в «Портрете» 1842 г. уменьшается непосредственное влияние портрета демонического ростовщика на судьбу главного героя, однако параллельно увеличивается зависимость истории Чарткова от воздействия миражной реальности Петербурга в целом. В версии 1842 г. мир дольше подвергался влиянию зла, поэтому в нем превышена критическая масса метаморфоз и наступил полный распад бытия. Каждое явление оказывается результатом нескольких превращений, их последовательность невозможно восстановить, а значит, они необратимы. Меняется и история религиозного живописца из второй части повести: для искупления своего греха ему уже недостаточно просто покинуть пространство гибельных метаморфоз, он должен очистить свою душу. Нравственное преображение этого персонажа получает в новой редакции не только иную оценку по сравнению со странными превращениями, но и иной смысл: это смиренное следование божественным законам и отказ от индивидуального совершенствования в пользу спасения всего человечества силами веры и искусства.

Третья глава «Мотив странных превращений в "Петербургских повестях" Н. В. Гоголя» рассматривает многочисленные манифестации указанного мотива. При анализе «Петербургских повестей» основное внимание обращается на сквозные мотивы и образы, составляющие сложный комплекс мотива странных превращений, то есть на элементы, имеющие универсальное

значение для целого цикла. Отдельный интерес представляет роль изучаемого мотива в формировании повествовательной манеры Гоголя и читательского восприятия петербургских текстов.

В первом параграфе «Повесть Н. В. Гоголя "Невский проспект" как модель мира странных превращений» сосредоточены размышления над общими для «Петербургских повестей» положениями, которые в свернутой форме содержатся в центральном для цикла произведении. Этим обстоятельством обусловлено членение параграфа на пять разделов: «Мотив заколдованного места в "Невском проспекте"», «Пискарев и Пирогов: два варианта одной истории», «Сон и пробуждение как варианты странного превращения», «Проблема стиля "Невского проспекта": .метафора как инструмент странных превращений» и «Автор в "Невском проспекте": метаморфозы образа».

Художественный мир «Невского проспекта» обнаруживает различные формы существования заколдованного места, способного подчинять себе посетителей проспекта и с их помощью распространять свое влияние. Странные превращения, сопутствующие персонажам повести, часто представляют собой перемещение между сном и явью, распределение событий между которыми относительно и недостоверно. Сон в «Невском проспекте» - не объективное явление, а субъективное обозначение «странных» (для героя) происшествий. Постоянно прогрессирующая странность реальности обусловлена ее психической природой: действительность подменяется целым спектром несовпадающих и причудливо взаимодействующих воображаемых миров. В этом смысле в цикле исчезает граница между героем и повествователем, каждый из персонажей становится рассказчиком какого-то эпизода общей петербургской истории, а большинство странных превращений обнаруживаются на стилистическом уровне повестей. Необратимый характер метаморфоз и склонность петербургского пространства к герметичному замыканию в себе ставят перед Гоголем проблему поиска выхода из заколдованного места.

Второй параграф «Мотив бегства от черта в повести Н. В. Гоголя "Нос"» сконцентрирован на истории бегства Носа от майора Ковалева, которая

сближается с историей бегства автора от собственного внутреннего сюжета, изображающего мир во власти метаморфоз и стоящего за ними черта. Мотив странных превращений выступает в повести уже не только как внутритекстовая, но и как метатекстовая категория, в равной степени определяющая поступки персонажей и манеру повествования. Происходит нарушение трансгредиентности автора, напрямую вмешивающегося в судьбу своего героя. Повесть становится поиском выхода из потустороннего пространства - но как Нос не в силах сбежать от «породившего» его Ковалева, так и Гоголь увязает в собственном стиле и художественном видении мира. Финал повести подтверждает отсутствие физического выхода из петербургского пространства и обостряет проблему авторской ответственности за изображение странных превращений. Необходимость нравственного совершенствования художника как искупления его вины перед миром определяет место повести «Портрет» в структуре петербургского цикла.

Невозможность сохранить душевную гармонию в мире дьявольских метаморфоз представляет собой следующий аспект гоголевского сюжета, которому посвящен третий параграф «Размыкание границ мира и текста в повести Н. В. Гоголя "Шинель"». Разрушение старой шинели символизирует падение границы между человеком и нечистью, а ключевым свойством новой становится ее видимая пристойность в мире не подлинного, а только кажущегося бытия. Она не восстанавливает оберегающую героя границу, но подменяет собой его внутренний мир, сберечь который Акакий Акакиевич не в состоянии из-за собственной «пороговой» природы и неспособности к духовному подвигу. Добро, в понимании Гоголя, деятельно, а статичное существование обречено на вторжение метаморфоз.

В то же время в «Шинели» Гоголь делает попытку превозмочь негативное всемогущество собственного слова, убедительно изображающего зло. Для этого совокупность стилистических приемов повести постоянно обнажает искусственный характер ее художественного мира, представляющего собой историю недостоверного рассказчика, что сближает «Шинель» с повестью «Нос».

Однако даже условность создаваемого мира не освобождает автора от ответственности за его судьбу, творец и творение остаются связаны самим актом воплощения реальности в слове. В «Записках сумасшедшего» эта идея реализуется буквально: герой повести является ее же рассказчиком, и вместе с его гибелью уничтожается существующий в его сознании мир.

Психическая природа странных превращений, зависимость реальности от кругозора воспринимающего ее наблюдателя исследуются в четвертом параграфе «Мотив пристального взгляда в петербургском цикле Н. В. Гоголя». Превращение в гоголевской вселенной - не всегда следствие внутренней готовности объекта к изменению; часто оно - результат визионерства наблюдателя: чрезмерного зрительного усердия, меняющего или даже создающего реальность. Взгляд персонажа не столько обнаруживает метаморфозу, сколько провоцирует ее осуществление; при этом в петербургском пространстве страхи, слабости, неоправданные грезы реализуются всегда во вред человеку и миру. Персонаж неизменно является инициатором контакта с нечистью, а его визуальное «достраивание» реальности умножает заполонивший ее хаос. Мотив пристального разглядывания небытия не только отражает в произведениях Гоголя «неправильный» закон превращенного мироздания, но и становится механизмом создания самого текста, и этот факт вновь оказывается причиной творческого кризиса писателя.

Повесть «Портрет» указывает на подлинное искусство и бытие в Боге как на две опоры на пути нравственного совершенствования и сопротивления странным превращениям. Необходимое условие спасения - смена пристального взгляда, подпитываемого любопытством и страхом, на взгляд, просветленный стремлением к высшей истине. Это открытие готовит гоголевского читателя к восприятию «Мертвых душ» как сознательной попытке духовного роста.

В заключении подводятся итоги диссертационной работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования. В настоящее время в литературоведении проявляются тенденции осмыслять творческое наследие Гоголя в соответствии с его авторской волей и единым сюжетом, имеющим в том числе и биографическую

основу. В контексте такого «пересмотра» выявление сквозного мотива, организующего не только внутренний мир произведений, но и их последующие трансформации в авторском и читательском восприятии, представляется особенно значимым. Изучение традиций Гоголя, манифестируемых в многочисленных вариантах мотива странных превращений, обнаруживает не только литературоведческий, но и культурологический и философский потенциал в общероссийском и мировом масштабах. Приоритетным направлением работы нам представляется выявление роли мотива странных превращений в становлении и развитии русской романтической прозы первой половины XIX в.

Работы, опубликованные по теме диссертации

Статьи в журналах, включенных в Перечень ведущих рецензируемых научных изданий, рекомендованных Высгией аттестационной комиссией при Министерстве образования и науки Российской Федерации:

1. Волоконская, Т. А. Странности времени и пространства : на материале повести Н. В. Гоголя «Невский проспект» / Т. А. Волоконская // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. - 2011. - Т. 11, вып. 4. - С. 46-49. - 0,4 п. л.

2. Волоконская, Т. А. Мотив заколдованного места в малороссийских циклах Н. В. Гоголя : от описаний к поискам первопричины / Т. А. Волоконская // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. - 2012. - Т. 12, вып. 4. - С. 61-64. - 0,44 п. л.

3. Волоконская, Т. А. Кузнец Вакула в повести Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством» как образ «порогового человека» / Т. А. Волоконская // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. - 2013. - Т. 13, вып. 4. - С. 26-28. - 0,35 п. л.

4. Волоконская, Т. А. Мотив пристального взгляда в петербургском цикле Н. В. Гоголя / Т. А. Волоконская // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. - 2014. - Т. 14, вып. 1. - С. 57-61. - 0,47 п. л.

Публикации в других научных изданиях:

5. Волоконская, Т. А. Мотив странных превращений в повести Н. В. Гоголя «Невский проспект» / Т. А. Волоконская // Филологические этюды : сб. науч. ст. молодых ученых. - Вып. 13. В 3 ч. Ч. 1-2. - Саратов : [б. и.], 2010. - С. 31-37. -0,4 п. л.

6. Волоконская, Т. А. Сон и пробуждение как форма странных превращений в повести Н. В. Гоголя «Невский проспект» / Т. А. Волоконская // Филологические этюды : сб. науч. ст. молодых ученых. - Вып. 14. В 2 кн. Ч. 1-2. - Саратов : [б. и.], 2011. - С. 36-41,- 0,36 п. л.

7. Волоконская, Т. А. Один день Невского проспекта. (О пространстве в повести Н. В. Гоголя) / Т. А. Волоконская // Филологические этюды : сб. науч. ст. молодых ученых. - Вып. 15. В 2 кн. Ч. 1-2. - Саратов : [б. и.], 2012. - С. 36—41. -0,39 п. л.

8. Волоконская, Т. А. Автор в «Невском проспекте» Н. В. Гоголя: метаморфозы образа / Т. А. Волоконская // Литература в системе культуры : сб. материалов науч.-практ. конференции молодых исследователей / науч. ред. Е. Н. Строганова. - Тверь : Твер. гос. ун-т, 2012. - С. 116-121. - 0,38 п. л.

9. Волоконская, Т. А. Бегство носа и бегство автора. (К вопросу о соотношении сюжета и стилистики повести Н. В. Гоголя «Нос») [Электронный ресурс] / Т. А. Волоконская // XXXIII Зональная конференция литературоведов Поволжья : сб. науч. тр. и метод, материалов. - Саратов : [б. и.], 2012. - С. 247-253. - Режим доступа: http://www.sgu.ru/sites/default/Files/textdocsfiles/2014/04/03/sbornik хххШ ког^ litv.pdf. - 0,29 п. л.

Подписано в печать 19.06.14 Формат 60x84/16 Гарнитура Times New Roman Печ. Jl. 1,5. Тираж 120 Заказ № 106-Т

Типография Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского 410012 г. Саратов, ул. Большая Казачья, д. 112 а Тел.: (8452) 27-33-85

Текст диссертации на тему "Странные превращения в мотивной структуре малой прозы Н.В. Гоголя 1830 - 1840 - х гг."

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Саратовский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского»

Странные превращения в мотивной структуре малой прозы Н. В. Гоголя 1830-1840-х гг.

Специальность 10.01.01- русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

04201460911

На правах рукописи

Волоконская Татьяна Александровна

Научный руководитель -доктор филологических наук, профессор В. В. Прозоров

Саратов - 2014

Оглавление

Введение..........................................................................................................................3

Глава 1. Странные превращения в художественном мире Н. В. Гоголя:

семантический диапазон понятия...........................................................................18

§ 1.1. Объем понятия «странное превращение» в письмах Н. В. Гоголя........18

§ 1.2. «Заколдованное место» как сфера действий странных превращений

в малороссийских циклах Н. В. Гоголя..............................................................38

§ 1.3. Кузнец Вакула в повести Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством»

как образ «порогового» человека........................................................................46

Глава 2. «Странные» циклы Н. В. Гоголя:

от «Арабесок» к «Петербургским повестям».........................................................54

§ 2.1. Апофеоз странных превращений в сборнике «Арабески»

как причина кризиса эстетической онтологии Н. В. Гоголя............................54

§ 2.2. Категории времени и вечности в поэтике «Арабесок»...........................76

§ 2.3. Распад «Арабесок» и проблема петербургского цикла...........................96

§ 2.4. Две редакции повести Н. В. Гоголя «Портрет»:

от причин к результатам странных превращений...........................................113

Глава 3. Мотив странных превращений в «Петербургских повестях»

Н. В. Гоголя................................................................................................................124

§ 3.1. Повесть Н. В. Гоголя «Невский проспект»

как модель мира странных превращений.........................................................124

§ 3.2. Мотив бегства от черта в повести Н. В. Гоголя «Нос».........................170

§ 3.3. Размыкание границ мира и текста в повести Н. В. Гоголя «Шинель» 178 § 3.4. Мотив пристального взгляда в петербургском цикле Н. В. Гоголя .... 189

Заключение.................................................................................................................203

Список литературы...................................................................................................208

л *

, ч и

3

Введение

Литературоведческое изучение художественного мира Н. В. Гоголя традиционно связывается с постижением неизъяснимой тайны его творчества. «Страшно писать о Гоголе, не будучи Гоголем»1, - признается Андрей Белый, а Владимир Набоков проницательно замечает: «Но по прочтении Гоголя глаза могут го-голизироваться, и человеку порой удается видеть обрывки его мира в самых неожиданных местах»2. Наследие писателя воспринимается не столько как отражение или преломление, сколько как истолкование действительности, что подразумевает наличие целостной концепции миропонимания за всеми, на первый взгляд разнородными, текстами Гоголя. Современные тенденции гоголеведения связаны именно с попыткой реконструкции единого сюжета его творчества (М. Я. Вайскопф), «взятого как логическая и телеологическая упорядоченность» той сверхдостоверной художественной реальности, которую А. С. Янушкевич обозначает как «гоголевский Всемир»4.

Содержание художественной онтологии и антропологии Гоголя, его размышлений о судьбе мира и пути человека А. И. Иваницкий связывает с «душевной автобиографией» писателя и образно формулирует как «мировой архисюжет катастрофических историко-культурных преобразований5 древней олицетворенной земли»6. Динамический потенциал гоголевской картины мира становится обязательным объектом исследовательских интерпретаций. По мнению В. А. Зарец-кого, «...изображаемая Гоголем действительность явственно обнаруживает способность, лучше даже сказать - готовность обратиться в гротеск»7. Лучиан Рай-

1 Цит. по: Сугай Л. А. Гоголь и символисты: монография. Banska Bystrica: FHV UMB, 2011. С. 104.

2 Набоков В. Николай Гоголь // Набоков В. Лекции по русской литературе / пер. И. Толстого. М.: Независимая газета, 1999. С. 121.

3 Вайскопф М. Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М.: РГГУ, 2002. С. 11.

4 См.: Янушкевич А. С. Философия и поэтика гоголевского Всемира // Вестник Томского гос. ун-та. 2006. №291. С. 145-154.

5 Курсив в цитатах здесь и далее мой, авторские акценты отмечены подчеркиванием. — Т. В.

6 Иваницкий А. И. Гоголь. Морфология земли и власти. М.: РГГУ, 2000. С. 14.

7 Зарецкий В. А. Петербургские повести Н. В. Гоголя. Художественная система и приговор действительности. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1976. С. 34-35.

ку в качестве «высшей формы движения» в гоголевских текстах отмечает «превращение, метаморфозу, стремительный переход в другое состояние»*. «Трансформизм» художественной реальности Гоголя, «сплошная превращаемость» его мира, «которая неизменно проявляется у него и в сюжете, и в стиле»9, интересует и М. Н. Виролайнен. В понимании М. Я. Вайскопфа, гоголевский мир - это «контрастное сочетание статических и динамических элементов во всей их смысловой напряженности»10. Все это - слагаемые художественного метода Гоголя, который

Абрам Терц (А. Д. Синявский) определяет как «магический реализм» за способ-

¥

ность «словесность обращать в физически сущее и осязаемое тело»11.

Наиболее полное исследование метаморфозы у Гоголя осуществляет

А. X. Гольденберг, воспринимающий ее как «едва ли не самую универсальную

1

категорию гоголевской поэтики» . Исследователь проводит классификацию превращений, выделяя «обратимые превращения» как атрибут нечистой силы, «необратимые превращения» - «жуткую метафору моральной деградации его [Гоголя] персонажей», «подмены» - «фикцию превращения», олицетворяющую «мираж-

13

ность» окружающего мира . Характеристика метаморфоз, таким образом, осуществляется по типу объекта, с которым они происходят: нечисть, человек или художественная реальность в целом. Несмотря на логику такого разделения, превращения в гоголевских текстах обладают и общими свойствами. Необходимость размышления о них возвращает нас к разговору об особенностях тайны Гоголя.

Л. А. Сугай делает важное наблюдение о зависимости исследовательских интонаций в предсимволистской критике от стиля изучаемого писателя: «...когда авторы обращались к гоголевской теме, писатель, которому посвящали они свои

8 Райку Л. Гоголь, или Фантастика банального // Литература и жизнь народа: Литературно-художественная критика в СРР. М.: Прогресс, 1981. С. 403.

9 Виролайнен М. Н. Ранний Гоголь: катастрофизм сознания // Гоголь как явление мировой литературы. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 11.

10 Вайскопф М. Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. С. 19.

11 Терц А. В тени Гоголя. М.: Колибри, 2009. С. 578-579. Ср. также: «Это реализм магический, восходящий к мысли-образам Платона» (Сузи В. Н. Гоголь и Достоевский: искушение образом // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. Рус. филология. 2010. № 3. С. 160).

12 Гольденберг А. X. Архетипы в поэтике Н. В. Гоголя: монография. Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2007. С. 84.

13 См.: Там же. С. 86-89.

строки, как бы заставлял менять саму манеру письма»14. Эта перемена происходит в сторону большей образности и экспрессивности, а также настойчивого доминирования понятия «странный» в рассуждениях ученых. В. М. Маркович предлагает сделать следование за «странностями писательской манеры» ориентиром в постижении целостного смысла гоголевских текстов15. Странные события, странные движения, странные тексты, странные персонажи, их странные действия и странные чувства, странный хронотоп, странные факты и странные предметы в изобилии встречаются на страницах гоголеведческих исследований. Странное предстает как результат тех бесчисленных превращений художественной реальности, о которых мы говорили выше.

Ю. В. Манн проводит систематизацию гоголевских странностей на «странно-необычное в плане изображения» («странное в расположении частей произведения», «нарушение объективной системы воспроизведения действия» и «алогизм в речи повествователя») и «странно-необычное в плане изображаемого» («странное в поведении вещей», «странное во внешнем виде предметов», «странное вмешательство животного в действие», «дорожная путаница и неразбериха», «странное и неожиданное в поведении персонажей», «странное и неожиданное в суждениях персонажей», «странное и необычное в именах и фамилиях персонажей»,* «непроизвольные движения и гримасы персонажей»)16. Мы привели эту классификацию, чтобы продемонстрировать, что в поэтике Гоголя понятие «странный» оказывается устойчивым атрибутом всех элементов художественной реальности, а также ключевой характеристикой авторского рассказа о ней. Основной стилистический прием писателя может быть охарактеризован как «остранение»

17

(термин В. Б. Шкловского ) - «эстетический принцип, согласно которому знакомое изображается как незнакомое и странное, привычное - как непривычное и удивительное»18. Об остранении (без применения этого термина) как художе-

14 Сугай Л. А. Гоголь и символисты. С. 32.

15 Маркович В. Петербургские повести Н. В. Гоголя. Л.: Худож. лит., 1989. С. 9-10.

16 См.: Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. М.: Худож. лит., 1988. С. 101-129.

17 См.: Шкловский В. О теории прозы. М.: Федерация, 1929. С 13 и далее.

18 Гюнтер X. Остранение // Поэтика: слов, актуал. терминов и понятий / гл. науч. ред. Н. Д. Тамарчен-ко. М.: Изд-во Кулагиной: Ьиш1а, 2008. С. 154.

ственном приеме Гоголя пишет К. В. Мочульский: «Его прием: взять самую что ни на есть осмысленную, упорядоченную "картину" действительности, во всем мелочном правдоподобии быта, незаметно нажать на нее и рассказать, какая "чепуха" вдруг получилась»19. Здесь необходимо также привести существенное замечание С. А. Гончарова, полагающего, что «загадка и парадокс - структурообразующее начало его [Гоголя] поэтического мира (определяющее и сам нарратив-

10

ный акт), отмеченного странными событиями и странными персонажами» .

Понятия «странный» и «превращение» сближаются в обозначении значимого для Гоголя сюжетного элемента в работах В. Ш. Кривоноса. Изначально исследователь говорит о «различных сюжетных метаморфозах, в которых "по со-

21

ображении всего" может быть увидено "много неправдоподобного"» , но впоследствии возникает более лаконичное определение - «странные метаморфозы и алогичные деформации»22. Однако Кривонос не выделяет особо мотива странных превращений, который, на наш взгляд, является осевым для внутреннего сюжета Гоголя.

р

Мотив ный анализ текстов Гоголя представляется нам продуктивным, так как предполагает комплексное изучение всех уровней: от конструктивно-стилистических приемов автора и композиционно-фабульной организации до психопо--этики и мифолого-архетипической составляющей. Мотив как элементарная повторяющаяся повествовательная единица был теоретически обоснован в «Поэтике

Л)

сюжетов» А. Н. Веселовского , а впоследствии сформулирован А. Л. Бемом как «предельная ступень художественного отвлечения от конкретного содержания произведения, закрепленная в простейшей словесной формуле»24. В XX в. изуче-

19 Мочульский К. В. О Гоголе // Мочульский К. В. Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты. Томск: Водолей, 1999. С. 36.

20 Гончаров С. А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1997. С. 113.

21 Кривонос В. Ш. Повести Гоголя: пространство смысла. Самара: СГПУ, 2006. С. 165.

22 Кривонос В. Ш. «Мертвые души» Гоголя: пространство смысла. Самара: ПГСГА, 2012. С. 75.

23 См.: Веселовский А. Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А. Н. Историческая поэтика / вступ. ст И. К. Горского; сост., коммент. В. В. Мочаловой. М.: Высшая школа, 1989. С. 305.

24 Бем А. Л. К уяснению историко-литературных понятий // Изв. ОРЯС. 1918. Т. 23. Кн. 1. С. 231. Цит. по1 Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. М.: Интелвак, 2003. Стб. 594.

ние мотивной структуры произведений проводилось в рамках исследования дихотомии инвариантного и вариантного начала языковых единиц. В исследованиях новосибирской филологической школы появилось понимание мотива как надтек-стовой единицы, обобщающей свои алломотивные манифестации, которые находят конкретное воплощение в тексте произведения: «Мотив - это прежде всего повтор. Но повтор не лексический, а функционально-семантический: один и тот же традиционный мотив может быть манифестирован в тексте нетрадиционными средствами» . В работах А. П. Скафтымова мотив связывался с индивидуальным мировосприятием автора через набор устойчивых смысловых вариантов, характерных для его творчества. Наиболее точное и емкое определение мотива дает В. В. Прозоров: это некоторое развивающееся и видоизменяющееся постоянство, зачастую предметно, объектно выраженное в поступках и характерах героев, в драматических действиях и ситуациях, в лирических переживаниях, в символически обозначенных, разномасштабных художественных деталях26.

В «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой дается следующее определение прилагательного «странный»: «Странный — необычный, непонятный, вызывающий недоумение» . В. И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» сопровождает это понятие синонимическими рядами: «Странный - стороннш, постороншй, побочный; нездЬшнш, нетутошнш, чужой, иноземный, или изъ другаго города, селенья; прохож1й, путникъ. Странный, чудный, необычайный, необыкновенный, особенный. Странное дЬло, непонятное, удивительное. Онъ человЪкъ странный, чудакъ, своеобычный, причудливый» . Странное предполагает отклонение от общепринятой нормы, противопоставление себя окружающему, вызывает особую реакцию со стороны наблюдаю-

25 Тюпа В. И., Ромодановская Е. К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: сб. науч. тр. Т. 3. От сюжета к мотиву / под ред. В. И. Тюпы. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. С. 5.

26 См.: Прозоров В. В. Мотивы в сюжете // Мотивы в сюжете русской литературы. От Жуковского до Чехова: сб. статей к 50-летию научно-педагогической деятельности Ф. В. Кануновой / отв. ред. А. С. Янушкевич. Томск: Знамя мира, 1997. С. 10-11.

27 Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / РАН; Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; отв. ред. Н. Ю. Шведова. М.: Издат. центр «Азбуковник», 2007. С. 948.

28 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Рус. яз.: Медиа, 2003. Т. 4: Р-у. С. 335.

щих его, подразумевает активное действие сверхъестественных сил и нарушение законов логики. Понятие же «превратить» определяется в словаре Ожегова и Шведовой как «придать иной вид, перевести в другое состояние, качество, обратить во что-н. иное»29. Даль видит связь этого глагола с такими словами и выражениями, как «переворачивать, перевернуть, переворотить, перелицевать, выворотить. Обращать, изменять, давать иной видь, или дЬлать, какъ бы чародейством, изъ одной вещи другую. Превращать речи, слова, смысль, извращать, искажать, переиначивать, толковать въ противномъ или вообще въ иномъ

"»Л

смыслЪ» . В поэтике Гоголя «превращение», вбирая в себя все обозначенные оттенки смысла, учитывает также значение понятия «метаморфоза» - «видоизменение, превращение, переход в другую форму развития с приобретением нового внешнего вида и функций»31; «превращеше или приште инаго образа; метампси-хоза, переселеше душъ, переходъ души по смерти» . Таким образом, в контексте гоголевских произведений составное понятие «странное превращение» обретает свое целостное лексико-семантическое значение и оказывается тесно связанным одновременно с потусторонним миром (и в частности - его демонической областью) и с психическим состоянием свидетеля метаморфозы.

Во внутреннем сюжете гоголевских произведений мотив странных превращений становится комплексной единицей текста, в качестве его манифестаций выступают многочисленные мотивы, выделяемые исследователями при характеристике фантастической художественной реальности: мотив бегства от черта (Андрей Белый), мотив «странного дома» (Ю. М. Лотман, А. И. Иваницкий), мотив сдвига и разрушения границ (Ю. М. Лотман, В. Ш. Кривонос), мотив сна и пробуждения (Ю. В. Манн), мотивы заколдованного места, «порогового» человека, чудесного рождения, испытания (В. Ш. Кривонос), «чудесного экипажа» и «живых вещей» (А. И. Иваницкий) и многие другие. Кроме того, для Гоголя мотив странных превращений оказывается в том числе и метаописательной катего-

29 Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов. С. 717.

30 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3: П. С. 383.

31 Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов. С. 443.

32 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2: И-О. С. 322.

рией, определяющей повествовательную манеру писателя. Например, В. Ш. Кривонос при анализе «Мертвых душ» говорит о том, что «в метап