автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Идеология национализма на Дону в начале XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Идеология национализма на Дону в начале XX века"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

кописи

Корниенко Борис Сергеевич ИДЕОЛОГИЯ НАЦИОНАЛИЗМА НА ДОНУ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Специальность: 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

2 5 НОЯ 7(110

Санкт-Петербург 2010

004614003

Работа выполнена в Отделе Новой истории России Санкт-Петербургского института истории РАН и на Факультете истории Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Владимир Викентьевич Лапин

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Михаил Федорович Флоринский кандидат исторических наук, доцент Владимир Викторович Ведерников

Ведущая организация: Российский государственный педагогический

университет им. А.И. Герцена

Защита состоится «2? » НОЯБРЯ 2010 года в часов Зо минут на заседании диссертационного совета Д.002.200.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Санкт-петербургском институте истории РАН (197110, Санкт-Петербург, Петрозаводская ул., д.7)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского института истории РАН

Автореферат разослан « /5 у>окгрь/>д1010 года

Ученый секретарь Диссертационного совета Кандидат исторических наук

П.В. Крылов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена изучению национализма как идеологии в его конкретно-историческом бытии в пределах Области войска Донского (далее - ОвД) в начале XX века. Организация русских националистов, Всероссийский национальный союз (далее - ВНС) был образован только в 1908 году, то есть в этом отношении отставал от прочих дореволюционных партий России, конституировавшихся несколькими годами ранее. В ОвД политический национализм пришел еще позднее - в 1910 - 1911 гг., когда отделы ВНС появились в Ростове-на-Дону и Таганроге. Однако эти города были включены в состав ОвД только в правление Александра III и имели особый статус, а их население по преимуществу не входило в войсковое сословие. Политическая пропаганда, ведшаяся в Ростове-на-Дону и Таганроге местными отделами ВНС, не отличалась принципиально от той, что велась русскими националистами в других городах Российской империи. Гораздо больший интерес в этом смысле вызывает националистическая пропаганда, направленная на казачью часть населения ОвД и, прежде всего, та пропаганда, которая велась представителями самого казачества в Новочеркасске.

Заимствование идеологии национализма и применение модерной категории «нация» к такой специфической социо-культурной группе как казачество, трактовка идентичности которого и в наши дни остается достаточно проблемной, привели к формированию двух противоречащих друг другу националистических проектов, носители которых по-разному видели место донцов в Российской империи и, создав конкурирующие политические группы - Донской союз националистов (далее - ДСН) и «казачью партию», вели борьбу за право говорить от имени казачества и представлять его интересы как на местном, так и на общероссийском уровне. Члены первой группы, донские националисты, при конструировании своей идеологии исходили из того положения, что казачество является частью русской нации, несущей военную повинность на особых условиях, при этом считая такое положение вещей обоснованным и разумным, а сословные «права и привилегии» - неотъемлемым атрибутом казачества. Участники второй группы, казачьи националисты, хотя и с рядом оговорок, проповедовали тезис об особой казачьей нации, находящейся на военной службе у русских царей.

Актуальность исследования объясняется повышенным вниманием научного сообщества к влиянию интеллектуальных элит на политические процессы, на результаты выборов в местные и центральные органы власти. Данное исследование, не претендуя на разрешение вопроса об идентичности массы донского населения и уровне под держки им националистической идеологии, могло бы, по крайней мере, дать характеристику господствовавшим умонастроениям консервативно настроенной казачьей интеллектуальной элиты. Активизация политических сил, разыгрывающих «национальную» и «региональную» карты в борьбе с противниками и конкурентами также требует учета отечественного исторического опыта. Кроме того, изучение региональных особенностей идеологии национализма в дореволюционной России в отношении Войска Донского еще не проводилось, а между тем эта территория представляет собой особый интерес ввиду специфического состава ее населения. Главным образом, это касается донского казачества, этнический статус которого не был очевиден ни тогда, ни теперь, и, прежде всего, в вопросе о его соотношении с русским народом. Анализ того, как это обстоятельство отразилось на бытовании идеологии национализма в условиях Дона, также повышает значимость данного исследования. Наконец, также является актуальным изучение приемов борьбы политических организаций за право выступать от имени определенной социальной, этнической или религиозной общности, способы «конструирования» этих общностей в тех случаях, когда существовали разногласия в понимании этих общностей.

Объектом исследования является собственно идеология национализма в тех ее вариантах, которые были представлены на Дону в предвоенный период.

Предмет исследования - конкретные националистические проекты, разработанные двумя группами местных националистов.

Хронология исследования. Ограничение исследования предвоенным периодом объясняется тем, что вслед за поражением националистов на думских выборах 1912 года эти проекты, предполагавшие участие своих представителей в Государственной Думе, перешли в стадию разложения. К началу Первой мировой войны активность националистов на Дону сошла на нет. Нижняя хронологическая граница определяется возникновением в 1910 году первой в пределах ОвД националистической организации - Ростовского отдела ВНС, хотя предполагается

и частичное рассмотрение более раннего периода, в частности деятельности в 1909 г. донского атамана Ф.Ф. Таубе, сыгравшего значительную роль в оформлении основных положений идеологии казачьего национализма. Особое внимание будет уделено 1912 году, когда в ходе предвыборной агитационной кампании поток идеологических текстов значительно возрос.

Главной целью работы является реконструкция идеологии национализма на Дону в указанный период. В этой связи основными задачами исследования нам видятся анализ существовавших националистических проектов, в том числе выделение их структурных составляющих, выявление их специфических черт, обусловленных условиями казачьего региона, а также сравнительный анализ с целью выяснения основных противоречий конкурирующих национализмов. Еще одной немаловажной задачей должно быть восстановление истории возникновения и развития действовавших в Донской области националистических групп, а также истории их взаимоотношений между собой и их участия в выборах 1912 года.

Историография. В настоящий момент не имеется специальных исследований по истории националистического движения в пределах ОвД. Небольшая статья С.М. Маркедонова «Зарождение и эволюция казачьего национализма» посвящена «казакоманам» второй половины XIX века1. Однако это движение было сугубо сословным и традиционалистским по своей сути. Поэтому начинать историю национализма на Дону с «казакоманов» кажется проблематичным, тем более что последние сами себя к националистам не причисляли.

Некоторые интересующие нас сюжеты затрагивались в работах H.A. Мининкова - по вопросу об историографическом наследии Е.П. Савельева и П.П. Сахарова2, и A.A. Волвенко - относительно взаимоотношений ОвД с центральной администрацией3.

1 Маркедонов С.М. Зарозвдение и эволюция казачьего национализма // Межнациональные отношения сегодня. Ростов-н/Д., Тбилиси, 1996. С. 76-83.

2 Мининков H.A. Павел Петрович Сахаров - историк донского казачества // Казачий сборник. Вып. 3. Ростов н/Д., 2002. С. 216 - 320.

3 Волвенко A.A. Восстановление донского земства: упущенные возможности (1882-1917) //

Государственная власть и местное самоуправление, 2003. № 4. С. 51 - 59; его же. Как донским казакам историю хотели написать... Официальный заказ, историк и местная администрация (1902 -1912 гг.) // Историческое сознание и власть в зеркале России XX века. СПб., 2006. С. 115 - 125; его же. Формирование и эволюция правительственного курса в отношении казачьих войск Юга России в конце 50-х - нач. 70 гг. XIX века // Казачество Юга России в процессах становления и

5

Существует значительный корпус литературы, затрагивающей историю русского национализма периода третьеиюньской монархии. Первые публикации, посвященные особенностям идеологии ВНС, появились еще в дореволюционный период и в основном выходили из-под пера политических противников этой партии, что обусловило значительную предвзятость и поверхностный характер сделанных выводов. И если кадет Л.З. Слонимский говорил о «наивности» русских националистов4, то меньшевик В. Левицкий, исходя из марксистской методологии, ограничился констатацией «дворянско-землевладельческого» характера ВНС и не находил принципиальной разницы между националистами и крайне правыми5.

По-настоящему определяющей для дальнейшего изучения идеологии русского национализма стала статья В.И. Ленина «Политические партии в России», опубликованная в мае 1912 г. в газете «Невская звезда». По мнению Ленина, правые и националисты - «это не две, а одна партия, поделившая между собой «труд» травли инородца, «кадета» (либерала), демократа и т.п.»6 В условиях советского периода российской истории, когда все наследие «вождя мирового пролетариата» превратилось в догму, это его замечание во многом предопределило выводы советских историков. Господство марксистской методологии делало неизбежным определение ВНС как партии, представлявшей интересы определенного слоя класса эксплуататоров, «типичного выразителя обуржуазившихся помещичьих групп»7, что ставило националистов в один ряд с монархическими партиями крайне правых. Вопрос о типологической близости ВНС тому или иному политическому направлению рассматривался или в рамках работ по «непролетарским партиям»8, или по третьеиюньской монархии9.

развития российской государственности. Волгоград, 2007. С. 26 - 29; его же. Волвенко A.A. Правительственная политика, местная власть и земская реформа в Области войска Донского (1864-1882 гг.) // Казачество России: прошлое и настоящее. Ростов-на-Дону, 2008. С. 196-213.

4 Слонимский Л. Национальный «Всероссийский союз» // Политическая энциклопедия. Т.2. Вып.8. СПб., 1909. С. 1115-1116.

5 Левицкий В. Правые партии // Общественное движение в России в начале XX века. Т.З. Кн.5. СПб., 1914. С. 247-469.

6 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1973. Т.21. С. 280.

1 Балашев Петр Николаевич // Большая советская энциклопедия. М„ 1926. Т.4. С. 490.

8 Залежский В. Монархисты. Харьков, 1930; Комин В.В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. Калинин, 1970; Спирин Л.М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. - 1920 г.). ML, 1977; Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984; Непролетарские партии в трех революциях. М., 1989.

9 Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М., 1968; Его же: Царизм и IV Дума: 1912 - 1914 гг. М., 1981; Его же: Распад третьеиюньской системы. М., 1985; Дякин B.C. Самодержавие, буржуазия и

Исследований, посвященных специально проблеме русского дореволюционного национализма в советской историографии, так и не появилось.

Говоря о типологической сущности русского национализма, историки того времени или строго следовали ленинскому догмату, никак не отделяя националистов от черносотенцев, или оговаривали специфический по отношению к прочим правым партиям характер ВНС, но включали его в круг основных «помещичье-монархических партий», что наделяло эти построения определенной внутренней противоречивостью. Так, А.Я. Аврех, отметив отличия русского национализма от черносотенства и указав на его родство с либеральными партиями, в то же время, анализируя националистическую риторику одного из идейных вождей ВНС М.О. Меньшикова, называет националистов такими же правыми как черносотенцы10. B.C. Дякин, указав на качественное отличие идеологии ВНС от крайне правой и ее родство с октябризмом, одновременно оговаривается, что черносотенцы и националисты «в классовом и идейном отношении... мало чем отличались»". Эта противоречивость работала и в обратном направлении, то есть идеология крайне правых зачастую приравнивалась к национализму. В.В. Комин писал, что «национализм стал боевым лозунгом СРН [Союза Русских Людей - Б.К.], одним из основных пунктов его программы и тактики»12.

Еще одной отличительной чертой советской историографии по русскому национализму было откровенно враждебное отношение к нему, выражавшееся в применении ярко негативных эпитетов. А.Я. Аврех, например, писал, что «национализм в третьеиюньский период выступал в самой свирепой зоологической форме, носил крайне реакционный, воинственно-русификаторский характер»13. Подобный морализаторский подход к проблематике с заранее вынесенным обвинительным вердиктом был общим местом в работах по правым партиям. Хотя

дворянство в 1907 - 1911 гг. JI., 1978; Его же: Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 - 1914 гг.: Разложение третьеиюньской системы. Л., 1988; Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976.

10 Аврех А.Я. III Дума и начало кризиса третьеиюньской системы (1908 - 1909 гг.) // Исторические записки. М„ 1955. Т.53. С. 78.

" Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914 - 1917). JI., 1967. С. 28.

12 Комин В.В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. С. 14.

13 Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. С. 25.

встречались и редкие исключения, как написанная еще в 20-е годы книга Д. Заславского «Рыцарь монархии Шульгин», в которой автор выгодно отличал национализм от черносотенного движения, характеризуя его как «монархизм идейный, пытавшийся соединить монархию с политической честностью, независимостью, некоторой свободой»14.

Интересно, что и среди историков-эмигрантов при обращении к вопросам правого движения в дореволюционной России, не было попыток проанализировать расхождения между черносотенцами и националистами. В частности, это характерно для работы С.С. Ольденбурга15.

Единственное значительное исследование, появившееся в этот период и посвященное специально ВНС, было опубликовано за рубежом. Однако американский историк Р. Эделман основное свое внимание уделил социальной базе националистического движения, считая ее главным детерминантом политики ВНС и отказавшись от сколько-нибудь значительного анализа собственно идеологии русских националистов16. В этом отношении работа Эделмана во многом повторяет выводы советских историков, объяснявших возникновение той или иной идеологии экономическим положением ее носителей.

В целом, для советской историографии по дореволюционному национализму характерны следующие черты. Во-первых, вопрос о типологической сущности ВНС не был разрешен. Следуя ленинской традиции, национализм объявлялся одной из форм черносотенного движения, а ВНС наряду с крайне правыми организациями причислялся к лагерю «помещичье-монархических» партий. В то же время, ряд исследователей отмечал типологическую близость между националистами и либералами, но решить это противоречие не удавалось. Во-вторых, исходя из постулата о принципиальном сходстве черносотенцев и националистов, уделять отдельное внимание идеологии последних не считалось необходимым. Прежде всего, рассмотрению подлежали экономическая база правого движения и его значение в борьбе против пролетарской революции. При этом работы часто были написаны не с позиции нейтрального исследователя, а с

14 Заславский Д. Рыцарь монархии Шульгин. JI., 1927. С. 23-24.

15 Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. Вашингтон, 1981; СПб., 1991.

16 Edelman R. Gentry Politics on the Eve of the Russian Revolution. The Nationalist Party. 1907 - 1917. New Brunswick, New Jersey, 1980.

явно негативным отношением к национализму, что привносило в них серьезный фактор субъективности и заданности выводов.

Наконец, есть еще один момент, на котором хотелось бы остановить внимание. На протяжении XX века теория национализма претерпела ряд изменений17. Однако изучение русского национализма осуществлялось без привлечения появившихся в этой сфере разработок, что порождало определенный отрыв исследований в этой области от теории национализма. Методологическая база большинства работ была марксистской, что накладывало известные ограничения на их характер и результаты.

Постсоветская историография во многом унаследовала эти недостатки. Откровенно враждебное отношение к национализму во многом сохраняется в современных работах, что отчасти превращает их в полемическую литературу18. Необходимость отказаться от морализаторства и обструкционизма при изучении правой идеологии давно назрела, о чем в своей работе обосновано заявил Ю.И. Кирьянов19.

По-прежнему встречается причисление русских националистов к крайне правым20. Замена термина «правые» на термин «консерваторы» в работе М.Н. Лукьянова проблемы редуцирования всего многообразия существовавших политических движений под одно понятие, очевидно, не сняла21. Однако в последнее время тенденция к выделению дореволюционного национализма в самостоятельное политическое течение все же восторжествовала. Более того, некоторые специалисты теперь вовсе не причисляют националистов к правым, подразумевая под последними только черносотенцев. В частности ВНС не был

17 См., например: Kedourie, E!ie. Nationalism, London, 1960; Heehter, Michael. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development, 1536 - 1966. London, 1975; Gellner, Ernest. Nations and Nationalism. Oxford, 1983; Anderson, Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London, 1983; Nora, Pierre. Les Lieux de Memoire. Paris, 1984, 1986. Vol. III.

18 См., например: Шлемин П.И. Национальные отношения и права человека в России. (Диалоги с М.О.Меньшиковым. 1906- 1908). М., 1993.

" Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911 - 1917 гг. М., 2001. Автор, в том числе, поставил под сомнение правомочность употребления термина «черная сотня» в отношении традиционно-монархических партий. В своей работе я все же употребляю этот термин, отдавая дань устоявшейся традиции для именования крайне правых.

20 См., например, Степанов С.А. Черная сотня в России (1905 - 1914 гг.). М., 1992.

21 Лукьянов М.Н. Российский консерватизм и реформа, 1907 - 1914. Пермь, 2001.

включен в список организаций, чья документация была представлена в сборнике «Правые партии»22.

Главным же достижением постсоветской историографии стало появление работ, посвященных специально идеологии русского национализма начала XX в., что сделало возможным обращение к проблематике, ранее ускользавшей от внимания исследователей в связи с прежним форматом исследования, предполагавшим обобщающий характер изучения правых партий. Особая заслуга в этом принадлежит Д.А. Коцюбинскому, издавшему в 2001 году труд, вобравший результаты его многолетней работы23. На основе обширной источниковой базы автор постарался восстановить в основных чертах становление идеологии русского национализма и ее основные характеристики. Но, несмотря на то, что работа Д.А. Коцюбинского стала в своем роде прорывом в деле изучения дореволюционного партийного национализма, тем не менее, она также не лишена некоторых слабых мест. В первую очередь это относится к методологическому аппарату автора, практически игнорировавшего общетеоретическое обоснование проблемы национализма. Этому вопросу Д.А. Коцюбинский посвятил всего один абзац, в котором он констатировал наличие двух основных подходов к определению сущности национализма, политического и этнического, и оговорил, что «в настоящей работе термин «национализм» используется как обозначение идейно-политического феномена, связанного с провозглашением и отстаиванием этнических приоритетов перед всеми прочими»24. Переходя к конкретике собственной работы, он определяет русский национализм как одну из «конкретно-исторических разновидностей национализма, а именно совокупность идейной, организационной и тактической практики тех, кто в рассматриваемый период входил в состав Всероссийского национального союза»25, и закрывает на этом данный вопрос.

Методология исследования. Основные методологические контуры работы заданы подходом автора к основным проблемам национализмоведения, таким, как определение соотношения таких феноменов, как «нация» и «национализм», а также

22 Правые партии: Документы и материалы. М., 1998.

23 Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001.

24 Там же. С. 9.

25 Там же.

10

функций и сущности националистической идеологии. Данное исследование проводилось в соответствии с синтетическим подходом, совмещающим в себе примордиалистское понимание этничности, модернистское осмысление феномена нации и постмодернистское прочтение националистической идеологии, который можно охарактеризовать как этно-символистский26.

Сравнительное изучение двух националистических проектов как вариантов идеологии политического национализма, существовавшего на Дону в начале XX в., проводилось методом дискурс-анализа основного корпуса пропагандистских текстов, созданных донскими и казачьими националистами.

Основной источниковой базой исследования является националистическая периодика, выходившая на Дону в изучаемый период. Этот выбор объясняется тем обстоятельством, что формирование националистических проектов и их пропаганда среди населения осуществлялись главным образом посредством периодической печати. Именно на страницах газет и журналов появился основной корпус идеологических текстов. Кроме того, печатные органы выступали в роли своеобразных организующих центров, вокруг которых создавались политические объединения. Особое значение в этой связи приобретают следующие периодические издания:

1) Журнал «Голос казачества», издававшийся в Новочеркасске с октября 1911 по январь 1914 гг. с перерывами и ориентированный на пропаганду «казачьего национализма»;

2) «Вестник казачества», издававшийся в 1913 г. в период финансовых затруднений редакции «Голоса казачества»;

3) казенные «Донские областные ведомости», а точнее их «неофициальная часть», которая с января 1911 г. была выделена в самостоятельную газету, вокруг которой группировались донские националисты;

4) печатный орган ДСН газета «Донской край»;

5) региональная националистическая печать - издававшийся в Таганроге журнал «Призыв» и «Ростовский на Дону листок»;

6) донская оппозиционная печать - «Приазовский край» и «Южный телеграф», а также орган местных кадет «Новочеркасская речь». Эти газеты ценны,

26 См.: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. М., 2004.

прежде всего, тем, что в отличие от националистической печати, старавшейся не акцентировать свое внимание на слабостях в собственном лагере, наоборот, исходя из логики политического противостояния, уделяли всем неудачам правых особо пристальное внимание;

7) в ходе изучения периода атаманства Ф.Ф. Таубе использованы такие общероссийские газеты как «Новое время», «Русский инвалид» и «Речь»;

8) в качестве вспомогательного источника к исследованию привлечены такие газеты как «Окраины России» и «Таганрогский вестник».

Идеологические тексты также содержатся в самостоятельных трудах, подготовленных некоторыми участниками националистического движения на Дону. В частности, СЛ. Холмский издал несколько сборников казачьих песен и стихотворений27, а Е.П. Савельев выпустил целую серию брошюр, которые легли в основу появившейся позднее «Истории казачества»28. Отрывки из первого тома (так называемая, «Древняя история казачества») также публиковались в «Голосе казачества». Публиковали брошюры Х.И. Попов29 и П.П. Сахаров30.

Кроме того, в качестве источников будет привлекаться «партийная» литература: уставы, предвыборные программы, листовки, а также отдельные материалы, хранящиеся в архивах. В частности, помочь ответить на некоторые вопросы по взаимоотношениям внутри националистических групп должен личный фонд Х.И. Попова (№ 55), хранящийся в Государственном архиве Ростовской области (ГАРО). Х.И. Попов, известный исследователь «донской старины»,

27 См. Холмский С.А. Сборник казачьих песен. Курск, 1910; его же. Казачьи Думы. Новочеркасск, 1911 (исторический очерк Е.П.Савельева); его же. Юбилейный сборник казачьей поэзии. 1812 - 1912. Новочеркасск, 1912; его же. Как ведется хозяйство Новочеркасской станицы Донской области. Новочеркасск, 1912.

28 Савельев Е.П. Кто был Ермак и его сподвижники. Историческое исследование. Новочеркасск, 1904; его же. Очерки по истории торговли на Дону. Общество донских торговых казаков. Новочеркасск, 1904; его же. Казак. Сборник песен и стихотворений о боевой жизни казаков. Новочеркасск, 1905; его же. Атаман М.И. Платов и основание г. Новочеркасска. Новочеркасск, 1906; его же. Типы донских казаков и особенности их говора. Новочеркасск, 1908; его же. Войсковой круг на Дону. Исторический очерк. Новочеркасск, 1908; его же. Древняя история казачества. Новочеркасск, 1915; его же. Средняя история казачества, 1916; его же. История Дона и донского казачества, Новочеркасск, 1918.

29 Попов Х.И. Краткий очерк прошлого Донского казачества. Новочеркасск, 1907.

30 Сахаров П. Происхождение вольного донского казачества и первые службы донцов России. Новочеркасск, 1914; его же. Происхождение донского казачества. Ростов н/Д, 1914.

статистик, первый директор Донского музея, издатель и публицист, принимал непосредственное участие в организации и деятельности ДСН. Интерес представляют письма к Х.И. Попову, как личного, так и официального характера, его черновые записи по истории донского казачества, письма в редакцию «Донских ведомостей», которые Х.И. Попов возглавлял на протяжении ряда лет, а также различного рода документация (например, в фонде Попова хранится Устав ДСН). Некоторую полезную информацию содержит также фонд № 46 (Атаманская канцелярия). К сожалению, ряд документов из фондов № 344 (Войсковой штаб Войска Донского), 826 (Донское охранное отделение), а также фонда Х.И. Попова не могут быть привлечены к исследованию ввиду их поражения грибком.

Некоторая информация относительно выборов на Дону в 1912 г. содержится в фонде Государственной Думы Российского Государственного Исторического Архива (РГИА)31. Данные справочного характера относительно биографий отдельных персоналий, в частности, С.А. Холмского, удалось найти в фондах Российского Государственного Военно-исторического Архива (РГВИА).

Новизна. Данное диссертационное исследование является первой работой, посвященной изучению политического национализма начала XX в. в региональном аспекте, а также заполняет существующую лакуну в истории общественно-политической жизни на Дону в период третьеиюньской монархии и позволяет по-новому взглянуть на традиционную для историографии казачества проблему его социо-культурной сущности.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы для составления курсов по истории казачества и Дона, истории третьеиюньской политической системы, а также истории националистического движения в России.

Апробация результатов исследования. Текст диссертации и ее главы обсуждались на заседаниях отдела Новой истории России Санкт-Петербургского Института истории РАН и на заседаниях диссертационных семинаров факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге в 2007-2010 гг.

31 РГИА. Ф. 1278 (Государственная Дума). Оп. 8 (1912 - 1917). Д. 20 (Область войска Донского).

СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав включающих два и пять параграфов соответственно, заключения, библиографии, списка источников и приложений.

Во введении обосновывается актуальность изучаемой проблемы, определяются объект и предмет, хронологические и территориальные рамки исследования, формулируются цели и задачи работы, рассматривается историография вопроса, обозначаются методологические рамки исследования и исторический контекст, в котором стало возможным появление национализма на Дону.

Глава I, «Националистическое движение на Дону в предвоенный период», посвящена изучению возникновения националистического движения на Дону, его организационному становлению и участию местных националистов в выборах в Государственную Думу в 1912 году.

Первый параграф первой главы, «Возникновение националистических групп в Области войска Донского в 1909 - 1911 годах» описывает процесс формирования отделов ВНС в Ростове-на-Дону и Таганроге, а также специфические трудности, преследовавшие активистов националистического движения - стремление основной части местного консервативного общества избегать жесткой партийной дисциплины и, как следствие, низкая численность отделов ВНС, а также трудности с организацией собственного печатного издания. Издававшийся на протяжении 1910 г. таганрогский еженедельный журнал «Призыв» в начале следующего года прекратил свое существование, а ростовские националисты вынуждены были довольствоваться тем количеством столбцов, которые выделял им печатный орган местных октябристов - «Ростовский на Дону листок». В этом же параграфе рассматривается ситуация в Новочеркасске, где из первоначально единого консервативного лагеря, выразителем настроений которого были «Донские областные ведомости» во главе с редактором Х.И. Поповым, в результате раскола возникают конкурирующие между собой группы - донские националисты, оставшиеся верными местному официозу, и казачьи националисты, начавшие выпускать собственный журнал - «Голос казачества», редактором издателем которого выступил С.А. Холмский (последний был безусловным

лидером казачьих националистов, поэтому в диссертации для обозначения последних используется также условное наименование «группа Холмского»). Причинами такого разделения были как вполне объективный фактор ограниченных возможностей «Донских ведомостей» печатать все предоставляемые в редакцию материалы, что порождало недовольство части авторского коллектива, так и расхождение во взглядах на то, какого направления должна была придерживаться газета.

Второй параграф первой главы, «Участие националистов Донской области в парламентских выборах 1912 года», посвящен различным аспектам предвыборной кампании в исполнении националистов ОвД. Рассматривается попытка казачьих националистов создать самостоятельную «казачью партию» и анализируются причины их неудачи, главной из которых стали идеологические расхождения между «группой Холмского» и ВНС, прежде всего в отношении русского населения ОвД, не входившего в состав войскового сословия («иногородние»), что сделало невозможным превращение «казачьей партии» в «казачий отдел» ВНС. Также восстанавливается история становления ДСН и его предвыборного альянса с организацией местного духовенства - Донским епархиальным комитетом; показывается «газетная война», разразившаяся между двумя националистическими группами, каждая из которых претендовала на то, чтобы говорить от имени всего казачества. В этом же параграфе рассматривается ход выборов в IV Государственную Думу в Ростове-на-Дону, Таганроге, Новочеркасске и в целом в ОвД и подводятся их итоги для местных националистов - полное поражение, несмотря на альянс с черносотенцами и правыми октябристами («черно-лиловый блок»). Все двенадцать мест в IV Государственной Думе от ОвД получила «оппозиция» - левые октябристы, кадеты, прогрессисты и крайне левые. Неудача в реализации политической составляющей националистического движения на Дону обернулось его сворачиванием. Уже к началу 1914 г. активность донских и казачьих националистов практически свелась к нулю. Основными причинами такого поворота событий послужили запоздалое организационное становление националистов, слабая предвыборная кампания, неудачные кадровые решения, а также более фундаментальные причины: узкая социальная база - ставка на рядовое казачество не сработала, в то время как

местное дворянство, в других регионах служившее главным поставщиком голосов для ВНС, в большинстве своем осталось равнодушно к националистам; а также отсутствие в Новочеркасске сколько-нибудь значительных иноэтнических общин, сделавшее ошибочной ставку на ксенофобские чувства избирателей.

Глава II, «Идеология казачьих и донских националистов», посвящена непосредственно анализу двух конкурировавших националистических проектов, их сравнению между собой, а также выявлению их специфики.

Первый параграф второй главы, «Влияние атаманства Ф.Ф. Таубе на формирование националистической идеологии», посвящен рассмотрению влияния политического курса барона Ф.Ф. Таубе в период его атаманства на Дону на формирование идеологии «Правого Дона», послужившей в свою очередь основой для идеологии донских и казачьих националистов. Этнический немец, далекий, как казалось, от интересов казачества, Ф.Ф. Таубе первоначально не вызывал никаких эмоций у местных «казакоманов», однако его мероприятия, направленные на разрешение наиболее насущных проблем войскового сословия - аграрного вопроса и вопроса о местном самоуправлении - вскоре сделали его популярной фигурой у консервативной части донского общества. В частности, одобрение и поддержку вызвала работа Войскового совещания по земельному вопросу, преподносившегося как возрождение традиционного казачьего круга. Войсковое совещание приняло решения, которые, на тот момент, вполне соответствовали устремлениям «Правого Дона». Также с одобрением был воспринят проект введения земства в ОвД, разработанный самим Ф.Ф. Таубе и направленный на закрепление за казачеством доминирующих позиций в экономической и политической сферах. Особое впечатление произвел лозунг «Дон для донцов!» Идеологическую поддержку курсу Ф.Ф. Таубе оказывали «Донские областные ведомости», неофициальную часть которых к тому времени уже возглавил Х.И. Попов. На страницах этого официозного издания одна за другой появлялись публикации, так или иначе связанные с деятельностью донского атамана. В этих публикациях актуализировались старые «казакоманские» идеологические конструкты, к которым добавились новые, вместе образовавшие дискурсивную формацию «Правого Дона». Среди основных таких конструктов можно назвать следующие: утверждение об особых, как исторических, так и юридических, правах казачества

на донские земли; утверждение необходимости его дальнейшего существования как войскового сословия и, как следствие, принятия ряда мер, таких как сохранение земельного довольствия рядового казачества, воспитание новых поколений в «казачьем духе», а также местное самоуправление на основе старинного казачьего круга, отстраняющего иногородних и инородцев от решения внутренних вопросов; образ «врага», включивший в себя всех «иногородних», будь то русских крестьян или инородцев, революционеров всех направлений, а также «предателей» казачества, которые, будучи избраны в Государственную Думу, отстаивали там вовсе не казачьи интересы. Таким образом, политика Ф.Ф. Таубе привела к активизации консервативной части донского общества и формированию идеологии «Правого Дона», элементы которого затем вошли в проекты донских и казачьих националистов. Внезапная смерть Ф.Ф. Таубе создала дополнительный сакральный ореол вокруг его личности и способствовала превращению его образа в своеобразную «икону», безусловный, требующий почитания авторитет для «группы Холмского» и ДСН.

Второй параграф второй главы, «Национальные программы «группы Холмского» и «Донского союза националистов», посвящен сравнительному анализу позитивных предложений, выдвинутых конкурировавшими группами националистов. Разработка национальной программы проекта «группы Холмского» прошла две стадии: стадию программы для так и не созданной «казачьей партии» и стадию программы для «Думской казачьей группы». Первая редакция, появившаяся в печати в мае 1912 года, представляла собой скорее заявление о намерениях, имея в своей структуре всего шесть пунктов, во многом декларативного содержания, причем без подразделения на общероссийские и специфически казачьи. В то же время, содержание программы было таково, что вызвало неприятие со стороны руководства ВНС. Идея «казачьей партии» осталась нереализованной. Это подтолкнуло «группу Холмского» к попытке создания в будущей Думе самостоятельной казачьей группы по результатам выборов без опоры на партийные структуры. Именно «Думская казачья группа» должна была по замыслу казачьих националистов бороться в новой Думе за реализацию программы, вторая редакция которой появилась на страницах «Голоса казачества» в сентябре 1912 года. Этот вариант был более детально разработан и четко

структурирован, место декларативных заявлений заняли конкретные практические предложения. В то же время, редакция «общих вопросов» «поправела», интегрировав лозунг «За Веру, Царя и Отечество», и приобрела большую идеологическую нагрузку, как в смысле заимствования установок русского национализма, так и за счет включения идеологем национализма казачьего. Одновременно, исчезло любое упоминание об иногородних, ставших камнем преткновения в переговорах между русскими и казачьими националистами. В отличие от С.А. Холмского донские националисты фактически так и не представили концентрированного изложения своих предложений. Их программа оказалась разбросанной по нескольким уставным документам и публикациям в периодике. С одной стороны, это было их слабым местом, поскольку свидетельствовало об отсутствии конкретного плана действий, вместо которого избирателям предлагался набор по большей части декларативных заявлений. С другой стороны, не будучи жестко привязаны к какому-нибудь одному документу, они имели возможность маневрировать в условиях быстро меняющейся политической конъюнктуры. Это обстоятельство позволило им в краткосрочной перспективе взять верх в борьбе с казачьими националистами за покровительство со стороны ВНС. Сама условная программа донских националистов сводилась к нескольким следующим пунктам: 1) в общероссийских вопросах - полное согласие с политическим курсом ВНС; 2) казачество признавалось особым военно-служилым сословием, необходимым для защиты государства и династии; 3) аграрный вопрос и вопрос местного самоуправления должны были быть решены с учетом сословных интересов казачества; 4) экономику Донской области следовало перенаправить с экстенсивного на интенсивный путь развития; 5) система образования должна была развиваться ориентироваться на воспитание молодых поколений в «казачьем духе»; 6) в вопросе «иногородческого засилья» единой позиции представлено не было - если на ранних этапах агитации донские националисты готовы были делать достаточно жесткие заявления о необходимости реализации принципа «дон для донцов», то ближе к выборам зазвучали голоса в пользу сотрудничества казачества и иногородних, а в официальных документах, согласованных с покровителями из ВНС этот вопрос и вовсе игнорировался, а ДСН позиционировался как организация русских националистов.

Третий параграф второй главы, «Традиционная и альтернативная версии «национального казачьего мифа», посвящен попыткам представителей донских и казачьих националистов сконструировать идеальный вариант казачьей истории. Роль главного историка казачества от «группы Холмского» взял на себя ближайший сподвижник ее лидера Е.П. Савельев, ранее уже выпустивший несколько брошюр на различные донские сюжеты. Нарратив, предложенный Е.П. Савельевым публиковался на страницах «Голоса казачества» под рубрикой «К истории казачества», а позднее, уже после распада «группы Холмского», вышел в свет в качестве монографии под названием «Древняя история казачества». Е.П. Савельев, апеллируя к популярному мифу об арийских предках, удлинял историю казачества, по крайней мере, до 2-го тысячелетия до н.э. и, следуя сомнительному методу символической этимологии, записывал в предки донцов савроматов, гетов-готов, алан и даже гуннов. Исходя из его построений, донское казачество предстает древним народом/сословием, «аз-саками», вышедшими из «Арианы» и населявшим донские степи с незапамятных времен. Таким образом Е.П. Савельев решал и вопрос о праве казаков на территорию Дона. Согласно его выводам, они являлись исконными обитателями этих земель, вынужденными покинуть родные места под напором омусульманившихся татар, но вернувшимися обратно в результате своеобразной реконкисты XVI - XVII веков. Помимо «естественных» прав донского казачества на указанные земли, Савельев апеллировал и к «юридическим» правам, возрождая полузабытую легенду о грамоте Ивана Грозного 1552 г., передававшей Дон казакам в безусловное владение «во веки веков», которая якобы была в дальнейшем изъята Петром I. Помимо «удревнения» казачьей истории, еще одним вкладом Е.П. Савельева в создание «национального мифа» стала идеализация «старины». «Золотым веком» истории казачества по Е.П. Савельеву был период ХУЬХУП веков, когда Войско Донское являло собой пример идеальной самоуправляющейся общины, которую он называл не иначе как «Донской демократической республикой». В противоположность Войску Москва представала как «рабовладельческое» государство, подло использовавшее Дон в своих интересах и платившее неблагодарностью за доблестную защиту казаками ее рубежей. В противовес Е.П. Савельеву один из лидеров донских националистов Х.И. Попов, а также поддержанный им молодой

историк П.П. Сахаров, придерживались более традиционной версии ранней истории казачества. П.П. Сахаров подчеркивал преимущественно великорусское происхождение основной массы донцов, московское государство отнюдь не демонизировалось, служба ему со стороны казаков представала естественным проявлением любви к родине, в русско-казачьих взаимоотношениях на первый план выходили положительные моменты, тогда как неудобные с этой точки зрения события прошлого затушевывались. Иными словами, эта версия казачьей истории должна была показывать неразрывную связь казаков с Россией, выгодную для обеих сторон, и историческую необоснованность их противопоставления друг другу. В политическом контексте, характерном для предвоенной ситуации на Дону, это позволяло донским националистам успешно войти в альянс с русскими националистами. Сводя идеологическую составляющую двух версий казачьей истории к простым формулировкам, можно сказать, что если у Е.П. Савельева казаки представали как такой же самобытный и (в перспективе) самостоятельный народ как и русские, П.П. Сахаров соотносил эти две группы как часть и целое.

Четвертый параграф второй главы, «Позитивные и негативные образы в риторике донской националистической прессы», посвящен дискурс-анализу основного корпуса текстов, созданных донскими и казачьими националистами, с целью выявления основных идеологических конструктов, использовавшихся теми и другими в своей пропаганде. Риторика, к которой прибегали обе группы, была во многом схожа. Причем иногда степень этого сходства была настолько высокой, что это позволяет говорить о существовании единой дискурсивной формации. Главной и безусловной ценностью для «группы Холмского» и для ДСН вне всяких сомнений являлось само казачество, благополучие которого ставилось превыше всего. Для передачи своего трепетного отношения к казачеству авторы «Голоса казачества» и «Донских ведомостей» прибегали к использованию таких конструктов, как «славное казачество» и «Тихий Дон», наделявшихся почти сакральной значимостью. Главным символическим капиталом, которым располагало донское казачество и вся «казачья семья», в представлении националистов были его военные заслуги перед Россией, а потому последняя также нашла свое почетное место в системе ценностей, представ перед читателями в образах «Святой Руси» и «Великой России», которые, будучи опять-таки

сакрализованы, придавали подвигам, совершенным ради них, глубокий смысл. Наконец, весь дискурсный корпус новочеркасской националистической печати был проникнут духом монархизма, причем провести границу, где националисты играли на монархических чувствах рядового казачества, а где выражали собственное отношение к трону, не представляется возможным. Кроме того, в условиях самодержавной России регулярная апелляция к образу «Царя» могла служить важным средством в обеспечении лояльности со стороны властей. Сам возвышенный образ «Царя» становился еще одной непререкаемой ценностью.

Однако служение «Царю» и «Святой Руси / Великой России» во славу «Тихого Дона» и всей «казачьей семьи» сталкивалось со многими трудностями, которые, по мнению донских и казачьих националистов, ставили под сомнение само существование казачества, так как вели его к «расказачиванию». Это «расказачивание» в изображении участников обеих националистических групп было не столько объективным процессом, сколько результатом происков многочисленных «врагов казачества». «Враги России», окопавшиеся в кадетской «змеиной» партии, боролись против «опоры Трона» в интересах евреев и прочих «инородцев» и стремились к «омужичиванию» казаков. Хотя в пределах ОвД евреям было запрещено проживание, но их отрицательные черты с успехом заимствовали «иногородние» «мужики», жившие паразитарным образом «на казачьем горбу». Наконец, среди самих казаков нашлись «предатели», продавшиеся евреям и готовые превратить Область войска Донского в «Донскую губернию», а потому утратившие право называться казаками. По большому счету, это был один сложный многосоставной «образ врага», против которого была нацелена вся негативная часть агитации донских и казачьих националистов.

Пятый параграф второй главы, «Проблема казачьей самоидентификации в идеологии националистов Донской области», посвящен анализу специфических черт изучаемых националистических проектов - «колеблющейся идентичности» и «синдрому сословности». Заимствованный у ВНС политический национализм поставил перед новочеркасскими интеллектуалами, воспринявшими его, крайне сложную проблему, так как его источником была организация русских националистов, а потому эта идущая из центра российской политической жизни идеология несла в себе заряд унификации по отношению к периферии, в том числе

и для Войска Донского. Но для местных националистов такая унификация означала утрату казачьей «самости», следствием чего стала попытка адаптировать идеологию национализма к местным условиям так, чтобы она не вступала в противоречие с установкой на сохранение казачества как самостоятельной группы населения и в то же время удовлетворяла бы требованиям ВНС. Донские националисты ставили перед собой задачу, признавая единство русских и казаков, в то же время отстаивать специфический уклад казачьей жизни, то есть не допустить растворения войскового сословия в общей массе русского населения. По большому счету идеология этой группы представляла собой сословно-территориальный патриотизм в рамках русского национализма. Причем необходимость покровительства со стороны ВНС в момент парламентских выборов привела к отказу от защиты специфически казачьего образа жизни в пользу пропаганды общерусского национального единства. Казачьи националисты, будучи не в силах отказаться от военной службы как неотъемлемого атрибута казачества, в тоже время заявляли о самостоятельном казачьем племени. Одновременно они не желали совсем разрывать связи с Россией, вписывая казачество как самостоятельный элемент в сложносоставное русско-славянское единство. Фактически они оказались заложниками «колеблющейся идентичности» и балансировали между признанием казачества военным сословием русской нации и выделением его в самостоятельный народ. В разных публикациях чаша весов склонялась то в одну, то (намного чаще) в другую сторону, но окончательно определить свою позицию в этом вопросе, сделать решающий шаг в направлении, условно говоря, «национализации» казачества, участники «группы Холмского» не решались. В качестве причин подобной нерешительности можно указать как банальные трудности политического характера, которые должны были последовать за провозглашением самостоятельной казачьей нации (обвинения в сепаратизме, маргинализация, давление со стороны имперских властей), так и устойчивость традиционного взгляда на казачество как на существующую в рамках российской государственности и тесно связанную с русским народом военную общину, которую мы условно обозначили понятием «синдром сословности». Эта своеобразная «болезнь роста» казачьего национализма должна была быть со временем преодолена за счет окончательного утверждения казачества в статусе

самостоятельного народа/нации, тенденции к чему можно наблюдать в публикациях «группы Холмского» в 1913 году. Неблагоприятная политическая конъюнктура отсрочила эту трансформацию на пять лет, до тех пор, пока идея казачьего национализма не была реализована в рамках Всевеликого Войска Донского под руководством атамана П.Н. Краснова.

В заключении сформулированы основные выводы диссертации. Хотя возникновение националистического движения на Дону в начале XX в. укладывается в рамки характерных для всего восточноевропейского региона процессов и было связано с кризисными явлениями, поразившими войсковое сословие, сама идеология национализма оказалась позаимствована у организации русских националистов (ВНС) и, таким образом, была данью политической конъюнктуре. По сути, национализм на Дону в изучаемый период был лишь новым изданием прежнего «казакоманства». Тем не менее, его вплетение в этот традиционный дискурс не могло остаться без последствий. Будучи провозглашенной основным объектом лояльности, «нация», как модерная категория, оказывала серьезное влияние на трансформацию изначально традиционалистского движения в защиту сословных «прав и привилегий», результатом чего стал раскол прежде единого «правого Дона» на конкурирующие между собой националистические группы. Линия размежевания определялась применением понятия «нация» к казачеству. Донские националисты признавали казачество составной частью русского народа, несущей военную службу на особых основаниях. То есть идеологией донских националистов, по сути, был русский национализм, смешанный с сословно-территориальным патриотизмом. Казачьи националисты считали казаков, хотя и родственным русскому, но особым народом, находящимся на службе у российских императоров. В то же время участники обеих групп оказались заложниками специфического казачьего самосознания и не могли быть до конца последовательными в своей пропаганде, что выразилось в двух характерных ее чертах - «колеблющейся идентичности» и «синдроме сословности». «Колеблющаяся идентичность» носителей националистических проектов приводила к соседству с основными положениями в определении сущности казачества допущений, противоречивших этим положениям. Так, донские националисты, в стремлении заручится поддержкой ВНС, говорили о

казаках как о русских, но регулярно проговаривались в смысле негативного отношения к русским иногородним - «другим» - чем особенно «грешили» на ранних этапах своей агитации, до заключения соглашения с ВНС. И наоборот, казачьи националисты, взяв курс на определение казаков как особого народа/нации, оказались не способны в своей пропаганде порвать связи между казачеством и русским народом. Своеобразным решением этой проблемы могло стать наметившееся в некоторых публикациях авторов из «группы Холмского» признание казачества составной частью «большой русской нации» наряду с белорусами и малороссами, но оно не получило своего развития. Что касается «синдрома сословности», то в данном случае следует говорить об очевидном конфликте модерных и традиционалистских установок, связанном с соседством в проектах ДСН и «группы Холмского» категорий «нация» и «сословие». Для донских националистов был характерен акцент на втором компоненте этой дихотомии. По большому счету они были лишь продолжателями охранителей казачьих «прав и привилегий» 1860-х годов и хотели совместить несовместимое -проповедовать единство русской нации и одновременно защищать сословные привилегии казаков. В проекте казачьих националистов «синдром сословности» проявил себя несколько по-иному. Видя в казачестве особый народ, они не могли в то же время отказаться от того символического капитала, который представляли собой военные подвиги казаков, совершенные на службе русским царям, а потому, как и их конкуренты, продолжали защищать казачью военную общину, не замечая, что таким образом сами препятствуют реализации казачества как полноценной нации, вместо этого консервируя его на архаичной стадии народа-сословия.

Анализ националистических проектов, проведенный в настоящей работе, показал, что наряду с принципиальными противоречиями, существовавшими между донскими и казачьими националистами, по многим вопросам они придерживались настолько близких позиций, что это позволяет говорить о единой дискурсивной формации, в рамках которой обе группы и конструировали свои проекты. Большинство конструктов, использовавшихся в риторической игре донских и казачьих националистов, были заимствованы из предшествующего консервативного дискурса, инициированного политикой Ф.Ф. Таубе в период его атаманства на Дону в 1909 - 1911 годах. Сюда можно отнести многосоставной

образ «врага», включающий в себя негативное изображение «инородцев», особенно евреев, «мужиков» и вообще «иногородних», а также депутатов - «предателей» интересов казачества; образ «славного казачества», обладающего «исконными правами» на земли Дона и заслужившего свой особый статус многовековой службой России; особые отношения между царем и казаками, служащими «оплотом престола». В националистическом дискурсе 1911 - 1912 гг. эти образы и идеологемы получили свое дальнейшее развитие и были дополнены новыми конструктами. Все они выполняли определенную функцию в пропагандистской кампании обеих групп. Можно выделить следующие основные задачи, решения которых донские и казачьи националисты стремились добиться, прибегая к тому или иному риторическому приему: 1) позиционирование себя - донские и казачьи националисты были выразителями имевших более или менее широкое распространение консервативных настроений, вызванных разложением традиционного уклада жизни и ускоренным наступлением модернизации, что конкретно для казачества выразилось в кризисе его как военно-служилого сословия и вполне реальной угрозе «расказачивания»; 2) привлечение на свою сторону потенциальных избирателей - эта задача агитационной кампании выполнялась за счет апелляции к позитивным и негативным группам образов; 3) стремление добиться поддержки/лояльности властей и/или ВНС - помимо эксплицитного отрицания сепаратистских устремлений казачьи националисты активно апеллировали к образу «Царя», который должен был подчеркнуть их преданность монархии; 4) дискредитация политических противников - своим основным конкурентом на выборах 1912 г. националисты считали кадетскую партию. Основным средством негативной агитации служило сближение кадет с образом «врага». Как следствие, «партия народной свободы» представала врагом Царя, русского народа и казачества, борющимся за особые права «инородцев», прежде всего, евреев в ущерб российской государственности. Представители кадетской партии из числа казаков объявлялись «предателями».

Наряду с повседневной риторической игрой, которая служила средством пропаганды, одновременно ни к чему не обязывая, обе националистические группы в соответствии с логикой участия в парламентских выборах должны были представить своим потенциальным избирателям некую программу, которую бы

они обязались отстаивать в случае попадания в Государственную Думу. «Группа Холмского» начала работу в этом направлении задолго до самих выборов, так что уже ранней весной 1912 г. сам С. А. Холмский представил на суд читателей «Голоса казачества» программу «казачьей партии». Работа над ее улучшением постоянно продолжалась, и даже после того, как стало ясно, что казачьим националистам не придется поучаствовать в выборах, С.А. Холмский опубликовал программу потенциальной «думской казачьей группы». В отличие от своих конкурентов, донские националисты так и не создали единой выборной программы, фактически раздробив ее во множестве документов и газетных статьях. К тому же эта фрагментарная программа по большому счету не предлагала конкретного плана действий и носила преимущественно декларативный характер. Тем не менее, в борьбе за поддержку со стороны ВНС успех принесла именно тактика донских националистов, которые, в отличие от националистов казачьих, избежали острых углов, а значит и ненужных споров. Итоги выборов 1912 г., тем не менее, были неутешительны для обеих групп - полное поражение «черно-лилового» блока и одновременный триумф оппозиции ясно показали отсутствие сколько-нибудь значительной поддержки националистов со стороны избирателей и дали сигнал к сворачиванию организованного националистического движения на Дону. Такой плачевный результат деятельности «группы Холмского» и ДСН был следствием сочетания целого ряда факторов.

И донские националисты, и казачьи националисты, по большому счету оставались небольшими группами активистов, группировавшихся вокруг своих газет. Если данный фактор носил вполне объективный характер, то предвыборная тактика донских националистов характеризовалось целым набором, условно говоря, «невынужденных» тактических ошибок. Наконец, пропаганда самой идеологии национализма, будь то донского или казачьего, была таким образом построена, что сама себя лишала шансов на успех в борьбе за голоса избирателей, так как была построена на ксенофобии потенциального избирателя к «чужакам», обладавшей слабым мобилизующим эффектом ввиду отсутствия в Новочеркасске значительных иноэтнических групп, и делала основной целевой аудиторией рядовое казачество в ущерб местному дворянству, что, учитывая специфику избирательного закона 1907 г., предопределяло поражение на выборах. В то же

время, ни в коем случае нельзя говорить, что активизация «правого Дона» в 1909 -1912 гг. и, в частности, деятельность местных националистических групп не имела никакого влияния на последующую историю Донской области. Националистическое движение на Дону в предвоенный период, бывшее продолжением прежнего «казакоманского» движения, в то же время предшествовало гораздо более масштабному проекту построения самостоятельного казачьего государства - «Всевеликого Войска Донского» в 1918 - 1919 годах. Некоторые из бывших членов ДСН и «группы Холмского» приняли непосредственное участие в его реализации. Иначе говоря, националистическое движение на Дону начала XX в. послужило своеобразным прологом для создания самостоятельного «Всевеликого Войска Донского» и режима П.Н. Краснова, предполагавшего привилегированный статус казаков по сравнению с иными группами населения.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ для публикации основных результатов диссертационного исследования

1) Корниенко Б.С. Участие националистов Донской области в парламентских выборах 1912 года // Исторические записки / Отд-ние ист-филол. Наук РАН. М.: Наука, 2010. Вып. 13 (131) / Под ред. Б.В. Ананьича. С. 199 - 218. (1 пл.).

2) Корниенко Б.С. Казачий национализм на Дону: «группа Холмского» // Известия ВУЗов Северо-Кавказского региона. Общественные науки. 2010. № 5. С. 66 - 69. (0,5 пл.).

Другие публикации

3) Корниенко Б.С. Идеология казачьего национализма в начале XX века: анализ программы «группы Холмского» // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Вып. 10. Ставрополь, Пятигорск: ПГЛУ, 2008. С. 105-123. (0,9 пл.).

4) Корниенко Б.С. Донской атаман Ф.Ф. Таубе: превращение имперского чиновника в икону казачьего национализма // Ab Imperio. 2009. № 1. С. 227 - 257. (1,5 пл.).

5) Корниенко Б.С. Русское казачество или казачья нация? Проблема самоопределения в идеологии казачьего национализма начала XX века // Война, армия, государство и общество в России. XVIII - XX вв. Сб. научных работ / Серия «Источник. Историк. История». Вып. 7 / Под ред. В.В. Лапина. СПб.: Издательство Европейского университета, 2010. (в печати). (1,1 п.д.).

Подписано в печать: 07-10-2010 Тираж: 100 экз. Заказ № 1278 Отпечатано в цифровой типографии АЯТ-ХРИЕЗЭ 199155, Санкт-Петербург, ул. Уральская, д. 17 тел.: 331-33-22 www.art-xpress.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Корниенко, Борис Сергеевич

Введение.3

Глава I. Националистическое движение на Дону в предвоенный период.

§1. Возникновение националистических групп в Области войска

Донского в 1909 - 1911 годах.38

§2. Участие националистов Донской области в парламентских выборах

1912 года.50

Глава II. Идеология казачьих и донских националистов.

§1. Влияние атаманства Ф.Ф. Таубе на формирование националистической идеологии.78

§2. Национальные программы «группы Холмского» и «Донского союза националистов».123

§3. Традиционная и альтернативная версии «национального казачьего мифа».151

§4. Позитивные и негативные образы в риторике донской националистической прессы.193

§5. Проблема казачьей самоидентификации в идеологии националистов

Донской области.219

Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Корниенко, Борис Сергеевич

К концу XVIII в. донское казачество фактически превратилось в особое военно-служилое сословие Российской империи и оставалось на этом положении вплоть до событий 1917 года. Специфика включения Войска Донского в общеимперское пространство привела к тому, что одной из наиболее проблемных тем в историографии по казачеству стал вопрос о том, являлось ли оно только одним из сословий Российской империи или же было самостоятельным народом. С середины 1990-х гг. доминирует мнение, что, формально находясь на положении сословия, фактически донское казачество представляло собой субэтнос русского народа1. Тем не менее, современное состояние историографии не позволяет говорить о том, что этот вопрос сколько-нибудь убедительно разрешен. В этой связи представляется важным попытаться посмотреть на эту проблему глазами самих донцов того периода в истории казачества, когда сословная система Российской империи стояла на пороге крушения. Иначе говоря, чтобы более точно определить социокультурную сущность казачества, необходимы исследования в области его самоидентификации.

К сожалению, изучение самоидентификации основной массы казаков при имеющейся источниковой базе неизбежно обречено на некоторую спекулятивность выводов и неоправданные обобщения. Трудности при определении вариантов казачьей идентичности, бытовавших на территории Области войска Донского (далее — ОвД) в изучаемый период настолько значительны, что установить степень вовлеченности казачества в процесс «национализации» и его ясные границы не представляется возможным. Источники, содержащие представление об этнической/национальной или

1 См.: Возрождение казачества: история и современность. Материалы к V Всероссийской (международной) научной конференции (сборник научных статей). Новочеркасск, 1994; Казачий Дон. Очерки истории. Ч.1-П / Под ред. Скорика А.П. Ростов-Н-Д., 1995; Возрождение казачества (история, современность, перспективы). Тезисы докладов, сообщений, выступлений на V международной (всероссийской) научной конференции. Ростов-н/Д., 1995. сословной принадлежности отдельных донских казаков, на наш взгляд, не вполне репрезентативны, так как не могут дать широкой картины самоидентификации всей массы людей, формально входивших в войсковое сословие. Тем более это характерно для нижних, не- или малообразованных слоев рядового казачества, не оставивших сколько-нибудь значительного корпуса письменных источников, которые могли бы содержать подобную информацию.

Выходом из данной ситуации может послужить изучение умонастроений хотя бы части донского казачества, прежде всего, его образованной верхушки, имевшей возможность так или иначе влиять на формирование общественного сознания в казачьей среде. В этой связи, особый интерес вызывает возникшее на Дону в начале XX в. националистическое движение, неизбежным результатом которого должны были стать попытки его представителей сформулировать собственное видение статуса казачества и стремление распространить это видение среди донцов. Другими словами, они выступали в роли создателей определенной идеологии, на которой собственно и будет сфокусировано наше внимание в данном исследовании.

Необходимость ограничить исследование изучением идеологии подчеркивается тем обстоятельством, что в сферу наших интересов входит не так называемый «бытовой» национализм, под которым имеются ввиду проявления ксенофобии и шовинизма, а национализм политический, подразумевающий активное участие в общественной жизни, и в рамках которого только и возможно формирование сколько-нибудь ясно выраженной позиции в вопросе самоидентификации.

Всероссийский национальный союз (далее — ВНС) был образован только в 1908 году, то есть в этом отношении* националисты отставали от прочих дореволюционных партий России, конституировавшихся несколькими годами ранее. В Области войска Донского (далее — ОвД) политический национализм пришел еще позднее - в 1910 - 1911 гг., когда отделы ВНС появились в Ростове-на-Дону и Таганроге. Однако эти города были включены в состав ОвД только в правление Александра III и имели особый статус, а их население по преимуществу не входило в войсковое сословие. В Новочеркасске Донской союз националистов (далее - ДСН) был создан только накануне парламентских выборов 1912 года. В такие короткие сроки идеология национализма просто не могла мобилизовать сколько-нибудь значительные массы населения, что и показали итоги голосования, о чем подробно будет сказано ниже. Хотя эти результаты не вполне выражали настроения донского казачества, так как выборы не были эгалитарными, а, кроме того, в них участвовали «иногородние», тем не менее, говорить о широкой поддержке национализма на Дону не приходится. Серьезной самостоятельной роли в предвоенный период истории Донской области национализм не сыграл, и его изучение под этим углом зрения хотя и представляется интересным, но все же не достаточно актуально.

Однако, как нам представляется, изучение идеологии национализма на 1

Дону интересно по нескольким причинам. Такого рода исследование могло бы не только дать характеристику господствовавшим умонастроениям консервативно настроенной части казачьей интеллектуальной элиты, но и восполнить имеющийся в историографии пробел: изучение региональных особенностей идеологии национализма в дореволюционной России в отношении Войска Донского еще не проводилось2, а между тем эта территория представляет собой особый интерес ввиду специфического состава ее населения. Главным образом, это касается донского казачества, этнический статус которого не был очевиден ни тогда, ни теперь, и, прежде

2 Между тем, изучение черносотенного движения в региональном аспекте достаточно распространено. См., например, Михайлова Е.М. Черносотенные организации Среднего Поволжья между буржуазно-демократическими революциями. 1994; Абушик В.В.

Деятельность монархических организаций Центральной России в период буржуазно-демократических революций (1905 - 1907 гг.). М., 1995; Лавриков C.B. Правомонархическое движение в Тверской губ. в 1905 - 1915 гг. Тверь, 1996; Толочко А.П. Черносотенцы в Сибири (1905 - февраль 1917 г.). Омск, 1999; Бузмаков E.JI. Черносотенные организации в Сибири. 1905 - 1917. Томск, 2000. Аналогичных работ по Войску Донскому на данный момент не имеется. 5 всего, в вопросе о его соотношении с русским народом. Анализ того, как это обстоятельство отразилось на бытовании идеологии национализма в условиях Дона, также повышает значимость данного исследования. Наконец, богатую пищу для размышлений может дать сопоставление двух конкурировавших между собой за право говорить от имени казачества националистических проектов, один из которых был, условно говоря, прорусским, а другой, хотя далеко не всегда последовательно, но выдвигал донцов в качестве самостоятельного народа/нации.

Таким образом, если говорить об объекте данного исследования, то это, безусловно, будет сама идеология национализма в тех ее вариантах, которые были представлены на Дону в предвоенный период. Подчеркнем, что ни пытаться определить этническую/национальную идентичность всей массы казачьего населения, ни тем более разрешить вопрос о том, было ли казачество только сословием или также народом, а может быть, «субэтносом», в этой работе не предполагается. Предметом'исследования будут конкретные националистические проекты, разработанные группами местных националистов в 1910 — 1914 гг., причем главное внимание будет уделено тем из них, которые ориентировались на казачью часть населения Донской области, так как соответствующая пропаганда, направленная на «иногородних», не отличалась принципиально от той, что разрабатывалась в вне.

Ограничение исследования предвоенным периодом объясняется тем, что вслед за поражением националистов на парламентских выборах 1912 г. эти проекты, предполагавшие участие своих представителей в Государственной Думе, перешли в стадию разложения. К началу Первой мировой войны активность националистов на Дону сошла на нет. Нижняя хронологическая граница определяется возникновением в 1910 году первой в пределах ОвД националистической организации - Ростовского отдела ВНС, хотя предполагается и рассмотрение более раннего периода, в частности деятельности в 1909 г. донского атамана Ф.Ф. Таубе, сыгравшего значительную роль в оформлении основных положений идеологии казачьего национализма. Особое внимание будет уделено 1912 г., когда в ходе предвыборной агитационной кампании поток идеологических текстов значительно возрос.

Главной целью работы является < реконструкция идеологии национализма на Дону в указанный период. В этой связи основными задачами исследования нам видятся анализ существовавших националистических проектов, в том числе выделение их структурных составляющих, выявление их. специфических черт, обусловленных условиями казачьего региона, а, также сравнительный анализ с целью выяснения основных противоречий конкурирующих национализмов. Еще одной немаловажной задачей должно быть восстановление организационной истории действовавших в Донской области националистических групп, а также истории их взаимоотношений между собой и их участия в выборах 1912 года.

Основной круг источников исследования составляет националистическая периодика, выходившая на Дону в изучаемый период. Этот выбор объясняется тем обстоятельством, что формирование националистических проектов и их пропаганда среди населения осуществлялись главным образом посредством1 периодической печати. Именно на страницах газет и журналов появился? основной корпус идеологических текстов. Кроме того, печатные органы выступали в роли своеобразных организующих центров, вокруг которых создавались (или; пытались создаваться) политические объединения. К началу XX в. периодические издания на Дону имели уже довольно широкую публику. Доля грамотных казаков обоего пола составляла 49,8 %3, кроме того, была распространена практика публичного чтения газет на станичных сходах, что, включая в аудиторию периодических изданий неграмотную часть населения,

3 Рыжкова Н.В. Гражданское состояние области войска Донского в 1914 — 1917 гг. (по архивным источникам) // Проблемы источниковедения и отечественной истории (памяти ' А.П. Пронштейна). Ростов н/Д, 1999. С. 175 -195. Здесь: С. 182. 7 одновременно отчасти компенсировало немногочисленность тиражей некоторых из них.

Особое значение в этой связи приобретают следующие периодические издания: 1) Журнал «Голос казачества» - издавался в Новочеркасске с октября 1911 по январь 1914 гг. с перерывами. Его бессменным редактором-издателем был С.А. Холмский (только заключительные номера 1914 г. редактировались И.Д. Филипповым). Редакция газеты была ориентирована на пропаганду «казачьего национализма»; 2) Газета «Донские областные ведомости» - на протяжении ряда лет была органом местной власти и предназначалась для распространения официальной информации. Изредка, в так называемой «неофициальной части» газеты, появлялись публикации на злободневные темы. С января 1911 г. «неофициальная часть» была выделена в самостоятельную газету, по-прежнему издававшуюся за счет казны и фактически превратившуюся в печатный орган ДСН в период его становления. На протяжении трех лет в «Донских ведомостях» сменилось три главных редактора — Х.И. Попов, Г.П. Янов и С.А. Холмский, не считая временно исполнявшего эту должность И.И.Дмитриева. Начиная с 1914 г. «неофициальная часть» прекратила свое самостоятельное существование. В дальнейшем, говоря о «Донских областных ведомостях» мы будем иметь в виду только эту последнюю; 3) некоторое внимание будет уделено газете «Вестник казачества», издававшейся в 1913 г. в период финансовых затруднений редакции «Голоса казачества». Редактором-издателем «Вестника казачества» также был С.А. Холмский. С воссозданием «Голоса казачества» в декабре 1913 г. подписчикам «Вестника» стала рассылаться продолжившая его нумерацию «Донская газета» под редакцией И.Д. Филиппова, вскоре после нового года прекратившая свое существование; 4) Печатный орган ДСН газета «Донской край», издателем которого был Х.И. Попов, а в роли редактора выступил Н.Ф. Быковский, выходила всего месяц непосредственно перед выборами и после поражения донских националистов сразу закрылась; 5) Кроме того, будет привлечена региональная националистическая печать. К последней относятся газеты «Призыв» и «Ростовский на Дону листок». «Призыв» издавался в Таганроге в 1910 г., но в начале 1911 г. прекратил свое существование. Поводом для этого стало восстановление издания «Ростовского на Дону листка» и нежелание националистов «раздроблять силы и средства»4. «Листок» издавался вплоть до 1916 года; 6) Определенный интерес представляет донская печать противоположного толка — оппозиционные «Приазовский край» и «Южный телеграф», а также орган местных кадетов «Новочеркасская речь». Эти газеты ценны, прежде всего, тем, что в отличие от националистической печати, старавшейся не акцентировать свое внимание на слабостях в собственном лагере, наоборот, исходя из логики политического противостояния, уделяли всем неудачам националистов особо пристальное внимание; 7) В ходе изучения периода атаманства Ф.Ф. Таубе будут использованы такие общероссийские газеты как «Новое время», «Русский инвалид» и «Речь»; 8) Наконец, в« качестве вспомогательного источника, позволяющего прояснить некоторые моменты, будут использоваться такие газеты- как «Окраины России» и «Таганрогский вестник».

Помимо периодики будут привлекаться и другие опубликованные источники. В частности, идеологические тексты содержатся в самостоятельных трудах, подготовленных некоторыми участниками донских националистических групп. В частности, С.А. Холмский издал несколько сборников казачьих песен и стихотворений5, а Е.П. Савельев выпустил целую серию брошюр, которые легли в основу появившейся позднее «Истории $ казачества»6. Отрывки из первого тома (так называемая, «Древняя история

4 Призыв. 15 января 1911 (без номера).

5 См. Холмский С.А. Сборник казачьих песен. Курск, 1910; его же. Казачьи Думы. Новочеркасск, 1911 (исторический очерк Е.П.Савельева); его же. Юбилейный сборник казачьей поэзии. 1812 — 1912. Новочеркасск, 1912; его же. Как ведется хозяйство Новочеркасской станицы Донской области. Новочеркасск, 1912.

6 Савельев Е.П. Кто был Ермак и его сподвижники. Историческое исследование.

Новочеркасск, 1904; его же. Очерки по истории торговли на Дону. Общество донских торговых казаков. Новочеркасск, 1904; его же. Казак. Сборник песен и стихотворений о 9 казачества») также публиковались в «Голосе казачества». Публиковали брошюры Х.И. Попов7 и П.П. Сахаров8. Кроме того, будет привлекаться «партийная» литература: уставы, предвыборные программы, листовки.

Неопубликованные источники в данном исследовании будут играть вспомогательную роль, так как, как правило, они создавались не с целью пропаганды, а потому для анализа различных идеологических аспектов мало полезны. Тем не менее, для уточнения различных нюансов будут привлечены различные хранящиеся в архивах материалы. В частности, помочь ответить на некоторые вопросы по взаимоотношениям внутри националистических групп должен личный фонд Х.И. Попова (№ 55), хранящийся в Государственном архиве Ростовской области (далее - ГАРО). Х.И. Попов, известный исследователь «донской старины», статистик, первый директор Донского музея, издатель и публицист, принимал непосредственное участие в организации и деятельности ДСН. Интерес представляют письма к Попову, как личного, так и официального характера, его черновые записи по истории донского казачества, письма в редакцию «Донских ведомостей», которые Х.И. Попов возглавлял на протяжении ряда лет, а также различного рода документация (например, в фонде Попова хранится Устав ДСН). Некоторую полезную информацию содержит также фонд № 46 (Атаманская канцелярия). К сожалению, ряд документов из фондов № 344 (Войсковой штаб Войска Донского), 826 (Донское охранное отделение), а также фонда Х.И. Попова не могут быть привлечены к исследованию ввиду их поражения грибком. Информация относительно выборов на Дону в 1912 г. также содержится в фонде Государственной Думы Российского Государственного Исторического боевой жизни казаков. Новочеркасск, 1905; его же. Атаман М.И. Платов и основание г. Новочеркасска. Новочеркасск, 1906; его же. Типы донских казаков и особенности их говора. Новочеркасск, 1908; его же. Войсковой круг на Дону. Исторический очерк. Новочеркасск, 1908; его же. Древняя история казачества. Новочеркасск, 1915; его же. Средняя история казачества, 1916; его же. История Дона и донского казачества, Новочеркасск, 1918.

7 Попов Х.И. Краткий очерк прошлого Донского казачества. Новочеркасск, 1907.

8 Сахаров П. Происхождение вольного донского казачества и первые службы донцов России. Новочеркасск, 1914; его же. Происхождение донского казачества. Ростов н/Д., 1914.

Архива (далее - РГИА)9. Данные справочного характера относительно биографий отдельных персоналий, в частности, G.A. Холмского, удалось найти в фондах Российского Государственного Военно-исторического Архива (далее - РГВИА).

Переходя к историографии вопроса, .приходится констатировать отсутствие на данный момент каких-либо работ по национализму вшределах Войска Донского. Небольшая статья, C.Mi Маркедонова «Зарождение и эволюция казачьего национализма» посвящена «казакоманам» второй половины XIX века10. Однако это движение было сугубо сословным и традиционалистским? по своей сути: Поэтому начинать историю-национализма на. Дону с «казакоманов» кажется проблематичным, тем более что последние сами себя к националистам не причисляли:

В то же: время; некоторые интересующие нас сюжеты, уже затрагивались в историографии? по казачеству. Так, H.A. Мининков в статье уделил пристальное внимание рассмотрению не только-творческого наследия! П.П. Сахарова и его взаимоотношений с Х.И. Поповым, но* и: проанализировал историческую концепцию Е.П: Савельева1.1. К последнему сюжету H.A. Мининков обращался и в комментарии к репринтному изданию

1 о J

Истории казачества» Е.П. Савельева . Отдельные: сюжеты из истории? взаимоотношений донского: казачества, и центральной администрации, имеющие значение для- настоящей работы, рассмотрены, в ряде статей A.A. Волвенко13.

9 РЕИА.Ф. 1278= (Государственная, Дума). Он. 8 (1912 - 1917). Д. 20 (Область войска

ДОНСКОГО);

10 Маркедонов С.М. Зарождение и эволюция казачьего национализма // Межнациональные отношения сегодня. Ростов-н/Д., Тбилиси, 1996. С. 76-83.

11 Мининков H.A. Павел Петрович Сахаров - историк донского казачества // Казачий сборник. Вып. 3: Ростов н/Д., 2002. С. 216 - 320.

12 Мининков; Н;А. Альтернативный взгляд советского историка // Савельев Е.П. История казачества. Ч. II. (Репринт). Ростов-н-Д., 1990. С. 300 - 309.

13 Волвенко A.A.: Восстановление донского земства: упущенные возможности (1882-1917) // Государственная власть и местное самоуправление, 2003. № 4. С. 51 — 59; его же. Как донским казакам историю хотели написать. Официальный заказ, историк и местная администрация;(1902 — 1912 гг.)//Историческое сознание и власть в зеркале России XX века. СПб., 2006: С. 115 — 125; его же. Формирование м эволюция правительственного курса в отношении казачьих войск Юга

11

С другой стороны, существует значительный корпус литературы, затрагивающей историю русского национализма периода третьеиюньской монархии. Первые публикации, посвященные особенностям идеологии ВНС, появились еще в дореволюционный период и в основном выходили из-под пера политических противников этой партии, что обусловило значительную предвзятость и поверхностный характер сделанных выводов. И если кадет Л.З. Слонимский говорил о «наивности» русских националистов14, то меньшевик В. Левицкий, исходя из марксистской методологии, ограничился констатацией «дворянско-землевладельческого» характера ВНС и не находил принципиальной разницы между националистами и крайне правыми15.

По-настоящему определяющей для дальнейшего изучения идеологии русского национализма стала статья В.И. Ленина «Политические партии в России», опубликованная в мае 1912 г. в газете «Невская звезда». По мнению Ленина, правые и националисты - «это не две, а одна партия, поделившая между собой «труд» травли инородца, «кадета» (либерала), демократа и т.п.»16 В условиях советского периода российской истории, когда все наследие «вождя мирового пролетариата» превратилось в догму, это его замечание во многом предопределило выводы советских историков. Господство марксистской методологии делало неизбежным определение ВНС как партии, представлявшей интересы определенного слоя класса эксплуататоров, «типичного выразителя обуржуазившихся помещичьих групп»17, что ставило националистов в один ряд с монархическими партиями крайне правых. Вопрос о типологической близости ВНС тому или иному политическому направлению рассматривался или в рамках работ по

России в конце 50-х - нач. 70 гг. XIX века // Казачество Юга России в процессах становления и развития российской государственности. Волгоград, 2007. С. 26 - 29; его же. Волвенко А.А. Правительственная политика, местная власть и земская реформа в Области войска Донского (1864-1882 гг.) // Казачество России: прошлое и настоящее. Ростов-на-Дону, 2008. С. 196-213.

14 Слонимский Л. Национальный «Всероссийский союз» // Политическая энциклопедия. Т.2. Вып.8. СПб., 1909. С. 1115-1116.

15 Левицкий В. Правые партии // Общественное движение в России в начале XX века. Т.З. Кн.5. СПб., 1914. С. 247-469.

16 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1973. Т.21. С. 280.

17 Балашев Петр Николаевич // Большая советская энциклопедия. М., 1926. Т.4. С. 490.

12 непролетарским партиям»18, или по третьеиюньской монархии19. Исследований, посвященных специально проблеме русского дореволюционного национализма в советской историографии, так и не появилось.

Говоря о типологической сущности русского национализма, историки того времени или строго следовали ленинскому догмату, никак не отделяя националистов от черносотенцев, или оговаривали специфический по отношению к прочим правым партиям характер ВНС, но включали его в круг основных «помещичье-монархических партий», что наделяло эти построения определенной внутренней противоречивостью. Так, А .Я. Аврех, отметив отличия русского национализма от черносотенства и указав на его родство с либеральными партиями, в то же время, анализируя националистическую риторику одного из идейных вождей ВНС М.О. Меньшикова, называет

20 националистов такими же правыми как черносотенцы . B.C. Дякин, указав на качественное отличие идеологии ВНС от крайне правой и ее родство с октябризмом, одновременно оговаривается, что черносотенцы и националисты «в классовом и идейном отношении. мало чем 21 отличались» . Эта противоречивость работала и в обратном направлении, то есть идеология крайне правых зачастую приравнивалась к национализму. В.В. Комин писал, что «национализм стал боевым лозунгом СРН [Союза

18 Залежский В. Монархисты. Харьков, 1930; Комин В.В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. Калинин, 1970; Спирин J1.M. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. - 1920 г.). М., 1977; Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984; Непролетарские партии в трех революциях. М., 1989.

1 Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М., 1968; Он же: Царизм и IV Дума: 1912-1914 гг. М., 1981; Он же: Распад третьеиюньской системы. М., 1985; Дякин B.C. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 - 1911 гг. JL, 1978; Он же: Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 - 1914 гг.: Разложение третьеиюньской системы. Л., 1988; Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976.

20 Аврех А.Я. III Дума и начало кризиса третьеиюньской системы (1908 - 1909 гг.) // Исторические записки. М., 1955. Т.53. С. 78.

21 Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914 - 1917). Л., 1967. С. 28.

Русского Народа - Б.К.], одним из основных пунктов его программы и тактики»22.

Еще одной отличительной чертой советской историографии по русскому национализму было откровенно враждебное, отношение к нему, выражавшееся в применении ярко негативных эпитетов, носящих очевидно субъективный характер. Аврех, например, писал, что «национализм в третьеиюньский период выступал в самой свирепой зоологической форме, гуу носил крайне реакционный, воинственно-русификаторский характер» . Подобный морализаторский подход к проблематике с заранее вынесенным обвинительным вердиктом был общим местом в работах по правым партиям. Хотя встречались и редкие исключения, как написанная еще в 20-е годы книга Д. Заславского «Рыцарь, монархии.Шульгин», в которой автор выгодно отличал национализм от черносотенного движения, характеризуя его как «монархизм идейный, пытавшийся соединить монархию с политической честностью, независимостью, некоторой свободой»24.

Интересно, что и среди историков-эмигрантов при обращении к вопросам правого движения в дореволюционной^ России, не было попыток проанализировать расхождения между черносотенцами и националистами. Это справедливо как для либерально, так и для консервативно ориентированных исследователей. Если мотивы первых объяснялись политическим противостоянием, то со стороны вторых наблюдалась попытка представить всех правых как некий сплоченный фронт. В4 частности, это характерно для работы С.С. Ольденбурга .

Единственное значительное исследование, появившееся в этот период и посвященное специально ВНС, было опубликовано за рубежом. Однако американский историк Р. Эделман основное свое внимание уделил социальной базе националистического движения, считая ее главным 1 лл

Комин В.В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. С. 14.

23 Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. С. 25.

24 Заславский Д. Рыцарь монархии Шульгин. Л., 1927. С. 23 - 24.

25 Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. Вашингтон, 1981; СПб., 1991.

14 детерминантом политики ВНС и отказавшись от сколько-нибудь значительного анализа собственно идеологии русских националистов. В этом отношении работа Эделмана во многом повторяет выводы советских историков, объяснявших возникновение той или иной идеологии сообразно экономическому положению ее. носителей.

В целом, для советской историографии по дореволюционному национализму характерны следующие: черты. Во-первых, вопрос о типологической сущности ВНС не был разрешен. Следуя ленинской традиции, национализм объявлялся; одной из, форм черносотенного движения, а ВНС наряду с крайне правыми организациями причислялся' к лагерю «помещичье-монархических» партий; В то- же: время, ряд исследователей отмечал типологическую близость между националистами и либералами, но решить это противоречие не удавалось. Во-вторых, исходя из постулата о принципиальном сходстве черносотенцев и националистов,. уделять отдельное внимание, идеологии; последних; не считалось, необходимым: Прежде всего, рассмотрению подлежали* экономическая база правого движения и его значение в борьбе против пролетарской революции. При- этом; работы часто были написаны не с позиции; нейтрального! исследователя;, а с явно негативным отношением к национализму, что привносило в них серьезный фактор субъективности и заданности выводов.

Наконец; есть еще один момент, на котором хотелось бы остановить внимание. На протяжении XX века теория национализма претерпела ряд изменений, пережив смену примордиально-перенниалистскош парадигмы модернистской; а затем » постмодернистскими; теориями27. Однако изучение русского национализма осуществлялось без привлечения появившихся'в этой

26 EdelmanR. Gentry Politics on the Eve of the Russian Revolution. The Nationalist Party. 1907 - 1917. New Brunswick, New, Jersey, 1980.

27 См.,'например: Kedourie, Elie. Nationalism, London, 1960; Hechter,. Michael. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development; 1536 - 1966. London, 1975; Gellner, Ernest. Nations and Nationalism. Oxford, 1983; Anderson, Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London, 1983; Nora, Pierre; Les Lieux de Mémoire. Paris, 1984, 1986. Vol. I-II. сфере разработок, что порождало определенный отрыв исследований в этой области от теории национализма. Методологическая база большинства работ была марксистской, что накладывало известные ограничения на их характер и результаты.

Постсоветская историография во многом унаследовала эти недостатки, но с течением времени все более их изживает. Хотя жесткие рамки марксистской парадигмы уже больше не довлеют над историками, тем не менее, откровенно враждебное отношение к национализму во многом сохраняется в современных работах, что отчасти превращает их в полемическую литературу. В полной мере это относится к работе П.И. Шлемина «Национальные отношения и права человека в России. по

Диалоги с М.О.Меньшиковым. 1906 - 1908)» . Необходимость отказаться от морализаторства и обструкционизма при изучении правой идеологии

00 давно назрела, о чем в своей работе обосновано заявил Ю.И. Кирьянов .

К сожалению, для некоторых авторов, пишущих по националистической тематике, существование ВНС все еще остается тайной. Особенно показательно эта ситуация проявилась в изданном Лондонским университетом сборнике «Русский национализм в прошлом и настоящем», в подготовке которого участвовал и российский историк А.Н. Сахаров. Ни один из авторов не упомянул ни единым словом организацию русских националистов. Особенно удивительно это в отношении написанной редактором сборника Джефри Хоскингом статьи «Империя и нациостроительство в позднеимперской России», которая хронологически полностью совпадает с периодом активной деятельности ВНС.30

Шлемин П.И. Национальные отношения и права человека в России. (Диалоги с М. О .Меньшиковым. 1906-1908). М., 1993.

29 Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911 — 1917 гг. М., 2001. Автор, в том числе, поставил под сомнение правомочность употребления термина «черная сотня» в отношении традиционно-монархических партий. В своей работе я все же употребляю этот термин, отдавая дань устоявшейся традиции для именования крайне правых.

30 Geoffrey Hosking. Empire' and Nation-Building in Late Imperial Russia // Russian Nationalism, Past and Present / Ed. by Geoffrey Hosking and Robert Service. London, New York, 1998. P. 19-34.

В некоторых работах еще встречается причисление русских

31 националистов к крайне правым, черносотенным организациям . Замена термина «правые» на термин «консерваторы» в работе М.Н. Лукьянова проблемы редуцирования всего многообразия существовавших политических

32 движений под одно понятие, очевидно, не сняла .Однако в последнее время тенденция к выделению дореволюционного национализма в самостоятельное политическое течение все же восторжествовала. Более того, некоторые специалисты теперь вовсе не причисляют националистов к правым, подразумевая под последними только черносотенцев. В частности ВНС не был включен в список организаций, чья документация* была представлена в

5 О сборнике «Правые партии» . Таким образом, этот вопрос остается до конца не разрешенным, поэтому на данном этапе представляется вполне адекватным следовать существовавшему парламентскому делению на крайне правых, к каковым относили черносотенные союзы, и умеренно правых в лице ВНС, тем более что к такой репрезентации прибегали сами. националисты34.

Главным же достижением постсоветской историографии стало появление работ, посвященных специально^ идеологии русского национализма начала XX в., что сделало возможным- обращение к

31 См., например, Степанов С.А. Черная сотня в России (1905 — 1914 гг.). М., 1992; Омельянчук И.В. Черносотенное движение на территории Украины (1904 - 1914 гг.). Киев, 2000.

32 Лукьянов М.Н. Российский консерватизм и реформа, 1907 - 1914. Пермь, 2001.

33 Правые партии: Документы и материалы. М., 1998.

34 В третьей Государственной Думе существовала «фракция умеренно правых», на базе которой была создана Партия умеренно правых, вскоре объединившаяся с ВНС. В четвертой Думе националисты организовали «фракцию националистов и умеренно правых». В данной работе политические организации от правых октябристов и правее также будут объединяться понятием «консерваторы». Хотя автор отдает себе отчет в том, что подобное использование данного термина применительно к российским реалиям начала XX в. в столь расширительном смысле не вполне оправданно, тем не менее, мы находим удобным ввести его в данное исследование как из сугубо стилистических соображений, так и для того, чтобы передать ситуацию, когда четкого размежевания по партийному принципу на правых и умеренно правых с их левыми и правыми крыльями либо еще нет, либо оно игнорируется самими участниками политического процесса, объединяющими свои усилия для решения текущих задач. Одновременно, с той же степенью условности, организации левее правых октябристов, за исключением социалистов, будут объединяться понятиями «либералы» и «оппозиция». проблематике, ранее ускользавшей от внимания исследователей в связи с прежним форматом исследования, предполагавшим обобщающий характер изучения правых партий. Особый вклад в этом смысле принадлежит Д.А. Коцюбинскому, издавшему в 2001 году труд, вобравший результаты его многолетней работы35. На основе обширной источниковой "базы автор постарался восстановить в основных чертах становление идеологии русского национализма и ее основные характеристики, а также предложил интересное, хотя и спорное, определение типологической сущности ВНС через понятие «национал-либерализм».

Но, несмотря на то, что работа Д.А. Коцюбинского стала в своем роде прорывом в деле изучения дореволюционного партийного национализма, тем не менее, она также не лишена некоторых слабых мест. В первую очередь это относится к методологическому аппарату автора, практически проигнорировавшего общетеоретическое обоснование проблемы национализма. Этому вопросу Д.А. Коцюбинский посвятил всего один абзац, в котором он констатировал наличие двух основных подходов к определению сущности национализма, политического и этнического, и оговорил, что «в настоящей работе термин «национализм» используется как обозначение идейно-политического феномена, связанного с провозглашением и отстаиванием этнических приоритетов перед всеми прочими»36. Переходя к конкретике собственной работы, он определяет русский национализм как одну из «конкретно-исторических разновидностей национализма, а именно совокупность идейной, организационной и тактической практики тех, кто в рассматриваемый период входил в состав Всероссийского национального союза»37, и закрывает на этом данный вопрос. Хотя, учитывая слабую изученность темы, позитивистское изложение собранного материала, осуществленное Д.А. Коцюбинским, представляется очень полезным, тем не

35

Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001.

36 Там же. С. 9.

37 Там же. менее, нам кажется, что, начиная разговор о националистической идеологии, совершенно необходимо дать развернутое методологическое обоснование своего исследования с учетом, по крайней мере, основных направлений изучения этой проблематики, разработанных в мировой науке.

В полной мере необходимость подобного обоснования относится и к нашей работе. Прежде чем приступить к изучению идеологии национализма на Дону начала XX века, необходимо ответить на ряд вопросов, с тем, чтобы более или менее ясно обозначить характер данного исследования. Что представляет собой феномен нации? Как соотносятся нации и национализм? Каковы функции и сущность националистической идеологии? Ответы на эти общие вопросы, экстраполированные на конкретику Донской области, и должны составить методологические рамки работы. Основной задачей в этом случае является более или менее четкое позиционирование методологической части данной работы среди множества вариантов теории наций и национализма.

Итак, действительно, существуют две основные парадигмы национализма, на основании которых, в свою очередь, сложилось представление о двух типах нации — политическом (гражданском) и этническом. Хронологически первой такой парадигмой стало представление о древнем характере наций, оформленное в двух основных теоретических моделях, примордиалистской и перенниалистской. Одна из них исходила из «изначальной данности» этноса/нации, обусловленной социобиологическими или культурными факторами, а другая описывала нацию как древний или вечный феномен, восходящий к этническим сообществам, но являющийся исключительно историческим и социальным, а не естественным. В 1960-е гг. оформилась и заняла господствующие позиции модернистская парадигма, согласно которой феномен нации и национализма носит исключительно современный характер, беря свое начало не ранее Французской революции конца XVIII века, и обусловлен спецификой эпохи модерна. Отличительной чертой модернистской парадигмы является признание конструируемости 1 нации и инструментальности политического национализма. Жесткой границы между двумя подходами не существует, доказательством чему служат концепции смешанного типа, признающие с одной стороны, современный характер наций, а с другой стороны, примордиальную природу этнических сообществ, предшествующих возникновению нации, или, по крайней мере, принципиальную значимость этнических символов- при конструировании нации38. Такова самая общая картина существующих вариантов теории нации и национализма.

Теперь мы попытаемся обозначить те исходные положения, на основании которых будет в дальнейшем строиться диссертационное исследование. Сразу следует оговорить, что мы допускаем примордиальный характер этничности и преемственность между этническими сообществами и современными нациями. Прежде всего, попытаемся определиться с вопросом о примордиальной сущности этнических групп. Что такое примордиалии?

Нам представляется, что примордиалиями' может быть назван тот набор характеристик, которые индивид приобретает по факту рождения в той или иной группе. Эти характеристики уже не раз «отмечались исследователями в качестве определяющих этническую принадлежность человека: раса, родство, язык, религия, обычаи, территория. Ряд авторов указывает на «родство» как на решающий фактор внутренней организации этнической группы, будь то родство реальное биологическое, согласно социобиологу Пьеру Ван ден Берге , или фиктивное приписываемое, как об этом говорили Клиффорд Гирц, Джошуа Фишман, Уокер Коннор или Джон Армстронг40. В качестве еще одного фактора в большей или меньшей степени конституирующего и устанавливающего границы этнической группы

См.: Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative Essays. Rowley, 1972; Armstrong, John. Nations before Nationalism. Chapel Hill, 1982; Смит, Энтони. Национализм и модернизм. M., 2004.

39 См.: Van den Berge, Pierre. Ethnicity and the sociobiology debate. Theories of Ethnie and Race Relations. Cambridge, 1988.

40 См.: Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative Essays; Armstrong, John. Nations before Nationalism; Connor, Walker. Ethno-Nationalism: The Quest for Understanding. Princeton, 1994; Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. M., 2004.

20 называется «культура». Сами культурные примордиалии предстают или как «данность»41 или как нечто меняющееся в ходе исторического развития42.

Можно ли сочетать «врожденный» характер примордиалий и их историческую изменчивость? На наш взгляд — да, если при этом будут четко различаться биологические (раса, фенотип) и культурные (язык, религия, обычаи, традиция) примордиалии. Принадлежность индивида к конкретной этнической группе обусловливается как его расой43, определяемой фактом рождения, так и той социализацией, которая характерна для данной группы, и которую он должен пройти в детстве и юности. Социализация индивида во многом представляет собой усвоение культуры этноса, в том числе языка, обычаев, традиции, религии, что порождает «изначальные привязанности», которые, согласно Клиффорду Гирцу, «обладают несказанной, а иногда и непреодолимой принудительной силой. Человек привязан к своему сородичу, соседу, единоверцу самим фактом такой привязанности»44. Хотя следует отметить, что не в каждой социальной группе конкретного этноса набор культурных характеристик одинаков, тем не менее, только через овладение одним из его вариантов человек становится полноправным носителем соответствующей этнической идентичности. При этом культурные примордиалии не являются раз и навсегда принятыми «данностями». Вполне очевидно, что с течением времени они меняются, наполняясь новым

41 См.: Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. С. 297.

42 См.: Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative Essays; Armstrong, John. Nations before Nationalism.

43 Отдавая себе отчет в том, что, как и многие другие естественнонаучные понятия, «раса», если можно так выразиться, «обросла» культурным содержанием и может использоваться как элемент конструирования (вопрос о функционировании термина «раса» в культурном контексте позднеимперской России подробно рассмотрен в новой книге Марины Могильнер. См.: Могильнер М. Homo imperii: История физической антропологии в России (конец ХГХ - начало XX вв.). М., 2008. Особенный интерес в смысле использования концепта «раса» в создании националистического проекта представляет глава б «Антропология русского национализма: И.А. Сикорский». С. 237278), тем не менее, мы прибегаем к употреблению этого термина, вслед за Клиффордом Гирцем понимая под расовыми различиями только различия фенотепических физических черт: цвет кожи и волос, тип лица и т.п. (См.: Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. С. 300). В любом случае, для данной работы этот вопрос не столь принципиален, так как в нашем случае основное внимание отводится культурным различиям.

44 Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. С. 297. содержанием в результате, по выражению Фишмана, «этнической деятельности»45. Но это вовсе не отменяет «врожденный» характер культурных примордиалий. Культура — это не статичное явление, это процесс. Родившись в конкретной этнической группе, индивид в ходе социализации включается в культурные процессы, протекающие в ней. Таким образом, и сама этническая идентичность является процессом, а ее содержание меняется с течением времени.

Теперь следует остановиться на проблеме преемственности этнических групп и наций. На наш взгляд, тот подход, который продемонстрировали Коннор и Амстронг, то есть примордиально-перенниалистское объяснение этничности в сочетании с модернистским описанием нации, является наиболее точным. Армстронг объясняет появление наций тем, что в националистическую эпоху сознание этнической идентичности стало преобладающим политическим фактором, тогда как в досовременную эпоху этничность редко играла решающую роль в легитимации государственного устройства46. То есть становление нации начинается тогда, когда этническая принадлежность актуализируется в качестве важной, если не решающей политической доминанты. В этой связи хотелось бы оспорить утверждение Коннора, что «современные нации» - массовое явление. Он сам признает, что формирование наций - это процесс, а не «какой-то случай»47. А значит, далеко не сразу все члены этнической, группы осознают себя членами «нации». Как тут не вспомнить знаменитую схему Мирослава Хроха, согласно которой элита, а только затем и широкие массы проходят три этапа включения в националистическую мобилизацию. На первом этапе первоначально небольшой круг интеллектуалов заново открывает

45 Fishman, Joshua. Social theory and ethnography: neglected perspectives on language and ethnicity in Eastern Europe // Ethnic Diversity and Conflict in Eastern Europe. Santa Barbara, 1980. P. 94. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 294.

46 Armstrong, John. Nations before Nationalism. P. 4. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 307.

47 Connor, Walker. When is a nation? // Ethnic and Racial Studies. 1990. №1. P. 98. Цит. no: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 300.

22 национальную культуру и прошлое и формулирует идею нации, затем, на втором этапе, следует пропаганда национальной идеи и лишь после этого возникает массовое национальное движение48. Таким образом, на разных этапах своего развития нация меняет свое наполнение, постоянно расширяя социальную базу, пока ее границы не совпадут с границами нациообразующей этнической группы. Это не значит, что нация ограничивается образующей ее группой, процессы ассимиляции могут привести к растворению в ней и других этнических сообществ. Но это значит, что только включение в нациостроительство большинства представителей всех социальных пластов этнической группы делают нацию действительно массовой.

Модернистская и постмодернистская, критика идей примордиализма и перенниализма заключается» в том, что нации, «конструируются» элитами, а потому не имеют под собой реального основания, а, следовательно, идеология национализма служит лишь для реализации* властных проектов той или иной- политической, нередко маргинальной, группировки. Этот инструменталистский подход зачастую переносится и на этничность, чтомне кажется не вполне убедительным. В данном случае уместно сослаться-на Ван ден Берге, который говорил о том, что этничность или расу нельзя изобрести или вообразить из ничего. Ею можно манипулировать, ее можно использовать, но она должна соотноситься с ранее существовавшим населением; связанным между собой общим историческим опытом. «Этничность и примордиальна, и.инструментальна»49.

Может ли этничность быть инструментальной и использоваться в конструировании нации? По моему мнению, это становится возможным в сфере националистической идеологии. Ведь идеология всегда конструируема. Однако в модернистской и постмодернистской исследовательской практике конструктивизм привел к некоторым

48 См.: Hroch M. Social Preconditions of National Revival in Europe. Cambridge, 1995.

49 Van den Berge, Pierre. Does race matter? // Nations and Nationalism. 1995. №3. P: 360. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 274.

23 сомнительным, с нашей точки зрения, выводам. Эрик Хобсбаум, описывая через концепцию «изобретенных традиций» конструирование нации, считал последнюю исключительно современным феноменом, никак не связанным с этническим прошлым50. Тезис же Бенедикта Андерсона о том, что все сообщества крупнее первобытных деревень - воображаемые51, послужил благодатной почвой для постмодернистского сведения нации к тексту с его последующей деконструкцией. В любом случае нация предстает как искусственный конструкт, который можно и нужно демифологизировать и, таким образом, разоблачить создавших его «социальных инженеров», в роли которых предстают то маргинальные интеллектуалы, стремящиеся компенсировать свое ущербное положение в обществе52, то элиты, желающие в процессе модернизации сохранить контроль над массами53. В данных построениях существует, как минимум, два слабых места. Во-первых, из конструируемости националистической идеологии делается вывод об искусственном характере самой нации, а во-вторых, ее создатели или стигматизируются как социальные неудачники, или демонизируются как действующие абсолютно инструментально представители властной элиты.

Конструирование идеологии национализма, хотя и носит инструментальный характер в смысле достижения определенных политических целей, в тоже время, по нашему мнению, является культурным действием. В том случае, если в это действие вовлекается большая часть этнической группы, пусть даже у его истоков стояло всего несколько человек, идея нации становится частью «подлинной», по терминологии Фишмана, культуры. То есть, говоря словами Эрнеста Геллнера, национализм порождает нацию54. «Подлинной» культуру и ее изменения

50 См.: Hobsbawm, Eric. Nations and Nationalism since 1780. Cambridge, 1990. Хобсбаум, Эрик. Нации и национализм после 1780 года. СПб., 1998.

51 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. С. 31. гл

См.: Kedourie, Elie. Nationalism: Kohn, Hans. The Idea of Nationalism. New York, 1967.

См.: Hobsbawm, Eric. Nations and Nationalism since 1780; Brass, Paul. Ethnicity and Nationalism. London, 1991.

54 Геллнер Э. Нации и национализм. M., 1991. С. 127.

24 можно называть тогда, когда они признаются таковыми большинством членов этнической группы, являющихся объективными участниками протекающих в ней культурных процессов. Но, чтобы стать частью «подлинной» культуры, идея нации должна встретить сочувствие у того населения, которому она предназначена, и, следовательно, как-то соотноситься с его культурными традициями. В результате, элементами националистической идеологии становятся этнические мифы, символы, обычаи. При этом националистическая идеология не является лишь повторением этнической традиции в результате ее «открытия заново», но апеллирует к последней. Что касается национальных идеологов, то нам кажется не вполне оправданным вырывать их из того культурного контекста, в котором они действуют. Иначе говоря, они вполне могут разделять те же примордиальные ценности, которые делают единой всю этническую группу. Другое дело, что, желая перевести эти ценности в категории политического действия, интеллектуалы, «вообразившие» на основе примордиалий нацию, должны ее репрезентировать, а потому прибегают к конструированию националистической идеологии. Такое конструирование можно называть позитивным, то есть не нацеленным на достижение исключительно корыстных целей, а преследующим достижение общественного блага, как его понимают националисты. Но даже если они не разделяют примордиальных ценностей этнической традиции и выступают в роли прагматично настроенных «социальных инженеров», все равно они должны ориентироваться на культуру населения, которому предстоит стать нацией, иначе их конструирование не будет иметь успеха. Таким образом, хотя националистическая идеология и является инструменталистским действием, построенным на конструировании, в то же время ее появление непосредственно связано с этническими примордиалиями и обусловлено изменениями условий их функционирования, связанными с переходом от традиционного типа общества к современному. Такой синтетический подход, совмещающий в себе примордиалистское понимание этничности, модернистское осмысление феномена нации и постмодернистское прочтение националистической идеологии можно охарактеризовать как этно-символистский, если сделать поправку на то обстоятельство, что один из основоположников этого направления, Энтони Смит старательно уходит от термина «примордиальный»,. понимая под последним в большей мере «физические родственные узы»55.

Теперь перейдем непосредственно к ситуации на Дону начала XX века. Как нам представляется, возникновение национализма на Дону неразрывно связано с внутриполитическими событиями в России начала XX века. Начавшееся в ХЕК в. революционное антиправительственное движение в правление Николая; II достигло особого размаха. Изменение внутриполитической ситуации в Российской империи в результате Первой русской революции 1905 - 1907 гг. послужило не столько непосредственной причиной возникновения: донского национализма, сколько катализатором этого процесса. К началу XX в. сложился - целый, комплекс специфических казачьих, проблем, ставивших под сомнение дальнейшее существование казачество. Появление национализма на Дону стало прямым следствием системного кризиса, поразившего Войско Донское к началу XX века.

К началу XX в. донское казачество уже более века; находилось на положении военно-служилого сословия полуфеодального типа. Земельные угодья Войска Донского являлись имперской собственностью, которая находилась в распоряжении- Войска, распределявшего земельные паи в пользование среди казаков в зависимости от их статуса в военной иерархии; Донцы были освобождены от уплаты налогов и выполнения ряда повинностей, но в свою очередь, обязаны были за свой счет снаряжаться на военную службу, то есть главной функцией Войска Донского в системе

55 Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 350. По мнению Смита, этнические общности создаются «ощущением преемственности, общей памятью и коллективной судьбой, то есть культурной близостью, воплощенной в мифах, воспоминаниях, символах и ценностях, сохраняемых в памяти данной культурной единицы».

Российской империи являлось максимальное участие в составе ее вооруженных сил.

Однако к началу XX в. донское казачество изжило себя как военно-служилое сословие. Главной причиной этого, безусловно, явились социально-экономические изменения в России, а именно — процесс модернизации, начавшийся в ходе Великих реформ Александра II и утверждение господства капиталистических отношений. В изучаемый период основой экономики Войска было сельское хозяйство, прежде всего земледелие, окончательно утвердившееся на Дону к середине XIX века. Казаки все более вовлекались в хозяйственную жизнь; военная служба, отвлекая донца от его земельного пая, становилась все более тягостной и разорительной.

Донской традиционализм и замкнутость оказались еще одной причиной экономического неблагополучия. Не изменяясь к лучшему, собственное хозяйство донцов оставалось отсталым. Необходимый для модернизации сельского хозяйства приток капиталов извне отсутствовал, а местными средствами создать их не было возможности. На Дону практически не существовало рационально организованных хозяйств56. В новых социально-экономических условиях казачество как производитель сельскохозяйственной продукции оказалось неконкурентоспособным и разорялось.

Еще одной причиной разорения донцов были постоянно растущие расходы, связанные с несением воинской повинности. Так, если до 1869 г. стоимость нового обмундирования со строевой лошадью не превышала 72 рублей, то с включением казаков в состав кавалерийских дивизий эта сумма с выросла до 180 рублей в 1875 году . А к началу XX в. эти расходы доходили

56 Маркедонов С.М. Донское казачество и Российская империя (История политических отношений) // Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 103 - 111. Здесь: С. 108.

СП

Рукосуев Е.Ю. Казачество - права и обязанности сословия // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 138 - 142. Здесь: С. 142. до 300 рублей58. Служба за свой счет разоряла казачьи хозяйства, что резко снижало интерес к ней. В станицах росло количество казаков, материальное положение которых не позволяло им снарядиться на службу. «Неспособным» станичное общество выдавало ссуду под принудительную аренду пая или на других кабальных условиях59.

В то же время паевое обеспечение уменьшилось в три раза в результате значительного роста казачьего населения Области Войска Донского. Если в 1838 г. зарегистрировано 428526 «лиц казачьего войскового сословия обоего пола», то в 1871 г. эта цифра возросла до 691152 лиц, а в 1897 г. - до Ю2626360. Таким образом, за 60 лет естественный прирост населения составил более 100%.

Промышленность, появившаяся на Дону в конце XIX - начале XX вв., была неподконтрольна администрации Войска, и доходы, связанные с ее развитием шли мимо войсковой казны и оседали в руках частных собственников, никоим образом не облегчая положения.рядовых казаков.

Таким образом, в течение 2-й половины XIX в. сложился ряд экономических условий, объективно способствовавших разорению части казачества и, следовательно, неспособности этими казаками нести военную, службу. В 1897 г. комиссия генерала Н. Маслаковца пришла к выводу, что только 21% казачьего населения находился в экономически благоприятных условиях для выполнения воинской повинности61.

Казачья община под давлением социально-экономических процессов медленно, но неизбежно разлагалась изнутри. С одной стороны, происходит специализация ОвД на товарном производстве зерновых, так что в начале XX

Вестник казачьих войск. 1901. № 19.

59 Рукосуев Е.Ю. Казачество — права и обязанности сословия. С. 142.

60 Аверьянов Ю., Воронов А. Счастье быть казаком // Наш современник. 1992. № 3. С. 139-144. Здесь: С. 139.

61 ГАРО. Ф. 46 (Атаманская канцелярия). Оп. 3. Д. 383 (Из доклада генерал-лейтенанта Маслаковца о положении казачества). Л. 11-12. л в. Донская область выходит на 3-е по России по вывозу хлеба , что приводит к формированию зажиточного слоя среди казаков. С другой стороны, около 12-14% казаков вынужденно занималось ремеслом и промыслами. Увеличилось число донцов, работающих по найму. К началу XX в. около 10 тысяч казаков трудилось в фабрично-заводской промышленности и на л шахтах , то есть все большее количество донцов оказывалось не в состоянии нести службу за счет своего хозяйства и втягивалось в иные сферы деятельности.

Экономический кризис усугублялся колоссальным ростом населения в Области войска Донского, связанного с наплывом иногороднего населения после указа 29 апреля 1868 г., открывшего дорогу на Дон лицам неказачьих сословий. Если в середине ХГХ в. таковых насчитывалось абсолютное меньшинство, то к началу XX в. иногороднее население сравнялось с численностью собственно казаков и даже превысило его. К 1916 г. в Донской области проживало около 4 миллионов человек, в том числе 1495167 казаков, 911276 коренных крестьян, 834077 иногородних и почти 300000 прочих64. Фактически за полвека население ОвД выросло в 4 раза, что не могло не вызвать определенных социально-экономических затруднений, вызванных, в том числе, претензиями иногородних на участие в экономической жизни Дона.

Донское и пришлое крестьянство со все возрастающим интересом смотрело на земельный фонд Войска, притом, что земельные наделы рядовых казаков, как уже говорилось, уменьшились в 3 раза. Иногородние, в отличие от донцов освобожденные от практически пожизненной военной службы

62 Герман О.Б. Экономика казачьих и крестьянских хозяйств Дона во второй половине ХГХ — начале XX века // Казачество: прошлое и настоящее: Сб. науч. тр. Волгоград, 2000. С. 164-184. Здесь: С. 169.

63 Тиниджьян Р.Г. Казачество и неказачье население Дона: становление, этносоциальный состав и проблемы взаимоотношений // Возрождение казачества: история и современность. Материалы к V Всероссийской (международной) научной конференции (сборник научных статей). Новочеркасск, 1994. С. 64-75. Здесь: С. 71.

Рыжкова Н.В. Гражданское состояние области войска Донского в 1914 - 1917 гг. . С. 177. активно внедрялись в экономические сферы, недоступные основной массе казачества, особенно в торговлю и финансы и, в то же время выражали недовольство своим положением на территории ОвД, требуя уравнения в правах с войсковым сословием. Как следствие, к началу XX в. на Дону сложились предпосылки для противостояния между двумя группами населения.

Еще одним направлением развития кризиса донского казачества как военно-служилого сословия стала проблема дальнейшего его использования в рамках вооруженных сил Российской империи. Вторая половина XIX в. ознаменовалась внедрением нарезного оружия, увеличением роли артиллерии и особенно пехоты на поле боя, что вызвало значительные изменения в тактическом использовании кавалерии. Ее стали меньше применять как непосредственную ударную силу, но использовали для разведки, несения дозорной службы, рейдов по тылам противника и для ведения так называемой «малой войны». Таким образом, регулярная кавалерия взяла на себя те функции, которые раньше поручались иррегулярным войскам. Развитие военной техники также способствовало понижению эффективности казачества как сословия, так как донцы были уже не в состоянии снарядить себя на службу в соответствии с новыми требованиями. Кроме того, стало очевидным падение качества донской конницы, связанное как с ухудшением экономического положения рядового казачества, так и нарушением специфического донского образа жизни под влиянием интеграционных процессов между ОвД и основной частью Империи. В конце XIX в. в военных кругах господствовало мнение, что казачья конница, как ее ни реформируй и как ни обучай, все равно останется войском второго сорта, которое может взять разве что численным перевесом, но никак не боевыми достоинствами65. Дальнейшее выделение донского казачества в особое сословие с чисто военной точки зрения было поставлено под сомнение.

65 Ауский С. Казаки. Особое сословие. М., СПб., 2002. С. 59.

30

В правление императора Александра II постоянно действующим фактором жизни Дона стало так называемое «расказачивание». Этот термин возник в ходе Великих реформ 1860 — 1870-х гг. в связи с проведением ряда мероприятий . центрального правительства в отношении Войска, направленных на унификацию его гражданского, а отчасти и военного управления по общеимперскому образцу, что воспринималось значительной частью донского казачества как угроза самому его существованию. Местные оппозиционеры, известные как «казакоманы», не без основания считали, что проводимые Петербургом реформы нарушают специфический образ жизни донцов, разрушают традиционные устои казачьего общества, грозят превращением Земли войска Донского в рядовую российскую губернию и утерей особого казачьего духа, что и воспринималось как «расказачивание». «Казакоманы» считали необходимым сохранить Войско, прежде всего, за счет восстановления прежнего «естественного» образа жизни рядового казачества, то есть путем сохранения и закрепления прав и привилегий последнего.

Несмотря на то, что Военное министерство отвергло появившуюся было идею ликвидации сословного статуса казачества, со времен военных реформ в правительстве Империи постоянно циркулировал «казачий, вопрос»,, вынуждая Петербург вмешиваться в жизнь Дона с целью приспособить казачество к современному обществу, что воспринималось его консервативно настроенными представителями крайне болезненно и рассматривалось как возможная угроза существованию Войска.

Таким образом, к началу XX в. на Дону сложился ряд условий, которые многие; исследователи выдвигают в качестве необходимых для возникновения национализма. В частности мы можем наблюдать:

1) неравномерное развитие капитализма - политика центрального правительства, направленная на сохранение Войска Донского как военной силы, предусматривала некоторые меры по «замораживанию» Дона. В результате, в то время, как в России шел процесс индустриализации, донское казачество оставалось традиционным обществом, экономической основой которого было сельское хозяйство. Поземельные отношения на Дону, когда казак не был полноправным хозяином своего пая, а также практически пожизненная воинская повинность донцов делали их хозяйство нерентабельным, результатом чего явилось разорение рядового у казачества и превращение ОвД во «внутреннюю колонию» Империи — промышленность на Дону развивалась за счет пришлого капитала и находилась в руках неказачьего населения;

2) процесс модернизации - несмотря на все усилия правительства, направленные на сохранение «славного Войска Донского», интеграционные процессы между ним и остальной Россией привели к тому, что с середины XIX в. капиталистические отношения начинают играть все большую роль в жизни донского казачества. В результате традиционное общество на Дону медленно, но неизбежно разлагается под давлением процесса модернизации. Меняется структура донского общества, идет объективный процесс экономического «расказачивания». Вкупе с параллельным процессом модернизации самой Империи это привело к тому, что к началу XX в. донское казачество изжило себя как военно-служилое сословие. В то же время формируется новая казачья интеллектуальная элита, мыслящая категориями модерного общества;

3) противостояние центра и периферии - кризис донского казачества как военно-служилого сословия вызвал стремление среди части правящих верхов к коренному изменению положения дел на Дону, в частности, к ликвидации сословного статуса донцов. Это привело к постоянно растущему давлению на Войско со стороны центрального' правительства, выразившемуся в ряде реформ, которые многие казаки воспринимали, во многом справедливо, как курс на расказачивание», что не могло не привести к противоречиям между Доном и имперским правительством;

4) межгрупповое противостояние — вторжение иногородних в различные сферы экономической жизни Дона и их стремление к уравниванию в правах с войсковым сословием в совокупности с параллельным процессом разорения массы рядового казачества порождали обострение противопоставления свой (казак) — чужой (иногородний) и рост межгрупповой напряженности.

Естественным результатом вышеперечисленных процессов и стало появление на Дону национализма, носителями которого были в первую очередь представители новой казачьей интеллектуальной элиты, формировавшейся в процессе модернизации донского общества. Следует отметить, что его появление и основные черты в основном согласуются с господствующими представлениями о так называемом «восточноевропейском» национализме, для которого, в отличие от «западноевропейского» гражданско-политического национализма, характерен больший акцент на этничности66. Эрик Хобсбаум писал, что этот «этнолингвистический» тип национализма преобладал в 1870 - 1914 гг., когда меньшие группы заявляли о своем праве на отделение от крупных империй и создание собственных государств на основе этнических и/или лингвистических уз67.

Мирослав Хрох, построивший свою трехступенчатую модель националистической мобилизации на восточноевропейском материале, выделял особое значение на первом этапе интеллектуалов, которые открывают национальную культуру и формулируют идею нации68. Джон

66 Хотя эта дихотомия в последнее время подвергается серьезной критике (См., например: Brubaker, Rogers. Ethnicity without Groups. Cambridge, London, 2004), тем не менее, возникновение национализма на Дону и его особенности достаточно точно вписываются в парадигму «восточноевропейского национализма», а потому нам кажется уместным прибегнуть именно к такому описанию исследуемого явления.

См.: Хобсбаум, Эрик. Век Империи. 1875 - 1914. Ростов-н-Д., 1999.

68 См.: HrochM. Social Preconditions of National Revival in Europe.

Хатчинсон, говоря о восточноевропейском национализме, называл его «культурным» и также- отводил ведущую роль в его оформлении интеллектуалам: историкам, которые заново открывают национальное прошлое, и художникам, которые прославляют национальных героев и осмысливают коллективный опыт народа'. Это приводит к тому, что на первых порах деятельность узких кружков культурных националистов сводится к созданию клубов и обществ, написанию стихов, выпуску периодических изданий и участию в церемониях, что, по их мнению^ должно способствовать национальному развитию. Хатчинсон также сделал ценное замечание о том, что «обычно существуют конкурирующие определения нации»69, то есть до тех пор, пока не оформилось единое националистическое движение, группы интеллектуалов выдвигают различные его проекты, что может, в том числе, привести к противостоянию и конфликту между ними.

Энтони Смит характеризовал восточноевропейский национализм сходным образом, также указывая на. местных интеллектуалов, как на основных его проводников, и описывал их деятельность, как выборочное усвоение этно-истории из, ранее существовавших мифов, символов и традиций, обнаруживаемых в исторических памятниках и живых воспоминаниях «народа», преимущественно низших сельских страт. Такое современное возвращение к «этническому прошлому»,. по мнению Смита, явилось следствием националистических поисков «подлинности», бывшей главным критерием способности сформировать основу национальной идентичности, что в свою очередь требовало культивирования местной истории и народных языков и культур. В то же время, Смит справедливо считал, что и в Восточной Европе нация одновременно определялась в территориальных и политических терминах, присущих «западному национализму»70.

69 Hutchinson, John. The'Dynamics of Cultural Nationalism: The Gaelic Revival and the Creation of the Irish Nation State. London, 1987. P. 29 - 30. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 326.

70 Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 353 - 354.

34

Национализм на Дону, как нам представляется, вполне вписывается в концепцию «восточноевропейского национализма». Он также возник в указанный Хобсбаумом промежуток времени на одной из южных окраин Российской империи с населением, имевшим специфическую идентичность, и вылился в деятельность нескольких небольших групп интеллектуалов, (вос)создававших национальную историю, воспевавших национальных героев, указывавших на национальных врагов, предлагавших национальную программу мероприятий, пропагандировавших свои взгляды через печать и пытавшихся создать собственные структуры политического действия. Причем, между этими группами существовали серьезные противоречия.

Таким образом, в своем исследовании мы будем исходить из того, что в условиях перехода от традиционного общества к модерному, в рамках процессов, характерных для всего восточноевропейского региона, в одной из окраин Российской империи, Войске Донском, казачье население которого -обладало особым набором культурных характеристик, часть местных интеллектуалов восприняла эти характеристики как «национальные» примордиалии и, придя к идее «казачьей нации», с целью ее репрезентации и политической активизации, приступила к конструированию идеологии казачьего национализма. Одновременно, другая группа местных интеллектуалов, восприняла идеологию русского национализма, пропагандируемую ВНС, и выступила за дальнейшее развитие казачества как составной части единой русской нации, что привело к созданию двух конкурирующих националистических проектов.

71

Именно изучению этих проектов, методом дискурс-анализа корпуса пропагандистских текстов, созданных донскими и казачьими националистами, будет уделено основное внимание в данной работе. В этой связи может возникнуть вопрос, столь ли необходимо делать акцент на'

71 Используя метод дискурс-анализа в данном исследовании, мы будем опираться прежде всего на французскую школу, прежде всего, инструментарий, предложенный Мишелем Пешё. См.: Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. М., 1999. Кроме того, общие положение теории дискурса хорошо изложены российским автором М.Л. Макаровым, на работу которого мы также будем опираться. См.: Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003.

35 примордиальной сущности этничности и модернистском объяснении нации, если целью исследования будет постмодернистская де- или, что в данном случае более точно, реконструкция националистической идеологии. На мой взгляд, это необходимо по нескольким причинам. Во-первых, примордиальное описание этничности позволяет уйти от понимания конструирования нации как исключительно инструменталистского действия. Во-вторых, оно дает возможность отметить зависимость националистической идеологии от существующих этнокультурных реалий. Наконец, в-третьих, объяснение актуализации идеи нации переходом от традиционного к современному типу общества связывает возникновение национализма на Дону с конкретным периодом его истории.

Структура диссертационного исследования представляет собой две главы, состоящие из нескольких параграфов, введения, заключения, а также приложений, библиографии и списка основных источников.

Первая глава будет посвящена истории возникновения и последующего упадка националистических групп на территории Войска Донского, их деятельности, взаимодействию между собой, а также с властью в лице донских атаманов. Глава будет состоять из двух параграфов, первый из которых посвящен истории возникновения и становления основных националистических групп на Дону. Основное внимание при этом будет уделено двум из них — ДСН и сторонникам «казачьего национализма», объединявшимся вокруг «Голоса казачества» и обозначаемым условным наименованием «группа Холмского», по имени редактора-издателя этого журнала. Второй параграф первой главы рассказывает о предвыборной кампании 1912 года, борьбе между ДСН и «группой Холмского», ее причинах, а также об итогах выборов в Государственную Думу, предопределивших дальнейший упадок националистического движения на Дону.

Вторая глава диссертации будет посвящена непосредственно анализу националистической идеологии «группы Холмского» и ДСН. В первом

параграфе второй главы будет проанализирована роль донского атамана Ф.Ф. Таубе в становлении основных конструктов идеологии национализма на Дону. Во втором параграфе будут детально рассмотрены национальные программы, предложенные ДСН и казачьими националистами «группы Холмского» в преддверии выборов в IV Государственную Думу. Третий параграф даст «насыщенное описание» и анализ вариантов «национального казачьего мифа», создававшихся представителями двух конкурирующих проектов. В четвертом параграфе будут рассмотрены прочие сюжеты риторики «группы Холмского», прежде всего, система положительных и отрицательных образов и идеологем. Наконец, в пятом будут показаны специфические черты обоих националистических проектов, а именно «синдром сословности», налагавший на модерный концепт «нации» традиционную категорию «сословия», и «колеблющаяся идентичность» как отражение проблемы национального самоопределения казачества в проектах ДСН и «группы Холмского».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Идеология национализма на Дону в начале XX века"

Заключение

В конце XIX — начале XX вв. донское казачество как военно-служилое сословие переживало серьезный кризис. Его характерная для традиционного общества организация под давлением модернизационных процессов разлагалась, следствием чего было пусть и медленное, но неуклонное экономическое «расказачивание». Рядовое казачество все менее соответствовало тому образу грозных воинов, который приобрел широкое распространение в период наполеоновских войн. Как следствие, все громче раздавались голоса тех, кто считал неизбежным скорое упразднение особого статуса донского казачества и дальнейшую интеграцию Донской области в состав внутренних губерний Российской империи. Эти тенденции не могли не взволновать консервативную часть интеллектуальной элиты казачества, так называемый «правый Дон», которая впервые широко заявила о своей приверженности идее сохранения казачьих «прав и привилегий» в 1860 -1870-х гг. в форме «казакоманского» движения. В начале XX в. «казачий вопрос», замороженный было в правление Александра III, вновь серьезно обострился, чему в немалой степени способствовали революция 1905 — 1907 гг. и'общее изменение политического климата в России. В результате, новая активизация «правого Дона» стала неизбежной.

Возникновение организации русских националистов, пользовавшихся поддержкой властей, и расширение их пропаганды за пределы Санкт-Петербурга способствовали заимствованию идеологии национализма местными активистами из консервативной части донского общества. Такому выбору способствовало и то обстоятельство, что Донской отдел СРН, на который ранее ориентировался «правый Дон», как и вся эта черносотенная организация, переживал в начале второго десятилетия XX в. тяжелый кризис, связанный с разделением на «дубровинцев» и «обновленцев». В результате охранители казачьих «прав и привилегий» решили идти на парламентские выборы 1912 г. под знаменами национализма. Иначе говоря, возникновение национализма на Дону в 1910 - 1912 гг. было во многом конъюнктурным явлением, связанным с распространением новомодной идеологии и стремлением воспользоваться ею для присоединения к политическому проекту П.А. Столыпина под названием «ВНС», с тем чтобы провести в Государственную Думу своих депутатов, которые лоббировали бы там интересы казачества.

По сути, национализм на Дону в изучаемый период был лишь новым изданием прежнего «казакоманства». Тем не менее, его вплетение в этот традиционный дискурс не могло остаться без последствий. Будучи провозглашенной основным объектом лояльности, «нация», как модерная категория, оказывала серьезное влияние на трансформацию изначально традиционалистского движения в защиту сословных «прав и привилегий». Главный вопрос, который она ставила перед своими новыми почитателями, заключался в том, в какой степени это понятие применимо к самому казачеству. Новочеркасская интеллектуальная элита консервативного толка дала на этот вопрос два разных ответа, результатом чего стал раскол прежде единого «правого Дона» на конкурирующие между собой националистические группы.

Безусловно, в том расколе, который поразил редакцию «Донских ведомостей» в 1911 г., большую роль сыграли как объективные технические трудности — невозможность издавать на ограниченном числе полос газеты все предлагаемые материалы, так и «человеческий фактор», а именно неудовлетворенные амбиции С.А. Холмского, Е.П. Савельева и других авторов, оказавшихся оттертыми на второй план в определении содержания газеты. Однако действительная линия размежевания пролегала все-таки в идеологической сфере и определялась применением понятия «нация» к казачеству. Редакция «Донских ведомостей» во главе с Х.И. Поповым, а затем Г.П. Яновым, ставшая своеобразным «штабом» донских националистов, проводила линию на признание казачества составной частью русского народа, несущей военную службу на особых основаниях. То есть идеологией донских националистов, по сути, был русский национализм, смешанный с сословно-территориальным патриотизмом. С.А. Холмский и его сторонники, начавшие издавать собственный журнал «Голос казачества», проповедовали особый казачий национализм, считая казаков, хотя и родственным русскому, но особым народом, находящимся на службе у российских императоров. Наиболее отчетливо это различие проявилось в выборе «национального казачьего мифа» — нарратива, передававшего «правильное» понимание истории казачества. Если донские националисты писали свои эссе на тему донской истории в рамках традиционной парадигмы, связывавшей возникновение казачества с особенностями развития русского общества XVI в., то казачьи националисты, в лице Е.П. Савельева, прибегли к очевидному конструированию прошлого казаков, представляя их в качестве древнего арийского народа.

В то же время участники обеих групп оказались заложниками специфического казачьего самосознания и не могли быть до конца последовательными в своей пропаганде, что выразилось в двух характерных ее чертах - «колеблющейся идентичности» и «синдроме сословности». «Колеблющаяся идентичность» носителей националистических проектов приводила к соседству с основными положениями в определении сущности казачества допущений, противоречивших этим положениям. Так, донские националисты, в стремлении заручится поддержкой ВНС, говорили о казаках как о русских, но регулярно проговаривались в смысле негативного отношения к русским иногородним - «другим» - чем особенно «грешили» на ранних этапах своей агитации, до заключения соглашения с ВНС. И наоборот, казачьи националисты, взяв курс на определение казаков как особого народа/нации, оказались не способны в своей пропаганде порвать связи между казачеством и русским народом. Своеобразным решением этой проблемы могло стать наметившееся в некоторых публикациях авторов из «группы Холмского» признание казачества составной частью «большой русской нации» наряду с белорусами и малороссами, но оно не получило своего развития.

Что касается «синдрома сословности», то в данном случае следует говорить об очевидном конфликте модерных и традиционалистских установок, связанном с соседством в проектах ДСН и «группы Холмского» категорий «нация» и «сословие». Как мы видели, для донских националистов был характерен акцент на втором компоненте этой дихотомии — по большому счету они были лишь продолжателями охранителей казачьих «прав и привилегий» 1860-х годов. Они не понимали или, может, не хотели понимать, что единая нация строится поверх сословных перегородок и должна со временем совсем нивелировать их, а конечным результатом следования тезису о казачестве как части русского народа должна была стать окончательная утрата им своих сословных отличий и полное слияние с русским народом. Иначе говоря, донские националисты хотели совместить несовместимое - проповедовать единство русской нации и одновременно защищать сословные привилегии казаков. В проекте казачьих националистов «синдром сословности» проявил себя несколько по-иному. Видя в казачестве особый народ, они не могли в то же время отказаться от того символического капитала, который представляли собой военные подвиги казаков, совершенные на службе русским царям, а потому, как и их конкуренты, продолжали защищать казачью военную общину, не замечая, что таким образом сами препятствуют реализации казачества как полноценной нации, вместо этого консервируя его на архаичной стадии народа-сословия. Такие специфические черты националистического движения на Дону как «колеблющаяся идентичность» и «синдром сословности» были возможны только в условиях переходного периода от традиционного общества к модерному, который переживал Дон начала XX века.

Две группы, конкурировавшие между собой за право говорить от имени рядового казачества, начали создавать националистические проекты, ориентированные на участие в парламентских выборах 1912 года. Анализ структуры данных проектов, проведенный в настоящей работе, показал, что наряду с принципиальными противоречиями, существовавшими между донскими и казачьими националистами, по многим вопросам они придерживались настолько близких позиций, что это позволяет говорить о единой дискурсивной формации, в рамках которой обе группы и конструировали свои проекты.

Большинство конструктов, использовавшихся в риторической игре донских и казачьих националистов, были заимствованы из предшествующего консервативного дискурса, инициированного политикой Ф.Ф. Таубе в период его атаманства на Дону в 1909 - 1911 годах. Сюда можно отнести многосоставной образ «врага», включающий в себя негативное изображение «инородцев», особенно евреев, «мужиков» и вообще «иногородних», а также депутатов - «предателей» интересов казачества; образ «славного казачества», обладающего «исконными правами» на земли Дона и заслужившего свой особый статус многовековой службой России; особые отношения между царем и казаками, служащими «оплотом престола». В националистическом дискурсе 1911-1912 гг. эти образы и идеологемы получили свое дальнейшее развитие и были дополнены новыми конструктами.

Все они выполняли определенную функцию в пропагандистской кампании обеих групп. Можно выделить следующие основные задачи, решения которых донские и казачьи националисты стремились добиться, прибегая к тому или иному риторическому приему:

1) позиционирование себя - ни в коем случае нельзя рассматривать политическую активность участников националистического движения на Дону и, в частности, конструирование определенной идеологии как сугубо инструменталистское действие, преследующее исключительно корыстные интересы. Представляется, что донские и казачьи националисты были выразителями имевших более или менее широкое распространение консервативных настроений, вызванных разложением традиционного уклада жизни и ускоренным наступлением модернизации, что конкретно для казачества выразилось в кризисе его как военно-служилого сословия и вполне реальной угрозе «расказачивания». Другое дело, что выбор конкретной формы, в которой выразился ответ «правого Дона» на вызовы времени, был обусловлен конъюнктурой начала второго десятилетия XX в., но это вовсе не означает неискренности националистов Дона в поиске выхода казачества из кризиса. Таким образом, многочисленные заявления авторов «Донских ведомостей» и «Голоса казачества» о том, что они отстаивают интересы казачества, его сословные «права и привилегии» или «национальные» нужды, должны были определенным образом позиционировать их в политическом пространстве Донской области;

2) привлечение на свою сторону потенциальных избирателей — эта задача агитационной кампании выполнялась за счет апелляции к противоположным по смыслу группам образов. С одной стороны, казачьи и донские националисты взывали к таким наполненным положительным содержанием идеологемам как «Тихий Дон», «славное казачество», «великая Россия» и другим. Пропагандистский эффект, на который, очевидно, рассчитывали и те, и другие, заключался в том, чтобы, сыграв на популярности этих образов среди рядового казачества, привлечь его на свою сторону. С другой стороны, не менее активно националисты использовали и негативные образы «иногородних», «инородцев», «иногородних» и проч. Несомненно, что в этом случае основным содержанием пропаганды была игра на ксенофобских настроениях донцов, которая, опять-таки, должна была обеспечить симпатии с их стороны к вновь образуемым политическим организациям;

3) стремление добиться поддержки/благосклонности властей и/или ВНС - это направление пропагандистской кампании было более характерно для «группы Холмского», так как донские националисты, судя по всему, изначально пользовались поддержкой со стороны местных властей, а затем получили ее и из Петербурга. В отличие от них, казачьим националистам, вознамерившимся создать особую «казачью партию», еще надо было доказать, что их проект не направлен против существующего строя и, прежде всего, не предполагает никакого сепаратизма, который в начале XX в. стал серьезной проблемой для имперских властей на окраинах государства, и возможное распространение которого на казачьи области могло рассматриваться как серьезная угроза. Помимо эксплицитного отрицания сепаратистских устремлений казачьи националисты активно апеллировали к образу «Царя», который вообще занимал видное место в их риторической игре и, в частности, должен был подчеркнуть их преданность монархии. Образ «великой России» и постоянное подчеркивание заслуг донцов перед государством также служили средством убеждения в лояльности казачьих националистов Империи;

4) дискредитация политических противников - своим основным конкурентом на выборах 1912 г. националисты считали кадетскую партию и не жалели усилий, для того чтобы максимально опорочить как отдельных ее представителей, так и всю партию. Основным средством подобной негативной агитации служило сближение кадет с образом «врага». Как следствие, «партия народной свободы» представала врагом Царя, русского народа и казачества, борющимся за особые права «инородцев», прежде всего, евреев в ущерб российской государственности. Представители кадетской партии из числа казаков объявлялись «предателями». Кроме того, донские и казачьи националисты конкурировали между собой и во взаимной газетной травле использовали по большей части те же приемы, что и в борьбе с кадетами.

Наряду с повседневной риторической игрой, которая служила средством пропаганды, одновременно ни к чему не обязывая, обе националистические группы в соответствии с логикой участия в парламентских выборах должны были представить своим потенциальным избирателям некую программу, которую бы они обязались отстаивать в случае попадания в Государственную Думу. «Группа Холмского» начала работу в этом направлении задолго до самих выборов, так что уже ранней весной 1912 г. сам С.А. Холмский представил на суд читателей «Голоса казачества» программу «казачьей партии». Это была именно программа, которая сочетала в себе заявления по общеполитическим вопросам со вполне конкретными предложениями. Причем, очевидно, работа над ее улучшением постоянно продолжалась, и даже после того, как стало ясно, что казачьим националистам не придется поучаствовать в выборах, С.А. Холмский опубликовал программу потенциальной «Думской казачьей группы». В отличие от своих конкурентов, донские националисты так и не создали единой выборной программы, фактически раздробив ее во множестве документов и газетных статьях. К тому же эта фрагментарная программа по большому счету не предлагала конкретного плана действий- и носила преимущественно декларативный характер. Тем не менее, в борьбе за поддержку со стороны ВНС успех принесла именно тактика, донских националистов, которые, в отличие от националистов казачьих, избежали г острых углов, а значит и ненужных споров.

Итоги выборов 1912 г., тем не менее, были неутешительны для обеих групп - полное поражение «черно-лилового» блока и одновременный триумф оппозиции ясно показали отсутствие сколько-нибудь значительной поддержки националистов* со стороны избирателей и - дали сигнал к сворачиванию организованного националистического движения на Дону до лучших времен, так что к началу Первой мировой войны от него практически не осталось ни следа. Такой плачевный результат деятельности «группы Холмского» и ДСН был следствием сочетания целого ряда факторов.

Прежде всего, важно отметить, что националисты Донской области в изучаемый период так и не вышли из «стадии А» по классификации Мирослава Хроха. И донские националисты, и казачьи националисты, по большому счету оставались небольшими группами активистов, группировавшихся вокруг своих газет, причем если первые опирались на местный официоз - «Донские областные ведомости» - и все-таки имели более или менее широкий круг читателей, то тираж «Голоса казачества» колебался в районе 300 экземпляров. Кроме того, период активной агитации перед выборами 1912 г. не превышал полутора лет, и новая для местной публики идеология национализма просто не могла собрать под свои знамена сколько-нибудь значительное число сторонников с столь короткие сроки. По охвату читающей публики и продолжительности пропаганды оппозиционная пресса имела перед националистами решительное преимущество.

Если данный фактор носил вполне объективный характер, то предвыборная тактика донских националистов характеризовалось целым набором, условно говоря, «невынужденных» тактических ошибок. Сюда можно отнести и запоздалое оформление собственной политической структуры, и промедление с организацией самостоятельного печатного органа, хотя бы внешне не зависимого от местных властей, и неудачный выбор кандидатов на депутатские места, сделанный в ходе переговоров с духовенством о предвыборном блоке. Безусловно, не добавила вистов националистам их взаимная печатная травля накануне решающего голосования.

Наконец, пропаганда самой идеологии национализма, будь то донского или казачьего, была таким образом построена, что сама себя лишала шансов на успех в борьбе за голоса избирателей. Во-первых, в отличие от западных и юго-западных губерний Империи, где националисты имели стабильно высокий уровень поддержки, в ОвД и, прежде всего, в самом Новочеркасске проблема межэтнического противостояния не стояла столь остро, и агитация, построенная на стремлении сыграть на ксенофобии потенциального избирателя к «чужакам», могла принести только ограниченный результат (показательна, в этом смысле, ситуация в Таганроге и Ростове-на-Дону, городах со значительными еврейскими и армянскими общинами, где националистам все-таки удалось провести в число выборщиков несколько своих представителей). Во-вторых, основной целевой аудиторией и донских, и казачьих националистов стало рядовое казачество, в то время как, опять-таки обращаясь к опыту западных и юго-западных губерний, главной опорой русских националистов в Российской империи было дворянство. Учитывая специфику избирательного закона 1907 г., ставка на голоса простых казаков в ущерб привлечению на свою сторону местных дворян была просто самоубийственна.

Участие в парламентских выборах и проведение своих представителей в состав Государственной Думы было важнейшей составляющей, если не самим смыслом, политических проектов донских и казачьих националистов. Когда ставка на успешный исход голосования не сыграла, и ни один националист от Донской области не был послан депутатом в Таврический дворец, эти проекты просто рассыпались, так как исчезло главное звено, связывавшее их воедино - возможность представлять эти проекты на таких политических форумах как Государственная Дума или хотя бы местная городская дума Новочеркасска. Попытки С.А. Холмского реанимировать националистическое движение в\ Новочеркасске в 1913 г. были изначально обречены на провал, поскольку национализм как политическая идеология оказался не способен мобилизовать в короткие сроки сколько-нибудь значительную массу казаков, а потому дискредитировал себя в глазах «правого Дона». Иначе говоря, попытка местных консерваторов из числа охранителей казачьих «прав и привилегий» сыграть на текущей политической конъюнктуре, а именно на растущем влиянии пользующегося поддержкой правительства ВНС, в условиях Дона оказалась несостоятельной. Поэтому нет ничего удивительного, что уже в 1914 г. от ДСН и «группы Холмского» не осталось и следа, а из всех газет, на страницах которых в свое время публиковались националисты, сохранились только «Донские областные ведомости», содержавшиеся за казенный счет (причем «неофициальная часть» вновь была соединена с частью официальной в одну газету).

В то же время, ни в коем случае нельзя говорить, что активизация «правого Дона» в 1909 - 1912 гг. и, в частности, деятельность местных националистических групп не имела никакого влияния на последующую историю Донской области. Националистическое движение на Дону в предвоенный период, бывшее продолжением прежнего «казакоманского» движения, в то же время предшествовало гораздо более масштабному проекту построения самостоятельного казачьего государства - «Всевеликого Войска Донского» в 1918-1919 годах. Некоторые из бывших членов ДСН и «группы Холмского» приняли непосредственное участие в его реализации.

Так, Е.П. Савельев в 1917 г. входил в правительство A.M. Каледина в качестве выборного старшины от 1-го Донского округа. В это время он очень активно публиковался. Особенно показательна для Е.П. Савельева была его драма «Гибель Чернобога», в которой он представил недавно поверженную самодержавную власть в виде «темной силы»645. Позже он осуществил дополненное и переработанное издание «Истории казачества», в которой собственно и выявилось особенно явно его негативное отношение к роли Российского государства в исторических судьбах казачества. Г.П. Янов принял непосредственное участие в борьбе с большевиками в 1918 г. и был председателям так называемого «Круга спасения Дона», затем товарищем председателя Большого Круга, а также представлял донское правительство на переговорах с союзниками в Яссах. К сожалению, дальнейшая судьба С.А. Холмского остается неизвестной. По неподтвержденным данным он умер в 1919г., страдая расстройством психики.

Но, конечно, когда мы говорим о «Всевеликом Войске Донском», в первую очередь на ум приходит имя П.Н. Краснова - войскового атамана с мая 1918 г. по февраль 1919 года. В период парламентских выборов 1912 г. он был далеко от Дона и просто физически не мог принять участия в той или другой националистической группе, но, судя по его активной роли в формировании консервативного дискурса «правого Дона» в период атаманства Ф.Ф. Таубе, П.Н. Краснов не остался бы в стороне и на этот раз, тем более что идея особого казачьего национализма не была ему чужда. Вспоминая позднее период своего правления на Дону, он так характеризовал

645 Савельев Е. Гибель Чернобога. Новочеркасск, 1917.

248 собственную идеологическую политику: «Большевизму атаман противопоставил шовинизм, интернационалу — яркий национализм»646. Иначе говоря, националистическое движение на Дону начала XX в. послужило своеобразным прологом для создания самостоятельного «Всевеликого Войска Донского» и режима П.Н. Краснова, предполагавшего привилегированный статус казаков по сравнению с иными группами населения.

646 Краснов П.Н. Всевеликое войско Донское // Белое дело: Избранные произведения в 16 книгах. Дон и Добровольческая армия. М., 1992. С. 5 -209. Здесь: С. 26.

Список научной литературыКорниенко, Борис Сергеевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1.B. Деятельность монархических организаций Центральной России в период буржуазно-демократических революций (1905 - 1907 гг.). М., 1995.

2. Аверьянов Ю., Воронов А. Счастье быть казаком // Наш современник. 1992. № 3. С. 139-144.

3. Аврех А .Я. III Дума и начало кризиса третьеиюньской системы (1908 -1909 гг.) //Исторические записки. М., 1955. Т.53.

4. Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М., 1968.

5. Аврех А.Я. Царизм и IV Дума: 1912 1914 гг. М., 1981.

6. Аврех А.Я. Распад третьеиюньской системы. М., 1985.

7. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001.

8. Ауский С. Казаки. Особое сословие. М., СПб., 2002.

9. Белое дело: Избранные произведения в 16 книгах. Дон и Добровольческая армия. М., 1992.

10. Большая советская энциклопедия. М., 1926. Т.4.

11. Бузмаков E.JI. Черносотенные организации в Сибири. 1905 1917. Томск, 2000.

12. Возрождение казачества: история и современность. Материалы к V Всероссийской (международной) научной конференции (сборник научных статей). Новочеркасск, 1994.

13. Возрождение казачества (история, современность, перспективы). Тезисы докладов, сообщений, выступлений на V международной (всероссийской) научной конференции. Ростов-н/Д., 1995.

14. Возрождение казачества: надежды и опасения. М., 1998.

15. Волвенко A.A. Восстановление донского земства: упущенные возможности (1882-1917) // Государственная власть и местное самоуправление, 2003. № 4. С. 51 59.

16. Волвенко A.A. Как донским казакам историю хотели написать. Официальный заказ, историк и местная администрация (1902 — 1912 гг.) // Историческое сознание и власть в зеркале России XX века. СПб., 2006. С. 115 -125.

17. Волвенко A.A. Правительственная политика, местная власть и земская реформа в Области войска Донского (1864-1882 гг.) // Казачество России: прошлое и настоящее. Ростов-на-Дону, 2008. С. 196-213.

18. Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991.

19. Генеалогия и семейная история Донского казачества. Вып. 55. Яновы и другие / Корягин C.B. М., 2005.

20. Герман О.Б. Экономика казачьих и крестьянских хозяйств Дона во второй половине XIX начале XX века // Казачество: прошлое и настоящее: Сб. науч. тр. Волгоград, 2000. С. 164 - 184.

21. Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. М., 2004.

22. Долбилов М. «Западные окраины Российской империи» и проблема сравнительного изучения окраин // Ab Imperio. 2008. № 4. С. 390 — 404.

23. Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914-1917). Л., 1967.

24. Дякин B.C. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 1911 гг. JL, 1978.

25. Дякин B.C. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 1914 гг.: Разложение третьеиюньской системы. JL, 1988.

26. Енина И.А. Исследователь Донской старины // Донской временник 2004. Ростов-н/Д, 2003. С. 108 111.

27. Залежский В. Монархисты. Харьков, 1930.

28. Заславский Д. Рыцарь монархии Шульгин. JL, 1927.

29. И атаман, и губернатор // Вечерний Оренбург. 16 апреля 1998. № 16.

30. Казачий Дон. Очерки истории. Ч. II. Ростов-н/Д., 1995.

31. Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. М., 1999.

32. Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911-1917 гг. М., 2001.

33. Козлов А.И. Возрождение казачества: история и современность (эволюция, политика, теория). Ростов-н/Д., 1996.

34. Комин В.В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. Калинин, 1970.

35. Корниенко Б.С. Идеология казачьего национализма в начале XX века: анализ программы «группы Холмского» // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Выпуск 10. Ставрополь, Пятигорск, 2008. С. 105 123.

36. Корниенко Б.С. Донской атаман Ф.Ф. Таубе: превращение имперского.чиновника в икону казачьего национализма // Ab Imperio. 2009. № 1. С. 227 i257.

37. Корниенко Б.С. Участие националистов Донской области в парламентских выборах 1912 года // Исторические записки / Отд-ние ист-филол. Наук РАН. М.: Наука, 2010. Вып. 13 (131) / сост. и отв. ред. Б.В. Ананьич. С. 199 -218.

38. Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001.

39. Лавриков C.B. Правомонархическое движение в Тверской губ. в 1905 -1915гг. Тверь, 1996.

40. Левицкий В. Правые партии // Общественное движение в России в начале XX века. Т.З. Кн.5. СПб., 1914. С. 247-469.

41. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1973. Т.21.

42. Лукьянов М.Н. Российский консерватизм и реформа, 1907 1914. Пермь, 2001.

43. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003.

44. Маркедонов С.М. Зарождение и эволюция казачьего национализма // Межнациональные отношения сегодня. Ростов-н/Д., Тбилиси, 1996. С. 76 -83.

45. Маркедонов С.М. Донское казачество и Российская империя // Общественные науки и современность. 1998. №1. С. 103 — 111.

46. Маркедонов С.М. Казачество: единство или многообразие? (проблемы терминологии и типологизации казацких сообществ) // Общественные Науки и Современность. 2005. № 1. С. 95 108.

47. Мининков H.A. Павел Петрович Сахаров историк донского казачества // Казачий сборник. Вып. 3. Ростов н/Д., 2002. С. 216 — 320.

48. Михайлова Е.М. Черносотенные организации Среднего Поволжья между буржуазно-демократическими революциями. 1994.

49. Могильнер М. Homo imperii: История физической антропологии в России (конец XIX начало XX вв.). М., 2008.

50. Непролетарские партии в трех революциях. М., 1989.

51. Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984.

52. Омельянчук И.В. Черносотенное движение на территории Украины (1904 -1914 гг.). Киев, 2000.

53. Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. Вашингтон, 1981; СПб., 1991.

54. Правые партии: Документы и материалы. М.,1998.

55. Программы политических партий России. Конец XIX начало XX вв. М., 1995.

56. Ремнев А., Суворова Н. «Русское дело» на азиатских окраинах: «русскость» под угрозой или «сомнительные культуртрегеры» // Ab Imperio. 2008. №2. С. 157-222.

57. Рукосуев Е.Ю. Казачество — права и обязанности сословия // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 138-142.

58. Рыжкова Н.В. Гражданское состояние области войска Донского в 1914 — 1917 гг. (по архивным источникам) // Проблемы источниковедения и отечественной истории (памяти А.П. Пронштейна). Ростов н/Д, 1999. С. 175 — 195.

59. Самарина Н.В. Реформы 60-70-х годов XIX в. на Дону и казачество // Юго-Восток России в XIX нач. XX в. Ростов-н/Д.,1994.

60. Семенов В.Г., Семенова В.П. Губернаторы Оренбургского края. Оренбург, 1999.

61. Слонимский JI. Национальный «Всероссийский союз» // Политическая энциклопедия. Т.2. Вып.8. СПб., 1909. С. 1115-1116.

62. Смит, Энтони. Национализм и модернизм. М., 2004.

63. Спирин JI.M. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. 1920 г.). М., 1977.

64. Степанов С.А. Черная сотня в России (1905 1914 гг.). М., 1992.

65. Толочко А.П. Черносотенцы в Сибири (1905 февраль 1917 г.). Омск, 1999.

66. Топчий А.Т. Буржуазные реформы 60-80-х гг. XIX в. и проблемы казачества России // Проблемы истории казачества XVI-XX вв. Ростов-н/Д., 1995.

67. Трут В.П. Казачий излом (Казачество Юго-Востока России в начале XX века и в период революции 1917 года). Ростов н/Д, 1997.

68. Фриз Г. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Самара, 2000.

69. Хобсбаум, Эрик. Нации и национализм после 1780 года. СПб., 1998.

70. Хобсбаум, Эрик. Век Империи. 1875 1914. Ростов-н-Д., 1999.

71. Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976.

72. Шлемин П.И. Национальные отношения и права человека в России. (Диалоги с М.О.Меньшиковым. 1906 1908). М.,1993.

73. Уортман P.C. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т.1 : от Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002.

74. Anderson, Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London, 1983.

75. Armstrong, John. Nations before Nationalism. Chapel Hill, 1982.

76. Brass, Paul. Ethnicity and Nationalism. London, 1991.

77. Brubaker, Rogers. Ethnicity without Groups. Cambridge, London, 2004.

78. Connor, Walker. When is a nation? // Ethnic and Racial Studies. 1990. №1.

79. Connor, Walker. Ethno-Nationalism: The Quest for Understanding. Princeton,1994.

80. Edelman R. Gentry Politics on the Eve of the Russian Revolution. The Nationalist Party. 1907 1917. New Brunswick, New Jersey, 1980.

81. Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative Essays. Rowley, 1972.

82. Fishman, Joshua. Social theory and ethnography: neglected perspectives on language and ethnicity in Eastern Europe // Ethnic Diversity and Conflict in Eastern Europe. Santa Barbara, 1980.

83. Gellner, Ernest. Nations and Nationalism. Oxford, 1983.

84. Hechter, Michael. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development, 1536 1966. London, 1975.

85. Hobsbawm, Eric. Nations and Nationalism since 1780. Cambridge, 1990.

86. Hroch M. Social Preconditions of National Revival in Europe. Cambridge,1995.

87. Hutchinson, John. The Dynamics of Cultural Nationalism: The Gaelic Revival and the Creation of the Irish Nation State. London, 1987.

88. Kedourie, Elie. Nationalism, London, 1960.

89. Kohn, Hans. The Idea of Nationalism. New York, 1967.

90. Nora, Pierre. Les Lieux de Mémoire. Paris, 1984, 1986. Vol. I-II.

91. Russian Nationalism, Past and Present / Ed. by Geoffrey Hosking and Robert Service. London, New York, 1998.

92. Van den Berge, Pierre. Ethnicity and the sociobiology debate. Theories of Ethnic and Race Relations. Cambridge, 1988.

93. Воззвание «Донского Союза Националистов» к избирателям гор. Новочеркасска и Черкасского округа. Новочеркасск, 1912.

94. Всероссийский Национальный Союз. 1-е Собрание Представителей 19-21 февраля 1912 г. СПб., 1912.

95. Обзор деятельности Всероссийского Национального Союза за 1910 год. СПб., 1911.

96. Обзор деятельности Всероссийского Национального Союза за 1911 г. СПб., 1912.

97. Обзор деятельности Всероссийского Национального Союза за 1912 — 1913 г. СПб., 1914.

98. Программа Всероссийского Национального Союза. Одесса, 1912.

99. Проект устава. Собрание Ростовского на Дону отдела Всероссийского Национального Союза. Ростов-н/Д, 1910.

100. Союз Русского Народа. Славному казачеству. СПб., 1906.

101. Устав Всероссийского Национального Союза. СПб., 1912.1. Монографии:

102. Воланский Т. Памятники письменности славян до Рождества Христова // Классен Е. Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и славяно-руссов в особенности с лёгким очерком истории русов до Рождества Христова. М., 1854; СПб., 1995.

103. Донской литературный сборник. Вып. 1. Новочеркасск, 1909; Вып. 2. Новочеркасск, 1910.

104. Записка по вопросу предстоящих реформ в войске Донском, представленная бывшему войсковому Атаману этого войска Барону Таубе Коллежским Советником B.C. Ивановым. Б.м., 191-?.

105. Курлов П.Г. Гибель императорской России: Воспоминания. М., 2002.

106. Меньшиков М.О. Письма к ближним. СПб., 1911.

107. Попов Х.И. Краткий очерк прошлого Донского казачества. // Сборник областного Войска Донского статистического комитета. Вып. 7. Новочеркасск, 1907|

108. Ригельман А.И. История или повествование о донских казаках. М., 1848.

109. Савельев Е.П. Кто был Ермак и его сподвижники. Новочеркасск, 1904.

110. Савельев Е.П. Казак. Сборник песен и стихотворений о боевой жизни казаков. Новочеркасск, 1905.

111. Савельев Е.П. Войсковой круг на Дону. Исторический очерк. Новочеркасск, 1908.

112. Савельев Е.П. Типы донских казаков и особенности их говора. Новочеркасск, 1908.

113. Савельев Е.П. История казачества. Ч. I-III (репринт). Ростов-на-Дону, «Памятники отечества», «Книжные.редкости Дона», 1990. 442 с.

114. Савельев Е. Гибель Чернобога. Новочеркасск, 1917.

115. Сахаров П. Происхождение вольного Донского казачества и первые службы донцов России. Новочеркасск, «Частная Донская типография», 1914. 41 с.

116. Сахаров П.П. Происхождение донского казачества. Ростов н/Д, Электротипография Ф.А. Закройцева, 1914. 48 с.

117. Холмский С.А. Сборник казачьих песен. Курск, 1910.

118. Холмский С.А. Казачьи Думы. Новочеркасск, 1911.

119. Холмский С.А. Как ведется хозяйство Новочеркасской станицы Донской области. Новочеркасск, 1912.

120. Холмский С.А. Юбилейный сборник казачьей поэзии. 1812 1912. Новочеркасск, 1912.

121. Wolanski Tadeusz. Wyjasnienie znaczenia napisöw na etruskich pomnikach, 1846.1. Архивные источники:

122. Государственный архив Ростовской области.

123. Ф. 46 (Атаманская канцелярия). Оп. 3. Дд. 383, 3523, 3628. Ф. 55 (Х.И.Попов). Оп. 1. Дд. 98, 252, 297, 675, 681, 739, 932, 1026, 1027, 1029

124. Российский Государственный военно-исторический архив.

125. Ф. 400. Оп. 9. Д. 35869. Российский Государственный исторический архив.

126. Ф. 1278 (Государственная Дума). Оп. 8 (1912 1917). Д. 20. Ф. 1672 (Шварц А.Н.). Оп. 1. Д. 622.1. Интернет-источники:

127. Дружеский шарж на Евграфа Савельева // Ы1р://ра55юп-don.org/writer/cartoon-evgraf.html (время доступа 9 октября 2009)

128. Евграф Савельев — о себе, своих книгах, путешествиях — в ответах на анкету Ростовского н-Д Городского Музея // http://passion-don.org/anketa.html (время доступа 9 октября 2009)