автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Лексика русской народной лирической песни в иноэтническом окружении

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лексика русской народной лирической песни в иноэтническом окружении"

На правах рукописи

I 5 ОН

СУПРЯГА Светлана Наснльевна

„ 4 Г ' • I

Л

/ ..'С.

ЛЕКСИКА РУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ ПЕСНИ В ИНОЭТНИЧЕСКОМ ОКРУЖЕНИИ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Орел - 2000

Работа выполнена на кафедре русского языка Курского государственного педагогического университета

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор Хроленко А.Т. .

Официальные оппоненты - доктор филологических наук, профессор Макаров В.И., -доктор филологических наук, доцент Изотов В.П.

Ведущая организация — Белгородский шсударсхвениый уиивср»-тс1

Защита состоится « » марта 2000 г. в 9 часов на заседании диссертационного совета Д 113.26.01 в Орловском государственном университете по адресу: 302015, Орел, ул. Комсомольская, 41, ауд. 29

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Орловского государственного университета

Автореферат разослан «___»_2000 г.

Ученый секретарь _ /

диссертационного совета ' В.Н. Гришанова

Одним из надежных источников изучения культуры любого народа является фольклор, который_иредставляет_собой бесценный материал для исследования истории народа, его языка, помогает лучше понять его мен-тальность.

Так, фольклорные материалы, собранные среди русского старожильческого населения Латвии, широко отражают его историю, бы г, обычаи и язык. Сборник И.Д. Фридриха "Русский фольклор в Латвии. Песни, обряды, детский фольклор" ["1972] содержит ценный материал для более глубокого изучения языковых процессов и связей русских островных говоров в иноязычном окружении.

Собирание фольклора среди русского старожильческого населения Латвии было начато И.Д. Фридрихом в 1926 году. Историческое прошлое русских, живущих в тех местностях, где делались записи фольклора, весьма своеобразно. Процесс переселения их на территорию Латвии продолжался в течение ряда веков, и в его основе лежали различные, порой очень сложные историко-экономическис факторы. Фольклористическая наука одной из первых осознала новый интернациональный контекст бытования памятников народного поэтического творчества.

Чем многообразнее, богаче по форме и содержанию объект изучения, чем сложнее и шире выдвигаемые в процессе исследования проблемы, тем более емким и многогранным должен быть метод исследовательской работы. И тем сильнее в такой ситуации столкновение различных подходов, взглядов, обоснований. Наглядное свидетельство тому - весь процесс развития фольклористики.

В XX веке такие ученые, как В.Я. Пропп, Л .П. Евгеньева, A.B. Дес-ннцкая, П.Г. Богатырев, И.Л. Оссовецкий, Д.С. Лихачев, С.Г. Лазутин, Н.Б. Аргемепко, С.Е. Никитина, А.Т. Хроленко и другие, разрабатывали и разрабатывают различные теоретические и практические подходы к изучению языка фольклора. Так, на данном этапе сформировалась наука, именуемая лингвофольклористикой.

Проблемами языка фольклора сегодня занимается очень широкий круг ученых, существует несколько центров лингвофольклористики, для которых языковедческая проблематика является преобладающей. Предлагаемое исследование также подчинено общей задаче, решаемой курскими учеными в рамках проекта составления словаря языка русского фольклора.

Итак, исходя из сказанного выше, можно судить об актуальности данного исследования. Обращение к изучению устного народного творчества в иноэтническом окружении обусловлено повышенным интересом к русской народной духовной культуре в целом и нерешенностью многих вопросов, связанных с изучением русского народно-поэтического творчества в условиях длительной изоляции, в частности.

Объектом исследования стала русская народная лирическая песня, записанная на территории Латвии.

Предметом исследования является лексический ярус русской народной песни, долгое время бытовавшей в окружении иноязычного этноса.

Базой эмпирического материала для сопоставительного анализа послужили словники, составленные по русским песням, собранным И.Д. Фридрихом в Латвии [Супряга 1997: 22 - 52], а также по сборникам русского фольклора, записанного в различных регионах России [Моргунова 1995: 14 - 48; Климас 1998: 41 - 72; Петрова 1998: 42 - 70; Шишкова 1998: 21-36; Крисанова 1998: 37 - 64 и др.].

Словник песен русского фольклора Латвии (далее - РФЛ) составлен нами на основе следующих разделов сборника И.Д. Фридриха "Русский фольклор в Латвии: Песни, обряды и детский фольклор" [1972]: календар-но-обрядовая поэзия (52 текста); песни свадебного обряда (155 текстов); необрядовые песни (любовные и семейные: 52 и 58 текстов соответственно). Календарни-ииридииыс нссни рассматривались nôiviïi как лирические на основании замечания И.Д. Фридриха: "В календарные праздники, кроме обрядовых песен, стали исполняться и необрядовые. Это были обычные лирические песни, особенно любимые, а потому с охотой исполнявшиеся при первом удобном случае. <...> К началу моей собирательной работы исполнение лирических песен вместо обрядовых наблюдалось повсеместно и в дальнейшем все более возрастало" [Фридрих 1972:23].

Цель работы: исследовать лексику русской народной лирической песни, бытовавшей длительное время на территории Латвии, определить ее своеобразие в сравнении с лексикой лирических песен России, выяснить, претерпела ли она заметные изменения под влиянием иноязычной культуры или осталась непроницаемой и неизменной.

Поставленная цель обусловила следующие задачи исследования'. 1) создание словоуказателя, словника и частотного словаря русской народной лирической песни в Латвии; 2) установление квантитативной устойчивости лексики русской лирической песни в иноэтническом окружении по некоторым основным параметрам (частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника и другим); 3) статистическая обработка данных; 4) определение сопоставляемых фрагментов фольклорной картины мира, составление тематических кластеров; 5) выявление корпуса лексем, репрезентирующих каждый фрагмент; 6) составление лексикографического описания отдельных лексем в форме словарных статей; 7) методом аппликации словарных статей, описывающих лексемы, которые соответствуют одному и тому же концепту в различных корпусах текстов, выявить сходство и различие в семантической структуре лексем и их внутритекстовых связях; 8) выявление лексем, характерных только для русских лирических песен Латвии, их лексикографическое описание, эти-

молошческий и диалектологический анализ; 9) выяснение влияния иноязычного этноса па лексику русских лирических песен.

Научная ноатни заключается в том, что это первое системное исследование народно-поэтической лексики в условиях шкшнического окружения вообще и в Латвии в частности.

Теоретическая значимость и практическая ценность работы. Исследование способствует решению теоретических проблем лишво-фольклористики, теории языка, культурологии. Материалы могут быть использованы в лексикографии, курсах русской диалектологии, современного русского языка и фольклористики.

Основные методы исс,1едовашш. Предлагаемое исследование носит комплексный характер, а потому потребовало привлечения системы исследовательских методов, методик и приемов, среди которых особенно активно использовались методы описательный и сопоставительный, методика компонентного и квантитативного анализов, применялась статистическая ООраиОша дшпыл машинным едсюдим. гСиличссльенныс данные использовались также в качестве показателя какой-либо тенденции — это так называемый симптоматический анализ. Использовался в работе и анализ лексико-семантических групп, проводилась регулярная проверка по словарям. При исследовании лингвистической стороны народно-песенных текстов учитывался фольклористический аспект.

Активно использовался в работе предложенный курскими липгво-фолъклористами прием аппликации лексикографических «портретов» слова (См.: [Хроленко, Климас, Моргунова 1994: 7 - 11]).

"Лексикографический портрет" слова в пашем понимании состоит из семи структурных частей: (1) идентифицирующей; (2) парадиг матической; (3) синтагматической; (4) парадигматико-синтагмагической; (5 ) словообразовательной; (6) функциональной; (7) дополнительно-информационной.

При составлении словарных статей использовались следующие условные обозначения, предложенные А.Т. Хроленко и М.А. Бобуновой: #: база статьи (корпус лексикографически представленных текстов); заглавное слово (количество словоупотреблений); 'толкование' (где это требуется); иллюстрация; ||: изофункциональные слова; =: варианты акцентные, морфемные и иные, включая диминутивы; Б: связи с существительными; Л: связи с прилагательными; V: связи с глаголами; К: связи с числительными; Л<1\': связи с наречиями; /.../: ассоциативные ряды; +: дополнительная информация, комментарии.

Отметим, что при реальном лексикографическом описании тот'! или иной лексемы отдельные блоки структуры статьи окажутся и\ отыми. Это зависит от (1) количества словоупотреблений лексемы; (2) от частеречной принадлежности ее; (3) от ее функции в поэтическом тексте; и др.

Если лексема представлена всего одним словоупотреблением (или двумя в случае повтора), мы ограничиваемся текстовой иллюстрацией и

связи лексемы не описываем, поскольку они очевидны [Бобуноаа, Хроленко 1999: 5 - 7].

Каждый фрагмент лирической картины мира репрезентируется определенной совокупностью лексем различной частсречной принадлежности. Этот набор лексем принято именовать кластером. Кластер (англ. cluster-* кисть, рой") - это объединение языковых элементов, обладающих некоторыми общими признаками [Комлев 1995: 57]. Кластерный подход в нашем представлении - это лексикографическое описание всех входящих в кластер лексем с параллельным установлением всех связей каждого слова с остальными словами, представляющими один и тот же фрагмент фольклорной картины мира [Бобунова, Хроленко 1999: 10].

Апробация работы. Основные идеи и результаты диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка Курского госпедуниверситета, излагались на аспирантско-докторантских семинарах лаборатории фольклорной лексикографии КГПУ (1996 - 1999 гг.), представлены в материалах научны* конференций "Юдкнскис чтения

- 98: Фольклор и мировая культура"; "Информатизация образования - 98" (в соавторстве), а также в четырех публикациях [1996 - 1999] (одна из них

- в соавторстве).

Положения, выносимые на защиту: 1 .По таким количественным параметрам, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника, обнаруживается и статистически подтверждается определенная квантитативная устойчивость лексики русской лирической песни в окружении иноязычного этноса. 2. Однородный структурный состав различных корпусов текстов обнаруживает сходное лексическое наполнение. 3. Лексика, характерная только для лирических песен Латвии, имеет единичную частоту употребления и содержит высокий процент диалектных слов (чаще всего это словообразовательные, лексические и лексико-фонетические диалектизмы). 4. Язык русского народного поэтического фольклора Латвии устойчив к иноэтническому влиянию.

Структура работы. Диссертационное сочинение состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, включающего список сокращений, список использованной литературы (более двухсот сорока наименований), словник и частотный словарь РФЛ, таблицы для проверки гипотез однородности словников критерием «хи-квадрат», кластеры словарных статей, список лексем, характерных только для РФЛ. Текст изложен на 186 страницах рукописи.

Содержание работы. Во введении содержится обоснование актуальности избранной темы, определяются объект, предмет, цель и задачи работы, характеризуется база фактического материала и методология исследования, оценивается научная новизна, практическая и

теоретическая значимость диссертации, формулируются положения, _ выносимые на защиту.

В главе первой "Квантитативная устойчивое'!!» лексйкй~ру"сс"кон ría-" родной лирической песни в иноэтнпческом окружении" исследуется лексика русской лирической песни Латвии по общим параметрам, таким, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника и другим по методике, разработанной в рамках курской научной школы лингвофольклористики.

1.1. Характеризуются частотные параметры лексики лирических песен РФЛ в сравнении с лексикой народных песен юга и сеяера России. По количесшу лексем низкочастотной и частотной лексики, а также по числу словоупотреблений рассматриваемые словники имеют практически одинаковые показатели, если учитывать разницу в объеме выборки.

Из десяти наиболее частотных лексем всех рассматриваемых

с.'нишикии еиънадакл i1. ис.1от, Coiñio, 3cóyüíí\c¿, Л*ИЛ ЫИ, /чСЛОСОИ II

пойти. Из них лексемы быть, девушка, милый во всех трех словниках находятся не ниже пятой позиции по частотности. Совпадают 8 из 10 высокочастотных слов песен РФЛ и южных песен: батюшка, белый, быть, девушка, матушка, милый, молодой, пойти; у словарей южных и северных песен совпадают лексемы белый, быть, девушка, зеленый, милый, молодой, пойти; у РФЛ и северных несен - белый, быть, девушка, милый, молодой и пойти.

2.2. Проводится сопоставительный анализ лексики лирической песни с точки зрения частеречного соотношения. Частеречное соотношение частотной лексики для всех корпусов текстов оказалось несколько иным, чем в словнике в целом: увеличивается процентное содержание лексем всех частей речи, кроме глаголов. Удельный вес частотных лексем внутри каждой части речи неодинаков: максимальный процент у числительных, минимальный - у глаголов по всем трем корпусам текстов. Это объясняется тем, что большое количество глаголов (45 — 64% о г общего числа) имеет частотность 1. Имена в сумме составляют 60% - 64% частотной лексики по корпусам текстов; наречия и глаголы 36% - 40%.

Все три корпуса текстов лирических песен в качестве самых частых выделяют почти одни и те же предметы, признаки, действия, их модификаторы и количества. Совпадения составляют 50 - 70%, причем на уровне предметов, действий, модификаторов действий и количества наибольший процент совпадения частотный словарь песен РФЛ обнаружил со словарем южных песен (60 - 90%), на уровне признаков - со словарем северных песен (80%). Исходя из этого, можно сказать, что песни РФЛ в этом плане несколько ближе к песням юга России.

Итак, при общем анализе частеречного соотношения народно-песенной речи по всем трем корпусам текстов существенных различий мы

не обнаружили, и более детальное рассмотрение десяти самых частых слов каждой части речи также позволило нам отметить достаточное сходство лексики песен, долгое время бытовавших на территории Латвии, с лексикой песен севера и юга России.

1.3. Сравнениваются количественные параметры лексики песен РФЛ с лексикой свадебных обрядовых песен. Выяснилось, что свадебные песни близки по квантитативным показателям как русским лирическим песням, записанным на территории Латвии (тем более что почти половина последних относятся к свадебному обряду), так и песням севера и юга России.

1.4. Сопоставляются первые сто лексем частотного словаря РФЛ и других словарей русского фольклора дало следующие результаты:

Корпус РФЛ и РФЛ и РФЛ и РФЛ и РФЛ и РФЛ и РФЛ и РФЛ и

текстов обрядо- северные южные историч. былины лирич. все все дру-

вая ли- песни песни песни песни корп> са гие слов-

рика песен ники

Кол-во

совпавших 59 72 73 а 41 4/ ¿и

лексем

Высокочастотная лексика словника РФЛ максимально близка аналогичной лексике частотных словарей южных и северных песен (совпадают почти три четверти рассматриваемых лексем). Только шестнадцать из первых ста слов частотного словаря РФЛ не попали в это число в других корпусах текстов.

Таким образом, нами было выявлено очевидное сходство в составе и частотности лексики, в перечне самых частых слов лирической песни севера и юга России с русскими лирическим песнями, долгое время бытовавшими в Латвии. Однородность трех сравниваемых словников была подтверждена и в результате статистической обработки полученных эмпирическим путем данных (1.5.). Все это может свидетельствовать о квантитативной устойчивости лексики русской лирической песни вне зависимости от ее региональной дифференциации, и, как в нашем случае, изолированности от "метрополии".

Глава 11 представляет собой "содержательный анализ лексики лирической песни РФЛ в сравнении с лексикой русского фольклора на его исконной территории".

2.1. Сопоставление качественного состава высокочастотной лексики словников песен РФЛ, севера и юга России. Высокочастотные существительные распределились по четырем основным кластерам неравномерно. Наиболее объемными оказались группы социофакты и натурфакты, которые мы сочли возможным, в свою очередь, разбить на несколько подгрупп. В наименованиях социофактов в подгруппе «родственные отношения» оказались четыре общие для всех трех словников лексемы: батюшка, жена, матушка. муж\ лексема сестра есть только в РФЛ и южных песнях; дочь — в РФЛ и в северных песнях, не имеют аналога в других словниках

лексемы РФ Л мать и мама, являющиеся однокоренными с матушкой, которая есть во всех трех словниках, и кормилец, которая обычно употребляется в песне как изофупкнионалыюе слово к существительному бстиошка. Что касается лексем данной част речи, связанных с возрастными характеристиками лирического героя, то здесь в РФЛ доминируют различные варианты лексемы девушка (девица, девка, девчонка). Высокочастотна и лексема люлодец, попавшая в число первых ста лексем всех рассматриваемых частотных словарей. Лексема молодешенька (в РФЛ) близка по значению лексеме молодушка (в южных песнях). К прочим социальным [радациям относим в РФЛ шесть лексем, из которых три (гость, друг и люди) встречаются в других, частошых словарях; не имеют аналога только существительные князь, сват и подруга, впрочем, подруга - родовой антоним лексемы друг, а у князя (в РФЛ) есть похожее по концепту - боярин (в южных песнях).

Наименования натурфактов мы разбили на пять подгрупп. Так, в

« Л Т» Г» л I »-»ТТ -"« / м«*АТТ> л Ч \ ^ Г» Т^ П ГТЛ-Л* ГТО|ГГ\0» * ' Т» Т% ^ О ГЛ » ' Ч ГТ« » I

^^ у X -» .к. УУ Д. ¿»А«.- «ини ЖХ К1.Л. КУ1111

сутствуют в рассматриваемом объеме частотных словарей северных и южных песен (однако гора есть только в словарях РФЛ и северных песен). Все пять лексем, относящиеся к внешности человека, имеющиеся в частотном словаре РФЛ, имеют место и среди высокочастотных слов словарей северных и южных песен (в последнем отсутствует только лексема голова). Живо тын мир представлен в РФЛ всего двумя высокочастотными лексемами: конь и соловей, которые есть как в словаре южных, так и и словаре северных песен. Из [рупны «растительный мир» в РФЛ есть только два существительных: калина и мак. причем калина есть и в словаре южных песен. Высокая частотность лексемы мак в РФЛ объясняется тем, что в одной только песне оно употреблено 25 раз, а его индекс частотности - 26 (то есть появление этого слова среди высокочастотных можно считать случайным). Среди лексем, называющих в РФЛ прочие факты природы, четыре из семи имеют место в двух других частотных словарях. Это вода, ночь, свет и сторона. Не встретились среди первых ста высокочастотных слов других словарей лексемы ветер, день и х\вет.

Кластер ментифакты в рассматриваемом объеме частотного словаря РФЛ представлен четырьмя лексемами: воля, горе, душа и краса. Из них только воля и краса не встретились в аналогичных кластерах двух других словарей. Все шесть лексем тематической группы «артефактыь: двор, окно, сад. стол, терем и улица встретились среди ста высокочастотных слов южных и северных песен.

Итак, общий процент совпадения наиболее частотных с> ществитель-ных частотного словаря РФЛ со словами этой части речи двух других частотных словарей составляет 71 - 82%, т. к. шесть существительных РФЛ можно считать условно совпавшими (они либо имеют изофункциональные

слова, либо являются производными от слов, имеющихся среди высокочастотной лексики словарей южных или северных песен).

Высокочастотные гдащды всех корпусов текстов можно условно разбить на пять тематических групп, наиболее многочисленные из которых глаголы движения (гулять, идти, пойти, прийти, пройти и ходить) и состояния (быть, жить, сидеть/сесть, спать). Пять лексем кластера "глаголы движения" РФЛ (за исключением пройти, производного от идти), присутствуют также среди ста высокочастотных лексем словарей южных и северных песен. Только в южных песнях присутствует лексема выйти (так же, как и пройти в РФЛ, производная от ид)пи).

Глаголы состояния в высокочастотной лексике РФЛ представлены пятью лексемами (быть, жить, сесть, сидеть и спать), четыре из которых присутствуют в словарях южных и северных песен. Отсутствует в них только глагол сесть, котрый является видовой парой глагола сидеть (отметим, что в словнике южных песен эта видовая пара глаголов сведена

Ь ОДНу* ЛёКСсму ъиието).

Менее объемны оставшиеся три кластера: глаголы, выражающие умственную, психическую деятельность человека, глаголы, связанные с речью, глаголы, называющие другие виды деятельности. Кластер глаголов, выражающих умственную, психическую деятельность, представлен в частотных словарях песен РФЛ и южных песен только двумя высокочастотными лексемами: любить и хотеть. В северных песнях из этих двух глаголов присутствует только один - любить, зато есть еще два других: знать и плакать. Из глаголов, связанных с речью, в РФЛ, как и в северных песнях, — три высокочастотных глагола: говорить, сказать и петь. В южных песнях - только говорить и сказать. Лексемы данной части речи, не вошедшие в перечисленные четыре группы, мы определили как глаголы-номинанты других видов деятельности. К ним в словаре РФЛ относим слова взять, дать и отдать. Глаголы взять и дать есть и в южных, и в северных песнях. А лексема отдать является производной от дать. Таким образом, все кластеры наиболее частотных глаголов словаря РФЛ можно считать идентичными с кластерами высокочастотной лексики этой части речи словарей южных и северных песен. Процент совпадения составляет 89 - 100% (три производных глагола можно считать условно совпавшими).

Высокочастотные прилагательные мы разделили на пять основных кластеров. Из них наименьший по объему - прилагательные, выражающие возрастные признаки. По всем корпусам текстов этот кластер содержит всего две лексемы - молодой и старый. Родственные отношения представлены в словаре РФЛ тремя прилагательными: родной, родимый и чужой, в словарях южных и северных песен - двумя: родной и чужой. Пели учесть, что слова родной и родимый очень близки по значению, то можно сказать, что и в этом кластере по трем корпусам текстов обнаруживается полное

совпадение. Кластер характеристика лирического героя в РФЛ содержит пять лекссм: буйный, добрый, дорогой, любезный и милый, из которых три - добрый, любезный и милый встречаются в южных и северных"песнях.-В его высокочастотных слов РФЛ вошли колоративные прилагательные белый, зеленый tí красный, которые присутствуют и в северных, и в южных песнях, где помимо перечисленых лексем есть еще прилагательное черный (в обоих корпусах текстов), а также вороной (в южных песнях), серый и спзьт (и северных песнях). Другие признаки в РФЛ выражены оиено_ч; ными прилагательными высокий, полотой, новый, темный, хороший, чистый и широкий (присутствуют в северных и южных песнях), дубовый и шелковый. Итого, по пяти кластерам прилагательных из 21 высокочастотной лексемы в РФЛ 16 присутствуют в южных и северных песнях (с учетом синонимии лексем родимый и родной — 17). Так, процент совпадения составляет 81%.

Среди ста высокочастотных лексем словаря песен РФЛ всего четыре наречия, и только два из лил Boipoitumvb ъ других корпусах текстов: модификатор места где (в южных песнях) и модификатор экзистенции как (в южных и северных песнях). Итого: 50% совпадения. Заметим, что у южных и северных песен совпадает только одно наречие как.

Все высокочастотные таслительные словаря РФЛ - количественные: один, два, три. Они присутствуют среди ста первых лекссм частотных словарей южных и северных песен, где помимо них есть еще порядковые числительные (первый, третий, другой 'второй" - в южных нсснях и третий - в северных).

Итого по кластерному анализу из первых ста слов частотного словаря песен РФЛ 84 лексемы (в том числе 10 условно) имеют аналог среди высокочастотной лексики словников несен юга и севера России.

2.2. Сопоставление отдельных кластеров. Выбор лексем для нашего сравнительного анализа был обусловлен двумя соображениями: во-первых, лексема должна бы гь достаточно частотна в большинстве сравниваемых корпусов текстов, то есть должна иметь довольно регулярное употребление в текстах русских песен, во-вторых, она должна нести определенную поэтическую нагрузку и непременно должна играть важную роль в представлении фольклорной картины мира. 2.2.1. Цветообозначения. В РФЛ ахроматические цвета представлены прилагательными белый, черный и серый, которые присутствуют во всех рассматриваемых корпусах текстов. Лексема йельчистый имеет значение 'белесоватый' — это диалектное слово, как и бельянекий в северных песнях. Существительное белянки является вариантом отмеченной во всех лирических песнях лексемы белила. Глаголы белеться и белиться также зафиксированы в словниках лирических песен, лексема беловаться является диалектным вариантом глагола белеться. Глагол чернеться имеет в северных песнях невозвратный аналог - чернеть и однокоренной глагол чернить в южных

песнях. Наречие бело имеет соответствие в южных песнях, а лексема белешенько является его диминутивной формой. Композиты белолицый и чернобровый как постоянные эпитеты лирического героя присутствуют, кроме РФЛ, в южных и северных песнях. Прилагательные черноземный и нечерноземный в РФЛ являются производными от существителього чернозем, которое встречается в северных песнях. Не имеет аналога в других корпусах текстов только композит белорыбица 'рыба из рода лососей' [Даль: I: 376], производный от сочетания белая рыба, очень частотного в русской фольклорной традиции. Таким образом, лексемы, называющие в РФЛ ахроматические цвета, можно считать полностью представленными в других корпусах текстов с учетом сделанных замечаний. Монохроматические цвета в РФЛ обозначаются восемью прилагательными, все они почти в полном составе представлены в других корпусах текстов. Композиты в этой группе единичны и присутствуют только в РФЛ (желтокудрявый) и северных песнях (темно-синий). К со-СГаЬНЫМ ЦБсхаМ о РФЛ СхНОСйЬа ПрИЛаГсхТСЛЬНОС бсЛОру'МЯп 1.ЛЫ, КСТСрСС можно считать контаминацией наречия бело и прилагательного румяный и красно-зеленый. В южных песнях - белозоревый и белорозовый. В северных и свадебных песнях такие наименования вообще отсутствуют. Эпитет белорумяный (в РФЛ) построен по той же модели, что и белозоревый и белорозовый (в южных песнях), то есть корень бел- носит не номинативный, а оценочный характер. Прилагательное красно-зеленый также вполне соответствует принципам русской фольклорной семантики. Колоративы, обозначающие сложные цвета, составляют довольно многочисленную группу, по количеству лексем стоящую в одном ряду с номинантами ахроматических и монохроматических цветов. Лексемы вороной, лазоревый, румяный, русый, сизый, цветной присутствуют во всех четырех сравниваемых словниках; лексемы седой и сивый — в трех (кроме свадебных песен). Существительные румяны и румяночка (РФЛ) являются вариантами лексемы румяна, отраженными во всех остальных корпусах лирических песен. Существительное цвет и глагол румяниться присутствуют во всех четырех корпусах текстов. Композит из песен РФЛ сивогривый не имеет соответствия в рассматриваемых корпусах текстов, зато он встречается в исторических песнях. Лексемы самоцветный и сизокрылый присутствуют во всех четырех словниках, а разноцветный - в двух (в РФЛ и в свадебных песнях). Не имеет аналога в других словниках лексема рябокартавый, которая представляет собой контаминацию двух неоднородных прилагательных: рябый и картавый. Рябый отмечен в словнике южных песен, картавый - русское диалектное слово, не относящееся к цвету. Итак, в колоративном кластере РФЛ содержатся лексемы, регулярно используемые русским фольклором для наименования цветов и выражения оценки. Небольшие расхождения в составе колоративных композитов объясняются богатством возможностей

фольклорного словообразования. 2.2.2. Наименование элементов рельефа. ВШШШШ и их частей. Из лексико-тематпческон ¡руппы РФЛ "Рельеф, его элементы1' почти все лексемы имеют ¡шалот"в'"других словниках: Долина и вОолинушка, луг и вылулска, поле и ноль в являются вариантами литературное / диалектное. Лексемы гора и камень также встречаются в других корпусах несен. 11с имеет соответствия в песнях других регионов только канава, один раз встретившаяся в песнях РФЛ. Полагаем, что единичное словоупотребление одной этой лексемы не может указывать на закономерное отличие этой группы слов РФЛ от других сравниваемых корпусов текстов. Группа слов, обозначающая "водоемы и их части", ,в РФЛ в делом совпадает с аналогичной лексикой северных, южных и свадебных песен с учетом того, что лексему озеро здесь представляет диалектное слово ставок. Итак, состав кластеров "Рельеф" и "Водоемы" можно считать соответствующим аналогичным кластерам других корпусов текстов. 2.2.3. Орнитонимы. В РФЛ представлены все те же птицы, что и в

jaÇjj * л лирÍI^ vua i wKwivB} 3w ^CPIaIîTCî!ííí.í

и «аиста» (диалектное калист). «Ворон» обозначен тремя лексемами: ворон, краклин и крукса. Рябчик встретился в песнях РФЛ только один раз, н то в значении 'блюдо' - "есть рябчика". Диалектным лексемам утя и вутя соответствуют утка я утица в других корпусах т екстов. Ile имеющие совпадения в других словниках лексемы журава, калист. кра/сит и крукса имеют единичное употребление, то есть на примере орнитопимов нам также не удалось заметить радикального отличия лексики РФЛ по отношении! к русским песням на их исконной территории. 2.2.4. Эттшч.еский.нортрет. Почти все лексемы концепта «Портрет» РФЛ имекгг соответствие в других корпусах текстов. Гак, борода, бровь, волосы, глаза, голова, коса, кудри, кудрявый, лицо, очи, уста, шея, щека присутствуют во всех че гырех сравниваемых словниках, ус(ы), ухо, чернобровый - в трех из них. Не нашли отражения в других корпусах текстов только следующие прилагательные РФЛ: губастый, усатый и хохлатый - эпитеты, производные от лексем усы, губы, хохол, отмеченных в других словниках. Композит желтокудря-вый имеет аналог в северных песнях - эпитет белокурый. Таким образом, можно утверждать, что все лексемы РФЛ, представляющие в песнях портрет лирического героя, полностью соответствуют составу данного кластера в других сравниваемых корпусах текстов.

2.3. Сопоставление наиболее значимых в фольклористическом аспекте лексем. «Белый». Сочетаемость лексемы белый в песнях РФЛ вполне соответствует законам русской фольклорной поэтики: белыми являются лирические персонажи, их одежда и все, что их окружает и сл\жит символом любви и молодости. Частотны словосочетания белая лебедка (метафорическое обозначение лирической героини), белое лицо, белая рука (две ключевые детали описания человека в фольклоре), белый шатер (идеализированное место пребывания влюбленных и брачующихся), белый свет

(фразеологизированный знак жизни, мира, начала дня), бетый камень (символический топос русского фольклора - знак жизненного выбора)" «Река». Лексема река в РФЛ употребляется так же, как и в других корпусах текстов: совпадают варианты, наиболее частотные сочетания с существительными, прилагательными и глаголами (движения, нахождения и пересечения). «Голубь». Русский народный фольклор в иноэтническом окружении использует традиционные для русского устного народного творчества формулы в употреблении орнитонимов в тексте лирических песен, что мы смогли проследить и на примере лексем голубь и голубка. «Лицо». На примере существительного лицо нам также удалось подтвердить устойчивость лексического состава и внутритекстовых связей песен РФЛ к влиянию иноязычного этноса.

Русский фольклор Латвии продемонстрировал нам сохранность общей концепции произведений. Стоит отметить также то, что и план выражения достаточно хорошо сохранился.

Глава III. Лексика, отмеченная юльки в лиричсикил псснил РФЛ.

Сравнение словника РФЛ со словниками песен юга и севера России позволило составить список несовпавших лексем (3.1.). Далее из списка были исключены лексемы, не отмеченные в словарях (З.2.). Лексикографическое описание слов, встретившихся только в песнях РФЛ (всего 75 единиц) занимает основную часть данной главы (3.3.). Среди них:

Часть речи Имена существительные Имена прилагательные Глаголы Наречия Общее дли всех частей речи

Кол-во лексем 30 20 21 4 75

Кол-во словоупотреблений 42 26 28 7 103

Средняя частота употребления 1,4 1,3 1,3 1,8 1,4

Далее содержится классификация лексем, характерных для русских народных песен Латвии {З.4.). Для анализа лексем, встретившихся только в корпусе текстов РФЛ, мы применили классификацию, использованную Ф.П. Филиным и составителями СРНГ [Филин 1961; 1994: IV - VI]. В словарном составе диалектов они выделяют несколько групп: 1) лексические диалектизмы; 2) семантические диалектизмы; 3) диалектные словосочетания; 4) фразеологические диалектизмы. I. Лексические диалектизмы были разбиты на несколько подгрупп: а) слова, корни которых отсутствуют в литературном языке (всего 26 лексем и 40 с/у, в т.ч.: сущ. 15 (23 с/у), при-лаг. 3 (5 с/у), глаголов 7 (10 с/у), наречие 1 (2 с/у)): во/а/згать (2), возгры-путь (3), встрагцать (I), вутя (3), зелененги (1), знамитъ (1), корокольчи-стый (3), краклин (1), крукса (1), лотра (1), паертпик (1), паникары (1),перика (1), повонный (1), приукрыкнутъ (1). раб/ый/(1), рели(1), селенги (I), сеньги (2), сочицы (1), суёишица (1), тарарить (1), тережить (I), терёжка (2), черомкшна (6), шамбаны (]); б) слова с корнями, известными в литературном языке, отличающиеся формантами (всего 32 лексемы и 40

с/'у, в т.ч.: сущ. 8 (8 с/у), прилаг. 11 (15 с/у), глаголов 10 (14 с/Ч ), наречий 3 (3 с/у)): бельчистый (1), белянки (1), варея (варя) (1), вороиисто (1), вы-красный I1), вылу.жка (1). высокоишенный (2), досужеиыи (lt. зазголивье (1), зазов <!), зродцы II), криечка (1). кручить (1), иасязливый (1), надкладбтце (1), нажинчистый (4), недоверный (1), непромедливый (1), иесдогадливый (1), поиапраслицы (1). порассвистывать (lj, привзломать (1), нривзобрать (1), прозапамятовать (1), пропрыснуть(З), распростроиться (1), соровноваться (2), сосиуться (1), спюшю/ый' (1), уврсчъ / уврекать (2), хлоноченый (!), шелчистый (1);ъ) сложные слова (были исключены из списка лексем, характерных только для РФЛ, т.к. обе части их известны в литературном языке) г) слова, материально схожие со словами литературного языка, тождественные им семантически, но отличающиеся незначительно фонетическим обликом (всего 11 лексем и 17 с/у) в т.ч.: сущ. 4 (8 с/у), прилаг. 3 (3 с/у), нареч. 1 (3 с/у): апшепичка (3), вдоли-нушка (1), впоймать (1), отмашатъея (1), охвоный (1), примошатъея (1),

ризихьичии pacrtpewteurtttibiu (ij, саиыюшки (jy, скисии (jy, шелиlaiuii

(1). II. Семантические диалектизмы (всего 5 лексем и 5 с/у), в т.ч.: сущ. 3 (3 с/у), прил. 1 (1 с/у) и глагол 1 (1 с/у): душок (]), косастый (I), раёк (1), рассматриваться (1), рассудочек (1); III Фразеологические диалектизмы (1

сочетание и 1 с/у): «до зимы до зимские» (1).

Диалектологический анализ позволил выявить характерные черш поэтической лексики РФЛ (3.5.). Как было отмечено II.Д. Фридрихом, диалекг р>сского старожильческого населения Латгалии "близок языку псковского заселения". Лексика РФЛ также большей частью имеет черты, характерные для западной группы говоров, в частности, значительный массив лексем РФЛ был идентифицирован по ПОС и СРНГ с пометами "Пек." и др. Помимо черг, характерных для языка псковских говоров, в лексике песен РФЛ встретилось немало диалектных особенностей, характерных и для других регионов России: а) как во многих акающих творах, в лексике РФЛ встречаются слова, в которых существует тенденция к устранению начальных сочетаний согласных (например, в словах сдыматься 'вздыматься' и сдымать 'вздымать'); б) как в говорах юго-западной и других диалектных зон, перед группой согласных развился протетический гласный [а] (например, в слове апшеничка); в) в некоторых словах наблюдается восстановление редуцированного (например, в слове досужеиыи 'досужный' и др.); г) замена приставки у- прискшкой в-, а также наличие протстпческого согласного [й] в словах: бзиать вутя и др.; д) формы существительных мн.ч. ж.р. с суф. -j-: вииоградье, полье и др.; е) как в западных среднерусских окающих говорах, основа глагольных форм с согласным [л] на месте [г«], [с]: упраховатъ\ ж) распространение деепричастий с ударным гласным [о] и суф. -мши: взёмши; з) наличие окончания -ы в форме им.пад. мн.ч. существительного глаз (как и в юго-западной зоне). В РФЛ эта форма входит в состав фразеологического

диалектизма "выгалить глазы"; и) как в восточных среднерусских окающих говорах, в частности, во владимиро-поволжской группе, произношение [у] в соответствии с <о> во втором предударном слоге в абсолютном начале слова; в калининских говорах отмечается произношение [у] также и в словах, исконно не имевших начального гласного. В РФЛ: [у\женшпься~, к) как для западной диалектной зоны, для РФЛ характерно ударение на первом слоге у числительных шёстый, сёмый и т.п.; л) как в западной группе говоров южного наречия, пограничных с белорусским языком, распространено произношение [р] вместо [р ' ]: ра-бый, приукрыкнутъ и др.; м) как в некоторых рязанских говорах, в лексике РФЛ употребительны прилагательные со сложными префиксами нес-, нсу-, непро- и др.: непромедливый, несдогадливый, неукорыстный; н) в лексике РФЛ встречаются также явления, которые в говорах имеют индивидуальный характер распространения, например, переходное смягчение задненебного согласного [к'] перед гласным переднего ряда или возникшего в результате смягчения: типарис; и др. Итак, мы склонны считать практически все слова, характерные только для РФЛ, русскими диалектизмами, бесспорное заимствование каких-либо лексем во время бытования русского фольклора в Латвии не подтвердилось.

В результате исследования мы пришли к следующему заключению.

Сравнительный анализ лексики русских народных лирических песен Латвии и различных регионов России позволил нам выяснить, меняется ли язык устного народного творчества, долгое время существующего в окружении иноязычной культуры. Так, русский песенный фольклор в Латвии если и претерпел некоторые изменения по отношению к фольклору, который бытовал на своей исконной территории, то совсем незначительные.

1. В результате сопоставления лексики южных и северных пссен с лексикой песен РФЛ по таким количественным параметрам, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника, мы отметили определенную квантитативную адекватность лексики русской лирической песни в окружении иноязычного этноса лексике народной лирики на территории исконного бытования, что свидетельствует о структурной устойчивости фольклорной речи в условиях иноязычного и инокультурного окружения.

2. При сравнении данных по первым десяти, пятидесяти и ста лексемам частотного словаря был обнаружен также высокий процент совпадения, то есть по соотношению словника и текста песни трех регионов имеют одинаковые количественные закономерности.

3. Статистическая обработка данных машинным путем подтвердила подавляющее большинство наших гипотез относительно однородности сравниваемых словников.

4. Сопоставление наиболее частотных лексем нескольку« корпусов текстов позволило выявить общее «ядро» народно-песенной лексики раз-

~ личных"жанров Тт-регУ(01Ю^"распростра11енйя. Процент совпадения первых ста лексем частотных словарей различных корпусов текстов с песнями РФЛ составляет: с обрядовыми песнями - 59%, с северными песнями - 72%, с южными песнями - 73%, с историческими песнями

- 33%, с былинами -41 %, то есть, максимально приближены к РФЛ по данному параметру частотные словари южных и северных песен: совпадение составило почти три четверти рассматриваемого объема частотных словарей. Характерными лишь для частотного словаря РФЛ оказались шестнадцать высокочастотных лексем. Заметим, что это не больше, чем для других словников.

5. Однотипная квантитативная структура различных корпу сов текстов обнаружила сходное лексическое наполнение. Так, тематический анализ первых ста слов частотного словаря РФЛ в сравнении со словарями южиыа и северных песен, показал, что состав кластеров предметности в РФЛ соответствует составу аналогичных кластеров северных и южных песен в 71 - 82%, состав кластеров процессуальное™ - в 89

- 100%, состав кластеров признаковое™ — в 81%. Модификаторы действия (всего четыре наречия) совпадают на 50%, а кластер количественное™, представленный в РФЛ тремя числительными, полностью соответствует аналогичным кластерам словарей южных и северных песен.

6. В исследованных кластерах «Цвет», «Портрет», «Рельеф и водоемы» и «Птицы» был обнаружен идентичный состав лексем. Аппликация наиболее значимых в фольклористическом аспекте «порфетов слов» дала положительные результаты в плане подтверждения ушойчивости качес! венного состава лексики РФЛ к влиянию латышского и белорусского языков.

7. Дифференцирующий анализ, примененный с целыо выявления последствий языковых и культурных контактов в лексике РФЛ, позволил вычленить лексику, характерную только для русских песен Латвии.

8. Объем несовпавших лексем составил четверть словника РФЛ, что вполне отражает закономерность, проявившуюся при сравнении словников различных корпусов текстов. Наряду с литературными, в это число воптли и диалектные слова с очень низким показателем часто I-ности. За пределами литературного языка осталось всего 205 лексем, из которых в "Словаре русских народных говоров", а также в псковском, смоленском, орловском и других областных словарях западной части России зафиксировано около ста. Большинство из оставшихся лексем имеют ярко выраженный диалектный характер: они либо по звуковому составу близки русским диалектным словам (являются их

вариантами), либо имеют диалектные аффиксы, свойственные лексике русских народных говоров.

9. Спорная этимология характерна лишь для единичных лексем, таких, как лотра, черомишна, краклин, крукса, которые не зафиксированы в русских диалектных словарях, хотя вполне возможно их распространение (как и ряда других рассмотренных лексем) в русских диалектах западной группы говоров. Такие лексемы в течение ряда веков были усвоены на бытовом и культурном уровне русским населением приграничных районов (между Россией и.Латвией, Литвой, Белорусией, Украиной), и нельзя с уверенностью утверждать, что лирическая песня заимствовала их в результате непосредственного соприкосновения с иноязычным этносом, а не усвоила их с потоком диалектных слов от русских носителей устного народного творчества еще до переселения в Латвию.

10. Единичная частота употребления такой лексики указывает на факуль-, lainbiibm лараыер её использовании в лирической асинс.

Итак, исследование лексики РФЛ в квантитативном и качественном

аспектах позволяет сделать вывод о том, что язык русского фольклора остался практически неизменным как канонизированный образец русской

народно-поэтической речи.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Словник и частотный словарь русских лирических песен в Латвии // Фольклорная лексикография: Вып. 9. - Курск, 1997. - С. 22 52.

2. Квантитативная устойчивость лексики русской лирической песни в иноэтническом окружении // Фольклорная лексикография: Вып. 11. — Курск, 1998.-С. 24-32.

3. Лексика русской лирической песни в иноэтническом окружении // Фольклор и мировая культура: Тез. докл. научн. конф. «Юдинские чтения - 98». - Курск, 1998.-с. 71.

4. Особенности анализа таблиц сопряженности в гуманитарных исследованиях // Информатизация образования - 98: Тезисы докл. и выст. Все-росс. конф. (6-8 окт. 1998 г.). - В 2-х частях. Часть 1. - Курск, 1998. -С. 60 - 62 (в соавторстве).

5. Своеобразие лексики русских лирических песен, записанных на территории Латвии // Лингвофольклористика I: Сб.научн.статей. — Курс:;, 1999.-С. 52-57.

6. Сравнение первой сотни высокочастотных лексем в различных фольклорных словарях // Лингвофольклористика 1: Сб.научн.статей. - Курск, 1999. - С. 4 - 15 (в соавторстве).

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Супряга, Светлана Васильевна

Введение.

Глава I. Квантитативная устойчивость лексики русской народной лирической песни в иноэтническом окружении.

1.1. Характеристика частотных параметров лексики лирических песен русского фольклора Латвии в сравнении с лексикой народных песен юга и севера России.

1.2. Сопоставительный анализ лексики лирической песни с точки зрения частеречного соотношения.

1.2.1. Частеречное соотношение словника в целом.

1.2.2. Частеречное соотношение частотной лексики.

1.2.3. Частеречное соотношение лексики с индексом

1.3. Сравнение количественных параметров лексики песен РФЛ с лексикой свадебных обрядовых песен.

1.4. Сопоставление первых ста лексем частотного словаря РФЛ и других словарей русского фольклора.

1.5. Статистическая обработка данных.

Глава II. Содержательный анализ лексики лирической песни РФЛ в сравнении с лексикой русского фольклора на его исконной территории.

2.1. Сопоставление качественного состава высокочастотной лексики словников песен РФЛ, севера и юга России.

2.2. Сопоставление отдельных кластеров.

2.2.1. Цветообозначения.

2.2.2. Наименование элементов рельефа, водоемов и их частей.

2.2.3. Орнитонимы.

2.2.4. Этнический портрет.

2.3. Сопоставление наиболее значимых в фольклористическом аспекте лексем.

2.3.1. «Белый».

2.3.2. «Река».

2.3.3. «Голубь».

2.3.4. «Лицо».

Глава III. Лексика, отмеченная только в лирических песнях

3.1. Сравнение словника лирических песен РФЛ со словниками песен юга и севера России.

3.2. Выявление лексем, не отмеченных в словарях

3.3. Лексикографическое описание слов, встретившихся только в песнях РФЛ.

3.3.1. Имена существительные.

3.3.2. Глаголы.

3.3.3. Имена прилагательные.

3.3.4. Наречия

3.4. Классификация лексем, характерных для русских народных песен Латвии.

3.5. Характерные черты поэтической лексики РФЛ.

Введение диссертации1999 год, автореферат по филологии, Супряга, Светлана Васильевна

Одним из неиссякаемых источников изучения культуры любого народа является фольклор, который представляет собой бесценный материал для исследования истории народа, его языка, помогает лучше понять его ментальность, которая, как известно, проявляется во всем, о чем думает человек, что и как оценивает в жизни, как соотносит быт и бытие [Петренко 1996: 7; Завалишина 1998: 6 - 8].

Ментальность (или менталитет (определение см.: [БЭС 1991: I: 794])) - это то общее, что объединяет сознательное и бессознательное, рациональное и интуитивное, общественное и индивидуальное, теоретическое и практическое [Кондаков 1994: 23].

Менталитет определяют также как многообразие смыслов и значений, так или иначе ассоциирующихся с проблемой национального своеобразия. Ментальность отражается в языке и в форме ключевых слов, и в частотности тех или иных грамматических категорий и структур. [Гуревич, Шульман 1995; Хроленко 1996; Вежбицкая 1997 и др.].

Так, "фольклорные материалы, собранные среди русского старожильческого населения Латвии, широко отражают его историю, быт, обычаи и язык, а также подтверждают взаимное культурное влияние русского, белорусского и латышского народов" [Фридрих 1972: 4]. Поэтому сборник материалов по русскому старожильческому фольклору Латвии И.Д. Фридриха "Русский фольклор в Латвии. Песни, обряды, детский фольклор" [1972] "представляет собой ценный источник для более глубокого изучения языковых процессов и связей русских островных говоров в иноязычном окружении" [Семёнова 1972: 11].

Собирание фольклора среди русского старожильческого населения Латвии было начато И.Д. Фридрихом в 1926 году. В то время русское население на территории Латвии было сосредоточено преимущественно в

Латгалии, значительное количество русских проживало и в Курземе, Вид-земе, а также в Риге и других городах Латвии. В Латгалии они жили повсеместно, в некоторых районах очень сосредоточенно, в других - островками среди белорусского и латышского населения, в Курземе - в окрестностях Илуксте и Талей, в Видземе - в окрестностях Педедзе, в Риге - на так называемом Московском форштадте и Красной Двине.

Историческое прошлое русских, живущих в тех местностях, где делались записи фольклора, весьма своеобразно. Процесс переселения их на территорию Латвии продолжался в течение ряда веков, и в его основе лежали различные, порой очень сложные историко-экономические факторы.

Среди русских, оседавших на постоянное жительство в Латвии, были различные по своему социальному положению люди. На путях «из варяг в греки» поселения торговых людей возникали еще в конце I тысячелетия н.э.

Позднее, спасаясь от преследований за религиозные убеждения, на земли, населенные исконным латышским населением, из России бежали последователи различных религиозных сект и раскольники-старообрядцы. Во время многочисленных войн, происходивших на латышских землях, здесь оставались русские пленные и больные воины. Не имея сил сносить тяготы жизни у себя на родине, здесь искали лучшей участи тягловые и крепостные люди. Помещики насильно переселяли в свои опустошенные войнами и эпидемиями поместья людей из других местностей. Общее число русских переселенцев на территории Латвии пополнялось и за счет аракчеевских поселений, «пахотных солдат». С началом развития капитализма в городах Латвии стали оседать русские, искавшие заработка. Новые поселенцы приносили с собой сложившиеся в родных местах обычаи и традиции. В некоторые исторические периоды русские, живущие в Латвии, были изолированы от остальной части русского народа, и бытовавшие среди населения памятники устного творчества оказывались как бы законсервированными [Фридрих 1972: 3-8].

И.Д. Фридрих отмечает, что традиционные произведения устного народного творчества русских старожилов из северо-восточной Латгалии и окрестностей Педедзе отличаются от фольклора, собранного в остальных частях республики, своим ярко выраженным псково-новгородским характером. В западной, юго-западной Латгалии и в окрестностях Илуксте они отражают особенности тех местностей, откуда были принесены, и на них также сказывается влияние близкого соседства с латышским и белорусским народами, которое заметно и в говорах. Элементы общие с белорусским языком наблюдаются повсеместно [Фридрих 1972: 3-5].

Изучение некоторых из этих говоров началось уже давно, но имеющиеся сведения очень неполны и случайны. Многие данные теперь уже устарели (См. об этом: [Семенова 1972: 11-12]). "Собирание диалектного материала русских старожильческих говоров Латгалии еще продолжалось на момент публикации сборника Фридриха, но уже в то время имелся ряд научных работ, созданных на основе собранного материала" [Семенова 1972: 12] (перечень работ см.: [Семенова 1972 : 19 -20]). В последующие годы в печати появилось еще определенное количество сборников и статей по фольклору и обрядам русского населения Прибалтики, и Латвии в частности. (См.: "Фольклор русского населения Прибалтики" [1976]; [Макашина 1979]; "Живое слово" [1999] и др.) На протяжении нескольких лет выходит сборник статей "Балто-славянские исследования" [1981, 1982, 1984, 1987], в котором ряд работ посвящен культурным и языковым контактам славянского и балтийского народов [Брейдак 1981; Думпе, Паэгле 1982; Откупщиков 1984 и др.]. К этой теме обращаются и авторы некоторых статей сборника "Фольклор балтских народов" [1968]. Так, вопрос о влиянии длительных исторических контактов латышского и русского народов на их фольклор поднимает

Я.Б. Дарбиниеце в статье «Общность мотивов в латышском и русском песенном фольклоре» (на материале военных песен). Он, в частности, пишет: «.Интересным представляется выяснить, как отражаются контакты между народами на одном из фольклорных жанров, какие и насколько глубокие следы оставило на нем общение с другими народами. Латышская народная поэзия формировалась наряду с творчеством других народов и является составной частью творчества народов мира со всем общим, что присуще многим народам, и со своими специфическими чертами, принадлежащими лишь латышам. . .Имеется достаточно доказательств того, что судьбы латышского и русского народов складывались сходным образом и всегда были тесно связаны. Если в области историографии и языкознания известная часть работы уже проделана, то в латышской фольклористике она только начинается. Цель ее - выявить свидетельства фольклора о культурных взаимосвязях обоих народов». На основании своего исследования автор делает следующий вывод: «Проведенное сопоставление песен военной тематики указывает на возможность сходства в области тематики, мотивов и частично образов. Сопоставляемый материал в своем внешнем проявлении довольно далек, различен. Его сходство меньше, чем, скажем, между латышскими и литовскими песнями. Однако, принимая во внимание, что это балтский и славянский материал, после более глубокого и детального анализа можно констатировать довольно большое сходство основных линий. Порой оно скрыто в силу того, что сходные сюжеты и мотивы как в латышской, так и в русской поэзии решены с помощью различных, самобытных художественных средств выразительности. Сходство целых песен является, по-видимому, большей частью отражением историко-культурных связей. В сходстве мотивов проявляются различные взаимоотношения между обоими народами» [Дарбиниеце 1968: 105, 134- 135].

Р. Дризуле, рассматривая «сходные образы и мотивы сиротских свадебных песен», замечает: «Можно полагать, что сиротские свадебные песни сложились на основе древних свадебных плачей невесты, которые в Латвии уже давно исчезли, но обнаруживаются еще в литовской, белорусской и русской традиционной свадебной церемонии и песнях» [Дризуле 1968].

Многие ученые занимались исследованием общедиалектного фонда соседствующих языков [Ларин 1967; Федоров 1969; Филин 1972; Зайцева 1973; Зализняк 1982; и др.].

Бесспорно, диалектная лексика является важнейшим источником для этимологических исследований, для реконструкции прошлого состояния русского и других славянских языков, для решения вопросов, связанных с образованием национального языка и т.п. Все более очевидной становится "важность и необходимость изучения диалектной лексики как определенной системы, развивающейся в особых социально-исторических условиях" [Сороколетов 1978: 4].

То, что в языке фольклора присутствуют диалектизмы, отмечали многие исследователи народно-песенной лексики [Оссовецкий 1958; Зайцева 1958, 1965, 1973; Богатырев 1962; Евгеньева 1963; Петенева 1974; Сороколетов 1974^ 2; Гельгардт 1977; Богословская 1985; Хроленко 1991; Добрякова 1993; Моргунова 1996^2 и др.].

Так, И.А. Оссовецкий пишет: "В каждой местности бытует фольклор, который хотя и исполняется на диалекте этой же местности, но в жанровом отношении, а также по сюжетам, по системе изобразительных средств и т.д. очень близок к фольклору другой, соседней местности. Такая жанрово-тематическая и образно-поэтическая общность, "похожесть" русского фольклора разных местностей, а также междиалектные языковые связи приводят, в частности, к тому, что в фольклоре вырабатываются языковые образования, выходящие за пределы сферы распространения данного диалекта; создаются произведения, язык которых нельзя ограничить узкими рамками одного диалекта. Таков, например, язык многих лирических песен, территория бытования которых совпадает не с территорией распространения того или иного диалекта, а с территорией распространения всего русского языка. Широкая область распространения таких песен и специфика их художественной формы указывают, что язык этих песен - явление общенародное, а не только диалектное [Оссовецкий 1958: 173].

В материалах сборника И.Д. Фридриха также присутствует определенный процент диалектной лексики, которую мы не могли оставить без внимания (См. главу III).

Еще в 1863 году классик литературной науки и великолепный знаток фольклора А.Н. Веселовский в журнале, выпускаемом министерством народного просвещения, так высказался о теории заимствования: «Влияние чужого элемента всегда обусловливается его внутренним согласием с уровнем той среды, на которую ему приходится действовать. Все, что слишком резко вырывается из этого уровня, остается непонятым или пой-мется по-своему, уравновесится с окружающей средой. Таким образом, самостоятельное развитие народа, подверженного письменным влияниям чужих литератур, остается ненарушенным в главных чертах: влияние действует более в ширщну, чем в глубину, оно более дает материала, чем вносит новые идеи. Идею создает сам народ, такую, какая возможна в данном состоянии его развития» [Горский 1989: 21]. (См. также: [Веселовский 1989: 157 - 294]) Думается, это замечание А.Н. Веселовского в полной мере характерно и для устного народного творчества.

Изучением фольклора в иноэтническом окружении занимались и занимаются на данный момент многие ученые. Опубликованы сборники и статьи по этой теме: "Русский фольклор в Литве: Исследование и публикация Н.К. Митропольской (сказки, песни, заговоры, пословицы, загадки, частушки) [1975]; "Песни и сказки русского населения Литвы" [1976]; "Русский традиционный фольклор на территории Литовской ССР" сказки, песни) [1977]; «Зеленый моя вишенка» - собрание песен липован, проживающих в Румынии [Маринеску 1978], "Лексика с неполногласием и полногласием в разговорной речи и фольклоре липован" [Винцелер, Вин-целер 1978]; "Русский фольклор в иноязычной среде" (исследование сборника Маринеску) [Власова 1981]; "Русский фольклор и иные фольклорные традиции" [Смирнов 1991]; "Сказки и типология культурных контактов" (выявлены особенности контактов между близкими в культурном отношении этносами, к которым относятся славяне и финно-угорские народы) [Костюхин 1993]; "Фольклор русских в иноэтническом окружении" [Головин 1995]; "Очерки традиционной культуры народов Поволжья" [Золотова, Данилов 1996]; "Таусеневые песни русских Поволжья: региональное своеобразие и межэтнические связи" [Золотова 1997]; "Там, где поют русские песни" [Бахтин 1998]; "Представления о "чужом народе" в Уржумском районе" (о взаимоотношениях русской и марийской традиций) [Давыдова 1998]; "Русскую душу лучше выяснять на русском языке" [Никитина 1999]; "Живое слово: Фольклор русских старожилов Литвы" [1999]; "Экспедиции в русские старообрядческие поселения Польши, Румынии, Болгарии и Монголии" [Бахтин 1999] и др.

Так, исследователь русского фольклора Литвы Ю.А. Новиков отмечает сходства и различия в способах формирования и бытования русской традиционной культуры в Литве и в Латвии. Он отмечает, в частности, что русская община в Литве (как и в Латвии) на протяжении нескольких веков пополнялась выходцами из разных областей России, но тем не менее это не привело к пестроте местной фольклорной традиции: "разумеется, у потомков псковичей и новгородцев, туляков и смолян были определенные различия и в репертуаре, и в манере исполнения фольклорных произведений, но многие из них довольно быстро нивелировались, сошли на нет - тенденция к унификации оказалась сильнее. <.> Судя по фольклорным и диалектологическим материалам, собранным во второй половине XX столетия, в русской диаспоре доминировало псковское "наследие", подчинявшее своему мощному влиянию более слабые проявления других региональных традиций. Определенную роль сыграла также миграция русских переселенцев внутри Литвы." [Живое слово 1999: 4]. Несмотря на географическую удаленность от своей прародины, русские старожилы Литвы не были от нее изолированы. Не чувствовали себя оторванными от родных корней: их фольклорная традиция оказалась открытой для восприятия и реализации общерусских тенденций развития духовной культуры в XIX - XX столетиях. Вместе с тем на систему фольклорных жанров, на репертуар и даже на стиль местных певцов и рассказчиков определенный отпечаток наложили длительные контакты с соседними народами, прежде всего с литовцами. Ю.А. Новиков отмечает, что для Литвы, в отличие от Латвии, не характерны компактные, тяготеющие к замкнутому образу жизни русские общины: «Как правило, русские деревни соседствуют с литовскими, а еще чаще население в них смешанное - литовцы, русские, поляки, белорусы. Это создавало исключительно благоприятные условия для взаимодействия и взаимообогащения культур, формирования особой фольклорной среды, базирующейся на свободном владении двумя или несколькими языками. Наиболее ощутимо это проявилось в сказках, произведениях несказочной прозы, пословицах и поговорках» [Живое слово 1999: 5].

B.C. Бахтин замечает, что "в фольклоре постоянно взаимодействуют две тенденции. Одна ведет к обновлению текста, другая направлена на его сохранение. Исполнитель всегда хочет воспроизвести текст как можно точнее. При этом, если слово непонятно, он стремится найти подходящее по звуковому облику. В текстах, которые связаны с ритмом, с мелодией, темные места появляются чаще, чем в свободно организуемой прозе. Исполнители эти темные места добросовестно повторяют <.> Темные места в принципе становятся местами, где импровизация, фантазия, то есть творчество, протекают активнее всего" [Бахтин 1999: 40 - 42].

B.C. Бахтин указывает на то, что в Европе, в отличие от самой России, жизнь русского фольклора протекала в основном и до определенного периода по естественным законам, когда преобразование и угасание традиции устного художественного слова происходило очень медленно. "Собиратель как бы оказывается в условиях, которые существовали в России сто лет назад. <.> Глушь и свобода, сохранившие, по определению А.Ф. Гильфердинга, русский эпос на Севере, первоначально были достоянием и старообрядцев-переселенцев. Они всегда выбирали самые отдаленные, труднодоступные места" [Бахтин 1999: 42].

Ю.А. Давыдова, изучив культурные контакты русского и марийского населения в Уржумском районе, приходит к выводу о том, что в ситуации сосуществования каждый этнос стремится к консервации «своей» традиционной культуры, к выявлению этого «своего», то есть к противопоставлению всем «чужим» социумам. Таким образом, основой идентификации и самоидентификации является оппозиция свое / чужое, которая реализуется в ряде конкретных противопоставлений, относящихся к самым разным сторонам жизни и быта: антропологическим и психическим особенностям народа, языку, верованиям, праздникам, национальному костюму, пище и др. <. .> Возникшие на основе подобных оппозиций представления реализуются в фольклорных текстах (поверьях, суевериях, преданиях, легендах, сказках и др.) <. .> В то же время, в народном творчестве соседних народов нельзя не отметить сходства ряда сюжетов, мотивов и персонажей» [Давыдова 1998: 35 - 37].

З.И. Власова, приводя в своей статье высказывание М. Маринеску, составителя сборника песенной поэзии липован, о том, что липоване сохранили народную поэзию "в таком чистом виде, в каком ее трудно сейчас обнаружить среди массива, от которого она когда-то оторвалась.", замечает: "Если под "массивом" имеется в виду русский традиционный фольклор, то пока рано утверждать, что его трудно встретить "в чистом виде". - И тем не менее, делает следующее заключение: "Верность национальным обычаям, стремление сохранить свою поэзию и язык естественны для представителей любой народности, оказавшихся в инородном и иноязычном окружении. Лишенные родины, люди стремятся сохранить с ней хотя бы духовную связь и берегут язык и поэзию предков как самое драгоценное состояние. Об этом свидетельствуют записи фольклора от русского населения не только Румынии, но и Молдавии, Казахстана, прибалтийских республик СССР, Финляндии" [Власова 1981: 195].

С.Е. Никитина утверждает, что "сохранение своей культуры, языка, старого фольклорного репертуара и усвоение чужих культурных форм, начиная со случайного заимствования и до глубокой ассимиляции, возможное развитие новых жанров, связанное с поворотами в истории переселенцев, - все это зависит от разных факторов. .Для того, чтобы в иноэтническом окружении могла сохраниться традиционная культура, нужны определенные условия". "Хранителем древности", - по ее мнению, - группа может стать, если она имеет, во-первых, к моменту переселения достаточно мощную фольклорную традицию, способную трансформироваться и адаптироваться, оставаясь самой собой, во-вторых, компактное поселение, где люди постоянно общаются и ведут одинаковый или сходный образ жизни, экономически их более или менее удовлетворяющий; в-третьих, ощущение себя как единого социума, объединенного общими жизненными и религиозными установками, то есть системой ценностей; в-четвертых, (в наше время это особенно важно), высокую степень самоидентификации, выражающуюся, в частности, в сознательном применении усилий для сохранения своей культуры" [Никитина 1999: 36].

В качестве доказательства того, что русское население стремилось максимально сохранить свою песенную традицию и на территории Латвии, можно привести слова И.Д. Фридриха: "Среди сделанных записей встречались песни, сюжет которых состоял из нескольких самостоятельных песен. Некоторые из созданных таким образом песен оказывались настолько удачными, что в таком виде они начинали бытовать среди народа" [Фридрих 1972: 77].

Стало ли русское население Латвии тем самым "хранителем древности", о котором говорит С.Е. Никитина, нам предстоит выяснить в ходе данного исследования.

Фольклористическая наука одной из первых осознала новый интернациональный контекст бытования памятников народного поэтического творчества, ведь "сохранение культурной среды - задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы. Если природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная среда столь же необходима для его духовной, нравственной жизни, для его "духовной оседлости", для его привязанности к родным местам, для его нравственной самодисциплины и социальности. А между тем вопрос о нравственной экологии не только не изучается, он даже и не поставлен нашей наукой как нечто целое и жизненно важное для человека" [Лихачев 1984: 54].

Следует отметить, что русская песня играет значительную роль в современной духовной культуре [Налепин 1991:70-71].

Чем многообразнее, богаче по форме и содержанию объект изучения, чем сложнее и шире выдвигаемые в процессе исследования проблемы, тем более емким и многогранным должен быть метод исследовательской работы. И тем сильнее в такой ситуации столкновение различных подходов, взглядов, обоснований. Наглядное свидетельство тому - весь процесс развития фольклористики. "Решение выдвинутых проблем требует каких-то специфических аспектов, специальных методических приемов" [Кокаре 1991: 23].

Традиционный фольклор сегодня находится в ожидании нетрадиционной фольклористики. И, возможно, главным признаком этой ожидаемой науки явится методология наименее агрессивная по отношению к своему объекту, наименее "подавляющая" его.

Фольклористика XIX века, столкнувшись с хаосом фольклора, пошла по пути современной ей научной парадигмы, а именно стала вносить в «хаос» реальный свой (научный!) порядок, свою «непогрешимую» логику, свою классификацию и систематизацию, то есть время от времени сводить реальный «хаос» к выдуманному порядку [Земцовский 1983: 17-24].

В XX веке такие ученые, как В.Я. Пропп, А.П. Евгеньева, A.B. Дес-ницкая, П.Г. Богатырев, И.А. Оссовецкий, Д.С. Лихачев, С.Г. Лазутин, С.Е. Никитина, А.Т. Хроленко, Е.Б. Артеменко и другие, разрабатывали и разрабатывают различные теоретитческие и практические подходы к изучению языка фольклора (См., например: [Пропп 1969,1976; Евгеньева 1939, 1963; Десницкая 1970; Богатырев 1962, 1971, 1973!; 2; Оссовецкий 1952, 1958, 1975, 1977, 1979; Лихачев 1979, 1984; Лазутин 1959, 1965; Никитина 1982, 1993, 1996; Хроленко 1974, 1976, 1979, 1981, 1983, 1984, 1990, 1991, 1992, 1998; Артеменко 1974, 1977, 1978, 1985, 1988, 1994; Мальцев 1989; Петенева 1974, 1989; Фроянов, Юдин 1997 и др.].

Так, на данном этапе вполне сформировалась наука, именуемая лингвофольклористикой. А.Т. Хроленко дает следующее определение: "Лингвофольклористика - дисциплина, выделившаяся сравнительно недавно на стыке таких гуманитарных наук, как языкознание и фольклористика. В самом общем виде лингвофольклористику можно определить как область филологических знаний о языке фольклора."

Хроленко 19922: 153 - 166] (См. также: [Хроленко 19742: 36 - 41; 1974г. 9 -23].

Проблемами языка фольклора сегодня занимается очень широкий круг ученых, существует несколько "своеобразных центров лингво-фольклористики, для которых языковедческая проблематика является преобладающей" (См.: [Хроленко 19922: 156]).

Предлагаемое исследование также подчинено общей задаче, решаемой курскими учеными в рамках проекта составления Словаря языка русского фольклора (См.: [Хроленко 1997: 6 - 7]).

Как первый шаг лексикографического упорядочения материала предполагается составление частотных словарей [Хроленко 19791: 230].

К настоящему времени вполне окрепло и уже дало науке и практике ряд самостоятельных исследовательских работ то направление, которое Б.Н. Головин называет "лексикографической статистикой" [Головин 1970: 167]; это направление свою главную задачу видит в создании частотных словарей и разрабатывает связанные с этой задачей вопросы теории и методики.

На данный момент составлено значительное количество словников и частотных словарей по различным произведениям устного народного творчества, в том числе по былинам, историческим, обрядовым и необрядовым песням, записанным многими собирателями русского фольклора (См. сборники научных трудов "Фольклорная лексикография").

Количественные параметры являются важной частью любого научного исследования. Трудно переоценить их роль и при изучении языка фольклора. Они способны подсказать исследователю не только направление поиска, но и зачастую являются тем необходимым фундаментом, на котором строятся многие научные гипотезы и выводы. Количественные параметры могут сигнализировать как об общеязыковых закономерностях, так и о чисто фольклорных особенностях народно-песенной лексики.

Особенно важна для исследования языка фольклора квантитативная методика с элементами статистического анализа, так как "крайне важно вдуматься в реальные, природой языка созидаемые основания вероятностно-статистического исследования языка и речи. Полезно задуматься и о том, в каких общих и необходимых условиях может быть достигнуто успешное применение статистики для решения лингвистических задач" [Головин 1970: 10-11]. Опыт языковедческой и литературоведческой наук позволяет утверждать, что одним из реальных оснований применения статистики в изучении языка и речи нужно признать наличие в языке количественных признаков, количественных характеристик (См.: [Головин 1970: 11]).

Сегодня особенно активно обсуждаются и разрабатываются как теория, так и практика статистической обработки данных в лингвистике в целом, и в фольклористике в частности (См.: [Головин 1970; Кимбл 1982; Маслак 1998^2; Маслак, Петрова, Супряга 1998; и др.]).

Если рассматривать язык фольклора как структуру, элементы которой функционируют в речи и развиваются, подчиняясь тем или иным вероятностно-статистическим законам, то становится понятной объективная необходимость использования статистической методики.

Б.Н. Головин выделяет два основных условия успешного применения статистики в языкознании: (1) союз статистики с традиционными методиками качественного анализа языка (необходим продуманный и гибкий союз различных методик, меняющийся в зависимости от особенностей лингвистических задач); (2) более или менее отчетливое понимание ученым типов лингвистических задач, решаемых на базе статистики, понимание возможностей статистики в различных областях языковой структуры и на разных ступенях исследовательской абстракции от конкретного языкового или речевого материала [Головин 1970: 17-18].

Несмотря на всю важность статистики, основой лексикографической обработки фольклорного материала является соотносительность слов в устно-поэтическом контексте. Реализацией этого станет обязательный учет трех аспектов - ассоциативности, валентности и идиоматичности. Под ассоциативностью понимается соотношение данного слова с другими словами той же части речи в пределах одного песенного контекста. Валентность - способность слова вступать в словосочетания с другими словами. Идиоматичностъ - вхождение слова в устойчивые словесные комплексы [Хроленко 1979^ 236].

Три эти аспекта обязательно учитываются при комплексном лексикографическом описании фольклорного слова.

Итак, исходя из сказанного выше, можно судить об актуальности данного исследования. Обращение к изучению устного народного творчества в иноэтническом окружении обусловлено повышенным интересом к русской народной духовной культуре в целом и нерешенностью многих вопросов, связанных с изучением русского народно-поэтического творчества в условиях длительной изоляции, в частности.

Объектом исследования стала русская народная лирическая песня, записанная на территории Латвии.

Предметом исследования является лексический ярус русской народной песни, долгое время бытовавшей в окружении иноязычного этноса.

Базой эмпирического материала для сопоставительного анализа послужили словники, составленные по русским песням, собранным И.Д.

Фридрихом в Латвии [Супряга 1997: 22 - 52], а также по сборникам русского фольклора, записанного в различных регионах России [Моргунова 1995: 14 - 48; Климас 1998г. 41 - 72; Петрова 19982: 42 - 70; Шишкова 19982: 21 - 36; Крисанова 1998: 37 - 64 и др.].

Словник песен русского фольклора Латвии (далее - РФЛ) составлен нами на основе следующих разделов сборника И.Д. Фридриха "Русский фольклор в Латвии: Песни, обряды и детский фольклор" [1972]: календарно-обрядовая поэзия (52 текста); песни свадебного обряда (155 текстов); необрядовые песни (любовные и семейные: 52 и 58 текстов соответственно), относя все эти произведения устного народного творчества к лирическим, так как они служат "для выражения эмоционального отношения к окружающему миру" [Колпакова 1962: 26]. (См. также: [Артеменко 1974: 4; 1977: 27; Лазутин 1965: 11]. Календарно-обрядовые песни рассматривались нами как лирические также на основании замечания И.Д. Фридриха: "В календарные праздники, кроме обрядовых песен, стали исполняться и необрядовые. Это были обычные лирические песни, особенно любимые, а потому с охотой исполнявшиеся при первом удобном случае. <.> К началу моей собирательной работы исполнение лирических песен вместо обрядовых наблюдалось повсеместно и в дальнейшем все более возрастало" [Фридрих 1972: 23].

Цель работы: исследовать лексику русской народной лирической песни, бытовавшей длительное время на территории Латвии, определить ее своеобразие в сравнении с лексикой лирических песен России, выяснить, претерпела ли она заметные изменения под влиянием иноязычной культуры или осталась непроницаемой и неизменной.

Поставленная цель обусловила следующие задачи исследования:

- создание словоуказателя, словника и частотного словаря русской народной лирической песни в Латвии;

- установление квантитативной устойчивости лексики русской лирической песни в иноэтническом окружении по некоторым основным параметрам (частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника и другим);

- статистическая обработка данных;

- определение сопоставляемых фрагментов фольклорной картины мира, составление тематических кластеров;

- выявление корпуса лексем, репрезентирующих каждый фрагмент;

- составление лексикографического описания отдельных лексем в форме словарных статей;

- методом аппликации словарных статей, описывающих лексемы, которые соответствуют одному и тому же концепту в различных корпусах текстов, выявить сходство и различие в семантической структуре лексем и их внутритекстовых связях;

- выявление лексем, характерных только для русских лирических песен Латвии, их лексикографическое описание, этимологический и диалектологический анализ;

- выяснение влияния иноязычного этноса на лексику русских лирических песен.

Научная новизна заключается в том, что это первое системное исследование народно-поэтической лексики в условиях иноэтнического окружения вообще и в Латвии в частности.

Теоретическая значимость и практическая ценность работы

Исследование способствует решению теоретических проблем лин-гвофольклористики, теории языка, культурологии. Материалы могут быть использованы в лексикографии, курсах русской диалектологии, современного русского языка и фольклористики.

Основные методы исследования

Предлагаемое исследование носит комплексный характер, а потому потребовало привлечения системы исследовательских методов, методик и приемов, среди которых особенно активно использовались методы описательный и сопоставительный, методика компонентного и квантитативного анализов, применялась статистическая обработка данных машинным методом. Количественные данные использовались также в качестве показателя какой-либо тенденции - это так называемый симптоматический анализ. Использовался в работе и анализ лексико-семантических групп, проводилась регулярная проверка по словарям. При исследовании лингвистической стороны народно-песенных текстов учитывался фольклористический аспект.

Активно использовался в работе предложенный курскими лингво-фольклористами прием аппликации лексикографических «портретов» слова (См.: [Хроленко, Климас, Моргунова 1994: 7-11]).

Лексикографический портрет" слова в нашем понимании состоит из семи структурных частей: (1) идентифицирующей; (2) парадигматической; (3) синтагматической; (4) парадигматикосинтагматической; (5) словообразовательной; (6) функциональной; (7) дополнительно-информационной.

Идентифицирующая часть состоит из следующих элементов: а) база статьи; б) заглавное слово; в) количество словоупотреблений; г) толкование; д) иллюстрация. Парадигматическая часть включает в себя два элемента: а) варианты слова; б) изофункциональные слова. Синтагматическая часть фиксирует все текстовые связи слова в пределах стихотворной строки или смежных строк. Парадигматико-синтагматическая часть передает ту специфическую связь слова с другими словами в фольклорном тексте, которую исследователи называют "вертикальными связями", ассоциативным рядом, ассоциативным комплексом, дискретно-ритмической конструкцией. Словообразовательная часть актуализируется только в тех случаях, когда описывается слово с затемненной семантикой ("темные слова"), требующие этимологической, по сути словообразовательной справки. Функциональная часть отмечает участие слова в устойчивых поэтических приемах (символ, метафора, сравнение, метаморфоза, параллелизм и т. п.)1. Подается в форме иллюстрации. Функциональной характеристикой является способность слова входить в состав фразеологизмов (используется принятый в лексикографии знак фразеологизма <>). Дополнительно - информационная часть носит факультативный характер. В ней могут быть сообщения: а) о месте бытования лексемы (если это яркая региональная черта); б) об идиолектности (принадлежности к речи одного исполнителя); в) об окказиональности слова или словоформы; г) другая информация. Авторство словарной статьи фиксируется знаком ©.

При составлении словарных статей использовались следующие условные обозначения, предложенные А.Т. Хроленко и М.А. Бобуновой:

1 См.: [Веселовский 1989: 101 - 143; Оссовецкий 1979: 213-228 и др.] база статьи (корпус лексикографически представленных текстов); заглавное слово (количество словоупотреблений); "толкование" (где это требуется); иллюстрация; ||: изофункциональные слова; =: варианты акцентные, морфемные и иные, включая диминутивы; S: связи с существительными; А: связи с прилагательными; V: связи с глаголами; N: связи с числительными; Adv: связи с наречиями; /./: ассоциативные ряды; +: дополнительная информация, комментарии.

Отметим, что при реальном лексикографическом описании той или иной лексемы отдельные блоки структуры статьи окажутся пустыми. Это зависит от (1) количества словоупотреблений лексемы; (2) от частеречной принадлежности ее; (3) от ее функции в поэтическом тексте; и др.

Если лексема представлена всего одним словоупотреблением (или двумя в случае повтора), мы ограничиваемся текстовой иллюстрацией и связи лексемы не описываем, поскольку они очевидны [Бобунова, Хроленко 1999: 5 - 7].

Каждый фрагмент лирической картины мира репрезентируется определенной совокупностью лексем различной частеречной принадлежности. Этот набор лексем принято именовать кластером. Кластер (англ. cluster - "кисть, рой") - это объединение языковых элементов, обладающих некоторыми общими признаками [Комлев 1995: 57]. Кластерный подход в нашем представлении - это лексикографическое описание всех входящих в кластер лексем с параллельным установлением всех связей каждого слова с остальными словами, представляющими один и тот же фрагмент фольклорной картины мира [Бобунова, Хроленко 1999: 10].

Апробация.

Основные идеи и результаты диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка Курского госпедуни-верситета, излагались на аспирантско-докторантских семинарах Лаборатории фольклорной лексикографии КГПУ (1996 - 1999 гг.), представлены в материалах научных конференций "Юдинские чтения - 98: Фольклор и мировая культура"; "Информатизация образования - 98" (в соавторстве), а также в четырех публикациях [1996 - 1999] (одна из них - в соавторстве).

Положения, выносимые на защиту:

1. По таким количественным параметрам, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника, обнаруживается и статистически подтверждается определенная квантитативная устойчивость лексики русской лирической песни в окружении иноязычного этноса.

2. Однородный структурный состав различных корпусов текстов обнаруживает сходное лексическое наполнение.

3. Лексика, характерная только для лирических песен Латвии, имеет единичную частоту употребления и содержит высокий процент диалектных слов (чаще всего это словообразовательные, лексические и лексико-фонетические диалектизмы).

4. Язык русского народного поэтического фольклора Латвии устойчив к иноэтническому влиянию.

Структура работы.

Диссертационное сочинение состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, включающего словник и частотный словарь РФЛ, список сокращений, список использованной литературы (более двухсот сорока наименований), таблицы для проверки гипотез однородности словников критерием «хи-квадрат», список лексем, характерных только для РФЛ, кластеры словарных статей. Текст изложен на 186 страницах рукописи.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лексика русской народной лирической песни в иноэтническом окружении"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сравнительный анализ лексики русских народных лирических песен Латвии и различных регионов России позволил нам выяснить, меняется ли язык устного народного творчества, долгое время существующего в окружении иноязычной культуры.

Так, русский фольклор в Латвии (в данном случае песенный фольклор) если и претерпел некоторые изменения по отношению к фольклору, который бытовал на своей исконной территории, то совсем незначительные.

1. В результате сопоставления лексики южных и северных песен с лексикой песен РФЛ по таким количественным параметрам, как частотность, коэффициент лексического разнообразия словаря, процент содержания в нем низкочастотной и высокочастотной лексики, частеречный состав словника, мы отметили определенную квантитативную адекватность лексики русской лирической песни в окружении иноязычного этноса лексике народной лирики на территории исконного бытования, что свидетельствует о структурной устойчивости фольклорной речи в условиях иноязычного и инокультурного окружения.

2. При сравнении данных по первым десяти, пятидесяти и ста лексемам частотного словаря был обнаружен также высокий процент совпадения, то есть по соотношению словника и текста песни трех регионов имеют одинаковые количественные закономерности.

3. Статистическая обработка данных машинным путем подтвердила подавляющее большинство наших гипотез относительно однородности сравниваемых словников.

4. Сопоставление наиболее частотных лексем нескольких корпусов текстов позволило выявить общее «ядро» народно-песенной лексики различных жанров и регионов распространения. Так, среди ста наиболее частотных слов лирических песен РФЛ было обнаружено двадцать общих для всех словарей. Общими для словников песен оказались (помимо двадцати) еще семь лексем первых ста единиц частотного словаря РФЛ (всего более четверти сравниваемых объемов). С частотными словарями лирических песен (обрядовые, северные и южные) у словаря РФЛ общими являются еще двадцать частотных лексем. С учетом уже упомянутых двадцати семи в первой сотне слов частотного словаря РФЛ содержится сорок семь лексем, общих для первых ста слов всех сопоставляемых нами частотных словарей лирических песен (почти половина от сравниваемого количества высокочастотных слов). Процент совпадения первых ста лексем частотных словарей различных корпусов текстов с песнями РФЛ составляет: с обрядовыми песнями - 59%, с северными песнями - 72%, с южными песнями - 73%, с историческими песнями - 33%, с былинами - 41 %. Таким образом, максимально приближены к РФЛ по данному параметру частотные словари южных и северных песен: совпадение составило почти три четверти рассматриваемого объема частотных словарей. Характерными лишь для частотного словаря РФЛ оказались шестнадцать высокочастотных лексем (что составляет 16% от рассматриваемого объема). Заметим, что это не больше, чем для других словников.

5. Однотипная квантитативная структура различных корпусов текстов обнаружила сходное лексическое наполнение. Так, тематический анализ первых ста слов частотного словаря РФЛ в сравнении со словарями южных и северных песен, показал, что состав кластеров предметности, представленный именами существительными, в РФЛ соответствует составу аналогичных кластеров северных и южных песен в 71 - 82%, состав кластеров процессуально-сти, представленных глаголами, - в 89 - 100%, состав кластеров признаковости (имена прилагательные) - в 81%. Модификаторы действия (всего четыре наречия) совпадают на 50%, а кластер ко-личественности, представленный в РФЛ тремя числительными, полностью соответствует аналогичным кластерам словарей южных и северных песен.

6. В исследованных кластерах «Цвет», «Портрет», «Рельеф» и «Птицы» был обнаружен идентичный состав лексем. Аппликация наиболее «ярких» в фольклористическом аспекте «портретов слов» дала положительные результаты в плане подтверждения устойчивости качественного состава лексики РФЛ к влиянию латышского и белорусского языков.

7. Дифференцирующий анализ, примененный с целью выявления последствий языковых и культурных контактов в лексике РФЛ, позволил вычленить лексику, характерную только для русских песен Латвии.

8. Объем несовпавших лексем составил четверть словника РФЛ, что вполне отражает закономерность, проявившуюся при сравнении словников различных корпусов текстов. Наряду с литературными, в это число вошли и диалектные слова с очень низким показателем частотности. За пределами литературного языка осталось всего 205 лексем, из которых в "Словаре русских народных говоров", а также в псковском, смоленском, орловском и других областных словарях западной части России зафиксировано около ста. Большинство из оставшихся лексем имеют ярко выраженный диалектный характер: они либо по звуковому составу близки русским диалектным словам (являются их вариантами), либо имеют диалектные аффиксы, свойственные лексике русских народных говоров.

9. Спорная этимология (возможное заимствование) характерна лишь для единичных лексем, таких, как лотра, черомшина, краклин, крукса, которые не зафиксированы в русских диалектных словарях, хотя вполне возможно их распространение (как и ряда других рассмотренных лексем) в русских диалектах западной группы говоров. Такие лексемы в течение ряда веков были усвоены на бытовом и культурном уровне русским населением приграничных районов (между Россией и Латвией, Литвой, Белорусией, Украиной), и нельзя с уверенностью утверждать, что лирическая песня заимствовала их в результате непосредственного соприкосновения с иноязычным этносом, а не усвоила их с потоком диалектных слов от русских носителей устного народного творчества еще до переселения в Латвию.

10. Единичная частота употребления такой лексики указывает на факультативный характер её использования в лирической песне.

Итак, исследование лексики РФЛ в квантитативном и качественном аспектах позволяет сделать вывод о том, что язык русского фольклора остался практически неизменным как канонизированный образец русской народно-поэтической речи.

В перспективе было бы интересно сопоставить песни русского фольклора Латвии с песнями русского фольклора Литвы. Результат такой работы сможет подтвердить наш вывод о том, что русское народно-песенное искусство сохранило свою целостность в иноэтническом окружении, а также позволит проверить мнение некоторых исследователей о том, что несмотря на схожие условия бытования, многие жанры фольклора со

186 хранились в Литве гораздо лучше, нежели в Латвии (См.: [Живое слово 1999: 6].

Интересно также было бы с тех же позиций исследовать и сказки РФ Л, записанные Фридрихом [РФЛ: Сказки]. Это помогло бы выяснить, усточива ли к воздействию иноязычной культуры русская народная проза.

Список научной литературыСупряга, Светлана Васильевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Великорусские народные песни / Изданы проф. А.И. Соболевским: В 7-и т. -СПб, 1895-1902.

2. Зеленыя моя вишенка. Собрание песен липован, проживающих в Румынии. Составил д-р филол. наук М. Маринеску. Бухарест: Критерион, 1978. Живое слово: Фольклор русских старожилов Литвы / Сост. Новиков Ю.А. Вильнюс: Изд-во ВПУ, 1999. - 146 с.

3. Песни Дмитровского уезда Орловской губернии, собранные В.Н. Добровольским. СПб, 1905.

4. Песни, собранные П.В. Киреевским. Новая серия. Вып. II, часть 1. Песни необрядовые, изданные Обществом Любителей Российской Словесности при Московском Университете в 1917 г.

5. Русский традиционный фольклор на территории Литовской ССР. Вильнюс, 1977.

6. Русский фольклор в Латвии: Песни, обряды и детский фольклор / Сост. И.Д. Фридрих. Рига: Лиесма, 1972. - 485 с.

7. Аванесов Р.И. Берштейн С.Б. Лингвистическая география и структура языка. О принципах общеславянского лингвистического атласа. М.: Изд-во АН СССР, 1958.-30 с.

8. Азарх Ю.С. О диахронических пластах и диалектных различиях в словообразовательной структуре лексико-семантической группы (на материале фитонимической лексики) // Диалектология и лингвогеография русского языка. М., 1981.-С. 119-129.

9. Азбелев С.Н. К определению понятия «фольклор» // Русская литература, 1974. -№3. С. 94-113.

10. Андреева-Васина Н.И. Вторичная приставка при- в русских народных говорах и в произведениях устного народного творчества // Диалектная лексика 1969.-Л., 1971.-С. 155- 163.

11. Артеменко Е.Б. Еще раз о диалектном / наддиалектном характере языка русского фольклора // Филол. зап. Воронеж, 1994. - Вып. 3. - 106 -116. Артеменко Е.Б. Принципы народно-песенного текстообразования. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 1988. - 173 с.

12. Артеменко Е.Б. Устойчивые ряды слов в составе синтаксических структур стихотворного фольклора (на материале лирической песни) // Специфика фольклорной лексики и фразеологии. Курск, 1978. - С. 69 - 82.

13. Артеменко Е.Б. Фольклорная формульность и вариативность в аспекте текстообразования // Язык русского фольклора. Петрозаводск, 1985. -С.3-11.

14. Ахманова O.A. очерки по общей и русской лексикологии. М: Учпедгиз, 1957.-295 с.

15. Бахтин B.C. Экспедиции в русские старообрядческие поселения Польши, Румынии, Болгарии и Монголии // Живая старина. 1999. -№ 1- С. 40 -42.

16. Бобунова М.А. Хроленко А.Т. Пробная статья «желтый» // Фольклорная лексикография: Вып. 4. Курск, 1995. - С. 3 - 5.

17. Бобунова М.А. Хроленко А.Т. Пробная статья «синий» // Фольклорная лексикография: Вып. 4. Курск, 1995. - С. 5 -7.

18. Бобунова М.А. Хроленко А.Т. Словарь языка русского фольклора: Лексика былинных текстов (Пробный выпуск). Курск: Изд-во КГПУ, 1999. -88 с.

19. Бобунова М.А. Хроленко А.Т. Словарь языка русской былины: Коло-ратика // Фольклорная лексикография: Вып. 10. Курск, 1998. - С. 3 - 15.

20. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М.: Искусство, 1971.-544 с.

21. Богословская О.И. Язык фольклора и диалект: Учебное пособие по спецкурсу. Пермь: Изд-во ПГУ, 1985. - 71 с.

22. Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика М.: Просвещение, 1987. 159 с. Брейдак А.Б. Некоторые особенности фонематической подсистемы согласных в глубинных говорах Латгалии // Балто-славянские исследования 1981. -М., 1982.-С. 81-87.

23. Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. М.: Просвещение, 1992.-512 с.

24. Власова З.И. Русский фольклор в иноязычной среде // Русский фольклор. XXI. Поэтика русского фольклора. Л., 1981. - С. 190 - 198.

25. Войтенко А.Ф. Лексический атлас Московской области М.: Изд-во МОПИ, 1990.-60 с; карты (161 с).

26. Головина Э.Д. Параметры окказионального в речи диалектного типа // Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии. Вологда, 1987.-С. 103 -109.

27. Горский И.К. Об исторической поэтике Александра Веселовского // Весе-ловский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. - С. 11-31. Гришенко З.А. Загадочное «бъдынъ» // Русская речь. - 1978. - № 6. - С. 75 - 80.

28. Гуревич П.С. Шульман О.И. Ментальность как тип культуры // Философские науки. 1995. - №№ 2 - 4. - С. 125 - 138.

29. Гусев Л.Ю. Птицы русского фольклора. Курск: Изд-во КГПУ, 1996. -112 с.

30. Гусев Л.Ю. Символ и номинация в стихотворном фольклоре // Фольклорное слово в лексикографическом аспекте: Вып. 1. Курск, 1994. - С. 43 -49.

31. Давыдова Ю.А. Представления о «чужом народе» в Уржумском районе // Живая старина. 1998. - № 4. - С. 35 - 37.

32. Дарбиниеце Я. Общность мотивов в латышском и русском песенном фольклоре (военные песни) // Фольклор балтских народов. Рига, 1968. -С.105 -135.

33. Дашкова М.Ф. Иноязычные заимствования в исторических песнях петровского времени // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1972.-С. 21-28.

34. Денисова P.M. Историческая песня XVIII века: словник и частотный словарь // Фольклорная лексикография: Вып. 13. Курск, 1998 - С. 12 - 39. Деснипкая A.B. Наддиалектные формы устной речи и их роль в истории языка. - Д.: Наука, 1970. - 99 с.

35. Диалектологический атлас русского языка (в трех выпусках). Центр Европейской части СССР. Вып. 2: Морфология. Комментарии к картам. - М.: Наука, 1989.- 166 с.

36. Добродумов И.Г. О «призрачных» словах // Русская речь. 1999- № 1. -С. 101-106.

37. Добродумов И.Г. Хотя слово и есть в словарях // Русская речь. 1973. -№ 1.-С. 124-127.

38. Добрякова И.Л. Фольклорные произведения как источник изучения диалектной лексики // Слово, образ, текст. Сыктывкар, 1993. - Вып. 1. - С. 34 - 44.

39. Дризуле Р. Сходные образы и мотивы сиротских свадебных песен в латышском и литовском фольклоре // Фольклор балтских народов. Рига, 1968.-С. 69-104.

40. Дубнов А.П. «Падение Запада» и глобальные проблемы человечества (общедоступное введение) // О. Шпенглер. Закат Европы. Новосибирск, 1993.-С. 5-33.

41. Евгеньева А.П. Очерки по языку русской устной поэзии в записях XVII -XX вв. Л.: Изд-во АН СССР, 1963. - 348 с.

42. Завалишина Ю.Г. Зоонимы и фитонимы в русской и английской паремио-логии в аспекте этнического менталитета. Курск 1998 (на правах рукописи). - 220 с.

43. Зайцева И.К. Диалектная и просторечная глагольная лексика языка сказок. // Материалы по русскому и славянскому языкознанию. Воронеж, 1973. -С. 12-19.

44. Зайцева И.К. Словарные диалектизмы в языке русской народной песни Воронежской области // Славянский сборник, 2. Вып. филол. Воронеж, 1958.-С. 240-247.

45. Зайцева И.К. Соотношение языковых особенностей народно-песенной и обиходной речи диалекта (на материале русских народных песен и говоров Воронежской области): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1965.-28 с.

46. Зализняк A.A. К исторической фонетике древненовгородского диалекта. Отсутствие второй палатализации // Бато-славянские исследования 1981. — М., 1982.-С. 61-80.

47. Захаров Д.И. О топониме Орлов и диалектном слове рель II Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии. Вологда, 1987. - С. 50 -56.

48. Захарова К.Ф. Орлова В.Г. Диалектное членение русского языка. М.: Просвещение, 1970. - 166 с.

49. Земцовский И.И.: Введение в вероятностный мир фольклора: К проблеме этномузыковедческой методологии // Методы изучения фольклора. Л., 1983.-С. 17-24.

50. Зиндер Л.Р. Влияние темпа речи на образование отдельных звуков // Вопросы фонетики. Учен. зап. ЛГУ, 1964. - № 325. - Вып. 69. - С. 27 - 28.

51. История русской лексикографии / отв. Ред. Ф.П. Сороколетов. СПб: Наука, 1998.-610 с.

52. Карамышева O.A. Цветовая лексика в русских народных заговорах // Фольклорная лексикография: Вып. 16. Курск, 1998. - С. 31 - 36. Кендалл М. Стюарт А. Статистические выводы и связи. Пер. с англ. / Под ред. Колмогорова А.Н. - М.: Наука, 1973. - 900 с.

53. Кимбл Г. Как правильно пользоваться статистикой / Пер. с англ. Клименко Б.И. М.: Финансы и статистика, 1982. - 294 с.

54. Климас И.С. Лексикографическое описание фольклорного слова в жанровом аспекте // Фольклорная лексикография: Вып. 2. Курск, 1995. - С. 12 -15.

55. Климас И.С. Своеобразие фольклорной синонимики (на материале лексем девушка, девица, девка, девочка, девчина) // Исследования по лингво-фольклористике. Вып.2. Слово в фольклорном тексте. Курск, 1997. - С. 3-11.

56. Климас И.С. Словник былин Кирши Данилова // Фольклорная лексикография: Вып. 1. Курск, 1994. - С. 22 - 47.

57. Климас И.С. Словник и частотный словарь северных песен из собрания А.И. Соболевского "Великорусские народные песни" // Фольклорная лексикография: Вып. 10. Курск, 1998. - С. 41 - 72.

58. Климас И.С. Сопоставление словников как эмпирический прием изучения фольклорной лексики // Фольклорная лексикография: Вып. 16. Курск, 1998.-С. 3-6.

59. Климас И.С. Петрова Т.И. Словник северных песен. Рукопись.

60. Климас И.С. Супряга C.B. Шишкова Н.Э. Петрова Т.И. Денисова О.М. Гулянков Е.В. Сравнение первой сотни высокочастотных лексем в различных фольклорных словарях // Лингвофольклористика I: Сб. научн. статей. -Курск, 1999.-С. 4-15.

61. Коготкова Т.С. Русская диалектная лексикология. М.: Просвещение, 1979.-335 с.

62. Козлова А.Ю. Загадочные слова «клюще» и «ключ» Толковой палеи // Русская речь. -1994. № 3. - С. 75 - 80.

63. Козлова Р.Б. Заимствованная лексика в языке русского фольклора: Авто-реф. дис. . канд. филол. наук. Казань, 1974. - 16 с. Кокаре Э.Я. Комплексный анализ народной песни // Фольклор: Песенное наследие. -М., 1991.-С. 23-30.

64. Колпакова Н.П. Русская народная бытовая песня. М. Л.: Изд-во АН СССР, 1962.-284 с.

65. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М.: Наука, 1994.-378 с.

66. Костюхин Е.А. Сказки и типология культурных контактов // Русский фольклор. Т. 27. Межэтнические фольклорные связи. - СПб., 1993. - С. 3 -13.

67. Кузнецова О.Д. О некоторых трудностях отбора слов в диалектный дифференциальный словарь // Диалектная лексика 1969. Д., 1971. - С. 21 -26.

68. Кукушкина Е.Ю. Семантическая амбивалентность колоративных прилагательных (на материале свадебного причитания) // Фольклорная лексикография: Вып. 5. Курск, 1996. - С. 11 - 14.

69. Лихачев Д.С. Заметки о русском. М.: Сов. Россия, 1984. - 62 с. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - М.: Наука, 1979. -352 с.

70. Макашина Т.С. Фольклор и обряды русского населения Латгалии. М.: Наука, 1979. 160 с.

71. Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской народной необрядовой лирики. Л.: Наука, 1989. - 165 с.

72. Маркова Е.В. Маслак A.A. Рандомизация и статистический вывод. М.: Финансы и статистика, 1986 208 с.

73. Маслак A.A. Состояние и перспективы применения статистических методов в исследовании лексики народной лирической песни // Фольклорная лексикография: Вып. 11. Курск, 1998. - С. 10 - 16.

74. Моргунова Н.И. Лексика народной лирической песни Курской области: Автореф. дис. канд. филол. наук. Курск, 1996. - 16 с. Моргунова Н.И. Лексика народной лирической песни Курской области: Дис. . канд. филол. наук. - Курск, 1996.-233 с.

75. Набатчикова Т.П. О статусе формы на -ым в былинном тексте // Исследования по лингвофольклористике: Вып. 1. Курск, 1997. - С. 57 - 59. Налепин А.Л. Массовые издания русского песенного фольклора // Фольклор. Песенное наследие. - М., 1991. - С. 70 - 88.

76. Никитина С.Е. Русскую душу лучше выяснять на русском языке // Живая старина. 1999. - № 1. - С. 36 - 39.

77. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание: Монография / РАН. Ин-т языкознания. М.: Наука, 1993. - 188 с. Никитина С.Е. Устная народная культура как лингвистический объект // Известия АН СССР. - Т. 41. - № 5.-М., 1982. - С. 25 - 38.

78. Никитина С.Е. Фольклорный текст в словарном описании // Фольклорная лексикография: Вып. 5. Курск, 1996. - С. 5 - 6.

79. Оссовепкий И.А. Некоторые наблюдения над языком стихотворного фольклора // Очерки по стилистике художественной речи. М., 1979. -199-252.

80. Оссовепкий И.А. О языке русского традиционного фольклора // Вопросы языкознания. 1975. - № 5. - С. 66 - 77.

81. Оссовепкий И.А. Об изучении языка русского фольклора // Вопросы языкознания. 1952. - № 3. - С. 93 - 112.

82. Оссовепкий И.А. Язык современной русской поэзии и традиционный фольклор // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. М., 1977. - 128 - 185.

83. Оссовепкий И.А. Язык фольклора и диалект // Основные проблемы эпоса восточных славян. М., 1958. - С. 172 - 190.

84. Откупщиков Ю.В. О мнимых славянизмах в балтийских языках // Балто-славянские исследования 1984. М., 1986. - С. 89 - 102. Павленко П.И. Глаголы с приставкой воз- в русских народных говорах // Диалектная лексика 1969. — Л., 1971. — С. 171 — 186.

85. Павленко П.И. О словах с приставкой воз- в русских народных говорах // Диалектная лексика 1973. JL, 1974. - С. 135 - 145.

86. Петенева З.М. Семантика и символика эпитетов белый и темный в фольклоре славян // Функционально-семантический и стилистический аспекты изучения лексики. Куйбышев, 1989. - С. 101-112.

87. Петенева З.М. «Периферийная» и «центральная» лексические сферы в языке фольклора (на материале глагольной лексики) // Вопросы русского современного словообразования, лексики и стилистики. Научн. тр. - Т. 145. - Куйбышев, 1974. - С. 24 - 36.

88. Петренко O.A. Народно-поэтическая лексика в этническом аспекте (на материале русского и английского фольклора): Дис. . канд. филол. наук. -Курск, 1996.- 158 с.

89. Петренко O.A. Хроленко А.Т. Gold / золото // Фольклорная лексикография: Вып. 4. Курск, 1995. - С. 12 - 13.

90. Петрова Т.И. О лексикографической репрезентативности сборника Киреевского П.В. // Фольклорная лексикография: Вып. 11. Курск, 1998. - С. 16-24.

91. Попова Н.В. Обзор лексики с суф. -ej (а) в русском языке и его диалектах (с привлечением фольклорного материала) // Диалектная лексика 1975. -Л, 1978.-С. 174- 188.

92. Дорохова О.Г. О лексике с неполногласием и полногласием в русских народных говорах. 1. Варьирование // Диалектная лексика 1969. Л., 1971. -С. 27-48.

93. Потебня A.A. О некоторых символах в славянской народной поэзии. -Харьков, 1914.-243 с.

94. Ройзензон Л.И. О многоприставочных глаголах русского языка // Русский язык в школе. 1966. - № 6. - С. 87 - 95.

95. Русская диалектология / Под ред. В.В. Колесова. М.: Высшая школа, 1998.-207 с.

96. Русская диалектология / Под ред. Л.Л. Касаткина. М.: Просвещение, 1989.-223 с.

97. Семенова М.Ф. О русских старожильческих говорах Латгалии // Русский фольклор в Латвии. Рига, 1972. - С.11 - 20.

98. Семенюк H.H. Некоторые вопросы изучения вариантности // Вопросы языкознания. 1965. -№ 1.-С. 48-55.

99. Сенкевич В.А. Исследование лексических и аффиксальных особенностей функционирования русского языка. Челябинск: Челябинский пед. ин-т, 1973.-267 с.

100. Смирнов Ю.И. Русский фольклор и иные фольклорные традиции // Русский фольклор в иноэтнической среде. Изучение и собирание: Тезисы на-учн. конф.-М., 1991.-С. 21-25.

101. Сороколетов Ф.П. Из истории диалектной и исторической лексикологии русского языка // Диалектная лексика 1975. Л., 1978.-С.3-13. Сороколетов Ф.П. Народные песни как источник диалектных словарей // Диалектная лексика 1974. - Л, 1976. - С. 5 - 12.

102. Сороколетов Ф.П. Произведения фольклора и диалектные словари // Диалектная лексика 1973. Л, 1974. - С. 193 - 204.

103. Сороколетов Ф.П. Кузнецова О.Д. Очерки по русской диалектной лексикографии. Л.: Наука, 1987. - 231 с.

104. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию /Пер. с фр. Яз. Под ред. А.А.Холодовича. М. Пргресс, 1977. - 659 с.

105. Супряга C.B. Квантитативная устойчивость лексики русской лирической песни в иноэтническом окружении // Фольклорная лексикография: Вып. 11.-Курск, 1998.-С. 24-32.

106. Супряга C.B. Лексика русской лирической песни в иноэтническом окружении // Фольклор и мировая культура: Тез. докл. научн. конф. «Юдинские чтения» 98. - Курск, 1998. - С. 71

107. Супряга C.B. Своеобразие лексики русских лирических песен, записанных на территории Латвии // Лингвофольклористика I: Сб. научн. статей. -Курск, 1999.-С. 52-57.

108. Тришина Л.А. Заметки о двуприставочных глаголах русского языка // Вопросы языка и литературы. Тематический сборник. Вып. 1,4. 1. - Новосибирск, 1966. - С. 15 - 18.

109. Федоров А.И. Освоение заимствованных слов в севернорусских говорах // Диалектная лексика 1969. Л., 1971. - С. 219 - 226.

110. Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М. Л.: Изд-во АН СССР, 1962.-294 с.

111. Филин Ф.П. Предисловие к «Словарю русских народных говоров» // СРНГ: Вып. 28.-1994.-С. IV-VI.

112. Филин Ф.П. Проект «Словаря русских народных говоров». М - Л.: Изд-во АН СССР, 1961.- 198 с.

113. Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков.

114. Историко-диалектологический очерк. Л: Наука, 1972. - 655 с.

115. Фольклор балтских народов. Рига: Зинатне, 1968. 399 с.

116. Френсис У.Н. Проблема формирования и машинного представлениябольшого корпуса текстов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14:

117. Проблемы и методы лексикографии. М., 1983. - 342 с.

118. Фридрих И.Д. Предисловие // Русский фольклор в Латвии. Песни, обряды,детский фольклор. Рига, 1972. - С. 3 - 8.

119. Фроянов И.Я. Юдин Ю.И. Былинная история (Работы разных лет). СПб: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1997. - 592 с.

120. Хроленко А.Т. Желтый в русских былинных текстах // Живая старина. -1997. -№ 4.-С. 6-7.

121. Хроленко А.Т. Из наблюдений над семантикой колоративов // Фольклорная лексикография: Вып. 10.- Курск, 1998. С. 21 -23. Хроленко А.Т. Лексика русской народной поэзии. - Курск: Изд-во КГПИ, 1976.-64 с.

122. Хроленко А.Т. Наддиалектен ли язык фольклора? // Фольклор в современном мире: Аспекты и пути исследования / Под ред. В.А. Бахтина, В.М. Га-цак. -М., 1991.-С. 59-69.

123. Хроленко А.Т. Опорные слова в системе поэтических средств фольклора /А Слово, синтаксическая конструкция и текст в фольклорном произведении. -Курск, 1990.-С. 3-13. '

124. Хроленко А.Т. Поэтическая фразеология русской народной лирической песни. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1981. - 163 с.

125. Хроленко А.Т. Поэтическая фразеология русской народной лирической песни: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Л.: ЛГУ, 1984. - 38 с. Хроленко А.Т. Проблемы лингвофольклористики // Очерки по стилистике русского языка. - Курск, 1974. - Вып. 1. - С. 9 - 23.

126. Хроленко А.Т. Проблемы фольклорной лексикографии // Диалектная лексика 1977. Л., 1979. - С. 229 - 241.

127. Хроленко А.Т. Семантика фольклорного слова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1992. - 140 с.

128. Хроленко А.Т. Семантическая структура фольклорного слова // Русский фольклор. Т. 19. Л.: Наука, 1979. - С. 147 - 156.

129. Хроленко А.Т. Смысловые связи слов в фольклорном тексте // Язык русского фольклора. Петрозаводск, 1983. - С. 59 - 65.

130. Хроленко А.Т. Современная отечественная лингвофольклористика: цели, проблемы и перспективы // Русистика сегодня. Функционирование языка: лексика и грамматика. М., 1992. - С. 153 - 166.

131. Хроленко А.Т. Что такое лингвофольклористика? // Русская речь. 1974. -№ 1. - С. 36-41.

132. Хроленко А.Т. Этнос язык - культура. - Курск: Изд-во КГПУ, 1996. -116 с.

133. Хроленко А.Т. Климас И.С. Какое количество былин достаточно для составления словаря былинной речи // Фольклорное слово в лексикографическом аспекте: Вып.1. Курск, 1994. - С. 3 - 6.

134. Хроленко А.Т. Климас И.С. Моргунова Н.И. Сопоставление словарных статей как эвристический прием лексикологического исследования // Фольклорное слово в лексикографическом аспекте: Вып.1. Курск, 1994. -С. 7-11.

135. Хроленко А.Т., Петренко O.A. Этническое своеобразие семантики народно-поэтической речи // Духовное обустройство России: Сборник. Курск, 1996.-С. 145-162.

136. Царева Л.И. Слова с приставкой па- в русских народных говорах // Диалектная лексика 1969. Л., 1971. - С. 187 - 209.

137. Шапиро А.Б. Очерки по синтаксису русских народных говоров. М.: Изд-во АН СССР, 1953.-318 с.

138. Шишкова Н.Э. Квантитативный аспект лексики свадебной обрядовой песни // Фольклорная лексикография: Вып. 16. Курск, 1998. - С. 26 - 31. Шишкова Н.Э. Словник свадебных песен // Фольклорная лексикография: Вып. 12. - Курск, 1998. - С. 21 - 36.

139. ТТТерба JT-B. Русские гласные в качественном и количественном отношении. Л: Наука, 1983.- 155 с.

140. Якубинский Л.П. История древнерусского языка. М: Учпедгиз, 1953. -368 с.

141. Янко-Трининкая H.A. Закономерность связей словообразовательного и лексического значений в производных словах // Развитие современного русского языка. М., 1963. - С. 83 - 97.

142. Большой энциклопедический словарь: В 2-х т. Т. 1 / Гл. ред. A.M. Прохоров. -M.: Сов. Энциклопедия, 1991. 863 с.

143. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М.: Прогресс. Универс, 1994.

144. Комлев Н.Г. Словарь новых иностранных слов. М.: Изд - во МГУ, 1995. - 144 с.

145. Латышско-русский словарь / Сост.: Гутман А.Е., Дале П.К., Жигур Л.Т., Логинова О.А и др. Рига: Латгосиздат, Î953. - 736 с. Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. - В 4-х т. -М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1959.

146. Псковский областной словарь с историческими данными / Ред. Б.А.Ларин и др.: В 12-и т. Л.: Изд-во ЛГУ, 1967 1996.

147. Русская грамматика. Том I. Фонетика, фонология, ударение, интонация, словообразование, морфология. -М.: Наука, 1980. 690 с.

148. Русско-латышский словарь / Сост. ПрофЛ.В. Лоя; под ред. Крауинын К.К. М.: Госиздат ин. и нац. словарей, 1951. - 870 с.

149. Словарь брянских говоров / Под ред. В.И. Чагишевой. Л., 1976. Вып. 1; под ред. В.А. Козырева. Л., 1980 -1988. Вып. 2-5.

150. Словарь вологодских говоров / Под ред. Т.Г. Паникаровской. Вологда: Изд-во ВГПИ, 1983 - 1993. - Вып. 1 - 6.

151. Словарь древнерусского языка XI XIV вв: В 10-ти т. - Вып. 1 - 4 - М.: Русский язык, 1988-1991.

152. Словарь орловских говоров / Под ред. Т.В. Бахваловой. Ярославль; Орел 1989- 1996. Вып. 1-8.

153. Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. В 5-ти вып. / Под ред. A.C. Герд. СПб.: Изд-во С-ПбГУ, 1994 - 1999. - Вып. 1 - 4. Словарь русских говоров Новосибирской области / Под ред. Н.И. Федорова. - Новосибирск: Наука, 1979 - 605 с.

154. Словарь русских народных говоров / Под ред. Филина Ф.П., Сороколетова Ф.П. Л.: Наука, 1965 - 1999, Вып. 1-33.

155. Словарь русского языка XVIII в. Вып. 1 - 9. - Л.: Наука, 1984 - 1997. Словарь русского языка XI - XVII вв. / Под ред. Бархударова С.Г. и Филина Ф.П. - М.: Наука, 1975 - 1999, т. 1 - 23.

156. Словарь русского языка. / Сост. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 2-е изд., М.: АЗЪ, 1995.-928 с.

157. Словарь русского языка: В 4-х т. Изд. 2-е испр. и доп. - Т. 1 - 4. - М.: Русский язык, 1957-1961.

158. Словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М.: Русский язык, 1981-1984. Т. 1-4.

159. Словарь смоленских говоров. / Под ред. А.И. Ивановой. Смоленск: Изд-во Смоленского пед. ин-та, 1974 - 1993. Вып. 1-6.

160. Словарь современного русского литературного языка: в 17-ти т., М. Л.: Изд-во АН СССР, 1948 - 1965.

161. Словарь современного русского народного говора (д. Деулино Рязанского района Рязанской области) / Под ред. И.А. Оссовецкого. М.: Наука, 1969. -612 с.

162. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3-х т. М.: Книга, 1989.-Т. 1 -3.

163. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка: В 4-х т. М.: ОГИЗ «Сов. Энциклопедия», 1934 -1940.

164. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. 3-е изд. -СПб.: Азбука. Изд. центр «Терра», 1996.1. Всего 249 наименований