автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Отстраненное самонаблюдение и его культурные функции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Отстраненное самонаблюдение и его культурные функции"

Министерство культуры РФ Российский институт культурологии

На правах рукописи

Константин Григорьевич Фрумкин Отстраненное самонаблюдение и его культурные функции

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии по специальности 24.00.01 - Теория и история культуры

Москва 2004

Работа выполнена в Российском институте культурологии

Научный руководитель - доктор искусствоведения, профессор Разлогов К.Э.

Официальные оппоненты:

- доктор искусствоведения Листов B.C.

- кандидат философских наук Файбышенко В.Ю.

Ведущая организация: Институт философии РАН

Защита состоится " jQ " MC£j)flX 20$г. в /&~РО назаседании диссертационного совета Д 210/015.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата культурологии в Российском институте культурологии по адресу: Москва, Берсеневская наб., 20, к. 13

Автореферат разослан * $ " ОИвЦШЗ. 20С^г

г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат культурологии Н.А.Конрадова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность проблемы. Среди всех аспектов человеческой природы, ставшими предметом исследования в гуманитарной мысли наиболее темным и сложным для какого бы то ни было анализа, является тема самосознания.

В отличие от очень многих других аспектов сознательной деятельности человека, самосознание не может быть исследовано без привлечения данных интроспекции (самонаблюдения), и именно это делает исследование самосознания чрезвычайно трудным. Между тем, не может быть никакого сомнения, что самосознание является ключевым феноменом, как для изучения сознания, так и для изучения человеческой природы и человеческой культуры вообще.

На наш взгляд, наука и философия получают импульс к развитию даже в наибольшей степени не тогда, когда им удается выработать новый метод исследования, агтогда, когда удается открыть новый предмет и объект познавательной деятельности. Открытие нового предмета исследования может привести к появлению новой науки или нового раздела знания, поскольку наиболее традиционная и наиболее эффективная классификация наук связана с объектами исследования. Именно поэтому выход гуманитарной мысли из кризиса должен лежит на пути открытия либо конструирования новых феноменов, исследование которых уже само собой повлечет обновление методической- и концептуальной базы гуманитарного знания.

Таким образом, изучение человеческого сознания и самосознания не может обойтись без открытия новых феноменов, являющихся показательными для интересующей нас темы и изучение которых может дать, по крайней мере, косвенные данные, как о самом самосознании, так и о его функционировании его в качестве фактора культуры.

В свете вышесказанного на наш взгляд становится понятным тот интерес, который может вызвать возврат изучения человека к изучению «бесстрастной», «созерцательной» компоненты человеческой личности, или иными словами к изучению человека как субъекта наблюдения. В рамках западной традиции концепт отстраненного наблюдения является дискредитированным и преодоленным благодаря идущей со времен Ницше критики, вполне резонно разоблачающей мнимость любой конструируемой в культуре бесстрастности. Однако знакомство с восточными практиками духовного совершенствования должно заставить вернуться к рассмотрению данного дискредитированного концепта, признав за ним определенную долю как психологической достоверности, так и общекультурной значимости.

Наиболее острым случаем ощущения человеком в себе созерцательного начала является раздвоение личности вследствие интенсивного самонаблюдения. Это раздвоение личности приводит к тому, что человек ощущает, что наблюдает за самим собой как бы со стороны и как за посторонним человеком. Наблюдающая половина личности при этом часто получает название внутреннего наблюдателя. Данный феномен и станет основным объектом нашего исследования.

Степень научной разработанности проблемы.

До настоящего времени феномен отстраненного самонаблюдения не был предметом какой-либо науки. Как сказал Г.П. Щедровицкий «... до сих пор почти не было попыток описать рефлексию, или тем более построить ее модель в рамках собственно научного, а не философского анализа деятельности мышления»1. В истории философии многие связанные с данной темой коллизии широко исследовались в рамках рефлексии на темы самого феномена самосознания. Разработка данной темы началась приблизительно с Плотина и Блаженного Августина, и своего апогея достигла в логическом анализе структуры Я у Фихте и Гегеля. Однако в классической философии рассматривались самосознание и самонаблюдение как таковые, в то время как нас в данном случае интересует отражение в культуре экстремального, гипертрофированного развития некоторых сторон самосознания в рамках некоторых состояний личности либо культурных ситуаций.

Теоретически данный феномен должен был бы быть объектом исследования со стороны психологии. Однако существует ряд специфических причин, почему психология XX века не смогла изучить данный феномен. Как на Западе, так и в России психология в значительной степени отвернулась от феноменов сознания в собственном смысле, слова, и, во всяком случае, идеология психологической науке часто была построена на дискредитации отстраненного созерцания как ключевого феномена в пространстве сознания. На западе исходным импульсом для такого движения стал фрейдизм, благодаря которому акцент в психологических исследованиях был перенесен с сознания на подсознание. В России психологическая наука формировалась под влиянием марксистской парадигмы, и вследствие этого сознание объявлялось детерминированным общественной практикой. Сбветско-российская психология, во главе со своим классиком С.Л. Рубинштейном представляет собой идеологическое движение, прямо враждебное выделению созерцательного начала в человеке - выделению как научно-познавательной операции, и как действию по практическому самоусовершенствованию. В этом вопросе рубинштейнианство было неявным преемником определенных тенденций в русской досоветской философии, часто одержимой пафосом человеческой цельности и «полнокровности жизни». Многие

русские мыслители испытывали острую неприязнь к созерцательному началу и симпатию к деятельному. Маски и термины, которые используются при этом для фиксации двух этих категорий, чрезвычайно разнообразны. Так, многие философские работы XIX -XX вв. посвящены агрессивному противопоставлению неравнодушного и равнодушного мышления. Последнее воплощается отвлеченным теоретизмом, а лучший образец теоретизма - немецкий трансцендентальный идеализм. Такова «Критика отвлеченных начал» Вл. Соловьева Такова книга Бахтина «К философии поступка», вся посвященная противопоставлению «участливого мышления», «эмоционально-волевого понимания бытия» и «теоретического мышления». Заложенные в этих книгах «антисозерцательные» тенденции нашли в рубенштейнианской психологии свое крайнее воплощение, ибо последняя провозгласила полное отсутствие феномена созерцания и как философский тезис, и, одновременно, как научно установленный факт.

В отношении дихотомии «созерцательность - деятельность» С. Л. Рубинштейн определился более чем однозначно: «В качестве субъекта познания (специальной теоретической сознательной деятельности) человек выступает вторично, первично он -субъект действия, практической деятельности»2. Рубинштейн протестует против концепции гносеологического субъекта как ни чем не связанного с объектом наблюдателя. Он вообще против традиционного для классической западной философии разделения ситуации познания на субъект и объект. О том, чтобы человек мог отстранение наблюдать свою деятельность не могло быть и речи, поскольку Рубиншейн отказывался рассматривать само понятие субъекта в отрыве от деятельности.

Аналогичного мнения придерживался и другой классик советской психологии - А.Н. Леонтьев, который писал, что субъект реализуется в деятельности, а личность образуется из интеграции разных «деятельностей» человека.3 Вообще, обращения к психологической науке для уяснения механизма «внутреннего соглядатая» по всей видимости, заведомо обречены на провал. Игнорирование или прямое шельмование созерцающей компоненты человеческой личности является доминирующим тоном всей российской рубинштейнианской психологии. Тогда, когда рубинштейнианство не наталкивается прямо на факт бинарности сознания, оно пытается либо отрицать его, либо понижать эвристическую ценность данной категории. Если отечественные психологи классической школы все-таки имеют дело с созерцательным началом в человеке, они пытаются понизить его в статусе. Примером этого является онтогенетическая теория сознания А. Новохатько4. В его определении самосознание есть способность человека смотреть на себя как бы глазами другого человека - а значит любого другого человека, т.е. собственно, человечества, рода,

коллектива - а значит, самосознание есть сознательное отношение к практике, оценка практических действий с точки зрения результатов наблюдения.

В качестве - единственного исключения в российской, а возможно и мировой психологической литературе стоит отметить во многих отношениях замечательную книгу Федора Горбова «Я - второе Я», в которой собрано огромное количество материала по раздвоению личности как из клинической практики, так из художественной литературы. По мнению Горбова, в любом человеке живот две личности, но в нормальном состоянии они существуют согласовано, а чрезвычайных ситуациях два человеческих «Я» расфокусируются, создавая различные эффекты расщепления личности. Для исследования этого феномена Горбов изобретает даже специальную науку - «янусологию» - от имени двуликого римского Бога Януса. Правда, Горбов не выделял в отдельный феномен случаи, когда одно человеческое "я" является действующим, а второе - наблюдающим; примеров именно таких коллизий в книге Горбова собрано немало, но они перемешаны с иными случаями расщепления, например, когда человек раздирается противоположными желаниями, или чувствует несоответствие своей «истинной сути» и показной маски. Тем не менее, именно Горбов вводит для фиксации экстремальных случаев появления «внутреннего соглядатая» специальный психиатрический термин- «кинестезия диссеканс», от латинского disecans - рассекающая, проникающая между. Кинестезия диссеканс возникает как эффект действия некоторых психотомиметических препаратов, и при нем «нормальная двойственность сознания как функция системы «я - второе я» (самосознание, самоконтроль, взгляд на себя со стороны) легко получает определение «раздвоение личности»5.

Если говорить о западной психологии, то наиболее частое упоминания о феномене отстраненного самонаблюдения можно найти в книге РЛэнда «Расколотое Я». Однако в данной книге мы имеем только случаи описания данного феномена как частного случая шизофрении, без попытки его выделения, и без попытки проведения аналогии между нормальными сходными и патологическими тенденциями сознания. О степени неразработанности вопроса в психологии свидетельствует тот факт, что Лэнд был вынужден прибегать к архаическим терминам «душа и тело» для описания двух сторон - наблюдателя и наблюдаемого - в процессе наблюдения человеком за самим собой.

Периодически тема отстраненного самонаблюдения возникает в отчете опытах с различными наркотическими веществами - мескалином, ЛСД, иными психотомиметиками, которые, по всей видимости, обостряют отстраненное самонаблюдение. С этой точки зрения упбминания об интересующем нас феномене можно найти в трудах С. Грофа, О.Хаксли, в российской психологии - в книгах Ф.Горбова и Г. Столярова6. Однако это именно

упоминания - без формирования каких либо специальных концепций и без фиксации феномена.

В рамках гуманитарной мысли исследование отстраненности самонаблюдения могло бы быть реализовано в рамках введенных Шкловским темы остранения. Однако данная тема ждет еще своего развития в рамках междисциплинарных исследования, поскольку до сих пор традиционно термин «остранение» применялся для анализа различных объектов в пространстве литературного текста, и требуется специальное исследование, касающееся возможности применения метода остранения к человеческой личности в процессе интроспекции. Данное исследование выходит за пределы настоящей диссертации.

Не интересующий науку, феномен «внутреннего наблюдателя» широко используется в медитативных практиках мировых религий и является основой медитативной системы Гурджиева-Успенского. Однако труды Гурджиева нельзя считать научными, и к тому же они базируются на достаточно спорной теории множественности человеческих «Я», конкурирующих между собой в рамках человеческого сознания. Тем не менее, теорию Гурджиева-Успенского можно считать практически единственной достаточно подробной разработкой темы отстраненного самонаблюдения в гуманитарной мысли.

В философии проблема самонаблюдения была исследована с логической точки зрения в «Феноменологии духа» Гегеля, а также в трудах философов феноменологической школы, в частности М. Мерло-Понти, ЭХуссерля, и - Ф.Лиотара, однако данные исследования дают лишь логический каркас исследуемого феномена и могут служить только базой для дальнейших исследований.

И все же, кажется, ни одна из систем познания не исследовала его специально:-Зато этот феномен не то, что бы часто, но очень интересно описывается в художественной литературе, и, прежде всего в литературе XX века.

Предметом исследования настоящей диссертации прежде всего являются описания экстремальных состояний человеческого самонаблюдения в художественной литературе, психологии, философии ъ. религиоведении XX века. Кроме того, предметом различных культурных коллизий, возникших под влиянием осмысления некоторых состояний сознания, в частности, состояний так называемого отстраненного созерцания. В дискурсах самого разного характера часто присутствуют претензии на то, чтобы «отстраниться», встать в положение «вне ситуации»,'«над схваткой» и так далее. В претензиях такого рода можно увидеть прямое подражание индивидуальной, «психической» созерцательности, и сам факт такого подражания указывает на определенный - и достаточно высокий - престиж созерцательской позиции, которую пытаются распространять с индивидуумов на целые

социальные институты («беспристрастность суда», «беспристрастность научного анализа», «беспристрастность прессы», «независимость экспертизы»), и которую эти институты пытаются миметически изобразить для достижения самых разных социальных и познавательных целей. Сложнейшим вопросом в этой связи становится разделение созерцания как психологического, индивидуального феномена - и как некой культурной, методологической или даже социальной позы, предполагающей имитацию индивидуального созерцания с помощью надындивидуального культурного материала. Поэтому в данном исследовании мы лишь по касательной будем исследовать собственно индивидуальное созерцание - это вопрос психологии, а также многочисленных психических «техник» и «практик» - от автотренинга до буддистских медитаций. С другой стороны, мы совершенно не будем рассматривать те «техники», с помощью которых общество пытается обеспечить отстраненную беспристрастность своих институтов - для этого существует целый ряд специализированных методологий (правовые и политические теории - для беспристрастных органов власти, методология познания - для беспристрастной науки и т.д). Нашим предметом будет являться культурная сфера, находящаяся точно посередине между психологией и социальной методологией. Эта сфера, где психологические представления об индивидуальной созерцательности превращаются в некую общую идеологию созерцания, которая, в свою очередь, может служить концептуальной базой для выработки «созерцательских» социальных методологий.

Объектом исследования будет являться латентно бытующие в культуре XX века концепции отстраненного самонаблюдения, понимаемого как экстремальная способность человека наблюдать за самим собой как бы со стороны («как за посторонним человеком»). Речь идет о гипостазировании функции самонаблюдения, когда она превращается как бы в особый субъект «внутри» человеческого сознания; этот субъект часто называют внутренним .наблюдателем. Д энные концепции будут рассмотрены как идущие от интуитивных представлений о рефлективности индивидуально-психологической, но уже поднявшихся до такой степени общности, когда принципиально не решаемым становится вопрос о том, кто является субъектом созерцания - реальный человек, социальный институт или какая-то иная комбинированная культурная фикция.

Целью настоящего исследования является междисциплинарное осмысление феномена отстраненного самонаблюдения, причин его происхождения в единстве гносеологических, социально-психологических, культурно-исторических и

психофизиологических аспектов.

Задачами нашего исследования будут являться.

1. Фиксация феномена отстраненного самонаблюдения как психологического явления и трансисторической межкультурной темы.

2. Сравнительный анализ способов описания феномена отстраненного самонаблюдения в различных парадигмах культуры.

3. Анализ мотивировок, которые побуждают индивида обратить внимания на свою способность к отстраненному самонаблюдению, и таким образом приводят к экспликации этого феномена и его фиксации средствами культурных дискурсов

4. Объяснение отстраненности самонаблюдения

5. Фиксация культурных коллизий, возникших под непосредственным влиянием отстраненного самонаблюдения. В частности нами будет проанализирован процесс возникновения в культуре образа «созерцателя» - образа антропоморфного, но одинаково легко приложимого к сущностям индивидуальным, субиндивидуальным, и коллективным. С другой стороны, мы попытаемся отследить некоторые последствия, к которым в различных дискурсах приводит концептуальная ориентация на этот образ.

Методология исследования

При изучении феномена отстраненного созерцания автор пользовался следующими методологическими принципами:

Принцип объективности. Происходящие в сознании процессы рассматриваются как объективные и общие для всех людей.

Принцип причинности. Необычные психические феномены, в т.ч. отстраненное самонаблюдение детерминировано социальными и историко-культурными факторами. Учет принципа причинности при исследовании культурно-психологических явлений позволяет взглянуть на этот феномен, как бы в динамике, т.к. под воздействием различных причин.

Системный подход. Психологические феномены включены в контекст конкретного общества. Формы их проявления зависят от социальных и прочих отношений. Изучение отстраненного самонаблюдения не может быть основано на изучении каких-то его отдельных проявлений: культурных, психологических, социальных, гносеологических и т.д., все они должны изучаться в комплексе, т.е. системно.

Базовой гипотезой, принятой при выполнении данного исследования взято представление о единстве человеческого сознания, вследствие чего сходные описания состояний человеческого сознания принимаются за описания сходных по фактуре феноменов. Основываясь на данной гипотезе, автор счел возможным сделать важнейшим методом данного исследования метод сравнительного анализа источников. Данный метод позволяет конструировать свойства изучаемого феномена на основе структурных и прочих

сходств, находимых при его описании. Частью данного сравнительного анализа

является контент-анализ - формализованный метод исследования содержания социальной информации посредством выявления устойчиво повторяющихся смысловых единиц текста: названий, понятий, имен, суждений и т.д.

Во второй части диссертации автор обратился к методу спекулятивного (умозрительного) моделирования, необходимого для изучения функционирования человеческого сознания.

Как частные методы при решении конкретных задач используются феноменологический и герменевтический методы, позволяющие выявить специфику проявлений феномена отстраненного самонаблюдения в разных дискурсах.

Научная новизна выполненного исследования заключается о решении следующих

задач:

1. Выделение отстраненного самонаблюдения как отдельного феномена.

2. Обоснование идеи отстраненного самонаблюдения на материале художественной литературы, психологии и религиоведения.

3. Исследование эвристических возможностей использования понятия отстраненного самонаблюдения для анализа некоторых коллизий в этике, теории познания и философской антропологии.

4. Обоснование возможности исследования темы отстраненности применительно к субъекту.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Отстраненное самонаблюдение («внутренний наблюдатель») представляет собой объективный, целостный культурно-психологический феномен, причем сходства в его описании в разных источниках объясняются не заимствованиями, а именно объективным единством феномена.

2. В проявленной форме феномен отстраненного самонаблюдения возникает в результате концентрации внимания на функции самонаблюдения, при этом мотивом такой концентрации, как правило, является обнаружение человеком внешней детерминированности своего поведения.

3. Имеет смысл говорить об отстраненности человеческого самонаблюдения, 'несмотря на то, что представление о бесстрастном, лишенном установок

наблюдении было дискредитировано в философской мысли XX века.

Отстраненность самонаблюдения может быть объяснена

переориентацией наблюдение на прошлое, замедлением процесса самоузнавания самоналюдающей личности, а также возникновением языковых и знаковых опосредовании между субъектом и объектом самонаблюдения.

4. В западной культуре нового и новейшего времени большое значение имеют взаимодействие между конструируемыми средствами культуры фигурами «внешнего» и «внутреннего» наблюдателей, при этом важной тенденцией развития культуры является интериоризация наблюдателя, то есть превращение внешнего наблюдателя во внутреннего.

Практическая значимость работы

Материалы настоящей работы могут быть использованы при разработке курсов лекций по культурологии, религиоведению, философии, социологии и психологии, в частности психологии религии. Анализ феномена отстраненного самонаблюдения на материале художественной литературы может быть рассмотрен" как вклад' диссертанта в литературоведение. Некоторые сделанные в диссертации выводы могут быть использованы для разработки программ дальнейших исследований, в частности, исследования мотивации углубленного самонаблюдения в художественной литературе, кинематографе и других дискурсах.

Характеристика содержания работы

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Во введении освещены вопросы актуальности темы диссертации, степени ее научной разработанности, описаны объект предмет, цели и задачи исследования, методологическая база и научная значимость исследования.

В первой главе диссертации описывается сам феномен отстраненного самонаблюдения, понимаемого как способность человека наблюдать за самим собой как за посторонним человеком. Экстремальной формой отстраненного самонаблюдения*4 является ситуация гипостазировании функции самонаблюдения, когда оно превращается как> бы в особый субъект «внутри» человеческого сознания; этот субъект часто называют «внутренним наблюдателем». Ни одна из систем познания не исследовала данный феномен специатьно. В тоже время в различных парадигмах культуры XX века этот феномен упоминается довольно часто. С точки зрения автора диссертации, существует .несколько основных типа источников, в которых можно встретить более или менее равернутые

описания доходящего до раздвоения личности самонадлюдения. К таким источникам относятся:

1. Художественная литература;

2. Описания некоторых случаев шизофрении в психиатрии.

3. Фиксированные в религиоведческой литературе описания измененных состояний сознания в рамках медитативных практик;

4. Отчеты об изменении человеческого сознания под влиянием наркотических и психотропных средств.

В художественной литературе описания патологического с точки зрения автора и героя раздвоения личности в самонадаблюдении встречаются уже в XDC веке, например в «Герое нашего времени» Лермонтова и воспоминаниях Альфонса Доде. Но в литературе XX века можно встретить уже развернутые системы моделирования самонаблюдающего сознания. В качестве, самого характерного примера последнего стоит указать на новеллу В. Набокова, специально посвященную этому феномену. Она носит очень характерное название: «Соглядатай». Герой «Соглядатая» (Смуров) - переживает в результате неудачного самоубийства раздвоение личности. Подлинное "Я" персонажа оказывается лишенным качеств чистым наблюдателем, относящимся к миру как к игре воображения. То, что в его личности является объектом наблюдения, т.е. Смуров социальный, исторический, действующий, влюбляющийся, работающий - вообще лишено внутренней сущности и представляет собой просто совокупность мнений о Смурове у окружающих людей. Наблюдатель ставит перед собой задачу самоидентификации, которую предполагает осуществить следующим методом: собрать все образы Смурова у посторонних и выбрать среди них истинный, канонический. Своего же мнения о Смурове (т.е. о себе) наблюдатель не имеет -(и, как мы покажем ниже, иметь не может). В конце рассказа «Соглядатай» убеждается в бессмысленности своей исследовательской программы, и приходит к выводу, что «...меня нет - есть только тысячи зеркал, которые меня отражают. С каждым новым знакомством растет население призраков, похожих на меня. Они где-то живут, где-то множатся. Меня же нет»7. Без окружающих Смуров оказывается неспособным выработать мнение о себе. И эта неспособность - не просто причуда Набокова. Существует целая гуманитарная традиция, утверждающая, что человек не способен сам увидеть себя и составить о себе мнение.

Ответ на вопрос, почему самонаблюдение не может дать настоящих, полных представлений о личности содержится в бахтинской концепции Другого. По Бахтину, наша способность к этической и эстетической интерпретации человека представляет собой оценку данных,, получаемых на основе внешних чувств, прежде всего зрения, но отнюдь не

интроспекции, данные которой на язык внешних чувств непереводимы. Поскольку этико-эстетическая оценка по своей сути, по своему определению есть отношение «Я» к другому, то, следовательно, отношение Я к Я - невозможно, и единственный способ для Я выработать ценностное отношение к самому себе - это найти реального или хотя бы гипотетического Другого, который отнесется к «Я» как к своему другому - и затем выработать отношение к этому отношению.

Классик антропологии Клод Леви-Стросс свидетельствует, что антропологическое (а антропология - это, вообще говоря, всякое комплексное изучение человека) исследование по своей логике неизбежно превращается в изучение исследователем самого себя, причем ценный результаты на этом пути могут быть получены только при задействовании фактора Другого. Логика антропологического исследования, как она представлена Леви-Стросом буквально повторяет сюжетную структуру набоковского «Соглядатая». Толчком к самоисследованию служит некая трагическая ситуация, нарушившая нормальный порядок жизни, некий стресс, не только доставивший физические неудобства, но и поколебавший самоуважение, веру в собственное достоинство. После стресса-трагедии человек не просто начинает изучать себя, но делает это, как бы отвлекаясь от себя,' относясь к себе как постороннему. Отрешась от себя и своей самооценки изучать себя возможно только на основе своего отражения в других.

Предшественником Смурова в русской литературе, несомненно, стоит считать человека из подполья Достоевского. Во всяком случае, именно на те черты человека из подполья, которые делают его предшественником Соглядатая обращает внимание Бахтин в своем исследовании творчества Достоейского. Так же, как и Смуров герой из подполья страстно занимается самопознанием/ которое для него - выяснение мнений других людей. При этом рефлективность подпольного человека превращает его личность в субъект наблюдения, лишенный определенных свойств (свойства есть только у объекта наблюдения). И если Смуров добтиг этого "обессвойствования" в результате трагедии, в результате моральной тсатастрофы, то такую же "фрустрационную" причину видит Бахтин у особенностей личности подпольного человека.

Описания «соглядатая», «внутреннего наблюдателя» как некой позы занимаемой человеком, а также как некоего состояния'сознания можно обнаружить и в других произведениях художественной литературы. В воспоминаниях Альфонса Доде говорится: «В первый раз я почувствовал, что во мне два человека в момент смерти моего брата Анри, когда отец мой так страшно кричал: «Он умер, умер!» В то время как мое первое я плакало, второе «я» думало: «Как искренне прозвучал этот крик, как прекрасен он был бы со сцены» ...Это странная раздвоенность часто заставляла меня задуматься над ней. Как ужасно это

второе я - всегда спокойное, когда первое действительно действует, живет, страдает, движется».

В русской литературе яркий пример описания внутреннего соглядатая содержится в романе Платонова «Чевенгур». Описания эти выполнены выработанным специально для этого случая аллегорическим языком: В одном месте Платонов сравнивает соглядатая с ночным сторожем, который «подремывает» над «плотиной», отделяющей в личности мысль от чувств. В другом месте Платонов называет Соглядатая «швейцаром», не участвующим в жизни охраняемого им дома.

Приводимые в художественной литературы примеры распадаются на два: в одних случаях наблюдатели бесстрастны, в других они критикуют «наблюдаемое Я». Печорин не просто наблюдает за собой, но и «судит» себя-наблюдаемого. Другим примером отнюдь не нейтральной критики наблюдателем наблюдаемого в художественной литературе является «Степной волк» Гессе. Пример этот тем более явный и простой, что внутри романа находится полный четких формулировок трактат о психологии главного героя. Интересно то, что согласно этому трактату две половины личности главного героя - Человек а Волк — в душе персонажа (Гарри Галера) поочередно меняются ролями наблюдателя и наблюдаемого.

Также весьма любопытный пример моделирования «сознания с соглядатаем» имеется в фантастическом романе А. Лазарчука «Транквилиум.» Его персонаж по фамилии Туров,-так же, как и все обсуждаемые нами литературные персонажи находится в экстремальной ситуации, да и к тому же под воздействием наркотиков. В этой ситуации он чувствует раздвоение личности: «будто бы было много - много Туровых, вставленных один в другого как матрешки». Достойны упоминания следующие обстоятельства: во-первых, персонаж Лазарчука чувствует не просто раздвоение личности, но раздвоение «фрактального типа», когда одно «лицо» вставлено в другое как матрешки разной величины. Эту «вставленность» вполне можно интерпретировать как иерархию рефлексии - самонаблюдения, и тогда самый главный; и самый большой Туров оказывается той объемлющей все средой самосознания, внутри которой существуют, наблюдаются и осознаются остальные субъекты.

Так называемые измененные состояния сознания, возникающие под влиянием специальных медитативных упражнений, приема наркотических препаратов либо вследствие патологий психики могут стать богатым источником материала по теме данной диссертации.

Мистик Петр Успенский утверждал, что появление в душе человека Соглядатая - одно из первых впечатлений, которое появляется в человеке, начинающем , заниматься медитацией. Теоретик трансперсональной психологии Кен Уилбер, обобщив ряд духовных традиций личного самосовершенствования (в том числе и учение Успенского-Гурджиева) сделал вывод, что все они на определенном этапе приводят человека в состояние

«надличного Я» или «свидетеля». Надличное Я - это «то, что остается, чистый центр осознания, бесстрастный свидетель всех этих мыслей, эмоций, чувств и желаний».8

В трактате Олдоса Хаксли «Двери восприятия», написанном после эксперимента автора с мескалином, описывается, как после принятия этого растительного галлюциногена автор чувствует оппозицию между телом и разумом, и хотя тело не перестает выполнять указания разума, но делает это сравнительно автономно, руководствуясь своим внутренним, «естественным» рассудком.

Также как и отчеты мистиков и наркоманов, для иллюстрации темы «соглядатая» весьма уместны отчеты психиатров. Специальной фиксации феномена соглядатая в психиатрических учебниках найти нельзя, у этого явления нет статуса отдельного заболевания, хотя, по видимому, оно вписывается в довольно широкое психиатрическое понятие «деперсонализация». Однако в книге английского психиатра Ленга нами были найдены упоминания о людях, которые говорили о себе примерно тоже, что могли бы сказать о себе персонажи Набокова и Гессе. У Ленга данная ситуация описывается как пример шизофрении.

В российской психологической литературе стоит отметить во многих книгу Федора Горбова «Я - второе Я», в которой собрано огромное количество материала по раздвоению личности как из клинической практики, так из художественной литературы. По мнению Горбова, в любом человеке живет две личности, но в нормальном состоянии они существуют согласовано, а чрезвычайных ситуациях два человеческих «Я» расфокусируются, создавая различные эффекты расщепления личности.

В философии нечто весьма похожее на «Соглядатая» было зафиксировано феноменологами, а именно тогда, когда они пытались отграничить субъект, исследуемый в феноменологической философии от субъекта, изучаемого психологией. Как отмечал Ф. Лиотар, «Эмпирическое Я «заинтересовано миром», оно живет не всецело естественным образом; на основе этого Я феноменологическая установка конституирует удвоение Я, устанавливая тем самым незаинтересованного наблюдателя, «феноменологическое Я»9.

Отдельным источником материала по теме отстраненного самонаблюдения могут служить практикуемые в восточных религиозно-мистических течениях системы совершенствования, которые часто сознательно ставят перед собой цель развития отстраненного самонаблюдения в качестве особого рода виртуозного умения. В восточных системах самосовершенствования, в частности в некоторых школах буддизма в качестве элемента присутствуют рекомендации, которые можно расценить как практический призыв к разделению личности на «наблюдаемое» и наблюдателя. Адепт должен отрешиться от собственных мыслей и чувств и просто наблюдать, как они возникают и исчезают. При этом

иногда предполагается, что само безучастное наблюдение приведет к тому, что наблюдаемый поток мыслей и эмоций станет гораздо менее интенсивным, отстраненная созерцательность в отношении аффектов иногда считается более эффективным средством для избавления от них, чем их намеренное подавление.

В тоже время, утверждать, что доходящее до раздвоения личности самонаблюдение есть распространенный элемент духовных практик было бы преувеличением. Правда, что в любой религии имеются направления, пропагандирующие спокойствие и невозмутимость, однако только некоторые (иудаизм, некоторые формы буддизма) требуют еще и самонаблюдения, взгляда на себя со стороны.

В большинстве систем, сведения о которых у нас имеются, рекомендации, связанные с развитием в себе «чувства соглядатая» не имеют сколько-нибудь решающего значения. На высших ступенях духовного совершенствования личность должна освободиться от какой бы то ни было внутренней структуры, и, соответственно, должна исчезнуть разница между наблюдаемым и наблюдателем. Поза внутреннего соглядатая может быть лишь одним из этапов, причем этапом скорее с профилактической, негативной функцией, созерцание должно помочь совершенствующемуся избавится от «ложных страстей».

Имеющийся материал по теме отстраненного самонаблюдения позволяет говорить, что «соглядатай» может быть в большей или в меньшей степени вычленен из поля сознания, т. е. степень реальности внутреннего наблюдателя подлежит квазиколичественной оценке.

Степень вычленнености теснейшим образом коррелирует с тем, замечает ли человек наличие в себе внутреннего наблюдателя и насколько ясно замечает. Кажется, речь идет о состоянии субъекта, поскольку и наблюдатель, и наблюдаемое, и их целостность - одно лицо, и, следовательно, один и тот же субъект наблюдает себя глазами наблюдателя и наблюдает самого наблюдателя,- а значит объективное и субъективное в данном случае суть одно и тоже, и «объективно» не существует никакого соглядатая, пока сознание не сосредоточит внимание на функции самонаблюдения. То есть соглядатай есть результат особой концентрации внимания при самонаблюдении." В рамках этой гипотезы можно сказать, что кроме обычного и перманентного самоощущения, у сознания человека для знания себя есть второй канал - связанный со специатьной, можно сказать «искусственной» фиксацией внимания'на самом себе. В итоге, когда внимание сознания фиксировано на себе, оно получает образ себя, нетождественный обычному самоощущению.

То, что в обычном состоянии человек не ощущает своей вненаходимости как наблюдателя самого себя также может быть объяснено рассеянностью внимания при самонаблюдении. Если самонаблюдение не внимательно, не сконцентрировано и не интенсифицировано личность довольствуется отрывочными и смутными сведениями о себе,

не может сконцентрировать целостный образ себя как объекта наблюдения; а раз так, то коррелятивно этому и роль личности как субъекта самонаблюдения конституирована смутно и фрагментарно, не превратившись в нечто целостное.

Мотивы, которые заставляют человека концентрировать внимание на функции самонаблюдения могут быть связаны с обнаружением внешних детерминаций, предопределяющих человеческое поведение независимо от воли субъекта. Феномен внутреннего наблюдателя возникает, когда человек обнаруживает свою личность как совокупность объективных, часто детерминированных обществом структур, и, кроме того, навязанных обществом масок. Вдруг очнувшееся сознание обнаруживает, что в самой повседневной жизни оно, подобно хорошо натренированному спортсмену, идет по затверженным схемам, играя публично утвержденные роли. Человек, как субъект свободы возвышается над собой как включенным в систему природных и социальных детерминаций. Таким образом, представление о внутреннем - наблюдателе самым непосредственным образом связано с представлениями человека о своих исконных волениях, причем слово «исконные» в данном случае понимается в том смысле, что воления берутся без поправок, вносимых внешними (природными и социальными) влияниями. После порождающей Соглядатая катастрофы образуются две констелляции желаний: первая - действительная, вторая - такая, какой, по самоощущению субъекта, она должна быть при элиминировании внешних детерминаций. Вторая, идеальная, констелляция желаний определяет волевую структуру квазиличности Соглядатая (внутреннего наблюдателя).

Итак, причиной возникновения феномена отстраненного самонаблюдения, по нашему мнению, является обнаружение человеком того факта, что его поведение полностью или частично детерминируется внешними факторами, не относящимися к его «Я». Однако данная концепция разъясняет только субъективные мотивы осуществляемой сознанием интенсификации самонаблюдения. Между тем, у феномена Соглядатая может быть и объективная сторона. То есть соглядатай может проявляться как специфическое явление в рамках функционирования создания как информационной системы. Нельзя исключить, что у этого явления есть также и психофизиологическая подоплека.

Можно построить разные модели сознания с «внутренним наблюдателем»,, причем одни модели истолковывают эти явления как патологию, другие же полагают рефлектирующее сознание более- развитым, чем сознание без наблюдателя. К «патологическим» моделям следует отнести модели, представляющие феномен «внутреннего наблюдателя» как результат размыкания циклических информационных, процессов, происходящих в человеческой психике. Можно предположить, что цельность самосознающей человеческой личности достигается благодаря системе обратной связи,

которая разрушена у раздвоенных личностей В психиатрии стандартная гипотеза -нарушение координации между полушариями мозга Федор Горбов в книге «Я - второе Я» объясняет многочисленные случаи сопровождающегося раздвоением личности самонаблюдения именно тем, что человек перестает узнавать самого себя - в результате, по мнению Горбова, происходит «рассогласование, расфокусировка слажено действующих «я» и «второго я»10. Иногда это психопатическое неузнавание («агнозия»), иногда к отклонению образа самого себя от ожидаемого и знакомого приводят внешние обстоятельства, и в последнем случае восстановление единства личности происходит именно благодаря тому, что человек ищет и находит новый информационный канал связи с самим собой

Во второй главе диссертации разбирается проблема «отстраненности» отстраненного самонаблюдения. Необходимость анализа данной проблемы связана с тем, что в свете современных представлений о человеческой личности самым проблематичным, самым далеким от реальности пунктом в стихийно функционирующих в культуре представлениях о бесстрастном внутреннем наблюдателе является сама способность Соглядатая созерцать и воспринимать, не имея при этом своего мнения. Со времен Ницше общим местом теории познания стало положение, в соответствии с которым чистое, не интерпретирующее объект наблюдение - это абстракция, не имеющая связи с действительностью. Наблюдение есть всегда действие исторически сложившегося человека, а не «табула раза».

Если же мы предполагаем в образе «Соглядатая» какую-то степень психологической достоверности, то должны констатировать, что его беспристрастность - лишь имитация, или в лучшем случае - некоторое приближение к «чистому наблюдению». Корни обоих этих психических образований - и наблюдателя и наблюдаемого - уходят в одну и ту же «базу данных, где находится биография человека, выработанные ею стереотипы и. т. д Проблемой является то, в какой мере наблюдатель очищен от своих качественных характеристик, и каким образом наблюдателю удается обладать ими, не обладая, т. е обладать исключительно в потенциальном виде

Возможное решение данной проблемы может быть связано с отрывом квазиличности наблюдателя от, текущей социальной практики Наблюдатель не начинает никаких деятельных актов - иначе бы на первом же из них сказались бы все качественные особенности личности Однако принцип недеяния не может быть доведен до конца, так как в этом случае не было бы возможно и само наблюдение, «глазение» то же предполагает определенную деятельность, связанную с интерпретацией, пониманием Можно предположить, что для того, чтобы истолковывать увиденное соглядатай заимствует из

наблюдаемой личности микроскопические дозы «пристрастности», которые можно рассматривать как совокупность алфавитов, тезаурусов и т.п. Но, во-первых, заимствуется только то, что по своему смыслу находится как можно дальше от практической деятельности, отделено от практических отношений с людьми и вещами как можно большим числом опосредовании. И, во-вторых, обработка (осмысление, интерпретация, синтез и др.) информации, полученной соглядатаем в результате наблюдения, обрывается на ранних стадиях.

Еще одно объяснение того, каким образом Соглядатай очищается от активности при оценке информации и достигает бесстрастности, может быть найдено благодаря достижениям российской эстетической и психологической мысли, в частности в вопросе об эстетике и психологии трагического. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что, как мы показываем в диссертации, Набоков, и Леви-Огросс согласны между собой в том, что в состоянии беспристрастного и даже «бессодержательного» наблюдателя человек приходит именно пережив некоторую жизненную трагедию. Но в русской философской, эстетической и психологической мысли первой трети XX века можно найти весьма основательную традицию, обосновывающую и объясняющую эту идею. Если говорить коротко, то эта традиция строится на концепции, в соответствии с которой трагедия порождает в человеке противоречивые чувства, которые взаимопогашаются.

Идея о взаимном поглощении противоположных аффектов в сознании человека сформулирована в «Психологии искусства» Выготского, однако теория Выготского была предопределена эстетическими идеями Вяч.Иванова, М.Бахтина, Я. Головера, П-Флоренского, и других мыслителей. Поздним представителем этой эстетики в современной России является психолог В,Е. Семенов, считающий себя также продолжателем психологии искусства Выготского. С точки зрения данной эстетико-психологической традиции человек с внутренним наблюдателем является существом посттрагическим и посткатартическим.

Отстраненность субъекта отстраненного самонаблюдения от наблюдаемой личности во многом может объясняться тем, что наблюдаемые личностные феномены сознательно или бессознательно интерпретируются субъектом самонаблюдения как находящиеся в прошлом и соответственно отделенные от субъекта наблюдения временем. В европейской философии XX века существует обширная традиция «темпорализации самонаблюдения», то есть превращения отношения «наблюдатель-наблюдаемое» в «Настоящее-прошлое». В частности, Мартина Бубер говорил, что отношение к вещи как к объекту познания есть отнесение её к прошедшему времени. Аналогичного мнения придерживался Бергсон, говоривший что «реальность предстает перед нами как непрерывное фонтанирование нового, которое, едва

возникнув в настоящем, уже отступает в прошлое: именно в этот момент его и

11

замечает интеллект, взгляд которого всегда устремлен назад» . Такой же вывод о взаимосвязях между временем и человеческой позицией присутствует в теологии Пауля Тиллиха. Наконец, наиболее радикальных взглядов на эту проблему придерживался Сартр, который вслед за Хайдеттером, считал, что сами понятия «прошлого» и «настоящего» порождены не физической эмпирией, а экзистенциальной структурой человека; стоя на этой метафизической платформе, Сартр выдвинул теорию, что сама категория прошлого рождается из рефлексивного отчуждения наблюдателя от наблюдаемого.

В связи с проблемой темпорализации наблюдения стоит вспомнить, какой комплекс идей связан с влиянием явлений задержки и запаздывания на генезис таких фундаментальных свойства человека как сознание, речь и др. (Касирер, Бергсон, Сеченов, Павлов). Именно запаздывание реакции отличает, кроме прочего, человека от животного. По мнению Фрейда, развитие цивилизации связано с тем, что человек тормозит и откладывает немедленно удовлетворение своих желаний.

Конечно, рефлексию нельзя отождествлять с торможением, но, рефлексия, возможно, более медленный процесс, чем инстинктивное реагирование. Поэтому рефлексия связана с торможением, порождает торможение. Поток психических данных, возможно, тормозиться для того, чтобы быть отрефлексироваяным.

Воспоминание в обычном смысле слова представляет собой как бы действующую модель внутреннего наблюдателя. В воспоминании я наблюдаю поведение меня же, со всеми . моими же мотивировками, но никак не могу вмешаться. Но если память — это «модель» самонаблюдения, то сам феномен внутреннего наблюдателя можно считать воспоминанием, со столь коротким, мгновенным отрывом от момента вспоминания, что этот отрыв не заметен, т. е. воспоминание не воспринимается как таковое. Собственно, ясно, что абсолютная синхронность события и его восприятия невозможна, и поэтому все дело именно в решаемом чисто субъективно вопросе: достаточно ли прошло времени, чтобы воспоминание воспринималось как воспоминание.

В языке и литературе это различие четко фиксируется различием настоящего и прошлого времени. В литературных произведениях, идущих от первого лица автор является по сути растворенном в тексте «соглядатаем». Ведущий повествование от первого лица автор-рассказчик - это некоторая постоянно сопровождающая главного героя, но стоящая над ним рефлексивная инстанция, самонаблюдение и самопроговаривание литературного персонажа. Функция этой инстанции - быть передаточным звеном между живущим событиями повествования субъектом и читателем. Эта инстанция получает информацию о событиях и передает ее читателям. Но в зависимости от того, фигурирует ли в повествовании

прошедшее время или настоящее, говорит ли автор «я вошел» или «я вхожу» - он либо признается, что просто вспоминает перед читателем, что с ним произошло, либо имитирует соглядатая, существующего и ведущего рассказ одновременно с описываемым происходящим, т. ск. в режиме реального времени.

Стоит обратить особое внимание, что отстраненность отстраненного самонаблюдения объясняется не тем, что акт самовосприятия требует времени, а тем, что патологически увеличивается субъективная продолжительность этого времени. Появление «внутреннего наблюдателя» связано увеличением этого разрыва. Замедляется осмысление и опознания данных самонаблюдения как данных именно само-наблюдения, в результате чего они в течение какого-то времени сохраняются как данные просто-наблюдения, сохраняя свойственное последним качество дистанцированности. Речь идет о времени, в течение которого наблюдаемое бессознательно интерпретируется- как тождественное наблюдателю. Если эта интерпретация осуществляется моментально, то личность целостна, ее раздвоение каждый миг подавляется, практически не возникнув. Но если период интерпретации затягивается, то он является полем, на котором существует, внутренний наблюдатель. Именно в данном пункте имеются перспективы для использования категории остранения применительно к собственной личности наблюдающего за. собой человека. Если собственное «Я» выглядит для него странным и необычным, то это значит, что его опознание и узнавание в качестве «своего» происходит с опозданием, заторможено и частично.

Здесь, возможно, имеет смысл сопоставление двух сходных по временной структуре процессов. С одной стороны данные самонаблюдения, побыв какое то время неопознанными как данные о наблюдателе, в конце - концов, опознаются как таковые. С другой стороны, любые вообще данные наблюдения (в т.ч. и эти) побыв какое-то время в «оперативной памяти» сознания, в конце концов, выпадают из его текущего поля зрения и забываются (не вообще, но на данный момент). Гуссерль называл эти памятования нескольких последних из прошедших моментов времени ретенциями. Если бы человек забывал воспринятое прежде, чем выяснял его соотносимость с собою, то образ личности, порожденный самонаблюдением, оказался бы чужим сознанием, неведомым образом внедренным в мое сознание. То есть, происходило бы то самое неузнавание (агнозия) своего собственного образа, которую Ф. Горбов считал главной причиной расфокусировки двух Я внутри человека. Неузнавание себя в сочетании с самонаблюдением порождают не рефлективность, а патологическое раздвоение личности. Но в том случае, когда период самоопознания хотя и длится для личности и какой-то ощутимый отрезок времени, но все-таки является менее продолжительным; чем период забывания воспринятого в текущем поле зрения сознания находится некоторый образ, который состоит .как из элементов, опознанных в качестве

элементов наблюдателя, так и из чужих, пока неопознанных элементов. Вопрос о тождественности наблюдаемого наблюдателю оказывается решенным неоднозначно. И эта парадоксальное положение воспринятого образа вполне соответствует той двойственности, и неоднозначности определений, которая соответствует состоянию внутреннего наблюдателя. Эту двойственность самоопределения вполне можно было бы назвать остранением собственного Я.

Еще одна причина того, почему человеческое самоузнавание, и вообще восприятие замедлено, вероятно заключается в наличествующей в сознании скрытой языковой деятельности, в не прекращающемся внутреннем монологе человека. Результаты некоторых психофизических экспериментов свидетельствуют, что основополагающие реакции человека на внешние раздражители замедлены по сравнению с аналогичными реакциями животных примерно на одну секунду, и при этом часто выдвигаются гипотезы, что возможная причина этой задержки заключена в процессе бессознательной вербализации. Напомним, что Павлов называл речь «второй сигнальной системой», которая действует как торможение на первую, то есть на совокупность инстинктов.

Текст есть классический инструмент противопоставления настоящего и прошлого. Но, кроме того, можно сказать, что внутренняя речевая деятельность человека является составной частью процесса восприятия, и в определенном аспекте играет по отношению к последнему довольно деструктивную роль. Для проблемы Соглядатая, проблемы отстраненного внутреннего соглядатая этот факт, по-видимому, имеет большое значение, ибо вербализация не только является одной из причин разрыва между наблюдателем и наблюдаемым, но и участвует в обеспечении бесстрастности, отстраненности внутреннего наблюдателя. Весьма интересным представляется мнения Поля Рикёра, считавшего речь средством, с помощью которого стала возможным созерцательное отстранение от практической деятельности.

В третьей главе диссертации отстраненное созерцание анализируется как фактор человеческой культуры, обладающий специфическим структурирующим действием. Проблематика отстраненного самонаблюдения самым непосредственным образом связана с рядом особых культурных коллизий, относящихся к дискуссиям о человеческой природе, об определении места человека в мире, а также о самосознании человека средствами культуры. Одна из таких проблем является намеченная еще в «Феноменологии духа» Гегеля коллизия между простым, неделимым единством человеческой личности и множеством его свойств и проявлений, между которыми вынуждено бесконечно двигаться человеческое самосознание. В неоднократно упоминавшейся в данной диссертации новелле В.В. Набокова «Соглядатай»

единый субъект отстраненного самонаблюдения противостоит множеству

своих образов, отраженных внешними наблюдателями. Суть его психической динамики, таким образом, состоит в конфликте единичности и множества. Самонаблюдение противостоит наблюдаемому, как целое - частям. Такова структура человека по самоописанию соглядатая, но любопытно, что эта, несколько эпатирующая схема имеет аналог в русской философии. Именно такова структура личности в философии'Льва Карсавина. Дух человека, т.е. собственно личность - это человек, взятый как целостность, синтезированное многоединство. По Карсавину «..личность понимается как единство своих «видов», «ликов» или «аспектов». «..Нет личности вне ее аспектов, и она их многоединство»12. Конструктивный анализ данной проблеме становится возможным, если сопоставить:

1) набоковскую картину противостояния соглядатая множеству его внешних образов;

2) карсавинскую концепцию личности как противостояния множества ликов, образов личности - их же неделимой целостности;

3) идею о феномене соглядатая как результате катарсиса в интерпретации Выготского - т.е. как результата противоборства аффектов.

Возможно сопоставить наличие у личности множества ликов с присутствием в ней множества разных до противоположности чувств. Если между двумя этими типами множества есть связь, то значит, лик есть не только образ личности для внешнего мира», но и источник образа мира для личности. Образ мира порождает в личности реакцию на него -аффект, разные образы - соответственно разные реакции. Таким образом» в карсавинском понятие лика имеем как бы локализованный канал коммуникации личности с внешним миром. При этом тот смысловой комплекс, тот момент бытия, который порождает в субъекте определенный аффект - он же, таким образом, опосредованно порождает и определенный непротиворечивый психологический образ субъекта у окружающих, а именно: образ человека как одержимого данным аффектом. Группировка аффекта и внешнего впечатления, производимого личностью, вокруг общей причины и создает конструкт, называемый нами ликом - двусторонний канал связи личности с миром.

Другая заслуживающая анализа культурно-психологическая коллизия связана с проблемой возможности самонаблюдения для арефлексивной личности. Приведенные выше материалы об отстраненном самонаблюдении позволяют говорить, что человек испытывающий склонность к этому специфическому состоянию, как правило, обладает вниманием к чужому мнению о себе. Однако сходная картина пристального внимания к чужому мнению можно получить без раздвоения личности в самонаблюдении. Ряд собранных автором диссертации материалов показывает, что отсутствие рефлексии не

является гарантией от отсутствия раздвоения. Возможен нерефлексивный раскол в человеческой личности с теми же последствиями, что описывается в произведениях Набокова и Достоевского - а именно невозможностью построить собственный образ, не привлекая чужые взгляды и мнения. В книге К. Уилбера «Никаких границ» рассказывает о ситуации, когда человек подсознательно отказывается приписывать себе некоторые из реально имеющихся у него желаний или иных свойств. В этом случае желание проецируется на окружающих, которым оно ошибочно приписывается. В результате такого рода внешних проекций человек уже не способен увидеть и осознать все возможности и свойства своей личности в целом, поскольку «все неприемлемые аспекты его «эго» теперь выглядят внешними. Человек формирует искаженный, неполный образ самого себя, который может быть дополнен исключительно анализом окружающих, чьи мнимые желания осознаются как проецированные желания самой анализируемой личности.

Как мы уже констатировали выше, склонность к отстраненному самонаблюдению часто является причиной такого странного культурно-психологического феномена, как неспособность самостоятельно, без помощи посторонних определить себя и назвать собственные свойства. В философии и мистике XX века были эксплицированы метафизически основания этого феномена, заключающиеся в постигаемом через медитации либо умозрении отсутствие свойств у глубинного Я. Большое количество философских и литературных источников XX века единодушно свидетельствуют: самоощущение человека не способно быть источником данных об определенных свойствах, именованиях и статусах человеческой личности, а любое высказывание, относимое личностью к себе оказывается применением языка, выработанного в условиях межличностного взаимодействия. Когда индивид говорит о себе «я-чиновник», или «я-еврей», то, как это отмечает Мерло-Понти, говорит он так только как бы «чужим голосом», ориентируясь на то, что мог бы сказать о нем внешний наблюдатель, который обладает способностью давать Я неполные, частичные -однако конкретные определения. Впрочем, данная ориентация даже не следует из специфики именно самовосприятия. Всякое восприятие ориентировано на постороннего наблюдателя. Представления об объективности вещи часто предполагает скрытое представление о возможном внешнем наблюдателе, на место которого мог бы поставить себя данный наблюдатель («Я»).

В культуре Нового и Новейшего времени крайне важны и нагружены значениями ситуации, когда человек предполагает наличие рядом с собой некоего наблюдающего за ним третьего лица, когда человек постоянно имеет в виду нахождение рядом наблюдателя. Пожалуй, начинать эту тему нужно с этики Адама Смита. Эта первая в Европе светская этика опиралась именно на концепцию внешнего наблюдателя. Совесть и нравственное

чувство, по Смиту, возникают постольку, поскольку человек представляет себя наблюдаемым неким третьим лицом.

Не вызывает сомнение тот факт, что поставив Внешнего Наблюдателя на место Бога, Адам Смит лишь дал этому персонажу новое, более приземленное, и более функциональное имя. Замена Бога внешним наблюдателем - вообще один из характерных ходов мысли в истории культуры, в частности, по мнению некоторых историков науки именна в этом заключалась реформа механики Ньютона, произведенная Эйнштейном: Эйнштейн поставил наблюдателя на место ньютоновского Бога.

Связь между моралью, идеей Внешнего Наблюдателя и идеей Бога обнаруживается еще в трудах Сенеки, однако, в культуре XX века стало, кажется, еще более явственно. Вор в поэме Бродского «Шествие» говорит: «Но чей-то взгляд следит за мной, следит за мной всегда», и далее становится ясно, что это взгляд Бога, что мир, на взгляд вора - тюрьма, а Бог - это «Всевышний сыщик» Идея Внешнего Наблюдателя в контексте этики оказывается теснейшим образом связана с идеей внутреннего соглядатая. Если, «совесть», «суперэго» в соответствии с учением Фрейда, является концептом, в который облекается чувство вины, то взгляд Бога выступает в качестве концепта, в который облекается знание о своей виновности, о своем внутреннем расколе и дисгармонии. При этом знание о своей виновности, далеко не всегда сопровождается ее осуждением. Таким образом, выявляется то парадоксальное обстоятельство, что «богобоязненные», то есть не совестливые, но знающие о совести люди спроецировали оценивающую инстанцию вовне, и с точки зрения этого положения вовсе перестает иметь значение, как назвать эту инстанцию — Богом, или просто Внешним Наблюдателем. Но, тем не менее, в художественной литературе XX века речь о Боге, как о ком-то, кто превосходит обычного Внешнего Наблюдателя заходит» и заходит - именно потому, что речь идет о рефлексивных индивидуумах, в сознании которых возникает феномен внутреннего наблюдателя. Человек, наделенный способностью к отстраненному самонаблюдению, не может не констатировать, что Бог способен проникнуть взглядом» по крайней мере, туда же, куда может проникнуть взглядом внутренний наблюдатель. Данное положение может быть очень хорошо проиллюстрировано на примере повестей ЖЛ. Сартра «Слова» и «Детство хозяина».

Культурное значение диалектики Внутреннего и Внешнего наблюдателя выходит за пределы этики. То же самое «третье лицо» возникает в феноменологии Альфреда Шюца, когда он толкует о мировоззренческих истоках науки. В концепции Шюца утверждается, что научная теория, и вообще теория создается на базе системы дотеоретических представлений, на базе дотеоретического понимания жизненного мира, имеющегося у всякого теоретика. И в

этой системе особое место принадлежит так называемому представлению о «позиции третьей личности».

Адам Смит выводит из представлений о находящимся рядом с нами наблюдателе нравственность, Альфред Шюц и Эдмунд Гуссерль - науку, а Набоков и Мерло-Понти говорят, что само зрение, или вернее само создание понятий об увиденном невозможно без этого ощущения находящегося рядом наблюдателя и без умения встать на его точку зрения. Порождаемая, в соответствии с теорией Шюца, чувством «наблюдающего третьего лица» научность есть не что иное, как развитие человеческого умения создавать себе понятия «вещей вообще» - умения, о котором толкует Мерло-Понти.

Кроме того, именно культура XX века особенно резко обострила проблему демонстративности, то есть проблему различения социальных действий, совершаемых «на самом деле» и «напоказ», с учетом наблюдателя. Еще Кант утверждал, что критерием общественного прогресса может быть только реакция публики на то или иное политическое событие - но лишь при условии, что публика относится к событию как зрители к театральному представлению и не имеет никаких политических выгод от его исхода. Сегодня судьба любой общественной акции зависит от ее предполагаемой оценки со стороны внешнего, лично незаинтересованного наблюдателя. Проблема зрелищности на русской почве всегда была связана с проблемой стыда - перед иностранцами может быть «неудобно». Все фрейдистские защитные механизмы (вплоть до трансферта и вытеснения) применимы к способам советской пропаганды и секретности.

Стыд является частым мотивом раздвоения личности, поскольку человек, не желая быть отожествленным со «стыдными» сторонами своей личности может пытаться убежать от личностных проблем в позицию безучастного наблюдателя. При этом, как свидетельствуют некоторые беллетристические источники, само осознание человеком своего существования может быть причиной стыда. Данная интуиция намечает онтологические основания морали, равно как и закономерности возникновения морали в связи с развитием рефлексии. При этом только первоначально, этическое значение внешнего наблюдателя сводится к тому, что он создает для наблюдаемой личности опасность быть подвергнутой общественному осуждению. По мере психологического и умственного развития человека социальная роль внешнего наблюдателя уменьшается, и он превращается в детонатор процессов самонаблюдения и самоосознания - а пределом развития этих процессов является возникновение Внутреннего наблюдателя. Таким образом, внешний наблюдатель превращается во внутреннего по мере увеличения рефлективности личности. Процесс этот обладает определенной этапностью: сначала на внешнего наблюдателя проецируются те черты личности, с которыми человек не желает или не может себя отождествить - и таким

образом, скажем, на Бога-наблюдателя проецируется или подсознательное чувство вины, или подсознательный образ родителей как источника моральны запретов, или подсознательный страх перед карающим обществом. Затем внешний наблюдатель становится осознанным фактором поведения и в этом качестве превращается в «голос» внутри сознания, при этом сам факт осознания подобного голоса способствует увеличению рефлексивности личности. Анализ внешних наблюдателей приводит к осознанию их проективной природы. Рефлексивная личность не нуждается в подобного рода проекциях, она может отстраниться от этих подсознательных страхов, оставаясь в пространстве только интроспекции. Развитие культуры очень во многих ее аспектах можно представить как постепенную интериоризацию Наблюдателя.

В заключении изложены итоги диссертационного исследования,, даны общие выводы, еще раз подчеркнута объективность феномена отстраненного самонаблюдения, источником сходства проявлений которого в разных источниках является сходство его бытия в качестве психологического состояния, а также культурно-поведенческой ситуации.

Основные положения диссертации изложены в книге автора:

Фрумкин К.Г. Позиция наблюдателя: Отстраненное созерцание и его культурные функции. Киев: Ника-центр, 2003 (213 стр.)

Цитируемая литература:

1 Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М, 1995. С.487

2 Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976. С. 331

3 Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975. С.179

4 Новохатько А.Г. Проблема соотношения образа и самосознания //Вопросы психологии, 1992, №1

5 Горбов Ф.Д. Я - второе Я. М.; Воронеж, 2000. С. 199

6 Столяров Г.В. Лекарственные психозы и психотомиметические средства. М., 1964. С.26

7 Набоков В.В. Собрание сочинений в четырех томах. Т.2, М., 1990. С.344

8 Уилбер К. Никаких границ: Восточные и западные пути личного роста. М., 1998. С. 141 ' Лиотар Ж.-Ф. Феноменология. СПб., 2001. С.30

10 Горбов Ф.Д. Я - второе Я. С.47

11 Бергсон А. Творческая эволюция. С.78

12 Карсавин Л. Религиозно-философские сочинения. Т.1. М., 1993. С.23

КОПИ-ЦЕНТР св. 77:07:10429 Тираж 100 экз. тал. 185-79-54

г. Москва м. Бабушкинская ул. Енисейская 36 комната №1 (Экспериментально-производственный комбинат)

€"3013

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Фрумкин, Константин Григорьевич

Введение.

Глава 1. Феномен отстраненного самонаблюдения и его отражение в культуре

1.1. Отстраненное самонаблюдение в художественной литературе

1.2. Отстраненное самонаблюдение и измененные состояния сознания

1.3. Отстраненное самонаблюдение и духовные практики востока

1.4. Проблема бессознательного отстраненного наблюдения

1.5. Отстраненное самонаблюдение и детерминированность человеческого поведения

1.6. Моделирование отстраненного самонаблюдения как психологического процесса

1.7. Отстраненное самонаблюдение и проблема количества уровней рефлексии

Глава 2. «Отстраненность» самонаблюдения как психологическая и философско-антропологическая проблема

2.1. Отстраненность самонаблюдения и социальная практика

2.2. Объяснение отстраненности самонаблюдения в рамках эстетики трагического

2.3. Отстранненое самонаблюдение как наблюдение, ориентированное на прошлое

2.4. Отсраненность самонаблюдение как результат замедления процесса самоузнавания

2.5. Язык и речевая деятельность как факторы увеличения остраненности наблюдения и самонаблюдения

Глава 3. Отстраненное самонаблюдение как причина специфических культурных коллизий

3.1. Отстраненное самонаблюдение и проблематика цельности личности

3.2. Проблема самонаблюдения арефлексивной личности

3.3. Взаимодействие самонаблюдения и внешних наблюдателей

3.4. Интериоризация наблюдателя как культурно-психологическая тенденция

Введение диссертации2003 год, автореферат по культурологии, Фрумкин, Константин Григорьевич

Актуальность проблемы.

Среди всех аспектов человеческой природы, ставшими предметом исследования в гуманитарной мысли наиболее темным и сложным для какого бы то ни было анализа является тема самосознания.

В отличии от очень многих других аспектов сознательной деятельности человека, самосознание не может быть исследовано без привлечения данных интроспекции (самонаблюдения), и именно это делает исследование самосознания чрезвычайно трудным. Между тем, не может быть никакого сомнения, что самосознания является ключевым феноменом как для изучения сознания, так и для изучения человеческой природы и человеческой культуры вообще.

На наш взгляд, наука и философия в наибольшей степени получают импульс к развитию даже не тогда, когда им удается выработать новый метод исследования, а тогда, когда удается открыть новый предмет и объект познавательной деятельности. Открытие нового предмета исследования может привести к появлению новой науки или нового раздела знания, поскольку наиболее традиционная и наиболее эффективная классификация наук связана с объектами исследования. Именно поэтому, выход гуманитарной мысли из кризиса должен лежит на пути открытия либо конструирования новых феноменов, исследования которых уже само собой повлечет за собой обновление методической и концептуальной базы гуманитарного знания.

Таким образом, изучение человеческого сознания и самосознания не может обойтись без открытия новых феноменов сознания, являющихся показательными для данной темы и изучение которых может дать по крайней мере косвенные данные как о самом самосознании, так и о его функционировании его в качестве фактора культуры.

В свете вышесказанного на наш взгляд становится ясным, изучение человека должно возвратиться к изучению в «бесстрастной», «созерцательной» компоненты человеческой личности, или иными словами к изучению человека как субъекта наблюдения. В рамках западной традиции концепт отстраненного наблюдения является дискредитированным и преодоленным благодаря идущей со времен Ницше критики, вполне резонно разоблачающей мнимость любой конструируемой в культуре бесстрастности. Однако знакомство с восточными практиками духовного совершенствования должно заставить вернуться к рассмотрению данного дискредитированного концепта, признав за ним определенную долю как психологической достоверности, так и общекультурной значимости.

Наиболее острым случаем ощущения человеком в себе созерцательного начала является раздвоение личности вследствие интенсивного самонаблюдения. Это раздвоение личности приводит к тому, что человек ощущает, что наблюдает за самим собой как бы со стороны и как за посторонним человеком. Данный феномен и станет основным объектом нашего исследования.

Степень научной разработанности проблемы.

До настоящего времени феномен отстраненного самонаблюдения не был предметом какой-либо науки. Как сказал Г.П. Щедровицкий «. до сих пор почти не было попыток описать рефлексию, или тем более построить ее модель в рамках собственно научного, а не философского анализа деятельности мышления»1. Теоретически данный феномен должен был бы быть объектом

1 Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995. С.487 исследования со стороны психологии. Однако, существует ряд особых причин, почему психология XX века не смогла изучить данный феномен. Как на Западе, так и в России психология в значительной степени отвернулась от феноменов сознания в собственном смысле, слова, и во всяком случае идеология психологической науке часто была построена на дискредитации отстраненного созерцания как ключевого феномена в пространстве сознания. На западе исходным импульсом для такого движения стал фрейдизм, благодаря котором акцент в психологических исследованиях был перенесен с сознания на подсознание. В России психологическая наука формировалась под влиянием марксистской парадигмы, и в следствии этого сознание объявлялось детерминированным общественной практикой. Советско-российская психология, во главе со своим классиком С.Л. Рубинштейном представляет собой идеологическое движение, прямо враждебное выделению созерцательного начала в человеке - выделению как научно-познавательной операции, и как действию по практическому самоусовершенствованию. В этом вопросе рубинштейнианство было неявным преемником определенных тенденций в русской досоветской философии, часто одержимой пафосом человеческой цельности и «полнокровности жизни». Многие русские мыслители испытывали острую неприязнь к созерцательному началу и симпатию к деятельному. Маски и термины, которые используются при этом для фиксации двух этих категорий чрезвычайно разнообразны. Так, многие философские работы XIX - XX вв. посвящены агрессивному противопоставлению неравнодушного и равнодушного мышления. Последнее воплощается, отвлеченным теоретизмом, а лучший образец теоретизма -немецкий трансцендентальный идеализм. Такова «Критика отвлеченных начал» Вл. Соловьева. Такова книга Бахтина «К философии поступка», вся посвященная противопоставлению «участливого мышления», «эмоционально-волевого понимания бытия» и «теоретического мышления». Заложенные в этих книгах «антисозерцательные» тенденции нашли в рубенштейнианской психологии свое крайнее воплощение, ибо последняя провозгласила полное отсутствие феномена созерцания и как философский тезис, и, одновременно, как научно установленный факт.

В отношении дихотомии «созерцательность — деятельность» С. Л. Рубинштейн определился более, чем однозначно: «В качестве субъекта познания (специальной теоретической сознательной деятельности) человек выступает вторично, первично он - субъект действия, практической деятельности» . Рубинштейн протестует против концепции гносеологического субъекта как ни чем не связанного с объектом наблюдателя. Он вообще против традиционного для классической западной философии разделения ситуации познания на субъект и объект. О том, чтобы человек мог отстраненно наблюдать свою деятельность не могло быть и речи, поскольку Рубиншейн отказывался рассматривать само понятие субъекта в отрыве от деятельности.

Аналогичного мнения придерживался и другой классик советской психологии - А.Н. Леонтьев, который писал, что субъект реализуется в деятельности, а личность образуется из интеграции разных «деятельностей» X человека. Вообще, обращения к психологической науке для уяснения механизма «внутреннего соглядатая» по всей видимости заведомо обречены на провал. Игнорирование или прямое шельмование созерцающей компоненты человеческой личности является доминирующим тоном всей российской рубинштейнианской психологии. Тогда, когда рубинштейнианство не наталкивается прямо на факт бинарности сознания, оно пытается либо отрицать его, либо понижать эвристическую ценность данной категории. Характернейший пример этого подхода представляет психолог Брушлинский, опубликовавший серию статей под общим заголовком «Проблема субъекта в

2 Рубинштейн СЛ. Проблемы общей психологии. М., 1976. С. 331

3 Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975. С. 179 психологической науке»4. Позиция Брушлинского проста: психический субъект есть сам человек как таковой, как телесно-душевная целостность. Соответственно из этого подхода вытекает критика тех психологов, кто обособленно рассматривает отдельные психические функции или кто выделяет человеческую психику в качестве обособленной системы.

Если отечественные психологи классической школы все-таки имеют дело с созерцательным началом в человеке, они пытаются понизить его в статусе. Примером этого является онтогенетическая теория сознания А. Новохатько5. В его определении самосознание есть способность человека смотреть на себя как бы глазами другого человека - а значит любого другого человека, т.е. собственно, человечества, рода, коллектива - а значит самосознание есть сознательное отношение к практике, оценка практических действий с точки зрения результатов наблюдения.

В качестве единственного исключения в российской, а возможно и мировой психологической литературе стоит отметить во многих отношениях замечательную книгу Федора Горбова «Я - второе Я», в которой собрано огромное количество материала по раздвоению личности как из клинической практики, так из художественной литературы. По мнению Горбова, в любом человеке живот две личности, но в нормальном состоянии они существуют согласовано, а чрезвычайных ситуациях два человеческих «Я» расфокусируются, создавая различные эффекты расщепления личности. Для исследования этого феномена Горбов изобретает даже специальную науку — «янусологию» - от имени двуликого римского Бога Януса. Правда, Горбов не выделял в отдельный феномен случаи, когда одно человеческое я является действующим, а второе — наблюдающим; примеров именно таких коллизий в книге Горбова собрано немало, но они перемешаны с иными случаями

4 Брушлинский В. Проблема субъекта в психологической науке. Статьи первая-третья.//Психологический журнал, 1991, №6; 1992, №6; 1993, №6

5 Новохатько А.Г. Проблема соотношения образа и самосознания //Вопросы психологии, 1992, №1 расщепления, например, когда человек раздирается противоположными желаниями, или чувствует несоответствие своей «истинной сути» и показной маски. Тем не менее, именно Горбов вводит для фиксации экстремальных случаев появления «внутреннего соглядатая» специальный психиатрический термин- «кинестезия диссеканс», от латинского сНБесаш — рассекающая, проникающая между. Кинестезия диссеканс возникает как эффект действия некоторых психотомиметических препаратов, и при нем «нормальная двойственность сознания как функция системы «я - второе я» (самосознание, самоконтроль, взгляд на себя со стороны) легко получает определение «раздвоение личности»6.

Если говорить о западной психологии, то наиболее частое упоминания о феномене отстраненного самонаблюдения можно найти в книге Р.Лэнда «Расколотое Я». Однако в данной книге мы имеем только случаи описания данного феномена как частного случая шизофрении, без попытки его выделения, и без попытки проведения аналогии между сходными нормальными и патологическими тенденциями сознания. О степени неразработанности вопроса в психологии свидетельствует тот факт, что Рэнд был вынужден прибегать к архаическим терминам «душа и тело» для описания двух сторон — наблюдателя и наблюдаемого - в процессе наблюдения человеком за самим собой.

Периодически тема отстраненного самонаблюдения возникает в отчете опытах с различными наркотическими веществами - мескалином, ЛСД, иными психотомиметиками, которые по всей видимости, обостряют отстраненное самонаблюдение. С этой точки зрения упоминания об интересующем нас феномене можно найти в трудах С.Грофа, О.Хаксли, в российской психологии - в книгах Ф.Горбова и Г Столярова . Однако это именно упоминания — без формирования каких либо специальных концепций и без фиксации феномена.

6 Горбов Ф.Д. я - второе Я. М.; Воронеж, 2000. С. 199

7 Столяров Г.В. Лекарственные психозы и психотомиметические средства. М., 1964. С.26

Не интересующий науку, феномен «внутреннего наблюдателя» широко используется в медитативных практиках мировых религий и является основой медитативной системы Гурджиева-Усиенского. Однако труды Гурджиева нельзя считать научными, и к тому же они базируются на достаточно и спорной теории множественности человеческих «Я», конкурирующих между собой в рамках человеческого сознания. Тем не менее, теория Гурджиева-Успенского можно считать практически единственной достаточно подробной разработкой темы отстраненного самонаблюдения в гуманитарной мысли.

И все же, кажется, ни одна из систем познания не исследовала его специально. Зато этот феномен не то, что бы часто, но очень интересно описывается в художественной литературе.

Предметом исследования является во-первых человеческое сознание, во-вторых способы описания состояний человеческого сознания в различных парадигмах культуры, в третьих ряд различных культурных коллизий, возникших под влиянием осмысления некоторых состояний сознания, в частности, состояний так называемого отстраненного созерцания. В дискурсах самого разного характера часто присутствуют претензии на то, чтобы «отстраниться», встать в . положение «вне ситуации», «над схваткой» и так далее. В претензиях такого рода можно увидеть прямое подражание индивидуальной, «психической» созерцательности, и сам факт такого подражания указывает на определенный — и достаточно высокий — престиж созерцательской позиции, которую пытаются распространять с индивидуумов на целые социальные институты («беспристрастность суда», «беспристрастность научного анализа», «беспристрастность прессы», «независимость экспертизы»), и которую эти институты пытаются миметически изобразить для достижения самых разных социальных и познавательных целей. Сложнейшим вопросом в этой связи становится разделение созерцания как психологического, индивидуального феномена - и как некой культурной, методологической или даже социальной позы, предполагающей имитацию индивидуального созерцания с помощью надындивидуального культурного материала. Поэтому в данном исследовании мы лишь по касательной будем исследовать собственно индивидуальное созерцание - это вопрос психологии, а также многочисленных психических «техник» и «практик» - от аутотренинга до буддистских медитаций. С другой стороны, мы совершенно не будем рассматривать те «техники», с помощью которых общество пытается обеспечить отстраненную беспристрастность своих институтов — для этого существует целый ряд специализированных методологий (правовые и политические теории - для беспристрастных органов власти, методология познания — для беспристрастной науки и т.д.). Нашим предметом будет являться культурная сфера, находящаяся точно посередине между психологией и социальной методологией. Эта сфера, где психологические представления об индивидуальной созерцательности превращаются в некую общую идеологию созерцания, которая, в свою очередь, может служить концептуальной базой для выработки «созерцательских» социальных методологий.

Объектом исследования в области индивидуального сознания будет являться отстраненное самонаблюдение, понимаемое как способность человека наблюдать за самим собой как бы со стороны («как за посторонним человеком»). Речь идет о гипостазировании функции самонаблюдения, когда она превращается как бы в особый субъект «внутри» человеческого сознания; этот субъект часто называют внутренним наблюдателем. В области изучения культуры объектом нашего исследования будут латентно бытующие в культуре концепции созерцания и самонадлюдения, идущие от интуитивных представлений о рефлексивности индивидуально-психологической, но уже поднявшихся до такой степени общности, когда принципиально не решаемым становится вопрос о том, кто является субъектом созерцания — реальный человек, социальный институт или какая-то иная комбинированная культурная

• фикция.

Цели и задачи исследования.

Целью настоящего исследования является междисциплинарное осмысление феномена отстраненного самонаблюдения, причин его происхождения в единстве гносеологических, социально-психологических, икультурно-исторических и психофизиологических аспектов.

Задачами нашего исследования будут являться:

1. Фиксация феномена отстраненного самонаблюдения как психологического явления и трансисторической межкультурной темы.

2. Сравнительный анализ способов описания' феномена отстраненного самонаблюдения в различных парадигмах культуры.

3. Анализ мотивировок, которые побуждают индивида в культуре обратить внимания на свою способность к отстраненному самонаблюдения, и таким образом приводят к экспликации этого феномена и его фиксации средствами культурных дискурсов

4. Объяснение отстраненности самонаблюдения

5. Фиксация культурных коллизии, возникших под непосредственными влиянием отстраненного самонаблюдения. В частности нашим нами будет проанализирован процесс возникновения в культуре образа «созерцателя» - образа антропоморфного, но одинаково легко приложимого к сущностям индивидуальным, субиндивидуальным, и коллективным. С другой стороны, мы попытаемся отследить некоторые последствия, к которым в различных дискурсах приводит концептуальная ориентация на этот образ.

Методология исследования

Базовой гипотезой, принятой при выполнении данного исследования взято представление о единстве человеческого сознания, в следствии чего сходные описания человеческого сознания принимаются за описания сходных по фактуре феноменов. Основываясь на данной гипотезе автор счел возможным сделать важнейшим методом данного исследования метод сравнительного анализа источников. Данный метод позволяет конструировать свойства изучаемого феномена на основе структурных и прочих сходств, находимых при его описании. Частью данного сравнительного анализа является контент-анализ - формализованный метод исследования содержания социальной информации посредством выявления устойчиво повторяющихся смысловых единиц текста: названий, понятий, имен, суждений и т.д.

Во второй части диссертации автор обратился к методу спекулятивного (умозрительного) моделирования, необходимого для изучения функционирования человеческого сознания.

Как частные методы при решении конкретных задач используются феноменологический и герменевтический методы, позволяющие выявить специфику проявлений феномена отстраненного самонаблюдения в разных дискурсах.

При изучении феномена отстраненного созерцания автор пользовался следующими методологическими принципами:

Принцип объективности. Происходящие в сознании процессы рассматриваются как объективные и общие для всех людей.

Принцип причинности. Необычные психические феномены, в т.ч. отстраненное самонаблюдение детерминировано социальными и историко-культурными факторами. Учет принципа причинности при исследовании культурно-психологических явлений позволяет взглянуть на этот феномен, как бы в динамике, т.к. под воздействием различных причин.

Системный подход. Психологические феномены включены в контекст конкретного общества. Формы их проявления зависят от социальных и прочих отношений. Изучение отстраненного самонаблюдения не может быть основано на изучении каких-то его отдельных проявлений: культурных, психологических, социальных, гносеологических и т.д., но должны изучаться в комплексе, т.е. системно.

Научная новизна выполненного исследования заключается:

1. Выделении отстраненного самонаблюдения как отдельного феномена.

2. Обоснования идеи отстраненного самонаблюдения на материале художественной литературы, психологии и религиоведения;

3. Исследование эвристических возможностей использования понятия отстраненного самонаблюдения для анализа некоторых коллизий в этике, теории познания и философской антропологии.

4. Обоснования возможности исследования темы отстраненности применительно к субъекту, несмотря на то, что традиционный для европейской философии концепт бесстрастного субъекта познания является в XX веке преодоленным и дискредитированным.

5. Разработка на основе идеи отстраненного самонаблюдения концепции интериоризации наблюдателя как культурно- психологической тенденции.

Практическая значимость работы

Материалы настоящей работы могут быть использованы при разработке курсов лекций по культурологии, религиоведению, философии, социологии и психологии, в частности психологии религии. Анализ феномена отстраненного самонаблюдения на материале художественной литературы может быть рассмотрен как вклад диссертанта в литературоведение.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Отстраненное самонаблюдение и его культурные функции"

Заключение

Диссертация показала, что феномен отстраненного созерцания часто встречается в различных парадигмах культуры, и в частности широко описан средствами художественной литературы. Такие писатели как Владимир Набоков и Андрей Платонов выработали специальные аллегорические языки для моделирования процесса отстраненного самонаблюдения. В частности, Набоков «подарил» гуманитарный мысли образ Соглядатая, который можно считать синонимом отстраненного самонаблюдения. В психологии обращение к феномену отстраненного самонаблюдения происходи при описании действия некоторых наркотических веществ (мескалина), реже - при описании симптомов шизофрении. В религиозных системах самосовершенствования развитие отстраненного самонаблюдения как правило является промежуточной целью, которая преодолевается дальнейшим достижением целостности личности. Исключение составляет система Гурджиева-Успенского. В последней появление «соглядатая» оказывается превалирующей задачей.

Отдельную проблему составляет представление отстраненности самонаблюдения. В свете современных антропологических представлений способность человека отрешиться от каких бы то ни было установок, пристрастий кажется сомнительным. Однако, несмотря на всю правомерность таких сомнений, имеет смысл говорить о сравнительных степенях беспристрастности самонаблюдения, что может объясняться врамках модулирования психики - через количество опосредований между видами деятельности, в рамках эстетики - через теорию катарсиса Выготского, в рамках феноменологического подхода - через замедления процесса самоопознания. Кроме того, язык и речевая деятельность могут также быть рассмотрены как факторы, увеличивающие «беспристрастность» самонаблюдения.

Кроме того, диссертация показала, что с проблематикой отстраненного самонаблюдения непосредственно связаны некоторые специфические коллизии культуры, в частности можно не сомневаться, что для динамики западной культуры огромной значимостью обладает диалектика образов «внутреннего» и внешнего» наблюдателя.

Список научной литературыФрумкин, Константин Григорьевич, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Абаев Н.В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. Новосибирск, 1989

2. Адорно В.Т. Эстетическая теория. М., 2001

3. Аксенов Г.А. Причина времени. М., 2001

4. Барац А. Презумпция человечности: европейская культура в контексте иудаизма. Иерусалим, 1998

5. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи, М.,1986

6. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Киев, 1994

7. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994

8. Башляр Г. Вода и грезы. Опыт о воображении материи. М., 1998

9. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: в 2-х томах. Т.1. М., 1994

10. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его техническойвоспроизводимости. М., 1996.

11. Бергсон А. Творческая эволюция. М., 1998

12. Брушлинский В. Проблема субъекта в психологической науке. Статьи первая-третья.//Психологический журнал, 1991, №6; 1992, №6; 1993, №613. Бубер М. Я и Ты. М., 1989

13. Вейдле В.В. Умирание искусства. Размышления о судьбе литературного и художественного творчества. СПб., 1996

14. Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1986

15. Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. М., 1991

16. Гегель Г., Сочинения. Т.V. М., 1937

17. Гессе Г. Степной волк: Роман, рассказы, эссе. Харьков; Ростов-на-Дону, 1999

18. Голмэн Д. Многообразие медитативного опыта. М., 1996

19. Голосовкер Я.Э. Засекреченный секрет. Философская проза. Томск,1998

20. Горбов Ф.Д. Я — второе Я. М.; Воронеж, 2000

21. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т.1. М., 1999

22. Дандарон Б.Д. Письма о буддийской этике. СПб., 1997

23. Делез Ж. Складка. Лейбниц и барокко. М., 1998

24. Деррида Ж. Письмо и различие. СПб., 2000

25. Джемс В. Многообразие религиозного опыта. СПб., 1992

26. Дилан Т. Паноптикум// Согласие, 1994, №3

27. Еремеев В.Е. Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология. М., 1996

28. Жадность ума //На грани невозможного, 1996, №7

29. Жижек С. Возвышенный предмет идеологии. М., 1999

30. Иванов В. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994

31. Иванов В. Собрание сочинений. Т.1У. Брюссель, 1987

32. История эстетической мысли. Т.2. М., 1985

33. Йог Рамачарака, Раджа-йога: учение йогов о психическом мире человека. М.,1995

34. Камю А. Изнанка и лицо: Сочинения. М., Харьков, 1998

35. Карсавин Л. Религиозно-философские сочинения. Т.1. М., 1993

36. Кобо Абэ. Чужое лицо. //Иностранная литература, 1967, №12

37. Концевич И. М. Православие и буддизм // Христианство и индуизм. М., 1994

38. Лазарчук А. Транквилиум: фантастический роман. М., 2000

39. Лапшин И.И. Философия изобретения и изобретение в философии: Введение в историю философии. М., 1999

40. Лебедько В.Е. Хроники Российской Саньясы: из жизни российских мистиков 1960-х 1990-х годов. М., СПб., 2000

41. Леви-Стросс К. Первобытное мышление, М., 1994

42. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994

43. Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975

44. Лермонтов М.Ю. Избранные сочинения в двух томах. Том второй. М., 1959

45. Лиотар Ж.-Ф. Феноменология. СПб., 2001

46. Лоренц К. Обратная сторона зеркала. М., 1998

47. Лосев А.Ф. Знак, символ, миф. М., 1982

48. Лукьяненко С. Фальшивые зеркала: Фантастический роман. М.,1999

49. Лэнг Р. Расколотое "я". М., 1996

50. Лэнг Р.Д. Расколотое «я». М., 1996

51. Майринк Г. Волшебный рог бюргера: Рассказы; Зеленый лик: Роман. М., 2000

52. Малявин В.В. Молния в сердце. Духовное пробуждение вкитайской традиции. М., 1997

53. Мамардашвили М. Интервью с А. Эпельбуэн //Вопросы философии, 1992, N4-5

54. Марков Б.В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. СПб., 1999

55. Маркс К. Капитал. Избранные сочинения в 9 томах. Т.7., М., 1987

56. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., 1999

57. Мечников J1. Цивилизация и великие исторические реки. Статьи. М., 1996

58. Набоков B.B. Bend Sinister. Романы. СПб., 1993

59. Набоков В.В. Собрание сочинений в четырех томах. Т.2, М., 1990

60. Налимов В.В. Реальность нереального. М., 1993

61. Налимов В.В. Спонтанность сознания. М., 1989

62. Ницше Ф. Воля к власти. М., 1995

63. Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. Т.2. М., 1990

64. Новохатько А.Г. Проблема соотношения образа и самосознания //Вопросы психологии, 1992

65. Ошо. Психология эзотерического. М., 1992 ;

66. Платонов А. Чевенгур. Хабаровск, 1990.

67. Плотин. Сочинения. Плотин в русских переводах. СПб., М., 1995

68. Плутарх. Избранное. T.II. М., 1996

69. Повель Л. Мои дебюты в школе Гурджиева.// Бержье Ж., Повель Л. Утро магов. Киев, 1994

70. Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., 1995

71. Рикёр П. История и истина. СПб, 2002

72. Риккерт Г. Философия жизни. Киев, 1998

73. Розанов В.В. Уединенное. М.,1990

74. Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976

75. Сантаяна Д. Скептицизм и животная вера. СПб., 2001

76. Сартр Ж.-П. Тошнота: Роман; Стена: Новеллы. Харьков, 1999

77. Семенов В.Е. Катарсис и антикатарсис: социально-психологический подход к воздействию искусства //Вопросы психологии, 1994, №1

78. Сенека Луций Анней. Нравственные письма к Луцилию. М., 2000

79. Столяров Г.В. Лекарственные психозы и психотомиметические средства. М., 1964

80. Судзуки Д.Т. Что есть дзен? // Судзуки Д.Т. Мистицизм: христианский и буддистский. Киев, 1996

81. Тарт Ч. Пробуждение: преодоление препятствий к реализации возможностей человека. М., 1997

82. Тибетская книга мертвых. цит. по Юнг К.Г. О психологии восточных религий и философий. М., 1994

83. Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М., 1995I

84. Титченер Э. Учебник психологии. 4.1. М.,1914

85. Трубецкой С.Н. Сочинения. М., 1994

86. Тхостов А.Ш. Топология субъекта (опыт феноменологического исследования)//Вестник МГУ. Серия 14. «Психология», 1994, №2-3

87. Уилбер К. Никаких границ: Восточные и западные пути личного роста. М., 1998

88. Уилсон К. Философский камень: фантастический роман. СПб., 1995

89. Успенский П.Д. Новая модель Вселенной. СПб., 1993

90. Флоренский П.А. Сочинения в 4 томах. Т. 1. М., 1994

91. Фромм Э. Психоанализ и дзен-буддизм // Дзен-буддизм и психоанализ. М., 1995

92. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997

93. Хаксли О. Двери восприятия: Роман, повесть, трактаты. СПб, 1999

94. Хейч Э. Посвящение. М., 1993*

95. Хоружий С. После перерыва. Пути русской философии. СПб

96. Шмаков В. Основы пневматологии. Киев, 1994

97. Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. Кн. I. Израиль,1984

98. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление: Т.2. Минск, 1999

99. Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995

100. Эрн В.Ф. Сочинения. М., 1991

101. Юнг К.Г. Ответ Йову. М., 1995

102. Ямпольский М. О близком (Очерки немиметического зрения). М.,2001

103. Янковский С. Шаляпин и русская оперная культура. Л., М., 1947ь