автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Поэтика ранней прозы Г. Газданова

  • Год: 2005
  • Автор научной работы: Матанцева, Лариса Викторовна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Самара
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Поэтика ранней прозы Г. Газданова'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика ранней прозы Г. Газданова"

На правах рукописи

Матанцева Лариса Викторовна

Поэтика ранней прозы Г. Газданова (роман «Вечер у Клэр», рассказы 20-30-х годов)

10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

/

Г

Самара - 2005

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Самарский государственный университет» Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор

Скобелев Владислав Петрович

Официальные оппоненты : доктор филологических наук, профессор

Кройчик Лев Ефремович

кандидат филологических наук, доцент Журчева Ольга Валентиновна

Ведущая организация - ГОУ ВПО «Мордовский государственный

университет»

Защита состоится 2 июня 2005 года в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.218.07 при ГОУ ВПО «Самарский государственный университет» по адресу: 443011, г. Самара, ул. Академика Павлова, д.1, зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Самарский государственный университет».

Автореферат разослан ¿^апреля 2005 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета г Карпенко Г. Ю.

ЩъЧ

Общая характеристика работы

Творчество Г. Газданова не принадлежит к числу малоисследованных художественных феноменов, а напротив, длительное время вызывает повышенный интерес литературоведов. Изменение политической обстановки привело к тому, что «идеологически чуждый» ранее писатель, возглавлявший в последние годы жизни литературную редакцию радио «Свобода», получил на родине посмертное признание. Однако, несмотря на обилие публикаций в России произведений этого автора (конец 80-х - начало 90-х годов) и большое количество критических статей и рецензий, наследие Г.Газданова остается изученным не в полной мере с точки зрения академического литературоведения. Обзор научных работ показывает, что исследование его произведений развивалось по следующим направлениям: изучение специфики их проблематики; рассмотрение творческо-генетической природы произведений от авторского замысла до художественного воплощения, выявление значения и роли творчества Г.Газданова в контексте мировой литературы (работы Л.Диенеша, С.Кабалоти, Н.Цховребова и др.). Однако такие специфические черты поэтики, как мотив, метафоризация повествования, ассоциативность, структура образа, интертекстуальность, до настоящего времени не были предметом специальных изысканий.

Актуальность исследования. Традиционно в газдановедении анализ текста осуществлялся без учета специфики творческого метода и конкретных черт поэтики, что во многом предопределяло обобщенность, расплывчатость, а порой и неточность характеристик, значительно ограничивало возможности анализа произведений, не позволяло проникнуть в их глубинную структуру. Обычно на первый план выходили философские основы, исходные нравственные позиции: философская константа газдановского творческого наследия была самой заметной его чертой и потому вызывала пристальный интерес ученых. Актуальность исследования обусловлена как раз тем, что объектом нашего внимания являются конкретные особенности построения сюжета и композиции, способы создания литературного образа, тенденции к «размыванию» персонажа и характера и принципы изображения предметного мира.

Материалом исследования стали первый и наиболее значительный роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» и хронологически близкие ему рассказы «Товарищ Брак», «Чёрные лебеди», «Ошибка», объединенные общностью творческого метода.

Научная новизна исследования определяется тем, что в нем предпринимается комплексный анализ разноуровневых компонентов художественной структуры, наиболее адекватно воплощающих авторское сознание; впервые выявляется в полном объеме базовый комплекс доминирующих в раннем творчестве Г. Газданова метамотивов, определяется их знаковая природа и функции в повествовании, исследуется роль ассоциативности и метафоры в развитии сюжета, прослеживаются интертекстуальные связи. Новеллистика Г. Газданова рассматривается в аспекте жанровых поисков, заключающихся в тяготении новеллистической структуры к РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА (^Петгр^рг

экстенсификации, кроме того, прослеживается реализация сквозных мотивов и образов романа «Вечер у Клэр» в структуре новелл, позволяющая говорить о моноцентризме ранней прозы Г. Газданова как одной из основополагающих черт творческого метода писателя.

Объект исследования - структура прозаического эпического сюжета неклассического типа, в котором фрагментарность становится конструктивным принципом поэтики.

Предметом исследования являются организация повествования, мотивная структура, система средств художественной образности и принципы создания характеров как фундаментальные категории поэтики романа и ранних рассказов, в которых нашли отражение жанровые поиски Г.Газданова как представителя литературы «нового времени».

Методологическую и теоретическую базу диссертации составили труды по теории и истории литературы М.М.Бахтина, Ю.М.Лотмана, Ю.В.Манна, В.Я.Проппа, Л.Я.Гинзбург, М.Л.Гаспарова, В.Д.Днепрова, Д.В.Затонского,

A.Я.Эсалнек, Б.М.Эйхенбаума, Ю.Н.Тынянова, Д.Фрэнка, Д.С.Лихачева, Б.О.Кормана, В.В.Иванова, В.Н.Топорова и других авторов, в которых разрабатывались способы исследования поэтики и формировались новые методы исследования художественного текста, обращенные к анализу его глубинных структур и связей. Кроме того, философская и символическая, знаковая насыщенность образов в романе и рассказах Г.Газданова привела нас к необходимости привлечения открытий таких философов, как М.Хайдеггер, Н.Аббаньяно, К.Г.Юнг, Н.А.Бердяев, А.Ф.Лосев, А.М.Пятигорский,

B.И.Подорога.

Методы исследования. В работе используются структурно-семиотический, культурно-исторический и сравнительно-типологический методы. В качестве вспомогательных применяются феноменологический метод, биографический и постструктуралистский подходы.

Целью диссертации является выявление основополагающих принципов поэтики, формирующихся в ранней прозе и выражающих своеобразную «модель мира», бытийную концепцию Г.Газданова.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить ряд частных задач:

1. Обозначить комплекс мотивов в романе «Вечер у Клэр» и рассказах «Товарищ Брак», «Черные лебеди», «Ошибка» и определить их роль в структуре данных произведений.

2. Выявить доминирующие образы, проследить их реализацию в тексте.

3. Исследовать способы создания художественной образности.

4. Определить функцию ассоциативности и метафоры в развитии сюжетов произведений.

5. Проследить интертекстуальные связи в произведениях раннего периода творчества.

Теоретическая значимость работы заключается в возможности применения данного материала для дальнейшего осмысления творчества Г.Газданова, исследования его художественного мира в новой (в сравнении с

традиционной) парадигме и, следовательно, для углубления и дополнения представлений о газдановской концепции мира и человека. Выявленная в диссертации специфика художественной образности ранней прозы Г.Газданова может быть использована для дальнейшего изучения поэтики как этого автора, так и других художников экзистенциального, мифологического мышления. Таким образом, данное исследование вносит определенный вклад в разработку проблемы изучения мотивной структуры произведения и в установление роли этой структуры в развитии сюжета.

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и на семинарских занятиях по истории русской литературы первой половины XX века, спецкурсах и спецсеминарах по творчеству Г. Газданова, а также при изучении курсов по теории литературы.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Присутствие «бродячих» мотивов, организующих повествование в большинстве исследуемых произведений, позволяет говорить о моноцентризме ранней прозы, тяготении всех сюжетных линий к некоему философскому ядру, а постоянство, с которым автор отдает предпочтение одним и тем же мотивам, приводит нас к необходимости введения по отношению к газдановской прозе такого термина, как метамотив. К числу таких метамотивов относятся мотивы одиночества, избранничества, скитальчества, чужой судьбы, движения, путешествия, снега, печали, музыки и т.д. Переходя из одного произведения в другое, эти метамотивы получают новое звучание, наполняются иными оттенками смысла, но их первоначальное семантическое ядро остается неизменным, как, впрочем, и функции, связанные не только с развитием сюжета, но и с формированием частных сюжетных линий главных героев и персонажей второго плана.

2. Способы презентации главных героев и второстепенных действующих лиц у Газданова дифференцированы. Главные герои (как правило, герои-повествователи) лишены четких портретных и биографических характеристик; они вне времени и пространства, у них нет ни точного возраста, ни определенной внешности: литературные персонажи «размываются», растворяются в субъективности «я». В изображении действующих лиц второго плана Газданов традиционнее, но зачастую ограничивается созданием не характеров, а психотипов, «ролевых масок». В качестве основных приемов создания персонажей выступают метонимия, метафоризация и символизация, параллелизм, контраст и ассоциативность.

3. В раннем творчестве Газданова одним из основных элементов сюжета являются так называемые бинарные оппозиции: жизнь - смерть, кажущееся -истинное, бытовое - метафизическое, проявляющие себя и на семантическом, и на языковом, и на композиционном уровне текста.

4. Восприятие мира как текста, а литературы предыдущих эпох - как материала для создания новой культурной реальности проявляется уже в первых

произведениях автора. В романе «Вечер у Клэр» и рассказах можно обнаружить многочисленные аллюзии на библейские и христианские источники, реминисценции чужих литературных текстов, использование традиционных сюжетных схем и их трансформацию, иронию и самоиронию, игру приемами, разрушение литературных канонов и черты новой поэтики, основанной на сочетании традиционных и новаторских способов формирования художественной целостности. Газданов создает новаторскую прозу, в которой интертекстуальность приобретает решающее значение, а постмодернистские тенденции заявляют о себе со всей очевидностью.

Апробация работы. Материалы диссертации были положены в основу докладов, прочитанных на Международных конгрессах «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру», проходивших в Пятигорске в 1996, 1998, 2001 и 2004 гг., Международной научной конференции «Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе (проблемы теоретической и исторической поэтики)» (Гродно, 1998 г.), Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения писателя, региональных и межвузовских научно-практических конференциях. Основные положения работы нашли отражение в 14 публикациях автора.

Структура диссертации определена поставленными целями, задачами и выдвинутыми положениями, спецификой самого материала. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка, насчитывающего 446 наименований. Общий объем диссертации - 237 страниц.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается правомерность постановки проблемы, актуальность и научная новизна исследования, определяются цель, задачи и структура диссертации, дается краткий реферативный обзор работ, посвященных Г. Газданову, делаются выводы о степени изученности проблемы.

В первой главе «Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр»: у истоков формирования новой нарративной модели» исследуется особенность газдановской техники, связанная с несоблюдением временных рамок и объясняемая стремлением автора избежать логической последовательности высказывания и подчеркнуть спонтанный характер, убедительную естественность излагаемого и предполагаемое отсутствие направленности на постороннего воспринимающего субъекта.

Первый роман Г. Газданова - это и отражение конкретной человеческой судьбы в истории России, и попытка индивидуального определения героем себя в общем потоке бытия, представленная «изнутри». Газданов, создавая произведение, казалось бы, в жанре автобиографического романа, намеренно отказывается от традиционной эстетики реализма: прослеживания причинно-следственных связей, наблюдения «типического героя в типических обстоятельствах», многоаспектного исследования эмпирической реальности. В случае с Газдановым мы имеем дело не со следованием традиции, а с «памятью жанра», - с тем, что остается у человека, воспитанного на лучших образцах русской классической литературы и создающего роман на новых основаниях,

когда автор делает читателей наблюдателями творческого процесса. Роман «Вечер у Клэр» - подобного рода опыт построения художественной действительности при активном участии заинтересованного читателя. Целью автора является развитие нового эстетического сознания в результате приобщения читателей к тексту непривычному, сохраняющему, на первый взгляд, все признаки классического литературного текста, но имеющего принципиально иную художественную основу. Само название романа предполагает некую «камерность» происходящего, свидетельствующую о том, что глубоко личностные, интимные события занимают в нем не последнее место. Название «Вечер у Клэр» воспринимается как подчёркнуто «приватное», не соответствующее масштабу изображаемого, однако оно вполне отвечает авторской установке: воспоминаниям в романе отведена главная роль. Фактически за локальным, новеллистически ориентированным названием таится целая система романных ассоциаций: памятный вечер - это только один из вечеров, проведенных героем-повествователем у любимой женщины, но именно он заставляет память заговорить и тем самым переворачивает всю жизнь Николая. Повествование в романе дискретно и графически может быть представлено в виде множества точек-воспоминаний, соединенных" отрезками -мыслями героя-повествователя, устремленными к следующему эпизоду прошлого и связанными с предшествующими и последующими эпизодами ассоциативно. Принцип фрагментарности вообще актуален для современного модернистского романа, а в романе «Вечер у Клэр» подобная фрагментарность является конструктивным принципом поэтики.

Сложное сплетение тем, ассоциаций, мотивов (детство, родители, природа, искусство, любовь, война, жизнь и смерть, предназначение, одиночество, история и т.п.) составляет специфику романа «Вечер у Клэр». Одним из главных, «прошивающих» ткань романа является мотив писательства, смыкающийся в структуре семантических связей текста сГ мотивами избранничества, скитаний и одиночества. Мотив писательства собирает воедино все фрагменты, в которых говорится об «особости» Николая Соседова. Мотив писательства, к тому же, помогает выстраивать романный сюжет; на глазах читателя происходит, в сущности, создание романа, и реципиент становится участником творческого процесса. Многоаспектное восприятие действительности пропущено через призму сознания Соседова, автор акцентирует внимание на сложности и утонченности мировидения героя-повествователя. В газдановском герое-повествователе есть отчетливо выраженное креативное начало. Газданов нередко моделирует ситуации, когда герой-повествователь ведет себя как творец произведения, субъект художественной деятельности, и именно процесс этой деятельности в некоторых ее аспектах и является объектом изображения в романе. Механизм человеческого восприятия, воображение как психический фактор, роль памяти и бессознательного в творческом акте становятся центром повествования. В литературном типе героя-повествователя нетрудно обнаружить отзвуки мифологических представлений о творце как демиурге, создающем мир и гармонию из первоначального хаоса. Черты древнего архетипа у Г. Газданова

сохранены. Это, во-первых, избранность, предназначенность художника для великой миссии творчества, во-вторых, созидательная функция таланта, в-третьих, свобода от правил и регламентации, которых пока не существует. В основе творческого акта - реальная жизнь, преломленная сознанием художника, при этом писатель - всего лишь регистратор процессов, происходящих вокруг и внутри него самого, причина этого - в принципиальной исчерпанности материала для творчества, в представлении о действительности, познанной априорно. Жизнь выступает в роли автора и режиссера «человеческих комедий». Писатель, в свою очередь, выполняет собственную миссию: пытается удержать ускользающий, рассыпающийся, мозаичный мир, остановить мгновенье, придать ему статичность хотя бы на некоторое время и, следовательно, сделать бессмертным, неподвластным разрушению. Творческую личность, по Газданову, отличает максимальная субъективность, опора на интуицию и эмоциональный опыт, предельное внимание к деталям, стремление всесторонне охватить действительность: «оживить» ее при помощи звуков, красок, запахов, отразить «вихревой» характер бытия, а также сиюминутность человеческого существования. Герой Газданова, сознающий свою причастность к «высшей тайне», стремится упорядочить действительность, подчинить ее законам разума, привести к некой гармонии, но его попытки заведомо обречены на неудачу. Гармония сотворенной действительности остается мнимой и никак не влияет на абсурдный характер бытия. По сути дела, стремление Николая Соседова преобразить хаотичный мир воспоминаний, извлечь из него красоту и тем самым хотя бы временно преодолеть ощущение своей случайности в мире -тот же бунт против абсурдного бытия, к которому впоследствии призывал А. Камю. Герой-повествователь Г. Газданова - это не литературный тип, не художественный образ в классическом смысле, а, скорее, точка зрения, новый способ видения, представленный объемно и развернуто, во всем богатстве оттенков и полутонов.

Мотив памяти занимает в романе особое место. В нарративной технике автора память - это одновременно и сюжетообразующий фактор, и источник сквозных образов. Термин, наиболее адекватно отражающий сущность газдановской концепции творчества, - тетогу-центричность, т. е. направленность духовных векторов к памяти, являющейся и хранилищем воспоминаний, и импульсом к творчеству, и катализатором, при помощи которого выверяются и по-новому освещаются события прошлого. Альтернативой памяти становится творческое воображение, также преодолевающее кризис гармонии.

Мотив скитальчества как сознательно выбранного жизненного пути эксплицируется практически в самом начале романа, в детских мечтаниях Коли о бороздящем Индийский океан корабле, где он - капитан. Паруса и грядущий шторм воспринимаются как аллюзии лермонтовского «паруса одинокого», с его бегством от покоя и мучительными поисками смысла. Мотив одиночества доминирует в романе и смыкается с мотивом избранничества. Возведенное в принцип одиночество Николая можно рассматривать как единственно возможный способ существования философа-мечтателя, своеобразную «бочку

Диогена» - искусственно созданную и наиболее желательную среду обитания погруженной в свой духовный мир творческой личности.

Особое место в сюжете романа «Вечер у Клэр» занимает действительность, насыщенная современными герою историческими реалиями. Революция, воспринимаемая Николаем как поворотный момент в жизни целой страны, I предстает полным хаотического, иррационального движения временем, среди

характерных черт которого - холод, темнота, глухой подземный шум, подобный гулу землетрясения, что в условиях русского равнинного ландшафта кажется, по меньшей мере, странным и приобретает особое значение только потому, что это - отражение прошлых событий в памяти героя, тогдашнего гимназиста, воспринимавшего мир детским сознанием: спутанно, разрозненно, во множестве деталей, весьма приметных и составляющих суть русского бунта — непонятного разуму юного романтика явления. Автор выбирает для изображения этого исторического события широко используемую в модернизме технику коллажа, сводящего разнообразные, не связанные между собой логически явления и предметы в одном временном отрезке: «Когда мои глаза уставали, я закрывал их, и перед моим взглядом как бы захлопывалась дверь: и вот из темноты и глубины рождался подземный шум, которому я внимал, не видя его, не понимая его смысла, стараясь постигнуть и запомнить его. Я слышал в нем и шорох песка, и гул трясущейся земли, и плачущий, ныряющий звук чьего-то стремительного полета, и мотивы гармоник и шарманки; и, наконец, ясно доходил до меня голос хромого солдата: Горел-шумел пожар московский.. .и тогда я вновь открывал глаза и видел дым и красное пламя, озарявшее холодные зимние улицы». Г. Газданов здесь вступает в своеобразную перекличку с А. Блоком, и это становится одним из сюжетных узлов романа. В мироощущении обоих художников есть, конечно, общее, однако Блок, наряду с «громами» и «рёвами», слышал торжественность и величие в музыке революции; автор «Вечера у Клэр», в отличие от него, воспринимает революцию как нечто лишенное гармонического начала и здравого смысла, создающее смятение и анархию, звуки революции для него - какофония.

Мотив разрушения прежнего мира возникает, когда ничто не предвещает трагедии, а именно в детстве. Герой-повествователь видит сон, который постоянно повторяется. Эта картина всеобщей катастрофы - Апокалипсиса -становится устойчивым эсхатологическим мотивом романа Г. Газданова, а развернутое описание грядущей гибели мира в дальнейшем уступит место г редуцированному изображению катаклизмов, станет константой стиля,

реализуясь в словах, сохраняющих энергию тревоги: «душевная катастрофа», «тоска», «смутное предчувствие». Постоянное нагнетание тоски, тревоги, выражением которых у Газданова является синий цвет, присутствие не менее тревожного и будоражащего, активного оранжевого и черного, создающего ощущение пустоты, небытия, делает картину, возникающую в сознании героя-повествователя, объемной и наполненной глубоким смыслом. Предощущение катастрофы в судьбе, одиночества, которого не разбить, звучит и в описании «мертвой тишины» и черного озера, и в сочувственном изображении

загнанного, раненого волка, преследуемого собаками, и в тихой песенке няни, которую она напевает у постели больного Коли. Впоследствии в восприятии гимназиста Николая Соседова реальное историческое событие - революция - и возникающее в его воображении зрелище всеобщей гибели мира (сон или видение) удивительным образом сближаются, вступают в перекличку, обнажая типологические черты, символизирующие универсальность катастрофы, которая постигла Россию начала века и, возможно, как полагает повествователь, разрушит мир. Это зрелище послереволюционной России сконцентрировано в словах немудреной песенки, наивной и оттого еще более страшной, предрекающей «московский пожар» всей человеческой цивилизации. Изображая смутное время в контрастных тонах (холод и пламя, снег и дым, эйфория великих свершений - и чей-то прерванный стремительный полет), Газданов разрушает иллюзии и новообретенной свободы, и старого буржуазного порядка, представляя их одинаково ирреальными в условиях апокалипсической действительности.

Хаотичные, бессмысленные передвижения по полуразрушенным рельсам Крыма, совершаемые бронепоездом «Дым», высвечивают обреченность Белой армии, изначальный трагизм ситуации, в которой оказался вчерашний гимназист Соседов. Бронепоезд в данном случае выступает как метонимия дороги вообще и как прозрение будущей эмигрантской неустроенности героя-повествователя. Особое значение в контексте газдановского повествования приобретает мотив движения. Служба на бронепоезде стала прообразом дальнейшего существования героя-повествователя, с его неустроенностью и отсутствием четких жизненных перспектив. В романе «Вечер у Клэр» складывается своеобразная знаковая система, связанная с движением, и особую роль в этой системе играет поезд и в какой-то степени пароход, причем их смысловая нагрузка различна. Поезд означает движение вообще, движение как непрекращающийся процесс, как символ того, к чему стремится герой в поисках своего места в жизни и для обретения душевного равновесия, а порой — как непреодолимую силу, с помощью которой Соседов «постигал мысль о движении и повелительную природу этой мысли», пароход же связан семантически с обретением конечной цели и осуществлением надежд. Что же касается романа «Вечер у Клэр», то в нем движение - и отражение изменчивости сознания героя-повествователя, и форма его существования в мире (недаром автор вводит в повествование о детстве Соседова такие аллегорические образы, как географическая карта и макет Кавказа). Обращает на себя внимание и название поезда - «Дым», вызывающее ассоциации и с реальным дымом пожаров, и со словами Чацкого, ставшими хрестоматийными («...и дым Отечества нам сладок и приятен»), и с романом И. Тургенева «Дым». Это, безусловно, и намек на вечную судьбу человеческих стремлений - на их недолговечность при соприкосновении с грубой прозой жизни, на проблематичность существования в современном мире и определенную зависимость его от необъяснимых, неподвластных разуму законов. Иллюзией оказывается и попытка солдат и офицеров Добровольческой армии восстановить прежнюю власть в стране, иллюзией на самом деле было и

желание Николая в огне войны обрести новый, экзистенциальный опыт, прозреть некие вечные истины и тем самым решить для себя вопрос о смысле жизни.

Газданов применяет в романе «Вечер у Клэр» два принципа создания предметной реальности: объективированный и ассоциативный, - причем они сложно соотносятся в пределах текста. Эпизоды, созданные в традиционной реалистической манере, возникают тогда, когда перед нами простая, идиллическая (мир детства) или, напротив, расколотая, «грубая» действительность (кадетский корпус, война). Там же, где речь идет о Клэр или чувствах героя-повествователя, созвучных любовному или вносящих неопределенность в его жизнь и мироощущение, находящихся за пределами его понимания, вступает в действие принцип лирической ассоциативности.

При изображении «грубого» предметного мира Г. Газданов не ограничивается принципом лирической неопределенности. Он очень эпичен, чрезвычайно подробно описывает всё: запах котлет и макарон в кадетском корпусе, обстановку бронепоезда и устойчивый запах угля, шорох падающего снега, гудки ночных сирен, звук капающей воды, запах конюшен военной школы в Париже - вещи осязаемые, бытовые. И хотя подобйые описания окрашены импрессией, лиризмом и проникнуты субъективностью, эта субъективность базируется на крепкой эпической основе. Принципы создания предметного мира видоизменяются в зависимости от объекта авторского внимания и привязаны к психологическому состоянию Соседова. Насыщены конкретикой эпизоды, связанные с гражданской войной. Как на картине предстают и «грязный бархат» красных диванов, и полки с книгами в купе, горы угля на разбитых станциях, дым, кровь. Принцип объективного наблюдения на этом этапе сюжета становится превалирующим, хотя автор не отказывается от метафор изации.

Всё меняется, когда Газданов переходит к повествованию о современном, парижском, состоянии Соседова: векторы изображения смещаются, эмпирическая реальность начинает представляться в искаженном виде, расплывается, приобретает дополнительный символический смысл. Происходит расширение семантического поля слова, и предметная деталь обретает свое трансцендентное звучание. Например, вот описание комнаты Клэр, воспринимаемой зрением бодрствующего рядом со спящей возлюбленной героя-повествователя: «...я заметил, что синий цвет обоев в комнате Клэр мне показался внезапно посветлевшим и странно изменившимся. Темно-синий цвет, каким я видел его перед закрытыми глазами, представлялся мне всегда выражением какой-то постигнутой тайны - и постижение было мрачным и внезапным и точно застыло, не успев высказать все до конца; точно это усилие чьего-то духа вдруг остановилось и умерло - и вместо него возник темно-синий фон. Теперь он превратился в светлый; как будто усилие еще не кончилось и темно-синий цвет, посветлев, нашел в себе неожиданный, матово-грустный оттенок, странно соответствовавший моему чувству и несомненно имевший отношение к Клэр. Светло-синие призраки с отрубленными кистями сидели в двух креслах, стоявших в комнате; они были равнодушно враждебны друг

другу, как люди, которых постигла одна и та же судьба, одно и то же наказание, но за разные ошибки. Необходимо подчеркнуть, что в прозе Газданова (и это касается не только «Вечера у Клэр») синий цвет ассоциируется с печалью, а призраки с отрубленными кистями - два силуэта кресел - вызывают зловещее ощущение недостачи. Отсутствие рук - это, прежде всего, невозможность (или нежелание?) действовать, символ вынужденного, а может, сознательного бездействия, но это также и чувство потери - и потерянности - в этом мире. Восприятие Николаем мира вещей показывает, как нарастает в нем отчуждение от Клэр и как опять одиночество берет верх. Героя-повествователя мы застаем в момент психологического кризиса, когда осуществление прежних желаний обнажает полную их несостоятельность, а радость обладания любимой женщиной сменяется тоской и воспоминаниями о потерянной Родине. Вещи при этом играют роль катализатора психологического состояния газдановского героя-повествователя и несут эмоциональную нагрузку. Постоянство облика вещей нарушается, как только происходят изменения в самом герое.

Использование пейзажных зарисовок в романе «Вечер у Клэр» специфично. В чистом виде описаний природы мало, они всегда «сплавлены» с сугубо индивидуальным, лирическим, мировидением и мироощущением Соседова и, как правило, ассоциативны. Характерно, что в повествовании о детстве и временах гражданской войны пейзажи статичнее, они более точны, объективны, хотя и окрашены лирическим чувством, а когда на сцене появляется Клэр, любовь к ней оттесняет на задний план восприятие природы, Клэр всё заполняет собой, и эстетическое созерцание уступает место напряженным, драматичным переживаниям. Пространственные смещения, аберрация видения - это индикатор субъективности, лежащей в основе эпического повествования.

Особую знаковость приобретает в пейзаже вода, являющаяся, как известно, символом изменений. Пространственные образы, связанные с водой, в романе «Вечер у Клэр» многочисленны: река (чаще с конкретным названием - Терек, Ольховка, Сена), море (Черное, Японское), океан (Индийский), колодец. Семантическим признаком воды в тексте является ее статичность или динамика. Что касается пространственных образов реки, то, наряду с сугубо географическими ориентирами («в стороне...с шумом тек Терек»), автор вводит в повествование пейзажи с символическим подтекстом. В контексте авторской логики особое значение обретает пространственный образ колодца, соотносимый с образом могилы, ямы, пропасти, но не несущий, в отличие от последних, отпечатка фатальности: «...я продолжал (...) жить точно в глубоком черном колодце, над которым, беспрерывно возникая, и изменяясь, и отражаясь в темном водяном зеркале, стояло бледное лицо Клэр». Статичная, темная, таинственная вода, связанная с образом Клэр, обнажает авторские представления о роковом характере и непостижимой природе любви, ее непознанности и иррациональности. Неподвижная стихия Клэр парадоксальным образом склонна к перемещениям, ускользает от попытки втиснуть ее в некие пространственные пределы: «Колодец раскачивался, как дерево на ветру, и отражение Клэр бесконечно удлинялось и ширилось и, задрожав, исчезало». Автор демонстративно оставляет на виду и сбивчивость мысли, и провалы в

памяти не совсем оправившегося от болезни Соседова,- при этом на ценностно-смысловом уровне явно на первый план выходит мотив иллюзорности человеческих представлений и недолговечности чувств. Внешняя оболочка предметов и явлений оказывается всего лишь фикцией, суть же недоступна пониманию.

Ассоциативное развертывание сюжета обусловлено не в последнюю очередь экзистенциальной составляющей творчества Г. Газданова, для которого характерен отказ от последовательного, детального изображения событий, прослеживания логических соответствий и переход к свободному повествованию, подчиняющемуся логике ассоциативных связей. Ассоциативность связывает разнородные эпизоды романа, создавая ощущение целостности и органичности текста.

Во второй главе диссертационного исследования «Экстраполяция художественных принципов поэтики Г. Газданова на новеллистическое творчество писателя» анализируются такие особенности новеллистического творчества Газданова, как мотивное развертывание сюжета, стремление композиционной структуры к экстенсификации, специфические приемы создания действующих лиц.

Рассказ как отдельный завершенный в себе эпизод индивидуального существования - это подтверждение случайности, подчиняющей себе человеческую судьбу. Жизнь, состоящая из множества эпизодов-кадров, каждый из которых может с^ать объектом пристального писательского интереса, - вот главное содержание и главное действующее лицо произведений Газданова. Новеллы сближает с романом «Вечер у Клэр» не только хронологическая соотнесенность, но и наличие в них ключевых (смерть, Родина, любовь) тем, «сквозных» мотивов и типов персонажей (герой-повествователь - двойник автора, исключительная личность и т.п.). Константой большинства газдановских произведений становится парадокс: человек живёт в определённую историческую эпоху в определённой социокультурной среде, хотя ощущает свою чуждость этой среде и эпохе и по своим характерологическим признакам явно принадлежит другому времени. Это мотив роковой ошибки, когда персонаж вынужден жить «здесь и сейчас», в условиях, ему не свойственных, в отсутствие внутренней и внешней гармонии. Г. Газданов активизирует мотив русского «лишнего человека», к тому же, получает дальнейшее развитие мотив человека не на своем месте, мотив чужой судьбы из романа «Вечер у Клэр» -один из сквозных, лейтмотивных во всех анализируемых новеллах. Представление о жизни человека, а точнее, о его жизненном пути как путешествии появляется впервые в рассказе «Товарищ Брак» и затем уже получает полное развитие в романе «Вечер у Клэр». Не разворачивая метафору, автор наполняет её, тем не менее, следующим смыслом: путешествие, которому, по определению, свойственны неожиданные повороты и события, выявляет потенциальные ресурсы человеческой личности, а конечная цель путешествия -реализация возможностей и переход на новый виток существования, сопровождающийся новым миропониманием.

Мотив музыки занимает важное место в рассказе Газданова «Товарищ Брак»: музыка нередко играет роль катализатора человеческих душ; ею проверяются на истинность самые потаенные чувства; она служит контрастным или, напротив, идеально созвучным фоном дисгармоничной, исполненной кричащих противоречий действительности. В рассказе «Товарищ Брак» музыка становится лейтмотивом: «генерал» Сойкин любит играть минорные мелодии на мандолине и никогда не расстается с ней; в доме Татьяны стоит фортепиано; девушка часто просит Сойкина сыграть на мандолине; повсюду звучат «духовые оркестры революции»; врывается диссонансом и назойливо будоражит сознание строчка из уличной песни «Горел, шумел пожар московский...» (отметим, что эта же песня ассоциировалась с революцией у героя романа «Вечер у Клэр»); и, наконец, предшествующий смерти Рашевского вечер завершается скорбно-торжественной музыкой, в которой и последнее «прости» миру, и боль утраты, и сожаление о несбывшихся надеждах. Музыка в заключительной сцене трагически возвышает образ анархиста-борца, разрушает прежние стереотипы восприятия, заставляя увидеть и в его несгибаемой фигуре нечто человеческое, уязвимое, страдающее. Мотив музыки выявляет принципиальные различия между такими персонажами, как Сойкин и Рашевский. Минорные мотивы, которые играет «генерал» на мандолине, - это проявление «камерности» его личности, игра Рашевского на рояле - концертном инструменте - требует присутствия зрителей, да и сама фигура Лазаря публична. Музыка Сойкина не соответствует времени, теряется в нем, старомодна, музыка Рашевского духу времени созвучна.

Сюжетный ход, связанный со взаимоотношениями Рашевского и Татьяны, напоминает ситуацию в романе И.Тургенева «Рудин», где приехавший из-за границы заглавный герой увлекает Наталью Ласунскую революционной патетикой. Наметившаяся параллель между тургеневской барышней и газдановской героиней (опоздавшей родиться в аристократическом XIX веке) разрушается, когда Татьяна идет в своем стремлении до конца, причём трансформация тургеневской схемы предполагает исключение любовной коллизии между Рашевским и Татьяной. Газданов демонстрируе1 один из возможных вариантов судьбы Натальи Ласунской, вздумай она последовать за своим избранником в его идеологических исканиях. Рашевского с Рудиным сближает также их финальная ипостась: мелочное, неприятное, эгоистическое в них перед смертью исчезает, остаётся только невероятная стойкость, преданность идее и трагическая безысходность. Недаром рассказ о гибели Рашевского вызывает в памяти героя-повествователя строчку из Андре Шенье: «И на ступенях эшафота не расстаюсь я с лирой», что также подчёркивает родство тургеневского и газдановского персонажей. Погибающий на баррикаде Рудин трансформируется в повешенного на мосту анархиста, но масштаб их личностей соизмерим, несмотря на ироническое снижение, применяемое Газдановым при изображении Рашевского.

Исполненное трагического (поскольку персонажам была суждена долгая жизнь, и только случай положил предел их существованию) пафоса повествование о гибели Татьяны Брак и Лазаря Рашевского прерывается, и

неожиданным контрастом звучат заключительные строки рассказа: «Но вот, -кончаются героические циклы и утекает чрезвычайно много воды, - как говорит генерал, - и мы вновь видим себя в нашем нищенском благополучии. Генерал проводит время в лирических некрологах, Вила изучает историю парламентаризма. И я вижу встающий из рухнувшего хлама календарей -черный силуэт товарища Брак, проходящий в пустынных улицах». Газданов применяет свой излюбленный способ организации иарратива - кольцевую композицию, искусно замыкая цепь событий мотивом памяти. Функция эпиграфа проясняется только в финале: мотив памяти - основной, так как только память сохраняет следы печальных событий минувшего. Неизбывность памяти порождает неизбывность печали. Этот мотив организует весь нарратив, собирая воедино довольно эклектично поданные эпизоды. Смысловая нагрузка пушкинского эпиграфа проясняется, получает финальный отклик и разрешение в символической фигуре «товарища Брак», преодолевающей времена и пространства. Материализация памяти - это движущийся сквозь снег силуэт героини.

Мотив снега последовательно реализуется в сюжете новеллы, подчиняя его логике собственного музыкального целого. Мороз, снег, ветер сопровождают героиню на избранном ею тернистом пути. Сойкин считал причиной резкого поворота в мировоззрении Татьяны «сухую морозную зиму и необыкновенную чистоту ледяного воздуха». В эпизоде с несостоявшимся свиданием Сергеева и Татьяны в ресторане «Румыния» троица вечером провожает девушку домой, и её черный силуэт скользит вдоль занесенных деревьев и фонарей в снежной круговерти. Ассоциируясь с похоронной процессией, эта группа теней придает реальной зимней ночи символический подтекст, о чём свидетельствует «нанизывание» метафор, создающих лирическую тональность и в смысловом отношении предваряющих трагический финал. Следующая веха на гибельном пути героини - её прощание с матерью и отказ вернуться к прежней жизни - отмечена как предугаданное дыхание смерти: «я смотрел в темное окно: невероятные узоры мороза искрились передо мной; из щели повеяло холодом». Преодолев белые пространства южной России, смерть свою Татьяна Брак находит на занесенном снегом поле.

Превратности человеческой жизни в трагические периоды истории одинаковы, и троицу героев сближает общая судьба: «И мы исчезли в черных туманах смуты. Нас бросало из стороны в сторону, сквозь треск и свист. Осыпанные землей и искрами, мы брели и гибли, цепляясь глазами за пустые синие потолки неба, за хвостатые звезды, падающие вниз со страшных астрономических высот. Мы жили в дымящихся снегах и взорванных водокачках, мы переходили бесчисленные мосты, обрушивающиеся под нашими ногами; мы попадали в шумные города, дребезжавшие обреченными оркестрами арии опереток... - мы далеко заглянули за тяжелые страницы времени: десятки искалеченных Богемий покорно умирали перед нами: люди, качавшиеся на российских высоких перекладинах, молча глядели на нас». Антитеза тишины и грохота, а также нагнетание глаголов, связанных с падением, катастрофическим разрушением, способствует созданию лирического

пафоса, выводит повествование на новый философский уровень восприятия и предваряет аналогичные апокалипсические картины романа «Вечер у Клэр». Кроме того, в последнем эпизоде эксплицируется и в концентрированном виде подается мотив движения, который всегда будет занимать такое важное место в поэтической системе Г. Газданова.

Взаимосвязь новеллистического и романного творчества Газданова проявляется в текстовых перекличках. Совпадают даже мельчайшие детали: карательный отряд Красной Армии после расправы над анархистами отправляется в город «громить большой винный склад», и в пустом, разграбленном складе устраиваются на ночлег жалкие остатки Добрармии в романе «Вечер у Клэр». Текстовые совпадения в изображении «невероятных женщин, отдающихся за английские ботинки на мрачных скатах угольных гор у железнодорожных станций» и «офицерских Мессалин», точнее, одной из них, Елизаветы Михайловны, создают органичное единство. В новелле «Товарищ Брак» наблюдаются и топографические переклички с романным творчеством Газданова: место гибели Лазаря Рашевского - железнодорожный мост на станции Синельниково, а в романе «Вечер у Клэр» возникает мимолётная, но впечатляющаяся картина - повешенные в нижнем белье, развевающемся на ветру, на том же мосту в Синельниково.

Основой рассказа «Чёрные лебеди» (1930) становится событие из разряда уголовной хроники, а именно самоубийство русского эмигранта. Автор, стремясь вызвать доверие к рассказанной истории и придать ей убедительность документа, дает точные хронологические и топографические ориентиры. Новелла Газданова начинается с кульминационного момента; стремительное начало, лаконичный и почти лишенный красок рассказ о самой трагедии и -после того как читатель узнает, что Павлова нет в живых, - обстоятельное развертывание повествования, представляющего собой психологический этюд, в центре которого - жизненная философия самоубийцы. Фабула в «Черных лебедях» существует, можно сказать, в зачаточном состоянии. Единственным фабульно значимым событием в рассказе является только сам факт самоубийства, всё остальное - воссоздание черт характера Павлова, обстоятельств его жизни, определение его нравственных приоритетов, как того и требует жанр психологического рассказа. Здесь автор, как и в романе «Вечер у Клэр» и рассказе «Товарищ Брак», вводит мотив предназначения и «человека не на своем месте». Эксплицируется и мотив избранничества, сильной личности, способной взять на себя ответственность за судьбы других в экстремальной ситуации. Газдановский Павлов - это, по сути, Рахметов Н. Чернышевского, Штольц И. Гончарова, Жюльен Сорель Стендаля, но в условиях распадающейся, не подчиняющейся человеку, лишенной смысла и перспектив действительности.

Доминирующими в рассказе «Чёрные лебеди» являются мотив мечты и мотив иллюзии. Мотив мечты главного героя претворяется в своеобразную аллегорию - черных лебедей, и для него это символический образ «другой» жизни, так же, как и Австралия, о которой он грезит. Парадокс заключается в том, что мечтатель Павлов, боясь расстаться со своей иллюзией, предпочитает

расстаться с жизнью. Мотив иллюзии реализуется не только в сюжете главного героя, Павлова, но и в сюжетных линиях расказчика, персонажей второго плана. Так, реальность воспринимается рассказчиком после кульминационного разговора с Павловым как полный знаков и символов текст, который надо только уметь расшифровать. Особую семантическую нагрузку несут такие детали, как афиша (вспоминается шекспировское: «Весь мир - театр, и люди в нем - актеры») и внезапно остановившийся грузовик, похожий на человека, столь же несвободный в своем движении. Неоднозначность жизненных явлений становится очевидной, когда в результате психологического шока формируется новый, непредвзятый, «остраненный» взгляд на привычную эмпирическую данность. Герой-повествователь переживает катарсис и как никогда близок к постижению великой тайны бытия, к «подлинному существованию», доступному, по убеждению автора, лишь немногим. В тексте обнажается и конкретизируется первоначальная двойственность восприятия, свойственная герою-повествователю. Газданов подчеркивает неожиданным и эффектным сюжетным ходом относительность знаний человека о мире: реальная жизнь опровергает многие представления, казавшиеся обоснованными и в силу этого незыблемыми, при этом истинное нередко оказывается ложным. Г. Газданов всем повествованием доказывает следующее положение: у всякого явления, предмета, человека есть две стороны, одна из которых видима и потому кажется очевидной, другая представляет собой его скрытую сущность, которая, в свою очередь, может меняться, становясь, по мере углубления наших представлений о ней, из истины - ложью, очередной развенчанной иллюзией.

Мотив иллюзий организует повествование и в новелле «Ошибка». Фабула новеллы достаточно банальна: молодая замужняя женщина заводит любовника, затем начинает тяготиться этой связью, а после неожиданной смерти любовника понимает, что испытывала к этому человеку настоящее чувство. Фабула, как часто бывает у Газданова, редуцированна и включает минимум событий. Хотя новелла, как малая форма, ограничена необходимостью изображения событий, Газданов проявляет по-романному пристальное внимание не столько к внешним коллизиям, сколько к личности основного действующего субъекта. На уровне сюжета акцент переносится на метаморфозы в чувствах главной героини, русской эмигрантки Кати, на изменения в ее мироощущении, в восприятии ею собственной жизни.

Пространственные границы новеллы размыты, временные границы неопределенны. Время «непосредственного действия» охватывает, по-видимому, несколько недель, но фактически автор активизирует и иные временные пласты, связанные с прошлым героини и пробужденные усилиями ее памяти. Газданов изображает происходящее с психологической точки зрения Кати, чтобы сфокусировать внимание на проблеме главной героини, заставить взглянуть на происходящее ее глазами, хотя многие эпизоды рассказа поданы с позиции авторской «вненаходимости». Это довольно редкий случай в творческой практике Г. Газданова, отдающего предпочтение Ich-Erzählung, и, видимо, такой поворот к традиционным классическим проявлениям авторского присутствия в тексте означал не просто художественный эксперимент с

достаточно непривычными для него формами, но и вступление в новую фазу художественного развития. До сих пор у нас шла речь об активном герое-повествователе, а в рассказе «Ошибка» впервые появляется аукториальный повествователь. Понимаемое внешне как соблюдение правил игры, мнимое «невмешательство» в ход событий преодолевается на уровне сюжета, и авторская активность, проявляемая в отборе деталей, расстановке действующих лиц, расположении частей новеллы, становится очевидной.

Экспозиция в тексте четко обозначена и даже графически отделена от остального текста. Центральным эпизодом в экспозиции становится тот, который связан с упавшей вазой, но он неоднократно повторяется и является подготовкой, подчеркиванием необратимых изменений в жизни Кати. Автор чередует фрагменты по принципу контраста тишины - оглушительного звона -опять тишины (или затишья перед бурей). Атмосфера затаившегося ожидания в пустой комнате, на фоне театральных декораций - темных силуэтов деревьев за окном, сумерек, тусклых фонарей - нарушается внезапным появлением главной героини. Василий Васильевич вводит в повествование традиционный у Г. Газданова мотив случайности и непредсказуемости многих событий человеческой жизни, их метафизической взаимосвязи и взаимозависимости. Происходящие с персонажами события даются автором параллельно и в одном психологическом ключе: мальчик и его страдания, чувство вины по поводу разбитой вазы, Катя и ее метания между устойчивым, безмятежным прежним существованием и новым - полным риска, притягивающим и отталкивающим одновременно, с темным привкусом греха. Не имеющая обычно большого значения деталь становится символом пошатнувшегося и впоследствии разрушившегося счастья и внутреннего равновесия Кати и всей ее семьи. Отныне героиня время своей жизни отсчитывает именно так: «до» и «после»; границей, четко разделяющей эти два условных временных пласта, стала ваза, острые осколки которой разлетелись по полу. Семантический параллелизм событий подчеркивается их диахроничностью: вначале Василий Васильевич в поисках тетрадки разбивает дорогую вазу, а затем Катя в поисках новых ощущений и нового смысла существования ломает, «разбивает» прежний жизненный уклад. Автор проводит очевидную параллель между Верой Николаевной из «Гранатового браслета» А. Куприна и своей героиней: только перед лицом смерти, в «пограничной» ситуации, раскрываются их истинные чувства. Реминисценции купринского рассказа позволяют Газданову полнее раскрыть глубину трагедии, которую испытывает героиня. Однако пародическое использование отрывка знакомой читателю сюжетной схемы предполагает и некоторые расхождения. Г. Газданов в финале переворачивает ситуацию с ног на голову: заведенная от скуки интрижка оборачивается для героини серьезным и глубоким чувством, а казавшееся незыблемым и несомненным семейное счастье — миражом, очередной иллюзией, с которой вынуждены болезненно расставаться многие газдановские персонажи. В данном случае срабатывает оппозиция «кажущееся - реально существующее», так что в контексте ситуации «настоящим» оборачивается казавшееся временным любовное увлечение, а стабильное, внушающее уверенность в будущем бытие в

лоне семьи - недостаточным для того, чтобы Катя чувствовала себя счастливой, и, по сути, временным и наносным. Автор, давая рассказу название - «Ошибка» - предлагает читателю поразмышлять, что именно было ошибкой в Катиной жизни. Толкований может быть несколько: ошибка - вся прежняя стабильная и казавшаяся безоблачно-счастливой жизнь; ошибка - видеть жизнь односторонне, без учета ее богатства и сложности; ошибка - восприятие настоящей, единственной любви как простого физического влечения; ошибка -решение Кати разрушить всё, что создавалось долгие годы, не получив взамен ничего. Отсутствие жизненной перспективы Кати не случайно, ведь Газданов выбирает новеллистическую форму, тяготеющую к некой завершенности. Однако эта же неопределенность судьбы героини как нельзя лучше выявляет авторскую концепцию, в которой одиночество становится краеугольным камнем.

Фактором, объединяющим все три новеллы, является свойственная им экстенсификация повествования, входящая в определенной противоречие с жанровыми канонами. Большое количество на первый взгляд «лишних» персонажей с их сюжетными линиями, весьма схематично очерченными, ориентация на воссоздание «всей» действительности, открытый финал, разомкнутость сюжетной структуры в многообразный, богатый проявлениями мир сближают новеллы и роман «Вечер у Клэр». Многочисленные параллели, часто в виде явной, незавуалированной цитаты, служат у Газданова иным целям, нежели простое возрождение известных читателю литературных типов, их «реанимация» в прежнем качестве. В данном случае мы имеем дело с ироническим или пародическим использованием чужого образа, так называемого литературного двойника: Газданову нужны Каренин, Анна, Эмма Бовари, Вера Николаевна, Рудин и др., чтобы адекватно раскрыть специфику собственного литературного образа, его сложность, глубину, драматизм, и в то же время активизировать «литературную» память «концепированного читателя», которого автор делает участником своеобразной мнемонической игры. Аналогии с героинями классических романов необходимы Газданову, чтобы от них оттолкнуться, предложив читателю участие в увлекательной игре по разрушению стереотипных моделей литературы и собственное видение мира. Сходство фабульных ситуаций, параллельное прочерчивание характеров у Газданова сочетается с особой трактовкой героев и формой повествования.

В нарративе Газданова, даже в пределах малой жанровой формы, где фабульная логика, как правило, превалирует, событийность временами отходит на второй план, когда заявляет о себе ассоциативность. Это экспериментальная разработка приёма, в полную силу заявившего о себе в романном творчестве писателя. В подобной настроенности автора (пока ещё непоследовательной, спорадически прорывающейся) на восприятие мира сквозь призму сознания героя-рассказчика кроются истоки его будущего лиризованного повествования.

Во всех трех рассказах бытие человеческой личности определяют две составляющие: жизнь, полная случайностей, и смерть. Таким образом, бинарность в картине мира Газданова - едва ли не основная смыслообразующая категория, доказывающая принципиальную непознаваемость законов бытия, их

непредсказуемость и независимость от каких бы то ни было представлений человека о нем. Функция мотивов в новеллах «Товарищ Брак», «Черные лебеди» и «Ошибка» аналогична той, которая была в романе «Вечер у Клэр», и свидетельствует о единстве поэтических принципов в творчестве Г. Газданова 20-30-х гг. Это подчеркивается также установкой на игровой характер прозы: в рассказах присутствуют типы персонажей и сюжетные схемы классической литературы, но происходит их «переориентация» и, в связи с этим, разрушение читательских ожиданий. Автор показывает, что стереотипные модели «не срабатывают» в условиях новой, неподвластной объяснению действительности.

В Заключении перечислены основополагающие принципы поэтики Г. Газданова, формирующиеся в его ранней прозе и выражающие в полной мере его бытийную концепцию. Мотивная структура и средства художественной образности, применяемые Газдановым, позволяют выявить особенности творческой манеры этого автора, неповторимость его индивидуальности, в которой важную роль играет интертекстуальность, переосмысление и «осовременивание» литературной традиции и схемы. Метафоризация пейзажа, интерьера, диалога, портрета и т. п. способствует созданию в повествовании второго, символического, плана, или иной реальности. В романе Газданова звучат отчетливо реминисценции чужих текстов, придающие философскому аспекту произведений ярко выраженную литературность и являющиеся частью авторской игры, частью культурологического диалога с читателем. Эта литературная игра позволяет обнажить универсальность индивидуального мировосприятия, а «аберрация видения» становится предтечей бартовской концепции смерти автора; в них можно обнаружить предпосылки восприятия мира как текста, а также истоки интеллектуальных и эстетических исканий, которые будут в полной мере свойственны представителям постмодернизма в литературе спустя всего несколько десятилетий. Ретроспективно организованные формы повествования во всех анализируемых произведениях позволяют говорить о такой специфической особенности газдановской прозы, как тетогу-центричность. Постмодернистские черты заявляют о себе уже на ранних этапе творчества Г. Газданова. Цитирование и автоцитирование, многочисленные аллюзии и реминисценции, трансформация готовых литературных схем, ассоциативность и метафоризация всего повествования (в том числе и пейзажа, интерьера), использование «ролевых масок» и психотипов, наряду с устойчивыми тенденциями к «размыванию» образа, мозаичность композиционной структуры, дихотомия, проявляющая себя на различных уровнях текста, и типологически связанная с ней многопланность -вот те методы и приемы, которые Газданов активно использует при создании художественного мира своих произведений

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Матанцева Л. В. К проблеме двоемирия в творчестве Г. Газданова // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Тезисы докладов I

Международного конгресса 18-21 сент. 1996 г. Симпозиум IX. Литература народов Северного Кавказа. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 1996. - С. 46-47.

2. Матанцева Л. В. Человек в «пограничной ситуации» («Выстрел» А. С. Пушкина и «Шрам» Г. Газданова) // А. С. Пушкин, Кавказ, современность: Материалы региональной научно-практической конференции 25-26 сент. 1998 г.

- Пятигорск, 1998. - С. 24-26.

3. Матанцева Л. В. Нравственно-психологическое бытие личности в романе Г. Газданова «Вечер у Клэр» // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Тезисы докладов II Международного Конгресса 15-20 сент. 1998 г. Симпозиум V. Литература и искусство народов Северного Кавказа.

- Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 1998. - С. 52-54.

4. Матанцева Л. В. К проблеме литературных реминисценций в романе Гайто Газданова «Полёт» // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе (проблемы теоретической и исторической поэтики): Материалы международной научной конференции / Под ред. Т. Е. Автухович. В 2 ч. Ч. 1. -Гродно: ГрГУ, 1998.-С. 151-156.

5. Матанцева Л. В. Ранняя проза Г. Газданова в контексте эстетики и поэтики экзистенциализма // Вестник Самарского государственного университета. - 1999. - № 1(11). - С. 101-107.

6. Матанцева Л. В. Концепция творческой личности: А. Пушкин и Г. Газданов // Вестник Самарского государственного университета. - 2000. - № 3(17).-С. 87-93.

7. Матанцева Л. В. К проблеме литературного характера в свете западноевропейской романной традиции XX века: Г. Газданов и М. Пруст // Вестник Самарского государственного университета. - 2001. - № 1(19). - С. 111115.

8. Матанцева Л. В. Семантические оппозиции в повествовательной структуре прозы Гайто Газданова // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Тезисы докладов III Международного конгресса 18-21 сент. 2001 г. Симпозиум IX. Литература народов Северного Кавказа. -Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. - С. 35-37.

9. Матанцева Л. В. «Метафизика пространства» как семантическая доминанта повести Л. Толстого «Казаки» и романа Г. Газданова «Вечер у Клэр» // Л. Н. Толстой: жизнь, судьба, творчество. Кавказский контекст: Вторые Толстовские чтения на Кавминводах: Тезисы докладов и сообщений СевероКавказской региональной научно-практической конференции 23-24 ноября 2001 г. - Пятигорск, 2001. - С. 22-24.

10. Матанцева Л. В. Рассказ Г. Газданова «Товарищ Брак» с точки зрения «романного мышления» // Современное научное знание: социально-гуманитарный аспект: Сборник научных статей / Под ред. В. И. Шульженко. -Пятигорск: Изд-во ПятГФА, 2002. - С. 123-136.

11. Матанцева Л. В. Трансформация сюжета романа Л. Толстого «Анна Каренина» в рассказе Г. Газданова «Ошибка» // Л. Н. Толстой: жизнь, судьба, творчество. Кавказский контекст: Третьи Толстовские чтения на Кавминводах:

Тезисы докладов и сообщений Северо-Кавказской региональной научно-практической конференции 26-27 сентября 2003 г. - Пятигорск, 2004. - С. 40-43.

12. Матанцева Л. В. Мотив в структуре романа Г. Газданова «Вечер у Клэр» // Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения писателя. - Владикавказ, 2003. - С. 83-96.

13. Матанцева Л. В. Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» как жанровый эксперимент // Стилистика и культура речи: Межвузовский сборник научых трудов. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2004. - С. 76-87.

14. Матанцева Л. В. Реальность иллюзий и иллюзия реальности в рассказе Г. Газданова «Чёрные лебеди» // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Тезисы докладов IV Международного конгресса 21-23 сент. 2004 г. Симпозиум IX. Литература народов Северного Кавказа. -Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2004. - С. 62-64.

Подписано в печать 21 апреля 2005 г. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Печать оперативная. Объем 1 п.л. Тираж 100 экз. Заказ № 263 443011 г. Самара, ул. Академика Павлова, 1 Отпечатано ООО «Универс-групп»

РНБ Русский фонд

2005-4 47154

§9 Дойми

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Матанцева, Лариса Викторовна

Введение.

Глава 1. Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр»: у истоков формирования новой нарративной модели.

1.1. Роман «Вечер у Клэр» как жанровый эксперимент.

1.2. Автобиографический субъект в романе «Вечер у Клэр».

1.3. Топосы истории и символика повседневности в контекстуальном поле романа.

1.4. Реальность «высших смыслов»: газдановская интерпретация.

1.5. Константы «любовь» и «женщина» в художественном мире романа.

1.6. Способы деперсонализации действующих лиц второго плана в лиризованном повествовании.

Выводы.

Глава 2. Экстраполяция художественных принципов поэтики

Г. Газданова на новеллистическое творчество писателя.

2.1. Рассказ «Товарищ Брак»: роль метамотивов, ассоциативного начала и интертекстуальности в развитии сюжета.

2.2. Реальность иллюзий и иллюзия реальности в рассказе «Чёрные лебеди».

2.3. «Ошибка»: экзистенциально-психологическая реконструкция традиционного литературного сюжета в парадигме новой реальности.

Выводы.

 

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Матанцева, Лариса Викторовна

Творчество Гайто Газданова, одного из ярчайших представителей молодой эмигрантской литературы «первой волны», представляет несомненный интерес для современного читателя и исследователя. С одной стороны, четко очерченные, в духе реалистической традиции, психологически выверенные, объективированные (главным образом это относится к персонажам второго плана) характеры, с другой - всё подавляющая субъективность автора-повествователя. С одной стороны, налицо классически ясный, напоминающий лучшие образцы русской прозы язык, с другой - сложная, растекающаяся, разветвленная структура предложения, множественность смыслов, заключенных в слове, сосредоточенность на мелочах, возведение в абсолют на первый взгляд незначительного. На эту двойственность, заявившую о себе уже в ранних произведениях Газданова, сразу обратила внимание эмигрантская критика. Г. Адамович, впоследствии один из наиболее внимательных, вдумчивых исследователей творчества Г. Газданова, прочитав опубликованный в 1926 г. в пражском альманахе «Своими путями» рассказ начинающего прозаика «Гостиница грядущего», замечает: «Странность» Газданова не поверхностна, не в приемах и способах повествования, не в том, с чем свыкаешься. Она идет из глубин. Острое, жесткое, суховатое, озлобленно-насмешливое и прежде всего «странное» отношение к миру. Почти «сумасшедший дом» для человека уравновешенного, положительного. Не пленяясь, не радуясь - удивляешься» (4)1. Впечатление от первого рассказа Газданова свидетельствовало о новом мировосприятии, которое привлекло внимание Адамовича. Причина, вероятно, заключалась в особом философском видении начинающего автора, непривычном для русского эмигрантского читателя, и его неповторимой творческой манере.

Проза XX века становится по преимуществу лирической, о чем

1 Ссылки приводятся непосредственно в тексте работы с указанием порядкового библиографического номера цитируемого источника, тома и номера страницы. свидетельствует появление так называемых «центростремительных романов» (термин Д. Затонского). В структуре романного жанра произошли смещения, вызванные сменой приоритетов: внутренний строй личности, ее эмоционально-чувственная сфера вышли на первый план, обществу же в целом отводилась «фоновая» роль. В искусстве XX века принципиально иным стал подход к человеку, и художественное обобщение несет на себе отпечаток изменившегося отношения к проблеме литературного характера. Грань, отделяющая литературу XIX века от литературы нового времени, может быть обозначена так: классический реализм стремился к стереоскопическому изображению, где человек представал во всем богатстве своих проявлений и многообразии общественных связей, где предметом исследования был «типический характер в типических обстоятельствах» (Ф. Энгельс), а в литературе XX века возникает, если воспользоваться определением Р. Музиля из романа «Человек без свойств», «человек как симптом»; он лишен многих индивидуальных характеристик, но в его душевном складе отражена действительность, исполненная неразрешимых проблем и скрытых противоречий. Конечно, писатели в XX веке продолжали традицию реалистического романа («Тихий Дон» М. Шолохова, «Семья Тибо» М. дю Гара), но наряду с этим возникала противоположная тенденция, выражавшаяся в разработке новых принципов построения художественного произведения, в создании нового типа романа, в котором придавалось больше значения «самодвижению» образа. В произведениях модернистов бытие постигается изнутри личностного существования, измеряется в антропологически значимых категориях. Оглядываясь на классическую литературу, испанский философ Ортега-и-Гассет отмечал, что интерес к интриге в современной литературе начинает слабеть и на первый план выходит иное: происходит не просто лиризация прозы, а лиризация эпического сюжета повествования. По мнению Ортеги-и-Гассета, в XX веке писателей интересуют не столько «приключения», то есть собственно перипетии сюжета действующих лиц, сколько внутренняя жизнь характеров, их трансформация в различных жизненных условиях. В отличие от прежних, классических, романов, сюжет героя в большей степени, чем прежде, подчинен сюжету повествования. Называя «эпизодом» приключения или коллизии сюжета, философ писал: «Произведение, состоящее из одних эпизодов, напоминает обед из одних закусок или спектакль из одних антрактов» (283, 103).

Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» органично вписывается в систему аналогичных художественных явлений первой половины XX века. Его можно причислить к типу романов «нового времени», романов «усталого сознания», отражающих определенную степень развития индивидуальной рефлексии. Как отмечает Д. Затонский, в это время «сложился довольно специфический тип романа. Одно или несколько человеческих сознаний прослеживаются на протяжении короткого промежутка времени — порой какого-то определенного дня или даже немногих часов. Это, так сказать, время внешнее, реальное. Герой занимается своими обычными делами, ходит по городу, встречается с людьми. Но мысленно то и дело пребывает вне границ столь тесного хронотопа. Нередко он - человек, взятый в момент переломный. Ему нужно что-то понять, что-то решить. И перед внутренним его взором мелькают картины прошлого, как в калейдоскопе, проходит вся жизнь. Так или почти так построены книги самые разные, порой мировоззренчески, философски, идейно друг другу противоположные. (.) Однако неизменным остается по крайней мере один композиционный принцип: вырванные из хронологической последовательности элементы фабулы сцепляет между собой движение мысли персонажа, работа его психики, игра его ассоциаций» (125, 187-188). Наблюдения над современным романом приводят исследователя к выводу: ведущей в произведениях данного типа становится психологическая точка зрения персонажа, совсем не обязательно совпадающая с авторской позицией. Психологическая точка зрения в романе может быть одна («Глазами клоуна» Г. Бёлля), или таких точек зрения может быть несколько («Шум и ярость» У. Фолкнера). Г. Газданов использует в повествовании метод субъектной призмы, при этом внимание читателя концентрируется на герое-повествователе. Внутрижанровые поиски Газданова соответствовали духу того времени и духу «парижской ноты». По воспоминаниям В. Варшавского, в монпарнасских кафе много спорили о литературе, и одной из главных тем было «недоверие к классическому роману XIX века, недоверие ко всему, кроме прямой исповеди и человеческого документа, убеждение, что исследование скрытых душевных движений важнее описаний воображаемых приключений воображаемых героев, вплоть до идеи белой страницы» (51, 169).

В конце 20-х гг. Г. Газданов еще не стал заметной фигурой в литературе русской эмиграции, хотя отдельные его рассказы выходили в периодических изданиях зарубежья. В 1925 г. Газданов решает впервые принять участие в конкурсе молодых литераторов, организованном парижским еженедельником «Звено», и посылает в редакцию рассказ «Аскет». Относительно авторства «Аскета» нет неопровержимых свидетельств, но Г. Адамович в свое время с большой долей вероятности предположил, что именно Газданов был тем, кто прислал свою рукопись на конкурс. Дело в том, что конкурсанты не подписывали рукописи, а посылали их в отдельном конверте с девизом, в другом конверте был девиз и фамилия автора. В РГАЛИ в архиве «Звена» был обнаружен конверт с фамилией Газданова, а то, что в газдановском рассказе «Смерть пингвина» из цикла «Рассказы о свободном времени» действует герой по прозвищу Аскет, и то, что тем же именем подписаны фрагменты газдановского трактата «Теория авантюризма», с большой долей вероятности доказывает: автором «Аскета» был именно Гайто Газданов. Г. Адамович по этому поводу писал в сентябре 1926 г. на страницах того же еженедельника: «На прошлогодний конкурс «Звена» в числе трехсот или четырехсот рукописей был прислан рассказ «Аскет». Никому из читавших рукописи он не понравился, но все на него обратили внимание. После споров рассказ был забракован. Были даже предположения, что это мистификация, неизбежная во всех конкурсах. Не знаю, кто был его автором. Не Газданов ли? Очень напоминает «Аскета» его «Гостиница», и маловероятно, чтобы это было простое совпадение, встреча. Область, где витает его воображение, пустынная, и тропа с тропой в ней не сходится» (5). Отзыв Адамовича характерен: он показывает, насколько сложным и неоднозначным было отношение критиков - а в их лице и читающей публики

- к проблематике произведений и писательской манере Газданова. Справедливости ради следует отметить, что Адамович первым обратил внимание на яркую индивидуальность стиля этого автора и отсутствие в его самом раннем произведении следов ученичества, то есть на наличие определенного профессионализма, редкого у начинающих писателей. Дело в том, что Г. Газданов рано сложился как художник, и поэт и литературный критик Г. Адамович не мог этого не увидеть.

В 1927 г. в пражском журнале «Воля России» был опубликован газдановский цикл «Рассказов о свободном времени», в 1928 г. альманах «Воля России» напечатал рассказ «Товарищ Брак», в 1930 г. в том же журнале появились «Черные лебеди». Ранние рассказы Г. Газданова отличались «не только сочетанием иронии и лирики, но и остротой слога и каким-то мажорным, мужественным тоном. Эмоция не переходила у него в сентиментальность или слезливость. И тема, и слог, и очерк действующих лиц отличались резкостью, обведенностью контуров. Он тяготел и к «типизации деталей» и к ироническому подчеркиванию парадоксов» (336, 116-117).

После появления в декабре 1929 г. первого романа Г. Газданова «Вечер у Клэр» о нем заговорили как о значительном явлении в литературе русского зарубежья (См. об этом: 52; 285; 286). По утверждению М. Слонима, «у Газданова недюжинные литературные и изобразительные способности, он один из самых ярких писателей, выдвинувшихся в эмиграции» (337,456).

9 февраля 1930 года М. Осоргин, посылая А. М. Горькому из Парижа в Сорренто роман «Вечер у Клэр», писал: «Книга Гайто Газданова (.), по-моему,

- очень хороша, только кокетлива; это пройдет. Кокетливы «прустовские» приемы, само название». Настоятельную просьбу обратить внимание на молодого литератора Осоргин мотивировал тем, что Газданов «по-настоящему даровит.(.) В числе немногих «подающих надежды» он (.) представляется первым в зарубежье» (ИМЛИ им. А. М. Горького. Архив А. М. Горького. КГ-П 55-12-32).

Отзыв Горького о книге «Вечер у Клэр» был в высшей степени доброжелательным, хотя и не лишенным замечаний. В личном письме Газданову он писал: «Вы кажетесь художником гармоничным, у Вас разум не вторгается в область инстинкта, интуиции там, где Вы говорите от себя. Но он чувствуется везде, где Вы подчиняетесь чужой виртуозности словесной. Будьте проще, - Вам будет легче, будете свободней и сильней» (ИМЛИ. им. А. М. Горького. Архив А. М. Горького. ПГ - рл 10-1-2).

Для современных Газданову критиков одним из положительных моментов в произведении было то, что «роман приятно читать, в нём чувствуется несомненная свежесть и то радующее своеобразие, которое присуще только подлинному дарованию» (316, 5). Привлекала внимание и оригинальность видения художника: «У Газданова есть наблюдательность, умение подойти к людям с неожиданной стороны, а главное, ему ведома тайна увлекательного рассказа, и что особенно ценно - рассказа сдержанного, одновременно образного и в меру окрашенного уже собственным, ни у кого не заимствованным стилем» (316, 5).

Свойственная Г. Газданову гармоничность и даже грациозность стиля была той его индивидуальной чертой, на которую прежде всего обращали внимание: «Первые страницы у Газданова неизменно вызывают восхищение, — вовсе не того порядка, как, например, при чтении Сирина, с его безошибочно рассчитанной механикой и холодным блеском, а, скорее, напоминающее Бунина, к которому по манере писать Газданов вообще близок» (9). Это высказывание Адамовича достаточно характерно: отмечая виртуозность обоих мастеров слова в обращении со своим материалом, он всё же определяет грань, отделяющую Газданова от Набокова, одним словом - естественность: «Стиль у Газданова (.) подкупает особой, лишь этому писателю свойственной, почти физической свежестью. В противоположность Сирину, слог которого вызывает в воображении какие-то электрические ассоциации, у Газданова фраза как бы влажна в составе своем. «Солнце пахнет травами», — писал когда-то Бальмонт. У Газданова слово пахнет дождем, туманом, напоминает ветку, полную росы. Это очаровательное свойство газдановской манеры писать, и притом свойство неподражаемое, никто, по крайней мере, из его сверстников не сумел эту его особенность перенять» (10). Как видим, Адамович оценивает прозу Газданова не только как профессиональный критик, но и как читатель — он смотрит на нее прежде всего с точки зрения индивидуального восприятия. Фактически Адамович оказался у истоков изучения творчества Газданова. Он откликался на более поздние произведения писателя, проявляя неподдельный интерес к тому, что можно смело назвать феноменом Газданова. Доказательством служат многочисленные рецензии Адамовича в «Последних новостях»: 15-го февраля 1934 г. («Каждое слово светится, пахнет, звенит, и если автор мимоходом расскажет о ночевке в Сибири, на берегу большой реки, то сделает это так, что читатель чувствует какую-то, почти физическую, свежесть, будто река и темное лесное приволье где-то тут, поблизости, рядом»); 10 декабря 1936 г. («Рассказ («Смерть господина Бернара») восхитительно написан, - как, впрочем, всегда пишет Газданов, с необычайной изобразительной меткостью, с какой-то вкрадчивой, бесшумной, гипнотизирующей эластичностью ритма»); 7-го октября 1937 г. («.необычайное сочетание.с редким даром писать и описывать, со способностью находить слова, будто светящиеся или пахнущие, то сухие, то влажные, в каком-то бесшумном, эластическом сцеплении друг за другом следующие»); 23-го июня 1938 г. («Немного найдется сейчас русских писателей, не только среди молодых, но и среди старших, которые наделены были бы такой свежестью восприятия, такой способностью чувствовать и отражать в слове краски, запахи и звуки, всю «влажную, живую ткань бытия»).

Подобным образом характеризуют произведения Газданова и другие эмигрантские критики 30-х гг.: в нем видят прежде всего блестящего стилиста, тонко чувствующего нюансы языка и владеющего им в совершенстве, прозаика, поддерживающего и развивающего в своем творчестве традиции классической литературы. В отношении Газданова-художника эмигрантская критика демонстрирует поразительное единодушие. «Персонажи газдановских романов, как и рассказов, всегда или почти всегда очень живы; все изображенное всегда необыкновенно образно; изобразительный дар Газданова, как и дар чисто словесный, несомненен. Подлинный, очень изящный и даже крупный литературный талант Газданова отрицать решительно невозможно.повторяю, таких дарований, какое отпущено Газданову, в молодой нашей литературе, -одно, два, - и обчелся», - подчеркивал Вл. Ходасевич (400). Обращал на себя внимание и профессионализм молодого автора: «Газданов - писатель очень талантливый. Когда его читаешь, становится очевидным, что девяносто девять сотых советских прозаиков и девять десятых эмигрантских о словесном искусстве вообще понятия не имеют, что слова у них не услышаны, не произнесены, а просыпаны кое-как, точно шрифт из газетного набора» (55, 200201).

Что же касается философской проблематики и вообще содержательной стороны произведений, тут многие критики проявляли абсолютное непонимание сущности газдановского творчества и неприятие, обусловленное видимой бесконфликтностью и бесфабульностью рассказов и романов Газданова. В высказываниях литераторов есть нечто общее: отдавая должное таланту художника, отмечали «непохожесть» прозы Газданова на прозу в привычном смысле слова - с главным героем, развитой системой персонажей, внятным, фабульно обоснованным сюжетом и определенными коллизиями. В прозе Газданова, на первый взгляд, нет системы, нет стройного сюжета, развивающегося в соответствии с житейской логикой, нет явного конфликта героя с миром или обществом. Современники недоумевали, сталкиваясь с феноменом Гайто Газданова, даже обычно благожелательный Г. Адамович не понимал, как примирить видимые противоречия: «Небольшой рассказ Г. Газданова «Воспоминание» представляет собой необычное соединение банально искусственного, шаблонно-модернистического замысла с редким даром писать и описывать.» (8). Вл. Ходасевич выражал своё мнение достаточно безапелляционно: «Бесфабульные рассказы Чехова рядом с

Бомбеем» могут показаться чуть ли не авантюрными. Остается всё то же: чудесно написанный рассказ о том, чего не стоило рассказывать» (399).

В 30-е гг. восприятие прозы Газданова эмигрантской критикой было таким же, как и в 20-е гг.: к ней проявляли устойчивый интерес, но при этом русская критика пыталась найти Газданову место в контексте русской и французской литературы. В прозе Газданова часто видели прустовское влияние, проявляющееся главным образом в тематическом единстве, способе мировидения, перекличке мотивов. М. Слоним в своё время сделал попытку разобраться в специфике творчества Пруста и Газданова и пришел к выводу, что «говорить о непосредственном влиянии Пруста на Газданова нельзя. Основное в манере Пруста не то, что он вспоминает, что он воспроизводительную память делает творческим началом своих произведений, а то, что он достигает этого замедления, почти остановки времени путём совершенно исключительного расщепления мыслей и ощущений на тончайшие волокна (.) У Газданова не заметно стремления к психологической детализации. Он скорее воспринял от Пруста другое: метод рассказа по принципу случайных и внешних ассоциаций, но и это не является определяющим творческую линию Газданова. (.) Эмоциональность, взволнованность, беспокойство, проявляющееся и в лирике, и в иронии, - вот что составляет главные элементы газдановской манеры» (337, 451).

Даже краткий обзор эмигрантской критической литературы той поры свидетельствует об одном: в первую очередь исследователи говорили о языке, речевом стиле, проблематике, специфике детализации, иронии и парадоксальности.

В течение жизни Газданов написал девять романов, около сорока рассказов, несколько десятков литературно-критических статей и эссе. Из крупных произведений до второй мировой войны писатель успел опубликовать романы «История одного путешествия» (1938), «Ночные дороги» (1939) и неполный текст романа «Полёт» (1939). После войны в журнале «Новая жизнь» выходили романы «Призрак Александра Вольфа» (1947-1948), «Возвращение Будды»

1949-1950), «Пилигримы» (1953-1954), «Пробуждение» (1965-1966), «Эвелина и её друзья» (1969-1971), остался неоконченным роман «Переворот».

Характерно, что к творчеству зрелого Газданова подходили с теми же мерками, что и к раннему. К нему проявляли спорадический интерес только профессиональные литературные критики, а поводом для такого рода интереса служили публикации романов и рассказов писателя в периодических изданиях. Академическое литературоведение Газдановым не занималось.

Попытку осмыслить и оценить прозу Г. Газданова как художественное явление впервые предпринял американский славист венгерского происхождения Ласло Диенеш (он же был первым биографом писателя), который сделал в Нью-Йорке в 1976 году доклад «Гайто Газданов - превосходный соперник Набокова». В 1977 году Диенеш защитил в Массачусетском университете диссертацию по творчеству Газданова, а в 1982 г. в Мюнхене опубликовал на английском языке книгу «Русская литература в изгнании: Жизнь и творчество Гайто Газданова», которая была в 1995 г. переведена на русский язык.

Для Диенеша Газданов прежде всего наследник традиций классической реалистической прозы: «Линия развития, которую продолжает Газданов в русской литературе - это линия Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова, Бунина.» (98, 144). По мнению исследователя, Газданов близок гениальным предшественникам «неповторимой, спокойной, но в то же время напряженной словесно-камерной музыкой, своим непогрешимым ритмом, интонацией, своим чистейшим, прозрачным, звенящим, великолепным русским языком» (101, 12).

Однако Л. Диенеш отмечает в прозе Газданова и совсем другие влияния, в частности французские (М. Пруст, А. Жид), при этом, как он подчёркивает, происходит не ассимиляция, а органическое усвоение черт европейской культуры; в результате возникает феномен Газданова, проявляющийся в «слиянии двух разнородных элементов - русского и западного - в одно целое — прозрачную классическую прозу с новым тревожным содержанием, с её «арзамасским ужасом» XX века, с утратой веры и всех ценностей и в то же время с духовным преодолением пустоты и, в конечном счёте, торжеством над этими разрушительными стремлениями - Газданов создал нечто новое в русской литературе, такое, чего до него не было» (101, 9).

Диенеш делит творчество Газданова на два периода, связанных со следованием различным философским концепциям: «В первый из своих творческих периодов Газданов выступает тотальным агностиком и сенсуалистом, для которого все явления разума и интеллекта, общества и истории могут быть сведены к инстинктам и эмоциям. Это видение мира выражается специфической повествовательной структурой и соответствующим выбором тем и расстановкой акцентов» (98, 189).

Зрелый период творчества Газданова характеризуется Диенешем как переход к новым формам внутри романного жанра. Если ранняя проза писателя в основном автобиографична и содержит в центре одного героя -повествователя, то «послевоенные романы Газданова открывают в определённом смысле новое направление в его творчестве. Его психологизм, сенсуализм и философские размышления остаются, но теперь (и здесь есть лёгкая перекличка с Достоевским) они соединяются с полицейскими историями, так что возникают романы детективные и одновременно философские, метафизические. Последние романы Газданова, особенно «Пилигримы» и «Пробуждение», - это попытки переменить свои прежние экзистенциальные позиции.» (98, 223).

Поэтика произведений Газданова, по мнению Диенеша, определяется его философскими и эстетическими воззрениями, поэтому ранняя проза фрагментарна, отличается отсутствием фабулы в её привычном понимании, лирической спутанностью: «Эпизодичность повествовательной манеры Газданова, которую много критиковали, но никогда до конца не понимали, отражает его неверие в логическую последовательность событий, складывающихся в человеческую жизнь. В мире Газданова нет начал и окончаний, есть только поток форм жизни, бесконечное течение, и единственное, что интересует писателя, это - «движения души», как он часто их называет, эволюция чувств» (102, 131-132).

JI. Диенеш, как и его предшественники, обратился к параллели Набоков -Газданов, причём поводом для сравнения служит стилистика обоих писателей, сочетающая изобразительность с философской направленностью: «Дарование Газданова необыкновенным образом одновременно сочетает талант рассказчика, который делает написанное им занимательным и легко читаемым, даже когда его новеллы «ни о чём», и склонность к медитативной, интеллектуальной прозе. В последней он, наряду с Набоковым, предстаёт подлинно выдающимся новатором, в то время как в истории русской литературы никогда не получала высокого развития непластичная проза философских рассуждений» (99). Как неотъемлемое свойство газдановской прозы отмечает JI. Диенеш органичное «врастание» философской константы в живую ткань произведения: «Хотя Газданов, как почти и Набоков, не писал философскую прозу, у него можно отыскать немало отрывков, где важнейшие философские проблемы подаются с завидной ясностью и простотой, очень хорошим, естественным, хотя и изысканным, русским языком, который едва ли существовал прежде. В то время как многие из великих прозаиков западной литературы не были беллетристами, в России хорошая проза была во многом синонимична хорошей беллетристике. Стилистические достижения Набокова и Газданова в этом отношении (даже несмотря на то, что оба оставались беллетристами) могут оказаться чрезвычайно важными для развития русской прозы» (99, 8).

Первым о близости Газданова к философии экзистенциализма заговорил именно JI. Диенеш: «.философская точка зрения Бердяева или Кассирера в «философии символических форм» нашла бы у Газданова понимание. Действительно, вряд ли будет преувеличением сказать, что основополагающие представления этих философов очень близки в некоторых отношениях творчеству писателя» (100, 85). Однако Диенеш видит и грань, отделяющую Газданова от экзистенциалистов: «Его (.) проза есть, по собственному его определению, «квинтэссенция русской художественной прозы», экстракт её богатства и полноты её языка одновременно, в этом можно вновь увидеть сходство с Альбером Камю, однако Камю демонстрирует поворот к классической прозе, Газданов же создаёт традицию, ранее отсутствовавшую в русской литературе» (98, 293). По сути дела, Диенеш во многом повторяет положения эмигрантских критиков, но - и в этом его несомненная заслуга -именно с Диенеша началось академическое изучение биографии и творчества Газданова не только за рубежом, но и в России.

В нашей стране Газдановым занялись поздно, уже после его смерти, и с какой-то, если так можно выразиться, осторожностью. Сыграли свою роль политические и идеологические предпосылки. Эмигрантская литература развивалась автономно от литературы метрополии, и, хотя был своеобразный культурный обмен (вспомним общение М. Горького с начинающим прозаиком Газдановым), массового читателя и, соответственно, критика у представителей литературы русского зарубежья в России не было. Кроме того, изучению Газданова, как, впрочем, и многих других писателей-эмигрантов, мешала предвзятость советской мифологемы о превосходстве «наших» мастеров слова над «теми». Началось всё с Вяч. Полонского, который искренне считал, что «бесплодной смоковницей оказались русские беллетристы в эмиграции» (295, 370). В беседе с сотрудником газеты «Известия» А. Н. Толстой в 1923 году утверждал: «С писателями в эмиграции происходит странное: они перестали писать. Ни одного нового имени в литературе эмиграция не дала» (359, 486487). М. Горький в 1931 году изрёк: «.эмигранты - публика неинтересная, и жизнь её никому не нужна» (84, 103).

В Советском Союзе Г. Газданова не издавали до конца 80-х годов. Этот «заговор молчания» был обусловлен тем, что с 1952 по 1971 гг. Газданов работал на радиостанции «Свобода» в Мюнхене, причём в последние годы жизни возглавлял её литературную редакцию.

В конце 80-х - начале 90-х гг. российский читатель открыл для себя прозу Г. Газданова (спустя семнадцать лет после смерти писателя!), однако это возвращение газдановского наследия на Родину было трудным и небезболезненным, да и реакция критики на его произведения была запоздалой.

В 1993 году А. Черчесов, обсуждая сложившуюся ситуацию, сетовал, что «по сей день беседует с читателем Газданов практически без участия профессиональных посредников, словно средней руки беллетрист, а не писатель европейского масштаба» (420).

Конечно, с 1993 года многое изменилось. Вышло собрание сочинений Г. Газданова в трёх томах, переведена, как уже упоминалось, монография Л. Диенеша, в декабре 1998 и 2003 гг. прошли в Москве, Калининграде и Владикавказе конференции, посвященные 95-летию и 100-летию со дня рождения писателя, а в 2000 году появился сборник «Возвращение Гайто Газданова», в который вошли не опубликованные ранее письма Газданова к М. Алданову, Б. Зайцеву, доклад Газданова об Алданове на заседании масонской ложи «Северная звезда», материалы, касающиеся масонской деятельности писателя, некоторые его новеллы и ряд статей критиков о его творчестве. Создано Общество Друзей Гайто Газданова, помещающее свои материалы на Интернет-сайтах.

Устойчивый интерес проявляют к личности прозаика в Осетии. Большую роль в развитии газдановедения сыграли энтузиасты из Владикавказа: писатели, историки, преподаватели, краеведы, работники музеев и библиотек, просто читатели. Многое сделано, чтобы найти новые биографические данные, публикуются архивные материалы о семье и родственниках, воспоминания соотечественников, лично знавших Газданова или поддерживавших с ним переписку.

Помимо биографических, есть во владикавказской прессе ряд статей, касающихся непосредственно творчества Газданова и его влияния на современную осетинскую литературу, а также исследования «осетинских корней» в прозе писателя. Так, например, Р. Бзаров убеждён, что «говорить об отношении Газданова к осетинской традиции, наверное, не имело бы смысла, если бы сами газдановские тексты не давали для этого повода (.); газдановское восприятие мира имеет в числе других источников и очевидные установки (иногда даже архетипы) национального мироощущения» (38, 5). Это представление о жизни как путешествии, дороге, «рыцарский аскетизм и стоическое противостояние судьбе, открытость внешнему миру и несущественность национальных, сословных, конфессиональных перегородок, «эгалитарный» (без эгоизма и гордыни) индивидуализм и острое ощущение одиночества», — не что иное, как «стереотипы осетинского сознания» (38, 5).

В последние годы в периодической печати и на сайтах в Интернете появилось достаточно большое количество рецензий, критических статей, посвященных прозе Газданова, при этом ряд критиков продолжает терзаться двойственным отношением к его самобытной художественной манере. Так, по мнению М. Шульмана, «проза Газданова номинальна - в ней нет ничего останавливающего внимание, это проза как проза, с длиннотами, героями, рассуждениями. Но при всей своей стандартности есть в ней что-то необычное, что со временем выявляется и начинает захватывать, как детектив. У Газданова нет занимательности в сюжете, но есть необыкновенная сила движения, идущая под поверхностью скучноватой страницы - и этот двигающийся поток, как различишь его, зачаровывает и вводит в ступор» (434, 192). При этом, подчёркивает критик, «немного совестно признаваться в этом упоении. Это всё равно что сознаться в увлечении Толкиеном или какой-нибудь агиографией. Смутно чувствуешь, что это проза дилетантская, надуманная, нереалистическая, да и качество её остаётся под сомнением. Умел ли вообще Газданов писать? Никакой походки прозы у него нет, а одно перемещение, как у змеи.» (434, 192).

М. Васильева во многих аспектах солидарна с М. Шульманом в том, что касается «нетипичности» творческого метода Газданова: «Доказать, что Газданов писал блестящую прозу, не так просто. Он разбрасывал сюжет по частям, пускал целые абзацы на незначительную деталь, потому что так пошла рука, он допускал шероховатость стиля, будучи прекрасным стилистом; он постоянно в романах и рассказах описывал свою биографию (разве это литература?! - надо писать жизнь, а не себя! Газданов был уверен в обратном). Он увлекался вдруг какой-нибудь интонацией и тут же забывал о ней. Он мог писать не «крепкую» прозу, не лихо закрученный сюжет, не блеск стиля — и в то же время ни на минуту не выпускать читателя из своего мира. Газданов - яркий пример абсолютно необъяснимого откровения в литературе» (53, 96).

Впрочем, безнадежных отрицателей художественного мастерства Газданова, пожалуй, нет. К пребыванию писателя вне рамок определённых литературных канонов уже привыкли.

Характерно, что постсоветская критика начала с того же, на чём остановилась эмигрантская. Суммируя претензии, предъявляемые к Газданову на протяжении всего творческого пути и эмигрантской, и современной постсоветской критикой, С. Федякин замечал, что «все упрёки сводились к одному и тому же набору тезисов: герои обрисованы выпукло, но это лишь статичные портреты; книги автора - безошибочное, холодное зеркало, равнодушное к судьбам героев; композицией он владеет не в полной мере, в его повествование попадает всё, на чём только ни остановится взгляд, в том числе много необязательного, «полуслучайного» (376, 7).

Необходимо подчеркнуть, что в продолжение всей творческой деятельности Газданова неизбежно сравнивали с разными писателями, пытаясь найти аналог его мировосприятию и художественной манере то в прошлом (А. Пушкин, М. Лермонтов, Ф. Достоевский, Л. Толстой, И. Бунин, А. Чехов), то в современности (М. Пруст, А. Камю). Однако по частоте сравнений на первом месте стоит, конечно же, В. Набоков. Критики отдавали пальму первенства одному из прозаиков в зависимости от индивидуальных вкусов и предпочтений. Как мы помним, Г. Адамович был одним из тех, кто первым провёл параллель между Газдановым и Набоковым.

Есть своеобразная преемственность в том, что касается сопоставления творческого метода, языка и стиля Газданова и Набокова. Откликаясь на выпуск первого советского издания произведений Газданова, исследователь И. Толстой в газете «Русская мысль» возвращается к неизменному за рубежом — со времён Адамовича и Осоргина - сопоставлению двух литературных имён, но делает существенную оговорку: в отличие от Набокова, Газданов не получил заслуженного признания ни при жизни, ни после: «.вряд ли его ждет громкое посмертное признание - скорее, это будет бесспорный мастер XX века, возможно, даже классик, но классик не проблемный, не противоречивый, не спорный. Зато Газданов, точно зная себе цену и меру, использовал отпущенный ему дар сполна. Это был кларист, лирик и психолог, обходившийся минимумом художественного инструментария, и в этом смысле он прямо противоположен Набокову» (360, 7).

А. Черчесов видит суть расхождений между Газдановым и Набоковым в том, что с одной стороны — сознательно выбранная борьба за «позитив», с другой — роль язвительного насмешника и наблюдателя, стоящего «над схваткой». Черчесов считает перспективным такое исследование, которое бы выводило к пониманию сущности художественного соперничества прозаиков, и в то же время считает такое исследование сложным и проблематичным, поскольку «никому не дано в двух словах осветить «по существу» конфликт двух крупнейших российских писателей-эмигрантов», так что следует ограничиться «хотя бы признанием того, что проблема эта для исследователя прелюбопытная (.) Интересно, что диалог Газданова с Набоковым, похоже, никогда не прекращался (при взаимно-уважительном друг к другу отношении -факт, чуть ли не исключительный для их биографии) - на чисто художественном уровне, как спор различных этико-эстетических систем» (420). А. Черчесов полагает, что если для Набокова источником самобытности является его «англофильство», то для Газданова подобную роль играет «его этническое происхождение»: «менталитет, склад мышления, темперамент, которые в совокупности воздействуют.и на чисто языковые индивидуальные характеристики. И если для Набокова язык - это восхитительная стихия, в которой он ощущает себя всемогущим кудесником, способным её укрощать, то для Газданова русский — хрупкий и драгоценный инструмент, при помощи которого, коли осторожно и трепетно с ним обращаться, можно внедриться в самые священные пределы Мысли и Души» (420). В конце концов из утверждений А. Черчесова следует, что разница между этими писателями состоит в их нравственных приоритетах, их космополитической или, наоборот, патриотической направленности.

Ю. Нечипоренко видит различие между Газдановым и Набоковым в эмоциональном (Газданов) или рациональном (Набоков) отношении писателей к предмету изображения: «Более всего поражает в прозе Газданова чистота, нравственная деликатность. Это не та прозрачная отстранённость, которая характерна для литературного современника, сверстника и в чём-то соперника Владимира Набокова. Нет, это деликатность целомудренная, полная обаяния и тайны. Нет в ней холодка дистанции, взгляда в зрачок микроскопа, сквозь стекло - тайна Газданова сродни загадочности первой любви, стыдливой, в чём-то неуклюжей, но жертвенной, безоговорочной и верной. И в этом состоит глубинная связь Г. Газданова с русской литературой» (258, 12).

С. Семёнова видит разницу в степени рефлексии, которую проявляет газдановский герой-повествователь: «В отличие от Набокова, у Газданова значительно больше въедливой и при этом прямо, отчётливо проговариваемой психологической интроспекции, вкуса к самонаблюдению и самоотчёту» (322, 78). С. Семёнова считает «Вечер у Клэр» в какой-то мере знаковым произведением писателя, поскольку «в этом романе уже были заявлены и особый фокус его взгляда на мир, философский аналитизм Газданова, образы и мотивы его творчества 20-30-х годов, экзистенциально-автобиографического в своей основе» (322, 78). Бытие человека в мире и связанные с этим «метафизические» вопросы интересовали творческую интеллигенцию, и особенно актуальными они были для молодого поколения писателей-эмигрантов «первой волны», органично усвоивших западную философию и предвосхитивших в своем творчестве появление того особого образа мыслей и того типа личности, который найдет воплощение и логическое продолжение в произведениях А. Жида, Ж.-П. Сартра, А. Камю. С. Семенова обращает внимание на разницу в мировосприятии и художнической позиции писателей-эмигрантов старшего поколения и молодых, к которым принадлежал и Г. Газданов: «Трагическая экзистенциальная проблематика личности в ее отношениях со смертью, временем, природой, с Богом и богооставленностью, с абсурдом и с «другими» - это было действительно.новым, новой нотой, плохо воспринимаемой и принимаемой старшими наставниками» (322, 70). Предметом изображения для писателей этого направления был абсурдный мир, и он требовал нетипичного подхода и новых художественных средств. Философский «крен» диктует и создание особого типа героя, и специфическую структуру произведения: «Оттого так причудливо вьётся повествование романа, что каждый его эпизод возникает, рвётся, возобновляется или провисает неоконченным в поле воспоминания (в нём написаны все три романа («Вечер у Клэр», «История одного путешествия», «Ночные дороги» - JI. М.)), задаётся внутренними силовыми линиями мгновенного впечатления или переживания, мелькнувшей мыслью или ассоциацией идей авторского «я». Создаётся сложная и прихотливая, с ломающимся ритмом, музыкальная ткань рассказа, пронизанная экзистенциальными мотивами: фундаментальным ощущением заброшенности в чуждый мир, чувством постоянного и неуклонного «бытия-к-смерти», безнадёжным стоицизмом человеческого достоинства перед лицом абсурда» (322, 91). Хотя С. Семёнова стремится установить связи Газданова с русским экзистенциализмом, ею движет стремление вписать этого автора, в отличие от других литературоведов, в более широкий контекст - современной прозы и философии. При этом отмечается, что концептуальность подчиняет себе содержательную сторону произведения, и проблемы бытия выходят на первый план.

В современной литературной критике таким же общим местом, как и сопоставление Газданова с Набоковым, стало его сравнение с М. Прустом. Как отмечает А. Мокроусов, «Ночные дороги» наполнены прустианством - если видеть его в поисках прошедшего времени, в тоске по миру, в который ты уже никогда не вернёшься» (247, 23). А. Фрумкина, упоминая о неоднократных попытках сопоставления критиками «Вечера у Клэр» с книгой Пруста «В поисках утраченного времени», отмечает: «Сходство это лежит на поверхности. Женственное, дразнящее, аморальное, чуть пошловатое, неотвратимое очарование Клэр сродни обаянию героини Пруста. Долгие мечтания о любимой, не схожий с нею внутренний строй. На самом деле книга Газданова ничуть не похожа на тягучую рефлексию Пруста. И кроме того, жёсткий опыт гражданской войны, подлинный опыт XX века, разделяет их резкой чертой» (388, 240). По мнению исследовательницы, истоки газдановской индивидуальности следует искать прежде всего в русской культуре: «Его книги тяготеют к русской традиции поэтической и психологической прозы. Ближе всего они подходят к творческой манере Лермонтова и Чехова, а в нашем веке «камерный Газданов» неожиданно сближается с теми писателями - от Булгакова и Солженицына, у которых судьба человека строится на личном выборе, личном постижении и личной вине» (388, 243). Кроме того, некоторые специфические особенности стилистики романа Газданова «Вечер у Клэр» делают его прозу поэтической: «В этом кружении, в этих неожиданных переходах от рокового к обыденному, от вихря к почти механической простоте, лирическая проза Газданова сближается с поэзией XX века, особенно с Блоком» (388,240).

О романе «Вечер у Клэр» как родственном эпопее М. Пруста говорит и Ст. Никоненко: «.во многих отношениях не уступает произведениям Пруста по яркости передачи малейших движений души героя, картин жизни, психологической глубине. Да, здесь тоже поток сознания, но протекающий в более узких берегах, - а отсюда плотность, ёмкость фразы, точность характеристик, безошибочный ритм, необычайный лаконизм. По богатству содержания, по огромному числу персонажей роман можно вполне отнести к роду эпоса» (66, 304).

В соответствии с современными тенденциями в литературоведении большинству исследователей кажется перспективным обнаружение интертекстуальности в творчестве писателя, его связь с традиционными методами различных художественных направлений и их реализация в новом качестве. Л. Сыроватко отмечает: «Целостности «потока ассоциаций» не вредит даже отмеченное многими критиками включение в ткань романов Газданова

22 легко узнаваемых стилистических пластов творчества других писателей: Кафки - Центральное Государство в «Возвращении Будды», эпизод работы со списком константинопольских представителей в «Ночных дорогах» (350, 659). Постмодернистские тенденции проявляют себя уже на начальном этапе творчества Газданова: «Подчёркнутая культурность, «вторичность», незамаскированная - или недостаточно замаскированная - перекличка с уже существующими реалиями культуры, сюжет в сюжете, вернее, в сюжетах, сложная система зеркал, то свойство, которое можно назвать «кристалличностью»: видение каждого явления одновременно с нескольких точек, в разных плоскостях, из разных эпох с присущими им стилями и эстетикой, но все эти плоскости сходятся в одном ребре, - эти особенности видны уже в самых ранних рассказах Газданова, ещё рыхлых, распадающихся на куски и нуждающихся в композиционных подпорках «извне».» (349, 775).

Наблюдается такой парадокс: современные исследователи фактически повторяют мнения эмигрантских критиков; в отношении Газданова вновь проявляют себя методологические стереотипы, затрудняющие изучение его прозы. Своего рода исключением является монография С. Кабалоти, представляющего творчество писателя как движение от модернизма к реализму, от влияния русских и западноевропейских традиций в отдельности к их синтезу. При этом «если дебютную прозу Газданова отличает конгломеративность, а в рассказах 1928-1930 гг. соединение типологически противоположных эстетических качеств (.) тяготеет к типичной модернистской двурефлективности и двуплановости (.), то далее поэтика газдановской прозы, сориентированной на медиативную устремленность к восприятию и интерпретации реальности как «поля смыслов», приобретает характер своего рода субстрата и начинает тяготеть к своеобразной симфонической многоплановости» (147, 129). Наблюдения Кабалоти над поэтикой представляются интересными, однако влияние буддистской религии и философии на писателя кажется нам несколько преувеличенным.

Среди исследований последних лет следует отметить монографии Н. Цховребова, представляющего творчество Газданова в его историческом окружении и в зеркале современной писателю критики, и Ю. Матвеевой, систематизировавшей всё его литературное наследие в соответствии со структурой его творческого сознания, включающей три «доминанты»: мистическую, романтическую, экзистенциальную.

В то время как большинство критиков и литературоведов обращается к общемировоззренческим основам, этико-эстетическим проблемам творчества Газданова, содержательной стороне произведений, установлению принадлежности писателя к ведущим художественным течениям, мы сосредоточимся на конкретных чертах поэтики его ранних произведений: сюжетно-композиционной организации, форме повествования, типах художественных образов и принципах их создания, а также особенностях стиля. Обзор научных работ о романе Г. Газданова «Вечер у Клэр» показывает, что его исследование развивалось по следующим направлениям: изучение специфики проблематики романа; творческо-генетические изыскания, позволяющие проследить зарождение, развитие замысла и таким образом выявить важнейшие авторские идеи; значение и роль романа в контексте творчества Газданова и в контексте мировой литературы. Однако такие специфические черты поэтики, как мотив, метафоризация повествования, ассоциативность, структура образа, интертекстуалъность, до настоящего времени не были предметом специальных изысканий. Этим определяется актуальность исследования. Традиционно в газдановедении анализ романа и ранних рассказов велся без учета специфики творческого метода и конкретных черт поэтики, что во многом предопределяло обобщенность, расплывчатость, а порой и неточность характеристик, значительно ограничивало возможности анализа произведений, не позволяло проникнуть в их глубинную структуру. Обычно на первый план выходили философские основы, исходные нравственные позиции: философская константа газдановского творческого наследия была самой заметной его чертой, и потому вызывала пристальный интерес исследователей, объектом же нашего внимания являются конкретные особенности построения сюжета и композиции, способы создания литературного образа, тенденции к размыванию персонажа и характера и принципы изображения предметного мира в романе Г. Газданова «Вечер у Клэр» и его ранних рассказах. Проблема индивидуальной поэтики этого писателя стоит особенно остро в литературоведении. Во-первых, это связано с актуальностью вопроса об авторском присутствии в произведении вообще; во-вторых, это обусловлено новизной и недостаточной исследованностью метода и стиля Г. Газданова в частности. Несмотря на обилие публикаций в России произведений этого автора (конец 80-х - начало 90-х годов) и большое количество критических статей и рецензий, творчество Газданова остается изученным не в полной мере с точки зрения академического литературоведения. Актуальность диссертационной темы обусловлена также необходимостью определить художественную специфику культурно-философского феномена прозы Газданова, находящейся на пересечении различных художественных течений и вследствие этого представляющей собой некий конгломерат философских, эстетических и этических концепций. Как отмечает Ю. В. Бабичева, творчество этого писателя «являет своей цельностью живой развивающийся пример развития той эстетической тенденции, которая родилась у истоков Серебряного века как творческий синтез реализма с символизмом и получила имя «неореализма» (20, 8).

Важным представляется также рассмотрение новеллистики Г. Газданова в аспекте жанровых поисков, заключающихся в тяготении новеллистической структуры к экстенсификации, кроме того, необходимо проследить реализацию сквозных мотивов и образов романа «Вечер у Клэр» в структуре новелл.

Объект исследования - мотивная структура и система средств художественной образности как фундаментальные категории поэтики романа Г. Газданова «Вечер у Клэр» и ранних рассказов.

Предметом исследования являются организация повествования, принципы создания художественных образов, в которых нашли отражение жанровые поиски Г. Газданова как представителя литературы «нового времени».

Материалом исследования являются произведения 20-30-х годов: роман «Вечер у Клэр» (1929), рассказы «Товарищ Брак» (1928), «Чёрные лебеди» (1930), «Ошибка» (1938). Характер отбора определялся, во-первых, хронологической близостью произведений, предполагающей единство творческого метода писателя, во-вторых, наличием в его ранней прозе «бродячих» мотивов, нашедших реализацию как в крупной, романной, форме, так и в новеллистической. Это мотивы писательства, одиночества, путешествия, «чужой судьбы», печали, снега, «музыки времени», смерти и т.д. Несмотря на тематические, меж- и внутрижанровые различия (рассказ «Товарищ Брак» -героико-романтический рассказ, «Черные лебеди» - философско-психологический этюд, «Ошибка» - психологический рассказ), сближает все три новеллы и роман единство поэтики, что позволяет говорить о моноцентризме ранней прозы Г. Газданова как одной из основополагающих черт творческого метода писателя.

Целью диссертации является выявление основополагающих принципов поэтики, формирующихся в ранней прозе и выражающих своеобразную «модель мира», бытийную концепцию Г. Газданова.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить ряд частных задач:

- обозначить комплекс мотивов в романе «Вечер у Клэр» и рассказах «Товарищ Брак», «Черные лебеди», «Ошибка» и определить их роль в структуре данных произведений;

- выявить доминирующие образы, проследить их реализацию в тексте;

- исследовать способы создания художественной образности;

- определить функцию ассоциативности и метафоры в развитии сюжетов произведений;

- проследить интертекстуальные связи в произведениях раннего периода творчества.

На наш взгляд, в самом начале исследования возникает необходимость уточнить терминологию. Как известно, в теории литературы до сих пор нет единого понимания термина «мотив». Его организующая сила, тем не менее, осознается многими учеными, определяющими его то «личным тоном» автора (Б. Эйхенбаум), то признаком «художественного развертывания темы» (В. Жирмунский), то одной из «кросс-уровневых» единиц, которые повторяются, варьируясь и переплетаясь между собой в тексте, создавая его неповторимую поэтику (В. Руднев). По А. Реформатскому, сочетание главного и побочного мотивов и их соотношение формируют сюжеты произведений, а согласно Б. Ларину, мотив, управляющий движением «роя символов», и «есть текст со всем обилием тонов и полутонов» (186, 17). Общепризнанна двойственность функций мотива, соотнесенность его и с формой, и с содержанием текста (См. об этом: 170, 18); он изучается как звено художественной системы, как простейший элемент фабулы, как повтор, комплекс идей и эмоций. В представлении О. Фрейденберг даже анализ персонажа художественного произведения следует вести как анализ мотива: «В сущности, говоря о персонаже, тем самым пришлось говорить и о мотивах, которые в нем получили стабилизацию; вся морфология персонажа представляет собой морфологию сюжетных мотивов» (386, 423). Воистину, права Л. Кайда, при таком множестве трактовок неспоримым является одно: «роль мотива в произведении как художественной системы активна», и нам остается выбрать наиболее целесообразную в данном случае, а именно определение мотива как «устойчивого формально-содержательного компонента литературного текста» (150,230), отражающего в большей степени, нежели другие элементы художественной формы, авторское видение мира и иерархию ценностей, т. е. как своего рода тематическую доминанту.

Основные положения, выносимые на защиту

Ранняя проза Г. Газданова представляет собой феномен культуры, отличающийся устойчивым комплексом тем, мотивов, особых художественных приемов, «работающих» на создание целостной бытийной концепции, в которой философская константа имеет решающее значение. Во-первых, необходимо говорить о такой специфической черте газдановской прозы, как мотивное развертывание сюжета, поскольку фабула в его новеллах, а в особенности в романе «Вечер у Клэр», ослаблена, событийность, как правило, отходит на второй план. Мотивное развертывание сюжета обусловлено не в последнюю очередь экзистенциальной составляющей творчества Г. Газданова, для которого характерен отказ от последовательного, детального изображения событий, прослеживания логических соответствий и переход к свободному повествованию, подчиняющемуся логике ассоциативных связей.

Присутствие «бродячих» мотивов, организующих повествование в большинстве исследуемых произведений, позволяет говорить о моноцентризме ранней прозы, тяготении всех сюжетных линий к некоему философскому ядру, а постоянство, с которым автор отдает предпочтение одним и тем же мотивам, приводит нас к необходимости введения по отношению к газдановской прозе такого термина, как метамотив. К числу таких метамотивов относятся мотивы одиночества, избранничества, скитальчества, чужой судьбы, движения, путешествия, снега, печали, музыки. Переходя из одного произведения в другое, эти метамотивы получают новое звучание, наполняются иными оттенками смысла, но их первоначальное семантическое ядро остается неизменным, как, впрочем, и их функции, связанные не только с развитием сюжета, но и с формированием частных сюжетных линий главных героев и персонажей второго плана.

Что касается способов презентации главных героев и второстепенных действующих лиц, то Газданов их четко дифференцирует. Главные герои (часто они же герои-повествователи) лишены четких портретных и биографических характеристик; они вне времени и пространства, у них нет ни точного возраста, ни определенной внешности: литературные персонажи «размываются», растворяются в субъективности «я». Эта литературная игра позволяет обнажить универсальность индивидуального мировосприятия, а «аберрация видения» становится предтечей бартовской концепции смерти автора.

В изображении действующих лиц второго плана Газданов традиционнее, но зачастую ограничивается созданием не характеров, а психотипов, «ролевых масок». В качестве основных приемов создания персонажей выступают метонимия, метафоризация и символизация, параллелизм, контраст и ассоциативность.

Кроме того, в раннем творчестве Газданова одним из основных элементов сюжета являются так называемые бинарные оппозиции: жизнь - смерть, кажущееся - истинное, бытовое - метафизическое, проявляющие себя и на семантическом, и на языковом, и на композиционном уровне текста.

Своеобразие ранней прозы Г. Газданова обусловлено тем, что в ней находит отражение богатая история культуры и литературы. Восприятие мира как текста, а литературы предыдущих эпох - как материала для создания новой культурной реальности проявляется уже в первых произведениях автора. Так, в романе «Вечер у Клэр» и рассказах можно обнаружить многочисленные аллюзии на библейские и христианские источники, реминисценции чужих литературных текстов, использование традиционных сюжетных схем и их трансформацию, иронию и самоиронию, игру приемами, разрушение литературных канонов и создание новой поэтики, основанной на сочетании традиционных и новаторских способов создания художественной целостности, в которой дисгармония отдельных частей перерастает в гармонию целого, обусловленную единством миропонимания.

Всё вышеперечисленное позволяет говорить о Газданове как создателе новаторской прозы, в которой интертекстуальность приобретает решающее значение, прозы, предваряющей вступление в литературу постмодернистских авторов, прозы, в которой постмодернистские тенденции заявляют о себе со всей очевидностью.

Теоретической основой работы послужили известные труды по теории, истории и философии литературы М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Ю. В. Манна, В. Я. Проппа, Л. Я. Гинзбург, М. Л. Гаспарова, В. Д. Днепрова, Д. В. Затонского,

A. Я. Эсалнек, Б. М. Эйхенбаума, Ю. Н. Тынянова, Д. Фрэнка, Д. С. Лихачева, Б. О. Кормана, В. В. Иванова, В. Н. Топорова и других авторов, в которых разрабатывались способы исследования поэтики и формировались новые методы исследования художественного текста, обращенные к анализу его глубинных структур и связей. Кроме того, философская и символическая, знаковая насыщенность образов в романе и рассказах Г. Газданова привела нас к необходимости привлечения открытий таких философов, как М. Хайдеггер, Н. Аббаньяно, К. Г. Юнг, Н. А. Бердяев, А. Ф. Лосев, А. М. Пятигорский,

B. И. Подорога.

Методологической основой исследования служат структурно-семиотический, культурно-исторический и сравнительно-типологический методы. В качестве вспомогательных используются феноменологический метод, биографический и постструктуралистский подходы.

Научная новизна исследования определяется тем, что в нем впервые предпринята попытка анализа «Вечера у Клэр» как экспериментального романа, находящегося на стыке реализма и модернизма, сочетающего традиционные и новаторские черты, проявляющиеся не только в его структуре, но и в метафоризации повествования, характере отбора художественных средств, способах развертывания художественных образов.

В диссертации впервые выявляется в полном объеме базовый комплекс доминирующих в раннем творчестве Г. Газданова метамотивов, определяется их знаковая природа и функции в повествовании, исследуется роль ассоциативности и метафоры в развитии сюжета, прослеживаются интертекстуальные связи.

Новизна диссертационного исследования обусловлена также тем, что в нем новеллистика Г. Газданова рассматривается в аспекте жанровых поисков, заключающихся в тяготении новеллистической структуры к экстенсификации, кроме того, прослеживается реализация сквозных мотивов и образов романа «Вечер у Клэр» в структуре новелл, позволяющая говорить о моноцентризме ранней прозы Г. Газданова как одной из основополагающих черт творческого метода писателя.

В плане методологии новизна диссертационного исследования заключается в применении нетрадиционных для газдановедения структурно-семиотического метода и постструктуралистского подхода к изучению раннего периода творчества, которые дополняют, углубляют и уточняют результаты традиционных путей и методов анализа художественного текста.

Теоретическая значимость работы заключается в возможности применения данного материала для дальнейшего осмысления творчества Г. Газданова, исследования его художественного мира в новой (в сравнении с традиционной) парадигме и, следовательно, для углубления и дополнения представлений о газдановской концепции мира и человека. Выявленная в диссертации специфика художественной образности ранней прозы Г. Газданова может быть использована для дальнейшего изучения поэтики как этого автора, так и других художников экзистенциального, мифологического мышления. Таким образом, данное исследование вносит определенный вклад в разработку проблемы изучения мотивной структуры произведения и ее роли в развитии сюжета.

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и на семинарских занятиях по истории русской литературы первой половины XX века, спецкурсах и спецсеминарах по творчеству Г. Газданова, а также при изучении курсов по теории литературы.

Апробация работы. Материалы диссертации были положены в основу докладов, прочитанных на Международных конгрессах «Мир на Северном

31

Кавказе через языки, образование, культуру», проходивших в Пятигорске в 1996, 1998, 2001 и 2004 гг., Международной научной конференции «Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе (проблемы теоретической и исторической поэтики)» (Гродно, 1998 г.), Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения писателя, региональных и межвузовских научно-практических конференциях. Основные положения диссертационного исследования отражены в 14 публикациях.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, 2 глав, заключения и библиографического списка использованной литературы, насчитывающего 446 наименований. Общий объем диссертации - 237 страниц.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика ранней прозы Г. Газданова"

выводы

Рассказ как отдельный завершенный в себе эпизод индивидуального существования - это подтверждение случайности, подчиняющей себе человеческую судьбу. Жизнь, состоящая из множества эпизодов-кадров, каждый из которых может стать объектом пристального писательского интереса, - вот главное содержание и главное действующее лицо произведений Газданова.

Анализируемые во второй главе диссертационного исследования новеллы сближает с романом «Вечер у Клэр» не только хронологическая соотнесенность, но и наличие в них ключевых (смерть, Родина, любовь) тем, «сквозных» мотивов и типов персонажей (герой-повествователь - двойник автора, исключительная личность и т.п.). Константой большинства газдановских произведений становится парадокс: человек живёт в определённую историческую эпоху в определённой социокультурной среде, хотя ощущает свою чуждость этой среде и эпохе и по своим характерологическим признакам явно принадлежит другому времени. Это мотив роковой ошибки, когда персонаж вынужден жить «здесь и сейчас», в условиях, ему не свойственных, в отсутствие внутренней и внешней гармонии. Г. Газданов активизирует мотив русского «лишнего человека», к тому же, получает дальнейшее развитие мотив человека не на своем месте, мотив чужой судьбы из романа «Вечер у Клэр» — один из сквозных, постоянно присутствующих во всех анализируемых новеллах. Представление о жизни человека, а точнее, о его жизненном пути как путешествии появляется впервые в рассказе «Товарищ Брак» и затем уже получает полное развитие в романе «Вечер у Клэр». Не разворачивая метафору, автор наполняет её, тем не менее, следующим смыслом: путешествие, которому, по определению, свойственны неожиданные повороты и события, выявляет потенциальные ресурсы человеческой личности, а конечная цель путешествия -реализация возможностей и переход на новый виток существования, сопровождающийся новым миропониманием. Мотив музыки занимает важное место в рассказе Газданова «Товарищ Брак»: музыка нередко играет роль катализатора человеческих душ; ею проверяются на истинность самые потаенные чувства; она служит контрастным или, напротив, идеально созвучным фоном дисгармоничной, исполненной кричащих противоречий действительности. Газданов применяет свой излюбленный способ организации нарратива — кольцевую композицию, искусно замыкая цепь событий мотивом памяти. Мотив памяти - основной во всех анализируемых новеллах, так как только память сохраняет следы печальных событий минувшего. Неизбывность памяти порождает неизбывность печали. Этот мотив организует весь нарратив, собирая воедино довольно эклектично поданные эпизоды.

Функция мотивов в новеллах «Товарищ Брак», «Черные лебеди» и «Ошибка» аналогична той, которая была в романе «Вечер у Клэр», и свидетельствует о единстве поэтических принципов в творчестве Г. Газданова 20-30-х гг. Это подчеркивается также установкой на игровой характер прозы: в рассказах присутствуют типы персонажей и сюжетные схемы классической литературы, но происходит их «переориентация» и, в связи с этим, разрушение читательских ожиданий. Автор показывает, что стереотипные модели «не срабатывают» в условиях новой, неподвластной объяснению действительности.

В нарративе Газданова, даже в пределах малой жанровой формы, где фабульная логика, как правило, превалирует, событийность временами отходит на второй план, когда заявляет о себе ассоциативность. Это экспериментальная разработка приёма, в полную силу заявившего о себе в романном творчестве писателя. В подобной настроенности автора (пока ещё непоследовательной, спорадически прорывающейся) на восприятие мира сквозь призму сознания героя-рассказчика кроются истоки его будущего лиризованного повествования. Взаимосвязь новеллистического и романного творчества Газданова проявляется и в текстовых перекличках.

Многочисленные параллели, часто в виде явной, незавуалированной цитаты, служат у Газданова иным целям, нежели простое возрождение известных читателю литературных типов, их «реанимация» в прежнем качестве. В данном случае мы имеем дело с ироническим или пародическим использованием чужого образа, так называемого литературного двойника: Газданову нужны Каренин, Анна, Эмма Бовари, Вера Николаевна, Рудин и др., чтобы адекватно раскрыть специфику собственного литературного образа, его сложность, глубину, драматизм, и в то же время активизировать «литературную» память «концепированного читателя», которого автор делает участником своеобразной мнемонической игры. Аналогии с героинями классических романов необходимы Газданову, чтобы от них оттолкнуться, предложив читателю участие в увлекательной игре по разрушению стереотипных моделей литературы и собственное видение мира. Сходство фабульных ситуаций, параллельное прочерчивание характеров у Газданова сочетается с особой трактовкой героев и формой повествования.

Во всех трех рассказах бытие человеческой личности определяют две составляющие: жизнь, полная случайностей, и смерть. Таким образом, бинарность в картине мира Газданова - едва ли не основная смыслообразующая категория, доказывающая принципиальную непознаваемость законов бытия, их непредсказуемость и независимость от каких бы то ни было представлений человека о нем. Как доказывает писатель, бытие изначально необъяснимо, абсурдно и алогично, что, впрочем, не лишает отдельного индивида надежды на обретение «экзистенции» в любви или творчестве.

Фактором, объединяющим все три новеллы, является свойственная им экстенсификация повествования, входящая в определенное противоречие с жанровыми канонами. Большое количество на первый взгляд «лишних» персонажей с их сюжетными линиями, весьма схематично очерченными, ориентация на воссоздание «всей» действительности, открытый финал, разомкнутость сюжетной структуры в многообразный, богатый проявлениями мир сближают новеллы и роман «Вечер у Клэр».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» - явление по-своему уникальное в литературе XX века. Его можно причислить к типу романов «нового времени», романов «усталого сознания», отражающих определенную степень развития индивидуальной рефлексии. Отсутствие связного, логически обоснованного, фабульно мотивированного сюжета компенсируется центральным положением субъекта повествования, близкого автору. Фрагментарность романной структуры обусловлена доминирующей ролью лирического начала: единое действие дробится на элементы, представляющие собой отрывочные воспоминания, ассоциации, вневременные и спонтанно возникающие, моменты непосредственного восприятия окружающего мира героем-повествователем. О преобладании лирического начала в романе свидетельствуют практическое отсутствие хронологических ориентиров и нарушение хронологической последовательности событий; размывание пространственных границ; субъективность в восприятии эмпирической данности, лиризованность описаний; творческий импульс к преобразованию хаотичного жизненного материала в гармоничное целое; повышенная эмоциональность речевого стиля.

Вечер у Клэр» представляет собой фактически «роман о написании романа», и читатель участвует на равных в создании «новой реальности», становясь свидетелем творческого процесса и вступая с автором в игру. В данном случае Газданов использует приемы, которые позднее получат широкое распространение в прозе постмодернистов: цитатность, монтажные формы, коллаж, иронию, применение типичных фабульных схем и сюжетных ходов с целью «остранения» и обнажения в них иного, по существу, содержания, восприятие мира как текста. В романе формируется система мотивов, которые станут «сквозными», организующими сюжетообразование и в анализируемых новеллах, и в других, более поздних, произведениях писателя, что позволяет выделить отдельные метамотивы. Это мотивы одиночества, избранничества, печали, движения (путешествия), чужой судьбы, смерти, музыки, снега, роковой ошибки, иллюзий и т.п., причем характерна не автономизация каждого из мотивов, а их взаимосвязь и переплетение, взаимный переход. Так, мотив печали соотнесен с мотивами снега и смерти, мотив движения является органичным продолжением мотива одиночества. Функцией этих мотивов является создание образа абсурдного, алогичного мира, которому противостоит одинокий человек, наделенный особым даром видения и стремящийся преодолеть ощущение своей случайности в этом мире с помощью движения и постижения истины.

Особой чертой поэтики Газданова в том, что касается способов создания персонажей, является принципиально разная позиция по отношению к главным героям и второстепенным действующим лицам. Если в отношении персонажей второго плана действует типологизация, связанная со стремлением очертить внутренний строй человека, выявить его суть через доминирующие внешние черты или речевую характеристику, то при создании образа героя-повествователя срабатывают иные тенденции: отсутствуют вообще внешние характеристики, нет социальных мотивировок, а бытовые лишь угадываются; образ героя-повествовател «размывается», растворяется в субъективности собственного «я».

Мотив памяти занимает особое место. Термин, наиболее адекватно отражающий сущность газдановской концепции творчества, - memory-центричность, т. е. направленность духовных векторов к памяти, являющейся и хранилищем воспоминаний, и импульсом к творчеству, и катализатором, при помощи которого выверяются и по-новому освещаются события прошлого. Альтернативой памяти становится творческое воображение, также преодолевающее кризис гармонии. Слова «предназначение» и «тайна» в мироощущении газдановского героя являются смысловыми доминантами, а порой вообще выступают как синонимы. Мотив одиночества доминирует в романе и смыкается с мотивом избранничества. В «Вечере у Клэр» особую сферу бытия составляют взаимоотношения героя-повествователя с другими, построенные на основе «контакта - дистанции». Возведенное в принцип одиночество Николая можно рассматривать как единственно возможный способ существования философа-мечтателя, своеобразную «бочку Диогена» — искусственно созданную и наиболее желательную среду обитания погруженной в свой духовный мир творческой личности.

Впервые в романе «Вечер у Клэр» появляется позднее ставший постоянным в прозе Газданова («Товарищ Брак», «Ошибка») мотив восприятия своей судьбы как чужой, мотив «человека не на своем месте».

Особое значение в контексте газдановского повествования приобретает мотив движения. В романе «Вечер у Клэр» складывается своеобразная знаковая система Г. Газданова, связанная с ним. Движение - и отражение изменчивости сознания героя-повествователя, и форма его существования в мире.

Газданов применяет в романе «Вечер у Клэр» два принципа создания предметной реальности: объективированный и ассоциативный, - причем они сложно соотносятся в пределах текста. Эпизоды, созданные в традиционной реалистической манере, возникают тогда, когда перед нами простая, идиллическая (мир детства) или, напротив, расколотая, «грубая» действительность (кадетский корпус, война). Там же, где речь идет о Клэр или чувствах героя-повествователя, созвучных любовному или вносящих неопределенность в его жизнь и мироощущение, находящихся за пределами его понимания, вступает в действие принцип лирической, метафорической ассоциативности. Происходит расширение семантического поля слова, и предметная деталь обретает свое трансцендентное звучание. Вещи играют роль катализатора психологического состояния газдановского героя-повествователя и несут эмоциональную нагрузку. Постоянство облика вещей нарушается, как только происходят изменения в самом герое.

Два мира (эмпирический и воображаемый) - как два полюса - разведены, и принципы изображения предметной реальности - свидетельством тому: они дифференцированы в зависимости от того, что в данный момент занимает автора. Конкретность, детализация при описании эмпирики прошлого уступают место импрессионистическому «скольжению» по поверхности вещей, размытости контуров, субъективному восприятию материальной оболочки предметов; аберрация зрения детерминирована психологическим состоянием героя, из него проистекает. Литературные «коды» проникают в мир вещей, заставляя предметы говорить о вечном и сокровенном.

Использование пейзажных зарисовок в романе «Вечер у Клэр» специфично. В чистом виде описаний природы мало, они всегда «сплавлены» с сугубо индивидуальным, лирическим, мировидением и мироощущением Соседова и, как правило, ассоциативны. Восприятие главного героя «перекрывает» объективную картину природы. В случае с Газдановым пейзаж не самоцель, не просто колоритный объект, а подспорье, вспомогательный прием, демонстрирующий индивидуализированную особенность героя-повествователя.

Практическое отсутствие в романе пейзажа - это тенденция, противовес традиционной, классической, прозе. Пейзажные образы Газданова символичны, как и остальные элементы текста. Они только вехи на пути героя-повествователя. Пейзаж теряет значимость как номинальный элемент текста, но становится весомее в силу единичности описаний природы в чистом виде.

Слово «печаль» становится семантической константой газдановского текста, наряду со словами «тайна», «предназначение», «смерть», «снег». Мотив печали оказывается сплетен в романе с мотивом смерти. Одним из ведущих в романе «Вечер у Клэр» является мотив богооставленности человека, вбирающий в себя, как более частный, мотив бессмысленности любых идеологических построений. В богооставленном мире газдановских героев историю создает не абстрактный разум, не божественное провидение. В произведении Газданова складывается концепция бытия как цепи случайностей, которые проявляют себя и в истории, и в индивидуальной судьбе. Писатель намеренно создает иллюзию случайности, выстраивая внешне не связанные между собой события жизни Николая Соседова в определенную закономерность. Случайность приобретает символичность, становясь постоянным элементом событийной канвы произведения.

В качестве основных приемов создания второстепенных персонажей выступают метонимия, метафоризация и символизация, параллелизм, контраст и ассоциативность. Автор творимого на наших глазах романа характеризует своих персонажей, даже второстепенных или эпизодически возникающих, с точки зрения их внутреннего бытия, проявляющегося в их высказываниях, возражениях оппонентам, сокровенных мыслях. Деталям внешнего порядка: наружности, интерьеру, пейзажу - уделяется минимум внимания. Причины подобной избирательности коренятся в лирической направленности повествования - к Соседову, его мировидению, его способам постижения действительности. При этом резко возрастает роль ассоциативности в восприятии других индивидуумов и предметно-вещного мира, особое значение приобретают цвета, запахи, звуки. В соответствии со спецификой романного жанра, стремящегося к всеохватности и воссозданию действительности как «неготовой» и становящейся, автор вводит в повествование множество персонажей и их судеб, находящихся в разной стадии разработанности. Сюжетные линии большинства персонажей обрываются, когда герой-повествователь меняет временные и пространственные координаты. Газдановских персонажей правильнее было бы назвать психотипами. При их создании автор использует те же художественные возможности, что и при создании других элементов текста, а именно метафоризацию и символизацию. В романе Газданова звучат отчетливо реминисценции чужих текстов, придающие философскому аспекту произведений ярко выраженную литературность и являющиеся частью авторской игры, частью культурологического диалога с читателем. Эта литературная игра позволяет обнажить универсальность индивидуального мировосприятия, а «аберрация видения» становится предтечей бартовской концепции смерти автора; в них можно обнаружить предпосылки восприятия мира как текста, а также истоки интеллектуальных и эстетических исканий, которые будут в полной мере свойственны представителям постмодернизма в литературе спустя всего несколько десятилетий.

Мотивная структура и средства художественной образности, применяемые Газдановым, позволяют выявить особенности творческой манеры этого автора, неповторимость его индивидуальности, в которой важную роль играет интертекстуальность, переосмысление и «осовременивание» литературной традиции и схемы. Метафоризация пейзажа, интерьера, диалога, портрета и т. п. способствует созданию в повествовании второго, символического, плана, или иной реальности. Таким образом, налицо не только бытовой план, но и его вневременное отражение — бытийный, выводящий в сферу «чистого сознания», имеющий основой для своего построения культурный и литературный материал предшествующих исторических эпох.

Ретроспективно организованные формы повествования во всех анализируемых произведениях позволяют говорить о такой специфической особенности газдановской прозы, как тетогу-центричность. Фрагментарность нарратива преодолевается использованием кольцевой композиции во всех произведениях, кроме рассказа «Ошибка». Постмодернистские черты заявляют о себе уже на ранних этапе творчества Г. Газданова. Цитирование и автоцитирование, многочисленные аллюзии и реминисценции, трансформация готовых литературных схем, ассоциативность и метафоризация всего повествования (в том числе и пейзажа, интерьера), использование «ролевых масок» и психотипов, наряду с устойчивыми тенденциями к «размыванию» образа, мозаичность композиционной структуры, объединенной т ет огу-центр и ни о cm ь ю, дихотомия, проявляющая себя на различных уровнях текста, и типологически связанная с ней многопланность — вот те методы и приемы, которые Газданов активно использует при создании художественного мира своих произведений.

 

Список научной литературыМатанцева, Лариса Викторовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абаев Э. Возвращение Гайто // Растдзинад. - 1993. - 21 дек. - Осет.

2. Аббаньяно Н. Экзистенция как свобода // Вопросы философии. — 1992. -№8.-С. 145-157.

3. Абраме М. Г. Апокалипсис: тема и вариации // Новое литературное обозрение. 2000. - № 46 (6). - С. 5-31.

4. Адамович Г. Литературные беседы // Звено. 1926. - 27 июня.

5. Адамович Г. Литературные беседы // Звено. 1926. - 21 сент.

6. Адамович Г. Русские записки. Часть литературная // Последние новости.- 1934.-15 февр.

7. Адамович Г. Русские записки. Часть литературная // Последние новости.- 1936.- 10 дек.

8. Адамович Г. Русские записки. Кн. 54. Часть литературная // Последние новости. -1937.-7 окт.

9. Адамович Г. Русские записки. Часть литературная // Последние новости. -1938.-23 июня.

10. Адамович Г. Русские записки. Часть литературная // Последние новости. -1938.-10 нояб.

11. Акишина А. Структура целого текста. М., 1979. - 255 с.

12. Александров Н. Оправдание жизни: О прозе Г. Газданова // Независимая газета. 1993. - 12 февр. - С. 7.

13. Андреев Ю. Аспекты. Л.: Лениздат, 1985.

14. Андреев Ю. Движение реализма. Л.: Наука, 1978.

15. Арнольд И. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста // Иностранный язык в школе. 1978. - № 4. — С. 27-39.

16. Асафьев Б. Музыкальная форма как процесс. М., 1971. - 230 с.

17. АтароваК., ЛесскисГ. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе / Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 35. №4.1976.-М.: Наука, 1976.-С. 343-356.

18. АтароваК., Лесскис Г. Семантика и структура повествования от третьего лица в художественной прозе / Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 39. № 1. 1980. М.: Наука, 1980. - С. 33-46.

19. Бабичева Ю. В. Автобиографическая трилогия Гайто Газданова, или История загадочной болезни // Дарьял. 2003. - № 3. - С. 76-87.

20. Бабичева Ю. В. Гайто Газданов и творческие искания Серебряного века: Учеб. пособие по курсу истории русской зарубежной литературы XX века. -Вологда: Изд-во ВГПУ «Русь», 2002. 86 с. •

21. Бабурина М. А. Концепт «Муза» и его ассоциативное поле в русской поэзии Серебряного века: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1998. — 20 с.

22. Бабушкин С. А. Пространство и время художественного образа // Проблемы этики и эстетики. Вып. 2. Л., 1975. - С. 112-116.

23. Бавильский Д. Полёт чайки над вишнёвыми садами // Независимая газета. 1994. - 8 февр.

24. Баженова Е. О типологии художественного цитирования // Проблемы литературного процесса: Межвуз. сб. Пермь, 1983. - С. 32-43.

25. Барковская Н. Поэтика галлюцинаций в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес» как явление стиля // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург, 1996. -Вып. 2. - С. 56-68.

26. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Универс, 1994. - 616 с.

27. Басинский П. В., Федякин С. Р. Русская литература конца XIX начала XX вв. и первой эмиграции. - М.: Академия, 2000.

28. Бауэр В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов / Пер. с нем. Г. И. Гаева. М.: КРОН-ПРЕСС, 1995. - 512 с.

29. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худож. литература, 1975. - 502 с.

30. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. -445 с.

31. Белая Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы. М.: Наука, 1977.-255 с.

32. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. — 528 с.

33. Берберова Н. Люди и ложи: (Русские масоны XX столетия) // Вопросы литературы. 1990. -№ 7. - С. 176-201.

34. Бердяев Н. Философия неравенства. М., 1990.

35. Березин В. С. Газданов и массовая литература // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. - Вып. 2. - С. 75-80.

36. Березин В. С. Газданов и Поплавский: ровесники // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. - Вып. 2. - С. 41-45.

37. Берковский Н. О русской литературе. Л.: Худож. литература, 1985. -384 с.

38. Бзаров Р. Об осетинском родстве Гайто Газданова: К 95-летию со дня рождения писателя // Сев. Осетия. 1998. - 27 нояб. - С. 5.

39. БлокА. Интеллигенция и революция (1918 г., январь, 9-е) // БлокА. Сочинения: В 2 т. Т. 2. - М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955. - С. 218-228.

40. Богданова А. Г. Время и композиция в современном советском рассказе // Проблемы мастерства советской литературы / Ученые записки Свердловского пед. ин-та. Свердловск, 1968. - Т. 73.

41. Богомолов Н. А. Эротика и русский модернизм: Две заметки // Новое литературное обозрение. 1997. - № 28. - С. 188-194.

42. Болдырев Н. Н., Казанцева Л. В., Мейв С. С. Актуализация художественного пространства-времени // Ученые записки ТГУ. Вып. 838. — Тарту, 1988.-С. 21-28.

43. Бонецкая Н. К. Образ автора в системе художественного произведения: (К вопросу об эстетической природе образа автора. На материале творчества Н. В. Гоголя, Н. С. Лескова и М. А. Булгакова). Дис. .канд. филол. наук. - М., 1985.

44. Борев Ю. Эстетика: В 2-х т. Изд. 5-е, доп. - Т. 2. - Смоленск: Русич, 1997.-640 е., илл.

45. Боярский В. А. Ланцет и скальпель ночного таксиста: Виды документализма у Гайто Газданова // Дарьял. 2003. - № 3. - С. 88-123.

46. Боярский В. А. Поэтика прозы Гайто Газданова 1940-х гг.: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Томск: ТомГУ, 2003. - 32 с.

47. Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. / Под общ. ред. А. С. Мясникова, Б. С. Рюрикова, А. Т. Твардовского. Т. 6. - М.: Худож. литература, 1966.

48. Burgess A. The novel today. Sidney: Sceinces, 1969. - 78 p.

49. Буслакова Т. П. К. К. Вагинов и «молодая эмигрантская литература»: (К 100-летию со дня рождения К. К. Вагинова) // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. М., 1999. - № 6. - С. 19-29.

50. ВайманС. Вокруг сюжета // Вопросы литературы. 1980. - № 2. -С. 118-128.

51. Варшавский В. С. Незамеченное поколение. М.: ИНЭКС, 1992.

52. Варшавский В. О прозе «младших» эмигрантских писателей // Современные записки. 1936. - № 61.

53. Васильева М. А. История одного совпадения: (Заметки о творчестве русского писателя и критика Г. Газданова) // Литературное обозрение. — 1994. -№9/10.-С. 96-100.

54. Васильева М. А. На границе звука // Дружба народов. 1997. - № 12. -С. 205.

55. Вейдле В. Г. Газданов: История одного путешествия. Дом книги. Париж // Русские записки. - 1939. - № 14. с. 200-201.

56. Вейдле В. «Новая проза» Г. Газданова // Звезда. 1995. - № 2. - С. 111112.

57. Вейдле В. Статьи о русской поэзии и культуре // Вопросы литературы. — 1990.-№7.-С. 97-127.

58. Великовский С. Грани несчастного сознания: Образ человека и индивидуальность художника в западном искусстве XX века. М., 1984.

59. Викторович В. А. Понятие мотива в литературоведческих исследованиях // Русская литература XX века. Вопросы сюжета и композиции: Межвуз. сб.-Горький, 1975.-С. 189-199.

60. Виноградов В. В. О теории художественной поэтики. М., 1971. -428 с.

61. Винокур Г. О. Биография и культура. М., 1978.-419 с.

62. Волков И. Ф. Творческие методы и художественные системы. Изд. 2-е, доп. - М.: Искусство, 1989. - 253 с.

63. Газданов Г. Вечер у Клэр: Романы и рассказы / Сост.; вступ. статья; коммент. Ст. Никоненко. М.: Современник, 1990. - 591 с.

64. Газданов Г. Загадка Алданова: Воспоминания // Литературное обозрение. 1994. - № 7/8. - С. 77-79.

65. Газданов Г. Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане // Литературное обозрение. 1994. - № 9/1 о. - С. 78-83.

66. Газданов Г. Литературно-критические статьи / Вступ. заметка и подгот. текста Ст. Никоненко // Вопросы литературы. — 1993. — Вып. 3. С. 302-321.

67. Газданов Г. О Гоголе: Эссе / Предисл. Ф. Хадоновой // Золотой векъ. -1993.-№4.-С. 51-55.

68. Газданов Г. О молодой эмигрантской литературе // Общественные науки и современность. 2001. - № 2. - С. 184-189.

69. Газданов Г. О русской литературе // Сельская молодежь. 1993. - № 9. -С. 50-53.

70. Газданов Г. Собрание соч.: В 3 т. -М.: Согласие, 1996.

71. Гайбарян О. Е. О некоторых особенностях языка и стиля прозы Г. Газданова // Материалы 2-ой Всероссийской науч. конф. «Русский язык: прошлое, настоящее, будущее». Сыктывкар, 1999. - С. 38-39.

72. Гайбарян О. Е. Художественные функции имён собственных в прозе Г. Газданова // Проблемы региональной ономастики: Материалы 2-ой межвуз. науч.-практ. конф. М., 2000. - С.66-69.

73. Гайбарян О. Е. Кавказские мотивы в романе Г. Газданова «Вечер у Клэр» // Научная мысль Кавказа. Ростов н/Д., 2001. - № 1. - С. 104-106.

74. Гаспаров М. JI. Литературные лейтмотивы: Очерки по русской литературе XX века. -М.: Наука, 1993. 304 с.

75. Гаспаров М. Колумбово яйцо и строение новеллы / Сб. статей по вторичным моделирующим системам / Под ред. Ю. Лотмана и др. Тарту, 1973. -С. 130-132.

76. Гачев Г. Содержательность художественных форм. — М., 1968. — 302 с.

77. Геблер Ф. Время и воспоминание в романе Гайто Газданова «Вечер у Клэр» / Пер. с нем. Е. Шуклиной // Литература. 2001. - № 45. - С. 2-3.

78. Гинзбург Л. Я. Автобиографическое в творчестве Герцена // Литературное наследство. Т. 99. Кн. 1. - М.: Наука, 1997. - С. 7-54.

79. Гинзбург Л. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. - 224 с.

80. Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. литература, Ленингр. отд-е, 1977. - 373 с.

81. Гиршман М. Литературное произведение: Теория и практика анализа. -М.: Высшая школа, 1991. 160 с.

82. Гиршман М. М., Орлов Е. Н. Проблема изучения ритма художественной прозы // Русская литература. 1972. - № 2. - С. 101-139.

83. Глазычев В. Л. Образы пространства: проблемы изучения // Творческий процесс и художественное восприятие. Л., 1978. - С. 159-174.

84. Горький М. Будем на страже. Статьи. М.-Л., 1931.

85. Гречнев В. Я. Категория времени в литературном произведении // Анализ литературного произведения. Л., 1976. - С. 126-144.

86. Гречнев В. Я. Русский рассказ конца XIX XX века: (проблематика и поэтика жанра). - Л.: Наука, 1979. - 208 с.

87. Гурвич И. Русская беллетристика: эволюция, поэтика, функции // Вопросы литературы. 1990. - Вып. 2. - С. 113-142.

88. Гусев В. Рождение стиля: Статьи. М., 1984. - 276 с.

89. Дальние берега: Портреты писателей эмиграции. Мемуары. М., 1994.

90. Данилин Г. И. Смерть в рассказе Г. Газданова «Бомбей» // Русская литература XX века: направления и течения. Вып. 4. - Екатеринбург, 1998.

91. Дарьялова JI. Н. «Возвращение Будды» Газданова и «Возвращение Будды» Вс. Иванова: опыт художественной интерпретации // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. JI. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000.-С. 175-187.

92. Дарьялова Л. Н. Романы Газданова: феноменологические и экзистенциальные аспекты // Материалы междунар. науч. конф. Калининград — Светлогорск, 6 апр. 2003 г.

93. XX век: Проза. Поэзия. Критика / Под ред. Е. Б. Скороспеловой и др. -Вып. 2: А. Белый, И. Бунин, Е. Замятин, Г. Газданов, Ф. Сологуб и Б. Гребенщиков. М.: Диалог-МГУ, 1998. - 87 е., илл.

94. Джанджакова Е. О поэтике заглавий // Лингвистика и поэтика. — М., 1979.

95. Джусойты Н. Высокое «искусство воспоминания» // Соц. Осетия. — 1991.-1 авг.-С.З.

96. Дзуцева Н. А. Общественно-политические аспекты художественного мира Гайто Газданова // Журналистика и развитие общественной мысли XX века: История, теория, практика. Вып. 1. Сб. науч. тр. Владикавказ, 1994. — С. 107-116.

97. Дибелиус В. Морфология романа // Проблемы литературной формы. -Л., 1976.-355 с.

98. ДиенешЛ. Гайто Газданов: Жизнь и творчество / Пер. с англ. Т. Салбиева; под ред. Е. Кочиевой. Владикавказ: Изд-во Сев.-Осет. ин-та гуманитар, исслед., 1995. - 304 с.

99. Диенеш Л. Гайто Газданов: Океан в капле воды, мир в малой песчинке // Сев. Осетия. 1998. - 5 дек. - С. 8.

100. ДиенешЛ. Другие жизни (1928-1931) // Литературное обозрение. -1994.-№9/10.-С. 84-92.

101. Диенеш JI. Писатель со странным именем // Газданов Г. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. - М.: Согласие, 1996. - С. 5-12.

102. Диенеш Л. «Рождению мира предшествует любовь.»: Заметки о романе Г. Газданова «Полёт» // Дружба народов. 1993. - № 9. - С. 131-139.

103. Диенеш Л. Русская литература в эмиграции: Жизнь и творчество Гайто Газданова. История жизни писателя / Пер. с англ., предисл. и коммент.

104. A. Мзокова // Дарьял. 1993. - № 3. - С. 108-127; № 4. - С. 59-72.

105. Диенеш Л. Самобытность: (Отр. из очерка о Г. Газданове, изд. в 1982 г. О. Г. Ревзиной) // Сев. Осетия. -1993.-17 дек.

106. Дмитровская М. А. «Стрела, попавшая в цель.»: (телеология

107. B. Набокова и Г. Газданова) // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 103-116.

108. ДнепровВ. Д. Идеи времени и формы времени. Л.: Сов. писатель, 1976.-414 с.

109. Днепров В. Д. Проблема реализма. Л., 1961. - 512 с.

110. ДнепровВ. Д. С единой точки зрения. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-е, 1989.-372 с.

111. Днепров В. Д. Черты романа XX века. М.-Л.: Сов. писатель, 1979. -526 с.

112. Добренко Е. Россия, которую мы обрели: Русская классика, сталинское кино и прошлое в его революционном развитии // Вопросы литературы. — 2000. Вып. 5. - С. 45-80.

113. Долинин К. Интерпретация текста. М., 1985. - 68 с.

114. Дьяконова И. А. Тип «коллективного героя» в романе Гайто Газданова «Ночные дороги» // Res philologica: Ученые записки. Вып. 3 / Отв. ред. Э. Я. Фесенко. Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та, 2000. - С. 175-179.

115. ДюдинаО. «Ночные дороги» Гайто Газданова: (Опыт анализа лирического романа) // XX век: Проза. Поэзия. Критика. М., 1998. - Вып. 2.1. C. 62-79.

116. ДюдинаО. Образ лирического героя и его роль в романе Гайто Газданова «Ночные дороги» // XX век: Проза. Поэзия. Критика. М., 1998. — Вып. 2.-С. 53-61.

117. ДюдинаО. В отсутствии авторитетов: аспекты творчества Гайто Газданова // Проблемы неклассической прозы / Сост. и гл. ред. Е. Б. Скороспелова. -М.: ТЕИС, 2003. С. 107-125.

118. Егорунин А. Жизнь сначала: (О творчестве Г. Газданова) // Московская правда. 1996. - 20 авг. - С. 8.

119. Ерыкалова И. Е. Струящееся время // Газданов Г. Вечер у Клэр; Ночные дороги. СПб., 2000. - С. 403-410.

120. Женетт Ж. Работы по поэтике. Фигуры: В 2-х т. Т. 2. - М., 1998.

121. ЖердеваВ. М. Экзистенциальные мотивы в творчестве писателей «незамеченного поколения» русской эмиграции (Б. Поплавский, Г. Газданов): Автореф. дис. .канд. филол. наук. -М.: МПГУ, 1999. 17 с.

122. Жолковский А., Щеглов Ю. Работы по поэтике выразительности. М.: Прогресс, 1996. - 344 с.

123. Закуренко А. Ю. Три лика смерти в романах Газданова // Русская словесность. 2002. - № 4. - С. 5-15.

124. Заманская В. В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания. Екатеринбург, 1996.

125. Заманская В. В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века: Диалоги на границах столетий. М., 2002.

126. Замятин Д. Н. Феноменология географических образов // Новое литературное обозрение. 2000. - № 46. - С. 255-274.

127. Затонский Д. В. Век XX. Киев, 1961.

128. Затонский Д. В. В наше время. М.: Сов. писатель, 1979. - 430 с.

129. Затонский Д. В. Искусство романа и XX век. М.: Худож. литература, 1973.-535 с.

130. Затонский Д. В. Художественные ориентиры XX века. М.: Сов. писатель, 1988.-416 с.

131. Зверев А. М. Газданов на Монпарнасе // Вестник Института цивилизации. 2001. - Вып. 4. - С. 197-204.

132. Зверев А. XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы. — 1992.-Вып. 2.-С. 3-56.

133. Зверев А. Дворец на острие иглы. -М.: Сов. писатель, 1989.-416 с.

134. Зверев А. М. Ночными дорогами // Книжное обозрение. 1996. - 5 нояб.-С. 19.

135. Зверев A.M. Парижский топос Газданова // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. - Вып. 2. - С. 19-26.

136. Звонарева JI. У. Зооморфный код у Газданова // Материалы междунар. науч. конф. Калининград Светлогорск, 6 апр. 2003 г.

137. Зубарева Н. Б. Об эволюции пространственно-временных представлений в художественной картине мира // Художественное творчество. -М., 1989.-С. 25-27.

138. Иванов А. «Многое пройдет, а это останется.» // Знамя. 1999. - № 10.-С. 230-231.

139. Иванов В. В. Русский модернизм и литературный процесс конца XIX — начала XX века // Российский литературоведческий журнал. М., 1994. - № 5-6. -С. 27-38.

140. Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН (отдел литературоведения). - INTRADA, 2001. - 384 с.

141. Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. - 512 с.

142. Кабалоти С. «Во власти призраков и крыльев и неумолимых глаз»: К 90-летию Гайто Газданова // Час пик. 1994. - 19 янв. - С. 14.

143. Кабалоти С. Воздушная река: (Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов в зеркале зарубежной критики) // Владикавказ. 1995. - № 2. - С. 82-143.

144. Кабалоти С. Гайто Газданов и его наследие // Эхо. 1995. - 16 сент.1. С.З.

145. Кабалоти С. «Дедуктивный разворот»: Гайто Газданов в «Литературном обозрении» // Литературная газета. 1995. — 19 мая. — С. 4.

146. Кабалоти С. Заметки о Гайто Газданове, Монпарнасе и сюрреализме // Кабалоти С. Солнце всходит над злыми и добрыми: Стихи, эссе. Владикавказ: Ир, 1995.-С. 30-53.

147. Кабалоти С. Между «перерождением» и «воплощением» // Слово (Ныхас). 1991. - 10 авг.

148. Кабалоти С. О почве и крови, или Десять лет спустя // Эхо. 1997. - № 19/20.-С. 7.

149. Кабалоти С. М. Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов. СПб.: Петербургский писатель, 1998. - 336 с.

150. Кабалоти С. Рассвет у Газданова? // Новый мир. 1996. - № 11. -С. 235-237.

151. Казак В. Лексикон русской литературы XX века. М.: РИК «Культура», 1996.-С. 93-94.

152. КайдаЛ. Композиционный анализ художественного текста: Теория. Методология. Алгоритмы обратной связи. М.: Флинта, 2000.

153. Калинин И. Охота на бабочек, или Метапозиция наблюдателя // Новое литературное обозрение. 2000. - № 43 (3). - С. 271-278.

154. КамболовТ. Экзистенциалистские мотивы в творчестве Газданова // Дарьял. 2003. - № 3. - С. 236-251.

155. Каспэ И. Газданов и мировая культура // Новое литературное обозрение. 2001. - № 49. - С. 490-492.

156. Каспэ И. (Рецензия) // Новое литературное обозрение. 1999. - № 37. — С. 420-422.

157. Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века. М., 1975.

158. Керлот X. Э. Словарь символов. М., 1994.

159. КимСеУнг. Жанровое своеобразие романов Г. Газданова 1930-х гг.: Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1996. - 25 с.

160. Киселева JI. Ф. Прочтение содержания сквозь призму формы // Методология анализа литературного произведения. — М., 1988. С. 227-248.

161. Коваленко А. Художественный конфликт в русской литературе. — М., 1996.

162. Кондаков И. «Где ангелы реют»: (Русская литература XX века как единый текст) // Вопросы литературы. 2000. - № 5. - С. 3-44.

163. Кондаков И. В., Брусиловская Л. Б. «Оттепель» в культуре русского зарубежья: (опыт позднего Газданова) // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 4-11.

164. Колобаева Л. А. От временного к вечному: Феноменологический роман в русской литературе XX века: («Жизнь Арсеньева» И. А. Бунина и «Доктор Живаго» Б.Л.Пастернака) // Вопросы литературы. 1998. - № 3. — С.132-144.

165. КорманБ. О. Изучение текста художественного произведения. — М., 1972.-396 с.

166. Корман Б. О. Лирика и реализм. Иркутск, 1986. - 126 с.

167. Корман Б. О. О соотношении понятий «автор», «характер» и «основной эмоциональный тон» // Известия Воронеж, пед. ин-та. Проблема автора в художественной литературе. Воронеж, 1969. — Т. 93. - Вып. 2. - С. 2122.

168. Красавченко Т. Н. Гайто Газданов: Философия жизни: (Литературный портрет) // Российский литературоведческий журнал: Теория и история литературы. 1993. - № 2. - С. 97-108.

169. Красавченко Т. Н. Набоков, Газданов и Пушкин // Пушкин и культура русского зарубежья: Междунар. науч. конф., посвящ. 200-летию со дня рождения, 1-3 июля 1999 г. М., 2000. - Вып. 2. - С. 86-95.

170. Красавченко Т. Н. Русская литературная эмиграция и политика. Феномен Г. Газданова // Материалы междунар. науч. конф. Калининград — Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

171. Красавченко Т. Н. Экзистенциальный и утопический векторы художественного сознания Г. Газданова // Вестник Института цивилизации. — Владикавказ, 1999. Вып. 2. - С. 13-18.

172. Краснов Г. Мотив в структуре прозаических произведений: К постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции: Межвуз. сб. — JL; Горький, 1980.

173. Кржижановский С. Поэтика заглавий. -М., 1984.

174. Кривулин В. Покушение на стеллерову корову // Новое литературное обозрение. 2000. - № 43(3). - С. 266-270.

175. Кузнецов И. Магия ошибок: Гайто Газданов как «исторический» писатель // Литературная газета. 1995. - 29 марта. - С. 4.

176. Кузнецов И. Подлинная реальность Гайто Газданова и Мирчи Илиаде // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С. 169-178.

177. Кузнецов И. Прохладный свет: О подлинной реальности Мирчи Элиаде и Гайто Газданова // Иностранная литература. 1998. - № 6. — С. 212219.

178. Кузнецов В. Н. Ж.-П. Сартр и экзистенциализм. М., 1969.

179. Кузнецов В. Н. Французская буржуазная философия XX века. М., 1970.

180. Кузнецова Г. Грасский дневник // Знамя. 1990. - № 4. - С. 168-206.

181. КузьмичёвИ. Литературные перекрёстки: Типология жанров и их историческая судьба. Горький, 1983.

182. Куликова И. С. Модернизм в литературе и искусстве. М., 1979.

183. Куликова И. С. Философия и искусство модернизма. М., 1980.

184. Куприянов Вяч. Нечто ничто, или Снова о постмодернизме // Новый мир. 1998. - № 3. - С.237-241.

185. Кургинян М. Человек в литературе XX века. М.: Наука, 1989.

186. КушнерА. «Средь детей ничтожных мира.»: заметки на полях // Новый мир. 1996. - № 6. - С. 112-126.

187. ЛандорМ. Незримый характер: (О советской новелле на Западе) // Вопросы литературы. 1990. -№ 7. - С. 3-34.

188. Ларин Б. «Чайка» Чехова (Стилистический этюд): Новаторство и традиции // Исследования по эстетике слова и стилистике художественной литературы. Л., 1964. - С. 3-19.

189. Лахушин В. Явление Газданова // Известия (Калининград). 2000. - 15 янв. - С. 6.

190. ЛевингЮ. Тайны литературных адресатов В.В.Набокова: Гайто Газданов // Набоковский вестник. Вып. 4. - СПб.: Дорн, 1999. - С. 75-90.

191. Левитан Л. С., ЦилевичЛ. М. Сюжет в художественной системе литературного произведения. Рига: Знание, 1990. — 511 с.

192. Лейтес Н. С. Конечное и бесконечное: Размышление о литературе XX века: мировидение и поэтика: Учеб. пособие по спецкурсу. Пермь, 1992. — 120 с.

193. Леонидов В. Печальный эстет, ходивший на руках: Странный прозаик Газданов становится чуть-чуть понятнее // Независимая газета. 2000. — 7 дек.

194. ЛиповецкийМ. Закон крутизны // Вопросы литературы. 1991. -Вып. 4. - С. 3-37.

195. ЛиповецкийМ. Эпилог русского модернизма: (Художественная философия творчества в «Даре» В. Набокова) // Вопросы литературы. 1994. — Вып. 3.-С. 72-95.

196. Литвинова Е. Б. Символика воды в романе Газданова «Вечер у Клэр» // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. -Калининград: ГП «КГТ», 2000. С. 18-25.

197. Литература русского зарубежья. Антология: В 6 т. Т. 2. - М., 1990.

198. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - 752 с.

199. Лифшиц М. Искусство и современный мир. М., 1973.

200. Лихачев Д. С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. - № 8. - С. 48-95.

201. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

202. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1988. - 352 с.

203. Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и Тартуско-московская семиотическая школа. -М., 1994. С. 8-264.

204. Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб.: Искусство - СПБ, 2000. - 704 с.

205. Лотман Ю. М. О метаязыке типологических описаний культуры // Учен, записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 326. - Тарту, 1969. - С. 460-477.

206. Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Учен, записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 664. - Тарту, 1984. - С. 30-45.

207. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1990.

208. Магомедова Д. Концепция музыки в раннем творчестве А. Блока // Филологические науки. 1975. - № 4. - С. 89-115.

209. Магомедова Д. О генезисе и значении символа «мирового оркестра» в творчестве А. А. Блока // Вестник МГУ. Серия 10. Филология. 1974. - № 5. -С. 118-121.

210. Мамардашвили М. К. Психологическая топология пути: М. Пруст. «В поисках утраченного времени» / Под ред. Ю. П. Секоносова. СПб., 1997.

211. Мамон А. Г. «.Понял тайну волос.»: (семантика волос у Платонова и Газданова) // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 188-193.

212. Манн Ю. В. Диалектика художественного образа. М., 1987.

213. Марданова 3. А. Фантазия в духе Гофмана: «Призрак Александра Вольфа» Гайто Газданова // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999.-Вып. 2.-С. 59-68.

214. Мартынов А. В. Влияние западноевропейской философии на литературу русского зарубежья: (Гайто Газданов) // Человек в контексте культуры. Ставрополь: Изд-во Ставроп. ун-та, 1998. - Вып. 1. - С. 90-93.

215. Мартынов А. В. Влияние философии экзистенциализма на творчество Г. Газданова // Человек Философия - Гуманизм: Тезисы докл. и выступл. I Рос. философ, конгресса. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. - Т. 1. - С. 206-209.

216. Мартынов А. В. Газданов и Камю // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000.-С. 67-79.

217. Мартынов А. В. Газданов и Ницше // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. JL В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 75-84.

218. Мартынов А. В. Первая и третья волна русской эмиграции: проблемы взаимодействия // Научный поиск в решении проблем учебно-воспитательного процесса: Тезисы докл. конф. М.: Изд-во МГПУ, 1998. - Вып. 3. - С. 335-337.

219. Мартынов А. В. Русское зарубежье в контексте западноевропейской культуры: (Творчество Гайто Газданова): Автореф. дис. .канд. философ, наук. -М.: Изд-во МГПУ, 2000. 23 с.

220. Мартынов А. В. Фёдор Сологуб и Гайто Газданов // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. - Вып. 2. - С. 81-90.

221. Мартьянова И. Переосмысление метафоры жизни в русском художественном тексте в конце века кино // Текст: Узоры ковра. СПб.; Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999. - Вып. 4. - Ч. 1. - С. 19-26.

222. Марченко А. По музыкальной спирали. // Согласие. 1991. - № 5. -С.223-224.

223. МасловА. (Рец. на кн. «Вечер у Клэр») // Волга. 1991. - № 5. -С. 178-180.

224. Масонские доклады Г. И. Газданова / Публ. А. И. Серкова // Новое литературное обозрение. 1999. - № 39. - С. 174-185.

225. Матвеева Ю. В. Гражданская война в художественном восприятии молодого поколения первой русской эмиграции: (Г. Газданов) // IV Крымские Шмелевские чтения: Материалы. Симферополь, 1995. - С. 41-43.

226. Матвеева Ю. В. Гражданская война в художественном восприятии молодого поколения первой русской эмиграции: (На примере творчества

227. Г. Газданова) // Литература русского Зарубежья. Тюмень, 1998. - Ч. 4. - С. 5762.

228. Матвеева Ю. В. Классическое литературное наследие в творчестве писателей русского зарубежья: (Гайто Газданов) // Дергачевские чтения 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. -Екатеринбург, 2001. - Ч. 2. - С. 202-204.

229. Матвеева Ю. В. В. Набоков и Г. Газданов «метафизическая связь» творчества // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. - Тюмень, 2001. - Вып. 5. - С. 154-157.

230. Матвеева Ю. В. О «мистической атмосфере» в творчестве Г. Газданова // Дарьял. 1996. - № 2. - С. 106-119.

231. Матвеева Ю. В. «Превращение в любимое»: Художественное мышление Г. Газданова. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2001. - 97 с.

232. Матвеева Ю. В. «Сомнамбулический стиль» Г. Газданова // Теоретические и прикладные аспекты риторики, стилистики и культуры речи: Материалы конф. молодых ученых России. Екатеринбург, 1995. - С. 43-45.

233. Матвеева Ю. В. Стилевая «незавершенность» и способы эстетического «завершения» в мире Г. Газданова // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века (1900-1930 гг.). Вып. 2. — Екатеринбург, 1996.-С. 73-80.

234. Матвеева Ю. В. Художественное мышление Г. Газданова: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1996. - 20 с.

235. Матвеева Ю. В. Экзистенциальное начало в творчестве Гайто Газданова // Дарьял. 2001. - № 2. - С. 146-179.

236. Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы. М.: Наука, 1990. -275 с.

237. Мельвиль К. Пути буржуазной философии XX века. М., 1983.

238. Мзоков А. Гайто Газданов в Париже // Дарьял. 1992. - № 3. - С. 119135.

239. Мзоков А. Б. Забытые имена. Гайто Газданов (1903-1971) // Русский язык и литература в средних учебных заведениях Украины. 1992. - № 5-6. — С. 52-55.

240. Мзоков А. Новое прочтение Гайто Газданова // Мир библиографии. — 2001. -№ 4. — С. 11-14.

241. Мзоков А. Новое слово в газдановедении // Дарьял. 2003. - № 2. -С. 242-255.

242. Мзоков А. «Подлинно даровитый русский писатель.» // Библиография. 1995. - № 3. - С. 64-73.

243. Мзоков А. Последний романтик русской прозы: (О творчестве Г. Газданова) // Библиография. 2002. - № 2. - С. 109.

244. Миллер JI. Разговор, продлённый эхом // Вопросы литературы. 1999. -Вып. 2.-С. 21-32.

245. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. -М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997.

246. Михайлин В. (Рец. на кн. «А Modernist reader. Modernism in England 1910-1930». Ed. by Peter Faulkner. L., Batsford, 1986) // A Modernist reader. Modernism in England 1910-1930. Ed. by Peter Faulkner. L., Batsford, 1986. P. 180-182.

247. Михайлов О. H. Литература русского зарубежья. М.: Просвещение, 1995.-432 с.

248. Модернизм: Анализ и критика основных направлений / Под ред. В. В. Ванслова, М. Н. Соколова. Изд. 4-е, перераб. и доп. - М.: Искусство, 1987.-302 е., илл.

249. Мокроусов А. Долгое путешествие в ночь // Учительская газета. -1992.-8 сент.-С.23.

250. Мукагова А. Долгий путь домой // Социалистическая Осетия. 1991. — 5 апр.

251. Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе / Пер. с англ. под ред.

252. B. А. Харитонова; предисл. к русскому изданию А. Г. Битова. М.: Изд-во «Независимая газета», 1998. - 512 с.

253. Неверов А. Магический реализм Газданова: Вышел трехтомник произведений писателя // Труд. 1996. - 5 июня. - С. 5.

254. Неживой Е. С. Проза русского зарубежья: Гайто Газданов // Учительская газета. 1992. - 17 нояб. - С. 12-13. ,

255. Нестерова О. А. История и теория мировой культуры. М.: Изд-во УРАО, 2000.

256. Нечипоренко Ю. В Париж вслед за Газдановым, или История одного памятника // Юность. 2002. - № Ю. - С. 69-73.

257. Нечипоренко Ю. Д. Литература свидетельства: случай Газданова // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

258. Нечипоренко Ю. Д., Сапрыкин Д. Л. Конференции, посвященные Гайто Газданову // Известия АН. Серия литературы и языка. - М., 1999. - Т. 58.-№4.-С. 78-80.

259. Нечипоренко Ю. Магия свидетельства // Знамя. 1998. — № 4. — С. 221223.

260. Нечипоренко Ю. Д. Мистерия Газданова: (К 95-летию со дня рождения) // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. — Вып. 2. —1. C. 35-40.

261. Нечипоренко Ю. ( Рец. на кн. Г. Газданова «Призрак Александра Вольфа») // Литературная газета. 1991.-27 марта. - С. 12.

262. Нечипоренко Ю. Осетин по крови, парижанин «по жизни» // Учительская газета. 2003. - 21 янв. - С. 21.

263. Нечипоренко Ю. Сакральное и профанное в жизни и творчестве Гайто Газданова // Дарьял. 2003. - № 3. - С. 124-129.

264. Нечипоренко Ю. Таинство Газданова // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С.179-186.

265. Никольский С. В. «В невидимой части ассоциативного спектра.» // Славяноведение. 1994. - № 5. - С. 53-78.

266. Никоненко Ст. Возвращение домой // Подвиг. 1991. - № 2. - С. 325331.

267. Никоненко Ст. Впервые в России: Предисловие // Литературная Россия. 1988. - 18 нояб. - С. 16.

268. Никоненко Ст. Гайто Газданов возвращается на родину // Газданов Г. Вечер у Клэр. М.: Современник, 1990. - С. 3-17.

269. Никоненко Ст. Гайто Газданов: проблема понимания // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С. 194-202.

270. Никоненко Ст. Гайто Газданов человек, писатель, критик // Литературное обозрение. - 1994. -№ 9-10. - С. 71-73.

271. Никоненко Ст. Его третья жизнь: (К 90-летию со дня рождения Г. Газданова) // Растдзинад. 1993. - 17 дек. - Осет.

272. Никоненко Ст. Загадка Газданова // Газданов Г. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. - М.: Согласие, 1996. - С. 13-36.

273. Никоненко Ст. Несколько слов о Гайто Газданове // Ново-Басманная, 19.-М., 1990.-С. 727-731.

274. Никоненко Ст. Писатель со странным именем // Газданов Г. Собр. соч.: ВЗт.-М., 1999.-Т. 1.-С. 5-36.

275. Никоненко Ст. «.Россия моя родина»: (Предисловие к публикации фрагмента романа Г. Газданова «Вечер у Клэр») // Литературная Россия. - 1990. -26янв. - С. 12.

276. Никоненко Ст. Секрет Газданова // Литературная учеба. 1996. - Кн. 5-6.-С. 83-88.

277. Новиков М. С. A view to kill: От Родиона Раскольникова к Винсенту Веге. Криминальный герой у Газданова // Вестник Института цивилизации. — Владикавказ, 1999. Вып. 2. - С. 91-95.

278. Новиков М. «И я видел мир таким.»: Проза как инструмент гадания // Литературное обозрение. 1994. -№ 9/10. - С. 100-103.

279. Новикова Е. Мудрость души Гайто Газданова // Литературная Россия. -2002.- 12апр.-С. 14.

280. Новикова Т. «Прекрасная Дама» в культуре Серебряного века // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. - М., 1998. - № 1. — С. 90-100.

281. Орлова О. Гражданин мира: (О Гайто Газданове) // Литература. -1996.-№29.-С. 5-9.

282. Орлова О. М. Поплавский, Шувалов и Монпарнас // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

283. Орлова О. М. Чужой писатель // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 194-200.

284. Ортега-и-Гассет X. Мысли о романе // Вопросы литературы. 1991. -№2.-С. 99-122.

285. Осипова Н. О. Мифологема вокзала в русской поэзии первой трети XX века // Русская классика XX века: пределы интерпретации: Сб. материалов науч. конф. — Ставрополь, 1995.

286. Осоргин М. «Вечер у Клэр» // Последние новости. 1930. - 6 февр.

287. Оцуп Н. Рецензия: «Вечер у Клэр» // Последние новости. 1930. - 6 февр.

288. Павлова Н. Уроки Музиля: Поэтика романа «Человек без свойств» // Вопросы литературы. 2000. - Вып. 5. - С. 181-207.

289. Павловский А. И. К характеристике автобиографической прозы русского зарубежья: (И. Бунин, М. Осоргин, В. Набоков) // Русская литература. 1993. - № 3. - С. 30-53.

290. Пенкина Е. О. Художественное сознание: структура и традиция. М., 2001.-60 с.

291. Письма Мариэтты и Лины Шагинян Надежде Газдановой // Дарьял. — 1999.-№1.-С. 210-229.

292. Подорога В. И. Метафизика ландшафта: коммуникативные стратегии в философской культуре XIX XX веков. - М., 1996.

293. Подуст О. С. Изображение гражданской войны и художественная концепция времени в рассказах Гайто Газданова 1920-х годов // Вестник научно-практической лаборатории по изучению литературного процесса XX века. Воронеж, 2000. - № 4. - С. 44-47.

294. Подуст О. С. Ранний Газданов: первооформление художественного мышления писателя: («Гостиница грядущего») // Вестник научно-практической лаборатории по изучению литературного процесса XX века. Воронеж, 1999. -Вып. З.-С. 48-51.

295. Подуст О. С. Синтез культур в творчестве Г. Газданова // Проблема национальной идентичности в культуре и образовании России и Запада. -Воронеж, 2000. Т. 2.-С. 137-141.

296. Полонский Вяч. О литературе. Избранные работы / Вступ. ст., сост. иприм. В. В. Эйдиновой. М., 1988.

297. Полтавцева Н. Г. «Вечер у Клэр»: проблема текста и интертекста // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

298. Проблема человека в западной философии: Переводы. М., 1988.

299. Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. -М., 1998.-512 с.

300. Пространство и время в искусстве: Межвуз. сб. науч. трудов. Л., 1988.- 170 с.

301. Пруст М. Пленница / Пер. с фр. Н. М. Любимова. М.: Республика, 1993.-382 с.

302. Пятигорский А. «Роман это единственный жанр, универсальный по определению.» // Новое литературное обозрение. - 2000. - № 43 (3). - С. 261265.

303. Ржевский Л. Памяти Г. И. Газданова // Дальние берега: Портреты писателей эмиграции / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.: Республика, 1994.-С. 313-316.

304. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1989.

305. Ронен О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и комментарий // Новое литературное обозрение. 2000. - № 43 (3). - С. 255-261.

306. Рощина А. Девять романов мойщика паровозов: О Г. Газданове // Новое время. 1996. -№ 41. - С. 44.

307. Руднев В. П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. -М., 1997.

308. Руднева Е. Г. Пафос художественного произведения: Из истории проблемы. М., 1977. - 163 с.

309. Русаков В. Г. Концепт счастья в романах «Машенька» Набокова и «Вечер у Клэр» Газданова // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 117-134.

310. Рылькова Г. На склоне Серебряного века // Новое литературное обозрение. 2000. - № 46. - С. 231-244.

311. Рымарь Н. Т. Введение в теорию романа. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1989. - 270 с.

312. Рымарь Н. Т. Поэтика романа. Изд-во Саратовского ун-та, Куйбышевский филиал, 1990. - 254 с.

313. Рымарь Н. Т. Проблематизация художественных форм в 20-е годы XX века // Научные чтения в Самарском филиале Университета РАО. — Вып. 1. — М.: Изд-во УРАО, 2001.

314. Рымарь Н. Т. Романное мышление и культура XX века // Научные чтения в Самарском филиале Университета РАО. Вып. 1. - М.: Изд-во УРАО, 2001.

315. Рымарь Н. Т. Узнавание и понимание: проблема мимезиса и структура образа в художественной культуре XX века // Вестник Самарского государственного университета. 1997. - № 3(5). - С. 28-39.

316. Рымарь Н. Т. Хаос и космос в структуре романного мышления // Динамика культуры и художественного сознания: Междунар. науч.-практ. конф., 8-12 июня 2001 г. Самара, 2001. - С. 64-76.

317. Савельев А. Г. Газданов. «Вечер у Клэр» // Руль. 1930. - 2 апр. - С. 5.

318. Савостин И. К употреблению термина «монтаж» в литературоведении // Жанр и композиция литературного произведения. — Калининград, 1976.

319. Сапрыкин Д. JI. Рассказ Газданова «Панихида» и религиозные корни творчества // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С. 187-193.

320. Сарнов Б. Русская проза. XX век: (О писателях русского зарубежья: Гайто Газданов) // Огонек. 1989. - № 43. - С. 17.

321. Свительский В. А. Авторский смысл в ряду других значений литературных произведений // Проблема автора в художественной литературе. -Устинов, 1995.-68 с.

322. Северинец А. К. Пространство и время в романе Гайто Газданова «Вечер у Клэр» // Вестн. Белорус, дзярж. ун-та. Сер. 4. Фшалогия. Журналистика. Педагогика. - Мшск, 2001. - № 1. - С. 38-41.

323. Семенова С. Экзистенциальное сознание в прозе русского зарубежья: (Г. Газданов и Б. Поплавский) // Вопросы литературы. 2000. - Вып. 3. - С. 67106.

324. Семенова Т. О. К вопросу о мифологизме в романе Газданова «Вечер у Клэр» // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. JI. В. Сыроватко. — Калининград: ГП «КГТ», 2000. С. 33-52.

325. Семенова Т. О. Лирический герой Газданова // Дарьял. 2003. - № 3. — С. 208-235.

326. Семенова Т. О. Рецепции массовой культуры в литературе русского зарубежья // Виртуальное пространство культуры: Материалы науч. конф. 11-13 апр. 2000 г. СПб., 2000. - С. 168-170.

327. Семенова Т. О. Система повествования Г. И. Газданова: Автореф. дис. .канд. филол. наук. СПб.: РГПУ им. Герцена, 2001. - 18 с.

328. Сердюченко В. Литература, которой нет // Нева. 2000. - № 1. -С. 187-190.

329. Серков А. И. История одной книги // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. — М., 2000.-С. 152-163.

330. Сивкова А. В. Особенности двоемирия Э. По и Г. Газданова // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 53-62.

331. Симонян С. П. Возвращение: (Воспоминания о встрече с Г. Газдановым в Париже) // Соц. Осетия. — 1990. 16 июня.

332. Скобелев В. П. Слово далекое и близкое: Народ. Герой. Жанр: Очерки по поэтике и истории литературы. Самара, 1991. - 280 с.

333. Скобелев В. П. Хаос и космос в сюжете литературного пародирования // Динамика культуры и художественного сознания: Междунар. науч.-практ. конф., 8-12 июня 2001 г. Самара, 2001. - С. 77-89.

334. Славецкий Вл. После постмодернизма // Вопросы литературы. 1991. -Вып. 4.-С. 37-47.

335. Славина О. Ю. Поэтика сновидений: (на материале прозы 1920-х годов): Автореф. дис. .канд. филол. наук. СПб.: СПбГУ, 1998.

336. Слоним М. Литературный дневник. Молодые писатели за рубежом // Воля России. 1929.-№ 10/11.-С. 100-118.

337. Слоним М. Литературный дневник. Два Маяковских. Роман Газданова // Воля России. 1930. - № 5/6. - С. 446-457.

338. Смирнов И., Григорьева Н. Критика критики // Новое литературное обозрение. 2000. - № 46. - С. 352-357.

339. Современная западная философия: Словарь / Сост. В. Малахов, В. Филатов. -М., 1991.

340. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энцикл. справочник. — М.: Интрада-ИНИОН, 1996.

341. Соколов А. Г. Судьба русской литературной эмиграции 20-х годов. -М.: Изд-во МГУ, 1991. 184 с.

342. Соловьёв Э. Ю. Прошлое толкует нас: (Очерки по истории философии и культуры). М.: Политиздат, 1991. - 432 с.

343. Стендаль. Красное и черное: Хроника XIX века. -М.: Правда, 1977.

344. Степанов С. П. Монтаж как способ организации пространства текста // Пространство и время в художественном произведении: Сб. науч. статей / Сост.и науч. ред. А. Г. Прокофьева, С. М. Скибин, В. Ю. Прокофьева. Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2002. - С. 187-190.

345. Степанов Ю.С. «В перламутровом свете парижского утра.»: Об атмосфере газдановского мира // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С. 2539.

346. Стеркина Н. И. Второстепенные персонажи у Газданова // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

347. Струве Г. П. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы / Сост. и вступ. ст. К. Ю. Лаппо-Данилевского. — Изд. 3-е, испр. и доп. Париж: YMCA-Press; М.: Русский путь, 1996. - 448 с.

348. Сухих И. Клэр, Машенька, ностальгия: («Вечер у Клэр» Г. Газданова) // Звезда. 2003. - № 4. - С. 218-227.

349. Сыроватко Л. Газданов новеллист // Газданов Г. Собрание сочинений: В 3 т. - Т. 2. - М.: Согласие, 1996. - С. 775-784.

350. Сыроватко Л. Гайто Газданов романист // Газданов Г. Собрание сочинений: В 3 т. - Т. 1. - М.: Согласие, 1996. - С. 657-668.

351. Сыроватко Л. Молитва о нелюбви: (Газданов — читатель «Записок Мальте Лауридса Бригге») // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 85-102.

352. Таборисская Е. М. О понятии «пространство героя»: (на материале романа И. А. Гончарова «Обломов») // Проблема автора в художественной литературе. Вып. IV. Известия Воронежского пед. ин-та. - Т. 148. - Воронеж, 1974.-С. 45-58.

353. Тамарченко Н. Д. Типология реалистического романа: на материале классических образцов жанра в русской литературе XIX века. Красноярск, 1988.- 197 с.

354. Тарантул Ю. Магически-реальный Газданов: напоминание о возможности // Знамя. 1996. - № 9. - С. 222-223.

355. Тегкаева В. Возвращение // Экран Вестник Владикавказа. — Владикавказ, 1998. № 48. - С. 3.

356. Тихомирова Е. Полёт без иллюзий // Новый мир. 1994. - № 10. -С. 235-237.

357. Толасова Б. Гайто Газданов возвращается на родину: История одного поиска // Северная Осетия. 1996. - 10 авг. - С. 6.

358. Толасова Б. Новая встреча с Гайто Газдановым // Северная Осетия. -1998.- 15 дек.-С. 3.

359. Толстой А. Н. Полн. собр. соч. -М., 1949. Т. 13.

360. Толстой И. Гайто Газданов в Москве: Статья из газеты «Русская мысль» // Социалистическая Осетия. — 1990. 21 окт. — С. 7.

361. Толстой И. (Рец. на кн.: Газданов Г. Вечер у Клэр: Романы и рассказы. -М.: Современник, 1990.-591 с.)//Нева. 1991.-№ 1.-С. 177-178.

362. Толстой JI. Н. Анна Каренина: Роман: В 8 ч. Кн. 1. Ч. I-V. — Куйбышев: Куйбышевское книжное изд-во, 1985.

363. Толстой Н. И. Культура и дух церковнославянского слова: (О языке рассказа Г. Газданова «Панихида») // Русская словесность. 1993. — № 2. — С. 28-31.

364. Топер П. Трагическое в искусстве XX века // Вопросы литературы. — 2000. Вып. 2. - С. 3-46.

365. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1996.

366. Топоров В. Н. О «поэтическом» комплексе моря и его психофизических основах // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1996.

367. Тотров P. X. Между нищетой и солнцем // Газданов Г. Вечер у Клэр. — Владикавказ: Ир, 1990.-С. 513-542.

368. Трофимов Е. А. «Ушедшая Россия» в романах Набокова «Дар» и Газданова «Вечер у Клэр» // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. JL В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 140-147.

369. Тургенев И. С. Поездка в Полесье // Тургенев И. С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6. - М.: Гос. изд-во худож. лит., 1962.

370. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. -428 с.

371. Тюпа В. И. Художественность литературного произведения. -Красноярск, 1987.

372. Усыскин JI. Крайне суъективные и в целом бесплодные размышления о мастерстве писателя // Новое литературное обозрение. 2000. - № 46. - С. 323-326.

373. Федякин С. Р. Газданов (1903-1971) // Литература русского зарубежья, 1920-1940. М., 1999. - Вып. 2. - С. 214-231.

374. Федякин С. Ледяное одиночество: Материалы к творческой биографии Гайто Газданова II Независимая газета. 1996. - 6 дек. — С. 8.

375. Федякин С. Р. Лица Парижа в творчестве Газданова // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С. 40-57.

376. Федякин С. «Непрочитанный»: Литературно-критическая статья о творчестве Гайто Газданова // Независимая газета. 1993. - 8 дек. - С. 7.

377. Федякин С. Р. Неразгаданный Газданов: (К 95-летию со дня рождения писателя Г. Газданова) // Независимая газета. 1998. - 3 дек. - С. 11.- (Ex libris «НГ»; № 47).

378. Федякин С. Р. Образ советского патриотизма: (Гайто Газданов. «На французской земле») // Независимая газета. 1995. - 28 марта. - С. 7.

379. Федякин С. О Гайто Газданове // Русское эхо. Самара, 1995. - № 2. -С. 158-160.

380. Федякин С. Послесловие к публикации Г. Газданова «Великий музыкант» // Дружба народов. 1994. - № 6. - С. 151-152.

381. Фидарова Р. Человек в философско-эстетической системе Гайто Газданова II Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1998. - Вып. 2. -С. 46-49.

382. Флобер Г. Госпожа Бовари. М.: Худож. лит., 1971.

383. Фоменко И. В. О поэтике лирического цикла: Учеб. пособие. — Калинин: КГУ, 1984. 79 с.

384. Фонова Е. Г. Париж Газданова: реальное и художественное пространство // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

385. Фонова Е. Г. Мотив путешествия в творчестве Бодлера и Газданова // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. JI. В. Сыроватко. — Калининград: ГП «КГТ», 2000. С. 63-74.

386. Фрейденберг О. Мотивы // Поэтика: Труды русской и советской поэтических школ. Budapest, 1982. - С. 423-438.

387. Фрумкина А. И. Личная встреча читателя с автором: (рассказы Газданова) // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

388. Фрумкина А. Предназначение и тайна // Новый мир. 1992. - № 1. — С. 239-243.

389. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX и XX веков: Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.

390. Хадарцева А. Гайто Газданов ( 1903-1971 гг.): (Вступительная статья) // Родина. 1989. - № 6. - С. 91-92.

391. Хадарцева А. Горькая история: О Гайто Газданове // Северная Осетия. 1990.-16 июня.-С. 3.

392. Хадарцева А. «И вдруг письмо.»: (Переписка с Гайто Газдановым) // Северная Осетия. 1993. - 17 дек.

393. Хадарцева А. К вопросу о судьбе литературного наследия Гайто Газданова // Литературная Осетия. 1988. - № 71. - С. 98-106.

394. Хадарцева А. Памяти Гайто Газданова: К 25-летию со дня смерти // Северная Осетия. 1996. - 5 дек. - С. 3.

395. Хадонова Ф. X. Гайто Газданов и современная культура в Осетии // Осетия. XX век. 1998. - Вып. 3. - С. 142-144.

396. Хадонова Ф. X. Гайто Газданов о литературе // Материалы междунар. конф. Калининград Светлогорск, 3-6 апр. 2003 г.

397. Хадонова Ф. «Держался он вызывающе.»: Газданов литературный критик // Литературное обозрение. - 1994. - № 9-10. - С. 92-96.

398. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999.

399. Ходасевич Вл. Книги и люди. Русские записки, апрель-июль // Возрождение. 1938. - 22 июля.

400. Ходасевич Вл. Книги и люди. Русские записки // Возрождение. 1938. - 23 дек.

401. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991.

402. Хугаев И. Возвращение Гайто // Дарьял. 1992. -№ 1. - С. 177-190.

403. Цагараев В. Возвращение Мартына Расколиноса // Осетия. XX век.1998. Вып. 3.-С. 145-149.

404. Царахова Р. В обществе друзей Гайто Газданова // Северная Осетия. —1999.-17 июля.-С. 5.

405. Целкова Л. Н. Современный роман: (Размышления о жанровом "^J своеобразии). М.: Знание, 1987. - 64 с.

406. Цомаева Т. Второе рождение Гайто // Северная Осетия. 1993. - 4 дек. -С.З.

407. Цомаева Т. Этюды о Гайто Газданове: (Публикация письма Гаппо Баеву) // Дарьял. 1994. - № 1. - С. 94-103.

408. Цховребов Н. Время собирать камни: Гайто Газданов в зеркале современной критики // Дарьял. 2000. - № 2. - С. 88-99.

409. Цховребов Н. Д. Газданов критик // Дарьял. - 1996. - № 1. - С. 76-90.

410. Цховребов Н. Д. Гайто Газданов: Очерк жизни и творчества. — А^ v Владикавказ: Ир, 1998. 172 с.

411. Цховребов Н. Д. Гайто Газданов. Владикавказ: Ир, 2003. - 272 с.

412. Цховребов Н. Зерно европеизма: Писатели «русского зарубежья»: Гайто Газданов // Дарьял. 1998. - № 3. - С. 84-101.

413. Цховребов Н. Лев Толстой и Гайто Газданов: К вопросу о генезисе // Дарьял. -1996.- №4. -С. 107-123.

414. Цховребов Н. Д. Марсель Пруст и Гайто Газданов // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. - Вып. 2. - С. 50-54.

415. Цховребов Н. Д. Монпарнас «Серебряного века». Современники: (Глава из книги о жизни и творчестве Гайто Газданова) // Дарьял. 2003. - № 3. -С. 134-183.

416. Чайковская В. На разрыве аорты: (Модели «катастрофы» и «ухода» в русском искусстве) // Вопросы литературы. 1993. - Вып. 6. - С. 28-45.

417. Человек как философская проблема: Восток Запад. - М., 1991.

418. Чернышевский Н. Г. О Л. Н. Толстом. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1959.

419. Черчесов А. Г. «Призрак Александра Вольфа»: метаморфоза как импульс творческого сознания // Вестник Института цивилизации. -Владикавказ, 1999. Вып. 2. - С. 69-74.

420. Черчесов А. Призрак пилигрима // Слово (Ныхас). 1993. - 7 дек.

421. Черчесов А. Г. Третий шаг // Вестник Института цивилизации. — Владикавказ, 1999. Вып. 2. - С. 7-8.

422. Черчесов А. Формула прозрачности: Об одном романе и некоторых особенностях творческого метода Гайто Газданова // Владикавказ. 1995. -№2.-С. 67-81.

423. Чугунников С. Г. Русский экзистенциальный роман // Актуальные проблемы гуманитарных наук: Материалы 47-й регион, науч. конф. -Пятигорск, 1992. С. 76-79.

424. Чудаков А. Проблема целостного анализа художественной системы: (О двух моделях мира писателя) // Славянские литературы. XII Междунар. съезд славистов. М., 1973. - С. 222-227.

425. Шабурова М. Н. Тема смерти в ранних рассказах Газданова // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М., 2000. - С. 164-168.

426. Шабурова М. Н. Традиции и новаторство в творчестве Газданова // Вестник Института цивилизации. Владикавказ, 1999. - Вып. 2. - С. 55-58.

427. Шаховская 3. А. Русский Монпарнас; Единственное письмо Газданова// Шаховская 3. А. В поисках Набокова. Отражения. М.: Книга, 1991.-С. 141-156,201.

428. Шеваров Д. (Рец. на роман Г. Газданова «Полёт») // Комсомольская правда. 1994. - 14 янв. - С. 12.

429. Шевелев И. Мир с конца // Огонёк. 1994. - № 9/10. - С. 6.

430. Шварц Т. От Шопенгауэра к Хайдеггеру. М., 1964.

431. Шкловский В. Б. О теории прозы. -М., 1983.-383 с.

432. Шолохов М. Тихий Дон // Собр. соч.: В 8 т. Т. 2. - М.: Правда, 1962.

433. Шульман М. Ю. Газданов и Набоков // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвящ. 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. — М., 2000.-С. 15-24.

434. Шульман М. Газданов: тяжелый полёт // Дружба народов. 1998. -№9.-С. 192-209.

435. Щербаков П. Газдановские чтения // Знамя. 2000. - № 8. - С.238-239.

436. Щербаков П. Праздник на улице Газданова // Калининградская правда. -2000.-19янв.-С. 6.

437. Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. статей / Сост. О. Эйхенбаум. Вступ. ст. Г. Бялого. JL: Худож. литература, 1986. - 456 с.

438. Эпштейн М. О значении детали в структуре образа // Вопросы литературы. 1984. - № 12. - С. 58-86.

439. Эпштейн М. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX XX веков.-М., 1988.

440. Эсалнек А. Я. Внутрижанровая типология и пути её изучения. — М., 1985.- 187 с.

441. Эсалнек А. Я. Проблема романа как литературного жанра: Автореф. дис. канд. филол. наук. М.: Изд-во МГУ, 1968. - 13 с.

442. Эстетика: Словарь / Под общ. ред. А. А. Беляева и др. М.: Политиздат, 1989. - 447 с.

443. Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1991.

444. Юрий Тынянов. Писатель и ученый: Воспоминания. Размышления. Встречи. — М.: Молодая гвардия, 1966.

445. Яблоков Е. А. Железный путь к площади согласия («железнодорожные» мотивы в романе «Вечер у Клэр» и в произведениях Булгакова) // Газданов и мировая культура: Сб. ст. / Ред. и сост. JI. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000. - С. 148-174.

446. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира: Модели пространства, времени и восприятия. — М., 1994.