автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Религиозно-философская мысль Жозефа де Местра в контексте формирования консервативных традиций Европы и России

Полный текст автореферата диссертации по теме "Религиозно-философская мысль Жозефа де Местра в контексте формирования консервативных традиций Европы и России"

Российская академии наук

Учреждение Российской академии наук Институт философии РАН

На правах рукописи

ДЕГТЯРЕВА МАРИЯ ИГОРЕВНА

РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ ЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ КОНСЕРВАТИВНЫХ ТРАДИЦИЙ ЕВРОПЫ И РОССИИ

(09.00.03 - «история философии»)

АВТОРЕФЕРАТ

Диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

] А щп

Москва 2009 / — >

003469202

Работа выполнена в секторе истории политической философии

Учреждения Российской академии наук Институт философии РАН

Официальные оппоненты'

Доктор философских наук, профессор A.A. Кара-Мурза

Доктор философских наук Г.Я. Стрельцова

Доктор исторических наук A.B. Чудинов

Ведущая организация: Российская Академия государственной службы, кафедра конфессионально-государственных отношений

Защита состоится Л UOOuA 15-00 2009 г. на заседании Специализированного Совета Д. 002.015.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Учреждении Российской академии наук Институте философии РАН по адресу: 119991, г. Москва, ул Волхонка, 14, стр. б.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ИФ РАН

Автореферат разослан « ^ » 2009 г.

Ученый секретарь Совета

Т.Н. Высоцкая

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Динамика

современного развития такова, что все чаще звучит вопрос о «цене прогресса» Политические эксперименты двух минувших столетий и последующее развитие процесса глобализации привели к серии взаимосвязанных кризисных явлений мирового масштаба катастрофическому состоянию природной среды, ухудшению демографической ситуации, прогрессирующей социальной аномии и разрушению традиционных связей, нарушению равновесия сил в мировой политике (что заставляет политологов говорить об «однополярном» мире) С этим связано и возвращение в научный и политический дискурс проблем, возникших на рубеже XVIII — XIX столетий, в эпоху Французской революции и наполеоновских войн

В наши дни не меньше острые споры, чем тогда, когда европейская модернизация вызвала первую рефлексивную реакцию со стороны защитников традиционного общества, провоцируют вопросы о возможности некоего «универсального» проекта социально-политического развития, о легитимности демократических институтов, о доле международного присутствия в национальных границах, и, наконец, о правах и достоинстве человека Все это обеспечивает устойчивую популярность культурному и политическому консерватизму

Несмотря на то, что давно схлынула «консервативная волна» 70-х, сошли со сцены ее герои, потускнели антикризисные «рецепты» неоконсерватизма, последствия того консервативного десятилетия, по-прежнему, значительны Инстинктивная реакция на кризисные явления со стороны широких слоев населения, как и тогда, выражается в тяготении к стабильности, отождествляемой с традиционными моральными и религиозными ценностями. Политическая — в условиях безоговорочного утверждения либерального «тренда» как цивилизационной правовой основы (Ф. Фукуяма) — в критике качественного содержания либеральных ценностей, претендующих на общезначимость. А одной из главных «линий напряжения» в современном проблемном поле до сих пор остается дискуссия о статусе национальной традиции и об ее способности обеспечить сохранение социального и политического суверенитета государства. Современный либерализм имеет дело не только с консервативным противодействием, но и испытывает на себе конструктивное критическое влияние консервативной идеологии

Общие тенденции прослеживаются и в российской

политической ситуации С конца 90 х годов консерватизм получил признание в нашей стране, занял прочные позиции среди других политических стратегий, и на сегодняшний день во многом определяет выбор лидера политической борьбы После периода «неупорядоченного рынка» и «парада суверенитетов», общественные предпочтения склоняются к устойчивым элементам консервативной идеологии, таким как идея Порядка в границах национального государства, союза государства и Церкви, сохранение исторической индивидуальности. Популярность в обществе консервативных ценностей и политического стиля побуждают к изучению классики консервативной мысли. Для того чтобы вполне понимать логику современного консервативного действия необходимо иметь представление об особенностях консерватизма как идеологической традиции и своеобразной системы мышления

В этом отношении представляется актуальным обращение к теоретическому наследию одного из признанных «отцов-основателей» европейской консервативной традиции Жозефа де Местра В пользу выбора данного предмета исследования можно привести несколько оснований

В истории французской политической мысли едва ли найдется персонаж, способный оспаривать у де Местра его первенство в «пантеоне» писателей консервативного направления Местр занимает преимущественное положение среди соотечественников и пользуется не меньшей популярностью, чем его предшественник — британец Эдмунд Берк. В определенном смысле, философское наследие де Местра является одним из самых чистых, неукоснительных образцов консервативной классики

В то же время, Жозеф де Местр по праву считается чрезвычайно непростым мыслителем! его мысль отмечена синтетизмом, выделяющим его на фоне современников Каждый, кто знакомится с его произведениями, обращает внимание на особенность его писательской манеры, соединяющей несоединимое — Просвещение и традиционализм, мистику и ультрамонтанство (Содержание религиозной и политической доктрины философа предоставляет бесконечный простор для полемики, стоит только чуть больше подчеркнуть значение того или иного элемента сложной мозаики) Это предоставляет возможность проанализировать процесс формирования консервативного стиля мышления в его отношениях с самыми разными интеллектуальными течениями эпохи Французской революций выявить базовые, «обязательные элементы» консервативной идеологии и оценить своеобразие их авторской «аранжировки», раскрыть общее и особенное в развитии консервативной мысли - Таким образом, наследие де Местра

представляет собой один из наиболее самобытных региональных вариантов консерватизма и одновременно - один из самых ярких и индивидуальных с точки зрения характеристики самого автора

Выбор предмета исследования обусловлен еще тем, что политическая философия Жозефа де Местра имеет особое религиозно-мистическое наполнение Не случайно де Местр появляется и среди героев небольшой, но известной работы К Шмитта «Политическая теология» Произведения философа могут служить основой для исследования религиозной компоненты в системе консервативного мировоззрения

При чрезвычайной известности де Местра в России не появилось ни одной книги, посвященной его биографии и комплексу религиозно-философских идей, и есть необходимость восполнить существующий пробел

Исследования прошлых лет оставляют возможность и для всесторонней реконструкции петербургского периода биографии философа В России де Местр провел пятнадцать лет в статусе посланника Сардинского короля при дворе Александра I, здесь им были написаны и значительные философские произведения Их первыми читателями, критиками и оппонентами стали русские современники. Значительна была и его роль в политической жизни столицы Российской империи де Местр был участником «правой» оппозиции, проводником и защитником интересов ордена иезуитов перед лицом высшей государственной власти Русские связи мыслителя и оценка его политических рекомендаций в период александровского царствования, впечатления, вынесенные сторонами, участвовавшими в дискуссиях по религиозным и политическим вопросам до настоящего времени оставляют простор для исследований

Степень разработанности темы.

В историографии выбранной темы обращает на себя внимание следующая особенность - заметная диспропорция в степени ее освоения у нас и на западе. На это есть свои причины В Европе де Местра лучше знали, публикация сочинений и писем в Лионе в 70 е годы XIX в. вызвала повышенный интерес к его личности и политической доктрине. Сначала Местр вызвал симпатии представителей «правого» политического лагеря, стремившихся сделать его «живым знаменем» реакции, но постепенно научная объективность потребовала признания того, что характеристика де Местра не может исчерпываться констатацией крайней консервативности его идей, де Местр — необычный автор. В нем инт-

риговало многое' внимание к современным политическим событиям и философская отстраненность, ультрамонтанство и масонское прошлое, христианство и внимание к теме насилия, вызывала интерес и биография, соединившая Европу и Россию, знаменитых писателей, политиков и монархов наполеоновского времени По мере расширения фактических сведений о де Месгре на западе сформировалось и дискуссионное поле, и широкий спектр оценок его философского наследия.

В России же Местр был менее известен У нас долгое время не было ни традиции перевода этого автора (что создает современным переводчикам немало трудностей), ни историографической традиции К де Местру обращались эпизодически, и редкие работы, часто удачные, не были связаны между собой Поэтому отечественная историография, связанная с де Местром, отличается тем, что за исключением единичных работ (Б Н Чичерина, например) она, практически, не содержит проблем, в ней еще не сформировалось «полюсов», вокруг которых могло бы строиться научное обсуждение.

Общим же для западной и российской историографии было, во-первых, то, что они почти не пересекались. В России каждый автор произвольно определял круг западных исследователей, на данные которых он опирался, и "вместе со значительными вещами, такими как исследования Ф Вермаля, можно было обнаружить случайные и малоизвестные. На западе же в число- цитируемых русских исследований попала, пожалуй, только замечательная статья о де Местре, опубликованная в «Литературном наследстве» (1937 г.)1. Лишь в последнее годы у западных коллег появилась возможность знакомиться с тем, что сделано в России, а российские историки получили более свободный доступ к работам зарубежных ученых

Российскую и западную историографию сближало и то, что они в равной мере оказались зависимыми от изменений политического климата До недавнего времени история XIX века казалась близким прошлым, и это было причиной острых дискуссий в научной среде, особенно в области биографических исследований, связанных с политикой. Прием историософикации — поиска в прошлом необходимых образцов и оправдания с их помощью современности — всюду накладывал отпечаток на характер исторических исследований. Смена политических «волн» каждый раз вызывала новые витки полемики и попытки переосмысления уже известных фактов Примером тому может служить де Местр, став за два века обладателем целой коллекции самых разнообразных определений.

' Степанов М, Вермаль Ф Жозеф де Местр в России // Литературное наследство Русская культура и Франция I Т 29-30 М, 1937

«Античный мудрец», «пророк прошлого» и «апологет палача и войны», «ne блистающий даже внешней стороной своих произведений», «пишущий самые дикие и обскурантные вещи» — вот только некоторые из них (Тем не менее, де Местр сохраняет притягательность для исследователей в области истории идей и переживает что-то вроде нового открытия его наследия )

Таковы основные факторы, определившие динамику и характер исследований по интересующей нас теме Теперь более подробно о наиболее значительных историографических «вехах»

Первый период в истории исследований на западе был связан с расширением и осмыслением фактических сведений Именно в это время впервые были критически оценены некоторые стереотипные представления о де Местре.

Возможно, наиболее поразительным биографическим открытием стало масонское прошлое де Местра, составлявшее слишком заметный контраст нетерпимости его последних произведений Одними из первых работ, посвященных этому сюжету, были статья Ж Гойо «Религиозная мысль де Местра», опубликованная в «Revue de Deux-Mondes» в феврале 1821г, и вышедший через несколько недель в Шамбери сборник Ф Вермаля «Заметки о неизвестном Жозефе де Местре»2. Позднее этот аспект рассматривался также в работах П. Вуллода и Э Дерменгема^ Так была озвучена следующая проблема^ кем был де Местр — «ортодоксом» или «прагматиком», «раскаявшимся в заблуждениях молодости христианином» или «человеком; на протяжении всей жизни сохранявшим симпатии к мистическому масонству>Р

Неожиданным было и исследование Ж. Дубле — «Ниццианское происхождение Жозефа и Ксавье де Местров» (1929). Оно поставило под сомнение достоверность предания о фамильном аристократизме известных писателей и вызвало новый вопрос' следует ли считать де Местра выразителем интересов аристократического класса или, может быть, стоит признать его интеллектуалом нового поколения, вышедшим из третьего сословия- кто он - романтик или профессиональный полемисп

Ф. Вермаль, изучавший и жизнь де Местра в эмиграции, одним из первых представил его как довольно сложную личность, не укладывающуюся в стереотипный образ «безупречного слуги короля»

Под впечатлением потрясений 30 - 40-х годов XX в изучение

2 Vermal! Notes sur J de Maistre inconnu Chambuy Dardel 1921 (См также Vermal Г Joseph de Maistre emigre Cliambery Dardel 1927)

5 Vullaud P Joseph de Maistre maçon 1926 Dermengem E Joseph de Maislre myslique 1921, (См также Dcrmenghem F Les oeuvres inédites de Joseph de Maistre//Maistre J de La franc-maconneric Memoire inédit au duo de Brunswick (1782) publie avec une introduction pai Emile Dermengem 1980)

жизни и наследия философа, как никогда прежде, приобрело оттенок политической «ревизии»- на де Местра «упала тень» «Action française», несмотря на то, что идеолог французского правого радикализма Ш Моррас отказывался признавать философа своим предшественником Наступил период идеологической оценки его наследия В политической доктрине Местра, в самом деле, встречались сюжеты и темы, заставлявшие задаваться вопросом о том, кем был автор «Рассуждений о Франции», «О папе, «Писем к русскому дворянину об испанской инквизиции» - человеком, пережившим потрясение во время революции и поэтому неравнодушным к теме насилия, или циником и человеконенавистником? Разгадку исследователи искали в его биографии

Примером такого политически-ангажированного исследования является книга Р Триомфа4 Соотнеся религиозно-философскую и политическую доктрину де Местра с некоторыми

малоизученными фактами жизни философа, Триомф пришел к уничтожающим выводам относительно человеческих качеств и мотивов поведения его героя И все же книгу Р Триомфа трудно оценивать однозначно с одной стороны, его исследование является одним из наиболее полных, скрупулезных, с другой - желание историка пролить свет на истинные факты подчас оборачивалось неосторожностью интерпретаций Исследователю удалось разрушить идеализированный портрет мыслителя, составленный его детьми (главным образом, младшей дочерью Констанцией) «Легенда» о де Местре как о «почти святом», «верном слуге короля, готовом терпеть за него все мыслимые неудобства жизни», таяла по мере того, как историк обнаруживал вполне земные черты и слабости своего героя, но на обломках прежнего, лишенного полутонов портрета возник новый — «,авантюриста на службе нескольких монархов», «честолюбца» и добровольного изгнанника», «тяготящегося семейными обязанностями» Источники, изыскания архивистов — все, кажется, свидетельствовало о неприглядности персоны Жозефа де Местра и компрометировало его историко-философскую доктрину.

Еще раньше получило распространение мнение о том, что имя де Местра должно быть внесено в список предшественников тоталитарной идеологии или «про6клятых авторов» (по определению Р. Арона). Сравнительный метод в политических исследованиях часто оправдан, но исторический подход имеет свои права — религиозно-политическая доктрина Жозефа де Местра оказывалась скорее «символическим вызовом» для решения сложных политико-

4 Triomphe R Joseph de Maistre Ctude sur la vie et la doctrine d un matérialiste mystique Gene\a Droz, 1968

6

философских проблем, чем самостоятельным объектом изучения.

Наступление критиков было внушительным, однако оно встречало противодействие Что заставило Эмиля Чьорана5 снова обратиться к де Местру и написать эссе, глубокое, емкое, необычное по тональности9 Чьоран попытался понять де Местра, избегая политических параллелей, путем проникновения в строй его мысли и окружавшую его атмосферу, проникновения деликатного с осознанием предела возможной реконструкции В интерпретации Чьорана де Местр предстал мыслителем, одним из первых оценившим Французскую революцию не как «досадный эпизод», «ошибку», «казус», а как «начало новой эпохи», неспособным полюбить ее, но постаравшимся понять, не «ослепленным контрреволюционером», а наблюдателем, обладавшим чертами, присущими социологическому мышлению

Повышенный интерес к де Местру в наши дни объясняется тем, что философ одним из первых заговорил об опасности стремления к универсальности в политике-. Но его мнению, оно приводит к оскудению внутренних возможностей общества, т к. в этом случае оно утрачивает органическое единство и целостность присущей только ему культурной традиции Привлекательным остается и анализ де Местра современных ему политических событий, ясный, глубокий и составляющий контраст ретроспективному духу его политической доктрины Самыми удачными исследованиями последних лет на 'западе стали посвященный де Местру сборник, под общей редакцией профессора Р Лебрана6, куда вошли статьи представителей нескольких исследовательских центров, и монография Б. Микеля7 Сборник под редакцией Лебрана носит полемический характер по отношению к известному исследованию Р Триомфа А Б Микель предложил новую биографию де Местра, намеренно исключив влияние современных политических «вызовов». Де Местр привлекает к себе внимание, как и два века назад, и это признание выглядит убедительней комплиментарных речей апологетов, ценивших философа в XIX в, главным образом, за твердость консервативной позиции

В России популярность личности и наследия Жозефа де Местра в последние годы имеет свои причины Прежде всего, она связана с желанием наверстать упущенное, поскольку эта тема долгое время относилась к разряду полузапретных. Мнение о мыслителе

s Cloran E M Joseph de Maisüe Monaco-Ville Ulmon* du Rocher, 1957

6 Joseph de Maistre's I ife, Thought and Influence Selected Studies rdited by Richard A. Lebrun McGill-Quccn's IJnnersitj Press 2001

7 Bastien Miquel Joseph de Maistre, un philosophe a la cour du tsár P iris Editions Albin Michel 2000

наполеоновской эпохи было неоднозначным и до революции, и после смены власти Отношение Александра I к де Местру изменилось по известным причинам друг иезуитов, явно переоценивший прочность своего положения и авторитет, де Местр был торопливо, хотя и с соблюдением всех необходимых формальностей, выпровожен из России С тех пор имя его в придворных кругах было почти забыто, несмотря на характеристику, данную ему одним из приближенных царя, А Стурдзой, как «самого выдающегося персонажа Петербурга во времена Александра»

Что же касается представителей демократического лагеря, то для большинства из них определяющее значение имела идеологическая позиция де Местра' монархист, сторонник жестких мер в политике воспринимался как фигура одиозная Оставалось ли у его разоблачителей смутное ощущение «не до конца правды», когда де Местра громили на страницах «Современника»8, сказать трудно Во всяком случае, напористая интонация статьи наводила на мысль о том, что обвинения в бездарности и аморализме, адресованные де Местру, необоснованны и, возможно, помогают ее авторам сохранить присутствие революционного духа, в то время как почва уходит у них из-под ног. Впрочем, среди русских писателей и мыслителей, проявивших к де Местру интерес, был и представитель легального марксизма - Петр Бернгардович Струве. В одной из своих работ периода эмиграции («Пророчества о русской революции»9) Струве, отдавая должное способностям Местра как наблюдателя, цитирует фрагменты из «Четырех глав о России», где Местр предсказывал появление «университетского Пугачева» и «пожар, который может поглотить Россию» Однако голос Струве едва ли мог изменить общее подозрительно-неприязненное отношение к де Местру представителей «левого» политического лагеря, к тому же строки о де Местре появились тогда, когда сам Струве находился за пределами России Понять его чувства лучше всего, наверное, мог бы разделивший с ним судьбу эмигранта с демократическим прошлым русский религиозный философ Николай Бердяев, посвятивший де Местру работу, в которой охарактеризовал его как глубокого мыслителя религиозно-мистического направления10. Но все же, книг, посвященных де Местру, до революции в России не было

Обычно о де Местре упоминали как о представителе

* Советы Жозефаде Местра (без автора)//Современник СПб 1866 Т CXII №2 С Ml -576

9 Струве П Б Пророчества о русской революции // Дух и слово Статьи о русской и западно-европейской литературе П Б Струве Paris YMCA-press Сор, 1981

10 Бердяев Н А Жочеф де Местр и масонство // Путь Париж, 1926 № 4

// Путь, орган русской религиозной мысли под редакцией H А Бердяева Издание Религиозно-философской академии (репринт) Книга I (1 - 4) M ИНФОРМ - ПРОГРЕСС, 1992

католической диаспоры Санкт-Петербурга. Он обратил на себя внимание православного священника - о. Михаила Морошкина, написавшего солидный труд об истории иезуитов в России11 В работе особенно подробно были исследованы связи Местра с орденом — в центре внимания оказалась история «Пяти писем об образовании в России», адресованных графу Алексею Разумовскому, где де Местр защищал иезуитские пансионы от угрожавшего им в случае реформ М М Сперанского контроля со стороны университов Сдержанное отношение отца Михаила к ордену иезуитов не отразилось на оценке им такого яркого его представителя, как Габриэль Грубер, и, хотя чувства к Местру были куда более прохладными, о Михаил отметил его дипломатические качества

К разряду исключений можно отнести уже упоминавшуюся здесь статью Александра Савина и очерк известного русского правоведа, представителя либеральной мысли Бориса Чичерина12 В обеих работах представлен обзор основных произведений и политической концепции Жозефа де Местра Отличительной особенностью статьи Савина была уравновешенность анализа, очевидно, имевшего иную, нежели «Современник» цель — дать читателям представление о мыслителе, недостаточно известном в России. Савин обратил внимание на сложность философии де Местра и процитировал противоположные оценки его наследия на Западе Чичерин не ограничился изложением взглядов де Местра и постарался показать противоречия политической доктрины «Du pape» Но все-таки де Местр оставался писателем для немногих, хотя уровень его читателей, среди которых были Чаадаев, Тютчев, Достоевский, Карсавин и славянофилы, в какой-то степени восполнял недостаток внимания к нему просвещенной части общества.

В советский период отношение к де Местру определялось политическими обстоятельствами Для того чтобы де Местр попал в список авторов, «враждебных Советскому государству», а, следовательно, «не представляющих интереса для науки», достаточно было того, что «живые классики» в комплиментарно-разоблачительном запале называли его «махровым консерватором» С тех пор консервативная «махровость» в СССР ассоциировалась с его именем Однако в 1937 г в «Литературном наследстве» появилась серьезная статья некоего «М Степанова», посвященная российскому периоду биографии Местра Подготовлена она была

" Морошкин М Иезуиты в России с царствования Екатерины II и до нашего времени Часть вторая, обнимающая историю иезуитов в царствование Александра 1-го СПб Типография 2-го отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1870

12 Чичерин Б Н История политических учений М Типография Грачева и К, 1902 Ч 5

основательно, с использованием богатых архивных материалов петербургских фондов Статья подходила по формальному критерию к серии «Русская культура и Франция», а основательная проработка темы отвечала солидному научному изданию, но настоящий ее автор - историк Андрей Николаевич Шебунин — оказался в лагере еще до выхода работы в свет

По сохранившемуся преданию, Шебунину инкриминировали, между прочим, и то, что он взялся писать о де Местре, не испросив разрешения у ЦК. И пока далекие от истории люди в Центральном Комитете пытались определить степень «злонамеренности» ученого и серьезность угрозы, исходящей от де Местра, судьба Андрея Николаевича решилась на месте, а статью коллеги, воспользовавшись заминкой «наверху», успели опубликовать под псевдонимом

Сколько-нибудь значительных попыток последовать примеру Шебунина и продолжить изучение этой темы вплоть до перестройки не было, и на сегодняшний день статья АН Шебунина остается наиболее обстоятельным исследованием российского периода эмиграции Жозефа де Местра

Неудивительно, что с появлением возможности говорить и писать на эту и другие темы в России наступила заминка — потребовалось время, для того чтобы появилось что сказать и представление о том, как — для исследования консервативной мысли изломанный язык политической литературы старого образца был не слишком подходящим инструментом Исследователи, обратившиеся к Местру, отдавали предпочтение малой форме — статьям и эссе Одной из самых ранних вещей была статья С С Хоружего, посвященная сравнению историко-философских взглядов де Местра и русского историка Льва Платоновича Карсавина13 Автора привлекло сходство восприятия революционных событий избранными им для сравнения мыслителями Провидение, «сила обстоятельств» — встречались в произведениях русского историка и философа

Работы историков политической мысли о консерваторах чаще носили обзорный характер, что не снижает их ценности - первое слово бывает особенно важно Так, М. М Федорова14 рассмотрела взгляды традиционалистов через призму методологии К Манхейма Среди тех, чьи взгляды анализировала Федорова, был и де Местр.

Затем настало время переводов В Москве и Петербурге вышли «Рассуждения о Франции», «Санкт-Петербургские вечера», письма Местра из Петербурга в Сардинию. Внимание к нему московских и

13ХоружийС С Красавин и де Местр//Вопросы философии 1989 №3

14 Федорова ММ Традиционализм как антирационализм Н ПОЛИС 1996 №2

петербургских переводчиков внушает надежду на то. что через некоторое время все крупные произведения этого автора будут доступны широкой аудитории

Источниковая база исследования

В работе были использованы известные произведения Жозефа де Местра «Рассуждения о Франции», «Санкт-Петербургские вечера», «О папе», «Опыт о производящем начале политических конституций и других человеческих учреждений», «Четыре главы о России», «Письма и опускулы» Из менее значительных стоит упомянуть «Мемуар герцогу Брауншвейгскому», «Этюд о суверенитете», «Пять писем об образовании к графу Разумовскому» Дополнительные материалы предоставляют частная корреспонденция из Лионского собрания сочинений, письма, опубликованные Д Соловьевым на русском языке и выпущенные в качестве приложения к публикации М Степанова (А Шебунина), а также дореволюционная подборка корреспонденции, опубликованная в «Русском архиве»

Полезным оказалось и обращение к произведениям авторов, оказавших наибольшее влияние на формирование системы взглядов де Местра- основателя европейской консервативной традиции Э Берка, философа-мистика Л -К Сен-Мартена, известного представителя католической мысли Ф Б Боссюз, французских просветителей

Обращение к произведениям раннехристианских классиков связано с тем, что на страницах «Санкт-петербургских вечеров» де Местр рекомендовал себя в качестве их наследника Сравнение его религиозной концепции с памятниками раннехристианской литературы (поучениями и письмами святителей Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого) позволяет почувствовать ту грань, за которой в произведениях де Местра догматика уступает место философскому творчеству.

Иллюстрациями к петербургскому периоду эмиграции де Местра послужили воспоминания и заметки о нем русских современников А С Стурдзы, Ф Ф Вигеля, С П. Жихарева, С П Свечиной.

Во второй части книги использованы письма и эссе де Местра, посвященные России, а также произведения его русских современников Н.М Карамзина, С С Уварова, А С Стурдзы, письма и дневники С П Свечиной, а также философские сочинения одного из признанных поклонников творчества де Местра в России — П Я Чаадаева

Работа в рукописном отделе Национальной Библиотеки (им Салтыкова-Щедрина) позволила ознакомиться с источниками, дополнившими историографический раздел данного исследования личными документами одного из лучших российских специалистов по данной теме - А Н Шебунина, а так же с рукописью его неизданной книги «Вокруг Священного союза»

Цели исследования определяются необходимостью комплексного, систематического анализа теоретического наследия Жозефа де Местра (включая религиозно-мистические основания его политико-философской концепции), а так же - воссоздания и оценки с точки зрения влияния на последующую эволюцию взглядов мыслителя российского периода его эмиграции

Исследование русских связей де Местра полезно с точки зрения изучения типических особенностей развития консервативной идеологии, создававших основы для «политической солидарности», и, кроме того, для выяснения" в какой мере две консервативные традиции — западная и российская — оказались «взаимопроницаемы», был ли опыт западный консервативный востребован в России в период складывания регионального варианта консерватизма и имело ли значение для развития западной консервативной мысли знакомство Жозефа де Местра с Россией и представителями охранительного лагеря?

Определенные таким образом цели предполагают решение следующих исследовательских задач.

1 выявить основные структурные элементы философии де Местра и основные источники формирования его взглядов в пестром спектре идей и представлений, предшествовавших Французской революции и сложившихся после событий 1798 г., а так же исследовать то, в каком соотношении находились устойчивые и подвижные компоненты его мировоззрения' жесткая политическая доктрина и способ рефлексии, характеризующийся чрезвычайной гибкостью реакций на «вызовы» времени»'

2. провести анализ комплекса религиозных идей де Местра и раскрыть его внутренние противоречия, придававшие сопряжению религиозного и политического контекста особенный драматизм!

3 провести реконструкцию петербургского периода биографии мыслителя^ истории его пребывания и дипломатической миссии в Санкт-Петербурге, интеллектуальных связей с русскими

современниками, восприятия мыслителем Венского конгресса, Священного Союза и утверждения нового политического порядка

4. проанализировать полемику де Местра с русскими авторами по религиозным вопросам, а так же сравнить его анализ ситуации в России и рекомендации относительно ее общественно-политического развития в будущем с политическими «программами» его русских «коллег» (Н М. Карамзина, С С Уварова, А С Стурдзы и П Я Чаадаева)

Методология исследования Круг задач влияет на выбор научного инструментария Подходов к изучению такого сложного явления, как консерватизм, существует множество, однако наиболее убедительным представляется т н «конкретно -исторический» (или морфологический) подход немецкого социолога знания К Манхейма, рассматривающий консерватизм не только как одну из крупнейших идеологических систем современности, но и как особый стиль мышления, возникший в эпоху Французской революции в качестве альтернативы — рационализму Просвещения

Морфологический метод (К.Манхейма), основанный на выявлении базовых элементов консервативного мировоззрения, позволяет произвести стилистическую атрибуцию идей де Местра и сравнительный анализ его взглядов и представлений его современников авторов, чье влияние он в той или иной мере испытывал или по отношению к которым у него возникло чувство «политической солидарности» В «русском» разделе компаративный метод позволяет оттенить особенности и парадоксы консервативного мировоззрения, объяснить их происхождение в контексте двух крупных консервативных традиций - российской и европейской-континентальной

Научная новизна и основные результаты исследования.

В диссертации впервые в отечественной историографии рассматривается весь комплекс религиозных и политических идей одного из «отцов-основателей» французской консервативной традиции," прослеживаются интеллектуальные связи де Местра и современных ему европейских авторов — мыслителей консервативного направления, а так же представителей католической школы и философов-мистиков

Одновременно в диссертации воссоздается биографический контекст и впервые в историографии производится всесторонняя

реконструкция петербургского периода жизни Ж де Местра' история его пребывания и дипломатической миссии в Санкт-Петербурге, связи с русскими современниками и резонанс его идей в России в первой четверти XIX века

В исследовании решаются три центральные теоретические проблемы,

I Первая из них связана с оценкой того, насколько религиозно-мистическая доктрина де Местра соотносится с каноническими основами христианства и святоотеческим наследием, что в ней относится к сфере (ЬилососЬского творчества, и какое значение это имеет для механизма консервативных построений9

Анализ религиозно-философских произведений де Местра позволяет убедиться в том, что процесс сопряжения религиозно-мистической и политической компоненты был сложный первая не только служила основой для политического идеала философа, но и испытывала на себе влияние со стороны политических предпочтений мыслителя (это было причиной нетипичного для христианской традиции взгляда на человека и трактовки личной свободы).

В целом влияние мистического масонства преобладает в философии де Местра над христианской этикой, а необычная трактовка теории «первородного греха», далекая от святоотеческой классики, служит обоснованию требования установления в обществе жесткого политического контроля.

Если «теологическими» ар1ументами в пользу теократического идеала (в книге «О папе») стали относительно более ранние идеи из «Рассуждений о Франции» и «Санкт-петербургских вечеров», то политической основой для него явилась теория суверенитета Жана Бодена

Онтологическим и ценностным обоснованием консервативных политических принципов и доктрин в системе де Местра является не каноническое христианство, а довольно своеобразное соединение мистицизма и десизионизма, поэтому темы, затронутые в наследии святых отцов Церкви, в трактовке де Местра приобретают фаталистический, а иногда и репрессивный оттенок

II Вторая проблема касается выяснения причины слишком явных логических «несоответствий» в наследии ЖозесЬа де Местра' анализ современных ему политических событий, комментарии к ним в письмах и дневниках служат полному опровержению доктрин, снискавших мыслителю европейскую известность Все это

невозможно рассматривать как случайные оговорки, небрежность или неискренность

В работе обосновывается предположение, что добиться согласования разных уровней консервативного мировоззрения не удается по той причине, что консервативное мировоззрение содержит внутреннее противоречие, которое обусловлено двумя «уровнями реакции» на либерально-просветительский «вылов» Следует разделять «срочную» идеологическую, полемическую по духу реакцию на либеральный проект социального обновления и более глубинную, направленную на критику основ рационализма как стиля мышления Первый уровень допускает выдвижение авторами консервативного направления собственных «идеальных проектов», представляющих собой «контр-проекты» по отношению к идеалу просветителей. В то же время, поставив под сомнение сам образ мысли оппонентов и его основополагающий мотив — генерализацию, усреднение — консерватизм выдвинул в качестве иного «основополагающего мотива» мышления совершенно особенное ощущение конкретности- «стремление придерживаться того, что непосредственно дано, недоверие ко всякой спекуляции или гипотезе» (Оно-то и составило, как показывает К Манхейм, его ценностное и методологическое «ядро».) Именно это особое ощущение конкретности, предельный реализм в оценке и восприятии происходящего не только определяет нетерпимость консерваторов в отношении либерального «проектирования», но и делает их беспощадными по отношению к собственным антилиберальным «контр-проектам» вплоть до публичного саморазвенчания, когда становится ясно, что политическое сражение проиграно, либерализм формирует новый цивилизационный фон и консервативные стратегии должны быть приведены в соответствие с необратимым изменением внешних условий. Но и в этом случае, создание консервативных утопий, как показывает К Манхейм, служит консерваторам «некоторым утешением». Но, в любом случае, консервативный «идеал» заключает в себе ценности, которые в несколько модифицированном виде становятся частью консервативной идеологии в условиях зарождающегося конкурентного либерального-консервативного партнерства.

Вот почему в политико философском наследии Жозефа де Местра присутствуют две тенденции, не исчерпывающие одна другую и не достигающие согласований крайний догматический консерватизм (выраженный в виде доктрин) и предельно трезвый консервативный реализм Вторая — служит своеобразным «опровержением» первой, однако де Местр не испытывает

потребности в их взаимной «коррекции» Все его политическое наследие отмечено напряжением из-за «конкуренции» логик — «идеолога» и «политика».

Кроме того, такой стилистический синкретизм в теоретическом наследии Жозефа де Местра был обязан своим происхождением и слишком уж разным источникам влияния, вошедшим в канву его произведений-' «мягкий» британский консерватизм Э Берка соседствует на страницах его книг с самой «жесткой» трактовкой теории суверенитета Ж Бодена и интегральным абсолютизмом Ж -Б. Боссюэ, а одна из главных идей — об историческом своеобразии и уникальности национальных традиций (которую Местр воспринял от Ш -Л. Монтескье и Э. Берка), порой вступает в противоречие с католическим универсализмом

Но, каковы бы ни были противоречия в политической теории Жозефа де Местра, характер мышления является ветттмо более глубинной по сравнению со «срочной» идеологической реакпией на текущие события( доктрина может со временем утрачивать актуальность, а стиль мышления задает консерватору методологические рамки и формирует морфологию консервативной системы в целом

III. Третья проблема связана с выяснением того, оказало ли пребывание де Местра в России, его политический опыт при дворе Александра I и переписка с русскими авторами сколько-нибудь существенное влияние на эволюцию политических представлений де Места в последние годы его творчества 9

До сих пор в отечественной и зарубежной историографии о связи между пребыванием де Местра в России и жесткой эволюцией его доктрины в поздних произведениях не говорилось почти ничего. Однако именно в России де Местра ждало несколько важных открытий, не замедливших отразиться на содержании его религиозно-политической концепции' 1 сравнение особенностей российской монархии и политических традиций Европы заставило де Местра полнее оценить арбитражную функцию Рима в отношениях между европейскими народами и их государями. 2 переписка с С С Уваровым впервые вызвала у него беспокойство-не окончится ли схватка монархического лагеря с XVIII веком сомнительным компромиссов (в последующем его опасения подтвердили Священный Союз и конституционная хартия). 3 в Петербурге де Местр встретил и неожиданно сильного оппонента в лице православного писателя - А С Стурдзы, и это был первый случай критики христианской составляющей его доктрины Все это способствовало переходу де Местра от умеренно консервативной

позиции_и галликанства к крайнему консерватизму и

ультрамонтанству Опыт российских «коллег» был по своему воспринят де Местром и послужил дальнейшей эволюции его взглядов «вправо».

Что же касается итогов сравнительного анализа взглядов де Местра и его русских современников и последователей, всякое сравнение требует осторожности Необыкновенное сходство во взглядах представителей двух консервативных традиций может оказаться неполным, как в случае с П Я Чаадаевым, который воспроизвел идеи де Местра так точно, как никто другой Как ни велик соблазн проведения параллели, глубокое различие между ними обнаруживает отношение того и другого к вере В то же время компаративный метод дает неплохие результаты, поскольку позволяет оттенить особенности (как в случае с Карамзиным) и сходство (как при сравнении с С С Уваровым) консервативного мировоззрения дворянства России и Европы

Вопрос о том, насколько существенное влияние Жозеф де Местр оказал на формирование российской консервативной традиции, мог бы быть предметом самостоятельного исследования Мы лишь ограничимся констатацией: идеи де Местра и полемика с ним послужили отправной точкой для формирования комплекса консервативных представлений С С Уварова и А С Стурдзы. Влияние в обоих случаях было скорее негативный принципы де Местра были либо адаптированы к местным российским условиям (возможно, так появилась идея единой «государственной религии» в поздних произведениях С С Уварова), либо побудили его корреспондентов к тому, чтобы в противовес «католической универсальности» подчеркнуть значение собственной - православной традиции Любопытно, что в этом случае «измена» де Местра («по долгу» католика) основополагающему мотиву консервативного стиля мышления - специфическому ощущению конкретности, предполагающему бережное отношение к определенному историческому контексту - обратила это оружие «против него».

Проведенное исследование позволяет убедиться в том, что консервативный политический «проект» Жозефа де Местра не являлся внутренне однородным В стремлении преодолеть недостатки просветительского идеала консервативная мысль предпринимает попытку критического переосмысления универсализма Просвещения, и это вызывает появление довольно сложного, синтетического комплекса представлений и доктрин

Научно-практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что собранный в нем фактический материал может быть использован для изучения и преподавания нескольких дисциплин социальнотуманитарного характера истории философии, правовых и политических учений, религиоведения, всеобщей истории периода Французской революции и истории России, а также социологии знания Проблемы, получившие разрешение в диссертации, устраняют пробелы в отечественной и зарубежной историографии, связанные с оценкой религиозной компоненты в системе консервативных построений, раскрывают внутреннюю динамику развития консервативной мысли и позволят полнее оценить общее и особенное в развитии консервативных традиций Европы и России Исследование может послужить и формированию в России более систематического и свободного от политических колебаний интереса к наследию де Местра - одного из самых непростых мыслителей нового времени.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были представлены в серии научных публикаций автора, в том числе в индивидуальной монографии «Жозеф де Местр и его русские "собеседники" Опыт философской биографии и интеллектуальные связи в России» (Пермь, 2007). А также - в рамках научных конференций, из которых наибольшее значение имели Международные конференции" «Россия и иезуиты в царствование Павла I и Александра I» (Рим, 2004), «Эволюция консерватизма европейская традиция и русский опыт» (Самара, 2002 г), «Политика и культура в контексте истории» (Пермь, 1997 г)»- Первые и Вторые Кареевские чтения по новистике' (Санкт-Петербург, 1995 и 1997 гг)

Материалы диссертации были использованы и при подготовке специального лекционного курса по истории консерватизма (прочитанного в 1998 г на историческом факультете Пермского университета и в 2001 г-на политологическом факультете ГУГН при ИФ РАН)

Структура работы Диссертация состоит из введения и двух частей, первая из которых посвящена философии Жозефа де Местра и ее значению для европейской консервативной традиции, вторая — резонансу идей де Местра в России в период складывания регионального варианта консерватизма Работа включает восемь глав, двенадцать параграфов, заключение, справочный аппарат и список использованных источников и литературы

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, его актуальность, новизна, определяются цели и задачи работы, дается обзор основных теоретических подходов к изучению консерватизма и производится определение методологической основы исследования

В Первой части «ФИЛОСОФИЯ ЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ КОНСЕРВАТИВНОЙ ТРАДИЦИИ» теоретическое наследие де Местра рассматривается с точки зрения его формирования и последующего развития в двух аспектах' религиозно-мистической философии и политико-философской концепции.

Первая глава «Эволюция мировоззрения Ж де Местра в духовном, культурном и политическом контексте нового времени» посвящена основным вехам биографии мыслителя, однако в ней нет подробного изложения фактов, характерного для исторических исследований. Канва биографических и исторических событий воспроизводится здесь лишь как фон, позволяющий составить представление об обстановке, в которой формировался сложный каркас представлений мыслителя

В первом параграфе этой алавы речь идет о том, как складывались предпочтения Ж де Местра в интеллектуальной атмосфере предреволюционной Европы В ней дается обзор пестрой «палитры» политических, идеологических, философских и религиозно-мистических течений, занимавших внимание образованной публики и самого де Местра накануне революции Отдельный сюжет составили первый политический опыт философа — его работа в составе савойского корпуса магистратов в обстановке подготовки либеральных реформ, ранние публицистические произведения и участие в деятельности шамберийской масонской ложи

Исследование ранних вех биографии мыслителя и его первых малоизвестных произведений позволяет сделать следующие выводь/

— внешняя обстановка, в которую он был вовлечен по долгу службы, оказалась куда более либеральной, чем атмосфера их дома, выдержанная в строго католическом духе Воспитание под руководством иезуитских педагогов в определенный момент вступило в противоречие с плодами университетского образования, личным политическим опытом и увлечением модной в те годы

мистической философией (французских иллюминатов) Однако заложенные в детские годы представления составили ту ценностную основу, которая напомнит о себе, когда новые вкусы подвергнутся испытанию на прочность логикой революционных событий!

— желание же де Местра находиться в курсе самых последних веяний позднее обернется преимуществом из феерического набора «осколков» самых разных интеллектуальных течений XVIII века он будет складывать сложную мозаику религиозно-политической доктрины нового времени

Второй параграф посвящен политическому и культурному самоопределению Ж де Местра в годы Французской революции Революция изменила не только всю жизнь, но и его самого Де Местр пережил ее так остро, что его политическое самоопределение произошло стремительно В исследовании выделяются основные «вехт политического самоопределения мыслителя на этом этапе

Первой — был этический разрыв с либеральной философией Просвещения, с теми, кто был для начинающего писателя интеллектуальными авторитетами, но потерпели «моральное крушение»' Вольтером и Руссо Основанием для этого послужили террор и казнь королевской семьи. Расставание де Местра с Просвещением носило политический характер, но в интеллектуальном отношении он, как и большинство современников, все же, сохранил с ним связь. Идеи энциклопедистов, отдельные логические приемы, сюжеты, войдут в канву философских произведений де Местра, но приобретут уже иную - консервативную - интерпретацию, а общий круг чтения сделает понятными ему таких людей, как мадам де Сталь и адмирал Чичагов.

Де Местру не сразу удалось найти свой лагерь, тех, по отношению к кому у него возникло чувство политической солидарности До знакомства с книгой Берка он выглядел одиноко, но он уже был не с ликующим Парижем, и это определило направление для его дальнейшего политического самоопределения. Второй этап самоопределения де Местра состоялся, благодаря знакомству с «Размышлениями о революции во Франции» Эдмунда Берка

Выбор «своего лагеря» поставил де Местра в ряды политических эмигрантов. В параграфе дается обзор основных событий, заставивших де Местра покинуть Савойю, сопровождавших публикацию первой его значительной книги «Рассуждения о Франции» и послуживших его политическому продвижению при дворе Сардинских королей

Третий параграф содержит обзор дипломатической, политической и религиознои миссии Ж де Местра в России в статусе

посланника Сардинского короля

По приезде в Петербург де Местр застал в русском обществе оживление, вызванное деятельностью Негласного комитета и началом государственных реформ, и довольно быстро оказался в авангарде сразу двух направлений- недовольной намеченными реформами «старой гвардии» и обеспокоенного возможностью установления контроля над его образовательными центрами со стороны университетов ордена иезуитов Оба они имели целью смещение главного идеолога реформ — М М. Сперанского

В параграфе воспроизводится разветвленная, чрезвычайно пестрая по составу картина связей де Местра в русском высшем обществе, дается обзор его дипломатической и политической деятельности Основными тезисами являются следующие■'

— дипломатическая миссия де Местра, представлявшаяся скромной некоторым представителям высшего света (А. Стурдзе), была весьма значительной для Сардинского дома'- приехав в Петербург представителем «короля без королевства», де Местр смог добиться предоставления финансовой и военной помощи Сардинии!

— тот вес, который де Местр приобрел в салонах, став одним из «законодателей» мнений света, а так же успех его работы «Четыре главы о России», оказали влияние на отставку М М. Сперанского,

— помощь де Местра иезуитам, составившая, по существу, вторую дипломатическую миссию, которую ему никто не поручал, однажды возбудила против него подозрения и стала причиной того, что его стали считать persona поп grata

В этой части работы представлен и обзор основных событий биографии де Местра в последние годы его творчества, позволяющий судить о том, что завершение самых непримиримых в политическом отношении его книг, не помешала ему быть объективным и весьма проницательным политическим комментатором.

В первой главе были определены основные структурные элементы, определившие «синтетический характер» идей Жозефа де Местра Это — католическая догматика, галликанство, мистическая философия JI К. Сен Мартена, философия Просвещения, интегральный абсолютизм Ж Б Боссюэ и консерватизм Э. Берка. Их соотношение и механизм формирования собственного стиля мышления де Местра составили главный предмет анализа в последующих двух главах работы

Вторая глава «Религиозно-мистическая философия Ж де Местра и источники ее формирования» посвящена исследованию христианских оснований его философии, традиционно вызывающих

самую острую критику и со стороны защитников либеральных ценностей, и со стороны приверженцев традиционного порядка

В первом параграфе характеристика духовной атмосферы предреволюционной Европы, свидетельства о личном отношении де Местра к вере в обстановке тех лет, позволяют прийти к заключению о том, что религиозные чувства философа были вполне искренними В течение всей жизни его не покидало чувство «ведомости» свыше Ощущением тайны путей Провидения, ожиданием чуда, счастливого разрешения событий отмечены не только его книги, но и вся его жизнь Чувство «избранничества» заставляло де Местра браться за самые рискованные проекты Вся жизнь де Местра свидетельствует о том, что ему было присуще желание быть исполнителем Божественной воли, хотя трудно не заметить, что его вера отличалась несколько наивной гордостью, требующей «подтверждения всемогущества Бога» в исполнении его честолюбивых желаний Возможно, эта особенность была вызвана духом времени, одержимого жаждой свершений, романтических подвигов и исполнения великих предназначений Когда события опровергали какое-нибудь из его «пророчеств», де Местр мучился оттого, что Великий покровитель, чей замысел он старался угадать, ускользал от него, и тогда «пророк» уступал место растерянному человеку, робеющему перед Божественной тайной

Во втором параграфе исследуется просветительское «обрамление» религиозной концепции революции в «Расеуждениях о Франции» Кроме свидетельства веры, с первых страниц «Рассуждений» читателей де Местра удивляла необычность его стиля, напоминавшего острый и современный язык просветителей Близкий читателям, говорящий с публикой на одном языке, де Местр подхватывал метафоры Вольтера, но только для того, чтобы на протяжении последующих глав подвергнуть критике присущий Мари-Аруэ рационалистический взгляд на мир. В «Рассуждениях» отношение к видимой, открытой для человека стороне Божественных творений будет изменено с точностью до наоборот Для Вольтера очевидно о сущности можно судить по видимости Мир, устройство которого рационально, подчиняется общим законам, выражением которых служат формулы и точные исчисления Для де Местра разумность внешней стороны мира также позволяет судить о Высшей причине, но не допускает ни полного постижения Ее воли, ни тем более подражания Ей с помощью выведенных математическими способами

закономерностей, общих для видимого и невидимого мира.

Открыв книгу «вольтерианским» пассажем, де Местр незаметно ведет читателя в круг совершенно иных представлений В

параграфе выделены несколько «источников», послуживших де Местру прообразом для его собственной религиозной концепции французский иллюмшшзм (Луи-Клода Сен-Мартена), с характерным для него агностицизмом, учение о «чуде» Св Блаженного и теологический взгляд на всеобщую историю известного католического автора Ж "Б Боссюэ

Религиозные главы «Рассуждений» были буквально построены на цитатах, но де Местр не позволял читателю утомляться, его книга была написана, как художественное произведение, затейливая игра смыслов - заметна только подготовленной части публики

Аппликация к современным событиям учения Св Августина позволила де Местру размышлять о ней как о событии, приостанавливающем действие «вторичных причин» - законов природы и открывающем действие «первопричины», и одновременно была усилена мартинистским прорывом к неизвестному В то же время, оригинальность концепции де Местра заключалась в том, что он развил мысли Боссюэ с помощью тезиса о воспитании человеческих обществ Провидением во имя спасения Такой взгляд составлял противоположность просветительской вере в Прогресс на основе неких универсальных идеалов. Де Местр убежден, что на свете нет и не может быть ничего усредненного и общезначимого Этим и обусловлено появление взгляда на Французскую революцию с точки зрения коллизий в развитии исторической индивидуальности, предопределенной Высшим промыслом

Если бы в «Рассуждениях о Францшр> был только один план, это произведение, возможно, могло бы войти в антологию христианской мысли нового времени, но цельность предложенной де Местром концепции разбивает печально известная третья глава «О насильственном уничтожении рода человеческого»

Третий параграф посвящен влиянию мистической философии Л -К Сен Мартена на онтологическую и гносеологическую составляющие религиозной философии де Местра Первые две главы книги были сюжетной завязкой, в третьей де Местр перешел в открытое наступление на идеи Просвещения, поставив вопрос- не является ли представление о Прогрессе человечества, обязанное популярностью просветителям, обыкновенным заблуждением?

Этот раздел диссертации важен с точки зрения понимания механизма консервативных построений Взгляд де Местра на всеобщую историю подтверждает то, о чем пишет Карл Манхейм в работе «Консервативная мысль»15 Возникший как ответ на

,5МанхеймК Консервативная мысль //Диагноз нашего времени М.1994

23

мыслительную культуру Просвещения, консерватизм заимствует темы и даже понятийный аппарат из арсенала противника, но рассматривает их в соответствии с собственной системой ценностей Если де Местр и признает прогресс, то лишь в ограниченной сфере технических изобретений методы истребления век от века становятся все более совершенными, а, что касается судьбы человечества в целом, прогресс возможен лишь в страданиях. Рассуждения о мировой истории де Местра созвучны и антипрогрессистским идеям Берка, и взглядам немецких романтиков, особенно Шлегеля Уже позднее, на страницах «Санкт-петербургских вечеров», де Местр позволит себе более обстоятельное изложение этого взгляда В «Вечерах» история будет представлена им как непрерывный откат от состояния первозданного совершенства, запечатленного в мифологии разных народов как память о своем «золотом веке». Но все эти сюжеты философ оставит для будущего! во время работы над «Рассуждениями о Франции» его задачей было скорее разрушить стереотипы Просвещения, чем дать ответ на вопрос о причинах человеческих страданий

Для данного раздела работы важным является заключение о том, что непривычные для XVIII века рассуждения о характере мировой истории произвели несколько неожиданный эффект- де Местр атаковал Просвещение с позиции верующего человека, но вызвал беспокойство и у тех, кто не нуждался в иных источниках христианского вероучения, кроме Евангелия и святоотеческого наследия. Для христианского взгляда довольно сомнительной ока -залась сама коннотация рассуждений де Местра о насилии в мире.

Сознанию неизбежности страданий в христианстве всегда сопутствует надежда на освобождение и помощь Де Местр же иногда слишком явно переходит границу смирения и стремится к долженствованию. Даже поклонники творчества де Местра обращают внимание на то, что фатализм преобладает у него над надеждой, жертва — над милостью Одно название третьей главы «Рассуждений» — «О насильственном уничтожении рода человеческого» - способно поставить под сомнение связь философии де Местра с христианским вероучением, ведь Евангелие - это благовествование Спасения; обращенное ко всему человечеству.

Специфическая резкость языка Жозефа де Местра, блеск, афористичность, парадоксы, уместные в работах на политические темы, в контексте религиозных рассуждений оказались чреватыми отступлением от духа Слова Примером тому может служить знаменитый афоризм де Местра' «Война божественна'» (La guerre est divine') В свернутой логической цепочке заключена идея, как будто согласующаяся с христианским представлением, согласно ко-

торому несчастья постигают человеческий род как наказание за грехи, но высказанная в форме парадокса, она претерпевает и смысловое изменение, поскольку при его построении сознательно опускается слово «наказание» и речь ведется уже о «богоугодности» и «естественности» самой войны Де Местр намеренно заостряет смыслы для того, чтобы продемонстрировать несоответствие Божественного и человеческого разума. Это было связано с желанием положить конец просветительскому обожествлению Разума и с увлечением де Местра мартинизмом, подчеркивающим недоступность Божественного - человеческому пониманию Но порой кажется, что мистический трепет перед Тайной значит для де Местра больше, чем зтика Любви Нового Завета.

Влияние мистического масонства прослеживается и в его философии войны Его Ангел-истребитель G'Ange exterminateur), появляющийся то здесь, то там, и вечно сеющий смерть от эпидемий и войн, напоминает не столько об Ангеле из Ветхого Завета и «Апокалипсиса», сколько Рок или «спиритическое существо» «трансцендентного мира» Сен-Мартена.

Но, как бы то ни было, книга де Местра о Французской революции обязана своим успехом именно главам, посвященным Провидению Интригующие, содержащие множество недомолвок, они задавали направление салонных бесед До выхода «Санкт-петербургских вечеров» де Местр предоставил читателю самому догадываться о причинах плачевного состояния человечества Прошли годы, прежде чем его комментарии позволили проникнуть в смысл более ранних суждений о тотальной «обреченности человечества страданию» и вызвали новую череду вопросов

В четвертом параграфе рассматривается «преломление» святоотеческой классики в этической части религиозной философии де Местра На страницах «Санкт-петербургских вечеров» де Местр вновь обратился к теме, связанной с земным уделом человечества, но уже в несколько ином аспекте, начав с распространенного вопроса только обратившихся к вере людей — о причинах «очевидной несправедливости» - повсеместном страдании праведных и благоденствии грешных Критикуя писателя-иезуита Бертье за упрощенную трактовку вопроса о «распределении земных благ и страданий», сам де Местр пытается предложить такую, которая была бы более близка к канонической, святоотеческой Его представления были своеобразной вариацией на темы поучений Василия Великого, Григория Богослова и ближайшего к ним из современных им богословов Иоанна Златоуста Де Местр выступает именно как популяризатор учения святых отцов, однако последующее направление его мысли составляет удивительный контраст их

«оптимистическому стоицизму» Главной для де Местра становится тема «возмездия за грехи»

В наставлениях святителей Григория Богослова и Иоанна Златоуста надежде, ожиданию встречи с Христом, уподоблению Ему в добровольном несении страданий, сопутствует ощущение немощи, бессилия зла< у де Местра, напротив, - сознание силы зла служит поводом для размышлений о «законном обречении страданию» Неизбежность бедствий, выпадающих на долю людей, де Местр связывает с изменением человеческой природы, отпадением человечества от состояния первозданного совершенства. Философ напоминает о том, что после эдемского грехопадения человечество приобрело и общую подверженность недугам и различным бедам А отсюда следует вывод о том, что страдания невинных связаны с тем, что человек несет на себе черты родового состояния — «первородной болезни» При более внимательном прочтении можно заметить, что цепь рассуждений де Местра заключает в себе паралогизм -непреднамеренную логическую ошибку Ход его мысли таков поскольку человеческая праведность не отменяет первородного греха, различие между праведным и грешным незначительно, а следовательно, праведник страдает так же законно, как грешник. Доведенная до предела мысль святых отцов у де Местра приобретает противоположный каноническому смысл по де Местру, всеобщая подверженность страданиям является следствием всеобщей неискоренимой испорченности

Идея «заместительной жертвы», появляющаяся уже ближе к концу его рассуждений, не согласуется с тоном его суждений о человеческой природе вообще Де Местр, по-видимому, был не готов говорить о праведности, дающей дерзновение молиться за многих. Главной для него оставалась тема непостижимости Божественного Промысла и фатальной обреченности человеческого рода всевозможным бедствиям

Грехи человечества в глазах де Местра оправдывают вечную разъединенность Бога и человека Де Местр же принципиально не касается темы восстановления достоинства человека В его философии мы не встретим рассуждений о том, что в любом состоянии человек сохраняет черты образа Божия, даже тогда, когда утрачивает подобие Создателю. «Великое врачевсгво против зла -исповедание греха и удаление от него», по определению Григория Богослова, также не вызывает у де Местра интереса. С этим связан и тон его рассуждений о людях, отмеченный поразительной безысходностью

Неудивительно, что читатели де Местра в России в XIX — начале XX вв. обращали внимание на то, что тональность его

сочинений составляла заметный контраст учению Церкви об искуплении В представлении де Местра человечество уже ввергнуто во тьму внешнюю, где Рок расточает удары направо и налево

В данном разделе исследования делается несколько принципиальных выводов

1 Поднятая мыслителем тема изгнанничества, испытания человечества на земле, не предполагала связи с христианским вероучением в главном В созданной де Местром безотрадной картине почти ничего не напоминает о том, что искупление человечества уже совершилось через приход и добровольное распятие Христа Напрасно было бы искать у философа развития идеи о любви Создателя к каждому из тех, кто был «куплен дорогой ценой»

2 Это, в свою очередь, объясняется тем, что де Местр, вольно или невольно, допустил одну небрежность с точки зрения догматик^ он упустил смысл, значение крещения для христиан Бремя первородного греха в его системе представлено буквально как «непреодолимое генетическое наследие», «пожизненная печать испорченности», в то время как согласно канонической трактовке, с момента крещения человек извлекается из под его безраздельного господства, обретает свободную волю я, благодаря общению с Богом в церковных таинствах - возможность духовного совершенствования, уподобления Христу.

3 Причины, побудившие мыслителя «укрыть человека за завесой родового греха», по-видимому, были связаны не только с увлечением мистицизмом, но и с политическими предпочтениями де Местра Представления философа о человеческой природе возникли в контексте идеологических споров того времени Через всю социальную философию де Местра проходит тезис о несовершенстве человека и о невозможности наделить его политическими правами Индивидуализму либералов он противопоставляет холизм, т е взгляд на общество как на нераздельное целое Предмет попечения либералов - «индивид» допускается им к участию в социальной жизни только как надежно управляемое существо, помещенное в строго иерархическую систему. Политические предпочтения имели проекцию и на сферу религиозно-философских /щей де Местра меящу холизмом в общественно-политической доктрине и подчинением человека «бремени родового греха» есть определенная связь Мысль о неспособности большинства людей участвовать в политике должна была получить «онтологическое обоснование». В этом качестве и была предложена идея о «неискоренимой наследственной порочности человека» и об его «недостоинстве быть

обладателем канон бы то ни было свободы вообще»

В параграфе производится сравнение текстов де Местра и других христианских авторов, а также взглядов на отношения человека и общества в системах де Местра и де Бональда Это позволяет сделать следующие выводы В отличии от текстов Жозефа де Местра, в богословском тексте хорошего образца нет никакой фобии перед свободой Опасения же де Местра в отношении способности человека распоряжаться свободой во благо, по большей части, были вызваны впечатлениями от событий тех лет, хотя сказалось и влияние католической догматики, в которой особое значение приобретают верховенство и иерархия Сравнительно большую степень свободы допускала и политическая теория Л де Бональда, поскольку для этого автора отношения «среднего уровня» (включение человека в традиционные институты и группы) оказались более значительными, чем задача политической консолидации при условии строгого «вертикального» подчинения верховной власти Идеал де Бональда оказался ближе к модели «плюралистического общества».

Темы, затронутые в наследии святых отцов Церкви, в трактовке де Местра приняли отчетливо репрессивный оттенок, а его религиозно-мистическая концепция в целом была выдержана в духе политического прагматизма

Третья глава «Политический консврв&тизм Ж ле Местра" доктрина и стиль мышления» посвящена становлению и трансформации политического наследия мыслителя

Объектами защиты классика французского консерватизма оказались традиционные институты' монархия, Церковь, сословия, а основными элементами его политической доктрины стали критика доктрины народного суверенитета и концепция равновесия,

В первом параграфе рассматривается предложенная де Местром критика теории «народного суверенитета». Это скорее тема, чем равнозначная составляющая его политической доктрины, но тема ключевая — от нее де Местр переходит к позитивной политической теории

Особое внимание к теме суверенитета неудивительно французской мысли принадлежало первенство в разработке этого понятия, и когда революция создала прецедент вольного обращения с высшей государственной властью, Местру пришлось встать на позицию защитника королевского суверенитета - так же, как в условиях династической борьбы XVI в Жану Бодену Де Местр собрал все возможные аргументы против системы народного представительства' исторический, практический (связанный с

современным опытом), и произвел консервативную «аранжировку» идей А де Токвиля и Ж -Ж Руссо И тот и другой считали, что представительство не отражает подлинной воли народа, и решения депутатов диктуются корпоративными или частными интересами Но если для де Токвиля это - опасное отклонение в развитии демократии, а для Руссо - свойство, прежде всего, британской политической системы, то де Местр настаивает на том, что псевдодемократизм - сама суть системы представительства От «солидарности» с Руссо в критике недостатков представительства де Местр переходит к атаке на выдвинутую Жан-Жаком идею Законодателя, чей авторитет в глазах народа оправдан тем, что общая воля не может быть выражена ни непосредственно, ни будучи «делегирована» «Мудрый интерпретатор общей воли» для де Местра - лишь деспотичный самозванец Все это дает де Местру повод повторить вслед за полюбившимся ему Берком, впервые высказавшим мысль о диктатуре столицы по отношению к собственной стране, что при подобной системе правления Республика существует только в Париже, а Франция является подданной этой республики «Слова большая республика исключают друг друга также, как квадратный круг»

Во втором параграфе политическая теория Эдмунда Берка исследуется с точки зрения влияния на философию его французского последователя

Выделяются основные системные элементы, заимствованные де Местром у основоположника британского консерватизма^

- антирационализм,

- традиционализм,

- и христианские основы общественно-политической системы

Материалом для анализа служат берковскис «Размышления о революции во Франции» Одним из главных сюжетов параграфа стало то, каким образом де Местр перенес традиционализм Берка на французскую почву, и одновременно вывел Францию из зоны критики Местр, казалось, принял условия Берка и не настаивал на исторической преемственности английской и Французской революции. Однако в «Рассуждениях о Франции» был указан иной прецедент непочтительного обращения с высшей государственной властью - германская Реформация. По мнению де Местра, именно она впервые в истории христианской Европы нанесла удар по религиозному авторитету — основанию традиционного политического порядка, и Франция в 1789 г. стала такой же «жертвой» духа протестантизма, как Великобритания в 1640 г Это-то и выводило

Францию из зоны «бессрочного карантина», давая ей шанс на исправление Олицетворением старого и нового порядка у Берка были Великобритания и Франция> де Местр же предложил новую расшифровку для берковской пары Революция — Традиция Германия со времен Реформации — Франция Старого Режима

Именно у Берка Местр заимствовал мысль о зависимости политической сферы от явлений духовного порядка, о нормативной, ценностной функции традиции В то же время, внимательный сравнительный анализ позволяет сделать вывод о том, что традиционализм Берка был более «пластичным» британский мыслитель избежал того, чтобы придать исторической традиции статус «безусловного предписания» или «регламента» В его системе она выполняет функцию неписьменного «общественного договора», объединяющего жителей страны общей солидарностью и обеспечивающего преемственность поколений

В третьем параграфе объектом анализа является политический идеал времен создания «Рассуждений о Франции»

Позитивная часть политической доктрины де Местра возникает на пересечении трех векторов' знакомая по раннему произведению («Похвала Виктору-Амедею») апология абсолютизма в духе Воссюз получает теоретическое подкрепление со стороны консерватизма Эдмунда Верка и монархического принципа, заложенного в теории суверенитета Жана Бодена

Представленная на страницах «Рассуждений» в качестве политического идеала традиционная Французская конституция в описании де Местра обнаруживает удивительное сходство с британской — в описании Берка Повторения особенно заметны, если учитывать, насколько значима для консерваторов идея исторического своеобразия Но добиться полного согласования различных системных элементов консервативного мировоззрения, вероятно, можно лишь в теории Солидарность с Берком для де Местра оказалась превыше всего, поэтому у него можно найти и мысль о совершенной исключительности каждой исторической конституции и почти точное воспроизведение на французском материале берковского «эталона». Причиной подобных повторов было то, что ценности, казавшиеся тому и другому «национальными», в действительности были политическими

Мысль Берка о том, что прочность британских политических институтов связана с преобладающим значением религии и почтительным отношением англичан к традиции была представлена в «Рассуждениях» в качестве общего закона. Христианство, налагавшее этические ограничения на власть короля, одновременно освящая ее, в «Рассуждениях о Франции» было

представлено как «цемент политического здания» Однако при этом римский понтифик еще не появился среди политических фигур этой книги

Но при несомненном сходстве с политической концепцией Э. Берка, доктрина де Местра имела и свои особенности Несколько иной вид приобрело в ней берковское «равновесие», обеспечиваемое посредничеством аристократии в отношениях между монархами и народами. С одной стороны, в «Рассуждениях» речь идет о взаимном уравновешивании трех сословий (дворянства, духовенства и магистратов) в благополучные для Бурбонов времена, когда излишняя централизация еще не подорвала гражданского основания политического порядка, с другой - равновесие обеспечивается двумя полюсами интенсивного взаимодействия' монархией и нацией, связанными друг с другом общей исторической судьбой Куда более «правый» в политическом отношении, де Местр под влиянием Берка обратил взгляд к третьему сословию, хотя и предпочел слову «народ» (le people) более щадящее для его слуха и менее скомпрометированное революционным обиходом — «нация» (1а nation) Но и это было серьезным шагом - одним из первых среди эмигрантов де Местр понял, что третье сословие следует принимать в расчет Таким образом, к моменту создания «Рассуждений» концепция равновесия в первоначальном ее варианте, представленном в ранней работе - «Похвале Виктору-Амедею», отходит в тень и уступает центральное место идее национально-монархического баланса. И теперь, заимствованный у Просвещения идеал равновесия в новой консервативной редакции еще больше соответствовал абсолютизму Боссюэ.

В целом концепция де Местра явилась альтернативной либерально-просветительскому проекту В ней принципиально менялась система приоритетов «нация» противопоставлялась «индивиду», назначением политики провозглашалась защита национальных интересов, а не прав личности, «национальная солидарность» выступала как средство обуздания эгоизма и управления «испорченной человеческой волей»

На основе проведенного анализа в параграфе делается вывод о том, что де Местра 1790-х годов еще можно назвать умеренным консерватором Его книга была реакцией на революцию, реакцией страстной, эмоциональной, но в ней есть место и для нащт как силы, «достойной» королей, и для идеи ограничения политического произвола

В четвертом параграфе анализируется новая ультрамонтанская, модель политической системы Европы, предложенная де Местром в позднем произведении «О папе» через

призму его впечатлений от политики России и результатов Священного Союза

Особенности российской монархии — отсутствие заметных механизмов «сдерживания» монархического авторитета, чреватое неполитическим характером решения общественных проблем — заставило философа полнее оценить «арбитражную функцию» Рима в отношении между государями и народами. Позднее - результаты Венского конгресса, утверждение рационализма как основы политики, выразившееся в создании Священной конвенции и конституционной хартии, имели противоположные для дальнейшей эволюции политической теории де Местра последствия С одной стороны, минувшие события сделали его «непримиримым противником» сделки монархов с XVIII веком и определили его место в рядах «правой» политической оппозиций, с другой -вызвали довольно напряженный поиск новых политических стратегий в изменившихся условиях, что выразилось в готовности рассматривать в качестве союзников легитимистов итальянских революционеров - сторонников объединения Италии в национальных границах

В надконфессиональном характере конвенции де Местр усмотрел тенденцию к ослаблению политического значения христианства в Европе и признаки вырождения почтения к Церкви в проформу, этикет, необходимую условность Новый политический «идеал» философа, представленный на страницах труда «О папе», имел целью вернуть католицизму значение «краеугольного камня» всей политической жизни Европы Он представлял собой модель огромной католической конгрегации под эгидой Рима, к которой, по замыслу де Местра, со временем должны были бы присоединиться «отпавшие» Англиканская и Православная церковь с их каноническими территориями Ультрамонтанские взгляды де Местра достигают в поздней его работе завершенности доктрины

Важным аспектом данного раздела диссертационного исследования является анализ внутренних противоречий позднего политического идеала мыслителя На первый взгляд может показаться, что де Местр с прежним постоянством продолжал отстаивать идею национально-монархического равновесия Именно в этом сочинении, как уже отмечалось выше, наиболее ясно определен характер взаимоотношения двух начал, образующих государство. Монархия интегрирует и «воспитывает» нацию, а преданность престолу является «наивысшим выражением патриотического чувства», и, в то же время, лишь историческая связь с нацией придает монархии статус легитимной. Однако роль папы как высшей политической фигуры практически не оставляла

места для принципа равновесия, на котором строится политическая концепция самого де Местра баланс должен был уступить место иерархии

Главная причина противоречия между принципом равновесия п верховенства заключается в том, что высшая духовная власть получает у де Местра оценку в политических категориях как суверенная; то есть не связанная ничем, не ограниченная, имеющая причину в себе и обладающая правом на самопроизвольное, неподотчетное решение Это служит утверждению и ее политического главенства Такая трактовка исключает равноправное существование двух видов суверенитета монархического и духовного

«Амальгама и братство» между нацией и монархией — с одной стороны, папством и монархией - с другой, действительно, приобрело вид строгого соподчинения Новая система не только обязывала подданных к повиновению государям, но и государей - к повиновению решениям папы, поскольку духовный суверенитет, при верховенстве, так же, как и светский, неоспорим по определению. Слово римского епископа должно было бы стать основой всей европейской политики. Не случайно известный русский правовед прошлого века, В Н Чичерин, заметил, что утверждение де Местра о том, что та и другая власть оказываются взаимообязанными и «ограничивающими одна другую взаимным сопротивлением, обосновано недостаточно и составляет неясную часть его политической доктрины.

В пятом параграфе показан контраст между доктринальными компонентами мировоззрения французского мыслителя и его комментариями к современным событиям, прогнозами в отношении политического будущего Европы, оценками нынешнего состояния и перспектив реставрации Все это позволяет убедиться в том, что в политическом наследии де Местра есть две тенденции, не приведенные к логическому согласования* крайний догматизм, отвечающий остроте политических баталий тех лет, и предельно четный реализм в оценке происходящего, обязанный своим происхождением тому, что составляет основу консервативного логического стиля — те. особому ощущению конкретности, «стремлению придерживаться того, что действительно дано» (по определению К Манхейма), а не того, что только «возможно»

Таким образом, анализ политической теории Жозефа де Местра позволяет сделать общие теоретические выводы'

1 политическая концепция де Местра отмечена тем же синтетизмом, что и его религиозно-мистическая доктрина

Обоснованию непреложности монархического устройства политической сферы служат самые разные источники' традиционализм Э. Берка, теория суверенитета Ж Бодена, интегральный абсолютизм Ж Боссюэ - в обрамлении логики и риторических приемов Просвещения

2. консервативное мировоззрение де Местра характеризуется противоречивостью, обусловленной двумя «уровнями реакции» на либерально-просветительский «вызов» «Срочная» идеологическая реакция на либеральный проект лишь оттеняет более глубинную тенденцию, связанную с критикой основ рационализма как стиля мышления и любого политического «моделирования»

3. политическая доктрина де Местра претерпела серьезные изменения. Пребывание мыслителя в России и последствия Священного Союза способствовали тому, что центральной ее частью в поздних произведениях стал теократический элемент. При этом, обосновывая необходимость «посредничества» папы в Европе и достижения баланса интересов, де Местр сохранил верность монархическому принципу заложенному в теории суверенитета

Во Второй части «РЕЗОНАНС ИДЕЙ ЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА В РОССИИ В ПЕРИОД СКЛАДЫВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОГО ВАРИАНТА КОНСЕРВАТИЗМА. «СОЮЗНИКИ» И ОППОНЕНТЫ» исследуются отношения и интеллектуальные связи де Местра в русском обществе I четверти XIX века

Первая глава посвящена сравнительному анализу взглядов Жозефа де Местра и Николая Михайловича Карамзина, ангажированных высшими политическими кругами в качестве критиков либеральных реформаторов Основой для сравнения служат «Записка о древней и новой России» Карамзина и «Четыре главы о России» и политическая корреспонденция де Местра В разделе подробно рассматриваются типические черты и региональные особенности двух вариантов консерватизма

Несмотря на то, что позиция Н.М. Карамзина характеризовалась меньшей идеологической зрелостью, а де Местр, судя уже по названию его глав «О свободе», «О науке» — претендовал на доктринальную войну с Просвещением, в их критике либеральных преобразований есть много общего Пунктом наибольшего созвучия концепций была критика в отношении плана реформ, навеянного идеалами Просвещения При этом де Местр оказался в менее выгодном положении, чем Карамзин Николай Михайлович был искренним патриотом, а основной тенденцией отечественной истории считал развитие и укрепление само-

державной власти. Де Местр же не являлся поклонником российских политических традиций и находился перед затруднением как использовать против либеральных оппонентов излюбленное консервативное оружие - традицию, если в российских условиях она далеко не идеальна9 Оставалось придать работе теоретический характер и, оставив обычную для его корреспонденции критику, представить традиционное развитие, в принципе, как высшую политическую ценность Благодаря преодолению зтого затруднения, осторожная записка де Местра составила контраст дворянскому «протесту» Н М Карамзина

Наиболее явно специфическая природа консервативного мьппления проявилась в рассуждениях о своеобразии российской традиции Оба автора разделяли идею о российской обособленности При этом, Карамзин подчеркивал историческую открытость влияниям, а до Местр — незрелость российской культуры и особенно — ее чужеродность по отношению к европейской То, что в описании Карамзина выглядело содержательным богатством, в оценке де Местра звучало как возражение против идентификации с европейским ансамблем' «Это не Европа, или, по крайней мере, это азиатская раса, оказавшаяся в Европе»

Но, несмотря на различную оценку российской обособленности, оба корреспондента Александра не одобряли перенесение на русскую почву западных форм Карамзин считал благотворным избирательное заимствование Де Местр полагал, что неприспособленность России к «европейскому климату» и любовь русских к современной европейской, и особенно французской, культуре может поставить страну на грань революции. Таким образом, Карамзин выступил скорее в роли традиционалиста, недовольного произвольным обращением с историческим наследием, Местр — в роли консерватора, предвидя вероятные последствия проникновения в Россию западной культуры и идеологии С этим связано и несколько различное отношение того и другого к эволюции российской традиции со времен Петра I Карамзину петровская эпоха казалась только источником политических заблуждений, де Местр же полагал, что Петр попросту уничтожил русскую национальную традицию, поэтому в условиях культурного и идеологического влияния Европы у России нет «иммунитета»

Тезис о том, что Россия «не готова к восприятию свободы» связан у де Местра с оценкой положения Церкви и состоянием духовной культурь/ там, где духовенство не располагает таким влиянием и властью, как на Западе, освобождение было бы равносильно катастрофе В качестве дополнительных аргументов против отмены крепостного состояния французский консерватор

приводит географическое своеобразие Российской империи и особенности национального характера. Пространственная протяженность России не позволяет из соображений политической безопасности, отказываться от помещичьего правления, разделяющего с государством поддержку общественного порядка Тот же самый мотив был использован и Карамзиным Таким образом, обоими авторами доказывалась неприменимость европейского «идеала свободы» к условиям Российской империи.

Основополагающий мотив консервативной мысли прослеживается у де Местра и Карамзина и в содержательном преобразовании самого понятия свободы Консервативное изменение смысловой нагрузки либерального понятия заключается в замене эгалитарного толкования свободы, основанного на скрытой идее равенства, пропорциональным - сообразно качеству, индивидуальности ее носителей Рекомендации де Местра и Карамзина иллюстрируют этот механизм и раскрывают своеобразие авторских позиций обоих публицистов От Местра, приверженца холизма, можно было ожидать смещения свободы на уровень нации и государства, а от Карамзина — истолкования свободы как привилегии сословия Однако они парадоксально меняются ролями У выразителя интересов дворянской оппозиции проявляется приоритет государственного начала А де Местр, озабоченный слабостью в России «почвенного основания» монархии и гражданского состояния, вообще, на время расстается с апологией национально-политического «сплава», переходит к защите дворянства как «ячейки» слабой гражданской сферы и традиционной опоры монархии Позиция же российского историка выявляет специфику самосознания русского дворянства, не обладающего в той мере, в какой это было свойственно представителям высших классов на Западе, чувством самоценности, больше привязанного к долгу службы (это при том, что основой жизненной программы Карамзина всегда была личная независимость).

И все же, несмотря на нюансы, взгляд на проблему освобождения объединяет эти политические программы И де Местр, и Карамзин придерживались в вопросе о социальной реформе принципа постепенности

Если к проблеме освобождения Карамзин как дворянин проявлял не меньший интерес, чем де Местр, то тема просвещения не вызвала у него такой обеспокоенности, как у савойца, опасавшегося «привнесения революции» в Россию. Автор «Записки» только предостерегал царя от пренебрежения национальным бытовым укладом, стариной. Де Местр же поставил под сомнение саму ценность научного знания для русских, предупреждая о

политических последствиях распространения атеизма По прогнозам Местра, реформа образования, в сочетании с отменой крепостного права, немедленно подарила бы России «университетского Пугачева» и целое поколение «полузнаек и отрицателей», охочих до поверхностного знания и равнодушных к обычаям своей родины Проблема образования в России заставляет савойца обратиться к его излюбленной идее о «национальном предназначении» — России только предстоит еще угадать свою «партию национальной карьеры», но в ближайшее время главной задачей является сопротивление Революции и победа над Наполеоном

Близость позиций де Местра и Карамзина прослеживается в их отношении к последним политическим преобразованиям. Де Местр писал о «машинальном отвращении всех здравых умов к новшествам», а оценка Карамзина казалась перефразировкой суждений де Местра' «Советники Александра захотели новостей в главных способах Монаршего действия, оставив без внимания правило мудрых, что всякая новость в государственном порядке есть зло»16 Любопытно, что разные посылки — антилиберализм де Местра и упование Карамзина на достоинство и честь в противовес корыстолюбию «тунеядцев на жаловании» — приводили к одним и тем же выводам В качестве альтернатив Реформе оба эксперта предлагали «Опыт», «Обычай», «Здравый смысл». «Для старого народа не надобно новых Законов», - декларировал Карамзин, а де Местр любил повторять, что «прежде чем создать законы для народа, надо создать народ для законов» Оба считали, что законодательство должно только кодифицировать укоренившиеся правила Позицию Карамзина отличало еще то, что он уделял большее внимание персональному выбору людей, занятых в администрации Пятьдесят достойных губернаторов, по его мнению, в состоянии сделать больше, чем многочисленные комиссии, которые «чертят линии для глаз, оставляя ум в покое».

Результатом анализа современного политического состояния России у де Местра было требование удаления от культурного влияния современной Европы во избежание распространения европейской революционной волны. И все же, меньшую настойчивость в продвижении Карамзиным политики изоляции определяла принадлежность к российскому «торизму», для которого было характерно примирение новшеств со стариной. А вот некоторым суждениям де Местра из «Четырех глав», и особенно — из «Санкт-петербургских вечеров», где их автор призывал россиян вернуться к бытовой старине, напротив, легко можно было бы

16 Карамзин Н М Записка о древней и новой России Ленннгрэд «Светоч», гос>дарстиенная фабрика конторских книг Вез года. С 58

приписать славянофильское авторство

В данной части работы рассматривается и вопрос о сочетании у де Местра консервативного мотива конкретности и католического универсализма По его замыслу Россия должна была вступить в лоно Римской Церкви и слиться с «цивилизованным миром» Как же сочеталось это с идеей самобытности, вплоть до требования культурной и политической изоляции России по отношению к Европе? Наиболее простой способ объяснения выглядит таю требование изоляции можно представить как «тактическое», временное, до победы над Наполеоном, а надежду на присоединение России к католической конгрегации как «перспективу» Однако сочетание противоположных по характеру требований можно объяснить и иначе. Уже в те годы де Местр, видимо, осознавал, что после войны Россия будет выступать в качестве равноправного участника европейской политики и, возможно, поэтому решил поспособствовать тому, чтобы Александр I обратил внимание к своей собственной стране Вполне вероятно, что «славянофильство» де Местра было продиктовано дипломатическими соображениями.

Расхождения же во взглядах российского историка и савойского дипломата обозначились наиболее явно при обсуждении характера монархической власти в России и социальной опоры самодержавия Это дает повод к размышлению о различии менталитета российского и западного дворянства. Оба публициста чувствовали, что основным в решении проблемы сохранения политического преимущества дворян, в российских условиях, является вопрос о комплектовании государственного штата Де Местр же отказался от обоснования личных преимуществ дворянства и строго придерживался сословного принципа, настойчиво рекомендуя монарху сохранять сословную чистоту правящего класса, отказаться от опоры на бюрократию и армию, не способные защитить монарха в случае ослабления «почвенной основы» власти Решение же проблемы у Карамзина представляло собой компромисс между сословным и петровским меритократическим подходов выбор преимущественно дворян, но в соответствии с личными способностями По существу, Н М. Карамзин отстаивал не исторические права дворянства, а его «привилегию быть полезным монархии». В силу личных качеств и специфики самосознания российского дворянина, историк не мог выдержать ультимативного тона правой оппозиции А охранительная ориентация Местра, напротив, сделала его ревностным защитником исторических прав дворянского сословия в России Так романтик оказался «более последовательным дворянином».

Но и в этом вопросе де Местр, без труда, сумел миновать

осуждения либеральных пристрастий Александра, поскольку постоянно напоминал о сложности современной ситуации В устах Карамзина требование сохранения сословной чистоты, излагаемое менее последовательно, без этого нюанса, выглядело более пр итяз ате л ь ным

Успех произведению де Местра обеспечила и глава, содержавшая справку о современном масонстве Интерес Александра I к этим сюжетам не составлял тайны. В работе де Местр нашел весьма остроумный способ примирить личные предпочтения с политическими взглядами и интересами ордена иезуитов Опасные и подрывающие в Европе принцип единства и авторитета, но симпатичные ему масонские течения, он с готовностью «направлял» в некатолические страны Местр надеялся на то, что влияние мистической литературы, «стирающей различия Церквей», облегчит работу католических миссионеров Орден иезуитов, по его замыслу, должен был оставаться «форпостом» доктринальной чистоты и заниматься подготовкой к обращению в католицизм, а мистические ложи — направлять заинтересованных к отцам-иезуитам Однако Местр так увлекся описанием политической опасности, стоящей у рубежей России, что, вопреки собственному суждению о полезности религиозных лож в других странах, заявил, что «во времена смятения и волнения, всякое собрание является подозрительным», не предполагая, что это послужит буквальным руководством к запрещению всех тайных организаций в России после 1815 г

И все же, виртуозность, с которой де Местру удалось избежать атаки на либеральные ценности и показать лишь их неприменимость к российским условиям, с акцентом на характере исторической ситуации, обеспечила его работе преимущество по сравнению с произведением Н М. Карамзина Предостерегающие главы о России пришлись весьма кстати, поскольку его настроение соответствовало переходному состоянию политического стиля Александра' от либеральных авансов к консерватизму второй половины царствования. Однако политические идеи Н М Карамзина оказались более перспективными благодаря историософикации самодержавной власти. Попытки де Местра внедрить идею о необходимости укрепления сословного основания монархии в царствование Александра не имели особого успеха, и после Венского конгресса бюрократизация и военизация государства только услилились. По прогнозам Местра, успевшего еще застать военные поселения, это должно было повлечь за собой ослабление реальной почвенной основы монархического авторитета в России и в будущем социальную революцию

Вторая глава посвящена исследованию истории переписки Жозефа де Местра и С С Уварова и завязавшейся между ними полемики по политическим и религиозным вопросам Материалом для анализа послужила не только их корреспонденция, но и работа де Местра «Письма к русскому дворянину об испанской инквизиции»

Поводом для начала диалога послужило издание уваровского «Проекта Азиатской Академии» и то, что Жозеф де Местр взял на себя роль его «рецензента». Внимание же де Местра к этому произведению привлекла консервативная позиция автора и особенно то, что Уваров разделял убеждение о первостепенном значении религии, то есть христианства для всех сфер общественно-политической жизни. Уваров заслужил поощрение де Местра за «эзотеризм», помогающий ему, по мнению савойца, «держать голову выше века» Местр прочил ему большое политическое будущее, говоря, что его труд «дает много и обещает еще больше» Но произведение С С Уварова вызвало у де Местра и изрядную обеспокоенность

С С Уваров относился к тем представителям «правого» политического лагеря, кто уже тогда осознавал, что Французская революция создала новый исторический климат, новый порядок в Европе и успех борьбы с ней зависит от того, насколько победители окажутся способными к политическому компромиссу. «Стержнем» позиции С С. Уварова являлась идея о «примирении» старой и новой традиции «сверху», то есть по инициативе власти и «правого лагеря». Политическая умеренность Уварова проявлялась, в частности, в том, что легитимизм соседствовал в его работах с требованием умеренной свободы. Политической терпимости Уварова, надеждам на успешное примирение новшеств и традиционного наследия соответствовала в то время и терпимость в религиозных вопросах Выход из «смутного времени», когда разные формы и градации сомнения относительно непреложности религиозных основ соседствовали с мистицизмом и спиритическими опытами, представлялся С. С Уварову простым' неверию следует противопоставить христианство, восстановленное в правах на надконфессиональной основе Что до сомнения, то, ради спасения «отпавших», можно и должно пожертвовать непреклонностью «ортодоксов», упорствующих в защите одной из христианских традиций Российский консерватор полагал, что религиозный эклектизм не только является спасительным лекарством от материализма и способствует сближению различных ветвей христианства, но и вполне удовлетворяет современным духовным исканиям Настоящим балансом между традицией и новизной

представлялись ему немецкий романтизм и экзегетика Симпатии же в отношении Римской Католической Церкви не могли удержать С С Уварова от высказывания убеждения о том, что латинская Церковь непременно должна быть реформирована и таким образом избавлена от нетерпимости по отношению к другим конфессиям

Таким образом, позиция в отношении Католической Церкви была высказана не частным лицом, а высокопоставленным государственным чиновником По-видимому, именно работа С С. Уварова впервые вызвала у де Местра обеспокоенность по поводу тощ как бы окончание борьбы с Наполеоном не обернулось еще большими с точки зрения консерватора потерями, чем во времена Бонапарта - «узаконением» всех ужасов Революции рукой самих победителей. Таким образом, консервативная солидарность вступила в противоречие с внешнеполитическими мотивами

В письмах к русскому корреспонденту де Местр подверг критике его религиозную терпимость, развивая мысль о том, что лишь единственная государственная религия, очищенная от примесей, может являться залогом политической стабильности А в «Письмах к русскому дворянину об испанской инквизиции» попытался «реабилитировать» в глазах собеседника и католицизм, и орден иезуитов

В главе прослеживаются и последствия полемики, завязавшейся на почве ориентализма, для дальнейшей политической эволюции обоих авторов Для де Местра она оказалась одним из факторов, определивших его переход в ряды «правой» оппозиции Для Уварова — поводом к размышлению о «государственной религии».

В данной части работы выдвигается тезис о том, что преобладающее в отечественной историографии соотношение С С Уварова с традицией немецкого романтизма как основного источника влияния, не исключает возможности анализа его интеллектуальных связей с французской консервативной традицией и Жозефом де Местром Уваров был талантливым компилятором, и причиной особого расположения к французским источникам была та настоятельность в защите монархического авторитета, которая отличала работы де Местра

Во всяком случае, поздние идеи С.С Уварова позволяют говорить о возможном влиянии его переписки с де Местром

До 1818 г. политические взгляды С С Уварова соответствовали духу умеренного консерватизма Идеал равновесия монархии и третьего сословия при посредничестве аристократии воспроизводился им, как если бы родиной этого идеала была не Великобритания, а Россия Но по мере изменения политического

курса после Венского конгресса Уваров понемногу эволюционировал «вправо» Тогда-то и появилась на свет знаменитая триада, отражающая специфическое российское национально-политическое кредо Православие Самодержавие Народность

Те же элементы - политический, религиозный и национальный — присутствуют и в произведениях де Местра Католицизм, королевская власть, нация, - их соотношение, взаимодействие и взаимопотребность являются предметом особого внимания савойского консерватора Конечно, сама по себе «триадичность», хоть и примечательна, все же еще не является свидетельством влияния де Местра. Триады, пусть и не обозначенные прямо, можно обнаружить и в произведениях немецких романтиков Но обращает на себя внимание и тот порядок, в котором эти ценности представлены

Если бы де Местр уже в последние годы не пережил эволюции в сторону ультрамонтанства, сходство было бы совершенным И у С С Уварова и у де Местра (до поздних его работ) политическая власть является объектом особой любви и защиты Религия же выступает в качестве «гарантийного условия» политики Уварова, как и де Местра, упрекают в достаточно прагматичном отношении к вере. И лишь третью позицию в обеих системах занимает «национальный» элемент народность - нация, выраженный при помощи привычной для русского и французского слуха формы

Сходство триад де Местра и Уварова раскрывается и при «расшифровке» содержания их составляющих Православие С С Уварова оказывается сопряженным с идеологией не меньше, чем католицизм де Местра. К этому времени от уваровской религиозной терпимости, экзегетики, всех этих вещей, «отвечающих современным духовным поискам», не остается уже и следа Вполне возможно, что осознание С. С. Уваровым того, что единственная — государственная - религия, «очищенная от примесей», является залогом общественной и политической стабильности, было прямым следствием его переписки с католиком Жозефом де Местром. Во всяком случае, отказ Уварова от религиозного эклектизма, характерного для его позиции в молодые годы, заставляет вспомнить о том пыле, с которым де Местр удерживал его от увлечения «смутным духом XVIII века», соблазняющим истинную религиозность заблуждением о глубине философско мистического синтеза

Основанием для проведения параллели служит и само определение народности у Уварова, поскольку она трактуется буквально как политическая преданность самодержавию. Такой взгляд является не совсем обычным для консерватора Для немецких романтиков, например, «folk» — понятие культурноеs" политическая и общественная сферы хоть и рассматривались ими

как взаимосвязанные, но характер этой связи был не прямым, не жестким А Э Берк полагал, что стержнем национального духа англичан является религия Кстати, то же самое мы видим и в России У нас на уровне народного самоопределения долгое время на равных звучало «люди русские — православные» И можно было бы ожидать, что, предлагая официальную концепцию народности, С. С. Уваров, уже в силу консервативной позиции, попробует обыграть это традиционное самоназвание Однако, вопреки ожиданиям, он связывает народный дух не столько с духом веры, сколькр с политическим символом А вот у Жозефа де Местра, действительно, можно найти нечто очень близкое Напомним, де Местр полагал, что «национальный дух» образует «политическая вера», то есть «соединенные и переплетенные религиозные и политические догматы или полезные предрассудки»

Вероятно, причиной такой необычной интерпретации народного начала послужило то, что произведения Уварова и де Местра создавались в то время, когда монархия особенно нуждалась в защите, и национальные потребности увязывались с политическим символом

И все же анализ произведений де Местра и С С Уварова, не позволяет решить вопрос о влиянии однозначно Если оно и имело место, доказать это ввиду отсутствия прямых признаний и свидетельств современников не представляется возможным Но можно отмстить следующее- католик, неравнодушный к масонской мистике, и православный, одно время увлекавшийся экзегетикой, привлеченные друг к другу надеждой на христианское объединение Европы, разошлись в противоположных направлениях, первый — в сторону папской власти, второй - Православия и самодержавия Товарищи по консервативному лагерю в момент переписки обнаружили больше несходства, чем взаимопонимания, а оппоненты, разведенные по разным углам политического «ринга» конфессиональными и государственными интересами, продемонстрировали удивительное единодушие в отношении священных основ государственной власти

Третья глава носит скорее исторически-реконструктивный характер и посвящена малоизученной в российской историографии проблеме, касающейся обращения в католицизм самой известной русской ученицы Ж. де Местра С П Свечиной. Супруга петербургского военного 1убернатора, эмигрировавшая вместе с мужем, после присоединения к Римской католической церкви, С. Свечина пользовалась в Европе известностью как автор критических произведений о Православии

Воссоздание хроники событий на основе опубликованных ее секретарем, графом де Фаллу, личных дневников, дает основание для переоценки утвердившегося в отечественной и зарубежной историографии утверждения, согласно которому переход в католицизм был со стороны мадам Свечиной «глубоко обдуманным и совершенно самостоятельным шагом» Документы свидетельствуют об обратном решение было принято ей задолго до сколько-нибудь достаточного освоения католической литературы, в отсутствии достаточных знаний о православной святоотеческой традиции и под бдительным личным руководством Жозефа де Местра

Глава важна с точки зрения понимания событийного контекста, определившего напряжение полемики по религиозным вопросам, завязавшейся между де Местром и А С Стурдза. Оба они близко знали С П. Свечину, и ее история была для русского оппонента де Местра не просто случаем, слишком наглядно демонстрирующим досадное невежество части представителей высшего общества в отношении Православия, его духовной традиции и канонических правил, но и глубоким переживанием, наложившим на последующую дискуссию с де Местром особый отпечаток личной причастности.

В главе обосновывается утверждение о том, что в отличие от А.С Стурдзы, чье Православие «выросло» на основательном изучении канонических текстов, святоотеческого наследия и духовной истории, С П. Свечина составила свои представления о Православной Церкви и ее традиции, благодаря чтению европейских, и преимущественно светских авторов XVIII в., писавших на религиозные темы, что и повлекло за собой решение о «решительном разрыве» с Православием.

В Четвертой главе дается развернутая персональная и политическая характеристика самого известного из российских дискутантов Жозефа де Местра А С. Стурдзы, до сих пор не достаточно и слишком односторонне-предвзято известного в России (благодаря пушкинским эпиграммам) История конструирования его политической репутации рассматривается в контексте развития его идей, нетипичных для представителя «правого фланга». Это предваряет анализ завязавшейся между де Местром и Стурдзой дискуссии по поводу Православия и католицизма, обнаружившей два принципиально различных взгляда на Церковь, человека и то, в чем должен проявляться «христианский характер государства»

Для своего времени Александр Скарлатович Стурдза был одним из выдающихся знатоков наследия де Местра Их личное знакомство состоялось еще в детские годы А Стурдзы Однако

расположение к де Местру, даже романтическое увлечение яркой, заметной личностью сардинского посланника, не оказало определяющего воздействия на формирование системы представлений АС Стурдзы Основой его общественно-политических взглядов было Православие, благодаря полученному им воспитанию под руководством опытных греческих и российских священников

В России Стурдза получил известность как сподвижник Александра I и один из «авторов» концепции Священного Союза Однако в общественном мнении нашла отражение лишь одна сторона его взглядов. В период университетских волнений в Германии А С Стурдза опубликовал известную записку, в которой предостерегал либералов от конфронтации с правительствами, указывая на то, что неосторожные действия могут послужить оправданию силовой политики. Но в предреволюционной обстановке эта работа, к сожалению, была оценена именно как ее «проявление». В результате, Стурдза, который по определению американского исследователя А Мартина, «никогда не придерживался сладости жизни при Старом Режиме», нелепо, драматично попал в один ряд с Меттернихом, чья политическая линия была постоянным объектом его собственной критики Как показывает российский исследователь B.C. Парсамов, печальная слава Стурдзы не предшествовала пушкинским эпиграммам, а во многом следовала за ними

- В первой части главы рассматривается весь комплекс политических представлений А.С Стурдзы, нашедших отражение в рекомендациях Александру I Основным принципом Стурдзы был легализм при условии исключения политических крайностей и полицейского режима, и нетерпимости в отношении законного правительства со стороны либеральной общественности Во взаимной нетерпимости Стурдза усматривал основную причину революций, и был убежден, что нарушение баланса интересов неизбежно образует «порочный круг» в масштабах Европы' «реакция» — «революция». Он относился к той редкой категории политически-ангажированных авторов, которые имели смелость говорить о том, что истоки европейской революции были заключены в недрах Европы: ее появление было вызвано тем, что правительства пренебрегли христианскими обязанностями по отношению к подданным.

Терпимость со стороны правительства, так же, как и необходимое изменение условий жизни людей в соответствии с достоинством человеческой личности Стурдза связывал с христианскими основаниями власти- правительство обязано быть терпимым «из уважения к духовной сути религии» По мнению

Стурдзы, именно это качество определяет зрелость, как христианского характера, так и христианского государства

В главе рассматриваются и практические рекомендации Александра Стурдзы применительно к внутренней политике России Просветительский тезис, согласно которому идеи правят миром, в его проекте служил обоснованию мероприятий, направленных на стабилизацию По его замыслу главным каналом реформирования общества должна была стать система образования У А С Стурдзы появляется и нетипичное для консерваторов того времени требование - создания в России системы народного просвещения Необходимость сделать образование доступным обосновывалась задачей рехристианизации, т е. изменения сознания людей, независимо от их общественного положения А Стурдза, разумеется, не отказался от принципа градации учебных программ «в соответствии с практической необходимостью», но даже при такой редакции проект был чрезвычайно смелым^ для де Местра требование всесословного образования в России было бы просто немыслимо

В проекте Стурдзы была предложена и оригинальная модель социального равновесия Несущими конструкциями общества и одновременно — полюсами взаимного сдерживания служили монархия и Церковь Обосновывая необходимость сохранения взаимной автономии, он выдвигал и революционное по тем временам требование независимости Церкви от государства Одним из первых в России Стурдза открыто высказал мысль о том, что руководство Церковью должно осуществляться не чиновниками, а собранием духовных лиц

В записках, адресованных государю, Стурдза говорил о том, что следовало бы отграничить вмешательство государства в гражданскую жизнь и дела Церкви, которая и должна взять на себя функцию посредника между управляющими и управляемыми По его убеждению, консолидация внутри общества «должна осуществляться священником, а не констеблем»

Общий вывод его работ вполне соответствовал рассуждениям де Местра из «Четырех глав о России» религиозная, интеллектуальная свобода народа, как и свобода управления, зависит от того, насколько общество проникнуто духом веры

В диссертации подвергается критической оценке и долгое время бытовавшее в отечественной историографии представление, согласно которому намерение сделать христианство основой послевоенной политики в Европе, будто бы имело лишь риторический смысл и не раскрывало «истинных замыслов» учредителей Священного союза. Рабочие документы

свидетельствуют о том, что Стурдза, так же, как и его соавтор И Кападистрия желал видеть в Священном союзе не средство возвращения к Старому Порядку, а орган международной политики новой Европы, достаточно реактивный и гибкий для того, чтобы обеспечивать в странах-участницах конвенции баланс между интересами подданных и авторитетом власти Ставка делалась отнюдь не на подавление, а на опереясение кризиса и компромисс для того, чтобы не допустить попадания Европы в дурную бесконечность «реакция -революция»

Искренность убеждений А. Стурдзы подтверждается и его участием в борьбе за национальную независимость Греции В главе дается общий обзор его практической деятельности при создании системы греческого православного просвещения, освещается его участие в оказании социальной и материальной помощи греческому населению, а так же дипломатическая поддержка участникам событий на Балканах

В первой части главы на основании предложенных А С Стурдзой «Обзоров» и его политической деятельности делается заключение о том, что его личная политическая позиция была умеренно-консервативной Тот факт, что на практике были использованы лишь отдельные элементы этого «проекта», свидетельствует об «избирательности» политиков, а отнюдь не о прагматизме этого автора

Во второй части главы подробно исследуется полемика между де Местром и Стурдзой, когда предметом обсуждения стали отнюдь не частные вопросы, а обоснование преимущества каждой их двух церквей Материалом для анализа служат произведения «О духе и доктрине Православной Церкви» и «О Папе»

Подготовка того и другого в области истории христианской церкви была примерно одинаковой Авторы были хорошо знакомы, но их симпатия друг к другу не сгладила, а лишь оттенила остроту разногласий Прежде де Местр, как правило, вызывал на себя огонь в связи с его политической концепцией Работа Стурдзы была первым примером критики христианского основания его философской системы. Она напомнила о том, что христианство предполагает принципиально иной взгляд на человека. Для Стурдзы не подлежит соменению то, что человек - это «посредник между Творцом и сотворенной природой», и одновременно — любимейшее из всех божественных творений, «образ высшего совершенства в границах времени и пространства

Подобного рода суждения характерны, скорее, для пред-

17 й!оигс1?а А СопзкЗсгаЬопз виг 1а (¡осИппе Й 1 гсрп! дс 1 е^11ье огШс^охе \Veimar, 1816 Р 3

47

ставителей западной либерально-просветительской традиции, поскольку консервативная мысль обычно делает акцент на несовершенстве, и де Местр в этом случае подтверждает общее правило Тот, кто в глазах де Местра нуждается, прежде всего, в том, чтобы быть хорошо управляемым, по мнению Стурдзы, является, прежде всего, «объектом любви»

Основой для разделения во взглядах Стурдзы и де Местра на христианство послужило отношение того и другого к первородному греху По убеждению Стурдзы, несовершенство человеческой природы не исключает любви Творца к своему созданию, и на этом основании строится и его критика католицизма

Сзурдза утверждает, что Православие сохранило духовную преемственность с Апостольской Церковью первых веков, и она не может быть признана чисто номинальной Благодаря тому, что основной догмат и обряды остаются неизменными, Православная Церковь пользуется теми же способами богообщения - к исповеданию и богослужению не примешивается ничего произвольного, привнесенного Православие отличает дух милости и мира, дух прощения От Апостольской Церкви оно унаследовало и дух братства, исключающий установление в Церкви отношений господства (со стороны тех, кто поставлен быть пастырями)

Стурдза подчеркивает, что православный мир признает главой Церкви только Христа По характеру Православная Церковь продолжает оставаться свободной федерацией христиан, не привязанной к какому-либо месту и не обязанной своим существованием какому-либо лицу. Вера и дух любви, общие для всех основы вероучения, обряды, церковные обычаи объединяют всех православных в Палестине, на Синае, в Сербии, на Афоне и в России

В притязаниях же Католической Церкви на супрематию, т е главенство в христианском мире, Стурдза усматривает проявление земного властолюбия, подкрепленного политическими амбициями императоров и извлекающего все, что можно из человеческого несовершенства для оправдания жесткой субординации внутри Церкви и установления монархической власти папы

В книге излагался взгляд, согласно которому доктрина папской супрематии, по сути, является антихристианской, поскольку она основана на неверном истолковании обращения Христа к апостолу Петру и пытается заменить братство монополией человеческой власти «власть Христа основана на Его исключительных качествах, папство — это профанация Его достоинств»19'.

18 51оип17а А Сопьккгаиопя ми 1а<3ос1ппо п 1 еьрп!(1е 1 ец1т опЬойохе Р 58

48

Основной упрек автора книги в отношении Католической Церкви заключался в том, что она не понесла назначения стать Церковью любви, не укорененной в порядке привычных земных отношений Проявлением этого Стурдза считает то, что крестоношению как предельному выражению любви католицизм предпочел весь арсенал возможных средств обороны и самовозвеличения И, напротив, преимуществом истории Православной Церкви, в глазах Стурдзы, является то, что это открытое почти непрекращающееся исповедничество, исключающее возможность закрепления авторитета Церкви политическими средствами

По убеждению Александра Стурдзы, готовность Православной Церкви к перенесению страданий, во имя сохранения евангельского духа любви и ненасилия, удержала ее от воплощения в государственную форму Благодаря этому на всем пространстве — от Палестины до России - она остается Церковью, соединенной внутренней связью гораздо более значительной, нежели какая бы то ни было могущественная структура.

Сравнивая способ действия двух Церквей, Стурдза отмечает, что на всех мероприятиях папства лежит отпечаток нетерпимости и объясняет это тем, что Римская Церковь долгое время занимала позицию обороны в ходе внутренних конфликтов, и при этом репрессия возрастала пропорционально сопротивлению С этим качеством Стурдза связывал и появление атеистической философии XVIII века. А терпимость Православной Церкви Стурдза относит к числу наиболее ценных христианских добродетелей.

Наконец, Стурдза предлагает и свой вариант ценностной триады, в которой любовь и свобода являются ведущими, а терпимость — их проявлением и мерой

Де Местр оценил публикацию книги Стурдзы как «дерзкий выпад» в адрес католицизма, требующий срочного ответа и открыто объявлял издателю «Du pape» Депласу о том, что четвертая часть его книги направлена против этого сочинения

Критика де Местра в адрес Стурдзы строится вокруг одного тезиса «без Римского папы нет истинного христианства.» Различие подходов двух авторов проявилось в том, что у де Местра на первом месте оказались вопросы политические В его произведении речь шла не о том, в какой мере католицизм соответствует духу Апостольской Церкви, а о его влиянии на формирование европейской цивилизации и о преимуществе европейской системы.

Во главе европейского единства де Местр, как и в более ранних произведениях, ставит Францию Католическая же Церковь представлена в книге как «эллипс», соединяющий апостола Петра и

Карла Великого Первый объявляется «символом католицизма», второй - Франции, и их соединение, по утверждению де Местра, образует наивысшее воплощение католицизма — Галликанскую Церковь

В этом случае, прежде всего, обращает на себя внимание неисторичное соотношение с католицизмом апостола Петра, жившего задолго до выделения Католической Церкви в первые века христиане не употребляли и названия «католицизм» Не менее удивительным выглядит и соединение апостола Петра с Карлом Великим, поскольку именно этот император, желая подчеркнуть независимость Западной Римской империи и свою личную от Константинополя, впервые попытался оказать давление на римского папу Льва III и добиться кодификации изменений апостольского Символа веры, получивших распространение в Испании и во Франции (В те времена Лев III повелел установить первоначальный текст не где-нибудь, а в соборе св Петра, как будто, призывая апостола в свидетели себе )

Не менее странно выглядят и похвалы де Местра в отношении Галликанской Церкви, поскольку они составляют контраст его собственным упрекам в адрес французских докторов богословия, «вообразивших, что они могут судить о справедливости папских ордонансов» (Однако совещательность и правило одобрения римских эдиктов докторами французских соборов и были отличительной чертой галликанства) По-видимому, де Местру не удалось добиться согласования двух планов «Du pape» — критика всего, что могло бы поставить под сомнение непогрешимость папы, соседствует с идеализацией галликанской Франции как носительницы духа «прекрасного прошлого» В результате «совершенным воплощением католицизма» оказывается «пример для неподражания» — французская Церковь, «допустившая обсуждение, вместо послушания Риму»

На страницах «Du pape» ответственность за раскол в христианском мире де Местр возлагает на патриарха Фотия Само слово «Православие» вызывает у него иронию, Местр не упоминает о том, что оно было на устах у римского папы Льва III и как будто не замечает того, что его собственный упрек по поводу «необоснованной претензии Православия на общезначимость» может быть отнесен и на счет Римской церкви. «Католицизм» означает «вселенский» (Это определение используется отнюдь не только в западной части христианского мира> греческое написание — «кафолическая Церковь» - имеет общий корень с латинским)

Упрекая Православие в схизме, Местр подчеркивает широту влияния Католической Церкви, что, по его мнению, и является

свидетельством Ее подлинно «вселенского характера» Однако не сложно заметить одну особенность его взгляда' его католицизм исключительно европоцентричен; само это слово используется, по существу, как синоним «европейского единства» Если де Местр и упоминает о распространении католического вероучения на пространстве от Пиренеев до Индии, предметом его попечения остается Европа, на карте которой Франция получает значение политического и религиозного центра, а берега Ганга так и остаются «берегами Ганга»

В целом книги «О папе» и «О духе и доктрине Православной Церкви» подчеркивают противоположность двух взглядов на церковное единство Стурдза пишет о нем как об единстве в Духе, де Местр - как о хорошо управляемом административном здании, основанном на принципах суверенитета исупрематии

Пятая глава посвящена сравнительному анализу взглядов де Местра и П Я. Чаадаева, за которым закрепилась слава «русского де Местра» Сходство их взглядов на Россию, ее историческую судьбу и пути возможного развития отличается удивительной последовательностью

В «Философических письмах» Чаадаев повторяет известные мысли де Местра о том, что Россия не пережила вместе с Европой периода культурного становления, и это «трагическое разделение» было вызвано церковным расколом и татарским нашествием Общим для Чаадаева и де Местра является восприятие России как страны, оказавшейся в своеобразном «цивилизационном коридоре» между Западом и Востоком; именно в «коридоре», а не «нише», поскольку Россия, по их мнению, не может претендовать на особое место в мире Попадание России «в разлом» мировых цивилизаций не имеет ничего общего с самоопределением, это просто результат стечения неблагоприятных исторических обстоятельств.

Определение специфики положения России у де Местра носит негативный характер' он лучше знает, чем Россия не является, чем то, что же она собой представляет: «Это не Европа, или, ло крайней мере, это азиатская раса, оказавшаяся в Европе»19

У Чаадаева встречается то же ощущение неопределенности и та же характеристика России через отрицание" «Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежали ни к одной из известных семей человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку и не имели традиций ни того, ни другого Мы стояли как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не

19 Меспр Ж де Письма я Сардинию//Русский архив 1912 №2 С 224

распространилось

Вслед за де Местром, Чаадаев утверждает не просто подражательный характер русской культуры - кмы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь», но отсутствие культуры как таковой

Стремящаяся к Европе и безнадежно отстающая от нее, Россия, по утверждению обоих авторов, примеряет на себя западные идеи, но отбрасывает их, потому что, возникшие на чужой почве, ценные и бесполезные, они одинаково непонятны для нее, и увлечение Европой носит здесь исключительно внешний, поверхностный характер И оба, и Чаадаев, и де Местр развивают мысль о том, что подлинное знание ценно традицией, обретает прочность лишь благодаря ученичеству, кропотливой работе над образцом.

Однако и тот, и другой избегают упрощенного решения вопроса о том, как можно было бы исправить существующее положение и не приветствуют механического перенесения на российскую почву западных образцов По убеждению Чаадаева и де Местра, Россия сможет стать европейской страной и достойной «участницей» европейского ансамбля лишь в том случае, если окажется способна вырастить собственную культурную традицию

Непременным условием благоприятного для России развития и тот, и другой, считают христианское возрождение Причем, попав в ту же логическую струю, что и де Местр, Чаадаев идет вровень с ним почти до конца Для де Местра очевидно, что христианское «воспитание» России должно происходить под покровительством Римской Церкви Удивительно то, что и Чаадаев готов «признать первенство папы над всеми христианскими сообществами»21

Однако более внимательный анализ работ П.Я. Чаадаева позволяет убедиться в том, что сходство их взглядов было неполным. Стоит принимать в расчет и совершенно иную трактовку российской индивидуальности, утверждающую «преимущества молодых обществ, не утомленных собственной исторической судьбой» на страницах «Апологии сумасшедшего», и специфическое отношение к вере, обнаруживающее диаметральное различие между ним и де Местром. Де Местр, посвятивший жизнь сражению с «верой философов», наверняка, пришел бы в недоумение от соединения его с автором, признающимся в том, что поиски религии привели его к тому, чтобы «принять исповедание Фенелонов, Паскалей, Лейбницев и Бэконов>Р2

20 Чаадаев П Я Философические письма // Полное собрание сочииений и избранные письма М, 1991 Т I С 323

21 Чаадаев IIЯ ФП С 414

22 Чаадаев П Я А И Тургеневу (октябрь - ноябрь 1841) // Полное собрание сочинений и избранные письма М , 1991 ТИС 100

В заключении диссертации подводятся итоги исследования, излагаются его основные выводы в соответствии с теми исследовательскими задачами, которые были поставлены в начале

Основные результаты исследования отражены в следующих публикациях автора:

1 Жозеф де Местр и его русские "собеседники" Опыт философской биографии и интеллектуальные связи в России» (Пер мь, 2007)

2. Понятие суверенитета в политической философии Ж де Местра// ПОЛИС 2001 - №3

3. Традиция модель или перспектива9 (Жозеф де Местр и Эдмунд Берк) // ПОЛИС 2003. - № 5.

4 "Пожар свободы" // Родина 2002 - № 1.

5 Жозеф де Местр и Н М. Карамзин // Социологический журнал 2003. - № 1.

6 Жозеф де Местр и русская общественная мысль XIX века // Социологический журнал 2003. ■ № 3.

7 "Особый русский путь" глазами "западников" де Местр и Чаадаев // Вопросы философии - 2003 № 8

8 "Лучше быть якобинцем, чем фейяном". Жозеф де Местр и Сергей Семенович Уваров // Вопросы философии. 2006. - № 7

9. Разработка понятия суверенитета Жаном Боденом // ПОЛИС 2000 • № 3.

10 Размышления по поводу "народной перспективы". // ПОЛИС 2002 - № 4

11. Провиденциалистская концепция революции Ж. де Местра // Первые петербургские Кареевские чтения по новистике — СПб, 1996.

12. Оценка имперской политики Франции в наследии Ж. де Местра (1794-1815) // Вторые петербургские Кареевские чтения по новистике. Империи нового времени: типология и эволюция (XV — XX вв ) - СПб , 1997.

13 Национальная монархия в теоретическом наследии Ж! де Местра // Национальный вопрос в настоящем и будущем России Материалы межрегиональной научно-практической конференции -Пермь, 1995.

14 Наполеоновский феномен в дипломатической корреспонденции Ж де Местра // Вестник Пермского университета - Пермь, 1997

15 Ж де Местр о российских политических традициях и перспективах реформаторства в России // Исследования по консерватизму. Вып 4. Реформы политические, социально-экономические и правовые аспекты. Материалы международной научной конференции - Пермь, 1997.

16 Консервативная эволюция Ж. де Местра // Французский ежегодник 2003 Правые во Франции. - М Едиториал УРСС, 2003

17 Теология Жозефа де Местра // Французский ежегодник 2003 Формы религиозности в XV — начале XIX вв. — М ' Едиториал УРСС, 2004

18 Жозеф де Местр и Сергей Семенович Уваров // Россия и иезуиты 1772-1820 Материалы двух международных конференций, проходивших в Москве и Риме в 2002 и 2004 гг - М ' Наука, 2006.

Подписано в печать 20.04 09 формат 60x84/16 Уел печ л 3,14 Тираж 100 экз Заказ

Типография Пермскою государственного университета 614990 г Пермь, ул Букирева, 15

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Дегтярева, Мария Игоревна

Содержание Введение

Часть I. ФИЛОСОФИЯЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ КОНСЕРВАТИВНОЙ ТРАДИЦИИ

Глава I. ЭВОЛЮЦИЯ МИРОВОЗЗРЕНИЯ Ж. ДЕ МЕСТРА В ДУХОВНОМ, КУЛЬТУРНОМ И ПОЛИТИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ

§ 1. Формирование предпочтений Ж. де Местра в интеллектуальной атмосфере предреволюционной Европы

§ 2. Политическое и культурное самоопределение Ж. де Местра в годы Французской революции

§ 3. Дипломатическая, политическая и религиозная миссия Ж. де Местра в России

Глава II. РЕЛИГИОЗНО-МИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ Ж. ДЕ МЕСТРА И ИСТОЧНИКИ ЕЕ ФОРМИРОВАНИЯ

§ 1. Вера как альтернатива релятивизму Просвещения

§ 2. Просветительское «обрамление» религиозной концепции революции в «Рассуждениях о Франции»

§ 3. Влияние мистической философии Л.-К. Сен-Мартена на онтологическую и гносеологическую составляющие религиозной философии де Местра

§ 4. Святоотеческая классика и ее «преломление» в этической части религиозной философии де Местра

Глава Ш. ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ Ж. ДЕ МЕСТРА: ДОКТРИНА И СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ

§ 1. Разрыв с демократией Просвещения. Критика теории «народного суверенитета»

§ 2. Интеллектуальное влияние Эдмунда Берка: антирационализм, традиционализм и христианские основы общественно-политической системы

§ 3. Политический идеал «Рассуждений о Франции»: монархический «интегральный национализм» Боссюэ и «равновесие» Просвещения

§ 4. Новая, ультрамонтанская, модель политической системы Европы. Российские впечатления и Священный Союз как основные предпосылки ее создания

§ 5. Консервативный реализм. Стиль мышления как явление sui generis

Часть II. РЕЗОНАНС ИДЕЙ ЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА В РОССИИ В ПЕРИОД СКЛАДЫВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОГО ВАРИАНТА КОНСЕРВА ТИЗМА: «СОЮЗНИКИ» И ОППОНЕНТЫ

Глава I. ДВА КАНДИДАТА НА РОЛЬ «ГОСУДАРСТВЕННОГО ИДЕОЛОГА»: Ж. ДЕ МЕСТР И Н.М. КАРАМЗИН

Глава II. ДИСКУССИЯ О «КОМПРОМИССЕ С XVIII ВЕКОМ»:

Ж. ДЕ МЕСТР И С.С. УВАРОВ

Глава П1. ИСТОРИЯ ОДНОГО ОБРАЩЕНИЯ: С.П. СВЕЧИНА

Глава IV. КРИТИКА УЛЬТРАМОНТАНСТВА С ПОЗИЦИИ ПРАВОСЛАВИЯ: А.С. СТУРДЗА

Глава V. «ОСОБЫЙ РУССКИЙ ПУТЬ» ГЛАЗАМИ «ЗАПАДНИКОВ»: Ж.

ДЕ МЕСТР И П.Я. ЧААДАЕВ

Заключние

Введение диссертации2009 год, автореферат по философии, Дегтярева, Мария Игоревна

Актуальность темы исследования. Динамика современного развития такова, что все чаще звучит вопрос о «цене прогресса». Политические эксперименты двух минувших столетий и последующее развитие процесса глобализации привели к серии взаимосвязанных кризисных явлений мирового масштаба: катастрофическому состоянию природной среды, ухудшению демографической ситуации, прогрессирующей социальной аномии и разрушению традиционных связей, нарушению равновесия сил в мировой политике (что заставляет политологов говорить об «однополярном» мире). С этим связано и возвращение в научный и политический дискурс проблем, возникших на рубеже XVIII - XIX столетий, в эпоху Французской революции и наполеоновских войн.

В наши дни не меньше острые споры, чем тогда, когда европейская модернизация вызвала первую рефлексивную реакцию со стороны защитников традиционного общества, провоцируют вопросы о возможности некоего «универсального» проекта социально-политического развития, о легитимности демократических институтов, о доле международного присутствия в национальных границах, и, наконец, о правах и достоинстве человека. Все это обеспечивает устойчивую популярность культурному и политическому консерватизму.

Несмотря на то, что давно схлынула «консервативная волна» 70-х, сошли со сцены ее герои, потускнели антикризисные «рецепты» неоконсерватизма, последствия того консервативного десятилетия, по-прежнему, значительны. Инстинктивная реакция на кризисные явления со стороны широких слоев населения, как и тогда, выражается в тяготении к стабильности, отождествляемой с традиционными моральными и религиозными ценностями. Политическая - в условиях безоговорочного утверждения либерального «тренда» как цивилизационной правовой основы (Ф. Фукуяма) - в критике качественного содержания либеральных ценностей, претендующих на общезначимость. А одной из главных «линий напряжения» в современном проблемном поле до сих пор остается дискуссия о статусе национальной традиции и об ее способности обеспечить сохранение социального и политического суверенитета государства. Современный либерализм имеет дело не только с консервативным противодействием, но и испытывает на себе конструктивное критическое влияние консервативной идеологии.

Общие тенденции прослеживаются и в российской политической ситуации. С конца 90 -х годов консерватизм получил признание в нашей стране, занял прочные позиции среди других политических стратегий, и на сегодняшний день во многом определяет выбор лидера политической борьбы. После периода «неупорядоченного рынка» и «парада суверенитетов», общественные предпочтения склоняются к устойчивым элементам консервативной идеологии, таким как идея Порядка в границах национального государства, союза государства и Церкви, сохранение исторической индивидуальности. Популярность в обществе консервативных ценностей и политического стиля побуждают к изучению классики консервативной мысли. Для того чтобы вполне понимать логику современного консервативного действия необходимо иметь представление об особенностях консерватизма как идеологической традиции и своеобразной системы мышления.

В этом отношении представляется актуальным обращение к теоретическому наследию одного из признанных «отцов-основателей» европейской консервативной традиции Жозефа де Местра. В пользу выбора данного предмета исследования можно привести следующие основания:

Прежде всего, в истории французской политической мысли едва ли найдется персонаж, способный оспаривать у де Местра его первенство в «пантеоне» писателей консервативного направления: Местр не только занимает преимущественное положение среди соотечественников, но и по сей день пользуется не меньшей популярностью, и не менее цитируем, чем его предшественник - британец Эдмунд Берк. В определенном смысле, философское наследие де Местра является одним из самых чистых, «неукоснительных» образцов консервативной классики.

Исключительное внимание к его личности и философскому наследию на первый взгляд может показаться странным - ведь произведения де Местра и де Бональда1 появились в одно время, а направление, в котором развивались их взгляды, было поводом для взаимных заверений во внутренней близости, особенно в последние годы жизни де Местра. Однако и самые острые выпады со стороны политических противников, и самые лестные похвалы достаются именно де Местру, и это несмотря на то, что при жизни большего признания во Франции удостоился де Бональд (Наполеон штудировал его книгу во время итальянского похода, получая удовольствие от выдержанного в духе Лейбница «регулярного» строя произведения, и даже предложил переиздать ее во Франции за счет Казны, а Реставрация принесла ему почетное положение члена Верховного совета л образования) . Де Местр же, по его собственному определению, остался лишь «неудачником», которого жизнь «обвела вокруг пальца».)

С другой стороны, «пальму первенства» среди французских консерваторов мог бы оспаривать у де Местра Шатобриан: его воспоминания, журналистская деятельность и тот факт, что именно он ввел в оборот термин «консерватор», так же обеспечивают ему известность. И, все же, это не может нарушить впечатления основательности, производимого философским наследием де Местра в виде 14-томного Лионского издания сочинений.

Так основоположником французского консерватизма стал человек, чье французское происхождение до сих пор подвергается сомнению. Впрочем, в случае де Местра признание не определяется лишь объемом произведений. Каждый, кто знакомится с его книгами, обращает внимание на особенность его авторского стиля, соединяющего несоединимое — Просвещение и традиционализм, мистику и ультрамонтанство. Необычные сочетания чреваты нарушением меры, но де Местр считается одним из блестящих писателей. Легкость слога приносит ему сравнения с Монтенем4, а парадоксы и остроумие - славу «Вольтера наизнанку».

Открытость влиянию противоположных лагерей и течений, казалось бы, должна свидетельствовать о гибкости мысли, но де Местр приобрел репутацию «догматика». Содержание его религиозной и политической доктрины предоставляет бесконечный простор для полемики, стоит только чуть больше подчеркнуть значение того или иного элемента сложной мозаики. Противникам это дает повод упрекать его в непоследовательности или неискренности, а у поклонников и даже самых деликатных исследователей порой вызывает признаки нетерпения. Публицист Александр Савин предлагает, например, самому читателю решить, что перед ним: «учение очень оригинальное или очень сложное и нестройное, которое лишь внешним образом приведено к единству, и, заключая в себе разнородные элементы, может поэтому быть рассматриваемо с разных точек зрения?»5 (курсив мой. — М.Д.), а Эмиль Чьоран подшучивает по поводу того, что за де Местром остается привилегия вводить истолкователей его учения в заблуждение6.

С этой точки зрения наследие Жозефа де Местра интересно-не только как «классика», но и как один из наиболее самобытных региональных вариантов консерватизма. и одновременно — самых ярких и индивидуальных с точки зрения характеристики самого автора. Оно предоставляет возможность проанализировать сложный процесс формирования консервативного стиля мышления в его отношениях с самыми разными интеллектуальными течениями XVIII в.: выявить «фундаментальные» элементы консервативной идеологии и оценить своеобразие их авторской «аранжировки», раскрыть общие закономерности и особенное в развитии консервативной мысли.

Обращение к философии Ж. де Местра обусловлено и тем, что его политическая философия имеет довольно специфическое религиозномистическое наполнение. Не случайно де Местр появляется и среди героев небольшой, но известной работы К. Шмитта «Политическая теология». Произведения философа могут служить прекрасной основой и для исследования религиозной компоненты в системе консерватнвного мировоззрения.

Таковы общие теоретические предпосылки в пользу выбора данного предмета исследования. Отдельно следует сказать о ситуации в отечественной историографии. При чрезвычайной известности де Местра, в России до сих пор не появилось ни одной книги, посвященной его биографии и комплексу религиозно-философских идей, и есть необходимость восполнить существующий пробел.

Отдельные исследования прошлых лет оставляют возможность для всесторонней реконструкции петербургского периода биографии философа. - В России де Местр провел пятнадцать лет в статусе посланника Сардинского короля при дворе Александра I, здесь им были написаны и значительные философские произведения. Их первыми читателями, критиками и оппонентами стали русские современники. Значительна была и его роль в политической жизни столицы Российской империи: де Местр был участником «правой» оппозиции, проводником и защитником интересов ордена иезуитов перед лицом высшей государственной власти. - Русские связи мыслителя и оценка его политических рекомендаций в период александровского царствования, впечатления, вынесенные сторонами, участвовавшими в дискуссиях по религиозным и политическим вопросам, достойны более систематического изучения.

Степень разработанности темы.

В историографии выбранной темы обращает на себя внимание заметная диспропорция в степени ее освоения у нас и на западе. На это есть свои причины. В Европе де Местра лучше знали, публикация сочинений и писем в Лионе в 70-е годы XIX в. вызвала повышенный интерес к его личности и политической доктрине. Сначала Местр вызвал симпатии представителей «правого» политического лагеря, стремившихся сделать его «живым знаменем» реакции, но постепенно научная объективность потребовала признания того, что характеристика де Местра не может исчерпываться констатацией крайней консервативности его идей, де Местр — необычный автор. В нем интриговало многое: внимание к современным политическим событиям и философская отстраненность, ультрамонтанство и масонское прошлое, христианство и внимание к теме насилия, вызывала интерес и биография, соединившая Европу и Россию, знаменитых писателей, политиков и монархов наполеоновского времени. По мере расширения фактических сведений о де Местре на западе сформировалось и дискуссионное поле, и широкий спектр оценок его философского наследия.

В России же Местр был менее известен, хотя следы его присутствия прослеживаются и в истории - Местр повлиял на отставку крупнейшего реформатора александровского времени М. М. Сперанского, и в символике — великолепный памятник Минину и Пожарскому, украшающий ансамбль Красной площади, был выбран им по поручению царя из нескольких проектов. У нас долгое время не было ни традиции перевода этого автора (что создает современным переводчикам немало трудностей), ни историографической традиции. К де Местру обращались эпизодически, и редкие работы, часто удачные, не были связаны между собой. Поэтому отечественная историография, связанная с де Местром, отличается тем, что за исключением единичных работ (Б.Н. Чичерина, например) она, практически, не содержит проблем, в ней еще не сформировалось «полюсов», вокруг которых могло бы строиться научное обсуждение.

Общим же для западной и российской историографии было, во-первых, то, что они почти не пересекались. В России каждый автор произвольно определял круг западных исследователей, на данные которых он опирался, и вместе со значительными вещами, такими как исследования Ф. Вермаля, можно было обнаружить случайные и малоизвестные. На западе же в число цитируемых русских исследований попала, пожалуй, только замечательная

-j статья о де Местре, опубликованная в «Литературном наследстве» (1937 г.) . Лишь в последнее годы у западных коллег появилась возможность знакомиться с тем, что сделано в России, а российские историки получили более свободный доступ к работам зарубежных ученых.

Российскую и западную историографию сближало и то, что они в равной мере оказались зависимыми от изменений политического климата. До недавнего времени история XIX века казалась близким прошлым, и это было причиной острых дискуссий в научной среде, особенно в области биографических исследований, связанных с политикой. Прием историософикации — поиска в прошлом необходимых образцов и оправдания с их помощью современности — всюду накладывал отпечаток на характер исторических исследований. Смена политических «волн» каждый раз вызывала новые витки полемики и попытки переосмысления уже известных фактов. Примером тому может служить де Местр, став за два века обладателем целой коллекции самых разнообразных определений. «Античный мудрец», «пророк прошлого» и «апологет палача и войны», «не блистающий даже внешней стороной своих произведений», «пишущий самые дикие и обскурантные вещи» — вот только некоторые из них. (Тем не менее, де Местр сохраняет притягательность для исследователей в области истории идей и переживает что-то вроде нового открытия его наследия.)

Таковы основные факторы, определившие динамику и характер исследований по интересующей нас теме. Теперь более подробно о наиболее значительных историографических «вехах».

Первый период в истории исследований на западе был связан с расширением и осмыслением фактических сведений. Именно в это время впервые были критически оценены некоторые стереотипные представления о де Местре.

Возможно, наиболее поразительным биографическим открытием стало масонское прошлое де Местра, составлявшее слишком заметный контраст нетерпимости его последних произведений. Одними из первых работ, посвященных этому сюжету, были статья Ж. Гойо (G. Goyau) «Религиозная: мысль де Местра» (La pence religieuse de Joseph de Maistre), опубликованная в «Revue de Deux-Mondes» в феврале 1821г., и вышедший через несколько недель в Шамбери сборник Ф. Вермаля (F. Vermale) «Заметки о неизвестном Жозефе де Местре»8. Позднее этот аспект рассматривался также в работах П. Вуллода и Э; Дерменгема9. Так была озвучена следующая проблема: кем был де Местр — «ортодоксом» или «прагматиком», «раскаявшимся в заблуэюдениях молодости христианином» или «человеком, на протяжении всей жизни сохранявшим сштатии к мистическому масонству»?

Неожиданным было- и исследование Ж. Дубле - «Ниццианское происхождение Жозефа и Ксавье де Местров» (1929). Оно поставило под сомнение достоверность предания о фамильном аристократизме известных писателей и вызвало новый вопрос: следует ли считать де Местра выразителем интересов аристократического класса или, моэюет быть, стоит признать его интеллектуалом нового поколения, вышедшим из: третьего сословия; кто он—романтик или профессиональный'полемист!

Ф. Вермаль, изучавший и жизнь де Местра; в эмиграции, одним из; первых представил его как довольно сложную личность, не укладывающуюся в стереотипный образ «безупречного слуги короля».

Под впечатлением потрясений 30 — 40-х годов XX в. изучение жизни и наследия философа, как никогда прежде, приобрело оттенок политической «ревизии»', на де Местра «упалатень» «Action francaise», несмотря на то, что идеолог французского правого радикализма Ш. Моррас отказывался признавать философа своим предшественником. Наступил период идеологической оценки его наследия:- В политической доктрине Местра, в; самом, деле, .встречались сюжеты и темы, заставлявшие задаваться вопросом о том, кем: был- автор «Рассуждений о Франции», «О папе, «Писем к русскому дворянину об испанской инквизиции» — человеком, пережившим потрясение во время революции и поэтому неравнодушным к теме насилия, или циником и и человеконенавистником? Разгадку исследователи искали в его биографии.

Примером такого политически-ангажированного исследования является книга Р. Триомфа10. Соотнеся религиозно-философскую и политическую доктрину де Местра "гг-м с некоторыми малоизученными фактами жизни философа, Триомф пришел к уничтожающим выводам относительно человеческих качеств и мотивов поведения его героя. И все же книгу Р. Триомфа трудно оценивать однозначно: с одной стороны, его исследование является одним из наиболее полных, скрупулезных, с другой -желание историка пролить свет на истинные факты подчас оборачивалось неосторожностью интерпретаций. Исследователю удалось разрушить идеализированный портрет мыслителя, составленный его детьми (главным образом, младшей дочерью Констанцией)11. «Легенда» о де Местре как о «почти святом», «верном слуге короля, готовом терпеть за него все мыслимые неудобства жизни», таяла по мере того, как историк обнаруживал вполне земные черты и слабости своего героя, но на обломках прежнего, лишенного полутонов портрета возник новый — «авантюриста на службе нескольких монархов», «честолюбца» и «добровольного изгнанника», «тяготящегося семейными обязанностями» Источники, изыскания архивистов — все, кажется, свидетельствовало о неприглядности персоны Жозефа де Местра и компрометировало его историко-философскую доктрину.

Еще раньше получило распространение мнение о том, что имя де Местра должно быть внесено в список предшественников тоталитарной идеологии или «проклятых авторов» (по определению Р. Арона). Сходство логических тенденций - убедительная вещь, но вполне ли оправдана историческая редукция, ведь даже лидер «Аксьон франсез» Ш. Моррас, который воспроизвел некоторые элементы доктрины Местра, так и остался в лагере правых радикалов? Монархизм и католицизм удерживали Морраса от последнего шага в политической эволюции. Тем более трудно представить себе легитимиста и ультрамонтана XVIII века, попавшим под обаяние маргиналов в военной форме и их вождей, особенно, если принять во внимание то, что де Местр не пожелал признать «сувереном» и Наполеона Бонапарта. Сравнительный метод в политических исследованиях часто оправдан, но исторический подход имеет свои права - религиозно-политическая доктрина Жозефа де Местра оказывалась скорее «символическим вызовом» для решения сложных политико-философских проблем, чем самостоятельным объектом изучения.

Наступление критиков было внушительным, однако оно встречало

1 7 противодействие. Что заставило Эмиля Чьорана снова обратиться к де Местру и написать эссе, глубокое, емкое, необычное по тональности? Чьоран попытался понять де Местра, избегая политических параллелей, путем проникновения в строй его мысли и окружавшую его атмосферу, проникновения деликатного с осознанием предела возможной реконструкции. В интерпретации Чьорана де Местр предстал мыслителем, одним из первых оценившим Французскую революцию не как «досадный эпизод», «ошибку», «казус», а как «начало новой эпохи», неспособным полюбить ее, но постаравшимся понять, не «ослепленным контрреволюционером», а наблюдателем, обладавшим чертами, присущими социологическому мышлению.

Повышенный интерес к де Местру в наши дни объясняется тем, что философ одним из первых заговорил об опасности стремления к универсальности в политике.Ио его мнению, оно приводит к оскудению внутренних возможностей общества, т.к. в этом случае оно утрачивает органическое единство и целостность присущей только ему культурной традиции. Привлекательным остается и анализ де Местра современных ему политических событий, ясный, глубокий и составляющий контраст ретроспективному духу его политической доктрины.

Самыми удачными исследованиями последних лет на западе стали монография Б. Микеля14 и посвященный де Местру сборник, под общей редакцией профессора Р. Лебрана15. Первое из них является произведением биографического жанра, второе - серьезным обобщением многолетней работы, проводившейся в Институте деместровских исследований в Шамбери (Савойский университет, Франция), крупных академических центрах и на Конгрессе по XVIII веку. Книги объединяет не только тема, но и тональность. Спокойная- интонация избавляет читателя от необходимости чувствовать себя вовлекаемым в контекст идеологической полемики, что отнюдь не лишает эти работы выразительности. Книга Б. Микеля читается практически как художественное произведение, а сборник под редакцией Р. Лебрэна настолько насыщен, что сожаление вызывает невозможность посвятить каждой из этих статей отдельную рецензию.

Микель вводит читателя в семейный круг своего героя, и последующие события воспринимаются не как хронологическая таблица, а история реальных, живых, разбросанных по миру людей, искавших утешения в душевной связи, значившей для них больше, чем успехи Жозефа в роли политического консультанта и писателя.

Историк прослеживает историю дипломатического восхождения де Местра в Петербурге, и хотя все эти аспекты затрагивались в работах его предшественников, в данном разделе работы есть нечто оригинальное, а именно оценка дипломатических заслуг де Местра. Автор обратил внимание на то, что Местр справился с практически невыполнимым заданием: приехав в Петербург представителем «короля без королевства», он сумел добиться оказания Сардинии финансовой и военной поддержки со стороны России.

Иногда автор переходит от биографии к философской системе де Местра, объясняя некоторые особенности религиозно-политической концепции. Он, например, обращает внимание на то, что появление крупных произведений Местра религиозно-философского характера в Петербурге было неслучайным, т.к. чужой и неуютный город располагал к мыслям о «земном пристанище», и таковым стала для Местра католическая церковь.

Книгу Б. Микеля отличает удачное соединение основательности и живости языка, что позволяет оценить ее не только специалистам, но и всем, кто увлечен историей XVIII - первой четверти XIX в. Симпатия к герою, мягкость интонации могут увлечь читателя, не знакомого с Ж. де Местром, а тем, кто занимается этой темой давно, доставят удовольствие напоминанием о том первом непосредственном впечатлении, которое когда-то, может быть, вызвала у них необычная судьба де Местра и его семьи.

Сборник под редакцией Лебрана написан не в жанре биографии, хотя авторы и старались отчасти следовать хронологическому принципу. Книга носит полемический характер по отношению к известному исследованию Р. Триомфа. Однако серьезные аналитические статьи не умаляют значение представленных в сборнике материалов обзорного характера, связанных с резонансом и изучением идей Жозефа де Местра в России и англоязычном мире, поскольку те содержат систематическое и обстоятельное изложение новых фактов.

Работа включает четыре тематических блока, посвященных биографическим аспектам, философско-политическому наследию де Местра, судьбе его идей в Англии, Америке и России, а также сравнительному анализу взглядов де Местра и мыслителей, с которыми его часто соотносят: Эдмунда Берка, Луи де Бональда и Карла Шмитта.

Биографический раздел книги представлен статьями французского историка Ж.-Л. Дарселя. Автор подвергает критической переоценке мнение о том, что де Местр будто бы проделал путь от «левого» лагеря до ультраправой позиции, основанное на неверной интерпретации увлечения де Местра религиозным масонством. Исследователь обращает внимание на то, что масонство было неоднородно в политическом отношении, а критика современной системы правления была возможна не только с левых позиций. По мнению этого исследователя, политическая позиция де Местра в ходе революции не претерпела существенных изменений: де Местр и в молодости выступал, скорее, в роли традиционалиста, нежели сторонника представительства в духе Просвещения.

Важным сюжетом стала и история взаимоотношений де Местра и сардинских монархов. В центре внимания Ж.-Л. Дарселя оказалось суждение о том, что представители Савойского дома будто бы намеренно тормозили карьерное продвижение де Местра, поскольку испытывали к нему недоверие или неприязнь. — Непростая политическая обстановка была фоном, сопровождавшим основные вехи карьеры философа на поприще государственной службы.

Французский специалист иначе, чем Р. Триомф представляет себе и результаты деместровского пребывания в Санкт-Петербурге. Ж.-Л. Дарсель подчеркивает, что де Местр исправно исполнял обязанности посланника, а «его моральные качества, ораторские способности, таланты ученого и переводчика обеспечили ему положение, о котором можно было только мечтать»16.

Представляет интерес и анализ философского наследия де Местра. Дарсель «освобождает» своего героя от «шлейфа» самых разных (и даже исключающих друг друга) определений и обращает внимание на особый «синтетический» характер его стиля, не позволяющего уместить его в рамки какого-либо одного направления.

Обращаясь к крайне сложной для интерпретации книге де Местра «О папе», наиболее спорной и провокационной в политическом отношении, Ж,-Л. Дарсель возражает против модернизации высказанных в ней идей как «легитимирующих тоталитарную власть». По мнению исследователя, Местр представил на страницах этой книги консервативную утопию, «ядро» которой составляла отнюдь не абсолютная монархия, а суверенитет, не имеющий препятствий в законодательной деятельности, но ограниченный делегированной властью составляющих государство частей - сословий под духовной опекой первосвященника «как гаранта божественного характера

1 7 суверенитета» и «законной свободы человека» . Историк убежден, что политический идеал де Местра продиктован условиями первой четверти XIX века.

Как и Эмиль Чьоран, Дарсель оставляет за де Местром «привилегию» быть сложным: «Избегавший границ, он ускользает от "классификации"» .

Необычность раздела книги, посвященного теоретическим взглядам де Местра, связана с тем, что в нем исследуется не только^ религиозно-философская и политическая мысль де Местра, но его экономические взгляды, а также идеи, которые могут быть, рассматриваемы как прообраз социологических концепций.

19

Анализ экономических представлений де Местра Жаном Денизе содержит противоречие по отношению к главному тезису Ж.Л.Дарселя — о том, что де Местр не пережил в действительности перехода от либеральных идей к консервативному направлению, или, по крайней мере, содержит уточнение: экономические взгляды де Местра служили своеобразной «нишей» для либеральных представлений. Автор доказывает, что в первой половине жизни, Местр был сторонником экономического либерализма и противником идеи государственного вмешательства. — Экономические вкусы де Местра обеспечили его расположение к традиционной французской монархии и послужили предпосылкой- для критики абсолютизма Людовика XVI, когда не было уже ни независимого дворянства, ни представительства, ни относительной свободы провинций, городов и занятий.

Таким образом, Дарсель и Денизе сходятся в утверждении о том, что де Местра нельзя считать сторонником абсолютизма, однако не по разным ли причинам: Дарсель полагает, что критическое отношение де Местра к государственной централизации имело традиционалистскую генеалогию, Денизе связывает это с его либерализмом.

Однако и Денизе указывает на противоречивость идей де Местра в силу несоответствия между экономическим либерализмом и отрицанием суверенитета личности, ее способности и права быть свободной, что» является основой либеральной позиции: Принцип «естественного развития», позаимствованный де Местром у Монтескье, и отрицающий дирижизм, трудно сочетается со взглядом на человека, выдержанным в русле католической традиции, как на раздвоенное существо, колеблющееся между добром и злом и нуждающееся в усиленном контроле.

Ценны и разделы сборника, посвященные «теории жертвы» и «языка».

Их авторы склонны оценивать де Местра как одного из предшественников современной социологии. Так, Оуэн Брэдлей полагает, что, вопреки стереотипам, де Местр не принадлежит к числу мыслителей, восславивших насилие, а является одним из первых философов, представивших социологически ориентированную теорию жертвоприношения, основанную на сравнительном изучении мировых религиозных практик: «Его больше интересует эволюция ритуалов, их формы, то, кому они предназначались.

Это можно рассматривать в качестве одного из самых ранних примеров в

20 области социологии религии» . А по мнению Б. Тарстона, де Местр одним из первых предлоэюил и социологическую оценку значению французского языка, ставшего «действующей силой изменения». Он одним из первых заметил, что революционные идеи получили распространение потому, что преподносились на языке культуры и международного общения. Как и Ривароль, де Местр установил зависимость между развитием языка и политическим контекстом, обратив внимание на проективные свойства речи, способной вбирать неологизмы и идеологические формулы, лишенные смысла, и осуществлять таким образом их «легитимацию». *

Заключительная статья этого раздела сборника посвящена исследованию религии в политической концепции Жозефа де Местра. Ее автор, Ж.И. Праншер21, попытался реконструировать логику, связавшую религиозный и светский авторитет. Главным предметом анализа становится концепция суверенитета. Сравнивая де Местра и Жана Бодена, Праншер подчеркивает: сходство их взглядов обусловлено тем, что суверенная власть рассматривалась тем и другим как абсолютная, и это ее свойство вытекало из определения - не связанная, не ограниченная ничем, обладающая исключительным правом на принятие решений, то есть самопроизвольная.

Идея де Местра о «непогрешимости власти», вытекающей из природы суверенитета, привлекает и внимание авторов представленных на страницах книги сравнительных исследований. - Г. Гаррард обнаружил, что де Местр заслужил наивысшие похвалы Карла Шмитта, поскольку уловил то, что было основой теории суверенитета у немецкого социолога: в наивысшей степени природа суверенной власти раскрывается в момент принятия решения. Р. А. Лебрэн, в статье о де Местре и Эдмунде Берке, отметил, что их концепции сближает вера в абсолютную, унитарную природу суверенитета. Джей Риди исследует связь между теорией непогрешимости суверенной власти и приемами обоснования традиционалима у Местра и де Бональда. При этом, работы Р. Лебрэна и Дж. Риди объединяет то, что оба автора отдают предпочтение де Местру перед его современниками - Берком и де Бональдом. Причиной единодушного выбора является необычность мышления де Местра, соединившего просветительскую культуру с критикой политического рационализма, католическую доктрину — с мистикой, уважение к британской традиции и ужас перед якобинской политикой - с любовью к Франции. Сложность и красоту теории де Местра, по мнению исследователей, придает провиденциализм, в то время, как анализ Берка и де Бональда выглядит более «эмпирическим», «утилитарным»23 или, по-лейбницовски, «сциентистским»24. В их рассуждениях нет места «неведомому», «необъяснимому», «тайне», в то время, как Местр готов признать границы человеческого понимания; это-то и придает его мысли большую пластичность, большую современность. Риди считает, что стилистически де Бональд ближе структурализму, де Местр - к пост-структуралйзму.

В раздел книги, посвященный резонансу идей де Местра, вошли тексты Р. Лебрэна 25и Ж.-И. Праншера26. Статья Лебрэна представляет обзор исследований деместровской темы в англоязычном мире и дает панораму оценок де Местра: от крайне критических — как защитника испанской инквизиции и апологета архаичных институтов - до современных, нашедших отражение и в данном издании. Завершающее исследование Ж.-И. Праншера подводит итог книги и наиболее четко выражает позицию историка: при всей увлекательности сравнения де Местра с современными мыслителями, это занятие не слишком плодотворно, поскольку погоня за сенсацией оборачивается нарушением принципа историзма. В результате де Местр оказывается «ответственным» за идеи самых разных мыслителей: от Морраса и Ницше до Хайека и постмодернистов.

27

Опубликованная в этой же части книги статья Веры Мильчиной представляет интерес и для биографов де Местра, и для специалистов в области истории российско-французских связей. Задача автора - проследить влияние де Местра в России и следы его присутствия в произведениях известнейших русских писателей, поэтов и политических мыслителей. В.А. Мильчина старается выделить наиболее часто встречающиеся в российских источниках суждения, образы, обязанные своим происхождением франко-итальянскому философу, и обращает внимание на то, что наиболее популярными являются те, что несут на себе печать фатализма. Наверное, этому есть свое объяснение - в России, где политика была привилегией немногих, покорность судьбе и порядку тренировала зрение на поиск того, что позволяло примириться с обычной практикой. Неслучайно в России так любим афоризм философа: «народ имеет то правительство, которого достоин».

Круг петербургских современников де Местра, так или иначе связанных с ним дружескими или служебными отношениями, Мильчина дополняет читателями де Местра. Среди них оказываются личности самые разные: будущий декабрист Михаил Орлов (этот сюжет затрагивает и B.C.

28

Парсамов ), убежденный государственник Николай Михайлович Карамзин, братья Тургеневы, Александр, Сергей и Николай, старший из которых служил в Министерстве духовных дел и просвещения, средний был православным, а младший — либералом и сторонником отмены крепостного права. - Все они находили у Местра что-то, что служило импульсом для их собственных размышлений, причем не только в негативном смысле. Те из них, кто придерживался противоположной политической позиции, отдавали должное его уму, проницательности и даже стремились подражать его стилю, манере рассуждений.

В.А. Мильчина представляет так же галерею портретов литераторов, публицистов, испытавших влияние де Местра уже после его смерти. Среди тех, на кого де Местр оказал наибольшее влияние — Чаадаев, Тютчев, Достоевский.

Следы влияния де Местра у Тютчева обнаруживаются в его религиозных воззрениях и взглядах на национальное предназначение. Сторонник конфессионального объединения, он заменил католицизм Православием, полагая, что именно Русской Православной Церкви надлежит возглавить христианское братство. А идея о том, что нация является «инструментом в руках Провидения», была дословным повторением суждений де Местра.

Достоевского объединяет с де Местром пессимизм в отношении Прогресса. Осознание слабости человеческой природы определяло инстинктивное недоверие обоих авторов к науке, и одновременно -заставляло искать «рецепты» относительно благополучного существования в прошлом, отмеченном влиянием христианства. Различие заключалось в том, что Местр отдавал предпочтение церкви как «цементу политического здания», Достоевский уповал на религию любви.

Необычность анализа Веры Мильчиной проявляется в том, что она включает в список последователей де Местра в России славянофилов и сторонников национальной политики, и это неслучайно: суждениям де Местра из «Санкт-петербургских вечеров», где он призывает россиян придерживаться обычая предков, не зная контекста, можно было бы приписать славянофильское происхождение.

И, наконец, фигура, мимо которой невозможно было бы пройти — JI. Н. Толстой. Местр не только послужил прототипом двух героев «Войны и мира» (аббата в салоне Анны Павловны Шерер и некоего иностранного посланника, выражающего мнение о Кутузове), но и, по-видимому, оказал влияние на историко-философскую концепцию Толстого. Заключительная

часть романа, где развивается мысль о божественном предопределении и о том, что мудрость полководцев и политиков состоит в том, чтобы только угадывать обстоятельства, навеяна темами «Рассуждений о Франции».

Появление за довольно непродолжительный срок двух книг о Жозефе де Местре свидетельствует о том, что данная тема привлекает к себе внимание, как и два века назад, и это признание выглядит убедительней комплиментарных речей апологетов, ценивших философа в XIX в., главным образом, за твердость консервативной позиции.

В России популярность личности и наследия Жозефа де Местра в последние годы имеет свои причины. Прежде всего, она связана с желанием наверстать упущенное, поскольку эта тема долгое время относилась к разряду полузапретных. Мнение-о мыслителе наполеоновской эпохи было неоднозначным и до революции, и после смены власти. Отношение Александра I к де Местру изменилось по известным причинам: друг иезуитов, явно переоценивший прочность своего положения и авторитет, де Местр был торопливо, хотя и с соблюдением всех необходимых формальностей, выпровожен из России. С тех пор имя его в придворных кругах было почти забыто, несмотря на характеристику, данную ему одним из приближенных царя, А. Стурдзой, как «самого выдающегося персонаэ/са Петербурга во времена Александра».

Что же касается- представителей демократического лагеря, то для большинства из них определяющее значение имела идеологическая позиция де Местра: монархист, сторонник жестких мер в политике воспринимался как фигура одиозная. Оставалось ли у его разоблачителей смутное ощущение «не до конца правды», когда де Местра громили на страницах некрасовского «Современника»29, сказать трудно. Во всяком случае, напористая интонация г статьи наводила на мысль о том, что обвинения в бездарности и аморализме, адресованные де Местру, необоснованны и, возможно, помогают ее авторам сохранить присутствие революционного духа, в то время как почва уходит у них из-под ног. Впрочем, среди русских писателей и мыслителей, проявивших к де Местру интерес, был и представитель легального марксизма - Петр Бернгардович Струве. В одной из своих работ периода эмиграции — «Пророчества о русской революции»30 — Струве, отдавая должное способностям Местра как наблюдателя, цитирует фрагменты из «Четырех глав о России» (Quatres chapitres inedits sur la Russie), где Местр предсказывал появление «университетского Пугачева» и «пожар, который может поглотить Россию». Однако голос Струве едва ли мог изменить общее подозрительно-неприязненное отношение к де Местру представителей «левого» политического лагеря, к тому же строки о де Местре появились уже тогда, когда сам Струве находился за пределами России. Понять его чувства лучше всего, наверное, мог бы разделивший с ним судьбу эмигранта с демократическим прошлым русский религиозный философ Николай Бердяев, посвятивший де Местру работу, в которой охарактеризовал его как глубокого q 1 мыслителя религиозно-мистического направления . Но все же книг, посвященных де Местру, до революции в России не было.

Обычно о де Местре упоминали как о представителе католической диаспоры Санкт-Петербурга. Он обратил на себя внимание православного священника - о. Михаила Морошкина, написавшего солидный труд об истории иезуитов в России . В работе особенно подробно были исследованы связи Местра с орденом — в центре внимания оказалась история «Пяти писем об образовании в России» (Cinq letters sur l'instruction publique en Russie), адресованных графу Алексею Разумовскому, где де Местр защищал иезуитские пансионы от угрожавшего им в случае реформ М.М. Сперанского контроля со стороны университов. Сдержанное отношение отца Михаила к ордену иезуитов не отразилось на оценке им такого яркого его представителя, как Габриэль Грубер, и, хотя чувства к Местру были куда более прохладными, о. Михаил отметил его дипломатические качества. К разряду исключений можно отнести уже упоминавшуюся здесь статью Александра Савина и очерк известного русского правоведа, представителя либеральной мысли Бориса Чичерина33. В обеих работах представлен обзор основных произведений и политической концепции Жозефа де Местра. Отличительной особенностью статьи, Савина была уравновешенность анализа, очевидно, имевшего иную, нежели «Современник» цель — дать читателям представление о мыслителе, недостаточно известном в России. Савин обратил внимание на сложность философии де Местра и процитировал противоположные оценки его наследия на Западе. Чичерин не ограничился изложением взглядов де Местра и постарался показать противоречия политической доктрины «Du раре». Но все-таки де Местр оставался писателем для немногих, хотя уровень его читателей, среди которых были Чаадаев, Тютчев, Достоевский, Карсавин и славянофилы, в какой-то степени восполнял недостаток внимания к нему просвещенной части общества.

В советский период отношение к де Местру определялось политическими обстоятельствами. Для того чтобы де Местр попал в список авторов, «враждебных Советскому государству», а, следовательно, «не представляющих интереса для науки», достаточно было того, что «живые классики» в комплиментарно-разоблачительном запале называли его «махровым консерватором». С тех пор консервативная «махровость» в СССР ассоциировалась с его-именем. И вдруг случилось непредвиденное. В 1937 г. в «Литературном наследстве» появилась серьезная статья некоего «М.Степанова», посвященная российскому периоду биографии Местра. Подготовлена она была основательно, с использованием богатых архивных материалов петербургских фондов. У всякого знакомого с российской историей человека сопоставление темы статьи с датой ее выхода не может не вызвать удивления. Не менее загадочной была и фигура самого «М. Степанова», и то, что его соавтором был назван французский исследователь Ф. Вермаль. Загадка разъяснялась достаточно просто. Статья подходила по формальному критерию к серии «Русская культура и Франция», а основательная проработка темы отвечала солидному научному изданию, но настоящий ее автор - историк Андрей Николаевич Шебунин — оказался в лагере еще до выхода работы в свет. Его судьба просто поразительна, если принять во внимание то, что в сферу его научных интересов попал и Жозеф де Местр.

Андрей Шебунин родился в 1887 г. в Петербурге. (В рукописном отделе Национальной библиотеки сохранилось документальное свидетельство об его дворянском звании, выданное Могилевским дворянским собранием34.) Шебунин прошел впечатляющий путь человека «прогрессивных взглядов»: от участия в студенческих волнениях (с 1905 г.) о ^ до членства в РСДРП . Выпускник филологического факультета Санкт-Петербургского университета, он «ушел в революцию» и к 1917 г. имел большой опыт отбывания политических ссылок в Енисейской губернии. В первые годы после свержения монархии он был вполне востребован профессионально36 и политически37, в 20-е годы много преподавал, принимал

38 активное участие в полемике по вопросам марксизма , даже участвовал в описи царских библиотек. В конце 20-х - начале 30-х гг. Шебунин готовил для публикации в «Литературном наследстве» статью о Жозефе де Местре и одновременно работал над книгой «Вокруг Священного Союза». Но этой книге так и не суждено было увидеть свет, хотя ее рукопись становится все более известной и без упоминания о ней не обходится уже ни одно„серьезное исследование об этом времени. Историк попал под «волну» репрессий и в первый раз был арестован по плановому «академическому делу» в 1929 г. Ему были хорошо известны рассуждения де Местра о неуправляемости Террора и о смене «поколений революционеров», о том, что первое обречено пасть жертвой менее талантливых, но более жестоких «продолжателей». К сожалению, интерес историка к этим вещам был исключительно теоретическим.

В личном фонде Андрея Шебунина сохранился документ - примета времени - свидетельство об освобождении его из Свирских исправительно-трудовых лагерей, где он отбывал срок заключения с 1930 по 1933 гг. с регистрационной отметкой ЖЭК по улице Жуковского в Ленинграде и уведомлением: «санобработку прошел» . В 1939 г. он был снова арестован, приговорен к восьми годам заключения и умер в лагере.

По сохранившемуся преданию, Шебунину инкриминировали, между прочим, и то, что он взялся писать о де Местре, не испросив разрешения у ЦК. И пока далекие от истории люди в Центральном Комитете пытались определить степень «злонамеренности» ученого и серьезность угрозы, исходящей от де Местра, судьба Андрея Николаевича решилась на месте, а статью коллеги, воспользовавшись заминкой «наверху», успели опубликовать под псевдонимом40.

Сколько-нибудь значительных попыток последовать примеру Шебунина и продолжить изучение этой темы вплоть до перестройки не было, и на сегодняшний день статья А.Н. Шебунина остается наиболее обстоятельным исследованием российского периода эмиграции Жозефа де Местра.

Неудивительно, что с появлением возможности говорить и писать на эту и другие темы в России наступила заминка - потребовалось время, для того чтобы появилось что сказать и представление о том, как - для исследования консервативной мысли изломанный язык политической литературы старого образца был не слишком подходящим инструментом. Исследователи, обратившиеся к Местру, отдавали предпочтение малой форме - статьям и эссе. Одной из самых ранних вещей была статья С.С. Хоружего, посвященная сравнению историко-философских взглядов де Местра и русского историка Льва Платоновича Карсавина41. Автора привлекло сходство восприятия революционных событий избранными им для сравнения мыслителями: Провидение, «сила обстоятельств» -встречались в произведениях русского историка и философа.

Работы историков политической мысли о консерваторах чаще носили обзорный характер, что не снижает их ценности — первое слово бывает особенно важно. Так, М. М. Федорова42 рассмотрела взгляды традиционалистов через призму методологии К. Манхейма. Среди тех, чьи взгляды анализировала Федорова, был и де Местр.

Затем настало время переводов. В. Москве и Петербурге вышли «Рассуждения о Франции», «Санкт-Петербургские вечера», письма Местра из Петербурга в Сардинию. Внимание к нему московских и петербургских переводчиков внушает надежду на то, что через некоторое время все крупные произведения этого автора будут доступны широкой аудитории.

Среди публикаций последних лет следует отметить и опубликованный на страницах «Франбцузского ежегодника» перевод эссе П. Генифе об анализе Французской революции на страницах «Рассуждений о Франции». Политические и религиозные идеи де Местра рассматриваются в контексте исторических событий. Портрет де Местра получился глубоким, интонированным, благодаря удачной реконструкции его отношений с представителями самых разных философских направлений и школ к. XVIII -нач. XIX вв43.

Источниковая база исследования

В работе были использованы известные произведения Жозефа де Местра: «Рассуждения о Франции», «Санкт-Петербургские вечера», «О папе», «Опыт о производящем начале политических конституций* и других человеческих учреждений», «Четыре главы о России», «Письма и опускулы». Из менее значительных стоит упомянуть «Мемуар герцогу Брауншвейгскому», «Этюд о суверенитете», «Пять писем об образовании к графу Разумовскому». Дополнительные материалы предоставляют частная корреспонденция из Лионского собрания сочинений, письма, опубликованные Д. Соловьевым на русском языке и выпущенные в качестве приложения к публикации М. Степанова (А. Шебунина), а также дореволюционная подборка корреспонденции, опубликованная в «Русском архиве».

Полезным оказалось и обращение к произведениям авторов, оказавших наибольшее влияние на формирование системы взглядов де Местра: основателя европейской консервативной традиции Э. Берка, философа-мистика Л.-К. Сен-Мартена, известного представителя католической мысли Ф.Б. Боссюэ, французских просветителей.

Обращение к произведениям раннехристианских классиков связано с тем, что на страницах «Санкт-петербургских вечеров» де Местр рекомендовал себя в качестве их наследника. Сравнение его религиозной концепции с памятниками раннехристианской литературы (поучениями и письмами святителей Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого) позволяет почувствовать ту грань, за которой в произведениях де Местра догматика уступает место философскому творчеству.

Иллюстрациями к петербургскому периоду эмиграции де Местра послужили воспоминания и заметки о нем русских современников: А. С. Стурдзы, Ф.Ф. Вигеля, С. П. Жихарева, С. П. Свечиной.

Во второй части книги использованы письма и эссе де Местра, посвященные России, а также произведения его русских современников: Н.М. Карамзина, С. С. Уварова, А.С. Стурдзы, письма и дневники С. П. Свечиной, а также философские сочинения одного из признанных поклонников творчества де Местра в России - П. Я. Чаадаева.

Работа в рукописном отделе Национальной Библиотеки (им. Салтыкова-Щедрина) позволила ознакомиться с источниками, дополнившими историографический раздел данного исследования: личными документами одного из лучших российских специалистов по данной теме -А.Н. Шебунина, а так же с рукописью его неизданной книги «Вокруг Священного союза».

Следует сказать и об историографической основе исследования. Работа над темой книги началась со знакомства с работами западных и российских специалистов по данной теме. При всей неоднозначности книга Р. Триомфа сохраняет значение фундаментального биографического исследования и задает направление научному обсуждению, вокруг нее выстраивается весь спектр возможных оценок наиболее важных событий и фактов в жизни де Местра.

Для изучения политических взглядов Жозефа де Местра оказалось полезно обращение к публикациям Э. Чьорана, Ж.- П. Кордельера, Ж. Годшо, А. Савина и Б.Н. Чичерина и др. А для исследования религиозно-мистической составляющей мировоззрения де Местра — сопоставление мнений Э.Дерменгема, О. Виата, Р. Триомфа, П. Генифе, К. Шмиттда и А. Брети.

Исследование завершается историографическим разделом, где представлен обзор последних публикаций о Жозефе де Местре, об его взглядах и о влиянии на европейскую и русскую мысль: Р.-А. Лебрана, Ж.- Л. Дарселя, Ж. Праншера и одна из последних биографий де Местра Б. Микеля.

Исторический контекст того времени позволяют понять работы российских и западных специалистов, посвященные периоду царствования Александра I и правления Наполеона (Н.А. Троицкого, Е.В. Тарле, Ю.М.Лотмана), труды по истории дипломатии (А. Дебидура) и религиозных течений (А.Н. Пыпина). В методологическом отношении существенную помощь оказали и результаты исследований Центра изучения консерватизма под руководством П.Ю. Рахшмира, действующего при Пермском государственном университете. L'

Цели исследования определяются необходимостью комплексного, систематического анализа теоретического наследия Жозефа де Местра (включая религиозно-мистические основания его политико-философской концепции), а так же - воссоздания и оценки с точки зрения влияния на последующую эволюцию взглядов мыслителя российского периода его эмиграции.

Исследование русских связей де Местра полезно с точки зрения изучения типических особенностей развития консервативной идеологии, создававших основы для «политической солидарности», и, кроме того, для выяснения: в какой мере две консервативные традиции — западная и российская — оказались «взаимопроницаемы», был ли опыт западный консервативный востребован в России в период складывания регионального варианта консерватизма и имело ли значение для развития западной консервативной мысли знакомство Жозефа де Местра с Россией и представителями охранительного лагеря?

Определенные таким образом цели предполагают решение следующих исследовательских задач:

1. — выявить основные структурные элементы философии де Местра и основные источники формирования его взглядов в пестром спектре идей и представлений, предшествовавших Французской революции и сложившихся после событий 1798 г., а так же исследовать то, в каком соотношении находились устойчивые и подвижные компоненты его мировоззрения;

2. - провести анализ комплекса религиозных идей де Местра и раскрыть его внутренние противоречия, придававшие сопряжению религиозного и политического контекста особенный драматизм;

3. — провести реконструкцию петербургского периода биографии мыслителя: истории его пребывания и дипломатической миссии в Санкт-Петербурге, интеллектуальных связей с русскими современниками, восприятия мыслителем Венского конгресса, Священного Союза и утверждения нового политического порядка.

4. — проанализировать полемику по религиозным вопросам, завязавшуюся между де Местром с русскими авторами, а так же сравнить его анализ ситуации в России и рекомендации относительно ее общественно-политического развития в будущем с политическими «программами» его русских «коллег» (Н.М. Карамзина, С.С. Уварова, А.С. Стурдзы и

П.Я. Чаадаева).

Методология исследования.

Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как в России консерватизм был освобожден от «грифа секретности», т.е. извлечен из реестра «политически неблагонадежных» тем. За десять лет сделано достаточно, но пока исследователи в основном отдают предпочтение идеологическому и прикладному аспектам.

Из всего многообразия подходов к определению этого явления наиболее популярным оказался т.н. ситуационный подход С. Хантингтона*4, согласно которому консерватизм не является полноценной идеологической традицией и представляет собой лишь «эпизодически повторяющуюся серию отрицательных реакций на изменения». Будучи лишен собственного фундаментального основания, он только заимствует элементы устойчивых (т. н. «идеационных») идеологических систем: В России методология Хантингтона многим казалась весьма подходящей для объяснения ностальгического настроя и обоснования притязаний определенной части общества перестроечных лет. В начале 90-х гг. слово «демократия» ассоциировалось с реформами, а' «консерватизм» связывали с оппозиционным настроем приверженцев прежней системы.

Однако ситуационный подход имеет существенные недостатки. Автору данной работы в начале 90-х годов довелось стать свидетелем следующего эпизода: в аудитории, где присутствовала издатель «крайне правого» британского журнала, сторонник КПРФ рекомендовал себя в качестве «современного российского тори». И тогда стало ясно, что самоопределение - это недостаточный критерий для политической идентификации, поскольку один из «консерваторов» стремился к типическому единению, а другой отвергал такую возможность, ссылаясь на то, что их партии ориентируются на слишком разные идеологические традиции: Одним словом, если руководствоваться концепцией С. Хантингтона, в разряд «консерваторов» попадают малосовместимые фигуры: Бенджамен Дизраэли и лидеры КПРФ, Эдмунд Берк и президенты бывших советских республик.

В условиях современной России популярность принципа Хантингтона привела к невообразимой путанице. Когда оказалось, что в общественном мнении слово «демократия» не вызывает, как прежде, положительных ассоциаций, заявка на «консервативность» стала казаться довольно выигрышным способом политического позиционирования. И тогда открылся простор для творчества политтехнологов: «консерваторами» старались представить себя и наследники леворадикальных идеологических традиций с номенклатурным базисом, и сторонники национальной политики, и «державники», и приверженцы экономического либерализма из СПС (в их случае адресация производилась к западному неоконсерватизму 70 - 80-х годов, т.е. идеологическим установкам и политическим стратегиям, далеко отстоящим от «классики», но генетически связанным с консервативной традицией). В состязании за право именоваться «консерваторами» не участвовали, пожалуй, лишь социально-либеральные «яблочники» и некоторые радикалы. А поскольку на прошлых выборах партии власти удалось объединить способы обоснования консервативной позиции почти всех претендентов на этот «гриф», это обеспечило ей успех и вызвало внезапное «полевение» «консерваторов» из СПС, лидеры которого до тех пор заявляли о том, что «"правее " них может быть только стенка». Итак, специфически российская «поточность» консерваторов последних лет, на наги взгляд, демонстрирует недостатки ситуационной модели.

Более интересным представляется психологический подход к определению консерватизма Майкла Оукшотта45. Британский философ связал приверженность консервативной стратегии в политике с особенностями психологического типа, ориентированного на «проверенное» и «устойчивое». «Прирожденный консерватор» М. Оукшотта отдает безусловное предпочтение «устоявшемуся порядку» перед «изменением», «близкому и привычному» перед «необозримой перспективой», «реальности» перед «возможностью», интересуется в большей степени «конкретными задачами», чем «глобальным», «процесс» значит для него больше, чем «приобретение». (Например, рыбалка для «истинного консерватора» становится своеобразным ритуалом, позволяющим насладиться размеренностью жизненного цикла, и он может быть почти равнодушен к размеру улова.)

Однако и психологический подход небезупречен. Если следовать описанию М. Оукшотта, идеальным типом консервативной личности оказывается. Шерлок Холмс. В характере этого литературного героя можно обнаружить постоянство привычек, преданность в дружбе, любовь к уединению и камерности, сознательное и строгое ограничение познания необходимым для работы. А вот герой нашего исследования — Жозеф де Местр - не выдерживает проверки на «консервативность» и безоговорочно выбывает из круга консерваторов. Его биография представляет собой полное отрицание «джентльменского набора» консерватора по Оукшотту: вместо стабильности - беспокойное перемещение, вместо уединения - стремление в мир, к обществу, на политическую сцену и «открытость всем ветрам», вместо уравновешенности — авантюрность, вместо заботы о ближнем круге — попечение о судьбах мира и Европы.

Вот почему наиболее убедительным и разработанным с точки зрения методологии из всех существующих на сегодняшний день подходов к определению консерватизма нам представляется т.н. конкретно-исторический подход немецкого философа и социолога знания Карла Манхейма46. Манхейм рассматривает консерватизм не только как одну из крупных идеологических систем современности с соответствующим наборолг политических стратегий, но и как особый стиль мышления, возникший в ответ на рационализм Просвещения в эпоху Французской революции. Именно он впервые обратил внимание на то, что консерватизм поставил под сомнение не одну только систему либеральных ценностей, но и сам образ мысли оппонентов, создав альтернативу их логической культуре.

Понятие о стиле К. Манхейм заимствовал из искусствоведения и привнес в социологию знания представление о том, что неповторимость стиля мышления определяет некий основополагающий мотив, на основе которого выстаиваются атрибуты - его основные характеристики. Поскольку консерватизм развивался в оппозиции по отношению к Просвещению, его методологическое и ценностное «ядро» представляло собой антитезу абстрактному началу рационализма, с его верой в моделирование и непогрешимость «идеальных» проектов социального обновления, как будто имеющих универсальное значение. Основополагающим мотивом консервативного стиля мышления стало специфическое ощущение конкретности — недоверие ко всякой спекуляции или гипотезе, стремление придерживаться того, что действительно, непосредственно дано, отказ придавать универсальное значение явлениям, имеющим локальное происхождение и связанным с определенным контекстом. В качестве отличительных признаков стиля Манхейм указывает следующие: антирационализм, историзм (обращение к историческому опыту), антипрогрессизм и опора на национальную традицию, противопоставление «суверенитету Разума» — представления о разумности самой жизни, заключенной в локальных формах.

В современной российской исторической и философской науке это направление остается почти не разработанным (исключением является книга Г. И. Мусихина47, посвященная сравнительному анализу системных элементов консервативной мысли России и Германии).

Морфологический метод (К.Манхейма), основанный на выявлении базовых элементов консервативного мировоззрения, позволяет произвести стилистическую атрибуцию идей де Местра. Дополнением к нему служит и метод сравнительного анализа. В рамках данного исследования компаративный метод используется и в разделе, посвященном становлению взглядов де Местра (при сопоставлении с теми авторами, чье влияние он в той или иной мере испытывал и по отношению к которым у него возникло чувство «политической солидарности»), и в части, посвященной «русским связям», поскольку позволяет оттенить особенности и парадоксы консервативного мировоззрения, объяснить их происхождение в контексте двух крупных консервативных традиций — российской и европейской-континентальной.

Хронологические рамки исследования определяет то, что работа не является собственно биографией. Если верхняя граница находится на отметке 1753 г. и связана с датой рождения Жозефа де Местра, то нижняя - это не дата его смерти (1721 г.), а 50-е гг. XIX в., т.е. время появления поздних работ его самого ревностного почитателя в России - П.Я. Чаадаева.

Мы сознательно отказались от возможности распространения границ исследования до к XIX в., поскольку резонанс идей де Местра в сложном политическом контексте царской России достоин того, чтобы стать предметом самостоятельного изучения. Из русских корреспондентов, «союзников и оппонентов» де Местра нас интересовали, прежде всего, его современники и ближайший к ним П.Я. Чаадаев в силу того, что главным предметом исследования является становление и развитие мысли де Местра, и, следовательно, те факторы, которые оказали влияние на этот процесс.

Научная новизна и основные результаты исследования.

В диссертации впервые в отечественной историографии рассматривается весь комплекс религиозных и политических идей одного из «отцов-основателей» французской консервативной традиции; прослеживаются интеллектуальные связи де Местра и современных ему европейских авторов — мыслителей консервативного направления, а так же представителей католической школы и философов-мистиков.

Одновременно в диссертации воссоздается биографический контекст и впервые в историографии производится всесторонняя реконструкция петербургского периода жизни Ж. де Местра: история его пребывания и дипломатической миссии в Санкт-Петербурге, связи с русскими современниками и резонанс его идей в России в первой четверти XIX века.

В исследовании решаются три центральные теоретические проблемы.

I. Первая связана с оценкой того. насколько религиозно-мистическая доктрина де Местра соотносится с каноническими основами христианства и святоотеческим наследием, что в ней относится к сфере философского творчества, и какое значение это имеет для механизма консервативных построений?

II. Вторая проблема касается выяснения причины слишком явных логических несоответствий в наследии Жозефа де Местра: анализ современных ему политических событий, комментарии к ним в письмах и дневниках служат полному опровержению доктрин, снискавших мыслителю европейскую известность. В работе выдвигается предположение о том, что противоречия такого рода обусловлены внутренней логикой консервативной мысли, предполагающей два «уровня реакции» на либерально-просветительский «вызов».

III. Третья проблема — разрешение вопроса о том, оказало ли пребывание де Местра в России, его политический опыт при дворе Александра I и переписка с русскими авторами влияние на эволюцию политических представлений мыслителя в последние годы его творчества?

Научно-практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что собранный в нем фактический материал может быть использован для изучения и преподавания нескольких дисциплин социально-гуманитарного характера: истории философии, правовых и политических учений, религиоведения, всеобщей истории периода Французской революции и истории России, а также социологии знания. Проблемы, получившие разрешение в диссертации, устраняют пробелы в отечественной и зарубежной историографии, связанные с оценкой религиозной компоненты^ системе консервативных построений, раскрывают внутреннюю динамику развития', консервативной мысли и позволят полнее оценить общее и особенное в развитии консервативных традиций Европы и России. Исследование может послужить и формированию в России более систематического и свободного от политических колебаний интереса к наследию де Местра — одного И3г самых непростых мыслителей нового времени.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были представлены в серии научных публикаций автора, в том числе в индивидуальной монографии.«Жозеф де Местр и его русские "собеседники". Опыт философской биографии и интеллектуальные связи в России» (Пермь, 2007). А также - в рамках научных конференций, из которых наибольшее значение имели Международные конференции: «Россиян и иезуиты в царствование Павла I, и Александра I» (Рим, 2004), «Эволюция* консерватизма:, европейская традиция* и, русский опыт» (Самара, 2002 г.), «Политика и культура в контексте истории» (Пермь, 1997 г.); Первые и Вторые Кареевские чтения по новистике: (Санкт-Петербург, 1995 и 1997 гг.).

Материалы диссертации были использованы и при подготовке специального лекционного курса по истории консерватизма (прочитанного в 1998 г. на историческом факультете Пермского университета и в 2001 г. - на политологическом факультете ГУГН при ИФ РАН).

Структура работы. Диссертация состоит из введения и двух частей, первая^ из которых посвящена философии Жозефа де Местра и ее значению для европейской консервативной традиции, вторая — резонансу идей де Местра в России в период складывания* регионального* варианта консерватизма. Работа включает восемь глав, двенадцать параграфов,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Религиозно-философская мысль Жозефа де Местра в контексте формирования консервативных традиций Европы и России"

В конце работы остается подвести итоги в соответствии с теми задачами, которые были поставлены вначале.I. В процессе анализа теоретического наследия Жозефа де Местра была произведена реконструкция основных структурных элементов, послуживших источниками формирования религиозно-политической доктрины философа и определивших своеобразие его авторского стиля. Они характеризуются разнородностью: ультрамонтанство соседствует с мистической философией французских иллюминатов, основные идеи французского традиционализма подвергаются идеологической «огранке», благодаря принятым на вооружение принципам Э. Берка, и закрепляются с помош;ью преобразованных консервативной мыслью логических приемов Просвещения. (Между тем, просветительский рационализм остается главным объектом критики и с точки зрения ценностей, и с точки зрения системы аргументации и образа мысли.) Однако эта разнородность позволила де Местру осуществить модернизацию идеала средневековой католической Европы: актуализировать догматические и политико-философские основания его доктрины (принцип духовной супрематии и теорию суверенитета Ж. Бодена), предложить собственный «политический проект», альтернативный идеальным моделям Просвещения. Это стало возможно, благодаря современности языка Жозефа де Местра и адекватности проблематики его произведений - философско политическому дискурсу XVIII века.В работе решалась следующая теоретическая проблема: выяснить причину явного несоответствия меж:ду жесткой и даэ/се нетерпимой политической доктриной и серией гибких, пластичных реакций на происходящее. — Анализ современных политических событий у де Местра отличается ясностью, реализмом, сознанием невозможности возвращения к дореволюционному порядку. - В исследовании обосновывается гипотеза.согласно которой консервативное мировоззрение содержит внутреннее противоречие, обусловленное двумя «уровнями реакции» на либерально просветительский «вызов». Следует разделять «срочную» (идеологическую, полемическую по духу) реакцию на либеральный проект социального обновления и более глубинную, направленную на кргттку основ рацгюнализма как стиля мышления.Первый уровень допускает выдвижение авторами консервативного направления собственных «идеальных проектов», представляющих собой «контр-проекты» по отношению к идеалу просветителей. В то же время, поставив под сомнение сам образ мысли оппонентов и его основополагающий мотив — генерализацию, усреднение — консерватизм выдвигает в качестве иного «основополагающего мотива» мышления особенное ощущение конкретности: «стремление придерживаться того, что непосредственно дано, недоверие ко всякой спекуляции или гипотезе». (Оно и составило, как показывает К. Манхейм, ценностное и методологическое «ядро» консерватизма.) Эта приверженность к тому, что непосредственно дано, служит консерваторам основой для критики выдвинутых рационализмом «универсальных моделей» и оборачивается для самих консерваторов беспощадностью, по отношению к собственным «идеальным моделям» (в такие моменты, когда становится ясно, что политическое сражение проиграно, а либерализм формирует новый цивилизационный фон).И, тем не менее, консервативный «проект» несет в себе тот ценностный потенциал, который может быть использован в несколько модифицированном виде в условиях зарождающегося конкурентного либерального-консервативного партнерства.Вот почему в политико-философском наследии Жозефа де Местра присутствуют две тенденции, не исчерпывающие одна другую и не достигающие согласования', крайний догматический, консерватизм и предельно трезвый консервативный реализм. Вторая - служит своеобразным «опровержением» первой, однако де Местр не испытывает потребности в их взаимной «коррекции». Все его политическое наследие отмечено напряжением из-за «конкуренции» логик - «идеолога» и «политика».Кроме того, такой стилистический синкретизм в теоретическом наследии философа был обязан своим происхождением и слишком разным источникам влияния, вошедшим в канву его произведений: «мягкий» британский консерватизм Э. Берка порой вступает в противоречие с жесткой трактовкой суверенитета, а идея о своеобразии национальных традиций — с толическим универсализмом.Но, каковы бы ни были противоречия в политической теории Жозефа де Местра, стиль мыитения является вещью более глубинной по сравнению со «срочной» идеологической реакцией на текущие события: доктрина может со временем утрачивать актуальность, а образ мысли задает консерватору методологические рамки и формирует морфологию консервативной системы в целом.П. Анализ религиозно-философских идей де Местра позволяет убедиться в том, что они отличались тем же синкретизмом, что и политические взгляды мыслителя.Главная теоретическая проблема в данной части работы заключалась в том, чтобы оценить, насколько религиозно-мистическая доктрина де Местра соотносится с каноническими основами христианства и святоотеческим наследием, что в ней относится к сфере философского творчества, и какое значение это имеет для механизма консервативных построений? • В ходе исследования был сделан следующий вывод: религиозно мистическая компонента не только служ:ила «основой» для политического идеала философа, но и испытывала на себе влияние со стороны его политических предпочтений (что и было причиной нетипичного для христианской традиции взгляда на человека и трактовки личной свободы).В целом, влияние мистического масонства преобладает в философии де Местра над христианской этикой, а необычная трактовка теории «первородного греха», далекая от святоотеческой классики, служит обоснованию требования установления в обществе э/сесткого политического контроля.Если «теологическими» аргументами в пользу теократического идеала (в книге «О папе») стали относительно более ранние идеи из «Рассуждений о Франции» и «Санкт-петербургских вечеров», то политической основой для него явилась теория суверенитета Жана Бодена.Таким образом, онтологическим и ценностным обоснованием консервативных политических принципов и доктрин служит у де Местра /ге каноническое христианство, а довольно своеобразное соединение мистицизма и десизионизма. Поэтому темы, затронутые в наследии святых отцов Церкви, в трактовке де Местра приобретают фаталистический, а иногда и репрессивный оттенок.III. Кроме того, в начале исследования была поставлена задача оценить впечатления, вынесенные де Местром от пребывания в России.Связанная с этим теоретическая проблема предполагала выяснение того, оказало ли пребывание де Местра в России, его политический опыт при дворе Александра I и переписка с русскими авторами сколько-нибудь существенное влияние на эволюцию политических представлений де Местра в последние годы его творчества? — До сих пор в отечественной и зарубежной историографии о связи между пребыванием де Местра в России и жесткой эволюцией его доктрины в поздних произведениях не говорилось почти ничего. Однако именно в России де Местра ждало несколько важных открытий, не замедливших отразиться на содержании его религиозно-политической концепции: 1.сравнение особенностей российской монархии и политических традиций Европы заставило де Местра полнее оценить арбитражную функцию Рима в отношениях между европейскими народами и их государями; 2. переписка с Уваровым впервые вызвала у него беспокойство: не окончится ли схватка монархического лагеря с XVIII веком сомнительным компромиссом? (в последующем его опасения подтвердили Священный Союз и кон ституционная хартия); 3. в Петербурге де Местр встретил и неожиданно сильного оппонента в лице православного писателя - А. Стурдзы, и это был первый случай критики христианской составляющей его доктрины. Все это способствовало переходу де Местра от умеренно консервативной позигщи и галликанства к крайнему консерватизму и ультрамонтанству.Итак, опыт российских «коллег» был по-своему воспринят де Местром и послужил дальнейшей эволюции его взглядов «вправо».Что же касается итогов сравнительного анализа взглядов де Местра и его русских современников и последователей, всякое сравнение требует осторожности: Необыкновенное сходство во взглядах представителей двух консервативных традиций может оказаться не полным, как в случае с П. Я. Чаадаевым, который воспроизвел идеи де Местра так точно, как никто другой. Как ни велик соблазн проведения параллели, глубокое различие между ними обнаруживает отношение того и другого к вере. В то же время компаративный метод дает неплохие результаты, поскольку позволяет оттенить особенности (как в случае с Карамзиным) и сходство (как при сравнении с Уваровым) консервативного мировоззрения дворянства России и Европы.Вопрос о- том, насколько существенное влияние Жозеф де Местр оказал на формирование российской консервативной традиции, мог "^ бы быть предметом самостоятельного исследования. Мы лишь ограничимся констатацией: идеи де Местра и полемика с ним послужили «отправной точкой» для формирования комплекса консервативных представлений С. Уварова и А.С. Стурдзы. Влияние в обоих случаях было не прямым, и скорее «негативным», поскольку принципы де Местра, были либо адаптированы к местным российским условиям (например, идея единой «государственной религии» в поздних произведениях С. Уварова), либо побудили его корреспондентов к тому, чтобы в противовес «католической универсальности» подчеркнуть значение собственной — православной традиции. Любопытно, что в этом случае «измена» де Местра («по долгу»

католика) основополагающему мотиву консервативного стиля мышления -

специфическому ощущению конкретности, обязательному соответствию определенному историческому контексту — обратила это оружие «против него».Таким образом, проведенное исследование демонстрирует то, что консервативный политический «проект» Жозефа де Местра не являлся внутренне однородным образованием. В стремлении преодолеть недостатки просветительского идеала консервативная мысль предпринимает попытку критического переосмысления универсализма Просвещения, и это вызывает появление довольно сложного, синтетического комплекса представлений и доктрин.В завершение хотелось бы высказать пожелание читателям Жозефа де Местра. Язык его произведений, отточенный, яркий, вот уже два века обеспечивает им успех, течение его мысли доставляет удовольствие следить за неожиданными поворотами, игрой ума. Но, что касается произведений де Местра на религиозные темы, следует отдавать себе отчет в том, что они все-таки не принадлежат к духовному наследию христианства. Переход от философии к догматике, заимствование некоторых важных тем и сюжетов у раннехристианс1сих авторов только оттеняет самостоятельность его творчества. С большим основанием говорится, что де Местр обнаруживает скорее сходство с мистической литературой XVIII века, чем с духом Евангелия и учением святых отцов Церкви. Во всяком случае, было бы ошибкой воспринимать его произведения как введение в христианскую литературу или руководство по изз^ению христианской классики.Как политический мыслитель де Местр, пожалуй, более интересен.Интересен как умный, проницательный политик, непререкаемый в защите авторитета и порядка, однако способный на компромисс, «затворивший ум» в атмосфере старой Европы и в совершенстве владеющий «оружием» своих противников — просветителей.Число его несбывшихся прогнозов примерно равно числу успешных, и не стоит видеть в нем «вдохновенного Духом пророка». Де Местр удивился бы, обнаружив Соединенные Штаты мощным государством, а Россию -

страной крупных научных открытий XX века. Но в отношении современных ему событий и ближайшего будущего Местр оставил прекрасные образцы политического комментария.Хотелось бы надеяться на то, что интерес, который проявляют к де Местру российские издатели и исследователи, позволит избежать обеих крайностей - забвения и апологии.

Список научной литературыДегтярева, Мария Игоревна, диссертация по теме "История философии"

1. Цит. по: Triomphe R. Joseph de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un materialiste mystique. Geneva: Droz. 1968. P. 165

2. Triomphe R. Joseph de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un materialiste mystique. P. 164 3 Triomphe R. Joseph de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un materialiste mystique. P. 164

3. Цит. no: Cioran E.M. Joseph de Maistre. P., 1957. P. 306

4. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 118Voltaire. Oeuvres completes. Garniers frcres. Edition de Luis Moland. V. 1 52. Paris. 1877 — 1882. V. 22. P. 1949 Ibid. V. 17. P. 455

5. Цит. no: Triomphe R. Joseph de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un materialiste mystique. P. 172

6. Bossuet F.B. Discours sur l'histoir universelle. Oeuvres completes. V. 1 -35. Versailles. 1818. V.35. P. 556 — 55712Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 1213Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 12

7. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 88

8. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 17

9. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 1517Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. C.9118Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 75

10. Цит. по: Dominique P. Les polemistes fran9ais depuis 1789. Paris., 1962. P. 73

11. Цит по: Oechslin J. Le mouvement ultra-royalistc sous la Restouration. Son id6ologie et son action politique (1814 1830). Paris. 1960. P. 43

12. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 5327Манхейм К. Консервативная мысль. // Диагноз нашего времени. М., 1994 25 Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 4329 Ев. Ин. 16. 33

13. Генифе П. «Рассуждения о Франции» Жозефа де Местра. // Французский ежегодник. М., 2003. С. 90

14. Местр Ж. де. Санкт-Петсрбургские вечера. СПб., 1998. С. 373

15. Генифе П. «Рассуждения о Франции» Жозефа де Местра. С. 98

16. Мсстр Ж. де. Санкт-Петсрбургские вечера. С. 374

17. Darcel J.-L. Maistre, Mentor of the Prince // Joseph de Maistre's Life, Thought, and Influence Selected studies. Ed. R.A. Lebrun. McGill-Queen., 2001. P. 120-130

18. Виат О. Граф Жозеф де Местр // Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. СПб., 1998. С. 645

19. Бертье Гиом-Франсуа (1704-1781), ученый-иезуит, полемизировавший с просветителями.

20. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 156

21. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 156 — 157

22. Местр Ж. де. Санкт-Пстсрбургские вечера. С. 27

23. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 208

24. Святитель Василий Великий. Примите слово мое. М., 2005. С. 294

25. Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. М., 2005. С. 390-391

26. Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 404, 406

27. Святитель Иоанн Златоуст. Слава Богу за все. М., 2005. С. 334

28. Святитель Иоанн Златоуст. Слава Богу за все. С. 381 —38249Святитель Иоанн Златоуст. Слава Богу за все. С. 313

29. Святитель Иоанн Златоуст. Слава Богу за все. С. 139

30. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 58

31. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 2653Святшель Василий Великий. Примите слово мое. С. 307

32. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 166

33. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 542

34. Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 86-8758 1Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 58 — 5959Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 148

35. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. С. 143 — 144 1

36. Святой праведный Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе или минуты духовного трезвения и созерцания, благоговейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге. Извлечение из дневника. М., 2001. С. 136

37. Святой праведный Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе. С. 164

38. Святитель Василий Великий. Примите слово мое. С. 337 — 338

39. Святитель Игнатий Ставропольский. Приношение современному монашеству, заключающее в себе правила наружного поведения для новоначальных иноков и советы относительно душевного иноческого делания. М,, 2001. Гл. L. С. 349

40. Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 382

41. Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 143 144

42. Святитель Игнатий Ставропольский. Приношение современному монашеству. Гл. L. С. 349 — 350

43. Первое Соб. Поел. Ап. Инн.2 (1, 2)

44. Первое Соб. Поел. Ап. Инн.1 (7, 8, 9)71Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. С. 407-40872Maislre J. de. Du pape. Paris. Gamier freres. Liberaires editeur. s. an. L. Ill, ch. I. P. 268

45. Maistre J. de. Du pape. L. Ill, ch. I. P. 268

46. Цит. по: Oechslin J. Le mouvement ultra-royaliste sous la Restouration. Son ideologie et son action politique (1814 1830). Paris. 1960. P. 39-40

47. Omodeo A. Un reazionario il conte J. De Maistre. Bari. 1939. P. 5385Берти А. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. М„ 1959. С. 246

48. Об этом подробнее см.: Манхейм К. Консервативная мысль. // Диагноз нашего времени. М., 1994

49. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. М., 1997. С. 61, 63

50. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 63

51. Цит. по: Степанов М., Вермаль Ф. Жозеф де Местр в России. // Литературное наследство. Русская культура и Франция. I. Т. 29-30. М., 1937. С. 578

52. Письмо от 9 (21) февраля 1815 г. Местр Ж де. Письма в Сардинию. // Русский архив. 1912. № 2. С. 167 -168

53. Burke E. Reflections on the Revolution in France. P. 284.

54. Подробнее об этом см.: Burke Е. Reflections on the Revolution in France. P. 304 '' Подробнее об этом см.: Burke Е. Reflections on the Revolution in France. P. 311

55. Burke Е. Reflections on the Revolution in France. P. 284

56. Burke E. Reflections on the Revolution in France. P. 361

57. Burke E. Reflections on the Revolution in France. P. 362

58. Burke E. Reflections on the Revolution in France. P. 371

59. Burke E. Reflections on the Revolution in France. P. 295

60. Цит. no: Oechslin J. Le mouvement ultra-royaliste sous la Restouration. Son ideologie et son action politique1814- 1830). Paris. 1960.P.43

61. Lettres et opusculcs inddits du comte Joseph de Maistre, precedes d'une noticc biographique par son fils le comte Rodolphe de Maistre. Paris. Vaton.l851.P. 294

62. Triomphe R. Joscphc de Maistre. Joseph de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un ir^rialiste mystique. Geneva: Droz. 1968. P. 138

63. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 10423Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. С. 105

64. Maistre J. de. Du Pape. Paris. Gamier freres. s. an. P. 39

65. Цит. no: Oechslin J. Le mouvement ultra-royaliste sous la Restouration. Son ideologic et son action politique (1814- 1830). P. 15

66. Maistre J. de. Du Pape. P. 20827Местр Ж. Дс. Рассуждения о Франции. С. 105

67. Савин А. Жозеф де Местр. Очерк его политических идей. // Вестник Европы. СПб., 1900. Т. I. Кн. 2. С.72429Maistre J de. Etude sur la souverainete // Cioren E.M. Maistre. Paris, 1957., P. 153

68. Maistre J de. Etude sur la souverainete // Cioren E.M. Maistre. P. 152

69. Maistre J de. Etude sur la souverainete // Cioren E.M. Maistre. P. 152

70. Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Петербургские письма, составление, перевод и предисловие Д.В. Соловьева. СПб., 1995. С. 214

71. Мсстр Ж. де. Граф Жозеф дс Местр. Петербургские письма, составление, перевод и предисловие Д.В. Соловьева. С. 254

72. Oeuvres completes de Joseph de Maistre. Lion-Paris, 1884 1893. Vol. X. P. 379 - 380

73. Берти Дж. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. М., 1959. С. 252

74. Ксрти Дж. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. С. 254

75. Слово «иллюминизм» в это случае относится к германской масонской ложе Адама Вейсгаупта, разоблаченной стараниями иезуитов и по их данным поклявшейся «разрушить европейские троны».38Местр Ж. де. Письма в Сардинию // Русский архив. 1912. № 2. С. 183

76. Maistre J. de. Des constitutions politiqucs et des autres instutitions humaines. Edition critique avec une introduction et des notes par Robert Triomphe. Strasbourg, 1959. P. 11

77. Петербургские письма, составление, перевод и предисловие Д.В. Соловьева. С. 300 — 301

78. Maistre J. de. Des constitutions politiques et des autres instutitions humaines. Edition critique avec une introduction et des notes par Robert Triomphe. Strasbourg, 1959. P. 22

79. Maistre J. de. Des constitutions politiques et des autres instutitions humaines. P. 9

80. Maistre J. de. Des constitutions politiques et des autres instutitions humaines. P.26 27

81. Maistre J. de. Des constitutions politiques et des autres instutitions humaines. P. 17

82. Maistre J. de. Du pape. P. 309

83. Maistre J. de. Du pape. P. 208

84. Maistre J. de. Du pape. P. 307 308

85. Maistre J. de. Du pape. P. 158-159даMaistre J. de. Du pape. P. 25

86. Maistre J. de. Du pape. P. 27

87. Maistre J. de. Du pape. P. 143

88. Цит. по: Cioran E.M. Joseph de Maistre. P. 152

89. Maistre J. de. Du pape. P. 25

90. Шмитт К. Политическая теология. Москва. 2000. С. 82-83

91. Чичерин Б. Н. Клерикалы. Жозеф де Местр // Чичерин Б. Н. История политических учений. М.: Типография Грачева и К., 1902. 4.5. С. 243

92. Чичернн Б. Н. Клерикалы. Жозеф де Местр. С. 248

93. Чичерин Б. Н. Клерикалы. Жозеф де Местр. С. 24458 vЧичерин Б. Н. Клерикалы. Жозеф де Местр. С. 248

94. Maistre J. de. Du pape. P. 83

95. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. Санкт-Петербург, 1998. С. 355

96. Местр Ж. де. Сашсг-Петербургские вечера. С. 35562 11ит. по: Ciorcn E.M. Joseph de Maistre. P. 204

97. Санкт-Петербург. 9(21) февраля 1815 г. Местр Ж де. Пиеьма в Сардинию // Русский архив. 1912. № 2. С. 167 168

98. Pompery Е. de. Etude et notice sur le comte Josephe de Maistre. Comte Josephe de Maistre. Les soir6es de Saint-Petersbourg. Paris. 1906. P. XV

99. Maistre J. de. Mdmoires politiques et correspondence diplomatique de Joseph de Maistre avec explications et commentaries historiques par Albert Blanc docteur en droit de 1' Universite de Turin. Paris. Librarie Nouvelle. 1858. P. 360

100. По просьбе царя де Местр подготовил проект манифеста о провозглашении Королевства польского, однако мера запоздала, поскольку 26 июня Варшавский сейм объявил о восстановлении Польши.

101. Александр дважды вызывал Местра для разговора о предстоящей войне: 5 марта и 8 апреля 1812 г.

102. Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении» Карамзина — памятник русской публицистики начала XIX века // Лотман Ю.М. Карамзин. СПб., 1997. С. 590

103. Александр Голицин читал, например, «Мемуар о свободе и общественном обучении», поданный ему в разгар полоцкой кампании 18 октября 1811г.

104. Цит. по: Троицкий А.Н. Ук. соч. С. 149

105. Stourdza A.de. Le comte de Maistre // Oeuvres posthumes religieuses, historiques, philosophiques et litteraires d' Alexandre de Stourdza. Souvenir et portraits. Paris: Dentu. 1859. P, 173

106. Ларионова O.E. К изучению исторического контекста «Записки о древней и новой России Карамзина» // Николай Михайлович Карамзин. Юбилей 1991 года. Сборник научных трудов. М., 1992. С. 10

107. Карамзин H.M. Записка о древней и новой России. Ленинград: «Светоч», государственная фабрика конторских книг. Без года. С. 10 (далее: Карамзин H.M. Записка.). С. 10

108. Местр Ж. де. Письма в Сардинию. // Русский архив. 1912. № 2. С. 224

109. Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Письма из Петербурга в Сардинию. 1803 1817. Составление, перевод и предисловие Д.В. Соловьева. СПб. 1995. С. 158

110. Карамзин. H.Mi Записка о древней и новой России. С. 11

111. Maistre J.de. Quatres chapitres ^dites sur la Russie. Paris. Vaton. 1859. P. 25 -26

112. Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Письма из Петербурга в Сардинию. С. 179

113. Карамзин H.M. Записка о древней и новой России. С. 24

114. Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Письма из Петербурга в Сардинию. С. 161

115. Карамзин H.M. Записка о древней и новой России. С. 82

116. Maistre J. de. Quatres chapitres incites sur la Russie. P. 21 22

117. Maistre J. de. Quatres chapitres indites sur la Russie. P. 28

118. Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С. 82

119. См.: Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина//Лотман Ю.М. Карамзин. СПб., 1997.

120. Maistre J. de. Quatres chapitres indites sur la Russie. P. 28

121. Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С. 83

122. Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С. 58

123. См.: Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» Карамзина — памятник русской публицистики начала XIX века. // Лотман Ю.М. Карамзин. С. 591 594.

124. Карамзин Н. M. Записка о древней и новой России. С. 23с

125. Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С. 127

126. Карамзин Н. M. Записка о древней и новой России. С. 128

127. Карамзин Н. M. Записка о древней и новой России. С. 127

128. Triomphe R. Joseph de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un materialiste mystique. Geneva: Droz. 1968.P 249

129. Степанов M., Вермаль Ф. Жозеф де Местр в России // Литературное наследство. Русская культура и Франция. I. 'Г. 29 -30. M., 1937.С. 680.

130. В этом случае речь идет не о французской философской школе, а о баварской ложе Адама Вейсгаупта.

131. Maistre J. de. Lettres a un gentilhome russe, sur l'inquisition espagniol. Par M. le comte Joseph de Maistre. A Paris. Ches Mequignon fils aine, editeur, rue des Sainte-Peres. M.DCC. XXII. s. an. C. 10

132. Maistre J. de. Lettres a un gentilhome russe, sur l'inquisition espagniol. P. 16

133. Уваров С.С. Местру. Санкт-Петербург. 19 июня (1 июля) 1814. // Литературное наследство. Т. 29 — 30. С. 711

134. См.: Речь президента императорской Академии наук, попечителя Санкт-Петербургского учебного округа в торжественном собрании Главного педагогического института 22 марта 1818 г. СПб, 1818, С. 40 52.

135. Связь уваровской доктрины с политической теорией немецкого романтизма была обнаружена более 70 лет назад Г.Г. Шпетом, сопоставлявшим взгляды С. С. Уварова и немецкого историка X. Лудена (Шпет Г.Г. Сочинения / Под ред. А.В. Антоновой. M., 1989.).

136. Зорин А.Л. Меморандум С.С. Уваровова 1832 года и возникновение доктрины «Православие Самодержавие -Народность» // Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII -первой трети XIX века. М., 2004. С. 352

137. Зорин АЛ. Меморандум С.С. Уваровова 1832 года и возникновение доктрины «Православие -Самодержавие Народность» // Кормя двуглавого орла. С. 368

138. Зорин АЛ. Меморандум С.С. Уваровова 1832 года и возникновение доктрины «Православие -Самодержавие — Народность» // Кормя двуглавого орла. С. 336

139. Виттекер Ц.Х. Граф Сергей Семенович Уваров и его время. СПб., 1998. С. 125

140. У немецких романтиков, напротив, первую ступень иерархии ценностей занимает католицизм. Идеалом для многих из них, даже протестантов, например, Новалиса, была средневековая католическая Европа.

141. A.JI. Зорин отмечает: «Можно предположить, что Уваров отводил православию как религиозному принципу функциональную роль, поскольку оно было подчинено принципу государственному -самодержавию». (Зорин A.JI. Кормя двуглавого орла. С. 361.)

142. Цит. по: Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Письма из Петербурга в Сардинию. 1803-1817. Составление, перевод и предисловие Д.В. Соловьева. СПб. 1995. С. 13

143. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux, Paris. Librairie Academique. Didier et C-e, Libraires- Editeurs, 35, Quai des augustins et a la Librairie d'Auguste vaton, rue du Вас, 50. 1860. P. 18

144. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 30

145. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. Meditations et priers publiees par le comte de Falloux de I' Academie francaise. Deuxieme Edition. Paris. Librairie Acadcmique. Didie et C, Libraires-Editeurs, 35, quai des Augustins, 35.

146. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 69 — 70

147. Maistre J. de. Religion et moeurs des Russes. Anecdotes recueillies par le comte Joseph de Maistre et Le P. Grivel. Paris. Est Leroux, Editeur. 1879. P. 111 112

148. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 80 81

149. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 84

150. Шебунин А.Н. Вокруг Священного Союза. РНБ. Отдел рукописей. Ф. 849. ед. хр. 109. Тетр. № 2. С. 25

151. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 84

152. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 104

153. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 95 96

154. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 124

155. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 140

156. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publides par le C-te de Falloux. P. 136

157. Maistre J. de. Lettres et opuscules inddits du comte Joseph de Maistre, precedes d'une notice biographique par son fils le comte Rodolphe de Maistre. Paris. 1851. P. 320

158. Шебунин А.Н. Вокруг Священного Союза. РНБ. Отдел рукописей. Ф. 849. Е.х. 108. С.11

159. Lettres de Madame Swetcine, publiees par le comte de Falloux de l'Academie francaise I. Paris a la Librairie Academique, 1862. P. 147

160. Lettres et opuscules inedits du comte Joseph de Maistre, prdcddes d'une notice biographique par son fils le comte Rodolphe de Maistre. Paris. 1851. P. 323

161. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 187

162. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 184

163. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publi6es par le C-te de Falloux. P. 187 188

164. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 177

165. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 186-187

166. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publi6es par le C-te de Falloux. P. 185-186

167. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publides par le C-te de Falloux. P. 123

168. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. P. 37

169. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. P. 45

170. Евангелие от Матфея. Гл. 16 (18)

171. Святитель Филарет митрополит Московский. Разговоры между ищущим и уверенным о Православии. Святитель Игнатий епископ Кавказский. Слово о ереси и расколе. Печатается по рекомендации Издательского Совета Русской Православной Церкви. М., 2003.

172. Св. Филарет указывает, что свидетельства о Льве 111 приводятся у Смарагда, Анастасия Библиотекаря, Петра Абелярда, Фотия и др. (Святитель Филарет, Митрополит Московский. Разговоры между ищущим и уверенным о Православии. С. 36.)

173. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. P. 39-40

174. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. P. 42

175. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. P. 45

176. Шебунин A.H. Вокруг Священного Союза. РНБ. Отдел рукописей. Ф. 849. Е.х. 109. С. 16

177. Шебунин А.Н. Вокруг Священного Союза. РПБ. Отдел рукописей. Ф. 849. Е.х. 109. С. 16

178. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publi£es par le C-te de Falloux. P. 205

179. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 122 123

180. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 277

181. Lettres de Madame Swetcine, publides par le comte de Falloux. P. 443

182. Lettres de Madame Swetcine, publidcs par le comte de Falloux. P. 445

183. Lettres de Madame Swetcine, publiees par le comte de Falloux. P. 447

184. Lettres de Madame Swetcine, риЬНёеБ par le comte de Falloux. P. 447

185. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 386 —

186. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publi6es par le C-te de Falloux. P. 434

187. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 439

188. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, риЬНёев par le C-te de Falloux. P. 439

189. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, pubises par le C-te de Falloux. P. 450

190. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publi6es par le C-te de Falloux. P. 453

191. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux. P. 459

192. Martin A.M. Romantics, reformers, reactionaries. Russian conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander 1. Northern Illinois University Press. Debalb. 1997

193. Prousis T.C. Alexandr Sturdza: a Russian conservative response to the Greek revolution // East European Quarterly, XXVI. University of North Florida. № 3, September 1992

194. Chevras S. Alexandre Stourdza (1791-1854). Une intellectual orthodoxe face a 1' Occident. Geneve. 1999

195. Парсамов B.C. Жозеф де Местр и Александр Стурдза (из истории религиозных идей александровской эпохи). Пособие по спецкурсу для студентов исторического факультета. Издательство Саратовского университета. 2004

196. Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу (1761-1891), немецкий писатель, автор рассказов, романов, огромного количества драм.9Парсамов B.C. Жозеф де Местр и Александр Стурдза. С. 162

197. Арзамас. Сб. в 2-х кн. М„ 1994. Кн. I. С. 55

198. Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» Карамзина памятник русской публицистики начала XIX века. // Лотман Ю.М. Карамзин. СПб., 1997. С. 590

199. Lettres de Madame Swetchine, publides par le comte de Falloux de l'Academie francaise. I. Paris. A la Librairie Academique, 1862. P. 129 130

200. Lettres de Madame Swetchine, publi6es par le comte de Falloux. P. 138

201. В это время были опубликованы «История моего детства и ранней юности, написанная для моей сестры», «Опыт о тайне, как введение в теорию таинственных чувств» и «Опыт об основных законах человеческой природы и общества».

202. Иоганн Генрих Юнг-Штиллинг (1740-1817) , немецкий писатель, врач, представитель пиетизма. Автор романов и религиозно-мистических сочинений, популярных в Германии и др. европейских странах, в т. ч. в России.

203. Письма H.M. Карамзина к И.Д. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 212

204. Stourdza A. de. Memoire sur l'dtat actuel de l'Allemagne par M. de Stourdza, conseiller d'etat de S.M.I, de toutes les Russes. Paris: a la librairie greque-latine-allemande, rue de Fosses-Montmartre, № 14. novembre 1818. P. 8

205. Stourdza A. dc. Memoire sur l'6tat actuel de l'Allemagne. P. 10

206. Stourdza A. de. Memoire sur l'etat actuel de l'Allemagne. P. 38 39

207. Stourdza A. de. Mdmoire sur l'dtat actuel de l'Allemagne. P. 8

208. Stourdza A. de. M6moire sur l'dtat actuel de l'Allemagne. P. 8 9

209. Martin A.M. Romantics, reformers, reactionaries. P. 179

210. B.C. Парсамов, например, замечает, что «взгляды Стурдзы на протяжении его жизни практически не менялись», а его религиозный консерватизм «имел либеральную подкладку». (Парсамов B.C. Жозеф де Местр и Александр Стурдза. С. 162, 172.)

211. Стурдза A.C. О судьбе православной церкви Русской в царствование императора Александра I (из записок А.С. Стурдзы) // Русская старина, 1876. Т. 15. С. 273

212. Стурдза А.С. О судьбе православной церкви Русской п царствование императора Александра I. С. 272

213. Полная русская Библия получила одобрение Синода и вышла из печати уже после кончины святителя Филарета.

214. Об этом подробней см.: Парсамов B.C. Жозеф де Местр и Александр Стурдза. С. 113

215. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. Weimar. 1816. P. 3

216. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et Г esprit de l'dglise orthodoxe. P. 7

217. Stourdza Л. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 16

218. Парсамов B.C. Жозеф де Местр и Александр Стурдза. С. 102

219. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et Г esprit de l'eglise orthodoxe. P. 10243 Мрк. 10(42,43,44)

220. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'dglise orthodoxe. P. 5845 1-е Иоанна. 2 (7), 4(7), (8)46 К Римлянам. 13 (9)

221. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et Г esprit de l'eglise orthodoxe. P. 112

222. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 131

223. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'dglise orthodoxe. P. 171-172

224. Stourdza А. Considёrations sur la doctrine et Г esprit de l'eglise orthodoxe. P. 146- 147521.е к Коринфянам. 7 (7)

225. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 139

226. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 139

227. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 193

228. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et Г esprit de l'eglise orthodoxe. P. 193

229. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 208

230. Stourdza A. Considёrations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 196

231. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. P. 203

232. Maistre J.de. Correspondence //Oeuvres completes. Lion. 1886. VI. P. 151

233. Maistre J.de. Oeuvres completes. Lion. 1884. P. 469

234. Анна Алексеевна Орлова-Чесменская (1784-1848), графиня, дочь екатерининского царедворца, наследница рода Орловых, монахиня в миру, духовная дочь арх. Фотия (Спасского).

235. Maistre J.de. Oeuvres completes. Lion. 1884. P. 494

236. См.: Miltchyna V. Joseph de Maistre in Russia: A Look at the Reception of his Work // Joseph de Maistre's Life, Thought, and Influence. Selected Studies. Edited by Richard A. Lebrun. McGill-Queen's University Press. 2001

237. Степанов M., Вермаль Ф. Жозеф де Местр в России. // Литературное наследство. Русская культура и Франция. I. Т. 29 -30.М., 1937

238. Местр Ж. де. Письма в Сардинию // Русский архив. 1912. № 2. С. 224

239. Чаадаев П.Я. Философические письма// Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. I. С. 3236 Чаадаев П.Я. ФП. С. 3307 Чаадаев П.Я. ФП. С. 330

240. См.: Лотман Ю.М. Русский дендизм // Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX века). СПб., 20019 Чаадаев П.Я. ФП. С. 32410 Чаадаев П.Я. ФП. С. 328

241. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. СПб. 1998. С. 606

242. Граф Жозеф де Местр. Граф Жозеф де Местр. Письма из Петербурга в Сардинию. 1803-1817. Составление, перевод и предисловиеД.В. Соловьева. С. Пб. 1995. С. 274

243. Maistre J. de. Quatres chapitres inedites sur la Russie. Paris. Vaton. 1859. P. 13 1414 Чаадаев П.Я. ФП. С. 324

244. Чаадаев П.Я. ФП. С. 331 332

245. Maistre J. de. Quatres chapitres inedites sur la Russie. P. 42-4517 Чаадаев П.Я. ФП. С. 326

246. Maistre J. de. Quatres chapitres inedites sur la Russie. P.21

247. Maistre J. de. Quatres chapitres inedites sur la Russie. P.21.

248. Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Письма из Петербурга в Сардинию. 1803 1817. С. 178 — 180; 184 — 185.

249. Чаадаев П.Я. ФП. С. 329 330

250. Maistre J. de. Quatres chapitres inedites sur la Russie. P. 4324 Чаадаев П.Я. ФП. С. 32625 Чаадаев П.Я. ФП. С. 325.26 Чаадаев П.Я. ФП. С. 40327 Чаадаев П.Я. ФП. С. 33428 Чаадаев П.Я. ФП. С. 414

251. Чаадаев П.Я.А.И. Тургеневу (октябрь ноябрь 1841) // Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. II. С. 100

252. Чаадаев П.Я.А.И. Тургеневу (октябрь — ноябрь 1841). С. 100

253. Чаадаев П.Я.А.И. Тургеневу (октябрь ноябрь 1841). С. 10032 * 'Чаадаев П.Я.А.И. Тургеневу (октябрь ноябрь 1841). С. 100

254. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. I. С. 536.Далее: Чаадаев П.Я. А.С.).34 Чаадаев П.Я. А.С. С. 53835 Чаадаев П.Я. Л.С. С. 534

255. См.: Герцен А.И. Порядок торжествует // Герцен. А.И. Сочинения в двух томах. М., 1986. Т. 2

256. Bossuet F.B. Discours sur l'histoir universelle. Oeuvres completes. V. 1 35. Versailles. 1818. V. 35.

257. Edling la comtesse. Memoirs. Moscou. 1888.

258. Voltaire. Oeuvres completes. Garniers freres. Edition de Luis Moland. V. 1 52. Paris. 1877-1882.

259. Cioren E.M. Joseph de Maistre. Monaco-Ville: Editions du Rocher, 1957. P. 9.

260. Lettres de Madame Swetcine, publiees par le comte de Falloux de I'Academie francaise I. Paris a la Librairie Academique, 1862.

261. Madame Swetchine, sa vie et ses oeuvres, publiees par le C-te de Falloux, Paris. Librairie Academique. Didier et C-e, Libraires- Editeurs, 35, Quai des augustins et a la Librairie d'Auguste vaton, rue du Вас, 50.1860.

262. Madame Swetchine. Journal de sa conversion. Meditations et priers publiees par le comte de Falloux de I' Academie francaise. Deuxieme Edition. Paris. Librairie Academique. Didie et C, Libraires-Editeurs, 35, quai des Augustins, 35.

263. Maistre J. de. Les considerations sur la France. Edition Gamier freres. Paris. 1980.

264. Maistre J.de. Correspondence // Oeuvres completes. Lion. 1886.

265. Maistre J. de. Des constitutions politiques et des autres instutitions humaines. Edition critique avec une introduction et des notes par Robert Triomphe. Strasbourg, 1959.

266. Maistre J. de. Du pape. Paris. Gamier freres. s. an.

267. Maistre J. de. Examen de la philosophie de Bacon // Oeuvres completes de Joseph de Maistre. Lion. Т. VI. 1893.

268. Maistre J. de. Ecrits ma^onniques de Joseph de Maistre et de quelques-uns des ses amis franc-masons. Geneve.1983.

269. Maistre J. de. La franc-ma^onnerie. Memoire inedit au due de Brunswick (1782), publie avec une introduction par Emile Dermengeni. 1980.

270. Maistre J. de. Lettres a un gentilhome russe, sur I'inquisition espagniol. Par M. le comte Joseph de Maistre. A Paris. Ches Mequignon fils aine, editeur. s. an.

271. Maistre J. de. Lettres de M. le comte Joseph de Maistre precedes d' une notice biographique par son fils le comte Rodolph de Maistre. Quatrieme edition. V. I. Paris. 1861.

272. Maistre J. de. Memoires politiques et correspondence diplomatique de Joseph de Maistre avec explications et commentaries historiques par Albert Blanc docteur en droit de 1' Universite de Turin. Paris. Librarie Nouvelle. 1858.

273. Maistre J. de. Oeuvres completes de Joseph de Maistre. Lion-Paris, 1884- 1893.

274. Maistre J. de. Quatres chapitres inedites sur la Russie. Paris. Vaton. 1859.

275. Maistre J. de. Religion et moeurs des Russes. Anecdotes recueillies par le comte Joseph de Maistre et Le P. Grivel. Paris. Est Leroux, Editeur. 1879.

276. Maistre J. Les Soirees de Saint-Petersbourg. Lion; Paris. 1874. 12 Edition. V. I II

277. Ouvarov le comte. Projet d'une Academie Asiatique. St.-P. 1810.

278. St.-Martin L.-C. Le nouvel homme. Paris. Ches les Directeurs de I'lmprimerie du Ceccle social.1794.

279. Stourdza A. Considerations sur la doctrine et 1' esprit de l'eglise orthodoxe. Weimar. 1816.

280. Stourdza A. de. Le comte de Maistre // Oeuvres posthumes religieuses, historiques, philosophiques et litteraires d' Alexandre de Stourdza. Souvenir et portraits. Paris: Dentu. 1859.

281. Stourdza A. de. Memoire sur I'etat actuel de l'AIlemagne par M. de Stourdza, conseiller d'etat de S.M.I. de toutes les Russes. Paris: a la Iibrairie greque-Iatine-allcmande, rue de Fosses-Montmartre, № 14. novembre 1818.

282. Алфавит Духовный. Святитель Григорий Богослов. М., 2005.

283. Арзамас. Сб. в 2-х кн. М., 1994.

284. Вигель Ф.Ф. Воспоминания. М., 1864. Т. 2.

285. Герцен А.И. Порядок торжествует. // Герцен. А.И. Сочииения в двух томах. М., 1986. Т. 2.

286. Жихарев С. П. Записки современника. М.; JL, 1955.

287. Карамзин Н.М. Письма Н.М. Карамзина к И.Д. Дмитриеву. СПб. 1866.

288. Карамзин Н.М. Записка^ о древней и новой России. Ленинград: «Светоч», государственная фабрика конторских книг. Без года.

289. Мережковский Д. Александр I. СПб.; М., 1913.

290. Местр Ж. де. Граф Жозеф де Местр. Петербургские письма, составление, перевод и предисловие Д.В. Соловьева. СПб.,1995.

291. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. М., 1997.

292. Местр Ж. де. Письма и донесения в Сардинию / Степанов М. Вермаль Ф. Жозеф де Местр в России. // Литературное наследство. Русская культура и Франция. Т. 29 30. М., 1937.

293. Местр Ж. де. Письма. Приложение к статье: Маркович А. Жозеф де Местр и Сен-Бев в письмах к Р. Стурдзе-Эдлинг // Литературное наследство. Русская культура и Франция. Т. 33-34. М., 1939.

294. Местр Ж. де. Письма из Петербурга в Сардинию // Звезда. 1994. № 12.

295. Ж. де Местр С. С. Уварову. Санкт-Петербург // Литературное наследство. 1937, Т. 29-30.

296. Местр Ж. де. Письма Жозефа де Местра из Петербурга в Сардинию. // Русский архив. 1912.

297. Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. СПб. 1998.

298. Морошкин М. Иезуиты в России с царствования Екатерины II и до нашего времени. Часть вторая, обнимающая историю иезуитов в царствование Александра I-го. СПб., 1870.

299. Пушкин А. С. Письма / П. ред. и с прим. Б.Л. Модзалевского. М.; JL, 1926. Т. I.

300. Святитель Василий Великий. Примите слово мое. М., 2005.

301. Святитель Игнатий Ставропольский. Приношение современному монашеству, заключающее в себе правила наружного поведения для новоначальных иноков и советы относительно душевного иноческого делания. М., 2001.

302. Святитель Иоанн Златоуст. Слава Богу за все. М., 2005.

303. Святитель Филарет, митрополит Московский. Разговоры между ищущим и уверенным о Православии. Святитель Игнатий епископ Кавказский. Слово о ереси и расколе. Печатается по рекомендации Издательского Совета Русской Православной Церкви. М., 2003.

304. Святой праведный Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе или минуты духовного трезвения и созерцания, благоговейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге. Извлечение из дневника. М., 2001.

305. Стурдза А. С. О судьбе православной церкви Русской в царствование императора Александра I (из записок А. С. Стурдзы) // Русская старина, 1876. Т. 15.

306. Уваров С. С. Речь президента императорской Академии наук, попечителя Санкт-Петербургского учебного округа в торжественном собрании Главного педагогического института 22 марта 1818 г. Спб., 1818.

307. Флоренский П.А. Предполагаемое государственное устройство в будущем // Литературная учеба. Май-июнь 1991, кн. 3.

308. Чаадаев П. Я. L'Universe // Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. I.

309. Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего. // Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991. Т. I.

310. Чаадаев П. Я.А.И. Тургеневу (октябрь ноябрь 1841). // Полное собрание сочинений и избранные письма. - М.1991. Т. II.

311. Чаадаев П. Я. Философические письма // Полное собрание сочинений и избранные письма. М.,1991. Т. I.

312. Шатобриан Ф. Р. де. Замогильные записки. М., 1995.Библиография

313. Bastien Miquel. Joseph de Maistre, un philosophe a la cour du Tsar. Paris: Editions Albin Michel. 2000

314. Berlin J. Joseph de Maistre and the origines of Fascism.// The New Jork Rewiew of Books, 1990.Vol. XXXVII, № 14 16.

315. Chevras S. Alexandre Stourdza (1791 1854). Une intellectual orthodoxe face a l»Occident. Geneve. 1999.

316. Chinon J. Edmund Burke et la Revolution francaise. Paris. 1987.

317. Cioren E.M. Joseph de Maistre. Monaco-Ville: Editions du Rocher. 1957.

318. Cordelier J.-P. La Tehorie Constitutionnele de Joseph de Maistre. Paris. 1965.

319. Dimier L. Les maTtres de la contre-revolution au dix-heuitieme siecle. Paris. 1907.

320. Dominique P. Les polemistes fran^ais depuis 1789. Paris. 1962.

321. Gagarin I. Les Jesuites en Russie. 1782 1785. La Compagnie de Jesus conservee en Russie apres la suppression de 1772

322. Godechot J. La contre-revolution. Doctrine et action. Paris. 1961.

323. Hungtington S.P. Conservatism as an ideology //American Political Science Review. 1957. Vol. 51

324. Joseph de Maistre's Life, Thought, and Influence. Selected Studies. Edited by Richard A. Lebrun. McGill-Queen's University Press. 2001.

325. Martin A.M. Romantics, reformers, reactionaries. Russian conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. Northern Illinois University Press. Debalb. 1997

326. Miltchyna V. Joseph de Maistre in Russia: A Look at the Reception of his Work // Joseph de Maistre's Life, Thought, and Influence. Selected Studies. Edited by Richard A. Lebrun. McGill-Queen's University Press. 2001.

327. Oakshott M. On Being Conservative // Oakshott M. rationalisn in politics and other essays. London. 1962.

328. Oikonomos K. Alexandros о Sturdzas. Viographikon shediasma. Athens. 1855.

329. Oechslin J. Le mouvement ultra-royaliste sous la Restouration. Son ideologie et son action politique (1814 1830). Paris. 1960.

330. Omodeo A. Un reazionario il conte J. De Maistre. Bari. 1939.

331. Pingaut L. Les Fran^ais en Russie et les Russes en France. Paris. 1886.

332. Pompery E. de. Etude et notice sur le comte Josephe de Maistre. Comte Josephe de Maistre. Les soirees de Saint-Petersbourg. Paris. 1906. Preface. P.

333. Prousis T.C. Alexandr Sturdza: a Russian conservative response to the Greek revolution // East European Quarterly, XXVI. University of North Florida. № 3, September 1992.

334. Revon M. Philosophie de la guerre par Michel'Revon. S.-Pb, 1896.

335. Triomphe R. Introductionet notes. Maistre J. de. Des constitutions politiques et des autres institutions humains. Strasbourg. 1959.

336. Triomphe R. Joseph-de Maistre: Etude sur la vie et la doctrine d'un materialiste mystique. Geneva: Droz. 1968;

337. Tulard J. Introduction, notes et biographie. Maistre J. de. Consideratios sur la France. Paris. 1980.

338. Vermal F. Joseph de Maistre emigre. Chambery. Dardel. 1927.

339. Vermal F. Notes sur J. de Maistre inconnu. Chambery. Dardel. 1921.

340. Бердяев H.A. Жозеф де Местр и масонство // Путь. Париж, 1926. № 4. // Путь, орган русской религиозной мысли под редакцией Н:А. Бердяева. Издание Религиозно-философской академии (репринт). Книга I (1-4). М.: ИНФОРМ ПРОГРЕСС, 1992.

341. Берти Дж. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. М., 1959.

342. Вацуро В.Э., Гиллельсон М1И. Сквозь умственные плотины. М.,1986.

343. Виттекер Ц.Х. Граф Сергей Семенович Уваров и его время. СПб., 1998.

344. Галкин А.А., Рахшмир П.Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем. М.,1987.

345. Генифе П. «Рассуждения о Франции» Жозефа де Местра. // Французский ежегодник. 2003. Правые во Франции. М.: УРСС., 2003.

346. Дебидур А. Дипломатическая история Европы: Священный союз от Венского конгресса до Берлинского конгресса. 1814-1878. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1995. Т. I -II.

347. Деятельное участие народа в жизни церковной. По взглядам Св. Иоанна Златоуста и М.А. Новоселова. М., 2001.

348. Ершов Д.В., Ширинянц А.А. У истоков российского консерватизма: Н.М. Карамзин. М., 1999.

349. Европейский романтизм. М. 1973.

350. Зорин АЛ. Меморандум С. С. Уваровова 1832 года и возникновение доктрины «Православие Самодержавие — Народность» // Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII — первой трети XIX века. М., 2004. С. 352.

351. Камю А. Бунтующий человек. М.,1990.

352. Ларионова О.Е. К изучению исторического контекста «Записки о древней и новой России Карамзина» // Николай Михаилович Карамзин. Юбилей 1991 года. Сборник научных трудов. М., 1992.

353. Лотман Ю.М. Карамзин. СПб., 1997.

354. Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении» Карамзина — памятник русской публицистики начала XIX века // Лотман Ю.М. Карамзин. СПб. ,1997

355. Лотман Ю.М. Русский дендизм // Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX века). СПб. 2001.

356. Манхейм К. Консервативная мысль //Диагноз нашего времени. М., 1994.

357. Маркович А. Жозеф де Местр и Сен-Бев в письмах к Р.Стурдзе-Эдлинг // Литературное наследство. Русская культура и Франция. Т. 33 34. М., 1939.

358. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли XVIII-XIX столетий // Русская мысль. М., 1895. № 12.

359. Мордовцев Д.Л. Русские женщины нового времени, СПб., 1874. I

360. Морошкин М. Иезуиты в России с царствования Екатерины II и до наших дней.С.- Пб, 1870.

361. Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале. Сравнительный анализ германского и российского консерватизма. СПб., 2002.

362. Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного союза. Рига, 1886. Т. I1..

363. Неводчиков Н.В. Краткое сведение о жизни и трудах А. С. Стурдзы. Одесса, 1854.

364. Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине девятнадцатого века. Доклад на XIII Международном конгрессе исторических наук. Москва, 16-23 августа 1970. М. 1970.

365. Парсамов B.C. Жозеф де Местр и Александр Стурдза (из истории религиозных идей александровской эпохи). Пособие по спецкурсу для студентов исторического факультета. Издательство Саратовского Университета. 2004.

366. Пивоваров Ю. С. Время Карамзина и «Записка о древней и новой России» // Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991

367. Попов А.Н. Граф де Местр и иезуиты в России. Эпизод из посмертного сочинения А.Н. Попова об истории двенадцатого года // Русский архив. 1892. № 6.

368. Пыпин А.Н. Религиозные движения при Александре I. Петроград: «Огни». 1916.

369. Пыпин А.Н. Русское масонство (XVIII-I чет. XIX вв.). Петроград: «Огни». 1916.

370. Рахшмир П.Ю. Три консервативные традиции: общее и особенное // Исследования по консерватизму. Вып. 2. Консерватизм в политическом и духовном измерениях. Пермь., 1995.

371. Розе Г. Прогресс без социальных революций. М., 1985.

372. Российские консерваторы. М., 1997

373. Русский консерватизм XIX столетия: идеология и практика. М., 2000

374. Савин А. Жозеф де Местр Очерк его политических идей // Вестник Европы. СПб. 1900. Т. I, кн. 2.

375. Советы графа Жозефа де Местра. // Современник. 1866. Т. CXII. № 2.

376. Соловьев Д.В. Предисловие к книге: Граф Жозеф де Местр. Петербургские письма. СПб. 1995.

377. Сироткин В.Г. А. Н. Шебунин историк общественной мысли и внешней политки России в первой четверти XIX века. // История и историки. 1973. - М. 1975.

378. Степанов М., Вермаль Ф. Жозеф де Местр в России // Литературное наследство. Русская культура и Франция. I. Т. 29-30. М., 1937.

379. Струве П.Б. Пророчества о русской революции. // Дух и слово. Статьи о русской и западно-европейской литературе П.Б. Струве. Paris: YMCA-press Сор., 1981.

380. Тарле Е.В. Наполеон. Ростов-на-Дону: «Феникс». 1996.

381. Троицкий Н.А. Александр I и Наполеон. М., 1994.

382. Федорова М.М. Традиционализм как антирационализм. // ПОЛИС. 1996. № 2.

383. Хоружий С. С. Красавин и де Местр // Вопросы философии. 1989. № 3.

384. Чичерин Б. Н. История политических учений. М.: Типография Грачева и К , 1902. Ч. 5.

385. Шевченко М.М. Сергей Сергеевич Уваров // Российские консерваторы. М. 1997.

386. Шмеман А. Исторический путь Православия. М., 1993.

387. Шмит К. Политическая теология. М. 2000.

388. Шпет Г.Г. Сочинения / Под ред. А.В. Антоновой. М., 1989.

389. Парсамов B.C. Декабристы и религиозно-консервативная мысль Франции (М.Ф. Орлов и Жозеф де Местр, М.С. Лунин и католицизм).http://conservatism.iiarod.ru/parsamov/parsamov.html