автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Юго-Восточная Сибирь в эпоху камня и металла

Полный текст автореферата диссертации по теме "Юго-Восточная Сибирь в эпоху камня и металла"

г: 3 ОД

? к НОЯ :П07 На правах рукописи

Асеев Иван Васильевич ЮГО-ВОСТОЧНАЯ СИБИРЬ В ЭПОХУ КАМНЯ И МЕТАЛЛА

Специальность 07.00.06 - археология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Новосибирск - 1997.

Работа выполнена в Институте археологии и этнографии СО РАН

доктор исторических наук профессор Соболев В.И. доктор исторических наук профессор Шер Я.А. доктор исторических наук профессор Дроздов Н.И.

Ведущая организация - Алтайский государственный университет

Защита состоится 18 декабря 1997 г. на заседании диссертацион-ного совета Д200.09.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук в Институте археологии и этнографии СО РАН (630090, г. Новосибирск, проспект академика Лаврентьева, 17)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН

Официальные оппоненты

Автореферат разослан

ноября 1997 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук

В.Т.Пстрин

I. Общая характеристика работы.

Актуальность темы. Хронологические рамки исследования охватывают период мезолита, неолита и энеолита (ХП-Ш тыс. до н. э.), эпохи бронзы и железа, включая ранее средневековье (II тис. до н.э. - VII в. н.э.). В этот период были совершены самые крупные повороты в экономическом развитии древних обществ - переход от макро к микроиндустрии, открытие медных руд, выплавка и использование бронзы, переход от при-сваиващей экономики к производящей с юс модификациями с пасгушеско-земледельческой формой и кочевым скотоводством ведения хозяйства, освоение железоделательного производства.

Решаемые в диссертации проблемы неразрывно связаны с задачами исследований памятников ранней истории предков коренных народов Восточной Сибири, их материальной и духовной культуры и создание на их основе хозяйственного уклада древних сибиряков..

Юго-Восточная Сибирь в силу своего географического положения в древности и средневековье являлась той зоной, где изначально проходило формирование крупных этнических общностей.

Без разработки вопросов культурогенеза в широком хронологическом диапазоне невозможно не только исследование, но сама постановка проблемы этногенеза, палеоэкономики, социальных отношений, духовной жизни древнего населения.

Цель диссертации состоит в обобщении археологических исследований, раскрывающих закономерность развития исторического процесса древнего общества во всем ее многообразии. Это требует, в свою очередь, анализа материалов памятников неолигга, бронзы и раннего железного века, что позволит:

1. Реконструировать хозяйственный уклад в эпоху от неолита по раннее средневековье;

2. Выявить предпосылки развития и становления производящей экономики в различных природно-климатических зонах рассматриваемого

региона, с учетом участия в них традиционных способов ведения охот-ничье-рыбояовного промысла и собирательства;

3. Проследить развитие межплеменных этнических отношений,насколько это возможно;

4. Реконструировать социальный уклад и идеологию с использованием в этих целях погребальных памятников и объектов искусства.

Научная новизна работы заключается:

1. В обосновании теории существования в эпоху неолита общности исторического пути и преемственности, несмотря на некоторое своеобразие в комплексах каменной индустрии отдельных стоянок.

2. В решении проблемы ранненеолитического этапа, в основе которой заложена техника торцового нуклеуса и микролитических пластин на финальной стадии палеолита.

3. В обосновании теории складывания в неолитическую эпоху оптимального ведения хозяйства, адаптированного к физико-географическим условиям района обитания.

4. В решении перехода от присваивающей экономики к производящей с привязкой к природно-климатическим условиям.

5. В обосновании факта широких межплеменных контактов в неолите, бронзовом и железном веках в исследуемом районе.

Методика исследования. При изучении источников автор использовал опыт предшественников, современные теоретические и научно-методические разработки, которые нашли отражение в публикациях: А.П. Окладникова, М.М. Герасимова, Г.Ф. Дебеца, Д.Н. Лева, М.Н. Хангалова, А.П. Деревянно, И.И. Кириллова, Е.И. Деревянхо, П.Б. Коновалова, Е.В. Ковычева, А.К.Конопацкого, М.П. Аксенова, Г.И. Медведева, P.C. Васильевского, О.И. Горюновой, В.В. Свинина, Ю.С. Гришина, Е.А. Хамзи-ной, Л.П. Хлобыстина, В.П. Алексеева, H.H. Мамоновой, построенных на обширных археологических материалах, данных антропологии, этнографии и других смежных с археологией дисциплин применительно к этно-

культурным процессам в их последовательном хронологическом развитии от неолита до раннего средневековья на территории Юго-Восточной Сибири.

Практическая ценность работы. Материалы исследований автора легли в основу совместных изысканий археологов в Прибайкалье, Западном и Восточном Забайкалье по избранной теме, способствовали введению в научный оборот ранее неизвестных памятников и рассмотрению рада вопросов, касающихся этнокультурных процессов населения выше отмеченных регионов с древнейших времен. Данные исследований использованы для составления учебных пособий в вузах, в том числе для чтения специального курса по археологии на историческом факультете ЧГТ1И. Археологические коллекции выставляются в музеях, в лабораториях, изучаются студентами и на их основе пишутся курсовые работы. Кроме того, имеются публикации в зарубежной литературе, в том числе на английском и китайском языках.

Источники. Работа базируется на материалах исследований, проведенных Северо-Азиатской археологической экспедиции ИИФиФ СО АН СССР под общим руководством академика А.П. Окладникова с 1964 по 1980 гг. и экспедиции ЧГПИ под руководством доктора исторических наук профессора И.И. Кириллова. Также частично использованы материалы Советско-Монгольской культурно-исторической экспедиции под руководством академика РАН А.П. Деревянко - директора Института археологии и этнографии СО РАН. В работе этих экспедиций автор принимал непосредственное участие.

Основная коллекция артефактов, включенных в данную работу, находится в хранилищах Института археологии и этнографии СО РАН и в археологическом музее ЧГПИ им. Н.Г. Чернышевского.

Апробация работы. Основные результаты работы опубликованы в двух монографиях (одна совместно с И.И. Кирилловым, Е.В. Ковычевым) и в 26 статьях и докладах.

Выводы исследований автора докладывались на Международных симпозиумах и конференциях (МНР - Улан-Батор, 1982; Улан-Удэ, 1989; США - Флаг-Стафф, 1994; Новосибирск, 1995), на Всесоюзных конференциях (Чита, 1972; Новосибирск, 1973; 1985, 1987, 1990; Иркутск, 1982, 1986; Москва, 1990).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, восьми глав, заключения. К ней приложены: список использованных источников и литературы, 136 рисунков и таблиц.

П Содержание работы.

Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, определяется степень ее изученности, характеризуется источниковая база исследования, основные положения, выносимые на защиту, обосновываются методологические приемы исследования.

Глава I "Палеогеографический очерк" посвящена рассмотрению природно-климатических условий Юго-Восточной Сибири на современном этапе.

В пределы рассматриваемого региона входят Иркутская и Читинская области, а также Бурятская АССР, занимающие общую площадь более 1,5 млн. квадратных километров. По физико-географическим параметрам данная территория делится на три региона: Предбайкалье, Прибайкалье и Забайкалье. Несмотря на отсутствие резко выраженных рубежей этих составляющих региона, природно-климатические различия между ними значительны, но в целом характеризуются резко континентальными.

В главе II "История изучения памятников эпохи камня и металла Юго-Восточной Сибири" рассматривается обобщенная история исследования археологических памятников эпохи неолита, бронзы и железа, включая раннее средневековье,которая-: в регионе не была еще предметом специального описания. Ценными в информативном плане являются работы авторов: А.П. Окладникова (1973, 1950, 1955, 1976); H.H. Дикова (1958); И.И. Кириллова (1973, 1979); Ю.С. Гришина (1975, 1981); П.Б.

Коновалова (1976); Л.Г. Ивашиной (1979); И.В. Асеева (1980); А.П. Окладникова, И.И. Кириллова (1980); А.К. Конопадкого (1982); И.В. Асеева, И.И. Кириллова, Е.В. Ковычева (1984). Но все эти работы дают сведения об исследовании какого-либо конкретного района Юго-Восточной Сибири.

В силу исторически сложившегося на рубеже XIX-XX столетий научного центра в г. Иркутске изучение археологических памятников велось прежде всего в юго-западном Прибайкалье, а затем уже на периферии, потому оно отличается масштабностью и систематичностью исследований, уровнем профессионализма и теоретического осмысления археологического материала. Исходя из этого, историю изучения археологических памятников Прибайкалья и Забайкалья мы рассматриваем раздельно в двух параграфах.

В истории изучения прошлого народов Прибайкалья приоритетное место по праву принадлежит Русскому Географическому обществу, а именно его Сибирскому отделу, открытому в 1851 году, а затем, с 1877 года именовавшемуся как Восточно-Сибирский отдел (ВСОРГО).

Специальные разработки вопросов о прошлом края в области истории, этнографии и археологии в Юго-Восточной Сибири велись сотрудниками ВСОРГО: Н.И. Поповым, Н.И. Витковским, H.H. Агапитовым.

Большой вклад в развитие археологических исследований региона внес М.П. Овчинников.

Первое послереволюционное десятилетие отличалось общим ростом исторической науки и, в связи с планомерными археологическими исследованиями и более усовершенствованной методикой разведок и раскопок, ознаменовалось рядом открытий в крае. В этом огромная заслуга профессора Иркутского университета Бернгарда Эдуардовича Петри, создавшего сибирскую школу археологов. Из этой шхолы вышли такие ученые, как В.В. Подгорбунский, П.П. Хороших, А.П. Окладников, Г.П. Со-сновский, М.М. Герасимов, Г.Ф. Дсбец и др.

С 1926 года в Прибайкалье, на Ангаре и Верхней Лене начал археологическую деятельность А.П. Окладников. Многочисленные разновременные - от эпохи палеолита до железного века включительно - стоянки, могильники, петроглифы, открытые и исследованные им, позволили А.П. Окладникову создать периодизацию древних культур Прибайкалья, классификацию погребений эпохи неолита и ранней бронзы (А.П. Окладников, 1938, с.244-260; 1950, ч.1,2; 1955, ч.З).

Эта классификация вызвала и до сих пор вызывает среди исследователей определенные дискуссии. Первым из них был М.М. Герасимов, помещавший китайский этап развития неолита сразу за хиньским, объединяя при этом исаковский и серовский и ставя его после китайского (1955). Затем были предложены хронологические схемы развития: прибайкальского неолита Л.П. Хлобыстиным (1964, 1965); В.В. Свишшым (1976).

В результате последних исследований неолитических памятников на о. Ольхоне, в устье р. Ангк (побережье Байкала), на Верхней Лене схема периодизации археологических памятников, разработанная А.П. Окладниковым, вновь подверглась пересмотру теперь уже на основании абсолютных дат. Для китайских погребений по древесному углю из погребальных комплексов Прибайкалья хронологический диапазон оказался довольно широким,от 4580 г. до н.э. до 2410 г. до н.э. (А.К. Конопацкий

V

1982, с.71). По данным абсолютных дат для погребений этой культуры, проведенных по образцам от костяков способом деминерализации и последующего обугливания образца и получения бензола, этот период соответствует: 5080-5720 лет до н.э. (для Байкальской группы погребений); 5150 лет до н.э. (для верховьев Лены); 5220-5890 лет до н.э (для Забайкалья) (H.H. Мамонова, Л.Д. Сулержи Ц кий 1989, с.229).

В это же время в монографическом исследовании, посвященном китайской культуре Прибайкалья, было высказано мнение об автохтонности

этой культуры и о совпадении времени ее существования с серовской культурой (Г.М. Георгиевская 1989, с. 135).

Таким образом результаты исследований вносят определенные коррективы в "китойскую проблему", суть которой заключается в определении ее места в хронологических рамках развития неолита в Прибайкалье .

Начало 70-х годов характеризуется комплексным подходом к изучению памятников неолита и бронзового века, широким вскрытием стратиграфических объектов (погребений и поселений), применением методов естественных наук в археологических исследованиях.

В этом плане необходимо отметить работу Лаборатории археологии при кафедре всеобщей истории Иркутского университета, где издано значительное количество коллективных научных трудов, в том числе 4 тома "Древней истории народов юга Восточной Сибири (1974-1; 1974-2; 19763; 1978-4), "Шумияихинский могильник" (1981 год), совместно с ЛОИА АН СССР - "Древности Байкала" (1992 год), и. . региональные: "Палеоэтнологические исследования на юге Средней Сибири" (1991 год); материалы к своду памятников истории и культуры Иркутской области "Ольхонский район", составленному О.И.Горюновой и ВВ.Сшшышым (1995 год), где представлены археологические памятники: могильники, поселения, стоянки, дана их характеристика, хронологические рамки существования с отсылками к автору и времени открытия памятника.

Для теоретических обобщений и построений большое значение имеет монография Н.Ф. Сергеевой, в которой на основе спектрографического анализа изделий из бронзы Прибайкалья и Забайкалья выделены самостоятельные металлургические центры (Н.Ф. Сергеева, 1981).

Начиная с 1964 года автором в составе Дальневосточной, а с 1971 года в составе Северо-Азиатской археологической экспедиций раскопан ряд памятников в Сибири и, в частности, в Прибайкалье - в долине реки Анги, на побережье Байкала и на о. Ольхоне. Значительные по объему работа в изучении памятников бронзового века Приольхонья проведены

экспедицией Института истории, филологии и философии СО АН СССР (А.П. Окладников, И.В. Асеев, А.К. Конопацкий, 1980, с. 123-136).

В 1995 году Б.Б. Дашибаловым издана монография "Археологические памятники курыкан и хори" (Улан-Уда), содержание которой с некоторыми дополнениями информационного характера о культуре курыкан соответствует защищенной кандидатской диссертации.

В Забайкалье, в отличие от Прибайкалья, накопление археологических материалов шло в ином направлении. Еще академик П.С. Паллас в конце XVIII в. отмечал на реке Туре (правый приток Ингоды) и на реке Кичик-Шибир (близ г. Читы) археологические памятники, представленные плиточными могилами. Он обследовал окрестности оз. Бальзино и долины рек Шилки и Аргуни с их притоками, где повсеместно фиксировал кладбтца-курганы и плиточные могилы, причем основывался не только на личных наблюдениях, но и на работах Г.Ф. Миллера (В.Г. Мир-зоев,1963; П.С. Паллас. СПб., 1778, ч.З).

В конце XIX в. были заложены планомерные археологические изыскания в бассейнах рек Онона, Ингоды, Шилки и Аргуни, проводимые А.К. Кузнецовым (А.К. Кузнецов. 1893). Он был одним из организаторов и руководителей Читинского и Нерчинского музеев и Читинского отделения РГО.

В начале XX века наступил значительный подъем в Забайкальском краеведении, связанный с деятельностью ЮЮ.Д. Талько-Грынцевича. Его многолетние систематические исследования явились, по словам А.П.Окладникова, поистине основополагающим вкладом в археологическое изучение Забайкалье (А.П. Окладников,1961, т.18).

Другой исследователь - Г.Ф. Дебец, анализируя археологические материалы более раннего времени, поставил задачу классификации забайкальских бронзовых вещей (Г.Ф. Дебец 1926, с.21).

Открытие своеобразной культуры бронзового века в Забайкалье стало возможным только в результате раскопок плиточных могил, которые

осуществил n 1928-1929 годах Г.П. Сосновский (1940, 1941), но только после раскопок Фофановского могильника на берегу реки Селенги в 194751 годах экспедицией, возглавляемой А.П. Окладниковым, в котором наряду с неолитическими выявлены ^неолитические могилы, сопровождаемые вместе с каменными изделиями бронзовым и ме,шгым инвентарем, были найдены следы наиболее ранней медно-бронзовой культуры в Забайкалье (1947, 1950; 1955, МИД № 43).

Общая периодизация памятников эпохи бронзы принадлежит H.H. Дикову. По его схеме бронзовый век может быть распределен на три больших хронологических этапа: ранний, средний и поздний бронзовый век (H.H. Диков, 1958).

Особое место в развитии бронзового века в Забайкалье занимает так называемая "Дворцовская культура", получившая свое название от одноименного населенного пункта, где проводились первые раскопки этих памятников. Изучение памятников железного века связано с академическими экспедициями 50-х годов. Результаты этих исследований были обобщены C.B. Киселевым и другими участниками экспедиций и ряде статей и в специальной монографии (C.B. Киселев 1947. т.4, № 4; Он же CA 1954, № 2; Он же. CA 1958, № 4; Он же CA, 1961, № 4; Л.А Нвтюхо-ва, H.H. Терехова, 1965, К. В Вятки на, СЭ 1959, № 1).

Немало интересных открытий на территории Восточного Забайкалья было сделано археологической экспедицией, работавшей под руководством А.П. Окладникова.

Исследуются памятники, относящиеся к гуннам (А.П. Окладников, 1960, Ю.С. Гришин. 1962, 1964). В по же время открыты погребальные памятники курганного типа, которые сопровождающим инвентарем и погребальным обрядом отличаются от (уннских, но близки к поз ним плиточным могилам раннего железного века. Эти погребения отнесены к Бурхо ту некой культуре. Они представляют особый интерес для рассмо-

трения аспектов развития раннего железного века в Забайкалье на преемственной основе, не связанной с вторжением сюда гуннских племен.

Эпоха раннего средневековья на территории Забайкалья связана уже непосредственно с гуннами, памятники которых открыты в степных к лесостепных районах Читинской области (Восточное Забайкалье). И если в Западном Забайкалье гуннские памятники изучаются с начала нашего столетия, то в Восточном Забайкалье они находятся на начальной стадии изучения.

Глава Ш "Культурно-исторические процессы, посвящена общей характеристике, классификации и периодизации археологических памятников, о ткрытых за период 1964-1994 гг. В ней в первую очередь дано описание стоянок, большинство которых являются многослойными, в основном охватывающими ранние эпохи, включая неолит, энеолшт, эпоху бронзы. Общее количество рассматриваемых памятников этот типа более 30. В их характеристику входит геоморфология, стратиграфия, лланиграфия, приводятся радиоуглеродные даты. Дается подробное описание инвентаря стоянок, что позволяет определенно говорить об их хронологической привязке и культурной принадлежности.

Кроме стоянок рассматриваются более 40 погребальных комплексов, представленных могильниками и отдельными захоронениями. Эти памятники охватывают период, включая эпоху неолита, энеолита, бронзы, раннего железного века и раннего средневековья.

Поскольку погребальный инвентарь специфичен и предоставлен в основном орудиями для обеспечения жизнедеятельности человека, его можно рассматривать в качестве эталонного при сравнении с вещественным материалом стоянок. Это дает возможность более точного определения их этнокультурной принадлежности и хронологической привязки.

На основе сравнительного анализа материалов памятников этой главы построены теоретические выводы последующих глав.

Глава IV "Присваивающая экономика". В раннем неолите на территории Юго-Восточной Сибири сохраняется природно-климатическая обстановка, характерная для конца палеолита - эпохи мезолита, когда мамонтовой фауны уже не существовало. Хозяйственный уклад древнего населения претерпевал определенные изменения. Главными показателями этого уклада являются палеонтологические материалы, дающие представление об объектах промысла. Однако немаловажное значение имеет изучение природно-географического фактора, роль которого в эпоху камня особенно важна. Совершенно не случайно месторасположение поселений и могильников на береговых террасах рек и озер, где можно добыть рыбу и зверя. В этом плане характеристика промыслового инвентаря приобретает первостепенное значение. Каменный инвентарь в эпоху раннего неолита становится более многочисленным и разнообразным. Появление микропластинчатой техники расщепления камня способствует не только появлению вкладышевых орудий, но и изобретению лука на хиньском этапе развития неолита, о чем свидетельствуют наконечники стрел даурского типа. Возникший 7-6 тыс. лет назад прншиивный лук, в серовское время усиливается костяными обкладками, становится более эффективным. Появляется избыток продовольствия и, в связи с этим, происходит резкий прирост населения. Показателем этого являются более многочисленные, по сравнению с предыдущим - исаковским этапом погребения, получившие широкое распространение в долине р. Ангары (А.П. Окладников 1950, МИА, с.191). Два погребения, относящиеся к этой эпохе, встречены при раскопках на Шаманском мысу на о. Ольхоне - № 3 (1975 г.), № 1 (1976 г.). Кроме лука в охотничью атрибутику серовцев входили клинки из расщепленной кости животных, костяные острия из рога изюбря, многочисленные вкладышевые ножи, и ножевидные пластины, каменные наконечники стрел - черешковые и с вогнутой базой. В процентном отношении охотничий инвентарь составляет около 90% от общего количества вещей в погребениях. Только один составной рыболовный крючок

найден в погребении № 2 (1975) на Шаманском мысу (о. Ольхон), которое относится к переходному исаково-серовскому времени. Вкладышевые ножи, распространенные в серовских погребениях, были встречены при раскопках могильника Бухусан в Бурятии (Л.Г. Ивашина. 1979, рис.67), в Читинской области в неолитическом могильнике на оз.Ножий (А.П. Окладников, Й.И. Кириллов. 1980, табл. IX-1,2). Такое распространение однотипной охотничьей атрибутики свидетельствует о кочевом образе жизни охотничьих племен и о его относительной многочисленности. Предметом охоты в Прибайкалье были: изюбрь, кабан, медведь, косуля, волк; в Забайкалье: степная косуля, лошадь, кулан, зубр, сайга, кости которых найдены в кухонных отбросах. Несомненно имело место собирательство. Рыболовство серовцев было эпизодическим.

Однако в погребениях китайской культуры, в противоположность серовсккм захоронениям, около 50% и более от общего числа вещей составляет рыболовный инвентарь - составные рыболовные крючки, гарпуны, как,например, в погребении № 3 (1972) на Шаманском мысу, где найдено 17 стерженьков от составных рыболовных крючков с жальцами к ним.

Для этого погребения получены две радиоуглеродные даты: СОАН-790-6550+35 лет; Ле-1076-5720+50 лет.

Расхождение дат довольно значительное. Средний возраст погребения очевидно можно считать 6 тыс. лет.

Большое количество ножевидных пластин в некоторых погребениях и на ранненеолитических и более поздних стоянках свидетельствует обналичил вкладышевых орудий - копий, ножей, кинжалов. Каменные наконечники стрел указывают на распространение в это врем лука. Остатки фауны из неолитического слоя Нижне-Березовской стоянки говорят об основных объектах охоты: из крупных животных - это лоси, олени, кабаны, косули; из более мелких - лисицы, бобры, зайцы (Г.П. Сосновский 1933, вып. 100, с.217).

Суда по костным остаткам с Мухлнской стоянки в Западном Забайкалье, выше перечислешше животные и здесь были основными объектами охоты.

Значительно отличаются от предыдущих по разновидности фауни-стические остатки на неолитических памятниках Восточного Забайкалья.

Около 35% костей из Чиндантского ранненеолитического поселения принадлежат кулану - представителю открытых ландшафтов. Остальные виды определимой фауны - степная косуля, дикая лошадь, сайга и собака. При раскопках встречено также небольшое количество костей птиц, которые от общего составляют 1%. Охота на копытных в раннюю неолитическую эпоху в Восточном Забайкалье составляла основу хозяйства (А.П. Окладников, И.И. Кириллов. 1980, с, 141).

В эпоху развитого неолита в юго-восточных районах Забайкалья произошли некоторые климатические изменения. Образцы споро-пыльцевого анализа стоянки Арын-Жалга характеризуются однородностью, в общем составе которых господствует пыльца травянистых растений (58,1-59,1%). Пыльца древесных пород составляет значительную долю - 36,0-39,6%, споровых - 6,0-5,9%). Это частично доказывает гипотезу о некотором увлажнении и о распространении лесных массивов на большую территорию, где преобладали сосна и береза.

Анализ фаунистических остатков поселения Арын-Жалга не только подтверждает существование лесостепных ландшафтов, с преобладанием степей. Видовой состав фауны на этом этапе богаче фауны Чиндантского поселения: кулан, лошадь, зубр, олень северный, олень благородный, лось, сайта, косуля, кабан, заяц, собака, барсук, хорь. Встречей,] кости птиц. Но по-прежнему преобладает фауна открытых ландшафтов и, вместе с тем, шире представлено сочетание степных и лесных видов.

В это время население Забайкалья начало приручать диких животных, первым из которых была собака. Среди фаунистических остатков развитого неолита, помимо костей собаки, встречаются кости кабана, ло-

шади, коровы. Это согласуется с данными памятников более позднего времени. Так, например, на стоянках конца неолита - начала бронзы Г.П. Сосновским, (Г.П. Сосновский 1933, с.212-213; 1940, с.1339-141), а затем А.П. Окладниковым (А.П. Окладников, 1951, с.445-446), были обнаружены остатки фауны диких (косуля, лось, кабан, заяц, благородный олень) и домашних (лошадь, длиннорогий бык, собака) животных.

На Шевьинской стоянке, которую Ю.С. Гришин датирует глазков-ским временем, также обнаружены некоторые виды домашних животных - крупный рогатый скот и лошадь; и диких - лось, косуля, заяц (Ю.С. Гришин, 1975, с.34).

На стоянке Харга 1 в районе Еравнинских озер, в Западном Забайкалье, датированной эпохой энеолита и ранней бронзы, вместе с костями диких животных- косули, лося, кабана, найдены кости домашних особей -лошади, крупного рогатого скота (Л.Г. Ивашина, 1979, с. 133). В развитом неолнге, видимо, существовал способ коллективной охоты на оленя, косулю и других лесных животных на территории Юго-Восточной Сибири непосредственно на переправах.

Такой способ охоты известен в этнографии. Это был один из самых эффективных способов добычи зверя. В тундре и глухой лесотундре он сохранился до наших дней. (В.М. Сдобников. 1956, с. 112-113).

В 30-х годах нашего столетия нганасаны устраивали такие же нокол-ки на диких оленей (А.П. Попов. 1948).

Давая характеристику охотничьих промыслов населения Прибайкалья в неолите, выше мы писали о том, что в кнтойском погребении № 3 (1972 г.) на Ольхоне кроме предметов охотничьей атрибутики были найдены составные рыболовные крючки. Они по сравнению с составными рыболовными крючками серовского типа выполнены с ювелирным мастерством. Наличие значительного количества рыболовных крючков в одном погребении, наряду с охотничьей атрибутикой, говорит не только о сложном, комплексном хозяйствешюм укладе, но и о развитии рыболов-

сгва и значительном его весе в пищевом балансе населения Прибайкалья у китайских племен. Об этом же свидетельствуют два гарпуна, найденные среди инвентаря погребенного, выполненные из расщепленной полой кости оленя. Они односторонние с удлиненной ударной частью, двумя зубцами и длинной же частью насада. Концы насада обломлены и • сохранились частичной Способ крепления к древку, вероятно, неразъемный, что говорит в пользу подледного лова такими гарпунами.

К этому следует добавить, что собирательство также не чуждо было населению Прибайкалья в эпоху неолита.

Однако в 1960-х годах после массовых исследований археологических памятников в Прибайкалье, связанных с работой Иркутской археологической экспедицией ЛОИА АН СССР в 1959 г. в отношении хозяйственного уклада древнего населения региона высказывались другие предположения. Например Л.П. Хлобыстин в одной из работ говорил об очень рагагей хозяйственной специализации неолитических племен Прибайкалья, ориентированной в основном на промысел нерпы. (Хлобыстин Л.П. 1964).

В.В. Свинин высказал другую точку зрения, но также связанную со специализацией населения Байкала в эпоху неолита, утверждая, что люди этой эпохи были тесно связаны с районами распространения и миграци-01шыми путями осетра и омуля. Охота на нерпу и таежных животных имели для них подчиненное значение (В.В. Свинин. 1976, т.69, с. 164).

Естественно возникает вопрос - что могли получать люди неолитической эпохи от такой узко специализированной охоты и рыбной ловли? Нерпа дает пищу и шкуру, рыба дает пищу и,в исключительных случаях, шкуру. Но для изготовления орудий охоты, рыбного промысла кости этих животных не годились. А на стоянках и в погребениях основная масса этих предметов изготовлена из костей лесных животных и ни одной поделки из костей обитателей оз. Байкал. Однако, несмотря на эти противоречивые высказывания, специализация уклада хозяйства неолитических

племен все же происходила. Но это была своеобразная специализация, диктуемая самой природой, т.е. оптимальным количеством промыслового вида животных на данный сезон года. Это хорошо прослеживается при анализе и сопоставлении археологических материалов с этнографическими и историческими источниками (И.Г. Георги 1977).

В связи с развитием рыболовства в неолите правомерным будет постановка вопроса об использовании неолитическим населением Прибайкалья лодки. Неоспоримых свидетельств этому нет. Однако появление нефритовых топоров и тесел уже являются важным доказательством того, что с точки зрения технических возможностей неолитическому человеку было под силу изготовление лодок-долбленок. О возможности изготовления лодки-берестянки свидетельствуют конструкции из берестяных покрытий со следами прошвы с применением колышков и жердей погребальных камер в захоронениях на Шаманском мысу № 3 (1972 г.) № 1 (1973 г.). Остатки деревянных кольев и бересты отмечены были Н.И. Витковским при раскопках погребений в устье Китоя в 1880 г. (Н.И. Вит-ковский, 1881, с.6).

Народы Северо-Восточной Азии на протяжении длительного времени широко использовали лодки-берестянки, располагая аналогичными орудиями при их изготовлении. В этнографическое время лодки-бере-стянки использовались тунгусами (И.Г. Георга 1771, с.41). Видовая характеристика объектов рыболовного промысла при отсутствии костных остатков ихтиофауны не представляется возможной. Однако этот недостаток восполняется скульптурными изображениямирыб со стоянок и могильников: это одно из изображений налимообразных с поселения у с.Патроны на Ангаре; другое изображение рыбы с этой же стоянки напоминает хищную рыбу типа ленка или тайменя. Подобное изображение хищной рыбы имеется на писаницах в бухте Ая. Скулытгурки рыб из бухты Куркут копируют омуля.

Объектом охоты или промысла на протяжении тысячелетий была байкальская нерпа.

Особый интерес в этом плане представляют фаунисшческие остатки из многослойной стоянки в бухте Саган-Заба. Пять культурных слоев стоянки приурочены к 3-4 метровой террасе Байкала, сложенной из перемежающихся супеси и песка

Остатки позвоночных (не считая искусственно разбитых человеческих костей из третьего от дневной поверхности слоя) исследованной стоянки представлены общим количеством - 14.385 экземпляров и принадлежат, по определению Н.Д. Оводова, 11 видам млекопитающих. Основным видом охоты у обитателей стоянки во все времена была нерпа, количество особей которой доходит до 107. Затем идет косуля и изюбрь, количество которых в 3 и 4 слоях одинаково, а в 5 - изюбря на единицу меньше.

При раскопках в 1975 году неолитической стоянки на Шаманском мысу (о. Ольхон) на глубине 35 и 50 см обнаружены две небольших размеров хозяйственные ямы. В них найдены кости и череп нерпы и заготовка грузила из гальки. Сравнительный анализ материалов стоянки и погребений, врезанных в культурный горизонт этой стоянки, свидетельствует о преемственности развития материальной культуры двух эпох - неолита и энеолита. В 1972 году здесь было вскрыто погребение, под кладкой которого, как и на стоянке, в небольшой яме диаметром 20 и глубиной 20 см лежали кости нерпы - ребра, кости конечностей, нижняя челюсть. Возможно, что это скопление носило ритуальный характер.

Существование развитого рыболовства в Западном Забайкалье на заключительном этапе эпохи неолита и энеолита подтверждают многочисленные находки значительного количества костей рыб и чешуи в культурном слое поселения Харга I в районе Еравнинских озер. По сведениям исследователя этих памятников все хозяйственные ямы поселения Харга I были заполнены остатками рыб - это были карась, окунь, плотва,

сибирская щука (Л.Г. Ивашина 1979, с. 129). В Юго-Восточном Забайкалье в отличие от ранненеолитического времени в эпоху энеолита рыболовство занимает уже значительное место в хозяйственном укладе населения. В Приаргунском районе у села Дурой в 1991 г. при раскопках эне-олитического могильника 1 в погребении № 21 были обнаружены 24 грузила из красного песчанникЭ; обработанные сколами и представляющие как бы уплощенную гальку с прорезями-канавками на торцах для привязки их, к рыболовной сети в том числе. Столько же грузил, но изготовленных более тщательно с пропилами по всей плоскости от торца к торцу, было собрано при раскопках одноименной энеолитической стоянки (коллекция хранится в Музее археологии ЧГТШ). Кроме охоты и рыболовства у древнего населения Юго-Восточной Сибири было развито собирательство, которое в годы эпизоотии могло составлять значительный процент в пищевом балансе.

Как свидетельствует этнография, у народов с присваивающим хозяйством, которые населяли приполярные зоны, собирательство составляет не более 10% всей пищи. Однако в рассматриваемом регионе климат более мягкий, чем в Приполярье и у людей каменного века собирательство, несомненно, составляло больший процент всей пшци. Остатки растительной пищи, разумеется, не сохранились от столь отдалешхой эпохи.

Свидетельством интенсивного развития собирательства у неолитического и энеолитического населения этого обширного региона с многообразием геоморфологических зон служат различные орудия из камня и кости, с помощью которых можно было выкапывать и перерабатывать собранные растения, корнеплоды, ягоды, орехи, грибы. В Прибайкалье на реках Ангаре и Лене и погребениях могильников Циклодором и Китайский встречены специализированные по типу орудия, пригодные только для копания земли. Это остроконечники, выполнешше из рога изюбря или лося, или из расколотой повдоль трубчатой кости ноги этого животного. Такое орудие и заготовка были найдены при раскопках могильника

на о. Ольхоне в погребении 2 (1975),относяздегося к серовскому времени. Использовались также большие заступы из лопаток животных. Подобное орудие из лопатки крупного животного перекрывало череп погребенного в могиле № 2 (1975 г.) на Шаманском мысу.

В археологическом материале соседнего Забайкалья также имеются подобные орудия, В Фофановском могильнике Герасимовым М.М. была найдена массивная кирка из рога лося, имеющая в разрезе клинообразную форму (Эрмитаж, колл. 13229, № 174).

Каменный пест - терочник из поздненеолитического погребения лесостепного региона в местности Тулту-Дабан является прямым подтверждением развитого собирательства.

Мотыга из энеолитического могильника II- погребение № 1 около пос. Дурой из Восточного Забайкалья (Читинская обл..) выполнена техникой точечной оббивки и последующей шлифовкой с оформлением гри-бобразной рукоятки и удлиненного в плане тулова с последующим оформлением крупными сколами, затем более мелкими сколами с двух уплощенных сторон,лезвия. Обушок последующими сколами, кроме двух при оформлении заготовки, не тронут.

Таким образом, наличие в неолитических и энеолнтических памятниках специфических орудий, которые теснейшим образом связаны с собирательством, бесспорно. В то же время эти орудия исследователи связывают с зачатками земледелия. Возникает важнейшая проблема перехода населения от присваивающего хозяйства к производящему, в данном случае от собирательства к примитивному земледелию. В основе своей это означает начало процесса преобразования живой природы и самого человеческого общества.

Глава V."Производящее хозяйство.' Основными предпосылками земледелия обычно называют благоприятный геоботанический фон - прежде всего наличие растений, пригодных для культивации. Кроме того, здесь необходим достаточно высокий уровень развития собирательной техники,

или же кризис присваивающего хозяйства (В кн.: Возникновение и развитие земледелия. 1967, с. 12).

Для этого совершенно необходимы также определенные условия -либо резкое нарушение равновесия в среде проживания вследствие изменения природных условий, какое, например, произошло на переходной стадии от палеолита к неолиту в Европе и Азии; либо в итоге человеческой деятельности истребление животных, или демографический взрыв.

Применительно к Прибайкалью и Забайкалью проблема возникновения производящей экономики в виде земледелия на стадии неолита и энеолита усложняется по ряду причин: во-первых, хотя и найдены на стоянках и в могильниках орудия земледельческого характера, но нет прямых доказательств возделывания той или другой культуры - зерен; во-вторых, в силу климатических условий. Постояшю проходящие эрро-зийные процессы превращают межгорные впадины и более обширные пространства в ковыльные степи, пригодные для пастбищ и собирательства произрастающих здесь клубней специфических растений - сараны, лука-мантра и т.д.

Среди земледельческих орудии на Забайкальских неолитических стоянках довольно часто встречаются каменные диски со сквозными отверстиями посередине. Эти диски с палками-копалками способствовали развитию палочно-мотыжного земледелия. Подобное орудие было найдено при раскопках энеолитического могильника I у пос. Дурой в 1991 г. в погр.8 (хранится в археологическом музее ЧГПИ). В литературе диски трактуются как утяжелители к землекопным палкам бушменского типа "кве".

На поселении Арын-Жалга (Восточное Забайкалье) найдено два целых диска и несколько фрагментов. В окрестностях села Усть-Кяхта (Западное Забайкалье) на пахоте недалеко от раскапываемого усть-

кяхтинского поселения в 1976 г. найден один диск. Диски весят от 1,5 до 3,5 кг.

В Забайкалье кроме Усть-Кяхты и долины р. Опои они найдены в комплексе стоянок: Дарасун, Дворцы, Александровка - бассейн р. Ингоды. На стоянках Дарасун и Дворцы они найдены вместе с костяными мотыгами, пестами.

В данном регионе и в Прибайкалье исследователи находят песты и куранты для растирания корней и злаков. Другими находками являются каменные мотыги и более массивные каменные изделия, которые использовались древними земледельцами. Однако, несмотря на эти доводы, мы должны отметить, что земледелие не превратилось в Забайкалье в основной вид хозяйства. И даже на завершающем доронинском этапе неолита в южных степных районах Забайкалья оно вряд ли могло быть развитым. Как- нампрсдставлястся, развитые формы земледелия подразумевают общинное землепользование или индивидуальный участок. А это уже дифференциация общества, возникновение государства. В финальном неолите, к которому относится доронинский этап, в Забайкалье государства в его классическом понимании не было. Другое дело - существование примитивного мотыжпо-палочного земледелия в районах рассматриваемого региона. Возможно, что этот утяжелитель использовался в более позднее время, например, в гуннское. При раскопках памятников этого периода найдены бесспорные свидетельства наличия земледелия. Еще в 1928-1929 гг. Г.П.Сосновскому при раскопках могильника в Ильмовой пади в захоронениях удалось найти зерна проса. А при раскопках Нижне-Иволгинского городища были найдены не только зерна проса, но и ряд земледельческих орудий, в том числе чугунные сошники, железный серп, зернотерки, а также ямы для хранения зерна. (A.B. Давыдова и др. 1953.).

В Прибайкалье на памятниках этого времени и на более ранних, относящихся к бронзовому веку, подобные земледельческие орудия не найдены. Однако в первых веках до н.э. и в первом тыс. н.э. в данном регионе

проживало объединение племен-курыканы, "гулигань" китайских летописей, которые занимались земледелием. Как отмечают исследователи, они являются первыми по времени земледельцами в Прибайкалье. Так, например, Е.Ф. Седякнна пишет, что около их городищ и поселений сохранились остатки древних пашен в виде длинных параллельных грядок, но земледелие не носило огородный характер.

При раскопках Ушинского поселения в культуром слое вместе с остатками дерева от долговременных жилшц и хозяйственных построек впервые в Прибайкалье были обнаружены земледельческие орудия: чугунный сошник, шесть серпов, круглые жернова из песчанника в обломках и целые, кельтовидное тесло и орудия для выкапывания растений (Е.Ф. Седякина. 1964). Особого внимания заслуживает наличие сошника, свидетельствующего о применении тягловой силы при обработке значительных плошадей. Это были лошади и волы. Доказательством этому служат манхайские петроглифы, где имеются изображения лошадей, тянущих соху (И.В. Асеев, 1989).

Еели собирательство в неолитическое и энеолитическое время было основой, на которой, возможно, возникло примитивное земледелие в Забайкалье, исключая таежное Прибайкалье, то охота была важнейшей предпосылкой дан зарождения другой отрасли производящего хозяйства -скотоводства.

Археологические данные свидетельствуют, что в Юго-Восточной Сибири в эпоху бронзы и железа скотоводство было господствукшщм в производящем хозяйстве.

В могилах и в культурных слоях поселений неолита и энеолита лесной полосы Прибайкалья встречаются кости одних и тех же животных -лося, косули, благородного оленя; из хищников - медведя, соболя, волка, росомахи; из грызунов - бобра, белки. Все эти животные являются обитателями современного лесного ландшафта сибирской тайги.

В лесостепном Западном Забайкалье, в Фофановском могильнике, представлен практически тот же видовой состав фауны - лось, кабан, благородный олень, косуля, медведь, заяц, хищники, что и в эпоху неолита и бронзы. Как н в Прибайкалье сезонной была охота на водоплавающую птицу.

Несколько отличен видовой состав фауны на стоянках степного Восточного Забайкалья (собственно Читинская область).

Наряду с костями кабана, косули, оленя, зайца, лисицы, встречаются кости бизона, кулана, монгольского сурка, т.е. представителей степного ландшафта. Особо надо отметить наличие костей собаки (7 особей на Чиндантской стоянке), которая в Забайкальских степях в развитом неолите могла быть предметом охоты и , наряду с этим одомашненная, содержалась как пищевой запас.

Прямым свидетельством приручения собаки человеком в Прибайкалье служат погребения двух животных с человеком, обнаруженные при раскопках в китайском погребении № 3 (1972) на Шаманском мысу.

При раскопках глазковского погребения в 1973 г. на острове Ольхо-не также было вскрыто ритуальное погребение собаки; ритуальное погребение собаки в Усть-Бельском мезолитическом поселении (Г.И.Медведев, Г.М. Георгиевская и др., 1971).

В Западном Забайкалье при раскопках А.П. Окладниковым поселения Нижняя Березовка были обнаружены скелеты двух собак. Поселение датируется концом III - началом II тыс. до н.э. (В.И. Цалкин, 1970)

При раскопках Г.П.Сосновским Нижне-Березовской стоянки обнаружены остатки фауны диких животных: кабана, лося, благородного оленя, косули, зайца; а также домашних животных: лошади, длиннорогого быка, собаки.

Приведенные археологические факты позволяют утверждать, что в Западном Забайкалье в эпоху неолига и энеолита наряду с охотой и собирательством население занималось скотоводством.

Исключительный интерес представляет фауна в погребальных комплексах, в отличии от стоянок, где остатки ее разрознены и в известной степени случайны. В погребениях - это части животных или целые скелеты, помещенные с погребенным преднамеренно при соблюдении определенного ритуала.

Одним из таких памятников является могильник, открытый Читинским археологическим отрядом в 1974 г. в местечке "Дворцы", рядом с крупным поселением эпохи бронзы (И.И. Кириллов, 1979). По выразительности материала погребения и стоянка сразу заняли определенное место в хронологическом ряду эпохи бронзы Восточного Забайкалья и вошли в археологию края как "Дворцовская" культура.

По определению палеонтологов черепа из могильника "Дворцы" принадлежат домашним животным. Видовой состав стада типичен для эпохи бронзы в Забайкалье: баран, лошадь, корова - домашние животные; представители дикой фауны в могильнике единичны - изюбрь, косуля.

В степных районах Забайкалья в это время также развивалось скотоводство. Многочисленные находки в плиточных могилах и на стоянках костей домашних животных свидетельствует о том, что в развитом бронзовом и раннем железном веке скотоводство здесь становится основным занятием населения. Интересно отметить захоронение жертвенных животных в местности "гора Лашшская" в Читинской области, которое было произведено в плиточных могилах по обряду захоронения людей. В них находились лошадь, корова, баран, собака.

По археологическим данным расцвет культуры плиточных могил охватывает в Восточном Забайкалье достаточно узкий промежуток времени (УП-Ш до н.э.). Примерно в это время в Забайкалье появляются гунны, основой хозяйства которых было кочевое скотоводство. О видовом составе стада у гуннов мы знаем по жертвенным животным в их могилах. Первые сведения о количестве и видовом составе животных, принесенных в жертву в могилах Ильмовой пади, были опубликованы Ю.Д. Таль-

ко-Грынцевич (1898). Найденные им кости из 33 могил принадлежали 7 видам, в том 'теле: быку, козе, кулану, оленю, собаке, птице. Наиболее свежие данные по остеологическим данным из раскопок хукнеких погребений в Ильмовой и Черемуховой пади опубликованы П.Б. Коноваловым (1976). Видовой и количественный состав в этих погребальных комплексах таков: в Черемуховой пади в 16 могилах найдены кости 7 коров и быков и 21 козы; в 8 могилах Ильмовой пади - кости 24-х коров и быков, 51 козы, 3 овец и баранов, 7 лошадей, 4 куланов, 4 косуль, 1 антилопы-газели, 1 птицы и собаки.

В соседнем к Западному Забайкалью Прибайкалье судя по наличию в плиточных могилах и более поздних памятниках костей домашних животных, также было развито скотоводство. Обширные балаганские степи долины р. Унта наиболее богаты остатками поселений и городищ, относящихся к I тыс. н.э. Одно из них Унгинское (или Балаганское) было раскопано в 1958-1959 гг. Е.Ф. Седякиной. На поселении вскрыто два культурных слоя. Верхний слой поселения относится к IX-XI вв. н.э., нижний к VI-VIII вв. н.э. Нижний слой характеризуется остатками деревянных жилищ, которые были частично врыты в землю. Раздробленные кости животных концентрировались в основном в ямах в полу жилищ, в которых иногда встречалась зола. В верхнем слое костные остатки распределялись более равномерно. Большинство фрагментов костей принадлежит домашним животным: лошадь, корова, овца, коза, собака:

Аналогичный набор остатков видов животных зафиксирован на ку-рыканском поселении ira горе Манхай на р. Куде. Здесь, найдено около 200 костей, среди которых преобладали остатки домашних животных (лошади, коровы, овцы, верблюды, собаки). Диким животным принадлежат кости косули, благородного оленя и кулана.

Но более достоверное представление о домашних и промысловых животных Прибайкалья и Забайкалья в I тыс. н.э. дают петроглифы, отмеченные исследователями в этих регионах. Примером могут служить

Манхайские писаницы на скалах, окружающих городище, и на плитках, найденных при раскопках этого родшца. В количественном соотношении первое место наплитах и скалах занимают лошади, затем верблюд и буйвол - домашние животные. Далее идут козлики, из пушных зверей - лисица. На одном из петроглифов имеется фигура животного кошачьей породы, преследующего лошадь. (И.В. Асеев . 1980, 1990). Как видим, на этих писаницах отражен животный мир степных и лесостепных ландшафтов.

Наличие костей домашних животных в погребениях, а также на поселениях, где нахождение их особенно обильно, свидетельствует о скотоводстве, как основном занятии обитателей Юго-Восточной Сибири в раннее средневековье.

Глава VI "Этнокультурные процессы" состоит из трех параграфов. В параграфе 1 - "Культурные параллели памятников каменного века и вопросы антропологии" прослеживаются общие тенденции в обработке камня, в изготовлении орудий, свидетельствующие об историческом единстве развития каменного века.

Так, например, на чиндантском этапе, по хронологической классификации И.И. Кириллова (А.П. Окладников, И.И. Кириллов, 1980), аналогии в неолите Юго-Восточного Забайкалья более всего прослеживаются с памятниками, расположенными в бассейне Среднего Амура. Особенно показательно в этом плане поселение в устье р. Громатуха. Сближает эти памятники наличие в них тесловидных и скребловидных орудий, способы изготовления керамики методом выколачивания. На этом основании были высказаны предположения , что аналогии в материале этих памятников объясняются либо межплеменными связями, либо единым древним культурным корнем. Второму предположению исследователи отдают предпочтение (И.И. Кириллов, М.И. Рижский, 1973).

На этом этапе обнаруживаются более тесные с Прибайкальем контакты населения Юго-Восточного Забайкалья и Восточной Монголии. Показательны в этом плане раскопки в восточной части Монголии на оз.

Ямат-нур (А.П. Деревянко. 1972). В материале стоянки выделяются призматические и клиновидные нуклеусы, нуклеусы-скребки. Орудия представлены концевыми скребками, вкладными лезвиями, срединными и боковыми резцами. Особую группу составляют тесловидные и скребловид-ные изделия двух типов: тесловидно-скребловидные орудия, близкие к изделиям громатухинского типа (овальные по форме, сегментовидные в сечении) и скребловндно-тесловидные инструменты, близкие подобным орудиям с неолитических поселениях у с. Чиндант и у с. Будулан (изготовлены из плоских плиток, прямоугольные или трапециевидные в поперечном сечении с широким лезвием, подправлепные мелкой ретушью (А.П. Деревянко. 1972). На развитом этапе неолита (будуланском) в культурно-этническом плане сохраняются старые связи с племенами соседней Монголии, и,вместе с тем, отмечается усиление контактов с Прибайкальем. Интересно отметить находку захоронения черепа человека под одной из очажных кладок на стоянке Доронинская-3. Подобный обряд частичного погребения сожженных трупов известен в Прибайкалье в серовское время и был встречен нами в тройном ярусном погребении № 1 (1976) на Ольхоне. Такой погребальный обряд в Прибайкалье сохранялся длительное время. Захоронения частично сожженных трупов известны в соседней с Прибайкальем и Забайкальем Якутии, в частности в могильнике Туой-Хая в бассейне Верхнего Вилюя (С.А.Федосеева, 1968). Как видим, это не единичный случай, а массовое явление, присущее какой-то кровно связанной группе людей, проживавшей в Восточной Сибири в серовское время. И если вернуться к нашим выводам в главе Ш о том, что с изобретением лука серовского типа произошел демографический взрыв в Прибайкалье, то станет понятным появление "серовца" на соседних с Прибайкальем территориях. В связи с этим возникает вопрос - а кто же представлял население Прибайкалье и Забайкалья в этот период? Результаты многолетних антропологических исследований, проводимых, в основном, на материалах погребальных памятников Прибайкалья, неоднозначны.

Для антропологической характеристики древних племен Прибайкалья и Забайкалья большое значение имеет дискуссия о наличии европеоидной и монголоидной примеси у населения Юго-Восточной Сибири. Еще в 30-е годы Г.Ф. Дебец обратил внимание на различные сочетания признаков, фиксируемых на материалах Минусинской котловины и Прибайкалья. В первом случае им выделена принадлежность древнего населения к европеоидной расе, во втором оно сближается с монголоидами (Г.Ф. Дебец. 1930, 1932 гг.). Позднее Г.Ф .Дебец, рассматривая в ряде работ особенности неолитического населения Прибайкалья, высказал мнение, что решение данного вопроса будет зависеть от результатов палеоан-тропологических исследований во внутренних областях Сибири - в Забайкалье, верховьях Амура, в Якутии.

В результате исследований В.П. Алексеев и О.Б. Трубникова пришли к выводу, что население Прибайкалья в эпоху неолита имело в своем составе европеоидную примесь и образовалось в процессе далекого продвижения на восток европеоидных популяций и контакта их с местным населением. Вместе с тем исследователями было указано на большую вероятность в составе прибайкальских популяций присутствия европеоидной примеси западного происхождения, т.е. речь идет о метисации. (В.П. Алексеев, О.Б. Трубникова. 1984).

Дальнейшими исследованиями эта гипотеза была подтверждена М.Г. Левиным в результате обмеров черепа из Шилкинской пещеры, однако, на примере антропологического материала из Фофановского могильника М.Г. Левин установил, что монголоидные особенности у черепов из этого неолитического могильника выражены более (М.Г. Левин. 1953). Им было установлено, что забайкальские черепа отличаются от прибайкальских более уплощенным лицевым скелетом, менее выступающим носом, более высокими орбитами (М.Г. Левин. 1956). И.И. Гохман. 1958).

H.H. Мамонова, давая палеоашропологические описания нескольких одиночных неолитических и энеолитических погребений из разных рай-

онов лесостепной зоны Западного Забайкалья, отмечала, что в неолитических черепах совершенно отсутствуют европеоидные признаки (H.H. Мамонова. 1957). В последующих работах H.H. Мамоновой материал сгруппирован по территориальному принципу - Лена и Ангара, с учетом хронологии и периодизации, разработанной А.П. Окладниковым (H.H. Мамонова. 1973, 1980 гг.; А.П. Окладников 1950, 1955). Рассматривая ангарские материалы, она отмечает сходство населения раннего серовского и позднего глазковского этапов. Хронологически промежуточный китайский этап связывается автором с населением Забайкалья.

В параграфе 2 "Этническая принадлежность населения Юго-Восточной Сибири в бронзовом веке" на основании археологических материалов прослеживаются культурные связи населения Прибайкалья, Забайкалья и сопредельных территорий.

Также рассматриваются вопросы о предполагаемом некоторыми исследователями тождестве народа "ди" и "динлинов" (Г.Е. Грумм-Гржимайло 1926) или о разной их принадлежности к разным народам (Л.Н. Гумилев. 1960) и о влиянии их на формирование культуры плиточных могил в Юго-Восточной Сибири.

Известный антрополог Г.Ф. Дебец, исследовавший несколько черепов из селенгинских плиточных могил: Сотников № 2, Наушки № 7 , Ке-рексурин —Ури № 1, - пришел к выводу, что их обладатели были не европеоидами, а типичными монголоидами (Г.Ф. Дебец. 1948, 19651, 1952 гг.) Этот вывод подтверждает скульптурный портрет женщины из плиточной могилы на городище Манхай, реконструированный H.H. Мамоновой. В.В. Волков, исследуя памятники бронзового и раннего железного века Монголии, еще раньше высказывался о том, что обширные степные пространства Забайкалья и Монголии в эпоху плиточных могил населяла группа родственных племен, и что остатки людей из плиточных могил Забайкалья антропологами определят монголоидными, относящимися к северной ветви большой монголоидной расы (В.В. Волков, 1967).

Таким образом, антропологические исследования показывают, что носителями культуры плиточных могил в притаежной зоне Забайкалья являются представители сибирской ветви большой монголоидной расы. А если учесть, что плиточная могила из Хоринска по архаичности вещей датирована нами ранним этапом бронзы, то можно говорить о преемственности в развитии не только материальной кулмуры эпохи неолита и бронзы, но и об антропологическом единстве населения в притаежной зоне Западного Забайкалья. Этого же мнения придерживается А.Д. Цыбнк-таров (1989).

Параграф 3 "Этническая принадлежность населения Юго-Восточной Сибири в раннее средневековье".

В Д1-П вв. до н.э. плиточные могилы внезапно сменяются новыми памятниками-гуннскнми. С них начинается новый период в истории Юго-Восточной Сибири.

Древние хроники сообщают о том, что в середине I тысячелетия до н.э. на территории Центральной Азии кочевали три этнические общности: хунну, душу и дун-и (JI.JI. Викторова. 1965). История же Юго-Восточнок Сибири и, в частности, Прибайкалья и Забайкалья в конце I тыс. До н.э. -начале I тыс. н.э. теснейшим образом связана с историей хунну или гуннов, памятники которых были известны и исследовались до недавнего времени только в Западном Забайкалье. Первым, кто занимался их изучением был Ю.Д. Талько-Грынцевич, который в конце XIX в. открыл в Западном Забайкалье в 20 км на северо-восток от г. Кяхты в местности Ильмовая падь обширное древнее кладбище. Излагая результаты своих работ, он впервые высказал предположение: "Не суть ли похороненные в срубах те из тюркских племен, которые в середине III в. до р.х. сплотились в одно могущественное государство Хун-Ну" (Ю.Д. Талько-Грынцевич, 1898).

В настоящее время на территории Забайкалья известно более шестидесяти пунктов, где обнаружены и большей частью исследованы могаль-

ники или отдельные захоронения I тыс. н.э. Основным ареалом их распространения являются преимущественно лесостепные и степные районы Забайкалья, т.е. районы, в которых издревле развивались скотоводческие культуры.

Следует отметить, что подавляющее число погребений относится к типу курганных и обозначены они на поверхности небольшими каменными выкладками размерами от двух до пяти метров в диаметре.

В связи с раскопками этих погребений известное значение приобретает вопрос о так называемой "Бурхотуйской культуре" Юго-Восточного Забайкалья, впервые выделенной А.П. Окладниковым в результате исследования памятников I тыс. н.э. (А.П. Окладников, i960). Погребения этой культуры отличаются вариантами вытянутого трупоположения: положение с частичным разворотом туловища, при котором руки сложены в ту же сторону, в которую развернуто и туловище; положение на боку (чаще всего на левом) и положение с поднятием колен. В форме захоронения костяков в могилах эта группа дает наибольшее количество вариантов: а) погребение в земле или на скальном грунте; б) погребение на каменных ложах - вымостках; в) погребение в каменных ящиках "цистах". Обычай выкладывать каменные ящики на дне могильных ям существовал у хун-нов (Г.П. Сосновский. 1946, A.B. Давыдова. 1971; И.В. Асеев. 1975; Ц. Доржсурэн. 1962), в более раннее время у племен эпохи бронзы (В.В. Волков. 1967, В.Е. Ларичев. 1959, с.65-66), откуда он перешел, очевидно, по наследству к хуннам. В Прибайкалье "цисты" известны в захоронениях эпохи неолита и энеолита (А.П. Окладников, И.В. Асеев, А.К. Конопац-кий, 1982, рис.41).

В хронологическом отношении этот тип погребального обряда прослеживается на протяжении более чем пяти веков (с IV по VIII вв. н.э.)

Во второй половине I тысячелетия на территорию Восточного Забайкалья начинают проникать тюркоязычкые группы племен. Памятниками, зафиксировавшими движете одной из таких групп, можно считать по-

гребения из с. Куикур. Инвентарь их находит себе близкие аналогии в погребальном инвентаре алтайских тюрок. В период наибольшего могущества тюркской империи тюркскому кагану подчинялись не только племена, обитавшие в бассейнах рек Орхона, Селенги и Толы, но н кидане, татабы и шивэйцы. В это же число, как теперь становится ясным, входили и племена, населявшие территорию Восточного Забайкалья.

Этот вывод подтвердился и исследованиями укрепленных городищ, обнаруженных А.П. Окладниковым в бассейне р. Шилки и на горе Вигчик Читинской области. Уже первое исследование памятников этого времени на территории Восточного Забайкалья позволило сделать вывод о том, что местное население I н.э. "находилось в определенных культурно-этнических связях с племенами Амурского края, а может быть было им родственно" (А.П. Окладников. 1960). Вывод этот основывался на вполне определенном сходстве древней керамики из погребений Восточного Забайкалья с керамикой археологических памятников Приамурья и Приморья.

Таким образом, мы имеем все основания говорить о том, что территорию Восточного Забайкалья, северо-восточную часть Монголии и, возможно, северо-запад Маньчжурии заселяли в начале нашей эры племена, очень близкие по своей материальной культуре, которая в дальнейшем развивалась в локальные варианты. Какая-то часть пришлых племен переходит к оседлому образу жизни, попав под влияние культуры местного населения. Этой частью могли быть прежде всего те племена, которые осели в непосредственной близости от Амура. Степные районы Восточного Забайкалья также были включены в этот процесс. Это доказывается, в частности, находками хуннской керамики на разрушенных поселениях Приононья и на озерных стоянках Агинской степи, а также находками глиняных сосудов в самих погребениях. Видимо, в конечной стадии развития культуры плиточных могил имело место смешение последних с пришлыми сюда племенами северных хунну, в состав государства кото-

рых вошло и местное население, частично ассимилированное, а часть из него была вытеснена в Прибайкалье. Об этом свидетельствует не только археологические, но в ряде случаев и антропологические данные. Например, череп из плиточной могилы № 8 на горе Тологой (Западное Забайкалье) обладает рядом особенностей, позволяющих сближать его с гуннским (И.И. Гохман. 1958).

Проникшая в Прибайкалье часть гуннов была ассимилирована, о чем свидетельствуют захоронения под шатровыми сооружениями из камня (элемент курумчинской культуры) в рассмотренном нами погребении Куркут П-4 и в погребении Куркут 1-113. Группа шатровых могил из Куркутского комплекса (К11-4, 19, К1 -113) является самой ранней и хронологически определяется временем III в. до н.э. - I в. н.э. Эта дата хорошо согласуется с датой для могильника Куркут 1, определенной по углю из шатрового погребения № 131: СОАН - 1546, 1860-+80 лет (110+80 г.н.э.). Она также согласуется и с датой, полученной для пещеры Лудар-ской (Северный Байкал) н связанной с курыканской керамикой 1717-150 л.н. (СОАН - 578) (Л.В. Фирсов, А.А. Кульчитский, В.В. Свшшн. 1975).

Об идентичности этих двух культур говорить не приходится, поскольку слишком большие различия наблюдаются в обряде погребения и, видимо, в религиозных воззрениях хунну и курыкан, однако генетические связи в хозяйственном укладе бесспорны. Позднейшие хунну внесли существенный вклад в формирование хозяйства кузнецов-скотоводов в Прибайкалье. Если это так, значит, определенный вклад они внесли и в этнические процессы населения этого региона. Хунну могли быть одной из составных в союзе "трех племен".

На основании археологических данных мы пришли к выводу, что этнически "Союз трех племен" или "Уч-Курыкан" орхонских надписей могли составлять:

1. Местные племена, потомки-глазковцев.

2. Селенгинская группа племен-носителей культуры плиточных могил.

3. Часть гуннских племен, которая под ударами сяньби-хунну или южных хунну в I в.н.э. продвинулась далеко на Запад, включая Прибайкалье.

Глава VII "Общественный строй". Основным материалом для понимания социального строя населения Юго-Восточной Сибири рассматриваемого периода являются погребальные комплексы и отдельные захоронения, в которых отражаются новые черты, указывающие на определенные изменения в жизни общества по сравнению с предшествующими культурно-историческими этапами. Прежде всего это касается Прибайкалья. Среди китайских погребений, отличительной чертой которых прежде всего является обязательная посыпка погребенного охрой, встречаются коллективные захоронения с антитезным положением костяков, что исключено в погребениях наиболее раннего исаковского периода. Кроме того, в одних погребениях встречается очень богатый погребальный инвентарь, в других его совсем нет или имеется несколько украшений. За редким исключением, последнее касается женских погребений.

Как отмечал А.П.Окладников, к этому моменту внутри неолитической общины в среде охотников и рыболовов произошло разделение труда. Рыболовство, вслед за охотой, как показывает погребальный инвентарь, становится делом мужчин, в погребениях которых, кроме охотничьего вооружения, встречаются рыболовные снасти, в том числе составные рыболовные крючки.

Часть населения неолитического общества попадает в определенную зависимость, о чем свидетельствуют ярусные захоронения в Прибайкалье. В одном из них под каменной насыпью были встречены два вторичных захоронения со следами трупосожжения и затем раздробленными костями, которые перекрывали костяк хорошей сохранности, не тронутый огнем, с богатым сопровождающим инвентарем. О совпадении погребений

с наложением одного на другое говорить не приходится. Они находились под одной внепгней каменной кладкой, в одной могильной яме, с одинаковой ориентировкой на север. Два сожженные костяка помещены в могилу преднамеренно и являются жертвенными.

Среди китойских погребений известны так называемые "соседские" захоронения, когда под одной надмогильной насыпью имеются две могилы - одна мужская, другая женская. Женский костяк зачастую имеет следы насильственной смерти. Это "соседство" определяло уже не равенство двух половин общины, характерное для эпохи материнского рода, а нечто иное, то, что и нашло отражение в соседских захоронениях Прибайкалья -зависимость женщин от мужчин, установление строя патриархально-семейных общин". (А.П. Окладников. 1955).- Такое отношешге к женщине, хранительнице очага и рода в прошлом, естественно,возникло в силу определенных обстоятельств.

Встречаются коллективные погребения, где костяки лежат в одной могильной яме, но ориентированы головами в противоположные стороны.

Противоположная ориентация погребенных в одной могиле еще более подтверждает социальное неравенство в китойском обществе. В социальном укладе населения Прибайкалья в это время, как и в хозяйственной жизни, произошли значительные сдвиги, о чем свидетельствуют погребения с богатым сопровождающим инвентарем и без инвентаря, а также захоронения с жертвоприношением людьми. Возможно этим сдвигам способствовали межплеменные или межродовые столкновения, в результате которых более сильные стали пользоваться большими благами. В позднем неолите, на глазковском этапе его развития также были выявлены соседские погребения.

В связи с этим уместно отметить такой факт, что раскопанные нами погребения глазковского времени № 2-4 (1973 г.) располагались в один

ряд на краю обрывистого восточного склона Шаманского мыса Все три могильные ямы этих погребений ориентированы вытянутой осью с востока на запад, а погребенные в ннх, за исключением могилы № 4 без костяка, ориентированы головой на запад.

Мужские захоронения глазковского времени отличаются от женских не столько вооружением, сколько орудиями охоты и рыболовства. Здесь уже наблюдается распределение обязанностей. К сопровождающему инвентарю женских костяков относятся украшения, колющие, режущие орудия, необходимые для выполнения домашних работ, в том числе иглы, шилья, скребки. Особое место занимают кинжаловидные острия для снятия коры с деревьев. Наличие их в женских могилах вполне естественно. На глазковском этапе, очевидно, окончательно произошло разделение труда.

В бронзовом и раннем железном веке общественный строй, по данным раскопанных плиточных могил, характеризуется двумя основными чертами: 1) военным укладом; 2) господством патриархальных отношений в рамках родового строя. На воинственность населения указывает боевое вооружение, найденное в по]ребениях, известное по случайным находкам самих вещей и литейных форм, изображенное на писаницах и оленных камнях Забайкалья и .M H R (H.H. Диков, 1958, В.В. Волков. 1967; Ю.С.. Гришин. 1981) О военных столкновениях свидетельствуют погребения, костяки которых носят рубленные ралы, или содержат застрявшие в Ш1Х наконечники (Кириллов И.И. 1979; H.H. Диков. 1958).

Господство патриархальных отношений, зародившееся еще в конце каменного века, здесь тесно связано со скотоводческим хозяйством. В эпоху бронзы и раннего железного века на данной территории оно было в развитом, зрелом состоянии. Об этом свидетельствуют родовые могильники, состоящие обычно из нескольких групп могил по 5-10 и более. В каждой группе имеются могалы разного размера с одиночными мужски-

ми, женскими и детскими захоронениями. Зачастую они располагаются цепочками, представляя патриархальные семьи. Возле наиболее крупных могил, принадлежащих, очевидно, главам патриархальных семей, как правило, возвышаются "сторожевые" и "оленные камни".

Все эти черты общественного строя, как известно, присущи военной демократии. Черты общественного строя военной демократии в это время были присущи и племенам Прибайкалья, поскольку плиточные могилы, подобные забайкальским, там также имеются. Появление их в Прибайкалье связано с агрессией племен, проникших в Забайкалье и потеснивших плиточников. Немного позднее вслед за ними в Прибайкалье проникает какая-то часть гуннов, которая подпадает под влияние потомков плиточников и местных племен-глазковцев. В I тыс. н.э., очевидно, в первых веках, складывается племенной союз "Уч-Курыкан", который был достаточно сильным, если в 552-553 гг. н.э. курыканские послы в числе представителей других народов явились на погребальные торжества в честь родоначальника орхонских ханов Бумын-кагана (История Сибири, т.1, 1968).

О строе военной демократии в курыканском обществе свидетельствуют многочисленные рисунки на скалах Манхайского городища на горах Укыр, Байтог, Шишкино (р. Лена) (И.В. Асеев. 1980). На рисунках изображены всадники в доспехах, вооруженные луками, копьями, мечами с развивающимися "штандартами", что свидетельствует о наличии строя военной организации, во главе которой стояла патриархально-феодальная знать.

Глава VIII "Духовная культура" Рассматриваемые в главе вопросы духовной культуры построены, в основном, на изобразительном искусстве населения Юго-Восточной Сибири и,в первую очередь,на петроглифах. Самая ранняя группа памятников, включенная в данную главу - это петроглифы на прибрежных скалах оз. Байкал в бухте Саган-Заба, датируемые II тыс. до н.э. (А.П. Окладников. 1974). На этих петроглифах в пер-

вую очередь обращают на себя внимание антропоморфные изображения, в этнографическое время служившие местному населению как общественные онгоны - сонм почитаемых божеств, которым молились при совершении коллективных мероприятий - охоты или рыболовства. (М.Н. Хангалов. 1958). Перед этими онгонами, очевидно, происходило посвящение в шаманы. К другому типу онгонов относятся антропоморфные фигурки, вырезанные из кости, дерева или бересты, которые исследователи находят в погребениях или скальных :нишах. Эти изображения олицетворяют шаманских духов, исцеляющих заболевшего (В.П. Дьяконова. 1975). Подобная фигурка была найдена в одном из раннемонгольских погребений в Заиграевском районе. Из средневековых источников известно, что "были идолы, изготовленные при болезни отроков и привязываемые над их ложами" (Путешествие... Плано Картини...1957).

Антропоморфные изображения известны в погребениях глазковской культуры в Прибайкалье. По своим стилистическим особенностям они составляют совершенно обособленную группу антропоморфов, у которых детально проработана лицевая часть с обозначенными глазами, носом и ртом.

Наличие в значительном количестве погребений эпохи ранней бронзы антропоморфных изображений в Прибайкалье свидетельствует об изменениях в идеологии древнего человека, в преобладании анимистических представлений, нашедших свое отражение в этих образах, а также в петроглифах. Эти изображения являются вместилищами духа, оберегающего его обладателя. Анимистические представления, как известно, присущи шаманизму. Об анимистических представлениях шаманисто в свидетельствует еще один культовый атрибут - каменный столб, который ставился непосредственно на могиле или рядом с ней. У бурят и монголов он носит название, "СЭРГЭ" и, по представлениям шаманистов, служит коновязью для священного коня. СЭРГЭ, таким образом, связано с культом коня, а происхождение его с началом скотоводства (Т.М. Михайлов.

1980). В якутской мифологии конь связан с небожителями (А.П. Окладников, В.Д. Запорожская, 1970). Отзвуки более древнего культа коня зафиксированы в Таджикистане (O.A. Сухарева. 1975). Есть сведения, что культ коня возник в IV тыс. до н.э. в южнорусских степях в центре доместикации лошади у ариев, предков индоиранцев, а потом, видоизменяясь, распространился по всему свету (Е.Е. Кузьмина 1977). По сообщению Геродота массагеш приносили в жертву богу-солнцу лошадей - быстрейшему из богов подобает быстрейшее животное.

Небезынтересно в данном случае отметить изображения коней на каменных стелах-коновязях (И.В. Асеев. 1984).

Рассмотренные основные аспекты духовной жизни населения Юго-Восточной Сибири свидетельствуют о том, что корни ее уходят в глубокую древность и имеют шаманистскую направленность, теснейшим образом связанную с представлениями о трехуровневом мире, где обитают различные духи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Для оценки значения материала, накопленного археологическими работами за последние три десятилетия, особенно важно то, что стало возможным сделать принципиальный вывод о своеобразии и, вместе с тем, значительной общности исторического пути населения Юго-Восточной Сибири в эпоху неолита, бронзы и железа, включая раннее средневековье. Известно, что в переходный период от эпохи палеолита к новокаменному веку появляются нуклеусы торцового типа, получившие наименование "клиновидных" или "гобийских". Именно такие нуклеусы найдены на стоянке Усть-Кяхта. По сравнению с леваллуазскими, они миниатюрные по размерам, и с них снимались пластаны, используемые в качестве вставных каменных лезвий для составных вкладышевых орудий из кости -наконечников, ножей, кинжалов, которые встречаются в Сибири и на Урале, в Монголии,и представляют принципиально новый элемент охотничьего вооружения. Возникшая в конце палеолита прогрессивная

техника изготовления вкладышевых орудий существует и продолжает развиваться у лесных охотников неолитического времени, о чем свидетельствуют рассмотренные нами материалы могильников и стоянок в Прибайкалье и Забайкалье. 'А раскопы ранненеолитических геяребений с озера Ножий дали настолько богатый и интересный материал микро-пластинчагых орудий, которые снимают, как нам представляется, гипотетичность существования хиньского этапа развития неолита, выдвинутого академиком А.П. Окладниковым, в пользу последнего.

Именно на этом этапе появляются наконечники стрел даурского (забайкальского) типа, свидетельствующие о бесспорном существовании лука.

В серовское время в Прибайкалье широкое распространение получил лук, усиленный костяными накладками, что улучшило его баллистические качества. С распространением лука происходит повсеместно появление добавочного продукта питания и сырья для хозяйственных нужд. С этим непосредственно связан рост численности населения, о чем свидетельствуют погребальные комплексы серовцев на верхней Лене, Ангаре, Селенге. Их гораздо больше, чем погребений предыдущего периода.

У китайских племен в Прибайкалье и Западном Забайкалье складывается охотничье-рыбояовческое хозяйство, где с переменным перевесом главенствующую роль в пищевом балансе занимает охота иди рыболовство.

Создаются поселения охотников, рыбаков и собирателей, например, в лесостепной зоне Бурятии в районе Еравнинских озер. В Прибайкалье известна стоянка поселенческого типа Устъ-Белая, расположенная при впадении р. Белой в Ангару. Много грузил от сетей найдено на стоянке Улан-Хада. Здесь уже применялся сетевой промысел рыбы, на что указывает нахождение на стоянках каменных грузил для рыболовных сетей, как на стоянке и в энеолитическом погребении Дурой в Читинской области. Для забрасывания сетей применялась лодка.

В это время уже произошло разделение труда - охотник и рыболов-мужчина стал властителем в семье, в общине, в роду.

При общих климатических тенденциях физико-географическая специфика Прибайкалья и Забайкалья способствовала развитию некоторых различий . в развитии древних обществ этих районов Юго-Восточной Сибири. В Прибайкалье в течение длительного периода существовал охотничье-рыболовческий хозяйственный уклад, и население вело бродячий или полубродячий образ жизни. В Восточном Забайкалье преобладал, охогиичье-собирательский хозяйственный уклад, а рыболовство как отрасль хозяйственной деятельности возникла в энеолигтическую эпоху.

Наличие степных открытых ландшафтов способствовало произрастанию здесь специфических растений, пригодных для питания, и собирательство в данном регионе было более развитое, чем в горно-таежных районах Прибайкалья. На базе собирательства в Забайкалье в эпоху неолига возникли предпосылки примитивного земледелия с применением мотыжной и с помощью палки-копалки технологии, чего не было в Прибайкалье.

Следующая за неолитом эпоха бронзы богата памятниками, названными исследователями культурой плиточных могил, охватывающая бронзовый и ранний железный век в Восточном и Западном Забайкалье, а также и в Прибайкалье.Существовали центры по переработке местных руд в медеплавильное и железоделательное производство.

Распространение железа в Забайкалье связно с предшественниками так называемой Бурхотуйской культуры, сформировавшейся на местной основе. В Прибайкалье в это время проживали другие племена, которые, слившись с вытесненными сюда носителями культуры плиточных могил и какой-то частью гуннских племен из Забайкалья, на рубеже I тыс. н.э. положили начало формированию культуры курумчинских кузнецов, скотоводов, известных впоследствии как государственное объединение "Уч-Курыкан" - союз трех племен.

В эпоху раннего средневековья события развертывались таким образом, что на протяжении почти всего I- тысячелетия Прибайкалье и Забайкалье оказывались окраиной различных политических объединений, господствовавших на территории Центральной Азии и Сибири, но никогда не включались в них полностью.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1. К вопросу о памятниках железного века в Забайкалье.// 50 лет освобождения Забайкалья от белогвардейцев и иностранных интервентов (материалы научной конференции. Чита. 24-25 июня 1971 г.). Чита. 1972. С.90-94.

2. Два бронзовых зеркала из Чиндантского могильника.// Очерки социально-экономической и культурной жизни Сибири, ч.1. Новосибирск. 1972. С.60-65.

3. Памятники железного века в бассейне реки Онон.// Известия СО АН СССР, вып. 3. Новосибирск. 1973. Вып.3, № 11. С.105-109.

4. О раскопках в зоне затопления Зейской ГЭС в 1969 г.// Материалы по археологии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1973, ч.2, с.224-258. (Совместно с А.П.Окладниковым, А.П.Деревянко).

5. Археология Западного побережья Байкала и проблемы этногенеза кочевников Прибайкалья.// Изв. СО АН СССР, вып.З. Новосибирск, 1974. Вып.3. №11. С. 108-115.

6. Предки позднейших монголов на территории Забайкалья.// Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск 1975. С.219-226.

7. О раннемонгольских погребениях. // Сибирь и Центральная Азия в средние века. Новосибирск. 1975. С. 178-187.

8. Раскопки на о. Ольхоне и на мысу Бурхан.// АО. М., 1976. С.267-268 (совместно с А.П.Окладниковым и А.К. Конопацким).

9. Могильник бурхотунской культуры в пади Улан-Сар.// Древняя история народов Юго-Восточной Сибири. Вып.4. Иркутск 1978. С.150-166 (совместно с И.И.Киршшовым, Е.В. Ковычевым, С.Л. Зубовым).

10. Культурно-хронологическое соотношение средневековых памятников Прибайкалья.// Сибирь в древности. Новосибирск. 1979. С.90-104. И. Исследования в долине реки Баргузин.// ЛО. М., 1980. С.89-90. 12. Неолитические погребения в устье р. Анги.// Источники по археологии Северной Азии (1935-1976). Новосибирск. 1980. С.103-127.

14. О петроглифах Манхайского городища.// Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М., 1980. С.208-2Ю.

15. Прибайкалье в средние века (по археологическим данным). Новосибирск. 1980. 150 с. (Монография).

16. Археологический материал как источник отражения некоторых аспектов шаманизма. // Проблемы археологии и этнографии Сибири. Иркутск 1982. С.134-135.

17. К вопросу о датировке плиточных могил типа четырехугольных оградок.// Древние культуры Монголии. Новосибирск. 1983. С.34-40.

18. Археологические исследования в Монголии в 1979-80 гг.// Археология эпохи камня и металла Сибири. Новосибирск. 1983. С.3-55 (совместно с Окладниковым А.П., Худяковым Ю.С., Конопацким А.К.).

19. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья. Новосибирск. 1984. 200 с.( совместно с Кирилловым И.И., Ковычевым Е.В) (монография).

20. Семантика изображений на каменной стеле из Сагсай-сомона и параллели. //' Всесоюзная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения академика Б.Я. Владимирцова (тезисы докладов). М. 1984. С.14-17.

21. Отражение некоторых аспектов шаманизма в археолого-этнографичс-ском материале Предбайкалья и Забайкалья.// Древнее Забайкалье и его культурные связи. Новосибирск. 1985. С. 161-175.

22. Данные археологической разведки о заселении Баргузинской долины. // Сб.научн.тр. "Проблемы охраны археологических памятников Сибири.. Новосибирск. 1985. С.17-28.

23. О преемственности культур многослойных стоянок на Ангарских островах.// Исторический опыт освоения Сибири. Вып.1. (Тез. докл. на-учн.конф. ИИФиФ СО АН СССР). Новосибирск. 1986. С.45-46.

24. К вопросу о погребальных комплексах дописьменной истории монголов.// Международный Конгресс монголоведов (доклады советской делегации), ч.Ш Улан-Батор. 1987. С.27-32.

25.. Ландшафтно-климатические изменения и хозяйственный уклад древних обществ Юго-Восточной Сибири.// Историография и источники изучения исторического опыта освоения Сибири. Вып. 1. Досоветский период (тез.докл. и собщ. Всесоюзн.научной конф. 15-17 ноября 1988 г.). Новосибирской. 1988, с.3-61.

26. О формировании культуры курыкан в Прибайкалье.// Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск. 1989. С.52-55.

27. Наскальное искусство (историография).// "Центр". Вып. 13. (Национальная Галерея Искусств). Вашингтон. 1993. С.41-42 (на англ.яз.).

28. О символике решетчатых предметов на оленных камнях.// Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур (тез. Международной научн. конф. 26-30 июня 1995 г.). Новосибирск. 1995. С.3-5.