автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Мифопоэтическая парадигма "Окаянных дней" И.А. Бунина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифопоэтическая парадигма "Окаянных дней" И.А. Бунина"

Направахрукописи

ТРУСОВА АСЯ СЕРГЕЕВНА

МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА «ОКАЯННЫХ ДНЕЙ» И.А. БУНИНА

Специальность 10.01.01 —русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тамбов 2004

Работа выполнена в Мичуринском государственном педагогическом институте на кафедре литературы.

Научный руководитель:

доктор филологических наук, доцент Гончаров Пётр Андреевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

Хворова Людмила Евгеньевна

кандидат филологических наук, доцент

Муравьева Наталья Михайловна

Ведущая организация:

Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина

Защита состоится 2004 года на заседании

диссертационного совета Д.212.261.03 в Тамбовском государственном университете имени Г.Р. Державина по адресу: 392000, Тамбов, ул. Советская, 93, Институт филологии ТГУ имени Г.Р. Державина.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина (ул. Советская, 6).

Автореферат разослан <</£_>>

2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор

Пискунова СВ.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Выдающийся русский писатель, лауреат Пушкинских и Нобелевской премий И.А. Бунин (1870-1953) по праву считается одним из уникальных художников XX столетия. В его произведениях удивительным образом сочетаются традиции русской культуры и открытия западной и восточной философии, подчас резко выраженная национальная тема и поиск места человека во Вселенной, трагизм и «бессознательная радость бытия», архаическое и современное. Сегодня интерес к творческому наследию писателя огромен как в отечественном, так и в зарубежном бунино-ведении. В работах О.Н. Михайлова, Ю.В. Мальцева, Л.А. Смирновой, А.К. Бабореко и других исследователей анализируются факты творческой биографии, художественный мир и составляющие поэтики писателя, прослеживается связь его творчества с произведениями русской и зарубежной литературы, с традициями не только русской народной культуры, но и с культурой других стран мира. Анализу различных аспектов творчества писателя посвящены монографии, фундаментальные статьи, докторские и кандидатские диссертации.

Однако, несмотря на существующее обилие работ о Бунине, некоторые произведения из его творческого наследия остаются как бы вне поля зрения буниноведов. В этом плане пока «не везет» «Окаянным дням» -произведению оригинальному и яркому, которое занимает, на наш взгляд, видное место не только в творческой и личной судьбе И. Бунина, не только в литературе русского зарубежья 20-30-х, но и в истории отечественной литературы XX века в целом. «Окаянные дни» во многом задавали тон эмигрантской мысли первых десятилетий «русской смуты», они же обусловили пафос «диссидентской» а затем и «перестроечной» литературы. Писатель, заявивший о себе как наследник и продолжатель лучших традиций русской классической литературы, в январе 1920 года навсегда покинул Россию, не приняв братоубийства революции. Причину эмиграции и последовавших за нею духовных скитаний во многом и объясняет одно из этапных произведений И. Бунина- «Окаянные дни».

Уже в 30-е годы по достоинству оценил всю значимость, своевременность и художественность этого произведения М.А. Алданов, который в своей рецензии на девятый и десятый тома берлинского собрания сочинений Бунина писал: «Ни к "Окаянным дням", ни тем более к "Серпу и молоту" не должно подходить как к книгам чисто политическим. Это ведь художественные произведения, и есть в обеих книгах страницы, которые могут сравняться с лучшим из всего, что написано Буниным. Но в "Окаянных днях" сокровища изобразительного искусства были рассыпаны в самых злых и резких главах».

~~г— Л___

РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ *КЕЛПОТЕКА

С. Петербург ^ . ОЭ ЯЦ^аит вб

£

Советскому литературоведению «Окаянные дни» И.А. Бунина были известны, но до конца 1980-х годов оценивались по причинам идеологического свойства однозначно отрицательно. Неопубликованные «Окаянные дни» в работах, где все же упоминалось это произведение, оценивались пренебрежительно: «в дневнике "Окаянные дни" отразилась вся полнота контрреволюционной предубежденности человека утратившего чувство высокой ответственности перед родиной» (В.В. Бузник); «"Окаянные дни" находятся за гранью искусства» (Ю.А. Андреев). А.А. Нинов и вовсе утверждал, что «Окаянные дни» с художественной стороны не имеют никакой ценности: «Нет здесь ни России, ни ее народа в дни революции. Есть лишь одержимый ненавистью человек. Эта книга правдива лишь в одном отношении - как откровенный документ внутреннего разрыва Бунина со старой либерально-демократической традицией».

С конца 80-х годов отечественное литературоведение под напором «перестроечных» общественных идей приходит к признанию художественных и этических достоинств «Окаянных дней»: «При всех ложных акцентах в книге Бунина безусловно есть страницы, ставшие психологическим документом эпохи глубинных социальных смещений. Пора это признать» (Л.А. Смирнова). В 90-е годы выходят в свет и стремящиеся к научной объективности статьи К. Эберт и К. Ошар1 интерпретирующие историко-литературные, идеологические, композиционные и иные параметры «Окаянных дней».

Такое противоречивое истолкование «Окаянных дней» в литературной критике, как и другие причины, заставляет внимательнее отнестись к этой книге - свидетельнице революции и гражданской войны, ставшей для ее автора книгой раздумий, горестных и тяжелых воспоминаний.

«Окаянные дни» И. Бунина связаны со всем творчеством писателя, в связи с этим представляется актуальным изучение этого произведения в контексте всего творческого наследия писателя. Большинство записей «Окаянных дней» представляют собой своеобразные авторские размышления или «вневременные» отступления авторского характера, в которых Бунин осмысливает произошедшие в России события в их исторической перспективе. Авторские размышления в «Окаянных днях» невидимыми нитями связаны не только с главными чертами поэтики Бунина, но и с ведущими темами его творчества: перед читателем предстают вечность и история, прошлое и его воссоздание в настоящем, в памяти (прапамяти,

1 Эберт К. Образ автора в художественном дневнике Б>нина «Окаянные дни» // Русская литература. - 1996. - №4. - С. 106-ПО; Ошар К. «Окаянные дни*> как начало нового периода в творчестве Бунина // Русская литература. - 1996. -№4. — С.101-105.

генетической памяти), загадка «русской души», полифония «западных» и «восточных» черт характера русского человека.

Писатель выказывает самую непосредственную реакцию на сущее и былое, неретушированные, никому не передоверенные оценки людей, событий. Пронзительность и острота первоначального восприятия тех исторических событий, резкость жизненных впечатлений, властная сила прозрения художника-гражданина, определяющая атмосферу произведения- вот отличительные черты «Окаянных дней».

В настоящий момент перед современным буниноведением, как справедливо полагает Г.М. Благасова, стоит задача «осмысления художественного пути и метода И.А. Бунина <...>, с учетом богатства и сложности фи-лософско-этичсских общекультурных поисков рубежа XIX-XX веков, что послужит важным импульсом к пониманию вопросов литературы и искусства в пограничной ситуации нынешнего рубежа веков»1. Искусство конца XIX - начала XX вв. обратилось к мифу и иным универсалиям сознания («архетипам», «вечным символам») весьма настойчиво и активно. В составе контекста, стимулирующего литературное творчество этого периода, ответственная роль также принадлежала и национальным формам фольклора, опоэтизировать и творчески пересоздать которые пытались многие художники начала и первой трети XX века, в их числе и И.А. Бунин.

Благодаря тому, что в «Окаянных днях» часто стираются границы континуальной пространственно-временной организации событий, заменяя ее топосами снов, воспоминаний, феноменами сознания, современность («большое историческое время») сопрягается с культурным прошлым, опытом предшествующих эпох (с «малым историческим временем»). М.М. Бахтин, который и ввел эти два термина - «большое историческое время» и «малое историческое время» - полагал, что без изучения глубинных течений культуры (в особенности низовых, народных) невозможно «проникнуть в глубину больших произведений. <... > Мы обычно стремимся объяснить писателя и его произведения именно из его современности и ближайшего прошлого (обычно в пределах эпохи, как мы ее понимаем). Мы боимся отойти во времени далеко от изучаемого явления. Между тем произведение уходит своими корнями в далекое прошлое»2.

В этой связи становятся очевидными истоки проблемности восприятия и изучения «Окаянных дней». Традиционно писатель и его современники, осознавали и оценивали, прежде всего, то, что было ближе к их

1 Благасова Г.М. Иван Бунин: Жизнь. Творчество. Проблемы метода и поэтики. - Москва; Белгород, 2001. - С.З.

2 Бахтин М.М. Ответ на вопрос редакции «Нового времени» // Бахтин М.М. Ли-тсратурно-критические статьи. — М., 1986. - С.503-504.

времени. При этом автор являлся своего рода «пленником» эпохи, «своей» современности Последующие времена, как полагал М М. Бахтин, «освобождают его из этого плена, и литературоведение призвано помочь этому освобождению».

В современном буниноведении предпринимались удачные попытки интерпретации воздействия на творчество Бунина мифологических, фольклорных и библейских традиций . Однако они не исчерпывают всей сложности проблемы, тем более в ее соотнесенности с таким сложным произведением, как «Окаянные дни». Поэтому в исследовании творчества И. Бунина есть основания обрагиться к наиболее актуальной проблеме -изучению мифопоэтической парадигмы его творческого наследия. Наибольший интерес для преломления этой проблемы представляют для нас «Окаянные дни». Изучение «Окаянных дней» И. Бунина представляется целесообразным еще и потому, что и на сегодняшний день пока нет ни одного целостного монографического исследования этого этапного произведения писателя.

Материалом исследования является проза и лирика И А. Бунина, его дневники и публицистика, проза и поэзия современников писателя, произведения фольклора, литературно-критические работы, связанные с поставленной проблемой.

Объектом исследования стали в работе архаические формы сознания, элементы мифов, произведений фольклора, языческие, ветхозаветные, евангельские образы и мотивы, явленные в бунинском творчестве, в их соотнесенности с образностью, поэтикой и идеологией «Окаянных дней».

Совокупность архаических форм сознания, мифологических и фольклорных элементов, языческих, ветхозаветных, евангельских образов и мотивов, представленных в бунинском творчестве, в их соотнесенности с поэтикой и системой идей литературного произведения именуются в работе мифопоэтической парадигмой

Мифопоэтическая парадигма «Окаянных дней» И. Бунина стала предметом данного исследования.

С материалом, объектом и предметом исследования связана основная цель диссертации, заключающаяся в стремлении проанализировать генезис, функцию, структуру, контекстуальные созвучия мотивов, тем, образов, мифологем «Окаянных дней» И. Бунина.

Осуществление поставленной цели возможно через решение ряда конкретных задач, связанных с необходимостью

' См , например, в «Библиографическом списке» работы Атапова Г М , Гря-каловой Н 10 , Карпенко Г10 , Пилипюк Е Л , Смирнова В Л и др

• выявить мифологическую, архетипическую основу «Окаянных дней», включить тем самым это произведение в самый широкий историко-культурный контекст;

• установить причины обращения Бунина к фольклорным образам, и иным элементам народного творчества;

• изучить многочисленные параллели коммуникаций между событиями русской революции и далекого исторического прошлого;

• определить место «Окаянных дней» И. Бунина в системе творчества писателя, а также в истории литературы первой трети XX века.

Целью и задачами обусловлен выбор метода исследования, в основе которого - синтез мифопоэтического, историко-генетического, культурно-исторического подходов.

Выдвигаемая в диссертации научная гипотеза заключается в следующем: «Окаянные дни» в творчестве Бунина являются этапным произведением. Произведение, ставшее значительной вехой не только в творчестве, но и в судьбе писателя, во многом синтезировало традиционные для идеосферы И. Бунина художественные мотивы и образы с созвучными мифологическими и фольклорными элементами, с характерными эстетическими и философскими исканиями рубежа XIX-XX веков, что нашло отражение в особой поэтике дневниковых зарисовок.

Теоретико-методологической базой исследования стали научные концепции, отраженные в теоретических системах М.М. Бахтина, Ю.М. Лотма-на, В.Е. Хализева, Н.Д. Арутюновой; в исследованиях, посвященных фольклористике и мифопоэтике Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, В.Я. Проппа, В.П. Аникина, С.В. Максимова, В.И. Калугина, Т.В. Зуевой, В.Н. Топорова, Е.М. Мелетинского и др.; в философских сочинениях Н.А. Бердяева, В.В. Розанова, С.Н. Булгакова, Н.Ф. Федорова, Г.П. Федотова, А. Камю и К.Г. Юнга.

Методологической и теоретической основой диссертации стали фундаментальные работы литературоведов, исследующих творческое наследие И. Бунина: Л.А. Смирновой, О.Н. Михайлова, Ю.В. Мальцева, А.А. Нинова и др.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. «Окаянные дни» И. Бунина - одно из значительных этапных произведений писателя, обладающее оригинальной жанровой структурой, отличающейся синтезом мифолого-фольклорного и историософского компонента.

2. Картина мира в «Окаянных днях» Бунина во многом ориентирована на мифологические и иные архаические формы сознания, построена на основных бинарных оппозициях: хаоса и порядка, земного и небесно-

го, жизни и смерти, сознательного и бессознательного, внутреннего и внешнего, противопоставлении «нового» и «старого» в изменяющемся под воздействием исторических катаклизмов мире, «божественного» и «зверского» в человеке.

3. Воссозданная Буниным картина «окаянных дней» России является глубоко антропоцентрической и гуманистической, направлена на пробуждение в читателе христианских чувств, вбирает в себя закономерности восприятия человеком окружающей действительности тех трагических лет.

4. Поле ассоциаций художественного мира «Окаянных дней» базируется на переплетении библейских, исторических и социально-этических векторов. При этом библейские элементы в произведении являются своего рода сюжетообразующими и идейно-эстетическими связующими звеньями.

5. Надстраиваясь над социально-исторической конкретикой, трансформируя, а в некоторых случаях совершенно поглощая ее, библейские элементы активно влияют на развертывание сюжетной интриги, на становление художественной идеи. Христианское и языческо-мифологи-ческое, так же как общее и индивидуальное (судьба русского народа и самого Бунина), сплетаются в «Окаянных днях» воедино.

6. Тема кризиса социальных отношений, акцентирование в «Окаянных днях» философского аспекта проблемы «народ и история» стимулировало поиски писателем глубинных основ национальной психологии и направляло их в область фольклора, где Бунин, прежде всего, пытался найти разгадку национального характера.

7. «Окаянные дни» И. Бунина - это не только уникальное и этапное произведение в творческом наследии писателя, но и своеобразный историко-культурный феномен первой трети XX столетия, имеющий сложный мировоззренческий, эстетический и духовно-психологический генезис.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые монографически исследуется значительное и уникальное произведение выдающегося художника XX столетия. Научная новизна работы связана также с мифопоэтическим аспектом анализа «Окаянных дней» И. Бунина.

Теоретическая значимость исследования состоит в истолковании и обобщении фактов взаимодействия литературы и мифологии, фольклора, христианской книжности, в формулировании конкретных атрибутов ми-фопоэтической парадигмы русского автобиографического дневникового повествования первой трети XX столетия, в трактовке причин трансформации жанра дневника.

Практическая значимость исследования. Диссертационная работа создает базу для дальнейших исследований в области малоизученного дневникового и публицистического наследия И.А. Бунина. Результаты

диссертационного исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов по истории русской литературы XX века, а также при подготовке спецкурсов и спецсеминаров для студентов-филологов, в школьном преподавании литературы.

Апробация работы. Основные положения исследования были апробированы на международных, российских и региональных конференциях по проблемам современной филологии в Мичуринске (2002, 2003), Ельце (2003), Белгороде (2003), Москве (2003), а также на заседаниях кафедры литературы Мичуринского государственного педагогического института. Результаты научного исследования отражены в пятнадцати публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 179 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, формулируются предмет, цели и задачи исследования, его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, определяется теоретико-методологическая база.

В первой главе {«Библейские образы в повествовательной структуре "Окаянных дней " И.Л. Бунина») акцентируется внимание на мифологических реминисценциях, символах и образах, имеющих архе-типическую основу и позволяющих писателю глубоко осмыслить образно-символическую и социально-психологическую природу конкретной эпохи. Особое место отведено библейской теме Авеля и Каина и братоубийственной войны. Это и стало предметом рассмотрения первого параграфа («Мотив братоубийства как важнейшее сюжетообразующее звено "Окаянных дней"»).

Поле ассоциаций художественного мира «Окаянных дней» базируется на переплетении библейских, исторических и социально-этических векторов во многом благодаря тому, что по традиции многие русские писатели 19 - начала 20 вв. смотрели на жизненные события, характеры и стремления людей, озаряя их светом евангельской истины, «мыслили в категориях православия»1, и не только в прямых публицистических выступлениях проявлялось это, но и в самом художественном творчестве. Появление в повествовательной структуре «Окаянных дней» библейского

' Дунаев М.М. Православие и русская литература: В 6 ч. - М, 1996. - 4.1. -

С.4.

образа Каина, который впоследствии станет одним из важнейших сюжето-образующих звеньев произведения, говорит о том, что и в начале XX века мифолого-религиозное сознание, пронизанное во многом подобными архетипическими образами, вполне владело художественной мыслью.

В диссертации отмечается, что для Бунина свойственно мыслить образами, содержащими в себе прозрачную архетипическую основу, и тем самым достигать глубинных, подпочвенных слоев национального сознания и подсознания, памяти и прапамяти. Вероятно, именно к подобным архетипическим образам в «Окаянных днях» относится и мотив братоубийства, представленный в дневниковых записях через излюбленный прием Бунина, восходящий к мифопоэтическим традициям, - развертывание бинарных оппозиций, архетипических по своей сути, интегральная функция которых обусловлена стремлением понять антагонистичность жизни.

При исследовании генезиса появления в «Окаянных днях» имени Каина диссертант обращается непосредственно к творчеству писателя, к своего рода «тайникам бунинской Памяти», хранящим реликты, как народного творчества, так и наследие классической литературы, согласно которым на имени Каина лежит печать проклятья. Законы художественной антропонимики, согласно которым имя и внутренняя сущность находятся в неразрывной целостности, во многом и определили отношение художников слова, философов к этому имени, что доказывается в диссертации на примерах из М. Волошина («Кулак», «Россия распятая»), Д. Мережковского («Больная Россия»), А. Камю («Бунтарь») и непосредственно из произведений И. Бунина («Весенний вечер», «Каин», «Мандрагора», «Сатана- богу», «Город Царя Царей», «Пустыня дьявола»). Вероятно, для Бунина, назвавшего свое произведение, посвященное братоубийственной войне и революции «Окаянными днями», понятия Каин и «окаянный» были не только фонетически, но и семантически «созвучными»: «Каин России, с радостно-безумным остервенением бросивший за тридцать сребреников всю свою душу под ноги дьявола, восторжествовал полностью. <...> И не было дня во всей моей жизни страшнее этого дня, -видит Бог, воистину так!»1, - с болью в сердце писал Бунин.

Ключом к мифопоэтичсскому коду «Окаянных дней» служит имя Каина, трансформировавшееся в имя-символ, но сохранившее и в новой художественной системе память мифов, которая стала основой для универсальных смысловых аналогий. Таким образом, библейская тема Авеля

1 Бунин И.Л. Окаянные дни: Неизвестный Бунин / Сост., прсдисл. О. Михайлова. - М.: Мол. гвардия, 1991. - С.126. Далее цит. это издание с указанием страницы в тексте.

и Каина, братоубийственной вражды является не только своего рода лейтмотивом «Окаянных дней», но одной из бинарных оппозиций в творческом наследии И. Бунина, многочисленные вариации которой позволяют рассматривать эту тему как попытку актуализации в культурно-историческом контексте архетипического мотива «братоубийства».

Во втором параграфе («Миф о Вавилонской башне в русской литературе начала XXвека и в "Окаянных днях"И.А. Бунина») устанавливается смысловое значение библейского мифа, семантика и функция этого образа в русской литературе и философской мысли начала XX столетия, а также трансформация этого образа в «Окаянных днях» Бунина.

В искусстве 1900-х годов заметно активизировались некоторые образы-символы, сразу же приобретшие известную устойчивость, поэтическое содержание которых отражало оформление нового мироощущения, в свою очередь связанного с наступлением нового периода русской истории. Одним из таких образов-символов стал образ Вавилонской башни. Старинный символ, сопровождавший человечество на всем протяжении его истории в конце XIX - начале XX века, стал вновь широко использоваться поэтами, писателями и философами как символ наступающей трагической эпохи, несущей в своих глубинах угрозу разрушения. Произошло не столько переосмысление, сколько своеобразное пересоздание традиционного символа, пересоздание, которое реализовалось внутри совершенно иного художественного контекста.

Описывая события начала XX века, революционные пожары, разрушение старого уклада жизни и строительство «нового мира», многие современники И. Бунина- В. Брюсов («В неконченом здании»), Д. Мережковский («Сердце человеческое и сердце звериное»), М. Волошин («Россия распятая»), Г. Федотов («Новая Россия») - увидели в зареве «окаянных дней» повторение столпотворения. Вавилонская башня стала в этих произведениях символом нового апокалиптического мироощущения.

И.А. Бунин, пытаясь разгадать феномен русской революции, обратился к «пророку русской революции» - Ф. Достоевскому. Когда писались «Окаянные дни», Достоевский был необходим Бунину, так как суждения художника, отображенные им в «Дневнике 1873 года», Иван Алексеевич проецировал на конкретно-исторические события, происходившие в России после 1917 года. Поэтому неслучайно Бунин выбрал из «Дневника» одно из самых «сильных» мест: «Достоевский говорит: «Дай всем этим учителям полную возможность разрушить старое общество и построить заново, то выйдет такой мрак, такой хаос, нечто до того грубое, слепое, бесчеловечное, что все здание (курсив наш. — А.Т.) рухнет под проклятиями всего человечества, прежде чем будет завершено...» Теперь эти строки кажутся уже слабыми» (с. 107).

О строительстве какого «здания» упоминается в дневнике Достоевского? Не того ли, возвести которое обещал еще Великий Инквизитор в «Братьях Карамазовых»? Строительства не Вавилонской ли башни так страшится Бунин?

В начале двадцатого века большая часть русской интеллигенции во многом благодаря социальной мифологии была очарована идеями революции, демократии, социализма, считая их панацеей от всех бед. Социальная мифология, возникшая в конце XIX - начале XX столетия, после событий октября 1917 года заявила о себе с новой силой. Образовавшемуся после революции целому «легиону специалистов», как отмечал в «Окаянных днях» И. Бунин, «подрядчикам по устроению человеческого благополучия» (с.46), было необходимо некое стойкое духовное образование, которое в наглядной и упрощенной форме могло бы не только выявлять, но, главное, направлять волю людей на строительство социализма.

В романе «Братья Карамазовы» Ф. Достоевский, рассуждая о сущности социализма, прямо показал, где следует искать истоки этой «болезни»: «... социализм есть не только рабочий вопрос, или так называемого четвертого сословия, но по преимуществу есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю».

В цитированном ранее фрагменте «Окаянных дней» отражен своего рода момент превращения мифологического символа в знак, в аллегорический образ, в своего рода атрибут лирического высказывания. Диссертант отмечает, что библейский символ, который в ходе исследования сопоставлен с упоминаемым в «Окаянных днях» «зданием», закрепляет определенный зрительный образ мифологической фигуры, вновь возникшей в литературе и философии начала XX века, в материально-словесной форме, ещё не обладавшей непосредственно в дневниковых записях 1917-1919 гг. такой степенью объемного и ясного пластического изображения.

Миф о Вавилонской башне явился тем фокусом, с помощью которого И. Бунин в «Окаянных днях», как и другие писатели начала XX столетия, смог осмыслить актуальные проблемы современности. Миф при этом приобрёл остро современное звучание. «Окаянные дни» вместе с некоторыми другими произведениями начала XX века соприкоснулись благодаря библейскому мифу с дыханием вечного.

Третий параграф посвящен исследованию Апокалиптической парадигмы «Окаянных дней» как этапу эволюции бунинского мировоззрения

События, совершающиеся в начале XX века, осмысливаются И. Буниным в «Окаянных днях» во многом через призму библейских символов

и пророчеств, что позволяет предположить, что сфера прошлого не только выходит за пределы исторически документированных событий, но и обретает метафизический, религиозно-философский аспект. Во многом это происходило благодаря тому, что именно в эти годы особое звучание получила апокалиптическая тема («Апокалипсис нашего времени» В. Розанова, «Русская бездна» Н. Бердяева, «Повесть об антихристе» В. Соловьева, «Апокалипсис в русской поэзии» А. Белого, «Грядущий хам» Д. Мережковского). При наложении этой темы на русские события, революция из разряда общеполитического и национально-социального явления приобретала совершено иное звучание.

Апокалиптическую парадигму «Окаянных дней» во многом определяет мифологема «зверь», имеющая тёмное, деструктивное значение и относящаяся непосредственно к метафизической схватке света и тьмы. В начале XX века под библейским образом зверя, по мнению Н. Бердяева, следовало понимать некий образ государства, который «будет, в конце концов, явлен как образ зверя, выходящего из бездны»1. Но этот «новый» образ зверя, как считал Бердяев, еще страшнее, чем «старый», ибо выяснится, что «зверь этот не индивидуальное существо, а существо коллективное». Приход к власти большевиков, несущих в своей идеологии ярко выраженное коллективное сознание, воспринимался в свою очередь Буниным как приход именно такого «нового» апокалиптичного зверя. В одной из записей «Окаянных дней», после увиденного на улицах Одессы, писатель воскликнет: «Зачем жить, для чего? Зачем делать что-нибудь? В этом мире, в их мире, в мире поголовного хама и зверя, мне ничего не нужно...» (с.57).

Апокалиптическими красками в «Окаянных днях» окрашены и небольшие пейзажные зарисовки, описания природных стихий: грозы, града. Апокалиптические мотивы «Окаянных дней» (облака, грозы, град) в данном случае перекликаются с народными преданиями, согласно которым такие стихийные явления, как грозы, всегда оказывались важнейшим объектом содержания мифов, при этом многие их них восходили к теме борьбы мрака и света. Предвестниками гибели в «Окаянных днях» изображаются облака, которые согласно апокалиптической традиции являются символом богоявления: «Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око, и те, которые пронзили Его» (Откр.1,7).

Об апокалиптических истоках «Окаянных дней» свидетельствует и онейросфера произведения, которая создает напряженный психологизм, раскрывает природу страха и иррационального ужаса, во власти которого находился Бунин после октябрьской революции. Сфера сновидений у

1 Бердяев Н.Л. Царство Духа и царство Кесаря. - М., 1995. - С.271

13

Бунина вытекает из ощущения расколотости бытия, трагической безысходности, в которой пребывал человек в те дни.

В диссертации отмечается, что с тематической и формальной точек зрения рассматриваемый текст «Окаянных дней» позволяет установить очевидную его связь со всем предыдущим литературным творчеством писателя («Из Апокалипсиса», «День гнева. Апокалипсис VI», «Пустыня дьявола», «Тень птицы», «Господин из Сан-Франциско», «На исходе», «Архангел» и др. произведениями), где ясно прослеживается присутствие элемента сверхъестественного, вырисовывается катастрофическое понимание истории, уходящее своими корнями в апокалиптическую и мессианскую образность.

После событий 1917-го года для современников Бунина связь «окаянной» действительности с мифом Откровения станет уже очевидной: «на русской революции, быть может больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса» (Н.А. Бердяев). Может быть, поэтому трагическое полотно «Окаянных дней», являющееся своего рода отражением современного художнику мира, охваченного революционной распрей, воспринимается сегодня как «национальная, апокалипсического масштаба трагедия»1, как исполнившееся пророчество. В основу его положен не только принцип аналогии эпох (библейского прошлого и революционного настоящего), но гораздо более сложная система непрямых связей, скрытых параллелей, иносказаний и символов, насыщенных многослойной духовной семантикой.

Таким образом, апокалиптическая парадигма «Окаянных дней» оказывается теснейшим образом связанной с творчеством писателя в целом. Она дает и достаточно точное представление об одной из важнейших тенденций в литературе и философской мысли начала XX века.

Глава вторая («Фольклорные традиции в "Окаянных днях"И.А. Бунина») посвящена рассмотрению сложной проблемы творческого переосмысления и субъективной трансформации писателем фольклорных образов и мотивов в условиях революционных событий 1917 года.

В первом параграфе анализируется архетипический образ богатыря в «Окаянных днях». В диссертации утверждается, что писателем была предпринята попытка анализа особенностей субстанциональной структуры русского национального характера, структуры, имеющей близкие аналогии с мифологизированными образами национального фольклора.

1 Русская литература XX века. Школы, направления, методы творческой работы / Под ред. В.Н. Альфонсова, В.Е. Васильева, A.A. Кобринского и др. - СПб.,

В грандиозных потрясениях, испытанных человечеством в начале XX века, в крушении и смене целых эпох Бунин искал прообразы и соответствия тому, что одновременно и привлекало и страшило его в современности. В результате в «Окаянных днях» Буниным была предпринята плодотворная попытка создать некий национальный тип, первообраз, уходящий своими корнями в эпическое прошлое. Им стал образ былинного богатыря Святогора.

В «Окаянных днях» приводится почти полная автоцитата стихотворения «Святогор и Илья», повествующая о ключевом эпизоде произведения - гибели Святогора. Отрывок из этого стихотворения не случайно воспроизведен в «Окаянных днях», так как оба произведения объединяет общая тема — смена поколений, уход легендарного прошлого и приход недостойного настоящего.

С помощью языка символов и аллегорий в «Окаянных днях» встреча Ильи Муромца со Святогором знаменует собою не только смену целых эпох, но и мировоззрений. Этот фольклорный сюжет может быть истол-козан как некий архетипический мотив, корни которого хотя и уходят в коллективно-бессознательную и социальную сферу народного творчества, но помогают автору начала XX века объединять и синтезировать миф и историю в оригинальном художественном произведении.

Разрешить трагические проблемы национальной жизни с помощью меча, по мнению Бунина, невозможно. Меч «не делает дела, а губит», он только отдаляет освобождение Святогора, кладет новые железные скрепы, обрекая его на вечную неволю Вся мощь, которую напрягает занявшийся злобой Илья, ведет к обратному результату. В результате происходит, казалось бы, невозможное, неожиданное для богатырского эпоса: погибает не слабейший, а сильнейший, именно сильнейший обречен. Трагизм ситуации 1917-го года напрямую ассоциировался с былинным сюжетом. Но только не «светлое новое», а «темное и грозное» приходило на смену прошлому. Илья Муромец и Святогор в переложении Бунина невольно являли собою взаимную аннигиляцию двух противопоставленных слоев национальной культуры. Это была своего рода очередная бинарная оппозиция «Окаянных дней», восходящая на этот раз к мифолого-фольклорным традициям.

Представляется, что истинным субъектом бунинского лирического повествования, является не былинный витязь и даже не уходящая Русь, а сам поэт, осознающий реальный исторический драматизм всего происходящего. Испытывающий мучения и ощущающий свою беспомощность и бесполезность, несмотря на свою «поэтическую силу», сам Бунин сопоставим в данном случае с былинным Святогором.

В подобной «окаянной» действительности Бунин становится похож на своего «великана военного», который чем-то неуловимо напоминает все того же былинного персонажа: «А среди всех прочих, сидящих и стоящих, возвышаясь надо всеми на целую голову, стоит великан военный <...>. Весь крупен, породист, блестящая коричневая борода лопатой, в руке в перчатке держит Евангелие. Совершенно чужой всем, последний могикан» (с.ЗЗ). То, что «великан» держит в руках именно Евангелие и что он военный (прозрачная параллель с былинным богатырем), глубоко символично. Автор «Окаянных дней» возвышаясь над социально-исторической конкретикой, трансформируя или в некоторых случаях совершенно поглощая ее, подобную символичность активно использовал не только для выражения художественной идеи произведения, но, и для создания колорита легендарного прошлого. Поэтому христианское и языче-ско-мифологическое (великан военный с Евангелием в руках), так же как общее и индивидуальное (судьба русского народа и самого Бунина), сплетаются здесь воедино.

Богатырские черты свойственны и герою рассказа «Захар Воробьев». Деревенского богатыря с былинным объединяют не только характерные детали портрета и чувство какой-то неосознанной, ненасытной жажды подвига, но и их нелепая смерть. Эти элементы имеют место и в стихотворениях «Святогор», «Святогор и Илья», в «Окаянных днях», в статье «Инония и Китеж». Бунин пытается здесь выстроить архетипическую модель поведения героя в ситуации смены эпох. Это позволяет говорить о появлении в творчестве писателя мифологизированного образа национального фольклора с чертами героико-эпического архетипа, восходящего к богатырю Святогору.

Фольклорно-историческая ретроспектива в «Окаянных днях» была необходима Бунину и для создания мистической, провидческой картины, которую усиливают образы хтонических птиц, предвещавших, согласно преданиям многих народов мира, гибель всему живому. Генезису и функциям образа хтонических птиц в «Окаянных днях» и посвящен второй параграф. В диссертации предпринята попытка анализа образа хтониче-ских птиц в мировой художественной культуре с учетом национального своеобразия произведений. Констатируется, что символика, представленная в «Окаянных днях» образом хтонических птиц, восприняла из западноевропейской традиции, из буддийской философии, из славянского фольклора зловещую, пророческую окраску.

Именно к образу хтоничеких птиц (семейства вороновых), предвещающих гибель, обратился в своих гневных и предельно искренних «Окаянных днях» И. Бунин: «Вечерел темный, короткий, ледяной и мокрый день поздней осени, хрипло кричали вороны. Москва, жалкая, гряз-

ная, обесчещенная, расстрелянная и уже покорная, принимала будничный вид» (с. 126).

В славянской мифологии ворон - птица нечистая, зловещая и вещая -живет, по преданию, до трехсот лет. В вброне видят нечистую силу, так как черт, согласно представлениям древних славян, может принимать облик черного ворона или вороны. В народном восприятии ворон связывается с кровопролитием, насилием и войной. Бунинские образы созвучны фольклорным: И буря будет. И вороны,/ Кружась, кричат, что мир погиб... («Идет тяжелый гул по липам...», 1907). Стаи воронов и ворон воспринимались также в прошлом как предвестники нападения татар. Характерно, что «монголами», «погаными», «печенегами» называл в «Окаянных днях» И. Бунин, захвативших власть в 1917-м году, большевиков: «Город чувствует себя завоеванным, и завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем я думаю, казались нашим предкам печенеги» (с.65).

Славянские (и не только славянские) мифы о вброне навеяли И. Бунину, всегда трепетно относившемуся к переложению легенд других народов, образ «ворона Хугина» в стихотворении «Один», «ужасную легенду» о вброне и слоне в рассказе «Братья».

Таким образом, анализ мифологического и устно-поэтического контекста и интертекста «Окаянных дней» позволяет глубже раскрыть трагедийное звучание этого произведения, обнаружить онтологический план переживаемой автором духовной коллизии, а также выявить глубинные связи произведения с национальной и мировой культурно-исторической традицией.

В третьей главе - («Миф о Городе в "Окаянных днях"И.А. Бунина») исследуется одна из значимых тем «Окаянных дней» - тема Города, ставшая трагическим фоном к картине свершившейся в России в 1917-м году катастрофы. В первом параграфе эта тема рассматривается в контексте проблемы «"Окаянные дни" И. Бунина и Петербургский текст русской литературы».

Бунинский концепт Города трагичен. Нелюбовь Бунина к большим городам изначальна. В письме к брату Юлию от 3 апреля 1895 года он писал: «В Петербург? Зачем? Будь они прокляты эти города! Эх, кабы опять в Полтаву! На тихую жизнь, на тихую работу!»1. О губительном влиянии «огромного человеческого гнезда, которое называется городом» на простого человека, на его душу, особенно если он из устойчивого патриархального уклада попадал в новую для него обстановку, Бунин писал неоднократно. В диссертации подробно прослеживается проявление ан-

1 Баборско А.К. И.Л. Бунин. Материалы для биографии. - М, 1983. - С.50.

17

тиурбанистических тенденций в творческом наследии И. Бунина в целом ряде произведений писателя.

Можно предположить, что Бунин неслучайно ощутил весь масштаб произошедшей в России катастрофы именно в Петербурге, к которому всегда относился неоднозначно. Посетив Петербург в апреле 1917 года, Бунин пришел к выводу, что в «тысячелетнем и огромном доме», имя которому Россия, «случилась великая смерть, и дом был теперь растворен, раскрыт настежь и полон несметной праздной толпой, для которой уже не стало ничего святого и запретного ни в каком из его покоев» (с. 69).

Петербург, воссозданный на страницах «Окаянных дней», это уже не «Град Петра», которому Бунин желал «красоваться» и «стоять неколебимо, как Россия», а город, в котором: Хлябь, хаос - царство сатаны,/ Губящего слепой стихией...(«День памяти Петра», 1925).

Трагический и мрачный образ Петербурга в «Окаянных днях» ассоциируется с другим произведением Бунина - рассказом «Петлистые уши». В этом рассказе писатель предсказал и предугадал то, к чему шла, а затем и пришла революционная Россия - к «окаянным дням».

В рассказе «Петлистые уши» Бунин обратился к «чужой» для его творчества теме Петербурга, к петербургской мифологии и апокалиптике. Этот «городской» (точнее «петербургский») рассказ содержит в себе элементы, которые имеют непосредственное отношение к Петербургскому тексту русской литературы. Этот факт уже был отмечен В.Н. Топоровым, по мнению которого, автор рассказа «Петлистые уши» принадлежит «к числу писателей, чья связь с Петербургским текстом определяется не постоянным тяготением к изображению Петербурга, а семантической близостью описаний города в единичных произведениях, дополняющих Петербургский текст или по-новому освещающих какие-то его аспекты»1.

Традиция описания и повышенная знаковость картин Петербурга в творчестве И. Бунина, как правило, учитывает все сложившиеся представления об этом городе, где на грани находятся две реальности - мифологически-вневременная и конкретно-историческая. Так, в «Окаянных днях» можно встретить следующую запись: «Да, повальное сумасшествие. Что в голове у народа? На днях шел по Елизаветинской. Сидят часовые возле подъезда реквизированного дома, играют затворами винтовок и один говорит другому: <... > Петербург весь под стеклянным потолком будет...так что ни снег, ни дождь, ни что...» (с.82). Подобные описания городской действительности учитывали сложившиеся веками представления о фантасмагоричности петербургского пространства, его призрачности и мнимости.

1 Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ - М., 1995. - С.361-362.

Важнейший лейтмотив Петербургского текста - гибель и исчезновение. Актуализация одного из основополагающих мотивов Петербургского текста и петербургской фольклористики - представления о Петербурге как антихристовом граде, новом Вавилоне, проклятом Богом и обреченном на уничтожение - в «Окаянных днях» приобретает особое звучание. Эсхатологизм мироощущения Бунина в свете революционно-«окаянных» будней был очевиден: «погибель», «потоп», «бездна», «дьявольский мрак», «оргия смерти» вот лишь неполный поток восприятия писателем послереволюционной России.

Итак, «Окаянные дни», как и некоторые другие произведения И.А Бунина, воссоздают трагический образ Града Петра, обреченного на смерть и разрушение и увлекающего в «необъятную могилу» всю Россию. Поэтому «Окаянные дни» вместе с другими произведениями 1910-1920-х гг., уточняющими образ непостижимого Города, безусловно, принадлежат к семантически емким страницам Петербургского текста русской литературы.

Во втором параграфе - («Москва летописания "Окаянных дней" и мифологизированный образ Петербурга») - тема Города интерпретируется через своеобразный «московско-петербургский диалог» столиц.

«Окаянные дни», наряду с петербургскими и одесскими эпизодами, содержат в себе образы и привычной «старой», «патриархальной», и «новой» Москвы. В свете отблесков революционного пожара, охватившего всю Российскую империю, образ Москвы в дневниковых записях может быть истолкован как некая «антимодель мифологизированного образа Петербурга» (В Н. Топоров), уходящая своими корнями в длящийся уже несколько столетий московско-петербургский диалог, носивший всегда ярко выраженный антагонистический характер.

Г.П. Федотов отмечал, что «старая тяжба между Москвой и Петербургом становится вновь одной из самых острых проблем русской истории. <... > Москва и Петербург - еще неизжитая тема. Революция ставит ее по-новому и бросает новый свет на историю двухвекового спора»1. Сопоставление Москвы (как символа патриархальной Руси) с Петербургом (как олицетворением всего нерусского в России) - это еще одна бинарная конструкция, столь характерная для строения русской культуры. Первопричину этого «московско-петербургского диалога» следует искать не только в историко-культурной традиции восприятия и осознания места этих городов в ментальности русского человека, но и в литературной традиции, где образы Москвы и Петербурга воссозданы в так называемых «Петербургском тексте» и «Московском тексте» русской литературы.

1 Федотов Г П Судьба и грехи России Избранные статьи по философии русской истории и культ> ры В 2 т - С -Петербург, 1991 - Т. I. - С 50

Произведения прозаиков и поэтов (А. Белого, М. Булгакова, И. Шмелева, М. Цветаевой и ряда других), составивших так называемый «Московский текст» русской литературы, с творчеством И. Бунина («Жизнь Арсеньева», «Далекое», «Чистый понедельник», «Мордовский сарафан») и в частности с «Окаянными днями» роднит тот факт, что символическим воплощением ценностных основ бытия в них оказываются образы кремлевских соборов, московских храмов, в описании которых ощутимо сожаление об утерянных после революции 1917 г. нравственных ценностях. Одной из особенностей этих бунинских произведений (которые условно можно назвать «летописанием Москвы») является парадоксальная антитеза: живое прошлое противопоставляется мертвому настоящему. Наряду с «новой» трагической, «окаянной» действительностью Бунин воссоздает красоту и поэзию «старой» Москвы, яркий колорит прежнего быта - купеческого, дворянского, крестьянского.

В «Окаянных днях» Москва вначале предстает перед читателем все тем же древним городом, словно сошедшим с картин XIX века. И все, казалось бы, прежнее: и московские площади, и вид ломовых подвод, толпы мужиков и баб, и «груды домов», и «маковки церквей». Но трагическое ощущение зыбкости и иллюзорности «спокойной» и «надежной» окружающей его московской действительности не покидает Бунина.

В «Окаянных днях», несмотря на традицию противопоставления двух столиц, Москву, как и Петербург, ожидает гибель, но не от водной стихии, а от стихии социальной. В марте 1918 года Бунину, взирающему на наступивший, по его мнению, хаос, оставалось только воскликнуть, что «старой Москве» наступит «вот-вот конец навеки» (с.46).

Поэтому Москва в изображении «Окаянных дней» вряд ли имеет основания претендовать на роль «антимодели мифологизированного Петербурга». Москва «духовнее», «традиционнее» Петербурга, она органически продолжает патриархальную Россию. Но её патриархальность, устойчивость, духовность так же обречены, безнадежны, как и будущее Петербурга. То обстоятельство, что укорененные в московской традиции черты патриархальности уничтожались «окаянной действительностью», что «старой Москве», равно как и «Граду Петра» грозила гибель от социальной стихии, нивелировали спор, продолжавшийся в истории не одно столетие.

Своеобразный «московско-петербургский диалог» столиц в «Окаянных днях» подводит некий итог размышлениям Бунина о природе городского мировидения. Революционная анархия, социальная стихия, царящие в Городах, по мнению писателя, уничтожают исконные оснозы русского человека: патриархальность, естественность, привязанность к земле; и прививают ему взамен чувство «небратства», тягу к бунтарству, порождая тем самым, людей так называемой «новой жизни». Более подробно вопрос о «появлении» по-

добных людей рассмотрен в третьем параграфе - «Оппозиция "новое -старое" в ценностной иерархии "Окаянных дней "».

Антиурбанистическая тенденция, выразившаяся в восприятии Буниным городской цивилизации как средоточия дьявольских соблазнов, обострила до критического предела противостояние в «Окаянных днях» устоявшихся и новых форм жизни.

«Окаянные дни» октябрьского переворота, документально зафиксированные Буниным, с различными модификациями повествуют о небывалой по своей глубине и размаху ломке традиционного общества и человеческих отношений, об утрате духовных основ. Пожалуй, не было такой области жизни, ее предметов и объектов (люди, дома, литература, язык, социальная и личная сфера и мн.др.) в первой четверти XX века, которых не коснулась бы революция, и которые не подвергнулись бы изменению и привнесению в них «новизны», «спрятаться» от которой, по мнению Бунина, можно было только в храме Божьем: «Прошел по Херсонской, потом завернул к Соборной площади. <...> А в соборе венчали, пел женский хор. Вошел и, как всегда за последнее время, эта церковная красота, зтот остров «старого» мира в море грязи, подлости и низости «нового», тронули необыкновенно» (с.62).

Революционная социальная стихия, царяшая в Городе, старалась уничтожить, по мнению писателя, не только исконные основы русского человека, но, что самое страшное - она стремилась вне этих основ создать «новое» общество, «новые» символы государственной власти, а главное - людей так называемой новой жизни.

Действительно, в «Окаянных днях» можно встретить довольно резко и гневно звучащие строки, свидетельствующие об изменении отношения Бунина к человеку: «<...> опротивел человек! Жизнь заставила так остро почувствовать, так остро и внимательно разглядеть его, его душу, его мерзкое тело...» (с.87). Но о каком человеке идет речь: о том, чьими предками были древние славяне, сформировавшие тот самый патриархальный миропорядок столь дорогой поэту? Или речь идет о «новом человеке», который был порожден в те революционные дни городской действительно -стью, определенными социальными группами и, создавая который, писатель тем самым выражал свою жизненную позицию на происходящее, руководствуясь при этом собственным социальным стереотипом?

Бунин, находившийся после событий 1917 года в неком духовном вакууме, нередко сталкивающийся с непониманием его гражданской позиции и ощущавший себя «последним, чувствовавшим это прошлое, время наших отцов и дедов» (с. 103) был, безусловно, одинок. Особенностью мировоззрения Бунина-художника являлось чувство привязанности к исчезающим патриархальным формам жизни и ощущение власти прошлого. В эпоху духовного, политического и социального кризиса это чувство привязанно-

сти к старине заявило о себе с новой силой, наложив отпечаток на произведения, созданные писателем под впечатлением от новой «окаянной» эпохи, комментируя которые Н.П. Смирнов-Сокольский отмечал, что Бунин «в эти дни кажется человеком, выпавшим из времени».

Одной из отличительных особенностей новизны является ее способность существовать в одном и том же пространстве со старым. В «Окаянных днях» Бунин словно проводит зрительную черту, разделяющую послереволюционную Россию на два антагонистических мира, существующих параллельно друг с другом - «новый» и «старый» - в оценке которых он крайне субъективен. Если он упоминает какой-нибудь предмет, событие или явление, то обязательно делает акцент на принадлежность его к одному из двух миров: «новые господа» - рабочие, «новый стиль» летоисчисления, «новое издевательство, новый декрет» не сметь зажигать электричества; или примеры из другого мира - «старое спокойное кресло», «старозаветная сабля», «старинные книги» погибшего золотого века, «чудесная старая лампа».

Причины уничтожения основ русского патриархального уклада жизни, по мнению И. Бунина, следовало искать в истоках национальной субстанции. Размышляя над ними, писатель пришел к выводу, что революция 1917 года - это своего рода продолжение «русского бунта», который периодически вспыхивает на Руси, ибо именно такой «революционный стиль» свойственен противоречивому национальному русскому характеру.

Таким образом, борьба «нового» со «старым», корни которой следовало искать, как считал Бунин, в пагубном влиянии Города на деревню -хранительницу вековых устоев -закончилась пирровой победой «нового».

В Заключении излагаются основные выводы диссертационного исследования.

Творчество одного из крупнейших писателей конца XIX - первой половины XX века И .А. Бунина до сих пор привлекает пристальное внимание историков литературы глубиной философских проблем и необычностью художественного метода. Это положение особенно актуально по отношению к некоторым наиболее ярким произведениям эмигрантского периода его творчества, долгое время бывшим под запретом в Советской России. В произведениях этого периода с наибольшей силой отразилась неповторимая авторская индивидуальность И.А. Бунина, его своеобразный талант и стремление воссоздать картину навсегда потерянной для писателя родины. «Окаянные дни» относятся к числу именно таких произведений.

«Окаянные дни» являются одним из этапных произведений писателя, характеризующихся оригинальной жанровой природой и синтезом мифолого-фольклорного и историософского компонента. Подобный синтез во многом был обусловлен тем, что процессы, совершавшиеся в Рос-

сии в начале XX века, осмысливались И. Буниным и его современниками через призму мифопоэтических и библейских символов, эпохальная значимость которых выходит за пределы воспроизведенных событий. На страницах «Окаянных дней» разворачивается неповторимая картина мира, реальная и одновременно пронизанная мифологическими реминисценциями, символами и образами, имеющими архетипическую основу и позволяющими глубоко осмыслить образно-символическую и социально-психологическую природу конкретной эпохи.

«Окаянные дни» И. Бунина следует считать не только значительным произведением писателя, но и произведением с оригинальной жанровой и композиционно-стилевой структурой, включающей в себя мифопоэтиче-скую образность, анализ которой позволяет глубже раскрыть трагедийное звучание произведения, обнаружить онтологический план переживаемой писателем духовной коллизии, глубинные связи произведения с мировой художественной и национально-исторической традицией.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Трусова, А.С. В канун «Окаянных дней»: мотивы Апокалипсиса в творчестве И. Бунина 1900-1910 гг. / А.С. Трусова // Труды Тамбовского филиала юридического института МВД России за второе полугодие 2001 года. - С.254-262.

2. Трусова, А.С. Тема Вавилонской башни в русской литературе начала XX века / А. С. Трусова // Проблемы преемственности в системе непрерывного педагогического образования. II международная научно-практическая конференция (Мичуринск, 28-29 мая 2002 года). -С. 118-120.

3. Трусова, А.С. Идея аитропокосмизма в философском наследии В. Вернадского и в художественном творчестве И. Бунина / А.С. Трусова // Труды Тамбовского филиала юридического института МВД России за 2002 год.-С. 169-174.

4. Трусова, А.С. Проблема культуры памяти в творчестве И. Бунина в век «феномена актуальной культуры» / А.С. Трусова // Формирование деловой и профессиональной культуры руководителей, специалистов, преподавателей, учащихся и студентов: Сборник статей участников 2-ой Всероссийской научно-методической конференции (23-24 апреля 2003 г.). -В 2-х частях. - Мичуринск: Изд-во мичГАУ, 2003. - 4.1. -С.82-86.

5. Трусова, А.С. Генезис и функции хтонических птиц в «Окаянных днях» И. Бунина / А.С. Трусова // Инновационные технологии подготовки будущих учителей в системе непрерывного педагогического образования (Мичуринск, 28-29 мая 2002 года). - С.335-339.

6. Трусова, А.С. Личность «сферы разума» у Бунина и Вернадского (диалог великих современников) / А.С. Трусова // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе. Межвузовский сборник статей. - Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2002. - С.226-229.

•7. Трусова, А.С. «Живые черты времени» («Окаянные дни» И. Бунина как повествовательно-описательный документ на уроке истории) / А.С. Трусова // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе. Межвузовский сборник статей. - Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2002. -С.128-131.

8. Трусова, А.С. Тема Апокалипсиса в творчестве И. Бунина 19001910-х гг. / А.С. Трусова // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе. Межвузовский сборник статей. - Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2002. - С. 107-108.

9. Трусова, А.С. Тема братоубийства в дневниках М. Пришвина и И. Бунина / А.С. Трусова // Михаил Пришвин: Актуальные вопросы изучения творческого наследия: Материалы международной научной конференции, посвященной 130-летию со дня рождения писателя. - Выпуск 2. -Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2003. - С.42-47.

10. Трусова, А.С. «Вчера ночью выдумал прятать эти заметки...» (О неисследованной проблематике «Окаянных дней» И. Бунина) / А.С. Тру-сова // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века: Материалы Международной научной конференции: Москва, МГОУ, 24-25 июня 2003 года. - Выпуск I: Русская литература конца XIX - начала XX в. Литература Русского зарубежья. Международный сборник научных трудов. - М.: ИКФ «Каталог», 2003.-С.131-136.

11. Трусова, А.С. «Жили-были братья родные...» (Тема братоубийства в творчестве И. Бунина) / А.С. Трусова // Материалы Международной научной конференции, посвященной 70-летию вручения Нобелевской премии и 50-летию со дня смерти И.А. Бунина: Белгород, БГУ, 10-13 сентября 2003 года. - Белгород: изд-во БГУ, 2004. - С.60-66.

12. Трусова, А.С. Московское летописание «Окаянных дней И.А. Бунина / А.С. Трусова // Гуманитарные науки: Проблемы и решения. Сборник научных трудов. - Вып.2. - СПб.: Наука, 2004. - С.42-49.

13. Трусова, А.С. Тема Города в «Окаянных днях» И. Бунина / А.С. Трусова // Художественное слово в современном мире: Сб. статей. - Тамбов: Изд-во Тамб. гос. тех. ун-та, 2004. - С.3-6.

14. Трусова, А.С. «Добродушный русобородый гигант...» (Образ богатыря Святогора в творчестве И. Бунина 1910-1920-х гг.: семантика и генезис) / А.С. Трусова // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе. Межвузовский сборник статей. - Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2004. - С. 130-134.

15. Трусова, А.С. Архетип Богатырь в «Окаянных днях» И. Бунина / А.С. Трусова // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе. Межвузовский сборник статей. - Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2004. - С. 181 -184.

Подписано в печать 15.09.2004 г. Формат 60x84/16. Объем 1,39 п.л. Тираж 100. Заказ № 1236. Бесплатно. Издательство Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина. 392008, г. Тамбов, Советская, 181а.

»166 4 8

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Трусова, Ася Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. БИБЛЕЙСКИЕ ОБРАЗЫ В ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ «ОКАЯННЫХ ДНЕЙ» И.А.БУНИНА

§ 1. Мотив братоубийства как важнейшее сюжетообразующее звено «Окаянных дней».

§2. Миф о Вавилонской башне в русской литературе начала XX века и в

Окаянных днях».

§3. Апокалиптическая парадигма «Окаянных дней» как этап эволюции бу ни некого мировоззрения.

ГЛАВА II. ФОЛЬКЛОРНЫЕ ТРАДИЦИИ В «ОКАЯННЫХ ДНЯХ» И.А.БУНИНА

§ 1. Архетипический образ богатыря в «Окаянных днях» И.Бунина.

§2. Генезис и функции образа хтонических птиц в «Окаянных днях» И.Бунина.

ГЛАВА III. МИФ О ГОРОДЕ В «ОКАЯННЫХ ДНЯХ» И.А.БУНИНА

§1. «Окаянные дни» и Петербургский текст русской литературы.

§2. Москва летописания «Окаянных дней» и мифологизированный образ

Петербурга.

§3. Оппозиция «новое - старое» в ценностной иерархии «Окаянных дней».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Трусова, Ася Сергеевна

Выдающийся русский писатель, лауреат Нобелевской и Пушкинских премий И.А. Бунин (1870 - 1953) по праву считается одним из уникальных художников XX столетия. В его произведениях удивительным образом сочетаются традиции русской культуры и открытия западной и восточной философии, подчас резко выраженная национальная тема и поиск места человека во Вселенной, трагизм и «бессознательная радость бытия», архаическое и современное. Сегодня интерес к творческому наследию писателя огромен как в отечественном, так и в зарубежном буниноведении. В работах О.Н. Михайлова, Ю.В. Мальцева, J1.A. Смирновой, А.К. Бабореко, К. Ошар, К. Эберт и других исследователей анализируются факты творческой биографии, художественный мир и составляющие поэтики писателя, прослеживается связь его работ с традициями не только русской народной культуры, но и с культурой других стран мира, а также с произведениями русской и зарубежной литературы. Анализу различных аспектов творчества писателя посвящены монографии, фундаментальные статьи, докторские и кандидатские диссертации.

Однако, несмотря на существующее обилие работ о Бунине, некоторые произведения из его творческого наследия остаются как бы вне поля зрения буниноведов. В этом плане пока «не везет» «Окаянным дням» - произведению оригинальному и яркому, которое занимает, на наш взгляд, видное место не только в творческой и личной судьбе И. Бунина, не только в литературе русского зарубежья 20 - 30-х, но и в истории отечественной литературы XX века в целом. «Окаянные дни» во многом задавали тон эмигрантской мысли первых десятилетий «русской смуты», они же обусловили пафос «диссидентской» а затем и «перестроечной» литературы. Писатель, заявивший о себе как наследник и продолжатель лучших традиций русской классической литературы, в январе 1920 года навсегда покинул Россию, не приняв братоубийства революции. Причину эмиграции и последовавших за нею духовных скитаний во многом и объясняет одно из этапных произведений И. Бунина - «Окаянные дни».

Окаянные дни» впервые печатались с большими перерывами (с 1925 по 1927 гг.) в парижской газете «Возрождение», в то время Бунин сам еще не знал окончательного объема своего произведения. Оно мыслилось, по-видимому, самим писателем как текст с принципиально открытой структурой, у которого не было четко фиксированного конца. Но уже тогда писатель ощутил необыкновенность своего произведения, его гетерогенную сущность. Наверное, поэтому он очень точно указывает на двойственную природу своего произведения: «беллетристика» и «нужное для времени» [59. С.629]. В 1933 году, уже после присуждения Бунину Нобелевской премии по литературе, берлинское издательство «Петрополис» решило выпустить собрание сочинений писателя. «Окаянные дни» вошли в десятый том этого двенадцатитомного собрания сочинений, но уже со значительно переработанным текстом по сравнению с газетным вариантом. Но и эта правка не была окончательной, так как в последние годы своей жизни И. Бунин правил текст «Окаянных дней» по авторскому экземпляру берлинского издания.

Уже в 30-е годы по достоинству оценил всю значимость, своевременность и художественность этого произведения М.А. Алданов, который в своей рецензии на девятый и десятый тома берлинского собрания сочинений Бунина писал: «Ни к "Окаянным дням", ни тем более к "Серпу и молоту" не должно подходить как к книгам чисто политическим. Это ведь художественные произведения, и есть в обеих книгах страницы, которые могут сравняться с лучшим из всего, что написано Буниным. Но в "Окаянных днях" сокровища изобразительного искусства были рассыпаны в самых злых и резких главах» [37. С.472].

Советскому литературоведению «Окаянные дни» И.А. Бунина были известны, но до конца 1980-х годов оценивались по причинам идеологического свойства однозначно отрицательно. Неопубликованные «Окаянные дни» в работах, где все же упоминалось это произведение, оценивались пренебрежительно: «в дневнике "Окаянные дни" отразилась вся полнота контрреволюционной предубежденности человека утратившего чувство высокой ответственности перед родиной» - В.В. Бузник [97. С.72 - 73]; «"Окаянные дни" находятся за гранью искусства» -Ю.А. Андреев [75. С.35].

А.А. Нинов и вовсе утверждал, что «Окаянные дни» с художественной стороны не имеют никакой ценности: «Нет здесь ни России, ни ее народа в дни революции. Есть лишь одержимый ненавистью человек. Эта книга правдива лишь в одном отношении - как откровенный документ внутреннего разрыва Бунина со старой либерально-демократической традицией» [56. С.521].

С конца 80-х годов отечественное литературоведение под напором «перестроечных» общественных идей приходит к признанию художественных и этических достоинств «Окаянных дней»: «При всех ложных акцентах в книге Бунина безусловно есть страницы, ставшие психологическим документом эпохи глубинных социальных смещений. Пора это признать» [64. С. 141]. В 90-е годы выходят в свет и стремящиеся к научной объективности статьи К. Эберт [70] и К. Ошар [57] интерпретирующие историко-литературные, идеологические, композиционные и иные параметры «Окаянных дней».

Но споры вокруг этого произведения не затихают не только по причинам явных публицистических интенций, прозвучавших в «Окаянных днях» и выразивших политическую позицию автора, но и в связи с неясностью жанровой природы произведения. Так ряд литературоведов (В.В. Бузник [97. С.72 - 73], Л.А. Смирнова [64. С. 139], Л.И. Сараскина [149. С.397], М.К. Шемякина [68. С.213] и др.) считают, что «Окаянные дни» написаны в форме дневника. Другие исследователи предполагают, что жанр этого произведения несколько шире, нежели просто «дневник»: "Окаянные дни" - «дневниковые записи 1918-1919 гг.» - Ю.В. Мальцев [52. С.249], «художественный дневник» - К. Эберт [70. С. 106], «оригинальное произведение в форме дневника»

- К. Ошар [57. С. 102], «публицистически страстный дневник» - С.Ю. Ясен-ский [71. С.236], «дневник-памфлет» - О.Н. Михайлов [54. С. 127].

Действительно, на первый взгляд, «Окаянные дни» написаны в одной из самых продуктивных литературных форм - дневниковой. В годы страшных переломов и почти немыслимых испытаний дневниковая запись становится едва ли не самым важным способом постижения происходящего. Бунин здесь был не одинок: параллельно создаются «Черная тетрадь» и «Синяя тетрадь» Зинаиды Гиппиус, «Апокалипсис нашего времени» Василия Розанова, дневники Михаила Пришвина и Александра Блока и многие другие. То, что столь разные писатели обратились в те годы к жанру литературного дневника, свидетельствует о том, что «именно этот жанр адекватно отвечал стремлению писателей запечатлеть по горячим следам грандиозные, катастрофические по своим масштабам события, свидетелями и невольными участниками которых они были» [148. С.278].

Кроме того, дневники - драгоценные документы жизни. Документальная литература «не сочиняется», она рождается самой жизнью, переживаниями ли души или внешними обстоятельствами. Это главная книга любого писателя, утверждала О. Берггольц: «чаще всего дневник - потребность, но не потребность "самолюбования" или "самоковыряния", как полагают литературные мещане, скрытники и скопцы, а сначала инстинктивное, но со зрелостью всё более осознаваемое ощущение значительности всеобщей жизни, проходящей сквозь жизнь, а может быть, вернее сказать - ощущение значительности своей жизни, неотделимой от жизни всеобщей» [11. С.243].

Наверное, поэтому так необычайно высоко, как способ самовыражения, ценил дневник И. Бунин: «.дневник одна из самых прекрасных литературных форм. Думаю, что в недалёком будущем эта форма вытеснит все прочие» [3. С.73].

Но ряд исследователей «Окаянных дней», к числу которых относится и Д. Риникер, уверены, что ошибочно считать «Окаянные дни» - дневником, ибо «в этом случае не учитываются два элемента, заметно влияющих на всю структуру произведения - эстетическая организованность и ориентация на определенную литературную традицию» [59. С.645 - 646]. Поэтому, утверждают они, «Окаянные дни» являются, скорее произведением, написанным в дневниковой форме, чем дневником.

Такое противоречивое истолкование «Окаянных дней» в литературной критике, как и другие причины, заставляет внимательнее отнестись к этой книге - свидетельнице революции и гражданской войны, ставшей для ее автора книгой раздумий, горестных и тяжелых воспоминаний.

Окаянные дни» И. Бунина многими нитями связаны со всем творчеством писателя, в связи с этим представляется актуальным изучение этого произведения в контексте всего творчества писателя. При этом важно подчеркнуть, что для Бунина не существовало строго разграничения между документальной и художественной литературой, между прозой и лирикой: «.Я никогда не писал под воздействием привходящего чего-нибудь извне, но всегда писал "из самого себя". <.> Свои стихи, кстати сказать, я не отграничиваю от своей прозы» [1. Т.1. С. 17]. Поэтому тот факт, что некоторые сцены, отдельные фрагменты, мотивы и идеи «перекочевали» из «Окаянных дней», по мнению Д. Риникер и К. Ошар, в роман-воспоминание «Жизнь Ар-сеньева», позволяет выдвинуть гипотезу, что и в «Окаянных днях» ключевой является тема воспоминания. Исходя из этого, гипотетически можно предположить, что произведение, в котором Бунин возвращался к революционному времени, можно назвать «дневником-воспоминанием». В пользу этой версии говорит и то, что под «воспоминанием» психологи понимают воспроизведение субъектом локализованных во времени и пространстве образов прошлого. Воспоминания при этом «связаны со сложной умственной деятельностью, необходимой для осознания содержания воспроизводимых событий, их последовательности, причинной связи между ними. Содержание воспоминаний динамично, оно реконструируется в связи с эволюцией направленности личности. Воспоминание всегда сопровождается эмоциями» [112. С.297].

На страницах «Окаянных дней» изображаются события мировой важности, составляющие эпоху в истории человечества. Причастность писателя к этим событиям, обостренное ощущение связи личности художника с народом, с историей привело к мысли о том, что «без этого произведения невозможно понять Бунина» [53. С.312].

Писатель выказывает самую непосредственную реакцию на сущее и былое, неретушированные, никому не передоверенные оценки людей, событий. Пронзительность и острота первоначального восприятия тех исторических событий, резкость жизненных впечатлений, властная сила прозрения художника-гражданина, определяющая атмосферу произведения - вот отличительные черты «Окаянных дней».

Вместе с тем эмоциональный заряд, особенная концентрация человеческих переживаний, сопряженная с крутыми переломами истории, авторский голос обращены не только к единомышленникам своего времени. Дневник полон предчувствий, предположений, озарений. Он интересен не только сиюминутностью впечатлений, изначальностью эмоций, но и предвосхищением будущего: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, - всю эту мощь, сложность, богатство, счастье .» [7. СМ].

Большинство записей «Окаянных дней» представляют собой своеобразные авторские размышления или «вневременные» отступления авторского характера, в которых Бунин осмысливает произошедшие в России события в их исторической перспективе. Авторские размышления в «Окаянных днях» невидимыми нитями связаны не только с главными чертами поэтики Бунина, но и с ведущими темами его творчества: перед читателем предстают вечность и история, прошлое и его воссоздание в настоящем, в памяти (прапамяти, генетической памяти), загадка «русской души», полифония «западных» и «восточных» черт характера русского человека.

В настоящий момент перед современным буниноведением, как справедливо полагает Г.М. Благасова, стоит задача «осмысления художественного пути и метода И.А. Бунина <.>, с учетом богатства и сложности философ-ско-этических общекультурных поисков рубежа XIX - XX веков, что послужит важным импульсом к пониманию вопросов литературы и искусства в пограничной ситуации нынешнего рубежа веков» [40. С.З].

Искусство конца XIX - начала XX вв. обратилось к мифу и иным универсалиям сознания («архетипам», «вечным символам») весьма настойчиво и активно. В составе контекста, стимулирующего литературное творчество этого периода, ответственная роль также принадлежала и национальным формам фольклора, опоэтизировать и творчески пересоздать которые пытались многие художники начала и первой трети XX века, в их числе и И.А. Бунин.

Благодаря тому, что в «Окаянных днях» часто стираются границы континуальной пространственно-временной организации1 событий, заменяя ее топосами снов, воспоминаний, феноменами сознания, современность («большое историческое время») сопрягается с культурным прошлым, опытом предшествующих эпох (с «малым историческим временем»). М.М. Бахтин, который и ввел эти два термина - «большое историческое время» и «малое историческое время» - полагал, что без изучения глубинных течений культуры (в особенности низовых, народных) невозможно «проникнуть в глубину больших произведений. <.> Мы обычно стремимся объяснить писа

1 По мысли О.Г. Егорова, континуальная форма хронотопа представляет собой пространственно-временную рядоположность событий, протекающих одновременно или с небольшим интервалом в разных местах, но связанных между собой по смыслу или по велению воли автора. В рамках континуального хронотопа изображаются события, участником или свидетелем которых автор не был и не мог быть по причине их пространственной удаленности [175. С.6]. теля и его произведения именно из его современности и ближайшего прошлого (обычно в пределах эпохи, как мы ее понимаем). Мы боимся отойти во времени далеко от изучаемого явления. Между тем произведение уходит своими корнями в далекое прошлое» [82. С.503 - 504].

В этой связи становятся очевидными истоки проблемности восприятия и изучения «Окаянных дней». Традиционно писатель и его современники, осознавали и оценивали, прежде всего, то, что было ближе к их времени. При этом автор являлся своего рода «пленником» эпохи, своей современности. Последующие времена, как полагал М.М. Бахтин, «освобождают его из этого плена, и литературоведение призвано помочь этому освобождению» [82. С.505].

В современном буниноведении предпринимались удачные попытки интерпретации воздействия на творчество Бунина мифологических, фольклорных и библейских традиций1. Однако они не исчерпывают всей сложности проблемы, тем более в ее соотнесенности с таким сложным произведением, как «Окаянные дни». Поэтому в исследовании творчества И. Бунина есть основания обратиться к наиболее актуальной проблеме — изучению мифопо-этической парадигмы его творческого наследия. Наибольший интерес для преломления этой проблемы представляют для нас «Окаянные дни». Изучение «Окаянных дней» И. Бунина представляется целесообразным еще и потому, что и на сегодняшний день пока нет ни одного целостного монографического исследования этого этапного произведения писателя.

Материалом исследования является проза и лирика И.А. Бунина, его дневники и публицистика, проза и поэзия современников писателя, произведения фольклора, литературно-критические работы, связанные с поставленной проблемой.

1 См., например: Г.М. Атанов [38]; Н.Ю. Грякалова [105]; Г.Ю. Карпенко [43]; ЕЛ. Пили-пкж [58]; В.А. Смирнов [61].

Объектом исследования стали в работе архаические формы сознания, элементы мифов, произведений фольклора, языческие, ветхозаветные, евангельские образы и мотивы, явленные в бунинском творчестве, в их соотнесенности с образностью, поэтикой и идеологией «Окаянных дней».

Совокупность архаических форм сознания, мифологических и фольклорных элементов, языческих, ветхозаветных, евангельских образов и мотивов, представленных в бунинском творчестве, в их соотнесенности с поэтикой и системой идей литературного произведения именуются в работе мифо-поэтической парадигмой.

Мифопоэтическая парадигма «Окаянных дней» И.Бунина стала предметом данного исследования.

С материалом, объектом и предметом исследования связана основная цель диссертации, заключающаяся в стремлении проанализировать генезис, функцию, структуру, контекстуальные созвучия мотивов, тем, образов, мифологем «Окаянных дней» И. Бунина.

Осуществление поставленной цели возможно через решение ряда конкретных задач, связанных с необходимостью выявить мифологическую, архетипическую основу «Окаянных дней», включить тем самым это произведение в самый широкий историко-культурный контекст; установить причины обращения Бунина к фольклорным образам, и иным элементам народного творчества; изучить многочисленные параллели коммуникаций между событиями русской революции и далекого исторического прошлого; определить место «Окаянных дней» И. Бунина в системе творчества писателя, а также в истории литературы первой трети XX века.

Целью и задачами обусловлен выбор метода исследования, в основе которого - синтез мифопоэтического, историко-генетического, культурно-исторического подходов.

Выдвигаемая в диссертации научная гипотеза заключается в следующем:

Окаянные дни» в творчестве Бунина являются этапным произведением. Произведение, ставшее значительной вехой не только в творчестве, но и в судьбе писателя, во многом синтезировало традиционные для идеосферы И. Бунина художественные мотивы и образы с созвучными мифологическими и фольклорными элементами, с характерными эстетическими и философскими исканиями рубежа XIX - XX веков, что нашло отражение в особой поэтике дневниковых зарисовок.

Теоретико-методологической базой исследования стали научные концепции, отраженные в теоретических системах М.М. Бахтина, Ю.М. Лот-мана, В.Е. Хализева, Н.Д. Арутюновой; в исследованиях, посвященных фольклористике и мифопоэтике: Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, В.Я. Проппа, В.П. Аникина, С.В. Максимова, В.И. Калугина, Т.В. Зуевой, В.Н. Топорова, Е.М. Мелетинского и др.; в трудах русских религиозных и зарубежных философов и психологов: Н.А. Бердяева, В.В. Розанова, С.Н. Булгакова, Н.Ф. Федорова, Г.П. Федотова, А. Камю и К.Г. Юнга.

Методологической и теоретической основой исследования стали фундаментальные работы литературоведов, исследующих творческое наследие И. Бунина: J1.A. Смирновой, О.Н. Михайлова, Ю.В. Мальцева, А.А. Нинова и др.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. «Окаянные дни» И. Бунина - одно из значительных этапных произведений писателя, обладающее оригинальной жанровой структурой, отличающейся синтезом мифолого-фольклорного и историософского компонента.

2. Картина мира в «Окаянных днях» Бунина во многом ориентирована на мифологические и иные архаические формы сознания, построена на основных бинарных оппозициях: хаоса и порядка, земного и небесного, жизни и смерти, сознательного и бессознательного, внутреннего и внешнего, противопоставлении «нового» и «старого» в изменяющемся под воздействием исторических катаклизмов мире, «божественного» и «зверского» в человеке.

3. Воссозданная Буниным картина «окаянных дней» России является глубоко антропоцентрической и гуманистической, направлена на пробуждение в читателе христианских чувств, вбирает в себя закономерности восприятия человеком окружающей действительности тех трагических лет.

4. Поле ассоциаций художественного мира «Окаянных дней» базируется на переплетении библейских, исторических и социально-этических векторов. При этом библейские элементы в произведении являются своего рода сюжетообразующими и идейно-эстетическими связующими звеньями.

5. Надстраиваясь над социально-исторической конкретикой, трансформируя, а в некоторых случаях совершенно поглощая ее, библейские элементы активно влияют на развертывание сюжетной интриги, на становление художественной идеи. Христианское и языческо-мифологическое, так же как общее и индивидуальное (судьба русского народа и самого Бунина), сплетаются в «Окаянных днях» воедино.

6. Тема кризиса социальных отношений, акцентирование в «Окаянных днях» философского аспекта проблемы «народ и история» стимулировало поиски писателем глубинных основ национальной психологии и направляло их в область фольклора, где Бунин, прежде всего, пытался найти разгадку национального характера.

7. «Окаянные дни» И. Бунина - это не только уникальное и этапное произведение в творческом наследии писателя, но и своеобразный историко-культурный феномен первой трети XX столетия, имеющий сложный мировоззренческий, эстетический и духовно-психологический генезис.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые монографически исследуется значительное и уникальное в жанровом отношении произведение выдающегося художника XX столетия. Научная новизна работы связана также с мифопоэтическим аспектом анализа «Окаянных дней» И. Бунина.

Теоретическая значимость исследования состоит в истолковании и обобщении фактов взаимодействия литературы и мифологии, фольклора, христианской книжности, в определении конкретных элементов мифопоэти-ческой парадигмы русского автобиографического дневникового повествования первой трети XX столетия, в трактовке причин трансформации жанра дневника.

Практическая значимость исследования. Диссертационная работа создает базу для дальнейших исследований в области малоизученного дневникового и публицистического наследия Ивана Алексеевича Бунина. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов по истории русской литературы XX века, а также при подготовке спецкурсов и спецсеминаров для студентов-филологов, в школьном преподавании литературы.

Апробация работы. Основные положения исследования были апробированы на II Международной научно-практической конференции: «Проблемы преемственности в системе непрерывного педагогического образования (Мичуринск, 28-29 мая 2002 года); на Второй Всероссийской научно-методической конференции: «Формирование деловой и профессиональной культуры руководителей, специалистов, преподавателей, учащихся и студентов» (23 - 24 апреля 2003 г., Мичуринск); на Международной научной конференции, посвященной 130-летию со дня рождения писателя: «Михаил Пришвин: творчество, судьба, литературная репутация» (4-6 февраля 2003 года, Елец); на Международной научной конференции «Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века» (24 - 25 июня 2003 года, Московский государственный областной университет); на Международной научной конференции, посвященной 70-летию вручения Нобелевской премии и 50-летию со дня смерти И.А. Бунина (10 - 13 сентября 2003 года,

Белгород); а также на заседаниях кафедры литературы Мичуринского государственного педагогического института. Результаты научного исследования отражены в пятнадцати публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 179 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мифопоэтическая парадигма "Окаянных дней" И.А. Бунина"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творчество одного из самых оригинальных писателей конца XIX -первой половины XX века И.А. Бунина до сих пор привлекает пристальное внимание историков литературы глубиной философских проблем и необычностью художественного метода. Это положение особенно актуально по отношению к некоторым наиболее ярким произведениям эмигрантского периода его творчества, долгое время бывшим под запретом в Советской России. В произведениях этого периода с наибольшей силой отразилась неповторимая авторская индивидуальность И.А. Бунина, его своеобразный талант и стремление воссоздать картину навсегда потерянной для писателя родины. Книга дневниковых записей «Окаянные дни» относятся к числу именно таких произведений.

Окаянные дни» являются одним из самых значительных произведений писателя, характеризующихся оригинальной жанровой природой и синтезом мифолого-фольклорного и историософского компонента. Подобный синтез во многом был обусловлен тем, что процессы, совершавшиеся в России в начале XX века, осмысливались И. Буниным и его современниками через призму мифопоэтических и библейских символов, эпохальная значимость которых выходит за пределы исторически документированных событий. На страницах «Окаянных дней» разворачивается неповторимая картина мира, реальная и одновременно пронизанная мифологическими реминисценциями, символами и образами, имеющими архетипическую основу и позволяющими глубоко осмыслить образно-символическую и социально-психологическую природу конкретной эпохи. Ключом к мифопоэтическому коду «Окаянных дней» служит имя Каина. Библейская тема Авеля и Каина и братоубийственной войны является не только своего рода лейтмотивом «Окаянных дней», но одной из бинарных оппозиций в творческом наследии И. Бунина, многочисленные вариации позволяют рассматривать эту тему как попытку раскрытия и привнесения в общечеловеческий, мифолого-культурный и исторический опыт во многом архетипического мотива «братоубийства».

Характерной особенностью «Окаянных дней» является переосмысление архаической символики и ее использование в новых исторических условиях. Одним из таких образов-символов, подвергшимся адаптации к условиям нового времени, стал образ Вавилонской башни. Старинный символ, сопровождавший человечество на всем протяжении его истории в конце XIX -начале XX века, стал вновь широко использоваться поэтами, писателями и философами как символ наступающей трагической эпохи, несущей в своих глубинах мощнейший разрушительный характер.

В начале XX столетия произошло не столько переосмысление, сколько своеобразное пересоздание традиционного символа, пересоздание, которое реализовалось внутри совершенно иного художественного контекста.

Вавилонское столпотворение было своего рода бунтом против Всевышнего, так как оно показало, что человек способен до полного самозабвения и самоотдачи предаваться внешней совокупной деятельности, забывая при этом о своей духовной сущности. Наверное, именно поэтому, описывая события начала XX века, революционные пожары, разрушение старого уклада жизни и строительство социализма, многие современники И. Бунина увидели в зареве «окаянных дней» повторение столпотворения. Первый библейский символ - Вавилонская башня, стала символом нового апокалиптического мироощущения.

В «Окаянных днях» Бунина ясно вырисовывается катастрофическое, апокалиптическое понимание истории, обнаруживаются сильные интертекстуальные связи со Священным писанием на уровне лексики, тематики, образности.

Апокалиптическую парадигму в «Окаянных днях» во многом определяет мифологема «зверь», имеющая тёмное, деструктивное значение и относящаяся непосредственно к метафизической схватке света и тьмы. Данная мифологема входит в состав бинарных оппозиций «Окаянных дней»: зверь, обуреваемый «жаждой лицедейства», живущий в пространстве, где царят грязь, нечистота, хаос, злоба, бездуховность, противопоставляется во многом каноническому образу духовного, цельного человека, тяготеющего к гармонии, тишине, свету.

Апокалиптическими красками в «Окаянных днях» окрашены и небольшие пейзажные зарисовки, описания природных стихий: грозы, града. Предвестниками гибели в «Окаянных днях» изображаются облака, которые согласно апокалиптической традиции являются символом богоявления.

Об апокалиптических мотивах «Окаянных дней» свидетельствует и онейросфера произведения, которая создает напряженный психологизм, раскрывает природу страха и иррационального ужаса, во власти которого находился Бунин после октябрьской революции. Сны, особенно поразившие писателя в те годы и воссозданные им в «Окаянных днях», являются своего рода центральными текстообразующими символами произведения, позволяющими лучше понять и осознать масштаб произошедшей в России трагедии.

Проблема национального самоопределения, самосознания в «Окаянных днях» традиционного решается И. Буниным в философском аспекте проблемы «народ и история», в ходе решения которой писателем была предпринята попытка анализа особенностей субстанциональной структуры русского национального характера, структуры, имеющей близкие аналогии с мифологизированными образами национального фольклора.

В грандиозных потрясениях, испытанных человечеством в начале XX века, в крушении и смене целых эпох Бунин искал прообразы и соответствия тому, что одновременно и привлекало и страшило его в современности. В результате в «Окаянных днях» Буниным была предпринята продуктивная и плодотворная попытка создать некий национальный тип, первообраз, уходящий своими корнями в эпическое прошлое. Им стал образ былинного богатыря Святогора, представший на страницах «Окаянных дней», в статье «Инония и Китеж», в рассказе «Захар Воробьев», в стихотворениях «Святогор» и «Святогор и Илья», неким мифологизированным образом национального фольклора с чертами героико-эпического архетипа.

Фольклорно-историческая ретроспектива в «Окаянных днях» была необходима Бунину и для создания мистической, провидческой картины, которую усиливали образы хтонических птиц, традиционно предвещавших, согласно преданиям народов мира, гибель всему живому.

Трагическим фоном к полотну свершившейся в России в 1917-м году трагедии является одна из главных тем «Окаянных дней» - городская тема. Бунинский концепт Города трагичен. В дневниковых записях 1917-1919 гг. он представлен своеобразным «московско-петербургским диалогом» столиц, который является еще одной бинарной конструкцией, столь характерной для основ русской культуры.

Трагический и мрачный образ Петербурга, образ города-бездны, города обреченных людей, где переплетаются воедино две реальности - мифологически-вневременная и конкретно-историческая — позволяют не только отнести «Окаянные дни» к произведениям, составляющим Петербургский текст русской литературы, но и сопоставить образ этого города с его многовековым «соперником», хранительницей патриархального, старого уклада жизни - Москвой.

В результате подобного «сопоставления» Бунин приходит к печальному выводу, что революционная анархия, социальная стихия, царящие в Городах, постепенно уничтожает исконные основы русского человека: патриархальность, естественность, привязанность к земле и прививает ему взамен чувство «небратства», тягу к бунтарству, порождая тем самым людей так называемой «новой жизни». Осмыслив в «Окаянных днях» истоки национальной субстанции, где, по мнению И. Бунина, и следовало искать причины уничтожения основ русского патриархального уклада жизни, писатель пришел к выводу, что революция 1917 года - это своего рода продолжение «русского бунта», который периодически вспыхивает на Руси, ибо именно такой «революционный стиль» свойственен противоречивому национальному русскому характеру.

Таким образом, «Окаянные дни» И. Бунина следует считать не только значительным произведением писателя, но и произведением с оригинальной жанровой структурой, включающей в себя мифопоэтическую парадигму, анализ которой позволяет глубже раскрыть трагедийное звучание произведения, обнаружить скрытый, онтологический план переживаемой писателем духовной коллизии, глубинные связи произведения с мировой художественной и национально-исторической традициями.

Список научной литературыТрусова, Ася Сергеевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Бунин, И.А. Собрание сочинений: В 6 т. / И.А. Бунин. - М.: Худож. лит., 1987-1988.

2. Бунин, И.А. День памяти Петра / И.А. Бунин // Бунин И.А. Окаянные дни: Неизвестный Бунин. М.: Мол. гвардия, 1991. - 322.

3. Бунин, И.А. Дневники (1881 - 1953) / И.А. Бунин // Бунин И.А. Лишь слову жизнь дана... . М.: Сов. Россия, 1990. - 22 - 240.

4. Бунин, И.А. Из «Великого дурмана» / И.А. Бунин // Бунин И.А. Окаянные дни: Неизвестный Бунин. М.: Мол. гвардия, 1991. - 132 - 137.

5. Бунин, И.А. Инония и Китеж / И.А. Бунин // Бунин И.А. Окаянные дни: Неизвестный Бунин. М.: Мол. гвардия, 1991. - 138 - 152.

6. Бунин, И.А. Миссия русской эмиграции / И.А. Бунин // Бунин И.А. Окаянные дни: Неизвестный Бунин. М.: Мол. гвардия, 1991. - 324 - 332.

7. Бунин, И.А. Окаянные дни: Неизвестный Бунин / И.А. Бунин /. Сост., пре- дисл. О. Михайлова. - М.: Мол. гвардия, 1991. - 335 с. II

8. Андреев, Д.Л. Роза мира / Д.Л. Андреев. - М.: Иной Мир, 1992. - 576 с.

9. Анненский, И.Ф. Стихотворения и трагедии / И.Ф. Анненский. - Л.: Сов. писатель, 1990. - 640 с.

10. Берггольц, О.Ф. Дневные звезды / О.Ф. Берггольц // Собр. соч.: В 3 т. - Л.: Худож. лит., 1990. - Т.З. Стихотворения; Пьесы; Проза: Дневные звезды; Статьи и очерки 1954 - 1975. - 217 - 370.

11. Блок, А.А. Собр. соч.: В 8 т. / А.А. Блок. - М.-Л.: Гослитиздат, 1960 - 1963.

12. Брюсов, В.Я. Избранные сочинения / В.Я. Брюсов. - М.: Худож. лит., 1980.- 574 с.

13. Волошин, М.А. Избранные стихотворения / М.А. Волошин. - М.: Сов. Россия, 1988. - 384 с.

14. Волошин, М.А. Россия распятая / М.А. Волошин // Юность. - 1990. - №10. 24-31.

15. Горький, М.А. Разрушение личности / М.А. Горький // Собр. соч.: В 30 т. М.: Худож. лит., 1949 - 1955. Т.24. 26 - 79.

16. Достоевский, Ф.М. Братья Карамазовы: В 2 т. - Т.1. / Ф.М, Достоевский. - М.: Худож. литература, 1958. - 420 с.

17. Достоевский, Ф.М. Преступление и наказание / Ф.М. Достоевский. - М.: Худож. лит., 1959. - 544 с.

18. Жуков, Д. Россия на Голгофе / Д. Жуков // Молодая гвардия. - 1992. - №5-

19. Зазубрин, В.Я. Два мира / В.Я. Зазубрин. - М.: Сов. Россия, 1987. - 176 с.

20. Замятин, Е.И. Избранные произведения. Повести, рассказы, сказки, роман, пьесы / Е.И. Замятин. - М.: Сов. писатель, 1989. - 768 с.

21. Камю, А. Миф о Сизифе; Бунтарь / А. Камю. - Минск: Попурри, 2000. - 544с.

22. Карамзин, Н.М. Об истории государства Российского / Н.М. Карамзин. - М.: Просвещение, 1990. - 384 с.

23. Катаев, В.П. Трава забвения / В.П. Катаев // Собр. соч.: В 10 т. - М.: Ху- дож. лит., 1984. - Т.6. - 245 - 444.

24. Клюев, Н.А. Избранное: Стихотворения и поэмы / Н.А. Клюев. - М.: Сов. Россия, 1981.-269 с.

25. Мережковский, Д.С. «Больная Россия» / Д.С. Мережковский. - Л.: Издательство Ленинградского университета, 1991. - 272 с.

26. Мережковский, Д.С. Грядущий хам. Избранные статьи / Д.С. Мережковский // Мережковский Д.С. «Больная Россия». Л.: Издательство Ленинградского университета, 1991. - 11 - 110.

27. Пришвин, М.М. Дневник. 1917 год / М.М. Пришвин // Литературная учеба. - 1990.-KH.3.-C.88-118.

28. Серафимович, А.С. Собр. соч.: В 7 т. - Т.6. Рассказы, очерки, корреспонденции / А.С. Серафимович. - М.: Гослитиздат, 1959. - 672 с.

29. Солженицын, А.И. Как нам обустроить Россию. Посильные соображения / А.И. Солженицын. - М.: Правда, 1990. - 48 с.

30. Солженицын, А.И. Россия в обвале / А.И. Солженицын. - М.: Русский путь, 1998.-208 с.

31. Толстой, А.Н. Избранное: В 2 т. - Т.2. Повести и рассказы. 1917-1944. / А.Н. Толстой. - Л.: Худож. лит., 1979. - 632 с.

32. Трубецкой, Е.Н. Из прошлого. Воспоминания. Из путевых заметок беженца / Е.Н. Трубецкой. - Томск: Водолей, 2000. - 352 с.

33. Цветаева, М.И. Сочинения: В 2 т. - Т,1. / М.И. Цветаева. - М.: Худож. лит., 1988.-541 с.

34. Шмелев, И.С. Лето Господне: Праздники. Радости. Скорби / И.С. Шмелев. - М.: Сов. Россия, 1988. - 384 с.

35. Шульгин, В.В. Из книги «1920 год» / В.В. Шульгин // Знание - сила. - 1994. -№2.-С. 112-115. III

36. Алданов, M.A. Рецензия на книгу: И.А. Бунин. Собрание сочинений: В 11 т. Т.9. Цикады; Т. 10. Окаянные дни. Берлин, 1935 / М.А. Алданов // Соврем, зап. - 1935. - Кн.59. - 471 - 473.

37. Атанов, Г.М. Проза Бунина и фольклор / Г.М. Атанова // Русская литература. - 1981. - №3. - 14-31.

38. Бабореко, А.К. И. А. Бунин. Материалы для биографии / А.К. Бабореко. - М.: Худож. лит., 1983. - 351 с.

39. Благасова, Г.М. Иван Бунин: Жизнь. Творчество. Проблемы метода и поэтики: Учебное пособие / Г.М. Благасова. - Москва; Белгород: Изд-во БелГУ,2001.-232с.

40. Гончаров, П.А. Бунинская традиция и русская социально-этическая проза 60 - 80 годов / П.А. Гончаров // И.А. Бунин и русская культура: Межвузовский сборник научных трудов. - Елец, 1995. - 15 - 25.

41. Горелов, А.Е. Звезда одинокая...: И. Бунин / А.Е. Горелов // Три судьбы: Ф. Тютчев, А. Сухово-Кобылин, И. Бунин. - Л.: Советский писатель, 1978. - 275-622.

42. Комлик, Н.Н. Нераспавшаяся связь: Булгаков и Бунин / Н.Н. Комлик // И.А. Бунин и русская культура: Межвузовский сборник научных трудов, -Елец, 1995.-С.37-47.

43. Кривонос, В.Ш. О «петербургском» рассказе И.А. Бунина / В.Ш. Кривонос // И.А. Бунин и русская культура: Межвузовский сборник научных трудов. - Елец, 1995. - 157 - 166.

44. Курепина, Т.Г. Художественное воплощение авторского сознания в творчестве И. Бунина / Т.Г. Курепина // И.А. Бунин и русская культура: Межвузовский сборник научных трудов. - Елец, 1995. - 65 - 74.

45. Кучеровский, Н.М. И.А. Бунин. Рассказы о человеческой «чаше жизни» / Н.М. Кучеровский // Русская литература XX века (дооктябрьский период). - Тула, 1974. - Вьш.5. - 70 - 82.

46. Иван Бунин: Сборник материалов: В 2 кн. - М.: Наука, 1973. - (Лит. наследство; Т.84). - Кн.1. Из творческого наследия Бунина; Письма. - 696 с ; Кн.2. Статьи и воспоминания о Бунине; Сообщения и обзоры. - 551 с.

47. Лотман, Ю.М. Два устных рассказа Бунина (К проблеме «Бунин и Достоевский») / Ю.М. Лотман // Лотман Ю.М. О русской литературе. - СПб.: Искусство-СПБ, 1997. - 730 - 742.

48. Мальцев, Ю.В. Иван Бунин / Ю.В. Мальцев. - М.: Посев, 1994. - 432с.

49. Михайлов, О.Н. Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана... / О.Н. Михайлов. - М.: Центрполиграф, 2001. - 491 с.

50. Николаев, Д.Д. Миссия русского писателя (Творчество И.А. Бунина 1920- 1923 гг.) / Д.Д. Николаев // Бунин И.А. Сочинения: «Ночь отречения». Вступит, ст. и комм. Д.Д. Николаева. - М.: «Лаком-книга», 2001. - 5 -60.

51. Нинов, А.А. М. Горький и Ив. Бунин. История отношений. Проблемы творчества: Монография / А.А. Нинов. - Л.: Сов. писатель, 1984. - 560 с.

52. Ошар, К. «Окаянные дни» как начало нового периода в творчестве Бунина / К. Ошар // Русская литература. - 1996. - №4. - 101 - 105.

53. Пилипюк, Е.Л. Славянская мифология и фольклор в поэзии И.А. Бунина / Е.Л. Пилипюк // Русский фольклор: проблемы изучения и преподавания: Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Тамбов, 1991. - 39-41.

54. Саакянц, А.А. Проза Бунина 1914 - 1930 годов. Комментарии / А.А. Саа- кянц // Бунин И.А. Собр. соч.: В 3-х т. М.: Худож. лит., 1982. - Т.2. - 515 -555 .

55. Смирнов, В.А. Мифопоэтические и фольклорные традиции в цикле И.А. Бунина «Псковский двор» / В.А. Смирнов // И.А. Бунин и русская культура: Межвузовский сборник научных трудов. - Елец, 1995. - 148 - 157.

56. Смирнов - Сокольский, Н.П. Последняя находка. (Публикация выдержек из тетради И. Бунина, датированной 2 авг. 1917 г. по май 1918 г.) / Н.П. Смирнов-Сокольский // Новый мир. - 1965. - №10. - 213 - 221.

57. Смирнова, Л.А. Иван Алексеевич Бунин: Жизнь и творчество / Л.А. Смирнова. - М.: Просвещение, 1991. - 192 с.

58. Спивак, Р.С. Грозный Космос Бунина / Р.С. Спивак // Литературное обозрение. - 1995. - №3. - 35 - 39.

59. Станюта, А.А. Достоевский в восприятии Бунина / А.А. Станюта // Русская литература. - 1992. - №3. - 74 - 80.

60. Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и др. архив, материалы: В 3 т. / Под ред. М.Э. Грин. - Франкфурт на Майне: Посев, 1977-1982.

61. Шкловский, В. Б. Гамбургский счёт / В.Б. Шкловский // Шкловский В.Б. Гамбургский счёт: Статьи - воспоминания - эссе (1914 - 1933). - М.: Советский писатель, 1990. - 331 - 392.

62. Эберт, К. Образ автора в художественном дневнике Бунина «Окаянные дни» / К. Эберт // Русская литература. - 1996. - №4. - 106 - 110.

63. Ясенский, СЮ. И.А. Бунин / СЮ. Ясенский // Русские писатели, XX век. Биобиблиогр. слов.: В 2 ч. /Под ред. Н.Н. Скатова. - М.: Просвещение, 1998.-Ч.1.-С.233-238.

64. Фольклорные записи / Публикация А.К. Бабореко, предисловие и примечания Э.В. Померанцевой // Литературное наследство. - Т.84: В 2 кн. - М.: Наука, 1973. - Кн.1. - С399 -418. IV

65. Аверинцев, С Аналитическая психология К.Г. Юнга и закономерности творческой фантазии / С Аверинцев // О современной буржуазной эстетике: Сборник статей. - Вып.З. - М.: Искусство, 1972. - С150 - 161.

66. Александрова, З.Е. Словарь синонимов русского языка: Практический справочник / З.Е. Александрова. - М.: Русский язык, 1989. - 495 с .

67. Андреев, Ю.А. Революция и литература: Октябрь и фажданская война в русской советской литературе и становление социалистического реализма (20 - 30-е годы) / Ю.А. Андреев. - М.: Худож. лит., 1987. - 399 с.

68. Аникин, В.П. Русское устное народное творчество / В.П. Аникин. - М.: Высш.шк., 2001.-726С.

69. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. - М.: Языки русской культуры, 1999. - 896 с.

70. Афанасьев, А.Н. Живая вода и вещее слово / А.Н. Афанасьев. - М.: Сов. Россия, 1988.- 512 с.

71. Афанасьев, А.Н. Народ-художник: Миф. Фольклор. Литература / А.Н. Афанасьев. - М.: Сов. Россия, 1986. - 368 с.

72. Базанов, В.Г. Есенин и крестьянская Россия / В.Г. Базанов. - Л.: Наука, 1982.-303 с.

73. Базанов, В.Г. Сергей Есенин. Поэзия и мифы / В.Г. Базанов // Творческие взгляды советских писателей. - Л.: Наука, 1981. - 90 - 119.

74. Бахтин, М.М. Ответ на вопрос редакции «Нового времени» / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М.: Худож. лит., 1986. -С. 501-508 .

75. Безлепкин, Н.И. Философия языка в России: К истории русской лингво- философиии / Н.И. Безлепкин. - Санкт-Петербург: Искусство-СПБ, 2002. -272 с.

76. Белкин, А.А. Читая Достоевского и Чехова (Статьи и разборы) / А.А. Белкин. - М.: Худож. лит., 1973. - 304 с.

77. Бердяев, Н.А. Великий Инквизитор / Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. О русских классиках. - М.: Вые. школа, 1993. - 23 - 46.

78. Бердяев, Н.А. Духи русской революции / Н.А. Бердяев // Литературная учеба. - Кн.2. - 1990. - 123 - 140.

79. Бердяев, Н.А. Духовный кризис интеллигенции / Н.А. Бердяев. - М.: Канон+, 1998.-400с.

80. Бердяев, Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. Философия свободы. Истоки и смысл русского коммунизма. - М.: «Сварог и К», 1997. - 245 -412 .

81. Бердяев, Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века / Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. - М.: «Сварог и К», 1997. - З - 220.

82. Бердяев, Н.А. Самопознание: Сочинения / Н.А. Бердяев. - М.: ЭКСМО- Пресс, Харьков: Фолио, 1997. - 624 с.

83. Бердяев, Н.А. Судьба России / Н.А. Бердяев // Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. - М.: «Сварог и К», 1997. - 221 - 532.

84. Бердяев, Н.А. Философия свободного духа / Н.А. Бердяев. - М.: Республика, 1994.-480 с.

85. Бердяев, Н.А. Философия свободы. Истоки и смысл русского коммунизма / Н.А. Бердяев. - М.: «Сварог и К», 1997. - 418 с.

86. Бердяев, Н.А. Царство Духа и царство Кесаря / Н.А. Бердяев. - М.: Республика, 1995.-383 с.

87. Борисова, Н.В. Жизнь мифа в творчестве М.М. Пришвина / Н.В. Борисова. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2001. - 282 с.

88. Брянчанинов, И. Сочинения / И. Брянчанинов. - СПб., 1904.

89. Бузник, В.В. Русская советская проза двадцатых годов / В.В. Бузник. - Л.: Наука, 1975.-281 с.

90. Булгаков, Н. Тихие думы / Н. Булгаков. - М.: Республика, 1996. - 509 с.

91. Булгаков, Н. Философия имени / Н. Булгаков. - СПб.: Наука, 1998. - 450 с.

92. Буслаев, Ф.И. Исторические очерки народной словесности и искусства: В 2 т. - Т.2. Древнерусская народная литература и искусство / Ф.И. Буслаев. - Спб.: Кожанчиков, 1861. - 429 с.

93. Буслаев, Ф.И. Русский богатырский эпос. Русский народный эпос / Ф.И. Буслаев. - Воронеж: Центр.-Чернозем, кн. изд-во, 1987. - 255 с.

94. Воронин, B.C. Хаос и космос русского фольклора в «зеркалах» революции / B.C. Воронин // Литература и фольклорная традиция: Тез. докл. науч. конф. 15-17 сент. 1993. - Волгофад: Перемена, 1993. - 83 - 85.

95. Воронова, О.Е. Сергей Есенин и русская духовная культура: Научное издание / О.Е. Воронова. - Рязань: Узорочье, 2002. - 520 с.

96. Голубков, М.М. Русская литература XX в.: После раскола / М.М. Голубков. - М.: Аспект Пресс, 2001. - 267 с.

97. Грякалова, Н.Ю. Фольклорные традиции в русской поэзии начала XX века / Н.Ю. Грякалова // Русская литература. - 1984. - №2. - 94 - 115.

98. Даль, В.И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа / В.И. Даль. - СПб.: Литера, 1994. - 480 с.

99. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / В.И. Даль. - М.: Русский язык, 1978.

100. Долгополов, Л.К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX - начала XX века / Л.К. Долгополов. - Л.: Сов.писатель, 1985. - 352 с.

101. Дунаев, М.М. Православие и русская литература: В 6 ч. / М.М. Дунаев. - М.: Христианская литература, 1996 - 2000.

102. Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр / Сб. научных трудов. -Петрозаводск: Петразоводский университет, 1994. - 394 с.

103. Зеньковский, В.В. История русской философии: В 2 т. / В.В. Зеньков- ский. - Л.:Эго, 1991.

104. Зинченко, Т.П. Память в экспериментальной психологии / Т.П. Зинчен- ко. - СПб.: Питер, 2002. - 320 с.

105. Зуева, Т.В. Русский фольклор: Словарь-справочник / Т.В. Зуева. - М.: Просвещение, 2002. - 334 с.

106. Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. - М.: Наука, 1986.-336 с.

107. История русской литературы / Под общ. ред. Е.В. Аничкова. - М.: Изд- во т-ва «М.Д. Сытин» и т-ва «Мир 2», 1908.

108. Исупов, К.Г. Диалог столиц в историческом движении / К.Г. Исупов // Москва - Петербург: pro et contra / Сост., вступ.ст., коммент., библиогр. К.Г. Исупова. - СПб.: РХГИ, 2000. - 6 - 78.

109. Калугин, В.И. Герои русского эпоса: Очерки о русском фольклоре / В.И. Калугин. - М.: Современник, 1983. - 351 с.

110. Капица, Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуа- ль: Справочник / Ф.С. Капица. - М.: Флинта: Наука, 2001. - 216 с.

111. Кондаков, И.В. Бинарное строение русской культуры / И.В. Кондаков // Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. - М.: Аспект пресс, 1997.- 5 9 - 7 0 .

112. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.И. Нико- люкина. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - 1600 стб.

113. Лосев, А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф. Лосев // Опыт: Литературно- философский ежегодник. - М.: Советский писатель, 1990. - 137 - 174.

114. Лотман, Ю.М. Русская историко-филологическая наука и художественная литература второй половине XIX века / Ю.М. Лотман // Русская литература. - 1996. - №1. - 19 - 44.

115. Максимов, Д.Е. Брюсов. Поэзия и позиция / Д.Е. Максимов // Максимов Д.Е. Русские поэты начала века: очерки. - Л.: Сов. писатель, 1986. 6 - 1 9 8 .

116. Максимов, СВ. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила / С В . Максимов. - Смоленск: Русич, 1995. - 672 с.

117. Мардов, И. Вавилонское грехопадение / И. Мардов // Наука и религия. - 1991.-ХУ5.-С. 16-21.

118. Мелетинский, Е.М, Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов / Е.М. Мелетинский // Вопросы философии.-1991.-№10. - 41 - 4 7 .

119. Мелетинский, Е.М. О литературных архетипах / Е.М. Мелетинский. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1994. - 136 с.

120. Мелетинский, Е.М. От мифа к литературе / Е.М. Мелетинский. - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2001. - 170 с.

121. Мень, А. Откровения Иоанна Богослова / А. Мень // Знание — сила. - 1991.-Х«9.-С.43-90. 122. Мечковская, Н.Б. Язык и религия / Н.Б. Мечковская. - М.: Фаир, 1998. - 352с.

123. Мифология. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. Е.И. Мелетинский. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - 736 с.

124. Михайлов, О.Н. Страницы русского реализма. Заметки о русской литературе XX века / О.Н. Михайлов. - М.: Современник, 1982. - 288 с.

125. Нечаенко, Д.А. Сон, заветных исполненный знаков / Д.А. Нечаенко, - М.: Юрид. лит,, 1991. - 304 с.

126. Николюкин, А.Н. Василий Васильевич Розанов / А.Н. Николюкин. - М.: Знание, 1990. -64 с.

127. Ничипоров, И.Б. «Московский текст» в русской поэзии XX века: М. Цветаева и Б. Окуджава / И.Б. Ничипоров // ВМУ. - Сер. 9. - Филология, -2003 . -№3.0 .58-71 .

128. Овчинников, В.В. Сакура и дуб: В 2 кн. - Кн,1. Ветка сакуры / В.В. Овчинников // Роман-газета, - 1987. - №3. - 80 с.

129. Ожегов, СИ. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / СИ, Ожегов, Н.Ю. Шведова, - М,: Азбуковник, 1999.-944 с.

132. Пискунов, В.М. Тема о России. Россия и революция в литературе начала XX века / В.М. Пискунов. - М.: Сов. писатель, 1983. - 376 с.

133. Поляков, Ю.А. Бич истории (Гражданская война в контексте истории междоусобиц) / Ю.А. Поляков // Свободная мысль. - 2001. - №1. - 73 -87.

134. Потебня, А.А. Эстетика и поэтика / А.А. Потебня. - М.: Искусство, 1976.-614 с.

135. Пропп, В.Я. Русский героический эпос/ В.Я. Пропп. - М.: Лабиринт, 1999.-640 с.

136. Разин, М. Мифология предчувствия / М. Разин // Знание - сила. - 1991. -№7. - С .40-45 .

137. Розанов, В.В. Апокалиптическая секта (хлысты и скопцы) / В.В. Розанов. - СПб., 1914.-208 с.

138. Розанов, В.В. Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского / В.В. Розанов. - М.: Республика, 1996. - Т.7. - 702 с.

139. Руднев, В.П. Словарь культуры XX века / В.П. Руднев. - М.: Аграф, 1999.-384 с.

140. Русская литература XX века. Школы, направления, методы творческой работы/ Под ред. В.Н. Альфонсова, В.Е. Васильева, А.А. Кобринского и др. - Спб.: Logos, М.: Выс.шк., 2002. - 586 с.

141. Сараскина, Л.И, «Бесы»: роман предупреждение / Л.И. Сараскина. - М.: Сов. писатель, 1990. - 480 с.

142. Синдаловский, Н.А. Петербург в фольклоре / Н.А. Синдаловский. - СПб: Журнал «Нева», ИТД «Летний сад», 1999. - 384 с.

143. Славянская мифология: Энциклопедический словарь. - М,: Эллис Лак, 1995.-416 с.

144. Стрельцов, A.M. Цикл в художественном мышлении Замятина / A.M. Стрельцов // Творческое наследие Ев. Замятина: В 2-х частях / Под ред. Л.В. Поляковой. - Тамбов: ТТИ, 1994. - Ч.П. - 144 - 145.

145. Топоров, В.Н. Имена / В.Н. Топоров // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. - М.: Сов. энциклопедия, 1980. - Т.1. - 508 - 510.

146. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное / В.Н. Топоров. - М.: Прогресс, Культура, 1995.-624 с.

147. Топоров, В.Н. Петербург и петербургский текст русской литературы / В.Н. Топоров // Ученые записки. - Вып. 664. - Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам. - Тарту, 1984. -Т .18 . -С .4 -29 .

148. Тресиддер, Д. Словарь символов / Д. Тресиддер. - М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999.-448 с.

149. Федоров, Н.Ф. Сочинения / Н.Ф. Федоров. - М.: Мысль, 1982. - 711 с.

150. Федотов, Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры: В 2 т. - Т. 1. - -Петербург: София, 1991. -352 с.

151. Флоренский, П.А. Иконостас / П.А. Флоренский // Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. - М.: Мысль, 1996. - Т.2. - 419 - 526.

152. Фрейденберг, О.М. Миф и литература древности / О.М. Фрейденберг. - М.: «Восточная литература» РАН, 1998. - 800 с.

153. Фрэзер, Дж.Дж. Фольклор в Ветхом завете / Дж. Дж. Фрэзер. - М.: Политиздат, 1990. - 542 с.

154. Хализев, Е.В. Теория литературы / Е.В. Хализев. - М.: Высш. школа, 2000. - 398 с.

155. Ходанен, Л.А. Мотивы и образы сна в поэзии русского романтизма / Л.А. Ходанен // Русская словесность. - 1997. № 2. - 47 - 5 1 .

156. Чудинова, И.М. Политические мифы / И.М. Чудинова // Социально- политический журнал. - 1996. - №6. - 122 - 134.

157. Шанский, Н.М. Краткий этимологический словарь русского языка / Н.М. Шанский, В.В. Иванов, Т.В. Шанская. - М.: Просвещение, 1961. - 404 с.

158. Шевеленко, А.Я. Апокалипсис и его сюжеты в истории культуры / А.Я. Шевеленко // Вопросы истории. - 1996. - №11-12. - 16 - 53.

159. Шмидт, СО. Памятники художественной литературы как источник исторических знаний / С О . Шмидт // Отечественная история. - 2002.- №1.-С40 - 49.

161. Юнг, К.Г. Аналитическая психология / К.Г. Юнг. - Спб.: Кентавр, 1994. -136 с.

162. Юнг, К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов / К.Г.Юнг. - Киев: Гос. биб- ка Украины для юношества, 1996. - 384 с.

164. Юнг, К.Г. Психология бессознательного / К.Г. Юнг. - М.: Канон, 1994. -319с .

165. Tucker J.G. Innokentij Annenskij and acmeist doctrine / J.G. Tucker. - Sla- vica Publishers, Inc., 1986. - 160 с

166. Атаманова, E.T. Русская литература XIX века в контексте художественной прозы И.А. Бунина (проблема реминисценций) / Е.Т. Атаманова. Дне. ... канд. филол. паук: 10.01.01. Елец, 1998. - 246 с.

167. Егоров, О.Г. Литературный дневник XIX века. История и теория жанра: Автореф. дисс. ... д-ра. филол. наук / О.Г. Егоров. - М., 2003. - 31 с.

168. Меренкова, СБ. Древнерусская литература в эстетическом восприятии и творческой практике И.А. Бунина / СБ. Меренкова. Дис.канд.филол.наук: 10.01.01. Елец, 1998.-202с.

169. Плешков, В.В. Концепция человека в творчестве И.А. Бунина / В.В. Плешков. Дис.канд.филол.наук: 10.01.01. Елец, 1997. - 245 с.

170. Чистякова, Н.А. Эволюция народнопоэтических традиций в творчестве И.А. Бунина конца XIX - начала XX века: Автореф. дис. канд. филол. наук / Н.А. Чистякова. - Елец, 1997. - 21 с.

171. Юрченко, Л.Н. Диалектика образа Украины в творчестве И.А. Бунина: историко-культурный и структурно-поэтический аспект / Л.Н. Юрченко. Дис... канд.фи ЛОЛ. наук: 10.01.01. Елец, 2000. - 186 с.