автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэзия А. И. Полежаева в контексте русской литературы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэзия А. И. Полежаева в контексте русской литературы"

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М. В. ЛОМОНОСОВА

На правах рукописи

ВАСИЛЬЕВ Николай Леонидович

ПОЭЗИЯ А. И. ПОЛЕЖАЕВА В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

МОСКВА 1994

Работа выполнена в Мордовском ордена Дружбы народов государственном университете имени Н. П. Огарева

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор А. Ф. Захаркин, доктор филологических наук, профессор Г. В. Краснов, доктор филологических наук, профессор М. В. Строганов

Ведущая организация — Московский педагогический университет

Защита состоится « ^ » ¡994 г_ в > С часов

на заседании специализированного совета Д 053.05.11 при Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова (119899, Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов)

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А. М. Горького Московского государственного университета

Автореферат разослан « » СЬсЛ-^&^лЛ _ 1994 г.

Ученый секретарь специализированного совета кандидат филологических наук

Д. П. Ивинский

Предметом нашего исследования являются связи творчества V. И. Полежаева с русской классической литературой (XVIII — 1ачало XX в.), осмысляемые как на теоретическом (в сознании ггечественных критиков, публицистов, литературоведов), так и 1а собственно художественном (в плане литературной преемст-¡енности) уровнях.

Ставились задачи: 1) проанализировать оценку поэзии и лич-юсти Полежаева в дореволюционной критике, публицистике; 2) рассмотреть национальные истоки творчества поэта (следы злияния русской литературы на него); 3) выявить следы воздей-:твия на русскую литературу самого Полежаева (свидетельства знимания к его творчеству отечественных писателей).

Актуальность решения данных задач обусловлена следующими обстоятельствами.

В центре интереса исследователей (В. В. Баранов, Н. Ф. Бель-«1ков, И. Д. Воронин, О. В. Троцкая-Сешотович, В. И. Безъязычный, К- Б. Гайтукаев, К. Л. Киласония, К- И. Лецко, В. И. Чулков, В. С. Киселев-Сергенин, Е. Г. Николаева и др.) 5ыли прежде всего такие вопросы, как связь поэзии Полежаева с освободительным движением, особенности его художественного метода, творческой эволюции, поэтики. Гораздо меньше внимания уделялось изучению литературной генеалогии Полежаева (в первую очередь по линии преемственности с русской литературой), отношения к его творчеству отечественных писателей, критиков и публицистов (исследовалась главным образом характеристика поэта со стороны революционных демократов), воздействия поэтики Полежаева на русскую литературу. Между тем данные вопросы, требуют специального рассмотрения.

Обращение к оценке Полежаева в дооктябрьской критике и публицистике (в относительно полном объеме) дает возможность осмыслить характер социологической, эстетической, идейной интерпретации произведений поэта в указанную эпоху как в частностях, так и «крупным планом» — в тенденциях, в борьбе мнений и общественных сил (что нередко корректирует, казалось бы, устоявшиеся научные «постулаты», касающиеся наследия поэта н его оценок в прошлом).

Изучение «контактов» поэзии Полежаева с русской литературой, его знакомства с произведениями отечественных писате-

лей позволяет выявить литературную школу поэта, его эстетические пристрастия (часто внешне не выраженные, скрытые в самом тексте, обнаруживаемые лишь с помощью специального анализа); степень читательской (и, что одно и то же, профессионально-писательской) эрудиции; характер творческого диалога с современниками. Данная задача актуальна еще и потому, что в дореволюционном и советском литературоведении нередко бытовало мнение, будто творчество Полежаева навеяно главным образом влиянием западноевропейских авторов (Байрона, Ла-мартина, Гюго и др.)1- Кроме того, учет внутренних, текстовых связей произведений Полежаева с поэзией, прозой, драматургией его предшественников, современников помогает заглянуть в творческую лабораторию писателя, понять характер его художнического мышления, прояснить в ряде случаев идейные намерения, поскольку расширяется и уточняется эстетическая ретроспектива, служившая основой для его авторского самовыражения.

В такой же степени важно было учесть восприятие творчества Полежаева русскими писателями XIX — начала XX в., определить, какие стороны его поэтики (и произведения) привлекли их (кого именно, в каком плане) внимание, оказались созвучны последующему времени. Подобный подход заметно конкретизирует имевшие место рассуждения о том или ином «влиянии» Полежаева на русскую литературу (пли, наоборот, отсутствии такового).

Новизна работы состоит в том, что в ней впервые в системном виде рассматриваются связи поэзии Полежаева с отечественной литературой: ее осмысление в критике и публицистике, предшествующий литературный фон в произведениях поэта, а также полежаевские реминисценции и «традиции» в русской литературе. Вводятся в научный оборот новые литературно-критические и публицистические материалы, касающиеся творчества Полежаева, факты его связи с русской литературой.

Теоретическая значимость диссертации заключается в попытке рассмотрения творчества конкретного писателя в проекции на двухвековую историю русской классической литературы; исследования врастания его произведений, поэтики, духовной ауры в отечественный литературный контекст; выяснения того, что питало его в национальной литературной традиции и чем в свою очередь питал ее он сам. Это выявляет диалектику и динамику литературной преемственности (на уровне .мотивов, образов, ритмов, художественного языка и т. д.) в определенном вре-

1 См., напр.: Коварский Я. Полежаев и французская поэзия // Русская поэзия XIX века. Л., 1929. С. 142 — 175; Цейтлин А. Г. Русская литература первой половины XIX века. М., 1940. С. 239.

менном и эстетическом масштабе, что важно для разработки исторической поэтики русской литературы в целом.

Практическая значимость. Результаты исследования, как нам представляется, окажутся полезными в учебном процессе (преподавании истории русской литературы, критики) и при историко-литературном, текстуальном комментировании произведений как самого Полежаева, так и писателей, чье творчество связано с полежаевским.

Методология диссертации основывается на разработанном наукой XX в. понимании художественного процесса как формы диалога (культур, направлений, школ, авторов, конкретных произведений). В частности же, на учете осознанной или бессознательной (невольной) ориентации писателя на «чужую речь»1 — особенно существенной, значимой в поэзии, поскольку поэтическое слово по своей природе в наибольшей степени зависимо о г предшествующей традиции, чутко реагирует па нее2.

Литературная история опирается на преемственность разнообразных содержательных и формальных компонентов (от темы до рифмы). Создание нового редко возможно без «отрицания» старого или. наоборот, без его творческого усвоения. В процессе литературной эволюции — непрекращающегося диалога контекстов, авторских высказываний — одни художественные элементы устаревают, другие продолжают развиваться, функционально обогащаться, третьи вдруг актуализуются в новых социально-эстетических условиях, включаются в необычную для них идейно-художественную перспективу.

«Заимствования» рассматриваются нами (вслед за многими другими исследователями) как естественное и даже закономерное явление в творчестве любого серьезного поэта. Так, В. Ф. Ходасевич пишет об этом следующее: «...оригинальные художники знали и знают: их сущность — не в том чужом, что заимствуемо и повторнмо, а в... личном, неотъемлемом... «краденые» места у них... спаяны... и приведены к таинственному единству»3.

Изучение творчества конкретного поэта под данным углом зрения (как разновидность более общих ''равнительно-генетиче-ского и сравнительно-типологического методов) достаточно традиционно для литературоведения. В разных целях подобный фн-

1 «Наша речь, то есть все наши высказывании (в том числе и творческие произведения), полна чужих слов... Эти чужие слоза приносят с собой и свою экспрессию...» (Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 283 — 284).

2 См., напр.: Гаспаров М. Л. Семантический ореол метра // Лингвистика и поэтика. Д1.. 1979. С. 306; Винокчр Г. О. Филологические исследования. М., 1990. С. 140; Кушнер Л. Перекличка // Вопр. лит. 19ЯЭ. № 1. С. 212 — 228.

3 Ходасевич В. Колеблемый треножник. М., 1991. С. 604 — 605.

дологический инструментарий привлекался в трудах Б. М. Эйхенбаума, В. М. Жирмунского, Л. Я. Гинзбург, Ю. В. Манна и других авторитетных исследователей русской литературы.

Одним из ключевых понятий в нашем анализе является термин «реминисценция», получивший в литературоведении уже достаточную апробацию и устойчивость1. Наряду с ним в работе используются синонимические и соотносительные понятия: «отзвук», «отголосок», «перепев», «подражание» и др. В широком смысле под реминисценциями понимались также упоминание о писателе, его произведениях и их цитирование, привлечение в качестве эпиграфов.

В процессе анализа учитывались прежде всего содержательные компоненты сравниваемых произведений, контекстов (тема, мотивы, идейность), а также экстралитературные, биографические обстоятельства, способствовавшие литературному влиянию, объективирующие его.

Наименее случайными, на наш взгляд, являются переклички поэтов на уровне нестандартизованных словосочетаний, поскольку они носят индивидуальный характер, не столь универсальны, как мотивы, поэтический словарь, метрика или ритмика, и во многом определяют авторский стиль любого писателя. Одновременное совпадение, аккумулирование (в соотносительных контекстах) и других элементов поэтического содержания и формы объективируют выводы о закономерности тех или иных параллелей между конкретными произведениями (заимствовании, подражании, пародийном переосмыслении и т. д.).

Вместе с тем использование подобной методики требует известной осторожности, не исключает субъективности в оценке связей между литературными фактами, случайного совпадения каких-то элементов авторских поэтик, наличия общего первоисточника или промежуточного звена2. Но у исследователя нет в данном случае альтернативы: он оперирует не математическими методами, а собственно филологическими, точность которых относительна. Осмысление порий даже спорного материала позитивно хотя бы потому, что позволяет увидеть типологическую близость писателей, произведений, накапливает необходимые для науки наблюдения.

Источниками для анализа послужили: 1) тексты произведений русских писателей XVIII — начала XX в., рассматриваемые под углом зрения их соотнесенности с поэзией Полежаева; 2) книги, статьи, рецензии, заметки литературно-критического,

1 См., напр.: Квятковский А. П. Поэтический словарь. М., 1966. С. 238 — 240; Морозов Ал. Реминисценция // Лит. энцикл. словарь. М, 1987. С. 322.

2 См.: Бушмин А. С. Преемственность в развитии литературы. Л., 1978. С. 99, 110, 118, 130, 142.

публицистического характера, посвященные непосредственно Полежаеву или затрагивающие в какой-то мере вопросы его творчества и судьбы.

Апробация работы. Результаты изучения поставленных в диссертации проблем докладывались на ежегодных научных конференциях в Мордовском государственном университете (1983, 1984, 1985, 1986), межвузовской конференции, посвященной 150-летию со дня смерти Полежаева (Саранск, 1988), региональных конференциях в Твери (1988, 1989), Нижнем Новгороде (1990), Пензе (1990), VI Международном конгрессе преподавателей русского языка и литературы (Будапешт, 1986).

Исследования автора по теме диссертации приняты во внимание в учебных, методических, справочных пособиях по русской литературе1, ,в одном из последних издании произведений поэта (Полежаев А. И. Сочинения. М., 1988;, в трудах специалистов.

Структура изложения. Диссертация (ее объем — 367 с.) состоит из введения, трех глав и заключения.

В результате проведенного исследования, обобщения наблюдений, сделанных другими литературоведами, мы пришли к следующим выводам (кратко отражающим основное содержание реферируемой диссертации).

Глава I. ТВОРЧЕСТВО ПОЛЕЖАЕВА В РУССКОЙ КРИТИКЕ II ПУБЛИЦИСТИКЕ

Первые упоминания о поэтических опытах Полежаева появляются в 1826 г., но большей частью связаны с анонсированием изданий, в которых печатались стихи молодого поэта. В 1832 — 1833 гг., после выхода в свет трех сборников произведений Полежаева, критика заговорила о поэте «всерьез», выделила его стихи из потока текущей литературы, проча автору большое будущее. Писавшие о Полежаеве единодушно отмечали талантливость поэта, выделявшую его на общем фоне эпигонской литературы начала 1830-х гг., свежесть его поэтического восприятия. Рецензенты обратили внимание на жанровую необычность кавказских поэм. Отметили недостатки поэзии Полежаева: «небрежность в отделке» стихов, «смешение высокой поэзии сердца с уклонениями нередко тривиальными и пошлыми», — объяснив их условиями жизни поэта. Сдержанно приняли стихотворные повести, сатирические и «заказные» стихи, вынужденно умолча-

1 См., напр.: История русской литературы XIX века: 1800 — 1830-е годы. М., 1989. С. 288; Программа дисциплины «История русской литературы»: Для гос. ун-тов. М.; 1989. С. 69; Фризман Л. Г. Полежаев А. И. // Русские писатели: Библиогр. словарь: В 2 ч. М., 1990. Ч. 2. С. 159.

ли о «Сашке». Поэзия Полежаева в глазах отдельных критиков стала своеобразным знаком новой — послепушкннской —- литературной волны. Наметилась и определенная идейная ее трактовка, полярно представленная, с одной стороны, в отзывах «Московского телеграфа» (Н. А. Полевой), «Северной пчелы» (Л. А. Якубович), с другой — «Молвы» и «Библиотеки для чтения» (О. И. Сепковский).

С появлением статей В. Г. Белинского лптературно-критнче-ское осмысление творчества Полежаева переходит на новый уровень — включается в контекст истории русской поэзии вообще. Благодаря авторитету Белинского имя поэта стало фигурировать в ряду с классиками русской литературы (Пушкиным, Жуковским, Языковым, Веневитиновым и др.), причем критик от-' дал таланту Полежаева предпочтение перед большинством других поэтов пушкинской поры: «...из всех поэтов, явившихся в первое время Пушкина, исключая гениального Грибоедова... несравненно выше всех других... Полежаев и Веневитинов...»'.

Белинский обращался к наследию Полежаева на протяжении почти всей своей творческой деятельности (начиная с дебютной статьи «Литературные мечтания» и кончая обзором русской литературы за 1844 г.). Его взгляд на Полежаева претерпевал изменения, эволюционировал (особенно это касалось характеристики нравственных сторон личности и творчества поэта). В 1834 г. Белинский оценивал поэзию Полежаева во многом с позиций романтической эстетики своего времени, сочувственно воспринимая трагизм его лирики и судьбы. Впоследствии, под влиянием мировоззренческой эволюции (период «примирения с действительностью»), критик переменил свое отношение к этой —-гю сути, определяющей — стороне творчества Полежаева, ш-гдя и лей уже ограниченность поэта и его «субъективность»5.

В 1842 г. Белинский попытался осмыслить поэзию Полежаева и его судьбу уже с позиций зарождающегося историко-культурного ^цадиз'э, рассматривая жизнь и творчество поэта как результат действия причин, «скрывавшихся в самой эпохе», по под 1адия)]Н£м своего этического императива сделал вывод о том, что Полежаев не был жертвой судьбы и один виноват в своей гибели, Отрицательная оценка критиком нравственного содержания поэзии Полежаева продолжала доминировать и в его последующих работах. Однако главный вывод о поэте оставался неизменен: Полежаев, по его мнению, создал ряд лирических произведений, вошедших в золотой фонд русской литературы; его талант отличается редкой страстностью и технической виртуоз-

~Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 6. С. ШО.

2 «В царстве божием пет плача и скрежета зубов...» (Белинский В. Г. Полл. собр. соч. М., 1953. Т. 3. С. 25).

Ностью. В то же время Белинский отрицательно оценивал обращение Полежаева к эпическим жанрам (поэмам и произведениям «в сатирическом роде»); говорил об эстетических диссонансах в его творчестве, развив тем самым некоторые положения предшествующей критики па этот счет, но — в отличие от нее — видя причину их не в условиях творчества Полежаева, а в его воспитании, «неразвитости».

Характеристика Белинским Полежаева — как в «положительных», так и в «отрицательных» ее сторонах — оказала значительное воздействие на последующих критиков, вызвала много споров (чему способствовала и противоречивость некоторых высказываний Белинского о поэте). Еще при жизни Белинского были предприняты попытки в какой-то степени «реабилитировать» нравственные стороны личности и творчества Полежаева, представить их как следствие «неблагоприятных обстоятельств» времени. Тем не менее литературоведы второй половины 1840-х гг. (Л. П. Милюков, Н. Д. Мнзко) стали определять Полежаева главным образом как певца «грубой чувственности».

В последующее время (вплоть до 1857 г.) интерес к поэзии Полежаева в России почти не проявлялся, что, по-видимому, объяснялось как общественными (политическая реакция), так и собственно литературными («теоретическое господство прозы» — Л. Я. Гинзбург) обстоятельствами. Однако именно в эти годы наблюдается повышенное внимание к судьбе и творчеству Полежаева в публицистике, критике русской эмиграции (А. И. Герцен, Н. И. Сазонов, Н. П. Огарев, их окружение, корреспонденты). Имя и произведения поэта начинают осмысляться в контексте политической и литературной истории декабризма, развития свободомыслия в России. В интерпретации Герцена и Сазонова Полежаев предстает как лидер передовой студенческой молодежи, чьи стихи революционизировали его современников, поэт, бросивший вызов Николаю 1. Соответственно в сферу литературно-критического осмысления вовлекаются, причем з качестве определяющих, произведения Полежаева с политическим подтекстом, и прежде всего поэма «Сашка» (а вместе с этим — и биографические обстоятельства, которые вызвали столкновение поэта с царизмом).

В эмигрантской печати возникли две — полярные — трак-!овки личности Полежаева и его поэмы «Сашка». В основе обе-гх лежал «биографнзм», прямолинейное социологическое (и да-ке идеологическое, как у Герцена) обоснование судьбы и твор-шетва поэта. Герцен увидел в «Сашке» и жизненных перипетиях Полежаева прежде всего конфликт Поэта с самодержа-шем, отражение судеб своего поколения (В. С. Печерин, О. П. Кольрейф и др.). Огарев обнаружил в них нечто иное —

связь Полежаева как художника и человека со средой «дикогс барства». Обе трактовки поэмы и биографии Полежаева имелт значительное влияние на литературоведение (вплоть до сегодняшнего дня).

Новый этап в осмыслении наследия и судьбы Полежаева связан с изданием в 1857 г. его избранных произведений (сс статьей Белинского 1842 г.). На оценку поэзии Полежаева в эте время повлияло противостояние двух враждующих идеологий — консервативно-охранительной и революционпо-демократиче-ской.

В трактовке Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова поэт предстал как мужественный борец с самодержавием, трагнч ность судьбы которого объяснялась его столкновением с николаевской реакцией. Вместе с тем Добролюбов соглашался с ха рактеристикой Белинским содержания творчества Полежаева I нравственных сторон его личности, хотя и мотивировал послед ние условиями времени, в котором жил поэт.

Оппоненты революционных демократов использовали в оцен ке Полежаева прежде всего этический и эстетический критерии намеченные Белинским. К- А. Полевой, упрекавший его за субъ ектнвизм (в том, что касалось «положительных» моментов в ха рактернстике поэта), отказал Полежаеву в праве на литерату роведческое внимание, заявив, что он интересен лишь как «по учительный пример нравственного падения», тем самым развш до абсурда один из главных тезисов самого Белинского А. В. Дружинин, наоборот, сосредоточился в своем анализе ш художественной стороне произведений Полежаева, что было, не сомненно, положительным явлением на фоне чрезмерной идео логнзацин Полежаевской поэзии в эти годы. Однако критик еде лал весьма противоречивые выводы; с одной стороны, заявил что поэт «до замечательной степени обладал формою», хотя П( содержанию уступал остальным известным поэтам пушкинско! поры; с другой — утверждал, что «Полежаев не владел музы 1ФЙ стиха.,,», что его стих «не гармонический» — и на этом ос новации вынес категорический приговор поэту: «...большинство., читателей позабыло Полежаева-, навсегда и окончательно»1. I то же время заслугой Дружинина было привлечение внимани: к творческой и психологической близости Полежаева с Лермон товым, к кавказским поэмам Полежаева, в которых, по его мне пию, особенно проявилась индивидуальность поэта.

Критика этой поры отметила и такие ранее недооцененны стороны поэзии Полежаева, как ее нравственный потенциал, спо собность пробуждать сочувствие (М. Н. Лоппшов, П. Е. Баси

1 Дружинин Л. В. Соч.: В 8 т. Спб., 1865. Т. 7. С. 430.

стов).

В понимании А. А. Григорьева Полежаев был выразителем духовной «энтропии» своего времени, ярким представителем русского романтизма, непосредственным предшественником Лермонтова (в отличие от Дружинина для критика в поэзии Полежаева привлекательно было прежде всего «дисгармоническое» начало).

Своеобразно (вне эстетического и этического критериев) рассматривал полежаевское творчество Д. И. Писарев, для которого высшим принципом в оценке любого поэта являлась его «общественная польза», способность откликаться па дух времени, не погружаться в сферу «чистого искусства». Отсюда — необычайно высокая характеристика им творчества Полежаева в противовес поэзии Пушкина. (Примечательно, однако, что именно с 1860-х гг. Полежаев стал восприниматься в литературоведении как поэт «пушкинской плеяды».)

С наследием шестидесятников преемственно связана оценка Полежаева П. В. Шелгуновым, народнической критикой (А. М. Скабичевский).

В начале 1880-х гг., после публикации Д. Д. Рябшшным текста «Сашки» (впервые в России), заметно усиливается внимание к высказываниям о поэте Герцена и Огарева. Сам Рябинин попытался примирить герценовскую и огаревскую трактовки указанной поэмы, не делая акцента ни на ее политическом звучании, ни на «безнравственности» автора, признавая типичность эписанных в ней сцен для изображаемой эпохи. Вслед за Герценом закрепляется понимание «Сашки» как пародии (что в какой-то мере было выгодно идейным противникам Герцена, по-:кольку «снижало» уровень зрелости произведения, хотя на самом деле мысль о пародийности поэмы относилась лишь к творческой полемике Полежаева с Пушкиным).

С конца 1880-х гг. наблюдается новый прилив интереса к на-:ледню Полежаева, объясняемый как формальным поводом (50-летием со дня смерти поэта, переизданием его произведе-1ий), так и либерализацией общественной мысли, дававшей возможность открыто обсуждать то, что ранее требовало осторож-юсти и недоговоренности.

Большинство литературоведов этой поры признали справед-ишость оценки Белинским и другими критиками таланта Полежаева. Были высказаны мысли о гуманизме творчества поэта, туховном потенциале его поэзии вообще, реализме его произведении, большой популярности «песен» Полежаева в музыкаль-юй обработке (А. Н. Пыпин, В. В. Качановскпй, В. Е. Якушкин I др.). Поколеблена легенда о «безнравственности» поэта, в ое-юве которой лежало одностороннее истолкование «Сашки»

предшествующими комментаторами поэмы; в контексте новых данных, касающихся биографии Полежаева, опровергнут тезис Белинского о причинах неудавшейся жизни поэта (II. А. Ефремов, В. Г1. Буренин и др.). В какой-то степени «реабилитированы» интеллектуальные, содержательные стороны поэзии Полежаева: сделаны выводы о внимании поэта к европейской культуре, его творческой самостоятельности в эпоху господства ярких поэтических индивидуальностей. Было обращено внимание на художественные достоинства кавказских поэм Полежаева, недооцененных предшествующей критикой, отмечены параллели творчества Полежаева с поэзией Пушкина, Рылеева.

В то же время для этого периода характерна тенденция (со стороны литературоведов охранительного направления) представить поэта лояльным по отношению к алексаидровско-николаев-ской России; пересмотреть причины его конфликта с царизмом, объяснив их, в частности, отрицательным влиянием «французского» воспитания, байронизмом; критически переосмыслить герценовскую интерпретацию судьбы Полежаева (П. М. Устимо-вич, Н. Л. Любимов, П. А. Висковатов). В какой-то мере это объяснялось стремлением консервативных сил «отнять» Полежаева у критиков и публицистов антимонархического лагеря (народников, марксистов), для которых судьба поэта была одним из звеньев в историко-литературной концепции.

В конце XIX — нач. XX ст. в связи с появлением разнообразных партий и политических движений, развитием свободь: печати имя Полежаева все чаще начинает включаться в кон^ текст истории свободомыслия в России (Г. В. Плеханов В. Е. Якушкин, большевистская пресса). Литературоведы этогг времени устанавливают связи судьбы и творчества поэта с био графпей и лирикой Лермонтова, А. Одоевского, Шевченко, Коль цова; говорят об атеистическом подтексте отдельных произведе пий Полежаева; подчеркивают трагическое звучание его поэзии чт соответствовало в какой-то мере и эстетике декаданса. Про должают пересматриваться крайности оценки Полежаева в кри тике Белинского, Герцена, Огарева, в частности характеристик; последним автобиографического героя поэмы «Сашка (С. А. Венгеров). Были предприняты попытки осмыслить твор чество Полежаева в контексте европейского байронизма, увп деть в нем ближайшего последователя Пушкина (А-й Н. Весе ловский).

Одновременно усиливается стремление «развенчать» Поле жаева, представить его личность и поэзию главным образом отрицательных сторон, сконцентрировав негативные характер! стикн поэта в предшествующей критике. Особенно заметно эт проявилось в биографическом очерке Ф. А. Витберга. По

влиянием приписывания Полежаеву некоторых иеатрибутпро-,ванных эротических и порнографических произведений . XIX в. (одной из причин чего, без сомнения, послужила инерция легенды о безнравственности поэта) его имя начинает соотноситься в отдел!,пых публикациях с И. Барковым. Возобновляются в какой-то степени попытки сугубо эстетической оценки творчества Полежаева, проявляющиеся, однако, непоследовательно (Б. Л. Садовской).

Большое значение для осмысления наследия Полежаева имели работы Е. Л. Боброва, обратившегося, в частности, к изучению переводов поэта, соотнесенности его творчества с пушкинским, к выявлению «баланса» обстоятельств, повлиявших па трагический исход жизни писателя. Несмотря на неприкрытую враждебное ть ученого по отношению к революционно-демократической критике, труды Боброва способствовали установлению объективного взгляда на творчество Полежаева.

Импрессионистическая (10. И. Лйхенвальд), символистская (Вл. В. Гиппиус н др.) критика увидела в эти годы в творчестве Полежаева черты, родственные эстетике нереалистических направлении: «аристократизм несчастия», эротизм, «анархизм», «¡необузданность» нравственного «самобичевания», отчужденность от «толпы» и др.; указывала на творческую близость в этом плане поэта с Лермонтовым, Некрасовым, героями Достоевского и Грибоедова.

В итоге дореволюционное литературоведение накопило большой опыт в осмь'сленич наследия Полежаева и его места в истопчи русской литературы, далеко не в полнен мере учтенный научной традицией последующего времени.

Глава П. ОТЗВУКИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Г> ПОЭЗИИ ПОЛЕЖАЕВА

Среди поэтических учителей Полежаева XVIII в. бесспорно ложно назвать имена Ломоносова, Державина и Радищева (о юрвых двух он с восторгом упомни;.ег в стихотворениях «Ге-ппЪ и «Венок из гроб Пушкина», о последнем по условиям времени умалчивает).

Влияние Ломоносова выразилось в ориентации Полежаева 1а классицистическую поэтику военной героики («Эрпели», <Ччр-Юрт»), философско-религиозную лирику предшественника ¡в стихотворении «Морс»), но в полом оно ограничено по своей ематнческой и функциональной направленное"!!!.

Воздействие поэзии Державина па Полежаева более миого-¡лапово. Оно прослеживается, в частности, по лпннн философ-

еко-теологических размышлений («Гений», «Провидение», «Восторг — дух божий», «Водопад», «Красное яйцо»), баталнстщш (кавказские поэмы), лирических самоизлияний («Раскаяние;»), отчасти просветительства («Имап-козел»). Обращает па себя внимание и привлечение Полежаевым «цитат» из державпнских произведений для создания иронии, литературной шутки («Сашка») .

Связи поэзии Полежаева с творчеством Радищева — не только идейные (основанные отчасти на некотором параллелизме их судеб), но и собственно художественные, выявляемые на уровне формы. Поэта привлекали такие стороны произведений Радищева, его авторских «интенций», как верность своим идеалам, лирическая исповедалыюсть («К друзьям»), свободолюбие («Арестант»), вызов угнетателям («Цепи», «Четыре нации»), интерес к античной проблематике как способу отражения политических вопросов современности («Видение Брута»), Наряду с этим Полежаев не оставил без внимания метрические эксперименты Радищева и его поэтическую фразеологию.

«Радищевская струна» в поэзии Полежаева звучит и через контакт с творчеством поэтов-просветителей (Н. Арцыбашев, И. Пнин, А. Бенитцкий и др.). Прежде всего это ощутимо по линии его интереса к философско-теистпческим вопросам («Гений», «Арестант»), героике мужества, подвига («Песнь пленного ирокезца»), отразившимся в произведениях радищевцев.

Несомненна типологическая, а порой и конкретно-стилевая ориентация Полежаева на традиции нроикомической поэмы XVIII в. (В. Майков, А. Котельницкнй), проявившаяся в поэме «Сашка». Своеобразна переплавка им и поэтики барковианы что выразилось в привлечении типологически сходных с нег сцен в художественный мир героев «Сашки», отчасти и нелитературных языковых средств (последнее, впрочем, нельзя связы вать только с влиянием Баркова и его приверженцев).

Творчество ряда писателей XVIII — начала XIX в. (В. Кап нист, Ю. Нелединский-Мелецкий, С. Марин) послужило Поле жаеву материалом для пародийно-шутливых перекличек с пред шествепниками («Царь охоты»). Прослеживается его ориента ция на фразеологию поэтов того времени (Карамзин, анонимны» автор стихотворения «Ночь марта 1801 года») в разработке те мы рока («Рок», «Осужденный»). Отразилась в лирике Поле жаева («Ай, ахти! Ох, ура...») и традиция одитературешкл «солдатской пеепп» (И. Макаров).

Значительно воздействие на Полежаева произведений поэ тов-современников старшего поколения, несмотря на отсутстви внешних знаков внимания к большинству из них. В первую оче редь это касается влияния на него творчества Жуковского, чт'

сближает Полежаева в данном отношении с другими романтиками. Системное усвоение им поэтики Жуковского свидетельствует о классической стилевой и стиховой школе Полежаева, его развитии в фарватере главных поэтических тенденций первой трети XIX в., определявших литературную «моду» эпохи. Воздействие Жуковского на Полежаева проявилось в метрике (переводы, «Арестант», «Негодование»), в преемственности тем, мотивов («Арестант», «Песнь погибающего пловца», «Кладбище Гер-менчугское»), художественных образов, фразеологии, лексики. Зледы активного контактирования с творчеством Жуковского трослеживаются в поэзии Полежаева с первых его лирических опытов до произведений кавказского периода.

В меньшей степени можно говорить о преемственности меж-1у творчеством Батюшкова и Полежаева, вероятно, потому, что 1ервый тяготел к неоклассицизму, антологическим жанрам, не :арактерным в целом для настроений и лирического темпера-шита Полежаева. Воздействие поэтики Батюшкова на поэта жазалось главным образом по линии усвоения отдельных ин-егральных признаков раннего романтизма (композиционно-:сихологическая роль пейзажа; транспозиция лирического пер-онажа; размышления о роке, протест против кровопролития; оответсгвующая фразеология, мягкость и сдержанность поэтн-еских красок, эмоциональных тонов).

Если влияние Жуковского и Батюшкова ощутимо прежде сего в лирических структурах поэзии Полежаева, то воздейст-не на него произведений В. Пушкина, Грибоедова — в «эпиче-ких» жанрах. В. Пушкин, бесспорно, повлиял на поэта как ав-ор бытописательных сатирических произведений («Вечер», Эпасный сосед»), в которых рассказчик предстает в качестве ря-ового действующего лица, соположенного с другими персонажами, нисколько не приукрашенного и не романтизированного. 1одобная установка отразилась у Полежаева в «Сашке» и «Дне Москве», где присутствуют не только сюжетно-смысловые парал-;ли с произведениями В. Пушкина, но и маркирующие связь с тми фразеологические переклички, отдельные «опорные» слова-1гналы. Особенно существенна ориентация Полежаева («Саш-з») на «Опасного соседа», свидетельствующая о том, что сцены 1спутства, бесчинств героев поэмы во многом были спровоци->ваны предшествующей литературной традицией, обоснованы утливым диалогом с поэтом, которого Полежаев знал лично ) Обществу любителей российской словесности при Московском (иверситете. (Примечательно, что «Сашка», подобно «Опасно-I соседу», взорвал господствующую литературную норму и об-ественную благопристойность.)

Следы знакомства Полежаева с «Горем от ума» Грибоедова

проявились в «Дне в Москве» — в отдельных фабульных параллелях, сатирически изображенных однотипных персонажах, фра-зеоло! пчсскнх перекличках с предшественником. Во многом это изъясняется «драматургической» композицией рассказа Полежаева (повествоватслышсть, присутствие многообразных персонажей, диалоги действующих лиц), а также некоторой оппозиционностью рассказчика по отношению к остальным героям.

Заменю внимание Полежаева и к творчеству других видных поэтов начала XIX в.

Крылов привлекал его в первую очередь как баснописец, мастер разговорной речи; в то же время Полежаев знал и ранние лирические произведения поэта. Соответственно «переплавка» поэтики Крылова осуществлялась им в сатирических произведениях («Иман-козел», «День в Москве»), насыщенных разговорными пптснациямн, бытовой лексикой, литературным просторечием, I! в лирике («Рок»),

А. Мерзляков оказал па Полежаева главным образом фразеологическое воздействие, отразившееся в его лирических монологах («Ночь па Кубани», «Эрпели»),

Поэзия Н. Гнедича была ценна для Полежаева своей просветительской направленностью и романтическими коллизиями (мотивы конфликта и предсмертного примирения с судьбой, предательства друзей), нашедшими отклик в его собственной лирике («Провидение», «Негодование»).

В творчестве Ф. Глинки Полежаева привлекла прежде всего «пушкинская» тема (композиция и фразеология его «Воспоминания о пиитической жизни Пушкина»).

Лирический герой поэзии Д. Давыдова был интересен Полежаеву ореолом мужественного воина-гуляки и некоторой быто-пой «оппозиционностью» по отношению к обстоятельствам, не^ зависимостью, что в разной форме отразилось у него в «Сашке». «Кредиторах», «Имениннике» (данные произведения объедини' ет атмосфера удальства и юмора).

Внимание Полежаева к творчеству И. Козлова проявилось г виде реминисценции из поэмы «Чернец» в «Новодсвичьем мона стыре, или Приключении на Воробьевых горах» («монастыр екая» тема), «Арестанте» (обращение к А. П. Лозовскому).

Поэзия Вяземского привлекала Полежаева политическо! остротой, сатирой, а также необычной стиховой формой (ис пользование короткой строки), что нашло отражение, в частно стп, в стихотворениях «Негодование», «Четыре нации».

Интерес Полежаева к мотивам и метрике поэтов старшей поколения (С. Раич, С. Аксаков, П. Катенин) прослеживается I таких его произведениях, как «Песнь погибающего пловца» «Казак».

В отдельных случаях установимы типологические (и аллю-зионно-тактнческие) связи поэзии Полежаева («Сашка», «День в Москве») с творчеством И. Долгорукова, П. Яковлева.

Значительно влияние па Полежаева произведений декабристов, свидетельствующее о преемственности в его творчестве пе только их гражданских идеалов, но и поэтики.

Мотивы, образы, фразеология Рылеева встречаются в поэзии Полежаева на протяжении всего творческого пути (в лирике, поэмах, переводах). В идейном отношении поэтов сближают инвективы в адрес «тиранов» («Гений», «Ли, ахти! Ох, ура...»), просветительские побуждения («Арестант»), протест против общественной пассивности современников («Негодование», «Четыре нации»), уважение к традициям народовластия в Древнем Риме («Кориолан», «Видение Брута»), апелляция к собственно русской истории («Царь охоты»), размышления о роли поэта («Бесценный друг счастливых дней...»), в жанровом плане — ориентация Полежаева в «римских» поэмах на композицию и стилистику рылеевских «Дум», внимание к агитационным песням, написанным Рылеевым совместно с А. Бестужевым, интерес к нравоописательным зарисовкам, проявившимся у Рылеева в прозе, а у Полежаева — в «Дне в Москве» и «Чудаке». Особенно же существенны переклички Полежаева с Рылеевым на уровне фразеологии, явно или имплицитно сигнализирующие о произведениях предшественника, выявляющие подчас дополнительные идейно-художественные интенции, рождавшиеся в диалоге : литератором-декабристом. Их объем и функциональная значимость в творчестве Полежаева свидетельствуют о стилистической родственности романтизма поэтов. Наибольшее впечат-тение на Полежаева произвела поэма Рылеева «Войнаровский», дитаты и образы из которой используются им во многих произведениях с вольнолюбивым подтекстом («Арестант», «Ожесто-1енный», «Эрпели», «Бесценный друг счастливых дней...» и др.).

Анализ творчества Полежаева выявляет его знакомство с поремион лирикой В. Раевского, в частности образно-фразеоло-■ическую ориентацию на нее в «Арестанте». Авторов сближают )Собое понимание миссии Поэта («Бесценный друг счастливых щей...»), противопоставление своего лирического героя «певцам побви», а также стилевая поэтика вообще.

Прослеживается типологическая соотнесенность творчества 7олежаева с отдельными произведениями А. Бестужева, А. Балтийского, В. Кюхельбекера — по линии просветительства, фи-гософско-теологических размышлений, характерных поэтнчес-:их символов («Арестант», «Звезда» и др.). С поэзией последую Полежаева связывают и фразеологические реминисценции «К моему гению»).

Особенно сильным, исключительным было воздействие на Полежаева творчества Л. С. Пушкина, который являлся для него не только «любимым поэтом», но и эталоном поэтической культуры своего времени, создателем нового литературно-художественного языка («...И изумленная Россия // Узнала гордый свой язык!»), выразителем национального духа («народной гордости кумир»).

Полежаев ценил Пушкина прежде всего как автора крупных поэтических форм: романа в стихах и поэм. Если увлечение пушкинскими романтическими поэмами разделяло большинство современников Полежаева, то повышенное внимание его к «Евгению Онегину» (па фоне сдержанно-отрицательной оценки этого произведения многими литераторами 1820-х гг., в частности декабристами, Н. Языковым) свидетельствует о родственности эстетического инстинкта писателей, развитии творчества Полежаева в русле литературных исканий Пушкина.

Реминисценции из «Евгения Онегина» (преимущественно из первой, второй, четвертой, восьмой глав) встречаются у Полежаева на протяжении всего творческого пути. По существу, и литературный дебют поэта предстает как своеобразная полемика с «Онегиным». Воздействие пушкинского романа выразилось и в своеобразном, эпатирующем натурализме Полежаева в «Сашке» (как полупародийной, полуподражательной реакции на поворот Пушкина в сторону реализма), в обращении к предмету (герою) из современной поэту действительности; проявилось в многочисленных идейных параллелях с Пушкиным, в привнесении лирической субъектностп в эпическую форму («Сашка», «Эрпели», «Чир-Юрт»).

Из поэм наибольшее впечатление на Полежаева произвел «Кавказский пленник», отзвуки которого слышны в его творчестве также начиная с первых лирических произведений («Восторг — дух божий», «Ночь», «Цепи» и др.) и кончая «Венком цр гроб Пушкина». Из пушкинской лирики поэту чаше всего крепоминались» строки «Андрея Шенье». В целом следы влияния Пушкина видны приблизительно в 30 произведениях Полежаева (т. е. почти в каждом пятом из его литературного наследия) .

Воздействие Пушкина на поэтику Полежаева ощутимо на уровне художественного метода, жанров, мотивов, фразеологии, версификации, образов, языка. Так, несмотря на полемику с Пушкиным, Полежаев выступает в «Сашке» как единомышленник поэта, разделяющий его художественную установку, интерес к неромантическому герою со всеми его привлекательными и непривлекательными чертами, принцип демократизации поэти-. ческого языка, свободу лирического волеизъявления в эпическом

жанре (только у Полежаева лирические отступления часто Но' сят идеологический характер, затрагивая вопросы политики, религии). Вместе с тем на метод, стиль Полежаева сильное влияние оказывали и романтические поэмы Пушкина. Отчетливо это проявилось в «Эрпели, где поэт, казалось бы, предстает как творческий антагонист Пушкина, с позиции реалиста иронизирующий над идеализацией Кавказа своим современником. Однако Полежаев не отвергает романтической палитры и «идеологии» в лирической структуре своей поэмы (применительно к изображению автобиографического героя) — и здесь его поэтика сближается с соответствующими элементами ранних поэм Пушкина. В «Эрпели» и «Чир-Юрте» Полежаев опирается на свободную форму «Онегина», насыщая повествование лирическими отступлениями, порой перекликающимися с пушкинскими, хотя они нередко сохраняют преемственность с его лирическим героем 1826 — 1829 гг. Пушкинские темы, мотивы, аллюзии преломляются, в частности, в таких произведениях Полежаева, как «Злобный гений», «Осужденный», «Демон вдохновенья», «Раскаянье». В отдельных случаях Полежаев ориентируется на конкретные образцы лирики Пушкина («Призвание»), интимные обращения поэта к близким людям («Арестант», «Черные глаза»).

Масштабное усвоение Полежаевым поэтики Пушкина свидетельствует о его стилевой конгениальности своему современнику. (В этом сказалось и внимание поэта к творчеству Жуковского — учителя Пушкина.) Функции пушкинских реминисценций разнообразны. Как правило, они знак литературной традиции, связующий элемент между творчеством Полежаева и его предшественника. Иногда это прямые цитаты или эпиграфы, выявляющие идейные намерения поэта, чаще же — собственно фразеологические реминисценции, имплицитно воспроизводящие «чужую» (но органичную для автора) речь. Во многих случаях пушкинское слово так естественно вплетается в контекст произведений Полежаева, что можно говорить о бессознательном — на основе языковой памяти — воспроизведении поэтом понравившихся ему строк, интонаций, образов Пушкина: «Не всегда ли безотчетно, // Добровольно н охотно // Покорялись мы ему?» («Венок на гроб Пушкина»).

В ранней лирике Полежаева («Злобный гений», «Живой мертвец» и др.) пушкинские реминисценции — следствие вольного или невольного подражания, непосредственной ориентации на «первоисточник» (например «Демона» Пушкина). Более органично их присутствие в «Арестанте», поскольку сопровождается тонким подключением того или иного подтекста произведений Пушкина: мотивов неудавшейся жизни, союза людей, внешне полярных по своему облику, и т. д. Отзвук «Графа Нулина» в «Чудаке» — знак типологического контакта между произве-

дениями. Переклички с «Андреем Шепье» носят у Полежаева (ч<Осужденный», «Раскаяние»), по-видимому, и идейный характер — как сознательная ориентация на запрещенные цензурой строки пушкинского стихотворения или знак связи своего лирического героя со свободолюбивым обликом французского поэта. ■ Корреспондирование с пушкинским творчеством в кавказских произведениях Полежаева («К друзьям», поэмы) связано, на наш взгляд, с ориентацией Полежаева уже на стилевой «камертон» Пушкина; причем поэт усваивает и использует различные регистры стиля Пушкина (одический, изобразительный, лирический), в зависимости от конкретной художественной цели. Сдержаннее пушкинские реминисценции проявляются у Полежаева в середине 1830-х гг., что связано с жанровой переориентацией его творчества («римские» поэмы). Но, с другой стороны, отчетливее проступает оглядка на Пушкина в тех случаях, когда идейную ориентацию необходимо подкрепить формальной («Демон вдохновенья»). В «Царе охоты» фразеологический параллелизм с пушкинским текстом («Цыганы») тяготеет в функциональном плане к общему шутливому «знаменателю» поэмы. В «Венке на гроб Пушкина» пушкинские реминисценции декорируют повествование о судьбе и творчестве писателя, воссоздают атмосферу его художественного мира.

Мимо внимания Полежаева не прошло и творчество литераторов пушкинского круга. Его привлекли, в частности, «песни» Баратынского, Дельвига, популярные шутливые произведения, связанные с их именами («Завещание Баратынского», «Подражание Беранже»), Немало точек соприкосновения между поэзией Языкова и Полежаева — в описании последним тюрьмы («Арестант»), ночной Москвы, в характере лирической медитации («Белая ночь»). Обращает на себя внимание ориентация Полежаева и на метрику Языкова (прежде всего его опыты с короткой строкой: «Элегии», «Мечта»), сопровождаемая ироническими параллелями с «антологическими» образами своего современника. Есть свидетельства интереса Полежаева к поэзии Плетнева, проявившиеся на уровне поэтической фразеологии и мотивов («Бесценный друг счастливых дней...», «Рок»),

Прослеживаются следы знакомства Полежаева с произведениями поэтов его поколения, биографически связанных с Москвой и особенно Московским университетом (А. И. Писарев, Ф. Тютчев, Л. Якубович, А. Хомяков и др.), выявляющие его интерес к фплософско-лирической стороне творчества последних («Водопад», «Море», «Гальванизм, или Послание к Зевесу»), а также к их ораторским поэтическим приемам («Чир-Юрт»),

Есть основания говорить о знакомстве Полежаева со стихотворением Лермонтова «Смерть Поэта», нашедшим отражение в

«Венке па гроб Пушкина». '•'..'■

Таким образом, осведомленность Полежаева-.в области отечественной литературы была достаточно широкой. В своем творчестве поэт опирался на сложившиеся традиции, преломляя и развивая их в новых общественных и эстетических условиях в зависимости от конкретных идейно-художественных целей своих произведений.

Глава III. ПОЛЕЖАЕВСКИЕ РЕМИНИСЦЕНЦИИ И ТРАДИЦИИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Первые свидетельства интереса отечественных писателей к поэзии Полежаева появляются в копне 1820-х гг. и выражаются, как правило, в разнообразных заимствованиях из его творчества. Прежде всего это касалось таких популярных, произведений поэта, как «Вечерняя заря», «Живой мертвец», «Песнь пленного проксзца», «Сашка», «Арестант», «Рок», привлекших внимание не только малоизвестных литераторов, но и, в частности, юного Лермонтова.

Особенно заметным увлечение лирикой Полежаева становится с начала 1830-х гг. — после серии публикаций его произведений в различных изданиях («Галатея», «Телескоп», «Московский телеграф», «Сын отечества и Северный архив», альманахи, песенники) и выхода в свет трех поэтических сборников. Появляются подражания «Водопаду», «Провидению», «Песни погибающего пловца»; перепевы стихотворений «Вечерняя заря», «Валтасар», «Цыганка», «К моему гению», «Четыре нации»; послания к поэту.

Возникает мода на характерный тип лирического героя Полежаева с такими его «портретными» чертами, как демонизм, отверженность, отчужденность, бесприютность, «бездомность», — переплетающимися с традиционными «составляющими» лирического персонажа романтиков (необычность, исключительность судьбы героя; несчастья, обрушившиеся на него с раннего детства, в частности сиротство, бедность; его одиночество, преследования рока и др.).

Современники Полежаева обращают внимание и на поэтику его стиха: активизацию короткой строки (как правило, с энергичными мужскими рифмами), склонность к полиметрии, что тоже становится объектом подражания, причем пе только второстепенных авторов, но и достаточно самобытных поэтов.

Определенное воздействие оказывает в эти годы и поэтическая фразеология Полежаева, в частности такие ставшие яркими приметами его стиля образы, символы, как «живой мертвбц»,

«погребальный факел», «девятый вал», «злобный гений» и др.

Прежде всего обращает на себя внимание масштабная рецепция Полежаевской поэтики на почве «вульгарного романтизма» (Л. Я. Гинзбург) — среди поэтов-эпигонов и малоизвестных литераторов 1830-х гг., главным образом выходцев из демократической среды (анонимные авторы, Ф. Соловьев, Д. Раевский, В. Сиянов, А. Быстроглазое,, А. Пуговишников, А. Ушаков, М. Меркли и др.). Феномен клиширования модных образов (в данном случае полежаевеких) закономерен для периода романтизма в целом; подобное наблюдалось, например, после появления «южных» поэм Пушкина, стихотворений В. Бенедиктова, что отразилось не только в литературе (прямо или косвенно, например через пародийный образ Грушницкого у Лермонтова), но и в быту (мода на соответствующий тип поведения, запечатленный, в частности, Пушкиным: «москвич в Гарольдовом плаще»), Последнее касается и Полежаева: его лирический герой неоднократно «материализовывался» в быту, что отмечали И. Тургенев, М. Стаховнч, Ап. Григорьев.

В то же время в произведениях некоторых авторов этой поры можно увидеть элементы полемики с автобиографическим героем «Сашки» (Ф. Соловьев) и лирическим персонажем Полежаева, неприятие его отчаяния, отрешенности от бога (Paul, И.Громов, М. Демидов).

Современники Полежаева восприняли п такие характеристики его лирического героя, как трагизм мировосприятия, мужество перед лицом смерти, несгибаемость духа, представление о миссии Поэта как певца общественных бурь, катаклизмов (в противовес «певцам любви», «празднословным» поэтам), склонность к философским размышлениям, рефлексии.

Увлечение поэтикой Полежаева особенно сказалось на творчестве М. Демидова и А. Вердеревского, которых в какой-то мере можно признать поэтами полежаевской школы. «Контактирование» с предшественником выразилось в их лирике в перепевах отдельных его произведений, в многочисленных идейно-фразеологических заимствованиях и других параллелях.

Произведения Полежаева привлекли внимание многих литераторов, связанных с Московским университетом, в частности с кружком Н. В. Станкевича: В. Кр асова, К. Аксакова, в поэзии которых ощутимы метрические и фразеологические переклички с «Песнью погибающего пловца».

Отдельные авторы (И. Мятлев, К. Бахтурин, М. Павлов) заимствовали у Полежаева некоторые приемы организации поэтического текста, прежде, всего метрико-ритмические, используя их для юмористических или сатирических целей.

Тесная связь с поэзией Полежаева, биографическим подтекс-

том его произведений ощутима в творчестве Л. Якубовича и Ф. Кони — близких друзей поэта. У первого это выразилось в посланиях к Полежаеву («Старому приятелю», «Товарищу-поэту»), фразеологических реминисценциях из его лирики («Две скалы», «Боязнь», «Сестре» и др.), использовании характерной для поэзии Полежаева короткой строки и полиметрии («Ночь»), отдельных его мотивов и элементов поэтического синтаксиса

(«Певцу полуночи», «Я.Н.Т.....у»), Ф. Кони привлекал строки

популярных полежаевских произведений в свои водевили («Страсть сочинять...», «Лакей невпопад»), «заряжая» последние особым «взрывчатым» подтекстом. Знакомство с поэзией Полежаева отразилось и в его лирике («Биография благородного человека»). Отдельные фразеологические параллели с творчеством Полежаева наблюдаются также в произведениях Д. Струйского (Трнлунного).

Следы знакомства с поэзией Полежаева, внимания к его судьбе присутствуют в творчестве писателей-декабристов. А. Бестужев, будучи на Кавказе, интересовался произведениями и жизненными перипетиями Полежаева в период его вынужденной солдатчины, что отразилось в «Письмах из Дагестана», повести «Фрегат "Надежда"», эпистолярном наследии декабриста (письмо к К. Полевому). П. Катенин, тоже служивший в 1830-х гг. на Кавказе, принял во внимание описание местного колорита предшественником («Кавказские горы»). В. Кюхельбекер отметил в дневнике ранний перевод Полежаева «Восторг — дух божий» (хотя и не знал подлинного автора). Ф. Глиика упомянул о Полежаеве в критике в связи с приписыванием своей «Песни узника» другим поэтам. Таким образом, в творчестве декабристов актуалнзовалнсь прежде всего кавказские произведения Полежаева и его ореол «арестанта».

Определенный интерес к поэзии Полежаева проявился и в произведениях поэтов пушкинского круга. Д. Давыдова привлекли его стихи, написанные короткой строкой («Четыре нации», «Песнь погибающего пловца»): он использовал их ритмику и фразеологию в стихотворениях «Голодный -пес», «И моя звездочка». Есть основания отметить следы знакомства Д. Давыдова с поэмой «Сашка», отразившиеся в его послании «Герою

битв, биваков, трактиров и б.....». Баратынский тоже обратил

внимание на короткую строку, мотивы (трагизм), фразеологию современника, что нашло отражение в его стихотворениях «Мой неискусный карандаш...», «Где сладкий шепот...», «Когда исчезнет омраченье...». И. Козлов был знаком с лирикой Полежаева «тюремного» цикла («Живой мертвец», «Цепи», «Арестант»), отразившейся в его творчестве («Безумная», «Жалоба») в виде соответствующих типологических реминисценций.

Особый интерес представляет вопрос о восприятии поэзии и .личности- Полежаева Пушкиным. В его библиотеке, были кавказские -поэмы Полежаева, с которыми писатель, вероятно, был хорошо знаком. Что же касается возможных намеков на Полежаева в прозе Пушкина («Отрывок», «Капитанская дочка»), отмечаемых исследователями, то здесь требуется дальнейшее изучение литературных, общественных и личных обстоятельств, ■связывающих писателей.

С полным правом Полежаева можно назвать одним из ближайших предшественников Лермонтова. Внимание Лермонтова к поэзии Полежаева наблюдается на протяжении всей его творческой деятельности и во многом обусловлено как эстетической, психологической родственностью романтизма поэтов, так и биографическими обстоятельствами (Московский университет, окружение Лермонтова и др.). Воздействие Полежаевской поэтики на Лермонтова прослеживается по многим направлениям: темы, мотивы, фразеология, метрика, приемы батальной «живописи», отчасти жанровый уровень.

В ранние годы (1829 — 1831) Лермонтова привлекали в первую очередь демонические черты лирического героя Полежаева, его отчужденность от окружающего мира, что выразилось в усвоении им соответствующих мотивов, фразеологических красок («Мой демон», «Преступник», «Исповедь», «Гляжу вперед сквозь сумрак лет...», наброски к поэме «Демон»), В творчестве Лермонтова этих лет («Элегия», «Мне любить до могилы творцом суждено...», «Счастливый миг») видны следы знакомства и с такими популярными произведениями Полежаева, как «Песнь пленного ирокезца», «Послание к друзьям», «Море», «Дженни».

Интерес Лермонтова в данный период к кавказскому творчеству Полежаева отразился в поэме «Измаил-Бей», где, по мнению С. В. Обручева, содержится полемика с «Чир-Юртом», а также реминисценции из этой поэмы. Конкретно-фразеологическое и типологическое влияние произведений Полежаева («Рассказ Кузьмы, или Вечер в "Кенигсберге"», «Сашка») ощутимо в юнкерской поэме Лермонтова «Петергофский праздник».

Яркое свидетельство непосредственной ориентации Лермонтова на творчество Полежаева — поэма «Сашка», в которой прослеживается немало параллелей с одноименной поэмой предшественника (отчасти и с другими его произведениями): сюжетных, фразеологических, идейных, жанрово-тематическнх. Вместе с .тем Лермонтов иронизирует здесь над своей увлеченностью — в прошлом — модными романтическими мотивами конца,20-х — начала 30-х гг. («казни, цепи да изгнанья...»), звучавшими, в.частности под воздействием Полежаева, и в его собственной лирике.

Полежаевскне реминисценции встречаются в поэзии Лермонтов?. и во второй половине 30-х гг. («Гляжу на будущность с боязнью...», «Казачья колыбельная песня»). Особенно ощутима связь с творчеством Полежаева (кавказские поэмы ) лермонтовского «Валерика», проявившаяся в описании батальных сцен, характере авторских отступлений, фразеологии и поэтического синтаксиса, в жанровой организации произведения и других деталях. Таким образом, в зрелом творчестве Лермонтов ориентируется в большей степени на реалистические тенденции поэзии Полежаева, хотя переклички с романтической лирикой предшественника ощутимы и в эти годы.

С разных сторон — как критика, музыканта, поэта — интересовало полежаевское творчество Н. П. Огарева. Его привлекли в первую очередь кавказские поэмы и лирика («Провидение», «Арестант», «Бесценный друг счастливых дней...», «Песнь погибающего пловца»). Переклички с поэзией Полежаева (в мотивах, фразеологии, метрике, приемах организации авторской речи) встречаются в разные годы в таких его произведениях, как «Юмор», «Дон», «I tempi», «Хандра», «<Т. Н. Грановскому)», «Все превосходное!» и др. В идейном плане писателей сближают пессимистические ноты, концепция своеобразного политического мессианства поэта.

Увлеченность поэзией Полежаева отразилась в письмах и художественных опытах В. Г. Белинского. В его юношеской драме «Дмитрий Калинин» есть идейные и фразеологические параллели с «тюремной» лирикой Полежаева («Арестант», «Цепн», «Осужденный»), свидетельствующие об ориентации начинающего писателя при создании образа центрального героя на романтические и отчасти просветительские мотивы поэта-современника.

Тематические, метрические, фразеологические, «цитатные» реминисценции из произведений Полежаева («Валтасар», «Песнь погибающего пловца», «Тоска», «Цыганка», «Кориолан» н др.) присутствуют в лирике таких поэтов 1830 — 1840-х гг., как А. Тимофеев («Челнок», «Певец»), М. Розенгейм («Три встречи», «Тоска» и др.), Э. Губер («Цыганка»), В. Бенедиктов («Ватерлоо», «К Аделаиде»), И. Панаев («Египтянка»),

В анонимно изданном альманахе «И то и се» (к формированию которого мог иметь отношение Ф. Кони) встречаются эпиграфы из стихотворения Полежаева «Разочарование» и поэмы «Кориолан», а также нденно-фрззеологнческие переклички с его «римскими» поэмами и экспромтом «В альбом Ф. А. Кони».

Популярность лирического героя Полежаева в быту в 30 — 40-х гг. XIX в. отразил в рассказах из цикла «Записки охотника» И. С. Тургенев. Строки из стихотворения «Четыре нации» цити-

ровал в черновике письма к Белинскому по поводу оценкн последним «Выбранных"мест из переписки с друзьями» Н. В. Гоголь. О судьбе Полежаева вспоминали в своей мемуаристике А. И. Герцен и Н. М. Сатин.

С поэмой Полежаева «Сашка» преемственно соотносится стихотворная повесть М. Стаховича «Былое», в которой прямо упоминается о предшественнике.

Особым духовным контактом с судьбой, поэзией Полежаева связано мемуарное творчество Ап. Григорьева («Мои литературные и нравственные скитальчества», «Великий трагик»); наряду с артистом П. С. Мочаловым, композитором А. Е. Варламовым Полежаев был, как считал писатель, одним из кумиров молодежи его поколения. Внимание к наследию, личности поэта заметно и в произведениях Я. Полонского, который использовал в своей лирике («К демону», «Качка в бурю») эпиграф и фразеологические заимствования из стихотворений предшественника, в какой-то мере ориентировался на них.

Как ни парадоксально, реминисценции из произведений Полежаева встречаются и в поэзии А. Фета («Колыбельная песня сердцу», «Цыганке»), творчество которого традиционно противопоставляется полежаевскому. В детские годы Фет был увлечен стихотворной сказкой Полежаева «Иман-козел».

Следы знакомства с поэзией Полежаева («Черные глаза», «Тоска») ощутимы и в лирике Ф. Тютчева («Есть и в моем страдальческом застое...», «Бывают роковые дни...»). Характерно, что его связывает с Полежаевым — в поздние годы — трагическая тональность чувства.

Принципиально интересен вопрос о преемственности между поэзией Полежаева и Некрасова, решавшийся многими исследователями априори положительно. Между тем следы внимания последнего к творчеству предшественника далеко не очевидны. Несомненна некоторая типологическая близость поэтов (например, по линии демократизма идеологии и поэтического языка, социальной сатиры), хотя опять-таки не бесспорная, поскольку творчество Полежаева, как и некрасовское, не ограничивалось лишь указанными тенденциями. Вместе с тем в ранней лирике Некрасова, в период его становления как поэта, заметна «стыковка» с произведениями Полежаева 1826 — 1828 гг., в частности с их «некрологическими» мотивами и соответствующей фразеологией. В более позднее время Некрасов, по-видимому, переоценил свое увлечение модными романтическими образами 1830-х гг., переосмыслив их в поэме «Суд».

Внимание к Полежаеву прослеживается в творчестве поэтов некрасовского круга. Так, увлечение его поэзией проявилось в лирике Н. А. Добролюбова («Смелым бог владеет», «Газетная

Россия», «Дума при гробе Оленина»), которого привлекали «бойцовские» и свободолюбивые стороны поэзии предшественника, в какой-то степени короткая строка. Необычная ритмика Полежаева заинтересовала и такого тонкого ценителя стиховой формы, как Д. Минаев. Поэт воспользовался метрикой популярных произведений Полежаева («Провидение», «Песнь погибающего пловца») для остроумной полемики с идейными противниками («Конкурсные стихотворения...», «<Разговор трех теней)»). Другой искровец — В. Богданов процитировал строки из «Четырех наций» Полежаева в стихотворении «Три дара», построив последнее в какой-то мере по смысловой аналогии с нолежаевским. Типологическая (сатира), конкретно-фразеологическая и смысловая перекличка наблюдается между исповедями «добродетельного человека» у Полежаева («Русский неполный перевод китайской рукописи...») и «негордого человека» у П. Вейнберга («Негордый человек»). Знакомство с «Валтасаром» Полежаева сказалось в одном из вариантов перевода «Валтасара» Г. Гейне, сделанном М. Михайловым.

Заметно внимание к поэзии Полежаева и в творчестве писателей народнической ориентации. А. И. Левитов использовал строки из его «Провидения» в качестве эпиграфа к роману «Сны и факты», отразил популярность полежаевских «песен» в рассказе «Сладкая жизнь». Д. Н. Садовников воспользовался мотивами, метрикой «Валтасара» Полежаева при создании стихотворной сказки «Попутный ветер».

Судьба и творчество поэта интересовали с разных сторон таких писателей, как Ф. М. Достоевский, М. Н. Салтыков-Щедрин, Н. Г. Гарин-Михайловский. Первый, в частности, процитировал в романе «Братья Карамазовы» строки из «Кориолана». Салтыков-Щедрин («Письма к тетеньке») и Гарин-Михайловский («Гимназиста») противопоставляли Полежаева, наряду с Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым, поэтам фетовской школы.

С именем Полежаева («Грешница») связывается традиция обращения русских поэтов к переложению библейского сюжета о блуднице (и отчасти к теме нравственного падения женщины вообще), отразившаяся в лирике В. Крестовского, Д. Минаева, С. Надсоиа (в поэзии последнего есть и другие параллели с полежаевским творчеством).

Воздействие революционно-романтических образов Полежаева («Песнь пленного ирокезца», «Песнь погибающего пловца») сказалось в произведениях поэтов-демократов конца XIX в., в частности Н. Соколова («Непогода»), С. Дрожжина («Песнь пловца»).

В многообразных формах проявился интерес к поэзии и жиз-

ни Полежаева в творчестве М. Горького, которого привлекали прежде всего бунтарские стороны лирического героя поэта. Писатель использовал строки из полежаевски.х стихотворении в своих произведениях, пропагандировал наследие поэта.

Внимание к судьбе Полежаева, актуализованное фиксируемыми событиями, отразилось в публицистике И. А. Бунина («Окаянные дни»).

Лирика Полежаева была созвучна мировосприятию и творчеству литераторов «серебряного века». В какой-то мерс это связано с неоромантическими тенденциями того времени, в частности с актуализацией лермонтовских и постлермонтовских начал в произведениях поэтов указанной поры (усиливаются индивидуалистические мотивы, общественный и личный пессимизм, снова становятся модными такие качества лирического персонажа, как мизантропия, демонизм, своеобразный идеологический «анархизм» — то есть черты, многие из которых в классическом виде проявились именно в поэзии Полежаева).

Молодому В. Брюсову («И ночи и дни примелькались...») были близки мотивы смерти, некрологические образы Полежаева, отчужденность его лирического героя от мира; характерно, что отмеченное стихотворение Брюсова ценилось и вторым поколением русских символистов: А. Белым, А. Блоком. Позже он обращался к анализу метрики Полежаева, в частности его короткой строки.

С иных сторон интересовало полежаевское творчество А. Блока, цитировавшего в своих дневниках (в разные годы) строки из «Ивана Великого», «Цыганки», вспоминавшего о поэте в связи с оценкой его личности Б. Садовским и Ю. Верхов-ским. В какой-то мере в поэзии Блока (цикл «Пляски смерти») отразились и характерные полежаевские мотивы, включенные в новый художественный синтез. Использование некрологических образов из «арсенала» поэтики Полежаева по отношению к собственной жизни, автобиографическому герою было свойственно, судя по воспоминаниям И. Одоевцевой, и для А. Белого.

Трагизм судьбы Полежаева волновал П. Гумилева, в лирике которого («Злобный гений, царь сомнений...», «Дон-Жуан») синтезировались и отдельные ингредиенты Полежаевской поэтики: отчужденность, демонический «лунатизм» лирического героя, соответствующие — явно романтические — языковые краски. Примечательно, что в воспоминаниях И. Одоевцевой о гибели Гумилева в качестве своеобразного некролога использованы стихи, перекликающиеся с эпилогом "полежаевского «Арестанта», где тоже говорится о заброшенной могиле поэта.

Ритмику Полежаева, основанную на короткой строке и характерных мужских рифмах, ценил О. Мандельштам, вспоми-

laniiiim о поэте XIX в. в связи с анализом стихотворений П. Ко-Зорина. Следы апперцепции короткой строки можно отметить » лирике 10. Верховского, рассматривавшего Полежаева как поэ-га-пророка, предшественника новой литературной эпохи.

Трагическая судьба Полежаева как проявление извечного конфликта поэта и толпы привлекала внимание В. Ходасевича («Записная книжка», «Кровавая пища»).

Полежаевские реминисценции прослеживаются н поэме VI. Волошина «Россия», где актуалпзованы некоторые мотивы, jopa3bi, лексико-фразеологические средства, характерные для швектив Полежаева в адрес Николая I («Арестант»). Символика гибели царя — Валтасара — отразилась в стихотворении

0. Терапиано «Эпоха», в котором ощутима перекличка с «Вальса ром» Полежаева.

Историко-литературный интерес к наследию, обстоятельствам жизни Полежаева сказался в художественной прозе Б. Са-1овского («Погибший пловец», «Бурбон»), Стихи Полежаева фигурируют в воспоминаниях А. Цветаевой, органично соединясь с цитатами из произведений поэтов «серебряного века».

Отдельно необходимо сказать о внимании к поэзии Полежала таких писателей, как Шевченко, П. Плетнев, П. Быков,

1. Златовратский; о типологических «контактах» полежаевской юэзпи с произведениями Л. Толстого, И. Никитина.

Знаки внимания к наследию Полежаева были различны: о [ем или его произведениях упоминали в письмах, дневниках, 1емуаристике, критике, публицистике и художественном твор-естве; стихи поэта цитировались; привлекались в качестве эпи-рафов; встречались прямые обращения (послания) к Полежаеву. Так, например, использование полежаевских строк как пиграфов наблюдается в творчестве М. Демидова, iM. Розен-ейма, Я. Полонского, А. Левитова, В. Брюсова, Б. Садовского, анонимном сборнике «И то и се». Среди авторов, непосредствен-о адресовавшихся к Полежаеву (или апеллировавших к его ворчеству), — ф. Соловьев, Л. Якубович, Лермонтов, Paul, I. Громов, Л. Мей, М- Стахович,

Наибольшее эволюционное значение для русской литерату-ы имели образцо-речевая структура лирического героя Поле-саева (характерный спектр мотивов, идиостилевые черты) и го короткая строка, облагороженная новым содержанием, в астностн революционно-романтическим пафосом, трагизмом, олитическим подтекстом, лиричностью («Песнь пленного проезда», «Песнь погибающего пловца», «Провидение», «Четыре ации», «Валтасар», «Вечерняя заря»).

Лирический персонаж Полежаева привлекал отечественных ээтов в первую очередь мужеством, готовностью бросить вызов

судьбе, концептуальной, почти вселенской отчужденностью о мира, «бесприютностью», аристократически-гордой незавнси мостыо, трагическим восприятием бытия, демонизмом (с одно стороны, с оттенком безбожия и даже «сатанизма», с другой -с явным тяготением к некрологическим ассоциациям, неугоден ной жажде смерти, избавляющей от земных грехов). В то ж время поэзия Полежаева ценилась русскими писателями за об щественную злободневность, связь с традициями декабризм; философско-нравственную насыщенность («Море», «Водонад> «Кориолап», «Грешница») и лиричность («Вечерняя заря> «Цыганка», «Разлюби меня, покинь меня...» и др.).

Короткая строка Полежаева, ставшая под его пером обра: цом поэтической энергии, «пружинной» концентрации мысли формы, вдохновила многих поэтов на разнообразные эксперт менты в этом плане — от простого подражания до тонкого вклю чення в качественно новый художественный синтез. В той ил иной мере вслед за Полежаевым к ней прибегали анонимные аг торы 1830-х гг., Лермонтов, Баратынский, Д. Давыдов, И. Мят лев, В. Красов, Л. Якубович, Ф. Кони, М. Меркли (И. Южный) М. Демидов, К. Бахтурин, М. Павлов, П. Огарев, А. Тимофее! Д. Ахшарумов, П. Добролюбов, Д. Мипаев, Д. Сздовникое С. Дрожжин, Ю. Верховскнй и другие поэты.

Несомненно эволюционное значение для русской литератур! реалистической баталистики Полежаева («Эрпели», «Чи[: Юрт»), прямо или опосредованно (типологически) отразивши' ся в творчестве Лермонтова, Л. Толстого.

Некоторую историко-литературную инерцию имели опыт: Полежаева в использовании полиметрии, встречающиеся у нег гораздо чаще, чем у других поэтов («Ренегат», «Песнь пленнс го ирокезца», «Песнь погибающего пловца», «Кориолан», «То< ка», «Венок на гроб Пушкина» и др.). Истоки этого явленш впрочем, следует искать еще в творчестве его русских и западне европейских предшественников (Радищев, Катенин, Козлов; Ба{ рон, Мицкевич и др.). После Полежаева к подобному прием обращались (со следами и иных признаков контакта с его по; зией) анонимные авторы 1830-х гг., Л. Якубович, Н. Огаре] Д. Садовников.

В какой-то степени были восприняты изящные внутренни рифмы Полежаева, реализованные в условиях короткой строк («Вечерняя заря», «Валтасар»), Это касается творчества Ф. С( ловьева, М. Меркли, М. Демидова, Э. Губера.

Особой популярностью пользовались такие стихотворенн Полежаева, как «Вечерняя заря», «Провидение», «Песнь поп бающего пловца», «Четыре нации», «Валтасар», «Арестант: «Живой мертвец», «Песнь пленного ирокезца», «Цыганка», «Мс

5», «Цепи», «Водопад», «Грешница»; из поэм — «Сашка», Эрпели», «Чир-Юрт», «Кориолан». Большинство указанных эоизведений так или иначе связаны с ореолом поэта-арестанта, 5следника декабристских традиций, певца трагизма и романти-^ского «бунта».

Некоторые из стихотворений Полежаева продолжают или ше открывают галерею характерных жанровых подтипов (с [ределенным мотивом и формой его реализации): «Песнь поги-¡ющего пловца», «Цыганка», «Валтасар», «Грешница», «Тос-I», «Баю-баюшки-баю». Причем поэтика Полежаева стимули->вала развитие подобных жанровых номинаций и в том случае, ли поэт разрабатывал мотивы предшественников (Жуков-ий, Батюшков, Державин, Мерзляков, Раич и др.). Так, тема ловца», популярная уже в начале XIX в., варьируется в духе элежаева (имеется в виду преемственность с его лирическим роем, метрикой, фразеологией, поэтическим синтаксисом т. д.) в творчестве А. Быстроглазова, К- Аксакова, А. Верде-вского, Я- Полонского, Н. Добролюбова, М. Горького, Дрожжина и других поэтов. В случае же, если Полежаев сам оял у истоков какой-либо тематической жанровой формы, >жно наблюдать появление «веера» вариаций на заданную му («Грешница»), В заключении автор, не повторяя в полном объеме выводов пкретных глав, стремился изложить свое видение перспектив учения литературного наследия поэта и использования пред-эвленных в диссертации наблюдений для реконструкции нсто-ческой поэтики русской классической литературы. Итоги ра-ты в кратком виде сводятся к следующему. Уже простое перечисление имен литературоведов, публшш-1н, обращавшихся к наследию, судьбе Полежаева, свидетель-¡ует о масштабности внимания к его поэзии в дореволюцион-е время и несправедливости утверждений, характерных для юснтельно недавнего времени, будто творчество поэта в эшлом замалчивалось или недооценивалось. О произведениях лежаева высказывалась не только так называемая прогрес-шая печать, но и та, которую было принято именовать реак-зниой, консервативной, — и не всегда различия в идеологии юматически переносились на осмысление его личности и иоэ-I. Критики того и другого лагеря часто были единодушны в шманни значения творчества поэта для русской литературы1.

1 Подобное явление можно наблюдать и по отношению к лирике Л. Фе-лнрнческое даропацне которого ценили, в частности, Чернышевский, ¡ролюбов, Некрасов, Салтыков-Щедрин, что не мешало им отмечать огра-гнность содержания фетовской поэзии.

И наоборот, «единомышленники» по-разному оценивали личность и.произведения Полежаева (яркий пример тому — Герцен и Огарев).

Анализ литературных истоков поэзии Полежаева убеждает в том, что она питалась национальными корнями в гораздо большей степени, чем это представлялось ранее. В его произведениям в той или иной форме отразилась едва ли не вся русская литера тура нового времени — от творчества писателей XVIII в. дс младших современников поэта (выявляются контакты его поэ зии с произведениями более 50 авторов). Полежаев был продол жателем лучших традиций отечественной литературы, идущих в частности, от творчества Ломоносова, Державина, Радищева Жуковского, декабристов, Пушкина.

Представленные в диссертации наблюдения дают серьезны основания для пересмотра утверждений о преимущественно ориентации Полежаева на западноевропейскую поэзию, плохо литературной школе поэта (В. С. Киселев), оппозиционности и отношению к пушкинской поэтике (Н. А. Коварскнй, Л. Б. Кг менев), невнимании к творчеству Жуковского, Батюшков (Е. А. Бобров), поэтов пушкинской плеяды (И. Н. Розапш А. А. Илюшин). Оправдывается, таким образом, высказанная свое время Ю. М. Лотманом мысль (отчасти, видимо, интуитш но), что «даже без специального изучения можно утверждат: что литературная осведомленность Полежаева... была весьл' широкой, ...Мимо Полежаева не проходили даже сравнител но второстепенные литературные факты...»1.

Еще одно следствие осуществленного анализа литературно «генеалогии» Полежаева — возможность лучше попять худ жественные замыслы поэта, реализованные с «оглядкой» I предшественников, в диалоге с «чужим словом». Многие прои ведения Полежаева предстают более сложными по своему з мыслу, технической реализации, чем это представлялось ран« Так, в «Сашке» удалось выявить не только очевидные и скр: тые реминисценции из «Евгения Онегин а», но и параллели пушкинскими «Братьями разбойниками», ориентацию па «Опг ного соседа» В. Пушкина, «тактические» переклички с Радии: вым, Долгоруким и другими авторами, что в целом дает вс можиость переосмыслить степень художнической «наивпост молодого поэта (о которой иногда говорили и продолжают пм рить).

Наблюдения над рецепцией поэзии Полежаева в тнорчсст русских писателей опровергают мнение тех литературовед

1 Лотман 10. М. Неизвестный текст сти.хогворсиия Д. И. Полежаева « нмй» // Вопр. лит. 1957. № 2. С. 165.

прошлого (К. А. Полевой, А. В. Дружинин), кто полагал, что поэту суждено забвение, что увлечение его произведениями являлось преходящей, отчасти даже дурной модой. Достаточно вспомнить, что влияние Полежаева сказалось в наследии Лермонтова, Огарева, Ап. Григорьева. (Видимо, не случайно оно коснулось особенно этих поэтов: все они так или иначе пессимистически воспринимали окружающий мир, духовно, а порой и жизненными обстоятельствами были близки к Полежаеву.)

В разной мере в творчестве русских писателей отразилось эколо 50 произведений Полежаева, что составляет почти поло-знну его литературного наследства, известного по дореволюционным изданиям. Это свидетельствует о качественном потенциале поэзии Полежаева и о том. что он был ценен для русской литературы не только как автор «Сашки» и других свободолюбн-зых произведений (хотя именно так — односторонне — представляют его творчество нередко в современных учебных пособиях н хрестоматиях).

История русской литературы в какой-то степени дополнила и скорректировала оценку поэзии Полежаева в критике, объекти-шровав истинную меру идейной и художественной ценности тех 1лп иных произведений поэта. Это касается н личности Поле-каева. Русская литература оказалась деликатнее лнтературове-1снпя: она не отразила упреков поэту в безнравственности, подражании Баркову и т. п. Судьба поэта вызывала если не увяжете, то по крайней мере сочувствие (единственное исключение в ггом плане — художественная интерпретация его личности Садовским).

В «памяти» русской литературы Полежаев запечатлелся режде всего как поэт-романтик. Отсюда — особенная популяр-ость его произведений 1826 — 1828 гг. Наиболее перспектив-ыми в литературном генезисе оказались предлермонтовскпе ерты поэзии Полежаева. Следует выделить и влияние на после-ующую художественную традицию поэтической фразеологии, ороткой строки1, баталпстики Полежаева2.

Осмысленный в работе материал представляет определенный нтерес и для реконструкции исторической поэтики русской лн-ературы по ряду направлений: функционирование п смысловое

1 «...Только Полежаеву удалось одержать победу — превратить кратки, 2 ст. размеров из легкого напева п трагический надрыв... Это была ¡ршина в истории освоения коротких двусложппков русской поэзией: >зднепшис обращения к этим размерам... уже не выходят за рамки экспери-лггов» (Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. М., 1984. С. 113).

2 «Заслуга быть се (реалистической повествовательном баталпстики. — . В.) литературным инцпатором навсегда останется... за Полежаевым» Тутянский Л. В. Стиховая речь Лермонтова // Лит. наследство. М, 1941.

43/44. С. 420).

■ обогащение типичных мотивов (рок, «демонология», борьба «пловца» со стихией, концепция поэта и др.); развитие «портретных» черт лирического персонажа, бго «масок»; формирование семантических и экспрессивных ореолов коротких размеров; ' тенденции полиметрического экспериментаторства; развитие жанровых подвидов, поэтической фразеологии, символики и т. д.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы.

а) Книги:

1. А. И. Полежаев: Библиогр. указатель. — Саранск, 1984.— 32 с. (в соавторстве).

2. А. И. Полежаев: Проблемы мировоззрения, эстетики, стиля и языка. — Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1987. — 232 с.

3. А. И. Полежаев: Библиогр. указатель. 2-е изд. — Саранск,

1988. — 80 с. (в соавторстве).

4. А. И. Полежаев и русская литература. — Саранск; Изд-во Мордов. ун-та, 1992. — 168 с.

б) Статьи и тезисы:

5. Полежаев и Огарев // Сятко. — 1984. — № 6. — С. 71 — 73 (на эрзя-морд. яз.).

6. Вопрос о «метафизическом языке» в истории русской литературы и ее языка // Сб. тез. VI Международного конгресса преподавателей русского языка и литературы. Секция 5. Вопр. теории и истории рус. классич. и сов. лит. — Будапешт, 1986. — С. 25 — 27.

7. Поэт и гражданин // Мокша. — 1987. — № 6. — С. 15 — 19 (ira мокша-морд. яз.).

8. А. И. Полежаев: поэт и гражданин (к 150-летию со дня смерти) // Блокнот агитатора. — 1988. — № 1. — С. 17 — 20.

9. Вперед зовущая звезда: К 150-летию смерти А. И. Полежаева // Сятко. — 1988. — № 1. — С. 56 — 58 (на эрзя-морд. яз.).

10. Гражданские традиции в поэзии А. И. Полежаева А Рус. яз. и лит. в киргизской школе. — 1988. — № 4. — С. 54 — 55.

11. Поэт и гражданин (К 150-летию смерти А. И. Полежа ева) // Блокнот агитатора. — 1988. — № 21. — С. 22 — 24.

12. А. И. Полежаев в истории литературно-поэтических nopj русского языка // Нормы древнерусского и старорусского язы ков в диахроническом аспекте. — Горький, 1988. — С. 88 — 94

13. А. И. Одоевский и А. И. Полежаев // Полит, вести. -

1989. — № 7. — С. 47 — 48.

14. Пушкин и Полежаев: «заговор молчания» или...? (К ис

ории взаимоотношений) // Поэзия А. И. Полежаева. — Са-анск, 1989. — С. 40 — 69.

15. Полежаевские реминисценции в русской литературе // 'ам же. — С. 86 — 112 (в соавторстве).

16. Новая работа о творчестве А. И. Полежаева // Вестн. 1ордов. ун-та. — 1990. — № 2. — С. 63.

17. Лексические отголоски языка Пушкина в поэзии А. И. По-ежаева // Современные проблемы русского языкознания. — 'орький, 1990. — С. 17 — 18.

18. А. И. Полежаев в творчестве Н. П. Огарева // Н. П. Ога-ев: Проблемы творчества. — Саранск, 1990. — С. 93 — 109.

19. Радищевские реминисценции в поэзии А. И. Полежа-ва // Радищевские чтения. — Пенза, 1990. — С. 18 — 21.

20. Диалектная лексика в поэзии А. И. Полежаева // Проб-емы развития филологических наук на современном этапе. — Калинин, 1990. — С. 19 — 20.

21. Третья «римская» поэма Полежаева // Вести. Мордов. н-та. — 1991. — № з. — с. 54 — 56.

22. Футуризм ... в XIX веке? // Поэзия русского и украинско) авангарда: история, поэтика, традиции. — Херсон, 1991. — . 92 — 98.

23. Диалектная лексика среднерусских говоров в поэзии . И. Полежаева // Лексика, словообразование и фонетика сред-грусских говоров Поволжья. — Саранск, 1992. — С. 87 — 100.

24. Поэзия Полежаева в творчестве М. Горького // М. Горь-ш-художник и революция: Горьковские чтения 1990 г. Ч. 2. — . Новгород, 1992. — С. 104 — 107.

25. К спорам вокруг поэмы А. И. Полежаева «Сашка» // осхождение: Лит.-худ. сб. — Саранск, 1993. — С. 294 — 306.

Тодписано в печать 28.12.93. Объем 2 п. л. Тираж 100 экз. Заказ № 1022. Типография Издательства Мордовского университета. 430000, г. Саранск, ул. Советская, 24.