Словарный состав и переводческая техника славянских ареопагитик

Соломоновская, Анна Леонидовна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Словарный состав и переводческая техника славянских ареопагитик

Год: 2005
Автор научной работы: Соломоновская, Анна Леонидовна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Новосибирск
Код cпециальности ВАК: 10.02.01

450 руб.

Диссертация по филологии на тему 'Словарный состав и переводческая техника славянских ареопагитик'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Словарный состав и переводческая техника славянских ареопагитик"

На правах рукописи

СОЛОМОНОВСКАЯ Анна Леонидовна

СЛОВАРНЫЙ СОСТАВ И ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ТЕХНИКА СЛАВЯНСКИХ АРЕОПАГИТИК

Специальность 10.02.01 - русский язык

Автореферат Диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Новосибирск- 2005

Работа выполнена на кафедре древних языков Новосибирского государственного университета.

Научный руководитель -

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

Панин Леонид Григорьевич

доктор филологических наук, профессор

Шелепова Людмила Ивановна

кандидат филологических наук, доцент

Стрельцова Маргарита Ивановна

Ведущая организация Кемеровский государственный

университет

Защита состоится 24 октября 2005 года в часов на заседании

диссертационного совета К 212 174 04 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук при Новосибирском государственном университете (630090, Новосибирск, ул. Пирогова, 2).

С диссертацией м:/тшо ознакомиться в Научной библиотеке Новосибирского государственного университета.

Автореферат разослан « 2-3 » сентября 2005 года

Ученый секретарь

диссертационного совета /3

доктор филологических наук, /и)

профессор (/I О Н. Алешина

15А

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая работа посвящена исследованию словарного состава и переводческой техники славянского перевода Корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита по рукописи XV в.

Актуальность темы исследования. Лексика переводных церковнославянских памятников традиционного содержания, гомилетики и сочинений отцов церкви в последнее время все больше и больше привлекает внимание исследователей. Изучение переводных памятников в сравнении с их греческим оригиналом позволяет пролить свет на многие вопросы исторической лексикологии: от происхождения и развития семантики отдельных лексем до функционирования лексической системы в целом и формирования терминологических подсистем церковнославянского языка. Переводной текст и его оригинал предоставляют исследователю-русисту неоценимую возможность заглянуть в «творческую лабораторию» средневекового книжника, увидеть, как работала его мысль при передаче новых для древнерусского читателя идей и понятий, как в процессе перевода создавался и оттачивался церковнославянский и, через его посредство, русский язык. Необходимо учитывать также и то обстоятельство, что филологические теории средневековья выдвигались и развивались прежде всего как теории перевода - ведь именно перевод с одного языка на другой пробуждает интерес к слову как таковому. В этом отношении особенно значимо исследование одного из важнейших произведений патриотической мысли - Ареопагитик, уникального памятника, одновременно предоставлявшего возможность теоретического обоснования разных подходов к переводимому тексту и являвшегося сложным материалом для перевода в рамках различных переводческих школ. Некоторая внутренняя противоречивость философской системы Псевдо-Дионисия обусловила возможность ее использования как сторонниками «официальной линии» церкви, так и ее противниками фактически с момента первого знакомства христианского мира с Ареопагитиками (532 г.). Интерес к Ареопагитикам был всегда наибольшим в непростые моменты духовной истории христианства. Спор о предопределении на Западе, исихастские споры в Византии, борьба с ересями на Руси ХУ-ХЛЛ вв., ожесточенная полемика Ивана Грозного с князем Курбским в XVI в., наконец, раскол в XVII в. - в эти неспокойные периоды истории вновь и вновь спорщики (что самое любопытное, с обеих сторон) обращались к авторитету Дионисия, личность которого, скрытая за «апофатическим» псевдонимом, до сих пор остается загадкой.

Несмотря на интерес к славянскому переводу Ареопагитик в Германии, а также на появившиеся в последние десятилетия работы, посвященные Корпусу в России, язык церковнославянского перевода Ареопагитик в целом и их лексический состав в ч ширное поле

для изучения с точки зрения как системных отношений в церковнославянском языке соответствующего периода, так и переводческой техники. В этом заключается актуальность представляемой работы.

Объектом исследования является текст трактата "О небесной иерархии" (без схолий Максима Исповедника), взятый по рукописи ¥У\/6 Крс., а также небольшой отрывок из трактата "О Божественных именах" (опубликованный И.В. Ягичем) и их греческие оригиналы, представленные в Патрологии Миня. Основной предмет исследования -особенности лексики церковнославянского перевода данных текстов в сравнении с лексическим составом оригинала. Лексический состав как греческого, так и славянского текстов представлен в Приложении в виде греческо-славянского и славяно-греческого словников.

Целью работы было определение роли рассматриваемого памятника в истории славянского переводческого искусства и лексики церковнославянского языка рассматриваемого периода. Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи:

- определить возможность и особенности применения ряда терминов современного переводоведения к переводам рассматриваемого периода;

- систематизировать информацию о степени влияния идей Ареопагитик на понимание сути и задач перевода в разных переводческих школах (как славянских, так и современных им западноевропейских) и деятельности славянских переводческих школ 1Х-ХУП вв;

- представить текст трактата "О небесной иерархии" в виде греческо-славянского и славяно-греческого словников;

- выявить лексические различия между славянским переводом текста Ареопагитик и его греческим оригиналом;

- выявить и систематизировать случаи отступления Исайей (переводчиком Корпуса Ареопапггик) от принципов Афонской переводческой школы и классифицировать собранный материал в соответствии с языковым уровнем, на котором наблюдалось расхождение между славянским и греческим текстами;

- определить механизмы возникновения данных разночтений;

- сравнить разные переводы одного отрывка Ареопагитик, выполненные Иоанном экзархом Болгарским и старцем Исайей, с целью обнаружения тех изменений, которые произошли в значении некоторых лексем церковнославянского языка с X по XIV в., а также различий в технике перевода Основные методы исследования: описательный, сравнительно-сопоставительный, билинеарно-спатический метод (в представлении материала в третьем параграфе второй главы). Используется также методика количественных подсчетов.

Научная новизна работы состоит в попытке применения современной переводоведческой терминологии к историческому материалу; во введе-

нии в научный оборот новых данных о происхождении и функционировании ряда лексем церковнославянского языка; в инвентаризации языка славянского перевода трактата «О небесном священноначалии».

Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты проведенного исследования вносят определенный вклад в изучение формирования лексического состава церковнославянского и современного русского литературного языков и истории славянских переводческих школ. Выявленные особенности переводческой техники старца Исаии позволяют уточнить место его перевода в рамках Афонской переводческой школы и в кругу других славянских переводческих школ.

Практическая значимость работы. Материал и результаты исследования могут-быть использованы в курсах по исторической лексикологии и словообразованию русского языка, истории и теории перевода, в лексикографической практике. На основе материала диссертации ее автором разработан и читается на факультете иностранных языков курс по выбору "История славянских переводческих школ".

Положения, выносимые на защиту:

1. К средневековым переводам возможно применить современные перево-доведческие термины адекватность и эквивалентность. Адекватность перевода носит историко-географический характер: то, что является адекватным в двуязычной среде, неадекватно в среде одноязычной. К существующим пяти уровням эквивалентности перевода, выделенным В.Н. Комиссаровым, можно добавить 6-ой уровень эквивалентности, характерный для дословных переводов южнославянских переводческих школ.

2. Доказана необходимость разграничения терминов пословный и дословный перевод, которые в научной литературе часто не различаются. Первый из них обозначает в целом переводческую технику средневековья, независимо от конкретной переводческой школы, так как основным носителем смысла в этот период считалось слово, а не синтагма. Определение дословный характеризует технику переводов, выполненных ex verbo verbum в рамках "боговдохновенного" подхода к переводу (в противоположность "грамматическому").

3. Развитие переводческой мысли в славянском мире протекало параллельно с общеевропейской эволюцией филологических воззрений и имело единый философский источник - концепцию подобного и неподобного подобия Ареопагитик

всех переводческих решений), а также значительное количество отступлений переводов славянских слов от морфемной структуры греческих лексем, обусловленных системными факторами, традиционным словоупотреблением или являвшихся индивидуальным решением Исаии.

6. Исаия-переводчик сохраняет и развивает (насколько это было возможно в рамках его школы) переводческие традиции (например, приемы ментализации и экспликации) и словотворчество славянских первоучителей.

7. На основе данных, полученных в результате изучения переводческой техники славянских Ареопагитик, сделан ряд выводов об особенностях словообразовательной и лексической систем церковнославянского языка XIV в.

Апробация работы. Материал и результаты диссертации обсуждались на Международной научной студенческой конференции в Новосибирском гос. университете (1990, 1991, 1992 ); Кирилло-Мефодиевских чтениях (Новосибирск, 2004) и конференции «Сибирь на перекрестье мировых религий» (Новосибирск, 2004),на заседаниях кафедр романо-германских языков (1998) и древних языков (2005) НГУ, на семинаре преподавателей и аспирантов-медиевистов Принстонского университета (США, 2002). По теме диссертации опубликовано 6 научных статей.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, библиографического списка и Приложения, в котором представлены греческо-славянский и славяно-греческий словники трактата Псевдо-Дионисия Ареопагита «О небесной иерархии».

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснованы актуальность темы, ее научная новизна, определены предмет, задачи, методы и методики исследования; освещается вопрос о влиянии Ареопагитик на духовную жизнь славян с IX по XVII вв; сформулированы положения, выносимые на защиту.

В главе I «Переводческое искусство в славянском мире и Ареопа-гитики: от Кирилла и Мефодия до Евфимия Чудовского» уточняется содержание терминов пословный (характерный для Средневековья в целом, в отличие от современного пофразового) и дословный перевод (характерный в большей степени для южнославянских переводческих школ); рассматриваются современные переводоведческие термины адекватность и эквивалентность перевода, которые применимы к средневековому пословному переводу с определенными уточнениями. Адекватность перевода носит историко-географический характер: перевод, который является адекватным в двуязычной среде, в условиях одноязычия не может эффективно выполнять коммуникативную функцию. К существующим 5-ти урой-

ням эквивалентности перевода, (по В. Н. Комиссарову) можно добавить 6-ой уровень эквивалентности, характерный для дословных переводов южнославянских переводческих школ.

Далее рассматриваются истоки традиции пословной (и часто дословной) передачи сакрального текста и дается характеристика средневековых славянских переводческих школ. В отличие от латыни в Европе, язык первых славянских переводов был понятен на всей славянской территории. Поэтому его местные разновидности традиционно рассматриваются как изводы церковнославянского языка, соответствующие определенным периодам существования древней славянской (большей частью переводной) письменности Н. И. Толстой, например, рассматривает язык переводной и I оригинальной литературы славян как единый древнеславянский язык и

поэтому, разделяя его по периодам, оперирует терминами централизация и децентрализация. Выделяются несколько периодов развития литературного языка славян, каждый из которых характеризовался определенным отношением к переводам, причем каждому периоду соответствует своя переводческая школа или полемизирующие друг с другом школы с определенным отношением к переводимому тексту

1. Кирилло-Мефодиевская школа (деятельность самих первоучителей и их учеников) - IX в.

2. Охридская и Преславская школы . - X в.

3. Древнерусская переводческая школа (этот период Н.И. Толстой считает «периодом децентрализации», но наиболее активным переводческим центром того времени была именно Киевская Русь и русский монастырь на Афоне, основанный Ярославом Мудрым [Баженова-Рагрина, 1990: 126]) -Х1-ХИв.

4. Тырновская, Ресавская, Афонская переводческие школы, («централизация», по Н.И. Толстому) - XIV-XV в. (H.A. Мещерский отсчитывает начало этого периода с XII в.)

5. «Московская » школа - конец XV-XVI в.

6. Период позднего «древнеславянского литературного языка» - XVII в. Рассматривается история соответствующих переводческих школ, круг

переведенных памятников, техника перевода, а также определяется степень влияния Ареопагитик на формирование принципов той или иной школы.

Развитие европейской и славянской переводческой мысли шло параллельно и имело единые философские источники. При рассмотрении различных славянских переводческих школ и трудов отдельных переводчиков сделана попытка провести параллели с творчеством их западноевропейских (а в некоторых случаях и арабских) современников. Из этих наблюдений можно сделать вывод о том, что некоторые закономерности (например, отказ от заимствований во время «второй волны» переводческой

деятельности) являются универсальными, а развитие славянских и западноевропейских переводческих школ проходило через определенные этапы почти одновременно. Так, отмечаются интерес к Ареопагитикам как основе переводческих принципов Константина-Кирилла и Иоанна Скота Эри-гены в IX в.; вольный перевод-пересказ светской литературы на протяжении всего средневекового периода и у славян, и в Западной Европе; конфликт двух подходов к переводу сакрального текста - боговдохновенного и филологического XV-XVT вв. в России (Вениамин, Максим Грек), Англии (Вильям Тиндейл), Германии (Мартин Лютер), Франции (Этьен Доле), закончившийся в большинстве случаев временной победой "традиционалистов", и продолжение этого конфликта уже в новую историческую эпоху (полемика Евфимия Чудовского и Симеона Полоцкого в России и Д'Абланкура и Юэ во Франции XVII в.).

Фактически на каждом этапе развития переводческого искусства у славян книжники обращались к творениям Псевдо-Дионисия - либо как к «материалу» для перевода (Исайя, Максим Грек, Евфимий Чудовский, Паисий Величковский), либо как к авторитету, освящавшему ту или иную переводческую технику (Константин-Кирилл, Иоанн экзарх Болгарский). A.M. Камчатнов, ссылаясь на работы М.И. Чернышевой, считает, что «основой той теории перевода, которая была господствующей в Средневековье, в том числе и среди древнеславянских переводчиков, была онтологическая теория смысла в форме, которую ей придал Дионисий Ареопагит. Деление образа (а перевод может рассматриваться как своего рода образ, отражение оригинального сакрального текста, который, в свою очередь, является лишь подобием божественной идеи, «поскольку имена лишь подобны Имени, то и перевод есть лишь новое подобие») на подобные и неподобные подобия породило два типа отношения к оригиналу. С одной стороны, признание возможности выразить сакральный смысл средствами пусть даже несовершенного языка (как самый прозаический предмет может выражать божественную идею). Так относились к переводу первоучители славянства в IX в., Иоанн экзарх Болгарский в X в. , Максим Грек в XVI в., Симеон Полоцкий в XVII в. Декларация «перевода по смыслу», тем не менее, и у них часто оставалась лишь декларацией и касалась не смысла высказывания в целом, а смысла отдельного слова как единства означаемого и означающего, разума и глагола. В реальной практике все эти переводчики привносили в переводящий язык (термин Е.М. Верещагина) значительное иноязычное влияние, распространявшееся на словообразование и синтаксис славянских литературных языков и способствовавшее их развитию. С другой стороны, перевод, понимаемый как «подобное подобие», должен был быть максимально приближен к переводимому тексту, и здесь это сходство было декларируемым и принципиально важным, а не обуславливалось так называемым «языковым гипнозом подлинника».

Именно так понимали перевод афонские монахи-исихасты, к числу которых принадлежал и переводчик Корпуса Ареопагитик. Основными чертами переводов Афонской и Тырновской школ принято считать следующие:

- передача греческого артикля (в том числе субстантивирующего) соот ветствующей формой местоимения иже;

- стремление найти структурное соответствие оригиналу (приставочное образование передается приставочным, бесприставочное - бесприставочным);

- калькирование (при правке часто заимствование заменяется калькой для передачи внутренней формы);

- стремление находить постоянные славянские эквиваленты одному и тому же греческому слову;

- соответствие частей речи в оригинале и переводе;

- использование лексики как кирилло-мефодиевской, так и позднейших переводческих школ, то есть стремление к обобщению предыдущих переводческих традиций. [Благова, 1980; Пичхадзе 1991; Чешко, 1982 и др.].

Все эти черты в той или иной степени свойственны и переводу Корпуса Ареопагитик.

В главе II «Особенности лексического состава и переводческой техники славянских Ареопагитик» рассма1риваются переводческая техника и искусство переводчика Корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопаги-та на церковнославянский язык и особенности лексического состава славянских Ареопагитик. Е.М. Верещагин в ряде своих работ разграничивает термины техника и искусство перевода на основании степени проявления индивидуальности того или иного переводчика: те элементы перевода, которые восходят либо к оригиналу, либо к системе (грамматической или лексической) переводящего языка, относятся к технике перевода, тогда как к искусству относятся собственные, личностные решения переводчика. В данном случае в лексическую систему языка входят традиционные переводы конкретных греческих лексем (традиционность приравнивается к зафиксированное™ в исторических словарях со ссылкой на более ранние памятники, например, встречающиеся в трактате t|<yu%ia - Еезмл-ък1е, CTipxx'tveiv - нлзндменоклтн и мн. др. приводятся в «Старославянском Словаре» (ССС) со ссылкой, в частности, на Супрасльскую рукопись), так как церковнославянский язык был своего рода «языком-традицией» (см. работы Л.Г. Панина). Наибольший интерес представляют именно индивидуальные переводческие решения, поскольку они позволяют непосредственно наблюдать процесс формирования лексической системы церковнославянского языка и «увидеть», как работала мысль его носителя.

Афон был как крупнейшим центром развития исихазма, так и центром славяно-византийского сотрудничества в духовной и политической сфе-

pax. Монастыри Святой Горы собирали монахов всего христианского востока - греки, сербы, болгары, русские сформировали смешанную визан-тийско-славянскую духовную культуру XIV и XV вв. Афонский Панте-леимоновский монастырь считался русским. Неудивительно поэтому, что в предисловии Исаии (по общепринятой сейчас версии - серба), двадцать лет бывшего игуменом этого монастыря, заметно русское влияние. Исайя был одной из ключевых фигур на Святой Горе: являясь не только религиозным, но и общественным деятелем, он принимал участие в дипломатических переговорах сербской делегации с патриархом Филофеем в Константинополе. Именно к нему обратился за советом Киприан перед своим отъездом на Русь. Принялся Исайя за перевод Ареопагитик по поручению Феодосия Серрского в 1346 г. и трудился над ним до 1371 г.

Перевод Исаии в целом был выполнен в соответствии с приведенными выше принципами Афонской переводческой школы. Одним из таких принципов был поиск однозначного соответствия каждому греческому слову оригинала. В параграфе 1 «Неоднозначные соответствия греческим лексемам» рассматриваются отклонения переводчика от данного принципа. Подсчеты, выполненные по греческо-славянскому словнику (1775 лексем), не учитывающие, впрочем, показания контекстов, показали, что в 77 % случаев переводчик соблюдает этот принцип. Отклонения от него составляют 23 % выборки. Они распределяются следующим образом.

1. Примерно 9 % неоднозначных соответствий представляют видовые пары глаголов (типа възводнтн - къзвестн; ндзьддтн-ндзьддвдти) Выбор глагола в каждом конкретном случае зависел от требований контекста, а иногда диктовался формой греческого глагола.

2. Около 7,5 % неоднозначных соответствий представляют обусловленные языковым фактором варианты славянских имен, соответствующих греческим существительным и прилагательным. Одному греческому существительному в переводе могло соответствовать и существительное, и прилагательное, что связано с традиционной передачей греческого Gen. Possesivus славянским притяжательным прилагательным. Это явление фиксируется многими исследователями переводных произведений, в частности С.А. Авериной, изучавшей древнеславянский перевод Жития Епи-фания Кипрского. И наоборот, прилагательному оригинала может соответствовать и прилагательное, и (при субстантивации) существительное перевода. В эту же группу входят варианты передачи греческих форм сравнительной и превосходной степени. Как отмечали многие исследователи (В.М. Истрин, С.А. Аверина, А. Вайан, JI.B. Вялкина), сравнительная и превосходная степень греческого оригинала в основном передавалась в переводах славянским прилагательным в положительной

степени, часто с усилительными префиксами прНЬ- и нди-. Исайя в одних случаях следует этой традиции, а в других - калькирует греческое слово. 3. Различные переводы одного и того же греческого слова в одном или близких значениях позволяют получить новую информацию о системных отношениях лексики церковнославянского языка. Одному греческому слову (или корню сложного слова) в переводе Исаии могут соответствовать два (изредка - более) синонимичных славянских эквивалента (например, &уУ(Ьоюс, - незрнмъ и нбвнднли»; £сот1 - жизнь и животъ; сакеко?- искрьнггЬ и своиствьн'Ь). Всего таких пар и групп синонимов 134, или 33% неоднозначных соответствий. Среди них есть и общеязыковые синонимы (например, ЬЕф? - острый и Быстрый), и функциональные варианты (термин Л.Г. Панина) - бог и благо (<5сусх0О£15а)£ - когокндн'Ь и елдговндггЪ; 0£О£15е1сх - Еогокнд'Ьже и клдгокид'Ьже). Отдельно рассматриваются два словоупотребления, сопровождающиеся глоссами. В рукописи Р VI на л. 50об. к тексту нзтЬАВИтел1е же вси сжт н к'кстннцн преждьныих "гЬлп» на левом поле пршшсано: в*Ьстницн рекше аггелы. В контексте речь идет о роли чинов ангельской иерархии в возведении къ всякого БЛАГооудоврешд пр^НАЧАНОлде начлл^ к концУ. Современный перевод отрывка: «все умы суть истолкователи и вестники тех, кто прежде их [по чину]" [Макаров, Мильков, Смирнова, 2002:266]. Греческое &ууеХо<г, которое передавалось обычно освоенным заимствованием ангел (дггелт. - в орфографии Исаии), в данном случае переводится, т. е. происходит реэтимологизация греческого термина, возвращение его внутренней формы. Для двуязычного переводчика этого было достаточно, чтобы объяснить основную роль, которую играли «небесные вестники». Глосса показалась необходимой (по-видимому, именно переводчику или справщику, имевшему под рукой греческий текст) для того, чтобы подчеркнуть несколько забытую связь уже освоенного заимствования дггел*ь и славянского образования в^стьинкт». Во втором случае на л. Моб. маргиналией сир'Ьчь к^ннръ глоссируется слово ОЕрдзт», использованное Исайей в соответствии с греческим &уаХ.ца. Греческое словоупотребление (&уаХ,ца - «украшение, статуя (особенно богов) [Вейсман: 4]) свидетельствует о том, что автор Ареопагитик имел в виду скорее языческие статуи богов (идолы или кумиры), чем собственно христианскую икону-образ. Именно поэтому автор маргиналий, кем бы он ни был, счел нужным уточнить, какого рода оврАз(э)'ь имеется в виду

4. Словообразовательные варианты или синонимы (в данном случае эти термины могут быть использованы параллельно, так как речь идет о синонимичных лексемах, выступающих в качестве вариантов перевода того или иного греческого слова составляют 23 % выборки. Как отмечает Г.А.

Николаев, изобилие синонимических параллелей в языке переводных памятников не связано с влиянием греческого оригинала. Словообразовательное варьирование было свойством и церковнославянского языка периода творчества Исаии, и его «эталонной модели», которую, по мнению A.C. Герда, представляет язык славянских текстов, созданных в Тырново и выходцами из Тырновской школы. Этот же исследователь приводит "инвентарь" моделей суффиксального и префиксального образования, многие из которых представлены в переводе Исаии. Под словообразовательными вариантами (синонимами) в нашей работе понимаются две или более производные однокоренные лексемы, различающиеся (1) способом образования (аффиксальным или морфолого-синтаксическим), (2) часте-речной принадлежностью, (3) видом основы и (4) служебными морфемами: префиксами или суффиксами. В работе проанализированы наиболее показательные примеры каждой группы. Так, рассматривается варьирование прилагательных, непроизводных или образованных от «простой» субстантивной основы, и прилагательных, «построенных» на основе существительного, осложненного определенными суффиксами, в основном, отвлеченной семантики (-осп», -ota, -ctro). Такой способ перевода лексики оригинала, соответствующий, с точки зрения переводчика, возвышенному, небесному предмету описания, был в целом характерен для Исаии, как и для некоторых других современных ему переводчиков и справщиков. Греческая лексема при этом могла мотивировать более сложный вариант, а могла быть и более простой, чем один из ее славянских эквивалентов. Вариативность в этих случаях объясняется двумя принципами, которыми, возможно, руководствовался переводчик: требованием своей школы находить структурное соответствие оригиналу (отсюда - более «простые» варианты), и собственными представлениями о том, как подобает переводить столь почитаемый текст.

5. В тексте перевода варьируются также калька греческого слова и его традиционный эквивалент. Такие варианты (16 % выборки) отражают, с одной стороны, уровень переводческого мастерства Исаии, который разграничивал различные оттенки значения одного и того же греческого слова, вводя несколько славянских эквивалентов, один из которых имел ту же словообразовательную структуру, что и оригинал; а с другой - колебания переводчика между калькированием, основным средством его техники, и передачей греческого слова другим славянским эквивалентом, возможно, использовавшимся в соответствии с этой греческой лексемой уже на протяжении столетий. Так, три греческих слова ócXt|9oí3q, 6vtax;, Kupíax;, семантика которых среди прочих содержит характеристику действия по вероятности его осуществления или его соответствия действительности ('на самом деле') и его «морально-этическую характеристику» ('законно, правильно, справедливо, истинно'). Лексеме bvuaq было свойственно в

основном первое значение, что обусловлено ее происхождением (от глагола е'цй - быть). Два других греческих слова в той или иной степени сочетали в себе оба оттенка значения. Это различие в семантике хорошо осознавал Исайя, выбирая между двумя славянскими лексемами - адвербиали-зованным предложно-падежным сочетанием вънстннж и калькой истиныгЬ. Переводчик регулярно использовал первый вариант для передачи бутсо?, а также в тех случаях, когда две другие греческие лексемы имели значение 'на самом деле'. Второй из приведенных вариантов передает &Хт|9<»5 и кир'юх;, когда эти слова означали этическую оценку действия.

6. Одной греческой лексеме оригинала могут соответствовать три и более варианта перевода (6 % выборки). Так, центральные, а значит, и наиболее частотные термины Ареопагитик Ьпсгхрефсо и бсуатемсо, обозначавшие стремление как небесной иерархии, так и материального мира к Первопричине - Богу, передаются целым рядом славянских соответствий: ШБрАфАТИ, прнкрдфдти, Г0р*Ь ОБрАфАТИ, възвождати для еяктсрефа) и възникнжти, възатн са, въспростнрдтн са, ндложнтн, простирдти с а, въиспрь простирдти (-са - Мес1), гор'Ь възводнтн, гвр*Ь простирдти(сл), в"ьс1двдтн, (о светилах) для <5и»ате'и'со. Первый в терминологической системе Псевдо-Дионисия обозначал возвращение божественной энергии, причины тварного мира, к своему истоку и соответственно имел в ней две «семантические доли» (термин Е.М. Верещагин) - 'возвращение' как таковое и 'восхождение' (так как возвращение творящей божественной идеи к себе означало движение вверх для всех сотворенных сущностей). Именно эти семы передает Исайя. Глагол бнкхте'тв, передающий важнейшую для философской системы Псевдо-Дионисия идею движения вверх, переводится Исайей самыми разными способами, которые могут проиллюстрировать все основные приемы тер-минотворчества, от точного калькирования до ментализации. Точное калькирование Исайя осуществляет, используя префиксальные образования с въз-, приставкой, являвшейся по происхождению предлогом, который был известен праславянскому языку в дописьменную эпоху и сохранился в некоторых славянских языках. Эта приставка использовалась в значениях 'движения вверх' и 'усиления признака' в самых первых памятниках славянской письменности. Кроме приставочных образований греческий глагол может передаваться и сочетанием наречия со значением 'вверх' и приставочного глагола, таким образом, происходит дублирование передаваемого значения. Передача данного греческого глагола, когда он обозначал "восходить (о светиле)" с помощью переводческого приема,

известного как ментализация (въс1двати), хорошо известна еще по старославянским памятникам.

Небольшая часть выборки (5.5%) не вошла ни в одну из указанных групп, поскольку варьируются здесь не собственно лексемы а лексемы и словосочетания (напр, тфотёХею^ - пр'йдъсьврьшбннын, пр-Ьжде съврьшбнствд, ауакаЭарта - ськлэдже; тлъкокдтелное съклэл^е; тлъкиждшЕ). Сюда же относятся варианты, возникшие в результате ошибочного перевода

Таким образом, вариативность, которая, как отмечается многими исследователями, была характерной чертой кирилло-мефодиевских переводов, свойственна, хотя и в меньшей степени, и переводу Исаии. Она обусловливалась как действием законов переводящего языка (передача Оепе^уш розБезвтуш притяжательным местоимением, употребление видовых пар славянского глагола в соответствии с определенными временными формами греческого глагола), так и собственно личностными решениями переводчика, который использовал разные славянские слова для передачи оттенков значений греческого слова, а также часто колебался между требованием соответствия структуры оригинала и перевода и своим собственным пониманием, что подобает переводу сочинения столь авторитетного автора.

Критерием отбора единиц анализа для второго параграфа «Отступления от принципа соответствия морфемной структуры оригинала и перевода» послужило структурное несоответствие или несовпадение внутренней формы слова в переводе и оригинале. Всего выявлено 567 таких расхождений, которые разделяются на несколько групп по уровням функционирования языковых единиц.

Соблюдая принцип фактически поморфемного соответствия перевода оригиналу, работающий в рамках данной школы переводчик как бы заново воссоздавал и те слова, которые были известны до него. Даже наличие слова в историческом словаре со ссылкой на несколько памятников не может быть абсолютным доказательством того, что оно не было создано книжником в процессе перевода. Таким образом, при совпадении структуры и внутренней формы Славянского слова и его греческого прототипа такую лексему вполне обоснованно можно отнести к новообразованиям переводчика. Однако морфологические, синтаксические нормы и традиции словоупотребления не могли не повлиять на переводной текст. Некоторые расхождения перевода и оригинала свидетельствуют также о влиянии культурного контекста или носят стилистический характер. Нельзя также игнорировать и ошибки переводчика, впрочем, весьма немногочисленные (в нашей выборке таких примеров меньше двух десятков).

Выделяются пять основных уровней, на которых функционируют различающиеся в переводе и оригинале языковые единицы: уровень морфемы

(при структурном соответствии греческой и славянской лексем наблюдается расхождение в их «материальном наполнении»); уровень лексемы (наблюдается структурное несоответствие греческой лексемы и ее перевода); уровень синтагмы (несоответствия перевода оригиналу, приводящие к более или менее серьезной перестройке всего высказывания); уровень текста (к которому относятся стилистические приемы, часто объединяющие несколько синтагм); уровень языкового и культурного контекста (в данном случае переводчик находит нужный ему вариант, переосмысляя лексему оригинала на основе ее языковых или культурных ассоциаций). На двух последних уровнях имеет место уже не техника перевода, а искусство переводчика, так как именно в этих случаях не внешние факторы (будь то исходный греческий текст или «давление» переводящего языка), а творческое начало переводчика, его эстетическое чувство подсказывали ему тот или иной вариант.

1. Морфемный уровень. Во многих случаях каждой греческой морфеме (как корневой, так и служебной) в переводе Исаии соответствует одна славянская. Тем не менее переводчик не всегда следует за внутренней формой греческого слова, либо передавая модель в целом (¿су- е^боход - не-исхчидно), либо вообще используя славянское слово той же части речи и структуры, но с самостоятельным славянским «наполнением» (|хт| стиухсорогхта[от аггухшреш - букв, 'идти вместе' -> 'позволять'] - не поплирлАЦж). Подобных примеров в нашей выборке 47. В основном, это приставочные образования, но представлены также сложные слова. В зависимости от того, в какой части слова переводчик подбирает морфему, не зависящую от греческого оригинала, можно выделить четыре основных группы (Л - корень; Рг - префикс):

1. Я. = Л. в1.; Рг. gr. # Рг.

2. Я.^. # Я-э!; Pr.gr. = Рг. в1.

3. Я. §г. # Я-в!.; Pr.gr. $ Рг. $1.

4. Сложные слова:

a. 81.; Ь^. # К2в1

b. Я1&г.#К1 з1.; Я2£г. = 11251

Полностью выборка представлена в Приложении в виде таблицы (табл. 5). В разделе приводится анализ примеров, представляющих каждую группу. Так, группа 2, лексемы, имеющие тождественный префикс, но отличающиеся корнем, иллюстрируется, в частности, следующим примером. В Ареопагитиках используются два близких (но не тождественных) понятия - Ъяеркбацю? и ЪяерогхЛо^. Первое означало 'надмирный', т. е. находящийся выше земного, грешного мира (который обозначался в греческом языке словом кбстцсх;), и было эпитетом к слову уаисг, в данном случае

являвшемуся общим названием всех чинов небесной иерархии. Второе прилагательное, часто выступавшее эпитетом к слову начало, означало 'сверхсущностный', 'превосходящий веб сотворенное (в том числе и «над-мирные» умы)'. Таким образом, эти два эпитета составляли как бы иерархию, первый элемент которой характеризовал ангелов, а второй - Творца всего сущего. Исайя неукоснительно передает эти греческие лексемы кальками - прНЬмирнын (14 словоупотреблений) и пр'Ьсжфьствьнын (13), отступая от такой терминологической точности лишь в одном случае - в контексте, где идет речь об очищении пророка Исаии серафимом и созерцании человеком Самого Господа (Ис. 7:3; 8:3, 18): Ole еже О самого

EOrOHAHAAiA НЗрАДНЬШН ВИНАМИ ВТ. BCfe^ СВАф6ННЫ)( VmOBCX

пр'кмирнынмъ съкръвенетвомъ слоужвод'Ьнств^елю (совр. перевод -«Оно по исключительным причинам для всех умов совершается Самим Богоначалием в надсущностной тайне») «Исключительные причины» диктовали переводчику и исключительность словоупотребления - в данном случае «надсущностное» снисходит до непосредственного общения с миром земным, т. е. становится «надмирным».

В некоторых случаях переводчик, формально сохраняя структуру греческого слова, а также подбирая соответствующее ему суффиксальное оформление (например, греческое наречие на чо? он передает наречием с -•fe, отвлеченные существительные с суффиксами ia, -ttis, -eia, - славянскими образованиями с -н!е), использует для передачи как префикса, так и корня оригинала независимые славянские морфемы. Всего таких примеров в собранном материале 15. Наиболее интересный из них - передача греческого прилагательного ávó|AOicxT и его производных. Это слово, точной калькой которого было бы нс-подобный, в большинстве случаев (10:1) Исайя передает славянской лексемой СЗличныи. Последняя в словарях фиксируется со ссылкой либо на Ареопа-пггики, либо на значительно более поздние памятники. Внутренняя форма греческого слова была очевидна, однако Исайя подбирает соответствующий славянский эквивалент лишь в одном случае: потр*ьва оуво есть о чистафимса въскыа своеождлтиса гнжсоты неподовные (ср. современный перевод «чуждыми всякой разнообразной примеси»), Исайя воспринимает греческое слово аицфйрстц - 'примесь', не как нейтральное (как это делает современный переводчик), а как слово с отрицательной коннотацией (примесь = загрязнение), отсюда и славянское существительное, и вариант передачи греческого ávójxoiOQ. Видимо, к тому времени прилагательное неподовныи закрепилось в церковнославянском языке в значении 'недостойный, отличающийся в худшую сторону'. Этот вывод подтверждается и данными словарей. В ССС лексема нелодовнын приводится в обоих значениях со ссылкой на Супрасльскую рукопись, но в бо-

лее поздних памятниках оно фиксируется в основном в значениях, имеющих общую сему 'отличающийся в худшую сторону'. В Словаре Х1-ХУН вв. нейтральное значение «несходный» у этого слова дано последним, причем два из трех приведенных контекстов позволяют толковать это слово и как «недостойный».

Таким образом, в церковнославянском языке времени инока Исаии, вероятно, образовалась лакуна для передачи не имеющего отрицательной коннотации значения 'отличающийся', эту лакуну и заполнил Исайя, создав лексему, имеющую аналогичную структуру, но собственно славянскую внутреннюю форму (лик = подобие).

Для обозначения такого рода образований, формально сохраняющих структуру оригинала, но имеющих собственно славянскую внутреннюю форму в диссертации предлагается термин структурная калька, в отличие от структурно-семантической, которая сохраняет не только внешнее, но и внутреннее сходство с оригиналом.

Большинство сложных слов греческого оригинала Исайя передает также сотрозйа (хотя встречается и передача греческого сложного - простым и наоборот - см. ниже). Чаще всего сохраняется как состав компонентов (каждому греческому корню подбирается соответствующий славянский и в большинстве случаев это соответствие постоянно), так и порядок их следования. Мена мест компонентов в сложных словах обусловлена различным позиционированием компонентов, выражающих действие, в греческом и славянском языках. Если в греческом языке в препозиции чаще выступает компонент со значением действия, то в славянских языках этот компонент часто находится в постпозиции. В нашем материале 11 подобных примеров, причем ограничивается это явление сложениями лишь с двумя корнями: ф1А- и -ащ,-.

2. Уровень лексемы. Особенно сильное влияние системы переводящего языка и традиционного словоупотребления можно наблюдать при нарушении принципа количественного равенства морфем в переводе и оригинале. В некоторых случаях изменение структуры слова было самостоятельным решением переводчика. Переводческие трансформации происходили в двух направлениях: усложнения морфемной структуры результирующей лексемы и ее упрощения. За исключением повторяющихся примеров, всего лексем, различающихся морфемным строением, в собранном материале 199 (11 % общего количества лексем в греческо-славянском словнике), причем тенденции в передаче суффиксально-префиксальных образований и сложных слов значительно различаются. Если простые производные слова переводчик предпочитает передавать более сложными по структуре эквивалентами, то к подобной трансформации в области сотроБка (т.е. к передаче простого греческого сложным славянским) Исайя подходит гораздо осторожнее.

В ряде случаев сама система церковнославянского языка требовала введения дополнительных морфем, для образования как форм слова (чаще всего глагола), так и для образования новых слов. Например, для передачи греческого отглагольного существительного с именным по происхождению корнем (соответствующая славянская лексема могла и быть опосредована глаголом, и не иметь такового) необходимым в церковнославянском языке было введение дополнительной морфемы, которая служила обычно для образования глагола от существительного. Эту роль брали на себя «семантически пустые» префиксы, в частности о-, оу-, бесбсгц - обож6н!е, Черсбац - освАЦ1ен1е, атерт|ак; - оулншен1е.

Во многих случаях расхождение перевода и оригинала по структуре (обычно безаффиксное греческое слово передается приставочным образованием) обусловлено влиянием традиционного словоупотребления. Критерием традиционности в данном случае является наличие слова и его греческого соответствия в словарях, особенно в ССС, со ссылкой на ранние переводные или оригинальные памятники (до XII в.), хотя автор и осознает некоторую условность этого критерия. Так, глагол цёусо регулярно переводится пр^БывАтн (в Словаре Х1-ХУП вв. приводится со ссылками на Остромирово Евангелие и другие древние памятники). Так же переводит его и инок Исайя. Традиционные и индивидуальные переводческие решения Исаии приведены в Приложении (табл. 6).

В некоторых случаях, выбирая усложненный по сравнению с греческим оригиналом вариант, Исайя руководствовался своими представлениями о подобающем столь почитаемому тексту стиле перевода. Так, наряду с традиционным способом передачи греческого еЪ(К>? (правый) он использует и более сложный по структуре эквивалент прдвостьнын. Если усложнение структуры славянского перевода по сравнению с греческим оригиналом можно объяснить стремлением переводчика выразить оттенки значения, которые в греческом выражались корнем соответствующего слова, а в церковнославянском требовали введения новой морфемы, а также стремлением Исаии создать стилистически приподнятый текст, то упрощение структуры производного слова (51 пример) происходило по следующим причинам:

- наличие двух префиксов не характерно для славянских языков в той степени, в какой это явление было свойственно греческому;

- греческий префикс имел усилительное значение, которое выражается славянским корнем;

- данное слово традиционно передавалось с упрощением структуры;

- в данном контексте опущенный переводчиком элемент был избыточным или мог быть передан другими средствами;

- греческое слово было идиоматично.

3. Уровень синтагмы. К нему относятся следующие несоответствия оригинала и перевода, приводящие к более или менее серьезной перестройке всего высказывания:

1) несоответствие частей речи;

2) передача слова в оригинала словосочетанием;

3) передача словосочетания оригинала одним словом;

4) изменения на уровне предложения (порядка слов ).

Одним из принципов Афонской переводческой школы было соблюдение соответствия частей речи в переводе и оригинале. Старец Исайя в целом придерживается этого правила, но отходит от точного калькирования, либо подчиняясь требованиям системы церковнославянского языка, либо по соображениям стилистического или иного характера. Так, греческое существительное в форме родительного атрибутивного он в некоторых случаях передает отсубстантивным притяжательным или относительным прилагательным, что было характерно уже для ранних церковнославянских переводов.

Греческий язык активно использовал субстантивацию прилагательных для обозначения как отвлеченных понятий, так и лиц, характеризующихся данным признаком или действием (для отглагольных прилагательных). Церковнославянскому языку не был в такой степени свойственен этот способ словообразования, поэтому Исайя в некоторых случаях нарушает принцип соответствия частей речи и передает субстантивировавшееся прилагательное существительным, причем артикль греческого субстанти-ва, который Исайя часто стремится передать относительным местоимением иже (тб епт - еже выти), не сохраняется, так как его функцию берет на себя соответствующий суффикс (тб йтогсоу - везлгЬст1е; то уоЭоу - тднмичьстко; тб ецжхбё^ - страсть; • Ь кабарпкод -чиститель; Ь фатсттисб^ - проск'Ьфлтель).

Принцип количественного соответствия оригинала и перевода, соблюдавшийся еще Кириллом и Мефодием, также не является для Исаии абсолютно незыблемым. Он отступает от него, передавая наречие (или отна-речный предлог) оригинала предложно-падежным сочетанием с существительным или местоимением (¿шхХоуоо? - по м'Ьр'Ь), сложное слово или префиксальное образование - словосочетанием (5орйфоро£ - сь килпдми), а греческие отглагольные прилагательные на -теост - аналитическими единицами, имеющими модальное значение (Ъцу^теоу - дшстоино есть късп'Ьти; еяооятеоу - дшстоить УзрНкти или дсяоуец^еоу - дд к'ьздает са).

В соответствии с принципами своей переводческой школы и пословного перевода в целом Исайя сохраняет порядок слов греческого оригинала. Исключения немногочисленны и касаются в основном служебных слов.

Третий параграф «Переводческое искусство Исаии» посвящен отступлениям от оригинала на уровнях текста и культурного языкового контекста. К первому из указанных уровней относятся стилистические приемы выходящие за рамки одной синтагмы и рассчитанные на восприятие более или менее крупного отрывка результирующего текста. В своем переводе Исайя стремился не только следовать традициям словоупотребления и морфологическим и синтаксическим закономерностям церковнославянского языка, но и создать гармоничный текст, используя стилистические приемы, в частности, Figura etymologica, основанный на употреблении синонимичных и однокоренных слов.

Искусство Исаии-переводчика состояло не только в умелом использовании стилистических средств языка. Достаточно широко он использует такой прием терминотворчества, как ментализация, или «осмысление фоновой семантики слова» (по Е.М.Верещагину) Так, греческое слово ае-ikîvtjtoç Исайя почти во всех случаях передает калькой, например, огнь присьнодкнжент,, но в контексте гньствендд н боговиднад кигла пр*квдленд оуко имжтъ въ тождъстьвно благо прнснооБрдфдтелныим дкиж^немт» актуализируется семантическая доля 'вращения', которая имплицитно присутствует в представлении о движении в целом (движение применительно к колесу и есть прежде всего вращение). Не только языковой, но и более широкий, культурный (в первую очередь, библейский), контекст может привести к переосмыслению исходного образа. Так, Исайя переосмысляет один из символов Писания («неподобных подобий») - образ «медведицы, лишенной детей» (см. 2-я Книга Царств 17:8). «Медведица» упоминается в Ветхом и Новом Заветах пять раз и четыре из них - в приведенном словосочетании. В упомянутых контекстах подчеркивается свирепость этого зверя в такой ситуации, что и дало возможность Исайе не переводить слово в слово, а обратить внимание читателя именно на этот аспект библейского образа: Kcxi &pKtov ¿atopounêvriv - и медк Ьдмцл гжвителнж.

В одном случае Исайя находит нужным ввести объяснительный, этимологизирующий перевод: греческое слово xbv 7со5т)рт| он передает словосочетанием: чидеждел дджде до ногъ с\0ДАфею, прием, названный Е.М. Верещагиным экспликацией.

В четвертом параграфе «Неадекватные переводческие решения» на основе анализа материала выборки делаются следующие выводы:

1. В количественном отношении явно ошибочный перевод составляет весьма незначительную долю «разночтений» между переводом и оригиналом (16 из 567 примеров выборки - 2.8 %).

2. Большинство таких ошибок связаны с неправильным прочтением греческого оригинала либо самим переводчиком, либо переписчиком текста, с которым Исайя работал. Эти «психологические ошибки» в целом характерны для средневековой письменности и не свидетельствуют непосредственно о квалификации переводчика.

3. В большинстве случаев даже ошибочный перевод не препятствует правильному пониманию широкого контекста.

В пятом параграфе «Сравнительный анализ двух славянских переводов одного отрывка сочинения Псевдо-Дионисия Ареопагита» рассматриваются два перевода одного небольшого отрывка другого сочинения Псевдо-Дионисия - трактата «О божественных именах». Первый из них принадлежит Иоанну экзарху Болгарскому и помещен в Прологе к переводу «Богословия» Иоанна Дамаскина, а второй взят то корпуса Арео-пагитик, т.е. принадлежит Исайе. Текст оригинала и переводов представлен с помощью билинеарно-спатического метода.

Анализ лексических различий в переводах, выполненных в X и XIV вв., показывает, что на появление того или иного варианта влияют несколько факторов. Один из них - изменения в системе языка - утрата тех или иных слов или значений, дифференциация внутри пар синонимичных лексем (сл^хъ - Действительно, в X в. «язык славянский еще не вырабо-

тался», было много непоследовательности, например, совмещение в одном слове нескольких, подчас противоположных, значений; не было славянских эквивалентов многих греческих терминов отвлеченного характера. Недостатки перевода Иоанна экзарха Болгарского можно объяснить именно этой причиной. К XIV в. церковнославянский язык прошел уже долгий путь и был гораздо более совершенным, тем не менее перевод Исаии нельзя назвать более совершенным, чем перевод Иоанна, на качество его перевода повлиял второй фактор - сознательная установка переводчика, его отношение к переводимому тексту, во многом продиктованное принадлежностью к Афонской школе. Если переводческое искусство Иоанна Экзарха очень близко искусству первоучителей славянства Кирилла и Ме-фодия (хотя он и принадлежал к Преславской переводческой школе, для которой характерны некоторые черты, впоследствии развивавшиеся в рамках Тырновской и Афонской школ), то творивший в рамках Афонской переводческой школы Исайя стремился к более полному структурному соответствию лексем перевода оригиналу, хотя, как это показано ранее, переводчик отступает от этих принципов, если того требует система переводящего языка и его «языковое чутье». Немаловажен и третий фактор -

индивидуальные пристрастия переводчика, определявшие выбор той или иной лексемы там, где варианты были возможны.

В выводах главы дается общая характеристика переводческой техники и искусства старца Исаии как выдающегося представителя Афонской переводческой школы, который во многих случаях подходил к своей задаче творчески, руководствуясь как традицией церковнославянского словоупотребления и грамматическими нормами, так и своей переводческой интуицией и пониманием стиля переводимого автора.

В Заключении подводятся общие итоги исследования переводческой техники и лексического состава славянского перевода трактата «О небесной иерархию). Проведенное исследование позволяет сделать вывод о месте данного перевода в истории славянских переводческих школ - его можно считать переходным от дословного перевода Тырновской и Афонской переводческих школ к грамматическим переводам XV - XVI вв. На основании анализа лексического состава памятника сделан ряд выводов о состоянии лексической и словообразовательной систем церковнославянского языка XIV в.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Соломоновская А.Л. Кальки с греческого в славянском переводе трактата Дионисия Ареопагита «О священноначалии» // Материалы XXIX Всесоюзной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: Филология. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 1991.-С. 54-61.

2. Соломоновская А.Л. Особенности славянского перевода трактата Псевдо-Дионисия Ареопагита // Материалы XXX Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: Филология. - Новосибирск: НГУ, 1992. - С. 10-15.

3. Соломоновская А.Л. Некоторые наблюдения над лексическими и другими особенностями разных переводов одного памятника // Язык памятников церковнославянской письменности. - Новосибирск: НГУ, 1995.-С. 58-86.

4. Соломоновская А.Л. Разночтения в редакциях и отдельных списках средневекового памятника // История языка. Межвузовский сборник научных трудов. - Новосибирск: НГУ, 1999. - С. 68-78.

5. Соломоновская А.Л. Перевод инока Исаии: традиции и индивидуальность // Т^х^Л ур<х|хцах1кт|. - Новосибирск: Изд-во Православная Гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского. - 2004. Вып. 1, посвященный 90-летию д.-ра филол. и проф. НГУ К. А. Тимофеева - С. 446-456

Соломоновская А.Л. К вопросу о взаимодействии европейской и русской филологических школ XVI в. (Максим Грек и Этьеи Доле) // Иностранный язык в научном и учебно-методическом аспектах. - Новосибирск: НГУ. - 2004 . - Выпуск 4. - С. 28-35

Подписано в печать 19.09.20Q.fr. Формат 60*84 1/16. Офсетная печать. Уч.-изд.л. 1,25. Тираж 100 экз. Заказ № 436

Лицензия ЛР № 021285 от 6 мая 1998 г. Редакционно-годательский центр НГУ 630090, Новосибирск-90, ул. Пирогова, 2

1172 9 8

РНБ Русский фонд

2006-4 15425

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Соломоновская, Анна Леонидовна

Введение

Глава I

Переводческое искусство в славянском мире и Ареопагитики: от Кирилла и Мефодия до

Евфимия Чудовского

1.1 Пословный и вольный перевод: происхождение и основы функционирования

1.2 Перевод и его осмысление в древности и первых веках христианства

1.3 Перевод в славянском мире

1.3.1. Кирилло-Мефодиевская переводческая школа

1.3.2. Охридская и Преславская переводческие школы

1.3.3. Переводческая школа Киевской (домонгольской) Руси

1.3.4. Южнославянские (Тырновская и Афонская) переводческие школы

1.3.5. Переводческие принципы и деятельность Максима Грека

1.3.6. Взгляды на перевод в XVII в 62 Выводы

Глава II

Особенности лексического состава и переводческой техники славянских Ареопагитик

II. 1 Вариативность лексических средств в переводе

П. 1.1. Видовые пары глаголов

II. 1.2. Морфологические варианты (существительные и прилагательные)

II. 1.3. Варианты-синонимы

П. 1.4. Словообразовательные варианты

II. 1.5. Варианты - словообразовательная калька уэ. традиционный эквивалент

П.2 Отступления от принципа соответствия морфемной структуры оригинала и перевода

И.2.1 Уровень морфемы 10:

П.2.2 Уровень лексемы 11!

П.2.3 Уровень синтагмы 13<

П.З.Переводческое искусство Исаии

П.4. Неадекватные переводческие решения

И. 5. Сравнительный анализ двух славянских переводов одного отрывка сочинения Псевдо

Дионисия Ареопагита

Выводы

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Соломоновская, Анна Леонидовна

Лексика переводных церковнославянских памятников традиционного содержания, гомилетики и сочинений отцов Церкви в последнее время привлекает все больше и больше исследователей. Изучение переводных памятников в сравнении с их греческим оригиналом позволяет пролить свет на многие вопросы исторической лексикологии: от происхождения и развития семантики отдельных лексем до функционирования лексической системы в целом и формирования терминологических подсистем церковнославянского языка. Кроме того, если филолог, занимающийся современным языком, может прибегнуть к лингвистическому эксперименту для исследования языкового сознания-современника, то историк языка чаще всего лишен этой возможности. Он может либо экстраполировать на исторический материал результаты, полученные от такого эксперимента (как, например, это делает Е.М. Верещагин - см. [Верещагин, 1967]), либо вынужден ограничиться работой с существующим текстом, делая более или менее достоверные догадки о процессах, стоящих за готовым "продуктом". Переводной текст и его оригинал предоставляют исследователю-русисту неоценимую возможность заглянуть в «творческую лабораторию» средневекового книжника, увидеть, как работала его мысль при передаче новых для древнерусского читателя идей и понятий, как в процессе перевода создавался и оттачивался церковнославянский и, через его посредство, русский язык. Необходимо учитывать также и то обстоятельство, что филологические теории средневековья выдвигались и развивались прежде всего как теории перевода - ведь именно перевод с одного языка на другой пробуждает интерес к слову как таковому.

Исследование языка переводных памятников может вестись в нескольких направлениях. Традиционно изучение языка такого памятника было инструментом определения происхождения и времени данного перевода и его языковой среды. Во многих случаях происхождение и время конкретного перевода до сих пор не установлено или является спорным, например, до сих пор нет единодушия в определении времени и места перевода Хроники Георгия Амартола. Кроме того, новые факты (в том числе из смежных областей) могут поколебать уже, казалось бы, устоявшиеся представления (так, обнаружение Притчи о Карпе и двух грешниках в составе Статного Пролога [Иткин, О судьбе. ] ставит под сомнение авторство перевода данного отрывка, а возможно, и всего Жития Дионисия Симеона Метафраста, традиционно приписываемого Максиму Греку [Соболевский, 1903; Иванов, 1969; Кенанов, 1996] ). С другой стороны, если время, место и даже авторство данного перевода однозначно установлены, это не означает, что памятник уже в достаточной степени изучен. Наоборот, именно с этого момента начинается собственно лингвистическое (в даннном случае, лексикологическое) изучение памятника. Прежде всего, изучение лексики памятника, имеющего точную датировку (как, например, славянские Ареопагитики), позволяет сделать выводы об особенностях лексической системы известного извода церковнославянского языка в данный период, а сравнение нескольких разновременных переводов - судить об изменениях этой системы за прошедшее время. Исследование текста атрибутированного перевода позволит сделать вывод об особенностях данной переводческой школы или степени соблюдения или несоблюдения конкретным переводчиком принципов таковой, индивидуальных чертах переводческой техники и искусства данного книжника как носителя языкового сознания определенной эпохи.

Ареопагитики являются уникальным памятником, так как они одновременно предоставляют возможность теоретического обоснования разных подходов к переводимому тексту и являются сложным, а следовательно, представляющим особый интерес материалом для перевода в рамках различных переводческих школ. Некоторая внутренняя противоречивость философской системы Псевдо-Дионисия обусловила возможность ее использования как сторонниками «официальной линии» церкви, так и ее противниками фактически с момента первого знакомства христианского мира с Ареопагитиками (532 г.). Интерес к Ареопагитикам был всегда наибольшим в непростые моменты духовной истории христианства. Спор о предопределении на Западе, исихастские споры в Византии [см. Мейендорф, 1974; Клибанов 1971; Андрушко, 1988; Петров, 1997; Прохоров, 1968; Meyendorff, 1981; Клибанов, 1960; Прохоров, 1979; Лихачев, 1962] борьба с ересями на Руси XV-XVI вв. [Казакова-Лурье, 1955; Клибанов, 1957, 1960, 1996; Громов-Мильков, 2001], ожесточенная полемика Ивана Грозного с князем Курбским в XVI в. [см. Иван IV, 1979; Лурье, 1989; Макаров-Мильков-Смирнова, 2002] и наконец, раскол в XVII в. [Матхаузерова, 1976; Бычков, 1995] — в эти неспокойные периоды истории вновь и вновь спорщики (что самое любопытное, с обеих сторон) обращались к авторитету Дионисия, личность которого, скрытая за «апофатическим» псевдонимом [Vanneste, 1959] до сих пор остается загадкой (R. Hathaway приводит несколько десятков версий авторства корпуса [Hathaway, 1969]).

Особую роль Ареопагитики играли в восточном христианстве и на Руси. Первые свидетельства о роли Ареопагитик в славянском мире мы получаем «из уст» Анастасия Библиотекаря. В марте 875 года, посылая Карлу Лысому перевод сочинений Дионисия, выполненный Эригеной, Анастасий сопроводил рукопись письмом, в котором упомянул о том, что Константин Философ (Кирилл) высоко ценил труды Дионисия, особенно для борьбы с еретиками, и memoriae commendaverat. Латинское словосочетание, как пишет Е.М. Верещагин [Верещагин, 2001: 417], можно понять по-разному: или как «рекомендовал запомнить» или «препоручил памяти», то есть знал наизусть. Позднее Иоанн экзарх Болгарский цитирует Ареопагитики в предисловии к своему переводу «Богословия» (также известного как «Точное изложение православной веры») Иоанна Дамаскина (см. Главу II диссертации). Иоанн экзарх Болгарский известен также своим «Шестодневом» - компилятивным естественнонаучным сочинением, в котором он освещает ряд онтологических вопросов — происхождение и структуру мира, понятия материи, движения, времени, пространства и т.д. Как отмечает Я.М.

Стратий, «в трактовке Бога Иоанном Экзархом ощущается восходящая к «Ареопагитикам» тенденция к деперсонализации Бога, к его пониманию, с одной стороны, как трансцендентного, единого, актуально бесконечного и неизменного по своей природе бытия, а с другой - . как имманентного миру первоначала, наполняющего собой все сотворенное, всеохватывающего и всеопределяющего» [Стратий, 1984: 119]. «Шестоднев» был одним из наиболее популярных еще в Киевской Руси памятников энциклопедического характера, а следовательно, одним из проводников идей Псевдо-Дионисия в Древней Руси.

Еще одним направлением влияния Ареопагитик стала «ангелология», официально признаваемая именно в том виде, в котором ее представил Псевдо-Дионисий, со времен Пятого Вселенского Собора в 553 г. Предложенная Ареопагитом «небесная иерархия» распространилась также и в славянском мире. Так, в Служебной Минее 1097 г. ив еще более древнем памятнике, так называемой Ильиной Книге, одной из древнейших Служебных Миней, находится последование Михаилу Архангелу, переведенное (но греческий источник еще не известен) или ■ составленное, как предположил Е.М: Верещагин, Меф о днем, которого до пострига звали Михаилом. В этом последовании пять(!) раз перечисляются чины «небесного священноначалия» именно в том порядке, в котором их размещает Псевдо-Дионисий.

Перевод небольшого отрывка 7-ой главы трактата «О церковной иерархии» помещен в Изборнике 1073 г. под названием Дионусд Ареопдгитл от того же еже о оусьпшиих чист^;. В этом же памятнике, по мнению К.Станчева, можно увидеть отражение взглядов Ареопагита в оригинальных сочинениях его комментатора Максима Исповедника.

Небольшая цитата из трактата «О церковной иерархии» со ссылкой на автора приводится в «Пандектах» Никона Черногорца, памятнике, переведенном, по мнению К.А. Максимовича, на Руси во второй половине XII в. [Максимович, 1998: 105].

Полностью перевод Ареопагитик был выполнен во второй половине XIV в. (закончен в 1371 г.) игуменом русского Пантелеимоновекого монастыря на Афоне, старцем (или, как он сам себя называл, иноком) Исайей, сербом по происхождению. Более подробная информация о личности книжника будет приведена в Главе II. Появившись на Руси в конце XIV в., корпус долгое время был достоянием немногих (выполненные на Руси списки Ареопагитик датируются концом XV в.), но идеи Дионисия, прямо или опосредованно, повлияли на духовную жизнь Руси, на литературу и искусство. Ареоиагитики были одним из источников идеологии исихазма, распространяемого на Руси Сергием Радонежским (видения Сергия, в частности, огонь со сводов храма, являются отблеском Фаворского света [Федотов, 1990:308]), и его сторонниками. К этому идейному направлению принадлежали Епифаний Премудрый и Андрей Рублев.

Переписанный Киприаном перед приездом на Русь список Ареопагитик, вероятно, был не единственным источником формирования рукописной традиции Ареопагитик на Руси. По мнению Г.М. Прохорова [Прохоров, 1987; Прохоров, 1985], к 80-м годам XIV в. на Русь (в Новгород, в пригороде которого был расположен Лисицкий монастырь, известный своими контактами с Афоном, а также являвшийся одним из центров распространения среднеболгарской орфографии и ранних списков новых переводов - см. [Турилов, 1998]) попал еще один список Ареопагитик: «есть основания думать, что существовавшая (в Новгороде - A.C.) рукописная традиция корпуса была независима и восходила непосредственно к старейшему сербскому списку Гильф. 46» [Прохоров, 1985: 1112].

На данный момент исследователи (Б.Ст. Ангелов, Г.М. Прохоров, К. Станчев) насчитывают более 70 славяно-русских списков Ареопагитик. Древнейший список - южнославянская рукопись Гильф.46 - датируется 70-ми годами XIV в. и, по мнению Г.М. Прохорова, возможно, является автографом старца Исаии. К концу XIV- началу XV в. относятся еще две южнославянские рукописи Воскр 75 и Воскр 76. Все эти списки оставались на Балканах до XVII в., а Гильф. 46 был привезен в

Россию лишь в XIX в. Ни «список Киприана», ни гипотетический «новгородский список» до нас не дошли, и собственно русская рукописная традиция прослеживается начиная со второй четверти XV в. Всего насчитывается 14 списков XV в. Большинство сохранившихся списков относятся к XVI в. (25) и XVII в. (48). [Макаров-Мильков-Смирнова, 2002:16]. История бытования Ареопагитик в России, разумеется, не заканчивается в XVII в. Памятник достаточно активно переписывается и в XVIII, и даже в XIX вв. И позднее делаются переводы Корпуса и на церковнославянский (например, перевод Паисия Величковского, который стоял у истоков «возрождения русской мистической святости» в XVIII в. [Федотов, 1990:319]), и на современный русский языки ([список русских переводов - см. в Макаров-Мильков-Смирнова, 2002: 33-34]), но в Новое время Ареопагитики становятся лишь одним из религиозно-философских памятников, частично утрачивают ту роль, которую они играл на протяжении веков своего существования - источника вдохновения художников-иконописцев и монахов-подвижников, оружия в жарких спорах официальной церкви и ее оппонентов-еретиков. Способствовала утрате апостольского авторитета Дионисия, который и делал Ареопагитики такими привлекательными для спорщиков, и закрепившаяся за ним приставка Псевдо-.

Современный интерес к Ареопагитикам в основном чисто научный. Долгое время после революции 1917 г. в России этим памятником занимались в основном историки философии, религии и искусства (см., например, [Аверинцев, 1976; Бычков, 1977а, б; Вагнер, 1985; Данелия, 1956; Клибанов 1957, 1958, 1960, 1971; Махарадзе, 1988; Салтыков, 1974, 1981; Тахо-Годи, 1978 и др.]), а из лингвистов мало кто обращался к этому памятнику, за исключением Е.М. Верещагина. Ареопагитики представляли самостоятельный интерес для Г.М. Прохорова, который занимался как исследованием, так и публикацией текста церковнославянских Ареопагитик с точки зрения литературоведа-древника. Занимались Псевдо-Дионисием в славянском переводе в ГДР [см. работы Н. Goltz,

D. Freydank, H. Keipert], где несмотря на все политические изменения последних десятилетий продолжается работа по изданию церковнославянского перевода Ареопагитик. В последние 10-15 лет появилось достаточно много исследований по Ареопагитикам и в России [см. Макаров-Мильков-Смирнова, 2002; Афонасин 1996, 1999; Громов-Мильков, 2001; Иткин 1997, 1999; Колесов, 1991 и др.]. Во многом на философские категории трактата Дионисия Ареопагита «О божественных именах» опирается Т.И. Вендина, рассматривая лексику, вошедшую в Старославянский словарь [Вендина, 2002].

Собственно лексика и переводческая техника Ареопагитик исследованы в гораздо меньшей степени. Словообразовательной синонимии отвлеченных существительных в славянском переводе трактата «О божественных именах» посвящена статья H.F. Николаевой [Николаева, 1997]. В опубликованной в 2003 г. статье нескольких немецких исследователей (см. [Харней и др]). рассматриваются глоссы в древнейшей рукописи сочинений Дионисия — Гильф-46, принадлежащие, по мнению ученых, самому Исайе.

Таким образом, в русском историческом языкознании церковнославянский перевод Ареопагитик в целом и их лексический состав в частности представляет обширное поле для изучения как с точки зрения системных отношений в церковнославянском языке соответствующего периода, так и с точки зрения переводческой техники. Отсюда вытекает актуальность представленной работы для отечественной исторической лексикологии.

Объектом исследования является текст трактата "О небесной иерархии" (без схолий Максима Исповедника), взятый по рукописи FVI/6 Крс. (XV в.), а также небольшой отрывок из трактата "О Божественных именах", изданный И.В. Ягичем [Ягич, 1805] в сравнении с их греческими оригиналами, как они представлены в Патрологии Миня [Migne J.-P. Patrologiae Cursus Completus. Ser. Graeca. Paris 1857. T. III]. Основной предмет исследования - лексика церковнославянского перевода данных текстов в сравнении с лексическим составом оригинала. Лексический состав как греческого, так и славянского текстов представлен в Приложении в виде греческо-славянского и славяно-греческого словников.

- определить возможность и особенности применения ; ряда терминов современного переводоведения к переводам рассматриваемого периода; систематизировать информацию о степени влияния идей; Ареопагитик на понимание сути и задач перевода в разных переводческих школах (как славянских, так и современных им западноевропейских) и деятельности славянских переводческих школ 1Х-ХУИ вв; представить текст трактата "О небесной иерархии" в виде греческо-славянского и славяно-греческого словников; выявить лексические различия между славянским переводом текста Ареопагитик и его греческим оригиналом;

- выявить и систематизировать случаи отступления Исайей (переводчиком Корпуса Ареопагитик) от принципов Афонской переводческой школы и классифицировать собранный материал в соответствии с языковым уровнем, на котором наблюдалось расхождение между славянским и греческим текстами; -определить механизмы возникновения данных разночтений;

Основные методы исследования: описательный, сравнительносопоставительный, билинеарно-спатический метод (в представлении материала в третьем параграфе второй главы). Используется также методика количественных подсчетов.

Научная новизна работы состоит во введении в научный оборот новых данных о происхождении и функционировании отдельных лексем церковнославянского языка; в инвентаризации языка славянского перевода трактата «О небесной иерархии»; в попытке применения современной переводоведческой терминологии к историческому материалу.

Положения, выносимые на защиту:

1. К средневековым переводам возможно применить современные переводоведческие термины адекватность и эквивалентность. Адекватность перевода носит историко-географический характер: то, что является; адекватным в двуязычной среде, неадекватно в среде одноязычной. К существующим; пяти уровням эквивалентности перевода, выделенным В.Н. Комиссаровым, можно добавить 6-ой уровень эквивалентности, характерный; для дословных переводов южнославянских переводческих школ.

2. Необходимо разграничивать терминов пословный и дословный перевод, которые в научной литературе часто не различаются. Первый из них обозначает в целом переводческую технику средневековья, независимо от конкретной переводческой школы, так как основным носителем смысла в этот период считалось слово, а не синтагма. Определение дословный характеризует технику переводов, выполненных ex verbo verbum в рамках "боговдохновенного" подхода к переводу (в противоположность "грамматическому").

4. Несмотря на то, что перевод Ареопагитик был выполнен в рамках Афонской переводческой школы, чертами которой была закрепленность славянских соответствий за определенными словами оригинала и морфемное соответствие лексем, в переводе наблюдается вариативность (23 % всех переводческих решений), а также значительное количество отступлений переводов славянских слов от морфемной структуры греческих лексем, обусловленных системными факторами, традиционным словоупотреблением или являвшихся индивидуальным решением Исаии.

5. Исаия-переводчик сохраняет и развивает (насколько это было возможно в рамках его школы) переводческие традиции (например, приемы ментализации и экспликации) и словотворчество славянских первоучителей.

6. На основе данных, полученных в результате изучения переводческой техники славянских Ареопагитик, сделан ряд выводов об особенностях словообразовательной и лексической систем церковнославянского языка XIV в.

Практическая значимость работы. Материал и результаты исследования могут быть использованы в курсах по исторической лексикологии и словообразованию русского языка, истории и теории перевода, в лексикографической практике. На основе материала диссертации ее автором разработан и читается на факультете иностранных языков курс по выбору "История славянских переводческих школ".

Апробация работы. Материал и результаты диссертации обсуждались, на Международной научной студенческой конференции в Новосибирском гос. университете (1990, 1991, 1992 ); Кирилло-Мефодиевских чтениях (Новосибирск, 2004) и конференции «Сибирь на перекрестье мировых религий» (Новосибирск, 2004),на заседаниях кафедр романо-германских языков (1998) и древних языков (2005) НГУ, на семинаре преподавателей и аспирантов-медиевистов Принстонского университета (США, 2002). По теме диссертации опубликовано 6 научных статей.

Структура работы. Представленная кандидатская диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, библиографического списка и Приложения, которое включает греческо-славянский и славяно-греческий словник трактата Псевдо-Дионисия Ареопагита «О небесной иерархии».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Словарный состав и переводческая техника славянских ареопагитик"

Выводы

1. Анализ несоответствий славянского перевода греческому оригиналу показал, что, хотя старец Исайя работал, в целом, в рамках своей переводческой школы, нормы которой требовали фактически поморфемной передачи оригинала и закрепленности одного славянского эквивалента за греческим словом, он во многих случаях подходил к своей задаче творчески, руководствуясь как традицией церковнославянского словоупотребления и грамматическими нормами (например, при передаче перфекта или будущего времени оригинала приставочными глаголами совершенного вида), так и своей переводческой интуицией и пониманием стиля переводимого автора (см. передачу стилистических приемов и библейских образов). 2 Вариативность, присущая в определенной степени (23 % выборки) переводу Исаии, свидетельствует об умении переводчика различать тонкие нюансы значений греческих лексем и о характере языковой рефлексии книжника - о попеременном влиянии на переводчика оригинального текста и традиционного словоупотребления.

3. Несоответствие морфемной структуре оригинала (такие лексемы составляют примерно треть выборки) определяется также воздействием системного фактора, традиционного словоупотребления, а также собственным представлением Исаии о подобающем его переводу стиле.

4. В целом, его переводческое искусство, с одной стороны, в определенной степени продолжает традиции первоучителей (приемы ментализации, экспликации; словотворчество), а с другой -готовит почву для «грамматических» переводов XV-XVI вв., являясь своего рода языковой рефлексией.

5. Ошибки в переводе Исаии в основном носят «механический» характер и могут восходить к ошибкам в греческом оригинале. Ошибки «осмысления» в трактате «О небесной иерархии» немногочисленны и не приводят к значительным искажениям мысли автора. Как показал сравнительный анализ двух разных переводов одного отрывка, одной из ошибок осмысления (характерной для Афонской школы в целом) был подбор славянского эквивалента лишь для одного, наиболее распространенного, значения исходной лексемы, даже если в контексте это греческое слово имело другое значение.

6. Анализ лексических различий в переводах, выполненных в X и XIV вв., показывает, что на появление того или иного варианта перевода влияют несколько факторов. Один из них - изменения в системе языка — утрата тех или иных слов или значений, дифференциация внутри пар синонимичных лексем (сд^Х"1» - ^Ш|'е). Действительно, в X в. «язык славянский еще не выработался», было много непоследовательности, например, совмещение в одном слове нескольких, подчас противоположных, значений; не было славянских эквивалентов многих греческих терминов отвлеченного характера. Многие недостатки перевода Иоанна Экзарха Болгарского можно объяснить именно этой причиной. К XIV в. церковнославянский язык прошел уже долгий путь и был гораздо более совершенным, тем не менее, перевод Исаии нельзя назвать более совершенным, чем перевод Иоанна Экзарха. На качество перевода Исаии повлиял второй фактор - сознательная установка переводчика, его отношение к переводимому тексту, во многом продиктованное принадлежностью к определенной переводческой школе. Если переводческое искусство Иоанна Экзарха очень близко к искусству первоучителей славянства Кирилла и Мефодия (хотя он и принадлежал к Преславской переводческой школе, которой характерны некоторые черты, впоследствии; развивавшиеся в рамках Тырновской и Афонской» школ [см. Иванова-Мирчева, 1977]), то творивший в рамках Афонской переводческой школы, Исайя стремится к более полному структурному соответствию лексем оригинала и перевода, хотя и его перевод нельзя назвать «калькой оригинала», что было показано в предыдущих разделах главы. Немаловажен и третий фактор -индивидуальные пристрастия переводчика, определяющие выбор той или иной лексемы там, где варианты были возможны.

Заключение

Исторически сложилось так, что историки перевода и русисты-медиевисты, занимавшиеся теми же вопросами, но уже на славянской почве, работали во многом независимо друг от друга. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть любой учебник теории и истории перевода, где если славянским переводческим школам и уделяется внимание, то несравнимо меньшее, чем современным им западноевропейским. Тем не менее, развитие европейской и славянской переводческой мысли шло параллельно и имело единые философские источники. В работе при рассмотрении различных славянских переводческих школ и трудов отдельных переводчиков сделана попытка провести параллели с их западноевропейскими (а в некоторых случаях и арабскими) современниками. Из этих наблюдений можно сделать осторожный вывод о том, что некоторые закономерности (например, отказ от заимствований во время «второй волны» переводческой деятельности) являются универсальными, а развитие славянских и западноевропейских переводческих школ проходило через определенные этапы почти одновременно. Можно отметить, например, интерес к Ареопагитикам как основе переводческих принципов Константина-Кирилла и Иоанна Скота Эригены в IX в.; вольный перевод-пересказ светской литературы на протяжении всего средневекового периода и у славян, и в Западной Европе; конфликт двух подходов к переводу сакрального текста - боговдохновенного и филологического ХУ-ХУ1 вв. в Англии (Вильям Тиндейл), Германии (Мартин Лютер), Франции (Этьен Доле) и России (Вениамин, Максим Грек), закончившийся во большинстве случаев временной победой «традиционалистов», и продолжение этого конфликта уже в новую историческую эпоху (полемика Евфимия Чудовского и Симеона Полоцкого в России и Д'Абланкура и Юэ во Франции XVII в.).

Философскими истоками отношения к слову вообще и к переведенному слову в частности были, с одной стороны, теория образов («подобных и неподобных подобий») Псевдо-Дионисия Ареопагита, а с другой, концепция коммеморативного, а не коммуникативного характера слова, основанная на трудах Августина. Обе концепции приводили к тому, что носителем смысла признавалось слово как таковое вне его синтагматических отношений. Таким образом, несмотря на многочисленные требования к переводчику переводить «по смыслу», средневековый перевод по определению был пословным (речь идет, конечно, о переводах сакральных текстов, а не вольном переложении «человеческих измышлений»)

Пословный перевод, тем не менее, не всегда был дословным. Конкретная реализация общего принципа зависела от многих факторов — таланта конкретного переводчика, степени его ортодоксальности, от исторической обстановки его творчества. Пословный перевод, таким образом, термин, который можно применить к средневековому сакральному переводу в целом, а дословный (для которого характерно стремление к структурному соответствию оригинала и перевода и закрепленности определенного эквивалента за каждой переводимой лексемой) свойственен тем переводческим школам, которые взяли: на вооружение идею «подобного подобия».

Если применить современную терминологию [Комиссаров, 1990, 2004], пословный перевод с соблюдением норм сочетаемости переводящего языка (перевод первоучителей) можно считать выполненным на 5-м уровне эквивалентности, а для дословного можно выделить еще один, шестой уровень -при точном соблюдении этого принципа обратный перевод даст идентичный (по крайней мере, в лексическом отношении) оригиналу текст.

Еще один современный термин - «адекватность перевода» - является оценочным по своей сути и имеет историко-географический характер. То, что адекватнно в одно время и в определенной среде, будет неадекватно в другой языковой ситуации, в другую эпоху или на другой территории. Перевод Ареопагитик, например, завершенный в 1371 году, являлся адекватным для той среды, в которой он выполнялся - в интернациональном, двуязычном (со вторым языком греческим) коллективе Афонского монастыря, но перестал восприниматься как адекватный при переносе в одноязычную в целом среду Московской Руси.

Переводческая техника славянских Ареопагитик, хотя и выполнен был этот перевод в рамках Афонской переводческой школы, во многом близка к переводческой технике славянских учителей (хотя и является более ориентированной на структуру оригинала, чем перевод, например, Иоанна Экзарха Болгарского, что видно из сравнения двух переводов одного отрывка в Главе И). Технике Исаии присуща (хотя и в меньшей степени) вариативность, обусловленная как действием языковой системы (при передаче, например, видовременных форм глагола или греческого Сепейуиз Роззеззт«), так и личностными решениями переводчика, который с помощью различных словообразовательных и лексических средств передает тонкие оттенки значения греческих лексем.

Вариативность языковых средств позволяет «заглянуть» в языковое сознание переводчика, который, с одной стороны, старался как можно ближе передать оригинал, а с другой - был ориентирован на традиции словоупотребления. Когда эти два авторитетных источника противоречат друг другу, Исайя колеблется между ними, так и возникают варианты. Сам факт колебания, своего рода языковой рефлексии, свидетельствует о постепенной смене ориентиров славянских переводчиков - если раньше в (по крайней мере, в южнославянских школах) непоколебимым авторитетом был именно оригинал, постепенно усиливается роль языковой традиции, а от этого лишь один шаг к «грамматическим» теориям перевода.

Не всегда сохраняет переводчик и морфемную структуру оригинала, что является требованием его школы. Отступления эти связаны с действием закономерностей переводящего языка, традиционным словоупотреблением, а также в некоторых случаях являются индивидуальным переводческим решением, продиктованным собственным взглядом Исаии на то, как подобает переводить сочинения Отца Церкви и стремлением создать достойный авторитета «Божественного Дионисия» текст. Стремлением переводчика создать стилистически приподнятый текст объясняется усложнение структуры слова по сравнению с греческим оригиналом. Однако в некоторых случаях Исайя выбирает лексему более простого строения. Такое решение объясняется либо избыточностью данной морфемы в славянском слове (например, усилительный префикс в греческом при условии передачи его значения корнем: соответствующего славянского эквивалента), либо идиоматичностью греческого слова, которую хорошо чувствует переводчик.

В некоторых случаях переводчик отступает и от принципа сохранения количественного равенства оригинала и перевода, характерного не только для южнославянских переводческих школ, но и для творчества первоучителей. Такие переводческие решения в большинстве случаев продиктованы системными требованиями, но иногда, особенно при передаче сложных слов греческого текста словосочетаниями, они носят индивидуальный, творческий характер.

В определенной степени использует Исайя такие приемы, отмеченные Е.М. Верещагиным для кирилло-мефодиевских переводов как ментализация и экспликация. Продолжает Исайя, правда не всегда удачно, и словотворческие традиции первоучителей. Таким образом, перевод Исаии, вероятно, можно считать переходным от дословного перевода Тырновской и Афонской переводческих школ к грамматическим переводам XV - XVI вв., а сам старец Исайя возобновляет в новых исторических условиях традиции Кирилла и Мефодия.

Исследование языка церковнославянского перевода, даже если оно проводится в рамках изучения техники его выполнения, позволяет сделать некоторые выводы о состоянии лексической и словообразовательной систем церковнославянского языка данного периода. Так, можно констатировать более широкое, чем это было отмечено исследователями, значение комплексного суффикса —тельн- , образования с которым соответствовали не только действительным, но и страдательным причастиям; постепенное окачествление отглагольных существительных с суффиксом — ше; в области исторической лексикологии изучение языка перевода позволяет судить с определенной степенью вероятности о происхождении некоторых слов и выражений современного языка («отличный», «по мере»). Сопоставление греческих и славянских лексем, имеющих одинаковое строение, приводит к выводу о необходимости ввести термины «структурная» и «структурно-семантическая» калька на основе критерия сохранения внутренней формы оригинала. Сравнение сошроэка греческого текста трактата и их эквивалентов в переводе (всего 274 пары) позволяет выявить наряду с традиционной группой сложений с меной компонентов (-фгА.-) группу сотроэЦа с другим корневым элементом (- сср%-), в которой регулярно наблюдается то же явление.

Проведенное исследование позволяет также уточнить способы выражения модальности долженствования в церковнославянском языке рассматриваемого периода: можно выделить две основных модели, которыми передавались греческие отглагольные прилагательные с соответствующим модальным значением, -передача модальности предикативным наречием достойно или глаголом достоит с инфинитивом или союзом да с формой настоящего времени совершенного вида.

Сравнение переводов одного отрывка, выполненных со значительным временным разрывом, позволяет сделать выводы о развитии семантики отдельных лексем церковнославянского языка и о постепенном формировании лингвистической терминологической системы, некоторыми элементами которой мы пользуемся до сих пор.

Таким образом, изучение словарного состава и переводческой техники одного из ключевых памятников славянского мира, Корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита в переводе игумена Пантелеимоновского монастыря старца Исаии, обогащает наши знания о лексической и словообразовательной системах церковнославянского языка XIV в. и о тенденциях развития переводческой мысли данной эпохи.

Список научной литературыСоломоновская, Анна Леонидовна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Аверина С.А. Сложные слова в языке XII в. // Древнерусский язык домонгольской поры. Л., 1991.-С. 163-173.

2. Аверинцев С. Славянское слово и традиция эллинизма // Вопросы литературы за 1976г. №11 .-М., 1976-С. 152-162.

3. Аверинцев С. Эволюция философской мысли // Культура Византии IV перв. половины VII в. - М., 1984. - С. 42-77.

4. Азарх Ю.К. Словообразование и формообразование существительных в истории русского языка. М., 1984. - 248 с.в. Алексеев A.A. Библия в церковнославянской письменности // Церковный Вестник за 2003 г. №№ 6-7.

5. Алексеев A.A. К определению объема литературного наследия Мефодия: (Четий перевод «Песни песней») // ТОДРЛ. т. 37. - Л., 1983; - С. 229-255.

6. Алексеев A.A. "Песнь песней" в древней славянской письменности. — М., 1980. — ч. 1 . 64 сс. - ч. 2. - 64 с.

7. Алексеев A.A. "Песнь песней" по русскому списку XVI в. в переводе с древнееврейского // Палестинский сборник. Л., 1981. - Вып. 27 (90). - С. 63-79

8. Алексеев A.A. Принципы историко-филологического изучения литературного наследия Кирилла и Мефодия // Советское Славяноведение за 1984 г. № 2 М., 1984 С. 94-106.11 .Алексеев A.A. Текстология славянской Библии. СПб., 1999. - 254 с.

9. М.Андрушко В.А. Как читали сочинения Дионисия исихасты и их противники // Отечественная общественная мысль эпохи средневековья. Киев, 1988. - С. 214-222.

10. Арапова Н.С. Из истории нескольких русских калек // Этимологические исследования по русскому языку. Вып. IX М., 1981. С. 5-10.

11. Баранкова Г.С. Лексика русских списков "Шестоднева" Иоанна экзарха Болгарского. Автореф. дисс. . канд. фил. наук. — М., 1977. -20 с.

12. Баранкова Г.С. Ранняя русская редакция "Шестоднева" Иоанна экзарха Болгарского // Древнерусский язык в его отношении к старославянскому. М., 1987.- С. 77-90.

13. Бархударов Л.С. Процесс перевода с лингвистической точки зрения // Лингвистика и методика в высшей школе. 1967. - С.

14. Бахарев А.И. Словообразовательная роль отрицательных приставок в древнерусском языке // Проблемы развития языка. Саратов, 1984. - С. 61-70.

15. Благова Эмилия Гомилия Епифания о сошествии во ад в переводе XIV-XV вв. // Ученици и последователи на Евтимий Тырновски. София, 1980.- С. 386-397

16. Бобрик М.А. Представления о правильности текста и языка в истории книжной справы в России (от XI до XVIII в.) // Вопросы языкознания за 1990 г. № 4. -С. 61-85.

17. Буланин Д.М. Античные традиции в древнерусской литературе XI-XVI вв.-Munchen, 1991.-465 с.

18. Булахов М.Г. Из праславянского наследия: предлог *vbzx>, префикс *vbz- // Славистический сборник. СПб, 1998. - С. 28-35.

19. Бычков, 1977а. Бычков В.В. Византийская эстетика. Теоретические проблемы. -М., 1977.-199 с.

20. Бычков В.В. Образ как категория византийской эстетики. Византийский временник.-т. 34.- М., 1973.-С. 151-168.

21. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI-XVII вв. М., 1995. — 638 с.

22. Бычков, \9115\Бычков В.В. Corpus Areopagiticum как один из философско-эстетических источников восточно-христианского искусства (доклад на II Международном симпозиуме по грузинскому искусству) Тбилиси, 1977. - 12 с.

23. Вагнер Г.К. Еще раз о жанрах в древнерусском искусстве // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985. - С. 311-315.

24. Вайан А. Руководство по старославянскому языку. М.,1952 - 446 с.

25. Варбот Ж.Ж. Древнерусское именное словообразование. М., 1969 - 229 с.

26. ЪЪ.Варбот Ж.Ж. Славянские предствления о скорости в свете этимологии (к реконструкции славянской картины мира) // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Доклады российской делегации. - М; 1998. -С. 115-129.

27. Василевская Е.А. Словосложение в русском языке. — М., 1962.

28. Ваулина С. С. Эволюция средств выражения модальности в русском языке (XI-XVII вв.). Л., 1988.- 141 с.

29. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. — М;, 2002.-334 с.

30. Верещагин Е.М. Великоморавский этап развития первого литературного языка славян: становление терминологической лексики // Великая Моравия: ее историческое и культурное значение М., 1985 С. 217-238.

31. Верещагин Е.М. "Въ малъхъ словесехъ великъ разоумъ." Кирилло-мефодиевские истоки русской философской терминологии // Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. -М., 1991.-С. 9-35.

32. Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Варьирование средств выражения в переводческой технике Кирилла и Мефодия. М., 1972 - 199 сс.

33. Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Переводческая техника Кирилла и Мефодия. М., 1971. - 255 с.

34. Верещагин Е.М. К вопросу об использовании греческой лексики в первых славянских переводах // Советское славяноведение. 1967. - № 6. - С. 49-58.

35. Верещагин Е.М. К дальнейшему изучению переводческого искусства Кирилла и Мефодия и их последователей (Доклад на IX Международном съезде славистов). -М., 1982.

36. Верещагин Е.М. К интерпретации одного темного места в переводческом наследии Иоанна Экзарха Болгарского// Советское славяноведение. № 5 за 1981 г.-С. 51-60.

37. Верещагин Е.М. К характеристике билингвизма эпохи Кирилла и Мефодия // Советское славяноведение. М:, 1966. № 2. - С. 61-65.

38. Верещагин, 19886. Верещагин Е.М. Терминотворчество Кирилла и Мефодия.-Вопросы языкознания за 1988 г. № 2. - М;, 1988. - С. 91-100.

39. Верещагин 1996а. Верещагин Е.М. Кирилл и Мефодий как создатели первого литературного языка славян // Очерки истории культуры славян. М., 1996. - С. 306-319.

40. Верещагин 19966. Верещагин Е.М. Христианская книжность Древней Руси. -М., 1996.-С. 1-313.

41. Верещагин Е.М. Церковнославянская книжность на Руси. Лингвотекстологические разыскания М., 2001 607 с.

42. Вздорное Г.И. Роль славянских монастырских мастерских письма Константинополя и Афона в развитии книгописания и художественного оформления русских рукописей на рубеже Х1У-ХУ вв. // ТОДРЛ. т. XXIII. -Л., 1968.-С. 171-198.

43. Виноградова В.Н. Значение и употребление образований на —ньныи (-тьныи) с отрицательными приставками в древнерусском языке Х1-Х1У вв. // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. — М., 1969.-С. 72-84.

44. Виноградова В.Н. Передача греческих прилагательных с префиксом а-рпуа^ушп в древнерусских переводных памятниках // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. К 80-летию С.Г. Бархударова. М., 1974. - С. 332-337.

45. Виноградова В.Н. Прилагательные с отрицательными приставками без- и не- в древнерусском языке XI-XIV вв. // Лексикология и словообразование древнерусского языка. M., 1966. - С. 189-223.

46. Виноградова В.Н. Употребление образований с приставкой без- в памятниках разных жанров XI-XIVbb. // Древнерусский язык. Лексикология и словообразование. М., 1975.-С. 191-207.

47. Винокур Т.Г. О семантике отглагольных существительных на -ние, -тие в древнерусском языке // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. М., 1969. - С. 3-28.

48. Владимирова Л.А. Местоимения иже, еже, яже в словоуказателе к древнерусскому памятнику // Памятники русского языка. Вопросы исследования и издания. М„ 1974. - С. 283-296.

49. Владимирова Л.А. О синтаксической функции частицы же (на материале Мстиславова Евангелия 1115-1117)// История русского языка. Исследования и тексты.-М., 1982.-С. 155-162.

50. Восточные.,2000. Восточные отцы и учители Церкви V в. М., 2000. - С. 243-251.

51. Вялкина ЛГреческие параллели сложных слов в древнерусском языке XI-XIV вв. // Лексикология и словообразование древнерусского языка. М., 1966/ - С. 154-188.

52. Вялкина Л.В. Сложные слова в древнерусском языке в их отношении к языку греческого оригинала: (на материале Ефремовской Кормчей) // Исследования по исторической лексикологии древнерусского языка — М., 1964 — С. 94-118.

53. Галеева НЛ. Основы деятельностной теории перевода. Тверь, 1997. - 79 с.

54. Гарбовский Н.К. Этьен Доле родоначальник французской теории перевода // Вестник Московского университета. — Серия 19 Лингвистика и межкультурная коммуникация. - № 1 за 2001 г. - С. 153-168

55. Гезен А. История славянского перевода символов веры // Очерки и заметки из области филологии, истории и философии. вып. 1. - СПб, 1884. - 128 с.

56. Герд A.C. К реконструкции эталонной модели * церковнославянского языка // Советское славяноведение. № 3 за 1991 г. - М., 1991. - С. 64-70.

57. Гранстрем Е.Э. Ковтун JI.C. Поэтические термины в Изборнике 1073 г. и; развитие их в русской традиции: (анализ трактата Георгия Хировоска) // Изборник Святослава 1073 г. Сборник статей. М., 1977. — С. 99-108.

58. Громов МЯ. Максим Грек М., 1983 198 с.

59. А.Громов МЯ. Философская лексика в древнерусских азбуковниках // Историко-культурный аспект лексикографического описания русского языка. М., 1995 С. 54-64.

60. Громов М.Н. Милъков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. - СПб, 2001 960 с.

61. Давыдова С.А. Особенности появления некоторых церковно-аскетических памятников на Руси в домонгольский период // Славяне и их соседи. Межславянские взаимоотношения и связи. М., 1999. - С. 43-45.

62. Дубровина В.Ф. К изучению слов греческого происхождения в сочинениях древнерусских авторов // Памятники русского языка. Вопросы исследования и издания. -М., 1974 С. 62-105.

63. ЪЪ.Дуйчев И. Центры византийско-славянского общения и сотрудничества // ТОДРЛ т. XIX М.-Л., 1963 С. 107-129.86.;Дурново H.H. Введение в историю русского языка. — М., 1969. — 269 с.

64. Ефимова B.C. Наречия в языке старославянских рукописей: Автореф. дисс.канд. фил. наук. -М., 1989. -23 с.

65. Ефимова B.C. Старославянские отадъективные наречия с суффиксом -*fe // Советское славяноведение. № 3 за 1991 г. -М., 1991. - С. 71-80.

66. Живов ВМ. Гуманистическая традиция в развитии грамматического подхода к славянским литературным языкам в XV-XVI вв. // Славянское языкознание. XI Международный съезд славистов. Доклады Российской делегации. М., 1993. -С. 106-121.

67. Зверковская Н.П. Суффиксальное образование русских прилагательных XI-XVII вв.-М., 1986.-112 с.

68. Зилитинкевич B.C. Переводы из Феогнида в древнерусской «Пчеле»// Источниковедение литературы Древней Руси. Д., 1980. - С. 33-37.

69. Иван IV Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. JL, 1979

70. Иванов А.И. Литературное наследие Макима Грека. Д., 1969 - 245 с.

71. Иванов А.И. Максим Грек и итальянское Возрождение. — II. Литературная деятельность Максима Грека в России. Византийский временник. - т. 34. - М., 1973.-С. 112-121.

72. Иванов С.А. Византийская имперская идея и ее отражение в славянских переводах с греческого // Славяне и их соседи. Имперская идея в странах центральной, восточной и юго-восточной Европы. Тезисы XIV конференции. -М., 1995.-С. 10-14.

73. Иванов С.А. Турилов A.A. Переводная литература у южных и восточных славян в эпоху раннего средневековья // Очерки истории культуры славян. М., 1996. — С. 276-298.

74. Иванова Кл. Роль болгарской переводной литературы XIV в. для формирования стиля «плетение словес» // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985.-С. 126-133.

75. Иванова Т.А. У истоков славянской письменности (К переводческой деятельности Мефодия) // Культурное наследие Древней Руси. М., 1976. — С. 24-27.

76. Иванова-Мирчева Д. К вопросу о характеристике болгарских переводческих школ от IX-X до XIV в. // Старобългаристика, I (1977) № 1. С. 37-48.

77. Илюшина Л. А. Из наблюдений над лексикой «Христианской топографии» Козмы Индикоплова // Исторические традиции духовной культуры народов СССР и современность. Киев, 1987. - С. 122-128.

78. Илюшина Л.А. К истории суффиксального словообразования отвлеченных имен существительных в книжном языке XVI-XVII вв. Ml, 1968. - 48 с.

79. Исаченко-Лисовая Т.А. Номоканон с толкованиями Вальсамона в переводе Евфимия Чудовского (кон. XVII в.) Особенности языка и перевода // Вопросы языкознания за 1987 № 3 С. 111-121.

80. Исаченко-Лисовая Т.А. О переводческой деятельности Евфимия Чудовского // Христианство и церковь в России феодального периода. Новосибирск, 1989. -С. 194-210.

81. Исаченко-Лисовая Т.А Перевод и толкование в «еллинословенской» школе Евфимия Чудовского (на материале «Кормчей» V редакции) // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 2 XVI-XVII вв. - М., 1989. - С. 192-205.

82. Историческая грамматика. Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. М., 1982. - 433 с.

83. Истрин В.М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Хроника Георгия Амартола в древнем славяно-русском переводе. Текст, исследование и словарь. ПГ., 1920. - 612 е.; 1922. - т. 2.-454 е.; Л., 1930. - т. 3.-348 с.

84. Иткин В.В. Корпус сочинений Дионисия Ареопагита по списку Красноярского собрания ГПНТБ СО РАН // Книга и литература., Новосибирск, 1997., С. 107-121.

85. ИЗ. Иткин ВВ. О судьбе одного фрагмента Корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита // http://philos.nsu.ru/rus/classics/dionysius/itkin.

86. Казакова H.A. Лурье Я.С.Антифеодальные еретические движения на Руси XIV начала XVI в. - М.-Л., 1955 - 542 с.

87. Калугин В.В. Теории текста в русской литературе XVI в. // ТОДРЛ. —т. 50. -СПб, 1996. -С. 611-616

88. Камчатное A.M. История и герменевтика славянской Библии. — М., 1998. — 223 с.

89. Камчатное A.M. Старославянский язык. Курс лекций. — М., 2000. — 152 с.

90. Кенаное Д. Симеон Метафраст и его славянские последователи // ТОДРЛ. — т. 50. СПб, 1996. - С. 668-676.

91. Кирилло-Мефодиевская традиция и ее отличие от иных идейно-религиозных направлений // Древняя Русь: пересечение традиций. М., 1997. - С. 327-370.

92. Клибаное А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996 - 365 с.

93. Клибаное А.И. К проблеме античного наследия в памятниках древнерусской письменности // ТОДРЛ т. XIII М.-Л., 1957 С. 158-181.

94. Кчибаное А.И. К характеристике мировоззрения Андрея Рублева // Андрей Рублев и его эпоха М., 1971 С. 62-102.

95. Кчибаное А.И. Реформационные движения в России. М., 1960 - 410 с.

96. Клибаное А.И. У истоков русской гуманистической мысли ст. 1-3 // Вестник истории мировой культуры — 1958 №1,2; 1959 № 1

97. Коетун JI.C. Синицына Н.В. Фонкич Б.Л. Максим Грек и славянская Псалтырь (сложение норм литературного языка в переводческой практике XVI в.) // Восточнославянские языки. Источники для их изучения. М., 1973. - С. 99127.

98. Ковтун U.C. О литературных источниках Азбуковников (Книжный фонд Московской Руси в представлении словарников этой эпохи) // ТОДРЛ. т. 50. -СПб, 1996.-С. 602-610.

99. Козаржевский А. Ч. Учебник древнегреческого языка. M., 1975

100. Колесов В.В. Древнерусский литературный язык. Л., 1989. - 295 с.

101. Колесов В.В. Имя знамя - знак // Сравнительно-типологическое исследование славянских языков и литератур - Л., 1983 С. 24-40.

102. Колесов В.В. Проблемы средневекового знания в славянском переводе Ареопагитик // Отечественная философская мысль XI-XVHbb. и греческая культура Киев, 1991 С. 210-219.

103. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М., 2004. - 421 с.

104. Комиссаров В.Н. Теория перевода. M., 1990. - 252 с.

105. Копанев П.И. Вопросы истории и теории художественного перевода. — Минск, 1972.-294 с.

106. Копыленко М.М. О языке древнерусского перевода "Истории Иудейской войны" Иосифа Флавия (глагольно-именные фразеологизмы) // Византийский Временник, т. XX. - М., 1961. - С. 164-183

107. Копыленко М.М. Сочетаемость лексем в русском языке. М., 1973 - 118 с.

108. Котин М.Л. Перевод как акт языкотворческой деятельности (переводные христианские тексты в древнегерманских языках) // Известия РАН. — Серия литературы и языка. т. 56. - № 2. - M., 1997. - С. 10-19.

109. Кулик А. О несохранившемся греческом переводе Книги Есфирь. -Славяноведение. № 2 за 1995 г. - М., 1995. - С. 76-79.

110. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X сер. XVII в.). -М., 1975.-326 с.

111. Лихачев Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого-М.-Л., 1962 С. 46-63.

112. Лукина Г.Н. К истории антонимических прилагательных в русском языке (слова тонкий и толстый) // Исследования по исторической лексикологии древнерусского языка. М;, 1964. - С. 80-93.

113. Лурье Я. С. Еще раз о Первом послании Ивана Грозного к Курбскому // ТОДРЛ. т. 42. - Л., 1989.-С. 77-91.

114. Львов А.С. Очерки по лексике памятников старославянской письменности. — М.\ 1966.-319 с.

115. Макаров А.И., МильковВ.В., Смир)юва А.А. Древнерусские Ареопагитики — М., 2002 587 с.

116. Макеева И.И. Особенности лексического состава древнерусской переводной литературы // Словарь и культура. М., 1995. - С. 54-55.

117. Макеева И.И. Языковые концепты в истории русского языка // Язык о языке. Языки русской культуры. М;, 2000. - С. 63-155.

118. Максимович К.А. Пандекты Никона Черногорца в древнерусском переводе XII в. Юридические тексты. М., 1998. - 574 с.

119. Максимович К.А. Терминология церковно-канонического и гражданского права в древнейшем славянском переводе «Пандектов» Никона Черногорца. -Автореф. дисс. канд. фил. наук. М., 1996. - 22 с.

120. Матвеенко В.А. Лексика нравственно-оценочного ряда в древнерусском памятнике XI в. // Логический анализ языка. Языки этики. М., 2000. - С. 363372.

121. Матхаузерова С. Древнерусские теории искусства слова — Praha, 1976 144 с.

122. Макеева И.И. Особенности лексического состава древнерусской переводной литературы // Словарь и культура. М., 1995. - С. 54-55.

123. Малкова О.В. Ошибки писцов и лингвистическая интерпретация древних текстов // Вопросы языкознания за 1979 г. № 6. С. 108-120.

124. Махарадзе М.К. Философское содержание Ареопагитик (философские источники, философские проблемы, влияние): Автореф. дис. д-ра филос. Наук. Тбилиси, 1988. - 34 с.

125. Мейендорф И.Ф. О византийском исихазме и его роли в культурном и историческом развитии Восточной Европы в XIV в. // ТОДРЛ т. XXIX.- С. 291305.

126. Мещерский H.A. Значение древнеславянских переводов для восстановления их архетипов (на материале древнерусского перевода "Истории Иудейской войны" Иосифа Флавия) 7/ Исследования по славянскому литературоведению и фольклористике. М;, 1960. - С. 61-94.

127. Мещерский, 1958а. Мещерский H.A. Искусство перевода Киевской Руси // ТОДРЛ. т. XV. - М.-Л., 1958. - С. 54-72.

128. Мещерский, 19586. Мещерский H.A. "История Иудейской войны" Иосифа Флавия в древнерусском переводе. М.,-Л., 1958. - 578 с.

129. Мещерский H.A. К изучению лексики "Изборника 1076 г." // Русская историческая лексикология и лексикография. — Л., 1972. — С. 3-12.

130. Михайловская Н.Г. Системные связи в лексике древнерусского книжно-письменного языка XI-XIV вв. (нормативный аспект) M., 1980 253 с.

131. Молдован A.M. Издание «Жития Андрея Юродивого» в древнерусском переводе и вопросы компьютерного представления лингвистических источников // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. — № 1. — М., 1996. — С. 204-209.

132. Молдован A.M. Некоторые синтаксические данные "Слова о законе и благодати" в средневековых списках памятника // История русского языка. Памятники XI-XVIII вв. М., 1982. - С. 67-73.

133. Момина М.А. Греческие разночтения в славянских гимнографических текстах // Византийский временник. т. 44. - М., 1983. — С. 126-134.

134. Момина М.А. Проблема правки славянских богослужебных гимнографических книг на Руси XI в. // ТОДРЛ. т. 45. - СПб, 1992. - С. 200219.

135. Мошин В. О периодизации русско-южнославянских литературных связей XXV вв. // ТОДРЛ т. XIX М.-Л., 1963 С. 28-106.

136. Муръянов М.Ф.О старославянском искрь и его производных // ВЯ за 1981 № 2.- М., 1981.-С. 115-123.

137. Найда Ю.А. Наука перевода // Вопросы языкознания за 1970 г. № 4. С. 3-14.

138. Нечунаева Н. Некоторые особенности переводных текстов Киевскогопериода // Вопросы сопоставительного исследования языков: лексико-грамматический и текстовый аспект. Таллинн, 1989. - С. 76-83.

139. Низаметдинова Н.Х. Греческие словообразовательные модели; в истории= русского словосложения // Классическая филология на современном этапе.- М., 1996. С. 301-311.

140. Николаев Г.А. Русское историческое словообразование. Казань, 1987. - 152 с.

141. Николаев Г.А. Формы именного словообразования в древнерусских текстах // История русского языка. Лексикология и грамматика. Казань, 1991. - С. 68-75.

142. Николаева Н.Г. Словообразовательная синонимия имен отвлеченного значения в языке перевода трактата Дионисия Ареопагита «О божественных именах» (XVI в.) // История русского языка. Словообразование и формообразование.-Казань, 1997 С. 182-189.

143. Новак М. О. О славяно-греческих параллелях сотроБЙа в тексте Апостола // История русского языка. Словообразование и формообразование. Казань, 1997 С. 170-178.

144. Ножкина, 1961а. Ножкина Э.М. Значение имен существительных с суффиксом -ьство в древнерусском языке // Вопросы русского языкознания. -Саратов, 1961.-С. 31-50.

145. Ножкина, 196 IG. Ножкина Э.М. Образование отвлеченных имен существительных с суффиксом -ьство в древнерусском языке // Вопросы русского языкознания. Саратов, 1961. - С. 21-30.

146. Орлова Т.Н. Основные принципы изучения лексической синонимии в древнерусском языке // Актуальные проблемы лексикологии и словообразования. Новосибирск, 1975.-С. 155-159.

147. Панин Л.Г. Исследование лексических различий в Минейном Торжественнике (на материале списков тождественного состава XV в.) // Лексическая и фразеологическая семантика народов Сибири. — Новосибирск, 1987.-С. 15-38.

148. Панин 19886. Панин Л.Г. История церковнославянского языка и лингвистическая текстология Новосибирск, 1995 215 с.

149. Панин Л.Г. Лингвотекстологическое исследование минейного Торжественника. Новосибирск, 1988. 263 с.

150. Панин Л.Г. О славянских переводах Памяти сорока Мучеников Севастийских Ефрема Сирина// Книга и литература. Новосибирск, 1997. - С. 159-164.

151. Петров А.Е. Византийский исихазм и традиции русского православия в XIV столетии // Древняя Русь: пересечение традиций. М., 1997. - С. 395-419.

152. Пичхадзе A.A. Древнерусский перевод "истории Иудейской войныЙ Иосифа Флавия // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. — № 1. М., 1996.-С. 227-234.

153. Пичхадзе A.A. К истории славянского Паримейника (паримейные чтения книги Исход) // Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. М., 1991. — С. 147-173.

154. Пичхадзе A.A. Языковые особенности древнерусских переводов с греческого // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. - Доклады российской делегации. - М, 1998. - С. 475-488.

155. Платонова И.В. О переводческой технике в Геннадиевской Библии 1499 г. // Славяноведение. № 2 за 1997 г. - С. 60-74.

156. Прохоров Г.М. Глаголица среди миссионерских азбук // ТОДРЛ. — т. 45. — СПб, 1992.-С. 178-199.

157. Прохоров Г.М. Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIV в. // ТОДРЛ. т. XXIII. - Л., 1968. - С. 86-108.

158. Прохоров Г.М Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы // ТОДРЛ, т. XXXIV Л;, 1979. С. 3-17

159. Прохоров Г.М. Памятники переводной и русской литературы XIV — XV веков-Л., 1987.- 291 с.

160. Прохоров Г.М. Послание Титу-иерарху Дионисия Ареопагита в славянском переводе и иконография «Премудрость созда себе дом» // ТОДРЛ т. XXXVIII., Л., 1985.-С. 7-41.

161. Прохоров Г.М. Сочинения Дионисия Ареопагита в славянской рукописной традиции (кодикологические наблюдения) // Русская и армянская средневековая литературы Л., 1982. - С. 80-94.

162. Псевдо-Дионисий Ареопагит О небесной иерархии, М., 1994 (репринт)

163. Рижский М.И. История переводов Библии в России. Новосибирск, 1978. -207 с.

164. Рогова E.H. Словообразовательная система русского языка в XVI в. -Красноярск, 1972 526 с.

165. Салтыков A.A. О значении ареопагитик в древнерусском искусстве // Древнерусское искусство XV XVII вв. - М., 198. - С. 5-24.

166. Салтыков A.A. Семантическая структура «Троицы» Андрея Рублева в свете Ареопагитик // Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам I (5). Тарту, 1974. - С. 148-149.

167. Сендровиц Е.М. О сложениях с морфемой —ЛЮБ- в древнерусском и русском языках // Этимологические исследования по русскому языку. М., 1981. - Вып. 9.-С. 178-224.

168. Сидоренко А. Апостолам равные (Церковно-исторический взгляд на подвиг святых Кирилла и Мефодия) // Письменность и книгопечатание (информационные материалы). Тюмень, 1989. - С. 3-5.

169. Сизова И.А. Теория перевода и древние тексты // Текст и перевод. М., 1988.-С. 144-157

170. Соболевский А.И. История русского литературного языка. —JI., 1980. 194 с.

171. Соболевский А.И. Переводная литература Московской Руси (XIV-XVII в.) (библиографические материалы). М., 1903. - 400 с.

172. Соломоновская A.JI. Разночтения в редакциях и отдельных списках средневекового памятника // История языка. — Новосибирск, 1999. — С. 68-77.

173. Стратий Я.М. Представления о структуре мира в Киевской Руси (На материалах Шестоднева) // Исторические традиции философской культуры народов СССР и современность. — Киев, 1984 С. 116 — 125.

174. Тарасова Е.В. К вопросу о языковой позиции Максима Грека // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 2 XVI-XVII вв. - М., 1989. - С. 138-148.

175. Тарковский Р.Б. О системе пословного перевода в России XVII в. // ТОДРЛ т. XXIX Л. 1974 С. 243-256.

176. Тарковский Р.Б. О формах повествовательно-речевого приспособления текста в системе пословного перевода в России XVII в. (на материалах первого перевода басен Эзопа) // ТОДРЛ. т. XXXVI. - Л., 1981. - С. 114-126.

177. Тахо-Годи A.A. Античная традиция об имени и предмете наименования в Ареопагитиках // Античная Балканистика 3: языковые данные и этнокультурный контекст Средиземноморья. М., 1978 - С. 44-46.

178. Толстой H.H. История и структура славянских литературных языков. -М;,1988. —239 с.

179. Топоров В.Н. Еще раз о др.-греч. ЕОФ1А: Происхождение слова и его внутренний смысл // Структура текста. — М., 1980. — С. 148-173

180. Typmoe A.A. Болгарские литературные памятники эпохи; Первого царства в книжности Московской Руси XV-XVI вв. (заметки к оценке явления) // Славяноведение. -№3 за 1995 г. .-М., 1995.-С. 31-45

181. Typmoe A.A. Восточнославянская книжная культура конца XIV- XV в. и «второе южнославянское влияние» // Древнерусское искусство. СПб., 1998. -С. 321-337213: Улуханое И. С. О языке Древней Руси М., 2002 191 с.

182. Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М., 1983. — 303 с.

183. Федотов Г.П. Трагедия древнерусской; святости // Федотов Г.П. Судьба и грехи России.-М., 1990;- ч. 1. -С. 302-319.

184. Флоря Б.Н. Возникновение славянской письменности. Исторические условия ее развития // Очерки истории культуры славян. М., 1996. - С. 299-306.

185. Франклин С. К вопросу о времени и месте перевода Хроники Георгия Амартола на славянский язык // ТОДРЛ. № 41. - Л., 1988. - С. 324-330.

186. Хабургаев Г.А. Заимствование как проблема лексикографии и исторической лексикологии русского языка // Вестник Московского университета. — Серия 9 Филология. № 4 за 1989 г. - М., 1989. - С. 3-9.

187. Харней Ю., Штурм Г., Фалъ Д., Фаль С. Метафизика предлогов: повторяющиеся непонятные маргиналии в древнейшей рукописи славянского перевода творений Дионисия Ареопагита // ТОДРЛ. т. LIV. - СПб, 2003. - С. 116-122.

188. Ходова К.И. Падежи с предлогами в старославянском языке. М., 1971. - 192 с.

189. Цейтлин P.M. Лексика старославянского языка — М., 1977 336 с.

190. Цейтлин Р.М. О лексических особенностях языка старославянских памятников // Вопросы языкознания за 1969 г. № 6. М., 1969

191. Чернышева М.И. К вопросу об истоках лексической вариантности в ранних славянских переводах с греческого языка: переводческий прием "двуязычные дублеты" // Вопросы языкознания за 1994 г. № 2. - С. 97-107.

192. Чернышева 1991а. Чернышева М.И. К истории слова образ И Историко-культурный аспект лексикологического описания русского языка. М., 1991. — ч. 1.-С. 97-112.

193. Чернышева 19916. Чернышева М.И. «По образу и подобию» // Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. -М.,1991.-С. 215-220.

194. Чешко Е.В. Об афонской редакции славянского перевода псалтыри в ее отношении к другим редакциям // Язык и письменность среднеболгарского периода. М., 1982. - С. 60-93.

195. Шенкер A.M. Древнецерковнославянское искрь, «близко» и его производные // ВЯ за 1981 г. № 2 .- С. 110-114.

196. Шестоднев. Античная традиция в Шестодневе Иоанна экзарха Болгарского // Древняя Русь: пересечение традиций . - М., 1997 . - С. 13-41.

197. Шимчук Э.Г. О потенциальных и окказиональных словах в исторических словарях // Проблемы славянской исторической лексикологии и лексикографии вып. 3 Теория и практика исторической лексикографии М., 1975. - С. 81-83.

198. Щепкин В.Н. Русская палеография. М., 1967. - 200 с.

199. Ягич И.В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке // Исследования по русскому языку СПб, 1805 т. 1

200. Брок. Brock Sebastian Aspects of Translation Technique in Antiquity // Greek. Roman and Byzantine Studies. 1979. - v. 20. - P. 69-87.

201. Goltz Hermann Notizen zur Traditionsgeschichte des Corpus areopagiticum slavicum // Byzanz in der europaischen Staatenwelt. Berlin, 1983 P. 133-148.

202. Hathaway R. Hierarchy and the Definition of Order in "The Letters" of Pseudo-Dyonisius- The Hague, 1969 P. 31-125.

203. Meyendorff, John Byzantine Theology: Historical Trends and Doctrinal Themes. -NY, 1974.-243 p.

204. Meyendorff, John Byzantium and the Rise of Russia (A Study of Byzantine-Russian relations in the fourteenth century). Cambridge, 1981. - 326 p.

205. Neubert, Albrecht. Gregory M. Shreve. Translation as text. Ohio, 1992/ - P. 1123

206. Roque R. L'Univers Dionysien: Structure Hierarchique du Monde selon le Pseudo-Denys. Paris, 1954.

207. Tomcoh. Thomson Francis J. Towards a typology of errors in Slavonic translations // Christianity among the Slavs [Texte imprime]: the heritage of Saints Cyril and Methodius: acts of the International Congress - Roma, 1988- P. 351-380.

208. Translators. Translators through History. Edited by Jean Delisle and Judith Woodsworth/ - John Benjamins Publishing Company. - 1995. - 345 p.

209. Vanneste J. Le mystere de Dieu (Essai sur la structure rationnelle de la doctrine mystique du Pseudo-Denys l'Areopagite) Bruge, 19591. СЛОВАРИ И ЭНЦИКЛОПЕДИИ

210. Библейская Энциклопедия Архимандрита Никифора М., 1891 (репринтноеиздание) 902 с.

211. ССС Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков) . Под ред. P.M. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой М., 1999 г.

212. Миклошич Miklosich F. Lexicon palaeslovenico-graeco-latinum. Vindobonae, 18621865

213. Срезн. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. М., 1989, т. 1-3

214. Сл.Х1-Х1У— Словарь древнерусского языка XI-XIV вв. М., 1988, 1991

215. Сл. XI-XVII Словарь русского языка XI-XVII вв. : в 26 вып. (издание продолжающееся)

216. Вейсман Вейсман АД. Греческо-русский словарь. М., 1991

217. Двор. -Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь М., 1958 тг. 1-2 Фасмер. - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. - М., 1987 тг. 1-4