автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Герой русской фэнтези 1990-х гг.: модусы художественной реализации
Полный текст автореферата диссертации по теме "Герой русской фэнтези 1990-х гг.: модусы художественной реализации"
/
Чепур Елена Анатольевна
ГЕРОЙ РУССКОЙ ФЭНТЕЗИ 1990-Х ГГ.: МОДУСЫ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕАЛИЗАЦИИ
Специальность 10. 01. 01 - русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
1 6 ЛЕИ
Магнитогорск 2010
004618055
Работа выполнена в ГОУ ВПО «Магнитогорский государственный университет» на кафедре русской литературы XX века
Научный руководитель:
кандидат филологических наук, доцент Торинш Анатолин Александрович
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, доцент Абрамюп Татьяна Евгеньевна
кандидат филологических наук Барышева Светлана Геннадьевна
Ведущая организация:
Брянский государственный университет
Защита состоится «24» декабря 2010 года на заседании диссертационного совета Д 212.112.03 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук в Магнитогорском государственном университете по адресу: 455038, г. Магнитогорск, пр. Ленина, 114, ауд. 211.
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки ГОУ ВПО «Магнитогорский государственный университет». Текст автореферата опубликован на официальном сайте ГОУ ВПО «Магнитогорский государственный университет» 1Шр://>а1'псе. masu.ru ноября 2010 года.
Автореферат разослан %1(у> ноября 2010 года.
Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, доцент
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
В отечественном литературном процессе конца XX в. фэнтези занимает важное место. Опосредованное (через зарубежную фэнтези) влияние на ее формирование оказали мифология, народная волшебная сказка, средневековый рыцарский роман, традиции романтизма и оккультно-мистнчсская литература XIX - начала XX в. Классическими произведениями западной фэнтези большинством исследователей признаются романы Р. Говарда, К. Лыоиса, Дж. Р. Р. Толкисна, М. Муркока, А. Нортон, У. Ле Гуин, М. Стюарт, Р. Жслязны. На западе фэнтези стала своеобразным средством абстрагирования от антигуманной реальности. В России потребность в этой литературе (сначала переводной, затем собственной) усиливалась особыми социально-историческими и, как следствие, психологическими причинами 1990-х гг.
Фэнтези с начала 1990-х гг. являет собой быстро прирастающий пласт отечественной литературы, игнорирование которого препятствует объективному осмыслению культурно-исторических особенностей рубежа ХХ-ХХ1 вв., что обусловливает актуальность ее изучения. Насущность такой работы определяется также особой востребованностью фэнтези молодым поколением и, следовательно, способностью оказывать известное влияние на его мировосприятие. Русская фэнтези 1990-х гг. представляет значительный интерес в качестве объекта исследования и в связи с нетривиалыюстыо ярко выраженного в ней синтеза «высокого» и разатекательного начал.
Как западная, так и отечественная фэнтези включает произведения, художественный уровень которых колеблется от коммерческих проектов до истинного искусства. В связи с этим в качестве .материала исследоваши избираем вершинные произведения русской фэнтези 1990-х гг., к числу которых исследователи относят романы «Стоящий у солнца» (цикл «Сокровища Валькирии») и «Волчья хватка» С. Алексеева, «Моя жена - ведьма» А. Белянина, «Рыцарь из ниоткуда» (цикл «Сварог») А. Бушкова, «Овернский клирик» А. Валентинова, «Посмотри в глаза чудовищ» А. Лазарчука и М. Успенского, «Искатели неба» С. Лукьяненко, «Святой Грааль» Ю. Никитина, «Волкодав» М. Семеновой, «Вершитель» М. Фрая и «Мракобес» Е. Хаецкой.
Несмотря на то, что со времени создания трилогии Толкиена прошло более полувека, полноценного и общепризнанного определения фэнтези до сих пор нет. Имеющиеся дефиниции отчетливо делятся на несколько групп. Одни базируются на специфике художественной реальности новой литературы (С. Логинов1, А. Торншн2, И. Эйдемиллер и А. Лебедев3); другие определяют ее через сравнение с жанрами, научное осмысление
1 Логинов, С. Русское фэнтезй - новая Золушка ; стенограмма выступления на семинаре Б. Струганного / С. Логинов II Империя фант. журнал. - Киев : Канберра-Клен, ] 998. - С. 107.
2 Торшин, А. К вопросу о специфике фэнгезн / А. Торшин // Современные проблемы науки н образования. Тезисы докладов ХЫП внутрнвуз. науч. конфер. МаГУ. - Магнитогорск : МаГУ, 2005. - С. 219.
3Эйдемиллер, II. Мир фэнтези : [Лет. обзор] /Н. Эйдемиллер, А. Лебедев //Звезда - 1993. - № 10. - С. 201.
которых уже состоялось: сказкой, мифом, эпосом (А. Гусарова4, С. Лем5, М. Мещерякова6, А. Сапковский7); значительный корпус определений основан на разграничении научной фантастики и фэнтези (В. Гопман8, В., Е. Ковтун9, В. Переверзев10, Т. Чернышева"). Если на этапе возникновения фэнтези интерпретировалась как несамостоятельное явление, то в настоящее время она воспринимается в качестве самобытного жанра. Но такой подход не является безусловным, поскольку фэнтези имеет разные жанровые воплощения и охватывает различные виды искусства. В этой связи ее целесообразно рассматривать как направление: «Направление в литературе, кино, компьютерных играх и т. п., включающее произведения разных жанров, герои которых существуют в условной социальной и природной среде, сотворенном воображением автора «вторичном мире», для создания которого может использоваться весь арсенал сказок, легенд и мифов...»12. В пользу такого подхода свидетельствует обладание фэнтези присущими направлегапо качествами: конкретно-историческим характером, специфическим методом и наличием внутренних течений.
Ключом к пониманию формально-содержательной специфики фэотези может стать системное изучение Героя как основного носителя авторской концепции. По справедливому мнению большинства исследователей, константными характеристиками Героя исследуемого направления являются обладание уникальными (чаще всего магическими) способностями, постояшюе пребывание в жизненном поиске и противостоянии злу. Однако в конкретных художественных текстах Герой фэнтези является в различных своих ипостасях, отвечающих волнующим писателя проблемам, ввиду чего предметом исследования нами избираются модусы Героя русской фэнтези последнего десятилетия XX в. в их соотнесении с актуальными проблемами современности.
Понятие модус используется разными науками. Литературоведы привлекают значения термина, восходящие к работе Н. Фрая «Анатомия критики» и трудам В. Тюпы разных лет. Если Н. Фрай связывает модусы в первую очередь с литературными жанрами13, то В. Тюпа погашает их более широко, как общеэстетические виды художественности: «Модус художественности - это всеобъемлющая характеристика художественного целого, это тот или иной род целостности, стратегия оцельнения, предполагающая не только соответствующий тип героя и ситуации,
* Гусарова, А. Жанр фэнтези в русской литературе 90-х гг. двадцатого века: проблемы полтшт : авшреф. длс. ... канд. фялол. паук : 10.01.01 / А. Гусарова. - Петрозаводск, 2009. - С. 14.
5 Лем, С. Фантастика и футурология: в 2 т. Кн. 1 / С. Лем / пер. с тюл. В. Борисова. - Режим доступа: http'.//librus.ecfo/124257/read.
6 Мещерякова, М. Русская детская, подростковая и юношеская проза II половины XX века : проблемы поэтики : монография / М. Мещерякова. - М. : Мегатрон, 1997. - С. 295.
I Сапковский, А. Вареник, или Нет золота в серых горах / А. Сапковский // Если. - ! Q 77. - !■'■> 12. - С. 224.
* Гопман, В. Фэнтезн/В. Гопман// Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001.- С. 1161.
' Ковтун, Е. «истинная реальность» fantasy /Е. Ковтун // Вестник Моск. ун-та. Серия 9. Филология, - 1998. - !•'>■ 3. - С. 106-115.
10 Переверзев, В. К вопросу разграничения жанров нф литературы и «фэнтези» / В. Переверзев // Тезисы докладов и сообгц. на Всесоюз. науч. конфер.-семпнаре, посвящ. творчеству II. А. Ефремова и проблемам науч. фантастики. - Николаев, 1988. - С. 70-72.
II Чернышева, Т. Природа фантастики / Т. Чернышева. - Иркутск, 1985. - С. 50.
12 Фэнтези //Первый толковый большой энциклопедический слов^ь/гл.ред. СнарскаяС. М. -М. :Рипол Классик, 2006. - С. 1939.
13 Фрай, Н. Анатомия критики IН. Фрай // Зарубежная эстетика н теория литературы XIX-XX вв. : трактаты, статьи, эссе / под ред. Г. Косикова - М. : МГУ, 1987. - С. 232-263.
4
авторской позиции и читательской рецепции, по и внутренне единую систему ценностей, и соответствующую ей поэтику»14. Исследователь выделяет героический, сатирический, трагический, комический, идиллический, элегический, драматический и иронический модусы. В приложении к литературному герою термин «модус» до настоящего времени не применялся.
Классифицируя персонажей, исследователи избирают различные основания. Специфика фэнтези ориентирует на систематизацию персонажей, в основу которой положена функциональная доминанта. Принцип функциональности, детально разработанный В. Проппом15 на материале волшебной сказки, в приложении к фэнтези реализуется в работе И. Надажевской16 и диссертации А. Гусаровой.
Существующие классификации персонажей нацелены либо на выделение литературных типов как образов, представленных в значительном обобщении, в наиболее выдающихся чертах, либо на дифференциацию характеров как художественных индивидуальностей, носителей системы ценностей. Мы же видим необходимость в разграничении ипостасей Героя, образующего центр персонажного мира романов фэнтези. Именно для обозначения этих ипостасей вводим термин «модус» в его философском значении: «свойство предмета, присущее ему лишь в некоторых состояниях, - в отличие от атрибута (неотчуждаемого свойства предмета)»17. Применение данного понятия в приложении к литературному Герою предполагает наличие у него выраженного доминирующего качества или устремления при сохранении константных характеристик. Модусы Героя фэнтези ввиду тождественности их констант не могут быть четко выделены на основании функционального принципа, как это делалось в большинстве имеющихся классификаций. Однако это представляется возможным осуществить, исходя из особенностей целеполага7шяк, свобода выбора которого присуща Герою русской фэнтези 1990-х гг.
Целью работы закономерно становится выявление основных модусов Героя русской фэнтези последнего десятилетия XX в., отражающих духовные поиски рубежной эпохи. Для достижения поставленной цели потребуется решение ряда задач:
1. определить доминанты целеполагания героев русской фэнтези указанного периода как основу их дифференциации;
"Тюпа, В. Анащгшка художественного : Введение в литературоведческий анализ / В. Тюпа. - М : Лабиринт; РГГУ, 2001, - С. 15-4.
15 Пропп, 8. Я. Функции действующих лиц / В. Я. Пропп // Пропп, В. Я. Морфология волшебной сказки / В. Я. Пропп. - М. : Лабиринт, 2005. - С. 25-56.
16 Надажевска, И. «Недостойный богатырь» (О герое русской литературы фэнтези) / И. Падажевска // ГкОЗЛ : тезиси междуиар. науч. конфер. «Поэтикапрозы». - Смоленск : СГПУ, 2003.-С. 103-105.
17 Новейший философский словарь / сост. игл. науч. ред. А. Гриианов / 2 изд., перераб. и доп. - Ми., 2001. - С 643.
1! Термнн «целеполагание» употребляется нами в его общепринятом значении: «мысленное представление той картины, которая должна стать реальностью спустя определенное Еремя и в результате определенных действий. Целеполагание представляет из себя «положение» сформированных целей нареальность...»//Большой толковый словарь / под ред. В. Чернышева - М. : Глобус Стиль, 2009. - 1500 с. - Режим доступа : Ы1р://«^№.е-Е1оуаг.ги/аЬои1/.
2. охарактеризовать своеобразие модусов Героя, наиболее убедительно заявивших о себе в исследуемый период развития отечественной фэшгези;
3. выявить специфику использования архетипических образов, символики, пространственно-временной организации, игрового начала и других средств раскрытия модусов Героя русской фэнтези 1990-х гг.;
4. проанализировать круг социально-исторических и этико-философских проблем, связанных с отдельными модусами Героя русской фэнтези рассматриваемого периода.
Методологическую основу исследования составляют типологический, структурно-генетический, историко-культурный и сравнительно-исторический методы. Их применение осуществляется с опорой на работы теоретиков литературы М. Бахтина, А. Веселовского, В. Жирмунского, Б. Кормана, Ю. Лотмана, В. Тюпы, В. Шкловского; труды по проблемам литературного героя и его системного изучения К. Юнга, Л. Гинзбург, Дж. Кэмпбелла, Н. Фрая, В. Хализева; по литературной фантастике и фэнтези В. Березина, В. Гопмана, А. Гусаровой, В. Каштана, Е. Ковтун, С. Кошелева, С. Лема, М. Мещеряковой, А. Осипова, Ц. Тодорова, К. Фрумкина, Т. Чернышевой; исследования по мифологии и фольклору Л. Леви-Брюля, Е. Мелетинского, В. Проппа, В. Топорова, Т. Щепанской; философские теории Н. Бердяева, Т. Карлейля, О. Шпенглера; научные труды по эзотерике Е. Колесова, Л. Дж. Лейтона, В. Назарова.
Специальные исследования фэнтези в отечественной науке малочисленны. Литературоведческие труды посвящены зарубежной фэнтези19 или фольклорио-мифологической основе русской фэотези20. В остальных случаях отечественная фэнтези находит отклик в науке и критике лишь в форме рецензий. Научная новшпа нашей работы предопределяется попыткой системного исследования Героя русской фэнтези 1990-х гг. в модус ном аспекте. Впервые дифференцированы и подвергнуты специальному изучению основные модусы Героя в их соотнесении с актуальными проблемами современности.
Теоретическая значимость работы: результаты исследования могут быть использованы при системном изучении литературного героя и истории русской литературы конца XX в. Практическая значимость заключается в возможности привлечения результатов исследования при разработке общих и специальных лекционных курсов по истории русской литературы 90-х гг. XX в.
1' Кошелев, С. Философская фантастика в современной английской литературе (романы Дж. Р. Р. Толкина, У. Голдпнта, К. Унлсона 50-60-х гг.) : авгореф. дне. ... канд филол. наук : 10.01.05 / С. Коишлев. - М, 1983. - 16 е.; Приходысо, А. Жанр «фэнтези» в литературе Великобритании : проблема утопического мышления : дне. ... калд. филол. наук : 10.01.03 / А. Прнходько. - М,, 2001. -199 с. и др.
г0 Гусарова, А. Жанр фэнгезя в русской литературе 90-х тт. двадцатого века : проблемы поэтики : дис, ... канд. филол. наук : 10.01.01 / А. Гусарова - Петрозаводск, 2009. - 255 с.
Положения, выносимые на защиту:
1. В русской фэнтсзи 1990-х гт. ira основании целеполагания выделяются шесть основных модусов Героя: вершитель, творец, искатель, богоискатель, воин и хранитель, возрождающих понятие героического.
2. Интерес авторов русской фэнтези 1990-х гг. к определенной проблематике обусловливает обращение к конкретным модусам Героя. Вопросы нереализованности личности, власти и ответственности связаны прежде всего с вершителем', искусства, творческого пересоздания мира, свободы - с творцом; проблема существования Истины ориентирует авторов на героя-искателя; проблемы религии, веры, церкви предопределяют обращение к герою-богоискателю; на выбор воина в качестве модуса Героя влияют вопросы национального самосознания и последствий научно-технического прогресса; проблемы смысла жизни и утраты истинных ценностей связываются с героем-хранителем.
3. Ведущими средствами раскрытия модусов Героя русской фэнтези являются выступающие в архетишгческом и оригинальном значении образы дома (являющегося символом и уничтожающей обыдешюсти, и спасительного очага в хаосе нестабильного мира, гармонии, смысла жизни), пути (передающего идею духовного поиска, развития человека и мира), слова (знака избранности, вечно живой поэзии, мистического инструмента преобразования мира, хранилища древних знаний и мифологической образности или свидетельства присутствия Бога в мире), миогомирия (символизирующего свободу выбора и воплощение деятельной мечты), а также экспериментально-игровое переосмысление мифологических и литературных сюжетов, исторических фактов и т. п.
Апробации работы. Основные положения диссертации были представлены на методологических семинарах кафедры русской литературы XX века Магнитогорского государственного университета. Различные аспекты проблематики исследования разрабатывались в тезисах докладов, статьях, выступлениях на конференциях, в т. ч. всероссийского и международного уровня: «Мировая словесность для детей и о детях» (Москва, 2006); «VIII Ручьевские чтения. Изменяющаяся Россия в литературном дискурсе: исторический, теоретический и методологический аспекты» (Магнитогорск, 2007), на ежегодных внутривузовских конференциях преподавателей МаГУ (2006-2009) и апробированы в 13 публикациях.
Структура исследования определяется поставленной целью. Диссертация включает введение, три главы, заключение и список использованной литературы, составляющий 367 наименований. Общий объем работы — 191 страница.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновываются выбор темы и актуальность исследования, обозначаются его объект и предмет, формулируются цель и задачи, оговаривается методология исследования.
Глава I «Вершитель и творец как модусы Героя русской фэнтези 1990-х гг.: художественное исследование возможностей человеческого духа» состоит из двух параграфов.
В § 1 «Герой-вершительх аспекты самосовершенствования личности» на материале романов А. Бушкова «Рыцарь из ниоткуда» (1996) и М. Фрая «Вершитель» (1997-1998) исследуется модус Героя, подчиняющийся традиции изображения носителя рубежного сознания.
Исходным пунктом преодоления Сварогом (героем А. Бушкова) и Максом (героем М. Фрая) границ собственных возможностей начинается с желания быть вершителем своей судьбы и влиять на судьбу мира, а также преодоления границ дома-«клетки» и мира обыденности. Безболезненное изъятие человека из прежней жизни усиливает трагизм всеобщей заменимости, но в результате экспериментально-игрового переосмысления романтической идеи двоемирия бытие изображается в фэнтези как совокупность параллельных пространств, способных выявить в героях ранее скрытый потенциал вершителя. Точка перехода в инобытие символизирует шанс, который дается человеку для обретения своего места в жизни. Совмещение в структурировании инореальности смелой игры воображения и особой логики позволяет рассматривать фэнтези как специфический, мифологически-игровой способ переживания и упорядочивания реальности. Перемещение Сварога и Макса в иное пространство отчасти ощущается ими как переход в ситуацию игры.
Для русской фэнтези приоритетным становится не столько создание жизнеподобного бытия, сколько психологическая достоверность: авторы рассматриваемых романов сосредоточиваются на внутреннем развитии вершителя и подробном изображении нового для него духовного пространства. Современная читателю несовершенная система ценностей сравнивается с четкой этической системой инобытия.
Логика фэнтезийного бытия базируется у А. Бушкова и М. Фрая на свойственном природе законе «саморегуляции», способном поддерживать равновесие: недостающий системе элемент (индивид с необходимым духовным содержанием) может быть перемещен из другого времени и пространства, где он по стечению обстоятельств оказался лишним.
Вершитель эволюционирует через испытание властью (соотнесенной с вопросом об ответственности - политической и личной) и избавление от стереотипов, навязанных прежней земной жизнью. Фэнтези «возвращает» понятию «власть» изначальный смысл, изображая ее как средство упорядочения неблагополучного бытия. Требуемое инореальностью состояние игры оказывается для вершителя Сварога временным: ему
присуще глубокое ощущение жизни в инобытии как неигры. А. Бушков, сообразуясь с каноном фэнтези, наделяет героя всемогуществом, но объективная авторская реальность подчиняет себе концепцию всемогущества и ощутимо корректирует ее: институт власти не оставляет человеку выбора, вынуждая «играть» по своим правилам. У М. Фрая свободные взаимоотношения героя с подданными превращают систему царской власти в фарс, низводят до бессмысленной игры, нридуманной людьми с их двойственным желанием доминировать и подчиняться. Ситуации игры в связи с проблемой власти активно привлекаются авторами для представления власти как необязательной деятельности с взаимозаменяемыми правилами. Общественная идея необходимости управления заменяется мыслью о развитии человеком качеств вершителя, под которым понимается дерзкий мечтатель, способный преодолеть обыденность в себе и вокруг. Освобождение сознания вершителя от привычных современнику условностей (наиболее ярко проявляющееся в овладении магией, качественной переоценке категорий времени, дома, смысла жизни) изображается А. Бушковым и М. Фра ем как возможный способ самореализации.
Актуальными для вершителей Сварога и Макса становятся категории случая и судьбы, в которых они пытаются осмыслить свое положение в мире. Жизненный путь, рефлексия на тему предопределенности жизни и система психологических деталей указывают на двойственное положение Сварога и Макса, чувствующих себя и полноценными вершителями, и объектами эксперимента, бессильной игрушкой.
Своеобразие художественного воплощения А. Бушковым и М. Фраем вершителя как модуса Героя отечественной фэнтези 1990-х гг. во многом определялось российской социально-исторической и политической ситуацией. Стремление героев быть вершителями своей судьбы и участвовать в судьбе мира реализуется в инореальности, символизирующей неисчерпаемость человеческих возможностей. В трактовке избранности Героя авторы сосредоточиваются не на сверхчеловеческом начале, а па человеческом, духовном, поэтому магические способности вершителя символизируют всемогущество нравственности, а искомой заменой власти выступает личная ответственность вершителя за мир.
В § 2 «Герой-творец: мифологическое и творческое ¡мироощущение как альтернатива религиозному ц рациональному мышлению» анализируется специфика изображения художника в русской фэнтези и способности искусства к преображению человека и мира.
Мифомышление Героя фэнтези проявляется в присущих ему анимистических, антропоморфных и прочих представлениях, но главное -неприобретенной, органичной вере в сверхъестественное, в придании
Слову мистического значения, предопределяющих освобождение и развитие творческого воображения.
Тема творчества в романе А. Лазарчука и М. Успенского «Посмотри в глаза чудовищ» (1996) раскрывается через оригинальную интерпретацию культурной фигуры поэта Николая Гумилева, сюжетное развертывание метафоры бессмертия гения. Обращаясь к проблеме Зла (воплощенного в реалиях фашизма, атомной войны и т. д.), авторы изображают героя-поэта как сдерживающую силу для Злош начала. Масштабы Зла, не оставляющего непричастных, определяют целеполагание рассматриваемого героя: творческое пересоздание мира.
Важным средством раскрытия творца как модуса Героя фэнтези становится у А. Лазарчука и М. Успенского образ Слова. Намеренный схематизм, мифичность творческой фигуры, становящейся после смерти культурным знаком, подчеркивают вечно живое Слово, оставленное миру творцом. Разочарованный в высшей справедливости герой наделяется возможностью преодоления несовершенства мира, что позволяет говорить о своеобразном продолжении фэнтези отечественной традиции литературного богоборчества. Слово выступает в романе универсальным инструментом влияния на бытие. Обращаясь к опыту мифологии, авторы предпринимают попытку восстановлешм утрачиваемой ценности и новизны Слова, наделяя его силой, эквивалентной действию и многократно увеличивающейся в поэзии. Запечатлевая мир в Слове, творец утверждает его бессмертие.
В романе оригинально обыгрывается не только факт биографии поэта, но и исторические и идеологические реалии, становящиеся объектом художественного эксперимента. Благодаря участию героя-творца в деле преобразования мира в произведении сменяют друг друга и последовательно разбиваются как мнимости многие «правды» об устройстве жизни, а факты истории изображаются как взаимозаменяемые. Художественный эксперимент призван убедить читателя в исторически подтвержденной эфемерности любых идеологических образований. Истинно и вечно живо только искусство, творец с его мирами.
Вершитель Макс на определенном этапе своего развития выступает в романе М. Фрая и в качестве творца. В «переходном» состоянии героя отражается его духовное становление, «принадлежность» к разным модусам обнаруживает неоднозначность натуры Макса. Творческая эволюция героя М. Фрая обеспечивается обретением чистого мифомышлешш, обнаруживающего невидимые ранее связи, «роднящего» воображение со всем сущим. Двунаправленная деятельность героя-творца (погружение в инобытие, его усовершенствование - и углубление в себя, радость обновляющего творческого процесса) приводит его к мысли о творчестве как состоянии, а не результате.
Ключевую роль в становлении творца и актуализации проблемы соотношения реальности и вымысла у М. Фрая играет Книга, символ высшего творческого проявления. Данный образ тесно связан с идейным уровнем произведения: талант читателя представлен важным условием творческого роста; обособленное пространство культуры, мистическую связь с которым ощущает творец, передает авторское отношение к искусству как важнейшей ценности; библиотека, хранящая ненаписанные книги, символизирует воплощение мечты и отрицает страх творческого поиска. Не созданная героем книга становится знаком непонятых Истин, духовной невыраженности, не воплотившейся жизни и выводит на вопрос об ответственности художника, приводящий его к осознанию необходимости запечатления творческих порывов, обретения искусством адресата и целостности. Книга вырастает у М. Фрая в символ самой жизни: полноценно прожитой, понятой глубоко - или нспрочувствованной, оставшейся неясной, «пролистанной». Стирание границ между книгой и реальностью, представление мира как текста, а текста как мира является постмодернистским фшгософско-эстегическим принципом, но постмодерниста отличает осознание собственной функциональности по отношению к созданному тексту, а у М. Фрая взаимопроникновение художественного и реального подчинено идее творческого всемогущества, выходящего за пределы литературы, перерастающего во всесилие творца. Творческое мышление позволяет Максу увидеть в жизни материал, подобный литературному - доступный совершенствованию, доработке. Утверждается импровизированность, творим ость жизни. У М. Фрая творец реализует характерные для данного модуса Героя фэнтези и рубежного сознания эскапистские настроения, но фэнтези - это одновременно и средство ухода от сложной действительности, и способ ее осмысления через создание экспериментальных моделей мироздания.
Оригинальным воплощением творца как модуса Героя русской фэнтези является поэт Гнедин в романе А. Белянина «Моя жена - ведьма» (1999), помещенный в не свойственную художнику «домашнюю» среду, но не противоположенный ей. Симпатия писателя к семейно-бытовому проявлению личности обусловлена влиянием сложного, неупорядоченного времени. Дом предстает ценностью, оказавшейся в рубежное время под угрозой. Регулярно встречающаяся в фэнтези и символизирующая духовный поиск дорога противопоставлена в романе дому как средство -цели: конечным пунктом любого пути выступает дом - место или человек, равные по наполнению Вселенной, способные заменит ь ее.
Описывая путешествие героя, А. Белянин активно использует известные мифологические, фольклорные, литературные сюжетные ходы, ведя с читателем игру, вовлекая в процесс узнавания сюжетных линий, предлагая свой вариант развития события. Герой-творец осваивает миры средствами разных жанров (каждому пространству соответствует свой
жанр). Значимым для раскрытия творца у М. Фрая и А. Белянина является образ Города, придуманного художником и актуализирующего идею созидательности фантазии. Изменчивая, подвижная, не столько мыслимая, сколько чувствуемая природа пространства объясняется постоянным его домысливанием героем-творцом.
Талант противопоставлен в романе графоманству. Конфликт, сосредоточенный в противостоянии творца и демона, реализует присущую фэнтези философию борьбы Добра и Зла. Попытка «технического» вторжения в искусство (обычная для масскультуры) расцешшается героем как Зло и изображается в карикатурно-отрицающем ключе.
Творчество предстает у А. Белянина частью мировой гармонии, поиском которой озабочен герой (равноценной ее составляющей является дом). Помещение творца Гнедина в скандинавскую мифологическую систему обнаруживает в нем черты культурного героя, борющегося с силами хаоса за установление гармонии. Магические способности являются в романе ие только традиционным признаком творца как модуса Героя фэнтези, но и средством выражения авторской оценки, символизируют всемогущество любви и поэзии.
Обретение творцом Гнединым искомой гармонии становится возможным с появлением ребенка, дополняющего образ дома значением «продолжение рода»: не замкнутая на быте домашняя Вселе1шая продолжает развиваться по общим законам жизни. Дом в романе - это не просто пространство быта, а центр мира, цель бытия, символ гармонии. В эпоху бесприютности, неприкаянности человека в мире понятие дома в его традиционной шггерпретации приобрело особую актуальность.
Герой-творец становится ключевым в романах русской фэнтези конца XX в., обращенных к теме искусства. Параллельным миром, к которому стремится фэптезийный Герой, здесь предстает Искусство, а искомым домом - место, придумашюе творцом, «продолжающее» его внутренний мир, актуализирующее идею творимости жизни. Творчество и магия выступают разными гранями всемогущества человека и соединяются в образе Слова, вера в сверхъестественную силу которого отличает творца.
Важным средством раскрытия вершителя и творца как модусов Героя русской фэнтези 1990-х гг. становится игра, отвечающая специфике изображаемого свободного мышления, стремления за рамки обыденности. Дашше модусы позволяют авторам актуализировать идею неограниченных возможностей человеческого духа.
Глава II «Искатель п богоискатель: отражение пдснпо-художествснпых поисков 1990-х гг. в модусах Героя русской фэнтези» включает два параграфа.
В § 1 «Герой-искателы антнцнвилпзацпопные концепции личности и мира» обращение русской фэнтези к данному модусу обосновывается наднациональными и надэпохальными причинами. У Ю.
Никитина в романе «Святой Грааль» (1994) искатель раскрывается в системе вопросов о существовании Истины, о соотношении культуры и цивилизации, культуры и природы, культурной идентификации личности.
Отталкивающий портрет искателя Олега отражает его жизненные приоритеты: непрекращающийся поиск при равнодушии к комфорту. Отсутствие дома, конкретной точки приложения сил отрывает искателя от мирской суеты, направляет силы вовне. Его дом - это целый мир, который он пытается познать. Изучение мира и самопреодоление нацелены на поиск Истины. Олегу как искателю присуще предощущение, «предзнашю» наличия Истины в мире, нуждающейся в поиске, вызывании к жизни, увековечивании. Важной для героя является философская оппозиция культуры и цивилизации, которые представляются ему взаимоисключающими вариантами развития личности, народа и мира.
Одним из проявлений культуры Ю. Никотину видится близость к природе. Детали портрета и образ жизни подчеркивают органичную включенность Олега в природу, средствами карикатуры заостряя внимание на громоздкости рыцарских доспехов его спутника, лишающих свободы передвижения и символизирующих духовную и психологическую неповоротливость цивилизованной личности. Выстроенное прогрессивным человеком замкнутое пространство и его материал (мертвый камень) символизируют духовную ограниченность и бездушие обитателей.
Столкновение двух мировоззренческих систем, искателя и идейно одержимого рыцаря-крестоносца, необходимо для испытания культурной концепции героя и идеи христианизации мира. Для Олега, способного увидеть рациональное зерно в разных формах проявления человеческого духа, христианство - это молодая вера, отражающая новый этап мирового духовного развития. Культура, которая видится ему единственно верным путем развития человека и общества, занимает в его мировоззрении место совести и Бога, вскрывая богоборческий характер его теории.
Вольно переосмысливая и сочетая исторические, культурные, религиозные факты, Ю. Никитин использует символику Святого Грааля в традиционном ключе: в произведении Чаша выступает мерилом духовного содержания человека. Борьба за ее обладание символизирует в романе актуальное противостояние сторонников цивилизации и культуры. Берестяная кружечка, элемент языческой культуры, как н Грааль, выявляет в человеке скрытую глубину, укрепляя в герое-искателе мысль о неправомерности вытеснения языческой культуры христианством. Олег предстает культурным космополитом, духовное развитие которого ориентирует его на критическое осмысление ценности различных культурных систем.
С. Алексееву в романе «Стоящий у солнца» (1995) герой-искатель открывает возможность постановки проблемы нереализовапности личности, связанной с проблемой исторического мышления. Обширная
(наднациональная, надэпохальная) сфера интересов поднимает мышление и;роя Русинова над своим временем, контекстом развития искателя становится история. Образ пути увеличивает место его поиска до ]коленной. Искатель немыслим вне пути, где начинают реализовываться заявленные масштабы характера. В романе понятие пути вбирает в себя разные смыслы, начиная от естественно присущего всему живому ощущения пути до символа жизни, национальной и всемирной истории, а также сакрального предназначения человечества и каждого народа. С категорией пути соотнесены в романе вопросы национального самосознания и выбора направления дальнейшего развития общества. Путь цивилизации представляется искателю ложным, тупиковым, заслоняющим человека от самого себя. Архетипическое понятие пути реконструируется как важнейшая этическая координата, почти единственный ключ к пониманию причинно-следственных связей в истории человеческого развития.
Второй не менее важной этической координатой, согласно С. Алексееву, для искателя является дом. На примере «беспутного» и «бездомного» сознания современника показан результат разрушающего влияния прогресса. «Искатели от науки» изображаются как идущие по ошибочному Пути, уводящему человечество от дома-природы. Автор «вписывает» человека в мир, исторгло, природу, утверждая, что связи не разорваны, а лишь скрыты времеггем, и восстановление их возможно через «доверие» к природе. В романе показан процесс «возвращения» искателя Русинова «домой». Границы «дома» расширяются до мира и истории.
Органичный «переход» мировоззрения Русинова от строго научного к мифологическому снимает их привычное противопоставление: цикличность мифологического мировидения выступает в романе предвестником прогнозирующего исторического мышления.
Русинов являет собой выразительггьгй пример искателя как модуса Героя русской фэггтези 1990-х гг.: разочарование становится стимулом для новых поисков. Внутренние монологи героя-искателя, отражающие удивительный и плодотворный процесс изменения человека, вместимость его мышления, позволяют автору сместить фокус читательского внимания с официальной цели поиска на неизбывное стремление человека к Истине.
В романах Ю. Никитина и С. Алексеева развитие человека показано бесконечным как эволюция космоса. Выступая в качестве модуса Героя фэнтези, искатель представлен в соотнесении с категорией пути, но в рассматриваемых романах путь становится не просто символом жизненного поиска, самопознания, а базовым компоггентом системы ценностей. Целью искателя является Истина, область поиска которой распространяется на культуру или историю с ее тайнами. Достижению Истины способствуют самопознание и саморазвитие, меняющие масштабы мышления, позволяющие подняться над сиюминутностью и избавиться от
субъективизма, препятствующего полноценному развитию личности и взаимопониманию на межличностном и межкульгурном уровне.
В § 2 «Герой-богоискатель: своеобразие религиозного сознания в фэнтеш» исследуется модус Героя русской фэнтези 1990-х, сформировавшийся в результате частичного влияния религиозного компонента творчества Дж. Толкиена и К. Лыоиса и решающего воздействия отечественной традиции литературного богоискательства.
В романе Е. Хаецкой «Мракобес» (1994) психологические и бытовые подробности способствуют постановке актуальных на рубеже веков вопросов о соотношении религии, церкви и морали и передают мистическую, таинственную атмосферу средневековья. Беспросветный быт, среда и суровая религиозная обстановка, духовно ограничивая одних, дают другим стимул к богоискательству. Священник Иеронимус воплощает представление писателя о живой, применимой к повседневности вере. Столкновение с этим героем выявляет сущность богоискателей, в каждом из которых вера проявляется по-разному: как нерассуждающая обывательская, или вера разума, принятая без участия души, или фанатичная. Богоискатель Фихтеле, ищущий ответы в философии, показан идущим по ложному пути и противопоставляется Иерошшусу как выразитель идей носителю истинных ценностей.
У Е. Хаецкой церковь и вера, традиционно противопоставляемые литературой, выступают единой силой. Переосмысленный сюжет о невинной жертве, обвиненной в колдовстве, и жестоком инквизиторе демонстрирует христианскую мораль в ее обоснованной безапелляционности. В романе происходит разрушение устойчивых ассоциаций;: мракобесие, т. е. консерватизм, иерассуждающее подчинение авторитету церкви и учения представлено как благо. Изображение судеб богоискателей подчинено мысли автора о стремлении человека к Богу с характерными для этого пути отступничеством и ошибками.
Понятие дома представлено в романе противоположными, но равноценными для раскрытия героя-богоискателя значениями: «быт», «духовный мрак», «тупик» - и «царствие Божие», «вечная жизнь». Образ блудного сына, актуальный для современного общества, потерявшего свое место в истории, идеологии, религии, реализует идею «возвращения домой»: восстановления истинного пути, который автору видотся в обретении Бога.
Герой-богоискатель появляется и в романе А. Валентинова «Овернский клирик» (1997). Динамичный и увлекательный детективный сюжет (расследование убийства), средневековые реалии и исторические лица в качестве прототипов персонажей необходимы автору для актуализации нравственно-религиозной проблематики. Художественная реальность романа строится на разного рода противоречиях, которыми
проникнуты общество, церковь, богословие и душа главного героя - отца Г'нльома, преодолевающего в себе светское начало.
Богоискательство героя является в романе частью системы враждующих богословских и еретических теорий. Развитие конфликта сторонников и противников инквизиции порождает вопрос о границе между ересью и богоискательством. По мнению автора, ересь начинается там, где опорой исканий перестает быть человеколюбие, поэтому идея инквизиции, нацеленной на искоренение ереси, сама по себе еретична. Герой-богоискатель позволяет Е. Хаецкой и А. Валентинову по-разному осмыслить проблему инквизиции, подробно обосновать отношение к ней не как к свершившемуся историческому факту, а как теории, требующей активного обсуждения.
В романе А. Валентинова образы огня как радикального средства очищения души и воды как средства более щадящего символизируют способы религиозного воздействия на человека. Приверженцем целительного, гуманного влияния является отец Гильом, своеобразие богоискательства которого обусловлено его наполовину светской природой, приводящей к гуманистическим выводам. Выбору человеколюбия в качестве отправной точки исканий способствует и обращение к первоисточнику, проникнутому гуманизмом христианскому вероучению. Богоискателю открываются основы учения, принимаемые ранее без участия сердца. Автор показывает неоднородность средневекового мировоззрения и опережающие время зачатки человеколюбия, пробивающиеся сквозь религиозные догмы, выступая против «привязки» данного явления к конкретной исторической эпохе.
Оригинальным художественным воплощением богоискателя как модуса Героя русской фэнтези 1990-х гг. является герой дилогии С. Лукьяненко «Искатели неба» (1997, 1999-2000). Автор проводит художественный эксперимент, показывая возможный результат преодоления «отрыва» идеала христианского вероучения от земной жизни: демократичную религию, составленную людьми в соответствии со своими потребностями. «Земной» характер веры выражается и на символическом уровне: крест, главный символ христианства, древнейший и глубокий, заменен здесь «святым столбом», формальным знаком сословной принадлежности. Отсутствие в вере глубины и идеала стимулирует самостоятельный путь героя Ильмара к Богу, к поиску ответов на вопросы о счастье, судьбе и свободе, о преимуществах продолжения рода перед монашеством, о всемогуществе Бога и т. д. Попытка установления зыбкой границы между богоугодным и греховным раскрывает в нем богоискателя. Внутреннее состояние поиска героя определяет способ повествования: оно ведется от первого лица и содержит момент исповедальности.
Важным средством раскрытия героя-богоискателя является образ Слова - бесценного дара, расточительно-практически используемого
человечеством. Богоискателя Ильмара отличает ощущение истинного предназначения Слова как искушения и испытания, имеющего надчеловеческое происхождение. Если в связи с героем-творцом Слово выступает синонимом искусства или мистическим, магическим инструментом преобразования мира, то богоискателю оно указы паст на присутствие в человеке божественного начала и выступает свидетельством божественного чуда. Чудо предстает в произведении условием веры в Бога, нравственного становления или «выпрямления» человека.
Воскресение грешника Ильмара соответствует логике развития характера, по главное - авторской вере в человека. Сопровождающее героя в его поиске небо передаст идею необходимости освящения, высшего оправдания человеческого бытия. В восприятии богоискателя небо трансформируется из привычной части окружающего пространства в олицетворение высшей силы, молча покровительствующей его исканиям. Обращенному к небу герою вопреки разуму открывается тяжесть и счастье всепонимания, выражающегося в тонких психологических наблюдениях над людьми. Чувствующий горе каждого человека как свое и готовый его разделить, он обнаруживает признаки Искупителя, ожиданием прихода которого проникнут изображаемый мир. Рассвет (вторая часть дилогии называется «Близится утро»), наступивший незаметно из-за горящего фонаря, символизирует истинный свет, истинного Искупителя Ильмара, идущего рядом с мнимым, искусственно созданная слава которого ошибочно принята за свет веры. Символичным, отсылающим к библейскому сюжету финалом автор упрочивает героя в этой роли и открывает перспективу развития характера.
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. произошло характерное для кризисных моментов развития общества «возвращение» к вере, одним из способов художественного осмысления которого стала фэнтези. В связи с героем-богоискателем, являющимся специфическим, не характерным для западной фэнтези модусом Героя, существенно переосмысливается свойственное Герою стремление за пределы мира обыденности. Заурядному миру авторы противопоставляют не параллельный мир, а божественное начало, необходимое для «оправдания», освящения человеческого бытия. У богоискателя отсутствуют некоторые обязательные для Героя фэнтези черты: владение магией, мнфомышление, богоборчество. Вместо них авторы изображают Чудо, религиозное мышление и богоискательство.
Появление искателя и богоискателя в качестве модусов русской фэнтези 1990-х гг. было закономерным, поскольку российское общество в это время находилось в ситуации выбора пути развития. Герой находит опору либо в саморазвитии, возрождении нарушенных связей с культурой и историческим прошлым (искатель), либо в самоограничении и восстановлении духовной связи с Богом (богоискатель).
Глава III «Воин н хранитель как модусы Героя русской фэнтезн 1990-\ it.: специфика воплощения нравственной проблематики»
состоит из двух параграфов.
В § 1 «Герой-воин: национальное п общечеловеческое содержание»
интерес авторов к данному модусу обосновывается художественным поиском Героя с выраженными моральными принципами, отсутствующего в современности. Это обусловило закрепление меча в качестве атрибута героя-воина, символа нравственных качеств и благородной борьбы, характерной для прежних периодов развития человечества, противопоставленной совремешюй войне денег, амбиций и техники.
Благодатным культурным материалом для раскрытия героя-воина как модуса Героя русской фэптези 1990-х гг. является древнеславянская эпоха. Интерес к ней стимулировал обособление славянской фэнтези, выразительным примером которой служит роман М. Семеновой «Волкодав» (1992-1995).
Враждебный мир навязывает герою функцию воина, предоставляя свободу только в ее рамках. Мотив вынужденного пути задается предваряющим роман стихотворением-аллегорией, где воинственный волк сравнивается с домашним псом, передавая трагедию человека, несущего отторгаемую его природой функцию. Волкодав противопоставляется вон/у-индивидуалисту Конану наличием внутреннего конфликта.
Несмотря на то, что воин в романе М. Семеновой является модусом Героя фэнтези, он не стремится преодолеть границы дома (как вершитель, например). Утрата дома приравнивается Волкодавом к крушению мира, т. к, для него это целая вселенная с ее сложной организацией и законами. Стремление иметь и защищать дом вследствие отсутствия последнего трансформируется в желание защитить весь мир, каждого человека. Дом, сложенный из живого дерева, символизирующего естественность места обитания человека, противопоставлен в романе каменному замку Людоеда. Обнаруживается тенденция к негативному изображению в фэнтези крепостей и подобных сооружений, передающих суть антиподов Героя, служащих Злу. Степень удаленности жилья от цивилизации прямо пропорциональна в романе нравственности человека, поэтому венны (племя Волкодава) живут в глухом лесу.
Понятие свободы, актуализируемое в связи с образом освобожденного раба, включает доверие к людям как свободу, отнимаемую жизненным опытом воина. Восстановление ее оказывается возможным благодаря наличию собственной морали героя. Показывая нравственное проявление личности как естественное, автор последовательно убеждает, что сила героя - не столько в профессионализме воина, сколько в нравственности, которая и делает его победителем. Но позиция защитника при всей ее нравственности не является конечным пунктом развития Волкодава. Рефлексия героя о способах влияния на человека заявляет перспективу
гуманистического развития характера. Автор показывает, что языческое мировоззрение не стоит в оппозиции по отношению к гуманизму. Новый герой, ставший оригинальной художественной интерпретацией стандартного фэнтезийного модуса, открыл дополнительные возможности для осмысления общечеловеческих ценностей: семьи, долга, свободы.
В дилогии «Волчья хватка» (1999, 2004-2006) С. Алексеев обращается к воину как модусу Героя фэнтези для художественного исследования проблемы национального самосознания в ее взаимосвязи с вопросами экологии, глобализации культуры и нравственной проблематикой.
Воин Ражный предстает в системе национальных, общшшо-родовых и пространственно-географтеских факторов. Как и у М. Семеновой, герой-воин у С. Алексеева напрямую связан с домом (символом преемственности поколений, противоположенным суетливому миру), что не характерно для трактовки данного модуса западными авторами. В романе С. Алексеева образы дома, природы и родины в их взаимосвязи заново открывают читателю первоисточники нравственности, показывая пути обретения душевного равновесия. Одна из причин углубления естественных возможностей человека - верность месту и традициям. Борьба воина Ражного заключается прежде всего в отстаивании своей личности, независимости от меняющегося мира. Достигаемые в отшельничестве внутренняя свобода и индивидуальное миропонимание противопоставлены массовому мышлению. Автор четко разделяет формы индивидуализма: ограниченного, замкнутого на себе эгоизма и ценного умения мыслить самостоятельно. Взаимоотношения Ражного с обывателями выявляют самобытность его мышления, позволяя сделать вывод о психологическом контрасте как важном принципе изображения героя.
Для оригинального мышления Ражного характерно единство природного и нравственного начал. Это органичное единство показано и на примере волка: приручение, одомашнивание дикого зверя видится писателю искривлением природной сущности, уродством. Подобная мысль сопутствует изображению людей, рабски принадлежащих цивилизации: в их отказе от своего природного начала заметно нарушение естественного нравственного баланса, порождающее чувство неудовлетворенности. С помощью мистических образов (оборотничества) обывательские мировоззренческие константы разоблачаются как поверхностные заблуждения, последшш пункт человеческого отрыва от своей сущности. Обостренное чувство включенности в жизнь и ответственность за мир выражаются на бытовом и бытийном уровне сознания Ражного, дают ему психологическую проницательность и укрепляет в нем генетически заложенное желание защищать мир.
У С. Алексеева воин помещен в условия современного мира, где идет война по превращению человека в массового потребителя - неявная, проникающая, требующая иной ответной тактики, чем физическое
противостояние. В условиях всеобщей индивидуализации и постгуманизма его альтруизм выступает утрачиваемой ценностью. С функциональной точки зрения герой является не просто защитником, но и своеобразным «спасителем», в котором остро нуждается современный мир.
Национальные черты героя-воина представлены в романе в их пространственно-географической обусловленности. Образ непроходимого вечного леса подчеркивает самобытность неосвоенного пространства России, укрытого от всепроникающего прогресса. Прием психологического параллелизма обнаруживает сходство независимого характера пространства и сохранившегося вопреки насаждаемым образцам национального духа. Характерные для фэнтези антицивилизационные настроения переходят у С. Алексеева в антиглобализационный пафос и реализуются в изображении воина, отстаивающего национальную самобытность. Ражный, носитель внутренней свободы и уникального миропонимания, противопоставляется человеку вероятного будущего, «гражданину мира» Каймаку, «свободному» лишь в рамках американской идеологии. Процесс глобализации представляется Ражному неестественным, требующим мобилизации на государственном и индивидуальном уровне. Развитие человека видится ему не в принятии 'рациональных зерен» чужих идеологий, а в углублении сформированного национального мышления, защите культурной свободы, духовного ресурса. Позиция героя-воина выражает авторское отношение к проблеме.
Воин М. Семеновой и С. Алексеева явился результатом значительного переосмысления известного модуса Героя фэнтези. Его оригинальная интерпретация направляет сознание читателя в патриотическое русло, воплощая авторский вариант национальной идеи, поиском которой было озабочено российское общество 1990-х. Традиционная цель воителя -защищать - усложняется в отечественной фэнтези тем, что «сильный» выступает заступником не только слабого, но и личной индивидуальности, и национальной самобытности. Воин в исследуемых романах ведет не столько физическую, сколько духовную борьбу, отстаивая ценности гуманизма, пытаясь найти механизмы сдерживания вышедших из-под контроля человека процессов отчуждения и дегуманизации, а также способы спасения человечества от последствий прогресса.
В § 2 «Герой-хранитель и проблема утраты духовных ценностей» рассматривается содержательное развитие данного модуса Героя в русской фэнтези 1990-х гг.
Герой романа А. Белянина «Моя жена - ведьма» выступает в качестве не только творца, но и хранителя, что является свидетельством нелинейного развития характера. Появление хранителя в качестве модуса Героя русской фэнтези стало естественной реакцией на рубежную угрозу морального вырождения. Соблазняющий поэта Гнедина демон символизирует Зло, которое несут в себе исторические перемены:
духовное оскудение. В ситуации всепроникающей нестабильности переломного времени художник, талант становится в романе А. Беляшша хранителем истинных ценностей для следующих поколений, гарантом выбора обществом духовного, эвошотивного пути развития.
В русской фэнтези есть и другие воплощения данного модуса. В романе «Стоящий у солнца» С. Алексеева мысль о необходимости сохранения духовных ценностей и тайн древности, воплощенная в целеполагании Русинова, позволяет рассматривать его как хранителя. Абсолютная предназначенность героя к роли хранителя утверждается его нравственными убеждениями и историчностью мышления, обнаруживающими требуемый потенциал еще до посвящения: интуитивно, на своем уровне (на рабочем месте) он препятствует потребительски ориентированной официальной системе поиска богатств древности.
Хранителей выделяет в романе наличие общих устремлений: их деятельность освящена высокой целью сохранения истинных ценностей и спасения незрелого человечества от соблазна. Достижение цели простирается далеко за пределы их жизни, свидетельствуя о способности мыслить перспективно и ретроспективно. Хранитель живет в целостном мире, открывает прекрасное бытие в его неосязаемых взаимосвязях. Ему присущи восприятие мироздания в причинно-следственных связях, ощущение равновесия и чувство отеческой заботы по отношению к человечеству, находящемуся в поре безответственного отрочества, не доросшему до зрелого исторического мышления.
Мировоззремеские константы хранителя напрямую отсылают к фундаментальным тезисам эзотеризма: критика ценностей обыденной жизни и культуры; вера в существование иной, подлинной реальности; убеждение, что человек способен при жизни интегрироваться в эту реальность - при условии трансформации своей личности, интенсивной духовной работы...; признание соотнесенности микро- и макрокосма...21. В интерпретации отечественной фэнтези хранителя как модуса Героя заложена эзотерическая идея единства, целостности мира и знания о нем, благодаря которому преодолевается разрыв связей - между поколениями, человеком и природой, индивидуальным и общественным сознанием и т. д.
Герой-воин С. Алексеева Ражный является хранителем мира от Зла, обретающего различные формы: физической угрозы, войны, экологического дисбаланса, национального и духовного вырождения. Его личность представлена не только в ссмейно-родовой, национальной и пространственно-географической обусловленности, но и сакральной, важной для раскрытия авторской концепции хранителя. Эзотерическая идея бытия как целого реализуется в романе в образе чуда, соединяющего и отождествляющего эзотерическое и религиозное мировоззрение как разные, но равноценно нравственные формы изначально присущего
г|Эзотершм : эшщклопедня / сост. нгл. ред. А. А. Гркщшов. - Минск: Интерпрессервис [н др.], 2002. - С. 972.
человеку целостного видения мира и человека как органичной его части. Некоторые авторы фэнтези «извлекают» общественно не приспособленного героя из среды и, отрицая земную реальность, помещают его в инобытие. С. Алексеев, «оставляя» героя-хранителя в земном мире, представляет его в координатах вселенной, «оправдывая» человеческое существование живой связью с космосом.
Хранитель в русской фэнтези, обладающий принципиально отличным от обыденного состоянием духа и сознания, находится на этапе обретения смысла жизни, прояснения своего места в ней, при этом обладает чувством включенности в жизнь, единства с миром, добровольной ответственности за него - и свободой. Его цель и предназначение - быть не только хранителем мира от соблазна и бремени всеведения, но и беречь нравственные ценности для поколений. Кроме того, герои выступают хранителями душевного покоя человечества, благополучия на бытовом и бытийном уровне, родовой, исторической и сакральной памяти.
Рассмотренные модусы Героя русской фэнтези 1990-х гг. выступают своеобразным средством художественного преодоления несовершенной жизни. В альтруистически ориентированном мировоззрении воина и хранителя авторам видится образ мышления будущего человечества.
В Заключении обобщаются теоретические и практические результаты исследования, намечаются перспективы изучения фэнтези. К последним относятся проблемы научного определения и классификации рассматриваемого явления, а также исследование тенденций его дальнейшего развития в отечественной литературе.
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:
1. Чепур, Е. А. Русская фэнтези : к проблеме типологии характеров / Е. А. Чепур // Проблемы истории, филологии, культуры / под ред. д. и. н. М. Г. Абрамзон [и др]. - Выпуск XIX. - М. - Магнитогорск - Новосибирск, 2008. - С. 336-341. (Реестр ВАК МО п Н РФ).
2. Чепур, Е. А. Типы характеров русской фэнтези 1990-х гг. как воплощение доминирующих направлений духовного поиска / Е. А. Чепур // Проблемы истории, филологии, культуры / под ред. д. и. н. М. Г. Абрамзон [и др]. - Выпуск 3 (29). - М. - Магнитогорск - Новосибирск, 2010. - С. 175-182. (Реестр ВАК МО и Н РФ).
3. Чепур, Е. А. Роман-фэнтези А. Белянина «Моя жена - ведьма» : содержательные возможности современной беллетристической формы / Е. А. Чепур // Актуальные проблемы литературоведения и лингвистики. Вопросы филологического образования : матер. Росс, науч.-практ. конфер. / отв. ред. Н. Е. Ерофеева. - Орск : ОГТИ, 2006. - С. 125-127.
4. Чепур, Е. А. Неявные смыслы дилогии А. Белянина «Моя жена -ведьма» и «Сестренка из преисподней» / Е. А. Чепур // Мировая
словесность для детей и о детях : матер. XI Всеросс. науч.-практ. конфер. / под ред. И. Г. Минераловой. - М.: МПГУ, УНФЦ, 2006. - С. 146-148.
5. Ченур, Е. Л. Функции игрового начала в романе А. Белянина «Меч без имени» / Е. А. Чепур // Современные проблемы науки и образования : тезисы докладов XLIV внутривуз. науч. конфер. преподавателей МаГУ. -Магнитогорск : МаГУ, 2006. - С. 143-144.
6. Чепур, Е. Л. Традиции рыцарского романа и их переосмысление в «Святом Граале» Ю. Никитина и «Рыжем рыцаре» А. Белянина / Е. А. Чепур // НАУКА-ВУЗ-ШКОЛА : сб. науч. трудов молодых исследователей / иод ред. 3. М. Уметбаева, А. М. Колобовой [и др.]. - Магнитогорск : МаГУ, 2006. - Вып. П. - С. 297-301.
7. Чепур, Е. А. Эзотерическая составляющая семантики русской фэнтези 1990-х годов («Логово зверя» В. Головачева, «Сокровища Валькирии» и «Волчья хватка» С. Атексеева) / Е. А. Чепур // Ачьманах современной науки и образования. Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии. В 3 ч. Ч. 1 : межвуз. сб. науч. трудов / отв. ред. Е. В. Рябцева. - Тамбов : Грамота, 2007. - С. 297-299. "
8. Чепур, Е. А. О пространственно-временной организации русской фэ1ггези / Е. А. Чепур // VIII Ручьевскис чтения. Изменяющаяся Россия в литературном дискурсе : истор., теор. и методол. аспекты / сост., ред. М. М. Полехина. - Магнитогорск : МаГУ, 2007. - С. 224-229.
9. Чепур, Е. А. О характерологии славянской фэнтези / Е. А. Чепур // НАУКА-ВУЗ-ШКОЛА : сб. науч. трудов молодых исслед. / иод ред. 3. М. Уметбаева [и др.]. - Магнитогорск : МаГУ, 2007. - Вып. 12. - С. 304-309.
10. Чепур, Е. А. Современная Россия в художественном сознании авторов фэнтези / Е. А. Чепур // Современные проблемы науки и образования : матер. XLV внутривуз. науч. конфер. преподавателей МаГУ. - Магнитогорск : МаГУ, 2007. - 288 с. - С. 194-195.
11. Чепур, Е. А. Творческая личность в русской фэнтези 1990-х гг. / Е. А. Чепур // Художественная концептосфера в произведениях русских писателей: сб. науч. ст. / ред. и сост. М. М. Полехина, Т. И. Васильева. -Магнитогорск : МаГУ, 2008. - Вып. I. - С. 145-150.
12. Ченур, Е. А. «Сварог» А. Бушкова и «Вершитель» М. Фрая : новая проблематика фэнтези / Е. А. Ченур // НАУКА-ВУЗ-ШКОЛА : сб. науч. трудов молодых исследователей / под ред. 3. М. Уметбаева, А. М. Колобовой [и др.]. - Магнитогорск : МаГУ, 2009. - Вып. 14. - С. 211-216.
13. Чепур, Е. А. Концепт «дом» в русской фэнтези 1990-х гт. / Е. Л. Чепур // Художественная концептосфера в произведениях русских писателей: сб. науч. ст. / ред. и сост. М. М. Полехина. - Магнитогорск : МаГУ, 2010. - Вып. И. - С. 315-323.
Регистрационный № 0250 от 27.07.2006 г. Подписано в печать 18.11.2010 г. Формат 60x84'/iе. Бумага тан № 1. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,0. Уч.-изд. л. 1,0. Тираж 100 экз. Заказ № 696. Бесплатно.
Издательство Магнитогорского государственного университета 455038, Магнитогорск, пр. Ленина, 114 Типография МаГУ
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Чепур, Елена Анатольевна
Введение.
Глава I. Вершитель и творец как модусы Героя русской фэнтези 1990-х гг.: художественное исследование возможностей человеческого духа.
§ 1 .Герой-вершитель: аспекты самосовершенствования личности.
§ 2. Герой-творец\ мифологическое и творческое мироощущение как альтернатива религиозному и рациональному мышлению.
Глава II. Искатель и богоискатель: отражение идейно-художественных поисков 1990-х гг. в модусах Героя русской фэнтезиб
§ 1. Герой-искатель: антицивилизационные концепции личности и мира.
§ 2. Герой-богоискатель: своеобразие религиозного сознания в фэнтези.
Глава III. Воин и хранитель как модусы Героя русской фэнтези 1990-х гг.: специфика воплощения нравственной проблематики.
§ 1. Герой-воин: национальное и общечеловеческое содержание.
§ 2. Герой-хранитель и проблема утраты духовных ценностей.
Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Чепур, Елена Анатольевна
В конце XX в. русская литература оказалась в* критическом состоянии. Установка на развлекательность.стала едва ли не единственным« критерием отбора произведений' для книжных издательств. Определяемые спросом объемы выпускаемой массовой литературы1 достигли таких размеров, что игнорировать ее существование как требующего пристального внимания факта литературного процесса стало невозможным.
В советском литературоведении отношение к массовой литературе всегда было однозначно негативным. Она противопоставлялась литературе «высокой», «серьезной», определялась как «низовая». С середины 1990-х гг. (значительную роль здесь сыграло активное изучение популярной книги зарубежными исследователями [126; 132; 244]) оценки этого пласта литературы утрачивают прежнюю категоричность. Обосновывая закономерность и насущность такого рода перемен, JL Гудков на страницах «Нового литературного обозрения» в 1996 г. справедливо« замечает: «Согласитесь - все-таки это странная наука о литературе, которой не интересно, которую не занимает 97% литературного потока, то, что называют «литературой» и что читает подавляющее большинство^ людей. Подступающий рынок, опосредующий интересы и всевозможные запросы образованной публики, начинает выдвигать собственные критерии интеллектуальной работы и ее значимости и качества. В этой ситуации позиция дидактического просвещения и хранения культуры, опирающаяся на дихотомию высокого и массового в искусстве, типичная для большинства литературоведов, поневоле мыслящих государственно, теряет свою социальную обеспеченность и культурную твердость» [99, с. 79-82].
1 «Массовая литература - многозначный термин, имеющий несколько синонимов: популярная, тривиальная, пара-, бульварная литература; традиционно этим термином обозначают ценностный «низ» литературной иерархии - произведения, относимые к маргинальной сфере общепризнанной литературы, отвергаемые как китч, псевдокультура» [200, с. 514].
Позже исследователь H. Мельников, сопоставляя массовую литературу с классической, приходит к примечательному выводу: «.Критерии художественности, эстетической значимости, в соответствии с которыми «высокую», «серьезную», «большую» литературу отличают от. «массовой», «тривиальной», исторически подвижны и не абсолютны. Нередко они кардинально меняются со сменой историко-культурных эпох, в каждой из которых господствует совершенно особый тип художественного сознания, своя система ценностей» [200, с. 515].
Подмеченная исследователем тенденция к синтезу «высокого» и развлекательного делает нецелесообразным «сортировочный» подход к литературному процессу. Об искусственности и недостатках такого разделения пишет литературовед С. Дмитренко: «.Высокомерное отделение так называемой классики от беллетристики возникало (да и возникает) лишь в теоретических построениях критиков и литературоведов» [111, с. 83]. Эта мысль находит убедительное развернутое подтверждение в диссертации Д. Крюкова «О формах симбиоза элитарного и массового в современном искусстве» [162], а также в работах В. Березина [50], И. Гурвича [100], В. Мясникова [213], Т. Струковой и С. Филюшкиной [248] и других.
Наиболее ярким воплощением тенденции к слиянию формально-содержательных особенностей «большой» литературы и развлекательной является фэнтези, в частности, русская фэнтези 1990-х гг. - объект нашего исследования.
Всестороннее осмысление культурно-исторических особенностей рубежа XX-XXI вв. предполагает внимание к фэнтези, составляющей значительный пласт современной русской литературы - это обусловливает актуальность ее изучения. Насущность такой работы определяется также востребованностью фэнтези молодым поколением и, следовательно, способностью оказывать известное влияние на его мировосприятие. Каков вектор этого влияния — важный вопрос для общества, задумывающегося о своем «завтрашнем дне».
В качестве заметного явления отечественной литературы фэнтези предстала именно в 1990-е гг., сразу обретя» широкую читательскую аудиторию, что при тяготении к активному использованию фантастических элементов ► с неизбежностью предопределило, ее безусловное причисление к массовой культуре. В связи с этим нельзя не согласиться с мнением писателя и литературного критика В. Каплана относительно стереотипов научного отношения к фантастической литературе: «Будь, автор сколь угодно талантлив; будь в его книгах и глубина мысли, и блестящий язык, и отсвет душевного жара - все равно клеймо «фантаста» отлучит его от «большой» литературы, все равно в глазах множества людей его творчество останется в лучшем случае* успешной-беллетристикой, а в худшем - способом заработать.» [141, с. 156]. Несомненно, отечественная фэнтези, как и западная, включает произведения, художественный уровень которых колеблется от коммерческих проектов до-истинного искусства. В связи; с этим считаем* необходимым при исследовании русской фэнтези рассматриваемого периода ориентироваться на вершинные ее образцы, к числу которых литературоведы А. Д. Гусарова, Ф. С. Капица, Т. М. Колядич, И. В. Черный относят романы - «Стоящий у солнца» (цикл «Сокровища Валькирии») и «Волчья хватка» С. Алексеева, «Моя жена - ведьма» А. Белянина, «Рыцарь из ниоткуда» (цикл «Сварог») А. Бушкова, «Овернский клирик» А. Валентинова, «Посмотри в глаза чудовищ» А. Лазарчука и М. Успенского, «Искатели неба» С. Лукьяненко, «Святой Грааль» Ю. Никитина, «Волкодав» М. Семеновой, «Вершитель» М.' Фрая и. «Мракобес» Е. Хаецкой.
На формирование отечественной фэнтези оказали опосредованное (через зарубежную фэнтези) влияние мифологии разных стран, фольклорная волшебная сказка, средневековый рыцарский роман, а также традиции романтизма и оккультно-мистическая литература XIX и начала XX в. [93, стб. 1161]. Классическими произведениями западной фэнтези большинством исследователей признаются «Конан» (1932 г.) Р. Говарда, «Хроники Нарнии» (1950-1956 гг.) К. Льюиса, «Властелин колец» (19361949 гг., опубликована в 1954 г.) Дж. Р. Р. Толкиена, цикл произведений о «Вечном герое» (1956-2000 гг.) М. Муркока, цикл «Колдовской мир» (1963-2005 гг.) А. Нортон, цикл «Волшебник Земноморья» (1968-1990 гг.) У. Ле Гуин, трилогия о Мерлине (1970-1979 гг.) М. Стюарт, «Хроники Амбера» (1970-1991 гг.) Р. Желязны.
Первоначальные попытки рассмотрения фэнтези как исключительно детского чтения оказались несостоятельными. Авторы и исследователи сегодня единодушны в том, что адресат фэнтези — разновозрастной читатель. «.В волшебной сказке [так именует фэнтези Дж. Толкиен — Е. Ч.] читатель находит. простор для полета фантазии, возможность восстановления душевного равновесия и способ бегства от действительности, утешительную концовку и т. п., то есть именно то, в чем дети, как правило, нуждаются куда меньше, чем взрослые» [304, с. 459460]. На западе фэнтези стала своеобразным средством абстрагирования* от антигуманной реальности. В России 1990-х гг. потребность в фэнтези (сначала переводной, затем собственной) усиливалась особыми социально-историческими и, как следствие, психологическими причинами.
Несмотря на то, что со времени создания-трилогии Толкиена прошло более полувека, полноценного и общепризнанного определения фэнтези в западном литературоведении до сих пор не сложилось. Попытки его формулирования предпринимались неоднократно, но должного результата не принесли. Большая часть определений отличается пространностью и описательностью. Характеризуя основные позиции зарубежных исследователей в интерпретации сущности фэнтези, А. Николаева отмечает: «Спрэг де Камп пишет, что литература, относимая к жанру фэнтези, базируется на сверхъестественных идеях или предположениях и содержит такие элементы, как демоны, колдуны, духи и магические заклинания. Питер Николе (редактор самой авторитетной «Энциклопедии научной фантастики») считает фэнтези одним из поджанров научнои фантастики, а Дарко Сувин (канадский; фантастолог югославского происхождения); в противоположность, ему, определяет научную фантастику как: малую- часть, фэнтези: Более или менее объединяет, эти точки зрения К. Н. Мэнлав, утверждающий, что фэнтези; всегда можно отличить от других жанров* благодаря1 широкому использованию? сверхъестественных и порой невозможных элементов» [224, с. 17].
В отечественном литературоведении выделяется несколько группе определений. Ряд интерпретаций базируется- на специфике художественной реальности фэнтези;
В начале 1990-х гг. исследователи И; Эйдемиллер и Л. Лебедев, обозревая набирающий силу ноток переводной фэнтези, предприняли попытку описания?новой литературы: «Мир фэнтези — это- пропущенные-через современное сознание и ожившие по воле автора древние мифы, легенды^ сказания:. Это альтернативные или забытые периоды истории человечества. Это летописи почти: сказочных королевств. Это комедия условного средневековья и трагедия мира, навсегда покидаемого эльфами; гномами» [353, с. 201].
Писатель С. Логинов рассматривает фэнтезийную картину мира с философской точки зрения: «Фэнтези — часть фантастической литературы, занимающаяся конструированием миров, построенных, исходя из положений объективного идеализма» [180, с. 107]. Дополнение писателя — это взгляд, на предмет «изнутри», что повышает его исследовательскую ценность.
Фэнтези изучается и в сравнении с жанрами, научное осмысление которых уже. состоялось. Комплекс определений соотносит ее со сказкой; мифом или эпосом. Еще: в работе 1970 г. С. Лем квалифицировал фэнтези как сказочное ответвление: «Когда «детерминистский оптимизм» судьбы превращается в «детерминизм, потрепанный стохастикой случайностей», классическая сказка превращается в фэнтези» [174].
С. Кошелев в диссертации 1983 г. «Философская фантастика в современной английской литературе (романы-; Дж. Р. Р. Толкина, У. Голдинга, К. Уилсона. 50-60-х гг.)», опираясь на работы В: Ироппа, обнаружил в фэнтези элементы волшебной сказки [159]. Подобный анализ фэнтези представлен и в работе А. Гусаровой 2009 г. «Жанр фэнтези» в русской литературе 90-х гг. двадцатого века:, проблемы поэтики» [104]. Роль средневекового культурного материала исследователем минимизируется, при этом абсолютизируется фольклорно-мифологическая основа данной литературы: «. средневековые реалии лежат чаще всего, на поверхностном уровне мира фэнтези: Мы убеждены, . что сверхъестественность любого типа мира в фэнтези имеет другой источник, а именно фольклорный «чужой мир», с образом которого происходит в русской фэнтези глобальная литературная игра» [103, с. 14]. Однако польский по происхождению и европейский; по признанию писатель А. Сапковский убедительно возражает против сказочных корней фэнтези: «Англосаксы, доминирующие в фэнтези и создавшие сам жанр, имеют в своем распоряжении намного лучший материал: кельтскую мифологию. Артурианский.миф у англосаксов живет вечно, он крепко врос в культуру своим архетипом. Ш вот почему архетипом, прообразом ВСЕХ произведений в жанре фэнтези является легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола» [282, с. 224].
М. Мещерякова в работе 1997 г. охарактеризовала фэнтези как неомиф: «.«Авторский^ мифологизм», специфическая замкнутая-целостная картина мира, объединенная; типом мирочувствования* и миропонимания писателя, которая-нередко сопровождается воссозданием* мифосинкретических структур мышления. В основе его — своеобразное сращение сказки;, фантастики и приключенческого романа в. единую («параллельную», «вторичную») художественную реальность с тенденцией к воссозданию, переосмыслению мифического архетипа, а также формированию нового мифа в ее границах» [201, с. 295]. Ценность этой концепции - в отказе от абсолютизации мифологической составляющей фэнтези, учете синтетической природы явления.
Значительный корпус определений основан на разграничении* научной фантастики и фэнтези. В отечественном литературоведении одной из первых (в 1985 г.) попыталась вычленить фэнтези Т. Чернышева: «Деление самоценной фантастики на два типа произведений совершенно очевидно. Их и называют обычно fantasy и science fiction, «просто» фантастикой и научной фантастикой. Естественной основой для такого деления является не тематика и не материал, который используется в этих двух типах произведений, а структура самого повествования. Назовем их пока 1) повествованием со многими посылками* и 2) повествованием с единой фантастической посылкой» [336, с. 50].
Концепция фантастоведа Е. Ковтун корректирует определение Т. Чернышевой: «.в отличие от рациональной фантастики, fantasy не нуждается в мотивации ввода и снятия посылки. f-посылка опирается на присутствующие в каждом человеке и не требующие доказательств некие единые, хотя и весьма смутные, сущностные представления о мире - в данном случае не важно, составляют они врожденный подсознательный опыт или незаметно впитываются человеком из культурного контекста эпохи»" [145, с. 114]. Конкретизация понятия в 1998 г. стала возможной благодаря учету особенностей зарубежной и отечественной фэнтези. На противопоставлении фэнтези и научной фантастики базируется также определение В. Переверзева [237, с. 70-72].
Одна из наиболее полных характеристик фэнтези, в основных положениях опирающаяся на работу Т. Чернышевой, представлена в 2001 г. «Литературной энциклопедией терминов и понятий»: «.Вид фантастической литературы. основанной на сюжетном допущении иррационального характера. Это допущение не имеет «логической» мотивации в тексте, предполагая существование фактов и явлений, не поддающихся, в отличие от научной фантастики, рациональному объяснению. Для фэнтези важен. романтический принцип двоемирия. а также романтический герой, как правило, одинокий, отверженный, в одиночку противостоящий выпадающим на его долю бесчисленным испытаниям. Герой обречен совершать Квест (от англ. Quest — «путь», «поиск»), представляющий собой не столько перемещение в пространстве с определенной целью, сколько путь в пространстве души в поисках себя и обретения внутренней гармонии» [93, стб. 1161-1162].
Определенные уточнения, касающиеся формально-содержательных особенностей и функционирования исследуемого явления, вносит в 2005 г. А. А. Торшин: «.Вид фантастической литературы, основанный на иррациональных сюжетных посылах и представляющий извечные проблемы бытия преимущественно в формах инобытия, способных вызвать у читателя иллюзию реальности картин фантастического вымысла» [309, с. 219].
Если на этапе возникновения фэнтези смешивалась с мифом, сказкой и научной фантастикой, то в настоящее время она воспринимается преимущественно в качестве самобытного жанра. Но такой подход не является безусловным, ведь фэнтези имеет разные жанровые воплощения: летописи, хроники, поэмы, романы, притчи, комедии. Кроме того, фэнтези охватывает разные виды искусства: литературу, живопись, графику, кино, музыку. В этой связи ее целесообразно рассматривать как направление. На такой точке зрения настаивает, в частности, «Первый толковый большой энциклопедический словарь» под редакцией С. М. Снарской: фэнтези — «Направление в литературе, кино, компьютерных играх и т. п., включающее произведения разных жанров, герои которых существуют в условной социальной и природной среде, сотворенном воображением автора «вторичном мире», для создания которого может использоваться весь арсенал сказок, легенд и мифов разных народов.» [236, с. 1939]. В пользу данного подхода свидетельствует также обладание фэнтези присущими направлению качествами: конкретно-историческим характером, специфическим методом и наличием внутренних течений [358; с. 605] - героического, христианского, сатирического и других.
Ключом к пониманию формально-содержательной специфики фэнтези, на наш.взгляд, может стать системное изучение проблемы Героя как основного носителя авторской концепции. По справедливому мнению большинства, исследователей, константными характеристиками Героя рассматриваемого направления являются обладание уникальными, чаще магическими способностями, постоянное пребывание в жизненном поиске и противостоянии злу. Однако в конкретных художественных текстах Герой фэнтези является в различных своих ипостасях, отвечающих волнующим писателя- проблемам. В связи с этим особый- интерес в, качестве предмета, исследования- представляют модусы- Героя русской фэнтези последнего десятилетия XX в. в. их соотнесении с актуальными проблемами современности.
Понятие модус используется, в философии, логике, культурологии, искусствознании, филологии. В литературоведческих исследованиях [129; 241; 266] привлекаются значения термина, которые так или иначе восходят к работе Н. Фрая «Анатомия критики» (1957 г.) и трудам разных лет В. Тюпы (1988-2001 гг.). Если Н. Фрай связывает модусы в первую очередь с литературными жанрами (мифом, сказанием, легендой, сказкой, эпосом, трагедией, комедией и т. д.) [322, с. 232-263], то В. Тюпа понимает их более широко, как общеэстетические типы художественности: «Модус художественности - это всеобъемлющая характеристика художественного целого, это тот или иной род целостности, стратегия* оцельнения, предполагающая не только соответствующий тип героя и ситуации, авторской позиции и читательской рецепции, но и внутренне единую систему ценностей, и соответствующую ей поэтику» [311, с. 154]'. Исследователь выделяет героический, сатирический, трагический, комический, идиллический, элегический, драматический и иронический модусы. Непосредственно в приложении к литературному герою термин «модус» до настоящего времени не применялся.
Классифицируя литературных персонажей, исследователи избирают различные основания. В работе М. М. Бахтина «Автор и герой' в эстетической деятельности» (1920-е гг.) за основу «формально-содержательного определения видов героя» взято отношение автора к герою, в соответствии с которым выделяются 1) герой, завладевающий автором: писатель смотрит на предметный мир глазами героя, «не может найти убедительной и устойчивой ценностной точки опоры вне героя»; 2) автор завладевает героем: «отношение автора к герою становится отчасти отношением героя к себе самому»; 3) «герой является сам своим автором, осмысливает свою собственную жизнь эстетически, как бы играет роль» [41, с. 88-101].
Н. Фрай в работе «Анатомия критики» (1957 г.) в качестве основы дифференциации героев избирает их способность к действию, «которая может быть большей, меньшей или приблизительно равной нашей собственной» [322, с. 232]. Помещенный в эту систему герой способствует жанровой идентификации произведений: о божестве рассказывает миф, о герое - легенда и сказка, о вождях — эпос и трагедия; обычный человек-«принадлежит» комедии или реалистическому повествованию, а «низкий» герой - ироническому [322, с. 232-233].
О классификации личности как результативном способе ее познания» пишет Л. Гинзбург в книге «О литературном герое» (1979 г.). Герой произведения представлен в совокупности различных формул узнавания: физических, метафорических, социальных, морально-психологических [84, с. 15]. Тип героя диктуется жанром, литературным направлением и их развитием [84, с. 18-26]. Анализ психологических и культурно-исторических классификаций характера (начиная с древнейших и заканчивая современными) приводит исследователя к выводу:
Характерологические системы друг другу противоречат, но знаменательно. что в них варьируются. несколько основных типов: эмпирический (практический), чувственный, эмоциональный, активный, интеллектуальный, идеологический, эстетический и проч.» [84, с. 147].
В. Хализев в монографии «Ценностные ориентации русской классики» (2005 г.) рассматривает сверхтипы как «надэпохальные и наднациональные» культурные явления, а типы - как их модификации [318, с. 146] и в соответствии со спецификой системы ценностей героев противопоставляет два доминирующих в истории литературы сверхтипа: авантюрно-героический и житийно-идиллический. Через их сравнение выясняется направление развития литературы: «.От позитивного' освещения-' авантюрно-героических ориентаций — к их критике и ко все более ясному разумению и художественному воплощению ценностей житийно-идиллических» [325, с. 156-157].
Специфика фэнтези ориентирует исследователей на систематизацию персонажей, в основу которой положена функциональная доминанта. Принцип функциональности детально представлен в труде «Морфология волшебной сказки» (1928 г.) В. Проппа, выделившего среди сказочных действующих лиц антагониста, дарителя, помощника, искомого персонажа, отправителя, героя-искателя или героя-жертву, ложного героя [251, с. 25]. В приложении к мифологии этот принцип реализован в книге американского исследователя Дж. Кэмпбелла «Тысячеликий герой» (1948 г.). Сравнительное исследование жизнеописаний мифологических героев позволило автору проанализировать собирательный образ Героя и выделить его «метаморфозы»: воин, любовник, правитель, спаситель, святой, а также универсальные этапы его становления (пути): исход (преодоление мира данности), инициация (испытание) и возвращение (перерождение в новом качестве) [167]. При вычленении указанных форм жизнедеятельности Кэмпбелл опирался на две основные функции героя: преобразовательную и связующего звена между миром данности и миром высшим.
Принцип функциональности позволил И. Надажевской в статье ««Недостойный богатырь» (О герое русской литературы фэнтези)» (2003 г.) перечислить основных персонажей фэнтези: Воин, Маг/Чародей, Владыка, Путник/Чужой [214, с. 103-104].
В- упоминавшейся диссертации А. Гусаровой, исследующей фольклорно-мифологические истоки образа героя русской фэнтези, также рассматриваются его функции. Однако сведение сложной, нелинейной* психологической и духовной эволюции фэнтезийного характера преимущественно к этапам обряда инициации и похоронного ритуала8 представляется не вполне правомерным, поскольку признаками обряда4 посвящения, безусловно присутствующими в жизнедеятельности Героя русской фэнтези, его содержательная ^глубина не исчерпывается.
Отметим, что существующие классификации персонажей нацелены либо на разграничение литературных типов как образов, представленных в значительном обобщении, в наиболее выдающихся чертах, либо на дифференциацию характеров как художественных индивидуальностей, носителей системы ценностей. Мы же видим необходимость в разграничении ипостасей Героя как позитивно ориентированного действующего лица, образующего центр персонажного мира произведений фэнтези. Именно для обозначения этих ипостасей вводим термин «модус» в его философском значении: «свойство предмета, присущее ему лишь в некоторых состояниях, - в отличие от атрибута (неотчуждаемого свойства предмета)» [227, с. 643]. Применение данного понятия в приложении к литературному Герою» предполагает наличие у него выраженного доминирующего качества или устремления при сохранении константных характеристик.
Очевидно, что модусы Героя фэнтези ввиду тождественности их константных характеристик не могут быть четко выделены на основании функционального принципа, как это делалось в большинстве ранее рассмотренных классификаций. Однако это представляется возможным сделать, исходя из особенностей целеполагания1, свобода выбора которого присуща Герою русской фэнтези 1990-х гг.
Целью работы закономерно становится- выявление основных модусов Героя русской фэнтези последнего десятилетия» XX в., отражающих духовные поиски рубежной эпохи: Для достижения* поставленной цели потребуется решение ряда задач:
1. определить доминанты целеполагания героев русской фэнтези указанного периода как основу их дифференциации;
2. охарактеризовать своеобразие модусов Героя, наиболее убедительно заявивших о себе в исследуемый период развития русской фэнтези;
3. выявить специфику использования архетипических образов, символики, пространственно-временной организации, игрового начала и других средств раскрытия модусов Героя русской фэнтези 1990-х гг.;
4. проанализировать круг социально-исторических и этико-философских проблем, связанных с отдельными модусами Героя -русской фэнтези «рассматриваемого периода.
К выбранным в качестве материала исследования произведениям применимы методы классического литературоведения. Необходимость классификации модусов Героя, определения-литературных, культурных и философских истоков образа Героя, рассмотрения предмета изучения в его детерминированности текущим историко-культурным процессом, а также сопоставление образов персонажей, сюжетных конструкций и пространственно-временных структур фэнтези с различными* мифологическими системами, национальным фольклором,
1 Термин «целеполагание» употребляется нами в его общепринятом значении: «мысленное представление той картины, которая должна стать реальностью спустя определенное время и в результате определенных действий. Целеполагание представляет из себя «положение» сформированных целей на реальность. Побудительными силами в механизмах целеполагания выступают потребности и мотивы, которые направлены на целесообразное преобразование окружающего мира» [57]. произведениями отечественной и мировой литературы обусловливает применение типологического, структурно-генетического, историко-культурного и сравнительно-исторического методов. Методологическую1 основу исследования составили работы теоретиков литературы. М. Бахтина, А. Веселовского, В. Жирмунского, Б. Кормана, Ю. Лотмана, Bt Тюпы, В. Шкловского; труды исследователей литературной фантастики и-фэнтези В. Березина, В. Гопмана, А. Гусаровой, В. Каплана, Е. Ковтун, С. Кошелева, С. Лема, М. Мещеряковой, А. Осипова, Ц. Тодорова, К. Фрумкина, Т. Чернышевой; исследования по мифологии и фольклору Л. Леви-Брюля, Е. Мелетинского, В. Проппа, В. Топорова, Т. Щепанской; по-проблемам литературного- героя и его системного изучения К. Юнга, Л. Гинзбург, Дж. Кэмпбелла, Н. Фрая, В. Хализева; философские теориизН. Бердяева, Т. Карлейля, О. Шпенглера; научные труды по эзотерике1 Е. Колесова, Л. Дж. Лейтона, В. Назарова.
Специальные исследования^ фэнтези в отечественной науке малочисленны и представляют социально-философские работы- [243], педагогические [64] или лингвистические [203]. Литературоведческие исследования посвящены либо зарубежной фэнтези [159; 249; 296], либо фольклорно-мифологическим истокам русской фэнтези [104]. Научная новизна нашей работы предопределяется попыткой системного исследования Героя русской фэнтези 1990-х гг. в модусном аспекте. Впервые дифференцируются и подвергаются специальному исследованию основные модусы Героя в их соотнесении с актуальными проблемами современности.
Структура работы определяется поставленной целью* и включает введение, три главы, заключение и список использованной литературы. Каждая- глава состоит из двух параграфов, посвященных исследованию-отдельных модусов Героя русской фэнтези 1990-х гг.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Герой русской фэнтези 1990-х гг.: модусы художественной реализации"
Заключение
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. сложилась парадоксальная и в то же время закономерная- ситуация: в эпоху, названную постгуманизмом, появилась литература, актуализирующая-нравственные ценности. В-то время как постмодернизм исследует постчеловека,, фэнтези выдвигает протест против,давно начавшегося культурного процесса «преодоления человека». Она во многом взяла на себя роль, которую ранее успешно выполняла реалистическая литература - воспитание личности.
Вопреки заключению исследователя М. Ремизовой («Не творец и преобразователь, не воин в широком смысле, а мягкая игрушка, в руках судьбы - вот наши литературные герои» [263, с. 15]), Герой в современной литературе есть. Как подтверждает осуществленное нами исследование, он принадлежит фэнтези, поскольку героизм для, современности — явление скорее фантастическое, чем реалистическое. Жизнеспособность-Героя, как духовного ориентира объясняется неослабевающей потребностью читателя в образцах. Возрождая понятие героического, фэнтези вступает в скрытую полемику с постмодернизмом, отрицающим моральные авторитеты. Т. Карлейль писал: «Если бы погибли все традиции, все организации, веры, общества, какие только человек создавал когда-либо, почитание героев все-таки осталось бы. Уверенность в том; что существуют герои; ниспосылаемые в наш мир, наша способность почитать их, необходимость, которую мы испытываем- в этом отношении, — все это сияет, подобно Полярной звезде, сквозь густые облака дыма, пыли, всевозможного разрушения и пламени» [142, с. 91-92]. Эту глубинную потребность в полной мере удовлетворяет литература фэнтези.
Герой, константные характеристики которого регулярно воспроизводятся в романах русской фэнтези 1990-х гг., воплощается в шести основных модусах, дифференцируемых по целеполаганию: вершитель (самосовершенствование и преобразование мира), творец (сотворение новых вселенных, или искусство), искатель (поиск Истины), богоискатель (поиск Бога), воин (защита мира от Зла), хранитель (сохранение истинных ценностей). Определяющими в; выборе, модуса Героя стали: проблемно-тематические предпочтения .авторов! русской: фэнтези указанного периода;
Герой-вершитель, стремящийся активно участвовать в судьбе мира и своей? судьбе; связанной! с ним; позволяет актуализировать, проблему нереализованности; человека в ее соотнесении} с проблемой власти. Всемогущество вершителя (символом которого выступает магия) достигается не властью, а способностью отказаться от условностей, пойти против! течения» логики, не* допускающей: вероятность . несбыточного, и нравственными установками. Активно привлекаемый; в связи с героем-вершителем образ? дома предстает в; двух противоположных ракурсах, знаменующих качественное, изменение* мировоззрения* героя:: от абсолютного* отождествления, дома- с обыденностью — до обретения? истинного «дома» — новой' области, применения; сил, места, где герой? является незаменимым.
Творец - это* не только художник,, но и любая, творческая? индивидуальность, желающая* и способная самостоятельно^ по-новому увидеть мир. Иное видение мира- приравнивается; авторами к созидательному акту. Мифологическое: мышление творца проявляется; в неприобретенной; органичной вере в сверхъестественное и приданий^ Слову мистического значения, и предопределяет развитие творческого миропонимания: героев: Наиболее важными в связи: с героем-творцом становятся проблема ответственности художника и идея созидательности воображения; стирающего границы между реальностью^ вымыслом: Игра,, пронизывая« все уровни художественной; структуры рассмотренных произведений, не исчерпывает своего назначения развлекательностью, становится, важнейшим средством раскрытия? модусов* Героя: русской фэнтези 1990-х гг. — вершителя и особенно творца, а; также моделирования испытывающих героя ситуаций.
Искатель, предстающий в системе этико-философских образов дома (значение которого расширяется/ до истории человечества и беспредельного мира) и Пути (символизирующего духовные искания; и внутреннюю эволюцию), открывает перспективы, процесса самопреодоления и объективизации сознания: Поиск Истины; определяет развитие антицивилизационной направленности мышления.
Герой-богоискатель, востребованный авторами в связи с вопросами веры, религии, церкви; актуализирует христианские, ценности как базовые для человека и общества, пребывающих в поиске нравственных основ: жизни. Важным средством создания характеров искателя и богоискателя становится изображение внутреннего мира человека (повествование от первого лица, пространные внутренние монологи, психологические детали и т. д.).
Воинявляется наиболее характерным модусом фэнтезийного Героя. Привлечение русской фэнтези 1990-х гг. этого модуса объясняется! художественным поиском «ориентира» - героям с выраженными; моральными: принципами, отсутствующего в современности, и необходимостью: «оживления» патриотических, идей. Функция защитника; в русской фэнтези значительно расширилась по сравнению с зарубежной: воин становится заступником традиций рода,: природы и экологии, самобытной национальной культуры и истории, гуманистических идей.
Герой-хранитель отечественной фэнтези демонстрирует способы познания мира как целого и человека как органичной его части, восстановления внутренней гармонии и воплощает актуальную мысль о необходимости сбережения духовных ценностей.
Сформировавшиеся; модусы, отражают авторский поиск нового Героя, который может открыть читателю способы, приятия жизни через альтернативное существующему понимание и обновление мира. Критика-объективной реальности, обычная для современной литературы, в фэнтези является конструктивной: авторы предлагают разные пути развития взамен преобладающего научно-прогрессивного и меркантильно ориентированного как наименее перспективных.
Охват проблематики в рассматриваемых романах свидетельствует о стремлении писателей удержать вечные ценности в их высоком статусе. Авторы, убеждают в том, что в мире и в, человеке независимо от эпохи существуют моральные константы, незыблемые величины, благодаря» которым и продолжается жизнь. Оригинальное воплощение отечественными авторами модусов Героя фэнтези позволяет «вдохнуть жизнь» в ключевые бытийные понятия, вернуть им первозданную глубину и красоту. В эссе «О волшебных историях» Дж. Толкиен писал: «Восстановление душевного равновесия. — это возобновление и обострение ясного видения мира» [304, с. 471]. В. Шкловский назвал этот прием «остранением»: «Целью-искусства является-дать ощущение вещи как видение, а не как узнавание. Вывод вещи из.автоматизма восприятия совершается в искусстве разными способами.» [344, с. 15]. Как показывает предпринятый анализ романов 1990-х гг. отечественных авторов, фэнтези успешно справляется5 с целью, обозначенной, литературоведом, благодаря привлечению определенных модусов Героя.
Выявленные особенности содержания и поэтики отечественной' фэнтези свидетельствуют о наличии у нее точек соприкосновения- с русской литературной традицией. В то время как «авторы массовой литературы эксплуатируют лишь поверхностный слой «культурной памяти» современника» [337, с. 381], рассмотренные романы фэнтези. поднимают читателя с уровня развлекательного на качественно более высокий, философский, обнаруживают новые грани традиционной проблематики, стимулируют читательский интерес к различным областям человеческого знания, обращают к культурным, историческим и философским первоисточникам.
После двадцати лет ассимиляции фэнтези в русской литературе интерес исследователей от обзорно-ознакомительного переходит в область аспектного анализа, что свидетельствует о развитии новой литературы и постепенном накоплении знаний о ней [67; 68; 96]. Несмотря на это, по-прежнему актуальными остаются проблемы научного определения и классификации фэнтези. Исследователи выделяют фэнтези героическую, эпическую (или, по определению англоязычной критики, «высокую»), философскую, женскую, детскую, славянскую (по уточнению С. Логинова - этнографическую), приключенческую, городскую, романтическую, христианскую, мистическую (оккультную), технофэнтези, историческую и юмористическую (ироническую). Очевидно, что предпринятые попытки классификации фэнтези требуют единого основания. Эта потребность, а также необходимость полноценного доказательства отнесения фэнтези к литературному направлению открывают перспективы ее научного исследования.
Список научной литературыЧепур, Елена Анатольевна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Алексеев, С. Волчья хватка : роман / С. Алексеев. М. : ACT, 2009. -479 с.
2. Алексеев, С. Волчья хватка 2 : роман / С. Алексеев. - М. : ACT, 2009. -351 с.
3. Алексеев, С. Россия : мы и мир : роман-эссе / С. Алексеев. М. : ACT, 2008. - 252 с.
4. Алексеев, С. Сокровища Валькирии : Стоящий у солнца : роман / С. Алексеев. М.: OJIMA-Пресс, 1998. - 783 с.
5. Белянин, А. Моя жена ведьма : фантастический роман / А. Белянин. - М.: АРМАДА : Альфа-книга, 2005. - 476 с.
6. Белянин, А. Меч Без Имени; Свирепый ландграф; Век святого Скиминока / А. Белянин. М. : Армада : Альфа-книга, 2005. - 798 с.
7. Белянин, А. Рыжий рыцарь : роман / А. Белянин. М. : Альфа-книга, 2010. - 480 с.
8. Бушков, А. Рыцарь из ниоткуда / А. Бушков // Бушков, А. Сварог : Рыцарь из ниоткуда. Летающие острова / А. Бушков. М. : Олма Медиа Групп, 2009. - С. 7-307.
9. Валентинов, А. Овернский клирик / А. Валентинов // Валентинов, А. Тропа отступников / А. Валентинов. М. : Эксмо, 2004. - С. 297-614.
10. Домбровский, Ю. Хранитель древностей / Ю. Домбровский. М. : Сов. Россия, 1966.-255 с.
11. Зилазни, Р. Хроники Эмбера : Девять принцев Эмбера; Ружья Авалона / Р. Зилазни / пер. с англ. М. Гилинского. СПб.: Северо-запад, 1992. -416 с.
12. Лазарчук, А. Посмотри в глаза чудовищ / А. Лазарчук, М. Успенский // Лазарчук, А. Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума / А. Лазарчук, М. Успенский М.: Эксмо, 2003. - С. 5-491.
13. Jle Гуин, У. Волшебник Земноморья. Могилы Атуана / пер. с англ. Л. Ляховой / У. Ле Гуин. Ижевск : РИО Квест, 1993. - 376 с.
14. Логинов, С. Земные пути : роман / С. Логинов. СПб. : Северо-запад, 1999.-432 с.
15. Лукьяненко, С. Искатели неба : Холодные берега. Близится утро : романы / С. Лукьяненко. М. : ACT, 2006. - 704 с.
16. Льюис, К. С. Хроники Нарнии / К. С. Льюис. М. : Эксмо, 2002. - 992 с.
17. Никитин, Ю. Святой Грааль / Ю. Никитин. М.: Эксмо, 2007. - 544 с.
18. Семенова, М. Истовик-камень. Волкодав / М. Семенова. М. : ACT, 2005. - 672 с.
19. Стюарт, М. Полые холмы. Последнее волшебство : романы / пер. с англ. И. Бернштейн / предисл. В. Ивашевой / М. Стюарт. М. : Радуга, 1988.-800 с.
20. Толкин, Дж. Р. Р. Возвращение государя : летопись третья из эпопеи «Властелин колец» / Дж. Р. Р. Толкин; пер. с англ. В. Волковского, В. Воседого. М.: ACT; СПб.: Terra fantastica, 2002. - 553 с.
21. Толкин, Дж. Р. Р. Две твердыни : летопись вторая из эпопеи «Властелин колец» / Дж. Р. Р. Толкин; пер. с англ. В. Волковского и др.. М. : ACT; СПб.: Terra fantastica, 2002. - 555 с.
22. Толкин, Дж. Р. Р. Дружество кольца : летопись первая из эпопеи «Властелин колец» / Дж. Р. Р. Толкин; пер. с англ. В. Волковского и др.. М.: ACT; СПб.: Terra fantastica, 2002. - 559 с.
23. Фрай, М. Вершитель / М. Фрай. СПб.: Азбука, 1997. - 416 с.
24. Фрай, М. Лабиринт Менина / М. Фрай. СПб.: Азбука, 2000. - 416 с.
25. Хаецкая, Е. Мракобес / Е. Хаецкая. СПб. : Северо-Запад, 2005. - 480 с.
26. А что, если бы? Альтернативная история : сб. статей / пер. с англ. В. Волковского. М.: ACT; СПб. : Terra Fantastica, 2002. - 606 с.
27. Абрамзон, Т. Е. Суеверные представления и их осмысление в русской литературе II половины XVIII века : автореф. дис. канд. филол. наук : 10.01.01 / Т. Е. Абрамзон. СПб. : РГПУ им. А. Н. Герцена, 1998. -20 с.
28. Адамович, М. Этот виртуальный мир / М. Адамович // Новый мир. -2000. № 4. - С. 193-207.
29. Алексеев, С. Поле выбора / С. Алексеев // Сакральная фантастика. -М., 2004. Вып. 5. - С. 534-535.
30. Алексеев, С. Фэнтези — развитие жанра в России / С. Алексеев, М. Батшев // Книжное дело. 1997. - № 1. - С. 83.
31. Алексеев, С. Христианская фэнтези на Западе / С. Алексеев // Христианство и фантастическая литература. М. : Мануфактура, 2004. - С. 19-20.
32. Аллен, Дж. Энциклопедия фэнтези / пер. с англ. / Дж. Аллен. М. : Росмэн, 2005. - 144 с.
33. Анастасьев, Н. Феномен Набокова / Н. Анастасьев. М. : Сов. писатель, 1992. - 320 с.
34. Антология культурологической мысли / авт.-сост. С. П. Мамонтов, А. С. Мамонтов. М.: Изд-во РОУ, 1996. - 352 с.
35. Апинян, Т. Игра в пространстве серьезного. Игра, миф, ритуал, сон, искусство и другие / Т. Апинян. СПб.: СПбГУ, 2003. - 400 с.
36. Арбитман, Р. Изысканный бродит жираф : О романе А. Лазарчука и М. Успенского «Посмотри в глаза чудовищ». 1997. / Р. Арбитман // Кн. обозрение. 1997. - № 22. - С. 16.
37. Аскаров, Т. Художественная условность как эстетическое явление / Т. Аскаров. Фрунзе, 1984. - 197 с.
38. Байкалов, Д. Искатель чудес / Д. Байкалов // Если. 2002. - № 9. - С. 237-244.
39. Баркова, А. Мифологическое мышление толкинистов / А. Баркова // Круглый стол» Толкиновского общества Санкт-Петербурга. Режим доступа: http ://www.tolkien.spb .ru/articles/rggu 15 .htm.
40. Батаршев, А. Типология характера и личности / А. Батаршев. М., 2005.- 112 с.
41. Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / М. Бахтин // Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М. : Худ. лит., 1975.-С. 234-408.
42. Белинский, В. Вступление к «Физиологии Петербурга» / В. Белинский // Белинский В. Собр. соч. в 9 т. Т. 7 : Статьи, рецензии-и заметки / ред. Н. Гей и др. / В. Белинский. С. 127-136.
43. Белянин, В. Психологическое литературоведение. Текст как отражение внутренних миров автора и читателя : монография / В. Белянин. М. : Генезис, 2006. - 320 с.
44. Бердяев, Н. Духовный кризис интеллигенции / Н. Бердяев. — М. : Канон +, 1998.-400 с.
45. Бердяев, Н. Самопознание / Н. Бердяев. М.: Книга, 1991. - 446 с.
46. Бердяев, Н. Смысл творчества. Опыт оправдания человека / Н. Бердяев // Бердяев, Н. Философия свободы. Смысл творчества / Н. Бердяев. -М.: ACT, Харьков : Фолио, 2004. С. 15-334.
47. Бердяев, Н. Философия свободного духа / Н. Бердяев // Бердяев, Н. Диалектика божественного и человеческого / Н. Бердяев. М. : ACT, 2007.-С. 13-338.
48. Березин, В. Беллетристика / В. Березин // Октябрь. 2001. - № 4. - С. 186-189.
49. Березин, В. Сайнс fiction : заметки о жанре научной фантаст, литературы / В. Березин // Октябрь. 2001. - № 7. - С. 188-191.
50. Березин, В. Фэнтези / В. Березин // Октябрь. 2001. - № 6. - С. 185188.
51. Беркинблит, М. Фантазия и реальность / М. Беркинблит, А. Петровский. М.: Политиздат, 1968. - 128 с.
52. Блаватская Е. П. // Краткий философский словарь / А. П. Алексеев, Г. Г. Васильев и др.; под ред. А. П. Алексеева / 2 изд., перераб. и доп. -М.: ТК Велби; Проспект, 2004. С. 34-35.
53. Блаватская, Е. Тайная Доктрина : синтез науки, религии и философии : в. 3 т. / Е. Блаватская. М. : Эксмо, 2001. - Т. 1 : Космогенезис. - 877 е.; Т. 2 : Антропогенезис. - 942 е.; Т. 3 : Эзотерическое учение. - 748 с.
54. Богданов, А. Доигрались. до литературы : Женская фэнтези в России нового тысячелетия / А. Богданов // Лит. учеба. 2002. - № 3. - С. 4458.
55. Большой толковый словарь / под ред. В. Чернышева. М. : Глобус Стиль, 2009. - 1500 с. — Режим доступа : http://www.e-slovar.ru/about/.
56. Бондаренко, Г. Религия утраченных дней : Джон Рональд Руэл Толкин : Русский опыт прочтения / Г. Бондаренко // Ex libris НГ. 2001. - № 7. -С.З.
57. Булычев, К. Падчерица эпохи : избранные работы о фантастике / К. Булычев. М.: Международный центр фантастики, 2004. - 368 с.
58. Вайзер, Г. Смысл жизни и «двойной кризис» в жизни человека / Г. Вайзер //Психологический журнал. 1998. - № 5. - С. 3-14.
59. Вайль, П. Смерть героя / П. Вайль // Знамя. 1992. - № 11. - С. 223233.
60. Венгеров, А. Богоискательство, революция и социализм в России : взаимосвязь культурных практик / А. Венгеров // Вестник РГГУ. -2009. № 15 : Серия «Культурология. Искусствоведение. Музеология». - С. 86-96.
61. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. М. : Высш. школа, 1989. - 408 с.
62. Виноградова, О. Педагогические условия повышения эффективности чтения подростками литературы фэнтези : дис. . канд. пед. наук : 13.00.01 / О. Виноградова. М., 2002. - 213 с.
63. В зоне масскульта. Новый мир. - 1997. - № 11. - С.'211-226.
64. Волков, С. Эзотерика^ и ценностный мир молодого человека в современной ¡России / С. Волков // Социально-гуманитарные знания. — 2003.-№ 1.-С. 296-306.
65. Волковская, Л. Типизированное историческое средневековье в литературе «фэнтези» / Л. Волковская // Диалог культур 2004 : в поисках новой гуманитарной парадигмы. - СПб., 2004. - С. 73-75.
66. Володина, Н. Человек в мире фэнтези : Опыты приложения метафизики к социальной реальности / Н. Володина // Философия человека. Омск, 2004. - С. 478-492.
67. Володихин, Д. Домой : мистическая литература постраспадной эпохи / Д. Володихин // Москва. 2007. - № 2. - С. 178-189.
68. Володихин, Д. Забытый дом и шумный перекресток / Д. Володихин // Если. 2001. - № 9. - С. 269-278.
69. Володихин, Д. Место встречи:. : Фантастика и литература основного потока : конвергенция? / Д. Володихин// Знамя. 2005.; - № 12. - С. 175-189.
70. Волчонок, В. У истоков русской фэнтези / В. Волчонок // Уральский следопыт. 1999: - № 11. - С. 56-57.
71. Волшебные,: иллюзии^ : зарубежная- художественная литература^ развлекательных жанров> / авт.-сост. М1 Бабичева, И1 Балашова, Т. Постникова. М! : 2001-. — 223 с:
72. Воронин, В. Законы фантазии и абсурда в художественном тексте / В. Воронин. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1999. - 168 с.
73. Воронова, Н. Неомиф в духовной культуре современной России :этнонациональный? аспект : дис:.канд. фил ос: наук : 24.00:011 / Ш
74. Воронова. СПб. : РШУ им: А. Герцена;'2007. - 270?с.:
75. Гаков; В. Мудрая» ересь фантастики / В. Гаков // Другое; небо : с б: заруб: НФ: М; : Политиздат, 1990. - С. 8-42.
76. Галина, М. Авторская интерпретация универсального мифа (Жанр «фэнтези» и женщины писательницы) / М. Галина // Общественные науки и современность. - 1998. - № 6. - СМ61-Ь70:
77. Галина; М! В "поисках чуда : 0> фантастике религиозно-христианской: тематики.7 М^ Галина; В: Каплат// Если! 20031 - № 6. - С1 252-2581
78. Галина, М. Валькирия русской фэнтези / М; Галина // Лит. газ. 1997. -№28.-С. 11.
79. Галина, М. Образ врага: Положительный герой и его вечный антагонист / М. Галина // Реальность фантастики. — 2004. № 4 (8). -С. 173-178.
80. Геворкян, Э. Фантастика — 1997 : что показало вскрытие / Э. Геворкян // Лит. обозрение. 1998. - № 1. - С. 86-92.
81. Гей, Н1 Время и пространство в: структуре произведения / Н; Тет// Контекст 1974. Литературно-критические исследования. - М. : Наука, 1975. - С. 213-228.
82. Генис, А. Вавилонская башня (Искусство настоящего времени) : авт. сборник / А. Генис. М.: Александра, 1996. - 180 с.
83. Гинзбург,. Л. Оз литературном, герое / Л: Гинзбург. Л. : Советский писатель, 1979. - 224 с.85., Гинзбург, Л: (^психологической; прозе 7 Л. Гинзбург. Л1: Советский писатель, 1971. -463 с.
84. Глядя на Запад : Культурная глобализация и российские молодежные культуры / пер. с англ. О. Оберемко и У. Блюдиной.,- СПб. : Алетейа, 2004.-278 с.
85. Гончаров, В. Конан наг переломе эпох / В. Гончаров // Уральский следопыт. 1997, - № 7. - С. 57-59.89'" Гончаров; Ве Рождение игры. — Еслш — 2001. № 2*. - С. 154-166г
86. Гончаров,. В; Русская фэнтези выбор; пути^/ В. Гончаров // Если; -1998.-№9.-С. 216-223. .
87. Гончаров, В. Толпа у открытых ворот / Гончаров В;, Мазова Н. П Если. 2002: - № 3. - С. 257-270.
88. Гопман, В: О картах и картографах ада : Из истории: литературно-критического изучения фантастики на Западе / В. Гопман // Книжное обозрение.-1997.- № 47. С. 16:
89. Грязнова, А. Романтические традиции в прозе русского, фэнтези / А. Грязнова // PR03A : Тезисы междунар. научной конференции «Поэтика прозы». Смоленск : СГПУ, 2003. - С. 105-108.
90. Грязнова; А. Текстообразующая функция устойчивых выражений в русском" ироническом? фэнтези : (Нш: примере анализа трилогии М: Успенского; о Жихаре) / А. Грязнова // Актуальные проблемы совр. филологии : Языкознание.- Киров, 2003: 4( 2; - С. 70-73.
91. Губайловский, В: Обоснование счастья : о природе фэнтези и первооткрывателе жанра / В. Губайловский // Новый мир. 2002. - №" З.-С: 174-185; '
92. Губин, В. Человек в трех измерениях / В. Губин, Е. Некрасова. М. : РГГУ, 2010. - 321 с. Р
93. Гудков, J1. Массовая литература как проблема. Для кого? / Л. Гудков // НЛО: 1996. - № 22: -С. 78-100:
94. Гурвич, И. Русская беллетристика : эволюция, поэтика; функции / И. Гурвич // Вопросы литературы. 1990. - № 5. - С. 113-142.
95. Гуревйч; Г. , Карта страны фантазий / Г. Гуревич. М. : Искусство, 1967. - 176 с. ; ,102: Гуревич; А. Я. Категории , средневековой культуры / А. Я. Гуревич., -М. : Искусство, 1972. 318 с.
96. Гусарова, А. Жанр фэнтези в русской литературе 90-х гг. двадцатого века : проблемы поэтики : автореф. дис. канд: филол: наук : 10.01.01 / А. Гусарова. Петрозаводск, 2009. - 22 с.
97. Гусарова, А. Жанр фэнтези в русской литературе 90-х гг. двадцатого века : проблемы поэтики : дис. . канд. филол. наук : 10:01.01 / А. Гусарова. Петрозаводск, 2009. - 255 с.
98. Гусарова, А. Игровая природа фэнтези : / А. Гусарова. — Мировая словесность для детей и о детях : матер. XI Всеросс. науч.-практ. конфер. / под ред. И. Г. Минераловой. М. : МПГУ, УНФЦ, 2006. - С. 112-116.
99. Давыдова, Е. Магическое и волшебное в эпопее Дж. Р. Р. Толкиена «Властелин колец» и некоторые проблемы изучения «фэнтези» / Е. Давыдова // Идейно-худ. многообразие зарубежной литературы нового и новейшего времени. М., 2004. - Ч. 5. - С. 67-83.
100. Давыдова, С. Сущность жанра «фэнтези» и его особенности / С. Давыдова // Концептуальная картина мира и интерпретативное поле текста с позиций лингвистики, журналистики и коммуникативистики. Барнаул, 2001. - С. 97-103.
101. Дей, Д. Путеводитель по миру Толкиена : Расшифрованный «Властелин колец» : словарь-справочник / пер. с англ. А. Муравьева / Д. Дей. М:: Эксмо; Яуза, 2004. - 368 с.
102. Демидов, А. Феномены человеческого бытия / А. Демидов. Минск : Экономпресс, 1999. - 180 с.
103. Денисенко, С. Международная научная конференция «Дело случая. Случай и случайность в литературе и в жизни» : СПб., июль 2005. / С. Денисенко // Рус. лит. 2006. - № 1. - С. 295-299.
104. Дмитренко, С. Беллетристика породила классику : к проблеме интерпретации литературных произведений / С. Дмитренко // Вопросы литературы. 2002. - № 5. - С. 75-102.
105. Дмитриев, В. Реализм и художественная условность / В. Дмитриев. -М.: Сов. писатель, 1974. 279 с.
106. ИЗ. Добин, Е. Сюжет и действительность. Искусство детали / Е. Добин. -JI.: Советский писатель, 1981. 432 с.
107. Добровольская, И. Фэнтези и фольклор / И. Добровольская // Литература. 1996. - № 3. - С. 13.
108. Дозор как симптом : культурологический сборник // под ред. Б. Куприянова и М. Суркова. М.: Фаланстер, 2006. - 416 с.
109. Дубин, Б. Классическое, элитарное, массовое : начало дифференциации и механизмы внутренней динамики в системе литературы / Б. Дубин // НЛО. 2002. - № 5. - С. 6-23.
110. Ермаков, А. Бессилие Зла. Толкиен и христианство / А. Ермаков // Религия-РЖ : интернет-проект. 2002. - № 2. - Режим доступа : http://religion.russ.ru/ideas/20020204-ermakov.html.
111. Жакова, О. Читаю ладони твои, как Библию (о женском) / О. Жакова. -Режим доступа: http://www.skiminok.ru/ICritica.asp7razdeH3.
112. Желязны, Р. Фэнтези и научная фантастика : взгляд писателя / пер. В. Самсоновой / Р. Желязны // Миры Роджера Желязны. — Рига : Полярис, 1995. С. 437-444.
113. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. — Л. : Наука, 1977.-408 с.
114. Зарубежные писатели : библиографический словарь в 2 ч. / под ред. Н. Михальской / Ч. 2. М.: Просвещение : Уч. литература, 1997. - 448 с.
115. Зинченко, В. Г. Методы изучения литературы. Системный подход : уч. пособие / В. Г. Зинченко, В. Г. Зусман, 3. И. Кирнозе. М. : Флинта : Наука. - 2002. - 200 с.
116. Зорин, И. Глобализация культуры / И. Зорин // Вестник Библиотечной Ассамблеи Евразии. 2009. - № 2. - С. 23-26.
117. Зоркая, Н. Проблемы изучения детектива : опыт немецкого литературоведения / Н. Зоркая // НЛО. 1996. - № 22. - С. 65-77.
118. Иванова, Н. Ultra-fiction, или фантастические возможности русской словесности / Н. Иванова // Знамя. 2006. - № 11. - С. 3-7.
119. Игровое пространство культуры : материалы форума, 16-19 апр. 2002 г. / сост. Е. Э. Сурова; гл. ред. В. В. Чубарь; СПбГУ, Музей антропологии и этнографии РАН; Рос. христиан, гуманитар, ин-т. — СПб. : Евразия, 2002. 383 с.
120. История фэндома : архив материалов о движении любителей фантастики в России. Режим доступа : http://www.fandom.ru/index.htm.
121. Кавелти, Дж. Изучение литературных формул / Дж. Кавелти // HJIO. -1996.-№22.-С. 33-64.
122. Кавторина, А. Феномен Гарри Поттера / А. Кавторина // Культура. -2001.-№7.-С. 4.
123. Каганская, М. Вчерашнее завтра. Книга о русской и нерусской фантастике / М. Каганская и др.. М. : РГГУ, 2004. - 325 с.
124. Кагарлицкий, Ю. Что такое фантастика? / Ю. Кагарлицкий. М. : Худ. литература, 1974. - 352 с.
125. Каграманов, Ю. Что бредится и что сбудется / Ю. Каграманов // Новый,мир. 1998. - № 11. - С. 192-197.
126. Казарян, А. Богоискательство / А. Казарян // Православная энциклопедия / под ред. Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Т. 5. - М. : Православная энциклопедия, 2007. - С. 447-453.
127. Каменкович,' М. Троянский конь / М. Каменкович // Палантир : журнал Толкиновского общества Санкт-Петербурга. 1994. - № 10, 11, 14, 15. - Режим доступа : http://www.tolkien.spb.ru/.
128. Капица, Ф. Неомиф и его трансформация в прозе конца XX в. / Ф. Капица // Русская проза конца XX века : уч. пособие / В. Агеносов и др. / под ред. Т. Колядич. М.: Академия, 2005. - С. 34-53.
129. Капица, Ф. Тайны славянских богов / Ф. Капица. — М. : РИПОЛ классик, 2007. — 416 с.
130. Каплан, В. Заглянем за стенку. Топография современной русской фантастики / В. Каплан // Новый мир. 2001. - № 9. - С. 156-170.
131. Карлейль, Т. Герои, почитание героев и героическое в истории / Т. Карлейль // Антология культурологической мысли / авт.-сост. С. П. Мамонтов, А. С. Мамонтов. М.: Изд-во РОУ, 1996. - С. 90-93.
132. Карпова, И. Толкин в зеркале Кастанеды / И. Карпова // Шалтай-Болтай : фант, журнал. — 2003. № 18. - Режим доступа : http ://shaltay .mars-x.ru/18/pindex.htm.
133. Климова, С. Кризис и дом / С. Климова // Социальный кризис и социальная катастрофа : сб. матер, конференции. СПб. : Санкт-Петербургское философское общество, 2002. - С. 35-38.
134. Ковтун, Е. «Истинная реальность» fantasy / Е. Ковтун // Вестник Моск. ун-та. Серия 9. Филология. 1998. - № 3. - С. 106-115.
135. Ковтун, Е. Поэтика необычайного : Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (на материале европейской литературы первой половины XX века) / Е. Ковтун. Ml: Изд-во Моск. ун-та, 1999. - 307 с.
136. Ковтун, Е. Рождение фэнтези : трансформация посылки в российской фантастике конца XX столетия / Е. Ковтун // Словенска научнафантастика. Београд : Институт за юьижевност и уметност, 2007. -С. 305-327.
137. Ковтун, Е. . Типы и функции художественной условности в европейской литературе первой половины XX века / Е. Ковтун : дис. . д-ра филол. наук :10:01.05, 10:01.08:-М1; 2000; -304 с.
138. Колесов, Е. Тринадцать врат эзотерики : История эзотерических: учений от Адама до наших дней / Е. Колесов., — Пенза .: Золотое сечение, 2009. 244 с. ; ; ■
139. Комарииец, А. Энциклопедия короля Артура и рыцарей: Круглого Стола / А. Комаринец. М: : АСТ, 2001. - 464 с. /
140. Королев, К. О кузнецах и кольцах / К. Королев //. Толкин, Дж. Сильмариллион : статьи? и письма / Дж. Толкин. М. : АСТ; СПб: : ТеггаТа^аБйса, 2002. - С. 573-589. V
141. Королев, К. Толкиен и его мир : энциклопедия / К. Королев. М. : ; Локид, 2005. - 494 с. . ; , , ^
142. Корман, Б. О. О целостности художественного произведения / Б. О. Корман // Известия Академии; наук СССР. Серия литературы и языка. -М. : Наука, 1977.-Т. 36.-№6.-С. 508-513. У
143. Костюхина, М. Славянские сказки для юношества / М. Костюхина // Литература : прил. к газ. «Первое сент.». 2008. - №3. — С. 40-43.
144. Котова, О. В мире меча и магии : Фантазии на тему фэнтези / О: Котова //Лит. газета. 2003; - № 19-20. - С. 8158. Кошелев,.С. Жанровая природа «Повелителя колец» Дж. Р. Р. Толкина
145. С. Кошелев // Проблемы, метода и жанра в зарубежной литературе / вып. VI / ред. Н. Михайлова. М., 1981. - С. 81-96.
146. Кошелев, С. Философская фантастика в современной английской литературе (романы Дж. Р. Р. Толкина, У. Голдинга, К. Уилсона 5060-х гг.) : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.05 / С. Кошелев. -М., 1983.- 16 с.
147. Красикова, Е. Связь всего со всем : о романе Ю. Домбровского» «Хранитель древностей» / Е. Красикова // Русская речь. — 1997. № 5. -С. 22-281
148. Кротов, Я., Клайв С. Льюис / Я. Кротов // Льюис, К. За пределами Безмолвной планеты; Переландра : романы / К. Льюис. С. 5-20.
149. Кузнецов, В'. Философия фантастики : специфика исследовательской программы / В. Кузнецов // Русская фантастика»на'перекрестье эпох и« культур»: материалы Междунар. науч. конфер. (21-23 марта 2006 г.). -М.: МГУ; 2007. С. 267-277.
150. Кузнецов, Hi Конфликт «роли» и «личности» в русской прозе первой* половины, XX столетия / И: Кузнецов // Рус. словесность. 2007. - № 1.-С. 7-11.
151. Кухта, Т. Толкин в зеркале русской фэнтэзи / Т. Кухта // Сверхновая американская фантастика : Fantasy & Science Fiction. М., 1994. - № 6. - С. 236-242.
152. Кэмпбелл, Дж. Тысячеликий герой / Дж. Кэмпбелл. М. : РЕФЛ-бук, 1997.-384 с.
153. Лазарева, Т. Фэнтези : Краткий обзор основных разновидностей жанра / Т. Лазарева // Вестник Дальневосточ. гос. науч. б-ки. Хабаровск, 2002. - № 21 - С. 87-99.
154. Латынина, А. «Видел я, как зло красиво, как занудливо добро» / А. Латынина // Новый мир. 2007. - № 4. - С. 166-173.
155. Лебедушкина, О. Про людей и нелюдей / О. Лебедушкина // Дружба народов. -2006. №1.-С. 190-198.
156. Леви-Брюль, Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / пер. с фр. / Л. Леви-Брюль. М.: Педагогика-Пресс, 1999. — 608 с.
157. Левитан, Л. Сюжет в художественной системе литературного произведения : монография / Л. Левитан, Л. Цилевич. — Рига : Зинатне, 1990.-512 с.
158. Лейтон, Л. Дж. Эзотерическая традиция в русской романтической литературе : Декабризм и масонство / пер. с англ. Э. Ф. Осиповой / Л. Дж. Лейтон. СПб.: Академический проект, 1995. - 253 с.
159. Лем, С. Фантастика и футурология : в 2 т. Книга 1 / С. Лем / пер. с пол. В. Борисова. Режим доступа : http://lib.rus.ec/b/124257/read.
160. Липовецкий, М. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики) : монография / М. Липовецкий. Екатеринбург, 1997. - 317 с.
161. Литературные архетипы и универсалии / под ред. Е. Мелетинского. -М. :РГГУ, 2001.-433 с.
162. Лихачев, Д. С. Внутренний мир художественного произведения / Д. С.I
163. Лихачев // Вопросы литературы. — 1968. № 8. - С. 74-87.
164. Лихачев, Д. Заметки о русском; 2 изд., доп / Д. Лихачев. М. : Сов. Россия, 1984. - 64 с.
165. Лица фэнтези / пер. с англ. А. Лисогора // Развитие личности. 2005. -№ 1. - С. 221-232; № 2. - С. 233-240; № 3. - С. 224-246.
166. Логинов, С. Русское фэнтези новая Золушка : стенограмма выступления на семинаре Б. Стругацкого / С. Логинов // Империя : фант, журнал. - Киев : Канберра-Клен, 1998. - С. 105-113.
167. Ломакова, А. Культурный миф в художественном творчестве Урсулы К. Ле Гуин : дис. канд. культурологии : 24.00.01 / А. Ломакова. М., 2005. - 228 с.
168. Лотман, Ю. Заметкиш; художественном пространстве / Ю. Лотман // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Вып. 720. Труды по знаковым системам. -Тарту, 1989. С. 25- 43.
169. Лотман,ТО. Символические пространства / Ю. Лотман // Семиосфера.- СПб.: Искусство-СПБ, 2004. С. 297-334.
170. Лотман, Ю: Структура художественного текста / IO. Лотман // Лотман, ТО. Об искусстве / Ю. Лотман. СПб. : Искусство, 1998. -С. 14-285.
171. Льюис,. К. Развенчание власти / К. Льюис / пер. с англ. Д. Афиногенова // Толкин, Дж. Сильмариллион : статьи и письма / Дж. Толкин. М- : ACT; СПб:: Terra fantastica, 2002. - С. 543-548.
172. Льюис, К. Чудо : эссе / К. Лыоис / пер. с англ. // Лыоис, К. Собр. соч. в 8 т. Т. 7 : Кружнойшуть, или*Блуждания паломника. Чудо; Настигнут радостью? (духовная» автобиография); / К'. Льюис. М: : Фонд;им. А. Меня, 2006. - С. 145-272.
173. Любутин, К. Вероятность невероятного / К. Любутин // Урал. 1993. -. № 3. - С. 3-16.
174. Макаричев; Ф. В. Динамическая типология героев Ф. М. . Достоевского : дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Ф. В: Макаричев.-Магнитогорск, 2002. 172 е. ' •
175. Максимов, Ю. «Властелин колец» и христианство / Ю. Максимов // ПравославиеЛи; : Интернет-журнал. Режим доступа: http://w\vw.pravoslavie.ru/jurnal/28.htm.
176. Малиновский, Б. Магия, наука и религия/ пер. с англ. / Б: Малиновский. М.: Еефл-бук, 1998; - 304 с.
177. Мамаева, Н. Христианство и «Хроники Нарнии» К. С. Льюиса- / Н: Мамаева // Библия и национальная культура. Пермь, 2004. - С. 116. . 120, " ' . ^ " ■;";■••.' .•;;■.■' /
178. Маркова,. О. Фэнтези / О. Маркова // Энциклопедический словарь английской литературы XX века / отв. ред. А. 11. Саруханян, ИМЛИим. А. Горького РАН; М.: Наука, 2005. - С. 464-468.
179. Махнач, В. Они не знали друг друга : 0;сходстве мистического опыта и культурных систем Д; Андреева иг Дж. Толкиена / В; Махнач, // Урания. 1994. - № 2. - С. 7-10. .
180. Мелетинский, Е. Поэтика мифа; 2 изд., репринтное / Е. Мелетинский. М. : «Восточная литература» РАН; Школа «Языки русской культуры», 2000 - 408 с. . : : .
181. Мещерякова, М. Русская детская, подростковая и юношеская проза II половины XX века : проблемы поэтики : монография / М. Мещерякова. ~ М.: Мегатрон, 1997. 380 с. .
182. Мирошкин, А. Смерть Н. С. Гумилева как литературный факт : опыт источниковедческого анализа / А. Мирошкин // Николай Гумилев : электронное собрание сочинений. — Режим доступа : http://gumilev.rU/biograpliy/22/#tgp39'
183. Мисник, М. Лингвистические особенности аномального художественного; мира произведений жанра фэнтези англоязычных авторов : дис. . канд. филол. наук : 10.02.04 / М. Мисник. Иркутск : Иркутский гос. лингвистич. ун-т, 2006. - 159 с. .
184. Мифы народов мира : энциклопедия. В 2 т. / под ред. С. Токарева. -М. : Большая Росс, энциклопедия, 2003 . Т. 1 : А - К. - 671 с ; Т. 21: К - Л.-719 с. ' "' " . ■ ■ :
185. Михайлов, А. Из истории характера / А. Михайлов // Человек и культура : Индивидуальность в истории культуры. М., 1990; - С. 4372. V'. ' ' ■ ". • ' .
186. Мончаковская, О. Феномен фэнтези и критерии оценки жанра в эпоху постмодерна / О. Мончаковская // Проблемы истории, филологии, культуры / под ред. М. Абрамзон и др. Выпуск XIX. - М.Магнитогорск - Новосибирск, 2008. - С. 342-349.
187. Москвин, И. Сакральная фантастика / И. Москвин // Знамя. 2005. - № 1.-С. 225-228.
188. Мухина, В. Фэнтези и проблема бытия личности / В. Мухина // Развитие личности. М., 2005. - № 1. - С. 219-221.
189. Мясников, В. Историческая беллетристика : спрос и предложение / В. Мясников // Новый мир. 2002. - № 4. - С. 141-155.
190. Надажевска, И. «Недостойный богатырь» (О герое русской литературы фэнтези) / И. Надажевска // PR03A : Тезисы междунар. науч. конфер. «Поэтика прозы». Смоленск : СГПУ, 2003. - С. 103105.
191. Назаров, В. Н. Введение в эзотерику / В. Н. Назаров. М. : Гардарики, 2008.-303 с.
192. Начало XX века. Синтетический модернизм и богоискательство // Русская литература XX века. 1890-1910 / под ред. С. А. Венгерова / в 2 кн. / Т. 2, 3. М.: ХХ1-Согласие, 2000. - 472 с.
193. Невский, Б. Наше фэнтези : чисто русская разновидность / Б. Невский //Мир фантастики (М.). 2004. - № 7 (11). - С. 28-31.
194. Невский, Б. Умные сказки : Фэнтези для интеллектуалов / Б. Невский // Мир фантастики (М.). 2004. - № 9 (13). - С. 26-27.
195. Неелов, Е. Волшебно-сказочные корни научной фантастики : Монография / Е. Неелов. JI. : Изд-во ЛГУ, 1986. - 200 с.
196. Неелов, Е. Сказка. Фантастика. Современность / Е. Неелов. — Петрозаводск : Карелия, 1987. 126 с.
197. Никитин, А. Триграмма сознания человека. / А. Никитин // Наука и религия. 1995. - № 2. - С. 42-45.
198. Николаева, А. О волшебной истории / А. Николаева // Наука и жизнь. -2002.-№5.-С. 78-84.
199. Николаева, А. Принципы моделирования фантастического мира (на примере английской фантастики второй половины XX века) / А. Николаева. Липецк : Крот, 2008. - 48 с.
200. Николаева, А. Сослагательное наклонение истории / А. Николаева // Наука и жизнь. 2005. - №1. - С. 50-55.
201. Ничипоров, И. Типология характеров в «Конармии» И. Бабеля / И. Ничипоров // Слово : Православный образовательный портал. -Режим доступа: http://www.portal-slovo.ru/philology/40186.php.
202. Новейший философский словарь / сост. и гл. науч. ред. А. Грицанов / 2 изд., перераб. и доп. Мн. : Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. -1280 с.
203. Ночкин, В. Меч как артефакт : на примере фэнтези / В. Ночкин // Ночкин, В. Меняла : роман / В. Ночкин. СПб. : Азбука-классика, 2004. - С. 367-380.
204. Огрызко, В. Кто сегодня делает литературу в России / В. Огрызко. -Выпуск 1 : Современные русские писатели. М. : Литературная Россия, 2006.-416 с.
205. Оден, У. В поисках героя / У. Оден / пер. с англ. Д. Афиногенова // Толкин, Дж. Сильмариллион : статьи и письма / Дж. Толкин. М. : ACT; СПб.: Terra fantastica, 2002. - С. 549-572.
206. Ортега-и-Гассет, X. Восстание масс / X. Ортега-и-Гассет. М. : ACT, 2003. - 272 с.
207. Осипов, А. Основы фантастоведения / А. Осипов. М., 1989. - 127 с.
208. Осипов, А. Фантастика от «А» до «Я» : Основные понятия и термины : краткий энциклопедический справочник / А. Осипов: М. : Дограф, 1999.-352 с.
209. Парнов; Е. Фантастика в век НТР : очерки современной научной фантастики / Е. Парнов. М. : Знание; 1974. - 192 с.
210. Первушина; Е. Война, полов- современной фантастике / Е. Первушина // Анизотропное шоссе : крит.-публицист. фэнзин. СПб., 1998.-№ 1.-С. 10-15.
211. Первый толковый большой энциклопедический словарь / гл. ред. Снарская С. М. М.: Рипол Классик, 2006: - 2144 с.
212. Переверзев, В. К вопросу разграничения' жанров нф литературы и «фэнтези» / В. Переверзев // Тезисы докладов и сообщ. на Всесоюз. науч: конференции-семинаре, посвящ. творчеству И: А. Ефремова^ и проблемам науч. фантастики. Николаев, 1988: - С. 70-72.
213. Петров, А. А. Жанр фэнтези : литературное мифотворчество как.игра архетипами?/ А. А. Петров / Вестник Омского университета. — 2005. -№ 2. С.,56-59*239: Петухов; Ю. Арии. Дорогами богов / Ю. Петухов. М: : Метагалактика, 2003. — 288 с.
214. Петухова, Е. Современный русский историко-фантастический роман / Е. Петухова, И: Черный. М. : Мануфактура, 2003. - 136 с:
215. Плаксицкая, Н. А. Сатирический.модус человека и мира,в творчестве М; А. Булгакова : на материале повестей 20-х годов и романа «Мастер и Маргарита» : дис. канд. филол. наук : 10.01.01 / Н. А. Плаксицкая. -Елец, 2004.- 199 с.
216. Плахов; В. Герои и, героизм. Опыт современного осмысления-вековой, проблемы : монография / В. Плахов: СПб.: КАРО, 2008. - 240 с.
217. Помогалова, Н. Фэнтези и социализация личности : социально-философский анализ : дис. . канд. филос. наук : 09.00.11 / Н. Помогалова. Омск, 2006. - 157 с.
218. Популярная литература : Опыт культурного мифотворчества в Америке и в России : материалы V Фулбрайтовской гуманитарной летней школы / отв. ред. Т. Бенедиктова. М. : МГУ, 2003. - 199 с.
219. Постмодернизм : энциклопедия / сост. и науч. ред. А. Грицанов, М. Можейко.* — Минск : Интерпрессервис; Кн. дом, 2001. 1040 с.
220. Потебня, А. Слово и миф / А. Потебня. М. : Правда, 1989. - 624' с.
221. Прашкевич, Г. Красный сфинкс. История русской фантастики от В. Одоевского до Б. Штерна / Г. Прашкевич. — Новосибирск, 2007. 600 с.
222. Приключения, фантастика, детектив : феномен беллетристики / под ред. Т. Струковой, С. Филюшкиной. Воронеж, 1996. - 211 с.
223. Приходько, А. Жанр «фэнтези» в литературе Великобритании : проблема утопического мышления : дис. . канд. филол. наук : 10.01.03 / А. Приходько. М., 2001. - 199 с.
224. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В. Я. Пропп / сост., науч. ред., текстолог, коммент. И. Пешкова. М. : Лабиринт, 2004. - 332 с.
225. Пропп, В. Я. Функции действующих лиц / В. Я. Пропп // Пропп, В. Я. Морфология волшебной сказки / В. Я. Пропп. М. : Лабиринт, 2005. -С. 25-56.
226. Пропп, В. Я. Сказка и смежные жанры / В. Я. Пропп // Пропп, В. Я. Русская сказка / В. Я. Пропп. М.: Лабиринт, 2005. - С. 26-45.
227. Пространство и время в литературе и искусстве : сб. ст. / ред. Ф. П. Федоров. Даугавпилс, 1990. - 120 с.
228. Прохорова, Н. Приглашение к бегству / Н. Прохорова // Знание-сила. -1997.-№8-С. 150-157.
229. Пруссакова, И. Фантазия и неправда : заметки о книгах М. Семеновой / И. Пруссакова // Нева. 1999. - № 5. - С. 175-180.
230. Пустовая, В. Свято и тать. Современная проза между сказкой и мифом / В. Пустовая // Новый мир. 2009. -№3.-С. 149-168.
231. Разлогов, К. Глобальная и/или массовая? / К. Разлогов // Общественные науки и современность. 2003. - № 2. - С. 143-156.
232. Разова, Е. Дом. Экзистенциальное пространство человека / Е. Разова // Vita Cogitans : Альманах молодых философов. Вып. Г. СПб. : Санкт-Петербургское филос. общество, 2002. - С. 206-220.
233. Разова, Е. Реальность нереального / Е. Разова // \УеЬ-кафедра! философской антропологии. — Режим доступа: http://anthropology.ru/ru/texts/razova/real.html.
234. Разова, Е. Fantasy : возвращение человеческого мира? / Е. Разова // Vita Cogitans : Альманах молодых философов. Вып. 3. СПб. : Санкт-Петербургское филос. общество, 2003. - С. 233-243.
235. Раш, К. Витязи Господни / К. Раш // Слово. 2008. - № 6. - С. 27-41.
236. Ревич, В. Перекресток утопий. Судьбы фантастики на фоне судеб страны / В. Ревич. М., 1998. - 384 с.
237. Ремизова, М. Детство героя. Современный повествователь в попытках самоопределения / М. Ремизова // Вопр. лит. 2001. - № 2. - С. 3-20.
238. Ремизова, М. Кризис жанра : Литературные прения как способ уйти от ответственности / М. Ремизова // Октябрь. 2002. - № 5. - С. 178-182.
239. Ример, Н. Семь томов счастья / Н. Ример // Анизотропное шоссе : крит.-публицист. фэнзин. СПб., 1998. - № 3. - С. 14-17.
240. Рогова, Е. Н. Элегический модус художественности в литературном* произведении : дис. канд. филол. наук : 10.01.08 / Е. Н. Рогова. — М., 2005. 178 с.
241. Роднянская, И. Художественное время и художественное пространство / И. Родннская // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 1173-1177.
242. Рожкова, Т. Беллетристическая книга последней трети XVIII века : диалог повествовательных практик : монография / Т. Рожкова. -Магнитогорск : МаГУ, 2003. 186 с.
243. Розанов, В. В мире неясного и нерешенного / В. Розанов. М. : Республика, 1995. - 462 с.
244. Розанов; В. Религия и культура : сб. статей / В. Розанов. М. : ACT, 2001.-640 с.
245. Розет, И. Психология фантазии / И. Розег. Минск : БГУ, 1977. - 311- с ' " ■ ', . . "■■•■ ■272: Розин, В. Природа и особенности эзотерического познания / В. Розин // Философские науки. -20031- №4. С.Л 44-Г57.
246. Ройфе, А. Неомифологическая фантазия в фантастике XX века // А. Ройфе. М.: Международный центр фантастики, 2007. - 96 с.
247. Романовский, А. Человек после эпохи гуманизма / А. Романовский // Независимая газета. 1999. - № 21? (44). - Режим доступа : religion.ng.ru/. ./1999-11-10/5posthuman.html.
248. Руднев, В. Прочь от реальности (исследования но философии,текста) / В. Руднев. М.: Аграф, 2000: - 432 с.
249. Октябрь.-2001.-№ l l . C: 167-171. 280: Самохина, М. Из жизни сегодняшних российских библиотек : заметки библиотечного социолога / М. Самохина // НЛО: - 2005. - № 4. - С. 325-333:
250. Самохина, М. Кто и что сегодня читает и зачем им это нужно / М. Самохина // НЛО. 2001. № 51. - С. 327-340. ' '
251. Сапковский, А. Вареник, или Нет золота в серых горах / А. Сапковский / пер. с пол. Е. Вайсброт // Если. 1997. - № 12. - С. 220244.
252. Сапронов, П. Феномен героизма : монография / П. Сапронов / изд. 2, испр. и доп. СПб.: Гуманитарная Академия, 2005. - 512 с.
253. Семенова, М. Корни и кроны фэнтези : беседа / М. Семенова, С. Луконин // Литературная газета. 2002. - № 24-25. - С. 13.
254. Семина, С. Фольклорный языковой пласт в романах жанра «фэнтези»
255. A. Белянина / С. Семина // Фольклор: традиции и современность. -Таганрог, 2003. Вып. 2. - С. 75-81.
256. Скафтымов, А. Нравственные искания русских писателей / сост. Е. Покусаева / А. Скафтымов. М. : Худ. лит., 1972. - 543 с.
257. Славникова, О. К кому едет ревизор? Проза «поколения next» / О. Славникова // Новый мир. 2002. - № 9. - С. 171-181.
258. Славникова, О. Я люблю тебя, империя! / О. Славникова // Знамя. -2000. -№ 12.-С. 188-197.
259. Соколов, В. Мировоззренческие константы древнейших мифологий /
260. B. Соколов // Философия и общество. 1998. - № 5. - С. 50-103.
261. Соколова, Е. О жанре фэнтези в русской литературе / Е. Соколова // Русский язык, литература и культура. Шадринск, 2000. - С. 182-132.
262. Солженицын, А. Как нам обустроить Россию. Посильные соображения : эссе / А. Солженицын // Солженицын, А. Публицистика : в 3 т. / А. Солженицын. Т. 1. — С. 538 — 598.
263. Солнцева, H. M. О некоторых универсалиях новой литературы / H. М. Солнцева // Вестник Моск. ун-та. Серия 9. Филология. 2002. - № 2. -С. 35-46.
264. Соловьев, Вл., Философия искусства и литературная критика / Вл. Соловьев. -М: : Искусство, 1991. 704^с.
265. Строева, К. Тупики^ и» выходы. Фэнтези 2004. Фэнтези - 2005 / К. Строева//НЛО.-2005.-№ 1 (71).-С. 399-405.
266. Суэнвик, М. Постмодернизм.в фантастике / М: Суэнвик / пер: с англ. А. Черткова // Суэнвик, Mi Вакуумные цветы*/ М. Суэнвик. М: : ACT; СПб. : Terra Fantastica, 1997. - С. 431-472.
267. Сысоев, Д. Православие и» фантастика: границы и перспективы / Д." Сысоев // Христианство и фантастическая литература. М. : Мануфактура, 2004: - С. 8-11.
268. Теоретико-литературные итоги XX века : в 2 т. / редкол. : Ю. Борев (гл. ред.), Н. Гей, О. Овчаренко и др.. -М. : Наука, 2003. 820 с.
269. Тодоров, Ц. Введением фантастическую литературу / Ц. Тодоров / пер. с фр. Б. Нарумова-. М. : Дом интеллектуальной» книги; Русское феноменологическое общество, 1997. - 144 с.
270. Толкин, Дж. Избранные письма / Дж. Р. Р. Толкин / пер. с англ. К. Королева // Толкин, Дж. Сильмариллион : статьи и письма / Дж. Толкин; М : ACT; СПб.: Terra fantastica; 2002. - С. 527-542.
271. Толкин, Дж. О волшебных историях : эссе / Дж. Толкин / пер: с англ. С. Кошелева // Толкин, Дж. Сильмариллион : статьи и письма / Дж.•, Толкин. М.: ACT; СПб,:,Terra fantastica; 2002. - С. 419-4971
272. Толстиков, Д. Антропологическая революция в иррациональном мире фэнтези / Д. Толстиков // Омский.научный вестник / т. 63. 2008. - № 1.-С. 73-74.
273. Топоров, В. Литература на исходе столетия / В. Топоров // Звезда. -1991.-ЖЗ.-с: 180-187. / -V
274. Тюпа, В. Аналитика . художественного : Введение в литературоведческий анализ / В. Тюпа. М. : Лабиринт; РГТУ, 2001.' 192 с. ' " :
275. Тюпа, В. Модусы художественности-(конспект цикла лекций) / В. ' •' Тюпа7/ Дискурс.- -1-9981Ш5г6; С', 163,1(73>
276. Успенский^ Б. «Точка зрения» в плане пространственно-временной характеристики / Б. Успенский // Успенский, Б. Поэтика композиции. Структура художественного. текста и. типология композиционной формы / Б! Успенский. СПб.: Азбука, 2000. - С. 100-138.
277. Успенский, П. Новая модель Вселенной / П. Успенский. М. : ФАИР-ГРАНД, 2002. - 560 с.
278. Фаликов, Б. Неоязычество / Б. Фаликов // Новый мир. 1999. - № 8. -С. 148-168.
279. Федотова, Н. Возможна ли мировая культура? / Н. Федотова // Философские науки. 2000. - № 4. - С. 58-68.
280. Филозов, А. Под знаком льва / А. Филозов. Режим доступа: http://mvw.krotov.info/librmiiT/21i7fil/osofovand.htm.
281. Фишман, JI. Иное будущее. Картина будущего у российских фантастов : смена тенденций / JI. Фишман // Censura : независимый философский проект философского факультета МГУ. Режим доступа : censura.ru.
282. Фишман, JI. Фантастика и гражданское общество / JI. Фишман. — Екатеринбург : УрО РАН, 2002. 168 с.
283. Флоренский, П. А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях / П. А. Флоренский. -М. : Прогресс, 1993.-321 с.
284. Флоренский, П. А. Иконостас / П. А. Флоренский. М. : Искусство, 1995.-256 с.
285. Фрай, Н. Анатомия критики / Н. Фрай // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. : трактаты, статьи, эссе / под ред. Г. Косикова. М. : МГУ, 1987. - С. 232-263.
286. Фрумкин, К. Философия и психология фантастики : монография / К. Фрумкин. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 240 с.
287. Хаецкая, Е. Возможна ли христианская fantasy / Е. Хаецкая // ПитерЬоок плюс. 2002. - № 4. - С. 47.
288. Хализев, В. Типология персонажей и «Капитанская дочка» / В. Хализев // Хализев, В. Ценностные ориентации русской классики : моногр. / В. Хализев. M : Гнозис, 2005. - С. 146-160.
289. Хёйзинга, Й. Homo ludens / Человек играющий. Статьи по истории культуры / Й. Хейзинга / пер. с нидерл. и сост. Д. В. Сильвестрова / 2 изд., испр. М.: Айрис-Пресс, 2003. - 496 с.
290. Хирон, А. В чем грех библейской экзегезы? : Размышления о том, как ее бранил К. С. Льюис / А. Хирон // Страницы = Pages. М., 1997. - N 1.-С. 120-132.
291. Хомич, Е. Человек / Е. Хомич // Новейший философский словарь / сост. А. Грицанов. Минск, 1998. - С. 906.
292. Хюбнер, К. Истина мифа / К. Хюбнер / пер. с немецкого И. Касавина. М. : Республика, 1996. - 448 с.
293. Чернейко, В. Способы представления пространства и времени в художественном тексте / В. Чернейко // Философские науки. 1994. -№2.-С. 58-70.
294. Чернухина, Т. К вопросу о жанре фэнтези / Т. Чернухина, А. Чернухин // Язык и межкультурная коммуникация. Ростов н/Д., 2003. - С. 114119.
295. Черный, И. Криптоистория Андрея Валентинова / И. Черный // Валентинов, А. Небеса ликуют : роман / А. Валентинов. — М. : Эксмо,2000. С. 380-394.
296. Черный, И. Рыжий Дон Кихот / И. Черный // Книжное обозрение.2001.-№35.-С. 17.
297. Чернышева, Т. Надоевшие сказки XX в. : О кризисе научной фантастики / Т. Чернышева // Вопросы литературы. 1990. - № 5. - С. 62-82.
298. Чернышева, Т. О старой сказке и научной фантастике / Т. Чернышева // Вопросы литературы. 1977. - № 1. - С. 229-248.
299. Чернышева, Т. А. Природа фантастики / Т. А. Чернышева. Иркутск, 1984.-336 с.
300. Е: Чудйнова // Ианорама^читающешРоссии: 2003: - №й31 - 1,7-18! 340: Чумаков, В. Фантастика и; ее виды / В. Чумаков // Вестник Моск. ун-•>: та;-:Филология^ Ш74/- № 2/- е.У68!- 741:
301. Чупринин, С. Еще раз к вопросу о картографии вымысла/ / С. Чуприниш// Знамя: 2006: - Ж 1Т. - С. 171-1^84.
302. Шайтанов, И. «Бытовая» история : быт как историко-литературная проблема?/ И! Шайтанов // Вопр:,лит. 2002: - № 2. - С. 3-25.
303. Шкаев, Д. Как создаются миры / Д. Шкаев // Вестник Российского филос. общества. 2004. - № 2 (30): - С. 106-107,
304. Шкловский, В. Искусство как прием / В. Шкловский // Шкловский, В. , О теории прозы / В1 Шкловскир--М! : €ов: писатель, 1984/- 9-25:
305. Шкловский, В. Проблема времени вг искусстве /, В. Шкловский. // Шкловский; В: ©«теориишрозы'. М; : Сов., писатель, 1983:.- С. 242346. Шкловский, И: Вселенная, жизнь, разум / под.ред. Н. Кардашева и В.
306. Мороза/6изд., дот/И1 Шкловский/- М!:: Наука; 1987у-320;с: ,
307. Шнирельман, В1 Миф: о; сверхчеловеке возрождается в России, / В; Шнирельман// Новое время: 1997.-ЖТЗ;- С. 37-381
308. Шопенгауэр, А. Мир как воля и представление / А. Шопенгауэр. М.: Литература, 1999.- 1408 с.
309. Эдельман, Н. Пока не иссякла фантазия : Реальность фантастики (Киев), Если (Москва), Иностранная литература / Н. Эдельман // Знамя. 2006. - № 11. - С. 226-230.
310. Эзотеризм : энциклопедия / сост. и гл. ред. А. А. Грицанов. — Минск : Интерпрессервис и др., 2002. 1040 с.353: Эйдемиллер, И. Мир фэнтези : Лит. обзор., / И. Эйдемиллер, А. Лебедев // Звезда. 1993. - № 10. - С. 201-205.
311. Элиаде, Ml Аспекты мифа / М. Элиаде / пер. с фр. М. : Академический проект, 2005. — 224 с.
312. Энциклопедия фантастики : Кто есть кто / под ред. В. Гакова. Минск : ИКО «Галаксиас», 1995. - 694 с.
313. Эпштейн, М. Слово и молчание в российской культуре / М. Эпштейн // Звезда. 2005. - № 10. - С. 202-222.
314. Эпштейн, М. Философия возможного / М. Эпштейн. — СПб. : Алетейя, 2001.-334 с.
315. Эсалнек, А. Я. Литературное направление / А. Я. Эсалнек // Введение в^ литературоведение : уч. пособие / под ред. Л. В. Чернец / 2 изд., перераб. и доп. М.: Высш. шк., 2006. - С. 603-616.
316. Юнг, К. Архетип и символ / К. Юнг / пер. с нем. и предисл: А. Руткевича; примеч. В: Бакусева. М.: Знание, 1994. — 340 с.
317. Юнг, К. Психологические типы / К. Юнг / пер. с нем. С. Лорие / под ред. В. Зеленского. СПб. : Ювента; М. : Прогресс - Универс, 1995. — 716 с.
318. Якушева, Г. Архетип / Г. Якушева // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М. : НПК «Интелвак», 2001. - С. 59-60.
319. Clute, J. The Encyclopedia of Fantasy / JI Clute, J. Grant. London»: Orbit, 1999.- 1076 p.
320. Colebatch, H. Return of the heroes : The Lord of the rings, Star wars and contemporary culture / H. Colebatch. Perth, W.A. : Australian Institute for Public Policy, 1990. - 103 p.
321. Levitsky, A. Worlds Apart : An Anthology of Russian Science Fiction and Fantasy. New York : Overlook Press / Duckworth, 2007. - 656 p.
322. Rottensteiner, F. The fantasy book : an illustrated history from Dracula to Tolkien / F. Rottensteiner. New York : Collier Books, 1978. - 160 p.
323. Fantasy // Webster's Online Dictionary with Multilingual Thesaurus Translation. Режим доступа : http://www.websters-dictionary-online.net/definition/english/fa/fantasy.html.
324. Fredericks, S. C. Problems of Fantasy / S. C. Fredericks // Science Fiction Studies. Режим доступа : http://www.depauw.edu/sfs/backissues/14/firedericksl4art.htm.