автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.04
диссертация на тему: Институциональная и смысловая структуры российской государственной научной политики 1990-х гг.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата социологических наук Бикбов, Александр Тахирович

Введение.

Глава 1. Подходы к исследованию научной полигаки.

1.1. Литература по социологии науки и научной политике.

1.2. Базовые теоретические понятия.

1.2.1. Пространство и категории научной политики.

1.2.2. Принцип гомологии.

1.2.3. Инстанции пространства научной политики.

1.3. Методические принципы исследования.

1.3.1. Хронологические рамки.

1.3.2. Ограничение ряда изучаемых инстанций научной политики.

1.3.3. Разнообразие источников данных и техник исследования.

Выводы 1-ой главы.

Глава 2. Динамика позиций и категорий советской научной политики

2.1. Элементы динамики Академии наук в 1920-х -1990-х гг.

2.1.1. От почетного клуба к государственному предприятию.

2.1.2. Гомология научных и политических позиций.

2.1.3. Академия наук как ведомство и предприятие.

2.1.4. Сдвиги во внутренней структуре АН на пороге 1990-х.

2.2. Государственное научное ведомство: от модернизации техники к управлению научно-техническим прогрессом.

2.2.1. Рождение ведомства из задач усовершенствования техники

2.2.2. «Академизация» ГКНТ.

2.2.3. Преобразование системы категорий: от «науки на службе практики» к «научно-техническому прогрессу».

2.2.4. Формирование специфического подпространства научной политики.

Выводы 2-ой главы.

Глава 3. Новые инстанции и категории государственной научной политики в 1990-х гг.

3.1. Новый баланс сил в пространстве научной политики 1990-х.

3.1.1. Наука в административных и профессиональных иерархиях 1990-х: экономическая проекция.

3.1.2. Инстюуциализация «независимой экспертизы».

3.1.3. Новый силовой контур государственной научной политики

3.2. Изменения в системе категорий научной политики 1990-х.

3.2.1. От частных «изобретений» — к системе категорий научной политики.

3.2.2. От «научно-технического прогресса» к «научно-техническому потенциалу», от «отрасли» к «рынку».

3.2.3. Оппозиции официального мышления: «наука»/«ученые» как практические категории.

3.3. Региональное научное производство: между государственной монополией и экономическим предприятием.

3.3.1. Стратегия Кольского научного центра АН.

3.3.2. Научные исследования в Смоленской области: части целого?

Выводы 3-ей главы.

Введение диссертации2003 год, автореферат по социологии, Бикбов, Александр Тахирович

Государственная научная политика производит эффекты, столь плотно вписанные в профессиональную практику исследователя, что оказывается, парадоксальным образом, одним из наименее удобных объектов для исследования. Именно этим объясняется двойственная иллюзия: здесь нечего изучать, потому что «и так все понятно», но одновременно «слишком все запутано». Трудноразличим о сти научной политики для взгляда исследователя способствует и тот факт, что в классификациях социологически легитимных тем, включая темы социологии науки, научная политика занимает низшие разделы. В свою очередь, текущие публикации по научной политике и организации науки 1990-х, в большинстве своем проникнутые «кризисной» риторикой, содержат набор политических и административных определений феномена, которые не приближают к его научному пониманию. Замысел данной работы во многом определяется действующим в современной российской социологии положением вещей. Он состоит в том, чтобы переместить взгляд за это «слепое пятно» исследовательской практики и выявить базовые структуры научной политики современного российского государства.

Социологическое исследование, которое не удовлетворяется поверхностным сообщением о тенденциях или воспроизведением официальной статистики, предполагает поиск различий, практически воспроизводимых в исследуемой области самими ее агентами. Помимо того, для корректной реализации исследования необходимо по крайней мере одно собственно социологическое различие, вводимое по отношению к изучаемой области и дающее ее начальную классификацию. Исходя из этого, настоящая работа представляет собой попытку реконструкции двух основных и взаимосвязанных структур государственной научной политики: институциональной, или силовой, через которую официальные инстанции научной политики соотносятся друг с другом в пространстве практик и локально значимых признаков; и смысловой, которая образует основу того, что принято называть научной политикой, или политическим курсом в узком смысле, т.е. базовую структуру категорий, в которых формулируется научнополитический курс. В свою очередь, в пределах этих структур исследование оперирует различиями, вовлеченными в воспроизводство этих структур — в борьбу за их поддержание и изменение. Выявляя соответствия между этими структурами, исследование позволяет приблизиться к пониманию механизма государственной научной политики в ее современном состоянии.

Актуальность темы исследования обусловлена несколькими факторами. Во-первых, к настоящему времени завершился целый цикл преобразований, датируемый началом 1990-х, в ходе которого сформировалась новая институциональная и категориальная структуры государственной научной политики. Начало 1990-х отмечено переопределением соотносительных позиций всех центров власти, регламентирующих научное производство от лица государства. Это связано как с появлением новых инстанций (в частности, государственных научных фондов), так и с изменением самой позиции научного производства в государственных иерархиях. Либеральная реформа — попытка преобразовать научное производство в окупаемую сферу государственных вложений — и борьба различных инстанций вокруг ее принципов и результатов составляют характеристику научной политики 1990-х. С начала 2000-х, в рамках ранее сформировавшегося баланса сил, происходит новый институциональный и доктринальный сдвиг, который выражается в попытке официально переопределить науку в терминах «экономики, основанной на знаниях». Таким образом, преобразования не завершены, однако уже сейчас можно описывать и объяснять научную политику 1990-х как относительно замкнутый период. Многочисленные источники и участники произошедших изменений остаются доступными, что делает возможным их собственно социологическое изучение.

Во-вторых, незначительное место, которое отведено теме государственной научной политики в социологических классификациях, не соответствует действительному месту самого феномена в профессиональной исследовательской практике. Несмотря на сдвиг научной деятельности от государственной службы к либеральным профессиям, который происходит в 1990-х одновременно с трансформацией системы государственной научной политики (подробнее об этом см. III гл.), регламентация научного производства современным государством как наиболее крупным держателем всех форм капитала сохраняет принципиальный характер. Однако ни это, ни действительная связь между «старыми» и «новыми» (как государственными, так и негосударственными) классификациями науки и их источниками почти никак не представлены в актуальных социологических исследованиях. Что же касается массива публикаций 1990-х, посвященных текущему состоянию и организации науки, которые констатировали «кризис» и даже «развал» науки вследствие сокращения государственной поддержки, следует отметить, что такой тип ангажированной рефлексии более продуктивен с политической, нежели с социологической точки зрения. Постоянно возвращаясь к практическим определениям науки от лица государства в 1990-х, они парадоксальным образом скрывают их, поскольку всего лишь обозначают их на языке научного самоопределения государства 1960-80-х. Настоящее исследование, сосредоточенное одновременно на шституциональных и смысловых структурах государственной научной политики, призвано преодолеть эффекты такой специфической ангажированности и проанализировать произошедшие изменения в систематической форме.

Наконец, за рамками специфического интереса к механизмам функционирования научной политики настоящее исследование вносит вклад в описание и объяснение всей структуры государственной администрации, частью которой являются инстанции научной политики, и символической структуры политического режима 1990-х, в рамках которого воспроизводится система категорий научной политики. Как показывают результаты исследования, и в 1930-х, и в 1960-х, и в 1990-х гг. трансформация структур научной политики вписывается в более общие преобразования политического порядка: ряд политических императивов вносит сдвиги в институциональную инфраструктуру научной политики, а изменение позиций различных научных ведомств в структуре государственной администрации совпадает с изменениями в определении официального курса национальной политики. Примерами институциализации представлений, привносимых новыми политическими фракциями, которые занимают ключевое положение в государственном аппарате, является превращение Академии наук в крупное государственное предприятие в 1930-х или создание государственных научных фондов в 1990-х. Примерами обратного воздействия инстанций научной политики на национальный политический курс является концепция научно-технического прогресса, официально принятая в СССР в 1960-х - 1980-х гг., или доктрина инновационного развития экономики, получающая признание в 1990-х. Подобные взаимосвязанные эффекты, производимые структурами научной политики и поля политики, позволяют на материале 1990-х прояснить функционирование механизмов государства в целом.

Степень разработанности проблемы. Государственная научная политика становится предметом многочисленных публикаций с конца 1950-х, когда в развитых промышленных государствах, включая СССР, происходит заметный рост национальных экономических показателей, связанный с широкой технической реализацией научных результатов. Научное производство занимает высокие позиции в государственных иерархиях, и этот процесс сопровождается постепенной сменой определения государственной пользы науки. Как можно видеть на примере СССР, от узкого понимания науки как фактора усовершенствования промышленной техники к середине 1960-х происходит сдвиг в сторону определения науки как центрального фактора стабильности политического режима и национального благосостояния (подробнее этот вопрос рассматривается во II главе). Выступая фактором стабильности и роста, наука одновременно понимается как сфера управления и планируемых изменений. Поэтому большая часть специальной литературы, посвященной вопросам государственной научной политики имеет, как в СССР, так и в зарубежных версиях, рекомендательный или социально-инженерный характер. Это прежде всего работы, связанные с императивами организации, управления, планирования и финансирования научных разработок и коллективов. В специфической форме, объективирующей интересы научных ведомств, этот жанр существует до настоящего времени. Систематические исследования, которые описывают научную политику с собственно исследовательских позиций, не очень многочисленны, особенно учитывая общий объем этого сектора литературы. Среди них следует отметить работы Г.А. Лахтина, ряд исследований по политической и социальной истории науки отечественных исследователей, таких как Д.А. Александров, М.С. Бастракова, К.В. Иванов и др. Из зарубежных исследований можно выделить многочисленные работы JI. Грэхэма о советской науке и научной политике, а также работы, посвященные научной политике других государств: исследования французских социологов М. Поллака и Р. Ленуара, социальных историков Ж.-Ф. Пикара и А. Про. Ссылки на эти и другие источники приводятся в обзорном разделе I главы диссертации.

Другим источником сведений о научной политике и организации научного производства являются работы по социологии и истории науки, которые не напрямую посвящены данной теме, однако содержат принципиальные факты и обобщения, которые могут способствовать социологическому объяснению данного феномена. С одной стороны, ряд исследований по истории науки включает подробный анализ формирования научных инстанций, включая академии наук, а также описывает элементы национальной научной политики в разные периоды. Именно таковы труды американского историка и социолога Дж. Бен-Дэвида. В советской и современной российской литературе с этой точки зрения следует отметить целый пласт работ по истории Академии наук, а также публикации, посвященные коллизиям между учеными и научными институтами, с одной стороны, и государственными ведомствами, с другой — работы очень многочисленные, чтобы указывать отдельные имена. Ссылки на отдельные работы также приводятся в обзоре литературы в I главе диссертации. В свою очередь, работы по социологии науки, начиная с JL Флека и Р. Мертона, заканчивая П. Бурдье и Б. Латуром, позволяют через функционирование самого научного производства прояснить ход борьбы, идущей вокруг официальных государственных классификаций научной политики. Помимо того, наряду с рядом общесоциологических работ, они выступают источником методологии для изучения научной политики.

При этом, во всем многообразии литературы по научной политике и научной организации нам неизвестны работы, посвященные объяснению синхронных изменений в институциональной и смысловой структурах научной политики. В различных публикациях, прежде всего исторического характера, содержатся отдельные моменты данной динамики, или, напротив, предпринимается попытка описать тенденции на самом общем уровне, что характеризует большинство науковедческих и политологических работ. Однако специального исследования сопутствующих изменений в структуре инстанций и категорий научной политики, по нашим сведениям, не предпринималось. Многочисленные тексты об актуальном состоянии науки и научной политики, появляющиеся в 1990-х гг., чаще всего представляют собой полемические публикации, далекие от систематического анализа. Эти источники также частично интегрированы в исследование: они использованы в качестве материала, позволяющего уточнить, в числе прочего, точки зрения различных инстанций на общие для них вопросы и проблемы. В целом, настоящее исследование представляет собой социологически обоснованный отказ от наиболее распространенных форм описания и объяснения государственной научной политики, которые зачастую объективируют ведомственный взгляд на научное производство или являются анализом частных случаев. Оно является попыткой сделать следующий шаг в изучении актуальной научной политики посредством ее введения в контекст общесоциолошческой проблематики и методологии.

Объект исследования— феномен российской государственной научной политики в 1990-х гг., т.е. система официальных инстанций и производимых ими классификаций, которые регламентируют научное производство от лица государства. Официальный характер ведомств, которые включаются в объект исследования, означает, что они не только признаны (узаконены) в качестве таковых высшими государственными актами, но и распоряжаются необходимыми средствами для контроля за научными исследованиями, а именно, на основании производимых ими классификаций участвуют в распределении средств государственного бюджета. Официальные классификации, регламентирующие научное производство от лица государства, которые функционируют как инструменты отбора, обеспечивая и одновременно ограничивая возможные научные результаты, являются предметом борьбы и согласия между различными официальными инстанциями, и таким образом также являются частью объекта исследования.

Предметом исследования выступает сложная связь между структурой официальных инстанций государственной научной политики и структурой категорий, составляющих основу официального научно-политического курса. В рамках исследования данная связь определяется не как статическая, но как совокупность синхронных изменений в институциональном и категориальном аппаратах научной политики. Подобное динамическое определение продиктовано как спецификой периода 1990-х гг., когда наблюдается быстрая смена форм научной политики и трансформация баланса сил между ее основными институциональными центрами, так и заботой о корректности полученных в ходе исследования соответствий между этими двумя структурами. Кроме того, поскольку изменение классификаций в научной политике не является результатом действия какого-либо «естественного» закона, равно как «чистой» случайности, они рассматриваются с точки зрения борьбы, которую ведут между собой инстанции, занимающие различные позиции в государственной администрации и в научном производстве. Таким образом, предметом исследования является прежде всего объективация силовой структуры государственной научной политики (официальные инстанции) в ее смысловой структуре (система категорий).

Цель исследования состоит в том, чтобы реализовать новый подход в описании и объяснении государственной научной политики — анализ синхронных изменений в ее институциональной и категориальной структурах — и таким образом на систематической основе объяснить изменения, происходящие в этой сфере в 1990-х гг.

Достижению данной цели соответствует решение следующих задач:

1. Выявить структуру сил в государственной научной политике 1990-х, т.е. описать ее основные институциональные центры, определить их место в государственных иерархиях и зафиксировать основополагающие связи между ними.

2. Определить характер и направление сдвигов, происходящих в научной политике 1990-х в сравнении с предшествующими периодами (1917-80-е гг.), и рассмотреть напряжения между основными центрами научной политики в контексте новых технических и доктринальных принципов государственного управления наукой.

3. Описать генезис государственных структур, которые в новых условиях 1990-х ведут борьбу вокруг системы официальных категорий научной политики, объективируя в ней принципы, унаследованные их организацией из предшествующего периода.

4. Выявить смысл и происхождение центральных категорий официальной научной политики 1990-х, соотнеся их с принципами и категориями предшествующего периода (1960-80-х гг.).

5. Определить степень практической когерентности структур государственной научной политики через ее изучение в аспекте центр/периферия (в региональном аспекте).

Теоретико-методологические основы диссертации.

Использованный при изучении связи между силовыми и смысловыми структурами научной политики 1990-х подход опирается прежде всего на французскую социологическую традицию, в частности, на работы Э. Дюркгейма, который предложил метод анализа сопутствующих изменений для изучения сложных социальных образований и продемонстрировал совместно с М. Моссом соответствие между динамикой социальных структур и коллективных представлений; К. Леви-Строса, раскрывшего систему соответствий между разнообразными символическими структурами и институтами традиционных обществ; а также П. Бурдье, заострившего дюркгеймовский подход в изучении двойного, объективного и субъективного, структурирования социальной реальности применительно к различным практическим сферам. Помимо того, в исследовании использованы разработки немецкого исторического социолога Н. Элиаса, предложившего реляционно-силовое объяснение генезиса классификаций монархических обществ. Все эти разработки встраиваются в общую методологическую линию, которая позволяет с достаточной степенью точности отыскивать и реконструировать искомые соответствия.

Эмпирическую базу работы составляют:

1. Данные государственной статистики о динамике научной сферы и данные государственного бюджета в сфере науки и научной политики за период 1990-х и за советский период (1917-1991).

2. Государственная нормативно-правовая база деятельности научных организаций 1990-х гг. и отдельные нормативно-правовые акты периода 196080-х гт.

3. Социологически интерпретированные результаты историко-научных проектов Института истории естествознания и техники РАН и индивидуальных историко-научных исследований сотрудников Института философии РАН, ИИЕТ РАН, Тульского государственного педагогического университета им. Л.Н. Толстого, выполненных в 1990-х и опубликованных в форме статей и сборников, а также результаты ряда исследовательских проектов ИИЕТ АН СССР 1970-х гг., отраженные в сборниках и монографиях об организации науки советского периода.

4. Критически пересмотренные науковедческие работы 1970-80-х гг., выполненные исследователями московских, ленинградских, сибирских учреждений Академии наук СССР по тематике организации научного труда, управления научными исследованиями, управления научными кадрами.

5. Глубинные экспертные интервью, проведенные автором по нерепрезентативной целевой выборке в рамках тематики диссертации с руководителями государственных научных ведомств и организаций, общим числом 20.

Научная новизна диссертационной работы состоит в:

1. Апробации подхода, ранее не применявшегося для систематического изучения феномена государственной научной политики— объяснения ее смысловой системы через отношения между основными центрами научной власти.

2. Расширении ресурсной базы для проблематизации динамики современной российской науки и понимания структурных процессов в сфере ее государственного управления.

3. Реконструкции государственной научной политики 1990-х как пространства конкуренции между различными структурами и точками зрения на организацию науки, а также выявлении основных смысловых оппозиций, включенных в эту борьбу как в синхронном срезе (на протяжении 1990-х гг.), так и в ближайшей исторической перспективе (1917-1980-е гг.).

4. Введении в оборот фактов и обобщений, позволяющих соотносить государственную научную политику 1990-х на федеральном уровне с региональной научной политикой.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Структура отношений между основными центрами государственной научной политики в 1990-е гг.: Министерством науки и технологий РФ, Российской Академией наук, государственными научными фондами, — объективируется в ее базовых принципах и категориях. Изменения основного баланса сил приводят к реструктурированию категориальной системы научной политики. Введение категории «научно-технический потенциал» в качестве тематического центра официальной классификации науки соответствует занятию либеральным руководством ключевых позиций в структуре научных ведомств 1990-х, точно так же, как использование категории «научно-технический прогресс» в качестве центральной соответствовало повышению позиции Академии наук СССР и, в целом, научного производства в государственных иерархиях 1960-х гг.

2. Интерпретация и способы решения официально признанных проблем управления наукой в 1990-х гг., которые предлагают различные ведомства государственной научной политики, а также практические напряжения между этими центрами напрямую связаны с позицией, которую они занимают в структуре государственной администрации в целом и в структуре сил научной политики в частности. Различие моделей управления наукой и предпочтительных способов ее государственного регулирования, которые определяются техническими параметрами (прежде всего, исторически сложившейся организацией и режимом функционирования конкретных ведомств), приобретают смысл политических различий в рамках борьбы за окончательное содержание официальных классификаций.

3. Между рядом оппозиций, упорядочивающих пространство научной политики и разделяющих как отдельные ведомства, так и конкурирующие классификации научного производства, имеется гомология. В 1990-х (но также в 1930-х или 1960-х) изменения в структуре сил научной политики происходят одновременно с переустановлением соответствий между полюсами оппозиций поисковых/прикладных исследований, фундаментальной/отраслевой науки, теоретически чистого/практически ориентированного знания, базовой/селективной поддержки.

4. Пространство инстанций и категорий государственной научной политики 1990-х не упорядочено по единому основанию: одни и те же ведомства могут оказываться на разных полюсах гомологичных базовых оппозиций, которые различают «старое» и «новое». Так, по основанию «базовая/конкурсная поддержка» в научной политике 1990-х складывается оппозиция между Российской Академией наук с одной стороны и Министерством науки и технологий РФ и государственными научными фондами с другой, тогда как по основанию «поддержка сложившихся/формирование приоритетных направлений» практическая оппозиция разделяет уже Миннауки и РАН с одной стороны, а РФФИ и РГНФ с другой.

5. Механизм трансформации системы официальных категорий научной политики не сводится к схеме: «новое ведомство — новая категория». Введение новых и замещение прежних базовых категорий происходит в форме универсализации одной из конкурирующих точек зрения, успех которой обеспечен одновременной работой нескольких центров научной власти, объективирующих схожие принципы. В частности, замещение категорией «научно-технический потенциал» категории «научно-технический прогресс» или введение категории «инновации» в 1990-х обеспечивается доктринальной работой Министерства науки и технологий, реформой научной статистики, осуществляемой Центром исследований и статистики науки при указанном Министерстве и Российской Академии наук совместно с Государственным комитетом по статистике РФ, функционированием ряда ведомственных и академических экспертных инстанций научной политики, наконец, международными организациями, заинтересованными в унификации категориального аппарата и системы статистики России и европейских государств. Вся эта работа является развернутым следствием овладения либеральными политическими фракциями ключевых позиций в государственном аппарате.

Практическая значимость диссертационного исследования. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы:

1. Как основа для дальнейшего изучения механизмов государственной научной политики и преподавания социологии науки и научной политики.

2. Как концептуальная основа для формирования региональной и отраслевой научной политики в рамках государственных программ.

3. Для развития новых проблемных направлений в социологии.

Апробация:

Результаты диссертационного исследования были представлены в рамках совместного исследовательского проекта «Эксперты и публичная политика» Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН Института социологии РАН и Группы исследования социальности и социабильности Института исследования современных обществ (Франция).

Отдельные положения диссертационной работы были представлены в докладах на следующих научных семинарах: «Государство и фрагментация социальных связей» (Москва, май 1999 г.); «Конструирование категорий публичной политики» (Москва, март 2000 г.); «Эксперты и публичная политика» (Париж, ноябрь 2000 г.); «Эксперты и публичная политика» (Париж, ноябрь 2002 г.); а также в ходе обсуждения с французскими коллегами из Высшей школы социальных наук и Национального центра научных исследований (Париж, сентябрь 2001 г., декабрь 2002 г.).

Диссертация была обсуждена на заседании кафедры прикладной социологии социологического факультета РГТУ и представлена к защите.

Публикации по теме диссертации общим объемом 10,3 п.л.:

1. Пространство экспертизы научно-технической политики в современной России// Конструирование публичных политик/Отв. ред. Ф.Байо, Н.А.Шматко. Страсбург: Совет Европы, 2000. —0,5 п.л.

2. Имманентная и трансцендентная позиции социологического теоретизирования// Пространство и время в структуре современной социологической теории /Отв. ред. Ю.Л. Качалов, ред.-сост. А.Т. Бикбов. М.: Изд-во «Институт социологии РАН», 2000. — 1 п.л.

3. L'espace de l'expertise dans les politiques scientifiques. Le cas russe// La construction des politiques publiques. Strasbourg: Conseil de l'Europe, 2000.— 0,5 п.л.

4. Формирование взгляда социолога через критику очевидности (Приложение)// Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии /Пер.с фр. под ред. Н.А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; Спб.: Алетейя, 2001. — 4 пл.

5. Государство в научной проекции// Отечественные записки. — 2002.— №7. — 0,8 пл.

6. Российская социология: автономия под вопросом (совместно с С.М. Гавриленко)// Логос. — 2002. № 5/6; 2003. № 2. — 3,5 пл.

Структура работы. Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. В первой главе дан обзор литературы по теме, вводятся основные понятия и используемые методы. Во второй главе описан генезис двух центральных инстанций советской научной политики: Академии наук и Гостехники-ГКНТ, — которые занимают ключевые позиции и в период 1990-х. Во второй главе также вводятся элементы категориальной системы советской научной политики. В третьей главе представлены результаты эмпирического исследования государственной научной политики 1990

Заключение научной работыдиссертация на тему "Институциональная и смысловая структуры российской государственной научной политики 1990-х гг."

Выводы 3-ей главы

Динамика пространства государственной научной политики 1990-х позволяет зафиксировать синхронное изменение его силовой (институциональной) и смысловой (категориальной) структур. По отношению к состоянию пространства, описанному в предыдущей главе, можно наблюдать формирование нового силового контура, который обязан как институциализации принципиально новой позиции этого пространства, «независимой экспертизы», так и общему движению научного производства и инстанций научной политики в государственных иерархиях. Институциализация ряда либеральных представлений о научной политике, обеспеченных новым руководством научных ведомств (прежде всего Миннауки) в начале 1990-х, таких как «конкурсная поддержка» или «инновации», приводят к сдвигу в балансе сил, актуальному еще в середине 1980-х гг. и объективированному в категории «научно-технического прогресса». При этом смена ранее центральной категории «научно-технического прогресса» категорией «научно-технического потенциала» и переопределение научного производства как неприбыльного сектора экономического рынка, отчетливо локализуемая на рубеже 1980-х- 1990-х, совпадает со сдвигом во всем пространстве государственной администрации, который изменяет траектории руководства научных ведомств, позволяя занять ключевые позиции ранее невозможным кандидатам. В частности, министром науки, позицию которого с середины 1960-х занимали члены Президиума АН, назначается заведующий отделом нового института (дочернего от реформаторского ЦЭМИ), доминируемый среди доминирующих в пространстве научной политики, чья реформаторская позиция составляет в первой половине 1990-х активную оппозицию прежде доминирующей позиции Президиума АН. Именно этот министр инициирует создание альтернативных инстанций государственной поддержки науки— научных Фондов, противостоящих принципу базового (ведомственного) финансирования научных исследований. В целом, новый силовой контур оформляется сразу на нескольких уровнях: в вероятных индивидуальных траекториях, в балансе сил между основными инстанциями государственной научной политики, в позиции научного производства в государственных иерархиях, а также в трансформации самой научной карьеры, развертывающейся в новом пространстве инстанций и источников финансирования и эволюционирующей от модели государственной службы к модели либеральных профессий.

В формирование нового силового контура вносят вклад также международные инстанции, такие как Европейская комиссия, ОЭСР или ЮНЕСКО, которые при помощи смены технических классификаций (статистических), а также финансируя институциональные реформы «перехода к демократическому обществу и рыночной экономике», способствуют превращению точки зрения либеральных позиций в официальный здравый смысл, отражающийся в новых официальных классификациях. Однако новая категориальная система научной политики не сводится к сумме результатов частных изменений в балансе сил и набору «изобретений» нового руководства научных ведомств. Трансформация всей структуры пространства научной политики, в которой поначалу хорошо различимы результаты активности либеральных фракций, происходит сразу из множества центров, которые нельзя напрямую отождествить с крупными инстанциям (АН или Миннауки). Так, в ходе противостояния Президиума АН и Миннауки в первой половине 1990-х ряд директоров «передовых» институтов РАН поддерживают либерального министра. Реформа статистики науки также является продуктом функционирования сложного передаточного механизма, который связывает целый ряд государственных и международных инстанций. Таким образом, натурализация нового научного порядка обеспечивается работой множества центров, расположенных даже за пределами пространства научной политики в частности и национального пространства государственной администрации в целом. Сдвиги в категориальной системе объективируют новый баланс сил и усиливают господствующее определение науки, вписанное в функционирование его инстанций.

Изучение региональных реализаций государственной научной политики представляет особый интерес, поскольку, наряду с анализом здравого смысла, составляющего основу использования таких понятий, как «наука» и «ученые» в официальном языке научной бюрократии, позволяет выявить практическое функционирование категорий научной политики и определить дисперсию центров сил, действующих в рамках официально провозглашаемой государственной монополии на определение науки. Как можно видеть на двух примерах, Кольского научного центра АН и Комитета науки и технологий Смоленской областной администрации, региональные инстанции научной политики не являются простыми инструментами единого государственного порядка. Используя федеральные программы и базовое финансирование для поддержания материальной инфраструктуры локального научного производства наряду с зарубежными грантами и заказами местных предприятий, они действуют как относительно автономные центры власти, которые лишь отчасти (и, скорее, в стратегических целях) согласуют вводимые ими классификации с официальными категориями центральных инстанций. Различия, лежащие в плоскости центр/периферия, позволяют еще раз убедиться в том, что смысловая структура пространства научной политики, несмотря на во многом декларативный характер самого научно-политического курса, объективирует прежде всего действительный баланс сил, складывающийся между инстанциями этого пространства.

Заключение

Государственная научная политика 1990-х— область исследования, которая соединяет в себе преимущества доступности и недостатки ложной очевидности происходящих в этот период событий. Ослабление всей системы контроля за информацией о функционировании государственного аппарата, но также снижение позиции научного производства в государственных иерархиях, порождают в 1990-х целую систему рассеянных событий, «проявивших» научную политику перед взглядом исследователя, равно как и анонимного наблюдателя. Прежде всего, такой эффект производят дискуссии в специализированных СМИ по доктринальным вопросам наряду с раскрытием статистики, публикацией разнообразных «экспертных» материалов и обзоров вкупе с мнениями чиновников, публичная оценка законов и уставов научных учреждений и т.д. То же справедливо и в отношении непосредственного доступа к позициям в пространстве государственной научной политики. При проведении интервью в ходе настоящего исследования не было ни одного отказа по «идеологическим соображениям» со стороны государственных служащих: работников Министерства, Фондов, ведомственных учреждений, областных администраций.

Все это сообщает происходящему в государственной научной политике 1990-х некоторую прежде не доступную очевидность, в центре которой остается личный опыт исследователя — чаще всего, работника государственных научных учреждений. Вместе с тем, эта очевидность, которая возникает «внутри» текущего момента, весьма далека от действительного проникновения в механику событий. Так, при всем разнообразии публикуемых по науке и научной политике данных, они по преимуществу либо недостаточно определенны (прежде всего, «сами цифры»), либо сверхопределены лояльным ведомственным или изобличительным гражданским схематизмом их производителей. В свою очередь, ослабление внешнего контроля за информацией о работе государственного аппарата не предполагает отмены контроля внутриведомственного, выраженного прежде всего в самоцензуре служащих перед лицом анонимного собеседника, каковым предстает исследователь. В некоторых случаях это может выражаться в прямых предупреждениях перед началом интервью: «Существуют две истории — одна настоящая, но я ее не могу Вам рассказать, другая — официальная, но Вы о ней и так можете узнать из публикаций». Проблема исследования, конечно, состоит не в том, чтобы любой ценой узнать «настоящую историю». Нередко наиболее официальные интерпретации, подвергнутые анализу и помещенные в контекст всего исследования, способны дать не меньше, чем тщательно скрываемые факты. Мы попытались это продемонстрировать на примере использования категорий «наука» и «ученые» в официальных текстах Миннауки конца 1990-х. Но как охраняемая стенами ведомств «настоящая история», так и необходимость выявления скрытых измерений официального порядка, заставляет отказаться от очевидностей «внутренней» интерпретации и реконструировать объект на основе систематически применяемого метода, который, помимо прочего, позволяет установить место этих очевидностей внутри изучаемой области.

Основой метода исследования стало выявление структурных соответствий в силовом (институциональном) и смысловом (категориальном) порядках государственной научной политики, которое было дополнено элементами генетического анализа этих структур. Базовая схема метода заставила отказаться от целого класса объяснительных моделей, и прежде всего, от представления о том, что механизм формирования смысловой структуры научной политики может быть описан по схеме: «новая инстанция — новая категория». Введение принципа гомологии и отказ видеть в отношении между двумя структурами простую причинно-следственную связь расширяют границы объяснения, позволив соотносить не отдельные факты, но синхронно протекающие «большие» структурные сдвиги. Проделанное на этой основе исследование приводит к пониманию системы категорий научной политики не как спонтанно складывающегося порядка, но как продукта борьбы и объективации баланса сил между основными инстанциями, которые на официальных основаниях отправляют контроль над научным производством.

Так, введение в начале 1990-х целого ряда понятий, таких как «научно-технический потенциал», «независимая экспертиза», «конкурсная поддержка», «инновации», которые постепенно замещают всю прежнюю смысловую структуру научной политики, выстроенную вокруг категории «научно-технический прогресс» (середина 1960-х- середина 1980-х), происходит одновременно с большим структурным сдвигом в пространстве государственной администрации конца 1980-х- начала 1990-х. Реформы государственного аппарата, в которых реализуется ряд доктринальных постулатов нового либерального руководства, не только учреждают новые инстанции научной политики, но также изменяют действующий в ней баланс сил, равно как позицию всех научных инстанций в структуре государственного аппарата — что можно проследить, помимо прочего, по изменению доли расходов из государственного бюджета, которую они распределяют. Целый ряд «новых» понятий научной политики вводится в высшие разделы официальных классификаций уже в самом начале 1990-х и даже в конце 1980-х, однако их окончательная фиксация в качестве определений научной политики, т.е. их оформление в устойчивую систему категорий, происходит лишь во второй половине 1990-х, когда уже действует новый баланс сил, с участием вновь созданных инстанций.

Объяснение может состоять в том, что развертывающаяся в первой половине 1990-х гг. борьба между инстанциями, в работе которых реализованы различные технические принципы, и прежде всего, между реформаторскими Министерством науки и Академией наук, оставляет не до конца определенной смысловую структуру научной политики, поскольку не до конца определенным остается исход самой борьбы. Например, уже на рубеже 1980-х-1990-х либеральные «рыночные» позиции, представленные в государственном руководстве СССР, формулируют концепцию (которая получает даже законодательное выражение) перевода государственной поддержки научного производства на конкурсную основу, а научных учреждений — на полную самоокупаемость. Однако в начале 1990-х, с переопределением структуры политического режима, они вместе с целым рядом нововведений попадают в разрыв между двумя порядками, и принципы, встроенные в прежний баланс сил, переносятся в новый с существенными поправками. В течение 1990-х научные учреждения официально так и не переведены на «полную самоокупаемость», равно как финансирование научных исследований осуществляется преимущественно в форме базового, а не конкурсного. В свою очередь, категория «инноваций», впервые появившаяся в официальных актах еще в 1989 г., в первой половине 1990-х остается не более чем одной из частных тем дискуссий о предпочтительных моделях науки и научной политики в России. Она заново вводится в оборот только во второй половине 1990-х, уже как основа ведомственной доктрины Миннауки, и лишь в начале 2000-х получает место в высших политических классификациях, в концепции «инновационной экономики». Каждый из этих этапов совпадает с изменением структуры инстанций научной политики: начиная с упразднения ГКНТ СССР и создания Миннауки РФ, заканчивая преобразованием Миннауки в Минпромнауки. В этом смысле, устойчивость категориальной системы гарантируется только базовым балансом сил в пространстве научной политики. Говоря точнее, система официальных категорий объективирует этот баланс.

Предпринятое в исследовании изучение генезиса ряда центральных инстанций и категорий позволяет обнаружить работу различных принципов в пространстве научной политики, которые, будучи интегрированы в динамику 1990-х, наследуют более ранним состояниям этого пространства или, наоборот, осуществляют по отношению к ним принципиальный разрыв. Как строится определение «нового» в государственной научной политике? Прежде всего, изменения в ее обеих структурах обусловлены занятием ключевых позиций новым либеральным руководством. Целый ряд «изобретений» 1990-х — это объективированные представления либерального руководства. Поначалу эти представления выступают лишь одной из конкурирующих точек зрения, выражением позиции доминируемых среди доминирующих в советском государственном аппарате, однако в борьбе, сопровождающей формирование нового баланса сил 1990-х, они приобретают универсальный характер, превращаясь в господствующие определения науки и научной политики. Подобная универсализация частной точки зрения происходит в результате ее институциализации, т.е. закрепления в форме новых инстанций, изменяющих общий баланс сил. Именно таков случай «независимой экспертизы» — принципа, реализованного в целом ряде инстанций на протяжении 1991-94 гг., среди которых наиболее значительное место занимают государственные научные фонды. Другой, более сложный механизм институциализации либеральных представлений обеспечивает введение новой системы научной статистики: она является уже не в собственном смысле частным «изобретением» нового научного руководства, но продуктом более общего процесса «либерализации» национального пространства научной политики, который вводит в него международные инстанции. Через программы технической поддержки (включая финансирование институциональных реформ), т.е. через работу «новых» государственных инстанций и реформирование «старых», эти международные инстанции унифицируют национальные технические классификации в соответствии с международными, тем самым обеспечивая политический принцип сближения России «со всем остальным миром».

В результате, объективация схожих принципов в разнообразных формах государственной научной политики, производит эффект натурализации нового научного порядка. Поначалу одна из конкурирующих точек зрения и отдельные «изобретения», которые вводятся в пространство научной политики либеральным руководством, постепенно превращаются в основу нового порядка. Возможно, наиболее интересным (и малозаметным) продуктом такой работы, протекающей одновременно во многих точках пространства научной политики, является инверсия порядка ее центральных/вспомогательных категорий. Если в 1970-х- 1980-х «научно-технический потенциал» функционирует как техническая и вторичная по отношению к доктринальной категории «научно-технического прогресса», то изменение базового баланса сил в пространстве научной политики, происходящего в период ее «либерализации» и одновременно снижения позиций научного производства в государственных иерархиях (1990-92), совпадает с превращением «научно-технического потенциала» в новый центр категориальной системы. В свою очередь, «научно-технический прогресс» не полностью исчезает из официальных классификаций, но остается как вспомогательная и рудиментарная категория в ряде приложений, включая классификатор государственного бюджета. Невозможно указать на прямое содержательное соответствие между «научно-техническим потенциалом» и набором либеральных «изобретений». Однако само использование технической категории как центральной вкупе с критикой ранее господствовавшей доктрины «прогресса», согласование нового категориального порядка с Западными классификациями, использование этой категории при обосновании реформ научного управления делает ее позицию в смысловой структуре научной политики гомологичной позиции либерального руководства в структуре научной администрации, а само изменение порядка в системе категорий — гомологичным обширному сдвигу в балансе сил научной политики.

Одновременно структурный и генетический анализ позволяет выявить как объективный порядок пространства научной политики, так и практический смысл основных напряжений, разделяющих его в 1990-х. Эти напряжения порождаются двумя основными, не сводимыми друг к другу оппозициями, в которых практически выражается различие «старой» и «новой» научной политики: ведомственная/конкурсная поддержка и управление поисковыми/коммерциализируемыми исследованиями. Первая из них явным образом противопоставляет функционирование Академии наук принципам работы государственных научных фондов и министерских конкурсов и гомологична оппозиции базового/целевого финансирования исследований. Именно эта оппозиция лежит в основе противостояния первой половины 1990-х между АН и Миннауки, а также критики эффективности Фондов с ведомственных позиций. Понять, что данное противопоставление не сводится к одним лишь док-тринальным различиям, позволяет генетический подход — обращение к позиции АН в структуре сил предшествующего периода. На протяжении 1920-х- 1960-х АН превращается из почетного клуба, каким она является еще в 1910-х, в крупное государственное предприятие, одновременно занимая прочную позицию в административных государственных иерархиях. Помимо структурных показателей (общий рост численности сотрудников и институтов, соотношение между числом рядовых исследователей и академиков и др.), на это указывает и тот факт, что с середины 1960-х до середины 1980-х гг. главами центрального научного ведомства, ГКНТ, которому наследует Миннауки, назначаются вице-президенты Президиума АН, академики в области естественных наук.

Внедрение новым либеральным руководством ряда технических «изобретений», в число которых попадают Фонды, перевод части научного бюджета из базового финансирования в селективное, а также попытка сокращения общей численности научных работников, затрагивает позицию, которую АН занимала в прежней структуре пространства научной политики, и вызывает активное противодействие академического руководства руководству Миннауки. Одновременно, изменение на рубеже 1980-х- 1990-х механизма, управляющего траекториями высшего государственного руководства, приводит к назначению главой реформаторского Миннауки заведующего отделом нового экономического института, что, наряду с доктринальными и техническими нововведениями, усиливает разрыв между двумя инстанциями. Таким образом, базовая оппозиция обнаруживается в пространстве научной политики сразу на нескольких уровнях: в траекториях руководства, в новом балансе сил между «старыми» инстанциями, в воспроизводимых ими технических принципах.

Схожую работу совершает другая базовая оппозиция — государственной поддержки поисковых/коммерческих исследований — которая также встраивается в ряд гомологий: институциализированного в начале 1960-х (в форме ПСНТ/АН) разделения фундаментальных/прикладных исследований, а также противопоставления поддержки спонтанно развивающихся направлений/государственного формирования научных приоритетов, которая во второй половине 1990-х наиболее явным образом разделяет позиции государственных научных фондов и Миннауки. Во второй половине 1990-х противостояние АН/Миннауки разрешается через повторную (после 1965) «академи-зацию» ведомства: возврат поста министра академику-естественнику, а также, поначалу, официальное закрепление более низкой административной позиции Миннауки, снова преобразованного в ГКНТ. В министерскую доктрину возвращается «безусловный приоритет» поддержки фундаментальной науки, который закрепляется также в Законе о науке и научно-технической политике (1996) и последующих юридических актах. Одновременно с этим руководство Миннауки признает преемственность прежней линии — ориентацию научной политики на окупаемые научные разработки. Именно в этот период Миннауки формирует список приоритетных направлений и критических технологий (1996), а в центре ведомственной доктрины размещается категория «инновации». В свою очередь, АН также участвует в формировании перечня приоритетов, где ей принадлежит отдельная область, «фундаментальные исследования». Единственной позицией, противостоящей доктрине навязанных приоритетов, становятся «новые» РФФИ и РГНФ, которые отстаивают принцип поддержки «внутренних» приоритетов науки, т.е. воспроизводства структуры самого научного производства. Здесь можно видеть, что оппозиция между поисковыми (фундаментальными) и экономически окупаемыми (прикладными) исследованиями, спроецированная в борьбу вокруг приоритетов и самого определения науки через приоритеты, не отменяя первой оппозиции, производит уже иную группировку инстанций.

Таким образом, находясь в отношении частичной гомологии — как выражение политически заданного противопоставления старого/нового — базовые оппозиции не сводятся друг к другу и различным образом разделяют одни и те же инстанции в пространстве государственной научной политики.

При этом характер делений позволяет констатировать, что принципы технического и политического формирования позиций действуют одновременно. Точнее, организационные и технические отличия в функционировании инстанций превращаются в политические различия в ходе борьбы за конечное содержание официальных классификаций. А изменение основного баланса сил между инстанциями научной политики, в свою очередь, объективируется в изменении ее смысловой структуры.

Настоящее исследование, реализованное с рядом исходных ограничений: хронологических рамок, круга рассматриваемых инстанций, степени детализации, — является только первым шагом на пути к систематическому объяснению феномена научной политики средствами социологии. В нем предпринята попытка выявить собственную структуру, вернее взаимосвязанные структуры, данной области. Если эта попытка удачна, ее результаты позволяют прояснить генезис существующих форм государственной регламентации научного производства, а также, на частном примере, приблизиться к пониманию механизма функционирования современного государства в целом. Актуальность предпринятого исследования и его возможного продолжения определяется как характером исследуемой области, изменения в которой не прекращаются и по истечении 1990-х, так и возможностью разработки новой области применения социологического метода.

Список научной литературыБикбов, Александр Тахирович, диссертация по теме "Социальная структура, социальные институты и процессы"

1. Основная литература:1. 50 лет. Гостехника. ГКНТ. Миннауки /Под ред. В.Е. Фортова.— М.: ЦИСН, 1998. — 102 с.

2. Абдулов А.Н., КулькшА.М. Власть. Наука. Общество. Система государственной поддержки научно-технической деятельности: опыт США. — М.: ИНИОН, 1994. — 285 с.

3. Александров Д. А. Почему советские ученые перестали печататься за рубежом: становление самодостаточности и изолированности отечественной науки, 1914-1940// Вопросы истории, естествознания и техники. — 1996. — №3.—С. 3-24.

4. Александров Д. А. Советизация высшего образования и становление советской научно-исследовательской системы// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. — С. 152-165.

5. Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм// Философские исследования. — 1993. — № 4. — С. 271-288.

6. Алфимов М., Минин В. Страна науки— РФФИ: о природе, структуре и особенностях функционирования системы// Поиск. — 1999. — № 41,44.

7. Алфимов М.В. РФФИ и наука: опыт первых пяти лет// Поиск. — 1997. — №25.

8. Алфимов М.В., Цыганов С.А. От научной идеи до практического результата. — М.: Янус-К, 2000. — 128 с.

9. Афанасьев В.Г. Научное управление обществом.— М.: Политиздат, 1973.—392 с.

10. Байбаков Н.К. Сорок лет в правительстве.— М.: Республика, 1993.— 319 с.

11. Бастракова М.С. Академия наук и создание исследовательских институтов// ВИИЕТ. — 1999, —№ 1. — С. 157-159.

12. Безбородое А.Б. Власть и научно-техническая политика в СССР середины 50-х середины 70-х гг. — М.: Мосгорархив, 1997. — 215 с.

13. Беляев Е.А., Пышкова Н.С. Формирование и развитие сети научных учреждений СССР (исторический очерк). — М.: Наука, 1979. — 245 с.

14. Берия и теория относительности /Публ. С.С. Илизарова и Л.И. Пушкаревой// Исторический архив. — 1994. — № 3. — С. 28-45.

15. БикбовА.Т. Метод и актуальность работ М. Хальбвакса// ХальбваксМ. Социальные классы и морфология /Пер. с фр. А.Т. Бикбова и Н.А. Шматко под ред. А.Т. Бикбова. — М: Институт экспериментальной социологии; СПб: Алетейя, 2000. — С. 464-506.

16. БикбовА.Т., Гавриленко С.М. Пространственная схема социальной теории как форма объективации властного интереса теоретика: Парсонс/Фуко// Пространство и время в современной социологической теории. — М.: Институт социологии РАН, 2000. — С. 33-65.

17. Блок М. Апология истории, или ремесло историка /Пер. с фр. Е.М. Лысенко. — М.: Наука, 1973. — 232 с.

18. Бронштэн В.А. Советская власть и давление на астрономию// Философские исследования. — 1993. —№ 3. — С. 207-223.

19. Бурдье 77. Социальное пространство и генезис «классов» /Пер. с фр. Н.А. Шматко// Бурдье П. Социология политики /Пер. с фр. под ред. Н.А. Шматко. — М.: Socio-Logos. 1993. — С. 53-98.

20. Бурдье 77. Социальное пространство и символическая власть// Бурдье П. Начала/Пер. с фр. Н.А. Шматко. — М.: Socio-Logos, 1994. — С. 181-207.

21. Бурдье 77. Физическое и социальное пространства: проникновение и присвоение /Пер. с фр. Н.А.Шматко// Социология политики. — М.: Socio-Logos, 1993. —С. 33-52.

22. В.И. Ленин и проблемы научного управления социалистическим обществом. Материалы теоретической конференции. — Красноярск, 1970. — 217 с.

23. Васин В.А., МинделиЛ.Э. Стратегия конкурентоспособности и проблемы научно-технической политики России. — М.: ЦИСН, 1994. — 55 с.

24. О.ВеберМ. Политика как призвание и профессия /Пер. с нем. А.Ф. Филиппова// Избранные произведения /Пер. с нем. под ред. Ю.Н. Давыдова. — М.: Прогресс, 1990. — С. 644-706.

25. Волков Г.Н. Социология науки. — М: Политиздат, 1968. — 208 с.

26. Вопросы теории и практики управления и организации науки /Отв. ред. Д.М. Гвишиани. — М.: Наука, 1975. — 358 с.

27. ГилбертДж., МалкейН. Открывая ящик Пандоры: Социологический анализ высказываний ученых /Пер. с англ. М. Бланко под ред. А.Н. Шамина и Б .Г. Юдина. — М.: Прогресс, 1987. — 269 с.

28. Гордеева Н.А., Фшь М.М. Наука и право// Наука в России: состояние и перспективы /Под ред. А.И. Ракитова. — М.: ИНИОН, 1997. — С. 147-159.

29. Горелик Г.Е. Владимир Александрович Фок: философия тяготения и тяжесть философии//Природа. — 1993. —№ 10. — С. 81-93.

30. Горелик Г.Е. Лидия Чуковская и Матвей Бронштейн// Знание- сила.— 1996. — № 1. — С. 36-42.

31. Горелик Г.Е. Тамм и Ландау, физики-теоретики в советской практике// Знание сила. — 1997. — № 2. — С. 142-148.

32. Громека В.И. США: научно-технический потенциал.— М: Мысль, 1977. —245 с.

33. Грэхэм II. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском союзе /Пер. с англ. М.Д. Ахуднов, В.Н. Игнатьев. — М.: Политиздат, 1991. —480 с.

34. ГрэхэмЛ. Очерки истории российской и советской науки /Пер. с англ.

35. B. Геровича. — М.: Янус-К, 1998. — 310 с.

36. Дюркгейм Э. Метод социологии /Пер. с фр. А.Б. Гофмана// Дюркгейм Э. Социология. — М.: Канон, 1995. — 5-304.

37. АЛ.Дюркгейм Э., Мосс М. О некоторых первобытных формах классификации. К исследованию коллективных представлений// Мосс М. Общества. Обмен. Личность /Пер. с фр. А.Б. Гофмана. — М.: Восточная литература, 1996. —1. C. 6-73.

38. Единая научно-техническая политика на современном этапе /Под ред. Ш.Л. Розенфельда. — М.: Институт экономики, 1989. — 178 с.

39. Иванов КВ. Наука после Сталина: реформа Академии 1954-1961 гг.// Науковедение. — 2000. — № 1. — С. 184-211.

40. Измерение научно-технической деятельности. Предлагаемая стандартная практика для обследований исследований и экспериментальных разработок: Руководство Фраскати /Пер. с англ. Л.М. Гохберга. — Париж: ОЭСР; Москва: ЦИСН, 1995. —278 с.

41. Интервью с профессором Жаком Ле Гоффом// Гуревич АЛ. Исторический синтез и школа «Анналов». — М.: Индрик, 1993. — С. 294-316.

42. КагановичБ.С. Российская Академия наук в 1920- начале 1930-х (по материалам архива С.Ф. Ольденбурга)// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. — С. 56-71.

43. Кассирер Э. Познание и действительность /Пер. с нем. Б. Столпнера и П.Юшкевича.— СПб: Шиповник, 1912 (переизд.: СПб: Университетская книга Алетейя, без указ. года). — 454 с.

44. Кочанов IO.JJ. Политическая топология: структурирование политической действительности. — М.: Ad Marginem, 1995. — 223 с.

45. Кожевников А.Б. Ученый и государство: феномен Капицы// Философские исследования. — 1993. -№3.-С. 418-438.

46. Кольцов А.В. «Атмосфера вокруг Академии сгустилась»// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. — С. 17-28.

47. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. — М: Наука, 1974. — 522 с.

48. Комплексное планирование в научных организациях. В 6-и ч. Методические рекомендации. — М: ИКСИ, 1980. — Ч. 1,4.

49. Конашев М.Б. Академия наук и цензура в 1920-х// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. — С. 317-327.

50. Круглый стол «Национальная инновационная система России — перспективы и механизмы создания» (www.csr-nw.ru/publications.php?code=l 16).

51. Кугель С.А., Давидюк С.Ф. Структура и динамика научных кадров// Социальная динамика современной науки /Под ред. В.Ж. Келле. — М.: Наука, 1995. —С. 39-59.

52. КузнецовЮ. Финансирование гражданской науки в России из федерального бюджета: положение дел и основные проблемы// Отечественные записки. —2002.—№ 7. — С. 102-120.

53. Кун Т. Структура научных революций /Пер. с англ. И.З. Налетова. — М.: ACT, 2001. —606 с.

54. Ле Гофф Ж. Предисловие// БлокМ. Короли-чудотворцы /Пер. с фр.

55. B.А. Мильчиной под ред. А.Я. Гуревича. — М.: Языки русской культуры, 1997. —С. 11-63.

56. ЛевинБ.Д. Подбор, подготовка и аттестация научных кадров в СССР. — М.-Л.: Наука, 1966. — 288 с.вв. Леви-Строс К. Неприрученная мысль// Леви-Строс К. Первобытное мышление /Пер. с фр. А.Б. Островского. — М.: Республика, 1994. — С.111-336.

57. Левшин Б.В. Центральный комитет ВКП(б) и Академия наук в 1930-х гг.// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. —1. C. 87-96.

58. Месяц Г.А. Спасти науку. — М.: Наука, 2001. — 255 с.

59. Минин В.А. Конкурсная деятельность РФФИ за 5 лет — организация, методика, результаты// Поиск. — 1997. — № 25.

60. Наука и государственная научная политика: теория и практика /Под ред. А.А. Дынкина. — М.: Наука, 1998. — 287 с.

61. Наука и технологии в России. Прогноз до 2010 года /Под ред. Л.М. Гохберга, Л.Э. Миндели. — М.: ЦИСН, 2000. — 118 с.

62. Научно-техническая и инновационная политика: Российская Федерация. — Париж: ОЭСР, 1994. — Т. 1 (Оценочный доклад). — 124 с.

63. Научно-техническая революция и изменение структуры научных кадров СССР /Под ред. Д.М. Гвишиани, С.Р. Микулинского, С А. Кугеля. — М.: Наука, 1973.—200 с.

64. Научные кадры СССР: динамика и структура /Под ред. В.Ж. Келле. — М.: Мысль, 1991. —284 с.

65. Огурцов А.П. Подавление философии// Суровая драма народа. — М.: Издательство политической литературы, 1989. — С. 353-374.

66. Орел В.М. Социально-экономические аспекты развития науки в России// Социальная динамика современной науки /Отв. ред. В.Ж. Келле. — М.: Наука, 1995. —С. 303-318.

67. ПоланиМ. Личностное знание /Пер. с англ. под ред. В.А. Лекторского и В.И. Аршинова. — М.: Прогресс, 1985. — 344 с.

68. Поппер К. Логика научного исследования /Пер. с англ. А.Л. Никифорова// Поппер К. Логика и рост научного знания /Пер. с англ. под ред.

69. B.Н. Садовского. — М.: Прогресс, 1983. — С. 33-295.

70. Пособие по инвентарному описанию научно-технического потенциала. Сбор и обработка данных. Управление системой НИР. — ЮНЕСКО, 1970. — 285 с.

71. Пособие по статистике в области научно-технической деятельности. — Париж: ЮНЕСКО, 1984. —218 с.

72. Прозуменщиков М.Ю. ЦК КПСС и советская наука на рубеже эпох (19521953)// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. —1. C. 393-406.

73. РакитовА.И. Предисловие// Наука в России: состояние и перспективы. — М.: ИНИОН, 1997. — С. 5-6.

74. РакитовА.И. Наука в эпоху глобальных трансформаций (российская перспектива)// Наука в России: состояние и перспективы. — М.: ИНИОН, 1997. —С. 7-51.

75. Репрессированная наука /Под ред. А.И. Мелуа и М.Г. Ярошевского. Вып. 1. — СПб: Наука, 1991; Вып. 2. — СПб: Наука, 1994.

76. СалтыковБ. Реформирование российской науки: анализ и перспективы// Отечественные записки. — 2002. — № 7. — С. 25-41.

77. Семенов Е.В. Явь и грезы российской науки. — М.: Наука, 1996. — С. 480.

78. СмирноеБ.М. Государственная инновационная политика России: цели, принципы, приоритеты. — М., 2001. — 61 с.

79. Соболев B.C. Академия наук и советская власть в период становления тоталитарного режима (1918-1930)// За «железным занавесом». Мифы и реалии советской науки /Под ред. М. Хайнеманна и Э.И. Колчинского. — СПб: Дмитрий Буланин, 2002. — С. 29-36.

80. Социальная динамика современной науки /Отв. ред. В.Ж. Келле.— М.: Наука, 1995. —319 с.

81. Социальные и экономические аспекты повышения эффективности науки в свете решений XXVI съезда КПСС. Тезисы научно-практического симпозиума. — Москва, 1981 г. — Секция 1-7.

82. Социальные и экономические проблемы повышения эффективности науки /Под ред. Т.В. Рябушкина. — М.: Наука, 1985. — 220 с.

83. Суворов JI.B. В.И. Ленин и методолгические проблемы социалистического управления. — М.: Наука, 1973. — 200 с.

84. Технический прогресс в СССР, 1959-1965 гг. /Под общ. ред. Ю.Е. Максарева. — М.: Госпланиздат, 1960. — 259 с.

85. Томилин К. А. Физики и борьба с космополитизмом// Физика XIX-XX вв. в общенаучном и социокультурном контекстах. — М.: Янус-К, 1997. — С. 264304.

86. Трапезников С. Ленинизм и современная научно-техническая революция// Научно-техническая революция и социальный прогресс. — М.: Политиздат, 1972, —С. 5-12.

87. Федосеев Н.Н. Вступительное слово на Секции общественных наук// 250 ' лет Академии наук СССР. — М.: Наука, 1977. — С. 475-47.

88. Фейнберг ЕЛ. Ландау, Капица и Сталин// Природа. — 1998. — № 1. — С. 36-51.

89. Флек Л. Возникновение и развитие научного факта /Пер. с англ., нем. и польск. В.Н. Поруса. — М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. — 208 е., 8 с. рис.

90. Франк-Каменецкий М. Механизмы торможения в науке// Иного не дано /Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. — М.: Прогресс, 1988. — С. 634-647.

91. Фуко М. Воля к знанию// Фуко М. Воля к истине /Пер. с фр. С. Табачниковой под ред. А. Пузырея. — М.: Магистериум-Касталь, 1996. — С. 97-268.

92. ФукоМ. Надзирать и наказывать /Пер. с фр. В.Наумова под ред. И. Борисовой. — М.: Ad Marginem, 1999. — 479 с.

93. ФукоМ. Что такое автор?// Фуко М. Воля к истине /Пер. с фр. С. Табачниковой под ред. А. Пузырея. — М.: Магистериум-Касталь, 1996. — С. 7-46.

94. Хромов Г. С. Российская Академия наук: история, мифы и реальность// Отечественные записки. — 2002. — № 7. — С. 206-218.

95. Эволюция форм организации науки в развитых капиталистических странах /Под ред. Д.М. Гвишиани и С.Р. Микулинского. — М.: Наука, 1972, — 547 с.

96. ЭлиасН. Придворное общество /Пер. с нем. А.П. Кухтенкова, К.А. Левинсона, А.М. Перлова, Е.А. Прудниковой, А.К. Судакова. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 367 с.

97. Ben-David J. The Scientist's Role in Society. — Engelwood Cliffs: Prentice-Hall, 1971,—204 c.

98. Bertaux D. Les recits de vie: perspective ethnosociologique. — Paris: Nathan, 1997. — 128 c.

99. BloorD. Knowledge and Social Imagery.— Chicago: The University of Chicago Press, 1991. — 155 c.

100. Bourdieu P. Homo Academicus. — Cambridge: Polity Press, 1990. — 332 c.

101. Bourdieu P. Homo academicus. — Paris: Minuit, 1984. — 317c.

102. Bourdieu P. Le champ scientifique// Actes de la recherche en sciences sociales. — 1976. — № 2/3. — C. 88-104.

103. Cahiers pour l'histoire du CNRS. 1939-1989. — Paris: Editions du CNRS, 1989 — 1 вып.; 1990 — X вып.-113. Collins R. The sociology of philosophies.— Cambridge: Cambridge University Press, 1998. — xix, 1098 c.

104. Criteria for Scientific Development: Public Policy and National Goals. A Selection of Articles from Minerva /Ed. E. Shils. — Massachusetts: The M.I.T. Press, 1968. — xiv, 207 c.

105. DruesneG. Le Centre national de la recherche scientifique.— Paris: Masson&Cie, 1975. — 374 c.

106. Gibbons M., Limoges C., NowotnyE. et al. The New Production of Knowledge. The Dynamics of Science and Research in Contemporary Societies. — London: Sage Publications, 1994. — ix, 179 c.

107. Gilpin R. France in the Age of the Scientific State. — Princeton: Princeton University Press, 1968. — xii, 474 c.

108. Gingras Y. L'institutionnalisation de la recherche en milieu universitaire et ses effets// Sociologie et societes. — 1991. — № 1. — C. 41-54.

109. GodinB., TrepanierM. La science: nouvel environnement, nouvelles pratiques?// Sociologie et societes. — 2000. — № 1. — С. 11-15.

110. Graham L. The Soviet Academy of Sciences and the Communist Party, 1927-1932. — Princeton: Princeton University Press, 1967. — 255 c.

111. Graham L. What Have We Learned about Science and Technology from the Russian Experience? — Stanford: Stanford University Press, 1998. — 177 c.

112. KojevnikovA. The Great War, the Russian Civil War and the Invention of Big Science// Science in Context. — 2002. — № 2. — C. 239-276.

113. LatourB. La science en action. — Paris: Gallimard, 1995. — 663 c.

114. LatourB., WoolgarS. La vie de la laboratoire.— Paris: La Decouverte, 1996. —303 c.

115. Lenoir R. L'invention de la demographie et la formation de l'Etat// Actes de la recherche en sciences sociales. — 1995. — № 108. — C. 36-61.

116. Lepenies W. Les trois cultures. — Paris: MSH, 1989. — 408 c.

117. MathieuA., Bernard P. Faire utile ou faire savant?// Sociologie et societes. — 2000. — № 1. — C. 71-92.

118. Memorial du Congres international du progres scientifique et technique. — Paris, 1954.—412 c.

119. Merton R. The Sociology of Science. — Chicago: Chicago University Press, 1973. —316 c.

120. MongiliA. La science russe: un systeme archai'que mais productif// Annales. Histoire, sciences sociales. — 1995. — № 3. — C. 541-564.

121. Papon P. Les logiques du futur. Science, technologie et pouvoirs. — Paris: Aubier, 1989. — 186 c.

122. PicardJ.-F. La republique des savants. La recherche fran?aise et le CNRS. — Paris: Flammarion, 1990. — 339 c.

123. Pickering A. Constructing Quarks: A Sociological Histoiy of Particle Physics. — Chicago: Chicago University Press, 1984. — xi, 468 c.

124. PinellP. Naissance d'un fleau. — Paris: Metailie, 1992. — 365 c.

125. PollackM. L'efficacite par I'ambiguite// Sociologie et societes. — 1975. — № 1.—C. 29-49.

126. Pollack M. La planification des sciences sociales// Actes de la recherche en sciences sociales. — 1976. — № 2/3. — C. 105-121.

127. Prost A. Les origines de la politique de la resherche en France// Cahiers pour 1'histoire du CNRS. 1939-1989. — 1988. —№ 1. — C. 1-38.

128. RoubanL. L'Etat et la science. La politique publique de la science et de la technologie. — Paris: Editions du CNRS, 1988. — 248 c.

129. Salomon J.-J. Science et politique. — Paris: 1968. — 402 c.

130. SapiroG. La guerre des ecrivains. 1940-1953.— Paris: Fayard, 1999.— 807 c.

131. Science and Technology in a Developping World /Eds. T. Shinn, J. Spaapen, V. Krishna. — Dordrecht: Kluwer, 1997. — 411 c.

132. Shinn T. Nouvelle production du savoir et Triple Helice. Tendances du pret-a-penser les sciences// Actes de la recherche en sciences sociales. — 2002. — № 141/142. —C. 21-30.

133. Shinn T. Hierarchie des chercheurs et formes de recherches// Actes de la recherche en sciences sociales. — 1988. —№ 74. — C. 2-22.

134. TheryJ.-F., BarreR. La loi sur la recherche de 1982.— Paris: INRA, 2001. —131 c.

135. ZaleskiE., KozlowskiJ.P., Wienert H. et al. La politique de la science en URSS. — Paris: OECD, 1969. — 632 c.

136. Статистические сборники и материалы:1. 60 лет Смоленской области. Статистический сборник.— Смоленск, 1997. — 272 с.

137. Академия наук СССР. Статистические материалы (к 250-летию АН СССР). — Статистика, 1974. — 19 с.

138. Квалифицированные кадры в России. — М.: ЦИСН, 1999. — 240 с.

139. Краткие статистические сведения// Российская Академия наук 1724-1999. Персональный состав (www.icp.ac.ru/RAS1724-1999/CDPAHAVIN/miscinfo.htm).

140. Краткий сборник статистических сведений о Российской Академии наук 1994 (www.ras.ru/russian/RAS/ras.html).

141. Народное образование, наука и культура в СССР. — М.: Статистика, 1977, —374 с.

142. Народное хозяйство РСФСР в 1987 г. Статистический ежегодник. — М.: Финансы и статистика, 1988. — 590 с.

143. Народное хозяйство СССР в 1967 г. Статистический ежегодник. — М.: Статистика, 1968. — 1008 с.

144. Народное хозяйство СССР в 1977 г. Статистический ежегодник.— М.: Статистика, 1978. — 654 с.

145. Народное хозяйство СССР в 1987 г. Статистический ежегодник.— М: Финансы и статистика, 1988. — 736 с.

146. И.Наука в России: 2001. Официальное издание. — М.: Госкомстат, 2001. — 109 с.

147. Наука России в цифрах: 1997. Краткий статистический сборник.— М.: ЦИСН, 1997,—112 с.1. Публикации в СМИ:

148. Александров А.Д. Ответы на вопрос анкеты «Наука и нравственность»// Литературная газета. — 1967. — № 13.

149. Алфимов М.В. РАН и РФФИ— разными путями к общей цели// НГ-Наука. — 1999,— №2.

150. Алфимов М. Битва на «фондовом» рынке// НГ-Наука. — 2000. — №11.

151. Борис Салтыков: Нет сплошному фронту /Интервью провела Е. Кокурина// Новая Сибирь. —1996. — № 105.

152. Булгак В. Каждому ученому— по менеджеру// Общая газета. — 1998. — 30 июл. 5 авг. (№ 32).

153. Ваганов А. Страна любознательных// НГ-Наука. —1998. — №11.

154. Владимир Фортов: «Приоритеты вытекают из возможностей государства» /Интервью провел А. Ваганов// Независимая газета. —1998. — № 17.

155. Владимир Фортов. Наука в кризисе /Беседу провел В. Покровский// Экономическая газета. —1996. — № 41.

156. Добрецов Н. Академическая реформа или путь разрушений// НГ-наука. — 2001,—№6.

157. Ю.Евгений Семенов: Я подаю в суд /Интервью провел А.Ваганов// НГ-Наука. — 2001.—№ 6.

158. Интервью на «Эхо Москвы» А. Бенедиктова с И.Клебановым, К. Бендукидзе и М. Алфимовым. — 2002. — 2 авг. (www.echo.msk.ru/interview/interview).

159. КеллеВ., Мирская Е., ЖановиВ. О перспективах академической науки// НГ-наука. — 2001. — № 6.

160. Кирпичников М.П. Фундаментальная наука— будущее России// Наука в России. —1999. — № 4.

161. Кирпичников М. Задание — убрать заборы// Поиск. —1999. — № 10.

162. Кокурина Е. О кризисе без истерики рассуждает министр науки и технической политики РФ Борис Салтыков// Общая газета. —1996. — № 30.

163. КуликовВ.И. Искусство финансирования науки// НГ-Наука.— 1998.— №11.

164. Наука ищет дорогу на рынок /Интервью с В. Фортовым провела Е. Кокурина// Рабочая трибуна. —1996. — № 196.

165. Осипов Ю.С.: Фундаментальные исследования не могут быть бесполезными /Интервью провел Д. Бабич// НГ-Наука. —1997. — № 1.

166. ОсиповГ.В. Академия наук под ударом// Независимая газета. — 2001. — 23 фев. (№ 33)

167. Ю.Петров И. Академическая реформа неизбежна// НГ-наука.— 2000.— №9.

168. Письмо девяти// Курьер российской академической науки и высшей школы.—1993.—№ 11/12.

169. Покровский В. Академический блицкриг провалился// Курьер российской академической науки и высшей школы. —1993. — № 11/12.

170. Покровский В. Результаты третьей атаки РАН на Миннауки заставляют себя ждать// Сегодня. —1995. — № 100.

171. Сахаров А.Н. Академические кланы делят собственность// НГ-Наука. — 2000.— №Ц.

172. Терещенко Г. Наука готова работать на человека// Индустрия. — 1999. — 4 янв. (№2).

173. Фортов В.Е.: Приоритеты возникают из возможностей государства /Интервью провел А. Ваганов// НГ-Наука. —1998. — № 2.

174. Интервью при вступлении в должность с Председателем ГКНТ /Беседу с В. Фортовым провел О. Лезин// Поиск. — 1996. — № 33.

175. ХромовГ.С. О свободе научных исследований. Заметки астронома// Российский химический журнал. — 1999. — № 6.

176. Хрустов В.Ф. Творческое меньшинство на перепутье российской истории. Потери и обретения за 90-е годы// Российский химический журнал.— 1999. —№6.

177. Официальные акты и документы:

178. Записка АН СССР о создании Советской Социологической Ассоциации, 26 декабря 1957 г.// Социология и власть /Под ред. Г.С. Осипова. — М.: Academia, 1997. — Вып. 1.

179. Из Послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации// Курьер российской академической науки и высшей школы. — 2002. — № 4.

180. Концепция реформирования российской науки на период 1998-2000 годов: Одобрена постановлением Правительства РФ № 453 от 18.05.98. — М.: Российская газета, 1998. —№105.

181. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М.: Политиздат, 1985. — Т. 8.; 1986. — Т. 9.; 1972. — Т. 10.

182. Международные нормативные акты ЮНЕСКО: конвенции, соглашения, протоколы, рекомендации, декларации /Сост. И.Д. Никулин. М.: Логос, 1993, —640 с.

183. Положение «О Государственном Комитете Совета Министров СССР по науке и технике»: Утверждено Постановлением Совета Министров СССР № 797 от 1 окт. 1966 г. — М.: Свод законов СССР, 1990. — Т. 3.

184. Постановление «О дальнейшей работе по организации Российской академии наук»: Принято Верховным Советом РСФСР 15 февр. 1991 г. — (Опубликовано на сервере Министерства образования РФ по адресу: www.irLfoiTnika.nVtext/goscom/noiTndoc/r04/04028.html).

185. Постановление «О ликвидации Республиканского Инновационного фонда»: Принято Правительством РФ 5 нояб. 1992 г.// Российская газета.— 1991. — 19 нояб. (№ 250).

186. Постановление «О мерах по улучшению деятельности Академии наук СССР и Академий наук союзных республик»: Принято ЦК КПСС и Советом Министров СССР 11 апр. 1963 г. — М.: Свод законов СССР, 1990. — Т. 3.

187. Постановление «О мерах по ускорению научно-технического прогресса в народном хозяйстве РСФСР»: Принято Советом Министров РСФСР 19 дек. 1983 г. — М.: Свод законов СССР, 1988. — Т. 3.

188. Постановление «О переводе научных организаций на полный хозяйственный расчет и самофинансирование»: Принято ЦК КПСС и Советом Министров СССР 30 сент. 1987 г. — М.: Свод законов СССР, 1990. — Т. 3.

189. Постановление «О повышении роли Государственного комитета СССР по науке и технике в управлении научно-техническим прогрессом в стране»: Принято ЦК КПСС и Советом Министров СССР 17 июл. 1987 г. — М: Свод законов СССР, 1990. — Т. 3.

190. Постановление «Об Инновационном фонде при Государственном комитете СССР по науке и технике»: Принято Советом Министров СССР 29 дек. 1989 г. — М.: Свод законов СССР, 1990. — Т. 3.

191. Постановление №7 Президиума РАН от 13 янв. 1998 г. — М.: Вестник РАН, 1998. — Приложение.

192. Указ «О неотложных мерах по сохранению научно-технического потенциала Российской Федерации»: Принят Президентом РФ 27 апр. 1992 г.// Поиск.—1992.—№ 18.

193. Указ «О статусе Академии наук СССР»: Принят Президентом СССР 23 авг. 1990 г. — М.: Совет народных депутатов и Верховный Совет РСФСР: Ведомости, 1990. — № 35.

194. Указ «Об организации Российской академии наук»: Принят Президентом РСФСР 21 нояб. 1991 г. — М.: Совет народных депутатов и Верховный Совет РСФСР: Ведомости, 1991. — № 47.

195. Указ «Об учреждении Академии наук Российской Федерации»: Принят Президиумом Верховного Совета РСФСР 24 янв. 1990 г. — (Опубликовано на сервере Министерства образования РФ по адресу: www. in formika.ru/text/ goscom/non"ndoc/r04/04090.html).

196. Федеральный закон Российской Федерации «О науке и научно-технической политике»: Принят Государственной Думой РФ 12 июля 1996 г. — М.: Российская газета, 1996. — № 167.