автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Новгородское летописание XI - середины XIV в. как социокультурное явление

Полный текст автореферата диссертации по теме "Новгородское летописание XI - середины XIV в. как социокультурное явление"

На правах рукописи

Гимон Тимофей Валентинович

НОВГОРОДСКОЕ ЛЕТОПИСАНИЕ XI - СЕРЕДИНЫ XIV в. КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ

специальность 07.00.09 - Источниковедение, историография и методы исторического исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 2014

005547916

Работа выполнена в Центре «Восточная Европа в античном и средневековом мире» Института всеобщей истории Российской академии наук

Научный консультант: доктор исторических наук

Столярова Любовь Викторовна

Официальные оппоненты:

Бобров Александр Григорьевич

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Российской академии наук (Пушкинский дом)

Ерусалимский Константин Юрьевич

доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории и теории культуры Российского государственного гуманитарного университета

Сиренов Алексей Владимирович

доктор исторических наук, доцент кафедры источниковедения истории России Исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского»

Защита состоится "11" июня 2014 г. в 11 ч. на заседании Диссертационного совета Д002.249.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте всеобщей истории РАН по адресу: 119991, Москва, Ленинский просп., 32а.

С диссертацией можно ознакомиться в научном кабинете Института всеобщей истории РАН и на сайте www.igh.ru

Автореферат разослан "^2^4x^014 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета к.и.н.

ш

Н.Ф. Сокольская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Средневековый Новгород интересует историков не только в силу специфики его внутриполитического устройства, но и, что не менее важно, в силу хорошей (в сравнении с другими древнерусскими землями) сохранности исторических источников. Речь идет не только о богатейшем археологическом материале, берестяных грамотах, печатях с Рюрикова Городища, деревянных цилиндрах, надписях-граффити, древнейших новгородских актах, пергаменных книгах (значительная часть которых, включая древнейшую датированную - Остромирово евангелие, связана с Новгородом), уникальной деревянной Новгородской псалтыри конца X или начала XI в., но и о развитой традиции летописания.

Если говорить только о памятниках, сохранившихся до наших дней, то из Новгорода происходят: древнейшая русская рукопись, содержащая летописный текст (Синодальный список Н1 ХШ-Х1У вв.); уникальные приписки XIV в. к этой рукописи, демонстрирующие нам технику летописной работы; древнейший монастырский «летописчик» (исторические записи на Студийском уставе конца XII в.); древнейший список русского продолжения «Летописца вскоре» патриарха Никифора (конец XIII в.); древнейшая пасхалия с летописными записями (XIV в.); перечни князей, посадников и церковных иерархов, известные в рукописях XV в., но восходящие, вероятно, к протографам XII или даже конца XI в., - не говоря уже о большом количестве новгородских летописных сводов XV в. Таким образом, новгородское летописание (и шире - историописание) представлено большим числом разнообразных памятников и, следовательно, может быть изучено весьма подробно.

В дошедших до нас новгородских летописных памятниках -и прежде всего, в списках Новгородской I летописи (далее: Н1) - отразились летописные записи, ведшиеся в Новгороде с XI в. Текстология новгородских летописей сравнительно проста; ученый может быть в целом уверен, что имеет дело с полным или почти полным текстом новгородской владычной летописи, пополнявшейся в ХИ-Х1У вв., а не с какими-то ее фрагментами в составе более поздних сводов. Благодаря результатам лингво-текстологического исследованиям А.А. Гиппиуса, этот текст может быть уверенно разделен на фрагменты, созданные разны-

ми архиепископскими летописцами1, т.е. ученые имеют здесь уникальную возможность не просто исследовать летопись как целое, но и сравнивать между собой фрагменты текста, созданные в рамках одной традиции, однако разными лицами и в разное время.

С одной стороны, источниковедческое исследование этого материала способно пролить дополнительный свет на историю средневекового Новгорода. С другой - и это является, пожалуй, главным для настоящей работы - детальное исследование новгородского летописания Х1-Х1У вв. имеет важное значение для изучения летописания вообще. Благодаря хорошей сохранности и сравнительно простой текстологии новгородских летописей, на их материале можно исследовать многие вопросы, с трудом поддающиеся анализу применительно к летописанию Киева, Северо-Восточной Руси и других регионов. Новгородское летописание представляет собой уникальный материал для изучения процесса работы летописцев, круга их интересов, статуса и роли летописи в средневековом обществе и многих других сюжетов, важных для понимания всех древнерусских (а не только новгородских) летописей. Наконец, новгородское летописание -опять же в силу хорошей сохранности его материалов — может служить прекрасным объектом сравнительно-исторических штудий.

Предметом исследования является становление и развитие новгородского летописания в XI - середине XIV в., а также исторический контекст этих процессов. Объект исследования составляют памятники новгородского летописания XI - середины XIV в., а также, в той мере, в какой это необходимо для задач исследования, летописи более позднего времени, отражающие этот материал.

Хронологические рамки исследования — XI - середина XIV в. Старшая дата определяется временем становления новгородской письменной культуры (древнейший датированный памятник - Новгородская псалтырь - относится к рубежу XXI вв.) и временем зарождения в Новгороде летописания (древнейшие летописные записи, скорее всего, появились вскоре после строительства каменного Софийского собора, т.е. после

1 Гиппиус A.A. Лингво-текстологическое исследование Синодального списка Новгородской первой летописи: Дис. ... канд. филол. наук. М., 1996; Он же. Новгородская владычная летопись XII-XIV вв. и ее авторы (История и структура текста в лингвистическом освещении). I // Лингвистическое источниковедение и история русского языка, 2004— 2005. М„ 2006. С. 114-251.

1045 г.). Младшая дата определяется тем, что до 1352 г. доходят записи в древнейшей дошедшей до нас летописной рукописи -Син. В 1352 г. умер новгородский архиепископ Василий Калика, а значит - этот момент может быть принят в качестве рубежа и при изучении утраченной новгородской владычной летописи.

Новгородское летописание, разумеется, продолжалось и в более позднее время. Однако летописание конца XIV и, особенно, XV столетия отличает своя специфика. Распространение бумаги как более дешевого (чем пергамен) и более удобного (чем береста) писчего материала привело к тому, что летописи стали чаще редактироваться и копироваться, текстологические взаимоотношения между ними резко усложнились, усилились контакты между летописанием Новгорода и других городов (иначе говоря, новгородское летописание стало до определенной степени «общерусским»). Взаимоотношения новгородских летописей XV в. и других памятников этого времени представляют собой сложный комплекс проблем, рассмотрение которого входит в задачи настоящей диссертации лишь в той мере, в какой оно важно для реконструкции более ранних текстов.

Цель исследования - комплексная характеристика новгородского историописания Х1-Х^ вв. как социокультурного явления. Эта цель предполагает решение следующих задач:

1) изучение предшествующей историографии новгородского летописания и обобщение результатов, уже полученных в науке;

2) изучение источников, содержащих тексты, восходящие к новгородским летописям Х1-Х^ вв.;

3) построение стеммы соотношения этих источников; изучение комплекса разночтений между ними; характеристика работы летописцев-переписчиков;

4) выяснение того, как и в каких формах зародилось исто-риописание в Новгороде; изучение летописных известий о Новгороде XI - начала XII в. и определение их источников;

5) исследование процесса работы летописцев, пополнявших и редактировавших новгородскую владычную летопись в XII -середине XIV в.;

6) источниковедческое исследование содержания новгородской владычной летописи: изучение круга событий, интересовавших летописцев, выявление основных потоков сообщений, умолчаний, аномальных сообщений и их групп; изучение внутренней структуры летописных сообщений, закономерностей в упоминании летописцами географических названий и имен персоналий;

7) изучение данных о летописной деятельности в Новгороде за пределами владычного двора; исследование приписок на дополнительных листах Синодального списка Новгородской I летописи и записей на Студийском уставе конца XII в. как древнейших примеров невладычных новгородских записей;

8) анализ данных о месте летописания в жизни средневекового Новгорода, функциях новгородской владычной летописи в кругу других памятников историописания.

Источники исследования. Основным источником диссертации являются дошедшие до нас новгородские летописи.

В первую очередь, это Новгородская I летопись, представленная Синодальным списком XIII—XIV вв. (называемым также «старшим изводом Н1» и складывавшимся в несколько этапов в XIII-XIV вв.) и рядом списков Н1 младшего извода. К числу последних относятся две рукописи середины XV в. — Комиссионный и Академический списки, Троицкий список XVI в. (содержащий текст только до 1015 г.) и, наконец, целый ряд списков XVIII-XIX вв., восходящих к Академическому. Кроме того, источниками диссертации послужили другие летописи, отражающие новгородские летописные записи XI-XIV вв. Прежде всего, это летописи так называемой Новгородско-Софийской группы - Новгородская Карамзинская, Софийская I и Новгородская IV. Они сохранились в списках XV в. и более позднего времени и представляют собой группу близкородственных сводов XV в., соединяющих новгородский и общерусский материал. Важным источником диссертации стал также Тверской сборник - летописный свод, сохранившийся в списках XVII в., однако имевший в числе своих источников довольно раннюю новгородскую летопись. Несмотря на то что большинство памятников новгородского летописания опубликовано, для ответа на некоторые вопросы оказывалось необходимой работа с рукописями de visu. В ходе работы над диссертацией автор обращался к рукописям, хранящимся в Москве (ГИМ, РГАДА) и Санкт-Петербурге (Архив СПбИИ РАН, БАН, РНБ).

Важным источником для диссертации послужили такие тесно связанные с летописанием небольшие тексты, как перечни светских и церковных иерархов (князей, епископов, посадников, тысяцких и др.), сохранившиеся в рукописях начиная с XV в., однако имеющие более ранние протографы; летописные записи из рукописи ГИМ. Син. 330 («летописчик» на Студийском уставе из новгородского Благовещенского монастыря конца XII в.); отдельные исторические записи на книгах другого содержания; серия летописных известий на пасхалии из рукописи ГИМ. Син.

325; русское продолжение «Летописца вскоре» константинопольского патриарха Никифора.

Для сопоставления с новгородским летописанием, а также для выявления умолчаний и расхождений в описании событий анализировались и неновгородские летописи (в первую очередь Лаврентьевская и Ипатьевская, включая читающуюся в начале обоих этих памятников «Повесть временных лет»), а также нелетописные источники разных видов (памятники законодательства, акты, берестяные послания и др.), зарубежные источники, данные археологии и историко-архитектурных исследований.

Методологическая основа и методы исследования. Диссертация написана в рамках подхода, выработанного в российском теоретическом источниковедении (в трудах С.М. Каштанова, A.A. Курносова, А.Г. Тартаковского, М.Ф. Румянцевой и др.) и заключающегося в том, что виды источников / виды (жанры) письменных текстов отражают реальные потребности (механизмы функционирования) породивших их обществ2. Появление, эволюция или исчезновение какого-либо вида текстов - это не историческая случайность, но отражение определенных изменений, произошедших в самом обществе. В частности, чтобы адекватно понять летопись как исторический источник, необходимо ответить на вопрос о том, какие потребности вызвали к жизни появление этого вида текстов и почему составление летописей превратилось в столь устойчивую традицию. Надо понять роль летописания для породившего его общества и место летописания среди других существовавших тогда текстов (а также в сравнении с несомненно существовавшей в Средние века устной исторической традицией).

С другой стороны, в диссертации использованы подходы, выработанные историками и филологами, специализирующимися в изучении ранних стадий письменной культуры и пробле-

2 Каштанов С.М., Курносое A.A. Некоторые вопросы теории источниковедения // Исторический архив. М., 1962. №4. С. 173-196; Каштанов С.М. Предмет, задачи и методы дипломатики // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 134-170; Он же. К теории и практике сравнительного источниковедения // Норна у источника Судьбы: Сб. ст. в честь Е.А. Мельниковой. М., 2001. С. 158168; Курносое A.A. К вопросу о природе видов исторических источников // Источниковедение отечественной истории, 1976. М., 1977. С. 525; Тартаковский А.Г. Социальные функции источников как методологическая проблема источниковедения // История СССР. 1983. №3. С. 112-130; Румятрва М.Ф. Теория истории. М., 2002. С. 220-316; и др.

мах соотношения письменного и устного в архаических обществах. Речь идет об исследованиях, в которых в центре внимания оказывается история постепенного распространения в древних и средневековых обществах письма и письменных практик, функции письменности и конкретных видов письменных текстов, круг людей, вовлеченных в письменную культуру, роль изустных практик в период, когда письмо уже используется, и соотношение устного и письменного в разных сферах человеческой жизни. В применении к средневековой Европе пионерской здесь была монография М. Клэнчи о постепенном распространении в Англии письменных практик между концом XI и началом XIV в.3 В дальнейшем эта проблематика оказалась в центре внимания других исследователей4, а также стала предметом целого ряда коллективных монографий сравнительно-исторического плана5. Применительно к Древней Руси важнейшей здесь является монография С. Франклина о древнерусской письменной культуре6. Этот сюжет затронут в ряде публикаций A.A. Медынцевой, A.A. Гиппиуса, JI.B. Столяровой, Т.В. Рождественской и др.7 В настоящей работе новгородское летописа-

3 Clanchy М.Т. From Memory to Written Record: England, 1066-1307. L., 1979 (2nd ed.: Oxford, 1993; 3rd ed.: Chichester, 2013).

4 McKitterick R. The Carolingians and the Written World. Cambridge, 1989; Burns A. The Power of the Written Word: The Role of Literacy in the History of Western Civilization. N.Y.; Bern; Frankfurt a/M; P., 1989; Everett N. Literacy in Lombard Italy, c. 568-774. Cambridge, 2003; и др.

5 Literacy in traditional societies / Ed. J. Goody. Cambridge, 1968; Literacy and power in the ancient world / Ed. by A.K. Bowman and G. Woolf. Cambridge, 1994; The Uses of Literacy in Early Medieval Europe / Ed. R. McKitterick. Cambridge, 1990; Along the Oral-Written Continuum: Types of Texts, Relations and Their Implications / Ed. S. Rancovic, with L. Melve and E. Mundal. Turnhout, 2010; и др.

6 Франклин С. Письменность, общество и культура в Древней Руси (около 950-1300 гг.). СПб., 2010 (англ. изд.: 2002).

7 Медынцева А.А. Грамотность в Древней Руси: По памятникам эпиграфики X — первой половины XIII века. М., 2000; Гиппиус А.А. Социокультурная динамика письма в Древней Руси (О книге: Franklin S. Writing, Society and Culture in Early Rus, c. 950-1300. Cambridge, 2002) // Русский язык в научном освещении. 2004. № 1 (7). С. 171-194; Gippius A. Birchbark Literacy and the Rise of Written Communication in Early Rus' // Epigraphic Literacy and Christian Identity: Modes of Written Discourse in the Newly Christian European North. Turnhout, 2012. P. 225-250; Столярова JI.B. Книга в культуре Древней Руси // Проблемы источниковедения. М., 2006. Вып. 1 (12). С. 50-76; Рождественская Т.В. Эпиграфические памятники на Руси в эпоху становления государственности //

ние рассматривается как часть этой проблематики, а именно как один из феноменов письменной культуры в раннесредневековом обществе, в котором письмо распространяется медленно и постепенно, и устная культура по-прежнему преобладает.

В диссертации применяется целый ряд специальных источниковедческих методик. Во-первых, это методы текстологии и, прежде всего, сравнительно-текстологический метод (изучение комплекса сходств и различий между сохранившимися текстами). Результаты, полученные при этого метода, лежат в основе современных знаний об истории русского летописания. В диссертации сравнительно-текстологический метод используется как для выяснения соотношения дошедших до нас текстов, реконструкции утраченных памятников, так и для изучения процесса работы конкретных книжников, переписывавших и редактировавших тексты, написанные их предшественниками.

Во-вторых, в работе используются методы кодикологическо-го анализа: изучение почерков, чернил, оформления текста на странице, «красных строк», формата рукописей, вставных листов, исправлений, помет, конвоя и пр. Речь идет как о сохранившихся рукописях (в первую очередь так изучается Синодальный список Н1 и особенно приписки на его заключительных листах, в некоторой мере - и летописные памятники XV в.), так и о кодикологических реконструкциях8. Анализ особенностей сохранившихся рукописей и текстуальных разночтений между ними позволяет в ряде случаев говорить о формате утраченных кодексов, глоссах и вставных листах в них и т.п. Эти реконструкции имеют важное значение для изучения новгородского летописания, особенно его начальных этапов, поскольку позволяют, пусть и гипотетически, представить себе, как они выглядели.

В-третьих, в диссертации разработан целый ряд новых методов систематического изучения содержания летописных текстов. Так, распределение по тексту летописи точных датировок, а также хронологических сбоев исследуется с целью реконструкции процесса пополнения летописи. Тематика летописных со-

Древнейшие государства Восточной Европы, 2010 год. М., 2012. С. 489-513; и др.

8 Из работ, в которых используются кодикологические реконструкции, см., например: Присёлков М.Д. Формат «Летописца» 1305 г. // Сб. ст. в честь акад. А.И. Соболевского, изданный к 70-летию со дня его рождения Академиею наук по почину его учеников. J1., 1928. С. 167-172; Гиппиус A.A. К истории сложения текста Новгородской первой летописи // Новгородский исторический сборник. СПб., 1997. Вып. 6 (16). С. 3-72.

общений систематически анализируется для характеристики круга интересов летописцев, сходств и различий между ними, выявления возможных умолчаний, а также для лучшего понимания назначения этого текста. Аналогичным образом изучаются упоминания в летописях лиц (в каких случаях тот или иной человек мог удостоиться чести быть упомянутым в летописи) и географических названий. Метод формулярного анализа (обычно использующийся в актовом источниковедении) применяется в диссертации с целью изучения формальной структуры одного из видов летописных сообщений.

Степень изученности проблемы. Новгородское летописание стало привлекать к себе самостоятельное внимание ученых с 40-х годов XIX в. Исследователями середины — второй половины XIX в. (Д.И. Прозоровским, М.П. Погодиным, A.A. Куником, И.П. Сениговым, И.А. Тихомировым и др.) сделано немало ценных наблюдений над новгородскими летописями. Важный этап в их изучении связан с трудами A.A. Шахматова, вписавшего новгородские летописи в общую схему истории летописания и подробно охарактеризовавшего соотношение их текстов в части за IX—XI вв. Шахматов выдвинул гипотезу о новгородском своде середины XI в., а также сделал ряд выводов о более позднем развитии летописания в Новгороде. На протяжении большей части XX в. новгородское летописание привлекало внимание исследователей сравнительно мало, однако появившиеся в это время труды Е.Ю. Перфецкого, И.М. Троцкого, М.Х. Алеш-ковского, Я.С. Лурье, В.Л. Янина, В. Водова, О.Р. Квирквелия и др. внесли существенный вклад в разработку этой проблематики. Ряд уточнений к выводам Шахматова об истории новгородского летописания был предложен в кандидатской диссертации Д.С. Лихачёва и его последующих публикациях. В 1990-2000-х годах новгородское летописание стало объектом лингвотексто-логического исследования в кандидатской и докторской диссертациях и статьях A.A. Гиппиуса. Ученым была предложена новая (существенно отличающаяся от шахматовской и основанной на ней лихачёвской) схема истории новгородского летописания XII-XV вв. Кроме того, лингвистический анализ Синодального списка Н1 позволил Гиппиусу разделить его текст на фрагменты, которые в протографе этого списка (новгородской владычной летописи) были созданы разными летописцами. Границы этих фрагментов в большинстве случаев совпадают по времени со сменами архиепископов, что говорит о тесной связи новгородского летописания с архиепископской кафедрой. Выводы A.A. Гиппиуса в основном принимаются в настоящей диссерта-

ции, хотя в отдельных случаях ее автор с ними полемизирует. Кроме того, в 1990-2000-х годах отдельные вопросы источниковедения новгородских летописей XI-XIV вв. затрагивались в работах A.B. Валерова, П.П. и А.П. Толочко, E.JI. Конявской, С.А. Рылова, А. Тимберлейка, А.Г. Боброва, Т.Н. Вилкул, Н.П. Ивановой, К. Цукермана, С.М. Михеева и др., вклад которых в изучение этой темы весьма важен, хотя не со всеми из их выводов автор диссертации готов согласиться.

В целом, можно отметить, что новгородское летописание изучено лучше, чем многие другие летописные традиции Древней Руси. Однако остается целый ряд нерешенных вопросов истории текста новгородских летописей, в особенности касающихся истоков новгородского летописания (XI в.) и, наоборот, соотношения сводов XV в. Никогда не предпринимался систематический, сплошной анализ комплекса сходств и разночтений между новгородскими летописями. Не исследовался детально процесс работы летописцев, а в особенности такие вопросы, как степень регулярности пополнения летописи и исправления в уже написанном тексте. За одним исключением (статья О.Р. Квирквелия9) не анализировалось систематически содержание новгородских летописей, не изучался круг интересов летописцев, закономерности в освещении ими тех или иных событий, упоминании лиц или мест. Ставился, но не был решен вопрос о том, обладала ли архиепископская кафедра в Новгороде монополией на летописание и существовали ли в этом городе другие центры ведения летописных записей. Наконец, в научной литературе отсутствует общая характеристика феномена новгородского летописания: почему оно возникло и столь долго и стабильно продолжалось, каковы были его функции и место в жизни средневекового Новгорода.

Научная новизна диссертации заключается, прежде всего, в том, что впервые в отечественной и зарубежной науке предпринято комплексное источниковедческое исследование происхождения и содержания новгородских летописных памятников XI-XIV вв. Проведен сплошной анализ разночтений между летописными памятниками XIII-XV вв., отражающими новгородское летописание, и на материале этих разночтений изучена работа летописцев-переписчиков/редакторов. Систематически изучен комплекс новгородских летописных известий за XI -

9 Квирквелия О.Р. Методика анализа системы умолчания Новгородской I летописи // Математика в изучении средневековых повествовательных источников: Сб. ст. М„ 1986. С. 83-97.

начало XII в. и реконструирован процесс появления в Новгороде древнейших исторических записей (кратких анналистических записей с 1040-х годов, летописного свода и перечней князей и епископов в 1090-х годах). Прослежена история включения в состав новгородских летописей Краткой Правды. Впервые специальное внимание уделено процессу пополнения летописи новыми записями; этот процесс в деталях прослежен на материале новгородского летописания с 10-х годов XII в. по середину XIV в. Удалось выявить в тексте новгородских летописей следы глосс и исправлений, сделанных в утраченном «официальном экземпляре» новгородской владычной летописи. Впервые был проведен систематический анализ тематики сообщений новгородских летописей, проанализирован круг интересов летописцев, выявлены систематические и несистематические потоки сообщений, аномалии и умолчания. Проанализированы подробно комплексы сообщений о церковном строительстве, посадниках и тысяцких, военных столкновениях. Впервые новгородская владычная летопись изучена в контексте других летописных памятников, создававшихся в Х1-Х^ вв. в Новгороде и его пригородных монастырях. В итоге впервые в историографии удалось сформулировать выводы относительно того, какое место новгородское летописание занимало в жизни общества.

В диссертации был предложен целый ряд исследовательских методик. Так, существенно модифицирована существующая в науке методика сплошного анализа сотен разночтений между близкородственными летописными текстами (разработана структура базы данных, система классификации разночтений как по их разновидностям, так и по тому, какие тексты сходствуют, а какие различаются; выработаны принципы интерпретации полученных данных). Разработаны несколько методик, при помощи которых оказалось возможным детально изучить процесс пополнения погодной летописи (анализ порядка освещения событий в пределах погодной статьи, распределения точных датировок по тексту летописи, случаев нарушения относительной и абсолютной хронологии, «красных строк» в дошедших до нас рукописях). Значительное число методических приемов предложено для источниковедческого анализа содержания летописных текстов: изучение тематики сообщений летописцев и соотнесение результатов с данными о процессе пополнения летописи; изучение структуры сообщений о событиях определенных типов (формулярный анализ); изучение контекстов упоминаний личностей и географических названий на страницах летописей и др.

Новыми являются и некоторые наблюдения, касающиеся политической истории и социально-политической структуры Новгорода, сделать которые оказалось возможным благодаря проведенному источниковедческому исследованию: об истории новгородского посадничества и тысяцкого, об истории кончан-ского представительства, о военной истории Новгорода и др.

Наконец, впервые летописание рассмотрено в контексте других форм историописания, таких как перечни князей и церковных иерархов, летописные записи на пасхалии и др. Впервые систематически исследован вопрос о зарождении историописания в средневековом Новгороде и тех формах, которые исто-риописание принимало здесь на первых порах. Впервые в отечественной и зарубежной литературе древнерусское летописание рассмотрено как феномен письменной культуры, вызванный к жизни потребностями средневекового общества и существующий в виде конкретных, хранящихся в определенных местах и пополняющихся определенным образом рукописей.

Практическое значение диссертации. Во-первых, источниковедческое исследование памятников новгородского летописания призвано способствовать более точному и адекватному использованию этих памятников как источников в исторических исследованиях. Историк, изучающий историю средневекового Новгорода или сопредельных земель, заинтересован в том, чтобы как можно точнее знать: когда и при каких обстоятельствах было впервые записано то или иное летописное известие; какой версии того или иного сообщения следует больше доверять (в том случае, если между разными памятниками имеются разночтения); кто был патроном летописца, при какой церкви (монастыре) он работал и как это могло повлиять на содержание летописных известий; какие сведения летописцы считали обязательными для внесения в летопись, а какие - попадали на ее страницы от случая к случаю (и, соответственно, можно ли использовать в том или ином случае аргумент ех зНепНо). Более того, в некоторых случаях только систематическое источниковедческое исследование способно вскрыть в летописи незаметные при простом ее прочтении пласты исторической информации.

Во-вторых, выводы, которые делаются в работе на материале новгородского летописания, способны пролить свет на более широкий круг проблем. Прежде всего, речь идет о древнерусском летописании (шире - историописании) в целом: наблюдения над приемами работы, кругом интересов и прочими практиками новгородских летописцев призваны помочь в изучении тех летописных традиций (киевской, северо-восточной и т.д.), где

источники сохранились хуже, а текстология более запутана. Иными словами, при изучении неновгородских летописных традиций многие вопросы можно будет решать (разумеется, с необходимой осторожностью) по аналогии с новгородским летописанием.

В-третьих, результаты предлагаемого исследования могут и должны быть использованы в сравнительно-исторических работах. Объектом сравнительного исследования могут стать сам момент зарождения историописания в Новгороде, процесс работы последующих летописцев, тематика и структура летописных записей и многое другое.

Наконец, в-четвертых, результаты, полученные в настоящей диссертации могут быть использованы при написании обобщающих работ и в учебных курсах по источниковедению, историографии, истории Древней Руси, средневекового Новгорода и средневековой письменной культуры.

Результаты исследования прошли апробацию на заседаниях Центра «Восточная Европа в античном и средневековом мире» Института всеобщей истории РАН, научно-исследовательского семинара «Источниковедение истории России X—XVIII вв.» (РГГУ, под руководством чл.-корр. РАН С.М. Каштанова), а также в ходе выступлений на целом ряде российских и международных конференций: ежегодных Чтениях памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, конференции «Комплексный подход в изучении Древней Руси», ежегодных конференциях кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин ИАИ РГГУ, чтениях памяти Д.С. Лихачёва (Санкт-Петербург), конференции «Past and present in medieval chronicles» (Хельсинки, 2013) и др.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Диссертация построена по проблемному принципу. Она состоит из введения, семи глав (все главы, кроме первой, делятся на параграфы), заключения, списка источников и литературы и списка принятых сокращений.

Во введении к диссертации говорится о научной значимости исследования, обозначаются его предмет и объект, хронологические рамки, цель и задачи, описывается структура работы и методы исследования.

Первая глава диссертации «Историография и исходные положения» содержит подробный очерк истории изучения новгородского летописания с XIX в. по настоящее время. В этой

главе также формулируются главные исходные положения диссертации - тезисы, в достаточной мере обоснованные предшествующими исследователями:

1) в основе текста за XII-XIV вв. всех дошедших до нас новгородских летописей лежит несохранившаяся новгородская архиепископская (владычная) летопись, ведшаяся при кафедральном Софийском соборе;

2) эта летопись велась из года в год;

3) на протяжении XII-XIV вв. она существовала в виде одной рукописи («официального экземпляра», по выражению М.Д. Присёлкова10), который лишь изредка подвергался частичным переработкам, но полностью не заменялся;

4) по лингвистическим данным оказывается возможным разделить этот текст на фрагменты, созданные разными авторами — летописцами разных архиепископов (при этом самый первый такой фрагмент, статьи за 1115-1132 гг., - это, вероятно, еще не владычная, а княжеская летопись).

Первые два положения являются общепринятыми с середины XIX в. (начиная с работы М.П. Погодина), третье и четвертое обоснованы в 1990-х годах в трудах A.A. Гиппиуса".

Вторая глава «Источники для изучения новгородского летописания XI - середины XIV в.» содержит характеристику тех летописных памятников XIII-XIX вв., которые дошли до нас и могут служить источниками для изучения новгородского летописания XI - середины XIV в., а также ряда небольших текстов («малых» форм историописания) конца XI - XV в., появление которых тесно связано с новгородским летописанием. Применительно к каждому из этих памятников идет речь о внешних характеристиках рукописей (почерки, количество листов и т.п.), времени и месте их создания, хронологическом охвате, а также о публикациях их текста.

В параграфе 2.1 говорится о древнейшем сохранившемся памятнике новгородского (и вообще древнерусского) летописания - Синодальном списке («старшем изводе») Н1 (ГИМ. Син. 786; далее: Син.). Характеризуются три части этой рукописи: текст за 1016-1234 гг., написанный в 1234 или одном из ближайших последующих годов; текст за 1234-1330 гг.,

10 Присёлков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. 2-е изд. СПб., 1996. С. 214.

" Гиппиус A.A. Лингво-текстологическое исследование...; Он же. К истории...; Он же. К характеристике новгородского владычного летописания XII-XIV вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-летию В.Л. Янина. М„ 1999. С. 345-364.

написанный ок. 1330 г.; три дополнительных листа с приписками за 1330-1352 гг.

Параграф 2.2 посвящен Н1 младшего извода (Н1мл.) -группе близкородственных списков ХУ-Х1Х вв. Наиболее подробно характеризуются списки середины XV в., Комиссионный (Архив СПбИИ РАН. Ф. 11. №240; Ком.) и Академический (БАН. 17.8.36; Акад.). По-видимому, они представляют собой две копии одного и того же протографа, созданные почти в одно время для двух разных новгородских монастырей. В параграфе идет речь о внешних характеристиках этих рукописей, процессе их создания и разбираются немногочисленные данные о месте их написания. Рассматривается вопрос о соотношении более поздних списков Н1, восходящих к Акад. и иногда восполняющих его лакуны, -прежде всего, Толстовского и Берлинского списков XVIII в. Отдельно говорится о Троицком списке XVI в., который обрывается на статье 1015 г. и не содержит летописного текста за более поздний период, однако представляет интерес в качестве отражения одного из этапов эволюции новгородских летописных текстов.

В параграфе 2.3 характеризуются летописи Новгородско-Софийской группы (НСГ) — Новгородская Карамзинская, Софийская I и Новгородская IV. Эти три памятника отражают близкородственные своды, составлявшиеся в Новгороде, Москве и/или Троице-Сергиевом монастыре в первой половине XV в. и объединявшие (в разной пропорции) новгородский и общерусский летописный материал. Приводится краткое описание старейших списков этих летописей и, особенно, единственного списка Новгородской Карамзинской летописи (РНБ. Р.IV.603, рубеж вв.), необычная двухчастная

структура которого служит вероятным ключом к проблемам текстологии новгородско-софийских летописей.

Параграф 2.4 посвящен Тверскому сборнику (Тв.) — летописному своду, представленному списками XVII в. Первая часть этого памятника (текст до 1255 г.) является копией ростовского свода 1534 г., а тот - в свою очередь - имел в числе своих источников сравнительно раннюю новгородскую летопись. Благодаря этому обстоятельству Тв. занимает важное место в текстологии новгородского летописания.

В параграфе 2.5 характеризуются нелетописные памятники — «малые» формы историописания, создававшиеся в Новгороде в XI-XV вв. Записи на рукописи Студийского устава конца XII в. представляют собой краткий «летописчик» новгородского

Благовещенского монастыря. В новгородской Синодальной Кормчей конца XIII в. читается древнейший список славянского перевода «Летописца вскоре» патриарха Никифора с русским продолжением. Хотя это продолжение, скорее всего, было составлено в Ростове, этот текст находился в Кормчей книге, переписанной для новгородского архиепископа, а значит - его можно рассматривать и в контексте новгородского историописания. В двух кодексах читаются отдельные летописные записи о событиях, сделанные в Новгороде в 1274 и 1296 гг. В рукописи ГИМ. Син. 325 (на л. 192 об.) имеется пасхальная таблица с многочисленными летописными известиями, которые частично, по-видимому, взяты из утраченного тверского протографа, но в своей заключительной части представляют собой образец новгородского историописания середины XIV в. Наконец, большое значение имеют новгородские перечни князей, епископов, посадников, тысяцких и др., читающиеся в ряде рукописей XV в. (и позже), но, вероятно, восходящие, как показано в § 4.3 диссертации, к протографам, составлявшимся с конца XI в.

В третьей главе «Текстология новгородских летописей. Редакторская работа летописцев» анализируется комплекс сходств и различий между памятниками, описанными в предыдущей главе, выясняется их соотношение и изучается работа тех, кто в XI1I-XV вв. переписывал и редактировал новгородские летописи.

В параграфе 3.1 дается обзор историографии этой проблемы. Комплексу сходств и различий между новгородскими летописями в литературе уделялось значительное внимание (в работах И.П. Сенигова, Б.М. Ляпунова, A.A. Шахматова, И.М. Троцкого, В.Л. Янина, A.A. Гиппиуса, А. Тимберлейка, А.Г. Боброва, А.Е. Жукова и др.), однако ученые, как правило, ограничивались либо выборочным анализом важнейших из разночтений, либо сплошным анализом, проводившимся применительно к какому-то фрагменту текста. Исключение составляет труд И.П. Сенигова, однако он подвел разночтения только между Син. и Ком. и только в части за 1075-1199 гг. В диссертации формулируются принципы сплошного анализа разночтений между новгородскими летописями.

В параграфе 3.2 строится общая стемма соотношения памятников, отражающих новгородский летописный текст за X1I-XIV вв. (текст за XI в. очень специфичен, и рассматривается в главе 4). Эта стемма отчасти основана на выводах предшествующих исследователей (A.A. Шахматова,

А.А. Гиппиуса и др.), отчасти - на анализе таких разночтений, применительно к которым совершенно ясно, какой из вариантов первоначален, а какой - вторичен (гаплографические пропуски; исправления, сделанные в дошедших до нас рукописях; наличие/отсутствие молитвы за здравие вскоре умершего князя). Согласно получившейся в итоге стемме, Син. и Н1мл. восходят к общему протографу - НВЛ. Списки Н1мл., однако, восходят к НВЛ через посредство трех промежуточных звеньев: У (общего протографа Н1мл., НСГ и Тв.), X (общего протографа Н1мл. и НСГ) и, наконец, собственно Н1мл. (общего протографа Ком. и Акад.).

Параграф 3.3 посвящен разночтениям между новгородскими летописями в составе известий. Избыточные известия Син. в сравнении с Н1мл. сосредоточены главным образом в двух зонах: в тексте за вторую половину XII в. (это, по убедительной гипотезе А.А. Гиппиуса, вставки протографа Син., ведшегося в Юрьеве монастыре) и за первую треть XIV в. (здесь уникальные известия Син. восходят к НВЛ). Остальные расхождения между Син. и Н1мл. в составе известий не образуют компактных групп (за исключением явно вставных по отношению к НВЛ житийных текстов об Александре Невском и Михаиле Черниговском в Н1мл.). В одних случаях уникальные известия Син. или Н1мл. признаются в диссертации восходящими к новгородской владычной летописи, в других — вторичными. Отдельно рассматриваются избыточные известия НСГ в сравнении с Н1 в тексте за XIV в. Делается вывод о том, что эти известия восходят не к владычной летописи, а к Краткому новгородскому летописцу, вероятно, составлявшемуся в XIV в. кем-то из софийских книжников12.

В параграфе 3.4 осуществляется сплошной анализ разночтений между Син. и Н1мл. (смысловых, риторических, стилистических, описок) в части за 1225-1255 гг. На основании этих разночтений создаются «литературные портреты» переписчиков/редакторов (эти два понятия в данном случае трудно разделить): первого и второго писцов Син., создателей У, X, собственно Н1 младшего извода, Ком. и Акад. Подробное исследование разночтений является важным шагом к реконструкции общего протографа новгородских летописей -утраченной новгородской владычной летописи.

12 О нем см.: Конявская Е.Л. Краткий новгородский летописец и его место в новгородском летописании // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. М„ 2010. № 1 (39). С. 40-52.

Параграф 3.5 посвящен сложной проблеме соотношения новгородско-софийских летописей. Несмотря на работы A.A. Шахматова, М.Д. Присёлкова, Я.С. Лурье, Г.М. Прохорова, А.Г. Боброва, М.А. Шибаева, Б.М. Клосса, А. Накадзава, Н.И. Милютенко и др., посвященные этой проблеме, она не является вполне разрешенной. Не ясно до конца, какова была история сложения этой группы летописных сводов и как объясняется необычная двухчастная структура Новгородской Карамзинской летописи. В диссертации предлагается рабочая гипотеза, согласно которой общий протограф новгородско-софийских летописей уже имел подобную двухчастную структуру, отражавшую два этапа составления в начале XV в. общерусского летописного свода. Если Софийская I летопись (и, вероятно, Тв. в части за XI в.) представляет собой переработку непосредственно этого протографа, то Новгородская IV летопись - это переработка «новгородской редакции» этого протографа, копией с которой является Новгородская Карамзинская летопись.

Четвертая глава «Летописные известия о Новгороде XI -начала XII в. Зарождение новгородского историописания» посвящена вопросу о том, какими были древнейшие исторические записи, делавшиеся в Новгороде. Рассматриваются известия новгородских летописных памятников, а также «Повести временных лет» (ПВЛ) о событиях XI - начала XII в. и делается попытка установить, что в этих сообщениях восходит к реальным новгородским памятникам этого времени, а что - к киевским летописям или к более поздним записям новгородских книжников.

В параграфе 4.1 рассматривается историография вопроса. В центре ее находится гипотеза о новгородском своде середины XI в., выдвинутая A.A. Шахматовым. Целый ряд исследователей поддержал или как-то модифицировал эту гипотезу (Б.А. Рыбаков, A.A. Зимин, А.Г. Кузьмин, В.А. Кучкин, С.Н. Азбелев, Н.И. Милютенко), другие высказывали свои сомнения в существовании такого свода или в отдельных положениях этой гипотезы (В.М. Истрин, Д.С. Лихачёв и др.) или же предлагали альтернативные интерпретации, в частности - идею о том, что первыми памятниками новгородского историописания были не полноценные летописи, а перечни-обзоры (С.В. Бахрушин, М.Х. Алешковский). Наконец, исследователями предполагалось позднее происхождение некоторых известий новгородских летописей за XI в. (В.Л. Янин, Т.Л. Вилкул и др.).

Параграф 4.2 посвящен известиям и рассказам о Новгороде, читающимся в составе ПВЛ. Таких сообщений довольно много, однако приходится согласиться с мнением В.М. Истрина и Д.С. Лихачёва о том, что у создателя ПВЛ или какого-либо из предшествовавших ей сводов не было под рукой никакого новгородского письменного источника. В одних случаях сообщения о Новгороде появились потому, что история Новгорода была тесно связана с киевской, общерусской. В других - киевские летописцы (в первую очередь, вероятно, создатель Начального свода конца XI в.) опирались на сообщения информантов, отражавшие новгородскую устную традицию, и, в частности, на рассказы Яня Вышатича, чьи предки были связаны с Новгородом.

В параграфе 4.3 исследуются новгородские перечни: киевских и новгородских князей, новгородских (архи)епископов и посадников. Есть все основания согласиться с точкой зрения A.A. Шахматова (поддержанной A.A. Гиппиусом) о том, что эти перечни восходят к протографу 1160-х годов. Однако в первых трех из названных перечней обнаруживается еще более ранний слой, который есть основания датировать 1095 г. Таким образом, скорее всего, в середине 90-х годов XI в. в Новгороде были составлены перечни-обзоры по истории киевского и новгородского княжения, а также новгородской епископской кафедры.

В параграфе 4.4 анализируется текст Син. за XI - начало XII в. Этот очень краткий текст представляет собой сочетание выписок из киевской летописи и отдельных оригинальных новгородских записей. Анализ этого текста позволил прийти к следующим выводам: 1) в 1040-1070-х годах в Новгороде делались отдельные летописные записи (всего их насчитывается шесть, с 1045 по 1079 г.); весьма вероятно, что эти записи делались в продолжение аналогичной киевской серии записей (кратких анналов) за первую половину XI в., попавшей в Новгород в составе какой-то богослужебной рукописи в момент постройки новгородского Софийского собора (заложен в 1045 г.); 2) примерно в 1093-1095 гг. для Новгорода была сделана выборка из киевского Начального свода, соединенная с упомянутыми новгородскими записями - первый новгородский летописный свод; 3) первой припиской к этому своду было известие о вокняжении Давыда в Новгороде в 1095 г.; 4) в 1110-х годах этот свод был снова пополнен выписками из киевской летописи в сочетании с местными известиями (записанными по припоминаниям). В дальнейшем этот свод стал

пополняться новыми записями из года в год, превратившись в новгородскую владычную летопись.

Параграф 4.5 посвящен известиям о Новгороде XI в., читающимся в Н1мл., в статьях 1044-1060 гг. Не удается обнаружить данных в пользу того, что эти известия могут восходить к письменному источнику XI в. Напротив, есть данные в пользу искусственного создания некоторых из этих сообщений более поздним книжником (особенно применительно к известиям о Софийском соборе). Поэтому наиболее вероятным представляется, что этот комплекс сообщений появился под пером новгородского сводчика 1160-х годов (Германа Вояты) и был отчасти основан на устной традиции, а отчасти - на соображениях самого сводчика.

В параграфе 4.6 подробно исследуются сообщения первой подборки Новгородской Карамзинской летописи за XI - начало XII в., отсутствующие в более ранних летописях (они читаются, как правило, и в других летописях Новгородско-Софийской группы). Выделяются четыре блока таких уникальных чтений: 1) серия известий о новгородских епископах XI в., созданных сводчиком XV в. на основании перечня (архи)епископов (последний, однако, имел, как уже говорилось, протограф конца XI в., т.е. эти известия обладают высокой степенью достоверности); 2) пять сообщений о новгородских политических событиях 1020-1054 гг.; 3) большое число дополнений (в сравнении с ПВЛ) в рассказах о южнорусских событиях 10201040-х годов, - эти две группы дополнений восходят, как устанавливается в диссертации, к киевскому Начальному своду конца XI в.; 4) два известия о Смоленске (под 1054 и 1100 гг.), восходящих к смоленскому источнику.

Параграф 4.7 посвящен таким известиям новгородско-софийских летописей за XI - начало XII в., которых нет ни в ПВЛ, ни в Н1, ни в первой подборке Новгородской Карамзинской летописи. Подобных сообщений сравнительно немного, и они имеют разное происхождение: одни могут быть возведены к дополнительным источникам сводчиков XV в., другие - к устной традиции. Более полная (в сравнении с ПВЛ) версия рассказа о суздальском восстании 1024 г., вероятно, восходит к Начальному своду, а в дошедшей до нас первой подборке Новгородской Карамзинской летописи просто пропущена.

В параграфе 4.8 обобщаются результаты исследования сообщений новгородских летописей и перечней о событиях XI -начала XII в. Проведенный анализ не позволяет принять

гипотезу A.A. Шахматова и других исследователей о том, что в Новгороде в XI в. был составлен обширный летописный свод, «осколками» которого являются все сведения о ранней истории Новгорода, находящиеся в киевских, новгородских, московских и т.д. сводах, а также перечнях. Подлинными новгородскими записями XI в. оказываются только немногочисленные сообщения о ранних новгородских событиях Син., а также начальные фрагменты перечней князей и архиепископов. Остальные летописные сведения о ранней новгородской истории либо записаны в Киеве (сообщения ПВЛ и часть уникальных известий Новгородской Карамзинской летописи), либо взяты более поздними книжниками (1160-х годов, XV в.) из тех же перечней, устной традиции или собственных реконструкций.

В параграфе 4.9 на основании полученных результатов реконструируется история сообщений о «правде», «уставе» и «грамоте» Ярослава Мудрого в новгородских летописях, а также история включения в состав летописи Краткой Правды. Первые упоминания о «грамоте», данной Ярославом новгородцам, появились почти одновременно, в 1090-х годах: с одной стороны, в киевском Начальном своде (под 1036 г.), с другой - в первоначальном перечне новгородских князей (после сообщения о казни Коснятина Добрынича). Оба известия отражают, по-видимому, одно и то же существовавшее в конце XI в. представление о взаимоотношениях Ярослава Мудрого и новгородцев. При переработке новгородской владычной летописи в 1160-х годах сводчик удревнил на два десятилетия дарование «грамоты», связав его с событиями 1016 г. (награждение Ярославом новгородцев) и сопроводил это известие текстом Краткой Правды (вероятно, ассоциировавшейся в исторической памяти Новгорода с этими событиями). Сводчик начала XV в. (чей труд точнее всего отражен в Новгородской Карамзинской летописи), пользуясь разными источниками, допустил дублировку: о даровании Ярославом грамот здесь говорится дважды - под 1020 и 1036 гг. Составители более поздних сводов еще больше усложнили эту картину.

В пятой главе «Новгородское владычное летописание XII - середины XIV в.: Процесс работы летописцев»

анализируются особенности работы летописцев, пополнявших и редактировавших новгородскую владычную летопись в XII — середине XIV в.

В параграфе 5.1 рассматривается вопрос о следах переработок, осуществлявшихся непосредственно в утраченном «официальном экземпляре» новгородской владычной летописи. Помимо выявленных A.A. Гиппиусом примеров замены в этой летописи целых тетрадей (в 1160-х годах, на рубеже XII— XIII вв.), удается обнаружить следы более мелких глосс и исправлений. Основным методом здесь служит текстологический анализ разночтений между дошедшими до нас памятниками. Некоторые из разночтений, скорее всего, обязаны своим появлением не исправлениям при переписке, но правке или глоссам, сделанным уже в «официальном экземпляре».

Параграф 5.2 посвящен вопросу о том, использовались ли при пополнении новгородской владычной летописи новыми записями какие-либо письменные источники. За небольшим исключением погодные записи новгородской летописи оказываются оригинальными, сочиненными непосредственно владычными летописцами. Исключением являются статьи за первую четверть XIII в., где присутствует целый ряд заимствований из летописания Северо-Восточной Руси. Другое исключение - две записи, первоначально возникшие как приписки в конце Син. (в Юрьеве монастыре), но в 1346 г. заимствованные во владычную летопись. Другие подобные случаи могли иметь место, однако выявить их пока не представляется возможным. Вместе с тем оригинальность записей владычной летописи не исключает того, что в ряде случаев летописцы ориентировались на литературные образцы -более ранние статьи той же новгородской летописи или летописи других городов.

В параграфе 5.3 ставится вопрос, прежде никогда не становившийся предметом специального исследования: с какой периодичностью делались новые записи в новгородской владычной летописи? Теоретически летопись могла пополняться строго ежегодно, чаще или реже чем раз в год, как систематически, так и бессистемно. Для поиска ответа на этот вопрос предлагается целый ряд методик, таких как анализ последовательности известий в пределах погодной статьи, анализ распределения по тексту летописи дневных датировок, анализ нарушений абсолютной и относительной хронологии и др.

В параграфах 5.4-5.13 эти методики применяются к фрагментам текста новгородской летописи, написанным разными владычными летописцами (согласно делению, предложенному A.A. Гиппиусом). Результаты этого исследования обобщаются в параграфе 5.14. Главным из них является вывод о неодинаково-

сти способа пополнения погодной летописи в Новгороде в XII -середине XIV в. Ее авторами практиковалась и полностью (или почти полностью) синхронная запись событий (летописцы архиепископов Нифонта и Ильи, в какие-то моменты - Митрофана и Антония), и ежегодное пополнение летописи (заключительная часть летописи Гавриила и Мартирия, возможно - летопись Аркадия), и бессистемное пополнение летописи (летопись князя Всеволода и архиепископов Гавриила и Мартирия, а также владык XIII - первой половины XIV в.). Кроме того, зачастую даже склонные к систематическому (полностью синхронному или ежегодному) ведению летописи летописцы целые группы статей создавали единовременно, «задним числом» (летописцы архиепископов Нифонта, Ильи, Спиридона и Далмата и др.). Иными словами, новгородская погодная летопись демонстрирует разнообразие способов ее пополнения, отсутствие соблюдавшихся всеми летописцами правил ведения летописи, но все же в основе своей летописцы стремились записывать текущие события и почти всегда не забывали заполнить летопись за годы вынужденных перерывов.

В шестой главе «Новгородское владычное летописание XII - середины XIV в.: Источниковедческий анализ содержания» рассматривается круг интересов летописцев, закономерности в освещении ими некоторых видов событий, в упоминании мест и лиц. Если вопросам текстологии древнерусских летописей посвящено огромное число работ, то их содержание анализировалось сравнительно мало (эта ситуация начала лишь отчасти изменяться в последние три десятилетия, в работах O.P. Квирквелия, И.Н. Данилевского, A.A. Пауткина, Е.А. Мельниковой, Т.Н. Вилкул и др., где предлагаются методики изучения особенностей содержания летописных текстов). В диссертации предлагается целый ряд новых методик, позволяющих извлекать из анализа летописи не очевидную на первый взгляд информацию.

В параграфе 6.1 проводится систематический анализ круга интересов новгородских владычных летописцев. Сообщения новгородской летописи классифицируются по тематическим группам, выявляются потоки сообщений (среди которых, в свою очередь, выделяются систематические и несистематические), а также аномальные сообщения или компактные группы таковых. В некоторых случаях удается выявить умолчания в составе систематических потоков и найти им объяснение (как правило, оно оказывается связанным с историей текста, с перерывами в ведении летописи и т.п.).

Анализ круга событий, фиксировавшихся новгородскими летописцами, позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, круг происшествий, регулярно фиксировавшихся новгородскими летописцами, весьма широк: политические, военные и церковные события, знамения, бедствия и др. Летопись не сосредоточивается ни на одной из этих сторон действительности, но, так или иначе, описывает их все. Это означает, что назначение летописи не лежит только в одной из этих сфер. Во-вторых, новгородское летописание демонстрирует чрезвычайно высокую степень стабильности в выборе событий для фиксации. Большинство потоков сообщений характерны для всего протяжения рассматриваемого времени. Изменения в их составе и характере — немногочисленны. Наибольшее число таких изменений относится ко времени предполагаемого перехода летописи из княжеских рук во владычные, а также к рубежу ХШ-Х1У вв. и к началу работы летописца Василия Калики (с 1331 г.). Изолированных (аномальных, не вписывающихся в потоки) известий очень мало. Таким образом, в отборе событий для фиксации сравнительно мало сказывалась личность летописца или его патрона-архиепископа. Это говорит об устойчивости летописания как вида деятельности, о единообразии стоявших перед летописцами задач вне зависимости от смены патрона. В-третьих, видно, что новгородская летопись - местная, не общерусская. Сообщения о неновгородских событиях в ней время от времени появляются, но в абсолютном большинстве случаев они касаются тех центров, власть которых в соответствующий момент распространялась на Новгород (митрополиты, киевские князья до 1170-х годов, владимирские князья в послемонгольское время и др.). Только в 1330-1340-х годах, в летописи Василия Калики, интерес к событиям вне Новгородской земли начинает нарастать, что говорит о появлении новой, общерусской тенденции в новгородском летописании. С другой стороны, НВЛ - летопись общеновгородская. В ней, как правило, не фиксируются события, не имевшие общеновгородского значения: смены игуменов новгородских монастырей (кроме Юрьева и Антониева), события в новгородских «пригородах» и др. В-четвертых, систематический анализ круга интересов НВЛ позволил выявить некоторые пристрастия летописцев, незаметные при простом чтении летописи. Так, выяснился особый интерес летописцев к семейству Малышевичей (в первой половине XIII в.) и к Антониеву монастырю (в XII в.).

В следующих параграфах предпринимается более глубокое исследование отдельных групп сообщений. Параграфы 6.2 и 6.3

посвящены многочисленным летописным известиям о церковном строительстве.

В параграфе 6.2 анализируется распределение этих сообщений по тексту летописей и выявляются определенные закономерности. Так, если известия о строительстве каменных церквей оказываются систематическим потоком (летопись фиксирует почти все такие события, которые имели место), то о сооружении церквей деревянных сообщается несистематически (хотя и часто) с 1130-х по начало 1270-х годов, а также в статьях за начало XIV в. У целого ряда летописцев записей о деревянных церквах нет вообще. При этом часто говорится одновременно о строительстве нескольких деревянных церквей, причем такие случаи коррелируют с выявленными в пятой главе перерывами в ведении летописи (книжник, пополняя летопись «задним числом», вспоминал все постройки, сооруженные за этот период).

В параграфе 6.3 к сообщениям Н1 о церковном строительстве применяется методика формулярного анализа, разработанная в актовом источниковедении. Отдельно рассматриваются компоненты формуляра таких известий (вводная хронологическая формула; обозначение характера события; обозначение субъектов действия - заказчика и церковного иерарха, освятившего храм; обозначение объекта действия - родовое понятие и конкретное наименование храма; обозначение материала; обозначение местоположения храма; дата; дополнительные детали; комментарий и молитва летописца). Выясняется, что летописные известия о церковном строительстве обладают очень высокой степенью шаблонности, что дает дополнительный ключ к их пониманию. Так, иногда пробелы в наших знаниях (например, о том, был ли храм каменным или деревянным) можно восполнить, опираясь на анализ формуляра известия о его постройке.

Параграф 6.4 посвящен анализу известий о сменах городских магистратов - новгородских посадников и тысяцких. Если сообщения о сменах посадников на протяжении ХН-ХШ вв. являются систематическим потоком (хотя и имеющим умолчания), то смены тысяцких начинают фиксироваться лишь с 1219 г., причем запись этих событий так и не становится регулярной. Первое упоминание тысяцкого (под 1191 г.) является случайным (он выступает как заказчик строительства церкви), поэтому, вопреки традиционной точке зрения, говорить о том, что именно в это время институт тысяцкого в Новгороде возникает, не приходится. С рубежа XIII—XIV вв. летопись начинает фиксировать смены посадников несистематически, а известия о тысяцких с ее страниц исчезают вовсе. Видимо, это связано с изменениями в

системе управления Новгородом: как показал В.Л. Янин, с этого времени посадники меняются чаще (может быть, ежегодно), однако их избрание становится делом очень узкого и устойчивого круга лиць, т.е. в большей степени превращается в рутинное событие.

В параграфе 6.5 обсуждаются весьма немногочисленные, но показательные сообщения о кончинах новгородцев, не являвшихся на момент смерти посадниками или тысяцкими. Анализ этих сообщений показывает, что речь идет, скорее всего, не просто о представителях новгородского боярства, но о главах территориальных боярских группировок, кончанских старостах, а значит - потенциальных кандидатах на пост новгородского посадника. Особенно следует отметить внимание летописцев первой половины XIII в. к семейству Малышевичей, занимавших такое положение в Неревском конце, однако ни разу не становившихся посадниками.

В параграфе 6.6 анализируются известия о военных событиях на северном и западном направлениях - финско-шведском и прибалтийском. Выясняется, что новгородские летописцы регулярно фиксировали военные предприятия с участием новгородского войска (как наступательные, так и оборонительные), реже - нападения на Новгородскую землю, в отражении которых новгородцы участия не принимали, и еще реже (всего в двух случаях) - наступательные походы подвластных Новгороду общностей (псковичей, карел). Это видно как из простого под: счета сообщений новгородской летописи, так и, особенно наглядно, из сопоставления Н1 с «Хроникой Ливонии» Генриха Латвийского и другими источниками.

В параграфе 6.7 анализируются упоминания на страницах новгородской летописи неновгородских топонимов. Около двух третей таких упоминаний находится в сообщениях о военных событиях, среди остальных преобладают известия о взаимоотношениях Новгорода с князьями (около четверти сообщений). Примерно треть всех упоминаний приходится на топонимы Новгородской земли. Тем не менее, будучи прекрасным источником по истории Новгорода, Н1 оказывается чрезвычайно скудным источником по истории Новгородской земли: за исключением описаний боевых действий (иногда довольно детальных в топографическом плане), новгородские летописцы

13 Янин В.Л. Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 236-244, 251-269; Он же. Новгородские акты ХИ-ХУ вв.: Хронологический комментарий. М., 1991. С. 18-25.

уделяли мало внимания событиям на периферии их собственного княжества. Сообщения о внутренних событиях в таких важных городах, как Псков, Ладога и Руса, попадают на страницы летописи лишь в единичных случаях. О других землях, как правило, говорится в связи с событиями, важными для Новгорода, и тоже чаще всего - в связи с боевыми действиями. Страны и народы, находившиеся за пределами древнерусских земель, упоминаются в Н1 главным образом в связи с военными событиями (три четверти всех упоминаний). Из регионов преобладают те, с которыми Новгород непосредственно контактировал и/или воевал.

В параграфе 6.8 анализируются причины, по которым тот или иной новгородец (кроме князей и церковных иерархов) мог быть упомянут в новгородской летописи. Таких причин (контекстов) оказывается не так уж много, это: 1) сообщения о сменах посадников; 2) сообщения о сменах тысяцких; 3) сообщения о смерти новгородцев, не являвшихся на момент кончины посадниками или тысяцкими (эти три группы сообщений уже рассматривались выше); 4) разного рода упоминания посадника как официального главы Новгорода; 5) упоминания предводителей военных походов; 6) списки послов, представителей или заложников; 7) упоминания жертв чьих-либо агрессивных действий внутри Новгорода, изредка - субъектов таких действий; 8) упоминания жерть репрессивных действий князя; 9) упоминания изменников; 10) списки погибших в битвах; 11) упоминания заказчиков строительства церквей; 12) упоминания женщин, называемых по отцу и/или мужу (женщины, в свою очередь, дважды упоминаются как жены князей, и пять раз - как игуменьи монастырей); 13) упоминания дворов по имени их владельца (почти всегда в известиях о пожарах). Упоминаний новгородцев, не вписывающихся в эти 13 групп, совсем немного. Это говорит о единстве задач летописания и, одновременно, позволяет сделать целый ряд конкретных выводов, связанных с социально-политической структурой Новгорода (например, о кончанском представительстве при посольствах или взятии заложников).

Седьмая глава «Летописание в Новгороде вне владычного двора» посвящена вопросу о том, велись ли в Новгороде параллельно с владычной летописью какие-либо еще летописные записи (например, в новгородских монастырях, уличанских церквах и т.д.). На этот счет в литературе высказывались разные мнения (И.А. Тихомировым, A.A. Шахматовым, Е.Ю. Перфецким, И.М. Троцким, Д.С. Лихачёвым, М.Х. Алешковским и др.), однако этот вопрос, тем не менее, удовлетворительно не разрешен.

В параграфе 7.1 рассматриваются данные о существовании в новгородском Юрьеве монастыре копии новгородской владычной летописи. В диссертации принимается гипотеза A.A. Гиппиуса, согласно которой в ходе переработки владычной летописи в 1160-е годы образовался ее дубликат, отданный в Юрьев монастырь и некоторое время (в период игуменства Дионисия и сразу после его смерти) пополнявшийся по владычной летописи с оригинальными добавлениями. Несомненно, для Юрьева монастыря был создан дошедший до нас Син., который был копией владычной летописи, доведенной вначале до 1234 г., а затем продолженной до 1330 г.

Параграф 7.2 посвящен детальному анализу приписок на дополнительных листах Син. - разрозненным записям о событиях 1330-1352 гг., сделанными четырьмя современниками этих событий, вероятно - монахами того же Юрьева монастыря. На примере этих записей, сохранившихся, в отличие от владычной летописи, в подлиннике, можно детально изучить процесс работы летописцев, опираясь на анализ почерков и чернил.

В параграфе 7.3 речь идет о «летописчике» Благовещенского (на Мячине) монастыря - серии записей на рукописи Студийского монастырского устава, сделанных в конце XII в. и частично представляющих собой выписки из владычной летописи.

Наконец, в параграфе 7.4 обобщаются эти данные и ставится вопрос о возможности существования других (кроме названных) опытов летописания в новгородских церквах и монастырях в XII-XIV вв. Существование каких-то памятников, которые не сохранились до нашего времени, разумеется, возможно, однако имеющийся в нашем распоряжении материал, скорее, говорит о том, что по крайней мере развернутого самостоятельного летописания в Новгороде вне владычного двора не было. Ведь главный новгородский монастырь - Юрьев — довольствовался копией владычной летописи и отдельными добавлениями к ней, а рядовой монастырь (Благовещенский) - лишь краткими выписками из владычной летописи.

В заключении подводятся итоги проделанной работы и делаются общие выводы о летописании в Новгороде в XI-XIV вв.

Первые летописные записи, сделанные в Новгороде, следует датировать серединой XI в., временем после постройки каменного Софийского собора (заложен в 1045 г.). Новгород, очевидно, не был первым городом Древней Руси, где стали делаться исторические записи: к этому моменту опыты историописания уже имелись в Киеве. С одной стороны, весьма вероятно, что в

это время уже было написано так называемое Древнейшее сказание (Древнейший свод) - первый опыт связного изложения древнерусской истории, лежавший в основе Начального свода и ПВЛ. С другой стороны, в первой половине XI в. в Киеве велись краткие анналистические записи - возможно, как приписки к Древнейшему сказанию. В продолжение этих записей (или, может быть, просто под их влиянием) были написаны первые разрозненные анналистические заметки в Новгороде в 40-70-х годах XI в.

Следующим важным моментом в развитии историописания в Новгороде, стала середина 1090-х годов, когда в Новгороде был составлен первый летописный свод, соединявший сокращенную версию киевского Начального свода с уже упомянутыми местными записями. Этот свод лег в основу всего последующего летописания Новгорода и продолжался новыми записями на протяжении ХП-Х1У столетий, став «официальным экземпляром» новгородской летописи. Серединой 1090-х годов можно датировать и составление первых новгородских перечней, а точнее - кратких исторических обзоров о киевских и новгородских князьях, а также о новгородских епископах. Таким образом, одновременно в Новгороде возникли две взаимосвязанные (видимо, дополнявшие друг друга, по мысли тогдашних книжников) формы историописания - летописный свод и перечни-обзоры.

С 10-х годов XII в. ведение новгородской летописи приобрело систематический характер, а с 30-х годов XII в. патронами летописцев, несомненно, были новгородские епископы и архиепископы. Архиепископские летописцы почти всегда пополняли летопись своими оригинальными записями о событиях, хотя были и исключения - в начале XIII в. в новгородскую владычную летопись были включены три обширных вставных повести, а также ряд известий о неновгородских событиях, заимствованных из владимирского летописания, а в конце 1340-х годов -записями из новгородского Юрьева монастыря. Летописцы, пополнявшие владычную летопись, могли работать в различной манере. В одних случаях для них было характерно стремление фиксировать события по горячим следам, по мере того как они происходили (например, так в основном делал Кирик, летописец архиепископа Нифонта). В других случаях, наоборот, в ведении летописи наступали длительные перерывы — на несколько лет, иногда даже больше чем на 10 лет. Иногда можно проследить следы исправлений и глосс в утраченном оригинале новгородской владычной летописи, говорящие о том, что этот «офици-

альный экземпляр» был «живой летописью» в полном смысле этого слова. Довольно высокой была степень единообразия в выборе владычными летописцами событий для фиксации, и в целом круг интересов владычной летописи на протяжении изучаемого периода оставался почти неизменным.

Для ХП-Х1У вв. у нас есть данные о летописной работе только в двух духовных корпорациях за пределами Софийского собора - в Юрьеве и Благовещенском (на Мячине) монастырях. В первом случае речь идет не о рядовом монастыре, но о новгородской архимандритии (с конца XII в.), стоявшей во главе всего новгородского черного духовенства. Но даже там мы видим почти исключительно копирование владычной летописи, лишь с небольшими, несистематическими оригинальными дополнениями, делавшимися, к тому же, лишь в последней трети XII и второй трети XIV в. В «рядовом» Благовещенском монастыре все известное нам летописание свелось к кратким выпискам из владычной летописи, касавшимся истории этого монастыря и кончин его основателей, уместившимся на заключительном листе рукописи монастырского устава.

Эти данные говорят о том, что летописание в Новгороде этого периода было делом почти исключительно архиепископской кафедры. Хотя к летописной работе могли привлекаться представители духовенства других церквей или монастырей (Кирик, Герман Воята, Тимофей, вполне вероятно - другие), сама летопись была именно владычной и вряд ли надолго покидала Софийский собор (впрочем, в § 5.10 была высказана догадка, что в начале XIII в. летопись ненадолго увозили во Владимир, но если это и верно - это экстраординарный случай).

Подобный монополизм владычной кафедры в деле летописания говорит о некой важной общественной функции, каковая была ему присуща. Об этом же свидетельствует то обстоятельство, что летопись, скорее всего, вели лица, исполнявшие обязанности владычных секретарей. В случае с Кириком речь идет не просто о секретаре, но о выдающемся книжнике своего времени, специалисте по хронологии и каноническим вопросам и -как следует из кирикова «Вопрошания» - достаточно близком архиепископу Нифонту человеке. К сожалению, у нас нет никаких данных о личностях большинства летописцев, однако сам факт корреляции между сменами летописцев и сменами архиепископов говорит, если такая терминология применима к Средневековью, об официальном характере летописи.

Наличие копии владычной летописи в Юрьеве монастыре и выписок из нее в Благовещенском монастыре (причем не где-

нибудь, а на рукописи монастырского устава) говорит, в сущности, о том же: уровню значения монастыря соответствовал и уровень экземпляра летописи, которой он располагал. О тиражировании летописи, о наличии ее копий у каких-либо частных лиц или в приходских церквах у нас данных нет. Довольно велика вероятность того, что таких копий просто не было.

Летописание сосуществовало в Новгороде с другими, «малыми» формами историописания. Кроме уже упоминавшегося «летописчика» Благовещенского монастыря, к таковым могут быть отнесены: список «Летописца вскоре» патриарха Никифора в составе Новгородской кормчей конца ХШ в., исторические записи на книгах за 1274 и 1295 гг. и на пасхалии в рукописи середины XIV в., наконец, перечни-обзоры князей, церковных иерархов и новгородских посадников, сохранившиеся только в списках XV в., однако составлявшиеся, вероятно, с конца XI в.

Важно отметить, что все эти «малые» тексты, как и основная новгородская летопись, связаны с владычным двором. Новгородская кормчая - рукопись, переписанная для новгородского архиепископа Климента, как следует из выходной записи на ней. Летописные записи 1274 и 1296 гг., несомненно, созданы софийскими клириками. Пасхалия с записями находится в составе календарного блока материалов в богослужебном сборнике середины XIV в. Д.И. Прозоровский отождествил эту рукопись с упоминаемой митрополитом Геннадием «книгой владычней Васильевой». С этим отождествлением есть все основания согласиться, а значит — и эта рукопись с высокой вероятностью находилась в Софийском соборе и была составлена в правление архиепископа Василия Калики (1330-1352). Наконец, история перечней с самого начала тесно связана с историей летописания, они читаются в тех же рукописях и, без сомнения, тоже составлялись при владычном дворе. Они впервые создаются, как установлено в диссертации, в 1095 г., т.е. тогда же, когда и первый новгородский летописный свод; пополняются и расширяются в 1160-х годах - вместе с существенной переработкой НВЛ; снова пополняются и редактируются уже в первой половине XV в. - в период, когда интенсивно редактировались и летописи. Появившийся в XIV в. Краткий новгородский летописец тоже, вероятно, был произведением софийских книжников.

Исключение, возможно, составляет лишь ранний период истории новгородского историописания. A.A. Гиппиус предположил, что свод 1110-х годов был связан с князьями Мстиславом Владимировичем и/или Всеволодом Мстиславичем, а погодная летопись, его продолжавшая, вплоть до 1132 г. велась под па-

тронатом князя Всеволода. Эта гипотеза подтверждается целым рядом различий в круге интересов между летописными известиями до и после 1132 г. С этого момента начинают более подробно фиксироваться смены посадников, появляется интерес к внутригородским волнениям и строительству деревянных церквей и, наоборот, снижается интерес к событиям в княжеской семье. Следовательно, до начала 1130-х годов пополнение официальной летописи Новгорода - та функция, которая впоследствии выполнялась владычными летописцами/секретарями, - находилась в ведении князя. Вполне возможно и даже вероятно, что и до 1132 г. местом хранения и пополнения летописи был Софийский собор. Впрочем, еще раньше, в 1090-х годах, составление летописного свода и первых перечней следует, скорее, связывать с епископской, а не с княжеской инициативой. Князья в этот период в Новгороде тоже менялись часто, тогда как епископ Никита, выходец из Киево-Печерского монастыря, вполне мог быть инициатором летописной работы и даже привезти с собой рукопись Начального свода. Совершенно очевидно, что с Софийским собором связаны и первые новгородские летописные записи 1040-1070-х годов.

Итак, в Новгороде XI в. видим первые, еще неловкие опыты историописания, а в ХП-Х1У вв. - одну основную летопись, ведущуюся при Софийском соборе. Однако какова была функция этой летописи, как она воспринималась современниками-новгородцами?

Изучение процесса работы летописцев говорит о том, что летопись как конкретный кодекс («официальный экземпляр», который ни разу не заменялся на протяжении XII — большей части XIV в.) обладала определенным статусом и авторитетом. Летописцы стремились (пусть и не всегда одинаково последовательно) фиксировать текущие события, их точные даты и определенный набор существенных деталей (это хорошо видно при формулярном анализе известий о церковном строительстве). Об этом же говорит время от времени проявлявшееся желание Юрьева монастыря иметь у себя копию летописи.

В то же время в отношении летописи не существовало жестких норм и запретов, каковые ассоциируются в нашем современном понимании с юридически значимыми текстами. Манера работы разных летописцев, стиль и степень подробности записей могли различаться. Переписчики позволяли себе вносить небольшие изменения в текст летописи, руководствуясь не только и не столько какими-то политическими соображениями (хотя и такие примеры имеются), сколько соображениями литератур-

ного вкуса или просто желанием сэкономить место и уложиться в уже изготовленную пергаменную тетрадь.

Анализ содержания летописи - круга сообщений, попадавших на ее страницы, устойчивости таких потоков, аномалий, умолчаний, структуры (формуляра) сообщений, закономерностей в упоминаниях лиц и мест - говорит в первую очередь о единстве задач летописания на протяжении всего изучаемого периода, единообразии в понимании владычными летописцами целей своего труда. Изменения прослеживаются, но их не так много. Показательно, что едва ли не наиболее сильные перемены приходятся на начало 1130-х годов, т.е. на предполагаемый переход летописи из рук князя в руки архиепископа.

Содержание летописи весьма многообразно: политические и военные события, смены церковных иерархов и городских магистратов, церковное строительство, природные явления и знамения и др. Все это не дает возможности определить функцию летописи каким-то простым и однозначным способом. Скорее, напрашивается ни к чему не обязывающий ответ: «Летописцы записывали всё, что казалось им важным». Но такой ответ не позволяет понять, зачем (или почему) в Новгороде столь долго и столь последовательно велась летопись.

Некоторые соображения на этот счет, тем не менее, высказать возможно. Вряд ли летописание (по крайней мере, в Новгороде в XI-XIV вв.) было тесно связано с текущей политической борьбой. Несмотря на популярность такого взгляда (восходящего к работам A.A. Шахматова и М.Д. Присёлкова14), его трудно согласовать с тем обстоятельством, что летопись в Новгороде, по всей видимости, не тиражировалась, а значит - не была доступна сколько-нибудь широкому кругу читателей. «Официальный экземпляр», хранившийся в Софийском соборе, его копия в Юрьеве монастыре и краткие выписки в Благовещенском монастыре вряд ли могли служить эффективным орудием какой-либо пропаганды и существенным образом влиять на расстановку сил в политической борьбе, будь то внутриновгородская борьба территориальных группировок или взаимоотношения Новгорода с князьями.

Однако функция летописи может быть в какой-то мере близка к функции позднейших разрядных книг, т.е. состоять в фик-

14 Шахматов A.A. История русского летописания / Отв. ред. В.К. Зиборов, В.В. Яковлев. СПб., 2003. Т. I, кн. 2. С. 538 (знаменитые слова о том, что «рукой летописца управляли политические страсти и мирские интересы»); Присёлков М.Д. История...

сировании юридически значимых прецедентов15. Это видно, например, из того, что летописцы до рубежа ХШ-ХР/ вв. весьма последовательно отмечает, кто из новгородцев занимал пост посадника (до рубежа ХШ-Х1У вв.), кто возглавлял военные походы, кто представлял Новгород на переговорах с князьями и т.д. Значение отрицательного прецедента для потомков того или иного боярина могло иметь сообщение летописи о его измене. С другой стороны, сообщения об агрессивных действиях князей в отношении новгородцев могли потом использоваться как прецеденты в борьбе Новгорода с князьями. К этому блоку, возможно, примыкают сообщения о заказчиках церковного строительства, ибо они и их потомки могли обладать ктиторскими правами в отношении построенных их «стяжанием» храмов и монастырей. Кстати, факт исключения на каком-то из этапов сложения Н1 известий о посадничестве Михаила Павшинича (в тексте за начало XIV в.)16 говорит о том же: летописец, вероятнее всего, посчитал упоминание об этом для кого-то невыгодным и исключил его при переписке.

С другой стороны, функции летописи могут быть близки к задачам синодиков-помянников17. В летописи отмечаются смерти князей, церковных иерархов, посадников и, изредка, других новгородцев, перечисляются жертвы убийств, новгородцы, погибшие в битвах и, опять же, заказчики церковного строительства. Сообщения о смертях летописцы чаще всего сопровождали точными датами, что тоже могло иметь значение для поминания.

Кроме того, функции летописи могли быть связаны и с моральной или какой-то еще оценкой поступков людей. Эта оценка могла быть ориентирована на современников или потомков, однако заслуживает внимания и гипотеза И.Н. Данилевского, согласно которой назначение летописи было связано с ожиданием Страшного суда или же с представлением о желательности

15 Ср.: Сухомлинов М.И. О древней русской летописи как памятнике литературном // Уч. зап. 2-го отделения Имп. акад. наук. СПб., 1856. Кн.З. С. 3; Бестужев-Рюмин К.Н. О составе русских летописей до конца XIV века: 1) Повесть временных лет; 2) Летописи южнорусские. СПб., 1868. С. 58: Черепнин Л.В. Русская историография до XIX в.: Курс лекций. [М.],' 1957. С. 62, 81, 87-88; и др.

16 На это обратил внимание В.Л. Янин: Янин В.Л. К вопросу о роли Синодального списка Новгородской I летописи в русском летописании XV в. //Летописи и хроники, 1980. М„ 1981. С. 179.

17 Ср.: Бестужев-Рюмин К.Н. О составе русских летописей... С. 58; Маркевич А. И. О летописях: Из лекций по историографии. Одесса, 1883. Вып. 1. С. 78; и др.

прижизненного покаяния18. В летописи называются люди, занимавшие некоторые посты или выполнявшие некоторые обязанности (князья, церковные иерархи, посадники, тысяцкие, предводители походов), совершавшие благочестивые поступки (например, строившие храмы) и, наоборот, какие-либо грехи -например, нарушение крестного целования, измену интересам Новгорода, - а также лица, пострадавшие от чьих-либо неправедных действий.

Вопрос о том, при каких обстоятельствах летописи могли использоваться, к сожалению, не может быть разрешен однозначно, однако проведенное исследование дает важный материал к его разрешению. Как кажется, приведенные варианты ответа на вопрос о функциях новгородской владычной летописи не противоречат один другому. Летопись - синкретический памятник, в том смысле, что она фиксировала события самого разного рода, а иногда включала в себя тексты, казалось бы, несовместимые с ней в жанровом отношении (прежде всего, Русскую Правду). Речь может идти о своего рода протоколировании важных для Новгорода как для политии событий, причем этот «протокол» мог использоваться в достаточно разных ситуациях.

Наконец, важно еще раз акцентировать тот факт, что патронами новгородских летописцев на протяжении большей части рассматриваемого периода были именно архиепископы. На протяжении ХН-Х1У вв. они постепенно приобретали некоторые функции, свойственные главе государства. Во всяком случае, архиепископ как бы стоял над схваткой боярских группировок, равно как и групп, ориентированных на разных князей-Рюриковичей. Архиепископская власть (хотя и не во все периоды) была наиболее стабильной в Новгороде и, вероятно, именно поэтому ведение общеновгородской летописи было ее прерогативой на протяжении столь долгого времени.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА:

Статьи в ведущих рецензируемых изданиях 1. Гимон Т.В. Новые данные по истории текста Новгородской первой летописи // Новгородский исторический сборник.

18 Данилевский И.Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004. С. 264.

СПб, 1999. Вып. 7 (17). С. 18-47. (совм. с А. А. Гиппиусом) 1,7 п.л.

2. Гимон Т.В Закономерности в освещении новгородскими летописцами ХП-ХШ вв. фактов церковного строительства // Древнейшие государства Восточной Европы, 2000 г.: Проблемы источниковедения. М., 2003. С. 326-345. 0,8 п.л.

3. Гимон Т.В [Рец.] // Вестник Российской академии наук. М., 2003. № 8. С. 762-764. - Рец. на кн.: Рыбина Е.А. Торговля средневекового Новгорода: Историко-археологические очерки. Новгород, 2001.

4. Гимон Т.В Как велась новгородская погодная летопись в XII веке? // Древнейшие государства Восточной Европы, 2003 год: Мнимые реальности в античных и средневековых текстах. М., 2005. С. 316-352. 2,5 п.л.

5. Гимон Т.В В каких случаях имена новгородцев попадали на страницы летописи (ХП-ХШ вв.)? // Древнейшие государства Восточной Европы, 2004 год: Политические институты Древней Руси. М., 2006. С. 291-333. 2,6 п.л.

6. Гимон Т.В Редактирование летописей в XII 1-ХV вв.: Разночтения между списками Новгородской 1 летописи // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2006. Т. 57. С. 112125. / п.л.

7. Гомон Т.В «Повесть временных лет» в свете англосаксонских параллелей // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. М„ 2008. № 3 (33). С. 18-19. 0,2 п.л.

8. Гимон Т.В Происхождение текста Синодального списка Новгородской I летописи за 1017-1115 гг. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. М., 2009. № 3 (37). С. 21-22. 0,3 п.л.

9. Гимон Т.В Анналы на пасхальных таблицах как форма историописания (Англия, конец X - начало XII в.) // Средние века. М., 2010. Вып. 71 (1-2). С. 50-79. 1,9 п.л.

10. Гимон Т.В Упоминание неновгородских топонимов и описание путей в новгородском летописании ХП-ХШ вв. // Древнейшие государства Восточной Европы, 2009 год: Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. М., 2010. С. 412—434. 1,4 п.л.

11. Гимон Т.В Хронологические указания АнглоСаксонской хроники (конец IX - первая половина XII в.) // Древнейшие государства Восточной Европы, 2006 год: Пространство и время в средневековых текстах. М., 2010. С. 331354. 1,5 пл. (сое м. сЗ.Ю. Метлицкой)

12. Гимон Т.В Внешнее оформление списков Новгородской 1 летописи // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. М., 2011. № 3 (45). С. 29-30. 0,15 пл.

13. Гимон Т.В Для чего писались русские летописи? (вторая версия) // История: Электронный научно-образовательный журнал. 2012. Вып. 5 (13): Начала Древнерусского государства (<http://history.jes.Su/issue.2012.3.8.5-13-/s207987840000431-3"

1 >).2,2пл.

14. Гимон Т.В События XI - начала XII в. в новгородских летописях и перечнях // Древнейшие государства Восточной Европы, 2010 год: Предпосылки и пути образования Древнерусского государства. М., 2012. С. 584-703. 7,5 пл.

15. Гимон Т.В Тематика сообщений Лаврентьевской летописи (текст за 1156-1263 гг.) // Вестник Нижегородского ун-та им. Н.И. Лобачевского. 2012. № 6, ч. 3. С. 42^*7. 0,6 пл.

16. Гимон Т.В Член-корреспондент РАН Алексей Алексеевич Гиппиус: К 50-летию со дня рождения // Известия Российской Академии наук. Сер. литературы и языка. М., 2013. Т. 72, № 6. С. 59-62. 0,5 пл.

17. Гимон Т.В Янь Вышатич и устные источники древнерусской Начальной летописи // Древнейшие государства Восточной Европы, 2011 год: Устная традиция в письменном тексте. М., 2013. С. 65-117. 2,5 пл.

Монография

18. Гимон Т.В Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси: Сравнительное исследование. М., 2012. 689 с. 43,3 пл.

Другие публикации

19. Гимон Т.В Отражение в новгородском летописании XII-XIII вв. неновгородских событий // Восточная Европа в древности и средневековье: Контакты, зоны контактов и контактные зоны: XI чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 14-16 апреля 1999 г.: Мат-лы конф. М., 1999. С. 139-144. 0,2 пл.

20. Гимон Т.В Летописные записи на пасхальных таблицах в сборнике XIV в. // Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. 3: Новгородская первая летопись старшего и младшего извода. С. 569-589. 1,1 пл.

21. Гимон Т.В Летописные данные о новгородском семействе Малышевичей: Конец XII — первая половина XIII в. // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и

раннее новое время (Х1-ХУШ вв.): Докл. второй науч. конф. (Москва, 7-8 декабря 1999 г.). М., 2001. С. 187-196. 0,4 п.л.

22. Гимон Т.В Перечни правителей как вид исторических источников: Англо-Саксонская Англия и Древняя Русь // Восточная Европа в древности и средневековье: Генеалогия как форма исторической памяти: XIII чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 11-13 апреля 2001 г.: Мат-лы конф. М„ 2001. С. 54-59. 0,25 п.л.

23. Гимон Т.В Приписки на дополнительных листах в Синодальном списке Новгородской I летописи // Норна у источника Судьбы: Сб. ст. в честь Е.А. Мельниковой. М., 2001. С. 53-60. 0,4 п.л.

24. Гимон Т.В Атрибуция и локализация летописных текстов при помощи формального анализа тематики сообщений (Англия и Русь) // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст: XV чтения памяти чл.-корр. АН СССР

B.Т. Пашуто, Москва, 15-17 апреля 2003 г.: Мат-лы конф. М., 2003. С. 51-57. 0,3 п.л.

25. Гимон Т.В К генеалогии новгородских летописей XIII-XV вв. // Новгород и Новгородская земля: История и археология (Мат-лы науч. конф.: Новгород, 28-30 января 2003 г.). Великий Новгород, 2003. Вып. 17. С. 231-239. 0,4 п.л.

26. Гимон Т.В К типологии жанров древнерусского исто-риописания Х1-Х1У вв. // ЯиШешса. Кшв, 2003. Т.Н. С. 172180. 0,4 п.л.

27. Гимон Т.В К характеристике летописного перечня новгородских посадников // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее новое время (XI-XVIII вв.): Проблемы культуры и культурного наследия: Докл. Третьей науч. конф. (Муром, 17-20 мая 2000 г.). М., 2003.

C. 128-136. 0,4 п.л.

28. Гимон Т.В Новгородское летописание ХП-ХШ вв.: Проблема отбора событий для фиксации // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала нового времени. М., 2003. С. 334-348. 0,9 п.л.

29. Гимон Т.В Сообщения древнерусских летописей XII в. о церковном строительстве: Южное и северное летописание // П'ятий конгрес МганародноТ асощацн украТшспв. История. Чершвш, 2003. Ч. 1. С. 51-53. 0,1 п.л.

30. Гимон Т.В К вопросу о структуре текста русских летописей: Насколько дискретна погодная статья? // Восточная Европа в древности и средневековье: Время источника и время в источнике: XVI чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто,

Москва, 14-16 апреля 2004 г.: Мат-лы конф. М., 2004. С. 30-34. 0,3 п.л.

31. Ггшон Т.В Разновидности исторической письменности в раннесредневековой Англии и Древней Руси (Сравнительное исследование) // Могилянсью читання, 2003: 36. науковихъ праць: Пам'ятки ДавньоУ Pyci в студ1ях сучасних вчених: ¡стор1я, дослщження, збереження. Кшв, 2004. С. 94-98. 0,3 п.л.

32. Ггшон Т.В Опыт формулярного анализа летописных известий о церковном строительстве (Новгород, XII —: начало XIII века) // Ad fontem — У источника: Сб. ст. в честь С.М. Каштанова. М., 2005. С. 187-204. 1,4 п.л.

33. Гимон Т.В Русское летописание в свете типологических параллелей (к постановке проблемы) // Жанры и формы в письменной культуре средневековья. М., 2005. С. 174-200. (совм. с A.A. Гиппиусом) 1,4 п.л.

34. Гимон Т.В Новгородское летописание первой четверти XIII в.: хронология и процесс пополнения летописи // Средневековая Русь. М„ 2006. Вып. 6. С. 80-118. 2 пл.

35. Гимон Т.В Точные датировки в раннесредневековых анналах (Англия, Ирландия, Русь) // Время в координатах истории: Междунар. науч. конф. (29-30 октября 2008 г.): Тезисы. М., 2008. С. 89-92. 0,2 п.л. (совм. сЗ.Ю. Метлщкой)

36. Гимон Т.В Упоминание неновгородских топонимов и описание путей в новгородском летописании XII в. // Восточная Европа в древности и средневековье: Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен: XX чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 16-18 апреля 2007 г.: Мат-лы конф. М„ 2008. С. 38-43. 0,3 п.л.

37. Гимон Т.В К вопросу о новгородском летописании XI -начала XII в. // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его источник: Восприятие, отношение, интерпретация: XXI Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 14-17 апреля 2009 г.: Мат-лы конф. М., 2009. С. 63-69. 0,4 п.л.

38. Ггшон Т.В Точные датировки в раннесредневековых анналах (Англия, Ирландия, Русь) // Формы и способы презентации времени в истории. М., 2009. С. 235-256. 1,4 п.л. (совм. с З.Ю. Метлщкой)

39. Ггшон Т.В Янь Вышатич и его предки: Новые соображения // Восточная Европа в древности и средневековье: Устная традиция в письменном тексте: XXII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 14-16 апреля 2010 г.: Мат-лы конф. М., 2010. С. 60-66. 0,4 пл.

40. Гимон Т. В Военная история Балтийского региона в XII-XIII вв. и новгородская летопись // Висы дружбы: Сб. ст. в честь Т.Н. Джаксон. М„ 2011. С. 74-82. 0,6 пл.

41. Гимон Т.В Новгородские перечни князей и архиепископов как исторический источник (сведения за XI в.) // Новгороди-ка-2010: Вечевой Новгород: Мат-лы Междунар. науч.-практ. конф., 20-22 сентября 2010 г. В. Новгород, 2011. С. 65-77. 0,8 пл.

42. Гимон Т. В Пометы в рукописях Новгородской I летописи // Люди и тексты. Исторический источник в социальном измерении. М„ 2011. С. 179-204. 1,6 пл.

43. Гимон Т. В Сообщение о походе Всеслава Полоцкого на Псков в 1065 г. в летописании XV в. // Псков, русские земли и Восточная Европа в XV-XVII вв. К 500-летию вхождения Пскова в состав единого Русского государства: Сб. тр. междунар. науч. конф., 19-21 мая 2010 г. Псков, 2011. С. 13-33.1,3 пл.

44. Гимон Т. В Christian Identity in the Early Novgorodian An-nalistic Writing // Historical Narratives and Christian Identity on a European Periphery: Early Histoiy Writing in Northern, East-Central, and Eastern Europe (c. 1070-1200) / Ed. I.H. Garipzanov. Turnhout, 2011. P. 255-275. 1,3 пл.

45. Ггшон T.B What events were reported by Old Rus chroniclers? //' Collegium: Studies across disciplines in the humanities and social sciences. Helsinki, 2014 (в печати). 1,2 ал.

Зак. №7Ег/Объемг^ п.л. ТирÂOQ экз. ИВИ РАН, Ленинский пр-т, 32-а