Социальная онтология смысла

Рыбаков, Всеволод Вячеславович

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Социальная онтология смысла

Год: 2012
Автор научной работы: Рыбаков, Всеволод Вячеславович
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 09.00.11

Диссертация по философии на тему 'Социальная онтология смысла'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная онтология смысла"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

РЫБАКОВ ВСЕВОЛОД ВЯЧЕСЛАВОВИЧ СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ СМЫСЛА

Специальность 09.00.11 — социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

на правах рукописи

1 2 ДПР 20:2

Санкт-Петербург 2012

005018312

Работа выполнена на кафедре социальной философии и философии истории философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель: кандидат философских наук, доцент

Краснухина Елена Константиновна

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор Медведев Владимир Иванович, Санкт-Петербургский государственный морской технический университет

кандидат философских наук, доцент Шиповалова Лада Владимировна, Санкт-Петербургский государственный университет

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный

университет культуры и искусств

Защита состоится «2-^ » О 4 20-11 в /ь - ¿¿^часов на заседании совета Д 212.232.05 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д.5, философский факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан «2-1 » 03 20/¿г.

Ученый секретарь

Совета /^//^Л А.Б. Рукавишников

Общая характеристика работы

Актуальность исследования.

Тема «Социальная онтология смысла» подразумевает исследование социального характера оснований бытия смысла, а также анализ роли смысла в бытии социума. Для выполнения такого исследования, однако, необходимо предварительно определить, что будет пониматься в нем под смыслом, учитывая многообразие использующих данное понятие языковых игр.

Суть первой мыслительной стратегии состоит в том, что она сближает смысл со значением, объясняет его с точки зрения теории языковых игр. Смысл понимается здесь как репрезентация, как механизм конституирования и обустройства человеческого бытия-в-мире, раскройки повседневной реальности. Онтологичность так понятого смысла может быть усмотрена в том, что через объяснения механизмов конституирования бытия-в-мире он одновременно характеризует само бытие человека — по крайней мере, в рамках мира повседневности. В то же время, такому смыслу-значению подходит и характеристика онтического, поскольку его функцией является описание способа обустройства человека в сущем.

Возникновение подобного понятия о смысле связано с поиском философией начала XX века опор для новой рациональности, учитывающей достижения критиков классического рационализма, таких, как Ф. Ницше, А. Бергсон, 3. Фрейд. Философия Э. Гуссерля, стремящаяся реализовать идеал строгой науки, оперирует понятием смысла, демонстрируя смысловой характер данной человеку реальности. В то же время, понимание интерсубъективного

характера этой реальности направляет философский поиск первой половины XX века в сторону подведения смысла под категории языка и значения, разрабатываемые семиологией и философией языка. В результате «лингвистического поворота» категории истины, ценности, значимости ставятся в зависимость от социального взаимодействия.

В тени понимания смысла через значение оказалась другая онтологическая трактовка смысла, возможность которой наметил М. Хайдеггер словами «Лишь присутствие может быть... осмысленно или бессмысленной, переводя затем разговор к теме заброшенности человека в мир и возможности открытия в этих условиях Бытия — того, о чем забыл не только человек в своей повседневности, но и, как настаивает Хайдеггер, европейская метафизика, но что, тем не менее, не перестает оказывать на человека воздействия и призывать к себе. Введение к трактату «Что такое метафизика?» может быть прочитано таким образом, что в нем обнаруживается определение смысла как области, в которой Бытие являет себя «как оно само в его непотаенности»2. Вторым опорным пунктом, через который можно провести линию такого рассмотрения смысла, выступает философия смысла Ж. Делёза. В целом, эта линия ведет к тому, чтобы понять смысл как экзистенциальный опыт или событие выхода за пределы повседневности (и механизмов ее конституирования) и прикосновения к Бытию.

Нетрудно заметить, что означенные стратегии находятся друг с другом в состоянии известного противоречии, ибо одна из них, очерчивая контуры смысла, погружает человека в глубины бытия-в-мире, множественность которого обусловливается возможностями интерпретации и изменчивостью смыслов-значений, тогда как вторая, напротив, стремится вывести человека из повседневного мира, раскалывая структуру бытия-в-мире на «дикую» реальность саму по себе, механизмы интерпретации, предстающие здесь как внешний и доступный для наблюдения объект, и оставшееся наедине с самим собой без точек опоры Присутствие. В то же время, эти две стратегии понимания смысла дополняют друг друга, являясь в известной мере гранями одного целого.

1 Хайдеггер М Бытие и время. СПб, 2006. С. 151.

2 Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М, 1993. С. 33.

Это означает, что раскрытие темы «Социальная онтология смысла» запрашивает рассмотрения социальности смысла в обоих пониманиях — смысла как значения и смысла как события, и мы не можем ограничиться чем-то одним. Более того, мы полагаем, что акцент необходимо сделать на разработке социальной онтологии смысла как события, на что имеется целый ряд причин. Прежде всего, путь к раскрытию социальной онтологии смысла на базе понимания смысла через значение, в целом, является достаточно прозрачным: необходимо обратиться к постулатам концепции языковых игр, философской герменевтике, теме инкорпорации практического чувства (смысла) в схемы телесной активности, с тем чтобы показать неотделимость смыслов и значений и механизмов их трансляции, сохранения и генезиса от коммуникативной сферы общества. Более того, в известной мере и теория языковых игр, и философская герменевтика, и структурализм такую социальную онтологию смысла всегда уже имплицируют, так что в рамках исследования, которое стремилось бы ограничиться лишь рассмотрением данных философских направлений, достаточно было бы лишь сопоставить их, выявляя общие для них основания. На этом фоне демонстрация социальности смысла как события представляется предприятием куда менее тривиальным.

Более того, концентрация лишь на одной, более ожидаемой, стороне исследования не представляется нам в полной мере удовлетворительной потому, что смысл, понятый в рамках «парадигмы значения», теряет свое своеобычное содержание, фактически отождествляясь со значением, а представление о мире, пронизанном и светящемся смыслом, девальвирует само понятие смысла, лишая его экзистенциального, онтологического компонента, которого нам не хотелось бы упускать. Иными словами, наша позиция состоит в том, что стратегия понимания смысла посредством отождествления его со значением на самом деле ведет к рассеиванию смысла, фактической подмене его значением, и даже понимание смысла как определенного кластера значений, как репрезентации реальности не отменяет данного утверждения. Оттого и выстраиваемая на подобных основаниях социальная онтология смысла на самом деле будет являться, скорее, социальной онтологией значения или репрезентативизма.

Так мы подходим к пониманию актуальности данного диссертационного исследования, которая оказывается обусловлена, прежде всего, непроясненностью своеобычного содержания понятия смысла и механизмов его «раскристаллизовывания» в контексте социально-коммуникативной сферы, фактическим отождествлением в господствующем сегодня философском дискурсе понятий смысла и значения, ведущим к представлению о принципиальной конституированности реальности средствами значения и о невозможности выхода за пределы последнего, неразработанностью в должной мере онтологической стратегии понимания смысла как события, а также слишком однобоким рассмотрением социальной коммуникации как обмена значениями. Все перечисленные аспекты внутренне связаны между собой.

Учитывая сказанное выше, представляется целесообразным разделить проводимое диссертационное исследование на две части, в первой из которых будет уделено внимание характерным для XX века направлениям философии, позволяющим выстроить социальную онтологию смысла на основе «парадигмы значения», однако отнюдь не для того, чтобы считать такой анализ исчерпывающим тему. Напротив, мы хотели бы отнестись к нему, скорее, как к подготовительному этапу, дающему результаты для дальнейшего движения и исследования, которое будет развернуто во второй главе, — для более точного уяснения характеристик смысла как события, понимания истинного соотношения смысла со значением и выстраивания на базе обновленного онтологического понимания смысла его социальной онтологии. Привлечение к социально-философскому анализу материалов ряда современных философов, ищущих возможность трансрепрезентативного столкновения с реальностью (Ж. Делёз, поздний М. Мерло-Понти, Ж.-Л. Нанси, поздний Ф.Р. Анкерсмит, X,-У. Гумбрехт), и использование их наработок для уяснения содержания смысла как события сообщает исследованию дополнительную актуальность.

Именно так осуществляемое развертывание социальной онтологии смысла, как мы надеемся показать, позволит ответить на целый ряд важных вопросов, не решенных удовлетворительно в рамках семиологической «парадигмы значения»: почему, вопреки постулируемой в данной парадигме наполненности мира

смыслами, люди зачастую испытывают их нехватку, в каких случаях смысл воспринимается как ни к чему не обязывающая информация, а в каких он становится экзистенциальным потрясением и т.п. Что же касается вопроса о том, каким образом смысл как событие присутствует в социальной реальности, то изнутри «парадигмы значения» он в принципе не может быть поставлен, т.к. смысла как события в ней не существует, в ее рамках он аттестуется как идеология или заблуждение. Между тем, принятие во внимание смысла как события должно помочь в объяснении наличия в ткани социальной реальности разрывов, неожиданно вторгающихся в размеренную жизнь потрясений, скачкообразной смены исторических эпох.

Объектом исследования является коммуникативная сфера общества как пространство реализации значения и события смысла. Предметом исследования является событие смысла и его компоненты.

Степень разработанности проблемы.

Ввиду многозначности понятия смысла начала его исследования можно обнаружить еще в античности. С этой точки зрения, первыми западными философами, чьи труды могут быть рассмотрены с позиции проблематики смысла, являются Парменид, Платон, Аристотель. Здесь же могут быть отмечены позднеэллинистические направления, в особенности возникший еще в эпоху раннего эллинизма стоицизм. Средневековые представления об универсалиях, а также проблематика идей и сущностей, восторжествовавшая в классический период философии, могут быть рассмотрены как этап исследования реальности смысла. Наиболее ранней дисциплиной, непосредственно подступавшейся к теме смысла, по праву может быть названа герменевтика. Исследуя тему толкования и понимания, проблемы смысла касались Ф. Шлейермахер, В. Дильтей, Г. Риккерт.

Однако появление смысла как самостоятельного понятия на авансцене философских рассмотрений состоялось лишь к началу XX века на волне поиска новых концептов, отвечающих состоянию преодоления классических метафизических установок. Это обстоятельство дает основания утверждать, что смысл является сравнительно молодым понятием, чей потенциал далек от исчерпания.

Следует уточнить, что после всплеска «иррациональных» течений, составивших прослойку, отделившую классическую философию от современной, одним из стремлений философии стало переосмысление возможностей рационального, и именно в рамках такого стремления, прежде всего, и было актуализировано понятие смысла. Принципиальной стала актуализация понятия смысла в феноменологическом проекте Э. Гуссерля, чьим персонажем становится трансцендентальное ego, обращающееся к воспринимаемым феноменам с конституирующими актами смыслополагания. Тем самым философия Гуссерля подготовила почву для фундаментального постулата о данности человеку реальности через смыслы, или о том, что та реальность, с которой имеет дело человек, есть смысловая реальность.

Среди крупных философов XX века, так или иначе касавшихся проблематики смысла, можно назвать М. Вебера, Г. Зиммеля, М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра, М. Бубера, Ч. Пирса, Дж. Серля, П. Бергера, Т. Лукмана, Э. Бенвениста, М. Фуко, П. Рикера, Ж. Лакана, Ж. Делёза, Ж. Деррида, М. Бланшо, У. Эко, Ю. Кристеву, Ж.-Ф. Лиотара, Ю. Хабермаса. У авторов, таких, как А. Шюц, Л. Витгенштейн, К.-О. Апель, П. Уинч, Г.-Г. Гадамер, Р. Барт, Ж. Бодрийяр и др. исследования понятия смысла осуществлялись на базе социально-философского подхода, позволившего сконцентрировать внимание одновременно и на общеонтологических вопросах, и на конкретных проблемах социальной коммуникации и понимания. Как правило, смысл здесь рассматривается в тесной связи со значением, концептуализированным в лингвистике и философии языка. Подобные рассмотрения смысла вращаются вокруг тезиса о том, что человеческое мышление определяется структурами языка, которые сами по себе носят по отношению к человеческой воле независимый характер, а также понимания того, что местом бытийствования структур языка следует считать сферу социальной коммуникации. В русской философии феномен смысла стал предметом внимания таких ученых, как B.C. Соловьев, И.О. Лосский, П.А. Флоренский, Г.Г. Шпет, А.Ф. Лосев, М.М. Бахтин, Г.П. Щедровицкий, М.К. Мамардашвили, Ю.М. Лотман, М.К. Петров, В.В. Бибихин, М.С. Каган, С.С. Гусев, Б.В. Марков, Н.И. Безлепкин, Л.В. Шиповалова, Медведев В.И., Г.Л. Тульчинский и др.

Следует отметить, что многогранность смысла обусловила необходимость подступа к нему каждый раз с тех или иных позиций. К примеру, с позиций логического анализа смысл был проанализирован Г. Фреге, JI. Витгенштейном, в рамках лингвистической проблематики — Ф. де Соссюром, Р. Бартом, Н.С. Трубецким, P.O. Якобсоном, В.А. Михайловым, A.A. Уфимцевым, Ю.С. Степановым, В.Н. Топоровым. К понятию смысла обращались известные психологи, такие как Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, В. Франкл, А.Н. Леонтьев, A.A. Леонтьев, Д.А. Леонтьев, В.П. Зинченко, Б.С. Братусь,

A.Ю. Агафонов. Культурологический подход к смыслу представили Д.В. Сергеев, Ю.В. Бромлей, Э.С. Маркарян, С.А. Арутюнов, В.А. Тишков, А.Я. Гуревич,

B.А. Конев, Т.М. Лежнина, а педагогический — Е.Г. Белякова, А.Ф. Закирова,

A.A. Вербицкий, А.Г. Асмолов, И.В. Абакумова, С.Л. Братченко,

B.И. Слободчиков.

Осознание интерсубъективного характера смыслов ознаменовало широкомасштабное сближение понятий смысла и значения, что привело к мыслительной стратегии, которую можно назвать конструктивизмом (или дискурсивизмом) и которая держит под подозрением возможность соотнесения человека с (гипотетической) трансдискурсивной реальностью, а главной задачей гуманитарных практик полагает толкование. Основной недостаток подобной стратегии состоит в том, что в ней теряется своеобычное содержание смысла по отношению к значению. В то же время, именно она является тем, что с существенной стороны характеризует состояние современной философии.

На фоне понимания смысла через значение разворачивались, однако, и попытки альтернативного онтологического определения смысла как события, раскрывающего Бытие, связанные, прежде всего, с именами М. Хайдеггера и Ж. Делёза. Последний предпринял попытку трансрепрезентативизма, симпатизируя интуитивизму А. Бергсона, вследствие чего смысл, с одной стороны, оказался отделен от значения, а, с другой был актуализирован в связи с характеристикой события. Мотив трансрепрезентативизма может быть обнаружен и у Ж.-Л. Нанси, связавшего смысл с «выписыванием тела», понимаемого по ту сторону значения.

Это разделение на два лагеря, где один сохраняет привязку смысла к социально-коммуникативным практикам и одновременно понимает его через значение, а второй устремляет смысл прочь от значения в сторону события (т.е. чего-то трансдискурсивного, трансрепрезентативного), но теряет его социально-коммуникативные основания, выводя в сферу чистой онтологии, и характеризует современную стадию философского понимания смысла. Подавляющее большинство нынешних философских рассмотрений относится к первому лагерю, продолжая имплицировать принципиально дискурсивный характер отношения человека с реальностью, по инерции мысля смысл и значение, смысл и язык в единой связке. В отечественной философии к этому лагерю принадлежат В. Руднев, А. Филиппов, А. Сериков и др.

Те же немногочисленные пока попытки продолжить начатое Хайдеггтером и Делёзом понимание смысла через событие онтологизируют смысл и отвлекают его от социальной реальности и конкретных практик коммуникации — примером подобного проекта в отечественной философии может служить попытка синергетического понимания смысла Я. Свирским. Последний выстраивает конструкцию из двух смыслов — Смысла и Смысла (мы видим, в насколько неудобную для выражения область пытается вступить автор), так что, говоря условно, первый оказывается сближен с уровнем значения, второй — с событием. Справедливо отмечая, что «если к Смыслу «прикасались» с помощью анамнезиса, трансцендентальной логики, диалектического движения, вживания в традицию или вслушивания в язык (желательно архаичный), то мимолетность Смысла предполагает какие-то иные приемы его регистрации»1, Я. Свирский, однако, далек от того, чтобы увидеть истоки обнаружения Смысла в коммуникативной сфере общества, так чтобы Смысл потенциально мог быть доступен любому члену общества посредством коммуникации.

В нашем исследовании мы хотели бы актуализировать онтологическую линию понимания смысла как события (в терминологии Свирского — Смысла), демонстрируя одновременно ее неразрывную связь с коммуникативной сферой

1 Свирский ЯМ Самоорганизация смысла (опыт синергетической отологии). —М., 2001. С. 117.

общества. Мы хотели бы показать, как в социальной реальности осуществляется производство не только значения, но и экзистенциального смысла, смысла-события.

Основная цель исследования состоит в обосновании социальной онтологии смысла через демонстрацию своеобычности реальности смысла, несводимой к полю языковых игр, хотя и нуждающейся в нем, и рассмотрении транссемиологических компонентов смысла, ключ к которым лежит в сфере коммуникативных практик.

В соответствии с целью исследования выстраиваются и его задачи:

1) Проследить историю сближения понятий смысла и значения в решающих философских концепциях XX века, показать, как на основе «парадигмы значения» выстраивается первый вариант социальной онтологии смысла.

2) Исходя из ключевых концепций, представляющих собой варианты трансрепрезентативизма, выявить логику онтологического понимания смысла как события.

3) Проанализировать, как философское построение Ж. Делёза подготавливает почву для раскрытия социально-коммуникативного характера смысла-события.

4) Выявить роль непонимания и производства нонсенса в генезисе смысла. Дифференцировать и охарактеризовать основные транссемиологические компоненты смысла (модусы переживания нонсенса).

5) Продемонстрировать, что смысл, понятый как событие, в котором сочетаются и сжимаются одновременно уровень значения и производимый коммуникацией нонсенс, носит конститутивный характер по отношению к социальной реальности в ее динамическом развитии.

В качестве методов исследования были задействованы, прежде всего, такие классические методы, как метод сравнительного анализа, противопоставления и синтеза. На разных этапах работы использовались также историко-генетический и социально-критический методы, позволившие рассмотреть последовательное возрастание актуальности понятия значения и

близость ему понятия смысла в философии XX века, а также герменевтический и феноменологический методы (в том числе — метод феноменологического эпохе), незаменимые при описании транссемиологических компонентов смысла.

Научная новизна исследования

В диссертации проведена историко-философская работа по сопоставлению двух принципиальных онтологических определений смысла, сформулированных в философии XX века: с одной стороны, восходящего к работам М. Хайдеггера экзистенциального определения смысла как события, выводящего Присутствие из состояния заброшенности и возвращающего Бытию, и структуралистского определения смысла через значение, призванного охарактеризовать способ конституирования реальности, в которой живет человек. Вопреки общераспространенности в современном философском дискурсе второго понимания смысла, ставящего под сомнение существование транссемиологического опыта, в диссертационном исследовании предложен вариант включения смысла как значения в онтологию смысла, основывающуюся на понимании смысла как события. При этом показано, что подобная онтология с необходимостью оказывается социальной, ибо в условиях понимания значения как необходимого основания для возможности события смысла именно плоскость пересечения уровня значения и конкретных коммуникативных практик обнаруживает свою принципиальную роль в процессе рождения смысла. В этой связи приобретает значимость проведенный анализ двойственности коммуникации, осуществляющей не только передачу значений, но в это же самое время и нонсенса, так что каждый коммуникативный акт таит в себе возможность провала «представляющего мышления» «последнего человека», как его характеризует М. Хайдеггер, и переключения интерпретации собеседников через непонимание в режим эпохе. Подобное положение вещей позволило сделать вывод об ограниченности тех философских построений, которые, тематизируя на социально-философском уровне смысл и значение через проблематику коммуникации и понимания, ставят смысл в зависимость от структур языка и сближают его со значением, а в качестве главного аттрактора коммуникации (пускай и недостижимого) формулируют понимание.

В диссертационном исследовании показано, что именно понятый как событие, в котором в неразрешимом противоречии сочетаются одновременно уровень значения и производимый коммуникацией нонсенс, смысл следует рассматривать в качестве фундаментального основания социокультурных трансформаций. Названы и охарактеризованы важнейшие модусы переживания нонсенса агентами коммуникации (присутствие, эстетическое приятие, возвышенный опыт). Посредством анализа феноменов «операционального» понимания, непонимания и эпохе интерпретации предложен вариант нового взгляда на роль «выказанности» (Ж.-Л. Нанси), представленности физического и эстетического присутствия членов общества друг перед другом. Помимо этого, в диссертации сделаны выводы относительно некоторых принципиальных философских течений, и, прежде всего, семиологии, которая может быть аттестована в качестве выражения (и натурализации) естественной семиологической установки интерпретации, обусловленной в социуме прагматически.

Положения, выносимые на защиту:

1) Наряду с распространенным пониманием смысла как кластера значений, образующего определенную репрезентацию реальности, возможно понимание смысла как события, в котором происходит столкновение с Бытием, конституированным по принципу «дизъюнктивного синтеза» (Делёз). Такое понимание смысла гарантирует сохранение его собственного экзистенциального содержания, в противовес первому пониманию, фактически подменяющему его значением. В этом случае смысл необходимо предполагает сбой репрезентации, в стандартном семиологическом модусе экранирующей восприятие реальности теми или иными ее образами, уклоняющимися от рефлексии.

2) Смысл следует понимать как событие, в котором в неразрешимом противоречии сочетаются одновременно уровень значения и производимый коммуникацией нонсенс. Именно в этом случае интерпретация соскальзывает со стандартного семиологического модуса, одновременно осуществляя взгляд со стороны на саму себя и познавая свое устройство по принципу репрезентаций. Подобное сочетание значения и нонсенса рождается на пересечении практик

коммуникации и уровня значения — т.е. на плоскости социальной реальности и, конкретнее, ее коммуникативной сферы. Это означает, что онтология смысла с необходимостью является социальной, ибо рождение смысла невозможно представить без множественности коммуницирующих агентов.

3) Именно смысл-событие следует рассматривать в качестве фундаментального основания социокультурных трансформаций, а смысл-значение — в качестве механизма сохранения памяти о смысле-событии. Однако этот механизм не срабатывает напрямую: значение не содержит в себе смысл-событие, как в скорлупе, и смысл не извлекается из значения. Значение изначально навязывает свое содержание, раскраивая реальность определенным образом и экзистенциально обессмысливая ее, делая из реальности пространство, в котором ничего не происходит. Но именно в таком виде уровень значения необходим для того, чтобы на его фоне мог явиться смысл в качестве чего-то иного, значение, скорее, отрицающего.

4) Нуждаясь в значении, смысл рождается в акте его трансцендирования, устремленного к нонсенсу, включая в себя, в конце концов, как значение, так и нонсенс, переживаемый как открытие особого мира поверхности. Подобное понимание смысла как события, ведущее свое начало от разработок М. Хайдеггера, находит свою поддержку в философских построениях «трансрепрезентативизма», к которым можно в той или иной мере отнести концепции Ж. Делёза, позднего М. Мерло-Понти, Х.-У. Гумбрехта, позднего Р.Ф. Анкерсмита и др. Открываемый по ту сторону репрезентации мир поверхности характеризуется тем, что разделение на означающее и означаемое, на знак и скрывающуюся за ним глубину в нем оказывается преодоленным. Среди модусов переживания мира поверхности необходимо указать на присутствие, эстетическое приятие и возвышенный опыт.

5) Ключевым феноменом социально-коммуникативной сферы,

открывающим участникам коммуникации путь к смыслу, следует считать

непонимание (дискоммуникацию). В противовес пониманию, представляющему

собой эффект значения, цель которого состоит, прежде всего, в натурализации

значения и укоренении в нем участников коммуникации, непонимание (как провал

естественной установки интерпретации и сбой уровня значения) открывает возможность иного способа соотношения с alter ego, а следом и иное восприятие мира вообще, недоступное семиологическому видению. В то же время, нельзя недооценивать и роль понимания, выступающего в качестве притягательного аттрактора и гарантирующего само наличие актов коммуникации.

6) Смысл характеризуется расколом и колебанием между репрезентациями и нонсенсом. Это означает, что событие смысла невозможно помыслить в качестве принадлежащего структурам, но он может быть понят как опыт, переживаемый человеком (Присутствием). В то же время, этот опыт есть опыт самого Бытия, конституированного по принципу дизъюнктивного синтеза: прочерчивая «складку Бытия», он «онтологически соучаствует в могуществе Единого»1.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Диссертация представляет интерес для социальных философов, онтологов и других гуманитарных исследователей, занимающихся проблемами смысла, значения и коммуникации. Материал диссертации позволяет углубить представления об уровнях и компонентах коммуникативных практик, оценить роль коммуникации в конституировании социальной реальности в целом. В работе осуществлено подключение к социально-философскому рассмотрению эстетической проблематики, обуславливаемое самим устройством социума как выказанности субъектов коммуникации друг другу, проанализирована роль эстетического приятия в коммуникации и смысле. С практической точки зрения, результаты работы могут быть учтены при организации самого разного рода коммуникативных практик — личного общения, семинаров, собраний, переговоров, а также при анализе текстов и прочих феноменов, имплицирующих значение и возможность смысла. Содержание и выводы диссертации могут быть использованы в педагогических целях, при разработке и преподавании общего курса философии, курсов по социальной философии, философской антропологии, социальной психологии, эстетике и другим гуманитарным дисциплинам.

1 Бадью, Ален. Делез. Шум бытия. М., 2004. С. 119.

Апробация диссертации. Основные идеи и результаты диссертационного исследования обсуждались на кафедре социальной философии и философии истории философского факультета СПбГУ, были использованы в докладах на научных конференциях «Вкус и стиль в философии» (2008), «Дни петербургской философии» (2009), «Горизонты социальной метафизики» (2010), «Арт-мир: границы искусства в условиях современности» (2011) и др., тематизированы в рамках педагогической практики, а также отражены в ряде публикаций.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, каждая из которых подразделена на четыре параграфа, заключения и списка используемой литературы.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, рассматривается степень разработанности темы, формулируются цели и задачи работы, определяются ее объект и предмет, указывается новизна, а также теоретическая и практическая значимость диссертации.

В первой главе «Смысл и значение: феноменология сближения» рассматривается вариант раскрытия социальной онтологии смысла на основе понимания смысла как принципа коммуникации человека с реальностью, как механизма бытия-в-мире и демонстрации его социально-коммуникативных оснований. Последнее осуществляется через сближение смысла со значением, через демонстрацию его зависимости от языковых игр. Фактически смысл понимается здесь как та или иная репрезентация реальности, возникновение и существование которой немыслимо без уровня значения и коммуникативных практик. Подобный подход к пониманию смысла обладает существенным плюсом, позволившим ему занять прочные позиции в философском дискурсе и состоящим в его способности продемонстрировать и обосновать трансформативность смыслов и зависящую от нее изменчивость бытия-в-мире. В то же время, у такого подхода есть и недостаток: сближение смысла со значением наделяет его присущими значению характеристиками, смысл становится в один ряд с понятиями дискурса, текста. Абсорбция смысла значением закрепляет представление о том, что, обладая репрезентациями реальности, человек не может столкнуться с реальностью самой по себе, так что смысл не только не способствует выходу к ней, но, напротив, является механизмом ее замещения. Тем самым отменяется возможность различения среди множества значений события, не дающего «более верную», в сравнении с другими, репрезентацию реальности, но вырывающего за пределы репрезентативизма как такового. Соответственно, и осознание именно такого события в качестве принципиального источника изменчивости репрезентаций и — шире — социокультурных трансформаций остается для «парадигмы значения» недоступным.

В первом параграфе «Языковые игры и постановка вопроса о смысле» делается акцент на том, что подступ к раскрытию социально-коммуникативного понятия смысла в философии XX века осуществляется через постановку вопроса о коммуникации и возможности понимания. Коммуникативная сфера общества конститутивна по отношению к социальной реальности в целом, ибо именно здесь решается вопрос о ее облике, институтах, социальных нормах, именно здесь люди договариваются друг с другом и планируют свою дальнейшую жизнь. Но как возможно понимание в условиях, когда картезианская парадигма тождественности устройства сознаний коммуницирующих более не выглядит убедительной? Если понимание определить через коммуникацию смыслов и значений, тогда что представляет собой трансляция смысла и как она возможна? За ответом на эти вопросы обращаются к стихии языка и шире — языковым играм, т.е. значениям и связанным с ними действиям. Но такой ответ ведет к сближению смысла со значением и — в перспективе, подмене первого вторым, так что ответ на вопрос нельзя признать полностью удовлетворительным.

Эта двойственность становится заметной уже в трудах А. Шюца и Л. Витгенштейна. А. Шюц производит анализ препон на пути коммуникации, среди которых — неизбывность индивидуального опыта, обусловливающего проблематичность кодификации подразумеваемого смысла. Тем не менее, в социальной реальности господствует вера в возможность понимания, заставляющая людей раз за разом вступать в коммуникацию и составляющая ядро естественной установки интерпретации. Шюц подчеркивает, что эта вера находит свое основание в конкретных механизмах, а именно, в механизмах типичных ситуаций и мы-групп, обеспечивающих, как говорит Ю. Лотман, возможность «пересечения» участников коммуникации. Философское осмысление подобных механизмов осуществляет Л. Витгенштейн посредством концепта языковых игр, основным постулатом которого становится утверждение о невозможности индивидуального языка. Механизм языковых игр поддерживает основной модус интерпретации как узнавания. Однако вопрос о коммуникации между «неперескающимися частями» вступающих в коммуникацию агентов оказывается не только не проясненным, но ставится с еще большей остротой.

Во втором параграфе «Понимание смысла в философской герменевтике Ганса-Георга Гадамсра» проводится анализ философской герменевтики Г.-Г. Гадамера и ее сравнение с концепцией языковых игр Л. Витгенштейна. Построение Гадамера является классическим примером стремления к обоснованию возможности понимания и определения последнего через коммуникацию смыслов: «чудо понимания... заключается не в том, что души таинственно сообщаются между собой, а в том, что они причастны к общему для них смыслу»1. Одновременно ход размышлений Гадамера продолжает начатое Витгенштейном обоснование репрезентативизма — представления о невозможности столкновения человека с реальностью по ту сторону представлений в силу принципиально языкового характера восприятия и интерпретации. В качестве центрального положения герменевтики Гадамера, обосновывающего все ее тонкости, может быть назван тезис о диалектике единого и многого в языке. С одной стороны, подчеркивает Гадамер, язык принципиально существует как нечто множественное, как возможность различными способами сказать об одном и том же. С другой стороны, любой язык обладает одним и тем же свойством и устремлением — репрезентировать мир. Из второго положения вытекает, однако, что мир как таковой оказывается как раз нам не дан, но всегда предраскрывается и обрабатывается языком. Это означает, что человек живет в особом интерсубъективном мире с его обстоятельствами и делами, т.е., говоря в терминах И. Канта, всегда имеет дело с явлениями, и никогда с вещами самими по себе. Но то, о чем умолчал Кант, раскрывает Гадамер: речь идет о языковой природе того репрезентативного мира, который нам дан и о котором мы можем вести речь. Это, по Гадамеру, обеспечивает возможность понимания говорящих на разных языках, принадлежащих разным группам и культурам, ибо все языки сказываются об одном и том же мире и предраскрывают его одинаковым образом.

Именно на основе такого понимания двойственности языка Гадамер разворачивает свой проект философской герменевтики. Безусловно, ее можно аттестовать как более тонкую проработку проблематики понимания с включением

1 Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 73.

в нее неклассических представлений о невозможности позиции объективного наблюдателя, который всегда укоренен в конкретной традиции, о невозможности трансляции одних и тех же смыслов и о том, что процесс понимания всегда носит характер смыслопорождения. С этой точки зрения, Гадамер преуспевает в обосновании не только узнающего модуса интерпретации, но и понимания как долгого пути («приключения»), требующего от коммуниканта терпения и усилий, результатом которого становится трансформация репрезентаций. Однако в главном для нас Гадамер оказывается солидарен с А. Шюцем и Л. Витгенштейном: в основании коммуникации между людьми лежит уровень значения, так что смыслами, исходя из концепции Гадамера, следует назвать те новые значения, что рождаются в ходе попыток коммуникации и понимания, предпринимаемых людьми, и основанные на них репрезентации.

В третьем параграфе «Классика семиологического понимания смысла: Ролан Барт» продолжается рассмотрение единой линии мысли, выстраивающей социальную онтологию смысла через парадигму значения, однако на этот раз в центр внимания попадают авторы, основные труды которых не только хронологически следуют за работами Шюца, Витгенштейна и Гадамера, но и вопрос о смысле включают в себя не столько вследствие вопрошания о возможности понимания, сколько благодаря проводимому в них анализу отношения человека с реальностью вообще, а также критическим исследованиям мифов и идеологий общества. Философия Р. Барта проанализирована в ее развитии, лейтмотивом которого становится демонстрация роли значения в конституировании человеческой реальности. Ранний Барт, разоблачающий мифологии повседневности, выводит формулу, в соответствии с которой абсолютно все может быть произвольно наделено значением, тогда как в поздних работах Барта этот тезис абсолютизируется: все и есть значение. Все есть Текст — сеть отсылок, реминисценций, чужих пропозиций и мыслей, и именно из этой сети соткан тот интерсубъективный мир, в котором мы живем. Более того, этот мир оказывается принципиально множественным и находящимся в состоянии постоянного становления, трансформации. При этом, развивая семиологический подход в соответствии с перспективой, заданной Ф. де Соссюром, Барт понимает

значение через различия и до концептуальной неразличимости сближает значение со смыслом. Среди главных черт значения Барт называет его способность к натурализации, к действию по принципу алиби, для чего изобретается идея денотации. На самом деле, по Барту, существуют лишь коннотативные смыслы, и принципиальными являются вовсе не отношения между означающими и означаемыми, а отношения означающих между собой, которые и задают игру значения в ходе коммуникации. Главным следствием подобного положения дел, которое можно обозначить как торжество уровня значения, становится проблематизация критерия истины.

Анализ философии Барта демонстрирует ее принадлежность мыслительной линии «дискурсивизма», в котором смысл и значение начинают мыслиться синонимично, где понятие смысла утрачивает экзистенциальное измерение и где социальная онтология смысла и онтология социального совпадают.

В четвертом параграфе «Торжество уровня значения и его готовность к исчезновению: Жан Бодрийяр» анализируется рассмотрение уровня значения в философии Ж. Бодрийяра, центральным понятием которой является понятие симуляции. Бодрийяра можно охарактеризовать в качестве продолжателя стратегии Барта и — шире — всей линии мысли, сближающей смысл и значение. Бодрийяр показывает, что даже такие, казалось бы, простые и материальные феномены, как предмет, тело, человек и т.д., носят характер смысла и, следовательно, могут быть поняты совершенно по-разному. Анализ значения у Бодрийяра приводит, однако, к двойственным выводам. С одной стороны, попытки что-то ему противопоставить в лице символического обмена, в итоге, подводят к отсутствию реального выхода за его пределы, кроме прямой физической смерти. Это подтверждает тезис о тотальности уровня значения, сформулированный в зрелых трудах Барта. С другой стороны, главной чертой значения Бодрийяр считает его симулятивность, что предполагает не только исчезновение референции, т.е. какой-либо связи означающих с означаемым, но и исчезновение связей внутри самого парадигматического уровня языка. Это положение ведет к подозрению о коммуникации как о пустом и бессмысленном акте: не только ни о чем (в смысле реальности), но и ничего (в отношении смысла

и значения) не сообщается в акте коммуникации. Исчезновение не только реальности и замена его симулятивным уровнем значения, но и исчезновение самого значения и, соответственно, смысла становится темой размышления в трудах Бодрийяра. Утверждая свое могущество, уровень значения освобождается не только от необходимости сообщать что-либо о гипотетической незнаковой реальности, но и от внутренних связей между знаками, что приводит к мысли о готовности к исчезновению самого уровня значения, ибо он оказывается пустой и ничем не обремененной оболочкой, поверхностью без глубины. Учитывая, что философия Бодрийяра, в целом, наследует Барту подход к определению смысла через значение, можно утверждать, что Бодрийяровский «дискурсивизм» ведет к представлению о бессмысленном смысле.

Посредством анализа концепции Бодрийяра завершается феноменология сближения смысла со значением, а вместе с ней и анализ проводимого через подобный ход варианта социальной онтологии смысла. На основе анализа становятся очевидны минусы подобного подхода, главный из которых состоит в редукции смысла к значению, закрывающей возможность онтологического определения смысла как события, в котором возможно столкновение с Бытием по ту сторону репрезентаций. В то же время, в своем постструктурализме Бодрийяр оказывается принципиально отличен от своих предшественников: осуществляемая в его работах демонстрация симулятивного характера глубины открывает возможность более детального исследования мира поверхности — мира, который появляется там, где уровень значения отступает. Тезис о существовании мира поверхности, к которому мы подходим через понятие симуляции, с этой точки зрения, может быть рассмотрен как продолжение поисков, которые посредством концепта символического обмена вел сам Бодрийяр. На примере Бодрийяра удается проследить, как в постструктурализме начинает осуществляться поиск возможности трансрепрезентативизма, каковая в рамках классического структурализма отрицалась.

Во второй главе «Смысл и поверхность: транссемиологическое понимание смысла и вхождение в событие смысла агентов коммункации» осуществляется проработка альтернативного рассмотренному в первой главе варианта социальной

онтологии смысла. Предлагаемый вариант базируется на обновленном понимании содержания смысла и не полностью противостоит исходному варианту, исполняемому через парадигму значения, но вбирает его в себя.

Новый вариант понимания смысла опирается на ряд трансрепрезентативных философских построений, предполагающих возможность выхода за пределы уровня значения, и, прежде всего, на трансрепрезентативное представление о смысле у Ж. Делёза, сближающего смысл с нонсенсом, а также на понимание смысла у М. Хайдеггера как возможности Присутствия быть иным, как точке открытия Присутствием своей свободы, т.е. как выпад Присутствия из мира налично сущего в мир свободы. В этом случае смысл может быть понят как стоящий в формальной зависимости от уровня значения, предполагая наличие последнего для своего рождения, но содержательно он должен быть осмыслен как сочетание несочетаемого, как сжатие в едином событии уровня значения и нонсенса. В главе подчеркивается, что такое столкновение с нонсенсом, входящее в состав смысла, не представляет собой столкновение с Ничто, но, скорее, с Нечто — особым миром, который может быть назван миром поверхности, обладающим своими красками и очарованием. Для рождения смыла, включающего транссемиологический мир поверхности, принципиальными оказываются конкретные практики коммуникации, которые приводят к дискоммуникации и непониманию, ибо в ходе коммуникации участники не только обмениваются друг с другом значениями и схемами поведения, но одновременно и деконструируют их.

В первом параграфе «Смысл и нонсенс», базирующемся на анализе работ М. Хайдеггера «Что зовется мышлением?» и Ж. Делёза «Логика смысла» и «Различие и повторение», во-первых, осуществляется критика и демонстрация недостаточности мышления как представления, лишь набрасывающего те или иные образы мира, и, во вторых, обосновывается необходимость включения в содержание смысла, помимо уровня значения, компонента нонсенса, вступающего со значением в противоречие. Именно за счет удержания в себе противоречия смысл наделяется экзистенциальной силой, неведомой на одном лишь уровне значения.

Концепция Делёза предполагает рассмотрение Бытия как с точки зрения многого, так и с точки зрения единого. В мире многого господствуют симулякры, рождение и раскройка которых осуществляется посредством уровня значения. Однако по ту сторону значения и рождаемых им симулякров, по Делёзу, находится Вечное возвращение Божественного броска кости, чистый акт различия. С одной стороны, этот чистый акт различия не может проявить себя без симулякров и использует их как материал для своего появления, с другой стороны, симулякры, не будучи самодостаточными, находятся у него в подчинении. Если посмотреть на чистый акт различия с позиции симулякров, то он предстанет как нонсенс, однако изнутри него самого он есть единственно существующий смысл, совпадающий с самим Бытием. Таким образом, по Делёзу, смысл, хотя и нуждается в уровне значения для своего проявления, никоим образом к нему не сводится.

Еще один принципиальный тезис Делёза провозглашает «равенство» Бытия, предполагающее моделирование Бытия в качестве линии или поверхности, где отдельные его составляющие — симулякры — не оказывают друг на друга никакого влияния и не взаимопроникают друг в друга. Уровень самого Бытия, уровень Смысла — это уровень не-взаимоотношения, дискоммуникации, ибо любое взаимодействие устанавливает иерархию и нарушает однозначность, т.е. равноправное причастие всех множественностей Бытию. Следовательно, распадение Бытия на многое осуществляется по принципу, исключающему взаимоотношение — Делёз называет такой принцип дизъюнктивным синтезом.

Но важнейшие языковые игры уровня значения заставляют верить в каузальные связи, иерархию и взаимовлияние, склоняют к представлению о скрытой взаимосвязи всего сущего. Как же покинуть точку зрения симулякров и занять позицию нонсенса? Сам Делёз связывает возможность прикосновения к нонсенсу, прежде всего, с преодолением уровня значения посредством тщательно проводимой по отношению к нему критики, которую он неустанно осуществляет в своих трудах, а также с обращением к методу интуиции, что не объясняет возможность причастности смыслу каждого человека. Однако наработки Делёза подготавливают почву для демонстрации социально-коммуникативного характера смысла, ибо, если смысл раскрывается в не-взаимоотношении, непонимании,

дискоммуникации, то вхождение в реальность смысла может быть осуществлено через приходящую к своему краху коммуникацию. В самом деле, местом рождения смысла следует постановить коммуникативную сферу общества, т.к. к дискоммуникации, не-взаимоотношению можно прикоснуться не иначе как через попытки взаимодействия между полноправными участниками коммуникации. Нонсенса нет в отношении («общении») человека с миром, поскольку он молчит в ответ, какие бы концептуальные схемы мы на него ни набрасывали. Нонсенс рождается только тогда, когда все уже, казалось бы, подготовлено для понимания — но именно здесь, в ходе набрасывания слов, значений, в ходе использования всего того, что должно было бы навести мосты, вдруг неожиданно разверзается пропасть, a alter ego впервые предстает таким, как есть — как радикально другой и необъяснимый, взламывающий не только расхожие репрезентации, но и репрезентативизм как таковой. Таким образом, для рождения смысла необходимы уровень значения и коммуникативная практика, ведущая к нонсенсу т.е. реальное, практическое применение уровня значения, отличающее его от того образа, который рисует о нем теория — от чего-то герметичного и тотального. Это согласуется с мыслью Делёза, в соответствии с которой смысл-нонсенс нуждается в симулякрах как материале для своего проявления: именно на фоне использования уровня значения, который, как утверждали Витгенштейн и Гадамер, должен обеспечивать возможность понимания, агенты коммуникации раз за разом сталкиваются с непониманием друг друга, a alter ego предстает как неожиданно выросшая и непробиваемая стена.

Второй параграф «Смысл и плоть» призван развить тему невзаимоотношения и поставленности значения на службу смыслу. Первичное прикосновение к смыслу осуществляется в любом акте коммуникации, протекающей при помощи значения, — но вовсе не благодаря тому, что в этом акте вырабатываются новые точки зрения на мир, пропозиции и репрезентации реальности, а благодаря тому, что в ходе набрасывания таких пропозиций и репрезентаций участники коммуникации обращаются друг к другу, заверяя тем самым собственное бытие. За завесой симулякров М. Мерло-Понти, предлагающий, наряду с Делёзом, свой вариант трансрепрезентативизма,

обнаруживает единое основание Бытия — плоть, представляющую собой универсум поверхностных прикосновений, а не взаимопроникновений. С этой точки зрения, разговор с использованием языка является разновидностью прикосновений, усиливаемых за счет усвоенных каждым агентом коммуникации механизмов интерпретации. Это значит, что вся игра коммуникации, понимания, непонимания и рождения новых значений не самодостаточна, но в своей содержательности носит формальный характер, представляя собой фон, на котором может проступить нонсенс. Исследования Мерло-Понти позволяют выдвинуть тезис о том, что столкновение с Бытием — это всегда столкновение с плотью, телом, оттеняемое на фоне попыток концептуального схватывания реальности.

Третий параграф «Смысл и эстетическое приятие» посвящен демонстрации того, что дискоммуникация и столкновение с нонсенсом в лице alter ego не носит исключительно характер травматического выпадения из мира значения, за которым ничего нет, но, скорее, сулит агентам коммуникации открытие особого измерения, которое может быть названо миром поверхности. Это связано с тем, что модус стандартного знакового мышления, раскраивающего мир в соответствии с дихотомией значение — глубина, проваливается и выносится интерпретацией за скобки. Коммуникация срабатывает для рождения дискоммуникации, заверяющей прикосновение к нонсенсу как устройству Бытия и тем самым переключающей интерпретацию в режим эпохе. Однако в этой ситуации впервые открывается движение феноменов во всем его многообразии и красках, ибо до этого восприятие феноменов было строго канализировано стандартными схемами интерпретации: именно здесь происходит столкновение с Другим. Мир поверхности есть мир невиданного содержания и красок, недоступный узнающему модусу интерпретации. Его можно уподобить абстрактной картине, присутствие и игра красок которой необъяснимы, так что их остается лишь созерцать и любоваться ими. Зритель не может объяснить присутствие тех или иных красок на холсте, ибо на полотне не осталось ничего, что можно было бы узнать — оно вынесло уровень значения за скобки, оставив лишь поверхность цвета. Но не будучи скреплены каким-либо объяснением или

причиной, краски в абстрактной живописи абсолютно свободны. Так же и мир поверхности, мир Другого, открываемый дискоммуникацией в ходе коммуникации с другим, есть мир вхождения в поток свободных событий, где остается лишь «быть достойными того, что с нами происходит» (Делёз), тогда как стандартный режим интерпретации заставляет иметь дело лишь с миром, конституированным значением.

Совершив акт эпохе и оказавшись посреди свободно льющегося потока феноменов, предстающих здесь в квазиноуменальной наготе, интерпретация переходит в особый режим, который можно назвать эстетическим приятием. Однако возможно и обратное: произвольный переход интерпретации в режим эстетического приятия открывает мир поверхности и дизъюнктивного синтеза.

Четвертый параграф «Присутствие и возвышенный опыт как модусы переживания нонсенса» призван продолжить характеристику мира поверхности и той содержательности, что выступает в противовес конституированному значением миру. Анализируются концепции современных авторов X.-У. Гумбрехта и Ф.Р. Анкерсмита.

Стремление Гумбрехта, разрабатывающего свой вариант трансрепрезентативизма, состоит в том, чтобы выработать понятия, позволяющие говорить о том, «что есть в нашей жизни абсолютно не-понятийного»1. В результате центральным в его концепции становится понятие присутствия. Оно представляет собой особое ощущение «бытия-заодно с вещественным миром», носящее эпифанический характер, что означает, что его появления, равно как и исчезновения, непредсказуемы, ибо находятся по ту сторону значения. Мир поверхности, таким образом, населен присутствием и эпифанией. Одновременно Гумбрехт говорит о неразрешимости конфликта между значением и присутствием, что полностью согласуется с нашим тезисом о принципиальном противоречии между значением и нонсенсом.

Анкерсмит обращает внимание на тот же конфликт, называя его конфликтом между репрезентацией и опытом. По Анкерсмиту, дело состоит не в

1 Гумбрехт Х.У. Производство присутствия: Чего не может передать значение. М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 140.

том, чтобы примирить его, как это попытался сделать Гадамер, но, напротив, в том, чтобы высветить его в полном объеме и проанализировать его содержание. В результате голландский исследователь приходит к реактуализации понятия возвышенного, восходящего к эстетике Э. Бёрка и И. Канта. Используя наработки Анкерсмита, можно утверждать, что столкновение с нонсенсом в присутствии уровня значения включает в свой состав опыт возвышенного как сочетания страха и завороженности перед открывшимся миром поверхности, пришедшим в движение и не умещающимся более в упаковку значения, гарантировавшую безопасность контакта с феноменами. Однако в этом случае в движение приводится не только универсум феноменов, но и само Присутствие, чьи наличные саморепрезентации отбрасываются в прошлое, благодаря чему оно оказывается в мире без точек опоры. Именно возможность такого выхода по ту сторону значения, характерного для смысла, становится основанием для смены репрезентаций, обуславливающей динамику социальных трансформаций.

В заключении подводятся итоги проделанной работы, формулируются основные выводы и намечаются пути дальнейшего изучения поставленных в диссертации вопросов. Исследования философов XX века продемонстрировали дискурсивный характер взаимоотношения человека с окружающей его реальностью, построенного по принципу репрезентаций. Эта дискурсивность социальна: она рождается в процессах, протекающих в коммуникативной сфере общества, закрепляя себя в институтах, нормах, стандартных схемах интерпретации. Значимость укорененности восприятия и интерпретации в языковых играх трудно переоценить: мы каждый раз обнаруживаем себя в (пред)истолкованной реальности и всегда начинаем рассуждения о мире, уже находясь в определенной его репрезентации. В то же время, подобное положение вещей не означает невозможности выхода за пределы репрезентаций. Напротив, акт трансцендирования репрезентативизма является принципиальным событием, определяющим состоятельность человеческой личности и одновременно обосновывающим множественность, непрочность и изменчивость самих репрезентаций. Пропозиции М. Хайдеггера и Ж. Делёза подводят к тому, что именно такой акт, рождающийся в ходе мышления, едва ли не противоположного

тому мышлению «последнего человека», которое состоит в набрасывании репрезентаций, приближает человека к смыслу. Понятый как сжатие в едином событии значения и нонсенса, смысл наделяется экзистенциально-онтологическим статусом, ибо именует событие выхода за пределы репрезентативизма и столкновения с самим Бытием. Изначальная укорененность человека в значении, однако, определяет характер подобного столкновения: в условиях внезапного отступления значения оно переживается как нонсенс, так что на первый план выходят эффекты тела, контакт со свободным потоком феноменов. Именно такая «материальность» явления нонсенса определяет принципиальные модусы его переживания — присутствие, эстетическое приятие и возвышенный опыт. Та же укорененность человека в значении и репрезентациях обусловливает социально-коммуникативный характер возникновения нонсенса, коль скоро принципиальным исходом коммуникативных практик становится не только понимание, но и непонимание. Именно последнее гарантирует возможность вхождения в событие смысла любому члену социума, способному к коммуникации, и совпадение посредством давшей сбой интерпретации с устройством Бытия по принципу невзаимоотношения, прикосновения поверхностей без взаимопроникновения, с тем, что Делёз назвал дизъюнктивным синтезом. Вторжение дизъюнктивного синтеза отбрасывает имевшие место к моменту события смысла репрезентации в прошлое, обусловливая динамичность социальной реальности, культурно-исторические разломы и смену эпох. Именно событие смысла старит, делает неудовлетворительными репрезентации, до него принадлежавшие к разряду само собой разумеющегося, вызывая к жизни социальный поиск, борьбу за переустройство социальной реальности. Именно смысл следует полагать онтологическим основанием политического.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

В научных журналах, рекомендованных ВАК РФ:

1. Смысл по ту сторону значения // Вестник Ленинградского государственного университета им. A.C. Пушкина, №1, Т.2, 2011. 0.5. п.л. С. 117125.

2. Смысл и присутствие // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Философские науки». №2,2011. 0.4 п.л. С. 62-67.

3. Эпохе интерпретации и трансформация смысла // Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2011. Вып. 4. 0.4. п.л. С. 30-33.

В прочих научных журналах:

4. Проблема институционализации в свете энергийного понимания природы личности // Vita Cogitans, 2008, №6. 0, 5 п.л. С. 63-69.

5. Творчество и смысл в процессе коммуникации // Человек как творец и творение культуры: Сб. статей. — СПб, 2009. 0,5 п.л. С. 352-361.

6. Эстетика дискурса и коммуникация смысла // Человек в современном социуме: научный поиск молодых. Йошкар-Ола, 2010. 0.2 п.л. С. 26-30.

Подписано в печать 15.03.12 Формат 60х84'/16 Цифровая Печ. л. 1.62 Уч.-изд.л. 1.62 Тираж 100 Заказ 09/03 печать

Отпечатано в типографии «Фалкон Принт» (197101, г. Санкт-Петербург, ул. Большая Пушкарская, д. 54, офис 2)

Текст диссертации на тему "Социальная онтология смысла"

61 12-9/469

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

на правах рукописи

Рыбаков Всеволод Вячеславович

Социальная онтология смысла

Специальность 09.00.11 — социальная философия

Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук

Научный руководитель кандидат философских наук, доцент Краснухина Е.К.

Санкт-Петербург 2012

Содержание:

Введение.............................................................................3

Глава 1. Смысл и значение: феноменология сближения.................18

§1. Языковые игры и постановка вопроса о смысле.......................18

§2. Понимание смысла в философской герменевтике

Ганса-Георга Гадамера..........................................................37

§3. Классика семиологического понимания смысла: Ролан Барт......51

§4. Торжество уровня значения и его готовность к исчезновению: Жан Бодрийяр......................................................................63

Глава 2. Смысл и поверхность: транссемиологическое понимание смысла и вхождение в событие смысла агентов коммуникации.................79

§1. Смысл и нонсенс.............................................................79

§2. Смысл и плоть...............................................................117

§3. Смысл и эстетическое приятие..........................................131

§4. Присутствие и возвышенный опыт как модусы

переживания нонсенса..........................................................140

Заключение.....................................................................150

Список литературы...........................................................156

Введение

Среди многочисленных определений смысла и подходов к нему, разработанных в гуманитарных науках, мы хотели бы ориентироваться на те, которые в наибольшей степени отвечают задачам философского исследования и понимают смысл онтологически, соотнося его с бытием. В связи с этим мы остановимся, прежде всего, на том определении смысла, которое прочно закрепляется на философской сцене лишь к началу XX века в качестве своеобразного ответа на осуществленную рядом философов второй половины XIX в. - первой четверти XX в. (мы имеем в виду, прежде всего, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона, 3. Фрейда) критику классического стиля философствования, обращенного к рациональному. Смысл здесь становится основой выхода на новый уровень рационалистически ориентированных философских построений, предлагая свой вариант ответа на вопрос о соотношении человека с миром и о понимании человеком самого себя. Философия Э. Гуссерля, стремящаяся реализовать идеал строгой науки, оперирует понятием смысла, демонстрируя смысловой характер данной человеку реальности. Одновременно понимание интерсубъективного характера этой реальности направляет философский поиск в сторону подведения смысла под категории языка и значения, разрабатываемые семиологией и философией языка. В результате «лингвистического поворота» категории истины, ценности, значимости ставятся в зависимость от социального взаимодействия.

Однако в тени понимания смысла через значение оказалась другая трактовка смысла, возможность которой наметил М. Хайдеггер словами

«Лишь присутствие может быть... осмысленно или бессмысленно» [157, с. 151], переводя затем разговор к теме заброшенности человека в мир и возможности открытия в этих условиях Бытия - того, о чем забыл не только человек в своей повседневности, но и, как настаивает Хайдеггер, европейская метафизика. Введение к трактату «Что такое метафизика?» может быть прочитано таким образом, что в нем обнаруживается определение смысла как области, в которой Бытие должно явить себя «как оно само в его непотаенно-сти» [158, с. 33]. Однако в первый период своего творчества главным механизмом возвращения Присутствия Бытию Хайдеггер постулирует ужас, не проясняя до конца закономерностей его возникновения, а в поздних трудах, противопоставляя слово понятию, Хайдеггер дает, скорее, отрицательный ответ на вопрос о производстве смысла, отдавая возможность открытия последнего на откуп тонкой деятельности философа-герменевта.

Таким образом, в XX веке были намечены две принципиальные парадигмы смысла, дающие ему онтологическое определение: смысл-значение как механизм конституирования и обустройства человеческого бытия-в-мире, раскройки повседневной реальности (проработана в большей мере), и смысл-событие как экзистенциальный опыт выхода за пределы повседневности и прикосновения к Бытию (скорее лишь намечена, нежели детально проработана). Очевидно, что эти две стратегии находятся друг с другом в исходном противоречии, ибо одна из них погружает человека в глубины бытия-в-мире, множественность которого обусловливается возможностями интерпретации и изменчивостью значений-смыслов, тогда как вторая тщится вывести человека из погруженности в мир, раскалывая структуру бытия-в-мире на «дикую» реальность саму по себе, механизмы интерпретации, предстающие здесь как внешний и доступный для наблюдения объект, и оставшееся наедине с самим собой без точек опоры Присутствие.

С точки зрения методологии философского анализа, более перспективным оказался первый вариант понимания смысла (через значение и как

значения), подводящий необходимую базу под механизмы философской интерпретации, свободной от требований предвечных ценностей и истины, каковую наметил еще Ф. Ницше. Именно понимание смысла как значения описывает современное состояние гуманитарных наук в целом. Однако в рамках такого подхода своеобычное содержание понятия смысла оказывается нераскрытым. Типичные указания на то, что значение есть «социально кодифицированная форма общественного опыта» [91, с. 375], тогда как смысл есть индивидуальная и с трудом кодифицируемая интерпретация значения, лишь подчеркивают то, что смысл здесь мыслится как нечто зависимое или производное от значения.

Более того, понимание смысла как события изнутри «парадигмы значения» оказывается в принципе невозможным, ибо любой феномен, претендующий на выход за пределы уровня значения, аттестуется здесь как производный от языковых игр эффект и ставится под сомнение в качестве либо намеренной идеологии, либо наивного предрассудка. Таким образом, более пристальный взгляд к стратегии понимания смысла через значение обнаруживает, что для смысла здесь в принципе не находится места, в особенности для того понимания смысла, перспективы которому набросал Хайдеггер, призывая в своих поздних работах к преодолению репрезентативного мышления. Следовательно, и тот вариант социальной онтологии смысла, который может быть «собран» на базе парадигмы значения, удовлетворил бы нас лишь в том случае, если бы мы ограничились лишь пониманием смысла через значение.

Таким образом, актуальность данного диссертационного исследования обусловлена, прежде всего, непроясненностью своеобычного содержания понятия смысла и механизмов его «раскристаллизовывания» в контексте социально-коммуникативной сферы, фактическим отождествлением в современном философском дискурсе понятий смысла и значения, ведущим к представлению о принципиальной конституированности реальности средствами

значения и о невозможности выхода за пределы последнего, а также слишком однобоким рассмотрением социальной коммуникации как обмена значениями. С этой точки зрения, представление о «мире, светящемся смыслом», подразумевающем присутствие смысла в каждом социальном институте и каждой языковой игре, девальвирует само понятие смысла.

Более того, понимание смысла через парадигму значения оставляет без ответа целый ряд социальных вопросов. К примеру, отнюдь не в полной мере разъясняются причины того, почему, вопреки постулируемой наполненности мира смыслами, люди зачастую испытывают их нехватку, ищут их, порой мучительно, так что именно подобный поиск характеризует человека с его существенной стороны. Одновременно без ответа остается вопрос, почему усвоение человеком определенного смысла или смыслов, их понимание отнюдь не всегда ведет к извлечению выводов и изменению жизни. Когда смысл воспринимается как ни к чему не обязывающая информация, а когда становится экзистенциальным потрясением, переворачивающим жизнь и открывающим в ней новый этап, изнутри «парадигмы значения» не объясняется. Однородность и герметичность значения также с трудом объясняет наличие в ткани социальной реальности разрывов, неожиданно вторгающихся в размеренную жизнь потрясений, скачкообразной смены исторических эпох.

Таким образом, экзистенциально-онтологическая аналитика Хайдег-гера, а также некоторые философские концепции, в существенных аспектах продолжающие его изыскания (в частности, философия Ж. Делёза), заставляют нас обратиться ко второй из двух обозначенных выше стратегий онтологического рассмотрения смысла и осуществить ее проработку, тем более, что до сих пор она представляла собой, скорее, лишь проект. Тенденции ряда современных философов «свидетельствовать о том, что есть в нашей жизни абсолютно не-понятийного» [54, с. 140], идя вразрез с основным постулатом «дискурсивизма» и полагая возможным контакт с реальностью по ту сторону значения (Ж.-Л. Нанси, Х.-У. Гумбрехт, Ф.Р. Анкерсмит, С. Ли-

шаев и др.), заверяют собой наличие в современных гуманитарных науках желания сделать шаг вперед по отношению к тому состоянию, в котором философия оказалась благодаря твердой поступи репрезентативизма. Названные исследователи проливают свет не только на то, что выход за пределы значения возможен, но и подготавливают почву для понимания смысла именно как события, в котором осуществляется подобный выход, что, в свою очередь, заставляет заново оценить роль и содержание коммуникативных практик.

Исходя из вышесказанного, представляется актуальным реконструировать на базе парадигмы значения и критически проанализировать вариант социальной онтологии смысла с целью разведения смысла и значения и соотнесения представлений о смысле как о событии, рождающемся в ходе коммуникативных практик, с онтологическим пониманием смысла, данным М. Хайдеггером и Ж. Делезом. Необходимо показать, как парадигма понимания смысла через значение может быть встроена в новую онтологию события смысла с сохранением особости как смысла-значения, так и смысла-события, а также продемонстрировать, почему такая онтология является с необходимостью социальной, указывая, с одной стороны, на конститутивную по отношению к событию смысла роль уровня значения и коммуникативных практик, а, с другой стороны, раскрывая конститутивность самого события смысла по отношению к социальной реальности в ее динамике.

Степень разработанности проблемы.

возникший еще в эпоху раннего эллинизма стоицизм. Средневековые представления об универсалиях, а также проблематика идей и сущностей, восторжествовавшая в классический период философии, могут быть рассмотрены как этап исследования реальности смысла. Наиболее ранней дисциплиной, непосредственно подступавшейся к теме смысла, по праву может быть названа герменевтика. Исследуя тему толкования и понимания, проблемы смысла касались Ф. Шлейермахер [163], В. Дильтей [65], Г. Риккерт [123].

Однако появление смысла как самостоятельного онтологического понятия на авансцене философских рассмотрений состоялось лишь к началу XX века на волне поиска новых концептов, отвечающих состоянию преодоления классических метафизических установок. Это обстоятельство дает основания утверждать, что смысл является сравнительно молодым понятием, чей потенциал далек от исчерпания.

Следует уточнить, что после всплеска «иррациональных» течений, составивших прослойку, отделившую классическую философию от современной, одним из стремлений философии стало переосмысление возможностей рационального, и именно в рамках такого стремления, прежде всего, и было актуализировано понятие смысла. Принципиальной стала актуализация понятия смысла в феноменологическом проекте Э. Гуссерля [58], чьим персонажем становится трансцендентальное ego. Философия Гуссерля подготовила почву для фундаментального постулата о данности человеку реальности через смыслы, или о том, что та реальность, с которой имеет дело человек, есть смысловая реальность.

Среди работ крупных философов XX века, так или иначе касавшихся проблематики смысла, можно назвать работы М. Вебера [42], Г. Зиммеля [71], М. Хайдеггера [157], Ж.-П. Сартра [128], М. Бубера [39], Ч. Пирса [118], Дж. Серля [8], П. Бергера [29], Т. Лукмана [29], Э. Бенвениста [28], М. Фуко [155], П. Рикера [122], Ж. Лакана [86], Ж. Делёза [61], Ж. Деррида [64], М. Бланшо [32], У. Эко [168], Ю. Кристеву [85], Ж.-Ф. Лиотара [92], Ю. Хабер-

маса [156]. У авторов, таких, как А. Шюц [166], JI. Витгенштейн [45, 46], К.-О. Апель [13], П. Уинч [146], Г.-Г. Гадамер [50], Р. Барт [18, 19, 20], Ж. Бод-рийяр [33, 34] и др. исследования понятия смысла осуществлялись на базе социально-философского подхода, позволившего сконцентрировать внимание одновременно и на общеонтологических вопросах, и на конкретных проблемах социальной коммуникации и понимания. Как правило, смысл здесь рассматривается в тесной связи со значением, концептуализированным в лингвистике и философии языка. Подобные рассмотрения смысла вращаются вокруг тезиса о том, что человеческое мышление определяется структурами языка, которые сами по себе носят по отношению к человеческой воле независимый характер, а также понимания того, что местом бытийствования структур языка следует считать сферу социальной коммуникации. В русской философии феномен смысла стал предметом внимания в работах таких ученых, как B.C. Соловьев [136], И.О. Лосский [96], П.А. Флоренский [150], Г.Г. Шпет [165], А.Ф. Лосев [95], М.М. Бахтин [24], Г.П. Щедровицкий [167], М.К. Мамардашвили [101], Ю.М. Лотман [97], М.К. Петров [117], В.В. Биби-хин [31], М.С. Каган [79], С.С. Гусев [56], Б.В. Марков [104], Безлепкин Н.И. [25], Шиповалова Л.В. [162], Г.Л. Тульчинский [144] и др.

Следует отметить, что многогранность смысла обусловила необходимость подступа к нему каждый раз с тех или иных позиций. К примеру, с позиций логического анализа смысл был проанализирован в трудах Г. Фреге [154], К. Льюиса [99], Л. Витгенштейна [45], в рамках лингвистической проблематики - в текстах Ф. де Соссюра [137], Р. Барта [20], Н.С. Трубецкого [143], Р.О. Якобсона [170], В.А. Михайлова [107], A.A. Уфимцева [147], Ю.С. Степанова [138], В.Н. Топорова [141]. К понятию смысла обращались известные психологи, такие как Л.С. Выготский [48], С.Л. Рубинштейн [124], В. Франки [153], А.Н. Леонтьев [90], A.A. Леонтьев [89], Д.А. Леонтьев [91], В.П. Зинченко [72], Б.С. Братусь [35], А.Ю. Агафонов [10]. Культурологический подход к смыслу представили работы Д.В. Сергеева [132], Ю.В. Бром-

лея [37], Э.С. Маркаряна [103], СЛ. Арутюнова [15], В.А. Тишкова [139], А.Я. Гуревича [55], В.А. Конева [81], Т.М. Лежниной [87], а педагогический - Е.Г. Беляковой [27], А.Ф. Закировой [69], A.A. Вербицкой [43], А.Г. Асмо-лова [16], И.В. Абакумовой [9], С.Л. Братченко [36], В.И. Слободчикова [135] и др.

Осознание интерсубъективного характера смыслов ознаменовало широкомасштабное сближение понятий смысла и значения, что привело к мыслительной стратегии, которую можно назвать «конструктивизмом» (или «дискурсивизмом») и которая держит под подозрением возможность соотнесения человека с (гипотетической) трансдискурсивной реальностью, а главной задачей гуманитарных практик полагает толкование. Основной недостаток подобной стратегии состоит в том, что в ней теряется своеобычное экзистенциальное содержание смысла по отношению к значению. В то же время, именно она является тем, что с существенной стороны характеризует состояние современной философии.

На фоне понимания смысла через значение разворачивались, однако, и попытки альтернативного онтологического определения смысла как события, раскрывающего Бытие, связанные, прежде всего, с именами М. Хайдег-гера и Ж. Делёза. Последний предпринял попытку трансрепрезентативизма, симпатизируя интуитивизму А. Бергсона, вследствие чего смысл, с одной стороны, оказался отделен от значения, а, с другой был актуализирован в связи с характеристикой события. Мотив трансрепрезентативизма может быть обнаружен и у Ж.-Л. Нанси [111, 112], связавшего смысл с «выписыванием тела», понимаемого по ту стор�

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11 диссертация на тему: Социальная онтология смысла

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная онтология смысла"

Текст диссертации на тему "Социальная онтология смысла"

Похожие темы диссертаций

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Социальная онтология смысла