автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Ареальное исследование мифологических представлений русских Центрального Черноземья

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ареальное исследование мифологических представлений русских Центрального Черноземья"

На правах рукописи

Титова Ольга Юрьевна

АРЕАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МИФОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ РУССКИХ ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ (конец XIX - начало XXI века)

Специальность 07.00.07 - этнография, этнология и антропология

АВТОРЕФЕРАТ

11 НОЯ 2015

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

005564903

Москва-2015

005564903

Работа выполнена в отделе русского народа Федерального государственного бюджетного учреждения науки Ордена Дружбы народов Института этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая Российской академии наук

доктор исторических наук Власова Ирина Владимировна

Научные руководители:

доктор исторических наук, кандидат филологических наук Харитонова Валентина Ивановна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор,

Заседателева Лидия Борисовна

кандидат исторических наук Мазалова Наталия Евгеньевна

социально-гуманитарный факультет Саратовского государственного Ведущая организация: технического университета

им. Гагарина Ю.А.

Защита состоится « 8 » декабря 2015 г. в 14:30 часов на заседании Диссертационного совета Д.002.117.01 при Институте этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая РАН по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский проспект, 32-а.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая РАН и на сайте ИЭА РАН www.iea-ras.ru

Автореферат разослан «Д^>> октября 2015 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, доктор исторических наук

Е.С. Данилко

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Важной составной частью традиционной культуры являются мифологические представления. Изучение таких представлений различных народов — одно из направлений в области этнографических, религиоведческих, исторических, филологических, культурологических исследований, что обусловлено несколькими причинами. Во-первых, мифологические представления, как и мировоззренческая картина мира в целом, являются в определенной степени отражением исторических судеб народа, его прошлого. Отжившие общественные отношения, древние формы быта, культурные связи с соседними народами — все это в той или иной мере отражено в фольклоре и мифологии1. Во-вторых, в мифологических представлениях проявляется символика сакрального, которая составляет мировоззренческую основу как традиционной, так и современной культуры. Изучение этой символики может способствовать пониманию сути мировосприятия народа на протяжении длительного исторического времени.

Разнообразие региональных и локальных особенностей русской традиционной культуры, обусловленное спецификой этнической истории народа, существенно осложняет ее изучение. Это касается и фольклорно-мифологического наследия русских, которое также представлено большим количеством локальных вариантов. Последнее существенно актуализирует изучение истории русской народной культуры и ее хранителей в рамках отдельно взятого региона. Для рассмотрения данной проблемы большое значение имеют материалы о мифологических представлениях русских Центрального Черноземья. Регион интересен для изучения народной культуры как русских, так и всего полиэтничного населения в целом, в его культурном взаимодействии. Исследование фольклорно-мифологических знаний, мифологических представлений, установление их специфики, предположительно позволит выделить существующие культурные ареалы и уточнить их границы, опираясь на данные ареального изучения в иных научных областях.

Необходимость исследования Центрального Черноземья обусловлена, во-первых, сложным этническим составом региона: кроме наиболее многочисленных русских здесь проживали и проживают представители других этнических общностей и славянских (украин-

1 Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX -начала XX в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 3.

цы, белорусы), и неславянских (мордва, татары и др.) народов; во-вторых, самобытностью и уникальностью традиционной культуры населения Центрального Черноземья, вобравшей в себя как архаичные культурные элементы древнего населения юга Восточной Европы, так и распространившиеся здесь с XVI века - в связи с колонизацией земель «Дикого Поля» - особенности культуры русских из центральных и северных уездов России. Исчезновение из жизни элементов традиционной культуры или их активная трансформация под воздействием новых реалий и неумолимое сокращение контингента осведомленных информантов диктуют настоятельную необходимость перманентно осуществлять полевые исследования любых регионов, а особенно периферийных и поликультурных, где процессы этнокультурного развития протекают особенно бурно и сложно.

Научное исследование мифологических представлений, фольк-лорно-мифологического знания, позволяет проанализировать традиционную картину мира, показать трансформации, которые затронули те или иные ее стороны, выявить особенности бытования подобных представлений и причины их сохранения или отмирания. Это существенно, поскольку под влиянием кардинальных изменений, происходящих в жизни современных людей, уходят в прошлое многие элементы мировоззрения, связанные с традиционными верованиями и представлениями. На фоне их утраты идет процесс образования иных форм религиозно-эзотерического сознания и новых культов , довольно отдаленных от традиционного народного мировоззрения, но находящих многочисленных сторонников в разных слоях общества. В то же время в сознании наших современников (особенно людей пожилого возраста, живущих в сельской среде) до сих пор сохраняются элементы традиционных религиозно-мифологических представлений, которые необходимо успеть зафиксировать и изучить.

Сказанное в полной мере относится к предпринятому в настоящей диссертации изучению одной из важнейших сторон мировоззрения русских Центрально-Черноземного региона - представлений о мифологических персонажах. Изучение персонажной системы низшей мифологии выбрано не случайно: именно демонологические верования «можно признать центральным стержнем всей системы мифологических представлений об устройстве мира, поскольку они пронизы-

2 Ожиганова A.A., Филиппов Ю.В. Новая религиозность в современной России: учения, формы и практики. М.: ИЭА РАН. 2006. 300 е.; Харитонова В.И., Ожиганова A.A., Купряшина H.A. В поисках духовности и здоровья (новые религиозные движения, неошаманизм, городской шаманизм). (Исследования по прикладной и неотложной этнологии № 207). М.: ИЭА РАН. 2008. 47 с.

вают все сферы, жанры и уровни архаического мировоззрения»3. Исследование этого материала предпринято ради уточнения ареальной специфики изучаемого региона.

Таким образом, в настоящей работе затронут ряд принципиально важных вопросов, требующих своего разрешения. Наиболее актуальные из них - ареальное изучение мифологических представлений и интерпретация данных о специфике мировоззрения в соотношении с ареальным делением территории. Это исследование выполнено с использованием комплексного подхода к характеристике такого сложного явления как мировоззрение мифологического характера и составляющие его компоненты.

Разработанность проблемы. Интерес к изучению духовной жизни русского народа зародился в конце XVIII - начале XIX века. Именно тогда были предприняты первые попытки собрать и привести в систему сведения о дохристианских представлениях русского крестьянства4.

С появлением во второй половине XIX - начале XX века обширных архивных фондов по этнографии русского народа, собранных сотрудниками Русского Географического общества, Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, «Этнографического бюро» В.Н. Тенишева, начинается изучение региональных и локальных особенностей русской мифологии. В трудах Д.Н. Ушакова5, С.В. Максимова6, В.И. Даля7, Д.К. Зеленина8 и других исследователей были выделены

3 Виноградова Л.Н. Южнорусские народные верования в контексте славянской традиционной культуры// Славянский альманах. 1997. М.: Индрик, 1998. С. 242.

4Чулкое М.Д. Абевега русских суеверий и идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шеманства и пр. М.: Тип. Ф. Гиппиуса, 1786. 326 е.; Глинка Г. Древняя религия славян. Митава: Тип. И. Ф. Штефенгагена, 1804. 151 е.; Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М.: Университетская типография, 1837-1839. Вып. 1-4; Сахаров ИЛ. Сказания русского народа о семейной жизни своих предков. Спб.: Тип. И. П. Сахарова. 1841-1849. Т. 1-2.

5 Ушаков Д.Н. Материалы по народным верованиям великорусов // Этнографическое обозрение (далее — ЭО). М., 1896. № 2-3. С. 146-204.

6 Максимов C.B. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб.: Товарищество Голике и Вильворг, 1903. 528 с.

1Даль В.И. Пословицы русского народа: сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок. прибауток, загадок, поверий и пр. СПб.: Тип. М. О. Вольфа, 1879. Т. 1-2; его же. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., М.: Издание книгопродавца-типографа М.О. Вольфа, 1880. 148 с.

характерные особенности мифологических представлений населения южнорусских, северорусских, белорусских и украинских областей.

В 1950-е гг. в отечественной науке были заложены основы теории ареальных историко-этнографических исследований русской культуры. Один из пионеров в этой области, советский этнограф П.И. Кушнер в статье «О русском историко-этнографическом атласе» указал главные задачи и возможности этого направления научных исследований - изучение проблем этногенеза русских, межэтнических взаимосвязей, определение границ историко-этнографических областей9. За этим последовали многочисленные ареальные исследования

„ ю

русской народной культуры .

Работу в рамках указанной проблематики, в том числе изучение фольклора и мифологических представлений, продолжили исследователи второй половины XX - начала XXI века: С.А. Токарев", Э.В. Померанцева12, Л.А. Тульцева13, С.И. Дмитриева14, А.К. Байбурин15,

8Зеленин Д. К. Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненебных согласных в связи с течениями позднейшей великорусской колонизации. СПб. : Отделение рус. языка и словесности Имп. акад. наук, 1913. XIV. 544 е.; его же. Очерки русской мифологии. Умершие неестественной смертью и русалки. Пг.: Изд-во А. В. Орлова, 1916. Вып. 1.312 с.

9 Кушнер П.И. О русском историко-этнографическом атласе // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР (Далее - КСИЭ АН СССР). М., 1955. Вып. 22. С.3-11.

10 См., например: Маслоеа Г.С. Опыт составления карт распространения русской народной одежды // КСИЭ АН СССР. М„ 1958. Вып. 22. С. 12-22; Русские: Исто-рико-этнографический атлас (Земледелие. Крестьянское жилище. Крестьянская одежда). Середина XIX - начато XX века М.: Наука, 1967. 360 с.

" Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов...

12 Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М.: Наука, 1975. 191 е.; её же. Межэтническая общность поверий и быличек о полуднице // Славянский и балканский фольклор (Генезис. Архаика. Традиции.) М.: Наука, 1978. С. 143-158.

"Тульцева Л.А. Религиозные верования и обряды русских крестьян на рубеже XIX и XX веков: по материалам среднерусской полосы // СЭ. М., 1978. № 3. С. 31—46; её же. Традиционные верования, праздники и обряды русских крестьян. М.: Знание, 1990. 64 е.; её же. Средокрестный день русского аграрного календаря: мифосемантика обычаев и фольклорных образов // Очерки русской народной культуры. М.: Наука, 2009. С. 410-459; её же. Заговенье на Петров пост: этнокультурное наследие русских в образах Утушки, Костромы, Русалки-коня // Русские: этнокультурная идентичность. М.: ИЭА РАН. 2013. С. 237—262 и другие её работы.

14 Дмитриева С.И. Географическое распространение русских былин (по материалам конца XIX - начала XX в.). М.: Наука, 1975. 113 с.; её же. Фольклор и

В.И. Харитонова16, H.A. Криничная17, Н.Е. Мазалова18, О.Б. Христо-форова19 и другие. Специалистами, занимавшимися непосредственно

народное искусство русских Европейского Севера. М.: Наука, 1988. 239 е.: её же. Дохристианские народные верования // Русские: Народная культура. М., 2002. Т.5. С. 170-204 и другие её работы.

15 Байбуршi А. К. Обряды при переходе в новый дом у восточных славян (конец XIX - начало XX в.) // СЭ. 1976. № 5. С. 81-87; его же. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. JI.: Наука, 1983. 188 с. и другие его работы.

16 Харитонова В.И. Принципы записи, архивного хранения и публикации русской несказочной прозы. Йошкар-Ола: МарГУ, 1989; её же. До питания про специфку продукування i побутування неказково1 прози у слов"янськой фольклорнш традицн // Проблеми слов"янознавства. Вып.43. JIbBiB, 1990. С. 38-45; её же. Черная и белая магия славян. М.: Интербук, 1990. 51 е.; её же. Образы колдуна, ведьмы, знахаря у восточных славян в интерпретации Д. К. Зеленина и по современным данным // Вятский край в его прошлом и настоящем: тез. научн. конф. Киров, 1992; её же. «Избранники духов», «преемники колдунов», «посвященные учителями»: обретение магико-мисти-ческих свойств, знаний, навыков // ЭО. 1997. № 5. С. 16-35; её э/се. Колдун и знахарь в российской деревне // VITA. Традиции. Медицина. Здоровье. 1997. № 3. С. 2-5; её же. Наследование «дара» (знания) в колдовской традиции восточных славян // Материалы международного конгресса «Шаманизм и иные традиционные верования и практики» (Москва, 7-12 июня 1999). М.: ИЭА РАН, 1999. Ч. 2. С. 288-298; её же. «Шаманская болезнь» российских колдунов // Материалы международного конгресса «Шаманизм и иные традиционные верования и практики» (Москва, 7-12 июня 1999). М.: ИЭА РАН, 1999. Ч. 2. С. 185-197; её же. Заговорно-заклинателыюе искусство восточных славян: проблемы традиционных интерпретаций и возможности современных исследований. М.: ИЭА РАН, 1999. Ч. 1-2; её же. Из опыта «полевой работы» на семинарах «Центра по изучению шаманизма и иных традиционных верований и практик» (Фантастичен ли роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»?) // Полевые исследования Института этнологии и антропологии РАН. М.: ИЭА РАН, 2002 С. 138-158 и другие её работы.

17 Криничная H.A. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов: в 3 т. Т. 1. Былинки, бывальщины, легенды, поверья о духах-«хозяевах». СПб.: Наука, 2001. 584 е.; её же. Русская мифология: Мир образов фольклора. М.: Академический проект, 2004. 1013 с.

18 Мазалова Н.Е. Этнографические аспекты изучения личности "знающего" (XIX - начало XXI в.). СПб.: Петербургское Востоковедение, 2011. 304 е.: её же. Формирование "особого" знания // Медицинская антропология: проблемы, методы, исследовательское поле: Сб. статей / Отв. ред. В.И. Харитонова. Институт этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая РАН; Ассоциация медицинских антропологов. М.: ООО "Публисити". 2015. С. 202215 и другие её работы.

Южной Россией, было показано, что Южнорусская этнографическая зона имеет своеобразные черты как в материально-бытовой, так и в духовной культуре.

Широкий размах исследования по русской и славянской мифологии в целом получили с 80-х годов XX века, когда были составлены различные региональные сборники мифологических рассказов (быличек и бы-валыцин) и указатели мифологических мотивов20, увидел свет целый ряд словарей и справочников по славянской (русской) мифологии , появились труды, в которых анализировались особенности мифологической лексики^2, были выпущены обобщающие исследования, посвященные русской мифологической традиции23. Современный подход к изучению

19 Христофорова О. Б. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России. М: ОГИ, 2011. 431 е.; её же. Икота: мифологический персонаж в локальной традиции. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2013 и другие её работы.

20 Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / сост. O.A. Черепанова. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1996. 209 е.; Махрачева Т. В. Народные представления об огненном змее в Тамбовской области // Живая старина. 2012. № 1. С. 19-21; Криничная H.A. Крестьянин и природная среда в свете мифологии. Былички, бывальщины и поверья Русского Севера: Исследования. Тексты. Комментарии. М.: Ун-т Дмитрия Пожарского, 2011. 623 е.; её же. Мифология воды и водоемов. Былички, бывальщины, поверья, космогонические и этиологические рассказы Русского Севера: Исследования. Тексты. Комментарии. Петрозаводск: Карельск. науч. центр РАН, 2014. 390 с. и другие работы.

21 Русский демонологический словарь / Авт.-сост. Т.А. Новичкова. СПб.: Петербургский писатель, 1993. 639 е.; Власова М. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб.: Азбука, 2000. 669 е.; Славянская мифология: энциклопедический словарь / отв. ред. С.М. Толстая. М.: Международные отношения, 2002. 509 е.; Очерки традиционной культуры Ульяновского Присурья. Этнодиалектный словарь в 2-х т./Колл. авт.: И.С. Кызласова (Слепцова), А.П. Липатова, М.Г. Матлин, И.А. Морозов и др. М.: Индрик, 2012. Т. 1. 656 е.; Славянские древности. Этнолингвистический словарь: В 5 т. / под ред. Н.И. Толстого. М.: Международные отношения, 1995-2012. Т. 1-5.

22 Черепанова O.A. Мифологическая лексика Русского Севера. Л.: Изд-во Ленинградского гос. ун-та 1983. 167 е.; Традиционная культура Пермского края в зеркале лексики и фразеологии: монография / под общ. ред. И.И. Русиновой. Пермь: Перм. гос. нац. исслед. ун-т, 2014. 300 с. и другие работы.

23 Козлова Н.К. Восточнославянские былички о змее и змеях. Мифический любовник: Указатель сюжетов и тексты. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2000. 261 е.; Криничная H.A. Русская народная мифологическая проза...; её же. Русская мифология...; Русские Рязанского края / отв. ред. С.А. Иникова. М.: Индрик, 2009. Т. 2. 748 е.; Каташников В. Русская демонология. М.: Ломоносову 2014. 208 с. и другие работы.

несказочной прозы предложил К.Э. Шумов24. Для дифференциации разных сюжетных составляющих огромного комплекса устной несказочной прозы ученый применил компьютерные возможности, что позволяет быстро и точно работать с многочисленными данными. Эти исследования содержат множество ценных материалов и выводов по изучаемой теме.

О необходимости использования методов ареалогического изучения — выявления и картографирования диалектных разновидностей фрагментов традиционной культуры в разных зонах славянского мира - неоднократно заявляли ученые Московской этнолингвистической школы25, созданной Н.И. Толстым. Их труды представляют несомненную значимость для нашей работы26. Важным

24 Шумов К.Э. Современное состояние жанров народной несказочной прозы в Чердынском районе Пермской области // Фольклор Урала. Свердловск : Урал, гос. ун-т, 1989. Вып. 10: Современный русский фольклор промышленного района. С. 48—59; его же. Современное состояние былички в Северном Прикамье. Опыт машинного анализа сюжетного состава локальной традиции: автореферат дисс. ... к. филол. и. Екатеринбург, 1993. 16 с.

25 Толстой Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 47; Толстая С.М. Географическое пространство культуры //Живая старина. 1995. №4. С. 2-6; Виноградова Л.Н. Южнорусские народные верования... С. 234.

26 Толстая С.М. Славянские мифологические представления о душе // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. М.: Индрик, 2000. С. 52-96; её же. Полесские поверья о ходячих покойниках // Восточнославянский этнолингвистический сборник: исследования и материалы. М.: Индрик, 2001. С. 151—205; Виноградова Л.Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М.: Индрик, 2000. 432 е., её же. Народные представления о происхождении нечистой силы: демонологизация умерших // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. М.: Индрик, 2000. С. 25-52; её же. Славянская народная демонология: проблемы сравнительного изучения. Автореф. дисс. ... д. филол. и. М.: РГГУ, 2001. 92 е.; Левкиевская Е.Е. Мифологический персонаж: имя и образ // Славянские этюды: Сборник к юбилею С.М. Толстой. М.: Индрик, 1999. С. 243—257; её же. Славянский оберег. Семантика и структура. М.: Индрик, 2002. 336 е., её же. Мифы русского народа. М.: АСТ-Астрель, 2004. 528 е.; Агапкина Т. А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря: весенне-летний цикл. М.: Индрик, 2002. 814 е.: Топорков А. Л. Миф: традиция и психология восприятия // Мифы и мифология в современной России. М.: Фонд Фридриха Науманна. 2000. С. 39-64; его же. Мотив «чудесного одевания» // Заговорный текст: Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. С. 143-174; Плотникова А. А. «Видимая» и «невидимая» нечистая сила: мифологические образы у балканских славян // Признаковое пространство культуры. М.: Индрик, 2002. С. 128—155 и другие их работы.

является четырехтомное издание материалов Полесского архива, осуществленное Л.Н. Виноградовой и Е.Е. Левкиевской . Эти данные необходимы нам, в том числе, и для выявления аналогий тех или иных сюжетов южнорусских мифологических нарративов с украинскими и белорусскими (в настоящей работе используются первые два тома).

Среди научных трудов конца XX - начала XXI столетия большое значение для нашего исследования имеют работы В.И. Дынина, в которых были прослежены региональные различия между севернорусским и южнорусским комплексами религиозно-мифологических представлений XIX - XX века28. Ученый также указал на некоторые особенности «Верхнеокской» и «Нижневолжской» зоны южнорусских народных верований .

Объектом диссертационного исследования является традиционная культура и мировоззрение русского населения Центрально-Черноземного региона, входящего в состав Южнорусской историко-культурной зоны.

Предметом изучения стали мифологические представления русских Центрально-Черноземного региона, рассмотренные на основе анализа мифологических персонажей («низшей» мифологии).

Цель настоящего исследования заключается в выявлении ареалов распространения и ареальной специфики мифологических воззрений путем сравнительного анализа мифологических представлений русских Центрально-Черноземного региона в период конца XIX - начала XXI века, уточнения локальной специфики этих представлений и их трансформации к XXI веку в контексте этнокультурной истории данной территории. Именно эта область народных представлений и верований образует важнейший содержательный стержень всей традиционной культуры, сохраняя «наибо-

27 Народная демонология Полесья: Публикации текстов в записях 80 - 90-х гг. XX века. Т. 1: Люди со сверхъестественными свойствами / сост. Л.Н. Виноградова. Е.Е. Левкиевская. М.: Языки славянских культур, 2010. 648 е., Т. 2: Демонологизация умерших людей / сост. Л.Н. Виноградова, Е.Е. Левкиевская. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2012. 800 с.

28 Дынин B.II. Когда расцветает папоротник: народные верования и обряды южнорусского крестьянства XIX - XX веков. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1999. 223 е.; его же. Народные верования русских Европейской части России XIX - XX веков: Сравнительно-географическое исследование. Воронеж: Истоки, 2004. 228 с.

29 Его же. Народные верования русских Европейской части России... С. 146-148.

лее значимые с мифологической точки зрения и поразительно устойчивые элементы архаической этнокультурной информации»30.

Цель исследования обусловливает его конкретные задачи:

1) рассмотреть историю заселения региона и формирование этнокультурных особенностей его населения; 2) выявить характерные особенности персонажей мифологической системы русских Центрального Черноземья по состоянию на конец XIX - начало XX века; 3) изучить локальную специфику народных представлений, связанных с мифологическими персонажами у разных историко-культурных групп русских указанного региона; 4) выявить ареалы распространения конкретных мифологических персонажей в конце XIX - начале XX века, картографировать их и сопоставить полученные результаты с данными других ареальных исследований традиционно-бытовой культуры изучаемого населения; 5) рассмотреть трансформации представлений о мифологических персонажах у русских исследуемого региона на протяжении XX и в начале XXI века, а также выявить степень их сохранности в современной повседневно-бытовой культуре сельского населения.

Территориальные рамки исследования охватывают Центрально-Черноземный регион. Согласно административному делению конца XIX — начала XX века, существовала Центральная Земледельческая область, в состав которой были включены Рязанская, Тульская, Калужская, Орловская, Курская, Воронежская, Тамбовская, Пензенская губернии31. В 1928 г. на территории бывших Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерний была образована ЦентральноЧернозёмная область с центром в городе Воронеже. В 1934 г. область упразднили, однако, условное административное деление и выделение региона сохранилось. На сегодняшний день Центрально-Черноземный регион включает в себя Воронежскую, Курскую, Тамбовскую, Липецкую, Белгородскую области, а под этим названием подразумевают экономический район. С точки зрения этнографического районирования, он входит в Южнорусскую историко-культурную зону.

Хронологические рамки работы охватывают конец XIX, XX и начало XXI века. Современные мифологические представления населения Центрального Черноземья часто включают в себя очень архаичные элементы, зафиксированные источниками периода XIX — начала XX века. К XXI веку некоторые из них продолжили (главным образом в трансформированном виде) свое существование.

30 Виноградова Л.Н. Славянская народная демонология... С. 1.

31 Волости и важнейшие селения европейской России : Губернии центральной земледельческой области. СПб.: Центр, стат. комитет, 1880. Вып. 1. [2]. 48 с.

Методология и методы исследования, использованные при разработке настоящей темы, относятся к двум основным уровням: сбор фактического материала; его интерпретация и анализ. Изучение религиозно-мифологических представлений, безусловно, предполагает комплексный подход к проблеме с использованием, как минимум, сравнительно-исторического, историко-типологического, историко-генетиче-ского, картографического методов. Ареальное изучение, к которому мы прибегаем в настоящей работе, достигается с помощью выбора определенных мифологических персонажей, выявления их наличия или отсутствия в отдельных зонах, описания их территориальных разновидностей (характеристика по форме, содержанию и функциям).

Типологический метод предполагает создание типологических схем, позволяющих проанализировать локальные различия в системе мифологических представлений русских Центрального Черноземья.

Сравнительно-исторический метод дает возможность проследить хронологический возраст тех или иных элементов мифологических представлений, выявить вероятные заимствования. Картографический метод был использован для целей этногеографического анализа отдельных элементов мифологических представлений в Южнорусской историко-культурной зоне.

Теоретическая и практическая значимость работы. Полученные в результате проведенного исследования данные могут быть использованы для дальнейшего комплексного изучения традиционно-бытовой культуры русского народа, для разработки спецкурсов и других научно-методических работ, в лекционной деятельности, в работе школьных этнографических кружков, в научных и общественных дискуссиях по проблемам народной культуры.

Источникоеая база исследования. При разработке темы были использованы различные этнографические, фольклорные и лингвистические источники. К числу фольклорно-этнографических источников относятся: поверья и суеверия, дающие основную массу сведений о мифологических персонажах, календарные и семейно-бытовые обряды, ритуально-магические действия, запреты и соционормативные предписания. Лингвистические источники дают ценный материал для изучения мифологических персонажей в представлениях русских. Прежде всего, это лексика, связанная с фольклорно-мифологической сферой: наименования персонажей, их сверхъестественных свойств, действий и т.п. Важными для работы явились собственно фольклорные материалы (тексты быличек и бывальщин, легенд и отчасти преданий), в которых сохранилось большое число архаичных сюжетов и мотивов.

В проводимом исследовании автор в значительной степени опиралась на собственные полевые материалы, собранные во время студенческой практики (2003 г.) в Тамбовской области и при самостоятельных выездах в Таловский район Воронежской области (2007 - 2008 гг.). Комплекс данных, полученных в ходе этих работ, включает материалы по современному состоянию мифологической традиции у сельского населения указанных районов.

Важнейшей составляющей диссертационного исследования стали фольклорные, этнографические и лингвистические материалы, собранные в различных архивах, а именно:

1) лаборатории «Этнография Центрально-Черноземных областей России» при Воронежском государственном университете (материалы собирались в 1995-2005 гг. с целью фиксации первоначальных этнографически сведений для выяснения степени сохранности традиционных элементов духовной культуры в представлениях современного сельского населения Центрального Черноземья);

2) кафедры теории литературы и фольклора Воронежского государственного университета (материалы собирались по центрально-черноземным областям в 1990-х — начале 2000-х гг.; они отражают современное состояние фольклорно-мифологической традиции в изучаемом регионе);

3) архива Кабинета народной музыки Воронежской государственной академии искусств (ВГАИ) (материалы собраны в Воронежской, Белгородской, Курской и Липецкой областях в 1990 — начале 2000-х гг. сотрудниками кафедры этномузыкологии ВГАИ; сделанные записи касаются различных сторон традиционно-бытовой культуры сельского населения рассматриваемых областей и показывают отражение традиционных представлений и бытование мифологических персонажей в современных обычаях, обрядах, песенно-музы-кальном творчестве);

4) архива Кафедры русского устного народного творчества Московского государственного университета (материалы собраны участниками фольклорных практик МГУ 1970 — 1980-х гг. в южнорусских областях; они представляют собой записи быличек и бываль-щин о ряде персонажей южнорусской мифологии);

5) архива Русского Географического общества (РГО) (г. Санкт-Петербург) (материалы представляют собой присланные в РГО ответы на вопросы анкеты Н. Надеждина, касающейся различных сторон простонародной культуры и быта крестьян ряда губерний Южнорусской историко-культурной зоны; они содержат богатые фоль-клорно-этнографические данные, позволяющие исследовать бытова-

ние и особенности религиозно-мифологической традиции южнорусского населения з середине XIX века);

6) архива Российского Этнографического музея (РЭМ) (г. Санкт-Петербург), фонда 7 («Этнографическое бюро» князя В.Н. Тенишева) (коллекции содержат данные о народных верованиях русского населения Европейской части России конца XIX - начала XX века);

7) архива Института этнологии и антропологии РАН, фонда Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ) (Москва) (основная масса этих документов содержит сообщения о мифологических представлениях крестьянства, бытовавших во второй половине XIX - начале XX века в Курской, Тульской, Рязанской и Саратовской губерниях).

Кроме архивных источников, богатый фактический материал по народной культуре населения Центрального Черноземья содержится в публикациях различных журналов и периодических изданий конца XIX - начала XX столетия («Этнографическое обозрение», «Живая старина» и других). В этих изданиях местными краеведами было опубликовано немало статей, посвященных русским народным верованиям и содержащих сведения о мифологических представлениях южнорусского крестьянства.

Научная новизна работы. В диссертационном исследовании, относящемся к области исторической этнографии, впервые на материалах Южнорусской зоны путем комплексного анализа полевых и архивных источников выявляются ареалы распространения представлений об определенных мифологических персонажах, их бытовании, функционировании, степени сохранности в конце XIX — XX веке и рассматривается состояние этих представлений в начале XXI столетия. Исследование материалов — также впервые в отношении этой зоны - проведено комплексно. Комплексный анализ в нашем случае включает этнографические, фольклористические, лингвистические, археологические, антропологические аспекты исследования. При выявлении региональных и локальных мифологических представлений использован метод картографирования данных по мифологическим персонажам. Впервые в научный оборот вводятся новые фольклорно-этнографические материалы русских Южнорусской историко-культурной зоны, собранные в процессе полевых экспедиционных исследований 1990-х — начала 2000-х гг.

Положения, выносимые на защиту:

1. Комплекс представлений о мифологических персонажах населения Центрального Черноземья отличается от аналогичных

представлений населения других регионов или групп русского народа, имеет свои региональные и локальные особенности.

2. Специфика представлений об этих персонажах в Южнорусской историко-культурной зоне обусловлена целым рядом факторов, в числе которых: природные условия, формы хозяйственной деятельности и быта, этническая история и длительное культурно-историческое взаимодействие местного населения с другими этническими группами.

3. Локальные особенности мифологических представлений русских Центрально-Черноземного региона коррелируют с группами говоров южнорусского наречия, антропологическими типами изучаемого населения, а также вариантами его традиционно-бытовой культуры.

Апробация исследования. Основные положения диссертационного исследования были изложены автором в докладах на IX (Воронеж, 2008) и X (Воронеж, 2009) научных конференциях «Этнография Центрального Черноземья России», на научных конференциях молодых ученых «Историко-культурное наследие и современная этнология» (Москва 2010), «Культурные границы и границы в культуре» (Москва, 2012), в выступлении на заседании отдела русского народа Института этнологии и антропологии РАН в 2013 году, а также в ряде публикаций.

Структура и основное содержание диссертационной работы

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, списка сокращений и приложений. В приложениях размещены 17 схематических карт и 3 таблицы, иллюстрирующие основной текст.

Во введении обосновывается актуальность, новизна, практическая значимость работы, формулируется цель и задачи исследования, определяются хронологические и географические рамки, дается характеристика источников и историографический обзор по теме, излагаются методологические основы и методика исследования, структура диссертации, сведения об апробации ее основных положений.

Диссертация структурирована сообразно ее цели и задачам. В первой главе «Центральное Черноземье: этническая история п формирование населения» рассматривается история заселения региона, специфика миграционных и этнических процессов, в ходе которых сформировалось население Черноземья и его культурные тра-

диции, базирующиеся, в том числе, на представлениях мифологического характера, рассматриваемых в работе.

Анализ топонимии региона показывает, что он является «стыковой» зоной, где сходятся несколько топонимических пластов, имеющих разную хронологическую глубину32. Область балтийской гидронимии охватывает весь бассейн реки Десны и правобережье ее левого притока Сейма, а низовье Десны и поречье Сейма выделяются исследователями как «область балто-иранского пограничья»33. Ареал древнемордовских племен охватывал в I тыс. н.э. бассейны рек Оки, Цны, Мокши, Суры и Волги (в ее среднем течении)34. Данные топонимии указывают также на большое число в пределах Рязанской, Пензенской, Тамбовской, Воронежской областей финно-угорских названий, выводимых из мордовских языков35.

Появление восточных славян на исследуемой территории относится к середине I тыс. н.э. Из письменных источников и уточняющих их археологических данных известно, что вятичи обитали в бассейне верхней и средней Оки и по ее притокам, северяне - на Десне, Ворскле, Сейме и по левым притокам Днепра, а племенная группировка, условно называемая донскими славянами, — на Дону36.

После монголо-татарского нашествия в начале XIII века южнорусские степи обезлюдили и получили название «Дикого Поля». Однако во многом традиционное для исторической науки XIX - начала XX столетия предположение о практически полном отсутствии на территории региона в это время славянского населения не представляется бесспорным. По данным диалектологических и этногра-фиических особенностей населения Южнорусской зоны в его составе выявляется наличие ряда локальных этнокультурных групп, возможно, связанных по происхождению с местным домонгольским славянским населением37.

32 Дынин В.И. Неславянская топонимия Центрального Черноземья // Этнография Центрального Черноземья России : сборник научных трудов. Воронеж, 2004. Вып. 4. С. 25.

33 Топоров В.Н. Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 230-232.

34 Мокшин Н.Ф. Мордовский этнос. Саранск: Мордовское книжное изд-во. 1989. С. 28.

35 Загоровский В.П. Историческая топонимика Воронежского края. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1973. С. 27-29; Дынин В.И. Неславянская топонимия... С. 25-28.

36 Седов В В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М.: Наука, 1982. С. 143.147-151.

37 Титова О.Ю. Локальные группы русского населения южнорусской этнографической зоны//Берегиня. 777. Сова. Воронеж, 2013. №1. С. 8.

Важным событием, ускорившим заселение Центрального Черноземья, явилось создание оборонительных линий, начавшееся после свержения золотоордынского ига (1480 г.). Их строительство продолжалось весь XVI век, и было завершено в первые десятилетия XVIII столетия38. Колонизация «Дикого Поля», проходившая на разных этапах в различных формах (вольная, правительственная, помещичья, монастырская), явилась сложным историко-социальным процессом. Освоение региона состояло в смещении русского населения из более заселенных северных и западных районов к югу39, при этом исследователи отмечают некоторую специфику в колонизации его западной и восточной частей. Так, в заселении южнорусских земель по левобережью Дона более активное участие принимали выходцы из рязанских, тульских, орловских городов и уездов. Их этнический состав, в свою очередь, был результатом взаимодействий потомков раннего славянского населения, впитавших элементы угро-финской культуры, с более поздними мигрантами, среди которых были выходцы из московских и замосковных уездов40. В освоении же западной части региона существенную роль оказали переселенцы из соседних западных и южнорусских районов (бассейн верховий Оки и Десны). В этих более древних по времени заселения землях взаимодействовали потомки древнего населения домонгольского периода с более поздними выходцами из центральных и южных районов России .

Эти этносоциальные процессы обусловили неоднородность населения Южнорусской историко-культурной зоны, в составе которого сформировались различные по происхождению локальные группы, отличавшиеся названиями (или самоназваниями), языковыми и культурными особенностями42.

На сложный характер протекания этнокультурных процессов в регионе оказало влияние и этническое окружение русских. На северо-западе его территория смыкается с этнической территорией белорусов, на западе и юге - с ареалом расселения украинцев. Украинцы длительно проживают в соседстве с русскими в целом ряде Цент-

38 Титова О.Ю. Локальные группы русского населения южнорусской этнографической зоны... С. 9.

39 Чижикова Л.Н. Этнокультурная история южнорусского населения // ЭО. 1998. № 5. С. 34.

40 Её же. Русско-украинское пограничье: История и судьбы традиционно-бытовой культуры. М.: Наука,1988. С. 59.

41 Там же. С. 34.

42 Титова О.Ю. Локальные группы русского населения южнорусской этнографической зоны...С. 12.

рально-Черноземных областей: в Воронежской, Белгородской, Курской и других. В отдельных районах Рязанской и Тамбовской областей чересиолосно с русскими оказалась мордва. На востоке, юго-востоке русские соседствуют и сейчас с тюркоязычными татарами.

Все это привело к формированию «пестрого» по составу населения изучаемого региона, что не могло не отразиться на его духовной культуре, одна из составляющих которой - мифологические представления — рассматриваются нами в следующих главах диссертации.

Вторая глава диссертации «Особенности мифологических представлений у русских Центрально-Черноземного региона и их трансформация в конце XX - начале XXI века» посвящена анализу мифологических представлений, связанных с образами мифологических персонажей, распространенных среди населения Центрального Черноземья, в частности, и Южнорусской историко-культурной зоны, в целом.

При описании мифологические персонажи изучаемого региона конца XIX - начала XXI века подразделяются нами на две большие категории: 1) персонажи, имеющие общее южнорусское распространение, и 2) локально специфичные мифологические образы. Характеристика персонажей первой категории дается по принципу места их обитания (персонажи, не имеющие определенной локализации; персонажи природного пространства; персонажи, обитающие в зоне пространства «дом»). Отдельно в работе рассматриваются «реальные персонажи, имеющие ирреальные черты и свойства»43 - ведьмы и колдуны, способные, согласно мифологическим нарративам изучаемого населения, контактировать сразу с двумя мирами: реальным и потусторонним. Далее дается характеристика персонажей второй категории, представления о которых встречались не повсеместно, а только в отдельных районах изучаемого региона. Особое внимание уделяется степени сохранности и трансформации таких представлений в XXI веке.

Любой персонаж, имеющий отношение к народным верованиям в разных локальных традициях, может иметь различные наименования, внешний облик, наборы функций и т.д., чем объясняется потребность описания демонологических представлений, в том числе, и через указатель присущих им функций44. Для своего исследования мы выбираем несколько основных групп признаков и функций южнорусских мифологических персонажей, позволяющих дать их сравнительно-географическую характеристику. Используются: набор и наимено-

43 Черепанова О. А. Мифологическая лексика Русского Севера... С. 15.

44 Виноградова Л.Н. Славянская народная демонология... С. 20.

вания (мифонимы) персонажей; визуально-акустические особенности, специфика места и времени их появления; акциональные характеристики, включая типичные занятия и функции.

Осуществленный в главе анализ материалов показывает, что представления населения изучаемого региона конца XIX - начала XX века о мифологических персонажах крайне разнообразны. Отдельные их элементы имеют исключительно южно-русский характер, другие в той или иной мере присущи и русским других регионов. Произведенное в диссертации картографирование наглядно демонстрирует локализацию некоторых компонентов таких представлений в пределах западной и восточной частей изучаемого региона. Вариативность обнаруживается уже в самом наборе персонажей, их номинациях, а также в присущих им визуальных, акциональных и акустических характеристиках.

Проведенное исследование позволяет говорить и об определенных различиях между южнорусскими мифологическими представлениями конца XIX - начала XX века, а также второй половины XX - начала XXI столетия. В целом, множество рассмотренных нами мифологических персонажей продолжает жить в представлениях людей. Однако образы некоторых из них со временем были утрачены, другие же бытуют в трансформированном виде и лишь основные «традиционные» характеристики немногих сохранились до настоящего времени практически в неизменном виде (по сравнению с данными начала XX века).

В третьей главе «Этнокультурная специфика представлений о мифологических персонажах русского населения Центрального Черноземья» проделан сравнительно-исторический анализ отдельных аспектов мировоззрения русских и выявленные различия (на уровне мифологических персонажей, их характеристик, функций и др.) подтверждены с помощью метода картографирования, позволившего четко выделить ареалы их распространения. Проведено сопоставление полученных результатов с результатами других ареальных исследований традиционно-бытовой культуры населения Южнорусской историко-культурной зоны.

Выявленная в предыдущей главе узкая локализация многих компонентов мифологических воззрений изучаемого региона служит основанием для выделения внутри южнорусского мифологического комплекса двух локальных вариантов - западного и восточного, специфика которых подробно рассматривается нами в данной главе диссертации.

Западный вариант мифологических представлений населения Южнорусской историко-культурной зоны охватывает территорию,

лежащую преимущественно к западу от верхнего и среднего течения р. Дон в пределах Калужской, Брянской, Орловской, Тульской, Курской, Белгородской областей. В числе мифологических персонажей, обнаруженных исключительно или преимущественно на этой территории: блуд, лесовиха, боровик, моховик, межевой, луговой, колодезный, дворовой, кикимора, банный, овинный, святочница, химавлян. Некоторые из них (как, например, лесовиха, боровик, моховик, дворовой, кикимора, банный, овинный) более характерны для мифологических представлений русских других регионов (в первую очередь, для севернорусского населения) и не являются типичными для южнорусской мифологии. Другие же (межевой, святочнт\а, химавлян) — принадлежат западно-южнорусской локальной традиции.

Показано, что специфика мифологических представлений населения этой части Южнорусской зоны находит свое яркое выражение в поверьях, быличках и бывалыцинах, связанных с цветовой символикой, морфологией, метаморфозами целого ряда мифологических персонажей. Для данного варианта мифологии характерны также отдельные мифонимы, применяемые для обозначения персонажей, нетипичные для этих образов в других локальных южнорусских традициях. Отмечено, что в рамках западного варианта южнорусской мифологии явно специфичны отдельные мифологические представления полехов Калужской, Смоленской и Орловской губерний.

Очевидно, что целый ряд представлений, локально ограниченных этой зоной, находит аналогии в севернорусской мифологической традиции, а именно: некоторые мифонимы (например, еретик, обозначающий колдуна), метаморфозы персонажей, в частности, лешего (его способность принимать женское обличье, фитоморфные превращения). Выявлено также, что представления о черном цвете тела (часто фигурирующие в севернорусских поверьях), относящиеся к лешему и полевому, отмечены исключительно в западных губерниях региона.

Проведенное исследование показывает, что в выделенном западно-южнорусском варианте обнаруживается немало схожих черт с представлениями украинцев и белорусов. Особенно это касается мифологических образов ведьмы и колдуна (в меньшей степени).

Далее в этой главе рассмотрен восточный вариант мифологических представлений населения Южнорусской историко-культурной зоны, охватывающий территорию, лежащую к востоку от верхнего и среднего течения Дона в пределах Рязанской, Липецкой, Воронежской, Тамбовской, Пензенской областей. Данный вариант характеризуется преобладанием общеюжнорусских особенностей. Однако кроме типичного набора персонажей, здесь наблюдается и

некоторое количество других мифологических образов: вихрь, дикинь-кие мужички, коловерти, колокольный мертвец, еретица, представленных преимущественно у населения крайней восточной зоны регги-она. Здесь также выявлены отдельные локализмы в наименованиях, применяющихся для обозначения ряда персонажей, специфичные поверья об их метаморфозах и функциях. Отмечено, что в рамках восточного варианта своеобразием отличаются мифологические представления русской мещеры.

Осуществленный анализ материалов позволяет говорить, что в восточно-южнорусских представлениях прослеживается существенное влияние финно-угорской и тюркской мифологий; это проявляется как в специфических наименованиях персонажей, так и в наборе присущих им свойств. Так, например, мифоним шайтан, обозначающий черта, явно заимствован из финно-угорской и тюркской мифологии, наименования колдуна акудесник/акудник и ведьмы - акуднгща, предположительно могут быть связаны с финно-угорскими языками.

Анализ полевых этнографических материалов конца XX - начала XXI века показывает, что многие мифологические образы вплоть до настоящего времени сохраняют свои традиционные черты, но есть и такие персонажи, персонификация которых постепенно утрачивается. Это, прежде всего, покойник, водяной, леший, полевой. Зачастую для их обозначения (как, впрочем, и многих других) используются обобщающие наименования «.нечистая сила», враг, черт, и подчас трудно определить, о каком именно персонаже идет речь в том или ином рассказе.

Весьма своеобразными являются современные представления о домовом: он сохраняет, по большей части, свои традиционные черты, в то же время ему приписываются способности, незафиксированные в материалах конца XIX - начала XX века. Так, например, особый способ предсказаний данного персонажа представлен в этнографических материалах начала 2000-х гг. из Воронежской области -домовой, предвещая несчастье, образует на потолке мокрое пятно, льет с потолка. Еще большее внимание привлекают рассказы жителей Липецкой и Воронежской областей, в которых наблюдается противопоставление двух особых «домовых» персонажей, обитающих в доме. Один из них - хозяин, благодетельное существо, оберегающее дом; второй - собственно домовой, выступающий как представитель нечистой сипы.

Современные материалы наглядно демонстрируют, что наиболее устойчивыми в народных представлениях оказались образы ведьмы и колдуна, сохранившие вплоть до настоящего времени свои «традици-

онные» черты: не исключено, что это стимулируется современным интересом населения к магико-мистическим знаниям, активно транслируемым, в том числе, через СМИ, ТВ и популярную литературу. Данные фольклорно-этнографических исследований в ЦентральноЧерноземных областях России свидетельствуют о расширении народных представлений о вредоносной деятельности этих персонажей, что может происходить и в результате смешения функций различных мифологических персонажей в процессе разрушения традиции. Помимо типичных для конца XIX века представлений о порче людей, скота и урожая, в настоящее время встречаются рассказы о том, что колдун может испортить автомобиль, задушить спящего или защекотать человека до смерти и т.д. Сопоставление имеющихся в нашем распоряжении современных полевых материалов по Центральному Черноземью с материалами Полесских экспедиций 70-х - 90-х гг. XX века показывает, что в образе современной южнорусской ведьмы появилось и множество других, незафиксированных ранее характеристик, присущих украинской и белорусской ведьме {отбирание ведьмой молока в зооморфной ипостаси (ужа) и проч.).

Также отмечено, что прослеживается влияние финно-угорской мифологии в современных нарративах восточной части Центрального Черноземья. Это касается, в первую очередь, зафиксированных в Тамбовской и Воронежской областях поверий о вихре (Вихрь-Иваныче), широко распространенных и в других регионах. Данный персонаж, на наш взгляд, может быть сопоставлен с аналогичными персонажами традиционной мордовской мифологии, как Варма-ава и соответствующий ей мужской персонаж (Варма-атя).

Центральное место в главе занимает сопоставление выявленных нами ареалов южнорусской мифологии с результатами диалектологических, антропологических и этнографических исследований, в разное время проводившихся в Южнорусской историко-культурной зоне. Данные схематических карт, помещенных в приложении к работе, показывают, что западный и восточный варианты мифологических представлений изучаемого региона коррелируют с говорами южнорусского наречия, выделяемыми диалектологами. Так, территория восточного ареала распространения южнорусских мифологических представлений в целом соответствует восточной (рязанской) группе говоров. Что же касается западного варианта южнорусских мифологических представлений, то он располагается на территории преимущественного распространения различных «западных» групп говоров южнорусского наречия.

Выявляется и определенная корреляция локальных вариантов мифологии с антропологическими типами в составе населения Южнорусской зоны. Выделенный в диссертации западный вариант мифологических представлений соответствует географической зоне верхнеокского антропологического типа. Ареал восточного варианта лежит преимущественно в пределах распространения трех других антропологических типов (дон-сурского, степного и средне-волжского).

Раскрытая в работе специфика вариантов мифологических представлений, характерных для данного региона, находит свои аналоги и применительно к народному костюму населения Южнорусской зоны XIX - начала XX века. Исследователи отмечают, что в западной ее части сохранялись общие черты с костюмом белорусов и украинцев, тогда как в костюме восточной части прослеживалось влияние культурных связей русских с народами Поволжья45.

Таким образом, сопоставление фольклорно-этнографических, антропологических и диалектологических данных периода конца XIX -начала XX века показало наличие в южнорусском пространстве и, в частности, на территории Центрального Черноземья, двух больших историко-культурных ареалов: западного и восточного, приблизительной границей между которыми служит верхний и средний Дон. Население западного ареала Южнорусскоой зоны антропологически едино, но чрезвычайно разнообразно в диалектологическом отношении. Это диалектологическое разнообразие обеспечивается присутствием большого числа локальных историко-культурных групп, сосредоточенных в западной части Южнорусской зоны, проживающих в непосредственной близости от белорусского и украинского населения. Хранителями западного варианта южнорусских мифологических воззрений являлись преимущественно архаичные группы населения изучаемого региона (полехи, горюны, саяны), которые по своему происхождению, вероятно, связаны с древним восточнославянским населением региона. Проведенное исследование позволяет предположить, что здесь сохранилось гораздо больше архаических черт, восходящих к древнерусской мифологии, чем в иных местах. На это указывает, в том числе, наличие ряда мифологических персонажей (боровик, моховик, банный), присутствующих как в западно-южнорусском ареале (в первую очередь у поле-хов Калужской и Орловской губерний), так и у русских других мест (в частности, у северных русских). Сохранение таких персонажей в непо-

45 Русские: Историко-этнографический атлас... М.: Наука, 1967. С. 257.

средственной близости к украинскому и белорусскому Полесью приводит к предположению об их древности и исконности.

Восточный ареал Южнорусской историко-культурной зоны достаточно единообразен в диалектологическом, антропологическом и этнокультурном отношении. Из архаичных историко-культурных групп русского населения здесь выделяются: цуканы (преимущественно в левобережных районах Среднего Дона) и русская мещера (на севере региона). Последняя сохраняла чрезвычайно специфичные мифологические представления. Основную же массу населения восточного ареала Южнорусской зоны составляли разные группы однодворцев и помещичьих крестьян. Территориально ареал примыкает к Среднему Поволжью, где русское население живет в соседстве с разными группами финно-угорского и тюркского населения. Мифологические представления южнорусского населения восточного ареала обладают меньшим числом архаичных форм и элементов, по сравнению с западным ареалом. В то же время, можно предположить, что специфика мифологических представлений этого населения отчасти является следствием влияния мифологий восточных народов.

Заключение

Анализ материалов, использованных в настоящем исследовании, привел к следующим наблюдениям и выводам.

Древние мифологические представления в видоизмененных формах продолжали существовать в сознании и отображаться в фольклоре русских не только в конце XIX — начале XX века, но и значительно позже. Они дожили до наших дней, имея ряд региональных и локальных вариантов. Одним из специфических региональных вариантов являются мифологические представления южнорусского населения. Отличие мифологии этого населения от таковой у русских других регионов обусловлено их разной этнической историей, выразившейся в характере этнических и миграционных процессов, ставших следствием природно-географических, социально-экономических, исторических условий.

Сложные этносоциальные и политические процессы привели к формированию изучаемого нами населения, неоднородного по своему этническому, сословному составу, обладающего определенными специфичными чертами в диалектологическом, антропологическом и культурном отношениях. Этим же было обусловлено и мировоззрение южнорусского населения и, в частности, его мифологические представления. Анализ фольклорно-этнографических и диалектологических материалов, связанных с «низшей» мифологией, позволил выде-

лить круг различавшихся и по своему содержанию, и по времени своего возникновения представлений.

В синхронном плане южнорусская мифология представлена рядом вариантов, бытовавших на разных территориях изучаемого региона. Проведенный анализ локальной специфики поверий о мифологических персонажах периода конца XIX - начала XX века дал возможность выделить в пределах рассматриваемого региона два ареала, где распространены представления, довольно существенно различающиеся набором персонажей, их наименованиями, визуальными и функциональными характеристиками. Западный вариант, охватывающий главным образом территорию к западу от верхнего и среднего течения р. Дон в пределах современных Курской, Белгородской, Калужской, Брянской, Орловской, Тульской областей, характеризуется некоторыми локальными особенностями мифологических представлений, нетипичными для основной части Южнорусской зоны, но их аналоги имеются в севернорусских материалах. Более того, в сюжетах многих нарративов населения этой части региона наблюдаются устойчивые параллели с представлениями, характерными для мифологических традиций украинцев и белорусов. Восточный вариант южнорусских мифологических представлений распространен к востоку от верхнего и среднего течения Дона в пределах современных Липецкой, Воронежской, Тамбовской, Рязанской, Пензенской областей. Некоторые признаки мифологических представлений данного варианта зафиксированы в поверьях русского населения ряда районов Поволжья. Кроме того, в представлениях русских бывших Тамбовской, Пензенской губерний отмечается влияние финно-угорской и тюркской мифологий. Параллели выявляются как в специфических наименованиях персонажей, так и в их наборе. Принимая во внимание территориальную близость восточно-южнорусского ареала к районам Поволжья, интересно было бы выявить детальные элементы культурного взаимовлияния русского и местных неславянских народов в системе мифологических представлений, что может быть предметом изучения в дальнейшем.

Указанные варианты южнорусских мифологических представлений сопоставимы с ареалами, выделенными по антропологическим (физический облик), диалектологическим (говоры южнорусского наречия) и этнографическим данным. Так, ареал восточного варианта географически совпадает с ареалом распространения восточной (рязанской) группы говоров, тогда как западный вариант охватывает область расположения «западных» групп южнорусского наречия. Выявленные в диссертации варианты южнорусских мифологических

представлений территориально соответствуют районам распространения тех или иных антропологических типов в составе изучаемого населения: верхнеокского (западный вариант) и дон-сурского, степного и средневолжского (восточный вариант). Западная и восточная части Южнорусской историко-культурной зоны различны и по размещению этнокультурных групп населения. В восточной части, где наименьшее количество говоров, проживали в основном однодворцы, небольшая часть мещеряков в Тамбовской губернии и цуканов в Воронежской. В западной же - с наибольшим числом говоров - остальные историко-культурные группы населения: кроме подавляющего числа однодворцев, здесь размещались полехи, саяны, мананки, карамыши, цуканы, горюны. В этих двух ареалах прослеживаются и отличия в культуре, составляя ее локальные варианты, о чем свидетельствуют фольклор-но-этнографические исследования по региону.

Таким образом, настоящим исследованием подтверждается наличие в регионе двух больших историко-культурных ареалов - западного и восточного. Этим территориальным распределением характеризуется комплекс представлений о мифологических персонажах, зафиксированный в этнографических источниках, относящихся к концу XIX - началу XX века. Более поздние фольклорно-этнографиче-ские материалы (второй половины XX - начала XXI века), исследованные в настоящей работе, в некоторой степени подтверждают наличие такой локальной вариативности.

В диахронном плане можно говорить об определенных различиях между южнорусскими мифологическими представлениями конца XIX - начала XX века и второй половины XX - начала XXI века. Первый из указанных диахронных срезов характеризуется значительно большей архаичностью мифологических представлений, наличием разнообразных персонажей и широким кругом поверий, связанных с ними. Для второго диахронного среза характерна трансформация в сторону обобщения или исчезновения к концу данного периода целого ряда мифологических образов, их трансформации, свидетельствующие о разрушении фольклорно-мифологической традиции.

Сохранение многих элементов традиционных представлений мифологического характера в сознании современного человека обусловлено не только законами бытования и трансформации культуры, в том числе фольклора. Это поддерживается, с одной стороны, особенностями нашей психофизиологии, а с другой - спецификой культурной ситуации, сложившейся в России в конце XX столетия. В период так называемой «перестройки» под воздействием целого ряда факторов мощно актуализировались магико-мистические идеи. Всплеск «неоязычест-

ва» и различных вариантов религиозности в определенной степени возродили и обновили сохранявшиеся мифологические воззрения . Среди различных по образованию и культуре представителей современного общества в настоящее время бытует множество рассказов о паранормальных существах и явлениях, не укладывающихся в рамки обыденной действительности47. В современных свидетельствах о таких феноменах можно обнаружить немало аналогий и даже полных совпадений с сюжетами народных мифологических рассказов. Так, например, в сообщениях конца XX века о популярном отечественном полтергейсте -«барабашке», приведенном в статье С.И. Дмитриевой, можно узнать представления о подобных духах русской мифологии, фиксируемых в конце XIX - начале XX века (кикоморе, домовом и др.). То же касается и образов современных НЛО-навтов, которые зачастую напоминают чертей и других представителей нечистой силы, а в рассказах о снежном человеке прослеживаются некоторые черты лешего48.

В целом можно констатировать, что мифологические представления активно бытовали в народной культуре южнорусской зоны в конце XIX - начале XX века; интересно, что они бытуют, своеобразно трансформируясь, и в конце XX - начале XXI века.

Сопоставление этнографических, антропологических и диалектологических ареалов на южнорусском пространстве и, в частности, на территории Центрального Черноземья, показало, что границы их не обязательно четко совпадают между собой, а тем более не совпадают порой с административно-территориальным делением. Точного совпадения и не могло быть, так как изучаемый регион и его население сформировались в результате «переплетения» сложных этнических и миграционных процессов на протяжении длительного времени, и каждый временной период оставлял свой след в историко-культурном развитии населения региона.

46 Харитонова В.И. «Весна Средневековья» накануне III тысячелетия (Магико-мистическая практика и „народное целительство" в Московском регионе) // Московский регион: этноконфессиональная ситуация. М.: ИЭА РАН, 2000. С. 262-282.

47 Её же. Из опыта «полевой работы» на семинарах «Центра по изучению шаманизма и иных традиционных верований и практик» (Фантастичен ли роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»?) // Полевые исследования Института этнологии и антропологии РАН. М.: ИЭА РАН, 2002. С. 138-158.

48 Правдивые рассказы о полтергейсте и прочей нежити на овине, в избе, в бане. Сост. К. Шумов, Е. Преженцева. Пермь: Янус, 1993. 222 е.; Дмитриева С.И. Мифологические представления русского народа в прошлом и настоящем (былички и рассказы об НЛО) // Этнографическое обозрение. 1994. №6. С. 97-110.

Список работ, опубликованных автором по теме диссертации

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

1. Титова, О. Ю. К проблеме формирования групп русских в Воронежском крае / О. Ю. Титова // Этнографическое обозрение. - 2010. - № 2. - С. 41-55 (1.1 п.л.).

2. Титова, О. Ю. Об особенностях поверий о ведьмах у южнорусского населения / О. Ю. Титова // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. История и политические науки. - 2011. - № 4. - С. 19-24 (0,6 п.л.).

3. Титова, О.Ю. К вопросу о мифологических персонажах русских Центрального Черноземья (XIX - начало XXI века) / О. Ю. Титова // Этнографическое обозрение. — 2014. -№ 2. - С. 116-130 (1,2 п.л.).

Публикации в других изданиях:

1. Дынин, В. И.: Колпакова, С. Ю.; Кузнецова [Титова]. О. Ю.; Титов. С. А. Полевые исследования учебно-научной лаборатории «Этнография Центрально-Черноземных областей России» в Тамбовской области. Июль 2003 г. / В. И. Дынин, С. Ю. Колпакова, О. Ю. Кузнецова [Титова], С. А. Титов // Этнография Центрального Черноземья России: материалы III межвузовских научных чтений. - Воронеж: Воронежский государственный университет, 2003. -Вып. 3. - С. 86-91 (авт. вклад 0,2 п.л.).

2. Титова, О. Ю. Народные верования жителей поселка Манидинский Талов-ского района Воронежской области: конец XIX - XX вв. / О. Ю. Титова // Этнография Центрального Черноземья России: сборник научных трудов. -Воронеж: Истоки, 2008. - Вып. 7. - С. 120-128 (0,45 п.л.).

3. Титова, О. Ю. Народные верования Таловского района Воронежской области / О. Ю. Титова // Этнография Центрального Черноземья России: сборник научных трудов. - Воронеж: Истоки, 2009. - Вып. 8. - С. 141-151 (0,5 п.л.).

4.Дынин, В. П.; Титова, О. Ю. Огненный змей в народных верованиях южнорусского населения XIX - начала XX века / В. И. Дынин, О. Ю. Титова // Вопросы истории славян: сборник научных трудов. - Вып 20. - Воронеж: Научная книга, 2010. - С. 99-121 (авт. вклад 0,45 п.л.).

5. Титова, О. Ю. Образ колдуна в мифологических представлениях южнорусского населения XIX — XX вв. / О. Ю. Титова // Историко-культурное наследие и современная этнология: Материалы конференции молодых ученых. Москва. 16-17 декабря 2010 г.-М.: ИЭА РАН, 2011.-С. 106-117(0,7 п.л.).

6. Титова, О. Ю. Локальные группы русского населения южнорусской этнографической зоны / О. Ю. Титова // Берегиня: 777: Сова. - 2013. -№ 1. - С. 614 (0.9 п.л.).

7. Титова, О. Ю. Образ домового в поверьях населения Центрального Черноземья / О. Ю. Титова // Культурные границы и границы в культуре: Материалы конференции молодых ученых. Москва, 5-7 декабря 2012 г. - М. ИЭА РАН, 2013. - С. 186-195 (0,5 п.л.).

Подписано в печать: 06.10.2015 Объем: 1,65 пл. Формат 60x84 1/16 Тираж: 100 экз. Заказ № 71 Участок множительной техники Института этнологии и антропологии РАН 119991, г. Москва, Ленинский пр-т, д. 32А