автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Персонажи освоенного пространства в традиционной мифологической прозе восточнославянского населения Красноярского края
Полный текст автореферата диссертации по теме "Персонажи освоенного пространства в традиционной мифологической прозе восточнославянского населения Красноярского края"
На правах рукописи
КАЛИНИНА Светлана Валентиновна
ПЕРСОНАЖИ ОСВОЕННОГО ПРОСТРАНСТВА В ТРАДИЦИОННОЙ МИФОЛОГИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ
Специальность 10.01.09-фольклористика
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Улан-Удэ 2005
Работа выполнена на кафедре русской литературы Красноярского государственного педагогического университета
Научный руководитель: кандидат филологических наук,
профессор КГПУ Н.А. Новоселова
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, профессор Р.П. Матвеева кандидат филологических наук О.Н. Судакова
Ведущая организация: Бурятский государственный университет
Защита диссертации состоится <»¿7*» 2005 года в ¿3*° часов
на заседании диссертационного совета Д 003.027.02 в Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН по адресу: 670047 г. Улан-Удэ, ул. М. Сахьяновой, 6
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ИМБиТ СО РАН
Автореферат разослан Q& 2005 г.
Ученый секретарь диссертационного совета,
доктор филологических наук
Г.А. Дырхеева
Общая характеристика работы
Актуальность темы. Мифологические представления являются важной частью не только Архаической, но и современной духовной культуры. Изучение мифологической (несказочной) прозы имеет историко-культурное значение, так как углубляет существующие представления о древней культуре, одновременно фиксируя элементы мировоззрения современного человека. Существование мифологических представлений у современного человека подтверждают публикации полевых материалов разных регионов страны, сделанных в последние годы.
В последние десятилетия мифологическую прозу и ее персонажей интенсивно изучают в различных аспектах: сюжетно-классификадионном (В.П. Зиновьев, H.A. Гордеева, Е.С. Ефимова), этнолингвистическом (O.A. Черепанова, J1.H. Виноградова, С.М.Толстая, A.B. Гура, Б.А. Успенский, Е.Е. Левкиевская и др.), этнографическом (Г.Н. Базлов, А.К. Байбурин), генетическом (Н.К. Козлова), мифолого-семантическом (H.A. Криничная, Г.В. Медведева, К.Э.Шумов).
В рамках регионального подхода современными исследователями уже рассматривалась в различных аспектах мифологическая проза Севера России', Поволжья2, Дона3, Урала, в Сибири исследованы материалы Иркутской области и Забайкалья4, Омской5 и Новосибирской областей.6 Материалы Красноярского края до сих пор не были изучены на уровне научных публикаций и диссертационных исследований, и данная работа восполняет этот пробел.
Актуальность данного исследования прослеживается в различных аспектах: в обращении к активно изучаемому жанру; в
'Черепанова О Л Мифологическая лексика Русского Севера - Л • Паука, 1983 -I69-C Ее же Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост и автор коммент О А. Черепанова - СПб Наука, 1996 -212 с.
2 Былички и бывальщины Старозаветные рассказы, записанные в Прикам1>е /Сост. К. Шумов - Пермь, 1991 -412с идр
' Лркипеико Н А Лексики мифологической системы донских казаков как части духовной культуры Автореф дисс канд. филол. наук - Ростов-нз-Дону, 2000
J Зиновьев В П Указатель сюжетов сибирских быличек и бывалыцин // Локальные особенности русского фольклора Сибири Публикация НА Новиковой, И Г Зиновьевой. - Новосибирск, Наука, 1985 - С 6276 Его же Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост В П Зиновьев -Новосибирск Наука, 1987 -400с идр работы
3 Гордеева H А Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 - 1884)// Актуальные проблемы сибирской фольклорисгики Межвуз сб научи трудов - Иркутск, 1991 - С 99-112, Козлова Н К Восточнославянские былички о мифическом любовнике Опыт систематизации сюжетов. Автореф дис канд филол наук - М, 1996 - С 9-11 Данная работа рассматривает материалы не только Омской облает и, но записи, сделанные в Омской области, являются одним из источников исследователя
* Мельников М H К вопросу о бытовании быличек и легенд в наши дни // Сибирский фольклор -
Новосибирск, 1976 Выл 3 -С 36-47
. -j' h ЛИ Hijii X. Ibl! Ч V
библиотека
региональном аспекте изучения материала; в сюжетно-классификационном и мифолого-семантическом подходе к материалу.
Научная новизна работы в том, что впервые фольклорная культура края рассматривается как культура неоднородного по составу населения региона. Мы не рассматриваем каждый локальный очаг, а сводим данные к условным типам старожильческой и новопоселенческой культур. В связи с этим исследуются поселенческие зависимости, отразившиеся в мифологической прозе, и сопоставляются мифологические представления старожилов и новопоселенцев региона.
В работе впервые последовательно используется принцип разграничения персонажей по месту локализации. В научный оборот вводятся записи, отражающие мифологические представления населения отдельного региона - Красноярского края - в середине и конце XX века.
Внутри региональной традиции мы впервые рассматриваем специфику персонажей мифологической прозы, актуализацию явных и скрытых значений образов в разных поселенческих традициях Красноярского края; для анализа группы текстов, выделенных по месту постоянной локализации персонажей, применен семантический метод.
Особенности бытования жанра рассматривали многие ученые, изучение позднего этапа бытования мифологической прозы начато в работах В.П. Зиновьева и М.Н. Мельникова, но этот вопрос в науке разработан недостаточно. Данная работа является одной из попыток изучения позднего этапа бытования (конец XX века) мифологической прозы на территории Красноярского края.
Объект и предмет исследования.
Объектом данного исследования являются тексты несказочной (мифологической) прозы, записанные в период с 1979 по 2004 год у населения Красноярского края. Мы рассматриваем особый круг быличек -рассказы о персонажах освоенного пространства. Предмет исследования -семантика образов персонажей, постоянно находящихся в освоенном пространстве, и сюжеты мифологической' прозы о них. Основное внимание мы уделяем семантике и актуализации значений этих образов в традициях края.
Целью работы является выявление региональной специфики персонажей освоенного пространства на сюжетном и семантическом уровнях.
Цель определила круг задач исследования:
1. Охарактеризовать состояние мифологической прозы в регионе и ее зависимость от поселенческой принадлежности информанта, возрастных и социальных факторов.
2. Установить состав персонажей освоенного пространства у основных поселенческих групп края и сюжетный состав мифологической прозы об этих персонажах.
3. Выявить спектр представлений о персонажах и их особенности у представителей разных поселенческих групп.
4. Выявить поселенческие зависимости, отразившиеся в представлениях о конкретном персйнаже.
5. Сопоставить старожйл'ьческую и новопоселенческую традиции региона как между собой, так и с восточно-сибирской традицией, описанной В.П. Зиновьевым"7,' а также с доступными материалами европейской части России.
Методологической основой диссертации являются теоретические положения, изложенные Б.Н. Путиловым в монографии «Фольклор и народная культура»; Принципы клйссификации фольклорных жанров, разработанные! В.Я Проппом; работы русских фольклористов . в области изучений верований (JI.H. Виноградова, С.М.Толстая, М.Н. Власова и др.) й жанра былички (Э.В. Померанцева, В.П. Зиновьев и др.). ' |к
Методы исследования: описаний ' этнографических и художественных фактов, нашедших свое Отражение в мифологической прозе; сравнительно-сопоставительный и ' Типологический анализ, мифолого-семантический и статистический методы.
Научно-практическая значимость работы обусловлена введением в научный Ьборот неизвестйыХ ранее данных, а также тем, что ее результаты могут быть использОйаны в учебных курсах по фольклору в высшей школе, разработке методических пособий, при составлении авторских программ педагогами дополнительном образования. В этом случае материал, данной работы может являться частью регионального компонента программ. Приложение к работе может быть использовано при составлении общесибирского указателя сюжетов и мотивов быличек и бывальщин.
Материал и достоверность исследования. Мифологическая проза региона, (стала фиксироваться в конце XIX - начале XX века как иллюстрации к этнографическому материалу, описывающему верования населения Енисейской губернии. На территории края такие записи делали A.A. Макаренко, B.C. Арефьев, A.A. Савельев, М.В. Красноженова. Однако текстов быличек о персонажах освоенного пространства, приведенных этими исследователями, всего около трех десятков,' и в ряде случаев в них отсутствует точное указание на место записи. Записи
7 Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П. Зиновьев -Новосибирск: Наука, 1987.-400 с.
начала века представляют больший интерес как фиксация существовавших поверий.
Систематически мифологическая проза стала записываться в регионе в семидесятые годы XX века фольклорными экспедициями Красноярского государственного педагогического института (ныне университета). До сих пор тексты быличек и поверий, хранящиеся в фольклорном архиве КГПУ, не были предметом диссертационного исследования. Именно фольклорный архив КГПУ (более шестисот текстов), личный архив H.A. Новоселовой, а также материалы личного архива диссертанта (46 текстов) составляют основной корпус материалов, на основе которых написана данная работа. Другие материалы стали дополнительными.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры русской литературы Красноярского государственного педагогического университета. Отдельные части работы были представлены в виде докладов и сообщений на научно-практической конференции преподавателей, аспирантов и студентов филологического факультета (г. Красноярск, 1998); вторых параславянских чтениях «Сибирская локально-этническая культурная ситуация в конце XX века» (г. Красноярск, 1998 г.); Шастинских чтениях и XI научно-практическом семинаре «Народная культура Сибири» (г. Иркутск, 2002 г.); четвертых славянских чтениях «Мифологическое, каноническое и светское в русской культуре и языке» (г. Красноярск, 2003), шестых славянских чтениях «Мир славянских идей» (г. Красноярск, 2005 г.). Основные положения диссертации и результаты исследований изложены в докладах на конференциях и опубликованных статьях.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложений. В приложениях находятся указатель сюжетов быличек о персонажах освоенного пространства и сведения о распространении сюжетов о персонажах освоенного пространства по территории Красноярского края.
На защиту выносятся следующие положения:
- На позднем этапе исторической жизни (XX век) мифологическая проза Красноярья переживает процесс не только разложения, но и полноценного бытования.
- В Красноярском крае у новопоселенцев и старожилов существуют отличия в сфере мифологических представлений.
- Мифологическая проза Красноярья о персонажах освоенного пространства имеет региональные особенности, как на уровне поверий, так и на уровне текстов.
- Персонажи мифологической прозы Красноярья заметно отличаются от персонажей европейской части России. При несомненной общности у персонажей освоенного пространства отмечается несовпадение актуализированных значений в образах европейской России, Восточной Сибири и Красноярского края.
- Сюжетный состав мифологической прозы Красноярья, при несомненной общности, не совпадает с сюжетным составом мифологической прозы Восточно-сибирского региона, равно как Западной Сибири, что дает основания для выделения территории Красноярского края как самостоятельной фольклорной зоны -Центральной Сибири.
Содержание работы
Во введении обосновывается актуальность темы, показывается степень ее изученности, дается обзор научной литературы по теме исследования; определяются цель исследования, его объект и предмет, ставятся задачи исследования; определяется научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы; характеризуется материал исследования, выдвигаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе нами охарактеризованы поселенческие традиции, сложившиеся на территории края, бытование мифологической прозы в регионе во второй половине XX века, названы принципы отбора текстов и классификации персонажей.
Население Красноярского края, как и других регионов Сибири, неоднородно. По материалам конца XX века у восточнославянского населения края в работе, вслед за исследователями - регионоведами (В.А. Александров, Г.Ф. Быконя, Б.Е. Андюсев, П.Н. Павлов и др.), были выделены два типа поселенческих культур: старожильческая и новопоселенческая, имеющие релевантные признаки. Кроме того, в наших материалах выявился третий тип - позднепоселенческий, не имеющий стабильиых черт.
Понятие «старожил» достаточно условное, так как сама старожильческая культура Красноярья неоднородна и включает в себя элементы культуры переселенцев из разных губерний России. На взгляд Н А. Новоселовой, «применительно к началу XX века можно говорить о существовании в крае раннестарожильческой и позднестарожильческой культур. Если первая начала складываться на территории нашего края в XVII в., то вторая формировалась в XVIII - XIX вв. В наши дни люди, являющиеся носителями второй традиции, также считают себя
старожилами».8 Учитывая мнение Б.Е Андюсева, отметившего двадцатипятилетний срок проживания в Сибири как достаточный для изменения идентификации9, в данной работе мы называем старожилами всех, кто приехал в край до начала XX века.
В конце XX - начале XXI в. старожилы компактно живут в Приангарье (Кежемский и Богучанский районы) и Казачинском районе10. Старожильческие деревни есть и в других районах края, смешанных и новопоселенческих. Случилось это и^-за внутрирегиональных миграций, которые описал Г.Ф. Быконя".
Представителе второго культурного слоя - новопоселенцы, то есть потомки жителей центральных и южных губерний России,12 Украины и Белоруссии.
При работе с материалами мифологической прозы нами была замечена соотнесенность мифологической информации и поселенческой принадлежности населения. Так, для старожильческой мифологической культуры характерны следующие элементы: в персонажном поле наличие банника и женских соответствий мужским персонажам: (предбанница, лешачиха); в представлениях о внешнем виде домового - чаще зооморфный домовой; в наименованиях персонажей - слова «волхидка», «дедушка - суседушка». Большее мифологическое значение имеет зимний солнцеворот и Страстная неделя, которые являются временем активизации нечистой силы. При защите от домашних духов предпочтение отдается христианским оберегам.
Элементами новопоселенческой культуры являются: в персонажном' поле - отсутствие женских соответствий мужским духам и быличек о баннике; антропоморфный тип внешности у домового; в наименованиях персонажей - слова «хозяин» (о домовом), «ведьма». Большее мифологическое значение имеет летний солнцеворот; при
* Новоселова Н А Сложение разнопоселенческих традиций на территории нашего края //Празднование Масленицы в Енисейской губернии в XIX - начале XX вв. Проблема распространения, эволюции и сёмантики обрядовых действий: Пособие по курсам устного народного творчества, краеведения, этнографии' региональный компонент обрашвапия - 2-е изд, перераб идоН - Красноярск' РИО КГПУ, 2003. -0 10-11.
9 Андюсев Б Е Традиционное сознание крестьян-старожилов Приснисейского края 60-х гг XVIII - 90-х гг. XIX вв.' Опыт реконструкции' Монография - Красноярск, РИО КГПУ, 2004 -С. 220-221
10 Новоселова НА. Сложение разнопоселенческих традиций... -С 13.
" Быконя Г Ф Заселение русскими Приенисейского края в 18 веке - Новосибирск, Наука, 1981 -С 245 и др.
12 Мельников II М. Фольклорные взаимосвязи восточных славян Сибири Фольклор старожильческого населения Опыт типологии. Учебное пособие - Новосибирск' Изд НГПИ, 1988 - С.8
защите ото всех персонажей освоенного пространства предпочтение отдается языческим оберегам.
По материалам мифологической прозы было выявлено распространение поселенческих культур по территории края. Их расположение можно представить следующим образом: старожильческая культура сохранилась в виде ареалов в Кежемском, Богучанском, Казачинском и ныне не существующем Даурском районах; в виде Фокусов она существует в новопоселенческих районах (Балахтинский, Емельяновский, Курагинский) и в районах с разнородными в поселенческом смысле деревнями (Бирилюсский, Енисейский, Тасеевский).
Новопоселенческая культура распространена только в виде локусов. На территории ряда районов (Ачинский, Большеулуйский, Иланский, Ирбейский, Козульский, Манский, Нижнеингашский, Партизанский) живут переселенцы из разных областей России, поэтому и локусы в них разнородны, хотя являются новопоселенческими. Кроме того, отмечены районы, где новопоселенческие локусы не смешиваясь, соседствуют со старожильческими на территории одного района.
Кроме того, в регионе бытует смешанная культура, которая характеризуется сосуществованием разных традиций внутри одного населенного пункта. Смешанные в поселенческом отношении деревни отмечены в Абанском, Березовском, Дзержинском, Ермаковском, Идринском, Каратузском, Канском, Мотыгинском, Минусинском, Новоселовском, Саянском районах.
В конце XX - начале XXI века (1979 - 2004 гг.) былички бытуют во всех поселенческих культурах в разных возрастных группах: большая часть текстов записана от людей старше шестидесяти лет, меньшая - от людей в возрасте сорока-пятидесяти лет. В нашем корпусе текстов есть небольшое количество записей от детей и молодежи. Основные носители жанра - женщины, неграмотные или имеющие начальное образование.
Говоря о позднем этапе бытования жанра на территории региона, мы отмечаем, что внутри каждой возрастной группы существуют разные уровни веры в рассказываемое: от безусловной веры до отрицания существования персонажей быличек. Разумеется, больше знают и верят в персонажей мифологической прозы представители старшей врзрастной группы, в молодежной среде вера распространена меньше. Однако, оказываясь в лиминальных положениях (свадьба, рождение детей, переезд), представители молодежи живо интересуются правилами поведения в данных ситуациях. В сельской местности края широко распространена вера в порчу и сглаз, являющаяся базбй для создания быличек.
Бытование в регионе мифологической прозы поддерживается существующими до начала XXI в. мифологическими представлениями и обычаями, опирающимися на эти представления; среди них правила заселения в новый дом, передача скота под покровительство домового, обязательность мытья в бане по завершении больших работ. По поводу соблюдения либо нарушения подобных обрядов и обычаев также рассказываются былички.
В конце XX века продолжают появляться произведения мифологической прозы, повествующие о недавних событиях, но традиционные по форме. В нашем корпусе текстов таковыми являются часть рассказов о домовом и ведьме.
Далее в главе обозначены принципы отбора текстов и классификации персонажей, которые использовались при работе с региональным материалом. Проблема сравнения и идентификации персонажей народной демонологии ставилась O.A. Черепановой13 на материалах мифологической лексики Русского Севера, позднее JI.H. Виноградовой и С.М. Толстой.14 Эти исследователи проводили идентификацию персонажей по номинациям, внешнему виду, основным и факультативным функциям, локативным и темпоральным характеристикам и т.д. Чем более неопределенным и многозначным является персонаж, тем больше характеристик используется для его идентификации.
При работе с нашим корпусом мифологической прозы сначала были выделены тексты, где персонажи назывались прямо («домовой», «волхидка») или иносказательно («хозяин», «нечистая сила», «он»). Поскольку в ряде быличек персонаж не был назван, мы обратились к описанию его внешности, используя в качестве опоры информацию как справочников, так и региональные тексты, в которых персонаж назывался.
Исследуемые материалы показали, что в большинстве текстов региона развернутый портрет персонажа отсутствует, чаще даются только отдельные детали. Общие портретные черты персонажей отмечены только у домашних духов. У людей со сверхъестественными способностями отсутствуют общие портретные черты, отмечаемые в европейской традиции (хвостик, огненные струйки в глазах и наличие двух теней вместо одной15, отсутствие отражения в зрачках,16 перевернутое вверх
11 Черепанова О.А Мифологическая лексика русского Севера - Л.. Наука, 1983 - 169 с
14 Виноградова Л Н., Толстая С.М. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии // Славянский и балканский фольклор Верования Текст Ригуап -М Наука, 1994 -С. 16-44.
и НовичковаТ А Ведьма// Русский демоноло1 ический словарь -С 71
"'Новичкова I А Колдун //Русских демонологический словарь. -С. 243.
ногами отражение17) в человеческом облике, а также описание портрета вообще. Чаще называется облик оборотня. Думается, это происходит потому, что рассказчиков больше интересуют дела этих персонажей, чем их внешность.
Не менее важным оказалось обращение к указанию на место и время встречи человека с персонажем былички. Место события зачастую играло решающую роль в определении персонажа (в доме и во дворе -домовой, на улице или во дворе - ведьма, колдун). Исследователи считают; что к локативным характеристикам примыкают темпоральные (временные)18. В материалах региона в таких случаях дополнительной информацией часто становится упоминание звуковых проявлений персонажа (домовой ночью в доме шумит, шуршит, трещит, стучит, ходит, как человек).
Главные функции персонажей в общерусской и региональной традициях совпадают. Так, «давит» домовой, «водит» леший, «портит» коров ведьма. Однако исследователи отмечали, что в каждом регионе существуют дополнительные функции, выявляющие региональную специфику. В нашем крае таковыми являются: ряд способов проявления домового ночью в доме (стаскивает/поправляет одеяло, тащит подушку из-под головы, сбрасывает человека с кровати); полет колдуна после смерти; связь знахарей с цветком папоротника и др.
Для классификации регионального материала нам было достаточно названных характеристик.
При работе с текстами были проведены наблюдения над продуктивностью жанра. Выяснилось, что, продуктивность сюжетов о персонажах освоенного пространства в Сибири различна. Для выявления регионального своеобразия мы обратились к сюжетам Восточной и Западной Сибири. Общими для трех сибирских территорий продуктивными сюжетами явились: о домовом Б1-5, Б1-9; о ведьме Г1-2, Г1-8а, Г1-17; о колдуне Г11-6. Говоря о несовпадающих продуктивных сюжетах, мы отметили, что в Восточной Сибири" их 13. В указателе сюжетов Омской области20 нами обнаружено 3 таких продуктивных сюжета. В материалах Красноярья продуктивных сюжетов 10. Таким образом, региональной особенностью Центральной Сибири является
17 Власова М Н Колдун // Новая Абевега... - С 181.
'* Виноградова Л Н , Толстая С М К проблеме идентификации. -С 17.
" Зиновьев В П Указатель сюжетов сибирских быличек и бывалыцин // Локальные особенности русского фольклора Сибири Публикация Н.А Новиковой, И Г Зиновьевой. -I (овосибирск, Наука,1985. - С. 62-76.
311 См Гордесва Н Л Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 -1984 гг)// Актуальные проблемы сибирской фольклористики. - Иркутск, 1991 -С. 99- 112.
меньшее по сравнению с Восточной Сибирью, и большее, чем в Омской области, количество продуктивных сюжетов.
Персонажи мифологической прозы Красноярского края отличаются от мифологических персонажей европейской части России. Региональная специфика проявляется на разных уровнях. Так, для Красноярья характерно меньшее количество номинаций всех персонажей освоенного пространства; отсутствует часть обликов, приписываемых данному персонажу и описания портретов персонажей со сверхъестественными способностями; сдвигается круг запретов и круг сюжетов, описывающих функционирование персонажей; изменяется количество способов наказания нарушителей запретов и т.д. При несомненной общности у персонажей освоенного пространства региона мы отмечаем различия в семантике образов (банник однозначно опасен, ведьма не влияет на погоду и светила).
Вторая глава «Представления населения Красноярского края о домашних духах и их отражение в быличках» посвящена мифолого-семантическому и сюжетному анализу мифологической прозы о домашних духах. Как показали былички, в фольклорной культуре края домашние духи известны повсюду, но не везде информация о них распространена одинаково. Домовой - второй по популярности после ведьмы персонаж, известный во всех поселенческих традициях региона. О баннике информация сохранилась в старожильческой традиции в виде поверий и быличек, а в смешанной и новопоселенческой - в основном, в виде поверий (за исключением Тасеевского р.). Внутри обеих поселенческих традиций существуют локальные особенности общения с домашними духами (кормление, обращения, способы защиты).
Другие домашние духи - дворовой, овинник, гуменник (без наименования) - известны только в поверьях, рассказы о них в региональных материалах отсутствуют.
В первом разделе главы анализируются материалы о домовом. О нем записаны 249 быличек и 91 фиксация поверий. Для выявления региональной специфики мы обратились к номинациям персонажа, его портрету, функциям и сюжетам о персонаже.
В крае существуют различные наименования персонажа, где в разных поселенческих культурах акценты делаются на разные значения домашнего духа: старожилы называют его чдедушкой-суседушкот, «суседкот и «домовым». По мнению Н.А. Криничной, в разных номинациях домового «акцентируется внимание на той или иной
семантике его образа».21 В приведенных названиях проявлена семантика предка, представителя потусторонних сил и духа дома22. Среди новопоселенцев наиболее употребительны слова «хозяин» и «домовой»*, то есть персонаж чаще воспринимается как главенствующий «в социальной иерархии»23 и дух дома.
Рассматривая на общерусском фоне портрет домового, отмечаем, что в региональной традиции количество портретных типов меньше: отсутствуют орнитоморфный24 и фитоморфный25 типы, выделенные Н.А.Криничной. В быличках Красноярья зафиксировано 5 типов внешности домового: антропоморфный - 67 фиксаций - (мужик, небольшой человек, старик, хозяин дома, ребенок); аморфный - 36 фиксаций; зооморфный - 30 фиксаций - (чаще крот, кот, крыса). Менее распространены невидимый (7 фиксаций) и контаминированиый (3 фиксации), соединяющий в себе черты человека и животного. На уровне портрета образ домового вполне соотносится с общерусским материалом.
Особенностью традиций Восточной и Центральной Сибири является отсутствие в зооморфном портрете домового облика змеи, известного в России, на Русском Севере и в Западной Сибири. Собственно региональными в портрете домового являются облики белого прозрачного пятна и козлёнка. Устанавливая поселенческие зависимости, отмечаем, что старожилы чаще считают домового зооморфным, гораздо реже ему приписывается антропоморфный облик. Новопоселенцы считают персонажа антропоморфным либо невидимым. Контаминированиый тип существует в обеих поселенческих группах.
Как уже отмечалось, основные функции домового в регионе совпадают с общерусскими. Домовой предсказывает будущее, отвечая на вопрос «к худу или к добру?» (32 фиксации), показываясь или воя перед несчастьем или другими событиями (38 фиксаций); наказывает по различным поводам (18); помогает людям за доброе к нему отношение (6); поминает умершего главу семьи (2 фиксации) и т.д. На данном уровне региональная специфика проявляется в большей общности с материалами Восточной Сибири, чем Западной.
Важной функцией домового является уход за скотиной (82 фиксации), известный на всей территории страны. В крае представители обеих поселенческих групп отдают скотину под покровительство
21 Криничная Н А Русская народная мифологическая проза Истоки и полисемантизм образов. Т I Былички, бывальщины, легенды и поверья о духах- «хозяевах» -ГТефозаводск Карельский научный центр РАН, 2000 - С 303
22 7 ам же
23 Там же
24 Криничная Н А Русская народная мифологическая проза Т1 . -С 156
24 Криничная Н А. Русская народная мифологическая проза Т1 -С. 164.
домового, у обеих групп существуют для этого специальные словесные формулы и способы кормления домашнего духа. Масть служит причиной любви / нелюбви к скотине обычно у новопоселенцев. У старожилов об этом зафиксированы два рассказа в микролокальных традициях. Региональная специфика проявляется в наличии факультативных функций и поверий, не совпадающих с дополнительными функциями и поверьями, известными в других территориях. Например, домовой перестаёт ухаживать за скотиной после глупых шуток человека; перестаёт мучить скотин^; переведённую в другое место.
Выявляя представления о домашнем духе, мы обратились к правилам поведения человека по отношению к персонажу. В материалах о домовом отчетливо проступают представления о необходимости активного общения с ним. Как и в общерусской традиции, это проявилось в необходимости совершения обрядовых действий при переходе в новый дом и привлечении внимания домового к скотине, а также необходимости регулярного кормления.
В конце XX века в мифологической сфере зафиксированы два этапа перехода в новый дом: уход из старого дома и вселение в новый. Былички лучше сохранили информацию о втором этапе. Переход из старого жилья в новое в разных поселенческих группах происходит по-разному. Однако, в региональной традиции, как и в общерусской, главным элементом ухода является приглашение домового с собой. Факультативны угощение его хлебом-солью ' И перенесение обрядовых вещей (квашни, сита) из старого дома в новый. В региональной традиции существуют обращенные к домовому приглашения идти в новый дом вместе с людьми и просьбы о разрешении жить в новом доме, носящие импровизационный характер, но в рамках канона. Все ритуальные обращения к домовому состоят из обращения к домашнему духу и побудительной части, содержащей глаголы в повелительном наклонении. В регионе сохранился в основном вербальный компонент перехода в новый дом, вещные выражения (перенос углей, сора, лаптя и др.) практически забыты.
До настоящего времени в крае сохранились рудименты обычая входной жертвы домовому. Эта жертва может быть в виде хлеба, хлеба-соли, домашнего животного. Так, в крае существует поверье о необходимости при заселении в новый дом первой запускать кошку, которое в обеих традициях может не мотивироваться совсем или мотивироваться по-разному (для благополучия в доме, для успешности хозяйства на новом месте; для проверки согласия домового на переезд или предотвращения смерти человека).
В микролокальных традициях старожильческого Приангарья существуют магические действия, способствующие хорошей жизни в новом доме (камень в цветном углу, кедровое помело возле пЬчки). У новопоселенцев в микролокалбных традициях такую роль выполняет принесение жертвы хлебом и замыкание нового дома в круг.
Заканчивается раздел выводами, акцентирующими выявленные региональные особенности образа домового на сюжетном и семантическом уровнях.
Второй раздел главы посвящен рассмотрению образа банника. Номинации персонажа различны по распространенности. Самое известное - «банник». Менее известны слова «банной», тёрт», «нечистая сила», «мылиный» Персонаж гораздо менее популярен, чем домовой. О баннике записано 56 быличек, а также 8 поверий о духе и бане. В микролокальных старожильческих традициях существует парный баннику женский персонаж - именуемый «банница», «перебаннща■», «предбанница».
Портретные характеристики персонажа не совпадают полностью ни с северорусской, ни с восточно-сибирской традициями. Так, в Центральной Сибири банник, в основном, антропоморфен (II фиксаций из 12) и не имеет зооморфного облика и облика предметов. Только в региональной традиции баннику приписываются образы черного человека, нескольких знакомых мужиков, черта, чего-то мохнатого.
Восприятие банного духа населением края однозначное. Персонаж не является амбивалентным, как на Русском Севере26, он только опасен. У жителей края нет возможности воздействовать на него. Подобное восприятие отличается от существующего на Русском Севере и в Восточной Сибири, где баннику приносятся умилостивительные жертвы Таким образом, у населения региона в большей мере актуализирована семантика банника как охранителя границы, медиатора между мирами27, в меньшей - как предка.
В работе сопоставляются причины и способы наказания нарушителей запретов в региональной, северорусской, восточносибирской и западносибирской традициях. Региональной спецификой можно считать наличие причин наказания нарушителей запретов, неизвестных в других традициях (появление в бане пьяным, возвращение, распущенное поведение, похвальба, поторапливание супругом из предбанника или в бане).
Что касается способов защиты от персонажа, в Указателе В.П. Зиновьева они не названы. По сравнению с западносибирской традицией, количество способов защиты от банника в крае больше. Региональными
2,1 Криничная Н.А Русская народная мифологическая проза .Т.1 -С 102-103; 106 и др
27 Криничная II А Русская народная мифологическая проза. .Т I. -С. 85.
15
являются камень, удар наотмашь, бегство, соблюдение правил поведения, голос человека из-за границ банного пространства.
Продуктивность быличек о банном духе в'крае ниже, чем в Восточной Сибири, но выше, 4ем в Западной. Это видно из количества сюжетов и количества их фикбгЩий (в Восточней Сибири о баннике зафиксировано 24 сюжета и 76 текстов, в Центральной - 49 сюжетов и 56 текстов; в Западной - 16 сюжетов и 25 текстов).
Третья глава «Представления населения Красноярского края о людях со сверхъестественными способностями и их отражение в быличках» посвящена рассмотрению образов йёДьмы, колдуна и знахарей.
Глава начинается с обсуждения проблемы разграничения персонажей быличек. Наши материалы свидетельствует, что, по представлениям сибиряков, сверхъестественными способностями и сакральными знаниями может, в различной степени, обладать каждый человек. В связи широким распространением бытовой магической практики28, сакральными знаниями обладали многие люди, но не все они были колдунами, ведьмами или знахарями. По нисходящей представления о магических способностях в регионе можно представить следующим образом: знахарь / колдун - «знаткий человек» - «глазливый» человек -человек, случайно совершающий действия, которые оказываются вредоносными. В связи с тем, что тексты мифологической прозы могут создаваться обо всех названных персонажах, встает вопрос об отборе материалов.
Дифференционным признаком, отличающим обычного человека от колдуна, служит наличие некой силы29, которую в регионе можно получить от умирающего колдуна или ведьмы30 (договора с нечистой силой в регионе не заключается). Именно эта сила дает своим обладателям возможность оборотничества.
Записи XIX века и базирующаяся на них современная справочная литература по демонологии отражают чёткую связь вредоносных персонажей с нечистой силой. Колдунам XIX - начала XX века портить помогали черти31. Этого же мнения придерживался и Н.М. Мельников.
28 Макаренко А А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении - СПб, 1913 - С 120-121, 160 и др , Арефьев В.С Материалы по этнографии Енисейского уе ада Енисейской губернии //Известия ВСОРГО- 1902 -Т. 32 -№й,-С 119. и др.
29 Петрухин В Я Колдуны//Мифологический словарь /Гл ред ЕМ Мслетинский - М Сов энциклопедия, 1991 -С 293
Криничная Н А Русская народная мифологическая проча Истоки и полиссмапги ш обрачов Т 2 Былички, бывальщины, легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями - Петрозаводск Карельский научный центр РАН, 2000. - С 38-40
31 Власова М Н Колдун // Новая Абеве! а русских суеверий - СПб, Северо-Запад, 1995 - С 181-182
Изучая бытование мифологической прозы в Западной Сибири в 60-70 годы XX века, он писал: «По представлениям сибиряков, колдовская сила лается людям «нечистой силой», чертями. Черти мучают принимающих колдовство и умирающих колдунов»32.
В Красноярье, в отличие от европейской части страны и от Западной Сибири, конце XX века связь персонажей с нечистой силой не видна так отчётливо. В регионе абсолютное большинство рассказчиков не связывает колдунов с чертями, и даже мучительную смерть ведьм и колдунов толкует как расплату за причиненное другим зло. Сведения о связи вредоносных персонажей с чертями записаны единично только от новопоселенцев.
Другая рассматриваемая проблема - разделение людей со сверхъестественными способностями на благожелательных и вредоносных.
В науке четкое разделение персонажей на колдунов и знахарей не является общепринятым до сих пор. H.A. Криничная отмечает: «В фольклористике сложились различные подходы к решению проблемы дифференциации ведьм, колдунов, знахарей»33. Таких подходов она выделяет три- неразделение названных персонажей (А.Н. Афанасьев)34; различение ведьм и колдунов, без выделения знахарей (Т.А. Новичкова, M H. Власова, В.П. Зиновьев); дифференциация образов друг от друга (C.B. Максимов35, Д.К Зеленин36, Г.В. Медведева, которая, в частности, пишет: «В сознании русских Восточной Сибири отмечается чёткая дифференциация образов колдуна и знахаря»37).
Третью точку зрения на колдуна и знахаря мы считаем наиболее убедительной: знахари являются персонажами, в большей части, дескриптивными (немифологическими), что подтверждается способом передачи знаний, способами и целью воздействия на людей и т.д. Большая часть региональных записей отражает существование границы между вредоносными и благожелательными персонажами. Так, старожилы региона различают вредоносных и благожелательных персонажей со
12 Мельников 11 М К вопросу о бытовании былнчск и легенд в ниши дни // Сибирский фольклор - Новосибирск, 1976 Вып 3 -С44
'' Криничная U.A. Русская народная мифологическая проза . . 2 - С. 9. u Ведун и ведьма// Происхождение мифа Статьи по фольклору, этнографии и мифологии // Сост, подготовка текста, статья и комментарии А Я Топоркова - М.. Ипдрик, 1996 - С 46, 48 и др
" Максимов С М Нечистая, неведомая и крестная сила - СПб ■ Полисет, 1994 Колдун-чародей - С 94-112, Ведьма - С. 113-123, Знахари-шептуны - С. 145-155 "' Зеленин Д К Восточнославянская этнография - М.: Наука, 1991. - С.423. " Медведева Г' В Колдун, знахарь в русских мифологических рассказах, представлениях Восточной Сибири Структура и содержание образов. Ареалы и семантика наименований Автореф дис канд филол наук Улан-Удэ, 1997. - С 24
сверхъестественными способностями. Новопоселенцы дифференцируют колдунов/ведьм и знахарей/знахарок во всех исследованных районах края, кроме Тасеевского. Здесь в ряде микролокальных традиций не существует четкой дифференциации персонажей. Нечеткое разделение выражается в амбивалентности образов людей со сверхъестественными способностями: колдун не только приносит зло, но и может Вылечить порчу, потушить пожар. Часть функций вредоносных персонажей в названных деревнях перенесена на знахарей: знахарь отвлекал чертей, мучающих умирающую ведьму, знахарка возвращает ведьме напущенную порчу.
В европейской России распространено мнение, что колдуном или ведьмой можно родиться.38 В Красноярском крае информация о возможности родиться колдуном зафиксирована единично. Информация о возможности родиться ведьмой в крае отсутствует. По представлениям жителей региона, сверхъестественные способности можно получить различными путями. Как и в европейской части страны, желающие стать колдуном или ведьмой могут принять «колдовство» у умирающих (17 фиксаций), обучиться у знающих людей'(2 фиксации) или использовать активизацию природных сил в купальскую ночь с помощью цветка папоротника (5 фиксаций). Третий путь обретения сверхъестественных способностей больше известен новопоселенцам, но упоминают о нём и старожилы, расходясь в результатах этого способа обретения колдовских способностей. Региональной особенностью является отсутствие возможности заключения договора с нечистой силой самостоятельно.
Второй раздел главы посвящен анализу былиЧЬк и Представлений о ведьме. В регионе зафиксировано несколько названий' женщины со сверхъестественными способностями: в Приангарье наиболее избестное -«волхидка». В микролокальных традициях Приангарья расНрЬсТранены слова «волшебка», «волхвитка», «шаманка». В других территория* края употребляются слова «ведьма», «колдовка», реже - «колдунье.
Деятельность женщин со сверхъестественными способностями в регионе называют по-разному: старожилы Приангарья используют слова «волховничать)>, «волхититься», «бегать шаманками», «шаманить». Во всех других территориях употребляются слова «делать», «колдовни-чать». Слова «шаманить» и «колдовать» распространены М'еньше.
Внешний облик ведьмь(-оббротня мо>к(ет ёыть различным. Как в европейской России и других территориях Сибири, в крае наиболее распространённым обликом ведьмы-оборотня является свинья (51 фиксация) в обеих поселенчески* группах!.' Другие облики оборотня имеют поселенческую маркировку (медведь, волк, колесо, клубок,
" Власова М Н Ведьма // Новая Абевега русских суеверий - СПб , Северо-Запад, !990 - С 70, Ее же Колдун // Новая Абевега С. 181-182
18
луковица - у старожилов; сковорода, колесо, куча сена - у новопоселенцев).
Региональная специфика на уровне портрета выражается в наличии факультативных обликов, не зафиксированных ни в Восточной, ни в Западной Сибири. Таковыми являются облики дым& огненного клубка, красного шара, мыши, ящерицы, серого существа с большими зубами. В региональной традиции ведьма не принимает облика змеи.
В крае зафиксированы единичные тексты < о способах оборотничества. Чтобы изменить облик, ведьма предпринимает специальные действия В современных материалах края зафиксированы два способа превращений: троекратное кувыркание у старожилов и удар головой о стенку у новопоселенцев. Другие способы превращения, известные в европейской части страны (кувыркание на печном шестке или в подполье, на гумне через огонь, через ножи и вилки, через 12
39 40ч
ножей, через веревку , намазывание мазью ) в регионе не зафиксированы.
Основными периодами активности ведьм в общерусской фадиции считаются периоды солнцеворотов и солнцестояний. В регионе временем активизации ведьм являются летний солнцеворот у новопоселенцев и зимний солнцеворот и Страстная неделя у старожилов.
В Красноярском крае ведьме приписывается порча скота (87 текстов), людей (58) и огородов (7 текстов). Порча скота заключается в большинстве случаев в отнимании молока у коров в обеих поселенческих традициях, а порча овец (10 текстов), о которой рассказывают только старожилы - в отнимании шерсти и доведении животного до смерти.
Как и по всей России, население края старалось выявить ведьм. У новопоселенцев обнаружение ведьм происходило в купальскую ночь. Способ выявления заключается в создании магической преграды, реально легко преодолимой. На наш взгляд, подобная преграда призвана актуализировать границу между своим и чужим пространствами. Региональная особенность в обнаружении ведьм заключается в отсутствии других способов, известных в европейской части России (в Страстную субботу смотреть сквозь осиновую борону, сделанную во время поста, в Пасху смотреть через деревяшку от гроба и др.).41
Старожилы выявляли ведьму «скарауливанием» в зимний солнцеворот и на Страстной неделе с помощью магического огня из «воскрёсных дров»42 и парциальной магии.43 Выявление юридически
"Власова МЫ Ведьма//11овая Абсвега .. -С 71. "' Былинки и бывальщины.. №261-256,-С. 304-308.
41 Власова М Н. Ведьма //11овая Абевега . - С.77.
*2 Макаренко А.А Сибирский народный календарь.. - С 153, 160.
закрепляло обвинение в колдовстве и не подлежало сомнению в обеих поселенческих культурах.
Разоблачающим фактором, как в общерусской традиции, так и в региональной, является мучительная трехдневная смерть. Наиболее часто упоминаемым средством облегчения смерти ведьме в регионе были манипуляции с потолком у новопоселенцев и с крышей у старожилов. Данный способ известен и в Восточной Сибири.44 В микролокальной традиции с. Богучаны для облегчения смерти ведьме надевали хомут на конёк избы. Из других средств новопоселенцам известны подкладываемые под кровать умирающей острые металлические предметы (косы и серпы) и протаскивание через хомут. Таким образом, региональной особенностью облегчения смерти ведьме является большее количество способов облегчения смерти, чем в соседних территориях.
В европейской России известны способы обрезвреживания ведьм, основанные на отнимании магической силы (избиение, удар наотмашь, удар троицкой зеленью, приколачивание тени гвоздями или удар по ней осиновым колом). В Центральной Сибири в новопоселенческих локусах известно как способ обезвреживания ведьмы кровопускание, остальные не зафиксированы. Региональной является возможность лишения ведьмы магической силы с помощью имитативной магии (отрывание доски над порогом дома - у старожилов, набрасывание хомута на оборотня - у новопоселенцев). В других регионах Сибири и европейской России информация о возможности подобных действий отсутствует.
Региональная специфика на уровне распространенности и продуктивности сюжетов проявилась в большем количестве сюжетов (77 и 59) о персонаже и меньшем количестве фиксаций (448 и 759), чем в Восточной Сибири, а также большем количестве как сюжетов (46), так и фиксаций (333), чем в Западной Сибири.
В третьем разделе главы мы рассматриваем образ колдуна. Самая распространенная номинация мужчины со сверхъестественными способностями в Красноярском крае - «колдую>. В местах, граничащих с территориями коренных народов, употребляется слово «шаман». Единично название «волшебник», зафиксированное у старожилов. Слово «ере/ишс»,45 известное в крае в начале XX века, сейчас не используется.
41 В данной работе использована классификация видов магии, данная в статье: Токарев С.А
Сущность и происхождение магии // Ранние формы религии. - М. Политиздат, 1990 - С
404 - 406
44 Рождественская ночь' Сборник/ Составление, предисловие, очерки, подготовка текстов и комментарии Г В Афанасьевой-Медведевой - Иркутск' Вост. - Сиб. книжное издательство, 1994. - С 239, № 34; - С. 241, № 39; - С. 242, № 42.
45 Макаренко А А. Сибирский народный календарь... - С. 46.
20
Других названий колдуна в Красноярском крае нет, и региональной особенностью является уменьшение количества номинаций по сравнению как с европейской, так и восточно-сибирской традициями.
Название действий колдуна в крае близки к наименованиям действий ведьмы: «колдовать», «делать», «шаманить»,«волшебничать».
В региональных записях XX века внешность колдуна не описывается; для рассказчиков и слушателей больший интерес представляют его дела. Поэтому в быличках и поверьях региона о колдуне отсутствует информация о том, как узнать колдуна по внешнему виду. Кроме того, население края вообще не ставит цели выявлять колдунов, в отличие от населения европейской части страны.
В регионе известны такие сверхъестественные способности колдуна, как оборотиичество, умение влиять на результаты охоты, насылание «порчи».
В крае записано 18 быличек об оборотничестве колдуна. В обеих поселенческих традициях колдун изменяет облик. Общих в разных поселенческих традициях обликов у персонажа не обнаружено. Облики оборотня маркируют поселенческую принадлежность информанта (заяц, медведь, огненный шар - у старожилов; собака, свинья, конь; вихрь, огненный змей и предмет - у новопоселенцев). В отличие от Восточной Сибири, в Красноярье колдун не принимает облика птиц. Только в регионе в микролокальной традиции колдун становится невидимым после смерти.
О способах превращения колдуна современное население региона не осведомлено. Поэтому ни одного способа оборотничества, названного в научной литературе («перекидывание» через ноги, верёвку, ветку)46 в современных материалах не отмечено. Архивные материалы показывают, что в начале XX века жителям Приангарья были известны два способа превращения: колдун должен был перекувыркнуться через сваленное дерево с оставшейся на пне сердцевиной47 или «перекинуться» через
48
колоду.
Продуктивность рассказов об оборотничестве колдуна совпадает с продуктивностью в Восточной Сибири, так как в указателе В.П. Зиновьева названы практически такие же числа, что и в наших материалах.
46 Власова М 11 Колдун // Новая Абсвега - С. 181.
47 Арефьев В Материалы по этнографии Енисейского уезда Енисейской губернии - С 131, №24
48 Запорожец В В Фольклор Приангарья начала XX века. (Фонд А А Савельева в ГЛМ) // Живая ст арина, - 2000. - № 2. - С. 47 Текст № 17.
В XIX веке в европейской России верили, что колдун может повлиять на результаты охоты двояко: испортить оружие или сделать его бьющим без промаха49. В старожильческой традиции Красноярья на результаты охоты колдун влияет в отрицательную сторону: встреча с ним по дороге обещает отсутствие добычи. Колдун может испортить охотничье ружье, информации о том, что он способен сделать ружье бьющим без промаха, не зафиксировано. По мнению A.A. Макаренко, сделать ружье бьющим без промаха может сделать в Великий четверг-обычный человек.50
Приписываемая колдунам способность к порче выражается в регионе в причинении вреда свадьбам, скоту и людям (частотность по нйсходящей). Предметы колдуны портят значительно реже. Подобные же данные приводятся и у В.П. Зиновьева по Восточной Сибири, и у H.A. Гордеевой по Омской области, что дает возможность предположить, что данные представления являются общесибирскими.
Сюжет о порче свадьбы является общерусским. Порча свадеб заключается, в основном, в останавливании свадебного поезда (останавливание коней), реже - напускании порчи на молодых и единично - на гостей.
В крае широко распространена вера в тяжелую смерть колдуна. Картина смерти колдуна вписывается в общеславянскую: трехдневные мучения, попытка передать «колдовство», манипуляции, облегчающие смерть, после смерти - кол в могиле. Региональной особенностью можно считать отсутствие запрета хоронить колдунов на кладбище и информации об особых условиях или способах захоронения. Не зафиксированы в крае поверья о том, что во время похорон земли не хватает, чтобы засыпать могилу.51
По сравнению1 с традициями европейской части России, в крае сужен круг возможностей обнаружения колдуна с помощью магических средств (во время Пасхальной службы с помощью рябиновой папочки, яйца, свечи и др.). Единственный магический способ обнаружения колдуна связан с использованием деревяшки с отверстием от выпавшего сучка и возможностью ранения колдуна ножом, брошенным в вихрь. Этот способ обнаружения и ранения колдуна известен в европейской традиции, однако не упомянут у В.П. Зиновьева, и является в Сибири особенностью Красноярского края и Омской области.
*'' Афанасьев А Н Поэтические воззрения Т 3 - С 225
Макаренко А А Сибирский народный календарь . - С ! 54.
" Новичкова Т А Колдун // Русский демонологический словарь ./ Авт - сост T А Новичкова - СПб • Петербургский писатель 1990. - С 267.
В отличие от традиции европейской части страны, в Красноярском крае отсутствуют былички о способах лишения колдуна его магической силы (напоить поганой водой52, разбить нос, пустив кровь53 и проч.). Информация о возможности насильственной смерти колдуна нечеткая. Способы, указанные в справочниках (тележная ось, пуля из медного креста) населением края не были названы.
Факультативным в региональной традиции является сюжет «колдун летает», так как неясна возможность полета колдуном: летает он сам или его душа, т.к. облика птицы колдун не принимает. Старожилы упоминают о возможности полета колдуном в виде огненного шара, а новопоселенцы считают, что колдун может летать невидимым после смерти.
Региональная' особенность мифологических представлений заключается в отсутствии представлений о чертях на службе у колдуна.54
Региональной особенностью Центральной Сибири является большее количество сюжетов (44) о персонаже, чем в Восточной (40) и Западной Сибири (23). Одновременно отмечаем, что в Центральной Сибири количество фиксаций сюжетов о колдуне (121) больше, чем Западной (64), и меньше, чем в Восточной Сибири (247).
В заключительной части главы рассматриваются образы знахаря и знахарки. К настоящему времени на территории Красноярья записано 46 быличек и 13 фиксаций поверий об этих персонажах. Знахарей вообще трудно считать мифологическими персонажами, т.к. им не приписываются мифологические свойства, например, оборотничество. Однако, поскольку знахари в общерусской традиции противостоят колдунам и ведьмам и владеют знанием, помогающим облегчать жизнь людей и вмешиваться в козни вредоносных персонажей, мы учитываем этих персонажей в нашей работе. При анализе текстов мы столкнулись с переносом части функций знахаря на колдуна и наоборот в отдельных локусах региона.
Номинации этих персонажей в крае представлены в меньшем наборе, чем в Восточной Сибири. Населения края использует для обозначения знахарей и знахарок слова «бабка», «бабушка»/ «дед», «знахарка» / «знахарь», «старушка» / «старик». Часто из быличек неясно, указывают данные обозначения на возраст или на особый статус
4 Максимов С В Указ раб - С 98
" Минх Л Н Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии,собранные в 1861-1888 г //Русское колдовство, ведовство,знахарствоСост М Северов, Н Ушаков. - М.: Литера, 1994. - С 285.
54 См , например, Кузнецова Н В , Лурье М Л Черти на службе у колдуна // Живая старина -
2002 - № 2 - С 50-51 , Былички и бывальщины № 239 - 260 - С 280 - 304
этих людей. Часто в рассказах о знахарях рассказчики добавляют к названным обозначениям имя либо прозвище (баушка Улыбушиха). Поселенческих предпочтений в употреблении номинаций не выявлено. Основные слова, служащие для обозначения действий знахарей -«ладить», «шептать» и «лечить», совпадают с общерусской традицией.
Авторы европейской части страны в конце XIX - начале XX века отмечали внешнюю суровость знахарей.55 В крае рассказывают о знахарях, которые добры и готовы помочь. В материалах края нет ни описаний внешности знахарей, ни каких-либо обобщений их портретных черт.
Некоторая специализация у знахарей и знахарок в региональной традиции намечается только на объектах магических воздействий: в конце XIX - начале XX века считалось, что знахарки лечили детей, женщин, реже - мужчин; из скотины - чаще коров. Знахари лечили мужчин, реже -детей, ещё реже женщин; из скота - чаще коней. И те, и другие ставят дополнительные условия (молчание о лечении, об отдельных процедурах).
В конце XX века в фольклористике считается, что «знахарь лечил все болезни людей и скота, но основой его практики были болезни, полученные в результате колдовства - порчи, сглаз, оговоры и пр., испуга, соприкосновения с потусторонним миром или вселения в человека нечистой силы».56 Результаты собирательской работы КГПУ доказывают, что это не совсем так. В коллекции заговоров более половины объема занимают тексты, направленные на физическое состояние: колотье, чирьи, кровотечения, лихорадки, мастит, болезненные состояния скота.57
Е.Е. Левкиевская пишет: «В отличие от знания ведьм и колдунов, которое может бьт!. как врожденным, так и приобретенным, знахарское мастерство всегда приобретается. Знахарству может обучиться любой человек, но часто оно передается «по' крови», то есть по наследству. Знахарь передает знание перёд смертью или когда перестает лечить, так как с передачей знания другому лицу сам знахарь теряет его. Знание передается от старшегб к младшему, иначе оно «потеряет силу»58.
Региональные! поверья о знахарстве близки, но не совпадают полностью: жители края считают, что знахарские знания обязательно передаются от старшего Л младшему. Передавать нужно старшему или
" Максимов С.8. Указ раб -С. 152.
<й Левкиевская L: Е Знахарь // Славянские древности. Этнолингвистический словарь 12-М Международные отношения, 1999. -С 347-350.
57 773 заговора и оберега целителей Сибири На здоровье, любовь и успех в делах/ Ав i Сое г
H А Новоселова, JI И Скрипачева - M ■ РИПОЛ КЛАССИК, 2004 - 320 с. Левкиевская Е.Е Знахарь ..-С. 347
самому младшему ребенку в семье. Региональной особенностью представлений о передаче знаний является возможность учить не только перед смертью.
Итак, в материалах региона люди со сверхъестественными способностями предстают в двух ипостасях: вредоносные ведьма и колдун и благожелательные знахарь и знахарка. Вера в существование этих людей широко распространена, и обе группы часто воспринимаются людьми как часть «своего» мира.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Калинина C.B. Мифологические рассказы о баннике на территории
Красноярского края // Материалы научн. - практ. конф. преподавателей, аспирантов и студ. филологического факультета. Тезисы. Вып. 2. - Красноярск, 1998. - С.38-40;
2. Калинина C.B. Способы магической защиты от ведьм в Красноярском
крае // Сибирская локально-этническая культурная ситуация в конце 20 века. Материалы вторых параславянских. чтений. - Красноярск, 1998.-С. 93-94
3. Калинина C.B. Региональные особенности образа банника в
мифологической прозе Красноярского края // Филологические страницы: Сб. статей. Вып. 1. - Красноярск, РИО КГПУ, 1999. - С.94-105.
4. Калинина C.B. Специфические способы защиты от мифологических
персонажей освоенного пространства // Язык и текст: исторические метаморфозы. Славянские чтения: Материалы межвуз. конф. КГУ. -Красноярск, 2003. - С. 11-16.
5. Калинина C.B. Кормление домового хлебом (на материале мифологической прозы Красноярского края) //Лингвистический ежегодник Сибири. Вып.6 // Под ред. Т.М. Григорьевой; Краснояр. гос. ун-т. Красноярск, 2004,- С.208 -216.
Подписано в печать 23.08. 2005 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная Объем 1,4 печ. л. Тираж 100. Заказ № 88
Отпечатано в типографии Изд-ва БНЦ СО РАН, 670047 г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.
I t
( I
1?
)
!
i
4 4
11528»
РЫБ Русский фонд
2006-4 13364
^ *
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Калинина, Светлана Валентиновна
Введение.
Глава 1. Мифологическая проза и ее бытование в Красноярском крае в XX веке.v.
1.1 .Характеристика культурных поселенческих традиций восточнославянского населения региона.
1.2. Бытование мифологической прозы в региональной традиции.
1.3. Принципы отбора текстов и классификации персонажей.
Глава 2. Представления населения Красноярского края о домашних духах и их отражение в быличках.
2.1. Домовой.
2.2. Банник.
Глава 3. Представления населения Красноярского края о людях со сверхъестественными способностями и их отражение в быличках.
3.1. Разделение быличек на рассказы об обычных людях и о людях со сверхъестественными способностями.
3.2. Ведьма.
3.3. Колдун.
3.4. Знахарь и знахарка.
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Калинина, Светлана Валентиновна
Мифологические представления являются важной частью не только архаической, но и современной духовной культуры народа. Существование мифологических представлений у современного человека подтверждают публикации полевых материалов разных регионов страны, сделанных в последние годы. Это материалы Русского Севера1, разных областей Центральной России2, Сибири3.
Изучение мифологической прозы представляется очень важным. Подобное исследование имеет историко-культурное значение, так как углубляет существующие представления о традиционной культуре, ее трансформациях в современном мире.
Актуальность исследования. Былички, отражающие народные верования, привлекали внимание фольклористов еще в XIX веке, когда мифологическую прозу использовали как источник информации о верованиях, бытующих в крестьянской среде, то есть обращались к ней в этнографическом аспекте. Записи ученых XIX века до сих пор служат источниками для фольклористов и этнографов, а их исследования — материалом для сопоставления. В этнографическом аспекте сегодня ведут исследования Г.Н. Базлов4, А.К. Байбурин5 и другие.
Долгое время быличка не рассматривалась как художественное явление, и только со второй четверти XX века стала изучаться как фольклорный текст, ' обладающий художественной ценностью. Об эстетической ценности жанра В.П. Аникин писал: «Бессознательное художественное творчество в быличках достигает необычайной выразительности и пластичности в вымысле, в формах рассказа, и безотносительно к религиозно-бытовой . установке жанра составляет высокую историческую и общественную ценность»6.
В настоящее время быличка изучается в разных аспектах. Так, после публикации работ В.Я. Проппа7, давшего чёткие критерии определения фольклорного жанра, былинки стали изучать как особый фольклорный жанр. В жанровом аспекте быличку начала изучать Э.В. Померанцева,8 в работах которой проводятся границы между близкими жанрами несказочной прозы, рассматривается поэтика, отмечаются особенности бытования жанра в европейской части России до середины XX века
В жанровом аспекте быличку рассматривал также В.П. Зиновьев, и результатом его исследований стало учебное пособие «Жанровые особенности быличек»9, в котором изучается поэтика быличек, в том числе образы персонажей и композиционные особенности.
В девяностые годы XX века исследователи уделяют жанровой специфике быличек меньше внимания, а исследуют мифологическую прозу в других аспектах.
Сюжетно-классификационные исследования, которые ведутся как на региональном, так и общероссийском материале, дают результаты в виде различных указателей. Первый указатель сюжетов мифологической прозы по материалам европейской части России был составлен С.Г. Айвазян10 при участии О. Якимовой под руководством Э.В. Померанцевой. Чуть позднее В.П.Зиновьев составил подробный указатель сюжетов быличек и бывалыцин Восточной Сибири на материалах Забайкалья и Иркутской области11. Вскоре появились дополнения и продолжения этих работ. В начале девяностых годов Н.А. Гордеева составила указатель сюжетов
11 быличек и бывалыцин Омской области, являющийся дополнением указателя В.П. Зиновьева. Е.С. Ефимова13 предложила новый подход к классификации сюжетов, обозначенный ею как классификация «по сквозным функциям мифологических персонажей»: исследовательница сводит мотивы быличек в три блока: антагонист в реальном мире, герой в антимире и последствия контакта героя с антимиром в реальном мире.
Новые возможности изучения быличек открыли исследователи, работающие в этнолингвистическом аспекте. Так, О.А. Черепанова14 и JI.H. Виноградова и С.М. Толстая15 создали указатели персонажей. О.А.
Черепанова классифицирует совокупность мифологических персонажей, опираясь на степень их ирреальности и набор дифференциальных » признаков. Исследовательнице важна «возможность моделировать системы мифологических представлений для определенного региона и на определенном хронологическом уровне».16 JI.H. Виноградова и С.М. Толстая создали «универсальную систему признаков, достаточную для идентификации любого мифологического персонажа в пределах
17 славянского ареала». Цель их классификации персонажей — «определить возможность сопоставительного анализа демонологических систем разных этнических традиций»18.
В историко-генетическом аспекте мифологическую прозу изучает Н.К. Козлова, которая рассмотрела и систематизировала сюжеты об одном персонаже — мифическом любовнике, показав эволюцию представлений и сюжета19.
АЛ
В мифолого-семантическом аспекте ведут работу Н.А. Криничная и К.Э. Шумов21, которые прослеживают истоки и рассматривают полисемантизм образов мифологических персонажей. Однако эти исследователи опираются не только If ^ быличку, но и на другие жанры фольклора.
На границе между этнографическим, этнолингвистическим и мифолого-семантическим аспектами ведет работу Г.В. Медведева , которая исследовала сюжеты . и представления о людях со сверхъестественными способностями, а также семантику этих образов, опираясь на лингвистические данные.
Таким образом, актуальность нашего исследования прослеживается в различных аспектах: обращении к активно изучаемому жанру, сюжетно-классификационном и мифолого-семантическом подходе к материалу; в региональном подходе к изучению материала.
Методология исследования. В настоящее время в фольклористике универсальными подходами к изучению собранного материала являются типологический и региональный. Эти подходы предполагают разные векторы исследования. Типологический подход используется для диахронных наблюдений, выявления жанровой специфики, историко-типологических закономерностей и генетических связей фольклора разных народов. В рамках типологического подхода к быличкам были выявлены закономерности, которые привели к созданию указателей сюжетов и персонажей.
Региональный подход позволяет глубоко изучить традиции конкретной местности, региональные, локальные и микролокальные особенности любой составляющей сибирского или российского фольклора. Так, внутри сибирской традиции можно выявить жанровые преобладания отдельных регионов, корпусы сюжетов в различных жанрах, этнические и поселенческие зависимости, особенности бытования конкретного жанра.
Известный исследователь фольклорной культуры Б.Н. Путилов отмечал необходимость и важность регионального подхода при изучении фольклора и посвятил региональному / локальному началу в фольклоре не только статью , но и главу в монографии, где отмечает: «Фольклор данного этноса следует рассматривать как систему локальных традиций»24, потому что «реальная жизнь элементов фольклорной культуры сосредоточена именно на региональном / локальном уровнях. Здесь её надо изучать во всей конкретике, многообразии» . Именно поэтому изучение фольклора конкретного региона учёный считает «вполне корректной 26 задачей» .
В рамках регионального подхода современными исследователями уже рассматривалась в различных аспектах мифологическая проза Севера
МЯ АЛ
России , Урала , в Сибири исследованы материалы Иркутской области и Забайкалья29, Омской30 и Новосибирской областей.31 Материалы Красноярского края до сих пор не были изучены на уровне научных публикаций и диссертационных исследований, и данная работа восполняет этот пробел.
Новизна данной работы проявляется в нескольких аспектах. В научный оборот впервые вводятся записи, отражающие мифологические представления населения Красноярского края последней трети XX века. В работе проводится классификация собранного в регионе материала и его семантический анализ.
Данная работа впервые исследует фольклорную культуру края как культуру региона, неоднородного по составу населения и природным условиям и характеризующегося локальностью традиций. Как будет показано ниже, мы не рассматриваем отдельно каждый локальный очаг, а сводим данные к условным типам старожильческой и новопоселенческой культур.
На поселенческие зависимости накладываются влияния климата и ландшафта, усиливая неоднородность локальных фольклорных культур региона. О наличии таких влияний на фольклор писали В.П. Зиновьев и М.Н. Мельников, который отмечал: «Возврат к географическому детерминизму был бы шагом назад. Тем не менее, целиком отбрасывать влияние географической среды на духовную жизнь . нельзя. Конечно, влияние это . опосредованное, . но отразилось и на фольклоре сибиряков» . О важности влияния сибирских условий на адаптацию крестьян пишет в своей монографии историк Б.Е. Андюсев.34 Мы исследуем в этой связи поселенческие зависимости, отразившиеся в мифологической прозе. Впервые сопоставляются мифологические представления старожилов и новопоселенцев, проживающих в регионе.
В нашем исследовании не уделяется внимания этническим зависимостям. Диссертант не рассматривает их по двум причинам: во-первых, наши материалы не. всегда имеют фиксацию этнической принадлежности информантов; во-вторых, значительная часть славянского населения края не идентифицирует себя как носителя определенной этнической культуры.
Внутри региональной традиции мы впервые рассматриваем специфику персонажей мифологической прозы, актуализированность явных и потенцию скрытых значений образов в разных поселенческих традициях Красноярского края. Впервые применен семантический метод для анализа группы текстов, выделенных по месту постоянной локализации персонажей.
Особенности бытования жанра рассматривали многие ученые, изучение позднего этапа бытования мифологической прозы начато в работах В.П. Зиновьева и М.Н. Мельникова, но этот вопрос в науке разработан недостаточно. Наша работа является одной из попыток изучения позднего этапа бытования (конец XX века) мифологической прозы на территории Красноярского края.
Объект и предмет исследования. Объектом данного исследования являются тексты традиционной мифологической прозы, записанные в период с 1979 по 2004 год у населения Красноярского края. Мы рассматриваем особый круг быличек - рассказы о персонажах освоенного пространства. Предмет исследования — семантика образов персонажей мифологической прозы, постоянно находящихся в освоенном пространстве. Основное внимание мы уделяем семантике и актуализированности значений образов персонажей в разных поселенческих традициях края.
В середине XX века в фольклористике началось разделение мифологической прозы на жанры. Исследователи разделили предания, легенды и былички35; следующим этапом стало разделение жанров былички и бывальщины, которое начала Э.В. Померанцева36. В настоящее время в науке существует множество определений былички и бывальщины, и каждый автор определения подчеркивают отдельные приметы жанров, которые он считает релевантными37.
Параллельно разграничению жанров, в современной науке существует встречная тенденция: использование быличек и бывалыцин как чп однотипного источника информации . Для достижения цели и задач, поставленных в данной работе, мы используем мифологическую прозу » подобным образом, то есть, привлекаем для анализа как собственно былички, так и бывальщины.
Основным критерием отбора текстов для анализа послужило место локализации персонажа, его соотнесённость со «своим», «освоенным» пространством в оппозиции своё/чужое, освоенное/неосвоенное.
К настоящему времени в науке сложились два взгляда на «своё» и «чужое» пространства. «Освоенное пространство» в узком понимании -это дом, защищенный от вмешательства извне различными видами магии. Эту точку зрения высказал Б.А. Рыбаков.39
Другая точка зрения на «освоенное пространство» изложена в ряде статей А.К. Байбуриным, который называет дом центром освоенного пространства40, само же освоенное пространство представляет собой весь населённый пункт. Такое определение границы освоенного пространства основывается на семантике очистительных и защитных обрядов. Так, обряды опахивания и возжигания деревянного огня, когда актуализируется граница между освоенным и неосвоенным пространствами, проводятся именно на границах населённого пункта.41 Этой же точки зрения придерживается Т.Б. Щепанская, которая, анализируя модели мира, противопоставляет «своё пространство» - деревню - «неосвоенному пространству» - дороге и лесу.'42
Вторая точка зрения на границу освоенного пространства представляется нам более убедительной, поэтому в настоящей работе понятие «освоенное пространство» используется во втором смысле, то есть как весь населенный пункт (деревня).
В материалах Красноярского края в освоенном пространстве традиционно и постоянно находятся две группы персонажей: домашние духи (домовой и банник) и люди со сверхъестественными способностями (ведьма, колдун, а также знахарь и знахарка). Объединение персонажей освоенного пространства в отдельную группу впервые была предложено Е.А. Самоделовой в статье «Былнчки о колдунах и домашних духах в сопоставлении со свадебной магией».43 Хотя исследовательница не использует термин «освоенное пространство», именно она объединила в одну группу домашних духов и людей со сверхъестественными способностями.
Прочие персонажи несказочной прозы в данной работе рассматриваться не будут, так как не соответствуют избранному критерию отбора — стабильной локализации в освоенном пространстве. Мы не рассматриваем в работе духов природы, так как в быличках региона они появляются в освоенном пространстве лишь эпизодически. Другие персонажи появляются в нем только в определённое время (шуликуны — в «страшные вечера», покойники — перед большими праздниками и при нарушении запретов), третьи могут появляться в указанном пространстве в случае нарушения людьми запретов (змей-любовник, черт-дьявол), либо исполнения специальных манипуляций (змей-помощник). Новые персонажи, появившиеся в современной городской культуре или отдельных профессиональных и социальных группах (халява и др.) нами рассматриваться не будут.
Целью данной работы является выявление региональной специфики персонажей освоенного пространства на сюжетном и семантическом уровнях.
Перед нами стоят следующие задачи:
1. Охарактеризовать состояние мифологической прозы в регионе и ее зависимость от поселенческой принадлежности информанта, возрастных и социальных факторов.
2. Установить состав персонажей освоенного пространства у основных поселенческих групп края и сюжетный состав мифологической прозы об этих персонажах.
3. Выявить спектр представлений о персонажах и их особенности у представителей разных поселенческих групп.
4. Выявить поселенческие зависимости, отразившиеся в представлениях о конкретном персонаже и способы реализации этих представлений в тексте.
5. Сопоставить старожильческую и новопоселенческую традиции Красноярского края как между собой, так и с восточносибирской традицией, описанной В.П. Зиновьевым44, а также с доступными материалами европейской части России. Понятие европейской традиции России - собирательное, так как очевидно, что эта традиция неоднородна. Нам было важно сравнить материалы Красноярья с материалом метрополий, откуда прибыли на территорию края переселенцы. Поэтому мы использовали материалы Русского Севера и Центральной России (Прикамье) с целью выявить наличие/отсутствие региональных особенностей в мифологических представлениях и быличках Красноярского края на сюжетном и семантическом уровнях.
Методы данного исследования — описание выявленных этнографических и художественных фактов, нашедших свое отражение в мифологической прозе; сравнительно-сопоставительный и типологический анализ текстов, мифологосемантический и статистический методы.
Источники. Мифологические представления в крае фиксировались в конце XIX - начале XX века учеными-этнографами А.А.Макаренко45, В.С.Арефьевым46 М.В.Красноженовой47 и другими. Однако тексты мифологической прозы в их работах единичны.
Систематически мифологическая проза стала записываться с семидесятых годов XX века фольклорными экспедициями разных вузов края. Это Красноярский педагогический институт (ныне университет), Государственный университет, Лесосибирский пединститут, Абаканский пединститут. Основной корпус текстов, на который опирается работа, является материалами фольклорного архива КГПУ. Другие материалы являются дополнительными к этому корпусу. Всего в архиве КГПУ хранится более тысячи двухсот текстов, из которых использовалось для анализа около семисот текстов быличек и бывалыцин. Дополнительные » материалы дала собирательская работа диссертанта (46 текстов).
Для сопоставления и выявления регионального своеобразия нашего материала мы использовали публикации собирателей конца XIX - начала XX века и отдельные исследования этого времени. Кроме того, были привлечены сюжетные указатели и исследования мифологической прозы различных регионов, а также мифологические и этнолингвистические словари разных авторов.48
Научно-практическая значимость данной работы обусловлена введением в научный оборот неизвестных ранее данных, а также тем, что ее результаты могут быть использованы в учебных курсах по фольклору в высшей школе. Работа представляет интерес для педагогов дополнительного образования, составляющих авторские учебные программы по фольклору и народной культуре. В этом случае материал нашей работы может являться частью регионального компонента программ. Приложение к работе может быть использовано при составлении общесибирского указателя сюжетов и мотивов быличек и бывалыцин. \ч
Апробация работы. Разделы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры русской литературы Красноярского государственного педагогического университета. Отдельные части работы были представлены в виде докладов и сообщений на научно-практической конференции преподавателей, аспирантов и студентов филологического факультета (г. Красноярск, 1998, 2004); вторых параславянских чтениях «Сибирская локально-этническая культурная ситуация в конце XX века» (г. Красноярск, 1998 г.); Шастинских чтениях и XI научно-практическом семинаре «Народная культура Сибири» (г. Иркутск, 2002 г.), славянских чтениях «Мифологическое, каноническое и светское в русской культуре и языке» (Красноярск, 2003). Основные положения диссертации изложены в тезисах докладов на конференциях и в опубликованных статьях.
Структура работы.
1.Введение. Во введении обосновывается актуальность избранной темы, раскрывается научная новизна работы, ставятся задачи исследования. В этом же разделе предлагается краткий обзор изучения мифологической прозы в Восточной Сибири, названы источники материалов и справочная литература.
П. Основная часть состоит из трех глав.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Персонажи освоенного пространства в традиционной мифологической прозе восточнославянского населения Красноярского края"
Выводы по 3 главе.
Итак, в материалах региона люди со сверхъестественными способностями предстают в следующих видах: вредоносная ведьма, благожелательные знахарь и знахарка и колдун, амбивалентный в ряде локальных традиций. Вера в существование этих персонажей широко распространена. Ведьма является наиболее популярным персонажем быличек, меньше всего рассказывают о знахарях.
В Красноярском крае существуют поселенческие и локальные традиции в номинациях ведьм; старожилы предпочитают обозначения «волхидка» (в Приангарье), новопоселенцы «ведьма» и «колдовка». В обозначении колдунов и знахарей поселенческих зависимостей не существует. В течение XX века номинаций персонажей со сверхъестественными способностями стало меньше. Так, исчезли наименования «еретица», «колдуница», «еретик», зафиксированные в начале века А. Макаренко.
В крае существует несколько названий деятельности вредоносных людей со сверхъестественными способностями: у старожилов — «волховничать», «волхититься», «волховать», «бегать шаманками», которые являются региональными. У новопоселенцев распространены слова, известные и в других регионах: «делать», «портить», «шаманить», «колдовать».
У населения Красноярья нет четкого представления о способах колдовства и о связи людей со сверхъестественными способностями с нечистой силой. В крае не рассказывают о чертях на службе у ведьм и колдунов, договоре с нечистой силой и проч. Семантика владельцев чертей-помощников у людей со сверхъестественными способностями в крае сильно ослаблена.
В регионе существует информация о сроках активизации и способах выявления людей со сверхъестественными способностями, которая имеет поселенческие зависимости. Ни в одной поселенческой группе не выявляют магическими средствами колдунов. Как и в общерусской традиции, в регионе активность ведьмы зависит от календаря, а активность колдуна от календаря не зависит. Так как старожилы считают наиболее опасным периодом зимний солнцеворот и Страстную неделю, именно в это время они выявляют ведьм. Новопоселенцы выявляют ведьм во время летнего солнцеворота.
Выявление ведьм у новопоселенцев происходило с помощью магической преграды, реально легко преодолимой (нитка, льняная костра, опилки), реже с помощью «запирающих» дорогу предметов (ухват, нож, иголка). Способы, распространенные в России, когда атрибутами разоблачения становятся предметы, относящиеся к производству молочных продуктов, в крае неизвестны. Семантика ведьмы как лица, перераспределяющего личную «долю» в производстве молочной продукции в крае выражена достаточно отчетливо, но слабее, чем в европейской России.
Старожилы в начале XX века выявляли ведьму в Пасху с помощью магического огня, разожженного из «воскрёсных дров». В современных материалах такого способа обнаружения ведьмы не отмечено. Материалы конца XX века показывают, что в Пасху ведьму можно выявить с помощью парциальной магии. . В «страшные вечера» старожилы Приангарья «скарауливают», то есть ждут в хлеву, куда волхидка приходит стричь овец. Региональной особенностью мифологической прозы о людях со сверхъестественными способностями является отсутствие портретных деталей, позволяющих опознавать ведьм, колдунов и знахарей с первого взгляда, и отсутствие их портретных характеристик в текстах быличек.
Нами выявлена разница в предпочтении использования языческих или христианских оберегов в разных поселенческих группах: старожилы предпочитают христианские,. новопоселенцы — языческие. Одновременное применение их для защиты от людей со сверхъестественными способностями внутри каждой поселенческой традиции также можно считать региональной особенностью.
В отличие от традиции Восточной Сибири, в Красноярском крае наблюдается расширение круга способов защиты от людей со сверхъестественными способностями. Так, помимо бегства и избиения оборотня, можно упомянуть бога. Для защиты от ведьмы в человеческом облике используется кукиш. От колдуна помогает молитва, свеча, вода с солью.
Картина смерти колдуна и ведьмы в регионе вписывается в общеславянскую: трехдневные мучения, попытка передать «колдовство», манипуляции, облегчающие смерть, осиновый кол в могиле. В современных материалах края нет каких-либо запретов на захоронение на кладбище или каких-либо условий такого захоронения.
Заключение.
Итак, нами установлено, что в последней трети XX века мифологическая проза на территории региона переживает процесс полноценного бытования. Об этом говорят следующие факты: до сих пор мифологическую прозу рассказывают представители разных возрастных и социальных групп с разным образовательным уровнем. До сих пор в регионе существуют обряды и обычаи, опирающиеся на мифологические представления. По поводу последствий несоблюдения данных обрядов и обычаев рассказываются былички. Довольно широко в сельской местности распространена в крае вера в .возможность порчи и сглаза, являющаяся основой для создания мифологических рассказов о подобных случаях.
Одним из важных показателей активности бытования жанра является знакомство молодежи с мифологической прозой. Казалось бы, среди молодежи вера в мифологических персонажей распространена мало. Однако, когда молодые люди попадают в пограничную ситуацию (гадания, свадьба, беременность и рождение ребенка, новоселье), они проявляют неподдельный интерес к правилам поведения, способам защиты от вмешательства нечистой силы и т.д.
Наличие достаточно большого количества фиксаций быличек, сделанных в последние десятилетия, также подтверждает наш тезис об активном бытовании жанра в регионе.
Нами установлен состав персонажей освоенного пространства в мифологической прозе и представлениях населения Красноярского края. Выявлено,' что в XX веке в региональной традиции актуализированы домашние духи: домовой во всех старожильческих и новопоселенческих ареалах, банник в ареальных и локальных старожильческих, а также в отдельных локусах .в смешанных традициях. При этом самые четкие представления - у старожилов Приангарья. В Казачинском районе представления о баннике менее четки: здесь его соотносят с нечистой силой. У новопоселенцев банник как персонаж быличек известен только в отдельных локальных традициях. Маргинальными в региональной традиции являются духи хозяйственных построек: овинник и гуменник известны старожилам на уровне поверий, в новопоселенческих культурах об этих домашних духах не знают. В обеих поселенческих культурах широко известны люди со сверхъестественными способностями: ведьма, колдун, чуть менее - знахарка и знахарь. В материалах края чётко . дифференцируются две традиции: старожильческая и новопоселенческая. Они отличаются друг от друга количеством мифологических персонажей и сюжетов, рассказываемых о персонаже, представлениями об их; внешнем облике; временем активизации людей со сверхъестественными способностями, приверженностью к использованию христианских или языческих оберегов в качестве защиты. В работе определены основные сюжеты быличек и их маркировка iio поселенческим группам.
Тексты быличек показывают представления о персонажах освоенного пространства, которые в течение XX века претерпели изменения: персонажи могут появляться в несоответствующих локусах, иметь несвойственные им функции. Обычаи, опирающиеся на мифологические представления,- ; на территории края сохранились неравномерно. Так, при переходе в новый дом в обеих традициях лучше представлены обряды и обычаи заселения в новый дом, чем прощание со старым. Из представлений о ритуальном омовении в бане выпала обязательность его накануне Ильина дня (у старожилов) и запрет на мытьё в бане в день Ивана Купалы (у новопоселенцев).
Проявлением региональной специфики можно считать отсутствие сюжетов, повествующих о взаимоотношениях персонажей освоенного пространства как между собой, так и между представителями разных групп, например, домовым и ведьмой. Единственное исключение -рассказы о летающем к ведьме змее-гпомощнике.
Неравномерно распределены сюжеты внутри поселенческих традиций. Так, о ведьме большее число сюжетов записано от новопоселенцев; былички о баннике записаны, в основном, от старожилов, а женское соответствие баннику т предбанница - существует локально в старожильческих традициях Кежемского и Бирилюсского района (микролокальные традиции д. Еловка и с. Бирилюссы). У новопоселенцев (исключая локальные традиции деревень Унжи и Вахрушева Тасеевского р.) распространены только поверья различной степени сохранности.
В региональной традиций "портретные характеристики домового зависят от поселенческой принадлежности информанта: у старожилов Приангарья он зооморфен, у новопоселенцев практически всегда антропоморфен. Облика змеи домовой в крае не принимает. Распространенные облики ведьм-оборотней, кроме облика свиньи, в поселенческих группах также различны. У старожилов чаще упоминаются собака, сорока, реже - овца, у новопоселенцев - кошка, реже - лошадь, лягушка.
Разнятся способы общения с домашними духами: старожилы чаще отпугивают, а новопоселенцы стараются умилостивить.
На территории края существуют названия персонажей освоенного пространства, выявляющие поселенческую принадлежность рассказчиков: «волхидка» у старожилов, «ведьма» у новопоселенцев, «дедушка-соседушка» и «суседка» у старожилов, «хозяин» у новопоселенцев. Зафиксированы названия, существующие только в микролокальных традициях: «волшебка» (ведьма) в старожильческих деревнях Иркинеево и Пинчуга Богучанского района; «мылиный» (банник) в д. Каменка Богучанского района, «вражок» (домовой) - в д. Ворогово Енисейского р.
Вместе с тем, анализ убеждает, что региональная мифологическая традиция неоднородна, внутри даже старожильческой культуры наряду с типологически сходными существуют не только поселенческие, но и локальные, и микролокальные традиции. То же самое можно сказать и о новопоселенческой традиции края.
До сих пор тексты о персонажах освоенного пространства функционируют в сфере информации, что накладывает отпечаток на художественные средства, используемые в них. Для реализации основной, информативной, функции рассказчики обращают большее внимание на проявления специфической активности персонажей, их функции и способы защиты от них, чем на описание внешности. Поэтому в региональной традиции описание портретов персонажей встречается достаточно редко, чаще упоминаются. Как художественный прием используются синекдоха и реже сравнение. Дополнительные портретные характеристики персонажей, такие, как нагота/босота, красота/безобразие, характеристика одежды, запах, средоточие магической силы, - в наших материалах отсутствуют, постоянные атрибуты и орудия не зафиксированы.
Отличия в мифологической сфере региона проявились как при сравнении с европейской, так и вострчносибирской традициями, что дает нам возможность говорить о региональной специфике.
Сопоставление наших материалов с традицией Восточной Сибири, описанной В.П. Зиновьевым* показало, что традиция Красноярья, несомненно, имеет типологическое сходство с восточносибирской традицией, но не совпадает с ней полностью. Как уже отмечалось, в Красноярском крае отсутствуют распространённые в Восточной Сибири названия персонажей. Кроме того, наши материалы позволили отметить частичное несовпадение сюжетного состава быличек о персонажах освоенного пространства: в Красноярском крае отмечается как отсутствие названных В.П. Зиновьевым сюжетов, так и наличие сюжетов, не упомянутых им.
Так, в Красноярском крае ведьме приписывается меньшее количество направлений вредительства; вредит она меньшим количеством способов; колдун не принимает облика птицы и летает, в основном, после смерти, домовой проявляется в доме не только названными В.П. Зиновьевым способами, но и иными; банник приобретает только негативные черты, наказывает нарушителей запретов большим количеством способов и т.д. при несомненном генетическом родстве в ряде случаев не совпадает и семантика образов: так, в Восточной Сибири актуализирована семантика банника как предка; в Центральной Сибири проявлена его семантика охранителя границы между мирами.
Общая активность персонажей освоенного пространства в Центральной Сибири ниже, чем в Восточной, что видно при сопоставлении статистических данных, приведенных в указателях сюжетов. Так, сюжетов из Указателя В.П. Зиновьева, отсутствующих в наших материалах, немного больше, чем дополнений, которые можно сделать, опираясь на материалы региона. Единственный вид информации, который в крае более обширен, чем в Восточной Сибири, это различные способы магической защиты от мифологических персонажей и применение оберегов.
Таким образом, существуют достаточно заметные различия между мифологическими традициями Красноярского края и Восточной Сибири (Иркутской и Читинской областей и Забайкалья). На этом основании Красноярский край может быть выделен как самостоятельная фольклорная зона — Центральная Сибирь.
Для выявления региональной специфики мы проводили возможные сопоставления старожильческой традиции с мифологическим фольклором европейской части России. Материалы России и Красноярья имеют несомненное типологическое сходство, однако существуют и региональные различия. Так, в работе отмечено, что в региональной традиции утрачивается часть обликов, ^ присущих конкретному персонажу, изменяется круг сюжетов, описывающих функционирование персонажей; сдвигается круг запретов и способов наказания, уменьшается количество номинаций и т.д. Часть персонажей переосмысливается в сторону снижения (так, банник превращается из амбивалентного образа в метрополии в однозначно опасного в Красноярье). Уменьшается общее количество мифологических персонажей, о которых создаются тексты (в крае нет таких персонажей быличек, как кикимора, ригачник и др.). В отличие от северной традиции, в Красноярском крае банник не является более важным персонажем, чем домовой. В отличие от северной традиции Заонежья, где большую роль играет дворовой, в Красноярье главным домашним духом является именно домовой. Кроме того, жители Красноярского края относятся к домовому с большим уважением, чем жители северных губерний России; былички о нанесении вреда домовому в регионе единичны. В Красноярском крае отсутствует сюжет о передаче магической силы в бане, в отличие от Русского Севера и Прикамья. Былички о персонажах освоенного пространства в крае менее продуктивны, чем былички об этих персонажах в европейской части страны.
Отмечая существование разной семантики домашних духов, мы обнаружили, что в регионе домовой актуализирован как предок, дух очага и в меньшей мере как охранитель границы и представитель нечистой силы. Напротив, семантика банника в крае показывает его принадлежность к нечистой силе и, в гораздо меньшей мере, к предкам.
Практическое применение работы мы видим в использовании материалов диссертации в спецкурсах по фольклору в высшей и средней школе, для составления авторских программ по фольклору педагогами дополнительного образования, а приложения - для составления указателя сюжетов сибирских быличек.
Список научной литературыКалинина, Светлана Валентиновна, диссертация по теме "Фольклористика"
1. Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., Индрик, 2002. - 853 с.
2. Айвазян С.Г. Указатель сюжетов русских быличек и бывалыцин о мифологических персонажах // Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М.: Наука, 1975. - С. 162-184.
3. Аз белев С.Н. Отношение предания, легенды и сказки к действительности (с точки зрения различения жанров) // Славянский фольклор и историческая действительность. — М.: Наука, 1965. С. 5-25.
4. Азбелев С.Н. Русская народная проза // Народная проза. / Сост., вступ. ст., подгот. Текстов и коммент. С.Н. Азбелева. — М.: Русская книга, 1992. -С. 5-28. (Библиотека русского фольклора; Т. 12).
5. Александров В.А. Происхождение русского населения Енисейского края в XVII веке // Сибирский этнографический сборник. — М-Л, Наука, 1962. — Вып. IV.-С. 9-24.
6. Андюсев Б.Е. Сибирское краеведение. Хозяйство, быт, традиции, культура старожилов Енисейской губернии XIX — начала XX в.: Учебное пособие для учащихся и студентов. Изд. 2-е, испр. и дополн. — Красноярск: РИО КГПУ, 2003. 336 с.
7. Андюсев Б.Е. Традиционное сознание крестьян-старожилов Приенисейского края 60-х it.XVIII 90-х гг. XIX вв.: Опыт реконструкции: Монография.- Красноярск: РИО КГПУ, 2004. — 264 с.
8. Аникин В.П. Русское устное народное творчество: Учеб. — М.: Высшая школа, 2001.-726 с.
9. Аникин В.П. Художественное творчество в жанрах несказочной прозы // Русский фольклор. Русская народная проза. — Л., Наука, 1972. Т. 13. — С. 6-19.
10. Ю.Арефьев B.C. Материалы по этнографии Енисейского уезда Енисейской губернии // Известия Вост-Сиб. Отд. имп. Рус. геогр. о-ва. 1901. - Т. 32. -№ 1/2.-С. 65-140.
11. П.Афанасьев А.Н. Ведун и ведьма // Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. / Сост., подготовка текста, статья и комментарии АЛ. Топоркова. М.: Индрик, 1996. — С.45-85.
12. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В 3-х томах. — М., Современный писатель, 1995,
13. З.Афанасьева-Медведева Г.В. Колдун, знахарь в русских мифологических рассказах, представлениях Восточной Сибири. Структура и содержание образов. Ареалы и семантика наименований. Автореф. дис. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1997. -25 с.
14. И.Базлов Г.Н. Поверья об «огненном змее» в Тверской области. Живая старина. - 1996.-№ 4. - С.49-50.
15. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. -JL: Наука, 1983.-191 с.
16. Байбурин А.К. Обрядовое перераспределение доли у русских // Судьбы традиционной культуры. Памяти Ларисы Ивлевой. СПб., Наука, 1998. — С. 78-82. •
17. Байбурин А.К. Ритуал: между биологическим и социальным // Фольклор и этнографическая действительность, -г СПб.: Наука, 1992. С. 18-28.
18. Байбурин А.К. Ритуал: своё и чужое // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. — Л.: Наука, 1983.-С. 3-36.
19. Байбурин А.К. Ритуал: старое и новое // Историко-этнографические исследования по фольклору. — М.: Наука, 1994. — С.35-48.
20. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX-начала XX в.: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л.: Наука, 1988.-274 с.
21. Бернштам Т.А. Русская народная культура поморов в XIX начале XX в. Этнографические очерки. - Л.: Наука, 1983. — 230 с.
22. Богатырев П.Г. Верования великороссов Шенкурского уезда. Из летней экскурсии 1916 г. //Русское колдовство, ведовство, знахарство. Сост. М. Северов, Н. Ушаков. М.: Литера, 1994. - С.303-305
23. Будовская Е.Э. Банник // Мифологический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1991. —C.86i •
24. Будовская Е.Э., Морозов И.А. Баня // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. М.: Международные отношения, 1995. — Т. 1. -С.138-140.
25. Быконя Г.Ф. Заселение русскими Приенисейского края в 18 веке. -Новосибирск, Наука, 1981. 304 с.
26. Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье./ Сост. К. Шумов. Пермь, 1991. — 412 с.
27. Ватин В.А. Минусинский край в XVIII веке. Этюд по истории Сибири. -Минусинск. 1913. —115 с.
28. Виноградов Г.С. Материалы- для народного календаря русского старожилого населения Сибири. Иркутск, 1918.
29. Виноградова Л.Н. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры. Источники и методы. М.: Наука, 1989. - С. - 101-121.
30. Виноградова Л.Н. Человек/нечеловек в народных представлениях // Человек в контексте культуры. Славянский мир. М.: Индрик, 1995. - С. 17-26.
31. Виноградова JI.H., Левкиевская Е.Е. Духи домашние // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. М.: Международные отношения, 1999.-С. 153-155.
32. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. Ведьма // Славянская мифология. Энциклопедический словарь, — М.: Эллис Лак, 1995. — С.70-73.
33. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. — М.: Наука, 1994. — С. 16-44.
34. Власова М.Н. Новая Абевега русских суеверий. — СПб., Северо-Запад, 1995.-383 с.
35. Гордеева Н.А. Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 . 1984) 7/ Актуальные проблемы . сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. — Иркутск, 1991.-С. 99-112.
36. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX века. М.: Наука, 1986. — 247с.
37. Даль В.И. Вступление // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.: Литера, 1996. - С. 10-15.
38. Даль В.И. Домовой // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.: Литера, 1996. -С. 16-21.
39. Даль В.И. Знахарь и знахарка 7/ О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. — СПб.: Литера, 1996. — С. 22-27.
40. Дынин В.И. Русская демонология: опыт выделения локальных вариантов // Этнографическое обозрение. — 1993. № 4. — С. 78-90.
41. Ефимова Е.С. Основные мотивы русских быличек. Опыт классификации // Сказка и несказочная проза. — М.: Наука, 1992. — С. 52-63.
42. Жанровые особенности быличек. Пособие по курсу УНТ. / Сост. В.П. Зиновьев. Иркутск, 1974. — 90 е. •
43. Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор: учебник для высших учебных заведений. 4-е изд., ч М., Флинта: Наука, 2002. - 400 с.
44. Иванов А.И. Верования крестьян Орловской губернии // Русское • колдовство, ведовство, знахарство. /Сост. М. Северов, Н. Ушаков. -СПб.: Литера, 1994. С.243-258.
45. Иванова Т.Г. Ответы на вопросы о фольклоре и фольклористике в XX — XXI вв. // Живая старина. 2001 - № 1. - с. 3.
46. Ипатова Н.А. Оборотничество как свойство сказочных персонажей // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. М.: Наука, 1994. С. 240-250.
47. Клеменц Д.А. Наговоры и приметы у крестьян Минусинского округа // Известия ВСОРГО- 1888.-Т. 19.-Ч. 3.- С. 27-45.
48. Козлова Н.К. Восточнославянские былички о мифическом любовнике. Опыт систематизации сюжетов. Автореф. дис. канд. филол. наук. — М., 1996.-23 с.
49. Козлова Н.К. Сюжеты восточнославянских быличек о змеях на Воздвиженье // Народная культура Сибири: Материалы IX научно-практического семинара сибирского регионального вузовского центра по фольклору. Омск, ОмГТТУ, 2000. - С. 113 - 116.
50. Костров Н. Народные приметы крестьян-старожилов Минусинского округа // Записки ВСОРГО. 1856. - Кн. 2, отд. 3.- С. 15-19.
51. Красноженова М.В. Из свадебных обычаев Енисейской губернии. Описание свадьбы в д. Злобиной. Материалы ККМ. Отдельный оттиск. — С. 1- 19.
52. Кривошапкин М.Ф. Енисейский округ и его жизнь. Т.1. СПб., 1865.
53. Криничная Н.А. В глуши далекой живут седые колдуны. // Живая старина. 2000.-№ з. - с. 19 - 20.
54. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т.1. Былички, бывальщины, легенды и поверья о духах- «хозяевах». Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2000. - 584 с.
55. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т. 2. Былички, бывальщины, легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями. — Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2000. 410 с.
56. Криничная Н.А. Сынове бани: Мифологические рассказы и поверья о баеннике // Этнографическое обозрение. — 1993. — № 4. — С. 66-75.
57. Криничная Н.А. Эпические предания о принесении строительной жертвы // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и обрядов. — Л.: Наука, 1984. С. 154-161.
58. Кузнецова B.C. Дуалистические легенды о сотворении мира. — Новосибирск: СО РАН, 1988.- 247 р.
59. Левинтон Г.А. Замечания о жанровом пространстве // Судьбы традиционной культуры. Памяти Ларисы Ивлевой. — СПб., 1998. — С. 5671.
60. Левкиевская Е.Е. Знахарь // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т.2. — М.: Международные отношения, 1999.-С. 347-350.
61. Логинов К.К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья (конец XIX начало XX в.). - СПб.: Наука, 1993. - 151 с.
62. Логиновский К.Д. Материалы к этнографии забайкальских казаков // Записки Общества изучения Амурского края. Владивосток, 1904. Вып. 1. -138 с.
63. Макаренко А.А. Почитание огня у крестьян-сибиряков Енисейской губернии // Живая старина. 1897. - Вып. 2,- С. 247-253.
64. Макаренко А.А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. СПб., 1913. — 293 с.
65. Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб.: Полисет, 1994.- 448 с.
66. Мельников Н.М. К вопросу о бытовании быличек и легенд в наши дни // Сибирский фольклор. — Новосибирск, 1976. Вып. 3. — С. 36-47.
67. Мельников Н.М. Фольклорные взаимосвязи восточных славян Сибири. Фольклор старожильческого населения: Опыт типологии: Учебное пособие. Новосибирск: Изд. НГПИ, 1988. - 96 с.
68. Медведева Г.В. Мифологическая проза русских Прибайкалья (по материалам фольклорной экспедиции 1999 г. в Ольхонский район) // Информационный сборник. Вып. 4. Иркутск, 1999.-е. 57-63.
69. Миролюбов Ю.П. Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов. — М.: Беловодье, 1995. 320 с.
70. Минх А.Н. Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии. Собрано в 1861-1888 г. // Русское колдовство, ведовство, знахарство. Сост. М. Северов, Н. Ушаков. — М.: Литера, 1994. — С. 282-289.
71. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. и автор коммент. О.А. Черепанова. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, Наука, 1996. -212с.
72. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири. / Сост. В.П. Зиновьев. Новосибирск, Наука, 1987. - 400 с.
73. Неклепаев И. Поверья и обычаи Сургутского края // Русская традиционная культура. Альмацах. — 1996 № 1-2. - С.5 — 66 .
74. Неклюдов С.Ю. Образы потустороннего мира в народных верованиях и традиционной словесности // Восточная демонология: от народных верований к литературе. М.: Наука, 1998. — С.6-43.
75. Никитина Н.А. К вопросу о русских колдунах. Представлено академиком Е.Ф. Карским в заседании отделения гуманитарных наук 26 октября 1927 г. // Русское колдовство, ведовство, знахарство./ Сост. М. Северов, Н. Ушаков. СПб.: Литера, 1994. - С. 172 -205.
76. Новичкова Т.А. Ведьма // Русский мифологический словарь./ Авт. сост. Т.А. Новичкова. — СПб.: Петербургский писатель, 1990. — С. 64-76.
77. Новичкова Т.А. Колдун // Русский мифологический словарь./ Авт. сост. Т.А. Новичкова.- СПб.: Петербургский писатель 1990. - С. 243-277.
78. Новоселова Н.А. Вступительная статья // Казачинские вечерки. — Красноярск, 1994. С. 3-12.
79. Памятники истории и культуры Красноярского края. Выпуск 3/ Сост. Быконя Г.Ф. Красноярск: Кн. изд-во, 1995. — 432 с.
80. Петрухин В.Я. Колдуны // Мифологический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1991.- С.293.
81. Померанцева Э.В. Жанровые особенности русских быличек // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. YI Международный съезд славистов. — М.: Наука, 1968. С. 274 - 292.
82. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. — М.: Наука, 1975.-192 с.
83. Померанцева Э.В. Рассказы о мифических существах и их жанровые особенности // Русская устная проза. —М., Просвещение, 1985. — С. 173184.
84. Померанцева Э.В. Русские рассказы о домовом //Славянский фольклор. — М.: Наука, 1972. С. 242-257. ;
85. Путилов Б.Н. О региональном аспекте изучения фольклорной культуры // Актуальные проблемы сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. Иркутск, 1991. — С. 19-30.
86. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб.: Наука, 1994. 239 с.
87. Рассказы о полтергейсте и прочей нежити на овине, в избе и бане /Сост., вступит, статья и комментарии К. Шумов, Е. Преженцева. — Пермь, Янус, 1993.-223 с.
88. Рождественская ночь: Сборник/ Составление, предисловие, очерки, подготовка текстов и комментарии Г.В. Афанасьевой-Медведевой. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1994. — 416 с.
89. Русские сказки Забайкалья. / ПоДгот. текстов, статья и комментарии В.П. Зиновьева. — Иркутск, 1989. — 464 с.
90. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987. - 783 с.
91. Сахаров И.П. Сказания русского народа. Вып. 1. Народный календарь. — М.: Советская Россия, 1990. — 176 с.
92. Соколов Б. М., Соколов Ю.М. Сказки и песни Белозерского края. — СПб.: Тропа Троянова, 1999. Т.2. 707 с.
93. Соколова В.К. Изображение действительности в разных фольклорных жанрах (на примере соотношения преданий с историческими песнями ибылинками) II Фольклор и историческая действительность. Русский фольклор. T.XX. -JL: Наука, 1981.-С.З 5-44.
94. Терновская О.А. Пережины в Костромском крае. (По материалам анкеты «Культ и народное сельское хозяйство» 1922-1923) // Славянский и балканский фольклор. Этногенетическая общность и типологические параллели. М.: Наука, 1984. ^ С. 117-129.
95. Токарев С.А. Проблема происхождения и ранних форм религии // Ранние формы религии. М.: Издательство политической литературы. - С. 376- 403.
96. Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов X1X начала XX века. - М - Л.: Наука, 1957. - 104 с.v
97. Толстой Н.И., Толстая С.М. О вторичной функции обрядового символа // Историко-этнографические исследования по фольклору. — М.: Наука, 1994. С. 238-255.
98. Топорков АЛ. «Пиковая дама» в детском фольклоре // Русский школьный фольклор. От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов./ Сост. А.Ф. Белоусов. М.: НИЦ Ладомир, 1998. Серия «Русская потаенная литература».—С. 15-36.
99. Успенский Б.А. Анти-поведение в культуре Древней Руси // Избранные труды. Т.1. Семиотика истории. Семиотика культуры. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Издание 2-е. — С.З38-3 80.
100. Успенский Б.А. Роль дуальный моделей в динамике русской культуры // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1 Семиотика истории. Семиотика культуры. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Издание 2-е. — С.460-476.
101. Успенский Б.А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 2. Язык и культура. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Издание 2-е. - С.67-161.
102. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского М.: Изд. МГУ, 1982. - 245 с.
103. Ушаков Д.Н. Материалы по народным верованиям великороссов. Гл. 2. // Русское колдовство, ведовство, знахарство. / Сост. М. Северов, Н. Ушаков. СПб.: Литера, 1994. - С. 205-223.
104. Фольклор Приангарья начала XX века (Фонд А.А. Савельева в ГЛМ) Предисловие и публикация В.В. Запорожец // Живая старина. 2000 - № 2. — С.45 —48.
105. Харузин Н.Н. Из материалов, собранных среди крестьян Пудожского у. Олонецкой губ. // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.: Литера, 1996. - С. 172-207.
106. Цивьян Т.В. Оппозиция мифологическое / реальное в поздних мифопоэтических текстах // Малые формы фольклора. — М.: Восточная литература, 1995. С. 130 -141.
107. Черепанова О.А. Мифологическая лексика русского Севера. — Л.: Наука, 1983.- 169 с:
108. Шумов К., Преженцева Ё. Вступительная статья // Рассказы о полтергейсте и прочей нежити на овине, в избе и бане / Сост., вступит, статья и коммент. К. Шумова, Е. Преженцевой Пермь, Янус.1993. - С. 5-6.
109. Щепанская Т.Б. Собака проводник на грани миров // Этнографическое обозрение. — 1993.-№ 1С. 71-79.