автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему:
Белорусская баллада XX века в контексте славянских литератур

  • Год: 1994
  • Автор научной работы: Штейнер, Иван Федорович
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Минск
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.02
Автореферат по филологии на тему 'Белорусская баллада XX века в контексте славянских литератур'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Белорусская баллада XX века в контексте славянских литератур"

. б Он

АКАДЕМИЯ НАУК БЕЛАРУСИ ОРДЕНА ДРУЖБЫ НАРОДОВ ИНСТИТУТ ЛИТЕРАТУРЫ ИМЕНИ ЯНКН КУПАЛМ

На правах рукописи

ШТЕЙНЕР Иван Федороьнч

БЕЛОРУССКАЯ БАЛЛАДА XX ВЗКА В КОНТЕКСТЕ СЛАВЯНСКИХ ЛИТЕРАТУР

Специальность: 10.01.02

АВГО РЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Минск -- 1994

Работа выполнена в Гомельском государственном университете имени Ф.Скопимы. Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор В.В.Гниломедов доктор филологических наук, профессор И.В.Шаблов-ская

доктор филологических наук, профессор В.Г1.рагойша

Ведущая организация: Брестский педагогический институт имени А.С.11уип<ина

-Зашита состоится ■А: ттЛ.... 1994 г. в 14 часов на заседании специализированного совета Д.0006 16.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте литературы и\,гчш Янки Купалы АН Беларуси /220072, Минск, проспект Ф.Скорины, 66/.

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научп>; ; библиотеке им. Якуба Коласа АМ Беларуси. Автореферат разослан "/X" М&ры 1994 г.

У'-мплй секретарь и, | /

специализированного совета - ^^М^М П^ЛЛ

М.И.Мушинский

Общая характеристика работы.

Исследование генезиса основных жанров национальной литературы относится к наиболее актуальным направлениям современного литературоведения. По существу полная история литературы включает п себя историческую поэтику жанров. В свою очередь--жанровый критерий весьма благоприятен как для постижения литературного процесса и целом, его динамики и направлений эволюции, так и для определения творческой индивидуальности конкретного писателя. Ведь наиболее значительные произведения попадают в поле зрения исследователей, даже если последние и оовсе не ставят перед собой проблему определения их жанровых особенностей. Повторный же анализ сквозь призму жанровой специфики' представляет собой в определенной степени итог общетеоретических и конкретных исследований и одновременно их новое прочтечие и восприятие.

Литературный жанр по своей природе является носителем сравнительно устойчивых структурных принципов, которые выделяются и абстрагируются в процессе развития литературы, "натуральной литературной селекции" (С.Никольский) как наиболее соответствующие художественному воплощению определенного содержания. Существование же многих жанроы на протяжении более или менее продолжительного времени (при всей их исторически обусловленной изменчивости), также как и интернациональный характер значительной части жанров, свидетельствует об объективных возможностях художественного осмысления мира, заложенных в таких структурных формах, которые соответствуют, повторяемости определенных систем жнзнен-

пых связей, типов их художественного восприятия и овладения ими. Об атом самом свидетельствует и периодическое возрождение в обновленном виде некоторых, казалось бы, угаснз'вших жанровых традиций. Однако необходимо помнить, что жанр -- чрезвычайно мобильная эстетическая категория. Устойчивость -- это только одно из его главных свойств. Ведь жанр существует только в индивидуальном конкретном воплощении, только в постоянно обновляющихся и изменяющихся формах, нарождаясь каждый раз ао- новому и в чем-то отходя от предыдущих воплощений. Именно поэтому его зрелость в значительной степени определяется способностью генерировать новые виды. В результате наблюдается сосуществование и взаимное отрицание двух противоположных процессов -- стремление к стабилизации традиционных форм, выработанных на протяжении длительного времени и, с другой стороны, поиск новых жанровых разновидностей, до этого не присущих национальной литературе. Именно последнее и определяет потенцию жанра, его определенную несформированность, мобильность, отсутствие в нем каких-то твердых форм для отливки художественного опыта. Все это не только выявляет новые возможности тех и\и иных жанровых типов, их частные изменения, но и способствует значительной трансформации, появлению новых структурных тенденций, взаимовлиянию и синтезу различных жанровых принципов, нспой их диференциации. "Жа ;р всегда тот и не тот, всегда старый и новый одновременно. Он живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало. Жанр -- представитель творческой памяти в процессе литературного разви-

"1

тия .

Таким образом, всестороннее изучение исторической зполюиии каждого жанра имеет исключительное значение для национального литературоведения. О целесообразности исследования подобного плана свидетельствует и успех работ, посвяхценных истории романа, поэмы, некоторых других "ведущих" жанров. Все это вместе и позволяет приступить к осуществлению чрезвычайно сложной и многоаспектной задачи -- рассмотреть становление белоруской баллады XX века в ее неразрывных связях со славянскими традициями

Методика исследования. Одной из самых характерных черт современного мирового процесса является чрезвычайно интенсивное взаимодействие, взаимообогащение национальных литератур.

Ни одна из них не может развиваться изолированно, не воспринимая все лучшее, свойственное соседним культурам, и, тем более, не внося свой вклад р сокровищницу мирового духа. Подобная закономерность особенно присуща эпохам исторических разломов и общественных событий глобальной значимости. В наибольшей степени это характеризует век XX, в сложнейших и противоречивых условиях которого чрезвычайно возрастает роль межлитературных связей и с особенной силой проявляется типологическое сходство литературных процессов в разных странах.

Развитие жанров и видов никогда не ограничивается

' Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского.-- М., 1963. С.178-179.

тесными рамками отдельной литературы, оно охватывает не одну, а несколько эпох. Узкий национальный подход не позволяет основательно и всесторонне постичь генезис и сущность сложных литературных явлений, особенно жанровых, ибо мировой литературный процесс воспринимается как единство национального и международного развития. 11оэ-тому литературоведческие исследования в самых разнообразных планах и аспектах необходимо начинать с определения места и роли каждого национального фактора не только и .масштабе национальном или региональном, но и всемирном. Только такой принцип поможет найти новый подход к освещению некоторых особенностей национальных литературных связей. Сравнительное изучение национальных литератур является некоторым синтезом предыдущего конкретно-исторического исследования, обобщает его результаты, определяет некоторые общие процессы развития сопоставляемых литератур и их отличие.

В то же время -- это исходный пункт для дальнейшего изучения национальной специфики сравниваемых литератур. Помп; 01 глубже постичь некоторые общие закономерности развития мировой культуры, типологический анализ точнее и богаче проявляет национально-специфическое.

Сравнительное изучение литератур подразумевает определение как подобия, так и специфики сравниваемых явлений, что обуславливает полиаспектность исследований данною типа, в том числе и более-менее частных. К числу последних относится и проблема сопоставления конкретного жанра с аналогичными или близкими явлениями в инонаци-она \ышй сфере.

' . Л

Г.Поспелов справедливо подчеркивал: "Жанры представляют собой явление, повторяющееся в разные эпохи, в развитии разнообразных национальных литератур, в разных направлениях одной эпохи национально-литературного развития. Иначе говоря, жанры -- явление не историко-конкретное, а типологическое"1.

В общеметодологическом плане в диссертации планируется такой подход, которым предусматривается исследование зарождения и становле.шя белорусской баллады как непрерывного процесса, неразрывно связанного с подобными процессами в европейских литературах, прежде всего славянских.

Объект* исследования. Впервые в белорусском литературоведении исследуются практически псе произведения, относящиеся, согласно авторской концепции, к жанру баллады. Это стало возможны?' после возвращения имен и произведений поэтов, на десятилетия отлученных от литературного процесса (А.Гаруна, Н.Арсеиьевой, К.Сваяка, Л.Родзевича, М.Седнепа), что значительно обогатило натп представления о видовом и стилевом разнообразии белорусской балады.

Становление последней в начале XX века происходило ускоренно, чем обусловлено зарождение общих генетических связей с основными родовыми закономерностями развития лирики, эпоса и драмы, с видовыми чертами и традициями мировой литературы. Этим объясняется необходимость

1 Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы.-- М„ 1972. С.155.

постоянно держать в поле зрения систему координат эволюции жанра в европейской и, прежде всего, славянской поэзии. Поэтому в диссертации большое место уделено истории жанра в некоторых европейских литературах, анализу лучших произведений немецких, английских, русских, украинских, польских, чешских, кашубских, болгарских, хорватских и др. поэтов.

Определение общего и специфического в структуре белорусской баллады и составляет основную задачу исследования. Вместе с тем последнее подразумевает и ряд более частных аспектов:

-- определение жанровых особенностей белорусской баллады;

--классификация подвидов и жанровых разновидностей, их смена и эволюция;

-- исследование особенностей поэтики и структуры; -- сопоставление с аналогичными или близкими явлениями в славянских литературах;

-- определение перспектив и направлений дальнейшей эвол.эции;

-- создание истории жанра в белорусской поэзии XX века.

Практическое значение работы. Общетеоретические выводы, полученные диссертантом в результате системно-комплексного исследования значительного ареала белорусской поэзии и сопоставленные с традициями братских литератур, помогут по-новому оценить проблемы, связанные со становлением белорусской литературы, генезисом ее основных жанров и видов, взаимодействием основных

творческих методов (в первую очередь романтизма и реализма) в условиях ее ускоренного развития. Все это вместе в немалой степени будет способствовать концептуальному обновлению определенных разделов новой "Истории белорусской литературы", а также монографических исследований, посвященных творчеству кднкретных поэтов.

Материалы исследования уже нашли практическое при-

о о

менение в лекционной практике преподавателей филологических факультетов ВУЗов и школьной практике учителей, в разработке спецкурсов и спецсеминаров по истории жанра.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на совместном заседании кафедр русской и белорусской литератур ГГУ нм.Ф.Скорины, учёном совете Института литературы им.Я.Купалы АН Республики Беларусь, отдельные фран-менты работы апробированы на многочисленных научных конференциях, докладах на методологических семинарах. В наиболее полном виде диссертация реализована в виде монографии "Варожаць балады вякоу: Беларуская балада I славянскщ традыцьн" (Мн., 1993), научного пособия "Балада: Псторыка-тэарэтычны нарыс" (Гомель, 1993) в двух частях, публикациях в республиканской научной периодике.

Структура и содержание работы

Многоаспектность проблематики и необходимость широкого концептуаль чого анализа чрезвычайно объемного материала определили композиционную структуру диссертации, состоящей из введения, пяти глав и заключения.

Во введении излагаются цель и главные задачи диссер-

.тации, обосновывается ее актуальность и значимость, а также необходимость изучения основных проблем генезиса конкретного жанра в сравнительном аспекте. Вместе с теоретическим обоснованием подается синхронная история зарождения баллады в устной народной традиции и литературе европейских стран и эволюция жанра в белорусском фольклоре и поэзии.

Первая глава посвящена становле 'ию классических балладных традиций в белорусской поэзии. Данный процесс происходил в весьма своеобразных и противоречивых условиях. Случилось так; что на переломе столетий, когда в европейских литературах уже велись дискуссии о перспективности баллады и ее многочисленных разновидностей, перед белорусской поэзией предстала задача в очередной раз

и о Н о 11

в минимально короткий срок проити повторительныи курс (М.Богданович) классических балладных традиций Европы к .казать свое собственное слово в одной из самых изысканных и отшлифованных поэтических форм. В результате может сложиться впечатление, что становление белорусе;; баллады выпадает из общеевропейского процесса .канрьво-стилевой дифференциации и обусловлено сугубо региональными условиями. Для воссоздания адекватной картины, необходимо помнить, что "жанр баллады и метод романтизма в национальных литературах взаимосвязаны генетически" (Н.Кравцов). Подобные тесные соотношения между жанром и направлением должны стать важным методологическим принципом анализа истории развития "романтических" жанров, в первую очередь баллады, кото-ран становится переходной формой на этапе взаимодействия

реалистического и романтического мировосприятия.

В таких качественных изменениях, эволюции жанровых форм можно установить общие генетические связи с основными родовыми закономерностями развития лирики, эпоса, их взаимосвязи с традициями европейских литератур. Подобная хронологическая смена таирпч является одной из самых характерных типологических закономерностей развития славянской поэзии.

В начале XX века наблюдается значительный рост и влияние романтических тенденций в искусстве и обществе. Возрастающий в связи с этим интерес к романтической поэзии обусловил и возвращение ее традиционных жанров, именно этим и объясняется появление новых образцов почти забытого в конце XIX ст. жанра баллады.

Возрождение и определенное развитие традиций последней -- интересное явление межьоенного периода. Причем оно присуще'не только творчеству эпигонов, что было свойственно всем этапам развития баллады, но и деятельности исключительно оригинальных европейских (М,Метерл:;нк, Г.Лорка, Майронис). в том числе и славянских поэтои (А.Ашкерц, В.Иезвал, М.Разус, Л.Гешсе, Ср.Соллогуб, К.Христов).

Классическая романтическая баллада будет существовать всегда, ибо властвует она необыкновенным миром, пускай наивным, детским, но может именно потому таким поэтическим п дорогим каждому. Значение ее для каждой конкретной литературы трудно переоценить. Для таких развитых поэзии (с точки зрения жанра), как польская, русская, словацкая, это было возвращение к существующим

традициям на новом этапе. Для других славянских литератур, в том числе и белорусской, значимость ее неизмерима. Классическая баллада для белорусов еще не закончила споей песни, она не представлялась чем-то застывшим, неизменным, ибо ожидала белорусского слова, как и кашубского, сербо-лужицкого, македонского, чтобы зазвучать в ее формах одновременно традиционно, ново и неповторимо. Тем более, что в ее привычной, кажущейся исключительно традиционной форме возможно было реализовать чрезвычайно сложные и актуальные проблемы, в том числе и патриотические.

Подобное направление эволюции представлялось чрезвычайно перспективным -- в некоторых славянских литературах оно было определяющим, особенно на этапах становления. Некоторые традиции существовали и в белорусской поэзии начала XX в. (своеобразные "поэмы-баллады" Я.Купалы "14а кутью", "На дзяды", "Волшебник", ведущая тема которых -- судьба обездоленной Родины, ее мучительные пути на тернистых скрижалях истории. Основой для этих произведений становятся яркие, наиболее актуальные для своего времени события, в них исследуются проблемы, имеющие исключительное значение не только для конкретного человека, но и всего народа. Патриотическая проблематика оставалась определяющей в балладах Я.Коласа, К.Бунло, своеобразных вставных балладах, о которых цглесообразно поговорить белее подробно.

Баллада в силу своей пограничное™ чрезвычайно легко и перспективно взаимодействует с другими жанровыми формами. Причем не только с родственными структурами

(поэма, романс, стихотворный рассказ), но даже и литературными родами. Свидетельством подобного творческого взаимодействия и является оригинальная форма вставной баллады, имеющей богатые традиции в славянской поэзии и выполняющей собственную художественную задачу, которая вытекает непосредственно из ее поэтики. Баллада в состоянии отражать только определенные события. В силу своей сжатости и лаконизма она антиэпична, и если даже использует эпические элементы, то только для того, чтобы подчинить их своей балладной своеобразности. Антиэпичность баллады, а также оригинальное соединение лирического и драматического начал оказывает значительное влияние на структуру и образную систему поэм, в состав которых они включены (в работе это подтверждается анализом поэм Торный венец' П.Негуща, "Болеслав Смелый" С.Выспяньского, "Сон на кургане" Я.Купалы, "Доброгост и Милослава" Л.Гейке, "Сымон-музыка" Я.Коласа, "Босые на пепелище" М-Чарота, "Сербский король в Блотах" М.Косыка, драмы 'Страхи" Е.Янковского, сказки "О маленькой фее и молодом чабане" М.Горького). Вставные баллады встречаются в структуре многих произведений самых разнообразных жанров, однако они ни в коем случае не определяют новое направление развития жанра, подчиняясь общим законам эволюции.

Последнее в значительной степени характеризует и попытку возрождения а белорусской поэзии межвоенного периода традиционных жанровых разновидностей -- баллады исторической и основанной на библеизмах. Несмотря на исключительную перспективность упомянутых форм, их

созвучие национальным традициям (баллады Л.Родзевича,

A.Гаруна, |С.Сваяка сопоставляются с произведениями М.Языкова, А.Ащкерца, Дж.Байрона, Г.Гейне, предисловиями и послесловиями ф.Скорииы), в условиях советской действительности подобное направление не имело перспектив развития.

О закономерности подобной эволюции свидетельствует история социальной баллады, которая получила рачительное развитие в межроенный период, а затем постепенно сдала свои позиции. Взлет данной формы обусловлен широким распространением подобных произведений в фольклоре, литературе XIX века, а также усилением позиций так называемой пролетарской поэзии.

Социальные мотивы довольно часто становились основой литературных баллад. Достаточно вспомнить произведения А.Шамиссо, Г-Лонгфелло, Я.Радисерба-Веды, Т.Зана,

B.Сырокомли, ^.Врхлицкого, Ф.Богушевича, А.Гуриновича, Я.Купхлы. Мк°тие из выработанных традиций были использованы поэтами 20-30-х гг., Не случайно данный период был для г »вянскоц социальной б склады своеобразным "золотым .шком". В дальнейшем данная разновидность ун*е никогда не приобретет такого общественного звучания, хотя отдельные произведения будут появляться.

Поэтому не случайнг, что на первый план выходила форма традиционной романтической баллады с некоторыми изменениями, соответствующими времени. Ее становление происходило б тесной ориентации на важнейшие достижения национального фольклора, прежде всего сказочные жанры, песни, народные баллады.

Фольклорном баллады литературной становится не одним из многочисленных поэтических приемов отображения действительности, а целостной системой, важнейшей особенностью поэтики, что проявляется в лаконизме излагаемых событий, кратком и прерывистом ритме, лексике, сознательно избегающей стнлистиче; ких украшений, плавной мелодичности интонации.

Вместе с тем необходимо иметь в виду, что весьма трудно, а зачастую просто- невозможно выделить "чисто" литературные и фольклорные элементы о конкретном художественном произведении. По мнению Д.Аоуса, силовое поле английской литературной баллады включает п себ.ч архаичные и современные народные баллады, древние образцы Погранччья, произведения ранних менестрелей и т.д. Подобная закономерность присуща балладам практически всех народов. 1 ак, в структур ■ белорусской романтической баллады.элементы национальной фантастики, сказки, легенды (произведения Я.Купалы, Я.Коласа, Старога Уласа, А.Лобика, К.Буйло) выразительно оттенены классическими литературными традициями (и первую очередь любовные баллады М.Богдановича, К.Буйло, З.Бядули).

Наиболее органическое соединение классических и национальных традиций произошло в поэзии А. Га руна, с именем которого связано появление в белорусской поэзии "королевского' (Ю.Кшижановский) балладного мотива "Леоноры", ставшего основой его романтической "Ворожбы". Поэтика тайны и настроения становится определяющей для произведений подобного плана, именно с этого времени они бу^ут представлять собой изысканный рассказ о трагической

судьбе мело пека н бушующем мире. На такие аспекты классических произведений и акцентировалось внимание в ряде теоретических исследований, появившихся в этот период (работы Кайзера, Хендерсона, Тынянова, Жирмунского). Жанровые особенности баллады, отношение рассказчика к сюжету, взаимодействие эпического и лирического начал, специфику балладного времени, драматического развития действия исследовал А.Боричевский в "Поэтике литературных жанров". Правда, его работа имеет п.двным образом теоретическое значение.

Несколько иными представлялись взаимосвязи белорусской традиционной баллады 30-х годов с национальными мифологическими и фантастическими традициями, что нашло наиболее оригинальное и яркое воплощение в творчестве Н.Арсеньевой. Даже в реализации классических балладных мотивов она использует новые ассоциации, что позволяет ей придать своим произведениям художественную неповторимость, найти общее не только со славянским мировоззрением, но и неславянскими традициями (А.Рембо, Б.Брехт). Вместе с тем поэтесса полемизирует с устоявшейся реализацией излюбленных романтических мотивов, что наиболее заметно в балладах о русалках. Если в фольклорных произведениях о девушках-утопленицах практически не изображаются внутренние переживания несчастной -- основное внимание уделено объективизированному изложению событий, а в классических пр- изведениях в центре внимания всегда юноша-герой, соблазненный этим коварным существом ("Рыбак" И.-В. Гете, "Русалка" Г.Гейне, "Свитезянка" А.Мицкевича, "Лоскотарки" Е.Щоголива, "Морская ца-

ревна" М.Лермонтова, "Дедовская баллада" Б.Лесьмяна), то Н.Арсеньева впервые показывает извечную трагедию глазами несчастной девушки-болотнйцы. В определенной степени подобная проблема затрагивалась в чешской поэзии ("Водяной" К.Эрбена, "Мать" Я.Неруды), однако такого глубокого проникновения в сокровенную суть драматического события еще не изведала славянская баллада. Не случайно в структуру произведения включены элементы народных плачей, что не свойственно в целом жанру, а образ жениха-водяного напоминает злобного хозяина воды из немецких и серболужицких народных баллад или Стеньку-атамана из баллады М.Цветаевой.

В поэзии Н.Арсеньевой сложилась перспективная традиция постижения народного духа изобразительными средствами баллады. Отталкиваясь от художественного опыта Я.Купалы и, особенно, М.Богдановича (цикл "В зачарованном царстве"), она возобновляет одну из самых распространенных жанровых разновидностей, основанную на фольклорной традиции. Тем самым баллады Н.Арсеньевой стали своеобразным звеном, соединившим произведения начала XX в. с более поздними мифологическими образцами. (К числу последних необходимо отнести и баллады о метаморфозах .-- "Ганулька" Зм.Бедули, "Девушка", "Бра...гинь" В.Дубовки, "Легенда" А.Александровича).

Подобное возрождение в целом было благоприятным для национальных поэзии, однако таило в себе и определенную опасность, о чем и свидетельствовало появление баллады пародийной ! роиэведения Б.Брехта, И.Гаус.иана, Ю. I увнма, Э.Шнманьского, Г.Дердовского, Зм.Бядули, Я.Былины,

К.Снаяка).

13 целом необходимо отметить, что романтическая баллада, несмотря на относительно позднее становление, стабильно обосновалась в белорусской поэзии. Об этом свидетельствует эволюция ее основных разновидностей, смена и развитие которых целиком соответствует подобным явлениям в славянской и европейской поэзии.

I ¡{ облемам взаимодействия классической формы с модернистскими течениями посвящена вторая глава диссертации. 13 центре внимания, как и прежде, балладные произведения Я.Купалы. И это не случайно. В художественной галактике, созданной силой воображения поэта, это одна из орбит, разгадать которые не просто. Это относится к истории их возникновения -- поэт внезапно прерывает четырехлетнее молчание; содержанию -- все баллады выделяются своим глубоким трагизмом; поэтике -- исключительная фрагментарность, загадочность, таинство произведений. Все это привело к тому, что последние значительно выделяются как на фоне белорусской поэзии межвоенного период,-; гак и поэзии самс го Я.Купалы, а также классической славянской баллады.

Действительно, мир купаловских баллад впечатляет своей непредсказуемостью, противоречивостью, враждебностью к человеку. Наполненный ужасами реальных событий, преступлениями близких людей, даже жестокостью зверей и птиц, он иногда недоступен пониманию, ибо живет по своим законам, что свидетельствует о глубоком пессимизме Я.Купали, определенным разочаровании в человеке и ею духовной сущности.

Однако подобное мировосприятие присуще не только белорусскому поэту, в не менее значительной степени оно характерно для многих литератур предвоенного периода (Ф.Кафка, Б.Брехт, С.Пшибышевский, Г.Гессе), в том числе и славянской балладе. Так, тематика, поэтика, дух, наконец, известного зборника Б.Л.сьмяна "Луг" резко контрастируют как с реальностью, так и с вюбражаемым миром романтической баллады. Польский поэт возводит свой балладный мир не только на категориях высокой красоты, но и на эффектах безобразного. В период, когда рушились традиционные моральные устои, когда зачастую брала верх грубая сила, в сознании ведущими становились нотки пессимизма, безверия, желания спрятаться в своем субъективном "я". Появляется необходимость объяснить общественное зло биологическими или психологическими причинами, найти истоки всеп. грязного и безобразного не в общее-ценных условиях, а в самом человеке. Алогизм, непонятность мира и всего, что в нем происходит, сложность и загадочность человека с его подспудными, противоречивыми силами в значительной степени характерны и для баллад Я.Купалы, определяющим для которых становится душевный разлад, глубокая внутренняя депрессия. Однако, при всей внешней схожести, истоки созвучных позиций и настроений Б.Лесьмяна и Я.Купалы кардинально не совпадают. Польского поэта волновало прежде всего активность героя в сфере биологической, психологической, метафизической. Я.Купалу -- судьба Отчизны на трагических скрижалях истории. Он развивает традиции белорусской философской баллады начала века, которые имели много

общего с эволюцией славянской баллады и более позднего периода. Один из наиболее ярких примеров -- болгарская баллада и особенно творчество Т.Траянова. Три его книги -- "Химии и балади", "Български балади" (1921, 1941) -объединены ведущей идеей: "Книга на историческата българска съдба". Их основная идея -- судьба Родины в дни суровых испытаний, вызванных Балканской и мировыми войнами, национальными трагедиями, воспринятыми поэтом обостренно и болезненно. Беспросветным и безрадостным пред-

МГ I» «>

ставляется мир Ьолгарских баллад , не случайно он выразительно перекликается (иногда даже почти текстуально) с духом бал\ад Купалы. Боль общенародной трагедии превращается в личные страдания, в их поэтическом сознании сочетается стихия общего и глубоко внутреннего, интимного, затаенного.

Последнее в значительной степени присуще и сборнику хорвата М.Крлежи "Баллады Петрицы Керемпуха", который впо жизнь писал одну-единственную книгу -- книгу своей жизни и эпохи. Баллады М.Крлежи -- это своеобразная история хорватского народа от середины ХУ1 до начала XX в. Они звучат как симфония смерти, трагизма, умирания и исчезновения, ибо почти каждый герой баллад, мечтающий о свободе, оказывался перед плахой, виселицей, злостным оскалом смерти или смертным проклятием. В силу упомянутой балладной обобщенности .¡еред нами предстает не судьба конкретных людей на протяжении последних четырех веков, а исторический путь всех хорватов, путь ужасающий и безысходный. Как и судьба белорусов. Не случайно, что в подобном стиле звучат и произведения Я.Купалы, которые,

если бы их объединить в единую книгу, стали бы настоящей величественной балладой поисков лучшей доли. Ибо пути к ней были одновременно и великими и трагическими. Проблема Родины, ее прошлого и перспектив дальнейшего развития наиболее всесторонне и полно отражены в балладах "Пла-нетариум" М.Крлежи и "Поезжане" Я.Купалы, представляющей собой интерпретацию классического символа-мифа "Агасфер" -- мотива вечного скитальничества, пилигримст-ва.

Известные славянские поэты независимо друг от друга, почти одновременно обратились к сложнейшим проблемам духовного и физического существования своих наций и с успехом реализовали их в классических границах жанра баллады. Трагическая судьба славян на протяжении многих столетий, их борьба за свободу и независимость, за право "людьми зваться" -- основной суровый мотив балладистики междувоенного периода. Именно поэтому не сбылись многочисленные предсказания о ее быстром исчезновении в бурных ритмах века. Баллада сумела не только выжить, но и значительно расширить свою тематику и художественно-изобразительные возможности. Успешно взаимодействуя с иными жанровыми формами, обогащая собственную темати-ко-стилевую палитру их достижениями, баллада превратилась из "блестящего украшения" (В.Кайзер) в оперативный жанр, способный анализировать наиболее актуальные общественные проблемы. Баллада всегда могла изображать исторические события, однако специфически, в полном соотьетствии своими внутренними потенциями жанра. Поэтому сюж: ы большинства произведений базируются на

узловых моментах, на действии самого высокого напряжения, концентрирующегося вокруг главных событий. Вряд ли возможно установить точно, когда происходит действие в балладах Б.Лесьмяна, М.Крлежи, Я.Ку палы, I . Граянова, даже если в них встречаются определенные исторические аллюзии. Скорее всего оно свершается "на авансцене истории" (В.Бечик). Настоящее эпическое звучание придает 'танпым произведениям сочетание конкретной человеческой 7р:.гедпа с судьбой всего народа.

Я.Купала, исходя из национальных традиций, в своем цикле в основном развивает традиции романтической бал-Л'.ды. ''тлеете с тем он находится на острие магистральной .■лиши славянской и европейской балладистики -- тематика его произведении напоминает широко известные сюжеты ьремен эпохи романтизма, в которых говорится об убийствах, совершенных из-за ревности, зависти, ненависти, жадности. Закономерно и обилие элементов романтической поэтики и их структуре. К числу последних стоит отнести вступительное описание места действия, драматизацию сюжета, с 1дание соответст, >/юще^о настроения, появление теней н. рта н преступников. Значительную роль, как и в балладах XIX в., играют фольклорные традиции (прежде всего национальная мифология -- привидения, странствующие души, ночницы у Я.Купалы, ведьмы и дьяволы у М.Крлежи, вилы и самодивы у 1 . Граянова, фантастические образы Б.Лесьмяна). Определяющим становится культ природы, которая углубляет палитру переживаний человека.

Вместе с тем на первый план выходят новые функции традиционных составных жанровых элементов. Исключи-

тельные события необходимы поэту для искреннего, бескомпромиссного осмысления внутренней сущности человека, его основных чувств и устремлений, моральных основ жизни, связей с традициями ушедших эпох и поколений. В большинстве произведений потому не столько анализируется конкретное происшествие, сколько исследуется его результат, дальнейшее влияние на судьбу героя и общества в целом. Вместе со значительной степенью абстрагирования это позволяет воспринимать баллады как своеобразные философские миниатюры о сущности и ценности человеческой жизни. Не случайно в большинстве купаловскнх произведений ведущим становится условно-аллегорический стиль лзсбражышя событий, которые в свою очередь могут иметь ' несколько интерпретаций и объяснений.

11сследнсе в определенной степени обусловлено влиянием ндег. модернизма, в частности, идей С.Пшнбышевского, творчеств/ которого было хорошо известно не только Б.Лесьмяну, ïïo и Т.Траянову, и М.Крлеже, и Я.Купале, '"мыслящему в границах тех образных категорий, в которых олицетворяется страстная поисковая мысль всей славянской литературы" (В.Коваленко). Вместе с тем представители "опоздавших" литератур будут воспринимать самые утонченные образы всемирной литературы по-своему, с учетом самобытных традиций, что и приводит к их раэиоварнант-йым реализациям. Однако в самой глубинней сущности поисков находится то ебщее, что появилось в результате проявления -аналогичных закономерностей историко-литературного процесса.

Существенное место занимают и элементы символики.

I 1онимая, что этот мир невозможно постичь до конца, поэты не стремятся к определенному правдоподобию изображения, а стремятся показать его таким, каким он видится в минуты отчаяния. Манера Я.Купалы близка интеллектуально-напряженной, метафорически усложненной традиции европейских символистов. Не случайно в его "смоленском цикле" можно найти перекличку с "Цветами зла" Ш.Бодлера, "Звонарем" С.Малларме, теорией ясновидения А.Рембо ("Поезжане" напоминают "Пьяный корабль"), лирическими балладами С.Кольриджа, драмами Л.Андреева. Символическое стихотворение Я.Купалы "А в Висле плавает утопленик" попало даже в антологию европейских баллад "100 балладных шедевров" (София, 1974).

В целом, несмотря на многочисленные попытки "похоронить" балладу, обвинить ее в "странном несоответствии" с требованиями эпохи, она оказалась более жизнеспособной, чем ее могильщики, сумела не только сохранить достигнутые успехи, но и значительно расширить жанрово-изобразитель-ные средства поэзии. Традиционные формы сумели наполниться новым содержанием и тем самым омолодились сами. Не случайно, что подобные поиски и достижения будут оп[ еделяющими и в дальнейшей видовой эволюции баллады.

Третья глава посвящена зарождению и становлению одной из самых распространенных жанровых разновидностей -- баллады военной или героической.

Последняя, несмотря на то, что по существу зародилась в белорусской поэзии только в междувоенный период, имеет не менее славные традиции, чем аналогичные явления в славянских литературах. Может потому, что ее истоки

кроются в "Слоне о походе Игоревом", а вставная песня "На Немизе..." есть не что иное, как зародышевая форма будущего жанра, то семечко, из которого вырастает вся восточнославянская баллада. Правда, влияние древнего произведения было главным образом опосредованным, освоенным через балладу народную, которая, как считают исследователи ( I .Хендерсон, Н.Путилов, П.Соловей), как раз и зародилась в это время. Со "Словом" балладу объединяет склонность к наиболее трагическим, переломным моментам жизни, ее вершинным этапам, стремление к глубокой драматизации трагических конфликтов, единение человека с природой.

Выделяются два основные этапа влияния "Слова". Первый, опосредованный через народную, начался с появления поэмы. Случилось так, что все необыкновенные, наиболее трагические события и героические моменты из жизни белорусов нашли свое отображение в исключительно динамической, драматически напряженной форме народной баллады. Второй -- с купаловского перевода величественного

о 1 I II

памятника славянской славы. 1хамять Слова , героическая традиция народного духа стояли у истоков баллады, наполняя трагедийно-монументальным отблиском древней героической песни новую форму, которая через некоторое время расскажет всему миру о мужестве и непокоренгости белорусов.

В европейской б ^лладистике существует два основных принципа изображения войны. Первый из них, а начало его положено балладой В.Блэйка "Король Гвин", гневно осуждает войну, несущую людям ужасные мучения и испытания,

вечную разлуку с родными и близкими, кроьь и смерть всему живому па земле ("Полуночная косьба" Н.Хрелкова, "Вош а" З.Бядули, "Матка" М.Разуса). Даже после смерти продолжаются пытки для героев "Баллады повешенных" К.Бачиньского, "Баллады" З.Бядули. Их души, как и души героев баллад XIX века, не могут наити вечного пристанища. В то же время они не вурдалаки, не оборотни; не страшные грехи и угрызения совести не дают им покоя. Поэты предчувствуют еще более ужасающие события, ожидающие людей, ибо смерть, кровь, насилие господствуют на этой земле. И никто не заплачет над телами жертв, рачве только жалобно завоет волк (вставная баллада из поэмы А.Кулешова "Кривда"). Именно поэтому ряд баллад будет восприниматься как памятник всем погибшим воинам, независимо от их национальности, возраста, места гибели ("Бггллада о неизвестном солдате" поляка С.Станде, "Баллада тших дней" хорвата И.Грудеиа).

Второе направление связано с изображением непосредственно героического начала. Произведения подобного плана /.ирско представлены в фольклоре и литературе европейских стран. В белорусской поэзии XIX в., в отличие от народной, такие традиции не сложились, если не считать отдельные польскоязычные баллады Я.Чачота, Я.Барщевского, В.Дунина Марцинкевича. Поэтому закономерно, что и в данном процессе заметны фольклорные ориентации. У истоков белорусской героической баллады стояли купаловские "вояцкие песни", а та1<же выдержанные в народном стиле "Князь", "Вояка". Последние напоминают ню гланде кие и английские баллады о Робин Гуде, произве-

депия Р.Берпса, "Смерть рыцаря Ланцелота" В.Брюсова. Народные традиции заметны а структуре баллад-легенд В.Дубовки, А.Александровича, З.Бяд^ли. Только постепенно новая форма приобретает присущие именно eil содержательные к структурные качества. Но традиционные элементы романтической баллады ''.¿пут по-прежнему занимать значительное место в структуре новых произведений. Практически в каждом из них создается соответствующая сюжету и настроению картина природы ("Мать" Т.Кляшторного, "Удавници" А.Разппетникоиа); до конца выполняют свой долг не только живые, но и Мертвые герои ("Машинист" А.Дудара, "Смерть бойца" Н. Тихонова); над всем миром проносятся гордые "Всадники" Н.Тихонова и Н.Фурнаджиева.

Новые сюжетные ходы и формообразующие поиски или, что будет более точно, н^вые функции традиционных элементов поэтики, способствовали стремительному росту интереса к жанровой разновидности. Однако чрезмерная п.чсплуатация одних и тех же сюжетов, коллизий, обобщенно-символических образов вело, как я в прошлом веке, к безликому тиражированию удачных находок, что особенно заметно з сотнях тысяч вариантов тихоновской "Баллады о синем пакете" so всех славянских литературах. Копии не могли достичь уровня оригиналов -- именно в этом видится основная причина слабости многочисленных героико-оево-люционных баллад. Кроме того, в них редко можно увидеть реального человека с присущими только ему чертами характера и переживаниями -- герой Чаще всего выражает идеи массы, класса. Так, М.Громыко называет свою

балладу "Миллион", сознательно подчеркивая, что он раскрывает трагедию сотен тысяч людей, а не конкретного воина. (Как исключение рассматриваются лиризованные баллады "Острожник" П.Труса и "Затворник" Н.Панкопа, посвященные последним мгновениям жизни молодых героев. Своим Исключительным сопереживанием трагедии юношей, стоящих Перед лицом смерти, белорусский и болгарский поэты продолжают извечную гуманистическую традицию классической баллады).

В белорусской поэзии практически не существовали традиции героической баллады, поэтому их становление могло произойти ускоренно в нескольких вероятных направлениях. Наиболее известный И перспективный — ориентация на фольклорные традиции, о чем мы уже упоминали. Сюжетные и структурные параллели с народной поэтикой легко заметны в упомянутых выше произведениях, в балладах М.Чарота, А.Дудара, П.Глебки. Однако подобный путь не был определяющим, ибо приоритетным в данной форме было все-таки не эстетическое, а идейное, классовое, политическое начало. Поэтому ее становление происходило под влиянием традиций славянских литератур, прежде всего русской советской поэзии, в которой героико-революционная баллада имело исключительно широкое распространение (произведения Н.Тихонова, М.Голодного, М.Светлова, Я.Смелякова).

Вместе с тем заметны взаимосвязи с поэзией украинской, польской и, особенно, болгарской, наиболее значительные достижения которой 20-30-х годов были хорошо известны в Беларуси. Это "Красные эскадроны", "Бунт Везувия"

Х.Смирненского, "Сентябрь" Г.Милева, баллада сентябрьского восстания "Никодим" К.Кюлявкова, баллады А.Разцветникова, Н.Фурнаджиева, А.Карайличева, Н.Хрелкова. Даже баллада Х.Ботева "Хаджи Димитр", переведенная в этот период на белорусский язык, по-новому зазвучала в контексте времени.

В целом же героическая баллада междувоениого периода не стала ярким явлением в белорусской поэзии, что можно объяснить конкретными особенностями развития национальной литературы и общества в целом. Однако она в определенной степени готовила почву для стремительного взлета жанровой разновидности в годы войны.

Именно с этого периода героическая баллада вместе с романтической стала определять лицо жанра, ибо в сознании рядового читателя данное слово ассоциируется или с чем-то таинственным и загадочным, или с подвигом героя, чаще всего завершающегося трагически. Данная форма сумела соединить собственные традиции, ценности и достижения с актуальными проблемами действительности, национальное фольклорное начало и классические литературные традиции. (Даже во Франции в эпоху Сопротивления возрождается балладная традиция. Поэтика, героизм, драматизм всенародной борьбы "заставляет" французскую поэзию "вспомнить" балладу и придать ей новую жизнь и новый вид)1. Из арсенала классического наследия славянская баллада вернула склонность к символике, условно-аллегорическому восприятию и отображению реальных событий, романтической

1 100 шедьоври на баладата. -- София. 1974. С.17-

непостижимости вселенной.

Наиболее ярко это проявится в творчестве тех поэтов, которые погцбцут в годы войны. Своей обостренной интуицией они предвидят собственную судьбу и участь миллионов юношей своего поколения ("В истоптанном жите" М.Сурначева, "Расстрел" А.Корщака, "Смерть Гната Гор-батенки" И-Иэходы, "Зимняя баллада" К.Бачиньского). Балладная поэтика чрезвычайно склонная к антитезе, ори-

II — II

гинальному -- можно сказать балладному -- сочетанию противоположных понятий: гибель -- возроадение (как зерно в евангельской причте), урожай -- гибель, жито (символ жизни) -- смерть. Жито даже становится не только фоном, но I! действующим лицом военных баллад, в том числе и не белорусские: "{х вядуць па жьггшщ сцяжкнцьг" ("Баллада о четырех заложниках" А.Кулешова); "Болей рукам тва1М «{ыта не ?кацГ ("Надя-Надейка" П.Бровки); "крвьтс се прелиеа по иотрепващите егьбълца на житата" ("Среща" А.Смирцара).

Антнезу г^нто--смерть усиливает и развивает соиостав-ление св.| >ба -- смерть (мо,ив, иьдавна присущий славянскому фо^ч.^клору, откуда он и попал в литературу. Вспомним прославленное "утонешь в день свадебный свой". Д.Ознобишина. Как и р народных произведениях, гибнут в день свадьбы героини баллад З.Астапенкн, А.Бачилы, М.Суранчева, С.^недского. Однако если в народных песнях девушка становилась жертвой фатума, та в данном случае зло легко персонифицируется. Иногда день свадьбы и смерти не совпадают, но трагизм невесты остается неизменным. 11ичто на свете не сможет соединить героя со своей

любимой ("Надя-Надейка" П.Бровки); никогда не благословит свою дочь несчастный отец, "ибо между ними идет и скалит зубы единственный связной --смерть" ("Балада об отце и дочери" М.Муратова); никогда не увидит глаз любимой герой баллад словенца М-Бора "Встречи", "Ее глаза", -- они уже стали добычей зловещих воронов.

Определяющей для славянской военной баллады становится извечная связь человека и природы. Как в ботевском "Хаджи Димитре", несчастную Надейку оплакивают береза, над ней стонут буйные ветры, лютые бури, молнии И громы (баллада П-Бровки); свидетелями последних мгновений жизни молодой учительницы, расстрелянной у реки, был ласковый майский вечер, три одинокие ивы с серебряными листьями, белое девичье платье (баллада А.Муратова); идиллия красочного описания реки с ее бесконечно^ песней воли взрывается появлением мертвого тела ("Баллада реки" К.Бачииьского). Тоскливое состояние природы навевает соответствующие ассоциации, ибо герои баллад уходят п вечность "по-балладному" -- растворяется в далекой дымке рыцарь ("Зимняя баллада" К.Бачиньского); в своеобразные скульптуры превращаются мертвые -олдаты ("Аджди-Мушка и" И-Сельсниского); только эхо осталось от светлой любви девушки к уже убитому воину ("Эхо" А.Зарицкого).

Атмосфера большинства военных баллаА трезвычайно мрачная ("Морская баллада" К.Бачииьского, "Баллада о лете", "Баллада о .рех тополях" Б.Ростовского, "Майя и мертвый бри ' А.Градника). Но даже на этом фоне выделяются • ;аллады о расстреле беззащитных людей, прежде всего детей ("Черные люди" М.Бора, "Баллада о

четырех заложниках" А.Кулешова, "Расплата" В.Рождественского, "Саша' П-Панченко). В связи с этим заметно меняется непосредственная реализация некоторых классических мотивов, например, "восстание из мертвых". В славянской романтической традиции (баллады А.Мицкевича, А.Пушкина, Т.Шевченко, Я-Неруды, Я.Купалы) невинные жертвы возвращались в мир живых с единой целью: отомстить убийцам самим или обратить внимание людей и Бога на их преступления. В военной балладе на первый план выходит несколько иная тенденция, начало которой было положено в "Гренадерах" Г-Гейне, "Ночном дозоре" И.К. фон Цедлица, уже упомянутых балладах Я.Купалы, К.Буйло, героико-революционных произведениях 20-30-х годов. Суть ее -- прославление идеи, за реализацию которой герои отдают самое дорогое. Данный мотив набирает такое значение, что вызывает определенные изменения в структуре жанра ("Пе^ня мертвых бойцов пролетарской бригады" Б.Чопича, "Баллада о шестнадцати" ВАндреева, "Баллада об ученике" А.Муратова, "Баллада о мальчике, оставшемся неиэвег ньш" П Антокол )Скогс "Кастусь Калиновский" П.Броь.си, "Баллада о кукушке" А Малышки, "В метелицу" М.Танка). Близкими к ним являются и баллады, в которых мать ценою собственной жизни спасает свое дитя от смерти ("Мать" А.Кулешова, "Сказка о матери" П.Антокольского, "Дыхаю виноградниками" С.Перовича).

В соответствии с изменнением содержания меняется и функция традиционной фантастики. Не случайно в это время многие баллады называются "легендами-сказками о герое" (Л.Сурков), "песнями" и "сказками" (А.Абрамов). "Чис-

то" фантастическое начало уступало легендарно-героическому, а затем и реальному. В балладах же исключительно легендарных и сказочных фантастические явления не были такими в классическом понимании этого слова, а скорее всего чрезвычайно развернутыми метафорами, что способствовало дальнейшей эволюции жанровой разновидности. Понятно, что изменения не могли достичь границы, за которой начинают теряться признаки жанра. Среди последних остались выразительно сказочный характер, сюжетность, склонность к изображению героико-трагедийных ситуаций -- необычных, исключительных, которые, однако, могли случиться во времена лихолетья. Вот почему их реальность не менее ужасающая, чем жестокость фантастических сил.

Военная баллада владеет исключительной экспрессивной и дидактической силой, ведь большинство из них написано по следаг'-реальных событий, что подтверждается наличием в заглавиях и тексте конкретных имен и фамилий. Однако буквализм зачастую был чрезмерным, что вело к значительным потерям: повторам, самоповторам, излишнему использованию стандартных приемов, сюжетных ходов, акцентов, символики и аллегории.

В результате появлялись сотни вариантов кюлявского неуловимого Никодима, тихоновского пакета, произведений о бессмертии коммунистических идей и т.д. Именно с этого времени неизменным атрибутом героической баллады стал памятник, в который превращается герой ("Комсомольский билет" А.Кулешова, "Партизанка" С.Щипачева). Данные вариации с успехом доживут и до наших дней. Все это

значительно снижало престиж жанра в целом, однако его основные достижения остались нерушимыми. Попытки превратить балладу в лубочную иллюстрацию очередного подвига героя, несмотря на их многочисленность, не увенчались успехом. Данная форма уступала балладе реквиемного, элегийного, философского звучания, начало которой было положено в "Балладе о Западе и Востоке" Р.Киплинга.

В Четвёртой главе исследуются проблемы взаимодействия баллады и прозы, что позволяет по-новому оценить некоторые формообразующие качества жанра. Ведь известно, что на этапах зарождения и становления литератур позяия всегда пролагает путь прозе. В европейской традиции значительную роль в данном процессе сыграла баллада. В качестве примера в работе упоминается творческая эволюция основоположника исторического романа В.Скотта. Свой творческий путь он начинал пак фольклорист. Собирай и публикуя баллады шотландского пограипчья, будущий поэт стремился с максимальной точностью передать народный взгляд На историю, сложность и Непредсказуемость её событий, наполнить произведения элементами фантастики, таинственности, неразгадочном символики. В таком же стиле зазвучали и его первые баллады ("Гленфилас", "Смальгольмский барон"). Постепенно усложняя структуру своих произведений, восстанавливая не только народные тексты, но и внешность информаторов, описание места действия, предыстории событий, автор пришёл к созданию объёмной эпической формы -- романа. Однако его душа навсегда осталась с балладой. Поэтика последней заметно влияла на содержание и структуру всех исторических

романов, фрагменты из наиболее ярких баллад станут эпиграфами соответствующих глав, а самые поэтические -включены непосредственно в текст.

У истоков прозы Я.Барщевского, а это значит белорусской прозы в целом, также стояли его баллады. Свидетельством тому -- воспоминание самого автора первых баллад и новелл: "Баллады были началом того, о чем я имел намерение рассказать подробнее. Это в человеческой натуре -- от песни переходить к рассказу о том, что нас наиболее волнует "'. Его современник Р.Подберезский утвергкдал, что если бы Я.Борщевский не писал баллад, то никогда бы не писал прозы. В работе показано сходство отдельных баллад и рассказов Я.Барщевского, подчеркивается их единство с сюжетной и структурной точек зрения. Не случайно в своей "Истории" М.Гореикий называл фантастические рассказы белорусско-польского романтика балладами. Ведь в славянских литературах существовали прозаические баллады, например, произведения А.Боровиковского.

Объяснение этих явлений крсется в некоторых внутренних особенностях баллады. Поскольку жанровой доминантой последней является самое разнообразное сочетание родовых начал, то она имеет возможность чрезвычайно близкого взаимодействия с другими родственными жанрами. Вот почему так трудно отличить балладу от стчхотворного рассказ-"1, романса, драматической поэмы. "Балладу нередко определяют путем сравнения с другими жанрами: то как

1 Баршчаусь'.ч Я. Шляхшц Завальня, або Беларусь у фантастичных апавяданнях. -- Мн., 1990. -- С.8.

маленькую лиро-эпическую по=»му, то как сильно драматизированную стихотворную новеллу"', -- утверждал А.Борнчевскип. В силу такой внутренней подвижности баллада могла легко заимствовать наиболее яркие изобразительные средства родственных жанров без особенного вреда для внутрижанровой "чистоты" и в свою очередь влиять на их структуру и поэтику. В свое время П.Линтур счига.., что один и тот же текст можно назвать балладой, новеллистической былиной, исторической или разбойничьей песней.

I]есомпенно, что балладная проза заметно влияла на балладу. I ак, 29 прозаичных баллад из книгн-мистифика-нин П.Мериме "Гюзла" стали основой для баллад А.Мицкевича и прославленных "Песен западных славян" А.Пушкина. Известная новелла П.Мериме "Локис" использует белорусские фантастические мотивы (вампиризм или <боротничество), о чем свидетельствуют поразительные аналогии и прямая перекличка с поэмой "Пан Тадеуш" и балладой "Сиитязянка" А.Мицкевича, в свою очередь связан1 чх с белорусской традицией.

Подобное взаимодействие наиболее характерно для многогранного творчества В.Короткевича, что подтверждается анализом романа "Колосья под серпом твоим". На страницах последнего он будет в:поминать "Песни шотландского пограничья" В.Скотта, цитировать фрагменты древних немецких и английских баллад, Э.По и других прославлен-

1 Барычэуск» А.П. По-отыка .мтаратурных жанрау. -- Мн., 1'>27. С.107.

пых романтиков. Из истории литературы известно, что зачастую баллада становилась зернышком, из которого вырастал исторический роман ("Айвенго" В.Скотта, "Ледяной дом" И.Лажечникова). 1аким зернышком для романа В.Короткевича стала полифоническая баллада "11авлюк Багрим", в которой сочетались элементы реквиема-плача, проклятья-протеста, вечной веры в величие нынешней п будущей жертвенности. В каждом звуке баллады, как в структуре ДНК, зашифрован код будущего произведения, которое разовьется через некоторое время гением писателя.

Поскольку в отечественном литературоведении еще не приняты соответствующие термины, балладные элементы в прозе В.Кброткевнча определяются в сопоставлении с традициями славянской "балладной прозы", в первую очередь чешской и словацкой. Именно в этих литературах упомянутый термин широко и- пользуется как н научных исследованиях, так и в художественной практике (в работе анализируется роман-баллада И.Ольбрахта "Никола Шугай -- разбойник").

Г-. u (I - ..It -

Ьдиныи балладныи мотив положен в основу баллад К.Буйло, "Дзяды" Д.Бичель-Загнетовой и прозаической новеллы "Фантазия" М.Горецкого. Народный обычай почтения памяти предков наполняется ностальгией по далеким легендарным временам, верой в духовную силу народа, гордостью за своих людей, язык, историю. Пламенные монологи и призывы теней помогают осознать вечность жизни и неразрывность духовных устремлений всех поколений, живущих на этой земле. Наличие подобных эмоциональных и смысловых подтекстов, что является особен-

ностыо балладной поэтики, содействует максимальному наполнению небольшого объема, позволяя произведениям сохранять лапидарность, исключительную сжатость, концентрацию рассказа.

Внутренний подтекст всегда усиливает воздействие баллады, что особенно характерно для "балад-монологов", исследующих вечные проблемы человеческого существования. Спрятаный за событийностью, он не особенно заметен, как в прозаических произведениях, поэтому воздействует опосредованно. (В работе это показывается на примере "Посмертных записок старца Федора Кузьмича" А.Толстого, "Баллады" К.Павловои, "Отшельника" Я.Снпакова, "Ос-койского немого" А.Ашкерца).

Взаимодействие баллада -- проза приобретает- свою особенную реализацию и в произведениях, посвященных военным событиям. В них можно выделить несколько основных направлений. В псовом сюжетность, событийность занимают основную площадь текста, отиошегшн автора к излагаемым событиям разлиты по всему произведен:¡¡о или. сконцентрированы в афористическом вступлении или финале ("Саша" П.Панченко, "Васильки" М.Лынькова). В других определяющей становится склонность к условно-аллегорическому, с'кшсолнческому изображению событий ("Белградская баллада" М.Алечкоаич, "Небо п камень", "Крозааая баллада" А.Гречанпйкова, "Memento rnoii" Я.Брыля).

Балладную прозу и непосредственно балладу объединяет сходство отдельных композиционных приемов, обусловленных трагической судьбой героя, напряженность драматических ситуаций, интенсивность развития действия, экспрессив-

ность изложения.

Иногда композиция баллады напоминает структуру легенды-притчи, а ее поэтика близка поэтике ноисллы, ч;о и подтверждает проза В.Быкова. Практически все его произведения оггалктваются от стрессовой, экстремальной ситуации. Все герои писателя изображаются в переломной момент свое:; жизни, после которого они уже никогда ne будут такими, как до этого. И в балладах, и в повестях Б.Быкова всегда присутствует единый конфликт, ради яркого и всестороннего изображали;! которого сознательно ограничивается количество действующих лиц, исключительное внимание уделяется раскрытию психологии антипода героя. Именно поэтом}' заметна определенная эскизность в обрисовке портретов персонажей, в которых подчеркиваются только отдельные, наиболее тшшческпе черты характера.

Конфликт в балладах и повестях В.Быкова всегда мгновенный, краткий п динамичный. Этому способствует единство места действия, временная ограниченность изображаемых событий. Другие композиционные части только подводят к основному конфликту или сообщают о его результатах. Такая функциональная роль принадлежит фону, па котором происходит действие; драматическому диалогу, о помощью которого, как в драме, меняется ритмика и тем самым движется сюжет произведения. Подготовительный этап помогает- избежать традиционных эпических приемов (детализация xapaKTej ов и явлений, замедленность действия), что при .-"г произведениям необходимую компактность, пласти , ¡ость и лаконизм образов, эмоциональную взволнованность, экспрессивность поэтической интонации.

3 9

Некоторые произведения В.Быкова критики называли неудачными ("Альпийская баллада", "Обелиск", "Волчья стая"). Мы считаем, что причина ошибочности данных суждечий заключается в несоответствии исходных позиций исследователей. Упомянутые произведения необходимо рассматривать как баллады в прозе и судить их по закону жанра (как, например, "Балладу о трубе и облаке" Ц.Космача).

Из истории литературы известно, что существовали басни прозаические (Эзоп, Лабрюйер, Ларошфуко, Сковорода) и стихотворные, эпос прозаический и стихотворный, существовали и существуют баллады стихотворные и прозаические. Поэтому целесообразно принять термин "балладная проза", который поможет более глубоко постичь определенные явления в славянских литературах. Особенно это относится к творчеству тех писателей, путь которых к прозе шел через балладу (Я.Неруда, Т.Шевченко, М.Крлежа, В.Короткевич, Я.Сипаков, Е.Евтушенко, А.Вознесенский).

В пятой главе анализируется феномен сборника Я.Сипакова "Вече славянских баллад". Как известно, становление славянской литературной баллады происходило под влиянием нем- ;кой и английской. В литературных кругах славянских и.>.родов были хорошо известны в оригиналах и переводах баллады Бюргера, Гете, Шиллера, Скотта, Саути, Кольриджа.

Однако не менее значительную роль в этом процессе сыграли и межславянские связи. В славянской балладистике сложилась целая традиция создания национальных произведений на фольклорном или историческом материале братских народов (баллады А.Пушкина, К.Рылеева,

М.Лермонтова, М.Косыка, А.Мицкевича, В.Сырокомли, А.Ашкерца и др.). Подобная традиция была плодотворной для белорусской баллады на протяжении всех основных этапов ее существования. В этом же русле находится и оригинальная белорусско-славянская антология "Вече славянских баллад" -- поэтическая история с\авянства от таинственных истоков до нашего времени.

Не случайно обращение Я.Сипакова к данной жанровой форме. Во-первых, баллада имеет мощные традиции в фольклоре и поэзии каждого славянского народа. Во-вторых, именно динамическая, трагедийная форма способна наиболее адекватно передать трагическую и величественную историю славян, вынужденных на протяжении всего существования вести непримиримую борьбу против захватчиков за национальную и социальную независимость, за свою извечную самобытность.

Видимо поэтому значительная часть антологии посвящена изображению войны или восстания, страницам елаьы и позора славян. Определенное внимание уделяет Я.Сипаков и социальным проблемам, однако реализует их в полном соответствии с законами жанра, акцентируя внимание не на сценах невыносимого труда, а на высших, трагических моментах противостояния, что остались навек в памяти народной и не подлежат девальвации. Мысль поэта постоянно пульсирует, он пытается понять причину многочисленных несчастий славян. Однако общий пафос сборника оптимистичен, проникнут негасимой верой в возрождение, ибо славянские народы владеют могущественной жизненной силой, способны выстоять в неравной борьбе.

Несмотря на духовное единство, каждой балладе цикла присущи своеобразие национального мировоззрения, традиций фольклора и литературы, душевного склада конкретного славянского народа. Так, для южных славян, которые веками находились под турецким игом, не существовало более жизненно важной проблемы, чем проблема национальной независимости. Из тридцати пяти южнославянских баллад (к ним мы относим произведения антов, венедов), вошедших в "Вече", не менее тридцати связаны с этой темой. В определенной степени подобная тематика обусловлена традициями иллирической поэзии (вспомним П.Мериме, А.Пушкина). Сюжетно баллады Я.Сипакова с иллирической традицией почти не связаны. Но их объединяет общее духовное единство. Я.Сипаков как бы развивает отдельные сцены из трагической истории южных славян. В сценах издевательств над стариками, детьми, женщинами нет конкретных ссылок на документы, летописи -- сюжеты здесь чаще всего оригинальные, подсказанные авторской фантазией, однако нет сомнений, что все происходило именно так. Сюжетно-фабульные совпадения уступают место общему предчувствию страшных трагедий, что характерно для болгарских народных баллад, "Песен западных славян" А.Пушкина, "Умирающего гейдука. Иллирической баллады" И.Козлова, югославской фольклорной баллады, которая "по своему характеру приближается к богатырским песням, иаполена могучим пафосом и часто использует, гиперболу и градацию"1.

1 Ые]ес!1а Ва1ас1а а тобегт ер1ра. -- РгаЬа. 1975. Б.146

42

В традициях южнославянского эпоса разрешает Я.Сипаков и социальные проблемы ("Король"), а также поэтические легенды про богатырей, что сбросят некопой сон и помогут народу победить врагов. В балладе "Ожидание" он сумел передать идеалы и устремления всех славян, их неизменную веру в победу славянского духа.

В западнославянских балладах Я.Сипакова выразительной ориентацией на социальные мотивы выделяются чешские и словацкие баллады, что объясняется широким распространением национально-освободительных идей и большой популярностью названной жанровой разновидности, основанной на подобных идеалах, в литературе этих народов Х1Х-ХХ в. Именно поэтому данные произведешь! во многом перекликаются с произведениями Я.Врхлицкого, Я.Неруды. Особенно успешным оказалось взаимодействие с известной словацкой балладой про Яносика.

В польской поэзии наиболее популярными оказались романтические баллады и их многочисленные сентиментальные разновидности, что легко заметить и в произведениях "Розги", "Плач". Исключительным трагизмом выделяются четыре баллады ассимилированного славянского племени -- полабов.

В иных традициях выделены русские баллады. Они почти все персонифицированы, что обусловлено ориентациями автора на исторические песни про Стеньку Разина, Пугачева. Более сложными представляются взаимоотношения с русским герои '.?ским эпосом, в частности, былинами.

Общность .ировоззрения, мировосприятия, подобие исторического пути белорусов и украинцев вело к появлению

.сюжетно близких произведений, которые несут, однако, выразительную национальную специфику.

Славянская баллада -- яркое явление в общеевропейском балладном вече. Я.Сипаков осознает, что она генетически связана с фантастическим, мифологическим началами, которые в художественной форме отображают древние, дохристианские верования. Этим объясняется появление большом цикла баллад с мифологическими мотивами и баллад-сказок, которые, однако, имеют мало общего с собственно сказочной традицией. "Чисто" фантастических произведений, характерных для всех славянских романтических баллад, в "Вече" совсем нет.

Довольно сложные взаимоотношения Я.Симакова с народной славянской балладой. Поэт сознательно отказывается от проторенного пути стилизации. Его не заинтересовали трагические рассказы о судьбе матери, которая вы уждеиа расстаться с сыном и Родиной, любви сестры и брата, метаморфозы девушки в русалку, иву, малину, присутствие мертвого мужа на свадьбе жены и т.д. Практически не встречаются и аллюзии на известные балладные трои ¡ведения, которые появились на протяжении последних двух столетий и стали яркой страницей славянской поэзии. 11оэт создает собственную концепцию балладного видения истории славянства, сохраняя при этом дух народных баллад. Через основные циклы последних -- семейные, любовные, исторические и социальные, через острые, непримиримые конфликты, противопоставление добра и зла, правды и лжи, любви и ненависти автор дает славянскую оценку вселенной, человеку, основным его чертам и чувствам

-- любви, измене, верности, всему, что составляет славянский дух и душу. "Я.Сипаков стремится давать обобщенные, общечеловеческие типы... и героями его баллад часто становятся события или понятия -- Измена, Мужество, Честь" (О.Ипатова).

Именно ради этого благородного дела поэт собирает на вече всех славян. На глазах читателя происходит постепенное присоединение к историческому проплому, смешение временных и пространственных пластов. Он видит свое художественное предопределение в том, чтобы найти в погасших угольках тысячилетий живое зерно, истоки Добра, Справедливости, Счастья, увидеть поступь, тяжелую и величественную, всех славян. Его взгляд останавливается только на тех событиях, которые позволяют представить силу и величие славянских народов, которые смогли сохранить свою национальную самобытность на скрижалях истории.

Необходимо отметить, что Я.Сипаков придает исключительное значение форме каждого произведения, наделяя ее значительной композиционно-смысловой функцией. Практически каждая баллада в сборнике -- неповторимое, законченное, отшлифованное произведение, звучащее в стиле древних летописей; протяжной русской песни, позволяющей передать широту и размах русской души; в кипучей манере юнацких и гайдуцких песен южных славян- в эпической медитации украинских дум. Поэт смог точно передать наиболее существенные черты характера славянских народов, отличие художественно-изобразительных средств фольклора, специфики структуры и версификации конкрет-

мой национальной иоэзии разных исторических периодов. Соединение самых разнообразных временных и пространственных пластов в значительной степени обусловило жанровое своеобразие произведений Я.Сипакова. Не все стихи, что вошли в "Вече", можно назвать балладами в строгом ' • и'Ш этого слова. В некоторых случаях они мало напоминают классические образцы. Однако в этом видится "е просчет автора, а его стремление к обновлению и одновременной модернизации жанра, что объясняется не столько отображением неповторимости судьбы каждого героя, сколько судьбы всего народа, всей нации, а через нее -- и всего человечества.

Заключительная глава посвящена классификации современной баллады, ее нынешнему состоянию и перспективам развития ртдельных жанровых форм и разновидностей. Сонет всегда был сонетом, эллегия -- эллегией. Баллада не всегда была балладой. Существуя много веков как жемчу-г'кина мировой поэзии, она изведала самые разнообразные влияния и веяния; сумела синтезировать самобытные и инонациональные традиции; была излюбленным жанром романтикчв, символистов, неоромантиков и реалистов; источниками ее сюжетов стали мифологические представления, библеизмы, исторические факты, сказки, предания, легенды, летописи. Все это вместе не однажды кардинально меняло обличие жанра. Не случайно баллада разных народов на различных этапа> истории -- явление в высшей степени неодинаковое. Она "напоминает фотографию одного и того же человека в разном возрасте --на первый взгляд кажется, что это разные люди" (И.Опацкий). Почти с

самого зарождения баллада развивается во многих направлениях, используя элементы поэтики родственных и не очень жанров. Все это создает определенные трудности при ее классификации и исследовании. Опыт зарубежных исследователей (например, англичанина Г.М.Лоуса) необходимо воспринимать с известной долей критичности, потому что традиционные классификации не всегда отражают национальную специфику явлений

На данном этапе наиболее разпространенной является баллада военная или героическая. Внешне и внутренне она изменилась мало, оставаясь сравнительно традиционной. Прежде всего -- ретроспективной, с обычной композицией: поэт встречается с памятником, обелиском, могилой героя, документом, знаменем, книгой, слышит связанные с ними легенды, предания, воспоминания и стремится поведать о том людям. Это было характерным как для произведений, появившихся сразу после войны, так и для баллад последних лет. Сотни раз расскажут поэты о том, как идет на свершение своего последнего подвига коммунист, старый крестьянин, комиссар, юный герой и Т.Д. Это приводит к чрезмерной эксплуатации подобных сюжетов, поэтических средств и, как результат, к подражательности, вторнчности. В новые произведения легко вписывается и классическая символика (тени героев, витязи на огненных конях и т.д.), хотя в этом кроется и определенная опасность для цельности жанра. Уже в первые послевоенные годы поэты стремились избежать вн^чзительной заданности, спрятанной в формах военной ба. ды. Даже мастер жанра Н. Тихонов в свое время боялся, что шаблонная рифма, не юворя о ритме,

спровоцирует шаблонное содержание произведения. Правда, удачными оказались попытки возвращения некоторых стилистических приемов из арсенала народной баллады (береза превращается в мать, утешающую сон партизана, и наоборот, мать становится вербой, ждущей всех с этой войны).

Ради занимательности создаются самые невероятные ситуации: кровью пленных поливает розы немецкий офицер; задержанной женщине бросают голову любимого; эсэсовец дарит сыну в день рождения соответствующее число жизней пленных. Появляются даже попытки кардинального изменения композиционной формы (соединение отдельных баллад в поэтическую ораторию, объединение цикла произведений прологами и эпилогами, лирическими отступлениями и даже комментариями).

В работе подчеркивается, что настоящее новаторство начклается о отрицания трафаретного восприятия жанра как иллюстрационно-литературной формы, с обращения к каждому исключительному событию не как к проявлению типич кого, а, наоборот, как исключительному, уникальному событию в судьбе конкретной личности и человечества, с отказа от использования привычных элементов поэтики, символов и образов и создания своих собственных, которые, однако, самым тесным образом связаны с классической традицией (баллады В.Короткевйча, О.Лойко, А.Вознесенского, И.Драча, В.Высоцкого).

О перспективности подобной эволюции свидетельствует и успех новой жанровой формы -- философской или монологической баллады. Она возникла как реакция на

многочисленные тиражирования некогда счасливо найденных оригинальных сюжетных ходов, ведущих в настоящее время к внутреннему, а иногда и внешнему пародированию (в работе это показало на примере пародийных и юмористических произведений К.Галчинского, И.Драча, Е.Евтушенко, А.Вознесенского, Я.Сигакова, Р.Бородулина). Очевидная угроза жанру превратиться в "лубо"ное украшение" с легко предсказуемыми структурными составляющими заставила авторов баллад отказаться от ограничения тем и сюжетов. Основой произведений становятся важнейшие события истории человечества, начинал с библейских преданий, его движение сквозь седые столетия, противоречивое и сложное становление в разные эпохи от тех времен, когда человек воспринимал себя единым целым с природой и до дня нынешнего, когда природа уже просит защиты. Новое содержание врывается в традиционные жанровые формы, заставляв" их пульсировать по-новому. Вместе с тем поэтов интересует не экзотика событий или необыкновенность обстоятельств, а .прежде всего человек на фоне е гнх событий, то, как он может оставаться человеком в любых условиях. Основной баллады-монолога становятся события, через которые поэт стремится определить основные моральные законы человеческого существования. Подобная эволюция фанровой формы не была случайной -- в истории баллады легко выделить целые этапы настоящего взлёта жанра, способного решать основные проблемы, волнующие народы. Она обусловлена и спецификой баллады, склонной по своей внутренней сущности к изображению и осмыслению наиболее сложных моральных, этических, филосо<{)ских

проблем бытия, ибо осью балладной проблематики является человечность, натура человеческая в сражении с вражескими силами, изображение того, как человек вступает в борьбу за свою человечность и побеждает" (И.Опацкий).

Способствовало данному процессу и творческое усвоение достижений иных жанровых структур. Не случайно в балладном мире В.Короткевича, А.Вознесенского, И.Драча так заметны традиции Б.Шоу, К.Чапека, Б.Брехта (имеется в виду не только Брехт-балладист, но и прозаик). Ярко выражегная парадоксальность мышления, раскованность позволяет им глубоко оригинально интерпретировать традиционные, устоявшиеся понятия. Этому же содействует новеллистический принцип неожиданной концовки, трансформация внутренней силы мифа, акцентация классических балладных приемов в новой для них структурообразующей роли, и, в целом, проэаизация бал\адистики. Не случайно к прозе обращаются в первую очередь поэты, в творчестве которых баллада занимает особое место (В.Короткевич, Я.Сипгков, Е.Евтушенко, А.ВознесеИский).

Современная баллада-монолог мало напоминает классическую романтическую форму. Причем не содержанием, ибо поэты способны создать такие невероятные ситуации, сплетение сюжетных событий, которые оказались бы не под силу таинственной и загадочной балладе ужасов . Содержание современных баллад в большинстве случаев остается "земным", романтическая приподнятость, своеобразный "балладный стиль" сохраняется прежде всего в способе восприятия и отображения событий.

Поэты не стремятся к созданию строгого сюжета,

свойственного классическим образцам. Так, В.Короткевич отказывается от традиционного эпического развертывания сюжета, ярко окрашенною лиризмом. Сюжет заменяется потоком разнообразных ассоциаций, вызванных конкретным фактом, событием, мыслью. Это, по существ}', продуманное комбинированное сочетание разнообразных картин, ярких образных и запоминающихся деталей, возобновляющих действительность. Поэт напоминает исследователя, стремящегося проверить все звенья цепной реакции, обусловленной конкретным событием, проследить ее влияние на дальнейшую жизнь героев. Понятно, что одни чисто эмоци-альные элементы не смогут заменить фабулу. Структура баллад В.Короткевича требует вдохновенной работы мысли, ибо поверхностное решение наисложнейших проблем не в состоянии удержать такую сложную конструкцию, выполнить роль сюжета. Баллада в этом случае обогащается жизненной детализацией, философичностью размышления над важнейшими проблемами бытия.

Вместе с тем, несмотря на глубину авторских выводов, образно-событийное изложение событий не занимает всей площади произведения, в каждой балладе остается место для размышления. Поэтов интересует не только сама мысль, идея, но и процесс ее зарождения, становления (героическая баллада обычно показывала процесс рождения подвига).

Отказ от "чисто" эпического развития сюжета вызывает неизбежное сокращение роли диалога и полилога, которые также выполняют эпические функции и помогают передаче непосредств!*! пых событий, т.е. развивают сюжет произведения. Поэтому неслучайно, что большинство баллад нового

типа представляют собой монолог героя, который в решающий момент своей жизни пытается осмыслить ее значимости и целесообразность. В некоторых ситуациях автор предчувствует необходимость включения более широкого, обг)емного, панорамного анализа событий, сравнения их с наиболее значительными событиями прошлого или настоящего и проецирования в будущее. Именно поэтому, смело нарушая жанровые каноны, поэт становится согероем своих баллад, что придает им новое звучание.

Все это свидетельствует о значительном разнообразии совремнной баллады, ее способности осмысливать в очерче-ных жанровых границах "проклятые" вопросы человеческого бытия.

Этот перспективный вид занимает заметное место в балладном творчестве Я.Сипакова, О.Лойко, Р.Бородулина, М.Арочки. Несколько новую реализацию приобретает он в творчестве поэтов более молодой генерации (С.Соколов-Воюш, В.Шнип, О.Минкин и др.)

Новую разновидность уже самой философской баллады преде:т шляют стихотворения-версеты А.Рязанова, "напоминающие баллады и притчи И соединяющие в себе разговорную интонацию и философскую афористичность". Хотя в сюжетном плане произведения А.Рязанова не всегда связаны с балладной традицией, их объединяет нечто большее -духовное единство. Об этом свидетельствует сопоставление нерсетов с "Балладами Кукутиса" М.Мартинайтиса, а также и развитие рязановских традиций в балладах-версетах хлова.

Существуя параллельно с другими видами, монологичес-

кая, философская, или баллада-версет свидетельствует о непрерывности развития жанра, его настоящей зрелости.

Наряду с новыми разновидностями успешно развивается классическая или традиционная баллада.

Это закономерно для белорусской поэзии, в которой последняя в силу известных причин еще не закончила своей песни в XIX веке, а потому ожидала родного слова на протяжении всего нашего века, чтобы зазвучать в нем одновременно привычно (и5о уже изведала определенную традицию п иноязычном оформлении) и вместе с тем исключительно самобытно и неповторимо. Правда, возвращение жанровой разновидности, которая в большинстве поэзий уже существовала только в качестве объекта для пародий, происходило с определенной до^ей иронии. Однако в целом в послевоенный период появилось значительное количество баллад о метаморфозах, происхождении городов и озер. Несомненно, что большинство из них подвергается определённой модернизации (произведения А.Пысина, А.Рязанова, Л.Рублевской, М.Шелехова, М.Стрельцова), однако основные принципы остаются неизменными. Классическая баллада будет существовать вечно, как вечной остается мечта человека о вечной любви, преданной дружбе, жизни по настоящим законам человечества.

Складывается впечатление, что поэты подсознательно не только создают балладный гимн жизни, ио и стремятся возродить белорусский героический эпос, заставить его зазвучать по-новому в современных стремительных ритмах. Известно, что в фольклоре народов, где не сложились традиции героического эпоса (западные славяне и белору-

сы), именно баллада выполняла его функции. Это впечатление значительно усиливается после знакомства с совре-

О О о о

меннои исторической балладой, начавшей активно развиваться только в последние десятилетия, прокладывая, как и ранее, пути другим жанрам литературы.

Необходимо отметить, что становление исторической баллады 50-60-х годов готовило почву не только для будущего постижения философии истории в поэмах М.Танка, А.Кулешова, О.Лойко, но и действительного осмысления прошлого в историческом романе, взлет которого связан с именем прославленного мастера баллады В.Короткевича. Балладная история Родины -- самая вдохновенная и поэтическая, она не может никого оставить равнодушным. Поэтому данная жанровая разновидность имеет прочные перспективы.

В целом же прогнозировать развитие конкретных видовых форм баллады — дело неблагодарное и нецелесообразное. Самое главное -- этот загадочный, необыкновенный и таинственный, древний и вечно молодой, традиционный и вечно изменяющийся жанр поэзии будет жить всегда, пока сердце человеческое будет согревать любовь к таинственной и загадочной красоте, настоящей человечности.

В выводах подводятся основные итоги исследования.

Основные публикации по теме диссертации:

1. Варожаць балады вякоу: Беларуская балада 1 славянаия традыцьп. -- Мн., Навука 1 тэхнжа, 1993. -- 240 с.

2, Беларуская балада: Вытою жанру 1 пазтычная струк-

тура -- 'Мн., Навука ! тэхшка, 1989. -- 142 с.

3. Балада: Псторыка-тэарэтычиы нарыс. -- Гомель, 1993,частка 1.--88с.

4. Балада: Псторыка-тэарэтычны нарыс. -- Гомель, 1993, частка 2. -- 66с.

5. /Каиравыя асабл!васт беларускай балады. //Беларуская лггаратура. -- Мн., 1980. вып. 8.-- С. 89-97.

6. Балады Яню Купалы 1 народная паэз1я // Беларуская лггаратура. -- Мн., 1981. вып. 9. -- С. 53-62.

7.Балады Якуба Коласа. // Беларуская лггаратура. --Мн., 1982. вып. Ю.-С. 133-141.

8. Роля фальклорных традыцый у стапауленш беларускай балады / / Узроуш фальклорных уплывау. --

Мн., 1982. -С. 133-141.

9. Народна-фантастычныя вытом беларускай балады //Весу] АН БССР.Серыя грамадскш навук. 1982.№3.

10. Традыцьй "Слова пра паход 1гаравы" у беларускай баладзе. // Вечна жьшое Слова. -Зборшк матэрыялау навуковай канферзнцьн. -- Мн., 1989. -- С. 28-32.

11. Балада-легенда у беларускай паэзн 20-х гадоу. //Беларуская лгаратура вып . 16. -- Мн., 1988. -С. 127-130.

12. Б1блейск!Я традыцьп у беларускай баладзе. //Беларуская лггаратура. Вып.20 -- Мн., 1992. -- С. 3-10.

13. Тэта у чалавечай натуры. // Беларуская лггаратура. Вып. 21 - М I., 1993. С. 3-36.

14. Белорусская романтическая баллада в ее типологических о.чязях и традициях. //Рэпянальныя традыцьп ва усходнесл&вянсюх мовах, лггаратурах 1 фальклоры.

I эзкы дакладау И рэсиубл1канскай канферанньп 2526 верасня 1980. - С. 137-138.

15. Региональное особенности сборника Я.Сипакова. "Вече славянских баллад". // Региональные особенности восточнославянских языков, литератур, фольклора и методы их изучения. Тезисы докладов и сообщений III республиканскай конференции. -- Гомель, 1985. -С. 65-66.

16. Скарынаускш традыцьн у беларускай баладзе. //Скарынауск1я чытаннь Тэз1сы дакладау i паведам-ленняу. -- Гомель 1990.- С.63-64.

17. Куляшоусшя традыньп у сучаснай баладзе //А.Куляшоу. Вывучэнне творчасц1 у ВНУ i школе. - Маплеу, 1986.

18. По результатам исследования подготовлена "Антология славянской баллады" (объем -- 30 п.л.) на языке оригинала (в печати).