автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Эволюция ролевой лирики на рубеже XIX - XX веков: формирование ролевого героя нового типа

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция ролевой лирики на рубеже XIX - XX веков: формирование ролевого героя нового типа"

На правах рукописи

Моисеева Анна Александров »а

ЭВОЛЮЦИЯ РОЛЕВОЙ ЛИРИКИ НА РУБЕЖЕ XIX - XX ВЕКОВ: ФОРМИРОВАНИЕ РОЛЕВОГО ГЕРОЯ ИОВОГО ТИПА

Специальность 10.01.01 — «Русская литература»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ооз гвез 15

Пермь 2007

Работа выполнена на кафедре русской литературы филологического факультета Пермского государственного университета

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор Рита Соломоновна Спивак

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор Карпов А С кандидат филологических наук Ребель Г М

Ведущая организация - Удмуртский государственный университет

Защита состоится в_часов 11 октября 2007 г на заседании диссертационного

совета Д 212189 11 в Пермском государственном университете по адресу 614600, г Пермь, ул Букирева, 15

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пермского государственного университета (614600, г Пермь, ул Букирева, 15)

Автореферат разослан «_» _ 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность работы По мнению большинства современных исследователей, вопрос о соотношении в художественном тексте сфер речи автора и героя является одним из ключевых для литературоведения Особое значение приобретает этот вопрос для понимания природы лирики как самого «субъективного» из трех литературных родов

К окончательному выводу о необходимости разделять биографического автора и образ субъекта лирического высказывания наука пришла лишь в начале XX века Разработанная классификация субъектных форм авторского сознания на материале лирики впервые была предложена профессором Б О Корма-ном в 70-е гг XX века В своих трудах ученый обосновывает наличие четырех субъектных форм собственно автор, автор-повествователь, лирический герой и ролевой герой В дальнейшем теория Б О Кормана продолжает разрабатываться его учениками Л М Биншток, Т Л Власенко, Д И Черашней, В И Чулко-вым и другими, при этом основные теоретические положения остаются неизменными На данный момент кормановская классификация представляется многим исследователям не бесспорной, однако более полного и совершенного варианта до сих пор предложено не было

Таким образом, актуальность исследования обусловливается фактически общепризнанной назревшей потребностью модификации существующей теории субъектного анализа в целом и входящей в ее состав теории ролевой лирики в частности

Научная новизна. 1) Впервые в отечественной научной литературе поставлен вопрос об эволюции ролевого героя, ни в общем виде, ни на материале русской поэзии «серебряного» века до сих пор не ставившемся.

2) Ролевой герой лирики «серебряного века» вписан в контекст истории русской ролевой лирики в целом

3) Показана связь ролевой лирики исследуемого периода с многократно отмечавшейся мифологизацией искусства конца XIX - XX веков, восстановлено содержание мифологических интертекстов

4) Выявлено своеобразие жанрово-родовой природы русской ролевой лирики к XIX - н XX в в

Объект настоящего исследования - корпус поэтических текстов, формально созданных как лирические высказывания от лица различных героев, нетождественных автору, в период, вошедший в историю русской культуры под

названием «серебряный век» В отношении хронологических рамок «серебряного века» окончательного единства мнений исследователей не наблюдается до сих пор, наиболее часто называют временной промежуток с 1890 по 1917 год Однако, учитывая, что значительная часть художников слова, вступивших в литературу на рубеже веков, остается верна избранной творческой манере и после революционных событий, в отдельных случаях, связанных с исследованием творчества конкретных поэтов, представляется допустимым не столь строго придерживаться исторической хронологии и привлекать для анализа тексты, которые были созданы позднее, но по идейной и эстетической направленности примыкали к предшествующему культурному периоду Эта точка зрения и сходные с ней высказывались в среде литературоведов и ранее Предпринимались также и попытки компромиссных решений (например, С И Кормилов, в целом соглашаясь с традиционной периодизацией, предполагает, что именно в области культуры стиха «серебряный век» продолжается частично до середины, частично до конца 20х годов XX века)

Предмет исследования - специфика презентации субъекта речи и сознания в избранной для анализа лирике «серебряного века»

Целью исследования является научное описание феномена «ролевой» лирики на материале русской поэзии конца XIX - начала XX вв в её общих исторических особенностях

В соответствии с целью определяются основные задачи исследования

• выявить, систематизировать и исследовать структурные и семантические отличия ролевой лирики модернизма от предшествовавших ей реалистической и дореалистической исторических разновидностей указанной формы выражения авторского сознания,

• проанализировать причины модификации и особой востребованности ролевой лирики на рубеже XIX - XX вв ,

• рассмотреть возможные способы объективации ролевого героя на материале произведений поэтов-модернистов

Положения, выносимые на защиту

1) Ролевая лирика к XIX - н XX вв является новым звеном в эволюции ролевой лирики, так как отличается от предшествующих ей разновидностей этой формы субъектной организации' а) от классицистической и сенти-менталистской - отсутствием жанровой обусловленности ролевого героя, б) от романтической - индивидуализацией традиционного набора романтических ролей, в) от реалистической - сближением ролевых героев с героем лириче-

ским, ироническим переосмыслением характерной для реализма социальной типологии ролевых героев и отказом от нее

2) Взаимопроникновение действительности и искусства, характерное для культуры рубежа веков, проявилось в изменении характера ролевой лирики к XIX - н XX вв в использовании собственно мифологических сюжетов, а также мифологизированных литературных и исторических сюжетов для создания многочисленных ролевых «я» (собственно поэтическое творчество) и в последующей проекции сюжетных схем ролевых стихотворений на реальную действительность (жизнетворчество) Оказывается связанным с мифологизацией поэтического мира в целом и превращение в ролевых героев животных, неодушевленных предметов и даже абстрактных понятий

3) Лирика серебряного века отличается значительным разнообразием способов объективации ролевого героя Речевая индивидуализация героя становится условной, наряду с ней, в качестве других способов объективации героя, используются смена ритма и поэтического стиля, знаки пунктуации и графическое выделение, заголовки и формулы самоидентификации, портретные характеристики и символические портреты Особое значение в числе средств объективации героя обретают сюжетная ситуация и хронотоп Исходный сюжет, а также особенности конкретного пространства и времени размываются, так что сквозь настоящий момент начинает «просвечивать» план вечности, сквозь сиюминутное — его вневременной смысл

Методология данного исследования является комплексной Для решения поставленных задач в качестве основных используются следующие методы исследования

• субъектный метод анализа художественного текста,

• структурно-семантический метод,

• историко-типологический метод,

• интертекстовый (интертекстуальный) метод

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в результате многоаспектного анализа ролевой поэзии серебряного века расширяется и корректируется существующее в теории русской литературы представление о ролевой лирике как форме субъектного анализа и ее эволюции, в частности, уточняется вопрос о соотношении лирического и ролевого героя, выявляются новые средства объективации ролевых образов

Практическая значимость работы обусловлена тем, что результаты ее могут быть использованы в процессе подготовки общих и специальных курсов

по истории русской литературы конца XIX - начала XX вв и при создании учебных пособий для студентов-филологов и учащихся лицеев, гимназий, школ гуманитарной направленности

Апробация результатов исследования была представлена в виде докладов на международных и всероссийских научно-практических конференциях в Перми, Санкт-Петербурге, Соликамске и Ижевске, работы в рамках фанта РФФИ 05-06-80331 от 14 09 2004 Основные положения диссертации отражены в 12 публикациях по теме исследования

Объем и структура диссертационного исследования. Работа состоит из введения, трех глав и заключения, а также списка литературы, использованной в процессе работы над диссертацией Список использованной литературы насчитывает 204 наименования Общий объем работы составляет 182 страницы

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается развернутое обоснование актуальности избранной темы, освещается степень изученности ролевой лирики как специфической формы субъектной организации в целом и на поэтическом материале серебряного века, дается краткий обзор исследовательских работ, связанных с проблематикой настоящего исследования, определяются основные цели и задачи диссертации

В первой главе «Ролевой герой конца XIX - начала XX вв. в контексте истории русской ролевой лирики» ролевая лирика серебряного века исследуется в диахроническом аспекте вписывается в исторический контекст, последовательно сопоставляется с предшествующими стадиями развития этой формы субъектной организации в русской поэтической традиции В результате выявляются отличия этой разновидности ролевой лирики от существовавших ранее

В параграфе 1.1 «Прообразы ролевых героев реализма и модернизма в лирике XVIII века» дается обзор тенденций развития ролевой лирики в период ее появления на русской почве, в поэзии XVIII века, далее выясняется, какие из этих тенденций и каким образом нашли отражение в ролевых текстах исследуемого периода

Начало традиции поэтического ролевого высказывания было положено классицистами (в первую очередь А П Сумароковым), в скором времени эстафету переняли поэты-сентименталисты (Н М Карамзин, И И Дмитриев, Ю А Неле-

динский-Мелецкий и др) В течение всего восемнадцатого столетия введение в лирику чужого сознания было закреплено за определенными жанрами Наиболее яркие примеры ролевых стихотворений XVIII века относятся к жанру песни, что объясняется «легализацией» фольклора в русской культуре данного периода вследствие широкого распространения идеи нравственного равенства всех людей Значительным было и влияние западноевропейской лирики, в процессе перевода которой русским поэтам, во-первых, зачастую невольно приходилось создавать высказывания от лица представителей иной, чуждой культуры, а во-вторых, осваивать новые жанры, некоторые из которых предполагали наличие определенного героя (эпитафия - мертвеца, сатира - носителя разоблачаемого порока, идиллия - пастушки или пастуха)

При этом генезис жанра начинает обуславливать характер роли Песня, жанр, восходящий к фольклору, обнаруживает тенденцию к максимальной объективации образа героя, тогда как традиционные жанры классической западноевропейской литературы, предполагающие возможность ролевого героя, в процессе «пересадки» на русскую почву зачастую начинают переосмысливаться с позиций авторской субъективности (исключение, как правило, представляет жанр сатиры) На основании этих данных можно прийти к выводу о том, что уже в XVIII веке были намечены две основные линии развития ролевой лирики, которые представляется допустимым обозначить условно, как объективную (впоследствии реалистическую) и субъективную (нереалистическую) При этом реалистическая линия развития связана с разработкой содержательной дву-субъектности, с явным несовпадением мировоззрений автора и героя, с привлечением разнообразных стилистических средств для придания достоверности «чужому» высказыванию Развитие другой линии в большей степени ориентировано на необычность формы, на достоверность не фактическую, а эмоциональную, а также на поиск моментов внутреннего сближения между формально разграниченными «я» автора и героя Своеобразным итогом развития этой второй линии очевидно и является ролевая лирика серебряного века

Отдельные примеры жанровой ролевой лирики мы также находим и на рубеже Х1Х-ХХ веков (в частности, в творчестве В Я Брюсова, Ф К Сологуба, М А Кузмина, М И Цветаевой и др ), однако если в XVIII веке доминирующий жанровый принцип организации произведения предполагал «железную» обусловленность авторской роли, предписанных ей настроения и поведенческой манеры избранным жанром, то на рубеже XIX - XX вв можно говорить скорее об обратной зависимости Стремление к творческому перевоплощению

влечет за собой использование определенных жанровых форм, ассоциирующихся с конкретными персонажами и историческими эпохами, то есть жанр произведения оказывается обусловленным интересующей автора ролью если поэтов-модернистов интересует возможность высказаться от лица умершего с целью актуализации проблем жизни и смерти, временного и вечного, они используют жанр эпитафии (В Я Брюсов «Эпитафия римским воинам», «Я, сын царя, здесь сплю, Эшмунизар», «Клинопись»), если актуализируются проблемы национальной культуры и истории и в центре внимания оказываются соответствующие герои, привлекаются жанры народной песни, плача, заплачки (А К Герцык «Орисница», М И Цветаева «Плач Ярославны»)

В параграфе 1.2 «Традиции ролевой лирики романтизма и их влияние на поэзию серебряного века» исследуются моменты сходства и различия ролевой поэзии романтизма и модернизма, на формирование последней из которых существенное влияние оказали неоромантические тенденции искусства серебряного века

В период романтизма создавался определенный набор ролевых героев (узник, странник, пришелец из иного мира), каждый из которых являлся воплощением какой-либо значимой идеи (плен земного бытия, свобода духа, загадочность и внутреннее многообразие мироздания) Развивая эту традицию романтизма, поэты-модернисты идут по пути соединения философской абстракции с культурной конкретикой, акцентируют индивидуальную составляющую вечных образов Абсолютное большинство ролевых героев серебряного века, в отличие от своих достаточно безликих и абстрактных предшественников эпохи романтизма, приобретает вполне определенные судьбы и имена, зачастую - портретные характеристики Например, характерный для романтической лирики обобщенный герой «странник» в поэзии серебряного века конкретизируется, соединяется с такими именами, как Одиссей, Тезей, Блудный сын, Дон Кихот, Дон Жуан, романтический герой «мертвец» является обобщающим образом по отношению к многочисленным убитым и самоубийцам, вампирам, египетским мумиям, мертвым царевнам и прочим сверхъестественным героям поэзии рубежа XIX - XX вв, и т п Можно сказать, что осуществляется индивидуализация традиционного для романтизма набора обобщенных ролевых героев тип постепенно превращается в индивида

Отмечается и другая любопытная особенность ролевой лирики романтизма в абсолютном большинстве случаев все эти многочисленные странники, узники и ожившие мертвецы, громко заявляющие о себе в поэзии романтиков,

оказываются своеобразными двойниками лирического «я» Эта черта в значительной степени присуща и на первый взгляд весьма далеким от автора героям модернистской поэзии, что также указывает на их родство с романтической эстетикой и идеологией

В параграфе 1.3 «Значение поэзии А.С. Пушкина для понимания эволюции ролевой лирики» фиксируется ранее не отмечавшееся исследователями ролевой лирики переплетение реалистических и романтических тенденций в ролевых произведениях А С Пушкина, определяется значение этой особенности для последующего развития русской ролевой поэзии в целом и для поэзии серебряного века в частности Особое внимание уделяется рассмотрению в качестве образцов пушкинской ролевой лирики некоторых общеизвестных текстов, прежде в этом аспекте не изучавшихся («Арион», «Пророк»)

Выделяются следующие черты пушкинской ролевой лирики, предвосхитившие непосредственно лирику «серебряного века» 1) соединение актуального настоящего с вечностью посредством повествования «изнутри» предания (участие носителя высказывания в событиях библейского времени, античности), 2) экспериментирование с мифологическим сюжетом (устранение из мифа об Арионе образов разбойников и спасителя-дельфина)

Особо отмечается также неоднократное переосмысление модернистами одного из самых известных ролевых образов Пушкина - образа пророка, который в период «серебряного века» предстает более конкретизированным в сравнении с известным пушкинским стихотворением (см Д.С Мережковский «Пророк Иеремия», «Пророк Исайя», В Я Брюсов «Моисей», М А Волошин «Видение Иезекииля» и др) Это также свидетельствует о том, что модернисты во многом сознательно делают ключевыми приемы, бывшие для Пушкина единичными находками, и продолжают развивать их в соответствии с собственными творческими установками

В параграфе 1.4. «Противостояние» ролевого героя реалистической лирики и ролевого героя лирики модернизма» приводятся аргументы в пользу того, что по преимуществу модернистская ролевая лирика серебряного века принципиально отличается от непосредственно предшествовавшей ей и наиболее изученной в современном литературоведении реалистической ролевой лирики

Делается вывод о том, что ролевая лирика реализма и модернизма в основном могут быть противопоставленными друг другу, поскольку

1) в отличие от реалистической ролевой лирики модернистские стихи этого типа являются формально-ролевыми Вместо очевидной двусубъектности

лирики Н А Некрасова и других поэтов-реалистов здесь мы наблюдаем внешнюю, кажущуюся двусубъектность, фактическое мировоззренческое тождество ролевого и лирического героев (Гамлет, Демон, Пер Гюнт А А Блока, Зарату-стра, Маркиз де Карабас, Дон Жуан Н С Гумилева, Царь-Девица, Магдалина, Федра М И Цветаевой — все они лишь подчеркивают отдельные грани характера лирического героя целостной поэтической системы),

2) даже в тех случаях, когда, казалось бы, поэты серебряного века обращаются к изображению характерных для реализма «социальных» героев, это обращение неизбежно приобретает принципиально иную - символическую, пародийную, экспериментальную - функцию Модернистов, в отличие от реалистов, интересует не сам по себе тип «маленького человека», а литературный миф о «маленьком человеке», созданный классиками XIX века, привлекает возможность его «обыгрывания», снижения, ниспровержения, пересоздания заново В конечном итоге «социальные» герои сближаются с «мифологическими», поскольку авторов, как правило, интересует не столько сам образ героя, сколько его интерпретация в предшествующей культурной традиции и полемика с ней

Вместе с тем, в отношении взаимодействия модернистов с реалистической традицией нельзя ставить знак равенства между всеми модернистскими течениями Так, отмеченная тенденция дискредитации образа «маленького человека» в первую очередь проявляется в творчестве символистов (В качестве примеров рассматриваются герои цикла «Песни» В Я Брюсова, стихотворений Ф К Сологуба «Веселая песня», «Коля, Коля, ты за что ж » ) Напротив, у акмеистов «маленький человек» теснит экзотических героев символизма, снижающая ирония по отношению к «маленьким» героям сменяется их возвышающей самоиронией и тенденцией к сближению в образах героя и его мира традиционных полюсов «обыденное» и «исключительное» (См Н С Гумилев «Почтовый чиновник», М А Кузмин «Летающий мальчик», Г Н Иванов «Актерка» и др) Для футуристов обращения к «маленькому» герою становятся поводом для демонстрации виртуозных языковых экспериментов на, казалось бы, не располагающем для этого материале (см В В Каменский «Старая дева», «Девичья»), и являются наименее частотными

Вторая глава «Трансформация ролевого героя в свете неомифологической парадигмы мышления» посвящена исследованию собственно природы формирующегося на рубеже XIX - XX вв ролевого героя нового типа -мифологического, его семантических и функциональных особенностей и основных его разновидностей

Отличия мифологических ролевых героев произведений серебряного века от единичных мифологических образов, которым предоставлялось право высказывания от первого лица в поэтических текстах XIX века, весьма существенны Если в лирике XIX века в немногочисленных ролевых монологах мифологических героев серьезных отступлений от первоисточника не наблюдалось (за исключением единственно пушкинского «Ариона»), то на рубеже XIX и XX веков первичные сюжеты и образы подвергаются сильнейшей трансформации, обусловленной острой потребностью в переосмыслении культурных традиций и иным пониманием их значимости Эта закономерность рассматривается в работе на материале текстов, относящихся к условно выделенным трем разным группам собственно мифологической, мифолитературной и мифоисто-рической Выделяется особо еще одна группа стихотворений, непосредственно не восходящая к конкретным культурным текстам, однако также построенная на основании во многом осознанной апелляции к архетипическим образам и ситуациям, - это тексты, организованные как высказывания от лица животных, растений и других нетрадиционных лирических субъектов

В параграфе 2.1. «Неомифологизм и культура серебряного века» обосновывается мысль, что в эпоху зарождения и развития неомифологического мышления ролевая форма лирики как нельзя более удачно подходила, в виду своего двуродового (лирико-драматургического) характера, для поставленных модернистами задач жизнетворчества Различные роли примеряются поэтами одновременно и в быту, и в поэтическом творчестве, вступая в теснейшие взаимодействия с собственным биографическим и лирическим «я» художника В качестве примеров приводятся параллельно развивавшиеся в жизненных и поэтических текстах сценарии «поединок Локи и Бапьдера» (В Я Брюсов - А Белый), «роковой роман укротителя и канатной плясуньи» (Н С Гумилев - А А Ахматова), «оплакивание Богоматерью Сына» (Е Гуро)

Фактом жизнетворчества во многом объясняется и уже отмеченное специфическое сближение точек зрения героя и автора, а также лирического и ролевых героев, которое наблюдается в творчестве многих поэтов серебряного века

В параграфе 2.2. «Переосмысление образов мифологических героев (на примере поэтических вариантов мифа о Тезее)» в ходе детального анализа стихотворений Ф К Сологуба «Ариадна» и В Я Брюсова «Нить Ариадны», написанных от лица мифологического царевича Тезея, исследуется процесс трансформации исходного мифа, характерный для поэзии серебряного века Так, из элементов традиционного сюжета о проникновении героя в лабиринт

чудовища поэтами создаются принципиально новые сюжетные схемы Ф К Сологубом рисуется характерная для его поэзии символическая картина блуждания слабого, беспомощного человека в лабиринте жизни, откуда его может спасти лишь царевна-смерть, а В Я Брюсовым конструируется миф о дерзновенном святотатце, проникнувшем в иной мир за сокровищами знаний и понесшем за это наказание В обоих случаях мифологический сюжет включается в систему личного мировоззрения поэта

Выявляется исходный мотив, которым сознательно или бессознательно руководствовались авторы серебряного века, делая ролевыми героями мифологических персонажей это возможность соединения «я» с вечностью, выход за рамки конкретно-исторического времени, расширение границ индивидуального опыта до общечеловеческого Отмечается двунаправленность исследуемого процесса слияние личностного опыта с опытом сверхличностным представляет собой не только приобщение «я» к мифологическому наследию, но и наоборот, приспособление мифологии к отдельному «я» Классический миф становится формой, наполняемой новым, индивидуализированным содержанием

Параграф 2.3. «Новые интерпретации «вечных образов» мировой литературы (на примере образов Гамлета и Дон-Жуана)» продолжает начатое исследование тех изменений, которым подвергаются в ролевой лирике модернистов вечные сюжеты и образы мировой культуры В центре внимания оказываются данные разными авторами (А А Блоком, Н С Гумилевым, К Д Бальмонтом и др) интерпретации литературных образов, функционирующих в качестве устойчивых мифологем, в частности, Гамлета и Дон Жуана, как героев, наиболее востребованных культурой рубежа XIX - XX веков

Здесь, как и в случае с использованием материалов классической мифологии, также явно прослеживается переосмысление общеизвестных образов и перестановка смысловых акцентов в их прочтении привлечение тендерной проблематики при обыгрывании истории любви Гамлета и Офелии, усиление эмоциональной и иррациональной составляющих образа Гамлета, «рефлексизация» традиционно такого пассионарного образа, как Дон Жуан и пр

Фиксируется обостряющаяся полемичность мнимых автохарактеристик ролевых героев и характеристик, даваемых от их лица другим персонажам вечных сюжетов Полемика эта зачастую ведется одновременно по нескольким направлениям по отношению непосредственно к первоисточнику и по отношению к его различным интерпретациям, как устоявшимся в исследовательской литературе, так и принципиально новым В качестве показательных примеров

внимание обращается на полемичность цветаевских образов Гамлета и Офелии как по отношению к традиции восприятия шекспировских образов, так и по отношению к стихотворной дилогии А А Ахматовой «Читая "Гамлета"», на явное противопоставление созданного Н С Гумилевым «акмеистического» образа Дон Жуана (как героя тоскующего по простым земным ценностям) и устоявшемуся представлению о «коварном соблазнителе», и «символистским» трактовкам этого вечного образа

В параграфе 2.4 «Исторические персонажи в мифологическом ракурсе восприятия» рассматриваются отдельные примеры мифоисторической разновидности ролевого героя в лирике исследуемого периода и выявляются ее особенности

Именно на примере мифоисторической ролевой лирики механизмы мифологизации образа ролевого «я» оказываются в наибольшей степени очевидными, явными Реальные факты могут открыто переводиться в сферу символических явлений (например, совпадение названий поместья стоявших у истоков футуризма братьев Бурлюков с древним названием Скифии - Гилея, что обыг-рывалось в «варварских» ролевых стихах футуристов), от лица ролевых героев могут излагаться альтернативные варианты подлинных исторических событий (самоубийство Марины Мнишек у М И Цветаевой), несколько исторических фигур могут объединяться поэтами в одну (царевич Димитрий, Лжедмитрий I, Лжедмитрий П и малолетний сын Мнишек у М А Волошина) Как правило, границы реального исторического времени разрушаются с целью создания вневременной модели отношений героя (героев) и окружающего мира

Параграф 2.5. «Специфика «нетрадиционных» субъектов речи («звериная лирика» Ф.К. Сологуба и В В. Маяковского)» содержит обзор встречающихся в лирике серебряного века экзотических вариантов ролевого героя (высказывания от лица животных, растений, неодушевленных предметов, астрономических объектов и тд) и подробный последующий анализ образцов оказавшейся наиболее распространенной «звериной» ролевой лирики

На примере образа «я»-собаки в лирике разных авторов устанавливаются внутренние связи нетрадиционных носителей речи с мифологической разновидностью ролевого героя К примеру, наиболее явно обнаруживают свою мифологическую природу герои-собаки Ф К Сологуба, которые в большинстве случаев предстают как существа, находящиеся на границе миров, страдающие от соприкосновений с миром обыденным и стремящиеся к миру иному Хотя в разных поэтических системах экзотический ролевой герой может быть носите-

лем различных частных смыслов, универсальной его функцией является создание индивидуальных авторских мифологем, подчеркивающих самобытность и абсолютную творческую свободу своих создателей

Кроме того, экзотический ролевой герой зачастую является средством ост-раненного изображения отношений индивида и толпы (остраненного - но одновременно данного с максимально близкой позиции) и, в известной степени, средством эпатирования читателя-обывателя Ярким примером эпатирования, в частности, являются «собачьи» высказывания В В Маяковского и В Г Шершеневича, в первом из которых «озверевший» в буквальном смысле герой бросает вызов своему бесчеловечному окружению, а во втором происходит ироническое уподобление поиска «неземных» ценностей поиску тумбы бродячей собакой

В третьей главе «Способы объективации ролевого героя в лирике рубежа XIX - XX вв.» ранее сделанные Б О Корманом на материале некрасовской поэзии выводы касательно речевой стилизации как основного средства объективации ролевого героя корректируются применительно к ситуации рубежа веков, когда стилизация языка героев стала носить более условный характер и наряду с ней, для разграничения сфер сознания героя и автора, актуализируется ряд иных средств Обнаруживаются и другие способы объективации ролевого героя введение разного рода формальных приемов (использование кавычек, смена ритма и стиля), использование заголовка и формул самоидентификации, портретных и «символических» характеристик, специфической сюжетной ситуации и хронотопа

В параграфе 3.1 «Характерная речевая манера героя» констатируется наличие в русской ролевой лирике двух типов прямой речи Один из них, ранее зафиксированный Б О Корманом на материале реалистической поэзии второй половины XIX века и характерный для реалистической лирики как таковой, представляет собой попытку «полноценной» стилизации, создания целостного речевого портрета ролевого героя В модернистской же ролевой лирике задачу придания поэтической речи определенного колорита и порождения в сознании читателей заранее запрограммированного ряда ассоциаций выполняют своего рода слова-«сигналы», привлекающие внимание в силу своей экзотичности, принадлежности чужой культуре В качестве таких слов чаще всего используются географические названия (К Д Бальмонт «Как испанец», В И Иванов «Конь Арион»), имена (Ф К Сологуб «Разбудил меня рано твой голос, о Брама'», М А Кузмин, цикл «Александрийские песни»), наименования деталей чужеродного быта (Н С Гумилев, цикл «Абиссинские песни», М И Цветаева «Федра», «Марина»)

В параграфе 3.2 «Формальные приемы разграничения прямооце-ночной и фразеологической точек зрения» анализируется использование лириками серебряного века пунктуационных знаков, смены стихотворного ритма при переходе от «авторской» речи к речи «ролевой», а также различных стилевых особенностей речи в качестве средств отчуждения «я» героя от «я» автора

Отмечается, что «закавычивание» стихотворного монолога героя с целью его отграничения от авторской речи впервые использовалось еще в XVIII веке например, в сатирическом памфлете «Чужой толк» (1794 г) ИИ Дмитриева, написанном на эпигонов классицизма Однако, как правило, в лирике «серебряного века» этот прием используется в сочетании с другими средствами разграничения, особенно часто - вместе со сменой размера, ритмического рисунка стихотворения (Д С Мережковский «Леда», М А Лохвицкая «Саламандры», А К Герцык «Весна», В Я Брюсов «Тезей - Ариадне»)

В параграфе 3.3 «Заголовок и формула самоидентификации» выявляется значение дня создания самостоятельного образа ролевого героя заголовков (реже — подзаголовков) и обосновывается наличие еще одного средства объективации ролевого «я», названного нами формула самоидентификации героя

Показывается, что так же, как и в реалистической ролевой лирике, в лирике модернистской имя или статус ролевого героя, акцентирующие нетождественность говорящего автору, чаще всего указываются в заглавии стихотворения, реже - в подзаголовке к примеру, стихотворение К Д Бальмонта «Тоска степей» имеет подзаголовок «Полонянка степей половецких», стихотворение В Я Брюсова «На островах Пасхи» - «Раздумье знахаря-заклинателя» и т п

Однако даже при отсутствии заголовка и подзаголовка (или в случае их семантической нейтральности по отношению к субъекту повествования) ролевые герои модернистов зачастую «заявляют» о своей самодостаточности в начале произведения, словно бы следуя единой заданной формуле «Я - это » «Я - вождь земных царей и царь Ассаргадон», «Я - Цирцея, царица, мне заклятья знакомы» (В Л Брюсов), «Я - ангел детства, друг единственный» (Д С Мережковский) и т п Эти построенные по единому синтаксическому образцу самоопределения носителей высказывания и предлагается обозначить как формулы самоидентификации Отмечается, что с таких же формул чаще всего начинаются пародии и самопародии модернистов, что свидетельствует об их характерности для лирики серебряного века

Как использование заголовка, называющего героя, так и включение в текст формулы самоидентификации не является самодостаточным средством

объективации «чужого» сознания, и для того, чтобы способствовать созданию ролевого «я» в качестве семантического центра поэтического текста, они должно сочетаться с другими средствами, в процессе комплексного использования которых создается целостный образ «я» героя. (В противном случае, например, у К Д Бальмонта, множественные формулы самоидентификации, соединенные в рамках одного текста, препятствуют созданию единого целостного образа ролевого «я» и в своей совокупности являются важным средством характеристики изменчивого по природе лирического героя данного поэта)

В параграфе 3.4 «Портретная характеристика и "символический" портрет» в процессе анализа поэтических текстов устанавливается качественное разнообразие характеристик, при помощи которых моделируется образ ролевого «я»

Указывается, что в качестве еще одного средства объективации ролевого героя авторами-модернистами достаточно часто используется его визуализация, обыкновенно предполагающая создание портретной самохарактеристики героя В частности, одним из первых наглядно представленных, зрелищных образов, выступающих в качестве субъекта повествования можно считать Леду, ролевую героиню цикла Д С Мережковского (1895 г) Содержание образа героини сводится к одной доминанте, которой оказывается жгучее сладострастие, и это подчеркивается описанием ее внешнего облика и окружающей обстановки

Однако в целом проведенный анализ позволяет заключить, что 1) портретная характеристика играет большую роль в поэзии акмеизма, нежели символизма и футуризма, очевидно, как направления, наиболее тяготеющего к запе-чатлению реальной действительности, 2) в лирике серебряного века обнаруживается тенденция к созданию «масочной» ролевой лирики, характеризующейся статичным, завершенным и в то же время достаточно схематичным образом героя (в частности, «маски» монахинь и рыцарей в творчестве Эллиса, конквистадора и африканцев в поэзии Н С Гумилева), 3) наряду с традиционными портретными характеристиками в ролевой лирике серебряного века могут встречаться и символические портреты, когда в качестве главной характеристики героя используется некий образ-символ (например, образ исструения - текущих масел - в качестве характеристики Магдалины, образ крыла - Психеи, образ меча-креста - Жанны Д'Арк, образ цветка - Офелии и т п)

В параграфе 3.5. «Сюжетная ситуация и хронотоп» выявляется, что для многих ролевых стихотворений рубежа веков оказывается характерным смешение культурных знаков, относящихся к разным эпохам, к «протосюжету»

стихотворения и к «внесюжетным» (по отношению к исходному материалу) реалиям В поэтическом тексте происходит незаметное на первый взгляд размыкание границ хронотопа, пространство и время расширяются фактически до бесконечности, охватывая различные эпохи, страны, культуры Исходный сюжет мифа, а также особенности конкретного пространства и времени размываются, так что сквозь конкретный момент начинает «просвечивать» план вечности, сквозь сиюминутное - его вневременной смысл В результате слияние повествующего «я» с «вечными» образами становится для поэтов серебряного века одним из способов преодоления власти пространственно-временных границ и проявления свободы творческого духа

Так, например, в анализируемых в работе стихотворениях цикла М И Цветаевой «Психея» право голоса изначально предоставляется, казалось бы, многострадальной возлюбленной бога Амура Но в цикле присутствует и набор знаков библейского, а не только античного текста Образ «я» стихотворения контаминирован, вбирает различные мифологемы Очевидно, поэт апеллирует к глубинному содержанию «присвоенного» образа Исконное значение имени «Психея» - душа, а душа может быть как язычницей, так и христианкой, потому что в отличие от «лохмотьев плоти» (оппозиция «душа - плоть», как известно, одна из центральных в творчестве М И Цветаевой), она не может иметь раз и навсегда определенного облика, границ, оболочки

Отмечаемая тенденция ролевого произведения к бесконечному расширению пространства и времени позволяет поставить вопрос о тяготении модернистской разновидности ролевой лирики к философскому метажанру, выявленной и исследуемой профессором Р С Спивак устойчивой художественной структуре, нейтральной по отношению к литературному роду, предметом изображения которой является действительность в разрезе всеобщего

В Заключении обобщаются результаты исследования и делаются выводы по диссертационной работе в целом Выделяется и последовательно комментируется ряд основных черт, которые, на наш взгляд, являются специфичными именно для модернистской ролевой лирики и позволяют говорить о появлении на рубеже XIX - XX веков ролевого героя нового типа

1 «мифологизированность» героя, от лица которого ведется повествование, обуславливающая обязательную апелляцию к культурной памяти читателя,

2. формальный характер роли, предполагающий внутреннее (психологическое) уподобление ролевого героя лирическому при сохранении внешней субъектной специфики,

3 значительное по сравнению с предшествующими историческими вариантами ролевой лирики разнообразие средств и способов объективизации ролевого героя,

4. усиление драматического (театрального) начала в ролевой лирике,

5. универсализация хронотопа ролевого произведения, сближающая его с поэтическими текстами философского метажанра

Обосновывается значимость сложившегося на рубеже XIX - XX вв нового типа ролевого героя для понимания литературного процесса XX века, намечаются пути дальнейшего исследования проблемы (сопоставление русской и западноевропейской ролевой лирикой к XIX - н XX вв , влияние модернистского варианта ролевой лирики на поэзию русской эмиграции и на дальнейшее развитие субъектных форм в русской поэтической традиции)

По теме диссертационного исследования опубликованы следующие работы:

Под фамилией «Куневич»

«Образ Офелии в лирике А А Блока» // Материалы Четвертой межвузовской конференции студентов-филологов, - СПбГУ Изд-во филологического факультета СПбГУ, 2001 г - С 93-94

«Ролевая лирика М И Цветаевой» // Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи (сборник Всероссийской / с международным участием / научной конференции), т 2, - Соликамск Соликамское кн изд-во, 2002г, - с 393-399

«Роль» и «маска» в лирике Н С Гумилева // Подходы к изучению текста (Материалы Международной конференции студентов, аспирантов и молодых преподавателей 23-25 апреля 2002 г), - Ижевск Удмуртский государственный университет, 2003г - С 195-201

4 Своеобразие и соотношение лирического и ролевого героев в лирике А А Блока // Вестник кафедры методики гуманитарных дисциплин ПОИПКРО №3 -Пермь Изд-во ПОИПКРО, 2003 -с 13-25

5 Спецкурс по ролевой лирике серебряного века как средство интенсификации научно-исследовательской деятельности студентов-филологов // Учебный процесс в современной высшей школе содержательные, организационные и научно-методические

проблемы Материалы Международной научно-методической конференции (Пермь, Перм ун-т, 19-21 мая 2004 г) / Перм ун-т - Пермь, 2004 - С 256-257

6 Образ дочери Иаира в подтексте двух стихотворений А А Ахматова «Исповедь» и МИ Цветаева «Каждый день все кажется мне суббота'» // Библия и национальная культура Межвуз сб науч ст и сообщ / Перм ун-т, Отв ред Н С Боч-карева. - Пермь, 2004 - с 219-221

7 Вера, любовь и ненависть три интерпретации сюжета о воскресении // «Филолог» Научно-методический журнал Пермского государственного педагогического университета - Вып 5, 2004-с 27-33

8 Мифологические герои в лирике В Я Брюсова (к проблеме эволюции ролевой лирики) // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин Материалы научных конференций 2003-2004 гг /Перм ун-т - Пермь, 2005 -с 68-70

9 «Собачьи» стихотворения ФК Сологуба к вопросу о мотивации выбора ролевого героя // Подходы к изучению текста Материалы Международной конференции студентов, аспирантов и молодых преподавателей (Ижевск, 22 - 23 апреля-2005 г ) / Отв ред Н А Ремизова - Ижевск Изд-во УдГУ, 2005 - с 61-66

10 Образ Лжедмитрия в лирике М И Цветаевой и М А Волошина // Проблемы функционирования языка в разных сферах речевой коммуникации Материалы Междунар науч конф (Пермь, 5-7 октября 2005) / Отв ред М П Котюрова, Перм ун-т - Пермь, 2005 - с 320-325

Под фамилией «Моисеева»

11 «Рождественская дама» М И Цветаевой в контексте «детской» ролевой лирики серебряного века // Библия и национальная культура Межвуз сб науч ст и сообщ / Перм ун-т, Отв ред НС Бочкарева - Пермь, 2005 -с61-62

12 «Роль лексических экзотизмов в «псевдочужой речи» героев русской ролевой лирики» // Вестник Челябинского Государственного университета, №3 - Челябинск, 2007

Подписано в печать 6 09 2007 Формат 60x84/16 Уел печ л 1,16 Тираж 100 экз Заказ №458

Типография Пермского государственного университета 614990, г Пермь, ул Букирева, 15

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Моисеева, Анна Александровна

Введение.стр.

Глава 1. Ролевой герой конца XIX - начала XX вв. в контексте истории русской ролевой лирики.стр.

1.1. Прообразы ролевых героев реализма и модернизма в лирике XVIII века.стр.

1.2. Традиции ролевой лирики романтизма и их влияние на поэзию серебряного века.стр.

1.3. Значение поэзии А.С. Пушкина для понимания эволюции ролевой лирики.стр.

1.4. «Противостояние» ролевого героя реалистической лирики и ролевого героя лирики модернизма.стр.

Глава 2. Трансформация ролевого героя в свете неомифологической парадигмы мышления.стр.

2.1. Неомифологизм и культура «серебряного века».стр.

2.2. Переосмысление образов мифологических героев (на примере поэтических вариантов мифа о Тезее).стр.

2.3. Новые интерпретации «вечных образов» мировой литературы (на примере образов Гамлета и Дон-Жуана).стр.

2.4. Исторические персонажи в мифологическом ракурсе восприятия.стр.

2.5. Специфика «нетрадиционных» субъектов речи («звериная лирика» Ф.К. Сологуба и В.В. Маяковского).стр.

Глава 3. Способы объективации ролевого героя в лирике рубежа

XIX - XX вв.стр.

3.1. Характерная речевая манера героя.стр.

3.2. Формальные приемы разграничения прямооценочной и фразеологической точек зрения (смена стиля, ритма, наличие кавычек и т. п.).стр.

3.3. Заголовок и формула самоидентификации.стр.

3.4. Портретная характеристика и символический портрет.стр.

3.5. Сюжетная ситуация и хронотоп.стр.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Моисеева, Анна Александровна

Актуальность работы. По мнению большинства современных исследователей, вопрос о соотношении в художественном тексте сфер речи автора и героя является одним из ключевых для литературоведения. Особое значение приобретает этот вопрос для понимания природы лирики как самого «субъективного» из трех литературных родов.

К окончательному выводу о необходимости разделять биографического автора и образ субъекта лирического высказывания наука пришла лишь в начале XX века. Разработанная классификация субъектных форм авторского сознания на материале лирики впервые была предложена профессором Б.О. Корманом в 70-е гг. XX века. В своих трудах ученый обосновывает наличие четырех субъектных форм: собственно автор, автор-повествователь, лирический герой и ролевой герой. В дальнейшем теория Б.О. Кормана продолжает разрабатываться его учениками: JI.M. Биншток, T.JI. Власенко, Д.И. Черашней, В.И. Чулковым и другими; при этом основные теоретические положения остаются неизменными. На данный момент кормановская классификация представляется многим исследователям не бесспорной, однако более полного и совершенного варианта до сих пор предложено не было.

Таким образом, актуальность исследования обусловливается фактически общепризнанной назревшей потребностью модификации существующей теории субъектного анализа в целом и входящей в ее состав теории ролевой лирики в частности. Реализация потребности в развитии и углублении представлений о специфике ролевого высказывания неосуществима в отрыве теоретических постулатов от конкретного художественного материала, исследуемого в аспекте исторической эволюции. В связи с известной ограниченностью объема диссертации предполагается сосредоточить внимание на одном из ключевых периодов в процессе эволюции названной формы субъектной организации, не изученном ранее в свете особенностей ролевой лирики.

Степень научной разработанности темы. Наибольшее внимание в литературоведении уделялось и уделяется исследованию специфики лирического героя - самой распространенной субъектной формы. Обыкновенно лирический герой понимается как единство носителя сознания и предмета изображения, образ, характеризующийся «известной определенностью бытового, житейского, биографического облика и резкой характерностью эмоционально-психологического склада» (Б.О. Корман) (42; 48)1. Применительно к научным работам, посвященным изучению лирического героя того или иного писателя, к сожалению, до сих пор во многом актуальным остается критическое высказывание Л.Я. Гинзбург: «Многообразные формы выражения в лирике личности поэта нередко подводятся у нас под унифицированную категорию лирического героя; тогда как лирический герой - только одна из возможностей, и она не должна заслонять все другие» (135; 6).

Значительные споры в научной среде вызывает предложенное Б.О. Корманом разграничение таких субъектных форм, как «собственно автор» и «автор-повествователь». Т.Г. Берниченко считает, что «не представляется достаточно убедительным выделение в качестве самостоятельной субъектной формы «собственно автора», поскольку он отделяется от автора-повествователя лишь категорией одушевленности / неодушевленности изображаемого им объекта» (129; 13). С.Н. Бройтман также находит термин «собственно автор» не вполне удачным, так как, по его мнению, этот термин «подталкивает к отождествлению автора и героя» (177; 144), однако с этой оговоркой продолжает им пользоваться, по причине отсутствия варианта,

1 Здесь и далее в круглых скобках указываются номер цитируемой работы в списке использованной литературы и номер страницы, откуда взята цитата - A.M. более выверенного терминологически. В целом все же исследовательский интерес к вышеназванным субъектным формам оказывается довольно значительным.

Наименее изученной среди всех субъектных форм организации поэтического текста представляется четвертая - ролевая лирика, несмотря на то, что исследование ее, по сути, началось еще до разработки субъектно-объектной теории кормановской школой. Сам Б.О. Корман в качестве своих предшественников называл Д.Е. Максимова («О лирике Лермонтова», 1939 г.) и H.JI. Степанова («Лирика Пушкина. Очерки и этюды», 1959 г.). Однако следует отметить, что понятие «ролевое» стихотворение впервые обнаруживается еще у В.В. Гиппиуса («Некрасов в истории русской поэзии XIX века», 1949 г.). Об «объективированном» герое или «персонаже» в значении, близком к тому, которое Б.О. Корман вкладывал в понятие «ролевой герой», также говорилось во вступительной статье Л.А. Плоткина к «Полному собранию стихотворений» А.В. Кольцова, написанной в 1958 году. По сути синонимичным терминологическому словосочетанию «ролевая лирика» оказывается и введенное Н.Я. Берковским понятие «лирика чужого я» («Мировое значение русской литературы», 1975 г.). При этом вошедшие в фонд российского литературоведения работы, посвященные изучению специфики указанной субъектной формы, остаются весьма малочисленными и, как правило, не носят монографического характера. Следует добавить, однако, что некоторые современные исследователи отмечают особую значимость теоретического обоснования именно ролевой лирики: «Наиболее ценным, на наш взгляд, в теории автора Б.О. Кормана является выделение и обоснование такой субъектной формы выражения авторского сознания, как герой «ролевой» лирики, так как он знаменовал собой выход за рамки собственного «я», допуск чужого сознания в лирику» (Т.Г. Берниченко) (129; 12).

Косвенное отношение к понятию «ролевая лирика» имеют исследования субъектной сферы литературного произведения, проводимые в начале 1920 годов М.М. Бахтиным. Он писал о том, что в лирике автор «растворяется во внешней звучащей и внутренней живописно-скульптурной и ритмической форме, отсюда кажется, что его нет, что он сливается с героем или наоборот, нет героя, а только автор» (125; 18). По мнению Бахтина, это слияние действительно только кажущееся, поскольку «и здесь герой и автор противостоят друг другу, и в каждом слове звучит реакция на реакцию» (125; 18). Однако противостояние героя и автора ученый распространяет на лирику и литературу в целом: «Не стоит ли автор всегда вне языка как материала для художественного произведения?. Может быть, всякое безобъектное, одноголосое слово является наивным и негодным для подлинного творчества» (125; 307). Он не рассматривает тех частных случаев, когда двуголосие в лирике очевидно, когда противостояние (несовпадение) автора и героя находит формальное выражение, т.е., несмотря на сходство изучаемой проблематики, оставляет собственно ролевую лирику за рамками своего исследования, как и большинство современных ученых.

Не в последнюю очередь сложившаяся ситуация объясняется тем, что, на первый взгляд, «остальные субъектные формы отличаются большей сложностью и неоднозначностью» (С.Н. Бройтман) (177; 145), благодаря чему чаще привлекают внимание исследователей. Действительно, субъект речи в ролевой лирике открыто предстает как носитель иного, отличного от авторского, социально-бытового и культурно-исторического типа. Иначе говоря, он «заведомо далек от автора-творца» (С.И. Кормилов) (173; 249) и обнаруживает несомненную близость к герою драматическому: не случайно Б.О. Корман характеризует ролевые произведения как «двуродовые», соотнося их как с лирикой, так и с драмой. Однако очевидность природы героя ролевой лирики отнюдь не предполагает ее примитивности и на проверку зачастую оказывается мнимой, поскольку в поэтической действительности «могут быть и очень тонкие градации авторского и «геройного» планов» (С.Н.Бройтман) (177; 145).

Определенная ограниченность в понимании ролевой лирики как целостного феномена отчасти обусловливается изначальным ограничением материала исследования: как известно, Б.О. Корман разрабатывал свою теорию, основываясь на детальном анализе поэтического мира Н.А. Некрасова. Ролевая лирика Н.А. Некрасова представляет собой образец русской «гражданской» ролевой лирики второй половины XIX века, тогда как лирическое повествование от лица некого «я», которое воспринимается как нетождественное авторскому, - явление однозначно не исчерпывающее себя в указанных хронологических рамках, что осознавалось и самим профессором Б.О. Корманом: «Принцип изображения действительности, реализованный в «ролевой» лирике Н.А. Некрасова, был открыт задолго до него» (42; 99). Неслучайно для того, чтобы подчеркнуть своеобразие творчества Н.А. Некрасова, исследователь указывал на примеры ролевых стихотворений у других авторов XIX века: А.С. Пушкина, А.С. Грибоедова, М.Ю. Лермонтова, А.В. Кольцова, А.А. Фета. Очевидно, однако, что это лишь в незначительной степени способствовало преодолению замкнутости теории на единичном примере художественного мира. Для того чтобы упрочить теоретическую базу исследуемого поэтического феномена, по всей видимости, необходимо расширить изначально установленные историко-культурные рамки. Вопреки мнению Н.Я. Берковского, считавшего лирику чужого «я» специфическим проявлением национального своеобразия русской поэзии («Вся оригинальность этой поэзии - в слиянии «я» и «не я», в непосредственности, с которой переживается чужая душа. На Западе нечто схожее встречалось только в народно-песенных стихах Гейне» (128; 173)), ролевые произведения в своем бытовании строго не ограничиваются конкретным временем и пространством. Не случайно в западном литературоведении, в частности, в немецком, понятие, аналогичное русскому ролевая лирика», - Rollenlyric - использовалось еще в первой половине XX века (Вальцель О.) (189; 264).

Современные ученые-литературоведы, обращаясь к вопросу о ролевой лирике (чаще всего, в энциклопедических и учебных статьях), черпают иллюстративные примеры как из литературы дохристианской эпохи, так и из творчества относительно современных авторов. Например, А.Е. Махов, рассматривая в качестве одной из древнейших форм ролевой лирики повествование от лица женщины, называет такие образцы античной поэзии, как «Жалоба Данаи» Симонида Кеосского (6-5 вв. до н.э.) и «Героиды» Овидия (ок. 20-19 гг. н.э.) (171; 887). Этот же автор, отмечая, что ролевой характер лирического «я» может быть заложен в тексте как его имманентное свойство, приводит в пример стихотворение «Я убит подо Ржевом» А.Т. Твардовского (171; 887). Опирается на теорию ролевой лирики Н.А. Масленкова, исследуя стремление Д. Хармса к преодолению моносубъектности лирического произведения через введение в его структуру чужого сознания (190; 49 - 53). Достаточно активно ведется исследование ролевых произведений B.C. Высоцкого (А.Скобелев, С.Шаулов) (195; 25 -52). Исходя из подобных фактов, можно прийти к выводу, что статус ролевой лирики как интернационального и «вневременного» (непреходящего) литературного явления неофициально признан современным отечественным литературоведением. Вместе с тем, почти отсутствуют научные работы, в которых учитывается зависимость ролевого произведения от историко-культурного контекста. В качестве исключения следует отметить труды В.И. Чулкова, фактически изучающего эволюцию ролевой лирики на примере русской поэзии конца XVIII - начала XIX вв. в связи с возникшим в этот период кризисом жанрового принципа организации произведения.

Поскольку в рамках одного диссертационного исследования задача научного описания феномена русской ролевой лирики в плане его исторического развития кажется практически неосуществимой, очевидно, следует сконцентрировать внимание на каком-либо периоде, репрезентативном в отношении выявления ранее не зафиксированных, но, тем не менее, значимых тенденций его развития. Складывается мнение, что на данный момент наибольший интерес с точки зрения исследования ролевой лирики на русской почве представляет период «культурного ренессанса» конца XIX - начала XX вв. Поэзия этого периода, в отличие от лирики XVIII и XIX вв., ранее специально не рассматривалась в интересующем нас аспекте.

Кроме того, стоит учесть, что именно в это время в русском искусстве, с одной стороны, происходит своеобразная аккумуляция традиций всей предшествующей культуры, с другой - намечаются пути дальнейшего культурного развития, т.е. его изучение как таковое предполагает создание достаточно широкого представления о процессе формирования и эволюции ролевой формы субъектной организации. Существенным кажется и тот факт, что исследователями уже неоднократно высказывались мысли относительно появления различных инноваций в субъектной сфере лирики данного периода; С.Н. Бройтман отмечал, что «на рубеже XIX - XX вв. .происходит качественное изменение субъектной ситуации» (39; 294).

Е.В. Соколова говорила о том, что «лирическое «я» у многих мастеров «серебряного века» раскрывается в череде сменяемых масок, в веренице перевоплощений» (195; 1). Далее, перечисляя универсальные тенденции развития поэзии «серебряного века», исследовательница особо подчеркивала активное использование ролевой лирики в связи с возрастанием роли игры и театрализации; однако в дальнейшем эти наблюдения ею, к сожалению, не были развернуты и как-либо конкретизированы. Более того, приходится констатировать, что ученые, занимающиеся исследованием творчества отдельных поэтов рубежа XIX - XX вв., термином «ролевая лирика» в большинстве своем оперируют крайне редко. Хотя в принципе речь идет об одной и той же форме субъектной организации текста - ролевом герое - для характеристики ее используют самые разнообразные определения: личины, лики, маски, голоса, имена, перевоплощения, стоп-кадры, двойники, состояния души и т.п. В результате подобной терминологической пестроты из поля зрения ускользает общность некоторых процессов, имеющих место в литературе одного исторического периода, что, в свою очередь, не может не затруднять и понимание творческой индивидуальности конкретных авторов.

Истоки подобного «терминотворчества» и стремления к «умножению сущностей» видятся опять-таки в том, что понятие «ролевая лирика», по причине ограничения материала первичного исследования, достаточно прочно ассоциируется именно с реалистической лирикой, которая в действительности является лишь определенной стадией развития этого литературного феномена. В уже упоминавшихся работах В.И. Чулкова доказательно обосновывается существование дореалистической ролевой лирики и начинается исследование ее особенностей. Представляется, что в поэзии рубежа XIX - XX вв. складывается новая разновидность ролевой лирики - постреалистическая, которую, вероятно, удобнее будет называть модернистской. Отметим, что при этом реалистическая ролевая лирика продолжает свое существование параллельно с ней, но отходит на второй план; говорить о принципиально новом этапе в ее развитии на материале поэзии начала XX века нет достаточных оснований. Единственным автором, в чьем поэтическом творчестве ярко обнаруживается влияние модернизма на реалистическую основу, является И.А. Бунин. Его ролевые тексты, однако, относительно немногочисленны и, по преимуществу, вписываются в рамки традиции предшествующего века, см.: «Песня» («Я простая девка на баштане»), «Пахарь», «Дворецкий», «Матрос», «Невеста», «Мачеха» («У меня, сироты, была мачеха злая»), «Отрава», «Что ты мутный, светел-месяц?», «Скоморохи», «Мне вечор, младой, скучен терем был».

Употребляя в качестве терминологического словосочетание «модернистская лирика», очевидно, необходимо пояснить, как понимается нами термин «модернизм», по поводу которого существуют различные мнения среди исследователей. В данной работе мы апеллируем к достаточно распространенному и широкому пониманию модернизма как общего обозначения школ и направлений искусства и культуры конца XIX - начала XX века, характеризующихся разрывом с традициями реализма и стремлением к созданию принципиально нового художественного языка или, в соответствии с формулировкой JI.A. Колобаевой, «нового, "большого стиля" в искусстве, лежащего за пределами ближайшей традиции, с установкой на осознанное экспериментаторство» (68; 5). Как отмечает Ю.Н. Гирин в статье «Модернизм», все их «объединяет восприятие своей эпохи как времени необратимых исторических перемен, сопровождающихся крахом верований и духовных ценностей, которыми жили предшественники» (171; 566 - 567). В русской поэзии указанного периода основными такими направлениями, как известно, были символизм, акмеизм и футуризм. Поэтому говорить о ролевой лирике модернизма мы будем преимущественно на материале поэтических произведений, создатели которых причисляли себя к какому-либо из этих литературных объединений, хотя произведения современных им «поэтов вне направлений» (таких как М.И. Цветаева, М.А. Волошин) также будут привлекаться в качестве иллюстративного материала.

Научная новизна. 1) Впервые в отечественной научной литературе поставлен вопрос об эволюции ролевого героя, ни в общем виде, ни на материале русской поэзии «серебряного» века до сих пор не ставившийся.

2) Ролевой герой лирики «серебряного века» вписан в контекст истории русской ролевой лирики в целом.

3) Показана связь русской ролевой лирики исследуемого периода с многократно отмечавшейся мифологизацией искусства конца XIX - XX веков.

4) Выявлено своеобразие жанрово-родовой природы русской ролевой лирики K.XIX - н.ХХ вв.

Объект настоящего исследования - корпус поэтических текстов, формально созданных как лирические высказывания от лица различных героев, не тождественных автору, в период, вошедший в историю русской культуры под названием «серебряный век». В отношении хронологических рамок «серебряного века» окончательного единства мнений исследователей не наблюдается до сих пор, наиболее часто называют временной промежуток с 1890 по 1917 год. Однако, учитывая, что значительная часть художников слова, вступивших в литературу на рубеже веков, остается верна избранной творческой манере и после революционных событий, в отдельных случаях, связанных с исследованием творчества конкретных поэтов, представляется допустимым не столь строго придерживаться исторической хронологии и привлекать для анализа тексты, которые были созданы позднее, но по идейной и эстетической направленности примыкали к предшествующему культурному периоду. Эта точка зрения и сходные с ней высказывались в среде литературоведов и ранее. Предпринимались также и попытки компромиссных решений: так, например, С.И. Кормилов, в целом соглашаясь с традиционной периодизацией, предполагает, что именно «в области культуры стиха «серебряный век» продолжается до середины, частично до конца 20х годов XX века» (173; 454).

Предмет исследования - специфика презентации субъекта речи и сознания в избранной для анализа лирике «серебряного века».

Целью исследования является научное описание феномена «ролевой» лирики на материале русской модернистской поэзии конца XIX - начала XX вв. в её общих исторических особенностях.

В соответствии с целью определяются основные задачи исследования:

• выявить, систематизировать и исследовать структурные и семантические отличия модернистской ролевой лирики от реалистической и дореалистической исторических разновидностей указанной формы выражения авторского сознания;

• проанализировать причины модификации и особой востребованности ролевой лирики на рубеже XIX - XX вв.;

• рассмотреть возможные способы объективации ролевого героя на материале произведений поэтов-модернистов;

Методология данного исследования является комплексной. Для решения поставленных задач в качестве основных предполагается использовать следующие методы исследования:

• субъектный метод анализа художественного текста;

• структурно-семантический метод;

• историко-типологический метод;

• интертекстовый метод.

Субъектный метод анализа художественного текста предполагает внимание к способу организации повествования в тексте (собственно тому, от чьего лица идет речь, кто является носителем высказывания). Одним из таких способов организации и является ролевая разновидность лирики, что делает субъектный метод базовым для нашего исследования.

Структурно-семантический метод, который подразумевает изолированный, имманентный анализ художественного произведения и направлен на реконструкцию содержательного аспекта текста сквозь призму поэтики, привлекается нами в связи с анализом отдельных стихотворных произведений для углубления представления о реализуемом в них авторском замысле.

Историко-типологический метод, позволяющий выявлять место отдельных произведений в литературном процессе и выстраивать типологии произведений, напротив, используется для создания целостной картины развития конкретной структурной разновидности лирики в определенный исторический период.

Интертекстовой (интертекстуальный) метод представляет собой «способ анализа художественного текста, противопоставленный имманентному анализу» (174; 203 - 204), выявление литературных связей на различных уровнях системы художественного произведения - метрическом, фоническом, лексическом, синтаксическом; определение источников реминисценций, смысловых сдвигов, происходящих при переходе от старого контекста к новому, а также целей, с которыми автор обращается к другим текстам. Привлечение интертекстового метода в дополнение к структурному дает возможность более широко и объективно подойти к исследуемой проблематике.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в результате многоаспектного анализа ролевой поэзии серебряного века расширяется и корректируется существующее в теории русской литературы представление о ролевой лирике как форме субъектного анализа и ее эволюции.

Практическая значимость работы обусловлена тем, что результаты ее могут быть использованы в процессе подготовки общих и специальных курсов по истории русской литературы конца XIX - начала XX вв. и при создании учебных пособий для студентов-филологов и учащихся лицеев, гимназий, школ гуманитарной направленности.

Апробация результатов исследования была представлена в виде докладов на международных и всероссийских научно-практических конференциях в Перми, Санкт-Петербурге, Соликамске и Ижевске; работы в рамках гранта РФФИ 05-06-80331 от 14.09.2004 («Исследование феномена "псевдочужой речи" в русской ролевой лирике»). Основные положения диссертации отражены в публикациях по теме исследования. Под фамилией «Куневич» были опубликованы следующие статьи:

1. «Образ Офелии в лирике А.А.Блока» // Материалы Четвертой межвузовской конференции студентов-филологов, - СПбГУ: Изд-во филологического факультета СПбГУ, 2001 г. - С.93-94.

2. «Ролевая лирика М.И. Цветаевой» // Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи (сборник Всероссийской / с международным участием / научной конференции), т. 2, - Соликамск: Соликамское кн. изд-во, 2002г., - с.393-399.

3. «Роль» и «маска» в лирике Н.С. Гумилева // Подходы к изучению текста (Материалы Международной конференции студентов, аспирантов и молодых преподавателей 23-25 апреля 2002 г.), - Ижевск: Удмуртский государственный университет, 2003г. - С. 195-201.

4. Своеобразие и соотношение лирического и ролевого героев в лирике А.А. Блока // Вестник кафедры методики гуманитарных дисциплин ПОИПКРО № 3. - Пермь: Изд-во ПОИПКРО, 2003. - с. 13-25.

5. Спецкурс по ролевой лирике серебряного века как средство интенсификации научно-исследовательской деятельности студентов-филологов // Учебный процесс в современной высшей школе: содержательные, организационные и научно-методические проблемы: Материалы Международной научно-методической конференции (Пермь, Перм. ун-т, 19-21 мая 2004 г.) / Перм. ун-т. - Пермь, 2004. - С. 256-257.

6. Образ дочери Иаира в подтексте двух стихотворений: А.А. Ахматова «Исповедь» и М.И. Цветаева «Каждый день все кажется мне: суббота!» // Библия и национальная культура: Межвуз. сб. науч. ст. и сообщ. / Перм. ун-т; Отв. ред. Н.С. Бочкарева. - Пермь, 2004. - с. 219 - 221.

7. Вера, любовь и ненависть: три интерпретации сюжета о воскресении // «Филолог». Научно-методический журнал Пермского государственного педагогического университета - Вып. 5,2004 -z.il - 33.

8. Мифологические герои в лирике В.Я. Брюсова (к проблеме эволюции ролевой лирики) // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин: Материалы научных конференций 2003-2004 гг. / Перм. ун-т. - Пермь, 2005. - с. 68-70.

9. «Собачьи» стихотворения Ф.К. Сологуба: к вопросу о мотивации выбора ролевого героя // Подходы к изучению текста: Материалы Международной конференции студентов, аспирантов и молодых преподавателей (Ижевск, 22 - 23 апреля-2005 г.) / Отв. ред. Н.А. Ремизова. -Ижевск: Изд-во УдГУ, 2005 - с.61 - 66.

10. Образ Лжедмитрия в лирике М.И. Цветаевой и М.А. Волошина // Проблемы функционирования языка в разных сферах речевой коммуникации: Материалы Междунар. науч. конф. (Пермь, 5-7 октября 2005) / Отв. ред. М.П. Котюрова; Перм. ун-т. - Пермь, 2005. - с.320 - 325.

Под фамилией «Моисеева»:

11. «Рождественская дама» М.И. Цветаевой в контексте «детской» ролевой лирики серебряного века // Библия и национальная культура: Межвуз. сб. науч. ст. и сообщ. / Перм. ун-т; Отв. ред. Н.С. Бочкарева. -Пермь, 2005.-с.61 -62.

12. «Роль лексических экзотизмов в «псевдочужой речи» героев русской ролевой лирики» // Вестник Челябинского государственного университета, №13 (91)-Челябинск, 2007.-с.65-71.

Структура диссертационного исследования предполагает наличие введения, трех глав и заключения, а также списка литературы, использованной в процессе работы над диссертацией. В первой главе «Ролевой герой рубежа XIX - XX вв. в контексте истории русской ролевой лирики» предпринимается попытка сопоставительного анализа характерных черт ролевой формы субъектной организации в русской лирике на разных этапах ее развития; при этом в фокусе внимания все время остается та специфическая разновидность ролевого героя, которая складывается в эпоху расцвета русского модернизма. Во второй главе «Трансформация ролевого героя в свете неомифологической парадигмы мышления» исследуется обусловленность специфичности ролевого героя «серебряного века» историко-культурной ситуацией, а также прослеживаются направления семантической модификации традиционных образов, от лица которых организуется лирическое повествование. В третьей главе «Способы объективации ролевого героя в лирике рубежа XIX - XX вв.» подробно рассматриваются различные способы объективации образа ролевого «я», применяемые поэтами «серебряного века».

Положения, выносимые на защиту:

1) Ролевая лирика модернизма является новым звеном в эволюции ролевой лирики, так как отличается от предшествующих ей разновидностей этой формы субъектной организации: а) от классицистической и сентименталистской - отсутствием жанровой обусловленности ролевого героя; б) от романтической - персонализацией традиционного набора романтических ролей; в) от реалистической - сближением ролевых героев с героем лирическим, ироническим переосмыслением характерной для реализма социальной типологии ролевых героев и отказом от нее.

2) Взаимопроникновение действительности и искусства, характерное для культуры рубежа веков, проявилось в изменении характера ролевой лирики к. XIX - н. XX вв.: в использовании собственно мифологических сюжетов, а также мифологизированных литературных и исторических сюжетов для создания многочисленных ролевых «я» (собственно поэтическое творчество) и в последующей проекции сюжетных схем ролевых стихотворений на реальную действительность (жизнетворчество). Оказывается связанным с мифологизацией поэтического мира в целом и превращение в ролевых героев животных, неодушевленных предметов и даже абстрактных понятий.

3) В лирике серебряного века обращает на себя: внимание значительное разнообразие способов объективации ролевого героя. Речевая индивидуализация героя становится условной, наряду с ней, в качестве других способов объективации героя, вводятся разного рода формальные приемы (применение кавычек, смена ритма и стиля), используются заголовки и формулы самоидентификации, портретные характеристики и символические портреты. Особое значение в числе средств объективации героя обретают сюжетная ситуация и хронотоп. Исходный сюжет, а также особенности конкретного пространства и времени размываются, так что сквозь настоящий момент начинает «просвечивать» план вечности, сквозь сиюминутное - его вневременной смысл.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эволюция ролевой лирики на рубеже XIX - XX веков: формирование ролевого героя нового типа"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование процесса эволюции ролевой лирики (как субъектной формы организации поэтического текста) в эпоху рубежа XIX - XX вв. подтверждает первичную гипотезу о формировании в русской литературе данного периода специфической «модернистской» разновидности ролевой лирики. Сопоставление ее с другими историческими вариантами указанной субъектной формы, характерными для предшествовавших эпох, позволяет говорить об отталкивании от наиболее изученного в современном литературоведении варианта - реалистической лирики некрасовской школы - и сближении с романтической традицией. Особо следует отметить влияние некоторых известных произведений А.С. Пушкина («Арион», «Пророк» и др.). Наиболее давняя традиция «жанровой» ролевой лирики, подразумевающая обусловленность героя избранным жанром (идиллия, сатира, эпитафия и др.), идущая от поэзии начала XVIII века, факультативно используется некоторыми авторами, однако уже не играет столь значительной роли и кардинально переосмысляется: не жанр диктует возможную роль, а интересующая поэта роль начинает обуславливать выбор жанра.

На основании текстового анализа можно выделить ряд основных черт, которые, на наш взгляд, являются специфичными именно для модернистской ролевой лирики и позволяют говорить о появлении на рубеже XIX - XX веков ролевого героя нового типа:

1. «мифологизированность» героя, от лица которого ведется повествование, обуславливающая обязательную апелляцию к культурной памяти читателя;

2. формальный характер роли, предполагающий внутреннее (психологическое) уподобление ролевого героя лирическому при сохранении внешней субъектной специфики;

3. значительное разнообразие средств и способов объективизации ролевого героя;

4. усиление драматического (театрального) начала;

5. универсализация хронотопа ролевого произведения.

Каждая из названных черт требует отдельного развернутого комментария:

1. Под «мифологичностью» ролевого героя в данном случае подразумевается как генетический аспект (заимствование образа героя из общекультурного арсенала мифологем), так и функциональный (использование заимствованного из мифологии или созданного по мифологической модели образа в качестве средства автомифологизации). Важной характеристикой мифологических ролевых героев модернистской поэзии является их полемичность по отношению к предшествующей культурной традиции, осуществляемое от их лица опровержение первичного мифа, легшего в основу произведения.

Мифологическая в широком смысле природа ролевого героя нового типа не только подтверждает уже закрепившийся в культурологии и литературоведении постулат о зарождении на рубеже XIX - XX вв. неомифологизма как способа мышления и моделирования художественной реальности, но и дает возможность лучше изучить на локальном примере некоторые особенности проявления неомифологического сознания в творчестве. К таким особенностям, несомненно, относятся включение собственного «я» в мифологическую ситуацию, стремление к пересозданию существующих и созданию собственных мифов. Изучение ролевого «репертуара» отдельных авторов позволяет делать выводы о направленности их культурных интересов, а также о чертах доминирующего в их собственном представлении образа своего поэтического «я».

2. Постепенная минимизация «зазора» между сферами сознания героя и автора при наличии формальной двусубъектности свидетельствует о повышении значимости формы и тенденции к усложнению и экспериментаторству в поэтическом творчестве. «Переодевание», маскировка «своего» высказывания под «чужое», игра с личными местоимениями, является первым шагом русской литературы на пути к постмодернистской смерти (самоубийству) автора. Неслучайно уже в произведениях футуристов исследователями обнаруживается субъектный эклектизм, вытеснение автора и лирического героя «пишущим персонажем» (Жолковский А.К.) (65; 76).

3. На примере поэзии серебряного века подтверждается предположение о том, что речевая специфика является не единственным и даже не обязательным средством объективации ролевого героя: наряду с созданием речевого портрета и вместо него могут быть использованы формулы самоидентификации героя («Я - это.»), формальные способы разграничения речи героя и автора (закавычивание, смена размера и т.п.), портретная самохарактеристика героя, создание сюжетной ситуации, очевидно несовместимой с биографическим контекстом жизни автора, использование устойчивой жанровой формы, предполагающей наличие определенного «я-персонажа». При этом, как правило, можно говорить о комплексном использовании всех этих средств без обязательного доминирования какого-то одного из них.

Значительное по сравнению с поэзией некрасовской школы (2-я половина XIX века) разнообразие средств и способов объективации ролевого героя на рубеже XIX - XX вв. является, с одной стороны, следствием специфики ролевого героя нового типа (мифологического), которая не всегда может быть выражена только при помощи речевой индивидуализации, с другой стороны, объясняется результатом своеобразной культурной «ревизии», которую проводят поэты-модернисты в отношении предшествующих эпох.

4. Усиление на исследуемом этапе развития драматического начала в ролевой лирике (изначально определяемой исследователями как двуродовая, лирико-драматическая разновидность поэтического творчества) проявляется, в первую очередь, в усилении диалогичности и театральной «зрелищности» (насыщенности текстов яркими изобразительными характеристиками героев, жестов, событий). Формирование внутри ролевой лирики специфической ее разновидности, характеризуемой схематичностью, отсутствием эволюции характера героя и повышенной зрелищностью, позволяет провести прямую аналогию с театральным искусством и говорить о наличии внутри ролевой лирики модернизма собственно ролей и ролей-масок, характеризующихся, по В.Е. Хализеву, различными видами театральности: театральность самораскрытия и театральность самоизменения.

В целом исследование механизмов взаимопроникновения лирического и драматического начал в пределах ролевого текста, как представляется, дает ценный материал для изучения специфики взаимодействия литературных родов как таковой.

5. Отмечаемая универсализация хронотопа ролевого произведения, тенденция к расширению пространства и времени до бесконечности позволяет поставить вопрос о тяготении модернистской разновидности ролевой лирики к философскому метажанру, нейтральной по отношению к литературному роду устойчивой «структуре., изображающей действительность в разрезе всеобщего» (182; 54). Как неоднократно отмечалось исследователями, именно в произведениях, являющихся образцами философской лирики, т.е. изначально ориентированных на максимально обобщенное, «вневременное» осмысление реальности, «пространственная бесконечность сочетается в художественном мире . с временной далью» (Усок И.Е.) (160; 114), «время. стремится к расширению до вечности», а «художественное пространство. содержит тенденцию безграничного расширения до охвата всей земли, вселенной, мироздания» (Спивак Р.С.) (182; 36).

Проведенное исследование позволяет подтвердить некоторые выводы о закономерностях развития ролевой формы субъектной организации, сделанные западными литературоведами еще в начале XX века. Так, например, О. Вальцель в 1916 году отмечал, что современные ему немецкие поэты «с поразительной уверенностью воссоздают чувства, доверенные ими иной девушке, какаду, запряженной в дрожки лошади, канарейке и даже школьному портфелю» (189; 263-264). Это замечание не может не напомнить о расцвете экзотической разновидности ролевого героя в русской поэзии и натолкнуть на мысль о возможности сравнительных исследований на материале русской и немецкой ролевой лирики начала века. В какой-то степени начало этой работе уже положено, поскольку достаточно часто внимание исследователей привлекали связи творчества М.И. Цветаевой. Б.Л. Пастернака и Э.Р. Рильке, в частности, достаточно подробно (во многом, благодаря известному эссе И.А. Бродского «Вершины великого треугольника: «Магдалина» Рильке, Цветаевой, Пастернака») исследовался специфический поэтический полилог этих авторов в их стихотворениях от лица Марии Магдалины.

Очевидно, что подобные параллели возможны не только в сравнительных исследованиях по русской и немецкой поэзии рубежа XIX -XX веков, но и при сопоставлении поэтического наследия указанного периода на примере других европейских культур. К примеру, хотя в английском литературоведении и нет такого устойчивого термина, как «ролевая лирика», это не означает отсутствия в собственно английской и англоязычной поэзии самого этого поэтического феномена (для обозначения аналогичных по способу организации произведений чаще всего используется терминологическое сочетание «voice of heroes» - голоса героев (188)). В частности, подтверждают наблюдения об определенной близости в развитии ролевой лирики на русской и европейской почве и известные черты сходства между «мужественной» лирикой Н.С. Гумилева и Редъярда Киплинга, богатой образами героев-воинов, представителей разных стран, от чьего лица зачастую и организуется лирическое высказывание.

Что касается дальнейшей динамики русской ролевой лирики, то ее модернистская разновидность, по-видимому, консервируется в поэзии русского зарубежья. В частности, если говорить о творчестве молодых писателей-эмигрантов, особенно обращают на себя внимание в этом отношении отдельные стихотворные произведения Владимира Набокова (напр.: «Тристан», «La Bonne Lorraine», «Невеста рыцаря» и др.). Следует отметить также обширный ролевой цикл «Славянские боги» Александра Кондратьева, вызывающий в памяти более ранние тексты базирующихся на славянской мифологии ролевых стихотворений «Зарница» и «Заря-Заряница» Вячеслава Иванова.

В самой России в период советской власти мифологическая разновидность ролевого героя оказывается мало востребованной магистральным направлением развития, однако, по-видимому, продолжает свое бытование в лирике оппозиционных по отношению к правящим кругам и пытающихся сохранить политический нейтралитет авторов, которые, таким образом, отдавали дань недавнему прошлому. Примерами, подтверждающими эту гипотезу, являются отдельные произведения мало востребованных советской эпохой авторов, в молодости лично знакомых с поэтами серебряного века и испытавших их непосредственное влияние, в частности, таких, как П.Г. Антокольский («Химеры», «Песня дождя», отдельные стихотворения поэтического цикла «Гамлет», «Памяти Эсхила», «Орфей Фракийский», «У Диоклетиана», «Рабы Микеланджело» и др.) и А.А. Тарковский («Сверчок», «Дриада», «Русалка», «Петровские казни», «Сократ», «Кузнец» и др.). Среди менее известных поэтических систем тоталитарного периода советской власти обращает на себя внимание «гулаговская» лирика Анны Барковой, автора, исследование которой актуализировалось в последние два десятилетия. Образы историкомифологических и сказочных героев, появляющиеся в ее поэтическом мире (Пилат, Тиберий, Платон, Инквизитор, Лоэнгрин, Карл I, Иван-Царевич и др.), создаются с явной апелляцией к модели ролевой лирики, разработанной в поэзии модернизма.

В позднейшую советскую эпоху своеобразные рецидивы ролевой поэзии в духе модернизма также обнаруживаются в первую очередь в творчестве оппозиционных по отношению к правящему строю авторов. Любопытно, что наиболее известные из них связаны с развитием мифологем литературного происхождения, в частности, с «гамлетовской»: знаменитый «Мой Гамлет» B.C. Высоцкого, парадоксальная «Офелия» А.А.Вознесенского («Мой Гамлет приходит с угарным дыханьем, // Пропахший бензином, чужими духами.»), герои «Из сонетов Гамлету» Н.Н.Матвеевой и т.п.

Достаточно очевидным представляется значение эволюции субъектных форм в целом и ролевой лирики в частности для изучения психологии и философии творчества. По-видимому, изменение форм субъектной организации свидетельствует об определенных изменениях в сфере творческого самосознания. В частности, распространение ролевой лирики нового, «мифологического» типа, по-видимому, свидетельствует о желании творческой личности выйти посредством творчества за пределы своего биографического «я» и «испробовать» альтернативные модели жизненного пути с целью самопознания и саморазвития.

Список научной литературыМоисеева, Анна Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ахматова А.А. Сочинения в двух томах. М.: Цитадель, 1997.

2. Бальмонт К.Д. Собрание сочинений в двух томах. Можайск: Тара, 1994.

3. Белый А. Избранное / Оформл. «Диамант». СПб.: ТОО «Диамант», 1997. - 448 с. (Библиотека поэзии).

4. Блок А.А. Собрание сочинений в восьми томах / Под общей ред. В.Н. Орлова и др. М.-Л.: Гос. изд-во художественной лит-ры, 1960.

5. Брюсов В.Я. Собрание сочинений в семи томах / Под общей ред. П.Г. Антокольского и др. М.: Художественная литература, 1973.

6. Волошин М.А. Всемирная библиотека поэзии. Избранное. -Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. 448 с.

7. Гиппиус З.Н. Стихотворения / Вст. ст., сост., подг. текста и примеч. А.В. Лаврова СПб.: Академический проект, 1999. - 592 с.

8. Грибоедов А.С. Собрание сочинений в двух томах, т.2. М.: Правда, 1971.-368 с.

9. Гумилев Н.С. Полное собрание сочинений в десяти томах, РАН, Институт русской литературы. М.: Воскресенье, 1998.

10. Ю.Гуро Е.Г. «Жил на свете рыцарь бедный.» СПб.: Изд-во Фонда русской поэзии при участии альманаха «Петрополь», 1999. - 102с.

11. И.Дмитриев И.И. Полное собрание стихотворений. Вступ. статья, подготовка текста и примечания Г.П. Макогоненко. Л.: Советский писатель, 1967. - Библиотека поэта. Большая серия, 2-е изд. - 502 с.

12. Жуковский В.А. Собрание сочинений в четырех томах М. Л.: Гос. изд-во художественной литературы, 1959.

13. Каменский В.В. Стихотворения и поэмы. М. JL: Советский писатель, 1966. - Библиотека поэта, большая серия. Изд. 2-е - 500 с.

14. М.Карамзин Н.М. Полное собрание стихотворений. Вступительная статья, подготовка текста и примечания Ю.М. Лотмана. М. Л.: Советский писатель, 1966. - Библиотека поэта, большая серия. Изд. 2-е - 424 с.

15. Кузмин М. Лирика. Минск: Харвест, 1998. - 480 с.

16. Маяковский В.В. Собрание сочинений в восьми томах М.: Правда, 1968. - Библиотека «Огонек»

17. Мережковский Д.С. Ангел одиночества: Стихотворения, песни, легенды. М.: ООО Издательский дом «Летопись - М». - 2000. - 426 с.

18. Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. Л.: Советский писатель, 1989. - 720с.

19. Неизданный Федор Сологуб. М.: Новое литературное обозрение, 1997.-576 с.

20. Поэты Серебряного века. Сборник: Поэзия, воспоминания. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. - 384 е., илл.

21. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 6 т. М.: Правда, 1969. -Библиотека «Огонек»

22. Русская поэзия XVII XX веков // Электронная библиотека: Шедевры мировой культуры на CD. - М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2004. -47 156 с.

23. Русская поэзия XVIII века М.: Художественная литература, 1972. - Библиотека всемирной литературы, сер.1, т.57. - 734 с.

24. Русская поэзия XX века: Антология ч.1 / Сост. и вступ. ст. И.К. Сушилиной. - М.: Советская Россия, 1991 - 576 с.

25. Русская стихотворная сатира 1908 1917 гг. Вступ. ст., сост., подготовка текста и прим. И.С. Эвентова - (Библиотека поэта. Большая сер., 2-е изд.) - Л.: Советский писатель, 1974. - 734 с.

26. Серебряный век. Петербургская поэзия к. XIX н. XX вв. / Сост. Пьяных М.Ф. - Л.: Лениздат, 1991 - 526 С.

27. Тредиаковский В.К. Избранные произведения. Вступ. ст. и подг. текста Л.И. Тимофеева, прим. Я.М. Строчкова М.-Л.: Советский писатель, 1963. - (Библиотека поэта. Большая сер., 2-е изд.). - 576 с.

28. Цветаева М.И. Собрание сочинений в семи томах М.: Эллис Лак,1994.

29. ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ПРОБЛЕМЕ АВТОРА И ТЕОРИИ СУБЪЕКТНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТЕКСТА

30. Автоинтерпретация: Сборник статей / Под ред. А.Б. Муратова, Л.А. Иезуитовой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. - 208 с.

31. Бахтин М.М. Автор и герой: к философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. - 336 с.

32. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет М.: Художественная литература, 1975. - 502с.

33. Бахтин М.М. Проблема автора // Вопросы философии, 1997, № 7. -С.148-160.

34. Богомолов Н. Автор и герой в литературе рубежа тысячелетий -Филологические науки // 2002, № 3, с.3-8.

35. Большакова А. Образ автора // Литературная учеба, 2001, кн. 5, сЛ 71-175.

36. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. М.: Изд-во РГГУ, 2001.320 с.

37. Бройтман С.Н. Субъектная структура русской лирики XIX нач. XX в. в историческом освещении // Известия АН СССР. Серия литература и язык. - М.: 1988, Т. 47, № 6. - с. 527 - 537.

38. Корман Б.О. Лирика и реализм. Иркутск: Изд-во Иркутского унта, 1968.-96 с.

39. Корман Б.О. Лирика Некрасова. Изд-е 2-е, перераб. и доп. -Ижевск: Изд-во «Удмуртия», 1978. 299 с.

40. Корман Б.О. Избранные труды. Теория литературы / Ред.-сост. Е.А. Подшивалова, Н.А. Ремизова, Д.И. Черашняя, В.И. Чулков. Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006 - 552 е.: илл.

41. Мельничук О.А. Композиционные средства выявлени авторского сознания в художественных произведениях с повествованием от первого лица // Вестник Московского университета. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2003, № 2. - с. 88-98.

42. Новикова Н.С. Картины мира и многомирие в языке и поэтическом тексте // Русская словесность, 2000, №1. с.3-6.

43. Падучева Е.В. Нарратив как вид коммуникации: о модернизме и его отличиях от традиционных повествовательных форм // НТИ Сер.2. Информационные процессы и системы. 1999, № 10. - С.32-39.

44. Повествовательные стратегии в конце и начале XX века // Новое литературное обозрение, 2002, № 2. с. 93-100.

45. Попова Л.Г. Внутренняя и внешняя речь автора и персонажа в немецких и русских художественных текстах // Филологические науки. -2002.-№4, с.93-100.

46. Чулков В.И. Из предыстории русской реалистической лирики // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики: Межвузовский сборник научных трудов. Кемерово, 1988. - с.49-58.

47. ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ РУБЕЖА XIX-XX ВЕКОВ

48. Александр Блок. Исследования и материалы Л.: Наука, 1991.343 с.

49. Александр Блок. Новые материалы и исследования / АН СССР, институт мировой литературы М.: Наука, 1993. (Литературное наследство, т 92 в 5 книгах)

50. Багно В.Е. Расплата за своеволие или воля к жизни // Миф о Дон Жуане. Новеллы, стихи, пьесы. СПб.: Terra Fantastica. Фонд «Библиотека мировой литературы», 2000. - 624 с.

51. Вельская Л.Л. Русские Гамлеты в поэзии XX в. Русская речь // № 4,1996.-с. 10-17.

52. Богомолов Н.А. Русская литература первой трети XX века. Портреты. Проблемы. Разыскания. Томск: изд-во «Водолей», 1999. - 640 с.

53. Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 560 с.

54. Богомолов Н. «Мы два грозой зажженные ствола» -Литературное обозрение //1991, № 11 - С.52-58.

55. Бродский И.А. Вершины великого треугольника: «Магдалина» Рильке, Цветаевой, Пастернака Звезда // 1996, № 1 - С. 225 - 230.

56. В мире Блока: Сборник статей. М.: Советский писатель, 1980.535 с.

57. Валерий Брюсов: сборник материалов / АН СССР, институт мировой литературы М.: Наука, 1976. - с 854 (Литературное наследство, т. 85)

58. Василевская Л.И. О приемах коммуникативной организации ранней лирики Николая Гумилева // Известия РАН. Серия литература и язык. М.: 1993, т 52, № 1 - С. 49 - 60.

59. Гарин И.И. Серебряный век. 3 тт. -М.: Терра, 1999.

60. Гаспаров М.Л. Петербургский цикл Бенедикта Лившица: поэтика загадки Семиотика города и городской культуры. Петербург. // Ученые записки Тартуского университета. Труды по знаковым системам, т. 18. -Тарту: Тартусский университет, 1984 - С.93 - 105.

61. Гумилев Н.С.: Pro et contra. Личность и творчество Гумилева в оценке русских писателей и исследователей: Антология. СПб.: изд-во РХГИ, 1995.-672 с.

62. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма. М.: Наука, 1989.- 176 с.

63. Жолковский А.К. Блуждающие сны: Из истории русского модернизма. Сборник статей. М.: Советский писатель, 1992. - 432 с. -(Слово и культура).

64. Клинг О.А. Футуризм и «старый символистский хмель»: Влияние символизма на поэтику раннего русского футуризма Вопросы литературы // 1996, №5 - С.56 - 92.

65. Книпович Е. Шекспир Александра Блока Вопросы литературы // 1958 № 12.-с. 156.- 174.

66. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX XX вв. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 336 с.

67. Колобаева JI.A. Русский символизм. М.: Изд-во Московского университета, 2000. - 296 с.

68. Колобаева Л.А. Символ как хранитель и возмутитель классических традиций (образ Дон Жуана в русской литературе конца XIX нач. XX века) / Классика и современность - М.: Изд-во МГУ, 1991. - С. 207 - 216

69. Козлова JI. «По вольному следу воды родниковой» К истокам личности М. Цветаевой Звезда // 1984, № 8. - С. 174 - 180.

70. Коркина Е.Б. Поэтический мир М.И. Цветаевой // Марина Цветаева. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1990. - 800 с. -(Библиотека поэта).

71. Кошелев В.А. Гумилев и «северянинщина». Две «маски» Русская литература// 1993, № 1.-е. 165-170.

72. Крыщук Н. Александр Блок: лик маска - лицо - Аврора // 1989, № 11.-е. 119-149.

73. Кудрова И. Дом на горе (М. Цветаева, 1923) Звезда // 1987, № 8. -С.181 -187.

74. Кудрова И. «Версты, дали .» М. Цветаева: 1922 1939. - М.: Советская Россия, 1991. - 368 с.

75. Кудрова И. Поговорим о странностях любви: М. Цветаева Звезда // 1999, № 10.-е. 202-217.

76. Лавров А.В. Мифотворчество аргонавтов // Миф. Фольклор. Литература / АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом) Л.: Наука, 1978 -С.137- 166.

77. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск: Изд-во «Водолей», 2000. - 704 с.

78. Магомедова Д.М. Автобиографический миф в раннем творчестве А.А. Блока («Стихи о Прекрасной Даме») Русская словесность // 1997, № 2, С. 32-38.

79. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Александра Блока. Л.: Советский писатель, Ленингр. отд-е, 1975. - 526 с.

80. Максимов Д.Е. Поэтическое творчество Валерия Брюсова // Валерий Брюсов. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1961. -910 с. (Библиотека поэта. Большая серия, 2е изд.).

81. Недоброво Н. Анна Ахматова. // Ахматова А.А. «Узнают голос мой.»: Стихотворения. Поэмы. Образ поэта. 2-е изд., с измен, и доп. - М.: Педагогика-Пресс, 1995. - С. 338-403.

82. Николай Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. -СПб.: Наука, 1994.-700 с.

83. Павловский А.И. Куст рябины. О поэзии М.И. Цветаевой. Л.: Советский писатель, Ленингр. отд-е, 1989. - 352 с.

84. Павловский А.И. Николай Гумилев // Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1988. - 632 с. (Библиотека поэта. Большая серия).

85. Пайман А. История русского символизма / Авторизованный перевод. Пер. с англ. В.В. Исаакович. -М.: Республика, 2000.-415 с.

86. Панкеев И.А. «Посредине странствия земного» // Гумилев Н.С. Собрание сочинений в трех томах, т.1 -М.: Олма-Пресс, 2000. С.5 - 68.

87. Панова А. О национальном своеобразии русского символизма // Литературная учеба, 2001, кн. 6, с. 160-163.

88. Поэзия русского футуризма / Вступ. ст. В.Н. Альфонсова. СПб.: Академический проект, 1999. - 752 с.

89. Родина Т.М. А. Блок и русский театр начала XX века М.: Наука, 1972.-312 с.

90. Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. Пер. с англ. / Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 4 М.: ОГИ,2000.- 152 с.

91. Саакянц А.А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М.: Эллис Лак, 1997.-771 с.

92. Спивак Р.С. А. Блок. Философская лирика 1910х гг. Пермь: ПГУ, 1978.- 111 с.

93. Тырышкина Е.В. Русская литература 1890-х начала 1920-х годов: от декаданса к авангарду. - Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2002. - 151 с.

94. Уварова И.П. «Смеется в каждой кукле чародей». М.: РГГУ,2001.-244 с.

95. Ханзен Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. / Пер. с нем. С. Бромерло, А.Ц. Масевича и А.Е. Барзаха. СПб.: Академический проект, 1999. - 512 с. (Серия «Современная западная русистика», т 20.

96. Храповицкая Г.Н. Двоемирие и символ в романтизме и символизме Филологические науки // 1999, №3 - С.35 -41.

97. Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. М.: СП Интерпринт, 1992. - 544 с.

98. Шевцова Т.Ю. Поэтический язык Мирры Лохвицкой. Русский язык в школе // 1996, №5 - с.70-77.

99. ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ ПОЭТОВ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»: БИОГРАФИИ, МЕМУАРЫ, ВОСПОМИНАНИЯ.

100. Александр Блок в воспоминаниях современников, в двух томах. -М.: Художественная литература, 1980.

101. Бекетова М.А. Воспоминания об Александре Блоке. М.: Правда, 1990.-669 с.

102. Белый А. Воспоминания о Блоке / Собрание сочинений в трех томах, Т 1. -М.: Республика, 1995.-510 с.

103. Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания в трех книгах М.: Художественная литература, 1990 - 687 с. (Литературные мемуары).

104. Блок А.А. Дневник. М.: Советская Россия, 1989. - 508 с.

105. Блок А.А. Записные книжки, 1901 1920. -М.: Художественная литература, 1965. - 664 с.

106. Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка: 1904 1913 / Вступ. статьи, подготовка текста и комментарии Н.А. Богомолова, А.В. Лаврова. - М.: Новое литературное обозрение, 2004. - 776 с.

107. Валерий Брюсов и его корреспонденты / Отв. ред. Н.А. Трифонов. М.: Наука, 1994 - (Литературное наследство, Т. 98, в 2 кн.)

108. Воспоминания об Андрее Белом / Сост. и вступ. ст. В.М. Пискунова. М.: Республика, 1995. - 591с.

109. Давидсон А.Б. Николай Гумилев. Поэт, путешественник, воин. -Смоленск: Русич, 2001.-416 с. (Герои без тайн).

110. Крученых А. Апокалипсис в русской литературе М.: Московская ассоциация футуристов, 1923 - Серия теории, №3. Кн. 122. - 47с.

111. Лукницкая В.П. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л.: Лениздат, 1990. - 302 с.

112. Мочульский К. А. Блок. А. Белый. В. Брюсов. М.: Республика, 1997.-с. 478.

113. Николай Гумилев в воспоминаниях современников. Репринтное издание.-М.: Вся Москва, 1990.-316 с.

114. Панкеев И.А. Николай Гумилев. Биография писателя. М.: Просвещение, 1995. - 160 с.

115. Саакянц А.А. Жизнь Цветаевой. Бессмертная птица Феникс. -«Бессменные имена». М.: Центрполиграф, 2000. - 827 с.

116. Серебряный век. Мемуары (Сборник) / Сост. Т. Дубинская -Джалилова. М.: Известия, 1990. - 672 с.

117. Тэффи. Мои современники // Тэффи. Антология Сатиры и Юмора России XX века, т.12. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. - С.443 -525

118. Ходасевич В.Ф. Некрополь. СПб.: Азбука-классика, 2001.320с.

119. ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЕ, ТЕОРЕТИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ.

120. Алперс Б.В. Театр социальной маски. М.-Л.: Гос. изд-во худож. лит-ры. Сектор искусств, 1931. - 112 с.

121. Апинян Т.A. Aesthesis et mythos: эстетика перед лицом неомифологизма // Эстетика сегодня: состояние, перспективы. Материалы научной конференции. 20-21 октября 1999 г. СПб: Санкт-Петербургское философское общество, 1999. С. 10 - 13.

122. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. - 541 с.

123. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений в 13 томах, Т.7 М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1955 - 740 с.

124. Бент М. Течения или этапы? Еще раз о единстве романтизма -Вопросы литературы // 1990, № 8 С.218 - 231.

125. Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы Л.: Наука, Ленингр. отд., 1975 - 184 с.

126. Богомолов Н.А. От Пушкина до Кибирова: Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2004. - 624 с.

127. Вайнштейн О.Б. Жизнетворчество в культуре европейского романтизма // Вестник РГГУ, 1998, № 2. С.35-41.

128. Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1988. - 848 с. - (Академия Наук СССР. Литературные памятники).

129. Вязова Е. Арт-критика: Александр Виноградов, ; Владимир Дубоссарский «Пикассо в Москве» Художественный журнал // 1994, №5 -С.70-71.

130. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб.: Азбука, 2001. - 480с.

131. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Советский писатель, Ленингр. отд-е, 1974.-406 с.

132. Гиппиус В.В. От Пушкина до Блока. М.-Л.: Наука, 1966. - 348с.

133. Гоголь Н.В. В чем же наконец существо русской поэзии и в чем же ее особенность // Гоголь Н.В. Собрание сочинений в девяти томах, Т.6 -М.: Русская книга, 1994

134. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1987. - 218 с. - (Исследования по фольклору и мифологии Востока).

135. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII XX веках. - М: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2002. - 1056 с.

136. Жирмундский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. -Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1977.-407 с.

137. Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб.: Издательство ВГК, 1992.- 156 с.

138. Клейн И. Пути культурного импорта: Труды по русской литературе XVIII в. М.: Языки славянской культуры, 2005. - 576 с. - (Studia philologica).

139. Коротких В. Творчество и восприятие: онтология, феноменология, герменевтика: На примере художественной литературы // Альма матер: Вестник высшей школы. 2003, № 3. - с. 110-117.

140. Левее. Женские типы Шекспира. С прилож, статьи Даудена. Пер. с нем. СПб.: Изд-е Л.Ф. Пантелеева, 1899. - 312 с.

141. Лежнев А.З. Проза Пушкина. Опыт стилевого исследования. Изд. 2-е М.: Художественная литература, 1966 - 263 с.

142. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство 2-е изд., испр. - М.: Искусство, 1995. - 320с.

143. Маймин Е.А. О русском романтизме. М.: Просвещение, 1975.240 с.

144. Масленкова Н.А. Поэтика Даниила Хармса (Лирика и эпос). Спец. 10.01.01. Русская литература. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Самара: Самарский государственный университет, 200. - 173 с

145. Пинский Л. Шекспир. Основные начала драматургии М.: Художественная литература, 1971 -605 с.

146. Плоткин Л.А. А.В. Кольцов. // Кольцов А.В. Полное собрание стихотворений. Л.: Советский писатель, Ленингр. отд-е, 1958. - С.5 - 41.

147. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1986. - 368 с.

148. Раскольников Ф. Место античности в творчестве Пушкина // Русская литература, № 4, 1999. с.3-26.

149. Самопознание европейской культуры XX века. Мыслители и писатели запада о месте культуры в современном обществе. М.: Изд-во политической литературы, 1991. - 365 с.

150. Серман И.З. Русский классицизм: Поэзия. Драма. Сатира. Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1973. - 284 с.

151. Сильман Т.И. Заметки о лирике. Л.: Советский писатель, Ленингр. отд-е, 1977. - 223 с.

152. Сумароков А.П. Жизнь и творчество: Сб. статей и материалов / Рос. гос. библиотека; сост. Е.П. Мстиславская. М.: Пашков дом, 2002. -304 с. (К 285-летию со дня рождения и 225-летию со дня смерти).

153. Степанов Л.Н. Лирика Пушкина. М.: Советский писатель, 1959.

154. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.-574 с.

155. Усенко Л. Русский импрессионизм и Елена Гуро // Гуро Е.Г. Небесные верблюжата. Избранное. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского университета, 1993. - С. 5 - 47.

156. Усок И.Е. Философская поэзия любомудров // К истории русского романтизма М.: Наука, 1973 - 114 с.

157. Faryno Jerzy (Фарыно Е.) Введение в литературоведение. -Warszawa: Panstwowe Wydawnictwo Naukow. 1991. - 646 с.

158. Хализев В.Е. Драма как род литературы (поэтика, генезис, функционирование.). -М.: Изд-во МГУ, 1986.-260 с.

159. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999.398 с.

160. Хейзинга Й. Homo ludens: статьи по истории культуры / Сост., пер. Д.В. Сильвестров.-М.: Прогресс Традиция, 1997.-416 с.

161. Чернец JI.B. Иноязычная речь в художественном произведении // Русская словесность. 2004. - №7. - С.6-12.

162. Элиаде М. Космос и история. Избранные работы. Пер. с фр. и англ. М.: Прогресс, 1987 - 312 с.

163. Элиаде М. Аспекты мифа. Пер. М.: Академический проект, 2000.-222 с.

164. Эпштейн М. После будущего. О новом сознании в литературе. // Знамя. 1991. - №.1 - С. 217 - 230.

165. Якобсон Р. Работы по поэтике: Переводы / Сост. и общ. ред. М.Л. Гаспарова. М.: Прогресс, 1987 - 464 е., 12 л. илл. - (Языковеды мира).

166. СПРАВОЧНАЯ И ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

167. Бройтман С.Н. Из словаря «Русский символизм» // Дискурс, 1998, № 7. с.97-99.

168. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Глав. ред. и сост. А.Н. Николюкин. Ин-т научной информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001. - 1600 стб.

169. Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: от сюжета к мотиву / Под ред. В.И. Тюпы. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. - 192 с.

170. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1999. - 381 с.

171. Современный словарь-справочник по литературе. Сост. и науч. ред. С.И. Кормилов. М.: Олимп: ООО изд-во ACT., 2000. - 704 с.

172. Трессидер Дж. Словарь символов / Пер с англ. С. Палько. М.: Фаир - Пресс, 1999. - 448 с.

173. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве / Пер. с англ. и вступ. ст. А.Е. Майкапара. М.: Крон - Пресс, 1997. - 656 с.

174. УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ

175. Бройтман С.Н. Лирический субъект // Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие / под ред. Л.В. Чернец. М.: Высшая школа; Изд. центр «Академия», 1999.- 556 с.

176. Власенко Т.Л. Литература как форма авторского сознания: Пособие для студентов филологических факультетов. Изд-е 2-е, доп. -Ижевск: Удмуртский государственный университет, 2000. 230с.

177. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения: Учебное пособие для студентов III и IV курсов фак. рус. яз. и лит. М.: Просвещение, 1972. - 110 с.

178. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века: Учебник / О.Б. Лебедева. М.: Высш. шк., 2003. - 415 с.

179. Спивак Р.С. Дооктябрьская лирика В.В. Маяковского. Социально-философская проблематика. Поэтика. Учебное пособие по спецкурсу. Пермь: Пермский университет, 1980 - 128 с.

180. Спивак Р.С. Русская философская лирика. 1910-е годы. И. Бунин, А. Блок, В. Маяковский: Учебное пособие / Р.С. Спивак. 2-е изд. -М.: Флинта: Наука, 2005. - 408 с.

181. Татаринова Л.Е. Русская литература и журналистика XVIII века. Учебник. Изд-е третье, перераб. и доп. М.: Проспект, ПБОЮЛ Гриженко Е.М., 2001.-368 с.

182. Тырышкина Е.В. Эстетика русского литературного авангарда (1910-1920 гг.) Учебное пособие. Новосибирск: ИДМК, 2000. - 84 с.

183. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 1999. - 399 с.

184. ЛИТЕРАТУРА НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

185. Gniig Н. Entstehung und krise lyrisher Subjektivital. Vom klassiscen lyrichen Ich zur modernen Erfahrungs-wirklichkeit. Stuttgart, 1983.

186. Shakespeare W. Hamlet, prince of Denmark. M.: Изд-во литературы на иностранных языках, 1939. - 191 с.

187. Symbolism and After (Essays on Russian Poetry in Honour of Georgette Donchin): Edited by Arnold McMillin. Bristol Classical Press, 1992.

188. Walzel O. Schicksale des lyrischen Ichs // Idem. Das Wortkunstwerk. Mittel Seiner Erforshung. Leipzig., 1926.

189. ИНТЕРНЕТ-ИСТОЧНИКИ ПО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЮ

190. Мирра Лохвицкая. Биография. // Лохвицкая Мирра http://www.gmgs.spb.ru/memoria05/lohvickaya.htm

191. Мирра Лохвицкая. Собрание сочинений в пяти томах. // Лохвицкая Мирра. Поэзия серебряного века, http://www.mirrelia.ru

192. Мирра Лохвицкая на сайте Марины Цветаевой // Лохвицкая Мирра http://www.ipmce.su/~tsvet/WIN/index.html

193. Неомифологизм // Словарь литературоведческих терминов -Автор-составитель Белокурова С.П. 2005 http://www.gramma.ru

194. Скобелев А.В., Шаулов С.М. Концепция человека и мира (Этика и эстетика Владимира Высоцкого) // Высоцкий B.C. Исследования и материалы http://www.vysotsky.ru .

195. Соколова В.Е. Серебряный век русской поэзии http://www.tomsk.fio.ru/works/

196. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ (ПО ДРУГИМ ДИСЦИПЛИНАМ)

197. Библия. Москва: Russian Orthodox Bible. United Bible Societies, 1990.- 1374 c.

198. Апулей. Золотой осел и другие сочинения: Пер. с лат., коммент. С.П. Маркина. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1989. -400 с.

199. Вергилий. Энеида: Пер. В.Я. Брюсова и С.М. Соловьева. -Памятники мировой литературы. М.-Л.: Academia, 1933. - 380 с.

200. Влади М. Владимир, или Прерванный полет: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1989.- 176 с.

201. Карамзин Н.М. История государства Российского. М.: ЭКСМО, 2002.- 1024 с.

202. Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1990. - 427 с. - (Юношеская библиотека).

203. Тургенев И.С. Гамлет и Дон-Кихот // Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах, т.8 М.-Л.: Наука, 1964. -С.169- 193.

204. Шекспир У. Полное собрание сочинений в восьми томах. Под общей редакцией А. Смирнова и А. Аникста М.: Искусство, 1960.