Феноменологическая стратегия исследования оснований культуры

Клюкина, Людмила Александровна

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Феноменологическая стратегия исследования оснований культуры

Год: 2010
Автор научной работы: Клюкина, Людмила Александровна
Ученая cтепень: доктора философских наук
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

Диссертация по культурологии на тему 'Феноменологическая стратегия исследования оснований культуры'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Феноменологическая стратегия исследования оснований культуры"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На пр^вЗ^рукописи

Клюкина Людмила Александровна

Феноменологическая стратегия исследования оснований культуры

Специальность: 24.00.01 - теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

2 7 ЯНЭ 2077

Санкт-Петербург 2010

4843531

Работа выполнена на кафедре культурологии философского факультета Санкт-Петербургского университета

доктор философских наук, профессор

Соколов Евгений Георгиевич

доктор философских наук, профессор Казин Александр Леонидович

доктор философских наук, профессор

Луговой Александр Александрович доктор философских наук, профессор

Уваров Михаил Семенович

Санкт-Петербургский торгово-экономический институт

Защита состоится 2011 года в & часов на заседании

Совета Д.212.232.11 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан » ЦОЛЛр-А 2010 г.

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук, доцент

Е. А. Маковецкий

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Актуальность исследования. Современная ситуация характеризуется невероятной усложненностью семантических, технологических и социальных систем, утратой ими в процессе их развития связи с генеративными структурами сознания. Массовое производство сознания, его фрагментаризация затрудняют возможность выполнения полных и целостных актов мысли, воспроизводящих интеллигибельную форму мышления в культуре, что приводит к исчезновению человека целостного, способного воспроизводить ситуации, поддающиеся осмысленной оценке и ответственному решению. Следствием такого положения дел оказывается тотальная утрата человеком идентичности.

Отказ от «онтологизации» реальности является закономерным результатом развития новоевропейского мышления, ориентированного на определенный социальный стандарт, каковым является гражданское общество. Такие новоевропейские политические и социальные ценности, как «естественные» права человека стали ориентиром для развития современных культур и являлись основой для определения международных стандартов прав человека, что способствовало возникновению глобализации, протекающей сложно и противоречиво, активизации миграционных процессов, распространению толерантности, внедрению в медицинскую практику биоэтики. В связи с этим возникает потребность в разработке культурных форм, способствующих цивилизации и гуманизации данных процессов. Проблематика культуры выдвигается на передний план при осуществлении социально-экономических и политических преобразований, как на уровне отдельных государств, так и в мире в целом. Все вышеназванные процессы подразумевают широкомасштабное осуществление окультуривания, для осмысления данной тенденции должны быть выявлены онтологические основания культуры. В российском обществоведческом дискурсе отношение к идеологии и политике глобализации еще более амбивалентно, что имеет ряд причин, корни которых следует искать в специфике национального самосознания, понять которую невозможно без учета оснований национальной культуры.

■педологические принципы должны опираться на конкретный историко-культурный материал. Поэтому принципиальное значение для понимания характера теоретического мышления, направленного на постижение (познание) онтологических оснований культуры, имеет метод познания, который должен учитывать не только специфику предмета исследования, но и позицию самого исследователя, осознающего себя субъектом истории.

Постижение человеческого бытия через культуру поставило перед теорией культуры и философией культуры новые задачи в области методологии. Классические стратегии исследования чаще всего являлись способами описания конкретных культурных явлений или конкретных культур, либо представляли собой сциентистский способ ранжирования культурного материала. В свете феноменоло-го-герменевтической парадигмы актуальным становится поиск метода исследования истоков культуры, ее необходимых оснований, причем оснований культуры как таковой, культуры «абсолютной», или «чистой», очищенной от ее конкретных культурных проявлений. Опыт критики культуры (движения к ее основаниям) как раз и был осуществлен в феноменологии. Культура в ее феноменологической интерпретации рассматривается как конститутивный фактор человеческого существования. Реалиями сознания в феноменологии культуры рассматриваются такие феномены, как кажущиеся и мнимые, действительные и ложные, рациональные и иррациональные, массовые и элитарные, повседневные и трансцендентные. Все они в качестве реалий сознания входят в актуальный или потенциальный мир человеческой культуры. Механизм экспликации феноменов сознания в культуре недостаточно исследован в современной научной литературе, и, соответственно, представляет собой перспективный предмет культурфилософской рефлексии.

мы, действующей в данной культуре, обнаруживает методологические преимущества и имеет большое эвристическое значение, так как позволяет выявить всевозможные формы самоопределения и идентификации культуры. Применение феноменологической стратегии также позволяет рассмотреть вопрос о возможности систематического порождения в культуре идей, принципов и категорий, обеспечивающих воспроизводство форм и видов деятельности, жизненно важных для данного типа общества и определяющих его специфику.

Степень разработанности проблемы.

Проблема оснований культуры неоднократно становилась объектом исследований в культурологии и философии культуры. Новое прочтение данная проблема получает в рамках синергетического подхода, с точки зрения которого культура представляется в виде сложной самоорганизующей системы. В этой связи значимыми работами являются те, в которых культура рассматривается как область констшуирования значений и смыслов, а проблема оснований культуры напрямую или косвенно связывается с осознанием ценностной или знаково-символической природы культуры. Не обращаясь к понятию основания культуры, проблему смыслополагания в культуре исследовали основатели Баденской (Фрейбургской) школы В. Виндельбанд и Г. Риккерт с позиций предложенной ими философии ценностей. Различные аспекты аксиологического понимания оснований культуры также были затронуты в работах зарубежных авторов: Г. Зиммеля, М. Вебера, Э. Кассирера, П. Сорокина, А. Швейцера, М. Шелера. К проблеме ценностной природы культуры обращались отечественные мыслители М.М. Бахтин, О.Г. Дробницкий, Д.А. Леонтьев, К.Б. Соколов, Л.Н. Столович, Н.Э. Чавчавадзе и др.

В работах представителей романтизма (И.-В. Гете, Ф. Гёльдерли-на, Новалиса, Ф. Шеллинга, В. Шлегеля, Ф. Шлейермахера) религия, искусство и миф рассматриваются как символические феномены, обеспечивающие целостность культуры. Особое значение имело учение В. Гумбольдта о языке как символическом посреднике между «индивидуальным» и «всеобщим», человеком и природой. Философия символических форм Э. Кассирера стала фундаментом современной культурологической мысли во всем диапазоне исследований символического - от «философии жизни» и психологической теории культуры до феноменологии и структурализма. К. Юнг представил коллективное бессознательное в виде «символических форм», «осадков» психологического опыта поколений людей - архетипов.

Представители структурализма JI. Леви-Брюль и К. Леви-Стросс рассматривали культурные формы как отражение структур человеческого сознания. Ж. Лакан показал влияние символических структур языка на развитие человека. М. Фуко трактует историю культуры как историю смены специфических «познавательных структур», «эпистем», действующих на бессознательном уровне и определяющих направленность развития знания и содержания культурных символов. П. Бурдье и Ю. Хабермас уделяют особое внимание исследованию роли «символических ценностей» во взаимодействиях людей, обнаружению скрытого насилия социальных систем и его преодоления.

В отечественной традиции к проблеме символических оснований культуры обращались С.С. Аверинцев, В.В. Бибихин, А.Ф. Лосев, М.К. Мамардашвили, A.M. Пятигорский, К.А. Свасьян, П.А. Флоренский и др. Обстоятельно и глубоко разработал положения о соци-ально-интегративном, мировоззренческо-гносеологическом, коди-рующе-программном и проективно-футурологическом значениях оснований культуры B.C. Степин.

Факт данности смысла сознанию описал Э. Гуссерль, проанализировав проблему значения и выражения. Гуссерль провел основные феноменологические различия в структуре выражения, предварительно обособив его от знака как указания. Главным атрибутом выражения, по Гуссерлю, является наличие в нем собственного значения, ни к чему постороннему не отсылающего. Ж. Деррида показал, что обособление выражения от значения некорректно и осуществил на языке феноменологии критику феноменологической теории значения как теории репрезентации. Ж. Делез изменил представление о знаке, восходящее в европейской философии к Платону и Аристотелю, онтологически проинтерпретировав знак как симулякр, сущность которого - субрепрезентативное различие. Л. Витгенштейн обратился от традиционного, гносеологического прочтения знака к его прагматике. В к. XX в. подход к культуре как к процессу конструирования смыслов («смысловых предпочтений») оформился в работах П. Бурдье, Ж. Деррида, М. Фуко.

К анализу знака в связи с исследованием проблемы понимания социокультурных феноменов обращались М. Хайдеггер, Г. Гадамер и П. Рикер. Хайдеггер считал, что своим функционированием знак показывает онтологическую структуру способа бытия-в-мире, Da-isen, поэтому культурное бытие есть понимание языка, предполагающее единство смысла (значения, значимости). Гадамер тракто-

вал понимание текста как экзистенциальное событие человеческой жизни, а осмысление прошлой культуры («опыт традиции») как форму самоосмысления индивида и общества, постигаемое через языковую игру. Рикер предложил рассматривать интерпретацию внеязыковых феноменов, выраженных в символах, как манифестацию различных способов экзистенции. Применяя регрессивно-прогрессивный метод анализа человеческой субъективности, Рикер разработал критерии критики различных теорий интерпретаций.

Соответствие интерпретации той или иной традиции устанавливается в ходе межкультурной коммуникации. В зависимости от понимания места и роли знака в коммуникациях сложилось два основных подхода к анализу культуры: семиотика знака (Ч. Пирс) и семиотика языка как знаковой системы (Ф. де Соссюр). Семиотическая теория Ф. де Соссюра описывала способ существования знака в коммуникациях как статичного ментального образования. Эта традиция была продолжена в исследованиях тартуско-московской школы по семиотике культуры (Б.М. Гаспаров, Вяч. Вс. Иванов, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский и др.). В семиотической концепции Ч.С. Пирса, охарактеризованной как коммуникативно-ориентированная, раскрывалась природа изменчивости знака в коммуникациях. Культурфилософская исследовательская стратегия У. Эко позволила обнаружить специфику статичного и динамичного способов существования знака в коммуникациях. В современной отечественной традиции семиотический анализ самых разнообразных сфер человеческой деятельности представлен в трудах Р.Г. Ба-ранцева, A.A. Ветрова, A.A. Грякалова, Б.В. Маркова, Г.Г. Почепцо-ва, В.Ю. Сухачева.

Амбивалентная природа символа получает свою репрезентацию именно в мифе и в коррелирующем ему мифологическом слое сознания. Миф и мифологические формы сознания были проанализированы А.Н. Афанасьевым, Э.Я. Голосовкером, А. Косаревым, Л. Jle-ви-Брюлем, К. Леви-Строссом, О.М. Фрейденберг, Дж. Фрэзером, К. Хюбнером. Исследованию роли символа и знака в мифе посвящены труды В.В. Бибихина, Э. Кассирера, А.Ф. Лосева, A.A. Потебни, A.A. Тахо-Годи, М. Элиаде. Проблема функционирования мифа в современной культуре отражена в работах К. Юнга, К. Кереньи, Р. Барта. Феноменологии мифа посвящены работы Ж.-Ж. Вюнан-бурже, А.Ф. Лосева, A.M. Пятигорского, Ю.М. Романенко.

В качестве области метафизики культура рассматривается в трудах отечественных философов С.А. Аверинцева, В.В. Бибихина,

A.Ф. Лосева, M.K. Мамардашвили, A.M. Пятигорского, B.B. Розанова, П.А. Флоренского, и где она понимается как феномен человеческого сознания и идеальный, гуманистический фактор истории, ее целеполагания и творчества.

B.В. Бычков, В.М. Дианова, С.Н. Иконникова, М.С. Каган, A.JI. Ка-зин, A.C. Кармин, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзон, JI.K. Круглова, Б.Г. Соколов, Е.Г. Соколов, Ю.Н. Солонин, B.C. Степин, E.H. Устю-гова, Е.Г. Яковлев.

Следует отметить, что перечисленные исследования лишь частично перекликаются с проблематикой диссертации. Тем не менее, работы, в которой все рассмотренные аспекты сводились бы воедино именно в поле феноменологической парадигмы, до сих пор не существует. Данная работа посвящена исследованию способов репрезентации в культуре, в которых обнаруживает себя мышление того или иного сообщества.

Целью явился анализ процесса конституирования первоначальных (априорных) форм существования смысла или «различения» в культуре, а также определение соответствующих им способов экспликации экзистенции, задающих основания социокультурного бытия.

Достижение цели требует решения следующих задач:

• обосновать и продемонстрировать эффективность применения метатеоретического подхода в качестве метода исследования оснований культуры.

• представить структуры сознания в качестве символических и мета-символических констант и рассмотреть функционирование последних в культуре в качестве способов конституирования репрезентации субъекта и объекта.

• продемонстрировать возможность применения феноменологического аппарата при анализе взаимодействия первичной «культурной символики» и ее категориального «схватывания».

• установить сходные способы репрезентации смысла как в культуре наблюдателя, так и в сознании носителя данной культуры.

• рассмотреть мифологему империи в качестве «плавающего означающего», выступающую основой концепции имперского сознания.

• исследовать генезис концепции имперского сознания в русской общественной мысли XV-XX вв.

• выявить функцию концепта империи в процессе конституиро-вания самосознания отечественной культуры.

• проследить как функционирует и проецируется идея империи при трансформации культурной наличности.

• показать реализации идеи империи в литературе и архитектуре.

• интерпретировать способы употребления языка в коммуникативных ситуациях (внеязыковые феномены) в качестве наличной культурной практики русской культуры.

Источниковедческая база исследования:

Выбор источников диктовался самой постановкой исследовательской проблемы и сформулированной целью и задачами.

Основные идеи философов постмодернистского направления Р. Барта, П. Бурдье, Ф. Гваттари, Ж. Делеза, Ж. Деррида, М. Фуко имели значение при определении концептуальных рамок и теоретических горизонтов исследования. Классические философские труды Августина, Ф. Гегеля, Р. Декарта, И. Канта, Дж. Локка, К. Маркса, Ф. Ницше, Платона, Плотина, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Д. Юма привлекались при прояснении проблемы онтологических оснований культуры. При обращении к проблеме соотношения сознания и языка большое значение имели исследования Л. Витгенштейна, Г. Гадамера, Э. Гуссерля, П. Рикера, М. Хайдеггера. В ходе исследования методологических аспектов функционирования сознания в отечественной культуре использовались работы отечественных философов: М.М. Бахтина, В.В. Бибихина, А.Ф. Лосева, М.К. Мамардашвили, A.M. Пятигорского, П.А. Флоренского.

Исследование знака и знаковых систем проводилось на основе работ зарубежных философов Р. Барта, Э. Бенвениста, Л. Ельмслева, Ю. Кристевой, К. Леви-Стросса, Ч. Мориса, Ч. Пирса, Ф. де Соссюра, У. Эко. Проблема текста и его связи с контекстом рассматривалась при обращении к трудам отечественных мыслителей Р.Г. Баранцева, A.A. Ветрова, A.A. Грякалова, Б.В. Маркова, В.Ю. Сухачева. Большую теоретическую и методологическую значимость для философского осмысления коммуникативных процессов культуры, имели труды представителей московско-тартуской семиотической школы, - В.М. Живова, Ю.М. Лотмана, З.Г. Минц, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского.

При анализе мифа и мифологического сознания использовались работы: А.Н. Афанасьева, Р. Барта, В.В. Бибихина, Ж.-Ж. Вюнан-бурже, Э.Я. Голосовкера, Э. Кассирера, К. Кереньи, А. Косарева,

Jl. Леви-Брюля, К. Леви-Стросса, А.Ф. Лосева, A.A. Потебни,

A.М. Пятигорского, Ю.М. Романенко, A.A. Тахо-Годи, О.М. Фрей-денберг, Дж. Фрэзера, К. Хюбнера, М. Элиаде, К. Юнга.

Базу для исследования общих проблем культуры составили труды отечественных мыслителей Т.А. Акиндиновой, A.C. Ахиезера,

B.C. Библера, В.В. Бычкова, В.М. Диановой, С.Н. Иконниковой, М.С. Кагана, А.Л. Казина, A.C. Кармина, В.Ж. Келле, М.Я. Коваль-зона, Л.К. Кругловой, Ю.Н. Солонина, Б.Г. Соколова, Е.Г. Соколова, B.C. Степина, E.H. Устюговой, Е.Г. Яковлева.

Феноменологические исследования текстов русской культуры проводились при использовании следующих материалов: 1) философских произведений русских мыслителей И.С. Аксакова, К.С. Аксакова, H.A. Бердяева, С.Н. Булгакова, Ф.М. Достоевского, В.И. Иванова, Л.П. Карсавина, И.В. Киреевского, А.Ф. Лосева, В.В. Розанова, Ю.Ф. Самарина, B.C. Соловьева, E.H. Трубецкого, С.Н. Трубецкого, Н.Ф. Федорова, П.А. Флоренского, Г. Флоровского, C.JI. Франка, A.C. Хомякова, П.Я. Чаадаева; 2) памятников древнерусской литературы («Изложение пасхалии» митрополита Зосимы Брадатого, «Послание Спиридона-Саввы», послания старца Филофея, «Сказание о князьях владимирских» и др.); 3) художественных и литературных произведений Ч. Айтматова, М.А. Булгакова, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Е. Замятина, Ю. Крижанича, М.В. Ломоносова, В.В. Маяковского, В. Маканина, Б. Пастернака, В. Пелевина, А. Платонова, Ф. Прокоповича, A.C. Пушкина, А.Н. Радищева, К. Симонова,

A.И. Солженицына, В. Сорокина, Л.Н. Толстого, A.B. Фадеева и др.

При исследовании проблем интерпретации текстов архитектуры использовались работы по теории и истории архитектуры зарубежных и отечественных авторов: Р. Арнхейма, Е.А. Борисовой, А.Э. Бринкмана, H.H. Брунова, Е.В. Воробьева, 3. Гидиона, М.Я. Гинзбурга, H.A. Евсиной, Г.Б. Забельшанского, Б.М. Иофана, Т.П. Каждан, Ле Корбюзье, Г.Б. Миневрина, A.B. Муравьева,

B. Паперного, П.А. Раппопорта, A.B. Рябушина, A.M. Сахарова, А.Г. Сомова, Б. Таута, A.A. Тиц, С.О. Хан-Магомедова, A.A. Шамаро.

Исследование отдельных моментов, связанных с проблемами интерпретации литературных произведений, проводилось при обращении к работам М.М. Бахтина, В.Г. Белинского, В.Я. Брюсо-ва, С.А. Венгерова, Б.М. Гаспарова, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотма-на, Ю.В. Манна, А.И. Овчаренко, A.M. Панченко, A.M. Пятигорского, В.В. Розанова, Н.В. Синицыной, М.А. Салминой, В.Н. Топорова, Ю.Н. Тынянова.

Для феноменологической интерпретации текстов русской культуры существенное значение имели труды по истории отечественной культуры и искусства A.C. Ахиезера, B.C. Библера, И.Э. Грабаря, М.С. Кагана, A.JL Казина, П.Н. Милюкова, М. Рыклина, М.С. Уварова, П.А. Флоренского, H.A. Хренова позволяющие установить связь данных текстов с ландшафтом отечественной культуры.

В ходе исследования проблемы формирования и эволюции концепции имперского сознания в русской общественной мысли XV-XX вв. также использовались труды по истории России Б.Д. Грекова, М.А. Дьяконова, К. Валишевского, Н. Верта., Д.А. Волкогоно-ва, A.C. Лаппо-Данилевского, Н.М. Карамзина, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, С.Ф. Платонова, Л.Н. Пушкарева, Н.В. Синицы-ной, Р.Г. Скрынникова, С.М. Соловьева.

Теоретико-методологические основы исследования. Применение методологических подходов в диссертационном исследовании варьируется в зависимости от рассматриваемой проблемной сферы. Философские идеи синергетики, разработанные в исследованиях В.И. Аршинова, Л.П. Киященко, E.H. Князевой, С.П. Курдюмова, Я.И. Свирского, И. Стенгерс, И.Р. Пригожина и др., стали основаниями трактовки культуры как сложной самоорганизующейся системы.

Поскольку феномены сознания функционируют в культуре в виде символических структур, а символы являются «объектом» понимания и интерпретации, существуя в момент их восприятия, понимания, общения и социокультурной коммуникации, постольку в качестве методологического основания при теоретической концептуализации использовались методы герменевтики и феноменологии. При анализе пред-заданности, интенциональности исторического сознания использовался феноменологический подход (Э. Гуссерль). Феноменолого-герменевтический подход М. Хайдеггера к проблеме бытия применялся при выявлении связи феноменов сознания и культуры, онтолого-герменевтический подход (Г. Гадамер, П. Ри-кер) - при исследовании значимых механизмов, связанных с пониманием и интерпретацией культурных текстов. Наличие креативности, заложенной в процессах передачи мысли и понимания, было теоретически обосновано В. Гумбольдтом и A.A. Потебней, что позволило рассматривать символ как амбивалентное образование, элемент мысли и элемент языка.

Семиотическая концепция Ф. де Соссюра использовалась при анализе семиотической ситуации, сложившейся в отечественной

культуре. Большую теоретическую и методологическую значимость для философского осмысления коммуникативных процессов отечественной культуры имели труды представителей московско-тартуской семиотической школы, - особенно Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского, Г.В. Вилинбахова, В.Н. Топорова, В.М. Живова. Семиотические подходы Ч. Пирса и У. Эко применялись при исследовании функционирования символов в коммуникативных ситуациях.

Анализ самой герменевтической ситуации, которая, в отличие от коммуникативной ситуации, конституирована особым местом наблюдателя, локализованного «на стороне» адресата, то есть аффективно ее воспринимающего и рефлексивно понимающего, осуществлялся при обращении к ряду положений метатеоретического подхода, основы которого разработаны М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорским. Метатеоретический подход, примененный к анализу феноменов сознания и культуры, позволил сформировать основные методологические установки всего диссертационного исследования.

Научная новизна исследования состоит в следующих положениях:

• Установлено, что феноменологический метод может применяться в качестве метатеоретического подхода исследования оснований культуры.

• Обосновано использование категории «коррелятивное содержание» при концептуальном оформлении процессов смысло-полагания в культуре (феномена интерпретации).

• В рамках метатеоретического подхода культурно-историческая эволюция герменевтической ситуации исследуется как взаимодействие культуры и ее «наблюдателя», изменение позиции которого ведет к изменению интерпретации универсалий культуры, а потому и к изменению семиотической ситуации в культуре.

• Использован метатеоретический инструментарий при анализе проблем русской культуры и русской философии.

• Акцентировано исследовательское внимание на структурах имперского сознания, отличных от их семантической аналитики.

• Предложена феноменологическая интерпретация ряда литературных и архитектурных произведений русской культуры.

Результаты исследования:

1. Обоснована и продемонстрирована эффективность применения метатеоретического подхода в качестве метода исследования оснований культуры.

2. Структуры сознания представлены в качестве символических и мета-символических констант, функционирующих в культуре в качестве способов репрезентации субъекта и объекта.

3. Основания культуры интерпретируются как взаимодействие первичной «культурной символики» и ее категориального «схватывания».

4. Доказано, что смоделированная герменевтическая исследовательская позиция создает возможности для обнаружения сходных способов репрезентации смысла как в культуре наблюдателя, так и в сознании носителя данной культуры.

5. Мифологема империи представлена в качестве «плавающего означающего», задающего контуры концепции имперского сознания.

6. Изучен генезис концепции имперского сознания в русской общественной мысли ХУ-ХХ вв.

7. Показана роль концепта империи в процессе конституирова-ния самосознания отечественной культуры.

8. Установлено решающее значение концепта империи при трансформации культурной наличности.

9. Показаны способы манифестации идеи империи в литературе и архитектуре.

10. Способы употребления языка в коммуникативных ситуациях (внеязыковые феномены) интерпретируются в качестве наличной культурной практики русской культуры.

В соответствии с полученными результатами исследования сформулированы следующие положения, выносимые на защиту:

1. Онтология сознания выступает предельной формой мыслимо-сти и практикования.

2. С точки зрения функционирования символов в структуре человеческого сознания и в познавательной деятельности, символы выступают в качестве трансцендентальных объектов, посредством которых осуществляются процессы концептуализации и категоризации, характеризующие деятельность человеческого сознания и формирование картины мира той или иной культуры.

3. С точки зрения места символов в системе коммуникации и се-миозиса, символы выступают интенциональными объектами, воздействующими на человеческое сознание и поведение и формирующими интегративные ценности, переживаемые на экзистенциальном уровне.

4. Способы бытования символа и знака в коммуникативной ситуации аналогичны: и в том и в другом случае происходит отсыла-

ние к другому, поэтому как знак, так и символ существуют по принципу отсылания.

5. В рамках метатеоретического подхода концепт коммуникации определяет способ взаимодействия субъекта, чья идентичность и присутствие конституируются в ходе операции означивания, и объекта, означаемого концепта, т.е. помысленного смысла, подлежащего формированию или трансформированию при передаче сообщения.

6. С метатеоретической позиции категориальный аппарат философии рассматривается как «язык сознания» (определенные феномены сознания и структуры мышления), а произведение искусства -как «производящее произведение», в котором смыслы не предзада-ны в авторском замысле, а устанавливаются по ходу создания самого произведения.

7. «Культурный миф» трактуется формой опредмечивания инте-гративных, логически не расчлененных, экзистенциально переживаемых ценностей и функционирует в виде остенсивных или императивных форм культуры.

8. «Мифологема империи» является «ядром» культурного мифа «Москва - Третий Рим» и функционирует в виде остенсивной формы культуры на всем протяжении русской истории и культуры вплоть до настоящего времени.

9. Мифологема империи в отечественной культуре выполняла роль универсального оператора, посредством которого конституировалась культурная наличность как таковая, а также осуществлялась онтологизация национально-государственного сознания.

10. Функционируя в культуре, мифологема империи подвергается процедуре формализации и превращается в ментальную структуру - идею империи.

11. Особенности функционирования идеи империи в культурно-художественной практике ХУШ-ХХ вв. определяются, каким именно конкретным значением наделялась данная идея.

12. Идея империи являлась знаком, репрезентирующим притязания власти на тотальное господство.

современных культурах, а также способствуют формированию более точного знания о стратегиях современной культурполитической деятельности. В диссертации продемонстрировано применение инструментария метатеоретического подхода при изучении оснований русской культуры, при экспликации ее универсалий и инвариантов. Данные диссертационного исследования могут быть использованы в процессе преподавания общих и специальных курсов по философской антропологии, философии культуры, культурологии, теории культуры, истории культуры, истории искусства, семиотики, прикладной культурологии; при составлении и написании учебных пособий, программ и учебно-методических разработок по указанным курсам. Идеи проекта также могут использоваться при составлении экспертных оценок в анализе современной культурной и идеологической ситуации в России.

международной конференции «Человек в современных философских концепциях» (Волгоградский Государственный университет, Волгоград, 28-31 мая 2007 г.), международной конференции Дни Петербургской философии - 2007: круглый стол «Философия культуры и культурология: вызовы и ответы» (Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, 2007), международной конференции Дни Петербургской философии - 2008: форум «Человек как творец и творение культуры» (Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, 2008), международной конференции Дни Петербургской философии - 2009: форум «Игровые практики культуры» (Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, 2009).

Материалы исследования использовались при чтении следующих общих и специальных курсов (Петрозаводский государственный университет 2002-2009 гг.): «Философия», «Философская антропология», «История и философия науки», «Логика».

Диссертация обсуждена на заседании кафедры культурологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета, одобрена и рекомендована к защите.

Содержание диссертации отражено в монографии, научных публикациях и методических пособиях.

Структура и объем диссертации. По своей структуре диссертация состоит из введения, трех глав, включающих 12 параграфов, заключения, библиографического списка использованной литературы.

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность и значение темы исследования, дана краткая историография вопроса, охарактеризованы цель и задачи диссертационной работы, сформулированы теоретические и методологические принципы, а также новизна и значимость положений, выносимых на защиту.

В первой главе «Исследование проблем сознания и культуры в контексте феноменологической парадигмы» определяются концептуальные рамки и очерчиваются теоретические горизонты исследовательской работы, устанавливается категориально-терминологический аппарат диссертации.

В первом параграфе первой главы «Метатеоретический подход к исследованию феномена сознания» на основании анализа основных положений метатеории сознания М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского конкретизируются основные принципы феноменологической стратегии исследования проблемы понимания сознания.

Применение феноменологической стратегии исследования проблемы понимания сознания предполагает использование следующих презумпций. Во-первых, сознание не может рассматриваться в качестве объекта и предмета теории, так как имплицитно-начальные условия понимания не могут быть даны в эксплицитно-содержа-тсльной форме. Явлениями сознания называется такой класс квазиобъектов, по отношению к которым принципиально невозможно построить позицию внешнего наблюдателя. Поэтому объектом описания сознания может быть только «разговор о сознании», «понимание сознания», но не само сознание. Во-вторых, доя автора диссертации ключевой идеей оказывается разработка мыслительной техники, связанной с попыткой одновременно удержать, зафиксировать позицию самого мыслящего. Исходя из данной установки, формулируется тезис о том, что все явления в той или иной степени оказываются «маркированы» сознанием. В-третьих, сознание рассматривается неустранимым моментом всякой предметности и всякой смысловой структуры. В соответствии с данной логикой, любое явление сознания тождественно его интерпретации. В-четвертых, особо отмечается, что явления сознания (или квази-объекты) могут существовать только при наличии особых представлений о них - своеобразных прагмем, представляющих собой не «знания о...», но фиксирующих прагматические связи-отношения человека (например, понимающего, сознающего и т.д.) с ситуацией (понимания, сознавания и т.д.). Поэтому формирующаяся в рамках теоретического состояния познающего идея рассматривается в то же время и смыслом его экзистенциального состояния.

Феноменологическая стратегия исследования проблемы понимания сознания является способом обобщенного описания ситуации понимания сознания. Выделяются следующие характеристики понимания: дискретность, непроизвольность, понимание как антагонист рефлексии, как процесс конституирования смысла, а не значения, как результат личного усилия.

Концептуализация ситуации понимания сознания связана с разработкой специального аппарата. Сознание относится к такого рода образованиям, которые «обозначают сами себя». Метавысказывания о подобных образованиях являются одновременно элементами функционирования данного образования. Такие метавысказывания называются прагмемами. В работе отмечается, что первичный метаязык (язык прагмем) и научное знание о предмете этого первичного языка - совершенно разнородные явления, которые не находятся в

отношении друг к другу в позиции «раньше - позже», «неполно -полно». Поэтому метаязык сознания должен быть и всеобщим (позволять аналитическое описание) и сохранять возможность собственно индивидуального понимания, не отрываться от бытового уровня, давая возможность ассоциаций. Этим требованиям отвечает категориальный аппарат метатеории, посредством которого можно рационально описать разные стороны акта сознательной работы -саму сознательность (сферу сознания), ее проявления (состояние сознания) и ее предметное содержание (структуру сознания), которое входит в сознание или в которое входит сознание. Данным категориям придается специальный терминологический смысл, и вместе с тем, они сохраняют свой элементарный смысл. Теоретическим основанием такого совмещения смысловых значений является переосмысление трансцендентализма в контексте метатеории: на место «пустого пространства» вводится «фаьсгично структурированное поле возможностей сознавания». Пространственность, фигурность, расположенность сознания по отношению к себе самому постулируется как априори. Данная установка позволяет методологически наделять сознание онтологическим статусом, поскольку последнее есть не что иное, как феномен постоянного становления. В диссертации введение и разворачивание пространственной (или топологической) трактовки мышления/сознания понимается способом преодоления дискурсивного мышления.

Вместо понятия «интенционального» сознания в работе вводится понятие «полевого» сознания, в котором предметность держится точками интенсивностей этого поля, доопределяющего предметный мир, но не разрешимого на нем. Исходя из такого понимания сознания, условия сознательного опыта выводятся из «архаических фактов», обусловливающих включение индивидуальных психических механизмов в структуры (содержательности) сознания. «Архаические факты» понимаются не системами отображения мира, а системами, задающими правила отображения содержательностей сознания в психиках индивидов. Такие факты существуют в пределах символики «бессознательного» или культурно-языковых систем. Вместе с тем, особо выделяются «архаические факты», представляющие собой «превращенные» формы сознания, являющиеся результатом сращенности познавательного действия с конкретным его объектом. Эти «архаические факты» сознания как результаты данных сращенностей и понимаются первичными символами сознания, которые получают идеологическую интерпретацию на уровне вто-

ричной символики, где идеология понимается как объективно-культурное толкование различных содержаний сознания.

Феноменологическая стратегия исследования понимания сознания направлена на обнаружение символических форм, являющихся механизмом организации ситуации понимания, а не ее объектным описанием. С этой точки зрения, феноменологическая стратегия трактуется как критика работы с сознанием, как критика опыта сознания, опыта разоблачения «превращенных» форм сознания.

Во втором параграфе «Закономерности функционирования "феноменов сознания" в культуре» метаподход применяется в качестве перспективного и эффективного метода исследования оснований культуры. Метатеоретический подход ориентирован на преодоление редукции сознания к его рече-языковой форме. Язык реля-тивен и вероятностен, сознание нерелятивно и невероятностно. Оппозиция «язык - сознание» сводится в работе к оппозиции «знак -символ». В данном параграфе отмечается, что для сознания есть две действительности: действительность предметов, которые означаются, и действительность самого сознания, которая символизируется. Противопоставление знака и символа элиминируется в коммуникативном пространстве культуры, где они являются взаимодополнительными. В коммуникации символы выступают в роли «знакопо-добных образований», так как, используя материальные построения (слова или изображения), они репрезентируют сознательные посылки и результаты сознания. Однако, чтобы разграничить функции знака и символа в коммуникативном пространстве культуры и выявить их различное воздействие на человеческое сознание и поведение, в диссертации вводится противопоставление позиции носителя культуры и ее наблюдателя. Если для наблюдателя-исследователя символ предстает в качестве знакового образования, семантика которого представляет собой инвариант ряда текстов, то для носителя культуры символ - экзистенциально переживаемое целое, обладающее прото-эстетической природой, аффективное воздействие которого реализуется не в логически дифференцированном значении, а в аффективном поведении.

Поэтому каждую культуру следует рассматривать как индивидуальный тип соотношения символизма и языковости. Если освоение культуры на уровне символических форм вводит индивида в сообщество, где он не различает себя и другого, не различает свое сознание и чужое, то освоение культуры на уровне знаковых форм открывает индивиду его отличие от Другого, который требует долга, обя-

занности, и где сознание индивида ему не принадлежит. Культура, в этом смысле, понимается только как способ использования языка. Такое понимание культуры позволяет вывести закономерность, фиксирующую соотношение сознания и культуры. Феномен развития культуры обнаруживает регресс символической жизни сознания и наоборот, сосредоточение сознания на процессах символизации действительности ведет к свертыванию процедур формализации в культуре. С этой точки зрения, идеальным состоянием культуры должна стать некоторая «неполнота понимания». Осуществлению этого способствует присутствие в культуре метафизических текстов, делающих текст культуры многозначным. Это способствует осуществлению синтеза разнородных культурных содержаний, без чего творческий процесс немыслим.

Метатеория позволяет рассматривать семиотическую ситуацию как предшествующую знаковой системе. На основе этого положения формулируется тезис, согласно которому, в культуре «как бы» действует норма использования естественного языка, который, занимая промежуточное место между «символическим аппаратом» и «сигнальным аппаратом», ориентируется либо на внутреннее начало культуры, либо на ее внешнее окружение, которому посылается сигнал. Когда в культуре побеждает центростремительная тенденция в использовании языка, то изменения в укладе жизни, психике и мировоззрении людей приводят к отмиранию языка, так как новый уклад становится несовместим со старым символическим аппаратом. Когда, наоборот, язык ориентирован на сигнальную функцию, то и культура, и язык сохраняются. Стабильность исторических культур обуславливается своего рода динамическим равновесием между центростремительным (к символическому началу) и центробежным (к сигналу) устремлением языка.

Феномены сознания функционируют в культуре в виде символических структур. В силу своей континуальности и амбивалентности символ представляет собой форму опредмечивания интегративных, логически не расчлененных, экзистенциально переживаемых ценностей. Этим объясняется устойчивость символических форм на протяжении человеческой истории, а также наличие сложной системы социально-культурных мифов как формы их функционирования. В диссертации рассматривается принципиальное отличие символа и мифа: миф представляет собой форму семантизации первоначального амбивалентного, логически недифференцированного символического смысла, репрезентирующего сознанию ценность как таковую.

Поэтому отношения символа и мифа - это отношения асимметрии континуального и дискретного. Наличие отношения асимметрии континуального и дискретного в текстах культуры является условием возможности множественной интерпретации смыслов культуры, т.е. условием возможности ее самоопределения и идентификации.

Существенная роль в производстве таких текстов в культуре принадлежит философии. Философские символы специально вырабатываются философами, а не обнаруживаются на уровне спонтанного функционирования сознания. Философия дает основание для установления состояния понимания, без чего человек не может осуществить самодетерминацию. В этой связи отмечается особая культуро-гснная функция философии.

В третьем параграфе «Метатеоретический подход и русская философия» проводится сопоставление метатеоретического подхода и феноменологических разработок П.А. Флоренского и А.Ф. Лосева. Целью данного сопоставления является обоснование того, что позиция П.А. Флоренского и А.Ф. Лосева, позиция М.К. Мамарда-швили и A.M. Пятигорского и позиция автора диссертации аналогичны и являются продолжением развития одной культурной программы, так как предлагаемые перечисленными мыслителями способы репрезентации смысла сходны между собой и соответствуют онтологии русской культуры. Необходимость обращения к концепциям этих мыслителей обусловлена тем, что исследование символа предполагает в качестве своего основания позицию внешнего по отношению к своему предмету наблюдателя. Однако, с точки зрения внешнего наблюдателя, исследователь вынужден опираться преимущественно на знаковые проекции символики: феноменологию искусства, языка, философские теории, то есть на результат интерпретации и семантизации символических смыслов. Вместе с тем, анализ герменевтической ситуации предполагает и анализ позиции носителя культуры - его восприятия, переживания, оценки символики. Это определяет необходимость обращения к источникам: текстам, в которых носитель культуры непосредственно представлен в акте саморефлексии. Следует отметить, что такая саморефлексия становится возможной в русской культуре на достаточно поздних этапах развития культурного и личностного самосознания, т.е. тогда, когда непосредственное переживание символики сопровождается опытом ее теоретического осознания. В связи с этим, анализируются философские подходы к символу и культуре П.А. Флоренского и А.Ф. Лосева. Культура понимается ими антиномичным образованием. Культу-

ра рассматривается в качестве явления сущего в существующем, т.е. как культ, и вместе с тем, как процесс культурного творчества Абсолютной личности. Культ, с точки зрения философов, является критерием понимания и существования культуры. Понятие культа позволяет создать методологическую позицию, посредством которой становится возможным смещение от процесса описания культуры к выявлению основ самого акта описания, который, в свою очередь, есть в сущности «культурное» действие. Символ понимается, с одной стороны, имплицитно содержащимся в реальности компонентом, и, с другой стороны, всеобъемлющим понятием, пригодным для феноменологического описания. Телесно осуществленным символом, т.е. тождеством духовного и телесного, является личность, которая творит культуру, а затем снова осваивает, постигает и выражает сотворенные смыслы в слове. Сам процесс творчества рассматривается как волевой акт, связанный с самопониманием личности. Такая интерпретация творчества предполагает личностное понимание Перво-сущности и человека. Выражением метафизического в параметрах психологического символ становится через опыт самопонимания личности. Сопоставляя данные подходы с метатеорией Мамарда-швили и Пятигорского, обосновывается вывод о том, что при решении вопроса об отношении сознания к бытию метатеория и русская философия развиваются в одном направлении. Онтологичность сознания понимается в качестве методологически необходимого принципа понимания природы и сущности сознания. «Бытие» и «сознание» в данном контексте предстают в качестве единого целостного континуума, являясь различными его моментами или областями, где теряет смысл классическое различение объекта и субъекта, реальности и способа представления, действительного и воображаемого. С этой точки зрения, культура рассматривается не как совокупность ценностей, а как реализовавшаяся в конкретности историческая совокупность форм понимания человеком себя и мира. На основании выделения множества смысловых и концептуальных пересечений в философских подходах мыслителей положительно решается вопрос о применении метатеоретического подхода в качестве инструмента историко-культурной интерпретации текстов русской культуры.

В четвертом параграфе «Феноменологический сценарий исследования оснований культуры» осуществлен синтез феноменологической и герменевтической стратегий посредством использования принципов и категорий метатеоретического подхода. Метатеорети-ческий подход является методом косвенного описания таких объек-22

тов, как символ и сознание, которые описываются на основе постулирования неких конструкций, заведомо носящих условный квазипредметный характер. Термины метатеории описывают на теоретическом уровне не реальные свойства сознания, а понимание сознания, т.е. описывают то, что одновременно воспринимается и как натурально существующий предмет, и как способ восприятия этого предмета. Другой аспект метатеории связан не с проблемой понимания, а с проблемой существования. На основе использования категориального аппарата метатеории предлагается сценарий исследования оснований русской культуры.

В контексте феноменологического подхода акцентируется мысль, согласно которой культура оказывается зависимой от интен-ционального строя сознания, являющегося в свою очередь основой категориального строя сознания. Сфера интенций сознания понимается сферой феноменов. Феномены сознания выражаются в языке символов. Представители герменевтического подхода (М. Хайдег-гер, Г. Гадамер, П. Рикер) связывают проблему языка с экзистенцией, что позволяет понять экзистенцию до языка и видеть в языке средство, с помощью которого человек создает свой способ бытия в мире. В этой связи способ интерпретации внеязыковых феноменов может рассматриваться способом самоопределения и идентификации культуры.

Способ интерпретации внеязыковых феноменов есть способ самопонимания культуры. Культура рассматривается только как особый способ использования языка в коммуникативной ситуации. «Понимание» трактуется как мгновенное овладение некоторыми начальными условиями, порождающими конкретный способ употребления языка = факту употребления языка. Понимание полагается объективно включенным в культуру в качестве одного из важнейших имманентных условий ее существования, несвязанное ни со способами употребления естественного языка во внутрикультурных коммуникациях, ни с понятием языка вообще. Это объективно существующее в культуре понимание, открывается благодаря функционированию особых культурных форм, или культурных категорий - остенсивных и императивных. Тогда, когда передается какое-то содержание путем демонстрации, то сам факт принятия демонстрации как формы представления содержания культуры ставит принимающего в ситуацию отождествления себя с тем, кто материал предъявляет, в ситуацию понимания своего «подобия» («родства», «единства») с ним, понимания единства «МЫ». Императивные фор-

мы рождают у принимающего определенное культурное содержание понимания зависимости, подчиненности, идею «ОН», идею долженствования. Именно потому, что любое культурное сообщение не только содержательно (несет в себе определенный культурный материал), но и предстает в какой-то культурной форме, категориально оформлено, оно обладает некоторой двусмысленностью.

Для объяснения двойной характеристики «феномена» используется понятие «форма сознания». Форма сознания - предельная форма и условие мыслимости. Имея некоторое обобщенное, но вместе с тем до конца аналитически не прослеживаемое содержание, форма всегда предполагает некоторую неопределенность, преодолеваемую в актах сознания (актах трансцендирования). Доопределяемое в актах сознания конкретное содержание формы всегда исторично, и в этом смысле форма понимается как феномен, однако сама форма не сводима к этим содержаниям, поскольку обладает по отношению к ним порождающей функцией. В работе предлагается объяснить «неопределенность содержания» формы через понятие «коррелятивное содержание». Это такое содержание в «принимающей» культуре, которое требует для своего понимания ситуаций аналогичных или близких внутрикультурным ситуациям «сообщающей» культуры. Понятие коррелятивного содержания предметно связано с такими фундаментальными условиями культуры, которые могут быть выполнены только в естественном языке и в порядке избыточного содержания транслируемого последним. Так как содержания, выражаемые естественным языком, всегда могут выходить за пределы конкретных значений употребленных выражений, аналогичное содержание возможно высказать иными словами. И поскольку принимается, что все культуры обнаруживают себя в способе употребления языка, то объективная возможность коррелятивного содержания «встроена» в культуру, и это создает реальную возможность понимания культурами друг друга, несмотря на то, что каждая из них уникальна.

Исходя из такого понимания общей сущности сообщения, разрабатываются правила, посредством которых в любой культуре можно обнаружить сообщения с заведомо избыточным содержанием. На семантическом уровне в таком сообщении должно присутствовать как можно большее количество конкретных смыслов, ценность которых для данного сообщения тем выше, чем больше у них связей с другими смыслами. На синтактико-прагматическом уровне должно быть обнаружено разряжение материала разрывами, «потерями» от-

дельных фрагментов сообщения. Это делает смысл сообщения в целом более емким, а его предполагаемый прием - менее детерминированным условиями культуры, от которой сообщение исходит.

В этой связи форма сознания в диссертации рассматривается первичным актом сознания в ситуациях, когда она воспроизводится в мышлении вместе со значением, удовлетворяющим насущную экзистенциальную потребность человека в смысле, и поэтому возводится им в ранг всеобщего и необходимого. Такие ситуации понимаются событиями, запечатленными в мифах. Различение мифа как события и его «превращенной» формы осуществляется посредством феноменологической редукции (деконструкции).

Структуры сознания выявляются посредством обнаружения языковых и символических форм в текстах культуры. В языке символы функционируют в виде языковых выражений. Понимание языковых выражений связано с подведением значений, входящих в него слов под соответствующие представления. Под термином «значение» имеется в виду значение слова в системе языка, в его словаре. Термин «представление» характеризует смысл слова в речи. Мостиком между значением и представлением является прагмема. Она вместе с контекстом употребления сводит растянутое, социальное и абстрактное значение до ограниченного, точного, индивидуального и конкретного представления. Совмещение «значения» и «представления» и есть первичный миф (мифологема), воплощенная в определенной символической форме и опознаваемая носителями культуры посредством этой формы. «Превращенная» форма мифа обнаруживается там, где анализ языковых выражений показывает несоответствие между «значением» и «выражением», где, напротив, имеет место доминирование первого над вторым. «Превращенная» форма сознания - это не порожденная индивидуальным сознанием и завершенная в себе духовная конструкция, а концепт, на основе которого осуществляется восприятие ряда идей определенной социальной средой, т. е. такое восприятие, которое бессознательно и бесконтрольно видоизменяется, искажается и упрощается.

Данный подход применяется к исследованию проблем русского сознания и культуры, в результате чего определяется такой феномен русского сознания и культуры, который условно можно назвать «мифологемой империи». Анализ текстов культуры в качестве «текстов сознания» позволяет сосредоточить внимание как на мифологеме империи, так и на ее «превращенной» форме - идее империи. Оппозиция «мифологема империи - идея империи» представляется

удобной для изложения основного хода метарассуждений, позволяющего проследить движение русской мысли от возникновения концепции «Третьего Рима» до моментов рефлексии над содержанием данного мифа.

Мифологема империи понимается символом национального сознания. В процессе социокультурной коммуникации данный символ становится элементом семиозиса, входя в коды и языки русской культуры. Поэтому исследование должно быть направлено на культурно-историческую эволюцию герменевтической ситуации, на анализ взаимодействия культуры и ее «наблюдателя», изменение позиции которого ведет к изменению интерпретации символа, а потому и к изменению самой символики. Так как герменевтическая ситуация трактуется как единство собственно социально-культурной символики и ее теоретического осмысления, то ее условно можно представить как зону рефлексивной воспроизводимости отечественного сознания. Историко-культурная интерпретация символа «мифологема империи» в таком случае осуществляется посредством феноменологического прочтения текстов русской культуры. В ходе применения феноменологической стратегии выстраивается метаистория русского сознания, под которой понимается не детерминистическая трактовка эмпирических событий, а их осознание.

Во второй главе «Опыт феноменологической реконструкции концепции имперского сознания: мифологема империи в русской общественной мысли» анализируется процесс конституиро-вания мифологемы империи в качестве устойчивой ментальной структуры русского сознания, рассматриваются модификации мифологемы империи в русской культуре, исследуются способы репрезентации мифологемы империи в русской культуре до момента снятия «различения» ее репрезентации и презентации.

Первый параграф «Конституирование мифологемы империи в русском национальном сознании» посвящен изучению структуры русского сознания в качестве процесса конституирования мифологемы империи. Показано, что формирование мифологемы империи было связано с идейным комплексом «Третий Рим», присущим зарождению отечественного национального сознания и выраженным, прежде всего, в ряде средневековых литературных текстов. В диссертации выделяются следующие установки сознания, задающие контуры данной концепции. Во-первых, установка «быть» сформировала экзистенциальную потребность русского средневекового общества в способе национальной идентификации. Во-вторых, уста-

новка на историческую связь с христианской цивилизацией привела к осмыслению и переносу идеи трансценденции и эсхатологии в русскую культуру. В-третьих, установка на самостоятельность и могущество способствовала формированию концепта «централизованной государственной власти». Комплекс данных проблем рассматривается отправной точкой в процессе семантической и символической перекодировки фундаментальных ориентиров русского средневекового сознания. Таким образом, формирование концепции «Третьего Рима» на рубеже ХУ-ХУ1 вв. стало итоговым именованием уже присутствующего и активно участвующего в социально-историческом процессе ментального феномена. Концепция «Третьего Рима» была сформулирована, чтобы редуцировать в контекст реальности новое социальное образование, каковым являлось российское царство, что делало необходимым аппеляцию к трансцендентным основаниям. Однако форма трансцендентной декларации не была оформлена в русской культуре категориально, хотя стала тотальным и сквозным принципом «системы координат» данной культуры. Поэтому в русской средневековой культуре трансцендентный смысл перерабатывался и транслировался посредством мифологем. В средневековом древнерусском сознании формируется бинарная оппозиция «священство» - «царство», которая онтологизируется. «Третий Рим» русским сознанием понимался как нечто «священное», как область формирования высшего смысла и новой духовности народа, что в свою очередь отождествлялось с понятием власти. Таким образом, формирование культа и становление власти в отечественной культуре начинают обозначаться одной языковой структурой. Отсюда можно сделать вывод о том, что «священство» и «царство» в данной идее образуют органичное единство и гармонию. Такое понимание символа «Третьего Рима» позволяет соотносить его с такой структурой сознания, как мифологема империи, поскольку последней присущ подобный смысл. С этой точки зрения, о мифологеме империи выстраивается представление как об активной модели, в соответствии с которой формуется культурная наличность. Данная модель была направлена на «отражение реальности», на прояснение в ней онтологических конститутивов, с последующим их использованием в качестве рычагов воздействия или методик конструирования социальных образований.

Оперирование мифологемой империи как символом создавало с одной стороны, возможность построения самостоятельного способа идентификации, т.е. автокоммуникации, с другой стороны, амбива-

лентность данного символа позволяла осуществлять коммуникацию с различными культурами. Мифологема империи в средневековом русском сознании осмыслялась «эстетически»: и как код, и как сообщение, что позволяло ему переключаться из одной системы коммуникации в другую, сохраняя связь с обеими. Такой способ мышления, когда представление и действие рассматривается как единый процесс, определяется как мифотворчество.

Для русского сознания становится характерным такое понимание символа «Рима», когда национально-государственное измерение бытия наделяется сакральными полномочиями. Данный способ национальной самоидентификации способствовал генезису тотальных черт в развитии русской культуры. В этой связи мифологема империи интерпретируется в качестве символа национального сознания, а мифотворчество - в качестве способа бытия русского народа в мире.

Во втором параграфе второй главы «Мифологема империи в период формирования имперского сознания и становления российского самодержавия» анализируются формы репрезентации мифологемы империи в имперской культуре и способы отношения (отнесения) к трансцендентному, порождаемые ими. В эпоху царствования Петра I в русском сознании доминирует идея «царства», которая трансформируется в новых исторических условиях. Русская культура в этот период ведет диалог с европейской культурой, что приводит к смещению/замещению ряда смысловых позиций в русском сознании. В результате этих смещений Высший смысл рассматривается имманентным своему презентанту, конкретной, вполне реальной, всегда персонифицированной, государственной власти. Возведение идеи империи в статус конститутива одновременно и «сужало» ее топос. Эксплуатация смыслов средневековой религиозной культуры через именование-отсыл к символу «Третьего Рима» не позволяла показать с должной наглядностью способы и механизмы воспроизведения дискурса власти, что давало возможность власти осуществить переделку и трансформацию всей культурной наличности. Это затрудняло рефлексию над бинарной структурой, характерной для отечественного сознания, и способствовало распространению мифотворчества в русской культуре. Показано, что иллюзия о возможности сосуществования религиозной и светской культуры всячески поддерживалась дискурсом власти, альтернатива-бинария была необходима, так как через нее и посредством нее осуществлялась связь с заданной первичной различенностью.

В имперской культуре формируется семиотическое двуязычие, связанное с параллельным существованием двух семиотических систем. В имперской культуре выделяется оппозиция «свое - чужое», которая также является одной из основных конструктивных черт данной культуры. Оппозиция «свое - чужое» объективировалась в данной культуре как противопоставление России Западу. В ситуации двуязычия «Запад», с точки зрения разных знаковых систем, наделялся то положительным, то негативным значением. Изучение процесса, связанного с трансформацией концепции «Москва - Третий Рим», привело к выводу, что она связана с такой вторичной структурой сознания как идея империи. Данная конструкция наделялась конкретным значением и являлась знаком, репрезентирующим притязания власти.

Концепция империи трансформируется в чисто синтагматический, асемантический текст, под которым понимается не сообщение о некоторых событиях, а схема организации сообщения, т.е. код. Использование данного кода было затруднительно, поскольку он предполагал «предпонимание», т.е. связь с контекстом, который не был четко задан в отечественной культуре. Такое мифологическое восприятие идеи империи вносило определенную нестабильность в социальную жизнь, что предполагало использование силовых методов решения проблем.

Семиотическое размежевание культуры и культа превращало идею империи в структуру ментального плана, которая, с точки зрения социального бессознательного, воспринималась двойственным образом: либо как способ самоидентификации, либо как ценность с отрицательным значением. В общих чертах культура данного периода характеризуется как государственная культура и понимается в этой связи непосредственным воплощением варианта государственной мифологии.

Помимо трансформации мифологемы империи в идею империи, в данной культуре можно выделить и другие модификации ее первоначального варианта. Оригинальную интерпретацию концепции «Третьего Рима» дает Юрий Крижанич в своем главном труде «Политика». Мифологеме империи, оформившейся в русском сознании в XVI веке, Юрий Крижанич противопоставил две идеи: идею власти, основанной на естественном праве, и идею единства славянских народов. Концепция Крижанича наиболее удачным образом соответствовала историческим условиям XVIII века, в которых оказалась Россия, и могла стать основой как для коммуникации с Западом, так и для развития самобытных черт. В условиях самодержа-

вия, то разделение понятий, которое предлагал Крижанич, было невозможно, ибо оно предполагало изменение культурного кода и категориальное оформление основных универсалий культуры, что означало конец самодержавия.

В третьем параграфе второй главы «Репрезентация мифологемы империи в период "золотого века" русской культуры» исследуются способы репрезентации мифологемы империи в период «золотого века» русской культуры и возможности адекватного согласования между ними и первоначальной презентацией. Культура «золотого века» находится в сложных диалогических отношениях с культурным движением предшествовавших эпох. Со второй половины XVIII века русская культура начинает вести диалог с Западом и знакомиться с идеями Просвещения. Просвещение, которое на Западе означало изменение строя мыслей общества, в России понималось как перемена типа поведения. Секуляризация культуры не затронула глубоких структурных основ национальной модели, сложившихся в предшествующие века. Меняется адресант, но культурный код остается прежним.

Религиозно-мифологический потенциал, который ранее в петровской культуре был отнесен к государству и монарху, теперь переносится на литературу и поэта. Поэт представляется той сакрализован-ной фигурой, которая посредничает между Богом и человечеством. Литература понимается правдой жизни, из мифологии государства возникает мифология поэзии и литературы. Обозревая развитие русской культуры «золотого века» в целом, отмечается, что высшим результатом развития культурного самосознания эпохи является самобытное ценностное устоявшееся мышление, вызывающее также интерес на Западе. Русское поле культуры как бы «уплотняется» путем производства идей и идейных структур, задающих и предваряющих мыслительные процессы.

Особо отмечается факт зарождения рефлексивной зоны воспроизводимости сознания в поле русской культуры данного периода, свидетельствующий о процессе возникновения философии в России. Возникновение светской литературы и религиозной философии в культуре России XIX века отражает процесс конституирования субъекта, который сформировал эйдетику всеобщего (представленного системой идей), но которая еще не в достаточной мере сформировала самого субъекта (не был сформирован категориальный аппарат, посредством которого выстраивалось бы процедурное знание о состоянии субъекта). Причину данного несоответствия следует ис-зо

кать в изначальной установке программы русской культуры на формирование «субъекта-в-процессе» (Ю. Кристева), для чего требовалась иная форма декларации трансцендентности и иная форма концептуализации власти.

В контексте русской философии содержание мифологемы империи становится предметом рефлексии, что концептуально оформляется в размышлениях о «русской идее». Таким образом, русскую идею можно рассматривать знаком мифологемы империи. Вместе с тем, «русская идея» будучи репрезентацией мифологемы империи, рассматривается как структура «различения» мифологемы империи и ее «превращенной формы» - идеи империи. Собственно, «русскую идею» можно интерпретировать и развивать в контексте обращения к метафизическому языку, разработанному русскими мыслителями. В этой связи «русская идея» понимается в качестве концепта, смысловая содержательность которого может до бесконечности развертываться в пространстве русской философии. В этом смысле «русская идея» рассматривается способом самопонимания национального русского сознания. «Русская идея» может трактоваться репродукцией презентации мифологемы империи или ее повторением, замещением, поэтому данная структура сознания сопоставляется с мифологемой империи, которая является символом национального сознания. Однако в контексте культуры «русская идея» превращается во вторичную структуру, идею национального сознания, которая затем отождествляется с идеей империи. Десимволизация «русской идеи» была связана с настроенностью русского сознания на мифотворчество. Неразвитость рефлексивного способа познания мира объясняется также тем, что в русской культуре «золотого века» действие механизмов, которые позволяли отделить идеологическую проработку от актов сознания, т.е. отделить «знак» от «означаемого», было значительно ослаблено. Культура «золотого века» характеризуется как семиотически ориентированная. Любое культурное явление рассматривалось не само по себе, а в соотношении с идеологическим измерением культуры. Таким образом, натурализация «русской идеи» имеет следствием превращение ее в идеологему, которая становится основой различных политических доктрин.

В четвертом параграфе второй главы «Мифологема империи в современной российской культуре» анализируется приведение репрезентации мифологемы империи к форме презентации мифологемы империи как необходимого условия производства дискурса власти в поле советской культуры до момента снятия «различения» ее

репрезентации и презентации. В начале XX века в России формируется советское общество. В общих чертах советское общество характеризуется как общество массовое. Сознание такого общества основано на установке мыслить в категориях общего, т.е. мыслить «свое» в терминах «другого». Переосмысляется концепт власти: власть единоличного правителя заменяется властью партии, делегировавшей себе право говорить от лица всех. Формируется новый вариант понимания трансцендентности. Местом обретения истины определялось эйдетическое пространство - Идея как таковая. Декларация трансценденции осуществлялась посредством идей. На основе идеи тотальности был сконструирован фетиш власти. Данный фетиш на каком-то этапе становления идеологического дискурса избавлялся от зависимости от сферы сакрального и начинал функционировать как самодостаточный знаковый комплекс, уже не имеющий никаких прототипов в контексте реальности и нормированной трансцендентности, репродуцируясь в режиме «симулякра». Идею могущественного советского государства можно редуцировать к такому генетическому источнику, как мифологема империи. Однако при общем генетическом коде культуры российской империи и советской культуры концептуальное наполнение мифологической константы в них было различным. Идея империи, функционировавшая в императорской культуре, хотя и была «превращенной» формой сознания, отсылала к онтологическим основаниям русской культуры. Идея империи, функционировавшая в советской культуре, содержала в себе внутреннюю онтологическую необоснованность, и являлась по сути симулякром «третьего порядка» (Ж. Бодрийар).

Исследование данных процессов с точки зрения семиотического подхода показывает, что советская культура как «правильная» противопоставляется культуре предшествовавшего периода как «неправильной». В связи со становлением новой семиотической ситуации идея империи трансформируется в идею могущественного советского государства, становясь фокусом и высшей ценностью советской культуры. В этом контексте выясняется, что идея империи выражает притязания власти на тотальность, становясь знаком неограниченного господства власти. В ходе анализа делается вывод о том, что идея империи функционировала в советской культуре в качестве идеологической конструкции.

В метаистории русского сознания наблюдаются отдельные попытки формирования опыта саморефлексии, предпринятые в начале XX века представителями русской религиозно-ориентированной фи-32

лософии - П.А. Флоренским и А.Ф. Лосевым, а также позднее -М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорским. Флоренским и Лосевым был осуществлен анализ символа с позиций философского знания, связанный с богословским и религиозно-философским подходом. В концепциях этих мыслителей отразился процесс конституирования самосознания отечественной культуры, была категориально оформлена его эйдетика. Однако по причине известных исторических обстоятельств этот опыт не перерос в традицию. Мамардашвили и Пятигорский исследовали процесс структурирования и самоописания культуры в контексте динамики внутреннего развития позиции наблюдателя культуры, обусловленного изменением ее локализации в системах коммуникации и общения. Они предложили новую модель конституирования позиции наблюдателя в системах социокультурной коммуникации и человеческого сознания, имеющего уровневое строение, что предполагает рассмотрение символа в процессе самореференции, личностной и социокультурной авторефлексии. Данная концепция требует дальнейшего осмысления, и пока не может рассматриваться вариантом самосознания отечественной культуры.

Относительно постсоветского периода можно отметить следующее положение дел. В конце XX века Россия вступила в период радикальных социальных изменений. В качестве цели развития российского общества формулируется интеграция России в европейское сообщество. Изменениям в обществе соответствует новое понимание трансцендентности. Трансцендентность превращается в чистую фикцию, не способную организовать ни культурный ансамбль, ни культурную процессуальность. Изменяется и концепт власти: формируется «диффузный» вариант власти, власть распадается на множество «точечных» (сингулярных) носителей. Это приводит к тому, что сами органы государственной власти, как и те, над кем они надзирают, оказываются подчинены дискурсу власти. Все это свидетельствует о становлении массовой культуры в России, о поиске в области отечественного сознания новых оснований идентичности.

В третьей главе «Манифестация мифологемы империи в русской культуре» структуры сознания представлены как знаково-символические образования, генезис которых соответствует культурному генезису. Та или иная структура сознания может быть от-рефлексирована тогда, когда она запечатлена в поддающемся анализу материале, например, в произведениях архитектуры и литературы. Структуры сознания манифестируются в культуре посредством

мифологем. Мифологемы образуют мифологическую систему, основу которой составляют две: мифологема пространства и мифологема времени. Именно эти две мифологемы определяют чувственное и «интеллектуальное» постижение реальности, которое наиболее явно манифестируется в произведениях архитектуры и литературы. В связи с этим в главе рассматриваются варианты манифестации мифологемы империи в литературных и архитектурных произведениях отечественной культуры, а также выявляются и описываются те состояния сознания, которые соответствуют такой структуре сознания как мифологема империи.

В первом параграфе третьей главы «Диалог между "священством" и "царством" (мифологема империи)» анализируются варианты манифестации мифологемы империи в произведениях древнерусской архитектуры. На формирование художественных образов и выбор средств выразительности в древнерусском искусстве существенное влияние оказывали богословские дискуссии и государственная идеология. В различных жанрах древнерусского искусства также прослеживается тенденция, связанная с проникновением элементов языческой культуры, подключаемых к ведущей теме с помощью усложненного символического языка. В конечном итоге основной смысл произведения настолько плотно обволакивался пестрой тканью различных реминисценций, что адекватное восприятие замысла автора становилось возможным только через призму мифологического сознания. Мифотворчество становится способом как творчества произведений искусства, так и их восприятия.

Двойственное значение мифологемы империи по-разному прослеживается в литературных и архитектурных произведениях XV-XVI вв. В произведениях литературы идея «царства» более выражена. Это объясняется тем, что одной из особенностей русской средневековой литературы является ее референтный характер. Кроме того, для русских средневековых текстов характерно сложное переплетение функций жанров, соотношение собственно литературного, прагматически-делового и нравственно-назидательного начал. Поэтому литературные произведения были подвержены большей идеологизации, чем другие виды искусства. Мифологема империи манифестируется в литературных произведениях ХУ-ХУ1 вв. в качестве знаковой структуры, презентирующей идею власти.

В произведениях архитектуры указанного периода наиболее явно манифестируется идея «священства». Язык древнерусской архитектуры отличался более усложненным символизмом, допускающим

более широкое и свободное толкование смысла, вместе с тем, подчиняющегося одной общей интенции. Именно в древнерусской архитектуре воплощается идея симфонии «священства» и «царства», идея целостности. В ходе феноменологического анализа архитектурных произведений продемонстрировано, что мифологема империи и по смыслу, и по форме бытования являлась художественной формой, порождающей интенсивную смену состояний сознания. Выявлены характерные архитектурные средства выразительности, в общих чертах соответствующие православному миросозерцанию. На основе этого делается вывод о том, что мифологема империи в произведениях архитектуры в ряде случаев презентировала идею власти, но вместе с тем, она выступала как художественная форма тогда, когда презентировала сама себя, что прежде всего характерно для произведений шатрового стиля. Архитектурные произведения шатрового стиля манифестировали именно неустойчивое отношение между идеями «священства» и «царства», борьбу и обмен между ними, которые конституировали сущность как таковую, что создавало возможность мыслить бытие как различие. В этой связи мифологема империи может рассматриваться интенциональным объектом, сформированным настроением народа, благодаря которому русское сознание могло выявлять область метафизических значений и смыслов.

Во втором параграфе «Парадигма власти (идея империи)» средствами феноменологического анализа исследуется манифестация идеи империи в текстах литературы и архитектуры имперской культуры, а также порождаемые данной идеей интенциональные состояния сознания.

В текстах культуры (в широком смысле) петровской эпохи формируется свой особый язык символов, отражающий идеологию данной эпохи. Адекватно понимать такие произведения искусства могла только обученная данному языку аристократическая публика. Художественные произведения искусства этого периода воспринимались через призму идей. Идея империи в текстах искусства XVIII в. воспринималась как знак абсолютности государственной власти, особенно ярко эта тенденция проявилась в панегирической литературе. Панегирическая литература являлась действенным способом пропаганды реформ и устремлений Петра I, становясь идеологическим обоснованием разумности и необходимости для страны всех преобразований императора. Отсутствие непосредственного мыслительного опыта в контексте литературы XVIII в. объясняется тем, что литература, с одной стороны, обладала высоким общественным авторитетом, но в то

же время авторитет этот преимущественно основывался на традиционных религиозных представлениях. В литературе сложился жесткий и определенный канон, представленный системой вариативно исчерпываемых знаковых структур, каждая из которых отсылала к конкретному смыслу и употреблялась в конкретной ситуации. Идея империи являлась «превращенной» формой мифологемы империи, поскольку презентировала парадигму власти, а не себя.

Наиболее явно идея империи отразилась в произведениях архитектуры Петербурга. Феноменологический анализ текстов петербургской архитектуры продемонстрировал амбивалентность образа-символа Петербурга. Архитектура Петербурга манифестировала идею порядка, логичности, правильности, что отождествлялось с деятельностью власти. Вместе с тем, идея империи являлась знаковой структурой, обозначающей саму себя, что снимало само «различение» репрезентации и презентации мифологемы империи. Такая ситуация, с точки зрения метатеоретического подхода, интерпретируется как манифестация бессознательного, избавленного от необходимости какой-либо презентации, или Другого, когда «присутствие» переходит в «присутствующего». Это предполагает формирование в культуре стиля мышления, предполагающего балансирование мысли и чувства на грани различия как различения, что было исключено в условиях имперской культуры. Архитектурные произведения Петербурга воспринимались мифологически, что было связано с доминированием дуальной модели в культуре, уходящей корнями в культуру средневековья. Апелляция к оппозиции «священство» - «царство» позволяла трактовать образ Петербурга и как «парадиз», т.е. утопию идеального города будущего и воплощения Разума, и как зловещий маскарад Антихриста. Исследование текстов литературы и архитектуры приводит к выводу, что идея империи отражается в них как парадигма власти.

В третьем параграфе «Конфронтация идеи империи и идеи абсолютности личности» проводится феноменологический анализ процесса репрезентации идеи империи в русской культуре XIX в. на примере литературных и архитектурных текстов.

Определяющим фактором развития русской культуры «золотого века» становится измерение идей и идеальных конструкций. Литература прежде всего понимается «искусством жизни», именно она признается в качестве ведущего транслятора смысла. В период «золотого века» русской культуры литература воспринимается как нечто само себя обосновывающее. В литературных произведениях писатели ма-

нифестируют свой индивидуальный опыт осмысления событий. Однако под воздействием литературной критики этот опыт схематизировался и переводился на уровень идей. Идеи в свою очередь соотносились с такими культурными установками, как сведение последних либо к типу, либо к ситуации, посредством чего какая-то самостоятельная мыслительная деятельность сводилась на нет. В литературе «золотого века» сакральность идеи империи ставится под вопрос, последняя рассматривается как ментальная конструкция. Мифологема империи же рассматривается как идеальная форма упорядочения социальной реальности, целью и смыслом которой является сохранение меры «человеческого» в человеке. При этом русские писатели не разрабатывали способов достижения состояний сознания, соответствующих данной структуре сознания, считая это результатом индивидуального экзистенционального опыта. Вместе с тем, в поле культуры периода «золотого века» функционирует идея абсолютности человеческой личности, противопоставленная парадигме власти и являющаяся ее альтернативой. Идея, согласно которой личность и ее духовные ценности признавались высшим смыслом земной цивилизации, функционировала в русской культуре в качестве Другого, элемента, не укладывающегося в условные рамки двух культур. Этот элемент стал основой для формирования третьей традиции в русской культуре, для которой существовали понятия истории, культурной традиции, индивидуального мышления и многие другие.

В русской архитектуре XIX века складывается сложная, насыщенная идеями и ценностными ориентирами среда, обладавшая своеобразной общей установкой на семиотичность. Идея империи в качестве парадигмы власти проявляется прежде всего в архитектуре ампира, в культуре второй половины XIX века вытесняется на периферию, где она функционирует в качестве исторического архитектурного образа. Диалог между «священством» и «царством» отразился в образах-символах московской архитектуры XIX века. Однако, наряду с этим, в архитектурных произведениях «эклектического» стиля конца XIX века манифестируется идея индивидуализма, являющаяся альтернативой идее империи, что можно рассматривать как появление третьего элемента в русской культуре. Беспрецен-дентным явлением в истории русской архитектуры признаются произведения «русского стиля», в которых впервые манифестируется идея различения «священства» и «царства», что свидетельствует о становлении национального стиля мышления.

В четвертом параграфе «Формирование и распад: советская модель идеи империи» осуществляется феноменологический анализ архитектурных и литературных произведений советской культуры. В советской культуре присутствовали интенции и формы бытования, генетически свойственные именно тяготеющей к тотальности культуре, которые в последней обрели статус важнейших конститутивных моментов. Лидеры компартии осознанно эксплуатировали мифотворческую природу масскульта. В уже хорошо разработанные в буржуазном массовом искусстве формы трансляции идеологии вкладывалось новое пропагандистское содержание с целью формирования коммунистического мифа и инвестирования его в сознание массового реципиента. Задача соцреалистического искусства виделась не в том, чтобы отражать правду жизни, но в том, чтобы самой стать правдой и жизнью, как бы заместив собой истинную реальность. В советской культуре литература становится одним из способов приведения реальности к насильственной гармонии, создания тотального произведения искусства.

В советской литературе формируется идеологическая конструкция, которая заимствовала в превращенном виде черты идеи империи и идеи соборности, свойственной народному сознанию, сделав ее антинародной, доведя до апогея идею несвободы человеческой личности, ее подчиненности коллективу - коллективу социалистическому, трудовому, цеховому. Наряду с официальной литературой существовала и так называемая оппозиционная литература, которая критиковала идею империи и воплощала идею самоценности человеческой личности, ее несводимости к некому родовому целому, будь то класс, коллектив, община, партячейка. Писатели оппозиции избирают определенное амплуа, поэтому их творчество не выходит за границы бинарной модели культуры. Вместе с тем, в ходе феноменологического анализа ряда произведений литературы, например, таких как произведения М.А. Булгакова, Б.Л. Пастернака, В.В. Набокова выявлены художественные формы и изобразительные средства, выходящие за рамки общепринятого канона. Данный опыт не стал прецедентом для отечественной литературы по причине ее сверхидеологизации.

Советскую архитектуру отличает единство явной и по-разному зашифровано выраженной символики, проходящей практически сквозь все значимые элементы данной архитектуры, что исключало непосредственное восприятие архитектурных образов. Мифологема империи в советской архитектуре выражалась в форме симулякра - образа,

за которым уже нет денотата, который функционирует в коммуникации засчет какого-либо коннотативного свойства, избираемого культурой в качестве его сущности. Советская символика, воплощенная в архитектурных произведениях и призванная закрепить в сознании человека парадигму власти, содержала имплицитно и другие варианты интерпретации, позволяющие вскрыть тотальную логику власти. Этот опыт не сформировался по причине «сверхразвитости» отечественного сознания, что понимается как конституирование приватного в режиме общезначимого/ общегосударственного.

Таким образом, идея империи функционировала в советской культуре в качестве идеологической конструкции. В таком ключе идея империи понимается способом манифестации «метафизики» власти.

В заключении подводятся итоги исследования, делаются выводы и обосновывается перспективность данного направления, а также определяются пути и способы практического использования полученных результатов.

Статьи в периодических и продолжающихся изданиях, включенных в список ВАК РФ для публикации основных положений диссертации:

1 .Клюкина JI.A. Проблема мифа в контексте современной метафизики / JI.A. Клюкина // Вестник Санкт-Петербургского университета. - Серия 6. -2008,-Выпуск 3. - С. 142-151.

2. Клюкина JI.A. Программа «имперского сознания» в современной культуре России / JI.A. Клюкина // Миссия интеллектуала в современном обществе: приложение к журналу Вестник СПбУ: [сб. ст.] / Министерство образования и науки Российской Федерации; СПб.: Изд-во С.-Петерб. унта, 2008.-С. 159-165.

3. Клюкина JI.A. Гражданская культура и философия / JI.A. Клюкина // Вопросы культурологии. - 2008. - № 11 - С. 8-10.

4. Клюкина Л.А. К вопросу об онтологических основаниях культуры / Л.А. Клюкина // Вестник Ленинградского государственного университета им. A.C. Пушкина. - 2009. - № 1 (25) - Серия Философия. - С. 103-110.

5. Клюкина Л.А. Концепция символа А.Ф. Лосева как альтернатива классической рациональности / Л.А. Клюкина // Вестник Санкт-Петербургского университета. - 2009. - Серия 6. - Выпуск 2. - С. 335-340.

6. Клюкина Л.А. Место и роль философии в культуре России / Л.А. Клюкина // Вопросы культурологии. - 2009. - № 6 - С. 48-51.

7. Клюкина Л.А. Метатеоретический подход к исследованию феномена сознания / Л.А. Клюкина // Обсерватория культуры. - 2009. - JVb 3 — С. 4—11.

8.Клюкина Jl. А. Метафизика и философская антропология в перспективе символологии П.А. Флоренского / Л.А. Клюкина // Обсерватория культуры. - 2009. - № 4 - С. 109-117.

Монографии:

9. Клюкина Л.А. Формирование и функционирование имперского сознания в русской культуре: Опыт феноменологического прочтения / Л.А. Клюкина. -СПб.: Санкт-Петербургское Философское общество, 2009. - 254 с.

Работы, опубликованные в других научных изданиях:

10. Клюкина Л.А. Мифологема и образ империи в русской культуре XV-XVI вв. (к проблеме самопознания русского духа) / Л.А. Клюкина II Бренное и вечное: Прошлое в настоящем и будущем философии и культуры / Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого 27-29 октября 2003 года. - Великий Новгород, 2003. - С. 162 -168.

11. Клюкина Л.А. Русская идея как путь к русскому языку / Л.А. Клюкина // VIII Царскосельские чтения / Международная научно-практическая конференция 21-22 апреля 2004 года. - СПб., 2004. - Т. II. - С. 121-122.

12. Клюкина Л.А. Неклассические подходы в эстетике: феноменологическая концепция Романа Ингардена / Л.А. Клюкина // Проблемы развития гуманитарной науки на Северо-западе России: опыт, традиции, инновации / Материалы научной конференции, посвященной 10-летию РГНФ 29 июня -2 июля 2004 года. - Петрозаводск: ПГУ, 2004. - Т. I. - С. 54-57.

13. Клюкина Л.А. Мифотворчество и опыт присутствия русского сознания в мире / Л.А. Клюкина // Проблемы модернизации общества в зеркале философии / Материалы научно-практической конференции 20-22 сентября 2004 года. - Мурманск: МГПУ, 2005. - С.36-37.

14. Клюкина Л.А. Проблема «свое» и «чужое» в контексте феноменологической теории Макса Шелера / Л.А. Клюкина // «Свое» и «чужое» в культуре народов Европейского Севера / Материалы 5-й международной научной конференции. - Петрозаводск: ПГУ, 2005. - С. 51-56.

15. Клюкина Л.А. Размышления о кулыуре М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского / Л.А. Клюкина // Философия и будущее цивилизации / Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005г.). - М.: Современные тетради, 2005. - Т. 4. - С. 309.

16. Клюкина Л.А. Метафизика и философская антропология: возможность построения единого дискурса / Л.А. Клюкина // Человек в современных философских концепциях / Материалы Четвертой международной конференции (Волгоград, 28-31 мая 2007г.). - Волгоград, 2007. - Т. 2. -С. 137-140.

17. Клюкина Л.А. Русская утопия как феномен отечественного сознания / Л.А. Клюкина // Бренное и вечное: социально-мифологические и полито-

софские измерения идеологии в «массовых обществах» / Материалы Всероссийской научной конференции с международным участием 9-10 октября 2007 года. - Великий Новгород, 2007. - С. 143-146.

18. Клюкина JI.A. Преподавание философии в российских вузах: состояние и проблемы / J1.A. Клюкина // Университеты в образовательном пространстве региона: опыт, традиции, инновации / Материалы науч.-метод. конф. 21-23 ноября. - Петрозаводск: ПГУ, 2007. - Ч. 1 (А-К). -С. 165-167.

19. Клюкина JI.A. Философия и культура в России: опыт и перспективы взаимодействия / JI.A. Клюкина // ДПФ - 2007: Материалы круглого стола «Философия культуры и культурология: традиции и инновации». СПб., 2008.-С. 178-193.

20. Клюкина J1.A. Тело в призме советской культуры / JI.A. Клюкина // Метафизические исследования. Выпуск 16. Телесность. Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при факультете философии и политологии - СПбГУ. 2008.

21. Клюкина Л.А. Опыт понимания Другого в русской религиозной философии / Л.А. Клюкина // Берестень: философско-культурологический альманах. - НовГУ им. Ярослава Мудрого. - 2009. - № 1(3) - С. 154-159.

22. Клюкина Л.А. К вопросу о рациональном и внерациональном понимании природы творчества / Л.А. Клюкина // Человек как творец и творение культуры: Сб. статей. - С.-Петербург, 2009. - С. 173-182.

23. Клюкина Л.А. Феноменология мифа / Л.А. Клюкина // Наука. Философия. Общество. / Материалы V Российского Философского Конгресса. -Т. II. - Новосибирск: Параллель, 2009. - С. 286.

24. Клюкина Л.А. Метатеоретический подход как метод работы с сознанием и языком / Л.А. Клюкина // Шолоховские чтения / Материалы пятой всероссийской научно-практической конференции (17 декабря 2009 г.). -Стерлитамак: СФ ГОУ ВПО «МГУ им. М.А. Шолохова», 2010. - С. 285-288.

25. Клюкина Л.А. Концепция философии культуры М.К. Мамарда-швили и А.М. Пятигорского / Л.А. Клюкина // Studia culturae. Выпуск 10: юбилейный. Альманах кафедры культурологии и Центра изучения культуры философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета. - СПб.: Санкт-Петербургское философское общество. 2010.-С. 128-136.

26. Клюкина Л.А. Игра со словом в советской культуре / Л.А. Клюкина // Игровые практики культуры: Научные доклады и сообщения. - СПб., 2010.-С. 60-63.

Сдано в печать 15.11.10. Формат 60x84'Лб. Гарнитура Times. Печать офсетная. Уч.-изд. л. 2,4. Усл.-печ. л. 2,4. Изд. № 157. Тираж 100. Заказ 913

Карельский научный центр РАН Редакционно-издательский отдел 185003, Петрозаводск, пр. А. Невского, 50

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Клюкина, Людмила Александровна

Введение.

Гл. I. Исследование проблем сознания и культуры в контексте феноменологической парадигмы.

§ 1. Метатеоретический подход к исследованию феномена сознания.

§2. Закономерности функционирования "феноменов сознания" в культуре

§3. Метатеоретический подход и русская философия.

§ 4. Феноменологический сценарий исследования оснований культуры. 86 Гл. II. Опыт феноменологической реконструкции концепции имперского сознания: мифологема империи в русской общественной мысли.

§ 1. Конституирование мифологемы империи в русском национальном сознании.

§ 2. Мифологема империи в период формирования имперского сознания и становления российского самодержавия.

§ 3. Репрезентация мифологемы империи в период "золотого века" русской культуры.

§ 4. Мифологема империи в современной российской культуре.

Гл. П1. Манифестация мифологемы империи в русской культуре.

§1. Диалог между "священством" и "царством" (мифологема империи).

§2. Парадигма власти (идея империи).

§ 3. Конфронтация идеи империи и идеи абсолютности личности.

§ 4. Формирование и распад: советская модель идеи империи.

Введение диссертации2010 год, автореферат по культурологии, Клюкина, Людмила Александровна

Актуальность исследования. Современная ситуация характеризуется неI вероятной усложненностью семантических, технологических и социальных систем, утратой ими в процессе их развития связи с генеративными структурами сознания. Массовое производство сознания, его фрагментаризация затрудняют возможность выполнения полных и целостных актов мысли, воспроизводящих интеллигибельную форму мышления в культуре, что приводит к исчезновению человека целостного, способного воспроизводить ситуации, поддающиеся осмысленной оценке и ответственному решению. Следствием такого положения дел оказывается тотальная утрата человеком идентичности.

Под культурными основаниями в диссертации понимаются структуры, имманентно порождающие и поле своего понимания, и поле интерпретации. Историко-культурная интерпретация оснований культуры предполагает наличие теоретико-методологических принципов для их определения, с другой, стороны, эти теоретико-методологические принципы должны опираться на конкретный историко-культурный материал. Поэтому принципиальное значение для понимания характера теоретического мышления, направлённого на постижение (познание) онтологических оснований культуры, имеет метод познания, который должен учитывать не только специфику предмета исследования, но и позицию самого исследователя, осознающего себя субъектом истории.

Постижение человеческого бытия через культуру поставило перед теорией культуры и философией культуры новые задачи в области методологии. Классические стратегии исследования чаще всего являлись способами описания конкретных культурных явлений или конкретных культур, либо представляли собой сциентистский способ ранжирования культурного материала. В свете фе-номенолого-герменевтической парадигмы актуальным становится поиск метода исследования истоков культуры, ее необходимых оснований, причем оснований культуры как таковой, культуры «абсолютной», или «чистой», очищенной от ее конкретных культурных проявлений. Опыт критики культуры (движения к ее основаниям) как раз и был осуществлен в феноменологии. Культура в ее феноменологической интерпретации рассматривается как конститутивный фактор человеческого существования. Реалиями сознания в феноменологии культуры рассматриваются такие феномены, как кажущиеся и мнимые, действительные и ложные, рациональные и иррациональные, массовые и элитарные, повседневные и трансцендентные. Все они в качестве реалий сознания входят в актуальный или потенциальный мир человеческой культуры. Механизм экспликации феноменов сознания в культуре недостаточно исследован в современной научной литературе, и, соответственно, представляет собой перспективный предмет культурфилософской рефлексии.

Поскольку для человека мышление о культуре совпадает с ее пониманием и соединением с нею, а понимание совпадает с реализацией смысла, то философия культуры может осуществлять не только критику культуры, но и выявить логику построения культуры и овладения ею (генеративной логикой - порождающей логикой, или логикой порождения). В связи с этим актуальной задачей является разработка феноменологической стратегии, посредством которой логика понимания культуры совпадала бы с логикой разворачивания бытия человека. Феноменологический подход к исследованию смысловых структур, в соответствии с которыми осуществляется локальная переорганизация общей нормативно-ценностной системы, действующей в данной культуре, обнаруживает методологические преимущества и имеет большое эвристическое значение, так как позволяет выявить всевозможные формы самоопределения и идентификации культуры. Применение феноменологической стратегии таюке позволяет рассмотреть вопрос о возможности систематического порождения в культуре идей, принципов и категорий, обеспечивающих воспроизводство форм и видов деятельности, жизненно важных для данного типа общества и определяющих его специфику.

Степень разработанности проблемы;

Проблема оснований культуры неоднократно становилась объектом исследований в культурологии и философии культуры. Новое прочтение данная проблема получает в рамках синергетического подхода, с точки зрения которого культура представляется в виде сложной самоорганизующей системы. В этой связи значимыми работами являются те, в которых культура рассматривается как область конституирования значений и смыслов, а проблема оснований культуры напрямую или косвенно связывается с осознанием ценностной или знаково-символической природы культуры. Не обращаясь к понятию основания культуры, проблему смыслополагания в культуре исследовали основатели Ба-денской (Фрейбургской) школы В. Виндельбанд и Г. Риккерт с позиций предложенной ими философии ценностей. Различные аспекты аксиологического понимания оснований культуры таюке были затронуты в работах зарубежных авторов: М. Вебера, Г. Зиммеля, Э. Кассирера, П. Сорокина, А. Швейцера, М. Шелера. К проблеме ценностной природы культуры обращались отечественные мыслители М.М. Бахтин, О.Г. Дробницкий, Д.А. Леонтьев, К.Б. Соколов, Л.Н. Столович, Н.Э. Чавчавадзе и др.

В работах представителей романтизма (И.-В. Гете, Ф. Гёльдерлина, Нова-лиса, Ф. Шеллинга, В. Шлегеля, Ф. Шлейермахера) религия, искусство и миф рассматриваются как символические феномены, обеспечивающие целостность культуры. Особое значение имело учение В. Гумбольдта о языке как символическом посреднике между «индивидуальным» и «всеобщим», человеком и природой. Философия символических форм Э. Кассирера стала фундаментом современной культурологической мысли во всем диапазоне исследований символического - от «философии жизни» и психологической теории культуры до феноменологии и структурализма. К. Юнг представил коллективное бессознательное в виде «символических форм», «осадков» психологического опыта поколений людей - архетипов. Представители структурализма Л. Леви-Брюль и К. Леви-Стросс рассматривали культурные формы как отражение структур человеческого сознания. Ж. Лакан показал влияние символических структур языка на развитие человека. М. Фуко трактует историю культуры как историю смены специфических «познавательных структур», «эпистем», действующих на бессознательном уровне и определяющих направленность развития знания и содержания культурных символов. П. Бурдье и Ю. Хабермас уделяют особое внимание исследованию роли «символических ценностей» во взаимодействиях людей, обнаружению скрытого насилия социальных систем и его преодоления.

В отечественной традиции к проблеме символических оснований культуры обращались С.С. Аверинцев, В.В. Бибихин, А.Ф. Лосев, М.К. Мамардашвили, A.M. Пятигорский, К.А. Свасьян, П.А. Флоренский и др. Обстоятельно и глубоко разработал положения о социально-интегративном, мировоззренческо-гносеологическом, кодирующе-программном и проективно-футурологическом значениях оснований культуры B.C. Степин. '

Факт данности смысла сознанию описал Э. Гуссерль, проанализировав проблему значения и выражения. Гуссерль провел основные феноменологические различия в структуре выражения, предварительно обособив его от знака как указания. Главным атрибутом выражения, по Гуссерлю, является наличие в нем собственного значения, ни к чему постороннему не отсылающего. Ж. Дер-рида показал, что обособление выражения от значения некорректно и. осуществил на языке феноменологии критику феноменологической теории значения как теории репрезентации. Ж. Делез изменил представление о знаке, восходящее в европейской философии к Платону и Аристотелю, онтологически проинтерпретировав знак как симулякр, сущность которого - субрепрезентативное различие. Л. Витгенштейн обратился от традиционного, гносеологического прочтения знака к его прагматике. В к. XX в. подход к культуре как к процессу конструирования смыслов («смысловых предпочтений») оформился в работах П. Бурдье, Ж. Деррида, М. Фуко.

К анализу знака в связи с исследованием проблемы понимания социокультурных феноменов обращались М. Хайдеггер, Г. Гадамер и П. Рикер. Хайдег-гер считал, что своим функционированием знак показывает онтологическую структуру способа бытия-в-мире, Оа^эеп, поэтому культурное бытие есть понимание языка, предполагающее единство смысла (значения, значимости). Гадамер трактовал понимание текста как экзистенциальное событие человеческой жизни, а осмысление прошлой культуры («опыт традиции») как форму самоосмысления индивида и общества, постигаемое через языковую игру. Рикер предложил рассматривать интерпретацию внеязыковых феноменов, выраженных в символах, как манифестацию различных способов экзистенции. Применяя регрессивно-прогрессивный метод анализа человеческой субъективности, Рикер разработал критерии критики различных теорий интерпретаций.

Соответствие интерпретации той или иной традиции устанавливается в ходе межкультурной коммуникации. В зависимости от понимания места и роли знака в коммуникациях сложилось два основных подхода к анализу культуры: семиотика знака (Ч. Пирс) и семиотика языка как знаковой системы (Ф. де Сос-сюр). Семиотическая теория Ф. де. Соссюра описывала способ существования знака в коммуникациях как статичного ментального образования. Эта традиция была продолжена в исследованиях тартуско-московской школы по семиотике культуры (Б.М. Гаспаров, Вяч. Вс. Иванов, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский и др.). В семиотической концепции Ч.С. Пирса, охарактеризованной как коммуникативно-ориентированная, раскрывалась природа изменчивости знака в коммуникациях. Культурфилософская исследовательская стратегия У. Эко позволила обнаружить специфику статичного и динамичного способов существования знака в коммуникациях. В" современной отечественной традиции семиотический анализ самых разнообразных сфер человеческой деятельности представлен в трудах Р.Г. Баранцева, A.A. Ветрова, A.A. Грякало-ва, Б.В. Маркова, Г.Г. Почепцова, В.Ю. Сухачева.

Амбивалентная природа символа получает свою репрезентацию именно в мифе и в коррелирующем ему мифологическом слое сознания. Миф и мифологические формы сознания были.проанализированы А.Н. Афанасьевым, Э.Я. Го-лосовкером, А. Косаревым, Л. Леви-Брюлем, К. Леви-Строссом, О.М. Фрейден-берг, Дж. Фрэзером, К. Хюбнером. Исследованию роли символа и знака в мифе посвящены труды В.В. Бибихина, Э. Кассирера, А.Ф. Лосева, A.A. Потебни, A.A. Тахо-Годи, М. Элиаде. Проблема функционирования мифа в современной культуре отражена в работах Р. Барта, К. Кереньи, К. Юнга. Феноменологии мифа посвящены работы Ж.-Ж. Вюнанбурже, А.Ф. Лосева, A.M. Пятигорского, Ю.М. Романенко.

В качестве области метафизики культура рассматривается в трудах отечественных философов С.А. Аверинцева, В.В. Бибихина, А.Ф. Лосева, М.К. Ма-мардашвили, A.M. Пятигорского, В.В. Розанова и П.А. Флоренского, где она понимается как феномен человеческого сознания и идеальный, гуманистический фактор истории, ее целеполагания и творчества.

Значительный вклад в разработку фундаментальных методологических подходов изучения общих проблем культуры, составляющих основу любого исследования в области философии культуры, внесли своими трудами A.C. Ахиезер, Т.А. Акиндинова, B.C. Библер, В.В. Бычков, В.М. Дианова, С.Н. Иконникова, М.С. Каган, А.Л. Казин, A.C. Кармин, Л.К. Круглова, Б.Г. Соколов, Е.Г. Соколов, Ю.Н. Солонин, B.C. Степин, E.H. Устюгова, Е.Г. Яковлев.

Целью явился анализ процесса конституирования первоначальных (априорных) форм существования смысла или «различения» в культуре, а также обнаружение соответствующих им определенных' способов экспликации экзистенции, задающих основания социокультурного бытия.

Достижение цели требует решения следующих задач:

• обосновать и продемонстрировать эффективность применения «метатео-ретического» подхода в качестве метода исследования оснований культуры.

• установить сходные способы репрезентации смысла как в культуре, так и в сознании носителя данной культуры.

• исследовать генезис концепции имперского сознания в русской общественной мысли XV - XX вв.

• выявить функцию концепта империи в процессе конституирования самосознания отечественной культуры.

• проследить как функционирует и проецируется идея империи при трансформации культурной наличности.

• показать реализации идеи империи в литературе и архитектуре.

Источниковедческая база исследования:

Основные идеи философов постмодернистского направления Р. Барта, П. Бурдье, Ф. Гваттари, Ж. Делеза, Ж. Деррида, М. Фуко имели значение при определении концептуальных рамок и теоретических горизонтов исследования. Классические философские труды Августина, Ф. Гегеля, Р. Декарта, И. Канта, Дж. Локка, К. Маркса, Ф. Ницше, Платона, Плотина, Псевдо-Дионисия Ареопа-гита, Д. Юма привлекались при прояснении проблемы онтологических оснований культуры. При обращении к проблеме соотношения сознания и языка большое значение имели исследования Л. Витгенштейна, Г. Гадамера, Э. Гуссерля, П. Рикера, М. Хайдеггера. В ходе исследования методологических аспектов функционирования сознания в отечественной культуре использовались работы отечественных философов: М.М. Бахтина, В.В. Бибихина, А.Ф. Лосева, М.К. Мамардашвили, A.M. Пятигорского, П.А. Флоренского.

Исследование знака и знаковых систем проводилось на основе работ зарубежных философов Р. Барта, Э. Бенвениста, Л. Ельмслева, Ю. Кристевой, К. Леви-Стросса, Ч. Мориса, Ч. Пирса, Ф. де Соссюра, У. Эко. Проблема текста и его связи с контекстом рассматривалась при обращении к трудам отечественных мыслителей Р.Г. Баранцева, A.A. Ветрова, A.A. Грякалова, Б.В. Маркова, В.Ю. Сухачева. Большую теоретическую и методологическую значимость для философского осмысления коммуникативных процессов культуры, имели труды представителей московско-тартуской семиотической школы, - В.М. Живои ва, Ю.М. Лотмана, З.Г. Минц, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского.

При анализе мифа и мифологического сознания использовались работы: А.Н. Афанасьева, Р. Барта, В.В. Бибихина, Ж.-Ж. Вюнанбурже, Э.Я. Голосовке-ра, Э. Кассирера, К. Кереньи, А. Косарева, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Стросса, А.Ф. Лосева, A.A. Потебни, A.M. Пятигорского, Ю.М. Романенко, A.A. Тахо-Годи, О.М. Фрейденберг, Дж. Фрэзера, К. Хюбнера, М. Элиаде, К. Юнга.

Базу для исследования общих проблем культуры составили труды отечественных мыслителей Т.А. Акиндиновой, A.C. Ахиезера, B.C. Библера, В.В. Бычкова, В.М. Диановой, С.Н. Иконниковой, М.С. Кагана, А.Л. Казина, A.C. Кармина, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, Л.К. Кругловой, Ю.Н. Солонина, Б.Г. Соколова, Е.Г. Соколова, B.C. Степина, E.H. Устюговой, Е.Г. Яковлева.

Феноменологические исследования текстов русской культуры йроводились при использовании следующих материалов: 1) философских произведений русских мыслителей И.С. Аксакова, К.С. Аксакова, H.A. Бердяева, С.Н. Булгакова, Ф.М. Достоевского, В.И. Иванова, Л.П. Карсавина, И.В. Киреевского, А.Ф. Лосева, В.В. Розанова, Ю.Ф. Самарина, B.C. Соловьева, E.H. Трубецкого, С.Н. Трубецкого, Н.Ф. Федорова, П.А. Флоренского, Г. Флоровского, С.Л. Франка, A.C. Хомякова, П.Я. Чаадаева; 2) памятников древнерусской литературы («Изложение пасхалии» митрополита Зосимы Брадатого, «Послание Спиридона-Саввы», послания старца Филофея, «Сказание о князьях владимирских» и др.); 3) художественных и литературных произведений Ч. Айтматова, М.А. Булгакова, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Е. Замятина, Ю. Крижанича, М.В. Ломоносова, В.В. Маяковского, В. Маканина, Б. Пастернака, В. Пелевина, А. Платонова, Ф. Прокоповича, A.C. Пушкина, А.Н. Радищева, К. Симонова, А.И. Солженицына, В. Сорокина, Л.Н. Толстого, A.B. Фадеева и др.

При исследовании проблем интерпретации текстов архитектуры использовались работы по теории и истории архитектуры зарубежных и отечественных авторов: Р. Арнхейма, Е.А. Борисовой, А.Э. Бринкмана, H.H. Брунова, Е.В. Воробьева, 3. Гидиона, М.Я. Гинзбурга, H.A. Евсиной, Г.Б. Забелыианского, Б.М. Иофана, Т.П. Каждан, Ле Корбюзье, Г.Б. Миневрина, A.B. Муравьева, В. Паперного, П.А. Раппопорта, A.B. Рябушина, A.M. Сахарова, А.Г. Сомова, Б. Тау-та, A.A. Тиц, С.О. Хан-Магомедова, A.A. Шамаро.

Исследование отдельных моментов, связанных с проблемами интерпрета-' ции литературных произведений, проводилось при обращении к работам М.М.

Бахтина, В.Г. Белинского, В.Я. Брюсова, С.А. Венгерова, Б.М. Гаспарова, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, А.И. Овчаренко, A.M. Панченко, A.M. Пятигорского, В.В. Розанова, Н.В. Синицыной, М.А. Салминой, В.Н. Топорова, Ю.Н. Тынянова.

Для феноменологической интерпретации текстов русской культуры существенное значение имели труды по истории отечественной культуры и искусства A.C. Ахиезера, B.C. Библера, И.Э. Грабаря, М.С. Кагана, А.Л. Казина, П.Н. Милюкова, М. Рыклина, М.С. Уварова, П.А. Флоренского, H.A. Хренова позво ляющие установить связь данных текстов с ландшафтом отечественной культуры.

В ходе исследования проблемы формирования и эволюции концепции имперского сознания в русской общественной мысли XV - XX вв. также использовались труды по истории России Б.Д. Грекова, М.А. Дьяконова, К. ВалишевI ского, Н. Верта., Д.А. Волкогонова, A.C. Лаппо-Данилевского, Н.М. Карамзина, I

В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, С.Ф. Платонова, Л.Н. Пушкарева, Н.В. Синицыной, Р.Г. Скрынникова, С.М. Соловьева.

E.H. Князевой, С.П. Курдюмова, Я.И. Свирского, И. Стенгерс, И.Р. Пригожина и др., стали основаниями трактовки культуры как сложной самоорганизующейся системы.

Поскольку феномены сознания функционируют в культуре в виде символических структур, а символы являются «объектом» понимания и интерпретации, существуя в момент их восприятия, понимания, общения и социокультурной коммуникации, постольку в качестве методологического основания при теоретической концептуализации использовались методы герменевтики и феноменологии. При анализе пред-заданности, интенциональности исторического сознания использовался феноменологический подход (Э. Гуссерль). Феномено-лого-герменевтический подход М. Хайдеггера к проблеме бытия применялся при выявлении связи феноменов сознания и культуры, онтолого-герменевтический подход (Г. Гадамер, П. Рикер) - при исследовании значимых механизмов, связанных с пониманием и интерпретацией культурных текстов. Наличие креативности, заложенной в процессах передачи мысли и понимания, было теоретически обосновано В. Гумбольдтом и A.A. Потебней, что позволило рассматривать символ как амбивалентное образование, элемент мысли и элемент языка.

Семиотическая концепция Ф. де Соссюра использовалась при анализе семиотической ситуации, сложившейся в отечественной культуре. Большую теоретическую и методологическую значимость для философского осмысления коммуникативных процессов отечественной культуры имели труды представителей московско-тартуской семиотической школы, - особенно Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского, Г.В. Вилинбахова, В.Н. Топорова, В.М. Живова. Семиотические подходы Ч. Пирса и У. Эко применялись при исследовании функционирования символов в коммуникативных ситуациях.

Анализ самой герменевтической ситуации, которая, в отличие от коммуникативной ситуации, конституирована особым местом наблюдателя, локализованного «на стороне» адресата, то есть аффективно ее воспринимающего и рефлексивно понимающего, осуществлялся при обращении к ряду положений метатеоретического подхода, основы которого разработаны М.К. Мамардашви-ли и A.M. Пятигорским. Метатеоретический подход, примененный к анализу феноменов сознания и культуры, позволил сформировать основные методологические установки всего диссертационного исследования.

Научная новизна исследования состоит в следующих положениях:

• Обосновано использование категории «коррелятивное содержание» при концептуальном оформлении процессов смыслополагания в культуре (феномена интерпретации).

• В. рамках метатеоретического подхода культурно-историческая эволюция герменевтической ситуации исследуется как взаимодействие культуры и ее «наблюдателя», изменение позиции которого ведет к изменению интерпретации универсалий культуры, а потому и к, изменению семиотической ситуации в культуре.

• Использован метатеоретический инструментарий при анализе проблем русской культуры и русской философии.

Результаты исследования:

1. Обоснована и продемонстрирована эффективность применения «метатеоретического» подхода в качестве метода исследования оснований культуры.

4. Доказано, что смоделированная герменевтическая исследовательская позиция создает возможности для обнаружения сходных способов репрезентации смысла как в культуре, так и в сознании носителя данной культуры.

6. Изучен генезис концепции имперского сознания в русской общественной мысли XV - XX вв.

7. Показана роль концепта империи в процессе конституирования самосознания отечественной культуры.

8. Установлено решающее значение концепта империи при трансформации культурной наличности.

9. Показаны способы манифестации идеи империи в литературе и архитектуре.

10. Способы употребления языка в коммуникативных ситуациях (внеязы-ковые феномены) интерпретируются в качестве наличной культурной практики русской культуры.

1. Онтология сознания выступает неустранимой структурой современной парадигмы рациональности' (онтология рассматривается конструктивно - как предельная форма мыслимости и практикования, а не репрезентативно).

2. Принципы «метатеоретического» подхода могут применяться в качестве методологического основания при осуществлении сравнительного анализа и последующего синтеза феноменологической и герменевтической стратегий.

3. С точки зрения функционирования символов в структуре человеческого сознания и в познавательной деятельности; символы выступают в качестве трансцендентальных объектов, посредством которых осуществляются процессы концептуализации и категоризации, характеризующие деятельность человеческого сознания и формирование картины мира той или иной культуры.

4. С точки зрения места символов в системе коммуникации и семиозиса, символы являются интенциональными объектами, воздействуя на человеческое сознание и поведение и формируя интегративные ценности, переживаемые на экзистенциальном уровне.

5. Способы бытования символа и знака в коммуникативной ситуации аналогичны - и в том и в другом случае происходит отсылание к другому, поэтому как знак, так и символ существуют по принципу отсылания.

6. В рамках метатеоретического подхода концепт коммуникации определяет способ взаимодействия субъекта (чья идентичность и присутствие конституируются в ходе операции означивания) и объекта (означаемого концепта, т.е. помысленного смысла, подлежащего формированию или трансформированию при передаче сообщения).

7. С метатеоретической позиции категориальный аппарат философии рассматривается как язык «сознания» (определенные феномены сознания и структуры мышления), а произведение искусства - как «производящее произведение», в котором смыслы не предзаданы в авторском замысле, а устанавливаются по ходу создания самого произведения.

8. «Культурный миф» является формой опредмечивания интегративных, логически не расчлененных, экзистенциально переживаемых ценностей и функционирует в виде остенсивных или императивных форм культуры.

9. «Мифологема империи» является объективным ядром культурного мифа «Москва - Третий Рим» и функционирует в виде остенсивной формы культуры на всем протяжении русской истории и культуры вплоть до настоящего времени.

10. Мифологема империи в отечественной культуре выполняла роль универсального оператора, посредством которого конституировалась культурная наличность как таковая, а также осуществлялась онтологизация национально-государственного сознания.

11. Функционируя в культуре, мифологема империи подвергается процедуре формализации и превращается в ментальную структуру («идею империи»).

12. Особенности функционирования идеи империи в культурно-художественной практике XVIII - XX вв. связаны с тем, что данная идея наделялась конкретным значением и являлась знаком, репрезентирующим притязания власти на тотальное господство.

Научно-практическая значимость исследования: Материалы диссертационного исследования, методологические подходы и полученные результаты позволяют углубить и расширить представления об онтологических основаниях культуры как о креативной функции субъекта; составить более полное представление о механизмах и способах осуществления межкультурных коммуникаций в современных культурах, а также способствуют формированию более точного знания о стратегиях современной культурполитической деятельности. В диссертации продемонстрировано применение инструментария метатеорети-ческого подхода при изучении оснований русской культуры, при экспликации ее универсалий и инвариантов. Данные диссертационного исследования могут быть использованы в процессе преподавания общих и специальных курсов по философской антропологии, философии культуры, культурологии, теории культуры, истории культуры, истории искусства, семиотики, прикладной культурологии; при составлении и написании учебных пособий, программ и учебно-методических разработок по указанным курсам. Идеи проекта также могут использоваться при составлении экспертных оценок в анализе современной культурной и идеологической ситуации в России.

Апробация работы. Отдельные аспекты диссертационного исследования освещались на IV Российском философском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 24 - 28 мая 2005 г.), на V Российском философском конгрессе «Наука. Философия. Общество» (Новосибирск, 25 - 28 августа 2009 г.), на научных конференциях: всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого «Бренное и вечное: Прошлое в настоящем и будущем философии и культуры» (Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого, Великий Новгород, 27 - 29 октября 2003 г.), международной научно-практической конференции «VIII Царскосельские чтения» (Ленинградский государственный университет им A.C. Пушкина, Пушкин, 21-22 апреля 2004 г.), научной конференции, посвященной 10-летию РГНФ, «Проблемы развития гуманитарной науки на Северо-западе России: опыт, традиции, инновации» (Петрозаводский государственный университет, Петрозаводск, 29 июня - 2 июля 2004 г.), научно-практической конференции «Проблемы модернизации общества в зеркале философии» (Мурманский государственный педагогический университет, Мурманск, 20 - 22 сентября 2004 г.), пятой международной научной конференции «"Свое" и "чужое" в культуре народов Европейского Севера (Петрозаводский государственный университет, Петрозаводск, декабрь 2005 г.), всероссийской научной конференции с международным участием «Бренное и вечное: социально-мифологические и политософские измерения идеологии в "массовых обществах"» (Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого, Великий Новгород, 9-10 октября 2007 г.), четвертой международной конференции «Человек в современных философских концепциях» (Волгоградский Государственный университет, Волгоград, 28-31 мая 2007 г.), международной конференции Дни Петербургской философии - 2007: круглый стол «Философия культуры и культурология: вызовы и ответы» (Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, 2007), международной конференции Дни Петербургской философии - 2008: форум «Человек как творец и творение культуры» (Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, 2008), международной конференции Дни Петербургской философии - 2009: форум «Игровые практики культуры» (Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, 2009).

Материалы исследования использовались при чтении следующих общих и специальных курсов (Петрозаводский государственный университет 2002 -2009 гг.): «Философия», «Философская антропология», «История и философия науки», «Логика».

Гл. I. Исследование проблем сознания и культуры в контексте феноменологической парадигмы

Заключение научной работыдиссертация на тему "Феноменологическая стратегия исследования оснований культуры"

Заключение

Феноменологическая стратегия позволяет исследовать проблемы сознания и культуры, а также выявить принцип образования и функционирования структур сознания, рассматриваемых в измерении их собственного - формального -существования, несводимого к содержанию сознания. В качестве таких - одномоментно и онтологических, и феноменологических — структур в данном подходе выступают символы. Символы понимаются как формы, обладающие свойством обозначать сами себя. Содержания символов не могут быть выявлены отдельно от самих явлений, и потому символы принципиально не могут быть эксплицированы. Таким образом, обращение к символическому характеру организации культуры становится условием рассмотрения онтологических параметров ее строения.

Поскольку в процессе эволюции человеческой культуры происходит взаимодействие позиции наблюдателя культуры и ее носителя, процесс интерпретации символа становится процессом культурной саморефлексии, изменяя тем самым природу символических форм. Поэтому теоретическая интерпретация символа во взаимодействии с интерпретацией его семантики и эмоционального восприятия, составляет неотъемлемую часть собственно культурного символизма. Построение теории символа предполагает взаимосвязь историко-культурного и теоретического исследования. Разделение позиции носителя культуры и ее наблюдателя и определение предмета исследования как исторически изменяющейся герменевтической ситуации дает возможность рассмотреть закономерности процесса изучения символа, а также многообразия его интерпретаций, обусловленного исторически подвижной локализацией позиции наблюдателя. Взаимодействие позиции носителя культуры и ее наблюдателя, часто инкорпорированных друг в друга в сознании одного человека, представлено в работе в виде ситуации понимания сознания.

Ситуация понимания сознания, т.е. появления смысла, задается определенными обстоятельствами - а именно ситуацией отнесения. Там и только там возникает смысл, где нечто отнесено к другому, где само это отнесение становится существующим, данным. Понимание сознания не мыслимо без воспроизведения самой ситуации отнесения - отнесения к не пониманию, отнесения к правилам. Обращаясь к принципу отнесения можно объяснить природу языка и самой социальности. Постоянные отсылки, постоянное различение есть и неесть, сущего и бытия, наличности и смысла — порождает такой специфический феномен как целостность бытия. В этой связи уместно говорить об онтологическом принципе обоснования языка, смысла и понимания. Согласование между смыслом и его выражением, между языком и поведением, между объяснением и пониманием устанавливается на уровне «форм жизни», экзистенциальных ситуаций и предполагает не только отнесение к объекту, но и активность субъекта. Априорное основание согласования отсутствует, его «место» занимает последний аргумент, который выражаются в демонстрации своего бытия - «Вот так я действую!». Остенсивная форма - форма демонстрации — является одновременно и фрагментом бытия, и знаком, и толкованием его смысла. Априорные основания бытия- замещаются безгранично протяженной паутиной отношений, в которых и коренится понимание. Язык, понимание и «формы жизни» (практики, действия в обстоятельствах) совпадают. Это и является онтологическим основанием признания правомочности понимания знака (правила, проекта, модели, образца и т.п.), как для носителя культуры, который эти знаки и правила использует или создает, так и для исследователя, который их изучает. Понимание сознания тогда есть не что иное, как выявление различия между утверждением и теми социальными практиками, которые дают остенсивной форме значение.

С целью выявления символических форм, являющихся механизмом организации ситуации понимания, а не ее объектным описанием вводится понятие структура сознания. Под структурой сознания понимается устойчивый образ коллективного сознания, который воплощается в символической форме и безошибочно опознается носителями культуры посредством этой формы. Содержание структуры сознания в культуре может как символизироваться, так и идеологизироваться. Символом структура сознания является тогда, когда она является результатом сращения познавательного действия с его конкретным объектом. Псевдосимволом структура сознания становится тогда, когда ее содержание получает культурную интерпретацию, стирающую постепенно различие между наличностью и смыслом. Процессы символизации и десимволизации в культуре коррелятивны, поэтому неправомерен вопрос о том, является ли символ структурой сознания или некоторой реальной вещью, наделенной символическим смыслом: символ представляет собой категорию, обозначающую диспозиционное отношение. Поскольку актуализация символики и ее теоретического осмысления наиболее интенсивно происходит в культурах переходного типа, в работе основное внимание уделяется русской культуре, безусловно относящейся к вышеназванным.

В ходе исследования была предпринята попытка проследить работу русского сознания во времени, начиная с момента формирования российского национального сознания. Наиболее значимой проблемой в процессе самопознания российской нации является проблема осмысления места России в мире. Представляется, что русское сознание пыталось решить эту проблему путем обращения к такой символической структуре, как мифологема империи, посредством которой русский национальный дух пытался самоопределиться и заявить о себе миру. Данная мифологема оформляется в русском самосознании на рубеже XV - XVI веков и объективируется в культуре в виде концепции «Москва -Третий Рим».

Мифологема империи рассматривается в качестве феномена сознания, обозначающего интенцию сознания к сакрализации национально-государственного бытия. Понимание данного феномена осуществляется нами в горизонте феноменологии М. Хайдеггера, и сближается с пониманием символа в русской метафизической мысли, прежде всего, в философии Флоренского и Лосева. В этом контексте феномен сознания рассматривается, с одной стороны, как форма сознания, обладающая субъектностью, смыслоразделительной функцией и смысловым единством. С другой стороны, данный феномен также понимается как символ, обладающий способностью наполняться конкретным содержанием, т.е. становиться интенциональным объектом. В этом смысле символ рассматривается в качестве точки пересечения ноумена и феномена, трансцендентного и имманентного. Антиномичность мифологемы империи, сопрягаемая с антино-мичным характером символов, позволяет наделять этот символ онтологическим статусом. На основе принципа взаимодополнительности вышеизложенных подходов, в ходе исследования формулируется вывод о том, что мифологема империи есть одновременно как трансцендентальный объект, так и интенциональ-ный объект. Исходя из такой логики рассуждений, мифологема империи понимается условием конституирования инстанции субъекта и, вместе с тем, может рассматриваться в качестве способа ее разрушения. В этом смысле мифологема' империи рассматривается как символ национального сознания, обращение к которому позволяло русскому сознанию осуществлять и акты понимания себя самого, и акты коммуникации отечественного национального сознания с другими культурами.

Формирование мифологемы империи стало результатом обращения русского сознания к мифотворчеству. В результате в русском сознании определяется специфический образ себя, сопоставимый с духовным пространством мира.

Вместе с тем, в русской культуре XIX века наблюдается зарождение рефлексивной зоны воспроизводимости сознания, связанное с процессом становления философии в России. В контексте русской религиозно-ориентированной философии мифологема империи трансформируется в «русскую идею», которая оказывается наиболее приспособленной к специфике национального сознания. Можно считать, что «русская идея», в отличие от мифологемы империи, становится предметом рефлексии русского сознания над собой. В этой связи «русская идея» рассматривается нами не только как феномен отечественного национального сознания, но, прежде всего, в качестве концепта. «Русская идея» обозначает структуру сознания, являющуюся формой рефлексивных актов сознания, несвязанных с содержанием этих актов. Таким образом, «русская идея», с одной стороны, выступает результатом индивидуального мышления, но, с другой, является условием творчества русского сознания, периодически проявляющим себя в деле проблематизадии своего онтологического положения.

Практика осмысления русским сознанием своего места в мире должна разрабатываться путем выстраивания коррелятивных отношений между рефлексивными и интенциональными актами. В контексте такой практики осуществляется периодичность постоянных феноменологических сдвигов, когда феномены сменяются концептами, а концепты - феноменами. Иными словами, речь идет о развитии такой способности, как способность осуществления рефлексии русского сознания по отношению к самому себе, когда оно выявляет меру и степень содержания своего «я» в «другом». Именно такая практика способна стать основой сознательно-понимательного опыта.

Анализ процесса объективирования мифологемы империи в русской культуре XV - XX вв. показал, что в результате культурной обработки, мифологема империи превращается в идею империи и начинает функционировать в форме ментальной конструкции русского сознания. Трансформация идеи империи, наблюдаемая в семиосфере русской культуры в XVIII веке и в начале XX века, связана со следующими причинами. В петровскую эпоху идея империи является парадигмой власти, обладающей сакральным статусом. Понимаемая в качестве высшей ценности, данная структура задает направление развитию всей культуры. В данный период идея империи функционирует в качестве вторичной структуры, так как она наделена конкретным значением и не соответствует интенции русского сознания. В культуре советского периода идея империи также функционирует в качестве структуры, образованной вторичными моделирующими системами, являясь знаковой структурой, сформированной на уровне коллективного бессознательного. В контексте данной культуры идея империи, выступает инструментом метафизического насилия власти и выражает притязания последней на тотальность.

Рассматривая процесс функционирования идеи империи в отечественной культуре, следует отметить, что она становится высшей ценностью и объектом эстетического наслаждения. Идея империи функционирует на уровне менталь-ности отечественной культуры и выражает повседневный образ коллективного бессознательного; не отрефлексированного и не систематизированного посредством целенаправленных умственных усилий людей. Идея империи - это не порожденная индивидуальным сознанием и завершенная в себе духовная конструкция, а концепт, на основе которого осуществляется восприятие ряда идей определенной социальной средой, т. е. такое восприятие, которое бессознательно и бесконтрольно видоизменяется, искажается и упрощается. Это было связано с интенциональной установкой осмысления частных аспектов в категориях общего, когда происходит принципиальный отказ от индивидуального мышления: •

Сопоставляя! мифологему империи и идею империи, можно сделать вывод о том; что данные структуры сознания могут рассматриваться в качестве двух различных вариантов «кода» развития отечественной культуры: Речь идет о выборе принципиальной ориентации культуры: либо на творчество, либо на тотальность. Эти установки тесно связаны с такими установками сознания, как настроенность либо на сознательно-понимательный опыт, либо не предельную семиотизацию социальной действительности. Существование самого этого вопроса принципиально важно для русского национального мышления, поскольку само бытие России в мире понимается отечественным сознанием как бытие в становлении, в процессе чего допускается свободная творческая, интерпретация неких первичных текстов и эстетических форм. I

302

Список научной литературыКлюкина, Людмила Александровна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Августин А. Исповедь / Августин А. М.: Канон +, ОИ "Реабилитация", 2000.

2. Акиндинова Т.А. Опыт эстетической аналитики социокультурного ритма в истории: различие и повторение / Т.А. Акиндинова // Социальная аналитика ритма. Сборник материалов конференции. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. - С. 7 - 16.

3. Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? / И.С. Аксаков. -М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2002.

4. Аксаков К.С. О русском воззрении / К.С. Аксаков // Русская идея / сост. и автор, вступ. статьи М.А. Маслин. М.: Республика, 1992. - С. 111 -112.

5. Алексеев П.В. Философы России XIX XX столетий / П.В. Алексеев. -М.: Академический проект, 2002.

6. Анисимов Е.В. Государственные преобразования и самодержавие Петра I. /Е.В. Анисимов. СПб., 1997.

7. Антология мировой философии: В 4 т. М., 1969. - Т.1. Ч. 1.

8. Анциферов Н.П. «Непостижимый город.» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина / Н.П. Анциферов. СПб., 1991.

9. Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1975. - Т. 1.

10. Арнхейм Р. Динамика архитектурных форм / Р. Арнхейм. М., 1984.

11. Арсеньев В. О церковном иконописании / В. Арсеньев // Философия русского религиозного искусства XVI XX вв.: Антология. - М.,1993. Вып.1. - С. 140 - 144.

12. Атаров Н.С. Дворец Советов / Н.С. Атаров. М.: «Московский рабочий», 1940.

13. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: в 3 т. / А.Н. Афанасьев. М., 1865. - Т. 1.14.