автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему:
Флористическая лексика в лирике С. Есенина

  • Год: 2011
  • Автор научной работы: Камаль Альдин Зэйнаб Сафуан
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Воронеж
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.01
Диссертация по филологии на тему 'Флористическая лексика в лирике С. Есенина'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Флористическая лексика в лирике С. Есенина"

На правах рукописи

4845630

Камаль Альдин Зэйнаб Сафуаи

Флористическая лексика в лирике С.Есенина

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 2 МАЙ 2011

Воронеж-2011

4845636

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Чарыкова Ольга Николаевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Загоровская Ольга Владимировна кандидат филологических наук Ревякина Татьяна Леонидовна Ведущая организация: Воронежский государственный

архитектурно-строительный университет

Защита состоится « 19 » мая 2011г. в 13.30 на заседании диссертационного совета Д 212.038.07 в Воронежском государственном университете по адресу: 394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, аудитория 85.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан апреля 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор 1 Н.М.Вахтель

Художественный текст является отражением индивидуально-авторской картины мира, которая представляет собой сложный феномен, совмещающий национальные и индивидуальные черты. Каждый поэт по-своему воспринимает мир и выделяет наиболее важные с его точки зрения объекты, используя для их номинации определённые лексические единицы, которые можно рассматривать в качестве ключевых слов. В творчестве С.Есенина в число таких единиц входит лексика, содержащая семантический компонент «растение».

В арабском мире (и, в частности, в Ираке) существует давний интерес к поэзии С.Есенина. Его стихи переводили, например, такие переводчики, как Амжед Хамид Фархан и Хасаб Аль-Шейх Джафар из Ирака, Ибрахим Истамбулы из Сирии. Однако количество произведений, переведённых на арабский язык и изданных в Ираке, сравнительно невелико. Это цикл «Персидские мотивы» и 43 отдельных стихотворения. Можно предположить, что избирательный подход к переводимым стихам и их небольшое количество обусловливается в числе прочих причин трудностями передачи арабскому читателю этнокультурных и индивидуально-авторских особенностей поэтического мира С.Есенина (в том числе и связанных с образами растений).

В российских исследованиях, посвященных творчеству С.Есенина, растительные образы в его произведениях рассматривались в значительном количестве литературоведческих работ, например: Базанов 1982, Верещагина 1998, Волков 1976, Выходцев 1978, Гулин 2001, Журавлёв 2005, Занковская 2002, Зуев 1995, Карпов 1978, Кравцов 1978, Марченко 1972, 1986, Михайлов 1978. Наумов 1985, Никонова, Глебова 1999, Овчинников 1992, Прокушев 1975, Савушкина 1978, Сидельников 1972, Солнцева 1997, С Танеева 1992, Трубина 1998, Труниц 1998, Эпштейн 1990, Юшин 1969 и множество других.

Однако лингвистические аспекты репрезентации растительного мира в художественном восприятии поэта не получили достаточно полного освещения в современной научной литературе, поскольку рассматривались лишь некоторые его фрагменты. В частности, объектом научного интереса были такие аспекты, как флористическая метафора (Мусаева 2005), использование С.Есениным диалектных номинаций растений (Демидова 2006, Жбанкова 1980), особенности употребления номинаций отдельных растений (Артемьева 2004) или группы растений (Титова 2005).

Отсутствие исследований, посвящённых комплексному изучению лексических единиц растительной семантики в поэзии С.Есенина с учётом её восприятия иракским носителем арабского языка, обусловливает актуальность данного исследования.

Объектом исследования является флористическая лексика в поэзии С.Есенина.

Предмет - лсксико-семантические и функциональные особенности флористической лексики как средства репрезентации индивидуально-авторской картины мира С.Есенина.

Целью данной работы является выявление роли флористической лексики в репрезентации индивидуально-авторской картины мира С.Есенина и в восприятии этой картины мира иракским носителем арабского языка.

Данная цель определила следующие задачи:

1) выявить корпус лексем растительной семантики в лирике С.Есенина и определить их семантические группы;

2) проанализировать специфику использования этих лексических единиц в произведениях С.Есенина;

3) выявить лексемы, выражающие наиболее значимые в художественной картине мира С.Есенина образы растений;

4) определить факторы, обусловливающие особенности восприятия лексем растительной семантики в поэзии С.Есенина иракским носителем арабского языка

Материал и методика исследования

Источником практического материала послужило собрание сочинений С.Есенина в 5-ти томах (М: ГИХЛ, 1960 - 1962). Методом сплошной выборки из поэтических произведений С.Есенина было выделено 1500 контекстов, включающих флористическую лексику.

Для решения поставленных задач в работе применялись следующие методы: описательный, сопоставительный, метод контекстуального анализа, элементы компонентного анализа. Использовался также приём количественного анализа.

Научная новизна

Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые представлен комплексный анализ флористической лексики в поэзии С.Есенина и выявлена её роль в репрезентации индивидуально-авторской картины мира поэта и восприятии её иракским носителем арабского языка.

Теоретическая значимость исследования

Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования расширяют и углубляют современные представления о способах лексической репрезентации художественной картины мира, о соотношении в ней национальных и индивидуальных компонентов и факторах, обусловливающих специфику восприятия художественной картины мира носителем другого языка.

Практическая значимость

Практическая значимость работы состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы при исследовании флористической лексики в творчестве других художников слова, в спецкурсах по лексикологии, в практике преподавания лингвистического анализа текста, при изучении творчества С. Есенина в арабской аудитории как материал для лингвокультурологического комментария.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Флористическая лексика выполняет в произведениях С.Есенина значимую функциональную нагрузку. Количественный состав и лексико-семантические группы фитонимов, частотность употребления номинаций определённых растений, специфика связанных с ними национальных и индивидуальных ассоциаций являются важными средствами выражения индивидуально-авторской картины мира С.Есенина, а следовательно, играют важную роль в её восприятии читателем и адекватности интерпретации.

2. Фитонимы, выступая в качестве средств локальной, темпоральной, эмотивной, этнографической, культурной и индивидуально-авторской индикации, служат репрезентантами не только эксплицитной, но и имплицитной информации, декодирование которой позволяет интерпретировать текст в максимальном соответствии авторскому замыслу.

3.Неадекватность интерпретации поэтических образов С.Есенина, в структуру которых входят наименования растений, а следовательно, и неадекватность постижения иракским носителем арабского языка авторской интенции может быть обусловлена такими факторами, как: а) природно-климатические (наличие или отсутствие номинируемого растения на территории проживания носителя арабского языка и, соответственно, знаний о его свойствах); б) этнобоганические (совпадение или различия в восприятии растения носителями русского и арабского языков, порождающие этноспецифичные коннотации); в) специфика и сложность индивидуально-авторских образных ассоциаций.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на межрегиональных научно-методических конференциях «Культура общения и её формирование» (Воронеж 2009, 2011) и отражены в шести публикациях, в том числе в издании, рекомендованном ВАК РФ. Диссертация обсуждена на кафедре общего языкознания и стилистики Воронежского госуниверситета.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, определяется объект и предмет исследования, формулируются цель, задачи, характеризуется материал, описываются методы, раскрывается новизна, теоретическая и практическая значимость работы, приводятся основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе (Теоретические основы изучения лексики как средства репрезентации индивидуально-авторской модели мира в поэтическом тексте) излагаются общетеоретические основы исследования и рассматриваются следующие базовые понятия: «картина мира», «языковая картина мира», «художественная картина мира», «индивидуально-авторская картина мира».

Под термином «картина мира» понимают упорядоченную совокупность знаний о действительности, сформировавшуюся в общественном (групповом,

индивидуальном) сознании (Попова, Стернин 2002: 4). В отечественной науке принято разграничивать «концептуальную модель мира» (КММ) и «языковую модель мира» (ЯММ). Концептуальная (когнитивная) картина мира существует в виде концептов, образующих концептосферу народа, языковая картина мира -в виде значений языковых знаков, образующих семантическое пространство языка.

Художественная картина мира, по определению Л.О. Бутаковой, это «эстетически и коммуникативно значимое субъективно-объективное отображение динамической системы представлений, знаний и мнений об окружающей действительности в форме художественного текста». Языковая и художественная картины мира формируются в сознании с помощью «посредников», причем художественная картина мира может быть опосредована дважды - языком и индивидуально-авторской картиной мира.

Специфика индивидуально-авторской картины мира обусловлена не только индивидуальностью мировосприятия, но и тем, что в сознании художника слова преломляется и творчески трансформируется национальная картина мира.

Индивидуальная модель мира автора находит свое отражение на всех уровнях иерархически организованной структуры текста и обусловливает отбор именно таких элементов, которые по своим языковым свойствам являются наиболее действенными для отражения авторского понимания действительности, а также для реализации прагматических установок текста.

Представление художника слова о мире отражается прежде всего на лексическом уровне, то есть в частотности и особенностях использования в художественном произведении различных семантических групп лексики.

Во второй главе (Лексика, включающая семантический компонент «растение», в художественной картине мира С.Есенина) анализируются лексические единицы растительной семантики, используемые С.Есениным в текстах его поэтических произведений. Выявленные лексемы по общности значения распределяются на следующие семантические группы: древесные растения, травянистые растения, плоды.

Первый раздел посвящен анализу самой многочисленной группы -древесных растений. В этой группе в свою очередь выделяются следующие подгруппы: а) лексемы, номинирующие целое древесное растение; б) лексические единицы, называющие часть древесного растения; в) лексические единицы, называющие совокупность древесных растений.

К числу древесных растений в ботанике относят деревья и кустарники. Хотя в поэзии С.Есенина более полное отражение получил мир деревьев, родовое понятие «дерево» употребляется редко (7 контекстов), гипероним «куст» является более частотным (21). Существительное дерево в устаревшей форме {древо) встречается в контекстах, апеллирующих к сакральной символике, например: Он смуглой горстью меж тихих древ / Бросает звезды -озимый сев. Кроме того, в художественном мире С.Есенина дерево часто олицетворяется (Деревьям, в зелень разодетым) или используется для образной характеристики лирического героя посредством включения

номинирующего его фитонима в структуру сравнения или метафоры: Скоро белое дерево сронит головы моей жёлтый лист; Как дерево роняет тихо листья, так я роняю грустные слова; Я хотел бы стоять, как дерево, при дороге на одной ноге. Следует отметить, что у носителя арабского языка эти индивидуально-авторские образы могут вызвать ассоциации, вступающие в противоречие с авторской интенцией, поскольку в арабской культуре дерево соотносится с весельем или подаянием. Интерференция смысла «веселье» исказит в первых двух примерах восприятие образа лирического героя, окрашенного в грустные тона, а интерференция смысла «подаяние» может обусловить интерпретацию последнего примера как стремление лирического героя просить или подавать милостыню.

Аналогичное явление наблюдается в художественном мире С.Есенина и при использовании лексемы куст. Поэт употребляет данную лексическую единицу для метафорической номинации головы и волос (Ах, увял головы моей куст; Облетает моя голова, / Куст волос золотистый вянет). Он очеловечивает это растение, воспринимая его как близкого друга (Я хотел бы под конские храпы / Обниматься с соседним кустом), более того, лирический герой С.Есенина готов и сам перевоплотиться в куст, слившись с дорогой его сердцу природой: «Хоть бы стать мне кустом у воды».

В остальных случаях используются наименования деревьев и кустарников конкретного вида, которые могут быть представлены по степени убывания частотности употребления: берёза - 59, ива - 17 (верба - 9, ветла - 6, ракита - 4) - всего 36, клён (20), липа (17), ель - 17, черёмуха (16), осина (14), сосна (13), рябина (12), дуб - 12, тополь (10), яблоня - 8, сирень - 5, калина (4), вишня - 2, кедр (2), вяз (2), каштан (1), ольха (1), можжевель (можжевельник) (1), олеандр (1), кипарис (1).

Носителю арабского языка известны не все разновидности этих растений. В частности, в Ираке такие древесные растения, как берёза, вишня, калина, черёмуха, не встречаются. Поэтому данные фитонимы указывают на ту часть земного шара и ту климатическую зону, где возможно их произрастание, то есть являются средством выражения художественной информации о том, что лирическое событие происходит в определённом географическом регионе. Следовательно, фитонимы в поэзии С.А. Есенина дают читателю пространственные ориентиры, то есть являются локальными индикаторами.

Отсутствие в сознании носителя арабского языка знаний о том, как выглядят эти растения и какие имеют свойства, затрудняет процесс восприятия поэтического текста С.Есенина. Однако одно из переносных значений слова берёза упоминается в Коране, и данное дерево имеет в арабской культуре определённую символику.

В поэтическом мировосприятии С.Есенина образ берёзы занимает центральное место. Не случайно он появляется в самом первом опубликованном стихотворении поэта. Берёза в художественной картине мира С.Есенина является символом России. Об этом свидетельствуют, например, следующие употребления: ...берёзовая Русь; Эх, берёза русская!; Я покинул

родимый дом, / Голубую оставил Русь./ В три звезды березняк над прудом / Теплит матери старой грусть.

Лирический пейзаж в поэзии С.Есенина очень часто включает берёзу в качестве одного из важных компонентов русской природы, причём данный фитоним в разных контекстах выполняет функцию не только локальной, но и темпоральной индикации, поскольку берёза изображается в разное время года: Белая берёза под моим окном /принакрыласъ снегом, точно серебром (зима); Я помню осенние ночи, / берёзовый шорох теней...(осень); И страна берёзового ситца / Не заманит шляться босиком...{лето). Это дерево, как правило, вызывает у лирического героя ассоциации светлого, радостного характера: Здравствуй, златое затишье, / с тенью берёзы в воде!; Милые берёзовые чащи! Отговорила роща золотая / Берёзовым весёлым языком...

Чаще всего берёза ассоциируется с красивой, весёлой и нарядной девушкой: Берёзки! / Девушки-берёзки!; Зелепокосая, / В юбчонке белой / стоит берёза над прудом.; Улыбнулись сонные берёзки / Растрепали шёлковые косы; под берёзкою-невестой; на берёзках висят галуны; серьги звонкие повесила; меж берёз кудрявых бус; под косницами берёз.

Такое восприятие основывается на народно-поэтических воззрениях. По данным Е.Наумова, в народном творчестве часто встречается условно-символическое обозначение деревьев, и берёза символизирует девичью чистоту. Поскольку в русском национальном сознании образ берёзы имеет этноспецифические коннотации, можно утверждать, что называющий это дерево фитоним выступает в качестве этнографического индикатора, актуализируя данную информацию в сознании читателя.

Вероятно, такая символика берёзы обусловливается белым цветом её коры, поскольку белый цвет во многих культурах ассоциируется с чистотой и невинностью.

Не является исключением и арабская культура, в которой берёза означает целомудрие и ассоциируется с образом Девы Марии. Второе значение данной лексемы в арабском языке - «подвижник-отшельник, изнуряющий себя лишениями и молитвами во имя служения богу». То есть берёза в языковом сознании арабов ассоциируется со святостью.

В русском фольклоре и русском национальном сознании ассоциация берёзы с девушкой лишена сакральных мотивов. А в поэзии С.Есенина образ девушки-берёзки даже обретает конкретные телесные черты. Лирический герой выделяет в её облике и называет определённые части тела: стан (Я навек за туманы и росы / Полюбил у берёзки стан...), грудь (Зелёная причёска, /Девическая грудь...; Уж и берёза! / Чудная...А груди...), колени {За голые колени / Он (пастух) обнимал меня (берёзку), ноги {Тот почти берёзке каждой / Ножку рад поцеловать).

Лирический герой С.Есенина, олицетворяя берёзу, воспринимает её как земную женщину и обращается с ней соответствующим образом, выражая свои чувства просто, а иногда и по-крестьянски грубовато: Отрок-ветер по самые плечи / заголил на берёзке подол...; Так и хочется к сердцу прижать / Обнажённые груди берёз!; Как жену чужую, обнимап берёзку...

С позиции представителя арабской культуры такие действия могут быть восприняты как святотатство, как осквернение чистоты. Поэтому стихи С.Есенина могут оказать па носителя арабского языка воздействие, противоположное авторской интенции. Адекватное восприятие представителем арабской культуры образа берёзы в лирике С.Есенина невозможно не только и не столько в силу отличий в этноспецифических коннотациях данной лексемы в русском и арабском языках, а главным образом в силу специфики индивидуально-авторских коннотаций. Следовательно, можно говорить о том, что в рамках образной системы С.Есенина фитонимы выступают и в функции индикаторов индивидуалыю-авторских признаков образа этого растения.

Второе место по частотности употребления занимает в художественной картине мира С.Есенина дерево, разновидности которого номинируют лексемы ива, верба, ветла, ракита. Оно очень часто наделяется антропоморфными признаками, например: Заслонили вётлы сиротливо / Котиками мёртвые жилища. Олицетворение осуществляется посредством употребления слов косник (лента или тряпочка, вплетенная в косу) и сиротливо, то есть деревья ассоциируются с девушками.

Подобные ассоциации прослеживаются и в других примерах: Наклонивши лик свой кроткий, Дремлет ряд плакучих ив; Седые вербы у плетня/ Нежнее головы наклонят; плачут вербы; встретил вербу и напевал ей песни; Только ивы над красным бугром/ обветшалым трясут подолом; древесные бёдра ив. Часто данное дерево в мировосприятии поэта приобретает коннотации религиозного характера: В зелёной 11еркви за горой, / Где вербы чётки уронили...; И вызванивают в чётки / Ивы — кроткие монашки.

Таким образом, С.Есенин, опираясь на общенародное восприятие ивы как печальной женщины (совпадающее с восприятием носителя арабского языка), даёт индивидуально-авторские интерпретации национального образа. Кроме того, в его стихах встречается и вступающее в противоречие с восприятием данного дерева носителем арабской культуры уподобление ивы животному, когда поэт называет её листья «ивняковым помётом». Поэтому при восприятии образа ивы иракским носителем арабского языка максимальная адекватность декодирования возможна только в контекстах, где релевантной является этнографическая индикация (плачут вербы). Индивидуально-авторская индикация вызывает у арабского читателя трудности, а в некоторых случаях вообще не может быть адекватно интерпретирована в силу сложности постижения носителем другой культуры специфики художественного мышления С.Есенина.

Ель в поэтическом мировосприятии С.Есенина тоже может олицетворяться, приобретая женские черты: Пригорюнились девушки-ели...; Тёмным елям снится /гомон косарей; Никнут ...ели и кричат ему «Осанна».).

Это дерево может получать и коннотации сакрального характера (Ели словно купина...; в елях крылья херувима; ...господь на ёлочке / в аистовом гнёздышке /качался; запах ладана от рощи ели льют...). В данных контекстах фитоним ель выполняет функцию не только локальной и индивидуально-авторской, но и культурной индикации, поскольку, помимо указания на место

произрастания и индивидуально-авторское восприятие, актуализирует аспекты, связанные с христианской религией, восходящие к таким памятникам мировой культуры, как «Библия» и «Евангелие». Но для носителя арабского языка указанные культурные аспекты нерелевантны. По данным имеющихся источников, в его сознании существуют прежде всего ассоциации, связанные с елью как атрибутом праздника, которые входят в противоречие с есенинскими образами, основанными на религиозных коннотациях. Понятным для представителя арабской культуры будет только образ, связанный с ладаном, поскольку в исходном значении это «ароматическая древесная смола, получаемая с деревьев, растущих в Йемене и Омане». Но и в этом случае адекватность восприятия может быть неполной, так как в арабской культуре ладан используют не только при исполнении религиозных обрядов и ситуациях, связанных со смертью, но и при совершении брачного обряда.

Кроме того, острые верхушки и колючие иглы елей ассоциируются в художественном мире С.Есенина с колющим оружием (Роща грозится еловыми пиками; Ели, словно копья, уперлися в небо) и гребнем (В тёмной роще заряница / Чешет елью прядь волос). И эти образы также вступают в противоречие с восприятием ели как праздничного дерева и могут обусловить неадекватность их интерпретации носителем арабского языка.

Женские черты другого хвойного дерева - сосны - проявляются в индивидуально-авторской картине мира С.Есенина в том, что она предстаёт в его стихах с головой, на которую наброшены косынка, платок или покрывало: Словно белою косынкой / Подвязалася сосна; Виснет темь, как платок, за сосной; ...наряжали сетки хвойные / в покрывала златотканые. Применительно к первому контексту можно говорить и о темпоральной индикации, потому что «белая косынка» - не что иное, как снег, покрывающий сосновые ветки. Это дерево известно носителю арабского языка, но неадекватность восприятия им индивидуально-авторских образов С.Есенина в числе прочих причин может быть обусловлена тем, что в арабском менталитете сосна ассоциируется с такими качествами, как сила и стойкость, которые в есенинской картине мира не актуализируются.

Как девушка в нежном кружевном наряде («белой накидке») воспринимается С.Есениным черёмуха, которая «ветви золотистые, что кудри завила», «машет рукавом». В художественном мире поэта цветы черёмухи ассоциируются со снегом (Сыплет черёмуха снегом, черёмуховая вьюга, как метель, черёмуха), а снег - с её цветами (Теперь у нас зима <...> Как будто кто черёмуху качает и осыпает снегом у окна). Иногда это дерево может вызывать у поэта сакральные ассоциации: «...кадит черёмуховый дым», «кайся нивам и черёмухе». Однако чаще черёмуха в его индивидуально-авторской картине мира ассоциируется с весной, молодостью, любовью и их быстротечностью (в нежном шелесте черёмух раздавалось: «Я твоя»; всё равно любимая отцветёт черёмухой; цвет черёмух в глаз беречь).

В силу того, что данное дерево в Ираке и в большинстве стран арабского мира не растёт, а также вследствие сложности и специфики индивидуалыю-

авторских коннотаций образ черёмухи является одним из наиболее трудных для представителя арабской культуры.

Близкие ассоциации вызывает у поэта сирень, и когда он говорит «души сиреневая цветь», то имеет в виду всё самое лучшее и светлое, связанное с молодостью, её радостями и надеждами. В арабской культуре сирень ассоциируется с чувством первой любви и нежностью. Поэтому данный есенинский образ близок носителю арабского языка и может быть интерпретирован максимально адекватно авторской интенции. Следует отметить, что в контекстах, описывающих цветение растения, обязательно осуществляется темпоральная индикация лирического события или переживания (черёмуха и сирень цветут в мае).

С молодостью и несбывшимися надеждами ассоциируется у С.Есенина и липа: И недаром в липовую цветь /вынул я кольцо у попугая / В знак того, что вместе нам сгореть. Но любовь прошла, остыла (Отцвела моя белая липа), и цветы превратились в снежинки. Важно отметить, что в арабской культуре липа имеет негативные коннотации, связанные с её бесполезностью (цветёт, но плодов не даёт), что является предпосылкой неадекватности восприятия авторского образа носителем арабского языка.

В случае, когда биологическое состояние описываемого растения указывает на определённое время года, называющие это растение фитонимы могут также служить индикаторами эмоционального состояния лирического субъекта, так как в поэтической картине мира весенний расцвет природы ассоциируется с радостью, ожиданием любви и её началом, лето - с расцветом чувств, осень - с грустью, разочарованием, зима - с охлаждением и утратой любви. Вот, например, как соотносится эмоциональное состояние лирического героя с состоянием природы в следующих контекстах:

Сегодня цветущая липа / Напомнила чувствам опять, / Как нежно тогда я сыпал /цветы на кудрявую прядь.

Любить лишь можно только раз. / Вот оттого ты мне чужая, / Что липы тщетно манят нас,/В сугробы ноги погружая.

Ведь знаю я и знаешь ты, / Что в этот отсвет лунный, синий /На этих липах не цветы-/На этих липах снег да иней.

Этот приём - использование образа растения для выражения эмоционального состояния лирического героя - один из наиболее частотных в идиостиле С.Есенина, и поэтому правильность интерпретации поэтических образов, в структуру которых входят наименования фитонимов, является необходимым условием адекватности постижения читателем авторской интенции.

С любовью в поэтическом мировосприятии С.Есенина связан и образ калины. По наблюдениям А.А.Потебни, в русском национальном сознании «калина - символ девства, красоты и любви». Есенинская метафора «любовь-калинушка» основана на сложной цепи ассоциаций. Калина имеет красивый красный цвет и горьковатый вкус. И в любви совмещаются, соединяются радостные и горестные моменты. Следовательно, фитоним калина в приведённом контексте является индикатором локальной, темпоральной,

этнографической и индивидуально-авторской информации, актуализируя данный комплекс смыслов в сознании реципиента. Но для иракского носителя арабского языка декодирование этой информации связано с значительными трудностями.

Осина и рябина в художественном мире С.Есенина тоже могут наделяться человеческими качествами. В его мире «тощие» осины могут «заглядеться в розовую водь», лирический герой испытывает к ним тёплые, почти родственные (Здравствуй, мать, голубая осина!), а иногда и сакральные чувства (молюсь осинам). По имеющимся данным, это дерево в арабском мире не имеет этноспецифичных коннотаций. Что же касается поэзии С.Есенина, то фитоним осина в его художественной системе является средством индикации главным образом индивидуально-авторских признаков.

Рябина в поэзии С.Есенина в соответствии с традициями народной поэтики может ассоциироваться с одинокой женщиной (Не от холода рябинушка дрожит), но основные метафоры, связанные с рябиной и обусловленная цветом её ягод, - это огонь (костёр рябины красной, отгорела ли наша рябина, не обгорят рябиновые кисти) или кровь (И целует на рябиновом кусту язвы красные незримому Христу; облилась кровью ягод рябина). В большей части арабских стран данное дерево не растёт. В поэзии С.Есенина фитоним рябина выполняет функции локальной, темпоральной (поскольку ягоды на рябине краснеют в августе), этнографической, индивидуально-авторской и культурной (соотнося цвет ягод с язвами Христа) индикации, что обусловливает значительные трудности декодирования данного образа носителем арабского языка.

Наименования яблони и вишни в поэзии С.Есенина используются редко. Наблюдается их метафорическое употребление, при котором происходит перенос, обратный олицетворению, то есть свойства этих деревьев приписываются человеку: Все мы - яблони и вишни / Голубого сада. Хотя вишни в большинстве арабских стран не растут, в сочетании с фитонимом яблони такой образ может быть адекватно воспринят носителем арабского языка, поскольку имеет культурную индикацию, вызывая ассоциации с эдемским садом - раем.

В арабском мире это дерево является символом женственности и женской привлекательности. Но в художественной картине мира С.Есенина указанные признаки не актуализируются, используется только приём олицетворения (яблоне тоже больно ронять своих листьев медь), поэтому образ яблони в приведённом контексте лишь частично совпадает с его трактовкой в арабской культуре. В остальных случаях в художественном мире С.Есенина фитоним яблоня входит в структуру метафор и сравнений, основанных на параллели с эмоциональными (душу-яблоню ветром стряхать, яблоневым цветом брызжется душа моя белая) и физиологическими (Словно яблонный цвет, седина у отца пролилась в бороде) процессами жизни человека. Данный фитоним используется также для репрезентации сквозных образов, связанных с индивидуальным есенинским восприятием цветущих деревьев: «яблонь весенняя выога», «белых яблонь дым». Следовательно, фитоним яблоня

выполняет в поэзии С.Есенина преимущественно функцию индивидуально-авторской индикации.

Из деревьев, название которых относится к существительным мужского рода, наиболее значимым в художественном мире поэта является клён. Его образ не только наделён антропоморфными признаками (сторожит голубую Русь / Старый клён па одной ноге, на корточки погреться присел наш клён, гнусавит хрипло, машет и т.д.), но и соотносится с образом лирического героя, который «.сам себе казался вот таким же клёном», а «тот старый клен головой на него похож». Помимо антропоморфных, клён в художественной картине мира С.Есенина может приобретать и зооморфные признаки (клёны морщатся ушами длинных веток, ветки лапами забросив, кленёночек маленький матке зелёное вымя сосет).

Антропоморфные признаки может приобретать и тополь. Так, С.Есенин наделяет его способностью к речевой и эмоциональной деятельности (шепчут тополя, обомлели тополя, им «больно видеть нищету»). Подобно другим разновидностям деревьев в художественном мире поэта они получают такую часть человеческого тела, как ноги (и ноги босые <...> уткнули по канавам тополя).

Главной функцией этих фитонимов в художественной картине мира С.Есенина является индивидуально-авторская индикация. Кроме того, фитонимы клён и тополь служит для локальной и темпоральной индикации лирических событий и переживаний: Облетевший тополь серебрист и светел. Клён ты мой опавший, клён заледенелый... Тополь облетает к концу осени, клён с облетевшими листьями покрывается льдом зимой. В арабском мире, по данным имеющихся источников, клён и тополь не имеют этноспецифичных коннотаций.

Дуб не играет значимой роли в художественном мире С.Есенина. В большинстве случаев поэт использует номинацию не отдельного дерева, а совокупности деревьев - дубрава или дуброва, которые служат для указания на место лирического события.

Как показал анализ, наиболее частотными единицами флористической лексики в лирике С.Есенина являются номинации деревьев, ассоциирующиеся у читателя со средней полосой России. Однако лирические события в его поэзии связаны не только со «страной берёзового ситца» и «родных осин», поэтому номинации растений могут быть индикаторами того, что лирическое событие или переживание происходит в другом климатическом поясс. Например, в цикле «Персидские мотивы» используются номинации таких древесных растений, как олеандр, кипарис, каштан (Золото холодное луны / Запах олеандра и левкоя; Так спросил я, дорогая Лапа, / У молчащих ночью кипарисов и т.д.), которые являются локальными индикаторами южного региона.

Кроме лексических единиц, называющих целое древесное растение, в поэзии С.Есенина используется лексика, номинирующая его часть: лист - 36, ветка - 17, сук - 9, ствол - 4, пень - 4, кора - 3, береста - 4, лыко - 1, корень -2.

Листья в художественном мире С.Есенина могут использоваться при создании зооморфных (ивняковый помёт по лугам) или антропоморфных образов (плюйся, ветер охапками листьев, осень листвою плачет на песок), а также при создании параллелизма (скоро мне без листвы холодеть; как дерево роняет тихо листья, так я роняю грустные слова; срежет мудрый садовник осень головы моей жёлтый лист; глаза, словно синие листья; душ безлиственная осень). Кроме того, для изображения зелёных листьев используются перифразы зелень золотистая и зелень пряная, для жёлтых осенних - метафоры и сравнения с медью, медными монетами и ржавчиной: медь с обветренных ракит, как ворох меди, за копейки с златых осин, листьев медь, ивовая ржавь. Очень выразительным является индивидуально-авторский эпитет щерблёный (Кому-то пятками уже не мять по рощам щерблёный лист).

Ветки в художественном мировосприятии С.Есенина часто ассоциируются с руками человека (Удержи ты ветками, как руками меткими; ...берёза, веткой утираясь, говорит сквозь слёзы; мир осинам, что, раскинув ветви, загляделись в розовую водь) или лапами животного (Клён и липы в окна комнат, ветки лапами забросив, ищут тех, которых помнят), а также с женскими волосами (у берёзы «косы-ветви», черёмуха «ветви золотистые, что кудри завила»).

Специфика индивидуально-авторских образов частей растений в художественном мире поэта обусловливает трудность их декодирования для носителя арабского языка.

Довольно частотными в лирике С. Есенина являются единицы, называющие совокупность древесных растений: лес - 33, пуща - 4, бор - 1, роща - 33, чаща - 10, перелесица (перелесок) - 5.

Как правило, лексемы лес, пуща (обширный, густой, труднопроходимый лес), чаща (густой, труднопроходимый лес, заросли), роща (небольшой, чаще лиственный лес) и перелесица (диалектное название перелеска - небольшой лес, отделённый полянами от других лесных участков, или редкий лес, соединяющий лесные массивы) выступают в качестве локальных и темпоральных индикаторов, указывая место и время лирического события (Я проводил тебя до рощи; В обсыпанных рощах, на сжатых полях...; Кругом села зелёный лес). Выполнять эти функции помогают эпитеты, акцентирующие локальные (роща дальняя, синяя), темпоральные (роща белая, тёмная, теневая, золотая, обсыпанная, голая-, лес зелёный, тёмный) и другие (роща непроходимая', лес дремучий, мохнатый, чаща тихая, звонкая, родимая, пуща родная) признаки данного объекта в художественном мировосприятии С.Есенина. Постоянные эпитеты к слову лес (тёмный, дремучий), восходящие к народной поэтике, актуализируют этнокультурные аспекты данного образа.

В ряде случаев индивидуально-авторская индикация проявляется в олицетворении (...роща золотая отговорила милым языком; Заневестилася кругом /роща елей и берёз; Закадили дымом под росою рощи...\ Лес застыл без печали и шума; лес заворожённый) и в ассоциациях сакрального характера (У лесного аналоя воробей псалтырь читает). В последнем контексте можно

говорить и о культурной индикации, связанной с христианской религией. Однако количество таких примеров невелико. Для носителя арабского языка трудности восприятия могут быть связаны не только со сложностью декодирования комплекса указанных выше смыслов, но и с тем, что в арабских странах отсутствуют некоторые разновидности лесных массивов, описанные у С.Есенина.

Таким образом, анализ представленного материала позволяет утверждать, что лексические единицы, называющие деревья, играют важную роль в выражении художественного мира поэта. Они не просто служат для описания пейзажа, но передают индивидуально-авторское восприятие окружающей лирического героя природы, в частности, такие его черты, как освящение и одухотворение древесного мира; показывают неразрывную связь природы и человека. Для лирического героя С.Есенина характерно стремление слиться с природой, найти своё воплощение в образе растения: «Я б хотел ивняком при дороге сторожить голубую Русь; Хоть бы стать мне кустом у воды».

Второй раздел второй главы посвящен исследованию лексем, номинирующих травянистые растения.

Значительное место в художественном мире С.Есенина занимают травянистые растения. Не случайно он написал о себе: «Родился я с песнями в травном одеяле». Среди нх номинаций выделяются дикорастущие травы, цветы и сельскохозяйственные растения. Лексема трава (травы) употребляется 47 раз. Это существительное получает в поэзии С.Есенина следующие определения: травы мягкие, шелковые, ворожбиные; трава душистая, шелковая, зелёная, поблёкшая, жёлтая, большая. Поэт употребляет метафоры (златотравье, золото травы, травное одеяло), использует народнопоэтические номинации (Не одна лихая слава пропадаю трьш-травой. Выходили лебежатушки теребить траву-муравушку, трава шелковая), создавая образ, окрашенный этнокультурными коннотациями. Есенин использует и образ сухой травы - сена, проводя параллель с волосами: «Тех волос золотое сено превращается в серый цвет». Важно отметить, что в некоторых контекстах возможно несовпадение русских и арабских коннотаций данного фитонима. Так, в арабской культуре трава ассоциируется с обилием и благом, а в русской возможна ассоциация с чем-то неважным, ненужным Отрын-трава). В подобных случаях интерференция арабского языка приведёт не просто к искажению восприятия авторского образа, а к его пониманию в прямо противоположном авторской интенции смысле.

Из конкретных номинаций травянистых растений используются следующие: ковыль - 10, лебеда - 6, крапива - 5, камыш - 5, полынь (чернобылье) - 4, мох - 4, купыри - 3, лопух - 3, тростник - 2, осока - 2, куга -2, куколь - 2, мята - 2, лещуга - 1, укроп - 1, хна - 1. Этнографическая специфика проявляется в использовании диалектных слов: купыри (купырь -разновидность дягиля), куга - рогоз, разновидность камыша, лещуга -разновидность осоки, куколь - сорная трава, полевая гвоздика. Многие из этих растений олицетворяются: спит ковыль, шепчут камыши, нашептал ковыль, куга зовёт к вечерне длительной, лещуга лезет к ветру на закорки, крапива

обрядилась ярким перламутром. Используется также приём сопоставления растения и человека: «золотей твоих кос лебеда», «глаза — как въщветший лопух». Все перечисленные фитонимы являются локальными индикаторами, соотнося лирическое событие или переживание со средней полосой России. Исключением является хна, поскольку употребление данной номинации является индикатором того, что лирическое событие происходит в южном регионе: Не ходил в Багдад я с караваном /не возил я шёлк туда и хну...

В поэзии С.Есенина используются также номинации злаковых растений. Гипероним данной семантической группы «злак» употреблён всего 4 раза, причём в двух контекстах существительное конкретизируется посредством определений «овсяный» и «пшеничный». В остальных случаях используются названия конкретных разновидностей злаковых растений или их частей: рожь -17, жито - 1, овёс - 14, солома - 11, колос - 9, пшеница - 3, гречиха - 2, просо - 1.

Наиболее активно С.Есенин употребляет название самого важного для русского крестьянина того времени растения - ржи. Не случайно его крестьянское наименование - жито происходит от слова «жизнь». В арабском мире выращивают пшеницу и не едят ржаного хлеба, как в России. Для поэта это растение, не только обязательный элемент русского пейзажа, главный объект и смысл крестьянского труда (Мужику одно: не топтали б рожь), но и источник создания образов, отражающих неразрывную связь лирического героя с миром растений: «Эти волосы взял я у ржи». Адекватное восприятие образа ржи в поэзии С.Есенина носителем арабского языка маловероятно в силу отсутствия чётких представлений об этом растении и трудности декодирования информации этнографического и индивидуально-авторского характера.

Вторым по значимости злаковым растением в художественном мире С.Есенина является овёс. Он «грезит над озером», «поёт при ветре», за «овёс золотистый» в художественном мире поэта можно принять звёзды, а солнце сравнить с овсяным снопом. С овсяным снопом ассоциируются у лирического героя и волосы любимой (Со снопом волос твоих овсяных отоснилась ты мне навсегда). В основе этих образов лежит признак «цвет». В данном случае сложность восприятия может быть обусловлена спецификой и характером индивидуально-авторских ассоциаций.

При описании колосьев в индивидуальном мировосприятии С.Есенина актуализируются зооморфные признаки: длинные стебли вызывают ассоциации с лебедиными шеями (все колосья в поле, как лебяжьи шеи; режет серп колосья, как под горло режут лебедей), движение колосьев под ветром - с движением табуна коней (скачет ржаная конница; будут колосья-кони о хозяине старом тужить). Содержимое колоса (зерно) соотносится в художественном мире С.Есенина с роем пчёл. Вероятно, ассоциация основана на таких признаках, как множество, цвет, размер и тем, что зёрна из колоса высыпаются, как будто пчёлы вылетают из улья. Образ зерна используется также и при описании человека: «Зёрна глаз твоих осыпались, завяли...». Здесь в основе метафоры лежат такие признаки, как форма глаз и, возможно, их цвет. Хотя представитель арабского мира имеет пресуппозиции для адекватного

восприятия образа колоса, однако индивидуально-авторские ассоциации являются слишком сложными и специфичными, что обусловливает трудности интерпретации этого образа в художественном мире С.Есенина.

Признак «цвет» лежит и в основе метафорического употребления слова солома в следующем контексте: «Под соломой-ризою вы струги строил». Риза - украшенная золотом ткань одежды священника на богослужении или украшающая иконы. Цвет соломы ассоциируется у поэта с цветом этой ткани. Следовательно, осуществляется культурная индикация, апеллирующая к христианским ценностям. Возможно, здесь проявляется крестьянское отношение к хлебу как высшей ценности. Крестьянский взгляд на мир отражается и в таком художественном образе: «Проводов голубая солома опрокинулась под окном». Для носителя арабского языка солома ассоциируется прежде всего с таким качеством, как лёгкость, и это может явиться одной из причин неадекватности интерпретации есенинской метафоры. Таким образом, использование номинаций злаковых растений и их частей связано в поэзии С.Есенина или с изображением жизни русской деревни, или с взглядом на мир через призму человека крестьянского труда.

Кроме злаковых, используются такие названия сельскохозяйственных растений, как лён и подсолнечник. Их употребление имеет образный характер: Закружилась пряжа снежистого льна, / панихидный вихорь плачет у окна. То есть при описании метели у С.Есенина хлопья снега ассоциируются с льняной куделью - пучками вычесанного льна. У носителя арабского языка возникнуть трудности при восприятии этого образа могут быть связаны не столько с самим растением, сколько с процессом его кустарной обработки в русской деревне начала XX века.

В следующем примере (Ждут на крылечке там бабка и дед резвого внука подсолнечных лет) растение известно жителю Ирака, но метафора имеет индивидуально-авторский ассоциативный характер и об этих ассоциациях можно только догадываться. Возможно, она обусловлена ростом мальчика (не выше подсолнуха) и тем, что мальчик смотрит на взрослых снизу вверх, поднимая и поворачивая голову, как подсолнух, и цветом его волос. Так как в сознании носителя арабского языка актуализован такой признак подсолнуха, как движение его соцветия вслед за движением солнца, возможна интерпретация им образа в соответствии с авторской интенцией.

В группу травянистых растений входят и цветочные растения (исключение составляет роза, но для удобства она будет рассмотрена в этой группе). Образы цветов занимают важное место в художественном мировосприятии С.Есенина. Наиболее частотна по употреблению лексема, называющая родовое понятие цветок (цветы) - 40.

Показательным для мировосприятия С.Есенина является стихотворение «Цветы», представляющее собой развернутую метафору «люди-цветы»:

А люди разве не цветы? / О милая, почувствуй ты, / Здесь не пустынные слова. / Как стебель тулово качая, /А эта разве голова / Тебе не роза золотая / <... > Цветы сражалися друг с другом, / И красный 11вет был всех бойчей. / Их больше падало под вьюгой, / Но все же мощностью упругой / Они сразили

палачей. // Октябрь! Октябрь! / Мне страшно жаль / Те красные цветы, что пали. / Головку розы режет сталь, / Но все же не боюсь я стат. / Цветы ходячие земли! ! Они и сталь сразят почище, / Из стали пустят корабли, / Из стали сделают жилища (Цветы).

Разберем метафорические образы этого стихотворения подробнее. «А люди разве не греты?» - отождествление биологического развития человека и растения. «Как стебель тулово качая, / А эта разве голова / Тебе не роза золотая?» - метафорический перенос «части растения - части тела человека», основанный на подобии (поддержано сравнением, отождествляющим движение цветка и туловища человека). Метафора осуществляется по форме (головка цветка = голова человека) и по цвету (цвет волос уподобляется цвету лепестков цветка). Далее в стихотворении цветок и голова вновь совмещаются в поэтическом образе: «Головку розы режет сталь», т.е. голова отрублена мечом. «Цветы сражалися друг с другом» - перенос качеств растения на человека. Вероятно, автор имеет в виду борьбу за выживание. «Цветы ходячие земли\» - направление метафорического переноса: растение —» человек.

В поэзии С.Есенина лирический герой чувствует тесную связь с миром цветов: «Цветы мне говорят - прощай, / головками склоняясь ниже; Как не любить мне вас, греты? Я с вами выпил бы на «ты».

Он хочет слиться с этим миром, стать полноправным его членом: Я хочу быть отроком светлым / Иль цветком с луговой межи; Любимая с другим любимым, /Быть может, вспомнит обо мне / Как о цветке неповторимом».

Красные цветы в художественном мировосприятии поэта могут также быть метафорическим обозначением крови от ран: «Девушка рисует мертвых на поляне, / На груди у мертвых - красные цветы». Видимо, в этом стихотворении образ соединяет в себе прямое и метафорическое значение: «красные цветы» могут быть как настоящими цветами, так и образным названием кровавых ран. Метафорический перенос осуществляется по признакам «цвет», «форма».

Кроме родового наименования, С.Есенин использует следующие конкретные номинации цветочных растений: роза - 23, василёк -1, резеда - 4, ландыш - 2, лилия - 2, левкой - 2, мак - 2, ромашка - 2, фиалка - 2, шафран -2, кувшинка - 1, душистый горошек - 1, медуница - 1, колокольчик - 1, гвоздика - 1, кашка (клевер) - 1.

Образ розы в лирике С.Есенина не отличается индивидуальными чертами. Это, как правило, общепоэтические метафоры, построенные на параллели «девушка - роза»: «Много роз бывает на пути. / Много роз склоняется и гнётся, / Но одна лишь сердцем улыбнётся».

Индивидуальное восприятие проявляется в нарушающем привычные поэтические каноны сопоставлении физического облика лирического героя-мужчины с этим растением на основе параллели: стебель - туловище, голова -цветок (Как стебель, тулово качая, /А эта разве голова /Тебе не роза золотая?; Я милой голову мою отдам, как розу золотую), что несколько затруднит его понимание носителем арабской культуры.

Частотность употребления названия данного цветка связана главным образом с циклом «Персидские мотивы», где фитоним роза выполняет функцию этнографической индикации, поскольку в соответствии с традициями Востока символизирует девушку: Угощай, хозяин, да не очень./ Много роз цветёт в твоём саду./ Незадаром мне мигнули очи, / Приоткинув чёрную чадру.

В цикле «Персидские мотивы» лексема роза, употреблённая С.Есениным 18 раз, осуществляет и культурную индикацию, так как восточная любовная лирика строится на символических образах розы и соловья: Слышишь, розу кличет соловей? В свете всего сказанного можно утверждать, что в цикле «Персидские мотивы» образ розы будет максимально адекватно воспринят носителем арабского языка.

При описании лирических ситуаций, связанных с Россией, наиболее употребительной из номинаций цветочных растений является лексема василёк. Поэт воспринимает это растение как воплощение цветов родной земли: «Я только тот люблю цветок, / который врос корнями в землю. / Его люблю я и приемлю, / Как северный наш василёк». Его образ используется не только для описания цвета глаз (как васильки во ржи цветут в лице глаза; васильки очей любимых далеки), но и служит воплощением светлых, радостных, чистых чувств: «Васильками сердце светится; Ты - моё васильковое слово, / Я навеки люблю тебя» (обращение к сестре). На основании того, что имеющиеся источники не указывают на ареал распространения этого растения, можно предполагать, что данный цветок в Ираке и в большинстве стран арабского мира не растёт. Поэтому носитель арабского языка не имеет пресуппозиций, обусловленных внешним видом и свойствами данного растения.

В связи с отсутствием у носителя арабского языка представления об этом цветке, а также вследствие сложности и специфики индивидуально-авторских коннотаций образ василька является одним из наиболее трудных для представителя арабской культуры.

Из употреблений номинаций других цветов интересным представляется поэтическое восприятие мака, связанное со страданием неразделённой любви (Маком влюблённое сердце цветёт./ Только не мне она песни поёт). Красный цвет мака является воплощением силы и яркости чувства. Но мак ещё и цветок одурманивающего растения. Поэтому возникает ассоциация: любовь - дурман. В арабском мире с этим цветком связаны положительные коннотации -радость, тишина, спокойствие. И они вступают в противоречие с индивидуально-авторским образом мака в художественном мире С.Есенина.

Ландыш в художественном мировосприятии С.Есенина имеет положительные коннотации. Эти весенние цветы символизируют возрождение жизни, надежду, веру (в сердце ландыши вспыхнувших сил). В другом контексте с помощью ландышей создается образ облаков, небес, рая, то есть ландыш становится «небесным цветком»: «Не жалейте же ушедших / Уходящих каждый час. / Там на ландышах расцветших / Лучше, чем в полях у нас». Перенос происходит по признакам «цвет», «нежность». В арабском мире ландыш может ассоциироваться с дружбой, но данная ассоциация, если она

актуализируется в сознании носителя арабского языка при восприятии есенинского образа, исказит его художественную структуру.

Яркий индивидуальный образ создаёт поэт и при использовании номинации маргаритка: «Я в глазах завяли маргаритки, / Как болотный гаснет огонёк». Маргаритка — символ нежности и невинности, поэтому метафора «увядшие маргаритки в глазах» говорит о потерях, обманутых надеждах, утрате веры. Безысходность подчеркнута образом блуждающего болотного огонька. В основе метафоры признаки «цвет», «нежность», «свежесть». В арабской культуре маргаритка ассоциируется с мягкосердечной девушкой, поэтому интерференция не разрушит индивидуально-авторский образ, но может до некоторой степени сместить акценты его восприятия.

Таким образом, употребление номинаций цветов в метафорическом значении является важным средством выражения индивидуально-авторского мира С.Есенина, но степень адекватности восприятия их образов носителем арабского языка может быть различной.

В третьем разделе второй главы анализируются номинации плодов.

Группа единиц, номинирующих плоды, немногочисленна и включает лексемы, называющие овощи, фрукты, ягоды.

Из номинаций овощей используются следующие: картофель - 2, капуста - 2, морковь - 1, редька - 1, лук - 1, огурец - 1, горох - 1. В большинстве случаев данные лексемы являются темпоральными (соотносятся с временем произрастания: На грядки серые капусты волноватой / Рожок луны по капле масло льёт) и локальными (указывают на то, что лирическое событие происходит в сельской местности) индикаторами. Однако в некоторых случаях возможна этнографическая индикация. Например, в контексте «Провоняю я редькой и луком / И, тревожа вечернюю гладь, / Буду громко сморкаться в руку / И во всём дурака валять» номинации овощей, являющихся главным образом пищей простых людей, являются одним из средств указания на то, что лирический герой хочет отрешиться от проблем и сложностей интеллигентной городской жизни, возвратившись к своим крестьянским корням. Этот контекст может быть не вполне адекватно интерпретирован при восприятии его носителем арабского языка не только в силу незнания специфичных для русского национального сознания коннотаций, но и потому, что в арабской культуре лук ассоциируется с человеком низкого статуса (он ничего не стоит). Интерференция может повлиять на восприятие есенинского образа, исказив авторскую интенцию.

Количество номинаций ягод тоже невелико: ягода - 2, вишня - 4, слива— 1, виноград - 1, смородина - 1, кизил - 1. Ягоды в большинстве случаев ассоциируются в художественном мире С.Есенина с цветом их сока, поэтому служат для метафорического обозначения румянца или цвета губ (С алым соком ягоды па коже нежная, красивая была... Уста — вишневый сок). Хотя представитель арабского мира может и не знать, как выглядит плод вишни, представляется возможным адекватное восприятие им индивидуально-авторской индикации, поскольку она связана с цветом губ и румянцем.

Ягодный сок в индивидуальном мире поэта может ассоциироваться также с процессом творчества по аналогии: ягоды дают сок, поэты создают стихи (Теперь бы брызнуть в небо / Вишнёвым соком стих). Интересным является контекст, где лирический герой обращается к Кавказу со следующей просьбой: Ты научи мой русский стих / Кизиловым струится соком. В этом примере фитоним как средство локальной индикации играет особую роль, актуализируя значимый для поэта смысл. Следует сказать, что в арабской культуре кизиловое дерево имеет негативные коннотации, вероятно, обусловленные наличием у него колючек, и называющая его лексема может употребляться для обозначения человека с плохим характером. Но поскольку есенинский образ связан с соком кизиловой ягоды, а не с самим деревом, можно предположить, что интерференции негативного характера, вступающей в противоречие с авторской интенцией, в данном случае не будет.

Номинация винограда используется С.Есениным в структуре метафоры: Все мы - гроздья винограда / Золотого лета, / До кончины всем нам хватит / И тепла и света! Эту метафору можно трактовать так: все мы дети природы и всем хватит ее благ, поэтому не нужно враждовать, надо жить в мире. Направление метафорического переноса: растение - человек. Данный фитоним имеет в арабской культуре положительные коннотации, ассоциируясь с радостью, поэтому интерференция не разрушит есенинский образ при его восприятии носителем арабского языка, а лишь акцентирует этот аспект.

Лексемы смородина и слива используются только в составе сравнений: Загорятся, как черна смородина, / Угли-очи в подковах бровей; На ветке облака, как слива, златится спелая звезда. Так как смородина в большинстве арабских стран (и в частности, в Ираке) не растёт, декодирование связанного с данным фитонимом образа, основанного на таких свойствах этой ягоды, как цвет и блестящая поверхность, вызовет у носителя арабского языка трудности. Трудности может вызвать и восприятие носителем арабского языка есенинского сравнения звезды со сливой, построенного на таких качествах этого плода, как размер, форма, цвет (жёлтый), поскольку возможна интерференция этноспецифичной для арабского мира ассоциации сливы с красивой женщиной зрелого возраста.

Из номинаций фруктов в поэзии С.Есенина употребляется только фитоним яблоко - 5. Он может использоваться не только как средство локальной и темпоральной индикации, но и как индикатор индивидуально-авторских метафорических образов: Рассвет рукой прохлады росной сшибает яблоки зари; Все мы яблоки радости носим', Не каждый умеет петь / Не каждому дано яблоком падать к чужим ногам. В первом примере в основе метафорического переноса лежит признак «цвет», во втором - ассоциация с положительными эмоциями, которые вызывает красивый и вкусный плод, в третьем примере С.Есенин имеет в виду поэтическую способность выразить душу словом, чтобы отдать результаты своего труда людям. В этом сложном ассоциативном образе опять проявляется присущее художественному мировосприятию С.Есенина сопряжение растительного мира и поэтического, словесного. Декодирование индивидуально-авторских смыслов данного

образа, несомненно, вызовет значительные затруднения у носителя арабского языка.

Так представлены в лирике С.Есенина номинации плодов.

Анализ показал, что по частотности употребления первое место в художественной картине мира С.Есенина занимают номинации древесных растений. Наиболее высокие количественные параметры имеют фитонимы берёза - 59, ива (и её разновидности) - 36, клён - 20, липа - 17, ель - 17, черёмуха - 16. Из лексем, называющих части древесных растений, - лист (36) и ветка (17), из номинаций совокупности древесных растений - лес (33) и роща (33). Высокая частотность употребления фитонима свидетельствует о значимости называемого им дерева или его части для художественного мировосприятия поэта.

Вторую по количественным параметрам группу составляют травянистые растения. Самую высокую частотность употребления имеет гипероним трава (47), из конкретных номинаций трав - ковыль (10) и лебеда (6). Из злаковых растений - рожь (17) и овёс (14). Из номинаций цветов первое место по количественным параметрам занимает гипероним цветок (40), из названий конкретных разновидностей - роза (23) и василёк (7). Следовательно, эти растения являются наиболее релевантными в художественной картине мира С.Есенина. Номинации плодов малочисленны.

Таким образом, количественный состав и лексико-семантические группы фитонимов, частотность употребления номинаций определённых растений, специфика связанных с ними национальных и индивидуальных ассоциаций являются важными средствами выражения индивидуально-авторской картины мира С.Есенина, а следовательно, играют важную роль в её восприятии читателем и адекватности интерпретации.

Проведённый анализ показал, что в лирике С.Есенина номинации растений несут важную функциональную нагрузку, выступая в качестве индикаторов информации, представленной в художественном произведении не только эксплицитно, но и имплицитно. Декодирование данной информации позволяет интерпретировать текст в максимальном соответствии авторскому замыслу.

Прежде всего фитонимы служат локальными индикаторами лирического события или переживания, поскольку использование номинации определённого растения даёт читателю пространственные ориентиры, вызывая ассоциации с той частью земного шара и той климатической зоной, где возможно его произрастание.

Используемые С.Есениным фитонимы могут служить темпоральными индикаторами, то есть указывать на время лирического события или переживания. Но поэт очень редко называет растение без указания на его биологическое состояние. Поэтому более точными темпоральными индикаторами в лирике С.Есенина служат описания состояния деревьев, листьев, травы, так как изменения в их развитии и биологические фазы существования обусловлены временем года. В случае, когда биологическое состояние описываемого растения указывает на определённое время года,

называющие это растение фитоиимы могут также служить индикаторами эмоционального состояния лирического субъекта, поскольку в поэтической картине мира весенний расцвет природы ассоциируется с радостью, ожиданием любви и её началом, лето - с расцветом чувств, осень - с грустью, разочарованием, зима - с охлаждением и утратой любви.

Определённые фитонимы могут служить индикаторами этнографических и культурных аспектов ситуации лирического события или переживания. Примером этнографической индикации является использование в поэтическом тексте наименований растений, обладающих в национальном сознании определённой символикой. Например, в русском национальном сознании девушку символизируют калина и берёза, а в арабской культуре - яблоня.

Этнографическая индикация проявляется также:

1) в специфике коннотаций, связанных в сознании народа с тем или иным растением. Например, в русском национальном сознании трава может ассоциироваться с чем-то неважным, ненужным, а у арабов это растение ассоциируется с обилием.

2) во внутренней форме народного названия того или иного растения, которая может быть не декодирована представителем арабской культуры, например: медуница, лебеда, кашка (клевер).

Культурная индикация проявляется в том, что номинация растения является аллюзией на какой-либо феномен общечеловеческой или национальной культуры. Так, яблоко вызывает ассоциации с Эдемом, то есть соотносит лирическую ситуацию с христианством. В цикле «Персидские мотивы» культурную индикацию осуществляет лексема роза, поскольку восточная любовная лирика строится на символических образах розы и соловья.

Кроме того, образы растений приобретают в индивидуальной картине мира С.Есенина специфические индивидуально-авторские ассоциации и коннотации, поэтому называющие их фитонимы выступают также в функции индикаторов индивидуально-авторских смыслов.

Каждый из выявленных аспектов декодирования информации, репрезентируемой посредством номинаций растений, может вызывать трудности у носителя арабского языка. Наиболее адекватным будет восприятие цикла «Персидские мотивы», в котором использование номинаций растений служит цели максимального приближения к восточной культуре. Что касается других произведений, то их восприятие носителем арабского языка неизбежно связано с трудностями, которые могут быть частично сняты только посредством лингвокультурологического комментария.

В Заключении обобщаются результаты проведённого исследования.

Работа завершается списком использованной литературы.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Статьи, в изданиях, рекомендованных ВАК РФ

1.Камаль З.А. Роль лексики, называющей растения, в репрезентации художественной картины мира С.Есенина / З.А.Камаль, О.Н.Чарыкова // Вестник ВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. - Воронеж : ВГУ,2011. -№ 1.-С.58-63.

Статьи и тезисы докладов научно-практических конференций:

2. Камаль Зейнаб А. Номинации деревьев в ранней лирике С.Есенина / Зейнаб А. Камаль // Текст - дискурс - картина мира. Межвузовский сборник научных трудов. Вып.4. / Научный ред. О.Н.Чарыкова. Воронеж : изд-во «Истоки», 2008. - С.99 - 102.

3.Камаль Зейнаб А. Функции фитонимов в читательской интерпретации лирики С.Есенина / Зейнаб А.Камаль, О.Н. Чарыкова // Коммуникативные исследования 2008 / Научный ред. И.А.Стернин. - Воронеж: Изд-во «Истоки», 2008.-С.123- 127.

4.Камаль Зейнаб А. Образ берёзы в лирике С.Есенина с позиции носителя арабского языка / Зейнаб А.Камаль, О.Н.Чарыкова // Язык и национальное сознание. Вып. 13 / Научн.ред И.А.Стернин. - Воронеж : «Истоки», 2009. - С.49

5.Камаль Зейнаб А. Метафорические значения номинаций цветов в поэзии С.Есенина / Зейнаб А.Камаль // Культура общения и её формирование : Межвузовский сборник научных трудов. Вып.21 / Под ред. И.А.Стернина. -Воронеж : Истоки, 2009. - С. 170- 175.

6.Камаль Зейнаб А. Метафорические значения наименований деревьев в произведениях С. Есенина / Зейнаб А.Камаль // Текст - дискурс - картина мира : Межвузовский сборник научных трудов. - Вып.5 / Научный ред. О.Н.Чарыкова. - Воронеж : изд-во «Истоки», 2009. - С.85 - 87.

Подписано в печать 14.04.11. Формат 60*84 1/1б. Усл. псч. л. 1,4. Тираж 100 экз. Заказ 500.

Отпечатано с готового оригинал-макета в типографии Издательско-полиграфичсского центра Воронежского государственного университета. 394000, Воронеж, ул. Пушкинская, 3

-51.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Камаль Альдин Зэйнаб Сафуан

ВведениеЗ

Глава I. Теоретические основы изучения лексики какедства репрезентации индивидуально-авторской модели мира в поэтическом тексте

1.1 .Проблема «язык и национальноезнание» в лингвистике

1.2.Лексическая номинация как формамовыражения народа

1.3.Понятие картины мира. Национальная картина мира 14 1 АЯзыковая картина мира

1.5. Художественная картина мира

1.6.Типы лексических группировок

1.7.Лексика тематической группы «растение» в национальной и художественной картинах мира27 Выводы

Глава II. Лексика, включающаямантический компонент «растение» в художественной картине мира С.Есенина

2.1.Лексические единицы, объединённыемантическим компонентом «древесное растение»

2.2. Лексемы, называющие травянистые растения

2.3. Лексические единицы, называющие плоды94 Выводы 100 Заключение 105 Список использованной литературы

 

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Камаль Альдин Зэйнаб Сафуан

Художественный текст является отражением индивидуально-авторской картины мира, которая представляет собой сложный феномен, совмещающий национальные и индивидуальные черты. Каждый поэт по-своему воспринимает мир и выделяет наиболее важные с его точки зрения объекты, используя для их номинации определённые лексические единицы, которые можно рассматривать в качестве ключевых слов. В творчестве С.Есенина в число таких единиц входит лексика, содержащая семантический компонент «растение».

В арабском мире (и, в частности, в Ираке) существует давний интерес к поэзии С.Есенина. Его стихи переводили, например, такие переводчики, как Амжед Хамид Фархан и Хасаб Аль-Шейх Джафар из Ирака, Ибрахим Истамбулы из Сирии. Однако количество произведений, переведённых на арабский язык и изданных в Ираке, сравнительно невелико. Это цикл «Персидские мотивы» и 43 отдельных стихотворения. Можно предположить, что избирательный, подход к переводимым стихам и их небольшое количество обусловливается в числе прочих причин трудностями передачи арабскому читателю этнокультурных и индивидуально-авторских особенностей поэтического мира С.Есенина (в том числе и связанных с образами растений).

В российских исследованиях, посвящённых творчеству С.Есенина, растительные образы в его произведениях рассматривались в значительном количестве литературоведческих работ, например: Базанов 1982, Верещагина 1998, Волков 1976, Выходцев 1978, Гулин 2001, Журавлёв 2005, Занковская 2002, Зуев 1995, Карпов 1978, Кравцов 1978, Марченко 1972, 1986, Михайлов 1978, Наумов 1985, Никонова,

Глебова 1999, Овчинников 1992, Прокушев 1975, Савушкина 1978, Сидельников 1972, Солнцева 1997, Станеева 1992, Трубина 1998, Трунин 1998, Эпштейн 1990, Юшин 1969 и множество других.

Однако лингвистические аспекты репрезентации растительного мира в художественном восприятии поэта не получили достаточно полного освещения в современной научной литературе, поскольку рассматривались лишь некоторые его фрагменты. В частности, объектом научного интереса были такие аспекты, как флористическая метафора (Мусаева 2005), использование С.Есениным диалектных номинаций растений (Демидова 2006, Жбанкова 1980), особенности употребления номинаций отдельных растений (Артемьева 2004) или группы растений (Титова 2005).

Отсутствие исследований, посвященных комплексному изучению лексических единиц растительной семантики в поэзии С.Есенина с учётом её восприятия иракским носителем арабского языка, обусловливает актуальность данного исследования.

Объектом исследования является флористическая лексика в поэзии С.Есенина.

Предмет - лексико-семантические и функциональные особенности флористической лексики как средства репрезентации индивидуально-авторской картины мира С.Есенина.

Целью данной работы является выявление роли флористической лексики в репрезентации индивидуально-авторской картины мира С.Есенина и в восприятии этой картины мира иракским носителем арабского языка.

Данная цель определила следующие задачи:

1) выявить корпус лексем растительной семантики в лирике С.Есенина и определить их семантические группы;

2) проанализировать специфику использования этих лексических единиц в произведениях С.Есенина;

3) выявить лексемы, выражающие наиболее значимые в художественной картине мира С.Есенина образы растений;

4) определить факторы, обусловливающие особенности восприятия лексем растительной семантики в поэзии С.Есенина иракским носителем арабского языка

Материал и методика исследования

Источником практического материала послужило собрание сочинений С.Есенина в 5-ти томах (М: ГИХЛ, 1960 - 1962). Методом сплошной выборки из поэтических произведений С.Есенина было выделено 1500 контекстов, включающих флористическую лексику.

Для решения поставленных задач в работе применялись следующие методы: описательный, сопоставительный, метод контекстуального анализа, элементы компонентного анализа. Использовался также приём количественного анализа.

Научная новизна

Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые представлен комплексный анализ флористической лексики в поэзии С.Есенина и выявлена её роль в репрезентации индивидуально-авторской картины мира поэта и восприятии её иракским носителем арабского языка.

Теоретическая значимость исследования

Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования расширяют и углубляют современные представления о способах лексической репрезентации художественной картины мира, о соотношении в ней национальных и индивидуальных компонентов и факторах, обусловливающих специфику восприятия художественной картины мира носителем другого языка.

Практическая значимость

Практическая значимость работы состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы при исследовании флористической лексики в творчестве других художников слова, в спецкурсах по лексикологии, в практике преподавания лингвистического анализа текста, при изучении творчества С. Есенина в арабской аудитории как материал для лингвокультурологического комментария.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Флористическая лексика выполняет в произведениях С.Есенина значимую функциональную нагрузку. Количественный состав и лексико-семантические группы фитонимов, частотность употребления номинаций определённых растений, специфика связанных с ними национальных и индивидуальных ассоциаций являются важными средствами выражения индивидуально-авторской картины мира С.Есенина, а следовательно, играют важную роль в её восприятии читателем и адекватности интерпретации.

2. Фитонимы, выступая в качестве средств локальной, темпоральной, эмотивной, этнографической, культурной и индивидуально-авторской индикации, служат репрезентантами не только эксплицитной, но и имплицитной информации, декодирование которой позволяет интерпретировать текст в максимальном соответствии авторскому замыслу.

3.Неадекватность интерпретации поэтических образов С.Есенина, в структуру которых входят наименования растений, а следовательно, и неадекватность постижения иракским носителем арабского языка авторской интенции может быть обусловлена такими факторами, как: а) природно-климатические (наличие или отсутствие номинируемого растения на территории проживания носителя арабского языка и, соответственно, знаний о его свойствах); б) этноботанические (совпадение или различия в восприятии растения носителями русского.и арабского языков, порождающие этноспецифичные коннотации); в) специфика и сложность индивидуально-авторских образных ассоциаций.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на межрегиональных научно-методических конференциях «Культура общения и её формирование» (Воронеж 2009, 2011) и отражены в шести публикациях, в том числе в издании, рекомендованном ВАК РФ. Диссертация обсуждена на кафедре общего языкознания и стилистики Воронежского госуниверситета.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Флористическая лексика в лирике С. Есенина"

Выводы

Анализ показал, что по частотности употребления первое место в художественной картине мира С.Есенина занимают номинации древесных растений. Наиболее высокие количественные параметры имеют фитонимы берёза - 59, ива (и её разновидности) — 36, клён — 20, липа - 17, ель - 17, черёмуха — 16. Из лексем, называющих части древесных растений, - лист (36) и ветка (17), из номинаций совокупности древесных растений - лес (33) и роща (33). Высокая частотность употребления фитонима свидетельствует о значимости называемого им объекта для художественного мировосприятия поэта.

Вторую по количественным параметрам группу составляют травянистые растения. Самую высокую частотность употребления имеет гипероним трава (47), из конкретных номинаций трав -ковыль (10) и лебеда (6). Из злаковых растений - рожь (17) и овёс (14). Из номинаций цветов первое место по количественным параметрам занимает гипероним цветок (40), из названий конкретных разновидностей - роза (26) и василёк (7). Следовательно, эти растения являются наиболее релевантными в художественной картине мира С.Есенина. Номинации плодов малочисленны.

Специфической чертой художественного мира С.Есенина является утраченный современным человеком дар понимать душу природы, растений, животных, ощущать себя частью всего живого:

О, если б прорасти глазами, Как эти листья в глубину».

Есенин мыслит, чувствует образами природы, которая в стихах поэта живёт и дышит.

Большую роль в его художественном мире играют образы, связанные с религией. Поэт уходит от «церковного клира в природу», из православной религии - в стихийный пантеизм, а затем - в атеизм. В каждом образе, в каждой метафоре чувствуется огромная земная сила, крепкая связь человека с природой.

Он широко использует церковную лексику для создания индивидуально-авторских образов: «берёза - свечка», «в елях -крылья херувима», рябина - «язвы красные незримого Христа», риза кашки, ивы - кроткие монашки, молясь на копны и стога, рощи в венчиках иконных, молитвословный ковыль, «под соломой-ризой» и т.п.

Великолепие и одухотворённость образа природы получают особое преломление в результате парадоксального сочетания крестьянских бытовых реалий и церковной символики. При этом как бы участвующая в богослужении природа сама становится у Есенина предметом поклонения.

Количественный состав и лексико-семантические группы фитонимов, частотность употребления номинаций определённых растений, специфика связанных с ними национальных и индивидуальных ассоциаций являются важными средствами выражения индивидуально-авторской картины мира С.Есенина, а следовательно, играют важную роль в её восприятии читателем и адекватности интерпретации.

Проведённый анализ показал, что в лирике С.Есенина номинации растений несут важную функциональную нагрузку, выступая в качестве индикаторов информации, представленной в художественном произведении не только эксплицитно, но и имплицитно. Декодирование данной информации позволяет интерпретировать текст в максимальном соответствии авторскому замыслу.

Прежде всего фитонимы служат локальными индикаторами лирического события или переживания, поскольку использование номинации определённого растения даёт читателю пространственные ориентиры, вызывая ассоциации с той частью земного шара и той климатической зоной, где возможно его произрастание.

Используемые С.Есениным фитонимы могут служить темпоральными индикаторами, то есть указывать на время лирического события или переживания. Но поэт очень редко называет растение без указания на его биологическое состояние. Поэтому более точными темпоральными индикаторами в лирике С.Есенина служат описания состояния деревьев, листьев, травы, так как изменения в их развитии и биологические фазы существования обусловлены временем года.

В случае, когда биологическое состояние описываемого растения указывает на определённое время года, называющие это растение фитонимы могут также служить индикаторами эмоционального состояния лирического субъекта, поскольку в поэтической картине мира весенний расцвет природы ассоциируется с радостью, ожиданием любви и её началом, лето -с расцветом чувств, осень - с грустью, разочарованием, зима - с охлаждением и утратой любви.

Определённые фитонимы могут служить индикаторами этнографических и культурных аспектов ситуации лирического события или переживания. Примером этнографической индикации является использование в поэтическом тексте наименований растений, обладающих в национальном сознании определённой символикой. Например, в русском национальном сознании девушку символизируют калина и берёза, а в арабской культуре -яблоня.

Этнографическая индикация проявляется также:

1) в специфике коннотаций, связанных в сознании народа с тем или иным растением. Например, в русском национальном сознании трава может ассоциироваться с чем-то неважным, ненужным, а у арабов это растение ассоциируется с обилием.

2) во внутренней форме, народного названия того или иного растения, которая может быть не декодирована представителем арабской культуры, например: медуница, лебеда, кашка (клевер).

Культурная индикация проявляется в том, что номинация растения является аллюзией на какой-либо феномен общечеловеческой или национальной культуры. Так, яблоко вызывает ассоциации с Эдемом, то есть соотносит лирическую ситуацию с христианством. В цикле «Персидские мотивы» культурную индикацию осуществляет лексема роза, поскольку восточная любовная лирика строится на символических образах розы и соловья.

Кроме того, образы растений приобретают в индивидуальной картине мира С.Есенина специфические индивидуально-авторские ассоциации- и коннотации, поэтому называющие их фитонимы выступают также в функции индикаторов индивидуально-авторских смыслов.

Каждый из выявленных аспектов декодирования информации, репрезентируемой посредством номинаций растений, может вызывать трудности у носителя арабского языка. Наиболее адекватным будет, восприятие цикла «Персидские мотивы», в котором использование номинаций растений служит цели максимального приближения к восточной культуре. Что касается других произведений, то их восприятие носителем арабского языка неизбежно связано с трудностями, которые могут быть частично сняты только посредством лингвокультурологического комментария.

Заключение

Флористическая лексика выполняет в произведениях С.Есенина значимую функциональную нагрузку. Количественный состав и лексико-семантические группы фитонимов, частотность употребления номинаций определённых растений, специфика связанных с ними национальных и индивидуальных ассоциаций являются важными средствами выражения индивидуально-авторской картины мира С.Есенина, а следовательно, играют важную роль в её восприятии читателем и адекватности интерпретации.

2. Фитонимы, выступая в качестве средств локальной, темпоральной, эмотивной, этнографической, культурной и индивидуально-авторской индикации, служат репрезентантами не только эксплицитной, но и имплицитной информации, декодирование которой позволяет интерпретировать текст в максимальном соответствии авторскому замыслу.

3.Неадекватность интерпретации поэтических образов С.Есенина, в структуру которых входят наименования растений, а следовательно, и неадекватность постижения иракским носителем арабского языка авторской интенции может быть обусловлена такими факторами, как: а) природно-климатические (наличие или отсутствие номинируемого растения на территории проживания носителя арабского языка и, соответственно, знаний о его свойствах); б) этноботанические (совпадение или различия в восприятии растения носителями русского и арабского языков, порождающие этноспецифичные коннотации); в) специфика и сложность индивидуально-авторских образных ассоциаций.

 

Список научной литературыКамаль Альдин Зэйнаб Сафуан, диссертация по теме "Русский язык"

1. Есенин С.А. Собрание сочинений в 5 тт. М.:ГИХЛ, 196019621987,® сз'Я ^ ^^а-5I .111.Я-З-з cjl.jl.jj. ¿л.2001 -Л «Эл-^.и^Ь^' .Я-^л.^ С^иЬд! .¿Д-^Л ¿лла. -Ха-о! -2

2. Л Ялал^-аЛ.4j.lj.Le.il сЛЛЬ111 <j.jj.Ljl -31980 .Я-З^лл^ Сз^и^а. у-Шла.} 42005, .ЯИлШ вJ!jJ ? 1 Я-^лЛ сА-С^А-О .¿^Л й:0 -52000.',1999 Я.1 Jл-a.лЛ .ЯjJ jЛ dll.jlj.jj JjAj.il <я^-и -71. Литература

3. Агапкина Т.А.Символика деревьев в традиционной культуре славян : рябина / Т.А.Агапкина // Этноботаника: растения в языке и культуре. СПб.: Изд-во «Наука», 2010. - С.238 - 253.

4. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., Наука, 1974. 367 С.

5. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания //ВЯ, 1995, № 1.С.37 -67.

6. Артемьева Н. Объективация концепта «верба» в современном русском литературном языке и воронежских говорах / Н.Артемьева // Культура общения и её формирование. Вып.13. - Воронеж, 2004. - С.198 - 199.

7. Арутюнова Н. Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) // Лингвистика и поэтика. М., 1979, С. 147 173.

8. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998а.

9. Арутюнова Н.Д. Метафора // Большой энциклопедический словарь. Языкознание. М., 19986. С. 296-297.106

10. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. - С. 5 -33.

11. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1999. - 895 с.

12. Аташбараб Хамидреза. Русская литература в Иране : цикл «Персидские мотивы» С.А.Есенина (проблемы перевода и историко-литературной интерпретации): автореф. канд. филол.наук. М.,2010. - 20 с.

13. Афанасьев А.Н. Древо жизни / А.Н. Афанасьев. М.: Современник, 1983. — 464 с.

14. Базанов В.Г.Сергей Есенин и крестьянская Россия /

15. B.Г.Базанов. — JL: Советский писатель, 1982. — 302 с.

16. Белозерова А. О некоторых особенностях арабской биологической терминологии и номенклатуры / А.Белозерова // Вестник Челябинского государственного университета, 2009. №40. - С.98 - 103.

17. Беляевская Е.Г. Языковые парадигмы и анализ смысла текста // Языковые парадигмы и их функционирование. Сборник научных трудов. Волгоград, 1992. С.97 104.

18. Бережан С.Г. О критериях синонимичности в лексике // НДВШ, Филологические науки, 1967, N 4. С. 47 56.

19. Бережан С.Г. Семантическая эквивалентность языковых единиц. Кишинев, 1973. 372 С.

20. Бессонова О.М. Очерк сравнительной теории метафоры // Научное знание: логика, понятия, структура. Новосибирск. 1987. С. 205 227.

21. Блинова О.И. «Словарь фитонимов Среднего Приобья» как источник диалектной мотивологии /О.И.Блинова // Вестник Томского гос.ун-та: Филология, 2008. №2 (3).1. C.14 23.

22. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М., 1990. С. 284 306.

23. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. (Субъектно-образная структура). М.: Российск. гос.гуманит.ун-т., 1997. - 307 с.

24. Брутян Г. А. Язык и картина мира//НДВШ. Филол. науки, 1973, № 1. С.108 111.

25. Бутакова JI.O. Авторское сознание в поэзии и прозе: когнитивное моделирование / JI.О.Бутакова.- Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001.

26. Быкова О.И. Этноконнотация как вид культурной коннотации (на материале номинативных единиц немецкого языка)) / О.И.Быкова. Воронеж : Воронежский государственный университет, 2005. - 277 с.

27. Васильев JI.M. Теория семантических полей // ВЯ, 1971, N 5. С. 105 113.

28. Васильева С.Г. Проблема «Образ мира и язык» в концептах теории носителя языка // Языковая семантика и образ мира. Международная научная конференция, посвященная 200-летию ун-та. М., 1997, т. 1.С. 3-4.

29. Вежбицка А. Семантические примитивы // Семантика. М., 1983.

30. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. 778 с.

31. Вепрева И.Т., Кусова M.JL, Матвеева Т.В. Парадигматическая структура глагольных ЛСГ // Лексико-семантические группы русских глаголов. Иркутск, 1989. С. 40 61.

32. Верещагина JI.H. Материалы к урокам по лирике С.Есенина / Л.Н.Верещагина // Литература в школе, 1998. №7. - С.115 - 118.

33. Веселовский А.Н. Историческая поэтика /

34. A.Н.Веселовский. — М.: Высшая школа, 1989. — 406 с.

35. Виноградов В.В. Из истории лексикологии // Доклады и сообщения института языкознания АН СССР. ОЛЯ, 1956, N 10. С. 1 28.

36. Виноградов В.В. О взаимодействии лексико-семантических уровней с грамматическими в структуре языка.// Мысли о современном русском языке. М., «Просвещение», 1969. С. 5 23.

37. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М., 1972.

38. Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977.

39. Виноградов В.В. О языке художественной литературы /

40. B.В.Виноградов. М.: Наука, 1959.

41. Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова / В.В.Виноградов // Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. М.: Наука, 1990. - С.182 - 270.

42. Виноградова B.C. О структуре семасиологического уровня // Семантико-системные отношения в лексике германских и романских языков. Волгоград, 1979.

43. Виноградова Т.Ю. Язык как средство идентификации личности // Языковая семантика и образ мира. Международная научная конференция, посвященная 200-летию университета, 7-10 октября 1997года. Т. 1. Казань, 1997. С.107 108.

44. Вовк В.Н. Языковая метафора в художественной речи. Природа вторичной номинации. Киев, 1986.

45. Волков А. Художественные искания С.Есенина / А.Волков. М.: Художественная литература, 1976.

46. Выходцев П. Есенин и некоторые вопросы русской художественной культуры / П.Выходцев // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.63 - 78.

47. Гайсина P.M. Лексико-семантическое поле глаголов отношения в русском языке. Саратов, 1981. 194 С.

48. Гак В.Г. Семантическая структура слова как компонент семантической структуры высказывания // Семантическая структура слова. М., 1971.

49. Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики //Проблемы структурной лингвистики 1971. М., 1972. С.367 395.

50. Гак В.Г. К диалектике семантических отношений в языке // . Принципы и методы семантических исследований. М. «Наука», 1976. С. 73 — 91.

51. Гак В.Г. Сопоставительная лексикология /На материале французского и русского языков/. М., 1977.

52. Гак В.Г. Метафора: универсальное и специфическое // Метафора в языке и тексте. М., 1988. С.11 26.

53. Гачев Г.Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981.

54. Гачев Г.Д. Национальные образы мира // Национальные образы мира. Космо-Психо-логос. М., 1995. С. 11-31.

55. Гинзбург P.C. О системности словарного состава // Актуальные проблемы лексикологии. Новосибирск, 1971.

56. Глушкова М.В. Эстетическая актуализация слова вконтексте художественного произведения (на материале трилогии А.Толстого «Хождение по мукам») // Вопросы стилистики. Межвузовский научный сборник. Вып. 9. Саратов, 1975. С. 64 81.

57. Голев Н.Д. Естественная номинация объектов природы собственными и нарицательными именами / Н.Д.Голев // Вопросы ономастики. Свердловск, 1974. - № 8 - 9, с.88 - 98.

58. Голикова Т.А.ч Слово как интегративный компонент репрезентации концептуальной картины мира (на материале творчества В.В.Набокова). Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Барнаул, 1996. 22 С.

59. Гулин А.В. «В сердце светит Русь.» : духовный путь С.Есенина / А.В.Гулин // Лит. в шк. 2001. - № 4. - С.7 -13.

60. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., Прогресс, 1984. 397 С.

61. Демидова Н. Об использовании «местных речений» в творчестве С.Есенина (www.esenin.ru/c73.html).

62. Дмитровская М.А. Знание и мнение: образ мира, образ человека // Логический анализ языка. Знание и мнение. М., 1988. С. 6 17.

63. Добжиньская Т. Метафора в сказке // Теория метафоры. М., 1990. С.476 492.

64. Дэвидсон Д. Что означают метафоры //Теория метафоры. М., 1990. С.173 193.

65. Дюбуа Ж.и др. Общая риторика. Пер.с французского. М., 1986. 392 С.

66. Дяговец И.И. Ободном сквозном образе в лирике С.А. Есенина / И.И.Дяговец // Русск. яз. в шк. 1990. - №5.1. С.69 72.

67. Дьяченко Ю.А. Фитонимическая лексика в художественной прозе Е.И.Носова / Юлия Александровна Дьяченко : автореф. дис. канд. филол. наук. Курск, 2010. - 18 с.

68. Журавлёв С.А. Изобразительность и музыкальность поэтического творчества С.А.Есенина : к 100-летию со дня рождения великого русского лирика / С.А.Журавлёв. — Рига : Улей, 2005. 53 с.

69. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 2001.

70. Ермакова Е.В. Имплицитность в художественном тексте (на материале русскоязычной и англоязычной прозы психологического и фантастического реализма) / Е.В.Ермакова. Саратов : Изд-во Саратовского ун-та, 2010. - 200 с.

71. Жаботинская С.А. Части речи и распаковка смыслов семантического континуума Бытия //Языковая категоризация /части речи, словообразование, теория номинации/. М., 1997. С. 25 31.

72. Жаворонков А. Некоторые особенности реализма С.Есенина / А.Жаворонков // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.137 - 152.

73. Жбанкова Т. Диалектизмы в стихотворениях Есенина / Т.Жбанкова // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.235 - 244.

74. Журавлёв В. Лирический роман С.Есенина / В.Журавлёв // Литература в школе. Научно-методический журнал. -М., 1995. №5. - С.9 - 15.

75. Загоровская О.В. Эстетическая функция языка в соотношении с его основными функциями // Коммуникативная ' и поэтическая функции художественного текста. Воронеж. Изд-во ВГУ, 1982. С.З 8.

76. Занковская Л. В. Творчество Сергея Есенина в контексте русской литературы двадцатых годов XX века. М.,-2002

77. Захаров А.И. Эволюция образной системы С.Есенина (олицетворение метафора - сравнение - символ). Дис.на соиск.учен.степ.канд.фил.наук, М., 1972. 23 С.

78. Захаров А.И. Поэтическое слово Есенина //Русская речь, 1975, № 2. С. 55 61.

79. Захаров А.Художественный мир поэта / А.Захаров // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник - С.220 - 234.

80. Зорько A.C. Роль просторечной лексики и арготизмов в отображении художественной картины мира // Текст как отображение картины мира. Сборник, научных трудов Московского ин-та им. М.Тореза. Вып. 341. М., 1989. С.47 -57.

81. Зуев Н. Народные истоки поэзии С.Есенина / Н.Зуев // Литература в школе. Научно-методический журнал. М., 1995. - №5. - С.15 - 23.

82. Зыцарь Ю.В. О единстве сознания и различиях языков // ВЯ, 1983, № 4. С.23 32.

83. Калиткина Г.В.Рец.: Арьянова В.Г.Словарь фитонимов

84. Среднего Приобья / Г.В.Калиткина //Вестник Томского гос.ун-та : Филология, 2007. №1. - С. 129 - 30.

85. Капшай Н.П. Учимся понимать поэзию и мир. Стихотворение С.Есенина «Берёза» / Н.П.Капшай // Литература в школе, 1998. №7. - С.119 - 122.

86. Караулов Ю.Н. Словарь как компонент описания языков // Принципы описания языков мира. М. , «Наука», 1976. С.313 340.

87. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М., 1976.

88. Карпов Е. Из наблюдений над поэтикой С.Есенина / Е.Карпов // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.211 - 220.

89. Кедров Б.М. Сверхзадача комплексного изучения творчества // Художественное творчество. Л., Наука, 1986. С. 16 17.

90. Кильдибекова Т.А. Структура поля глаголов действия: Учебное пособие. Уфа, 1983.

91. Ковтун Л.С., Дмитриев П.А. Писательская лексикография как метод изучения художественной речи / Л.С. Ковтун, П.А.Дмитриев и др. // Вестник Ленинградского университета. Сер.2., 1988. - Вып.З (№16). - С.44 - 55.

92. Кодухов В.И. Лексико-семантические группы слов. Л., 1955. 28 С.

93. Колосова В.Б.Лексика и символика славянской народной ботаники. Этнолингвистический аспект /В.Б.Колосова. М.: Изд-во Индрик, 2009. - 354 с.

94. Колосова В.Б.Славянская этноботаника : очерк истории / В.Б.Колосова // Этноботаника: растения в языке и культуре. СПб.: Изд-во «наука», 2010. - С.7 - 30.

95. Колядко Л.Г. Об имплицитном характере высказывания / Л.Г.Колядко // Грамматика, лексикология и стилистика романских и германских языков. Минск, 1980. - С.31 -40.

96. Коржан В. Есенин и Пролеткульт (1917 1920) / В.Коржан // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. - М.: Современник, 1978. - С.79 - 95.

97. Косериу Э. Лексические солидарности // Вопросы учебной лексикографии. М., 1969. С. 93 104.

98. Кравцов И. Композиция лирического стихотворения в поэзии С.Есенина / И.Кравцов // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.200 - 210.

99. Кубрякова Е.С. Языковое сознание и языковая картина мира // Филология и культура. Материалы международной конференции 12 14 мая 1999 года: Тамбов, 1999. С.6 -13.

100. Кузнецова М. А., Резникова А.С. Сказания о лекарственных растениях / М.А.Кузнецова, А.С.Резникова. М.: Высш. школа, 1992. - 272 с.

101. Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка. М., Высшая школа, 1989. 216 С.

102. Кузнецова Э.В. Русская лексика как система. Свердловск, 1980. 88 С.

103. Куликова И.С. К определению лексико-семантической группы слов // XXII Герценовские чтения (Межвузовскаяконференция). Филологические науки. Программа и краткое содержание докладов. Л., 1968. С. 28 30.

104. Ларин Б.А. О разновидностях художественной речи (семантические этюды) //Эстетика слова и язык писателя. Л., 1969. С.27 -53.

105. Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1999.

106. Левин С. Прагматическое отклонение высказывания // Теория метафоры. М., 1990. С.342 357.

107. Леонтьев А.Н. Образ мира //Избранные психологические произведения. М., Педагогика, 1983, С.251 261.

108. Лурия А.Р., Виноградова О.С. Объективное исследование динамики семантических систем //Семантическая структура слова. М., «Наука», 1971. С. 27 77.

109. Маглакелидзе Ж.Г. Функции числительного в реализации художественной картины мира // Текст как отображение картины мира. Сб. научных трудов МГПИИЯ им. М.Тореза. Вып. 341. М., 1989. С. 20 36.

110. Маковский М.М. «Картина мира» и миры образов (лингвокультурологические этюды) / М.М. Маковский. -Вопросы языкознания. М., 1992. - №6. - С.36 - 53.

111. Марченко A.M. Поэтический мир Есенина / А.М.Марченко. М.: Советский писатель, 1972. - 309 с.

112. Марченко О.Н. К вопросу об исследовании эстетической функции поэтического слова / О.Н.Марченко //Я ЗЫК.ТЕКСТ.ДИСКУРС: Межвузовский сборник научных статей. Вып. 1. Под ред. Г.Н. Манаенко.

113. Ставрополь: Пятигорский государственныйлингвистический университет, 2003. С.58 - 62.

114. Мейлах Б.С. "Философия искусства" и "художественная картина мира" // Художественное творчество: Вопросы комплексного изучения. JL, 1983.

115. Меркулова, В.А. Очерки по русской народной номенклатуре растений / В.А. Меркулова. М.: Наука, 1967. - 258 с.

116. Мигдал А.Б. Некоторые параллели // Художественное творчество. Д., Наука, 1986. С. 18 -23.

117. Миллер Дж. Образы и модели, уподобления и метафоры // Теория метафоры. М., 1990. С. 236 -283.

118. Михайлов А. О поэтическом образе Есенина / А.Михайлов // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.182 - 191.

119. Мусаева О.И.Флористическая метафора как фрагмент национальной картины мира (на материале русского и испанского языков) /Ольга Игоревна Мусаева : автореф. дис. канд. филол. наук. Воронеж, 2005. - 24 с.

120. Е. Наумов. Сергей Есенин. Жизнь и творчество / Е.Наумов. М.: Просвещение, 1985. - 280 с.

121. Николаева М. Лексико-семантическая группа «растение» в поэзии М.Цветаевой / М. Николаева // Культура общения и её формирование. Вып.9. Воронеж : изд-во «Истоки», 2002. - С.152 - 153.

122. Никонова Т.А., Глебова A.B. «Я последний поэт деревни.»: О творчестве С. Есенина //Русская литература XX века. Воронеж, 1999. С. 303 318.

123. Новиков Л.А. Антонимия в русском языкесемантический анализ противоположности в лексике).М., Изд во Московского университета, 1973. 289 С.

124. Новиков JI.A. Искусство слова. М., 1991. 142 С.

125. Новикова M.JI. Метафора и текст // Русская речь, 1982, №4. С.25 30.

126. Овчинников Д.А. Певец России : Очерк творчества С.А.Есенина. Тула : Приок. кн. изд-во, 1992. - 270.

127. Опарина Е.О. Концептуальная метафора // Метафора в языке и тексте. М. Наука, 1988. С.65 77.

128. Ортони Э. Роль сходства в уподоблении и метафоре //Теория метафоры. М., 1990 С.219 235.

129. Павиленис Р. Язык. Смысл. Понимание // Язык. Наука. Философия. Логико-методологический и семиотический анализ. Вильнюс, 1986. С 240 263.

130. Панова Г.Г. Обозначение реалий в автобиографической трилогии М.Горького / Г.Г.Панова // Вестник Ленинградского университета. Сер.2., 1988. - Вып.З (№16). - С.115 - 117.

131. Покровский М.М. Семасиологические исследования в области древних языков // М.М.Покровский. Избранные работы по языкознанию. М., Изд-во АН СССР. 1959, С. 63 360.

132. Попова З.Д., Стернин И.А., Чарыкова О.Н. К разработке концепции языкового образа мира//Язык и национальное сознание. Материалы региональной научно-теоретической конференции. Воронеж, 1998. С. 21 23.

133. Попова З.Д., Стернин И.А., Беляева Е.И. Введение //Полевые структуры в системе языка. Воронеж, Изд-во Воронежского ун-та, 1989. С. 3 9.

134. Потебня A.A. Структура и функционированиепоэтического текста //Очерки лингвистической поэтики. М., Наука, 1985. 222 С.

135. Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М., Высшая школа, 1990.

136. Потебня A.A. Символ и миф в народной культуре. М., 2000.

137. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя / Д.М.Поцепня. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1997. -264 с.

138. Прокофьев И. Есенин и древнерусская литература / И.Прокофьев // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.119 - 134.

139. Прокушев Ю.Л. Сергей Есенин. Образ, стихи, эпоха / Ю.Л.Прокушев. М.: Московский рабочий, 1975. - 328 с.

140. Рикер П. Живая метафора // Теория метафоры. М., 1990. С.435 455.

141. Риффатер М. Критерии стилистического анализа // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. IX. Лингвостилистика. М., 1980. С.69 97.

142. Савушкина Н. Фольклорные традиции в поэзии С.Есенина / Н.Савушкина // Сергей Есенин. Проблемы творчества. Сборник статей. Сост. П.Ф. Юшин. М.: Современник, 1978. - С.108 - 118.

143. Сазонова Н. Символическое значение слова «ива» в песенных текстах / Н.Сазонова // Культура общения и её формирование. Вып.13. - Воронеж, 2004. - С.199 - 200.

144. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999.

145. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 2001.

146. Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М., 1990. С.307 341.

147. Сетаров Р. Д. Национальная специфика образной номинации (на материале названий растений) / Р.Д. Сетаров // Елец: изд-во ЕГУ им. И. А. Бунина, 2002. -125 с.

148. Сидельников В.М. Многокрасочность поэтических миниатюр Есенина // Писатель и жизнь. Сб. историко-литературных и критических статей. Вып.УИ. М., Изд-во МГУ, 1972. С.83 -94.

149. Сиротина В.А. Изменение семантической структуры слова в художественной речи // Вопросы стилистики. Саратов, 1972. Вып. 5. С. 49 68.

150. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. С Пт., Наука,1993. 150 С.

151. Слесарева И.П. Проблемы описания и преподавания русской лексики. М. , «Русский язык», 1980. 182 С.

152. Соколова Н.К. Слово в русской лирике начала XX века. Воронеж,1980.159 С.

153. Солнцева Н.М. Сергей Есенин : В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М.: Изд-во МГУ, 1997. - 79 с.

154. Станеева З.В. Пейзаж русской души : Заметки о национальном характере в лирике С.Есенина / З.В.Станеева // Проблемы типологии литературного процесса. Пермь, 1992. - С.125 - 135.

155. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. М., 1981.

156. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. М., Наука, 1985. 335 С.

157. Степанченко И.И. О функциональном подходе к исследованию идиостиля С.Есенина / И.И.Степанченко //Структурно-семантический и стилистический анализ художественного текста. Харьков, 1989. - С.20 - 22.

158. Степанченко И.И. К проблеме функциональной типологии художественных текстов С.Есенина / И.И.Степанченко //Общая стилистика и филологическая герменевтика. Тверь, 1991. - С.80 - 90.

159. Степанченко И.И. Анализ лексических микросистем в лирике С.Есенина / И.И.Степанченко // Художественная речь. Самара, 1992. - С.44 - 57.

160. Суханова H.A. Метафора в ранней поэзии С.Есенина / Н.А.Суханова //ЯЗЫК.ТЕКСТ.ДИСКУРС: Межвузовский сборник научных статей. Вып. 1. Под ред. Г.Н. Манаенко. - Ставрополь: Пятигорский государственный лингвистический университет, 2003. - С.101 - 112

161. Тарасова И.А. Структура семантического поля в поэтическом идиостиле (на материале поэзии И.Анненского). Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Саратов, 1994. 17 С.

162. Телия В.Н. Вторичная номинация и ее виды // Языковая номинация: виды наименований. М., 1977.

163. Телия В.Н. Метафора и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М. 1988.

164. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникацмя. М., 2000.

165. Титова B.C. Мир душистых растений в поэзии С.А.Есенина / В.С.Титова. М.: Советский писатель, 2005.

166. Тихонова М.Ю. Лексико-фразеологическая микросистема «много» в современном русском языке. Автореф. дис. на соискан. учен. степ. канд. филол. наук. 1971. 20 С.

167. Толстой Н.И.Мифологическое в славянской народной поэзии : 1. Между двумя соснами (елями) /Н.И.Толстой // Живая старина, 1994. №2. - С.18 - 19.

168. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н.И.Толстой. М.: Издательство «Индрик», 1995. - 512 с.

169. Томашевский Б.В. Стилистика. Л., 1983. 288 С.

170. Топоров В.Н. Модель мира. М., Сов. Энциклопедия, 1988.

171. Торсуева И.Г. Интонация и картина мира художественного текста //Текст как отображение картины мира. Сб. научных трудов Московского ин-та им. М. Тореза. Вып. 341. М., 1989. С. 5 11.

172. Трубина Л.А. Сергей Александрович Есенин / Л.А.Трубина // Литература в школе, 1998. №7. - С. 149 -151.

173. Трунин A.B. «Я растил себя поэтом». Из творческой биографии С.Есенина / А.В.Трунин // Литература в школе, 1998. №7. - С.123 - 124.

174. Уилрайт Ф. Метафора и реальность // Теория метафоры. М., 1990. С. 82 109.

175. Ульманн С. Семантические универсалии // Новое в лингвистике. М., 1970. Вып. 5. С. 250 -299.

176. Ульянова Н.П. Типология фитонимической метафоры / Н.П.Ульянова // Сопоставительное изучение семантической динамики. М.: изд-во МГУ, 1986. - С.93 - 104.

177. Уфимцева A.A. Типы словесных знаков / А.А.Уфимцева. М.: «Наука», 1974. - 205 с.

178. Федоров А.И. Семантическая основа образных средств языка. Новосибирск, 1969. 92 С.

179. Филин Ф.П. О лексико-семантических группах слов // Езиковедски исследования в чест на академик Стефан Младенов. София, 1957. С. 523 538.

180. Харченко В.К. Переносные значения слова. Воронеж, Изд-во ВГУ, 1989. 195 С.

181. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990. 205 С.

182. Чарыкова О.Н. Функции фитонимов в современном поэтическом дискурсе / О.Н.Чарыкова // Реальность, язык и сознание : междунар. межвузов, сб.науч.тр. Тамбов: Изд. дом ТГУ им.Г.Р.Державина, 2010. - С.325 - 329.

183. Черкасова Е.Т. Опыт лингвистической интерпретации тропов (метафора)// ВЯ, 1968, № 2. С. 28 38.

184. Чернухина И.Я. Лингвистический анализ русской поэтической речи. Воронеж, 1982. 51 С.

185. Чернухина И.Я. Общие особенности поэтического текста. Воронеж, 1987. 158 С.

186. Чудинов А.П. Общая характеристика глаголов биологического существования в русском языке (Парадигматика) // Исследования по семантике. Уфа, 1980.

187. Шаклеин В. М. Этническое мышление как средство восприятия лингвокультурной картины мира // Виноградовские чтения: Когнитивные и культурологические подходы к языковой семантике. М., 1999. С. 64-65.

188. Шарафандина К.И.Флористическая загадка А.Н.Островского / К.И.Шарафандина // Этноботаника: растения в языке и культуре. СПб.: Изд-во «Наука», 2010. - С.164 -172.

189. Шахнарович A.M., Юрьева Н.М. К проблеме понимания метафоры // Метафора в языке и тексте. М., 1988. С.108 -117.

190. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М., «Просвещение», 1977. 335 С.

191. Штейн К.Э. Язык. Поэтический текст. Дискурс. /К.Э.Штейн //ЯЗЫК.ТЕКСТ.ДИСКУРС: Межвузовский сборник научных статей. Вып. 1. Под ред. Г.Н. Манаенко. - Ставрополь: Пятигорский государственный лингвистический университет, 2003. - С.9 - 16.

192. Щерба JI.B. Опыт общей теории лексикографии// Известия АН СССР. ОЛЯ, 1940, N 3, С. 89 117.

193. Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и о эксперименте в языкознании // Языковая система и речевая деятельность. Л. «Наука», 1974. С.24 33.

194. Щерба Л.В. Некоторые выводы из моих диалектологических наблюдений// Избранные работы по языкознанию и фонетике. Т. 1, Л., Изд-во ЛГУ, 1958.С. 115 220.

195. Щур Г.С. Теории поля в лингвистике. М. «Наука», 1974. 255 С.

196. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.» : система пейзажных образов в русской поэзии: Науч.-попул. М.: Высш. шк., 1990. - 303 с.

197. Юшин П.Ф. Поэзия Есенина. 1910 1923. М., 1966. 319 С.

198. Юшин П.Ф. Сергей Есенин. М., Изд-во МГУ, 1969.

199. Аль-Ясин Шейх Мохаммед Хасан. Словарь растений и земледелия. Аль-Халиль. Бейрут, 2000.

200. Баранов X. К. Арабско-русский словарь. М.: Изд. Русский язык, 1984.

201. Борисов В. М. Русско-Арабский словарь. М.: Изд. Советская Энциклопедия, 1997.

202. Ожегов. С. И. Словарь русского языка. Москва, 1979.

203. Шарбатов. Г. Ш. Арабско русский словарь. Изд. Русский язык. Москва, 1981.

204. Школьник Ю.К. Растения. Полная энциклопедия. М.: Эксмо, 2010. - 256 с.1981. >кШ1 ,и>jU-.ll ^ -11984 ЯА.1Л -С -22000. . .^ с^ил^Л ^,¿31 ¿алл. Лл^.» ^.¿Л з1981 .Я-ь-^Л Ял.1Л .tJJuoJJ — ^.^.с. .у* 41996,'^-^.ЯлШ л^-лЛ -5