автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Фоновые практики интеллигенции в современной городской культуре

Полный текст автореферата диссертации по теме "Фоновые практики интеллигенции в современной городской культуре"

Дудоладова Мария Михайловна

ФОНОВЫЕ ПРАКТИКИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ ГОРОДСКОЙ КУЛЬТУРЕ (ТЕНДЕРНЫЙ

АСПЕКТ)

24.00.01 Теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии"

2 7 МАЙ 2015

Киров-2015

005569429

Работа выполнена в ФГБОУ ВПО «Пермская государственная академия искусства и культуры» на кафедре культурологии

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии ФГБОУ ВПО «Пермская государственная академия искусства и культуры» Лейбович Олег Леонидович

Официальные оппоненты:

Тимофеев Михаил Юрьевич, доктор философских наук, профессор кафедры философии ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет»

Голенок Марина Петровна, кандидат культурологии, заведующая кафедрой философии и культурологии ФГБОУ ВПО «Вятский государственный университет»

Ведущая организация: ВГБОУ ВПО «Пермский государственный национальный исследовательский университет»

Защита состоится 30 июня 2015 года в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.041.02 при ФГБОУ ВПО «Вятский государственный гуманитарный университет» по адресу: г. Киров, ул. Красноармейская, д. 26, ауд. 104.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГОУ ВПО «Вятский государственный гуманитарный университет» по адресу: г. Киров, ул. К. Либкнехта, д. 89 и на сайте: http://ds.vggu.ru/

Автореферат диссертации размещён на сайте ВАК Минобрнауки РФ по адресу: http://vak.ed.gov.ru и на сайте ФГБОУ ВПО «Вятский государственный гуманитарный университет».

Автореферат разослан «J^>> мая 2015 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Машковцев A.A.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность работы обусловлена глубоким интересом отечественных и зарубежных исследователей культуры к советскому культурному наследию. Традиции, сложившиеся на протяжении XX столетия, оказывают существенное воздействие на нормативно-ценностную сферу современной российской городской культуры, сохранившей «советское» в своих структурах, социокультурных институтах и повседневных практиках.

Для отечественной культурологии «...одной из важнейших проблем оказывается неясность того, как, собственно, происходит процесс воспроизводства "советского человека"»1, или, точнее, носителя советской культуры. С одной стороны, советская эпоха уже в прошлом, но с другой стороны, она продолжает оказывать мощное влияние на современную ситуацию в российской культуре. Одним из проявлений противоречивости культурной ситуации можно считать общероссийский кризис идентичности, возникший, в том числе, и в городских сообществах после распада Советского Союза.

В результате транзитивный характер социокультурных институтов стирает чёткие границы между тем, что традиционно было принято считать нормой, и тем, что ею не является. Жители современных российских городов, столкнувшиеся с ситуацией культурного шока и, вследствие чего переживающие культурную травму, актуально находятся внутри «мозаичной культуры». В ней присутствуют разнообразные (и при этом - гетерогенные) нормы, символы, ценности. Любое, даже самое экстравагантное поведение может быть культурно одобряемым в какой-то особенной нормативно-ценностной системе. В такой ситуации горожане испытывают затруднения в процессе идентификации. Индивид совершает поступки, не согласованные друг с другом, не поддающиеся однозначной интерпретации. Когда современность утрачивает определенность, прозрачность и осмысленность, закономерно актуализируется культурная память.

В такой ситуации большинство объяснительных моделей, выработанных гуманитарным знанием в XX веке, оказываются нерелевантыми, поскольку они не учитывают обстоятельств, возникших вследствие культурно-исторических событий конца XX века и их последствий. В результате множество конкурирующих ценностных систем не позволяют выстроить единую иерархию субкультур. Исследователи испытывают затруднения в дефиниции доминирующей («высокой») культуры. Именно поэтому в изучении современной российской городской культуры трудно опереться на определенную генерализирующую модель. В этой связи необходимо осмысление условий и механизмов, соединяющих советское прошлое с российским настоящим. Задача исследователя - «расколдовать» (М. Вебер) кажущуюся иррациональность, невнятность и разнообразие человеческих практик. Знание механизмов трансляции культурного наследия является частью

'Гудков Л. Условия воспроизводства «советского человека» // Палитру. 10.11.2009. URL: http://polit.ru/article/2009/l l/10/sovhuman/ Дата обращения: 15.04.2014.

решения глобальной задачи, выступающей для российской гуманитаристики своего рода «регулятивным принципом» или «категорическим императивом», -нормализации многомерного культурного пространства современного города, поскольку нормальное функционирование любого социокультурного института возможно лишь в том случае, если в городском сообществе присутствует ценностный консенсус.

Для этого представляется целесообразным выяснить культурный background, то есть фоновые ценностные основания поведенческих стратегий горожан. В терминах М. Вебера это означает интерпретацию человеческих поступков как «ценностно-рациональных». Теория практик на сегодняшний день имеет преимущественно философский статус. Необходимо адекватно перевести её на язык культурологии. Под фоновыми практиками в исследовании понимается сумма поведенческих актов, направляемых нормами и ценностями, зафиксированными в культурной памяти, иначе говоря, мотивированными идеализированным образом прошлого.

В целом, фоновые практики современных горожан представляют на сегодняшний день малоисследованный массив, который необходимо аналитически расчленить, выделив значимые аспекты этих практик. Автор исходит из того, что одним из важных социокультурных факторов, определяющих содержание фоновых практик, является тендер. Введение в исследование тендерного аспекта позволяет сформулировать ряд проблем, нуждающихся в изучении. Например, насколько содержание фона может зависеть от тендерного статуса горожанина, его тендерной идентичности и тендерного порядка внутри определенной культуры или субкультуры. Следует учесть и то, что «удельный вес» субкультур тоже не одинаков. В советскую эпоху одной из наиболее влиятельных была (и, возможно, до сих пор остается) субкультура интеллигенции. Поэтому в данном исследовании основное внимание уделяется женщинам, принадлежащим к слою городской интеллигенции.

Определяя ту или иную практику как «фоновую», мы указываем на наличие в ней непроясненных ценностных оснований, выявление и развертывание которых и представляет собой актуальную исследовательскую задачу. Таким образом, актуальность исследования определяется двумя дополняющими друг друга факторами: социокультурным и ценностным. Первый касается широкого спектра проблем адаптации российских горожан к новой социокультурной реальности, формирования национальной идентичности, преодоления отчуждения от культуры. Второй связан с проблемой разработки адекватного ситуации культурологического подхода в исследовании нормативно-ценностных ориентации современных российских горожан.

Степень научной разработанности темы может быть описана при помощи анализа двух культурологических парадигм: теории практик и концепции культурной памяти.

С точки зрения американского антрополога Шерри Ортнер, начиная с 1980-х годов понятие «практика» стало центральным ориентиром

антропологических исследований2. Обычно под «практикой» или «практиками» исследователи понимают широкий спектр разнообразных человеческих действий, зависящих от содержания конкретной культурной среды.

В литературе выделяется понятие «фоновых практик», представленных в трудах Н. Элиаса, Г. Гарфинкеля, И. Гофмана, O.JI. Лейбовича, А.Н. Кабацкова, Н.В. Шушковой, В. В. Волкова, О. В. Хархордина3. «Фон» в пространстве этих исследований понимается как культурный контекст, в рамках которого действует индивид. Г. Гарфинкель пишет о «практических-действиях-в-контексте», имея в виду практики, обусловленные другими практиками, например, практиками интерпретации и оценивания4.

Одной из наиболее обсуждаемых в современной культурологии является тема культурной памяти. Происходит активная институционапизация «мемориальных исследований», ведутся споры о степени интегрированности этих исследований в одну дисциплину, о существовании «мемориальной парадигмы» в науках о культуре. М. Хальбвакс в работе «Социальные рамки памяти» (1925 г.) ввел понятие коллективная память, рассматривая её наряду с памятью индивидуальной. Понятие коллективной памяти, введённое М. Хальбваксом, получило своё продолжение в теории культурной памяти немецкого историка культуры, египтолога Я. Ассмана.

В отечественной культурологии культурная память рассматривается по преимуществу в контексте формирования новой национальной идентичности. Среди наиболее значимых российских исследователей культурной памяти можно отметить В.В. Абашева, Ю.М. Лотмана, А.Г. Васильева, Л.П. Репину, Г.В. Лебедеву, Д.К. Куликову и др.

Тендерный аспект проблематики культурной памяти в российской науке наиболее широко представлен в исследованиях, связанных с устной историей, памятью о «советском». Здесь можно отметить таких авторов, как H.A. Завершинскую, Е.А. Здравомыслову, Е. Ю. Мещеркину, Е.Ю. Рождественскую, В.А. Суковатую5.

В их трудах убедительно реконструированы гендерные представления о советском прошлом, описаны повседневные практики выживания и адаптации в условиях дефицитной экономики. По сути, эти работы закладывают основу исследования советской гендерной культуры. Вместе с тем в них акцентируется целерациональный характер повседневных практик, т.е. они не имеют статуса

2 Ortner Sh. Theory in Anthropology since the Sixties / Comparative Studies in Society and History 261 1984. P.126-166.

3 Гарфинкель, Г. Исследования по этнометодологии / Санкт-Петербург: Питер, 2007; Элиас, Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. В 2-х т. М.: университетская книга, 2001; Волков В. В., Хархордин О. В. Теория практик / Санкт-Петербург: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2008.

* Гарфинкель, Г. Исследования по этнометодологии / Санкт-Петербург: Питер, 2007. - С.43.

5 Рождественская, Е.Ю. Биографической метод в социологии / Москва: Изд-во «ВШЭ», 2012; Суковатая, В. Устные истории, тендерная память и женские стратегии выживания в эпоху сталинизма / В. А. Суковатая И 3 apxiBiB ВУЧК ГПУ НКВД КГБ . - 07/2010 . - N2 . - С. 331-378; Завершинская, Н.А. Гендерные структуры памяти о «советском» в дисциплинарном пространстве российского социума//Субдисциплина: гендерная политология. 23.08.2010. С.64-78.

культурного фона. Заполнить эту исследовательскую лакуну призвана данная работа. Поставленная в ней проблема может быть сформулирована следующим образом: насколько поведение индивида в современном городе определяется культурной памятью и каково конкретно-историческое наполнение культурной памяти в содержании гендерных фоновых практик интеллигенции в городской среде.

Объект исследования - городская культура как выражение норм и ценностей современного социума.

Предмет исследования - фоновые практики интеллигенции в современной российской городской культуре (в их гендерной представленности).

Цель работы - на основе теории фоновых практик интерпретировать повседневное поведение горожан представленной социальной группы в урбанизированной культурной среде.

Основные задачи исследования:

1. Сформулировать концепцию фоновых практик как объекта культурологического знания.

2. Представить фоновые практики в контексте их детерминированности культурной памятью.

3. Охарактеризовать в генезисе фоновых практик роль «культурной травмы» как деструктивного состояния ментальности общества (и «женского мира» в частности) в результате резких социально-культурных изменений.

4. На основе уже существующих и вновь проведенных исследований феномена культурной памяти реконструировать механизм воспроизведения норм и ценностей прежнего ценностно-нормативного порядка в повседневной жизни горожанок разных поколений.

5. Охарактеризовать основные типы фоновых практик женщин -представляющих городскую интеллигенцию, заданных культурной памятью (дискурсивные, потребительские, дисциплинарные).

Теоретические и методологические основы исследования

Общеметодологическим основанием исследования служит культурно-антропологический метод, реализуемый посредством историко-культурной реконструкции, предполагающий исследование механизма трансляции культурных навыков от человека к человеку, структурно-функциональный метод, в рамках которого осуществляется регулятивный подход.

Теоретические основы исследования опираются на теорию практик Г. Гарфинкеля, концепцию инерции культуры 3. Файнбурга, концепцию культурной травмы (шока) П. Штомпки и О. Лейбовича, теорию тендера. В ходе работы использовались методики фокусированного интервью, включенного наблюдения, записи устных историй.

В качестве основного «поля» исследования выбраны женщины разных поколений, представляющие городскую интеллигенцию. Подобный выбор связан с тендерными особенностями советского ценностно-нормативного порядка. Помимо того, что женщины в равной степени с мужчинами были вовлечены в производственную сферу, бытовая и досуговая сферы в большей

степени оказались заняты «слабым полом», что позволяло именно им формировать поведенческие эталоны. Можно говорить о том, что представление о мире в советском ценностно-нормативном порядке во многом заключает в себе женское начало.

Научная новизна диссертации определяется тем, что:

• сформулирована концепция фоновых практик как объекта культурологического знания;

• фоновые практики представлены в контексте их детерминированности культурной памятью;

• в сферу культурологического знания на основании комплексной методологии исследования введено описание целого класса малоизученных объектов: фоновых городских практик интеллигенции в их тендерной представленности, образов нормативно-ценностного порядка, слабых ностальгических аттракторов поведения;

• разработан и апробирован культурологический инструментарий (гайд), позволяющий обнаруживать смысловые аспекты биографических нарративов в контексте заданной проблематики;

• реконструирована модель ценностно-рационального поведения городской интеллигенции в её тендерной представленности, ориентированного на культурные образцы советской эпохи.

Диссертация соответствует паспорту специальности 24.00.01 - Теория и история культуры (направление «Культурология»), в частности пп.1.9 («Историческая преемственность в сохранении и трансляции культурных ценностей и смыслов»; 1-12 «Механизмы взаимодействия ценностей и норм в культуре»); 1.16 («Традиции и механизмы культурного наследования»); 1.20 («Региональные, возрастные и социальные ориентации различных групп населения в сфере культуры»).

Основные положения, выносимые на защиту

1. Заместителем реального ценностно-нормативного порядка в колективном сознании современной российской городской интеллигенции является культурная память об образе советского порядка. Этот образ мифологизирован и идеализирован вследствие социальной/культурной ностальгии россиян по советскому прошлому.

2. В современной городской культуре циркулируют фоновые практики, заданные культурной памятью. Наиболее ярко они проявляются в аспектах дискурса, потребления и дисциплины.

3. По смысловой наполненности дискурсивные фоновые практики воспроизводят ценности советской эпохи, опираются на культурную память, подчеркнуто непрактичны и наполнены оценочными суждениями, тяготеющими к массовому советскому эстетическому и этическому сознанию.

4. Отмечается гибридное соединение, в котором советские дисциплинарные технологии механически соединены с постсоветской демонстративностью и презентабельностью, в результате чего складывается конструкт «необходимо демонстрировать» или «обязательно презентовать» - но

за пределами сферы труда. Потребление, семейные ритуалы, досуг становятся новыми дисциплинарными пространствами в культуре современного российского города, семантическое наполнение которого обеспечивается культурной памятью.

5. Фоновые практики в среде городской интеллигенции могут быть интерпретированы как реакция на культурную травму, вызванную крушением социокультурных институтов советской эпохи. В них устойчиво воспроизводятся нормы поведения, лишенные институциональной поддержки, но отсылающие к ценностям советской эпохи, ассоциирующимися со стабильным нормативным порядком. В большей степени это относится к представителям советской эпохи, которые транслируют свой «травматичный» опыт на младшие поколения.

6. На фоне «страха перед неизвестным» наблюдается стремление (наиболее характерне для старшего поколения), удержать остатки прошлого в личной и культурной памяти, ностальгических переживаниях, вещах из «ушедшей эпохи». Для младшего поколения свойствен экзистенциальный интерес и обращение к советскому прошлому как к самоценному коллективному опыту группы, с которой они себя идентифицируют.

7. В пределах исследуемого социокультурного круга (представителей интеллигенции - женщин) в основе фоновых практик обнаруживаются ценностные предпочтения, укорененные в коллективной культурной памяти поздних советских поколений: самоценность труда, нормы семейного быта, традиционное распределение гендерных ролей, фундаментальная ценность образования и высокий статус книжной культуры.

8. Оценка поведения индивида осуществляется с позиций социальных предпочтений групп, выступающих в роли культурных аттракторов. Как правило, это старшие возрастные группы. Поэтому ядром фоновых практик являются ценностно-рациональное поведение, ориентированное на ожидания референтных групп, идентифицирующих себя с советским прошлым; при этом в качестве механизма распространения и воспроизводства фоновых практик используются вербальные, визуальные, текстовые процессы коммуникации.

Теоретическая и практическая значимость исследования

Выводы диссертации будут способствовать дальнейшей разработке проблем, связанных с механизмом трансляции культурных ценностей в системных исследованиях культуры; изучению функционирующей ценностно-нормативной системы современных горожан; исследованию проблем формирования культурной идентичности.

Основные положения диссертации могут бьгть использованы при решении управленческих, образовательных задач, определяющих культурную политику современного города.

Содержание и выводы диссертации ориентированы на практику преподавания в вузе теории культуры, актуальных проблем современного культурного процесса, социологии культуры, а также смежных гуманитарных дисциплин.

Апробация результатов исследования

Основные положения диссертационного исследования были представлены в ходе выступлении на 8 научных и научно-практических конференциях международного и всероссийского уровня в 2012-2014 гг. в Москве, Екатеринбурге, Кудымкаре и Перми. По теме диссертации опубликовано 10 работ, в том числе 3 - в ведущих рецензируемых научных журналах.

Структура работы. Работа состоит введения, двух глав, включающих 7 параграфов, заключения, библиографического списка. Общий объем диссертации-153 страницы.

В Приложении представлены дневник наблюдения и гайд-лист.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, дается анализ степени её разработанности, формулируются цель и задачи исследования, даётся характеристика теоретической, методологической и эмпирической основ работы, определяются её научная новизна и практическая значимость.

В первой главе — «Эвристический потенциал фоновых практик в исследовании ценностно-нормативной сферы культуры» - рассматриваются терминологические, исследовательские проблемы теории практик в научном поле современной культурологии. Определяются эвристические возможности концепта фоновых практик в феноменологическом ключе. Теория фоновых практик связывается с концептуальными исследованиями ценностно-нормативного порядка и культурной памяти.

В результате разработана объяснительная модель, включающая несколько элементов. Исходным понятием избран концепт ценностно-нормативного порядка. Как установлено исследованием, референтом (денотатом) этого понятия в ментальности современной российской интеллигенции в её женском представлении является образ советской культуры. Этот образ функционирует не столько как явление индивидуальной памяти, сколько сформирован памятью коллективной, культурной (П. Нора).

Следующим элементом объяснительной модели является концепция культурной травмы. Посттравмаггическое состояние современного российского общества вызвано предельно интенсивными трансформационными процессами 90-х годов прошлого века, воспринятыми большинством информантов как коллапс жизненного мира.

Жить долго в хаотичном и бессмысленном мире человек не в состоянии, хаос должен быть преодолен - хотя бы в сознании (представлении). Тяга к порядку становится доминирующим интересом (В. Шляпентох) и актуализирует культурную память. Так, Советский Союз в коллективном сознании интеллигенции стал идеальным «местом порядка». То, что в науке часто обозначается как «социальная ностальгия», в действительности есть

конструирование образа упорядоченного, очеловеченного мира, то есть ностальгия культурная. Наиболее адекватным термином для его описания представляется понятие симулякра. Тем не менее, этот симулякр является аттрактором для практик, замещающим целерациональне мотиваторы.

Именно это обстоятельство обусловило выделение последнего элемента объяснительной модели — концепта фоновых практик.

В параграфе 1.1 — «Интерпретации ценностно-нормативного порядка в гуманитарном знании» рассматривается исходная категория настоящего исследования. Понятием ценностно-нормативного порядка занимались такие исследователи, как Т. Гоббс, Д. Локк, Ж-Ж. Руссо, О. Конт, Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Ч.Х. Кули, Ч. Миллс, М. Вебер6 и другие.

В результате интерпретации разнообразных представлений о ценностно-нормативном порядке можно определить его как сеть межличностных институционально организованных отношений в культурном пространстве.

Не следует считать ценностно-нормативный порядок сугубо рациональной конструкцией. В его содержании присутствуют иррациональные мотивы, элементы прошлого опыта, коллективные переживания и воспоминания. Он не совпадает с нормативами, кодексами, в нем присутствует молчаливость, невнятица, непроговоренная упорядоченность. Ценностно-нормативный порядок в коллективном сознании обладает свойством трансцендентальности в кантианском смысле этого слова — не уловимое сенсорной сферой, не ощущаемое, но присутствующее как регулятивный или организующий, оформляющий принцип. Люди просто предполагают ценностно-нормативный порядок как нечто само собой разумеющееся, не требующее объяснений и верификации. Ценностно-нормативный порядок присутствует в коллективной жизни людей и обладает собственной самоценностью.

Индивид не в состоянии охватить в своем обыденном восприятии всю сеть социальных отношений, образующих ценностно-нормативный порядок. Он обращается к его предметно-символическому воплощению: несколько значимых слов, в одинаковой степени понятных и употребительных символов. В ситуации «социального покоя» за ними угадываются действительные отношения, признанные нормы, авторитетные ориентиры. В нашем же случае за этими символами зачастую прячется пустота. И тогда ценностно-нормативный порядок приобретает вид симулякра, лишенного какого бы то ни было денотата.

Повседневные поступки людей в определенной степени направлены на его воспроизведение. Потому мы сталкиваемся с ситуацией инерционности культуры: общество поменялось и люди стали иными, а ценностно-нормативный порядок сохранил в себе множество элементов несущей конструкции прежнего времени. Следует выяснить, в каких условиях не просто

6 Парсонс Т. Система современных обществ / Под ред. М.С. Ковалевой. - л М.: Аспект Пресс, 1998; Кули Ч.Х. Человеческая природа и социальный порядок. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000; Руссо Р. Об общественном договоре. М.: Канон-Пресс-Ц. 2000; Локк Д. Сочинения. М., 1985. т. 2. ; Вебер М. Основные социологические понятия // Западно-европейская социология XIX-начала XX веков. Москва, 1996. - С. 455-491.

возможны, а становятся распространенными и доминирующими ценностно-рациональные практики.

В обществе, не завершившем процесс институционапизации, ценностно-нормативный порядок присутствует в виде культурной памяти о прежнем «золотом веке».

В параграфе 1.2 — «Культурная память: воспроизведение норм и ценностей советской эпохи» - обосновывается тезис, что заместителем реального ценностно-нормативного порядка в современной российской ситуации является культурная память россиян об образе советского ценностно-нормативного порядка.

В коллективном сознании современной российской интеллигенции ценностно-нормативный порядок перемещен из будущего в прошлое. Система социокультурных институтов замещается культурной памятью о бывшем «золотом веке». Культурная память входит необходимой компонентой и в институциональный порядок, так как каждый социокультурный институт нуждается в легитимации, в том числе и традицией. Диссертант полагает, что это возможно при двух условиях: новый ценностно-нормативный порядок еще не сложился; культурная память идеализирована (тогда можно сложить из неё желаемый ценностно-нормативный порядок).

В российском варианте культурной памяти фиксируется действие своеобразного фактора, который на уровне индивидуальной памяти определяется как вытеснение и замещение. Коллективную память конструирует симулякр «советского» — образ прошлого, подвергшийся серьезной цензуре. Индивидуальные виды памяти находятся под её влиянием, в них формируются фиктивные воспоминания, подменяющие реальные.

В параграфе 1.3 — «Типология фоновых городских практик» — дается интерпретация фоновых практик как суммы поведенческих актов, направляемых нормами и ценностями, иначе говоря, мотивированными идеализированным образом советского прошлого.

Идея фоновых практик в широком смысле возможна только в рамках концепции жизненного мира. Эти фоновые практики не отрефлексированы, спонтанны, традиционны, разворачиваются в разных плоскостях, прежде всего в приватном мире. Диссертант различает два типа фоновых практик: фоновые практики в широком смысле слова (общие фоновые практики - ОФП) и фоновые практики в узком смысле, или собственно фоновые практики (специфические фоновые практики - СФП). Собственно фоновые практики в типологии М. Вебера могут быть представлены как ценностно-рациональные, где ценностью обладает прошлый ценностно-нормативный порядок - своего рода симулякр, созданный коллективным воображением.

Собственно фоновые практики реализуются во множестве форм, из которых в диссертации акцентируются практики дискурсивные, потребительские и дисциплинарные. Именно в этих практиках, по мнению автора, наиболее явственно проявляется ориентация городской интеллигенции на прежний нормативно-ценностный порядок. В этих практиках культурная память становится фоном и конструирует поступки исследуемой нами

социальной группы в большей степени, чем регулирующие поведение современные социальные институты.

Во второй главе - Генеалогия и переозначивание смыслов тендерных фоновых пра1стик городской интеллигенции» - на основе авторских полевых исследований верифицируется выстроенная в первой главе объяснительная концепция. Рассматриваются генеалогия и смысловое содержание фоновых практик современных горожан в аспектах дискурса, потребления и дисциплины.

В параграфе 2.1 - «Программа и технология эмпирического исследования» - дается описание программы и техник проведения качественного полевого исследования методами включенного наблюдения и биографического интервью.

Предварительный этап исследования — включенное наблюдение - был осуществлен автором в период осени-зимы 2011-2012 года. На основании результатов наблюдения в диссертации выделяются практики фонового характера. К ним относятся практики дисциплинарные (соблюдение различных регламентов), практики потребления (приготовление определенных блюд, использование конкретных продуктов питания, подарки и т.д.), практики дискурсивные (поздравления, торжественные речи и т.д.).

Представленные в диссертации 28 биографических интервью женщин предъявляют коллективный образ советского ценностно-нормативного порядка, общее обыденное знание горожанок о нём, циркулирующее в современной городской среде.

Все информанты являются жительницами города Перми. Исходя из гипотезы о двух видах культурной памяти: одной, опирающейся на жизненный коллективный опыт, и другой, унаследованной через публичные и частные каналы, диссертант выделяет информантов в пределах двух групп, обозначив их информантами советского поколения и информантами постсоветского поколения. К информантам советского поколения относятся женщины, чья социализация происходила в условиях советской культуры. Это люди 1950-60 годов рождения. Информанты постсоветского поколения — это люди, чья социализация происходила в условиях уже разрушенного прежнего ценностно-нормативного порядка и процесса становления нового. Это люди 1986-1993 годов рождения.

Практически всех информантов старшего поколения можно отнести к советской интеллигенции (учителя, врачи, научные сотрудники и пр). Такой выбор социокультурной группы связан с тем, что именно интеллигенция исторически выступает носителем и транслятором ценностей и норм культуры. Информанты младшего поколения - студенты и выпускники пермских вузов, а также представители интеллектуальных сфер (психологи, журналисты, педагоги и др.).

Формируя выборку, автор учитывал тендерный аспект: из 28 информантов 26 - это женщины и всего 2 мужчин (по одному на возрастную группу). Такой дисбаланс связан с тендерными особенностями советского ценностно-нормаггивного порядка. Помимо того, что женщины в равной степени с мужчинами были вовлечены в производственную сферу, бытовая и досуговая

сферы в большей степени оказались заняты «слабым полом», что позволяло создавать поведенческие эталоны. Можно говорить о том, что представление о мире в советском ценностно-нормативном порядке во многом несет в себе женское начало. По этой причине мужчины-информанты выступили здесь как экспертная группа по отношению к женскому составу, поскольку в своем нарративе они транслировали свое представление о женских практиках.

Биографический нарратив информантов старшего поколения получился более обширным по сравнению с нарративом информантов младшего поколения, что вполне закономерно по объективным причинам. Информанты старшего поколения в соответствии с выбранной стратегией исследования рассказывали свою биографию, вспоминали случаи из жизни, давали им оценку. Значительное место в их повествовании связано с переломным моментом в истории страны — крушением прежней, казалось бы, вечной системы. Важнейшую роль в нарративе информантов старшего поколения играют воспоминания, память о тех или иных событиях публичного или частного характера, особенно «до» и «после».

На основе полученного нарратива представилось возможным выделить конкретные практики, наиболее существенные для жизненного мира информантов. Эти практики можно разделить на такие составляющие функционирования культуры, как дискурс, потребление и дисциплина.

В ходе анализа материалов обнаружены многочисленные повторения в оценках, суждениях, мнениях информантов, что, с точки зрения С. Квапе, позволяет нам признать интервью валидными, не нуждающимися в количественном расширении. Любопытно, что «предел знаний и суждений» у старшего поколения составил 17 инфомантов на 11 информантов младшего поколения. В постсоветской возрастной группе образы советского ценностно-нормативного порядка носят более интегрированный, штампованный и схематичный характер с элементами идеализации. При этом под идеализацией понимается в данном случае абстрагирование от тех или иных аспектов советской реальности, которые младшему поколению просто неизвестны. Во многом это происходит по причинам того, что старшее поколение представляет младшему идеализированные фрагменты советского прошлого в своих рассказах, воспоминаниях и визуальных ретроспекциях.

Во параграфе 2.2 — «Дискурсивный аспект фоновых практик городской интеллигенции» — представлена культурологическая интерпретация результатов собственных полевых исследований диссертанта. В фокусе внимания автора - дискурсивные практики информантов.

Так, значительная часть информантов обоих поколений подчеркивает ценности книги и чтения. Ценность книги, а с ней и книжной культуры со всеми ее атрибутами, в том числе, библиотекой, сохранилась в жизненном мире наших информантов, принадлежавших к последним советским поколениям. Обращением к книжным практикам новые горожане, выходцы из сельской местности, пытались преодолеть разрыв между традиционной сельской культурой и нарождающимся урбанизмом. Владение книгой означало владение городской культурой. Книга - символ советского образа жизни, наиболее

типичный для городской культуры, служившей ориентиром и для сельских жителей. Подобные установки новых горожан повлияли на жизненный мир последующих советских поколений, закрепившись в их идентичности. Это позволяет сделать вывод о наличии типичной вербальной ценностной манифестации, которая может быть интерпретирована как фоновая практика.

В то же время мы видим, что информанты обоих поколений в своем нарративе относительно тем культуры и искусства оперируют идеологемами, характерными для советского дискурса. Например, несмотря на то что чтение в условиях внешне рационализированной современной городской культуры лишено прагматического содержания, информанты вновь и вновь обращаются к конструктам «чтение воспитывает», «читать полезно» и т.д.

В качестве дополнительного материала для анализа были привлечены учебные эссе студентов-художников Пермской государственной академии искусств и культуры по результатам посещения Музея современного искусства. Экспрессивно-насыщенные оценки и имеративы, встречающиеся в текстах («деградация», «облагородить, воспитать народ», «мракобесие» и проч.), основаны на советской культурной норме. Иначе говоря, по смысловой наполненности речевые практики такого типа являются практиками фоновыми. Они воспроизводят ценности советской эпохи, опираются на культурную память, подчеркнуто непрактичны и наполнены оценочными суждениями, тяготеющими к массовому советскому эстетическому и этическому сознанию.

В параграфе 2.3 - «Фоновые практики потребления в современной городской культуре» — рассматриваются две темы: какими смыслами информанты, чья социализация прошла в эпоху позднего социализма, наделяют практики рукоделия и какими смыслами данные практики нагружаются в жизненном мире представителей «постсоветского» поколения.

Рукоделие выбрано в исследовании в качестве одной из самых распространенных повседневных практик информантов, ценностно нейтральных по отношению к нормативной системе позднего социализма и современной России. В условиях крайней стесненности потребления и неразвитости потребительской инфраструктуры только посредством подобных практик возможно было создать продукт для удовлетворения культурных потребностей. Изготовляемые «вручную» вещи заполняли лакуны потребительского рынка, участвовали в процессах обмена и дарения, формировали потребности и т.д. Эти домашние производства, получившие широкое распространение в городах с 60-х годов (массовый переезд в отдельные квартиры, выделение досуга как элемента образа жизни), являлись вполне рациональными практиками - с одной стороны, и стратегиями инкультурации - с другой. Не следует игнорировать и практики самообеспечения («самоснабжения») горожан, вписанные в потребление: распространение в те же годы садовых кооперативов и дач.

Рукоделие в постсоветском измерении, представленном младшим поколением женщин, сегодня может восприниматься как игровая практика: что-то совершенно необязательное, приносящее удовольствие, с элементами соперничества, следования моде и т.д. Эта «игра в рукоделие» разворачивается

не на фоне повседневности, а на фоне сконструированной игровой реальности. В диссертации этот фон игры в рукоделие обозначен как «досуговый порядок». Он включает в себя соответствующие интерьеры (кафе, бары, ночные клубы) вкупе с определенными нормами поведения. Эти нормы более раскованные, яркие и блестящие (гламурные), чем, скажем, на производстве или дома. Такой вид ценностно-нормативного порядка (ситуативный, временный, условный) можно назвать «гламурным порядком», или гламуром. Рукоделие в этом контексте становится частью гламурных практик.

В советское время практики рукоделия были результатом необходимости и желания соответствовать культурным нормам, в то же время исполнения ориентировались на традиционную культуру. Несмотря на это генетическое родство, рукоделие оказалось идеально вписанным в современную городскую культуру. Молодая интеллигентная женщина, определяющая себя как «рукодельница», получала понятную всем окружающим, крайне позитивную номинацию и высокий матримониальный статус в позднесоветской городской культуре. Практики рукоделия в жизненном мире современных молодых горожанок наделены смыслом принадлежности к престижной группе, причастности к высокой ценности семьи, дома, но вместе с тем выступают символическим обозначением гендерного статуса.

Информантки демонстрировали ожидаемый (и одобряемый) окружающими культурный стереотип, сформировавшийся в советском городе в 60-80 гг. XX века. Можно говорить о соглашении индивида с ближайшим окружением, в основе которого - стремление к бесконфликтному существованию в пределах своего жизненного мира. Для того чтобы не вступать в конфликт с бабушкой, мамой, нужно усвоить их жизненные нормы, принятые стратегии, ценности или, по крайней мере, имитировать это. Если это так, то фундаментальной ценностью в данном случае является комфорт, а само конформное поведение (рукоделие) при этом приобретает «инструментальное» значение.

В параграфе 2.4 - «Дисциплинарные фоновые практики в современной городской культуре» - дается культурологическая интерпретация фоновых практик в дисциплинарном аспекте. В результате осуществляется выход на последний элемент построенной теории - феномен культурной травмы.

При крушении старого институционального порядка прежние дисциплинарные практики теряют свою значимость. Местом их традиционной локализации было пространство школы, казармы, больницы и социалистического предприятия. Как показало проведенное исследование, область производственной, или даже шире — трудовой деятельности регулярно выпадала из нарратива информантов - возможно, по причине ее малозначимости. Новый язык для описания дисциплины в труде еще не сложился. Дисциплинарные практики сместились к непроизводственной сфере. Произошла интерференция как минимум двух нормативных систем: 1) советской, с ее жесткой схемой модальностей «надо», «обязательно», «необходимо», «нельзя», и 2) возникшего приоритета демонстративности, свойственного современной городской культуре.

В диссертации анализируется подобное гибридное соединение, в котором советские дисциплинарные технологии механически соединены с постсоветской демонстративностью, презентабельностью. В итоге получилась конструкция «необходимо демонстрировать» или «обязательно презентовать» — но за пределами сферы труда. Потребление, семейные ритуалы, досуг становятся новыми дисциплинарными пространствами в культуре современного российского города, семантическое наполнение которых обеспечивается культурной памятью. Например, требование родителей и стремление детей праздновать свадьбу «как принято», «как нормальные люди делают» (со «свидетелями», с поездками по культовым местам); чтение «гламурной» студенткой книг модных авторов на лекциях и перерывах (которая, правда, потом не могла пересказать их содержания).

Для объяснения факта существования этих ориентированных на советские культурные образцы дисциплинарных практик непроизводственной сферы диссертант обращается к концепции культурного шока, спровоцированного падением социалистических институтов, или, на языке психологии, к культурной травме.

В реалиях российской культуры прослеживается последствие культурного шока — культурная травма, которая переживается на протяжении всего постсоветского периода и сопровождается главной эмоцией — страхом. Страх перед новыми социальными явлениями, чуждыми практиками, незнакомыми словами испытывает не только индивид, но и общество в целом. В большей степени это относится к представителям советской эпохи, которые транслируют свой травматичный опыт младшим поколениям. На этом фоне наблюдается попытка, наиболее характерная для старшего поколения, удержать остатки прошлого в личной и культурной памяти, ностальгических переживаниях, вещах из «ушедшей эпохи». Для младшего же поколения свойствен экзистенциальный интерес к советскому прошлому как к коллективному опыту группы, с которой они себя идентифицируют.

Одну из стратегий переживания культурной травмы диссертант видит в обращении городской интеллигенции к фоновым практикам, апеллирующим к культурной памяти о «советском». Таким образом, переход от целерациональных практик к ценностно-рациональным происходит в ситуации резкого изменения культурно-исторической ситуации, следствием которой становится обновление статусных позиций и формирование новых представлений об эффективности (успешности) социального действия.

Результаты полевого исследования позволяют верифицировать и конкретизировать тезис об автономии практик. Полевое исследование обнаружило множество принадлежащих прошлой (советской) эпохе практик, дисперсно существующих в пределах социального пространства современного российского города (от офиса до приусадебного участка). Например, от торжественных речей «по старшинству» на корпоративных праздниках до заготовки мужем солёных огурцов и варенья, чтобы угодить жене.

Как удалось выяснить в ходе произведенных полевых исследований, для отдельного актора воспроизведение фоновой практики является чем-то

полуосознанным (что внешне напоминает действие бессознательных поведенческих автоматизмов), но при этом всегда ориентированным на одобрение ближайшего окружения («успокоить жену», «уважить бабушку», «понравиться шефу»). В роли же оценочной шкалы выступает «симулякр советского» — как универсальный ценностный фон. Можно говорить о стремлении включения некоего «себя» в ценностно-нормативный порядок, обладающий самоценностью. С этой точки зрения культурная память рассматривается как механизм коммуникации между поколениями. Например, участие в семейных праздниках, нарезание и поедание салата «Оливье», торжественное распитие шампанского, лепка пельменей всей семьей на Новый год.

Неоспоримым фактом является то, что фоновые практики наследуются младшими поколениями от старших носителей традиции. Агентами фоновых практик являются представители старшего поколения, которое можно разделить на семью, соседей, знакомых референтных групп населения. Возникает вопрос: по каким каналам происходит эта трансляция? В первую очередь, это вербальный канал, который локализуется внутри семьи, но обязательно поддерживается институционально. СМИ, телевидение, интернет в определенной степени легитимируют фоновые практики, делая их значимыми, весомыми для индивида, в чьей семье поддерживаются «советские» образцы поведения.

Кроме того, трансляция осуществляется через визуальный канал, к которому отнесятся семейные фотографии, открытки, домашнее видео, подкрепленные институционально тем же телевидением, кино, интернетом. Всё

это позволяет «наглядно» увидеть разнообразнейшие атрибуты «советскости» — от одежды до агитационных лозунгов, а также проследить и сами практики. Таким образом, легитимация фоновых практик происходит на уровне внесемейных, публичных институтов. Например, в современных российских СМИ не встречаются материалы, поощряющих такой способ воспитания детей в дореволюционной и раннесоветской России, как порка по пятницам. СМИ не легитимировали подобные практики по отношению к детям (если где-то такие меры практикуются, то об этом умалчивается).

Следует подчеркнуть, что «квалификация» актора напрямую связана с умением имитировать паттерны поведения, зафиксированные как в объективированных формах выражения культурной памяти - кинофильмах, телесериалах, книгах, так и в поведении представителей поколений, чья социализации происходила в советское время. И оценивается эта квалификация в терминах скорее культуры («уместно», «прилично»), чем в терминах целевой рациональности («выгодно», «полезно»). Это и позволяет квалифицировать фоновые практики как ценностно-рациональные (М. Вебер), и привлекать для их объяснения концепцию социальной драматургии (И. Гофман), поскольку при исполнении подобных практик присутствует инсценировка, «игра» в культурно-одобряемые действия.

В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования и

определяются перспективы дальнейшей работы над темой. Так как заявленная тема выступает достаточно перспективным направлением, данная диссертационная работа может стать отправной точкой для дальнейшего изучения тендерных и субкультурных фоновых практик. Возможно изучение мужских фоновых практик, общекультурного фона вне границ интеллигентской субкультуры.

Открываются перспективы компаративного исследования фоновых практик. Можно предположить существование широкого спектра возможных взаимодействий - от прямого антагонизма, до выгодного симбиоза. А применение интегративного подхода, предпринятого в данной диссертации, позволит более полно вписать их в культурный контекст современности.

Список опубликованных работ по теме диссертации

Работы, опубликованные автором в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

1.Дудоладова М.М. Ценностно-рациональные практики в постсоветском обществе как результат культурной травмы // Общество. Среда. Развитие. 2014. №4. С.131-134.

2.Дудоладова М.М. Эвристические возможности концепции фоновых практик // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2014. № 11. С. 41-46.

3.Дудоладова М.М. «Следы» советского в современной городской культуре (на примере дискурсивных «книжных» практик) // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. № 1. С.20-23.

Публикации в других изданиях:

4.Дудоладова М.М. Генезис советских фоновых практик // Вестник ПГАИК. 2012, №13-14. - С.32-39.

5.Дудоладова М.М. Фоновые практики потребления в постсоветской культуре (на примере рукоделия) // Сборник тезисов международной конференции «Социально-экономические и культурные вызовы XXI века». Пермь: МЭСИ, 2013. - С.39-41.

6.Дудоладова М.М. «Другой жизни мы не знали»: о формировании сельских фоновых практик в городской среде // X конгресс этнографов и антропологов России: Тезисы докладов. Москва, ИЭА РАН. 2-5 июля, 2013. — С.64.

7.Дудоладова М.М. Образовательные практики в постсоветских вузах // Город как стиль. Статьи и материалы всероссийской научно-практической конференции «ПЕРМЬ КАК СТИЛЬ: формирование современной городской идентичности в России». Пермь: ПГГПУ. 2013. — С.130-133.

8.Дудоладова М.М. Фоновые дискурсивные практики в оценках

пермского культурного проекта // «Диалоги об искусстве»: материалы III Всероссийской научно-практической конференции с международным участием (Пермь, 29 окт.2013 г.). В 2 ч. 4.1 / отв.ред. A.A. Лисенкова; Перм.гос. акад. искусства и культуры. - Пермь, 2014. - С.181-190.

9.Дудоладова М.М. Книжность в контексте советских фоновых практик (на материале полевых исследований) // Город как вызов: сб. статей междунар. науч. конф. (г. Пермь, 16-17 мая 2014 г.) / под общ. ред. О.В. Игнатьевой; Перм. гос. гуманит.-пед. ун-т. - Пермь, 2014. - С.149-152.

10. Дудоладова М.М. Особенности биографического нарратива советской и современной интеллигенции (на материале полевых исследований в г. Перми) // Жизненный мир научно-технической и социально-гуманитарной интеллигенции: общее и особенное / РГГУ, Социолог, фак-т, Центр социолог, исследований. Под общей ред. Ж.Т. Тощенко. Редактор-составитель М.С Цапко' М.: РГГУ, 2015. - С.470-475.

Подписано в печать 13.05.2015 г. Формат 64x80/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 1,2. Тираж 100 экз. Заказ № 40.

Отпечатано в полиграфическом цехе издательства ООО «Радуга-ПРЕСС» т. (8332) 262-390