автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Формирование российского структурализма (1956-1964) и рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школы в 1990-2000-е годы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование российского структурализма (1956-1964) и рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школы в 1990-2000-е годы"

г

На правах рукописи

00460

924

Поселягин Николай Владимирович

Формирование российского структурализма (1956-1964) и рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школы в 1990-2000-е годы

Специальности 10 01 01 - Русская литература 10 01 08 - Теория литературы Текстология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Л з МАЙ 2010

Москва 2010

004601924

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы XX века филологического факультета Московского государственного университета имени М В Ломоносова

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Голубков Михаил Михайлович

Официальные оппоненты -доктор филологических наук, профессор

Клинг Олег Алексеевич

Московский государственный университет имени М В Ломоносова, фиюлогический факультет, кафедра теории литературы

- кандидат филологических наук, профессор Бак Дмитрий Петрович

Российский государственный гуманитарный университет

Ведущая организация

Институт мировой литературы имени А М Горького РАН

Защита состоится «М2010 г в ^ часов на заседании диссертационного совета Д501 001 32 при Московском государственном университете имени М В Ломоносова по адресу 119991, Москва, ГСП-1, Ленинские горы, МГУ, д 1, стр 51, 1-й учебный корпус, филологический факультет

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного университета

42,

Автореферат разослан » (¿х 2010 г

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук профессор

Голубков М М

-1 -

Общая характеристика работы Цель настоящей диссертации - изучение эволюции российского нелингвистического структурализма в период с 1956 по 1964 гг и анализ того, как переосмыслялся комплекс идей, сформулированных главными теоретиками этого направления на рубеже 1950-1960-х гг, в российском литературоведении 1990-2000-х гг

В данной работе идет речь о начальном периоде существования Тартуско-Мосховской семиотической школы - периоде, когда сама школа и ее основные принципы только создавались Его хронологические рамки - с 1956-1958 гг (деятельность В Н Топорова, Вяч Вс Иванова, В А Успенского и др, формирование Московского кружка) по 1964 г, т е до издания книги ЮМЛотмана «Лекции по структуральной поэтике Введение Теория стиха» (Тарту, 1964) Выбор публикации этой книги в качестве рубежа обусловлен следующим соображением ее выход в свет совпал со временем проведения первой Летней школы по вторичным моделирующим системам, и, как демонстрируется в диссертации, она является своеобразной «точкой поворота» от Московского периода существования российского структурализма к Тартуско-Московскому На защиту выносится тезис, что уже в первой половине 1960-х гг можно выделить несколько направлений, которые в той или иной мере относятся к структурализму, - каждое со своей методологией анализа, терминологией и идеологической подоплекой

Соответственно, в задачу исследования входит рассмотрение каждого из этих направлений по трем категориям особенности его методологического аппарата, особенности его мировоззренческого, или общеидеологического (в данном исследовании это синонимы), основания и взаимосвязь с остальными направлениями в пределах российского нелингвистического структурализма.

Мировоззрение как объект анализа берется по следующим причинам

1) особенности мировоззрения обуславливают и выбор объекта, и выбор исследовательской оптики Следовательно, если изолироваться от изучения мировоззрения и проводить анализ исключительно на методологическом уровне, то структура и принципы применения данного комплекса методов могут оказаться непонятными и, как результат, искаженными,

2) мировоззренческий уровень - глубинный по отношению к остальным уровням, в том числе и к тому, на котором происходит адаптация или, наоборот, отвержение тех или иных элементов унаследованной традиции Следовательно, анализ мировоззрения какого-либо научного направления в синхроническом плане может дать для исследователя гораздо больше, чем поиск предтеч и источников этого направления (хотя, безусловно, анализ предшествующей традиции тоже необходим)

При этом нужно оговориться, что подобное абстрагирование от предыстории движения и от его дальнейшего развития после 1964 г (а также от конкретно-биографических подробностей взаимодействия участников Тартуско-Московской школы между собой и с окружающими их людьми) несколько искусственно Анализ научных концепций в диссертации по преимуществу ведется (если воспользоваться семиотической терминологией) на синтактическом и семантическом уровнях (структурные особенности той или иной теории и ее методологические связи с другими теориями внутри общего направления нелингвистического структурализма), отказ от рассмотрения уровня прагматики был выбран сознательно - для большей наглядности уровней синтактики и семантики, а также из-за невозможности охватить все уровни и элементы такого большого и многообразного явления, как Тартуско-Московская школа, в пределах одной работы

Практическое значение работы Настоящая работа имеет отношение не только к теории, но и к истории литературы от выбора исследовательской оптики (которая, в свою очередь, обусловлена мировоззрением исследователя) зависит то, каким именно образом будет восприниматься и члениться литературный процесс, проводиться анализ конкретных произведений, творчества индивидуальных авторов или больших историко-литературных блоков Как известно, именно метод конструирует объект - выявляет его релевантные признаки и определяет категориальный аппарат для их изучения Поэтому своего рода метаанализ - анализ методологических принципов изучения истории литературы - для научной дисциплины «история литературы» необходим и не может существовать изолированно от нее Характерно, что даже самые отвлеченные концептуальные разработки участников Тартуско-Московской школы в итоге разрабатывались на материале истории литературы (и - шире - культуры)

Научная новизна исследования состоит в том, что диссертация представляет собой едва ли не первый в современных российских гуманитарных науках опыт комплексного анализа методологии и концептуального аппарата научного направления, выполненный не в пределах философии, а в рамках той дисциплины, в которой это направление функционировало (здесь - в рамках филологии) Это должно давать возможность не только для рассмотрения объекта анализа как факта истории науки, но и для реакгуализации научного наследия, что первостепенно важно для науки в принципе В данном случае анализ методологии российского структурализма необходим для лучшего понимания возможностей развития методологического аппарата современной филологии, как теории, так и истории литературы, - этим обусловлена междисциплинарность исследования

В качестве метода исследования в диссертации использовались некоторые элементы методологии раннего варианта «археологии знания» Мишеля Фуко - так, как это явление

представлено в его книге «Слова и вещи» (Pans, 1966) Предполагается, что данная методология является одной из наиболее удобных для анализа представленного материала, поскольку предлагает концептуальный аппарат для осмысления глубинных мировоззренческих пластов рассматриваемой эпохи При анализе конкретных теоретических концепций использовался также подход Джонатана Каллера, представленный в его книге «Структуралистская поэтика. Структурализм, лингвистика и литературоведение» (Ithaca, New York, 1977)

Апробация результатов исследования' положения диссертации были представлены в форме докладов на Третьей Международной научной конференции «Русская литература XX-XXI веков проблемы теории и методологии изучения» (МГУ, 2008), на XVI и XVII Международных научных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (МГУ, 2009, МГУ, 2010)

Структура работы1 диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы

Содержание работы

Во введении дается обоснование актуальности темы, формулируется предмет, цели и задачи исследования, излагаются методологические основы и структура диссертации, а также излагается следующее положение В исследовательской литературе время 1956-1964 гг (т е Оттепель) принято считать временем утопического сознания, которое проявлялось, в том числе, в ряде сфер и отраслей науки В настоящем исследовании утверждается, что для этого сознания были характерны, помимо прочего, такие категории, как универсализм и рационализм мир, существующий на материалистических основаниях, разумен и принципиально познаваем, развитие научного мышления и совершенствование категориального аппарата науки способны привести к познанию основ мира и, как следствие, к воспроизведению его (по сути, демиургическому) Задача конкретных наук в этом случае -познать глубинные основы своих объектов и найти методы их моделирования Это мировосприятие вызвало мощное развитие ряда научных течений и дисциплин, казалось бы, друг от друга далеких (в данной работе интерес будет сосредоточен только на двух из них на нелингвистическом структурализме и - в параграфе о А Н Колмогорове - отчасти на кибернетике) Однако оно же породило такой феномен, как складывание «больших парадигм» - научных и идеологических конструктов, претендующих на универсальный охват своего объекта исследования, под которым, как правило, понимаются все уровни бытия в совокупности В диссертации рассматриваются процесс формирования и причины распада «большой парадигмы» Структурализма в 1960-е гг, а также некоторые варианты

реактуализации (с иной идеологической подоплекой) феномена «больших парадигм» в 1990-е гг

Глава 1: Формирование российского структурализма (1956-1964).

Первый параграф «"Долотмановский" период российского структурализма» представляет собой общий обзор направлений, существовавших в 1956-1964 гг, которые принято объединять под общим названием «российский нелингвистический структурализм» Выдвигается идея, что таких направлений (вариантов структурализма) было как минимум четыре

I Структурализм как «большая парадигмам, т е система универсальных категорий, с помощью которых можно - в идеале - осмыслить весь мир, сведя его к исчислимому набору принципиально познаваемых структурных типов тех или иных явлений, принадлежащих к культурной или внекультурной сфере Данное явление было реализовано узкой группой людей (Московский кружок Вяч Вс Иванова-В Н Топорова), по преимуществу являвшихся сотрудниками Сектора структурной типологии, в течение короткого промежутка времени и в небольшом количестве текстов Однако именно оно определило то исходное состояние, отталкиваясь от которого, в середине 1960-х гг Тартуско-Московская школа начала эволюционировать от мировоззренческой «большой парадигмы» Структурализма к дисциплине «семиотика»

Безусловно, Структурализм как «большая парадигма» не является чем-то независимым от структурализма как метода исследования, все участники Московского кружка, разумеется, пользовались структурным методом Кроме того, следует учитывать, что они не ставили перед собой сознательную цель создать именно общеидеологический конструкт Структурализма скорее здесь можно говорить о том, что фактически получилось в ходе логического развития их научных теорий

II Структурализм, воспринимаемый исключительно как метод исследования Здесь выделяются три подгруппы (нумерация отражает относительную хронологию их возникновения)

1 «Вторым структурализмом» можно назвать работы группы А Н Колмогорова (А В Прохоров, Н Г Рычкова, А П Савчук, А М Кондратов и др ), а также М Л Гаспарова

2 Третий вариант структурализма - поэтика выразительности А К Жолковского и Ю К Щеглова

3 Наконец, четвертой разновидностью структурализма по традиции считается семиотика Ю М Лотмана

-5В параграфах 2-5 обосновывается необходимость такого разделения, рассматриваются отличительные черты каждого течения и анализируется взаимодействие этих течений между собой

Во втором параграфе «Московский кружок и Структурализм как мировоззрение» утверждается, что «большая парадигма» Структурализма, разрабатывавшаяся кружком Вяч Вс Иванова-В Н Топорова, - это комплекс идей, базирующихся на представлении, что весь мир упорядочен с помощью некой единой системы универсальных категорий, принципиально познаваемой благодаря единому комплексу столь же всеохватных познавательных методик Универсальным методом анализа при этом становится типологическое сопоставление тех или иных знаковых систем с помощью конструирования абстрактных моделей, выделяющих основные дифференциальные признаки этих систем Подобный взгляд на термин «модель» не специфичен для российского структурализма, однако специфично восприятие моделируемого объекта Можно утверждать, что это -знаковая система, функционирующая панхронно, причем ее условно-диахронические изменения являются, по сути, переключениями из одних панхронных состояний в другие, в итоге анализ ее возможен только в синхроническом плане Оттичие реальных явлений действительности от тех объектов, которые порождаются при восприятии этих явлений познающим сознанием, не было отрефлексировано В результате картина мира исследователя (структурирующего наблюдаемый мир) и реальная картина мира стали считаться схожими в существенных своих аспектах, типологически аналогичными друг другу - изоморфными Картина мира исследователя является моделью мира реального, и при анализе ее структуры исследователь познает структуру всего мироздания Из-за предположения, что мир устроен иерархически, причем система каждого более высокого слоя является изоморфной системе нижележащего слоя, из которого более высокий слой вырастает, оказалась недостаточно отрефлексированной специфика понятия «модель» В результате под моделью стало пониматься и воссоздание системы объектов, и воссоздание системы признаков изучаемого объекта, и даже воссоздание принципов порождения этих систем.

Несмотря на то, что подобная программа не излагалась публично и не провозглашалась в манифестах - структуралисты всегда заявляли, что анализируют только знаковые системы культуры, - однако фактически объектом их внимания становились и такие сферы, как, например, эстетическое восприятие мира или любой (даже несемиотический) акт поведения, который воспринимающим наделяется информативностью Вследствие неразграничения действительности и восприятия охват явлений бытия становился всеобъемлющим ведь значение можно придать любому явлению мира В итоге

культура оказывалась основана на знаковых отношениях, а базисом мироздания становилась информация, мир приобретал черты стабильности и понятности Это могло вызывать симпатию у структуралистов также и потому, что возникала (в рассматриваемый период, вероятнее всего, неосознанная) идеологическая альтернатива «большой парадигме» Марксизма, где мир детерминирован превосходством материи над духом, а культура -производственными отношениями

Предполагается, что истоки подобного мировоззрения, по всей видимости, лежат в некой общей парадигме европейского мышления, развивавшейся на протяжении нескольких веков и породившей ряд философских направлений, включающий в себя и идеологию Просвещения XVIII в , и позитивизм XIX в Если воспользоваться терминологией М Фуко, это мышление предполагает принципиальную познаваемость мира, представляющего собой некий единый Порядок Вычислив Систему, по которой конструируется этот Порядок, можно найти ключ к познанию мира во всей его совокупности В отличие от просветительства и позитивизма, Московский кружок делал замечание, что анализирует не мир как таковой, а человеческие представления о нем, однако проблематичность соотношения мира и восприятия, природы и культуры в работах раннего структурализма эксплицитно не разрабатывалась (равно как и наделение знаковой сущностью явлений, не относящихся к сфере культуры)

К истории литературы тот комплекс методов, который разрабатывал Московский кружок, применим лишь отчасти Во-первых, при том подходе, какой был представлен в Структурализме, невозможно было изучать динамику литературного процесса -литературная эволюция представала как ряд переключений из одних синхронических состояний в другие (наподобие относительной эволюции древних языков) История литературы при этом представала не как сложный комплекс направлений и индивидуально-авторских стратегий, динамически изменяющийся и обусловленный конкретно-историческим моментом, а как работа аппарата, ступенчато проходящего одни стадии вслед за другими Во-вторых, литература для Структурализма была значима не сама по себе, а как проявление (манифестация) общекультурных тенденций, обусловленных, в свою очередь, мировоззренческими парадигмами эпохи Таким образом, можно утверждать, что Московский кружок закладывал основы для анализа текстов художественной литературы в русле не филологическом, а культурологическом

Третий параграф «А НКошогоров и МЛГаспаров структурализм как научный метод» посвящен рассмотрению двух стратегий, в которых структуралистская методология не подвергалась универсализации, а использовалась только как наиболее удобное средство

анализа выбранного объекта - при кардинальном отличии в понимании самого объекта исследования

Выдвигается тезис, что при идентичных методиках анализа (статистических, теоретико-вероятностных) конечные цели А Н Колмогорова и М Л Гаспарова были различны (предметом анализа избирается только стиховедческая деятельность обоих ученых) Для М Л Гаспарова структурализм - это выработка методов, при перенесении которых из сферы стиховедения на всю область литературоведения можно построить филологию как точную науку У А Н Колмогорова была иная задача - кибернетическая, философская и гораздо более глобальная если при материалистическом понимании мира материя первична, а жизнь благодаря некоему комплексу условий самозародилась из нее, то нельзя ли смоделировать подобную ситуацию искусственно и произвести искусственные формы жизни' Для понимания механизмов этого моделирования необходимо изучить точными методами духовно-мыслительную сферу человека.

АН Колмогоров понимал, что это программа-максимум, являющаяся конечной задачей кибернетики, а не структурного стиховедения Однако и в пределах литературоведения для группы А Н Колмогорова во паве угла оставалось исследование имманентных свойств самой системы стихосложения, проявляющихся и изменяющихся исторически, но на неком инвариантном уровне присущих ей вне зависимости от конкретных эпох Стиховедение нужно для апробации методов статистических исследований относительно простых динамических систем, причем сами методы могут быть позднее перенесены на гораздо более сложные системы, в идеале - на процесс функционирования жизни как таковой В этом смысле стихосложение оказывается простой моделью строения жизни, и анализ модели должен в итоге привести к моделированию жизни В этом пункте АН Колмогоров существенно сблизился с Московским кружком, интерес оказался взаимным, и московские структуралисты одно время (на рубеже 1950-1960-х гг) рассматривали его исследования как пример удачного использования их собственных методов

У МЛ Гаспарова же конечная цель статистического анализа - не определение параметров системы как таковой, а исследование литературной эволюции, тенденций, отраженных на формальном уровне, но обусловленных исторически (общеидеологическая платформа Московского кружка М Л Гаспарову всегда была чужда, хотя типологически его метод был во многом схож с методом других структуралистов) С начала 1960-х гт заметен акцент МЛ Гаспарова на рассмотрении индивидуального явления не как закономерного элемента системы, а как элемента, всегда готового из этой системы выпасть или занять по отношению к ней диалектически сложную позицию Можно сделать вывод, что в

дальнейшем (за пределами хронологических рамок диссертации) культурно-исторический взгляд на анализируемый материал позволит М JI Гаспарову прийти к рассмотрению взаимодействия метра и смысла

Историю литературы как таковую М Л Гаспаров не строил он считал, что задача построения этой дисциплины - дело будущего, а сейчас необходимо подводить под это обширный фундамент - исследовать точными методами весь наличный корпус художественных текстов При этом система, которая должна получаться в результате такой фронтальной обработки литературы, должна демонстрировать индивидуальные особенности каждого произведения, каждого автора, каждого литературного направления и каждой эпохи История литературной эволюции при этом закономерно предстанет как результат такой деятельности Однако в его монографиях, посвященных истории русского стиха XVII-XX вв и европейского стиха от античности до XX в , демонстрируется образец построения истории литературы (на примере поэзии), основанной на строго-научных методах анализа

В задачу четвертого параграфа «Поэтика выразительности А К Жолковского и Ю К Щеглова» входит пересмотр точек расхождения теории А К Жолковского и Ю К Щеглова с другими течениями российского структурализма. Если обобщить эту теорию в самых общих чертах, то направление анализа «Тема —» Глубинное Решение —» Глубинная Структура —> Поверхностная Структура», реализующееся с помощью алгоритма «Тема *-» Приемы Выразительности «-» Текст», во многом сходно с концепцией И А Мельчука, суммированной в книге «Русский язык в модели "Смысл«-»Текст"»

Думается, что «большая парадигма» с самого начала не была близка авторам поэтики выразительности они рассматривали структурализм только как научную стратегию (однако универсальную по своим методам), позволяющую анализировать материал с помощью определенной системы формальных приемов Тем не менее на начальном этапе А К Жолковский и Ю К Щеглов оказались близки кружку - видимо, именно благодаря специфике их методики перенесения в модифицированном виде методов, характерных для генеративной грамматики Н Хомского, структурного анализа волшебной сказки В Я Проппа и теории организации драматического действия С М Эйзенштейна, на литературные тексты

Но вскоре произошло расхождение, связанное с тем, что авторы поэтики выразительности не были заняты поисками системности и изоморфизма между различными явлениями культуры, не строили гомологичные объяснительные модели объекта Систему анализируемого явления они создавали каждый раз заново, ad hoc, их модели представляли собой алгоритмы порождения данного уникального текста, и даже поиск инвариантов свидетельствовал скорее о поиске индивидуальной системы конкретного автора, чем о

глубинной семиотической структуре текста, за текстом всегда стоят автор и читатель, которые эту систему и создают

На первый взгляд, концепция А К Жолковского и Ю К Щеглова должна бьггь ближе к семиотике Ю М Лотмана, однако это не так Можно обнаружить следующие точки расхождения Для Ю М Лотмана неприемлемо то, что порождающая поэтика фактически игнорирует заложенные автором в самой структуре текста его многообразные комплексные смыслы, которые заменяются единым конечным смыслом, создаваемым с помощью формальной системы приемов (за это же ЮМ Лотман критикует и группу А Н Колмогорова) Для Ю М Лотмана анализ структуры текста - лишь начальный этап литературоведческого анализа, основной интерес представляет автор и то, что он в этот текст вкладывает, а конечной целью исследования становится реконструкция историко-литературного и идеологического фона эпохи Нельзя сказать, что для А К Жолковского и Ю К Щеглова авторская позиция не важна, однако основную роль (особенно в ранних работах) играет текст и то, что и как из него может вычитать читатечь Лишь постепенно они придут к тому, чтобы «уравнять в правах» читателя и автора Автор в теории А К Жолковского и Ю К Щеглова присутствует не как творец произведения, а как человек, который порождает стратегию влияния на того, кто воспринимает его текст (отсюда интерес к теории С М Эйзенштейна, отсюда же - исследования стратегий символической власти А А Ахматовой, В В Маяковского и др в работах А К Жолковского 1980-2000-х гг) Идеологический фон эпохи в ранних работах А К Жолковского и Ю К Щеглова остается нерелевантным поэтика выразительности оперирует только с индивидуальными идеологическими стратегиями автора и читателя, которые вступают в борьбу в пространстве наделения данного конкретного текста смыслом В более поздних работах А К Жолковский и Ю К Щеглов корректируют свой взгляд они уже не отбрасывают идеологический фон в принципе - он для них существует, при необходимости его стоит учитывать, но вообще рассмотрение эпохи как таковой находится за пределами поэтики выразительности

Однако для авторов поэтики выразительности их метод (по крайней мере, применительно к сфере искусства) универсален - в этом они близки и Московскому кружку, и ЮМЛотману, особенно позднему Здесь они, наоборот, расходятся с концепцией МЛГаспарова, с методологией которого поэтика выразительности схожа в ряде существенных параметров, но у которого нет апологии самоценности метода При этом восприятие процесса порождения произведения искусства (в частности, стихотворения), представленное в работах А К Жолковского и Ю К Щеглова, оказывается созвучно взглядам А Н Колмогорова на это же явление

Пятый параграф «Ранний ЮМЛотман и зарождение российского варианта семиотики» посвящен анализу идей Ю М Лотмана, выраженных в небольшом количестве структуралистских работ 1962-1964 гг (вплоть до книги «Лекции по структуральной поэтике»), которые можно считать своеобразной «точкой поворота» от структурализма к семиотике Рассмотрение дальнейшей эволюции взглядов ЮМ Лотмана 1960-1990-х гг не входит в хронологические рамки диссертации, но эта эволюция во многом была задана именно развитием того комплекса идей, которые сформулированы в работах, анализирующихся в данном параграфе Поэтому здесь прослеживаются некоторые итоги развития этого идеологического комплекса в мировоззрении позднего ЮМ Лотмана, которое проявилось в разработке теории семиосферы

Выдвигается тезис, что если для участников Московского кружка модель и объект оказывались как бы в неком абсолютном пространстве, синхроническом (по сути, вневременном) универсуме, а модель стабильно отображала существенные свойства своего объекта и отношения между его элементами, которые оставались неизменными, то ЮМЛотман с самого начала ввел два принципа, в корне подорвавших такую систему Структурализма Во-первых, он ввел в структурный подход марксистско-гегелевскую диалектику и диахронию (а также, как следствие, социологизацию объекта исследования), а во-вторых, переосмыслил на этой основе понятие «модель» Хотя термины «модель» и «моделирование» одинаково применялись и структуралистами «долотмановского» периода, и ЮМЛотманом, однако, по-видимому, точнее было бы говорить о доминировании статичной «модели» в теории Структурализма и динамического «моделирования» у Ю М Лотмана

Оказалось существенно также введение понятия (идеологического) контекста, который в итоге и определяет специфику объекта И эта специфичность любого явления действительности, в частности искусства, определяется не имманентно заложенной в нем поуровневой иерархией отношений, представляющих собой закрытую структуру, а открытой системой отношений, в которых оно находится по отношению к остальному миру, внеположному ему Благодаря введению в рассмотрение понятия контекста, исследуемый объект из абстрактного «большого времени», где он был изоморфной моделью универсума, возвращается в конкретно-историческое время (что переносит исследователя из сферы Структурализма в область традиционного исторического - в частности, историко-литературного - анализа) В определенном смысле исследуемый текст оказывается важен именно потому, что он встроен в динамически-изменчивый контекст

Думается, однако, что на этом внедрение Ю М Лотманом диалектического подхода не заканчивается, динамическое моделирование оказывается не односторонним, как в

Структуралнзме, а обоюдонаправленным - например, реальность моделирует художественное произведение, которое, в свою очередь, моделирует реальность В раннем структуралистском творчестве Ю М Лотмана об этом говорится более осторожно - что искусство изменяет реальность, - однако тема именно моделирования искусством действительности, как известно, была одной из основных в работах Ю М Лотмана, в том числе в разработке теории семиосферы, с 1960-х гг до опубликованных посмертно «Бесед о русской культуре» (СПб, 1994)

Отношения между текстом и воспринимающим этот текст Ю М Лотман выстраивает наподобие того, как продемонстрирована диалектическая взаимосвязь искусства и реальности Язык искусства при этом строится по принципу фрактала каждый элемент структуры отражает всю структуру в целом и отражается в ней, в результате любой, самый формальный, элемент несет содержание, присущее исключительно этой структуре

Из этого можно вывесги итог, что уникальность объекта (произведения искусства) познается благодаря анализу контекста, который, в свою очередь, становится для воспринимающего иным после каждого акта познания этого объекта. Отсюда следуют два кардинальных вывода. Во-первых, разрушается самая фундаментальная минимальная модель передачи информации (адресант сообщение —» адресат) единый акт из однократного превращается в многократный, текст становится полноправным партнером воспринимающего и начинает не только передавать информацию о вне его лежащей действительности, но и самостоятельно моделировать реальность Во-вторых, если текст и реальность способны бесконечно взаимно моделировать друг друга, то тот, кто воспринимает этот процесс, сталкивается уже не с единой структурой, которую можно исчерпывающе познать, выстроить типологию всех элементов данной структуры и представить ее саму как деталь структуры высшего уровня Скорее он имеет дело с происходящим в его сознании процессом взаимной деконструкции и текста, и реальности, работающим при каждом новом акте прочтения текста или познания реальности, т е функционирующим как перпетуум-мобиле

Вряд ли Ю М Лотман в рассматриваемый период сознательно подразумевал такой оборот событий К собственному осознанию подобной постструктуралистской (в широком смысле) глубинной основы своей теории он, по всей видимости, пришел позднее, в конце 1970-х - начале 1980-х гг, когда начал разрабатывать теорию семиосферы Это произошло благодаря постепенной универсализации и онтологизации собственного метода исследования (о чем в начале 1990-х гг применительно и к ЮМЛотману, и к другим участникам Тартуско-Московской школы будет писать А М Пятигорский) Ю М Лотман понимал, что его концепции культуры и семиосферы сами являются частью культуры и

семиосферы Но это его не смущало - скорее, наоборот, свидетельствовало о полном слиянии с объектом и с окончательным переходом на позицию объективного наблюдателя Научная позиция отождествлялась с культуртрегерской (не отстраненное исследование, а участие в самом процессе развития культуры) и эпистемологической (уравнивание метода с объектом)

Выдвигается идея, что это привело к формированию в трудах ЮМ Лотмана 19801990-х гг качественно новой «большой парадигмы» - Семиотики, более гибкой, чем Структурализм и Марксизм, однако практически никем не востребованной Исследователи, для которых семиотика осталась значима (Б М Гаспаров, В М Живов, И А Паперно, Б А Успенский и др), воспринимают ее сейчас как научную теорию со своим концептуальным аппаратом, а не как общеидеологический конструкт Предполагается, что причина этого - не в конкретных достоинствах или слабостях той или иной мировоззренческой системы (парадигма Семиотика была основана на таком фундаменте, который мог бы обеспечить ее жизнестойкость и эффективное функционирование в течение ряда лет), а в том, что к 1980-м гг утопические интенции эпохи, когда Тартуско-Московская школа только зарождалась, уже изжили себя Структурализм разрушился во второй половине 1960-х гг - конкретным поводом оказалась концепция ЮМ Лотмана, однако структуралистское мировоззрение исчерпалось не в 1964 г, а ближе к началу 1970-х гг, параллельно с исчерпанием утопического потенциала эпохи Оттепели в целом «Большие парадигмы» стали неактуальны

Рассматривается, как Ю М Лотман применял семиотические методы на практике (на примере его работ об А С Пушкине) В 1960-х - первой половине 1970-х гг Ю М Лотман, учитывая историко-литературный контекст создания пушкинских произведений, тем не менее сосредоточен скорее на исследовании внутритекстовых связей от фоносемантики до уровня построения характеров и сюжета Во второй половине 1970-х и в 1980-х гг., тес разработкой концепции семиосферы, ЮМ Лотман все активнее применяет семиотические методы к более широкому историко-литературному контексту Среди наиболее ярких примеров нужно назвать уже упоминавшиеся статьи «Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе» (1982) и «Замысел стихотворения о последнем дне Помпеи» (1986), где анализ пушкинского творчества вписан в широкий историко-культурный контекст Одним из итогов развития семиотических методов на материале пушкинского творчества можно считать книгу «Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя» (Л, 1981, переизд 1983), в которой собственно биография поэта предстает не столько как хроника дат и событий, сколько как сложное сознательное выстраивание жизнетворчесгва, проявляющееся, в том числе, в семиотическом насыщении А С Пушкиным каждого факта своей жизни

-13В дополнении к данному параграфу обосновывается причина того, почему взгляды Ю М Лотмана были названы постструктурализмом в широком смысле слова Необходимость этого объясняется тем, что постструктурализм в российских гуманитарных науках нередко приравнивают к философии постмодерна, которая, в свою очередь, становится символом антинаучности и антиструктурности (что в корне отличается от теории Ю М Лотмана, для которого категории научности и структурности оставались значимыми в течение всей жизни)

Однако известно, что европейский и американский постструктурализм в наиболее общем понимании - это сложный комплекс течений, вышедших из структурализма, в ряде ключевых пунктов на нем основывающихся, но во многом критически его переосмысляющих Это общегуманитарный комплекс, где границы между филологией, философией, культурологией, социологией, антропологией, психологией и др размыты, и одна дисциплина легко перетекает в другую С концепциями интертекстуальности, тождества языка и сознания, смерти субъекта соседствует идея социологического поворота в изучении своего объекта отказ от генерализирующих исследовательских оптик, от изучения единых законов и норм, внимание к человеческой уникальности во всех ее проявлениях, зачастую обусловленных идеологическим фоном исследуемых эпох, в отличие от структурализма, в качестве точки отсчета берется не знаковая система или знаковая деятельность человека, а сам человек и его место в социуме (К этому направлению можно отнести, в частности, Клиффорда Гирца, Хейдена Уайта и американских новых истористов, идеи которых будут затрагиваться во второй главе, а также отчасти Мишеля Фуко) Соответственно, все явления языка и культуры приобретают интерес для исследователя в их индивидуальной рецепции человеком и в своем социальном функционировании в данных конкретных социумах В рамках изолированных дисциплин такие феномены изучать нельзя, поэтому социологический поворот предполагает междисциплинарность Это обуславливает разработку более сложного и тонкого категориального аппарата, где каждое явление не сводится к некоему генерализирующему базису (в том числе знаковому) и не встраивается в сетку общих категорий, а само эту знаковость и эти категории создает и непрерывно модифицирует в динамически изменяющейся конкретно-исторической ситуации

Если такое же понимание сущности постструктурализма распространить на российскую почву, то ЮМЛотман, несмотря на разработку «большой парадигмы» Семиотики (а возможно, во многом и благодаря этому в частности, семиотика Ю М Лотмана всегда предполагала социологизацию своего объекта), вполне впишется в данное определение, оставаясь при этом в рамках академической научности Причем вписывается последовательно постструктуралистские тенденции, как было выше показано, намечаются

уже в самых первых его структуралистских статьях, где он критически переосмысляет постулаты российского структурализма во всех его проявлениях - не только Московского кружка, но и группы А Н Колмогорова, и поэтики выразительности А К Жолковского и Ю К Щеглова

Не случайно поэтому, что для ряда исследователей 1990-х гг, находящихся в научном диалоге с идеями участников Тартуско-Московской школы, столь актуальной оказывается именно фигура ЮМ Лотмана В качестве иллюстрации во второй главе дается обзор взглядов нескольких ученых этого круга

Глава 2' Рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школы в 1990-2000-е годы

Эту главу можно рассматривать как попытку рассмотрения методологических основ современной российской филологии Здесь представлены научные методы А Л Зорина, О А Проскурина, РДТименчика и стратегия С Л Козлова на посту заведующего отделом теории журнала «Новое литературное обозрение», те явления 1990-2000-х гг Безусловно, подобных стратегий в современной филологии гораздо больше, чем четыре, и такое ограничение обусловлено тем, что это лишь предварительная попытка исследования столь широкого и многообразного материала - эксперимент, проведенный на минимальном количестве примеров именно в силу своей экспериментальности

Во вступлении ко второй главе обосновывается резкий хронологический перебив, а также обращение именно к именам А Л Зорина, С Л Козлова, О А Проскурина и Р Д Тименчика Дело в том, что анализируемые методы и стратегии можно в определенном смысле рассматривать как варианты решений тех проблем, которые восходят к периоду формирования Тартуско-Московской школы и порождены тем утопическим сознанием эпохи 1960-х гг, о котором говорилось во введении Кроме того, показательна актуальность концептуального наследия российского структурализма и семиотики для разных периодов и областей российской филологии АЛ Зорин - исследователь литературы и культуры XVIII -начала XIX вв, О А Проскурин - специалист по пушкинскому времени, Р Д Тименчик занимается историей литературы XX в (преимущественно Серебряным веком), С Л Козлов -теоретик

Известно, что ряд философов и социологов, применявших в своих работах структуралистский метод (Ю А Левада, Л Н Столович и др), не приняли общую установку участников Тартуско-Московской школы на универсализацию своего метода (и, как следствие, онтологизацию и объекта исследования, и самого научного направления, те превращение его в мировоззренческую «большую парадигму») В свою очередь, для

участников Тартуско-Московской школы 1960-х гг неприемлемо, наоборот, оказывалось то, что им указывали на эти теоретические подмены это подрывало утопическое сознание, которое было почерпнуто из общего потенциала эпохи

Думается, что здесь скрывалась причина той неотрефлексированности категориального аппарата, на которую уже обращалось внимание в диссертации Это, в свою очередь, приводило к методологической двусмысленности, связанной с невозможностью различения позиций внешнего и внутреннего наблюдателя при изучении объекта Можно сделать предположение, что именно поэтому Московский кружок так легко отказался от Структурализма после опубликования теории Ю М Лотмана, поэтому же Ю М Лотман, в свою очередь, попытался сформировать новую «большую парадигму» Семиотики, формулируя теорию семиосферы Вероятно, с этим же связано и то, что в 1990-е гг многие гуманитарии (в том числе ряд бывших участников Тартуско-Московской школы) восприняли смерть ЮМ Лотмана не только как конец существования школы, но и как закат структурализма в целом - и как течения, и как научного метода Однако это не означало отрицания заслуг или полного отхода от структурных методик анализа Скорее можно утверждать, что сформировался взгляд на структурализм и семиотику как на наследие, которое может быть по-прежнему актуально, если только использовать его с определенными корректировками и трансформациями Некоторые примеры выработки таких научных стратегий, основанных на творческом переосмыслении наследия Тартуско-Московской школы, представлены во второй главе

Первый параграф «Некоторые особенности научного метода Р ДТименчика» представляет собой трактовку подхода Р Д Тименчика как одной из наиболее последовательных разработок теории семиосферы на практике, в жанре историко-литературного комментария Исследователь Серебряного века демонстрирует, что комментарий является оптимальной формой построения историко-литературного текста, причем комментарий должен быть всеохватным, объемлющим всю эпоху вплоть до мельчайших ее деталей Поэтому история литературы, по Р Д Тименчику, должна отображать все реалии анализируемой эпохи и судьбы всех ее деятелей или просто свидетелей, даже самых малозначительных (в частности, рядовых читателей), фактически это попытка не забыть по возможности никого Например, история читателей у Р Д Тименчика предполагает не только общий срез читательских восприятий той или иной эпохи, но и воссоздание образа каждого читателя в его уникальной конкретности По всей видимости, такой взгляд может пониматься и как своеобразное перенесение в жанр историко-литературного комментария семиотической теории Ю М Лотмана

Реконструированный пласт культуры представляет возможность для гипотетического постижения текста как бы глазами «идеального читателя», те автора. По мнению Р Д Тименчика, это возможно - по крайней мере, потенциально Это можно назвать одной из разновидностей онтологизации метода

Такая тенденция приводит к следующему в работах РД Тименчика скапливается столько «дополнительной» (по отношению к основному сюжету, но не к общему замыслу) информации, что объем примечаний иногда становится больше объема главной части работы Особенно заметно это в книге «Анна Ахматова в 1960-е годы» (М-Toronto, 2005) Возникающее возражение, что большую часть информации из сносок для облегчения читательского восприятия можно было бы перенести в основной текст, имело бы смысл только в том случае, если бы текст воспринимался как линейный Но для Р Д Тименчика, по всей видимости, актуальна аналогия с семиосферой структура текста научного исследования (пусть даже это текст, посвященный какому-либо частному явлению) имитирует многоуровневую стереоскопическую структуру всей сферы культуры

Можно заметить, что онтологизация метода приводит к еще одному следствию если исследовательский текст в принципе своей структурой пытается воссоздать строение описываемой культуры, то текст филологический имитирует литературный (это проявляется в употреблении оценочности, в использовании средств метафорики, иногда в соединении академического исследования с собственными мемуарными заметками) Конечной целью такой стратегии является, по-видимому, достижение абсолютного проникновения в изучаемый текст и изучаемую эпоху с помощью изоморфности метода объекту исследования Думается, что сам по себе метод для РД Тименчика не универсален, но универсален принцип изоморфности

Во втором параграфе «Некоторые особенности научного метода А Л Зорина» демонстрируется иная стратегия взаимодействия с наследием Ю М Лотмана В предисловии к книге «Кормя двуглавого орла.. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века» (М, 2001) А Л Зорин обратился к теории американского антрополога Клиффорда Гирца, в книге «Интерпретация культур» (New York, 1973) разработавшего метод «насыщенного описания» («thick description») В концепции К Гирца для российского исследователя наиболее интересным оказался отказ от генерализирующих «больших парадигм» (в том числе марксизма и структурализма) Вместо этого К Гирц предложил семиотический анализ частных проявлений культуры (и уже через них индуктивно выводил понимание всей системы данной культуры) - т е ту идею, которую в те же годы независимо от него разрабатывали Ю М Лотман и Тартуско-Московская школа.

Если до К Гирца (преимущественно в марксистской традиции) символы и метафоры в идеологических программах рассматривались лишь как внешние атрибуты, призванные просто завуалировать настоящие цели создателей этих программ, то К Гирц утверждает в них и заключается основа идеологий Человек, сталкиваясь с незнакомой ему реальностью, пытается перевести полученный опыт на язык привычных ему моделей и символов Метафоры, изначально используемые как условные картинки, опосредующие первоначальное познание людьми мира, позднее превращаются в самоценные мировоззренческие шаблоны и подчиняют себе сознание социума (фактически становясь архетипами), заставляют видеть мир в соответствии с их собственной структурой

Такая концепция актуальна для А Л Зорина В России в конце XVIII - первой трети

XIX вв, по А Л Зорину, идет активная выработка основополагающих для складывающегося нового мировоззрения идеологем Наиболее репрезентативной сферой их производства становится литература В конце концов, именно литература оказывается их наиболее долговечной носительницей, благодаря чему в XX в, несмотря на две кардинальные смены государственных режимов, идеотогемы, рассматриваемые А Л Зориным, не исчезают из культуры и менталитета. Анализ результатов этого явления выходит за пределы первой книги, ему посвящен сборник статей А Л Зорина «Где сидит фазан Очерки последних лет» (М, 2003) Сопоставление двух периодов истории России - рубежа ХУШ-Х1Х и конца

XX вв - и изучение их с помощью единой семиотической методики представляется А Л Зорину тем ботее оправданным, что это два типологически сходных слома культурных эпох Но для успешности анализа необходимо «очистить» сам семиотический метод от элементов «большой парадигмы» Семиотики, при которой идеологии анализировались с точки зрения идеологии же (семиотической), тем самым позиция субъективного наблюдателя имитировала позицию наблюдателя объективного (находящегося вне любых идеологий и поэтому схватывающего явления «так, как они есть») Выдвигается идея, что именно этим и обусловлено обращение А Л Зорина к К Гирцу в определенном смысле можно говорить, что К Гирц для А Л Зорина ценен не сам по себе, а в качестве «отредактированного Ю М Лотмана», у которого, по крайней мере, эксплицирована теоретическая рефлексия по поводу обусловленности метода анализа своим собственным мировоззрением

Другой вариант взаимодействия с Семиотикой Ю М Лотмана (не корректирование, а попытка преодоления) рассматривается в третьем параграфе «Некоторые особенности научного метода О А Проскурина» Для этого О А Проскурин, как и А Л Зорин, обращается к концепции иностранного исследователя - американского историка, одного из идеологов американского «лингвистического поворота», Хейдена Уайта

X Уайт в монографии «Метаистория Историческое воображение в Европе XIX века» (Baltimore, Maryland, 1973) провозгласил следующую идею исторические сочинения не описывают реальные закономерности исторического процесса, а накладывают на исторический материал сетку категорий и производят нарратив, подобный нарративу произведений художественной литературы (поэтому его можно и нужно анализировать средствами поэтики) Близость своего подхода к взглядам X Уайта О А Проскурин провозгласил в книге «Литературные скандалы пушкинской эпохи» (М, 2000) - притом что в предыдущей монографии, «Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест» (М, 1999), используя интертекстуальный метод исследования, он принципиально отвергал и постструктурализм, и рефлексию о теории Но О А Проскурин отрекался не от любой «теоретичности», а только от постмодернистской, в то же время оказываясь в русле Семиотики позднего Ю МЛотмана сама возможность интертекстуального анализа оправдывалась тем, что благодаря нему можно проследить процесс индивидуального творчества, реализующегося в претворении текстуальности в тексты Идея глубокой текстуализированности всей культуры будет подробнее развита во второй книге О А Проскурина.

Однако при этом О А Проскурин отказывается от любых универсализаций, что, хорошо согласуясь с семиотическим методом, неизбежно входит в противоречие с Семиотикой как «большой парадигмой» Предполагается, что в итоге интертекстуальный подход в первой книге становится более близким к теории формальной школы того периода, когда она находилась в «точке поворота» от имманентного анализа самодостаточного литературного ряда к исследованиям литературного быта. Однако переход к литературному быту значил бы фактически переход не столько к идеям формалистов второй половины 1920-х гг, сколько к семиотике бытового поведения, разрабатывавшейся Ю М Лотманом в 19701980-х гг, те происходило бы опасное приближение к «большой парадигме» и универсализации своего метода и объекта Однако представляется, что О А Проскурин изначально разделяет многие фундаментальные принципы Тартуско-Московской школы, и попытка абстрагирования от Семиотики приводит к противоречию в использовании метода, что было замечено рецензентами

По всей видимости, эту противоречивость О А Проскурин почувствовал, готовя свою вторую книгу, в которой выходил в пространство литературного быта В результате в методологическом введении О А Проскурин обратился к не связанному с российской филологической традицией исследователю, «текстоцентричный» пафос которого мог быть близок лотмановскому, но не претендовал бы при этом на универсализацию своей теории

Этим объясняется апелляция к концепции X Уайта, который так же представляет для О А Проскурина «отредактированного Ю М Лотмана», как К Гирц - для А Л Зорина

Однако, если историческое исследование по своей сути не отличается от исторического романа, но при этом любая, самая творческая деятельность несет в себе черты рациональности, следовательно, возможно художественно познавать свой объект, при этом претендуя на адекватность познания (это близко к подходу Р Д Тименчика) Это приводит к тому, что О А Проскурин в написании собственных работ, составивших книгу «Литературные скандалы пушкинской эпохи», ориентируется на традиции построения сюжета такого жанра художественной литературы, как новелла Фактически эта работа представляет собой пример явления «интеллектуальное письмо» - жанра, промежуточного между академическим научным письмом и свободной эссеистикой

Можно сказать, что О А Проскурин, воспринимая культуру в духе российской «большой парадигмы» Семиотики - «текстоцентрично» и «литературоцентрично», -пытается выйти за ее рамки В первой монографии он использует внутренний потенциал этой системы, превращая интертекстуальное иссчедование в обоснование своей (хотя и восходящей во многом к Ю Н Тынянову) модели литературной эволюции Во второй книге собственных ресурсов Семиотики для преодоления ее изнутри оказывается недостаточно, и О А Проскурин в поисках методологической основы своего исследования обращается к теоретику, известному критическим переосмыслением структур «больших парадигм» Однако идея текстуальности (и текстуализированности культуры) - ключевая для Семиотики

- не только не отвергается, но, наоборот, пропагандируется на качественно новом (по сравнению с первой монографией) уровне В итоге в рамках такого «текстоцентричного» (по сути, семиотического в лотмановском смысле) подхода О А Проскурина происходит заметная трансформация той концепции, которая была заимствована для выхода за пределы Семиотики X Уайт, поставивший под вопрос сами принципы научности исторического повествования, у О А Проскурина предстает обосновывающим адекватность семиотического анализа исторического материала Универсализация при этом действительно преодолевается

- однако только метода (в пользу более гибкого интеллектуального письма), но не объекта

Таким образом, можно говорить о том, что научный метод О А Проскурина является сложным конгломератом методик, заимствованных из различных филологических традиций (в первую очередь - из разработок формальной школы), ни одна из которых не претендует на всеохватность описания, но все они описывают единое универсальное явление текстуализированную культуру и процесс этой текстуализации Это не столько преодоление «большой парадигмы» Семиотики, сколько ее трансформация для придания большей методологической гибкости

Впрочем, вполне возможен и иной вариант интерпретации что О А Проскурин никогда не ставил перед собой задачи преодоления тех или иных «больших парадигм», категорию текстоцентричности воспринял просто как одну из отличительных особенностей российской культуры Х1Х-ХХ вв, а X Уайт (и вообще категориальный аппарат западной гуманитаристики) ему потребовался по причинам не методологическим, а культуртрегерским - для приобщения российского читателя к классике зарубежной теории ХХв

Четвертый параграф «Стратегия С Л Козлова на посту заведующего отделом теории журнала "Новое литературное обозрение"» посвящен опытам формирования двух «больших парадигм» на страницах этого журнала - в первом случае, связанном с именем И Д Прохоровой, в качестве основы берется идея социологического поворота в гуманитарных науках, во втором случае, связанном с именем С Л Козлова, попытка создания «большой парадигмы» базировалась на рецепции американского филологического течения «новый историзм»

И Д Прохорова во вступлении к № 1 «НЛО» (1992) поставила перед журналом задачу модернизации филологического (и, шире, всего гуманитарного) поля - по сути, выведения российской гуманитаристики на общемировой уровень благодаря введению постструктуралистских (в широком смысле слова) методик и ценностных ориентиров Применительно к наследию Тартуско-Московской школы это означало отказ от универсализма «больших парадигм» Структурализма и Семиотики и ревизию концептуального аппарата Во введении к юбилейному № 50 «НЛО» (2001) ИД Прохорова утверждала, что динамика развития российской гуманитарной сферы в 1990-е гг, становление внутри нее принципов междисциплинарности и даже формирование нового мировоззрения обусловлены именно отказом от объединения в замкнутые школы со своими общеидеологическими конструктами Однако той модернизации, которую ждала ИД Прохорова, к началу 2000-х гг не произошло В результате в предисловии к тематическому номеру № 59 «Другие истории литературы» (2003) она вновь вернулась к мысли, что в филологии продолжает царить хаос, поэтому необходимы новые ценностные ориентиры и новый категориальный аппарат для более эффективного ее дальнейшего развития По всей видимости, по мнению И Д Прохоровой, возможность широкомасштабных реформ в российских гуманитарных науках возможна только при условии наличия некого единого концептуального фундамента, который можно создать лишь в рамках «большой парадигмы». Это привело к тому, что на рубеже 2010-х гг, в предисловии к тематическому номеру № 100 «Антропология закрытых обществ» (2009), ИД Прохорова показала, что готова воспринимать социологический поворот (она его называет «антропологическим

поворотом») как зарождение новой «большой парадигмы» - и уже сейчас начинать совершенствовать ее категориальный аппарат Насколько при этом для И Д Прохоровой будет актуально наследие Тартуско-Московской школы (и в первую очередь, Ю М Лотмана - благодаря его близости к теориям социологического поворота), судить в данный момент еще трудно

С Л Козлов, как и И Д Прохорова, изначально к идее создания «большой парадигмы» относился критически Выдвигается идея, что наследие Тартуско-Московской школы для него во многом оставалось актуально и важно, но при этом он стремился найти пути преодоления методологического монологизма российского структурализма и семиотики (проявлявшегося, помимо прочего, и в чрезмерно ригористичном сциентизме, и в разработках «больших парадигм», которые и привели, по мнению С Л Козлова, школу к кризису) В филологии (и в гуманитарной сфере в целом) для С Л Козлова важна неунитарность филологической традиции и неуниверсальность метода и категориального аппарата Его деятельность на страницах «НЛО» изначально была культуртрегерской ознакомление отечественной филологии с различными течениями западной теоретической мысли - в том числе и для того, чтобы российские читатели смогли выработать (по аналогии и по контрасту) более тонкие приемы критической рефлексии над собственной методологией

Чтобы нагляднее представить нереализованные возможности теорий Тартуско-Московской школы российскому читателю и одновременно выйти из кризиса ее «большой парадигмы», С Л Козлов использует концепции западных теоретиков как своеобразную систему зеркал, работающих по принципу сходства или контраста и помогающих увидеть актуальные стороны наследия школы Для этого уже в № 1 «НЛО» он публикует работу американского семиотика Майкла Риффатерра (как такого теоретика, которого, по мнению С Л Козлова, российскому читателю будет воспринять легче всего), а в № 2 - статью полемизирующего с М Риффатерром американского деконструктивиста Поля де Мана (как теоретика, наиболее провокативного для отечественной филологии) На тот момент С Л Козлов - еще не заведующий отделом теории, но человек, близкий к «НЛО»

Однако начинание С Л Козлова потерпело неудачу методологические споры не зародились Следовательно, чтобы российская филология могла бы органично усваивать западные идеи, нужно найти те явления в российской культуре, которые были бы наиболее схожи с прививаемыми зарубежными теориями и стилями Одним из оптимальных вариантов предстала семиотика Ю М Лотмана, у которой действительно больше сходств с традицией западной теоретической мысли, чем у большинства других отечественных

концепций При этом оказалось, что прививать следует в первую очередь то, что необходимо для приобщения российской гуманитаристики к общемировому социологическому повороту Поскольку С Л Козлов к «большим парадигмам» относился скептически, то социологический поворот для него стал скорее поводом показать российской филологии необходимость междисциплинарности Кроме того, есть основания полагать, что это был шанс реализовать свою собственную программу, которая может быть названа как формирование в российской гуманитарной сфере стратегии «интеллектуального письма», преодолевающего ограниченность и постмодерна, и «гиперсциентизма» Для этого С Л Козлов, став заведующим отделом теории в «НЛО», попытался совершить то, что ему несвойственно создать «большую парадигму», которая скрестила бы в себе и стремление к социологическому повороту и междисциплинарности, и интеллектуальное письмо, и интерес к семиотике (в ее постструктуралистском варианте), и критическую рефлексию над категориальным аппаратом По всей видимости, этот шаг был вызван тем, что успешно преодолеть одну «большую парадигму» может только другая «большая парадигма», замещающая ее Если нельзя никак иначе выйти из кризиса в филологии, возникшего после распада Тартуско-Московской школы, то нужно противопоставить Структурализму и Семиотике что-то равновеликое

По мнению С Л Козлова, большинству из вышеперечисленных требований удовлетворяет американский новый историзм В № 42 «НЛО» (2000) С Л Козлов публикует подборку материалов по нему и в предисловии представляет новый историзм одновременно в двух ипостасях и как научное течение, и как общий метаязык всей американской филологической теории Можно говорить, что под видом метаязыка нового историзма С Л Козлов в этой статье пропагандирует предельно общий категориальный аппарат американской и европейской постструктуралистской (и отчасти структуралистской) гуманитарной науки второй половины XX в, а новый историзм как научное течение наделяется такими характеристиками, что предстает заместителем всего социологического поворота в мировой гуманитарной сфере Это сознательная стратегия выстраивания на материале обычного гуманитарного течения - новой универсальной «большой парадигмы», которая вобрала бы в себя все актуальные зарубежные теории, сплавив их со значимыми элементами Структурализма и Семиотики (понимаемых как единый феномен и отождествляемых по преимуществу с теорией Ю М Лотмана) С Л Козлов пытается здесь заложить фундамент нового гуманитарного мировоззрения

Тем не менее российское гуманитарное сообщество оказалось не готово принять программу С Л Козлова Российский филолог, психолог и культуртрегер А М Эткинд написал статью «Новый историзм, русская версия», опубликованную в № 47 «НЛО» (2001),

основной пафос которой намерениям С Л Козлова резко противоречил Для А М Эткинда новый историзм был лишь одной из западных концепций, которые нужно донести до российского гуманитария, поэтому начало его статьи демонстрировало явный отказ от каких бы то ни было «больших парадигм» в пользу интеллектуального письма. Оказалось, что интеллектуальное письмо плохо совместимо с теориями социологического поворота, при котором постструктурализм ищет строго-научные обоснования своей деятельности и в поисках категориального аппарата обращается, как некогда структурализм, к точным наукам - в данном случае социальным

В статье «Наши "новые истористы"» в № 50 «НЛО» (2001), С Л Козлов еще раз попытался утвердить свою «большую парадигму» с помощью отнесения к новому историзму тех концепций, которые были продемонстрированы в работах А Л Зорина и О А Проскурина Он понимал, что опорные точки, подобные тем, что выявлены в трудах трех авторов, можно найти не только в новом историзме, но в большинстве отечественных и зарубежных историко-литературных трудов второй половины XX в, если только их исследовательский масштаб достаточно широк Тем не менее он сознательно шел на такое сопоставление ему было необходимо развить альтернативную лотмановской и в то же время наследующую ей «большую парадигму», а будет ли она отождествляться с американским новым историзмом или с чем-либо иным, не столь важно В итоге в ходе рассуждения С Л Козлова американский вариант нового историзма был фактически отброшен как более ненужный, а особенности российского нового историзма оказались сведены к интеллектуальному письму Однако из-за несовместимости интеллектуального письма с «большими парадигмами» последовательно редукционистская деятельность С Л Козлова оказалась гибельной для его проекта. Больше ни к новому историзму, ни к разработкам иных «больших парадигм» С Л Козлов не возвращался

В результате можно сделать вывод, что тот концептуально-методологический комплекс, который принято называть наследием Тартуско-Московской школы, вновь остался во многом неотрефлексированным, а его потенциал - актуализированным и использованным лишь отчасти

В заключении резюмируются наиболее важные итоги исследования и намечаются некоторые перспективы продолжения работы Утверждается следующий вывод поскольку метод конструирует свой объект, нужно четко осознавать все особенности выбранной методологии ради более эффективного анализа литературного процесса и построения дисциплины «история литературы» Поэтому необходимы исследования таких феноменов, как российский структурализм и российская семиотика, которые дали, пожалуй, наиболее

строгую и детализированную разработку своего категориального аппарата во всей

российской гуманитарной науке XX века

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. К вопросу о научном методе Р.Д.Тимеичика // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2009. № 5. С. 158-165.

2. Поэтика выразительности А.К.Жолковского и Ю.К.Щеглова в контексте раннего российского структурализма // Филологические науки. 2010. № 1. С. 22-30.

3 От «орла» к «фазану» о методологической основе анализа идеологий А Л Зорина // Русская литература ХХ-ХХ1 веков проблемы теории и методологии изучения Материалы Третьей Международной научной конференции Москва, МГУ имени М В Ломоносова, 4-5 декабря 2008 г М МАКС Пресс, 2008 С 66-70

4 Торжество комментария о принципах построения историколитературной работы у Р Д Тименчика (на основе его книги «Что вдруг Статьи о русской литературе прошлого века») // Материалы XVI Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» Секция «Филология» М МАКС Пресс, 2009 С 554555

5 Из истории раннего российского структурализма В точке поворота [о раннем Ю М Лотмане] // Лесная школа Труды VI Международной летней школы на Карельском перешейке по русской литературе Пос Поляны (Уусикиркко), Ленинградской области, 2010 С 274-283

6 К вопросу о научном методе О А Проскурина в соотнесении с семиотикой Ю М Лотмана // Материалы XVII Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» Секция «Филология» М МАКС Пресс, 2010 С 530533

Заказ № 296 Объем 1 п л Тираж 100 экз Отпечатано в ООО «Петроруш» г Москва, ул Палиха 2а тел 250-92-06 www.postator.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Поселягин, Николай Владимирович

Введение

Глава 1:

Формирование российского структурализма (1956—1964)

§ 1. «Долотмановский» период российского структурализма (общий обзор)

§ 2. Московский кружок и Структурализм как мировоззрение

§ 3. А.Н.Колмогоров и М.Л.Гаспаров: структурализм как научный метод

§ 4. Поэтика выразительности А.К.Жолковского и Ю.К.Щеглова

§ 5. Ранний Ю.М.Лотман и зарождение российского варианта семиотики

Дополнение к параграфу о Ю.М.Лотмане)

Глава 2:

Рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школы в 1990-2000-е годы

Вступление

§ 1. Некоторые особенности научного метода Р.Д.Тименчика

§ 2. Некоторые особенности научного метода А.Л.Зорина

§ 3. Некоторые особенности научного метода О.А.Проскурина

§ 4. Стратегия С.Л.Козлова на посту заведующего отделом теории журнала «Новое литературное обозрение»

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Поселягин, Николай Владимирович

Изучение истории литературы немыслимо без изучения методологических принципов анализа - и конкретного литературного текста, и литературного процесса в целом. Выбор набора методик, категориального аппарата, самого угла зрения, под которым ведется исследование, во многом зависят от того, к какому литературоведческому направлению (кружку, школе) себя относит исследователь.

В данной работе будет идти речь о начальном периоде существования одной из главных российских литературоведческих школ XX века -Тартуско-Московской семиотической школы1, - периоде, когда сама школа и ее основные принципы только формировались. Хронологические рамки этого периода-с 1956-1958 годов (деятельность Вяч.Вс.Иванова, В.А.Успенского, В.Н.Топорова, В.Ю.Розенцвейга; складывание Московского кружка) по 1964 год (первая Летняя школа по вторичным моделирующим системам, начало формирования собственно Тартуско-Московской школы). Первая Летняя школа знаменует собой начало нового этапа, рассмотрение которого требует отдельного изучения. Поэтому настоящее исследование доведено только до выхода в свет книги-Ю.М.Лотмана «Лекции по структуральной поэтике: Введение. Теория стиха» (Тарту, 1964): хотя хронологически ее публикация совпала со временем проведения первой Летней школы, однако по сути она является своеобразной «точкой поворота» от Московского периода существования российского структурализма к Тартуско-Московскому.

Во второй же главе пойдет речь о том, как переосмыслялся комплекс идей, сформулированных главными теоретиками российского структурализма на рубеже 1960-х годов, в российском литературоведении 1990-2000-х годов. Показывается, что те методологические принципы историко-литературного анализа, которые были сформулированы

1 Термин «Тартуско-Мосгсовская школа» в данной работе употребляется как традиционное обозначение этого направления в целом. По отношению к отдельным группам структуралистов начала 1960-х годов будут применяться иные термины («Московский кружок», «группа А.Н.Колмогорова» и т.д.) как более соответствующие сути явлений. участниками Тартуско-Московской школы (в первую очередь, Ю.М.Лотманом), оказались весьма актуальны для построения историй литературы на рубеже XXI века.

Как известно, Тартуско-Московская школа представляла собой сложное и неоднородное явление. Это заметно в первую очередь в организационном плане: Московский кружок лингвистов-структуралистов и собственно Тартуская школа Ю.М.Лотмана (он сам, З.Г.Минц, Б.Ф.Егоров и их ученики, участники Тартуских студенческих конференций и др.). Такое разделение было обусловлено не только организационными и географическими факторами. Причины, по которым это произошло, можно найти, рассматривая предыдущий период развития российского структурализма, - их анализу и посвящена настоящая работа.

Обычно принято считать, что отличия двух основных групп, составлявших Тартуско-Московскую школу, вызваны тем, что москвичи были лингвистами, воспитанными на идеях Московского лингвистического кружка и западных течений лингвистического структурализма, а старшие тартуанцы (по происхождению и образованию - ленинградцы) являлись литературоведами, наследниками формальной школы и близких ей филологов 1920-1930-х годов (Г.А.Гуковский, ВМ.Жирмунский, М.К.Азадовский, П.Г.Богатырев и др.). Традиция такого истолкования идет от статьи Б.А.Успенского «К проблеме генезиса тартуско-московской семиотической школы» (1981)2, где это сопоставление развернуто подробно:

Мы, москвичи, как правило, лингвисты, и пришли к семиотике от лингвистики. В дальнейшем некоторые из нас более или менее специально занялись литературой, но лингвистическая платформа, лингвистические интересы всегда оставались на первом месте. Мы смотрели на мир глазами лингвиста. Ю.М.Лотман и З.Г.Минц - литературоведы, которые пришли к тем же проблемам, так сказать, с другой стороны. Если москвичи

2 Краткую библиографию (основные аналитические работы по Тартуско-Московской школе 1960-х годов) см. в параграфах, посвященных «долотмановскому» периоду российского структурализма и Ю.М.Лотману. лингвисты, в какой-то мере занявшиеся литературоведением, то представители тартуской группы — литературоведы, в какой-то мере занявшиеся лингвистикой. Это различие в культурной платформе на первых порах очень чувствовалось, но оно оказалось и очень плодотворным — обе стороны взаимно обогащали, заражали друг друга своими интересами. Так, в частности, встреча с литературоведением определила интерес москвичей-лингвистов к тексту и к культурному контексту, т.е. к условиям функционирования текста. Между тем, встреча с лингвистами определила интерес литературоведов к языку как к генератору текстов, механизму их порождения. <. .> речь идет не только об истоках той или иной культурной традиции, но о непосредственной преемственности. Так, Ю.М.Лотман учился у Гуковского, Жирмунского, Проппа. Вместе с тем, мы непосредственно общались с Р.О.Якобсоном, П.Г.Богатыревым, М.М.Бахтиным. П.Г.Богатырев до самой своей смерти был непременным участником наших конференций и занятий. Р.О.Якобсон принимал участие в одной из тартуских летних школ (в 1966 г. — мы справляли его 70-летие) и пристально следил за нашими занятиями. М.М.Бахтин не мог принимать участия в наших встречах (у него не было ноги, и он был практически немобилен), но живо интересовался нашими работами. Все они оказали на нас большое влияние и служили как бы связующим звеном между нами и нашими предшественниками. Итак, тартуско-московская семиотическая школа объединяет две традиции - московскую лингвистическую и ленинградскую литературоведческую, которые взаимно обогащают друг друга» [Успенский Б. 1981/1994:266, 268].

Все это совершенно справедливо, но этого недостаточно. Б.А.Успенский в данном случае применяет классический прием российской семиотики: описывает объект методом бинарных оппозиций. В действительности ситуация была сложнее: в первой половине 1960-х годов можно выделить несколько направлений, которые в той или иной мере можно отнести к структурализму, каждое со своей методологией анализа, терминологией и идеологической подоплекой. Не вдаваясь в проблемы генезиса тех или иных раннеструктуралистских течений (это требует отдельного исследования), можно, тем не менее, рассмотреть каждое из них по трем категориям: особенности категориального аппарата, особенности мировоззрения и взаимосвязь с остальными течениями. Попытка провести такой анализ и представлена в данной работе.

Мировоззрение как объект анализа необходимо оговорить особо. Обычно при анализе методологии какого-либо научного течения такая зыбкая категория, как мировоззрение, в расчет не берется. В настоящем исследовании было решено от этого принципа отойти по ряду причин.

Во-первых, как известно, особенности мировоззрения обуславливают и выбор объекта, и выбор исследовательской оптики. Следовательно, если изолироваться от изучения мировоззрения и проводить анализ исключительно на методологическом уровне, то структура и принципы применения данного комплекса методов могут оказаться непонятными и, как результат, искаженными. Так произошло в известной полемике 1989-1993 годов между Б.М.Гаспаровым и Ю.М.Лотманом (и несколькими другими участниками Тартуско-Московской школы) - подробнее о ней см. в параграфе о «долотмановском» периоде.

Во-вторых (это следует из предыдущего пункта), мировоззренческий уровень — глубинный по отношению к остальным уровням, в том числе и к тому, на котором происходит адаптация или, наоборот, отвержение тех или иных элементов унаследованной традиции. Следовательно, анализ мировоззрения какого-либо научного направления в синхроническом плане может дать для исследователя гораздо больше, чем поиск предтеч и источников этого направления (хотя, безусловно, анализ предшествующей традиции тоже необходим). Например, без мировоззренческого анализа будет непонятно, почему наследнику формалистов Ю.М.Лотману оказались ближе М.М.Бахтин и отец П.А.Флоренский, чем В.Б.Шкловский и В.Я.Пропп, а

Московский кружок дистанцировался от своего непосредственного предшественника - И.А.Мельчука.

Наконец, первыми, кто в российской традиции начал эффективно применять анализ мировоззрения с помощью категориального аппарата, сходного с тем, который применяется в настоящем исследовании, были лидеры Московского кружка В.Н.Топоров и Вяч.Вс.Иванов. Если воспринимать труды Тартуско-Московской школы как важное и актуальное наследие - а автор данной работы именно так его и воспринимает, - то изучение мировоззренческого, или общеидеологического (в настоящем исследовании это синонимы), основания российского структурализма и семиотики оказывается необходимым не только в научном, но в этическом отношении.

При этом нужно оговориться, что подобное абстрагирование от предыстории движения и от его дальнейшего развития после 1964 года (а также от конкретно-биографических подробностей взаимодействия участников Тартуско-Московской школы между собой и с окружающими их людьми) несколько искусственно. Оно обусловлено требованием наглядности анализа и невозможностью охватить все уровни и элементы такого большого и многообразного явления, как Тартуско-Московская школа, в пределах одной работы.

Обращение к мировоззренческому уровню и выбор хронологических рамок исследования вызваны еще одним обстоятельством, о котором необходимо вкратце упомянуть. Как известно, это время (Оттепель, условно 1956-1964 годы) можно назвать временем утопического сознания, которое проявлялось, в том числе, в ряде сфер и отраслей науки. Для этого сознания были характерны, помимо прочего, такие категории, как универсализм и рационализм: мир, существующий на материалистических основаниях, разумен и принципиально познаваем, развитие научного мышления и совершенствование категориального аппарата науки способны привести к познанию основ мира и, как следствие, к воспроизведению его (по сути, демиургическому). Задача конкретных наук в этом случае - познать глубинные основы своих объектов и найти методы их моделирования. Это мировосприятие вызвало мощное развитие ряда научных течений и дисциплин, казалось бы, друг от друга далеких (в данной работе интерес будет сосредоточен только на двух из них: нелингвистическом структурализме и отчасти кибернетике ). Однако оно же породило такой феномен, как складывание «больших парадигм» - научных и идеологических конструктов, претендующих на универсальный охват своего объекта исследования, под которым, как правило, понимаются все уровни бытия в совокупности. В центре внимания в данной работе оказываются процесс формирования и причины распада «большой парадигмы» Структурализма в 1960-е годы, а также некоторые варианты реактуализации (с иной идеологической подоплекой) феномена «больших парадигм» в 1990-е годы.

Настоящая работа имеет отношение не только к теории, но и к истории литературы: от выбора исследовательской оптики (которая, в свою очередь, обусловлена мировоззрением этого исследователя) зависит то, каким именно образом будет восприниматься и члениться литературный процесс, проводиться анализ конкретных произведений, творчества индивидуальных авторов или больших историко-литературных блоков. Как известно, именно метод конструирует объект — выявляет его релевантные признаки и определяет категориальный аппарат для их изучения. Поэтому своего рода метаанализ - анализ методологических принципов изучения истории литературы - для научной дисциплины «история литературы» необходим и не может существовать изолированно от нее. Характерно, что даже самые отвлеченные концептуальные разработки участников Тартуско-Московской школы в итоге разрабатывались на материале истории литературы (и - шире - культуры). Ю.М.Лотман позднее так писал об этом: «Лично я не могу провести резкую черту, где для меня кончается историческое описание и начинается семиотика. Здесь нет противопоставления, нет разрыва. Для меня

3 В параграфе об А.Н.Колмогорове. эти сферы органически связаны. Это важно иметь в виду, поскольку само семиотическое направление начиналось с отрицания исторического изучения. Отойти от исторического исследования необходимо было для того, чтобы вернуться к нему. Надо было разрушить связи с традицией для того, чтобы потом восстановить их на совершенно иной основе» [Лотман 1990/1994Ь: 296].

Данная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. В первом параграфе первой главы дается общий обзор периода 1956-1964 годов (условно - «долотмановского» периода). Параграфы со второго по пятый посвящены анализу четырех основных направлений, о которых вкратце говорится в обзоре: Московскому структуралистскому кружку; поэтике выразительности А.К.Жолковского и Ю.К.Щеглова; концепциям А.Н.Колмогорова и М.Л.Гаспарова; семиотике Ю.М.Лотмана. Вторая глава представляет собой экспериментальный материал: предварительную попытку рассмотреть некоторые научные тенденции 1990-х годов, обусловленные эволюцией тех идей, которые восходят к деятельности Тартуско-Московской школы 1960-х годов. В качестве иллюстраций для анализа взяты научные методы А.Л.Зорина, О.А.Проскурина, Р.Д.Тименчика, а также стратегия С.Л.Козлова на посту заведующего отделом теории журнала «Новое литературное обозрение». Автор при этом отдает себе отчет в том, что только лишь к этим примерам все многообразие научной жизни 1990-х годов не сводится.

При выработке метода исследования в настоящей работе использовались некоторые элементы методологии раннего варианта «археологии знания» Мишеля Фуко - так, как это явление представлено в его книге «Слова и вещи» (1966). Предполагается, что данная методология является одной из наиболее удобных для анализа представленного материала, поскольку предлагает концептуальный аппарат для осмысления глубинных мировоззренческих пластов рассматриваемой эпохи. При анализе конкретных теоретических концепций использовался также подход Джонатана Каллера, представленный в его книге «Структуралистская поэтика. Структурализм, лингвистика и литературоведение» (1975, 1977).

Все выделения в цитатах (курсив, жирный шрифт, заглавные буквы) принадлежат цитируемым авторам.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование российского структурализма (1956-1964) и рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школы в 1990-2000-е годы"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как было показано в данной работе, российский структурализм с самого начала (т.е. с 1956-1958 годов) представлял собой не некое единое течение, а сложный континуум. Уже на наиболее раннем этапе, еще до начала складывания Тартуско-Московской школы (т.е. до первой Летней школы по вторичным моделирующим системам в 1964 году), можно выделить ряд направлений, по-разному понимавших, что должен представлять собой структурализм. Это и мировоззренческая «большая парадигма», структурирующая мир с помощью универсального генерализирующего метода (Московский кружок), и научное течение, осмысляющее свой объект как динамическую систему уникальных семиотических сущностей (концепция Ю.М.Лотмана), и развивающая некоторые идеи формальной школы поэтика выразительности (теория А.К.Жолковского и Ю.К.Щеглова), и просто статистические методики анализа текста, в частности стихотворного (труды А.Н.Колмогорова и М.Л.Гаспарова). Главными же определяющими чертами, которые объединили все эти тенденции и позволили последователям даже наиболее разнородных из них объединиться в единую Тартуско-Московскую школу, были стремление к строгой научности и точности методов и представление о своем объекте как о системе дифференциальных признаков, аналитически познаваемых и складывающихся в определенную иерархию, - т.е. как о структуре.

Начальный этап формирования этого континуума (1956-1964 годы) и некоторые определяющие черты входящих в него направлений рассматриваются в первой главе настоящей работы.

Во второй главе ставится проблема переосмысления концепций Тартуско-Московской школы в 1990-2000-е годы; в качестве примеров возможных переосмыслений взяты научные методы А.Л.Зорина, О.А.Проскурина, Р.Д.Тименчика и стратегия С.Л.Козлова на посту заведующего отделом теории журнала «Новое литературное обозрение».

Чтобы подвести промежуточные итоги (ибо настоящее исследование представляет собой лишь предварительную попытку комплексного изучения этого феномена), необходимо еще раз сказать о наследии российского структурализма. Его наследие актуально и в настоящее время (или, по крайней мере, нуждается в реактуализации) как важный этап развития российской филологической науки XX века (и - шире - гуманитарной сферы в целом), представивший широкий спектр методик анализа и исследовательских оптик. В то же время существует необходимость критического пересмотра сторон, которые в силу тех или иных причин не могли быть предметом рефлексии старшего поколения Тартуско-Московской школы: более четкого определения категориального аппарата и осмысления позиций внутреннего и внешнего наблюдателя. Разумеется, подобное требование модернизации не означает какого бы то ни было признания «недееспособности» или «узко-ограниченной употребимости» методологии российского структурализма. Наоборот, сама идея модернизации предполагает насущную необходимость и широкую значимость структурализма в нынешнюю эпоху - свидетельством чего могут служить работы крупных современных гуманитариев (некоторые из них были рассмотрены во второй главе), для которых наследие Тартуско-Московской школы по-прежнему актуально.

Отдельный, не менее актуальный вопрос - связи этого наследия (в первую очередь наследия Ю.М.Лотмана, но, разумеется, не только его) с современной ситуацией социологического (или антропологического) поворота, о которой вкратце говорилось в дополнении к параграфу о Ю.М.Лотмане и в параграфе о С.Л.Козлове. То, что эти связи есть, -несомненно. Переход участников Тартуско-Московской школы к исследованиям на стыке филологии и социологии, антропологии, культурологии и др., начатый Ю.М.Лотманом, оказался идентичен движению в западной гуманитарной сфере от структурализма к постструктурализму в широком смысле. Позднейшие исследования младших участников школы осмыслялись ими самими в 1990-2000-е годы как отход от структурализма (особенно ярко это проявилось в лингвистике, на которую первоначально семиотика оказывала сравнительно небольшое воздействие: теория речевых регистров В.М.Живова, когнитивная лингвистика Б.М.Гаспарова и др.). Наконец, постструктуралистский журнал «Новое литературное обозрение» стал выстраивать свою научную стратегию как реализацию социологического поворота во всем его многообразии в современной российской гуманитарной сфере. Все эти тенденции, однако, существовали и существуют в неразрывной связи с наследием Тартуско-Московской школы, не отказываясь от него, а пытаясь его модернизировать и трансформировать в соответствии с требованиями времени.

Также назрела необходимость рассмотрения «больших парадигм» Структурализма и Семиотики - не только как феноменов в истории науки, но и как явлений эпохи в целом. Имеет ли смысл создавать на их основе новые универсальные методы54 и новые «большие парадигмы»55, - вопрос, заслуживающий отдельного обсуждения; однако в любом случае требуется критическая рефлексия над собственным инструментарием и тем, что обуславливает его выбор.

Не надо также забывать о значимости методологического и мировоззренческого анализа рассмотренных в настоящей работе концепций для изучения истории литературы. Поскольку метод конструирует свой объект, нужно четко осознавать все особенности выбранной методологии ради более эффективного анализа литературного процесса и построения дисциплины «история литературы». А для этого необходимо глубокое исследование такого феномена, как российский структурализм (и российская семиотика), - направления, которое дало, пожалуй, наиболее строгую и детализированную разработку категориального аппарата во всей российской гуманитарной науке XX века.

54 См. параграф о Р.Д.Тименчике.

55 См. параграф о С.Л.Козлове.

Список научной литературыПоселягин, Николай Владимирович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Автономова 2008 — Автономова Н.С. Бахтин и Лотман: На подступах к открытой структуре. // Культурология: Дайджест. 2008. № 1 (44).

2. Автономова 2009 — Автономова НС. Открытая структура: Якобсон-Бахтин-Лотман-Гаспаров. М.: РОССПЭН, 2009.

3. Азадовский 2006 — Азадовский К. Бесконечность Рец. на кн.: Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M.-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. // Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

4. Аймермахер 1986/2001 Аймермахер К. К истории становления дескриптивной семиотики в России 1986. // Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. М.: РГГУ, 2001.

5. Амелин, Пильщиков 1993 Амелин Г.Г., Пильщиков И.А. Семиотика и русская культура // Новое литературное обозрение. № 3 (1993).

6. Апресян 1962 Апресян Ю.Д. Хроника научной жизни. // Вопросы языкознания. 1962. № 2.

7. Бак 1995 Бак Д.П. Исповедь или автометаописание? Рец. на кн.: Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994. // Новое литературное обозрение. № 11 (1995).

8. Бурлакова et al. 1962 — Бурлакова М.И., Николаева Т.М., Сегал Д.М., Топоров В.Н. Структурная типология и славянское языкознание // Структурно-типологические исследования. М.: Издательство АН СССР, 1962.

9. Гаспаров Б. 1989/1994 Гаспаров Б.М. Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен 1989. // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

10. Гаспаров Б. 1992/1998 — Гаспаров Б.М. Почему я перестал быть структуралистом? 1992. // Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминания, размышления. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.

11. Гаспаров 1967 Гаспаров М.Л. Ямб и хорей советских поэтов и проблема эволюции русского стиха // Вопросы языкознания. 1967. № 3.

12. Гаспаров 1988/1997 Гаспаров М.Л. Первочтение и перечтение. К тыняновскому понятию сукцессивности стихотворной речи 1988. // Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т. II. О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997.

13. Гаспаров 1994 Гаспаров М.Л. Взгляд из угла // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

14. Гаспаров 1996 Гаспаров М.Л. Предисловие // Жолковский А.К, Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты - Тема -Приемы - Текст. М.: Прогресс, 1996.

15. Гаспаров 1997 Гаспаров М.Л. Ю.М. Лотман: наука и идеология // Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т. II. О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997.

16. Гаспаров 2003 Гаспаров М.Л. Диалектика Лотмана // Ким Су Кван. Основные аспекты творческой эволюции Ю.М.Лотмана: «иконичность», «пространственность», «мифологичность», «личностность». М.: Новое литературное обозрение, 2003.

17. Гаспаров 2004 — Гаспаров М.Л. Научная «щель» // Свой путь в науке: Коллективный портрет ИВГИ. М.: РГГУ, 2004.

18. Гаспаров 2006 — Гаспаров М.Л. Семинар А.К.Жолковского — Е.М.Мелетинского: из истории филологии в Москве 1970-1980-х гг. // Новое литературное обозрение. № 77 (2006).

19. Генкин 1962 Генкин С.Е. Числовой язык-посредник // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

20. Гирц 1973/2004 Гирц К. Интерпретация культур 1973. М.: РОССПЭН, 2004.

21. Гудков, Дубин 2001 — Гудков Л., Дубин Б. Раздвоение ножа в ножницы, или диалектика желания (О работе Александра Эткинда «Новый историзм, русская версия») // Новое литературное обозрение. № 47 (2001).

22. Дмитриев 2009 — Дмитриев А. Присвоение как конституирование, или О русском формализме и «неклассической» гуманитарной классике // Классика и классики в социальном и гуманитарном знании. М.: Новое литературное обозрение, 2009.

23. Добрушин, Кондратов 1961 Добрушин Р.56, Кондратов А. Биты, буквы, поэзия // Знание - сила. 1961. № 11.

24. Егоров 1994 Егоров Б. Ф. Книги Ю.М.Лотмана о Пушкине // Русская литература. 1994. № 1.

25. Егоров 1999 Егоров Б.Ф. Жизнь и творчество Ю.М.Лотмана. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

26. Живов 2009 Живов В. Московско-тартуская семиотика: ее достижения и ее ограничения // Новое литературное обозрение. № 98 (2009).

27. Живов, Тимберлейк 1997 — Живов В.М., Тимберлейк А. Расставаясь со структурализмом (тезисы для дискуссии) // Вопросы языкознания. 1997. № 3.

28. Жолковский 1962 Жолковский А.К. Об усилении // Структурно-типологические исследования. М.: Издательство АН СССР, 1962.

29. Имя Р.Л.Добрушина есть только в содержании номера, а над самой статьей поставлено имя одного А.М.Кондратова.

30. Жолковский 1998 Жолковский А.К Ж!Ъ-91 II Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминания, размышления. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.

31. Жолковский 2000 Жолковский А. Мемуарные виньетки и другие non-fictions // Urbi: Литературный альманах. Выпуск тридцатый. Серия «Новые записные книжки» (5). СПб.: АОЗТ «Журнал "Звезда"», 2000.

32. Жолковский, Щеглов 1962 — Жолковский А., Щеглов Ю. О возможностях построения структурной поэтики // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

33. Жолковский, Щеглов 1967 — Жолковский А., Щеглов Ю. Структурная поэтика порождающая поэтика // Вопросы литературы. 1967. № 1.

34. Жолковский, Щеглов 1976/1996 Жолковский А.К, Щеглов Ю.К Основные понятия модели «Тема - ПВ - Текст» 1976. // Жолковский'А.К., Щеглов Ю.К Работы по поэтике выразительности: Инварианты - Тема -Приемы - Текст. М.: Прогресс, 1996.

35. Жолковский, Щеглов 1996 — Жолковский А.К, Щеглов Ю.К От авторов // Жолковский А.К, Щеглов Ю.К Работы по поэтике выразительности: Инварианты — Тема Приемы — Текст. М.: Прогресс, 1996.

36. Зализняк 1962а — Зализняк А.А. О возможной связи между операционными понятиями синхронного описания и диахронией // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

37. Зализняк 1962b Зализняк А.А. Регулирование уличного движения как знаковая система // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

38. Зализняк, Иванов, Топоров 1962 Зализняк А.А., Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. О возможности структурно-типологического изучения некоторых моделирующих семиотических систем // Структурно-типологические исследования. М.: Издательство АН СССР, 1962.

39. Зенкин 1995 — Зенкин С. Послесловие редактора к публикации «Журнал "Метродор" и нонконформистская критика структуралистского литературоведения». //Новое литературное обозрение. № 15 (1995).

40. Зенкин 2001 — Зенкин С. Филология в спорах о научности // Новое литературное обозрение. № 50 (2001).

41. Зорин 2001 Зорин А. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2001.

42. Зорин 2003 Зорин А. Где сидит фазан.: Очерки последних лет. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

43. Зорин 2004 Зорин А. Прогулка верхом в Москве в августе 1799 года (Из истории эмоциональной культуры) // Новое литературное обозрение. № 65 (2004).

44. Иванов 1962 Иванов Вяч.Вс. Предисловие // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

45. Иванов 1967 Иванов Вяч.Вс. О применении точных методов в литературоведении // Вопросы литературы. 1967. № 10.

46. Иванов 1995 Иванов Вяч.Вс. Голубой зверь (Воспоминания) // Звезда. 1995. № 1-3.

47. Иванов 1999 Иванов Вяч.Вс. Очерки по предыстории и истории семиотики // Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. I. М.: Языки русской культуры, 1999.

48. Иванов, Топоров 1958 Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков. М.: Издательство АН СССР, 1958.

49. Иванов, Топоров 1966 — Иванов Вяч.ВсТопоров В.Н. Постановка задачи реконструкции текста и реконструкции знаковой системы // Структурная типология языков. М.: Наука, 1966.

50. Калинин 2009 Калинин И. Тартуско-московская семиотическаяVшкола: семиотическая модель культуры / культурная модель семиотики // Новое литературное обозрение. № 98 (2009).

51. Каспэ 2006 —Каспэ И. Борьба со временем Рец. на кн.: Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M.-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. // Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

52. Ким Су Кван 2003 Ким Су Кван. Основные аспекты творческой эволюции Ю.М.Лотмана: «иконичность», «пространственность», «мифологичность», «личностность». М.: Новое литературное обозрение, 2003.

53. Козлов 1992 Козлов С. Майкл Риффатерр как теоретик литературы // Новое литературное обозрение. № 1 (1992).

54. Козлов 1993 Козлов С. Де Ман / Риффатерр: полемика в контексте биографии // Новое литературное обозрение. № 2 (1993).

55. Козлов 1994 Козлов С. Методологический манифест Карло Гинзбурга в трех контекстах // Новое литературное обозрение. № 8 (1994).

56. Козлов 1996 — Козлов С. Интеллектуальные романы для постмодернистской России // Итоги. 1996. № 2.

57. Козлов 1998а — Козлов С. История идей / история интеллектуалов Предисловие к подборке материалов «Интеллектуалы и сакральное». // Новое литературное обозрение. № 31 (1998).

58. Козлов 1998b Козлов С. К преодолению одной фобии Предисловие к публикации статьи К.Гирца «Идеология как культурная система». // Новое литературное обозрение. № 29 (1998).

59. Козлов 1998с Козлов С. От редактора Предисловие к подборке материалов «Отклики на статью Михаила Берга «Гамбургский счет» («НЛО» № 25). // Новое литературное обозрение. № 34 (1998).

60. Козлов 2000а — Козлов С. Джорджо Агамбен: философ, пришедший после // Новое литературное обозрение. № 44 (2000).

61. Козлов 2000b Козлов С. На rendez-vous с «новым историзмом» // Новое литературное обозрение. № 42 (2000).

62. Козлов 2000с Козлов С. О новой книге Джорджо Агамбена // Новое литературное обозрение. № 46 (2000).

63. Козлов 2001а Козлов С. Наши «новые истористы». Заметки об одной тенденции // Новое литературное обозрение. № 50 (2001).

64. Козлов 2001b — Козлов С. От редактора Предисловие к подборке материалов «Социология авторского права». // Новое литературное обозрение. № 48 (2001).

65. Козлов 2004 Козлов С. «Определенный способ заниматься наукой»: Карло Гинзбург и традиция // Гинзбург К. Мифы - эмблемы - приметы: Морфология и история. М.: Новое издательство, 2004.

66. Козлов, Дмитриев 2006 Козлов С., Дмитриев А. История филологии с прагматической точки зрения // Новое литературное обозрение. № 82 (2006).

67. Колмогоров 1961а Колмогоров А.Н. Автоматы и жизнь // Техника -молодежи. 1961. № 10.

68. Колмогоров 1961b — Колмогоров А.Н. Автоматы и жизнь. Окончание. // Техника молодежи. 1961. № 11.

69. Колмогоров 1994 — Колмогоров А.Н. Письмо поэту мехмата. / Публ.

70. A.Штерна // Новое литературное обозрение. № 6 (1994).

71. Колмогоров 1997 — Колмогоров А.Н. Семиотические послания / Публ.

72. B.А.Успенского // Новое литературное обозрение. № 24 (1997).

73. Колмогоров, Прохоров 1963 Колмогоров А.Н., Прохоров A.B. О дольнике современной русской поэзии (Общая характеристика) // Вопросы языкознания. 1963. № 6.

74. Конечный et al. 1989 — Конечный A.M., Мордерер В.Я., Парные А.Е., Тгшенчик Р.Д. Артистическое кабаре «Привал комедиантов» // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник. 1988. М.: Наука, 1989.

75. Котрелев 2006 Котрелев Н.В. Письмо в редакцию Рец. на кн.: Тгшенчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M.-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. // Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

76. Круглый стол 2006 Культурные коды, социальные стратегии и литературные сценарии («круглый стол» «Нового литературного обозрения», 4 апреля 2006 года) // Новое литературное обозрение. № 82 (2006).

77. Лавров 2006 — Лавров A.B. «Поименно.» Рец. на кн.: Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M.-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. //Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

78. Ларионова 1999 Ларионова Е. Юбилейная пушкиниана (Некоторые библиографические размышления) // Новая русская книга. 1999. № 1.

79. Левада 1964 Левада Ю.А. Точные методы в социальном исследовании // Вопросы философии. 1964. № 9.

80. Левин 1994 Левин Ю.И. «За здоровье Ее Величества!.» // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

81. Лекомцев 1962 Лекомцев Ю.К. Изобразительное искусство и семиотика // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

82. Лекомцева, Успенский 1962 — Лекомцева М.И., Успенский Б.А. Гадание на игральных картах как семиотическая система // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

83. Лотман 1962/2000 Лотман Ю.М. Проблема сходства искусства и жизни в свете структурального подхода 1962. II Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство-СПБ, 2000.

84. Лотман 1963 Лотман Ю.М. О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры // Вопросы языкознания. 1963. № 3.

85. Лотман 1964/1994 Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике 1964. // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

86. Лотман 1964/2000 Лотман Ю.М. Проблема знака в искусстве 1964. II Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство-СПБ, 2000.

87. Лотман 1967/2005 Лотман Ю.М. Литературоведение должно быть наукой 1967. II Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб.: Искусство-СПБ, 2005.

88. Лотман 1990/1994а Лотман Ю.М. Заметки о тартуских семиотических изданиях 1990. // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

89. Лотман 1990/1994Ь Лотман Ю.М. Зимние заметки о летних школах 1990. // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

90. Лотман 2003 — Лотман Ю.М. Не-мемуары // Лотман Ю.М. Воспитание души. СПб.: Искусство-СПБ, 2003.

91. Лотман 2006 Лотман Ю.М. Письма: 1940-1993. М.: Языки славянской культуры, 2006.

92. Лотман, Успенский 2008 Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Переписка. М.: Новое литературное обозрение, 2008.

93. Лямина 2000 — Лямина Е. Рец. на кн.: Проскурин О. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М.: Новое литературное обозрение, 1999. // Новая русская книга. 2000. № 1 (2).

94. Майофис 2006 М.М. Майофис M.J От редактора [Предисловие к рубрике «Книга как событие». // Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

95. Мельчук 1995 Мельчук H.A. Русский язык в модели «Смысл <-» Текст». М.-Вена: Школа «Языки русской культуры», Венский славистический альманах, 1995. (Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 39.)

96. Мельчук 1998 Мельчук H.A. Как начиналась математическая лингвистика // Очерки истории информатики в России. Новосибирск: Научно-исследовательский центр ОИГГМ СО РАН, 1998.

97. Мицкевич 1961 Мицкевич А. Поэты и математика // Молодая гвардия. 1961. № 7.

98. Моррис 1938/2001 Моррис Ч.У. Основания теории знаков 1938. // Семиотика: Антология. Изд. 2-е, испр. и доп. М.-Екатеринбург: Академический проект, Деловая книга, 2001.

99. Неклюдов 1994 — Неклюдов С.Ю. Осенние размышления выпускника летней школы // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

100. Обатнин 2002 — Обатнин Г. Мы, филологи // Ab Imperio. 2002. № 1.

101. Палиевский 1963/1979 — Палиевскгш П.В. О структурализме в литературоведении 1963. // Палиевскгш ИВ. Литература и теория. М.: Советская Россия, 1979.

102. Панов 2001 Панов С. Скандалисты и новаторы Рец. на кн.: Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М.: ОГИ, 2000. // Новое литературное обозрение. № 47 (2001).

103. Юб.Почепцов 2001 — Почепцов Г.Г. Русская семиотика. М.-Киев: Рефл-бук, Ваклер, 2001.

104. Проскурин 1999а — Проскурин О. Конец золотого века (к вопросу о соотношении искусства и жизни) // Неприкосновенный запас. 1999. № 1 (3).

105. Проскурин 1999b — Проскурин O.A. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

106. Проскурин 2000 Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М.: ОГИ, 2000.

107. Ю.Проскурин 2001 Проскурин О. История литературы и идеологические контексты. Почти методологические заметки по поводу одного отклика на книгу «Литературные скандалы пушкинской эпохи» // Новое литературное обозрение. № 50 (2001).

108. Ш.Прохорова 1992 Прохорова И. К читателю О задачах журнала. // Новое литературное обозрение. № 1 (1992).

109. Прохорова 2001 — Прохорова И. К читателю О задачах «юбилейного» номера журнала. // Новое литературное обозрение. № 50 (2001).

110. Прохорова 2003 — Прохорова И. Приглашение к спору Предисловие к тематическому номеру «Другие истории литературы». // Новое литературное обозрение. № 59 (2003).

111. И.Прохорова 2009 — Прохорова И. Новая антропология культуры. Вступление на правах манифеста Предисловие к тематическому номеру «Антропология закрытых обществ». // Новое литературное обозрение. № 100 (2009).

112. Пятигорский 1994 — Пятигорский A.M. Заметки из 90-х о семиотике 60-х годов // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

113. Пб.Ревзин 1962а Ревзин И.И Модели языка. М.: Издательство АН СССР, 1962.

114. Ревзин 1962b — Ревзин И.И. Совещание в г. Горьком, посвященное применению математических методов к изучению языка художественной литературы // Структурно-типологические исследования. М.: Издательство АН СССР, 1962.

115. Ревзин 1965 Ревзин И. О целях структурного изучения художественного творчества // Вопросы литературы. 1965. № 6.

116. Ревзин 1997 — Ревзин И.И. Воспоминания / Публ. О.Г.Ревзиной // Из работ московского семиотического круга. М.: Языки русской культуры, 1997.

117. Редакция AI 2002 Редакция AL Мы, историки // Ab Imperio. 2002. №1.

118. Рейтблат 2001 — Рейтблат А.И. «Видимо» (Постскриптум к рецензии Сергея Панова) // Новое литературное обозрение. № 47 (2001).

119. Сегал 1993 — Сегал Д. «Et in Arcadia Ego» вернулся: наследие московско-тартуской семиотики сегодня // Новое литературное обозрение. № 3 (1993).

120. Столович 1994 Столович JI.H. А.Ф.Лосев о семиотике в Тарту // Новое литературное обозрение. № 8 (1994).

121. Тименчик 1984 Тименчик Р. Рижский эпизод в «Поэме без героя» Анны Ахматовой // Даугава. 1984. № 2.

122. Тименчик 1989 Тименчик Р. Петр Петрович Потемкин // Родник (Рига). 1989. № 7.

123. Тименчик 1997 Тименчик Р.Д. Чужое слово: атрибуция и интерпретация // Лотмановский сборник. Вып. 2. М.: ОГИ, РГГУ, 1997.

124. Тименчик 1998 — Тименчик Р. К вопросу о снова проклятом прошлом //Новое литературное обозрение. № 32 (1998).

125. Тименчик 2005 — Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M.Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005.

126. Тименчик 2008a — Тименчик P. Воскрешенье одного воскресенья, или Как писать историю литературы // И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата. М.: Новое издательство, 2008.

127. Тименчик 2008b — Тименчик Р.Д. Что вдруг. Статьи о русской литературе прошлого века. М.-Иерусалим: Мосты культуры, Гешарим, 2008.

128. Топоров 1962 Топоров В.Н. Рец. на ст.: Jakobson R. Linguistics and Poetics // «Style in Language», ed. by Th.A.Sebeok. Massachusetts Institute of Technology, 1960. // Структурно-типологические исследования. M.: Издательство АН СССР, 1962.

129. Топоров 1964 Топоров В.Н. К реконструкции некоторых мифологических представлений (на материале буддийского изобразительного искусства) // Народы Азии и Африки. 1964. № 3.

130. Топоров 1994 Топоров В.Н. Вместо воспоминания // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

131. Тороп 1992 Тороп П. Тартуская школа как школа // В честь 70-летия профессора Ю.М.Лотмана = То Honour of Professor Yu.M.Lotman. Тарту: Эйдос, 1992.

132. Уайт 1973/2002 — Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века 1973. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2002.

133. Успенский Б. 1962 — Успенский Б.А. О семиотике искусства // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

134. Успенский Б. 1981/1994 Успенский Б.А. К проблеме генезиса тартуско-московской семиотической школы 1981. // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

135. Успенский В. 1995 Успенский В.А. Прогулки с Лотманом и вторичное моделирование // Лотмановский сборник. Вып. 1. М.: ИЦ -Гарант, 1995.

136. Успенский В. 1997 Успенский В.А. Предварение для читателей «Нового литературного обозрения» к семиотическим посланиям Андрея Николаевича Колмогорова // Новое литературное обозрение. № 24 (1997).

137. Хапаева 2005 Хапаееа Д. Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий. М.: Новое литературное обозрение, 2005.

138. Хапаева 2006 Хапаееа Д. Сноска в семьсот страниц Рец. на кн.: Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. М.-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. // Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

139. Цивьян 2006 Цивьян Ю. Две реплики Рец. на кн.: Тименчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M.-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. //Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

140. Чернов 1982 Черное И. Опыт введения в систему Лотмана // Таллин. 1982. №3.

141. Шрейдер 1993 Шрейдер Ю. Культура как фактор свободы // Новый мир. 1993. №1.

142. Щеглов 1962а — Щеглов Ю.К. К построению структурной модели новелл о Шерлоке Холмсе // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Издательство АН СССР, 1962.

143. Щеглов 1962b — Щеглов Ю.К. Некоторые черты структуры «Метаморфоз» Овидия // Структурно-типологические исследования. М.: Издательство АН СССР, 1962.

144. Эберт 2003 Эберт К. Семиотика на распутье. Достижения и пределы дуалистической модели культуры Лотмана/Успенского // Вопросы философии. 2003. № 7.

145. Эко 1990/1996 Эко У. Предисловие к английскому изданию 1990. // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера -история. М.: Языки русской культуры, 1996.

146. Эткинд 2001а — Эткинд А. Два года спустя // Новое литературное обозрение. № 47 (2001).

147. Эткинд 2001b Эткинд А. Новый историзм, русская версия // Новое литературное обозрение. № 47 (2001).

148. Эткинд 2002 Эткинд А. Очки для двух голов // Ab Imperio. 2002. № 1.

149. Эткинд 2006 Эткинд А. Форма нон-финито Рец. на кн.: Тгшенчик Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. M-Toronto: Водолей Publishers, The University of Toronto, 2005. // Новое литературное обозрение. № 79 (2006).

150. Culler 1977 Culler J. Structuralist Poetics. Structuralism, Linguistics and the Study of Literature. London-Henley: Routledge & Kegan Paul, 1977.

151. Grzybek 1994 GrzybekP. The Concept of 'Model' in Soviet Semiotics // Russian Literature. 1994. Vol. 36. № 3.

152. Kristeva 1994 Kristeva J. On Yury Lotman // Publications of the Modern Language Association of America. 1994. Vol. 109. № 3.

153. Seyffert 1985 Seyffert P. Soviet Literary Structuralism. Background. Debate. Issues. Columbus, Ohio: Slavica Publishers, Inc., 1985.

154. Shukman 1977a Shukman A. Jurij Lotman and the Semiotics of Culture // Russian Literature. 1977. Vol. 5. № 1.

155. Veeser 1989 Veeser H.A. Introduction // The New Historicism / Ed. by H. Aram Veeser. N.-Y.-L.: Routledge, 1989.