автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Формы половозрастной стратификации в обществе индейцев науа доколониального и раннеколониального периодов

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Калюта, Анастасия Валерьевна

Часть I Формы половозрастной стратификации в обществе иауа в поздний доколониальный период (вторая половина XV- первая четверть XVIbb.).

Глава 1. Индейцы науа накануне Конкисты: этнолингвистическая ситуация и социальный строй.

Глава 2. Общие представления науа о возрасте и поле в традиционном мировоззрении науа по раннеколониальным источникам

Глава 3. Формы половозрастной стратификации в период социализации индивида.

Глава 4. Формы половозрастной стратификации в период социальной зрелости индивида.

Часть II Формы половозрастной стратификации в обществе науа в раннеколониальный период (вторая четверть XVI-XVII вв.)

Глава 1. Индейцы науа в раннеколониальный период: этнодемографическое положение, этнолингвистическая ситуация и основные изменения традиционного социального строя.

Глава 2. Формы половозрастной стратификации в период социализации индивида в раннеколониальном обществе науа.

Глава Формы половозрастной стратификации в период социальной активности индивида в раннеколониальном обществе.

Введение диссертации2002 год, автореферат по истории, Калюта, Анастасия Валерьевна

8с\ Возраст и пол как принципы общественной организации: общетеоретические аспекты

В силу своей природной универсальности возраст и пол являются одними из основных критериев социального конституирования. Не существует в мире такого общества, в котором бы эти критерии не учитывались бы при распределении социальных ролей и разделении труда между его членами, хотя по мере усложнения общественной организации критерии биологического происхождения, т.е. возраст, родство и пол начинают постепенно уступать место сословной принадлежности, имущественному или профессиональному статусу как основным принципам, определяющим место индивида или группы в системе социальных связей. У целого ряда народов Восточной Африки, Гвинейского побережья, Океании и равнин Северной Америки подобное деление в недавнем прошлом было стержнем всей их социальной организации. Однако и в структуре современных индустриальных обществ возраст далеко не полностью утратил свое значение регулятора общественных отношений. Здесь достаточно вспомнить сферу повседневного этикета или правила приема в учебные заведения.

Но любое природное явление проходит в культуре каждого общества процесс своеобразной перекодировки с помощью понятных и значимых для данного общества символических вербальных обозначений и действий, таким образом, культура адаптирует его к искусственно созданной среде, так как культура - суть, то производное от социума, которое обеспечивает его приспособление к внешней среде. В результате возникает культурная интерпретация природного явления, варьирующая от общества к обществу. Поэтому, если мы обратимся, например, к трактовке понятия «возраст» в современных теоретических работах, посвященных возрастной организации, то обнаружим, что в настоящее время принято терминологически разграничивать возраст и возрастные изменения как природные явления и их культурную интерпретацию. Наиболее часто для обозначения возраста как природного феномена используются термины: хронологический возраст, абсолютный возраст, биологический возраст, физиологический, а для обозначения2возраста как культурной категории — социальный возраст, условный возраст, относительный возраст.

Под хронологическим возрастом принято понимать: "количественно абстрактное понятие, обозначающее длительность существования объекта, его локализацию " [16, с.98]. Иными словами тот временной отрезок, который охватывает существование объекта. В качестве синонима термина хронологический возраст используется термин абсолютный возраст. По общему мнению, отечественных и зарубежных ученых выделение хронологического возраста в культуре есть стадиально позднее явление, тесно связанное с развитием концепции линейного времени, измеряемого в числовых характеристиках. М.Фортес писал по этому поводу: "Следует подчеркнуть, что концепция хронологического возраста не входит в эти традиции и обычаи [т.е. традиции и обычаи доиндустриальных обществ — А. К.]" [76, с. 107]. Поэтому часто в традиционных обществах индивиды не знают своего точного хронологического возраста.

Термином физиологический (биологический) возраст обозначается стадия физиологических изменений, которые происходят с индивидом на протяжении его жизни и могут носить как прогрессивный (взросление), так и регрессивный характер (старение) -[75,с.4]. Подобная трактовка данного понятия содержится в работах Ш. Айзенштадта, М. Фортеса, Б. Бернарди. В отчественной науке понятия хронологического и физиологического возраста активно разрабатывались К. П. Калиновской, В. А. Попова, Н. М. Гиренко, И.С. Кона, С.В.Кулландой, А. И. Иванчиком [5, с.107-112; 8, с.171-192; 9, с.59-63; 10, с.50; 22, с.68-78; 17, с.98-10771, с.Ю; 76, с.107-108; 35, с.189-190.]. По замечанию того же М. Фортеса, в доиндустриальных обществах именно физиологический возраст принимается во внимание и служит отправной точкой для социализации человека, так как он позволяет обеспечить эффективное разделение хозяйственных, социальных и политических обязанностей [76, с.107-108]. Он же коррелирует со свойственным архаическим этносам отсчетом времени по природным явлениям и его восприятию как цикла [16, с.68-70]. Именно физиологический возраст фиксируется традиционными социумами с помощью вербальных обозначений, символических действий, статусных различий, то есть подвергается вышеупомянутому про3цессу культурной адаптации. При этом разные этносы, являясь носителями разных культурных традиций, в ходе культурной адаптации выделяют, прежде всего, те аспекты естественно-возрастных процессов, которые являются значимыми именно для данного этноса.

Результат процесса культурной адаптации — явление, которое в этнической социологии принято обозначать как социальный возраст. Итальянский исследователь Б. Бернарди определяет его как: "концептуализацию физиологического возраста с целью социальной включенности" [35,с.189]. Он же предлагал выделить понятие структурного возраста и понятие относительного возраста, как специфических разновидностей социального возраста. Под первым он понимал "преобразование социального возраста с целью социальной организации ", под вторым — "использование социального возраста для различия индивидов или групп" [35, с. 190]. Поскольку в отечественных работах понятие относительный возраст часто используется как синоним социального возраста, в настоящей работе во избежание терминологической путаницы ограничимся одним термином — социальный возраст.

В отечественной науке понятие социального возраста активно разрабатывалось К.П. Калиновской. Она определяет его как "относительный признак, согласно которому возрастная группа формировалась как производственный коллектив, определяемый моментом включения индивида и его группы в возрастную систему [9,с.60]. Думается, что в процитированных определениях опущен один очень важный аспект — санкция самого социума на участие индивида в его жизни. Ведь для любого человека выполнение определенных функций и пользование определенными правами возможно только с того момента, когда общество признает его годным к этому. Следовательно, социальный возраст можно определить следующим образом: социальный возраст — это та стадия существования индивида, на которой общество признает его готовым к исполнению определенных общественных функций и пользованию определенными правами. Обычно готовность к социальной включенности индивида устанавливается с помощью специальных испытаний. Человек, не прошедший их, сохраняет свой прежний социальный статус и может вплоть до своей смерти выполнять функцию не соответствующую его хронологическому или физиологическому возрасту. Например, в общест4ве менде лица, не прошедшие обрезания, не могли вступать в брак независимо от их действительного возраста и считались детьми [22, с.75].

Именно социальный возраст служит основой стратифицирования общества. Основным выражением стратифицирования индивидов по социальному возрасту является членение жизненного цикла на ряд стадий, каждая из которых имеет свое специфическое социокультурное содержание. Все они характеризуется наличием своего специфического обозначения в языке данного этноса, особых норм и правил поведения, предписываемых индивиду или, по крайней мере, ожидаемых от него, нередко, прежде всего, в эгалитарных обществах особого социально-экономического статуса и специфических внешних знаков отличия для лиц, находящихся в данной стадии жизненного цикла (особая одежда или прическа, нередко раскраска тела или скарификация). Границы таких стадий обычно маркируются особыми ритуалами, хотя на поздних стадиях развития того или иного общества они могут и отсутствовать. В отечественной и зарубежной этнографии данные стадии принято обозначать как возрастные степени {age grades), реже как возрастные категории ( англ. age categories). Термин возрастная степень (нем. Altersstufe) впервые встречается в работе М. Меркера "Масаи" (1910 г.) [141,с. 10]. Близкое к современному определение возрастной степени было сформулировано А.Р. Рэдклиффом-Брауном в 1929 г. в его письме к редактору журнала «Мэн». Он определил возрастные степени как: "признанные подразделения жизни индивида, по мере того как он движется от младенчества к старости.например, младенец, мальчик, юноша, молодой женатый человек, зрелый человек и т.д." [126,с.21]. В позднейших определениях более выпукло подчеркивается социокультурный характер понятия возрастная степень, поскольку естественно-биологические процессы роста, созревания, старения едины для всего человечества, но количество выделяемых на их основе возрастных степеней может различаться даже в рамках одной этнической культуры. К примеру, у кикуйю существовало 6 возрастных степеней для мужчин и 8 для женщин [84,с. 157].

Наиболее распространенным определением термина возрастная степень, которое принимается и в настоящей работе, является следующее: возрастная степень —• культурно-нормативная стадия жизненного цикла, в5основе которой лежит естественно-биологическое членение жизненного пути [28,с.89]. П. Галливер, автор наиболее полного обзора возрастной терминологии, отмечал, что степень определенности социальных ролей и жесткости поведенческих стереотипов, существующих для каждой из этих стадий, неравномерна в разных обществах. В этой связи он предлагал ввести разграничение на возрастные категории, т.е. "некоторое количество жизненных стадий, которым приписываются довольно размытые образцы действий, отношения, запретов и обязательств" и собственно возрастные степени, для которых характерен специфический, определяющий и ограничивающий характер социальных ролей [84,с.157]. Сходную мысль высказывал и Б. Бер-нарди, который выделял формальные и неформальные возрастные степени [35,с.189]. Оба автора связывали понятие формальной возрастной степени с функционированием специфических возрастных институтов.

Возрастная степень сама по себе не является частью социальной организации, но она может стать основой для возникновения структурных составляющих последней. Для обозначения этих структурных составляющих в отечественной и зарубежной литературе широко используются термины возрастная группа, возрастной класс и возрастной сет. К сожалению, содержание этих терминов в этнографической науке чрезвычайно размыто, поскольку в работах разных авторов один и тот же социальный институт обозначается и как возрастной сет, и как возрастной класс, и как возрастная группа. Следует оговориться, что термин возрастная группа, как правило, используется в двух значениях: 1) возрастной слой, простая совокупность лиц одного возраста; 2) специфическое социальное объединение, а под терминами возрастной класс и возрастной сет чаще всего подразумевают именно институированное объединение сверстников [17,с.227]. Среди британских и американских антропологов предпочтение отдается термину возрастной сет. Этот термин также ввел в оборот А. Р. Рэдклифф-Браун, предложивший отказаться от термина возрастной класс как вызывающего ложные ассоциации. В том же письме в редакцию журнала "Мэн" он сформулировал следующее его значение: "возрастной сет — признанная и иногда организованная группа индивидов одного и того же возраста. Как только индивид вступает в данный возрастной сет при рождении или путем ини6циации, он остается членом одного и того же сета всю оставшуюся жизнь"[126,с.21]. Нетрудно заметить, что это определение чрезвычайно близко по своему содержанию к термину возрастная группа. Тем не менее, британские и американские исследователи чаще используют термин возрастной сет применительно к организованному возрастному объединению. Именно возрастными сетами называет, Ф. X. Стюарт возрастные объединения Восточной Африки, определяя в качестве их основных признаков: коллективность набора, непрерывность существования с момента набора и до смерти всех его членов, единство членства (человек может быть членом только одного сета), и наконец, структурообразующий характер сета (все общество разделено на ряд сетов, существующих в той последовательности, в какой они набираются) [142,с.28-29].

Фактически понятие сет в этом определении тождественно понятию возрастной класс. Поэтому в трудах исследователей других стран, в том числе отечественных, описанные в работе Ф. X. Стюарта объединения принято называть возрастными классами [9, с.59-63; 22,с.75-78; 28, с.89-90]. С появлением работы А. Принса "Восточноафриканские системы возрастных классов"^ 953 г.) термин возрастной класс вернулся в труды британских и американских исследователей [142,с.21]. Здесь он употребляется то в значении "совокупность индивидов, занимающих одну возрастную степень", (так, в частности, определял термин сам А.Принс), то в определении близком к тому, что дает Б.Бернарди [142, с.21]. Последний определяет возрастной класс следующим образом: "Возрастной класс — формально институализирован-ная группа, конституированная различными способами. Члены возрастного класса образуют эгалитарную, корпоративную группу, которая вместе проходит через ряд социальных степеней. Членство в классе составляет основу для приобретения исключительного права участвовать в общественных действиях, предписанных каждой степени" [35, с. 190].

В отечественной науке также не наблюдается единства, что именно следует подразумевать под термином возрастной класс, всякое ли корпоративное объединение сверстников по социальному или хронологическому возрасту можно называть возрастным классом. Согласно определению В. А. Попова: «возрастной класс есть институированная возрастная степень» [22,7с.75]. Но каковы признаки институированности? Особый социальный статус? Специфическая социальная роль? И какие из них являются определяющими? У гуцулов, например, юноши обладали особым социально-экономическим статусом (не имели собственной семьи, не имели права пользования землей, объединялись в отдельные группы) и особыми функциями (охрана общиной церкви, а ранее защита общины), особыми внешними знаками отличия (специфическая прическа и костюм) и действовали в соответствии со специфическим для них стереотипом поведения [11,с.24-28]. Значит ли это, что они представляли собой возрастной класс?Думается, что такое широкое использование термина возрастной класс без учета взаимосвязи данного явления с конкретным типом социальной организации восходит к эволюционистским методическим посылкам, о правомерности которых речь пойдет чуть ниже. Пока же здесь ограничимся указанием на тот факт, что подобно тому, как понятие феодализм было сформулировано исключительно на основе общественной организации средневековой Западной Европы, сами понятия возрастной класс и возрастной сет были выработаны на совершенно конкретном материале возрастных объединений народов Восточной Африки, которым присущи вполне определенные признаки: пожизненность членства, непрерывная смена одного класса другим, коллективность набора в тот или иной сет, и, наконец, синхронность перехода всех членов из одной возрастной степени в другую. Эти особенности весьма тонко проанализировал Ф. X. Стюарт в уже упоминавшейся выше работе [142, с. 121-122]. Еще раз подчеркнем, что переход в новую степень здесь коллективный акт, а не частное событие в жизни индивида. Объединения же юношей у тех же гуцулов были непостоянными, переход из одной степени в другую носил сугубо индивидуальный характер: юноша мог выбыть из объединения в любой момент. Поэтому представляется необходимым провести разграничение между возрастной группой и возрастным классом. В настоящей работе под возрастной группой понимается любое объединение сверстников, имеющих один хронологический или социальный возраст. Под возрастным классом мы подразумеваем специфическую возрастную группу единовременно инициированных индивидов, которые совместно8переходят из одной возрастной степени в другую, обретая при этом новый общий социальный статус и новые общие социальные роли.

Другим универсальным принципом социального стратифицирования человеческих сообществ является пол. При этом распределение экономических, социальных и идеологических функций между мужчинами и женщинами основывается не только на биологических различиях между полами, но и на представлениях о природе мужского и женского начал и соответственно предназначении мужчины или женщины, существующих в культуре того или иного этноса. Так же как и возраст, пол как биологическое явление (т.е. совокупность морфологических и физиологических особенностей, обеспечивающих размножение живых организмов), в человеческом сознании подвергается процессу своеобразной "перекодировки" и превращается в категорию культуры, которая заключает в себе целый комплекс социальных, поведенческих и мировоззренческих характеристик. В отличие от биологического пола, который человек имеет уже при рождении, данные характеристики (т.е. специфический для данной культуры набор хозяйственных и социальных функций, поведенческих и мировоззренческих стереотипов, считающийся должным для мужчины или женщины) передаются каждому члену общества лишь в процессе социализации. По мере взросления человека этот процесс усвоения характеристик, ассоциирующихся с половой принадлежностью, все более и более интенсифицируется, поскольку любое общество реагирует, прежде всего, на появление у человека жизненно важных для человеческих коллективов способностей к зачатию и деторождению, которые приобретаются лишь по достижении определенного физиологического возраста. Равным образом и утрачиваются они тоже в определенном физиологическом возрасте. Не случайно наибольшее число действий, связанных с передачей характеристик, ассоцирующихся с половой принадлежностью индивида, приходится на период полового созревания, а дети и старики могут рассматриваться как бесполые существа. Фактически, как социоконститурующие критерии, возраст и пол сцеплены друг с другом и служат основой для функционирования целого ряда общественных институтов, одним из главных предназначений которых является передача лицам, достигшим определенного физиологиче9ского возраста, качеств, считающихся должными для мужчины или женщины в культуре данного этноса.

Семантический охват данного комплекса в сознании архаических социумов неизмеримо шире изначального биологического деления. Он простирается практически на весь окружающий мир, определяемый на основе оппозиции " мужское — женское" [93,с.3]. Поэтому с 70-х прошлого столетия западные исследователи пришли к выводу о необходимости терминологически разграничить понятия пола как природной данности и пола как культурной категории. Для обозначения первого понятия стал использоваться термин - секс (англ. sex), а для обозначения второго - в 1975 г. американским антропологом Гейл Рубин был предложен термин гендер (англ. gender), который с конца 80-х годов XX века вошел и в понятийный аппарат отечественных гуманитарных дисциплин. В своей статье «Обмен женщинами: заметки о «политической экономии», Рубин дала следующие определение этому термину «гендер - комплекс соглашений, регулирующих биологический пол как предмет общественной деятельности» [130,с.6]. В самостоятельное направление тендерные исследования выделились в 80-х годов XX в. непосредственно из исследований, связанных с феминистким движением в Соединенных Штатах Америки и Западной ЕврогГе. К настоящему времени семантический охват понятия гендер так сильно разросся, что уже трудно говорить о тендерных исследованиях как едином направлении или дисциплине. Гендер может выступать как инструмент социологического анализа, как средство утверждения феминистких построений и как культурологическая интерпретация^, с.3-22]. В нашей стране тендерные исследования и феминисткие исследования (aRTR.women studies) нередко воспринимаются как единое направление. Однако, сам термин равно относится к обоим полам, и поэтому было бы более логично переключить внимание с вопроса о положении женщин в том или ином обществе, на вопрос о взаимодействии полов в разных социальных организмах. В настоящей работе гендер понимается как культурная версия биологического явления, созданная представителями определенного общества, и способная, поэтому, стать средством историко-социологического исследования.

10Формы институирования половозрастной стратификации на первый взгляд кажутся относительно универсальными. Это может быть, во-первых, поселение лиц одного пола и возраста отдельно от остальных членов социума, которое в этнографической литературе описывается с помощью терминов дома молодежи, дома холостяков, школы инициации, (если оно охватывает только одну стадию жизненного цикла), или же с помощью терминов мужской дом, мужской клуб (в случае, когда она распространяется на весь период взрослой жизни человека) [2,с.119-123; 24.с.192]. При этом, однако, не возникает самостоятельного социального организма. Думается, что все эти явления в целом можно обозначить одним термином резидентная сегрегация. Другую форму представляет собой объединение лиц одного пола, достигших определенного социального возраста, в рамках единого социального организма, который имеет специфическую структуру, собственную систему управления и нередко особый комплекс идеологических представлений и, по сути, представляет собой достаточно самостоятельную подсистему того или иного общества. В таком случае принято говорить о мужских (женских) союзах или тайных союзах. [24, с.43, с.49-50, с. 117, с. 192, с.191-196,с.220]Следует подчеркнуть, что все эти термины восходят к ранним эволюционистским теориям происхождения-и развития половозрастных институтов. Первая из них принадлежит немецкому исследователю Генриху Шурцу. Он в своих работах "Возрастные классы и мужские союзы" (1902 г.) и "История первобытной культуры"(1926 г.) дал первое сводное описание форм половозрастной стратификации у разных народов мира и, по сути, создал их первую типологию, исходя из эволюционистской парадигмы постепенного перехода от простейших типов социальных структур ко все более сложным [136, с.125; 27,с.135]. Г. Шурц полагал, что древнейшей формой половозрастной организации было основанное на взаимной симпатии сверстников деление мужской части племени на три категории, которые он называл возрастными классами (нем. Alterklassen), — мальчиков, неженатых юношей и женатых мужчин, каждая из которых выполняла различные экономические функции. Поэтому возрастные классы он считал наиболее архаичным типом половозрастной организации [136,с. 125]. Под мужским союзом (нем. Mannerbunde) Г. Шурц подразумевал более позднюю по сравнению с возрас11тным классом форму половозрастного объединения, которая уже утратила экономические функции, но сохранила прежний принцип членства всех совершеннолетних мужчин и градацию исключительно по возрасту [ 136,с. 125126]. На этой же стадии развития возникают аналогичные женские объединения как подражание мужским. При разложении первобытнообщинных отношений мужской союз стратифицируется уже по имущественному или сословному принципу и превращается в тайный союз, строго ранжированное закрытое объединение, основное назначение которого — отправление эзотерических ритуалов в честь обожествленных предков и запугивание основной массы непосвященных соплеменников с целью установления контроля над ними [27,с. 135] При утрате таким объединением эзотерического характера оно превращается в мужской клуб — объединение с ранжированной структурой, организованное по принципу резидентной сегрегации. Таким образом, возникла следующая эволюционная цепочка: возрастной класс- мужской (женский) союз - тайный союз - мужской клуб. Она оказала значительное влияние на позиции последующих исследователей, в том числе и отечественных. Последние использовали тезис Г.Шурца о первичности мужских объединений для построения гипотез, объяснявших возникновение мужских союзов становлением патриархата [26, с.401].

Вторая, весьма сходная с гипотезой Г. Шурца версия зарождения и эволюции форм половозрастной стратификации была создана британским историком культуры X. Вебстером в книге "Первобытные тайные общества. Исследование в области ранней политической структуры"( 1908г.). Подобно Г. Шурцу, X. Вебстер считал, что женские организации имеют вторичный характер, и его цепочка выглядела следующим образом: обряды перехода в категорию взрослых - мужские дома или дома инициаций - мужские союзы -тайные союзы - ритуальные братства (англ. fraternity) [154]. Под последними X. Вебстер подразумевал выродившуюся, по его мнению, форму тайного союза, чисто обрядовое объединение ритуальных специалистов, лишенное каких-либо иных функций, кроме культовых [154, с. 136]. Таким образом, по мысли X. Вебстера, эволюция половозрастных объединений идет в сторону полного изживания пола и возраста как структурообразующих принципов.

12Однако обе гипотезы не выдержали проверки фактами. Выше уже говорилось о поправках, предложенных А. Р. Рэдклиффом-Брауном относительно применения терминов возрастной класс и возрастной сет. По ходу полевых исследований конкретных форм половозрастной стратификации, которые производилось в 30-70-е годы прошлого века Я. Енсеном, Дж. Кенья-той, Э. Эвансом-Причардом, Е. Хаберлендом, А. Легесси, П. Галливером, П. Бакстером, Ш. Айзенштадтом в Восточной Африке, Р. Лоуи в области Великих равнин Северной Америки, Ч. Валентайном, М. Алленом в Океании, Д. Мейберри-Льюисом в Центральной Бразилии, социальные антропологи столкнулись с большим количеством вариантов. При этом выяснилось, что, во-первых, в реальной действительности признаки, которые Г. Шурц и X. Вебстер считали разграничительными, сочетаются друг с другом в пределах одного социального института. Во-вторых, те формы половозрастной стратификации, которые данные авторы считали принадлежащими к разным стадиям общественного развития, могут существовать в обществах значительно отличающихся друг от друга по уровню своего социального развития [30, с.29-37, 31, с.10; 35, сЛ 5-20; 73, 102, с.345;150, сЛ 1-25]. Так, общества знахарей, которые X. Вебстер отнес к позднейшему этапу эволюции, существуют и в раннеполитических образованиях* Тропической Африки, и в деревнях восточных пуэбло, хотя последних эволюционисты относили к более низкой стадии [31,с.4;102, с.345]. Возражения позднейших исследователей вызвала и сама терминология. В частности, неоднократно указывалась, что термин тайный союз (англ. secret society) страдает неточностью, так как тайну составляет лишь часть ритуалов [2, с. 120; 150, с.37]. Это возражение представляется вполне обоснованным. Исследователи, принадлежащие к функциона-листкой школе, вообще отказались от мысли видеть, что-либо общее между возрастными классами, мужскими домами, мужскими или женскими союзами,, заявляя, что сходство между этими явлениями чисто внешнее. П. Гал-ливер, например, писал о мужских домах Меланезии, что "системы рангов в рамках мужских клубов некоторых меланезийских деревень иногда ошибочно классифицировались вместе с истинными возрастными системами, однако.эти возрастные степени меланезийцев принципиально являются самоцелями, шкалами престижа в деревенском клубе с незначительным конкретным13содержанием [84, с. 159]." Сходные мысли высказывал и Ш. Н. Айзенштадт [71,с.200].

Ввиду отсутствия единства в данном вопросе следует заранее оговорить содержание каждого из используемых ниже терминов. Термин тайный союз, как страдающий неточностью, в настоящей работе не употребляется. Под мужским (женским) союзом здесь понимается устойчивое объединение социально взрослых мужчин или женщин, обладающее собственной системой управления и рангов, а также собственными ритуалами, связанными со специфическими идеологическими представлениями и нередко закрытыми для остальных членов данного социума. Под мужским домом (клубом) — только помещение, в котором все взрослое мужское население общины обязано проводить основную часть времени. Соответственно под домом молодежи помещение для временной изоляции с целью интенсификации приобщения к взрослой жизни тех членов социума, которые находятся накануне вступления в категорию социально взрослых.&2. Постановка проблемы и аксиоматика настоящего исследования.

На сегодняшний день ни в отечественной, ни в зарубежной этнографии не существует разработанной типологии половозрастных институтов, поскольку нет единого мнения, является" ли сходство между различными формами половозрастной стратификации чисто внешним, порожденным общими биологическими явлениями, лежащими в их основе, или же за ним все-таки стоят какие-то общие закономерности эволюции половозрастных институтов. Весьма показательно, например, что, несмотря на несостоятельность ранних эволюционистских гипотез и понятий, выработанных Г. Шурцем и X. Вебстером, термины, обозначающие данные понятия продолжают активно использоваться, причем зачастую как взаимозаменяемые синонимы, как, например, это демонстрирует созданный совместными усилиями отечественных и немецких исследователей выпуск «Свода Этнографических понятий и терминов», посвященный общественным институтам [24,с. 192]. Столь вольное использование нечетко детерминированных терминов является серьезной логической ошибкой, так как нарушается главный принцип научного мышления «один термин - одно понятие», и говорит о нечеткости самих концепций, используемых представителями данной дисциплины. Причина неудачи14первых эволюционистских теорий, которыми по-прежнему продолжает питаться отечественная этносоциология, коренится в самом принципе рассмотрения проблемы, восходящем к раннеэволюционисткому подходу к изучению общества и культуры, предложенному еще Э. Б. Тайлором. Суть его в том, что любые социальные или культурные явления, имеющие место у самых разных народов земного шара, объединяются по принципу их внешнего сходства в дискретные классы без учета тех социальных связей или культурного контекста, которые присущи только этому обществу. «Для этнографа лук и стрела составляют вид, так же как и обычай сплющивания детских черепов или обычая счета десятками» - писал по этому поводу сам Э. Б. Тай-лор в своей книге «Первобытная культура» [25, с.23]. При этом игнорируется тот факт, что любое явление есть результат действия не одного и не двух, а множества факторов, которые всегда носят специфический, неповторимый характер и в силу недоучета причинно-следственных связей исследователь может оказаться обманутым чисто внешним сходством и поставить в один ряд явления по своей сути не сопоставимые. Такой подход особенно опасен, когда мы имеем дело с социальной организацией, которая по своей природе есть система, т.е. совокупность взаимосвязанных элементов, взаимодействие которых вызывает появление новых интегративных качеств не свойственных отдельным составляющим. Соответственно характер и значение любого социального института могут быть адекватно интерпретированы только при рассмотрении его взаимодействия и соотношений с другими институтами, составляющими социальную систему.

Применительно к половозрастным институтам этот подход активно использовали функционалисты, в частности Эдуард Эванс-Причард в своей классической работе «Нуэры» [73]. Сопоставляя функции родовой организации и организации половозрастной, Э. Эванс-Причард сделал вывод, что второстепенная роль и неразвитость системы возрастных классов у нуэров связана с тем, что доминирующее значение в распределение социальных ролей принадлежит родовой организации [73,с.260]. С этого момента в западной социальной антропологии произошел очень важный сдвиг - половозрастные институты стали определяться не по внешним признакам, а по функциям, которые они несут. Однако при всех видимых преимуществах такого системно15функционального подхода он заключает в себе один очень существенный недостаток - статичность. Социальная организация есть открытая система, подверженная постепенным, а иногда и спонтанным изменениям во времени и пространстве; соответственно функции, выполняемые составляющими ее институтами, могут меняться и неизбежно меняются. Следовательно, едва ли можно претендовать на адекватное знание в случае, когда исследователь имеет дело с обществом, испытавшем уже длительный процесс влияния иной социальной организации, как это часто имело место с африканскими обществами середины прошлого века. Если же подобная задача ставится, необходимо рассматривать любые социальные явления, в том числе и половозрастные институты не только в состоянии status quo данной системы общественных отношений, но и в ситуации ее изменения.

В этом отношении формы половозрастной стратификации в обществах аборигенных народов Месоамерики представляют особый интерес для социологии и социальной антропологии, поскольку Месоамерика — это не только регион изолированного становления и развития раннеполитических образований и сопутствующих им социальных учреждений, но и регион, который стал объектом колониальной экспансии, где навязанная извне трансформация всех общественных институтов была чрезвычайно интенсивной и длительной. Особенно перспективной в данном отношении представляются социальная организация науа Центральной Мексики, которая достаточно подробно, хотя и неравномерно освещена письменными источниками, равно как и процесс ее насильственного преобразования испанскими колониальными властями. Наиболее полно представлена в письменных памятниках общественная организация науа долины Мехико, в первую очередь мешика (ас-теков) и аколуа, хуже — общественная организация других групп, науа (тлауика, шочимилька, тлашкальтека, уэшоцинка), обитавших на территории современных штатов Тласкала, Пуэбла и Морелос.

Целью данной работы является исследование значения пола, и возраста как принципов социальной стратификации и распределения функций в обьцестве индейцев науа, крупнейшей аборигенной общности Центральной Мексики. Хронологические рамки работы охватывают период с начала 30-х гг. XV до конца XVII вв.: от времени образования так называемого Тройст16венного союза, конфедерации трех групп науа (мешика аколуа и тепанеков), оказавшей сильнейшее влияние на геополитическую обстановку и социальную ситуацию на значительной части территории современной Мексики, до конца т.н. раннеколониального периода, в течение которого возник и сформировался принципиально иной тип общественной организации и политического устройства, где индейцы занимали маргинальное положение.

Настоящее исследование сознательно ограничено только территорией современного федерального округа Мехико и штатов Мехико, Тласкала, Идальго, Пуэбла и Морелос, где в рассматриваемую нами эпоху обитали такие группы науа как астеки или мешика, аколуа, шочимилька, чалька, тлаш-кальтека, уэшоцинка и тлауика, каждая из которых представляла собой самостоятельное этнополитическое образование. Подобное ограничение связано не только с источниками, имеющимися в нашем распоряжении, но и с тем, что в течение сравнительно небольшого по меркам истории древней Америки периода в 280 лет социальная организация данных групп науа претерпевала серьезнейшие изменения. Вначале, до своего контакта с испанскими завоевателями, все эти этнополитические образования зоны Центрального Плато переживали процессе трансформации из позднепервобытных социумов в ран-негосударственные с жесткой сословной иерархией и централизованным контролем правящей элиты. Позднее, в эпоху Конкисты и последовавшей за ней испанской колонизацией, общества науа Центрального Плато подверглись сильнейшему давлению со стороны завоевателей и вынуждены были приспосабливаться к социально-политическим институтам иной цивилизации.

Настоящая диссертация представляет собой первую в отечественной науке попытку исследования, полностью посвященного значению половозрастной стратификации в доколониальном или раннеколониальном обществе науа. Основную проблему, поставленную в настоящем исследовании можно представить в виде следующих вопросов. Какую роль играла половозрастная стратификация в доконтактном обществе науа? Каковы были формы ее проявления? Изменилась ли эта роль после Конкисты, в эпоху испанской колонизации и какие изменения претерпели эти доконтактные формы половозрастной стратификации в таком случае? Предметом настоящего исследования17являются формы проявления половозрастной стратификации в обществе на-уа, как институированные (группирования молодежи, зрелых и пожилых людей), так и неинституированные (традиционное бытовое разграничение хозяйственных, социальных и культовых функций и поведенческих стереотипов).

Предпринимаемое исследование исходит из следующих теоретических постулатов:1. Половозрастная стратификация есть совокупность взаимосвязанных между собой социальных институтов, поведенческих норм и мировоззренческих установок, которая обеспечивает необходимое в каждом обществе распределение социальных ролей между лицами разного возраста и пола.

2. В основе половозрастной стратификации лежат не просто биологические явления, а их интерпретации, культурные версии, так как любое биологическое явление проходит в культуре каждого общества процесс своеобразной перекодировки с помощью символических действий и вербальных обозначений, понятных и значимых для данного общества, с целью адаптации к искусственно созданной среде.

3. Каждое общество с помощью культуры, как своей производной, выделяет только те аспекты биологических явлений, которые являются принципиально значимыми для него. Значимость тех или иных аспектов определяется социальной структурой общества в целом, а так как эта структура различна, то проявления половозрастной стратификации в разных обществах далеко не всегда совпадают.

4. В силу обусловленности форм половозрастной стратификации общественной структурой в целом, она не может рассматриваться изолированно, а только во взаимосвязи с базовыми социальными институтами того или иного общества, такими как, например, семья или община. Исследоваться должны также и идеологические представления о поле и возрасте, порожденные данным обществом.

Что же касается конкретных методических приемов настоящей работы, то в соответствии с тремя основными стадиями исследования (сбор фактов, упорядочивание фактов, приведение их в определенную систему, интерпретация фактов) основными методическими приемами являются следующие:18— на первой стадии (сбор фактов) — изучение документальных источников и их анализ, поскольку речь идет об уже не существующем на сегодняшний день обществе;— на второй стадии (систематизация фактов) — метод исторической реконструкции на основе системного подхода. Последний включает в себя следующие процедуры: выделение системы из окружающей среды, определение ее структурных компонентов и структурообразующих связей, исследование ее функционирования и развития. Как система в данном случае рассматривается половозрастная стратификация, т.е. множество взаимосвязанных элементов, обеспечивающих деление общества по полу и возрасту. Исходя из принципа иерархичности, социальная организация в целом трактуется как метасистема, составным компонентом которой является система половозрастной стратификации;— на третьей стадии (интерпретация систематизированных фактов) — сравнительно-исторический метод, который подразумевает сопоставление системы половозрастной стратификации общества науа с аналогичными системами других обществ. При этом учитываются следующие факторы: сходство институтов стадиально-близких обществ и сходство переживаемых ими процессов.&3. Общая характеристика источниковВсе источники, которые были привлечены для написания данной работы, по характеру содержащейся в них информации можно разделить на две основные группы:1) сочинения и документы, написанные в течение второй половины XVI-XVII вв., которые содержат в себе сведения, относящиеся не только к современному их создателям раннеколониальному периоду, так и к периоду, непосредственно предшествовавшему испанскому завоеванию;2) сочинения и документы, написанные в течение второй половины XVI -XVII вв., которые содержат информацию, относящеюся исключительно к раннеколониальному периоду/Большинство использованных в работе источников относятся к первой группе и среди них в свою очередь в соответствии с их происхождением и19особенностями передачи информации, можно разделить на следующие пять категорий:A) пиктографические рукописи раннеколониального периода, известные в американистике как «кодексы», восходящие непосредственно к доколониальной традиции фиксации и передачи информации;B) донесения, мемуары и послужные списки (пробансы) конкистадоров, участников экспедиции Э.Кортеса;C) труды испанских и индейских хронистов второй половины XVI-первой половины XVII вв., основанные на сведениях, имевшихся в утраченных ныне пиктографических кодексах и устных опросах индейских информаторов;D) словари так называемого «классического науатля», т.е. науатля XVI-XVII вв., составленные как миссионерами раннеколониального периода, так и позднейшими исследователями на основе текстов на этом языке, собранных этими миссионерами, или написанных индейскими авторами;E) официальные сообщения, отчеты и переписи коренного населения, составленные самими чиновниками колониальной администрации или местными жителями по их поручению для ознакомления мадридского двора с как с текущим состоянием дел в колониях, так и с реалиями периода, непосредственно предшествовавшему испанскому завоеванию;Источники типа А, т.е. кодексы представляют собой серии пиктографических изображений, снабженных глоссами на испанском языке или нау-атле, которые выполнялись индейскими мастерами по заказам миссионеров или колониальных властей. До Конкисты у науа существовала собственная письменность, переходная по своему типу от пиктографии к идеографии, и создавались рукописи культового (руководства по отправлению календарных ритуалов) и "исторического" содержания (изложения исторических преданий того или иного племени). Эта традиция окончательно угасла лишь к началу XVII века и в течение всего XVI столетия использовалась испанскими чиновниками и духовенством для изучения местных традиций и верований. Некоторые из этих источники можно было бы отнести к категории Е, если бы принципы передачи информации, характерные для них не были бы столь отличными от европейской традиции, основанной на фонетическое письменно20сти. В данных памятниках, составляющих довольно значительный свод документов преимущественно исторического или ритуального содержания, основная семантическая нагрузка лежит на пиктографическом изображении, а письменный текст служит лишь кратким пояснением для читателя. Наибольшую ценность для настоящей работы представляет так называемый "Кодекс Мендосы". Эта рукопись была выполнена в 1541-1542 гг. индейскими мастерами из Мехико по распоряжению первого вице-короля Новой Испании Антонио де Мендосы для ознакомления Карла V с историей, обычаями и податными возможностями его заморских подданных [13,с.28-29]. Кодекс состоит из трех частей и последняя из них почти целиком посвящена жизни обитателя Теночтитлана с момента рождения и до глубокой старости. Здесь представлены обряды, сопровождавшие рождение ребенка и вступление в брак, социализация детей в семье и так называемых "школах" о которых речь пойдет несколько ниже, права и обязанности представителей разных возрастных групп, а также занятия, доступные лицам разного пола и возраста [60,с.56-66]. Многие свидетельства "Кодекса Мендосы" по интересующей нас теме уникальны.

Весьма интересные сведения по теме настоящей работы содержатся в нескольких кодексах ритуально-календарного содержания, которые составлялись католическими миссионерами, по-видимому, на основе доколониальных образцов, для изучения верований науа и борьбы с ними. Это "Ватиканский Кодекс А" из так называемой «группы Уицилопочтли», названный по месту хранения — главной библиотеке Ватикана. Его также называют "Кодексом Риоса" по имени первого владельца. На странице 90 данного памятника, созданного между 1560-1566 гг. на основе утерянного первоисточника, имеется чрезвычайно любопытное символическое изображение жизненных стадий, как их представляли себе науа [56,с.9] (См. также Илл.2. в Приложении). Кроме того, кодекс дает важную информацию о распределении церемониальных функций между лицами разного возраста и пола. Аналогичный материал содержат кодексы группы Маглибечиано, которая включает в себя примерно восемь письменных памятников, созданных в разное время. Для нас наибольшую важность представляют сам "Кодекс Маглибечиано", точнее его третья часть, посвященная календарным обрядам науа. Происхо21ждение этого памятника не совсем ясно. По предположению американской исследовательницы Элизабет Бун, все кодексы группы Маглибечиано являются позднейшими копиями одного утерянного памятника "Либро де фигу-рас", составленного в середине XVI в. кем-то из миссионеров-францисканцев для изучения дохристианских верований и традиций [38,с.227-230].

Пограничное положение среди первой группы занимают памятники, выполненные индейскими мастерами как серии иллюстраций к сочинениям хронистов-миссионеров. Здесь уже не письменный текст дополняет пиктографические изображения, а пиктографические изображения дополняют текст. В самой их манере изображения ясно прослеживается европейское влияние. С другой стороны, они продолжают доколониальную традицию, используя целый ряд пиктограмм и условных обозначений для передачи личных имен, действий персонажей, чисел и календарных дат. Наибольший интерес из этой группы памятников для настоящей работы представляют иллюстрации к 2-й, 6-й, 8-й и 9-й частям "Флорентийского кодекса", одной из версий фундаментального труда "Всеобщая история вещей Новой Испании" францисканца Бернардино де Саагуна и так называемый "Атлас Дурана", созданный в дополнение к трудам доминиканца Диего Дурана.

Источники типа В (донесения, мемуары и послужные списки конкистадоров) содержат весьма скудную информацию по интересующим нас вопросам. Небезынтересные наблюдения о социализации юношей из знатных семей содержатся в памятнике, известном как " Рассказ о некоторых вещах Новой Испании и великом городе Теместитане", опубликованном в 1556 г. в Италии. Имя его автора неизвестно, и он вошел в историю Мексики как "Анонимный завоеватель" [70]. Впрочем, возможно, что это компиляция, составленная испанским переводчиком Антонио де Ульоа из устных рассказов спутников Кортеса [13,с.36]. Отдельные сведения по этой же тематике имеются и в "Правдивой истории завоевания Новой Испании" Берналя Диаса дель Кастильо участника завоевательного похода на Теночтитлан (около 1568 г) [66].

Наибольший объем информации об общем положении представителей разного пола и возраста, распределении хозяйственных, социальных и обря22довых функций между ними, социализации детей и половозрастных группах, как в доколониальный так и в раннеколониальный период содержат источники типа С — исторические хроники, принадлежащие перу, как испанцев, так и потомков аборигенной знати, и полномасштабные описания культуры коренного населения, составленные миссионерами различных монашеских орденов по образцу средневековых энциклопедий. Сочинения испанских миссионеров занимают одно из первых мест по значимости среди источников по социальной организации и культуре населения Мексики, так как многие из них подолгу жили в Мексике, хорошо владели местными языками и имели длительный опыт общения с индейскими информаторами. Кроме того, некоторые из них, прибывшие сразу после Конкисты, имели возможность наблюдать жизнь индейского общества в практически не затронутым испанским влиянием состоянии. Все эти замечания с полным правом можно отнести к францисканскому монаху Торибио де Бенавенте, прозванному индейцами Мотолиния (букв, "бедный", на науатле), который прибыл в Мексику уже в 1523 г. в числе первых двенадцати миссионеров. К сожалению, от обширного рукописного наследия Т. Мотолинии уцелело весьма незначительное число сочинений. В частности, один из главных трудов Т. Мотолинии был утерян и от него до нас дошли лишь его отрывки, известные как "Памятные записки" (исп. «Мемориалес") [113; 13, с.З9]. Первый рукописный вариант "Мемориа-лес" датируется серединой XVI века [147, с.З00]. В этом произведении весьма подробно описываются процесс воспитания детей у науа, дома молодежи и установленные традицией отношения между полами. Ценность "Мемориалес" заключается и в том, что описанные в них реалии относятся не только к долине Мехико, но и к соседней Тлашкале. Некоторые интересные детали, касающиеся обрядов жизненного цикла и воспитания детей, имеются и в другом произведении Т. Мотолинии, известном как "История индейцев Новой Испании (40-50-е годы XVIb.) [112]. Последняя работа в большей степени затрагивает уже историю миссионерской деятельности францисканцев на территории новой колонии в первые десятилетия после испанского завоевания, и свидетельства Т. Мотолинии относительно данных событий также представляют очень большую ценность, поскольку Т. Мотолиния был одним из самых активных борцов по искоренению старых верований и распростра23нителей новых традиций, связанных с христианской религией, и направленных на радикальные изменения именно в тех, сферах, где дифференциация по полу и возрасту проявляется наиболее ярко. Важные подробности, имевшиеся в трудах Т. Мотолинии, были использованы в сочинениях Бартоломе де Лас Касаса, Херонимо де Мендиеты, Хуана де Торкемады и Алонсо Сориты, которые широко использовали работы Т. Мотолинии как источники для своих собственных произведений [106;145;155].

Исключительную ценность для любого исследователя культуры науа как доколониального периода, так и первых десятилетий после испанского завоевания имеет "Всеобщая история вещей Новой Испании" другого францисканца Бернардино де Саагуна, который приехал в Мексику всего на шесть лет позже Т. Мотолинии, в 1529 г. С 40-х годов XVI в. и вплоть до своей смерти в 1590 г. Б. де Саагун занимался сбором информации о самых разных сторонах культуры и социальной организации науа, сначала в Тлате-лолько, городе-спутнике Теночтитлана, затем, с начала 50-х годов, в Тепе-пулько — крупном селении на границе с Тлашкалой. Выполненные там записи известны в американистике под названием "Примерос Мемориалес" [13,с.37-38]. Результатом его деятельности стало монументальное произведение, состоящее из двенадцати книг. В «астоящей работе в основном использованы материалы 10-й книги, «Люди: добродетели, пороки и болезни", содержащей немаловажные сведения о возрастных степенях, функциях лиц разного пола и возраста, семейных отношениях, 6-й книги, "Риторика и моральная философия", где представлены назидательные речи, произносившиеся в ходе основных обрядов жизненного цикла, которые отражают представления аборигенов о содержании разных возрастных степеней и даются подробнейшие описания самих обрядов, и дополнения к 2-й и 3-й книгам "О церемониях" и "О происхождении богов", где описано воспитание юношей в храмах и домах молодежи. Также были привлечены материалы 8-й книги " О сеньорах Новой Испании", куда вошли почти все сведения о военной и потестарной организации мешика.

Для второй части настоящей работы особый интерес составляют сообщения Саагуна о попытках первых миссионеров использовать доколониаль24ный опыт воспитания детей и молодежи для укрепления позиций христианства и нового режима, которые имеются в 11 -й книге его труда.

Работа Б. де Саагуна не была завершена до конца и поэтому неоднородна по своему составу, часть ее содержания составляют записи ответов информаторов на вопросы Б. де Саагуна и его помощников, часть — вольный перевод собранных материалов, выполненный самим Саагуном. Эти тексты существуют в следующих рукописных вариантах: 1) "Кодекс Матритен-сес", написанный целиком на науатле, хранящийся в настоящее время в Мадриде; 2) рукопись из г. Лас - Навас- де -Толоса, написанная по-испански и изданная в 1837 г. лордом Эдуардом Кингсборо; 3) "Флорентийский кодекс", состоящий из двух колонок текста на испанском и науатле, хранящийся в библиотеке Медичи во Флоренции. В настоящей работе использованы следующие варианты работы Саагуна: 1) «Кодекс Матритенсис» в факсимильном издании Франсиско Пасо и Тронкосо 1905-1906 гг.; 2) рукопись из Лас-Навас-де-Толоса; 3) факсимильное воспроизведение "Флорентийского кодекса" 1979 г. 4) перевод на английский язык выполненный в 1950-1969 гг. Артуром Андерсоном и Чарльзом Дибблем той части "Флорентийского кодекса", которая написана на науатле; [134; т.6; 132, т. 1-2; 133, т.З, т.6, т.8-10; 135]. Текст «Примерос Мемориалес» также приводится в соответствии с переводом, выполненным одним из ведущих специалистов по культуре науа мексиканским социальным антропологом Альфредо Лопесом Аустином, который был сделан этим автором в качестве приложения к своей книге «Человеческое тело и идеология: концепции древних науа»[100, т.2].

С трудом Б. де Саагуна по ценности сопоставимы, пожалуй, только работы доминиканского монаха Диего Дурана. От него до нас дошли два сочинения "Об обрядах и церемониях на праздниках богов и их отправлении" (около 1571 г.) и историческая хроника, известная как "История Индий Новой Испании и островов твердой земли" (название дано случайно по первой строке текста) [69,т.I.e. 10-11]. Д. Дуран сообщает немало интересных сведений по рассматриваемой теме, в частности, его перу принадлежит наиболее полное описание союза воинов-орлов и воинов-ягуаров, который был тесно связан с процессом социализации юношей. Оно содержится в 11 -й главе книги "Об обрядах и церемониях". Более кратко и весьма неточно описываются25данные объединения в источнике, известном как "Кодекс Рамиреса", названном в честь нашедшего его мексиканского историка [59, с.75-77]. Отношения между этими двумя произведениями, сходными и по манере изложения, и по содержанию, представляют собой одну из до сих пор, не решенных проблем источниковедения. На сегодняшний день невозможно с полной уверенностью сказать, является ли "Кодекс Рамиреса" краткой и не совсем точной выжимкой из трудов Д. Дурана, сделанной иезуитским миссионером Хуаном де Товаром, или же самостоятельным произведением X. де Товара, созданным на основе какого-то общего с Дураном источника, утраченного впоследствии [69, с.8-9]. Сейчас большинство исследователей придерживаются мнения о существовании общего источника, использованного сразу несколькими авторами и получившего условное название "Хроники Х"[1,с.8].

Целый ряд очень интересных сведений, касающихся доиспанских представлений науа о природе человека, механизмах роста, обрядов перехода доколониального времени и их сохранении в раннеколониальный период содержится в "Трактате об идолопоклонстве, суевериях, обрядах, колдовстве и других языческих традициях аборигенных рас Мексики" еще одного доминиканца Эрнандо Руиса де Аларкона, написанном уже в начале XVII столетия [131].

Работы Т. Мотолинии, Б. Саагуна и Д. Дурана, сообщения и устные рассказы конкистадоров легли в основу трудов других хронистов, которые либо сами никогда не бывали в Новом Свете, либо прибыли туда гораздо позднее, когда традиционная культура и социальная организация науа претерпела значительные изменения. К числу первых относится Франсиско Ло-пес де Гомара, капеллан Э. Кортеса, чья "Общая хроника Индий" (1540-1545 гг.) тем не менее, заключает в себе целый ряд немаловажных подробностей об общественном строе коренного населения Мексики, поскольку Ф.Лопес де Гомара использовал очень широкий круг первоисточников от записок и рассказов конкистадоров до сочинений того же Т. Мотолинии [101]. То же можно сказать и о многотомной "Истории деяний кастильцев на островах моря-океана и материке" другого официального историографа Индий Антонио де Эрерры-и- Тордесильяса (1601 г.) [86,т. 1]. Что касается хронистов из числа испанских миссионеров, прибывших в Мексику уже во второй половине XVI26— начале XVII вв., то в настоящей работе были использованы следующие сочинения: "Апологетическая история" доминиканца Бартоломе де Лас Каса-са (ок.1569 г.), "Естественная и моральная история Индий" иезуита Хосе де Акосты (1589 г.), «Церковная индейская история» фрацисканца Херонимо Мендиеты (1571г.) и "Индейская Монархия" другого францисканца Хуана де Торкемады (1590-1600-е гг.) [29, т.2; 106; 145, т.6]. Как и сочинения Ф.Лопеса де Гомары они носят по преимуществу компилятивный характер, однако в данном случае эти авторы добавляют к сведением предшественников свои собственные, полученных на основе личных наблюдений и контактов с информаторами. Такова, прежде всего "Индейская Монархия" X. де Торквемады. Из 21 тома этого обширного труда для нас наибольший интерес представляет 9-я книга "Об обрядах", где описываются дома молодежи и 13-я книга "О браке" [145].

Важное место среди хроник занимают произведения потомков правителей различных этнополитических союзов, как индейцев, так и метисов. Непосредственно к истории мешика (астеков) относятся "Мексиканская хроника" и "Хроника мешикайотль", которые принадлежат перу Эрнандо Альварадо Тесосомока, внука правителя мешика Мотекусомы Шокойоцина (Монтесумы испанских хроник) [32;33]. Первая из них была написана в 90-х годах XVI в. на испанском языке, вторая — в 1600-х XVII в. на науатле. Несмотря на позднее время создания и использование в первом случае чужого языка, оба источника буквально пронизаны аборигенным мировоззрением и чрезвычайно насыщены доиспанскими понятиями и реалиями. "Мексиканская хроника" особенно богата описаниями военных действий и ритуалов, причем содержит огромное количество деталей, имеющих непосредственное отношение к теме настоящей работы. По содержанию оба сочинения отчасти сближаются с хроникой Д. Дурана и "Кодексом Рамиреса", но вопрос о взаимосвязях всех этих сочинений друг с другом и с гипотетической "Хроникой X" остается открытым.

Одними из основных источников по социальному строю аколуа Теско-* ко, важнейших партнеров мешика по Тройственному Союзу, является "Чи-чимекская история" (1600г.) метиса Эрнандо Альвы Иштлилщочитля, потомка правящей династии Тескоко по материнской линии, несмотря на27большое количество искажений, связанных с непониманием автором реалий доколониального Аколуакана [89]. Немаловажные сведения относительно роли половозрастной стратификации в других этнопотестарных объединениях науа можно почерпнуть из "Истории Тлашкалы" метиса Диего Муньоса Камарго (между 1576-1596 гг.) и "Восьмого сообщения" (около 1613 г.) Ан-тонио Доминго Чимальпаина Куаухтлеуаницина, потомка вождей чальков (юго-восток долины Мехико) [114;53].

Ни одно системное исследование половозрастной стратификации в том или ином обществе, немыслимо без анализа возрастной терминологии. Основными источниками по возрастной терминологии науа являются словари классического науатля. Наиболее ранним из используемых здесь словарей является словарь францисканца Алонсо Молины (1552 г.) [110]. Он состоит из двух частей — испано-науатльской и науатль-испанской. К сожалению, собранный А. Молиной лексический материал относится исключительно к району Теночтитлана и Тескоко. Кроме словаря А. Молины из словарей, непосредственно составленных миссионерами, в данной работе привлечен трехъязычный (испанский-науатль-отоми) словарь августинца Августино Урбано, представляющий собой вторую часть его "Краткого руководства по языку отоми" (1605 г.) и латино-астекский словарь, созданный Б. де Саагу-ном, который был издан в 1869 г. итальянским исследователем Бернардо Бьонделли [37;148]. В настоящей работе также используются "Словарь языка науатль или мехикано" французского исследователя Реми Семиона, составленный на основе текстов Б. Саагуна, А. Ольмоса, Э. Альварадо Тесосомока, А. Молины и Ф. Клавихеро [138].

Источники категории Е, т.е. документы официального характера, составленные для административных или фискальных целей представителями колониальных властей или испанской короны представляют из себя обширный свод документов, включающих во-первых, переписи индейского населения из различных областей Центрального Плато, во-вторых, пространные сообщения (ncn.relaciones), касающиеся как ситуации в период, непосредственно предшествовавший испанскому завоеванию, так и современного положения дел в Новой Испании. Из переписей для настоящей работы наибольшее значение имеют документы №550 и №551 из Архива Национального28Музея Истории и Антропологии, происходящие из окрестностей г. Куэрнава-ка, принадлежавших Э.Кортесу (тер. совр. шт. Морелос), датируемые 30-ми годами XVI столетия, «Переписи из Тласкалы» (сер. XVIb.) и манускрипт № 387 из Парижской Национальной Библиотеке известный как «Матрикула из Уэшотцинко", который был создан в 1560 г. в результате тяжбы между науа, обитателями города Уэшоцинко, и колониальными властями из-за резкого повышения податей [44; 120; 104]. Особенно интересен последний документ, представлящий из себя перепись всех взрослых обитателей Уэшоцинко, представленных в соответствии с аборигенной традицией изображениями голов, перечисляемых персонажей с пиктограмами, передающими их имена. Все персонажи разделены по отдельным рубрикам в соответсвии с их социальным статусом, семейным положением, возрастом и физическими недостатками [104, с.482-911]. В качестве приложения к пиктографической рукописи следуют перепись населения Уэшотцинко по домам, осуществленная испанским судьей Диего де Мендоса, и показания свидетелей, жителей Уэшоцинко относительно традиционных форм социальной стратификации, восходящих к доколониальному времени [104, с.912-1020]. Ценность всех этих документов для настоящего исследования искючительно велика, 'так как они являются практически единственными источником по социальным отношениям и демографической ситуации в перифрийных районах Центрального Плато, которые не только отражают реалии второй половины XVI в, но также дают возможность глубокой ретроспекции в доколониальный период.

Из сообщений, составленных для Совета Индий огромное значение для данного исследования имеет "Краткое и общее сообщение о сеньорах Новой Испании" Алонсо де Сориты, судьи королевской аудиенсии Мехико (между 1553-1570 гг.) [154; 156,с.53]. Сообщение А. Сориты целиком посвящено социальной организации коренного населения Мексики в доиспанский и раннеколониальный периоды и содержит уникальные по своей полноте данные о структуре общины, в том числе о ее половозрастной стратификации. При написании своего сообщения А.Сорита пользовался как трудами Т. Мотолинии, так и сведениями, полученными в ходе своей судебной деятельности.

29Еще один, менее известный источник, затрагивающий в основном только реалии колониального времени - «Памятная записка Гонсало Гомеса де Сервантеса ойдору (исп. судье) Королевского Совета Индий Эухенио Са-ласару». Этот документ, хранящийся в Британском музее, был создан в самом конце XVI в., в 1599 г. отставным судьей Гонсало Гомесом де Сервантесом [81, с.11-12]. Он интересен не столько тем небольшим объемом информации по доколониальному времени, что в нем имеется, сколько живыми наблюдениями автора, рожденными в ходе его судебной деятельностью над отношением науа к испанским судебным органам, поведением лиц различного возраста и пола, а также его собственными заключениями по поводу увиденного.

Другими важными источниками информации для данной диссертации служат некоторые документы из серии «Географические сообщения», составленные в 80-е гг. XVIb. по приказу испанского короля Филиппа II с целью описания его заморских владений. "Сообщения" выполнены в виде ответов на вопросы специально составленной анкеты. Среди 49 пунктов последней имеется пункт 14, касающийся системы управления, сбора, налогов, обрядов и обычаев аборигенов Нового Света до испанского завоевания [129, т.1]. "Сообщение из Тескоко" написанное около 1589 г. Хуаном Батистой Помаром, внуком верховного вождя аколуа Несуальпилли, содержит подробнейший ответ на 14-й вопрос, и в нем приводится большое количество разнообразных сведений о системе управления, различиях в воспитании детей разного пола, связи социализации юношей с военной организацией и обрядах жизненного цикла [122; 129, т.2].

Вторая группа источников, т.е. документы, содержащие информацию только по современному их создателям раннеколониальному периоду, несколько менее разнообразна по своему характеру, здесь преобладают документы официального характера, среди которых следует выделить следующие категории:F) Документы, составленные монахами - членами нищенствующих орденов в ходе их миссионерской деятельности: подробные отчеты центральным властям в виде писем и донесений, характеризующее современное положение дел в колониях, руководства по отправлению христианских таинств30и по борьбе со старыми верованиями, призванные облегчить распространение новой религии, повествующие об истории миссионерской деятельности в Новой Испании;G) Законодательные акты и постановления, изданные как центральными, так и местными колониальными властями;H) Документы официального характера, написанные латиницей на языке науатль, относящиеся к повседневной жизни науа после Конкисты: завещания, акты о наделении землей, судебные разбирательства, петиции частных лиц и муниципальных органов;Исключительная важность источников группы F для второй части данной работы, посвященной раннеколониальному периоду, определяется тем, что те области социальной жизни, в которых дифференциация по возрасту и полу проявляется наиболее ярко такие, как обряды жизненного цикла, семейные отношения и брачные нормы, обучение детей и подростков в испанском обществе XVI-XVII вв. практически полностью находились во введении католической церкви, и то же положение вещей миссионеры пытались внедрить в социальную организацию и культуру науа вместе с новой религией. Христианизация была неразрывно связана с этим процессом, собственно она составляла и его основу, и конечную -цель. В силу того, что многие нормы семейной жизни, особенности воспитания детей, и даже правила повседневного поведения противоречили установлениям новой религии, а сами обряды жизненного цикла были неразрывно связаны с прежними верованиями, миссионеры были наиболее активными сторонниками их уничтожения и проводниками аккультурации, и процесс насаждения новых ритуалов и норм нашел наиболее яркое отражение именно в их сочинениях.

В этом отношение особенно интересны два памятника: так называемый «Францисканский кодекс» (ок.1569 г.) и «Письма священников 1539-1594гг». Первый источник, в оригинале названный «Донесение виситадору (т.е. инспектору) Хуану де Овандо о провинции Святого Евангелия» представляет собой подробный отчет о деятельности ордена, который первым начали проповедь христианства на территории Новой Испании [58]. Этот документ охватывает такие темы как воспитания индейских детей миссионерами, особенности приобщения аборигенов к христианским таинствам, призванным31вытеснить прежние обряды жизненного цикла, использование традиционных социальных институтов для создания церковных общин. Второй источник -это собрание писем миссионеров из нищенствующих орденов, адресованных непосредственно королю или же Совету Индий и повествующих о результатах проповеди христианства в Новой Испании. Наиболее ценными из них являются письма самых первых фрая Мартина де Валенсии, главы первых 12 миссионеров Новой Испании, и его активного помощника фрая Педро де Ганте [48].

Стремление миссионеров уничтожить всякий след прежних верований и связанных с ними обычаев вызвало необходимость в их изучении. Это стремление лежало в основе всех вышеупомянутых трудов о традиционной религии науа. В большинстве случаев они, в основном, касаются ситуации накануне испанского завоевания, но устойчивость дохристианских верований и обычаев, особенно в периферийных районах, породила такой интереснейший памятник, как "Трактат о служителях идолов для ознакомления с их идолопоклонством и его искоренению", созданный в 1630 г. ректором "Коле-хио де Мехико" Хасинто Серной [137]. Название этого трактата говорит само за себя, автор основное внимание уделяет устойчивости языческих представлений и всего традиционного уклада вплоть до тайного отправления дохристианских обрядов. *Другим следствием прозелетических устремлений миссионеров было появление руководств по отправлению христианского богослужения, призванное облегчить проповедь новой религии. Один из важных памятников такого рода - «Главный исповедник» (1569 г.), написанный на двух языках -испанском и науатле автором уже упомянутого выше словаря Алонсо де Мо-линой [109]. В нем подробно излагаются правила проведения всех тех таинств (крещения, исповеди, венчания, соборования), которые по замыслу миссионеров должны были заменить традиционные обряды перехода. Попытку синтеза традиционных форм наставления и христианской проповеди представляют собой - «Уэуэтлатолли» (науат. «древнее слово» или «речь стариков») - свод поучений, касающихся как христианских таинств, так и обрядов жизненного цикла и норм взаимоотношения поколений, собранный в самом начале XVII в. францисканцем Хуаном Батистой Висео для облегче32ния проповеди на языке науатль [153]. Для пополнения знаний о жизни общества науа в первой половины XVII в. небезынтересен и трактат «О добродетели индейца» (1612 г.) епископа г. Пуэблы Хуана Палафокса и Мендосы, несмотря на свой тенденциозно-апологетический характер [121].

Общее положение индейцев, процесс аккультурации и пережитки до-испанских обычаев, в частности семейной организации, нашли свое отражение и в законодательных актах. Наиболее полным сводом всех законов испанской короны, касающихся коренных обитателей Америки - является «Собрание законов королевств Индий», составленное в 1682 г. по распоряжению Карла II, последнего короля из династии испанских Габсбургов [128]. В этом объемистом уложении, охватывающем все основные законодательные акты, изданные короной, начиная с эпохи Фердинанда Арагонского и кончая самим Карлом II, индейцам посвящена целиком 6-я книга [128, т.2]. Постановления об индейцах, изданные местными властями вице-королевства Новая Испания наряду с постановлениями короны были собраны в один свод испанским юристом Васко де Пуга в середине XVI в [124].

Настоящим открытием, во многом перевернувшим прежние представления о ситуации в обществе науа после испанского завоевания, стали вновь обретенные и частично опубликованные документы XVI-XVII вв., написанные латиницей на языке науатль, относящиеся к повседневной жизни науа. Круг их весьма широк: это завещания, акты о наделении землей, судебные иски, петиции частных лиц и муниципальных органов, большинство из которых остается неизданными до сих пор. Честь их открытия и детального изучения принадлежит североамериканским социальным антропологам, среди которых стоит, прежде всего, упомянуть выдающегося филолога и этнолога Тельму Саливан, издавшую все документы раннеколониального периода, написанные на науатле, хранящиеся в государственном архиве штата Тласкала, а также Джеймса Локхарта из Центра Латиноамериканских исследований, при Университе Лос-Анджелеса [144;98;99]. В течение более 20 лет с 70 по 90-е гг. прошлого века Д. Локхарт и такие его ученики, как Сьюзан Клайн, Ребекка Хорн, Роберт Хаскет опубликовали довольно значительный свод документов колониальной эпохи из долины Мехико, написанных на науатле [36;55;99]. Благодаря этим исследователям, в американистике появился но33вый вид научного издания, совмещающего публикацию собственно исследовательской работы и публикацию документов [36;55;99]. К сожалению, большая часть этих документов остается неизданной и доступна только очень узкому кругу специалистов. Поэтому в настоящей работе используется лишь малая толика этих документов: это 11 документов, найденных Саливан в Государственном Архиве шт. Тласкалы, собрание завещаний из Кулуакана, изданное С. Клайн в ее монографии "Колониальный Кулуакан: 1580-1600.Социальная история ацтекского города", а также завещание дона Хуана Гусмана из Койокана (1622 г.) и акт о наделении землей из маленького поселения Теопакиауак (1583 г.) в окрестностях Тескоко, изданные Д. Локхартом в сборнике его статей "Науа и испанцы: история и филология Центральной Мексики после Конкисты", а также подборка документов в сборнике "За страницами кодексов: взгляд науа на колониальную Мексику"[143; 36; 55;99;].&4. Историография.

Что касается историографии проблемы, то здесь необходимо выделить два основных периода: 1) период накопления и систематизации материалов, который представлен вышеперечисленными сочинениями хронистов; 2) собственно исследовательский период, т.е. время, когда был вычленен круг вопросов, имеющих непосредственное отношение к половозрастной стратификации, и поставлена задача их анализа на основе накопленных материалов. Отметим, что, насколько нам известно, на сегодня не существует работы, посвященной полностью значению половозрастной стратификации в доколониальном или раннеколониальном обществе науа. Эта тема по-прежнему остается вне поля зрения специалистов, изучающих деление по полу и возрасту. Даже в таких фундаментальных работах обобщающего характера как "Первобытные тайные общества" (1907 г.) X. Вебстера и "От поколения к поколению" (1956г.) Ш. Айзенштадта формам половозрастной организации у науа посвящено всего несколько строк [154,с.15; 71, с.153].

Составители кодексов, авторы хроник и официальных документов еще не вычленяли половозрастную стратификацию как особый объект рассмотрения из общего круга описываемых ими социальных явлений. Однако следует отметить, что эти авторы, особенно хронисты-миссионеры, не просто34описывали формализованные и неформализованные проявления половозрастной стратификации у науа, но пытались разобраться во внутренней сущности этих проявлений, установить причину их возникновения, а в ряде случаев дать общую концепцию половозрастных институтов, исходя из реалий своего собственного общества. Поэтому, например, союз воинов-орлов и воинов-ягуаров Д. Дуран и X. де Акоста и интерпретировали как рыцарский орден, аналогичный испанским военно-духовным орденам Сантьяго и Калатравы, а институты социализации подрастающего поколения, которые особенно интересовали миссионеров, — как школы [69.T.1, с.105;29, т.2,с.441-443]. Именно эти интерпретации поздних хронистов определили позднейшие взгляды на систему социализации детей у науа [54, т.1 с.286]. До сегодняшнего дня такие явления как телпочкалли (букв, "дом юношей") в большинстве работ по истории и культуре науа определяются как "средние учебные заведе-ния"[3,с.68].

Не меньший интерес испанские авторы колониальной эпохи, особенно миссионеры, проявляли к особенностям взаимоотношений между лицами разного пола и возраста в современную им эпоху. Как и в случае с доколониальным временем, испанские авторы обращали внимание на те формы половозрастной стратификации и связанные с ними нормами поведения, которые противоречили их собственным установлениям, как например, в случае с независимым поведением женщин в суде, отмеченными судьей Г. Гомесом де Сервантесом, или в случае с «аномалями» в использовании терминов родства -1 или 0 поколений детьми по отношению к их родителям, зафиксированным Саагуном [81, с.135; 134, т.6, с.199]. Кроме того, миссионеры нередко выражают озабоченность упадком старых норм взаимоотношений между поколениями, связанным как раз с политикой аккультурации, которую так активно проводили они сами. Падение авторитета старших, кризис взаимоотношений между представителями разных поколений, приводившие нередко к кровавым эксцессам, отмечают такие активные деятели христианской церкви как тот же Б.де Саагун, Т. Мотолиния, X. Мендиета[132,т.2;112; 106].

Собственно же исследовательские работы, где бы специально рассматривались вопросы, связанные с половозрастной стратификацией в в обществе науа, стали выходить в свет лишь с 60-х годов XX в. С 60-х по 90-е про35шлого века различные аспекты половозрастной стратификации рассматривались, либо в общих работах о социальной организации и культуре науа накануне прихода испанцев либо в рамках тендерных исследований. Впервые данная проблематика была подробно освещена в работе шведской исследовательницы Анны-Бритты Хеллбом "Культурное участие женщин. Индеанки и метиски в доколониальной и послереволюционной Мексике" (1967 г) [85]. В ее первой части, посвященной доколониальному периоду, исследовательница детально проанализировала распределение социальных ролей в обществе науа по половому принципу на протяжении всего жизненного цикла от детства до глубокой старости [85, с. 17-172]. К сожалению, глубину анализа серьезно ограничило то обстоятельство, что из всех имеющихся источников А. Б. Хеллбом использовала только "Кодекс Мендосы" и "Всеобщую историю вещей Новой Испании" Б. де Саагуна. Колониальный период остался за рамками исследования Хеллбом.

Среди тендерных исследований, посвященных доколониальной истории общества науа, следует выделить также статьи американских исследовательниц Джун Нэш, Элизабет Брумфил и Сьюзан Келлог и работы мексиканской исследовательницы Ноэми Кесады [115; с.349-362;40,с.224-246; 92, с.563-577; 125]. В работе Д. Нэш "Астеки и идеология мужского господства" (1976 г.) достаточно полно, хотя и несколько тенденциозно рассматриваются связи между разделением общественных функций по принципу пола и мировоззренческими построениями мешика [115, с.349-362]. Хозяйственные функции женщин, их значение для аборигенной экономики, а также их идеологическое осмысление стали объектом анализа Э. М. Брумфил в статье "Ткачество и приготовление пищи: женская продукция в ацтекской Мексике" (1991г.) [40, с.224-246]. Краткий очерк разделения сферы деятельности мужчин и женщин в хозяйстве, управлении и культе в обществе мешика с позиций современного феминизма приводится в статье С. Келлог "Место женщины: некоторые аспекты тендерных отношений в Теночтитлане в поздний до-испанский период" (1995 г.) [92,с.563-577].

Несколько тенденциозный характер носит также одна из основных работ Н. Кесады «Сексуальность, любовь и эротизм. Доиспанская и колониальная Мексика» (1996г.) [125]. При рассмотрении доиспанских представлений36науа о природе «мужского» и «женского» начал и предназначении каждого из двух полов, Кесада акцентриует внимание на преобладании в них идеи двойственной природы Вселенной, взаимодополняемости, и равноценности «мужского» и «женского» как универсальных начал, порождающих все сущее [125, с.280-282]. Стоит отметить, что женское начало все-таки ассоциировалось с негативным полюсом. Это, по мнению исследовательницы, порождало гармоничное видение мира, и способствовало сглаживанию антагонизма между полами [125, с.282]. В колониальную эпоху по ее мнению ситуация изменилась в сторону ярко выраженного антогонизма между полами, в силу укрепления в сознании индейцев иудейско-христианской традиции восприятия мира как творения исключительно мужского божества и взгляда на женщину как на источник греха [125, с.82]. Такой стереотип, полагает Кесада, способствовал дисгармонии во взаимоотношениях полов [ 125,с. 158162].

Что касается колониального периода в истории Мексики, то изучение тендерных отношений этой эпохи породило значительное число монографий. К сожалению, в поле зрения их авторов оказались преимущественно обитательницы крупных городов, т.е. креолки, метиски, мулатки [95,с.23-59]. Положение индеанок рассматривалось ими, главным образом, в самые первые годы после испанского завоевания и по большей части в контексте противопоставления побежденных и победителей, а не в контексте статуса женщины в самом обществе науа той эпохи. Именно в таком контексте составлена подборка отрывков из источников колониального времени в работе Мар-селы Тостадо Гутьеррес «Женский альбом: иллюстрированная антология мексиканок» и работа Пилар Гонсальбо Айспуру «Женщины Новой Испании: образование и повседневная жизнь», посвященной почти целиком за исключением первой части креолкам и женщинам смешанного происхождения г. Мехико [146;82].

Из общих работ о жизни аборигенного общества перед Конкистой, где достаточно подробно затрагивается тема половозрастной стратификации, следует, прежде всего, назвать "Повседневную жизнь ацтеков накануне испанского завоевания" французского исследователя Жака Су стеля (1968 г.) и очерк "Мексиканское общество перед Конкистой" мексиканского исследова37теля Педро Карраско (1981 г.) [140;46]. В работе Ж. Сустеля в главе "От рождения до смерти" на основе широкого круга источников рассматриваются такие вопросы как разделение по полу и возрасту повседневных хозяйственных функций в семье, различия в воспитании мальчиков и девочек, деление по возрастным группам в структуре общины[140,с. 163-202]. В исследовании П. Карраско одним из объектов анализа является возрастное деление науа и его значение для аборигенного общества. На основе сопоставления разных источников П. Карраско выявил мужские возрастные степени науа и указал на определенное единство функций, которые выполняли представители разных социальных страт, принадлежавшие, однако к одной возрастной степени [46, с. 193-199]. Однако в поле зрения П. Карраско не попали женские возрастные степени.

В середине 80-х годов тему возрастного деления у науа также затронул другой мексиканский исследователь А. Лопес Аустин. В работе "Человеческое тело и идеология: концепции древних науа" (1984-1985 гг.) он коснулся представлений науа о возрастных процессах, характеристиках, присущих лицам различных возрастов и различиях между полами [100,т.1-2]. В этой же работе А. Лопес Аустин на основе словарей раннеколониального периода и текстов Саагуна составил первую сводную таблицу возрастной терминологии науа, а в ее второй части представил перевод текста о возрастных степенях из так называемых "Первых мемориалов" Б. де Саагуна ■— прототипа его "Всеобщей истории вещей Новой Испании", написанного только на науатле [100,т.2].

Роль деления по полу и возрасту в колониальном обществе науа рассматривалась в книге «Колониальный Кулуакан» С.Клайн и в сводной монографии Д. Локхарта «Науа после Конкисты: социальная и культурная история индейцев Центральной Мексике в XVI-XVIII вв.» [55;98]. С.Клайн в специальном разделе своей книги, озаглавленном «Гендерные отношения», обращает внимания на отсутсвие жесткого разграничения прав и обязанностей по половому принципу, а также активность и относительную независимость индейских женщин в этом небольшом центре долины Мехико [55, с.112-117]. Те же особенности взаимоотношения полов, сглаженность полового разделения в колониальный период отмечает и Д. Локхарт [98,с.13938140]. Он исходит из большого количества документов, где женщины выступают как наследницы, дарительницы, участницы судебных процессов. Однако его же данные показывают, что за исключением некоторых второстепенных постов в религиозных организациях индейские женщины были отстранены от управления. Аналогичный характер имеет и его мнения о роли возрастного принципа в социальной организации науа. В целом, Локхарт полагает, что в социальной организации науа пол и возраст: «слишком мало проявляют себя, чтобы позволить их систематическое исследование, или, по крайней мере, так кажется сейчас» [98, с. 138]. В свете имеющихся источников последнее высказывание представляется гораздо более близким к истине.

В отечественной историографии тема половозрастной стратификации у науа не получила развития. Отдельные ее аспекты, такие как переход юношей в категорию взрослых мужчин и их вступление в союз воинов-орлов и воинов-ягуаров, были вкратце затронуты в небольшой статье Р. В. Кинжало-ва о золотом украшении, представляющем воина-орла, который предположил, что объединение воинов-орлов и воинов-ягуаров есть пережиточная форма мужских ритуальных союзов первобытного общества [12,с.217-218]. О различиях воинов по принципу социального возраста и существовании у науа объединений, восходящих к мужским союзам первобытности, говорит и В. Е. Баглай в своей новой книге "Ацтеки: история, экономика, социально-политический строй" (1998 г.) [1, с.279-282]. Однако более детальное рассмотрение этих сюжетов не входило в задачу ее исследования. Как уже говорилось выше, настоящая работа является первой в американистике попыткой исследовать значение пола и возраста как социоконститурирющих принципов в обществе науа не только до их контакта с испанскими завоевателями, но и в первое столетие после него. Однако, чтоб адекватно оценить часть определенной целостности, надо, во-первых, хотя бы вкратце рассмотреть саму целостность. Поэтому в Главе 1 первой части будет дана общая характеристика социального строя науа накануне испанского завоевания.

39 Часть IФормы половозрастной стратификации в обществе науа в предко-лониальный период (вторая половина XV- первая четверть XVIbb.)

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формы половозрастной стратификации в обществе индейцев науа доколониального и раннеколониального периодов"

Заключение

Результаты настоящей диссертационной работы могут быть сформулированы в виде следующих выводов:

1. К моменту испанского завоевания в районе Центрального Плато не было единого государства, а имелся целый ряд этнопотестарных образований, в рамках которых шли процессы перерастания их в ранние государства, однако данные процессы еще были далеки от своего завершения.

2. Социальные страты доколониального общества науа также находились в стадии формирования: границы между отдельными стратами были

202 еще весьма размыты, а наследственная принадлежность к страте еще не гарантировала полноправного членства в ней; разделение функций между социальными группами также не было достигнуто.

3. В условиях незавершенных процессов политогенеза и сложения со-циально-дифференицированных групп (страт) возраст и пол, точнее культурные версии данных биологических явлений, «социальный возраст» и «социальный пол» (гендер), являлись одними из главных принципов социального регулирования и социальной стратификации.

4. Восприятие возрастных процессов в мировоззрении науа доколониального периода явно тяготело к циклической модели, свойственной мышлению представителей доклассовых и раннеклассовых обществ. Сам процесс взросления человека, по представлениям науа, происходил не за счет физиологических процессов, а за счет социально значимых действий, которые производили над индивидом либо старшие члены общества, либо совершал он сам. Биологические различия между полами были положены в основу бинарной оппозиции: "мужское — женское", семантический охват которой был гораздо шире этих исходных различий между полами и служил основой для классификации всего природного мира. При этом категория "мужское начало" включала в себя следующий ряд: свет — тепло — жизнь — физическая и духовная сила — жизненная активность — сфера социума. Категория "женское начало" объединяла диаметрально противоположный семантический ряд: земля — фертильность — мрак — холод — слабость — пассивность — сфера физиологического. На основе этой оппозиции с момента появления социально значимых половых признаков стадии жизни делился на два самостоятельных цикла (мужской и женский), с каждым из которых соотносилось специфическое социокультурное содержание. Даже в тех случаях, когда человек начинал выполнять роль, ассоциировавшуюся в мышлении науа с характеристиками, приписывавшимися противоположному полу, на него немедленно переносились термины и формулировки, связанные с последним.

5. В обществе науа существовало деление на социо-возрастные группы, и имелись такие институированные формы половозрастной стратификации как дома молодежи и мужские союзы;

203

6. Важной особенностью общества науа в доколониальный период было то, что существование страт и функционирование системы управления обеспечивались за счет половозрастной стратификации. В этой связи необходимо обратить внимание на то, что каждая страта делилась на социо-возрастные группы, которые можно условно обозначить как группы "учеников" (телпочтин, тламакаске, тлалкатин), "исполнителей" (почтека, те-куаке, тленамакаске) и "лидеров" (калъпулъуэуэтке, почтекауэуэтке куаку-илтин). Функции, которые выполняли представители этих групп социальных сверстников, определялись не столько принадлежностью к определенной страте, сколько той стадией жизненного цикла, на которой они находились (возрастной степенью). Управление же находилось в руках двух возрастных групп — старейшин (на уровне общины) и зрелых мужчин- воинов, которые, по крайней мере, у мешика объединялись в мужской союз. (В последнем случае, допуск к властным полномочиям и почетным правам определялся членством в "ордене" воинов-орлов и воинов-ягуаров.) Происходила трансформация понятий "социально взрослый", "старший" в понятие "знатный". Эти факты могут служить серьезными аргументами в поддержку гипотезы о возможности формирования на основе половозрастной стратификации сословной стратификации в период возникновения раннегосударственного общества. К сожалению, процесс естественной эволюции общества науа был слишком рано прерван испанским завоеванием, оказавшим деструктивное влияние на общества науа.

7. Деструктивное влияние испанского завоевания на общество науа выразилось, прежде всего, в регрессе традиционных социопотестарных институтов и во вторичной эгалитаризации его структуры. К началу XVII в. из всех разновидностей социопотестарных организмов науа, которые накануне прихода испанцев переживали процесс превращения в государственные образования, сохранилось только простое вождество алтепетль, которое в XVII в. продолжало эволюционировать в сторону своего превращения в небольшую муниципию по образу и подобию небольшой испанской муниципии. Что же касается традиционных форм социальной стратификации, то, несмотря на первоначальную консолидацию таких страт аборигенного общества, как пипилтин и ремесленники в течение первых трех десятилетий после

204

Конкисты, к середине XVII столетия из всех страт доиспанского общества науа фактически осталась только одна - масеуалтин, которая стала отождествляться с индейцами, в целом, как с социально-расовой категорией. Другие страты либо влились в ее состав как майеки или тлакотин и отчасти даже пипилтин либо как ремесленники и верхушка пипилтин растворились среди аналогичных страт нового общества, созданного завоевателями. Само общество науа в результате всех преобразований завоевателей, а также связанных с ними этнодемографических и социальных процессов раннеколониального периода было инкорпорировано в другое гораздо более сложное общество, основанное на социально-расовом делении, где индейцам отводилась роль тяглового населения, призванного свои трудом обеспечивать существование потомков испанских завоевателей.

8. Прямым следствием эгалитаризиции общества науа должно было стать то, что родство, возраст, и пол стали вновь основными принципами его социального конституирования. Но едва ли общество науа колониального периода стоит рассматривать на основе тех же подходов, что используются при анализе структуры любого эгалитарного общества, слабо затронутого европейским влиянием. Прямыми следствиями испанского завоевания стали увеличение смертности среди науа, сокращение продолжительности жизни и соответственно нарушение устоявшихся хронологических рамок возрастных степеней. Кроме того, тяжелая демографическая ситуация сочеталась с целенаправленной политикой испанской короны и католической церкви по преобразованию традиционных форм семейной организации и прежних форм половозрастной стратификации, которая обеспечивала нормальное функционирование доколониального общества науа. Несмотря на первоначальные попытки синтеза некоторых испанских и испанских и доколониальных институтов, в частности, связанных с воспитанием детей, данная политика привела к кризису традиционных форм половозрастной стратификации в семье науа, которые обеспечивали нормальное существование семейной организации, и вызвала исчезновение целого ряда институтов, основанных на половозрастной стратификации, таких как например дома молодежи. Только ограниченные возможности светских властей и представителей католической церкви в проведении данных преобразований и последующий отход от них

206

Список научной литературыКалюта, Анастасия Валерьевна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. БаглайВ. Е. Ацтеки. История, экономика, социально-политический строй. М., 1998.

2. Белков П. JI. Мужские союзы Меланезии: предмет и свойство // Африка: общества, культуры, языки (проблемы теории и методологии). Материалы международной конференции в г. Санкт-Петербурге, Спб, 1995.С. 119-123.

3. Белова JI. Я. Народное образование в Мексике // Культура Мексики. М., 1980. С.67-88.

4. Ванников Ю. В. Макронауа языки //Латинская Америка: энциклопедический справочник. Т.2. 1982. М., С. 152.

5. Гиренко Н. М. Некоторые замечания в связи с проблемой половозрастной стратификации //СЭ. 1981. №6. с. 107-112.

6. Гуляев В.И. Города-государства доколумбовой Мексики//Культура Мексики. М.Д980.С. 12-52.

7. Дзибель Г. В. Поколение, возраст и пол в системах терминов родства: опыт историко-типологического исследования /7 рукопись канд. дис. Спб, 1997. 268 с.

8. Иванчик А. И., Кулланда С. В. Источниковедение дописьменной истории и ранние стадии социогенеза. // Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Сборник научных трудов. Вып.2. М., 1991. С. 192-217.

9. Калиновская К. П. К проблеме возрастных систем. // СЭ. 1982, №6. С. 5963.

10. Калиновская К. П. Категория «возраст» в представлениях некоторых народов Восточной Африки// Айтсапа(АЭС) Вып. 13. Т. 109. Л., 1980. С.49-81.

11. Кастащук В. Парубоцка громада в сел1 Тулово на Гал1тчине // Побут. 1929. №4. С. 24-28.

12. Кинжалов Р. В. Ацтекское золотое нагрудное украшение. ( К вопросу о ювелирном искусстве Древней Мексики). // Сб. МАЭ. т. 19, 1956. С. 206-220.

13. Кинжалов Р. В. Орел, кецаль и крест. Очерки по культуре Месоамерики. Спб, 1991.

14. Кожановская И. Ж. Что мы знаем о формах социальной организации в Полинезии? (Обзор зарубежной и отечественной литературы)// Э0.1993. №2, С.169-179.

15. Комиссаров Б.Н., Петрова А.А., Саламатова. О.В., Ярыгин А.А. Три века колониальной Америки: О типологии феодализма в западном полушарии. СПб., 1992.

16. Кон И. С. К проблеме возрастного символизма // СЭ. 1981. №6, С.98

17. Кон И. С. Понятие поколения в современном обществоведении // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука. Д., 1979. С.209-228.

18. Кочакова Н. Б. Города-государства йоруба. М., 1968. 199 с.

19. Крадин Н. Н. Вождество: современное состояние и проблемы // Ранние формы политической организации. М., 1995. С. 11-62.

20. Крамер С. Н. История начинается в Шумере. М., 1991. 235 с.

21. Матюшенко Д. В. Государственные и социальные структуры колониального общества в Новой Испании в XVI-VIIIbb.// Политические и государственные структуры стран Западной Европы и Америки в Новое и Новейшее время. Днепропетровск, 1992. С.4-24.

22. Попов В. А. Половозрастная стратификация в этносоциальной реконструкции первобытности // СЭ. 1982. №1. С.68-78.

23. Попов. В. А. Этносоциальная история аканов в XVI-XIX веках. М., 1990.

24. Социально-экономические отношения и соционормативная культура//. Свод этнографических понятий и терминов Вып.1. М., 1986.

25. Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М., 1989.

26. Токарев С. А. Ранние формы религии. М., 1990.

27. Шурц Г. История первобытной культуры. Л., 1926.

28. Янборисова Р. В. Этносоциальная история оромо (вторая половина XVI-вторая половина XIX веков) // рукопись канд. дис. Л., 1991.

29. Acosta J. The natural and moral history of Indies. T.2. N.Y., 1973.

30. Age and anthropological theory L., 1984.

31. Allen M. Male cults and secret associations in Melanesia. Melbourne, 1967.

32. Alvarado Tezozomoc F. Cronica Mexicana. // Antiquities of Mexico, Vol.9. L., 1848.

33. Alvarado Tezozomoc F. Cronica Mexicayotl. Mexico, 1975.208

34. Bandelier A. E. On the distribution and tenure of lands and customs with respect to inheritance among the Ancient Mexicans// 1878 Peabody Museum of American Archaeology and Ethnology . XI Annual Report.

35. Bernardi B. Age class systems: Sociological institutions and politics based on age. Cambridge, 1985.

36. Beyond the Codices: The Nahua view of Colonial Mexico // UCLA 1976. V.27.

37. Biondelli. B. Glossarium azteco-latinum et latino-aztecum. Mediolan, 1869. 517 p.

38. Boone E. H. The Codex Maglibechiano and the lost Prototype of the Magliabe-chiano group. Berkeley, Los Angeles, L., 1984. 232 p.

39. Broda J. Los estamentos en el ceremonial mexica // La estratificacion social en la Mesoamerica prehispanica. Mexico, 1976. Pp.37-54.

40. Brumfiel E. M. Weaving and cooking: Women's production in Aztec Mexico// Engendering Archaeology. Oxford, 1991, Pp.224-246.

41. Calnek E. Conjunto urbano у modelo residencial en Tenochtitlan//Ensayos sobre el desarrollo urbano de Mexico. Mexico, 1974. Pp.11-50.

42. Carrasco P. La casa у hacienda de un senor tlalhuica//ECN 1972 v. 10. Pp. 225251.

43. Carrasco P. The Family structure of 16th century Tepoztlan// Process and pattern in Culture: Essays in honor of Julian H.Steward. Chikago, 1964. Pp. 185-211.

44. Carrasco P. La familia conjunta en el Mexico antiguo: el caso de Molotla //Historia de familia. Mexico, 1993. Pp. 206-226.

45. Carrasco P. Los linajes nobles de Mexico antiguo // La estratificacion social en la Meso America prehispanica. Mexico, 1976. P. 13-27.

46. Carrasco P. La sociedad mexicana antes de la conquista // Historia general de Мёхюо. T.l, Mexico, 1981.

47. Carrera Stampa M. Los gremios de Nueva Espana: la organization gremial en Nueva Espana 1521-1861. Mexico, 1954.

48. Cartas de religiosos de Nueva Espana 1539-1594// Nueva coleccion de documentos para historia de Mexico publ. Por J. Garcia Icazbalceta T.2. Mexico, 1941.

49. Caso A. El pueblo del Sol. Mexico, 1985.209

50. Chance J. К. The barrios of colonial Tecali : Patronage, kinship, and territorial relations in a Central Mexican comminity // Ethnology. 1996. Vol.35, N.2.Pp. 107139.

51. Chavero A. Historia antigua у de la conquista. // Мёхюо a traves de los siglos. T.l, Mexico, 1887.

52. Chevalier F. Land and society in colonial Mexico: the Great hacienda. Berkeley, 1962.

53. Chimapahin Quahtlehuanitzin A. D. de San Anton Munon Octavo relation. Mexico, 1983.

54. Clavijero F. X. Historia antigua de Mexico. Mexico, t.l, 1917.

55. Cline S. L. Colonial Culhuacan 1580-1600. Albuquerque, 1986.

56. Codex Vaticanus 3738 A (Rios) //Antiquties of Mexico. Vol.2. L., 1832

57. Codex Vaticanus 3738 A (Rios). Commentary // Antiquities of Мёхюо. Vol. 6. L., 1836.

58. Codice Franciscano siglo XVI: Informe de la provincia de Santo Evangelio al visitador lie. Juan de Ovando. Nueva coleccion de documentos para historia de Mexico. Mexico, 1941.

59. Codice Ramirez // Cronica Mexicana, escrita por Hernando Alvarado Tezozomoc. у precedida por Codice Ramirez, el manuscrito del siglo 16. Mexico, 1975. P. 68- 120.

60. Coleccion de Mendoza // Antiquities of Мёхюо. Vol.1. L., 1830.

61. Coleccion de Mendoza. Commentary to Part.3 // Antiquities of Mexico. Vol.5. L., 1835.

62. Cook S.F., Borah W. Indian Population of Central Mexico 1531-1610//Ibero-Americana 1960. V.44.

63. Cope R. D. The limits of racial domination: plebeian society in colonial Mexico City, 1660-1720. Mexico, 1994.

64. Corona Sanchez A. La estraficacion social en Acolhuacan// La estraficacion social en la Mesoamerica prehispanica. Мёхюо, 1976. pp. 95-163.

65. Davilla Garibi J. I. La escritura del idioma nahuatl а й'ауёэ de los siglos. Mexico, 1948.

66. Diaz del Castillo B. Historia verdadera de la conquista de la Nueva Espana. Barcelona, 1975.210

67. Dougnac Rodriguez A. Manual de historia del derecho indiano. Mexico, 1994.

68. Dyckherhoff U. Estraficacion social de Huetxotzinco// La estratificacion social en la Mesoamerica prehispanica. Mdxico, 1976, Pp. 163-172.

69. Duran D. Historia de las Indias de Nueva Espana e Islas de Tierra Firme. T.l-2. Mexico, 1967.

70. Eisenstadt S. N. From generation to generation. Glenkoe, 1956.

71. El Conquistador Anonimo. Relacion de algunas cosas de Nueva Espana у de gran ciudad Temistitan. // Coleccion de documentos para historia de Mexico publ. por J. Garcia Icazbalceta. T.l. Mexico, 1858. Pp.360- 378.

72. Escalante Gonzalbo P. Callpulli: etica у parentesco// Historia de familia. Mexico, 1993. Pp.95-106.

73. Evans-Prichard E. E. The Nuers. A description of the modes of livehood and political institutions of a Nilotic people. Oxford, 1946.

74. Fernandez de Recas G. S, Cacicazgos у nobilario indigena de la Nueva Espana. Mexico, 1961.

75. Foner N. Ages in conflict: A cross-cultural perspective on inequality between old and young. N.Y., 1984.

76. Fortes M. Age, generation and. social structure// Age and anthropological theory L., 1984. P.101-165.

77. Gardner B. A. The Structural and semantic Analysis of classical nahuatl kinship terminology// ECN. 1982. Vol. 12. N.3 P. 89-124.

78. Garibay A. M. K. Veinte himnos sacros de los nahuas. // Informantes de Sahagun. Fac.2. Mexico, 1958.

79. Gibson C. Aztecs under Spanish rule. A history of the Indians of the Valley of Mexico 1519-1810. Stanford, 1964.

80. Gibson C. Tlaxcala in the sixteenth century. New Heaven, Oxford, L., 1952.

81. Gomez de Cervantes G. La vida economica у social de Nueva Espana al finalizar el siglo XVI. Мёхюо, 1944.

82. Gonzalbo Aizpuru P. Historia de la educacion en la epoca colonial: El mundo indigena// Serie historia de la educacion. T.l. Mexico, 2000.

83. Gonzalbo Aizpuru P. Las mujeres en Nueva Espana. Educacion у vida cotidiana. Mexico, 1987.

84. Gulliver P.H. Age differentiation // IESS. 1968. Vol.1. N.Y., P. 156-162.211

85. Hellbom A.B. La participation cultural de las mujeres. Indias у mestizas en el Mexico precortesiano у posrevolucionario. // The Ethnographical museum monograph series. 1967. N. 10. Stockholm,

86. Herrera у Tordesillas A. Historia general de los hechos de los castellanos en las Islas у Tierra Firme del Mar-Oceano. T.l. Madrid, 1601.

87. Hicks F. Mayeque у calpuleque en el sistema de clases de Mexico antiguo // La estratificacion social en la Mesoamerica prehispanica. Mexico, 1976. P.67-78.

88. Hvidfelt A. Teotl and ixiptlali. Some central conceptions in ancient Mexican religion. Copenhagen, 1953.

89. Ixtlilxochitl F. de Alva Historia chichimeka // Obras historicas. T.l. Mexico, 1892.352 р.

90. Katz F. Die sozialokonomischen Verhaltnisse bei den Azteken im 15. und 16. Jahrhundert. // Ethographische-Archaologische Forschungen. N.2.Teil. 2. Berlin, 1956.166 s.

91. Kaufmann T. Areal linguistics and Middle America // Native Languages of America T.2. N.Y., L., Pp.63-89.

92. Kellog S. The woman's room: Some aspects of gender relations in Tenochtitlan in the Late Prehispanic period// Ethnohistory. 1995. Vol.42. N.4. P.563-577.

93. La Fontaine J. S. Introduction // Sex and age as principles of social differentiation. L., N Y., 1979. P.3-22.

94. Las Casas B. de De historia apologetica // Los indios de Мёхюо у de Nueva Espana. Antologia. Mexico, 1946. P. 50-227.

95. Lavrin A. In search of the colonial woman in Mexico the 17th and 18th centuries// LatinAmerican Women. Westpoint, L., Pp.23-59.

96. Leon-Portilla M. La institution cultural de comercio prehispanico // ECN. 1962. Vol.3. N.12. P.36-51.

97. Liss P.K. Mexico under Spain 1521- 1556. Society and the origins of nationality. Chicago, L., 1975.

98. Lockhart J. The Nahuas after the Conquest: A social and cultural history of the Indians of Central Mexico 16th throughl 8th centuries. Stanford, 1992.

99. Lockhart J. Nahuas and Spaniards: Postconquest Central Mexican History and Philology// UCLA, Nahuatl Studies Series N.3. Los Angeles, Berkeley, 1991.212

100. Lopez Austin A. Cuerpo humano e ideologia: las concepciones de antiguos nahuasT. 1-2. Mexico, 1984-1985.

101. Lopez de Gomara F. Cronica general de las Indias // Biblioteca de autores espanoles. T.22. Madrid, 1852. P.5-452.

102. Lowie R. H. Indians of Plains// Anthropological Handbook publ. For AMNH N.I.N. Y., 1953.

103. Marcus J. Mesoamerican writing systems. Propaganda, myth and history in four ancient civilizations. Princeton, 1992.

104. Matricula de Huexotzinco (Ms. Мех. 387 der Bibliotheque Nacional de Paris) ed.Prem H.J. Graz, 1974.

105. McKeever Furst. J. L. The Natural history of the soul in Ancient Mexico. New Heaven, L., 1995.

106. Mendieta J. Historia eclesiastica indiana. Mexico, 1870.

107. Miller W. Uto-Aztecan cognate sets // Univ. of California publications in linguistics. Vol.48 Berkeley, 1968. 83p.

108. Morgan Ancient society N.Y., 1877.

109. Molina A. Confesionario mayor de la lengua mexicana у castellana. Mexico, 1984.1 lO.Molina A. Vocabulario castellano-narhuatl у nahuatl-castellano. Mexico, 1966. 111 .Monzon A. El calpulli en la organization social de los Tenochka. Mexico, 1949.

110. Motolinia Т. B. Historia de los Indios de Nueva Espana // Coleccion de documentos para historia de Mexico publ. por J. Garcia Icazbalceta, T.l. Mexico, 1858. P.l 1-253.

111. Motolinia Т. B. Memoriales // Biblioteca de autores espanoles T.240. Madrid, 1970.

112. Munoz Camargo D. Historia de Tlaxcala. Mexico, 1948.

113. Nash J. Aztecs and ideology of male dominance // Signs, 1976. №4. Pp.349362.

114. Nutini H.G., Bell. B. Ritual kinship: the Structure and historical development of compadrazgo system in rural Tlaxcala V. 1. Princeton, 1986.213

115. Offner J.A. Household organization in the Texcoco hinterland:The evidence in the Codex Vergara// Explorations in Ethnohistory. Indians of Central Mexico in the 16th Century. Albuquerque, 1984. Pp. 127-142.

116. Orozco у Berra M. Historia antigua у de la Conquista de Mexico. T.2, Mexico, 1978.

117. Orozco у Berra M. Historia de la domination espanola en Mexico.T.l, Mexico, 1947.

118. Padrones de Tlaxcala del siglo XVI у padron de nobles de Ocotelulco. Mexico, 1987. ed. Rojas T (coord.), Camacho A. , Angiano M. Chapa M.

119. Palafox у Mendoza J. De virtud del indio. Mexico, 1947.

120. Pomar J. B. Relation de Texcoco // Nueva coleccion de documentos publ. por J. Garcia Icazbalceta Mexico, 1891. T.3. Pp.3-64.

121. Prescott W.H. The History of the Conquest "of Mexico with a preliminary view of the Ancient Mexican civilization and the life of conqueror Hernando Cortes. Т. 1, Paris, 1844.

122. Puga V. de Provisiones, cedulas, instrucciones para el gobierno de Nueva Espana. Madrid, 1945.

123. Quezada N. Sexualidad, amor у erotismo. Mexico Prehispanico у Mexico Colonial. Мёхюо, 2002

124. Radcliff-Brown A. R. Age organization terminology // Man, 1929. Vol.29. N13. P.21.

125. Rammov H. Verwandschaftsbezeinungen in klassiscnen Aztekisnen. Hamburg, 1964.

126. Recopilacion de las leyes de los reynos de los indios. T.l-4. Madrid, 1973.

127. Relaciones geograficas del siglo XVI: Mexico t.1-2. Mexico, 1986.

128. Rubin G. The Traffic of women: Notes on "political economy" of sex//- Toward an anthropology of women N.Y., 1975. Pp.6-32.

129. Ruiz de Alarcon H. Tratado de las idolatrarias, superstiones, dioses, ritos, hechicerias у otras costumbres gentilicas de las razas aborigenes de Mexico. Mexico, 1952.

130. Sahagun B. Codice Florentino. El manuscrito 218-20 de la coleccion palatina de la Biblioteca Medicea Laurenziuna ( ed. en facsimile). T.1-2. Mexico, 1979.214

131. Sahagun В. Florentine Codex. The General History of Things of New Spain //Monographs of the American research school. N-.14.Books 3, 6, 8-10. 19561969.

132. Sahagun B. Historia universal de las cosas de Nueva Espana. // Antiquities of Mexico. 1837. Vol.7. L.,

133. Schurtz H. Alterclassen und Mannerbunde. Berlin, 1902.

134. Serna J. Manual de ministros de los indios para el conocimiento de sus idolatrias у extirpation de ellas. Mexico, 1953.

135. Simeon R. Diccionario de la lengua nahuatl о mexicano. Mexico, 1997.

136. Simpson L. B. The encomienda in New Spain. The Beginning of Spanish Mexico. Berkeley, Los Angeles. 1982.

137. Soustelle J. Daily Life of Aztecs on the eve of Spanish Conquest. N Y., 1968. 319 p.

138. Steele S. Uto-Aztecan: An assessment for historical and comparative linguistics. N.Y., 1982.

139. Stewart F. H. Fundamentals of the Age Group System. N.Y., San Francisco, L, 1977.

140. Sullivan Т., Dakin K.Dialectologia nahuatl de los siglos XVI у XVII // Mesa Redonda, Saltillo Coah 1979. Pp.291-299.

141. Sullivan T. Documentos tlaxcaltecas del siglo XVI. Mexico, 1987.

142. Torquemada J. Monarquia indiana. T.2. Mexico, 1986. 623 p.

143. Tostado Gutierrez M. El album de la mujer: Antologia ilustrada de las mexicanas. V. 2. Epoca colonial. Mexico, 1991.

144. Tschohl P. Inhalt und Schema eines verlorenen Codice Matricula de Tetzcoco nach den Lesungen Motolinia '"Memoriales" und " Anales de Cuahtitilan" // Ibero-Amerikanisches Archiv. 1996. Jahgang22. N.3-4. S.292

145. Urbano A. Arte breve de la lengua otomi у diccionario trilingiie castellano-mexicano-otomi. Mexico, 1990.215

146. Valentine С. A. Masks and men in Melanesian society. The Valuku of To-buan and Lakalai of New Britain.

147. Van Gennep. A. Rites of passage. Chikago, 1984. '

148. Van Zantwijk R. The Aztec arrangement: the Social history of Pre-Spanish Mexico. Norman, 1985.

149. Van Zantwijk R. Los seis barrios sirvientes de Huitzilopochtli// ECN 1966. V 6. pp. 177-187.

150. Viseo J. B. Huehuetlatolli: Testimonios de la antigua palabra. Mexico, 1991.

151. Webster H. Primitive Secret Societies. N.Y., 1932.

152. Zorita A. Breve у sumario relation sobre senores de Nueva Espana// Nueva coleccion de documentos Pub. por J. Garcia Icazbalceta Mexico, 1891, t.3, P.65-195.

153. Zorita A. Life and Labor in Ancient Mexico. (The Brief and Summary Relation of the Lords of New Spain). New Brunswick, 1963.216

154. Список библиографических сокращенийсб. МАЭ — Сборник Музея антропологии и этнографии им.

155. UCLA —University Latin American Center ( of the University of California)217