автореферат диссертации по искусствоведению, специальность ВАК РФ 17.00.03
диссертация на тему: Кино Ирана: ведущие тенденции 1950-х-2000-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Кино Ирана: ведущие тенденции 1950-х-2000-х годов"

ВСЕРОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КИНЕМАТОГРАФИИ имени С.А. ГЕРАСИМОВА

На правах рукописи УДК 791.43.03 (55) (091)<19> ББК 85.373 (3) Л 793

Лоскутова Наталья Геннадьевна

КИНО ИРАНА: ВЕДУЩИЕ ТЕНДЕНЦИИ 1950-х-2000-х годов

Специальность 17.00.03 -"Кино-, теле- и другие экранные искусства"

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата искусствоведения

□□3453328

Москва, 2008 г.

Г-

V

003453328

Работа выполнена на кафедре киноведения Всероссийского государственного университета кинематографии имени С.А. Герасимова Министерства культуры РФ

Научный руководитель: доктор искусствоведения, профессор В.А. Утилов

Официальные оппоненты:

доктор искусствоведения, профессор И. А. Звегинцева кандидат искусствоведения Н.М. Суменов

Ведущая организация - Государственный институт искусствознания (г. Москва)

Защита состоится « ¡4»2008 г. в * ^ часов на заседании диссертационного совета Д 210.023.01 при Всероссийском государственном университете кинематографии имени С.А. Герасимова

Адрес: 129226, Москва, ул. Вильгельма Пика, 3, ВГИК

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке университета.

Отзывы просим присылать по адресу: 129226, Москва, ул. Вильгельма Пика, 3,

ВГИК, Учебный отдел

Автореферат разослан « № » 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета-

кандидат искусствоведения, доцент ^ 7 Т.В. Яковлева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования

В 1963 году, спустя несколько месяцев после благополучного разрешения Карибского кризиса, президент США Джон Ф.Кеннеди сформулировал одну из самых сложных проблем, встающих перед политическим руководством любой страны - выход из кризисных ситуаций приходится искать на стыке взаимоисключающих решений. Эту формулу Кеннеди оспорить трудно, особенно сегодня — экономические, политические и культурные процессы наших дней не просто диалектически противоречивы, их развитие очень часто можно сравнить с встречным движением. Драматические отношения между Западом и Востоком, между миром ислама и христианской цивилизацией сегодня занимают не только политических, финансовых и религиозных лидеров Европы, Америки и Азии. От характера этих отношений, от умения и способности человечества преодолеть как будто бы непреодолимую пропасть, во многом зависит ближайшее будущее планеты. В конце ХЕК века формула Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись» выражала высокомерный взгляд колонизаторов на мировосприятие, жизненный уклад и культурную традицию народов Востока. Сегодня уже с Востока порой раздаются фанатичные голоса крайних критиков западной цивилизации, которые считают противоречия между Востоком и Западом тотальными и непреодолимыми и готовы поставить крест на истории западной цивилизации как таковой.

Характерно, что противостояние Востока и Запада, жесткое противопоставление западной и восточной традиции миропонимания, образа жизни, концепции человека и культуры в целом приобретает особую остроту как раз в конце XX века, с наступлением так называемой эры глобализации, под которой часто понимают всемирное утверждение

американской цивилизационной модели. Не секрет, что по многим параметрам и в силу многих причин эта модель не может не вызывать сопротивления в развивающихся странах Африки, Азии и Латинской Америки. Закономерно,что сопротивление процессам глобализации растет пропорционально все нарастающим тенденциям к ее насильственному внедрению. Данная ситуация в конечном счете взрывоопасна, и поэтому такое значение приобретает вопрос об общечеловеческих корнях мировой цивилизации, о том, что не разъединяет, а сближает Запад и Восток.

Как во все времена, именно культура и искусство оказываются территорией, на которой общечеловеческие ценности приобретают гораздо большее значение, нежели различия и разногласия. С этой точки зрения актуальность темы данной диссертации, рассматривающей историю и эволюцию иранского кинематографа в XX веке очевидна и не подлежит сомнению.

Не менее актуально и обращение именно к кинематографу Ирана: во-первых, ни на один другой вид искусства не оказывали такое влияние политика иранских правителей и разительные перемены в жизни страны.

Во-вторых, признанный и объективно оцененный мировой кинообщественностью взлет иранского кинематографа в конце XX века совпадает по времени с бурными событиями в жизни страны и с переходом власти к религиозным лидерам, чья позиция в вопросах искусства, казалось бы, не предвещает ничего продуктивного для будущего развития традиционно слабой кинематографии.

В-третьих, как история иранского кино, так и его лучшие произведения позволяют тщательно рассмотреть проблему влияния на мастеров иранского экрана мирового кинопроцесса, наиболее значительных мастеров американского, европейского и нашего, отечественного кинематографа.

Наконец, именно анализ лучших образцов иранской «новой волны» дает материал для серьезного киноведческого анализа и ответа на вопрос -явился ли новый иранский кинематограф обособленным феноменом, опирающимся на одни лишь традиции исламской культуры, или он все же ассимилировал опыт ведущих мастеров мирового кино — как в области содержания, взгляда на мир и человека, так и в области изобразительной формы.

Все вышесказанное позволяет диссертанту быть уверенным в актуальности выбранной темы и искусствоведческого ракурса.

Степень исследованности проблемы и ее документальные источники.

История развития и проблематика иранского кинематографа долгое время оставались «белым пятном» в отечественном киноведении. Классики западного киноведения Жорж Садуль и Ежи Теплиц обходят молчанием кинематограф Ирана по той простой причине, что на момент выхода их трудов этого кинематографа фактически не существовало. Не представляло собой интереса для серьезного исследователя и ориентированное на американскую модель иранское кино шахского периода (имеется в виду правление шаха Мохаммада Резы Пехлеви). Вполне закономерно, история иранского кино до Исламской революции в годы правления имама Хомейни могла оцениваться исключительно негативно. Первые исследования, связанные с историей иранского кино появились в Иране лишь в конце 1980-х годов (Дж. Омид, М.Мехраби). Только в конце 1990-х - начале 2000-х годов выходят книги, охватывающие более широкую панораму — кино в годы усиления фундаментализма (1979-1985), и фестивальный бум (1990-е годы). С международным признанием иранской «новой волны» связаны статьи критиков X. Нафиси, Г. Чешира, Д.Уолша, М.Шатерниковой, Х.Дабаши, М.Хошхерэ, П.Риста и др., опубликованные в

журналах "Cineaste", "Film Comment", «Film Quarterly», а также в других зарубежных периодических изданиях и сборниках.

Интерес мировой кинокритики к иранскому кинематографу в 1990-х годах не обошел стороной и Россию. С конца 1990-х годов в Доме кино и Музее кино устраиваются ретроспективы иранских фильмов, как правило, предоставленных государственным кинофондом «Фараби» при содействии Культурного представительства Исламской республики Иран в Москве.

Среди публикаций в отечественной прессе и профессиональных изданиях можно отметить статьи А. Шахова и А. Плахова, однако они чаще всего посвящены отдельным работам наиболее значительных режиссеров иранской «новой волны» 1990-х годов и не могут заменить собой целенаправленного и всестороннего анализа феномена и, тем более, полноценной истории иранского кино в целом.

Современные иранские материалы, связанные с историей и теорией кино и с развитием национального киноискусства, носят слишком общий характер, откровенно апологетичны по содержанию и избегают профессионального киноведческого анализа, что делает выводы и обобщения авторов крайне субъективными.

Цель исследования:

1. Рассмотреть процесс эволюции иранского кинематографа в контексте социально-культурного развития иранского общества.

2. Определить и обосновать специфические национальные особенности иранского кинематографа на материале анализа наиболее значительных произведений иранских кинорежиссеров.

3. Установить, в какой степени преобладающее влияние религии ислама в иранском кинематографе конца XX века сочеталось с ассимиляцией стилистических поисков мирового кинематографа и с обращением к общечеловеческим ценностям.

Объект исследования

1. Эстетические, религиозно-философские и социальные концепции иранского кинематографа.

2. Ведущие жанры современного иранского кино.

3. Творчество мастеров «новой волны» 1990-х годов и их связь с современным мировым кинопроцессом.

Методология и методы исследования

В основе исследования - проблемный и системно-аналитический подходы. В своем исследовании диссертант использовал сочетание историко-киноведческого и культурно-эстетического анализа, сопоставление систем морально-этических ценностей ислама и христианства.

Научная новизна диссертации

Научная новизна диссертации определяется пониманием истории искусства как истории отражения социальных и моральных перемен в ходе развития современной цивилизации. Фактически впервые анализ эволюции киноискусства в одной из исламских стран впрямую связан с исследованием влияния религиозной доктрины на характер и формы отражения жизни на экране. Как сказано выше, совремешше исламские источники ограничиваются общими тезисами о преимуществах исламского искусства над западным, но не пользуются конкретным анализом содержания и языка кинопроизведений. Лишь в самом общем виде (и чаще всего в негативном ключе) рассматривают влияние ислама на кино

западные искусствоведы. Диссертант не только обобщает немногие

ч

попытки обрисовать раннюю историю иранского кинематографа и его развитие в годы правления шаха Мохаммада Резы Пехлеви, но и обращается к эстетическому анализу работ иранских мастеров 1970-х —

1990-х годов (вплоть до самых последних), в попытке проследить, как национальная культурная традиция и специфика мировосприятия соединяются с использованием изощренной стилистики и образности мирового кинематографа конца XX века.

Анализируя основные эстетические модели мира и человека, сложившиеся в иранском кинематографе в период становления новой общественно-социальной модели - исламистского государства, -диссертант впервые в киноведении предоставляет достаточно объемный и достоверный (во всех своих противоречиях) образ эпохи, типа мышления и искусства, которым без сомнения принадлежит серьезная роль в развитии цивилизации XXI века. Подобный подход дает возможность трезво и объективно оценить особенности иранского кинематографа наших дней и объяснить причины его неожиданного успеха на Западе.

Практическая значимость исследования определяется обращением к фактически неисследованному кинематографу, классификацией и обобщением малоизвестного на Западе и в нашей стране материала. Смена политического режима в Иране после,свержения шаха ознаменовалась почти полным уничтожением экранного наследия эпохи Пехлеви. Точно так же недоступны многие картины, снятые до 1945 года. Недоступны (в силу своего откровенно пропагандистского характера) фильмы первых лет исламской революции). Профессиональные киноведы, обратившие внимание на феномен иранского кино, публикуют лишь краткие обзоры или анализы отдельных, наиболее заметных картин, представленных на международных фестивалях. Целостной картины истории иранского кинематмрафа, в том числе и истории последних, наиболее интересных десятилетий, не найти ни любителю кино, ни студенту киновуза, ни специалисту. Диссертация стала первой попыткой исключить это «белое пятно» с кинематографической карты мира.

Систематизированный, обширный фильмографический материал позволил впервые в отечественном киноведении представить практически полную фильмографию иранских игровых лент, начиная с 1930 года, в приложении.

Проведенное научное исследование может послужить основой спецсеминара по истории ближневосточного и специально - иранского -кинематографа, а также использоваться в качестве учебно-методического пособия по курсу «история зарубежного кино».

Положения, выносимые на защиту

• Лучшие фильмы 1990-х годов выразили попытку мастеров иранского кино переосмыслить и гуманизировать картину мира, отношений природы, общества и человека, которая казалась неколебимо привязанной к жесткой фундаменталистской концепции культуры и искусства.

• Мастера иранской «новой волны» 1990-х годов усвоили и творчески переосмыслили достижения мирового кинематографа, обогатив их не только национальным колоритом, богатством живописной пластичности, но и своеобразием менталитета, восприятия переломной эпохи.

• Мастера иранского кино стремятся переосмыслить и использовать новаторские поиски европейского кинематографа (неореализм, французская «новая волна»), современный язык экрана.

• Женская проблематика в кино Ирана 1990-х годов стала эпицентром выражения серьезного разрыва между идеологами исламской революции и либерально настроенной интеллигенцией. Кинофильмы о положении женщины в современном Иране позволили достоверно и драматически выразить все более острые социальные противоречия и напряжение в обществе. Вместе с тем, фильмы этого направления

свидетельствуют о верности национальной традиции в искусстве (живописность и метафоричность изображения, сочетание элементов притчи с репортажностью).

• В сфере детского кинематографа постановка и решение социальных противоречий носят несколько упрощенный, «очищенный» от сложного комплекса философских, политических, религиозных, а также психологических факторов, характер. Образно говоря, происходит своеобразное «осветление» жизни и «выпрямление» путей разрешения трудностей и конфликтов.

Апробация работы

Представленный к защите текст дополнен и отредактирован в соответствии с общими требованиями, предъявляемыми к диссертационным исследованиям. Диссертация обсуждалась на расширенном заседании кафедры киноведения, в Ученом и Диссертационном советах ВГИК.

Структура диссертации

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии и фильмографии.

СОДЕРЖАНИЕ И ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ.

Во введении обосновывается выбор темы, определяются главные направления исследования.

В I главе «Иранское кино — светская власть — ислам»

анализируется кинематограф Ирана с 1900 по 1989 год, исследуются причины позднего становления национального кинематографа.

Несмотря на то, что отечественный Кинословарь датирует начало иранского кино 1930 годом, когда появился первый игровой фильм

собственного производства «Аби и Раби», а иранские киноведы исчисляют его хронологию с первой киносъемки (1900 г.), нам представляется, что подлинно национальный кинематограф сложился лишь в конце 1960-х годов. Поздний старт объясняется комплексом причин, и прежде всего -это крайне драматичная политическая история Ирана в XX веке, специфическая атмосфера сосуществования и борьбы светской и религиозной власти и специфика развития искусства и культуры в условиях господства ислама.

Как нам кажется, исторически достоверная и научно обоснованная периодизация истории иранского кино выглядит следующим образом:

1. Предыстория (1900 - 1929)

2. Первые шаги (1930 - 1947)

3. «Шахский» кинематограф (1948-1978)

4. Кино Исламской революции (1979 - 1989)

5. Современный иранский кинематограф: 1990-е годы

В «Предыстории» рассказывается о налаживании механизма кинопроката и развитии сети кинотеатров. В «Первых шагах» исследуется становление кинопроизводства в Иране, которое связано с деятельностью режиссеров Ованеса Оганянца, Эбрагима Моради, Ардешира Ирани и Абдулы Сепенты. В общей сложности ими было снято всего 9 фильмов, но уже на первых порах определились истоки иранского кинематографа -классическая национальная литература и фольклор, влияние индийского кино. «Шахский кинематограф» в годы правления Мохаммада Резы Пехлеви, как правило, ориентируется на западные эталоны энтертейнмента, и только в течение короткого периода (1969-1974) резкое обострение противоречий между светской и религиозной властью, недовольство интеллигенции проамериканской ориентацией шахского режима и подавлением всякого протеста, неприятие массами прозападных реформ приводят к возникновению первой «новой волны», апогеем которой

становится фильм Д. Мехрджуи «Корова» (1969), ставший подлинным открытием кинофестиваля в Венеции в 1971 году.

В фильмах «новой волны» появился герой нового типа - простой иранец из глубинки, преимущественно работающий на земле. Первые и самые значимые фильмы «новой волны» («Корова» Д. Мехрджуи и «Цезарь» А. Кимиаи, оба 1969 г.) в корне изменили представление о роли режиссера и о месте кинематографа в контексте культуры. Режиссер теперь стал «автором», а кино стало считаться таким же видом искусства как литература, поэзия и театр. Ведущие прозаики того времени пробовали себя в роли сценаристов и режиссеров. Внутри страны новые тенденции в политике и культуре способствовали укреплению позиций «авторского кино». ^

Успех «новой волны» в Венеции нельзя объяснить одним лишь желанием жюри ликвидировать еще одно «белое пятно» на кинематографической карте мира. «Корова» - это значительное произведение, поражающее, прежде всего, своим материалом, жестокой достоверностью атмосферы действия, фотографической точностью деталей и быта иранской деревни, а также — парадоксальным сочетанием эстетики «перенесения» с обобщенностью притчи, натурализма деталей - с их символикой. Фильм Мехрджуи развивает европейскую традицию на ином материале, в иных национальных, социальных и моральных координатах, в силу чего корневые связи с мировым кинематографическим наследием уходят на второй, дальний план. Однако в своем интервью режиссер подчеркивал огромное влияние, которое оказали на него неореализм и фильмы С. Эйзенштейна, а так же немые шедевры Д.У. Гриффита. При этом он не скрывал, что это влияние касается не столько формы, сколько социальной направленности кинематографа, его диалога с массовым зрителем.

Фильмы Д. Мехрджуи, поставленные до Исламской революции 1979 года, доказывают, что появление «нового иранского кино» в 1990-х годах оказалось возможным благодаря соединению традиционного иранского видения мира и европейской кинематографической традиции, которую молодые иранские кинематографисты переосмыслили и поставили на службу собственному искусству. Уже в предреволюционное время заявила о себе тенденция к сочетанию западных и исламских представлений о гуманности, об общечеловеческих ценностях. Таким образом, «новое национальное иранское кино», о котором в 1990-х годах заговорил весь мир, начало формироваться, по меньшей мере, за 10 лет до Исламской революции. Уже тогда иранский кинематограф обратился к национальной проблематике и к поискам соответствующей изобразительной формы.

После революции 1979 года к власти в Иране пришло наиболее радикальное крыло религиозной оппозиции. Кино, как атрибут западной цивилизации, было объявлено вредным для народа. Только в 1979 году по всей стране было закрыто, перепрофилировано или сожжено 180 кинотеатров. В июле того же года власти ввели жестокую цензуру на импортную продукцию. С 1979 по 1982 год государственными цензорами было просмотрено 898 зарубежных фильмов, 513-ти из которых было отказано в выдаче прокатного удостоверения. В начале 1980-х годов из всех фильмов, включая зарубежные, были вырезаны сцены, в которых участвовали женщины с непокрытой головой. Когда стало понятно, что подобная цензура нарушает ход повествования, стали маркером «закрашивать» части женской фигуры и рисовать чадру.

Со времеггем шиитские власти стали осознавать общественную значимость кинематографа и решили сделать его проводником новой идеологии. В новой духовной атмосфере решительно изменился вектор развития киноискусства — теперь ему приходилось ориентироваться на противоположную светской концепцию мироздания, на предопределенную

исламом картину мира. Цензура установила один главный императив для кинематографа — нравственный; Прежде всего, цензорская комиссия оценивала соответствие фильмов критериям «скромного поведения» на экране, требующим от женщин ношения чадры, закрывающей их от глаз не только партнеров по съемкам, но и зрительской аудитории мужского пола. Нет данных о том, что режиссерам искусственно навязывались религиозные и революционные темы, но фактический материал дает ясное представление, что с 1979 по 1985 в репертуаре преобладали агитки и фильмы, дискредитирующие шахский режим.

Итоги вмешательства властей в кинемапмраф оказались плачевными. В 1985 году журнал «Махнамэ-йе синема-йе фильм» опубликовал рейтинга иранских фильмов за первые 6 месяцев того же года: в категорию «хороший фильм» не попала ни одна картина; «выше среднего» оказался 1 фильм; «посредственными» были признаны 22 фильма; «плохими» - 57; «очень плохими» — 35.

Кинематограф Ирана 1979-1985 годов неизбежно столкнулся с проблемой творческих кадров. Режиссеры «новой волны» либо покинули страну, либо не работали в кинематографе, а режиссеры исламского периода (М. Махмальбаф, М. Маджиди и др.) еще не обрели достаточно опыта.

В 1985 году произошли существенные перемены в государственной политике по отношению к кинематографии. Их суммировал в Меджлисе министр культуры М. Хатами (занимавший в последствии пост президента страны в 1997-2005): «Я считаю, что кинотеатр - это не мечеть... Если мы лишим кинематограф его главной цели - развлекать и просвещать людей, у нас не будет кино... Если мы преобразим кино так, что, входя в кинотеатр, человек будет чувствовать, что ему что-то навязывают,... мы

получим ущербное общество»1. Таким образом, официальная точка зрения претерпела серьезные изменения по сравнению с фундаментализмом первых лет Исламской революции.

Либерализация фундаменталистского «кодекса» в кино объяснялась двумя основными причинами: во-первых, власти были убеждены, что исламские ценности прочно укоренились в сознании людей, во-вторых, правительство решило предоставить больше свободы творчества в надежде на улучшение качества фильмов, разнообразие затрагиваемых тем и улучшение своего имиджа на Западе.

Ощутимое смягчение цензуры и изнуряющая война, оказавшая огромное влияние на мировоззрение иранцев, привели к расширению жанрового диапазона репертуара. Помимо апиток появились приключенческие и военные фильмы, комедии, семейные драмы. Кино начало отражать проблемы, волновавшие иранское общество.

Таким образом, за время своего существования исламский режим продемонстрировал как существенные перегибы (1979-1985), так и неожиданную гибкость и способность учиться на собственных ошибках. Это говорит об эволюции как самого режима фундаменталистов и их культурной политики, так и об эволюции отношения кинематографистов к политической идеологии в стране.

Во II главе «Концепция человека в иранском кино 1990-х годов»

выявляются специфические особенности «новой «новой волны», определившие ее художественное своеобразие, объясняются причины успеха иранского кинематографа на международных кинофестивалях, анализируется иранская поэтико-философская притча, в которой раскрывается глубина взгляда на мироздание, многообразие жанровых

1 The New Iranian Cinema: Politics, Representation and Identity. I.B. Tauns Publishers London, New York, 2004, p. 49

построений, метафорическая насыщенность изобразительных решений и внутреннее преодоление табу кульминационного периода Исламской революции. Как видно из названия главы, она посвящена отражению в иранском кинематографе глубоких философских проблем - жизни и смерти, ценности жизни, гармонии человека с природой, обществом и самим собой.

В 1991-2004 годах, 24 иранских кинофильма получили самые высокие награды авторитетных международных кинофестивалей в Каннах, Венеции, Сан Себастьяне, Локарно, Монреале, Карловых Варах, Стамбуле, Вальядолиде, Сан-Паулу, Токио, Салониках, Мюнхене, Москве и Торонто. Особого признания заслужили «Под оливами», «Вкус вишни» и «Нас унесет ветер» А. Киаростами; «Габбех», «Тишина» и «Кандагар» М.Махмальбафа; «Отец» и «Дети небес» М. Маджиди; «Под кожей города» Р. Бани-Этемад и «Багровое золото» Дж. Панахи.

Успех кино Ирана на зарубежных фестивалях имел огромное значение не только для отрасли, но и для страны в целом. Во-первых, международное признание иранских фильмов 1990-х годов и порожденное им ощущение гуманизации культурной атмосферы в Иране способствовали улучшению имиджа страны, что отвечало политическим интересам государства. Во-вторых, фестивали открывали иранским режиссерам доступ на международный рынок, и это давало им возможность рассчитывать на мировой прокат и найти средства для производства следующих картин. Сотрудничество оказалось продуктивным и для европейской стороны: денег, которые компания МК2 вложила в легендарный «Габбех» М. Махмальбафа (1996), хватило бы на производство лишь 15-ти минутного ролика во Франции, а в итоге МК2 получила права проката на полнометражный фильм, который с триумфом прошел по мировым экранам.

Разумеется, самую важную роль в триумфе нового иранского кино сыграла идейно-эстетическая позиция самих кинематографистов. Постепенно к работе вернулись режиссеры первой «новой волны» -Д.Мехрджуи, Б.Бейзаи, А.Надери, А.Киаростами, одновременно формировался и набирал силу «клан» новых режиссеров - М.Махмальбаф, М.Маджиди, М. Хатамикия, Р.Бани-Этемад. Режиссеры «новой «новой волны» продемонстрировали завидную настойчивость и научились проводить свои эстетические идеи в условиях очень жестких ограничений. Обращаясь к изображению войны, повседневной жизни города или полуфеодальной деревни, мастера иранского кинематографа смогли раскрыть темы, конфликты, характеры, не противоречащие основным принципам ислама и в то же время совпадающие с общечеловеческими идеалами.

В то время, как кинематограф шахского периода (до 1979 г.) ориентировался на американский опыт и жанровую сетку Голливуда, а также на традиции индийского кинематографа, иранское кино 1990-х годов определило новые жанровые приоритеты - поэтический фильм-притча, социальная драма (здесь наибольший интерес представляют картины на женскую тему) и детский фильм, адресованный как детям, так и взрослым и оказавшийся наиболее подходящим плацдармом для постановки морально-этических проблем.

Анализ наиболее значительных иранских фильмов конца XX века позволяет выделить специфические особенности «новой «новой волны», определившие ее художественное своеобразие. На наш взгляд, эти особенности можно определить как:

1. Стремление к философско-поэтическому обобщению смысла бытия и логики мироздания на внешне элементарных, «первобытно» вечных конфликтах, ситуациях и персонажах, что вносит в сюжет элементы

притчи или делает весь фильм поэтической аллегорией-притчей, где внешняя фабула лишь прикрывает внутренний сюжет, сверхзадачу повествования, морально-этическую концепцию автора.

2. Ослабление причинно-логических связей, абсолютизация случайного, за которым стоит не столько воля автора, сколько мистическая воля Абсолюта; орнаментальность фабулы, повторяемость аллегорически-символических ситуаций, цикличность действия, внушающая ощущение неизменности жизненного круга, что соответствует представлениям ислама о мироздании и характере отношений человека с Абсолютом.

3. Образность пластического языка, особая роль пейзажа и цветового решения, которые оказываются главным средством выражения философско-поэтического подтекста и морально-этической позиции автора, тягучий и заставляющий зрителя размышлять, «созерцательный» ритм.

4. Влияние неореалистической эстетики перенесения жизни простого человека на экран (что соответствует требованию имама Хомейни сделать предметом исламского искусства жизнь самых простых и обездоленных слоев общества), тенденция к соединению игрового и документального кино, особенно заметная в лентах конца XX - начала XXI века («Яблоко» С. Махмальбаф, «Салам, синема» М. Махмальбафа, «Джомех» X. Ектапанаха).

5. Стремление соединить рассказ о ключевых, общечеловеческих проблемах и конфликтах с изображением современных социальных реалий («Десять», «Жизнь и больше ничего», «Вкус вишни» А. Киаростами, «Женщина мая», «Под кожей города» Р. Бани-Этемад, «Лейла» Д. Мехрджуи и другие).

Идеологи фундаментализма понимали, что неприкосновенность

морально-этических норм ислама на интуитивном уровне соответствует

мироощущению среднего иранца (тем более, масс) в гораздо большей мере, чем эгоистический индивидуализм Запада. Более того, приверженность традиционным нормам ислама освещает предельно скромное удовлетворение материальных потребностей индивида. Идеал «честной бедности», покорного довольствования судьбой с самого начала сознательно заложен в той концепции мира и человека, которую приняло за образец новое иранское кино. Закономерно, что при всем разнообразии жизненного материала и жанров нового кинематографа эта концепция предопределила преобладание философско-метафорического и поэтического кино.

В новом Иране притча стала наиболее безопасным с точки зрения взаимоотношений с цензорами способом повествования - тем более, что ее скрытый и сущностный смысл растворялся в изобразительном решении фильмов, в эмоциональности музыки к картине, в цветовом решении символических кадров. Наиболее яркими примерами поэтико-философской притчи являются фильмы «Габбех» (1996) М. Махмальбафа, «Грушевое дерево» (1998) Д. Мехрджуи и «Древо жизни» (1998) Ф. Мехранфара.

Уже этапный для развития иранского кинематографа фильм Д.Мехдржуи «Корова» определил тенденцию к сплаву поэтической образности притчи с изображением современных социальных реалий и развивающей традиции неореализма эстетикой «перенесения жизни». Казалось бы, столь разнородный союз эстетически бесперспективен. Однако творчество ведущих иранских режиссеров 1990-х годов доказывает обратное, и первым из них надо назвать Аббаса Киаростами с его «трилогией землетрясения» - «Где дом друга?» (1987), «Жизнь и больше ничего» (1991), «Под оливами» (1994). Каждый последующий фильм скорее является не логическим продолжением предыдущего, а размышлением по его поводу. Этим режиссер подчеркивает, что за «экраном» — реальная жизнь, полная неожиданностей и трагедий.

Современный иранский кинематограф невольно тяготеет к извечным философским проблемам и, прежде всего, к теме жизни и смерти, которая проходит через зрелые и лучшие картины А.Киаростами - «Вкус вишни» (1997) и «Нас унесет ветер» (1999), где он рассказывает о добровольном (в первой картине) и естественном (во второй) уходе человека из жизни.

Последователи первого поколения мастеров 1990-х сделали еще один важный шаг, освоив достижения европейской школы психологической драмы. Характер, психология действующего героя, драма противоборства оставались наиболее уязвимым местом иранского кино, и было это не случайно — внутренние законы бытия иранского искусства требовали изображения героя, пассивно принимающего мир и созерцающего его метаморфозы. Однако в последнее время - появились фильмы, ознаменовавшие серьезные сдвиги в этом отношении. Одним из них стала лента ученика А. Киаростами Асгара Ферхади «Танцуя в пыли» (2003), показанная на XXV Международном Московском кинофестивале.

В Ш главе «Образ женщины в современном иранском кинематографе» анализируются картины на женскую тему, которые лучше всего раскрывают социальные противоречия в иранском обществе. Женская тема является одной из главных в иранском кино, и, как правило, рассматривается в контексте противопоставления человеческих чувств и предрассудков. Фильмы ведущих мастеров иранского кино все более серьезно анализируют такие проблемы, как зависимость женщин от мужчин, уязвимость их положения в нестабильной социально-политической ситуации, невозможность переломить остатки предрассудков, негуманное отношение мусульманского общества к материнству. Положительные перемены в положении женщин происходят на фоне сопротивления со стороны вековых традиций, живущих, кстати, и в сознании самих женщин.

Провозгласив одной из своих целей непримиримую борьбу с «аморализмом» и сексуальной распущенностью западной массовой продукции, иранские цензоры фактически запретили экранное изображение любви. Как свидетельствует иранский кинокритик А.Джамшид, любовные отношения и до революции 1979 года передавались очень сдержанно, поскольку Иран никогда не переставал быть мусульманской страной. Теперь же любовные сюжеты появляются на экране особенно редко, поскольку новые правила не позволяют запечатлеть на кинопленке не только поцелуй влюбленных, но и простое прикосновение. В таких условиях все, что связано с «демонстрацией чувств» должно быть передано предельно целомудренно. Тем не менее, полностью отказаться от изображения в кино романтических отношений было бы невозможно, и иранские режиссеры ограничивают свой выбор трагическими, печальными историями («Под оливами» (1994) А.Киаростами; «Наргесс» (1992), «В голубом платке» (1995), «Женщина мая» (1998) Р. Бани-Этемад; «Хамун» (1990) Д. Мехрджуи и др.).

Первой женщиной-режиссером в истории иранского кино была Шала Риаи, которая уже в 1956 году сняла полнометражный художественный фильм "Маржан". Вплоть до конца 1980-х годов ни одна женщина в Иране не решалась повторить ее попытку.

В полном соответствии с ситуацией в стране, 1979-1983 годы характеризовались практически полным отсутствием женских персонажей в фильмах. С середины 1980-х женщины появились на экране. В силу множества ограничений, режиссеры избегали сцен частной жизни и строили сюжет так, чтобы действие фильма развивалось либо в общественных местах, либо частные «территории» были представлены как общественные. Сокровенный внутренний мир женщины исчез с экрана, поскольку слабому полу приходится прятать не только лицо и тело, но, прежде всего — чувства и мысли.

Либерализация в условиях фундаменталистского режима в конце 1980-х способствовала беспрецедентной вспышке интереса к женской проблематике. В игровом кинематографе с известными лидерами «новой «новой волны» с успехом соперничали почти два десятка женщин-режиссеров. Среди них Таминэ Ардекани (погибла в 1995 в авиакатастрофе), Фарьял Вехзад, Ракшан Бани-Этемад, Марзие Боруманд, Пуран Дерахшадэ, Зохрэ Махасти Бади, Марзие Мешкини, Самира и Хана Махмальбаф, Ясмин Малекназр, Таминэ Милани, Кобра Саиди и др.

Особое место в «женской волне» современных иранских кинорежиссеров принадлежит тем, кому сейчас 45-50 лет, а во времена Исламской революции было около двадцати. Этих женщин воспитали в условиях относительно либерального жизненного уклада, который уступил место своей противоположности и не мог не вызвать психологический шок. В 1990-х годах, когда началось движение за демократизацию, эти женщины сыграли активную роль в переосмыслении реформ последних 20 лет. К их числу относится кинорежиссер Таминэ Милани. Героини ее фильмов «Две женщины» (1999) и «Скрытая половина» (2001) того же возраста, и рассказанная в фильмах история типична для женщин ее поколения. В фильме «Скрытая половина» режиссер решается рассказать о судьбе женщины, участнице политической оппозиции во время Исламской революции, и осудить конформистскую позицию государственных чиновников, бездумно отправляющих на казнь бывших оппозиционеров, не разбираясь в деталях их «преступлений». Гражданская позиция Т.Милани имела поистине принципиальное значение: впервые в новом иранском кино жена осмелилась вмешаться в государственные дела своего мужа.

После выхода на экран фильма «Скрытая половина» по решению Революционного Совета Ирана Т. Милани арестовали и обвинили в том, что она поддерживает «воинствующих безбожников». В Иране такое обвинение по законам шариата может привести даже к смертной казни.

Интересно, что все это произошло уже после того, как фильм вышел на экраны, предварительно пройдя через цензуру и получив утверждение Министерства культуры и исламской идеологии. Спасло Т.Милани вмешательство президента страны Хатами (1997-2005) и зарубежных коллег.

Положение женщины в мире ислама становится одной из ведущих тем в творчестве Д. Мехрджуи, посвятившего женской проблематике целую серию картин - «Бану» (1992), «Сара» (1993), «Пари» (1995), и «Лейла» (1997). Особый интерес представляет «Лейла», так как затрагивает очень важную для женщины и общества тему материнства. Отношение к материнству как своего рода контракту между мужчиной и женщиной, возможно, естественно на Востоке, но европейской публике оно не может не казаться противоестественным. Христианская цивилизация старается воспитывать в будущих матерях чувство родительского долга. Добровольный отказ от воспитания детей считается крайне негуманным поступком и жестоко осуждается. В Иране ребенок - это «собственность» отца. В разлуке с ребенком женщины часто видят выход и для себя, и для своих детей - подобный мотив развивается в фильмах М. Махмальбафа «Разносчик» (1987) и Дж. Панахи «Круг» (2000). Доля вины самих женщин в этой ситуации для нас очевидна, но надо признать, что многовековая традиция «отнимать» у женщин детей, с одной стороны, несколько приглушила в них природный инстинкт материнства, а с другой, воспитала привычку к мысли, что чужие люди могут позаботиться об их детях лучше, чем они сами.

Ведущий иранский кинорежиссер 1990-х годов А.Киаростами не обращался к женской проблематике до 2002 года. Снятый в документальной манере публицистический фильм "Десять" (2002) не являлся новаторским с точки зрения формы ни для А.Киаростами, ни для иранского кино в целом. Однако он отразил заметные сдвиги в

мировосприятии иранской женщины и характеризуется гораздо более зрелым взглядом на взаимоотношения полов, нежели фильмы его коллег, завоевывавшие популярность благодаря актуальности позиции авторов и эмоциональности, с которой они изображали положение женщины в новом Иране. Пожалуй, впервые в кино Ирана А.Киаростами говорит, что при всей своей закономерности женский «бунт» может обернуться противоположностью и стать разрушительным — каким он становится везде, где феминизм принимает крайние формы. Попытка рассмотреть женскую проблему в новой перспективе потребовала обратить особое внимание на достоверность среды, и именно этим можно объяснить выбор манеры повествования, столь близкой документализму. В фильме "Десять" А.Киаростами остался верным своей драматургической концепции - не замыкаться на тесном мирке героев, а намечать широкий социальный контекст, который "подкармливает" чувство обиды его персонажей. Среда, которая порождает недовольство и вызывает у персонажей чувство протеста, может быть конкретно не обозначена, но зритель ясно ощущает ее разрушительное влияние на судьбу героев.

Пожалуй, самый смелый фильм на женскую тему - это «Круг» (2000) Дж. Панахи. Его героини - молодые незамужние женщины, матери-одиночки и проститутки. Все они только что вышли из тюрьмы, но тюремные стены сменила не менее мрачная социальная реальность. Женщина в Иране не может ехать в машине с мужчиной, не являющимся ее близким родственником, ей не продают билет на автобус, если она — не иногородняя студентка, и ее не сопровождает отец или муж. Таким не разрешено останавливаться без сопровождения мужчины в огелях, и более того, они не должны прогуливаться по улицам вечером в одиночку - за это грозит арест, поскольку прохожие или проезжающие немедленно принимают их за проституток. Несмотря на то, что фильм ясно подчеркивает зависимость женщины от мужчины, режиссер не

акцентирует конфликт между полами. Всем известно, что исламский мир -это мир мужчин, но и на них наложено много нелепых ограничений: подвезти на машине женщину равносильно аморальному поступку.

Подводя итоги, можно констатировать, что:

— женская проблематика в кино Ирана 90-х годов стала эпицентром выражения серьезного разрыва между идеологами исламской революции и либерально настроенной интеллигенцией;

- кинофильмы о положении женщины в современном Иране позволили достоверно и драматически выразить все более острые социальные противоречия и напряжение в обществе;

— в женских драмах все заметнее стремление мастеров иранского кино переосмыслить и использовать новаторские поиски европейского кинематографа (неореализм, французская «новая волна»), современный язык экрана;

- в то же время фильмы этого направления свидетельствуют о верности национальной традиции в искусстве (живописность и метафоричность изображения, сочетание элементов притчи с «репортажностью»).

В IV главе «Образ ребенка в современном иранском кино»

разбираются особенности детского кинематографа Ирана.

В 1970-м году в Тегеране был открыт «Центр интеллектуального развития детей и юношества», который содействовал становлению иранского детского кинематографа, и государственная поддержка детских фильмов продолжалась до самого конца шахского режима.

Несмотря на строгий цензурный контроль после Исламской революции, мастера иранского кино сумели найти героя, который позволил бы им в специфических рамках детского репертуара обращаться к

действительности. Этим героем оказался подросток, и детский фильм остался одним из самых популярных направлений в кинематографе Ирана.

Следует отметить, что чаще всего это фильмы о детях для взрослых, независимо от сюжета. Соответственно, по жанру это либо социальная драма, либо ориентированная на эмоциональность детского восприятия мелодрама, либо фильм-созерцание, как почти все фильмы А. Киаростами, в которых ребенок становится моральным антиподом взрослых персонажей и помогает выстроить драматургический скелет картины - сопоставление старого и нового, традиции и современности. В таких фильмах ребенок становился героем-предлогом, оправданием сюжетных коллизий и характерной для иранского кино драматургической схемы - фильма-лабиринта. Отсюда условность ситуаций, очевидная направляющая воля автора и изобилие бытовых деталей, особая роль атмосферы - наблюдая за чередой событий, за повтором (как в орнаменте) почти аналогичных ситуаций, зритель приходит к выводам, фактически продиктованным режиссером.

В социальной драме, где материал настолько трагичен и красноречив, драматическая форма отступает на второй план. На экране, как в лучших произведениях неореалистов, возникает подлинная жизнь, схваченная как будто глазом репортажной камеры, и зритель становится не просветленным созерцателем, а как бы участником событий, судьей того мира, в котором уничтожается детство.

Многие иранские режиссеры последовали примеру своего прославленного мастера и учителя А. Киаростами и начали карьеру в кинематографе с детских фильмов. Среди наиболее значительных из них -Маджид Маджиди.

Работы М.Маджиди запоминаются тонким психологизмом, достоверной атмосферой действия, убедительной передачей нюансов поведения маленьких героев и героинь, что и является наиболее

привлекательной особенностью его постановок. При этом режиссер избегает сентиментальности и ложной красивости - на первом месте для него характер и диктуемая им логика поведения.

Значительно менее убедительна для европейского и российского зрителя драматургия: слишком часто ситуации фильмов Маджиди явно определяются не логикой жизни или поведения действующих лиц, а именно волей автора, которая руководит ходом событий по своему произволу («Дети небес», 1997; «Цвет рая», 1999).

Традиционно для иранского кино М. Маджиди обращает особое внимание на изображение. Цветовая палитра, композиция кадра, точка съемки, панорамы и ритм движения камеры компенсируют скупость диалогов и пробелы драматургии, помогая выразить гармонию природы и внутреннего мира ребенка и - слепоту и глухоту мира взрослых. Отсюда особая поэтичность его картин, в которые к месту и со смыслом вписаны пластические метафоры и ассоциации.

Особый интерес представляет фильм Бахмана Гобади «Время опаивать лошадей» (2000), свидетельствующий об эволюции иранского детского кинематографа. Этот фильм - острая социальная драма. Стилистически картина Б.Гобади противостоит пасторалям А.Киаростами - натуралистически жесткие, близкие к «репортажности» неореализма сколки бытия заставляют вспомнить Д.Мехдржуи и его «Корову», хотя, по мере эстетической целесообразности, фоном событий становятся монументальные кадры заснеженных горных пейзажей. Картина Б.Гобади доказывает, что будущие успехи иранского кино все-таки будут связаны с социальной проблематикой и с преодолением пассивно-созерцательного морализирования.

Анализ ряда наиболее значительных детских фильмов, поставленных в Иране за последние 20 лет, позволяет сделать несколько существенных выводов:

- определяющей особенностью детского кинематографа Ирана является утверждение естественной красоты мира и ребенка в противовес двойственной морали взрослых, что позволяет - в рамках возможного - выразить отношение авторов к современным иранским реалиям;

- важной особенностью детских фильмов является стремление их постановщиков вписать даже условные сюжеты и ситуации в достоверную бытовую атмосферу, в которой действуют характерные персонажи и типы современности;

- существенной особенностью детского кинематографа Ирана можно считать непременное обращение к взрослой аудитории, которая не может не заметить социальных аспектов поставленных проблем. Со временем острота социального пафоса нарастает.

В заключении подводится итог научного исследования процесса развития иранского кино и анализа его основной проблематики, ведущих тенденций, современных эстетических поисков.

Диссертант приходит к следующим выводам:

1. Образно-метафорические притчи иранского кино 1970-х -1990-х годов послужили средством совместить базовые ценности гуманизма и религиозно-философские парадигмы ислама.

2. Критическое обращение к злободневным социальным проблемам Ирана (женская тема, детский кинематограф) оказалось совместимо (в известных пределах) с главенствующей идеологией ислама.

3. Переосмысление и усвоение опыта мирового документального кинематографа и акцент на выразительность изображения и деталей быта позволили преодолеть риторику ситуаций и конфликтов.

4. Акцент на общечеловеческие ценности, никак не противоречащие мусульманскому мироощущению, и приобщение к духовным поискам

ведущих мастеров мирового кинопроцесса предопределили успехи

иранского кино конца XX века. Именно эти факторы и являются залогом

будущего роста иранского киноискусства.

Основные положения исследования изложены в публикациях:

1. Лоскутова Н. В борьбе за национальное кино (история иранского кино 1900-1978г.)// Кинематограф сегодня: история, теория и творческая практика, Выпуск 1- М.: ВГИК, 2005, ред. Прожико Г.С., тир.ЮО экз. С. 102-118.-1 п.л.

2. Лоскутова Н. Иранский кинематограф 1990-х годов: проблемы, тенденции, жанры-М.: ВГИК, 2006, тир. 100 экз. - 4,25 п.л.

3. Лоскутова Н. Фильмы о детях и их место в иранском кинематографе// Вестник Московского государственного университета культуры и искусств, 2008, № 1(22), тир.400 экз. С.259-261 - 0,3 п.л.

4. Лоскутова Н. Культурная политика и судьбы национального искусства Востока// Ученые записки Российского государственного социального университета, 2008, №2(58), тир.2000 экз. С. 106-111,- 0,7 п.л.

5. Лоскутова Н. Ислам и женщина в современном иранском кинематографе// Вестник Московского государственного университета культуры и искусств, 2008, №2(23), тир.400 экз. С. 292-294,- 0,3 п.л.

6. Лоскутова Н. Сохранение фильмофондов как условие формирования культурно-исторической памяти народа //Ученые записки Российского государственного социального университета, 2008, №2(58), тир.2000 экз. Материалы научной конференции «Культурное наследие как объект социальной защиты». С.184-185. -0,15 п.л.

7. Лоскутова Н. Первая иранская «новая волна» (1969-1974)// Вестник Московского государственного университета культуры и искусств, 2008, №3(24), тир.400 экз. С.280-282,- 0,3 пл.

Зак 378-50 Тип ВГИК