автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.06
диссертация на тему:
Коренные народы в процессе социокультурных изменений

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Куропятник, Марина Степановна
  • Ученая cтепень: доктора социологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 22.00.06
Диссертация по социологии на тему 'Коренные народы в процессе социокультурных изменений'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Коренные народы в процессе социокультурных изменений"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Куропятник Марина Степановна

КОРЕННЫЕ НАРОДЫ В ПРОЦЕССЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

Специальность 22.00.06 - социология культуры, духовной жизни

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена на кафедре культурной антропологии и этнической социологии факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант: доктор философских наук, профессор

Бороноев Асалхан Ользонович

Официальные оппоненты: доктор социологических наук, профессор

Костин Роман Алексеевич

доктор философских наук, профессор Селиванов Валерий Владимирович

доктор социологических наук, профессор Смирнова Елена Эмильевна

Ведущая организация: Российский государственный социальный

университет

Защита состоится 27 июня 2006 г. в 16 часов на заседании диссертационного совета Д.212.232.06 по защите диссертации на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 193060, Санкт-Петербург, ул. Смольного 1/3, 9-й подъезд, факультет социологии, ауд. 201.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. A.M. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (Университетская наб., д.7/9).

Автореферат разослан J 3> мая 2006 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор социологических наук, профессор

Д. В. Иванов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы.

В ходе радикальных социальных изменений, вызванных модернизацией и глобализацией, коренные народы (indigenous people) находятся на распутье, выбирая и балансируя между сохранением традиций и принятием ценностей современных обществ, между партикуляризмом и универсализмом, приверженностью традиционному образу жизни и благосостоянием, изоляцией и интеграцией в национальные государства. Образ «единой глобальной деревни», в направлении которой стремительно движется современный мир, в контексте коренных народов обретает особый символический смысл. Образ «глобальной деревни» позволяет соотносить коренные народы с локальными общностями, укорененными в определенной местности, и подразумевает микроуровень общин и идентичностей. «Глобальная деревня», в свою очередь, инициирует и выражает возникновение на макроуровне сообщества коренных народов как транснационального феномена.

Существование мирового движения коренных народов - это во многом продукт глобализации, особенно в сфере информационных технологий, которые не только способствуют поддержанию интенсивных связей коренных народов между собой, но и делают их присутствие в мировом сообществе «видимым», а также усиливают их коллективный голос. В последние десятилетия коренные народы стали влиятельной политической силой, а категория «коренные народы» — одной из самых популярных в социальных науках.

Одна из тенденций развития современных обществ определяется в социальных науках как «индигенная перспектива», что подразумевает признание коренных народов дискретными общностями, имеющими определенные коллективные интересы. «Индигенная перспектива» подвергает сомнению фундаментальные ценности и институты национального государства, такие как гражданство, равноправие, а также понятие справедливости. Вопрос состоит в том, являются ли «индигенная перспектива» как транснациональный феномен, с одной стороны, и идентичность коренных народов «как проект», направленный на изменение их социальной позиции в обществе (М. Кастельс), с другой, факторами «коррозии» власти современных национальных государств и их стабильности, либо они уравновешивают гегемонистские стратегии последних. Насколько разрушительными для национальных государств окажутся реализация коллективных прав коренных народов и утверждение значимости коллективных социальных идентичностей? Вызов национальным государствам формируется в настоящее время с двух позиций - макроуровня международных организаций коренных народов, основанных на транснациональной солидарности, и микроуровня локальных общин.

Таким образом, коренные народы находятся в эпицентре современных социальных дискуссий, артикулирующих проблемы равенства и справедливости, соотношения индивидуальных и коллективных прав. Вместе с тем в данном контексте вновь поднимается вопрос об этнических границах (в понимании Ф. Барта), а также о специфической конфигурации культуры коренных народов,

сохраняющих традиционный образ жизни и оспаривающих представление о том, что прогресс человечества связан с повсеместным утверждением «мировой культуры потребления» (Э.-И. Дэз).

Систематическое изучение феномена «индигенности» в современном мире ещё только начинается. Это положение представляется в высшей степени актуальным для России, что обусловливается следующими обстоятельствами. 1. В российских социальных науках и законодательстве признается существование особой группы населения - коренных малочисленных народов Севера. Одновременно эти народы настаивают на признании и законодательном закреплении их особого статуса как коренных народов (indigenous people), наделяемого международным сообществом наибольшим объемом прав. 2. Коренные малочисленные народы Севера аетивно участвуют в международном движении коренных народов, деятельности международных неправительственных организаций (NGO), осваивают опыт аборигенного самоуправления в Австралии, Канаде, странах Северной Европы, США и постоянно апеллируют к мировому сообществу, включая третьего актора в свои отношения с государством. 3. Принципиально новым явлением можно считать транснациональные стратегии коренных народов, дисперсно расселенных на обширных территориях или входящих в состав нескольких национальных государств. 4. В современной России тенденции «индигенизации» характерны для различных народов и групп населения, которые в определенных социокультурных контекстах определяют и позиционируют себя как коренные, наполняя это понятие своим содержанием.

Выбранный нами регион - Северная Европа - заслуживает особого внимания с точки зрения исторически сложившихся здесь отношений между государством и нацией, территорией и этничностыо, национальным большинством и этническими меньшинствами, а также опыта реализации «скандинавской доктрины», служащей основанием политической стратегии национального государства по отношению к коренным народам. Во многих отношениях наблюдается параллелизм ситуации коренных народов в странах Северной Европы и на Северо-Западе России. В этой связи представляется перспективным сравнительный анализ современных социальных и этнокультурных изменений в среде коренных народов в Норвегии, Финляндии, Швеции и на Северо-Западе Российской Федерации (на примере саамов). , ..

Степень разработанности проблемы.

Важное теоретическое и методологическое значение для изучения социальных и этнокультурных тенденций, характерных для коренных народов в условиях модернизации и глобализации, имеют работы А. Аппадураи, А. Енгоя-на, Э.-И. Дэз, Н. Дюка, Э. Коэна, Дж. Лемена, X. Минде, Р. Нейзена, Т. Симп-сона, Ж.Т. Тощенко, X. Эйдхейма, В.А. Ядова. Преодоление стигмы отсталости, примитивности, периферийности прежде «невидимыми» гражданами национальных государств, обретение ими реального политического веса в процессе освобождения от статуса меньшинства вызывает всё больший теоретический и практический интерес. В контексте коренных народов обсуждаются такие центральные для социологии и социальной антропологии проблемы как соотношение культурных различий, равенства и недискриминации, индивидуаль-

ных и коллективных прав, а также особенности формирования и реконфигурации коллективных идентичностей (Р. Брубейкер, М. Вьевьёрка, В.А. Кряжков, Б. Кингсбери, У. Кимликка, Ф. Купер, Н.И. Новикова, А.Г. Осипов, Р. Стсйвен-хеген, М. Шейнин, А. Эйде).

Включение в глобальный дискурс малочисленных локальных сообществ, чьи культуры воспринимаются либо как локусы самобытности и «прибежище культурного разнообразия», либо как пережитки, «осколки традиционности» в современном мире и «этнографические окаменелости», вновь поднимает проблемы культурной плюрализации и гомогенизации, локализации и глобализации, традиционализма и модернизации (Ф. Барт, М. Вьевьёрка, Э. Гидденс, А. Гупта, В.И. Добреньков, М. Кастельс, Г.И. Осадчая, Дж. Фер-гюссон, Дж. Фридман, У. Ханнерц, П. Штомпка, Т.Х. Эриксен).

В социальных науках коренные народы рассматриваются как одна из ситуаций меньшинства, а социокультурные и политические перспективы их развития обсуждаются в контексте прав меньшинств.

Меньшинство как социальный феномен в социологии концептуализируется в контексте современного государства и ассоциируется с ситуацией дискриминации, политического угнетения, социального неравенства и ущемленно-сти в правах. В соответствии с этой традицией, восходящей к JI. Вирту и получившей развитие в трудах таких известных социологов как X. ван Амерсфут, Э. Асп, П. ван ден Берге, М. Гордон, М.Г. Смит, У. Флэнэйген, Ф. Хекманн, исследовательский фокус направлен на изучение процессов маргинализации, интеграции-дезинтеграции, включения-исключения (И. Валлерстайн, Р. Грю, С. Погам).

Теоретическое осмысление меньшинства в контексте этничности, национализма, мультикультурализма (Ю.В.Арутюнян, К. Вердери, JI.M. Дроби-жева, А.Г. Здравомыслов, З.В. Сикевич, С.Т. Татунц, Э. Фрэнсис, C.B. Чешко, Р. Шермерхорн), характерное для социологии, социальной антропологии, социальной философии и права, сопряжено с проблемой признания и защиты культурных и этнических особенностей группы (А.Х. Абашидзе, Э. Гутман, У. Кимликка, B.C. Малахов, Ф.-О. Радтке, Ч. Тэйлор, М. Уолцер, Ю. Хабермас).

Коренные народы также изучаются в рамках различных концепций этничности (Б. Андерсон, Ф. Барт, М. Бэнкс, X. Вермюлен, Р. Дженкинс, М. Левин, Н.Г. Скворцов, В.А. Тишков, Э. Хобсбаум, Т.Х. Эриксен и др.). Для современного дискурса «индигенности» релевантны следующие темы: этничность и культура (Э. Аллардт, Т. Свенсон, Г. Тернборн, Т. Тернер); этничность и территориальность (X. ван Амерсфут, З.П. Соколова); этничность и родство (К. Кэлхоун, JI. Хоули); этничность и эндогамия (Дж. Адаме, А. Казакофф, Ю.В. Бромлей, М.В. Крюков, С. Лаллукка, C.B. Соколовский, Л.-И. Хансен, В.А. Шнирельман).

Исследования процесса интеграции коренных народов в национальные общества, осуществленные X. Эйдхеймом, Т.Х. Эриксеном и другими представителями норвежской школы социальной антропологии, во многом способствовали изменению общей теоретической парадигмы в социальных науках. В этой связи большое значение имеют изучение особенностей взаимодействия госу-

дарств Северной Европы (и олицетворяемого ими большинства) и коренного народа (Т. Брантенберг, Л.-А. Бэр, Л.-Н. Ласко, X. Минде, Э. Ниеми, К. Никкуль, Л. Силланпяэ, Р. Пэйн, С, Тэгид, Т. Туен, А. Фиршинг);.дискурс саамской этнич-ности и культуры в контексте социальных изменений (П. Айкио, Э. Аслг Н. Зор-гдрэйгер,. Т. Ингольд, Н, Йернслетген, П. Пельто, Ю. Пеннанен, В. Стордал, С. Туулеитиэ), проблематизация территориальных прав саамов (X. Бич, И. Бьёрклунд, К. Корпиякко, Т. Свенсон), а также социологические интерпретации современных тенденций регионализации в национальном и общеевропейском контексте (А.О. Бороноев, И. Нойманн, Д.Сиджански, X. Тьельмеленд).

Дескриптивный уровень представлен этнографическими исследованиями саамов (Д.Н. Бухаров, Э. Воррен, Г. Гьессинг, Д. Сторм, Д.А. Золотарёв, Т. Итконен, А.И. Кельсиев, Т.В. Лукьянченко, Э. Манкер, Р. Персон, H.H. Ха-рузин, В.В. Чарнолуский, Я. Уитакер),

Этносоциальные процессы у коренного населения Крайнего Севера России изучаются в рамках двух основных подходов — традиционализма (патернализма) и модернизма (принципа равных возможностей) (Г.М. Афанасьева, Н.Б. Бахтин, В.И. Бойко, C.B. Керцелли, И.И. Крупник, O.A. Мурашко, П.Н. Павлов, А.И. Пика, Ю.В. Попков, В.В. Селиванов, Ю.Б. Симченко, 3.II. Соколова, С.Н. Харючи и др.), которые соотносятся с плюрализмом и ин-теграционизмом в европейской традиции. Изучение данной проблематики в России имеет многовековую историю. В основном это этнографические, исторические, лингвистические, социально-демографические исследования. Вместе с тем современные тенденции социокультурных изменений у коренных малочисленных народов Севера не только в контексте трансформации российского общества, но и в связи с их включенностью в транснациональные культурные и политические процессы, а также участием в деятельности международных организаций еще не привлекли внимания отечественных исследователей.

В социологии понятие «транснационализм» разрабатывается для анализа миграционных процессов и этничности наряду с такими концептами как муль-тикультурализм и глобализация (К. Вердери, П. Кайвисто, А. Портес, Л. Джу-эрнайзо, П. Лэндольт, Л. Прис, Т. Фэйст). При этом акцент смещается с изучения экономических и политических аспектов данного феномена на транснациональное перемещение культурных практик, значений и символов (Т. Левеллен, Л. Прис, X. Шрадер), а также на формирование новых транснациональных идентичностей. В российской социологии и социальной антропологии транснационализм ни как социальный феномен, ни как научная категория еще не получил должного признания. В немногочисленных работах, появившихся в последние годы (Л.М. Дробижева, В.А. Тишков), транснационализм исследуется через призму миграции. Рассмотрение современных тенденций развития коренных народов в рамках концепций транснационализма представляется перспективным с точки зрения изменения конфигурации понятий «нация», «локальность », а также при изучении транснациональных практик NGO.

Объект исследования: коренные народы в условиях модернизации и глобализации.

Предмет исследования: современные тенденции социальных и этнокультурных трансформаций в контексте коренных народов.

Целью диссертационного исследования является сравнительное изучение тенденций социокультурных измененийв среде коренных народов в России и странах Северной Европы в условиях модернизации и глобализации (на примере саамов). Исследование осуществлено на следующих уровнях: а) локальном (микроуровне саамских общин); б) региональном (в границах территорий традиционного проживания саамов); в) национальном (в Российской Федерации и национальных государствах Северной Европы - Норвегии, Швеции, Финляндии); г) транснациональном.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

— проанализировать основные теоретико-методологические подходы, сложившиеся в социологии и социальной антропологии, к концептуализации меньшинства как социального феномена;

— рассмотреть ситуацию коренных народов в современном мире как одну из ситуаций меньшинства;

— на основе междисциплинарного подхода провести анализ категорий «коренные народы» и «коренные малочисленные народы», показать их сопряженность с социально-политическими и этнокультурными процессами, а также национальными научными традициями;

— на основе социологического подхода всесторонне изучить «индиген-ность» как социальный феномен, выявить уровни и современные тенденции трансформации концепта «индигенности»;

— изучить особенности концептуализации культуры и идентичности коренных народов в процессе социальных изменений;

— показать особенности взаимодействия локального и глобального в контексте коренных народов;

— выявить и изучить современные социальные и культурные стратегии коренных народов, реализуемые на локальном, национальном и международном уровнях;

— определить основные тенденции трансформации традиционных социальных структур саамов в Х1Х-ХХ в.: системы расселения и этнических сред, общины, семьи, брачной структуры;

— провести сравнительный анализ паттернов взаимодействия национального государства (большинства) и этнического меньшинства (коренного народа) в странах Северной Европы и на Северо-Западе России, а также изучить особенности и формы реализации возможных альтернативных политик государства в отношении коренных народов.

Теоретическая и методологическая основа диссертации:

Структурно-функциональный и системный подход в социологии и социальной антропологии (Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, У. Дэвенпорт, А.Р. Рэдклифф-Браун, М. Фортес).

Междисциплинарный подход к изучению меньшинств и коренных народов как социокультурных феноменов.

Сравнительный подход к исследованию особенностей и форм взаимодействия национального государства и коренных народов в России .и странах Северной Европы - Норвегии, Швеции и Финляндии в перспективе .интеграции — дезинтеграции. ■■•■■■■.

Социально-конструктивистский подход в социологии и социальной антропологии (П. Бергер, Т. Лукман, Э. Поффман, Э. Коэн, Н.Г. Скворцов, В. А. Тишков и др.). . . ■....

Микроструктурный подход к изучению форм семьи, домохозяйства и брачной структуры (П. Ласслет, П. Чап), основанный на анализе массовых демографических и статистических данных, релевантных локальному уровню исследования.

Концепция этничности Ф. Барта, получившая развитие преимущественно в норвежской школе социальной антропологии (X. Эйдхейм, Т.Х. Эриксен).

Теоретические положения социологии и антропологии глобализации, в том числе концепции культурной глобализации и транснационализации (А. Аппадураи, П. Бергер, Т. Левеллен, Л. Прис, У. Ханнерц, П. Штомпка).

Эмпирическую базу работы составляют:

Результаты исследований «Кольские саамы: анализ социальных структур» (1999 г.) и «Кольские саамы: этническая идентичность и паттерны социальной трансформации» (2000 г.), осуществленных автором по индивидуальным грантам Исследовательского совета Норвегии (Research Council of Norway).

Микроструктурный подход к изучению семьи у кольских саамов реализован автором в рамках международного проекта «Сельская семья, в СевероВосточной Европе» (проект Академии Финляндии, 2001-2003 г., руководитель проф. Т. Хемюнен).

Полевые материалы автора, собранные во время экспедиций в места традиционного расселения саамов в Мурманской области (г.Мурманск, с-Ловозеро, пос.Верхнетуломский, Лопарская, Пушной, Туманный, 1989-1994, 1996, 1997, 1999, 2000, 2002 гг.), а также в ходе российско-норвежских проектов в с.Ловозеро Мурманской области (1995 г.; участники М.С. Куропятник, Й.А. Калстад, Музей/Университет Тромсс, Норвегия) и муниципалитете Сенья, Норвегия (2000 г.; участники Д. Сторм, Музей/Университет Тромсё, Норвегия, М.С. Куропятник).

Материалы местных и центральных архивов: статистические, демографические и историко-этнографические материалы Комиссии по изучению племенного состава России и сопредельных стран (СПбФ АР АН. Ф.Т35), а также Кольско-Лопарского и Понойского волостного правления Александровского уезда Архангельской губернии; ревизские сказки, посемейные списки, метрические книги, духовные росписи приходских церквей (ГAMO. Ф.1«и», 16«и», 20«и», 52«и», 53«и»). Для характеристики брачной структуры российских саамов использованы материалы отдела ЗАГС с.Ловозеро Мурманской области, а также архива отдела ЗАГС Мурманска. Для анализа системы расселения саамов использованы поселенные карточки Всесоюзной переписи населения 1926 г. (СПбФ АРАН. Ф.135).

Данные Всесоюзной переписи населения 1989 г. и Всероссийской переписи населения 2002 г.

Похозяйственные книги с.Ловозеро (1980-1990-е годы), статистические материалы администрации Ловозерского района Мурманской области, а также администрации Мурманской области.

Документы и различные материалы, характеризующие деятельность общественных организаций саамов Мурманской области (Россия), Норвегии, Финляндии и Швеции, в том числе Ассоциации кольских саамов, Общественной организации саамов Мурманской области, Союза саамов Скандинавии, Саамских парламентов, Ассоциации оленеводов Норвегии.

Научная новизна работы.

- Реализован социологический подход к изучению «индигенности» как социального феномена и как специфической формы идентичности коренных народов. Разработана авторская концепция «индигенности». Впервые выявлены основные уровни концепта «индигенности»: а) дескриптивный; б) социально-политический; определены тенденции его трансформации. Показано методологическое значение концепта «индигенности» для анализа социокультурных и политических процессов в современной России.

- Разработаны методологические принципы анализа ситуации коренных народов в контексте модернизации и глобализации: а) в парадигме меньшинства; б) в парадигме этничности.

- Осуществлен междисциплинарный подход к анализу понятий: а) «коренные народы» (indigenous people), возникшего в западной социологии и социальной антропологии и включенного в международное право; б) «коренные народы и народы, ведущие племенной образ жизни» (indigenous and tribal peoples), используемого в практике МОТ, в) «коренные малочисленные народы», используемого в российской науке, законодательстве и политике. Показано, что понятие indigenous people не полностью соответствует специфике ситуации коренных малочисленных народов РФ и не учитывает российскую научную традицию.

- Впервые в отечественной социологии и социальной антропологии выявлены и изучены современные социокультурные стратегии коренных народов РФ и стран Северной Европы - Норвегии, Финляндии и Швеции (на примере саамов), которые рассматриваются в перспективе социальной интеграции-дезинтеграции.

- Концепт транснационализма впервые применен для анализа современных стратегий коренных народов и этнических меньшинств. Выделены основные формы конструирования транснационального сообщества: а) коренные народы и трансграничные этнические меньшинства; б) меньшинства, ориентированные на «внешненациональную родину»; в) иммигрантские сообщества; а также его уровни: а) институциональный; б) культурно-символический.

- Показаны изменения в отношениях национального государства и коренного народа, что проявляется, с одной стороны, в переходе от политики ассимиляции к политике признания, а с другой — в усилении тенденции самовыделения и поддержания культурной границы коренными народами и этническими меньшинствами.

- Введены в научный оборот новые материалы, собранные автором в ходе многолетних полевых исследований на территории расселения российских саамов, а также материалы центральных и региональных архивов (Государственного архива Мурманской области; Мурманского областного краеведческого музея; Санкт-Петербургского филиала архива Российской академии наук).

- Выявлены тенденции трансформации системы расселения, этнических сред как важных факторов межэтнического взаимодействия, а также семьи и брачной структуры российских саамов в XX в. Билатеральный счет родства как принцип включения в группу рассмотрен в перспективе межэтнического и социального взаимодействия. ...

- Раскрыты особенности концептуализации саамской этничности и культуры в процессе социокультурных изменений; показано соотношение этнической идентичности, культуры и традиционного образа жизни в контексте коренных народов (на примере саамов).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Коренные народы - одна из ситуаций меньшинства, возникающая вне зависимости от их демографического профиля как следствие колониального прошлого и недоминирования, а также как результат осознания этого опыта.

2. «Индигенность» понимается, во-первых, как своеобразная форма социальной организации культурных различий, как важный аспект и продукт социальных отношений, лежащих в основании формирования феномена коренных народов на локальном, национальном и транснациональном уровнях. Во-вторых, как специфическая форма идентичности коренных народов, утверждаемая ими как одна из наиболее выраженных примордиальных форм идентичности.

3. «Индигенность» как социальный феномен, как форма концептуализации культуры и идентичности коренного народа первоначально основывается на следующих факторах: а) принцип первопоселения; б) ситуация дискриминации и недоминирования, сложившаяся вследствие колониального прошлого (т.е. ситуация меньшинства); в) осознание и переосмысление опыта дискриминации и лишений. В своем современном значении концепт «индигенности» подразумевает: а) преодоление стигмы меньшинства и самодефиницию как коренного народа; б) признание его особого социально-правового статуса национальным государством и международным сообществом; в) возникновение сообщества коренных народов как транснационального феномена; г) реконфигурацию традиционных форм коллективной идентичности и утверждение их социальной значимости в борьбе за признание.

4. Коренные народы в контексте модернизации и глобализации обнаруживают, с одной стороны, тенденции к самоопределению, поддержанию этнокультурных различий и сохранению традиционного образа жизни, а с другой - стремление к более высоким жизненным стандартам и интеграции в национальные общества. Традиционно коренные народы концептуализируются как локальные сообщества, что выражает тенденции локализации, культурной плюрализации, партикуляризации и социальной фрагментации. Вместе с тем их включение в глобальные процессы поддерживает тенденции транснационализации, культурной гомогенизации, универсализации и интеграции.

5. Реализация политики позитивной дискриминации, предоставление специфических коллективных прав коренным народам, также как патернализм и спонсорство, оказываемые по этническому признаку, могут усиливать этнические и социальные границы, способствовать упрочению групповых идентич-ностей. Поэтому в некоторых демократических странах параллельно с ростом самосознания коренных народов наблюдается такая концептуализация их эт-ничности, которая базируется преимущественно на принципах неконфронтации и признания комплементарности основных этнических групп в обществе. Это выражается в оппозиции требованиям «индигенности» и конституционно закрепленному особому статусу, формируемой в среде самих коренных народов, а также в отрицании особой этнической идентичности коренных народов в пользу региональной или национальной.

6. В процессе социокультурных изменений коренные народы реализуют следующие стратегии: а) «индигенизации»; б) использования этнической (традиционной) культуры как экономического и политического ресурса; в) символические инверсии (обращение стигмы в ресурс); г) транснациональные стратегии. Обращение к традиционной культуре и ее переосмысление, во многих случаях определяемое как возрождение традиционной культуры, подразумевает для коренных народов стремление стать «современными для мира». При этом наблюдается расширение концепта традиционной культуры, расширение сферы презентации традиционной культуры, создание публичного образа народа.

7. Транснационализм развивает новые модусы преодоления ситуации меньшинства и представляет собой одну из возможных альтернатив ассимиляции. В процессе конструирования транснационального сообщества коренными народами имеют место актуализация культурного примордиализма, расширение группы солидарности, переориентация этнокультурных связей, а также переоценка их значимости в диахронном плане.

8. В современных условиях многие коренные народы в разных социокультурных контекстах определяют и позиционируют себя то членами дискриминируемого меньшинства, то представителями коренного народа, то частью транснационального сообщества. При этом в социальном дискурсе артикулируются различные формы и уровни этнической идентичности, а именно: этническая идентичность как стигма, «индигенность», региональная идентичность, национальная идентичность, транснациональная идентичность.

9. Параллелизм ситуации коренных народов в странах Северной Европы и на Северо-Западе России состоит в следующем: а) различные этнические группы в течение длительного времени совместно осваивают одни и те же экологические ниши, реализуя схожие или одинаковые стратегии жизнеобеспечения; б) взаимоотношения основных этнических групп здесь не отягощены стигмой насильственной колонизации, как это имеет место в США или Австралии; в) представление о «первонасельниках» трудно поддается конкретизации в северно-европейском контексте; г) в антропологической перспективе коренные малочисленные народы Севера (также как и саамы в странах Северной Европы) концептуализируются преимущественно как «свои другие» в отличие от евро-центристского образа коренных (аборигенных) народов как «чужих», «экзотич-

ных других», формировавшегося в процессе колониальной экспансии западных государств.

10. В странах Северной Европы признание саамов коренным народом подразумевает: а) реализацию права саамов на культурную автономию; б) непризнание территориальных прав саамов как этнической общности; в) концептуализацию особых этнических прав саамов в терминах «привилегий». В этой связи, с одной стороны, применяются специальные (или позитивные) меры по отношению к коренным народам в целях недопущения дискриминации, а с другой, — артикулируется концепт равенства как основание для отказа от таких мер. Своеобразное чередование этих подходов показывает сложность и противоречивость в сфере отношений между равенством, недискриминацией и правами меньшинств. Наиболее отчетливо эта доктрина выражена в Норвегии, менее всего — в Швеции.

11. В России саамы, как и другие коренные малочисленные народы, придерживаются стратегии поддержания различий, сохранения и усиления культурных границ, что поддерживает ситуацию культурного плюрализма на локальном и региональном уровнях. Вместе с тем в контексте социального развития полиэтнично-го региона подобные социальные стратегии, наряду с политизацией этничности, способствуют утверждению значимости коллективных форм идентичности, взаимному обособлению этнических групп и социальной дезинтеграции.

Практическая значимость исследования.

Ряд положений диссертации были использованы автором при подготовке программ и курсов лекций «Социальная антропология», «Этиология», «Введение в изучение родства», «История материальной культуры», читаемых на факультете социологии СПбГУ, а также при написании главы коллективного учебного пособия «Традиционные промыслы и ремесла народов России» (СПб.: «Дрофа», 2004). Лекции о современных тенденциях этносоциального развития саамов в России были прочитаны автором в университете Тромсё (Норвегия) в мае 1995 г.

Некоторые материалы и теоретические положения диссертации были использованы при реализации российско-норвежского проекта «Россия-Норвегия. Сквозь века и границы», осуществленного при поддержке Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации и Министерства иностранных дел Королевства Норвегии (научный консультант, автор статьи каталога по российским саамам; 2000-2005 г.).

Основные выводы диссертации могут быть использованы при анализе и прогнозировании тенденций социальных и этнокультурных изменений, характерных для коренных народов в современных условиях, при формировании национальной политики РФ (прежде всего в области законодательства по отношению к коренным малочисленным народам), а также при разработке программ развития коренных малочисленных народов на региональном и национальном уровне.

Апробация работы.

Основные положения диссертации были представлены автором в докладах на Восьмом международном конгрессе финно-угроведов (Сот^гезвив ОсПа-уив ТшегпаНопаШ Реппо-1^п51агит. Юваскюля, Финляндия, 10-15 августа

1995); на Первом международном историческом конгрессе «История финно-угров» (Congressus Primus Historiae Finno-Ugricae. Оулу, Финляндия, 14-16 июля 1996 г.); на Третьем международном симпозиуме «Этничность и этнический менталитет в циркумбалтийском ареале» (СПб., 23-25 сентября 1999 г.); на Всероссийской научной конференции «Время и календарь в традиционной культуре» ХСПб., 23-25 ноября 1999 г.); на Первом Всероссийском социологическом конгрессе «Социология и общество: новые реалии и новые идеи» (СПб., 27-30 сентября 2000 г.); на Международной научной конференции «Сибирь и циркумполярный Север» (Siberia and the Circumpolar North. Contribution by Anthropologists and NGOs. Вена, Австрия, 2-4 июня 2000 г.); на Международной научной конференции «Актуальные проблемы и источники по истории Северных стран и их связей с Северо-Западным регионом России» (СПб., 27-29 сентября 2000 г.); на Международных научных конференциях «Санкт-Петербург и страны Северной Европы» (СПб., 25-26 апреля 2001; 25-26 апреля 2002 г.); на Третьих (СПб., 30 октября-2 ноября 2000 г.), Четвертых (28-30 октября 2002 г.) и Шестых Скандинавских чтениях (СПб., 14-16 февраля 2005 г.); на Международной научно-практической конференции «Культура и менталитет сибиряков» (СПб., 23-24 октября 2003 г.); на научно-практической конференции «Петербургская семья» (СПб., 30 января 2004 г.); на российско-норвежских семинарах по сотрудничеству в области истории и археологии (СПб., апрель 1999), «Соседи на Севере» (СПб., 24-26 сентября 2004 г.) и др.

Диссертация была обсуждена на совместном заседании кафедры теории и истории социологии и кафедры культурной антропологии и этнической социологии факультета социологии СПбГУ и рекомендована к защите.

По теме диссертации автором опубликовано более 50 печатных работ общим объёмом более 47 п.л., в том числе монография «Коренные народы в процессе социальных изменений» (СПб.: Изд. СПбГУ, 2005.15,6 пл.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка сокращений и списка литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе «Меньшинство как социальный феномен: теоретические основы исследования» анализируются основные теоретико-методологические подходы к определению меньшинств и коренных народов.

В первом параграфе «Концепт меньшинства в социологии и социальной антропологии» отмечается, что концептуализация меньшинств и коренных народов имеет междисциплинарный характер и осуществляется в социологии, социальной антропологии, политологии, социальной философии, социальной психологии, международном праве. Л. Вирт впервые определил меньшинство в качестве самостоятельного объекта социологического изучения и предложил два важнейших критерия их выделения: а) наличие состояния дискриминации; б) осознание себя объектом коллективной дискриминации, что отличает меньшинства от других подчиненных групп вне зависимости от их демографических характеристик, внутренней организации и коллективного статуса. В

дальнейшем разработка концепта меньшинства в социологии осуществлялась в сторону прогрессивного ограничения его объема на основании введения дополнительных критериев, дифференциации различных групп, определяемых как меньшинства, а также объединения демографических параметров меньшинства и социально-политических аспектов его функционирования (X. ван Амерсфут, М. Гордон, М.Г. Смит, Р. Шермерхорн). Концепты меньшинство-большинство- взаимные и относительные; они обретают свой социологический смысл только в контексте современного государства.

Теоретическое осмысление концепта меньшинства в социологии и социальной антропологии теснейшим образом связано с разработкой проблемы эт-ничности и теории межгрупповых отношений. В контексте нашего исследования особенно важны два момента. Во-первых, разграничение меньшинства как категории преимущественно социально-политической и этнической группы как культурной категории. Во-вторых, антропологические и социологические исследования этничности были первоначально сфокусированы на группах, недоминантных или периферийных, т.е. на меньшинствах.

В последние десятилетия в области изучения меньшинств произошли существенные изменения, своеобразным символом которых стали классические работы Ф. Барта. Норвежский антрополог определил меньшинство как ситуацию. Важнейшие факторы всех ситуаций меньшинства находятся в сфере организации деятельности и взаимодействия. В рамках этого подхода в социальных науках происходит постепенный отказ от выделения и изучения дескриптивных признаков меньшинства. На первый план выходит изучение ситуативных и интерактивных аспектов конструирования и функционирования меньшинства, подвижности и относительности его границ (по отношению к большинству), возникающих в процессе социального взаимодействия и воплощающих (как и в случае с этничностью) различие, неравенство, дискриминацию.

В настоящее время не существует универсального определения меньшинства. Значение этого концепта во многом определяется социокультурным контекстом и национальными традициями научного знания. Современные дискуссии в социальных науках, поддерживающие в большей степени концепции интеграции, единства общества, нежели демократический принцип большинства, ведутся в таких терминах как маргинальность, исключение, община (community), постепенно смещая на периферию парадигму меньшинства.

В своем современном значении понятие «меньшинство» сохраняет изначально присущую ему амбивалентность. Негативный смысл концепта заключается в определении группы в терминах ущемленности, угнетения, исключения, т.е. подчинения большинству. Позитивное значение концепта ассоциируется с признанием культурных и моральных ценностей группы, которые должны быть подтверждены и тем или иным способом защищены.

Во втором параграфе «Проблема типологии меньшинств» анализируются основные подходы к типологизации меньшинств. Отмечается, что в социальных науках вопрос о предпочтительности терминов «этническое / национальное меньшинство», используемых либо как синонимичные, либо в соответствии с национальной традицией, остается нерешенным. В странах Западной и

Восточной Европы типологически сходные ситуации могут квалифицироваться как национальные, этнические или языковые меньшинства. В сфере международного права, прежде всего, в документах ОБСЕ, наблюдается тенденция преимущественного употребления понятия «национальное меньшинство», прочно ассоциируемого с гражданством. При этом отмечается его конвенциональный характер, что означает признание невозможности выработать такое определение, которое удовлетворило бы все государства, входящие в Совет Европы.

Основными критериями исторической типологии этнических меньшинств, предложенной немецким социологом Ф. Хекманном, являются: условия возникновения ситуации меньшинства, социоструктурное положение меньшинства в обществе и его этнополитические ориентации. Генезис этнических меньшинств как дискриминируемых, угнетаемых и стигматизированных групп в системе этнического расслоения рассмотрен Ф. Хекманном в контексте трех крупномасштабных исторических процессов: а) возникновение современных национальных государств, в процессе которого образуются национальные и региональные меньшинства; б) масштабные внутренние и международные миграции как основной фактор образования меньшинств иммигрантов; в) последствия колониализма и основания новых национальных государств (коренные народы, новые национальные меньшинства).

Другой подход к типологизации меньшинств, в соответствии с которым выделяются первичные и вторичные этнические группы (Э. Фрэнсис, С. Лал-лукка), неиммигрантские и иммигрантские меньшинства (У. Кимликка), инди-генные и новые меньшинства (Ю. Хабермас) может быть определен как социо-структурный. К важнейшим признакам, дифференцирующим первичные и вторичные этнические группы, относятся: а) сохранение / несохранение традиционной социальной структуры меньшинства в принимающем обществе; б) сохранение / несохранение территориальности группы (связи с территорией традиционного проживания); в) положительное или отрицательное отношение к возможностям интеграции в общество большинства. В рамках этого подхода также важен фактор генезиса группы, что сопрягается с особой значимостью, которая придается идее происхождения (descent) различными социальными группами в процессе самокатегоризации. Предложенное разграничение меньшинств на первичные и вторичные представляется более удачным, чем типологии, основанные на социально-экономических критериях.

В третьем параграфе «Понятие «коренной народ» в социологии и социальной антропологии» указывается, что коренные народы находятся в ситуации меньшинства вне зависимости от их демографического профиля в границах как мультикультурального государства, так и полиэтничного региона, хотя категории «меньшинство» и «коренной народ» не являются тождественными. Разделение меньшинств и коренных народов наиболее отчетливо осуществляется в международно-правовом поле. При этом дефиниции «меньшинство» и «этническая группа» в настоящее время отвергаются представителями коренных народов как проявление колониальной риторики доминирующего большинства или национального государства, что выражается в требовании признания и законодательного закрепления их особого статуса. Особенно при-

влекательным для коренных народов он становится с середины 1970-х годов, когда политическое присутствие или «видимость» (visibility) этих групп населения становятся очевидными, а международное сообщество обсуждает и принимает специальные меры по защите коренных народов. Феномен «индигенно-сти» во многих случаях формируется в результате политики властей, а также является продуктом сконструированного дискурса, поддерживаемого этнической элитой коренных народов и симпатизирующих им групп населения.

Категория «коренные народы» формируется в западной социологии и социальной антропологии и имеет ярко выраженные колониальные коннотации и корни. В европейской традиции эта категория, также как и этническая терминология, использовалась для обозначения населения других стран, ведущих традиционный образ жизни. Специальный докладчик Подкомиссии ООН по предотвращению дискриминации и защите меньшинств М. Кобо в докладе «Анализ проблем дискриминации коренного населения» (1986) предложил следующие критерии выделения коренных народов: самодефиниция, недоминирование, историческая преемственность с обществами доколониального периода, сохранение связи с территориями предков и этническая идентичность. В социально-политическом и академическом дискурсе коренные народы концептуализируются: а) как первонасельники (first people), т.е. как автохтонное население или наиболее раннее из известных по историческим источникам; б) как население, чьё социальное положение и стигма отсталости являются следствием конкретных исторических событий — внешней экспансии, колонизации, дискриминации (в парадигме коренной народ - национальное государство). Этот критерий не универсален, однако дефиниция indigenous people сопрягается с концептуализацией государственного суверенитета как формы внутреннего колониализма, что вызывает сильные возражения со стороны соответствующих правительств.

Аргументирование особого статуса коренного населения, отличного от статуса этнического меньшинства, во многом базируется на правовых последствиях «псрвопоселения» на определенной территории и находится в противоречии с фундаментальной доктриной современных государств, согласно которой существует только одна категория населения в стране - граждане, обладающие равными правами. Концепт «индигенности» как форма «апелляции к корням» может иметь крайне деструктивные последствия, так как в этом случае «исключительными правами» на определенную территорию наделяется только одна из этнических общностей, связанных с этой территорией.

Понятие «индигенность» подразумевает культурную преемственность, неизменность традиций, длительность и непрерывность исторического существования определённой общности, игнорируя тот факт, что и в этногенетиче-ском, и в культурном отношениях коренное население претерпело существенные изменения. В этой связи традиционные технологии, система жизнеобеспечения, мифология, языки коренных народов, ассоциируемые с фразой «с незапамятных времен», представляются как некое воплощение «культурной завершенности». Приверженность традициям, историческое прошлое (ситуация колонизации и дискриминации в прошлом, артикуляция принципа первопоселе-

ния и первородства, презентация традиционной культуры как «этнографической окаменелости») выступают важнейшими факторами социальной идентификации коренных народы в настоящем.

В России, исторически сложившейся как полиэтничное государство, и в научной традиции, и в законодательстве, и в политике коренные малочисленные народы не концептуализируются как жертвы внешней экспансии или внутренней колонизации. Они также не определяются через категории доминирование-недоминирование. Критериями их выделения являются самосознание, малочисленность, сохранение традиционного образа жизни и связи с традиционными территориями. Особенности понятия «коренные малочисленные народы»: а) списочный характер определения бенефициариев права; б) использование порога численности группы (менее 50 тыс. человек). Артикуляция «малости», малочисленности имплицитно подразумевает переопределение коренного народа как меньшинства, что в ряде случаев воспринимается как проявление дискриминации. Кроме того, подобный подход не учитывает ситуативный, процессуальный характер этничности.

Понятие «коренные народы», объем и содержание которого определяются социально-политическим контекстом и национальными научными традициями, имеет несколько значений: а) в узком смысле - соответствует дефиниции М. Кобо; б) в широком смысле - включает недоминантные группы, сохраняющие традиционные (племенной) образ жизни и социальную структуру, а также свои культурные особенности (коренные малочисленные народы Севера, дефиниция МОТ); в) социальные группы и народы, использующие стратегии «индигенизации» в процессе борьбы за изменение своего социально-политического статуса; г) уроженцы определенной местности, населенного пункта, государства.

В четвертом параграфе «Индигенность» в контексте социокультурных изменений»- выявлены уровни концепта «индигенности»: а) дескриптивный, включающий исследование языка, культуры, традиционной социальной структуры коренных народов, внешних и внутренних факторов социокультурных изменений в контексте коренных народов, этнокультурного взаимодействия; б) социально-политический, в рамках которого обсуждаются формы признания коренных народов национальным государством и международным сообществом, модели их взаимодействия, концепции интеграции коренных народов в национальное общество. Определены современные тенденции трансформации концепта «индигенности»: а) от локального уровня к глобальному; б) от ситуации меньшинства к признанию особого статуса коренных народов; в) от стигмы к признанию ценности традиционной культуры, языка и идентичности коренных народов; г) от «невидимости» к обозначению и поддержанию групповых этнокультурных границ.

Парадоксальность концепта «индигенности» (также как и «Четвертого мира») состоит в том, что он объединяет на транснациональном уровне коренные народы, отчетливо выделяющиеся своими устремлениями к микроуровшо общин и идентичностей. Включение коренных народов в глобальное культурное и политическое пространство во многом способствует кристаллизации об-

разов культурно и этнически определенных местностей, усилению их идентификации с локальными культурами, актуализации локальных идентичностей и лояльностей. Преследуя в качестве одной из важнейших целей изменение своего социально-политического и правового статуса в обществе, этнополитиче-ские движения коренных народов столкнулись с трудностями трансляции локальных интересов и идентичностей на национальный и международный уровни. В настоящее время наднациональный уровень их деятельности включает использование различных каналов и социальных технологий, таких как mass media, использование национальных и международных судов для реализации земельных требований, а также создание сети международных организаций. Транснациональная сеть коренных народов оказывает сильнейшее влияние на характер их взаимоотношений с национальным государством, активно вовлекая в эти отношения третью сторону - международное сообщество. Так, организации коренных народов использовали «политики стыда» на различных форумах ООН по правам человека. Апелляция к своей «ущемленности», «положению жертвы» эксплуатируется коренными народами как ресурс воздействия на национальные правительства в целях получения дополнительных компенсаций. Участие коренных народов в деятельности международных организаций (ООН, МОТ, Европейский парламент) не только свидетельствует о появлении новой влиятельной политической силы или же приводит к изменению положения коренных народов в границах национального государства, но и способствует усилению локальных общин.

В современных условиях коренные народы концептуализируют себя как «культуры», используя выражение культурных различий как инструментальное основание для мобилизации группы, а также как легитимный политический ресурс. Дискурс «индигенности» поддерживает требование предоставления коллективных прав (территориальных прав, прав на самоопределение) коренным народам, которые придерживаются в основном групповых стратегий интеграции в национальное общество. Основаниями для выдвижения групповых притязаний выступают этничность, происхождение, культура. Вместе с том опыт реализации в ряде стран (США, Канаде, Новой Зеландии) политики позитивной дискриминации, направленной на преодоление социально-политического неравенства дискриминируемых групп через защиту коллективных прав, нельзя признать полностью успешным. Реализация этой политики может вести к усилению этнических и социальных границ, а также способствовать упрочению групповых идентичностей. Так как принцип равенства по-разному интерпретируется большинством и меньшинством (коренным народом), «государство может быть обвинено в несправедливости и тогда, когда оно добивается равенства, и тогда, когда оно защищает различия» (Т.Х. Эриксен).

Одну из последних по времени стратегий коренных народов и этнических меньшинств представляют различные формы манифестации культурного консерватизма, а также символические инверсии, в процессе которых стигма оборачивается «позитивной ценностью» (Э. Коэн), предметом гордости и, таким образом, дестигматизируется. Использование символических инверсий нарушает ортодоксальность отношений в парадигме центр-периферия, большин-

ство-меньшинство: дискриминируемая группа отрицает символический код, при помощи которого осуществляется ущемление, заменяет его своим собственным кодом, конструируя превосходство меньшинства. В соответствии с новым символическим кодом индейцы, инуиты и саамы больше не меньшинства, а нации или «первонации» (First Nations). Одна из форм непрямой оппозиции коренных народов власти состоит в смене этнонима и требовании признания эндоэтнонима в качестве официального наименования группы. В некоторых этносоциальных контекстах преодоление стигмы меньшинства и ситуации дискриминации сопровождается тем, что коренные народы отвергают этнические ярлыки, которые ассоциируются преимущественно с иммигрантами, а также свою сопряженность с бедностью и маргинальностью.

В настоящее время наблюдается трансформация концепта «иидигенно-сти» и его символическая инверсия: от понятия, ассоциируемого с периферий-ностью, дискриминацией, стигматизацией, к термину, актуализирующему культурный примордиализм, поддерживающему и легитимизирующему специфические права коренных народов. Методологическое значение концепта «индиген-ности» для изучения современных социокультурных и политических процессов состоит в том, что он релевантен для анализа ситуаций, в которых различные ранее маргинальные или вновь образуемые социальные группы, утверждающие значимость коллективных форм идентичности в контексте борьбы за изменение своей позиции в обществе, определяют себя коренными народами и требуют признания своего особого статуса как коллективного субъекта права. В тех случаях, когда группа настаивает на своей исключительности, уникальности своей культуры, апеллируя к принципам «индигенности», этот концепт наряду с эт-ничностью и мультикультурализмом поддерживает дискурс различий. Таким образом, стратегии «индигенизации» реализуются: а) собственно коренными народами; б) другими социальными группами, определяющими себя коренными. При этом «индигенность» используется в качестве ресурса мобилизации группы.

Глава 2, «Этнические меньшинства в странах Северной Европы» состоит из двух параграфов.

В первом параграфе «Этнические меньшинства и проблема конструирования национальной идентичности» отмечается, что в международной перспективе страны Северной Европы часто определяются как стабильный и гомогенный в этнокультурном отношении регион, имеющий имидж образцовых отношений как на межнациональном (межгосударственном) уровне, так и в парадигме большинство-меньшинство. В этом параграфе рассматриваются исторически сложившиеся формы взаимоотношений между большинством и меньшинством в Норвегии, Финляндии и Швеции, которые во многом определяют особенности межэтнического взаимодействия, а также основания и пределы взаимной толерантности в границах современных национальных обществ. С одной стороны, они обусловлены поздним формированием северно-европейских наций, сопровождавшимся внутренней этнокультурной гомогенизацией населения,'что привело к совпадению границ этнического сообщества и национального государства, с другой - признанием культурных различий и то-

лерантностью к историческим (традиционным) меньшинствам. Именно в этом состоит одна из важных особенностей региона, где меньшинство понимается преимущественно в количественном смысле и соотносится с признанием его культурных, языковых и религиозных особенностей. И только в некоторых временных и социокультурных контекстах концепт меньшинства ассоциируется здесь с ситуацией дискриминации. Так, в бытность Финляндии в составе Швеции (до 1809 г.) финны, которые значительно превосходили по численности имевшую более высокий социальный статус и доминировавшую политически группу шведов, относились к категории «меньшинство».

Социальный статус и форма признания «зеркальных меньшинств» (финляндские шведы, шведские финны), а также этнических меньшинств, входящих в состав нескольких государств (финны в Норвегии и Швеции, саамы в Норвегии, Финляндии и Швеции), обусловлены социально-политическими и историческими процессами, например, образованием новых наций, национальных государств и изменением их границ. В этом наглядно проявляется ситуативный характер меньшинства.

Иммиграционные процессы последних десятилетий существенно изменили этническую и лингвистическую однородность стран Северной Европы. Особенно сильные метаморфозы претерпели Дания и Швеция. В наименьшей степени эти процессы затронули. Финляндию. Этнокультурная плюрализация этих стран, вызванная иммиграцией, осуществляется в уже сложившихся здесь алгоритмах социокультурного взаимодействия, которые определяются доминированием институтов национального общества и периферийным положением этнических (в том числе и иммигрантских) меньшинств. Эти изменения привели не только к осознанию факта присутствия новых этнических групп иммигрантов в странах Северной Европы и признанию «других культур, идентично-стей», но и формированию качественно новых стратегий национальных государств по отношению к традиционным меньшинствам, признанию «другого» в границах своего этнокультурного пространства.

Во втором параграфе «Саамы как этнолингвистическая и социокультурная общность» отмечается, что саамы не представляют собой гомогенную этническую и культурную общность, а включают локальные группы, говорящие на различных диалектах. В границах саамской этнической общности отмечены существенные вариации материальной и духовной культуры, формирующие гетерогенный пространственно-временной континуум. Исходя из этого, вряд ли можно говорить о внутренне гомогенной «саамской культуре» как о достоянии определенной этнической группы (саамов). В этой связи особого внимания заслуживают факторы и процессы, которые создают и делают значимыми прерывности в культуре.

Факторами локальной дифференциации саамов являются: диалектные и этнические различия, конфессиональная принадлежность, кочевые маршруты и формы освоения территорий, направления традиционных этнокультурных и торговых контактов. Факторы дифференциации саамов на макроуровне — формы их включения в современные национальные общества (норвежское, российское, финское и шведское), экономическую и социально-профессиональную

структуры, административные и национальные границы, демографический профиль в ареалах расселения.

В третьей главе «Социальные структуры саамов и проблема социальной трансформации» осуществлен сравнительный и структурно-функциональный анализ традиционных социальных структур саамов.

В первом параграфе «Трансформация традиционных социальных структур саамов: основные теоретико-методологические подходы» показано, что традиционному саамскому обществу присуще большое разнообразие форм социальной организации.

Представление о саамском обществе как о вариации достаточно однородной и распространенной «культуры охотников» сформировалось в рамках системной или структурно-функциональной парадигмы. Центральными для нее являются идеи рациональности саамского общества как экологически и социально сбалансированной системы, вариации которой обусловливаются региональными (локальными) экологическими различиями. В рамках данного подхода, испытавшего сильное влияние экологического детерминизма, преувеличивается контраст между коренным населением Северной Фенноскандии и их соседями, а также недооцениваются вариации форм социальной организации саамов. Саамское общество описывается в самых общих понятиях (институт общины 5нс1а, совет старейшин поггаг), при этом в центре внимания оказываются такие фундаментальные принципы как коллективизм и групповая солидарность, но игнорируются индивидуальные акторы как значимые субъекты действия и изменения (Г. Гьессинг, Э. Манкер, Р, Персон, Я. Уитакер, Э. Уоррен).

Одна из важных тем современных дискуссий в социальных науках — проблема социального изменения. Однако сторонники структурно-функционального подхода фокусируют внимание скорее на проблемах относительной стабильности, сохранения социальных форм, или - позднее - концепции устойчивого развития. Процессы перехода от традиционного общества охотников к специализированным формам экономики, дифференциации и развития саамского общества объясняются действием, главным образом, внешних факторов, таких как колонизация, система административного управления и налогообложения, торговля, христианизация, а также влиянием соседних пародов. В работах последнего времени значительно большее внимание уделяется внутренним факторам развития социальной структуры саамского общества (Т. Ингольд).

Второй подход связан с процессуальным интеракционизмом Ф. Барта, считающим что общества различаются прежде всего формой организации социального взаимодействия. В этом случае референтными являются такие категории как стратегия, управление ресурсами, территориальное поведение, выбор, возможность, контроль. В рамках данного подхода к изучению саамского общества в качестве важнейших факторов социальной жизни саамов называются принцип индивидуализма и автономия домохозяйства (Л.-И. Хансен, К. Од-нер). Локальные общности включаются в сложное плюральное общество, где нет условий для выделения изолированных сообществ или дихотомизации традиционных и современных структур, а значимы социальные процессы и факто-

ры, способствующие установлению и сохранению этнокультурных и социальных границ.

Во втором параграфе «Общинные структуры саамов» указывается, что традиционная саамская община siida, механизм ее формирования исследованы пока недостаточно. Термин siida в саамском этнокультурном пространстве означает: а) разные формы общины; б) зимнее поселение; в) осваиваемую общиной территорию; г) стадо оленей, совместно выпасаемое членами общины; д) культовую единицу.

Локальные варианты siida в Фенноскандии и на Кольском полуострове, модели их функционирования (центральная, челночная, круговая) имеют весьма значительные различия как в синхронии, так и в диахронии. В этой связи наиболее дискуссионный вопрос - является ли эта форма социальной организации а) общесаамской; б) имеющей общие признаки в саамском социокультурном пространстве.

Важный фактор жизнедеятельности саамской общины — сезонная дихотомия, деление года на фазы'концентрации (зимний период) и дисперсии (лето) или фазы общественной (община) и частной жизни (семья, семейно-родственная группа), которые соотносятся с двумя моделями жизнеобеспечения — оседлой и кочевой. При этом циклические ритмы социальной жизни связываются с естественными природными ритмами, а категории времени, сезона соотносятся с формами социальной организации. Время, сезон становятся социальными феноменами и интегрируются в социальную структуру, регулируя длительность существования групп, формы и характер социальных действий, а также правила, определяющие различные аспекты поведения и культурной жизни. Для разных локальных групп саамов характерна своя конфигурация социальных времен, выбор которой становится важным аспектом идентификации группы.

В саамском социальном континууме можно выделить региональную, локальную и целевую группы. Основными факторами, дифференцирующими эти социально-территориальные образования друг от друга, являются длительность их существования и способ приобретения членства. Однако различия между ними не носят структурного характера. Эти уровни социальной организации саамов Т. Ингольд определяет как «макрокосмический» и «микрокосмический». В структурном плане локальная группа кочевых саамов может быть сопоставлена с центральной родней (nodal kindred), которая обладает следующими признаками: а) центральное положение доминирующей группы сиблингов; б) признание социально значимых генеалогических отношений периферийных сиблинговых групп с доминантной группой; в) сегментация родни по линиям сиблингов.

Состав общины siida может существенно меняться как в результате брачной миграции, так и вследствие изменения (истощения) или перераспределения ресурсной базы. Сочетание гибкой, вариативной системы siida с билатеральным счетом родства, концептуализация системы родства как «включающей системы» — отличительные особенности традиционной социальной организации саамов, способствующие их аккультурации и адаптации в современном обществе.

В настоящее время и в странах Северной Европы, и в России концепт siida активно используется для обоснования и легитимизации прав саамов на присвоение ресурсов определенной территории. Несмотря на то, что этот институт, как правило, является социальной и юридической фикцией, его артикуляция как категории статусной имеет существенные экономические и социальные последствия. Традиционные формы социальной организации (общнна, система родства, семья) становятся важнейшими факторами социальной идентификации саамов. Они имеют особое символическое значение среди других социокультурных признаков, объективирующих принадлежность к саамской этнической общности.

В третьем параграфе «Проблема билатерального счета родства» уни-линейный и билатеральный счет родства рассмотрены в перспективе включения-исключения.

Билатерализм саамского общества проявляется: а) в отсутствии унили-нейных экзогамных социальных образований; б) в системе терминов родства бифуркативно-коллатералыюго типа, для которой характерна симметрия, равноправное отражение в ней социальных связей как по линии отца, так по линии матери; в) системе норм, регулирующих выбор брачных партнеров; г) в наследовании оленьих стад как по мужской, так и по женской линии; д) в наличии родни (kindred) и моногамной семьи как наиболее характерных билатеральных форм социальной организации. Важнейшая особенность концептуализации феномена родства состоит в том, что для саама не имеет значения жесткое проведение границы между близкими и дальними родственниками. Границы родства могут передвигаться, включая в разных ситуациях большее или меньшее число родственников. В этом проявляются функциональные аспекты саамской систе-' мы родства как «включающей системы» (П. Швайцер).

Для характеристики формы и численности семьи у саамов в середине XIX в. в рамках микроструктурного подхода нами использованы ревизские сказки, посемейные списки, а также духовные росписи — источники, релевантные локальному уровню исследования. Они содержат сгруппированные по до-мохозяйствам сведения о структуре и половозрастном составе семей. Исследование показало, что у терских саамов, расселенных в восточной части Кольского полуострова, преобладали семьи расширенного типа, на долю которых приходилось 86% (37 семей из 43). Нуклеарные семьи составляли 14% (6 семей из 43). Средняя численность семьи расширенного типа - 12,5 человек, нуклеарной семьи — 4,2. Специфика распространения семей расширенного типа у терских саамов - абсолютное преобладание братских семей (75,7%), основанных преимущественно на горизонтальных связях; 24,3% семей относятся к отцовским.

В погостах западной и центральной части Кольского полуост рова насчитывалось 210 семей. Из них 126 (60%) семей расширенного типа, 84 (40%) семьи нуклеарные. Средняя численность семьи расширенного типа составляла 9,5 человек, нуклеарной семьи - 4,8. Среди семей расширенного типа преобладали отцовские (68,2%), в то время как братские семьи составляли 31,8%.

Для российских саамов в целом характерно преобладание эндогамных тенденций различного рода (прежде всего, стабильности во времени эндогам-

ных брачных ареалов). Билатеральная система родства саамов строится преимущественно на горизонтальной основе. Присущая унилинейным системам генеалогическая глубина здесь отсутствует. По сравнению с унилинейными системами, общества с билатеральным счетом родства являются более гибкими и мобильными: они способны изменяться сами и реагировать на изменения внешней среды, не разрушая своей внутренней структуры. Включение в них чужеродных элементов (этнических, социальных), равно как и их врастание, например в национальное общество, не обязательно сопровождается ломкой всей социальной структуры. С другой стороны, подобная гибкость ведет к большому разнообразию социальных форм.

Общества с экзогамными унилинейными социальными структурами демонстрируют большую стабильность и постоянство. Унилатерализм способствует сохранению собственности в середе родственников и обеспечивает четкое действие механизма передачи культурной информации. Вместе с тем такие общества менее восприимчивы к инновациям, менее способны к адаптации в процессе социокультурных изменений. При их инкорпорации в более крупную этническую или социальную общность, как правило, увеличивается замкнутость социальной структуры, а также происходит усиление внутриэтнических связей за счет сокращения связей межэтнических.

В четвертом параграфе — «Родство, локальность, этничность» - эти феномены рассматриваются как относительные и комплементарные. Содержание и конфигурация концептов родство, локальность, община, этничность существенно варьируют в различных временных и социокультурных контекстах как в синхронии, так и в диахронии, а также зависят от уровня взаимодействия (локального, регионального, национального, транснационального). С одной стороны, они выступают аспектами процесса формирования идентичности, определяя и мотивируя различия, устанавливая границы, отделяющие внутреннее от внешнего, свое от чужого, с другой — важными элементами системы социальной дифференциации. Их соотношение определяет специфику социокультурного взаимодействия в каждом конкретном случае. Так, родство, происхождение, традиция могут лежать в основании коллективных идентичностей, значимых для организации социального взаимодействия внутри группы, тогда как этничность становится очевидной на границе, где она регулирует формы взаимодействия с внешней средой. Представляется, что такой подход позволяет преодолеть однолинейный ракурс этничности.

Глава 4. «Саамы Северной Европы в процессе социокультурных изменений» состоит из трёх параграфов.

В первом параграфе «Формы социальной интеграции саамов в странах Северной Европы» рассматриваются исторически сложившийся алгоритм взаимодействия национального государства и коренного народа (саамов) в странах Северной Европы, а также особенности и формы реализации альтернативных стратегий государства по отношению к меньшинствам (сегрегации, ассимиляции, плюралистической интеграции, позитивной дискриминации).

. В Швеции различные варианты социал-дарвинизма, а также патернализм в определении перспектив развития саамской культуры послужили осно-

ванием для формирования стратегической доктрины «лопари должны быть лопарями». В первой половине XX в. здесь сформировались альтернативные политики по отношению к саамам-оленеводам (социальная изоляция) и саамам-неоленеводам (ассимиляция). Оленеводческая культура и кочевой образ жизни рассматривались как исключительно саамское достояние, нуждающееся в защите от «негативного» влияния цивилизации. В соответствии с Законом об оленеводстве 1971 г. только 2800 саамов, имеющих шведское гражданство, обладают наследственным правом на занятие оленеводством и официально признаются саамами, что создает серьезные дилеммы для неоленеводческих групп саамского населения относительно их идентичности. Этнические и культурные границы поддерживаются устойчивой категоризацией «извне», со стороны большинства и национального государства. В настоящее время в Швеции саамы не признаются коренным народом и не наделяются соответствующими правами. Швеция не подписала Конвенции МОТ №109 (1957) и №169 (1989). За исключением особого этнического права на занятие оленеводством саамы, также как и меньшинства иммигрантов, наделены равными правами со всеми гражданами. Право саамов на традиционный образ жизни ограничивается правом на занятие оленеводством в границах традиционно осваиваемых ими территорий.

В Норвегии переход от политики ассимиляции по отношению к саамам к плюралистической интеграции осуществляется в 1950-1970-х годах. Однако «индигенность» саамов подвергается сомнению, так как они являются группой, хорошо интегрированной в норвежское общество. К существенным изменениям ситуации привело выступление саамов против государственной программы строительства гидроэлектростанции на р. Альта в Финнмарке в 1979-1981 г. Локальные события на р.Альта были символически переопределены саамами как выражение конфликта между коренным народом и национальным обществом. В контексте этих событий были дестигматизированы многие ценности и материальные артефакты саамской культуры.

Право на занятие оленеводством в Норвегии является этническим и наследственным. Однако официальная дефиниция саамов не связана здесь с оленеводческим образом жизни. В последней трети XX в. по мере усиления процесса интеграции саамов в национальное общество функции регулирования и контроля в оленеводстве всё больше переходят от традиционных саамских институтов к государственным структурам. В настоящее время Норвегия - единственное из четырех государств, где проживают саамы, ратифицировавшее в 1991 г. Конвенцию МОТ №169. В Законе о саамах (1987) саамы впервые признаются коренным народом, имеющим особый статус. Это положение было также подтверждено внесением поправки в Конституцию Норвегии (100а), призванной продемонстрировать «дуально-этнический» характер государства, а также принятием Закона о саамском языке (1990).

Современное положение саамов в Финляндии регулируется Законом о саамском языке (1991), Законом о культурной автономии (1995) и Законом о саамском парламенте (1995). В отличие от Норвегии саамская автономия в Финляндии носит территориальный характер. Однако даже в границах Саамской территории саамское население не преобладает и составляет только одну треть.

Оленеводство в Финляндии не является этническим занятием. При этом власти рассматривают оленеводство как второстепенную отрасль сельского хозяйства, а не как неотъемлемую часть саамской культуры, обеспечивающую ее сохранение и преемственность. Согласно Закону об оленеводстве 1932 г. любой гражданин Финляндии (с 1994 г. - любой гражданин стран ЕС), проживающий в границах Саамской территории, может иметь оленей. Законодательство в сфере оленеводства в целом направлено на разрушение традиционной саамской системы оленеводства и общины Бпйа.

Открытие представительных органов - Саамских парламентов в Финляндии (1972), Норвегии (1989), Швеции (1993) призвано продемонстрировать двойной статус саамов, с одной стороны, официально признанных самостоятельным народом, а с другой - являющихся частью национальных обществ. В то время как Саамские парламенты придерживаются стратегии интеграции саамов в национальное общество с одновременным сохранением их культуры, транснациональный Союз саамов Скандинавии (1956) реализует скорее «этническое начало» как основание общесаамской идентичности и поддерживает определенную конфронтацию с интересами национальных государств. Подготовленный по инициативе Союза саамов Проект саамской конвенции (1995) предполагает: а) отказ от принципов патернализма по отношению к саамам; б) реализацию права на самоопределение как в национальных границах, так и во внешнем измерении (траснациональном пространстве); в) общий уровень прав, реализуемый по отношению к саамам во всех четырех странах; г) определение саамских прав на территории традиционного природопользования как коллективных и этнических.

В скандинавских странах развитие «саамского права» и стратегий национального государства по отношению к национальным меньшинствам основывается на синтезе двух подходов, а именно: общих правовых норм, направленных на защиту культуры меньшинств, а также специфических дравовых норм, применяемых исключительно к коренным народам. Последние регулируют главным образом территориальные права саамов. Эта так называемая скандинавская доктрина наиболее отчетливо представлена в Норвегии, менее всего — в Швеции. При этом проявляются существенные различия стратегий и целей, которых придерживаются национальные государства во внешней политике, декларируя свою приверженность нормам международного права, а с другой стороны, во внутренней политике стремятся минимизировать «индиген-ность» саамов настолько, насколько возможно в контексте международного законодательства в этой сфере.

Во втором параграфе «Дилеммы саамской идентичности» отмечается, что в конце XX в. в результате процессов модернизации, а также в ходе существенных, в том числе и институциональных изменений в организации отношений между большинством и меньшинством возникает новый контекст артикуляции саамской общности. Изменение социального и исторического контекста, как правило, влечет за собой колебание значений параметров идентификации, а также изменение конфигурации референтной группы. Процессы этнической мобилизации саамов и формирования общесаамской идентичности связаны с

преодолением стигмы и конструированием идеологии культурного и политического оптимизма.

Коллективная самоидентификация себя как саамов и концептуализация идеи «саамности» (Saaminess) подразумевают артикуляцию «фундаментального и последовательного тождества между членами одной группы» (Р. Брубейкер, Ф. Купер). Представители саамской интеллигенции постулируют общность этнической группы, определяя набор существенных характеристик, имеющих, по их мнению, особое символическое значение. К ним относятся культурно-диакритические признаки, такие как саамский язык, система родственных отношений, чувство сопричастности определенной территории, традиционные формы жизнеобеспечения, одежда, нормы обычного права, трудовые, религиозные и музыкальные традиции, система имен. Набор приписываемых саамам культурных идиом может существенно варьировать в различных контекстах, однако во всех случаях концептуализация саамской идентичности отягощена эссенциалистскими коннотациями._ Вторая группа индигенных концепций «саамности» артикулирует идею общности происхождения (descent), которой в условиях нарушения языковой идентификации придается особая значимость. Кроме того, традиционная социальная организация (семья, община, система родства, институт гостеприимства) рассматривается как важнейший фактор, определяющий особенности социальной и культурной жизни саамов в современных национальных обществах, а также как символическая система, объективирующая принадлежность к саамской этнической общности.

Особую остроту вопросам саамской идентичности придает ее тематиза-ция в контексте расширения концепта саамской культуры, больше не понимаемой как культура исключительно оленеводческая. Теперь идиомы «саамности» ассоциируются не только с оленеводством, но и с такими традиционными саамскими экономическими практиками как рыболовство, охота, животноводство, народные промыслы. Тем самым стираются границы между оленеводческими и неоленеводческими группами, понимаемые в ряде контекстов как границы между статусными и нестатусными группами. Образ саамской культуры как традиционно ориентированной, а порой и «примитивной», противостоящей современности продуцирует скорее исключение, нежели включение, интеграцию в национальные общества. В этом случае культурные идиомы выполняют функцию дихотомизации (разграничения этнических групп), но не являются комплементарными. Так как ассоциация оленеводства с концептом саамской культуры и индигенностью, характерная как для внутрисаамского дискурса, так и для категоризации извне, концептуализирует «саамность» как конкурирующую с национальной идентичностью, современные версии саамской идентичности исключают оленеводство и традиционную систему жизнеобеспечения из дефиниции саама. Поэтому многие артефакты саамской культуры, которые в 1970-е годы были дестигматизированы и служили маркерами «особой саамской идентичности», в настоящее время воспринимаются и саамами, и национальными большинством скорее как потребительские товары и изделия декоративно-прикладного искусства.

Одна из важных тенденций последнего времени - процесс формирования саамской этничности, базирующейся преимущественно на основе принципа неконфронтации. Это выражается как оппозиция требованиям «индигенности» и конституционно закрепленному особому статусу вплоть до отрицания самого факта существования особой саамской этничности. Саамская идентичность конструируется не как контрастирующая, конкурирующая с идентичностью большинства, но как комплементарная, ассоциируемая с идеей равенства этнических групп, и в этом качестве поддерживает стратегии включения в национальное общество.

В третьем параграфе «Саамы как транснациональная общность: процессы глобализации и конструирование саамской нации» отмечается, что транснационализация представляет одну из наиболее значимых тенденций развития современных обществ. С социологической точки зрения в процессе транснационализации происходит связывание «структур, культур и идентично-стей», что направлено на открытие и поддержку новых транснациональных идентичностей в рамках соответствующих экономических пространств.

К транснациональным стратегиям относится конструирование саамской нации как «воображаемой общности», объединяющей саамов Норвегии, России, Финляндии и Швеции. В современном социальном и научном дискурсе концепт Б^ргт, с одной стороны, обозначает исконную территорию проживания саамов, а с другой — не связывается с определенным географическим ареалом и имеет скорее политические коннотации. Как политическая и культурная конструкция Барпп постепенно становится референтным для всего саамского населения: «Зйргш — это нация без границ», в то же время обладающая общностью языка, истории и культуры. Говоря о национальной идентичности, саамы утверждают этнокультурную идентичность, социальное пространство которой не совпадает с границами национальных государств. Конституируемое транснациональное сообщество наделяется признаками и атрибутами нации — саамским национальным флагом, гимном, отмечаются общие праздники (6 февраля - Национальный день саамов), создаются наднациональные структуры (Северный институт саамов, Союз саамов Скандинавии и др.) Концептуализация единой саамской нации имплицитно подразумевает вопрос, являются ли саамы лояльными гражданами национальных государств, а также ставит под сомнение легитимность существующих границ. При этом по-новому формулируется проблема признания, переопределяемая как требование признания статуса саамов как единого народа в четырех странах.

Различные по своей конфигурации транснациональные общности и общая идентичность йогут возникать: а) в случае конституирования транснационального сообщества иммигрантами и членами отдающего сообщества; б) при ориентации этнического меньшинства «на внешненациональную Родину» (Р. Брубейкер), что демонстрируют, например, ингерманландские финны Ленинградской области по отношению к Финляндии; в) при реализации транснациональных стратегий дисперсными группами определенной этнической общности, проживающими на территории различных национальных государств, в том числе коренными народами (саамы; эскимосы Дании, Канады, России и США).

Несмотря на разнообразие форм транснационализации, во всех случаях происходит актуализация культурного примордиализма, а также расширение группы солидарности, т.е. изменение конфигурации референтной группы. Кроме того, может иметь место переориентация этнокультурных связей. Как правило, конструирование собственной этничности в направлении создания транснациональных структур приводит к усилению политического веса и возможностей группы. В процессе транснационализации развиваются новые формы защиты меньшинств и коренных народов. Одновременно этническая идентичность («индигенность») все меньше сопрягается с традиционными культурными сообществами и все больше становится политически спроектированной.

В пятой главе «Российские саамы: социальная трансформация и этнокультурная динамика» изучены новейшие социальные и этнокультурные тенденции, характерные для коренных малочисленных народов Севера РФ (на примере саамов).

В первом параграфе «Система расселения и этническая среда» подчеркивается, что для коренных народов система расселения - одно из условий сохранения и воспроизводства традиционной системы жизнеобеспечения. Демографический профиль группы, а также концентрация или дисперсия являются важнейшими аспектами ситуации меньшинства. В то же время особенности пространственной локализации этнического меньшинства в гомогенной (своей) этнической среде, полиэтнической и иноэтнической средах позволяют судить о степени выраженности и проницаемости этнической границы, об интенсивности межэтнического взаимодействия, а также о реализации установок этнического меньшинства на предпочтительное расселение в определенном этническом окружении.

В соответствии с распределением этнических групп по населенным пунктам в диссертационном исследовании выделяются четыре типа расселения: I тип (доля этнической группы составляет 1-33%), характеризующий ситуацию этнического меньшинства; II тип (34-65%) - этнические группы в структуре поселений представлены равномерно; III тип (66-99%) - преимущественно моноэтнические поселения; IY тип (100%) - этнически однородная среда. Для измерения проницаемости этнической границы используется показатель дисперсного расселения (ПД).

Анализ данных о пространственной локализации саамов осуществлен на уровне поселений и волостей. Исследование выполнено на трех временных срезах: 1) конец XIX в. - учтены данные о пространственной локализации 2212 человек, в том числе 1815 саамов (ГАМО); 2) 1926 г. - проанализированы поселенные карточки Всесоюзной переписи населения 1926 г., содержащие сведения об этническом составе Мурманской области на микроуровне. Общая численность учтенного населения составила 9057 человек, в том числе 1626 саамов (СПбФ АРАН); 3) 1996 г. - учтены данные о пространственной локализации 15200 человек, в том числе 900 саамов.

Для традиционной системы расселения кольских саамов были характерны: а) концентрация в гомогенных (саамских) поселениях; б) отчетливо выраженный характер этнической границы на локальном уровне; в) сохранение пре-

имущественно саамской среды на уровне волости; г) минимальное значение показателя дисперсного расселения; д) полукочевой образ жизни.

Для современной системы расселения саамов релевантны следующие факторы: а) ситуация этнического меньшинства во всех местах проживания; б) разрыв с территориями традиционного природопользования; в) ограничение сферы функционирования традиционной культуры; г) изменение качества дисперсного расселения: от дисперсии территориальной (расселения небольшими локальными группами на территории Кольского полуострова) к дисперсии этнической (рассредоточению саамов в населенных пунктах с доминирующей иноэтнической и полиэтнической средой); д) формирование значительной группы городского населения, составляющей примерно 1/3 от общей численности саамов.

Во втором параграфе «Трансформация брачной структуры российских саамов: эндогамия, брачные стратегии, этничность» проанализированы основные тенденции трансформации брачной структуры саамов.

В то время как паттерны брачной миграции, соотношение унилокаль-ных и гетеролокальных браков и формирование эндогамных брачных ареалов в пределах этнической общности характеризуют традиционную брачную структуру и внутриэтнические границы, анализ межэтнических браков позволяет определить степень проницаемости внешнего эндогамного барьера, а также механизмы его детерминации. Проведенный нами анализ брачных миграций показал, что в XIX - начале XX в. уровень этнического эндогамного барьера был выше локального. Учтено 1110 браков, заключенных саамами в Понойской волости в период с 1794 по 1908 г. и в Кольско-Лопарской волости с 1835 по 1920 г. В этот период уровень этнической эндогамии достигал 94,1%; межэтнические браки заключались преимущественно с русскими. Уровень локальной эндогамии, присущей выделенным автором эндогамным брачным ареалам (Терскому, Кильдинскому, Печенгскому и Бабинско-Нотозерскому), варьировал от 75 до 85%.

Эмпирическую базу для анализа основных тенденций трансформации брачной структуры российских саамов в XX в. составили материалы Ловозер-ского районного ЗАГСа, а также ГАМО. Всего проанализировано 535 браков за период 1921-1989 гг.. Исследование показало, что уровень внутриэтнической эндогамии сократился с 82,1% в 1921-1940 г. до 10,1% в 1981-1989 г., в то время как уровень межэтнических браков возрос с 17,9% в 1921-1940 г. до 89,9% в 1981-1989 г.

Трансформация брачной структуры российских саамов отличалась нарушением локальной эндогамии (разрушением традиционных эндогамных брачных ареалов вследствие трансформации системы расселения), а также нарушением этнической эндогамии. Корреляция между уровнем этнической эндогамии и этнической идентичностью не обнаруживается. Российские саамы демонстрируют устойчивую тенденцию к сохранению численности группы, несмотря на то что межэтнические браки преобладают в течение длительного периода (1941—1989) и составляют от 46 до 89% от общего числа заключенных браков. В последние десятилетия превалирование межэтнических браков со-

провождалось актуализацией саамской этнической идентичности и реализацией стратегии этнической инкорпорации.

Фактическое разрушение внешнего эндогамного барьера не обязательно является функцией процессов ассимиляции и не всегда приводит к размыванию и исчезновению этнической общности. Преобладание межэтнических браков над внутриэтническими в условиях проживания в полиэтнической или иноэт-нической среде можно рассматривать как проявление сознательно избранной брачной стратегии.

В третьем параграфе «Современная этносоциальная характеристика и правовой статус саамов в Российской Федерации» указывается, что современные проблемы и перспективы развития коренных малочисленных народов и определение саамов как коренного народа находятся в центре научных и общественных дискуссий, в том числе по правам меньшинств. В соответствии с постановлением Правительства РФ от 24 марта 2000 г. «О едином перечне коренных народов малочисленных народов» саамы Мурманской области отнесены к коренным малочисленным народам. В 1990-е годы на региональном уровне оформилось два основных подхода к проблеме правового статуса этнических меньшинств и коренных народов в Мурманской области. С одной стороны, обосновывается правомочность предоставления особого правового статуса только саамам, а с другой, предлагается отнести к коренным малочисленным народам не только саамов, но и кольских ненцев, коми-ижемцев, являющихся на территории Кольского полуострова мигрантами конца XIX в., а также русское старожильческое население — поморов. На локальном уровне обсуждение так называемых «саамских прав» сопряжено с проблемой территориальных прав, при этом этнические преференции и групповые права выступают как фактор, способствующий росту межэтнической и социальной напряженности.- Очевидно, что в полиэтнических средах специальные меры социальной защиты и государственной поддержки должны быть адресованы тому населению, чье экономическое благосостояние по-прежнему основывается на традиционной системе жизнеобеспечения, сохраняющему традиционный образ жизни вне зависимости от этнических характеристик.

В отличие от скандинавских стран оленеводческое сообщество на Кольском полуострове а) этнически неоднородное (саамы, коми, ненцы, русские); б) имеет низкий социальный статус; в) преимущественно мужское по составу. Основные тенденции развития оленеводства в последние десятилетия состоят, во-первых, в сокращении численности саамов, занятых в этой сфере, во-вторых, в увеличении разрыва между формами ведения оленеводства, внедрением в эту сферу современных технологий, рыночных механизмов регулирования, организацией ветеринарной службы, с одной стороны, и восприятием оленеводства как важнейшего этнического маркера — с другой. Во внутрисаамском дискурсе саамская этничность прочно ассоциируется с оленеводством и традиционной системой жизнеобеспечения в целом.

В качестве перспективных путей преодоления негативной социально-экономической ситуации можно назвать меры по созданию условий для самостоятельной хозяйственной деятельности коренных народов, в том числе созда-

ние общин и выделение земли в аренду. К настоящему времени зарегистрировано 6 общин саамов. Основная проблема состоит в определении границ территорий традиционного природопользования. Основания конституирования общин: а) соответствие законодательству РФ; б) этническая принадлежность; в) родственные отношения; г) территориальность; д) общая хозяйственная деятельность (например, оленеводство). Общины создаются в соответствии с той конфигурацией, которая предложена Законом «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов» (2000), а не ориентируются на воссоздание традиционных форм саамской общины. Так, общины «Кильдин» и «Пирас» учреждены как родовые, что не характерно для традиционного саамского общества. В то же время концепт siida сохраняет свое значение как фактор социокультурной идентификации отдельных индивидов и социальных групп, как одно из оснований легитимизации территориальных притязаний общины.

Включаясь в современный дискурс «индигенности», российские саамы осознают и позиционируют себя как группу, соответствующую понятию «коренной малочисленный народ»* (самоидентификация, малочисленность, традиционный образ жизни и связь с традиционными территориями), и одновременно удовлетворяющую критериям понятия indigenous people, применяемого в практике ООН (жертвы внутренней колонизации, первонасельники).

В четвертом параграфе «Возрождение культуры российских саамов: этническая мобилизация и этническая идентичность» отмечается, что привнесение этничности как формы осознания и презентации культурных различий в сферу политики - явление достаточно новое. Для российских саамов поддержание и выражение культурных различий, дестигматизация саамской культуры и языка становятся важными факторами этнической мобилизации. Как и многие другие коренные народы, саамы «открыли» для себя свою собственную культурную уникальность и активно используют ее в качестве легитимного политического ресурса. При этом а) меняется социокультурный контекст бытования предметов традиционной культуры и их функции; б) в качестве маркеров идентичности используются как аутентичные, так и «восстановленные» или заимствованные элементы культуры; в) концептуализация саамской стигмы, имевшей место в прошлом, становится важным аспектом дискурса «индигенности» в настоящем. Во внутрисаамском дискурсе традиционная культура понимается и интерпретируется как символ групповой идентичности, что приводит в ряде случаев к ее фетишизации, а также манифестации различных форм культурного консерватизма.

Другая сторона возрождения саамской культуры состоит в ее интерпретации как экономического ресурса. Традиционные саамские промыслы (такие как шитье бисером, резьба по кости, художественная обработка меха и кости) в своем развитии ориентируются на возможности сбыта продукции на российском и европейском рынках. В этом же русле находятся проекты по развитию этнического туризма.

Важным фактором этнокультурного возрождения саамов стало формирование саамского общественного движения. Деятельность многочисленных саамских организаций способствует росту этнического самосознания, дестигма-

тизации саамской культуры, а также обозначению и поддержанию этнокультурной границы между саамами и несаамами, которая в настоящее время не очевидна. Включение российских саамов в транснациональное культурное и политическое пространство сопровождается переориентацией исторически сложившихся этнокультурных связей на локальном, региональном и национальном уровнях, а также переоценкой их значимости в диахронном плане. При этом происходит реконфигурация референтной группы: российские саамы позиционируют себя частью различных транснациональных сообществ: а) саамской нации, объединяющей саамов Норвегии, России, Финляндии и Швеции; б) сообщества коренных народов; в) финно-угорского мира.

Во внутриэтническом дискурсе саамская этничность концептуализируется преимущественно в примордиалъной парадигме и определяется через набор признаков (этническое происхождение, язык, общность территории, система жизнеобеспечения). Противоречивость концептуализации российских саамов как коренного народа проявляется в том, что дефиниция «саамы» определяется через понятие «традиционный образ жизни». Тем самым формируется образ архаичной, обращенной в прошлое, ориентированной на постоянное воспроизводство традиций культуры. В то же время все большее число саамов реализует образовательные, профессиональные стратегии в социальном пространстве, не ограниченном рамками «традиционности».

В заключении сформулированы основные выводы диссертационного исследования, определены проблемы, требующие дальнейшего изучения.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях: ■ Монографии и научно-методические работы:

1. Коренные народы в процессе социальных изменений. СПб.: Изд. СПбГУ, 2005. 15,6 п.л.

2. Саамы. Социальная организация // Прибалтийско-финские народы России. М.: «Наука», 2003. 54,6 п.л. (личный вклад 0,8 п.л.).

3. Household Arrangements among the Saami of Akkala, Northern Russia, in the XIX-th century // Family life on the Northwerstern Margins of Imperial Russia. Joensuu: Joensuu University Press, 2004. 31,2 п.л. (2,3 п.л., соавт. M. Полла; личный вклад 1,15 п.л.).

4. Традиционные промыслы малочисленных народов Северо-Запада России // Традиционные промыслы и ремесла народов России. СПб.: «Дрофа», 2004. (Допущено Министерством образования РФ в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений). 21,5 п.л. (личный вклад 1,4 п.л.).

Статьи:

5. К характеристике традиционных социальных институтов саамов Кольского полуострова // Вестник ЛГУ. Серия 2. Вып.З (№16). 1988. 0,3 пл.

6. Local variants of functioning of the Kola Saami Community // Speci-mina Sibirica. Vol.Y. The Arctic. Papers of the International Conference, Syctyvcar, 16-18 may, 1991. Savaria, 1992. 0,5 п.л.

7. К характеристике брачной системы кольских саамов (по материалам метрических книг) П Journal de la Société Finno-Ougrienne. Suomalais-ugrilainen Seura. Vol. 84. Helsinki, 1992. 0,8 п.л.

8. Эндогамные ареалы кольских саамов // Проблемы этнической истории и межэтнических контактов прибалтийско-финских народов. СПб.: РЭМ, 1994. 0,5 п.л.

9. Система терминов родства кольских саамов // Алгебра родства. СПб.: МАЭ РАН, 1995. 1 п.л.

10. Социальная организация кольских саамов // Congressus Octavus Fenno-Ugristarum, 10 - 15.08.1995. P.YI. Juväskylä, 1996. 0,4 п.л.

IL Традиционная социальная организация кольских саамов: община И Historia Fenno-Ugrica 1. Vol. 1. Oulu, 1996. 1,2 п.л.

12. Sergej Sergel and his visit to Finnmark // Acta Borealia. Vol. XIII. No 2. Oslo, 1996. 0,5 п.л.

13. Социальная структура саамов: к проблеме билатерального счета родства // Социология и социальная антропология. СПб.: «Алетейя», 1997. 1 п.л.

14. Noaidie-begrepet blant de russiske Samene // Ottar. Nr 217 (4). Tromso: Universitet i Tromso, 1997. 0,5 пл. (норв.яз.).

15. Саамы: современные тенденции этносоциального и правового развития //Журнал социологии и социальной антропологии. Т.П. №4. 1999. 0,5 п.л. (соавт. А.И Куропятник; личный вклад 0,4 п.л.).

16. Expeditions to Saami territories. A History of Studies of the Kola Saami in the 1920s - 1930s // Acta Borealia. Vol.XYI. No 1. Oslo, 1999. 0,6 п.л.

17. The Тег Saami according to the Russian census of 1858: ethnosocial characteristics // Acta Borealia. Vol.XYII. No 2. Oslo, 2000. 0,6 п.л.

18. Этнические меньшинства и национальная идентичность в странах Северной Европы // Россия и Европа: на пути к единой формуле. СПб.: «Нестор», 2001. 0,4 п.л.

19. Саамы Северной Европы: этнополитика и конструирование идентичности // Актуальные проблемы и источники по истории Северных стран и их связей с Северо-Западным регионом России. Материалы международной научной конференции, СПб., 27-29 ноября 2000. СПб.: ГПКТБ, 2001. 0,5 п.л.

20. Билатеральный счет родства и этносоциология саамов // Финно-угры и соседи: проблемы этнокультурного взаимодействия в Балтийском и Баренцевом регионах. СПб.: «Арт-Люкс», 2002. 1 п.л.

21. От стигмы к самоутверждению: понятие «коренной народ» в современном дискурсе //"Журнал социологии и социальной антропологии. T.Y. №1. 2002. 1 п.л.

22. Саамское общество и проблема социальной трансформации // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. Материалы международной научной конференции, СПб., 25-26 апреля 2001 г. СПб.: РХГИ, 2002. 0,3 пл.

23. Терские саамы по ревизии 1858 г.: этносоциальная характеристика // Скандинавские чтения 2000 г. СПб.: «Наука», 2002. 0,5 п.л.

24. «Запоздалые нации» Северной Европы: проблема конструирования идентичности // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. Материалы международной научной конференции, СПб., 25-26 апреля 2002 г.. СПб.: РХГИ, 2003. 0,5 п.л.

25. Коренные народы и феномен транснационализации // Сибирь. Проблемы сибирской идентичности. СПб.: «Астерион», 2003. 0,5 п.л.

26. Современные транснациональные стратегии саамов // Скандинавские чтения 2002 г. СПб.: МАЭ РАН, 2003. 0,5 п.л.

27. Коллекции по этнографии саамов // Материалы по этнографии. Т.П. Народы Прибалтики, Северо-Запада, Среднего Поволжья и Приуралья. СПб.: «Деловая полиграфия», 2004. 0,5 п.л.

28. К проблеме типологии этнических меньшинств // Проблемы сибирской ментальности // СПб.: «Астерион», 2004.0,5 п.л.

29. Саамы на Кольском полуострове / Россия - Норвегия. Сквозь века и границы. Осло, СПб.: «Художник и книга», 2004. На норв. яз.: Norge - Russland. Naboer giennom tusen âr. Oslo: Spactacus forlag, 2004. 0,2 п.л.

30. Саамы // Северная энциклопедия. M.: «Европейские исследования»; «Северные просторы», 2004. 1,2 п.л.

Тезисы:

41. К изучению социальных структур кольских саамов // Ежегодные гуманитарные гФинляндские чтения «Шегрен - академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук». Тезисы докладов международной конференции. СПб., 5-7 октября 1993 г. СПБ., 1993. 0,1 п.л.

32. The social Organization of the Kola Saami // Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum, 10-15. 08. P.II. Juväskylä, 1995. 0,1 п.л.

33. Современные детерминанты социальных и этнических процессов // Социология в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургском университете. Тезисы Всероссийской научной конференции. СПб.: «Петрополис», 1999. 0,2 п.л. (со-авт. А.И. Куропятник; личный вклад 0,1 п.л.).

34. Сезонная дихотомия саамского общества // Время и календарь в традиционной культуре. Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. СПб., 23-25 ноября 1999 г. СПб.: «Лань», 1999. 0,3 п.л.

35. К проблеме трансформации концепта «индигенности» // Социология и общество. Тезисы Первого Всероссийского конгресса «Общество и социология: новые реалии и новые идеи», СПб., 27-30 сент. 2000 г. СПб.: «Скифия», 2000. 0,2 л .л.

36. The Indigenous Peoples of the Barents-Region: Ethnopolitical Movements and Identity Management // Siberia and Circumpolar North. Contributions by Anthropologists and NGOs. International Conference, June 2-4. 2000. Vienna, 2000. 0,2 п.л.

37. Северная Европа: этничность в контексте регионализации // Современные проблемы российской ментальности. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, 24-25 ноября 2005 г. СПб.: «Астерион», 2005. 0,3 п.л.

Отпечатано с готового оригинал-макета в ЦНИТ «АСТЕРИОН» Заказ № 160. Подписано в печать 4.05.2006 г. Бумага офсетная. Формат 60х84!/|б Объем 2,25 п. л. Тираж 100 экз. Санкт-Петербург, 191015, а/я 83, тел. /факс (812) 275-73-00, 275-53-92, тел. 970-35-70 www.asterion.ru E-mail: asterion® asterion.ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Куропятник, Марина Степановна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. МЕНЬШИНСТВО КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ.

1.1. Концепт меньшинства в социологии и социальной антропологии

1.2. Проблема типологии меньшинств.

1.3. Понятие «коренной народ» в социологии и социальной антропологии.

1.4. «Индигенность» в контексте социокультурных изменений.

1.5. Выводы.

ГЛАВА 2. ЭТНИЧЕСКИЕ МЕНЬШИНСТВА В СТРАНАХ СЕВЕРНОЙ ЕВРОПЫ.

2.1. Этнические меньшинства и проблема конструирования национальной идентичности.

2.2. Саамы как этнолингвистическая и социокультурная общность.

2.3.Вывод ы.

ГЛАВА 3. СОЦИАЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ СААМОВ И ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ.

3.1. Трансформация традиционных социальных структур саамов: основные теоретико-методологические подходы.

3.2. Общинные структуры саамов.

3.3. Проблема билатерального счета родства.

3.4. Родство, локальность, этничность.

3.5. Выводы.

ГЛАВА 4. СААМЫ СЕВЕРНОЙ ЕВРОПЫ В ПРОЦЕССЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ.

4.1. Формы социальной интеграции саамов в странах Северной Европы.

4.2. Дилеммы саамской идентичности.

4.3. Саамы как транснациональная общность: процессы глобализации и конструирование саамской нации.

4.4. Выводы.

ГЛАВА 5. РОССИЙСКИЕ СААМЫ: СОЦИАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ И ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА.

5.1. Система расселения и этническая среда.

5.2. Трансформация брачной структуры: эндогамия, брачные стратегии, этничность.

5.3. Современная этносоциальная характеристика и правовой статус саамов в Российской Федерации.

5.4. Возрождение культуры российских саамов: этническая мобилизация и этническая идентичность.

5.5. Выводы.

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по социологии, Куропятник, Марина Степановна

Актуальность темы.

В ходе радикальных социальных изменений, вызванных модернизацией и глобализацией, коренные народы (indigenous peoples) находятся на распутье, выбирая и балансируя между сохранением традиций и принятием ценностей современных западных обществ, между партикуляризмом и универсализмом, приверженностью традиционному образу жизни и благосостоянием, изоляцией и интеграцией в национальные государства. Образ «единой глобальной деревни», в направлении которой стремительно движется современный мир, в контексте коренных народов обретает особый символический смысл. Образ «глобальной деревни» позволяет соотносить коренные народы с локальными общностями, «укорененными в определенной местности», и подразумевает микроуровень общин и идентичностей. «Глобальная деревня», в свою очередь, инициирует и выражает возникновение на макроуровне сообщества коренных народов как транснационального феномена.

Существование мирового движения коренных народов - это во многом продукт глобализации, особенно в сфере информационных технологий, которые не только способствуют поддержанию интенсивных связей коренных народов между собой, но и делают их присутствие в мировом сообществе «видимым», а также усиливают их коллективный голос. В последние десятилетия коренные народы стали влиятельной политической силой, а категория «коренные народы» -одной из самых популярных в социальных науках.

Одна из тенденций развития современных обществ определяется в социальных науках как «индигенная перспектива», что подразумевает признание коренных народов дискретными общностями, имеющими определённые коллективные интересы. «Индигенная перспектива» подвергает сомнению фундаментальные ценности и институты национального государства, такие как гражданство, равноправие, а также, например, понятие справедливости. Вопрос состоит в том, являются ли «индигенная перспектива» как транснациональный феномен, с одной стороны, и идентичность коренных народов «как проект», направленный на изменение их социальной позиции в обществе (Castells 1997: 8), с другой, факторами «коррозии» власти современных национальных государств и их стабильности, либо они уравновешивают гегемонистские стратегии последних. Насколько разрушительными для национальных государств окажутся реализация коллективных прав коренных народов и утверждение значимости коллективных социальных идентичностей? Вызов национальным государствам формируется в настоящее время с двух позиций - макроуровня международных организаций коренных народов, основанных на транснациональной солидарности, и микроуровня локальных общин.

Таким образом, коренные народы находятся в эпицентре современных социальных дискуссий, артикулирующих проблемы равенства и справедливости, соотношения коллективных и индивидуальных прав. Вместе с тем в данном контексте вновь поднимается вопрос об этнических границах (в понимании Ф. Барта), а также о специфической конфигурации культуры коренных народов, сохраняющих традиционный образ жизни и оспаривающих представление о том, что прогресс человечества связан с повсеместным утверждением «мировой культуры потребления» (Daes 2003: 67).

Систематическое изучение феномена «индигенности» в современном мире ещё только начинается. Это положение представляется в высшей степени актуальным для России, что обусловливается следующими обстоятельствами. 1. В российских социальных науках и законодательстве признается существование особой группы населения - коренных малочисленных народов Севера.

Критериями их выделения являются этническое самосознание, малочисленность, сохранение традиционного образа жизни и связи с традиционными территориями. Одновременно эти народы настаивают на признании и законодательном закреплении их особого статуса как коренных народов (indigenous peoples), наделяемого международным сообществом наибольшим объёмом прав. 2. Коренные малочисленные народы Севера активно участвуют в международном движении коренных народов, деятельности международных неправительственных организаций (NGO), осваивают опыт аборигенного самоуправления в Австралии, Канаде, странах Северной Европы, США и постоянно апеллируют к мировому сообществу, включая третьего актора в свои отношения с государством. 3. Принципиально новым явлением можно считать транснациональные стратегии коренных народов, дисперсно расселенных на обширных территориях или входящих в состав нескольких национальных государств. 4. В современной России тенденции «индигенизации» характерны для различных народов и групп населения, которые в определенных социокультурных контекстах определяют и позиционируют себя как коренные, наполняя это понятие своим содержанием.

Выбранный нами регион - Северная Европа - заслуживает особого внимания с точки зрения исторически сложившихся здесь отношений между государством и нацией, территорией и этничностью, национальным большинством и этническими меньшинствами, а также опыта реализации так называемой скандинавской доктрины, служащей основанием политической стратегии национального государства по отношению к коренным народам. Во многих отношениях наблюдается параллелизм ситуации коренных народов в странах Северной Европы и на Северо-Западе России. В этой связи представляется перспективным сравнительный анализ современных социальных и этнокультурных изменений в среде коренных народов в Норвегии, Финляндии, Швеции и на Северо-Западе Российской Федерации (на примере саамов).

Степень разработанности проблемы.

Важное теоретическое и методологическое значение для изучения социальных и этнокультурных тенденций, характерных для коренных народов в условиях модернизации и глобализации, имеют работы А. Аппадураи, А. Енгояна, Э.-И. Дэз, Н. Дюка, Э. Коэна, Дж. Лемена, X: Минде, Р. Нейзена, Т. Симпсона, Ж.Т. Тощенко, X. Эйдхейма, В.А. Ядова. Преодоление стигмы отсталости, примитивности, периферийности прежде «невидимыми» гражданами национальных государств, обретение ими реального политического веса в процессе освобождения от статуса меньшинства вызывает всё больший теоретический и практический интерес. В контексте коренных народов обсуждаются такие центральные для социологии и социальной антропологии проблемы как соотношение культурных различий, равенства и недискриминиции, индивидуальных и коллективных прав, а также особенности формирования и реконфигурации коллективных идентичностей (Р. Брубейкер, М. Вьевьёрка, В.А. Кряжков, Б. Кингсбери, У. Кимликка, Ф. Купер, Н.И. Новикова, А.Г. Осипов, Р. Стейвенхеген, М. Шейнин, А. Эйде).

Включение в глобальный дискурс малочисленных локальных сообществ, чьи культуры воспринимаются либо как локусы самобытности и прибежище культурного разнообразия, либо как пережитки, «осколки традиционности» в современном мире, «живая старина» и «этнографические окаменелости», вновь поднимает проблемы культурной плюрализации и гомогенизации, локализации и глобализации, традиционализма и модернизации (Ф. Барт, М. Вьевьёрка, Э. Гидденс, А. Гупта, М. Кастельс, Г.И. Осадчая, Дж. Ферпоссон, Дж. Фридман, У. Ханнерц, П. Штомпка, Т.Х. Эриксен).

В социальных науках коренные народы рассматриваются как одна из ситуаций меньшинства, а социокультурные и политические перспективы их развития обсуждаются в контексте прав меньшинств.

Меньшинство как социальный феномен в социологии коцептуализируется в контексте современного государства и ассоциируется с ситуацией дискриминации, политического угнетения, социального неравенства и ущемленности в правах. В соответствии с этой традицией, восходящей к JL Вирту и получившей развитие в трудах таких известных социологов как X. ван Амерсфут, Э. Асп, П. ван ден Берге, М. Гордон, М.Г. Смит, У. Флэнэйген, Ф. Хекманн, исследовательский фокус направлен на изучение процессов маргинализации, интеграции - дезинтеграции, включения - исключения (И. Валлерстайн, Р. Грю, Э. Аллардт, С. Погам). В этом своём значении концепт меньшинства постепенно смещается на периферию научных дискуссий.

Теоретическое осмысление меньшинства в контексте этничности, национализма, мультикультурализма (Ю.В. Арутюнян, К. Вердери, J1.M. Дробижева, А.Г. Здравомыслов, З.В. Сикевич, С.Т. Татунц, Э. Фрэнсис, С.В. Чешко, Р. Шермерхорн), характерное для социологии, социальной антропологии, социальной философии и права, в последние годы сопрягается с проблемой признания и защиты культурных и этнических особенностей группы (А.Х. Абашидзе, Э. Гутман, У. Кимликка, B.C. Малахов, Ф.-О. Радтке, Ч. Тэйлор, М. Уолцер, Ю. Хабермас).

Коренные народы также изучаются в рамках различных концепций этничности (Б. Андерсон, Ф. Барт, М. Бэнкс, X. Вермюлен, Р. Дженкинс, М. Левин, Н.Г. Скворцов, В.А. Тишков, Э. Хобсбаум, Т.Х. Эриксен и др.). Важнейшими темами, релевантными для современного дискурса «индигенности», являются: этичность и культура (Э. Аллардт, Т. Свенсон, Г. Тернборн, Т. Тернер); этничность и территориальность (X. ван Амерсфут, З.П. Соколова); этничность и родство (К. Кэлхоун, Л.

Хоули); этничность и эндогамия (Дж. Адаме, А. Казакофф, Ю.В. Бромлей, М.В. Крюков, С. Лаллукка, С.В. Соколовский, Л.-И. Хансен, В.А. Шнирельман).

Исследования процесса интеграции коренных народов в национальные общества (на примере саамов), осуществленные X. Эйдхеймом, Т.Х. Эриксеном и другими представителями норвежской школы социальной антропологии, во многом способствовали изменению общей теоретической парадигмы в социальных науках. В этой связи большое значение имеют изучение особенностей взаимодействия государств Северной Европы (и олицетворяемого ими большинства) и коренного народа (Т. Брантенберг, Л.-А. Бэр, Л.-Н. Ласко, X. Минде, Э. Ниеми, К. Никкуль, Л. Силланпяэ, Ю. Пеннанен, Р. Пэйн, С. Тэгил, Т. Туен, А. Фиршинг); дискурс саамской этничности и культуры в контексте социальных изменений (П. Айкио, Н. Зоргдрэйгер, Т. Ингольд, Н. Йернслеттен, П. Пельто, Ю. Пеннанен, В. Стордал, С. Туулентиэ), проблематизация территориальных прав саамов (X. Бич, И. Бьёрклунд, К. Корпиякко, Т. Свенсон), а также социологические интерпретации современных тенденций регионализации в национальном и общеевропейском контексте (А.О. Бороноев, И. Нойманн, Д. Сиджански, X. Тьельмеленд).

Дескриптивный уровень представлен этнографическими исследованиями саамов (Д.Н. Бухаров, Э. Воррен, Г. Гьессинг, Д. Сторм, Д.А. Золотарёв, Т. Итконен, А.И. Кельсиев, К. Никкуль, Т.В. Лукьянченко, Э. Манкер, Р. Персон, Н.Н. Харузин, В.В. Чарнолуский, Я. Уитакер).

Этносоциальные процессы у коренного населения Крайнего Севера России изучаются в рамках двух основных подходов -традиционализма и модернизма (патернализма и принципа равных возможностей) (Г.М. Афанасьева, Н.Б. Бахтин, В.И. Бойко, С.В. Керцелли, А.В. Корюхина, И.И. Крупник, О.А. Мурашко, П.Н. Павлов,

A.И. Пика, Ю.В. Попков, В.В. Селиванов, Ю.Б. Симченко, З.П. Соколова, С.В. Соколовский, А.А. Ткаченко, С.Н. Харючи и др.), которые соотносятся с плюрализмом и интеграционизмом в европейской традиции. Изучение данной проблематики в России имеет многовековую историю. В основном это этнографические, исторические, лингвистические, социально-демографические исследования. Вместе с тем современные тенденции социокультурных изменений у коренных малочисленных народов Севера не только в контексте трансформации российского общества, но и в связи с их включенностью в транснациональные культурные и политические процессы и участием в деятельности международных организаций еще не привлекли внимания отечественных исследователей.

В социологии понятие «транснационализм» разрабатывается для анализа миграционных процессов и этничности наряду с такими концептами как мультикультурализм и глобализация (К. Вердери, П. Кайвисто, А. Портес, JI. Джуэрнайзо, П. Лэндольт, JI. Прис, Т. Фэйст). При этом исследовательский фокус смещается с изучения экономических и политических аспектов данного феномена на транснациональное перемещение культурных практик, значений и символов (Т. Левеллен, Л. Прис, X. Шрадер), а также на формирование новых транснациональных идентичностей. В российской социологии и социальной антропологии транснационализм ни как социальный феномен, ни как научная категория еще не получил должного признания. Немногочисленные работы, появившиеся в последние годы, исследуют транснационализм через призму миграции (Л.М. Дробижева,

B.А. Тишков). Рассмотрение современных тенденций развития коренных народов в рамках концепций транснационализма представляется перспективным с точки зрения изменения конфигурации понятий «нация», «локальность» («место»), а также при изучении транснациональных практик NGO.

Объект исследования: коренные народы в условиях модернизации и глобализации.

Предмет исследования: современные тенденции социальных и этнокультурных трансформаций в контексте коренных народов.

Целью диссертационного исследования является сравнительное изучение тенденций социокультурных изменений в среде коренных народов в России и странах Северной Европы в условиях модернизации и глобализации (на примере саамов). Исследование осуществлено на следующих уровнях: а) локальном (микроуровне саамских общин); б) региональном (в границах территорий традиционного проживания саамов); в) национальном (в Российской Федерации и национальных государствах Северной Европы - Норвегии, Швеции, Финляндии); г) транснациональном.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- проанализировать основные теоретико-методологические подходы, сложившиеся в социологии и социальной антропологии, к концептуализации меньшинства как социального феномена;

- рассмотреть ситуацию коренных народов в современном мире как одну из ситуаций меньшинства;

- на основе междисциплинарного подхода провести анализ категорий «коренные народы» и «коренные малочисленные народы», показать их сопряженность с социально-политическими и этнокультурными процессами, а также национальными научными традициями;

- на основе социологического подхода всесторонне изучить «индигенность» как социальный феномен, выявить уровни и современные тенденции трансформации концепта «индигенности»;

- изучить особенности концептуализации культуры и идентичности коренных народов в процессе социальных изменений;

- показать особенности взаимодействия локального и глобального в контексте коренных народов;

- выявить и изучить современные социальные и культурные стратегии коренных народов, реализуемые на локальном, национальном и международном уровнях;

- определить основные тенденции трансформации традиционных социальных структур саамов в XIX-XX в.: системы расселения и этнических сред, общины, семьи, брачной структуры;

- провести сравнительный анализ паттернов взаимодействия национального государства (большинства) и этнического меньшинства (коренного народа) в странах Северной Европы и на Северо-Западе России, а также изучить особенности и формы реализации возможных альтернативных политик государства в отношении коренных народов.

Теоретическая и методологическая основа диссертации:

Структурно-функциональный и системный подход в социологии и социальной антропологии (Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, У. Дэвенпорт, А.Р. Рэдклифф-Браун, М. Фортес).

Междисциплинарный подход к изучению меньшинств и коренных народов как социокультурных феноменов.

Сравнительный подход к исследованию особенностей и форм взаимодействия национального государства и коренных народов в России и странах Северной Европы - Норвегии, Швеции и Финляндии в перспективе интеграции - дезинтеграции.

Социально-конструктивистский подход в социологии и социальной антропологии (П. Бергер, Т. Лукман, Э. Гоффман, Э. Коэн, Н.Г. Скворцов, В.А. Тишков и др.).

Микроструктурный подход к изучению форм семьи, домохозяйства и брачной структуры (П. Ласслет, П. Чап), основанный на анализе массовых демографических и статистических данных, релевантных локальному уровню исследования.

Концепция этничности Ф. Барта, получившая развитие преимущественно в норвежской школе социальной антропологии (X. Эйдхейм, Т.Х. Эриксен).

Теоретические положения социологии и антропологии глобализации, в том числе концепции культурной глобализации и транснационализации (А. Аппадураи, П. Бергер, Т. Левеллен, У. Ханнерц, П. Штомпка).

Эмпирическую базу работы составляют:

Результаты исследований «Кольские саамы: анализ социальных структур» (1999 г.) и «Кольские саамы: этническая идентичность и паттерны социальной трансформации» (2000 г.), осуществленных автором по индивидуальным грантам Исследовательского совета Норвегии (Research Council of Norway).

Микроструктурный подход к изучению семьи у кольских саамов реализован автором в рамках международного проекта «Сельская семья в Северо-Восточной Европе» (проект Академии Финляндии, 2001-2003 г., руководитель проф. Т. Хемюнен).

Полевые материалы автора, собранные во время экспедиций в места традиционного расселения саамов в Мурманской области (г. Мурманск, с.Ловозеро, пос.Верхнетуломский, Лопарская, Пушной, Туманный, 1989-1994, 1996, 1997, 1999, 2000, 2002 гг.), а также в ходе российско-норвежских проектов в с.Ловозеро Мурманской области (1995 г.; участники М.С. Куропятник, Й.А. Калстад, Музей/Университет Тромсё, Норвегия), муниципалитете Сенья, Норвегия (2000 г.; участники Д. Сторм, Музей/Университет Тромсё, Норвегия, М.С. Куропятник).

Материалы местных и центральных архивов: статистические, демографические и историко-этнографические материалы Комиссии по изучению племенного состава России и сопредельных стран (СПбФ

АР АН. Ф.135), а также Кольско-Лопарского и Понойского волостного правления Александровского уезда Архангельской губернии; ревизские сказки, посемейные списки, метрические книги, духовные росписи (или исповедные книги) приходских церквей (ГАМО. Ф.1«и», 16«и», 20«и», 52«и», 53«и»). Для характеристики брачной структуры российских саамов использованы материалы отдела ЗАГС с.Ловозеро Мурманской области, а также архива отдела ЗАГС г. Мурманск. Всего проанализировано 1645 браков за период с 1794 по 1989 г. Анализ системы расселения саамов осуществлен на трех временных срезах: 1) конец XIX в. - учтены данные о пространственной локализации 2212 человек, в том числе 1815 саамов (ГАМО); 2) 1926 г. -проанализированы поселенные карточки Всесоюзной переписи населения 1926 г., содержащие сведения об этническом составе населения Мурманской области на микроуровне. Общая численность учтённого населения составила 9057 человек, в том числе 1626 саамов (СПбФ АР АН. Ф.135); 3) 1996 г. - учтены данные о пространственной локализации 15200 человек, в том числе 900 саамов.

Данные Всесоюзной переписи населения 1989 г. и Всероссийской переписи населения 2002 г.

Похозяйственные книги с.Ловозеро (1980-1990-е годы), статистические материалы администрации Ловозерского района Мурманской области, а также администрации Мурманской области.

Документы и различные материалы, характеризующие деятельность общественных организаций саамов Мурманской области (Россия), Норвегии, Финляндии и Швеции, в том числе Ассоциации кольских саамов, Общественной организации саамов Мурманской области, Союза саамов Скандинавии, Саамских парламентов, Ассоциации оленеводов Норвегии и др.

Научная новизна работы.

1. Реализован социологический подход к изучению «индигенности» как социального феномена и как специфической формы идентичности коренных народов. Разработана авторская концепция «индигенности». Впервые выявлены основные уровни концепта «индигенности»: а) дескриптивный; б) социально-политический; определены тенденции его трансформации. Показано методологическое значение концепта «индигенности» для анализа социокультурных и политических процессов в современной России.

2. Разработаны методологические принципы анализа ситуации коренных народов в контексте модернизации и глобализации: а) в парадигме меньшинства; б) в парадигме этничности.

3. Осуществлен междисциплинарный подход к анализу понятий: а) «коренные народы» (indigenous people), возникшего в западной социологии и социальной антропологии и включенного в международное право; б) «коренные народы и народы, ведущие племенной образ жизни» (indigenous and tribal peoples), используемого в практике МОТ; в) «коренные малочисленные народы», используемого в российской науке, законодательстве и политике. Показано, что понятие indigenous people не полностью соответствует специфике ситуации коренных малочисленных народов РФ и не учитывает российскую научную традицию.

4. Впервые в отечественной социологии и социальной антропологии выявлены и изучены современные социокультурные стратегии коренных народов РФ и стран Северной Европы - Норвегии, Финляндии и Швеции, которые рассматриваются в перспективе социальной интеграции-дезинтеграции.

5. Концепт транснационализма впервые применен для анализа современных стратегий коренных народов и этнических меньшинств. Выделены основные формы конструирования транснационального сообщества: а) коренные народы и трансграничные этнические меньшинства; б) меньшинства, ориентированные на «внешненациональную родину»; в) иммигрантские сообщества; а также его уровни (институциональный, культурно-символический).

6. Показаны изменения в отношениях государства и коренного народа, которые проявляются, с одной стороны, в переходе от политики ассимиляции к признанию, а с другой - в усилении тенденции самовыделения и поддержания культурной границы коренными народами и этническими меньшинствами.

7. Введены в научный оборот новые материалы, собранные автором в процессе многолетних полевых исследований на территории расселения российских саамов, а также материалы центральных и региональных архивов (Государственного архива Мурманской области; Мурманского областного краеведческого музея; Санкт-Петербургского филиала архива Российской академии наук).

8. Выявлены тенденции трансформации системы расселения, этнических сред как важных факторов межэтнического взаимодействия, а также семьи и брачной структуры российских саамов в XX в. Билатеральный счет родства как принцип включения в группу рассмотрен в перспективе межэтнического и социального взаимодействия.

9. Выявлены особенности концептуализации саамской этничности и культуры в процессе социокультурных изменений; показано соотношение этнической идентичности, культуры и традиционного образа жизни в контексте коренных народов (на примере саамов).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Коренные народы - одна из ситуаций меньшинства, возникающая вне зависимости от их демографического профиля как следствие колониального прошлого и недоминирования, а также как результат осознания этого опыта.

2. «Индигенность» понимается, во-первых, как своеобразная форма социальной организации культурных различий, как важный аспект и продукт социальных отношений, лежащих в основании формирования феномена коренных народов на локальном, национальном и транснациональном уровнях. Во-вторых, как специфическая форма идентичности коренных народов, утверждаемая ими как одна из наиболее выраженных примордиальных форм идентичности.

3. «Индигенность» как социальный феномен, как форма концептуализации культуры и идентичности коренного народа первоначально основывается на следующих факторах: а) принцип первопоселения; б) ситуация дискриминации и недоминирования, сложившаяся вследствие колониального прошлого (т.е. ситуация меньшинства); в) осознание и переосмысление опыта дискриминации и лишений. В своем современном значении концепт «индигенности» подразумевает: а) преодоление стигмы меньшинства и самодефиницию как коренного народа; б) признание его особого социального статуса национальным государством и международным сообществом; в) возникновение сообщества коренных народов как транснационального феномена; г) реконфигурацию традиционных форм коллективной идентичности и утверждение их социальной значимости в борьбе за признание.

4. Коренные народы в контексте модернизации и глобализации обнаруживают, с одной стороны, тенденции к самоопределению, поддержанию этнокультурных различий и сохранению традиционного образа жизни, а с другой - стремление к более высоким жизненным стандартам и интеграции в национальные общества. Традиционно коренные народы концептуализируются как локальные сообщества, что выражает тенденции локализации, культурной плюрализации, партикуляризации и социальной фрагментации. Вместе с тем их включение в глобальные процессы поддерживает тенденции транснационализации, культурной гомогенизации, универсализации и интеграции.

5. Реализация политики позитивной дискриминации, предоставление специфических коллективных прав коренным народам, также как патернализм и спонсорство, оказываемые по этническому признаку, могут усиливать этнические и социальные границы, способствовать упрочению групповых идентичностей. Поэтому в некоторых демократических странах параллельно с ростом самосознания коренных народов наблюдается такая концептуализация их этничности, которая базируется преимущественно на принципах неконфронтации, признания комплементарное™ основных этнических групп в обществе. Это выражается как оппозиция требованиям «индигенности» и конституционно закрепленному особому статусу, которая формируется в среде самих коренных народов, а также в отрицании особой этнической идентичности коренных народов в пользу региональной или национальной.

6. В процессе социокультурных изменений коренные народы реализуют следующие стратегии: а) «индигенизации»; б) использования этнической (традиционной) культуры как экономического и политического ресурса; в) символические инверсии (обращение стигмы в ресурс); г) транснациональные стратегии. Обращение к традиционной культуре и ее переосмысление, во многих случаях определяемое как возрождение традиционной культуры, подразумевает для коренных народов стремление стать «современными для мира». При этом наблюдается расширение концепта традиционной культуры, расширение сферы презентации традиционной культуры, создание публичного образа народа.

7. Транснационализм развивает новые модусы преодоления ситуации меньшинства и представляет собой одну из возможных альтернатив ассимиляции. В процессе конструирования транснационального сообщества коренными народами имеют место актуализация культурного примордиализма, расширение группы солидарности, переориентация этнокультурных связей, а также переоценка их значимости в диахронном плане.

8. В современных условиях многие коренные народы в разных социокультурных контекстах определяют и позиционируют себя то членами дискриминируемого меньшинства, то представителями коренного народа, то частью транснационального сообщества. При этом в социальном дискурсе артикулируются различные формы и уровни этнической идентичности, а именно: этническая идентичность как стигма, «индигенность», региональная идентичность, национальная идентичность, транснациональная идентичность.

9. Параллелизм ситуации коренных народов в странах Северной Европы и на Северо-Западе России состоит в следующем: а) различные этнические группы в течение длительного времени совместно осваивают одни и те же экологические ниши, реализуя схожие или одинаковые стратегии жизнеобеспечения; б) взаимоотношения основных этнических групп здесь не отягощены стигмой насильственной колонизации, как это имеет место в США или Австралии; в) представление о «первонасельниках» трудно поддается конкретизации в северно-европейском контексте; г) в антропологической перспективе коренные малочисленные народы Севера (также как и саамы в странах Северной Европы) концептуализируются преимущественно как «свои другие» в отличие от евро-центристского образа коренных (аборигенных) народов как «чужих», «экзотичных других», формировавшегося в процессе колониальной экспансии западных государств.

10. В странах Северной Европы признание саамов коренным народом подразумевает: а) реализацию права саамов на культурную автономию; б) непризнание территориальных прав саамов как этнической общности; в) концептуализацию особых этнических прав саамов в терминах «привилегий». В этой связи, с одной стороны, применяются специальные (или позитивные) меры по отношению к коренным народам в целях недопущения дискриминации, а с другой, -артикулируется концепт равенства как основание для отказа от таких мер. Своеобразное чередование этих подходов показывает сложность и противоречивость в сфере отношений между равенством, недискриминацией и правами меньшинств. Наиболее отчетливо эта доктрина выражена в Норвегии, менее всего - в Швеции.

11. В России саамы, как и другие коренные малочисленные народы, придерживаются стратегии поддержания различий, сохранения и усиления культурных границ, что поддерживает ситуацию культурного плюрализма на локальном и региональном уровнях. В контексте социального развития полиэтничного региона подобные социальные стратегии, наряду с политизацией этничности, способствуют утверждению значимости коллективных форм идентичности, взаимному обособлению этнических групп и социальной дезинтеграции.

Практическая значимость исследования.

Основные положения диссертации были использованы автором при подготовке программ и курсов лекций «Социальная антропология», «Этнология», «Введение в изучение родства», «История материальной культуры», читаемых на факультете социологии СПбГУ, а также при написании главы коллективного учебного пособия «Традиционные промыслы и ремесла народов России» (СПб.: «Дрофа», 2004). Лекции о современных тенденциях этносоциального развития саамов в России были прочитаны автором в университете г. Тромсё (Норвегия) в мае 1995 г.

Некоторые материалы и теоретические положения диссертации были использованы при реализации российско-норвежского проекта «Россия-Норвегия. Сквозь века и границы», осуществленного при поддержке Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации и Министерства иностранных дел Королевства Норвегии (научный консультант, автор статьи каталога по российским саамам; 2000 - 2005 г.).

Основные выводы диссертации могут быть использованы при анализе и прогнозировании тенденций социальных и этнокультурных изменений, характерных для коренных народов в современных условиях, при формировании национальной политики РФ (прежде всего в области законодательства по отношению к коренным малочисленным народам), а также при разработке программ развития коренных малочисленных народов на региональном и национальном уровне.

Апробация работы.

Основные положения диссертации были представлены автором в докладах на Восьмом международном конгрессе финно-угроведов (Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum. Юваскюля, Финляндия, 10-15 августа 1995); на Первом международном историческом конгрессе «История финно-угров» (Congressus Primus Historiae Finno-Ugricae. Оулу, Финляндия, 14-16 июля 1996 г.); на Третьем международном симпозиуме «Этничность и этнический менталитет в циркумбалтийском ареале» (СПб., 23-25 сентября 1999 г.); на Всероссийской научной конференции «Время и календарь в традиционной культуре» (СПб., 23-25 ноября 1999 г.); на Первом Всероссийском социологическом конгрессе «Социология и общество: новые реалии и новые идеи» (СПб., 27-30 сентября 2000 г.); на Международной научной конференции «Сибирь и циркумполярный

Север» (Siberia and the Circumpolar North. Contribution by Antropologists and NGOs. International Conference. Вена, Австрия, 2-4 июня 2000 г.); на Международной научной конференции «Актуальные проблемы и источники по истории Северных стран и их связей с Северо-Западным регионом России» (СПб., 27-29 сентября 2000 г.); на Международных научных конференциях «Санкт-Петербург и страны Северной Европы» (СПб., 25-26 апреля 2001; 25-26 апреля 2002 г.); на Третьих (СПб., 30 октября-2 ноября 2000 г.), Четвертых (28-30 октября 2002 г.) и Шестых Скандинавских чтениях (СПб., 14-16 февраля 2005 г.); на Международной научно-практической конференции «Культура и менталитет сибиряков» (СПб., 23-24 октября 2003 г.); на научно-практической конференции «Петербургская семья» (СПб., 30 января 2004 г.); на российско-норвежских семинарах по сотрудничеству в области истории и археологии (СПб., апрель 1999), «Соседи на Севере» (СПб., 24-26 сентября 2004 г.) и др.

Диссертация была обсуждена на совместном заседании кафедры теории и истории социологии и кафедры культурной антропологии и этнической социологии факультета социологии СПбГУ и рекомендована к защите.

По теме диссертации автором опубликовано более 50 печатных работ общим объёмом более 47 п.л., в том числе монография «Коренные народы в процессе социальных изменений» (СПб.: Изд.-во СПбГУ, 2005.15,6 п.л.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка сокращений и списка литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Коренные народы в процессе социокультурных изменений"

5.5. Выводы

Итак, современная социокультурная ситуация у российских саамов характеризуется разрушением традиционной системы расселения, разрывом с территориями традиционного природопользования, формированием значительной части городского населения, нарушением локальной и этнической эндогамии. Вместе с тем традиционная система жизнеобеспечения (в том числе и оленеводство), идентификация с территориями традиционного природопользования, формами социальной организации (общиной-siida, системой родства), осознание ценности родного языка и культуры выступают во внутрисаамском дискурсе как важнейшие факторы конструирования этнической границы. Традиционная культура в целом становится одним из символов групповой идентичности, а также интерпретируется как экономический и политический ресурс.

Включение российских саамов в транснациональное культурное и политическое пространство сопровождается переориентацией исторически сложившихся этнокультурных связей на локальном, региональном и национальном уровнях, а также переоценкой их значимости в диахронном плане. При этом происходит реконфигурация референтной группы: российские саамы позиционируют себя частью различных транснациональных сообществ - саамской нации, объединяющей саамов Норвегии, России, Финлядии и Швеции, сообщества коренных народов, финно-угорского мира.

В целом можно констатировать, что в настоящее время для саамов России характерны стратегии поддержания различий, сохранения и усиления этнических и культурных границ. Эти стратегии реализуются преимущественно на групповом уровне. И если в сфере культуры эта тенденция может быть оценена как положительная, то в политической и социально-экономической сферах она является весьма неоднозначной и, наряду с политизацией этничности, направлена на взаимное обособление этнических групп. В контексте социального развития полиэтничного и поликультурного региона подобные стратегии ведут, в конечном итоге, к социальной дезинтеграции его населения.

Аналогичные стратегии в настоящее время реализуют и другие коренные малочисленные народы Российской Федерации, что, очевидно, следует принимать во внимание при формировании основных принципов национальной политики.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в контексте модернизации и глобализации наблюдается преодоление относительной изолированности коренных народов, интенсификация их межэтнического и социально-экономического взаимодействия в границах как национальных государств, так и международного сообщества. Новые социокультурные тенденции в среде коренных народов находят отражение в трансформации концепта «индигенности». «Индигенность» как социальный феномен, как форма концептуализации культуры и идентичности коренного народа первоначально основывается на следующих факторах: а) принцип первопоселения; б) ситуация дискриминации и недоминирования, сложившаяся вследствие колониального прошлого (т.е. ситуация меньшинства); в) осознание и переосмысление опыта дискриминации и лишений. В своем современном значении концепт «индигенности» подразумевает: а) преодоление стигмы меньшинства и самодефиницию как коренного народа; б) признание его особого социального статуса национальным государством и международным сообществом; в) возникновение сообщества коренных народов как транснационального феномена; г) реконфигурацию традиционных форм коллективной идентичности и утверждение их социальной значимости в борьбе за признание. Именно в таком качестве коренные народы становятся значимой частью современного мира, влиятельной политической силой, активным актором, стремящимся самостоятельно определять приоритеты своего развития.

Проведенное исследование позволяет выделить следующие уровни концепта «индигенности»: а) дескриптивный, включающий изучение языка, культуры, традиционной социальной структуры коренных народов, внешних и внутренних факторов социокультурных изменений в контексте коренных народов, этнокультурного взаимодействия; б) социально-политический, в рамках которого обсуждаются формы признания коренных народов национальным государством и международным сообществом, модели их взаимодействия, концепции интеграции коренных народов в национальное общество.

Методологическое значение концепта «индигенности» для изучения современных социокультурных и политических процессов состоит в том, что он релевантен для описания и анализа ситуаций, в которых различные ранее маргинальные или вновь образуемые социальные группы, утверждающие значимость коллективных форм социальной идентичности в контексте борьбы за изменение своей позиции в обществе, определяют себя коренными народами и требуют признания своего особого статуса как коллективного субъекта права. В тех случаях, когда группа настаивает на своей исключительности, уникальности своей культуры, апеллируя к принципам «индигенности», этот концепт наряду с этничностью поддерживает дискурс различий. Таким образом, концепт «индигенности» реализуется: а) собственно коренными народами; б) другими социальными группами, определяющими себя коренными. При этом «индигенность» используется в качестве ресурса мобилизации группы.

Взаимодействие тенденций локализации и глобализации в контексте коренных народов крайне сложно и противоречиво. Коренные народы традиционно концептуализируются как локальные сообщества, что выражает тенденции локализации, культурной плюрализации, партикуляризации и социальной фрагментации. Вместе с тем их включение в глобальные процессы поддерживает тенденции транснационализации, культурной гомогенизации, универсализации и интеграции. Парадоксально, но включение коренных народов в глобальное культурное и политическое пространство во многом способствует кристаллизации образов культурно и этнически определенных местностей, усилению их идентификации с локальными культурами, актуализации локальных идентичностей и лояльностей.

Преодоление стигмы отсталости, периферийности, изолированности коренными народами сопровождается их отказом от этнических и племенных ярлыков и стимулирует формирование концепта нации коренного народа (или «первонации»).

Реализация транснациональных стратегий коренными народами приводит к расширению группы их солидарности, интернационализации контактов, способствует росту культурной и правовой компетентности, однако в то же время имеет место актуализация культурного примордиализма. Участие коренных народов в деятельности международных организаций, таких как ООН, МОТ, Европейский парламент, не только свидетельствует о появлении новой влиятельной политической силы или же приводит к изменению положения коренных народов в границах национального государства, но и способствует усилению локальных общин.

Вместе с тем, интенсификация социально-экономического взаимодействия и культурных обменов в ряде случаев ведут к дальнейшей маргинализации периферии.

Устремленность в будущее коренных народов парадоксально сочетается с их «ретроспективной ориентацией» (П. Штомпка). Для коренных народов прошлое (ситуация колонизации, дискриминации в прошлом, артикуляция принципа первопоселения и первородства, презентация традиционной культуры и системы жизнеобеспечения как «этнографической окаменелости») определяет и настоящее, и будущее. Приверженность традициям, историческое прошлое выступают важнейшими факторами социальной идентификации коренных народов в настоящем.

Обращение к традиционной культуре и ее переосмысление, во многих случаях определяемое как возрождение традиционной культуры, подразумевает для коренных народов стремление стать «современными для мира». При этом наблюдается расширение концепта традиционной культуры, расширение сферы ее презентации, создание публичного образа народа. В условиях глобализации для многих коренных народов культура (традиционная культура) приобретает новые значения и коннотации, становясь источником коллективных прав на самоопределение, а выражение культурных различий используется ими как инструментальное основание мобилизации группы и как легитимный политический ресурс. В ситуации, когда традиции повсеместно уходят в прошлое, а детерриторизация идентичности становится все более очевидной, коренные народы обращаются к культуре, общности происхождения как важнейшим факторам конституирования своей коллективной идентичности. В этой перспективе культура понимается как символ групповой идентичности, что приводит в ряде случаев к ее фетишизации, а также манифестации различных форм культурного консерватизма. Это, в свою очередь, способствует сохранению и усилению межгрупповых этнических и социальных границ, которые все активнее поддерживаются со стороны коренных народов (также как и со стороны других этнических меньшинств). В последние годы «индигенность» - идентичность коренных народов - заявила о себе как одна из наиболее выраженных форм примордиалистских требований отличительности.

В диссертации выявлены и изучены основные стратегии, которые реализуют коренные народы в процессе современных социокультурных изменений: а) стратегия «индигенизации» (самодефиниция себя в качестве коренного народа и требование признания своего особого статуса национальным государством и международным сообществом); б) использование этнической (традиционной) культуры как экономического и политического ресурса; в) символические инверсии (обращение стигмы в ресурс) и другие формы непрямой оппозиции коренного народа государству (смена этнонима, переориентация традиционных этнокультурных связей); г) транснациональные стратегии. Мобилизации такого рода, как правило, имеют место в контексте перехода от политики ассимиляции к политике признания. Важным условием их эффективности является активное использование коренными народами административных и правовых ресурсов. Выбор культурной стратегии во многом определяет позицию коренного народа как в национальном государстве, так и в глобальном мире.

Проведенное нами исследование показало, что в странах Северной Европы и на Северо-Западе России (на Кольском полуострове), где исторически сформировались полиэтничные локальные среды, имеет место параллелизм ситуации коренных народов. Различные этнические группы в течение длительного времени совместно осваивают здесь одни те же экологические ниши, и имеют схожие или одинаковые модели жизнеобеспечения. В северно-европейском контексте представление о «первонасельниках», автохтонном населении трудно поддается конкретизации. Взаимоотношения основных этнических групп не отягощены здесь стигмой насильственной колонизации, как это имеет место в США, Канаде или Австралии. Поэтому в странах Северной Европы как на институциональном уровне, так и в саамской среде все отчетливее проявляется нежелание описывать взаимодействие национального государства и коренного народа в терминах колониальных отношений и колониального прошлого. Это касается, например, норвежско-саамских отношений. Признание саамов коренным народом (равно как и их самоосознание себя в этом качестве) происходит в последней трети XX в.; при этом форма признания в разных странах имеет свои национальные особенности. В антропологической перспективе коренные малочисленные народы России, также как и саамы в странах Северной Европы, концептуализируются преимущественно как «свои другие», в отличие от евро-центристского образа коренных (аборигенных) народов как «чужих», «экзотичных других», формировавшегося в процессе колониальной экспансии западных национальных государств.

Выявленные особенности характерны также для ситуации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и ряда других регионов России. Так, отечественные исследователи неоднократно обращали внимание на демократичный, ненасильственный характер русской колонизации Сибири, интенсивные экономические и культурные контакты и добрососедские отношения различных групп населения, формирование общих систем жизнеобеспечения и, как следствие, размытость, проницаемость границы между коренным и русским старожильческим населением (Бороноев 2004: 28 - 30; Соколовский 2004:128 - 133, 154 - 155).

В этой связи разграничение категорий «коренные народы» (indigenous people) и «коренные малочисленные народы» имеет не только теоретико-методологическое, но и важное практическое значение. Как показано в диссертационном исследовании, категория «коренные народы» формируется в западной социологии и социальной антропологии и имеет ярко выраженные колониальные коннотации и корни. В европейской традиции эта категория, также как и этническая терминология, использовалась для обозначения аборигенных групп населения других стран, ведущих традиционный образ жизни. Именно она послужила основой для формирования особого корпуса международного права, действие которого распространяется исключительно на коренные народы и предполагает реализацию по отношению к ним политики позитивной дискриминации.

В России, исторически формировавшейся как полиэтничное государство, сложилась принципиально иная ситуация. Здесь и в научной традиции, и в законодательстве, и в политике коренные малочисленные народы не концептуализируются как жертвы внешней экспансии или внутренней колонизации. Они также не определяются через категории доминирование - недоминирование. Особенностями понятия «коренные малочисленные народы» являются списочный (или остенсивный) характер определения бенефициариев права, а также использование порога численности группы. Артикуляция «малости», «малочисленности» имплицитно подразумевает переопределение коренного народа как меньшинства, что в ряде случаев воспринимается как проявление дискриминации. Однако в современных условиях саамы, как и другие коренные малочисленные народы Севера, будучи включенными в глобальное социальное, культурное и политическое пространство, определяют и позиционируют себя и как соответствующие профилю коренных народов (indigenous people), принятому в западной традиции, и одновременно как удовлетворяющие критериям российской дефиниции.

Амбивалентность, противоречивость концептуализации саамов как коренного народа проявляется в том, что они слабо соответствуют профилю «примитивных», «отсталых» и «ведущих племенной образ жизни». В отношении саамов концепт «индигенности» релевантен преимущественно в правовой сфере и подразумевает, главным образом, модус отношений национальное государство - коренной народ в плане признания их языковых и культурных особенностей.

В современных условиях для многих коренных народов стало возможным в различных социокультурных контекстах определять и позиционировать себя, то членами дискриминируемого меньшинства, то представителями коренного народа, то частью транснационального сообщества, что подтверждает подвижность социальных и этнических границ. При этом в социальном дискурсе артикулируются различные формы и уровни этнической идентичности, а именно: этническая идентичность как стигма, «индигенность», региональная идентичность, национальная идентичность, транснациональная идентичность.

На национальном уровне взаимодействие коренного народа и государства осуществляется в парадигме интеграции-дезинтеграции. Скандинавская доктрина по отношению к саамам основывается на сочетании следующих принципов: а) универсальных прав человека и последовательной реализации принципа социального равенства; б) общих правовых норм, направленных на защиту культуры, языка и религии этнических меньшинств; в) специфических (позитивных) мер, применяемых к саамам как коренному народу в целях недопущения дискриминации и регулирующих, главным образом, территориальные права. Эта доктрина наиболее отчетливо представлена в Норвегии, менее всего - в Швеции. Концептуализация саамской этничности и культуры как оленеводческой, осуществляемая в Швеции на институциональном уровне, подразумевает дифференцированный подход к саамам, ведущим и не ведущим традиционный образ жизни. В странах Северной Европы саамы реализуют, с одной стороны, стратегии поддержания различий (например, в культурной сфере), а с другой, - стратегии включения в национальное общество. Российские саамы в настоящее время стремятся к сохранению и усилению этнокультурных границ, что поддерживает ситуацию культурного плюрализма на локальном и региональном уровнях. Вместе с тем в контексте развития полиэтничного региона подобные тенденции наряду с политизацией этничности могут вести к социальной дезинтеграции населения. Подобные тенденции характерны и для других коренных малочисленных народов Севера. Современная политика в Российской Федерации по отношению к коренным малочисленным народам способствует сохранению их в качестве особой группы населения, а также их самоидентификации в качестве коренного народа. Вместе с тем предусматриваемая современным законодательством реализации ряда мер позитивной дискриминации по отношению к коренным малочисленным народам, в том числе предоставление им определенных коллективных прав на этнической основе, стимулирует усиление коллективных форм идентичности. Очевидно, что на локальном уровне в полиэтничных средах специальные меры социальной защиты и государственной поддержки должны быть адресованы тому населению, чье экономическое благосостояние по-прежнему основывается на традиционной системе жизнеобеспечения, сохраняющему традиционный образ жизни вне зависимости от этнических характеристик. Патерналистская политика государства не соответствует процессам социальной дифференциации в среде самих коренных народов, для многих представителей которых приобщенность к культуре большинства становится не менее важной, чем приверженность традициям.

 

Список научной литературыКуропятник, Марина Степановна, диссертация по теме "Социология культуры, духовной жизни"

1. Абашидзе А.Х. Национальные меньшинства и право на самоопределение (международно-правовые проблемы) // ЭО. 1995. № 2. 149- 158.

2. Аверкиева Ю.П. Индейцы Северной Америки. От родового общества к классовому. М.: Наука, 1974.

3. Акимов Ю. Г. Современное канадское общество. СПб.: Петрополис, 2000.

4. Альфредсон Г. Права меньшинств: равенство и недискриминация // Ленинградская конференция по правам меньшинств / Отв. ред. Юхнёва Н.П., Краг X. Л., 1991. 12-35.

5. Андерсен О.С. Многонациональный Копенгаген? Новые меньшинства // Ленинградская конференция по правам меньшинств / Отв. ред. Юхнёва Н. П., Краг X. Л., 1991. 36 49.

6. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-пресс-Ц, 2001.

7. Анохин Г.И. Судьбы аборигенов Лапландии // Расы и народы. Вып. 6 / Отв. ред. И.Р. Григулевич. М.: Наука, 1976.174 189.

8. Анохин Г.И. Исландцы // Расы и народы. Вып. 15 / Отв. ред. И.Р. Григулевич. М.: Наука, 1985. 206 218.

9. Аппадураи А. Ставя иерархию на место // ЭО. 2000. № 3. 8 13.

10. Асп Э. Введение в социологию. СПб.: Алетейя, 1998.

11. Афанасьева Н.Е. О социально-экономическом и правовом положении саамов Мурманской области и обращение о принятиисрочных мер // Северные народы на пути в новое тысячелетие. М.: АКМНС, 2000. 60-65.

12. Афанасьева Н., Рантала JI. Программа помощи российским саамам. Рованиеми, 1993.

13. Баренц программа. Киркенес, 1996.

14. Баренцева программа. Альта, 1995.

15. Бенда-Бекманн Ф., Бенда-Бекманн К., фон. Общинные права на землю: освобождение или косвенное управление? // Обычное право и правовой плюрализм / Отв. ред. Новикова Н.И., Тишков В.А. М.: ИЭА РАН, 1999.91 -102.

16. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медум, 1995.

17. Билефельд У. Амбивалентная структура самоопределения // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН, 2002.245 260.

18. Блау П.М. Различные точки зрения на социальную структуру и их общий знаменатель // Американская социологическая мысль. Тексты / Под ред. Добренькова В.И. М.: Изд. МГУ, 1994. 8 30.

19. Богданов Н.Б. Саамы Кольского полуострова на пороге третьего тысячелетия // Наука и бизнес на Мурмане. Серия «История и право». Мурманск, 2000. № 4 (19). 5-7.

20. Богданов Н.Б. Саамская цивилизация // Наука и бизнес на Мурмане. Серия «История и право». Мурманск, 2003. № 4 (37). 13 -27.

21. Боммес М. Международная миграция и дерегуляция коллективных форм социальной идентичности в национальных государствах // Миграция и национальное государство / Под ред. Т. Бараулиной и О. Карпенко. СПб.: ЦНСИ, 2004. 147 173.

22. Бороноев А.О. Сибирский менталитет: содержание и актуильность исследования // Проблемы сибирской ментальности / Под ред. А.О. Борононоева. СПб.: Астерион, 2004. 26-33.

23. Борофски Ф. Введение к книге «Осмысливая культурную антропологию»//ЭО. 1995. № 1. 3 18.

24. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М.: Наука, 1981.

25. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983.

26. Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Ab Imperio. 2002. №3.61-115.

27. Бурыкин А.А. Некоторые проблемы социокультурного развития малочисленных народов Севера РФ в свете тендерного подхода // Расы и народы. Вып. 28 / Отв. ред. З.П. Соколова, Д.А. Функ. М.: Наука, 2002. 188-213.

28. Бутинов Н.А. Социальная организация полинезийцев. М.: Наука, 1985.

29. Бухаров Д.Н. Поездка по Лапландии осенью 1883 г. // Записки РГО по общей географии. T.XYI. СПб., 1885.

30. Бухаров Д. Н. Реферат. «Русские лопари» Н. Харузина // Известия РГО. Т. XXYII.B. YI. СПб., 1891. 328-333.

31. Валлерстайн И. Конец знакомого мира. Социология XXI века. М.: Логос, 2003.

32. Бахтин Н.Б. Коренное население Крайнего Севера Российской Федерации. СПб.: Европейский Дом, 1993.

33. Бахтин Н.Б. Языки народов Севера в XX веке. Очерки языкового сдвига. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001.

34. Вердери К. Куда идут «нация» и «национализм» // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др. М.: Праксис, 2002. 297 307.

35. Воронков В., Освальд И. Введение. Постсоветские этничности // Конструирование этничности / Под ред. Воронкова В., Освальд И. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. 6 36.

36. Вьевьёрка М. Коллективная разность или смешение? // Полиэтнические общества: проблемы культурных различий / Отв. ред. С.В. Прожогина. М.: Институт востоковедения РАН, 2004. 179 -192.

37. Ганцкая О.А. Семья: структура, функции, типы // СЭ. 1984. № 6. 16 -28.

38. Геллнер Э. Нации и национализм // Вопросы философии. 1989. № 7. 120-131.

39. Гемуев И.Н. К истории семьи и семейной обрядности у селькупов // Этнография Северной Азии / Отв. ред. Г.И. Пелих, Е.М. Тощакова. Новосибирск: Наука, 1980. 86-138.

40. Гиренко Н.М. О соотношении билатерального и унилатерального организмов родства // Краткое содержание докладов годичной научной сессии ИЭ АН СССР. 1972 1973. Л., 1974. 154 - 156.

41. Горовиц Д. Демократия в разделённых обществах // Расы и народы. 1997. Вып. 24. М.: Наука, 1998. 218 240.

42. Гоффман Э. «Я» и другой // Личность. Культура. Общество. М., 2000. Т. II. В. 3(4). 169-184.

43. Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 90-ых годов. Ростов: Изд. Ростовского гос. педуниверситета, 1996.

44. Дим И. Воспитание и толерантность: импликации интеркультурной педагогики в аспекте теории действия // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН, 2002. 307 330.

45. Добреньков В.И. Социально-гуманитарные проблемы становления глобального общества // Человек и современный мир. М.: ИНФРА-М, 2002.11 -26.

46. Дресслер-Холохан В. Национальные движения: интернационализация протеста, идеология и утопия // Этничность. Национальные движения. Социальная практика / Ред. В. Дресслер

47. Холохан, Н.Г. Скворцов, К. Н. Хабибулин. СПб.: Петрополис, 1995. 26-50.

48. Дробижева J1.M. Интеллигенция и национализм. Опыт постсоветского пространства // Этничность и власть в полиэтничных государствах / Отв. ред. В.А. Тишков. М.: Наука, 1994. С. 71 84.

49. Заринов И.Ю. Исторические рамки феномена этничности // ЭО. 1997. № 3. 21 -31.

50. Здравомыслов А.Г. Меньшинство и большинство: проблема взаимопонимания // Расы и народы. Вып. 24. М.: Наука, 1998. 27 32.

51. Золотарёв Д.А. Кольские лопари. JL: АН СССР, 1928.

52. Кайзер М. Русские как меньшинство в Центральной Азии // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т.1. № 3. 55 73.

53. Кайзер М., Бредникова О. Транснационализм и транслокальность (комментарии к терминологии) // Миграция и национальное государство / Под ред. Т. Бараулиной и О. Карпенко. СПб.: ЦНСИ, 2004. 133-146.

54. Кельсиев А.И. Реферат о лопарях и отчёт о поездке в Русскую Лапландию // Антропологическая выставка 1879 г. T.III. 4.1. В.4. М., 1882.491 -500.

55. Кёппен П.И. Хронологический указатель материалов для истории инородцев Европейской России. СПб.: Изд.-во АН, 1861.

56. Керт Г.М. Саамский язык // Прибалтийско-финские народы России / Отв. ред. В.А. Тишков, С.В. Чешко. М.: Наука, 2003. 49 57.

57. Киселёва И.Г. Современное состояние и перспективы развития саамской этнической общности // Этнографическая наука и этнокультурные процессы: способы взаимодействия / Отв. ред. Мыльников А.С. СПб.: МАЭ РАН, 1993. 137 -154.

58. Кисс Э. Национализм реальный и идеальный: этническая политика и политические процессы // Этничность и власть в полиэтничных глсударствах / Отв. ред. В.А. Тишков. М.: Наука, 1994. 133 176.

59. Кожановская И.Ж. Что мы знаем о формах социальной организации в Полинезии // ЭО. 1993. № 2. 163 174.

60. Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самосознания в конце XX века / Этничность и власть в полиэтничных государствах / Отв. ред. В.А. Тишков. М.: Наука, 1994. 35-71.

61. Комментарий к Федеральному закону «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» / Под ред. Б.С. Крылова. М., 1999.

62. Крупник И.И. Этническая ситуация в Советском Союзе: новая трансформация и судьба меньшинств // Ленинградская конференция по правам меньшинств / Отв. ред. Юхнёва Н.П., Краг X. Л., 1991. 75 -84.

63. Крюков М.В. К методике сбора полевого материала по системам родства // ЭО. 1972. № 4. 42 50.

64. Крюков М.В. Эволюция этнического самосознания и проблема этногенеза // Расы и народы. 1976. Вып. 6. М., Наука. 42 63.

65. Крюков М.В. Этничность, безэтничность, этническая непрерывность // Расы и народы / Отв. ред. С.И. Брук. Вып. 19. М.: Наука, 1989. 5-18.

66. Крюков М.В. Обсуждение статьи З.П. Соколовой «Эндогамия и этнос» // ЭО. 1992. № 3. 78 86.

67. Кряжков В.А. Права коренных малочисленных народов России (подходы и урегулирование) // Homo Juridicus / Отв. ред. Н.И. Новикова, А.Г. Осипов. М.: ИЭА РАН, 1997. 44 57.

68. Кряжков В.А. Коренные малочисленные народы и международное право // Право и международные отношения. 1999. № 4. 95 102.

69. Куропятник А.И. Особенности этноконтактного поведения сельского населения Ленинградской области (по материалампереписей 1920 и 1926 гг.) // Вестник СПбГУ. Серия 6. 1994. Вып. 4. №2. 155- 163.

70. Куропятник М.С. К характеристике брачной системы кольских саамов (по материалам метрических книг XIX начала XX в.) // Journal de la Societe Finno-Ougrienne. Helsinki, 1992. Vol. 84.191 - 200.

71. Куропятник М.С. Система терминов родства кольских саамов // Алгебра родства / Отв. ред. Попов В.А. Вып.1. СПб.: МАЭ РАН , 1995.203-216.

72. Куропятник М.С. Традиционная социальная организация кольских саамов: община // Historia Fenno-Ugrica 1. Vol. 1 / Congressus Primus Historiae Fenno-Ugricae. Oulu: Societas Historiae Fenno-Ugricae, 1996. 637-652.

73. Куропятник М.С. Социальная структура саамов: к проблеме билатерального счёта родства // Социология и социальная антропология / Под ред. В.Д. Виноградова и В.В. Козловского. СПб.: Алетейя, 1997. 387-399.

74. Куропятник М.С. Сезонная дихотомия саамского общества // Время и календарь в традиционной культуре / Тез. докладов Всероссийской научной конференции. СПб.: Лань, 1999. 68 70.

75. Куропятник М.С. К проблеме трансформации концепта «индигенности» // Социология и общество / Тез. Первого социологического конгресса / Под ред. Ю.В. Асочакова, И.Д. Демидовой, В.Н. Мининой, Н.Г. Скворцова. СПб.: Скифия, 2000. 64 -65.

76. Куропятник М.С. От стигмы к самоутверждению: понятие «коренной народ» в современном дискурсе // Журнал социологии и социальной антропологии. СПб., 2002а. T.Y. № 1. 161 173.

77. Куропятник М.С. Саамское общество и проблема социальной трансформации // Санкт-Петербург и страны Северной Европы.

78. Материалы ежегодной научной конференции / Под ред. В.Н. Барышникова, С.Ю. Трохачева. СПб.: Изд. РХГИ, 20026. 142 147.

79. Куропятник М.С. «Запоздалые нации» Северной Европы: проблема конструирования идентичности // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. Материалы ежегодной научной конференции / Под ред. В.Н. Барышникова, С.Ю. Трохачева. СПб.: Изд. РХГИ, 2003. 305 -314.

80. Куропятник М.С. Современные транснациональные стратегии саамов Северной Европы // Скандинавские чтения 2002 года. СПб.: МАЭ РАН, 2003.110- 117.

81. Куропятник М.С. Социальная организация саамов // Прибалтийско-финские народы России / Отв. ред. В.А. Тишков, С.В. Чешко. М.: Наука, 2003. 101 -107.

82. Куропятник М.С. К проблеме типологии этнических меньшинств // Проблемы сибирской ментальности / Под ред. А.О. Бороноева. СПб.: Астерион, 2004а. 165-173.

83. Куропятник М.С. Саамы на Кольском полуострове // Россия -Норвегия. Сквозь века и границы / Под ред. Д. Бюхтен, Т. Джаксон, Й.-П. Нильсен. Осло СПб.: Художник и книга, 20046. 62 - 63.

84. Куропятник М.С., Куропятник А.И. Саамы: современные тенденции этносоциального и правового развития // Журнал социологии и социальной антропологии. СПб., 1999. T.l 1. № 4.172 177.

85. Куруч Р. Д., Афанасьева Н.Е., Виноградова И.В. Правила орфографии и пунктуации саамского языка. Мурманск Москва, 1995.

86. Кушнир A.M. Особенности ценностных ориентаций и самосознания личности детей народностей Севера (на примере школьников саами). Автореф. дис.к. псих. н. М., 1986.

87. Лаллукка С. Восточно-финские народы России. СПб.: Европейский Дом, 1997.

88. Линкола М. Образование различных этноэкологических групп саамов // Финно-угорский сборник / Отв. ред. А.А. Зубов, Н.В. Шлыгина. М.: Наука, 1982. 48 59.

89. Лукьянчеко Т.В. Государственная политика и традиционная культура саамов: проблема возрождения // Расы и народы. Вып. 48 / Отв. ред. З.П. Соколова, Д.А. Функ. М.: Наука, 2002. 110 120.

90. Любарт М.К. Регионализм и культурно-лингвистические меньшинства во Франции // Этнические проблемы и политика государств Европы / Отв. ред. М.Ю. Мартынова, Н.Н. Грацианская. М.: Старый сад, 1998.109 134.

91. Максимов А.Н. Теория родового быта / Сборник в честь 70-летия Д.Н. Анучина. М., 1913. 333 351.

92. Малахов B.C. Неудобства с идентичностью // Вопросы философии. 1998. №2. 43-53.

93. Малахов В. Скромное обаяние расизма и другие статьи. М.: Модест Колеров и «Дом интеллектуальной книги», 2001.

94. Мартынова М.Ю. Политика государств Европы в сфере защиты прав этнических меньшинств // Этнические проблемы и политика государств Европы / Отв. ред. М.Ю. Мартынова, Н.Н. Грацианская. М.: Старый сад, 1998. 8 39.

95. Материалы по истории Карелии XII XYII вв. / Под ред. В.Г. Гейман. Петрозаводск: Госихдат Карело-Фин. ССР, 1941.

96. Матузова В.И. Английские средневековые источники IX XIII в. Тексты, перевод, комментарий. М.: Наука, 1979.

97. Мелетинский Е.М. Эдда и ранние формы эпоса. М.: Наука, 1968.

98. Минц X., Степан А. «Государственность», национализм и демократизация // Полис. 1997. № 5. 9 30.

99. Мурашко О.А. Этноэкологический рефугиум: концепция сохранения традиционной культуры и среды обитания коренных народов Севера // ЭО. 1998. № 5. 83 94.

100. Национальный состав и владение языками, гражданство. Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. М.: ИИЦ «Статистика России», 2004. Т. 4. Кн. 1 2.

101. Новикова Н.И. Права человека и права коренных народов Севера России: гармония или антагонизм? // Человек и право. Книга о Летней школе по юридической антропологии / Отв. ред. Н.И. Новикова, В.А. Тишков. М.: ИД «Стратегия», 1999. 54 63.

102. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А.Н. Насонова. М.; Л.: АН СССР, 1950.

103. Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004.

104. Нуоргам-Поутасуо X. Политика саами в деле арктического сотрудничества // Вторая Арктическая встреча на высшем уровне / Под ред. М. Феннеборга, А. Праховой. Копенгаген: Arctic Information, 1995.58-61.

105. Осипов А. Являются ли групповые права необходимым условием недискриминации и зауиты меньшинств? // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН, 2002. 80 100.

106. Основные показатели социально-экономического развития национально-государственных образований РСФСР (краткий статистический справочник). М.: Госкомстат РСФСР, 1991.

107. Павлов П.Н. Комментарий к Федеральному закону «О территориях традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации». М.: АКМНС, 2001.

108. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 1998.

109. Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический Проект, 2000.

110. Пика А.И. Неотрадиционализм на Российском Севере: идти в будущее, не забывая прошлого // СИ. 1996. № 11.47 53.

111. План экономического и социального развития общин кольских саамов. Мурманск, 2004.

112. Ш.Погам С. Исключение: социальная инструментализация и результаты исследования // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. T.l 1. 140 156.

113. Попков Ю.В. Этносоциальные процессы в Сибири в условиях современных трансформаций // Проблемы сибирской ментальное™ / Под ред. А.О. Бороноева. СПб.: Астерион, 2004. 7 25.

114. Попов В.А. Ашантайцы в XIX в. М.: Наука, 1982.

115. Пошман А. . Описание Архангельской губернии. Архангельск, 1866. Т. 1. 1873. Т. 2.

116. Программа действий для коренных народов Баренцева региона на период 2000 2003 гг. Петрозаводск, 1999.

117. Проект Саамской Конвенции. Рованиеми, 1995.

118. Радтке Ф.О. Разновидное™ мультикультурализма и его неконтролируемые последствия // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА, 2002. 103- 115.

119. Рантала JI. Саамы России сегодня // Народы и культуры Баренцева региона / Под ред. И. Бьёрклунда. Тромсё: Университет г. Тромсё, 1995.48-57.

120. Робинсон М., Кассам К.-А. Саамская картошка: жизнь среди саамов во время перестройки. М.: Альфа-Принт, 2000.

121. Рэдклифф-Браун А.Р. Структура и функция в примитавном обществе. М.: Восточная литература, 2001.

122. XYI Саамская конференция // Kemijarvi: Koillis-Print, 1997.

123. Саамы в Финляндии. Кемиярви, 1999.

124. Салинз М. Экономика каменного века. М.: Объединенное гуманитарное изд.-во, 1999.

125. Сануков К. Политическое положение финно-угорских народов в Российской Федерации // Финно-угорские народы и Россия / Ред. Калабугин В. Таллинн: Институт Яана Тыниссона, 1994. 14-25.

126. Сборник грамот Коллегии экономии. Л., 1929.

127. Сборник материалов по истории Кольского полуострова в XYI -XYII вв. Л.: АН СССР, 1930.

128. Свенсон Т. Полномочия саамов и правовой плюрализм: самоопределение коренного народа в действии // Обычное право и правовой плюрализм / Отв. ред. Новикова Н.И., Тишков В.А. М.: ИЭА РАН, 1999.47-52.

129. Сиджански Д. Федералистское будущее Европы. От Европейского сообщества до Европейского Союза. М.: РГГУ, 1998.

130. Сикевич З.В. О соотношении этнического и социального // Журнал социологии и социальной антропологии. СПб., 1999. Т.П. № 2. 71 -81.

131. Силланпяэ Л. Малые народы российского Севера и их права как коренных народов: некоторые наблюдения и предварительные гипотезы // Обычное право и правовой плюрализм / Отв. ред. Новикова Н.И., Тишков В.А. М.: ИЭА РАН, 1999. 52 58.

132. Силланпяя Л. Возрождение саамского народа: реакция правительства на самоопределение саамов // Расы и народы. Вып. 48 / Отв. ред. З.П. Соколова, Д.А. Функ. М.: Наука, 2002. 80 109.

133. Сирина А.А. Возвращая аборигенам землю (Северная территория Австралии) // ЭО. 1998. № 3. 107 119.

134. Сирота В. Из истории СХПК «Тундра» // Живая Арктика. 1999. 15 -17. №2.

135. Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. СПб.: Изд. СПбГУ, 1996.

136. Совет Саами // Уральские контакты. Бюллетень Инфоцентра финно-угорских народов. 1997. № 4. 28 38.

137. Соколова З.П. Эндогамный ареал и этническая группа. М.: Институт этнографии АН СССР, 1990.

138. Соколова З.П. Перспективы социально-экономического и культурного развития коренных малочисленных народов Севера (концепция развития) // Расы и народы. Вып. 48 / Отв. ред. З.П. Соколова, Д.А. Функ. М.: Наука, 2002. 61 79.

139. Соколовский С.В. Менониты Алтая: устойчивость этноконфессиональной общности в условиях перманентной миграции // Этносоциальные проблемы сельских миграций / Отв. ред. А.А. Сусоколов, В.В. Степанов. М.: Ин-и этнографии АН СССР, 1990. 125 -139.

140. Соколовский С.В. Менониты Алтая. М.: ИЭА РАН, 1996.

141. Соколовский С.В. Индивидуальные и коллективные права в контексте проблемы меньшинств (международно-правовые аспекты) // Homo Juridicus / Отв. ред. Н.И. Новикова, А.Г. Осипов. М.: ИЭА РАН, 1997а. 7-43.

142. Соколовский С.В. Права меньшинств. Антропологические, социологические и международно-правовые аспекты. М.: Московский общественный научный фонд, 19976.

143. Соколовский С.В. Понятие коренной народ в российской науке, политике и законодательстве // ЭО. 1998а. № 3. 74 88.

144. Соколовский С.В. Самоопределение и проблема меньшинств: международно-правовые аспекты // Расы и народы. Вып. 24. М.: Наука, 19986. 82-97.

145. Соколовский С.В. Самоуправление коренных народов России в контексте европейского опыта // Человек и право / Отв. ред. Н.И. Новикова, В.А. Тишков. М.: ИД «Стратегия», 1999. 132 140.

146. Соколовский С.В. Перспективы развития концепции этнонациональной политики в Российской Федерации. М.: ИЭА РАН, 2004.

147. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл, 1998.

148. Списки населённых мест Российской империи: 1. Архангельская губерния. СПб., 1861.

149. Статус малочисленных народов России. Правовые акты и документы / Сост. В.А. Кряжков. М.: Юридическая литература, 1994.

150. Статус малочисленных народов России. Правовые акты / Сост. В.А. Кряжков. М.: Юринфомцентр, 1999.

151. Суси П.И. Нация, культура и кризис идентичности: эссе о мультикультуральных обществах // Этничность. Национальные движения. Социальная практика / Ред. В. Дресслер-Холохан, Н.Г. Скворцов, К.Н. Хабибулин. СПб.: Петрополис, 1995. 60 70.

152. Таболина Т.В. Этническая проблематика в современной американской науке. Критический обзор основных этносоциологических концепций. М.: Наука, 1985.

153. Терборн Г. Мультикультуральные общества // СО. 2001. Т. 1. № 1. 50-67.

154. Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск: Изд. Поморского педуниверситета, 1993.

155. Тишков В.А. Забыть о нации (постнационалистическое понимание национализма) // ЭО. 1998а. № 5. 3 26.

156. Тишков В.А. Меньшинства в постсоветском контексте // Расы и народы. 1997. Вып. 24. М.: Наука, 19986. 13 18.

157. Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // ЭО. 2001. № 2. 43 -63.

158. Ткаченко А.А., Корюхина А.В. К проблеме ратификации Российской Федерацией Конвенции МОТ № 169 «О коренныхнародах и народах, ведущих племенной образ жизни в независимых странах» // ЭО. 1995. № 3. 122 132.

159. Томей М., Свепстон JI. Коренные народы и народы, ведущие племенной образ жизни: Руководство по Конвеции МОТ № 169. Женева: Международная организация труда, 1996.

160. Трифуновска С. Одна тема в двух вариациях: самоопределение национальных меньшинств и коренных народов // Обычное право и правовой плюрализм / Отв. ред. Н.И. Новикова, В.А. Тишков. М. ИЭА РАН, 1999.29-38.

161. Туен Т. Культурная и этническая непрерывность у коренных народов Севера: некоторые антропологические подходы // СЭ. 1990. № 5. 56 64.

162. Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир, 1998.

163. Тэйлор Ч. Демократическое исключение (и «лекарство» от него?) // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН, 2002. 11 37.

164. Уолби С. Женщина и нация // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др. М.: Праксис, 2002. 308 331.

165. Уолцер М. О терпимости. М.: Идея-Пресс, 2000.

166. Условия жизни семей саами в местах их компактного проживания / Статистический сборник. Мурманск: Мурманский областной комитет государственной статистики, 1996.

167. Устав (основной закон) Мурманской области. Мурманск, 1998.

168. Флетчер Д. О государстве Русском. М., 1906.

169. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001.

170. Хайду П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985.

171. Ханнум X. Пределы государственного суверенитета и мажоритарного правления: меньшинства, коренные народы и ихправо на автономию // Расы и народы. Вып. 24. 1997. М.: Наука, 1998.61 -81.

172. Харузин Н. Русские лопари / Известия ОЛЕАЭ. T.LXYI. М., 1890.

173. Харючи С.Н. Современные проблемы коренных народов Севера. Томск: Изд. ТГУ, 1999.

174. Хеландер Е., Ласко Л.-Н. Северный институт саами. Каутокейно, 1991.

175. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: Алетейя, 1998.

176. Хольмберг К., Линдхольм М. Феминистская теория // Современная западная социология: теории, традиции, перспективы / Ред. Пер Монсон. СПб.: Нотабене, 1992. 228 259.

177. Чешко С.В. Этнические меньшинства и национальная политика Российской Федерации // Расы и народы. 1997. Вып. 24. М.: Наука, 1998. 170- 174.

178. Членов М.А. Зависимость развития этнических процессов от лабильности или прескриптивности социальных институтов // Методологические проблемы исследования этнических культур / Ред. Э.С. Маркарян. Ереван: Изд. АН Армянской ССР, 1978. 110 113.

179. Шаскольский И.П. Русско-норвежский договор 1326 г. // Скандинавский сборник. Таллин, 1970. Т. XY.

180. Шилз Э. Общество и общества: макросоциологический подход // Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы / Под ред. Г.В. Осипова. М.: Прогресс, 1972. 341 359.

181. Шлыгина Н.В. Финляндские шведы // Этнические меньшинства в современной Европе / Отв. ред. А.Н. Кожановский. М.: Восточная литература, 1997. 172- 193.

182. Шлыгина Н.В. История финской этнологии. М.: ИЭА РАН, 1995.

183. Шнирельман В.А. Обсуждение статьи З.П. Соколовой «Эндогамия и этнос» // ЭО. 1992. № 3. 85 90.

184. Шумкин В.Я. История народности саами // Современное финноугроведение. Опыт и проблемы / Отв. ред. О.М. Фишман. JI.: ГМЭ народов СССР, 1990. 121 127.

185. Шрадер X. Глобализация, цивилизация и мораль // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т.1. № 2. 71 84.

186. Штихве Р. Амбивалентность, индифферентность и социология чужого //Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т.1. №1.41-52.

187. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996.

188. Штомпка П. Социология. Анализ современного общества. М.: Логос, 2005.

189. Энгельгардт А.П. Очерк путешествия А.П. Энгельгардта в Кемский и Кольский уезды в 1895 г. Архангельск, 1895.

190. Этнические процессы в современном мире / Отв. ред. Ю.В. Бромлей. М.: Наука, 1987.

191. Ядов В.А. Символические и примордиальные солидарности (социальные идентификации личности) в условиях быстрых социальных перемен // Проблемы теоретической социологии / Отв. ред. А.О. Бороноев. СПб.: Петрополис, 1994. 169- 183.

192. Яковлева Е.С. Некоммерческая организация малочисленного народа саами «Родовая община Кильдина» // Наука и бизнес на Мурмане. Серия «История и право». Мурманск, 2003. № 4 (37). 35 -39.

193. Ямсков А.Н. Права малочисленных народов российского Севера на территории традиционного природопользования: владение или пользование // Обычное право и правовой плюрализм / Отв. ред. Н.И. Новикова, В.А. Тишков. М.: ИЭА РАН, 1999.119 126.

194. Яналов В. Финно-угорский мир: состояние и тенденции // Финно-угорский вестник. Информационный бюллетень. 1998. № 2 (11).

195. Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтничных государствах / Отв. ред. В.А. Тишков. М.: Наука, 1994. 85 132.

196. Aarseth В., Bjorclund I. The Saami People (Lapps). Tromso: Tromso Museum, Universitetet i Tromso, 1987.

197. Adams J.W. & Kasakoff A.B. Factors Underlying Endogamous Group Size // Population and Social Organization / Ed. by Moni Nag. The Hague-Paris: Mouton Publishers, 1975.147 174.

198. Aikio A. Marriage among the Saame of the Kemi region of Lapland in 1750 1900 // Family Life on the Northwestern Margins of the Imperial Russia / Ed. by Hamynen Т., Partanen J., Shikalov Y. Joensuu: Joensuu University Press, 2004. 39 - 66.

199. Aikio M. The position and use of the Same Language: historical, contemporary and future perspective // Journal of Multilingual and Multicultural Development. 1984. Vol. 5. 277-291.

200. Aikio M. Language Loss and Ethnicity among the Sami // Social Change and Space. Indigenous Nations and Ethnic Communities in Canada and Finland / Ed. by L. Muller-Wille. Montreal: McGill University, 1989. 53 -61.

201. Aikio P. The Predicament of Sami Cultural Sovereignty // Social Change and Space. Indigenous Nations and Ethnic Communities in Canada and Finland / Ed. by L. Muller-Wille. Montreal: McGill University, 1989. 101 -110.

202. Al-Ali N., Black R., Koser K. The limits to «transnationalism»: Bosnien and Eritrean refugees in Europe as transnational communities // Ethnic and Racial Studies. 2001. Vol. 24. No 4. 578-600.

203. Allardt E. Implications of the Ethnic Revival in Modern, Industrialized Society. A Comparative Study of the Linguistic Minorities in Western Europe / Commentations Scientiarum Socialium. No. 12. Helsinki, 1979.

204. Amersfoort H. «Minority» as a sociological concept // Ethnic and Racial Studies. 1978. Vol.l. No 2. April. 218 234.

205. Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London & New York: Verso, 1996.

206. Anttonen M. The dilemma with some present-day Norwegians with Finnish-speaking ancestry // Acta Borealia. Oslo, 1998. No 1.43 58.

207. Appadurai A. Disjunctive and Difference in the Global Cultural Economy // The Anthropology of Globalization / Ed. by X. Inda, R. Rosalto. Oxford: Blackwell Publishing Ltd, 2002. 46 64.

208. Asp E. The Lapps as a Minority Group in Finland // Ethnic Minorities / Ed. by E. Asp . Turku: University of Turku, 1993. 30 48.

209. Asp E., Rantanen K., Munter A. The Lapps and the Lappish Culture. Turku: University of Turku, 1980.

210. Baer L.A. The Saami An Indigenous People in Their Own Land // The Saami National Minority in Sweden / Ed. by B. Jahreskog. Uppsala: Alkwist & Wiksell, 1982. 23 - 35.

211. Baer L.A. Sweden: Indigenous People's Land Rights // Indigenous Affairs. 1996. No 2. 16-19.

212. Banks M. Ethnicity: Anthropological Constructions. London & New York: Routledge, 1997.

213. Barth F. Introduction // Ethnic Groups and Boundaries. The Social Organization of Cultural Difference / Ed. by F. Barth. Bergen Oslo: Universitetsforlaget, 1969. 9 - 38.

214. Barth F. Analytical dimensions in the comparison of social organizations // Process and form in social life / Selected articles of Frederic Barth. Vol.l. London: Routledge & KeganPaul, 1981a. 119-137.

215. Barth F. Anthropological models and social reality // Process and form in social life / Selected articles of Frederic Barth. Vol.l. London: Routledge & Kegan Paul, 1981b. 14-31.

216. Barth F. On the study of social change // Process and form in social life / Selected articles of Frederic Barth. Vol.1. London: Routledge & Kegan Paul, 1981c. 105-118.

217. Barth F. Enduring and Emerging Issues in the Analysis of Ethnicity // The Anthropology of Ethnicity. Beyond "Ethnic Groups and Boundaries" / Ed. by H. Vermeulen & C. Covers. Amsterdam: Het Spinhuis, 1996.

218. Barth F. Boundaries and connections // Signifying Identities. Anthropological perspectives on boundaries and contested values / Ed. by A. Cohen. London & New York: Routledge, 2000. 17-36.

219. Beach H. Reindeer-herd Management in Transition. The Case of Tuorpan Saameby in Northern Sweden / Uppsala Studies in Cultural Anthropology. No 3. Uppsala, 1981.

220. Berghe P., van den. Disadvantage. Minorities // Dictionary of Race and Ethnic Relations / Ed. by E. Cashmore. London & New York: Routledge, 1994.84-85,214-215.

221. Berghe P., van den. The Ethnic Phenomenon. London: Praeger, 1987.

222. Bergsland K. Lapp Dialectal Groups and Problems of History // Lapps and Norseman in Olden Times. Bergen: Universitetsforlaget, 1967. 32 -53.

223. Bjerkli B. Land Use, Traditionalism and Rights // Acta Borealia. Oslo, 1996. No 1.3-22.

224. Bjorclund I. Sami reindeer herding: Indigenous resource management in a changing world // The power of knowledge from the Arctic to the Tropics / Ed. by L. Holtedahl, S. Gerrard, M. Njeuma, J. Boutrais. Paris: Karthala, 1999. 167- 174.

225. Bjorclund I. Sapmi becoming a nation. The emergence of a Sami national community. Tromso: Tromso University Museum, 2000.

226. Brantenberg T. The Alta-Kautokeino Conflict, Saami Reindeer Herding and Ethnopolitics // Native Power. The Quest for Autonomy and Nationhood of Indigenous Peoples / Ed. by J. Brosted. Oslo: Universitetsforlaget, 1985. 23 48.

227. Brantenberg T. Norway: Constructing Indigenous Self-Government in a Nation state // The Challenge of Northern Regions / Ed. by P. Jull & S. Roberts. Darwin: North Australian Research Unit, 1991. 66 128.

228. Brantenberg T. Paradise Lost. Anthropological and indigenous knowledge // The Power of Knowledge. From Arctic to Tropics / Ed. by L. Holtedahl, S. Gerrard, M. Njeuma, J. Bourtas. Paris: Karthala, 1999. 255 -284.

229. Brantenberg Т., Minde H. Epilogue // Becoming Visible. Indigenous Politics and Self-Government / Ed. by T. Brantenberg, J. Hansen, H. Minde. Tromso: Centre for Sami Studies, The University of Tromso, 1995. 243-247.

230. Braderstad E. G. Saami Identity in Cultural and Political Communities / Working Paper No 9. Oslo, 1997.

231. Brasted J. Sami Rights and Self-determination // Self-determination and Indigenous Peoples / IWGIA Document no 58. Copenhagen: IWGIA, 1987. 155- 172.

232. Brubaker R. National Minorities, Nationalising States and External National Homeland in the New Europe // Daedalus. 1993. Vol. 124 (2).

233. Brubaker R. Citizenship and Nationhood in France and Germany. Cambridge, Massachusetts, London: Harvard University Press, 1996.

234. Bucow W.-D. Feindbild: Minderheit. Ethnisierung und ihre Ziele. Opladen: Leske und Budrich, 1996.

235. Bulmer M., Solomos J. Introduction: Rethinking Ethnic and Racial Studies // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. No. 5. September. 819 -837.

236. Calhoun C. Nationalism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1997.

237. Castells M. The Power of Identity. Vol. II. Cornwall: T.J. International Ltd., 1997.

238. The Cobo Study a Working Definition of «Indigenous» // Simpson T. Indigenous Heritage and Self-Determination: the Intellectuall Property Rights of Indigenous people / IWGIA Document no 86. Copenhagen: IWGIA, 1997.206-207.

239. Cohen A. The Symbolic Construction of Community. London & New York: Routledge, 1995.

240. Colchester M. Sharing Power: Dams, Indigenous Peoples and Ethnic Minorities // Indigenous Affairs. 1999. No 3 4.4 - 54.

241. Daes E.I. Globalization, Intellectual Property and Indigenous Peoples // Indigenous Peoples: Resource Management and Global Rights / Ed. by Jentoft S., Minde H., Nilsen R. Delft: Eburon Academic Publishers, 2003. 67-73.

242. Davenport W. Nonunilinear Descent and Descent Groups // // Readings in Kinship and Social Structure / Ed. by N. Graburn. New York: Harper & Row, 1971.200-210.

243. Debes H. J. The Formation of a Nation: the Faroe Islands //Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995.63-84.

244. Eide A. Indigenous Populations and Human Rights: The United Nations Efforts at Mid-way // Native Power. The Quest for Autonomy and Nationhood of Indigenous Peoples / Ed. by J. Brosted. Oslo: Universitetsforlaget, 1985.196-212.

245. Eidheim H. Aspects of the Lappish Minority situation. Oslo: University of Oslo, 1990.

246. Eidheim H. Ethno-Political Development among the Sami after World War II // Sami Culture in a New Era. The Norwegian Sami Experience / Ed. by H. Gaski. Karasjok: Dawi Giiji OS, 1997. 29-61.

247. Eidheim H. On the organization of knowledge in Sami ethnopolitics // The Power of Knowledge. From Arctic to Tropics / Ed. by L. Holtedahl, S. Gerrard, M. Njeuma, J. Bourtas. Paris: Karthala, 1999.175 182.

248. Engman M. Finns and Swedes in Finland // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995. 179-216.

249. Eriksen Т. H. Us and Them in Modern Societies. Ethnicity and Nationalism in Mauritius, Trinidad and Beyond. Oslo: Scandinavian University Press, 1992.

250. Eriksen Т. H. Ethnicity & Nationalism: Anthropological Perspectives. London: Pluto Press, 1993.

251. Eriksen Т. H. Small places, large issues. An introduction to Social and Cultural Anthropology. London: Pluto Press, 1995.

252. Faist T. Transnationalization in international migration: implications for the study of citizenship and culture // Ethnic and Racial Studies. 2000. Vol. 23. No 2. 189-222.

253. Feagin J. R. Racial and Ethnic Relations. New Jersey: Prentice-Hall, Inc., Englewood Cliffs, 1984.

254. Firshing A. Die Samen, ihre Rechtsstellung in Schweden und ihre Rechtsstellung im Lichte der Indigenous Peoples weltweit. Frankfurt am Main, Berlin, Bern, Bruxelles, New York, Oxford, Wien: Lang, 2002.

255. Firth R. A note on descent group in Polynesia // Readings in Kinship and Social Structure / Ed. by N. Graburn. New York: Harper & Row, 1971. 195-200.

256. Flanagan W.G. Urban sociology. Images and Structure. Boston & London: Allyn and Bacon, 1995.

257. Flohr A. K. Fremdenfeindlichkeit. Biosoziale Grundlagen von Ethnozentrismus. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1994.

258. Francis E.K. Interethnic Relations. An Essay in Sociological Theory. New York, Oxford & Amsterdam: Elsevier, 1976.

259. Freeman J.D. On the concept of the kindred // Kinship and Social Organization / Ed. by P. Bohannan & J. Middlton. New York: Natural History Press, 1968. 255 272.

260. Friedman J. Globalization and Localization // The Anthropology of Globalization / Ed. by X. Inda, R. Rosalto. Oxford: Blackwell Publishing Ltd, 2002. 233-246.

261. Giddens A. Modernity and Self-identity. Self and Identity in the Late Modern Age. Oxford: Polity Press, 1991.

262. Gjessing G. Circumpolar social systems // Acta Arctica. Vol. XI1. Copenhagen, 1960a. 75-81.

263. Gjessing G. The disintegration of the village organization of the Sea-Saames (Sea-Lapps). Oslo, 1960b.

264. Goodenough W. A problem in Malayo-Polynesian social organization // American Anthropologist. 1955. No 57. 71 83.

265. Goodenough W. Kindred and Hamlet in Lakalai, New Britain // Ethnology. 1962. No 1.5-12.

266. Goodenough W. Componental analysis of Konkoma Lapp Kinship Terminology // Explorations in Cultural Anthropology / Ed. by W. Goodenough. New York: McGraw-Hill, 1964. 221 -238.

267. Gordon M. Toward a General Theory of Racial and Ethnic Group Relations // Ethnicity: Theory and Experience / Ed. by N. Glazer & D. Moynihan. Cambridge, Massachusets & London: Harvard University Press, 1976.84-110.

268. Gray A. The Indigenous Movement in Asia // Indigenous peoples of Asia / Ed. by R.N. Barnes, A. Gray, B. Kingsbury. Ann Arbor, Michigan: University of Michigan: 1995. 35 58.

269. Greller W. Provision and Regulation of the Sami Languages. Chippenham: Antony Rowe Ltd., 1996.

270. Grew R. Introduction // The Constructions of Minorities. Cases for Comparison Across Time and Around the World // Ed. by A. Burquere & R. Grew. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2001. 1 13.

271. Guarnizo L.E., Smith M.P. The Locations of transnationalism // Transnationalism from below / Comparative urban and community research. Vol. 6 / Ed. by M.P. Smith & L.E. Guarnizo. New Brunswick & London: Transactions Publishers, 2002. 3 32.

272. Gupta A., Ferguson J. Beyond «Culture»: Space, Identity and the Politics of Difference // The Anthropology of Globalization / Ed. by X. Inda, R. Rosalto. Oxford: Blackwell Publishing Ltd, 2002. 65 80.

273. Gutmann A. Introduction // Multiculturalism: examining the politics if recognition / Ed. by A. Gutmann. Princeton: Princeton University Press, 1994.3-24.

274. Habermas J. Struggles for Recognition in the Democratic Constitutional State // Multiculturalism / Ed. by A. Gutmann. Princenton: Princenton University Press, 1994.107 148.

275. Hannerz U. Transnational connections. Culture, people, places. London & New York: Routledge, 1998.

276. Hansen L.I. The Ethnic classification in the late 19th -century census. A case study from southern Troms, Norway // Acta Borealia. Oslo, 1991. No 2.13-56.

277. Hansen L.I. Saami Society Through Time // American Anthropologist. 1995. Vol. 97. No 1.131-133.

278. Hansen L.I. The Saami Hunting Society in Transition: Approaches, Concepts and Context // Historia Fenno-Ugrica 1. Vol. 1 / Congressus Primus Historiae Fenno-Ugricae. Oulu: Societas Historiae Fenno-Ugricae, 1996.315-334.

279. Heckmann F. Towards the Development of a Typology of Minorities // Minorities: Community & Identity / Ed. by C. Fried. Berlin, Heidelberg, New York: Springer Verlag, 1983. 9 23.

280. Heckmann F. Ethnische Minderheiten, Volk, Nation: Sociologie interethnische Beziuhngen. Stuttgart: Ferdinand Enke Verlag, 1992. 279.

281. Heckmann F. Ethnische Vielfalt und Akkulturation im Einwandergsprozess // Das Manifest der 60. Deutschland und die Einwanderung / (Hrsg.) K. Bade. Muenchen: Beck, 1994.148 153.

282. Helm J. Bilaterality in the socio-territorial organization of the Arctic Drainage Dene // Ethnology. 1965. Vol. 4. No 4. 361 385.

283. Henriksen G. The legal status of Saamiland rights in Finland, Russia, Norway and Sweden // Indigenous Affairs. 1996. No 2. 4 -13.

284. Hobsbowm E. Introduction: Inventing traditions // The invention of tradition / Ed. by E. Hobsbowm & T. Ranger. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.

285. Holy L. Anthropological Perspectives on Kinship. London: Pluto Press, 1996.

286. Horn F. Guaranteeing Linguistic Rights of Minorities: The Finnish Case // Changes in Contemporary Northern Societies / Ed. by L. Muller-Wille & L. Weber Muller-Wille / Diedut. 1997. No.7. 53 90.

287. Huss L., Lindgren A.-R. Scandinavia // Handbook of Language and Ethnic Identity / Ed. By J.A. Fishman. New York & Oxford: Oxford University Press, 1999. 300 318.

288. Hyvarinen H. Finland. Threats to the cultural autonomy of the Saami // Indigenous Affairs. 1996. No 2.14-16.

289. Ingold T. The Scolt Lapps Today. Cambridge: Cambridge University Press, 1976.

290. Ingold T. A Problem in Lappish kinship terminology / Helsingin Yliopista sociologian laitakun. No 214. Helsinki, 1977.

291. Ingold T. The Transformation of the Siida // Ethnos. Stockholm, 1978. Vol. 43. No 3-4.146-162.

292. Ingold T. Hunters, pastoralists and ranches. Reindeer economies and their transformations. Cambridge: Cambridge University Press, 1980.

293. Itkonen T.I. Suomen lappalaiset vuoten 1945. Helsinki: Werner Soderstrom Osakeyhtio, 1948. Osa I II.

294. Jenkins R. Rethinking Ethnicity. Arguments and Explorations. London: Sage Publications Ltd., 1998.

295. Jernsletten N. Sami language communities and the conflict between Saami and Norwegian // Language Conflict and Language Planning / Ed. By E. Hakon Jahr. Berlin & N. Y.: Mouton de Gruyter, 1993. 115 1327

296. Karlsson G. The Emergence of Nationalism in Iceland // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995.33 -62.

297. Kaufmann E. Liberal Ethnicity: beyond liberal nationalism and minority rights // Ethnic and Racial Studies. 2000. Vol. 23. No 6. 1086 1119.

298. Kingsbury B. «Indigenous Peoples» as an International Legal Concept // Indigenous peoples of Asia / Ed. by R.N. Barnes, A. Gray, B. Kingsbury. Ann Arbor, Michigan: University of Michigan, 1995. 13 34.

299. Kivisto P. Theorizing transnational immigrants: a critical review of current efforts // Ethnic and Racial Studies. 2001. Vol. 24. No 4. 549 -577.

300. Konstantinov Y. Field Research of Reindeer-Herding in the Kola Peninsula: Problems and Challenges // Acta Borealia. Oslo, 1996. Vol. 13. No 2. 53-68.

301. Konstantinov Y. The Northern Sea Route and Local Communities in Northwest Russia: Social Impact Assessment for the Murmansk Region // INSROP Working Paper Nol52. Vol. IY. Oslo, 1999.

302. Konstantinov Y. Pre-Soviet pasts of reindeer-herding collectives: Ethnographies of transition in Murmansk Region // Acta Borealia. Oslo, 2000. Vol. 17. No 2. 49-64.

303. Korpijaakko K. Land Ownership among the Saami of Sweden-Finland: Theory and Practice // Readings in Saami History, Culture and Language III / Ed. by R. Kvist. Umea: Center for Arctic Cultural Research, University of Umea, 1992. 79 89.

304. Korpijaakko К. Sami Land Law: Possible or Impossible? // Changes in Contemporary Northern Societies / Ed. by L. Muller-Wille. Diedut, 1993. No 7. 101-109.

305. Kuropjatnik M. Local Variants of Functioning of the Kola Saami Community // Specimina Sibirica. Vol.Y / The Arctic. Papers of an International Conference. Savarie, 1992.163 168.

306. Kuropjatnik M. Expeditions to Sami territories. A History of the studies of the Kola Sami in the 1920s 1930s // Acta Borealia. Oslo, 1999. Vol. 16. No 1. 117-124.

307. Kuropjatnik M. The Indigenous Peoples of the Barents-Region. Ethnopolitical Movements and Identity Management // Siberia and the Circumpolar North. Contributions by Anthropologists and NGOs. Vienna: University of Vienna, 2000. 36 37.

308. Kuropjatnik M. The Ter Saami according to Russian census of 1858: Ethno-social characteristics // Acta Borealia. Oslo, 2000. Vol. 17. No 2. 39 -48.

309. Kymlicka W. Multicultural Citizenship. A Liberal Theory of Minority Rights. Oxford: Oxford University Press, 1995.

310. Kymlicka W. The Sources of Nationalism // The Morality of Nationalism / Ed. by R. McKim & J. McMahn. New York & Oxford: Oxford University Press, 1997. 56-65.

311. Lapponica. Annual Catalogue. Rovaniemi, 1989.

312. Lasko L.-N. The Importance of Indigenous Influence on the System of Decision-Making in the Nation-State // Self-determination and Indigenous Peoples / IWGIA Document no 58. Copenhagen: IWGIA, 1987. 73 84.

313. Lasko L.-N. The Sami people. Kautokeino: Dawi Girji OS, 1990.

314. Levi-Strauss CI. The Elementary Structures of Kinship. Boston: Beacon Press, 1969.

315. Leman J. Indigenous and Immigrants Ethnicities: Defferences and Similarities // The Dynamics of Emerging Ethnicities: Immigrant and indigenous ethnogenesis in confrontation / Ed. by J. Leman. Frankfurt am Main, Berlin, Bern: Peter Lang, 1998. 149 161.

316. Levin M.D. Ethnicity and Aboriginality: Conclusions // Ethnicity and Aboriginality. Case Studies in Ethnonationalism. Ed. by M. Levin. Toronto: University of Toronto Press, 1993.169 179.

317. Lewellen T.C. The Anthropology of Globalization. Cultural Anthropology Enters the XXI-st Century. London: Bergin & Garvey, 2002.

318. Lexikon zur Soziologie / (Hrsg.) W. Fuchs-Heinritz, R. Lautmann, O. Rammstedt, H. Wienold. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1994.

319. Manker E. The Nomadism of the Swedish Mountain Lapps. The siidas and their migratory routes in 1945 / Acta Lapponica YII. Stockholm, 1953.

320. Manker E. The People of eight seasons. The Story of the Lapps. New York: The Viking Press, 1964.

321. Minde H., Nilsen R. Conclusion // Indigenous Peoples: Resource Management and Global Rights / Ed. by S. Jentoft, H. Minde, R. Nilsen. Delft: Eburon Academic Publishers, 2003. 297 309.

322. Munkler H. Reich, Nation, Europa. Modelle Politischer Ordnung. Weinheim: Beltz Athenaum, 1996.

323. Murdock G. P. Social Structure. New York: Macmillan, 1949.

324. Murdock G. P. Cognatic Forms of Social Organization I I Kinship and Social Organization / Ed. by P. Bohannan & J. Middlton. New York: Natural History Press, 1968. 235 253.

325. Neizen R. The Origions of Indigenism. Human rights and the Politics of Identity. Berkerley, Los Angelos, London: University of California Press, 2003.

326. Nickul K. The Lappish Nation. Citizens of Four Countries. Bloomington: Indiana University Press, 1977.

327. Niemi E. The Finns in Nortnern Scandinavia and Minority Policy // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995. 145 -178.

328. Niemi E. Sami History and the Frontier. A Perspective on Northern Sami Spatial and Rights History // Sami Culture in a New Era. The Norwegian Sami Experience / Ed. by H. Gaski. Karasjok: Dawi Girji OS, 1997. 62 -85.

329. Niemi E. Ethnonyms and Minority Policies in Norway. A Comparative Perspective on the Interwar period Fin de Siecle // Государство, религия и этносы на Севере. 700 1990 / Отв. ред. Голдин В. И., Теребихин Н. М. Архангельск: Солти, 1998. 80 - 86.

330. Nonunilineal Kinship // Readings in Kinship and Social Structure / Ed. by N. Graburn. New York: Harper & Row, 1971. 191 192.

331. Odner K. Social Processes and Values of Family Autonomy. The case of the Varanger Saami // The Ecology of Choice and Symbol / Ed. by R. Gronhaug, G. Haaland, G. Henriksen. Bergen: Alma Mater Forlag, 1991. 371 -387.

332. Oreskov K. Editorial // Indigenous Affairs. 1996. No 2. 2 3.

333. Paine R. Norwegians and Saami: Nation-State and Fourth World // Minorities and Mother Country Imagery / Ed. by G. Gold. Newfoundland: Memorial University of Newfoundland, 1984. 211 248.

334. Paine R. The claim of the Fourth World // Native Power. The Quest for Autonomy and Nationhood of Indigenous Peoples / Ed. by J. Brasted Oslo: Universitetsforlaget, 1985. 49 65.

335. Paine R. The Claim of Aboriginally. Saami in Norway // The Ecology of Choice and Symbol / Ed. by R. Gronhaug, G. Haaland, G. Henriksen. Bergen: Alma Mater Forlag, 1991. 388 407.

336. Paine R. Aboriginality, Multiculturalism and Liberal Rights Philosophy // Ethnos. 1999. Vol. 64. No 3. 325 349.

337. Paine R. Aboriginality, authenticity and the Settler world // Signifying Identities. Anthropological perspectives on boundaries and contested values / Ed. by A. Cohen. London & New York: Routledge, 2000. 77 -116.

338. Pehrson R. The bilateral network of social relations in Konkdma Lapp district // International Journal of American Linguists. Bloomington: Indiana University Research Center in Anthropology, Folklore and Linguistics, 1957. No 23 (1).

339. Pehrson R. Bilateral kin groupings as a structural type: preliminary statement // Readings in Kinship and Social Structure / Ed. by N. Graburn. New York: Harper & Row, 1971. 192 195.

340. Pelto P. Individualism in Scolt Lapp Society / Kansatieteellinen Arkisto, 16. Helsinki: 1962.

341. Pelto P. The Snowmobile Revolution: Technology and Social Change in the Arctic. Menlo Park, California: Cammings, 1973.

342. Pelto P., Mosnikoff S. Scolt Saami Ethnicity and Cultural Revival // Ethnos. 1978. No 3-4. 193-212.

343. Pennanen J., Nakkalajarvi K. (Eds.) Siidastallan. From Lapp Communities to Modern Sami Life. Oulu: Pojoinen, 2000.

344. Pentikainen J. The division of the Lapps into cultural areas // Circumpolar Problems. Habitat, Economy and Social Relations in Arctic / Ed. by G. Berg. Oxford: Pergamon, 1973. 135 151.

345. Petersen R. Home Rule in Greenland //// Self-determination and Indigenous Peoples / IWGIA Document no 58. Copenhagen: IWGIA, 1987.105-120.

346. Pietikainen S. On the Fringe: News Representations of the Sami // Social Identities. 2001. Vol. 7. No 4. 637 657.

347. Portes A., Guarnizo L., Landolt P. The study of transnationalism: pitfalls and promise of an emergent research field // Ethnic and Racial studies. 1999. Vol. 22. No. 2. 217-237.

348. Radcliffe-Brown A. R. Introduction // African Systems of Kinship and Marriage / Ed. by A. R. Radcliffe-Brown & C. D. Forde. London: Oxford University Press, 1960. 1 -85.

349. Ray A. Einwanderung in Frankreich 1981 bis 1995. Opladen: Leske-Budrich, 1997.

350. Runblom H. Immigration to Scandinavia after World War II // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995. 282 385.

351. Saifullah Khan V. Formation of consciousness // Minorities: Community & Identity / Ed. by C. Fried. Berlin, Heidelberg, New York: Springer Verlag, 1983.95- 107.

352. Sammallahti P. The Saami Languages: An Introduction. Karasjohka: Dawi Girji OS, 1998.

353. Scartezzini R. Grenzen in Europa: neue Ethnoregionale Mauern? // Kollektive Identitat in Krisen. Ethnizitat in Religion, Nation, Europa / (Hrsg.) R. Hettlage, P. Deger, S. Wagner. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1997. 182-192.

354. Schermerhorn R. A. Comparative Ethnic Relations. A Framework for Theory and Research. New York: Random House, 1970.

355. Schweitzer P. Concluding remarks // Dividents of kinship. Meanings and uses of Social Relatedness / Ed. by P. Scwhweitzer. London & New York: Routledge, 2000a. 207-217.

356. Schweitzer P. Introduction // Dividents of kinship. Meanings and uses of Social Relatedness / Ed. by P. Scwhweitzer. London & New York: Routledge, 2000b. 1 30.

357. Sergeeva E. The Eastern Sami: A short account of their history and identity // Acta Borealia. Oslo, 2000. Vol. 17. No 2. 5 38.

358. Shoji H. Language Policies and National Consciousness among the Northern Minorities // Northern Minorities Languages: Problems of Survival / Senri Ethnological Studies. 1997. No 44. 55 75.

359. Simpson T. Indigenous Heritage and Self-Determination / IWGIA Document no 86. Copenhagen: IWGIA, 1997.

360. Smith C. The Development of the Sami Rights since 1980 // Becoming Visible. Indigenous Politics and Self-Government / Ed. by T. Brantenberg, J. Hansen, H. Minde. Tromso: Centre for Sami Studies, The University of Tromso, 1995. 65-72.

361. Smith M.G. Some problems with minority concepts and a solution // Ethnic and Racial Studies. 1987. Vol.10. No 4. 341 362.

362. Spicer E. H. Persistent Cultural Systems // Science. 1971. Vol. 6. No 1. 795-800.

363. Stavenhagen R. Indigenous Rights: Some Conceptual Problems // Indigenous Peoples' Experiences with Self Government /IWGIA Document no.76. Copenhagen: IWGIA, 1994. 9 - 29.

364. Stordahl V. Ethnic Integration and Identity Management: Discourses of Sami Self-awareness // Changes in Contemporary Northern Societies / Ed. by L. Muller-Wille. Diedut,1993. No 7. 3 13.

365. Stordahl V. Identity and Saminess expressing World View and Nation / Majority-Minority Relations. The case of the Sami in Scandinavia / Diedut,1994. No 1. 57 62.

366. Stordahl V. Sami Generations // Sami Culture in a New Era. The Norwegian Sami Experience / Ed. by H. Gaski. Karasjok: Dawi Girji OS, 1997. 143 153.

367. Sorensen A. K. Greenland: From Colony to Home Rule // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995.85- 105.

368. Svensson T. Ethnicity and Mobilization in Sami Politics // Stockholm Studies in Social Anthropology. No 4. Stocholm: Stocholm University, 1976.

369. Svensson T. Culture communication and Sami Ethnic Awareness // Ethnos. 1978. No 3-4. 213-235.

370. Svensson T. Local Communities in the South Sami Region. An Important Issue in a Legal Decision Regarding Rights of Principle // The Saami National Minority in Sweden / Ed. by B. Jahreskog. Uppsala: Berg, 1982. 102-116.

371. Svensson T. The Sami and Their Land. The Sami vs Swedish Crown. A study of the legal struggle for improved land rights: the Taxed Mountains Case. Oslo: Novus forlag, 1997.

372. Taylor Ch. The Politics of Recognition // Multiculturalism: examining the politics if recognition / Ed. by A. Gutmann. Princeton: Princeton University Press, 1994. 25 74.

373. Taylor Ch. Nationalism and Modernity // The Morality of Nationalism / Ed. by R. McKim & J. McMahn. New York & Oxford: Oxford University Press, 1997.31 -55.

374. Tagil S. Ethnic and National Minorities in the Nordic Nation-building Process: Theoretical and Conceptual Premises // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995a. 8-32.

375. Tagil S. Introduction // Ethnicity and Nation Building in the Nordic World / Ed. by S. Tagil. London: C. Hurst & Co. Ltd., 1995b. 2-7.

376. Thornberry P. International and European Standarts on Minority Rights // Minority Rights in Europe: The scope for a Transnational Regime / Ed. by H. Miall. London: Pinter Publishers, 1994. 14 20.

377. Thuen T. Acculturation and ethnic survival? Some problem in the study of so-called «Norwegianized» Sami communities // Acta Borealia. Oslo, 1985. No 1 /2. 29-45.

378. Thuen T. One Community One People? Ethnicity and Demography in a North-Norwegian Community 1865 - 1930 // Acta Borealia. Oslo, 1987. No 1 /2. 65-83.

379. Thuen T. "Mixed" Descent and Ethnogenesis some comparative Considerations of Contact Situations in the North // Acta Borealia. Oslo, 1989. No 1.52-71.

380. Thuen T. Quest for Equity. Norway and the Saami Challenge. Newfoundland: Memorial University of Newfoundland, 1995.

381. Thuen T. When cultural idioms «freeze». Some consequences of objectification of Sami culture // The Power of Knowledge. From Arctic to Tropics / Ed. by L. Holtedahl, S. Gerrard, M. Njeuma, J. Bourtas. Paris: Karthala, 1999. 183- 195.

382. Thuen T. Cultural Policies on the North Calotte // Acta Borealia. Oslo, 2002. No 2. 147-164.

383. Tjelmeland H. The Battle of Northern Norwegian Identity a Historical Perspective // Государство, религия и этносы на Севере. 700 - 1990 / Отв. Ред. Голдин В. И., Теребихин Н. М. Архангельск: Солти, 1998. 86-93.

384. Turner Т. Anthropology and Multiculturalism: What is Anthropology That Multiculturalists Should Be Mindful of It? // Cultural Anthropology. 1993. No 8 (4). 411 -429.

385. Tuulentie S. "Culture alone will not put bread on the table." The many facets of the debate on the preservation of the Saami culture // Acta Borealia. Oslo, 1999. No 1. 97 116.

386. Vatonena L. The Saami in Russia today // Becoming Visible. Indigenous Politics and self-government / Ed. by T. Brantenberg, J. Hansen, H. Minde. Tromso: Centre for Sami Studies, The University of Tromso, 1995. 197-201.

387. Vermeulen H. Introduction // The Anthropology of Ethnicity. Beyond "Ethnic Groups and Boundaries" / Ed. by H. Vermeulen & C. Covers. Amsterdam: Het Spinhuis, 1996. 1 -9.

388. Vorren 0., Manker E. Lapp Life and Customs. Oxford: Oxford University Press, 1962.

389. Walzer M. The Politics of Difference: Statehood and Toleration in a Multicultural World // The Morality of Nationalism / Ed. by R. McKim & J. McMalin. New York & Oxford: Oxford University Press, 1997. 245 -257.

390. Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft: Grundriss der verstehenden Soziologie. Tubingen: Mohr, 1990.

391. Weinstock D. Kymlicka, Collective Rights and Problem of Inclusion // Integration oder Toleranz? Minderheiten als philosophisches Problem / (Hrsg.) M. Kaufmann. Miinchen: Verlag Karl Alber Freiburg, 2001. 160 — 169.

392. Whitaker I. Social Relations in a Nomadic Lappish Community / Samiske Samlinger. Bd II. Oslo: Norsk Folkemuseum, 1955.

393. Wolf E. Europe and people without history. Berkerley, Los Angeles, London: University of Kalifornia Press, 1982.

394. Yanagisako S. & Collier J. Toward a Unified Analysis Gender and Kinship // Gender and Kinship. Essays Toward a Unified Analysis / Ed. by J. Collier & S. Yanagisako. Stanford: Stanford University Press, 1987. 15 -50.

395. Zorgdrager N. Culture and Ethnic Identity: The Saami of Scandinavia // Arctic Identities. Continuity and Change in Inuit and Saami Societies / Ed. by Oosten J. & Remie C. Leiden: Universiteit Leiden, 1999. 173-217.